История средних веков. Том 1 [Коллектив авторов] (pdf) читать онлайн

КЛАССИЧЕСКИЙ
УНИВЕРСИТЕТСКИЙ УЧЕБНИК

Редакционный совет серии
Председатель совета
ректор Московского университета
В.А. Садовничий
Члены совета:
Виханский О.С., Голиченков А.К.,[Гусев M.B.J,
Добреньков В.И., Дониов АТИ^
Засурский Я.Н., Зинченко Ю.П. (ответственный секретарь),
Камзолов А.И. (ответственный секретарь),
Карпов СП., Касимов Н.С., Колесов В.П.,
Лободанов А.П., Лунин В.В.,|Аупанов О.БД, Мейер М.С.,
Миронов В.В. (заместитель председателя),
Михалев А.В., Моисеев Е.И., Пушаровский Д.Ю.,
Раевская О.В., Ремнева М.Л., Розов Н.Х.,
Салеикии A.M. (заместитель председателя),
Сурин А.В., Тер-Минасова С.Г.,
Ткачук В.А., Третьяков Ю.Д., Трухин В.И.,
Трофимов В.Т. (заместитель председателя),
Шоба С.А.

Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

ИСТОРИЯ
СРЕДНИХ ВЕКОВ
Том 1
Под редакцией С П . Карпова
6-е издание

Рекомендовано Министерством образования Российской Федерации
в качестве учебника для студентов высших учебных заведений,
обучающихся по направлению и специальности «История»

Издательство
Московского
университета

Москва
2008

Издательство
«Печатные
Традииии»

УДК 93/99(075.8)
ББК 63.3(0)4я73
И90
Печатается по решению Ученого совета
Московского университета
Редколлегия:
М.А. Бойцов, Л.М. Браеина, СП. Карпов,
А.А. Сванидзе, В. И. Уколова, Н.А. Хачатурян

Рецензенты:
кафедра истории Древнего мира и Средних веков
Московского педагогического университета
(зав. кафедрой д-р ист. наук, проф. О.Ф.КУДРЯВЦЕВ);
доктор исторических наук В.П.БУДАНОВА

И90

ISBN
ISBN
ISBN
ISBN

История Средних веков: В 2 т. Т. I: Учебник / Под ред.
С.П.Карпова. — 6-е издание. — М.: Изд-во Моск. ун-та:
Изд-во «Печатные Традиции», 2008. — 681 с. — (Классический университетский учебник).
ISBN 978-5-211-05560-5 (Т. 1)
ISBN 9 7 8 - 5 - 2 U - 0 5 5 6 4 - 3
TSBN 978-5-91561-011-7 (Т. 1)
ISBN 978-5-91561-009-4
Первый том учебника охватывает раннее и развитое Средневековье
(V—XV вв.). Написанный заново наиболее известными учеными и
преподавателями средневековой истории из МГУ и институтов Российской Академии наук, он отражает современные достижения медиевистики и дает полное представление о европейской средневековой цивилизации.
Для студентов исторических факультетов.
УДК 93/99(075.8)
ББК 63.3(0)4я73
978—5-211—05560—5 (Т. 1) © Издательство Московского
978-5—2П—05564-3
университета, 2008
9 7 8 - 5 - 9 1 5 6 1 - 0 1 1 - 7 (Т. 1) © МГУ им. MB. Ломоносова,
978—5—91561—009—4
художественное оформление, 2008

ПРЕДИСЛОВИЕ
Уважаемый читатель!
Вы открыли одну из замечательных книг, изданных в серии
'•Классический университетский учебник», посвященной 250-летию Московского университета. Серия включает свыше 150 учебников и учебных пособий, рекомендованных к изданию Учеными
советами факультетов, редакционным советом серии и издаваемых к юбилею по решению Ученого совета МГУ.
Московский университет всегда славился своими профессорами и преподавателями, воспитавшими не одно поколение студентов, впоследствии внесших заметный вклад в развитие нашей
страны, составивших гордость отечественной и мировой науки,
культуры и образования.
Высокий уровень образования, которое дает Московский униксрситет, в первую очередь обеспечивается высоким уровнем написанных выдающимися учеными и педагогами учебников и учебных
пособий, в которых сочетаются как глубина, так и доступность
излагаемого материала. В этих книгах аккумулируется бесценный
опыт методики и методологии преподавания, который становится
достоянием не только Московского университета, но и других
университетов России и всего мира.
Издание серии «Классический университетский учебник» наглядно демонстрирует тот вклад, который вносит Московский
университет в классическое университетское образование в нашей стране и, несомненно, служит его развитию.
Решение этой благородной задачи было бы невозможным без
активной помощи со стороны издательств, принявших участие в
издании книг серии «Классический университетский учебник».
Мы расцениваем это как поддержку ими позиции, которую занимает Московский университет в вопросах науки и образования.
Это служит также свидетельством того, что 250-летний юбилей
Московского университета — выдающееся событие в жизни всей
нашей страны, мирового образовательного сообщества.

Ректор Московского университета
академик РАН, профессор

/5

л
В.А. Садовничий

ПРЕДИСЛОВИЕ

П.

еред Вами новое, дополненное и расширенное издание
двухтомного учебника «История Средних веков» для студентов университетов и вузов гуманитарного профиля.
Оно охватывает, согласно принятой периодизации, историю V — середины XVII столетия. В первом томе излагается история раннего (V — середина XI в.) и развитого
(вторая половина XI — XV в.), во втором томе — позднего
Средневековья, или начала раннего Нового времени (XVI —
первая половина XVII в.). Поскольку развитие ряда стран
Европы происходило асинхронно, в ряде случаев применительно к ним общие хронологические рамки корректируются. Например, история Византии до XII в. отнесена к
раннему Средневековью, а период развитого Средневековья
в Италии, напротив, начинается не с середины XI столетия, а с рубежа X—XI вв. Разумеется, авторы понимают
условность отнесения XVI—XVII вв. к Средним векам. Но
так же условно и их отнесение к Новому времени. В современной историографии все более укрепляется тенденция
к характеристике всего периода XVI—XVIII вв. (до Французской революции) как самоценного отдельного этапа
истории.
Авторы стремились отразить в учебнике новые достижения исторической мысли и той полидисциплинарной науки о Средневековье, которая называется медиевистикой.
Как цивилизационный, так и формационный подходы не
отвергаются, а синтезируются с учетом их сильных и
слабых сторон. Естественно, все многообразие бурной
и насыщенной событиями эпохи невозможно воссоздать

ни в одном учебнике. Поэтому главной задачей было отразить важнейшие процессы и закономерности развития
средневекового общества, отдельных регионов и стран Западной Европы и Византии, включив материал, необходимый для подготовки профессионального историка. История
России, южных и западных славян, стран Азии и Африки
в Средние века по учебным планам исторических факультетов университетов изучается в виде отдельных курсов
и не включена в настоящий учебник.
Издание является пятым, существенно переработанным и измененным по сравнению с предшествующими
(1997, 2000—2003 гг.). Оно опирается и на традиции университетских учебников, заложенные выдающимися медиевистами академиками П.Г. Виноградовым, Д.М. Петрушевским, Е.А. Косминским, С.Д. Сказкиным, и на опыт
предшествующих университетских учебников, подготовленных в МГУ в 1966, 1977 и 1990 гг., и на практику преподавания в современной высшей школе. По сравнению
с изданиями 2000—2003 гг. в первом томе существенно переработаны главы 1, 2, 6, 13; написаны заново главы 3, 4,
11, § I и 6 главы 6. Все главы заново отредактированы.
Второй том не подвергался существенной переработке. Мы
стремились не дублировать материал лекционных курсов,
построенных по проблемному принципу, а заложить необходимый для усвоения курса теоретический фундамент и
фактический материал в его современной интерпретации
и в понимании школы медиевистики МГУ. Мы старались
не перегружать учебник историографической информацией,
специально изучаемой в рамках отдельного курса историографии. В концепции учебника заложена идея его непрерывного обновления и совершенствования в каждом новом
издании, с посильным учетом тех достижений и новаций,
которые определяют состояние отечественной и зарубежной науки.
В написании и подготовке учебника принимали участие
профессора и преподаватели кафедры истории Средних
веков исторического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, научные
сотрудники Института всеобщей истории и Института
славяноведения и балканистики Российской Академии наук.

Н.М. Богдановой написаны разделы «Обращение Константина», «Оформление христианской догматики. Вселенские
соборы», «Учение о спасении», «Церковь и таинства»
в главе 7; М.А. Бойцовым — § 3 в главе 6, § 1 в главе 12;
JI.M. Брагиной — § 2 в главе 6, § 1—2 в главе 13, глава 23;
В.М. Володарским — § 2 в главе 12; А.Я. Гуревичем — § 4
в главе 6, глава 15; Т.П. Гусаровой — глава 16; Е.В. Калмыковой — глава 11; СП. Карповым — предисловие, главы 9,
18, раздел «Источники по истории XI—XV вв.» в главе 2,
§ 3 в главе 13; Г. Г. Литавриным — главы 5 и 22; А.А. Сванидзе — главы 8 и 19; Л.Е. Семеновой — глава 17; В. И. Уколовой — глава 21; Н.Ф. Усковым — глава 7 (за исключением
разделов «Обращение Константина», «Оформление христианской догматики. Вселенские соборы», «Учение о спасении», «Церковь и таинства»), глава 20; И.С. Филипповым — глава 2 (за исключением раздела «Источники по
истории XI—XV вв.»), главы 3, 4, § 1, 5, 6 в главе 6;
С.Д. Червоновым и И.И. Шиловой-Варьяш — § 7 в главе 6,
глава 14,
Приложенная к учебнику библиография, составленная
О. С. Воскобойниковым, СП. Карповым и И. С. Филипповым
с учетом пожеланий авторов глав, содержит рекомендательный список основных публикаций источников и научной литературы по истории Средних веков. Автором карт
к учебнику является Т.П. Гусарова, хронологической таблицы — СВ. Близнюк. Генеалогические таблицы правящих
династий составлены М.А. Бойцовым, О.В. Дмитриевой и
СП. Карповым.
В научно-технической подготовке данного издания принимали участие О.С. Воскобойников, Е.В.Калмыкова и
КВ. Казимиренко.

Bbegemie

Глава 1
Сущность понятий «Средние века»
и «феодализм»

И,
.стория народов и государств современной Европы началась
в эпоху, условно определяемую в исторической литературе как
«Средневековье». Со времен античности понятие Европы (от семитского корня Эреб), отождествляемое с географическим определением «Запад», противопоставлялось Азии (корень Асу), или
Востоку. Термин «Европа», действительно, заключает в себе некую территориальную целостность народов и государств, история
которых обнаруживает общность экономического, социально-политического и духовного развития. Вместе с тем своеобразие ее
'западной части, отчетливо определившееся именно на этапе средневековой истории, позволяет выделить Западную Европу в качестве локальной цивилизации, существующей в рамках более
крупного цивилизационного единства, каким является Европа
в целом.
Географический смысл понятия Западной Европы не совпадает
с историческим и предполагает прибрежную полосу на западной
оконечности Евразийского континента, с мягким морским климатом.
Историческое понятие Западной Европы на этапе Средневековья

включает в себя историю таких современных государств, как Англия, Франция, Германия, Швейцария, Бельгия и Голландия, государств Пиренейского и Апеннинского полуостровов, Скандинавских стран — Дании, Норвегии, Швеции, а также Византии,
преемницы Восточно-Римской империи. Пограничное положение
последней страны и ее огромное влияние на судьбы всей европейской цивилизации предопределило принадлежность ее истории как Западу, так и Востоку.
В первые века нашей эры большая часть Западной Европы
была заселена кельтскими народами, частично романизированными и включенными в состав Римской империи; затем, в эпоху Великого переселения народов, эта территория стала местом расселения германских племен, тогда как Восточная Европа стала местом
расселения и проживания главным образом славянских народов.

н

§ 1. Содержание терминов «Средние века»
и «феодализм» в исторической науке
Содержание терминов «Средние века» и «феодализм» менялось вместе с развитием исторического знания.
Термин «Средние века* — перевод с латинского выражения
medium aevum (средний век)1 —• был впервые введен итальянскими гуманистами в эпоху Возрождения. Римский историк XV в.
Флавио Бьондо, написавший «Историю от падения Рима», пытаясь
осмыслить современную ему действительность, назвал «Средним
веком» период, который отделял его эпоху от времени, служившего гуманистам источником вдохновения, — античности. Критерием периодизации для гуманистов была «чистота» языка. С позиций
высоких достижений культуры Возрождения Средние века им виделись как период одичания и варваризации античного мира, как
время испорченной «кухонной» латыни. Эта оценка надолго укоренилась в исторической науке.
В XVII в. профессор Галльского университета в Германии
Й. Келлер ввел термин «Средние века» в общую периодизацию
всемирной истории, разделив ее на античность, Средневековье и
Новое время. Хронологические рамки периода были обозначены
им временем от разделения Римской империи на Западную и
Восточную части (завершилось в 395 г. при Феодосии I) до падения Константинополя под ударами турок в 1453 г.
В XVII и особенно XVIII в. (веке Просвещения), которые
ознаменовались убедительными успехами светского рационального мышления и естественных наук, критерием периодизации всемирной истории стало служить не столько состояние культуры,
сколько отношение к религии и церкви. В понятии «Средние
века» появились новые, по преимуществу уничижительные акценты, история этого периода стала оцениваться как время стеснения умственной свободы, господства догматизма, религиозного
сознания и суеверий. Начало Нового времени соответственно
связывалось с изобретением книгопечатания, открытием европейцами Америки, реформационным движением — явлениями,
которые существенно расширили и изменили умственный кругозор средневекового человека.
Романтическое направление в историографии, возникшее в
начале XIX в. в значительной мере как консервативная реакция
на идеологию Просвещения и систему ценностей буржуазии,
1

Отсюда и название науки, изучающей историю Средних веков, — медиевистика.
12

обострило интерес к Средневековью и на какое-то время привело
к его идеализации. Преодолеть эти крайности позволили изменения
it самом процессе познания, в способах постижения человеком
природы и общества в целом.
На рубеже XVIII и XIX вв. два методологических достижения,,
нажные для развития исторического познания, существенно углубили понятие «Средние века». Одним из них явилась идея непрерывности общественного развития, сменившая теорию круговорота,
или циклического развития, идущую от античности, и христианскую идею конечности мира. Это позволило увидеть эволюцию
западноевропейского средневекового общества от состояния упадка к экономическому и культурному подъему, начальным рубежом
которого явился XI век. Это было первое заметное отступление
от оценки Средневековья как эпохи «темных веков».
Вторым достижением следует признать попытки анализа не
только событийной, по преимуществу политической, но и социальной истории. Эти попытки привели к отождествлению термина
-•Средние века» и понятия «феодализм». Последнее распространилось во французской публицистике накануне Французской революции 1789 г. как производное от юридического термина
«феод», в документах XI—XII вв. обозначавшего земельное имущество, переданное в пользование за службу вассалу его сеньором. Его аналогом в германских землях являлся термин «лен».
История Средних веков стала пониматься как время господства
феодальной, или ленной, системы общественных связей в среде
феодалов — земельных собственников.
Существенное углубление содержания анализируемых терминов дала наука второй половины XIX столетия, достижения которой были связаны прежде всего с оформлением новой философии истории — позитивизма. Направление, принявшее новую
методологию, явилось первой наиболее убедительной попыткой
превращения истории собственно в науку. Ее отличали стремление заменить историю как занимательный рассказ о жизни героев историей масс; попытки комплексного видения исторического
процесса, включая и социально-экономическую жизнь общества;
исключительное внимание к источнику и разработке критического метода его исследования, который должен был обеспечить
лдекватное толкование отраженной в нем действительности. Разпитие позитивизма началось с 30-х годов XIX в. в трудах О. Конта
во Франции, Дж.Ст. Милля и Г. Спенсера в Англии, однако
результаты новой методологии в исторических исследованиях
сказались позже, во второй половине века. Суммируя итоги историографии XIX в., следует подчеркнуть, что чаще всего истори13

ческая мысль продолжала определять феодализм по политическим и юридическим признакам. Феодализм рисовался как особая политическая и правовая организация общества с системой
личностных, прежде всего сеньориально-вас сальных, связей,
обусловленных, в частности, потребностями военной защиты.
Подобная оценка нередко сопровождалась представлением о феодализме как системе политической раздробленности.
Более перспективными оказались попытки сопряжения политического анализа с социальным. Робкие в конце XVIII в., они
приобретают более выраженные формы в трудах французских историков первой трети XIX в., прежде всего в творчестве Ф. Гизо.
Он впервые дал подробную характеристику феодальной собственности как основы сеньориально-вассальных связей, выделив две ее
важные особенности: условный характер и иерархическую структуру, определившие иерархию в среде феодалов, а также соединенность собственности с политической властью. До историков-позитивистов, по существу, игнорировался тот слой непосредственных
производителей — крестьян, усилиями которых феодал реализовывал свою собственность. Ими было начато изучение таких важных
социальных структур феодального общества, какими являлись община и вотчина, анализ которых затронул проблему хозяйственной
и социальной жизни крестьянства.
Внимание к экономической истории привело к распространению теории, отождествлявшей феодализм с натуральным хозяйством. Развитие рыночных связей в этом случае оценивалось как
показатель новой, уже капиталистической экономики, что не
учитывало принципиальной разницы между простым товарным и
капиталистическим производством, а также неизбежной смены
при этом типа производителя — мелкого собственника на наемного рабочего. В рамках позитивизма социально-экономические
особенности Средневековья выступали не как определяющие в
системе феодальных отношений, а как данность, существующая
параллельно политико-правовому строю (феодальная раздробленность — в политическом строе, натуральное хозяйство — в экономике). Более того, внимание к социально-экономической истории часто не исключало признания определяющей роли личных
связей, объясняемой психологическими особенностями людей
этой эпохи. Стремление исследователей абсолютизировать личностный и субъективный факторы мешало комплексному пониманию феодализма.
Развитие позитивизма, с его широким спектром видения исторического процесса на экономическом, социально-политическом
и культурно-психологическом уровнях, а также с признанием
14

ткономерностей исторического развития, не могло не направить
исследователей к поиску единства в многообразии факторов.
Иными словами, позитивизм подготовил первые шаги структурного, или системного, анализа.
Одним из результатов попыток подобного рода явилась выработка исторической наукой XIX в. понятия «цивилизация». Из
двух наиболее общих параметров исторического развития — место и время — оно подчеркнуло территориальное разграничение
людских сообществ, сохраняющих свое особое «лицо» на протяжении всего периода существования. Внутреннее их единство
определялось такими характеристиками, как природные условия,
быт, нравы, религия, культура, историческая судьба. И хотя понятие цивилизаций включало в себя представление об их преходящем характере, время жизни каждой из них было временем
«долгой протяженности».
В XIX в. в исторической науке появился и структурный термин
«формация», связанный с методологией, разработанной К. Марксом. Это понятие, наоборот, раздвинуло границы человеческой
общности до масштабов планеты в целом, выделив временное деление исторического процесса, где единицей отсчета стали способ производства и форма собственности. Системный принцип
н марксистском понимании связывает последовательные уровни
общественного развития единой экономической доминантой.
И марксистской интерпретации феодализм был одним из способов
производства, в основе которого лежит собственность феодалов
на землю, реализуемая при посредстве мелкого производителя;
при этом особо подчеркивался факт эксплуатации земельным
собственником крестьянина. Монизм марксистской методологии,
к тому же сильно политизированной, не был принят в то время
большинством исследователей. Жесткая детерминированность
исторического процесса с подразделением на первичные — базисные (экономические) и вторичные — надстроечные (политические и проч.) явления, действительно, таила в себе опасность
его упрощенного понимания. В отечественной медиевистике уже
советского времени эту опасность усугубила сакрализация марксистского метода, которая закрепощала науку. Нарушалось комплексное видение исторического процесса, что приводило к чрезмерному увлечению социологическими схемами, в известном
смысле подменявшими анализ реальной жизни.
Историческое знание XX столетия существенно обогатило системный анализ, в частности применительно к феодальному обществу. Решающий импульс его развитию дала «битва за историю»,
i шатая в 30-е годы представителями французской исторической
15

науки, создавшими свое направление вокруг журнала «Анналы».
Современная историческая наука приняла важнейшие достижения социологической и философской мысли XIX в. — идеи системности и комплексности мира, и что очень важно — переоценку
роли сознания и субъективного фактора в историческом процессе и процессе познания. Новое видение мира характеризуется
преодолением традиционного противопоставления материи и духа
и признанием их нерасторжимости, взаимопроникновения. Это
позволило дать более сложное толкование понятия «производственные отношения», подчеркнувшее их неразрывную связь с
компонентами сознания, поскольку отношения в сфере производства строятся людьми, которые руководствуются при этом своими
представлениями о них.
Свойственное современным историкам «ощущение великой
драмы относительности» (по словам одного из основателей направления, Люсьена Февра) привело их к признанию множественности связей — вещных и личностных — внутри общественной
системы. Эта установка ломала механическое понимание причинности в истории и представление об однолинейности развития.
Внедрение в историческое познание идеи о неодинаковых
ритмах развития различных сторон общественного процесса существенно откорректировало представления об исторических закономерностях. Новые подходы вернули в историю человека, не
обязательно «героя» или творца идей, но обычного человека с его
обыденным сознанием.
Синтез достижений мировой и отечественной исторической
науки XX столетия позволяет сегодня дать более глубокое и полное
определение понятиям «феодализм» и «Средние века», к характеристике которых мы переходим.
§ 2. Характеристика феодализма
Понятие «феодализм», как всякое другое, принадлежит логической, а не конкретно- исторической области познания. Созданное на основе конкретных вариантов исторического развития,
оно представляет собой некий абстрактный образ социальной
системы, отразивший общую суть свойственных ей явлений и
процессов. Мера совпадения схемы и исторической реальности,
таким образом, может быть в каждом конкретном случае различна, отражая своеобразие этой реальности. Следует также иметь
в виду, что комплексный и системный подход к характеристике
феодализма как наиболее адекватное отражение современного
уровня исторического знания тем не менее не является един16

ственным подходом. В среде ученых и сейчас относительно стойки попытки свести понятие «феодализм» к какому-то одному
компоненту: личностным связям или юридическим признакам —
наиболее традиционному начиная с XIX в. представлению; к менталитету средневекового общества; к особой концепции личности,
благодаря чему феодализм оценивается как исключительно запад-'
ноевропейское явление. Каждое из представлений, отражая лишь
отдельные стороны системы, не только не объясняет механизм ее
действия, но и нуждается в объяснении собственной специфики.
Поэтому характеристика понятия требует комплексного подхода,
который предполагает анализ явления в параметрах его экономической, социальной, политической и культурной истории.
Феодальный мир как эко- и социосистема. Природа собственности

на средства и орудия труда. Основным средством производства и
основным видом богатства в доиндустриальных обществах являлась земля. При феодализме земля в виде крупной собственности
находилась в монопольном распоряжении феодалов, сосредоточивших в своих руках в силу общественного разделения труда
военную и религиозную функции.
Первая, наиболее важная особенность феодальной земельной
собственности — это реализация ее при посредстве мелких производителей — крестьян, которым феодал передавал землю в держание. Крестьянин, таким образом, являлся не собственником
обрабатываемой им земли, но лишь ее держателем на определенных условиях, вплоть до права наследственного держания. Его
экономическая зависимость от феодала реализовалась в виде ренты (отработочной, продуктовой или денежной), т.е. работы или
платежей в пользу феодала. Однако на земле, отданной ему в
держание, крестьянин вел самостоятельное мелкое хозяйство,
имея в собственности дом, скот и, что особенно важно, орудия
труда, с помощью которых он обрабатывал имеющийся в его распоряжении участок, а также запашку феодала в случае отработочной
ренты. Положение крестьянина, таким образом, принципиально
отличалось от положения как раба (тоже зависимого производителя, но лишенного средств производства, орудий труда, собственного хозяйства и личных прав), так и наемного рабочего
при капитализме (лишенного собственности на орудия и средства
производства и вынужденного продавать свою рабочую силу).
В отношениях земельной собственности обе стороны — собственник и непосредственный производитель — выступали как
взаимозаинтересованные друг в друге партнеры, хотя и неравные
по положению. Без крестьянских рук земля феодала являлась
17

мертвым капиталом, в то же время самостоятельное ведение своего мелкого хозяйства и наличие в собственности орудий труда
сообщало крестьянину известную экономическую автономность.
Последнее обстоятельство породило такую особенность в функционировании экономической системы феодализма, как внеэкономическое принуждение производителя. Степень внеэкономического принуждения была различной — от жестких форм личной
зависимости (отсутствие свободы в праве наследования или брака, иногда прикрепление к земле, продажа крестьян, физические
наказания) до подчинения судебной власти феодала и ограничений в политических правах на общегосударственном уровне
(сословная неполноправность). В системе феодальных отношений внеэкономическое принуждение являлось средством, с помощью которого феодал реализовывал собственность в виде ренты.
Оно отражало специфику этой системы, механизм которой не
действовал без политического принуждения. Здесь следует искать
одно из объяснений той роли, какую играл политический фактор
в феодальной системе, составляя ее своеобразие по сравнению с
капитализмом, для функционирования которого оказалось достаточным чисто экономическое принуждение, и общество позволило
себе выдвинуть лозунг политического равенства.
Роль внеэкономического принуждения, связанная с первой
особенностью феодальной земельной собственности, определила
ее вторую особенность: соединение собственности с политической
властью. Обладание земельными собственниками политической
властью в больших или меньших размерах — судебной, финансовой, административной, военной — обеспечивало им возможность осуществлять внеэкономическое принуждение.
Третьей особенностью феодальной земельной собственности
являлись ее условный характер и иерархическая структура. В эволюции земельной собственности (в западноевропейском ее варианте) первой формой стал аллод — безусловная и наследуемая
собственность; ее сменила промежуточная и быстротечная форма —
бенефиций, условная собственность, получаемая за военную службу пожизненно. Бенефиций в свою очередь был заменен самой
развитой формой — феодом (или леном); он представлял собой
наследственную условную земельную собственность, связанную
с несением вассалом военной службы и выполнением некоторых
других обязательств в пользу вышестоящего сеньора. На основе
такого реального и юридического разделения собственности сложилась иерархическая структура (т.е. несколько уровней соподчинения) среди земельных собственников, связанных вассальноленными отношениями. Условный характер собственности явился
18

результатом естественного процесса внутренней консолидации
слоя феодалов, которая помогла ему осуществлять монополию на
землю.
Эта особенность была более отчетливо выражена в обществах,
где частный сектор в земельном фонде преобладал над государственным. В восточной модели феодализма верховным собственни-ком на землю являлось государство, в отличие от западной модели,
где государь располагал лишь номинальным правом верховной
собственности. Это не исключало на Востоке наличия частных
нладений, однако позиции их оказывались слабыми: земельная
собственность частных владельцев обычно была подконтрольна
государству; сами они ограничены в политических правах, социальная иерархия и система вассально-ленных связей развиты недостаточно. Государственные крестьяне, будь то в западном или
иосточном варианте феодализма, могли сохранять личную свободу,
оставаясь зависимыми по земле, их община продолжала автономное
существование, хотя и под контролем государства. Рента, уплачиваемая крестьянами, совпадала с государственным налогом.
Внеэкономическое принуждение, нераздельность земельной
собственности с политической властью, более или менее развитые
вассально-ленные отношения — все это объясняет исключительную роль личностных связей в обществе: патроната, коммендации
и др., которые вуалировали вещную основу этих связей.
Проблема феодальной собственности не исчерпывается харакi-еристикой только земельной собственности феодала и собственности крестьянина на орудия труда. По мере развития феодального, по преимуществу аграрного, общества в экономике возрастало
значение ремесла. Именно прогресс в области ремесла определил
и конечном счете перспективу развития феодального общества в
целом и переход к новой общественной системе с крупным производством — капитализму. Мелкое производство существовало
как уклад в других общественных системах с социальным неравенством (свободный крестьянин и ремесленник в античности
или свободный крестьянин и мелкий ремесленник-кустарь при
капитализме), однако только в условиях феодализма мелкое производство являлось господствующей формой и основным структурообразующим элементом экономики.
Собственность при феодализме имела корпоративный характер.
Эта особенность определялась уровнем развития общества и незащищенностью человеческой личности перед лицом природы и социальных трудностей: слабость индивида компенсировалась силой
коллектива. Однако коллектив накладывал ограничения на личность, которая могла осуществлять свои права на собственность
19

в силу принадлежности к корпорации — коллективу: крестьянин — право на держание и собственность на орудия труда в
рамках сельской общины, феодалы — свою условную собственность в рамках вассальных связей своей общности — корпорации, ремесленник и купец — свое право на труд и собственность
на орудия труда в рамках цеха или гильдии, уставу которых они
подчинялись.
Социальная структура общества. Корпоративизм общества на-

шел своеобразное отражение в его социальной структуре, которую
отличало сложное переплетение классового и сословного деления. Понятие «класс» имеет прежде всего экономическое содержание, оно определяет место той или иной общности людей в
производстве и ее отношение к собственности на средства производства и орудия труда. Этому понятию в строгом смысле соответствовали в феодальном обществе только два противостоящих и
связанных между собой класса — феодальные земельные собственники и зависимое крестьянство. Сословия же отличал в первую
очередь социально-правовой, юридический статус, хотя в конечном счете и он был связан с отношением к собственности, а также
с общественной функцией группы (и, следовательно, в большей
или меньшей степени зависел от классового деления). Так, принадлежность к классу крупных земельных собственников определяла господствующее и привилегированное положение феодалов
в обществе, независимо от юридического статуса его сословий —
духовенства и дворянства, на которые изначально распадался
класс феодалов. Крестьянство выполняло в обществе важнейшую
функцию его кормильца и смогло к концу Средневековья несколько улучшить свой юридический статус, но в целом последний отличался не столько правами, сколько ограничениями. Городское
сословие, добившееся автономии от земельных собственников и
известного политического признания в обществе, тем не менее не
смогло уравнять себя с господствующим классом. Однако оно
поднялось выше класса крестьянства, отчего его нередко называют «средним», или «третьим» классом феодального общества.
Условность подобного определения объясняется крайней социальной неоднородностью этого сословия.
В средневековом обществе сословное деление выглядит более
подвижной и активной системой, нежели классовое. Процесс самоопределения общественных групп в рамках класса мог проходить одновременно с его возникновением или в ходе его эволюции
(группа мелкого и среднего дворянства Англии, ориентированного
на хозяйственную, а не военную функцию и претендующего на
самостоятельную политическую роль в обществе; боярство и дво20

рянство в России, располагавшие разными видами земельной
собственности; чиновное дворянство во Франции, оформившееся
благодаря аноблированию выходцев из городского сословия, позднее — «дворянство мантии»). Кстати, этот процесс не всегда заиершался оформлением особого юридического статуса, т.е. обра-,
юванием сословия в собственном смысле слова.
Сословия утверждали свои права и привилегии в письменных
хартиях, воспроизводя и закрепляя корпоративизм в сфере социально-политической жизни средневекового общества. Средневековый человек реализовывал свои юридические и политические
права, право собственности или право на труд в экономической
жизни через сословную общность, по принадлежности к ней.
Корпоративизм собственности и юридического статуса были характерной особенностью не только феодального, но всех обществ
доиндустриального периода. Западноевропейский вариант развиi ия дал пример выраженного институционального и юридического
оформления этой особенности, а впоследствии и решительного
разрыва с ней в капиталистической структуре с ее принципами
свободной частной собственности и свободы личности.
Организация пространства. Безусловное преобладание в феод;шьном обществе аграрных занятий, особенно на ранних этапах
его развития, предопределило по преимуществу сельскохозяйственную организацию его пространства, главными компонентами
которого были поля, луга и пастбища, огороды и сады. Основным
иидом поселений являлись деревни, с их невысокой застройкой,
не нарушающей линию горизонта. Их дома служили не только
жильем, но и комплексом, рассчитанным на производственные
нужды (содержание скота, место хранения кормов и зерна). Разнообразие в эту организацию вносили географические условия:
природный ландшафт, горы и равнины, леса и реки, а также климат, почвы, которые влияли на тип расселения (компактные деревни или хутора), виды полей, специализацию хозяйственных
(снятий — земледелие, скотоводство, виноградарство и т. д.
Вертикаль как дело рук человеческих и архитектурная деталь
ландшафта, нарушившая его монотонность, появилась со строиюльством феодальных замков в ГХ—XI вв., когда материалом для
них стал камень, а не дерево, со строительством романских и затем
готических церквей с колокольнями, но особенно с процессом
массовой застройки городов в XI—XII вв.
Города изменили внешний вид и размеры поселений. Каменные стены обеспечивали защиту от внешнего врага; приток насе1КЧ1ИЯ побуждал надстраивать дома, плотно тесня их друг к другу.
21

Более продуманная внутренняя планировка, вызванная потребностями экономической и политической жизни города, а также требованиями гигиены, постепенно ставшие факторами, регулирующими организацию городского пространства, сменила первоначально хаотическую застройку внутри городских стен.
Развитие техники не только открыло новые возможности земли как основного средства производства, но более радикально,
чем аграрные занятия, преобразило ее природный облик. Хозяйственно-технический и архитектурный ландшафт, таким образом,
отражал социальную и экономическую эволюцию феодального
общества.
Социальные институты. Вотчина и община. Оформление фео-

дальной собственности на землю привело к существенным изменениям в хозяйственной и социальной жизни общества. Если в
условиях родоплеменного строя и генезиса феодализма главным
хозяйственным и социальным организмом являлась община, то с
конца VIII в. (в ряде регионов в XI в.) в Западной Европе складывается вотчина {сеньория во Франции, манор в Англии). Она
концентрировала в себе все средства, необходимые для реализации крупной земельной собственности (хозяйственная функция),
взимания ренты и внеэкономического принуждения (социальная
функция). Вотчина, т.е. комплекс крупной земельной собственности, делился на господскую часть — домен — и землю, отданную в держание крестьянам. Домен включал усадьбу сеньора
(жилые и служебные постройки), лес, луга и сеньориальную запашку, размер которой зависел от форм ренты, а также от хозяйственной активности феодала. В соответствии с системой землепользования и плодородностью земли сеньориальные пахотные
земли могли лежать чересполосно с крестьянскими наделами
(мансами во Франции, гуфами в Германии). Как хозяйственный
организм вотчина способствовала интенсификации труда и развитию производительных сил, организуя простую кооперацию на
барщинных работах, расчистку и внутреннюю колонизацию земель, внедрение новых хозяйственных методов и культур. При
этом она в известной мере обеспечивала экономическую устойчивость крестьянского хозяйства, гарантируя ему защиту от поборов
государства и личную безопасность под покровительством сеньора
в условиях феодальной раздробленности.
Хозяйственная роль вотчинника менялась по мере развития
феодализма и эволюции форм ренты. С переходом к продуктовой
и денежной ренте феодалы могли свернуть собственную запашку,
раздав резерв пахотных земель в крестьянские держания. В этих
условиях возрастает экономическая значимость крестьянского
22

хозяйства, способного благодаря усовершенствованию условий
труда, способов обработки земли и повышению производительности труда произвести как необходимый, так и прибавочный
продукт в виде продуктовой или денежной ренты. Усиление экономической роли крестьянства сопровождалось его освобождением
от тяжелых форм личной зависимости. В условиях эксплуатации
существовал определенный баланс взаимоотношений феодала и
крестьянина, который обеспечивал жизнеспособность последнего
как производящей силы общества, однако он нередко нарушался.
Насилие со стороны феодала могло вызвать разрушение крестьянского хозяйства и протест вплоть до восстаний. Таким образом,
хозяйственная и созидательная роль вотчины тесно связана с ее
социальной функцией как организации по присвоению ренты, регулирующей административную и правовую жизнь крестьянства.
С утверждением вотчины как главного социального и хозяйственного организма феодального общества крестьянская община
не была уничтожена. Вотчина надстроилась над общиной, подавив собственным административным и судебным аппаратом ее
политико-юридические функции, но продолжала сосуществовать
с ней как с первичной хозяйственной организацией, регулирующей главным образом крестьянские отношения по земле — использование общинных угодий, порядок севооборота. Этой стороной своей деятельности община в известной мере влияла и на
хозяйственную жизнь вотчинника. Утрата прежней социальной
роли вызывает «исчезновение» общины из источников на ранних
'этапах эволюции феодализма. Однако позже, с усилением экономической роли крестьянского хозяйства и личным освобождением
крестьян, община сумела частично возродить свои социальные и
политико-юридические функции. В ряде стран (Франция, Италия,
Испания) община смогла получить статус коллективного юридического лица, образовав сельскую коммуну с правом выборного
управления. Сельская коммуна осуществляла контроль за пользоианием общинными угодьями, сбором ренты и судебной деятельностью вотчинника, организуя, таким образом, противостояние
крестьян феодалу и вводя во взаимоотношения с ним договорное
правовое начало, регулируемое письменной хартией. Полученные
нрава позволяли общине выйти за рамки вотчины и обратиться
с коллективной жалобой в государственные суды. Следует иметь
в виду, что статуса коммуны смогли добиться далеко не все общины, многим из них пришлось довольствоваться только частью
политико-юридических прав.
Средневековый город. В триаде важнейших компонентов социильной жизни феодального общества особое место занимал город.
23

Будучи плотью от плоти этого общества, именно город стал решающимфактором его эволюции. Импульсы, идущие от этого
социального организма, объединившего в себе формы экономической, политической и духовной жизни, обозначили перспективы
развития общества в целом. Как центр ремесла и торговли город
демонстрировал свою феодальную природу в мелком характере
производства и торговли, сословно- корпоративном характере собственности (ремесленные цеха и купеческие гильдии), в причастности феодальной ренте в ее сеньориальной или централизованной (государственные налоги) форме, наконец, во включенности
города в систему феодальных связей (город как коллективный
вассал или коллективный сеньор). Вместе с тем именно городу
общество было обязано теми решающими сдвигами в развитии
техники, которые обеспечили ему инициативу в переходе к мануфактурному производству.
Привилегии и вольности, обретенные западноевропейским городом, создали горожанам статус особого сословия; как таковое
оно участвовало в органах сословного представительства на общегосударственном и местном уровнях. Политическое признание
горожан способствовало выработке в обществе новой системы
ценностей, в которой права человека не определялись исключительно его наследственной принадлежностью к привилегированным сословиям. В городах, добившихся самоуправления, появилась коллективная выборная власть в противовес авторитарному
и иерархическому миру духовных и светских феодалов.
Наконец, в городе возникли особые формы культуры и духовной жизни, которые способствовали секуляризации сознания,
развитию опытного и рационального знания. Возникшие в городах университеты стали центрами не только образованности, но и
свободомыслия. Оформление в Западной Европе на рубеже Средних веков и раннего Нового времени новой идеологии гуманизма
и культуры Возрождения было неразрывно связано с городской
жизнью и культурой.
Политическая, государственная и правовая организация феодаль-

ного общества. Политическая организация феодального общества
прошла в своем развитии несколько этапов. В условиях переходного периода и генезиса феодальных отношений существовали
политические образования в виде, как правило, недолговечных
варварских королевств и раннефеодальных государств. В них были
сильны пережитки так называемой «первобытной демократии»;
королевская власть располагала весьма ограниченными принудительными возможностями. На этом этапе Западная Европа знала
и попытки образования крупных полиэтнических, но непрочных
24

имперских объединений, претендующих, подобно франкской
империи Карла Великого, на преемственность по отношению
к погибшей Западной Римской империи.
С утверждением феодальных отношений в X—XII вв. и развитием феодальной раздробленности политическая власть сосредоточивалась в руках крупных земельных собственников — князей,
герцогов, графов, часто лишь номинально объединенных слабой
иластыо монарха и реализующих в своих землях тот же авторитарный принцип власти (каждый барон — король в своих владениях).
На этом этапе оформляется важная особенность политической
структуры феодального общества: разделение политической власти
на власть в центре (общегосударственную или территориальную)
и на местах — в лице земельного собственника. С развитием феод;1льного общества усложняется природа местной власти благодаря
оформлению автономности города, церковных корпораций или
сословных групп.
В дальнейшем королевская власть начинает борьбу с полицентризмом; там, где она брала верх, возникают централизованные
государства. В условиях централизации зарождается новая форма
феодальной монархии с органами сословного представительства.
Монарх на этом этапе централизации претендовал на полноту
иерховной власти, но часто не располагал необходимыми средствами для ее реализации, тогда как сословия стремились удержать свою автономию. Центральная власть была вынуждена идти
па диалог с общественными силами, который воплощался в органах сословного представительства на общегосударственном уровне
(английский парламент, испанские кортесы, французские Генеральные штаты, шведский ригсдаг и т.д.) или местном уровне,
;i также в органах самоуправления. Политическая мысль подкрепляла право сословий на участие в политическом управлении, утверждая принцип: «Что касается всех, должно быть одобрено всеми».
Гхли центральная власть опережала в своем усилении процесс
консолидации сословий, она ограничивала их активность или
могла вообще парализовать ее. Так случилось в Византии, сумевшей, в отличие от Западной Римской империи, сохранить свою
государственность при переходе к Средневековью. В условиях
сильной власти монарха Византия не знала института сословного
представительства и городских свобод.
Полицентризм в Италии исключил возможность консолидации сословий на общегосударственном уровне, в масштабах всего
Апеннинского полуострова, однако активность горожан здесь
привела к созданию нетрадиционных для Средневековья республиканских форм политического устройства (города-республики).
25

В Германии централизация сложилась также лишь на локальном,
но не на общенациональном уровне, что обеспечило силу провинциальных органов сословного представительства — ландтагов.
На этапе позднего феодализма оформляется абсолютная монархия. Новая форма государства предполагает более высокий
уровень централизации, увеличение властных полномочий монарха — наличие под его контролем административного аппарата,
армии и налогов. Специфическая расстановка социальных сил и
острая борьба между ними, связанные с разложением феодальных
и возникновением новых, буржуазных отношений, позволяли монарху играть роль верховного арбитра и не только претендовать,
но и осуществлять «абсолютную» власть. Победа авторитарного
принципа власти чаще всего сопровождалась свертыванием или
даже ликвидацией органов выборной представительной власти на
общегосударственном, а иногда и местном уровне.
На всех этапах развития феодального общества сосуществовали
в противоречивом единстве свойственные государству две функции — насилия и порядка. Осуществление насилия было связано
главным образом с интересами господствующей корпорации земельных собственников. Государственное право (источником
формирования которого служили обычное право, законодательство
и римское право) обеспечивало феодалам монополию на земельную собственность, а также статус знатности и «благородства»,
связанный с особыми политическими и юридическими привилегиями. Через посредство государства распределялись поступающие
в казну налоги от податного населения в пользу господствующего
слоя (служба в армии, государственные должности, пенсии). Государственное насилие могло в ряде случаев служить также интересам элиты городского сословия — патрицианско-бюргерской
верхушки горожан, не справляющейся собственными силами
с городской оппозицией.
В качестве гаранта мира и правопорядка по отношению к обществу в целом монарх вступал в диалог с различными социальными силами, что расширяло социальную базу власти. Формы
этого диалога могли быть различными: органы сословного представительства, королевский суд с правом апелляции к нему, подтверждение центральной властью документов правотворчества
податных сословий (городских хартий и городского законодательства, хартий сельских общин). В реализации государственной политики обе функции тесно переплетались. Это, в частности,
объясняет антигосударственную направленность многих восстаний, а также нередкие факты временной «вертикальной» солидарности в них различных общественных сил (общий протест
против налогов, злоупотреблений чиновников, централизаторских
26

усилий монархии, нарушавших автономию и привилегии отдельных
общественных групп или крупных феодалов).
Духовная жизнь общества. Средние века были временем господства мировых религий — буддизма, ислама на Востоке, христианства в Европе. В связи с этим в Европе церкви — римскокатолическая, греко-православная и на позднем этапе феодализма
протестантские — стали ведущими в духовной и социально-политической жизни. Христианская церковь в Западной Европе оказыиала огромное влияние на духовную жизнь общества, формируя
его религиозное сознание и способствуя развитию культуры —
письменности, литературы, философии, архитектуры и изобразительного искусства. Вплоть до XII в. именно церковь являлась
главной хранительницей античного культурного наследия — этого
решающего фактора западноевропейской культуры, которое она
неизбежно приспосабливала к своим потребностям. Христианская
религия способствовала созданию и укреплению цивилизационного единства Европы, приобщая европейские народы к новым
ггическим ценностям. Вместе с тем церковь являлась крупным
»емельным собственником (в ее распоряжении находилась примерно треть земельного фонда в каждой из западноевропейских
стран), а также главной идеологической силой феодального общества, санкционируя феодальные порядки. Христианская религия тем не менее не монополизировала сознания средневековых
людей. Оно определялось сосуществованием светских и религиозных начал, веры и разума, в котором обе стороны влияли друг на
друга и трансформировали культуру, идеологию и обыденные
представления.
Заметными вехами в процессе укрепления рационального и
опытного знания стали схоластика и распространение аристотелизма (XI—XIV вв.) и, далее, зарождение гуманизма. Новая идеология, провозгласившая культ земной жизни человека, новую
систему ценностей, подготовила наиболее решительный разрыв
с традиционными религиозными ценностями в культуре Просвещения.
§ 3. Периодизация эпохи Средневековья
в Западной Европе
Согласно периодизации (неизбежно условной), принятой мировой и отечественной наукой, у истоков Средневековья в Западной Европе стоит крушение во второй половине V в. Западной
Римской империи. Встреча двух миров — античного греко-римского и варварского (германского, кельтского, славянского) —
27

стала началом глубокого переворота, который открыл новый,
средневековый период в истории Западной Европы. Для истории
Византии началом Средневековья считается IV век, когда Восточная Римская империя обрела свою столицу — Константинополь
и обособилась.
Сложнее выглядит в науке решение вопроса о рубеже между
Средними веками и Новым временем. В зарубежной историографии их границей обычно считают середину или конец XV в., связывая его с такими явлениями, как изобретение книгопечатания,
завоевание Константинополя турками, открытие Америки европейцами, начало Великих географических открытий и колониальных захватов. С точки зрения общественных изменений этот
рубеж фиксирует начальные стадии смены систем — феодальной
на капиталистическую. В недавнем прошлом отечественная наука
отодвигала начало Нового времени к концу XVIII в., относя его
к Французской буржуазной революции и беря в расчет вариант
более длительного вызревания новой системы и более решительного разрыва со старым. В практике преподавания пока принято
считать условным концом Средневековья первую буржуазную революцию общеевропейского значения — английскую революцию
1640—1660-х гг., положившую начало господству капитализма
в Западной Европе и совпавшую с окончанием первой общеевропейской Тридцатилетней войны 1618—1648 гг. Эта периодизация
принята в данном учебнике.
Необходимо отметить и новые тенденции в современной отечественной науке, которые вносят существенные коррективы
в проблему периодизации. Это прежде всего стремление исследователей развести понятия «Средние века» и «феодализм». Их
отождествление в конце XVIII в., как отмечалось выше, явилось
серьезным достижением исторического познания, сделавшего первый заметный шаг к признанию социальной истории. Новая тенденция привела к попыткам отнести верхнюю хронологическую
границу Средневековья к концу XV — началу XVI в. Подобные
новации объясняются не формальным желанием унифицировать
периодизацию с западной историографией, но новым уровнем
исторического познания. Историческая наука в конце XX столетия
выработала более уравновешенный и гибкий синтез «структурной»
и «человеческой» истории, который стал возможным благодаря
переоценке роли сознания и социально-психологического фактора
в общественном процессе, а также восстановлению в правах событийной истории. Все это позволяет иначе посмотреть на такие
события рубежа XV—XVI вв. в Западной Европе, как гуманизм
и Реформация или Великие географические открытия. Получив
28

импульс от глубинных и потому гораздо менее подвижных изменений в общественной жизни, именно эти явления вызвали такие сдвиги в сознании и духовных ценностях, которые создали
новый образ мира, означавший решительный разрыв со Среднеиековьем.
В тесной связи с отмеченной новацией в среде отечественныхмедиевистов утверждается стремление выделить «переходные периоды» в качестве особых этапов, если и не самодостаточных, то
имеющих собственные законы развития1. Современные ученые
приводят, в частности, убедительные аргументы в пользу самоценности переходного периода XVI—XVII вв., который получил
название «раннего Нового времени».
Историю Средневековья для Западной Европы принято делить
на три основных периода, отличавшихся разным уровнем соци;и1ьно-экономического, политического и культурного развития.
I. Конец V — середина XI в. — период раннего Средневековья,
когда феодализм только складывался как общественная система.
'-Это предопределило крайнюю сложность социальной ситуации, в
которой смешивались и трансформировались общественные
группы античного рабовладельческого и варварского родоплемениого строя. В экономике господствовал аграрный сектор, превалировали натурально-хозяйственные отношения, города сумели
сохранить себя как экономические центры преимущественно
it районе Средиземноморья, которое являлось главным узлом торговых связей Востока и Запада. Это было время варварских
и раннефеодальных государственных образований (королевств),
несущих на себе печать переходного времени.
В духовной жизни временный упадок культуры, связанный
с гибелью Западной Римской империи и натиском языческого
бесписьменного мира, постепенно сменялся ее подъемом. Решающую роль в нем сыграли начавшийся синтез с римской культурой
и утверждение христианства. Христианская церковь в этот период
оказывала решающее воздействие на сознание и культуру общества, в частности регулируя процесс усвоения античного наследия, модифицируя обычаи «варварских» народов.
II. Середина XI — конец XV в. — период расцвета феодальных
отношений, массового роста городов, развития товарно-денежных
отношений и складывания бюргерства. В политической жизни
и большинстве регионов Западной Европы после периода фео1
Интерес к ним в нашей науке имеет давние традиции: А.И. Неусыхин
в 1960-е годы положил начало представлению о «дофеодальном периоде» как
некоем особом феномене.

29

дальной раздробленности формируются централизованные государства. Возникает новая форма государства — феодальная монархия с сословным представительством, отразившая тенденцию
к усилению центральной власти и активизации сословий, в первую
очередь городского.
Духовная жизнь идет под знаком развития городской культуры,
которая содействует секуляризации сознания, становлению рационализма и опытного знания. Эти процессы были усилены формированием культуры Возрождения, идеологии раннего гуманизма.
Ш, XVI—XVII вв. — период позднего феодализма или начала
раннего Нового времени. Экономическая и социальная жизнь характеризуется процессами разложения феодализма и генезиса
раннекапиталистических отношений. Острота социальных противоречий вызывает крупные антифеодальные общественные
движения с активным участием широких народных масс, которые будут содействовать победе первых буржуазных революций.
Оформляется третий тип феодального государства — абсолютная
монархия. Жизнь общества определяли раннебуржуазные революции, поздний гуманизм, Реформация и контрреформация.
XVII век явился переломным в развитии естественных наук и рационализма.
Каждый из этапов открывался и сопровождался крупными передвижениями народов по территории Европы и вне ее: в IV в.,
VI—VII вв. — движение гуннов, германских и славянских племен; экспансия скандинавских народов, арабов и венгров на
рубеже первого и второго этапов, крестовые походы западноевропейцев на Восток и в Восточную Европу в XI—XIII вв, и, наконец, колониальные захваты западноевропейцев на Востоке,
в Африке и в Америке в XV и XVI вв. Каждый период открывал
перед народами Европы новые горизонты. Обращает на себя внимание все убыстряющийся темп развития и сокращение временной протяженности каждого последующего этапа.

§ 4. Историческое место западноевропейского феодализма
и цивилизационные особенности региона
Сегодня «феодализм» в наиболее обобщенном значении этого
понятия предстает перед нами как закономерный этап в ходе всемирно-исторического процесса, обеспечивший существенное
продвижение человеческого общества по пути прогресса. Восхождение было противоречивым и неоднозначным. Периоды подъема
сменялись застоем и упадком, человечество платило высокую цену
за прогресс жертвами войн, эпидемий и неурожаев, насилия.
30

Неизбежные на этом пути отступления и потери сопровождались
парными обретениями во всех сферах жизни — экономической,
социальной, политической и культурной.
Возможность прогресса была обеспечена самой системой, в
которой основной производитель владел орудиями труда и имел
более высокий, чем у раба и колона, социальный статус.
Западноевропейское Средневековье внесло свой неповторимый и особый вклад во всемирно-исторический процесс. Хотя
европейская цивилизация в целом отличается преемственностью
(она унаследовала от античной Римской империи, в частности,
один из важнейших факторов своего единства — христианскую
|>елигию), только в Западной Европе имел место синтез, т.е. прямое
ti шимодействие римских и варварских (германских, кельтских и др.)

начал. Западная Европа испытала на себе сильное воздействие
позднеримского общества — с развитыми государственными, праиовыми структурами, отношениями неравенства в наиболее грубой форме — рабства, с высокоразвитой культурой. Синтез ускорил становление новых общественных отношений и государств
е|>сдневековой Западной Европы и сообщил ей исходную динамику,
которая составила вторую отличительную черту развития этого
региона в масштабах всемирно-исторического процесса. Тому же
способствовал и тип германской общины, которая в сравнении со
славянской общиной отличалась большей свободой в проявлении
индивидуального начала. Отмеченные особенности стали вполне
очевидными в период с XI по XV в., позволив Западной Европе
обогнать более развитые в начальный период средневековой исюрии страны Востока. Решающим условием успеха на этом этапе
послужило развитие города в его особых, характерных только для
Стадной Европы формах. Динамика развития содействовала более быстрому преодолению средневековой замкнутости и традиционной повторяемости форм жизни. Она обеспечила Западной
Европе мировое первенство при переходе к капитализму и позволила осуществить колониальную экспансию на Восток и в Новый
("вет.
Отставание отдельных регионов или стран в масштабах Западной Европы сравнительно быстро преодолевалось благодаря так
называемому «вторичному синтезу», т.е. усвоению достижений
{юлее развитых стран или римского наследия странами бессингезного генезиса феодализма на новом витке их развития. Возможность подобного явления обеспечивали тесные связи и взаимодействие внутри западноевропейской общности, которые можно
считать еще одной важной особенностью этой цивилизации.
Западная Европа уже на этапе Средних веков явила миру исключительный опыт общественного развития — консолидации
31

сословий и их социально-политической активности, создавших
известное равновесие во взаимоотношениях общества и государства. Эта активность была реализована, в частности, в системе
сословного представительства. Последняя была общеевропейским
феноменом, однако именно в Западной Европе представительные
учреждения стали действенным органом политической жизни, заложив основы европейского парламентаризма Нового времени.
Они оказались способными к этому главным образом благодаря
силе городского сословия.
Население Западной Европы исповедовало христианство; его
религиозную и в целом духовную жизнь в течение многих веков
почти безраздельно направляла католическая церковь с центром в
Риме. В Византии и принявших от нее веру странах господствовало православие. Католическая и православная церкви имели
расхождения догматического характера, однако обе ветви христианства, в отличие, например, от буддизма, стимулировали более
деятельное отношение к земному миру как творению Бога.
Наконец, в Западной Европе была выработана концепция
личности, основанная на началах рационализма, разработанной
системе права и идеалах гуманизма.
Отдаленная от нас во времени средневековая история существует не только в памяти народов Западной Европы. Их современная жизнь связана с ней многими живыми нитями. В средневековую эпоху возникло большинство европейских народов,
городов и государств, зародились и оформились национальные
языки, культура и национальный характер. Социальный и политический средневековый опыт заложил основы современных парламентов, западноевропейского демократического и правового
общества. Высокие образцы литературы и искусства, философской, политической, исторической мысли и сегодня питают европейскую культуру и духовную жизнь. Готическая и романская
архитектура, органически вошедшие в архитектурный ансамбль
западноевропейских городов, и сегодня являют зримый образ
средневековой эпохи. Живая связь времен сообщает средневековой истории не только академический интерес, побуждая в особенностях прошлого искать ответы на проблемы современной
жизни. Последнее обстоятельство делает медиевистику не только
интереснейшей, но и актуальной областью исторического знания.

Глава 2
Источники по истории
Средних веков V—XV вв.

п,

.од историческим источником понимается все созданное в
процессе человеческой деятельности или испытавшее ее воздействие. Исторический источник неисчерпаем. Проблема в том, как
извлечь и правильно истолковать содержащуюся в нем информацию.
Классификация средневековых источников. Применительно к

Средневековью целесообразно выделить пять типов источников,
различающихся по формам фиксирования социальной информации:
I) природно-географические, т.е. поддающиеся непосредственному
изучению данные о ландшафте, климате, почвах, растительности
и других компонентах окружающей среды, как подвергшихся воздействию человеческой деятельности, так и просто важных для
понимания ее конкретно-географической специфики; 2) этнографические, представленные дожившими до наших дней старинными технологиями, обычаями, обликом жилищ, костюмом, кухней,
стереотипами мышления, фольклором; 3) вещественные, к которым
относятся уцелевшие материальные реликгы прошлого, в том числе
добытые археологией: постройки, орудия труда, домашняя утварь,
средства транспорта, оружие и т.д.; 4) художественно-изобразительные, отразившие свою эпоху в художественных образах, запечатленных в памятниках архитектуры, живописи, скульптуры и
прикладного искусства; 5) письменные, каковыми считаются любые тексты, записанные буквами, цифрами, нотами и другими
знаками письма.
В принципе лишь сочетание данных всех типов источников
позволяет составить всестороннее представление о средневековом
обществе. Однако в практической работе медиевиста они играют
неодинаковую роль. Хотя лучше всего сохранились, естественно,
памятники недавнего прошлого, вещественные источники имеют
наибольшее значение при изучении раннего Средневековья, относительно бедного текстами и произведениями искусства. Фольклорные и другие этнографические источники, напротив, наиболее
важны для изучения позднего Средневековья, так как, за редкими
исключениями, при передаче информации по памяти более или
33

менее точно сохраняются реалии и представления лишь сравнительно близкой нам эпохи. Главными же для всех периодов Средних веков и почти для всех аспектов истории являются источники
письменные, причем с течением времени в связи с распространением грамотности и улучшением условий хранения рукописей их
количество, разнообразие и информативность возрастают.
Средневековые письменные источники уместно разделить на
три класса: 1) нарративные (повествовательные), описывающие
реальную или иллюзорную действительность во всем богатстве ее
проявлений и в относительно свободной форме; 2) нормативные,
отражающие не только существующую правовую практику, но и
волю законодателя, стремящегося эту практику изменить, а также
упорядочить общественные отношения, систематизировать социальные ситуации и градации; к числу этих источников относятся
наряду с законодательными актами публичные предписания негосударственного происхождения: местные обычаи, постановления церковных соборов, уставы монастырей, ремесленных цехов,
университетов и т.д.; 3) документальные, фиксирующие отдельные
моменты преимущественно социально-экономической, социально-юридической и социально-политической жизни посредством
специальной, во многом формализованной лексики. В рамках
нарративных источников постепенно, особенно в эпоху Возрождения, складывается особый класс научной литературы, где описание явлений уступает место раскрытию их сущности при помощи
теоретического анализа. Несколько раньше от нарративных памятников обособляется художественная литература, отображающая
действительность путем обобщения явлений в художественных
образах.
Названные классы письменных источников подразделяются на
виды. Так, среди нарративных источников выделяют исторические
повествования, специально освещающие ход политических по
преимуществу событий; разнообразные агиографические сочинения,
рассказывающие о подвижничестве и чудесах святых; памятники
эпистолярного творчества; проповеди и всевозможные наставления;
до определенного времени также научная литература, представленная всевозможными трактатами. В свою очередь они могут
быть поделены на многочисленные разновидности. Например,
среди исторических сочинений Средневековья различают анналы,
хроники, биографии, генеалогии и так называемые истории, т.е. посвященные какому-либо конкретному событию или отрезку времени «монографии». Хроники делят на всемирные и местные,
прозаические и стихотворные, церковные и светские, последние —
на королевские, городские, семейные и т.д.
34

Будучи удобной в работе, эта классификация, разумеется, достаточно условна. Ведь монета или исписанный пергаменный свиток
могут рассматриваться одновременно как источник вещественный, художественно-изобразительный и письменный. Средневековые нарративные источники нередко включают в себя тексты
документов, а последние — пространные экскурсы повествовательного характера. Инструкцию правомерно считать и нормативным и нарративным источником. Отнесение источника к тому
или иному разряду определяется спецификой информации, получаемой при анализе его с той или иной точки зрения.
Общая характеристика средневековых источников и методов их

изучения. По сравнению с источниками по истории античности
или Нового времени средневековые тексты обладают определенными особенностями. В силу малого распространения и в целом
низкого уровня грамотности в Средние века к письму обращались
относительно редко, что проявилось, в частности, в небольшом
количестве сохранившихся надписей (столь важных для изучения
античности). Культура Средневековья, особенно раннего, была
ft значительной мере устно-ритуальной, так что информация
it основном передавалась по памяти.
Такое положение вещей было во многом связано с языковой
ситуацией. В Средние века было не так уж мало стран, где писали
на языке, понятном большинству населения. Так обстояло дело
it Византии, Болгарии, Сербии, на Руси. В Скандинавии, Англии,
Уэльсе и Ирландии писали как на родном языке, так и на латыпи. В мусульманской Испании она сосуществовала с арабским.
Но в других частях Европы письменным языком была почти исключительно латынь, малодоступная кому-либо, кроме образованных людей, даже в романских странах и совсем недоступная
в Германии, Венгрии и славянском мире. В результате между жи»ым разговорным языком и языком письменным существовал
разрыв, сказавшийся на стиле, терминологии и самом характере
использования текстов. Определенный разрыв существовал и
it Византии, где литературные произведения нередко создавались
на архаизированном языке, подражающем языку античной классики. Положение стало меняться только во второй период Средневековья, когда появляется все больше сочинений и документов
на народных языках. К XV в. в большинстве европейских стран
они уже преобладают, однако в некоторых областях общественной жизни (дипломатия, религия, наука) латынь сохраняет свои
позиции вплоть до Нового времени. Кроме того, в ряде стран латынь сосуществовала сразу с двумя народными языками — местным и чужеземным (французский язык в Англии XII—XIV вв.,
35

английский язык в Ирландии с конца XII в., немецкий язык в
Венгрии, Чехии, Прибалтике с ХШ в. и т.д.).
Современную науку интересуют самые разные аспекты жизни
средневекового общества, в том числе те, которые создатели источников освещать не собирались либо по идейным соображениям, либо потому, что они казались им слишком банальными и
недостойными внимания. Технология производства, уровень доходов и цен, социальная структура, внутрисемейные отношения,
повседневная жизнь, мировосприятие народных масс — все это и
многое другое крайне редко находит непосредственное отражение
в источниках. Искомые сведения присутствуют, как правило, в виде
скрытой информации (запечатленной помимо воли автора), уловить которую бывает совсем непросто.
До недавнего времени источниковедение различало внешнюю
и внутреннюю критику источника, т.е. анализ рукописной традиции, стиля, формуляра текста, и, с другой стороны, анализ его
смыслового содержания. Однако современное источниковедение
основывается на комплексном, целостном изучении памятника.
Например, изучение эволюции формуляра документа проливает
свет на развитие общественных процессов, а исследование содержания текста нередко становится решающим при определении
его достоверности, датировке и т.д.
Незаменимую помощь в интерпретации источника как продукта определенной социокультурной среды оказывают неписьменные
источники и изучающие их вспомогательные исторические дисциплины: историческое ландщафтоведение, археология, этнография, ономастика (изучающая имена собственные, в том числе
географические названия), искусствознание, нумизматика и др.
Не менее важно хорошо знать средневековые реалии, ориентироваться в исторической географии, генеалогии, геральдике, хронологии, метрологии, титулатуре, а также в церковной топике (т.е.
системе типичных, часто употребляемых образов и выражений),
догматике и литургии. Рассмотрение источников в их историческом контексте следует сочетать с изучением их рукописной традиции в рамках многовековой истории архивных и библиотечных
фондов. Это предмет таких специальных дисциплин, как археография, занимающаяся выявлением и введением в научный оборот древних текстов; кодикология, изучающая рукописную книгу
в целом; палеография, исследующая древнее письмо как таковое;
дипломатика, анализирующая документы с точки зрения их подлинности, типичности и т.п.; сфрагистика (иначе сигимография),
изучающая печати.
36

Надежным средством познания прошлого остается апробироилиный многими поколениями ученых метод сочетания данных
1>л шичных видов и классов источников, которые, освещая общеСТВО как бы с разных сторон, не просто дополняют, но и корректируют друг друга. В последние десятилетия в связи с развитием
междисциплинарных исследований этот метод получил дополнительный импульс. Широко проникают в медиевистику количестнсмные методы анализа источников, историческая информатика,
I частности подготовка электронных изданий источников, словарей, справочников, создание различных баз данных.
Источники по истории V—XI вв. Раннее Средневековье харакюризуется переходом от античности и варварства к феодализму.
Это эпоха господства натурального хозяйства, слабых торговых и
культурных связей между странами и областями, весьма примитивной государственности, низкой грамотности и растущей клерикаПнзации общества. Все это отразилось на текстах того времени.
В раннее Средневековье большинство населения Западной и
Южной Европы жило по старым римским законам, постепенно
приспособляемым к меняющейся действительности. В VI в. по
распоряжению византийского императора Юстиниана I они были
кодифицированы. Это законы римских императоров II — начала
VI в. (так называемый «Кодекс» Юстиниана), «Новые законы»
{Новеллы) самого Юстиниана, систематизированные высказывания наиболее авторитетных юристов античности (так называемые
Ли гесты, или Пандекты), а также краткий учебник права, известный как Институции. Все вместе они составили обширный свод,
получивший в XII в. название «Корпус юрис цивилис» — «Свод
гражданского права». Тогда же, в XII в., оформился и так называемый «Корпус юрис каноници» — «Свод канонического права»,
побравший в себя постановления вселенских и отчасти поместных соборов и другие важнейшие акты церковного законодательства; последнее, помимо собственно церковных дел, регулировало
гакже многие сферы повседневной жизни верующих. Поскольку
(аконодательная комиссия Юстиниана отбирала те древние законы, которые сохраняли значение, не только «Новеллы», но и
иесь «Свод гражданского права» является ценным источником по
истории VI в. В дальнейшем в Византии этот памятник неоднократно перерабатывался, послужив основой для всего раннесредиевекового византийского законодательства («Эклога» 726 г., «Ваi илики» 886—912 гг. и др.).
На Западе, исключая Италию, «Свод» Юстиниана почти не был
ишестен до XI—XII вв., когда в условиях оживления товарно37

денежных отношений и усиления королевской власти началась
так называемая рецепция (т.е. перенимание и усвоение) римского
права. До этого западноевропейские юристы пользовались более
ранним сводом римских законов —- «Кодексом» императора Феодосия П (438 г.). На его основе в начале VI в. в некоторых варварских королевствах были составлены юридические компиляции,
предназначенные для романского населения («Римский закон
вестготов» и др.). Оно и в дальнейшем придерживалось римских
правовых норм, превращавшихся постепенно в обычай. Римское
право оказывало определенное влияние и на формирующееся королевское законодательство.
Германские, кельтские и славянские народы, обосновавшиеся
на территории бывшей Римской империи, сохранили свои древние обычаи, передававшиеся изустно из поколения в поколение
и менявшиеся очень медленно. Образование у них государств, а
также тесное соприкосновение с «римлянами», имевшими письменные законы, вызвали необходимость в фиксации этих обычаев на письме. Результатом явились записанные с конца V в. по
начало IX в. судебники германских народов, известные в нашей
медиевистике как «правды» (Бургундская, Вестготская, Салическая и т.д.). На Британских островах в связи с замедленными
темпами развития такие судебники были составлены позднее,
в VII—XI вв.; в Скандинавии по той же причине — в XII—XIII вв.,
причем в обоих случаях на народных языках, в отличие от континентальных судебников, записанных на латыни.
Представляя собой запись действующих правовых норм, варварские «правды», однако, не были вполне адекватны древним
обычаям. Составители записывали далеко не все из них, фиксируя в основном штрафы и другие наказания за различные преступления и проступки; производя отбор, они вносили в текст и
некоторые добавления и изменения, отражающие складывание
нового общественного строя и государства. Тем не менее ранние
редакции правд сохранили важнейшие нормы древнего обычного
права; в этом плане особый интерес представляет «Салическая
правда». Древнеирландские законы, дошедшие до нас в заметно
более поздних рукописях, запечатлели еще более архаичные правовые представления.
Из добавлений и поправок к «правдам» постепенно выросло
королевское законодательство. Наиболее значительным его памятником являются капитулярии франкских королей (от латинского слова capitula — главы, на которые подразделялся текст), обретшие свою классическую форму на рубеже VIII—IX вв. Сочетая
в себе черты публичного, т.е. государственного, и частного, т.е.
38

иотчинного, права, капитулярии содержат разнообразнейшую информацию о хозяйстве, социальном строе, политических институтах, военном деле, церкви, школе и т.п.
Церковное законодательство представлено постановлениями
поместных соборов, проводившихся с IV в. В VIII в. во франкском государстве епископы начинают издавать распоряжения;
адресованные священникам и призванные регулировать жизнь
приходов; их иногда называют епископскими капитуляриями.
К ним примыкают так называемые покаянные книги (пенитенциалии) — одобренные церковными властями перечни вопросов,
которые священник должен был задавать прихожанам на исповеди, в сочетании с перечнями наказаний, предусмотренных за те
или иные прегрешения. Ранее всего (VII—VIII вв.) покаянные
книги появились в Ирландии и в Испании. Внутренняя жизнь
монастырей определялась монастырскими уставами; наиболее
известны уставы св. Бенедикта (VI в.) и св. Колумбана (VII в.).
По сравнению с законодательными источниками, доступными
исследователю истории практически всех стран Европы той эпохи, документальные источники распределяются по регионам
очень неравномерно, что объясняется как неодинаковой изначальной распространенностью документации в разных странах,
гак и неодинаковой ее сохранностью. В Северной и Центральной
Европе к письменному оформлению сделок и распоряжений стали прибегать (притом изредка и в основном по инициативе государства и церкви) только на исходе раннего Средневековья; до
УГОГО деловые соглашения заключались при помощи торжественных ритуализированных процедур на народных собраниях в присутствии значительного числа свидетелей. На территории бывшей
Римской империи составление документов (называемых чаще
нсего грамотами, а также хартиями, актами) оставалось достаточно
привычным делом. Однако внешние факторы, например захват
арабами Испании и Сицилии или турецкое завоевание Византии,
порой приводили к гибели архивов, ломали сложившееся публичное делопроизводство и, что касается упомянутых стран, почти
полностью лишили нас раннесредневековой документации. Недолговечность папируса, на котором в основном писали в то время, также препятствовала сохранению документации. В значительном количестве она уцелела (благодаря особым климатическим
условиям) только в Египте; немногочисленными, в несколько десятков единиц, памятниками представлены также Италия и Галлия. От VIII в. до нас дошли сотни документов (теперь уже на
пергамене), преимущественно из Италии, прирейнской и придупайской Германии и Северо-Восточной Франции, от IX—X вв. —
39

также из других районов Франции, из Испании и Англии. В XI в.
количество западноевропейских документов измеряется уже многими тысячами. Подавляющее большинство их происходит из
церковных архивов и сохранилось не в подлинниках, а в копиях —
как правило, включенных, иногда с сокращениями и вставками
(интерполяциями), в специальные сборники — так называемые
картулярии (от латинского carta ~ грамота). Почти все документы
этой эпохи написаны на латыни.
Делопроизводственные документы раннего Средневековья закрепляли разнообразные, хотя и не все существовавшие тогда
правоотношения. Они фиксировали постановления королевских,
реже княжеских судов, личные распоряжения и пожалования монархов (так называемые дипломы), акты дарений, купли-продажи,
обмена и предоставления в держание земли, оформляли завещания, вступление в зависимость, а также некоторые процедуры
церковной жизни: избрание аббатов, освящение церквей и т.д.
Лучше всего сохранились грамоты, удостоверяющие законность
смены земельного собственника. Акты о вступлении в зависимость, арендные договоры, довольно быстро терявшие значение,
берегли меньше; сделки с движимым имуществом, долговые обязательства, решения по уголовным делам и т.д. сравнительно редко
подлежали тогда фиксации на письме как недостаточно важные
в глазах современников.
Грамоты составлялись по определенным образцам — формулам. В абстрактной форме, без упоминания конкретных имен,
дат, географических названий, чисел в них излагалось существо
дела: дарение земельного участка, освобождение раба и т.п. Отражая типичные правоотношения, формулы как источник по социально-экономической и социально-политической истории очень
ценны; иногда (например, приминительно к вестготской Испании) наличие сборника формул отчасти компенсирует утрату
настоящих документов. Но в целом благодаря своей конкретности
(а порой и отступлениям от образца) грамоты, тем более комплексы грамот, неизмеримо богаче информацией. Это важнейший
источник по истории экономики, общественного строя, политических институтов, верований, по хронологии, ономастике, географии, генеалогии.
Наряду с документами делопроизводства в распоряжении историка раннего Средневековья имеются документыинвентарные,
представленные главным образом описями церковных поместий.
Науке известно несколько их десятков (в основном французских,
немецких и итальянских), созданных с VI по XI в. Называют их
обычно полиптиками, что по-гречески означает «многолистные»,
40

i.e. попросту книги. В большинстве своем это перечни крестьянских держаний, как правило, с указанием местонахождения и
причитающихся с них повинностей, иногда также имен и социального статуса держателей и членов их семей. Эти и некоторые
другие данные, содержащиеся в полиптиках, давно сделали их
классическим источником по истории раннефеодальной вотчины.
I) последние годы они активно используются также при изучении
демографии, истории поселений и даже народной культуры. Сохранились также описи библиотечных собраний и религиозных
реликвий, важные для изучения культуры и верований.
Раннесредневековые нарративные источники весьма разнообразны. До нас дошли, разумеется, далеко не все сочинения, со>данные в ту эпоху. Очень немногие из них пользовались даже
региональной, тем более общегосударственной известностью;
(юльшинство авторов довольствовались изготовлением одного,
доступного весьма ограниченному кругу лиц экземпляра, судьба
которого зависела от множества случайностей (войн, пожаров
И т.д.), а также перипетий политической и религиозной борьбы,
В ходе которой расправлялись не только с людьми, но и с книгами.
Дороговизна пергамена также мешала сохранности раннесредневековых сочинений, поскольку нередко старый текст соскабливали,
чтобы освободить место для нового (так называемые палимпсесты).
Среди историографических сочинений раннего Средневековья на
первое место следует поставить «истории» — крупные произведения, посвященные серии значительных и в основном современных автору политических событий. Примером может служить
«История войн Юстиниана» византийского историка Прокопия
Кесарийского (VI в.), написанная в традициях классической
античной историографии. Несколько иной характер имеют западноевропейские «истории» того времени: «История франков» Григория Турского (VI в.), «Церковная история народа англов» Беды
Достопочтенного (VIII в.), «История народа лангобардов» Павла
Диакона (VIII в.) и др. Они создавались в рамках позднеантичпой христианской традиции, делавшей упор на изложение истории от сотворения мира. Текущие события занимают центральное место и здесь, но они лишь венчают пространные повествопания о давних временах, построенные на Библии, сочинениях
предшественников и устных преданиях. Из таких повествований
иозник жанр хроники, представляющий собой соединение оригинального рассказа о современных и хорошо известных автору
событиях в одной стране (княжестве, городе) с компилятивным
и схематичным очерком «мировой» истории предшествующего
периода.
41

Наряду с историями и хрониками средневековая историография представлена также биографиями (например, «Жизнь Карла
Великого» Эйнгарда, начало IX в., «Жизнь короля Альфреда» Ассера, начало X в.) и анналами — погодными записями наиболее
важных событий. Анналы являются достаточно краткими, сухими, внешне беспристрастными перечнями малосвязанных между
собой основных вех политической и церковной жизни, пришедшихся на тот или иной год. Большинство анналов называются по
монастырям и кафедральным соборам, в которых они создавались. Расцвет западноевропейской анналистики приходится на
VIII-X вв.
Важным источником по истории раннего Средневековья являются агиографические сочинения: жития реальных и полуреальных
людей, причисленных церковью к лику святых, описания их подвижничества, мученичеств, видений и чудес. Создание большинства из них относится к периоду христианизации (в Галлии это
IV—VI вв., в Германии — VII—VIII вв. и т.д.), а также на время
крупных потрясений внутри самой церкви, например на эпоху
иконоборчества в Византии (VIII—IX вв.). События, о которых
повествуют агиографы, следуя определенному принятому трафарету, иногда вымышлены, однако они сообщают и о тех людях,
которых знали лично, в том числе о крупных политических деятелях (например, о канцлере Людовика Благочестивого аббате
Бенедикте Анианском, о «крестителе Скандинавии» гамбургском
епископе Ансгарии). Кроме того, даже самые неправдоподобные
жития содержат огромное количество побочной и потому достаточно достоверной информации по истории материальной культуры и экономики, социальных и политических конфликтов,
права, быта и нравов, верований, а также по исторической географии и генеалогии. Будучи наиболее читаемым, а главное, пропагандируемым с церковной кафедры жанром раннесредневековой литературы, агиография ценна также для изучения духовной
культуры простого народа. С этой же точки зрения значительный
интерес для медиевиста представляет церковная проповедь. Поясняя сложные места из Библии, внедряя в сознание паствы христианские заповеди, рассказывая о подвигах и благодати праведников,
проповедник должен был, дабы сделать свою речь доходчивой
и действенной, учитывать кругозор и умонастроение прихожан
и поэтому приводил примеры из их жизни, апеллировал к их
представлениям о мире, справедливости, добре и зле. При работе
с этим источником главная проблема — отделить реальные штрихи
от общих мест (топосов).
42

Публицистика в рассматриваемую эпоху еще не выделилась
II самостоятельный жанр и была как бы растворена в историографии, а также в посланиях (ценных как источник и по другим аспектам истории — от экономики до философии) и особенно
и трактатах, имевших часто открыто дидактический характер.
Таковы, например, трактат «О дворцовом и государственном
управлении», написанный реймсским архиепископом Гинкмаром
для короля Карла Простоватого (конец IX в.), и трактат «Об управлении империей», адресованный византийским императором
Константином VII Багрянородным своему сыну Роману (середина X в.)- Подобные наставления интересны не только как памятники общественной мысли, они содержат важные сведения
о государственном строе, внешней политике, соседних народах,
взаимоотношениях внутри господствующего класса и т.д. По-своему
прагматичны и многие другие, неполитические трактаты. Так,
«Христианская топография» византийского купца Косьмы Индикоплова (VI в.) рассказывает об облике и богатствах заморских
стран, о торговых путях, ведущих в эти страны; «Установление для
мирян» орлеанского епископа Ионы (начало IX в.) имеет целью
привить франкской знати христианские нормы бытового и публичного поведения; анонимный английский трактат начала XI в.
«Обязанности различных лиц» служит наставлением вотчинникам
и вопросах хозяйствования и в отношениях с вассалами. Интерес
представляют и другие типы трактатов, в том числе богословские
(наиболее многочисленные), притом для изучения не только религии, но и культуры, права, повседневной жизни. Несколько более
академичны общие и специальные энциклопедии того времени,
например «Этимологии» Исидора Севильского (начало VII в.),
«О Вселенной» майнцского архиепископа Рабана Мавра (начало
IX в.), византийские «Геопоники» (середина X в.), представляющие собой сумму агрономических и агротехнических знаний. Эти
сочинения содержат интересный, иногда уникальный материал
но самым разным вопросам; ценность его, однако, снижается тем,
что их создатели нередко основывались не на современных свидетельствах, а на сообщениях наиболее чтимых древних авторов.
Будучи не всегда оригинальными, произведения раннесредневековых писателей являются именно поэтому важным источником
по истории образованности и культуры в целом, так как позволяют понять, что читали изучаемые авторы и их современники, что
и в каком виде сохранило общество из классического наследия.
М ногое в этом плане может дать и анализ (качественный и количественный) рукописной традиции, ведь подавляющее большинство
43

сочинении античных писателей дошло до нас именно в раннесредневековых списках, как византийских, так и западноевропейских.
С этой же точки зрения целесообразно подходить и к художественной литературе этой эпохи, по крайней мере «ученой» латиноязычной литературе, нередко также подражательной. Из нее
можно почерпнуть сведения о многих сторонах придворной, военной, социально-политической, а иногда и хозяйственной жизни;
кроме того, сама тематика и стиль этой литературы, ориентация
на определенную (чаще всего античную или библейскую) систему
художественных образов проливают свет на культурное развитие
общества.
Принципиально иной облик свойствен народной литературе
раннего Средневековья, тесно связанной с фольклором и представленной по преимуществу героическими песнями и сказаниями, создававшимися уже на народных языках. Таковы немецкая
«Песнь о Хильдебранте» и английский «Беовульф», дошедшие в
списках IX—X вв., немецкая «Песнь о Нибелунгах», французская
«Песнь о Роланде», исландские саги, сохранившиеся в записях и
обработке XI—XIII вв. Однако в целом это произведения раннего
Средневековья, отражающие реалии и мышление этого периода.
Эти памятники служат очень ценным, иногда незаменимым (как
саги) источником по самым разным вопросам и рисуют нам живую, красочную картину общества.
Источники по истории XI—XV вв. Прогресс производительных

сил, рост городов, формирование централизованных государств,
наступление нового этапа в истории культуры в период развитого
феодализма сказались и на характере источников. Их становится
намного больше, появляются новые виды, усложняется структура,
Углубление общественного разделения труда, развитие товарноденежных отношений требовали более детального юридического
оформления договоров и сделок, а совершенствование аппарата
управления, расширение его функций повлияли на официальное
делопроизводство.
Дипломатика различает акты публичные и частные. К числу первых относятся грамоты и дипломы императоров, королей,
сеньоров, обладавших суверенными правами, городских коммун,
а также глав церковного управления — римских пап, патриархов
и епископов. К грамотам нередко привешивались печати, по
названию которых иногда именовали и сам документ. В Византии,
например, императорские пожалования в виде грамоты с золотой
печатью назывались хрисовулами («златопечатным Словом»), а в
папской канцелярии, где использовались свинцовые печати, —
буллы, сами «апостольские послания» стали именовать буллами.
44

К частным актам относят документы, составленные нотариями —
лицами, получившими специальное юридическое образование и
обладавшими особым статусом, который давался им императорами, королями или папами. Нотарии составляли документы по
строго определенным образцам для каждого типа актов. В случае
нарушения условий сделки пострадавшая сторона могла представить нотариальный акт в суд как официальный документ для
тяжбы. Нотариальными актами оформлялись купля-продажа имущества, долговые обязательства, сдача в аренду, контракты по
транспортировке грузов и фрахт судов, заключение коммерческих
соглашений и образование торговых обществ, завещания, дарения, отпуск на волю рабов и т.д. Нотариальные акты дошли до
нас в основном в виде копий или кратких записей {минут) в составе картуляриев, сдаваемых для хранения в городские архивы.
Богатейшими собраниями актов располагают, например, архивы
Италии. Институт нотариата получил наибольшее распространение в XII—XV вв. в странах Средиземноморья.
С конца XIV в. дорогостоящие для заказчиков нотариальные
акты начинают вытесняться частными записями, не имевшими
юридической силы. Их распространению содействовали торговые
компании с развитой системой внутреннего делопроизводства.
Компании и банки, а также отдельные купцы использовали для
учета движения капиталов и товаров книги бухгалтерской отчетности (счетные книги). Постепенно, с середины XIV в., эти счетные
книги, основанные на наиболее совершенной для того времени
бухгалтерской системе, с взаимопроверяемыми статьями дебета и
кредита, стали использоваться и в финансовой практике итальянских республик (Флоренции, Генуи, Венеции) и других государств
Западной Европы. Для ориентации в сложном мире коммерции
создавались руководства по ведению торговли, с информацией
0 конъюнктуре на всех известных рынках Европы и Леванта. Наиболее известна из них «Практика торговли» флорентийца Франческо Балдуччи Пегологти (первая половина XIV в.).
Важными источниками по истории хозяйства являются земельные описи и кадастры (переписи населения, уплачивавшего
1 итоги), составляемые с фискальными целями. К ним относятся,
например, английская «Книга Страшного суда» (1086) — материалы всеобщей поземельной переписи королевства, произведенной
с целью определить возможности налогообложения на территории Англии, налоговые (поочаговые) списки, появившиеся во
Франции при Филиппе IV Красивом (1285—1314), Флорентийский
Кадастр 1427 г. Византийские земельные описи назывались практиками. Они составлялись либо в связи с передачей земельному
45

собственнику определенных владений с правом сбора налогов
в свою пользу, либо в связи с очередной кадастрской ревизией.
В основном сохранились монастырские практики.
Большим разнообразием отличаются нормативные источники
периода развитого феодализма. Подъем городов, складывание городского самоуправления требовали правовой регламентации как
внутригородской жизни, так и отношений с феодальными сеньорами. На основе договоров с последними, местных обычаев и рецепции римского права формируется собственно городское право,
отраженное в городских хартиях и статутах. Одной из наиболее
древних является хартия, пожалованная французским королем
Людовиком VI городу Лорису (Орлеане) в первой половине XII в.
По ее образцу давались многие другие хартии, оформлявшие ограниченные городские привилегии на землях королевского домена.
Статуты итальянских городов, нередко объединяемые в большие,
веками составлявшиеся своды, как, например, «Книга прав Генуэзской Республики», предусматривали гораздо более широкие
свободы, оформляли независимость городов-коммун от феодалов
и автономию от императорской власти, регламентировали все
стороны хозяйственной жизни. Помимо городских статутов существовали статуты цехов, торговых корпораций, университетов,
уставы монастырей. Первым европейским цеховым статутом была
византийская «Книга эпарха» X в. — сборник постановлений,
касающихся торгово-ремесленных коллегий Константинополя
(см. гл. 5). Цель составления «Книги эпарха» заключалась в детальном правительственном регулировании и контролировании
деятельности коллегий, лишенных хозяйственной самостоятельности. Иной характер имели цеховые статуты западноевропейских
городов XIII—XV вв., оформлявшие создание и функционирование самоуправляемой цеховой общины с присущей ей социальной
иерархией мастеров, подмастерьев и учеников. К ним относятся,
например, «Книга ремесел города Парижа» XIII в., многочисленные
уставы цехов германских городов (Кёльна, Любека, Франкфурта

п д,р.) XIV-XV вв.

В XIII—XV вв. составляются записи феодального обычного
права, действовавшего в отдельных областях и провинциях Западной Европы. К ним относятся французские кутюмы, немецкие
зерцала, испанские фуэрос. Эти памятники хорошо отражают
специфические формы феодальной земельной собственности, структуру господствующего класса, характер эксплуатации крестьян,
местные особенности административного управления и судопроизводства. Некоторые кутюмы, особенно южнофранцузские, испытали значительное влияние норм римского права. Наиболее
46

известны «Кутюмы Бовези» — запись права Северо-Восточной
Франции (конец XIII в.), «Саксонское зерцало» (начало XIII в.),
с характерным разделением права на ленное (только для лиц феодального СОСЛОВИЯ) И земское (для неблагородных, но лично своГюдных). Права низших сословий, в том числе зависимых крестьян,
и этом законодательстве не фиксировались. К этой же категории
источников относится и право государств крестоносцев на Востоке — «Иерусалимские ассизы», также распадающиеся на «Книги
Лссиз Высшего Суда» и «Книги Ассиз Суда горожан», а также
-Ассизы Романии», составленные в Морее, на Пелопоннесе, на
рубеже XIII и XIV вв. Первоначально «Ассизы Романии» были не
официальной, а частной судебной компиляцией. Кодификация
их была произведена Венецианской республикой в XV в.
Наряду с записью кутюмов в государствах Европы развивалось
и королевское (императорское) законодательство: ордонансы во
Франции и Англии, привилегии, патенты и мандаты в Священной Римской империи. Византийское право в это время по-прежнему основывалось на нормах Юстинианова права. Различные
юридические компиляции (Прохирон и Василики конца IX в.,
Мира XI в., «Шестикнижие» фессалоникийского судьи XIV в. Константина Арменопула) лишь систематизировали и комментировали
это право, а также несколько модернизировали его. Императорские законы в Византии назывались новеллами. В XI—XV вв. они
чаще всего издавались в виде жалованных грамот.
Новые виды источников появляются в период становления
сословной монархии. Это парламентские акты и статуты в Англии, протоколы заседаний Генеральных и провинциальных штаГОВ во Франции, акты германских имперских собраний, решения
кастильских и арагонских кортесов и т.д. Протоколы судебных
решений и заседаний непосредственно отражают различные стороны имущественных и социальных отношений, позволяют пронерить эффективность и направленность действующего законодательства. В XIII—XV вв. наряду с королевскими и городскими,
;i также вотчинными судами появляются специализированные
судебные магистратуры, рассматривающие определенный род дел.
К ним относится, в частности, венецианский апелляционный суд
по торговым искам. Акты специальных судебных комиссий (например, инквизиции) содержат важные сведения по политической
МСТОрИИ, истории социальной борьбы и народно-еретических движений.
Стремление к систематизации знаний, хозяйственного опыта
прииело к умножению такого вида источников, как трактаты. Они
"мштывают почти все сферы науки и общественной практики:
47

от математики и астрономии до политики, военного дела и земледелия. В ряде теологических трактатов, например в «Сумме теологии» Фомы Аквинского (XIII в.), изложены, помимо прочего,
средневековые экономические теории. Трактат английского аббата
Неккама «Об утвари и орудиях труда» (коней XII в.) детально рисует картину крестьянского хозяйства.
Среди нарративных источников XI—XV вв. наиболее важны
исторические сочинения — анналы, хроники и истории. В XII—
XIII вв. анналы, особенно церковные, с их схематизмом и локальностью интересов, все более вытесняются хрониками, авторами которых нередко были светские люди. Хронисты XII—XV вв.
обладали несравненно большим кругозором, чем их предшественники — анналисты. С XIII в. они нередко писали свои сочинения не на латыни, а на народных языках. Хроники отличаются
большей детальностью описания событий, их авторы не просто
регистрировали факты, но и стремились дать им собственную интерпретацию. Для хронистики XII—XIV вв. характерны вера в чудеса, божественное провидение (провиденциализм), отсутствие
критики источника.
Большое число хроник связано с историей Крестовых походов.
Среди них «Деяния франков и прочих иерусалимцев», написанные простым и не слишком образованным рыцарем, участником
Первого крестового похода; «Деяния Бога через франков» (начало
XII в.), чьим автором был ученый аббат Гвиберт Ножанский;
«Взятие Константинополя» одного из вождей Четвертого крестового похода, маршала Шампани Жоффруа Виллардуэна и описание того же события амьенским рыцарем Робером де Клари. Две
последние хроники написаны на французском языке. С XIII в.
создаются сводные хроники, относящиеся к истории страны
в целом. Это «Большие французские хроники», Сент-Олбанские
хроники в Англии (XIII—XV вв.), «Всеобщая испанская хроника»,
составленная в XIII в. кастильским королем Альфонсом X и продолженная в XIV в. В Италии и Германии хроники в основном
освещают историю отдельных областей и городов, хотя постепенно
некоторые из них (Салимбене де Адама, Джованни Виллани и др.)
проявляют все больший интерес к общеевропейским событиям,
к Византии и Леванту. Со второй половины XIII в. появляются и
историко-мемуарные произведения, например Жана де Жуанвиля,
маршала Шампани (конец XIII — начало XIV в.), и Филиппа де
Коммина, советника короля Людовика XI (конец XV в.). С конца
XIV в. в Италии зарождается гуманистическая историография,
более решительно порывающая с провиденциализмом, стоящая
на позициях рационального истолкования событий с элементами
48

научной критики источника. Она испытала значительное влияние
образцов античной историографии.
Эти образцы никогда не были забыты в Византии, где исторические сочинения довольно четко делились на истории, написанные классическим языком и охватывающие сравнительно небольшой промежуток времени, и хроники. Византийские хроники
делятся на всемирные, с сухим, суммарным изложением фактов,
начиная от сотворения мира до времени составления хроники,
краткие (памятные хронологические записи произвольно отбираемых событий) и местные, появившиеся в период децентрализации Византии, в XIII—XV вв., и освещающие историю отдельных
династий или городов. С XIV в. в Византии также появляются историко-мемуарные произведения (императора Иоанна VI Кантакузина, Георгия Сфрандзи и др.).
Значительное влияние на историографию и на другие жанры
литературы оказывала риторика. Многие собственно риторические
произведения содержат ценную информацию об исторических
явлениях и реалиях. Это так называемые экфрасы (описания) византийских городов и энкомии (похвальные слова) императорам
и другим политическим и церковным деятелям.
Наши знания о средневековом мире, о системе дорог и коммуникаций в значительной мере основываются на «Книгах путешествий», итинерариях (описаниях маршрутов путей), навигационных картах-портоланах. Наиболее известна «Книга» венецианского
путешественника XIII в. Марко Поло, посетившего страны Леванта, Средней и Юго-Восточной Азии, Китай.
Для изучения международных связей, системы представлений
европейцев об окружающем их мире важны описания путешествий
и письма католических миссионеров, побывавших в «землях неверных», «Татарии», Персии, на Руси и в Византии (наиболее известны Джованни Плано Карпини, Рубрук, Одорико Порденоне),
а также донесения венецианских, французских и иных послов из
государств Востока.
Немалую ценность представляет и средневековое эпистолярное
наследие, насчитывающее сотни тысяч писем, различных по типу
и содержанию: от деловых и дипломатических до литературных,
рассчитанных на публикацию и широкое распространение и
создаваемых по строго соблюдаемым специальным канонам.
Большая группа источников отражает разные стороны деятельности римско-католической и православной церквей. Это богослужебные книги, акты соборов, папские и патриаршие послания и
постановления, богатейшая богословская и полемическая (против
иноверцев, еретиков, схизматиков, вероотступников) литература.
49

Духовные ордена — бенедиктинцы и цистерцианцы, францисканцы и доминиканцы — оставили значительные архивы, ценные
для изучения средневекового монашества.
В XI—XV вв. церковная проповедь развивалась и совершенствовалась. В ней все шире находили отклик коллизии духовной
и политической борьбы в обществе, борьба с ересями и с церковным инакомыслием, отражались социальные конфликты, выражалась позиция церкви по вопросам вероучения и морали. Правила
составления и произнесения проповедей все более усложнялись и
формализовались. Их разрабатывала специальная дисциплина —
гомилетика (от греч. гомилия — речь в собрании), опиравшаяся на
многовековую практику риторики.
Весьма многообразны и литературные памятники периода развитого феодализма — от рыцарского романа и поэзии трубадуров
и вагантов до народных песен и баллад. Нередко они, как, например, «Песнь о Нибелунгах», заключают в себе пласты разных
эпох.

Раннее
Средневековье

Глава 3
Возникновение феодального строя
в Западной Европе

L/вропеискии феодализм зародился в условиях столкновения
и изаимодействия античного рабовладельческого общества с доклассовым «варварским» обществом германских, кельтских, слани неких и других народов Центральной, Северной и Восточной
I 'нропы.
§ 1. Кризис рабовладельческого строя
в Римской империи
Эволюция рабства. Античное общество характеризовалось ярко
иыраженной социально-экономической разнородностью. Рабоиладельческие виллы с их централизованным производством, основанные на эксплуатации рабов, сосуществовали с поместьями,
механически объединявшими мелкие самостоятельные хозяйства
кшисимых людей (клиентов, арендаторов разного рода, испомещенных на землю рабов), и с небольшими хозяйствами полисных
крестьян, в которых рабский труд играл лишь вспомогательную
роль или отсутствовал вовсе.
Рабовладельческое хозяйство было рентабельным до тех пор,
пока дешевизна и стабильность притока новых рабов позволяли
жеплуатировать их нещадно, не заботясь об их физическом износе. Однако со II в. н.э. приток новых рабов с варварской периферии (основного их источника) стал уменьшаться, а цена их расти.
Тем самым рабовладельцы были поставлены перед необходимостью наладить естественное воспроизводство рабов в своих поместьях и вообще перейти к долговременному их использованию.
И то и другое предполагало определенное снижение интенсивности эксплуатации.
Наиболее состоятельные рабовладельцы попытались компенсироиать снижение доходов путем простого расширения хозяйства,
Т.е. прежде всего — увеличением числа эксплуатируемых рабов.
Но возникшие таким образом рабовладельческие латифундии
себя не оправдывали, так как при этом резко возрастали расходы
53

на надзор за рабами и управление вообще. В этих условиях изменение отношения к рабам как к агентам производства оказалось
неизбежным. В рабе начинают видеть человека, признают его
право на семью, запрещают разлучать ее членов, закон все решительнее отказывает господам в праве самим казнить рабов (теперь
это можно было сделать только по решению суда), рабы получают право жаловаться в суд на плохое обращение с ними и добиваться, чтобы их продали другому человеку. Поощряется отпуск
рабов на волю, законодательство предусматривает больше случаев
и способов их освобождения. Однако главным стимулом для увеличения производительности рабского труда служило предоставление рабу вместе с правом на семью некоторого имущества —
пекулия, под которым подразумевались не только личные вещи, но
и средства производства: рабочий инструмент, скот, мастерская,
участок земли. Собственником пекулия считался рабовладелец,
раб же — всего лишь держателем, но его реальные права были
весьма обширными и обеспечивали ему хозяйственную и бытовую самостоятельность: он мог вступать в деловые отношения
даже со своим господином, давать ему в долг, совместно с ним
заключать сделки с третьими лицами. Господин имел право в любой момент отобрать у раба его имущество, но на практике это
случалось нечасто, так как было невыгодно рабовладельцу и к тому
же осуждалось моралью.
Наибольшее значение для судеб общественного развития имело
наделение земельным пекулием сельских рабов, ставшее в период
поздней античности обычным явлением, особенно в латифундиях. Стимулируя таким образом заинтересованность раба в труде и
экономя на надсмотрщиках, латифундист одновременно перекладывал часть расходов на плечи непосредственного производителя.
Со временем такой раб превращался в прикрепленного к земле и
продаваемого только вместе с ней самостоятельно хозяйствующего
земледельца, уплачивающего господину в виде ренты определенную часть урожая.
Эмфитевсис. В поздней античности значительное распространение получает аренда — теперь уже не только на государственных
и муниципальных, но и на частных землях. Аренда претерпевает
качественные изменения: из долгосрочной она развивается в вечную, так называемую эмфитевтическую аренду, обеспечивающую
владельцу широчайшие права, сопоставимые с правом собственности. Эмфитевт был обязан собственнику небольшой фиксированной платой {каноном), должен был вносить налоги с земли и
тщательно ее обрабатывать. В остальном он мог распоряжаться ею
по своему усмотрению: передавать по наследству, сдавать в суб54

аренду, закладывать, даже продавать. В последнем случае собственник имел лишь право преимущественной покупки; не воспользовавшись им, он получал только пошлину в размере 2% продажной цены. Съемщиками земли на эмфитевтическом праве чаще
всего были крупные землевладельцы, поэтому распространение
эмфитевсиса знаменовало начало перестройки господствующего
класса в направлении феодализации.
Прекарий. Заметно большую роль стала играть и мелкая аренда,
также приобретшая новые черты. Особенно показательна эволюция
так называемого прекария (букв. — «испрошенного» держания).
Прекарист первоначально, по-видимому, вообще не нес каких-либо
повинностей в пользу собственника, довольствовавшегося тем, что
земля его не пустует и не может быть на этом основании конфискована общиной. Однако собственник был вправе в любой момент
согнать прекариста с предоставленного ему участка невзирая на
то, как долго тот его обрабатывал; соответственно прекарист считался не владельцем, а лишь держателем. В эпоху домината прекарий все чаще оформляется письменно, становится долгосрочным,
нередко пожизненным, и обусловливается определенными в договоре платежами. Это вело к попаданию прекариста в зависимость от земельного собственника, но при этом его права на землю
укреплялись, а сам прекарий становился если не юридически, то
фактически своеобразной формой условного землевладения, предвосхищавшей отношения зависимого крестьянина и феодала.
Патронат и коммендация. Важную роль в трансформации отношений собственности сыграло развитие еще одного древнего
института — патроната (иначе патроциния), заключавшегося
в самоотдаче, разумеется, не всегда добровольной, одних граждан
под покровительство других, более обеспеченных и влиятельных.
Такой акт назывался коммендацией. Патроцинии III—V вв. — это,
но сути дела, форма личной зависимости мелких и средних землевладельцев от землевладельцев крупных. Стремясь ценой личной свободы и гражданского полноправия избавиться хотя бы от
некоторых государственных и муниципальных повинностей, найги защиту от притеснений со стороны властей и более сильных
соседей, вступавший под патронат человек в конце концов утрачивал право собственности на землю, превращаясь в держателя.
Логичным следствием установления патроната явилось возникноисние в латифундиях режима частной власти, противостоящей государству. Императоры боролись с патронатом, хотя и безуспешно.
Эволюция колоната. Особая роль в рассматриваемом процессе
принадлежит колонату. Изначально колон — это поселенец, а
Гакже земледелец вообще, но уже с I в. н.э. так называли мелких
55

арендаторов различного статуса — свободных людей, граждан, обрабатывающих чужую землю на договорных началах, чаще всего на
условиях уплаты денежного, а со II в. н.э. натурального оброка,
как правило, трети урожая. В это время колонат обычно уже не
оформляется договором, и колон становится, по сути, наследственным съемщиком, постепенно оказываясь в зависимости от
земельного собственника.
В IV—V вв. колоны делились на свободных (либери, по-гречески — элевтеры) и приписных (адскриптиции, энапографы). Первые обладали большим объемом личных и имущественных прав;
их приобретения не считались собственностью господина. Вторые рассматривались как «рабы земли» (но не рабы господина!),
записывались в ценз поместья, их земля считалась пекулием и
принадлежала землевладельцу. И те и другие несли разнообразные повинности в пользу господ. Постепенно различия между
этими категориями колонов стираются. Колон эпохи домината
утрачивает многие черты свободного человека и гражданина. Он
еще уплачивает государственные налоги, но сбор их уже поручается землевладельцам, которые с середины IV в. становятся ответственными за выдачу колонов в суд, посылают их на военную
службу, причем вправе заменить поставки рекрутов внесением
государству специальной подати, а к середине V в. добиваются
полного отстранения колонов от воинской повинности. К этому
времени частная власть посессоров над колонами настолько усиливается, что грань, отделяющая их от рабов, становится трудноразличимой: все чаще ставится под сомнение личная свобода колонов, они подвергаются одинаковым с рабами наказаниям, не
могут свидетельствовать против своего господина и т.д.
Владельческие права колонов на возделываемые ими участки
остаются в силе, но приобретают новое качество. Не позволяя
землевладельцам сгонять колонов с земли, отчуждать землю без
сидящих на ней колонов, использовать их в качестве домашней
челяди, закон в то же время прикрепляет колонов к этой земле.
Эдикт Константина I от 332 г. запрещал колонам под угрозой наложения оков переходить из одного имения в другое, обязывая
землевладельцев возвращать обосновавшихся у них чужих колонов их прежнему хозяину. Эдиктом Валентиниана I от 371 г.
было окончательно санкционировано наследственное прикрепление колонов к тому или иному имению. Несмотря на ущемление
гражданского статуса колонов, ограничения их владельческих прав,
позднеантичные колоны были более самостоятельны в хозяйственном отношении, чем рабы, их повинности фиксировались
законом или обычаем.
56

Число самостоятельно хозяйствующих, но зависимых и эксплуатируемых производителей увеличивалось и за счет других социальных источников: крестьян, подпавших под власть какого-нибудь
магната, пленных варваров, которых теперь все чаще обращают
не в рабов, а в колонов, и т.п. Тем самым в эпоху поздней империи ведущим постепенно становится тип хозяйства, связанный с
жсплуатацией мелких землевладельцев в крупных поместьях. Организатором производства в этом случае являлся не собственник
(омли, а непосредственный производитель.
Этот механизм имеет сходство с экономическим механизмом,
характерным для феодализма. Но поскольку в эпоху домината
продолжали сохраняться многие специфические рабовладельческие методы эксплуатации, поскольку огромная масса самостоятельно хозяйствующих землевладельцев в социально-правовом
смысле оставалась рабами, а с другой стороны, заметно усилился
i итоговый гнет, непосредственный производитель, видимо, редко
располагал многим больше, чем урезанным необходимым продуктом. В конечном счете это явилось одной из важнейших причин
наблюдавшегося в эту эпоху экономического застоя, одним из
главных препятствий, стоявших на пути осуществления тех возможностей, которые были заложены в формирующемся новом
хозяйственном механизме.
Натурализация хозяйства. Постепенное превращение рабовладельческой виллы в децентрализованную латифундию имело далеко идущие последствия для всей позднеантичной экономики.
Важнейшим из них следует признать растушую натурализацию,
ослабление рыночных связей. Посаженные на землю рабы и мелкие
арендаторы, оплачивавшие соответствующие расходы из своего
кармана, старались свести их к минимуму и по возможности обчодиться изделиями, изготовленными самолично или в пределах
латифундии. С другой стороны, свертывание латифундистами
собственного земледельческого хозяйства (особенно хлебопашенмого) нередко сопровождалось развитием поместного ремесла.
It крупных позднеантичных имениях появились настоящие ремеснепники, в том числе перебравшиеся из городов. Экономические
связи господского хозяйства с городом ослабевали. Солидная часть
сельскохозяйственной продукции попадала в город, минуя рынок:
но государственным каналам, через налоговую систему, а также
и рамках оброчных поставок.
Экономический спад III—V вв. Ослабление рыночных связей
сопровождалось экономическим спадом. Он выразился в таких
пилениях, как сокращение посевных площадей, снижение урожайности, огрубление ремесленной продукции, уменьшение масшта57

бов городского строительства и торговых перевозок. Спад был порожден кризисом рабовладельческого строя в целом. Непосредственной же его причиной явилась перестройка производственных
отношений, вызвавшая нарушение устоявшихся хозяйственных
связей и ориентиров и совпавшая по времени с рядом неблагоприятных конкретно-исторических обстоятельств. В их числе:
похолодание и увлажнение климата, пагубно сказавшееся на севооборотах; демографический кризис (обусловленный не в последнюю очередь принесенными с Востока эпидемиями); усиление
политической нестабильности и вторжения варваров; иссякание
в Средиземноморье большинства известных тогда месторождений
драгоценных металлов и хронический дефицит в торговле с Востоком, способствовавшие монетному голоду и порче монеты.
Вместе с тем экономический спад III—V вв. было бы неправильно расценивать как катастрофу. Земледелие и ремесло оставались все же на высоком уровне, несомненно превосходящем
уровень раннего Средневековья. Города хотя и сокращались в
размерах, не утратили специфически античной инфраструктуры.
Сохранялась и поддерживалась густая сеть хороших мощеных дорог, Средиземное море оставалось относительно безопасным для
судоходства до середины V в. Денежное обращение все еще играло
важную роль, обслуживая довольно бойкую местную и региональную торговлю. Материальные возможности античной цивилизации
были еще далеко не исчерпаны, о чем свидетельствует, между
прочим, монументальное строительство, продолжавшееся в V в.
в Риме, Равенне, Арле, Гиппоне, не говоря уже о городах восточной
половины империи.
В экономическом спаде поздней античности проглядывают и
черты обновления. Интенсивное хозяйствование предшествовавшей эпохи, еще не подкрепленное соответствующими техническими и естествен но-научными достижениями, было возможно
лишь благодаря хищнической эксплуатации двух источников всякого богатства: природы и человеческого труда, эксплуатации,
предполагавшей неограниченность этих ресурсов. Экономический подъем рубежа старой и новой эры был оплачен истощением
плодородия и износом работника, как физическим, так и моральным. Поэтому переход к экстенсивным формам хозяйствования в
известной мере содействовал улучшению экологической и социальной ситуации. Особого внимания заслуживает процесс становления работника нового типа: из простого исполнителя, безразличного к результату своего труда, социально одинокого, забитого
и озлобленного, убогого в своих желаниях и наклонностях, он
постепенно превращался в рачительного хозяина, гордого сопри58

частностью коллективу соседей и важностью своего труда для общества. Социально-экономические возможности, заложенные в
развитии работника новой формации, проявились не сразу, но
it конечном счете именно они обусловили более высокий уровень
средневековой цивилизации по сравнению с античной.
Общественный и государственный строй Римской империи в кон-

це III — V в. В эпоху домината государственный строй Римской
империи претерпел радикальные изменения. Они были вызваны
как рассмотренными выше экономическими процессами, так и
существенными социальными сдвигами. Во II — начале III в. н.э.
позникает новое сословное деление: на honestiores («достойные»,
«почтенные») и humiliores («смиренные», «ничтожные»). В период домината сословная структура еще более усложняется, среди
«'достойных» выделяется элита — clarissimi («светлейшие»), в свою
очередь с IV в. подразделявшиеся на три разряда. Что же касается
«смиренных», то в эту группу наряду со свободнорожденными
плебеями все чаще включают колонов, отпущенников, в дальнейшем и рабов. Так складывается принципиально новая структура
общества, в рамках которой постепенно преодолевается деление
на свободных и рабов, а древние полисные градации уступают
место иным, отражающим усиливающуюся иерархичность общественной организации.
В этой ситуации древние римские магистратуры окончательно
утрачивают значение: одни (квесторы, эдилы) исчезают вовсе,
другие (консулы, преторы) превращаются в почетные должности,
замещаемые по воле государя его приближенными, в том числе
варварами, или собственными, подчас малолетними, детьми. Сенат, разросшийся к 369 г. (когда представители восточных пронинций стали собираться в Константинополе) до 2 тыс. человек,
иыродился в собрание тщеславных магнатов, то раболепствующих
перед императором, то фрондирующих, озабоченных в основном
шщитой своих сословных привилегий и внешних атрибутов власти. С конца III в. многие императоры, выбранные армией или
назначенные предшественником, не обращаются в сенат даже за
формальным утверждением. Поскольку резиденция императора
псе чаще находится вне Рима (в Константинополе, Милане, Ракенне, Трире и т.д.), он все реже удостаивает сенаторов своим
посещением, предоставляя последним автоматически регистриромть направляемые им эдикты. В периоды политической нестабильности, например в середине V в., значение сената возрастало,
случалось, он открыто вмешивался в борьбу за власть, оспаривая
ее у армии. При «сильных» императорах его роль низводилась до
роли городского совета Рима, каковым он был на протяжении
Всего раннего Средневековья.
59

Реальная власть сосредоточивается в совете императора, получившем название священного консистория. Отныне император
уже не принцепс — первый среди равных, лучший из граждан,
высший магистрат, чья деятельность хотя бы в теории регулируется законом, а доминус — господин, владыка, воля которого сама
является высшим законом. Особа его объявляется священной,
публичная и даже частная жизньобставляется сложным помпезным
церемониалом, заимствованным во многом у персидских царей.
Из «республики» империя превратилась в деспотию, а граждан е — в подданных. Управление государством во все большей мере
осуществляется при помощи огромного, иерархически организованного и разветвленного бюрократического аппарата, включающего
помимо центральных ведомств многочисленную провинциальную
администрацию и целую армию инспектирующих и контролирующих столичных чиновников.
В конце III в. было ликвидировано старое административное
устройство империи с его традиционным делением на императорские и сенаторские провинции, личные владения императора
(таковым считался Египет), союзные общины и колонии разного
статуса. Задуманная Диоклетианом тетрархия, т.е. совместное
управление государством двумя «августами» и двумя их младшими соправителями и преемниками — «цезарями», себя не оправдала, но в административном отношении четырехчастное деление
империи было сохранено. Отныне Восток и Запад имели, как
правило, а с 395 г. всегда раздельное управление. При этом каждая из двух империй делилась на две префектуры, те в свою очередь — на диоцезы (общим количеством 12), а последние — на
более или менее равновеликие провинции, число которых резко
возросло и достигло при Диоклетиане 101 (в дальнейшем 117),
причем в нарушение многовековой традиции одной из провинций был объявлен Рим. Наместники провинций, называемые теперь ректорами, раньше регулярно объезжавшие вверенные им
территории и опиравшиеся в принятии решений на магистратов
автономных общин, теперь прочно обосновываются вместе с многочисленными чиновниками в постоянных резиденциях. Главными
их обязанностями становятся сбор налогов и высшая юрисдикция;
военные функции постепенно переходят к специально назначенным военачальникам, подчиненным только вышестоящим военным
инстанциям.
Шедшее вразрез с древней римской практикой разграничение
гражданской и военной власти на местах было вызвано стремлением центрального правительства ограничить могущество провинциальной администрации и воспрепятствовать возможным
60

проявлениям сепаратизма. В то же время оно явилось следствием
коренной перестройки римской армии, все реже комплектовавшейся из полноправных римских граждан. Причина этого кроется
не только в сокращении общей численности земельных собственников. С предоставлением в 212 г. римского гражданства большинству свободного населения империи исчез один из главныхстимулов, побуждавших перегринов идти на военную службу.
В условиях социально-политической нестабильности и прогрессирующего обесценивания денег нужного эффекта не давали и
такие меры, как повышение солдатского жалованья и освобождение
ветеранского землевладения от муниципальных налогов. Попытка
превращения легионеров в особое сословие и прикрепления их
имеете с потомством к предоставленным им наделам имела результатом лишь дальнейшее падение престижа и боеспособности
армии. Более успешными — на первых порах — оказались рекрутчина, при которой магнатам вменялось в обязанность выставлять
определенное число новобранцев из своих колонов, и особенно
наем варваров (отдельных лиц и целых формирований), а также
поручение охраны границ варварским племенам, поселяемым там
на правах федератов. В дальнейшем, однако, именно эта практика
явилась одной из главных непосредственных причин крушения
империи.
Финансовые реформы эпохи. В эпоху домината коренным обраюм трансформируется и система налогообложения. До конца III в.
римские граждане были освобождены от уплаты регулярных прямых
налогов; допускались лишь экстраординарные налоги, связанные
по большей части с военной угрозой, которые к тому же формально считались не податью, а займом государству. Прямые налоги
платило лишь население провинций. Доходы казны складывались
также из средств от эксплуатации государственной собственности
м косвенных налогов, которыми облагались, например, заграничная
и морская торговля, продажа с аукциона, крупные наследства,
оставляемые не близким родственникам, отпуск на волю рабов.
Расхищение фонда государственных земель, происходившее
непрерывно в результате законных пожалований и незаконных
ыхватов, в общем и целом компенсировалось регулярной их конфискацией у политических противников; покупками, при совершении которых казна имела преимущество перед частными лицами;
(авещанием доли состояния императору, считавшимся делом
приличия; приобретением выморочных имуществ, весьма многочисленных в условиях демографического спада. Угроза финансового краха исходила из другого источника, а именно из неуклонно
расширявшейся практики предоставления римского гражданства
61

все большему числу провинциалов и провинциальных общин.
Эта практика нашла логическое завершение в эдикте Каракаллы
от 212 г., весьма отрицательно сказавшемся на налоговых поступлениях. Ситуация усугублялась систематической порчей монеты
(снижением содержания в ней серебра), что привело к дезорганизации экономики и также способствовало оскудению казны.
Преодоление кризиса, охватившего в III в. римское общество, предполагало поэтому и упорядочение государственных финансов.
Энергичные меры по выпуску полноценной монеты были
предприняты в первые же годы правления Диоклетиана (284—
305), попытавшегося также — впервые в истории — регламентировать цены на основные продукты и услуги, но стабилизировать
денежное обращение удалось лишь при Константине I (306—337).
Была уточнена стоимость золота в слитках и введен монометаллический золотой стандарт; из серебра наряду с медью теперь чеканили только мелкую разменную монету. На этой основе был
налажен выпуск новой высокопробной золотой монеты — солида —
весом в '/72 римского фунта, реальная стоимость которой в целом
соответствовала номиналу. Эти меры подготовили базу для проведения налоговой реформы, начатой при Диоклетиане и завершенной при Константине.
Отныне все собственники (исключая все же жителей Средней
и Южной Италии) должны были уплачивать прямые налоги.
В сельской местности размер налога определялся соотношением
количества земли, принадлежащей тому или иному человеку
(с учетом ее качества, расположения и характера использования),
и количества занятых на ней работников. Для оценки земельной
собственности и рабочей силы вводились условные расчетные
единицы — jugum («ярмо», т.е. упряжка волов) и caput («голова»),
по которым вся система получила название jugatio-capitatio, Co
«смиренных» налог взимался в натуре, он именовался термином,
обозначавшим годовой урожай, — анноной. «Достойные» вносили
его в звонкой монете. В городах оценка имущества производилась с учетом доходности мастерской, лавки и т.д. Низшие слои
общества (и горожане, и селяне) были, кроме того, обязаны государству многочисленными — до 40 наименований — отработочными повинностями: по ремонту дорог и мостов, обеспечению
транспортом и т.п. В целом по сравнению с эпохой принципата
налоговый пресс заметно усилился, затронув и городские общины. Со времени Валентиниана I (364—375) городам оставалась
лишь треть доходов с принадлежащих им общественных земель.
Города, в меньшей мере племенные общины, сами уже не справлялись с поддержанием хозяйственной деятельности, охраной
62

правопорядка и т.д. Императоры все чаще прибегали к административным мерам, постепенно переходя от ограниченного контроля к
жесткой регламентации. Этой цели, помимо превращения органов муниципального самоуправления в придаток общеимперского
государственного аппарата, служил и ряд конкретных мер, направленных на сохранение разлагавшейся общественной системы.
Сталкиваясь с непрекращающимся бегством граждан из городской общины, Диоклетиан, а затем Константин I законодательно
запретили выход из нее представителям всех сословий. Принадлежность к некоторым профессиональным коллегиям стала
наследственной уже в 317 г., к концу TV в. ремесленникам было
отказано в праве служить в армии, принимать сан священника,
занимать муниципальные должности. Эдиктами 316 и 325 гг. к
своему сословию и к своей курии (городскому сенату) были прикреплены и декурионы, называемые теперь чаще куриалами. На
них была возложена тягостная обязанность по сбору налогов, причем куриалы должны были возмещать недоимки из своих средств.
Результатом явилось разорение этого сословия, бывшего главной
социальной опорой ранней империи.
Государственные реформы эпохи домината продлили Римскому государству жизнь примерно на полтора столетия, отсрочив
его гибель, казавшуюся в середине III в. близкой и неотвратимой.
Некоторые из этих реформ, например монетная, были весьма успешными: солид Константина I служил расчетной единицей на
протяжении всего раннего, а в Византии и классического Средневековья. Удачными в целом следует признать также нововведения в области провинциального управления и кодификации
римского права. Однако многие мероприятия императоров, в частности в военных и финансовых вопросах, дав временный эффект,
возымели в конечном счете самые плачевные последствия. Государственность периода домината была по природе своей чужда
как уходящему в прошлое античному обществу, так и нарождавшемуся феодальному. Прообраз феодальной государственности
можно усмотреть, скорее, в тех социально-политических явлениях, с которыми императоры эпохи домината энергично, но не
очень последовательно и в общем безуспешно боролись, прежде
всего в режиме частной власти, складывавшемся в латифундиях.
Кризис идеологии. Главнейшим проявлением кризиса в идеологии позднеантичного общества был постепенный отход от представления о гармонии интересов отдельного человека и гражданской общины в целом. Для всех категорий населения понемногу
утрачивают значение социально значимые цели и ориентиры.
К III в. стала совершенно очевидной иллюзорность регулярно
63

провозглашаемого императорами (начиная с Августа) наступления
«золотого века», якобы гарантируемого мощью и слаженностью
Римского государства. Неустанно повторяя фальшивый тезис о
совершенстве существующего строя, нацеливая граждан на благоговейное оберегание раз и навсегда установленного порядка, официальная пропаганда содействовала лишь усилению социальной
апатии и недоверия к любому публичному слову и действию. Растущее число римских граждан, от плебеев до сенаторов, самоустраняется от общественных дел, стремится жить незаметно, не
обнаруживая лишний раз своего богатства, искусства, личного
превосходства вообще. Человек все больше сосредоточивается на
своих внутренних переживаниях, приобретавших постепенно большую важность, чем перипетии внешнего мира. Поскольку, сообразно общей тональности античной культуры, отчуждение от
общества воспринималось и осмысливалось в превращенном виде
как отчуждение от гармонии космоса, интеллектуальная и эмоциональная энергия индивида направляется на восстановление нарушенной связи человека и миропорядка, все чаще воплощенного
для него в божестве.
Одновременно пересматриваются и другие идеологические
представления классической эпохи. Теряет прежнюю четкость деление людей на свободных и рабов, в рабе начинают видеть личность, философы все настойчивее проводят мысль о том, что свобода и рабство — это состояния не столько юридические, сколько
моральные: сенатор может быть рабом порочных страстей, тогда
как добродетельный раб внутренне свободен. Меняется и отношение к труду: в среде «почтенных» на него по-прежнему смотрят
с презрением, но для «смиренных», чьи взгляды все меньше определяются стереотипами разлагающейся, но пока что поддерживаемой государством полисной идеологии, труд становится благом,
залогом здоровой и честной жизни. Складывается новая система
ценностей, во многом уже чуждая рабовладельческому обществу.
С наибольшей силой и ясностью перестройка общественного
сознания проявилась в сфере религии. Это выразилось, в частности,
в попытках создать, все еще в рамках полисной религии, единый
для всей империи культ верховного и всемогущего, как правило,
солнечного божества. В том же направлении эволюционировали
и религиозные настроения народных масс, все чаще искавших
в культе не помощи в конкретном деле, находящемся в «ведении»
того или иного божества, а одновременного утешения во всех
мыслимых горестях и обретения душевного равновесия через
индивидуальное приобщение к божественной силе, мудрости и
благодати. В древних земледельческих и солнечных культах упор
64

теперь делается преимущественно на единое животворное начало
всего сущего, приобретают популярность дуалистические учения
(например, митраизм) с их представлениями о равновеликости и
бескомпромиссной борьбе добра и зла. Однако яснее и последовательнее всего на духовные запросы своего времени ответило
христианство.
Христианизация империи. Христианство представляло собой
уже не полисную, а мировую религию, преодолевающую жесткие
этнические и социально-правовые барьеры, присущие умирающему античному обществу. «Для Бога несть эллина и иудея, ни
свободного, ни раба», — говорится в одном из посланий апостола
Павла. Бог христиан воплощает в себе мировой порядок, его величие столь беспредельно, что в сравнении с ним любые социальные градации и общности оказываются несущественными,
поэтому ему предстоит абстрактный человек, оцениваемый по его
личным качествам, а не по принадлежности к той или иной общественной группе. Связь человека с Богом мыслится в христианстве как основополагающая, опосредующая его связи с другими людьми. Соответственно истинная благодать достигается не
суетными мирскими усилиями (к каковым относилась и всякая
гражданская деятельность), а через близость к Богу, понимаемую
одновременно как прижизненная причастность его величию («царство Божие внутри вас»), и как посмертное воздаяние за праведную жизнь. Отсюда следует, что человеку надлежит заботиться не
о внешних обстоятельствах своего существования, но о духовном
и уповать во всем на Бога. Так в превращенной форме христианство отразило социальную действительность поздней античности:
далеко зашедшее стирание этнических, политических, отчасти правовых и идеологических различий; прогрессирующее исчезновение привычных общественных гарантий существования, делавшее
человека беззащитным перед лицом все более авторитарной политической власти, природных и экономических катаклизмов;
отсутствие общего для всех обездоленных реального выхода из
тупика, в который общество завело рабство; растущую разобщенность людей, их социально-психологическое одиночество и индивидуализм как проявление кризиса общественного строя на
личностном уровне.
Распространению христианства немало способствовало и то
обстоятельство, что оно предлагало своим сторонникам не только
целостное мировоззрение (более стройное и содержательное, чем
в соперничавших религиях), но и сплоченную церковную организацию. Принадлежность к ней временами была небезопасна,
но зато обеспечивала прихожанам многообразную моральную
65

и материальную помощь, объединяла их в коллектив. Своим влиянием, а затем и богатством христианская община объективно,
часто и субъективно противостояла государству и его идеологии.
Периодические гонения, обрушивавшиеся на христиан (особенно
жестокие в середине III и в первые годы IV в., при Диоклетиане)
возымели противоположный результат, способствовав сплочению
христианских общин и привлечению в них новых приверженцев,
плененных душевной стойкостью мучеников за веру и солидарностью их единомышленников. Убедившись в тщетности попыток
сломить христианскую церковь, преемники Диоклетиана прекратили преследования и постарались поставить ее на службу государству, делая при этом акцент на те стороны христианского учения,
которые могли быть использованы для пресечения социальных
конфликтов: идеи смирения, непротивления злу насилием, признания греховности всего человеческого рода, тезис «нет власти не
от Бога».
В 313 г. императоры Лициний и Константин, сами оставаясь
еще язычниками, издали знаменитый Медиоланский (Миланский)
эдикт, предоставлявший христианам свободу вероисповедания.
Их перестали принуждать к совершению языческого обряда поклонения гению императора, а христианская церковь получила
даже некоторые привилегии, в частности статус юридического
лица, позволявший ей наследовать имущество. Церковь не замедлила откликнуться на этот шаг. Уже в 314 г. епископы Галлии
призвали своих единоверцев не уклоняться впредь от воинской
службы, вообще не чураться гражданской деятельности. В 323 г.
христианин стал консулом, и очень скоро церковная организация
оказалась подключенной к системе государственного управления.
Со своей стороны императоры оказывали церкви растущую поддержку. В 325 г. в малоазийском городе Никее под эгидой императора Константина с целью уладить спорные богословские
вопросы, упорядочить богослужение и церковную догматику вообще был созван I Вселенский собор, т.е. собрание всего высшего
христианского духовенства. На соборе был выработан так называемый Символ веры — краткое официальное изложение сути христианского учения, произведен отбор и канонизация текстов священных для христиан книг, сформулированы обязательные для них
правила поведения; несогласные (а таких было немало) объявлялись еретиками, иначе говоря, отколовшимися от церкви. Сам
Константин принял крещение лишь на смертном одре в 337 г.,
но его преемники были уже христианами, а в 381 г. христианство
было провозглашено государственной религией, и начались преследования уже язычников. Столетие спустя в язычестве продолжали
66

упорствовать главным образом жители глухих сельских районов и
отдельные группы городской интеллигенции, основная же масса
населения империи была обращена в христианство. Однако обращение это носило нередко формальный характер. В своих представлениях и повседневной жизни многие из принявших крещение
еще долго оставались язычниками и даже совершали языческие1
обряды. Подлинная христианизация культуры и повседневной
жизни произошла в Западной Европе уже в эпоху Средневековья.
Формы социального протеста народных масс. Кризис античного

общества проявился также в обострении социальных конфликтов.
Усилившийся налоговый гнет, произвол чиновников, притеснения со стороны магнатов, бесчинства германских наемников,
иторжения варваров — все это усугубляло прежние социальные
противоречия, увеличивало число недовольных. В народных движениях III—V вв. активно участвуют не только рабы и колоны,
но и мелкие земельные собственники, городской плебс, иногда и
средние слои общества — куриалы. Эти движения переплетаются
С внутриполитической борьбой и вторжениями иноземцев, сепаратистскими выступлениями провинциальной знати и межконфессиональными конфликтами.
Наряду со старыми формами сопротивления — бегством рабов
от своих господ и налогоплательщиков от государственных чиновников — в этот период наблюдаются и более активные формы,
• том числе и восстания, направленные против как латифундистов, так и государства в целом. Самое крупное из этих восстаний
Связано с движением багаудов (от кельтского «бага» — борьба),
Охватившим северо-западную Галлию, особенно Арморику, позднее также северо-восточную Испанию. Выступления багаудов
продолжались с перерывами с III по V в. и были особенно интенг и иными в 30—50-е годы V в. Это были мелкие землевладельцы,
и основном кельтского происхождения, а также рабы и мелкие
ирендаторы, пытавшиеся отложиться от Рима, установить свои
порядки и жить никому не подвластными самоуправляющимися
Общинами.

Активизируется и социальный протест городского плебса,
требовавшего теперь не только хлеба и зрелищ, но и защиты от
шоупотреблений местных магнатов, все чаще контролирующих
городскую администрацию. Защиты добивались и куриалы. Это
побудило Валентиниана I учредить в 365 г. должность дефенсора
( ищитника) города, призванного оберегать простой народ от
притеснений, разбирать жалобы и наблюдать за отправлением
правосудия. Первоначально дефенсоры назначались из Рима,
цтем их стали выбирать сами горожане, обычно отдававшие
67

предпочтение кому-то из именитых сограждан, например епископу.
Очень скоро поэтому пост дефенсора оказался в руках городской
верхушки и к середине V в. лишился прежнего значения.
Достаточно часто народные движения облекались в одежды
религиозного протеста или сочетались с ним. В языческий период истории Римской империи сопротивление рабовладельческому
обществу и государству чаще всего проявлялось в исповедании
христианского вероучения. С превращением христианства в государственную религию эту функцию стали выполнять различные
ереси, иногда также язычество. Ереси IV—V вв. по преимуществу
питали не народные истолкования Евангелия, а богословская
мысль, тонкости которой простому люду обычно были недоступны. Тем не менее многие массовые движения того времени происходили под знаменем того или иного еретического учения:
арианства, несторианства, монофиситства на Востоке (см. гл. 5),
донатизма и пелагианства на Западе.
Пелагианство, названное по имени священника Пелагия (начало V в.), отвергавшее догмат христианской церкви о греховности
человеческого рода, делало из этого далеко идущий вывод о противоправности рабства и других форм социального угнетения.
Получив значительное распространение, особенно в Галлии и
Британии, пелагианство послужило одним из важных источников
еретической мысли Средневековья, но не породило массового народного движения. Иначе было в Северной Африке, где действовали донатисты — последователи жившего в начале IV в. епископа
Доната. Они ратовали за очищение церкви от мирской скверны,
настаивали на вторичном крещении грешников, выступали против вмешательства государства в церковные дела. Донатистов
поддержали различные слои населения Северной Африки, от сепаратистски настроенной части знати до городских низов, мелких
арендаторов и рабов, видевших в донатистском учении отрицание
ненавистных им порядков как безбожных. К середине IV в. в рамках донатизма оформилось течение агонистиков («борющихся»),
иначе циркумцеллионов («блуждающих вокруг хижин»). Они отвергали существующий мир как неправедный и стремились либо
добровольно уйти из него через аскетизм или самоубийство, либо
преодолеть его неправедность силой: изгнанием католических священников и сборщиков налогов, освобождением рабов, уничтожением долговых расписок. Подобные действия вызывали осуждение со стороны даже донатистского духовенства и карательные
меры со стороны государства, нередко воспринимавшиеся агонистиками как возможность уйти в мир иной.

Народные движения эпохи домината способствовали расшатыванию основ рабовладельческого общества, но уничтожить его не
могли. Эксплуатируемые массы империи представляли собой
конгломерат многих социальных групп, разделенных сословными
перегородками и несовпадающими интересами. Мелкие земельные собственники, арендаторы и даже колоны нередко сами яв-'
лялись рабовладельцами. Городской плебс, существовавший в
значительной мере за счет государства, оказывался соучастником
эксплуатации налогоплательщиков. Общего пути к освобождению
и лучшей жизни для них не существовало. Не могли их автоматически дать и вторжения варваров, которые сами были совсем не
прочь захватить рабов, обложить данью землевладельцев. Отношение обездоленных слоев римского общества к варварам было
неоднозначным: иногда они приветствовали их, помогая овладеть
городом (как случилось в 410 г. в Риме), в других случаях вместе
с регулярными войсками оказывали им сопротивление. В реальной истории (вопреки утверждениям ранней советской историографии) союз низших слоев империи с варварами не имел места.
Крушение рабовладельческого способа производства произошло
в результате длительного процесса, растянувшегося на несколько
столетий.
§ 2. Разложение первобытно-общинного строя
у германских племен
Северные соседи Римской империи — варварские, по оценке
греков и римлян, племена германцев, кельтов, славян, фракийцев, сарматов — в первые столетия новой эры жили еще первоГн.1тно-общинным строем. Уровень развития этих племен был
кесьма различен, но к моменту массовых вторжений варваров на
территорию империи в IV—VI вв. все они в той или иной мере и
форме обнаружили признаки складывания классов и государства,
причем постепенно все более очевидной становилась феодальная
отравленность происходящих изменений. У германцев эта тенЦенция прослеживается с особой ясностью.
Хозяйственный строй. Хозяйственный строй древних германцев
остается предметом острых историографических дискуссий, что
обусловлено прежде всего состоянием источников. Согласно преобладающей сегодня точке зрения, учитывающей наряду с письменными источниками достижения археологии, ономастики и
исторической лингвистики, германцы уже в I в. вели оседлый обра 1 жизни, хотя эпизодические перемещения отдельных коллекГИВов и целых племен на значительные расстояния еще имели
69

место. Миграции вызывались по большей части внешнеполитическими осложнениями, а также нарушениями экологического
равновесия в результате колебаний климата и демографического
роста, но отнюдь не диктовались природой хозяйственного строя.
Наиболее развитыми были племена, жившие на границах империи, по Рейну и Дунаю; по мере удаления от римских рубежей
уровень цивилизованности падал.
Главной отраслью хозяйства у германцев было скотоводство,
игравшее особо важную роль в Скандинавии, Ютландии и Северной (Нижней) Германии, где много прекрасных лугов, земли же,
пригодной для земледелия, сравнительно мало. Разводили в основном крупный рогатый скот, а также овец и свиней. Земледелие
было на втором плане, но по важности уже мало уступало скотоводству, особенно к IV в. Местами еще сохранялись подсечноогневое земледелие и перелог, однако преобладала эксплуатация
давно расчищенных и притом постоянно используемых участков.
Обрабатывались они ралом (сохой) либо плугом, приводимыми в
движение упряжкой быков или волов. В отличие от рала плуг не
просто бороздит взрыхляемую лемехом землю, но подрезает глыбу земли по диагонали и с помощью специального устройства —
отвала — отбрасывает ее в какую-то одну от борозды сторону,
обеспечивая более глубокую пахоту. Позволяя существенно интенсифицировать земледелие, плуг явился поистине революционным изобретением. Однако его применение или неприменение в
конкретной местности было обусловлено не столько стадией развития, сколько особенностями почв: плуг незаменим на тяжелых
глинистых почвах, отвоеванных у леса; на распаханных лугах с их
легкими податливыми почвами он необязателен; в горной местности, где плодородный слой неглубок, использование плуга чревато эрозией.
Правильные севообороты еще только складывались, тем не
менее к концу рассматриваемого периода начало распространяться двуполье с обретающим понемногу регулярность чередованием
яровых и озимых, реже — зерновых с бобовыми и льном. В Скандинавии сеяли в основном морозоустойчивый неприхотливый
овес и быстро созревающий яровой ячмень, на самом юге, в Сконе, также яровые сорта ржи и пшеницы. Зерна здесь хронически
не хватало, основой пищевого рациона служили мясомолочные
продукты и рыба. В Ютландии и в собственно Германии пшеница занимала значительные и все расширявшиеся площади, но
преобладали все-таки рожь и ячмень, из которого помимо хлеба
и каши изготовляли также пиво — главный хмельной напиток
германцев. Они возделывали также некоторые огородные культуры,
70

it частности корнеплоды, капусту и салат, принесенный впоследствии на территорию империи, но садоводства и виноградарства
не знали, удовлетворяя потребность в сладком за счет меда. Охота
уже не имела большого хозяйственного значения, рыболовство
же играло важную роль, прежде всего у приморских племен.
Вопреки сообщению Тацита, германцы не испытывали недостатка в железе, которое производилось в основном на месте. Велась
также добыча золота, серебра, меди, свинца. Достаточно развиты
Пыли ткачество, обработка дерева (в том числе для нужд кораблестроения), выделка кож, ювелирное дело. Напротив, каменное
строительство почти не практиковалось, керамика была невысокого качества: гончарный круг получил распространение лишь к
>похе Великого переселения народов — массовому миграционному
процессу, продолжавшемуся с IV по VII в. Определенное место
и хозяйственной жизни германцев занимал товарообмен. Предметом внутрирегиональной торговли чаще всего служили металлические изделия; римлянам германцы поставляли рабов, скот,
кожу, меха, янтарь, сами же покупали у них дорогие ткани, керамику, драгоценности, вино. Преобладал натуральный обмен, лишь
В пограничных с империей областях имели хождение римские
монеты.
Население всего германского мира едва ли превышало тогда
4 млн человек и в первые столетия нашей эры имело тенденцию
к сокращению из-за эпидемий, непрерывных войн и неблагоприятных экологических изменений. Соответственно плотность насеисния была крайне низка, и поселения, как правило, разделялись
(юльшими массивами леса и пустоши. Согласно Тациту, германцы «не выносят, чтобы их жилища соприкасались; селятся они
и отдалении друг от друга, где кому приглянулся ручей, или попяна, или роща». Это свидетельство подтверждается раскопками,
мыявившими во всех германских землях уединенно стоящие усадь()ы и небольшие, в несколько домов, хутора. Известны и выросшие
ИЗ таких хуторов крупные кучевые деревни, все более многочисиенные к середине I тысячелетия, однако и в это время типичным
остается сравнительно небольшое поселение. Жилища германцев
представляли собой высокие удлиненные постройки размером до
100 кв. м, рассчитанные на два-три десятка человек; в ненастье
весь содержали и скот. Вокруг или неподалеку лежали кормившие их поля и выгоны. При близком соседстве нескольких домокошйств поля или их участки отделялись от соседских не подлежащими распашке межами, куда складывались камни, удаляемые
В моля и постепенно скрепляемые наносами земли и проросшей
Грыой. Эти межи были достаточно широки, чтобы пахарь мог
71

проехать с упряжкой к своему участку. С увеличением населения
такие поля иногда делились на несколько сопоставимых по площади долей, но сами границы поля оставались неизменными.
Такая система полей была наиболее характерна для открытых
низменностей Северной Германии и Ютландии. В Средней и
Южной Германии, где хлебопашество велось в основном на землях, очищенных от леса, положение было, вероятно, несколько
иным, поскольку лесные почвы требовали более длительного отдыха, который нельзя было заменить, как на богатом скотом Севере, избыточным унавоживанием. Соответственно здесь дольше
держался перелог и связанное с ним периодическое перекраивание участков.
Социально-экономическая структура. В первые века нашей эры

род все еще играл очень важную роль в жизни германцев. Члены
его селились если не вместе, то компактно (что особенно ясно
проявлялось в ходе миграций), вместе шли в бой, выступали соприсяжниками в суде, в определенных случаях наследовали друг
другу. Но в повседневной хозяйственной практике роду уже не
было места. Даже такое трудоемкое дело, как корчевание леса,
было по силам большой семье, и именно большая семья, занимавшая описанное выше просторное жилище и состоявшая из
трех поколений или взрослых женатых братьев с детьми, иногда
и с несколькими невольниками, и являлась главной производственной ячейкой германского общества. Поэтому независимо от
того, происходили ли жители поселения от общего предка или нет,
соседские связи между ними преобладали над кровнородственными.
При небольшой плотности населения и обилии свободных,
хотя обычно не освоенных еще земель споры из-за возделываемых площадей, равно как и общие всем проблемы, связанные с
их обработкой, вряд ли часто возникали между домохозяйствами.
Господство примитивных систем земледелия, чуждых строгому,
обязательному для всех соседей чередованию культур и неукоснительному соблюдению ритма сельскохозяйственных работ (что
свойственно развитому двуполью и особенно трехполью), также
не способствовало превращению этой общности в слаженный
производственный организм, каким была средневековая крестьянская община. Функционирование древнегерманской общины
еще сравнительно мало зависело от организации земледелия.
Большее значение имело для этой общины регулирование эксплуатации необрабатываемых, но по-своему не менее жизненно
важных угодий: лугов, лесов, водоемов. Ведь главной отраслью
хозяйства оставалось скотоводство, а для нормальной его организации требовалось согласие всех соседей, чьи интересы в данном
72

случае уже не защищались автоматически неприкосновенностью
молевых межей. Без согласия соседей невозможно было наладить
удовлетворяющее всех использование и других ресурсов дикой
природы: рубку леса, заготовку сена и т.д. Членов общины объединяло также совместное участие во множестве общих дел: защите
от врагов и хищных зверей, отправлении культа, поддержании •
элементарного правопорядка, соблюдении простейших норм санитарии, строительстве укреплений.
Однако коллективные работы все же не перевешивали труд
общинника в своем домохозяйстве. Именно оно было с социально-экономической точки зрения первичным образованием по отношению к общине. В отличие от древневосточной и античной
общины германская община существовала именно как объединение самостоятельно ведущих свое хозяйство больше семейных
коллективов. Глава семьи имел решающий голос во всех делах,
но власть его существенно отличалась от власти римского pater
/amiHas: германский домовладыка гораздо менее свободно мог
распоряжаться «своим» имуществом, которое мыслилось и являлось достоянием семьи, отчасти и всего рода.
Для германца начала нашей эры его земля — это не просто
объект владения, но прежде всего малая родина, «отчина и дедина», наследие длинной, восходящей к богам вереницы предков,
которое ему в свою очередь надлежало передать детям и их потомкам, иначе жизнь теряла смысл. Это не только источник пропитания, но и неотъемлемая часть и продолжение его «я»: досконально зная все секреты и капризы своей земли (и мало что зная
кроме нее), будучи включен в присущие ей природные ритмы,
человек составлял с ней единое целое и вне его мыслил себя
с трудом. В отличие от скота, рабов, утвари земля не подлежала
отчуждению; продать или обменять ее, во всяком случае за пределы рода, было практически так же невозможно, нелепо, святопггственно, как и бросить. Покидая отчий дом в поисках славы и
богатства, германец не порывал с ним навсегда, да его личная
судьба и не имела особого значения — главное было не дать прерваться роду, тысячами уз связанному с занимаемой им землей.
Когда же под давлением обстоятельств с места снималось целое
племя, вместе с экономическими и социальными устоями общества начинала деформироваться и сложившаяся в нем система
ценностей. В частности, возрастала роль движимого имущества, а
юмля все яснее обнаруживала свойства вещи, которую можно
оценивать и приобретать. Не случайно архаические воззрения
юрманцев на землю если не изживаются, то претерпевают качественные изменения именно в эпоху Великого переселения
народов.
73

Имущественное и социальное неравенство, известное германскому обществу по крайней мере с I в., еще долго выражалось
сравнительно слабо. Наиболее типичной фигурой этого общества
был свободный, ни от кого не зависящий человек — домовладыка, занятый сельскохозяйственным трудом, и одновременно воин,
член народного собрания, хранитель обычаев и культов своего
племени. Это еще не крестьянин в средневековом смысле слова,
поскольку хозяйственная деятельность пока что не стала для него
единственной, заслонившей и заменившей ему всякую другую:
при очень низкой производительности труда, позволявшей прокормить общество лишь при условии личного участия почти всех
его членов в сельском хозяйстве, общественное разделение труда
и разграничение социальных функций (производство, управление,
культ и т.д.) еще только намечались. Сочетание производственной и общественной деятельности, в котором наряду с экономической самостоятельностью и воплощалось полноправие древнего
германца, было возможно только благодаря его принадлежности
к большесемейному коллективу, достаточно мощному и сплоченному, чтобы без особого ущерба для хозяйства переносить периодическое отсутствие домовладыки и его взрослых сыновей. Поэтому социальный статус германца определялся в первую очередь
статусом его семьи, зависевшим еще не столько от богатства, сколько от численности, родословной и общей репутации семьи и рода
в целом. Комбинация этих ревностно оберегаемых признаков определяла степень знатности человека, т.е. уровень гражданского
достоинства, признаваемый за ним обществом.
Большая знатность давала известные привилегии. Если верить
Тациту, она обеспечивала наряду с уважением преимущество при
дележе земли и доставляла предводительство на войне даже юношам; большая знатность, как правило, сочеталась с большим
достатком. О крепнущей взаимосвязи социального превосходства
с богатством свидетельствуют и материалы раскопок, показавших, что наиболее солидная богатая усадьба обычно занимала
в поселении центральное место, соседствуя с культовым помещением и как бы группируя остальные жилища вокруг себя. Однако
во времена Тацита знатность еще не превратилась у германцев в
особый социальный статус. Все свободные (во всяком случае, свободнорожденные) члены племени оставались полноправными и в
целом равноправными; различия в их среде, по сравнению с их
общим отличием от несвободных, были еще относительно несущественными и определялись принадлежностью не к тому или
иному социальному разряду, а к конкретному роду.
74

Несвободные, как и у римлян, формально стояли вне общества,
но в остальном рабство играло в жизни германцев принципиально
другую роль. Хотя обычаи германцев не запрещали обращать в
рабство соплеменников, а беспрестанные войны с соседями обеспечивали стабильный источник пополнения рабов за счет чужаков,
рабы образовывали достаточно узкий слой населения. Пленных
часто выменивали или продавали римлянам, а иногда и убивали
на поле боя или приносили в жертву, рабов же по прошествии
некоторого времени нередко отпускали на волю и даже усыновляли. По-видимому, рабы имелись далеко не во всяком домохозяйстве, и даже в самых крупных и зажиточных они вряд ли были
столь многочисленными, чтобы господская семья могла переложить на них главные хозяйственные заботы. Рабство оставалось
патриархальным, и в том, что касается повседневной производственной деятельности и условий существования, образ жизни
рабов мало отличался от образа жизни свободных. Часть рабов
грудилась рука об руку с хозяином и делила с ним кров и пищу,
однако внимание Тацита больше привлекло то обстоятельство,
что германцы «пользуются рабами иначе, чем мы, распределяющие обязанности между челядью, — каждый из них распоряжается в своем доме, в своем хозяйстве. Господин только облагает
его, словно колона, известным количеством зерна, скота или ткани, и лишь в этом выражаются его повинности как раба». Можно
гадать, действительно ли то были рабы или какой-то другой, чуждый социальному опыту римлянина разряд населения, однако
показателен сам факт существования слоя эксплуатируемых частным лицом, но самостоятельно хозяйствующих производителей.
Отношения этого типа никак не определяли социально-экономический облик германского общества конца I в., еще не знавшего
систематической эксплуатации человека человеком. Тем не менее
налицо симптомы разложения древнего общественного строя и
формирования качественно нового хозяйственного механизма.
В последующие три-четыре столетия германское общество делает заметный шаг вперед. Археологический материал недвусмысленно говорит о дальнейшем имущественном и социальном расслоении: погребения все больше различаются по инвентарю,
наиболее богатые из них сопровождают символические атрибуты
Власти; в скученных поселениях крупнейшая усадьба понемногу
становится не только административным, но и экономическим
центром: в частности, в ней концентрируются ремесло и торговпя. Углубление социальной дифференциации зафиксировано и
позднеантичными авторами. Так, в изображении Аммиана Марцеллина (конец IV в.) алеманская знать уже вполне определенно
75

противостоит простонародью и держится обособленно даже в
бою. Ретроспективные данные варварских правд также позволяют
сделать вывод, что к эпохе Великого переселения свободные уже
не составляли единой массы ни в имущественном, ни в социально-правовом отношении. Преобладающим было трехчастное деление соплеменников на знатных, свободных в узком смысле
слова и полусвободных, в германских наречиях именуемых обычно литами (потомками вольноотпущенников или покоренных племен). С большей или меньшей четкостью эти категории уже различались объемом прав. Так, по обычаям саксов, жизнь знатных
защищалась более высоким вергельдом (штрафом за убийство —
ср. древнерусское «вира»), его клятва оценивалась выше, чем
клятва просто свободного, но в ряде случаев строже карались и
совершенные им преступления.
Степень знатности в канун Великого переселения по-прежнему в большой мере определялась происхождением: учитывалось,
например, были ли в роду несвободные или представители покоренных племен. Однако все более заметную роль при этом играло
имущественное положение человека. Типичный знатный варварских правд окружен многочисленнойродней, рабами, отпущенниками, зависимыми людьми. Рабы и зависимые могли быть и у
свободного простолюдина, и даже у лита, но чаще лит, а иногда и
свободный на положении лита сам являлся чьим-то человеком,
обязанным своему господину послушанием и какими-то повинностями. Его свобода, понимаемая в варварском обществе как
нерасторжимое единство известных прав и обязанностей, постепенно ущемлялась, а сам он понемногу устранялся от участия в
общественных делах, все больше сосредоточиваясь на хозяйственных заботах. Некоторые древнейшие правды причисляют к литам
вольноотпущенников (чей статус, по германским понятиям, непреодолимо ущербен), а подчас прямо противопоставляют литов
свободным, что свидетельствует об опускании низшей группы
свободных и о все более очевидном стирании реальных различий
между ними и людьми, несущими на себе пятно несвободного
происхождения. Самым существенным в этом процессе было то,
что, сохраняя хозяйственную самостоятельность, неполноправные
свободные становились зависимыми эксплуатируемыми людьми,
сближаясь, таким образом, с помещенными на землю рабами.
Однако при всей значимости этого процесса, в период, предшествующий Великому переселению, он успел создать лишь предпосылки возникновения классового общества, причем во многих
случаях самые ранние предпосылки.
76

Социально-политическая организация. Первые государства гер-

манцев возникли в V—VI вв. и лишь у тех племен, которые, вторгшись на территорию Западной Римской империи и по частям
завоевав ее, уже самим фактом господства над намного более развитыми народами были поставлены перед необходимостью приспособить свою систему управления к новым условиям. У других
(как правило, более отсталых) племен, не столкнувшихся непосредственно с классовым обществом и политическими институтами
римлян, складывание государства затянулось на несколько столетий и завершилось опять-таки не без внешнего воздействия со
стороны франкского, англосаксонского и других обогнавших их в
своем развитии обществ. Таким образом, даже накануне Великого
переселения германские племена были еще сравнительно далеки
от создания органов власти, которые можно было бы квалифицировать как государственные. Социально-политический строй древних германцев — это строй, характерный для высшей ступени
варварства, притом еще отнюдь не исчерпавший своих возможностей. Его иногда называют военной демократией, поскольку на
данной стадии эволюции война и организация для войны становятся регулярными функциями жизни людей, оказывая сильнейшее воздействие на общественную и хозяйственную деятельность.
Отсутствие у древних германцев государства проявлялось прежде всего в том, что каждый полноправный член племени был лично
и непосредственно сопричастен управлению, не только в принципе, но и на деле выступая носителем народовластия. Высшим
органом власти было народное собрание (тине) племени, куда имели доступ все совершеннолетние свободные мужчины, за исключением тех, кто обесчестил себя трусостью в сражении. Народное
собрание созывалось от случая к случаю (но не реже чем раз в год)
для решения наиболее важных дел, каковыми считались вопросы
войны и мира, суд по особо тяжким или запутанным преступлениям, посвящение в воины, а значит, и в полноправные члены
общества, а также выдвижение предводителей племени. Согласно
Тациту, предводители ведали всеми текущими делами, в первую
очередь судебными; кроме того, они предварительно обсуждали
к своем кругу выносимые на тинг вопросы и предлагали рядовым
его участникам заранее подготовленные решения, которые те
нольны были шумом и криками отвергнуть либо, потрясая, по
пОычаю, оружием, принять. Тацит именует этих предводителей
firiftcipes («начальствующие», «главенствующие»). Специального
юрмина для обозначения совета принцепсов у Тацита нет, и, похоже, не случайно: судя по всему, это было достаточно аморфное
образование, объединявшее первых лиц племени. Цезарь, однако,
77

усмотрел в нем подобие сената, и, ло всей вероятности, речь действительно идет о совете старейшин, состоявшем, правда, уже не
из патриархов всех родов племени, а из представителей родоплеменной знати, оказавшихся к началу нашей эры на положении
«старших» в обществе.
Наряду с коллективной властью народного собрания и совета
старейшин у германцев существовала индивидуальная власть племенных вождей. Античные авторы называют их по-разному: одних — принцепсами, дуксами, архонтами, игемонами, т.е. предводителями, других — так же, как своих правителей героической
эпохи, — рексами или василевсами, иначе говоря, царями. Тацит,
например, рассказывает, что, когда Арминий — знаменитый предводитель херусков, нанесший в 9 г. в Тевтобургском лесу сокрушительное поражение легионам Квинтилия Вара, — вознамерился
стать рексом, свободолюбивые соплеменники убили его. Однако
смысл этого противопоставления от нас ускользает. Перед нами
племенные вожди или верховные вожди племенных союзов, чью
власть лишь условно, с учетом исторической перспективы, можно
квалифицировать как монархическую. Могущество и прочность
положения этих вождей, естественно, различались, но зависели
ли эти различия от уровня развития племени и находили ли отражение в языке самих германцев, — неясно.
Переходный характер древнегерманских институтов власти,
еще несомненно догосударственных, но уже далеко не первобытных, затрудняет выбор терминов, которые бы правильно передавали их суть. Это касается и титулатуры. Так, применительно к
вождям германцев термины «василевс» и «реке» чаще всего переводятся на русский язык как «король». Между тем это слово,
произведенное славянами от собственного имени Карла Великого
(франкского монарха, умершего в 814 г.), принадлежит уже эпохе
феодализма и может быть отнесено к политическим реалиям доклассового общества лишь с оговорками. Говоря о германских
древностях, разумнее взять на вооружение лексику самих германцев, лучше всего общегерманское слово konung. Как и связанное с
ним славянское «князь», слово «конунг» восходит к индоевропейскому keni — «род» (ср. латинское gens). Таким образом, в первичном значении термина конунг — это родовитый, благородный, следовательно, знатный и в силу этого достойный уважения
и послушания человек, но никак не повелитель и не господин.
По наблюдениям Тацита, конунг располагал весьма ограниченной властью и управлял соплеменниками, скорее убеждая и
увлекая примером, нежели приказывая. Конунг был военным
предводителем племени, представлял его в международных делах,
78

имел преимущество при дележе военной добычи и право на более или менее регулярные, хотя все еще добровольные подношения со стороны соплеменников, а также на часть штрафов с
осужденных, причитавшуюся ему именно как главе племени. Однако ни судьей, ни хранителем, тем более творцом племенных
обычаев он не был и особой распорядительной властью не обладал. Даже на войне, пишет Тацит, «казнить, заключать в оковы,
подвергать телесному наказанию не дозволено никому, кроме
жрецов», действующих как бы по повелению божества. Вместе с
тем конунг и сам выполнял определенные сакральные функции.
У ряда племен он и много столетий спустя играл важную роль в
совершении публичных гаданий и жертвоприношений, считался
лично ответственным за неудачу на войне и неурожай и мог быть
на этом основании не только смещен, но и принесен в жертву,
дабы умилостивить богов.
Конунга избирали на народном собрании из числа наиболее
знатных мужей, еще не обязательно принадлежащих к одному
роду, иногда по жребию, но чаще сознательным решением присутствовавших, поднимавших тогда своего избранника на щит.
На народном собрании же, не без подстрекательства со стороны
оппозиционно настроенной части знати, происходило и смещение ставшего почему-либо неугодным конунга. Некоторые из них
пытались возвыситься над народным собранием и советом старейшин, что, по всей вероятности, и трактовалось античными авторами как борьба племенных вождей за царскую власть.
Особое место в древнегерманском обществе занимали предводители дружин. В отличие от племенного войска-ополчения,
иключавшего всех боеспособных членов племени, строившегося
мо родам и семьям и возглавлявшегося конунгом, дружины составлялись из случайных, не связанных родством людей, надумавших
сообща попытать ратное счастье и ради этого примкнувших к какому-то бывалому, удачливому, известному своей отвагой воину.
1} основном это была молодежь, часто знатного происхождения,
надолго, если не навсегда отрывавшаяся от отчего дома и сельскохозяйственного труда и всецело посвящавшая себя войне, а
точнее, разбойным набегам на соседей. В промежутках между наЬегами дружинники проводили время в охотах, пирах, состязаниях
И азартных играх, постепенно проедая и проматывая награбленное. Эту долю, может быть и желанную для всего германского
юношества, избирали, однако, немногие: в дружинники шли наиЬолее знатные и богатые, чьи семьи могли позволить себе потерю
работника, либо самые беспокойные и беспутные, вольные или
испольные изгои, порвавшие с родней, а то и с племенем. Нередко
79

они нанимались в солдаты к римлянам; так, например, начинал
свою карьеру Арминий.
Внутри дружины существовала своя специфическая иерархия,
положение в ней определялось не столько знатностью, сколько
личной доблестью. Это порождало соперничество между дружинниками, но все противоречия между ними заслонялись общей
безоговорочной преданностью предводителю. Считалось что предводителю принадлежит не только слава, но и добыча, дружинники
же кормятся, получают оружие, видимо, и кров от его щедрот.
Будучи чрезвычайно сплоченной, дружина занимала особое
место в племенной организации. Она то противопоставляла себя
племени, в частности нарушала заключенные им договоры (чего
не понимали дисциплинированные римляне, принимавшие самовольные вылазки отдельных отрядов за вероломство целого племени), то составляла ядро племенного войска, оказываясь средоточием его мощи и нередко обеспечивая своему предводителю
достоинство конунга. По мере того как такие случаи учащались,
ее облик менялся, и постепенно из разбойничьей ватаги, существовавшей как бы на периферии племени, она превращалась в
настоящую княжескую дружину и становилась основой власти
племенного вождя. В дальнейшем, к эпохе Великого переселения, из дружины, во всяком случае «старшей» ее части, выросла
новая, служилая знать, постепенно оттеснившая старую, родоплеменную, хотя корнями многие представители новой знати были
связаны со старой.
Древние германцы не составляли этнического целого и, повидимому, не воспринимали себя как единый народ. Привычный
нам этноним Germani возник как название какого-то одного германского племени; кельты распространили его на всех своих северо-восточных соседей и в этом значении передали римлянам.
Сами германцы, хотя и осознавали общность своего происхождения, культов и языка, похоже, не испытывали потребности в
общем наименовании. Показательно, что слово diutisk (от thiuda —
«народ»), к которому восходит современное самоназвание немцев —
Deutsch, зарегистрировано в источниках только с конца VIII в.
При этом и на континенте, и в Англии оно первоначально употреблялось (в смысле «простонародный») лишь в отношении языка
германцев, противопоставляемого латыни. Этнической характеристикой оно стало не ранее XI в., закрепившись к этому времени
за одними немцами. Связанный с тем же корнем этноним «тевтоны», в Средние века применявшийся иногда ко всем германцам,
в древности обозначал только одно, правда, знаменитое племя —
первое, наряду с кимврами, с которым столкнулись средиземноморские народы, и едва не погубившее римскую державу,
80

Реальной политической единицей древнегерманского мира являлось племя. Возникавшие время от времени племенные объединения строились не столько по родственному, сколько по территориальному признаку и в условиях непрестанных миграций
нередко включали и негерманские (кельтские, славянские, фракийские) племена. Таким объединением было, например, недолговечное «царство» Маробода — предводителя германцев и кельтов,
населявших в начале I в. н.э. территорию современной Чехии.
Племенные объединения рубежа старой и новой эры были
еще очень рыхлыми и непрочными. Они вызывались к жизни
временными, главным образом внешнеполитическими, обстоятельствами (переселением в чужую страну и покорением ее или
угрозой завоевания, нависшей над собственной страной) и с переменой обстоятельств распадались. Этническая разнородность
являлась важной, но не единственной причиной их неустойчивости;
не менее существенно, что, и взятое в отдельности, племя тогда
еще не представляло собой достаточно прочного образования.
Иногда вообще трудно решить, действительно ли в источнике говорится о племени или все-таки о конгломерате мелких племен.
В изображении римских авторов, склонных принимать родоплеменные подразделения германцев за чисто территориальные,
германская civitas состоит из довольно обособленных, живущих
своей жизнью округов, управляемых собственными принцепсами.
Римляне обозначали эти округа словом pagus, германским эквивалентом следует, видимо, считать слово Gau. Судя по данным
топонимики, это были крупные, порядка 1000 кв. км, территории,
жители которых обычно имели общее название, отличающее их
от прочих соплеменников. Примером может служить расположенный в большой излучине Рейна Брейсгау — «округ бризов».
Внутреннюю организацию округов приходится изучать в основном по материалам раннесредневековых источников, рисующих
институты военной демократии не просто угасающими, но и деформированными. В той мере, в какой ретроспективный анализ
этих источников все же оправдан, можно сделать вывод, что в
каждом округе имелось свое, малое, собрание, где избирался военный вождь, а также лагман — знаток и хранитель местных обычаев. Округ в свою очередь дробился на несколько сотен, обязанных выставлять в племенное ополчение по сотне воинов. В сотне
также существовало свое собрание {mallus «Салической правды»,
gemot англосаксонских судебников), созывавшееся чаще, чем
собрания более высокого уровня, по нескольку раз в год. На сотенном собрании заключались сделки, рассматривались совершенные в пределах сотни правонарушения, вообще все значимые
81

для нее вопросы правового характера. Дела, касавшиеся сразу
двух и более сотен (например, тяжбы между членами разных сотен), слушались в окружном или даже в племенном собрании.
Поскольку жизнь ставила перед племенем более разнообразные
и сложные проблемы, чем перед округом или сотней, круг вопросов, обсуждавшихся на племенном собрании, был шире, а сами
вопросы — серьезнее. Так, внешнеполитические дела имело смысл
решать всем племенем сообща. Однако полномочия и функции
собраний были в принципе одни и те же, принудить округа и
сотни к выполнению своих решений племенное собрание было
не в состоянии: все держалось на добровольном согласии соплеменников, объединенных в сотни и округа. Не будучи политически
самостоятельными, они являлись все же вполне жизнеспособными
образованиями и, если решения племени шли вразрез с их частными интересами, сравнительно легко и безболезненно откалывались от него, чтобы затем примкнуть — в целях самосохранения — к другому племени. Случалось, что раскол совершался не
в результате разногласий, а под натиском врагов, подчинивших и
увлекших за собой жителей отдельных округов и сотен, или даже
как вынужденная мера — вследствие перенаселенности, истощения почв и т.д. Тогда бросали жребий, и часть племени отправлялась в путь в поисках новой родины.
Эволюция политического строя германцев в IV—V вв. К IV—V вв.

в политическом строе германцев происходят важные изменения.
Племенные объединения перерастают в племенные союзы, более
сплоченные, устойчивые и, как правило, более многочисленные.
Некоторые из этих союзов (например, алеманский, готский,
франкский) насчитывали по нескольку сот тысяч человек и занимали или контролировали огромные территории. Уже по этой
причине совместный сбор всех полноправных членов союза был
практически невозможен. Нормально продолжали функционировать лишь окружные и сотенные собрания, постепенно утрачивавшие, однако, политический характер. Собрание племенного
союза сохранялось лишь как собрание идущего войной или явившегося на смотр войска. Таковы мартовские поля франков, войсковой тинг лангобардов. На общесоюзном собрании продолжали
решать вопросы войны и мира, провозглашать и низвергать конунгов, но по сравнению с эпохой Тацита сфера его деятельности
сузилась, активность и реальное значение как самостоятельной
политической силы упали. На первый план выдвинулись другие
органы власти.
Совет родоплеменных старейшин окончательно уступил место
совету дружинной, служилой знати, группирующейся вокруг ко82

нунга. Среди советников выделялись предводители подразделений
племенного союза — «царьки» (reguli), как называет их Аммиан
Марцеллин, в отличие от остальной знати (optimates). Каждый из
них располагал собственной дружиной, уже заметно обособившейся от массы соплеменников и проживавшей вместе с ним в
специально построенной крепости {бурге) — поначалу чисто военном, впоследствии также торгово-ремесленном, но никак не
сельскохозяйственном поселении. Знать оказывала ощутимое
влияние на действия верховного союзного конунга, непосредственно или через войсковое собрание заставляя его считаться со
своими интересами. Тем не менее власть конунга, несомненно,
усилилась. Не будучи еще наследственной, она уже стала прерогативой какого-то одного рода, из которого и надлежало выбирать
конунга. Сосредоточение власти в руках одной семьи способствовало накоплению ею все больших богатств, в свою очередь укреплявших политические позиции правящей династии. У вестготов
па этой основе уже в V в., если не раньше, возникает казна —
важный элемент зарождавшейся государственности. Возросший
авторитет королевской власти выразился также в изменившемся
отношении к личности конунга. Оскорбление и даже убийство
конунга еще может быть искуплено уплатой вергельда, но размер
его уже заметно (обычно вдвое) выше, чем вергельд других знатных людей. Конунги и их родня начинают выделяться и внешним
обликом: платьем, прической, атрибутами власти. У франков, например, признаком принадлежности к королевскому роду Мероиингов были длинные, до плеч волосы.
Начиная с IV в. предводители отдельных германских племен и
племенных подразделений все чаще поступают на службу к римлянам, порой сражаясь вместе со своими дружинами в составе
римской армии там, куда их пошлют (будь то даже Сирия), но в
(юльшинстве случаев оставаясь на прежнем месте и обязуясь всем
племенем охранять на своем участке границу империи от других
германцев. Эта практика еще больше, чем торговля, содействовала
приобщению германцев к римской культуре, в том числе культуре
политической. Получая от римского правительства высокие должности в военной, затем гражданской администрации и сопутствующие этим должностям звания, конунги пытались соответствующим
образом перестроить и свои отношения с соплеменниками.
Важным средством социально-политического возвышения конунгов, как и знати в целом, явилось восприятие германцами
(разумеется, поверхностное) христианства, более подходящего
меняющейся общественной структуре варварского мира, чем их
ООбственная древняя языческая религия. Первыми на эту стезю
83

вступили вестготы. Начало массового распространения христианства
в их среде относится к середине IV в. и связано с миссионерской
деятельностью вестготского священника Ульфилы, приспособившего латинский алфавит к готскому языку и переведшего на него
Библию. Рукоположенный в сан епископа в 341 г., когда в церкви
временно возобладали ариане, Ульфила проповедовал соплеменникам христианство арианского толка, которое в самой империи
вскоре было объявлено ересью. Познакомившись с христианским
учением в основном через вестготов и не вникая, естественно, во
всяком случае поначалу, в богословские споры, другие германские народы также восприняли его по большей части в форме
арианства. Различия в вероисповедании усугубили и без того
непростые взаимоотношения германцев с империей: арианство
нередко служило им знаменем борьбы против Рима. Однако сама
по себе христианизация сыграла очень важную роль в социальнополитическом развитии германских племен, ускорив и идеологически оформив становление у них классового общества и государства.

§ 3. Падение Западной Римской империи
и образование варварских государств
Период с IV по VII в. вошел в историю Европы как эпоха Великого переселения народов, названная так потому, что на эти
четыре столетия приходится пик миграционных процессов, захвативших практически весь континент и радикально изменивших
его этнический, культурный и политический облик. Это эпоха
гибели античной цивилизации и зарождения феодализма.
Усиление имущественного и социального неравенства подталкивало различные слои варварских племен к тому, чтобы попытаться захватить новые, занятые чужаками земли: варварское
общество на стадии военной демократии склонно к экспансии.
Наиболее общей причиной, вызвавшей одновременное перемещение огромной разноплеменной массы людей, по всей видимости,
было резкое изменение климата. Приблизительно со II в. начинается и к V в. достигает максимума похолодание, в рамках которого
сначала происходило усыхание сухих и увлажнение влажных почв
с соответствующими изменениями растительного покрова. Эти
перемены отрицательно сказались на условиях хозяйствования
как кочевых народов евразийских степей, так и оседлого населения европейского севера, побуждая и тех и других искать новую
среду обитания в менее высоких широтах. Ухудшение климата
хронологически совпало для многих варварских племен Европы

с разложением у них первобытно-общинного строя. Экстенсивное по преимуществу развитие производства и сопутствовавший
ему рост народонаселения натолкнулись в начале новой эры на
ограниченность природных ресурсов лесной, отчасти и лесостепной зон континента, которые при тогдашнем уровне производительных сил были менее удобны в хозяйственном отношении, чем
районы Средиземноморья. В числе основных причин миграций
нужно назвать и внешнеполитические факторы, а именно: давление одних варварских племен (чаще всего кочевых) на другие и
ослабление Римской империи, оказавшейся более неспособной
противостоять натиску со стороны своих окрепших соседей.
В IV—VI вв. главную роль в Великом переселении играли германские и тюркские, впоследствии также славянские и угро-финские племена.
Передвижения германских племен. Родиной германцев были
северные, приморские области Германии, Ютландия и Южная
Скандинавия. Южнее жили кельты, восточнее — балты и славяне. Первая волна германской экспансии вылилась в грандиозные
перемещения кимвров и тевтонов, за четверть века исколесивших
пол-Европы (крайние точки: Ютландия, Венгрия, Испания) и
наконец в 102—101 гг. до н.э. разгромленных Гаем Марием в отрогах Западных Альп. Вторая волна приходится на 60-е годы I в.
до н.э., когда свевы под предводительством Ариовиста попытались закрепиться в Восточной Галлии. В 58 г. до н.э. они были
разбила Цезарем. Однако к этому времени германцы уже прочно
обосновались на среднем Рейне, к концу столетия — и на верхнем
J 1унае, покорив и по большей части ассимилировав местное кельтское население. Дальнейшее продвижение германцев на юг было
остановлено римлянами, поэтому с конца I в. до н.э. экспансия
их направляется в основном на восток и юго-восток: в верховья
г
)льбы и Одера, на средний, затем и нижний Дунай.
После разгрома в Тевтобургском лесу (9 г. н.э.) римляне больше не предпринимали серьезных попыток завоевать Германию.
Редкие экспедиции в глубь германской территории носили по
преимуществу демонстрационный характер, более действенным
1>ыло признано дипломатическое вмешательство, позволявшее
при помощи подкупа, шантажа и натравливания одних племен на
другие удерживать пограничных варваров от нападения. Граница
установилась по Рейну и Дунаю, где впредь в многочисленных
к|1спостях было сосредоточено большинство легионов. В последней
[рети I в. н.э. для облегчения переброски войск в стратегически
Мясном районе Шварцвальда были сооружены новые мощные
укрепления — лымес; земли между лимесом, Рейном и Дунаем
85

(так называемые Десятинные поля) были заселены приглашенными
из Галлии кельтами. В начале II в. римляне захватили также Дакию, обезопасив себя от варварских набегов и на нижнем Дунае.
Положение стало меняться во время Маркоманской войны
(166—180 гг.), когда значительные массы варваров впервые прорвали римскую границу, создав угрозу даже Италии. Марку Аврелию с трудом удалось отбросить их за Дунай, но с этого времени
германские вторжения заметно учащаются. Борясь с ними и сталкиваясь с падением боеспособности и численности собственных
войск, римляне пошли по пути поселения отдельных варварских
племен в пределах империи, перепоручая им охрану ряда рубежей;
одновременно усилилась варваризация самой римской армии.
В 50-е годы III в., воспользовавшись охватившей империю
смутой, германцы проникли на римскую территорию сразу на нескольких участках. Наибольшую опасность для Рима представляли
вторжения алеманов и франков в Галлию и дальше в Испанию, а
также появление готов в Северном Причерноморье и на Северных
Балканах, откуда они совершали набеги во внутренние районы
полуострова и пиратские нападения с моря на побережье Пропонтиды и Эгеиды. Франки и алеманы были оттеснены за Рейн
приблизительно в 260 г.; последние, правда, закрепились на Десятинных полях. На Балканах в 269 г. готы потерпели сокрушительное поражение при Наиссе и отступили за Дунай. Однако,
несмотря на несомненный успех, два года спустя римляне эвакуировали войска и гражданское население из Дакии. После этого
граница на несколько десятилетий стабилизировалась. В дальнейшем, несмотря на периодические вторжения и мятежи германских поселенцев (например, в середине IV в., когда франки и
алеманы вновь попытались перейти в наступление), римляне
прочно удерживали рейнско-дунайский вал: на Западе — до 406 г.,
на Востоке — до последней трети VI в.
Вестготы. К середине IV в. из объединения готских племен
выделились союзы западных и восточных готов (иначе вест- и остготов), занимавшие, соответственно, земли между Дунаем и
Днепром и между Днепром и Доном, включая Крым. В состав
этих союзов входили не только германские, но также фракийские, сарматские, возможно, и славянские племена. В 375 г. остготский союз был разгромлен гуннами — кочевниками тюркского
происхождения, пришедшими из Центральной Азии и подчинившими к этому времени некоторые угорские и сарматские племена, в том числе аланов. Теперь эта участь постигла и остготов.
Спасаясь от гуннского нашествия, вестготы в 376 г. обратились
к правительству Восточной Римской империи с просьбой об убежище. Они были поселены на правом берегу нижнего Дуная,

в Мезии, в качестве федератов, т.е. союзников, с обязательством
охранять дунайскую границу в обмен на поставки продовольствия. Буквально через год вмешательство римских чиновников
во внутренние дела вестготов (которым было обещано самоуправление) и злоупотребления с поставками вызвали восстание вест-.
готов; к ним примкнули отдельные отряды из других варварских
племен и многие рабы из поместий и рудников Мезии и Фракии.
В решающем сражении у Адрианополя в 378 г. римская армия
была наголову разбита, при этом погиб император Валент.
В 382 г. новому императору Феодосию I удалось подавить восстание, но теперь вестготам для поселения была предоставлена не
только Мезия, но также Фракия и Македония. В 395 г. они снова
восстали, опустошив Грецию и вынудив римлян выделить им новую провинцию — Иллирию, откуда начиная с 401 г. они совершали набеги в Италию. Армия Западной Римской империи
состояла к этому времени по большей части из варваров, во главе
ее стоял вандал Стилихон. Несколько лет он достаточно успешно
отбивал нападения вестготов и других германцев. Хороший полководец, Стилихон вместе с тем понимал, что силы империи
истощены, и стремился по возможности откупиться от варваров.
В 408 г., обвиненный в потворстве своим соплеменникам, разорявшим тем временем Галлию, и вообще в чрезмерной уступчивости
иарварам, он был смещен и вскоре казнен. Взявшая верх «антигерманская партия» оказалась, однако, неспособной организовать
сопротивление варварам. Вестготы снова и снова вторгались в
Италию, требуя все большей контрибуции и новых земель. Наконец в 410 г. после долгой осады вестготский конунг Аларих взял
Рим, разграбил его, после чего двинулся на юг Италии, намереваясь переправиться в Сицилию, но по пути внезапно умер.
Падение Вечного города произвело страшное впечатление на
современников, многие восприняли это событие как крушение
всей империи и даже как начало светопреставления. Однако, получив военную помощь с Востока, правительство Западной Римской
империи сумело в короткий срок взять ситуацию под контроль.
С вестготами было заключено соглашение: преемник Алариха
Лгаульф получал в жены сестру императора Гонория Галлу Плацидию и земли для поселения в Аквитании. С 412 г. вестготы
иоюют в Галлии и Испании с врагами империи (свевами, вандаилми и багаудами), иногда и против нее, пока в конце концов не
оседают — формально на правах федератов — в юго-западной
Гшллин, в районе Тулузы, ставшей столицей их государства —
мерного варварского государства, возникшего на территории империи (418 г.).
87

Вандалы. Поражение римлян под Адрианополем совпало по
времени с их последним походом за Рейн, после чего они окончательно перешли к обороне и на западном участке границы. Охрана рубежей на нижнем Рейне была поручена франкам, которым
пришлось уступить крайний север Галлии — Токсандрию; на
среднем Рейне и верхнем Дунае все еще преобладали римские
гарнизоны, местами поддерживаемые алеманскими федератами.
В 406 г., пользуясь тем, что основные силы Западной Римской
империи были отвлечены на борьбу с вестготами, вандалы, аланы
и квады (принявшие теперь имя свевов) прорвали римский лимес
в районе Майнца и хлынули в Галлию. Другая часть вандалов,
аланов и свевов присоединилась к остготскому союзу, возглавлявшемуся Радагайсом; вместе они форсировали Дунай возле Аугсбурга и через Норик вторглись в Италию. Несколько месяцев
спустя неподалеку от Флоренции Стилихон с помощью готских и
гуннских отрядов разгромил воинство Радагайса, в 408 г. британские легионы восстановили границу на Рейне, но выдворить варваров из Галлии римлянам уже не удалось. Разорив восточные,
центральные и юго-западные районы страны, вандалы, аланы и
свевы в 409 г. пересекли Пиренеи и ворвались в Испанию, закрепившись вскоре в ее западных областях.
Наибольшую опасность для Рима в тот период представляли
вандалы, к которым в 416 г. присоединились остатки разбитых
вестготами аланов. Отличаясь особой дикостью и агрессивностью,
они не шли на договор с империей, не оседали в какой-то одной
местности, предпочитая временный захват и грабеж все новых и
новых территорий. Между 422 и 428 гг. жертвами вандалов стали
приморские города Восточной Испании. Завладев находящимися
там кораблями, они в 429 г. под предводительством Гейзериха
высадились в Африке в районе Танжера и двинулись на запад.
Римское господство в Северной Африке было основательно поколеблено участившимися набегами берберских племен, только что закончившимся мятежом наместника Бонифация против
центрального правительства, наконец, непрекращающимися народными выступлениями. В этой обстановке вандалы без труда
преодолели за год 1000 км и осадили Гиппон, где епископом был
знаменитый христианский богослов Августин. Взяв город в 431 г.
после 14-месячной осады, вандалы вскоре вырвали у империи
согласие на владение захваченными землями в качестве федератов. Мир был, однако, недолгам. Уже в конце 435 г. вандалы заняли Карфаген и, получив в свои руки огромный торговый флот,
стали совершать налеты на побережье Сицилии и Южной Италии. В 442 г. римское правительство было вынуждено признать

их полную независимость и власть над большей частью Северной
Африки.
Гунны. Потеря главных африканских провинций, снабжавших
Италию зерном и оливковым маслом, явилась для римлян тяжелым ударом: враг обосновался в глубоком тылу. И все же главная
военная угроза исходила с севера. После вторжений 406 г. имперские войска с трудом контролировали рейнско-дунайский вал.
Римские гарнизоны оставались лишь в некоторых пунктах Реции
и Норика, тогда как защита рейнского рубежа была почти всецело
передана германским федератам — теперь уже не только франкам,
но также бургундам, пришедшим вслед за вандалами и обосновавшимся на среднем Рейне в районе Вормса, и алеманам, постепенно занявшим современный Эльзас. Что же касается среднего
Дуная, то там к 20-м годам V в. прочно утвердились не признававшие власть Рима гунны.
С гуннами Рим столкнулся еще в 379 г., когда те, идя по пятам
вестготов, вторглись в Мезию. С тех пор они неоднократно нападали на балканские яровинции Восточной Римской империи,
иногда терпели поражение, но чаще уходили лишь по получении
откупного, так что понемногу константинопольское правительство превратилось в их данника. Отношения гуннов с Западной
Римской империей поначалу строились на другой основе: гуннские
наемники составляли заметную часть западноримской армии,
особенно с 20-х годов V в. Равенна активно использовала их для
борьбы с то и дело поднимавшими мятеж франками и бургундами, а также с багаудами. В 436 г. гунны, возглавляемые к тому
времени Аттилой (за свои насилия прозванным христианскими
писателями Бичом Божиим), разгромили королевство бургундов;
>то событие легло в основу сюжета «Песни о Нибелунгах». В результате часть бургундов влилась в состав гуннского союза, другая
была переселена римлянами к Женевскому озеру, где позднее, в
457 г., возникло так называемое второе Бургундское королевство.
В конце 40-х годов ситуация изменилась. Аттила стал вмешииаться во внутренние дела Западной Римской империи и претендовать на часть ее территории. В 451 г. гунны вторглись в Галлию;
имеете с ними шли гепиды, герулы, остготы, ругии, скиры, другие германские племена. В решающем сражении на Каталаунских
полях (близ Труа в Шампани) римский полководец Аэции, бывший
когда-то заложником у гуннов и не раз водивший в бой гуннские
отряды, с помощью вестготов, франков и бургундов разбил войско
Лггилы. Это сражение по праву считается одним из важнейших
и мировой истории, поскольку на Каталаунских полях в известной
мере решалась судьба не только римского владычества в Галлии,

но и всей западной цивилизации. Однако силы гуннов еще отнюдь не были исчерпаны. На следующий год Аттила предпринял
поход в Италию, взяв Аквилею, Милан, ряд других городов. Лишенная поддержки германских союзников, римская армия оказалась не в состоянии ему противостоять, но Аттила, опасаясь поразившей Италию эпидемии, сам ушел за Альпы. В 453 г. он
умер, и среди гуннов начались усобицы. Два года спустя восстали
подчиненные им германские племена. Потерпев поражение сначала от гепидов, затем от остготов, гунны откочевали из Паннонии в Северное Причерноморье. Держава гуннов распалась, остатки их постепенно смешались с идущими с востока тюркскими
и угорскими племенами.
Крушение Западной Римской империи. Победа на Каталаунских

полях явилась последним крупным успехом римлян. В 454 г. по
приказанию Валентиниана III был убит чрезмерно популярный и
независимый, по его мнению, Аэций, которого в литературе нередко называют последним римлянином. В 455 г. от рук одного
из военачальников Аэция свева Рикимера погиб сам император.
После этого началась политическая чехарда: за 21 год на престоле
Западной Римской империи сменилось 9 правителей, ставленников италийской или галльской знати, варварской армии под командованием Рикимера, а после его смерти — Константинополя и
вандалов. Это время стремительного нарастания кризиса империи
и сокращения ее границ.
В мае 455 г., вскоре после убийства Валентиниана Ш, вандальский флот внезапно появился в устье Тибра; в Риме вспыхнула
паника, император Петроний Максим не сумел организовать сопротивление и погиб. Вандалы без труда захватили город и подвергли его 14-дневному разгрому, уничтожив при этом множество
бесценных памятников культуры. Отсюда происходит термин «вандализм», которым обозначают намеренное бессмысленное уничтожение культурных ценностей. Вандалы не пытались закрепиться
в Италии, но с этого времени твердо контролировали морские
коммуникации в Западном Средиземноморье.
В 461 г. бургунды овладели Лионом и начали успешное продвижение вниз по Роне, в сторону Прованса, и одновременно на
север, завоевав к концу 70-х годов те земли, которые в Средние
века и получили название Бургундия. Навстречу им с севера на
территорию нынешней Лотарингии продвигались франки, а с северо-востока в современный Эльзас, позднее также в немецкую
Швейцарию — алеманы. Наибольший успех в этот период выпал
на долю вестготов, понемногу занявших прилегающие к Бискайскому заливу области Аквитании, а затем большую часть Цент90

ральной Галлии, до среднего течения Луары. В 462 г. они захватили Нарбон, закрепившись таким образом на Средиземном
море, и вскоре перенесли военные действия в Испанию, куда их
и ранее призывали для поддержки римляне. К началу 70-х годов
они подчинили почти весь полуостров, кроме удерживаемого свевами северо-запада и твердынь басков в Западных Пиренеях и
Кантабрии. То обстоятельство, что вестготы выступали не как враги, а как уважающие римские законы федераты империи, лишь
облегчило им расширение своего государства.
В последние годы своего существования Западная Римская
империя являла собой печальное зрелище. Под прямым контролем Равенны оставались: Италия приморская часть Иллирии, некоторые районы Реции и Норика, три оторванные друг от друга
области Галлии — Прованс, Овернь и территория между Луарой,
Соммой и Ла-Маншем, а также прибрежная Мавритания и, может
быть, отдельные пункты в Юго-Восточной Испании. При этом
центральное правительство, как правило, не было в состоянии
реально помочь удаленным от Италии провинциям, предоставляя
местным властям самим решать возникающие проблемы. Ярким
примером служит история Британии, которая с уходом римских
легионов в 408 г. была, по сути дела, брошена на произвол судьбы. На неоднократные просьбы жителей Британии о помощи
против вторгавшихся из Ирландии и Шотландии кельтов западноримское правительство, насколько известно, не реагировало.
Некоторое время британцы защищались самостоятельно, затем,
в 20-е годы, пригласили с этой целью германское племя ютов,
ныделив им для поселения земли в юго-восточной части острова,
в Кенте. Юты вскоре перестали повиноваться римским властям,
объявили себя независимыми и, опираясь на все прибывающие
с континента отряды соплеменников (а также англов, саксов
и фризов), начали войну с вчерашними хозяевами острова, постепенно оттесняя их на запад, к Ирландскому морю.
Нечто подобное происходило и на других территориях, где
еще сохранялась римская государственность. В Норике римская
власть удерживалась в некоторых городах лишь благодаря союзу с
германским племенем ругиев, которым платили что-то среднее
между данью и жалованьем за службу. В Мавритании сохранность римских порядков зависела от умения местных магнатов
договориться с берберами. Овернь долгое время оставалась римской из-за соперничества бургундов и вестготов. Даже в самой
Италии власть императора обеспечивалась главным образом поддержкой почти полностью варварской армии, периодически домогавшейся увеличения жалованья. В 476 г. германцы потребовали
91

также земель для поселения; отказ римлян удовлетворить это требование привел к государственному перевороту: предводитель
германских наемников Одоакр из племени скиров сместил
последнего западноримского императора Ромула Августула и был
провозглашен солдатами конунгом Италии. Заручившись поддержкой римского сената, Одоакр отослал знаки императорского достоинства в Константинополь с заверениями в послушании. Восточноримский василевс Зенон, вынужденный признать сложившееся
положение вещей, пожаловал ему титул патриция, тем самым
узаконив его власть над италийцами. Так прекратила существование Западная Римская империя.
Варварские государства после падения империи. Свержение Ро-

мула Августула принято считать концом не только Западной
Римской империи, но и всего античного периода истории. Дата
эта, разумеется, условная, символическая, поскольку большая
часть империи уже давно находилась вне реального контроля равеннского правительства, так что образование еще одного варварского государства, теперь уже на территории Италии, знаменовало
лишь завершение длительного процесса.
Оценивая дальнейшее политическое развитие Западной Европы, нужно прежде всего иметь в виду, что Великое переселение
народов отнюдь не закончилось в 476 г. В VI в. приходят в движение баски: успешно сдерживая натиск вестгогов в Кантабрии и
Пиренеях, они одновременно начинают колонизацию галльских
земель к югу и западу от Гаронны, о чем свидетельствует и закрепившийся за этой территорией топоним Гасконь. Продолжается
миграция в Британию саксов, англов и их союзников, и к концу
раннего Средневековья ее уже обычно называют Англией, тогда
как северо-западная оконечность Галлии, Арморика, куда переселилась часть бежавших от германцев бриттов, получила название
Бретань. Другая часть саксов вместе с лангобардами переместилась с низовий Эльбы на верхний Дунай, в то время едва ли не
самый неспокойныйрайон Европы, где одно германское племя
сменяло другое, а посреди этой варварской стихии еще несколько
десятилетий сохранялись островки римского населения. Лежащая
дальше на восток Паннония стала в VI в. ареной борьбы между
германцами, славянами и аварами — тюркоязычными племенами,
пришедшими из евразийских степей. Последние в итоге взяли
верх и в 60-е годы VI в. создали на среднем Дунае могущественное государство, терроризировавшее всех своих соседей, — Аварский каганат. К тому же примерно времени относится начало массовых вторжений славян на Балканы и их постепенное движение
на запад, к Эльбе и Альпам. Средиземноморье в то время остава92

лось относительно спокойным; положение стало меняться в середине VII в., когда в Леванте, а затем в Египте и Северной Африке
обосновались арабы, которые стали оказывать все более заметное
воздействие на исторические судьбы Западной Европы.
После падения Западной Римской империи ее провинциальные
владения были скоро захвачены варварскими государствами. Вестготы окончательно утвердились на большей части Испании, закрепили за собой Овернь и поделили с бургундами Прованс, вандалы
тем временем прибрали к рукам мавританские порты. Дольше всех
сопротивлялись римляне Северной Галлии, создавшие там самостоятельное государство. Однако в 486 г. близ Суассона они потерпели поражение от франков, захвативших после этого все галльские
земли к северу от Луары, кроме Арморики.
К концу V в. на обломках Западной Римской империи сложилось несколько варварских государств: Вандальское, Вестготское,
Свевское, Бургундское, Франкское и государство Одоакра в Италии.
Племена, обитавшие во внутренних областях Германии, равно как
и в Британии, тем более в Скандинавии, еще не имели собственной государственности. Судьба этих политических образований
была неодинаковой. Наименее долговечным оказалось созданное
бывшими наемниками, в основном из числа герулов, скиров и
некоторых других немногочисленных германских племен, государство Одоакра, — видимо, потому, что не обладало прочной
племенной основой. В 493 г. оно было уничтожено пришедшими
из Норика и Паннонии остготами; возглавлял их конунг Теодорих
(493—526), действовавший с ведома восточноримского императора
Зенона. Государство остготов, включавшее помимо Италии Сицилию, Норик, часть Паннонии и Иллирии, позднее также Прованс,
вскоре стало самым сильным в Западной Европе, но в 555 г., после
затяжной войны, было завоевано Византией. Еще раньше, в 534 г.,
>та участь постигла государство вандалов (см. гл. 5).
Наиболее жизнеспособным и динамичным оказалось Франкское государство (см. гл. 4). В сражении возле Пуатье в 507 г.
франки одержали решительную победу над вестготами и вскоре
(ахватили почти все их владения в Галлии, включая Тулузу. Вмешательство остготов предотвратило завоевание франками и действовавшими в союзе с ними бургундами средиземноморских
областей Галлии. Прованс около 510 г. отошел к остготам, Септи мания осталась за вестготами, чья столица была перенесена за
I [иренеи в Толедо. Но с этого времени верховенство в Галлии перешло к франкам. В 534 г. они завоевали государство бургундов.
Дальнейшая история варварских государств связана с завоевательной политикой восточноримского императора Юстиниана I.
93

Помимо Северной Африки и Италии ему удалось отобрать в 551 г.
у ослабевших вестготов ряд городов в Южной Испании: Картахену, Кордову, Малагу и др. Но развить успех византийцы уже не
сумели. В 568 г. под натиском аваров на Апеннинский полуостров
вторглись лангобарды, в считанные годы овладевшие большей
частью Северной и Средней Италии, после чего Константинополь
перешел к обороне и уже не пытался расширить владения империи. Тем временем в наступление перешло стабилизировавшееся
государство вестготов. В 585 г. они положили конец независимости
свевов и одновременно начали теснить византийцев, отвоевав
южную часть полуострова к 636 г. Северная Африка оставалась в
руках Константинополя до арабского завоевания в 60-е годы VII в.
В начале VIII столетия арабы вышли к Гибралтарскому проливу,
в 7 И г. пересекли его и за несколько лет полностью уничтожили
Вестготское государство.
§ 4. Особенности генезиса феодализма
в Западной Европе
Становление феодализма — долгий и многосложный процесс,
подготовленный развитием более древних обществ — рабовладельческого и первобытно-общинного. И в позднеантичном, и в
варварском мире возникли предпосылки для формирования феодальных отношений. Исторически сложилось так, что в Западной
Европе дальнейшее становление феодализма происходило в условиях столкновения и взаимодействия этих обществ. Речь идет не
о механическом соединении протофеодальных элементов обоих
обществ, а именно о взаимодействии, синтезе этих элементов и
двух общественных систем в целом, в результате которого родилось
качественно новое общество. Даже такой удаленный от рубежей
античной цивилизации регион, как Скандинавия, не избежал ее
воздействия, правда, косвенного: через торговлю и политические
контакты с другими частями континента, через христианскую
церковь (чья религиозная доктрина, а также право выросли на
античной почве), через технологические и идеологические заимствования. То же можно сказать о районах, которые практически
не испытали непосредственного влияния варварского мира, например о побережье Южной Италии, Провансе, островах Западного Средиземноморья, где античные общественные отношения
были все же заметно деформированы вследствие подвластности
этих районов варварским правителям, нарушения прежних экономических связей, изменения социокультурного климата и т.д.
Полное отсутствие синтеза можно констатировать в тех случаях,
94

когда в соприкосновение с античной цивилизацией вступали народы, находившиеся на слишком низком уровне общественного
развития, такие, как гунны или берберы.
Каково сравнительное значение античного и варварского компонентов феодального синтеза? Ответить на этот вопрос позволяет
сопоставление различных вариантов генезиса феодализма, представленных историей отдельных регионов Западной Европы.
Наиболее активно феодальный синтез протекал там, где античное и варварское начала были достаточно уравновешены. Классическим примером такого варианта развития является северо-восточная Галлия, где феодализм утвердился уже в VIII—IX вв. и был
относительно слабо отягощен дофеодальными пережитками в
ииде различных модификаций первобытно-общинного и рабовладельческого укладов. Напротив, в тех случаях, когда один из компонентов явно и безусловно преобладал, процесс становления
феодализма замедлялся, осложняясь при этом многоукладностью
и другими привходящими обстоятельствами и принимая подчас
причудливые формы. Первоначально варварское общество обнаруживало меньше феодальных потенций, чем античное; объясняется это, вероятно, тем, что оно в меньшей степени исчерпало
свои исторические возможности, а также трудностями преодоления порога, отделяющего классовое общество от доклассового.
Однако впоследствии в числе наиболее отстающих по темпам феодализации оказались те области, где античный элемент синтеза
решительно превалировал над варварским. Таким образом, по
сравнению с позднеантичным римским обществом разлагающийся
первобытно-общинный строй древних германцев нес в себе более
сильный феодальный заряд.
Степень активности феодального синтеза в том или другом регионе зависела от многих факторов. На первое место следует поставить численное соотношение варваров и римлян (включая
романизированных галлов, иберов и т.п.), оказавшихся на одной
к'рритории. В большинстве провинций бывшей Римской империи германцы составляли всего лишь 2—3% населения; правда, за
счет неравномерности расселения в некоторых местах (например,
В районах Толедо и Сарагосы в Испании, Тулузы и Нарбона в
К )жной Галлии, Павии и Вероны в Италии) доля их была заметно выше. В Британии и Токсандрии, а также на Рейне и верхнем
Дунае германцы преобладали, в Северо-Восточной Галлии уступали
галло-римлянам приблизительно в соотношении I к 10. То обстоятельство, что наиболее успешно феодализм развивался именно в
ЭТОЙ части континента, доказывает, что влияние германцев как
теподствующего этноса было намного больше их доли в населении.
95

По-видимому, требовалось достаточно определенное количественное соотношение носителей двух культур, чтобы имевшиеся в них
протофеодальные элементы вступили в энергичное взаимодействие.
Второй важный фактор — это сам характер расселения варваров
на территории империи. Чаще всего германцы занимали земли
фиска, если же их в данной местности не хватало, производили
раздел земли и другого имущества тамошних посессоров, оставляя им обычно треть пахотных земель и половину угодий. Так
поступали вестготы, бургунды, герулы и остготы. Некоторые племена, стремясь селиться компактно, захватывали приглянувшуюся
им местность целиком, изгоняя оттуда всех прежних собственников. Особенно яркий пример такой политики дает история завоевания Италии лангобардами. Случалось, что римские посессоры
вместе с челядью сами покидали свои пенаты, и варварам доставались фактически безлюдные земли. Такой ход событий характерен, в частности, для Британии и Норика. Естественно, что в тех
случаях, когда германцы создавали новые, отдельные поселения,
как бы отгораживаясь от римлян, хозяйственные, правовые и
прочие контакты между ними оказывались довольно слабыми, и
это сказывалось отрицательно на темпах феодализации. Поэтому,
например, развитие феодальных отношений у лангобардов происходило медленнее, чем у бургундов и вестготов, чьи владения,
хотя и достаточно обособленные, все же соприкасались с владениями римлян, что способствовало хозяйственным заимствованиям
появлению общих дел и интересов.
Третий фактор — сравнительный культурный уровень пришлого и местного населения. Провинции были освоены римлянами
далеко не равномерно. Если средиземноморские районы Галлии
и Испании мало чем отличались от Италии, то, например, Арморика или запад Британии были романизированы сравнительно
слабо, так что германцы застали там не столько рабовладельческие
виллы, сколько деревни и хутора древнего автохтонного населения, мало в чем превосходящего их самих по уровню культуры.
Да и сами германские племена находились на достаточно разных
ступенях развития. Так, вестготы к моменту своего закрепления в
Испании уже около ста лет проживали на территории империи.
Предки франков были непосредственными соседями римлян
фактически с самого начала новой эры. Другое дело лангобарды,
переселившиеся с низовий удаленной от лимеса Эльбы в уже
утратившую следы римского владычества Паннонию и оттуда
вторгшиеся в Италию. Лангобарды оказались в целом не готовы к
восприятию достижений античной цивилизации в области сельского хозяйства и ремесла, тем более права и политических ин96

статутов. Понадобилось около полутора веков их пребывания
в Италии, чтобы феодальный синтез пошел полным ходом.
Скорость этого процесса зависела и от других факторов, в том
числе религиозных и правовых. То, что франки сразу же, в 496 г.,
приняли христианство в католической форме, несомненно, облегчало им контакты с римлянами, тогда как приверженность вестготов и лангобардов арианству (соответственно до конца VI и начала VII в.) эти контакты сильно затрудняла. Не говоря уже об
определенном антагонизме, существовавшем между арианами и
католиками, законы вестготов и лангобардов категорически запрещали им браки с римлянами. На конкретные формы феодализации в том или ином районе заметное влияние оказывали также
природ но-географические и внешнеполитические условия. Так,
замедленность темпов феодализации в Скандинавии и яркое своеобразие скандинавского феодализма (в частности, высокий удельный вес свободного крестьянства) помимо всего прочего связаны
с бедностью здешних почв, ориентацией на скотоводство и рыболовство и с обусловленными особенностями ландшафта трудностями организации крупного хозяйства.
Поселение варваров на территории империи создало лишь
предпосылки феодального синтеза, автоматически качественный
скачок не последовал. Для того чтобы произошло реальное взаимодействие двух систем, потребовалось минимум полтора-два
столетия, в первые же десятилетия феодализация проходила у
каждого из двух народов по-своему, продолжая прежнюю линию
развития, но уже в принципиально новых условиях. Поначалу
эволюция к феодализму обозначилась с наибольшей силой в
римской части общества, преимущественно в крупных поместьях,
где мрагофеодальные явления были налицо по крайней мере с IV в.
Резкое ослабление государственного вмешательства, открывшее
дорогу росту частной власти, дальнейшее сокращение рыночных
связей, стоящий перед глазами пример общества мелких сельских
Козясн, распространение под влиянием варварской стихии более
у вп ж и тельного отношения к физическому труду — все это споcoOVi иокало развитию феодальных тенденций в поместьях галльскоИ, испанской и италийской зцати. Продолжается начавшаяся
еще it нюху доминанта трансформация социально-экономической
структуры и права классической древности. Рабство распространено еще очень широко, но статус раба уже существенно иной:
закон нес чаше рассматривает его как обладателя имущества, в
том числе земли, и предполагает в какой-то мере его правовую
01 жII iценность. Вольноотпущенники понемногу утрачивают
при ншки свободы и опускаются до положения зависимых людей,
97

держателей земли своих патронов. Мелкая аренда также все больше становится формой зависимости. Медленно, но неуклонно
римское поместье превращается в феодальную вотчину.
В еще большей степени испытывают на себе влияние новой
среды варвары. Они знакомятся с римской агротехникой и организацией римских поместий, с римским правом, проводящим более
жесткие различия между свободой и рабством, чем их собственные обычаи, с развитой торговлей, допускающей куплю-продажу
земли, с мощной государственностью, приучающей к дисциплине
и четкому делению на тех, кто управляет, и тех, кем управляют.
В общественном строе варваров еще очень много первобытного.
Сохраняются пережитки родовых связей, в первую очередь кровная месть, но этими связями начинают тяготиться, и «Салическая
правда» даже предусматривает специальную процедуру отказа от
родства. Еще сильны до государственные институты власти и правосудия, но в целом государство все больше отдаляется от народа,
чему очень содействует знакомство германцев с римскими политическими институтами. Армия по-прежнему представляет собой
народное ополчение с дружиной конунга во главе, и римлян в
нее решительно не пускают. В отличие от римлян германцы попрежнему не платят поземельных налогов. Но в административном отношении германцы уже приравнены к законопослушным
римлянам. У вестготов к середине VII в. даже создается общий
для тех и других свод законов. Возникнув как нечто чуждое социальной природе завоеванного римского общества, как продолжение еще первобытной в своей основе власти, варварское государство к концу рассматриваемого периода оказывается вполне в
гармонии с этим обществом. Эта трансформация стала возможной в результате перерождения варварской знати, превращения
ее в слой крупных землевладельцев, сплотившихся вокруг теперь
уже настоящего монарха. Германская по происхождению знать
идет на установление родственных связей со знатью римской, начинает подражать ее образу жизни, участвовать в ее политических
интригах и к началу VIII в. постепенно смыкается с ней. Этнические и социальные различия в среде господствующего класса
если и не исчезают полностью (в Галлии и Италии на это понадобилось еще два столетия), то ощутимо сглаживаются.
Подобный процесс наблюдался и в нижних слоях общества,
но протекал он медленнее. Для того чтобы сравняться с зависимым людом римского происхождения, германцам нужно было
растерять ряд прочно укоренившихся в варварском обществе прав
и обязанностей. Германец должен был перестать быть воином,
членом сотенного собрания, наконец, собственником своей земли,
98

а этому препятствовали многие обстоятельства, в том числе
необходимость контролировать отнюдь не всегда дружественное
римское население, представления о праве как о сумме древних и
единственно возможных установлений, прочные родовые связи,
архаическое отношение к земле как продолжению своего «я».
В соответствии с темпами развития и, несомненно, под римским влиянием у разных германских племен постепенно совершается переход к свободной от родовых и общинных ограничений
земельной собственности — аллоду. Это еще не вполне свободная
частная собственность наподобие римской, но распоряжение ею
ограничено уже заметно слабее, менее сильно выражена и наследственная связь с нею ее обладателя. Кроме того, понемногу исчешет связь между обладанием земельной собственностью и свободой. Тем самым создаются предпосылки для постепенного превращения германских общинников в зависимых крестьян, держащих
землю от феодальных господ.

Глава 4
Франкская держава

п

§ 1. Франкское завоевание Галлии.
Королевство Меровингов

.леменной союз франков возник из объединения сигамбров,
бруктеров, некоторых других нижнерейнских племен, известных
римлянам с I в. до н.э. Само имя «франки» впервые упоминается
под 291 г. Те франки, что жили в устье Рейна, у моря, в дальнейшем
именовались «салическими» (от герм, sala — «берег моря»); те,
что жили выше по течению Рейна, в районе Кельна, назывались
«рипуарскими» (от лат. ripa — «берег реки»). Начиная с IV в. они
выступают как федераты Римской империи и получают земли для
поселения на крайнем севере Галлии, в Токсандрии. Отношения
франков с римлянами не всегда были мирными, но в целом они
были достаточно верными союзниками, в частности, выступали
на стороне римлян в сражении с гуннами на Каталаунских полях.
К концу существования империи франки контролировали территорию вплоть до Соммы, где образовали королевство со столицей
в Турне.
В 486 г. франки разгромили войско Сиагрия — правителя
римлян Северной Галлии — и захватили территорию к северу от
Луары, вплоть до Атлантики. Она получила название «Нейстрия»
(от герм. Neoster rike — «западное королевство»); старые земли
франков по обе стороны Рейна стали называться Australia — «восточное королевство». Население Нейстрии было в подавляющем
большинстве романоязычкьш, население Австразии — в целом
германоязычным, хотя в некоторых местностях, например в округе Трира, еще долго преобладали галло-римляне.
В 496 г. франкский король Хлодвиг из рода Меровингов принял христианство в его католической форме — в отличие от других германских народов, державшихся арианства. Это привлекло
на его сторону галло-римлян и облегчило завоевание Южной
Галлии, находившейся под властью вестготов-ариан. В сражении
при Пуатье (507 г.) Хлодвиг разбил вестготов и в считанные ме100

сяцы завоевал почти все их земли в Галлии, исключая средиземноморские области: Септимания осталась за вестготами, Прованс
отошел к остготам. Королевство бургундов вскоре оказалось в зависимости от франков, а в 534 г. вошло в состав франкского.
В 536 г. остготы, искавшие союзников в борьбе с Византией, уступили франкам Прованс. Одновременно власть франков признали'
алеманы. В результате в Европе возникло огромное государство,
самое крупное из всех варварских государств и, как показало время, самое долговечное.
В отличие от большинства германских народов, переселившихся на территорию Римской империи, франки не покинули
свою родину, но расширили ее пределы. Их исконные земли по
обе стороны нижнего Рейна служили им источником людских и
материальных ресурсов, столь необходимых для контроля над романоязычным населением Нейстрии, а затем и Южной Галлии.
Это обстоятельство способствовало устойчивости франкской державы, но оно же обусловило двойственность ее государственного
устройства. В Австразии сохранялись древние германские порядки.
На завоеванных римских территориях установилась гибридная
форма управления, в рамках которой римское административное
устройство сочеталось с германскими институтами власти.
Для понимания социальной истории франкского государства
принципиально важен вопрос о численном соотношении франков и галло-римлян. В отечественной историографии долгое время преобладало мнение о большом удельном весе германского
элемента в Северной и особенно в Северо-Восточной Франции.
Считалось, что в этой части страны франки составляли до четверти
и даже до трети населения. Единственным аргументом в пользу
»гой точки зрения служила германская принадлежность подавляющего большинства личных имен, упоминаемых в источниках
древнее XI в. Между тем известно, что этническая принадлежность
имени далеко не всегда совпадает с этнической принадлежностью
его носителя.
В современной науке, опирающейся на гораздо более широкий круг источников, в том числе археологические и лингвистические, возобладало представление о малочисленности франкских
и вообще германских переселенцев на большей части Галлии.
К концу раннего Средневековья граница массовой германской
колонизации проходила западнее современной лингвистической
Границы, так что Эльзас, часть Лотарингии и район Кале были
Гогда германоязычными. Распространение в этих землях французского языка началось не ранее XIII в. За пределами этой зоны
германцы составляли незначительное меньшинство, доля которого
101

в общем составе населения оценивается сегодня максимум в несколько процентов; в некоторых южных районах, например в Гиени, Гаскони, Провансе, она вряд ли превышала один процент.
В отличие от готов и бургундов, селившихся обычно по соседству с галло-римлянами, в том числе в пределах одного и того же
поселения, франки предпочитали устраиваться обособленно, поэтому в их среде дольше сохранялись древние германские обычаи
и порядки. Следует также иметь в виду, что роль господствующего этноса всегда больше его удельного веса в населении. Сам
факт принятия галло-римлянами германских имен указывает на
их желание уподобиться завоевателям: для знати это было дополнительным средством вписаться в новую элиту, для простого народа — возможностью претендовать на более высокий социально-правовой статус, присущий свободным франкам. Кроме того,
широкое распространение получила практика «исломещения»
германской знати, т.е. назначения знатных германцев на важные
административные должности в разных районах страны, иногда с
передачей, им части расположенных там королевских имений.
Этот процесс, усилившийся с середины VII в., затронул практически все франкское государство и имел серьезные последствия
для варваризации общества, в том числе в местностях, не знавших массовой германской миграции.
Общественный строй франков. Главным источником сведений о
социально-экономических и правовых отношениях у франков является Lex Salica — «Салический закон», представляющий запись
их древних обычаев; в отечественной историографии он традиционно именуется «Салической правдой». Она дошла до нас в поздних
списках (не ранее IX в.), поэтому вопрос о времени ее создания и
последовательности редакций остается спорным. Преобладает
мнение, что она была записана в начале VI в., в последние годы
правления Хлодвига. Согласно другой точке зрения, независимо
от времени первоначальной записи мы можем судить лишь о редакции рубежа VIII—IX вв. Наконец, недавно было высказано
предположение, что речь идет о памятнике конца IV в. Проблема
усугубляется тем, что время записи обычаев не совпадает со временем их возникновения; общепризнано, что мы имеем дело с
наслоениями разных эпох.
Как и другие варварские «правды» (алеманов, бургундов и т.д.),
«Салическая правда» записана на латыни с вкраплением отдельных германских терминов, но в отличие от них она почти не испытала влияния римских законов и очень мало сообщает о самих
римлянах. Последние существуют как бы на периферии того мира,
в котором живет законодатель, и не играют в нем сколь-нибудь
102

Европа в VI в.:
/ — Западная Римская
империя ок. 476 г.; 2 —
Восточная Римская империя в правление Юстиниана; 3 — вторжения
славянских племен; 4 —
королевство франков и
их завоевания; 5 ~ Остготское королевство; 6 —
Вестготское королевство:
7 — Бургундское королевство; 8 — королевство
вандалов; 9 — даты завоевания территорий

важной роли. Источник запечатлел архаические порядки, существовавшие у франков до того, как они покорили Галлию и
оказались в регулярном контакте с ее жителями. Но поскольку
в момент записи обычаев происходит отбор тех норм, которые
законодатель считает наиболее важными и адекватными, а иногда
и их модификация, «Салическая правда» зафиксировала также
некоторые новые общественные реалии. Значение этого текста
трудно переоценить, важно лишь не забывать, что он отражает
жизнь не всего франкского государства, а одних лишь франков,
но никак не галло-римлян.
Материальная культура франков этой эпохи еще очень примитивна. Главным видом имущества оставался скот. Изначальный
вариант «Салической правды» содержит подробный перечень штрафов за кражу скота и причиненные ему увечья, в том числе при
потраве посевов, но штраф за саму потраву отсутствует. Вместе
с тем по сравнению с порядками, описанными у Тацита, земледелие сделало большие успехи: наряду с хлебопашеством упоминаются огородничество, садоводство, выращивание льна. Франки
жили в деревянных домах с земляным полом; традиционным видом пищи была овсянка. Сделки и другие социально значимые
действия сопровождались сложными архаическими ритуалами.
Характер имущественных отношений у франков остается предметом принципиальных разногласий историков. В советской
историографии преобладало мнение о быстром развитии у них
частной собственности, сначала на движимое имущество и приусадебные участки, затем на пахотные земли, при сохранении общинной собственности на прочие земельные угодья. Признавалось, что аллод «Салической правды», наследуемый исключительно
по мужской линии (позднее по аналогии с этой нормой во Франции регулировался порядок престолонаследия), еще не был свободно отчуждаемой собственностью и представлял собой достояние
большой семьи. Однако допустимость передачи аллода, при отсутствии мужских родственников, женщине (зафиксированная
в эдикте короля Хильперика от 561 г.) трактовалась как свидетельство свободного отчуждения земли и превращения ее в товар.
Согласно другой точке зрения, получившей признание в последние годы, имущественные права франков на землю и в этот, и
даже в более поздний период были весьма архаичны и в принципе
не подпадали под понятие частной собственности. Сторонники
этого подхода указывают на неразвитость у франков товарно-денежных отношений, исключавшую земельный рынок, на принципиально иное отношение древних германцев к родовой земле,
вообще на другое понимание богатства.
104

Доводами часто служат одни и те же тексты, интерпретируемые
с диаметрально противоположных позиций. Наиболее отчетливо
это проявляется в толковании статьи LVIII, согласно которой,
если человек не мог заплатить долг или штраф, он должен был
поклясться, что «ни на земле, ни под землей он не имеет имущества более того, что уже отдал», после чего был вправе обратиться
за помощью к родственникам. Этот текст приводился в доказательство того, что земля являлась коллективной собственностью
рода и потому не подлежала отчуждению. Корректнее было бы
сказать, что в это время земля вообще не воспринималась как товар, который можно отчуждать и приобретать наподобие движимого имущества. Не случайно в «Салической правде» нет статей,
касающихся сделок с землей.
Дискуссионным является и вопрос о природе франкской общины. Основу представлений по этому поводу, преобладавших
в советской историографии, составляла схема, предложенная
К. Марксом в 1881 г. (в набросках к письму В. Засулич). В истории
европейской общины он выделял три этапа: 1) кровнородственная община с коллективной собственностью на землю; 2) земледельческая община с периодическим переделом пахотных земель
между составляющими общину домохозяйствами, имевшаяся в
раннее Средневековье у всех европейских народов, но в дальнейшем уцелевшая лишь у восточных славян; 3) соседская община,
иначе община-марка (от герм, marke — граница), характерная для
большинства стран Западной Европы в Средние века и сочетавшая частную собственность на пахотные земли с коллективной
собственностью на луга, леса и другие угодья.
Современная наука рассматривает общину как сложный институт, несводимый к регулированию поземельных отношений,
который необходимо понять не только в генетическом, но и в
функциональном плане, т.е. с точки зрения того, как он вписывался в систему уже далеко не первобытного общества, какие
проблемы помогал решать и какие социальные условия поддерживали его существование. При этом во внимание принимаются
не только аграрные распорядки, но также природные условия,
плотность населения, тип поселения, территориальное устройство
и т.д. Существенно расширен и круг источников, в том числе за
счет материалов археологии.
Суть современных представлений об эволюции западноевропейской общины заключается в том, что марка принимает свой
мшесический облик лишь в период развитого феодализма. Исiочники более раннего времени позволяют говорить лишь о достаГОЧНО аморфной общности жителей одной местности, еще не
105

сплоченных в единый хозяйственный коллектив. Плотность населения в раннее Средневековье была невысока, природные условия,
как правило, не требовали коллективных усилий для отвоевания
земли у природы, преобладал хуторской тип поселения, также не
способствовавший установлению тех межсоседских отношений,
которые характерны для общины-марки, в частности связанных
с чересполосицей и принудительными севооборотами. Убедительных доказательств существования марки в раннее Средневековье
источники не содержат.
При непредвзятом прочтении «Салическая правда» свидетельствует именно о таком типе общины. «Если кто захочет, — говорится в XLV главе "О переселенцах", — переселиться в виллу (т.е.
сельское поселение. — Ред.) к другому и если один или несколько жителей виллы захотят принять его, но найдется хоть один,
который воспротивится переселению, он не будет иметь права
там поселиться». Если же он все-таки поселится в вилле, несогласный может добиться его изгнания через суд. Жители виллы
выступают здесь как соседи, которым небезразлично, сколько
людей и что за люди будут пользоваться природными ресурсами
их округи, вообще жить рядом с ними. Но видеть в этом тексте
свидетельство общинной собственности на обрабатываемые земли достаточных оснований нет. Сходным образом следует трактовать сообщение эдикта Хильперика о том, что при отсутствии у
человека детей его земля достается соседям. Речь идет о выморочном имуществе, которое, естественно, поступало в распоряжение общины, но никак не о периодических переделах пахотных
земель.
«Салическая правда» упоминает об общем стаде, о наличии
общих лесов и других угодий. Показательна также норма о коллективной ответственности жителей той или иной виллы за поимку
и выдачу преступников. У членов общины было много и других
общих дел: поддержание правопорядка и санитарных норм, зашита от врагов и хищных зверей, отправление культа и т.д., но эти
стороны общинной жизни не получили отражения в источнике.
Другой аспект истории раннесредневековой общины, подвергшийся в последние десятилетия пересмотру, связан с соотношением общины и рода. Если в трактовке имущественных отношений
у франков советская историография модернизировала их общественный строй, в этом случае она его неоправданно архаизировала.
Род играл важную роль в жизни свободного франка. Родичи
поручались за него в суде (независимо от того, был ли он виновен
или нет), они же помогали ему выплачивать штрафы, а в случае
106

его убийства делили пополам с его детьми причитавшийся за него
вергельд. В отсутствие детей они наследовали его имущество.
Вдова умершего находилась под опекой родни мужа, невластной
помешать ее повторному браку с чужаком, но способной в этом
случае вернуть в род часть нажитого ею с первым мужем имущества.
Однако, при сохранении сильных родовых связей, большая
семья у франков уже вытесняется малой, состоящей обычно из
супругов и их несовершеннолетних детей. Так, если человек не
мог уплатить вергельд, он вправе был обратиться за помощью
к ближайшим родичам. Для этого он должен был, стоя на пороге,
бросить в них горсть земли, собранную из четырех углов своего
дома. В первую очередь за помощью обращались к отцу и братьям, если же не хватало и их имущества, то к трем другим родственникам по матери и к трем по отцу. Из этого следует, что
взрослые сыновья уже не проживали вместе и не вели совместного
хозяйства. Иные франки тяготились родовыми связями, предполагавшими не только права, но и обременительные обязанности.
Наряду с архаичной процедурой бросания горсти земли, «Салическая правда» фиксирует новую, связанную с отказом от родства: для этого нужно было во всеуслышание заявить в местном
собрании об отказе от всех прав и обязанностей, вытекающих из
родства, а именно от наследственных прав, соприсяжничества,
участия в уплате и получении вергельда, а также от кровной мести.
В случае бездетной смерти такого человека его имущество поступало в королевскую казну.
При всей важности рода как социального организма, сфера его
компетенции сильно отличалась от сферы компетенции общины.
Конечно, члены рода жили в основном по соседству. Однако поселения франков состояли из домохозяйств, принадлежавших людям из разных родов и даже разных этнических групп. Поэтому
ииличие рода как такового не может служить свидетельством
существования у франков V—VI вв. родоплеменной общины, хотя
бы и в стадии разложения. Сельская община формировалась у них
КС столько в результате разложения рода, сколько в результате
усложнения хозяйственных и социальных отношений, складывавшихся в процессе возникновения поселения и его интеграции в
сотню и округ.
Социальная структура. Субъектом права в «Салической правде», а значит, типичным, среднестатистическим членом франкi кого общества был свободный человек. К этому времени родовая
ишь у франков уже исчезла; новая, служилая знать еще только
11 вшивалась. «Салическая правда» знает королевских дружинНИКОВ {антрустионов) и других лиц, состоящих на королевской
107

Средневековая деревня

Схематически показано примерное расположение угодий с системой открытых
полей. В центре деревни — плошадь (с церковью), через которую проходит главная дорога. Усадьбы крестьян располагаются вдоль дороги, а также хаотично —
дворами. Пахотная земля лежит отдельными массивами, которые в период созревания урожая обносят временными изгородями. После уборки урожая изгороди
снимают и поля «открываются» для коллективного выпаса скота. Эта практика
предполагает принудительный севооборот (необходимость одновременной уборки урожая влечет за собой единообразие культур в рамках одного массива). Пахотный надел крестьянина расположен чересполосно — по участку в каждом
массиве. Остальные угодья — лес, пустоши, — как правило, не поделены и используются совместно всеми общинниками. Луга также в основном общинные,
однако часть их на время сенокоса поступает в распоряжение отдельных семей

службе, причем дружинником и даже графом мог стать и бывший
раб, так что между должностным положением и происхождением
не было жесткой зависимости. Жизнь дружинника защищена
тройным вергельдом в 600 солидов против 200 солидов за свободного. Однако нормальным субъектом права являются обычные
свободные люди — собственники-земледельцы, они же воины
и члены народного собрания, не занимающие каких-либо должностей. Подавляющее большинство глав «Салической правды»,
108

начинающихся словами: «Если кто совершит то-то», касаются
именно их, соответственно, именно они составляют костяк франкского общества.
Рабы также были неотъемлемой частью этого общества. Их
жизнь не была защищена вергельдом, господину возмещалась лишь
цена убитого раба. Рабство было распространено уже у древних
германцев. Завоевание римских провинций, сопровождавшееся
захватом рабовладельческих вилл и обращением в рабство свободных людей, привело к увеличению слоя рабов. Главной производительной силой франкского общества были не они, а свободные люди. Кроме того, подобно другим германским народам,
франки предпочитали сажать рабов на землю на условиях уплаты
оброка. Отпуск рабов на волю практиковался, однако франкские
отпущенники, в отличие от римских, не обретали полной свободы, а оставались в зависимости от бывшего хозяина и были обязаны ему разнообразными повинностями и платежами. Франкское
общество знало еще одну группу неполноправного населения —
литое. Поскольку их вергельд составлял 100 солидов, их условно
называют «полусвободными»; то были, по-видимому, потомки
освобожденных рабов и покоренных иноплеменников.
Государственное устройство. Завоевание римских провинций
ускорило процесс отмирания старых органов управления, свойственных родоплеменному обществу. На покоренных территориях
франки унаследовали институты более развитой государственности
(в частности сложную систему налогообложения), которая не
могла не повлиять на их собственные органы управления. Необходимость держать в повиновении превосходящее их по численности и культурному уровню галло-римское население также оказала воздействие на общественно-политический строй франков.
Ко времени Хлодвига народное собрание уже не играло важной
роли. Реликтом его были «мартовские поля» — ежегодные смотры,
куда должны были являться с оружием все свободные мужчины.
И отличие от покоренных галло-римлян франки не платили налогов, их главная публичная повинность заключалась именно
и поенной службе. Войско могло воспрепятствовать королю в каком-то частном деле, например при дележе добычи, но важные
политические решения король принимал без оглядки на воинов.
Порядок наследования не был точно определен, что порождало
конфликты, но королем мог быть только представитель рода
Меровингов.
Местное управление сохранило больше от древних германских
порядков. Родоплеменные деления уступили место территориальным, но если территории, некогда заселенные племенем, теперь
109

управлялись должностными лицами короля — графами, то в подразделениях племенной территории, которые, как и прежде, назывались сотнями (по числу воинов, которых они должны были
выставлять), уцелело народное самоуправление. Здесь еще долго
созывались собрания всех свободных людей, именуемые в латиноязычных текстах mallus. Они проводились под председательством выборного лица — сотника, иначе тунгина (ср. древнегерм.
«тинг» — собрание), и избирали из числа знатоков права коллегию судебных заседателей — рахинбургов. Графы присылали на
эти собрания своих представителей, приводивших в исполнение
вынесенные судом решения и собиравших в пользу короля часть
судебных штрафов, но в этот период в дела сотен еще не вмешивавшихся.
Существенно иначе строилось управление галло-римскими
областями. Меровинги в целом сохранили провинциальный административный аппарат Римской империи, хотя и не смогли
поддерживать его на должном уровне. В частности, прекратилось
составление земельных кадастров. Налоговая система перетерпела
мало изменений, продолжали действовать римские законы и римские суды, руководствовавшиеся по большей части так называемым Бревиарием Алариха — сводом римских законов, отобранных
в 507 г. вестготским королем Аларихом для своих римских подданных. Главной административной единицей оставалась civitas —
«город» в античном смысле слова, т.е. обширная область, границы
которой, как правило, были заданы еще доримским племенным
делением. Civitas управлялась комитом, представляющим короля,
и в свою очередь делилась на викарии, сопоставимые по размерам
с сотнями, во главе с назначаемым лицом — викарием. К концу
VII в., когда сотник тоже стал назначаться сверху, различия между ним и викарием стираются, как и различия между графом и
комитом. Начиная с IV—V вв. civitas совпадала также с церковным диоцезом. Епископы играли очень важную роль в управлении civitas, выступая в качестве представителей и защитников ее
населения перед королевской властью.
В эту эпоху христианизация общества была еще очень поверхностной, особенно в сельской местности, даже в галло-римской
среде. Зарейнские области оставались по большей части языческими. Принадлежность к христианству выражалась в основном
во внешнем благочестии, выполнении обрядов, почитании реликвий, нередко принимавшем уродливые формы, не исключая кражу
и подделку мощей. Христианство еще не затронуло, тем более не
регламентировало большинства социально значимых сторон жизни, например заключение и расторжение брака, имянаречение

по

детей и повседневные занятия верующих. Поразительная жестокость, которой отмечено это время, как и сама безоглядность
преступлений, также свидетельствует о поверхностном восприятии библейских заповедей. Это касается даже значительной части
духовенства, ведшего вполне светский образ жизни и предававшегося тем же порокам, что и миряне. Многие священнослужители, в том числе епископы, носили оружие, ходили на охоту,
участвовали в военных походах и заговорах, жили в роскоши,
имели конкубин и незаконнорожденных детей. Отдельные случаи
крайней аскезы и самоистязания только оттеняют общую картину,
тем более что зачастую «Божьи атлеты» отнюдь не отказывались
от своих богатств и социального статуса. Какправило, знатные
отшельники устраивали свои кельи на территории собственных
поместий, им прислуживали рабы, а аскеза обходилась им порой
очень дорого. Григорий Турский оставил красочный рассказ о
затворнике, в цепях и власянице проведшем долгие годы в башне
под Ниццей, который питался, в числе прочего, особыми кореньями, доставляемыми ему из Египта.
Этот отшельник, как и подавляющее большинство святых меровингского периода, был, разумеется, выходцем из римской
аристократии, в целом сохранившей свои владения и образ жизни, несмотря на крах империи. Не все галло-римские «сенаторы»
поспешили на службу к варварским королям, большинство предпочло гордо замкнуться в своих поместьях и городских резиденциях, успешно контролируя город через епископскую кафедру,
•tiiпятую кем-то из членов семьи. Но уже «Салическая правда»
сообщает о «королевских сотрапезниках» из числа римлян, на
протяжении VI в. удельный вес галло-римской знати среди приближенных Меровингов быстро растет, а VII в. отмечен ее сближением с франкской знатью, в том числе брачными союзами и
участием в одних и тех же политических интригах. Дольше всего
сохраняются различия в правовом статусе и отчасти в культурном
Облике. Многие галло-римские роды, особенно на юге страны,
бережно хранили память о своем происхождении и еще в X—XI вв.
I'удились по римским законам.
Социальный строй и организация римских поместий эволюционировали медленно, сохраняя на протяжении всего меровингОКОГО периода много античных черт. Главными экономическими
ггпденциями оставались свертывание рыночных связей (особенно
шметное со второй половины VII в.) и прогрессирующее испомешепие рабов на землю, хотя этот процесс затянулся до конца X в.
И социально-правовом отношении наиболее важным было некотрос улучшение статуса несвободных людей, добившихся приП1

знания юридического характера своих брачно-семейных отношений, ограниченного права свидетельствовать в суде и быть членами церковной общины. Статус колонов, напротив, несколько
ухудшился; в некоторых районах стали различать колонов и свободных. Хуже всего мы осведомлены о положении свободных
простолюдинов, но несомненно, что в эту эпоху они были многочисленны.
В это время принципиально меняется характер поселений.
Многие виллы, как и многие деревни, обрастают укреплениями.
Города, когда-то плавно переходившие в загородные резиденции
элиты и другие сельские поселения, уже в IV—V вв. возводят
оборонительные сооружения. В меровингскую эпоху этот процесс
продолжается, причем теперь вдобавок к крепостным стенам, окружающим город, внутри его строятся цитадели. Основой их нередко служит какое-то особо прочное сооружение прежних времен, например амфитеатр; примером может служить Ним, чья
цитадель называлась Агепае. Иногда город уменьшался до цитадели, окруженной, впрочем, незащищенными кварталами. Городское ремесло и торговля в этот период были еще довольно хорошо
развиты, хотя спад экономической активности очевиден. Черты
позднеантичной civitas галло-римский город сохранял в целом до
середины VII в., когда из-за продвижения арабов в Западное Средиземноморье стали рушиться устойчивые торговые связи, В Австразии кризис городов пришелся на более поздний период (IX в.)
и был вызван вторжениями норманнов. Предшествующий период, напротив, был достаточно спокойным и ознаменовался возникновением новых городских центров, таких, как Кентовик у
Па-де-Кале и Дурстед в низовьях Рейна. В это время на северных
морях первенство держали фризские купцы.
К концу меровингской эпохи общественный строй германских
и романских областей при всех различиях обнаруживает все больше общих черт. Происходит взаимопроникновение элементов
двух культур, их постепенный синтез и складывание качественно
нового общества.
Франкское государство этой эпохи было довольно искусственным образованием, лишенным как этнической, так и экономической основы. Наиболее ощутимыми были различия между германской Австразией и романской Нейстрией, но определенную
самобытность сохраняли Бургундия, Аквитания, Прованс. Кроме
того, в пределах державы Меровингов существовали полунезависимые области, обосабливавшиеся в периоды усобиц: герцогства
алеманов, баваров, тюрингов, фризов, кельтская Арморика, все
чаше называвшаяся Бретанью, заселенная басками Гасконь.
112

После смерти Хлодвига франкское государство было разделено
между четырьмя его сыновьями, вскоре вступившими в междоусобную борьбу. Их земли лежали чересполосно, не образуя компактных территорий, а столицы находились по соседству на северовостоке Галлии: в Меце, Суассоне, Париже и Орлеане. Делились
не столько территории, сколько земли фиска и всевозможные налоги, притом не только поземельные: например, Марсель — главный
франкский порт на Средиземном море и в силу этого источник
заморских товаров и таможенных сборов — нередко находился
в совместном владении двух королей. К концу VI в. из усобиц
франкских конунгов вышли два политических образования: Нейстрия, чьи правители, как правило, контролировали также Аквитанию, и Австразия, которой подчинялась Алемания; Бургундия
переходила из рук в руки. Войны меровингских династов отличались безнравственностью и сопровождались редкой жестокостью
как друг к другу, так и к населению «враждебных» королевств.
В ходе этих войн римская цивилизация Галлии понесла еще
больший урон, чем в V в. Некоторые античные города прекратили существование именно в этот период. В памяти потомков эти
усобицы оказались связанными с именами двух королев: Брунегильды и Фредегонды, ненавидевших друг друга еще больше, чем
их царственные мужья, и подстрекавших их, а затем своих детей
и внуков к новым войнам и новым жестокостям. В этих войнах
не нужно искать какой-либо социальной или этнической подоплеки: то были распри варваров, дорвавшихся до власти и богатства,
но неспособных распорядиться ими сколь-нибудь разумно, даже
в собственных интересах.
Время от времени Нейстрия и Австразия объединялись под
властью одного правителя, но после его смерти происходил новый раздел, и каждая вновь шла своим путем. Усобицы привели
к ослаблению внешнеполитических позиций франков. Пострадала
и сама королевская власть: в это время быстро усиливается региональная знать, все чаще претендующая на прерогативы короля.
Пользуясь трудностями враждующих меровингских правителей, знать начинает диктовать им свою волю, иногда открыто
угрожая им смертью и приглашением на престол другого представителя династии. В 613 г. австразийские магнаты выдали престарелую королеву Брунегильду и ее правнука, малолетнего короля Сигеберта II, на зверскую расправу их заклятому врагу королю
Нейстрии Хлотарю II, который стал в итоге правителем всей
франкской державы. Он был вынужден подтвердить права знати
на все приобретения, сделанные в смутные времена его предшественников, и обязался назначать графов и других должност113

ных лид исключительно из среды местной знати. Кроме того, он
признал внутреннее единство Австразии, Нейстрии и Бургундии,
которые отныне нельзя было дробить между наследниками. Каждое из королевств получало особую администрацию во главе с
майордомом (букв.: «старшим по дому»), т.е. управителем королевского дворца и всеми королевскими поместьями данной области.
Поначалу майордом назначался королем, но к VII в. благодаря
доступу к огромным ресурсам он приобрел большой политический
вес и стал выдвигаться местной знатью, видевшей в нем представителя своих интересов. Майордомы ведали налогами, в отсутствие
короля председательствовали в суде и командовали войсками, в
малолетство короля выступали его опекунами, фактически управляя от его имени.
Последним меровингским правителем, обладавшим реальной
властью, был Дагоберт I (628—638). Он вернул часть фискальных
земель, захваченных магнатами, лично вершил суд, строил и реставрировал храмы, основывал монастыри, за что был впоследствии канонизирован. Дагоберт восстановил власть франков над
алеманами и тюрингами, успешно воевал с басками и аварами,
менее успешно — со славянами, потерпев поражение от союза
племен, населявших территорию современной Чехии. После его
смерти настоящая власть перешла к майордомам. В течение нескольких десятилетий и в Нейстрии, и в Австразии за этот пост
велась ожесточенная борьба, но к концу VII в. власть майордома
стала наследственной, сосредоточившись в руках австразийского
рода Пипинидов, которые сами назначали и смещали длинноволосых королей — сначала в Австразии, затем и во всей франкской
державе.
Могущество Пипинидов выросло из союза двух знатных семей
Австразии, возглавлявшихся в ЗО-е годы VII в. майордомом Пипином Ланденским, франком по происхождению, чьи основные
владения находились в районе Льежа, и выходцем из галло-римской аристократии епископом Меца Арнульфом, впоследствии
канонизированным. Посчитав себя достаточно сильными, они
возвели в 656 г. на престол Австразии внука Пипина, принявшего
королевское имя Хильдеберт. Однако это решение не было одобрено знатью, все еще считавшей, что королем должен быть представитель рода Меровингов. Общими усилиями знати Австразии
и Нейстрии Хильдеберт был свергнут и отправлен в монастырь.
Пипиниды временно сошли с исторической сцены. Но вскоре
майордомом Австразии стал другой Пипин, приходившийся внуком Пипину Ланденскому и Арнульфу Мецскому, прозванный за
пристрастие к одному из своих поместий Геристальским. В 687 г.,
114

разбив войска майордома Нейстрии, он объединил франкскую
державу. Пипин не пытался стать королем, но власть его была
намного реальнее власти короля.
Хотя с этого времени Австразия, Нейстрия и Бургундия почти
мсегда имели одного государя, власть Меровингов становится
>фемерной. Последние из них были лишены большинства имений и почти полностью отстранены майордомами от политических дел. С легкой руки франкского историка Эйнгарда (IX в.),
оставившего нам ироничный рассказ об их образе жизни, они
пошли в историю как «ленивые короли». Причины упадка династии Меровингов не вполне ясны. Не исключено, что речь идет
о вырождении; во всяком случае, большинство представителей
лой семьи умерло подозрительно рано. В то же время, первые
Пипиниды во многих отношениях вели ту же политику, что и
Мсровинги, в частности делили свои полномочия в Нейстрии и
Листразии между сыновьями и вели борьбу с той же самой знатью, из среды которой вышли. Но в этом роду было немало действительно выдающихся деятелей, предотвративших распад государства и отразивших самую серьезную угрозу, с которой оно
столкнулось за всю свою историю, — угрозу со стороны арабов.
§ 2. Государство Каролингов
После недолгой династической войны между членами семьи
Пипина Геристальского ему наследовал его младший незаконно|южденный сын Карл (714—741). Он известен как Карл Мартелл —
«Молот», прозванный так за предпочтение булавы другим видам
оружия, а затем и за сокрушительные победы над врагами. С его
именем связана реорганизация франкской армии. Народное ополчение теряет прежнее значение, на первый план выходят воиныпрофессионалы, получившие от майордома земельные пожалои;шия — бенефиции, которыми они владели на условиях несения
поенной службы. В источниках эти воины именуются верными,
пли вассалами (от кельтского gwas — «слуга»). Объектом пожалои;и1ия могли быть владения разного размера, поэтому многие беисфициарии шли на войну вместе с зависимыми людьми. Хотя
большинство франкского войска по-прежнему составляли пехогппцы, с этого времени усиливается роль конницы. Чтобы легче
кормить коней, смотр войска с 755 г. стали проводить не в марте,
к и мае; соответственно, мартовские поля сменились майскими.
Для обеспечения вассалов землей Карл Мартелл широко проводил секуляризации церковных владений, которые, по некоторым
оценкам, охватывали до трети всех земель в государстве. В этой
115

акции не было ничего антиклерикального, поскольку церковная
земля считалась в то время в известном смысле частью фиска.
С другой стороны, церковные иерархи играли столь активную роль
в политической жизни и так мало в большинстве своем отличались по образу жизни от светских магнатов, что Карл Мартелл
имел все основания обходиться с ними так же, как с представителями светской знати, и, в частности, карать мятеж и непослушание
конфискацией земли. В результате ему удалось создать фактически
новую элиту, серьезно потеснившую старую аристократию, опиравшуюся на родовые поместья и контролируемые епископские
кафедры. Бенефициальная реформа была важным шагом в сторону
феодализации общества, поскольку основу общественного положения вассалов составляло условное землевладение. В то же время
эта реформа существенно укрепила центральную власть, позволив
майордомам вернуть многие завоевания первых Меровингов и
отразить новые угрозы.
Карл Мартелл предпринял ряд успешных походов в Германию, восстановив власть франков над алеманами и заставив саксов платить дань. Но в историю он вошел прежде всего благодаря
победам над арабами.
Разгромив королевство вестготов, арабы уже через несколько
лет пересекли Пиренеи; в 720 г. пала последняя столица вестготов — Нарбон. Исключая Септиманию, они не пытались закрепиться в Галлии, предпочитая договариваться с полунезависимыми
от франков правителями южногалльских земель. Однако десять
лет спустя арабы почувствовали себя достаточно уверенными,
чтобы предпринять серьезный поход на север. В 732 г. на подступах к Пуатье они столкнулись с франками под предводительством Карла Мартелла и потерпели поражение; в бою был убит
их предводитель. В этом сражении франки впервые применили
тяжелую конницу. Вскоре после этого франки разбили и союзников арабов в Провансе и Гаскони, восстановив свою власть в этих
областях.
Карл Мартелл правил как настоящий король, хотя и без королевского титула, который по-прежнему считался прерогативой
рода Меровингов. Однако судьбой престола распоряжался именно майордом, называвшийся теперь «герцог и принцепс франков». После смерти в 737 г. очередного длинноволосого короля
Карл Мартелл не стал назначать ему преемника и последние годы
правил один. Умирая, он, словно король, разделил государство
между тремя сыновьями. Старшие братья — Карломан и Пипин
(прозванный за малый рост Коротким) — немедленно пошли
войной против младшего, рожденного в другом браке, и, заточив
116

его в монастырь, разделили его владения. Карломан стал правителем Австразии и зависимых зарейнских земель, Пипину достались
Нейстрия, Бургундия, Аквитания и Прованс. Братья, однако, сочли
за благо возвести на престол очередного Меровинга — Хильдерика II, не обладавшего уже никакой властью. В 747 г. Карломан,
мучимый раскаянием за вероломное убийство вождей алеманов,'
которых он пригласил на переговоры, принял постриг, и Пипин
стал единовластным правителем франков.
В 751 г., заручившись поддержкой римского папы Захарии,
Пипин отправил Хильдерика в монастырь. Вслед за этим на собрании знати он был поднят, по древнему обычаю, на щит и провозглашен конунгом. Несколько месяцев спустя, стремясь придать
своему статусу дополнительную легитимность, Пипин первым
из франкских монархов принял в аббатстве Сен-Дени помазание
па царство. Корона как символ монаршей власти еще не была
известна франкам, поэтому помазание имело особое значение.
В 754 г. новый папа Стефан И, приехавший искать у Пипина
помощи против лангобардов, вновь помазал его, а заодно его сыновей на царство, закрепив тем самым власть за его родом.
Став королем, Пипин предпринял два успешных похода в Италию (754 и 756 гг.), вынудив лангобардов не только снять осаду
Рима, но и передать папе — вопреки протестам Константинополя — только что завоеванную ими территорию Равеннского экщрхата. Тем самым было положено начало существованию особого
папского государства, официально называвшегося патримоний
(что значит «наследственное имущество») святого Петра. Папа
дпровал Пипину титул «патриция римлян», т.е. светского защитника жителей Рима и его округи. Вслед за этим в 759 г. Пипин
пиюевал у арабов Септиманию, завершив их изгнание из Галлии.
Жители Нарбона открыли ему ворота и помогли перебить арабский гарнизон в обмен на обещание сохранить им древние вестготские законы.
Правление Пипина отмечено проведением важной церковной
реформы. К VIII в. франкская церковь находилась в глубоком
кризисе. В среде духовенства несоблюдение канонов стало почти
ЧТО нормой, процветали пьянство и распущенность. Между 689 и
744 г. не созывались соборы. Епископом иногда становился граф
лепного округа, сохранявший и свои прежние полномочия. Имея,
K;IK правило, до принятия сана семью, он продолжал действовать
и ее интересах, нередко передавая кафедру одному из сыновей
(примером может служить Арнульф Мецский); привлечение с этой
Квлью племянников было и вовсе обычным делом. С согласия
миИирдома один и тот же человек, в том числе мирянин, мог
117

быть одновременно епископом нескольких епископств и аббатом
нескольких монастырей. Напротив, ввиду затяжных споров о том,
кому быть епископом, некоторые кафедры подолгу оставались
вакантными. Среди епископов встречались неграмотные люди,
воспринявшие азы церковной культуры на слух. Многие из них
вели вполне светский образ жизни, некоторые принимали личное
участие в военных действиях и даже поднимали мятежи против
центральной власти.
Большинство монастырей также находилось в упадке. Благодаря
инициативе королей и знати число их росло (в это время возникли, в частности, такие бенедиктинские аббатства, как Сен-Бертен
и Флери), но внутренняя дисциплина и культурный уровень монахов были низкими. Исключение составляли обители, основанные
ирландскими отшельниками и миссионерами, появившимися на
континенте в конце VI в. (первым был св. Колумбан) и создавшими немало знаменитых впоследствии монастырей, в том числе
Люксей, Боббио, Санкт-Галлен, Корби. Дисциплина в них была
очень строгой, поощрялось чтение и копирование рукописей, а
также проповедь христианства местному населению. Некоторые
старые королевские монастыри, например Сен-Дени и Сен-Жермен-де-Пре под Парижем, также заботились о соблюдении устава.
Однако большинство обителей находилось в жалком состоянии.
Несмотря на постепенный рост числа приходов, восприятие
христианской религии оставалось поверхностным. Ощутимый
прогресс наблюдался лишь в продвижении христианства в глубь
Германии. На этом направлении наиболее активны были англосаксонские миссионеры во главе со св. Бонифацием, прозванным
«апостолом Германии». В 744 г. по его инициативе был созван
церковный собор. Наиболее злостные нарушители канонов были
лишены сана. Была упорядочена церковная организация на всех
уровнях, от прихода до архиепископства; впервые было определено, что несколько епископств составляют архиепископство. Решено было ежегодно проводить соборы. Священнослужителям воспрещалось носить светское платье и оружие, заниматься военным
делом и охотой. Монахам предписывалось соблюдать бенедиктинский устав. Мирянам закрывался доступ к церковным должностям. Были предприняты шаги по возвращению церкви конфискованных у нее земель, но это встретило сопротивление со
стороны тех, кто получил эти земли в бенефиций. В свою очередь майордомы, стремившиеся контролировать все епископства
напрямую, противились учреждению архиепископств, как и призыву отстранить мирян от управления церковными учреждениями. Не были претворены в жизнь и некоторые другие решения, в
118

частности, многие епископы еще долго носили оружие и участвовали в сражениях. Тем не менее реформа содействовала улучшению отбора кандидатов на церковные должности, установлению
определенных нравственных норм в среде духовенства и преодолению наиболее очевидных языческих предрассудков.
Пипину наследовали два сына: Карл, прозванный потомками
Великим, получил северные и западные области, Карломан —
центральные и южные, не совпадавшие ни с одним из королевств.
После смерти Карломана (771) в обход его детей, отправленных
в монастырь, а затем бежавших с матерью в Италию, Карл захватил его владения, став правителем всего франкского государства.
В его правление (768—814) франкская держава достигла своего
апогея.
Внешняя политика Каролингов. На протяжении всего своего
правления Карл Великий вел многочисленные войны на всех направлениях, нередко одновременно, и в результате заметно расширил границы франкской державы.
В 772 г. в ответ на очередное разбойное нападение саксов на
пограничную франкскую территорию Карл начал с ними войну.
У саксов еще не было своего государства, и они не составляли
единого союза племен. Карл быстро разгромил одно из четырех
саксонских племен — ангриев, вынудил их вновь платить дань и
уничтожил общесаксонское святилище Ирминсул, захватив заодно его сокровищницу. Посчитав войну выигранной, он занялся
Италией.
К этому времени союз франков с лангобардами был нарушен.
Король лангобардов Дезидерий, обязанный своей короной Пипину и ставший тестем обоих его сыновей, приютил у себя детей
покойного Карломана, которых многие во Франкии считали законными правителями; Карл, в свою очередь, разорвал брак с дочерью Дезидерия. После того как в 772 г. лангобарды вторглись в
млпекие владения, папа Адриан I обратился к Карлу за помощью.
После 19-месячной осады франки взяли Павию, Дезидерий был
сослан в монастырь, а Карл венчался железной короной ланго(мрдов. Еще до окончания осады он первым из государей Европы
прибыл в Рим — на богомолье и на переговоры. Папа подтвердил
п о титул римского патриция и статус защитника римской церкви.
1) свою очередь Карл признал земельные пожалования папству,
i деланные Пипином, добавив к ним новые, но воспротивился
претензиям папы на верховенство в Центральной и Южной Ита1ши. Он присоединил лангобардское герцогство Сполето к своим
шальянским владениям, другое лангобардское герцогство на юге
полуострова, Беневенто, признало зависимость. Однако завершить
119

завоевание Италии Карлу не удалось: саксы опять вторглись во
франкские владения, и он поспешил вернуться в Германию. На
этот раз удар пришелся по другому племени — вестфалам, на
землях которых были размещены гарнизоны и создана буферная
территория между Франкией и остальной Саксонией, именуемая
маркой. В 777 г. Карл собрал в Падерборне саксонскую знать, призывая ее принять христианскую веру и сотрудничать с франками.
В 778 г. Карл предпринял поход в Испанию. Он рассчитывал
на помощь арабского наместника Сарагосы, обратившегося к нему
за помощью против эмира Кордовы и обещавшего сдать город.
Но к тому времени, когда Карл прибыл в Испанию, тот был уже
смещен. Взять Сарагосу не удалось, в том числе из-за отсутствия
у франков осадных машин. На обратном пути, при переходе через
Пиренеи, в Ронсевальском ущелье арьергард франкского войска
во главе с графом Бретонской марки Роландом попал в засаду,
устроенную басками, и погиб. Это событие, переосмысленное как
схватка франков с арабами, легло в основу «Песни о Роланде» —
главного французского эпоса, текст которого оформился и был
записан в XI—XII вв. Арабские источники об этом событии молчат, франкские — подозрительно лаконичны. Известно, однако,
что франки потеряли все города, захваченные в ходе этой войны
в Испании.
Поражение в Испании было серьезным ударом по позициям
Карла. Началось восстание в Саксонии, подняли голову недовольные в Италии и Аквитании. С этого времени политика Карла
становится более осторожной. В 78 [ г. он привозит в Рим малолетних сыновей, Пипина и Людовика, с тем чтобы папа помазал
их на царство, и провозглашает их королями, соответственно,
лангобардской Италии и Аквитании, создав тем самым видимость
их автономии. К управлению королевствами была привлечена
местная знать. Главным направлением внешней политики надолго
стало восточное.
Восстание в Саксонии возглавил вестфальский аристократ
(эделинг) Видукинд. Он захватил и подверг разгрому Падерборн,
убивал всех встретившихся ему франков, в том числе миссионеров, уничтожал церкви, нанес франкам ряд чувствительных поражений. Карл ответил массовыми казнями, но, наученный горьким опытом, постарался одновременно договориться с местной
знатью. В 782 г. появились первые саксонские графы, а в 785 г.
сдался Видукинд, приняв крещение из рук самого Карла. После
этого франки перенесли военные действия на территорию остфалов, по левому берегу Эльбы. Последним в 804 г. капитулировало
120

Франкское королевство при Каролннгах:
J — граница раздела империи по Верденскому договору

племя нордальбингов, жившее в нынешнем Шлезвиге. Наиболее
активных мятежников Карл переселил во внутренние районы государства, переведя на их место франков и жителей других давно
покоренных земель. Саксония была разделена на графства. На за•юеванной земле франки стали строить города, среди них Бремен,
Гамбург, Магдебург, Минден, Халле, в которых первоначально
жили в основном переселенные франки.
Покорение Саксонии сопровождалось насильственной христианизацией. Были введены суровые наказания за преступления
щюшв королевской власти и церкви, установлена церковная деопина. Языческие капища разрушались, соблюдение языческих
(К)ридов, в том числе предание покойников огню, каралось смерм.к), как и уклонение от крещения, что было закреплено в 782 г.
тик называемым Саксонским капитулярием. Эти драконовские
Юры встретили осуждение части франкского духовенства, в том
числе Алкуина, призывавшего обращать саксов в свою веру пропо121

ведью и примером. В дальнейшем по мере замирения Саксонии
эти меры были смягчены.
Война с саксами была выиграна не в последнюю очередь благодаря союзу с ободритами, издавна враждовавшими с саксами.
Другие славянские племена были настроены к франкам менее
дружелюбно, опасаясь их экспансии и насаждения христианства.
Карл неоднократно воевал с вильцами и сорбами, жившими выше
по течению Эльбы; в начале IX в. и те и другие признали зависимость от франков. Попытки подчинить чехов успеха не имели.
В 788 г. Карл положил конец герцогству баваров. Они платили
дань франкам начиная с VI в., но сохраняли самостоятельность,
в частности имели свои законы и свою династию. Отныне Баварией управляли франкские графы.
С подчинением Баварии у франков появились опасные соседи
на востоке — авары. Это было кочевое тюркское племя, подчинившее многие другие племена, в том числе угорские и славянские, и
создавшее в середине VI в. государство с центром в Паннонии —
Аварский каганат. Пик могущества аваров приходится на конец
VI — начало VII в., когда они контролировали огромную территорию от Кавказа до восточных отрогов Альп, вторгались на Балканы, в Италию, Германию и взимали дань едва ли не со всех
своих соседей, не исключая и Византии. К концу VIII в., потерпев
ряд поражений от византийцев и славян, каганат сильно сократился в размерах, но все еще оставался грозной силой на среднем
Дунае, где находились кольцеобразные крепости аваров. Для
борьбы с ними Карл привлек славян, страдавших от их набегов и
поборов. В 796 г. была взята главная аварская крепость, захвачен
дворец кагана и находившиеся в нем сокровища, поразившие воображение франков. Авары сопротивлялись еще несколько лет,
затем отступили в низовья Дуная, где были разбиты болгарами и
в конце концов растворились среди кочевых племен, шедших
с востока. Паннония была временно (до завоевания ее венграми)
занята славянами. Часть южных славян — предков словенцев и
хорватов — признала зависимость от франков.
После поражения в Ронсевальском ущелье франки не оставили
попыток изгнать арабов из Испании, но отныне сосредоточили
свои усилия в Восточных Пиренеях, где начиная с 785 г. вели активные военные действия. Наступление возглавлял двоюродный
брат Карла и советник Людовика Аквитанского граф Гильом Тулузский. Эта эпопея нашла отражение в героических песнях о
Гильоме Оранжском. В 801 г. была занята Барселона, которая
стала центром так называемой Испанской марки, прикрывавшей
франкскую державу с юга. Одновременно на Средиземном море
122

был создан флот, способный защитить от пиратов и побережье, и
основные коммуникации, прежде всего морской путь в Италию.
Однако на дальнейшее продвижение в глубь Пиренейского полуострова, как и на подчинение Корсики и Балеарских островов,
сил у франков уже не хватило. В 812 г. Карл подписал с эмиром
Кордовы мир, закрепивший сложившееся положение вещей. В результате и на суше, и на море установилось равновесие, сохранявшееся до середины IX в.
К концу правления Карла возникла новая угроза его державе,
исходившая от норманнов — «северных людей», как тогда называли скандинавов. Начало их экспансии относится к 787 г., когда
они впервые ограбили побережье Англии. Вскоре они стали нападать и на франкские земли у Северного моря и в Ла-Манше,
иногда поднимаясь вверх по течению больших рек. Однако в этот
период франки еще были в состоянии дать норманнам отпор;
в устьях рек и в ключевых прибрежных городах были размещены
сильные гарнизоны, был создан внушительный флот, предпринят
поход против датчан. Положение изменилось в середине IX в.,
когда Франкская держава погрязла в распрях: с этого времени на
северных морях безраздельно властвовали и бесчинствовали норманны.
Империя Карла Великого. В результате бесконечных войн Карла Великого возникло огромное государство, не имевшее равных
и течение всего Средневековья. Многие племена и княжества, оставшиеся за ее пределами, признали верховенство франкского
короля. Стремясь закрепить успех и упрочить свою власть как
внутри страны, так и за ее пределами, Карл стал добиваться императорского титула, что поставило бы его выше любого другого
правителя Западной Европы. Следует напомнить, что, свергнув
и 476 г. последнего императора Западной Римской империи,
Одоакр отослал знаки императорского достоинства в Констаншиополь, признав тем самым верховенство восточноримского
императора и получив от него титул патриция. Такой же титул
носил позднее Теодорих Остготский. Исключая вандалов, полномочия василевса в той или иной форме признавали все варварские конунги, в том числе Хлодвиг, считавшийся консулом. Поищих ее с системой управления родоллемеиного общества и
одновременно институтов, унаследованных от римлян. Однако
к IX в. все яснее обнаруживаются признаки, свойственные фео|.ни.ной государственности более позднего времени.
Карл пытался гальванизировать некоторые римские институты. Эта тенденция стала особенно заметной после его коронации,
Югда он осознал себя преемником римских императоров. В течение трех столетий двор франкских королей, по сути дела, коче|шн, перемещаясь вместе с королем от города к городу, а чаще —

ш

от поместья к поместью. Так было и в начале правления Карла.
С 794 г. у него появляется постоянная резиденция — основанный
еще римлянами, но расположенный в Токсандрии, давно заселенной франками, город Ахен, быстро ставший настоящей столицей.
По образцу римского дворца в Трире здесь строится большой
дворец, а также здания для разных служб. Здесь собирается королевский совет, здесь же все чаще проводятся съезды знати и церковные соборы.
Управление государством окончательно отделяется от военного
дела. Майские поля сводятся к военным сборам. Важные решения обсуждают теперь на съездах знати и духовенства и на королевском совете. Последний не был четко конституирован, в него
входили те, кого в нем хотел видеть король в данный момент.
Параллельно с ним существовала королевская канцелярия, ведавшая подготовкой указов и жалованных грамот, официальной корреспонденцией, архивом и игравшая все более важную роль.
Съезды знати собирались дважды в год. В принципе, на них
должны были присутствовать все прямые вассалы короля, а также
графы, епископы и аббаты крупнейших монастырей. Все они
должны были привозить с собой причитавшиеся королю платежи. На деле представительность этих съездов была неодинаковой
и, безусловно, ограниченной. На некоторых присутствовали лишь
первые лица империи и государевы посланцы. Участники съездов
не имели законодательной инициативы и могли обсуждать только
те вопросы, которые король и его советники выносили на обсуждение. В соответствии с древней германской традицией, делавшей упор на устном слове, а не на документе, король должен был
сам формулировать новые законы и другие важные решения, например связанные с внешней политикой. Вассалы были не вправе
отклонить его инициативы, но могли высказать свои соображения
по их доработке. После принятия окончательного решения участники были обязаны публично выразить согласие. Текст указа записывался на латыни и рассылался во все концы государства,
чтобы на местах его растолковали на соответствующем наречии
и довели до сведения чиновников, судей и тех вассалов, что не
смогли приехать на съезд.
Параллельно с такими ассамблеями проводились церковные
соборы, где обсуждались внутренние дела церкви. Король, которому не была чужда ветхозаветная идея царя-первосвященника, и
его советники представляли участникам свои предложения о том,
какие вопросы следует обсудить и какие решения принять, но по
сравнению со съездами знати, соборы меньше контролировались
132

Властью. Впрочем, отличие собора от съезда знати зачастую было
условным, поскольку светское и церковное законодательство переППетались, а высшее духовенство активно участвовало в обсуждении сугубо мирских дел — и как наиболее грамотная часть элиты,
поставлявшая государству чиновников, и как вассалы короны,
снимавшиеся сбором налогов, судопроизводством, снаряжением'
Воинов и другими общественными повинностями.
Управление на местах претерпело меньше изменений. Единицей управления оставалось графство, делившееся на сотни или
Викарии. Исключение составляли пограничные марки, правители
Которых обладали как гражданской, так и военной властью. Графы назначались королем и могли быть в любой момент смещены
или переведены в другой округ, однако на практике не так уж
редко графа сменял его сын или брат. Вместо жалованья графы
получали в кормление часть имений фиска, располагавшихся
и пределах вверенной им области, а также треть пошлин и судебных штрафов.
Борясь со злоупотреблениями графов (которые нередко искаВПЛИ отчетность по доходам с фискальных земель и искусственно
умножали число судебных процессов), Карл ввел институт гоСударевых посланцев, призванных инспектировать деятельность
местных властей, разбирать жалобы и вносить предложения о нампапии недобросовестных чиновников. Посланцы также обнароВрвали новые постановления и принимали клятву верности коро1ИО. Первоначально такими инспекторами становились чиновники
i ни трального аппарата, но, столкнувшись с коррупцией и в их
i реле, Карл стал поручать эти функции самым высокопоставленным людям в государстве (часто епископам из других диоцезов),
Которых было трудно подкупить и которым он доверял лично. Эта
практика оказалась эффективной, но возможности для ее внедреНИЯ были ограничены, поскольку людей этого уровня не хватало
и они не могли надолго оставлять свои кафедры и другие посто1нные должности.
Качественные изменения претерпевает судебная система. Было
определено, что собрание графства {mallus) отныне созывается
Всего три раза в год. Место рахинбургов, избиравшихся свободными людьми графства, заняли пожизненно назначаемые заседаlenii, отбираемые, правда, из местных жителей, — скабины, по
шштдцать, реже по семь человек на графство. Во Франции их
ипоеледствии называли эшевенами, в Германии — шеффенами.
Гкпбины помогали графу в подготовке и проведении судебных
процессов, в сотнях же сами председательствовали в суде, вынося
133

приговоры по менее важным делам, не связанным с земельной
собственностью и не предусматривающим смертную казнь или
лишение свободы. На иммунитетных землях суд вершили епископы и аббаты, но особо важные дела оставались в компетенции
графов. Епископы также осуществляли суд по делам клириков
своего диоцеза, как и по делам, связанным с нарушением канонических запретов (в том числе брачных), с уклонением от посещения праздничных служб, святотатством, обвинением в колдовстве. В принципе, любой свободный человек мог обратиться по
своему делу лично к королю, и не так уж редко король сам вершил суд, особенно при рассмотрении споров среди своих прямых
вассалов. Однако жалобы на решения местных судов слушались
государевыми посланцами, заседавшими сначала один-два, затем
четыре раза в год, притом в разных населенных пунктах графства.
Другие суды в эти дни не проводились.
Карл требовал, чтобы судьи руководствовались не своими
представлениями о справедливости, а действующими законами.
Постепенно он осознал необходимость писаного права, а не записей на случай, если забудется та или иная норма. В 802 г. была
произведена редакция ряда старых варварских «правд» — алеманской, баварской, рипуарской, салической, при этом многие нормы
были модифицированы. «Салическая правда» была переведена
также на древневерхненемецкий язык. Были впервые записаны
законы саксов, фризов, тюрингов. Романское население продолжало руководствоваться Бревиарием Алариха, в Италии — упрощенными версиями Кодекса Юстиниана.
Карл стремился унифицировать законы народов, населявших
его государство, но понимал, что большинство его подданных
к этому не готово. Поэтому даже в Саксонии, где он насаждал
франкские порядки огнем и мечом, древние обычаи, регулировавшие семейную жизнь, вопросы наследования и деловую активность, остались прежними. Его законодательные нововведения
(капитулярии — от лат. capitula — «главы», на которые делился
текст указа) имели форму дополнений или уточнений к действующим законам и сами не считались законами. Так, не посягая на
принцип кровной мести, Карл добивался ее замены штрафом,
постепенно ужесточая наказания для тех, кто отказывался от получения штрафа, и жестоко карая за месть после публичного
примирения. Сходным образом, не затрагивая сам принцип вергельда, он ввел правило, по которому его величина соизмерялась
с имуществом правонарушителя, что предотвратило разорение
немалого числа людей.
134

Капитулярии охватывают огромное количество вопросов разного масштаба, преимущественно текущей политики: управление
королевскими бенефициями, взаимоотношения между вассалами
и сеньорами, организация суда, запрет частных войн, борьба с
разбоями, денежное обращение, таможенные пошлины, злоупотребления чиновников, уклонение от общественных повинностей,
принятие духовного сана без призвания, проверка вооружения
я пившихся на смотр, переносные мосты, поставки муки и мяса для
действующей армии, устройство тюрем, запрет ростовщичества,
иисдение новых налогов, цены на хлеб, меры весов, организация
школ, забота о вдовах и сиротах, борьба с волками и утилизация
иолчьих шкур, наказание для склоняющих к пьянству и т.д.
За всем этим просматривается стремление к централизованному
управлению. Образцом служила позднеримская государственность,
хота сами проблемы, которые пытался решить Карл, были качественно новыми. Некоторые из заявленных им мер, например
требование периодически обновлять подробные описи королевских
и церковных имений или переписать поименно всех принесших
присягу, были неосуществимыми при тогдашнем уровне грамотности и делопроизводства. Другие, прежде всего иммунитетные
пожалования, возымели в конечном счете обратный эффект и
привели к ослаблению государства.
Стремясь в зародыше подавить сопротивление своей власти
и одновременно распространить контроль на вассалов своих васг;шов, Карл еще в начале своего правления потребовал личной
присяги от всех свободных мужчин государства старше 12 лет.
Присяга, принесенная ему в 802 г. уже как императору, фактически уподобляла верность подданного империи верности вассала
Своему сеньору. Поощряя установление вассалитета, Карл допускал возможность нарушить клятву верности сеньору — если тот
Котел убить вассала, обесчестить его жену или дочь, побил его
палкой или пытался отнять его имущество — и настаивал на отШЧПЫХ обязательствах сеньора по отношению к вассалу. В этом
н>жс угадываются черты вассально-ленной системы, утвердивШСЙся, впрочем, лишь к XI в. Особое значение имело вовлечение
и пассальные отношения графов и других чиновников, постепенно
окружавших себя своими «верными». Поскольку графы, по сущеi ту, не отличали своих бенефициарных владений от собственно
королевских, их вассалы стали получать земли и доходы фискальном) происхождения. Тем самым государство начинает строиться
п,| феодальной основе.
135

Церковная реформа. Карл продолжил церковную реформу, начатую его отцом. Принимаются меры против бродяжничества монахов и их обмирщения: нарушения обета безбрачия, ношения
дорогой одежды, участия в охоте и иных светских развлечениях.
Во главе этого движения стал Бенедикт Анианский, сын вестготского графа, воин и приближенный Карла Великого, принявший
постриг и основавший свой монастырь в районе Безье, на юге
Франции. С его именем связано распространение в монастырях
Галлии и Германии устава Бенедикта Нурсийского (VI в.), который
он постарался приспособить к природным и культурным особенностям франкского государства. Сохранив в целом предписания
своего предшественника относительно еды, одежды, молитв и
дисциплины, он добавил требование «бессловесного труда» и беспрекословного подчинения аббату, а также проповеди окрестному
населению. Он полагал, что бедность монастыря обернется зависимостью от мира, тогда как большое, хорошо налаженное хозяйство
позволит монастырю сохранить автономию и в то же время помогать оказавшимся в нужде. Под конец жизни, став канцлером
империи, Бенедикт постарался внедрить свои идеи в масштабе
всего государства. Они были санкционированыпоместными соборами 817 и 819 гг., что содействовало утверждению бенедиктинского устава, постепенно заменившего местные монастырские
обычаи, особенно в романских областях Галлии.
Церковная реформа Карла затронула и другие аспекты церковной жизни. Он поручил своему ближайшему сподвижнику и
советнику англосаксу Алкуину выверить текст Священного Писания. Предложенная им версия Вульгаты оставалась наиболее
авторитетной вплоть до XVI в.
Было упорядочено и богослужение. За основу была взята римская литургия, заменившая так называемую галльскую, в которой
было много восточных черт. Центральным элементом нового богослужения стал, однако, сформулированный Паулином Аквилейским Символ веры, в который вошла заимствованная у испанских
католиков формула filioque, послужившая в дальнейшем догматическим отличием западного христианства от восточного; в самом
Риме этот Символ веры был воспринят лишь в XI в. Одновременно Франкфуртский собор 794 г., где, помимо франкских прелатов, присутствовали представители английского и испанского
епископата, осудил как иконоборчество, так и неканоническое
поклонение иконам, признав единственно правильным иконопочитание. Это не так уж отличалось от позиции Никейского собора
787 г., выступившего против извращенных форм поклонения
136

иконам, но франки, получившие неточный перевод его решений
из Рима, этого не поняли и осудили греческую церковь за мнимое отступление от ортодоксии (см. гл. 7).
Большое внимание уделялось также борьбе с другими ересями
и всевозможными «вульгарными» истолкованиями Евангелия.
Выла введена в определенные рамки процедура канонизации, а
многие стихийно возникшие культы упразднены. Алкуин возражал против чрезмерного почитания мощей, считая это суеверием,
НО франкское духовенство ограничилось лишь некоторой регламентацией процедуры открытия мощей. Были предприняты шаги
ПО распространению христианских норм поведения и общежития,
В частности, введены заимствованные у ирландцев и испанцев
иенитенциалии, иначе «покаянные книги», т.е. перечни вопросов,
которые священник задавал прихожанам на исповеди. Наконец,
Пыли приложены немалые усилия по повышению грамотности и
общего культурного уровня духовенства, в том числе приходских
священников, которые впредь должны были при назначении сдавать своего рода экзамен на знание и понимание Священного
Писания, литургии и церковных канонов. Постановления соборов
требовали от священников умения проповедовать и объяснять осноВЫ вероучения на народных наречиях — романском и германском.
Культурная политика Карла Великого, позволившая историкам говорить о «каролингском возрождении» (см. гл. 21), была
тесно связана с церковной реформой, в частности с обучением
священнослужителей. Несомненно также, что эта политика была
продиктована необходимостью подготовки кадров для управления
юсударством и повышением грамотности знати. Но не приходится сомневаться, что «каролингское возрождение», выразившееся
не только в верификации текста Библии и создании церковных
школ, но и в разыскании и переписывании древних текстов, в
сом числе языческих авторов, в поощрении литературного творчества и ученых диспутов, иллюминации рукописей и достаточно
интенсивном каменном строительстве, было не в последнюю очередь вызвано искренним и деятельным интересом к знанию со
Стороны франкского короля.
Личность Карла Великого. Карл был незаурядным человеком.
Сын наложницы, ставшей женой Пипина уже после его рождения, он не получил в детстве хорошего образования и всю жизнь
пытался наверстать упущенное, обнаружив поразительную нагшйчивость и немалые способности. Профессиональный воин,
шкадившийся в походах, он стад выдающимся государственным:
137

деятелем, реформатором, восприимчивым к новым идеям, и
энергичным покровителем наук и искусств. По свидетельству
близких ему людей, Карл готов был говорить о науках даже во
время купания в бассейне и клал себе книги и дощечку для письма
под подушку на случай бессонницы. К концу жизни он хорошо
знал латынь, освоил азы греческого, владел языком своих романских подданных, но родным его языком было франкское наречие,
и по складу ума и образу жизни он до конца оставался германцем. Несмотря на искреннее желание быть настоящим римским
императором, он носил германскую одежду, гармонировавшую
с его светлыми волосами и пышными усами, и только в Риме
в момент коронации был одет в римское платье. Всем другим
владениям предпочитал Австразию, которую последние годы почти
не покидал. Все его жены и даже наложницы, о которых мы что-то
знаем, были германками. Его представления о справедливости и
счастье, как и повседневные привычки, были германскими.
Карл был не самым лучшим полководцем и брал, скорее, превосходством сил, быстротой принятия решений и упорством в их
исполнении, что особенно ясно проявилось в ходе долгой войны
с саксами. До 60 лет он сам водил войска в поход, передвигаясь
быстро и без лишней помпы. Был способен извлекать уроки из
ошибок, хорошо подбирал советников, не смущаясь их превосходством над собой в каких-то вопросах, умел прислушиваться к
советам, но решения принимал самостоятельно и был, несомненно, искусным политиком. Хороший семьянин, он не допускал
вмешательства в государственные дела ни матери, ни сестры, ни
жен, ни детей; его взрослые сыновья, даже имея королевский
статус, слушались его беспрекословно. Высоко ценил знания и
талант, которые в его глазах значили больше, чем знатность рода
и этническая принадлежность; его неформальные отношения
с собранной со всей Европы интеллектуальной элитой не имеют
параллелей в средневековой истории. Карл был, безусловно, искренен в своей вере. Он слушал мессу каждый день, часто приходил
на другие службы, охотно пел в храме. Щедро жертвовал монастырям и храмам, но весьма критически отзывался о подготовке и
моральном облике духовенства. Не будучи жестоким по природе,
он допускал жестокость, но был способен на примирение с самым заклятым врагом, если тот просил о пощаде и прощении,
свидетельством чему — судьба Видукинда; в этом случае, помимо
политической целесообразности, для Карла имело значение обращение язычника в христианскую веру.
138

Династия Каролингов
Пипин,
майордом
(687-714)
Гримоалъд,
майордом
(700-714)

Карл Мартелл,
майордом
(714-741)

Карл оман,
майордом
(741-747)

Пипин,
майордом
(741-751),
король
(75Г-768)

Карл Великий, Карломан,
король с 768,
король
император
(768-771)
(800-814)

Пипин
Горбатый,
ум. 811

Карл
Пипин,
Людовик
Младший, король
Благочестивый,
король
Италии
король
(800-811) (781-810) Аквитании с 781,
император
(814-840)

Вернард,
король
Италии
(810-817)

Лотарь I,
король с 814,
император
(817-855)

Пипин,
король
Аквитании
(817-838)

Графы
Исрмандуа

Каролинги короли
Италии,
Прованса и
Лотарингии

Пипин II, Восточнокороль
франкские
Аквитании Каролинги

(838-852)

Людовик Карл Лысый,
Немецкий, король с 838,
король
император
(817-876)
(875-877)
Западнофранкские
Каролинги

Хотя все правление Карла была заполнено войнами, не всегда
успешными, хотя при нем случались и мятежи, и эпидемии, и голодовки, хотя многие его политические решения были весьма
спорными (например, неудачный выбор столицы), а некоторые
действительно важные начинания не имели продолжения, в памяти потомков его правление осталось золотым веком, а сам он —
образцом идеального правителя, сильного, мудрого и справедливого. Уже в ЗО-е годы IX в. его стали называть Великим. Само его
правление, длившееся 46 лет, было необычно долгим; он умер
в 71 год — по тем временам это был преклонный возраст, и народная молва преувеличивала его долголетие. Так, в «Песни о Роланде» утверждается, что к моменту испанского похода Карлу было
более двухсот лет. С его именем связано множество легенд, отразившихся в других героических песнях, а затем и в рыцарских
романах. Потомки Карла по мужской линии — Каролинги —
правили Германией и Италией вплоть до начала, а Францией —
до конца X в. По женской линии к нему возводила род едва ли
не вся высшая знать западноевропейского Средневековья.
Сильное впечатление произвел он и на соседние народы. Короли Астурии признавали верховенство Карла, короли англосаксов и славянские князья искали с ним союза. Он обменивался
посольствами и с византийскими василевсами, и с Гаруном альРашидом, видевшим во франках естественных союзников против
отложившейся от Халифата Испании. Западные и отчасти южные
славяне восприняли его имя как титул и в дальнейшем именовали своих монархов «королями». Норвежцы превратили в личное
имя латинскую форму его прозвища (Magnus), называя так по
преимуществу королевских отпрысков. Евреи запомнили Карла
как правителя, обходившегося с ними по закону. Никак не идеализируя Карла, следует признать, что он был действительно выдающимся государем, оказавшим огромное личное воздействие
на судьбы Западной Европы.
Преемники Карла Великого. Карлу наследовал единственный
из переживших его сыновей — Людовик, прозванный за набожность и щедрость к церкви Благочестивым. Он продолжил дело
отца в областях законодательства и культуры, но в политическом
отношении его правление знаменовалось началом распада империи. В 817 г., сохранив за собой верховную власть, он разделил
государство между тремя сыновьями: Лотарем, ставшим его соправителем и вскоре провозглашенным в Риме императором, Людовиком и Пипином. Позднее, после рождения младшего сына Карла,
он в 829 г. перераспределил земли, что вызвало мятеж старших сы140

новей. Они дважды свергали отца с престола, но оба раза не могли
договориться между собой и возвращали его к власти. После
смерти Людовика в 840 г. Франкская держава распалась.
Поначалу Лотарь пытался сохранить верховную власть, но этому
воспротивились другие представители дома Каролингов, прежде
всего Людовик Немецкий, правивший в зарейнской Германии, и
Карл Лысый, владевший Нейстрией. Встретившись в 842 г. в
Страсбурге, они дали клятву взаимной верности, первый — на
романском, второй — на германском наречии, чтобы быть понятыми воинами друг друга. (Эти тексты, сохраненные историком
Нитгардом, считаются древнейшими памятниками, соответственно, французского и немецкого языков.) Вскоре они вынудили
Лотаря пойти на раздел империи. По Верденскому договору 843 г.
Карлу достались земли к западу от рек Шельды, Мааса, Соны и
Роны, составившие Западно-Франкское королевство, жители которого говорили преимущественно на романском наречии, легшем
в основу французского языка. За Людовиком были закреплены
земли к востоку от Рейна и к северу от Альп, населенные германскими народностями и образовавшие Восточно-Франкское королевство. Лотарь сохранил императорскую корону, а вместе с ней
Италию и земли, лежавшие между Восточным и Западным королевствами, протянувшиеся от Фрисландии до Прованса. Это искусственное образование, лишенное этнической, экономической
или политической основы, было в свою очередь поделено сыновьями Лотаря после его смерти в 855 г. Из него выделилось королевство Италия, правитель которого получил и императорскую корону,
королевство Прованс, включавшее юго-восточные области современной Франции, и королевство его младшего сына — Лотаря,
куда вошли земли от Северного моря до Швейцарских Альп. Для
лого государства не нашлось устоявшегося топонима, и в историю
оно вошло как Лотарингия. Впоследствии это название закрепилось за сравнительно небольшой областью на северо-востоке нынешней Франции, в верховьях Мааса и Мозеля.
Представление об определенном единстве земель, входивших
прежде в державу Карла Великого, сохранялось еще несколько
иссятилетий, о чем свидетельствует борьба правителей Франции,
Италии и Германии за императорскую корону, за которой попрежнему отправлялись в Рим. В последний раз держава Каронишов обрела относительное единство в 884 г., когда сын ЛюдоВИКа Немецкого, король восточных франков и император Карл
Голстый, был избран также королем западных франков. Ввиду
it о неспособности отразить натиск норманнов, западнофранкская
141

знать передала в 888 г. престол герою борьбы против норманнов
парижскому графу Эду. После его смерти в 898 г. внук Карла Лысого Карл Простоватый вернул себе французскую корону. Его
потомки правили Францией еще столетие, но постепенно теряли
реальную власть.
В Германии род Карла пресекся в 911 г. Императорский титул
оказался к концу IX в. в руках итальянских потомков императора
Лотаря по женской линии. С 924 г. на Западе вообще не было
императора. Так продолжалось до 962 г., когда императором стал
германский король Отгон I, положивший начало новому государству, известному в дальнейшем как Священная Римская империя.

Глава 5
Византия в IV—XII вв.

§ 1. Византия в IV — первой половине VII в.

О.

'бразование Византийской империи. В 330 г. император К о н -

стантин I перенес столицу Римской империи на Восток, в город
Византии, древнюю мегарскую колонию на Босфоре. Новую столицу назвали в честь императора «городом Константина» (Константинополем). Восточные провинции включали плодородные
(емли, лежащие в более благоприятной природно-климатической
юне. Здесь было больше полезных ископаемых (золота, серебра,
меди, железа), источники нефти, залежи мрамора и других минеральных ресурсов; более плотным было здесь и население, обладавшее к тому же более высоким культурным уровнем. Исключительно удачный выбор места для новой столицы в перекрестье
торговых путей между странами Востока и Запада, юга и севера,
В также в центре интенсивного культурного обмена обусловил ее
быстрое превращение в крупнейший город Европы.
Выделение восточных провинций в особую государственнополитическую систему было завершено официальным разделом
Римской империи в 395 г. на Западную и Восточную. В состав
Иосточно- Римской империи вошли: Балканский полуостров, МаПая Азия, Северная Месопотамия, часть Армении и грузинских
юмель, Сирия, Палестина, Египет, Киренаика, Кипр, Крит, Родос и другие острова Восточного Средиземноморья, а также южное побережье Крыма. На этих землях жили: греки, иллирийцы и
фракийцы (уже подвергшиеся романизации и эллинизации), армяне, грузины, сирийцы, евреи, коиты и другие этнические группы.
Грекам, однако, принадлежала ведущая роль в общественной и
культурной жизни империи.
После падения Западной Римской империи в 476 г. Восточная
Осталась единственным продолжением некогда единой империи,
и сами ее подданные, независимо от их этнического происхождения, по-прежнему называли ее «Римской (по-гречески «Ромейгкой») империей», а себя «ромеями». И эта черта самосознания
143

подданных оставалась до конца одной из ярких особенностей
их менталитета. Наименование «Византия» (от названия города
Византии) изредка употребляли уже греческие интеллектуалы с
XIV в., но утверждаться в литературе оно стало в XVI—XVII вв.
благодаря западноевропейским эрудитам.
В долинах рек, на равнинах (во Фракии, Фессалии, на Пелопоннесе, в Северной Африке) было широко распространено хлебопашество, особенно в Египте, бывшем до середины VII в. главной
житницей империи. Издревле здесь, как и в Палестине, Сирии и
других областях, была налажена высокоэффективная ирригационная система.
В приморских субтропических районах были высоко развиты
культура олив, виноградарство и садоводство. На Балканах к северу от Южной Фракии и Южной Македонии, а также на высокогорьях и плоскогорьях Малой Азии преобладало скотоводство:
разводили крупный и мелкий рогатый скот, свиней, лошадей, ослов. Использование тягловой силы животных (быков, буйволов)
было всюду необходимым условием возделывания злаков.
Восточно-Римская империя многократно превосходила Западную по численности городов. Константинополь и Фессалоника,
Коринф и Фивы, Смирна и Эфес, Никея и Никомидия, Дамаск
и Бейрут, Антиохия и Александрия были средоточием ремесла и
торговли, крупными экономическими, политическими и культурными центрами. Даже мелкие и средние города, особенно многочисленные на побережье, торговали друг с другом и с зарубежными
странами. Купцы империи доминировали на рынках всего Средиземноморья, они освоили торговые пути на Кавказ, в Центральную Азию, Северное Причерноморье, в Индию и Китай, достигая на Западе Британии, а на Востоке — Тапробаны (Цейлона).
Особенности социально-экономического, общественно-политического и культурного развития Византии позволяют выделить
в ее истории несколько периодов: ранний (IV — первая половина
VII в.), средний (вторая половина VII—XII в.) и поздний (XIII —
середина XV в.). В истории ранней Византии выделяют внутренний рубеж — конец VI в. До этого времени преобладали позднеантичные формы в общественной и политической жизни, а затем
наступила эпоха их крушения, началась история империи как
средневекового государства.
Византийская деревня в IV—VI вв. Помимо более благоприятных
природно-климатических условий большое значение для судеб Восточно-Римской империи имела и специфика ее аграрного строя.
Здесь было гораздо шире распространено свободное крестьянское
землевладение, оказавшееся наиболее перспективной формой
организации сельскохозяйственного производства в условиях
144

Средневековья. Деревня представляла собой соседскую общину
(митрокомию). Частная собственность крестьянина на пахотную
землю и приусадебный участок сочеталась с общинной собственностью на угодья, неподеленную сельскую округу. В отличие от
западной марки, общинники были здесь теснее связаны производственными и социальными связями. Община в Византии была
податной, т.е. обязанной платить в пользу казны разнообразные
налоги и выполнять государственные отработочные повинности.
Общинники были связаны круговой порукой: при налоговой
несостоятельности кого-либо из них его участок присоединяли
к участкам соседей с обязательством вносить за него налоги (эту
меру называли эпиболэ — «прибавка»).
Более многочисленным был в Византии и слой свободных колонов, обладавших владельческими правами на свои участки.
Они приближались по статусу к наследственным арендаторам-эмфитевтам, которых эдиктом Анастасия I (491—518) запрещалось
сгонять с земли после того, как семья непрерывно арендовала ее
в течение 30 лет. Колоны-энапографы были гораздо менее многочисленными на Востоке, чем на Западе, — они мало отличались
от рабов, посаженных на пекулий. Рабов еще использовали в
сельском хозяйстве, но роль их неуклонно снижалась. Большинство рабов в деревне на Востоке уже в V—VI вв. были переведены
на пекулий. Положение колонов не было стабильным: в VI в. их
владельческие права были урезаны, а статус энапографов был
распространен на свободных колонов.
В V—VI вв. существенную роль в византийской деревне стали
играть патронатные отношения — одна из зародышевых форм будущей средневековой крестьянской зависимости: разорившиеся
крестьяне бежали от бремени казенных налогов на землю крупного собственника, отдавались под его покровительство, становились зависимыми поселенцами в его имении. Юридически они
сохраняли статус свободных людей, но условия их существования
целиком определялись хозяином земли. Несмотря на запреты
центральной власти, число крестьян под патронатом, особенно
на церковных землях, росло. Уже в V в. стал употребляться и специальный термин для обозначения этой категории зависимых
крестьян — парики («присельники»). Число крупных владений в
V—VI вв. быстро сокращалось. Исключение составляли разбросанные по всем провинциям империи многочисленные императорские имения, а также непрерывно растущие владения церкви
и монастырей.
Все это определило более благоприятные условия сельскохозяйственного производства на Востоке: последствия кризиса здесь
ощущались слабее и позднее, чем на Западе (на рубеже V—VI вв.).
145

Город, ремесло и торговля. Восточноримские города не пережили в V — середине VI в. упадка, как это было на Западе. Византия оставалась страной городов, которые здесь по-прежнему
господствовали над деревней. Большинство имперской знати, чиновничество, крупные землевладельцы, богатые торговцы и судовладельцы жили в городах, но основную массу горожан составляли
ремесленники, мелкие торговцы, наемные работники, а также рабы,
большинство которых сосредоточивалось в крупных городах.
Главной производственной организацией в городе была небольшая ремесленная мастерская (эргастирий), нередко совмещенная с лавкой, в которой ее хозяин продавал изделия, изготовленные им самим, своим собственным инструментом, с помощью
двух-трех наемных работников или рабов. Часто само помещение
под мастерскую ремесленник арендовал у домовладельца. Помимо эргастириев свободных ремесленников имелись мастерские,
принадлежавшие казне, церкви, светской знати. В них трудились
и наемные работники, и рабы, нередко получавшие мастерскую
от господина в качестве пекулия. Особенно много было рабов в
императорских мастерских, монополизировавших производство
многих предметов роскоши (с середины VI в. среди них видное
место занимали шелковые ткани), дворцового реквизита, дорогого оружия и воинского снаряжения, чеканку монеты. Запросы
привыкшей к роскоши элиты стимулировали производство высококачественных товаров, внешнюю и внутреннюю торговлю. Византийский золотой солид (номисма) стал на многие века подлинной международной валютой Средневековья.
В Позднеримской империи ремесленники были насильственно,
в фискальных целях, объединены по роду занятий в коллегии, к
которым были прикреплены, отвечая своим имуществом за уплату
налогов и выполнение повинностей всеми членами объединения.
Дети членов коллегии наследовали занятия и статус родителей.
С середины VI в., в связи с упадком центральной власти и самих
византийских городов, коллегии постепенно теряли свое значение. Стали складываться профессиональные ремесленные и торговые объединения на добровольной основе.
В V—VI вв. жизнь города еще определялась позднеантичными
институтами. Город оставался полисом-общиной, владевшей
сельской округой, где горожане имели участки земли и вели свое
хозяйство. Города обладали правом самоуправления. Во главе
органов власти — курий — стояли представители местной знати.
Куриалы отвечали своим имуществом за поступление налогов
с горожан, были обязаны за свой счет содержать общественные
здания, обеспечивать благоустройство города, раздачу продовольствия городской бедноте, устраивать празднества и зрелища.
146

(' упадком города он постепенно терял свои полисные земли, переходившие в руки представителей центральной власти, духовенства,
сельских общин. Куриалы разорялись. Государство, стремясь стабилизировать положение, прикрепило их к куриям, сделав, как
югда говорили, «рабами своих предков»: родившийся куриалом
куриалом и умирал. Но и эти крайние меры не остановили процесса оскудения городов.
Государство. Черты непосредственной преемственности между
поздней Римской империей и Восточно-Римской (Византией) особенно ярко выразились в формах организации власти. Верховная
иласть (законодательная, исполнительная, судебная) принадлежаил императору. Оставался в силе со времен домината принцип:
«Что угодно императору, имеет силу закона». В IV—V вв. сложился союз государственной власти с христианской церковью: император обеспечивал защиту церкви и господство среди подданных
христианского вероисповедания, церковь же освящала власть императора как власть «помазанника Божия». Персона императора
была окружена поклонением и роскошью. Все его отношения с
подданными регламентировались строгими нормами торжественного церемониала.
Император признавался единственным законным повелителем
всей ойкумены (цивилизованного, христианского мира), которая
и IV — первой половине V в., в сущности, совпадала с Римской
империей: кроме нее в Европе и Передней Азии не существовало
никаких иных государств. Поэтому и позднее, в эпоху образования «варварских» королевств, император претендовал на высший
политический авторитет среди них. Теоретически власть новых
властителей лишь в той мере признавалась законной, в какой они
признавали верховенство императора. Однако его власть в самой
империи не была наследственной. Переход ее к новому государю
но многом зависел от синклита (сената), состоящего из предстакителей высшей гражданской и военной знати, от армии, от пошции высшего духовенства, а иногда — и от симпатий простых
константинополъцев. Поэтому императоры чем дальше, тем чаще
стали прибегать к институту соправительства: они официально короновали своих сыновей как младших соучастников своей власти,
рассчитывая законно обеспечить ее своим потомкам. Но и эти
меры не всегда достигали цели: традиции старого Рима, согласно
которым даже высшая власть была лишь «магистратом», т.е. должностью на службе у подданных, оказались чрезвычайно живучими,
гак как во все эпохи отвечали интересам имперской знати.
Административный аппарат империи был чрезвычайно громоздким. В его организации в IV—VI вв. господствовал принцип
147

разделения гражданской и военной властей при определяющей
роли столичного чиновничества во главе с императором. Центральное управление концентрировалось в его дворце и было специализировано по ведомствам-канцеляриям. Важнейшими из них
были налоговое, военное, императорских имуществ и внешних
сношений. Второй важный принцип состоял в делении знатных и
чиновных лиц на иерархически соподчиненные ранги и разряды
с соответствующими титулами. Как правило, высокую должность
мог занять лишь человек, имевший определенный титул или наделенный им при занятии должности. Обладатели высоких постов
(как в столице, так и в провинциях) получали от императора плату, в десятки и сотни раз превосходившую вознаграждение рядовых чиновников. Впрочем, фавориты императора пользовались
огромным влиянием, даже если не обладали ни высоким постом, ни
пышным титулом. Они входили в узкий совещательный (иногда
тайный) совет при императоре (консисторий). Управление хозяйственной жизнью, торговлей и снабжением столицы продуктами,
полицейские функции, сыск и организация судопроизводства находились в ведении эпарха Константинополя. Его власть уподобляли императорской, только «без порфиры», т.е. без императорских
регалий.
В политическую борьбу вокруг трона империи иногда вмешивались жители Константинополя. Они объединялись в IV—VI вв.
в общественные неформальные организации — димы (от греч.
«демос» — народ), группировавшиеся вокруг спортивных партий
ипподрома, расположенного по соседству с императорским дворцом. «Партии» различались по цвету одежд возниц, правивших
колесницами в состязаниях на ипподроме. Наиболее влиятельными
были «голубые» (венеты), находившиеся под покровительством
земельной аристократии, и «зеленые» (прасины), опиравшиеся на
поддержку владельцев крупных мастерских и купцов—организаторов торговли с Ближним Востоком. Димы по старой традиции
помогали эпарху в обеспечении порядка в столице, в ремонте стен
и их обороне, а особенно в организации спортивных состязаний
и празднеств. По той же традиции димы могли выражать на ипподроме свое отношение к политике императора и его фаворитам. С занятых народом скамей в его ложу порой летели камни
и комья грязи.
Среди многочисленных функций чиновного аппарата империи
одной из наиболее важных была забота о сборе казенных налогов.
Чиновники налогового ведомства составляли основную массу чиновничества империи. Основу византийской налоговой системы,
введенной повсеместно еще в III в., составлял учет имущества налогоплательщиков, фиксируемого в налоговых списках-кадастрах.
148

И принципе налоги взимались со всех подданных и всех объектов
собственности, приносящей какой-либо доход или способной его
приносить. Главным был поземельный налог, его величина зависела от количества и качества земли у собственника. Налоги
С крестьян взимались в ранней Византии преимущественно натурой (зерном, вином, оливковым маслом). Через каждые 15 лет
производилась общая ревизия кадастров (существовало даже,
помимо счета лет «от сотворения мира», летоисчисление по «индиктам», т.е. по годам 15-летнего цикла). При новой описи в кадастрах отмечали перемены в имущественном положении налогоплательщиков и корректировали размеры налога. Генеральные
ревизии не исключали, однако, вмешательства местных служитеПей фиска в порядок уплаты налогов с целью их увеличения.
Круговая порука односельчан в той или иной форме оставалась
важнейшей особенностью податной системы Византии. Вносили
к казну налоги и арендаторы, и колоны, и посаженные на пекулий
рабы.
Юридически за уплату налогов отвечал собственник земли, переложивший их на плечи зависимых от него людей. Крестьяне
должны были также продавать государству продукты по фиксиропанным (низким) ценам и выполнять государственные отработочные повинности (строительство дорог, мостов, судов, перевозка
груюв и т.п.). От налогов и повинностей не были избавлены и
Горожане. Поземельный налог с них взыскивался на общих осноианиях, если они имели земельные участки, а это было обычным
пилением: горожане имели в пригороде участки земли, на которых вели собственное хозяйство. Кроме того, они платили подати
г иных объектов собственности, а также рыночные пошлины как
мри покупке, так и при продаже своих ремесленных изделий.
Именно налоги с крестьян и горожан являлись главным источником доходов имперского казначейства. Значительными были
поступления и от императорских имений, государственных масК'реких и рудников. Освобождение от налогов, частичное или
полное, давалось редко — и только центральной властью. Ко второй четверти VI в., в условиях относительной стабилизации, госумлретво накопило огромные средства, позволившие ему перейти
к активной внешней политике на всех рубежах империи.
Территория империи делилась на административные области —
провинции. Гражданским управлением ведали назначаемые императором наместники со своим штатом чиновников. Военной
Властью (комплектование армии, ее оснащение, расквартирование и обучение, охрана границ и руководство военными действиями) обладали военачальники, также назначаемые императором.
И отличие от западноримской армии на Востоке она в IV — первой
149

половине VI в. еще комплектовалась преимущественно из свободных крестьян и была поэтому сравнительно более надежной. Лишь
с постепенным оскудением деревни и необходимостью увеличить
военные силы империи в ее составе возросло значение отрядов
наемников из представителей различных «варварских» племен.
Сходным было положение и на военном флоте империи, который в IV — первой половине VI в. не имел соперника во всем
Средиземноморье. Византийские быстроходные военные корабли
(диеры и триеры) были снабжены двумя и тремя рядами весел и
были способны поднимать до 200—300 человек экипажа и воинов. Военный флот империи мог сравнительно быстро перебросить и пехоту и кавалерию в случае необходимости к побережью
тех провинций, где возникала военная опасность. Разделение военных и гражданских властей позволяло обеспечивать послушность императору и гражданских сановников и военачальников,
но оно ослабляло возможности мобилизации всех сил империи
в критические моменты борьбы с внешними врагами.
Организация христианской церкви. С середины IV в. христианство

было официальной религией, обязательной для всех полноправных подданных Римской империи. Начавшееся еще значительно
раньше формирование на всей территории империи церковных
диоцезов (епископий и митрополий) окончательно оформилось
при поддержке государства. Особенно большое влияние в церкви
приобрели диоцезы Рима, Александрии и Антиохии.
Официально их старшинство было утверждено Первым (Никейским) Вселенским собором (325 г.). В конце IV в. ранг патриарха получил епископ Константинополя. Как главе столичной
церкви ему было отведено второе место «по чести» после римского папы. Обширные территориальные пределы юрисдикции Константинопольской патриархии и его почетное первенство, наряду
с Римом, были установлены Халкидонским собором в 451 г. Под
церковной юрисдикцией Константинопольского патриархата
были все земли Восточно-Римской империи, лежащие к северу
от границ Сирии (находившейся под юрисдикцией патриарха
Антиохийского), кроме Иллирика на Балканах, оставшегося под
верховенством папы. На этом же соборе к диоцезам высшего
ранга был добавлен Иерусалимский, получивший пятое место в
церковной иерархии. Были установлены и его (весьма скромные)
границы. Таким образом, вся христианская церковь оказалась
под управлением пяти патриархов, получившим впоследствии
название пентархии («власти пяти»). Многовековая борьба за верховенство в управлении церковью развернулась в основном между папством и Константинопольской патриархией.
150

Уже в IV в. обнаружились заметные различия между восточной
и западной церквами и в вопросах догматики, и в организации
управления, и в церковной обрядности.
Со времени превращения христианства в государственную религию центральная власть империи неизменно проявляла заботу
об интересах и материальном благополучии церкви. К середине '
VI в. по количеству и богатству земельных владений церковь
мало уступала императорскому дому. Кроме того, в городах ей
принадлежали мастерские, лавки и доходные дома. Коренное отличие восточной церкви от западной состояло, однако, в том, что
она находилась в большей зависимости от государственной власти и оставалась в течение тысячелетия ее верной союзницей. Вся
территория империи была разделена не только на административные округа, но и на иерархически соподчиненные церковные диоцезы. Подданные империи оказались под контролем двух
властей — светских и духовных.
Одновременно со становлением церковной организации и
укреплением материального положения церкви широкое распространение в империи получил институт монашества. Из движения одиночек-отшельников, искавших (первоначально в Египте)
•спасения» в пещерах и пустынях, монашество превратилось в
мощную корпорацию, обладавшую крупным недвижимым и движимым имуществом. Монастыри возникали всюду. Черное духоненство приобретало все большее общественное влияние. Именно
ИЗ среды монахов нередко избиралось высшее духовенство, вплоть
до патриарха.
Церкви и монастырям высшая власть раздавала привилегии
и первую очередь. Их освобождали от многих налогов и ото всех
отработочных повинностей. Церковные иерархи имели право
суда над подвластным им клиром, а игумены — над монахами
|| монастырях.
Царствование Юстиниана I. Заключительный период в истории
пощнеантичного мира совпал с 30-летним правлением ЮстиниаИ1 I, когда Восточно-Римская империя достигла апогея своего
могущества. Юстиниан родился в крестьянской семье, проживавшей в Македонии. Его дядя Юстин, также бывший крестьянин,
Ютупил в армию и сделал военную карьеру. Возведенный на
престол воинами, Юстин I (518—527) приблизил к себе племянника и провозгласил его своим соправителем. После смерти дяди
Юстиниан занял престол как его законный преемник. Новый император обладал блестящим образованием, необыкновенным умом,
i ильной волей и неистощимой энергией. Всецело преданный
римской политической идее, Юстиниан I был убежден в том, что
Именно ему суждено свыше восстановить единство Римской им151

перии. Вся деятельность императора была подчинена этой цели,
на пути к которой он не гнушался никакими средствами, вплоть
до актов крайней жестокости.
Под стать Юстиниану была и его жена — императрица Феодора.
Бывшая куртизанка и уличная комедиантка, став императрицей
(Юстиниан пленился ее красотой), она проявила большой интерес к государственным и церковным делам, участвовала в управлении, принимала послов, вступала порой в контакты (втайне от
мужа) с оппозиционными императору кругами и вершила судьбы
высших сановников.
Прежде всего император постарался повысить доходы государства, укрепить социальный строй и систему управления империей. Серией фискальных, социальных и политических мер он еще
более ослабил крупное землевладение, окончательно разгромив
оппозицию старой сенаторской и куриальской знати. Он лишал
ее представителей высоких постов, возвышал преданных ему способных людей незнатного происхождения. Император увеличил
размеры земельных владений фиска, как и государственных мастерских и лавок в городах. Он проявлял заботу о развитии торговли и новых (в обход Ирана) торговых путях на Восток. После
овладения тайной производства шелка (по легенде, коконы шелковичного червя были тайно вынесены из Китая монахами-несторианами) шелкоткачество уже при Юстиниане было налажено
прежде всего в Сирии и Финикии. Монополия государства на
производство и торговлю шелком обеспечивала казне значительный доход.
Некоторым социальным мерам Юстиниана присущи противоречия, характерные вообще самому общественному строю империи в эту эпоху. Преследуя землевладельцев-сенаторов, он в то
же время покровительствовал становлению землевладения новой
знати и расширению владений церкви. Защищая право частной
собственности крестьян, он в то же время изнурял их непомерным налоговым гнетом. Он узаконил колонат и защищал эмфитевтов и в то же время навечно прикреплял к земле свободных
колонов. Содействуя развитию торговли и ремесла, император в
то же время ввел казенные монополии на торговлю основными
продуктами и сдавал их на откуп, что вызвало стремительный
рост цен. Поощряя перевод рабов на пекулий и сближая их статус со статусом энапографов, он в то же время не признавал за
рабами никаких прав, определяя их по-прежнему как «говорящие
орудия», находящиеся в полной власти господ.
Все это нашло отражение в гигантском «Своде гражданского
права», систематизировавшем и отчасти реформировавшем богатое наследие римских юристов. Огромная работа была проведена
152

за 6 лет (528—534). В свод вошли: «Институции» (руководство
к пользованию Кодексом), собственно «Кодекс» (законы императоров II — начала VI в.), «Дигесты» (выдержки из сочинений
римских юристов) и, наконец, «Новеллы» (законы самого Юстиниана).
Среди важнейших идей, положенных в основу свода, были:
идея полной частной собственности на землю и имущество
(именно это обусловило значительные заимствования из «Кодекса»
правом капиталистической эпохи), идея неограниченной власти
императора и идея прочного союза государства с христианской
церковью. Существенное значение в социальной жизни общества
имело признание равенства перед законом всех свободных подданных императора, исповедовавших христианство, независимо
от их социального и этнического происхождения, равенство прав
наследования, независимо от пола и возраста детей, право на подачу апелляции в более высокую судебную инстанцию вплоть до
обращения к императору. Огромную роль в развитии товарно-денежных отношений имело законодательное регулирование таких
имущественных отношений, как аренда, кредит, залог, наем.
И целом внутренняя политика Юстиниана объективно служила
не столько сохранению позднеантичных порядков, сколько их
разрушению. В частности, живых носителей старых традиций, сенаторов и куриалов, Юстиниан притеснял в первую очередь.
Внешняя политика Юстиниана и ее последствия. Осуществление

(шюевательной программы Юстиниан начал с разгрома в 533—
534 гг. Вандальского королевства в Северной Африке; в длительных войнах, проходивших с переменным успехом в 535—555 гг.,
было ликвидировано Остготское королевство и завоеваны Ита|| ия, включая Сицилию, а в 554 г. — юго-восточная, прибрежная
часть Испании. Казалось, Юстиниан достиг своей цели — Средиюмное море снова стало «внутренним озером» империи. Однако
его завоевания были непрочными: осуществление грандиозных
планов потребовало затраты колоссальных материальных средств
н людских ресурсов.
Правление Юстиниана ознаменовано обострением социальной
напряженности в обществе. В январе 532 г. в ответ на усиление
пллогового гнета, введение казенных монополий на торговлю
продуктами и произвол царских фаворитов вспыхнуло восстание
и Константинополе, названное по кличу повстанцев «Ника» (по
греч. — «Побеждай!»). Низы димов «голубых» и «зеленых» объединились. В ложу императора на ипподроме бросали камни. Весь
юрод пришел в волнение. Восставшие выдвинули своего кандидата на престол. Начались пожары. Во дворце кончились вода и
продовольствие. Растерявшийся император хотел бежать морем
[S3

через Босфор. Положение спасла сохранившая самообладание
императрица, ей даже приписывают фразу: «Порфира — лучший
саван!» Вызванная во дворец наемная гвардия была тайно проведена на ипподром и обрушилась на мятежников. До 30 тысяч
безоружных константинопольцев были убиты на месте. Обескровленные димы надолго ушли с политической арены.
Почти одновременно волнения охватили Палестину, а в 536 г. —
Северную Африку, где победившие вандалов воины не получили
обещанных им земельных участков. Восставшие во главе с воином Стотзой, к которому присоединились рабы и колоны, сопротивлялись имперским войскам почти 11 лет. Непрочными были
завоевания Юстиниана и в Италии (535—536). Политика реставрации имперских порядков, возвращение земель, колонов и рабов прежним господам (и их потомкам), своеволие чиновников,
целый поток которых хлынул из столицы в отвоеванные земли, —
все это вызвало восстание жителей Италии. Власть остготов была
вновь восстановлена на части территории. Их король Тотила
(541—552), давший свободу примкнувшим к нему рабам и колонам и наделявший землей, отобранной у крупных собственников,
крестьян из остготов и римлян, получил поддержку широких слоев
населения. К 546 г. у империи в Италии, на Сицилии, Сардинии
и Корсике почти не осталось владений. Только в 552—555 гг.,
собрав все силы, Юстиниан добилсяпобеды.
Неспокойно было и на Балканах. Здесь действовали отряды
«скамаров» (разбойников), в которые вливались и разорившиеся
поселяне. Рядом неудач была отмечена политика Юстиниана на
Востоке. Бросив все силы на Запад, император ослабил оборону
восточных границ. В 540 г. персы вторглись в Месопотамию и
Сирию, взяли и разрушили жемчужину восточных городов империи — Антиохию. Трижды Юстиниан заключал с персами перемирие, выплачивая им все возраставшие контрибуции и дани.
Упорно посягал Иран и на юго-восточное побережье Черного моря
(Лазику). Войны за нее шли с переменным успехом с 549 до 556 г.
Только в 562 г. борьба с Ираном завершилась мирным договором.
Империя удержала Лазику, но отказалась от претензий на Сванетию
и иные грузинские земли. Империи удалось не допустить Иран
ни к черноморскому, ни к средиземноморскому побережьям.
Вторжения славян. Наиболее крупными были неудачи внешней
политики Юстиниана на севере Балканского полуострова. Тройная линия крепостей, возведенная им здесь по правому берегу
Дуная, не смогла сдержать напор варваров. Почти каждый год в
своих набегах они разоряли северобалканские земли. В правление
Юстиниана это были чаще всего тюрки-протоболгары, славяне
154

п авары. Вторжения протоболгар участились с начала 40-х годов,
;i нападения аваров — с начала 60-х. Явившись из Приазовья в
558 г. к устью Дуная, они получили от Юстиниана разрешение
поселиться в Паннонии в качестве союзников империи. Авары
подчинили себе протоболгар, обосновавшихся здесь еще в середине V в., и распространили отчасти непосредственное господ-'
ство, отчасти влияние на славянские племенные союзы, расселившиеся в первой половине VI в., еще до прихода аваров, на
примыкавших к левому берегу Дуная территориях. К северу от
среднего Дуная, в бассейне Тисы, авары основали мощное союзио-племенное объединение — Аварский каганат, ставший вплоть
до второй четверти VII в. главным врагом империи на Балканах.
Пренебрегая договором с империей, авары вместе с протоболгарами и славянами стали систематически разорять ее владения,
достигая в набегах окрестностей Константинополя.
Наиболее серьезные последствия для империи имели, однако,
иторжения славян. Их нападения начались еще при Юстине и
Стали почти ежегодными с начала правления Юстиниана I. Организованные в племенные объединения, славяне заселили сначала
левобережье нижнего и среднего Дуная, куда возвращались с доОычей и пленными после набегов на земли империи. Но с середины VI в., в отличие от других варваров, которые возвращались
m походов в места постоянных поселений или уходили дальше
на Запад, славяне стали все чаще задерживаться в пределах империи на зиму, а затем и расселяться на захваченных ими землях.
Основу общественного строя славян составляла земледельческая
община с пережитками кровнородственных (большесемейных)
отношений. Члены общины владели земельными наделами, права
собственности на которые, как и на всю сельскую округу и угодья,
принадлежали еще общине в целом. Первоначально захваченных
и походах пленных (чаще всего византийцев) славяне либо продава1И1 и отдавали за выкуп, либо оставляли по прошествии нескольких
пег жить среди них на общих правах. Со временем, однако, осоIK'HHO после поселения в империи, славянская племенная знать
ВТала довольно широко использовать труд рабов в своих хозяйОТВах. Во главе племенных и союзно-племенных объединений
0ТОЯЛИ князья, но их власть ограничивалась племенными собраниями. Прокопий Кесарийский писал в середине VI в., что слаииие все дела решают сообща, так как живут в «демократии».
Расселение славян на землях империи, помешать которому
ПСВ оказалась не в состоянии, началось во второй половине VI в.
< Кобенно массовый характер оно приняло в последние десятиле• 11>i VI и первые десятилетия VII в. В 602 г. посланные против
155

славян левобережья нижнего Дуная войска отказались выполнить
приказ зимовать в землях врага, подняли мятеж и ушли с дунайской границы, открыв ее для беспрепятственных переселений
славян на территорию империи. Чаще всего они захватывали лучшие земли, потеснив местных жителей и обложив их данью. Славянская колонизация охватила огромные территории Балкан: они
расселялись и к северу от Балканского хребта, и во Фракии, Македонии, Эпире, Греции, на Пелопоннесе и ряде островов Эгейского моря. К середине VII в. они стали вторым по численности
(после греков) этносом на Балканах.
По большей части славяне сохраняли на новых местах свои
прежние племенные названия. Известны наименования около
30 славянских племенных объединений. Византийцы обозначали
их термином «славший». В течение двух-трех веков славинии
жили совершенно независимо, постепенно прекращая набеги на
соседние земли и устанавливая мирные (в том числе торговые)
отношения с местным населением. Иногда они объединялись
для нападения или обороны в более крупные союзы. С 580-х до
670-х годов славяне не менее четырех раз осаждали Фессалонику,
второй по значению и величине город империи, с целью сделать
его своим политическим центром.
Тенденции к формированию собственной государственности
не нашли, однако, у славян развития на византийской земле.
Уровень их общественного строя еще не был достаточен для образования прочного союза и организации власти племенной верхушки над собственным и завоеванным населением. Славинии
так и не стали государствами до их интеграции в состав империи.
Процесс этот занял несколько столетий. Причем наибольший эффект давали не военные походы против славян, а соглашения
с ними и обращение их в христианство.
Первоначально славяне опустошили значительные пространства
империи, в том числе немало мелких и средних городов (в которых они не селились), множество византийцев было убито, уведено в плен, обращено в рабство. Затем, прочно обосновавшись на
издревле освоенных землях, славяне сами же возвращали эти земли
к жизни. С развитием и усилением связей с местным населением
славянская земледельческая община превращалась в соседскую,
все реже становились переделы пахотной земли между семьями,
упрочивались права полной собственности общинников на свои
участки. В свою очередь, более консервативная славянская община оказала влияние на местную, ослабленную налогами, и содействовала укреплению крестьянского землевладения, ставшего в
VII—IX вв. основой возрождения империи.
156

v

Византийская империя во второй половине VI — первой половине
VII в. Постаревший Юстиниан успел увидеть начало краха своих
трудов. Население было разорено. Упали доходы казны. Крупные
имения, в том числе императорские, были разорены. Запустело
множество деревень, а укрепленные города, напротив, переполнялись беженцами. Свертывалась торговля. Не хватало для войска
рекрутов из крестьян, а на плату наемникам не было денег. Юстиниан был вынужден снизить налоги и вчетверо сократить армию. Положение еще более осложнилось при ближайших преемниках Юстиниана. На Балканах хозяйничали авары, славяне и
нротоболгары. В 568 г. в Италию вторглись лангобарды. Империя
сохранила здесь лишь Равенну с прилегающей областью, юг полуострова и Сицилию. В целях укрепления обороны Равенны в ней
была введена новая форма управления, заключавшаяся в объединении гражданской и военной власти над провинцией в руках
одного наместника — экзарха. (Экзархат стал прообразом будущей системы фем.) Через несколько лет экзархатом со столицей
и Карфагене стал и административный округ Африка.
Жестокий кризис поразил центральные органы власти. Поднявшие мятеж в 602 г. дунайские легионы возвели на трон из своей
среды сотника Фоку, который обрушил жестокий террор на сановную землевладельческую знать, вызвав гражданскую войну
В Малой Азии. Воспользовавшись случаем, персы возобновили
наступление на восточные провинции империи.
Спасение пришло из Африки. Сын экзарха Карфагена Иракиий явился в 610 г. с военным флотом провинции к Константинополю и легко овладел им. Фока был казнен. Став императором
(610—641), вокруг которого сплотились все оппозиционные Фоке
1 руппировки знати, Ираклий реформировал армию, усилив каваперию и отряды лучников, заключил перемирие с аварами и стал
Наносить персам одно поражение за другим. В 626 г. была одержана крупная победа над нарушившими мир аварами под стенами Константинополя, они осаждали его в союзе со славянами и
персами. Авары после этого перестали серьезно угрожать империи. Скоро перестали угрожать и персы, но не только из-за побед над ними Ираклия в 627—628 гг. Вскоре, в 637—651 гг., Иран
был завоеван арабами — новым, еще более опасным врагом, неожиiKiiiHo появившимся у юго-восточных пределов империи. В 637 г.
они разгромили армию Ираклия на р. Ярмуке. Началось стремиРвльное завоевание арабами византийских восточных провинций.
И 636—642 гг. империя потеряла Сирию, Палестину, Верхнюю
Месопотамию, Египет, а еще через полвека — и Карфагенский
ж'шрхат. Лазика и Армения стали независимыми от Византии.
157

По сравнению с эпохой Юстиниана территория империи сократилась более чем втрое. Арабы вскоре положили конец и безраздельному господству империи на море — они создали свой военный флот, с помощью которого в 654 г. разорили о. Родос и
стали с тех пор угрожать всем прибрежным провинциям и коммуникациям империи.
Крупные перемены произошли и в этническом составе империи как на Балканском полуострове, где расселились славяне, так
и в Малой Азии: наступление персов и арабов вызвало отток из
пограничных во внутренние районы полуострова сирийцев, армян,
а затем и персов.
§ 2. Византия во второй половине VII—XII в.
1. ВИЗАНТИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ VII ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ IX в.
Следующий период в истории Византии (до конца XII в.) распадается на три этапа. Рубеж между первыми двумя приходится
на середину IX в., между вторым и третьим — на конец XI в.
Если в предшествующие три столетия империя пережила глубокий переворот в социально-экономической структуре и в политической системе, приобрела черты средневековой монархии, то теперь наступила эпоха ее расцвета, взлета ее могущества и богатой
многогранной культуры.
По своему общественно-политическому строю Византийская
империя представляла собой отныне особый вариант средневекового государства, сочетавшего традиции позднеримской государственности, следы влияния восточных деспотий и признаки феодальных монархий Западной Европы. Однако к концу этого этапа
Византия вновь столкнулась с тяжелым кризисом, обусловленным скорее не спадом экономики, а внутриполитическими причинами и вторжениями новых врагов. Для XII столетия характерно
дальнейшее значительное сближение общественной (хозяйственной и политической) структуры империи со структурой западноевропейских стран — процесс, который стимулировался целой
серией реформ, проведенных императорами династии Комнинов.
Положение было временно стабилизировано, но реформы не
смогли остановить ослабление центральной власти, внутреннюю
дезинтеграцию и упадок боеспособности армии и военного флота.
Экономическое положение империи. Крупные социально-эконо-

мические перемены произошли прежде всего в аграрной сфере.
Подобно раннефеодальной Западной Европе, Византия также
158

\

пережила период относительного экономического и социального
преобладания деревни над городом. В буре варварских нашествий, в условиях ослабления центральной власти свободное
крестьянское землевладение стало основной формой земельной
собственности и организации сельского хозяйства. Колонат исчез. Крупные имения сохранились лишь спорадически — они
принадлежали в основном фиску, церкви и монастырям.
Наиболее подробные сведения о жизни византийской деревни
содержит «Земледельческий закон» VIII в., представляющий собой,
как и западные «варварские правды», запись обычного права, которая приобрела характер официального правового сборника. Он
был очень популярен в империи, в том числе в районах, населенных славянами. Соседская община переживала время интенсивного развития. Накопление экономических ресурсов происходило
тогда преимущественно в деревне, где окрепшее крестьянское хо(яйство производило значительные излишки продуктов земледепия. Следствием этого был ускорившийся процесс имущественной
дифференциации среди общинников. В результате укрепления
частной собственности общинника на пахотный участок (периодические переделы в общине были уже исключением) он стал
близким к западноевропейскому аллоду.
В деревне на одном полюсе возник слой зажиточных крестьян,
арендовавших или скупавших участки соседей и использовавших
груд наемных работников и рабов (главным образом для ухода за
скотом). На другом полюсе увеличивалось число общинников,
неспособных обработать свою землю из-за отсутствия или потери
гнгловых животных, недостатка инвентаря и семян, а порой и рабочих рук. Росло также число крестьян, потерявших свои участки
и вынужденных наниматься к богатым. Часть крестьян вообще
покидала деревню в поисках средств к жизни в городах. В VIII—
IX ив., однако, соседская община была еще относительно устойчипой и жизнь византийской деревни сравнительно благополучной.
Существенно иным было хозяйственное положение городов в
IV же эпоху. Набеги варваров, разрыв торговых связей, сокращение спроса на дорогие изделия со стороны обедневшей и уменьшмшиейся численно знати (многие ее представители погибли в
ЮЙнах и во время террора Фоки) ударили прежде всего по экономике города. Мелкие и средние города, особенно на Балканах
и па иостоке Малой Азии, аграризировались, т.е. их население заИМмалось почти исключительно сельским хозяйством. Уровень
ремесла резко снизился, торговля почти замерла.
Однако упадок городов, особенно крупных, не был абсолютным.
Ипгребности двора и патриархии, заказы на вооружение и снаря159

жение армии и флота, спрос иноземцев на предметы роскоши не
дали угаснуть ремеслу в таких городах, как Константинополь,
Фессалоника, Никея, Эфес, Трапезунд. Центр внешней торговли
в VIII в. стал постепенно перемешаться на Балканы. Возрастало
значение путей из славянских стран и из Западной Европы, ведших к Фессалонике и Константинополю, оживилась торговля
с Венецией, Равенной и Амальфи, а на рубеже V11I—IX вв. —
с арабами. Имело значение и наличие дешевой рабочей силы в
укрепленных крупных городах (ставших убежищем для массы
людей, потерявших свои очаги и имущество), а также дешевизна
на городском рынке поступавших из деревни продуктов. Не случайно оживление товарно-денежных отношений, возрождение
городских форм жизни, подъем ремесла и торговли имели место
в IX в. прежде всего в столице империи — Константинополе,
быстро обретавшем былую славу мастерской великолепия.
Военно-административные реформы. Фемный строй. Значитель-

ные изменения произошли в VII—IX вв. и в управлении империей. Потеря восточных провинций с преобладающим негреческим
населением повлекла за собой повышение удельного веса греческого этноса среди подданных императора. С верностью трону
именно греков судьбы империи оказались отныне связаны теснее, чем когда-либо раньше. Не случайно поэтому при Ираклии
произошел окончательный переход с латинского языка на греческий в государственном делопроизводстве, а сам монарх сменил
латинский титул «император» на греческий — «василевс».
Смена титула имела и другой глубинный смысл: статус правителя империи уже не связывался с идеей выборности государя как
представителя интересов всех подданных, как главная должность
в империи (магистрат). Император стал средневековым монархом, исполнителем воли господствующего слоя. Компромисс с
римской традицией выразился в добавлении к титулу определения
«римский» (официальной была формула — «василевс ромеев»),
т.е. само государство продолжало рассматриваться как Римская
империя, а ее подданные — как римляне.
Наиболее радикальные преобразования начались, однако, в
структуре провинциального управления. Критическое положение
империи требовало концентрации власти на местах, и принцип
разделения властей стал сходить с политической арены. Границы
провинций подверглись перекройке, а вся полнота военной и гражданской власти в каждой из них вручалась теперь императором
наместнику-стратигу (военачальнику). Стратигу были подчинены
также судья и чиновники фиска провинции, а сама она получила
отныне наименование «фема» (так называли первоначально отряд
местного войска).
160

Ядро войска фемы составили стратиоты — воины-крестьяне,
как правило, достаточно состоятельные, чтобы приобрести положенное вооружение, снаряжение, а также боевого коня (если служили в кавалерии). Семья стратиота должна была располагать необходимым числом рабочих рук (включая наемных работников
или рабов), чтобы не нести ущерба в отсутствие хозяина, призванного в фемное ополчение для похода или воинских учений
(обычно весенних).
Имя крестьянина-стратиота вносилось в военные списки (каталоги). В VII—VE11 вв. воинская служба стала наследственным
жребием внесенной в каталог семьи (освобожденной ото всех
налогов, кроме поземельного, и от отработок в пользу казны) независимо от неблагоприятных перемен в хозяйстве стратиота.
В IX в., однако, обязанность служить в фемном войске все теснее
связывается с наличием у крестьянской семьи участка земли определенного размера — воинская повинность становится поземельной. Иногда государство само предоставляет землю поселянам
при условии несения военной службы. Так, в конце VII—VIII в.
десятки тысяч покоренных силой или подчинившихся добровольно славянских семей были переселены на северо-запад Малой
Азии (в Вифинию) и наделены землей на условиях несения воинской службы. Впоследствии, с успехами интеграции славян в число подданных империи, их делали налогоплательщиками казны и
все чаще вносили в местные фемные воинские каталоги.
Первые фемы возникли при Ираклии в Малой Азии после
634 г. — Армениак, Опсикий, Анатолик, затем — в 70-х годах, —
Фракия, защищавшая подступы к столице. К середине IX в. фемный строй утвердился на всей территории империи. Новая организация военных сил и управления позволила империи отразить
натиск врагов, а затем перейти к возвращению потерянных земель. Скоро обнаружилось, однако, что и фемный строй таит в
себе опасность для центральной власти: стратиги крупных малоазийских фем обрели огромную власть, ускользая из-под контроля
центра. Они вели даже войны друг с другом. Поэтому императоры
стали в начале VIII в. дробить крупные фемы, вызвав недовольство
стратегов, на гребне которого к власти пришел стратиг фемы Анатолик Лев III Исавр (717—741).
Внешнеполитическое положение империи. Три главных врага

угрожали империи в этот период: протоболгары, славяне и арабы.
В 681 г. между Дунаем и Балканским хребтом, на территории, заселенной славянами, возникло и отстояло в борьбе с войсками
империи свое право на бывшие земли Византии новое государство — Болгария. Основано оно было пришедшим из Приазовья
161

во главе с ханом Аспарухом племенным объединением протоболгар,
которые частью привлекли к себе в качестве союзников, частью
подчинили местных славян. Уже в 681 г. империя была вынуждена
платить протоболгарам ежегодную дань. Болгария стала до начала
XI в. основным соперником Византии на Балканах, расширяя
свои земли за счет империи и подчиняя себе независимые славинии Северной Фракии и Македонии.
Наступающей стороной были обычно протоболгары, конницу
которых поддерживали в походах пехотные отряды из славян —
подданных хана Болгарии. С конца VII до середины IX в. ее войска много раз вторгались на земли Византии, доходя до стен
Константинополя и угрожая ему захватом. Так было, в частности,
в 814 г., когда только внезапная смерть хана Крума помешала
решительному штурму столицы. В борьбе с этим ханом в 811 г.
погиб император Никифор I (802—811), вторгшийся в пределы
Болгарии (войско его было уничтожено на обратном пути в балканском ущелье).
Против славиний Северной Фракии, Южной Македонии, Греции и Пелопоннеса в течение двух столетий было предпринято
несколько крупных военных кампаний. К середине IX в. большая
часть славиний была подчинена, и принявшие христианство славяне стали подданными императора. Лишь часть славиний в малодоступных местах сохраняла полуавтономию, поднимала восстания и отказывалась от несения казенных повинностей.
Наиболее опасным врагом на востоке вплоть до середины IX в.
оставались арабы. В 670-х годах они несколько раз подступали
к Константинополю, осаждая его и с суши и с моря. Тогда византийцы впервые применили «греческий огонь». Горючая смесь из
нефти, селитры и серы через особые трубы с силой выплескивалась на суда или осадные орудия, обращая их в пепел. Нельзя
было спастись и вплавь: состав горел на воде. Секрет изготовления
«греческого огня» тщательно охранялся: в течение нескольких веков
это оружие приносило византийцам победы, особенно на море.
В 718 г. Лев III отбросил арабов, целый год осаждавших столицу империи. В 740 г. он снова разбил их. Во 2-й четверти VIII в.
армия империи дошла до Евфрата и Армении, вернув часть восточных земель. Однако в конце этого века арабы снова усилили
натиск. В 823—826 гг. они на 130 лет отняли у империи о. Крит,
Только к середине IX в. границы с Арабским халифатом были
стабилизированы.
Иконоборчество. Социальные конфликты и ереси. Бывший стра-

тиг-мятежник Лев III, как никто другой, понимал огромную опасность трону со стороны своих прежних соратников: завязывался
162

конфликт между гражданской (чиновной, по преимуществу столичной) знатью и военной (в основном провинциальной) аристократией. Этот конфликт на четыре последующих столетия стал
стержнем политической жизни империи: в борьбе за трон каждая
из группировок стремилась обеспечить себе преимущественное
право на присвоение доходов казны и ренты с крестьян. Лев III
нидел свою задачу в том, чтобы устранить угрозу со стороны военных, не ослабляя силы войска и не нанося ущерба чиновной
чнати. Удовлетворить интересы тех и других казалось удобным за
счет монастырей, накопивших огромные богатства.
В 726 г. специальным эдиктом Лев III объявил почитание икон
и мощей святых идолопоклонством, поддержав таким образом
позицию, которую отстаивала часть малоазийского белого духоиснства. Оно было крайне обеспокоено тем, что в результате разгула суеверий, охвативших широкие слои народа, огромное влияние
в провинциях приобрели монастыри. Они всячески разжигали
фанатизм, пропагандировали культ святых, оттеснив белое духоиенство на второй план. Дары и пожертвования щедрым потоком
текли в монастырскую казну.
Выдвинутый императором тезис — кто за почитание икон и
мощей, тот против трона и державы — был предельно ясен для
Размежевания сторон (иконоборцев и иконопочитателей). Борьба
длилась более столетия, и вовлечены в нее были все слои населения. Ей сопутствовали конфискации, ссылки, пытки, истребление
инакомыслящих. Закрывались монастыри, монахов насильственно зачисляли в войско, принуждали вступать в брак. Монастырские сокровища переходили в императорскую казну и к военной
иерхушке. С конца VIII в. иконоборчество стало ослабевать. Его
основные задачи были выполнены: монастыри ослаблены и поI гавлены под надзор государства и церковной иерархии, сепараГистские тенденции крупных религиозных центров подавлены,
ККД стратигами усилен контроль центральной власти. VII Вселенский собор (787 г.) осудил иконоборчество. Второй период иконо(юрчества, наступивший в 815 г., был уже лишен прежнего ожесГочения. И внутренняя обстановка, и международное положение
||нТювали консолидации сил госпбдствующих кругов империи.
И 812—823 гг. столицу осадил узурпатор, один из мятежных
in к:начальников в Малой Азии, славянин по происхождению,
Фома Славянин. Его поддержали знатные иконопочитатели, некоГорые стратиги Малой Азии и часть славян на Балканах. Заключил
пи союз и с Арабским халифатом. Однако осада не удалась, Фома
(или побежден, схвачен и предан казни.
163

Иконоборчество навсегда сошло с исторической арены. В целом оно не нашло широкой поддержки в империи. В 843 г. иконопочитание было торжественно восстановлено, иконоборцы, и
живые, и умершие, были преданы церковью анафеме.
Немало сил потребовала и борьба с приверженцами дуалистической павликианской ереси. Они считали весь видимый материальный мир, включая светскую власть и официальную церковь,
творением дьявола, миром зла, противостоящим потустороннему,
духовному миру добра. Павликиане создали на востоке Малой
Азии своеобразное государство с центром в городе Тефрика, распространяя порой свое влияние на значительную часть полуострова. В жестокой борьбе с ними армия империи уничтожила несколько десятков тысяч еретиков. Только в 879 г. Тефрика была
взята, а их вождь Хрисохир убит.
2. ВИЗАНТИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ IX-XI В.

Время со второй половины IX до конца XI в. составляет второй этап средневизантийского периода. Главное его содержание
состояло в окончательном оформлении институтов средневековой
монархии, которая после нового яркого расцвета вновь вступила
со второй половины XI в. в полосу кризиса, достигшего апогея
к 80-м годам столетия.
Византийская деревня. Наметившаяся ранее в Византии тенденция к становлению новой социально-экономической структуры
и общественно-политической системы окончательно восторжествовала к концу XI в. Процесс имущественной дифференциации
в деревне ускорился.
В ходе отвоевания захваченных варварами земель, иконоборчества и подавления оппозиционных движений государство упрочило право своей собственности на земли страны, за исключением
земель сельских общин и частных земельных собственников.
Суть происшедших перемен в отношениях собственности состояла в том, что власти империи взяли под контроль все «бесхозные»
земли, включая пустоши и неудобья. На всей территории империи
господствовали три вида собственности на землю: полная частная
собственность отдельных лиц, коллективная собственность сельских общин на неподеленные, т.е. находившиеся в общем пользовании, земли и, наконец, собственность государства (практически
все менее отличимая от императорской).
Государственная собственность состояла как из имений, превращенных в доходные хозяйства (правящей семьи, благотворительных учреждений, правительственных ведомств), так и из гигантского неосвоенного фонда, который императоры использовали
164

Византийская империя в XI в.

в качестве могущественного средства в своей социальной политике и политической борьбе. Жалуя с разной степенью прав и льгот
землю гражданским и военным чинам, императоры лавировали
между группировками знати, стремясь упрочить трон.
Юридический статус земельной собственности являлся главным фактором, определявшим имущественные и социальные условия жизни всего византийского крестьянства. Разложение сельской общины было ускорено налоговой реформой Никифора I
(802—811) и оживлением товарно-денежных отношений. Кроме
главного поземельного налога натурой (синоны) были введены
другие налоги. Строго соблюдалась эпиболэ в ее новой форме:
заброшенный соседом участок уже не присоединяли к земле общинников, а давали им право его обрабатывать взамен уплаты
налогов. Эпиболэ теперь стали называть «аллиленгием», т.е. «солидарной ответственностью». Общинники по-прежнему в складчину вооружали обедневших стратиотов. С Никифора I (и до
конца империи) казна стала взимать со всех жителей деревни
«капникон» («подымное»), т.е. подворную подать с домохозяина,
независимо от его имущественного положения. Ранее ее платили
только «парики» (присельники) церкви.
С тех пор эта категория крестьян (парики) все чаще упоминается в источниках. Безземельный крестьянин получал от господина земли участок на условиях уплаты части урожая либо определенной суммы денег, или за отработки в хозяйстве господина.
Иногда эти обязанности сочетались в разных пропорциях по воле
собственника земли. В X—XI вв. взносы в пользу господина приобретали нередко ту форму, которую имел тогда главный поземельный налог в пользу казны. К концу X в. он стал все чаще
собираться в денежной форме.
Специфика частновладельческой эксплуатации в Византии
состояла в том, что ее уровень определялся обычаем, приравнивавшим официально взносы париков к арендной плате, более чем
вдвое превышавшей государственный налог. Поскольку господин
перекладывал на париков и казенные налоги с его земельной собственности, их взносы господину втрое превышали платежи крестьян—собственников своих участков. Основное отличие парика от
свободного общинника состояло в отсутствии у парика собственности на обрабатываемую им землю, а от свободного арендатора
чужой земли — в отсутствии защищенного публичной властью
договора с господином земли и в непременном проживании в
пределах господской вотчины. В силу всего этого хотя парик
юридически оставался свободным и полноправным подданным
империи, он, оказавшись в сфере частноправовых отношений,
166

попадал и в личную зависимость. Право парика уйти, рассчитавшись с господином, или перейти к другому хозяину было трудно
реализовать: основание хозяйства на новом месте требовало немалых средств. К тому же парик нередко получал от господина
имеете с участком помощь (скотом, семенами, орудиями), и единовременная выплата долгов была ему непосильной. Если император жаловал господину освобождение от налогов с его земли,
то это означало, что он может их собирать с париков в свою
пользу. В таком случае налог по его социальному содержанию
становился (вместе с ежегодной платой парика господину за участок) подобием феодальной ренты. Поэтому исследователи, спраисдливо отмечая важность этого обстоятельства и учитывая специфику структуры господствующего слоя империи и ее политической
системы, трактуют общественный строй Византии как полуфеодальный, ибо и в империи, и в феодальных странах Западной Европы условия жизни крестьян, составлявших в ту эпоху подавляющее большинство населения, оказались весьма близкими.
Парик пришел в крупном поместье на смену полусвободному
и свободному арендатору, наемному работнику, колону и рабу,
владение землей становилось источником богатства только при
обеспечении ее рабочими руками. Труд париков стал наиболее
иыгодной формой эксплуатации: они были наследственными держателями. Через 30 лет непрерывного держания семья парика
уже не могла быть согнана с ее участка, но лишь при условии выполнения своих обязанностей перед хозяином земли. Парик не
приобретал прав собственности на участок и мог быть продан
или подарен вместе с ним другому лицу, церкви или монастырю.
Аграрное законодательство императоров Македонской династии.

< тремительное распространение парикии серьезно беспокоило
центральную власть. Во-первых, потеря земли свободными общинниками и превращение их в париков частных лиц повлекли
гокращение и налоговых взносов в казну, и численности стратиОТСКОго ополчения. Во-вторых, корона в ее стремлении обеспечить парическим трудом свои многочисленные поместья столкнулась с острой конкуренцией крупных землевладельцев. Зимой
'Ш/928 г. после катастрофического недорода империю постиг
жестокий голод. Спасаясь от гибели, обедневшие крестьяне за
бесценок продавали свои участки или отдавали право собственности на них богатым и влиятельным людям (динатам, т.е. «сильным»), становясь их париками, иногда всей деревней. Париками
СТратигов оказывались и разорившиеся стратиоты, утратившие
i иособность нести воинскую службу.
Троном владели тогда императоры Македонской династии
(S()7—1056), отражавшие интересы высшей гражданской знати
167

(чиновной бюрократии). В течение столетия, с 20-х годов XI в.,
императоры издали целую серию законов (новелл), которыми
пытались помешать распространению парикии и вторжению динатов в общины налогоплательщиков. Государство утвердило
право общинников на предпочтительную покупку земли своих
односельчан. Затем такое право было дано им на покупку и динатских земель. Проданную менее 30 лет назад крестьянскую
землю безвозмездно возвращали прежнему собственнику. Но законы соблюдались плохо. В новелле 934 г. признавалось, что динаты, «презирая императорские законы», продолжают притеснять
крестьян, «сгоняют их с собственных полей, вытесняют с принадлежащей им земли». Внутри общин появились богачи; используя
право предпочтения, они вполне законно скупали участки своих
односельчан, превращая целые общины в свои поместья.
В 996 г. император Василий II Болгаробойца (976—1025) отменил срок давности: крестьянину (или его наследникам) возвращали землю независимо от того, когда она была потеряна. Общинников, ставших динатами за счет односельчан, предписывалось
обращать в прежнее состояние. Согласно закону, свободный крестьянин или его наследники в течение 30 лет сохраняли право
собственности на свой заброшенный участок, и в случае их возвращения до истечения этого срока независимо от того, кто и на
каких условиях в отношении к фиску использовал эту землю, они
снова вступали во владение ею, получая на ближайшие годы налоговые льготы. Если крестьянин (или его наследник) не возвращался, его земля переходила в собственность казны, которая или
продавала ее, или сдавала в аренду, или использовала для императорских пожалований.
При императорах Македонской династии были введены специальные, детально регламентированные инструкции (податные
уставы) для чиновников фиска о принципах обложения и сбора
налогов и о методах защиты прав казны, которая в конкуренции
с динатами овладевала запустевшими общинными землями.
Еще строже были законы об участках, внесенных в каталоги
стратиотов. В середине X в. эти участки были объявлены неотчуждаемыми. Имущественное положение стратиотов подверглось
новой оценке. Обедневшие воины не получили освобождения от
службы: вооружали их по-прежнему совладельцы-общинники.
Менее состоятельных заставляли служить в пехоте или на флоте,
а зажиточных — в коннице. Социальный состав армии менялся.
Тяжеловооруженная конница становилась ее ударной силой. Росла
стоимость вооружения. На службу в кавалерию стали привлекать
мелких и средних вотчинников. Но слой состоятельных крестьян
168

был невелик. К концу столетия боеспособность фемных ополчений
упала, и все большую роль в войске стали приобретать наемники.
Законы лишь затормозили процесс оскудения мелкого крестьянского землевладения. Сами императоры были непоследовательны в своей политике. Росли их уступки динатам, недовольным
мерами центральной власти.
Крупное землевладение. По сравнению с положением в Западной Европе в ту же эпоху византийским крупным владениям
были присущи три главные особенности. Во-первых, они, как
правило, значительно уступали западным по размерам и были зачастую разбросаны по разным провинциям, не составляя больших
сплошных массивов. Во-вторых, крупная земельная собственность в империи не имела иерархической структуры, вассальноленные отношения не получили развития. Императоры все чаще
наделяли из фонда государственных земель и из собственных
имений отличившихся на службе сановников и военачальников,
монастыри и церкви. Сначала среди дарений преобладали солемнж,
т.е. право взыскивать в свою пользу все или часть налогов в том
или ином налоговом округе.
Уже в середине XI в. появился особый вид солемния —- прония, представлявшая собой пожалование на срок жизни (в награду
а\ службу) налогов с определенной территории с правом управления ею. Так было положено начало получившим с XII в. значительное распространение условным держаниям от короны, но их
сходство с западными ленами было весьма относительным (по
своей внутренней структуре прония отличалась от феода и лена:
иерархия земельной собственности ограничивалась здесь одной
ступенью: император — бенефициарий).
В-третьих, крупные землевладельцы редко получали от имперптора освобождение от всех налогов и никогда не располагали
полным судебным иммунитетом в пределах собственных владений (право высшей юрисдикции оставалось прерогативой государства). Центральная власть всегда сохраняла контроль над
крупным землевладением, сдерживала его рост и оказывала сущеG i венное влияние на уровень частновладельческой эксплуатации.
< )собыми льготами пользовалось в империи, как правило, только
монастырское землевладение.
Все это вызывало растущее недовольство землевладельческой,
и основном военной, аристократии. Путь к отмене ограничений и
расширению своих владений она видела в возведении на престол
ггаиленника из своей среды — вместо представителя чиновной бюрократии, которая владела и средствами казны, и властью, позвонимшей ей самой приобретать земельные владения. Суть вопроса
169

состояла в том, какая из форм эксплуатации крестьян станет
главной: централизованная (в интересах чиновничества) или частновладельческая (о чем мечтала военная знать). Конфликт этих
двух группировок господствующего класса стал до конца XI в.
стержнем политической жизни общества.
Византийский город. «Книга эпарха». С середины IX в. начался

подъем городов в Византии. Свободные мелкие производителиремесленники и торговцы создавали основную массу продукции,
поступавшую на рынок. Мастера и торговцы основными продуктами питания и предметами роскоши были организованы в корпорации — профессиональные объединения нового типа. Хотя и
связанные генетически с прежними коллегиями, они отличались
от них главным образом тем, что строились не на принудительном, а на добровольном принципе. Принадлежность к корпорации была не повинностью, а привилегией, вступление в нее было
обставлено рядом условий: взнос, наличие материальных возможностей для дела, овладение мастерством, обязательство соблюдать
правила. Установленные эпархом (градоначальником), эти правила для 22 корпораций столицы были постепенно сведены в X в.
в сборник постановлений — «Книгу эпарха». Ремеслом можно
было заниматься и вне корпорации, но такой ремесленник или
торговец при получении заказов и продаже изделий и товаров не
имел тех льгот, которые были официально предоставлены членам
корпорации. Закон защищал их от конкуренции внекорпоративного ремесла. Наибольшие льготы имели корпорации торговцев.
Состоятельные члены корпораций использовали труд мистиев
(наемных работников) и рабов.
Взамен первоочередного права на получение заказов и продажу своих изделий корпорации были опутаны целой сетью обязательств и ограничений, решительно отличавших их от возникших
позднее на Западе средневековых городских цехов. Члены корпорации не имели права избирать главу корпорации — его назначал
эпарх. Глава отвечал за уплату налогов и пошлин всех членов
объединения и за соблюдение ими не только профессиональных
правил, но и принятых норм морали. Члены корпорации под угрозой исключения должны были доносить на своих коллег о любом
«слове и деле» против законной власти. Их профессиональная
деятельность подвергалась придирчивому контролю со стороны
городских чиновников (предписывались объемы производства,
запасы сырья, место и время торговли, число и сроки найма мистиев). Была установлена и норма прибыли членов корпорации.
Они платили налоги с городской недвижимости (мастерских-лавок), если ее имели, а не брали в аренду, а также пошлину как
при закупке сырья и иных товаров, так и при продаже своих.
170

Тем не менее ремесленное производство и торговля в империи
процветали, подъем начался в столице (с середины IX в.), а затем
(со второй половины XI в.) и в провинциальных городах. Шелк,
художественные изделия из стекла, металла, слоновой кости, дорогая посуда, льняные ткани из Византии снова обрели мировую
славу. Возобновилось строительство роскошных дворцов знати,
многочисленных богато украшенных церквей. Невиданным для
иноземцев великолепием отличались императорские дворцы. Возобновились широкие внешнеторговые связи. Возросло количество
денег в обращении. Золотая византийская номисма была желанной монетой на рынках Европы и Азии. Успешно развивалась
с начала X в. торговля с Древней Русью. Большую роль в торговле с южнославянскими странами, со странами Ближнего Востока
и Западной Европы стала играть Фессалоника, связанная древней
крупной магистралью (Via Egnatia) и с Константинополем, и с
Адриатическим побережьем. Усилилось значение Адрианополя,
Фив, Коринфа, а в Малой Азии — Никеи, Эфеса, Трапезунда,
Амастриды. Самым крупным и многолюдным городом всего европейского Средневековья оставался Константинополь — надежно
защищенный и с суши и с моря узел мировых торговых связей.
Организация государственного управления. В течение почти

250 лет, начиная с середины IX в., особенно при императорах Македонской династии, совершался непрерывный процесс упрочения власти императора и столичных правительственных ведомств.
Они специализировались и дробились. Вместе с дворцовыми
службами и канцеляриями число их к началу X в. достигло 60.
Огромное значение приобрело налоговое ведомство. Большую
роль играло ведомство почты и дорог, осуществлявшее внешние
сношения, разведку и тайный сыск.
Каждому сановному лицу присваивался почетный титул. Их
было несколько десятков. Они делились на классы и разряды,
скрепленные в табели о рангах. Каждому носителю титула была
положена, помимо платы за должность, руга — определенная
ежегодная сумма денег и парадное одеяние. Каждому были устамоилены его место и роль в придворных церемониях. Иерархия
i и гулов была громоздкой и сложной. Она охватывала сотни и тысячи представителей гражданской и военной знати. Пожалование
in гулов — при понятиях того времени о престиже — служило
сильным средством политики в руках императора, в том числе понмтики внешней: титулы даровались также иноземным знатным
персонам и нередко были предметом их домогательств.
Лев VI (886—912) заявлял, ликвидируя остатки самоуправления (наследия курий) в городах, что ни в чем подобномотныне
171

нет необходимости, поскольку «теперь обо всем печется император». Синклит насчитывал в XI в. не менее тысячи столичных
вельмож и несколько тысяч провинциальных (они съезжались
в столицу весной для получения руги), но он редко играл серьезную роль в политике, всецело подчиняясь воле императора.
Кроме крупных сановников огромное влияние на управление
империей приобрели приближенные к особе государя дворцовые
евнухи. Часто они не имели ни высокой официальной должности,
ни громкого титула, но на деле правили государством от имени
императора. Его доверие к ним объяснялось тем, что евнухи по
закону не могли помышлять о высшей власти и представлялись
поэтому неопасными. Однако паракимомены (спальничие) не раз
решали судьбы трона, тайно переходя на сторону оппозиции.
Опасаясь растущего своеволия стратигов, представлявших в это
время оппозиционную трону группировку военной знати, императоры стали увеличивать полномочия в провинциях судей —
представителей чиновной бюрократии в ущерб власти стратигов.
Императоры прибегали также к объединению нескольких фем
(особенно пограничных) в крупные административные единицы
(катепанаты, или дукаты), отдавая управление ими родственникам и доверенным лицам. Со второй трети XI в., вопреки принятым
мерам, провинции стали ускользать от контроля центральной
власти. Частые мятежи военачальников-узурпаторов усугубляли
дело. В тех фемах (болгарских, грузинских, сербских), население
которых входило некогда в независимые государства, вспыхивали
восстания, угрожавшие единству империи.
Внешняя политика. Главными противниками империи в IX—XI вв.
оставались болгары и арабы. Заключив с Болгарией мир в 853 г.,
Византия постепенно усиливала на нее свое влияние, особенно
со времени первого патриаршества Фотия (858—867). Фотий был
автором новой перспективной доктрины внешней политики империи, утверждая идею мирного обеспечения безопасности границ
на севере посредством приобщения языческих иноверных народов
к христианству. Претворяя эту идею в жизнь, патриарх вместе
с императором организовал ряд церковных миссий, являвшихся
одновременно и дипломатическими (в 860—861 гг. в Хазарию, в
863 г. в Великую Моравию, затем на Русь, в Болгарию и сербские
земли). Болгария в 865 г. приняла христианство от Византии,
преодолевшей при этом противодействие папства, которое претендовало здесь на церковную супрематию. Между 860 и 867 гг.
временно приняла христианство и правящая верхушка Древней
Руси, от Византии же вскоре приняли крещение и сербы.
172

Миссии в Хазарию и Моравию возглавляли выдающиеся церковные и культурные деятели Византии, родные братья из Фессалоники («солунские братья») Константин (в монашестве Кирилл)
и Мефодий. В Моравию они прибыли с изобретенной ими славянской азбукой и переводами необходимых богослужебных
книг, положив своей деятельностью начало письменной культуре
южных, а затем и восточных славян. Через 20 лет ученики просветителей принесли славянскую азбуку в Болгарию, где продолжали дело своих учителей. В отношениях с Болгарией установился
длительный мир. Основателю Македонской династии Василию 1
(867—886) удалось еще более упрочить международное положение империи. Был отражен натиск арабов.
Ситуация резко изменилась в конце IX — начале X в. В 893—896
и 913—919 гг. Византии пришлось выдержать тяжелейшие войны
с царем Болгарии Симеоном, принявшим титул «василевса болгар и ромеев» и посягавшим на византийский престол. Примерно
тогда же арабы овладели почти всей Сицилией и угрожали владениям империи в Южной Италии. Захватили они и Кипр, а Крит
стал гнездом арабских пиратов.
В 904 г. арабы взяли и разграбили Фессалонику. Международное положение империи стало улучшаться с середины X в., чему
способствовали военная реформа Никифора II Фоки (963—969),
сформировавшего отряды тяжеловооруженной конницы, а также
ослабление Болгарии и распад Багдадского халифата. Византия
отвоевала у арабов Крит, Кипр, а затем и Северную Месопотамию, часть Малой Азии и значительную часть Сирии и утвердила
свое влияние на Армению и Грузию. Собрав силы и пользуясь
передышкой на восточных границах, Византия начала войны за
подчинение Болгарии и вела их с невиданной жестокостью, обеспечившей Василию II прозвище «Болгаробойца» (победив в одной
из битв, он ослепил сразу 14 тысяч пленных воинов). В 1018 г.
Ьолгария была завоевана, а сербы и хорваты признали зависимость от империи. Снова весь Балканский полуостров до Дуная
оказался под властью Византийской империи.
Новый, наступивший с 30-х годов XI в. упадок центральной
власти и военных сил империи был связан прежде всего с борьбой внутри господствующей верхушки Византии, а также с начавшимся спадом ремесленного производства и торговли, страдавших от стеснительной опеки властей, непомерных поборов и от
- порчи» монеты. Население городов, расположенных прежде всего
на морских торговых путях, поднимало восстания, требуя всюду
одного — снизить налоги, отменить ограничения, препятствующие развитию ремесла и торговли. Крупнейшим было восстание
173

в столице в 1042 г., когда восставшие захватили часть императорского дворца и сожгли налоговые списки.
Военная знать с последней четверти X в. перешла к решительным
вооруженным попыткам отнять власть у ставленника «бюрократов» на троне. Малоазийские военачальники в 70-х и 80-х годах
дважды были близки к успеху, стремясь лишить власти юного Василия П. В последней из этих попыток (в 988 г.) император сохранил
трон, а может быть, и жизнь благодаря посланному на помощь из
Руси отряду, разгромившему узурпатора. Эти мятежи крупнейших полководцев открыли серию восстаний военной знати, следовавших друг за другом в течение полустолетия. С 30-х до начала 80-х годов XI в., менее чем за полвека, на престоле сменилось
10 императоров, 6 из которых были свергнуты. Преемники Василия II на троне, в страхе за судьбу своей власти, стали проводить
политику сознательного ослабления армии, отзыва опытных полководцев с постов и их замены гражданскими сановниками и
даже евнухами, чуждыми военному делу.
Результаты не замедлили сказаться. Империя на всех границах
перешла к глухой обороне. На восточные границы наступал новый враг — турки-сельджуки, на Балканы из причерноморских
степей вторгались полчища кочевников-печенегов. Болгары, стремясь восстановить свое государство, поднимали грозные восстания.
Особенно крупными были восстания болгар в 1040—1041 и 1072 гг.
Почти незаметным на этом фоне оказалось событие, повлекшее
серьезные последствия для империи в последующем. В середине
XI в. усилившееся папство, используя ослабление власти империи в Южной Италии, поставило ее под свое церковное главенство. Патриарх резко протестовал. Летом 1054 г. папские послы
(легаты), прибыв в Константинополь, потребовали восстановить
«законные права» папства также на Иллирик и Болгарию. Получив отказ, легаты провозгласили анафему патриарху Константинополя, а патриарх — легатам. Произошел официальный разрыв
(схизма) церквей, формально входивших до этого в единую христианскую церковь. С тех пор полемика между представителями
двух церквей, то затухая, то разгораясь, продолжалась веками.
Причем сознательно оставляли на втором плане проблему границ
супрематии папства и патриархии, выдвигая на первый расхождения по вопросам догматики, обрядности и организации церкви.
Например, западные христиане, в отличие от восточных, признавали исхождение Святого Духа «и от Сына», а не только «от
Отца», причащались пресным хлебом (опресноками), а не квасным, придерживались безбрачия низшего духовенства, тогда как
на Востоке брак священника считался допустимым.
174

Тактика спорящих сторон состояла в том, чтобы подкрепить
претензии на верховенство доводами об истинности своего испоиедания христианства. Взаимное отчуждение постепенно привело
к утверждению обращенных в адрес друг друга эпитетов с уничижительным оттенком: восточных христиан на Западе стали назыиать «схизматиками», а западных на Востоке — «латинянами».
В войнах с империей особенно преуспели турки-сельджуки.
И 1071 г. они разгромили армию Византии при Манцикерте
(к Армении). Император Роман IV Диоген попал в плен. Сельджуки
пиладели почти всей Арменией и Малой Азией, основав в центре
полуострова, на земле империи, свое государство — Иконийский
султанат. В том же 1071 г. норманны захватили в Италии последний
принадлежавший здесь Византии город Бари (в Апулии). К 1081 г.
lit окон царского дворца были видны сельджукские разъезды на
;i шатском берегу Босфора, а печенежские — на берегу бухты Золотой Рог, т.е. в Европе.
Отчаянное положение империи вызвало новое обострение
ьорьбы за власть. В 1081 г. победу одержала военная аристократия,
посадившая на престол своего ставленника, ставшего основателем
поной династии, — Алексея I Комнина (1081—1118).
Русско-византийские отношения в IX—XI вв. С древними русами

кшантийцы сталкивались уже на рубеже VIII—IX вв. Русы нападали на владения империи в Крыму (Херсон) и на южное побережье Черного моря уже в первые десятилетия IX в. В 860 г.
русы, неожиданно появившись на множестве небольших ладей,
осадили Константинополь. Столкновение завершилось договором, в результате которого часть правящей верхушки Руси приня|,| христианство (но ненадолго). С этого времени русы получили
доступ на рынки столицы империи.
К началу X в. отношения Руси и Византии осложнились, и лен>м 907 г. войска русов снова появились на Босфоре, прибыв и
но морю и по суше. Окрестности столицы подверглись разгрому.
И 911 г. Византия заключила с русами договор, предоставив им
Право беспошлинной торговли в Константинополе и обязавшись
содержать за свой счет послов и купцов Руси во время их пребыИния в империи и снабжать их врем необходимым на обратный
iivii.. Торговые связи Руси с империей стали регулярными: ежегодно летом торговые флотилии русов прибывали к КонстантинопоЮ0| располагались в пригороде и вели до осени торг на рынках
Константинополя. Особым спросом знатных русов пользовались
мк'иковые ткани.
11о неизвестным причинам в 941 г. киевский князь Игорь совершил новый поход на Византию, разорил берега Босфора и часть
175

побережья Малой Азии, но был разбит под Константинополем
с помощью «греческого огня». Не смирившись с поражением, через два или три года он снова двинул на Византию свой флот и
сухопутные силы, но был встречен на Дунае послами императора.
В 944 г. был подписан новый договор. Усилился приток русов на
службу в войска Византии.
В 967 г. Никифор II Фока предложил князю Святославу, щедро
уплатив, совершить нападение на враждебную империи Болгарию.
В 968 г. Святослав одолел болгар, подчинил их своему влиянию
(не лишая трона государя), но вопреки надеждам императора, начал вместе с ними войну против Византии. Война продолжалась
до лета 971 г., когда армия империи нанесла поражение русскому
князю. Был возобновлен мирный договор. Отношения Руси и
Византии снова стали дружественными, несмотря на гибель Святослава по пути из Болгарии в Киев — возможно, при участии
византийских дипломатов, побудивших печенегов преградить путь
князю, а затем напасть на него в порогах.
В 987 г. отчаявшийся Василий II попросил князя Владимира
прислать на помощь отряд для борьбы с узурпатором Вардой Фокой. Владимир выполнил просьбу, поставив условие — выдать за
него сестру императора Анну. Русы разбили Фоку в 988 г., но Василий II медлил с выполнением соглашения. Тогда Владимир
осадил и взял принадлежащий империи город Херсон в Крыму.
Император отправил Анну к Владимиру, который перед вступлением с нею в брак принял христианство и вернул империи Херсон.
Шеститысячный отряд русов остался в распоряжении Василия, и
в течение почти ста лет это воинское подразделение, периодически
пополняясь, оставалось одним из самых боеспособных в империи, сражаясь за ее интересы на всех рубежах.
В 988/989 г. христианство было принято княжеским двором
Руси и киевлянами, а затем и жителями других городов и регионов.
Крещение продолжалось не один век, но решительный шаг был
сделан. Широкий доступ на Русь более высокой византийской
культуры был открыт. Вслед за организацией церкви сюда стала
проникать не только греческая, но и славяноязычная (сначала
богослужебная, затем и светская) литература. В этом процессе
большую роль сыграла Болгария, в которой славянская грамота
уже опиралась более чем на столетнюю традицию и собственная
литература достигла высокого уровня. Русь активно перенимала
опыт империи также в каменном зодчестве, живописи, книжном
деле, ювелирном и стеклодельном производстве. В начале XI в.
на Афоне был основан русский монастырь, ставший важным центром русско-византийских культурных связей.
176

С защитой торговых интересов связан и последний поход уже
христианской Руси на Константинополь в 1043 г. Его возглавил
сын Ярослава Мудрого новгородский князь Владимир. Поход
был неудачным: флот росов был разметан бурей и сожжен «греческим огнем» под Константинополем. Отношения, однако,
были улажены. В 1047 г. русы уже помогали Константину IX Мономаху (1042—1055) разбить очередного узурпатора. Мономах выдал свою дочь за другого сына Ярослава Мудрого — Всеволода.
Торговые и культурные связи Руси с Византией и ее владениями
в Крыму не прерывались до конца XT в., несмотря на господство
в причерноморских степях сначала печенегов, а с последней четверти столетия и в течение всего XII в. — половцев. Почти полное
прекращение на длительный срок русско-византийских связей
было обусловлено сначала захватом Константинополя крестоносцами в 1204 г., а затем — разорением Киева татаро-монголами
в 1240 г.
3. ВИЗАНТИЯ В КОНЦЕ XI-XII СТОЛЕТИИ

Последний (третий) этап средневизантийского периода охватывает время от воцарения Алексея I Комнина (1081) до взятия
Константинополя крестоносцами в 1204 г. Это была эпоха Комнинов (1081—1185). Четверо из них оставили глубокий след в истории Византии, а вслед за уходом последнего, Андроника I
(1183—1185), стала распадаться и сама империя как единое государство. Комнины полностью отдавали себе отчет в критическом
положении своего государства и энергично, как рачительные домохозяева (их и винили-то современники в том, что они превратили
империю в свою вотчину), принимали экономические, социальные, политические меры для его спасения. Крушение империи
они отсрочили, но упрочить надолго ее государственную систему
не смогли.
Аграрные отношения. Экономическая и социальная политика

Комнинов. Для истории Византии XII в. характерно проявление
двух противоположных тенденций, наметившихся уже в XI в.
С одной стороны, имел место подъем сельскохозяйственного производства (в новейшей историографии это время обозначают как
«эпоху экономической экспансии»), с другой — прогрессировал
процесс политической дезинтеграции. Расцвет экономики не
только не вел к укреплению государственной системы, но, напротив, ускорял ее дальнейшее разложение. Традиционная организация власти в центре и в провинциях, прежние формы отношений внутри правящего класса стали объективно преградой для
дальнейшего общественного развития.
177

Династия Комнинов (1081-1185)
Мануил

Исаак I
(1057-1059)

Иоанн

Алексей I
(1081-1118)

Иоанн II
(1118-1143)

Исаак

Мануил I
(1143-1180)

Андроник I
(1183-1185)

Алексей II
(1180-1183)

Мануил
севастократор

Алексей ! Великий Комнин
трапезундскии император
(1204-1222)

Давид

Комнины оказались перед неразрешимой альтернативой: для
упрочения центральной власти и обеспечения доходов казны (необходимого условия для содержания сильной армии) они должны
были по-прежнему защищать мелкое землевладение и сдерживать
рост крупного, как и раздачу пожалований и привилегий. Но такого рода политика ущемляла интересы военной аристократии,
которая привела их к власти и оставалась их социальной опорой.
Разрешить эту проблему Комнины (прежде всего Алексей I) пытались двумя путями, избегая коренной ломки общественно-политической системы, считавшейся незыблемой ценностью. Мысль
О переменах в «таксисе» (освященном веками правопорядке) была
чужда менталитету византийцев. Введение новшеств почиталось
грехом, непростительным императору.
Во-первых, Алексей I стал реже, чем его предшественники,
предоставлять частным лицам, церкви и монастырям освобождение от налогов и право селить на своей земле на положении париков разорившихся и не уплачивавших налогов в казну крестьян. Скупее стали и пожалования земли из фонда государства и из
имений правящей семьи в полную собственность. Во-вторых,
раздачу льгот и пожалований Алексей I стал жестко обусловливать личными связями и отношениями. Его милости были или
наградой за службу престолу, или залогом для ее несения, предпочтение же при этом отдавалось людям лично преданным, прежде
нес го — представителям обширного клана Комнинов и породненных с ними фамилий.
Политика Комнинов могла принести лишь временный успех —
она страдала внутренними противоречиями: новые формы отношений между представителями господствующего класса могли
Пять основой для возрождения государства лишь при коренной
шрестройке централизованной системы управления, но именно
N упрочение оставалось по-прежнему главной целью. Мало того,
раздача пожалований и привилегий соратникам вела неизбежно,
* коль бы ни были они в данный момент преданы трону, к росту
крупного землевладения, ослаблению свободного крестьянства,
падению доходов от налогов и усилению тех самых центробежных тенденций, против которых она была направлена. Военная
аристократия одолела чиновную знать, но, сохранив прежнюю
Мсгему власти и центральный "аппарат управления, она нуждались в услугах «бюрократов» и при проведении своих реформ окаШлвсь их заложницей, ограничиваясь полумерами.
К рубежу XI—XII вв. в парикии оказалась значительная часть
Крестьянства. Укрепилась крупная вотчина. Жалуя ее господину
жскуссию (полное или частичное освобождение от налогов), иммгрлтор изымал его владения из-под контроля фиска. Оформлялся
179

сходный с западноевропейским иммунитет: вотчинник получал
право сбора в свою пользу судебной пошлины, т.е. фактически —
право суда в пределах его владений, исключая права высшей
юрисдикции, связанной с особо тяжкими преступлениями. Некоторые вотчинники расширяли домениальное хозяйство, увеличивали
производство зерна, вина, скота, втягиваясь в товарно-денежные
отношения. Немалое число их, однако, предпочитали накапливать
богатства, большую часть которых множество знатных персон и
в XII в. обретали не от доходов вотчины, а от выплат из казны
и даров императора.
Шире Комнины стали жаловать пронии, по преимуществу на
условиях несения военной службы. Современники сравнивали
пронию с бенефицием. При Мануиле I Комнине (1143—1180) возник принципиально новый вид пронии — не на землях казны, а
на частных землях свободных налогоплательщиков. Иначе говоря,
императоры утверждали право верховной собственности государства на земли свободных крестьян. Жалуемое вместе с правом
присвоения государственных налогов право управлять пожалованной в пронию территорией способствовало быстрому превращению условной земельной собственности в полную, наследственную, а свободных налогоплательщиков — в париков обладателя
пронии, которая по своей социальной сущности превращалась
в частное владение.
В поисках средств Алексей I и его ближайшие преемники прибегали к разорительной для свободных налогоплательщиков практике — откупу налогов (уплатив в казну сумму, превышавшую
официально установленную с податного округа, откупщик с лихвой
компенсировал затраты с помощью властей). Посягал Алексей I
и на долю богатств духовенства. Он конфисковывал сокровища
церкви на нужды армии и выкуп пленных, жаловал владения тех
монастырей, которые переживали упадок, светским лицам в управление с обязательством наладить хозяйство обителей за право
присваивать часть их доходов. Проводил он и внеочередные ревизии монастырских земель, частично конфискуя их, ибо монахи
скупали за бесценок класмы через продажных чиновников фиска и
уклонялись от уплаты налогов, не всегда располагая таким правом.
Крупные вотчинники во второй половине XII в. стали, в свою
очередь, жаловать часть своих владений своим приближенным,
становившимся их «людьми». Некоторые магнаты располагали
крупными отрядами воинов, состоявшими, впрочем, в основном
не из вассалов (ленные отношения в империи остались слаборазвитыми), а из многочисленной челяди и наемников, укрепляли
свои усадьбы и вводили при них порядки наподобие столичного
180

двора. Углублявшийся процесс сближения социальной структуры
вотчины с западноевропейской нашел отражение и в нравах знати
империи. Проникали с Запада новые моды, стали устраиваться
(особенно при Мануиле I) турниры, утверждался культ рыцарской
чести и воинской доблести. Если из 7 прямых представителей
Македонской династии государем-воином был лишь Василий II,
ТО почти все Комнины сами возглавляли в бою свою армию.
Власть магнатов стала распространяться и на территорию округи,
часто далеко за пределы их собственных владений/ Нарастали
центробежные тенденции. Попытку обуздать своеволие магнатов
и произвол чиновников предпринял узурпатор, двоюродный брат
Мануила I, Андроник I. Он снизил налоги, отменил их откуп,
поиысил жалованье правителям провинций, искоренял коррупцию и жестоко подавлял сопротивление былых соратников Мамуила. Магнаты сплотились в ненависти к Андронику. Отняв
у него в результате кровавого переворота трон и жизнь, предстаиители земельной аристократии и основатели новой династии
Ангелы (1185—1204) практически ликвидировали контроль центральной власти над крупным землевладением. Земли со свободными крестьянами щедро раздавались в иронии. Имения, конфискованные Андроником, возвращались прежним хозяевам. Были
снова повышены налоги. К концу XII в. ряд магнатов Пелопоннеiii, Фессалии, Южной Македонии, Малой Азии, утвердив свою
мласть в целых регионах, отказали в повиновении центральной
•ласти. Встала угроза развала империи на независимые княжества.
Византийский город в конце XI — XII в. Начавшийся в IX—X вв.

подъем ремесла и торговли привел к расцвету провинциальных
юродов. Проведенная Алексеем I реформа монетной системы,
уиеличение массы разменной монеты, необходимой для розничного товарооборота, определение четкого соотношения между монетами разного достоинства оздоровили денежное обращение.
Расширились и укрепились торговые связи сельской округи с
местными городскими рынками. В городах, близ крупных монасГЫрей и вотчин периодически устраивались ярмарки. Каждой
осенью в Фессалонику съезжались купцы со всего Балканского
полуострова и из иных стран (в том числе из Руси).
В отличие от западноевропейских византийские города не были
под юрисдикцией знатных персон. Ими управляли наместники
юсударя, опираясь на гарнизоны, которые состояли тогда в оспомном из наемников. С падением доходов от налогов с крестьян
росло значение поборов и пошлин с горожан. Города были лишены каких бы то ни было налоговых, торговых, политических прииилегий. Попытки торгово-ремесленной верхушки добиться более
181

благоприятных условий для своей профессиональной деятельности
по-прежнему сурово пресекались. На городские рынки внедрялись крупные вотчинники, развертывавшие оптовую торговлю
с иностранным купечеством. Они приобретали в городах дома,
подворья, склады, лавки, суда, причалы и все чаще торговали без
посредничества городских купцов. Иноземные негоцианты, получавшие льготы от императора в обмен на военную поддержку,
платили в два-три раза меньшие пошлины, чем византийские
торговцы, или не платили их вовсе. Горожанам пришлось вести
тяжелую борьбу и с магнатами и с государством. Союз центральной власти с городами против непокорных магнатов в Византии
не сложился.
К концу XII в. признаки грядущего упадка едва наметились
в провинциальных центрах, но ярко проявились в столице. Мелочная опека властей, система ограничений, высокие налоги и
пошлины, консервативные принципы управления душили корпорации. Ремесло и торговля в столице хирели. Итальянские торговцы находили все более широкий сбыт для своих товаров, которые стали превосходить византийские по качеству, но были
значительно дешевле их.
Международное положение Византии. Алексей I захватил власть

в результате военного переворота. С первых дней правления новому императору пришлось преодолевать чрезвычайные трудности. Внешние враги зажали империю в клещи: почти вся Малая
Азия была в руках турок-сельджуков, норманны, переправившись
из Италии на Адриатическое побережье Балкан, овладели стратегическим городом-крепостью Диррахием, разорили, разбив войска
империи, Эпир, Македонию, Фессалию. А у ворот столицы рыскали печенеги. Сначала Алексей I бросил все силы против норманнов. Только в 1085 г. с помощью Венеции, купцам которой
были предоставлены права беспошлинной торговли в империи,
норманнов удалось вытеснить с Балкан.
Еще более грозной была опасность со стороны кочевников.
Печенеги уже не уходили после набегов за Дунай — они стали
обосновываться в пределах империи. Их поддерживали половцы,
полчища которых также вторглись на полуостров. Сельджуки
вступили с печенегами в переговоры о совместном нападении на
Константинополь. В отчаянии император обратился к государям
Запада, взывая о помощи и соблазняя их баснословным вознаграждением. (Воззвание было принято всерьез некоторыми кругами
Запада и сыграло свою роль как в организации Первого крестового похода, так и в последующих притязаниях западных сеньоров на богатства империи.) Между тем Алексею I удалось разжечь
182

пражцу между печенегами и половцами. Весной 1091 г. печенежская
орда была почти полностью уничтожена с помощью половцев во
Фракии.
Дипломатическое искусство Алексея I в его отношениях с крестоносцами Первого похода помогло ему с минимальными затратами вернуть Никею, а затем, после побед западных рыцарей над
сельджуками, погрязшими в междоусобиях, отвоевать весь северо-запад Малой Азии и все южное побережье Черного моря. Положение империи укрепилось. Глава Антиохийского княжества
Гюэмунд Тарентский признал Антиохию фьефом Византийской
империи.
Труды Алексея I продолжил его сын Иоанн II Комнин (1118—
1143). В 1122 г. он разгромил печенегов, снова вторгнувшихся во
Фракию и Македонию, и навсегда устранил опасность с их стороны. Вскоре произошло столкновение с Венецией — после того
как Иоанн II лишил торговых привилегий обосновавшихся в
Константинополе и других городах империи венецианцев. Флот
Венеции в ответ разорил острова и побережья Византии, и Иоанн II
уступил, подтвердив привилегии республики. Опасными оставались и сельджуки. Иоанн II отвоевал у них южное побережье
Малой Азии. Но борьба за Сирию и Палестину с крестоносцами
лишь ослабила империю. Прочной была власть Византии только
В Северной Сирии.
В середине XII в. центр внешней политики империи снова переместился на Балканы. Мануил I (1143—1180) отразил новый
натиск сицилийских норманнов на Адриатическое побережье,
О. Корфу, Фивы и Коринф, острова Эгейского моря. Но попытки
перенести войну с ними в Италию кончились неудачей. Тем не
менее Мануил подчинил себе Сербию, вернул Далмацию, постаиил королевство Венгрию в вассальную зависимость. Победы стоили огромной затраты сил и средств. Усилившийся Иконийский
(думский) султанат турок-сельджуков возобновил давление на
косточные границы. В 1176 г. они наголову разгромили армию
Мануила I при Мириокефале. Империя была вынуждена повсюду
перейти к обороне.
Империя накануне катастрофы 1204 г. Ухудшение положения

империи на международной арене и смерть Мануила I резко
обострили внутриполитическую обстановку. Властью полностью
шшадела придворная камарилья во главе с регентшей при малоиетнем Алексее II (1180—1183) Марией Антиохийской. Казна
расхищалась. Растаскивались арсеналы и снаряжение военного
флота. Мария открыто покровительствовала итальянцам. Столица
кипела от негодования. В 1182 г. вспыхнуло восстание. Повстанцы
183

расправились с обитателями богатых итальянских кварталов, обратив их в руины. И Мария, а затем и Алексей II были убиты.
Пришедший к власти на гребне восстания Андроник I искал
опору среди ремесленно-торговых кругов Константинополя. Он
пресекал лихоимство и произвол чиновников, отменил так называемое «береговое право» — обычай, позволявший грабить потерпевшие крушение купеческие суда. Современники сообщают
о некотором оживлении торговли в короткое правление Андроника. Однако он был вынужден частично компенсировать ущерб,
понесенный венецианцами в 1182 г., и восстановить их привилегии. Международное положение империи ухудшалось год от году:
еще в 1183 г. венгры овладели Далмацией, в 1184 г. отложился
Кипр. Высшая знать разжигала растущее недовольство столичных
жителей и плела интриги. Опальные вельможи воззвали о помощи к норманнам, и те действительно снова вторглись на Балканы
в 1185 г., захватили и подвергли беспощадному разгрому Фессалонику. Во всем винили Андроника. Был составлен заговор. Андроника схватила и буквально растерзала толпа на улицах города.
В правление Исаака II Ангела (1185—1195, 1203—1204) и его
брата Алексея III (1195—1203) процесс разложения аппарата центральной власти быстро прогрессировал. Императоры оказались
бессильными повлиять на ход событий. В 1186 г. болгары сбросили
часть империи, образовав Второе Болгарское царство, а в 1190 г.
стали независимыми и сербы, возродившие свою государственность.
Империя разваливалась на глазах. Летом 1203 г. крестоносцы
подступили к стенам Константинополя, и Алексей Ш, отказавшись
от руководства обороной города, бежал из столицы, в которой
царил хаос, уступив трон ранее свергнутому им Исааку II и его
сыну Алексею IV (1203-1204).

Глава 6
Западная Европа в конце
раннего Средневековья

§ 1. Франция в IX—XI вв.

В

озникновение Французского королевства. Начало Французскому

королевству положил Верденский договор 843 г., по которому
Франкское государство было поделено между сыновьями Людокика Благочестивого (см. гл. 4).
Первым королем Западно-Франкского королевства, как в то
иремя называлась Франция, стал младший сын Людовика — Карл
Лысый (ум. в 877 г.), отстоявший свои права на корону в многолетней ожесточенной борьбе с другими представителями династии Каролингов. Главным его достижением было обеспечение
политического единства Нейстрии и Аквитании, поначалу составлявшей отдельное королевство. Однако расширить свои владения
На восток ему не удалось. Территория бывшего Франкского государства продолжала мыслиться как общее достояние потомков
Карла Великого, поэтому смерть кого-то из них, как правило,
илскла за собой перекройку границ, временные объединения и
новые разделы. Чаще всего яблоком раздора становилась Лотарингия — средоточие родовых поместий Каролингов, где своя
династия не сложилась. Поделенная в 870 г. между Карлом Лысым и Людовиком Немецким, она вскоре была восстановлена в
прежних границах и в течение нескольких десятилетий переходила
m рук в руки, но в конце концов вошла в состав Восточно-Франкского королевства на правах племенного герцогства. Юго-Восточная Галлия, составлявшая королевство Арелат, с 1032 г. также
Оказалась под властью германских королей. Франция вернулась
к границам 843 г. и оставалась в их пределах до конца XIII в.
В этническом отношении Французское королевство представля(Ю собой довольно сложное образование. На юго-западе страны,
и Гаскони, наряду с потомками галло-римлян проживали баски,
па северо-западе, в Бретани, — кельты, на севере, во Фландрии, —
к'рманоязычные фламандцы. В начале X в. земли в низовьях Сены,
п штем и дальше на запад, по побережью Ла-Манша, захватили
185

норманны. Остальная территория была романоязычной, но занимали ее две народности — северофранцузская и южнофранцузская, или провансальская. Условная граница между ними проходила примерно по линии Пуатье — Лион. Население Испанской
марки, также входившей во Французское королевство, составляли
близкие по языку и культуре к провансальцам предки нынешних
каталонцев.
Центр политической жизни королевства традиционно находился на северо-востоке. Постоянной столицы еще не было, королевский двор переезжал с места на место, чаще всего задерживаясь в Лане, а с конца X в. — в Париже. Местом коронации постепенно стал Реймс. Управление удаленными областями было
возложено на графов (comites) и их заместителей — виконтов
{vicecomites), до конца IX в. остававшихся государственными чиновниками. Борясь с сепаратизмом, Каролинги старались назначать их наместниками в районы, где у тех не было имений, и при
этом почаще переводить в другие округа, но иногда (особенно на
юге) были вынуждены привлекать к управлению и старую местную аристократию. Другим средством держать графов и виконтов
в узде служили периодические наезды из центра государевых посланцев — ревизоров, судей и глашатаев. Однако по мере того
как графы и виконты обзаводились на вверенных им территориях
вассалами и землями (в первую очередь путем установления родственных связей с местной знатью), они превращались из исполнителей монаршей воли в наделенных публичной властью феодалов. Постепенное врастание их в формирующиеся на местах
феодальные структуры, наряду с расширяющейся практикой раздачи иммунитетных привилегий, вскоре подорвало основы той
относительно централизованной государственности, которая существовала при Карле Великом и Людовике Благочестивом. Принцип наследственности бенефициев (принятие которого знаменовало превращение их в феоды) утверждался постепенно и стал
само собой разумеющимся лишь к концу X в.
С конца IX в. Каролинги понемногу теряют власть. В 888 г.,
убедившись в неспособности короля Карла Толстого противостоять норманнам, негодующая французская знать возвела на престол Эда, графа Парижского, из рода Робертинов, отличившегося
в борьбе с норманнами. После его смерти в 898 г. престол достался Карлу Простоватому из рода Каролингов. Его правление ознаменовалось нарастающим ослаблением королевской власти. В частности, норманнов удалось замирить лишь передачей им в 911 г.
земель вдоль Ла-Манша, которые стали называться Нормандией;
вассальная зависимость норманнов от французской короны была
186

Западная Европа в конце IX — начале XI в.:
I
завоевания арабов; 2 — Великоморавское государство в конце IX в.;
' - Первое Болгарское царство в конце IX в.; 4 — Германская империя в X в.;
границы крупнейших феодальных владений ок. 1000 г.; 6 — область «Датского права». Набеги: 7 — венгров; 8 — норманнов; 9 — арабов

достаточно формальной. В 923 г. Карл Простоватый был смещен
и окончил свои дни в темнице, а корона вновь перешла к могущественным Робертинам. Однако большинство знати предпочиiiijio иметь дело со слабыми, но «законными» Каролингами, помому с 936 г. мы вновь видим их на престоле, правда, уже без
В#альной власти. Действительным хозяином страны в середине
\ к. был граф Парижа и герцог Франции Гуго, происходивший
tu г из того же рода Робертинов, несмотря на отсутствие королевско1ч пнула, прозванный Великим. С пресечением в 987 г. династии
Клролингов магнаты возвели на трон его сына — Гуго Капета
187

(такое прозвище бьшо ему дано по монашескому головному убору — сарра, который он носил как светский аббат монастыря
св. Мартина в Туре), раздавшего ради поддержки на выборах немало родовых владений. Его потомки — Капетинги — правили
страной до 1848 г. (с перерывами в конце XVIII — начале XIX в.).
Политическая чехарда, вызывавшая нарушение вассально-ленных
обязательств, слабость и нерадивость большинства правителей X в.
вызвали падение авторитета королевской власти. Смена династии
нанесла ему новый удар, поскольку во многих районах, особенно
на юге, Капетинги были признаны далеко не сразу, а главное,
формально.
Наиболее сильны центробежные тенденции были в окраинных
областях. Уже в начале X в. Гасконь, Гиень (составлявшие в дальнейшем одно целое), Бретань, Нормандия, в меньшей степени
Бургундия оказались фактически независимыми. Особый статус
этих земель получил отражение в титулатуре их правителей —
герцогов. С властью короля всерьез считались только на северовостоке, но и здесь ему противостояло несколько крупных вассалов, из которых по крайней мере двое — графы Фландрии и
Шампани — были сильнее своего сеньора. Стремясь упрочить
свое положение, Капетинги оформили целый ряд матримониальных союзов, в том числе с представительницами графского рода
Вермандуа (потомками Карла Великого по мужской линии) и
правящих домов Англии, Германии, Арелата и Руси.
Суверенные права Гуго Капета и его ближайших преемников —
Роберта II Благочестивого (996—1031), Генриха I (1031—1060) и
Филиппа I (1060—1108) — на деле ограничивались их доменом —
небольшой и до начала XII в. почти не увеличивавшейся территорией между Парижем и Орлеаном, получившей впоследствии
название Иль-де-Франс — «Остров Франции». Новые приобретения, например Бургундия и Вермандуа, обычно передавались
младшим сыновьям в феодальное держание. За пределами домена
король признавался лишь как сюзерен, т.е. глава феодальной
иерархии. Он улаживал конфликты между вассалами, в случае их
гибели опекал их несовершеннолетних детей, предводительствовал
на войне. В остальном крупные сеньоры были самостоятельны:
вершили суд, чеканили монету, собирали в свою пользу налоги,
затевали частные войны, заключали союзы с другими монархами,
тем более что международные отношения строились на личносеньориальной основе. Вмешательству короля в свои дела они
решительно противились, напоминая, что именно они возвели
Капетингов на престол.
188

Социально-политический строй. К исходу XI в., в условиях прогрессирующего ослабления королевской власти, крупные сеньоры
также утратили способность управлять своими обширными владениями централизованно. На местах стал возникать своего рода
вакуум власти; в результате значительная часть публичных прав и
полномочий перешла к сеньорам средней руки — владельцам нескольких, а то и одного замка. Не случайно начиная с X столетия
в обстановке непрекращающихся междоусобиц и периодических
вторжений норманнов, арабов и венгров во Франции возникает
множество хорошо укрепленных замков. Этот процесс, более или
менее общий для всей Юго-Западной Европы, получил в специальной литературе наименование инкастелламенто («озамкование»).
Владельцы замков — шателены (от франц. chateau — замок) —
понемногу сосредоточили в своих руках судебно-административную власть над окрестным сельским населением, жившим под защитой замков, господствовавших над округой. Такую сеньорию,
в отличие от вотчины более раннего времени, в которой преобладала личная и поземельная зависимость, принято называть юрисдикционной. По сравнению с иммунитетными полномочиями,
предоставлявшимися первыми Каролингами, власть шателенов
была более полной, а возможности для вмешательства в их дела
со стороны государства — более ограниченными.
Военной основой этой власти стало формирующееся сословие
профессиональных воинов, составивших нижний слой феодальной элиты. В романских наречиях их обозначали терминами, образованными от слова «конь»: на севере говорили chevalier («шеВалье»), на юге — cavalier («кавалер»); таким образом, речь шла о
конных воинах, каковыми могли быть, разумеется, лишь достаточно состоятельные люди. В русском языке они традиционно
именуются рыцарями (от нем. Ritter — «всадник»). Генезис этого
социального явления остается предметом научных споров. Связь
рыцарства X—XI вв. с конным войском, возникшим в результате
реформ Карла Мартелла и Карла Великого, очевидна. Главное
шличие состоит в том, что рыцари, как правило, находились в
услужении у частных лиц, которым они были обязаны и личной
преданностью. Однако уже в XI в. из обозначения социальнопрофессиональной группы термин «рыцарь» стал превращаться в
обозначение любого знатного воина, сражающегося верхом, попому рыцарем называли и шателена, и обладающего громким
i и гулом владетельного князя.
В дальнейшем принадлежность к рыцарству становится почетной, звание рыцаря дается за храбрость в бою и другие личные
иоппские заслуги, посвящение в рыцари сопровождается сложным
189

ритуалом. Постепенно складывается особый кодекс чести рыцаря, диктовавший ему определенные правила поведения как на
войне, так и в мирной жизни, в частности в том, что касалось
отношений с женщинами его круга. Все это послужило мощным
средством сплочения феодальной элиты, четко противопоставившей себя остальному населению страны, фактически отстраненному от военного дела. Поскольку большинство рыцарей к XII в.
оказались держателями феодов от вышестоящих сеньоров и их
вассалами, рыцарская мораль и рыцарский этикет оказались оптимальным идеологическим выражением вассально-сеньориальных
отношений. В частности, они позволили упорядочить взаимные
обязательства в среде феодальной элиты, находившейся к 1000 г.,
в условиях упадка центральной власти, в состоянии «войны всех
против всех». Эту ситуацию удалось преодолеть, с одной стороны, благодаря усилиям церкви, периодически провозглашавшей
так называемый «Божий мир», с другой стороны — благодаря утверждению среди феодалов своего рода культа вассальной верности. Во Франции господствовала норма «вассал моего вассала
не мой вассал», означавшая верность вассала лишь его непосредственному сеньору. Начиная войну, сеньор мог рассчитывать на
помощь лишь своих прямых вассалов, которые, однако, должны
были явиться в сопровождении верных ему рыцарей. Тем самым
был заложен фундамент феодальной иерархии, обеспечивавшей
в течение трех-четырех столетий функционирование государства,
с одной стороны, и единство господствующего класса перед лицом
простолюдинов — с другой. Полномочия короля были шире, чем
у любого другого феодала, но страной он управлял, опираясьна
свои домениальные земли и собственных рыцарей, в остальном же
был вынужден считаться с мнением крупнейших вассалов, составлявших наряду с верхушкой духовенства его совет.
Социально-экономическое развитие. В истории Франции на
IX—XI вв. приходится заключительный этап долгого процесса
вовлечения крестьян в феодальную зависимость. В начале этого
периода в стране имелось еще много людей, не находившихся ни
в личной, ни в поземельной зависимости от частных лиц и подчинявшихся непосредственно короне. Не менее важно, что значительная часть крестьян, уже оказавшихся на положении держателей, еще не попала в полную зависимость к своим сеньорам и в
политическом, судебном, административном отношении сохраняла свободу. Раздача иммунитетных привилегий еще не приняла
массового характера и за пределами церковных территорий почти
не практиковалась.
190

К концу XI в., в условиях становления юрисдикционной сеньории, все жители округи, как находящиеся в личной либо поземельной зависимости от какого-то феодала, так и свободные крестьяне,
стали чьими-то «людьми» в судебно-административном отношении.
Поскольку это подчинение выражалось прежде всего в определенных поборах и службах (постойной, посыльной, строительной
и т.д.), по форме мало или вовсе не отличавшихся от обычных
феодальных повинностей и к тому же делившихся между наследниками и отчуждавшихся по частям, наподобие других платежей
и отработок, несшие их крестьяне постепенно оказывались фактически на положении плательщиков ренты, правда, не очень обременительной. Для поземельно- и лично зависимых крестьян
установление судебно-административной зависимости обернулось
утратой едва ли не всех остававшихся у них гражданских прав и
ощутимым усилением эксплуатации.
Таким образом, к концу рассматриваемого периода практически
нее французское крестьянство стало феодально зависимым. Однако
и в социально-экономическом, и в социально-правовом отношении оно не было единым. Общественное положение и уровень
жеплуатации конкретного крестьянина определялись размерами,
состоянием и юридическим статусом той земли, на которой этот
крестьянин сидел, его происхождением, формами зависимости,
связывавшей его с господином, договорными обязательствами,
если таковые имелись, местными обычаями и пр. Встречающиеся
и источниках этого времени термины «серв», «виллан», «колон»,
«•свободный» отражают лишь наиболее общие, притом не очень
четкие, различия социального характера.
В условиях феодальной раздробленности унификация правового статуса крестьянства всей страны и даже отдельного княжества
была невозможна. Не существовало и такой политической силы,
которая была бы способна надолго и реально закрепить статус
даже сравнительно небольших групп крестьянства, обнаруживавших тенденцию к расслоению и социальной трансформации. Полому, несмотря на известное сходство в положении наиболее угнетенной и бесправной части (составлявшей, кстати, меньшинство)
французского крестьянства этой эпохи — сервов, с одной стороны,
и восточноевропейских крепостных XVI—XVIII вв. — с другой,
называть сервов крепостными некорректно. Различными были не
только исторические условия, породившие серваж и крепостничество, но и сами эти социальные категории по существу. Серв XI
и следующих столетий все-таки не был так принижен, как крепостной, был более свободен в хозяйственных занятиях, в передвижении, в семейных отношениях.
191

Средневековый замок (Шато-Гайяр, Нормандия, Франция)
Типичный феодальный замок XII в. Расположенный на высоком холме недалеко
от Сены, Шато-Гайяр был в свое время практически неприступен. В центре замка находится высокая башня — донжон (/), место пребывания сеньора и его семьи. Внутренний двор (2) также окружен высокой стеной с башней и рвом. Во
внешнем дворе (5) и отдельно стоящей «вспомогательной крепости» (4) размещались различные постройки, церковь (5). Здесь проживало основное население
замка — дружина и челядь феодала. Дорогу к Сене прикрывало предмостное
укрепление (б)

И все же применительно к IX—XI вв. можно говорить о явном
усилении феодальной зависимости и росте эксплуатации французского крестьянства. Наиболее драматично этот процесс протекал на севере страны, где на рубеже X—XI вв. происходят два
крупных крестьянских восстания (в 997 г. в Нормандии, в 1024 г.
в Бретани), направленных против самого установления сеньориальных порядков. В других районах, для которых сеньория была
привычным явлением, народные движения не принимали столь
острых форм, чему способствовали развернувшаяся в это время
внутренняя колонизация (позволявшая крестьянам улучшить свое
материальное и социально-правовое положение) и начало урбанизации, также открывавшей перед крестьянами новые перспективы.
Экономика и общество этой эпохи имели ярко выраженный
аграрный характер. Тем не менее города, унаследованные в большом количестве от римской эпохи, продолжали существовать.
192

К концу XI в. многие из них (Париж, Реймс, Орлеан, Руан, Tlyaтье, Тур, Бордо, Лимож, Тулуза и др.) хотя и насчитывают всего
по нескольку тысяч жителей, постепенно превращаются в важные центры ремесла и торговли. Возникают и новые города, например Лилль и Кале на севере, Монпелье на юге. С этого времени города становятся неотъемлемым элементом феодального
общества.
§ 2. Италия в VIII—X вв.
Политическое развитие. Последняя крупная волна варварских
нашествий в Европе пришлась на Италию. В 568 г. на ее территорию вторглось германское племя лангобардов во главе с королем
Альбомном; к ним присоединились некоторые другие племена:
гепиды, бавары, свевы, саксы. Они легко завладели почти всей
Северной Италией, затем захватили Тоскану, Сполето и Беневент.
Другие районы Италии — Римский дукат, Равеннский экзархат,
юг полуострова и примыкающие к нему острова — оставались
владениями Византии, победившей в середине VI в. остготов, но
не сумевшей отразить новых варваров. Лангобарды создали в
Италии королевство со столицей в Павии. Оно просуществовало
до 70-х годов VIII в., когда было захвачено франками Карла Великого.
При лангобардах вся территория королевства была разделена
на 36 герцогств, в которых сосредоточивалась административная,
судебная и военная власть, что создавало условия для сепаратизма
и усиления позиций отдельных герцогов. Лангобардские короли
предпринимали постоянные усилия для обуздания самовластия
герцогов и стремились расширить свои владения, в частности
присоединить к ним Римский дукат и Равеннский экзархат, совершали завоевательные походы в Южную Италию. Не способствовала единству Лангобардского королевства и политико-правовая неоднородность его населения. Привилегированный слой
составляли лангобарды, которые жили, как правило, компактными поселениями, где действовало лангобардское обычное право,
зафиксированное в Эдикте Ротари (643 г.) и в законах последующих королей. Подвластное лангобардам коренное население Италии оставалось в сфере действия римского права. Отсутствовало в
королевстве и религиозное единство — принявшие в свое время
арианство лангобарды не спешили переходить в католичество:
многое здесь зависело от позиций герцогов, использовавших исповедальные различия в своих политических целях. В VII в. были
частыми военные столкновения на религиозной почве, завершавшиеся для удачливых герцогов территориальными приобретениями.
193

Франкское завоевание 773—774 гг. включило Лангобардское королевство в состав обширного европейского государства, с 800 г. —
империи, но не принесло Италии политического единства. В центре
Апеннинского полуострова в 756 г. возникло Папское государство, или Папская область. Южная Италия (Апулия, Калабрия,
Сицилия и ряд других территорий) оставалась под властью Византии. Карл Великий изменил территориально-административное деление своих владений в Италии: вместо герцогств были
образованы 20 графств, отданных в управление представителям
франкской знати. В IX в. в городах, являвшихся центрами епископских диоцезов (при франках католичество утвердилось повсеместно), судебно-административные и фискальные функции переходили постепенно в руки епископов и избиравшихся из горожан
скабинов, которые выполняли преимущественно судебные обязанности. Контроль за деятельностью графов (в пограничных
марках — маркграфов) и епископов осуществляли «императорские посланцы». Однако процесс децентрализации власти усиливался, поскольку широко практиковалась раздача иммунитетных
прав епископам и светским лицам.
Политическая раздробленность Италии не была преодолена и
после распада империи Карла Великого, хотя по Верденскому договору 843 г. она обрела статус независимого королевства. С конца
IX в. титул короля Италии постоянно оспаривали представители
разных ветвей династии Каролингов. Непрочность верховной
власти позволила венграм совершить в первой половине X в. ряд
грабительских набегов на страну. Юг Италии подвергался частым
нападениям арабов (сарацин), к концу IX в. овладевших Сицилией.
С середины X в. Северная и Средняя Италия становятся объектом притязаний со стороны германских королей. Сопротивление
местного населения их завоевательной политике делало позиции
императорской власти достаточно эфемерными. Более прочным
оказывалось владычество графов, маркграфов и высшего духовенства. Хотя формально многие земли Северной и Средней Италии
вошли в состав империи, реальную силу императоры обретали
лишь в то время, когда находились там со своим войском. Военные походы в Италию стали в XI—XII вв. одним из важных
направлений политики германской империи, причем особенно
привлекательными для ее правителей становились быстро развивавшиеся и богатевшие итальянские города.
Формирование феодальных отношений. В Италии складывание

феодальных отношений происходило в VIII—IX вв. в процессе
синтеза романских и германских элементов, путем взаимовлияния порядков, характерных для местного римского населения и
привнесенных варварами. В Лангобардском королевстве этот
194

процесс протекал достаточно медленно — наследование земли по
женской линии было разрешено только Эдиктом Луитпранда
и 717 г. — и был ускорен франкским завоеванием.
В раннее Средневековье в Италии шли два встречных процесса. С одной стороны, происходили изменения в хозяйственной
системе, утвердившейся во владениях римской знати, которая
основывалась на труде сервов, колонов и либертинов. Главной
тенденцией здесь стало наделение землей сервов и других непосредственных производителей, расширение их экономической
самостоятельности и снижение нормы эксплуатации. Стирались
ртличия в социальном статусе разных категорий работников,
превращавшихся в прикрепленных к наделу зависимых крестьян.
И то же время среди римского населения сохранялась прослойка
мелких свободных собственников земли, самостоятельно ведущих
свое хозяйство.
С другой стороны, в лангобардскую эпоху на землях, занятых
шрварами, существовали порядки, характерные для разлагавшеюся родоплеменного строя. Большая семья лангобардов — фара,
обладавшая правами на пахотный надел, который обрабатывался
сообща ее членами, постепенно дробилась на малые индивидуальные семьи, получавшие права на землю. С возникновением
у лангобардов аллода стал заметно расти в VIII в. слой свободных
мелких собственников, близких по своему хозяйственному положению к римским посессорам. Дифференциация в их среде вела
к возникновению свободных арендаторов — либелляриев, получавших землю по договору (либелла) в наследственное пользование
С широкими правами распоряжения наделом и фиксированной
рентой (денежный чинш или часть урожая). Число либелляриев
росло и за счет сервов и колонов, обретавших, как правило, за
мыкуп личную свободу.
В IX—X вв. либеллярии и другие наследственные держатели
Омфитевты, прекаристы) составляли в Северной и Средней Ита|| и и широкую прослойку мелких держателей, постепенно оказыипншихся в разных формах личной зависимости от земельных
собственников. Эта тенденция наметилась еще в пору франкского
юсподства, когда раздавались иммунитеты и бенефиции, быстро
превращавшиеся в наследственные феоды. Складывавшаяся в
VIII—IX вв. феодальная вотчина, в том числе на церковных и монастырских землях, отличалась незначительными размерами домена — в ней преобладали наделы, обрабатывавшиеся либелляриями, колонами, сервами, либертинами, которые оказывались не
тлько поземельно, но и лично зависимыми от вотчинника. Слой
крупных земельных собственников составляли потомки римской
195

знати. Обширные вотчины возникали и на церковных и монастырских землях — при франках позиции католической церкви
заметно усилились. Некоторые монастыри — Боббио, Фарфа,
Монтекассино и др. — уже в IX в. стали крупнейшими земельными
собственниками.
В Южной Италии, лишь частично затронутой лангобардским
завоеванием, процесс феодализации шел медленнее, чем в центральных и северных областях полуострова. В раннее Средневековье здесь продолжали господствовать хозяйственные порядки,
сложившиеся еще в позднеримскую эпоху. Основную массу рабочей силы в поместьях составляли сервы и колоны. Сохранялся и
слой мелких посессоров. Политика Византии была направлена в
целом на консервацию существующей социально-экономической
системы, хотя некоторые изменения в статусе рабов и колонов
все же происходили. В рамках этой политики проводилась и греческая колонизация в Калабрии и приморских городах Южной
Италии — сюда переселялись византийские чиновники и разные
категории трудового люда, причем рабы часто получали свободу.
Арендные отношения получили распространение в X—XT вв. и
сопровождались установлением личной зависимости арендаторов
от собственников. Феодальный уклад сформировался в Южной
Италии на столетие позже, чем в Средней и Северной Италии,
к концу X в., и стал итогом трансформации преимущественно
позднеримской хозяйственной системы. Наметившиеся в раннее
Средневековье различные пути и темпы складывания феодализма в Южной Италии и остальной части страны сохранились и в
последующие столетия его эволюции, в пору его наиболее полного развития.
Рост городов. Важной особенностью истории Италии, в отличие от других стран Европы, был рано обозначившийся процесс
оживления городской жизни. Уже в VIII в. постепенно восстанавливались города, разрушенные в эпоху варварских завоеваний
или пришедшие в запустение в первые столетия Средневековья в
связи с обшей натурализацией экономики страны. Но даже в
этих условиях многие античные города Италии продолжали существовать в своем прежнем качестве торгово-ремесленных центров, хотя масштабы товарного производства и их торговые связи
резко сократились. Именно в таких центрах, как Милан, Верона,
Болонья, Рим и др., имел место прямой континуитет от античного
города к средневековому. Многие итальянские города и поныне
сохраняют римскую планировку центральных улиц и площадей.
В VIII—IX вв. возникали и новые городские поселения, часто
на перекрестках торговых дорог или путей пилигримов, по берегам рек и в морских бухтах. Складывались постоянные рынки
196

киутри страны, расширялись торговые связи со странами Европы, Африки, Ближнего Востока, чему весьма способствовало выгодное географическое положение Италии. В начальную пору
подъема городов благоприятно сказывалась на их росте королевская политика покровительства купцам и ремесленникам в фискальных целях. В IX в. интенсивностью экономической жизни
отличались многие города Северной и Средней Италии — Асти,
Милан, Верона, Пьяченца, Равенна, Лукка. Крупным центром была
Мания, остававшаяся столицей до начала XI в. На побережье
Тирренского моря в X в. формировались крупные порты — Генуя, Пиза, Амальфи, — имевшие широкие торговые связи с Испанией, Тунисом, Египтом, Византией. Пиза и Генуя обретали
силу и в борьбе с морскими набегами арабов, обосновавшихся на
О. Сицилия: создавался флот, способный отразить угрозу пиратскою разбоя и даже перейти в контрнаступление. Важным торговым
посредником между Востоком и Западом был г. Бари, главный
центр византийских владений в Южной Италии.
В Восточном Средиземноморье сильным конкурентом Пизы и
I снуй стала Венеция, основанная в V в. на островах лагуны в устье
р. По и богатевшая на посреднической торговле и экспорте добывавшейся в лагуне соли. Крупные портовые города вели активную
торговлю не только на внешних рынках, но и внутри страны,
вовлекая в международный товарооборот сельскохозяйственную
продукцию (зерно, вино, оливковое масло) и изделия ремесленников (оружие, ткани, стекло и др.). Несмотря на размах посреднической торговли, главной основой богатства многих итальянских
юродов было интенсивное развитие в них товарного ремесленноГО производства и рано наметившаяся в нем специализация. Так,
Милан уже в X в. стал центром оружейного дела, Павия славились выделкой кож, Лукка — изготовлением тонких сукон. В ряде
юродов Южной Италии впервые в Европе началось изготовление
шелковых тканей на местном сырье — в деревнях стали разводить
ГутовыЙ шелкопряд. Позже шелкоткацкое производство было
ортнизовано в Лукке и Венеции. В каждом городе формировался
СВОЙ набор ремесел — и тех, что были необходимы для жизни самого города (продовольственные товары, одежда и т.д.), и тех, что
работали преимущественно на экспорт. Вывозили сукна, шелк,
н.пяные ткани, ювелирные изделия, кожаную продукцию и ряд
Других товаров. В раннее Средневековье город имел и сельскохозяйственный облик: его ближайшая округа (контадо), а порой и
н'рритория внутри городских стен включали принадлежащие горожанам сады, виноградники, пахотные участки, обеспечивающие
их продовольствием, а иногда и сырьем. Позже, в XI—XIII вв.,
итальянский город оказал огромное влияние на развитие сельского
197

хозяйства и социальную структуру деревни, что во многом обусловило специфику феодальных отношений в стране. Высокая степень урбанизации стала характерной чертой Италии уже к концу
раннего Средневековья. Обилие развитых городов — важный
фактор, воздействовавший на политическую судьбу и культурную
жизнь Италии в Средние века.

§ 3. Германские земли в IX — начале XI в.
Восточно-Франкское королевство. Обособление восточной части

Каролингской империи началось в ходе разделов Франкской державы между потомками Карла Великого в 843—880 гг. На престоле
нового королевства, называвшегося современниками Восточной
Францией (Francia orientalis), сменяли друг друга государи из дома
Каролингов. Они то соперничали с государями Западно-Франкского королевства, то помогали им. Один из «восточных» Каролингов, Карл III (876—888), был приглашен и на западнофранкский
престол. Подчинив себе затем Северную Италию, он на короткое
время объединил в своих руках всю державу Карла Великого. Как
Карл III, так и некоторые другие государи Восточной Франции
отправлялись в походы на Рим, чтобы по традиции франкских
государей, заложенной Карлом Великим, получить там императорский титул.
В Восточной Франции преобладали не романские, а германские диалекты, а хозяйство и общественные отношения были куда
архаичнее, чем в Италии или к западу от Рейна. Здесь сохраняла
силу старая, хотя и несколько видоизменившаяся племенная
организация, какую уже невозможно было встретить в более развитой западной половине Франкской империи. Крупнейшие германские герцогства — Саксония и Бавария — представляли собой
наиболее сложившиеся племенные объединения во главе с герцогами из местной племенной знати.
Герцогство Лотарингия носило совсем иной, неплеменной характер. Лотарингия появилась в результате чисто политических
комбинаций и разделов, не имела собственной этнической основы
и включала в себя на западе области с преобладанием не германского, а романского населения.
Вдоль р. Майн сложилось Франконское герцогство. Еще при
Меровингах Майн стал удобной дорогой, по которой франки
охотно переселялись на восток и густо заселяли оба берега реки,
ассимилируя осевших там ранее аламаннов и баваров. Для соседних племен этот смешанный народ так и остался «франками», а
их земля — Франконией.
198

Отдаленное и очень архаичное по своим порядкам племя фризов, занимавшее часть побережья Северного моря и ряд близлежащих островов, сыграло большую роль в развитии мореходства
и торговли (как, впрочем, и пиратства) в раннее Средневековье.
Однако в силу своего окраинного положения фризы почти не
участвовали в политической жизни Восточно-Франкского королевства.
Социальные отношения. Если на юге и особенно западе страны
(прежде всего в Лотарингии), т.е. в областях с заметным римским
и каролингским наследием, процесс социального расслоения и
феодализации к X—XI вв. сделал заметные успехи, то в большинстве других земель (и в особенности в Саксонии, Фрисландии и
приальпийских районах) сохранялось архаическое, слабо дифференцированное в имущественном и социальном отношении
общество. Это естественное стадиальное отставание означало,
в частности, наличие масс свободных собственников — главной
основы сильных армий восточнофранкских государей, а также
отсутствие как многочисленной феодальной знати, так и связанных с ней тенденций к феодальной раздробленности, к тому времени уже господствовавших в Западно-Франкском королевстве.
Появившиеся после франкского завоевания на юге и западе
Германии огромные и широко разбросанные вотчины каролингского типа (см. гл. 4) сохраняются в X—XI вв., а в отдельных случаях и дольше.
Германская деревня в тех регионах, где уже начался процесс
феодализации, предстает весьма пестрым социальным организмом, где бок о бок сосуществуют и хозяйства, втянутые в ту или
иную форму зависимости от совершенно разных крупных вотчин,
центры которых могут располагаться на большом расстоянии от
самой деревни, и владения мелких вотчинников, «выросших» из
числа самих местных жителей, и дворы самостоятельных землеиладельцев и держателей, весьма разных по своему общественному положению. Соответственно даже факт проникновения вотчинных отношений в германскую деревню на этом этапе еще не
очначал подчинения деревни и ее традиционной организации
мотчине и ее владельцу.
Обитатели деревни описываются в источниках преимущественно терминами «варварских правд»: свободные, литы, сервы.
И реальности X в. за каждым из этих понятий стоят группы лиц
месима различного статуса. Особенно существенна неопределенность понятия «свободный»: оно может обозначать и светского
ишчинника, и мелкого самостоятельного аллодиета, и человека,
находящегося в поземельной зависимости. Постепенное сближе199

ние разных групп земледельческого населения как по их реальному правовому статусу, так и в сознании современников происходит по мере отмеживания их от оформляющегося особого слоя
служилых людей, занимающихся только военным делом. Обобщенное понятие «крестьянин» — Bauer — появляется только в XI в.
и свидетельствует о том, что грань между невоюющими земледельцами и не работающими на земле профессиональными воинами в целом определилась. Другой стороной того же процесса
стало некоторое повышение статуса самых низших групп населения, прежде всего рабов. Главными поставщиками рабов в Германию были фризы. Они покупали или захватывали рабов в основном у языческих племен, живших по берегам Балтики. Убийство
рабов в принципе запрещалось, но на практике, видимо, не являлось чем-то исключительным. Впрочем, уже переход раба в христианство улучшал его положение. Только с XI — начала XII в.
рабы как социально значимая категория населения постепенно
исчезает.
Германская знать представляла собой совокупность более или
менее обширных родственных групп, взаимоотношения которых
между собой во многом определили как политическую историю
ранней Германии вообще, так и пути становления германского
королевства в частности. Насколько можно судить, знатность
приносила земельные богатства, а не обладание землей доставляло знатность. С течением времени соотношение между старой
племенной знатью и уже вполне феодальной, выросшей из среды
свободных на службе у короля или герцога начинает меняться в
пользу последней. Однако для периода ранее середины XI в. не
удается обнаружить, из каких именно центров знатные германские семейства осуществляли свою власть. Возможно, это связано
с тем, что возводить бурги — укрепления из дерева и земли, а
позже и из камня — до той поры считалось исключительной прерогативой короля.
Объединение восточнофранкских земель саксонскими герцогами.

Восточнофранкские короли, герцоги и знать довольно удачно
сдерживали натиск викингов на свои владения. Зато появление в
Подунавье кочевых племен мадьяр (венгров) оказало самое тяжелое воздействие на оседлые народы Центральной Европы. Под
ударами венгров погибла так называемая Великая Моравская держава — крупное объединение славян, соседствовавшее на западе
с Баварией. Постоянные набеги мадьяр нанесли тяжелый ущерб
и всем германским землям. Вместе с тем венгерская угроза, по
всей видимости, способствовала объединению германских герцогств в одно королевство.
200

После смерти последнего государя Восточно-Франкского королевства из династии Каролингов впервые королем был избран
представитель местного знатного рода — франконский герцог
Конрад I (911—918). Он натолкнулся на решительное сопротивление большинства других герцогов и умер, по сути дела потерпев
поражение в борьбе с ними. После его смерти королями почти
одновременно были провозглашены герцоги двух сильнейших,
хотя очень разных по уровню хозяйственного, культурного и политического развития герцогств — Баварии и Саксонии. Корона
в конце концов осталась за саксонским герцогом Генрихом, но
ему пришлось отказаться от всякого вмешательства в баварские
дела. С провозглашения королем Генриха I принято начинать историю германского королевства.
Генрих I (919—936) сумел успокоить страну после десятилетий
бесконечных смут и добиться в своем королевстве относительного
мира. Ради его достижения король всячески стремился заручиться
симпатией и поддержкой германской знати. Чтобы подчеркнуть
свою близость к ней, он даже отказался от обычного у франкских
королей церковного помазания на царство и коронации — обрядов, возвышавших «помазанника Божьего» над всеми знатными
людьми его королевства. При поддержке знати Генриху удалось в
очередной раз «переподчинить» Восточно-Франкскому королевству развитую и богатую Лотарингию. Генрих сумел наладить неплохие отношения с церковью, объединить германские племена
и разные группировки знати для отпора венграм и добился перных успехов в борьбе с этими опасными кочевниками благодаря
широкому строительству бургов и организации сравнительно
многочисленной тяжелой конницы. Возникновение такого конного войска (на первых порах в основном из лично зависимых
от короля или герцогов людей) было важным этапом складывания феодальной знати и преобразования социальных отношений
к германском обществе в целом.
Сын Генриха I Оттон I (936—973) продолжал политику отца
и деле организации отпора мадьярам. Его войску из немецких и
чешских тяжеловооруженных конников удалось в 955 г. нанести
на р. Лех у Аугсбурга настолько тяжелое поражение венграм, что
re навсегда оставили в покое германские земли, В остальном Отгон I порвал со многими традициями Генриха I. Так, уже начиная со своей подчеркнуто торжественной коронации в Ахене,
Отгон I стремился во всем утвердить превосходство короля над
и-рцогами и всей прочей знатью. Платой ему за это были восстания и мятежи, потрясавшие германские земли много лет подряд.
201

Итальянские походы и римская коронация Отгона I. Решение

начать военные походы в Италию Отгон 1 принял скорее всего
просто потому, что видел в себе достойного преемника франкских государей, продолжателя их давней традиции коронования в
Риме. В X в. распад Каролингской империи вовсе не представлялся окончательным. Напротив, именно при Отгоне I, имевшем
сильное влияние и в Западно-Франкском королевстве, возрождение державы Карла Великого могло казаться вполне вероятным.
Приобретение императорского титула «по всем правилам» в Риме
было в этих обстоятельствах действием вполне логичным.
Во время первого похода за Альпы в 951 г. Отгон I не смог
достичь Рима, но зато освободил из заключения законную наследницу итальянского (лангобардского) королевства, женился на
ней и был провозглашен местной знатью королем Италии.
В 962 г., воспользовавшись призывом о помощи римского
папы Иоанна XII, оказавшегося в весьма затруднительном положении, Отгон I прошел, не встречая сопротивления, через всю
Северную Италию и вступил в Рим. В «Вечном городе» он был
торжественно провозглашен императором. Современники Отгона I
видели в этой церемонии только обновление давней франкской
традиции. Но впоследствии римская коронация 962 г. стала представляться событием рубежным: с этого года принято отсчитывать
историю новой, теперь уже германской, империи.
Имперская церковь. Осуществление власти на больших территориях было на протяжении всего Средневековья труднейшей задачей. Для средневекового монарха самым надежным способом
реализовать свою волю в той или иной точке страны было его
личное присутствие там. Это одна из причин, почему императоры из Саксонской династии точно так же, как и многие другие
государи, находились в постоянных разъездах. В столь обширной
державе, как империя Отгона I, однако, явно требовались и другие средства управления.
Самым эффективным способом осуществлять власть, опробованным еще Карлом Великим, было использование в интересах
королевства церковной организации. Если Генрих I больше опирался на светскую знать, то для Отгона I и его преемников главным средством управления страной становится именно церковь.
Отгон I систематически наделял имперские монастыри и епископства обширными землями и широкими привилегиями, при
этом назначая епископами и аббатами верных себе людей. (Каноническое избрание не отменялось, но становилось простой формальностью.) От поставленных королем прелатов требовалось исполнение в интересах империи широкого круга чисто светских
202

обязанностей — от судебных до фискальных и военных. Начиная
с Отгона III епископы стали получать даже графские полномочия. Как и в пору расцвета Каролингской империи, до трех
четвертей тяжелой конницы в оттоновское войско приводили
с собой епископы и аббаты.
Щедро одаривая церковь, германские государи отнюдь не подрывали материальные основы собственной власти. До тех пор,
пока короли могли распоряжаться высшими церковными должностями по собственному усмотрению, они были в состоянии
ставить все ресурсы церкви себе на службу. Эти ресурсы за счет
новых дарений постоянно возрастали, поскольку церковное имущество, в отличие от светского, не могло делиться между наследниками и, следовательно, дробиться. Отчуждалось оно также крайне редко. В отличие от светских феодов принадлежащее церкви не
могло со временем превратиться в собственность какого-либо
знатного рода. Вполне логично, что в германских землях именно
императора, щедро одаривающего церковь, но и по своей воле
распоряжающегося церковными должностями, привыкли считать
главой церкви и даже наместником Христа на земле. Церковная
организация, подчиненная императорам и составляющая основу их
власти, получила в историографии название «имперской церкви».
«Римская империя» Отгонов. Оттон II (973—983) старался
продолжать политику своего отца, но ему меньше сопутствовала
удача. Предприняв попытку подчинить своей власти ют Италии,
Оттон II потерпел сокрушительное поражение от арабов и едва
избежал византийского плена (982). В отношениях между империей Отгонов и Византией вражда чередовалась с попытками заключить союз. Оттон I добился для своего сына — будущего Оттоиа II — руки византийской царевны Феофано (Теофано), правда,
как оказалось, не порфирородной (и не приносившей супругу
прав на константинопольский престол). После смерти мужа Феофано с удивительным мастерством семь лет управляла империей
В малолетство своего сына.
По рождению наполовину сакс, наполовину грек, считавший
себя потомком Карла Великого и византийских василевсов, получивший по своим временам очень хорошее образование, Оттон III
(983—1002) был уверен в том, что ему самой судьбой предназначено возродить Римскую империю во всем ее былом величии.
Немедленно после объявления совершеннолетия Оттон III устремился в Италию, где сумел быстро получить корону итальянского
королевства и впервые в истории возвести немца на папский
престол. Новый папа Григорий V тут же короновал своего государя
и Риме. Оттон III мечтал о создании единой христианской мироиой державы с центрами в Риме и Ахене, а возможно, и в Кон203

стантинополе. Он устроил себе постоянную резиденцию в Риме
на месте, где когда-то стоял дворец римских императоров, и завел
двор по византийскому образцу. Римских пап Отгон III решил
поставить под прямой и постоянный контроль, а потому не стал
подтверждать привилегий, полученных апостольским престолом
от Пипина и Отгона I, и даже назвал фальшивкой «Константинов дар». После смерти Григория V император поставил папой
под именем Сильвестра II своего наставника в науках и старшего
друга ученого Герберта из Орильяка.
Всемирную «Римскую империю» Отгон III представлял, вероятно, как совокупность самостоятельных христианских королевств,
подчиненных власти единого императора. Политические проекты
Отгона III не встретили сочувствия среди знати Германии, которой отводилось место лишь одного из королевств, составлявших
империю. Еще хуже относились к идеям императора в Италии,
поскольку они самым серьезным образом затрагивали интересы
многих влиятельных сил — от римского духовенства до соперничавших между собой многочисленных семейств итальянских нобилей. В конце концов в Риме поднялся мятеж, Отгон III бежал
из города и вскоре в возрасте двадцати двух лет скончался, не
оставив наследника. Королевская корона перешла к представителю боковой ветви Саксонской династии Генриху II (1002—1024),
совершенно чуждому политических фантазий своего предшественника.
Отношения государей Саксонской династии с их восточными

соседями. На востоке германские племена вдоль всей границы
своего расселения, от Балтики до Адриатики, соприкасались с
разными по уровню развития славянскими племенами. Наиболее
беспокойной издавна была граница между саксами и ободритами,
часто опустошавшими земли друг друга. Первый же король из
Саксонской династии Генрих I предпринял большой поход на
племена заэльбских славян (929) и подчинил многие из них. Оттон I сделал следующий шаг — он образовал ряд марок на славянском пограничье и начал активную христианизацию славян,
создав для этого на их землях несколько епископств. Отгон I основал и новое архиепископство с центром в Магдебурге специально ради организации широкого миссионерства среди язычников-славян. Распространение христианства должно было прочно
включить вчерашних язычников в имперскую церковную организацию, а значит, и в саму империю. Кроме того, борьба с язычеством считалась прямой обязанностью всякого императора — главы
христианского мира — уже в силу его сана. Первым архиепископом Магдебургским Отгон I назначил «епископа русов» Адальберта, ездившего в 961—962 гг. по приглашению послов княгини
204

Ольги с миссионерскими целями в Киев, но обманувшегося в
своих надеждах и вынужденного быстро вернуться. Близким ко
двору Отгона HI был миссионер Бруно Кверфуртский, в 1008 г.
отправившийся проповедовать христианство печенегам и также
посетивший по дороге Киев.
Однако усилия Отгона I по христианизации прибалтийских
славян оказались напрасными. В 983 г. заэльбские племена подняли восстание, в ходе которого освободили свою землю, уничтожили там все церковные учреждения и вернулись к язычеству.
Им удалось даже разгромить Гамбург. После этого более столетия
все попытки как немцев, так и поляков вновь насадить христианство у ободритов и соседних племен и подчинить их себе оставались безуспешными.
Оттон III, в отличие от своего деда, не стремился включить все
новообращенные земли на Востоке Европы в систему немецкой
церковной организации. При его согласии были созданы независимые от немецких прелатов архиепископства в Гнезно и Эстергоме. Приобретенная таким образом церковная самостоятельность
Польши и Венгрии послужила одной из важных основ складывания в этих странах самостоятельных королевств.
«Отгоновское возрождение». По сравнению с «темной» порой
развала Каролингской державы конца IX — начала X в. правление Отгонов ознаменовалось некоторым подъемом образования и
культуры. Этот подъем опирался как на традиции «каролингского
возрождения», сохранившиеся в таких аббатствах, как Фульда
или Санкт-Галлен, так и на резко участившиеся контакты германской знати с Италией и Византией в рамках имперской полигики государей Саксонской династии. В особенности усилила византийские культурные влияния в придворных кругах женитьба
Отгона II на Феофано. Оттон III сумел привлечь к своему двору
из разных стран нескольких известных современников, самым
шаменитым из которых был Герберт Орильякский — папа Сильвестр 11.

В Германии центрами образования и культуры, как и раньше,
Пыли крупные аббатства (Лорш, Корвея и др.), но наряду с ними
все большее значение начинают приобретать и центры некоторых
смископств (Хильдесхайм, Падерборн).
Хотя «отгоновское возрождение» было слабым даже по сравнению с «возрождением» каролингским, оно отмечено серьезными
успехами, по крайней мере, в историописании. Приближенный
к семье Отгонов монах Видукинд из знатного саксонского рода
и своей «Истории саксов» прославляет прошлое и настоящее родного племени. Характерно, что к далеким итальянским предприятиям Отгона I отношение у «саксонского патриота» Видукинда
205

Саксонская династия
(Людольфинги - Оттоны)

Людольф,
герцог Саксонский
(ум. 866)

Отгон,
герцог Саксонский
(ум. 912)

Генрих I
(919-936)

Оттон I Великий,
(936-973,
император с 962)

Генрих,
герцог Баварский

Оттон II
(973-983,
император с 967)

Генрих Сварливый,
герцог Баварский

Оттон III
(983-1002,
император с 996)

Генрих II
(1002-1024,
императоре 1014)

Бруно,
архиепископ
Кёльнский

весьма прохладное. Крупнейший исторический памятник поры
саксонских императоров — «Хроника» Титмара, епископа Мерзебургского. Начатая как история отдельного епископства, «Хроника»
превратилась в уникальное сочинение, описывающее исторические события как по всей империи, так и у ее соседей на востоке,
в том числе и на Руси.
§ 4. Северная Европа в IX—XI вв.
«Эпоха викингов» в Северной Европе. IX — середина XI в. вошли
в историю Северной Европы под названием «эпохи викингов».
Это был период их широкой экспансии, в которой разрозненные
военные набеги, а позже более организованные походы, возглавленные скандинавскими конунгами, переплетались с развитием
международной торговли, с колонизацией и открытием новых земель. В самой Скандинавии этот период ознаменовался усилением
распада родоплеменных отношений и зарождением предпосылок
для возникновения первых государственных образований.
В «эпоху викингов» произошли глубокие сдвиги в материальной и духовной культуре скандинавских народов. Развертывается
внутренняя колонизация — частичное освоение и заселение лесных зон Скандинавского полуострова. Возникают новые типы
быстроходных и маневренных кораблей, на которых викинги
плавали по Северному и Балтийскому морям, поднимаясь по европейским рекам — по Сене до Парижа и по днепровскому водному
пути до Константинополя; суда викингов бороздили Средиземное
море и Атлантику вплоть до Исландии и островов у побережья
Северной Америки. На основе развернувшейся международной
торговли поднялись важные ее центры в Северной Европе —
Хайтабю в Дании (в области теперешнего Шлезвига), Бирка на
о1 юре Меларен (в Южной Швеции), Скирингсаль в Южной Норвегии. Успехи в строительном и фортификационном деле выразились, в частности, в сооружении системы уникальных по
конструкции военных кольцевых укреплений в Ютландии и на
примыкающих к ней островах.
Экспансия викингов в IX — первой половине X в. Этимология

термина «викинг» до конца не выяснена; возможно, слово происходит от «вик» — бухта, порт, где базировались участники морских походов, но предлагались и другие объяснения. На Западе
ими были известны под именем норманнов («северных людей»),
л на Руси — варягов.
Первые упоминания о нападении викингов восходят к 787 г.
И 793 г. отряд скандинавов напал на монастырь на северо-восточном побережье Англии, разграбил и сжег его. Вскоре подобные
207

разбойничьи нападения сделались подлинным бедствием для населения приморских районов Англии, Ирландии, Франкского королевства, Германии, южного побережья Балтийского моря. Повсюду эти внезапные появления вооруженных и безжалостных
язычников несли смерть, разграбление и порабощение захваченных врасплох местных жителей, которые долгое время не были
способны оказывать им сопротивление. Духовенство было склонно
объяснять это бедствие Божьей карой за грехи, и даже была составлена молитва: «Боже, избави нас от неистовства норманнов!»
Со временем правители стран, подвергавшихся нападениям
норманнов, сумели организовать защиту от них, и начались более
регулярные военные действия. Отпор, который он встретил со
стороны франков, побудил датского конунга Годфреда приступить
к постройке оборонительного вала, защищавшего Ютландию с
юга. Эта цепь укреплений известна под названием Даневирке
(«Датский вал»), возведение ее началось в начале IX в., но продолжалось и в следующем столетии.
Датским завоевателям удалось разграбить и подчинить своей
власти обширныетерритории в разных частях Европы. Они переселялись на острова Северной Атлантики — Фарерские, Шетландские, Оркнейские и Гебридские. После 870 г. выходцы из Норвегии открыли и начали заселять Исландию. Первым поселенцем
здесь был Ингольф Арнарсон, обосновавшийся на юго-западном
берегу острова вблизи горячих источников-гейзеров, в Рейкьявике
(«Залив дымов»). В IX — начале X в. норвежцы и датчане завоевали значительную часть Ирландии, основав здесь свои королевства. В IX в. шведы, уже обосновавшиеся на южном побережье
Балтийского моря, проложили путь «из варяг в греки», выводивший их к Византии и Арабскому халифату. Экспансия на территории Руси имела не только военный, но и торговый характер.
Купец шел рука об руку с воином. Присутствие скандинавов на
Руси, в том числе в качестве наемников и дружинников киевских
и новгородских князей, прослеживается по многим источникам.
На протяжении IX в. датские викинги грабили Северную Германию, Францию, Англию, включая такие города, как Гамбург,
Дорестад (в устье Рейна), Руан, Париж, Шартр, Лондон, Кентербери, Йорк. К концу века значительная часть Северной и Восточной Англии была ими завоевана, и на этих территориях стали
селиться скандинавские воины, которые делили между собой
земли. Королю Уэссекса Альфреду (871—899) удалось лишь остановить эти нашествия. Восточная часть острова получила
впоследствии название Дэнло («Область датского права»), здесь
переселенцы вводили свои социальные и юридические порядки,
сохранявшиеся на протяжении нескольких столетий.
208

Одновременно викинги появились и в западной части Средиземноморья, разграбляя города Испании, Южной Франции и
Италии.
На рубеже IX и X вв. часть датского войска, которое воевало в
Северной Франции, обосновалась в низовьях Сены. Его предводитель Роллон получил в 911 г. эту часть Франции в лен от французского короля на условии защиты страны от норманнов. Формально вассальное владение Франции, новое герцогство Нормандия
фактически было независимым и от слабых западнофранкских
королей, и от датских конунгов. Роллон и его сподвижники оставались еще полуязычниками, совершавшими человеческие жертвоприношения, что не мешало им щедро наделять церковь богатствами и землями. Но на протяжении следующих поколений
нормандцы утратили большую часть признаков скандинавского
происхождения, включая родной язык и старые обычаи. Норманны
интенсивно смешивались с местным населением — потомками
кельтов, римлян, франков. В Нормандии сложилось «образцовое» французское феодальное герцогство с сильной центральной
властью. Когда впоследствии нормандцы подчинили себе Англию
и Южную Италию с Сицилией, где основали в начале XII в. Сицилийское королевство, они и здесь выступали в роли носителей
феодальной централизации.
Заселение Исландии. Открытие Америки. Примерно к 930 г.

норвежцами была заселена вся береговая кромка Исландии (внутренняя часть острова остается пустынной и до настоящего времени). Расселившись по обособленным хуторам, колонисты занимались скотоводством и морским промыслом и в гораздо меньшей
степени земледелием. В 930 г. было учреждено общее для всех
жителей Исландии вече — альтинг и были приняты первые законы по норвежскому образцу. Единственная должность, введенная
этими законами, была должность законоговорителя — хранителя
права, остававшегося еще устным. Альтинг был как судебным и
законодательным собранием исландцев, так и центром культурной
жизни, местом регулярного общения рассеявшихся по обособленным хуторам местных жителей, крестьян. Разумеется, альтинг не
был «древнейшим парламентом Европы» (как его иногда именуют), ибо в общественном устройстве Исландии ясно видны существенные элементы «военной демократии». Признаки государства
здесь еще отсутствовали.
В 80-е годы X в. исландцами и норвежцами была открыта Гренландия, которую они начали заселять, а вскоре ими были открыты
острова у побережья Северной Америки, названные ими Хёллюланд
(«Страна плоских камней»), Маркланд («Лесная страна»), Виланд
(«Страна дикого винограда»). Во главе этих экспедиций, описан209

ных впоследствии в «Саге о Гренландцах» и «Саге об Эйрике Рыжем», стоял Лейв Счастливый (Удачливый), сын Эйрика Рыжего,
гренландского первопоселенца. На островах скандинавы повстречали местных жителей — скрелингов. В этих сагах нелегко отделить достоверные сведения от вымысла, но, опираясь на археологические находки, ученые склонны полагать, что скандинавы
действительно открыли Ньюфаундленд, где обнаружены следы
построек того типа, который характерен для скандинавских
«длинных домов» «эпохи викингов», и остатки кузницы. Лейв
опередил Колумба на полтысячелетия, но все же именно Колумбу принадлежит первенство в подлинном открытии Америки для
Европы, и домыслы об имевшихся у Колумба сведениях о плаваниях викингов на Запад и о картах, которые они якобы составили, ни на чем не основаны (никаких карт скандинавы в X—XI вв.
чертить не умели).
Походы викингов первой половины XI в. Крупнейшее достижение

скандинавских захватчиков в конце X и начале XI в. — подчинение ими Англии. Сперва датские и норвежские вожди поступали
на службу к королям Англии, получая от них жалованье, награды,
затем они превратили эти платежи в огромную контрибуцию,
взимаемую с населения, изнемогавшего от этих непомерных поборов. В 1016 г. датский вождь Кнут занял английский престол, а
после смерти брата сделался королем Дании. В 1028 г. он добился
власти и над Норвегией. Так возникла держава Кнута Великого
(1016—1035), недолговечная, как и все раннесредневековые политические объединения. После смерти его сына Хардакнута в 1042 г.
датчане утратили английскую и норвежскую короны.
Последним викингом на престоле считают норвежского конунга Харальда Хардрада («Сурового правителя», 1046—1066), который
в молодости ходил походами в Восточную и Южную Европу, служил в варяжской гвардии в Константинополе и воевал в Италии
и Сицилии. Его женой была дочь Великого князя Киевского
Ярослава. В 1066 г. Харальд снарядил большой флот и отплыл к
берегам Восточной Англии с намерением завоевать английский
престол. Скандинавское население острова перешло на его сторону, но только что провозглашенный знатью английский король
Гарольд победил норвежского конунга в битве при Стэмфордбридже, неподалеку от Йорка. Харальд Хардрад погиб 25 сентября
1066 г. Англия навсегда избавилась от угрозы со стороны викингов, для того чтобы менее чем через три недели, 14 октября того
же года, стать в результате битвы при Гастингсе добычей нормандского герцога Вильгельма Завоевателя. На этом экспансия викингов завершилась. К концу XI в. под властью скандинавов оставались Северная Шотландия, Гебридские и Оркнейские острова,
остров Мэн, Дублин и Лейнстер в Ирландии.
210

Общий характер походов викингов. В походах викингов можно

нидеть последнюю волну Великого переселения народов. Подобно
тому как германские и другие племена и союзы племен в V—VI вв.
не ограничивались нападениями на богатую Римскую империю,
но переселялись в отвоеванные у нее области, создав там новые
государства, так и скандинавы в IX—XI вв., переживавшие распад1
родоплеменного строя и испытывавшие потребность в землях и
добыче, вторгались в страны Европы и во многом изменили ее
социальную, политическую и демографическую структуру.
Однако эта вторая и заключительная волна Великого пересеисния отличалась от первой. В V и VI вв. варвары способствовали
разрушению уже изжившей себя рабовладельческой системы, тогда
как северные варвары (а также нападавшие на Западную Европу
i to игры и арабы) в IX—XI вв. пришли в столкновение с новым,
еще только формировавшимся и укреплявшимся социальным
Строем, разрушить который они были не в состоянии, и в конечном счете включились в процесс феодализации. В одних частях
Европы, например в Англии, скандинавские вторжения несколько
t;iмедлили эти процессы, создав новые слои свободного крестьянства, противившегося феодальному подчинению; в других регионах (в Северной Франции и Южной Италии), наоборот, они
придали этим процессам большую законченность. В обоих случаях
иикинги и их потомки, феодализировавшиеся вожди и рыцари,
I ислед за ними и военно-крестьянские колонисты восприняли ту
социальную структуру, которая уже складывалась в захваченных
ими областях, видоизменяя ее. Этот новый социальный опыт они
переносили и к себе на родину. Процессы феодализации в Скандинавских странах начались под воздействием импульсов, шедших
ИЗ более «продвинутых» к феодализму стран Запада, но привели
к ощутимым результатам уже после завершения «эпохи викингов».
Своеобразие генезиса феодализма в Скандинавских странах. В Да-

нии, Швеции и Норвегии, развивавшихся вне сферы античного
мира и сравнительно поздно испытавших влияние развитых феоцальных обществ, долго сохранялись пережитки родовых отношений и патриархального рабства. Раннефеодальный период длился
I Скандинавии до XII—XIII вв. Сложившийся в этих условиях
феодализм отличался значительным своеобразием: в Скандинавских странах не получили большого распространения личная заиисимость крестьян и барщина, а Норвегия их вообще не знала;
нрава феодалов на лены были более ограничены, а вассальные
отношения (феодальная иерархия) менее развиты, чем в странах Западной Европы. Что касается Исландии, колонизованной
преимущественно норвежцами, то в ней феодализм вообще не
211

развивался и она оставалась страной свободных самоуправляющихся хуторян до 60-х годов XIII в., когда подпала под власть
норвежского короля.
Своеобразие развития Скандинавских стран в немалой степени объясняется естественно-географическими условиями: относительно суровым климатом, преобладанием моренного, горного
ландшафта с малым количеством удобных для хлебопашества
земель. Скандинавы издавна были прежде всего искусными кораблестроителями и мореходами. В горных районах Норвегии и
Швеции земледелие было возможно лишь на ограниченных пространствах и велось весьма примитивно. Большую роль играло
скотоводство; в лесных областях и на севере, в тундре, были распространены охота на пушного зверя и оленеводство, на побережье занимались рыболовством. Только в южной части Скандинавского полуострова, в области Сконе, а также на равнинном
Ютландском полуострове (с прилегающими островами) существовали благоприятные условия для земледелия. Здесь раньше,
чем в других областях Скандинавии, стали распространяться
двух- и трехполье, обработка земли плугом с железным лемехом.
Общественно-политический строй скандинавов в раннее Средне-

вековье. Основную массу населения Скандинавии составляли свободные — бонды. Это были земледельцы, скотоводы, охотники и
рыбаки, имевшие собственное хозяйство и жившие в обособленных хуторах (в Норвегии и в некоторых районах Швеции, а также в Исландии) либо небольшими деревушками (в Дании и в
большей части Швеции). В датских общинах практиковались переделы земли. Большая семья являлась собственницей пахотной
земли, которую нельзя было отчуждать; такое владение называлось одалем. Даже после того как начались разделы больших
семей, выделявшиеся из их состава индивидуальные семьи не получали права свободного распоряжения участками: сородичи
сохраняли в течение длительного времени право преимущественного приобретения и выкупа одаля. Леса, луга и прочие угодья
оставались в общей собственности жителей всего округа и считались «общими владениями» (альменнингами).
Складывание классового общества в условиях Скандинавии
шло медленно. Большую роль играли органы местного самоуправления — тинги, областные и окружные собрания бондов. На них
вершился суд, решались споры, заключались различные сделки.
Право функционировало в Скандинавских странах первоначально как областное, и у каждой области существовали собственные
обычаи. В более позднее время, когда появилась письменность
(помимо древнего рунического письма), областные правовые уложения были записаны.
212

Постепенно усиливалось общественное влияние знати. Источником ее могущества были прежде всего стада скота, торговля и
особенно богатства, захваченные в морских походах и набегах викингов в IX — первой половине XI в. Там, где родовая знать имела земельные владения, она эксплуатировала рабов из пленных,
отчасти из числа обедневших свободных, которых наделяли зе-'
мельными участками. На Ютландском полуострове, в Сконе и на
равнинных пространствах Швеции, где земледелие играло важную роль, возникали поместья с барской запашкой.
По мере роста могущества знати, с одной стороны, и подчинения ей части свободных — с другой, возникали предпосылки
для складывания государства. Походы викингов ускорили этот
процесс.
Первые скандинавские короли (конунги), выделившиеся из
родовой знати, в течение длительного времени в значительной
степени оставались предводителями племен и племенных союзов.
Тем не менее постепенно закладывались основы политического
объединения. В Дании этот процесс начался еще в VIII в., а во
второй половине X в. Харальд Синезубый (ок. 950 — ок. 986) значительно упрочил королевскую власть. Конунгу Харальду Прекрасноволосому в конце IX в. удалось подчинить себе многие
племенные округа Норвегии, и в начале XI в. объединение Норнегии было в основном завершено. Но королевская власть в Норвегии не стала достаточно прочной. Король Олав Харальдссон
(1016—1028) был изгнан из страны и погиб в 1030 г. Затем Нориегия была временно включена в состав обширной, но непрочной
державы датского короля Кнута. В Швеции долгое время существовало два королевства: к северу область свеев с центром в
Упсале и южнее расположенная область племен ётов. Объединение их под властью королей Упсалы произошло к началу XI в.
при короле Олафе Скётконунге (ок. 995—1020). Однако еще и в
XII в. власть шведского короля оставалась ограниченной.
Добиваясь укрепления своего положения, королевская власть
стремилась опереться на христианскую церковь. Но христианизация наталкивалась на упорное противодействие крестьян и родоиой знати, связывавших сохранение язычества с защитой своей
независимости. Поэтому борьба против усиления королевской
иласти принимала подчас форму борьбы за сохранение язычества.
Христианская церковь укрепилась в Скандинавии в конце X —
начале XI в., однако язычество не было окончательно сломлено
еще и в XII в. Тем не менее с успехами феодализации влияние
церкви росло. Около 1103 г. было учреждено общескандинавское
архиепископство в Лунде. Церковь получала щедрые пожалования
213

от королей, приобрела особую юрисдикцию и стала проводником
церковного права в Скандинавии. Духовенство добилось отмены
некоторых ограничений в распоряжении землей.
§ 5. Англия до середины XI в.
Римляне правили Британией с середины I до начала V в. За
пределами империи оставались только племена Каледонии (нынешней Шотландии), от которых римляне отгородились так называемым Адриановым валом, протянувшимся от Северного до
Ирландского моря. Как и в других провинциях, римляне проложили в Британии хорошие дороги, облегчавшие переброску войск
и движение товаров. На месте крепостей бриттов они устроили
военные лагеря; некоторые стали со временем настоящими городами, на что указывают топонимы, образованные от латинского
слова castrum («лагерь»), например Ланкастер, Манчестер, Глостер. Пять городов получили статус римского муниципия, среди
них Эборакум (в дальнейшем Йорк), служивший резиденцией
нескольким императорам. Важнейшим городом Британии был
Лондиний — нынешний Лондон, не имевший этого статуса, но
издревле бывший оживленным торговым поселением. Романизация затронула преимущественно юго-восток и центр страны, где
выявлены многочисленные виллы средиземноморского типа.
Западные, в меньшей мере северные районы Британии (где размещались главные военные силы римлян) сохранили в целом
древние кельтские порядки. Большинство жителей провинции
продолжало говорить на бриттском языке, в который, однако,
вошло довольно много латинских слов.
В 408 г. римские войска, размещенные в Британии, были вызваны в Галлию для восстановления порядка на рейнской границе
и назад уже не вернулись. Провинция была предоставлена самой
себе, ее связи с континентом стали быстро свертываться. В этих
условиях участились разбойные нападения скоттов и пиктов, населявших, соответственно, Ирландию и Шотландию. На просьбы
о помощи слабеющий Рим не отзывался. Согласно легенде, сохраненной английским писателем VIII в. Бедой Достопочтенным,
в 449 г. один из правителей римской Британии, Вортигерн, пригласил защищать провинцию германский (ютский) отряд во главе
с Хенгестом и Хорсой, выходцами из материковой части современной Дании — Ютландии. Юты вскоре взбунтовались и, получая
все новые подкрепления с континента (к ютам присоединились
их южные и более многочисленные соседи — англы и саксы), начали завоевание Британии.
214

Этот процесс растянулся на несколько столетий. Бритты отчаянно сопротивлялись, временами одерживая победы (эта эпопея
нашла отражение в легендах о короле Артуре — полумифическом
правителе бриттов, жившем в первой половине VI в.), но постепенно отступали на запад, к Ирландскому морю. После того как
к началу VII в. германцы вышли к его берегам, сначала южнее,
затем севернее Уэльса, их перевес стал очевиден. Часть бриттов
переселилась на северо-запад Галлии, часть была покорена и в
дальнейшем ассимилирована.
В раннесредневековой истории Британии различимы три этапа: период заселения ее германцами (сер. V в. — конец VI в.); период складывания раннефеодальных государств (VII—VIII вв.);
собственно раннефеодальный период (IX — сер. XI в.).
Юты заселили Кент, саксы — другие районы южной Британии, англы — центральную и северную части страны. К началу
VII в. из их племенных союзов выросли примитивные государства. Они часто воевали друг с другом за верховенство, реальное
содержание которого зависело не в последнюю очередь от личности правителя. Самые авторитетные носили почетный и потому
не передававшийся наследникам титул бретвальда — «правитель
бриттов»; они имели право на получение дани и военной помощи со стороны подчиненных королевств, но оставались конунгами только своего маленького государства. Границы и само число
этих государств менялись. Применительно к VII—IX вв. историки, следуя давней традиции, уходящей корнями в Средневековье,
говорят о гептархии (от греч. слов hepta — «семь» и arche —
«власть»), т.е. о сосуществовании семи королевств: ютского королевства Кент, королевств восточных, южных и западных саксов,
известных как Эссекс, Сассекс и Уэссекс, и созданных англами
королевств Восточная Англия, Мерсия и Нортумбрия. В начале
VII в. самым сильным из них был Кент, затем гегемония перешла
к Нортумбрии. Весь VIII в. доминировала Мерсия. Наиболее могущественный из ее правителей, Оффа (757—796), называл себя
••королем англов» и считал себя равным Карлу Великому. С начаfia IX в. верх взял Уэссекс во главе с Эгбертом (802—839). Его
власть постепенно признали все англосаксонские королевства.
I* Кенте, Сассексе и Эссексе ввиду пресечения местных династий
он правил как король; в отношении Мерсии, Восточной Англии
и Нортумбрии, а также подчиненного им кельтского Корнуолла
)|бсрт оставался, по сути, бретвальдой. Поэтому, хотя его потомки правили Британией до середины XI в., до подлинного объединения страны было еще далеко: каждое государство сохраняло
смой законы, а некоторые — и свою династию, нередки были
И мятежи, и отказы признать нового верховного правителя.
215

Христианизация Британии. Начало христианизации страны относится к III—IV вв., и к концу римского периода значительная
часть британцев уже исповедовала христианство, правда, зачастую
в тех его формах, которые официальной церковью расценивались
как еретические, например в форме пелагианства. Христианизация затронула по преимуществу города, места расположения
войск (например, вдоль Адрианова вала), вообще наиболее развитые районы и наиболее романизированные слои населения. Показательно, что обращение Уэльса и Корнуолла относится по
большей части уже к VI—VII вв. Вторгшиеся на остров германцы
были, однако, несомненно язычниками. Их отношения с бриттами
были настолько враждебными, что последние не пытались проповедовать им Евангелие. Во второй половине VI в. ирландские
миссионеры во главе со св. Колумбой приступили к христианизации племен, населявших Шотландию, однако англосаксонские
королевства в это время оставались в стороне от этого движения.
В 597 г. папа Григорий I направил в Британию миссию во главе с бенедиктинским монахом Августином. Он сумел обратить в
христианство кентского короля Этельберта, уже женатого на
франкской принцессе-христианке. Тот даровал Августину землю
для возведения храмов. Центром нового архиепископства стал
Кентербери. Вскоре после этого приняли католичество зависимые от Этельберта короли Эссекса и Восточной Англии, несколько позднее — Сассекса, Уэссекса и Нортумбрии. Вслед за ними
крестились и их подданные. Обращение в христианство правителей Мерсии относится к середине VII в. Положение церкви
поначалу было непрочным: случались и рецидивы язычества, и
гонения на христиан. В северной и средней Британии с католицизмом некоторое время соперничала кельтская церковь, но постепенно католики взяли верх. Было основано второе архиепископство с центром в Йорке и ряд новых епископств. В 664 г.
в нортумбрийском монастыре Уитби состоялся собор британского
духовенства, на котором большинство приняло римский церковный календарь, а вместе с ним и католическую версию христианства. Это решение имело важные последствия для судеб Британии, так как способствовало ее сближению с христианскими
странами континентальной Европы.
Христианизация Британии, как и других германских стран,
долгое время оставалась поверхностной: сохранялись стойкие пережитки язычества, образ жизни новых христиан имел мало общего с евангельскими заповедями. Однако католическая церковь
быстро заняла в обществе высокое положение. Щедрые пожалования со стороны королей и знати в пользу соборов и монастырей
216

сопровождались законодательными гарантиями особого статуса
духовенства (повышенный вергельд, более мягкие наказания, возможность очиститься от обвинения клятвой) и его активным подключением к государственному управлению. Со своей стороны
церковь содействовала укреплению королевской власти, помогая
переосмыслить ее социальную роль, как и социальный порядок в
целом, с позиций религиозной культуры, сложившейся в гораздо
более развитом обществе. Сильной стороной английской церкви,
во многом объясняющей успех ее миссии, было богослужение на
народном языке. К концу раннего Средневековья Англия стала
страной, прочно интегрированной в церковную инфраструктуру
Западной Европы и давшей незаурядные образцы религиозной
литературы на латинском и английском языках. Англосаксонские
проповедники VII—VTII вв. сыграли выдающуюся роль в христианизации саксов, фризов и других германских народов. Чуть позже
английские богословы и ученые (в том числе Алкуин), прибывшие ко двору Карла Великого, оказали заметное влияние на развитие континентальной европейской культуры.
Объединению Англии способствовала внешняя угроза, исходившая от норманнов, в первую очередь датчан. Они появились
у берегов Англии в 787 г. В течение нескольких десятилетий датчане ограничивались разбойными нападениями, но с середины
IX в. приступили к колонизации и захвату страны. В 865 г. они
напали на Кент и вынудили заплатить им дань — так называемые
«датские деньги», в следующем году заняли Йорк, ставший их
столицей, а вскоре и Восточную Англию. Ее король Эдмунд принял мученическую смерть, за что был провозглашен святым.
Вслед за этим датчане вторглись в Мерсию; последний мерсийский король бежал из страны и закончил свои дни в Риме. Настал
черед Уэссекса, на который норманны нападали и с суши, и с
моря, так что войной была охвачена практически вся страна.
Перелом наступил при короле Уэссекса Альфреде (871—899).
Его правление началось в необычайно неблагоприятных условиях, когда после ряда поражений судьба королевства висела на волоске. Проявив несгибаемую волю и личную храбрость, Альфред
иышел из почти безнадежной ситуации и в 878 г. наголову разбил
датчан в битве у Эдингтона. Вслед за этим он заключил с их
предводителем Гутрумом (принявшим христианство) мир, по которому Англия была поделена примерно по линии Честер — Лондон.
( еверные и восточные районы отошли к датчанам и стали назыипться Данелаг, иначе Дэнло (Danelaw) — областью действия датского права. Юг и запад страны остались за Альфредом, который,
1лким образом, контролировал помимо Уэссекса и Кента также
добрую половину Мерсии.
217

Он также прибегал к сбору «датских денег», но не для выплаты дани, а для строительства пограничных крепостей, создания
сильного флота и реорганизации армии. Основу англосаксонского войска, как и прежде, составляло пешее ополчение (фирд), но
наряду с ним теперь действовало тяжеловооруженное конное
войско, состоявшее из мелкопоместных землевладельцев. Было
решено призывать на службу одновременно лишь половину
ополченцев, другая же оставалась защищать свои дома и возделывать поля, обеспечивая стране пропитание. Параллельно с реформой армии была проведена реформа государственного аппарата,
позволившая улучшить сбор налогов и местное управление.
Обобщив древние законы англосаксонских государств, Альфред
издал свой судебник, ставший первым общеанглийским сводом
законов. В нем уже различим раннефеодальный характер английского общества и государства.
Альфред был самым выдающимся из англосаксонских правителей. В историю он вошел не только как отважный воин и успешный реформатор, но и как один из самых образованных людей
своего времени. При нем началось ведение «Англосаксонской
хроники». Он лично перевел на английский язык некоторые сочинения Августина, Орозия, Боэция, Григория Великого и Беды
Достопочтенного, сопроводив их своими комментариями и новыми
сведениями по географии и истории. Подобно Карлу Великому,
он покровительствовал книжникам, поощрял работу скрипториев
и строительство.
К концу правления Альфред стал именовать себя «королем
англосаксов», но официально этот титул принял только его сын
Эдуард. При нем возобновилась борьба с норманнами, причем
теперь инициатива принадлежала англичанам. Шаг за шагом они
отвоевали большинство городов в центральной части страны, при
этом многие датчане признали власть английского короля. Задача
облегчалась тем, что Дэнло не составляла единого государства, а
приток новых воинов-поселенце в из Дании временно иссяк. Следует также отметить дальновидную политику Альфреда и его преемников, гарантировавших датчанам равные права с англосаксами, а также быструю христианизацию датчан, способствовавшую
слиянию двух народов. Последнее обстоятельство сыграло важную
роль, когда в 20-е годы X в. северные районы Англии оказались
под ударом норвежцев, еще остававшихся язычниками. Опираясь
на свои базы в Ирландии и на Шетландских островах, норвежцы
взяли верх над датчанами и создали собственное королевство
в Йорке. В этой ситуации многие датчане предпочли подчинение
христианским королям англосаксов. В битве при Брунанбурге
218

(937) король Этельстан разбил норвежцев и выступивших на их
стороне шотландцев. Ожесточенная борьба с норвежцами закончилась их полным поражением и уничтожением Йоркского королевства (954); к этому времени завершилось подчинение и датских
областей.
Победа над норманнами обеспечила окончательное объединение страны. До этого времени каждый новый король англосаксов, вступая на престол, должен был заручиться признанием в
каждом из бывших королевств, и это далеко не всегда происходило
гладко. Со второй половины X в. положение меняется. В 973 г.
правнук Альфреда Эдгар (959—975) был торжественно коронован
как король всей Англии. Его правление осталось в памяти потомков «золотым веком», свободным от войн и смут. При Эдгаре
произошла новая кодификация законов; одновременно по инициативе кентерберийского архиепископа Дунстана началась монастырская реформа, проводимая по клгонийскому образцу. Это
было также время расцвета английской культуры, в частности богатой литературы на народном языке.
Социально-экономический строй. Переселение в Британию ускорило общественное развитие англосаксов. К началу VII в. у них
произошло разложение родоплеменного строя — намного раньше, чем у континентальных саксов. Усиливается социальное неравенство, возникают элементы государственности, складывается
система ценностей, характерная для классового общества. Однако
на протяжении всего раннего Средневековья в Британии сохраняется много пережитков родоплеменного общества, что во многом
определило специфику ее социального и политического строя.
Англия была богатой и достаточно развитой страной. Плодородные почвы и мягкий климат позволяли выращивать практически все злаки (преобладал ячмень), собирая по два полноценных
урожая в год, и без ущерба для собственного населения вывозить
часть зерна за границу. В то же время в стране были благоприятные условия для скотоводства, и прежде всего овцеводства; английскую шерсть отличало высокое качество, английские сукна
ценились на континенте уже в VIII в. Другой важнейшей статьей
жспорта издревле было редкое в Западной Европе олово, которое
добывали в Корнуолле и в центре страны, в Дербишире. Англия
обеспечивала себя железом, медью и серебром, а также солью —
нажнейшей приправой, консервантом продуктов и незаменимым
средством для выделки кож. Нет ясности в том, насколько англосаксы смогли воспользоваться сельскохозяйственным и ремесленным опытом бриттов и римлян (враждебные отношения и склон219

ность англосаксов селиться отдельно от них этому не способствовали), однако ко времени норманнских вторжений уровень их
агротехники, сельских промыслов и ремесел был довольно высок.
Англия ввозила в основном предметы роскоши, к числу которых
относились оливковое масло и вино, использовавшиеся в литургии; основные потребности удовлетворялись продуктами местного
производства, в большинстве своем незамысловатыми, но надежными. Источники позволяют говорить о процветающей экономике,
основу которой, наряду с благоприятными природными условиями, составлял труд свободных в массе своей людей. Экономика
Англии этого времени была почти исключительно аграрной, но
городская жизнь никогда полностью не прекращалась. Начиная
с IX в. число городов растет за счет новых торгово-ремесленных
центров, не существовавших в римскую эпоху, таких, как Дарэм,
Норидж, Ноттингем, Питерборо, Саутгемптон, Ярмут. О развитости рыночных связей говорит и активная чеканка серебряной
монеты, налаженная еще при короле Оффе. «Датские деньги»
также платились по преимуществу серебром; это подтверждается
многочисленными кладами, обнаруженными в Скандинавии.
В VII—VIII вв. малая семья уже ведет самостоятельное хозяйство, но сохраняет тесные связи с родовым коллективом. Это
проявляется в конфликтных ситуациях (кровная месть, уплата
вергельда), совместном участии в походах, а также в особой системе поземельных отношений. Земля в это время еще не является
объектом частной собственности, обладание ею опосредовано
принадлежностью к большому родственному коллективу и территориальной общине. Позднее такая земля называлась фолъклендом —
«народной землей». В пределах общины каждая семья имела право
на такое количество пахотной земли, которое можно было вспахать
упряжкой из восьми волов (что составляло от 80 до 120 акров), и
право на пользование общими угодьями. Такой надел {гайда) передавался только по мужской линии, его нельзя было продать без
разрешения рода, что сдерживало разложение общины и подчинение одних ее членов другим. Большинство домохозяйств были
достаточно зажиточны. В это время сельскохозяйственная деятельность еще не стала единственным занятием общинников, они
участвовали в народном собрании и ополчении, в поддержании
дорог, мостов и укреплений.
Основу общества до самого конца англосаксонского периода
составляли свободные крестьяне — кэрлы. Родовая знать — эрлы —
возвышалась, но не господствовала над ними и тем более не эксплуатировала их. И те и другие принадлежали к слою свободных
полноправных людей. Наряду с ними существовали приниженные
220

группы населения: лэты (ср. франкское литы) и уили — букв,
«чужаки»; так англосаксы называли потомков порабощенных
бриттов (ср. топоним «Уэльс»), В VII, отчасти и в VIII в. социальные градации были еще не очень четкими. Однако, как и у
континентальных германцев, социальные группы различались по
правовому статусу, прежде всего размерами вергельда. Для эрлов
он составлял 300 шиллингов, для кэрлов — 100, для остальных —
от 40 до 80 шиллингов. Достаточно многочисленные рабы стояли
вне гражданского общества и не имели права на вергельд.
Служилая знать еще только зарождалась. Источники упоминают королевских министериалов: гезитов (gesith — «товарищ») и
тэнов {then — «слуга»). Первые были дружинниками в собственном смысле слова, вторые — представителями короля на местах.
Они имели долю в полагавшихся королю платежах, а с IX в.
нередко получали соответствующую территорию в управление,
поэтому тэнов следует считать земельной знатью средней руки,
получившей пожалования на условиях несения службы. Эрлы
постепенно также вошли в служилую знать, составляя ее верхушку. В дальнейшем, по мере вымирания старых аристократических
родов, слово «эрл» превратилось в титул, сопоставимый с франкским «граф», который короли даровали вместе с публичными
функциями в той или иной части страны.
Процесс феодализации в Англии совершался в целом так же,
как в большинстве стран Северной и Восточной Европы, а именно посредством королевских пожалований министериалам и церковным учреждениям. Объектом пожалований первоначально
служила не земля как таковая, а право взимать с определенной
герритории поборы публичного характера и осуществлять на ней
судебные и административные функции. Начиная с IX в. такие
пожалования все чаще оформляются грамотами; переданная в
"кормление» земля называлась бокленд (от англосакс. Ьос — «грамота» и land — «земля»). Со временем доходы с такой земли стали
отождествляться с земельной рентой, поэтому в перспективе эти
пожалования привели к складыванию феодального землевладения
и новлечению живших на этой земле свободных людей в сеньориальную зависимость. На этой основе к концу X в. появляются
и крупные поместья, сочетавшие барщину с оброком, который в
мелом преобладал. Получатель бокленда назывался глафордом (от
англосакс, hlafweard — «хранитель хлеба», в смысле «окормляющий»). В дальнейшем это слово стало звучать как lord и означать
«господин», или «сеньор». Различаясь как размерами владений,
гак и личным статусом, глафорды вливаются в местную знать,
• трогая вассалов из числа мелкопоместных землевладельцев, а
п о признак системы соподчиненных ленов и феодальной иерар221

хии. Но в этом отношении Англия заметно отставала от Франции
и Германии.
Расслоение общины играло менее важную роль в складывании
феодальных отношений. Разорение свободных крестьян и их закабаление другими частными собственниками происходило и В
Англии, но не приняло таких масштабов, как во Франкском государстве. Большинство населения до середины XI в. составляли
кэрлы. Даже в крупных поместьях были заняты не столько они,
сколько рабы и полусвободные потомки покоренных бриттов.
Сохранение широкого слоя свободного крестьянства и прямая
зависимость лордов от короны были отличительными чертами
английского феодализма и этого, и более позднего времени, определяя многие особенности общественно-политического развития
Англии.
Государственный строй. Как и у всех древних германцев, англосаксонский конунг был прежде всего военным предводителем.
Королевский титул был прерогативой определенного рода, но не
переходил от отца к сыну, а доставался тому члену рода, который
в данный момент считался лучшим кандидатом на престол; претендент должен был подтвердить свое происхождение от любого
из прежних королей хотя бы в седьмом поколении. Король избирался сначала народным собранием, позднее — советом знати.
О наследственности королевской власти можно говорить лишь
с начала IX в., и то с оговорками.
Конунг был носителем сакральных черт: он вел свой род от
богов; считалось, что он обладает магической силой, обеспечивающей благоденствие племени. Военные поражения, другие неудачи
указывали на утрату этой магической силы; в этом случае он мог
быть смещен. Сакральный характер личности короля не имел
ничего общего с христианской доктриной божественного происхождения королевской власти; не случайно гражданская власть
конунга была достаточно ограниченной. Он не имел права устанавливать налоги и мог рассчитывать только на добровольные
подношения. Теоретически он не был вправе издавать законы, а
мог лишь оберегать старые обычаи и обеспечивать их применение, хотя на деле, с помощью поправок и истолкований, он мог
существенно обновлять законодательство. Показательна и возможность искупить убийство короля штрафом, пусть и исключительно
высоким. Однако к IX в. положение меняется. В нормальной
ситуации совет знати уже не избирает короля, а, скорее, свидетельствует вступление его на престол. Заметно расширяются его
права в области законодательства и введения новых податей и
штрафов, а также распорядительная власть. Проступки против
222

короля теперь караются как преступления против величества и
измена. Жители страны начинают рассматриваться как подданные короля, а сам он — как суверен. С VIII в. королевская власть
все чаще осмысляется как власть милостью Божией. С этого же
иремени зафиксирована практика помазания короля; в этом англосаксы опередили франков. Королевская администрация складывалась медленно, первые внятные сведения об организации
двора и дворцовых служб относятся ко второй половине IX в.
Долгое время королевский двор переезжал из одного города или
поместья в другие и обеспечивался по преимуществу из частных
доходов короля. Основные ведомства, в том числе финансовое,
выросли из служб королевской вотчинной администрации.
Власть короля была в известной мере уравновешена уитанагемотом («советом мудрых») — общекоролевским советом знати,
собиравшимся 2—4 раза в год. Состав его не был постоянным и
зависая в первую очередь от воли короля. До IX в. он состоял
примерно из 30 человек, причем поначалу до половины приходилось на долю иерархов церкви. В X в. в совет входило до 100 человек; среди них было немало тэнов, обязанных королю своим
положением и богатством. Обеспечивая решениям короля гласность, уитанагемот рассматривал вопросы внешней и внутренней
политики, оформлял законы и пожалования в бокленд, назначал
па церковные должности. Кроме того, это был высший суд в государстве. Начиная с Альфреда, короли все чаще действуют без
оглядки на уитанов, которые отныне являются, скорее, свидетелями королевской воли. Однако при слабых правителях или
и отсутствие очевидного преемника «совет мудрых» приобретал
реальный вес и мог даже избрать короля.
Основу территориальной организации англосаксонской Британии на протяжении всего раннего Средневековья составляли сотпи, заданные еще родоплеменной организацией. Главным органом
самоуправления сотни было народное собрание — фольксмот,
жолюционировавший от органа народной демократии к органу,
подконтрольному королевской власти. Со второй половины IX в.
в условиях начавшегося объединения страны появляются более
крупные административные единицы — шайры. Они оказались
очень устойчивыми и в большинстве своем сохранились до наших дней; в русском языке их принято называть графствами.
Древнеанглийское слово scir первоначально означало «должность», что служит доказательством того, что деление страны на
шайры было инициативой королевской власти. В их пределах
также происходили собрания, состоявшие, в отличие от сотенных,
из местной знати.
223

Шайрами управляли элдормены («старейшины») — представители родовой знати, постепенно превратившиеся в королевских
чиновников. Иногда они стояли во главе более крупной территории, сопоставимой с древними королевствами англосаксов. Элдормены были предводителями вооруженных сил графства, обладали полицейской властью, председательствовали в собрании
шайра. Ниже рангом стояли герефы (происхождение слова неясно) — королевские служащие, ведавшие в пределах вверенной им
территории самыми разными вопросами. Они собирали налоги,
осуществляли надзор за правосудием, выполняли полицейские
функции, в частности организовывали поимку преступников и
поиски украденного. Герефы городов, помимо выполнения судебных и полицейских функций, оформляли торговые сделки,
наблюдали за торгово-ремесленной деятельностью и чеканкой
монеты. Герефы шайров (scir-gerefa, превратившееся со временем
в sheriff— «шериф») представляли короля в сотенных собраниях и
надзирали за ними. Начиная с IX в. полномочия герефы расширяются: он назначает срок слушания судебных дел и контролирует
иски как по правонарушениям, так и по поземельным спорам.
Англосаксонские короли не были, конечно, верховными собственниками всей земли в государстве. Их полномочия носили
публично-правовой характер и выражались во взимании дани,
превратившейся со временем в налоги, судебных штрафов и торговых пошлин, в осуществлении военной и полицейской власти.
При этом уже к VIII в. они располагали многочисленными поместьями, принадлежавшими им на праве частной собственности.
Начиная с VII в. короли стали собирать регулярные налоги, торговые пошлины, присваивать себе все большую долю в штрафах.
Они были вправе освободить те или иные епископства и монастыри, как и отдельныхмирян, от уплаты пошлин и иных поборов
и, напротив, пожаловать кому-то долю таких поборов в «кормление». Земля, с которой частному липу причитались такие доходы,
была своего рода иммунитетной территорией; она называлась
сока, а населявшие ее люди — сокменами. Эта практика содействовала феодализации страны, однако этот процесс был далек от
завершения даже к середине XI в.
Конец англосаксонского государства. Вскоре после смерти Эдга-

ра Англия вступила в полосу затяжного кризиса. В 980 г. возобновились набеги датчан. Король Этельред II Нерешительный
(978—1016) не сумел организовать сопротивление, предпочитая
откупаться от врагов все более крупными суммами, ложившимися
тяжелым бременем на жителей страны. При этом в нарушение старого порядка сбор «датских денег» был поручен не чиновникам,
224

а представителям местной знати, что вызвало злоупотребления и
сказалось на авторитете королевской власти. Уступки датчанам
перемежались опрометчивыми распоряжениями истребить их поголовно. Созданный Этельредом флот вышел из повиновения,
многие капитаны занялись пиратством. В поисках союзников
король женился вторым браком на сестре нормандского герцога
Ришара II. Это способствовало проникновению нормандцев и вообще французов в элиту Англии, что вызывало недовольство английской знати.
Как и за полтора века до этого, датчане вскоре перешли от набегов к захвату территорий. Датский король Свен Вилобородый
был в конце концов признан в Дэнло. Когда в 1013 г. датчанам
сдался Лондон, Этельред бежал в Нормандию. Уитанагемот провозгласил Свена королем Англии, но тот умер до коронации.
Этельред смог вернуться, лишь подписав условия уитанов (этот
документ считается первым договором английского монарха со
своими подданными). Ему наследовал сын Эдмунд Железнобокий (1016). Несмотря на личную доблесть, он проиграл датчанам
кровавую битву при Ассандуне, после чего заключил с сыном
Свена Кнутом мир на условиях раздела Англии. Но месяц спустя
Эдмунд неожиданно умер, и Кнут стал королем всей Англии
(1016—1035). С 1018 г. он был также королем Дании, а с 1028 г. —
и Норвегии.
Поражение англичан связано, по-видимому, с незавершенностью объединения страны. В социальном и даже этническом
отношении между разными областями Англии существовали
большие различия. На севере и северо-востоке отчасти как следствие более медленного развития, отчасти в результате миграции
датчан и норвежцев все еще преобладало свободное крестьянство;
на юге уже появились крупные поместья. Политическое единство
Англии также было относительным. Не только Дэнло, но и другие части страны сохраняли свои обычаи. Территории бывших
королевств обладали известной автономией, ревностно оберегаемой местной знатью. Жители неохотно шли на войну, если она
не касалась их малой родины, и подчинялись королю скорее в
силу выбора и согласия, чем по приказу. Нередки были и мятежи
против назначенных королем наместников. Все это в полной
мере обнаружилось во время вторжения датчан, когда некоторые
эрлы и возглавляемые ими отряды ополченцев изменяли королю
даже на поле боя.
Стремясь упрочить свое положение, Кнут женился на вдове
Этельреда. Раздав немало земель датчанам и опираясь в первую
очередь на скандинавскую дружину, он все же посчитал нужным
225

отправить основные силы датчан на родину и всячески подчеркивал, что он не завоеватель, а король англичан. Он считался с правами и традициями английской знати, щедро одаривал церковь,
наделял ее иммунитетными правами. Одновременно Кнут принял
некоторые меры к улучшению положения мелких землевладельцев. Изданный им судебник сохранил в целом старые законы
англосаксов.
После смерти Кнута созданная им держава распалась. На английском престоле его сменили последовательно два сына: Гарольд и Хартаканут, который был также королем Дании. Умирая,
он передал корону Англии своему сводному брату, младшему
сыну Этельреда Эдуарду (1042—1066), прозванному за набожность Исповедником и впоследствии канонизированному. При
нем продолжилось проникновение нормандцев в Англию. Их засилье в высших органах власти вызвало в 1051 г. мятеж англосаксонской знати во главе с эрлом Уэссекса Годвином, на чьей дочери был женат король. Эдуард подавил мятеж и выслал Годвина и
его сыновей из страны, но уже в следующем году они вернули
свое положение с оружием в руках, вынудили короля удалить
большинство французских советников и фактически отстранили
его от власти.
Умирая бездетным, Эдуард, вероятно, видел своим преемником
последнего представителя старой династии — несовершеннолетнего внука Эдмунда Железнобокого Эдгара. Однако уитанагемот
отдал корону младшему сыну Годвина и шурину покойного короля эрлу Уэссекса Гарольду, который был самым могущественным
человеком в Англии, к тому же хорошим полководцем, снискавшим известность победой над валлийцами (1063). Но появился
еще один претендент на престол — нормандский герцог Вильгельм, приходившийся Эдуарду двоюродным братом. В его венах
не было ни капли английской крови, к тому же он был незаконнорожденным и никакими правами на корону Англии не обладал. Однако он ссылался на устную волю Эдуарда и на клятву,
данную ему Гарольдом (попавшим к нему однажды в плен в результате кораблекрушения и таким образом выкупившим свою
свободу), содействовать его избранию королем. Вильгельма поддержала французская знать и папа Александр II, недовольный
церковной политикой Годвина и Гарольда. Вильгельм стал собирать войска. Положение Гарольда осложнилось тем, что одновременно в Северную Англию вторгся норвежский король Харалъд III
Хардрада. Так Англия вступила в 1066 г., оказавшийся поворотным
моментом в ее истории.
226

§ 6. Кельтский мир в раннее Средневековье
Понятие «кельты» является научной абстракцией, возникшей
• XIX в. для обозначения одной из групп индоевропейской семьи
я (ыков. Древние греки именовали кельтами некоторые племена,
жившие в Северо-Западном Средиземноморье, а позднее вторгшиеся на Балканы; римляне предпочитали называть их галлами.
Пи те, ни другие не применяли эти этнонимы к жителям Британских островов, хотя и отмечали иногда культурное сходство
бриттов и галлов. Когда же мы говорим о кельтском мире Средневековья, речь идет прежде всего о Британских островах.
Родиной кельтов была территория к северу и западу от Альп,
ОТ Атлантического побережья Франции до Австрии и Чехии. Отсюда они расселились, с одной стороны, на Британские острова,
и Испанию и Северную Италию, с другой — на средний Дунай,
Балканы и даже в Малую Азию, в центре которой возникла кельтская область Галатия. В период наибольшего могущества в IV—
III вв. до н.э. кельты представляли серьезную угрозу для средиюмноморских народов; в числе их жертв были Рим и Дельфы.
М дальнейшем они перешли к обороне: с юга их теснили римляне, с севера — германцы. К концу I в. н.э. независимость сохранили лишь кельты Ирландии и Шотландии. Кельтский язык и
кельтская культура продолжали существовать под сенью Римской
империи (в Галлии — вплоть до V в.) и оказали некоторое влияние на раннесредневековые институты, но в конце концов практически все континентальные кельты были ассимилированы.
Начало кельтского освоения Британских островов относится к
середине I тысячелетия до н.э. Не исключено, что в Ирландию
кельты прибыли, минуя Британию, предположительно из Акви|;|пии. Британия же заселялась выходцами из Северной Галлии.
11ереселения этой волны продолжались вплоть до I в. н.э. Ирландские кельты отличались от британских как по уровню культуры,
ТИК и по языку. К началу Средневековья они с трудом понимали
друг друга, чему способствовало отсутствие в древнеирландском
тука «п». Так, бритты, увлекавшиеся татуировкой, называли себя
hydyn — «узорчатые», «разукрашенные»; ирландцы произносили
ЭТО слово как Cruithin.
Отступая от римлян, часть бриттов переселилась в Ирландию,
другие обосновались на юге современной Шотландии, а тогдашней Каледонии. Прежних ее обитателей, отошедших на север,
римляне обычно называли пиктами, что, видимо, является калькой с бриттского (лат. picti означает «разрисованные»). Пикты сохранили независимость от римлян, хотя и не остались в стороне
227

от их влияния. Они не раз прорывались за Адрианов вал и в середине IV в. доходили до Лондона. Эти рейды побудили брошенных на произвол судьбы бриттов искать защиты у германских наемников. Примерно в это же время западные районы Британии
стали объектом нападений ирландцев. Бритты называли их гойделами («дикими»); со временем это обозначение стало самоназванием ирландцев. Некоторые из них в V в. переселились на запад
Каледонии; в источниках они фигурируют как скотты. Так в
этих краях называли морских разбойников; сначала это слово
применялось к ирландцам, позднее англосаксы распространили
его на жителей северной Британии, а затем за ними и закрепили.
Шотландских гойделов принято называть гэлами. Другие ирландские племена обосновались в Уэльсе, что, наряду со вторжениями германцев, вызвало бегство части бриттов в Северо-Западную
Галлию — Арморику, которая со временем стала называться Бретанью. Часть беженцев достигла северо-запада Испании, где
кельтские общины сохранялись до IX в.
К началу Средневековья на Британских островах сосуществовали очень разные по языку, культуре и социальному развитию
племена. Вторжения германцев, которые (как и римское владычество) не затронули Ирландию, развели их еще больше. Но при
всех различиях кельтские народы объединяет известное сходство
культуры, социальной организации и во многом общей исторической судьбы.
Общим для средневековых кельтов было их географическое
положение на западной окраине Европы и связанная с этим замкнутость, приведшая к тому, что очень долго они (особенно ирландцы) развивались, почти не испытывая влияния других культур. Общим является и природная среда их обитания: это по
большей части гористые местности, удобные для скотоводства и
зачастую непригодные для земледелия. Сочетание этих факторов
способствовало консервации родоплеменного строя. При этом
если до V в. кельты опережали германцев в социальном и экономическом развитии, то в дальнейшем они уступали и франкам, и
англосаксам, а затем и скандинавам. Единственное, в чем они их
обогнали, была очень ранняя христианизация (V—VI вв.). Одним
из ее последствий стало распространение латинской письменности,
послужившей основой для богатой литературы, в том числе юридической. Это обстоятельство позволяет заглянуть далеко в прошлое
кельтов — дальше, чем это возможно в отношении большинства
других европейских народов.
История была на редкость неблагосклонна к кельтам. Ни одно
из их государств не дожило до Нового времени, все они были завоеваны и уничтожены иноземцами — англосаксами, норманнами,
228

французами. Гибель кельтских государств сопровождалась уничтожением памятников их письменной культуры и вытеснением их
языка на периферию общественной жизни и в самые отдаленные
и наименее развитые районы. Тем не менее кельты оставили богатое наследие, оказавшее большое влияние на общеевропейскую
культуру.
Общественный строй древних кельтов долгое время осмыслялся
it рамках так называемой клановой теории, возникшей в XIX в.
в результате перенесения на раннесредневековые общества признаков, характерных для гэльского общества начала Нового времени. Гэльское слово клан (clanri) восходит к латинскому planta —
«саженцы», в переносном значении «дети». В Средние века оно
обозначало род как гэльского, так и норвежского и англо-нормандского корня. Члены клана носили одно родовое имя, считались равными, безотносительно имущественного положения, и
были обязаны вождю не повинностями, а воинской службой.
К XIII в. главы родов получили высшие придворные титулы и
мри поддержке короны стали претендовать на нечто большее, чем
роль старейшины, узурпируя принадлежавшие всему клану полномочия и постепенно превращаясь в феодальных господ. Это
послужило основанием для истолкования клана как первичной
ячейки древнекельтского общества и коллективного земельного
собственника, что не подтверждается источниками.
Современная наука считает, что клановая система сложилась
по ранее XU1—XIV вв. в условиях уже феодального общества и
что основной единицей древнекельтского общества был не род, а
(юльшая семья из четырех поколений. Она проживала в укрепленной и, как правило, обособленно стоящей усадьбе, вмещавшей до
полусотни человек. К началу Средневековья большая семья (ири;шдцы называли ее финё) уже не вела совместное хозяйство, но
оставалась коллективным собственником лежащих вокруг усадьбы земель. Это не исключало наделения членов семьи имуществом, в том числе недвижимым, как и их сделок с представителями других семей. Однако семья имела право воспрепятствовать
включению сделок, если они затрагивали интересы других члеКов родственного коллектива. Счет родства велся до девятого поколения; соответствующая группа (кенел — ср. лат. gens) играла
немаловажную роль в жизни человека. И все же социальная организация кельтов в раннее Средневековье имела не столько родоиой, сколько территориальный облик. Ирландский туат (ср.
лревнегерм. thiuda — «народ») и валлийский гулад (ср. русское
•владеть») не были племенем в привычном смысле слова: родоhi.ic связи в пределах такой общности были слабы и ей, безусловно,
Не принадлежало право коллективной собственности на землю.
229

В Ирландии имелось до 150 туатов с населением не менее
3 тыс. жителей. В каждом был свой правитель — ри (ср. лат. rex),
которого мы по традиции называем королем, свой жрец — друид
(позднее его заменил епископ), свой сказитель и хранитель памяти о прошлом — филид, свой знаток обычаев и судья — брегон.
Все это делало туат устойчивым и почти самодостаточным образованием. Сплоченность более крупных территориальных единиц, например пяти основных областей Ирландии (пятин), была
намного слабее. Во главе каждой стоял король, однако ему подчинялись короли туатов, но не их племена. Власть верховного
правителя Ирландии {ардри) если и не была номинальной, то зависела от ресурсов его малой родины.
В других кельтских странах развитие пошло несколько иным
путем. Валлийцы не знали королевской власти как таковой; гулады, во главе которых стояли князья, не составляли более крупных
территориальных образований, сохраняя обособленность. В Шотландии, отличавшейся пестрым этническим составом, управление
на местах находилось в руках родовых старейшин, понемногу
превращавшихся в князей; сначала их называли на пиктский лад
мормер, позднее, как и в Англии, — эрл. Они нередко поднимали
мятежи. Тем не менее к концу раннего Средневековья в Шотландии сложилась достаточно сильная королевская власть, имевшая
ярко выраженный надэтнический характер; это обстоятельство во
многом и обеспечило сохранение страной независимости.
Не будучи наследственной, власть ри считалась достоянием
одного рода. В отличие от германцев, избиравших конунга из
наиболее видных членов рода, кельты полагали, что преемник
(танайше риг — «второй после короля») предопределен, и признавали таковым одного из родичей короля еще при его жизни.
Зачастую он принадлежал к другой ветви рода; у ирландцев и
шотландцев постепенно сложилась традиция чередования на престоле представителей разных ветвей, находившихся во все более
дальнем родстве. Позволяя избежать раздоров, эта система сдерживала центробежные процессы, но она же мешала укреплению
королевской власти.
Власть кельтского короля эволюционировала от сакральной к
военной. Прежде считалось, что праведность и само физическое
совершенство ри обеспечивают благоденствие его народа, тогда
как отступление от истинного пути (или увечье как одно из
последствий такого отступления) влечет за собой природные катаклизмы, неурожаи, болезни, распри и военные неудачи. Эти
представления не были полностью изжиты и в христианскую
эпоху; случалось, что король являлся также и епископом. И все
же кельтские короли этого времени были преимущественно воен230

ными предводителями. Они не издавали законов, не вводили налогов и могли рассчитывать лишь на освященные обычаем дары
и гостеприимство, которым пользовались, объезжая территорию
туата. Подданные обязаны были идти с королем на войну, оказыиать ему знаки уважения, но все это не выходило за рамки родомлеменных отношений. Королевская власть была ограничена
обычаями, хранителями которых выступали друиды, брегоны и
филиды, а также народным собранием, правомочным даже сместить правителя. В отличие от германского тинга и славянского
веча, ирландский оэнах («единение») был сходом всех членов племени, притом не только собранием, но также торгом, празднеством и сакральным действом, неучастие в котором грозило
ксякими бедами. Единое для всего туата родовое имя — как пранило, дальнего предка, — образованное при помощи слов mac
(сын) или иа (внук), появилось уже в классическое Средневековье. Ранее оно было прерогативой королевской семьи, но остальные члены считались «детьми сыновей» прародителя этой семьи.
Социальная структура туата определялась делением, во-перных, на соплеменников и чужаков, статус которых оставался
ущербным на протяжении нескольких поколений, во-вторых, на
свободных и рабов, состоявших в основном из пленников-ино(емцев и не сумевших выкупить свою жизнь преступников. Чужаки были почти так же бесправны, как и рабы; это касалось
даже членов соседних туатов. Все остальные были правоспособными. Однако кельтам было чуждо представление о равенстве
фаждан перед законом. Среди свободных (фении, иначе аире —
ср. древнеинд. «арии») выделялись немед — люди «священного»
статуса. Принадлежность к этому слою была обусловлена не только
происхождением, но и личными достижениями. К числу немед
относились короли, другие «люди власти», священнослужители,
полы, а также — на правах младших — «люди ремесла»: юристы,
•рачи, кузнецы, ювелиры, арфисты — словом, те, кто жил не
сельским хозяйством, а особым мастерством, встречавшимся редко
и потому воспринимавшимся с особым почтением.
В среде простых фениев также существовали градации, обусловленные местом человека в семье, его материальным положением, правовыми отношениями с.другими членами туата, личной
репутацией. Многое зависело от статуса его родителей, однако
ирландцы полагали, что «человек лучше своего рождения», поному богатство, мастерство, праведность или доблесть могли
улучшить статус человека. И напротив, неблаговидные поступки,
мипример трусость на поле боя или отказ от взятых на себя имущественных обязательств, влекли за собой ухудшение его статуса
и умаление «цены чести». В отличие от германского вергельда это
231

понятие несводимо к штрафу за убийство. Так, размеры залога,
по которому человек выступал поручителем, не должны были
превышать его «цену чести». Правовой статус человека предписывал ему вести определенный образ жизни, оказывать гостеприимство тому или иному числу людей и иметь подобающее число
клиентов (келе), сопровождающих его в публичных выходах. Обладание достаточным имуществом на протяжении нескольких поколений, окружение себя клиентами, выполнение других положенных «священным лицам» действий приносило этот статус и
простым фениям. Как гласит один из законов, «то, что добавляется к имуществу человека, добавляется к его чести».
Клиентела не обязательно оборачивалась эксплуатацией, так
как в обмен на послушание, разнообразные службы и оговоренные повинности клиент получал от господина скот, зерно, землю, другие блага. Оборотной стороной медали было уменьшение
«цены чести» и ограничение правоспособности, например права
самому заключать сделки. Тем не менее клиент оставался свободным и юридически самостоятельным человеком. Вернув господину пожалованное им добро и выполнив другие обязательства, он
мог вновь обрести независимость, и эта возможность сохранялась
за его потомками вплоть до девятого поколения. Клиентами становились люди разного, в том числе высокого, статуса; нередко
они состояли со своим господином в родстве, поэтому оказаться
клиентом было незазорно. Гораздо менее многочисленными были
несвободные держатели, из людей, порвавших с родом и тем самым нанесших непоправимый урон своей правоспособности. Их
повинности не были фиксированы, уход от господина был для
них практически невозможен, они находились почти всецело в
его власти и мало отличались от рабов.
Кельтское общество отличали замедленные темпы развития.
Несмотря на прогресс, достигнутый к исходу раннего Средневековья, оно сохранило в целом основные черты, присущие ему в
конце античности. Стагнация особенно очевидна в Ирландии,
испытавшей минимальное воздействие со стороны других культур. Валлийское общество, развитие которого началось с более
высокого уровня, заданного многовековым влиянием римского
социума, обнаружило несколько большую способность к изменению. К X в. оно уже не знало клиентелы, его структура выглядит
более упрощенной и находит больше параллелей в германском
мире: знать, свободнорожденные, зависимые, иноземцы, рабы.
Тем не менее валлийское общество также определялось господством родовых связей и воспринималось соседями как бедное и
отсталое. Здесь не было городов, развитой торговли и устойчивой
государственности.
232

Причины социального консерватизма кельтов следует искать в
ограниченности их экономических ресурсов, помноженной на
изоляцию от внешнего мира. Главным богатством кельтов был
скот, что само по себе ограничивало возможности для накопления и социальной дифференциации. Не менее важным сдерживающим фактором была редкая прочность родоплеменных связей,
сдерживавших как разорение членов большой семьи и подчинение более благополучным соседям, так и превращение их в подлинно самостоятельных индивидов. Будучи в основе кастовым,
JTO общество отличалось чрезмерной стратификацией и слабой
социальной мобильностью. С другой стороны, устойчивость родоплеменных отношений препятствовала складыванию государственных институтов.
Ирландия. Римляне не пытались подчинить Ирландию и даже
не проявляли к ней особого интереса — вероятно, потому, что не
иидели в ней источника ни военной угрозы, ни подлинно ценных
ресурсов. Торговые и культурные контакты между Британией и
Ирландией почти не оставили следов в сочинениях античных авторов, имевших об Ирландии (они называли ее Гибернией) смутное представление. Страбон изображал ирландцев дикарями и
даже людоедами, что никак не соответствовало действительности.
II древней Ирландии были достаточно развиты и сельское хозяйство, и ремесла. К концу античности ирландцы достигли высшей
стадии родоплеменного общества и создали яркую самобытную
культуру.
Ирландцы вышли на историческую арену Европы на рубеже
IV—V вв., когда начались их набеги на побережье Британии.
К этой же эпохе относится начало христианизации Ирландии,
симзанное с именем св. Патрика. Выходец из семьи романизироианного бритта, Патрик был в юности захвачен пиратами и несколько лет жил в Ирландии на положении раба-пастуха, затем
бежал и с торговым кораблем вернулся домой. Здесь ему было
иидение, что он должен возвратиться в Ирландию и обратить ее
жителей в истинную веру. Согласно церковной традиции, Патрик
отправился учиться в Галлию, откуда в 432 г. был послан в Ирлпндию. Верховный король Лоэгайре, видевший в Патрике прежде
исего мудреца (а к мудрецам в Ирландии относились с исключительным почтением), разрешил ему проповедовать новую веру,
хотя сам принять ее не спешил. Успех его миссии превзошел все
ожидания: уже к концу его жизни (461 г.) христианство прочно
укоренилось на острове, причем процесс этот протекал мирно:
нам не известен ни один ирландский мученик за веру. Этому
способствовала дальновидная терпимость Патрика, добивавшегося
разрушения языческих капищ и прекращения жертвоприношений,
233

но не посягавшего на пронизанные язычеством обычаи ирландцев.
На протяжении всего раннего Средневековья в порядке вещей
были многоженство и браки между близкими родственниками
(чему ирландские богословы находили оправдание в Ветхом Завете), сохранялись представления о священных дорогах, деревьях и
животных, а также пережитки кровавых инициации: вступление
короля на трон сопровождалось разбойничьими набегами на соседние туаты.
Обращение ирландцев в христианство завершилось к середине
VII в. Но еще столетием раньше ирландские миссионеры начали
проповедовать Евангелие в Британии. Наибольший успех выпал
на долю св. Колумбы, который в 563 г. основал монастырь на
о. Иона (Айона) на полпути от Ирландии к Шотландии и, действуя
оттуда, приступил к христианизации этой страны. Он крестил короля пиктов и его народ, бриттов же и гэлов, познакомившихся с
христианством еще в V в., приобщил к ирландским церковным
обычаям. Вскоре после этого ирландские проповедники обратили
свои взоры к англосаксам. Около 585 г. другой ирландец, св. Колумбан, прибыл с миссией в Галлию; результатом стало возникновение на континенте целого ряда ирландских монастырей.
В VII—VIII вв. Ирландия была одним их главных центров христианской культуры, куда ездили учиться из других стран, в первую
очередь из Англии. В дальнейшем ирландские ученые, бежавшие
от норманнов в другие страны, сыграли важную роль в развитии
общеевропейской культуры.
Ирландская церковь была, несомненно, католической. Но из-за
изоляции Ирландии ее церковная организация чем дальше, тем
больше отличалась от римской: с VI в. епископы подчинялись
аббатам монастырей, а церковный приход фактически совпадал с
монастырем. Имелись и литургические различия, прежде всего в
исчислении сроков Пасхи (ирландцы использовали астрономическую формулу, от которой в Риме отказались в 463 г.). Кельтского
священнослужителя отличала тонзура на лбу, а не на темени, как
у римского. Отношения между двумя ветвями церкви обострились
в начале VII в., когда кельтские и римские миссионеры столкнулись в Британии. После того как собор в Уитби (664 г.) признал
правильность римских церковных обычаев, кельтская церковь
оказалась отгорожена от остального христианского мира. И если
римский календарь был принят в кельтских странах уже в VIII в.,
то римская церковная организация отторгалась еще долго: в Шотландии, Уэльсе и Бретани — до X в., в Ирландии — до середины
XII в.
На фоне активных религиозных контактов Ирландии с другими странами удивительна ее экономическая и особенно полити234

ческая обособленность. Ирландия поддерживала торговые связи
с Уэльсом и Шотландией, в меньшей мере с королевствами англосаксов, но почти не участвовала в их политической жизни.
Британцы также не предпринимали попыток обосноваться на Зеленом острове или вовлечь ее правителей в военные союзы. До
конца VIII в. Ирландия была предоставлена самой себе.
В это время в Ирландии еще различимы следы трех этнических групп: эрайнов — видимо, древнейших обитателей острова,
давших ему имя (Эрин) и живших в основном на юге; круитинов
(т.е. пиктов), закрепившихся на северо-востоке; гойделов, занимавших срединные районы. Однако все они уже говорили на
одном языке, исконными носителями которого были гойделы.
Бесконечные войны между туатами и пятинами в VII в. утрачивают этническую подоплеку. Они велись не столько за земли или
дань, сколько за верховенство и славу и редко изменяли политическую карту страны. Деление на пятины, изначально имевшее
племенную основу, сохранялось, но во многом утратило политическое содержание, особенно на севере. Центральная и меньшая
из пятин, Миде со «столицей» в Таре (важнейшем культовом
центре начиная с неолита), в это время не составляла отдельного
королевства и была, по сути, сакральной территорией. В VI в.
Тара перестала быть королевской резиденцией, но «венчания»
верховного правителя со страной происходили по-прежнему здесь,
поэтому обладание Тарой давало достоинство ардри. Северное
королевство Улад (на скандинавский манер — Ольстер) к V в. распалось; здесь доминировал род Уи Нейлов. С VI по X в. престол
Тары считался их прерогативой, хотя время от времени на него
претендовали правители других пятин, прежде всего короли южной области Муму (Мунстера), зачастую бывшие одновременно
епископами Кашеля. Западное королевство Коннахт и восточное
Лаген (Лейнстер) играли в то время меньшую роль, а иногда находились в зависимости от соседей.
Новая страница в истории Ирландии открылась в 795 г., когда
V се берегов появились норманны. Двести с лишним лет они грабили ее монастыри и селения, уводили в рабство ее жителей. Ирландская культура понесла огромный урон. Но норманны оказались
шкже той силой, которая начала выводить страну из изоляции.
Именно норманны (в основном норвежцы) основали первые ирландские города, в том числе Дублин, Корк, Лимерик, быстро
ставшие важными центрами торговли. Норманны же первыми
стали чеканить в Ирландии монету. Ирландцы заимствовали
v них немало слов (например, «рынок», «корабль», «огород»), некоторые изобразительные мотивы, но остались безучастными
к норманнским правовым обычаям, культурным представлениям
235

и верованиям. Напротив, с X в. началось обращение норманнов
в христианство.
Опираясь на города, норманны совершали набеги на ирландские туаты, Уэльс и Англию. Война шла с переменным успехом.
Ирландцы не раз изгоняли норманнов из того или иного города,
но закрепиться в них не пытались, а иногда их попросту сжигали.
Очевидно, ирландское общество еще не достигло того уровня,
когда возникает потребность в городах. В отличие от Англии норманны не смогли подчинить себе сколъ-нибудь большие районы
Ирландии и ограничились контролем над отдельными портами.
В 1014 г. в битве при Клонтарфе ирландцы во главе с верховным королем Брианом Бору нанесли дублинским норманнам и
их родичам с Гебрид и Оркнеев сокрушительное поражение. Однако престарелый ардри был убит в своем шатре почти что на
поле боя. Достигнутое перед лицом общего врага единство большинства туатов было утрачено. Норманны продолжали жить в
городах, постепенно растворяясь в кельтской среде. Сами же ирландцы, вновь оказавшись заложниками своей замкнутости, вернулись к бесконечным распрям, продолжавшимся до завоевания
острова англо-нормандцами в 1171 г.
Темпы развития Ирландии в XI—XTI вв. оставались замедленными, но она, несомненно, развивалась. Города наконец перестали быть для нее чужеродным телом. Расширились ее торговые
связи. Выросла внутренняя консолидация пятин, произошло некоторое усиление власти ардри, которая сосредоточивается в руках королей Мунстера (потомков Бриана Бору), затем Коннахта и
все чаще передается по наследству. Претерпела изменения и церковная организация. В 1152 г. папа санкционировал резкое сокращение числа епискоцств, ранее имевшихся в каждом туате, и
сгруппировал их в четыре архиепископства, чьи границы в целом
совпадали с границами исторических областей Ирландии. Появились первые бенедиктинские и цистерцианские монастыри. В итоге
ослабла зависимость церкви от светских властей, отношения между аббатами и епископами начали строиться в соответствии с общецерковными канонами. Это время отмечено и новым подъемом
культуры: наиболее ранние из дошедших до нас ирландских рукописей, в том числе ценнейшие сборники эпических и мифологических текстов, датируются именно этим временем.
Шотландия. В начале средневековой эпохи на территории
Шотландии существовало четыре протогосударственных образования, имевших племенную основу: на севере — королевство
пиктов; на северо-западе — королевство скоттов Дал Риала, до
середины VII в. включавшее также северо-восточные районы Ирландии; на юго-западе — королевство бриттов Стратклайд, иначе
236

Кумбрия; юго-восточная область Лотиан составляла часть королевства англов Нортумбрия.
В 843 г. скотты и пикты создали единое королевство во главе
с Кеннетом Мак Алпином, скоттом по отцу и пиктом по матери.
Поскольку у пиктов власть передавалась по материнской линии,
объединение было, видимо, мирным. Столицей стал городок
Скон, удаленный от моря и потому лучше защищенный от набегов норвежцев, появившихся у берегов Шотландии в 794 г. В середине XI в. королевская резиденция была перенесена в Перт, но
Скон оставался местом коронации до конца шотландской государственности в XVII в. Поначалу королевство называлось Альба
(в древности это слово обозначало всю Британию; отсюда ее поэтическое название — Альбион). «Землей скоттов» {Scotland) его
стали именовать с легкой руки англичан лишь с XI в. Из-за вторжений норвежцев, обосновавшихся на севере и западе страны,
территория королевства ограничивалась центральными районами
современной Шотландии. Но уже в X в. скотты подчинили
Стратклайд, стали вмешиваться в дела норвежских поселенцев, а в
962 г. отвоевали у англов Эдинбург. Главным этносом Шотландии
в это время были гэлы. Пиктский язык исчез к X, бригтский —
к XIII в. При дворе говорили на гэльском; лишь в XIV в. на периый план вышел Scotts, иначе англо-шотландский, сложившийся
на основе говоров Нортумбрии. Гэльский язык, впитавший немало бриттских, норвежских и английских слов, сохранил позиции
только в горах северо-запада и на Гебридах.
В 1034 г. последний потомок Кеннета Мак Алпина по мужской линии король Малькольм II передал престол сыну своей дочери Дункану, что вызвало недовольство части знати во главе
с потомком, тоже по женской линии, другой ветви того же рода
Макбетом, взявшим верх. Эти события легли в основу шекспировской трагедии «Макбет»; вопреки Шекспиру, исторический
Макбет был неплохим правителем, немало сделавшим для укрепления государства.
История Шотландии во многом определялась ее взаимоотношениями с Англией. Они уходят корнями в VI в., когда англы
обосновались в Лотиане. Нортумбрия не раз воевала со своими
северными соседями, но без особого успеха. С начала X в. норнежцы стали втягивать Шотландию в свои конфликты с объединившейся Англией. Один из них вылился в поход Эдуарда Старшего, сына Альфреда Великого, в Шотландию, король которой
Константин II признал себя в 921 г. его вассалом. Это соглашение
тужило основой для последующих претензий английской короны.
В 1018 г., воспользовавшись смутой в Англии, Малькольм II
цхватил Лотиан. Попытки короля Кнута вернуть эту область
237

не имели успеха, тем не менее английское влияние в Шотландии
постепенно росло. В 1058 г. Эдуард Исповедник помог сыну Дункана Малькольму Щ, долгие годы жившему при английском дворе и присягнувшему ему на верность, занять шотландский трон.
После вторжения нормандцев в Англию он приютил претендента
на английский трон Эдгара Этелинга, женился на его сестре
Маргарите и попытался помочь англосаксам изгнать нормандцев,
но потерпел неудачу. В 1072 г. Вильгельм Завоеватель принудил
его принести оммаж и отказаться от Кумбрии. После этого, несмотря на многочисленные войны, англ о-шотландская граница
стабилизировалась. Подчинение земель, где закрепились норвежцы, растянулось на века. Север Шотландии оставался в их руках
до начала XIII в., Гебриды — до 1266 г., Оркнейские и Шетландские острова — до 1468 г.
Вассальная зависимость от Англии содействовала знакомству
скоттов с феодальными порядками и англо-нормандской культурой. С середины XI в. при дворе появляется все больше англосаксов, а затем и англо-нормандцев; в числе последних были
знатные роды Брюсов и Стюартов, впоследствии давшие Шотландии две королевские династии. Меняется этнический, а затем
и экономический облик городов, налаживаются торговые связи с
Англией и континентальными странами. Малькольм III начал
раздавать земельные пожалования своим «верным». На этой основе в дальнейшем сложилось феодальное землевладение, но
в данную эпоху возникновение зависимого крестьянства делало
самые первые шаги.
Королева Маргарита поощряла изучение латыни и английского
языка, содействовала внедрению в Шотландии более развитого
придворного церемониала и принятых в католическом мире норм
церковной жизни. Она была канонизирована, в том числе за
сочувствие григорианской реформе и поддержку новых бенедиктинских монастырей в противовес старым гэльским. Дочь Малькольма III и Маргариты Матильда вышла замуж за сына Вильгельма Завоевателя короля Генриха I, стремившегося таким образом
породниться и с прежней правящей династией, и с королевским
домом Шотландии. С этого времени Шотландия вошла в семью
европейских народов и стала активно участвовать в международной политике.
Уэльс. Запад Британии был освоен римлянами сравнительно
слабо. На всем протяжении их владычества здесь сохранялись заметные формы племенной организации. Города здесь не возникли, редки были и виллы, преобладали, как и прежде, хутора.
Римское присутствие было прежде всего военным; крупнейший
гарнизон находился в Карлеоне («городе легионов»), лежавшем
238

на юго-востоке, относительно более романизированном. Латынь
распространилась в Уэльсе лишь среди элиты; в ходу оставался
бриттский, хотя и вобравший из латыни немало слов, в основном
относящихся к культуре более высокого, чем у кельтов, уровня:
книга, окно, мост, память, парус, ров, свеча и т.д.
После вывода легионов Уэльс довольно быстро вернулся к дедовским порядкам. Парадоксальным образом с конца VI в. он
оказался главным оплотом сопротивления германцам и последним бастионом римской культуры и христианства. Впрочем, массовая христианизация Уэльса, как и Корнуолла, произошла лишь
в VI—VII вв. благодаря деятельности св. Давида и других кельтских святых.
Победив бриттов под Деорхэмом (577 г.), англы заняли г. Глев
(Глостер), отрезав Уэльс от Корнуолла, Девона и других районов
юго-западной Британии. В 613 г. они захватили г. Дева (Честер),
разъединив также валлийских и шотландских кельтов. С этого
времени начинается история Уэльса как такового. Топоним
«Уэльс* образован от древнеанглийского слова weahlas — «чужаки»; сами валлийцы называли себя сутгу (кимри) — «соотечественники». В отличие от юго-западной Британии, покорившейся
саксам в VIII—IX вв., Уэльс сопротивлялся завоеванию еще несколько столетий. В начальный период гептархии валлийцы активно участвовали в усобицах англосаксов, позднее в основном
отражали их нападения. В конце VIII в. мерсийский король Оффа
соорудил длинную цепь земляных валов и рвов, отгородившую
Уэльс от Англии. Начиная с Эдуарда Старшего все валлийские
гулады находились в зависимости от Англии, но во внутренней
жизни были предоставлены сами себе.
В 850 г. на Уэльс впервые напали норманны. Исключая побережье, они нигде не пытались обосноваться надолго, предпочитая
внезапные рейды в глубь территории, в первую очередь за рабами
И металлом. После того как Альфред изгнал датчан из южной Англии, валлийские князья обычно выступали против них, а затем и
норвежцев в союзе с Уэссексом, но иногда использовали отряды
норманнов в своих усобицах. Ситуация вновь обострилась в конце X в., когда норманны разоряли то одну, то другую часть Уэльса чуть ли не ежегодно. С приходом к власти Кнута, которого
признавали и в Уэльсе, натиск датчан ослабел; рейды норвежцев
1
i Оркнейских и Гебридских островов продолжались до конца XI в.
Раннесредневековый Уэльс представлял собой конгломерат не
менее 17 небольших княжеств, почти никогда не знавших политического единства. Важнейшими были Гвинед и Поуис на севере,
Гнлморган на юге, Дивед на юго-западе и Гвент на юго-востоке.
Мерный опыт объединения Уэльса связан с именем Родри Вели239

кого, правителя Гвинеда, добившегося контроля над северным и
центральным Уэльсом. В 856 г. он нанес поражение норманнам и
отвоевал у них остров Мона (на скандинавский лад — Англси) —
важный культовый центр и главную житницу Уэльса. Родри погиб в 878 г. в битве с саксами, после чего усобицы возобновились. Следующая попытка объединить страну была предпринята
его внуком Хиуэлем Добрым, к концу жизни правившим всем
Уэльсом, кроме Гламоргана и Гвента. Он пользовался признанием
в Англии, где часто бывал при дворе как вассал короля и участник уитенагемота, и даже в Риме, куда совершил паломничество.
Правлением Хиуэля датируются первые валлийские монеты, а
также «Законы Уэльса», выработанные путем сравнения обычаев
разных гуладов. После его смерти в 950 г. Уэльс снова распался
на враждующие княжества.
Апогей политического развития Уэльса связан с Гриффитом
ап Ллевелином (1039—1063), изначально правителем Поуиса.
К 1057 г. он подчинил весь Уэльс — единственный раз в его истории, когда он был объединен полностью. Гриффит вмешивался
в дела англосаксов и даже отвоевал у них некоторые земли к западу от Рва Оффы. Но в конце концов он был наголову разбит
будущим королем Гарольдом (чью сторону взяли жители южных
гуладов) и погиб. После этого страна вновь надолго погрузилась
в усобицы. При Вильгельме Завоевателе по всей восточной границе Уэльса были созданы марки, правители которых повели
планомерное наступление на валлийские территории. В 1093 г.
англо -нормандцы утвердились на юге Уэльса, ставшего базой для
последующего подчинения его центральных и северных районов
и одновременно для завоевания Ирландии.
Бретань. Арморика была одной из наименее романизированных областей Галлии. Исключая некоторые приморские местности, здесь до конца античной эпохи сохранялись традиционные
кельтские общины. Неслучайно, что в III—V вв. этот район стал
одним из главных очагов движения багаудов, выступавших за возвращение старых дорийских порядков. С IV в. Арморика, как и
все побережье Северной Галлии, стала подвергаться набегам саксонских пиратов; для борьбы с ними была создана цепь укреплений (так называемый Саксонский берег) и привлечены отряды из
Британии. Падение Римской империи свело эти усилия на нет,
однако этим воспользовались не германцы, а бритты, которые,
спасаясь сначала от ирландцев, затем от англосаксов, начали в V в.
переселяться в Арморику.
Этот процесс продолжался до VII в. Смешение пришлых кельтов
с местными не всегда происходило мирно, но облегчалось языковой
икультурной близостью двух народов. При этом родоплеменные
240

связи, характерные для бриттов, ослабели, поэтому мы не находим здесь аналогов болыиесемейным и родовым общностям островных кельтов. Основой территориального устройства Бретани
стали церковные приходы и диоцезы — видимо, потому, что церковь была единственной силой, сохранившей организацию в масштабах всего региона. Поначалу Бретань представляла собой конгломерат мелких потестарных образований. К IX в. на смену ему
пришло единое государство, строившееся на межэтнической основе: бриттская миграция затронула север и запад полуострова,
юг и восток сохраняли галло-романс кий облик, однако обе части
страны сочли за благо объединиться перед лицом франкской
угрозы.
Франки пытались завоевать Бретань начиная с VI в. В 636 г.
она признала зависимость от короля Дагоберта, но на деле сохранила самостоятельность. К VIII в. франки подчинили ее восточную часть (районы Ренна и Нанта), где возникла Бретонская
марка; одним из ее графов был знаменитый Роланд. В этой части
Бретани начали довольно быстро развиваться феодальные отношения. Воспользовавшись междоусобными войнами наследников
Людовика Благочестивого, бретонский вождь Номеноэ в 845 г.
объединил под своей властью весь полуостров, включая территорию Бретонской марки, провозгласил себя руэ — королем и отстоял свои права с оружием в руках. Его ближайшие преемники
сохранили этот титул и до конца IX в. считались не вассалами, а
союзниками Каролингов. Впрочем, и в дальнейшем Бретань обладала внутренней самостоятельностью, а установленная тогда
восточная граница Бретани существует до наших дней.
Норманны нападали на Бретань с начала IX в. Закрепившись
в Нормандии, они в начале X в. разгромили Бретонское государство. В 937 г. Бретань вышла из хаоса и возродилась как герцогство в прежних границах, но уже на иной этнополитической
основе. Ядром его стад романоязычный восток, уже во многом
феодализированный. В герцогстве утвердилась нормандская династия, признавшая власть французских королей; началась раздача
земель французской знати и насаждение феодальных порядков.
Это встретило сопротивление местного населения, вылившееся в
начале XI в. в крупное крестьянское восстание, жестоко подавленное. Для новой элиты это был серьезный урок. XI век отмечен ее закреплением на завоеванной территории и приобщением
к местной культуре, что проявилось и в заимствовании кельтских
имен: Алан, Артур, Бриан, Конан и т.д.
Бретани было суждено стать мостом между кельтским и романским мирами. Многие литературные сюжеты, как и некоторые социокультурные представления, привычно связываемые
241

с Англией и Францией, имеют кельтское происхождение. Среди
них — легенды о короле Артуре и история Тристана и Изольды,
возникшие, видимо, в Уэльсе, но принявшие литературную форму в Бретани. Кельтские прототипы этих текстов не сохранились,
но благодаря французским, а затем и английским переводам они
вошли в сокровищницу мировой литературы, став едва ли не самым ярким элементом кельтского культурного наследия.
§ 7. Испания в VIII — середине XI в.
Мусульманское завоевание Испании. К концу VII в. арабы завершили покорение византийских владений в Северной Африке.
В 711 г. началось их вторжение в Испанию. Кроме арабов в завоевании участвовали коренные жители Северной Африки — берберы,
незадолго до того принявшие ислам. Вестготское войско значительно превосходило врага численно, однако потерпело сокрушительное поражение в первой же крупной битве; к 714 г. сдались
все крупные крепости королевства к югу от Пиренеев. Арабы и
берберы (в христианском мире их обычно называли сарацинами
или маврами) захватили вестготские владения и к северу от Пиренеев, однако их продвижение в глубь Франкского королевства
было остановлено Карлом Мартеллом.
Слабость Вестготского королевства была обусловлена острыми
внутренними социальными и политическими противоречиями.
Крестьянство было отягощено повинностями и государственными налогами; знать вела ожесточенную борьбу за престол, поскольку принцип наследования королевской власти здесь так и
не утвердился; огромное влияние католической церкви вызывало
недовольство части светской знати, а также проживавших в стране ариан и иудеев. Поэтому основная масса населения довольно
безразлично отнеслась к вторжению арабов, а некоторые представители господствующей верхушки (например, архиепископ Севильи)
даже помогали им. Серьезное сопротивление мавры встретили
лишь на гористом севере полуострова, где несколько позже сформировались испано-христианские государства.
Мусульманская Испания. До 755 г. мусульманская Испания
(или ал-Андалус) входила в состав Дамасского халифата. Когда
власть там захватили Аббасиды, представитель свергнутой династии Омейядов Абд ар-Рахман сумел утвердиться в ал-Андалусе
и провозгласил себя эмиром. Его столицей стал город Кордова.
В 929 г. эмир Абд ар-Рахман III окончательно утвердил независимость арабской Испании от других исламских государств, присвоив себе титул халифа. X век был вершиной политического могущества ал-Андалуса, однако в 1008—1031 гг. серия междоусобиц
242

и дворцовых переворотов привела к распаду халифата на несколько десятков независимых княжеств — тайф, крупнейшими
из которых были Кордовская, Толедская, Севильская, Ваденсийская, Сарагосская тайфы.
В экономическом отношении мусульманская Испания представляла собой процветающий регион раннесредневековой Европы. На юге полуострова были созданы ирригационные системы,
позволившие значительно поднять урожайность традиционных
культур (зерновых, винограда и др.) и начать культивирование
новых (сахарный тростник, рис, хлопок, цитрусовые). В центральных районах страны получило широкое распространение персгонное овцеводство. Значительная часть завоевателей осела в
городах, которые быстро превратились в тор гово-ремесленные
центры. Ал-Андалус славился своими тканями, керамикой, изделиями из металла и кожи. Несмотря на сложные отношения
с остальным исламским миром, арабская Испания активно торговала на Средиземном море, ее монета обращалась на огромной
территории от Индии до Ирландии. Экономическое благополучие отличало ал-Андалус вплоть до его окончательного покорения
христианами в XV в., делало его города привлекательной целью
для военных походов.
В сельском хозяйстве ал-Андалуса господствовало мелкое
крестьянское хозяйство при фактически полном отсутствии домена. Не получили развития прикрепление крестьян к земле и связанные с ним тяжелые формы личной зависимости. Крестьяне,
2
как правило, арендовали на тяжелых условиях (до /з доходов
С земли) участки у крупных землевладельцев (воинов, чиновников, придворных и т.п.), проживавших обычно в городах, а также
платили значительные налоги в казну. В отличие от других западноевропейских стран раннего Средневековья платежи взимались
главным образом деньгами.
Политическое развитие ал-Андалуса даже в период халифата
с его централизованной и развитой администрацией отличалось
относительной нестабильностью. Правители отдельных территорий,
особенно окраинных, нередко добивались реальной автономии от
Кордовы. Постоянно вспыхивали мятежи, вызванные противоречиями между племенными группировками арабов, между арабами
|| берберами. Непросто складывались и отношения завоевателей
i местным населением. Значительная часть его приняла ислам,
другая, сохранив свою религию, усвоила язык и культуру мавров
(таких называли мосарабы, т.е. арабизированные). Тем не менее
ЭТИ категории населения не были полноправными, часто поднимали восстания, особенно в периоды усиления мусульманского
243

религиозного фанатизма. Главным очагом таких восстаний был
город Толедо.
Высокоразвитая городская цивилизация мусульманской Испании стала базой для невиданного в раннесредневековой Западной
Европе развития культуры. В светских и религиозных школах Кордовы, Севильи, Толедо преподавали право, философию, историю,
причем здесь учились и выходцы из христианской Европы. Библиотека кордовских халифов насчитывала более 400 тыс. свитков,
в том числе переводы античных и византийских авторов. Деятельность андалусских ученых и переводчиков сыграла большую роль
в становлении европейской средневековой науки; сюжеты и художественные приемы испано-арабской литературы активно заимствовались писателями и поэтами других стран; арабская лексика
обогатила все европейские языки, в особенности испанский и португальский.
Возникновение испано-христианских государств и начало Рекон-

кисты. В ходе завоевательного похода 709—714 гг. арабам не удалось покорить небольшую территорию между Кантабрийскими
горами, Пиренеями и Бискайским заливом. Эти земли, заселенные
автохтонным, докельтским населением Пиренеев — кантабрами,
астурами, басками, — не смогли в свое время захватить ни римляне, ни готы, здесь почти не получили распространения процессы
феодализации. Бежавшие в Астурию немногочисленные остатки
вестготского войска получили поддержку местного населения.
В 718 г. близ местечка Ковадонга был разбит арабский отряд,
посланный для ликвидации этого последнего очага сопротивления. Командовал победителями Пелайо, родственник последнего
готского короля; он был провозглашен первым королем Астурии.
К концу 50-х годов VIII в., воспользовавшись междоусобицами в ал-Андалусе, астурийские короли сумели захватить земли, в
несколько раз превосходившие по площади первоначальную территорию государства. Часть этих земель (Галисия) была присоединена, часть опустошена. На границах образовалась своеобразная заградительная полоса от арабских набегов, которая служила
одновременно земельным фондом, пригодным для колонизации
и хозяйственного освоения. Широкое военно-колонизационное
движение испано-христианских государств на юг получило название Реконкиста (по-испански — «отвоевание»). Реконкиста во
многом определила своеобразие социального, экономического,
политического, культурного развития Пиренейского полуострова.
Продлившись до конца XV в., Реконкиста была формой не только
военно-политического противостояния, но и формой активных
контактов и взаимного влияния между севером и югом в области
хозяйствования, торговли, культурного обмена и т.д.
244

Поступательный процесс отвоевания земли и конечная победа
христиан в XV в. были обусловлены тем, что все группы населения христианских территорий по тем или иным причинам были
заинтересованы в Реконкисте. Феодалы в ходе завоеваний получали новые земли, должности в администрации покоренных
областей, укрепляли свою самостоятельность по отношению к
центральной власти. Церковь не только получала обширные земельные пожалования, но и учреждала в бывших мусульманских
владениях новые приходы, монастыри, епископства, использовала лозунги борьбы христианства против ислама для усиления своего идейного и политического влияния в обществе. Победы над
ал-Андалусом обогащали королевскую казну, упрочивали позиции и престиж короны как внутри страны, так и на международной арене. Крестьянство стремилось найти на новых территориях
облегчение от сеньориальных и государственных повинностей,
приобрести землю, еще не поглощенную феодальными вотчинами. Города, которые основывались в ходе Реконкисты или заселялись христианами после отвоевания, пользовались значительными льготами. Общим для всех участников войн с маврами
было стремление к захвату богатой добычи.
Реконкиста длилась почти восемь веков и имела свои особенности на различных этапах. Так, до середины VTII в. для астурийской Реконкисты было характерно переселение людей с юга на
север, освоение внутренних районов королевства выходцами из
разоренных войной территорий, а также эмигрантами-мосарабами. До середины IX в. заселение безлюдных пограничных земель
пелось на свой страх и риск отдельными крестьянами и вотчинниками. Позже, когда граница Реконкисты подошла к заселенным
чемлям, замкам и городам, руководство ею взяла на себя королевская власть.
В конце VIII в. наряду с королевством Астурия на Пиренейском полуострове сложился еще один центр Реконкисты —- владения франков. Хотя поход Карла Великого на Сарагосу в 778 г.
не был удачным, вскоре после него франкам удалось захватить
территорию нынешней Каталонии. Там была создана Испанская
марка с центром в Барселоне. Горные районы между Астурией,
Каталонией и арабскими владениями переходили из рук в руки,
пока в течение IX—X вв. здесь не образовались два небольших
государства — королевство Наварра и графство Арагон. Таким
образом, весь север полуострова был отвоеван у арабов.
В X — начале XI в. на политической карте Испании происходят серьезные изменения. После распада империи Каролингов на
территории Испанской марки образуется фактически самостоятельное графство — Барселонское. Астурийские короли, отвоевав
245

у мавров несколько крупных городов к северу от реки Дуэро, перенесли свою столицу из Овьедо в Леон. Во второй половине X в.,
в период наивысшего расцвета халифата, Реконкиста приостановилась. Мусульмане под командованием талантливого полководца аль-Мансура неоднократно опустошали как Астуро-Леонское
королевство, так и Барселонское графство. Королевская власть в
Леоне в это время ослабела, большое влияние в стране приобрели
графы Кастилии, сумевшие объединить прежде раздробленные
земли на востоке страны. В 1035 г. Арагон и Кастилия стали
королевствами. В 1037 г. кастильский король Фернандо I разбил
леонского короля и объединил под своей властью запад христианской Испании. Таким образом, к концу 30-х годов XI в. на Пиренейском полуострове сложились: королевство Кастилия, Наварра
и Арагон, графство Барселонское с вассальными территориями и
около тридцати мусульманских княжеств. В литературе принято
называть государства на западе христианской Испании Астуро-Леонским (V1IJ—XI вв.) и Леоно-Кастильским (XI—XIII вв.)
королевствами.
Социально-экономический и политический строй Астуро-Леонско-

го королевства. Север Пиренейского полуострова, за исключением
побережья Каталонии, был отсталой окраиной как римской, так
и готской Испании. Постоянные набеги с юга также препятствовали экономическому развитию региона. До XI в. Астуро-Леонское
королевство было малолюдной аграрной страной. Жители небольших, удаленных друг от друга деревень занимались возделыванием злаковых (пшеница, ячмень) и технических (лен, конопля)
культур. Под влиянием Реконкисты необычайно широкое распространение получило скотоводство. Оно требовало меньшего
количества рабочих рук, чем земледелие; в случае военной опасности стада были гораздо менее уязвимы, чем посевы; пограничные территории с их благоприятным ландшафтом и редким населением могли успешно использоваться под пастбища; широкое
применение конницы в войнах также стимулировало развитие
этой отрасли хозяйства. Поскольку названные факторы действовали на протяжении всей Реконкисты, скотоводство долго оставалось важнейшим элементом экономики средневековой Испании.
Источниками формирования зависимого крестьянства были:
дифференциация в среде свободных кантабро-баекских общинников; переселение на север (вместе с вотчинниками) части зависимого населения в процессе арабского завоевания; захват свободных земель внутри страны вестготской и местной знатью и
подчинение живущих на них общинников; включение в феодальные вотчины завоеванных территорий и их населения; испомещение на земле пленных мавров. К середине X в. в королевстве
246

складывается система феодальных повинностей. Поземельно зависимые крестьяне выплачивали поземельный налог, отрабатывали
полевые барщины. Лично зависимые, кроме того, платили подушную подать, поборы за право наследовать имущество, вступать в
брак вне вотчины. Потребности Реконкисты обусловили весомую
долю служб и платежей военно-административного характера
(поенный налог, налоги и отработки по ремонту дорог, укреплений, мостов) в системе повинностей. Существенное значение
имели поборы за пользование покосами и пастбищами.
Тем не менее, несмотря на разнообразие и обилие феодальных повинностей, в Астуро-Леонском королевстве не получили
распространения наиболее тяжелые и жесткие формы сеньориальной зависимости. Необходимость колонизации новых земель
заставляла вотчинников и королевскую власть предоставлять переселенцам льготные условия поселения, частыми были случаи
бегства крестьян на свободные территории близ южной границы.
И такой обстановке даже в глубинных районах страны феодалы
были вынуждены смягчать эксплуатацию; серваж исчез уже к XT в.
Кроме того, свободные крестьяне составляли важный источник
пополнения войска, что побуждало государство заботиться о
сохранении данной категории населения. С X в. кастильские графы даже предоставляют свободным крестьянам, способным содержать боевого коня и снаряжение, некоторые привилегии, сближавшие таких крестьян (их называли кабалъеро-вилъяно) с низшими
слоями господствующего класса. Свободное крестьянство пополнилось и за счет привлечения на пустующие земли переселенцевмосарабов из ал-Андалуса.
В состав господствующей верхушки Астуро-Леонского королевства входила высшая светская знать, средние и мелкие служилые
феодалы (инфансоны), крупное духовенство. Феодальная вотчина
здесь отличалась относительно неразвитым доменом; значительную роль в доходах феодалов помимо поземельных платежей игрнли поступления от военной добычи, отправления судебных и
административных должностей. Наибольшая концентрация крупного вотчинного землевладения наблюдалась в Галисии, наибольшее распространение крестьянского и мелковотчинного землеиладения — в Кастилии.
В VIII в. король в значительной степени являлся еще военным
мождем, опиравшимся на вооруженную силу свободных общинпиков, лишь к X в. утвердился принцип наследования верховной
шкюти, сложилась достаточно примитивная система центральной
и местной администрации (королевский совет, дворцовые графы,
судьи и графы на местах). Большую роль в военной организации
наряду с феодальными дружинами продолжало играть крестьянское
247

ополчение. Особенностью внутрифеодальных отношений было
сравнительно слабое распространение иммунитетов, замедленное
превращение бенефициев (в Испании они назывались престимониями) в феоды и постоянное укрепление королевского домена за
счет включения в него отвоеванных у мавров земель. Это способствовало относительной стабильности центральной власти. Кроме
того, очевидная внешняя опасность заставляла феодалов ограничивать сепаратистские устремления, что способствовало сохранению государственного единства в Астуро-Леонском королевстве.
Каталония. В IX в. на территории Испанской марки возникает
несколько графств, управляемых наместниками франкских государей — графами. Наиболее сильным из них было графство Барселонское, где в последней четверти столетия укореняется династия, основанная графом Вифридом Волосатым. После распада
Франкской державы Испанская марка оказалась в составе Западно-Франкского королевства. Самостоятельность ее постепенно
росла, и когда в 987 г. во Франции была низложена династия
Каролингов, графы Испанской марки отказались признать Гуго
Капета королем. С этого времени их подчинение французской
короне стало номинальным, хотя и сохранялось юридически до
1259 г. В XI в. в Испанской марке происходит политическая консолидация вокруг Барселонского графства, постепенно подчинившего
себе другие графства области. В дальнейшем за ней закрепляется
название «Каталония», которое, как и топоним «Кастилия», по-видимому, означает «страна замков».
Каталония также участвовала в Реконкисте, хотя и в меньшей
мере, чем государства Западной Испании. Борьба шла с переменным успехом. В середине X в. каталонские графства признавали
вассальную зависимость от Кордовского халифата и поддерживали
с ним интенсивные торговые связи. В 985 г. мавры неожиданно
напали на Барселону и разорили ее, но уже через два-три десятилетия инициатива перешла в руки христиан. К началу XII в. граница была отодвинута на юг, в сторону реки Эбро, а некоторые
мусульманские правители, включая эмира Сарагосы, платили графам Барселоны дань.
Колонизация новых земель способствовала постоянному пополнению слоя крестьян-аллодистов, особенно в Южной, так называемой Новой Каталонии, где крестьяне были одновременно
обязательно воинами. В Старой Каталонии также сохранялось
крестьянское аллодиальное землевладение, сложившееся в ходе
франкских завоеваний начала IX в. Однако здесь оно рано стало
объектом притязаний со стороны светских и церковных сеньоров,
с X в. опиравшихся на хорошо укрепленные замки. Феодальная
вотчина этого района была архаичной (вплоть до начала XI в.
248

В ней использовался труд рабов) и влияние Реконкисты испытала
на себе сравнительно слабо.
В Старой Каталонии феодализация проходила быстрее, чем
где бы то ни было в христианской Испании, а феодальная зависимость приняла наиболее тяжелые для крестьян формы. Свобода
перехода крестьян из одной вотчины в другую или переселение
их на новые земли существенно ограничивались, платежи взимались в большем размере, чем на западе Пиренейского полуострова,
и сопровождались достаточно обременительными службами, в том
числе унизительного характера. В середине XI в. крестьянские
повинности были зафиксированы в первом кодексе феодального
права Каталонии (одном из древнейших в Европе) — «Барселонских обычаях». Центральное место в этом своде занимают статьи,
регулирующие взаимоотношения в среде феодалов. Они свидетельствуют, что социально-политическое развитие в Каталонии
совершалось примерно в том же направлении и такими же темпами, что и в Южной Франции.
Наварра и Арагон Общественный строй Наварры и Арагона
в раннее Средневековье был более архаичен, чем в Астуро-Леонском королевстве и Каталонии. Этот район был очень слабо
освоен римлянами, влияние вестготов и франков также было поверхностным. В рассматриваемый период здесь преобладало баскское население, романизировавшееся очень медленно. Землевладение феодального типа развивалось главным образом в долинах
больших рек, в горах же сохранялись свободные крестьянские общины. Запоздалым было и формирование феодальной иерархической структуры. Об утверждении в этих государствах феодального строя можно говорить не ранее чем с середины XI в.
На рубеже X—XI вв. при короле Санчо Великом Наварра со
столицей в Памплоне была сильным государством, подчинившим
себе Арагон и Кастилию. После смерти Санчо (1035) его держава
распалась; Наварра, оттесненная от арабской границы своими более активными соседями, постепенно отошла от участия в Реконкисте. В дальнейшем ее судьба оказалась теснее связанной с судьбой Франции. Арагон, напротив, ведет в XI в. последовательно
наступательную политику, понемногу расширяя свои владения за
счет мусульманских эмиратов долины Эбро. Общность целей во
внешней политике с графством Барселонским предопределила
слияние их в XII в. в единое государство.

Глава 7
Церковь в раннее Средневековье

'бращение Константина. К IV в. культура Римской империи
была преимущественно языческой, и в течение нескольких последующих столетий позднеантичному обществу предстояло пережить трудный процесс духовного перерождения, находясь в атмосфере культурного двоеверия. Несмотря на то что христиане
еще подвергались гонениям за веру, новая религия широко распространилась на территории Римской империи. Об этом свидетельствует, в частности, возникновение крупных христианских
центров в Риме, Антиохии, Иерусалиме, Александрии, в ряде городов Малой Азии и других областях. Однако в это время сама
церковь не была внутренне единой: среди христианских учителей
и проповедников имелись расхождения относительно словесного
выражения истины христианской веры. Но христианство, еще в
начале IV в. гонимое «извне» языческим обществом и государством, раздираемое «изнутри» сложнейшими богословскими спорами, встречает новое V столетие, будучи единственной официально признанной религией Римской империи. Свершение этого
«чуда из чудес», как часто впоследствии называли «торжество
христианства» в IV в., связано с именем императора Константина I
(274-337).
Обращение Константина к христианству, учитывая, что сам
обряд крещения он принял лишь перед смертью, не может рассматриваться только как результат политического расчета или поиска духовной истины.
Поворот произошел, когда в ходе ожесточенной политической
борьбы за власть Константин увидел во сне знак Христа — крест
с повелением выступить с этим символом против врага, и, исполнив это, одержал решающую победу в сражении с Максенцием
(312). Император придал этому видению совершенно особый
смысл — как знак избрания его Христом для победы над врагом
и более того — как принятие им креста, христианства, лично от
самого Христа, а не через церковь, для осуществления связи между Богом и миром посредством своего императорского служения.
250

Именно таким образом воспринималась его роль и христианами
того времени, поэтому и мог не крещеный император принимать
столь активное участие в решении внутрицерковных, догматических вопросов, а не только в укреплении официального положения христианства в империи.
С издания Миланского эдикта (313) христиане становятся под
шщиту государства и получают равные с язычниками права. Христианская церковь уже не подвергается гонениям, даже в правление императора Юлиана (361—363), прозванного Отступником, —
не за нетерпимость к христианству, но за ограничение прав церкви
и объявление веротерпимости к христианским неканоническим
учениям (ересям) и язычеству. Христианство становится единственной официальной государственной религией при императоре
Феодосии I (379-395).
Оформление христианской догматики. Вселенские соборы. Эпоха

перехода от античности к Средневековью являлась важнейшим
шшом в становлении христианского вероучения. В IV в. церковь
не была внутренне единой. Поэтому когда в 323 г. Константин I
стал единодержавным правителем всей империи, он выступил
инициатором созыва церковного собора, который должен был заложить основы кафолической, вселенско-единой христианской
церкви. Отличие Вселенских соборов состоит в том, что они были
призваны дать точное общецерковное определение по основным
вопросам христианского вероучения, истинам веры (догматике) и
правилам церковной организации и дисциплины (канонам). Эти
постановления считались важнейшими и обязательными для всего
христианского мира.
Оформление основных догматов проходило благодаря активной деятельности отцов церкви. К их числу относятся те христианские учителя и писатели, которых церковь признала наиболее
авторитетными толкователями христианства. Изучением их наследия занимается патристика (учение самих отцов церкви и учение об отцах церкви). Христианской догматике посвятили свои
груды выдающиеся богословы IV—V вв., часто именуемые «вселенскими учителями»: святые отцы — Афанасий Александрийский,
«великие каппадокийцы» (Василий Великий, Григорий Богослов,
Григорий Нисский), Иоанн Златоуст, Амвросий Медиоланский,
Лнгустин Блаженный и многие другие. Творения отцов церкви
шшяются составной частью Священного Предания, которое вместе
СО Священным Писанием (38 книгами Ветхого и 27 книгами Ноitoro Заветов) и составило христианское вероучение.
В центре внимания Первого и Второго Вселенских соборов была
мыработка единого взгляда на догмат о Св. Троице (тринитарное
251

учение). Собравшиеся в 325 г. в Никее иерархи обсуждали учение
александрийского священника Ария (ум. в 336 г.). Он и его последователи (ариане) признавали Бога-Отца как совершенное замкнутое единство, что исключало возможность передачи этой сущности кому-либо другому. Поэтому Бог-Сын, по представлениям
ариан, был лишь высшим творением Бога, чужеродным и неподобным Богу-Отцу. Учение Ария вызвало резкую критику св. отцов и было осуждено как отрицающее по существу божественную
троичность. Одним из главных догматических деяний I Вселенского собора было провозглашение вероопределения (дроса), в
которое вносилось уточнение в крещальный символ веры о единосущности Бога-Сына Богу-Отцу, что означало признание равенства Отца и Сына по Божеству.
Догматическое постановление Никейского собора было объявлено не только от имени св. отцов, но и от лица императора
Константина, что закрепило особую роль византийских императоров во взаимоотношениях с церковью. На соборе помимо догматических вопросов были приняты 20 постановлений канонического характера (о порядке выбора и утверждения епископов
провинций; о предоставлении высшей власти над западными
епископами римскому, над восточными — антиохийскому, над
Египтом, Ливией — александрийскому; и др.). Несмотря на единогласное осуждение на соборе Ария и его сторонников, церковь
не была единой в этом осуждении. Сумев привлечь на свою сторону государственную власть уже в последние годы правления
Константина Великого, ариане одержали победу над сторонниками никейского ороса (никейцами), которые в течение нескольких
десятилетий подвергались гонениям. Именно поэтому христианизация германских народов, совпавшая по времени с этим периодом,
проходила в форме принятия ими арианства.
Второй Вселенский собор, собравшийся в 381 г. в Константинополе, продемонстрировал торжество никейского символа не только
над ересью Ария, но и над учением епископа Македония, выступавшего против божественной природы Святого Духа, принимая
его за сотворенную Богом силу. Никейское вероопределение на
Константинопольском соборе было расширено, получив в историографии название Никео-Цареградского. В нем, в частности,
дана краткая формулировка основных положений тринитарного
учения. Согласно догмату о Св. Троице, признается истинным
единство природы Бога и единовременно его троичности в лицах
(ипостасях): Бог есть Отец, Сын и Дух Святой. Лица Св. Троицы
не являются соподчиненными одно другому. Они совершенно
равны между собой, единосущны, несмотря на то различие, что
252

Бог-Отец, нерожденный, есть начало других ипостасей — Сына,
рожденного от Отца, и Святого Духа, от Отца исходящего. Именно это учение о триипостасности Бога отличает христианство от
античного (философского), иудейского и мусульманского монотеизма. На Константинопольском соборе были приняты важные
канонические решения: установлены правила принятия в лоно
православной церкви кающихся еретиков; выделялись 5 восточных округов с особыми церковными судебными инстанциями.
И, наконец, собор определил место константинопольской кафедры в иерархии христианских епископов, назвав его вторым после
римского, так как «Константинополь есть Новый Рим». Этим решением ранг Константинопольского епископа становился первым среди всех восточных.
Три следующих столетия истории становления христианского
вероучения связаны с напряженной христологической полемикой —
по вопросу о природе (сущности) Иисуса Христа. На Третьем
Эфесском соборе 431 г. речь шла об учении константинопольского
патриарха Нестория, отвергавшего божественную и признававшего за Иисусом Христом только человеческую природу. Несторий
полагал, что рожденный как простой человек от Девы Марии
(Христородицы) Иисус Христос стал некоей обителью Бога, действуя как орудие человеческого спасения (Богоносец). Собор осудил учение Нестория и выдвинул вероопределение, постулирующее идеальное равновесие природ в Богочеловеке (что получило
окончательное определение в догматическом постановлении IV Вселенского собора). Однако несмотря на решение собора и низложение
Нестория, его последователи (несториане) основали свою церковь и развили миссионерскую деятельность в Персии, а затем в
Китае, Монголии, Индии. Но в церковную историю Эфесский
собор вошел прежде всего как собор, провозгласивший догмат
о Пресвятой Богородице.
Самый представительный (650 иерархов) Четвертый Вселенский собор 451 г. состоялся в Халкидоне. Обсуждению подверглось
учение архимандрита одного из константинопольских монастырей Евтихия. В отличие от Нестория он впал в другую крайность
и отвергал человеческую природу во Христе, полагая, что все в
ном было поглощено божественной ипостасью, и Иисус Христос
имел лишь кажущуюся человеческую плоть. Последователи учения Евтихия получили название монофизитов (по греч. — одна
природа), которые и после осуждения собором распространяли
СВОИ идеи в Сирии, Египте, Армении. Ввиду упорства несториан
и монофизитов на Халкидонском соборе был принят особый догмат «О двух естествах во едином Лице Господа нашего Иисуса
253

Христа», в котором изложены основы христологического учения
отцов церкви. В соответствии с христианским догматом Бог-Сын
имел два воплощения. Первое — как одно из лиц Св. Троицы
(«по Божеству») было «прежде всех век», т.е. вневременным, вечным; второе — от Девы Марии — Богородицы («по человечеству»), когда, непорочно зачав во чреве от Духа Святого, ниспосланного Богом-Отцом, она родила Иисуса Христа. В одном лице
Он, по словам халкидонского ороса, «неслиянно, непреложно,
нераздельно и неразлучно» соединяет две природы — божественную и человеческую (Богочеловек), при том что каждая из них
сохраняет присущие ей свойства.
Утверждение этого вероопределения явилось кульминационной точкой собора. Однако не все собравшиеся епископы приветствовали этот орос, около 150 иерархов не подписали его. Поэтому на соборе были приняты соответствующие постановления
о наказании мирян и клириков, не принимающих соборное вероопределение (лишение сана, отлучение от церкви и т.п.). В ряду
30 канонов Халкидонского собора — ряд решений административного и дисциплинарного характера, как, например, о границах
Антиохийского и Иерусалимского патриархатов, о подчинении
монахов местному епископу и др. Но самым известным является
28-е правило Халкидонского собора. Оно определяло круг судебной и административной деятельности константинопольского
патриарха, уравнивало его права для восточных диоцезов с правами римского престола для западных.
Пятый и Шестой Вселенские соборы проходили в Константинополе в 553 и 680 гг. На них христологическое учение получило
дальнейшее развитие в ходе полемики с монофелитами (по греч. —
одна воля), которые хотя и признавали во Христе две сущности,
но лишь одну действующую в нем божественную волю. На Соборах большое внимание уделялось канонической деятельности. Решения принимались не только по вопросам внутрицерковной
жизни (установление иерархии кафедр восточной церкви, обязанностей митрополитов созывать ежегодные поместные соборы и
др.), но и касались мирян (отлучение от церкви не посещавших
богослужение три праздничных дня; определение правил вступления в брак; наложение епитимий кающимся и др.).
Седьмой Вселенский собор состоялся в Никее в 787 г. Он решительно осудил ересь иконоборцев, завершив первый период иконоборческого движения (см. гл. 5). Главным определением собора
было провозглашение догмата иконопочитания. Согласно ему
честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней. Среди
254

22 канонических решений собора наиболее известными являются
правила, запрещающие симонию (предоставление и получение
церковных должностей за деньги), отчуждение церковного имущества монастырей, назначение на церковные должности мирян
и др.
Учение о спасении. Наряду с разработкой тринитарного и хрис гологического вопросов большое внимание отцы церкви уделяли
и проблеме взаимоотношения человека с Богом, в основе которого лежит учение о спасении человека (сотериологии). Оно тесно
связано с христианским учением о вселенной, согласно которому
признается, что весь мир есть творение Божие, созданное им за
шесть дней. Венцом этого творения и господином созданного
мира предстает человек, имеющий образ и подобие Божие, состоящий из души и тела, наделенный разумом и свободной волей.
Библейский рассказ о запретном плоде, когда первые люди —
Адам и Ева — не послушались Бога и вкусили от «древа познания
добра и зла», т.е. противопоставили свою свободную волю воле
Бога, повествует о грехопадении человека («первородный грех»).
Следствием этого явилось нарушение мирового порядка, созданного первоначально, человек утратил свое бессмертие. С этого же
времени в мир вторглось зло, которое в христианском вероучении
рассматривается как противоположность долженствующему быть
от Бога, а следовательно, зло — явление случайное. Материальный мир (в том числе и тело человека), как созданный Богом,
сам по себе не является порождением зла; оно может возникнуть
к случае противоречия человека воле Божией в нравственной жизни (грех) и как физические страдания (болезни, нищета и пр.).
И последнем своем проявлении зло рассматривается не как абсолютно отрицательное для человека явление, а как божественное
попущение, так как именно через физические страдания часто
проходит путь к нравственному очищению и спасению.
В этом христианство отличается от дуалистических учений, получивших широкое распространение в поздней античности и
Средние века (манихейство, павликианство, богомильство, ересь
катаров, вальденсов и др.). Сторонники дуализма резко противопоставляли добро и зло, которые, по их мнению, не могут быть
иолеизъявлением или попущением «Одного Творца и Промыслителя Мира», а, следовательно, признается существование двух
иысших начал, одно из которых творит зло, другое — добро. Наличие зла в мире и человеке адепты дуалистических учений
объясняли материальной природой всего сущего. При этом материя (в отличие от представлений ортодоксального христианства)
255

нередко отождествлялась с дьяволом, якобы не менее могущественным, чем сам Бог, от которого может исходить лишь добро.
Однако грехопадение, согласно христианскому вероучению, не
является полным разрывом человека с Богом, а лишь началом
пути к новому единению с Создателем, любящим свое творение и
заботящимся о нем. Этот путь получил название «Домостроительство спасения человека», и исторически он подразделяется на два
этапа. Первый — ветхозаветный, когда претерпели неудачу попытки указать человечеству путь ко спасению через лучших людей или избранный народ. Второй этап — новозаветный, когда
Бог послал к людям своего Сына. И здесь смыкаются сотериологаческие и христологические представления христианства: Бог-Сын
вочеловечился с тем, чтобы открыть человеку путь к единению
с Богом. Согласно Евангельскому рассказу, Бог-Сын, воплотившийся во Христе, крестными муками искупил «первородный грех»,
указав человечеству путь спасения и обретения бессмертия. По
христианскому вероучению, человек усилием своей свободной
воли может вернуться к Богу и обрести вечную жизнь, если он
будет следовать по пути «Домостроительства». В конце истории
состоится Страшный Суд, после которого жившие праведно вернутся в рай, а грешные будут обречены на вечные страдания и
низвергнуты в ад.
Примечательно, что уже в IV в. на латинском Западе наблюдается развитие устойчивого интереса к разработке христианского
учения о спасении. Одним из авторитетов в этой области был
Блаженный Августин (354—430). Он вступил в полемику с монахом
Пелагием (ум. после 418), который отрицал учение о первородном
грехе человечества и полное упование христиан в деле их спасения
на волю Бога, Пелагий полагал, что человек, обладая свободной
волей, может самостоятельно достигнуть спасения. Опровергая
это, Блаженный Августин утверждал, что нельзя достигнуть спасения без божественной благодати. Со времени грехопадения человека его свободная воля устремлена лишь ко злу. Заслужить божественную благодать невозможно никакими усилиями. По мысли
Блаженного Августина, всеведущий Бог, заранее зная, кто из
смертных воспользуется дарами его благодати, изначально одарил
ею одних и предопределил их к спасению, а всех прочих — к погибели. Хотя учение Пелагия (пелагианство) и было объявлено
еретическим, теория Блаженного Августина о предопределении
также не была принята церковью и возродилась лишь намного
позднее, в эпоху Реформации.
Великая сила христианства состоит в провозглашении новой
заповеди — христианской любви. В ней состоит залог спасения.
256

«Бог есть любовь», и поэтому она явлена и, что чрезвычайно важно, дарована людям в Сыне Божием — Иисусе Христе. Новизна
заповеди не в провозглашении любви как таковой, а в возможности исполнения этой заповеди путем соединения со Христом.
Именно в это время человек получает в дар его любовь, которой
и заповедано людям любить друг друга. Таким образом, согласно
христианскому вероучению, достичь спасения возможно только
«пребывая во Христе», что осуществляется приобщением ко Христу, соединением с ним через таинства. Это происходит в церкви.
Церковь и таинства. Церковь, по словам Апостола Павла, есть
«тело Христово», тогда как «глава церкви» — сам Христос. Как
«тело Христово» церковь представляет из себя видимое сообщество верующих во Христа (клира и мирян, немощных и сильных,
и т.п.). Но в этом «видимом теле» действует невидимая Божия
благодать, исходящая от Святого Духа. Она сообщается верующим
через таинства — определенные церковью видимые священные
действия. Древнейшими из них были крещение (акт вступления
в церковь и рождения в духовную жизнь) и причащение (евхаристия). Евхаристия (благодарение) означает приобщение верующих
к Иисусу Христу и друг к другу через вкушение искупительной
жертвы — «Тела и Крови Христовой». Первая евхаристия была
совершена, согласно Евангельскому преданию, самим Иисусом
Христом в четверг вечером накануне его крестных страданий. Это —
«Тайная вечеря», когда Христос, находясь с двенадцатью апостолами, «взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам,
сказал:приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь
Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов»
(Мф., 26, 26—29). В дальнейшем кроме крещения и евхаристии
к таинствам христианской церкви были причислены еще пять
чинопоследований: миропомазание (получение укрепляющей благодати), покаяние (исцеление от духовных болезней, грехов), священство (получение благодати на духовное воспитание людей
молитвой, обучением, совершением таинств), брак (получение
благодати, освящающей супружество, рождение и воспитание детей), елеосвящение, или соборование (призывание благодати на
болящего для исцеления телесной и духовной немощи).
Таинство евхаристии является кульминацией литургии (по лат. —
месса) — главного христианского богослужения, когда церковь
приносит благодарственную молитвенную жертву Богу за грехи
исего человечества. В соответствии с христианским ортодоксальным
вероучением, причастие должно осуществляться «Телом и Кровью
Христовой», превращаемыми в ходе литургического богослужения
257

из хлеба и вина. Однако в ходе исторического развития христианства в разных странах Европы возобладали свои чины литургии.
Становление доктрины папства. Параллельно с институтом Все-

ленских соборов складывается другое представление об общецерковном авторитете: в случае сомнений или разногласий следует
обращаться к апостольским епископским кафедрам. Такие кафедры
были основаны самими апостолами Христа, и поэтому предполагалось, что их преемники сохранили христианское вероучение
в первозданной чистоте. Главной из кафедр считалась римская,
основанная «князем апостолов» Петром. К нему, согласно Евангелию, были обращены слова Христа: «Ты — Петр (по лат. — камень), и на сем камне Я создам церковь Мою... И дам тебе ключи царства небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано
на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мат. 16, 18—19).
Обоснование общецерковного примата (верховенства) кафедры
апостола Петра стало основным направлением деятельности папства в IV—V вв. Наиболее полно эту доктрину выразил папа Лев I
Великий (440—461). Он рассматривал римского епископа как
полноправного наследника Петра, как его викария (наместника)
на Земле, принявшего от Петра высшую власть над церковью
всего христианского мира и ключи от царства небесного. Однако
на востоке империи первенство римского епископа признавали
лишь формально. Сначала к нему были приравнены по положению епископы крупнейших богословских школ христианского
мира — Александрии и Антиохии, а затем и Константинополя —
новой столицы империи. Почетное место занимала древнейшая
Иерусалимская церковь. На Халкидонском соборе 451 г. окончательно складывается пентархия, т.е. система пяти вселенских патриархатов, каждый из которых управлял церковью определенной
части христианского мира. Римскому патриарху отводилась роль
главы только западной церкви. Притязания же папы Льва Великого встать над самими Вселенскими соборами, которые продолжали
считаться высшим церковным авторитетом, были отвергнуты.
Вместе с тем среди восточных патриархатов уже в V в. лидирующее положение занял Константинополь. Халкидонский собор
утвердил почетное первенство среди остальных патриаршеств не
только за Римом, но и за Константинополем, который фактически являлся проводником императорской церковной политики.
Вселенские же соборы, созывавшиеся по инициативе императоров и проходившие под их председательством, стали важным инструментом осуществления императорской власти над церковью.
258

Еще Константин Великий в своей церковной политике осноиывался на религиозных прерогативах языческих императоров —
иеликих понтификов, блюстителей божественных культур. Эту
традицию переняли и византийские василевсы.
Если на востоке империи церковь оказалась под жестким контролем императора, активно вмешивавшегося в решение догматических вопросов, то на западе папство стремилось отстоять автономию духовенства, а соответственно, и своей власти. Этому
немало содействовали перенос столицы империи из Рима, а затем и ликвидация Западной Римской империи. Папа Геласий I в
конце V в. сформулировал так называемую теорию двух властей.
Он строго разграничил компетенцию светской и духовной власти,
считая безусловным злом любое вмешательство империи в дела
i юркви. Правда, полностью реализовать эту теорию папство смогло
пишь в XI в.
Христианизация германских и кельтских племен в IV—V вв.
К концу IV в. христианство утвердилось практически во всех
провинциях Римской империи. Еще в 40-е годы IV в. оно усилиями епископа Вульфилы (ум. в 383) проникает к готам. Вульфила,
происходивший из Каппадокии и выросший в среде готов, записал
нитургию на готском языке и перевел не него Библию. Это был
первый известный перевод Библии на германский язык. Однако
готы приняли христианство в форме арианства, господствовавшего тогда на востоке империи, несмотря на осуждение Никейским
собором. Сам Вульфила получил образование в Константинополе
и правление императора-арианина. По мере продвижения вестгоГОВ на Запад распространялось и арианство. В V в. в Испании от
исстготов арианство переняли вандалы и свевы, а в Галлии —
(~>ургунды. Лангобарды, вторгшиеся в 568 г. в Италию, унаследовали арианство от остготов.
Напротив, севернее маршрута вестготов и остготов продолжапо господствовать ортодоксальное христианство. В 496/97 г. его
принял франкский король Хлодвиг, искавший союза с местным
галло-римским населением. Стремление к компромиссу с чисненно преобладающим романским населением, а также к политической консолидации варварских государств привело впоследствии к утверждению никейского вероисповедания на юго-западе
Ниропы: у бургундов — в начале V в., у вестготов — в 589 г., у
лангобардов — к концу VII в. В Ирландии, не входившей в состав
Римской империи, христианство начинает распространяться в
первой половине V в. После ухода римских легионов из Британии
(410) ирландцы стали совершать набеги на западное побережье
лого острова, где они и познакомились с новой религией. Из
259

числа романизированных бриттов вышел легендарный апостол
Ирландии св. Патрик.
Христианизация варварских народов в основном осуществлялась сверху, в сознании массы населения долгое время продолжали
жить языческие представления и образы. Нередко и королей к
крещению подталкивали чисто политические мотивы либо стремление приобрести покровительство более сильного бога, способного обеспечить удачу. Церковь, рассчитывая упрочить свое влияние,
пыталась ассимилировать языческие представления, приспособить
их к христианству. В результате рождался причудливый сплав
христианской доктрины и язычества. Языческие обряды и праздники, формы культа наполнялись новым, христианским, содержанием. Вместе с тем слова проповедников, порою против воли
последних, своеобразно истолковывались в сознании, далеком от
богословской традиции. При этом религиозность необразованных
слоев населения, сохранявшая многие элементы примитивных
верований, на протяжении всех Средних веков оказывала определенное воздействие и на официальное богословие.
Церковь в варварских королевствах. Во II—III вв. христианство

распространялось главным образом в городах Римской империи.
И диоцез (епархия) позднеантичного епископа в целом соответствовал civitas — низовой административной единице Рима. К началу Средних веков практически каждый римский город имел
епископа. Слово же paganus, т.е. житель пага, буквально — деревни,
начинает обозначать язычника. Христианизация деревни растянулась в Западной Европе на многие столетия. Епископ столицы
римской провинции, метрополии, именовался митрополитом. Он
предлагал кандидатуры на вакантные епископские кафедры своей
провинции и председательствовал на провинциальных синодах
(соборах) духовенства.
Взаимосвязь высшей иерархии церкви и административной
структуры империи приобретает новое значение на этапе превращения христианства в государственную религию в течение IV в.:
пастырское служение епископа дополняется чисто публичными
функциями, исполнение которых ранее возлагалось на те или иные
органы городского и государственного управления. К таким функциям относилось и отправление самого культа, рассматривавшегося в Риме как дело публичное, и забота о социально незащищенных слоях. Дарения императоров и частных лиц превратили
епископа к V в. в одного из влиятельнейших городских посессоров, а обладание муниципальной землей в сочетании с высоким
духовным авторитетом открывало ему путь к широкому участию
в городской администрации.
260

В период варварских нашествий и дальнейшего кризиса муниципальной системы епископ превращается фактически в правителя города. Центром города постепенно делается собор, развиваются культы местных святых — покровителей города. Кроме того,
но вновь образованных варварских королевствах епископат стал
своего рода представительством галло-римской аристократии, сосредоточенной в городах. Сотрудничество королей с епископатом
яилялосъ затем одним из факторов упрочения германской государственности, расширения ее базы. Еще императоры предоставляли церкви налоговый иммунитет. Во франкском королевстве
всем епископам жаловался также судебный иммунитет (т.е. епископ на своих землях мог отныне сам собирать налоги в пользу государства и вершить суд).
С образованием варварских королевств происходил разрыв
прежних церковных связей в рамках римских провинций, падала
роль митрополитов, а также провинциальных синодов. Возникли
гак называемые королевские церкви, объединявшие епископат
каждого королевства. За королем, как некогда за императором,
скреплялось право созыва церковных соборов и законодательного утверждения их решений. Но важнейшей прерогативой короля
viпилось участие в выборах епископов. С первой половины VII в.
Меровинги все более рассматривают епископов как своих уполномоченных на местах.
Создание королевских церквей нарушило и начавшие было
складываться контакты римского папы с епископствами Запада.
С конца V до начала VIII в. власть папы ограничивалась лишь
непосредственно римской церковной провинцией в Средней и
Южной Италии. Так, когда папа попытался вмешаться в церковные дела вестготской Испании, в ответ от епископов он услышал:
«Бог уже на этот счет просветил короля». Вне всякой связи с Римом фиксировались местные традиции в литургии и церковном
нраве. Папство же сначала, с 493 г., оказалось под властью арианociTOTOB, затем с середины VI в. — Византии. Выборы папы были
поставлены под жесткий контроль императора, а неугодных пап в
лучшем случае ожидало лишение сана. Поддержка временами далекой от ортодоксии церковной ПОЛИТИКИ василевса углубляла
отчуждение папства от других церквей даже в Италии. Положение
римской кафедры особенно ухудшилось с появлением на полуострове лангобардов-ариан, постоянно угрожавших самому Риму.
Однако в эпоху византийского владычества в Италии произошло событие, в перспективе подготовившее подчинение западных церквей Риму: в 597 г. папа Григорий I Великий (590—604)
направил к англосаксам-язычникам проповедников христианства
261

во главе с монахом Августином. Согласно легенде, прежде папа
увидел на рынке рабов англов и удивился сходству их имени со
словом «ангелы», что счел знаком свыше. Англосаксонская церковь к концу VII в. стала первой церковью к северу от Альп, подчиненной непосредственно Риму, усвоившей его обычаи и литургию. Символом этой зависимости являлся паллий (плат, надеваемый на плечи), присылавшийся из Рима предстоятелю церкви,
которого впервые стали называть архиепископом, т.е. высшим
епископом. Ранее митрополит был лишь первым среди равных.
Получение же паллия архиепископом означало утверждение его
в должности и делегирование полномочий непосредственно от
викария св. Петра.
Раннее монашество. Распространение устава св. Бенедикта. Монашество (от греч. monachos — отшельник) — одна из форм осуществления христианского аскетического идеала. Греческое слово
аскеза (буквально — упражнение) еще в античной этике обозначало своего рода духовную гимнастику. В текстах Нового Завета
отсутствует какая-либо разработанная система христианской аскезы, не упомянуты там и монахи. Иисус не требовал от своих
последователей безбрачия, а также ограничений в пище, сне и
одежде. Однако он учил о тщете всего мирского и призывал следовать за собой, оставив имущество и родных во имя стократного
воздаяния (Мат. 19, 17—30). Мотив следования Христу во спасение души, единения с ним становится ключевым в христианской
аскезе. Другой ее важной особенностью был культ послушания,
смирения. Христианин должен победить не плоть, но свой эгоизм, себялюбие во имя любви к Богу. Однако в действительности
христианство заимствовало у различных дуалистических учений
поздней античности формы неистовой борьбы с плотью, которые
впоследствии нередко превалировали в практике монашества,
особенно в ситуации обострения эсхатологических ожиданий.
В III—IV вв. аскеты, до того жившие внутри общины, порывают с ней и удаляются прочь от города, культивированного пространства, «в пустыню». Складываются две формы монашества,
существовавшие на протяжении всего Средневековья: наряду с
кельями еремитов (отшельников) возникают первые монастыри —
общины монахов, соблюдающих определенный устав и подчиняющихся аббату (настоятелю). Устав регламентировал распорядок
дня, быт и богослужение в монастыре. Конституирование монашества было вызвано численным ростом христианской общины
начиная с III в. Один из крупнейших западных отцов монашества
Иоанн Кассиан (ум. в 435) подчеркивал: «Монах должен в первую
очередь бежать от епископа и женщины». Эта парадоксальная
262

формулировка раскрывает взаимоотношения аскета и общины, во
главе которой стоит епископ. Для аскета пребывание в разросшейся общине или выполнение каких-либо богослужебных обязанностей означало отвлечение от трудов веры, от стези индивидуального спасения. Но в V в. монастырь оказался в подчинении
епископа диоцеза. Впоследствии на Западе с ростом самосознания
монашества эта зависимость стала причиной острых конфликтов
с епископатом.
Монашество появилось в III в. в Египте, затем в Палестине и
Сирии. На Западе оно известно со второй половины IV в. Древнейшие монастыри были основаны в Аквитании св. Мартином
Турским, однако они представляли скорее колонии отшельниковэнтузиастов, жизнь которых была слабо регламентирована. Иной
тип монастыря складывается в юго-восточной Галлии. Около 400 г.
близ Канн возник монастырь Лерин, ставший центром целой
монашеской «республики» по течению Роны. Именно в Лерине
скорее всего берет начало магистральное направление западного
монашества, которое обрело завершенные формы в уставе св. Бенедикта. В 530 г. св. Бенедикт из Нурсии (ок. 480/490—555/560)
основал на Монте Кассино близ Неаполя монастырь. В основе
ого устава лежало более древнее правило, предположительно связанное с кругом Лерина.
Бенедикт определял монастырь как «школу служения Господу», где основой жизни монахов должно стать безграничное послушание учителю — аббату, «викарию Христа». С послушания
начинается воспитание смирения, высшей смысл которого в растворении своей воли в воле Бога. Потому-то Бенедикт и считал
общину монахов с ее строгой дисциплиной, неусыпным контролем и системой наказаний кратчайшим путем к Богу. Вступив
и общину, монах не только отрекается от мира, но приносит обет
послушания и оседлости: ворота навсегда закрываются за ним.
С тем чтобы исключить всякое проявление индивидуальной воли,
Ьенедикт последовательно проводит в уставе идею общежитийности: монахи спят, питаются, читают и работают вместе. Он даже
устранил индивидуальную молитву монахов из общего богослужения: уста всех братьев произносили одни и те же слова. Наряду
С молитвой важным занятием братии должен был стать физический труд. Праздность Бенедикт считал вредной для души. Однако
ОН не требовал от своих монахов измождения плоти ни трудом,
ми постами, во всем придерживаясь умеренности.
Распространение устава св. Бенедикта в Европе заняло несколько столетий. Широкую известность принесли ему ирландские
миссионеры, появившиеся на континенте в конце VI —VII в.
263

Ирландское монашество, возникшее в V—VI вв., отличалось глубоким своеобразием. В Ирландии, где города еще только начинали складываться, епископат, не обладавший светской властью,
оказался значительно слабее монастырей. Там, собственно, сложилась монастырская церковь. Только монастыри осуществляли
пастырское служение, а аббаты или аббатиссы сами назначали
епископов или митрополитов. Свой авторитет монастыри во многом заслужили невероятной строгостью аскезы. Одной из ее форм
стало паломничество Христа ради. Ирландские монахи словно
принимали добровольное изгнание, отлучение от родины. Так, в
конце VI в. в Галлию прибыл св. Колумбан. Под воздействием
его проповеди франкская знать устремилась в монастыри, ранее
бывшие лишь убежищем галло-римлян; число монастырей в Галлии возросло более чем в два раза. Колумбан добивался полной
правовой независимости своих обителей от власти епископа.
В монастырях Колумбана стало распространяться так называемое смешанное правило, основывавшееся как на ирландских традициях, так и на уставе св. Бенедикта. Колумбан, возможно, получил его из Рима от папы Григория Великого, написавшего в
конце VI в. житие Бенедикта. С тех пор устав св. Бенедикта стал
восприниматься в Европе прежде всего как римский, хотя собственно в самом Риме бенедиктинцы появились лишь в X в.
Следующим этапом в распространении устава св. Бенедикта
стала деятельность англосаксонских миссионеров на континенте
в первой половине VIII в. В связи с подчинением английской
церкви Риму устав, освященный именем папы Григория Великого, уже с конца VII в. преобладал в английских монастырях. Но
наряду с посланцами из Рима в Англии действовали также ирландские миссионеры, привнесшие сюда собственные аскетические
представления. Английский епископат, созданный Григорием Великим, не был поглощен монастырями, однако господствовало
убеждение, что как епископы, так и священники обязаны вести
монашеский образ жизни: лишь «чистые руки» могут прикоснуться к святому причастию.
Усилиями ирландцев, а затем и англосаксонских миссионеров
монашество в силу своего высокого морального авторитета занимает совершенно особое положение в Западной Европе. Именно
оно становится на долгие века инициатором всевозможных общецерковных реформ, интенсивно воздействует на массовое сознание
и повседневную жизнь паствы. Островные миссионеры добивались чистоты клира (духовенства), требовали от него монашеского обета безбрачия {целибат), ранее не всегда исполнявшегося
даже епископами. Под непосредственным влиянием англосаксов
264

к первой четверти IX в. клир разделился на регулярный, живущий
общиной и по монашескому уставу, и секулярный, т.е. исполняющий лишь обычные требования церковного права. Если часть
клира в результате деятельности миссионеров постепенно сближалась с монашеством, то и монахи под влиянием ирландских
традиций принимали священнический сан, позволявший им самостоятельно отправлять таинства.
Деятельность англосаксонских миссионеров на континенте
увенчалась в середине VIII в. законодательным утверждением устава св. Бенедикта во всех монастырях франкского королевства.
Однако в силу разности местных условий, противоречий самого
устава в монастырях складывались или продолжали существовать
обычаи, дополнявшие или разъяснявшие правило св. Бенедикта.
Советник Людовика Благочестивого св. Бенедикт Анианский (ум.
в 821), сознавая необходимость приспособить устав к северным
реалиям и сложившимся в монастырях традициям, в первой четверти IX в. ввел единый и обязательный для всех монастырей
обычай. Этот своего рода расширенный устав св. Бенедикта позволил находить приемлемые, с учетом местных традиций, формы монашеской жизни и одновременно обеспечивал единство
монашества в духе бенедиктинства. Вплоть до XII в. не новые уставы, а именно письменные «обычаи» являлись инструментами
монашеских реформ, ужесточения монашеской аскезы.
Англосаксонские миссионеры на континенте. Англосаксонские

пилигримы (странники), как и ирландцы, «Христа ради» отправились в конце VII в. на Нижний Рейн, к язычникам-фризам.
В первой половине VIII в. в Германии, прежде всего в языческих
Гессене и Тюрингии, разворачивается деятельность св. Бонифация из Уэссекса (ум. в 754). Алеманны на Верхнем Рейне и бавары, поселившиеся на среднем Дунае, приняли христианство еще
в VII в. от ирландцев. Св. Бонифаций не ограничился только распространением христианства. Он разработал программу глубоких
реформ франкской церкви, осуществление которой началось в
40-е гг. VIII в. Целью этой реформы было водворение во всей
франкской церкви единообразия и подчинения Риму.
Значение англосаксонской миссии для последующей истории
церкви определили два обстоятельства. Во-первых, англосаксы
сразу же заключили союз с Каролингами, фактически правившими
и королевстве. Для Каролингов христианизация превратилась в
орудие внешней экспансии и укрепления франкского господства
не завоеванных территориях. Именно в эту эпоху появляется особый тип христианской миссии, которая несла новую веру «на острие меча». Такова позднее была и христианизация Саксонии
265

в последней трети VIII в. Поддержка же реформаторских устремлений Бонифация давала Каролингам возможность упрочить свое
положение внутри франкского королевства. Во-вторых, англосаксы, некогда принявшие христианство из Рима, подчинили свою
миссию папе. С тех пор именно папство приобрело право санкционировать и направлять миссионерскую деятельность церкви и
государства. Папа руководил и реформой Бонифация. Англосаксы
не только заложили фундамент Римской церкви на континенте к
северу от Альп, но и способствовали сближению папства с Карол ингами.
Союз Каролингов с папством. Патримоний св. Петра. Склады-

вавшийся союз с папством майордом Пипин Короткий в 751 г.
использовал для окончательного утверждения своей власти в королевстве франков. Папство в свою очередь рассчитывало при
поддержке франков избавиться от лангобардов, подступивших к
Риму, и опеки Византии. Пипин, нанеся поражение лангобардам,
в 756 г. подарил папе земли в Средней Италии, основав таким
образом светское государство пап — патримоний св. Петра. Это
государство призвано было гарантировать независимость папы от
светских властителей. Однако во второй половине VIII—IX в.
патримоний св. Петра входил в состав франкского государства,
правители которого взяли на себя обязанности защищать Апостольский Престол.
Каролинги, восприняв от св. Бонифация идею церковной реформы, добивались унификации всей церковной жизни на основе
римских обычаев. Карл Великий попросил у папы аутентичные
тексты римской литургии, церковного права, устава св. Бенедикта.
Была осуществлена редакция римского перевода Библии, созданного в IV в. св. Иеронимом. Именно с IX в. Библия Иеронима
постепенно становится Вульгатой, т.е. общеупотребительной.
Карл Великий считал, что лишь римские обычаи угодны Богу,
а потому искоренял все локальные церковные традиции. Римские
тексты тиражировались и рассылались во все концы франкской
империи как образцовые. С этой целью в монастырях, по повелению Карла, создавались скриптории, библиотеки и школы. Одним из важнейших занятий бенедиктинского монашества становится с тех пор хранение и передача знаний. Большое значение
имели структурные реформы церкви. Именно с Карлом Великим
связано создание устойчивой сети приходов, а соответственно
углубление христианизации деревни. Население конкретной области прикреплялось к тому или иному храму-приходу, которому
отныне оно должно было вносить десятину.
Реформы Бонифация и Каролингов в целом создали римскую
церковь в Западной Европе. Лишь христиане арабской Испании
266

(мосарабы) сохраняли особые традиции вестготской церкви. Однако на деле и римская церковь Каролингской империи не была
полностью под управлением пап, но контролировалась императорами.
Имперская церковь при Каролингах. Основные принципы цер-

ковной политики Каролингов оформились в процессе возвышения династии, начиная со второй половины VII в., и затем были
приведены в систему при Карле Великом и Людовике Благочестивом. В борьбе с местным сепаратизмом Каролинги утверждали
на епископских кафедрах своих приближенных, которые приносили им вассальную присягу. Важной опорой их централизаторских устремлений стали монастыри, предпочитавшие мелочной
опеке местного епископа далекую власть короля. Вместе с тем
Каролинги использовали институт частной церкви, сложившийся
еще в VI—VII вв. в силу как социально-экономических, так и морально-религиозных факторов. Крупные франкские магнаты, стремясь гарантировать личное и родовое благополучие, основывали
в своих владениях церкви, а позднее, под влиянием св. Колумбана, и монастыри. При этом они как верховные сюзерены сохраняли власть над такими церквями и их имуществом.
Каролинги на землях своего домена, а затем и фиска основали
множество частных монастырей, аббаты которых приносили вассальную присягу династии. Позднее они требовали вассальной
присяги и от крупнейших епископских и всех частных монастырей королевства. Взамен монастыри получали комплекс привилегий: короли гарантировали им безопасность и покровительство,
что означало правовую независимость от епископа и местных
сеньоров, а также налоговый и судебный иммунитет, которым
располагали еще меровингские прелаты. Именно Каролинги преиратили монастыри в крупнейших и привилегированных землепладельцев Европы. В первой половине IX в. привилегии защиты
II покровительства были дарованы также всем епископствам
франкской империи.
Духовные вассалы императора обязаны были нести службу
г поему сюзерену, прежде всего военную. Каролинги требовали от
аббатов и епископов в обмен на привилегии испомещать на своих землях воинов-вассалов и по приказу императора являться во
главе вооруженного отряда. Войско Каролингов на 2/з> а порою и
на 3/4 состояло из присланных духовными вассалами воинов.
Кроме того, духовные вассалы должны были молиться за благополучие империи, помогать сюзерену советом, принимать у себя
КВОр, вносить различные денежные отчисления и т.д. Сосредоточение в руках епископов и аббатов обширных светских полномочий,
267

вплоть до вынесения судебных приговоров или участие в войне,
потребовало учреждения должности фогта (защитника) при прелатах-иммунистах. Фогт был правомочен судить и командовать
войском прелата.
Таким образом, при Каролингах складывается система имперской церкви, основывающаяся на принципе вассально-ленной
зависимости духовных иерархов от императора. Это была уже
феодальная церковь в отличие от имперской церкви Константина
Великого и его преемников IV—V вв. В обосновании своей власти над церковью Каролинги, в особенности начиная с правления
Карла Великого, развивали теорию сакральности королевского и
императорского сана, практически отождествляя монарха со священнослужителем. Это выражалось уже в акте помазания на царство, которое впервые принял Пипин Короткий. Как наместник
Бога на земле монарх является защитником и одновременно
управителем церкви, а также проповедником истинного христианства. Папе же и клиру надлежало лишь молиться о даровании
верховному государю удачи. Каролинги пользовались исключительным правом созывать общеимперские синоды духовенства,
лично вмешивались в решение догматических и богослужебных
вопросов. Клир их домовой церкви — капеллы — фактически выполнял функции правительства франкской империи. Официально в обязанности капелланов входило хранение главной реликвии
франкского королевства — плаща св. Мартина Турского, именовавшегося по латыни «сарра» и давшего название самому институту. Из числа капелланов рекрутировались имперские аббаты
и епископы, лично преданные династии.
Папство во второй половине IX — середине XI в. Реформы Бо-

нифация и Каролингов закрепили авторитет папства в Западной
Европе. Однако папам тогда еще не удалось выработать действенные механизмы управления церковью, подвластной светским
правителям. Вместе с тем теократические притязания императоров
привели уже в ЗО-е гг. IX в. к первым столкновениям с римским
епископом, игравшим на противоречиях в семье Каролингов.
Еще в середине VIII в. в Риме возникла подложная грамота —
Константинов дар, согласно которой Константин Великий передал папе, якобы законному преемнику цезарей на Западе, знаки
императорской власти и право короновать светских государей.
Эта фальшивка распространилась в Европе в IX в. и свидетельствовала об оформлении притязаний папства на верховную светскую
власть. После Верденского раздела 843 г. гарантией статуса императора — теперь лишь одного из трех франкских государей — являлось исключительно владение Римом и акт коронации в соборе
св. Петра.
268

Именно тогда за папами окончательно закрепляется право коронации римских императоров (ранее этот титул главным образом передавался по наследству). Опираясь на возросший престиж,
папство присвоило себе положение арбитра в спорах между Каролингами. А с пресечением линии Лотаря оно фактически решало, кому из каролингских отпрысков вручить императорскую
корону. Этот успех оказался, однако, иллюзорным.
Во второй половине IX в. с усилением центробежных тенденций реальная власть в империи Каролингов все более сосредоточивалась в руках могущественных кланов знати. К концу IX в.
папство также оказалось под контролем итальянских магнатов и
римской аристократии, а императорская корона стала своего рода
разменной монетой во взаимоотношениях Рима с теми или иными сеньорами Апеннинского полуострова. Период с конца IX и
до середины XI в. называют темным столетием в истории папства. В эти годы больше половины пап закончили свою жизнь
в изгнании, в тюрьме или были убиты. Восстановление империи
в 962 г. Отгоном I в целом лишь ненамного ослабило зависимость папы от римской и итальянской аристократии. Попытка
же Отгона III возродить величие Рима как политического и духовного центра христианского универсума закончилась неудачей.
Кругозор папства «темного столетия» провинциализируется, у
него отсутствует какая-либо цельная политика в отношениях с
заальпийской церковью, светской властью и Византией. Папы,
моральный облик которых в большинстве случаев оставлял желать лучшего, активно вмешивались в борьбу различных группировок римской знати, отдавались заботам по управлению своими
земельными владениями. Нередко папам приходилось лично и
с оружием в руках противостоять арабам, а в начале XI в. еще
и византийцам.
Церковь в конце IX — начале XI в. С распадом Каролингской

империи было утрачено духовное и политическое единство церкви, достигнутое на основе универсалистской политики Каролингов. В конце IX—X в. церковь переживала глубокий упадок, чему
немало содействовали разрушительные набеги норманнов, арабов
и венгров.
Наиболее острые формы кризис церковной жизни принял в
Западно-Франке ком королевстве, Лотарингии и Италии, где интенсивные процессы феодализации привели к появлению множества политических образований, широкому распространению
"Права частной церкви». Повсеместной стала торговля духовными должностями, открывавшими путь к обширным земельным
владениям и значительным властным полномочиям, — симония
269

(от евангельского персонажа Симона Волхва, желавшего купить
«дары Святого Духа»). Рост влияния мирян в церкви привел к
постепенной порче нравов монашества и духовенства, к обмирщению церкви: и клирики, и даже монахи подражали в быту
сеньорам, зачастую обзаводились семьями или сожительницами,
передавая церковное имущество по наследству.
Иначе складывалась судьба церкви в Восточно-Франкском королевстве, где феодализация протекала более замедленными темпами, и явления, характерные для западно-франкской и итальянской церкви, были выражены менее отчетливо. Упадок церковной
жизни оказался здесь кратковременным. Оттон I, подчеркивая
преемственность своей власти от Каролингов, видел в церкви важнейшую опору государства. К началу XI в. в германских землях
оформляется система имперской церкви (см. гл. 6).
Как и при Каролингах, христианизация соседних языческих
народов становится частью экспансионистской политики германских императоров. В X в. усилиями германских миссионеров христианство утверждается в Чехии, Польше и Венгрии. Тогда же
началась насильственная христианизация славянских племен
междуречья Эльбы и Одера, продолжавшаяся вплоть до XIII в.
В X в. немецкие миссионеры дали импульс распространению
христианства в Скандинавии. Таким образом, к началу II тысячелетия христианство утвердилось на всей территории Западной,
Центральной и Восточной Европы, исключая лишь Прибалтику,
а также часть Испании и Сицилию, занятых арабами.

Развитое
Средневековье

W

Глава 8
Возникновение
и рост средневековых городов

Го.орода

оказали значительное воздействие на экономику, социально-политическое и духовное развитие средневекового общества. XI столетие — время, когда в большинстве стран Западной
Европы в основном сложились города, как и все главные структуры феодализма, — является хронологическим рубежом между
ранним (V—XI вв.) и развитым Средневековьем (XI—XV вв.).
Городская жизнь в раннее Средневековье. Первые столетия
Средних веков в Западной Европе характеризовались господством натурального хозяйства, когда основные жизненные средства добываются в самой хозяйственной ячейке, ее силами и из
ее ресурсов. Крестьяне, составлявшие подавляющую массу населения, производили сельскохозяйственные продукты и ремесленные изделия, орудия труда и одежду для собственных нужд и для
уплаты повинностей господину. Принадлежность орудий труда
самому работнику, соединение сельского труда с ремеслом — характерные черты натурального хозяйства. Лишь немногие ремесленники проживали тогда в немногочисленных городских поселениях, а также в поместьях крупных замков обычно в качестве
дворовых людей. Небольшое число их — кузнецов, гончаров, кожевников и промысловиков (солеваров, углежогов, охотников) —
наряду с ремеслом и промыслами занималось и сельским хозяйством.
Производство продуктов на продажу, т.е. товарное производство, в большей части Западной Европы почти не было развито.
Определенный обмен продуктами, разумеется, происходил, он
был основан прежде всего на географическом разделении труда:
различиях в природных условиях- и уровне развития отдельных
местностей и регионов. Торговали преимущественно добываемыми в немногих пунктах, но важными в хозяйстве товарами: железом, оловом, медью, солью и т.п., а также предметами роскоши,
не производившимися тогда в Западной Европе и привозимыми с
Востока: шелковыми тканями, дорогими ювелирными изделиями
и оружием, пряностями и т.д. Главную роль в этой торговле играли
273

странствующие, чаще всего иноземные купцы (греки, сирийцы,
арабы, евреи и др.)
Обычной была и практика ближней торговли — обмен (обычно прямой, товар на товар) между жителями соседних поселений,
районов и даже областей, которые сбывали и приобретали продукты местного производства. Места такого обмена обычно были
традиционными, как и стоянки купцов-транзитников. Там постепенно вырастали торговые местечки.
Особенно заметной была их роль в тех обширных, районах Европы, где не было прямых античных традиций и возникали лишь
отдельные протогородские очаги — торговые и политико-административные центры, поддерживающие друг друга. К VIII в.
некоторые из них сформировались в так называемые «ранние
города» — торговые эмпории, сыгравшие значительную роль в
общественном развитии этих регионов, их международных связей
(как, например, скандинавские Бирка, Хедебю, Дорестад и др.).
На обширной территории от Британских островов до Прибалтики
и Северо-Западной Руси в период расцвета Франкской империи
ранние города образовали «кольцо» торгового транзита, связанное с Днепровским, Волжским и далее восточными торговыми
потоками. Соответственно уже в раннее Средневековье сформировался хотя и невеликий, но особый слой купцов, чья деятельность регулировалась законами почти всех государств и, следовательно, была заметным фактором их жизни. Не лишне заметить,
что такой купец, привыкший к опасным дальним путешествиям,
владеющий мечом, знающий грамоту и счет, иноземные наречия
и нравы, часто использовался правителями как дипломат и разведчик.
Что же касается античного Юга Европы, то хотя многие старые римские города в первые века после распада Римской империи приходили в упадок, происходила аграризация экономики,
городская жизнь отнюдь не исчезла. Сохранялись еще позднерабовладельческий полис в Византии и западноевропейские города,
в разной мере запустевшие и разрушенные (Милан, Рим, Равенна,
Неаполь, Амальфи, Париж, Лион, Арль, Кёльн, Майнц, Страсбург, Трир, Аугсбург, Вена, Лондон, Йорк, Честер, Глостер и
многие другие). Правда, они по большей части играли роль либо
административных центров, либо укрепленных пунктов (крепостей-бургов), либо резиденций епископов и т.д. Их небольшое население мало чем отличалось от деревенского, многие городские
площади и пустыри использовались под пашни и пастбища.
Больше всего городов сохранилось в наиболее романизированных
областях Европы: могучий Константинополь в Византии, торговые
274

>мпории в Италии, Южной Галлии, в вестготской, а затем арабской
Испании. И все же многие позднеантичные города в V—Vli вв.
пришли в упадок, некоторые из них были относительно многолюдны, в них продолжали существовать специализированные
ремесла, постоянные рынки, сохранялись муниципальная организация и цехи. Отдельные города, прежде всего в Италии и Ви[лмтии, являлись крупными центрами посреднической торговли с
Иостоком. Сохранялись урбанистические традиции: муниципальные, экономические, бытовые, культурные. Сохранялся «воздух»
юродской жизни.
Таким образом, начало Средневековья вовсе не было «безгородским» периодом. Другое дело, что в масштабах Европы городской строй как завершенная система еще не сложился. Западная
Кнропа отставала в своем развитии от Византии и Востока, где
процветали многочисленные города с высокоразвитым ремеслом,
оживленной торговлей, богатыми постройками. Но сохранившиеся
и выраставшие заново города античных регионов и складывающиеся пред- и раннегородские поселения на варварских территориях сыграли значительную роль в феодализационных процессах.
Они служили опорой складывающейся королевской власти и важным источником ее доходов, выступали центрами политико-административной, стратегической сети и церковной организации. Они
постепенно сосредоточивали в своих стенах товарное хозяйство,
становясь пунктами перераспределения и очагами культуры.
Основы складывания городского строя. Отделение города от де-

ревни. При том что город становился средоточием отделившихся
ОТ сельского хозяйства общественных функций, в том числе политико-идеологических, основой городской жизни была экономическая функция — складывание и развитие простого товарного
хозяйства, мелкого товарного производства и торговли. Развитие
такого производства основывалось на общественном разделении
груда, ведь постепенно выделяющиеся отдельные отрасли труда
могут существовать лишь путем обмена.
К X—-XI вв. в общественной жизни Западной Европы произошли важные изменения. Заметно росли производительные силы.
Ьыстрее всего развивалось ремесло: постепенно изменялись и размивались его техника, навыки труда, совершенствовалась и дифференцировалась продукция. И хотя в деревне постоянно (и в Новое
иремя) сохранялось известное число ремесленников (обычно кузнецы, гончары, сапожники) и крестьяне сами изготавливали большинство необходимых им средств труда и быта, специализация
ремесла, его дальнейшее развитие и сбыт продукции не могли
уже совмещаться с трудом и образом жизни крестьянина. Вообще
275

в деревне возможности для развития товарного ремесла ограничивались и узостью местного рынка, и властью землевладельца с
его поборами и силовым нажимом. Все требовало не только профессионализации ремесла, его отделения от сельского хозяйства,
но также территориального и правового размежевания.
Совершенствовалась и сфера обмена. Распространялись ярмарки, как местные, так и межобластные и международные, собиравшие торгующих лиц из разных земель и стран. Складывались
регулярные рынки в городах, торговых местечках, крупных вотчинах. Расширялись чеканка и ареал обращения монет. Развивались пути и средства сообщения. В частности, уход за дорогами,
мостами и их сооружение возлагались на местных жителей как их
важная повинность, за исполнением которой следили власти.
Наступил момент, когда неизбежным стало превращение ремесла и торговли в особые сферы общественной деятельности и
их сосредоточение в особых центрах. Ремесленники и торговцы
покидали деревню и селились там, где находили наиболее благоприятные условия для производства и сбыта продукции, приобретения сырья и, конечно, личной независимости и безопасности.
Это были города, с их стенами и совершенно иным образом жизни,
рыночные местечки. В города уходили и многие крестьяне, которые
как раз в этот период вполне ощутили систему сложившегося феодального принуждения.
Другим фактором урбанизации явился прогресс сельского хозяйства. Расширялись посевы зерна и технических культур: развивались и совершенствовались огородничество, садоводство,
виноградарство и тесно связанные с сельскимхозяйством виноделие, маслоделие, мельничное дело. Увеличилась численность и
улучшилась породность скота. Использование лошадей внесло
важные улучшения в гужевой транспорт и военное дело, в крупное строительство и обработку почвы. Увеличение продуктивности
сельского хозяйства давало возможность сбывать часть его продуктов, в том числе ремесленное сырье, получать готовые ремесленные изделия от мастеров и торговцев, что избавляло крестьянина
от необходимости производить их самому.
На рубеже I и 11 тысячелетий наряду с названными хозяйственными появились важнейшие социальные и политические
предпосылки складывания городов. Государство и церковь видели в городах свои опорные пункты и источники денежных поступлений, поэтому они по-своему содействовали их развитию.
Выделился господствующий слой, потребность которого в оружии, предметах роскоши и т.п. способствовала увеличению числа
профессиональных ремесленников. А рост государственных налогов
276

ii сеньориальных рент до известного времени стимулировал рыночные связи крестьян, которым все чаще приходилось выносить
на рынок не только излишки, но и часть необходимых для их
жизни продуктов. С другой стороны, крестьяне, подвергавшиеся
псе большему гнету, стали убегать в города, это была форма их
сопротивления феодальному гнету.
В результате в X—XIII вв. (а в Италии с IX в.) повсюду в Западной Европе бурно росли города нового, феодального типа. Город
был особым центром ремесла и торговли, отличался по количеству, составу и основным занятиям населения, его социальной
структуре и политической организации, по застройке, образу жизни, культуре.
Формирование городов, таким образом, не только отражало
общественное разделение труда и социальную эволюцию периода
раннего Средневековья, но и было их результатом. Поэтому, являясь органичной составной частью феодализационных процессов,
складывание города несколько отставало от складывания государства и классов феодального общества.
Теории происхождения средневековых городов. Вопрос о причи-

нах и обстоятельствах возникновения средневековых городов издавна интересовал ученых. Пытаясь ответить на него, медиевисты
XIX и XX вв. выдвигали различные теории. Для значительной их
части характерен институционально-юридический подход, когда
наибольшее внимание уделялось происхождению и развитию
специфических городских учреждений и городского права.
Историков XIX в. занимал в первую очередь вопрос о том, из
какой формы поселения произошел средневековый город и как
учреждения этой предшествующей формы трансформировались в
учреждения города. «Романистическая» теория (Савиньи, Тьерри,
Гизо, Ренуар), которая строилась главным образом на материале
романизированных областей Европы, считала средневековые города и их учреждения прямым продолжением поздних античных
i ородов. Историки, опиравшиеся в основном на материал Северной, Западной, Центральной Европы (в первую очередь немецкие и английские), видели истоки средневековых городов в явлениях нового, феодального общества, прежде всего правовых и
институционных. Согласно «вотчинной» теории (Эйхгорн, Нин),
юрод и его институты развивались из феодальной вотчины, ее
управления и права. «Марковая» теория (Маурер, Гирке, Белов)
иыводила городские учреждения и право из строя свободной
сельской общины-марки. «Бурговая» теория (Кейтген, Мэтланд)
усматривала зерно города в крепости-бурге и бурговом праве.
«Рыночная» теория (Зом, Шредер, Шульте) выводила городское
277

право из рыночного права, действовавшего в местах, где велась
торговля.
Каждая из этих теорий отличалась односторонностью, выдвигала какой-либо единственный путь или фактор возникновения
города. Поэтому, в частности, они так и не объяснили, почему
большинство вотчинных центров, общин, замков и даже рыночных местечек не превратились в города.
Немецкий историк Г. Ритшель в конце XIX в. попытался объединить «бурговую» и «рыночную» теории, видя в ранних городах селения купцов вокруг укрепленного пункта — бурга. Бельгийский
историк А. Пиренн в отличие от большинства своих предшественников отводил определяющую роль в возникновении городов
экономическому фактору — межконтинентальной и межрегиональной транзитной торговле и ее носителю — купечеству. Согласно его «торговой» теории, города в Западной Европе возникали первоначально вокруг купеческих факторий. Но Пиренн
также игнорирует роль ремесла в возникновении городов и не
объясняет истоки, закономерности и специфику города именно
как феодальной структуры. Тезис Пиренна о чисто торговом происхождении города не был принят многими медиевистами.
В зарубежной историографии XX в. сделано многое для изучения археологических данных, топографии и планов средневековых городов (Гансгоф, Планиц, Эннен, Эбель и др.). Эти материалы
многое разъясняют в предыстории и начальной истории городов,
почти не освещенной письменными памятниками. Серьезно разрабатывается вопрос о роли в складывании и в жизни средневековых городов политико-административных, военных, религиозных факторов.
Многие современные зарубежные историки, стремясь уяснить
общие закономерности генезиса средневековых городов, разделяют и развивают концепции возникновения феодального города
именно как следствия общественного разделения труда, развития
товарных отношений, социальной и политической эволюции общества.
В отечественной медиевистике проведены солидные исследования по истории городов почти всех стран Западной Европы.
Но длительное время в ней делался акцент преимущественно на
социально-экономической функции городов, при меньшем внимании к их прочим функциям. В последние годы, однако, возобладала тенденция рассматривать все многообразие характеристик
средневекового города, притом от самых истоков. Город определяется не только как наиболее динамичная структура средневековой цивилизации, но и как органичный компонент феодального
строя начиная с его возникновения.
278

Возникновение феодальных городов. Конкретно-исторические
пути возникновения городов весьма разнообразны. Уходившие из
деревень в поисках свободы крестьяне и ремесленники селились
в различных местах, где были благоприятные условия для занятия
«городскими делами», т.е. такими, которые были связаны с рынком. Иногда, особенно в Италии и Южной Франции, это были
административные,' военные и церковные центры, нередко располагавшиеся на территории старых римских городов, которые
возрождались к новой жизни — уже в качестве городов феодального типа. Укрепления этих пунктов обеспечивали жителям необходимую безопасность.
Концентрация населения в подобных центрах происходила
также за счет господ с их слугами и свитой, духовных лиц, представителей королевской и местной администрации, которые были
постоянными потребителями изделий ремесленников и товаров
купцов. Но чаще, особенно в Северо-Западной и Центральной
Европе, ремесленники и торговцы селились вблизи больших вотчин, усадеб, замков и монастырей, обитатели которых приобретали их товары. Селились они у пересечения важных дорог, у речных переправ и мостов, на берегах удобных для стоянки кораблей
бухт, заливов и т.п., где издавна действовали традиционные рынки. Такие рыночные местечки при значительном росте их населения, наличии благоприятных условий для производства и рыночной деятельности также превращались в города.
Рост годов в отдельных областях Западной Европы происходил
разными темпами. Раньше всего, в VIII—IX в., феодальные города, в первую очередь как торгово-ремесленные и политические
центры, сформировались в Италии (Венеция, Генуя, Пиза, Бари,
Неаполь, Амальфи); в X в. — на юге Франции (Марсель, Арль,
Нарбонн, Монпелье, Тулуза и др.). В этих и других областях с
богатыми античными традициями быстрее, чем в других, произошло формирование феодального государства с его опорой на
города.
Раннему возникновению и росту итальянских и южнофранцузских городов весьма способствовали также торговые связи
лих областей с более развитыми в то время Византией и странами
Востока. Конечно, известную роль сыграло и сохранение там остатков многочисленных древних поселений и крепостей, где легче
было найти приют, защиту, традиционные рынки, рудименты ремесленных организаций и римского муниципального права.
В X—XI вв. стали возникать феодальные города в Северной
Франции, в Нидерландах, в Англии и Германии — по Рейну и
иерхнему Дунаю. Фландрские города Брюгге, Ипр, Гент, Лилль,
Дуэ, Аррас и др. славились тонкими сукнами, которыми снабжали
279

многие страны Европы. В этих областях было уже не так много
римских поселений, большинство городов возникало заново.
Позднее, в XII—XIII вв., выросли феодальные города на северных окраинах и во внутренних областях Зарейнской Германии, в Скандинавских странах, в Ирландии, Венгрии, дунайских
княжествах, т.е. там, где развитие феодальных отношений происходило медленнее. Здесь все города вырастали, как правило, из
рыночных местечек, а также областных (бывших племенных)
центров.
Распределение городов на территории Европы было неравномерным. Особенно много их было в Северной и Средней Италии, Фландрии и Брабанте, по Рейну. Но и в других странах и
регионах количество городов, включая мелкие, было таково, что
обычно житель деревни мог добраться до какого-либо из них в
течение одного дня.
При всем различии места, времени, конкретных условий возникновения того или иного города оно всегда являлось результатом общего для всей Европы общественного разделения труда.
В социально-экономической сфере оно выражалось в отделении
ремесла от земледелия, развитии товарного производства и обмена между разными сферами хозяйства и разными территориями и
поселениями.
Процесс градообразования в целом был длительным, он продолжался и за рамками Средневековья. Но именно в X—XI вв.
произошел тот важнейший качественный сдвиг в общественной
жизни Западной Европы — складывание характерного для нее городского строя.
Простое товарное хозяйство при феодализме. Товарные отноше-

ния — производство на продажу и обмен, — концентрируясь в
городах, стали играть огромную роль в развитии производительных сил не только в самом городе, но и в деревне. Натуральное в
своей основе хозяйство крестьян и господ постепенно втягивалось в товарно-денежные отношения, появлялись условия для
развития внутреннего рынка на основе дальнейшего разделения
труда, специализации отдельных районов и отраслей хозяйства
(разные виды земледелия, ремесел и промыслов, скотоводство).
Само товарное производство Средних веков не следует отождествлять с капиталистическим или видеть в нем прямые истоки
последнего, как это делали некоторые видные историки (А. Пиренн, А. Допш и др.). В отличие от капиталистического простое
товарное производство было основано на личном труде мелких,
обособленных непосредственных производителей — ремесленников,
промысловиков и крестьян, которые не эксплуатировали в широких масштабах чужой труд. Все более втягиваясь в товарный об280

мен, простое товарное производство, однако, долго сохраняло
мелкий характер, не знало расширенного воспроизводства. Оно
обслуживало сравнительно узкий рынок и вовлекало в рыночные
отношения лишь небольшую часть общественного продукта. При
таком характере производства и рынка все товарное хозяйство
феодализма в целом также являлось простым.
Простое товарное хозяйство возникло и существовало, как известно, еще в античную эпоху. Затем оно приспосабливалось к
условиям разных общественных систем и подчинялось им. В той
форме, в которой товарное хозяйство было присуще феодальному
обществу, оно выросло на его почве и зависело от господствующих в нем условий, развивалось и эволюционировало вместе
с ним. Лишь на определенном этапе по мере развития предпринимательства, накопления капитала, отделения мелких самостоятельных производителей от средств производства и превращения
в массовом масштабе рабочей силы в товар простое товарное хозяйство стало перерастать в капиталистическое. До этого времени
оно оставалось неотъемлемым элементом экономики и социального строя феодального общества, так же как средневековый город — главным центром товарного хозяйства этого общества.
Население и внешний вид средневековых городов. Основное на-

селение городов составляли люди, занятые в сфере производства
и обращения товаров: различные торговцы и ремесленники (сами
сбывавшие свой товар), огородники, промысловики. Значительные группы людей были заняты продажей услуг, в том числе на
рынке: матросы, возчики и носильщики, трактирщики и содержатели постоялых дворов, слуги, цирюльники и др.
Наиболее представительной частью горожан были профессиональные торговцы из местных жителей и их верхушка — купцы.
В отличие от немногочисленных странствующих купцов раннего
Средневековья они занимались и внешней, и внутренней торговлей и составляли особый общественный слой, выделявшийся богатством и влиянием. Формирование особого слоя лиц, занятых
горгово-купеческой деятельностью, было новым и важным шагом
к общественном разделении труда.
В крупных городах, особенно политике-административных
центрах, обычно жили феодалы со своим окружением (прислуга,
поенные отряды), представители королевской и сеньориальной
администрации — служилая «бюрократия», а также нотариусы,
мрачи, преподаватели школ и университетов и другие представители нарождающейся интеллигенции. Заметную часть населения
составляло черное и белое духовенство, нередко — воинский гарнизон. В больших городах собиралось много бродячего люда,
подрабатывающего поденным трудом, воровством и нищенством.
281

Средневековый город (Кёльн в конце XII в.):

1 — римские стены; 2 — стены X в.; 3 — стены начала XII в.; 4 — стены конца XII в.; 5 — торгово-ремесленные поселения; 6 —
резиденция архиепископа; 7 — собор; 8 — церкви; 9 — старый рынок; 10 — новый рынок. Одним из наиболее распространенных
типов городов Средневековья были так называемые "многоядерные" города, возникающие в результате слияния нескольких
"ядер": первоначального поселения, позднейшего укрепления, торгово-ремесленного посада с рынком и т.п. Так, например, возник средневековый Кёльн. В его основе лежат римский укрепленный лагерь, резиденция местного архиепископа (конец IX в.),
торгово-ремесленное поселение с рынком (X в.). В XI—XII столетиях территория города и его население резко возросли

Горожане, предки которых обычно были выходцами из общин
и деревень, еще долго сохраняли свои поля, пастбища, огороды
как вне, так и внутри города, держали скот. Отчасти это объяснялось недостаточной товарностью тогдашнего сельского хозяйства:
жителям почти всех городов приходилось обеспечивать себя хотя
бы частью продовольствия, имея скот, огороды, угодья и даже
пашни. Сюда же, в города, часто свозились поступления из сельских усадеб сеньоров: города служили местом их концентрации,
перераспределения и сбыта.
Размеры средневековых западноевропейских городов были весьма невелики. Обычно их население исчислялось 1 или 3—5 тыс. жителей. Даже в XIV—XV вв. большими считались города с 20—30 тыс.
жителей. Только немногие из них имели население, превышающее 80—100 тыс. человек (Константинополь, Париж, Милан, Венеция, Флоренция, Кордова, Севилья).
Города отличались от окружающих деревень своим внешним
видом и плотностью населения. Обычно они были окружены рвами, высокими каменными, реже деревянными стенами с башнями и массивными воротами. Ворота на ночь запирались, мосты
поднимались, на стенах дежурили дозорные. Сами же горожане
несли сторожевую службу и составляли ополчение.
Городские стены со временем становились тесными, не вмешали всех построек. Вокруг стен, окружавших первоначальный
городской центр (бург, сите, град), постепенно возникали предместья — посады, слободы, населенные главным образом ремесленниками, мелкими торговцами и огородниками. Позднее предместья в свою очередь обносились кольцом стен и укреплений.
Центральным местом в городе была рыночная площадь, рядом с
которой обычно располагались городской собор, а там, где было
самоуправление горожан, еще и ратуша (здание городского совега). Люди одинаковых или смежных специальностей нередко селились по соседству.
Поскольку стены мешали городу расти вширь, улицы делались
крайне узкими (по закону «не шире длины копья»). Дома, часто
деревянные, тесно примыкали друг к другу. Выдающиеся вперед
иерхние этажи и крутые крыши домов, расположенных напротив
друг друга, почти соприкасались. В узкие и кривые улицы едва
проникали лучи солнца. Уличного освещения не существовало,
как, впрочем, и канализации. Мусор, остатки пищи, нечистоты
обычно выбрасывались прямо на улицу. Здесь же нередко бродил
мелкий скот (козы, овцы, свиньи), рылись куры и гуси. Вследствие тесноты и антисанитарного состояния в городах вспыхивали
опустошительные эпидемии, часто случались пожары.
283

Борьба городов с сеньорами и складывание городского самоуп-

равления. Средневековый город возникал на земле феодала и поэтому должен был ему подчиняться. Большинство горожан первоначально составляли несвободные министериалы (служилые
люди сеньора), крестьяне, издавна жившие на этом месте, иногда
бежавшие от своих прежних господ либо отпущенные ими на оброк. При этом они нередко оказывались в личной зависимости от
сеньора города. В руках последнего сосредоточивалась вся городская власть, город становился как бы его коллективным вассалом
или держателем. Феодал был заинтересован в возникновении городов на своей земле, так как городские промыслы и торговля
давали ему немалый доход.
Бывшие крестьяне приносили с собой в города обычаи и навыки общинного устройства, которые оказали заметное влияние
на организацию городского управления. Со временем она, однако, принимала формы, соответствующие особенностям и потребностям городской жизни.
Стремление феодалов извлечь из города как можно больше
доходов неизбежно привело к коммунальному движению — так
принято называть борьбу между городами и сеньорами, происходившую повсюду в Западной Европе в X—ХШ вв. Сначала
горожане боролись за освобождение от наиболее тяжелых форм
феодального гнета, за сокращение поборов сеньора, за торговые
привилегии. Затем встали и политические задачи: обретение городского самоуправления и прав. Исход этой борьбы определял
степень независимости города по отношению к сеньору, его экономическое процветание и политический строй. Борьба городов
велась отнюдь не против феодальной системы в целом, а против
конкретных сеньоров за то, чтобы обеспечить существование и
развитие городов в рамках этой системы.
Иногда городам удавалось за деньги получить от феодала вольности и привилегии, зафиксированные в городских хартиях;
в других случаях эти привилегии, особенно право самоуправления, достигались в результате длительной, порой вооруженной
борьбы. В нее обычно вмешивались короли, императоры, крупные феодалы. Коммунальная борьба сливалась с другими конфликтами — в данной области, стране, международными — и была
важной составной частью политической жизни средневековой
Европы.
Коммунальные движения проходили в различных странах поразному, в зависимости от условий исторического развития, и
приводили к различным результатам. В Южной Франции горожане добились, в основном без кровопролития, независимости уже
284

в IX—XII вв. Графы Тулузы и других городов Южной Франции,
как и Фландрии, являлись не только городскими сеньорами, но
государями целых областей. Они были заинтересованы в процветании местных городов, раздавали им муниципальные вольности,
не препятствовали относительной самостоятельности. Однако
они не желали, чтобы коммуны становились слишком мощными,
получали полную независимость. Так произошло, например, с
Марселем, который в течение столетия был независимой аристократической республикой. Но в конце XIII в. после 8-месячной
осады граф Прованса Карл Анжуйский взял город, поставил во
главе его своего наместника, стал присваивать городские доходы,
дозируя средства для выгодных ему городских ремесел и торговли.
Многие города Северной и Средней Италии ~- Венеция, Генуя, Сьена, Флоренция, Лукка, Болонья и другие — в XI—XII вв.
стали городами-государствами. Одной из ярких и типичных страниц коммунальной борьбы в Италии была история Милана —
центра ремесла и торговли, важного перевалочного пункта на путях в Германию. В XI в. власть графа там сменилась властью
епископа, который управлял при помощи представителей аристократических и клерикальных кругов. В течение всего XI в. горожане вели борьбу с сеньором. Она сплотила все городские
слои. С 50-х годов движение горожан вылилось в гражданскую
войну против епископа. Она переплелась с мощным еретическим
движением, охватившим тогда Италию, — выступлениями вальденсов и особенно катаров. Повстанцы-горожане нападали на
клириков, разрушали их дома. В события были втянуты государи.
Наконец, в конце XI в. город получил статус коммуны. Во главе
его встал совет консулов из привилегированных граждан — представителей купеческо-феодальных кругов. Аристократический строй
Миланской коммуны, конечно, не удовлетворил массу горожан,
их борьба продолжалась и в последующее время.
В Германии аналогичное коммунам положение заняли в XII—
XIII вв. наиболее значительные из так называемых имперских городов. Формально они подчинялись императору, но на деле были
независимыми городскими республиками (Любек, Нюрнберг,
Франкфурт-на-Майне и др.). Они управлялись городскими советами, имели право самостоятельно объявлять войну, заключать
мир и союзы, чеканить монету и т.д.
Многие города Северной Франции (Амьен, Сен-Кантен, Нуайон, Бовэ, Суассон и др.) и Фландрии (Гент, Брюгге, Ипр,
Лилль, Дуэ, Сент-Омер, Аррас и др.) в результате упорной, часто
иооруженной борьбы со своими сеньорами стали самоуправляющимися городами-коммунами. Они выбирали из своей среды со285

вет, его главу — мэра и других должностных лиц, имели собственный суд и военное ополчение, свои финансы, сами устанавливали налоги. Города-коммуны освобождались от выполнения
жителями барщины, несения оброка и других сеньориальных повинностей. Взамен этого они ежегодно уплачивали сеньору определенную, сравнительно невысокую денежную ренту, а в случае
войны выставляли в помощь ему небольшой военный отряд. Города-коммуны нередко сами выступали как коллективный сеньор
по отношению к крестьянам, жившим на окружавшей город территории.
Но так получалось не всегда. Более 200 лет длилась борьба
за независимость северофранцузского города Лана. Его сеньор
(с 1106 г.) епископ Годри, любитель войны и охоты, установил в
городе тяжкий сеньориальный режим. Жители Лана сумели купить
у епископа хартию, предоставляющую им определенные права
(фиксированный налог, уничтожение права «мертвой руки»), заплатив и королю за ее учреждение. Но епископ вскоре нашел хартию
невыгодной для себя и, дав взятку королю, добился ее отмены.
Горожане восстали, разграбили дворы аристократов и епископский
дворец, а самого Годри, спрятавшегося в пустой бочке, убили.
Король вооруженной рукой восстановил в Лане старый порядок,
но в 1129 г. горожане подняли новое восстание. Долгие годы
борьба за коммунальную хартию шла с переменным успехом: то
в пользу города, то в пользу короля. Лишь в 1331 г. король с помощью многих местных сеньоров одержал окончательную победу.
Управлять городом стали его судьи и чиновники.
Немало городов, даже значительных и богатых, не могли добиться полного самоуправления. Это было почти общим правилом для городов на королевской земле, в странах с относительно
сильной центральной властью. Они пользовались, правда, рядом
привилегий и вольностей, в том числе и правом избирать органы
самоуправления. Однако эти учреждения обычно действовали под
контролем чиновника короля или иного сеньора. Так было во
многих городах Франции (Париж, Орлеан, Бурж, Лоррис, Нант,
Шартр и др.) и Англии (Лондон, Линкольн, Оксфорд, Кембридж,
Глостер и др.). Ограниченные муниципальные свободы городов
были характерны для Скандинавских стран, многих городов Германии, Венгрии, Византии.
Множество городов, особенно мелких, не обладавших необходимыми силами и денежными средствами для борьбы со своими
сеньорами, оставалось целиком под властью сеньориальной администрации. Это, в частности, характерно для городов, принадлежавших духовным сеньорам.
286

Права и вольности, получаемые средневековыми горожанами,
во многом были сходны с иммунитетными привилегиями, носили
феодальный характер. Сами города составляли замкнутые корпорации и превыше всего ставили местные городские интересы.
Одним из важнейших результатов борьбы городов с их сеньорами в Западной Европе было то, что подавляющее большинство
горожан добилось освобождения от личной зависимости. В средневековой Европе победило правило, согласно которому бежавший в город зависимый крестьянин, прожив там определенный
срок (по обычной тогда формуле — «год и день»), становился
свободным. «Городской воздух делает свободным», — гласит средневековая пословица.
Складывание и рост городского сословия. В процессе развития

городов, ремесленных и купеческих корпораций, борьбы горожан
с сеньорами и внутренних социальных конфликтов в городской
среде в феодальной Европе складывалось особое средневековое
сословие горожан.
В экономическом отношении новое сословие было более всего
связано с торгово-ремесленной деятельностью и с собственностью,
основанной прежде всего на производстве и обмене. В политикоправовом отношении все члены этого сословия пользовались рядом специфических привилегий и вольностей (личная свобода,
подсудность городскому суду, участие в городском ополчении,
в формировании муниципалитета и др.), составляющих статус
полноправного горожанина. Обычно городское сословие отождествляется с понятием «бюргерство».
Словом «бюргер» в ряде стран Европы первоначально обозначали всех городских жителей (от германского Burg — город, откуда произошло средневековое латинское burgensis и французский
термин bourgeoisie, первоначально также обозначавший горожан).
По своему имущественному и социальному положению городское сословие не было единым. Внутри него существовали патрициат, слой состоятельных торговцев, ремесленников и домовладельцев, рядовые труженики, наконец городское плебейство. По
мере углубления этого расслоения термин «бюргер» постепенно
менял значение. Уже в XII—ХШ вв. он стал применяться только
для обозначения полноправных горожан, в число которых не
могли попасть представители низов, отстраненные от городского
самоуправления. В XIV—XV вв. этим термином обычно обозначались богатые, зажиточные и средние слои горожан, из которых
позднее вырастали и первые элементы буржуазии.
Население городов занимало особое место в социально-политической жизни феодального общества. Нередко оно выступало
единой силой в борьбе с феодалами (иногда в союзе с королем).
287

Позднее городское сословие стало играть заметную роль в сословно-представительных собраниях.
Таким образом, не составляя социально монолитного слоя, жители средневековых городов конституировались как особое сословие
или, как это было во Франции, сословная группа. Их разобщенность усиливалась господством корпоративного строя городов.
Преобладание в каждом городе локальных интересов, которые
порой усиливались торговым соперничеством между городами,
также препятствовало совместным действиям горожан как сословия в масштабах страны.
Ремесло и ремесленники в городах. Цехи. Ремесленник, подоб-

но крестьянину, был мелким производителем, который владел
орудиями производства, самостоятельно вел свое хозяйство, основанное преимущественно на личном труде.
В условиях узкого рынка и мелкого производства целью труда
ремесленника не могли быть прибыль и обогащение, но лишь
само существование на уровне, соответствующем его статусу в обществе. Но в отличие от крестьянина специалист-ремесленник,
во-первых, с самого начала был товаропроизводителем, вел товарное хозяйство. Во-вторых, он менее нуждался в земле как
средстве непосредственного производства. Поэтому городское ремесло развивалось, совершенствовалось несравненно быстрее, нежели сельское хозяйство и ремесло деревенское, домашнее, Примечательно также, что в городском ремесле внеэкономическое
принуждение в виде личной зависимости работника не было необходимостью и быстро исчезло. Здесь применялись, однако,
другие виды внеэкономического принуждения, связанные с цеховой организацией ремесла и корпоративно-сословным, феодальным в своей основе характером городского строя (принуждение и
регламентация со стороны цехов и города и т.д.). Это принуждение исходило уже от самих горожан.
Характерной особенностью ремесла и других видов деятельности во многих средневековых городах Западной Европы была
корпоративная организация: объединение лиц определенных профессий в пределах города в особые союзы — цехи, гильдии, братства. Ремесленные цехи появились почти одновременно с самими
городами во Франции, Англии, Германии — с XI — начала XII в.,
хотя окончательное оформление цехов (получение специальных
грамот от королей и других сеньоров, составление и запись цеховых уставов) происходило, как правило, позднее.
Цехи возникали потому, что городские ремесленники как раздробленные, мелкие товаропроизводители нуждались в определенном объединении для защиты своего производства и доходов
288

от феодалов, от конкуренции «чужаков» — неорганизованных ремесленников или постоянно прибывавших выходцев из деревни,
от ремесленников других городов, да и от соседей-мастеров. Такая конкуренция была опасна в условиях весьма узкого тогдашнего рынка, незначительного спроса. Поэтому главной функцией
цехов стало утверждение монополии на данный вид ремесла.
В Германии она называлась Zunftzwang — цеховое принуждение.
В большинстве городов принадлежность к цеху являлась обязательным условием для занятия ремеслом. Другой главной функцией цехов являлось установление контроля над производством и
продажей ремесленных изделий. Исходным образцом для организации городского ремесла отчасти послужили строй сельской общины-марки и усадебные мастерские-магистерии.
Каждый из цеховых мастеров был непосредственным работником и одновременно собственником средств производства. Он
трудился в своей мастерской, со своими инструментами и сырьем.
Как правило, ремесло передавалось по наследству, ведь многие
поколения ремесленников работали при помощи тех же инструментов и приемов, что и их прадеды. Выделявшиеся новые специальности оформлялись в отдельные цехи. Во многих городах
постепенно возникли десятки, а в наиболее крупных — даже сотни цехов.
Цеховому ремесленнику обычно помогала в работе его семья,
один или два подмастерья и несколько учеников. Но членом цеха
являлся только мастер, владелец мастерской. И одной из важных
функций цеха было регулирование отношений мастеров с подмастерьями и учениками. Мастер, подмастерье и ученик стояли на
разных ступенях цеховой иерархии. Предварительное прохождение двух низших ступеней было обязательным для всякого, кто
желал стать членом цеха. Первоначально каждый ученик со временем мог стать подмастерьем, а подмастерье — мастером.
Члены цеха были заинтересованы, чтобы их изделия получали
беспрепятственный сбыт. Поэтому цех через специально избранных должностных лиц строго регламентировал производство; следил, чтобы каждый мастер выпускал продукцию определенного
вида и качества. Цех предписывал, например, какой ширины и
цвета должна быть изготовляемая ткань, сколько нитей должно
быть в основе, каким следует пользоваться инструментом и сырьем и т.д. Регламентация производства служила и другим целям:
чтобы производство членов цеха сохраняло мелкий характер, чтобы никто из них не вытеснял другого мастера с рынка, выпуская
больше продукции или удешевляя ее. С этой целью цеховые уставы нормировали число подмастерьев и учеников, которых мог
289

держать у себя мастер, запрещали работу в ночное время и по
праздникам, ограничивали число станков и сырья в каждой мастерской, регулировали цены на ремесленные изделия и т.д.
Цеховая организация ремесла в городах сохраняла феодальную, корпоративную природу*. До определенного времени она
создавала наиболее благоприятные условия для развития товарного городского производства. В рамках цехового строя было возможно дальнейшее углубление общественного разделения труда в
форме выделения новых ремесленных цехов, расширения ассортимента и повышения качества производимых товаров, совершенствования навыков ремесленного труда.
Цеховая общность повышала самосознание и самоуважение
ремесленников. И, конечно, цехи смягчали конкуренцию между
мастерами и ограждали их от конкуренции со стороны чужаков и
от произвола господ. Поэтому примерно до конца XIV в. цехи
играли прогрессивную роль.
Цеховая организация не ограничивалась осуществлением основных, социально-экономических функций, но охватывала все
стороны жизни ремесленника. Цехи объединяли горожан для
борьбы с сеньорами, а затем с господством патрициата. Цех
участвовал в обороне города и выступал как отдельное боевое
подразделение. Каждый цех имел своего святого патрона, подчас
также свою церковь или часовню, являясь своеобразной церковной общностью. Цех был также организацией взаимопомощи,
обеспечивая поддержку нуждавшимся мастерам и их семьям в
случае болезни или смерти кормильца. Сплочение цеха достигалось также за счет их участия в свадьбах и похоронах собратьев
по цеху, торжественных совместных трапезах (в складчину). Поведение участников на этих церемониях было под строгим надзором выборных старейшин.
Цеховая система в Европе, однако, не была универсальной.
В ряде стран она не получила распространения и не везде достигла
завершенной формы. Наряду с ней во многих городах Северной
Европы, на юге Франции, в некоторых других странах и областях
существовало так называемое свободное ремесло. Но и там имели
место регламентация производства, защита монополии городских
ремесленников, только осуществлялись эти функции органами
городского управления.
Борьба цехов с патрициатом. Борьба городов с сеньорами в подавляющем большинстве случаев привела к переходу в той или
* Своеобразной корпоративной собственностью являлась монополия цеха на
определенную специальность.
290

иной степени городского управления в руки горожан. Но в их
среде к тому времени уже существовало заметное социальное расслоение. Поэтому хотя борьба с сеньорами велась силами всех
горожан, полностью использовала ее результаты лишь верхушка
городского населения: домовладельцы, в том числе феодального
типа, ростовщики и, конечно же, купцы-оптовики, занятые транзитной торговлей.
Этот верхний, привилегированный слой представлял собой узкую, замкнутую группу — наследственную городскую аристократию (патрициат), которая с трудом допускала в свою среду новых
членов. Городской совет, мэр (бургомистр), судебная коллегия
(шеффены, эшевены, скабины) города выбирались только из числа
патрициев и их ставленников. Городская администрация, суд и
финансы, в том числе налогообложение, строительство находились в руках городской верхушки, использовались в ее интересах,
в ущерб интересам всего населения города, не говоря уже о бедняках.
Но по мере того как развивалось ремесло и крепло значение
цехов, ремесленники, мелкие торговцы вступали в борьбу с патрициатом за власть в городе. Обычно к ним присоединялись также наемные работники, бедный люд. В XIII—XIV вв. эта борьба,
гак называемые цеховые революции, развернулась почти во всех
странах средневековой Европы и часто принимала очень острый,
даже вооруженный характер. В одних городах, где ремесленное
производство получило большое развитие, победили цехи (Кёльн,
Базель, Флоренция и др.). В других, где ведущую роль играли
широкомасштабная торговля и купечество, победителем из борьбы вышла городская верхушка (Гамбург, Любек, Росток и другие
юрода Ганзейского союза). Но и там, где побеждали цехи, управление городом не становилось демократическим, так как верхушка наиболее влиятельных цехов объединялась после своей победы
с частью патрициата и устанавливала новое олигархическое управление, действовавшее в интересах наиболее богатых горожан
(Аугсбург и др.).
Начало разложения цехового строя. Уже в XIV—XV вв. роль це-

хов существенно менялась. Цеховые организации просуществовали долго, еще и в XVI в. утверждались цеховые уставы. По мере
роста производительных сил, расширения внутреннего и внешнего
рынка конкуренция между ремесленниками внутри цеха неизбежно возрастала. Отдельные ремесленники вопреки цеховым
уставам расширяли свое производство, между мастерами развивалось имущественное и социальное неравенство. Владельцы крупных мастерских начали давать работу более бедным мастерам,
снабжали их сырьем или полуфабрикатами и получали готовые
291

изделия. Из среды прежде единой массы мелких ремесленников
и торговцев постепенно выделилась зажиточная цеховая верхушка, эксплуатировавшая мелких мастеров.
Расслоение выражалось также в разделении цехов на более
сильные, богатые («старшие», или «большие»^ и более бедные
(«младшие», «малые») цехи. Так происходило в первую очередь в
наиболее крупных городах: Флоренции, Перудже, Лондоне, Бристоле, Париже, Базеле и др. Старшие цехи начинали господствовать над младшими и эксплуатировать их, так что члены младших
цехов подчас утрачивали свою экономическую и правовую самостоятельность и фактически превращались в наемных рабочих.
Положение учеников и подмастерьев, их борьба с мастерами.

В положение угнетаемых со временем попали также ученики и
подмастерья. Первоначально это было связано с тем, что обучение средневековому ремеслу, которое происходило путем прямой
передачи навыков, оставалось длительным. В разных ремеслах
этот срок колебался от 2 до 7 лет, а в отдельных цехах достигал
10—12 лет. В этих условиях мастер мог долго и с выгодой пользоваться бесплатным трудом своего уже достаточно квалифицированного ученика.
Цеховые мастера все сильнее эксплуатировали и подмастерьев.
Продолжительность их рабочего дня была обычно очень велика —
14—16, а иногда и 18 часов. Судил подмастерьев цеховой суд, т.е.
опять-таки мастера. Цехи контролировали быт подмастерьев и
учеников, их времяпрепровождение, траты, знакомства. В XIV—
XV вв., когда в передовых странах началось разложение цехового
ремесла, эксплуатация учеников и подмастерьев приобрела постоянный характер. В начальный период существования цеховой
системы ученик, пройдя стаж ученичества и став подмастерьем, а
затем проработав некоторое время у мастера и накопив небольшую сумму денег, мог стать мастером. Позже доступ ученикам и
подмастерьям к этому статусу фактически закрывается. Началось
так называемое замыкание цехов. Чтобы получить звание мастера, кроме свидетельств об обучении и личной характеристики
требовалось уплатить крупный вступительный взнос в кассу цеха,
выполнить образцовую работу («шедевр»), устроить богатое угощение для членов цеха и т.д. Лишь близкие родственники мастера могли беспрепятственно вступить в цех. Большинство же подмастерьев превращались в «вечных», т.е., по сути дела, в наемных
рабочих.
Для защиты своих интересов они создавали особые организации — братства, компаньонажи, которые являлись союзами взаимопомощи и борьбы с мастерами. Подмастерья выдвигали экономические требования: повышения заработной платы, уменьшения
292

рабочего дня; они прибегали к таким острым формам борьбы,
как забастовка и бойкот наиболее ненавистных мастеров.
Ученики и подмастерья составляли самую организованную и
квалифицированную часть довольно широкого в городах XIV—
XV вв. слоя наемных работников. В его состав входили также
инецеховые поденщики и работники, ряды которых постоянно
пополнялись приходившими в города крестьянами, потерявшими
землю, а также обедневшими ремесленниками. Этот слой составил уже элемент предпролетариата, который полностью сформировался позднее, в период широкого и повсеместного развития
мануфактуры.
По мере обострения социальных противоречий в городе эксплуатируемые слои населения начали открыто выступать против
стоявшей у власти верхушки, в которую теперь во многих городах
входила наряду с патрициатом и цеховая элита. В эту борьбу
иключалось и городское плебейство — самый низший и бесправный слой городского населения, лишенные определенных занятий и постоянного местожительства деклассированные элементы,
находившиеся вне феодально-сословной структуры.
В XIV—XV вв. низшие слои городского населения поднимают
восстания против городской олигархии и цеховой верхушки в
ряде городов Западной Европы: во Флоренции, Перудже, Сиене,
Кёльне и др. В этих восстаниях, отражавших наиболее острые
социальные противоречия внутри средневекового города, значительную роль играли наемные работники.
Таким образом, в социальной борьбе, развернувшейся в средневековых городах Западной Европы, можно различить три основных этапа. Сначала вся масса горожан боролась против феодальных сеньоров за освобождение городов от их власти. Затем
цехи повели борьбу с городским патрициатом. Позднее же развернулась борьба городских низов против богатых городских мастеров и купцов, городской олигархии. Иногда второй и третий
этапы совпадали.
Развитие торговли и кредитного дела в Западной Европе. Рост

городов в Западной Европе способствовал в XI—XV вв. значительному развитию внутренней, и внешней торговли. Города, в
том числе и небольшие, прежде всего формировали местный рынок, где осуществлялся обмен с сельской округой.
Значительно развился ирынок между соседними районами.
Но в период зрелого феодализма более заметную роль — по стоимости продаваемой продукции, по престижу в обществе — продолжала играть дальняя, транзитная торговля. В XI—XV вв. такая
межрегиональная торговля в Европе сосредоточивалась в основ293

Экономическое развитие Западной Европы в XIII—XIV вв.
Районы значительного развития:
1 — виноградарства; 2 — зернового хозяйства; 3 — скотоводства; 4 — центры
промыслового рыболовства; 5 — области значительного производства шерсти и
тканей. Крупнейшие центры: 6 — оружейного дела; 7 — металлообработки; 8 —
судостроения; 9 — крупнейшие ярмарки. Места добычи: 10 — серебра; // — ртути; 12 — поваренной соли; 13 — свинца; 14 — меди; 15 — олова; 16 — важнейшие торговые пути.
Аг •— Аугсбург, Ант — Антверпен, Б — Бар, Бд — Буда, Бр — Бремен, Брг —
Брюгге, Брд — Бордо, Брл — Бристоль, Брс — Барселона, Бц — Больцано, Вн —
Вена, Внц — Венеция, Вр — Вроцлав, Гд — Гданьск, Гмб — Гамбург, Грн — Гранада, Дбр — Дубровник, Дев — Девентер, Жн — Женева, Кдс — Кадис, Кл —
Кёльн, Кп — Копенгаген, Л — Ланьи, Лб — Любек, Лбе — Лиссабон, Ли —
Лион, Лнд — Лондон, Лп — Лейпциг, Мее — Мессина, М-К — Медина дель
Кампо, Мл — Милан, Мр — Марсель, Нп — Неаполь, Нр — Нюрнберг, Нрб —
Нарбона, П — Провен, Пр — Прага, Прж — Париж, Прс — Портсмут, Р — Рига,
Рн — Руан, Рс — Росток, Свл — Севилья, Ст — Стокгольм, Снт — Сантандер,
Т — Труа, Тлд — Толедо, Тул — Тулуза, Фл — Флоренция, Фр — Франкфурт-наОдере, Фрф — Франкфурт-на-Майне

ном вокруг двух торговых «перекрестков». Одним из них являлось Средиземноморье, служившее связующим звеном в торговле
западноевропейских стран — Испании, Южной и Центральной
Франции, Италии — между собой, а также с Византией, Черноморьем и странами Востока. С XII—XIII вв., особенно в связи с
Крестовыми походами, первенство в этой торговле от византийцев и арабов перешло к Генуе и Венеции, Марселю и Барселоне.
Главными объектами торговли здесь были вывозимые с Востока
предметы роскоши, пряности, квасцы, вино, отчасти зерно. С Запада на Восток шли сукна и другие виды тканей, серебро, оружие.
Помимо прочих товаров в этой торговле фигурировало много рабов. Другой район европейской торговли охватывал Балтийское и
Северное моря. В ней принимали участие северо-западные области Руси (особенно Нарва, Новгород, Псков и Полоцк), Польша и
Восточная Балтика — Рига, Ревель (Таллин), Данциг (Гданьск),
Северная Германия, Скандинавские страны, Фландрия, Брабант
и Северные Нидерланды, Северная Франция и Англия. В этом
районе торговали преимущественно товарами более широкого
потребления: рыбой, солью, мехами, шерстью и сукном, льном,
пенькой, воском, смолой и лесом (особенно корабельным), а с
XV в. — хлебом.
Связи между обоими районами международной торговли осуществлялись по торговому пути, который шел через альпийские
перевалы, а затем по Рейну, где было много крупных городов,
втянутых в транзитный обмен, а также вдоль Атлантического побережья Европы. Большую роль в торговле, в том числе международной, играли ярмарки, широко распространившиеся во Франции, Италии, Германии, Англии уже в XI—XII вв. Здесь велась
оптовая торговля товарами повышенного спроса: тканями, кожей, мехом, сукнами, металлами и изделиями из них, зерном, вином и маслом. На ярмарках во французском графстве Шампань,
длившихся почти круглый год, в XII—XIII вв. встречались купцы
из многих стран Европы. Венецианцы и генуэзцы доставляли
гуда дорогие восточные товары. Фламандские и флорентийские
купцы привозили сукна, купцы из Германии — льняные ткани,
чешские купцы — сукна, кожи и, изделия из металла. Из Англии
доставляли шерсть, олово, свинец и железо. В XIV—XV вв. главным центром европейской ярмарочной торговли стал Брюгге
(Фландрия).
Масштабы тогдашней торговли не следует преувеличивать: она
ограничивалась низкой производительностью труда, господством
в деревне натурального хозяйства, а также беззакониями господ и
феодальной раздробленностью. Пошлины и всякого рода поборы
295

взимались с купцов при переезде из владений одного сеньора в
земли другого, при переправе через мосты и даже речные броды,
при проезде по реке, протекавшей во владениях того или иного
сеньора. Знатнейшие рыцари и даже короли не останавливались
перед разбойными нападениями на купеческие караваны.
Тем не менее постепенный рост товарно-денежных отношений создавал возможность накопления денежных капиталов в руках отдельных горожан, прежде всего купцов и ростовщиков. Накоплению денежных средств также содействовали операции по
обмену денег, необходимые в Средние века вследствие бесконечного разнообразия монетных систем и монетных единиц, поскольку деньги чеканили не только государи, но и все скольконибудь видные сеньоры и епископы, а также крупные города.
Для обмена одних денег на другие и установления эквивалентной
стоимости той или иной монеты выделилась особая профессия
менял. Менялы занимались не только разменом монеты, но и переводом денежных сумм, из чего возникли кредитные операции.
С этим было обычно связано и ростовщичество. Разменные операции и операции по кредиту вели к созданию специальных банковских контор, Первые такие конторы возникли в городах Северной Италии — в Ломбардии. Поэтому слово «ломбардец» в
Средние века стало синонимом банкира и ростовщика и сохранилось позднее в наименовании ломбардов.
Самые большие кредитные и ростовщические операции осуществляла римская курия, в которую стекались громадные денежные средства из всех европейских стран.
Городские торговцы. Купеческие объединения. Для значитель-

ной части горожан торговля являлась основным занятием. В среде профессиональных торговцев преобладали мелкие лавочники
и разносчики, близкие к ремесленной среде. Элиту составляли
собственно купцы, т.е. богатые торговцы, преимущественно занимавшиеся дальним транзитом и оптовыми сделками, разъезжавшие по разным городам и странам (отсюда другое их название —
«торговые гости»), имевшие там конторы и агентов. Нередко
именно они становились одновременно банкирами и крупными
ростовщиками, вкладывали средства в горные и другие промыслы. Наиболее богатыми и влиятельными были купцы из столичных и портовых городов: Константинополя, Лондона, Марселя,
Венеции, Генуи, Любека. Во многих странах в течение длительного времени купеческую верхушку составляли иноземцы.
Уже в конце раннего Средневековья появились и затем широко распространились общности купцов одного города — гильдии.
Как и цехи, они обычно объединяли купцов по профессиональным
296

интересам, например путешествующих в одно место или с одинаковыми товарами, так что в больших городах было по нескольку
гильдий. Торговые гильдии обеспечивали своим членам монопольные или привилегированные условия в торговле и правовую
защиту, оказывали взаимопомощь, были религиозными и военными организациями. Купеческая среда каждого города, как и
ремесленная, была объединена родственными и корпоративными
связями, к ней подключались и купцы из других городов. Обычными стали так называемые «торговые дома» — семейные купеческие компании, имевшие доверенных людей во многих городах.
В Средние века расцвела и такая форма торгового сотрудничества, как различные паевые товарищества (складничество, компаньонаж, комменда). Уже в XIII в. возник институт торговых
консулов: для защиты интересов и личности купцов города избирали консулов как глав своих факторий в других городах и странах.
К концу XV в. появилась биржа, где заключались коммерческие
контракты.
Купцы разных городов также иногда создавали общества. Самой значительной стала знаменитая Ганза — торгово-политический
союз купечества многих городов. Ганза имела филиалы в ряде
стран и еще в XVI в. держала под своей властью североевропейскую
торговлю.
Купцы играли большую роль в публичной жизни города и всего
общества. Именно они управляли в большинстве муниципалитетов, представляли города на общегосударственных форумах. Они
кредитовали королей и вельмож и нередко были их финансовыми
советниками, оказывали влияние на государственную политику,
участвовали в захватах и колонизации новых земель. Нередко в
своих интересах они инициировали эти процессы.
Зачатки капиталистических отношений в городской среде. Успехи

развития внутренней и внешней торговли к концу XIV—XV вв.
привели к росту торгового капитала, который накапливался у купеческой верхушки. Торговый, или купеческий (как и ростовщический), капитал представляет собой древнейшую свободную
форму капитала. Он действовал в сфере обращения, обслуживая
обмен товаров и в рабовладельческом, и в феодальном, и в капиталистических обществах. Но на определенном уровне развития
товарного производства при феодализме в условиях разложения
средневекового ремесла торговый капитал начал постепенно проникать в сферу производства. Обычно это выражалось в том, что
купец закупал оптом сырье и перепродавал его ремесленникам, а
затем скупал у них готовые изделия для дальнейшей продажи.
Малообеспеченный ремесленник попадал в зависимое от купца
297

положение. Он отрывался от рынка сырья и сбыта и был вынужден продолжать работу на торговца-скупщика, но уже не как
самостоятельный товаропроизводитель, а в качестве фактически
наемного рабочего (хотя нередко он продолжал работать в своей
мастерской). Проникновение в производство торгово-ростовщического капитала послужило одним из источников капиталистической мануфактуры, которая зарождалась в недрах средневекового
ремесла. Другим источником зарождения раннекапиталистического производства в городах было отмеченное выше превращение
учеников и подмастерьев в постоянных наемных рабочих.
Однако значение элементов капиталистических отношений в
городах XIV—XV вв. не следует преувеличивать. Их возникновение происходило спорадически, в немногих крупных центрах в
Италии, Англии, Нидерландах и в наиболее развитых отраслях
производства, в основном в сукноделии, в Чехии и Германии —
в горно-металлургическом деле и некоторых других производствах.
Развитие этих новых явлений раньше и быстрее происходило в
тех странах и в тех отраслях ремесла, где имелся емкий по тем
временам внешний рынок сбыта, побуждавший к расширению
производства, вложению в него значительных капиталов. Но все
это еще не означало формирования капиталистического уклада.
Характерно, что даже в крупных городах Западной Европы значительная часть капиталов, накопленных в торговле и ростовщичестве, вкладывалась не в расширение промышленного производства, а в приобретение земли и титулов: владельцы эти капиталов
стремились войти в состав господствующего слоя феодалов.
Развитие товарно-денежных отношений и перемены в социальноэкономической жизни феодального общества. Города оказывали

всевозраставшее и многостороннее влияние на феодальную деревню. Крестьяне все чаще стали обращаться к городскому рынку
для приобретения предметов повседневного потребления: одежды, обуви, металлических изделий, утвари и недорогих украшений, а также для сбыта изделий своего хозяйства. Вовлечение в
торговый оборот продукции пашенного земледелия (прежде всего
хлеба) происходило несравненно медленнее, чем изделий городских ремесленников, и медленнее, чем продукции технических
и специализированных отраслей сельского хозяйства (лен-сырец,
красители, вино, сыр, сырые шерсть и кожа и т.п.), а также изделий сельских ремесел и промыслов (особенно пряжи, льняных
домотканых материй, грубых сукон и др.). Эти виды производства постепенно превращались в товарные отрасли деревенского
хозяйства. Возникало и развивалось все больше местных рынков,
298

что стимулировало образование внутреннего рынка, связывающего
различные области каждой страны более или менее прочными экономическими отношениями, что было основой централизации.
Расширявшееся участие крестьянского хозяйства в рыночных
связях усилило рост в деревне имущественного неравенства и социального расслоения. Из крестьян выделяется, с одной стороны,
зажиточная верхушка, а с другой — многочисленные деревенские
бедняки, иногда вовсе безземельные, живущие каким-либо ремеслом или работой по найму в качестве батраков у феодала или у
богатых крестьян. Часть этой бедноты уходила в города в надежде
обрести более сносные условия существования. Там она вливалась
в среду городского плебейства. Иногда в города переселялись
и зажиточные крестьяне, стремившиеся накопленные средства
использовать в торгово-промышленной сфере.
В товарно-денежные отношения втягивалось не только крестьянское, но и господское хозяйство, что вело к значительным изменениям отношений между ними, а также в структуре сеньориального землевладения. Наиболее характерным для большинства
стран Западной Европы был путь, при котором развивался процесс коммутации рейты: замена отработочной и большей части
продуктовой рент денежными платежами. При этом феодалы
фактически перелагали на крестьян все заботы не только по производству, но и по сбыту сельскохозяйственных продуктов. Такой
путь развития постепенно приводил в XIII—XV вв. к ликвидации
домена и раздаче всей земли феодала в держание или аренду полуфеодального типа. С ликвидацией домена и коммутацией ренты было связано и освобождение основной массы крестьян от
личной зависимости, завершившееся в большинстве стран Западной Европы в XV в. Коммутация ренты и личное освобождение в
принципе были выгодны для крестьянства, обретающего большую хозяйственную и лично-правовую самостоятельность. Однако
нередко в этих условиях экономическая эксплуатация крестьян
возрастала или принимала обременительные формы — из-за повышения ренты и увеличения различных государственных повинностей.
В некоторых областях, где складывался широкий внешний рынок для сельскохозяйственных продуктов, связь с которым была
под силу только сеньорам, развитие шло другим путем: здесь феодалы, напротив, расширяли домениальное хозяйство, что вело к
увеличению барщины крестьян и к попыткам укрепить их личную зависимость (Юго-Восточная Англия, Центральная и Восточная Германия, ряд областей Северной Европы и др.).
299

При возросшем общественном весе крестьянства и бюргерства
усиливалось сопротивление крестьян феодальному гнету, обострилась социальная борьба во всех сферах общества. В XIV—XV вв.
в ряде стран произошли крупнейшие в истории западноевропейского средневековья крестьянские восстания, поддержанные горожанами и отразившиеся на развитии этих стран. Из-за «черной
смерти» середины XIV в. и запустения многих земель к началу
XV в. в странах Западной Европы классическая вотчинная система претерпела упадок, и центр сельскохозяйственного производства во многих районах переместился из хозяйства феодала в
мелкое крестьянское хозяйство, которое становилось все более
товарным. Кризис вотчинной организации четко обозначил, что
пик расцвета феодальной системы (рубеж XIII—XIV вв.) в целом
в Западной Европе был пройден. Но это отнюдь не означало общего кризиса феодализма, его конца. Феодальная система в целом
удачно приспособилась к изменившимся условиям, когда относительно высокий уровень товарно-денежных отношений, развитие
простого товарного уклада стали подрывать натурально-хозяйственную экономику. Такая перестройка аграрной экономики,
организации жизни деревни была сопряжена с рядом трудностей,
особенно для землевладельцев, нехваткой рабочих рук (в том числе держателей), запустением части пашенных земель, падением
доходности многих владений.
Если эти явления и можно расценивать как «аграрный кризис» (В. Абель), то только имея в виду аграрный строй классического феодализма — старую вотчинную систему. Сложно видеть
в этих явлениях общую «хозяйственную депрессию» (М. Постам)
и тем более вообще «кризис феодализма» (Р. Хилтон и др.). Нельзя
согласиться и с тем, что причиной кризиса были лишь «естественные» факторы (хотя они и сыграли важную роль): убыль населения в результате эпидемии чумы, оскудение почв, ухудшение
климата. Во-первых, явления упадка в аграрном производстве не
были повсеместными, их не было в Нидерландах, в странах Пиренейского полуострова; в ряде других областей Европы они
были выражены слабо. Во-вторых, эти явления во многих странах
сосуществовали с заметными успехами крестьянского хозяйства,
городского производства и торговли, особенно в XV в.
Изменения, происходившие в деревне Западной Европы XV в.,
представляли собой дальнейшую ступень эволюции феодального
строя в условиях и под воздействием возросшей товарности хозяйства. Действительный кризис феодализма как социальной системы
в целом даже в наиболее передовых странах Европы наступил
много позднее — в XVI и даже XVII в.
300

Таким образом, города удерживали ведущие позиции в торговле и ремесле, мореплавании, создании многообразных связей и
общностей нового типа, в зарождении буржуазии. Они оказывали
повсеместно большое, хотя очень различное в разных странах,
влияние на аграрный строй, на положение и феодалов, на государство и церковь, были активными участниками политической
жизни. Велика была роль городского сословия в развитии образования и культуры в целом, прогрессу которой они в X—XV вв.
значительно способствовали. В городах создавались светские
школы и университеты, первые типографии, там возводились величественные соборы и многоэтажные здания, изготовлялись мозаика, витражи, скульптура, фонтаны, строились водопроводы и
канализация. В городах возникли театрализованные зрелища. Там
начинала формироваться интеллигенция.

Глава 9
Крестовые походы

1 Хредпосылки и характер крестовых походов. Крестовые похо-

ды — это военно-колонизационные движения западноевропейских феодалов, части горожан и крестьянства, осуществлявшиеся
в форме религиозных войн под лозунгом освобождения христианских святынь в Палестине из-под власти мусульман либо обращения язычников или еретиков в католичество. Классической
эпохой Крестовых походов считают конец XI—XIII вв., однако
попытки возродить их предпринимались до конца Средневековья,
а использование символики и атрибутов крестоносного движения
характерно и для Нового времени, вплоть до современности.
Первые Крестовые походы отличались массовым характером и
стихийностью. Помимо крупных сеньоров и рыцарей из разных
стран в них принимали участие крестьяне и купечество североитальянских и южно-французских городов. Постепенно социальная база движения сужалась и они все более становились чисто
рыцарскими экспедициями. Крестовые походы конца XII—XV вв.
часто организовывались монархами крупных государств Западной
Европы при поддержке пап и итальянских морских республик,
прежде всего Венеции.
Термин Крестовые походы появился не ранее 1250 г. и стал
общепринятым с XVII—XVIII столетий. Участники первых Крестовых походов, нашивавшие на одежды знак креста, называли
себя пилигримами, а походы — паломничеством (peregrinatio), деяниями (gesta), или экспедицией (expeditio), священной дорогой
(via sacra).

Причинами походов был большой комплекс экономических,
социальных, внешнеполитических и религиозно-психологических
факторов. Начавшийся рост товарно-денежных отношений в
странах Западной Европы усиливал расслоение традиционных
структур общества, порождал, с одной стороны, рост материальных
потребностей феодальной верхушки, с другой — непривычную
нестабильность. Право майората, когда лишь старшие сыновья
знатных сеньоров получали отцовские фьефы, а младшие должны
302

были сами заботиться о приобретении домена и средств к жизни,
содействовало росту агрессивных настроений рыцарской молодежи.
Борьба за землю и за крестьян приводила к файлам — кровавым
столкновениям знатных родов и кланов, а возможности испомещения за счет внутренней колонизации становились все более
и более ограниченными.
Постепенно укоренялось представление, что истинный источник богатств находится на востоке. Итальянские купцы из Венеции, Бари, Амальфи, позднее — Пизы и Генуи привозили на Запад из Византии и с Леванта драгоценности и специи, шелковые
ткани, парадное вооружение и многие предметы роскоши. Люди
начали верить в то, что овладеть богатствами Востока (неверного,
враждебного, но столь притягательного) — дело отнюдь не невозможное и даже богоугодное. Первые успехи Реконкисты на Пиренеях уже готовили почву для еще более широких движений под
лозунгом священной войны ради Господа. Эта идея была привлекательна не только для знати, но и для части горожан и крестьян,
надеявшихся на освобождение от сеньориального гнета и получение новых земель. Демографический подъем, переживаемый Европой, не был решающим фактором Крестовых походов, как
иногда утверждается, но он создал возможности участия значительных масс народа в дальних экспедициях.
Римско-католическая церковь сыграла большую роль в подготовке Крестовых походов, дав им не только лозунги и оформление, но и саму нравственную и психологическую, а нередко и
материальную основу. К концу XI в. папство уже могло опираться
на положительные результаты Клюнийского движения, рационализацию хозяйства монастырей и укрепление авторитета церкви,
достигнутого в борьбе с симонией, невежеством духовенства, посягательством светской власти на церковное имущество. Но сам
канун Крестовых походов был тяжелым временем смут и голода
{«семь тощих лет»), эпидемий чумы и других болезней, косивших
обессиленный люд в Лотарингии и Германии, Англии и Брабанте.
К этому добавлялись и стихийные бедствия, особенно небывало
суровые зимы и наводнения в Северной Европе в 1089—1094 гг.
Бегство крестьян от сеньоров принимало все более угрожающий
характер.
Росла религиозная экзальтация, усилились крайние проявления аскетизма, отшельничества. Во всей Европе распространялись апокалиптические ожидания скорого конца света. Ждали
Божьей кары за грехи, раздавались призывы проповедников покаянием, посещением Святой Земли и особым религиозным подвигом достичь спасения. Благочестивые паломничества в Иерусалим
303

становились массовым явлением. Возвращавшиеся пилигримы
распространяли преувеличенные слухи о преследовании христиан
тюрками-сельджуками в Палестине, где находилась главная святыня — Гроб Господень.
Из мифологизированных представлений о Востоке и его богатствах и отождествления его с библейской Землей Обетованной, ставшей достоянием неверных, и родилась идея особого,
священного паломничества, войны ради Господа и освобождения
его Гроба. Еще папа Лев IX (1049—1054) заявил, что борьба в защиту церкви есть естественная обязанность мирян, в первую очередь — рыцарей. В ходе Реконкисты папы давали индульгенции
воинам, сражавшимся с сарацинами за веру. В 1074 г. Григорий
VII призвал Запад защитить христианскую религию уже на Востоке, оказав помощь Византии.
Внешнеполитическая ситуация в последней трети XI в. благоприятствовала рождению и воплощению идеи Крестовых походов.
Тюрки-сельджуки захватили в 1055 г. Багдад, нанесли поражение
Византии при Манцикерте (1071) и принялись методично захватывать Малую Азию, Сирию и Палестину. Византия переживала
тяжелую междоусобицу и терпела поражения от печенегов и норманнов, овладевших всей Южной Италией (1071) и даже частью
Северной Греции (1081). Император Алексей I не только нанимал отряды варягов и фландрских рыцарей, но и в наиболее критический момент (1090/91 г.) обратился с посланиями о помощи
к папе и государям Запада. Его призыв был услышан и использован, но тогда, когда непосредственная угроза уже была отведена
от Константинополя, печенеги разгромлены Византией с помощью
половцев, а сельджукские эмираты вступили в борьбу друг с другом
и с египетскими халифами.
Клермонский Собор. Присутствие послов византийского императора на соборе в Пьяченце (Италия) в марте 1095 г. было использовано папой Урбаном II для начала пропаганды военной
экспедиции на Восток. К концу года, заручившись поддержкой
клюнийских монастырей и многих светских государей, папа выработал «концепцию» Крестового похода. После окончания официальных заседаний представительного собора в Клермоне (Франция), на котором обсуждались вопросы установления «божьего
мира», он выступил 27 ноября 1095 г. с проповедью на открытой
площади перед большим скоплением мирян и клириков. Сказанное папой проповедники передавали из уст в уста, а хронисты
сохранили варианты этой торжественной речи.
Фульхерий Шартрский так передает слова папы: «О, сыны
Божьи! Поелику мы обещали Господу установить у себя мир
304

прочнее обычного и еще усерднее блюсти права Церкви, есть и
другое дело, и Божье, и ваше, превыше иных... Необходимо, чтобы вы как можно скорее поспешили на выручку ваших братьев,
обитающих на Востоке, о чем те не раз просили вас». Сам Христос повелевает, продолжал папа, описав преследования христиан
на Востоке, — изгнать язычников из христианских земель. Это
дело людей всякого звания, богатых и бедных. Всем, отправившимся в поход, папа обещал отпущение грехов. «Да станут отныне воинами Христа те, кто раньше были грабителями. Пусть
справедливо бьются с варварами те, кто раньше сражался против
братьев и сородичей». Распри должны были прекратиться и сборы
в поход закончены к началу весны. «Так хочет Бог!», — в едином
порыве повторяли слова папы все собравшиеся. Формой похода
должно было стать покаянное паломничество, участники которого
сознательно обрекали себя на лишения, голод и жажду, страдания и даже смерть.
Проповедь войны с неверными была сразу же подхвачена сотнями проповедников, наиболее известным и популярным из которых был аскет Петр Пустынник. По всей Франции, Германии
и Северной Италии люди собирались в отряды, вооружались кто
чем мог, нашивали на одежду кресты. Это был духовный порыв
большой силы, когда обычные материальные заботы казались суетными и несущественными. Чтобы отправиться в поход, бедняки, не имевшие лошадей, подковывали быков, запрягая их в телеги со скудным скарбом, подчас беря с собой и жен с малыми
детьми. Чтобы собрать необходимое для похода, продавали имущество. Аббат Гвиберт Ножанский писал, что «в прежнее время
ни темницы, ни пытки не могли бы исторгнуть у них того, что
теперь сполна отдавалось за безделицу». Церковь брала под свою
защиту семьи и имущество крестоносцев, освобождала их от уплаты долгов. Мечты об искупительном подвиге сочетались и с надеждами на обретение земли, которая, по Писанию, «течет медом
и млеком», и с фантастическими предрассудками, ярко проявившимися в ходе похода.
Первый крестовый поход (1096—1099). Весной 1096 г. из Ш а м -

пани, Лотарингии, областей Рейна тысячи крестьян, к которым
иногда примыкали группы мелких рыцарей и горожан, соединились в отряды и двинулись на Восток. Ими предводительствовали
проповедники, как Петр Пустынник, священники или обедневшие
сеньоры. Путь крестьянского по преимуществу воинства, вооруженного косами, дубинами, цепами, топорами лежал вдоль Рейна
и Дуная через Венгрию, Белград и Филиппополь (Пловдив)
305

к Константинополю. Он был отмечен еврейскими погромами
в городах Франции и Германской империи (в евреях, на которых
возлагали вину за смерть Христа, видели врагов, как и в сарацинах, а задолжавшие еврейским ростовщикам немало денег рыцари и горожане разжигали эти настроения толпы). Лишенные необходимых запасов продовольствия, пополнявшиеся ватагами
бродяг и авантюристов, крестьянские пилигримы грабили и бесчинствовали в Венгрии и Болгарии, на византийской территории,
нередко встречая отпор местного населения. Когда поредевшие и
уже деморализованные отряды в августе 1096 г. прибыли к Константинополю, император Алексей I после переговоров с Петром
Пустынником, отказавшимся ждать подхода основных сил рыцарей, переправил их через Босфор в Малую Азию. Не дойдя до
Никеи, крестьянское ополчение было разгромлено сельджуками.
Подавляющее большинство, как писала византийская царевна
Анна Комнина, стало жертвами мечей «исмаилитов». Попавшие в
плен были проданы в рабство и лишь небольшая часть сумела
спастись бегством в Константинополь.
Рыцарские ополчения несколькими колоннами тронулись в
путь позднее крестьянских. В августе 1096 г. из Лотарингии выступило войско во главе с герцогом Готфридом IV Бульонским. Оно
двигалось тем же путем через Венгрию и Болгарию. Из Южной
Италии шли отряды норманнов, давних врагов Византии, под командой князя Боэмунда Тарентского. Итало-норманнские рыцари переправились в октябре из г. Бари через Адриатику и направились к Константинополю через Македонию и Фракию. Тогда
же из Южной Франции двинулась в путь армия, предводительствуемая графом Тулузы Раймундом IV Сен-Жилем, одним из
первых крупных сеньоров, принявших крест. Перейдя Альпы,
эта, самая крупная, армия избрала старинную дорогу через Далмацию к Константинополю — Виа Эгнациа. Из Северной и
Средней Франции направлялись отряды герцога Нормандии Роберта (в составе его войска были также рыцари Англии и Шотландии), графа Блуа и Шартра Этьена и графа Фландрии Роберта II.
Дойдя до Италии, они зазимовали там и продолжили путь с наступлением весны 1097 г.
Рыцарей сопровождали вассалы и оруженосцы, за ними следовали толпы крестьян, что увеличивало численность «паломников».
Хотя армии не имели единого руководства, рьщари обладали боевой
выучкой и были хорошо вооружены. Чтобы купить дорогостоящие доспехи и припасы, многие из них перед походом продали
или отдали в залог, главным образом церкви, свои поместья.
306

лим

SI7

1. АфИНСКОЕ

ГЕрИ,ОГСТВО

К

Крестовые походы (XI—XIII вв.):

i — поход бедноты (1096); путь крестоносцев; 2 — в Первом крестовом походе (1096—1099); 3 — во Втором крестовом походе
(1147—1149); 4 — в Третьем крестовом походе (1189—1192); 5 — в Четвертом крестовом походе (1202—1204); 6 — в Шестом крестовом походе (1228—1229); 7 — в Седьмом крестовом походе (1248—1254). Границы государств указаны на начало XIII в., после
Четвертого крестового похода. (На схеме не указаны Пятый и Восьмой крестовые походы.)

Проход войск через территорию Византии вновь был ознаменован разбоем. Скопление ополчений «франков» у стен Константинополя создавало угрозу столице империи. Алексей I использовал
весь свой дипломатический талант, чтобы подарками, угрозами и
пожалованиями, а иногда и военной силой добиться от предводителей обязательств вернуть империи завоеванные у сельджуков
территории. Василеве применил в отношениях с рыцарями привычную для них, но не для ромеев, западную форму ленной присяги —
оммаж. Со своей стороны, он обещал участвовать в Крестовом
походе и поставлять продовольствие. После этого в апреле—мае
1097 г. по очереди отряды крестоносцев были переправлены в Малую Азию. Их отряды, вместе с византийским, подошли к Никее.
Осажденная крестоносцами и византийскими войсками Никея,
когда штурм уже начался, сдалась византийцам, что вызвало недовольство рыцарей.
По мере отдаления от Константинополя помощь византийцев
слабела, а взаимное недоверие союзников увеличивалось. Тем не
менее военное преимущество крестоносцев в войне с разобщенными сельджукскими эмиратами было очевидным. Сельджуки
потерпели сокрушительное поражение при Дорилее 1 июля 1097 г.
После изнурительного перехода по выжженному солнцем плато
крестоносцы вновь разгромили сельджуков близ Ираклии и в октябре через Киликию вышли в Сирию. В феврале 1098 г. один из
отрядов крестоносцев под водительством Бодуэна Фландрского
захватил богатый город Эдессу, населенный в основном армянами. Здесь возникло первое самостоятельное государство крестоносцев — графство Эдесское.
Более трудной задачей уже всего войска крестоносцев было
взятие первоклассной крепости Антиохии. Ее безуспешно осаждали более 7 месяцев. В войске крестоносцев начались раздоры,
византийский отряд был отозван на Кипр. Голод косил ряды пилигримов. Кроме того, на помощь осажденным шла армия эмира
Кербоги. В этот момент измена коменданта одной из башен открыла путь в город отряду Боэмунда Тарентского, основавшему
позднее, по договору с остальными предводителями, княжество
Антиохийское. Подошедшая армия Кербоги вскоре осадила
Антиохию. Только чудо могло спасти отчаявшихся и запертых в
городе крестоносцев. И когда у истощенных голодом экзальтированных людей стали происходить галлюцинации, пророческие
сны и видения, один из бедных клириков объявил, что спасение
произойдет, если в одном из храмов Антиохии отыщут священную
реликвию: зарытый там наконечник копья, которым римский
воин пронзил тело распятого Иисуса. Реликвия была найдена,
308

и с неимоверным воодушевлением крестоносцы опрокинули намного превосходившую их по численности армию Кербоги.
Раздел завоеванных владений породил раздоры между вождями крестоносцев. Казалось, они оставили планы идти к Иерусалиму, принадлежавшему египетскому халифу. И лишь стихийное
возмущение рядовых участников заставило их продолжить поход.
15 июля 1099 г. Иерусалим был взят приступом. Три дня победители грабили его, учинив невиданную резню жителей и защитников.
Взятие Иерусалима вызвало бурное ликование на Западе. И хотя
многие рыцари затем возвратились в Европу, новые массы людей
двинулись в 1100—1101 гг. на Восток на подмогу Христову воинству. «Франки» (в основном ломбардские рыцари) сумели взять у
сельджуков Анкиру (ее возвратили Византии), но затем потерпели
ряд поражений и не оказали существенного влияния на судьбы
Святой Земли.
Государства крестоносцев на Востоке. После завоевания Иеруса-

лима было решено избрать из числа князей правителя и наделить
его титулом защитника Гроба Господня. Правитель (им стал Готфрид Бульонский) приносил вассальную присягу церкви в лице
католического патриарха Иерусалимского. Но после смерти Готфрида в 1100 г. в условиях угрозы новому государству рыцари предложили его брату Бодуэну Фландрскому, графу Эдессы, принять
королевскую корону. Так возникло Иерусалимское королевство,
включавшее, кроме столицы, первоначально лишь порт Яффу и
Вифлеем с округами. В 1101—1109 гг. к ним добавились Хайфа,
Кесария, Акра, Триполи, Сайда и Бейрут, а в 1124 г. — Тир. Монарх
Иерусалимского королевства был номинальным сюзереном всех
других государей Латинского Востока, приносивших ему оммаж.
Государства крестоносцев в Сирии и Палестине состояли из Иерусалимского королевства (1099—1291), графства Эдесского (1098—
1144), княжества Антиохийского (1098—1268) и графства Триполи
(1109-1289).
Повсюду господствовали феодальные порядки, в основном сенерофранцузского образца. Территория государств делилась на
баронии, а те — на рыцарские феоды, владельцы которых были
обязаны военной службой сеньору. Король имел право призывать
па службу всех вассалов в течение всего года (а не на определенное число дней в году, как на Западе). Вассалы не могли надолго
покидать своих владений. Когда мусульмане стали вытеснять крестоносцев и отвоевывать их владения, короли, вместо утраченных
феодов, стали жаловать ленникам в феод доходные статьи — право сбора различных налогов, пошлин, торговые привилегии и т.п.
Углублялось воздействие торговли, товарно-денежных отношений
309

на аграрную по преимуществу экономику латинских государств
Ближнего Востока, втягивание их в рыночные связи Восточного
Средиземноморья.
Бароны и прямые вассалы короны заседали в курии, или
Ассизе Высшего суда, который был и верховным политическим
советом, и феодальным судом. Решения, принятые этим судом,
ограничивали королевскую власть и нормировали на основании
обычаев отношения государя с вассалами. Другая палата — Ассиза суда горожан — разбирала судебные споры этой категории населения по имущественным вопросам. Позднее записи (книги)
решений этих палат и трактаты комментировавших их юристов
составили свод феодального права государств крестоносцев —
«Иерусалимские Ассизы» (слово «ассизы» здесь понималось в
значении судебник). Этот кодекс применялся во владениях крестоносцев и венецианцев на Леванте вплоть до XV в.
Местные крестьяне (арабы, сирийцы, армяне, греки и пр.)
были лишены личной свободы и обрели статус вилланов, вынужденных нести оброк (от трети
до половины урожая и приплода скота) в пользу сеньоров и платить налоги государству. Определенную долю
населения в государствах крестоносцев составляли рабы,
главным образом взятые в
плен или купленные «сарацины».
Торговля в государствах
крестоносцев была сосредоточена в основном в руках
купцов Генуи (оказавшей рыцарям помощь флотом), Пизы,
Венеции, Марселя. В товарообмене преобладала ориентаГосударства крестоносцев
на Ближнем Востоке
Редкой штриховкой показана территория крестоносных государств в
период их наибольшей экспансии
(XI—XII вв.); частой штриховкой. —
в первой половине XIII в.; указаны
годы установления и падения власти
крестоносцев
310

ция на внешний рынок, экспорт предметов роскоши, специй и
рабов и импорт металлов, оружия, коней, кож и сукна, продовольствия. В портовых городах (Акре, Яффе, Бейруте и др.) купцы
морских республик имели свои укрепленные кварталы и привилегии. Они управлялись собственными консулами. Между купечеством различных городов велась конкурентная борьба, втягивающая и феодальных сеньоров, не занимавшихся крупной торговлей,
но получавших прибыли от коммерческих пошлин.
Крупным, освобожденным от налогов землевладельцем была
церковь. В Иерусалимском королевстве было патриаршество,
14 епископств и много монастырей. Они могли владеть фьефами
и, кроме того, собирали церковную десятину. Папы осуществляли через своих легатов повседневный контроль за деятельностью
церковных учреждений, выборами епископата.
Вассально-ленная система, отсутствие единого внутреннего
рынка, постоянная военная угроза со стороны воинственных мусульманских соседей, недовольство значительной части крестьян
и горожан властью иноземных сеньоров, бывших к тому же иноверцами, сокращение притока воинов из Европы не способствовали централизации и прочности государств Латинского Востока.
Понимая это, их правители и папы стремились стимулировать
крестоносное движение и дальше, а также найти дополнительные
средства защиты. Одним из них стало создание духовно-рыцарских
орденов.

Вступая в любой из них, рыцари приносили три монашеских
обета: целомудрия (отказ от брака), бедности (с запретом накопления богатств) и послушания (старшим в Ордене и папам). Но в
«угличие от обычных монахов члены духовно-рыцарских орденов
должны были сражаться за веру с оружием в руках. Они подчинялись не епископам диоцезов, но лишь папе и орденским властям —
капитулу и великим магистрам. Орденам передавались многие
1амки.
Еще около 1070 г. купцами из Амальфи в Иерусалиме был построен странноприимный дом (hospitalis) для пилигримов. В ходе
и после Первого Крестового похода там принимали и лечили
раненых и больных рыцарей. Дому дали имя св. Иоанна Милостивого, патриарха Александрийского VII в. Вскоре монахи, ухажинавшие за ранеными, стали и сами участвовать в боевых действиях,
it в 1113 г. папа утвердил орденский устав, согласно которому
госпитальеры, или иоанниты, были призваны воевать с неверными. (После завоевания Палестины мусульманами иоанниты в
1309 г. овладели островом Родос, а затем, когда его в 1522 г. захватили османы, перебрались на остров Мальту; а орден получил
новое название — Мальтийского.)
311

Орден тамплиеров, или храмовников, возник в начале XII в. и
получил свой устав в 1128 г. Он был назван по расположению его
резиденции близ легендарного Храма царя Соломона. Как защитники церкви тамплиеры наделялись рядом привилегий и большими земельными владениями. Орден накопил и значительные
денежные средства (нередко они передавались ему на хранение).
С XIII в. часть тамплиеров переселилась во Францию, где при
Филиппе IV орден был ликвидирован по обвинению в ереси, а
его богатства конфискованы королем. Упразднение было признано
папой в 1312 г.
В 1190/91 г. немецкие крестоносцы создали в Палестине орден
св. Девы Марии — Тевтонский орден. В начале XIII в. он был
переведен в Прибалтику, где постепенно развернул военную активность в Пруссии.
Отличием иоаннитов был красный плащ с белым крестом,
тамплиеров — белый плащ с красным крестом, тевтонцев — белый плащ с черным крестом.
Ордены сыграли значительную роль в защите Св. Земли. Постепенно они стали серьезной политической силой, участвовавшей
во внутриполитических распрях государств крестоносцев. С ростом их богатства усиливалось и их обмирщение.
Второй крестовый поход (1147—1148). Оправившись от поражений, нанесенных первыми крестоносцами, сельджуки вскоре
перешли в наступление. Атабег (правитель) Мосула Занги обратился к мусульманским правителям с призывом к джихаду — священной войне Ислама против христиан. В 1137 г. он разгромил
войска графа Триполи, а в 1144 г. захватил Эдессу. Джихад, набирал силу, создавая угрозу всем государствам крестоносцев.
В 1145 г. папа Евгений III впервые издал буллу, призывавшую
к крестовому походу. Проповедь похода была поручена выдающемуся и фанатичному проповеднику аббату Бернарду Клервосскому.
Поход возглавили король Франции Людовик VII и германский
император Конрад III. Начавшись в 1147 г., он не имел успеха.
Немецкие рыцари были разгромлены у Дорилея, французские
потерпели поражение при осаде Дамаска в 1148 г. Во время похода проявились серьезные противоречия между «франками» и Византией.
Третий крестовый поход (1189—1192). Во второй половине XII в.
внешнеполитическое положение государств крестоносцев продолжало ухудшаться. Полководец-курд Салах ид-Дин (Саладин)
стал султаном Египта и присоединил к нему часть Сирии и Месопотамии. В 1187 г. в битве близ деревни Хаттин он наголову
разгромил объединенные войска крестоносцев и захватил в плен
312

г

короля Ги де Лузиньяна и великого магистра тамплиеров со многими рыцарями. Вскоре после этого он завладел всеми приморскими городами к югу от Триполи, включая Акру и Бейрут, и взял
Иерусалим, принудив жителей заплатитьвысокий выкуп за свою
жизнь. Кроме Иерусалимского королевства Салах ад-Дин занял
большую часть графства Триполи и Антиохийского княжества.
Нависла угроза потери всех владений крестоносцев на Леванте.
В 1187 г. папа призвал католиков к новому крестовому походу.
Кардиналы приняли обет пешком обойти Францию, Англию и
империю, чтобы проповедовать священную войну. В Третьем
крестовом походе участвовали профессиональные рыцарские армии, хотя специальный налог на него — Саладинову десятину —
платили (не без ропота и возмущения) жители Британских остронов, Франции, итальянских государств... Три отряда «паломников» возглавили король Англии Генрих II Плантагенет, а после
его смерти его сын — Ричард I Львиное Сердце, король Франции
Филипп II Август и император Фридрих I Барбаросса. Эти монархи лелеяли планы создания универсалистских государств и
были давними соперниками. Византия с недоверием отнеслась к
крестоносцам, особенно к Фридриху I, заключившему союз с ее
ирагом — иконийским султаном Кылыч Арсланом II. Император
Исаак II Ангел подписал соглашение с Салах ад-Дином, прямо
направленное против сельджуков, а косвенно — и против крестоносцев.
Фридрих I стал готовиться к захвату Константинополя, но не
получил поддержки от папы и, разорив фракийские области, перенравился через Дарданеллы в Малую Азию. Сначала германскому
императору сопутствовал успех. Он взял Иконий у разорвавшего
союзные отношения нового султана сельджуков Кей Хюсрева I и
двинулся в Киликию. Но неожиданное событие изменило ход похода: при переправе через горную речку император утонул, и его
войско из киликийских портов отправилось на родину или в Антиохию.
Английские крестоносцы вмешались в борьбу феодальных
группировок на Сицилии, а затем отправились на только что отколовшийся от Византии Кипр, захват которого Ричардом I стал
наибольшим успехом крестоносцев. Высадившись в Сирии, англичане вместе с французами и рыцарями Иерусалимского королевства осадили Акру и взяли ее после долгой осады. Столкновение
Ричарда I с Филиппом II привело к отъезду французских рыцарей
из Тира, а затем и к началу войны Франции с Англией. Оставшийся в Палестине Ричард I трижды пытался взять Иерусалим, но безрезультатно. В 1192 г. он подписал с султаном мир, по которому
313

за крестоносцами сохранялось побережье от Тира до Яффы. Возвращаясь на родину, Ричард I был пленен австрийским герцогом
Леопольдом (также участником похода и соперником английского
короля) и провел 2 года в заключении у германского императора.
Третий крестовый поход обострил противоречия в Европе и
усилил конфронтацию Запада с Византией. Тем не менее он
предотвратил падение государств крестоносцев на Леванте. Столицей Иерусалимского королевства стала Акра. Следствием похода
было также образование Кипрского королевства (1192—1489),
после того как Кипр был продан Ричардом I госпитальерам, а затем
перешел к бывшему Иерусалимскому королю Ги де Лузиньяну.
Четвертый крестовый поход (1202—1204). К началу XIII в. стало очевидным, что судьба Святой Земли зависит от Египта. Поэтому папа Иннокентий III (1198—1216) развернул пропаганду
похода, направленного против Египта. Вместе с тем завязавшийся
клубок противоречий вывел на первый план антагонизм между
группой западноевропейских государств и Византией. В Четвертом крестовом походе справедливо усматривают переломный момент и кризис крестоносного движения, ибо впервые жертвой
крестоносцев стали христианские государства. Но не религиозные, а в первую очередь политические амбиции и экономические
интересы направили меч крестоносцев против Константинополя,
хотя взаимная неприязнь и недоверие греков и латинян постоянно
нарастали от Первого к Третьему походу, обострялись и торговые
противоречия.
Предводители войска крестоносцев, собравшихся к лету 1200 г.
во Франции, обратились к Венеции, располагавшей наилучшим
военным и транспортным флотом, с просьбой перевезти их армию в Египет. В 1201 г. дож Венеции Энрико Дандоло подписал
с послами крестоносцев договор, по которому Венеция присоединялась к участию в крестовом походе и обязывалась перевезти
4500 рыцарей, 9000 оруженосцев и 20000 пехотинцев при условии
уплаты 85 тыс. марок серебром. В июне 1202 г. корабли уже были
готовы, но лишь треть «пилигримов» прибыла в Венецию. Другие
отправились через Фландрию, Марсель, Апулию или задерживались в пути. Вожди похода, даже продав свои драгоценности и
отдав наличные средства, смогли собрать лишь часть суммы, которую необходимо было внести целиком. Блокированные на острове Лидо, воины Христовы нуждались во всем необходимом и
начали роптать, поход был под угрозой срыва. Тогда дож предложил предводителю похода монферратскому маркизу Бонифацию
отсрочку при условии, что воины помогут Венеции овладеть далматинским портом Задаром, незадолго перед тем передавшимся
314

под власть венгерского короля, тоже, кстати, принявшего крест.
Несмотря на запрет папы поднимать оружие против христиан и
на протест части знатных и рядовых «пилигримов», покинувших
затем лагерь и вернувшихся на родину, князья уступили требованию Венеции и после осады, в ноябре 1202 г., Задар был взят и
разграблен. Иннокентий III отлучил Венецию и крестоносцев от
церкви, однако, не желая прекращения экспедиции и распада
поиска, поручил своему легату снять отлучение с воинов, как
только они продолжат поход.
В начале 1203 г. к зазимовавшим в Задаре крестоносцам прибыли посланцы германского императора и византийского царевича
Алексея Ангела. Отец Алексея, император Исаак II, в 1195 г. лишился зрения и престола, захваченного его братом Алексеем III.
Сыну Исаака, тоже Алексею, удалось бежать на Запад, где он нашел поддержку как у своего шурина, короля Филиппа Швабского,
унаследовавшего давние притязания Штауфенов на византийские
земли, так, по-видимому, и у папы, которому царевич обещал
признание византийской церковью главенства Рима. Ставленник
Филиппа Швабского Бонифаций Монферратский согласился помочь царевичу в обмен на обязательство выплатить крестоносцам
200 тыс. марок и участвовать в крестовом походе.
Летом 1203 г. Константинополь был осажден. Византия, находившаяся в жестоком кризисе и не имевшая сильного флота, капитулировала. Исаак II был восстановлен на престоле, Алексей IV
стал его соправителем, но они смогли ценой чрезвычайных мер
собрать лишь половину обещанной суммы, вызвав при этом возмущение населения и православного духовенства. В результате
народного восстания императоры были низложены и новый государь, Алексей V Дука, порвав с «латинянами», сделал отчаянную
попытку организовать оборону города. Рыцари решились на
штурм. Теперь они уже не думали о новом греческом монархе и в
марте 1204 г. приняли решение разделить Византию между участниками похода. 13 апреля 1204 г. неприступный ранее Константинополь пал и крестоносцы принялись захватывать и делить
греческие земли. Была образована Латинская империя во главе с
графом Фландрии и Эно Бодуэндм, патриархом избрали венецианского клирика из патрицианского рода Томмазо Морозини. Ни
О каком продолжении похода в Святую Землю победители уже не
помышляли.
Четвертый крестовый поход был последним крупным деянием
И вместе с тем выражением глубокого кризиса крестоносного
движения, жертвой которого стала крупнейшая православная
держава.
315

Крестовые походы XIII в. Осознание кризиса привело к поискам новых форм крестовых походов. В рассказе о них легенды
причудливо переплетены с действительными фактами и трудно
отличимы друг от друга. Хронисты повествуют, например, о том,
что в народе распространялось представление, что только чудо,
совершенное безгрешными детьми, освободит Иерусалим. В 1212 г.
в Северной Франции и в области Кёльна тысячи юношей и подростков, в основном из крестьянских семей, собирались в отряды,
желая идти в Святую Землю. Часть из них якобы прибыла в
Марсель, где алчные судовладельцы продали детей в рабство мусульманам, часть, перейдя через Альпы, достигла Генуи, а затем
рассеялась. Так бесславно и трагично закончился полулегендарный Крестовый поход детей.

Запад вновь вернулся к идее рыцарских походов. Пятый крестовый поход против Египта (1217—1221), в организации которого
участвовали венгерский король Эндре II, австрийский герцог,
король Кипра и правители государств крестоносцев, увенчался
взятием ключевой крепости — Дамьетты. Однако распри среди
самих крестоносцев помешали им развить успех и удержать город. Шестой крестовый поход (1228—1229) возглавил германский
император и сицилийский король Фридрих II Штауфен, принявший крест еще в 1215 г. Находясь под отлучением из-за конфликта
с папой, лишенный поддержки госпитальеров и тамплиеров,
Фридрих II, тем не менее, укрепил Яффу и сумел путем переговоров с султаном Египта вернуть без боя Иерусалим и прилегающие
территории. Доступ в Святую Землю объявлялся открытым для
всех. Однако в 1244 г. Иерусалим вновь захватили мусульмане.
Седьмой крестовый поход (1248—1254) тщательно готовился
французским королем Людовиком IX. Велись переговоры о союзе
с татаро-монголами против Египта. Крестоносцам удалось вновь
овладеть Дамьеттой и крепостью Мансура. Однако в 1250 г., не
дойдя до Клира, они были разгромлены египтянами. Король и
многие рыцари попали в плен и были потом освобождены за огромный выкуп в 200 тыс. ливров. Организованный в 1270 г. тем
же королем Восьмой крестовый поход также не принес результатов. После высадки в Тунисе в войске крестоносцев вспыхнула
эпидемия, жертвой которой оказались многие участники и сам
Людовик IX.
После этого попытки новых экспедиций ради освобождения
Святой Земли успеха не имели. Государства крестоносцев в Сирии и Палестине были обречены. Помощь им со стороны морских республик и западноевропейских государств была недостаточна. В 1268 г. Египет завоевал Антиохию, в 1289 г. — Триполи,
316

в 1291 г. — Акру, последнюю столицу Иерусалимского королевства и крупный торговый порт. Эпоха Крестовых походов в Святую Землю закончилась.
«Северные» крестовые походы. В XII—XIII вв. немецкие, датские

и шведские феодалы организовывали «северные» крестовые походы
в Восточную Прибалтику против «язычников»: финских племен,
славян (ободритов, поморян, лютичей), ливов, эстов, пруссов.
Захваченные земли в Пруссии, Юго-Западной Финляндии, Западной Карелии активно колонизировались, на них образовывались новые государственные структуры, как, например, немецкие
герцогство Мекленбургское, маркграфство Бранденбургское, владения Тевтонского и Ливонского духовно-рыцарских орденов, активно участвовавших в завоеваниях. Коренное население подвергалось христианизации, нередко насильственной (см. гл. 12, 15).
На завоеванных крестоносцами территориях, иногда на месте
прежних поселений, возникали новые города и укрепления: Рига,
Любек, Берлин, основанные немцами, Ревель (Таллин) — датчанами, Выборг — шведами и др. Некоторые из них, как, например,
Рига, были важными форпостами католической церкви, резиденциями архиепископов.
Поздние крестовые походы. В XIV—XV вв. делались попытки

использовать идею и форму крестовых походов главным образом
для противодействия экспансии турок-османов. В 1344 г. папа
Климент VI организовал так называемую Священную лигу, в которую вошли Венеция, Генуя, Кипр, госпитальеры Родоса. Флоту
крестоносцев удалось завоевать Смирну у турецкого эмирата Айдын. В 1365 кипрский король Пьер I де Лузиньян внезапным
рейдом захватил Александрию у Египта, а граф Савойи Амадей VI
в том же году отнял у турок и болгар города Галлиполи, Несебр,
Созополь, передав их Византии.
Эти частные успехи не остановили продвижения турок. Поход
1396 г. с участием рыцарей Венгрии, Германии, Франции, Бургундии, Англии, воинов Польши и Валахии окончился неудачей
и результате сокрушительного поражения близ Никополя на Дунае. Множество рыцарей и сам полководец венгерский король
Жигмонд (Сигизмунд Люксембург), попали в плен. Вторая попытка была предпринята в 1444 г. Войска крестоносцев, в основном
из Центральной Европы и с Балкан под командованием короля
Польши и Венгрии Владислава III и трансильванского воеводы
Я ноша Хуньяди после ряда успехов были разгромлены султаном
Мурадом II в «битве народов» при Варне в 1444 г. Поборником и
инициатором крестового похода в середине XV в. был бургундский герцог Филипп Добрый. Но и он не добился существенных
317

результатов. Идея Крестовых походов в XIV—XV вв. уже была историческим анахронизмом и лишь идеологически оформляла
действия коалиций или отдельных государств Западной Европы.
Итоги Крестовых походов. Крестовые походы не достигли тех
целей, которые ставили перед собой их организаторы и участники. Они повлекли большие жертвы как среди населения государств Востока, так и среди их участников. Гибли многие культурные ценности, дворцы, памятники и библиотеки. Особенно
сильно пострадал Константинополь, никогда не вернувший себе
былой красоты и величия после латинского разгрома. Вместе с
тем они расширили горизонты, впервые после времен античности
привели в близкое соприкосновение Европу и Восток. Результаты
их неоднозначны.
Несомненно, вырос товарообмен между Западом и Востоком,
порты Восточного Средиземноморья Акра, Бейрут, города Кипра
стали важными узлами посреднической торговли. Большую выгоду извлекли для себя итальянские морские республики — Генуя,
Венеция, Амальфи, Пиза, основавшие на Леванте торговые фактории, которые обладали значительными торговыми привилегиями.
Усилился вывоз западноевропейских товаров, прежде всего английского, фламандского, французского, ломбардского сукна на
Восток, что стимулировало ремесленное производство Западной
Европы. Некоторые технологические новинки (например, ветряная мельница) и сельскохозяйственные культуры: гречиха, арбузы,
абрикосы, лимоны были завезены в ту эпоху с Востока. Крестоносцы познакомились с производством сахара, голубиной почтой.
Предметы восточного быта, оружие, редкостные изделия, ковры,
сладкие вина и пряности входили в моду, порождая еще большую
потребность сеньоров в деньгах и усиливая переход от натуральной к денежной ренте в хозяйстве феодалов. В Западной Европе
Крестовые походы углубили социальное, имущественное и юридическое неравенство крестьян и сеньоров, способствовали оформлению рыцарства как сословия.
Крестовые походы содействовали укреплению централизации
Франции и Англии, оттоку наиболее беспокойных элементов рыцарской вольницы. Со времен Крестовых походов ведут отсчет
интересы Франции и Англии на Востоке. Не случайно владения
крестоносцев (именуемых нередко «франками») называли Францией на Востоке. В ходе походов были ослаблены позиции Византии и арабского мира в морской торговле и заложены основы
морского могущества Генуи и Венеции. Необходимость перевозки
значительного числа людей и товаров, поддержания регулярных
связей с Левантом привела к совершенствованию судов, освоению
новых маршрутов навигации.
318

На первых порах вырос, а затем, с упадком движения, снизился
авторитет папства. Католическая церковь, тем не менее, существенно расширила зону своего влияния, консолидировала земельную собственность, создала новые структуры в виде духовнорыцарских орденов. Вместе с тем Крестовые походы усилили
конфронтацию Запада и Востока. Они активизировали джихад
как ответную агрессивную реакцию мусульманского мира. Четвертый крестовый поход гораздо в большей мере, чем схизма
1054 г., разделил христианские церкви, заложив в сознание православного населения образ поработителя и врага — латинянина.
Они укрепили на Западе психологический стереотип, компонентой которого были недоверие, а нередко и враждебность не только
к миру ислама, но и к восточному христианству.
В результате Крестовых походов возрос обмен книжным и некнижным знанием между Западом и Востоком. Резко усилилась
социальная мобильность населения. Прежние узкие рамки orbis
terrarum Запада были существенно — впервые после античности —
расширены.

Глава 10
Франция в XI—XV вв.

§ 1. Франция в XI—XIII вв.
Особенности оформления феодальных отношений. Францию час-

то называют страной классического феодализма, подчеркивая тем
самым завершенность и выраженность его форм. Это определение, однако, приложимо лишь к северной и центральной частям
страны, где синтез римских и варварских начал получил наиболее
полное воплощение. Там же сложились и наиболее благоприятные условия для развития земледелия, в первую очередь зернового хозяйства. Территорию в бассейне рек Сены и Луары, в районах Парижа и Орлеана, отличали благоприятные географические
условия — наличие плодородных земель, рек и сухопутных дорог,
относительно высокая плотность населения. К концу XI в. слой
феодалов численно вырос и распался на несколько групп. От
крупных сеньоров, нередко восходящих к потомкам каролингской знати, отделились многочисленные боковые ветви, образовавшие значительную группу средних феодалов. Количественно
преобладали мелкие феодалы, выходцы из слуг и вассалов короля
и светских магнатов. Другим важным источником пополнения
низших слоев феодалов были выходцы из сельской общины,
ставшие воинами-профессионалами.
Уже в XI в. слой феодалов полностью отделился от других
слоев, некогда питавших его истоки, и превратился в замкнутую
привилегированную группу, принадлежность к которой определялась рождением. Феодалы монополизировали к этому времени
практически всю собственность на землю, что отразила господствующая в обществе правовая норма «нет земли без сеньора».
Аллоды общинников составляли исключение даже на юге, где их
было больше, чем на севере. Под власть сеньоров попали общинные
угодья, использование которых для зависимых крестьян теперь
было связано с уплатой определенных повинностей. Оформились
баналитетные права сеньоров: монополия на печь, виноградный
320

пресс и мельницу, которые раньше были коллективной собственностью общины.
Важным показателем завершенности процесса оформления
феодального слоя являлась сложившаяся в его среде иерархия: от
низших групп «однощитных» рыцарей, не имевших вассалов, через 3—4 промежуточные ступени более состоятельных феодалов к
властителям значительных территорий — герцогам Нормандии,
Бретани, Бургундии, Аквитании, графам Шампани. Правовая
норма «вассал моего вассала не мой вассал» охраняла привилегии
магнатов от посягательств центральной власти, обеспечивая вместе
с тем внутреннюю сплоченность слоя феодалов.
Реализовав монополию на землю, феодалы во Франции приобрели значительную политическую власть. Благодаря широко
развитой практике субинфеодации, т.е. передачи сеньорами части
своей земли вассалам, политические прерогативы распределились
в среде феодалов преимущественно в зависимости от размеров и
статуса их земельных владений. Главной политической прерогативой являлось право судопроизводства, судебные штрафы от
которого служили важным дополнительным источником сеньориальных доходов. Крупные феодалы могли обладать правом
высшей юстиции. В целом процесс оформления господствующего
слоя во Франции прошел быстрее, чем во многих других странах
Западной Европы, и отличался большей законченностью.
Формирование феодально зависимого крестьянства происходило медленнее, но также завершилось в XI в. Основной категорией
крестьян в XI в. являлись сервы, находившиеся в поземельной и
личной зависимости. Для многих групп крестьянства, однако, отсутствовало обязательное прикрепление к земле.
Изменения в аграрном строе в XI—XIII в. Внутренняя колониза-

ция и положение крестьянства. Социально-экономическое развитие Франции в это время отличали заметные сдвиги и прогресс в
развитии производительных сил, следствием которых явилось повышение продуктивности сельского хозяйства (см. гл. 19). Усовершенствованные за счет железных деталей орудия труда, многократная (до 4 раз) вспашка земли, использование лошадей на
сельскохозяйственных работах существенно улучшили обработку
почвы и ускорили темпы производства. Этому же способствовало
и распространение на севере страны трехполья. В южных областях в силу особенностей климата и почв долго сохранялись двухполье и легкий плуг. Там наряду с зерновыми культурами большие площади занимали виноградники, технические культуры и
плодовые деревья. Происходили массовые расчистки под пашню
залежных земель и лесов, достигшие апогея во второй половине
321

XII в. В результате реже стал голод из-за неурожая, засухи или
наводнений. Заинтересованные в расширении пригодных для
земледелия площадей феодалы и церковь нередко выступали
организаторами расчисток. Однако подъем нови был делом главным образом самих крестьянских общин, которые и придавали
ему подлинно массовый характер. Внутренняя колонизация, в
ходе которой осваивались новые территории и возникали новые
поселения, во Франции окончилась раньше, чем в других странах
Западной Европы. Крестьяне-пришельцы (госпиты) имели более
льготные по сравнению с сервами условия пользования землей.
Они не несли барщины, уплачивая натуральный оброк и небольшую сумму денег, были лично свободны, оставаясь только в
поземельной и судебной зависимости от феодалов.
Расширение посевных площадей и значительный рост урожайности позволили крестьянину производить в собственном хозяйстве не только необходимый, но и прибавочный продукт. Производительность труда росла преимущественно в крестьянском
хозяйстве, так как на своем участке крестьянин трудился гораздо
усерднее, чем на барщине, поэтому сеньорам стало выгоднее реализовывать феодальную ренту не в форме принудительных барщинных отработок, а в виде части урожая, собранного крестьянами
в их хозяйстве. В XII—XIII вв. началась постепенная ликвидация
барской запашки и раздача крестьянам в наследственное держание земель, входивших до того в домен. Это привело к замене
барщинных повинностей продуктовой рентой. Процесс сокращения и даже ликвидации барской запашки получил наиболее выраженные формы именно во Франции и особенно в хозяйствах
светских феодалов. На церковных землях эти перемены происходили медленнее и в меньших масштабах.
Города в XI—XIII вв. Прогресс производительных сил и связанное с ним отделение ремесла от сельского хозяйства способствовали развитию городов как центров ремесла и торговли. Во
Франции начиная уже с X в. расцветают старые городские поселения, основанные еще римлянами и пришедшие в упадок в V—
IX вв. (Бордо, Тулуза, Лион, Марсель, Ним, Пуатье, Париж, Руан
и др.). Появляются и новые городские поселения. К ХШ в. в
стране было множество крупных, средних и мелких городов, общее
число которых в ходе последующего развития вплоть до XX в.
увеличилось незначительно.
Особенностью развития южной Франции в XI—XII вв. был
именно ранний расцвет ее городов. Этому способствовали их
торговые связи со средиземноморским регионом, а также участие
в Крестовых походах.
322

Активная внешняя торговля благоприятно отразилась и на
состоянии ремесла, особенно суконного. Ним и Монпелье, например, славились производством тонкого сукна, идущего на
экспорт. Широкие возможности сбыта товаров, ослаблявшие необходимость детальной регламентации ремесла, определили такую
специфическую особенность социально-экономического развития
южных городов, как почти полное отсутствие цехов до конца XIV в.
В условиях так называемого «свободного ремесла» контроль не
столько за объемом производства, сколько за качеством товаров
осуществляли органы городского управления.
Южные города рано приобрели и политическую самостоятельность, чему способствовали не только их экономический подъем,
но и традиции позднеантичного муниципального устройства.
В процессе освобождения из-под власти сеньора южные города
использовали в основном не средства вооруженной борьбы, а финансовые сделки, выкуп. Это обстоятельство наряду с вовлечением части южного дворянства в торговлю смягчили противоречия
между горожанами и дворянством и сделали возможным их политический союз на юге Франции.
В течение XII в. почти во всех южных городах была установлена
коллективная форма власти — консулат (правление консулов —
выборных лиц от проживающего в городах дворянства и духовенства, а также от ремесленной верхушки). Управление принадлежало Большим советам, которые состояли из полноправных горожан, т.е. жителей, имевших собственность в городе и плативших
налоги. Процесс этот шел без участия далекой от южных городов
королевской власти. Обретя большую степень самостоятельности
и ориентированные по преимуществу на внешнюю торговлю,
южные города не сыграли значительной роли в деле государственной централизации Франции. Напротив, их подъем питал
сепаратистские тенденции в развитии южных провинций.
Иначе сложилась историческая судьба городов Севера. Экономический подъем наиболее значительных из них — Арраса, Бовэ,
Амьена, Лана и Реймса — наметился лишь к XII в. и был связан
главным образом с развитием в Северо-Восточной Франции производства суконных и льняных тканей. Основным средством достижения политических и экономических прав городов на Севере
явились восстания, часто неоднократные, приобретавшие особенно ожесточенные формы в тех случаях, когда борьба шла против
духовных сеньоров. В ходе восстаний в этих городах против горожан выступала организованная сила церкви, которая использовала,
в частности, такое распространенное и испытанное средство, как
интердикт (запрет богослужения).
323

Обычно горожане заключали тайный союз, члены которого были
связаны присягой. Борьба сопровождалась изгнанием сеньора и
его рыцарей из города или их убийством. В случае успеха этой
борьбы феодалы были вынуждены предоставлять городу большую
или меньшую самостоятельность, часто расценивая, однако, уступку как временную меру.
Серию кровопролитных восстаний в городах Северной Франции, развернувшихся с конца XI и в начале XII в. и получивших
название коммунального движения, открыл город Камбре. После
ряда попыток (967, 1024, 1077) он получил коммунальную хартию
на самоуправление. Его примеру в XII в. последовали Сен-Кантен, Бовэ, Нуайон, Лан, Амьен, Суассон, Корби, Реймс и др.
В ходе движения города добивались неодинаковых результатов.
Некоторые из них получили права коммуны (см. гл. 8). Другие
города, как правило, игравшие менее значительную экономическую роль, добивались только некоторых привилегий экономического или политического характера: права личной свободы жителей, привилегий в области торговли или управления (города
Лорисс, Бомон). Города, таким образом, вступали с сеньорами
в договорные отношения, условия которых были зафиксированы
в хартиях городских вольностей. Данные сеньорами, они утверждались королем.
Освобождение обычно шло в несколько этапов, и бывало так,
что борьба с сеньорами осложнялась внутренними противоречиями в городе — между ремесленниками и патрициатом или противоречиями в ремесленной среде. Благоприятствовала же успеху
принадлежность города нескольким сеньорам, как это случилось
в Бовэ, где власть над городом делили епископ, капитул и шателэн, представлявший интересы короля.
Коммунальное движение положило начало политическому союзу городов с королевской властью. Города при этом искали помощи у короля в борьбе против сеньоров и часто находили ее,
так как монархия желала ослабления власти крупных феодалов.
В этом союзе города всегда находились на положении подчиненного и неполноправного партнера, который платил налоги, покупал хартии привилегий и их подтверждение новым королем,
предоставлял государству займы, фактически бывшие безвозвратными ссудами. Король же получал от городов военную, денежную и политическую помощь в борьбе с внешним врагом и во
внутренней политике, направленной на ослабление политического
могущества крупных феодалов.
На территории своего домена французские короли избегали
давать городам права коммуны, уступая им лишь часть привилегий
324

иод контролем назначенного центральной властью чиновника,
как это случилось с Парижем, Орлеаном и Буржем. Таким обраюм, результативность борьбы городов за самостоятельность определялась не только их экономической или политической значимостью, но и принадлежностью города королю или иному сеньору.
Поддержка королем городов носила не всегда последовательный
характер, так как он руководствовался финансовыми или политическими расчетами.
Завоевание городами политической самостоятельности способствовало быстрому росту их экономического могущества. Основу
его составляло развитие ремесла, которое привело к возникновению новых специальностей и цехов. В городах Северо-Восточной
Франции существовало 25 специальностей только в сукноделии.
13 Амьене число ремесленных специальностей, организованных в
цехи, равнялось 80, в Аббевиле — 64, в Сен-Кантене — 53. Во
второй половине XIII в. по решению прево (должностное лицо
короля) Парижа Этьена Буало записываются уставы 100 цехов
(«Книга ремесел Парижа»), в частности 22 цехов только в области
производства металлических изделий. К началу XIV в. число зарегистрированных цехов в Париже достигло 350.
В Северной Франции развивалась хозяйственная специализация областей, послужившая здесь в отличие от Юга основой для
формирования внутренних экономических связей. Торговля железной рудой, солью, скотом и сукном из Нормандии, полотном,
сукном, высококачественным вином из Шампани и Бургундии,
разнообразными ремесленными изделиями из Парижа с ориентацией на внутренний рынок делала эти области экономически
кшисимыми друг от друга и таким образом связывала их. Проявлением торгово-экономических межгородских связей явилась
организация в начале XIII в. в Париже «Ганзы речных купцов»,
объединившей руанских и парижских купцов, торговавших по
Сене. К ней присоединились купцы Бургундии с Верхней Соны
и Йонны. Затем появилось товарищество купцов, торгующих по
Луаре. Деятельность торговых объединений стимулировала рост
производства в городах по Сене, Уазе, Марне, Сомме, Верхней
Соне и Средней Луаре. Эта особенность экономического развития северофранцузских городов позволила им сыграть решающую
роль в централизации страны.
К XIII в. относится расцвет знаменитых шампанских ярмарок,
которые проходили в городах, расположенных на Марне и Сене
с их притоками (см. гл. 8). Присоединение Шампани в 1284 г.
к королевскому домену закрепило ее экономические связи с Парижем. В XIII в. определилось место Парижа как крупнейшего
325

экономического центра Северной Франции и политической столицы государства. Его население было весьма многочисленным:
70 тыс. жителей; в Руане проживало около 50 тыс. человек, но
большинство других городов было среднего размера — до 5—6 тыс.
жителей.
На фоне экономического подъема в городах начинается процесс имущественной дифференциации, который не в состоянии
были предотвратить цеховые ограничения. Из среды горожан выделяется зажиточная купеческая и ремесленная верхушка, владевшая движимой и недвижимой собственностью и захватившая в
свои руки городское управление. Ей противостояла основная
масса ремесленников и торговцев, ущемленных в политических
правах и лишенная доступа к городскому управлению. В Париже
«Ганза речных купцов» захватила в свои руки городское управление, ее торговый дом стал административным центром столицы —
его ратушей {hotel de vitte). На печатях Ганзы был изображен корабль
с горделивой надписью: «Плывет и не тонет». Статуты Этьена Буало
на этом этапе еще санкционировали свободное вступление в цех
при условии уплаты небольшого взноса. Не во всех цехах требовали изготовления шедевра, в ряде случаев допускалось свободное ремесло, не всегда ограничивались количество учеников и
объемы производства. Однако сама запись статутов была вызвана
волнениями основной массы ремесленников, требовавших от зажиточных мастеров соблюдения цеховых постановлений. Состав
плательщиков городских налогов {тальи) обнаруживает близость
многих мастеров к беднякам и неравенство между цехами, в частности выделение богатых цехов — сукновалов, ювелиров и некоторых других.
В XIII в. по городам прокатилась волна выступлений ремесленников против патрициата, осложненных внутрицеховыми и
межцеховыми противоречиями. Так, например, в Бовэ «малый
народ» убивал богатых горожан, пытаясь добиться права участия
в выборах органов городского управления для всех цехов. Эти
волнения служили поводом для вмешательства королевской власти в дела городского управления и проведения с конца XIII в.
политики постепенной ликвидации коммунальных вольностей.
Влияние товарно-денежных отношений на французскую деревню.

В XII и особенно XIII в. жизнь французской деревни развивалась
под значительным воздействием экономически сильных городов.
Это вызвало сравнительно быструю замену продуктовой ренты
денежной. В условиях наметившейся ранее тенденции к сокращению домена основным поставщиком сельскохозяйственных товаров на рынок стал французский крестьянин. Преимущественная
326

связь деревни с городским рынком через крестьянское хозяйство
составила одну из важнейших особенностей французской экономики.
Следствием отмеченных изменений явился начавшийся в XII в.
выкуп крестьян на волю. Бывший серв выкупал четыре основные
повинности, характеризующие личную зависимость во Франции:
побор с наследства (право «мертвой руки»), брачный побор, произвольную талью и поголовный побор. Земля при этом оставалась
собственностью феодала, за пользование которой крестьянин
платил денежную ренту — ценз, отчего крестьянин стал называться цензитарием, а его земельный участок — цензивой. В таком
случае рента была фиксированной. Крестьянин мог распоряжаться
своим держанием, закладывать или продавать его. При отчуждении участка сеньор получал дополнительную плату. Сохранялась
судебная зависимость крестьян от феодала, однако в качестве
лично свободных людей (вилланов) крестьяне могли обращаться
в королевский суд, апеллируя на решения сеньориального суда.
Выкуп мог быть индивидуальным или коллективным, его сумма
определялась договором. Иногда она была настолько обременительна, что крестьяне предпочитали не менять своего положения,
и тогда «освобождение» могло быть принудительным.
Распространение продуктовой и денежной форм ренты, участие
крестьян в торговле повышали самостоятельность крестьянского
хозяйства и диктовали необходимость предоставления личной
свободы, хотя и не были единственной причиной этого процесса.
Борьбу крестьян в этот период отличает их стремление улучшить
не только свое экономическое положение, но и социальный статус. В XII—XIII вв. в деревнях Франции крестьяне стремятся
к расширению экономических, административных и юридических
прав сельской общины. Этот процесс шел параллельно коммунальному движению в городах и мог иметь своим результатом образопание сельской коммуны, где у жителей был бы статус личной
свободы, право выборного управления, самостоятельного сбора
ренты в пользу сеньора, выбора прокуратора — доверенного лица
к ее внешних контактах, право низшей юстиции по конфликтам
между ее членами. Права сельской общины закреплялись письменной хартией. Все это укрепляло крестьянскую общность, обеспечивая ее противостояние феодалам, которые в условиях развития товарно-денежных отношений пытались увеличить размеры
денежной ренты.
Рост рентных платежей значительно затруднял крестьянам
реализацию продукции на рынке. Большая сумма выкупных платежей побуждала крестьян обращаться к ростовщикам и оборачи327

валась долговой кабалой для них. Особенно тяжелыми были условия выкупа свободы у церковных феодалов. Заметным бременем
на крестьянах лежала и церковная десятина («большая» — с урожая зерна и «малая» — со скота, шерсти и продуктов животноводства). Наконец, именно в XIII в. государство стало посягать на
доходы крестьянского хозяйства. Все это создавало напряженную
обстановку в деревне, которая была чревата открытыми выступлениями крестьян.
В 1251 г. во Фландрии и Северной Франции началось самое
крупное в XIII в. восстание «пастушков», как называли себя
крестьяне. Особенностью его явился ярко выраженный антицерковный характер. Громя монастыри и церкви, крестьяне двигались к Парижу и далее на юг к Туру и Орлеану. Восстание было
подавлено, но оно свидетельствовало о глубоком недовольстве
в среде крестьянства.
Политическая раздробленность в XI—XII вв. Факторы процесса

централизации. Во Франции, как и повсюду в Европе, процессу
централизации предшествовал довольно длительный период ослабления королевской власти и политической раздробленности.
До XII в. положение французского короля было крайне затруднительным по нескольким причинам. Среди них — ограниченные
материальные возможности правящей династии и компактность
земельных владений крупных феодалов, создающая благоприятные
условия для их политической автономии. Домен Капетингов представлял собой сравнительно небольшую полосу земли по Сене и
Луаре, тянущуюся от Компьеня до Орлеана и окруженную со
всех сторон феодальными владениями — герцогствами Нормандия, Бургундия, Бретань и графством Шампань, во много раз
превосходящими по размерам его территорию. Специфика вассальной системы во Франции позволяла королю рассчитывать
лишь на помощь прямых вассалов. Отсутствовал дополнительный
социальный резерв в виде свободного крестьянства, который могла
бы использовать монархия, подобно тому как это было в Англии,
Швеции или Кастилии. Своеобразие экономического и политического развития юга и севера страны, усиленное наличием двух
народностей, усугубляло политическую раздробленность. Тем не
менее процесс государственной централизации начал последовательно осуществляться во Франции, в первую очередь в ее северной части.
Одним из решающих факторов этого явилось возникновение и
развитие городов и товарно-денежных отношений, которое нарушило хозяйственную замкнутость отдельных территорий. Это
открыло перспективу достижения экономического единства —
328

необходимого условия политического объединения. Развитие городов породило новую социальную силу — сословие горожан, заинтересованных в усилении королевской власти, с которой они
связывали надежду на ликвидацию феодальной анархии и создание благоприятных условий для торговли (устранение таможенных
границ, единство мер и весов, защита от иностранных купцов).
Возник политический союз городов и королевской власти. Он
приобрел исключительное значение в ходе процесса централизации во Франции из-за узкой социальной базы королевской власти
и политической силы крупных феодалов. Союз городов с королевской властью как осознанная монархией линия ее внутренней
политики оформился в результате освободительного движения
городов, хотя не сразу и с отмеченными выше особенностями.
Тем не менее Людовик IX (1226—1270) в своем поучении сыну
завещал хранить союз с городами, сила которых, по его словам,
должна была служить гарантией безопасности монархии.
Другим фактором, содействовавшим процессу централизации,
были изменения в расстановке сил внутри слоя феодалов. Рост
хозяйственной самостоятельности крестьян, улучшение их социального статуса, возрастающий отпор крестьянства затрудняли
реализацию по отношению к нему внеэкономического принуждения. Феодалы вынуждены были сплотиться вокруг королевской
власти. К этому их толкала также надежда на извлечение дополнительных доходов от службы в королевской армии и растущем
государственном аппарате, от эксплуатации крестьянства через
фиск государства. В сильной королевской власти особенно нуждались мелкие и средние феодалы, не располагавшие ни достаточными материальными средствами, ни средствами внеэкономического принуждения. Противниками централизаторской политики
оставались крупные феодалы, более всего дорожившие своей политической самостоятельностью, властью над населением и доходами с него. Королевская власть как представительница порядка
в обществе поддерживала то одну, то другую группу феодалов,
используя для собственного усиления внутрифеодальные противоречия.
Рост королевского домена. Процесс государственной централизацин прошел, не без труда и отступлений, несколько этапов. До
конца XII в. французские короли решали проблему усиления
собственной власти в пределах домена. На первых порах результатами развития городов, подобно королю в его домене, воспользокались крупные феодалы — герцоги и графы. Поэтому централизация разделилась на два этапа — централизация по провинциям и
общегосударственное объединение. Этапы не всегда были четко
329

разграничены по времени, что существенно осложняло утверждение контроля центральной администрации над местными органами
управления.
Начало XII в. явилось переломным моментом в укреплении
королевской власти. Людовик VI (1108—1137) и его канцлер аббат
Сугерий положили конец сопротивлению феодалов — сеньоров
Монтлери, Пюизе и Томаса де Марль в королевском домене. Их
замки были разрушены или заняты королевскими гарнизонами.
Людовик VII (1137—1180) начал увеличивать королевский домен,
присоединив города Бурж и Сане. Благодаря браку с Элеонорой
Аквитанской он распространил свое влияние и на юг страны. Затем, однако, последовал их развод и новое замужество наследницы
богатой Аквитании с Генрихом Плантагенетом, графом Анжуйским,
вассалом французского монарха. В 1154 г. Генрих стал английским
королем, и это событие существенно осложнило в будущем взаимоотношения Франции и Англии.
Значительное увеличение домена произошло в правление Филиппа II Августа (1180—1223). При Генрихе II Плантагенете резко увеличились континентальные владения Англии, куда входили
Анжу, Мэн, Турень, Нормандия, Пуату, а после женитьбы на
бывшей королеве Франции Элеоноре — Аквитания (см. гл. 11).
Его владения превышалидомен французского короля. Филипп II,
искусный политик и дипломат, используя нарушения английским
королем вассальных обязательств, начал борьбу с ним. Наибольших успехов Филипп II добился в борьбе с английским королем
Иоанном II Безземельным. Объявив его владения во Франции
конфискованными, он завоевал в 1202—1204 гг. Нормандию, которая считалась самой ценной жемчужиной английской короны.
Война приобрела значение европейского конфликта, так как
Иоанн привлек на свою сторону императора Отгона IV, графа
Фландрского и некоторых других феодалов. Но в 1214 г. французы
разгромили англичан в битвах при Ларош-о-Муане близ Анжера
и при Бувине (во Фландрии). Большую помощь королю оказали
города домена и крестьянство. Не случайно от этого времени сохранилось большое число коммунальных хартий, дарованных Филиппом II.
Альбигойские войны. Следующее значительное увеличение домена произошло за счет южных областей страны, которые до начала
XIII в. жили почти обособленно от северной ее части. Задачу
присоединения юга к домену облегчила сложившаяся там внутренняя обстановка.
Экономическое процветание южнофранцузских городов, их
политическая самостоятельность способствовали обострению со330

циальных противоречий в этом регионе. Они проявились в идеоногической борьбе, вызванной распространением еретических учений вальденсов и катаров в 40-е годы XII в. Центр ереси на юге
Франции — город Алъби — дал ей название «альбигойской ереси»,
искоре превратившейся в массовое народное движение с антифеодальной и антицерковной направленностью.
Приверженцы дуалистической идеи об извечной борьбе добра
и ала, катары считали земной мир и католическую церковь созданием дьявола, отрицая ряд догматов христианства, они были преисполнены жаждой духовного очищения. Они требовали ликвидации церковной иерархии, церковного землевладения и десятины.
Вальденсы ратовали за возвращение евангелической простоты
и равенства раннехристианских общин. Часть их выступала с
проповедью бедности и отказа от богатств. «Никто не должен ничем владеть», — учил основатель ереси вальденсов Петр Вальдо
из Лиона. Основную массу альбигойцев составляли горожане и
крестьянство. К движению примкнули рыцари и знать. Даже
граф Тулузский Раймонд склонялся к альбигойству. Причастность привилегированных слоев к ереси диктовалась желанием
присвоить земельные богатства церкви, а также политическими
расчетами. Они сводились к стремлению сохранить политическую
автономию юга, тогда как католическая церковь на этом этапе
находилась в тесном политическом союзе с Капетингами. Была
угроза распространения ереси в Северной Франции. Но, главное,
движение давало удобный повод для вмешательства. В 1209 г.
папе Иннокентию III удалось организовать крестовый поход против альбигойцев с участием северофранцузских феодалов. Их
предводителем являлся барон Симон де Монфор. В 1213 г. в битве
при Мюрэ крестоносцы одержали решительную победу. После
ожесточенного сопротивления были взяты города Безье и Каркассон. Однако Раймонду Тулузскому удалось удержать Тулузу,
Ним, Бокер и Ажан. После гибели Симона де Монфора в борьбу
нмешался французский король Людовик VIII. В итоге двух успешных походов в 1224 и 1226 гг. он присоединил к домену графство
Тулузское и часть земель по Средиземноморскому побережью
(1229). Последний оплот альбигойцев крепость Монтсегюр была
взята только после 10-месячной осады; оставшиеся в ней 200 еретиков были уничтожены (1244). Однако Аквитания осталась в руках
Плантагенетов.
Война нанесла жестокий удар по экономике южных городов,
от которого они постепенно оправились, но потеряли прежнюю
независимость от королевской власти.
Государственное управление в XIII в. В середине и второй поло-

вине XIII в. расширение королевского домена было подкреплено
331

созданием общегосударственного аппарата управления. Его основу
составили центральные органы, выросшие из королевской феодальной курии: Королевский совет — верховный орган управления; Парижский парламент (верховный суд) и финансовое
ведомство — Палата счетов. Основной линией развития государственного аппарата была постепенная замена службы по вассальным обязательствам службой, оплачиваемой государством, которую несли обученные чиновники — легисты, знатоки законов,
часто выходцы из неблагородных сословий. Королевский совет как
постоянный орган при короле состоял из приближенных к нему
крупных феодалов, принцев крови, а также легистов. Во главе отдельных административных округов, на которые был разделен домен, стояли бывшие управляющие королевскими поместьями —
прево. Округа соединялись в более крупные единицы — бальяжи
(на севере) и сенешальства (на юге). Возглавлявшие их бальи и
сенешали как чиновники короля соединяли в своих руках административную, судебную и военную власть. Король назначал их
из числа крупных феодалов, стремясь обрести в них политических
союзников.
Королевская власть постепенно превращалась во власть, представляющую «общее благо» и имеющую публично-правовой характер. Существенное значение при этом имела тенденция к замене
выборной власти короля наследственной. Представители правящей династии Капетингов пытались реализовать наследственный
принцип, коронуя наследника при живом отце. Государство не
считается теперь личной собственностью короля, которая могла
быть разделена между наследниками или подарена частным лицам. Утверждается принцип неотчуждаемости домена. Король перестает рассматриваться как частное лицо, когда он должен был,
подобно любому другому феодалу, приносить клятву сеньору, во
владениях которого им приобреталась земля. Чтобы избежать
унизительной процедуры принесения оммажа, короли перекладывают ее на своих чиновников, а затем вообще отказываются от нее.
Король становится законодателем. Укореняются понятия о священной природе королевской власти и о государственной измене.
Наиболее крупные и важные реформы внутреннего управления
были проведены в царствование Людовика IX (1226—1270). На
территории королевского домена были запрещены судебные поединки (решения тяжб с помощью поединка спорящих сторон,
широко применявшиеся в сеньориальном суде). Появилась возможность перенести дело в королевский суд. На решение любого
суда — сеньориального или городского — могла быть подана апелляция в королевский суд. Парижский парламент становился верховной судебной инстанцией королевства. Наиболее важные дела,
332

в первую очередь уголовные, были в ведении только королевского
суда. Общественному порядку и ослаблению феодальных усобиц
в государстве содействовал запрет Людовика IX вести частные
войны на территории домена, а также установление правила, действующего на земле всего королевства и получившего название
«40 дней короля». В течение этого срока сеньоры, оказавшиеся
перед угрозой военного конфликта, могли апеллировать к королю.
В королевском домене была введена единая монетная система;
королевская монета получила право хождения по всему государству наряду с местными монетами сеньоров. Право чеканки
собственной монеты имели тогда около 40 сеньоров. Постепенно
королевская монета стала вытеснять из обращения местную. Отличаясь высоким содержанием серебра или золота, она широко
использовалась как во внешней, так и во внутренней торговле.
Это содействовало экономическому единству страны.
Людовик IX, снискавший имя «Святого», пытался реализовать
идеал «христианнейшего государя», объявив целями своей внутренней и внешней политики мир и справедливость. Он выступил
организатором VII и VIII крестовых походов против «неверных»
и добился мира с соседями в Европе. Им были заключены договоры с королем Арагона, который содействовал спокойствию на
юге Франции, и в 1259 г. — с королем Англии. Английский король Генрих III сохранил Гиень, за которую давал клятву верности
французскому королю. Неоднократно Людовик IX выступал в роли
арбитра в спорных европейских делах.
Но о тщетности его усилий добиться «справедливости» внутри
страны красноречиво свидетельствовали многочисленные городские волнения и случившееся в период его царствования восстание «пастушков». Вместе с тем проведенные им реформы имели
прогрессивное значение для углубления процесса централизации.
Последующее усиление налогового гнета, рост злоупотреблений
со стороны центральной и местной властей и тяготы войн побудили современников этих явлений считать время Людовика IX
молотым веком» в истории страны.

§ 2. Франция в XIV-XV вв.
Крестьяне и феодалы в XIV в. Утверждение денежной ренты и
•кономической самостоятельности крестьянского хозяйства способствовали значительной дифференциации крестьянства. Большая свобода в пользовании цензивой, в частности возможности
ее заклада или продажи при условии выплаты взноса феодалу,
привели к появлению в деревне значительной прослойки обед333

невших крестьян. Заклад земли и долговая кабала чаще всего не
спасали от разорения, так как выплата долга ложилась дополнительным бременем на хозяйство крестьянина. Будучи не в состоянии справиться с этими трудностями, иногда вынужденный продать часть надела, крестьянин, чтобы прокормить семью, уплатить
ренту и государственные налоги, должен был наниматься на сезонные работы к сеньору или к своим зажиточным соседям. Возникает особая категория сельского населения — наемные работники.
Параллельно этому процессу формируется новый вид крестьянского держания — аренда земли, часто в виде издольщины.
Она отличалась от цензивы, которая как форма наследственного
держания с фиксированной рентой обеспечивала возможность
сохранения части прибавочного продукта в хозяйстве крестьянина и делала его положение относительно стабильным. Аренда,
условия которой земельный собственник менял в свою пользу в
зависимости от рыночного спроса, уменьшала сопротивляемость
крестьянского хозяйства процессу имущественного и социального
расслоения. В Пикардии в конце XIII в. на 100 жителей деревни приходилось 12 неимущих крестьян. В одной из областей
330 крестьян имели в держании небольшие участки земли и были
вынуждены дополнительно работать по найму; 36 крестьянских
хозяйств имели обычное по размеру держание, но не располагали
упряжкой; только 16 хозяйств имели упряжку и плуг; 3 хозяйства
считались зажиточными.
Существенные изменения происходили и в положении феодалов. Стремлению увеличить ренту мешали почти полное исчезновение барщинного хозяйства, личная свобода крестьянина и фиксированная денежная рента. Кроме того, усилившаяся королевская
власть стала соперником феодалов в эксплуатации крестьянства,
что ограничивало размеры сеньориальных платежей. Участившиеся со стороны короля требования военной службы увеличивали
расходы феодалов и также содействовали обеднению части их.
Многие сыновья мелких и средних феодалов не могли приобрести
звания рыцарей из-за дороговизны процедуры посвящения.
XIV век принес значительные изменения в природу вассальных отношений. В условиях товарно-денежных отношений развивается так называемая фьеф-рента (вассальная служба, при которой сеньор не уступал вассалу земли, но делился частью ренты)
и система денежных контрактов. В силу этого отношения в среде
феодалов перестают быть связанными непосредственно с землей,
ее наследованием и вассальной присягой. Личностные связи, за
которыми прежде скрывались поземельные отношения, уступают
место вещным. Королевская власть использует эти новые формы
334

для того, чтобы в обход старых норм вассалитета приблизить к
себе основную массу феодалов, используя их на государственной
и военной службе.
Социальная жизнь в городе в XIV в. Неспособность цеховых

уравнительных постановлений сдержать процесс имущественного
и социального расслоения стала очевидной уже в XIII в. Этот
процесс становится еще заметнее в XIV в., вызвав существенные
изменения в структуре цеха и взаимоотношениях между цехами.
Он проявлялся в выделении зажиточных мастеров внутри цеха,
их попытках контролировать производство, в зависимости от них
основной массы ремесленников и в «замыкании» цеха, которое
закрыло подмастерьям доступ к званию мастера. Это усложнило
социальные противоречия в городе, побудив подмастерьев организовать свои союзы — «компаньонажи» — и подняться на борьбу
против зажиточных мастеров (см. гл. 8).
Основная масса ремесленников не была представлена в городских муниципалитетах и не могла контролировать налогообложение. В городе имелось большое число неквалифицированных
ремесленников, внецеховой бедноты, пришлых из деревень. Эта
прослойка жила случайными заработками, была готова включиться в социальную борьбу на стороне ремесленной массы или стать
объектом политических спекуляций городской верхушки. Возникали сложные отношения зависимости между цехами смежных
специальностей — красильщиков и суконщиков, мясников, жииодеров и дубильщиков кожи и т.д., что свидетельствовало о попытках торгового капитала организовать крупное производство.
В ряде отраслей ремесленного производства складываются услоиия для формирования раздаточной системы: городские купцы
начинают активно вовлекать деревенские промыслы в городское
производство (сучение шерсти и др.).
Успехи процесса централизации. Усиление королевской власти в

начале XIV в. Конец XIII — начало XIV в. в политической истории Франции был ознаменован оформлением сословной монархии
(феодальной монархии с сословным представительством). Основанием для становления новой формы государства служил проi iecc централизации страны и дальнейшего усиления королевской
иласти. Оно было связано, в частности, со значительным расширением к тому времени территории королевского домена. Успехи
французского короля в борьбе с английским на юге страны были
подкреплены присоединением к домену короля Лангедока (бывшее графство Тулузское), части Аквитании в 1308—1309 гг., а также
областей по течению рек Дордони и Гаронны и в 1285 г. — Наварры. Англичане сохранили только узкую полосу вдоль Бискайского
335

побережья. Важными приобретениями были графство Шампань,
присоединенное к королевскому домену после брака Филиппа IV
(1285—1314) с дочерью и наследницей графа, и богатый город Лион
в центре страны (1307). В начале XIV в. домен короля занимал
уже 3/4 территории королевства. Это укрепило притязания короля
на власть в качестве сюзерена, желавшего превратить все население страны в своих подданных. Для этого Филипп IV, ломая
иерархию, устанавливал прямые связи с арьер-вассалами, с помощью суда и налогов включал в сферу своей политики крестьянство, зависимое от светских и церковных феодалов.
Расширяя компетенцию королевского суда и Парижского парламента как высшей судебной инстанции, монархия сокращала
юстицию светских и церковных феодалов, а также сферу городского суда. В первой половине XIV в. парламент становится
постоянным органом с фиксированным числом членов (100 прокуроров, адвокатов, советников). Его деятельность была направлена на нивелировку местных обычаев и постепенную выработку
общегосударственного права.
В правление Филиппа FV закладываются основы государственной налоговой системы. Введенный им косвенный налог с продаваемых в стране товаров получил в народе название «дурного».
Для пополнения казны Филипп IV не брезговал и прямым грабежом. Меняя содержание драгоценного металла в монете, он
снискал себе славу фальшивомонетчика. Филипп IV неоднократно изгонял евреев-ростовщиков из королевства, конфискуя в
пользу казны их имущество и беря с них большие суммы за право
вернуться. Он требовал займы у городов и, не возвращая долгов,
разорял городские финансы. Это облегчало ему осуществление
политики, направленной на постепенную ликвидацию коммунальных вольностей и подчинение городского управления королевскому чиновнику.
Члены городского управления в свою очередь перекладывали
тяжесть налогов на ремесленников. Эта ситуация вызвала антиналоговые городские восстания. Наиболее крупным из них было
восстание 1306 г. в Париже, непосредственным поводом к которому явилась новая порча монеты. Городская беднота обратила
свой гнев не только против королевских чиновников финансового
ведомства, но и против богатых горожан, подвергнув разгрому их
дома. Королю пришлось укрыться в замке ордена тамплиеров и
пережить несколько унизительных дней осады. Затем последовала жестокая расправа с восставшими.
Оформление налоговой системы было тесным образом связано
с реформами в армии. Смысл их заключался в замене феодального
336

ополчения наемной армией из числа французских рыцарей и чужеземцев. Побуждая феодалов выкупать военную службу, король
стремился создать военную организацию с жесткой дисциплиной
и подчинением королю. Известным стимулом для этих реформ
Филиппа IV явилась война во Фландрии. Граф Фландрии был
вассалом французского короля, но территория его графства лишь
номинально входила в состав французского государства, не будучи
французской ни по населению, ни по языку. Исключение составляли лишь некоторые пограничные области. Однако Франция
притязала на богатые города Фландрии — Гент, Ипр и Брюгге,
которые являлись центрами издавна развитого здесь сукноделия
и торговли. Филипп IV воспользовался внутренней борьбой в
этих городах, став на сторону патрицианс ко-бюргерской верхушки. Но введение им тяжелых налогов вызвало широкое народное
движение. В городах борьба за политическую независимость
Фландрии слилась с выступлением ремесленников против патрициата. В 1302 г. в Брюгге они вырезали французский гарнизон и
местный патрициат. Это событие, получившее название «Брюггской заутрени», послужило сигналом для восстания городских и
сельских масс всей Фландрии. Филипп IV двинул против них
свою армию, которая в том же 1302 г. в битве при Куртре потерпела поражение. Это был один из редких в истории того времени
случаев, когда рыцарская конница оказалась разбитой городским
ополчением. Собранные на поле битвы шпоры французских рыцарей были вывешены в знак победы на воротах города, отчего
это событие получило название «Битвы шпор».
Неудачная война во Фландрии побуждала французского короля
вновь и вновь требовать военной службы или выкупа ее дворянами, притом не только его непосредственными вассалами. Требования выкупа сочетались с попытками ввести прямой налог на
имущество или доходы населения, в том числе и привилегированного. Эта политика вызвала большое недовольство светских и
церковных феодалов. Однако для общественного мнения она
была оправдана военной необходимостью, кроме того, господствующий класс был заинтересован в феодальной экспансии во
Фландрии.
Консолидация сословий и рост их политической активности. На-

ряду с усилением королевской власти второй существенной стороной образования сословной монархии явился процесс оформления сословий и рост их политической активности. Наиболее
выраженные формы этот процесс приобрел в среде горожан. Сословия дворян, духовенства и горожан пытались защищать свои
привилегии, консолидируясь на разных территориальных уровнях,
337

главным образом в рамках провинций. Их привилегии были обычно подтверждены письменными хартиями.
В этих условиях монархии пришлось делить прерогативы —
судебные, налоговые, военные — не с отдельными крупными
вотчинниками, а с сословными группами, которые обладали, хотя
и ограниченной, властью на местах. Королевская власть, претендуя на высший суверенитет, не располагала тем не менее для его
реализации достаточными средствами и была вынуждена просить
помощи — денежной, военной и политической — у сословий. Результатом явилось образование органа сословного представительства — собрания, на котором монарх советовался с сословиями
при решении наиболее важных вопросов внутренней и внешней
политики. Члены этого собрания в отличие от собраний королевской курии должны были быть выборными, а кроме того, на нем
присутствовали представители городского сословия. Теряя коммунальные вольности, городское сословие получило политическое
признание в рамках государства. Общегосударственный орган сословного представительства — Генеральные штаты — был впервые
созван в связи с борьбой Филиппа IV с папой Бонифацием VIII.
Борьба с папством и возникновение Генеральных штатов. Усиле-

ние королевской власти при Филиппе IV привело к конфликту
с папством. Король существенно ограничивал имущественные и
судебные права церкви. Непосредственным предлогом конфликта
явилась налоговая политика монархии в отношении церковных
земель. Противоречия между королем и церковью переросли
рамки внутреннего вопроса, так как французская церковь подчинялась римскому папе. Папа Бонифаций VIII в 1296 г. запретил
светской власти взимать поборы с духовенства, а духовенству —
платить их без разрешения папы. Филипп IV ответил на это запрещением вывоза из Франции золота и серебра, что исключило
поступления в папскую казну денег от французского духовенства.
Бонифаций VIII решил вынести обсуждение вопроса о внутреннем положении во Франции на церковный собор 1 ноября 1302 г.
Свою решительную позицию он подкреплял, как некогда Григорий VII, притязаниями на примат духовной власти над светской.
Филипп IV расценил его политику как вмешательство во внутренние дела Франции. Королевскими легистами была организована кампания, обличавшая Бонифация VIII в злоупотреблениях.
Выступив с ответными обвинениями, Бонифаций VIII готовил
буллу об отлучении Филиппа IV от церкви. В обстановке широкого недовольства в стране королевской политикой эта мера могла
вызвать серьезные осложнения для монархии. Опережая события,
Филипп IV созвал в 1302 г. Генеральные штаты, на которых были
338

представлены духовенство, дворянство и горожане (по 2 депутата
от каждого города). На ассамблее, где рассматривался вопрос об
осуждении папы как еретика, король оказался перед лицом оппозиции части духовенства, дворянства и городов, главным образом
южных. Но Филипп IV сумел заручиться поддержкой своих сторонников, особенно от городских депутатов. Чтобы низложить
папу, Филипп IV отправил в Италию своих агентов — Гийома
Ногаре и Гийома Плезиана. Не жалея денег, те привлекли политических врагов папы в Италии на свою сторону, ворвались в
папский дворец и подвергли Бонифация VIII домашнему аресту.
Не перенесший оскорблений Бонифаций VIII вскоре умер.
В 1305 г. под давлением Филиппа IV на папский престол был
избран французский прелат под именем Клемента V.
Желая закрепить победу, Филипп IV с помощью легистов
организовал судебный процесс против ордена тамплиеров с обвинением его в ереси. Духовно-рыцарский орден тамплиеров, основанный в XII в. для поддержки крестоносного движения (см. гл. 9),
находился под особым покровительством пап. Уже в XIII в. он
превратился в могущественного земельного собственника. Орден
перенес центр своей деятельности в Европу, где занимался ростовщическими операциями. Французский король, желая ликвидировать орден, преследовал политические и экономические цели.
Он хотел избавиться от независимого противника внутри страны,
к тому же действующего в тесном контакте с римским папой, а
также конфисковать земли и казну ордена. В этой борьбе Филипп IV опять прибег к помощи общественных сил, созвав Генеральные штаты в 1308 г. Орден, не признанный виновным в ереси,
был, однако, распущен по решению церковного собора в 1312 г.
Под давлением короля папа Клемент V перенес свой двор в
Авиньон на Роне, этой мерой открыв 70-летний период так назыиаемого «Авиньонского пленения пап» (1309—1378), попавших
мод контроль французского короля.
Структура сословного представительства. Особенностью сослов-

ного представительства во Франции являлось наличие представительных учреждений на разных территориальных уровнях: местных
органов, провинциальных и Генеральных штатов. Многие из местных штатов — ассамблеи баронов, рыцарей и консулов в графствах
Ажене и Керси, сенешальствах Тулузы, Каркассона и Бокера, проиинциальные штаты Лангедока и Нормандии — известны уже с
середины XIII в. Генеральные штаты возникли на этапе общегосударственной централизации, позже органов местного значения
И некоторых провинциальных штатов.
В системе представительства Франции отсутствовало жесткое
соподчинение ее звеньев. Большие размеры страны делали не
339

всегда реальным созыв Генеральных штатов. В течение XIV и XV вв.
часто созывались отдельно штаты в областях Лангедойля и Лангедока, которые одновременно рассматривали одни и те же вопросы,
являясь, таким образом, сессиями Генеральных штатов. Наряду с
ними собирались местные или областные штаты. Три сословия
Генеральных штатов заседали отдельно, формируя три палаты —
духовенства, дворянства и городских представителей. Первая палата состояла из прелатов, которых лично приглашал король.
Кроме того, в нее на провинциальных собраниях духовенства или
в монастырях выбирались прелаты или магистраты церкви. От
светских феодалов присутствовали, как правило, крупные сеньоры по приглашению короля. В третьей палате (с конца XV в. она
стала называться палатой «третьего сословия») заседали представители городов — члены городского управления, богатые и влиятельные горожане. Они часто не избирались городской общиной,
а назначались городским советом. Длительное время во Франции, особенно в среде дворянства, был слабо развит принцип выборности. Лишь к концу XV в. он был реализован для всех трех
сословий. Каждая палата имела один голос, и общее решение
двух палат не обязывало третью принять его, если ее представители
не были согласны с ним.
Генеральные штаты не превратились в регулярно действующий
орган. И хотя король прибегал к их созыву под давлением обстоятельств, нуждаясь в помощи, право созыва, назначение места
и сроков собрания оставались его прерогативой. Король не был
подотчетен Генеральным штатам. Их основной функцией было
решение вопроса о субсидиях. Они обсуждали и политические
дела, но без формального права утверждать законы. Следовательно, их ограничительная функция по отношению к власти монарха
по сравнению с английским парламентом была слабее. Королевская власть во Франции проводила в своих интересах консультации с сословиями на местных или провинциальных собраниях,
иногда сознательно противопоставляя их Генеральным штатам,
что также уменьшало значение последних.
Слабость Генеральных штатов объяснялась расстановкой социальных сил в стране, характеризуемой резкими противоречиями
привилегированных сословий с городским сословием. Это позволило центральной власти выступить инициатором созыва Генеральных штатов и, используя противоречия, как межсословные,
так и внутрисословные, поставить их в сильную зависимость от
себя. Тем не менее сословия располагали возможностью контролировать действия короля. Право императивного мандата, которым
располагал депутат, обязывало его действовать согласно инструкции,
340

данной избирателями. Сословия имели возможность уклониться
от выполнения решений, предложенных королем, высказать свое
несогласие с его политикой. Таким образом, на Генеральных
штатах был реализован компромисс между королевской властью,
привилегированными сословиями и городской верхушкой.
В условиях сравнительно узкой социальной базы королевской
власти на раннем этапе сословной монархии особое значение в
сословно-представительном учреждении имела позиция городских депутатов, как правило, поддерживавших короля в его политике централизации и дававших ему основную часть субсидий.
Вопрос о налогах служил основным поводом для глубокой розни
сословий. Городские депутаты пытались добиться, чтобы привилегированные сословия платили налоги, а не только давали согласие
на их взимание с городского и сельского населения.
В составе Генеральных штатов были, таким образом, представлены дворяне, духовенство и патрицианско-бюргерская верхушка
городов, в то время как основная масса податного населения, и
прежде всего крестьянство, была лишена права посылать своих
депутатов в сословно-представительный орган, что отражало его
бесправное положение в обществе.
Столетняя война (начальный период). В конце 30-х годов XIV в.

началась Столетняя война Франции с Англией (1337—1453), которая явилась самым тяжелым испытанием в давнем конфликте
между двумя государствами. Развернувшаяся на территории Франции, с длительной оккупацией страны англичанами, она привела
к убыли населения, сокращению производства и торговли. Одним
из очагов противоречий, вызвавших военный конфликт, была
территория бывшей Аквитании, особенно ее западной части —
Гиени, объекта притязаний английского короля. Экономически
>та область была тесно связана с Англией, получая оттуда шерсть
для сукноделия. Из Гиени в Англию шли вина, соль, сталь и красящие вещества. Знать и рыцарство Гиени, стремясь сохранить
политическую независимость, предпочитали номинальную власть
Англии реальной власти французского короля. Для французского
королевства борьба за южные провинции и ликвидацию английского владычества в них была одновременно войной за объединение французского государства. Вторым, тоже давним очагом
противоречий явипасъ богатая Фландрия, которая стала объектом
агрессии уже для обеих воюющих сторон.
Столетняя война началась и проходила под знаком династических притязании английской монархии. В 1328 г. умер последний
из сыновей Филиппа IV, не оставив наследника. Английский король Эдуард III, которому в качестве внука Филиппа IV по женской линии представилась удобная возможность объединить обе
341

Столетняя война (1337—1415):
/ — владения англичан перед Столетней войной; 2 — территория, отошедшая
к Англии по миру в Бретиньи; 3 — владения герцога Бургундского; 4 — земли
французской короны; 5 — район восстания Жакерии; 6 — городские восстания
80-х годов XIV в.; 7 — путь английской армии

короны, заявил о своих правах на французский престол. Во Франции, однако, сослались на правовую норму, которая исключала
возможность передачи короны по женской линии. Основанием
для нее послужила статья «Салической правды», отказывавшая
женщине в праве получения земельного наследства. Корона была
передана представителю боковой ветви Капетингов — Филиппу VI Валуа (1328—1350). Тогда Эдуард III решил добиться своих
прав с помощью оружия.
Этот военный конфликт стал крупнейшей войной европейского
масштаба, втянувшей через систему союзнических связей такие
страны, как Империя, Фландрия, Арагон и Португалия — на стороне Англии; Кастилия, Шотландия и папство — на стороне
Франции. В этой войне, тесно связанной с внутренним развитием стран-участниц, решался вопрос о территориальном размежевании ряда государств и политических образований — Франции
и Англии, Англии и Шотландии, Франции и Фландрии, Кастилии и Арагона. Для Англии он вырос в проблему образования
универсального государства, включавшего разные народы; для
Франции — в проблему существования ее как самостоятельного
государства. Война началась в 1337 г. успешными операциями англичан на севере. Они победили на море в 1340 г. (битва при
Слейсе у берегов Фландрии). Поворотное значение для первого
этапа войны имела победа англичан на суше в 1346 г. в битве при
Креси в Пикардии, одном из наиболее знаменитых сражений
Средневековья. Это позволило им в 1347 г. взять Кале — важный
стратегический порт, куда экспортировалась шерсть из Англии.
Он был взят после 12 месяцев мужественной обороны жителей и
подвига 6 его граждан, которые решились принять смерть ради
спасения города от уничтожения.
На юго-западе англичане захватили с моря Гиень и Гасконь,
где наместником Эдуарда III стал его сын Эдуард, прозванный по
цвету лат Черным принцем и снискавший себе славу военными
подвигами. Базируясь в Бордо, он вместе со своими рыцарями
совершал жестокие грабительские набеги на центральные области
Франции. При возвращении из очередного набега в 1356 г. его
поиска были настигнуты близ Пуатье французской армией. Французы, численно превосходившие англичан, казалось, могли рассчитывать на победу. Однако и в этой битве они были разбиты.
Причины неудач французов коренились в недостатках военной
организации и особенностях тактики. Английская армия была численно небольшой, но хорошо организованной, отряды наемных
рыцарей действовали сплоченно, согласованно, четко выполняя
приказы командующего. Существенную часть армии составляли
343

хорошо обученные английские стрелки из лука, главным образом
из числа свободных крестьян. В сражениях английские рыцари
спешивались, что помогало их взаимодействию с лучниками.
Французская армия, несмотря на практику выкупа военной
службы, оставалась преимущественно плохо организованным феодальным ополчением. Король мог эффективно контролировать
только свою часть войска. Основной боевой единицей являлись
тяжеловооруженные конные рыцари. Лучников было немного.
Отсутствие взаимодействия рыцарей и пехоты, обычно неподвижно стоявшей в сражении, делало их одинаково уязвимыми
для врага. В ближнем бою англичане легко разъединяли французских рыцарей на отдельные отряды, стаскивали с коней, что делало тех совершенно беспомощными из-за тяжелых лат, и брали
в плен, чтобы затем потребовать выкуп. Выкуп стал с первого дня
войны средством обогащения для той и другой стороны.
Недостатки французской армии сказались с особой силой в
битве при Пуатье. Часть феодалов, не выдержав натиска врага,
увела свои отряды рыцарей. Были выбраны неудачные для французов позиции, попытка спешивания части рыцарей и их взаимодействия с пехотой тоже оказалась неудачной. Хронисты писали,
что в битве погиб весь цвет французского рыцарства. Потери
французов насчитывали 5—6 тыс. человек, примерно половину из
них составляли рыцари. Многие французы оказались пленниками
англичан. Король Иоанн П, бесстрашно сражаясь во имя рыцарской чести, забыл о необходимой для главы государства осторожности и тоже попал в плен.
Парижское восстание 1356—1358 гг. Поражение при Пуатье
поставило всю страну в крайне тяжелое положение. Казна была
пуста, значительная часть территории оккупирована. Нужны
были огромные средства на продолжение войны и выкуп короля
из плена. Сумма выкупа была определена в 3 млн золотых экю.
К ощущению унижения Франции, которое возникло после Пуатье,
прибавилось крайнее негодование в отношении дворянства, не
сумевшего выполнить свой долг перед страной и организовать ее
защиту. Протест вызывали условия перемирия, заключенного
пленным королем, признавшим все завоевания англичан. Дофин
(наследник престола во Франции) Карл, желая получить согласие
сословий на сбор налога, созвал в октябре 1356 г. Генеральные
штаты. В их составе в связи с ослаблением дворянства из-за
военных потерь численно преобладали представители городов.
Выражая общественное мнение, дофин и Генеральные штаты
отказались утвердить договор с Англией. На волне глубокого недовольства правительством Генеральные штаты попытались взять
344

н свои руки управление страной и тем самым изменить политическую роль представительного органа. Депутаты потребовали
отставки членов Королевского совета и ряда должностных лиц.
28 членов комиссии из состава депутатов Генеральных штатов
должны были контролировать все решения, касающиеся армии, а
также назначений в государственном аппарате. Дофин отказался
иыполнить требования Генеральных штатов, в Париже начались
иолнения, которые возглавил глава муниципалитета купеческий
старшина Этьен Марсель.
Новое собрание, созванное без согласия дофина в марте 1357 г.
при решающем участии городских депутатов, выработало проект
реформ, получивший название Великого мартовского ордонанса.
Согласно этому проекту Генеральные штаты превращались в ре1улярный орган, ему должно было принадлежать право формиронания центральных органов государственного аппарата из состава
депутатов. В стране установилось двоевластие, которое длилось
более полутора лет. Этот срок оказался достаточным, для того
чтобы обнаружилось глубокое отчуждение представительного органа от народных масс, а также не менее глубокие межсословные
противоречия внутри Генеральных штатов. Привилегированные
сословия не могли согласиться с решением о налогообложении,
гак как вотированная штатами субсидия в размере 15% годового
дохода затрагивала их интересы. Духовенство и дворянство отказались платить налог и принимать участие в работе Штатов. Города, ратуя за местные интересы, отказались поддерживать парижан, что отразило слабую консолидацию городского сословия в
масштабах страны. Политика Этьена Марселя и городской верхушки рождала протест и у основной массы парижан, за счет которых
те пытались решить налоговые трудности в стране. Сильное недовольство вызвали меры по изменению монеты, к которым вопреки
общественному мнению прибег Этьен Марсель.
Новое собрание Генеральных штатов в феврале 1358 г. обнаружило политическую изоляцию городской верхушки Парижа. Этим
хотел воспользоваться дофин. Тогда Этьен Марсель решил пойти
на открытое восстание против королевской власти. 22 февраля
1358 г. купеческий старшина с вооруженными ремесленниками
порвался во дворец, где на глазах дофина были убиты два его
ближайших советника — маршалы Шампани и Нормандии. На
перепуганного дофина Этьен Марсель надел свою сине-красную
шапку (цвета Парижа), обещая ему безопасность и покровительство. Дофин был вынужден подтвердить ордонанс, изданный по
инициативе Штатов. Однако через месяц он бежал из Парижа и
стал готовить осаду столицы. Дофин использовал при этом местные собрания штатов. Некоторые из них дали ему субсидии, тем
345

самым еще раз подтвердив, что парижская городская верхушка
потеряла авторитет в стране. В условиях, когда дофин открыл военные действия против парижан, городская верхушка пошла на
предательство, вступив в союз с королем Наварры Карлом Злым.
Этот правитель маленького государства на юге Франции, используя свое родство с Капетингами, вел борьбу с домом Валуа и перешел на сторону англичан. Власти Парижа, заключив с ним
союз, сыграли на руку сепаратистским тенденциям, особенно пагубным в условиях войны.
Жакерия и конец Парижского восстания. Тяжелую ситуацию Б

стране усугубило начавшееся в мае 1358 г. крестьянское восстание. Принятая в то время презрительная кличка крестьян «Жакпростак» дала название этому крупному восстанию. Среди причин Жакерии следует в первую очередь назвать характерное для
этого периода стремление феодалов увеличить размеры сеньориальных поборов. Для крестьянства,, чьи поселения не были защищены, подобно городам, стенами и укреплениями, были особенно
тяжелы последствия военных поражений и оккупации. Их грабили
не только англичане, но и французская наемная армия.
В условиях войны резко возросли государственные налоги, оплата которых была особенно тяжела из-за обеднения части крестьянства. Наконец, в 1348 г. на Францию обрушилась эпидемия
чумы — «черная смерть», которая унесла от i/з Д° 4l населения,
затронув в первую очередь народные массы. Убыль населения повысила ценность рабочих рук и привела к повышению заработной
платы, в том числе сельских работников. Однако правительство
приняло так называемое рабочее законодательство, исключавшее
возможность роста заработной платы, поддержав таким образом
начавшуюся в этих условиях сеньориальную реакцию. Все это
определило направленность восстания и как антифеодального,
и как антиправительственного.
При объяснении причин восстания следует также учесть перемены в сознании крестьянства. Война усилила социальную роль
крестьянских общин, которые брали на себя задачи самообороны
от английской оккупации и грабежа наемников.
Непосредственным поводом к восстанию явились меры, которые предпринял дофин. Готовясь к блокаде столицы, он потребовал от окрестных крестьян выполнения работ по укреплению
замков. 28 мая в области Бовези к северу от Парижа крестьяне в
стычке с отрядом дворян убили нескольких рыцарей. Это послужило сигналом к восстанию. Оно быстро охватило значительную территорию Северной Франции — Бовези, Пикардию, Иль-де-Франс,
Шампань. Протест перерос в крестьянскую войну, в которой к
крестьянам примкнули деревенские ремесленники, мелкие тор346

говцы, сельские священники. Общее число восставших, по свидетельству хронистов, достигало 100 тыс. человек. Современники
назвали ее войной недворян против дворян, поскольку участники
ставили цель «искоренить дворян всего мира и самим стать господами».
Жаки уничтожали налоговые документы и списки феодальных
повинностей, разрушали замки, убивали феодалов. Они не выработали письменной программы. Однако известную организованность движению сообщало участие крестьянских общин. В ходе
восстания обнаружились попытки к совместным действиям между крестьянами и городским плебсом. В ряде городов городские
низы выражали сочувствие восставшим крестьянам, открывали
им ворота, предлагая объединиться в борьбе с богатыми горожанами. Этьен Марсель тоже попытался использовать крестьянское
движение, чтобы, в частности, снять осаду с Парижа, и даже
послал несколько отрядов в помощь жакам. Однако по мере развития событий он поспешил отказаться от союза с ними.
Наибольшей организованностью и масштабностью восстание
отличалось в Бовези. Во главе объединенных отрядов крестьян
стал Гильом Каль, знакомый с военным делом. Он назначал капитанов в отдельные отряды, рассылал приказы, пытаясь добиться
единства и дисциплины. Приказы заверялись королевской печатью, на знаменах крестьян изображался королевский герб, что
отразило монархизм крестьянства, выступавшего против феодалов и государственных чиновников, но за «доброго короля».
8 июня около селения Мелло крестьяне встретились с войском
феодалов под предводительством Карла Злого.Численный перевес
был на стороне жаков, однако в течение двух дней обе стороны
не рискнули начать сражение. Карл Злой предложил переговоры.
Его союз с Этьеном Марселем служил известной гарантией доверия крестьян. Не потребовав заложников, Гильом Каль явился на
встречу, был вероломно захвачен, подвергнут пыткам и казнен.
После этого рыцари бросились на лишенное предводителя плохо
вооруженное крестьянское войско и разгромили его. Восстание в
Бовези было подавлено; в ряде районов отдельные крестьянские
отряды действовали до сентября 1358 г. Испытав ужас перед крестьянским бунтом, феодалы жестоко расправились с восставшими.
В Жакерии отчетливое желание уничтожить феодалов соединялось с наивными и неопределенными чаяниями свободной жизни
без господ, под главенством «доброго короля». Она обнаружила
присущую крестьянским восстаниям слабую организованность.
Однако восстание до известной степени ограничило попытки сеньоров увеличить феодальную эксплуатацию и обеспечило возмож347

дальнейшего развития хозяйства лично свободного крестьянина в условиях товарного производства.
Разгром Жакерии ускорил конец Парижского восстания. В конце
китя дофин с большой армией подошел к стенам Парижа. Рукоцвцимые Этьеном Марселем городские верхи пошли на открытое
вардательство, согласившись впустить в столицу английские отрлды, которые привел Карл Наваррский. Большинство сподвижников Этьена Марселя покинуло его. В конце июня он был убит
сторонниками дофина, который вступил в столицу и расправился
(славными участниками восстания. Реформы Генеральных штаwo были отменены, хотя монархия использовала некоторые из
цндинистративных мероприятий Штатов к своей пользе.
Мир в Бретиньи. Реформы Карла V. В 1360 г. Франция заключила

(А шглией мир в Бретиньи. Его условия носили компромиссный
дрэактер, хотя и были тяжелы для Франции. Английский король
штазывался от притязаний на французскую корону, но земли к югу
с уЛуары, т.е. треть страны, оставались под его властью.
Мир, по существу, был временной передышкой: продолжение
овйны представлялось неизбежным, и целям ее были подчинены
рфформы дофина, затем короля Карла V (1364—1380). Основная
в и: них предполагала усиление королевского контроля над армией
] дшсциплины в ней. Была упрочена власть главнокомандующей гс— коннетабля, расширена и укреплена система наемничества
лии оплачиваемой службы по контракту; усилена артиллерия;
рпгдприняты меры по обучению пехотинцев стрельбе из лука и
эвралета. При Карле V было демократизировано военное руководство, которое избиралось с учетом в первую очередь военной
оццготовки человека, а не его места в феодальной иерархии. На
должность коннетабля (главнокомандующего) был назначен меликй бретонский рыцарь Дюгеклен — талантливый и осторожный
опяководец. Благодаря этим реформам, а также переходу к тактие ю мелких сражений началась полоса военных успехов Франции.
Всередине 70-х годов XIV в. французская армия оттеснила ангилчан на юге страны к морю, оставив под их властью только
оБрдо, Байонну и побережье между ними.
Военные реформы были подкреплены мерами в области наложв. Карл V собирал прямой подымный налог (фуаж) наряду с
оксвенными налогами на продаваемые товары, в том числе на
э.саь (габель). При нем продолжалось усложнение государственного
аппарата, в частности налогового ведомства; появляются должности
гнгнералов финансов и провинциальных финансовых чиновников,
анзначаемых королем. Неизбежное увеличение налогов, которые
олжились бременем в основном на средние слои городского и сельюсого населения, вызвало новое обострение социальной борьбы.
348

Народные восстания во второй половине XIV в. В 70—80.-е гг.

XIV в. по всей стране прокатилась волна антиналоговых восстаний, которые захватили в первую очередь города.
Вслед за горожанами пришло в движение и крестьянство, в
частности на севере страны в районах, где проходила Жакерия.
Основные события развернулись в Лангедоке, Оверни, Пуату,
Дофине. Движение охватило более значительную, чем при Жакерии, территорию и длилось свыше двух лет (с весны 1382 г. по
лето 1384 г.). Восставшие крестьяне, к которым присоединились
многие городские ремесленники, именовались «тюшенами» —
«скрывающимися в лесу» {tauche — лесок; возможна аналогия с
именованием восставших тогда же крестьян Савойи — тукинов).
Начатое против введения нового тяжелого налога, оно переросло
в войну против духовенства, дворянства и купцов — всех, «кто не
имел мозолистых и шершавых рук». После разгрома тюшенов в
открытом бою близ Нима они разбились на мелкие отряды и перешли к «кустарничной» войне (засады и вылазки), что делало их
неуловимыми, позволило долго продержаться и даже захватывать
замки и города. Часто их усилия были обращены против грабежей отрядов наемников, сливаясь с борьбой против английской
оккупации. В начале 80-х годов основные силы крестьян были
разбиты, хотя отдельные отряды тюшенов действовали до 1390 г.
Социальную борьбу 70—80-х годов XIV в. отличало соединение
антиправительственного и антифеодального протеста с острой
внутригородской борьбой, вызванной имущественным и социальным расслоением ремесленной массы. В результате этой борьбы правительству пришлось временно отменить фуаж. Вплоть до
начала XV в. оно не рисковало повышать налоги.
Феодальная усобица. Восстание кабошьенов. Успехи централиза-

ции во Франции не исключали обострения сепаратистских тенденций. В условиях внешней опасности это могло нанести серьезный
ущерб стране. Так случилось, когда в правление психически больного Карла VI (1380—1422) началась ожесточенная борьба двух
феодальных партий, во главе которых стояли дядья и опекуны
короля — герцоги Бургундский и Орлеанский.
Бургундию унаследовал младший сын короля Иоанна Доброго
Филипп Смелый (1364—1404), основав герцогскую династию
Валуа. Он имел особое положение «настоятеля пэров Франции» и
укрепил его браком с наследницей богатых областей — Фландрии
и Артуа. Бургундские герцоги стремились к тому, чтобы стать самостоятельными государями, чему способствовало формальное
нхождение ряда их земель не в состав Франции, а в состав Империи. На этом этапе Столетней войны именно бургундская партия
представляла наибольшую угрозу для единства Франции. Союз349

ником герцога Орлеанского являлись его родственники, крупные
феодалы юга графы Арманьяки, отчего усобица называлась «войной бургундцев и арманьяков». Пользуясь временным ослаблением
королевской власти, обе группировки стремились к политической
независимости в своих владениях, в том числе и в апанажах, т.е.
территориях, которые выделялись членам королевской семьи из
состава королевского домена и были неотчуждаемы.
Междоусобица, сопровождаемая грабежом казны, налоговыми
и административными злоупотреблениями, вызвала широкое движение общественного протеста. С требованием внутренних реформ
выступили Парижский университет и депутаты Генеральных штатов, созванных в 1413 г. Однако они оказались бессильными исправить положение, и тогда в апреле 1413 г. в Париже вспыхнуло
восстание. В нем с особой силой сказались внутригородские противоречия, что определило сложный социальный состав восстания,
раскол в среде участников и изменение направленности движения.
Восстание начал цех мясников, зажиточные мастера которого
хотели добиться усиления своего политического влияния в городе. Они организовали мелкий ремесленный люд и подмастерьев
собственного цеха, а также зависимые от себя цехи живодеров,
скорняков и дубильщиков, которые вместе с присоединившимися
к ним мелкими ремесленниками и городской беднотой других
цехов города составили главную силу восстания. Его предводителем стал живодер Симон Кабош, по имени которого участников
восстания стали называть кабошьенами. Были выдвинуты требования прекращения междоусобицы, снижения налогов и упорядочения их взимания. Правительство вынуждено было принять
Кабошьенский ордонанс, который предлагал программу умеренных
реформ в финансовой и судебной областях. В качестве условия
для нормального функционирования государственного аппарата и
гарантии от злоупотреблений было выдвинуто требование выборности чиновников и запрета продажи государственных должностей.
Несмотря на прогрессивный в целом характер ордонанса, он не
мог удовлетворить беднейшие слои города.
Положение осложняло вмешательство герцога Бургундского,
причастность которого к восстанию объяснялась его политическими расчетами в борьбе за власть. Начался второй этап восстания.
Низы выступили против городской верхушки, которая отошла от
восстания. Ее союзник герцог Бургундский пошел на сговор с англичанами. Городская верхушка, избавляя город от англичан и желая подавить восстание, вступила в переговоры с арманьяками,
которые вошли в город в сентябре 1413 г. Последовала жестокая
расправа с восставшими. Кабошьенский ордонанс был отменен.
350

Возобновление Столетней войны. В 1415 г. английская армия,
возглавляемая королем Генрихом V, возобновила военные действия в Пикардии с намерением взять Кале. Франция, ослабленная
междоусобицей, растеряла все достижения в военной организации, приобретенные, в частности, благодаря реформам Карла V.
В октябре 1415 г. в битве при Азенкуре с английским войском
вновь встретилось плохо организованное ополчение французских
рыцарей — феодалов, потерпевших бесславное поражение. Англичане захватили Нормандию и Мэн.
Положение усугублялось позицией герцога Бургундского Иоанна Бесстрашного (1404—1419), который в 1416 г. заключил союз
с Англией и оказал ей значительную помощь. При нем и его сыне
Филиппе Добром (1419—1467) набирал силу процесс превращения
Бургундии во влиятельную европейскую державу. Существенно
расширилась ее территория, создавались органы центральной и
местной власти, включая сословно-представительные. Получив
титул «Великого герцога Запада», Филипп Добрый стал стремиться
и к королевскому венцу. Однако Бургундия была слабым политическим объединением разных областей и городов, тяготеющих к
автономии. Герцогская власть носила характер не столько публично-правовой, сколько сеньориальной власти. Тем не менее
Бургундское герцогство представляло существенное препятствие
для объединения французских земель, а союз с англичанами способствовал его успехам.
В результате англичане добились заключения мира на тяжелейших для Франции условиях. По договору в Труа 1420 г. при
жизни Карла VI правителем Франции становился английский король Генрих V, затем престол должен был перейти к сыну английского короля и французской принцессы, дочери Карла VI, —
будущему Генриху VI. Дофин Карл, сын Карла VI, был отстранен
от наследования. Франция, таким образом, утрачивала независимость, становясь частью объединенного англо- французского королевства. В 1422 г. Генрих V внезапно умер в полном расцвете
сил, спустя несколько месяцев эта же участь постигла и Карла VI.
Англия и герцог Бургундский признали королем обоих государств
десятимесячного Генриха VI, за которого стал править его дядя
герцог Бедфорд. Однако дофин Карл, невзирая на условия мира,
провозгласил себя королем Франции Карлом VII (1422—1461) и
начал борьбу за трон. Его власть признали некоторые провинции,
расположенные в центре страны, на юге (Лангедок), юго-востоке
(Дофине) и юго-западе (Пуату). Не уступая по размерам областям,
занятым англичанами, эти земли, однако, были менее плодородными и населенными. Они не составляли компактной террито351

рии, окруженные и разорванные владениями англичан и герцога
Бургундского.
Для Франции начался новый этап войны — борьба за независимость, в которой на карту был поставлен вопрос о самостоятельном существовании французского государства. Этот поворот
в войне определился уже к концу ее первого этапа, завершившегося подписанием мира в Бретиньи в 1360 г., однако только теперь
он обрел выраженные формы.
Существенным фактором в дальнейшем развитии событий была
политика англичан на завоеванных землях. Генрих V начал раздавать их в собственность английским баронам и рыцарям. Порты
Нормандии заселялись англичанами. Подобная политика, усиливая английскую экспансию, одновременно рождала ответное
сопротивление французского населения, ненависть к завоевателям,
вызванную репрессиями англичан и грабежами их наемников.
Необходимость защитить свой дом и страну в целом послужила
источником народного сопротивления, которое явилось решающей
причиной нового этапа войны для Франции.
Партизанская война. В условиях Средневековья, когда война
шла медленно, с редкими крупными сражениями и преимущественно оборонительной тактикой, население становилось главной
жертвой грабежей и осад. Правительство рассчитывало на народное
сопротивление, стимулируя и организуя его. Города с укрепленными стенами являлись готовыми центрами отпора врагу. Население деревень укрепляло церкви, которые называли «крепостями
бедных».
Масштабы и эффективность народного сопротивления на этом
этапе войны обеспечивались действиями общин в деревне и цеховых корпораций в городах. По звону колокола население городов
и деревень собиралось в отряды, руководителями которых часто
приглашались дворяне. Неуловимые для врагов партизанские отряды находили неизменную поддержку жителей, несмотря на
казни, которые применяли англичане за содействие и участие в
партизанском движении. Развитию движения способствовала рассредоточенность английских крепостей с военными гарнизонами
на значительной территории, часто далеко друг от друга и от основных сил армии. В этих условиях англичане не рисковали покидать крепости и передвигаться иначе, как многочисленными и
хорошо вооруженными отрядами. Французы стали предпринимать попытки совместных действий народного ополчения с королевской армией. В оккупированных англичанами Париже и Руане
были раскрыты заговоры, участники которых вступили в сношения с Карлом VII с целью помочь французской армии при осаде
этих городов.
352

Жанна д'Арк — народная героиня. В 1428 г. англичане, желая
подкрепить действия на севере страны военными операциями на
юге, предприняли осаду Орлеана. Взятие этой первоклассной по
тому времени крепости открывало им почти беспрепятственное
продвижение на юг. Получив подкрепление из Бордо, на которое
они рассчитывали, англичане сделали бы положение французского
короля безнадежным. В этот особенно тяжелый для страны момент произошел решительный перелом в развитии событий, связанный с именем Жанны д'Арк, героини и символа народного
сопротивления.
Жанна родилась в 1412 г. в местечке Домреми на границе Франции и Лотарингии. Под влиянием бедствий войны, которые не
обошли ее родные места, и глубокой любви к родине в ней созрело убеждение, что именно она должна спасти Францию, став
во главе армии, которая изгонит англичан. Будучи впечатлительной и глубоко религиозной девушкой, она уверяла, что слышит
голоса святых, которые побуждали ее к военному подвигу и обещали ей свою помощь. Узнав об осаде Орлеана, она отправилась
в ближайший городок Вокулер и убедила коменданта замка в
своей освободительной миссии. Получив оружие и боевого коня,
в мужской одежде и сопровождении военного отряда она отправилась через занятые бургундцами и англичанами области в Шинон,
к дофину. Вести о ней быстро распространились по Франции,
порождая веру в чудесную роль Девы, как стал называть ее народ.
Находясь в бедственном положении, король поставил Жанну
во главе армии, окружив опытными военачальниками. Ее природный ум и наблюдательность, восприимчивость в постижении
несложной военной тактики того времени помогали ей не только
достойно вести себя в необычных условиях, но и принимать верные решения. Ее находчивость подкреплялась исключительным
личным мужеством, благодаря которому она была впереди всех в
самых опасных местах, увлекая своим примером других. Глубокая
вера Жанны в то, что освобождение родины является главной
целью ее жизни, отношение к воинам как соотечественникам,
имевшим ту же цель, независимо от их социального положения, —
все это порождало необыкновенный энтузиазм во французской
армии.
В конце апреля 1428 г. Жанна прибыла с армией в Орлеан.
В течение четырех дней английские укрепления под городом
были поодиночке взяты французами, и 8 мая англичане сняли
осаду с крепости. Освобождение Орлеана имело исключительное
значение не только благодаря стратегической роли города-крепости. Это была первая большая победа французов после многих
353

Столетняя война (1415—1453):
/ — территория, оккупированная англичанами в 1415—1429 гг.; 2 — владения
герцога Бургундского; 3 — земли французской короны; 4 — путь французских
войск под предводительством Жанны д'Арк; 5 — районы партизанской войны
против англичан в 1424—1433 гг.; 6— границы Французского королевства

лет национального унижения и позорных поражений. Она укрепляла веру Карла VII в законность его права на престол, которого
он был лишен по мирному договору в Труа. Соединение его
борьбы за престол с войной за освобождение и самостоятельность
Франции усиливало позиции Карла VII. Под давлением Жанны
он осуществил поход в Реймс, где короновались французские монархи. Торжественная коронация Карла VII превратила его в
единственно законного государя Франции в глазах народа и правительств других стран Европы. Последовавшее затем освобождение Шампани резко улучшило положение короля. Предпринятая,
однако, Жанной попытка штурма Парижа кончилась неудачей.
Вместе с тем в ближайшем окружении короля после первых впечатляющих успехов Жанны возник страх перед ее растущей славой
и влиянием.
В мае 1430 г. в стычке под Компьеном, осажденным бургундцами, она была захвачена в плен. Герцог Бургундский продал
свою пленницу англичанам за 10 тыс. золотых. В конце 1430 г.
Жанну перевезли в Руан — центр английского владычества — и
передали инквизиции. Пытаясь умалить значение военных побед
французов, англичане желали доказать, что они связаны с происками дьявола. Церковный суд во главе с епископом Кошоном,
защищая интересы англичан, обвинил Жанну в колдовстве. Протоколы процесса сохранили свидетельства стойкого поведения
Жанны и разумные ответы на вопросы суда, желавшего запутать
и погубить ее. Трибунал признал ее виновной в ереси. В мае 1431 г.
она была сожжена на центральной площади Руана.
Карл VII, столь многим обязанный Жанне, не оказал ей помощи. Гибель Жанны в конечном счете разрешила те сложности,
которые возникали для короля и его окружения в связи с необычной популярностью народной героини. Лишь спустя четверть
пека Карл VII приказал пересмотреть судебный процесс. Жанна
была признана невиновной в ереси, а позже даже причислена к
лику святых.
Подвиг Жанны д'Арк усилил патриотические и национальные
чувства французов и содействовал перелому в освободительной
иойне. В нем воплотились лучшие качества французского народа*.
Для дальнейшего развития событий большое значение имели
1>еформы Карла VII.
* Существует версия, согласно которой Жанна являлась внебрачной дочерью
королевы Изабеллы Баварской, жены Карла VI, и умерла только в 1449 г., счастПИВО избежав казни. Эта версия, отвергая образ «пастушки», спасшей Францию
и короля, не отвергает тем не менее личного подвига Жанны, ставшей народной
ироиней и сыгравшей значительную роль в освободительной войне.
355

Налоговая и военные реформы Карла VII. В 1439 г. специальным

указом Карл VII установил королевскую монополию на талью —
побор, который взимался до тех пор и королем, и сеньорами на
общественные нужды. Отныне феодалы могли взимать его только
с согласия короля и не должны были препятствовать сбору королевской тальи. Почти одновременно несколькими ордонансами
были проведены военные реформы, которые утвердили монопольное право короля вести войну и запретили сеньорам иметь
своих воинов и крепости, а также создали постоянную армию.
Находящаяся отныне под безусловным контролем короля, она
подразделялась на кавалерию и пешее ополчение — инфантерию.
В кавалерию набирались дворяне (жандармы). Каждые 50 приходов городского и сельского населения поставляли одного обученного воина — вольного стрелка (франк-аршера). Служба в
обоих родах войск оплачивалась государством. Талья, предназначенная для содержания постоянной армии, тоже превращалась
в постоянный налог, взимаемый в условиях войны и мира. В середине XV в. окончательно определилась социальная сущность
налоговой системы, когда привилегированные сословия духовенства и дворянства были освобождены от налогов.
Эти реформы, а также размах народного сопротивления предопределили победу Франции в Столетней войне. На заключительном
ее этапе взаимодействие королевской армии с отрядами народного
сопротивления привело к изменению военной тактики французов:
отказ от длительной осады и штурма городов и переход к мобильным действиям. Военные успехи и укрепление монархии сорвали
планы ее политических противников, стремящихся к ослаблению
центральной власти. В 1435 г. герцог Бургундский был вынужден
заключить союз с Карлом VII, получив в виде вознаграждения
Пикардию и некоторые французские земли. Англичане потеряли
Париж, Нормандию, Руан, Бордо. В их руках остался только Кале.
Так закончилась война, в ходе которой ценой непосильных жертв
французский народ сохранил независимость и суверенитет своей
родины.
Победа Франции означала ликвидацию притязаний Англии на
французскую корону и земли на континенте. Завершение войны
в 1453 г. создало благоприятные условия для дальнейшего развития процесса централизации. При этом французская монархия в
экстремальной ситуации и частично благодаря ей сумела решить
важные для собственного усиления задачи — создать постоянную
армию и постоянные налоги.
Укрепление королевской власти нашло отражение и в церковной политике. В 1438 г. на ассамблее французского духовенства
356

была принята так называемая Буржская Прагматическая санкция,
закрепившая вольности галликанской деркви: право свободного
выбора местными капитулами епископов и аббатов, отмену аннатов (платежей в размере годового дохода от каждой церковной
кафедры папе римскому), ограничение апелляций в римскую курию только вопросами вероучения. Наступая на права церкви,
монархия тем не менее успешно использовала христианскую
идею сакральной природы королевской власти, связанной с признанием ее божественного происхождения и ролью посредника
между Богом и людьми. В XIII—XV вв. тщательно разрабатывался
ритуал коронации с обрядом помазания, который символизировал передачу королю божественной благодати. Политическая мифология правящей династии во Франции включала предание о
чудесной природе используемого в обряде елея, принесенного
Святым Духом в виде голубя с неба в момент крещения Хлодвига
в Реймсе, а также веру в целительную силу французских королей.
После канонизации Людовика IX его почитали небесным покровителем Капетингов. Коронация стала одной из наиболее важных
форм репрезентации власти (наряду со свадьбами, похоронами,
торжественными въездами в город). Этим подчеркивался особый
статус монарха.
Состояние сельского хозяйства, ремесла и торговли во второй

половине XV в. Франции потребовалось примерно три десятилетия, чтобы преодолеть урон, нанесенный Столетней войной, и
достичь уровня развития 30-х годов XIV в. Особенно печальную
картину опустошения и разорения являли собой французские деревни, обезлюдевшие, с заброшенными землями, отсутствием
скота. Разорение страны побудило монархию принять чрезвычайные меры. В 1451 г. правительственный указ освободил все крестьянство на 8 лет от налога, призывая его вернуться на прежние
места поселения. Феодалы, чьи земли без крестьянских рук не
приносили никакого дохода, предоставляли их в наследственное
свободное держание, с льготным размером фиксированной ренты. Они охотно шли на выкуп личной зависимости, стремясь
привлечь и удержать на своих землях крестьян. Подобная полигика способствовала исчезновению остатков личной зависимости
[to Франции и юридической нивелировке крестьянства. Она укрепила цензиву и положение средних слоев крестьянства.
С завершением восстановительного периода феодалы попытались наверстать упущенное и увеличить ренту, а также вернуть
уже забытые баналитеты. Этим попыткам, однако, противостояли
окрепшие в годы войны и народного сопротивления крестьянские
общины. Они оказались бессильными только перед налоговым
357

нажимом со стороны государства. За 22 года правления Людовика XI (1461 — 1483) королевская талья повысилась более чем в
3 раза. Крестьянская община использовалась государством в качестве низшего звена налогового аппарата, что позволяло зажиточным слоям деревни злоупотреблять распределением налогов.
Заправляя делами общины, они, как правило, облегчали для себя
налоговый гнет. С другой стороны, в соответствии с правилом
«сильный несет слабого» от налогов освобождались неимущие
элементы, поэтому основным бременем налоги ложились на средние слои французского крестьянства. Их способность выдержать
растущий налоговый гнет, который, по свидетельству современников, примерно в 5 раз превышал размеры сеньориальной ренты,
свидетельствовала о наличии еще достаточно крепкой прослойки
среднего крестьянства и, следовательно, значительных еще возможностях феодального строя. Само усиление государственной
эксплуатации оказалось возможным в условиях заметно возросшей продуктивности крестьянского хозяйства в производстве зерна, мяса и вина, экспортируемых в урожайные годы в Англию,
Нидерланды, Италию. Вместе с тем во французской деревне шло
быстрое расслоение крестьянства, связанное с распространением
аренды земли, что было следствием потери частью крестьянства
права наследственного держания.
Города Франции тоже испытали тяготы войны. Однако укрепленные стенами, они избежали того безудержного грабежа и
разорения, какие выпали на долю деревни. Более быстрому по
сравнению с деревней подъему французских городов содействовала
монархия, смягчая налоги или освобождая от них горожан.
В правление Людовика XI в экономической политике государства наметились черты будущего протекционизма (государственного покровительства отечественной промышленности и торговле).
Людовик XI особенно поощрял развитие таких отраслей производства, как шелкоткачество, металлургия и металлургическое
производство, книгопечатание, производство стекла, шерстяных
тканей. Для этого он предоставлял льготы местным промышленникам и купцам, а также выписывал мастеров из-за границы.
Забота о росте ремесла и торговли диктовалась потребностями
казны, для которой они служили важным источником дохода.
Аккумулируя в казне доходы от ремесла и торговли, монархия затем делилась частью их со служилым дворянством в виде пенсий
или платы за государственную и военную службу. Поощряя
ремесло, Людовик XI пытался укреплять и насаждать цеховую
систему, рассматривая эту меру прежде всего как финансовую операцию, так как право на занятие ремеслом покупалось у короля.
358

Благодаря этой политике цеховая система распространилась и на
южные города, где раньше существовало свободное ремесло. Однако в данный период эта правительственная политика подкреплялась процессом, идущим в самих городах. Обострение противоречий в цехе вызывало стремление средних мастеров с помощью
цеховых ограничений воспрепятствовать процессу расслоения.
Подобные меры, однако, не могли затормозить появление условий для капиталистической мануфактуры. Расцвет ярмарок —
общегосударственных, провинциальных и местных — во второй
половине XV в. свидетельствовал об успешном формировании
внутреннего рынка страны. Особое значение приобрели ярмарки
Лиона, ставшего в этот период крупным общеевропейским центром оптовой торговли. Успешно развивалась морская торговля.
Одним из наиболее ярких представителей торгово-предпринимательского мира был банкир и купец Жак Кё'р. Располагая
огромным капиталом, он вел торговлю с Левантом, имея для этого
собственные корабли. Организованное им производство на железных рудниках носило характер раннекапиталистической мануфактуры. Он предоставлял крупные займы королевскому дому,
выполнял дипломатические и государственные поручения. Обвиненный в казнокрадстве, чеканке фальшивой монеты и колдовстве, Жак К.ёр был казнен, его имущество конфисковано. Судебный процесс свидетельствовал о слабых позициях купеческого
слоя, а также о непоследовательной политике королевской власти. Стимулируя предпринимательство, монархия не отказывалась
от возможности присвоить в пользу казны с помощью послушного
судебного аппарата крупные капиталы.
Политическое объединение Франции во второй половине XV в.

Несмотря на значительное усиление после Столетней войны королевской власти, которая являлась в то время во Франции выразителем национального единства и государственной независимости,
но второй половине XV в. неоднократно активизировались силы
реакции и сепаратизма. Наиболее крупное вооруженное выступление против централизации произошло при Людовике XI, когда
герцоги Бургундский и Бретонский организовали Лигу общественного блага. Выдвинув демагогический лозунг уничтожения
налогов и защиты народных интересов, они сумели привлечь на
свою сторону часть мелкого и среднего дворянства, а также верхушку некоторых городов, в том числе Парижа. Одновременно и
герцог Бургундский Карл Смелый (1467—1477) стремился сокрушить своего главного противника — французского короля, создапая «Великую Лотарингию» от Северного до Средиземного моря.
359

Часть духовенства, чиновников и зажиточных бюргеров Парижа, намереваясь вернуть столице отнятые королем привилегии,
поддержали Лигу. Их политическая измена королю заставила
Людовика XI согласиться на позорный мир. Однако, получив передышку, этот очень осторожный и хитрый политик сумел постепенно справиться с врагами, разъединив их усилия и действуя
главным образом мирными переговорами и интригами. Со своим
главным врагом Карлом Смелым Людовик XI расправился с помощью его политических противников — герцога Лотарингии и
швейцарцев, страдавших от агрессии герцога Бургундского. После
гибели Карла Смелого в битве с французами при Нанси (1477)
Людовик XI воссоединил с Францией Пикардию, Ниверне и герцогство Бургундское (западную часть Бургундии). Графство Бургундия, Франш-Конте и Нидерланды остались у дочери Карла
Смелого Марии, которая вышла замуж за Максимилиана Габсбурга, сына германского императора. Эти владения, таким образом, вошли в состав фамильных земель дома Габсбургов.
В 1481 г. к Франции был присоединен Прованс с крупным
торговым и морским портом Марселем. В 1491 г. в результате
брака Карла VIII (1483—1498) с Анной Бретонской к Франции
была присоединена Бретань, в следующем столетии окончательно
вошедшая в состав королевского домена. Присоединение Лотарингии, Франш-Конте, Руссильона и Савойи растянулось до середины XIX в. Однако к концу XV в. в основных чертах процесс
объединения страны был завершен. Он был подкреплен постепенным слиянием двух народностей. В XIV—XV вв. в Северной
Франции на основе парижского диалекта сложился единый язык.
Он заложил основы формирования общефранцузского языка, хотя
в ряде областей продолжали существовать местные диалекты (провансальский и кельтский языки юга и Бретани).
В политическом развитии Франция уверенно шла к новой
форме государственности — абсолютной монархии. Показателем
этого служило свертывание в конце XV в. практики сословного
представительства. Генеральные штаты фактически бездействовали. Последние в XV в. Генеральные штаты были созваны в 1484 г.,
они бесславно попытались в условиях малолетства Карла VIII
усилить свое политическое влияние. Для провинциальных и местных штатов спад выразился главным образом в лишении их
прежней автономии и подчинении центральной власти. Причиной упадка сословно-представительной системы явились осуществленные монархией реформы — налоговая и военная, которые
ослабили ее зависимость от сословий. Кроме того, к концу XV в.
360

цроизошли заметные сдвиги в положении сословии и их отношении к центральной власти. Создание постоянной армии, в частности, закрепило приверженность дворянства к военной службе,
оплачиваемой государством, его безучастность к хозяйственной
деятельности. Это не способствовало его сближению с городским
сословием. Налоговая исключительность духовенства и дворянства, утвердившаяся к середине XV в., также усилила раскол привилегированных сословий с податным третьим сословием, к которому принадлежали горожане и крестьянство.
В XVI век Франция всгупила крупнейшим из централизованных
государств Западной Европы, с развитыми сельской экономикой,
ремеслом и торговлей, духовной и материальной культурой.

Глава 11
Англия в XI—XV вв.

н

§ 1. АНГЛИЯ В XI—XII вв.

ормаццское завоевание. В начале 1066 г. вскоре после коронации Гарольда его права на английский престол были оспорены
нормандским гердогом Вильгельмом. Ссылаясь на завещание
Эдуарда Исповедника, а также на клятву самого Гарольда, Вильгельм обратился за поддержкой в Рим, предоставив папе рассудить спор претендентов на корону Англии. В сентябре 1066 г.
Вильгельм, заручившись благословением папы Александра II на
борьбу с «узурпатором», вторгся в Англию. Основу войска Вильгельма составляли тяжеловооруженные конные рыцари, которых
поддерживали пехотинцы и лучники. Собранное Гарольдом
ополчение не уступало нормандскому войску по численности, но
преобладавшие в нем плохо вооруженные и хуже обученные военному делу крестьяне не могли оказать достойное сопротивление
рыцарской коннице. К тому же за три недели до столкновения
с нормандскими силами Гарольд отразил нападение союзника
Вильгельма, короля Норвегии Харальда III Хардрада. 14 октября
спешно переброшенные с севера на юг войска Гарольда были
разбиты нормандцами в битве при Гастингсе. Сам Гарольд в этом
сражении погиб. Немедленно после победы нормандский герцог
отправился в Лондон, где торжественно короновался под именем
Вильгельма I, положив начало новой династии на английском
престоле.
В своей коронационной клятве Вильгельм Завоеватель обещал
блюсти и защищать «справедливые английские законы». Новый
король всячески старался подчеркнуть законность своей власти,
именуя не желавших ему подчиниться англосаксов «мятежниками» и «преступниками». Таковых в Англии было немало: многие
представители англосаксонской знати, а также часть крестьянства
в течение нескольких лет оказывали сопротивление войскам
Завоевателя. Первые годы своего правления Вильгельм провел
в постоянных военных походах, подавляя мятежи и конфискуя
362

земли своих противников. Наиболее яростное сопротивление
нормандцы встретили в северных и северо-восточных областях
Англии («область Дэнло»), Представители англосаксонской знати
пошли даже на союз с королями Шотландии и Дании. Вильгельм
жестоко расправился с восставшими, полностью опустошил графства Йорк и Дарэм. Не менее успешно Вильгельм действовал
против своих внешних врагов: он не только отразил их нападение,
но даже заставил короля Шотландии Малькольма III принести
вассальную клятву верности.
Особенности вассал ыю-ленной системы. «Солсберийская прися-

га». В середине XI в. Нормандское герцогство, в котором процесс
феодализации был практически завершен, представляло собой
политическое объединение с сильной центральной властью и
стройной правовой системой. После завоевания нормы нормандского феодального права были перенесены на английскую почву.
Подавив основные очаги сопротивления, Вильгельм упрочил свое
положение на английском престоле. Конфискованные у прежних
владельцев земли составили огромный королевский домен, занимавший седьмую часть всех возделываемых в Англии земель, или
были розданы нормандским феодалам в лен на условиях несения
военной службы. Многим мелким и средним англосаксонским
лордам удалось сохранить часть своих владений, но теперь они
становились вассалами нормандских баронов. Образовавшие феодальную элиту англо-нормандского общества бароны были изначально родственниками и ближайшими соратниками Вильгельма
Завоевателя. В правовом отношении к барониям были приравнены владения крупнейших духовных феодалов. Вильгельм и его
преемники охотно делали щедрые земельные подарки церкви,
при этом ведущие места в церковной иерархии также заняли выходцы их Нормандии.
Щедро награждая нормандских рыцарей английскими землями, Вильгельм делал это постепенно, по мере завоевания. В результате владения его вассалов не представляли собой единого
массива: поместья различной величины были разбросаны в разных графствах. Например, земли одного из братьев короля располагались в двадцати графствах. Это обстоятельство имело огромное политическое значение: в отличие от континента в Англии
невозможно было складывание обширных княжеств, фактически
независимых от центральной власти.
В августе 1086 г., находясь в Солсбери, Вильгельм призвал
исех свободных держателей земли принести ему вассальную клятву
мерности, что способствовало дальнейшей централизации королевства. В отличие от Французского королевства, где действовал
363

принцип «вассал моего вассала — не мой вассал», в Англии даже
вассалы самых могущественных баронов были связаны присягой
не только со своими непосредственными сеньорами, но и с королем, по отношению к которому они были обязаны целым рядом
феодальных повинностей, в первую очередь военной службой.
При этом в обширных континентальных владениях английской
короны действовала французская система вассалитета. Там английские короли не были суверенными правителями, а поэтому за
каждое из них они должны были приносить вассальную присягу
французским королям. Эта присяга накладывала на английских
королей те же обязательства, что и на других вассалов. На правах
сеньора французские короли могли не только вызывать английских королей в суд своей курии, но даже в случае неповиновения
конфисковать их земли.
Завершение процесса феодализации. «Книга Страшного суда».

В середине XI в. в Англии шел процесс становления феодализма,
однако дофеодальные институты и социальные отношения продолжали господствовать. Зависимые категории населения не
представляли собой единой массы поземельно зависимых и подсудных юрисдикции сеньора крестьян. Феодальная иерархия, а
также вассально-ленные отношения находились в стадии формирования. Нормандское завоевание заметно ускорило процесс
феодализации Англии, способствуя проведению радикальных реформ, облегчая ломку старых отношений между людьми и установление новых порядков. «Солсберийская присяга» была не единственной мерой, направленной на утверждение и оформление
новых феодальных отношений.
В 1086 г. по приказу короля была проведена всеанглийская поземельная перепись, по результатам которой был составлен кадастр, названный в народе «Книгой Страшного суда» («Domesday
book»). Эта перепись носила прежде всего фискальный характер:
она предоставляла королю сведения о размерах и доходности владений его вассалов. Вильгельм Завоеватель превратил «датские
деньги» из экстраординарного налога, собиравшегося в случае необходимости, в постоянный поземельный налог. Информация о
доходности земельных владений подданных английской короны
позволяла королю определять количество рыцарских ленов. Понятие рыцарского лена вырабатывалось в Англии постепенно, но
уже Вильгельм I положил в его основу критерий доходности. Во
второй половине XIII в. Эдуард I законодательным актом закрепит принцип, согласно которому каждый владелец свободного
держания с доходом в 20 (с XIV в. — 40) фунтов обязан принять
рыцарское звание и нести соответствующие повинности по отношению к королю. Низший слой английского нетитулованного
364

рыцарства регулярно пополнялся за счет состоятельных крестьян
и горожан, переходивших в благородное сословие. Эта открытость
рыцарского сословия имела важные последствия для дальнейшего
социально-политического развития Англии.
Отправленные во все графства королевские посланцы под присягой «как на Страшном суде» (отсюда — название кадастра) опрашивали не только свободных людей, но и вилланов. Всем присяжным задавались одинаковые вопросы по разработанной схеме:
о размерах и приблизительных доходах манора, о его владельцах,
о том, сколько земли составляет домен и сколько находится в
крестьянском держании, о численности крестьян разных категорий
и т.д. Переписчики фиксировали все: пахоты, пастбища, угодья,
рыбные пруды и мельницы. Как отмечали современники, король
«повелел произвести такой подробный опрос, что... ни одной коровы или свиньи не осталось без внимания». Все данные классифицировались по трем датам: в правление Эдуарда Исповедника,
на момент Завоевания и на 1086 г. Столь подробно составленный
кадастр, по которому можно судить о динамике развития социально-экономических отношений в течение 20 лет, делает «Книгу
Страшного суда» уникальным источником: ни в одной из стран
Западной Европы на протяжении Средних веков не создавалось
аналогичных переписей.
Составленная в переломный момент английской истории,
«Книга Страшного суда» не только отразила процесс укрепления
феодальных отношений, но и сама способствовала этому процессу. Подбирая латинские эквиваленты англосаксонским терминам,
составители (в большинстве своем нормандцы) часто не учитывали всю сложность поземельных отношений между крестьянами
и их лордами, игнорируя многочисленные переходные формы зависимости. Многие из крестьян, находившихся под формальным
покровительством лордов, были записаны как поземельно зависимые вилланы, что означало понижение их статуса.
Аграрный строй. Социальный составсельского населения. Не-

смотря на небольшие размеры территории Англии, разные районы
острова существенно отличаются друг от друга по своим природногеографическим условиям, что определило различия в структуре
сельскохозяйственного производства. В северо-западных гористых
областях с небольшими долинами, скудными почвами и прохладным климатом господствовало скотоводство, главным образом
овцеводство. Уже в XI в. овечья шерсть составляла важную статью во внешней торговле Англии. Главным импортером шерсти
была Фландрия, специализировавшаяся на производстве высококачественных сукон. Крепнувшие экономические связи Англии
365

и Фландрии, основанные на торговле шерстью, предопределили
и политический союз английской короны с фландрскими городами. Подсобная роль земледелия в северо-западных графствах
обусловила возможность ведения хозяйства на индивидуальноподворной основе. Основным типом сельского поселения в этих
районах были небольшие деревни и отдельные хутора. Равнины
же Центральной и Юго-Восточной Англии были более плодородными, а климат там — более мягким, что делало эти области более
пригодными для земледелия. Здесь пахоты значительно преобладали над пастбищами, утвердилась система открытых полей, связанная с чересполосицей и принудительным севооборотом. В этих
районах надолго сохранилась сельская община, определяющая
порядок землепользования. Впрочем, еще до Завоевания община
стала включаться в феодальное поместье, а ее члены — превращаться в поземельно зависимых от лорда крестьян.
С приходом нормандцев английская феодальная вотчина (майор) принимает законченную форму. В «Книге Страшного суда»
зафиксированы маноры различной величины — от крупных до
мелких, размером с крестьянское держание. Структура маноров
также была весьма разнообразной. «Классическим» считается манор, состоящий из господского домена (обрабатываемого барщинным трудом зависимых крестьян) и крестьянских держаний
различного статуса. Существовали также маноры, в которых полностью отсутствовал или был сведен к минимуму один из компонентов. В районах, где господствовала система открытых полей,
домениальная земля подчинялась общему порядку севооборота.
До конца XII в. манор оставался по преимуществу натуральным
хозяйством. По своей структуре он был не только хозяйственной
единицей, но и сложной социально-правовой и фискальной организацией. Владелец манора обладал своей судебной курией, в которой на основе обычая данного манора разбирались дела зависимых
от лорда крестьян. Манориальная администрация представляла
собой комбинацию общинных (старосты и их помощники) и сеньориальных (сенешали, стюарды и т.п.) должностей.
Население Англии, по данным «Книги Страшного суда», составляло примерно 1,5 млн человек. Непосредственно от короля землю держали около 1400 светских и духовных феодалов, у которых
в свою очередь было около 7900 вассалов-рыцарей. «Неблагородные» держатели земли распадались на множество категорий различного статуса. Наиболее многочисленной группой зависимых
земледельцев (41 % всех держателей) были вилланы, имевшие полный надел земли — виргату (около 30 акров). Следующую категорию (29% от общего числа держателей) поземельно зависимых
366

^•••••L&r#w»