Кутузов - полководец и дипломат [Евгений Викторович Тарле] (pdf) читать онлайн

АКАДЕМ И К

ЕВГЕНИИ ВИКТОРОВИЧ

ТАРА E
>*^р(^^т

Глава

II

ИТАЛЬЯНСКАЯ КАМПАНИЯ
1796—1797 гг.

1
того самого времени, как Бонапарт разгромил монар­
хический мятеж 13 вандемьера и вошел в фавор
к Баррасу и другим сановникам, он не переставал
убеждать их в необходимости предупредить действий
вновь собравшейся против Франции коалиции дер­
жав — повести наступательную войну против австрийцев и их
итальянских союзников и вторгнуться для этого в северную
Италию. Собственно, эта коалиция была не новая, а старая,
та самая, которая образовалась еще в 1792 г. и от которой
в 1795 г. отпала Пруссия, заключившая сепаратный (Базельский) мир с Францией. В коалиции оставались Австрия,
Англия, Россия, королевство Сардинское, Королевство обеих
Сицилии и несколько германских государств (Вюртембергг
Бавария, Баден и др.). Директория, как и вся враждебная ей
Европа, считала, что главным театром предстоящей весенней
и летней кампании 1796 г. будет, конечно, западная и юго-за­
падная Германия, через которую французы будут пытаться
вторгнуться в коренные австрийские владения. Для этого похо­
да Директория готовила самые лучшие свои войска и самых
выдающихся своих стратегов во главе с генералом Моро. Для
этой армии не щадились средства, ее обоз был прекрасно орга­
низован, французское правительство больше всего рассчиты­
вало именно на нее.
Что касается настойчивых уговариваний генерала Бонапар­
та относительно вторжения из южной Франции в граничащую
с ней северную Италию, то Директория не очень увлекалась
этим планом. Правда, приходилось учитывать, что это вторже­
ние могло быть полезным как диверсия, которая заставит вен­
ский двор раздробить свои силы, отвлечь свое внимание от глав­
ного, германского, театра предстоящей войны. Решено было пу­
стить в ход несколько десятков тысяч солдат, стоявших на юге,

С

44

чтобы побеспокоить австрийцев и их союзника, короля Сардин­
ского. Когда возник вопрос, кого назначить главнокомандую­
щем на этом второстепенном участке фронта войны, Карно (а
не Баррас, как долго утверждали) назвал Бонапарта. Осталь­
ные директора согласились без труда, потому что никто из бо­
лее важных и известных генералов этого назначения очень и
не домогался. Назначение Бонапарта главнокомандующим этой
предназначенной действовать в Италии («итальянской») армии
состоялось 23 февраля 1796 г., а уже 11 марта новый главноко­
мандующий выехал к месту своего назначения.
Эта первая война, которую вел Наполеон, окружена была
всегда в его истории особым ореолом. Его имя пронеслось по
Европе впервые именно в этом (1796) году и с тех пор уже
не сходило с авансцены мировой истории: «Далеко шагает, по­
ра унять молодца!»—эти слова старика Суворова были ска­
заны именно в разгаре итальянской кампании Бонапарта. Су­
воров один из первых указал на поднимающуюся грозовую ту­
чу, которой суждено было так долго греметь над Европой и по­
ражать ее молниями.
Прибыв к своей армии и произведя ей смотр, Бонапарт мог
сразу догадаться, почему наиболее влиятельные генералы фран­
цузской республики не очень добивались этого поста. Армия
была в таком состоянии, что походила скорее на сконище обор­
ванцев. До такого разгула хищничества и казнокрадства всяко­
го рода, как в последние годы термидорианского Конвента и
при Директории, французское интендантское ведомство еще ни­
когда не доходило. На эту армию, правда, не очень много и от­
пускалось Парижем, но и то, что отпускалось, быстро и бес­
церемонно разворовывалось. 43 тысячи человек жили на квар­
тирах в Ницце и около Ниццы, питаясь неизвестно чем, одева­
ясь неизвестно во что. Не успел Бонапарт приехать, как ему
донесли, что одни батальон накануне отказался исполнить при­
каз о переходе в другой указанный ему район, потому что ни
У кого не было сапог. Развал в материальном быту этой забро­
шенной и забытой армии сопровождался упадком дисциплины.
Солдаты не только подозревали, но и воочию видели повальное
воровство, от которого они так страдали.
^ Бонапарту предстояло труднейшее дело: не только одеть,
°°уть, дисциплинировать свое войско, но сделать это на ходу,
Уже во время самого похода, в промежутках между сражения­
ми. Откладывать поход он ни за что не хотел. Его положение
могло осложниться трениями с подчиненными ему начальника­
ми
отдельных частей этой армии вроде Ожеро, Массепа или
е
ррюрье.
Они охотно подчинились бы старшему или более за,елУЖепному (вроде Моро, главнокомандующему на западноРманском фронте), но признавать своим начальником 27-лет45

него Бонапарта им казалось просто оскорбительным. Могли
произойти столкновения, и стоустая казарменная молва на все
лады повторяла, переиначивала, распространяла, изобретала,
вышивала по этой канве всякие узоры. Повторяли, например,
пущенный кем-то слух, будто во время одного резкого объяс­
нения маленький Бонапарт сказал, глядя снизу вверх на высо­
кого Ожеро: «Генерал, вы ростом выше меня как граз на одну
голову, но если вы будете грубить мне, то я немедленно устра­
ню это отличие». На самом деле, с самого начала Бонапарт дал
понять всем и каждому, что он не потерпит в своей армии ни­
какой противодействующей воли и сломит всех сопротивляю­
щихся, независимо от их ранга и звания. «Приходится часто
расстреливать»,— мельком и без всяких пояснений доносил он в
Париж Директории.
Бонапарт резко и немедленно повел борьбу с безудержным
воровством. Солдаты это сейчас же заметили, и это гораздо
больше, чем все расстрелы, помогло восстановлению дисципли­
ны. Но Бонапарт был поставлен в такое положение, что откла­
дывать военные действия до того, когда будет закончена экипи­
ровка армии, значило фактически пропустить кампанию 1796 г.
Он принял решение, которое прекрасно сформулировано в его
нервом воззвании к войскам. Много было споров о том, когда
именно это воззвание получило ту окончательную редакцию, В;
которой оно перешло в историю, и теперь новейшие исследовате­
ли биографии Наполеона уже не сомневаются, что только пер­
вые фразы были подлинны, а почти все остальное это красно­
речие прибавлено позже. Замечу, что и в первых фразах можно
ручаться больше за основной смысл, чем за каждое слово. «Сол­
даты, вы не одеты, вы плохо накормлены... Я хочу повести вас в
самые плодородные страны в свете».
Бонапарт с первых же шагов считал, что война должна сама
себя кормить и что необходимо заинтересовать непосредствен­
но каждого солдата в предстоящем пагаествии па северную Ита­
лию, не откладывать нашествия до того, как все нужное будет
армией получено, а показать армии, что от нее самой зависит
забрать силой у неприятеля все необходимое и даже больше
того. Молодой генерал объяснялся со своей армией так только
на этот раз. Он всегда умел создавать, усиливать и поддержи­
вать свое личное обаяние и власть над солдатской душой. Сен­
тиментальные россказни о «любви» Наполеона к солдатам, ко­
торых он в припадке откровенности называл пушечным мясом,
ровно ничего не значат. Не было любви, но была большая забот­
ливость о солдате. Наполеон умел придавать ей такой оттенок,
что солдаты объясняли ее именно вниманием полководца к их
личности, в то время как на самом деле он стремился только
иметь в руках вполне исправный и боеспособный материал.
46

8 апреле 1796 г., начиная свой первый поход, Бонапарт был*
в глазах своей армии только способным артиллеристом, хорошо
служившим два с лишком года тому назад под Тулоном, гене­
ралом, расстрелявшим в вандемьере бунтовщиков, шедших на
Конвент, и только за это получившим свой командный пост вюжной армии, — вот и все. Личного обаяния и безоговорочной
власти над солдатом Бонапарт еще не имел. Он и решил подей­
ствовать на своих полуголодных и полуобутых солдат лишь пря­
мым, реальным, трезвым указанием на материальные блага,,
ожидающие их в Италии.
9 апреля 1796 г. Бонапарт двинул свои войска через Альпы.
Знаменитый автор многотомной истории наполеоновских по­
ходов, ученый стратег и тактик, генерал Жомини, швейцарец,,
бывший сначала на службе у Наполеона, а потом перешедший
в Россию, отмечает, что буквально с первых дней этого первогосвоего командования Бонапарт обнаружил доходящую до дер­
зости смелость и презрение к личным опасностям: он со своим
штабом прошел по самой опасной (но краткой) дороге, по зна­
менитому «Карнизу» приморской горной лряды Альпийских
гор, где во все время перехода они находились под пушками
крейсировавших у самого берега английских судов. Тут впер­
вые сказалась одна черта Бонапарта. С одной стороны, в нем
никогда не было той рисовки молодечеством, лихой отвагой и
бесстрашием, какая была присуща, например, его современни­
кам— маршалам Ланну, Мюрату, Нею, генералу Милорадовичу, а из позднейших военачальников — Скобелеву; Наполеон?
всегда считал, что без определенной, безусловной необходимо­
сти военачальник не дол?кен во время войны подвергаться
личной опасности по той простой причине, что его гибель сама
по себе может повлечь за собой смятение, панику и проигрыш'
сражения или даже всей войны. Но, с другой стороны, он пола­
гал, что если обстоятельства сложатся так, что личный примеррешительно необходим, то военачальник должен не колеблясь
идти под огонь.
Путешествие по «Карнизу» с 5 по 9 апреля 1796 г. прошлоблагополучно. Бонапарт очутился в Италии и немедленно при­
нял решение. Перед ним были совместно действовавшие авст­
рийские и пьемонтские войска, разбросанные тремя группамина путях в Пьемонт и Геную. Первое сражение с австрийским
командующим Держанто произошло в центре, у Моптенотте.
Бонапарт, собрав свои силы в один большой кулак, ввел в за­
блуждение австрийского главнокомандующего Болье, который
находился южнее — на пути к Генуе, и стремительно напал наав
стрийский центр. В несколько часов дело кончилось разгро°м австрийцев. Но это была только часть австрийской армии,
напарт, Дав самый краткий отдых своим солдатам, двинулся
4Т

дальше. Следующая битва (при Миллезимо) произошла че­
рез два дня после первой, и пьемонтские войска потерпели
полное поражение. Масса перебитых на поле сражения, сдача
пяти батальонов с 13 орудиями в плен, бегство остатков сра­
жавшейся армии — таковы были результаты дня для союзни­
ков. Немедленно Бонапарт продолжил свое движепие, не давая
врагу оправиться и прийти в себя.
Военные историки считают первые битвы Бопапарта —
«шесть побед в шесть дней» — одним сплошным большим
сражением. Основной принцип Наполеона выявился вполне
в эти дни: быстро собирать в один кулак большие силы, пе­
реходить от одной стратегической задачи к другой, не затевая
слишком сложных маневров, разбивая силы противника по
частям.
Проявилась и другая его черта — уменье сливать полити­
ку и стратегию в одно неразрывное целое: переходя от победы к
победе в эти апрельские дни 1796 г., Бонапарт все время не
упускал из виду, что ему нужно принудить Пьемонт (Сардин­
ское королевство) поскорее к сепаратному миру, чтобы остать­
ся лицом к лицу с одними австрийцами. После новой победы
французов над пьемонтцами при Мондови и сдачи этого города
Бонапарту пьемонтский генерал Колли начал переговоры о ми­
ре, и 28 апреля перемирие с Пьемонтом было подписано. Усло­
вия перемирия были весьма суровы для побежденных: король
Пьемонта, Виктор-Амедей, отдавал Бонапарту две лучшие свои
крепости и целый ряд других пунктов. Окончательный мир с
Пьемонтом был подписан в Париже 15 мая 1796 г. Пьемонт все­
цело обязывался не пропускать через свою территорию ничьих
войск, кроме французских, не заключать отныне ни с кем
союзов, уступал Франции графство Ниццу и всю Савойю;
граница между Францией и Пьемонтом сверх того «исправля­
лась» к очень значительной выгоде Франции. Пьемонт обязы­
вался доставлять французской армии все нужные ей при­
пасы.
Итак, первое дело было сделано. Оставались австрийцы. По­
сле новых побед Бопапарт отбросил их к реке По, заставил их
отступить к востоку от По и, перейдя на другой берег По, про­
должал преследование. Паника объяла все итальянские дво­
ры. Герцог Пармский, который, собственно, вовсе и не воевал
с французами, пострадал одним из первых. Бонапарт пе внял
его убеждениям, не признал его нейтралитета, наложил на
Парму контрибуцию в 2 миллиона франков золотом и обязал
доставить 1700 лошадей. Двинувшись дальше, он подошел
к местечку Лоди, где ему пужяо было перейти через реку
Адду. Этот важргый пункт защищал 10-тысячный австрийский
отряд.
48

10 мая произошло знаменитое сражение под Лоди. Тут снокак при марше по «Карнизу», Бонапарт нашел нужным
пискнуть жизнью: самый страшный бой завязался у моста, и
главнокомандующий во главе гренадерского батальона бросил­
ся прямо под град пуль, которыми австрийцы осыпали мост.
90 австрийских орудий буквально смотали картечью все на мо­
сту н около моста. Гренадеры с Бонапартом во главе взяли мост
и далеко отбросили австрийцев, которые оставили на месте око­
ло 2 тысяч убитыми и ранеными и 15 пушек. Немедленно Бо­
напарт начал преследование отступающего неприятеля и 15 мая
вошел в Милан. Еще накануне этого дня, 14 мая (25 флореаля),
он писал Директории в Париж: «Ломбардия принадлежит сей­
час (Французской) республике».
В июне французский отряд под начальством Мюрата запял,
согласно приказу Бонапарта, Ливорно, а генерал Ожеро занял
Болонью. Бонапарт в середине июня личпо занял Модену, за­
тем наступила очередь Тосканы, хотя герцог Тосканский был
нейтрален в происходившей франко-австрийской войне. Бона­
парт пе обращал на нейтралитет этих итальянских государств
ни малейшего внимания. Он входил в города и деревни, рекви­
зировал все нужное для армии, забирал часто и все вообще, что
ему казалось достойным этого, начиная с пушек, пороха и ру­
жей и кончая картинами старых мастеров эпохи Ренессанса.
Бонапарт смотрел на эти тогдашние увлечения своих воинов
очень снисходительно. Дело дошло до мелких вспышек и вос­
станий. В Павии, в Луго, произошли нападения местного насе­
ления на французские войска. В Луго (недалеко от Феррары)
тол на убила 5 французских драгун, за что город подвергся каре:
изрублено было несколько сот человек, а город отдан был на
поток и разграбление солдатам, которые перебили всех жите­
лей, подозревавшихся во враждебных намерениях. Такие же
жестокие уроки были даны и в других местах. Значительно
усилив свою артиллерию пушками и снарядами, как взятыми
у австрийцев с бою, так и отнятыми у нейтральных итальян­
ских государств, Бонапарт двинулся дальше, к крепости Мант
уе, одной из сильпейших в Европе по естественным условиям
и по искусственно созданным укреплениям.
Бонапарт едва успел приступить к правильной осаде Май
т
Уи, как узнал, что на помощь осажденной крепости спешит
специально посланная для этого из Тироля 30-тысячная авст­
рийская армия под начальством очень дельного и талантливого
^перала Вурмзсра. Эта весть пеобычайно ободрила всех врагов
Французского нашествия. А ведь за эту весну и лето 1796 г. к
католическому духовенству и североитальянскому полуфеодаль­
ному дворянству, пепавидевгаим самые принципы буржуазной
Революции, которые несла с собой в Италию французская
Е

- в - Тарле, т. VII

/о

армия, прибавились многие и многие тысячи крестьян и горо­
жан, жестоко пострадавших от грабежей, чинимых армией ге­
нерала Бонапарта. Разгромленный и принужденный к миру
Пьемонт мог возмутиться в тылу у Бонапарта и перерезать его
сообщении с Францией.
16 тысяч человек Бонапарт предназначил па осаду Мантуи,
29 тысяч у него были в резерве. Он ждал подкрепления из
Франции. Навстречу Вурмзеру он послал одного из лучших
своих генералов — Массеиа. Но Вурмзер отбросил его. Бонапарт
отрядил другого, тоже очень способного своего помощника, ко­
торый еще до него был уже в генеральских чинах,— Ожеро.
Но и Ожеро был отброшен Вурмзером. Положение становилось
отчаянным для французов, и тут Бонапарт совершил свой ма­
невр, который, по мнению и старых теоретиков и более новых,
мог бы сам по себе обеспечить ему «бессмертную славу» (выра­
жение Жомиии), даже если бы тогда, в самом начале своего
жизненного пути, он был убит.
Вурмзер уже торжествовал близкую победу над страшным
врагом, уже вошел в осажденную Маитую, сняв с нее, таким об­
разом, осаду, как вдруг он узнал, что Бонапарт со всеми сила­
ми бросился на другую колонну австрийцев, действовавших на
сообщениях Бонапарта с Миланом, и в трех битвах их разбил.
Это были сражения при Лонато, Сало и Бреши и. Вурмзер, уз­
нав об этом, вышел из Мантуи со всеми своими силами и раз­
бив заслон, поставленный против него французами под началь­
ством Валлета, отбросив в ряде стычек еще и другие францу«*ские отряды, наконец 5 августа встретился под Кастильоне с
самим Бонапартом и потерпел тяжкое поражение благодаря
блестящему маневру, в результате которого часть французских
войск вышла в тыл австрийцам.
После ряда новых сражений Вурмзер с остатками разбитой
армии сначала кружил у верхнего течения Адидже, потом за­
перся в Мантуе. Бонапарт возобновил осаду. На выручку уже
на этот раз не только Мантуи, но и самого Вурмзсра в Австрии
была снаряжена в спешном порядке новая армия, под началь­
ством Альвинци, тоже (подобно Вурмзеру, эрцгерцогу Карлу и
Меласу) одного из лучших генералов Австрийской империи. Бо­
напарт пошел навстречу Альвинци, имея 28 500 человек, оста­
вив 8300 человек осаждать Мантую. Резервов у него почти не
было, их не насчитывалось и 4 тысяч. «Генерал, который очень
уж исключительно заботится перед сражением о резервах, не­
пременно будет разбит»,— это на все лады повторял всегда
Наполеон, хотя он был, конечно, далек от отрицания огромно­
го значения резервов в длительной войне. Армия Альвинци бы­
ла значительно больше. Альвинци отбросил несколько фран­
цузских отрядов в ряде стычек. Бонапарт велел эвакуировать
50

Яиченцу и еще несколько пунктов. Он сосредоточил около себя
все свои силы, готовясь к решающему удару.
15 ноября 1796 г. начался, а вечером 17 ноября окончился
упорный и кровопролитный бой при Арколе. Альвинци, нако­
нец столкнулся с Бонапартом. Австрийцев было больше, и
сражались они с чрезвычайной стойкостью — тут были отбор­
ные нолки Габсбургской монархии. Одним из самых важных
пунктов был знаменитый Аркольский мост. Трижды французы
бросались на штурм и брали мост и трижды с тяжкими потеря­
ми отбрасывались оттуда австрийцами. Главнокомандующий
Бонапарт повторил в точности то, что он сделал за несколько
месяцев до того при взятии моста в Лоди: он бросился лично
вперед со знаменем в руках. Около него было перебито яесколько солдат и адъютантов. Бой длился трое суток с пеболь^
шими перерывами. Альвинци был разбит и отброшеп.
Больше полутора месяцев после Арколе австрийцы оправля­
лись и готовились к реваншу. В середине января 1797 г. насту­
пила развязка. В трехдневной кровопролитной битве при Риволи 14 и 15 января 1797 г. генерал Бонапарт наголову разбил
всю австрийскую армию, на этот раз тоже собранную, уже в
подражание молодому французскому полководцу, в один кулак.
Спасшись с остатками разбитой армии, Альвинци уже не смел
и помыслить о спасении Мантуи и запертой в Мантуе армии
укрывавшегося там Вурмзера. Через две с половиной недели
после битвы при Риволи Маитуя капитулировала. Бонапарт
обошелся при этом весьма милостиво с побежденным Вурмзером.
После взятия Мантуи Бонапарт двинулся на север, явпо
угрожая уже наследственным габсбургским владениям. Когда
спешно вызванный на итальянский театр военных действий в
начале весны 1797 г. эрцгерцог Карл был разбит Бонапартом в
целом ряде сражений и отброшен к Бреннеру, куда отступил с
тяжкими потерями, в Вене распространилась паника. Она шла
из императорского дворца. В Вене стало известно, что спешпо
запаковывают и куда-то прячут и увозят коронные драгоцен 1
ности. Австрийской столице угрожало нашествие французов.
Ганнибал у ворот! Бонапарт в Тироле! Бонапарт завтра будет
в
Вене! Такого рода слухи, разговоры, возгласы остались в
памяти современников, переживавших этот момент в старой
богатой столице Габсбургской монархии. Гибель нескольких
л
Учших австрийских армий, страшные поражения самых та­
лантливых и способных генералов, потеря всей северной Ита­
лии, прямая угроза столице Австрии —таковы были тогда итоГи
этой годовой кампании, начавшейся в конце марта 1700 г.,
к
°гда Бонапарт впервые вступил в главное командование фран­
цузами. В Европе гремело его имя.
л*
4

51

2

После новых поражений и общего отступления армии эрц­
герцога Ка|рла австрийский двор понял опасность продолжения
борьбы. В начале апреля 1797 г. генерал Бонапарт получил офи­
циальное уведомление, что австрийский император Франц про­
сит начать мирные переговоры. Бонапарт, следует заметить,
сделал от себя все зависящее, чтобы окончить войну с австрий­
цами в такой благоприятный для себя момент, и, наседая со
всей своей армией на поспешно от него отступающего эрцгер­
цога Карла, он в то же время извещал Карла о своей готовности
к миру. Известно любопытное письмо, в котором, щадя самолю­
бие побежденных, Бонапарт писал, что если ему удастся заклю­
чить мир, то этим он будет гордиться более, «чем печальной
славой, которая может быть добыта военными успехами». «Раз­
ве не достаточно убили мы народа и причинили зла бедному
человечеству?» — писал он Карлу.
Директория согласилась на мир и только раздумывала, кого
послать для ведения переговоров. Но пока она размышляла об
этом и пока ее избранник (Карл) ехал в лагерь Бонапарта, по­
бедоносный генерал уже успел заключить перемирие в Леобене.
Но еще до начала леобеиских переговоров Бонапарт покон­
чил с Римом. Папа Пий VI, враг и непримиримый ненавистник
Французской революции, смотрел на «генерала Вандемьера»,
ставшего главнокомандующим именно в награду за истребление
13 вандемьера благочестивых роялистов, как на исчадие ада и
всячески помогал Австрии в ее трудной борьбе. Как только
Вурмзер сдал французам Мантую с 13 тысячами гарнизона и с
несколькими сотнями орудий и у Бонапарта освободились вой­
ска, прежде занятые осадой,— французский полководец отпра­
вился в экспедицию против папских владений.
Папские войска были разгромлены Бонапартом в первой же
битве. Опи бежали от французов с такой быстротой, что пос­
ланный Бонапартом в погоню за ними Жюно не мог их догнать
в продолжение двух часов, но, догнав, часть изрубил, часть же
взял в плен. Затем город за городом стали сдаваться Бонапар­
ту без сопротивления. Он брал все ценности, какие только на­
ходил в этих городах: деньги, бриллианты, картины, драгоцен­
ную утварь. И города, и монастыри, и сокровищницы старых
церквей предоставили победителю громадную добычу и здесь,
как и на севере Италии. Рим был охвачен паникой, началось
повальлое бегство состоятельных людей и высшего духовенства
в Неаполь.
Папа Пий VI, охваченный ужасом, написал Бонапарту умо­
ляющее письмо и отправил с этим письмом кардинала Маттеи,
своего племянника, и с ним делегацию просить мира. Генерал
52

KoiianapT отнесся к просьбе снисходительно, хотя сразу же дал
пять, что речь идет о полной капитуляции. 19 февраля 1797 г.
П
-°Ке был подписан мир с папой в Толснтино. Папа уступал
У
чень значительную и самую богатую часть своих владений,
уплачивал 30 миллионов франков золотом, отдавая лучшие кар­
тины и статуи своих музеев. Эти картины и статуи из Рима,
так же как еще раньше из Милана, Болоньи, Модены, Пармы,
Пьяченцы, а позже из Венеции, были отправлены Бонапартом
в Париж. Перепуганный до последней степени пана Пий VI мо­
ментально согласился на все условия. Сделать это ему было
тем легче, что Бонапарт в его согласии нисколько и не нуж­
дался.
Почему Наполеон уже тогда не сделал того, что он совершил
несколько лет спустя? Почему он пе занял Рим, не арестовал
папу? Это объясняется, во-первых, тем, что еще предстояли
мирные переговоры с Австрией, а слишком крутой поступок с
папой мог взволновать католическое население центральной и
южной Италии и создать этим для Бонапарта необеспеченный
тыл. А, во-вторых, мы знаем, что за время этой блестящей пер­
вой итальянской войны с ее непрерывными победами над боль­
шими, могущественными армиями грозной тогда Австрийской
империи у молодого генерала была одна такая бессонная ночь,
которую он всю прошагал перед своей палаткой, впервые зада­
вая себе вопрос, который раньше не приходил ему в голову:
неужели всегда ему и впредь придется побеждать и завоевы­
вать новые страны для Директории, «для этих адвокатов»?
Много лет должно было пройти и много воды и крови дол­
жно было утечь, пока Бонапарт рассказал об этом своем уеди­
ненном ночном размышлении. Но ответ на этот заданный себе
тогда вопрос он, конечно, дал вполне отрицательный., И в 1797 г.
28-летпий завоеватель Италии уже видел в Пие VI не запуган­
ного, трепещущего хилого старика, с которым можно было сде­
лать, что угодно: Пий VI был для Наполеона духовным повели­
телем многих миллионов людей в самой Франции, и всякий, кто
думает об утверждении своей власти над этими миллионами,.
Должен считаться с их суевериями. Наполеоп на церковь в точ­
ном смысле этого слова смотрел как на удобное нолицейско-духовное орудие, помогающее управлять народными массами; в
частности католическая церковь, с его точки зрения, была бы
осооенпо удобна в этом отношении, но к сожалению, она всегда
претендовала и продолжает претендовать на самостоятельное
политическое значение, и все это в значительной степени от­
того, что она обладает законченной и совершенной, стройной
организацией и повинуется как верховному владыке папе.
Что касается именно папства, то к ному Наполеон отнол
ся как к выработавшемуся исторически и укрепившемуся
53.

почти двумя тысячелетиями чистейшему шарлататтству, которое
выдумали в свое время римские епископы, ловко воспользовав­
шись благоприятными для них местными и историческими
условиями средневековой жизни. Но, что и такое шарлатанство
может быть серьезнейшей политической силой, это он понимал
очень хорошо.
Смирившийся, потерявший лучшие свои земли, трепещущий
папа уцелел пока в Ватиканском дворце. Наполеон пе вошел в
Рим; он поспешил, покончив дела с Пием VI, обратно в север­
ную Италию, где нужно было заключить мир с побежденной
Австрией.
Прежде всего нужно сказать, что и леобенское перемирие,
и последовавший затем Кампо-Формийский мир, и все вообще
дипломатические переговоры Бонапарт вел всегда по собствен­
ному своему произволению и вырабатывал условия тоже ни с
чем, кроме своих соображений, не считаясь. Как это стало воз­
можно? Почему это сходило ему с рук? Здесь прежде всего дей­
ствовало старинное правило: «победителей не судят». Респуб­
ликанских генералов (самых лучших, вроде Моро) австрийцы
как раз в этом же 1796 г. и в начале 1797 г. били па Рейне,
â рейнская армия требовала и требовала денег на свое содержа­
ние, хотя с самого начала была хорошо экипирована. Бонапарт
же с ордой недисциплинированных оборванцев, которую он
превратил в грозное и предапное войско, ничего не требовал,
а напротив, посылал в Париж миллионы золотой монетой, про­
изведения искусства, завоевал Италию, в бесчисленных боях
уничтожая одну австрийскую армию за другой, принудил Авст­
рию просить мира. Битва при Риволи и взятие Мантуи, завое­
вание папских владений — последние подвиги Бонапарта окон­
чательно сделали непререкаемьш его авторитет.
3

Леобен — это город в Штирии, австрийской провинции, ко­
торая в этой своей части находится в каких-нибудь 250 кило­
метрах от подступов к Вене. Но чтобы окончательно и формаль­
но утвердить за собой все желаемое в Италии, т. е. все уже за­
воеванное и все, что еще захочется подчинить своей власти на
юге, и вместе с тем чтобы заставить австрийцев пойти на серь­
езные жертвы на далеком от Бонапарта западногерманском те­
атре военных действий, где французам очень не везло,—не­
обходимо было все-таки дать Австрии хоть какую-нибудь ком­
пенсацию. Бонапарт знал, что хотя его авангард и стоит уже
в Леобене, но что доведенная до крайности Австрия будет яро­
стно защищаться и что пора кончать. Где же взять эту компен­
сацию? В Венеции. Правда, Венецианская республика была
54

дне нейтральна и делала все, чтобы не дать никакого пово­
да к нашествию, но Бонапарт решительно никогда не затруд­
няйся в таких случаях. Придравшись к первому же попавше­
муся поводу, он послал туда дивизию. Еще раньше этой посыл­
ки on в Леобеие заключил с Австрией перемирие именно па та­
ких основаниях: австрийцы отдавали французам берега Рейна
все свои итальянские владпия, занятые Бонапартом, а вза­
мен им была обещана Венеция.
Собственно, Бонапарт решил разделить Венецию: город на
лагунах отходил к Австрии, а материковые владения Вене­
ции _ к той «Цизальпинской республике», которую завоева­
теле решил создать из главной массы занятых им итальянских
земель. Конечно, эта новая «республика» являлась отныне фак­
тически владением Франции. Оставалась небольшая формаль­
ность: объявить венецианскому дожу и сенату, что их государ­
ство, бывшее самостоятельным с момента своего основания,
т. е. с середипы V в., перестало существовать, так как это по­
надобилось генералу Бонапарту для успешного завершения его
дипломатических комбинаций. Он даже и свое собственное
правительство, Директорию, уведомил о том, что собирается
сделать с Венецией, лишь когда уже начал приводить в испол­
нение свое намерение. «Я не могу вас ирипять, с вас каплет
французская кровь»,— написал он венецианскому дожу, умо­
лявшему о пощаде. Тут имелось в виду, что на рейде в Лидо
был кем-то убит один французский капитан. Но даже и предлога
не требовалось, все было ясно. Бонапарт приказал генералу
Барагэ д'Илье занять Венецию. В июне 1797 г. все было конче­
но: после 13 столетий богатейшая событиями самостоятельной
исторической жизни купеческая республика прекратила свое
существование.
Итак, в руках Бонапарта оказался тот богатый объект для
дележа, которого только и недоставало для окончательного и
выгоднейшего замирения с австрийцами. Но случилось так,
что завоевание Венеции сослужило Бонапарту и еще одну, сов­
сем уже неожиданную службу.
В один майский вечор 1707 г. к главнокомандующему фран­
цузской армией, генералу Бонапарту, находившемуся тогда в
Милане, прибыла экстренная эстафета от подчиненного ему ге­
нерала Бернадотта из Триеста, уже занятого, по приказу Бона­
парта, французами. Примчавшийся курьер передал Бонапарту
•портфель, а донесение Бернадотта объясняло происхождение
«этого портфеля. Оказывалось, что портфель взят у некоего гра­
мма д Антрэга, роялиста и агента Бурбонов, который, спасаясь от
"Французов, бежал из Венеции в Триест, но тут и попал в руки
Уже вошедшего в город Бернадотта. В этом-то портфеле и окаались поразительные документы. Чтобы понять все значение
55

этой неожиданной находки, нужно хоть в нескольких словах на­
помнить о том, что в тот момент творилось в Париже.
Тс слои крупнейшей финансовой, торговой буржуазии и
земледельческой аристократии, которые были как бы «пита­
тельной средой» вандемьерского восстания в 1795 г., вовсе не
были и не могли быть разгромлены пушками Бонапарта. Раз­
громлена была лишь их боевая верхушка, руководящие элемен­
ты секций, выступавшие в этот день рука об руку с активными
роялистами. Но эта часть буржуазии не переставала и после
вандемьера находиться в глухой оппозиции к Директории.
Когда весной 1796 г. был раскрыт заговор Бабефа, когда
призрак нового пролетарского выступления, нового прериаля,
начал вновь жестоко тревожить собственнические массы в го­
роде и деревне, то побежденные в вандемьере роялисты снова
приободрились и подняли голову. Но они снова ошиблись, как
ошиблись в 1795 г., летом на Кибероне и в вандемьере в Па­
риже; они снова не учли, что хотя массы новых землевладель­
цев желают в защиту своей собственности создания сильной по­
лицейской власти, хотя новая разбогатевшая на распродаже на­
ционального имущества буржуазия готова принять монархию,
даже монархическую диктатуру, но возвращение Бурбона под­
держит, может быть, лишь ничтожнейшая доля круппейшей
буржуазии города и деревни, потому что Бурбон всегда бу­
дет дворянским королем, а не буржуазным, и с ним вернутся
феодализм и эмиграция, которая потребует обратно свои земли.
И все-таки, так как роялисты были из всех контрреволюци­
онных группировок лучше всех организованы, сплочены, снаб­
жены активпой помощью и средствами из-за границы, имели
ни своей стороне духовенство, они и па этот раз взяли в свои
руки руководящую роль в подготовке низвержения Директории
весной и летом 1797 г. Это и должно было в конечном счете по­
губить и на этот раз возглавляемое ими движение. Дело в томг
что всякий раз частичные выборы в Совет пятисот давали яс­
ный перевес правым, реакционным, иногда даже явственно ро­
ялистским элементам. Даже в самой Директории, находившей­
ся под угрозой контрреволюции, были колебания. Бартелеми и
Карпо были против решительных мер, а Бартелеми и вообще
тайно сочувствовал мпогому в поднимающемся движении.
Остальные три директора — Баррас, Ребель, Ларевельер-Лепо — постоянно совещались, но не решались ничего предпри­
нять, чтобы предупредить готовящийся удар.
Одним из обстоятельств, которые очень тревожили Барраса
и его двух товарищей, не желавших без борьбы отдавать свою
власть, а может быть, и жизнь и решившихся бороться всеми
мерами, было то, что генерал Пишегрю, прославленный завое­
ванием Голландии в 1795 г., оказался в лагере оппозиции. Он
56

й тт избран президентом Совета пятисот, главой высшей за•онодателыюй власти в государстве, и его предназначали в
'VoxoBHbie руководители готовящегося нападения на республи'анских «триумвиров» — так называли трех директоров (Барраса, Ларенельер-Лепо и Ребеля).
Таково было положение вещей летом 1797 г. Бонапарт, воюя
в Италии, зорко следил за тем, что делается в Париже. Он ви­
дел что республике грозит явная опасность. Сам Бонапарт рес­
публику пе любил и вскоре республику задушил, но он вовсе
не намерен был допустить эту операцию преждевременно, а
самое главное, вовсе не желал, чтобы это пошло на пользу ко­
му-либо другому. В бессонную итальянскую ночь он уже от­
ветил себе, что не всегда ему суждено побеждать только в поль­
зу «этих адвокатов». Но еще меньше он хотел побеждать в
пользу Бурбона. Его тоже, как и директоров, беспокоило, что
во главе врагов республики стоит один из популярных геиераЛОв — Пишегрю. Это имя могло в решающий миг сбить с толку
солдат. Они могли пойти за Пишегрю именно потому, что ве­
рили в его искренний республиканизм, и могли не понять, куда
он их ведет.
Теперь уже без труда можно представить себе, что должен
был почувствовать Бонапарт, когда ему прислали из Трт'е^p^>^7-

Глава

XIII

НАШЕСТВИЕ НАПОЛЕОНА НА РОССИЮ
1812 г.

=j ачиная любую из своих беспрерывных'войн, Напо­
леон всегда интересовался прежде всего: 1) неприя­
тельским полководцем и 2) организацией неприятель­
ского командования вообще. Силен ли главнокоман­
дующий? Обладает ли он абсолютной самостоятель­
ностью в своих действиях? Эти два вопроса первостепенной
важности прежде всего интересовали Наполеона.
В данном случае на оба эти вопроса Наполеон, казалось бы,,
мог дать себе самый удовлетворительный ответ. У русских
только один настоящий хороший генерал — Багратион, но он
на вторых ролях. Хуже Багратиона Беннигсен, «неспособный»,
говорил о нем Наполеон,— Беннигсен, разбитый наголову при
Фридлаиде, но все-таки человек упорный и решительный, дока­
завший свою твердость не тем, что в свое время задушил Пав­
ла, по тем, как стойко выдержал кровавый день иод Эйлау. Но
Беннигсен тоже на вторых ролях. Кутузов? Наполеон, разбив­
ший Кутузова под Аустерлицем, все-таки никогда не презирал
Кутузова, считая его хитрым и осторожным вождем. Но Куту­
зов не у дел. Главнокомандующего, Барклая де Толли, военного
министра, для суждения о котором у Наполеона яе было мате­
риала, он склонен был считать не очень превышающим обыч­
ный уровень русских гепералов, которых в массе Наполеон
оценивал весьма не высоко. На второй вопрос ответ мог быть
дан еще более оптимистический. Никакого настоящего едино­
началия в русской армии не было, организация командования
была нияче всякой критики. Да и не могло быть иначе, потому
что Александр был при армии и вмешивался в распоряжения
Барклая. Наполеон это хорошо знал, еще двигаясь к Вильне,
и иронически высказал это в самой Вильне генерал-адъютанту
Балашову, которого Александр послал в первый и последний
раз предлагать Наполеону мир: «Что все они делают? В то
25Я

время как Фуль предлагает, Армфельд противоречит, Беннигсен
рассматривает, Барклай, на которого возложено исполнение,
не знает, что заключить, и время проходит у них в ничегоне­
делании!»
Ото место в рассказе Балашова о его беседе с Наполеоном
заслуживает полного доверия, потому что подтверждается и
другими показаниями. В общем же записка русского министра
полиции генерала Балашова, которого Александр послал к На­
полеону с предложением мира при первом известии о переходе
французов через Неман, напечатанная с рукописи Тьером в
XIV томе его «Истории Консульства и Империи» и почти до­
словно по тексту Тьера воспроизведенная в знаменитой высоко­
художественной сцене «Войны и мира», должна быть прини­
маема с большой осторожностью, особенно те места, где Бала­
шов будто бы намекнул Наполеону на Испанию и упомянул
о Полтаве. Министр русской полиции не блистал никогда без­
упречной правдивостью, и более чем вероятно, что он присочи­
нил эти свои героические намеки уже позднее. С этим всегда
надо считаться историкам. Есть целая книга (Герстлетта), на­
зывающаяся «Остроумие на лестнице» (Der Treppenwitz der
Geschichte), специально посвященная таким позднее присочи­
ненным остроумным «историческим» словам и выходкам, ко­
торые на самом деле никогда но происходили, по пришли в го­
лову лишь впоследствии, когда уже человек простился со своим
собеседником и, «спускаясь по лестнице», придумал, как бы
хорошо бы сказать еще то-то и то-то. Во всяком случае, войдя в
Вильну на четвертый день после перехода через Неман без
всякого сопротивления, встреченный с самым верноподданииским почтением местной польской знатью и зная подавляющее
превосходство своих сил, Наполеон ответил Балашову полным
отказом, и более чем вероятно, что тон этого отказа был дей­
ствительно резким и оскорбительным.
В Вильне Наполеон пробыл полных 18 дней, и это впослед­
ствии военные историки считали одной из роковых его ошибок.
Но и в Вильне, как еще раньше в Дрездене, Наполеоп поджи­
дал подходившие к нему новые и новые армейские части. В об­
щем из 685 тысяч человек, которыми располагал Наполеон для
войны с Россией, 235 тысяч он должен был оставить пока во
Франции и в вассальной Германии, а через границу перепра­
вил лишь 420 тысяч человек. Но и эти 420 тысяч подходили и
переправлялись лишь постепенно. Уже в Вильне Наполеону до­
ложили о первой серьезной неприятности: о массовом падеже
лошадей, для которых не хватало корма. Была и другая непри­
ятность: поляки в Литве и Белоруссии не выставили достаточ­
ных военных сил. Уже в Вильне Наполеон стал гораздо больше,
чем при переходе через границу, и несравненно больше, чем в
.256

Дрозде]io, понимать особенности и трудности затеянного дела.
И это тотчас же отразилось на его политике: к великому разо­
чарованию поляков, он не присоединил к Польше Литвы (под
Литвой подразумевались тогда Литва и Белоруссия), а создал
для Литвы особое временное управление. Это означало, что он
не хочет предпринимать ничего, что могло бы в данный момент
помешать миру с Александром. Уже тут начала проявляться
двойственность настроений и планов Наполеона в отношении
исхода предпринятого им похода. По-видимому, он допускал,
что война закончится полной покорностью Александра и пре­
вращением России в послушного вассала, нужного для даль­
нейшей борьбы против Англии в Европе, а может быть, и в
Азии. По мере развития событий он склонялся больше к тому,
что война эта превратится просто в «политическую войну» —
так и говорил он о ней немного спустя,— войну кабинетов, как
выражались в XVIII в., в нечто вроде дипломатической дискус­
сии, продолжаемой при помощи нескольких «жестов оружием»,
после чего обе стороны приходят, наконец, к какому-нибудь
общему соглашению. Конечно, коренной из всех его ошибок
была ошибка, происшедшая от полного незнания и непонима­
ния русского народа. Не только он, но и буквально никто в Ев­
ропе не предвидел, до каких высот героизма способен поднять­
ся русский народ, когда дело идет о защите родины от наглого,
ничем не вызванного вторжения. Никто не предвидел, что рус­
ские крестьяне обратят весь центр своей страны в сплошную
выжженную пустыню, но ни за что не покорятся завоевателю.
Все это Наполеон узнал слишком поздно.
По мере того как обнаруживались трудности затеянного по­
хода, в уме Наполеона явно тускнело первое воззрение на эту
нойну и выдвигалось второе. Полководец знал, что хотя у него
под рукой 420 тысяч человек, а у русских нет и 225 тысяч, но
что его армия далеко не равноценна во всех своих частях. О]г
знал, что положиться он может лишь на французскую часть
своей армии (всего великая армия насчитывала 355 тысяч под­
данных Французской империи, по среди них далеко не все
были природные французы), да и то но на всю, потому что мо­
лодые рекруты не могут быть поставлены рядом с закаленны­
ми воинами, побывавшими в его пол одах. Что жекасается вестфальцсв, саксонцев, баварцев, рейнских, ганзейских немцев,
итальянцев, бельгийцев, голландцев, не говоря уже о подне­
вольных «союзниках» - - австрийцах и пруссаках, которых он
потащил для неведомых им целей на смерть в Россию и из ко­
торых многие ненавидят вовсе не русских, а его самого, то едва
«чи они будут сражаться с особенным жаром. Хорошо зная воен­
ную историю, он помнил, что не очень-то усердпо бились в ря­
дах древней персидской армии те бесчисленные представители
17

Е. В. Tapjie.T.viI

277

юкорепных персидскими царями племен, которых Ксеркс по-нал против греков. На поляков Наполеон несколько больше
тдеялся, потому что поляки защищали свое собственное дело.
Io и тут, как сказано, он ожидал большей помощи (в чисто
чоличественпом отношении).
Наполеон зпал о растерянности в русском штабе и, еще на­
ходясь в Вильне, получил сведения о том, что первоначальная
лысль защищаться на Двине в укрепленном лагере в Дриссе
ставлена, так как Барклай боялся обхода этого лагеря и неиз­
бежной капитуляции, что русская армия двумя колоннами от•тупает в глубь страны. Колонна Барклая отступает на Витебск
5ыстрее, колонна Багратиона на Минск — медленнее. Наполеон
г главными силами двинулся на Барклая. Но Барклай ускорил
темп перехода и приказал начальнику своего арьергарда Остерману-Толстому задерживать, по мере сил, наступающих фран­
цузов. Это и было исполнено в боях под Островно 25 и 26 июля.
Таким образом, войдя в Витебск, Наполеон уже не застал
Барклая', который спешил теперь к Смоленску. В эти же июль­
ские дни маршал Даву двигался из Вильны в Минск, получив
задачу отрезать путь отхода Багратиона и уничтожит?, его
раньше, чем тому удастся соединиться с Барклаем. Но, к
счастью для Багратиона, бездарный в военном отношении (и вс
всех прочих отношениях) младший брат Наполеона, вестфаль
ский король Жером Бонапарт, преследовавший Багратиона но
дороге Гродно — Минск, не сумел выполнить ничего из того,
что ему было приказано, опоздал со своим корпусом, и когда
23 июля начался бой к югу от Могилева между ,Цаву и Багра­
тионом, то Багратион очень успешно отразил ряд атак и, повер­
нув на Смоленск, продолжал свое отступление, уже почти но
тревожимый неприятелем.
Получив сведения о битве под Могилевом и о переходе Баг­
ратиона через Днепр у Нового Быхова, Барклай решил соеди­
ниться с Багратионом у Смоленска и двинулся туда через Рудню. Наполеон сделал уже все приготовления к большой битве
иод Витебском, в которой он думал уничтожить Барклая, и вдруг
28 июля, выехав на позиции, убедился, что русская армия ушла
дальше па восток. Ото было для императора большим разочаро­
ванием. Новый Аустерлиц под Витебском мог бы разом, как ему
представлялось, кончить войну п побудить Александра к миру.
Солдаты были измучены страшной жарой и трудными перехода­
ми. Жара была такая, что побывавшие в Египте и Сирии старо­
служивые утешали молодых только тем, что в Египте бывало
еще жарче. Фуража не хватало. В некоторых эскадронах со вре­
мени выхода из Вильны пало больше половины лошадей.
Вместе с тем в армии появились признаки разложения, мародер­
ство приняло необычайные размеры.
258

9

Приходилось идти дальше и дальше за Барклаем и Багра­
тионом, которые шли разными путями, направляясь к Смолен­
ску. Пришлось выдвинуть к Двине два корпуса на крайний ле­
вый (т. е. северный) фланг наступающей на Смоленск армии,
на петербургское направление, где действовал корпус Витген­
штейна. Пришлось выделить несколько дивизий на правый
(южный) фланг, чтобы отразить спешившие из Турции русские
войска, освободившиеся после внезапного заключения русскотурецкого мира. Но все-таки у Наполеона для предстоя­
щей в Смоленске битвы войска было гораздо больше, чем у рус­
ских. После столкновения под Красным (14 августа) с дивизией
Неверовского, с замечательной стойкостью выдержавшей на­
тиск превосходных сил Нея и Мюрата и потерявшей при этом
треть своего состава, Наполеон подошел к Смоленску. Баграти­
он поручил генералу Раевскому задержать французов, и в по­
следовавших столкновениях корпус Раевского сражался с та*
ким упорством, что маршал Ней чуть не попал в плеп. Багра­
тион настаивал на том, что без большой битвы отдавать Смо­
ленск нельзя. До «большой битвы» дело не дошло. Главные си­
лы русских армий подошли было сначала к Смоленску, но
затем начали отход на восток. Барклай не решился, однако,
сдать город без боя, хотя он и считал ото нужным. В 6 часов утра
16 августа Наполеон приказал начать общую бомбардировку и
штурм Смоленска. Разгорелись яростные бои, длившиеся до
6 часов вечера. Французы заняли предместья Смоленска, но
не центр города. Корпус Дохтурова, защищавший город вместе
с дивизией Коновницына и принца Вюртембергского, сражался
с изумлявшей французов храбростью и упорством. Вечером На­
полеон призвал маршала Даву и категорически приказал на
другой день, чего бы это не стоило, взять Смоленск. У него поя­
вилась уже раньше, а теперь окрепла надежда, что этот смолен­
ский бой, в котором участвует якобы вся русская армия (он знал
о состоявшемся наконец соединении Барклая с Багратионом),
и будет той решительной битвой, от которой русские до сих пор
уклонялись, отдавая ему без боя огромные части своей империи.
17 августа бой возобновился. Русские оказывали геройское
сопротивление, солдат приходилось и просьбами и прямо угро­
зами отводить в тыл: они не желали исполнять приказов об
отступлении '.
После кровавого дня наступила ночь. Бомбардировка города,
по приказу Наполеона, продолжалась. И вдруг раздались ере*
ди ночи один за другим сърашные взрывы, потрясшие землю;
начавшийся пожар распространился на весь город. Это русские
взрывали пороховые склады и зажигали город: Барклай дал при­
каз об отступлении. На рассвете французские разведчики
17*

259

донесли, что город оставлен войсками, и Даву без боя вошел
в Смоленск.
Трупы людей и лошадей валялись по всем улицам. Стоны
и вопли тысяч раненых оглашали город: они были брошены на
произвол судьбы. Часть города еще пылала. Наполеон медленно
проезжал со свитой но улицам Смоленска, вглядываясь в окру­
жающее, делая распоряжения о тушении пожаров, об уборке на­
чавших разлагаться трупов и громко, стонавших раненых,
о подсчете найденных припасов. Наблюдатели передают, что он
был угрюм и не разговаривал со свитой. Войдя после этой вер­
ховой прогулки по городу в дом, где ему была наскоро приго­
товлена квартира, император бросил свою саблю на стол и ска­
зал: «Кампания 1812 г. окончена». Но от мысли остановиться в
Смоленске, прочно устроить тыл в Польше, Литве, Белоруссии,
подтянуть подкрепления из Европы и возобновить движение па
Москву или на Петербург весной 1813 г., от идеи разделить рус­
скую войну на два похода пришлось отказаться там же, в Смо­
ленске. Русские опять ускользнули. Наполеон не знал о тех
трудностях, которые все в большей и большей степени возни­
кали для Барклая при каждом его новом приказе об отступле­
нии, не знал о громких обвинениях русского главнокомандую­
щего в измене, о смятении и растерянности русского двора. Он
видел только одно: генеральной битвы нет как нет, нужно идти
дальше, на восток, на Москву. Л между тем чем больше он уг­
лубляется на восток, тем труднее становится закончить эту борь­
бу миром, простым дипломатическим соглашением. О полной,
подавляющей победе над Россией Наполеон в Смоленске ужо
не думал. Многое ему теперь представилось совсем в другом све­
те, чем за три месяца до того, когда он переходил через Неман.
Дело было не только в том, что его армия наполовину умень­
шилась вследствие необходимости обеспечить огромную комму­
никационную линию и склады гарнизонами, от сражений, мел­
ких, частичных, но упорных и кровопролитных, от страшной жа­
ры, усталости и болезней. Он видел и другое. Русские солдаты
сражались ничуть не хуже, чем под Эйлау. Русские генералы
оказывались и помимо Багратиона вовсе не такими уж бездар­
ными, как он склонен был думать, когда разговаривал с Балашо­
вым в Вильпе. Наполеон вообще очень верно оценивал способ­
ности людей, а вернее всего именно военные способности. И он
не мог не признать, что, например, Раевский, Дохтуров, Тучков,
Коновницып, Неверовский, Платов вели порученные им отдель­
ные очень трудные операции так, как не стыдно было бы вести
любому из его лучших маршалов. Наконец, общий характер, ко­
торый принимала война, давно у ил? начинал беспокоить его п
окружающих.
Русская армия, последовательно отступая, опустошала всю
260

местность. Тут, в Смоленске, била сделана попытка предать
огню уже не села и деревни, а весь город, большой торговый и
административный центр. Это указывало на желание вести не­
примиримую борьбу с завоевателем. Наполеон помнил, как в
прежних войнах убежавший из Вены австрийский император
приказывал городским властям беспрекословно исполнять все
французские приказания, а убежавший из Берлина прусский
король выражал в личном письме упование, что его император­
скому величеству в Потсдамском дворце жить будет удобно.
Здесь же крестьяне покидают насиженные места, жгут свои
избы и запасы; предается огню целый город; и по всем призна­
кам и народные массы, и военный министр Барклай, и князь
Багратион, и стоявший за ними и над ними Александр смотрят
на происходящую войну, как па борьбу не на жизнь, а на
смерть... Наполеон в те дни, которые он провел в Смоленске,
был погружен в многочасовые молчаливые размышления. Не
трогая сразу всей остановившейся в Смоленске армии, Напо­
леон послал Мюрата с кавалерийскими корпусами вслед за
Барклаем, который теперь принял командование над всей рус­
ской армией (Багратион с момента их соединения стал его под­
чиненным) и отступал по Московской дороге. Затем туда же
двинулись Ней и Даву. 18 и 19 августа произошли бои у Валутипой горы и Лубипа, в результате которых из-за бездарности
Жюно, сбившегося с пути при своем движении на фланг армии
Барклая, последняя ушла дальше на восток, понеся потери в
7 тысяч человек, но меньше, чем французы.
В ночь на 24 августа Наполеон вышел из Смоленска со сво­
ей гвардией и двинулся к Дорогобужу. Но Барклай снялся с ла­
геря и пошел дальше на восток. Теперь из Дорогобужа он ушел,
не желая даже и начинать арьергардных стычек ввиду очень,
невыгодных топографических условий. Он отступал на Вязьму,
Гжатск, Царево-Займище, а Наполеон со всеми войсками, выве­
денными из Смоленска, шел за ним по пятам по опустошаемой
русской армией дороге.
Всякий раз, когда русские задерживались где-нибудь хоть
немного, Наполеон начинал мечтать о генеральной битве... Так
было в Дорогобуже, в Вязьме, в Гжатске. «Министр (Барклай)
ведет гостя прямо на Москву»,— со злобой писали из штаба Баг­
ратиона в Петербург.
Страх, непреодолимый и все усиливающийся страх, охваты­
вал постепенно некоторую часть высших слоев русского обще­
ства. Неужели погибло все? Неужели так, без сопротивления,
и сдать Россию? Почему не докончили битвы под Смоленском?
Почему ушли? Не изменник ли немец Барклай?
Александр I сам подрывал по мере сил авторитет Барклая.
Так, он с явным одобрением лично передал генералу Роберту
261

Вильсону, комиссару английского правительства, слова, сказан­
ные атаманом Платовым Барклаю после эвакуации Смоленска:
«Вы видите,— я одет только в плащ. Я никогда больше не на­
дену (русского мундира, так как это стало теперь позорным» 2.
Александр I переживал самые мучительные дни своей жиз­
ни. Придворные были в панике. Растерянность возрастала. Ме­
щанство и крестьянство говорили разное и о царе и о Наполео­
не. С Наполеоном дело уже давно было неясно. В 1807 г. до июня
он был с церковного амвона провозглашен предтечей антихри­
ста, а в разговорах —самим антихристом и истребителем христи­
анской веры, с июня того же 1807 г. антихрист стал внезапно,
без малейших переходов и объяснений, другом и союзником рус­
ского царя. Теперь он снова оказался антихристом и пол-России
завоевал почти без сопротивления. Гибель Смоленска навела
уныние. «Раздразнили царь и царский брат Константин мужика
сердитого»,— говорили в эти первые месяцы войны в народе.
Но чего именно хочет «сердитый мужик», было загадочно. Од­
нако с первых же дней все более и более разгоралась в русском
народе вражда, чувство обиды, жажда мести, жгучее желание
отплатить вторгшемуся насильнику и грабителю. Все эти чув­
ства, усиливаясь с каждым днем, и породили грозное всенарод­
ное сопротивление, погубившее великую армию завоевателя.
В дворянстве опасения были гораздо сознательнее, определен­
нее и сильнее, чем в «простом» народе. Победа Наполеона гро­
зила в их глазах уже не только продолжением и упрочением
блокады, но и потрясением основ крепостного црава. Хотя на
самом деле Наполеон не только не пытался уничтожить крепост­
ное право в занятых им областях, но и всякое самостоятельное
покушение крестьян избавиться собственными силами от гнета
своих помещиков беспощадно подавлял силой оружия. И все
же отдать Москву без боя казалось царю и дворянству невоз­
можным, да и солдаты но очень понимали смысл отступления.
Когда русская армия, отступив от Гжатска, пришла в ЦаревоЗаймище (29 августа), у нее уже был новый главнокомандую­
щий. Александр сменил Барклая и назначил Кутузова, которого
давно терпеть не мог, но других более подходящих генералов те­
перь не было. На Багратиона полагались меньше, да и фамилия
у него тоже, как и у Барклая, была нерусская.
Кутузов знал, конечно, что Барклай прав, что Наполеона
погубят (если вообще что-нибудь его погубит) отдаленность
от оазы, невозможность длительной, годами или даже долгими
месяцами длящейся войны в нескольких тысячах километров
от Франции, в пустынной, скудной, враждебной громадной стра­
не, недостаток продовольствия, непривычный климат. Но еще
более точно Кутузов знал, что отдать Москву без генеральной
битвы не позволят и ему, несмотря на его русскую фамилию, как
Z62

ne позволили сделать это Барклаю. И он решил дать эту битву,
ненужную, но его глубочайшему убеждению, как он дал в свое
время, тоже против своего убеждения, аустерлицкое сражение.
Излишняя стратегически, она была неизбежна морально и по­
литически. Для Наполеона смена Барклая, ставшая ему тотчас
известной через лазутчиков, была сигналом, что русские реши­
лись, наконец, на генеральное сражение.
Утром 4 сентября он приказал Мюрату и Нею двинуться из
Гжатска в Гриднево. Русская армия замедлила отступление и
остановилась. Ее арьергард опирался на несколько укреплений.
Наиболее выдвинутым навстречу наступающим французам был
редут, устроенный русскими у деревушки Шевардино. Наполе­
он, прибыв с гвардией в село Гриднево, сейчас же запялся изу­
чением простиравшейся перед ним равнины, где наконец остано­
вилась русская армия. Ему доложили, что Шевардинский редут
занят многочисленными силами. В подзорную трубу далеко за
полувысохшей речонкой Колочей виднелись расположения рус­
ской армии. Лазутчики донесли вечером 4 сентября в импера­
торский штаб, что русская армия остановилась и заняла свои по­
зиции уже за два дня перед тем и что близ деревни, виднеющей­
ся вдали, также сооружены укрепления. На вопрос, как назы­
вается деревня, лазутчики ответили: «Бородино».
3

Бородинская битва мпого раз приковывала к себе внимание
и историков, и военных специалистов, и великих художников
слова, и великих живописцев. Судьба наполеоновской империи
переломилась не на Бородинском поле, а во время всего этого
русского похода: Бородино было лишь одним из актов трагедии,
но не всей трагедией. Даже и весь русский поход не был еще
концом, а лишь началом очень пока далекого конца.
Воображение современников и потомства всегда приковыва­
лось к Бородинскому полю с его тысячами трупов, которых дол­
гие месяцы никто не убирал.
Приблизился миг, которого Наполеон не переставал ожидать
и о котором он не переставал мечтать еще в Дрездене, а потом
на Немане, в Вильне, в Витебске, в Смоленске, в Вязьме, в
Гжатске. Подойдя теперь к месту, где суждено было разразить­
ся одному из самых страшных побоищ, какие только были до тех
пор в истории человечества, Наполеон имел в своем непосред­
ственном распоряжении в три с половиной раза (приблизитель­
но) меньше сил, чем в первый момент своего вторжения в Рос­
сию.
Болезни и трудности похода, дезертирство, мародерство, не­
обходимость подкреплять далекие фланги и тылы на рижском и
петербургском направлениях, с одной стороны, и на юге против

:оз

войска, идущего из Турции, -•- с другой, необходимость все бо­
лее и более серьезно обеспечивать гарнизонами колоссальпую
линию сообщений от Немана до Шевардина — все это страшно
уменьшило великую армию. Наполеон в момент, когда он подо­
шел к Шевардинскому редуту, имел 135 тысяч солдат и артил­
лерию в 587 пушек. У русских было \03 тысячи регулярных
войск и 640 орудий, 7 тысяч казаков и около 10 тысяч ратников
ополчения. Русская артиллерия качественно не уступала фран­
цузской, а количественно превосходила ее. Слишком много пало
лошадей у Наполеона, и далеко не все пушки он мог подтянуть
от Могилева, Витебска и Смоленска к Московской дороге.
Во время Бородинского сражения ставка Наполеона находи­
лась в деревне Валуево.
Наполеон был совершенно уверен в победе, и начало дела
только укрепило его уверенность. 5 сентября он приказал ата­
ковать Шевардинский редут. Мюрат отбросил часть русской ка­
валерии, а генерал Компаи после артиллерийской подготовки с
пятью пехотными полками пошел штурмом на Шевардипо и пос­
ле упорного штыкового боя взял редут. Французы с удивлением
рассказывали поздно вечером, что русские канониры не бежали,
хотя имели эту возможность, когда атакующие ворвались в реДУТ) а упорно сражались и были переколоты на месте. На рас­
свете 6 сентября Наполеон сел на лошадь и почти не слезал с
нее весь день. Он боялся, что русские, стоявшие в нескольких
километрах от Шевардина, уйдут после падения этого редута.
Но опасения его были напрасны: Кутузов стоял на прежних по­
зициях. Император так боялся нового отступления русских без
генерального боя, что только потому и отверг предложение Даву,
клонившееся к обходу левого фланга русской армии крупными
силами (со стороны Утицы), так как этот маневр мог спугнуть
Кутузова, и он мог уйти.
После Смоленска и окончательного решения не растягивать
войну на два года, а кончить все в один год, главной, непосред­
ственной целью для Наполеона было войти в Москву и из Мо­
сквы предложить царю мириться. Но как ни жаждал Наполеон
овладеть Москвой, он пи за что не хотел получить ее без боя:
истребление русской армии, т. е. генеральная битва под Моск­
вой,- - вот чего нужно было достичь какой угодно ценой, а не
гоняться за Кутузовым, если тот вздумает уйти за Москву,
к Владимиру или к Рязани, или еще дальше. Оттого-то Барклай
и Кутузов и не хотели сражения, что Наполеон его очень хотел.
Но Барклай теперь молчал, обязанный после Царева-Займища
беспрекословно повиноваться Кутузову, а Кутузов тоже молчал,
не имея сил взять на себя страшную ответственность и уйти без
боя, бросив Москву на произвол судьбы, хотя и спасая этим
армию.
264

Наполеон в течение всего этого дня, G сентября, следовавше­
го за взятием Шевардинского редута, не начинал битвы. Он при­
казал дать солдатам основательно отдохнуть, выдать усилен­
ные рационы, составлял и детализировал планы действий на
следующий день, уточнял индивидуальные приказы маршалам
и генералам, толпой сопровождавшим императора в его разъез­
дах. И он сам, и они, и простые солдаты постоянно поглядыва­
ли в сторону видневшегося издали русского расположения: не
ушел ли Кутузов. Но все было неподвижно: русские войска
оставались на месте.
Наполеон был простужен, но в течение всего этого хлопотли­
вого дня не показывал ни малейших признаков утомления.
Наступила ночь. Армия улеглась рано, так как было извест­
но, что бой начнется на рассвете. Наполеон почти не ложился,
несмотря на физическое и умственное напряжение в течение
всего дня. Он скрывал свое волнение, но на этот раз ему это
плохо удавалось; он разговаривал с адъютантами, но они виде­
ли, что он не слушает их. Он все выходил из палатки посмот­
реть, горят ли огни в русском лагере. Солнце едва встало, как
Наполеон дал приказ двинуться на русских, и вице-король Ита­
лии Евгений Богарне со своим корпусом бросился согласна
императорской диспозиции на деревню Бородино на левом
фланге. Даву, Ней, Мюрат один за другим устремились со сво­
ими корпусами на Багратионовы флеши у села Семеновского
в центре. Раздался такой оглушительный и уже не прекра­
щающийся грохот артиллерии с обеих сторон, что даже люди,
побывав под Эйлау и под Ваграмом, ничего подобного не
слыхали.
В течение всего этого долгого еще теплого сентябрьского дня
Наполеон, судя по свидетельству очевидцев, пережил смену
двух настроений. На рассвете, когда солнце только начало
всплывать над линией горизонта, он весело воскликнул: «Вот
солнце Аустерлица!» И это настроение длилось все утро. Каза­
лось, русских начинают постепенно и неуклонно выбивать из
их позиций. Но и в эти часы первого, могущественного натиска
французов па Шевардинский редут, в ставку, откуда император
наблюдал битву, ужо начали поступать довольно тревожные
известия, перемежаясь с радостными и победоносными. Так,
императору уже в ранние утренние часы доложили, что один из
его лучших генералов, командир 106-го линейного полка Плозонн, ворвался со своим полком в деревню Бородино, выбил
оттуда русских егерей, которые совершенно истребили часть
его полка, убив Плозонна и многих его офицеров. Правда, подо­
спела помощь, и французы заняли Бородино. Но обстоятельства
гибели Плозонна показывали, что русские дерутся в этот день
ожесточенно. Затем примчался адъютант с известием, что
2П5.

наступление маршала Даву развивается успешно, но за ним —
другой, сообщивший, что лучшая дивизия корпуса Даву, гене­
рала Компапа, попала под страшный огонь, что Компан ранен,
его офицеры ранены или перебиты, что сам маршал Даву, по­
спешивший на помощь, штурмовал русские батареи, обстрели­
вавшие Компана, взял их, и опять русские канониры (как за
два дня до того в Шевардине) были перебиты на своих пушках,
так как стреляли до последней минуты, и одно из их ядер уби­
ло лошадь под маршалом Даву, а сам маршал контужен и упал
без сознания.
Не успел император выслушать и отдать новые приказания,
как ему доложили, что маршал Ней ворвался с тремя дивизия­
ми во флеши, защищаемые русскими гренадерами, и хотя удер­
живает эти Багратионовы флеши, по русские не перестают
яростпо атаковывать. Новый адъютант иринес известие, что ди­
визия Неверовского выбила Нея. Спустя некоторое время Ней
восстановил положение, но князь Багратион продолжал на этом
участке отчаяннейшую борьбу. Одна из важнейших флешей,
взятая было французами (генералом Резу), подверглась ярост­
ной штыковой атаке, причем французы были выбиты с огром­
ными потерями. Мюрат в конце концов отбил эту флешь с но­
выми огромными потерями.
Наполеону доносили настойчиво и из разпых пунктов, что
потери русских гораздо больше, чем французов, что русские не
сдаются, а гибнут до последнего в тех контратаках, которыми
они стремятся восстановить положение. Чтобы развернуть дей­
ствия кавалерии, приходилось брать со страшными усилиями
небольшие возвышенности и неровности, пересекающие почти
посередине огромное поло сражения. И эти естественные пре­
пятствия дорого стоили французам. Корпус Раевского, неся ог­
ромные потери, причинил Нею и Мюрату такой урон, что оба
маршала подтягивали сюда буквально все части, какие толь­
ко могли подтянуть. Семеновский овраг и местность у овра­
га несколько раз переходили из рук в руки. Наконец маршалы
отправили адъютантов к Наполеону просить подкрепления; они
ручались за выигрыш сражения, если вовремя взять у Багратио­
на Семеновский овраг и Семеновское.
Наполеон отправил им на помощь одну дивизию, по отка­
зался дать больше. Он видел по неслыханному ожесточению
боя, что Ней и Мюрат ошибаются и что русские корпуса, по их
мнению готовые уйти с поля, не уйдут, а французские резервы
будут истрачены до наступления решающего момента. Л ре­
шающий момент все не наступал. Днем дивизия генерала Морана взяла штурмом батарею Раевского, расположенную меж­
ду деревней Бородино и Семеповским, но русские части штыко­
вым натиском выбили французов и снова заняли эту батарею.
266

Потери русских были огромны, но батарея была отнята у Морапа, a сам Моран пал на поле битвы.
Известие о том, что русские снова овладели большой бата­
реей, Наполеон получил почти одновременно с другим: именно,
что Багратион делает отчаянные усилия вырвать у Нея и Мюрата три флеши, которыми они овладели с таким трудом.
Страшный бой против Багратиона завязался из-за Семенов­
ских флешей. В течение нескольких часов флеши переходили
из рук в руки. На одном этом участке гремело больше 700 ору­
дий — 400 выдвинутых тут по приказу Наполеона и больше 300
с русской стороны. И русские и французы вступали тут неодно­
кратно в рукопашный бой, и сцепившаяся масса обстреливалась
иногда картечью без разбора, так как не успевали вовремя уточ­
нить обстановку.
Маршалы, пережившие этот день, с восторгом говорили до
конца своей жизни о поведении русских солдат у Семеновских
флешей. Французы не уступали им. Именно тут раздался пред­
смертный крик Багратиона навстречу французским гренадерам,
под градом картечи бежавшим в атаку со штыками наперевес,
не отстреливаясь: «Браво! Браво!» Спустя несколько минут сам
князь Багратион, но мнению Наполеона, лучший генерал рус­
ской армии, пал смертельно раненный и, иод градом нуль,
с трудом был унесен с Бородинского ноля.
Была середина дня. Настроение Наполеона быстро и окон­
чательно изменилось. Дело было не в его простуде, на чем так
настаивали его старые биографы, а в том, что оп, получив пов­
торную и настоятельную просьбу Нея и Мюрата прислать им
подкрепления, дать наконец гвардию, не видел возможности
сделать это не только потому, как он тогда сказал, что не может
рисковать гвардией в нескольких тысячах километрах от Фран­
ции, но и по другой ближайшей причине: русская кавалерия,
и в том числе казаки под начальством Уварова и Платова, про­
извела внезапно с целью диверсии нападение на обозы и на ту
дивизию, которая еще утром участвовала во взятии деревни Бо­
родино. Русская конница была отогнана, но эта попытка оконча­
тельно сделала невозможным пустить в бой всю гвардию: со­
здалось чувство необеспеченности в глубоком расположении
французских войск. В три часа дня Наполеон приказал повести
снова атаку на батарею Раевского. Редут был взят француза­
ми после повторных ужасающих штурмов. Наполеон лучше
всех своих маршалов мог взвесить и оценить страшные потери,
известия о которых стекались отовсюду к нему.
День склонялся к вечеру, когда император узнал важные
вести: князь Багратион пал, пораженный насмерть, оба Тучко­
вы убиты, корпус Раевского почти истреблен, русские отчаянно
обороняясь, отходят наконец от Семеновского. Наполеон при267

близился к Семеновскому. В один голос все, кто к нему подъез­
жал и с ним говорил, передают, что они просто не узнавали им, ператора. Угрюмый, молчаливый, глядя на горы трупов людей
и лошадей, он не отвечал на настоятельнейшие вопросы, па ко­
торые никто, кроме него, не мог ответить. Его впервые наблю­
дали в состоянии какой-то мрачной апатии и как будто нереши­
тельности.
Уже совсем стемнело, когда по отступавшим медленно и вполном порядке русским войскам начали палить около ЗОО
выдвинутых французских орудий. Но ожидаемого окончатель­
ного эффекта это не производило: солдаты падали, а бегства
не было. «Им еще хочется, дайте им еще», —в таких выраже­
ниях Наполеон отдавал приказ вечером усилить огонь. Русские
отходили, но отстреливались. Так застала ночь обе стороны.
Когда Кутузову представили ночью первые подсчеты и ко­
гда он увидел, что половила русской армии истреблена в этот
депь, 7 сентября, он категорически решил спасти другую по­
ловину и отдать Москву без нового боя. Это но помешало ему
провозгласить, что Бородино было победой, хоть он и был удру­
чен. Победа моральная была бесспорно.
Л в свете дальнейших событий можно утверждать, что и i?
стратегическом отношении Бородино оказалось русской побе­
дой все-таки больше, чем французской.
И когда Наполеону в ночь после битвы доложили, что 47
его генералов убиты или тяжело ранены, что несколько десят­
ков тысяч солдат его армии лежат мертвые или раненые па
поле битвы, когда он лично убедился, что пи одно из данных
им до сих пор больших сражений не может сравниться по оже­
сточению и кровопролитию с Бородином, то (хотя это тоже непомешало ему провозгласить Бородипо своей победой) он, одер­
жавший па своем веку столько настоящих, бесспорных побед,,
не мог, конечно, не понимать, что если Лоди, или Риволи, или
битву под пирамидами, или истребление турецкой армии под
Абукиром, или Маренго, или Аустерлиц, или Иену, или Фридланд, или Ваграм можно назвать победами, то для Бородина
нужно придумать какое-нибудь иное определение. Он ждал, чтоКутузов даст под самыми стенами Москвы новое сражение, по*
па этот раз Кутузов настоял на своем. Наполеон не знал о воен­
ном совете в Филях, но по целому ряду безошибочных призна­
ков понял уже через два дня после Бородина, что город решеноотдать без нового боя.
За отступавшим Кутузовым по пятам шел Мюрат с кавале­
рией. 9 сентября Наполеон вошел в Можайск; на другой день
принц Евгений, вице-король Италии, вошел в Рузу. В солнеч­
ное утро 13 сентября Наполеон выехал со свитой на Поклон­
ную гору и не мог сдержать своего восхищения: его, как и сви208

ту, поразила красота зрелища. Колоссальный, блиставший на
-солнце город, простиравшийся перед ним, был для него местом,
где он даст, наконец, своей армии отдохнуть и оправиться, и
прежде всего послужит тем залогом, который непременно заста­
вит Александра пойти на мир. Страшные бородинские кар­
тины сразу были заслонены этим зрелищем и этими перспек­
тивами.
4
В течение дня 14 сентября русская армия непрерывным по­
током проходила через Москву и выходила на Коломенскую и
Рязапскую дороги. Ilo пятам шел король неаполитанский Мюрат с кавалерией. Милорадовнчу, командовавшему авангардом,
удалось добиться обещания Мюрата дать русским войскам спо­
койно пройти через город. Русский арьергард иод командова­
нием Раевского вечером остановился при деревне Вязовке, в
шести верстах от Коломенской заставы. В это время, пройдя
через город по Арбату, французская кавалерия дошла своими
передовыми постами до села Карачарова.
16 сентября армия Кутузова, пройдя через Москву, двину­
лась дальше по Рязанскому тракту, и, переночевав в лагере при
деревне Кулаковой, она незаметно для Наполеона на следую­
щий день, сделав поворот направо, двинулась вверх вдоль реки
Пахры и 19-го заняла позицию на левом ее берегу при селе
Красной Пахре на Старой Калужской дороге. Единственный
путь сообщения Наполеона—Смоленская дорога—был пере­
хвачен русской конницей.
Уже у Дорогомиловской заставы до Наполеона стали дохо­
дить странные слухи, шедшие из гвардии: из Москвы ушли поч­
ти все жители, она пуста, никакой депутации с ключами от го­
рода, которой ждал император, нет и не будет. Слухи под­
твердились.
15 сентября Наполеон въехал в Кремль. И уже накануне
поздно вечером вспыхнули первые пожары. Но ни размеров,
ни значения того, что началось, еще нельзя было предугадать
даже приблизительно.
С утра 16 сентября пожары усилились. Днем они еще не
были так заметны. Но в ночь с 16-го на 17-е поднялся сильней­
ший ветер, который продолжался не ослабевая больше суток.
Море пламени охватило центр близ Кремля, Замоскворечье,
Солянку, огонь объял почти разом самые отдаленные друг от
друга места.
Наполеон, когда ему доложили о первых пожарах, не обра­
тил на них особенного внимания, но когда 17 сентября утром
°н обошел Кремль и из окон дворца, куда бы ни посмотрел,
»идел бушующий огненный океан, то, по показаниям графа
Сегюра, доктора Метивье и целого ряда других свидетелей.
269

император побледнел и долго молча смотрел па пожар, а потом
произнес: «Какое страшное зрелище! Это они сами поджигают...
Какая решимость! Какие люди! Это — скифы!» Между тем по­
жар стал не только грозить самому Кремлю, тго часть Кремля
(Троицкая башня) уже загорелась, из некоторых ворот уже*
нельзя было выйти, так как пламя относило ветром в их сто­
рону. Маршалы настойчиво стали просить императора немед­
ленно переехать в загородный Петровский дворец. Наполеон
не сразу согласился, и это чуть не стоило ему жизни. Когда он
со свитой наконец вышел из Кремля, искры падали уже па него
и па окружающих, дышать было трудно: «Мы шли по огпепной:
земле под огненным небом, между стен из огня», —говорит один
из сопровождавших Наполеона.
Страшный пожар бушевал еще и 17 и 18 сентября, но ужек вечеру стал ослабевать. Утих ветер, пошел дождь. Пожары
продолжались еще и в следующие дни, но это было уже совсем
не то, что гигантская огненная катастрофа 15—18 сентября,,
истребившая значительную часть города.
У Наполеона не было ни малейших сомнений относитель­
но причин этой совершенно неожиданной катастрофы: русскиесожгли город, чтобы он не достался завоевателю. И то, что Ро­
стопчин увез все пожарные трубы и приспособления для туше­
ния огня, и одновременное возникновение пожаров в разных
местах, и показания некоторых людей, схваченных по подо­
зрению в поджогах, и свидетельства некоторых солдат, будтобы видевших поджигателей с факелами, — все его в этом убеж­
дало. Ростопчин впоследствии, как известно, то хвастал своим
участием в пожаре Москвы, то отрицал это участие, то опять
хвастал и кокетничал своим пеистовьгм патриотизмом, то опять
отрицал (даже в специальной брошюре). Нас тут, по характе­
ру этой работы, интересуют, конечно, не объективные реаль­
ные причины пожара (о чем высказан был целый ряд сужде­
ний и догадок), а исключительно те последствия, которые
пожар имел для умонастроения Наполеона и для развития
дальнейших событий.
Наполеон, по единодушным отзывам, и » Петровском двор­
це и в Кремле, куда он вернулся, когда пожары стали стихать,
переживал дин самой тяжелой тревоги. Им овладевало иногдабешенство, и тогда солоно приходилось окружающим; иногда он
долгими часами хранил мертвое молчание. Энергия не покида­
ла его. Из Москвы он продолжал управлять своей необъятной
империей, подписывал декреты, указы, назначения, перемеще­
ния, награды, увольнения чиновников и сановников; в Москве,
как и всегда, он старался во все впикать, занимался и глав­
ным, и второстепенным, и третьестепенным. Как курьезную»
иллюстрацию вспомним, что тот подробный статут, по которо27G

му до настоящего времени неизменно живет и управляется
главный французский государственный театр («Французская
комедия»), подписан Наполеоном в Москве и так до сих искр и
называется «московским декретом».
Но главная, грозная забота стояла перед императором неот­
ступно. Что делать дальше? Пожар Москвы пе лишил его всех
московских запасов, у него еще остались уцелевшие магазины.
Но фуражировки вне города не удавались; солдаты мародерст­
вовали и пропадали без вести; дисциплина явно расшатывалась.
Оставаться зимовать в Москве было, конечно, возможно, и не­
которые из маршалов и генералов это советовали, но Наполеоп
верным инстинктом чуял, что не так прочна его великая им­
перия и пе так надежны его «союзники», чтобы ему надолго
оставлять Европу и зарываться в русские снега. Идти за Ку­
тузовым, который со своей армией не подавал никаких приз­
наков жизни? Но Кутузов может отступать хоть до Сибири и
дальше. Лошади падали уже не тысячами, а чуть ли не десят­
ками тысяч. Колоссальная коммуникационная линия была обес­
печена очень слабо, хотя Наполеон и должен был разбросать
по пути немало отрядов и этим подорвал могущество своей ве­
ликой армии. А главное—пожар Москвы, завершивший долгую
серию пожаров, которыми встречали завоевателя города и села
России при его следовании за Барклаем и Багратионом от Не­
мана до Смоленска и от Смоленска до Бородина, непонятный,
загадочный выезд чуть ли не всего населения старой столицы,
картина Бородинского боя, который (как признал Наполеон в
конце жизни) был самым страшным изо всех данных им сраже­
ний,—все это явно указывало, что на этот раз его противник
решил продолжать борьбу не па жизнь, а на смерть.
Оставался один выход—дать понять Александру, что Напо­
леон согласен на самый снисходительный, самый легкий, самый
почетный и безобидный мир. Заключить мир, находясь в Мо­
скве, сохраняя еще позу победителя, выбраться из России с
армией благополучно—вот все, на что он мог теперь рассчиты­
вать; он готов был удовольствоваться словами и обещаниями
Александра, готов был к уступкам. Уже и речи никакой не могло
быть о подчинении, о вассалитете Александра. Но как дать
знать Александру, с которым после оскорбительного отказа в
Вильне, переданного Наполеоном царю через генерала Бала­
шова, никаких сношений не было и быть не могло? Наполеон
сделал три попытки довести до сведения царя о своих миролю­
бивых намерениях.
В Москве проживал генерал-майор Тутолмин, начальник
Воспитательного дома. Он просил французское военное началь­
ство об охране дома и питомцев, оставшихся в Москве. Напо­
леон велел его вызвать и много и горячо говорил ему о чудо271

вищности сожжеиия Москвы, о преступном варварстве Ростоп­
чина, о том, что никакой обиды Москве и мирному населению
он, император, не причинил бы. На просьбу Тутолмина о доз­
волении написать рапорт о Воспитательном доме императрице
Марии Наполеон не только позволил, но вдруг неожиданно при­
бавил: «Я прошу вас при этом написать императору Алексан­
дру, которого я уважаю по-прежнему, что я хочу мира». В тот
же день, 18 сентября, Наполеон приказал пропустить через
французские сторожевые посты чиновника Воспитательного до­
ма, с которым Тутолмип послал свой рапорт.
Наполеон не получил ответа. Но он даже не выждал вре­
мени, когда мог бы получить ответ, и решил сделать вторую
попытку. Еще более случайно, чем генерал Тутолмин, в Москве
задержался против своей воли один богатый барии, некий Яков­
лев, отец Александра Ивановича Герцена. Он обратился за за­
щитой и покровительством к французам, о нем было доложено
маршалу Мортьс, который раньше встречался с Яковлевым в
] Гариже, а маршал доложил о нем Наполеону. Император велел
представить ему Яковлева. В «Былом и думах» Герцен пере­
дает о разговоре императора с его отцом: «...Наполеон разбра­
нил Ростопчина за пожар, говорил, что это вандализм, уверял,
как всегда, в своей непреодолимой любви к миру, толковал, что
его война—в Англии, а не в России, хвастался тем, что поста­
вил караул к Воспитательному дому и к Успенскому собору,
жаловался на Александра, говорил, что он дурно окружен, что
мирные расположения его неизвестны императору». После не­
скольких фраз еще: «...Наполеон подумал и вдруг спросил:
..Возьметесь ли вы доставить императору письмо от меня? На
этом условии я велю вам дать пропуск со всеми вашими".—,,Я
принял бы предложение в. в., ...но мне трудно ручаться"». На­
полеон написал письмо Александру с предложением мира и
вручил его Яковлеву, давшему честное слово, что сделает все,
чтобы вручить письмо Александру. В этом письме, очень при­
мирительно написанном, есть одна любопытная и характерная
для Наполеона строчка: «Я веду войну с вашим величеством
без всякого озлобления». Наполеону, по-видимому, казалось,
что после всего происшедшего не он вызывает чувство озлоб­
ления, а он сам вправе чувствовать озлобление!
Ответа и на это письмо не последовало. Тогда Наполеон сде­
лал третью н последнюю попытку предложить мир.
4 октября он послал в лагерь Кутузова, в село Тарутино,
маркиза Лористона, бывшего послом в России перед самой вой­
ной. Наполеон хотел, собственно, послать генерала Коленкура,
герцога Виченцекого, тоже бывшего послом в России еще до
Лористона, но Коленкур настойчиво советовал Наполеону это­
го не делать, указывая, что такая попытка только укажет
272

русским на неуверенность французской армии. Наполеон раз­
дражился, как всегда, когда чувствовал справедливость аргу­
ментации спорящего с ним; да и очень он уж отвык от спор­
щиков. Лористон повторял аргументы Коленкура, но император
оборвал разговор прямым приказом: «Мне нужен мир; лишь
бы честь была спасена. Немедленно отправляйтесь в русский
лагерь».
Приезд Лористопа на русские форпосты вызвал целую бурю
в главной квартире Кутузова. Кутузов хотел выехать на фор­
посты для беседы с Лористоном. Но уже тут обнаружилось, что
С|реди кутузовского штаба есть русские патриоты, гораздо более
пылкие, чем он сам, и несравненно более оскорбленные поте­
рей Москвы. Это были английский официальный агент гири рус­
ской армии Вильсон, бежавший из Рейнского союза граф Винценгероде, герцог Вюртембергский, герцог Ольдснбургский и
ряд других иностранцев, ревниво следивших за каждым шагом
Кутузова. К ним присоединился и ненавидевший Кутузова Беннигсен, в свое время донесший царю, что вовсе не было надоб­
ности сдавать Москву без нового боя. От имени русского парода
и русской армии (представляемой в данном случае вышеназ­
ванными лицами) Вильсон явился к Кутузову и в очень рез­
ких выражениях заявил главнокомандующему, что армия от­
кажется повиноваться ему, Кутузову, если он посмеет выехать
на форпосты говорить с глазу на глаз с Лористоном.Кутузов
выслушал это заявление и не изменил своего решения. Куту­
зов принял Лористона в штабе, отказался вести с ним перего­
воры о мире или перемирии и только обещал довести о предло­
жении Наполеона до сведения Александра. Царь не ответил.
У Наполеона оставалось другое средство: поднять в России кре­
стьянскую революцию. Но на это он не решился. Да и совершен­
но невозможно было ждать, что, беспощадно подавляя француз­
ской военной силой не то что попытки восстания, а малейшие
признаки неповиновения крестьян помещичьей власти в Литве,
Наполеон вдруг явится освободителем русских крестьян.
Лютое беспокойство овладело верхами дворянства после запятия Москвы Наполеоном, и Александру доносили, что не
только среди крестьян идут слухи с свободе, что уже и среди
солдат поговаривают, будто Александр сам тайно просил На­
полеона войти в Россию и освободить крестьяп, потому, оче­
видно, что сам царь боится помещиков. А в Петербурге уже
поговаривали (и за это был даже отдан под суд некий Шебалкин), что Наполеон—сын Екатерины II и идет отнять у Алек­
сандра свою законную всероссийскую корону, после чего и ос­
вободит крестьян. Что в 1812 г. происходил ряд крестьянских
волнений против помещиков, и волнений местами серьезных,—
это мы знаем документально.
1 8 В. В. Тарле.т.УП

07Q

Наполеон некоторое время явственно колебался. То вдруг
приказывал искать в московском архиве сведения о Пугачеве
(их не успели найти), то окружающие императора делали паброски манифеста к крестьянству, то он сам писал Евгению Богарне, что хорошо бы вызвать восстание крестьян, то спраши­
вал владелицу магазина в Москве францужепку Обэр-Шальмэ,
что она думает об освобождении крестьян, то вовсе переставал
об этом говорить, начиная расспрашивать о татарах и казаках.
Наполеон все-таки приказал доложить ему об истории пу­
гачевского движения. Эти мысли о Пугачеве показывают, что
он очень реально представлял себе возможные последствия сво­
его решительного выступления в качестве освободителя кресть­
ян. Если чего и боялись стихийно, «нутром», русские дворяне,
то не столько континентальной блокады, сколько именно по­
трясения крепостного права в случае победы Наполеона, при­
чем они могли мыслить это потрясение или так, как им под­
сказывал пример Штейна и Гарденберга в Пруссии (после
иенского разгрома Прусской монархии), т. е. в виде реформы
«сверху» уже после заключения мира, что тоже бт.тло для них
совсем неприемлемо, или в виде новой грандиозной пугачев­
щины, вызванной Наполеоном во время войны в форме всена­
родного крестьянского восстания, стремящегося открытым, ре­
волюционным путем низвергнуть рабство.
Наполеон не захотел даже приступить к началу реализа­
ции последнего плана. Для императора новой буржуазной Ев­
ропы мужицкая революция оказалась неприемлемой даже в
борьбе против феодально-абсолютистской монархии и даже в
такой момент, когда эта революция являлась для него един­
ственным шансом возможной победы.
Также мимолетпо подумал он, сидя в Кремле, о восстании
на Украине, о возможном движении среди татар. И все эти
планы также были им отвергнуты. В высшей степени характер­
но, что и в современной нам Франции новейшая историография
похваливает Наполеона за эту твердость консервативных его
настроений среди московского пожарища.
Вот что говорит автор новейших громадных восьми томов
исследований, посвященных внешней политике Наполеона,
Эдуард Дрио: «Он думал поднять казанских татар; он прика­
зал изучить восстание пугачевских казаков; у него было соз­
нание существования Украины... Он думал о Мазепе... Поднять
революцию в России — слишком серьезное дело! Наполеон не
без боязни остановился перед грозной тайной степей... Он был
не творцом революций, но их усмирителем; у него было жела­
ние порядка; никто никогда больше, чем он, не обладал чувст­
вом и как бы инстинктом императорской власти, у него было
что-то вроде физического отвращения к народным движениям...
274

Он остался императором, без компромиссов, без низости» 3 .
При всем своем французском патриотизме историк Наполеона
с особенным жаром хвалит своего героя за то, что тот предпо­
чел в 1812 г. какие угодно бедствии, лишь бы не воззвать к ре­
волюции, как с ударением и внушительностью подчеркивает
правобуржуазный и благоговейный поклонник Наполеона в
1927 г., ударившийся в 1937—1938 гг., кстати будь сказано, в
самую оголтелую реакцию.
В тот октябрьский день, когда в московском Петровском
замке Наполеон колебался, издать ли декрет об освобождении
крепостных крестьян, или не издавать, в нем шла сильная
борьба. Для 25-летнего генерала, только что покорившего
контрреволюционный Тулон, для друга Огюстеиа Робеспьера,
для сторонника Максимилиана Робеспьера, даже позже уже
для автора Наполеоновского кодекса колебаний по вопросу о
том, оставлять ли крестьян в руках Салтычих обоего пола, быть
не могло. Что русское крепостпое право гораздо более похоже
па рабство негров, чем на крепостничество в любой из разгром­
ленных им феодально-абсолютистских держав Европы, Наполе­
он очень хорошо знал; шпионов в России он содержал целую
тьму и информацию имел весьма поллую и разнообразную.
Но революционного генерала уже давно не было, а по залам
Петровского замка, украдкой наблюдаемый дежурными адъю­
тантами, ходил в раздумье взад и вперед его величество
Наполеон I, божьей милостью самодержавный император фран­
цузов, король Италии, фактический верховный сюзерен и хо­
зяин всего европейского континента, зять императора австрий­
ского, отправивший на гильотину или сгноивший в тюрьмах и
ссылке многих людей, которые тоже были в свое время друзь­
ями Максимилиана и Огюстеиа Робеспьеров и имели мужество
остаться верными своим убеждениям.
Декрет об освобождении крестьян, если бы он был издан
Наполеоном и введен в действие во всех губерниях, запятых вой­
сками Наполеона, дойдя до русской армии, сплошь крепостной,
державшейся палочной дисциплиной,—такой декрет мог бы,
как это казалось некоторым из наполеоновского окружения,
всколыхнуть крестьянские миллионы, разложить дисциплину в
царских войских и прежде всего поднять восстание, подобное
пугачевскому. Ведь все-таки Россия была единственной стра­
ной, где всего за какие-нибудь 35—36 лет до прихода Наполео­
на пылала грандиозная крестьянская война, очень долгая, со
сменой побед и поражепий, со взятием больших городов (вос­
ставшие в известные моменты располагали лучшей артилле­
рией, чем царские войска), победоносно прошедшая по колос­
сальной территории, несколько месяцев сряду потрясавшая все
здание русской империи. О германском крестьянском восста18*
10

275

нии Наполеон мог узнать только по документам, которым от
роду было около 300 лет, а о русской пугачевщине ему могли
рассказать, по личным воспоминаниям, даже и не очень ста­
рые люди. Ведь крепостная жизнь русских крестьян ничуть не
изменилась ни в главном, ни в деталях. На смену Салтычихе,
бросавшей крестьян на горящие уголья, пришли Измайловы и
Каменские с застенками и гаремами, и даже всероссийские
невольничьи рынки, где можно было покуиать крепостных лю­
дей оптом и в розницу, детей отдельно от родителей, остались
те же, что при Екатерине: Нижний Новгород па севере и Кре­
менчуг на юге. Разница заключалась лишь в том, что опорой
крестьянского восстания была бы на этот раз французская ар­
мия, стоявшая в самом сердце страны.
Теперь уже точно известно, как страшно боялось русское
дворянство в 1812 г. восстания крестьян. Мы только что упоми­
нали, какие слухи ходили но деревням, какие вспышки уже
происходили там и сям, как беспомощно чувствовали себя вла­
сти перед наступающей внутренней грозой; мы знаем, каким
гробовым молчанием народной толпы был встречен бледный,
как смерть, Александр, когда он подъехал к Казанскому собору
сейчас же после получения в Петербурге известий о бородин­
ских потерях и о вступлении французского императора в Мо­
скву.
Что удержало руку Наполеона? Почему он не решился даже
попытаться привлечь на свою сторону многомиллионную кре­
постную массу? Гадать много не приходится, он сам объяснил
это. Он впоследствии заявил, что не хотел «разнуздать стихию
народного, бунта», что не желал создавать положения, гари ко­
тором «не с кем» было бы заключить мирный договор. Словом,
император новой буржуазной монархии чувствовал себя всетаки гораздо ближе к хозяину крепостной полуфеодальной ро­
мановской державы, чем к стихии крестьянского восстания.
С первым он мог очень быстро столковаться, если не сейчас, то
впоследствии, и знал это хорошо по тильзитскому опыту; а со
вторым он даже и не хотел вступать в переговоры. Если фран­
цузские буржуазные революционеры летом и ранней осенью
1789 г. боялись движения крестьян во Франции и страшились
углубления этого движения, то что же удивительного, если
буржуазный император не был расположен в 1812 г. вызвать на
сцену тень Пугачева?
5
Отвергнув мысль подпять крестьянское движение в России,
отказавшись одновременно от зимовки в Москве, Наполеон
доджей был немедленно решить, куда из Москвы направиться.
Что Александр не лдет пи на какие переговоры, это было
276

уже вполне ясно после молчания царя в ответ на предложе­
ния, сделанные сначала через Тутолмина, потом через Яковле­
ва и наконец через Лористопа.
Идти на Петербург? У Наполеона эта мысль явилась преж­
де всего. В Петербурге после сдачи Москвы царила паника:
там начинали уже складывать вощи и уезжать. Больше всех
торопилась и ужасалась Мария Федоровна, мать Александра,
ярая ненавистница Наполеона. Она котела скощого заключения
мира. Константин хотел того же. Аракчеев оробел и тоже очень
хотел мира. Движепие Наполеона на Петербург могло бы, ко­
нечно, усилить эту панику, но это движение оказалось невоз­
можным. Люди, правда, несколько поотдохяули и подкорми­
лись в Москве, по лошадей было так мало, что пекоторые мар­
шалы советовали даже бросить часть пушек.
В Москве не нашли ни сена, пи овса, а фуражировка в бли­
жайшей разоренной дотла местности наталкивалась на жесто­
кое сопротивление крестьян и ничего дать не могла. Кроме то­
го, настроение всей французской армии было не таково, чтобы
можно было предпринимать новый далекий поход к северу.
Внезапное нападение части кутузовской армии на Мюрата,
стоявшего в наблюдательной позиции на реке Чериишне пе­
ред Тарутиным, где находился Кутузов, заставило Наполеона
поторопиться с решением. Нападение, произведенное 18 октя­
бря, развернулось в сражение и кончилось тем, что Мюрат был
отброшен за село Спас-Купля. Правда, это было лишь второ­
степенным столкновением, но опо показало, что Кутузов после
Бородина усилился и нужпо ждать дальше его инициативы.
В действительности же Тарутинское сражение было дано против
желания Кутузова, и Беппигсен был в гневе против главноко­
мандующего, не пожелавшего дать ему нужных сил.
Наполеон принял, наконец, решение. Оно не было пеожидапным, оно казалось самым естественным, раз пришлось отка­
заться от похода на Петербург. Император решил, оставив в
Москве маршала Мортье с 10-тысячным гарнизоном, идти на
Кутузова со -всей остальной армией по Старой Калужской до­
роге. Он зпал, что Кутузов пополнил свою армию, но он и сам
за это время получил некоторые подкрепления, и у него было
больше 100 тысяч человек, в том числе 22 тысячи отборных сол­
дат и офицеров гвардии. Наполеон дал приказ, и 19 октября из
Москвы двинулась по Старой Калужской дороге вся француз­
ская армия, кроме корпуса маршала Мортье.
Бесконечная вереница разнообразнейших экипажей и по­
возок с провиаптом и с награбленным в Москве имуществом
следовала за армией. Дисциплина настолько ослабла, что даже
маршал Даву перестал расстреливать ослушников, которые под
разными предлогами и всяческими уловками старались подло277

жить в повозки ценные вещи, захваченные в городе, хотя ло­
шадей не хватало даже для артиллерии. Выходящая армия с
этим бесконечным обозом представляла собой колоссально ра­
стянувшуюся линию. Достаточно привести часто цитируемое
наблюдение очевидцев: после целого дня непрерывных маршей
к вечеру 19 октября армия и обоз, идя по широчайшей Калуж­
ской дороге, где рядом свободно двигалось по восемь экипа­
жей, еще не вышла полностью из города.
Наполеон своим военным глазом сразу оценил всю опасность
подобного обоза для армии, всю трудность охранить эту беско­
нечную линию от внезапных налетов неприятельской конни­
цы и не решился отдать нужное повеление, хотя в первый мо­
мент и хотел это сделать. Армия уже была не та. После пере­
житого, ясно сознавая свое критическое положение, понимая,
что дальше предстоят очень трудные дни, армия держалась
уже не столько дисциплиной, сколько чувством самосохранения
в чужой, враждебной стране. Если личное обаяние Наполеона
и не уменьшилось в глазах старых французских солдат, то
представители покоренных народов могли подать дурной при­
мер: никакие чувства к Наполеону их не сдерживали.
Бесконечно растянувшаяся линия войск и обоза была пер­
вым и сильнейшим его впечатлением. Быть может, еще более
сильным было сознание упадка дисциплины.
И тут он внезапно круто изменил весь свой план, тот план,
с которым за несколько часов до того выехал из Москвы.
Он решил не нападать на Кутузова. Новое Бородино, даже
если бы и кончилось победой, уже не могло изменить главного,
т. е. того, что ему в тот момент казалось главным: оставления
Москвы. Он предвидел впечатление, которое произведет в Ев­
ропе уход из Москвы, и страшился этого впечатления. Но раз
решив уклониться от боя с Кутузовым, Наполеон сейчас же на­
чал приводить в исполнение новый план: поверпуть со Старой
Калужской дороги вправо, обойти расположение русской армии,
выйти на Боровскую дорогу, пройти пе тронутыми войной ме­
стами по Калужской губернии на юго-запад, двигаясь к Смо­
ленску. От дальнейшей войны Наполеон еще не отказывался:
спокойно дойдя через Малоярославец, Калугу до Смоленска,
можно было зимовать или в Смоленске, или в Вильне, или
предпринять еще что-нибудь. Но прежде всего нужно было уже
окончательно оставить Москву. Вечером 20 октября Наполеон
послал из своей главной квартиры в селе Троицком маршалу
Мортье приказ: немедленно присоединиться со своим корпусом
к армии, а перед выступлением взорвать Кремль.
Приказание о взрыве Кремля было лишь частично исполне­
но. В суматохе внезапного выступления у Мортье не было вре­
мени как следует заняться этим делом. «Я никогда не делаю
278

бесполезных вещей»,—сказал как-то Наполеон по поводу кле­
веты, будто он велел задушить в тюрьме Пишегрю. Но в данпом случае изрыв Кремля был, бесспорно, не только варвар­
ским, но и совершенно бесполезным делом. Это было как бы
ответом на молчание Александра относительно трех предложе­
ний мира.
Итак, армия, исполняя повеление Наполеона, вдруг повер­
нула со Старой Калужской дороги на Новую, и уже 23 октя­
бря большая часть ее прибыла в Боровск. Малоярославец был
занят частями дивизии генерала Дельзона. Разгадав план На­
полеона, Кутузов решил загородить Новую Калужскую дорогу.
На рассвете 24 октября генерал Дохтуров и за ним Раевский
атаковали Малоярославец, занятый накануне Дельзоном. В ре­
зультате постепенного накопления сил с обеих сторон произош­
ла кровопролитная битва, длившаяся весь день. Восемь раз
Малоярославец переходил из рук в руки. В восьмой раз взятый
французами Малоярославец к вечеру остался за ними, по по­
тери с обеих сторон были тяжкие. Одними только убитыми
французы потеряли около 5 тысяч человек. Город сгорел дотла,
загоревшись еще во время боя, так что много сотен человек,
русских и французов, погибло от огня на улицах, много ранен­
ных сгорело живьем.
На другой день рано утром Наполеоп с небольшой свитой
выехал из села Го родни осмотреть русские позиции, как вдруг
на эту группу всадников налетели казаки с пиками наперевес.
Два маршала, бывшие с Наполеоном (Мюрат и Беесьер), гене­
рал Рапп и несколько офицеров сгрудились вокруг Наполеона
и стали отбиваться. Польская конница (легкая кавалерия) и
подоспевшие гвардейские егеря спасли императора и всю эту
кучку, окружавшую его. Опасность немедленной смерти или
плена была так велика, что едва ли улыбка, во все время этого
инцидента не сходившая с уст Наполеона, была искренней.
Но ее все видели, и о ней с восторгом все говорили в этот день и
позже: для этого-то император и улыбался. Вечером он прика­
зал гвардейскому доктору Ювану изготовить и дать ему пузы­
рек с сильным ядом на случай опасности попасть в плен.
Осмотрев позиции, Наполеон открыл в Городне военный со­
вет. Малоярославец доказал, что если Наполеон не хочет ново­
го Бородина, то русские сами его ищут, и что без нового Боро­
дина императору в Калугу не пройти.
Весь военный совет был того же мнения, к которому пришел
в конце концов и сам Наполеон. Нужно отказаться от мысли
Дать генеральный бой, следовательно, остается идти к Смолен­
ску по Смоленской дотла разоренной дороге, и идти как можно
скорее, пока русские пе заняли оставленный беззащитным Мо­
жайск и не преградили отступления. Выслушав генералов и
279

маршалов, Наполеон заявил было им, что он откладывает свое
решение и что ему кажется предпочтительнее дать Кутузову
генеральный бой и прорваться в Калугу. Колебания Наполеона
кончились 26 октября, когда он узнал, что русские отбросили
конницу Понятовского от Медыни.
Но Кутузов не желал боя и не искал его.
После битвы у Малоярославца Кутузов твердо решил предо­
ставить Наполеону отступать, не оказывая на него сколько-ни­
будь энергичного давления. Когда иностранцы (немцы и англи­
чане), бывшие, по воле Александра, в кутузовском штабе в ка­
честве соглядатаев за главнокомандующим, начинали слишком
уж назойливо приставать к старому фельдмаршалу, укоряя его
в недостатке энергии, он внезапно выпускал когти и давал им
понять, что отлично понимает их игру и отдает себе ясный от­
чет, почему они так боятся «преждевременного» окончания
войны России с Наполеоном.
6
Наполеон приказал отступать к Смоленску, и 27 октября
началось отступление из Боровска на Верею, Можайск, Дорогобуж, Смоленск. Армия шла длиннейшей, растянутой линией,
и на этот (раз, по приказу Наполеона, сжигались все деревни,
села, усадьбы, через которые проходили войска. Но, начиная от
Можайска, и сжигать было почти нечего: так страшно были
разорены эти места еще в добородинский период войны. Город
Можайск был выжженной пустыней. Когда проходили мимо
Бородинского поля, где по-прежнему, никем не тронутые и
неубранные, гнили тысячи русских и французских трупов, На­
полеон велел как можно скорее оставить это место: страшное
зрелище подавляюще действовало па солдат, особенно теперь,
когда они чувствовали, что война проиграна.
Когда подходили к Гжатску (дело было 30 октября), нача­
лись первые морозы. Это было некоторой неожиданностью: по
справкам, которые еще до вторжения были даны Наполеону,
морозы в этой полосе России в 1811 г. начались лишь в конце
декабря. Зима в 1812 г. наступила пеобычайпо рано и оказа­
лась исключительно холодной. Кутузов шел следом за отсту­
пающим неприятелем. Казаки сильно тревожили французов на­
падениями: перед Вязьмой русская регулярная кавалерия на­
пала па французскую армию, но Кутузов явственно избегал
большого сражения, хотя его со всех сторон толкали на это. Для
Кутузова все дело было в уходе Наполеона из России, а для
английского агента Вильсона и для целой массы немцев и фран­
цузов-эмигрантов уход Наполеона из России был не концом, нотолько началом дела: им важно было избавиться от Наполеона,
280

а это было возможно лишь при его полном поражении, пленеили смерти. Иначе — так им казалось—в Европе все останется1
по-прежнему, и Наполеон будет все так же владычествовать до
Немана. Но Кутузов не уступал на этот раз. По мере усиления
морозов, потери обозов, там и сям отбиваемых казаками и рус­
скими партизанами — Фигнером, Сеславиным, Давыдовым, —
французская армия катастрофически быстро таяла.
Когда 6 ноября армия прибыла в Дорогобуж, то под ружьем
годных к бою в ней насчитывалось только около 50 тысяч че­
ловек.
Наполеон переносил все трудности похода, как всегда, ста­
раясь своим примером подбодрить солдат. Он часами шел посугробам и под падающим снегом, опираясь на палку, разгова­
ривая с шедшими рядом солдатами. Он еще пе зпал тогда, бу­
дет ли зимовать и вообще падолго ли останется в Смоленске.
Но, придя в Дорогобуж, Наполеон получил из Франции сведе­
ния, ускорившие его решение покинуть Смоленск.
Диковинные сообщения привез ему в Дорогобуж курьер изПарижа. Некий генерал Малэ, старый республиканец, давносидевший в парижской тюрьме, умудрился оттуда бежать, под­
делал указ сената, явился к одной роте, объявил о будто бът
последовавшей в России смерти Наполеона, Прочел подложный
указ сената о провозглашении республики и арестовал мини­
стра полиции Савари, а военного министра ранил. Переполох
длился два часа, Малэ был узнан, схвачен, предан военному
суду и расстрелян вместе с И людьми, которые ни в чем не­
были повинны, кроме того, что поверили подлинности указа:
Малэ все это затеял один, сидя в тюрьме.
На Наполеопа этот эпизод (при всей несуразности) произ­
вел сильное впечатление. Чуялось, что его присутствие в Па­
риже необходимо. Там же, в Дорогобуже, а затем в Смоленске,
куда он прибыл 9 ноября, Наполеон узнал, что Чичагов с юж­
ной русской армией, пришедшей из Турции, устремляется к Бе­
резине, чтобы отрезать ему отступление. Он узнал такя^е о тяж­
ких потерях корпуса вице-короля Евгения при столкновении с
казаками. Наконец, узнал он и о том, что Витебск занят частями*
армии Витгенштейна. Оставаться в Смоленске было немыслимо:
нужно было перейти Березину раньше, чем русские отрежут
переправу, иначе Наполеону и остатку его армии грозил плен.
Морозы усиливались. Уже при выходе из Смоленска люди
так ослабели, что, свалившись, не могли подняться и замерзали.
Вся дорога была устлана трупами. Из Москвы не взяли с собой
теплых зимних вещей: это было роковым упущением еще в пачале похода. Пришлось бросить большую часть обоза, часть ар­
тиллерии, целые эскадроны должны были спешиться, так как
конский падеж все усиливался.
28t

Партизаны и казаки все смелее и смелее нападали на арьер­
гард и па отстающих. Выходя из Москвы, Наполеон имел око­
ло 100 тысяч человек, выходя 14 ноября из Смоленска, он имел
армию всего в 36 тысяч в строю и несколько тысяч отставших
и постепенно подходивших. Теперь он сделал то, на что не ре­
шился, выходя из Москвы: он велел сжечь все повозки и эки­
пажи, чтобы была возможность тащить пушки. 16 ноября под
Красным русские напали на корпус Евгения Богарне, и фран­
цузы понесли большие потери. На другой день сражение возоб­
новилось. Французы были отброшены, потеряв за два дня око­
ло 14 тысяч человек, из которых около 5 тысяч убитыми и ране­
ными, остальные сдались в плен. Но этим бои под Красным не
кончились. Ней, отрезанный от остальной армии, после страш­
ных потерь—из 7 тысяч было потеряно четыре—был с осталь­
ными тремя прижат к реке почти всей кутузовской армией.
Ночью он переправился через Днепр севернее Красного, при­
чем, так как лед был еще тонок, много людей провалилось и
погибло. Ней с несколькими сотнями человек спасся и пришел
в Оршу.
Наполеон делал много усилий для поддержания дисципли­
ны, для организации снабжения, но недостаточно заботился о
своих сообщениях на минском направлении. Еще в Дубровке
он узпал, что польские части, которым оп велел еще в начале
похода охранять Могилев и Минск, не исполнили своего зада­
ния; генерал Домбровский, получив приказ двигаться к Бори­
сову, не оказал помощи генералу Брониковскому, и Минск 16
иоября был занят Чичаговым. В Минске в руки русских по­
пали огромные склады продовольствия, собранные тут герцо­
гом Бассано (Марэ) по повелению Наполеона и на которые
Наполеон рассчитывал. Начиналась оттепель.
Положение стало совсем отчаянным. С севера, с Двины,
к Березине, через которую должеп был перейти Наполеон, при­
ближался Витгенштейн; маршалы Удиио и Виктор не могли
его задержать. С юга шел Чичагов, направлявшийся к Борисо­
ву на Березине. 22 ноября Чичагов вошел в Борисов, вытеспив
оттуда Домбровского.
Наполеон побледнел, когда ему доложили об этом. Отряды
Платова и Ермолова—авангардные части Кутузова—были уже
в двух, если не в одном переходе от французов. Грозили окру­
жение и капитуляция. Наполеон немедленно приказал искать
другого места, где можно было бы навести мосты.
В Борисове был постоянный мост, и когда в императорском
штабе узнали о потере этой переправы, то самые мужествен­
ные растерялись. Наполеон очень быстро овладел собой. После
доклада генерала Корбино он решил переправиться у Студянки, севернее Борисова, где польскими уланами был найден
282

брод. В этом месте река Березина не имеет и 25 метров в ши­
рину, но берега ее по обе стороны покрыты на большом про­
странстве илистой грязью, так что в общем нужно было
строить мост почти в три раза длиннее, чем ширина реки. На­
полеон искусным маневром обманул Чичагова. Он сделал вид,
будто все-таки хочет переправиться у Борисова. Маршал Удино 23 ноября разбил и отбросил к Борисову начальника чичаговского авангарда графа Палена и, преследуя Палена, выну­
дил Чичагова очистить только что занятый Борисов. Но Чича­
гов оставался вблизи, а с севера спешил Витгенштейн. Пере­
правляться здесь Наполеон не хотел и не мог. Целым рядом
маневров ему удалось внушить Чичагову мысль, что переправа
состоится в Борисове или ниже Борисова, а сам Наполеон уже
26 ноября на рассвете был у Студяики. Сейчас же француз­
ские саперы, работая по пояс в воде, посреди плавающих
льдин, стали наводить два понтонных моста, и уже вскоре
после полудня началась переправа корпуса Удино. Переправа
происходила 26 и 27 ноября. Русские на правом берегу пыта­
лись недалеко от места переправы атаковать переправившиеся
уже части, но французские гвардейские кирасиры произвели
контратаку и отбросили генерала Чаплица. Витгенштейн запо­
здал к месту боя, Чичагов оказался обманутым Наполеоном, и
остатки французской армии спаслись от плена. Военный рус­
ский историк, генерал Апухтин, говорит: «Трудно винить Чи­
чагова и Витгенштейна, заведомо ничтожных полководцев,
в том, что у них не хватило мужества вступить в единоборство
с Наполеоном».
Переправа происходила в порядке, и почти вся француз­
ская армия успела перейти благополучно, как вдруг к мостам
бросилось около 14 тысяч отставших солдат, преследуемых ка­
заками. Эта масса в панике кинулась, не слушая команды, на
мосты, и последняя регулярная часть корпуса маршала Вик­
тора, еще не успевшая, перейти, оружием отбрасывала эту
толпу. Уведомленный казаками о переправе у Студянки, Куту­
зов сейчас же известил Чичагова. В это время один из мостов,
ßo которому шла артиллерия, подломился, и когда его наскоро
починили, подломился снова. Если бы Чичагов подоспел, ката­
строфа была бы окончательной. Но он умышленно или
неумышленно опоздал, и Наполеон с остатком армии вышел
па правый берег. Большая часть отставших (около 10 тысяч
из 14), которую регулярный корпус Виктора не пустил на
мосты, осталась на берегу и была отчасти изрублена казаками,
отчасти взята в плен. Наполеон после переправы сейчас же
велел сжечь мосты; если бы не это, то все отставшие могли бы
тоже успеть спастись, но военная необходимость повелевала
лишить русских переправы, а гибель 10 тысяч человек,
283

отставших и не успевших перейти по мостам, императора
не остановила. Он считал нужными людьми только тех, кото­
рые оставались в рядах, а ушедший из рядов, все равно по«
какой причине — по болезни или из-за отмороженной руки г
или ноги,— переставал в его глазах быть равпоценным бойцу»
и что с ним дальше случится, не очень занимало императора.
Наполеон заботился о больных и раненых только там, где эта
забота не могла повредить боеспособным солдатам. В данном
случае сжечь мосты требовалось как можно скорее, он их и
сжег без малейшего колебания.
И сам Наполеон, и его маршалы, и многие военные истори­
ки, как прежние, так и новые, считали и считают, что как воен­
ный случай березинская переправа представляет собой заме­
чательное наполеоновское достижение. Другие видят в этом,
главным образом, удачу, произошедшую от ошибок и растерян­
ности Чичагова и Витгенштейна, от путаницы, внесенной
Александром, который из Петербурга, помимо Кутузова, посы­
лал генералам план окружения Наполеона, тот план, который
Кутузов считал нелепым. В 1894 г. появилось специальное ис­
следование русского военного историка Харкевича «Березина»,
считающееся и теперь образцовым. По Харксвичу выходит, что
Кутузов даже и не хотел исполнять план Александра и нароч­
но не спешил к Березине, имея возможность попасть туда
вовремя. Внимательное изучение всей документации, исходя­
щей как от самого Чичагова, так и от Ермолова, Дениса Да­
выдова и даже от самого Кутузова, заставило меня признать,
что мнение Харкевича опровергнуть очень трудно. Так же как
и Апухтин, Харкевич считает, что страх, панический страх
перед Наполеоном так сдавил и парализовал Витгенштейна и
Чичагова, что они не сделали того, что должны были со своей
стороны сделать. Действия же Наполеона Харкевич считает
вполне целесообразными.
Так или иначе, остатки французской армии спаслись и шли
к Вильне. Но временная оттепель (из-за которой и пришлось
строить па Березине мосты) вдруг сменилась страшпым холо­
дом. Температура упала до 15, потом до 20, 26, 28 градусов по
Реомюру, и люди чуть не ежеминутно валились десятками и
сотнями. Их обходили, мертвых, полумертвых, ослабевших,,
смыкали ряды и шли дальше. Ничего более ужасного не было
за время этого бедственного отступления. Никогда до этих са­
мых последних дней не было таких нестерпимых морозов.
Кутузов шел почти по пятам. Его армия тоже страшно стра­
дала от холода, хотя была несравненно лучше одета, чем
французская. Достаточно сказать, что в момент, когда Куту­
зов, пополнив после Бородина свою армию, выступил в октяб­
ре из Тарутина и пошел сначала к Малоярославцу, а потом
284

вслед за Наполеоном, у него было больше 97 тысяч человек,
а в Вильну » середине декабря он привел меньше 27 500 чело­
век. И притом из 662 орудий, с которыми он вышел из Тару­
тина, Кутузов дорогой потерял 425, так что у него осталось
около 200. Так бедственны и трудны были условия этих беско­
нечных зимних переходов в на редкость лютую зиму.
Тут же нужно прибавить, что только нападений со стороны
главной кутузовской армии серьезно опасался Наполеон. Ка­
заки, конечно, крайне осложняли положение отступающей
французской армии, пападая на обозы, тревожа арьергарды,
но, разумеется, самостоятельных сражений казаки затевать
с французскими частями не могли. В боях под Красным они
играли большую, но подсобную, а не главную роль; что касает­
ся партизан, то их французы боялись все же меньше, чем
казаков. Партизанских отрядов было несколько: Давыдова,
•Фигнера, Дорохова, Сеславииа, Вадбольского, Кудашева и еще
два-три. Французы их не признавали регулярной армией и
в плен почти не брали, расстреливали. Но и партизаны тоже
в плен брали мало, предпочитая уничтожать. Особенной неумо­
лимостью славился Фигнер. Партизанами были офицеры, сол­
даты, которых отпустило начальство, добровольцы. О партиза­
нах французы в своей мемуарной литературе почти ничего
не говорят, тогда как о казаках говорят очень много и едино­
душно признают огромный вред, который подвижная, неуло­
вимая казачья конница причиняла отступающей армии своими
внезапными налетами, после которых мгновенно исчезала.
Партизаны нападали на совсем расстроенные части и прикан­
чивали их.
Вот картина с натуры, рисуемая знаменитым партизаном
.Денисом Давыдовым: «Наконец, подошла старая гвардия,
посреди коей находился и сам Наполеон... Мы вскочили па
копей и снова явились у большой дороги. Неприятель, увидя
шумные толпы наши, взял ружье под курок и гордо продол­
жал путь, не прибавляя шагу. Сколько ни покушались мы
оторвать хоть одного рядового от этих сомкпутых колонн, по
они, как гранитные, пренебрегая всеми усилиями нашими,
оставались невредимы; я никогда не забуду свободную поступь
и грозную осанку сих всеми родами смерти испытанных вои­
нов. Осененные высокими медвежьими шапками, в синих мун­
дирах, белых ремнях, с красными султанами и эполетами, они
казались маковым цветом среди снежного поля... Все наши
азиатские атаки не оказывали никакого действия против со­
мкнутого европейского строя... колонны двигались одна за дру­
гой, отгоняя нас ружейными выстрелами и издеваясь над на­
шим вокруг них бесполезным наездничеством. В течение этого
Дня мы еще взяли одного генерала, множество обозов и до
285

700 пленных, но гвардия с Наполеоном прошла посреди толпы
казаков наших, как стопушечный корабль перед рыбачьими
лодками».
Партизаны в этот день, заметим, соединились с казаками,
только потому им и удалось взять 700 человек. Но они были
прекрасными лазутчиками и доставляли часто драгоценную»
информацию Кутузову и его генералам. Тут нужно сказать и
о народной войне 1812 г. в России.
В России «народная война» выражалась в несколько иных
формах, чем в Испании, хотя по ожесточению она •напомнила
Наполеону испанцев.
В России ожесточение народа против вторгшегося неприя­
теля росло с каждым месяцем. Уже в начале войны для (рус­
ского народа стало вполне ясно только одно: в Россию пришел
жестокий и хитрый враг, опустошающий страну и грабящий
жителей. Чувство обиды за терзаемую родину, жажда мести за
разрушенные города и сожженные деревни, за уничтоженную
и разграбленную Москву, за все ужасы нашествия, желание
отстоять Россию и наказать дерзкого и жестокого завоевате­
ля — все эти чувства постепенно охватили весь народ. Крестья­
не собирались небольшими группами, ловили отстающих фран­
цузов и беспощадно убивали их. При появлении французских
солдат за хлебом и за сеном крестьяне почти всегда оказывали
яростное вооруженное сопротивление, а если французский
отряд оказывался слишком для них силен, убегали в леса и
перед побегом сами сжигали хлеб и сеио. Это-то и было страш­
нее всего для врага.
В России крестьяне иногда составляли отряды, нападавшие
на отдельные части солдат, особенно гири отступлении армии
Наполеона, хотя и не было таких случаев, как в Испании, где
бывало так, что крестьяне, без помощи испанской армии, сами
окружали и принуждали к сдаче французские полки. Но в Рос­
сии крестьяне охотно вступали добровольцами в организован­
ные партизанские отряды, всячески помогали им, служили
проводниками, доставляли русским войскам провиант и нуж­
ные сведения.
Но больше всего русский народ проявлял свое твердое же­
лание отстоять родину своей неукротимой храбростью в отча­
янных боях под Смоленском, под Красным, под Бородином,
под Малоярославцем, в более мелких сражениях и стычках.
Французы видели, что если в России против них не ведется
точно такая же народная война, как в Испании, то это прежде
всего потому, что испанская армия была вконец уничтожена
Наполеоном и были долгие месяцы, когда только крестьянедобровольцы и могли сражаться, а в России ни одного дня
не было такого, когда бы русская армия была совсем уничто286

жена. И народное чувство ненависти к завоевателю и желание
выгнать его из России могли проявляться более всего органи­
зованно в рядах регулярной армии. Мы зп.аем из документов,
что крестьяне Тамбовской губернии плясали от радости, когда
их в рекрутском присутствии забирали в войска в 1812 г.,
тогда как в обыкновенное время рекрутчина считалась самой
тяжелой повинпостыо.
И эти люди, плясавшие от радости, когда их забирали
в солдаты, йотом, в кровопролитных битвах, сражались и уми­
рали подлинными героями.
После выступления французов из Москвы, после сражения
под Малоярославцем, после наступления морозов и усиления
расстройства французской армии, за которой следом шла
армия Кутузова, и наступило это явление, которое сначала
называлось современниками «действиями партизанских отря­
дов», а потом стало называться «народной войной». Партизаны
Фигнер, Давыдов, Сеславин, Кудашев, Вадбольский и др. были
офицерами регулярной русской армии, получившими разре­
шение и поручение образовать дружины охотников (из солдат
регулярной армии и из добровольцев) и тревожить отступаю­
щих французов внезапными нападениями на обозы, на отстав­
шие части и вообще на те пункты, где эти небольшие (в не­
сколько сот человек) «партии» могли бы выступить с надеждой
на успех. В этих партизанских отрядах были солдаты, были
казаки, были призванные уже во время войны ополчепцы,
были добровольцы из крестьян.
Обо всем этом я говорю подробно в своей книге «Нашест­
вие Наполеона на Россию».
После Березины французская армия уменьшилась не толь­
ко вследствие страшных морозов, но и потому, что дивизия
Партуно, которому Наполеон приказал для отвода глаз Чича­
гову оставаться у Борисова, подверглась нападению главпых
сил Кутузова, и от его 4 тысяч солдат уже через два дня сра­
жения осталось немногим больше половины, которые и капи­
тулировали, окруженные со всех сторон.
В Вильне остатки французской армии были уже у порога
спасения от грозящей гибели. Они подошли к городу в самом
невообразимом состоянии, измученные холодом и усталостью.
Некоторые части сохранили боеспособность: недалеко от Вильны Ней и Мэзон развили сильный артиллерийский огопь про­
тив наседавших русских, и преследование ослабело на несколь­
ко дней.
При входе в Вильну произошло смятение и даже столкно­
вение между солдатами разных частей, искавшими крова и
пищи и начавшими немедленно разграбление складов и мага­
зинов. С 10 по 12 декабря армия шла в Ковно, преследуемая
287

казаками, которых она еще могла отгопять. Кутузов с главны­
ми силами был еще в нескольких переходах от Вильны. Не за­
держиваясь в Ковно, остатки а|рмии перешли через замерзший
Неман. Страшный московский ноход кончился. Из 420 тысяч
человек, перешедших границу в июне 1812 г., и 150 тысяч, по­
степенно подошедших еще из Европы впоследствии, теперь,
в декабре того же года, остались небольшие разбросанные
пруппы, в разбивку переходившие обратно через Неман.
Из них потом уже в Пруссии и Польше удалось организовать
отряд общей сложностью около 30 тысяч человек (преимуще­
ственно из тех частей, которые оставались все эти полгода на
флангах и не ходили в Москву). Остальные были или в плену,
или погибли. Но в плену оказалось, по самым оптимистическим
расчетам, не больше 100 тысяч человек. Остальные погибли
в сражениях, а больше всего от холода, голода, усталости и бо­
лезней во время отступления.
Еще за неделю до выхода армии из русских пределов, 6 де­
кабря 1812 г., в местечке Сморгони Наполеон в сопровождении
Коленкура, Дюрока и Лобо и польского офицера Вонсовича
уехал от армии, передав командование Мюрату.
Его отъезду предшествовало объяснение с маршалами, ко­
торые сначала попробовали почтительно противоречить, но
Наполеон заявил им, что считает теперь армию вне опасности
попасть в плен, которой она подверглась до Березины, и что,
по его мнению, маршалы и без него доведут ее до союзной
Пруссии, т. е. до Немана. Его же присутствие необходимо
в Париже, потому что никто там без него ие сможет экстрен­
ными рекрутскими наборами организовать новую, по крайней
мере 300-тысячную армию, с которой нужно будет весной
встретить возможных врагов. Аргументом против его отъезда
было опасение, что без него отступающее войско, пережившее
столько ужасов, окончательно распадется, так как только при­
сутствие императора давало ему еще силы.
Наполеон был совершенно спокоен, объясняясь с маршала­
ми. Что он покидает армию не из трусости, что личная его
жизнь сейчас уже вне опасности, а он, не мигнув глазом, много
раз встречал в их же присутствии реальную и прямую опас­
ность,— это они знали. Не волновался он, когда говорил с ними
и об этой страшной затеянной им и проигранной войне и по­
губленной великой армии; конечно, печально, но ведь это ско­
рее несчастье, чем ошибка: климат очень подвел и т. п.
Но тут же он охотно признал, что были ошибки и с его сто­
роны: например, слишком затянувшееся пребывание в Москве.
Вообще же и тени смущения или расстройства духа Наполеон
три этой беседе не обнаруживал. Он категорически требовал от
маршалов временно сохранить втайне факт его отъезда. Важ288

но было не только предупредить окончательный упадок духа
среди солдат в течение нескольких дней, которые им еще оста­
валось пройти до Немана, но еще важнее было проехать по
Германии раньше, чем там узнают правду о гибели великой
армии и о том, что император проезжает без охраны.
В одном маршалы не сомневались — что император едет
создавать и непременно создаст повую армию, что сделает он
это очень скоро и что еще мпого раз оп поведет их и эту буду­
щую армию под картечь.
Выйдя его провожать, маршалы наблюдали, как он усажи­
вается с Коленкуром в сани; он был так же спокоен, как спу­
стя четыре месяца, когда шел уже из Франции во главе новых
корпусов па усмирение восставшей Европы. Среди провожав­
ших маршалов были люди, побывавшие во всех бесчисленных
битвах Наполеона, от первого завоевания Италии до конца рус­
ского похода, и они полагали, что все-таки пичего страшнее
Бородина до сих пор им видеть не приходилось. Они не пред­
видели Лейпцига. Сани, исчезнувшие в снежной мгле декабрь­
ского вечера, уносили человека, твердорешившегося не усту­
пать ни одного клочка земли в завоеванной им Европе без
самой отчаянной борьбы.

19 Е. В. Тарле, т.VII

Глав

а

XIV

ВОССТАНИЕ ВАССАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ ПРОТИВ НАПОЛЕОНА
И «БИТВА НАРОДОВ».
НАЧАЛО КРУШЕНИЯ «ВЕЛИКОЙ ИМПЕРИИ»
1813 г.
1

12 суток, сначала в санях, потом в экипаже, Напо­
леон промчался по Польше, Германии, Франции и
утром 18 декабря 1812 г. явился в Тюильрийский дво­
рец. Он ехал, соблюдая строжайшее инкогнито, пони­
мая опасность этих критических дней: в истинных
чувствах немцев к себе он не обманывался. Коленкур, сопро­
вождавший его в этом путешествии, говорит о совершенном
спокойствии Наполеона, его бодрости, энергии и готовности
к дальнейшей борьбе. С ним император, между прочим, тоже
говорил о только что окончившейся войне 1812 г. «Я ошибся,
но не в цели п не в политической уместности этой войны,
а в способе ее ведения. Нужно было остаться в Витебске.
Александр теперь был бы у моих ног». Но весь топ его разго­
воров с Коленкуром был таков, каков мог бы быть, например,
у шахматного гроссмейстера, проигравшего партию и анализи­
рующего свои ошибки в антракте между только что проигран­
ной партией и предстоящей новой, которую следует поста­
раться выиграть. Не только ни малейшего сознания ужаса все­
го происшедшего и сознания подавляющей огромной личной
ответственности в этих разговорах нет, по не наблюдается
даже и следа просто дурного расположения духа, которое так
часто бывало в нем заметно в 1810—1811 гг., когда он стоял на
вершине могущества и успеха. Войпа была настолько его сти­
хией, что когда он готовил ее или вел, он всегда производил
впечатление человека, живущего полной жизнью, дышащего
полной грудью, а вся его забота уже с того момента, когда он
сел с Коленкуром в сани, была посвящена предстоящей войне
и ее дипломатической и технической подготовке. Только ли
с русскими придется продолжать войну? Восстанет ли Европа,
и какая страна начнет восстание, и можно ли (и как именно)
290

предупредить это? Сколько месяцев потребуется на создание
ловой армии?
По дороге он остановился в Варшаве и вызвал к себе своего
посланника три короле саксонском, аббата Прадта. Он и Прадта удивил своим спокойствием. Именно ему-то император и
сказал при свидании свои знаменитые слова: «От великого до
смешного только один шаг, и пусть судит потомство». Но тут
же прибавил, что скоро вернется на Вислу с 300-тысячной
армией, и «русские дорого заплатят за свои успехи, которыми
они обязаны не себе, а природе». Кто же не имел неудач!
«Правда, подобных никто не испытывал, но они должны были
быть пропорциональны моему счастью; да, впрочем, они скоро
будут заглажены».
Прибыв в Париж, как сказано, 18 декабря, Наполеон сразу
увидел большой упадок духа в населении. Давно уже ходив­
шие зловещие слухи были как раз за два дня до приезда На­
полеона в столицу подтверждены знаменитым 29-м бюллете­
нем, в котором император довольно откровенно говорил о рус­
ском походе и его конце. Траур сотен тысяч семейств делал
общественную атмосферу особенно подавленной.
В ближайшие дни Наполеон принял своих министров, Госу­
дарственный совет и сенат. Он сурово и презрительно отозвал­
ся о растерянности властей во время октябрьской истории
с генералом Малэ, требовал отчета в их поведении, но о рус­
ском походе говорил вскользь, не удостаивая подробными объ­
яснениями.
Прежняя лесть, прежнее низкопоклонство встретили его
среди сановников и царедворцев. Президент сената Ласепед
в своем всеподданнейшем усердии просил о совершении обря­
да коронования над полуторагодовалым наследником «в виде
символа непрерывности правления». Сенат при этом в полном
составе согнулся в три погибели перед сидевшим на троне
императором. Наполеон в своем отчете коснулся войны с Рос­
сией, и тут ясно обнаружилось, что он опять тешит себя иллю­
зией, от которой, казалось, совсем избавился, когда приказал
Мортье взорвать Кремль: иллюзией, будто можно еще и теперь
заключить с Александром мир, разыграв партию вничью.
«Война, которую я веду, есть война политическая. Я ее
предпринял без вражды, и я хотел избавить Россию от тех зол,
которые она сама себе причинила. Я мог бы вооружить против
нее часть ее собственного населения, провозгласив освобожде­
ние крестьян... Много деревень меня об этом просили, но я от­
казывался от меры, которая обрекла бы на смерть тысячи
семейств». Через головы своих сенаторов Наполеон с этими
словами обращался к русским помещикам и к «первому» из
Русских помещиков (как определял впоследствии русских

царей брат Александра I Николай Павлович) — царю. Наполеон
требовал от царя и помещиков теперь благодарности за то, что
избавил их от пугачевщины, как будто он когда-нибудь хотел
прибегнуть к этому оружию. Все эти приемы сановников и
высших учреждений, вся эта комедия раболепной лжи, с одной
стороны, высокомерной и нетерпеливой ответной лжи — с дру­
гой, т. е. с высоты императорского трона,— все это, конечно,
было лишь обстановочной частью, нужной для отвода глаз
Франции и Европе. Две главные задачи императору казались
первостепенными: во-первых, создать армию, во-вторых, обес­
печить если не помощь, то нейтралитет Австрии, а поскольку
это возможно — и Пруссии.
Первая задача была разрешена быстро. Еще будучи в Рос­
сии, Наполеон распорядился призвать досрочно набор 1813 г.,
и теперь, весной 1813 г., обучение новобранцев подходило
к концу. Их с трудом набрали 140 тысяч человек. Еще в 1812 г.
Наполеон приказал образовать «когорты национальной гвар­
дии» и теперь включил их всех в армию (будто бы по их жела­
нию, хотя национальная гвардия формировалась лишь для
охраны порядка внутри империи). Это дало еще 100 тысяч
человек. В июне 1812 г. Наполеон оставил до 235 тысяч во
Франции и в вассальной Германии. Теперь можно было и на
них рассчитывать. Наконец, несколько тысяч (как потом ока­
залось, около 30 тысяч) все-таки спаслось из России, так как
корпуса, оставленные Наполеоном на северном (рижско-петербургском) направлении и на южном (гродненском), постра­
дали значительно меньше, чем те части, которые побывали при
Бородине, а потом проделали все двухмесячное отступление от
Москвы до Немана.
Все это давало императору надежду иметь к весне 1813 г.
армию даже не в 300, а в 400—450 тысяч человек. Он предви­
дел, что подсчет может оказаться слишком оптимистическим,
но во всяком случае, что очепь большая армия будет в его рас­
поряжении и очень скоро, он не сомневался. Боевые припасы,
артиллерию, саперный материал, всю материальную часть
вообще — все это, конечно, нужно было усиленно готовить, восстановлять, пополнять. Наполеон работал с утра до вечера над
вопросами снаряжения и обучения армии.
Если Александр I пренебрег теперь, весной 1813 г., миро­
любивыми нотками в речи Наполеона к сенату, как он прене­
брег осенью 1812 г. письмами, переданными через Тутолмина,
Яковлева и Лористона, то у Наполеона была теперь полнейшая
уверенность, что он встретит русских на Висле и наголову их
разобьет. Он знал, что и Кутузову зима 1812 г. обошлась очень
недешево, хотя и не знал тогда, что Кутузов потерял за два
месяца следования от Тарутина до Немана две трети своей
292

прежней 100-тысячной армии, больше двух третей сваей артил­
лерии. При безобразных дорогах, при крепостнических поряд­
ках быстро пополнить эти потери боеспособным человеческим
материалом и восстановить артиллерию Кутузов, по мнению
Наполеона, не сможет. Не повторяя ошибки вторжения, мож­
но было спокойно ждать русских у Вислы и Немана и разбить
их там.
Но тут выдвинулась сама собой другая грозная проблема:
будут ли русские одни? Уже в декабре 1812 г. прусский генерал
Иорк, числившийся (так как Пруссия была в «союзе» с Напо­
леоном) под командой маршала Макдональда, внезапно пере­
шел на сторону русских. Правда, перетрусивший король Фрид­
рих-Вильгельм поспешил от Иорка отречься, но Наполеон знал,
что король находится в таком положении, когда его могут низ­
вергнуть русские, если он не перейдет на их сторону, так же
как могут .низвергнуть его собственные подданные. Понимал
Наполеон и то, что абсурдно ждать, чтобы раздавленная им
Пруссия не сделала попытки освободиться от его владычества,
если русская армия войдет в страну.
Кутузов был против продолжения .войны. И не только по­
тому, что не видел для России никакого смысла в том, чтобы
своей кровью освобождать Пруссию и германские страны, но
и по той более простой очевидной причине, что предвидел
страшнейшие трудности при новой войне с Наполеоном, прини­
мая во внимание небольшую и истощенную русскую армию.
Но Александр был совершенно непримирим. Он исходил из
того соображения, что дать Наполеону передышку — значило
оставить всю Европу по-прежнему в его власти, а угрозу на
Немане сделать постоянной и неизбежной. И если русская ар­
мия, уже вошедшая в пределы Пруссии, получит подкрепления,
то ясно, что прусский король будет вынужден поднять оружие
против французского императора.
Наполеону перестало нравиться также поведение Австрии.
Его тесть, император Франц, и Меттериих, уже тогда главпьтй
руководитель австрийской политики, заключили «перемирие» с
Россией, с которой Австрия числилась с 1812 г. в войне (в ка­
честве «союзницы» Наполеона), и было ясно, что, невзирая
на повое родство, австрийский император рассматривал поло­
жение, в которое попал его зять Наполеон, как неожиданную
улыбку судьбы, как залог близкого избавления от страшного
ига, под которым жила Австрия после Ваграма и Шенбруннского мира.
В это трудное время французский император вспомнил, что
еще в 1809 г., заняв Рим, он взял иод стражу римского папу и
перевез его в Савону, а в 1812 г., отправляясь в Москву, велел
перевезти его в Фоптенебло. Считалось при этом, что стража —
293

это почетный конвой, а императорский дворец в Фонтенебло —
не заключение, а пребывание в гостях у его величества. Папа не
переставал протестовать и против отнятия у него г. Рима (ко­
торый был подарен Наполеоном новорожденному сыну, «рим­
скому королю») и против плена. Неожиданно Наполеон явился
в гости к своему узнику. Дело было 19 января 1813 г. Нужно
было хоть католиков как-нибудь примирить с собой: с 1809 г.
они втихомолку ронтали на императора. Но из всех любезно­
стей, которыми обменялись Наполеон и папа, ничего реального
не вышло.
Наполеон заставил Пия VII подписать новый конкордат, но
Рима не отдал (новый конкордат в общем был повторением
акта 1802 г.). Не удавались Наполеону уступки. Он и не любил
и не умел их делать. Эти никчемные заигрывания с папой в
январе 1813 г. кончились том, что, узнав о враждебных сове­
тах, которые дает папе кардинал ди Пьетро, Наполеон вдруг
арестовал ди Пьетро и выслал его из Фонтенебло.
Характерной фразой обмолвился император по поводу этого
неудачного примирения с папой: «Оставим на время Рим...
Этот номер положен в урну и выйдет из нее только после моей
большой победы на Эльбе или на Висле». В том-то и дело, что,
как сейчас увидим, в течение всего этого 1813 года и дальше
Наполеон не переставал срывать все переговоры с врагами, все
надеясь на большую победу. Счастье слишком долго ему слу­
жило. Сравнительно со всей его жизнью, при сопоставлении
со всеми неслыханными дела.мн, которые ему удалось сделать,
начиная со взятия Тулона в 1793 г. и жшчая созданием миро­
вой державы, силы которой он повел в 1812 г. через Неман,
война 1812 г. вое-такие была одиноким черным пятном на гро­
мадном фоне успехов.
Пруссия готова была отпасть: король просил у Наполеопа
освобождения хоть некоторых пунктов от постоя французских
войск, просил о 94 миллионах франков, которые французская
казна была ему должна за содержание французских войск, и
получил отказ. Англия не могла мириться с французским за­
воеванием Испании, а Наполеон, открывая 14 февраля 1813 г.
Законодательный корпус, прямо заявил: «Французская дина­
стия царствует и будет царствовать в Испании». Меттерних
пожелал узнать (в марте) условия, на которых Наполеон со­
гласился бы заключить всеобщий мир, и не смог добиться яс­
ного ответа. Все это — точь-в-точь как с папой: большая побе­
да на Висле или Немане все решит. В своей речи 14 февраля
Наполеон ручался, что вся территория империи останется не­
прикосновенной, что герцогство Варшавское останется в преж­
нем виде. Меттерних, в тот момент еще не желавший рвать с
Наполеоном, говорил французскому послу в Вене, OTTO, что
294

Наполеон этим заявлением делает невозможным мир ни с Рос­
сией, ни с Англией, ни с Пруссией.
Австрийские представители побывали и в Лондоне у
Кэстльри и в Калише у Александра. И там и тут им ответили
одинаково: если Наполеон не идет решительно ни на какие
уступки, тогда пусть война решит вопрос. Наконец прусский
король формально примкнул к Александру и заключил с ним
союз. В ответ па это Наполеон объявил еще новый рекрутский
набор. Саксония, Бавария, Вюртемберг, Баден оставались еще
покорными.
2

15 апреля 1813 г. Наполеон выехал к своей армии в Эрфурт
и двинулся против русских и пруссаков. Снабжена была армия
очень хорошо. В течение всех первых месяцев 1813 г. Наполе­
он, просиживая дни над созданием и организацией армии,
посвящал часть своих ночей на упорядочение финансов, и те­
перь армия ни в чем не нуждалась и могла за все платить
звонкой монетой,— важно было не разорять и не раздражать
жителей германских стран, пока еще «союзных», т. е. по­
корных.
200 тысяч у него были уже вполне готовы; почти такие же
резервы были собраны или продолжали формироваться. Перед
самым началом кампании умер Кутузов, и в момент начала
военных действий фактического главнокомандующего у рус­
ских и пруссаков не было. С первых же шагов пачались успе­
хи Наполеона. Русские были вытеснены из Вейсенфельса.
Затем произошли 1 и 2 мая бои у Вейсенфельса и под Лютце­
пом. Победа Наполеона была полная. В бою под Вейоенфельсом
находившийся в свите Наполеона маршал Бесьер, оказавшийся
вместе с императором несколько впереди рядов старой гвардии,
был убит ядром, разорвавшим ему грудь. «Смерть прибли­
жается к нам»,— сказал Наполеон, глядя, как мертвого мар­
шала завертывали в плащ, чтобы унести с поля битвы. Сраже­
ние под Лютцепом было очень упорным и кровопролитным.
Наполеон лично скакал с одного фланга на другой, руководя
всеми операциями боя. Александр и Фридрих-Вильгельм были
недалеко от места боя, но не принимали в нем участия. Рус­
ские и пруссаки были отброшены с поля сражения, союзники
потеряли около 20 тысяч, по и французы немногим мепыпе.
Спустя несколько дней Наполеон был уже в Дрездене.
После победы Наполеона под Лютцепом Меттсрпих брался
восстановить мир между Наполеоном и союзниками и гаран­
тировать вместе с тем союз Наполеона с Австрией на таких
основаниях: Наполеон отказывается от герцогства Варшавско295

го, от протектората над Рейнским союзом, от ганзейских горо­
дов и от Иллирии. Все остальное (т. е. вся империя с Бель­
гией, вся Италия, Голландия, Вестфальское королевство Жерома Бонапарта) остается по-прежнему за Наполеоном. Наполе­
он отказался. «Я не хочу вашего вооруженного посредничест­
ва,— сказал Наполеон посланцу венского двора генералу фон
Бубна,— вы хотите удить рыбу в мутной воде. Нельзя приоб­
ретать (новые) провинции, проливая только розовую воду. Вы
начнете с того, что потребуете у меня Иллирию, а потом вы
потребуете Венецианскую область, потом Миланскую землю,
потом Тоскану и этим все-таки заставите меня сражаться
с вами. Лучше с этого теперь и начать. Да, если вы хотите
получить от меня земли, то вам нужно будет проливать кровь».
Он решил воевать и воевать дальше, ничего не уступая.
В Гамбурге обнаружилось движение против Наполеона. Импе­
ратор послал туда Даву, чтобы наказать ганзейские города за
их борьбу против полиции и французских таможенных чинов­
ников, губивших торговлю слишком строгим исполнением бло­
кады. Наполеон приказал маршалу Даву расстрелять некото­
рых гамбургских сенаторов, (расстрелять вожаков антифран­
цузского движения, расстрелять некоторых офицеров, аресто­
вать 500 влиятельнейших граждан из тех, которые известны
своей неблагонадежностью, и конфисковать все их имущество.
Отдав эти распоряжения, Наполеон вышел с гвардией из
Дрездена и присоединился к армии, шедшей на восток к Бауцену (на Шпрее). На дороге из Дрездена в Бреславль с ним
были четыре корпуса — Нея, Мармона, Удино, Бертрана. У со­
юзников командовали Витгенштейн, Барклай до Толли, Милорадович и Блюхер. Битва под Бауценом началась 20 мая и кон­
чилась вечером 21-го. Нея Наполеон направил на север в обход
правого фланга противника, но Ней, пренебрегая советами
своего начальника штаба, Жомшш, не прибыл своевременно
на поле сражения. Союзники отступили в порядке.
Битва была почти такая же кровопролитная, как иод Лютценом. С той и другой стороны было потеряно вместе около
30 тысяч человек убитыми и ранеными. Победа оставалась
опять за Наполеоном, и он намеревался, преследуя отступаю­
щих русских и пруссаков, идти прямо на Берлин. Союзники
отступали с боем, задерживая преследование. Под Герлицем
22 мая Наполеон напал на арьергард отступавших и отбросил
их. Сражение уже кончалось, неприятель отступал. Дюрок по­
дошел вечером к Наполеону, поговорил с ним, потом отошел и
сказал с грустью Коленкуру: «Друг мой, наблюдаете ли вы
за императором? Вот он теперь опять одерживает победы пос­
ле неудач, это и был бы как раз случай воспользоваться
уроками несчастья. Но вы видите, он пе изменился. Ом пегта296

сытно ищет битв... Конец всего этого не может быть счаст­
ливым».
Эта была последняя минута жизни маршала. Ядро удари­
ло в дерево, около которого стоял Наполеон, и рикошетом по­
пало в Дюрока. Он еще успел сказать императору, что желает
ему победы и заключить мир. «Прощай,— ответил Наполеон,—
может быть, мы скоро увидимся».
Смерть Дюрока, одного из немногих, кого Наполеон любил
и кому верил, сильно его поразила. Он машинальпо сел на
пень; осколки снарядов нрусского арьергарда ложились вокруг
него, но он так задумался, что не скоро покинул этот пень.
В течение всей этой кампании 1813 г. он очень часто подвер­
гал себя опасности, и, главное, без всякой нужды, чего никогда
до сих пор с ним но бывало и что противоречило его мнению
о месте главнокомандующего в бою. У свиты даже составилось
впечатление, что он в 1813 г. тайно искал смерти, но скрывал
это. В течение почти всего преследования отступавших, но
энергично отстреливавшихся русских и пруссаков он был
в авангарде, в самом опасном месте, без малейшей военной
надобности лично там присутствовать.
После Бауцена и нескольких дней преследования отступав­
ших союзников враждующие стороны приняли посредниче­
ское предложение Австрии, инспирированное Меттернихом, и
заключили перемирие. 4 июня 1813 г. в Плейсвице договор
о перемирии был подписан.
Ни союзники, ни Наполеон, подписывая перемирие, не же­
лали, чтобы оно превратилось в мир, хотя обе стороны и согла­
сились на предложение Меттерпиха послать своих представи­
телей в Прагу для переговоров. Союзники знали, что Наполеон,
который еще до Лютцена и Бауцена не шел ни на какие уступ­
ки, подавно но пойдет на них теперь, после двух побед; со своей
стороны, если Александр согласился на перемирие, то потому,
что Барклай де Толли прямо заявлял, что армии нужно опра­
виться после испытанных поражений, привести себя в порядок
и получить подкрепления. Наполеон согласился на перемирие
тоже для того, чтобы получить подкрепление и окончательно
раздавить союзников. Подписывая это перемирие, он сделал ро­
ковую ошибку, потому что перемирие пошло на пользу его вра­
гам, а не ему, и было одной из причин, побудивших Австрию
выйти из своей посреднической роли и примкнуть к союзникам.
Любопытно, что союзники совсем ничего не поняли в этой
роковой для Наполеона ошибке, хотя много лет спустя их ге­
нералы (как русские, так и прусские и шведский наследный
принц Бернадотт) утверждали, будто с самого начала переми­
рия искусно им воспользовались и очень были ему рады. У нас
есть неопровержимое свидетельство подполковника Владимира
297

Ивановича Лсвенштерна, ближайшего наблюдателя настроений
в штабах союзной армии: он утверждает, что «в войске союзни­
ков, в Пруссии, в германских странах, всюду, где звучал немец­
кий язык», это перемирие «оплакивалось как величайшее не­
счастье». И Левенштерн со справедливой иропией восклицает:
«О, мудрость человеческая!» Эти немецкие записки Лсвенштер­
на («Denkwürdigkeiten eines Livländors») —один из драгоцен­
нейших и беснристрастпейших документов по истории 1813 г.,
о которой столько раз сознательно или неумышленно лгали
и французские, и прусские, и русские, и австрийские, и швед­
ские мемуаристы.
Итак, перемирие было подписано. Но не верил Наполеоп в
серьезность шансов на заключение такого мира, к которому он
стремился. А другого он твердо решил не подписывать.
Все или пичего. С этим лозунгом Наполеон начал великую
борьбу 1813 г. и с этим лозунгом продолжал ее. Даже на остро­
ве Св. Елены, проиграв все, потеряв личную свободу, император
никогда но выражал ни малейшего раскаяния в совершенной
ошибке, потому что для него это поведение вовсе не было ошиб­
кой. «Если бы я был не собой, а своим собственным внуком,—
иронически говаривал он,— я мог бы возвратиться побежден­
ным и царствовать после потерь». И еще несколько раз он
пояснял свою мысль, говоря о разнице между собой и монар­
хами, царствующими по наследственному праву.
Поело ужасов московского похода, приведших в подавлен­
ное состояние почти все население Франции, Париж встретил
Наполеона беспрекословным повиновением. Он так же встре­
тил бы его и подавно, если бы после блестящей весенней кам­
пании 1813 г. он вернулся, сохранив все колоссальные свои
владения, и без далекой балканской, ненужной Иллирии, по­
жертвовав только Варшавским герцогством и Рейнским сою­
зом, где он даже и правил не лично, а через вассалов, которые
новее не входили в состав его империи. Но он знал, что эти
уступки, этот отказ от мысли доделать мировую империю оз­
начали бы и экономическую и политическую победу Англии.
Та задача, которую он считал своей, оставалась бы невыпол­
ненной, французская торговля и промышленность были бы
дальше бессильны бороться с английской, кризис 1811 г. стал
бы хроническим явлением, безработица тоже, «революция
пустого желудка», не боящаяся пуль, свила бы себе прочное
гнездо в рабочих центрах, в столице и провинции, а буржуазии
он, верный, могучий ее вождь в экономической борьбе против
Англии, стал бы просто не нужен. Во имя чего французская
буржуазия и дальше переносила бы его песлыханный деспо­
тизм? А править иначе он п не хотел и органически не мог. Вот
что заставило Наполеона — как раз в те самые дни, когда Мет.298

терних выбивался из сил, чтобы убедить его отказаться от Гам­
бурга, Бремена и Любека,— послать туда Даву с жестокими
приказами о расстрелах и конфискациях. Вот что побужда­
ло его думать ие о мире и возвращении в Париж, по о походе
снова на Вислу и Неман, вот что сделало переговоры в Праге
пустой комедией. Ему говорили об уступке Гамбурга, а он ду­
мал о Немане; ему предлагали отказаться от Иллирии, а он
все еще не отзывал из Турции, Персии, Сирии, Египта своих
агентов и разведчиков, которых послал туда перед походом на
Россию. Спор этот могли решить только пушки, а не диплома­
тические тонкости.
Австрийская дипломатия, в сущности, не хотела пи окон­
чательной победы Наполеона над коалицией, ни окончательной
победы коалиции над Наполеоном, которая дала бы гегемонию
русскому царю. Меттерних желал склонить Наполеона к уступ­
кам, и, приехав в Дрезден, где жил император, явился во дво­
рец 28 июня 1813 г.
Наполеон начал с угроз, прямо обвиняя Австрию в том, что
она под предлогом посредничества готовится примкнуть к коа­
лиции. «Объяснитесь: вы хотите воевать со мной? Значит,
люди неисправимы! Уроки им ни для чего не служат! Русские
и пруссаки, несмотря на жестокий опыт, осмелев после успехов
последней зимы, дерзнули пойти против меня,— и я их побил.
Вы тоже хотите получить в свою очередь? Хорошо, вы полу­
чите свое. Я вам назначаю свидание в Вене в октябре!»
Меттерних почтительно, но очень твердо возразил, что ни­
чего подобного Австрия не имеет в виду, а хочет прочного
мира. И тут же перечислил условия: все остается при Напо­
леоне, если оп уступит Иллирию, Гамбург, Бремен и Любек,
герцогство Варшавское и откажется от звания протектора
Рейнского союза. Наполеон пришел в бешенство. т

г

ПРЕДИСЛОВИЕ

—

овое издание моей книги, посвященной истории нашествия Наполеона на Россию в 1812 г., выходит во время
борьбы русского народа против попытки презренного
и жестокого врага истребить русский народ и овладеть
1 его достоянием. Гитлеровская банда, только террором
держащаяся сейчас у власти в оккупированных ею странах Ев­
ропы, замыслила тем же способом сломить дух и сопротивление
русского парода. В самых необузданных мечтах своих великий
завоеватель, 'пришедший в Россию в 1812 г. с целью покорить и
поработить ее, не задавался такими чудовищно жестокими и в
то же время нелепыми целями, как тс, которые ставят перед
собой тупые и гнусные палачи гитлеровской шайки *.
Никогда за всю новую историю русскому народу не прихо­
дилось до той поры обороняться от такого могучего агрессора,
как Наполеон. И Россия повергла в прах напавшего на нее ве­
ликана.
Много пришлось претерпеть русскому народу от наиюлео'новского нашествия, но речи не может быть о каком бы то ни было
сопоставлении поведения наполеоновской армии на русской
земле со всеми бесчисленными злодеяниями подлой гитлеров­
ской орды. Начать с того, что никогда решительно Наполеон
не ставил себе такой безмерно гнусной задачи, как физическое
истребление русского народа, как захват всей его территории,
присвоение всего имущества неприятеля. Во всех его действи­
ях проглядывала совершенно определенная цель: не делать ни­
чего такого, что затруднило бы для Александра заключение
мира. Даже в момент наибольшего своего могущества, войдя в
Вильну, Наполеон не пожелал исполнить давнишнее желание
своих союзников-поляков и отдать им Литву,— именно затем,
чтобы не слишком раздразнить и обидеть Россию. Он издавал

Н

* Данное предисловие написано к изданию 1943 г.— Ред.
*»

435

суровые приказы против мародерства и против каких бы то ни
было насилий над мирным населением. Конечно, эти приказы
(особенно с третьего месяца войны) очень мало исполнялись,
но все-таки до самого конца похода солдаты наполеоновской
армии знали, что производить грабеж открыто нельзя, началь­
ство не велит. Если бы Наполеону сказали, что какой-нибудь
из его маршалов издал приказ вроде приказа генерала фон Рейхепау от 15 октября 1941 г. об убийстве населения занятых мест
и о планомерном истреблении всех русских художественных и
исторических ценностей, то он подумал бы, конечно, что этот
маршал окончательно сошел с ума. Характерно, что, по еди­
нодушным свидетельствам русских современников, наибольши­
ми грабителями из всего состава наполеоновской армии оказы­
вались немцы, особенно же баварцы, пруссаки, вюртембержцы
и саксонцы. Итальянцы грабили гораздо меньше, а наиболее
дисциплинированными и меньше всех обижавшими население
показали себя французы, в особенности императорская гвар­
дия. Любопытно с этим фактом сопоставить тот вполне уста­
новленный факт, что в Великой Отечественной войне наиболее
гнусные, поистине чудовищные злодеяния над мирными жи­
телями творили именно «отборные» немецкие дивизии: офице­
ры дивизии «СС» приказывали закапывать в землю живыми
матерей с их детьми (по свидетельству немецких же пленных).
При Наполеоне малейшая тень подозрения в сколько-нибудь
неблаговидном поступке влекла за собой немедленное изгнание
солдата из гвардии. При гитлеровщине был торжественно про­
возглашен лозунг «фельдмаршалом» Герингом: «Я делаю став­
ку па негодяя!» По этому принципу отборные «гвардейские»
части гитлеровской армии и составлялись из наиболее огол­
телых, озверелых, потерявших всякий человеческий облик мер­
завцев.
И в основных целях нашествия и в характере действий не­
приятеля на русской территории существует огромная разница
между войпой 1812 г. и Великой Отечественной войной. Между
колоссом, возглавлявшим «великую армию» в 1812 г., и трус­
ливым фашистским дегенератом, который посылает свою бан­
ду на смерть, лично пребывая в уютном берхтесгаденском бом­
боубежище,— нот и не может быть ни малейшего сходства, как
бы этого сходства «фюрер» ни жаждал.
В одном отпошении война 1812 г. походит на Великую Оте­
чественную войну: пламенный патриотизм и героизм русско­
го народа готовят захватчикам такое же страшное поражение.
На этот раз к чувству вражды по отношению к врагу примеши­
вается еще и чувство ненависти, беспредельного презрения, до­
ходящего до гадливости, чувство омерзения, заставляющее смо­
треть на подлых немецко-фашистских извергов, как на гряз436

ных животных, как на своего рода чумных.крыс, подлежащих
беспощадному уничтожению.
Не только к французам в 1812 г., но и ни к одному из вра­
гов своих, с которыми приходилось сталкиваться ему за все
его тысячелетнее историческое существование, русский народ
не питал подобных чувств, потому что никогда у него не было
более гнусного, растленного, омерзительно грязного во всех
отношениях противника.
И вместе с тем никогда не было такого полнейшего единоду­
шия и стремления уничтожить врага, посягнувшего на пашу
землю, и, добавим, такого полного доверия к верховному руко­
водству, ведущему нашу героическую армию к великой победе.
Русская победа 1812 г. спасла Европу,— «в бездну повалила
тяготеющий над царствами кумир»,— как сказал Пушкин.
Наша грядущая победа освободит землю от гнусной немец­
кой чумы, смрадным дыханием своим пытающейся отравить
человечество!

*>м числе герцогст­
во Ольденбургское. Сестра Александра Екатерина была женой
сына и наследника герцога Ольденбургского. Александр про­
тестовал. Но Наполеон «прибавил новое оскорбление», прика­
зав своему министру герцогу до Кадору даже не принять рус­
ской ноты протеста. Наконец, в декабре 1810 г. последовалоиздание нового русского тарифа, в котором повышались пошли­
ны на предметы роскоши и па вина, т. е. как раз на товары,
ввозимые в Россию из Франции.
Отношения между обоими императорами с тех пор не пере­
ставали резко ухудшаться.
Чем больше Наполеон наводнял войсками Польшу и Прус­
сию вопреки условиям Тильзитского мира об эвакуации их из
447

Пруссии, чем более придирчиво и зорко наблюдал он за испол­
нением правил блокады, тем теснее тайные упования русского
правительства связывались с Англией.
В докладе, представленном Наполеону 7 апреля 1810 г. ми­
нистром иностранных дел герцогом де Кадором, император про­
чел: «Британский кабинет ие потерял надежды сблизиться с
Россией, а также с турками, и таким путем обеспечить себе на
Балтийском море, в Архипелаге и на Черном море более по­
лезные для своих мануфактур ресурсы, чем те, которые дало
бы переходящее перемирие, даже если бы оно открыло
времен­
но порты Франции, Германии, Голландии и Италии» 6.
Герцог де Кадор опасается, что это может удаться англи­
чанам: вокруг Александра происходит борьба «интересов», и
Англия «обещаниями, посулами выгод, соблазнительными га­
рантиями» может много сделать. «Продажность петербургско­
го двора никогда не подвергалась сомнениям. Эта продажность
•была открытой в царствования Елизаветы, Екатерины, Павла.
Если же в иьшешнэе царствование она не так публична, если
у нас есть в России несколько друзей, недоступных английским
предложениям, как. например, граф Румянцев, князья Кураки­
ны и очень небольшое число других, то не менее справедливо
и то. что большинство царедворцев отчасти по привычке, отча­
сти из привязанности к императрице-матери, отчасти из досады
на уменьшение своих доходов вследствие изменившегося де­
нежного курса, отчасти иод влиянием подкупа являются тай­
ными сторонниками Англии».
Герцог де Кадор в этом секретном своем докладе откровен­
но сознается, что трудно воспрепятствовать возможному сбли­
жению Англии с Россией: «Как достигнуть перерыва на всех
пунктах тайных сношений Англии и России, когда взаимные
интересы, более или менее насущные, заставят оба двора возоб­
новить эти сношения?». Нужно сказать, что этот министр На­
полеона — Шампапьи, получивший титул герцога де Кадора,—
был только послушнейшим орудием воли своего повелителя и
свою миссию видел в том, чтобы подыгрываться и повторять все,
что соответствовало страстям и мыслям императора. Так, он
ставит себе в заслугу, что его предшественники стремились
заключить мир с Англией, а он, герцог до Кадор, стоит за про­
должение войны. А для этого нужно закончить завоевание Ис­
пании, и тогда заперты все порты Европы. «В Кадисо, ваше
величество, будете в состоянии порвать или укрепить связи с
Россией». От Кадиса до Петербурга английские суда и товары
никуда пе должны быть допущены.
В декабре 1810 г., после опубликования нового русского
тарифа, о войне между обеими империями заговорили в самых
разнообразных слоях европейских народов.
448

В первый раз в переписке с любимой сестрой Екатериной
Павловной Александр 26 декабря 1810 г. пишет: «По-видимому,
кровь еще должна будет проливаться, по крайней мере я
сделал все, что было человечески возможно, чтобы этого избе­
жать». Дело идет о лишении Петра Ольденбургского (а следо­
вательно, и сына его Георга, мужа Екатерины Павловны) его
герцогства, захваченного Наполеоном. Больше он ничего не
говорит в письме, но очень многозначительно прибавляет спи­
сок вопросов, о которых он намерен беседовать с сестрой лич­
но 7. Он собирался тогда в Тверь, где она жила, и действитель­
но явился туда в марте 1811 г. В этом списке вопросов почетное
место занимают именно военные вопросы: устройство армии,
увеличение ее численности, резервы и т. д. Если в грубом по
существу и грубо обставленном захвате Ольдеибурга со сторо­
ны Наполеона можно было предполагать, кроме желания обес­
печить надзор за морскими берегами северной Германии, еще
желание лично задеть Александра, то Александр это именно
так и понял. А главное, он стал понимать, что эта провокация
не обойдется без продолжения, если Наполеон уже нашел необ­
ходимым его оскорблять.
Очень многозначительный разговор имел Александр, с на­
полеоновским послом Коленкуром в мае 1811 г. Наполеон как
раз тогда сменил Коленкура именно за то, что Коленкур всеце­
ло стоял за сохранение мира с Россией и считал, что Наполеон
умышленно и неосновательно придирается к царю.
Прощаясь с Коленкуром в середине мая 1811 г. (Коленкур
выехал из Петербурга 15 мая), Александр сказал ему между
прочим: «Если император Наполеон начнет войну, то возмож­
но и даже вероятно, что он нас побьет, но это ему не даст мира.
Испанцы часто бывали разбиты, но от этого они не побеж­
дены, пе покорены, а ведь от Парижа до нас дальше, чем
до них, и у них пет ни нашего климата, ни наших средств. Мы
не скомпрометируем своего положения, у пас в тылу есть про­
странство, и мы сохраним хорошо организованную армию. Имея
все это, никогда нельзя быть принужденным заключить мир,
какие бы поражения мы ни испытали. Но можно принудить
победителя к миру. Император Наполеон после Ваграма поде­
лился этой мыслью с Чернышевым; он сам признал, что он пи
за что не согласился бы вести переговоры с Австрией, если бы
она не сумела сохранить армию, и при большем упорстве ав­
стрийцы добились бы лучших условий. Императору Напо­
леону нужны такие же быстрые результаты, как быстра его
мысль; от нас он их пе добьется. Я воспользуюсь его уроками.
Это уроки мастера. Мы предоставим нашему климату, нашей
аиме вести за нас войну. Французские солдаты храбры, но ме'•''.'e выносливы, чем наши: они легче падают духом. Чудеса
^9 Е. в. Тарле, т. VII

449

происходят только там, где находится сам император, но он не
может находиться повсюду. Кроме того, он по необходимости
будет спешить возвратиться в свое государство. Я первым не
обнажу меча, но я вложу его в ножны последним. Я скорее
удалюсь на Камчатку, чем уступлю провинции или подпишу
в моей завоеванной столице мир, который был бы только пере­
мирием». Коленкур, правда, слишком иногда идеализирует
Александра. Но в данном случае его показание весьма правдо­
подобно. Вообще надо иметь в виду, что мемуары Коленкура
были написаны уже позже и ряд моментов мог получить
ретроспективно иное освещение.
Коленкур страшился войны с Россией. Вернувшись в Па­
риж 5 июня 1811 г., он тотчас же был принят Наполеоном и
передал ему эти слова царя. Коленкур настаивал на том, что
нужно пожертвовать мыслью о восстановлении Польши во имя
сохранения мира и союза с Россией. Он утверждал вместе с
тем, что Россия первая ни в коем случае не начнет войны. На­
полеон возражал. Как всегда, и в эту свою пору Наполеон, пи
одним звуком не упоминая о крестьянстве, о крепостном пра­
ве в России и т. д., стал излагать Колеикуру свои соображе­
ния: что дворянство русское — класс развращенный, гнилой,
своекорыстный, недисциплинированный, неспособный к само­
пожертвованию и после первых же неудачных битв, после
первых же шагов нашествия дворяне испугаются и заставят
царя подписать мир. Коленкур категорически возражал: «Вы
ошибаетесь, государь, насчет Александра и русских. Не суди­
те о России по тому, что вам другие о ней говорят, не судите
русскую армию по тому, какой ее видели после Фридланда,
раздавленную и обезоруженную. Будучи под угрозой уже год,
русские приготовились и укрепились; они высчитали все шансы.
Они учли даже возможность своих больших поражений. Они
подготовились к защите и сопротивлению до крайности». На­
полеон слушал и переводил разговор на другое — на свою по­
ликую армию, неисчерпаемые средства своей мировой монархии,
говорил о своей непобедимой гвардии, о том, что сколько свет
стоит, ни у одного полководца не было в распоряжении таких
огромных сил, таких великолепных во всех отношениях войск.
Коленкур указывал на несправедливые требования: Россия
должна с полнейшей точностью выполнять тягостные и разо­
рительные для нее условия континентальной блокады, тогда как
сам Наполеон их нарушает во имя интересов казны и фран­
цузской промышленности, давая лицензии, т. е. разрешения,
для торговли с Англией отдельным купцам и финансистам.
Нанолеон пропускал мимо ушей все эти аргументы Коленкура.
«Да одна хорошая битва покончит с этой прекрасной реши­
мостью вашего друга Александра и со всеми его фортифика450

циями, сделанными из песка»,— заявил Наполеон. Коленкур
с чувством, близким к отчаяпию, видел, что ему ровно ничего
не удается сделать и что полная уверенность в победе, возра­
ставшая в Наполеоне с каждым месяцем, по мере того как
развертывались его грандиозные приготовления, мешает ему
сколько-нибудь серьезно отнестись к опасениям и предостережениям. Русско-французские отношения были в самом деле
запутаны: Александр I «и главная масса дворянства в 1811 г.
уже не так боялись Наполеона, как ему это было бы жела­
тельно. А Наполеон, так долго и так удачно разрубавший все
гордиевы узлы политики своим мечом, не хотел попять, по­
чему па этот раз он должен отказаться от этого способа, если его
меч так силен и так остро отточен, каким еще никогда не был
до сих пор. Все усилия Наполеона сосредоточивались на двух
задачах: во-первых, завершить подготовку к войне так, чтобы
меньше всего оставить на долю случая, чтобы сделать победу
совершенно обеспеченной и неизбежной, и, во-вторых, если
Россия не пойдет па все уступки и войну можно будет начать,
устроить так, чтобы ответственность за войну легла на
Александра, а не на него, Наполеона.
Генерал-адъютант граф Шувалов был принят Наполеоном
в Сен-Клу 13 (1) мая 1811 гг. «Я не хочу воевать с Россией.
Это было бы преступлением, потому что не имело бы цели, а я,
слава богу, не потерял еще головы и еще не сумасшедший...
Неужели могут думать, что я пожертвую, быть может, 200 ты­
сячами французов, чтобы восстановить Польшу? Впрочем,
я не могу воевать: у меня 300 тысяч человек в Испании.
Я воюю в Испании, чтобы овладеть берегами. Я забрал Гол­
ландию, потому что ее король не мог воспрепятствовать ввозу
английских товаров, я присоединил ганзейские города по той
же причине, но я не коснусь ни герцогства Дармштадтского, ни
других, у которых нет морских берегов. Я не буду воевать с
Россией, пока она не нарушит Тильзитский договор» 8,— так
начал Наполеон. Он и продолжал в таком же духе, делая вид,
что не верит миролюбию Александра, и перемежая свои жало­
бы угрозами: «Русские войска храбры, но я быстрее собираю
свои силы. Проезжая, вы увидите двойное против вашего коли­
чество войска. Я знаю военное дело, я давно им занимаюсь,
я знаю, как выигрываются и как проигрываются сражения,
поэтому меня нельзя испугать, угрозы на меня не действу­
ют». И тут же он указывает Шувалову па выгоды дружбы с
ним, на выгоды тильзитской политики: «Сравните войну, ко­
торая была при императоре Павле, с теми, которые были
потом. Государь, войска которого были победопосны в Италии,
обзавелся после этого только долгами. А император Александр,
проиграв две войны, которые вел против меня, приобрел Фин-

ляндию, Молданпю, Валахию и несколько округов в Польше».
Шувалов вынес такое впечатление, что Александру следует
немедленно решать, хочет ли он мира или войны с Напо­
леоном.
Летом 1811 г. Александр считает войну вероятной. Пере­
писываясь с сестрой все о том же ольденбургско'М событии,
в котором Екатерина Павловна непосредственнобыла заинтере­
сована, Александр говорит, что on смотрит на это дело безна­
дежно: «Чего можно /разумно ожидать от Наполеона? Разве
он такой человек, чтобы отказаться от приобретения, если
только его не принудят силой оружия? И есть ли у нас сред­
ства силой оружия заставить его это сделать?» Но у Алек­
сандра есть надежда, можно сказать, инстинктивная уверен­
ность, что мировое наполеоновское владычество не может
быть прочным: «Мне кажется более разумным надеяться на
помощь от времени и даже от самих размеров этого зла, по­
тому что я не могу отделаться от убеждения, что это положе­
ние вещей но может длиться, что страдание во всех классах
как в Германии, так и во Франции столь велико, что по необ­
ходимости терпение должно иссякнуть». Правда, Александр
уповает еще и па помощь божию, проявляемую в экстренных
случаях путем цареубийства (конечно, не в Петербурге, а в
Париже), и с большой симпатией пишет о некоем молодом че­
ловеке, который, по слухам, выстрелил недавно в Наполеона
и потом застрелился. И9 царь надеется, что молодой человек
«найдет подражателей» . Вообще, «так или иначе это поло­
жение вещей должно окончиться», повторяет он снова.
Наконец дело дошло до открытой враждебной демонстра­
ции. \5 августа 1811 г. с обычным торжественным церемониа­
лом праздновался день именин Наполеона. Одним из актов
этого торжества был, как всегда, парадный прием в большом
тронном зале Тюильрийского дворца всех дипломатических
представителей. Император сидел на тропе, когда появились
с низкими поклонами послы и посланники в раззолоченных
мундирах, осыпанных орденскими звездами. Русский посол
князь Куракин был в первом их ряду.
Наполеон сошел с трона и, подойдя к Куракину, завязал
разговор. Старик Куракин, екатерининский вельможа, обла­
давший всеми тайнами придворного искусства, не пользовал­
ся полным доверием Александра и существовал в Париже
больше для представительства. Настоящими представителями
царя в Париже были скорее советник посольства Нессельроде
м полковник Чернышев, чем старый князь. Но тут, на торже­
ственной аудиенции дипломатического корпуса, конечно, фи­
гурировал именпо Куракин. При неимоверной роскоши напо­
леоновского двора и всей придворной и великосветской жизни
452

в тогдашнем Париже старый екатерининский царедворец
старался не ударить лицом в грязь и не уступать никому
во внешнем блеске своего обихода. Разговор императора
с послом очень быстро принял весьма напряженный характер.
Наполеон стал обвинять царя в 'военных приготовлениях и в
воинственных намерениях. Он объявил, что не верит, будто
царь обижен па него за присоединение Ольденбурга. Дело в
Польше. «Я не думаю о восстановлении Польши, интересы
моих народов этого не требуют. Но если вы принудите меня
к войне, я воспользуюсь Польшей как средством против вас.
Я вам объявляю, что я не хочу войны и что я не буду с вами
воевать в этом году, если вы на меня не нападете. Я не питаю
расположения к войне на севере, но если кризис не минет в
ноябре, то я призову лишних 120 тысяч человек; я буду про­
должать это делать два или три года, и если я увижу, что
такая система более утомительна, чем война, я объявлю вам
войну... и вы потеряете все ваши польские провинции. По-ви­
димому, Россия хочет таких же поражений, как те, что испы­
тали Пруссия и Австрия. Счастье ли тому причиной, или
храбрость моих войск, или то, что я немножко понимаю толк
в военном ремесле, но всегда успех был на моей стороне, и, я
надеюсь, он и дальше будет на моей стороне, если вы меня при­
нудите к войне». Зная, какие надежды возлагаются его про­
тивниками на Испанию, Наполеон спешит уверить Куракина,
что у него со временем будет в действующей армии 700 тысяч
человек, «которых будет достаточно, чтобы продолжать войну
в Испании и чтобы воевать с вами». И у России не будет союз­
ников. Тут Наполеон откровенно разоблачает, зачем он навя­
зал Александру после Тильзита прусский Белосток, а после
1809 г. австрийский Тарнополь. «Вы рассчитываете на союз­
ников, но где они? Не Австрия ли, у которой вы похитили в
Галиции 300 тысяч душ? Не Пруссия ли, которая вспомнит,
как в Тильзите ее добрый союзник Александр отнял у нее
Белостокский округ? Не Швеция ли, которая вспомнит, что
вы ее наполовину уничтожили, отобрав у нее Финляндию?
Все эти обиды не могут быть забыты, все эти оскорбления ото­
мстятся,— весь континент будет против вас!»
Куракин около сорока минут не мог вставить ни одного
слова. Послу едва удалось промолвить, что Александр остает­
ся верным другом и союзником Наполеона. «Слова!» — возра­
зил Наполеон и снова начал жаловаться на происки Англии,
которая ссорит Россию с Францией.
Наполеон наконец предложил выработать новые соглаше­
ния. Куракин отвечал, что у пего нет для этого полномочий.
«Нет полномочий? Так напишите, чтобы вам их прислали».
Послы вассальной и полувассальной Европы с напряжен453

ным вниманием слушали эти долгие, публично бросаемые в
лицо послу обвинения. Прием кончился. Во все концы Европы
полетели известия о неминуемом нападении Наполеона на
Россию.
В ноябре 1811 г. Александр уже не может себе позволить
отлучиться из Петербурга, чтобы съездить к сестре: «Мы здесь
постоянно настороже: все обстоятельства такие острые, все
так натянуто, что военные действия могут начаться с минуты
на минуту. Мне невозможно удалиться от центра моей адми­
нистрации и моей деятельности; мне нужно ждать более благо­
приятного момента, или же война и вовсе помешает мне» 10.
В конце ноября 1811 г. русский посол князь Куракин не
сомневался в неизбежности нападения Наполеона па Россию и
сообщал канцлеру Румянцеву о целом ряде распоряжений На­
полеона по военной и административной части, которые прямо
указывали на близкое начало военных действий. Мечта сохра­
нить мир должна быть оставлена: «Не время уже нам манить
себя пустою надеждою, но наступает уже для нас то время, чтоб
с мужеством и непоколебимою твердостию
достояние и целость
настоящих границ России защитить» п .
С Куракиным при французском дворе стали обходиться
небрежно и даже просто невежливо. Старик просил инструк­
ций на случай предстоящего разрыва и боялся быть задер­
жанным в Париже в случае войны.
4

В начале 1812 г. Наполеону удались два казавшиеся ему
очень важными, но но существу не весьма для него затрудни­
тельные дела: заключение военных союзов с Пруссией и с
Австрией против России.
Король Фридрих-Вильгельм III дошел к тому времени до
последней степени запуганности. Он трепетал, как осиновый
лист, перед своим страшным победителем. Король приказывал
своим министрам раньше, чем делал их министрами, справ­
ляться в Париже, угодны они Наполеону или не угодны. На­
полеон не уводил из Пруссии войск, напротив, вводил новые,
держал гарнизоны в ее крепостях, обращался с прусским ко­
ролем, как с проштрафившимся фельдфебелем, унижая его по
всякому поводу н даже вовсе без повода. А король ФридрихВильгельм III умел трусить. Это было единственное, что он
умел делать. Никогда ни один из наполеоновских маршалов
или родных братьев, рассаженных Наполеоном на разные ев­
ропейские престолы, не обнаруживал такого низкопоклонства,
такой панической боязни перед императором, как именно прус­
ский король.
454

Еще осенью 1811 г. Наполеон дал понять Фрждриху-Вильгельму III, что ему предоставляется на выбор или вступить
в тесный военный союз с Наполеоном для общей войны против
России, или распрощаться со своей короной, так как в случае
отказа маршал Даву уже имеет инструкции занять Берлин и
покончить с существованием прусского государства. Положение
было очень ясное и безвыходное, особенно принимая во внима­
ние позицию Австрии.
Дело в том, что руководитель австрийской политики Моттерних определенно решил, что Австрия должна принять уча­
стие в готовящейся войне, и именно на стороне Наполеона.
В конечной победе Наполеона Меттерних тогда не сомневался
и уже вперед учитывал богатые милости от французского им­
ператора. Но даже и в случае неудачи Наполеона все равно обе
стороны, Россия и Франция, так будут ослаблены войной, что
Австрия всегда будет в состоянии выгодно продать свою помощь
тому, кому захочет. И уже 17 декабря 1811 г. в Париже между
Наполеоном и австрийским послом Шварцеыбергом состоялось
соглашение, на основании которого спустя некоторое время и
был заключен франко-австрийский военный союз. Австрия обя­
зывалась выставить против России вспомогательный корпус в
30 тысяч человек, который поступал под верховное командова­
ние Наполеона, а Наполеон соглашался вернуть Австрии Илли­
рийские провинции, которые он у нее отнял по Шенбруннскому
миру 1809 г. Но Австрия получала эти провинции лишь после
окончания войны Наполеона с Россией, и притом Австрия обя­
зывалась уступить Галицию восстановляемой Наполеоном
Польше.
Все колебания прусского короля после этого кончились. Ему
было дано знать, что Наполеон, сверх всего, обещал Австрии
отдать Прусскую Силезию в случае, если Пруссия не заключит
с ним военного союза против России. Итак, предстояло близкое
расчленение и конечная гибель государства или полнейшее
подчинение его воле Наполеона. Король решился.
24 февраля 1812 г. Пруссия заключила союзный трактат с
Наполеоном. Она обязалась выставить вспомогательный корпус
в 20 тысяч человек, который должен был постоянно пополнять­
ся (в случае убыли) и всегда быть равным своей первоначаль­
ной численности. Пруссия также брала на себя обязательство
предоставлять французским военным властям овес, сено, спирт­
ные напитки и т. п. в определенных огромных количествах. За
это прусский король выпросил у Наполеона обещание пожало­
вать Пруссии что-нибудь из отвоеванных русских земель.. Вот
что гласит этот любопытный пункт: «В случае счастливого ис­
хода войны против России, если, несмотря на желания и надеж­
ды обеих высоких договаривающихся сторон, эта война будет
455

иметь место, его императорское величество (Наполеон — Е. Т.)
обязуется доставить прусскому королю территориальное воз­
награждение, чтобы возместить жертвы и убытки, которые
(прусский — Е. Т.) король понесет во время войны». В бумагах
Михайловского-Данилевского к копии этого договора приложена
интересная справка: «По заключении союза с Францией, на­
правленного против России, король потребовал от французского
правительства в случае успешного исхода кампании уступки
Курляндии, Лифляндии и Эстляндии. Когда Марэ, герцог Bac­
cano, доложил императору о притязаниях Пруссии, Наполеон
по этому поводу зло заметил: «А клятва над гробом Фридри­
ха?» 12. Это он вспоминал о сентиментальной комедии с клят­
вами в вечной любви и дружбе, разыгранной Александром I,
Фридрихом-Вильгельмом III и королевой прусской Луизой в
октябре 1805 г. в потсдамском мавзолее.
В то, что австрийцы в самом деле будут очень серьезно
сражаться против русских, не все верили. Ланжерон, спеша
в Россию к началу войны, прямо писал Воронцову из Бухаре­
ста 22 мая 1812 г.: «Шварценберг командует 30 тысячами ав­
стрийцев, этот выбор мне не страшен, потому что он не нена­
видит нас, и я не думаю, чтобы эти 30 тысяч много и усердно
сражались бы против нас».
Но другие но были так оптимистичны.
Из «Подробной описи собственноручным письмам» Алек­
сандра к Барклаю де Толли мы узнаем о намерении царя «отра­
зить усилия Австрии против России подкреплением славянских
народов и доставлением им возможности соединиться с недо­
вольными венгерцами». Царем даже был намечен уже человек
для «приведения в действие сего плана» — адмирал Чичагов 13.
Самая мысль об этом основана, между прочим, на круглом
невежестве насчет истинных взаимоотношений между «славян­
скими народами», входившими в состав Австрии, и венгерцами,
но эта идея очень характерна: она показывает, что Александр
в апреле 1812 г., как только узнал о договоре между Австрией
и Наполеоном, отнесся с самыми серьезными опасениями к
этому факту.
Итак, приходилось считаться с участием Австрии и Пруссии
в предстоящей войне. Захочет Наполеон идти на Киев,— у него
крепко усилен правый фланг помощью Австрии. Захочет идти
на Петербург через Ригу и Псков,— у него усилен левый фланг
участием Пруссии. Захочет идти па Смоленск и Москву,—
пруссаки и австрийцы будут и па левом и на правом флангах
оттеснять русские войска от линии центрального движения
великой армии.
Положение становилось все труднее, дела принимали все
более угрожающий характер. Но все равно в апреле — мае
456

1812 г. уже никакие уступки Александра предупредить войну
но могли и даже не могли приостановить движение отдельных
частей наполеоновских армий от Рейна, от Эльбы, от Дуная, от
Альпийских гор, от Северного моря, медленно, но непрерывно
двигавшихся к Неману.
Были налицо некоторые обстоятельства, которые поддер­
живали дух Александра и его приближенных. Во-первых, уже
в апреле, а потом в мае Меттерних под большим секретом и
окольными путями дал знать, что Австрия не весьма серьезно
смотрит на свое участие в предстоящей войне. Она даже не вы­
ставит и полных 30 тысяч и вообще не пойдет дальше извест­
ных, очень близких к австрийско-русской границе пределов.
Эти тайные переговоры продолжались и потом, уже во время
войны: Меттерних таким путем устраивал для Австрии на вся­
кий случай тайную перестраховку. Во-вторых, к большому
своему счастью, царь удостоверился в эти весенние месяцы
1812 г., что шведы будут не па стороне Наполеона, а на стороне
России, и, значит, можно будет не тратить и не раздроблять
военных сил для защиты Финляндии и северных подступов
к Петербургу с суши и с моря.
К началу лета объявились и еще новые благоприятные об­
стоятельства.
5
С первых же дней 1812 г. обе стороны уже не сомневались в
близости войны. Неожиданное дело о шпионаже еще более обо­
стрило отношения.
Русское правительство узнало не все, но очень мпогое о фран­
цузской великой армии.
Александр Иванович Чернышев, который потом был при
Николае 1 военным министром, начинал тогда свою карьеру.
Он был уже полковником и флигель-адъютантом, хотя ему было'
всего 28 лет. Прикомандированный к русскому посольству в Па­
риже, Чернышев несколько раз ездил курьером с письмами
Александра к Наполеону и с письмами Наполеона к Александ­
ру. Наполеону Чернышев сумел понравиться своей тончайшей
лестью и уменьем подавать умно и кстати реплики в разгово­
рах о военном деле, о чем так любил говорить французский
император. Вкрадчивый царедворец, молодой блестящий краса­
вец, абсолютно беспринципный карьерист, впоследствии жесто­
кий палач декабристов, всегда возбуждавший нравственноеомерзение даже в видавшем всякие виды придворном окруже­
нии трех императоров, которым он успел за свою долгую жизнь
поправиться, Чернышев знал, как подойти к каждому из этих
трех так не похожих друг па друга людей: к Александру, к На457

полеону, к Николаю. А больше ему ничего никогда и не требо­
валось. Ласка Наполеона открыла Чернышеву доступ во все
салопы Парижа и дала связи в верхах французской бюрокра­
тии. С начала 1811 г. Чернышев обзавелся знакомством с Мише­
лем, служившим в главном штабе французской армии и давно
уже сносившимся с русским посольством. Каждое 1-е и 15-е чи­
сло месяца французский военный министр представлял импера­
тору так называемый «Отчет о состоянии» всей французской ар­
мии со всеми изменениями в численности ее отдельных частей,
со всеми переменами в ее расквартировании, с учетом всех по­
следовавших за полмесяца новых назначений на командные по­
сты и т. д. Эти отчеты попадали в руки Мишеля на несколько
коротких часов. Мишель наскоро снимал копии и доставлял их
Чернышеву за соответствующее вознаграждение. Так у них и
шло дело вполне благополучно и организованно больше года,
с января 1811 по февраль 1812 г. Но от императорской тайной
полиции укрыться было трудно даже при всей ловкости Чер­
нышева и всей осторожности Мишеля. Что-то показалось тай­
ной полиции неладным, и в феврале 1812 г., когда Чернышева
не было дома, у него произвели тщательный обыск, конечно не­
официальный. Обыскали и одного курьера на границе. Обыски
дали такие результаты, что у Наполеона уже сомнений ника­
ких не осталось в истинной роли полюбившегося ему русского
полковника. Наполеон, почти окончательно к этому времени
решивший, что война с Россией неизбежна, ни в каком случае
не мог и не хотел порывать с Александром теперь же. Ему не­
обходимо было иметь в своем распоряжении еще 3—4 месяца,
и материал был задержан. Чернышев после этого тайного, де­
ликатного, но все же очень зловещего по своему значению и
по своим результатам домашнего обыска предпочел не очень
засиживаться на берегах Сены. Он почтительнейше откланял­
ся в Тюильрийском дворце и уехал в Россию. Перед отъездом
из Парижа он сжег все бумаги, которые могли бы дать импера­
торской тайной полиции ответ на вопрос, неотступно стоявший
перед нею со времени этого февральского ловко завуалирован­
ного обыска: измена доказана, Чернышев имел доступ к сек­
ретнейшим документам, но кто предатель? Случай дал разгад­
ку тайны. Торопясь с отъездом, Чернышев забыл приказать
поднять ковры в своих комнатах. Как только он уехал, фран­
цузская полиция явилась в дом. Под одним из ковров около ка­
мина было найдено письмо, писанное рукой Мишеля, каким-то
образом туда завалившееся. Мишель был немедленно аресто­
ван, судим и публично гильотинирован 2 мая 1812 г. Суд над
ним и еще тремя обвиняемыми был нарочно сделан гласным:
Наполеон хотел представить народу дело так, что именпо Рос­
сия стремится напасть на Францию и подсылает шпионов. .
458

Итак, хотя у русского правительства в начале войны были
лишь сравнительно давние сведения — от февраля 1812 г.,—
но за четыре месяца эти полные и богатейшие сведения в об­
щем не могли еще окончательно устареть. А о передвижениях
и переменах, происшедших во французской армии за самое по­
следнее время, русское командование кое-что знало от других
относительно вос462

становления Польши пусть Александр успокоится: «Его вели­
чество (Наполеон — Е. Т.) не думает о Польше. Он имеет в виду
только французские интересы». Рекомендовалось Нарбонпу
также «по скрывать огромных сил» Наполеона: 400 тысяч че­
ловек на Висле, два корпуса в Берлине, один в Кельне, один
в Майпце и «при первом пушечном выстреле» будут призва­
ны 200 тысяч по набору будущего 1813 г. Эта инструкция, по­
меченная 3 мая 1812 г., уже поручает Нарбопну хорошенько
высмотреть, пока он будет в России, все, что касается русской
армии, политических настроений в Литве и т. д.
Интересно отметить, что Наполеон, посылая графа Нарбонна к Александру, не только имел в виду получить случайные,
может быть, и очень интересные военные сведения о России
и русской армии, но также рассчитывал па него еще в одном
отношении: дело было в начале мая; русские силы уже были
возле Немана: нужно было воспрепятствовать им первым на­
чать военные действия. Поэтому Нарбонпу поручается вести
самые мирные речи. Если же это не поможет и русские перей­
дут через Неман, тогда он должен притвориться удивленным
и все-таки вести переговоры с Александром и постараться даже
заключить перемирие и вообще добрыми словами остановить
движение (русской армии —Е. Т.) и дать его величеству (На­
полеону— Е. Т.) время прибыть на место». Приказывая соста­
вить эту инструкцию, Наполеон считал нужным дать попять
своему посланцу, что собеседник у него будет не простой. «Его
величество поручает мне,— пишет министр иностранных дел,—
рекомендовать вам быть очень сдержанным, соблюдать меру и
осторожность и не терять из виду, что вы имеете дело с челове­
ком тонким и подозрительным». Мы видели, что опасения На­
полеона оказались напрасными: Россия ни в коем случае не со­
биралась первой начать военные действия. Мы видели также,
что весь отчет Нарбопна о свидании с Александром, переслан­
ный им через маршала Даву Наполеону, не заставил Наполео­
на отказаться от вторжения. Он успокоился: война начнется,
как он желал, его переходом через Неман. Русские растерянно
ждут. Сейчас же после вторжения будет новый Аустерлиц.
Александр не только опасался вымолвить графу Нарбопну
хоть одно слово, которое походило бы на капитуляцию перед
Наполеоном, но он считал даже самое присутствие Нарбонна в
Вильне компрометирующим. Нарбонн приехал в Вильну 18 мая,
говорил в этот день с царем, потом, 19 мая, снова говорил с ца­
рем, у которого и обедал. Но 20 мая утром к нему ни с того ни
с сего пришли граф Кочубей, Нессельроде и еще кое-кто из цар­
ской свиты «с прощальными визитами». Он вовсе не собирался
уезжать, когда ему принесли с царской кухни много великолеп­
ных, вкуснейших съестных припасов и вин «на дорогу». Только
463-

он приготовился удивиться этой новой непрошенной любезно­
сти, как все эти странности разъяснились: к графу Нарбонну
явился курьер, почтительно уведомивший его сиятельство, что
лошади для него «уже готовы» и в шесть часов вечера он мо­
жет уехать из Вильны.
Нарбонну оставалось только прямым путем отправиться из
Вильны к Наполеону в Дрезден. После его доклада о предстоя­
щей войне заговорили уже с абсолютной уверенностью.
7
Большинство дипломатов Европы верило в победу Наполе­
она. Но были налицо и такие факторы, которые если не урав­
нивали шансы, то все же должны были серьезно учитываться
обеими сторонами.
Во-первых, Испания. Правы были те современники, которые
утверждали, что начиная с 1808 г. Наполеон всегда мог бороть­
ся лишь одной рукой, потому что значительная часть сил оста­
валась в Испании. Вдумаемся хотя бы в тот факт, что когда На­
полеон подошел к Бородину, то вся бывшая при нем армия
была вдвое меньше той его армии, которая тогда же, осенью
1812 г., дралась и погибала в Испании.
Среди перехваченных в 1812 г. у французов бумаг была од­
на, относившаяся к 1810 г., доносившая Наполеону о беско­
нечной резне в Испании: «У Франции более 220 тысяч войска
в Испапии, а французы господствуют только в тех пунктах,
где стоят их войска. Не заметно никакого улучшения в общест­
венном мнении; никакой надежды на успокоение умов, па при­
влечение вождей, на покорение народа. Новые силы еще идут
к Пиренеям... 300 тысяч человек будут еще пущены в ход и,
может быть, погибнут в этой губительной войне. И, по мнению
людей самых осведомленных, самых преданных, наиболее ре­
шившихся содействовать целям императора, ему не удастся по­
корить полуостров со всеми силами своей империи» 20.
Так обстояло дело и в 1808 и в 1810 гг., так оно было и в
1812 г.
Вторым обстоятельством, менее важпым по существу, чем
«испанская язва», по тоже облегчавшим положение России,
был неожиданный поворот в шводокой политике. Наполеоповский маршал Бернадотт (князь Понте-Корво) был избран на­
следным принцем шведским. Любопытно, что в Швеции его из­
брали в 1810 г., думая этим угодить Наполеону, хотя на самом
дело эти два человека уже давно не терпели друг друга и Напо­
леон был только раздражен, когда это избрание состоялось.
Умный, ловкий, смелый, честолюбивый Бернадотт, как и мно­
гие другие маршалы Наполеона, начал службу в малепышх
/.64

чинах в начале Французской революции, и когда он в 1844 г.
скончался (ужо будучи королем шведским, Карлом XIV), то к
величайшему конфузу всего шведского двора, при его бальза­
мировании па его руке оказалась вытравленная надпись:
«Смерть королям!» Очевидно, он не предвидел, что ему суждено
будет сделаться основателем королевской династии.
Бернадотт сейчас же после появления своего в Швеции на­
чал сближаться с Александром. В этом ему помогала и значи­
тельная часть шведской аристократии, возмущенная самоуправ­
ством Наполеона, который простым распоряжением отнял у
Швеции так называемую шведскую Померанию, которой шведы
владели с XVII в. Александр обещал также способствовать
Швеции в приобретении Норвегии» 21.
Для России запастись нейтралитетом, а особенно дружбой и
союзом с Швецией было поистине очень важно. Слишком живо
стояло у всех в памяти, как в 1790 г., в разгар войны с турка­
ми, неожиданно в Финском заливе появился шведский флот
и в Петербурге был слышен грохот морской артиллерии.
Бернадотт, наследный принц шведский, уже давно забыл, что
он был когда-то наполеоновским маршалом, и никогда ве вспо­
минал, что он был когда-то солдатом Французской революции.
Для него Александр был другом, Наполеон—врагом, правда,
очень сильным, но все-таки не таким опасным, каким мог бы
стать Александр. От Наполеона Швецию охраняло море, на ко­
тором, как и па всех морях вообще, господствовали англичане.
А от Александра, да еще после присоединения Финляндии к
России, Бернадотта ничто не охраняло. И Бернадотт занял ре­
шительно дружескую позицию по отношению к России еще вес­
ной 1812 г. Бернадотт знал, что Наполеон очень раздражен
этим. Он предупреждал русского посланника в Стокгольме Сухтелена, что и ему, Бернадотту, и Александру грозит смерть от
подосланных из Парижа убийц. Однако Бернадотт предлагал
уже наперед военную помощь России, если русские дела пой­
дут очень плохо 22.
Много помог долу сближения России с Швецией один из са­
мых близких в это время к Александру людей — Армфельд.
Энергичный, очень неглупый, страстно ненавидевший Наполе­
она, перекочевавший к русскому двору и необычайно быстро
сблизившийся с Александром, швед Армфельд играл в Петер­
бурге перед взрывом войны 1812 т. очень большую роль. Что
он очень много способствовал важному соглашению между
Россией и Швецией — и подготовке этого дела и завершению
его.— это признали оба шведских представителя в 1811 и
1812 гг. (Шепбуш, а за ним его преемник в петербургском ди­
пломатическом корпусе Левенгольм). Армфельд, подталкивая
Александра к разрыву с Наоголеоиом, в то же время не скрывал
3 0 Е.В. Тарпе, т. Vii

465

от себя слабых сторон всего русского государственного орга­
низма: «Я веду открытую войну с господами министрами на­
счет всего, что касается администрации, финансов и таможни...
Надо быть здесь, на месте, надо войти в постоянные сношения
со здешними чиновниками, чтобы удостовериться в том, как
страна эта отстала от остального мира; русские чиповники,
это собрание медведей, или полированных варваров. Фридрих II
говорил, что Швеция на сто лет отстала от века; Россия помоему отстала на тысячу лет,— так писал он в доверительных
письмах из Петербурга.—23В России не существует законов,
которым бы подчинялись» .
Армфельд, замечу тут же, деятельнейшим образом вел ин­
тригу против Сперанского и способствовал больше всех внезап­
ной немилости и ссылке Сперанского.
26 (14) апреля 1812 г. в г. Эребро, в Швеции, была вполне
закончена эта крайне важная дипломатическая миссия: рус­
ский посланник Сухтелен и шведский наследный принц Бернадотт обменялись ратификацией соглашения. Отпыне Россия
могла не бояться влез annero нападения с севера, когда ей при­
дется бороться с Наполеоном на западной границе или в центре,
па московских путях.
Третьим благоприятным для России обстоятельством был
мир с Турцией.
Поездка графа Нарбонна в Вильну имела довольно неожи­
данные последствия, и притом крайне вредные для Наполеона,
на другом конце Европы, в Бухаресте, где в это время шли мир­
ные переговоры между Турцией и Россией. Русским уполномо­
ченным был Кутузов, турецким — великий визирь. Кутузов изо
всех сил спешил подписать мир, который освободил бы русскую
дунайскую армию и позволил бы ей вовремя явиться между
Днепром и Неманом для участия в грозной битве. Турки после
шестилетней войны с Россией были истощены, но все-таки еще
могли держаться, тем более что знали о готовящемся нападении
на Россию со стороны Наполеона. Если что смущало великого
визиря, то разве лишь опасение, что никакой войны между Рос­
сией и Наполеоном не будет, что состоится примирение, и тог­
да Россия все силы направит на Турцию. При этих условиях
Кутузов очень ловко использовал известие о поездке Нарбонна
в Вильну: турки удостоверились, что дело идет именно к при­
мирению России с Наполеоном, потому что зачем бы иначе На­
полеону было снова начинать переговоры с царем. 22 мая в Бу­
харесте был подписан мир между Россией и Турцией, и мир,
довольно выгодный для России: границей была объявлена река
Прут, Бессарабия оставалась за Россией, на Кавказе «исправ­
лялась граница» тоже в пользу России. От Молдавии и Вала­
хии Россия отказывалась, и обе провинции оставались в руках
466

Турции. Но самое главное, бесценное преимущество этого Бу­
харестского мира заключалось в том, что освобождалось не­
сколько десятков тысяч русских солдат, воевавших против Тур­
ции; теперь их можно было натравить на русско-австрийскую
границу против австрийского вспомогательного корпуса Шварценберга, который должен был вторгнуться в Россию одновре­
менно с войсками самого Наполеона. Неожиданно быстро по­
следовавшее (подписание русско-турецкого мира сильно подры­
вало ценность австрийской помощи Наполеону. Наполеон был
в ярости, называл турок болванами, и это еще был один из са­
мых вежливых эпитетов, которыми он их награждал после
Бухарестского мира.
Таковы были те сравнительно благоприятные условия, ко­
торые, казалось, давали России надежду на успешность обо­
роны от страшного противника. Но все-таки в Петербурге при
дворе, в высшем дворянстве царило смятение.
Мы можем лишь в общих чертах восстановить картину этих
настроений, потому что знаем о них больше всего от иностран­
цев. Русские современники мало писали об этом, а русские ис­
торики долгое время считали своим долгом давать вместо прав­
дивого беспристрастного анализа какую-то торжественно-теа­
тральную постановку с целью возвеличения патриотического
духа именно в «высших» классах русского общества в годину
нашествия. На самом же деле и Бернадотт в Швеции, и гер­
манские монархи, и датский двор получали одно донесение за
другим от своих официальных представителей и неофициальных
наблюдателей, и все эти донесения подчеркивали, что и сам
царь обеспокоен в высшей степени и, главное, вокруг него раз­
дражены и встревожены очень многие. Одни думают — и их
меньшинство,— что царь погубил Россию, рассорившись с На­
полеоном, а другие — и этих большинство — являются непримиримейшими врагами Наполеона, сочувствуют надвигающейся
войне, но почти единодушно считают, что Александру не спра­
виться с идущей на Россию грозой и что хорошо бы царя какнибудь устранить за его ненадобностью и слабостью и заменить
кем-нибудь более подходящим. Ипостранцы (швед Левенгольм,
например) ушам своим не верили, слушая все пересуды и раз­
драженные речи, громко, как ни в чем не бывало, произносив­
шиеся в петербургских аристократических салопах весной
1812 г.
Сперанский был брошен царем на съедение именно этим
влиятельным аристократам, видевшим слабость царя и подо­
зревавшим царя в том, что он может ^^х^

Глава

»

V

БОРОДИНО

1
о всемирной истории очень мало битв, которые могли
бы быть сопоставлены с Бородинским боем и по неслы­
ханному до той поры кровопролитию, и по ожесточен­
ности, и по огромным последствиям.
Наполеон уничтожил в этом бою почти половину
русской армии и спустя несколько дней вошел в Москву, и, не­
смотря на это, он не только не сломил дух уцелевшей части рус­
ского войска, но не устрашил и русского народа, который имен­
но после Бородина и после гибели Москвы усилил яростное
сопротивление неприятелю.
Какие силы стояли друг против друга на Бородинском поле,
когда занималась заря 7 сентября (н. ст.) 1812 г., одного из
наиболее кровавых дней в истории человечества?
Русская армия иод верховным начальством Кутузова распо­
лагала перед Бородинским сражением следующими силами.
Правым крылом и центром командовал Барклай де Толли. Пра­
вым крылом непосредственно командовал Милорадович, в рас­
положении которого было два пехотных корпуса: 2-й и 4-й
(19 800 человек) и два кавалерийских — 1-й и 2-й (6 тысяч че­
ловек), а в общем — 25 800 человек. Центром непосредственно
командовал Дохтуров, у которого был один пехотный и один
кавалерийский корпус (в общей сложности 13 600 человек).
Резерв центра и правого крыла состоял в непосредственном
распоряжении самого Кутузова (36 300 человек), а всего на
этом правом крыле и в центре с резервами было 75 700 человек.
Вся эта масса войск (правое крыло и центр) носила название
«1-й армии», потому что ядром ее была прежняя 1-я армия
Барклая. Левым крылом командовал Багратиоп, и так как яд­
ром войск этого левого крыла была та «2-я армия», которой
командовал Багратион до Смоленска, то и все левое крыло,
сражавшееся под Бородином, называлось по старой памяти
«2-й армией», а Багратион — «вторым главнокомандующим».

В

569

Левое крыло состояло из двух пехотных корпусов (22 тыся­
чи человек) и одного кавалерийского — 3800 человек, в общем
же у Багратиона было 25 тысяч человек, а резервы багратио­
новского левого крыла насчитывали 8300 человек. Следователь­
но, у Багратиона в общей сложности было к началу боя
34 100 человек, т. е. в 2'/г раза меньше, чем в 1-й армии. Кроме
этих регулярных войск с резервами, составлявших в общем
110 800 человек, к русской армии под Бородином присоедини­
лись 7 тысяч казаков и 10 тысяч ратников (смоленского и мо­
сковского ополчения). В общем у Кутузова под ружьем было
(без казаков) 120 800 человек. В его артиллерии было 640 ору­
дий. Эти цифры даются во многих источниках. Однако цифра,
даваемая Толем, несколько меньше: «В сей день российская
армия имела под ружьем линейного войска с артиллерией
D5 тысяч, казаков 7 тысяч, ополчения московского 7 тысяч и
смоленского 3 тысячи. Всего под ружьем 112 тысяч человек;
при сей армии 640 орудий артиллерии».
Энгельс в своей маленькой статье о Бородинской битве, ос­
нованной главным образом, как он сам указывает, на мемуарах
Толя, признает, что русская артиллерия в бородинский день
была сильнее французской и стреляла
более тяжелыми ядрами
(6—12 фунтов против 3—4 фунтов) 1. Исправная работа Туль­
ского и Сестрорецкого заводов и получение нового вооружения
из Англии помогли русской армии в борьбе против технически,
казалось бы, лучше снабженного противника. Во всяком случае
в 1812 г. не наблюдалось ничего похожего па позорную техни­
ческую отсталость русских войск сравнительно с французскими
во время Крымской кампании 1854—1855 гг.
К Бородину, по преувеличенным русским подсчетам, На­
полеон привел пять пехотных корпусов: 1-й, 3-й, 4-й, 5-й и 8-й,
четыре кавалерийских корпуса, старую и молодую гвардию.
В пехотпых корпусах было в общей сложности 122 тысячи че­
ловек, в четырех кавалерийских — 22 500 человек, в старой
гвардии — 13 тысяч, в молодой гвардии — 27 тысяч человек.
В общем у него было, по данным и исчислениям русского шта­
ба, 185 тысяч человек и более тысячи орудий. 1-м корпусом,
•самым большим из пяти корпусов (48 тысяч человек), коман­
довал маршал Даву, 3-м — маршал Ней (20 тысяч человек),
4-м — вице-король Италии Евгений Богарне (24 тысячи чело­
век), 5-м — князь Понятовский (17 тысяч человек), 8-м — ге­
нерал Жюно, герцог д'Абраытес (13 тысяч человек). Всей кава­
лерией командовал король неаполитанский Иоахим Мюрат
(22 500 человек). Ближайшим начальником всей гвардии, как
старой, так и молодой, считался сам император Наполеон
(40 тысяч человек), он же — главнокомандующий всей вели­
кой армии. Но непосредственно командиром старой гвардии
7)70

был маршал Мортье, а командиром молодой гвардии — Лефевр,
герцог Данцигский.
На самом же деле, по подсчетам участника и историка со
бытии 1812 г. Клаузевица, принятым теперь военной историо­
графией, когда Наполеон подошел к Смоленску, у него было
182 тысячи человек, а когда он подошел к Бородинскому нолю,
у него было 130 тысяч и 587 орудий. Остальные 52 тысячи были
потеряны для бородинского сражения: 36 тысяч Наполеон по­
терял в боях под Смоленском, на Валутиной горе, в мелких
боях и стычках от Смоленска до Шевардина, а также больными
и отставшими 2, 10 тысяч отправил в подкрепление витебского
гарнизона, б тысяч оставил в Смоленске. •
Цифры эти даются также французскими военными истори­
ками похода, у которых после критической проверки собствен­
но и взял их Клаузевиц.
2

Битва началась с нападения дивизии Дельзонна на деревню
Бородино. Деревня была в расположении правого крыла рус­
ской армии, которым командовал Барклай. Французы вытесни­
ли из деревни стоявших там егерей, и па берегу реки Колочи про­
изошла очень жаркая схватка. Барклай велел сжечь мост через
Колочу. Деревня осталась за французами, но это стоило очень
больших потерь не только русским егерям, но и пехоте Дель­
зонна.
С пяти часов утра самый яростный бой завязался на левом
крыле русской армии, где у семеновского оврага стоял Багра­
тион.
Наполеон направил сюда Даву, Мюрата и Нея, которому был
подчинен корпус Жюно. Первые атаки были отбиты русской
артиллерией и густым ружейным огнем. Маршал Даву упал,
контуженный в голову, лошадь под ним была убита. В первых
же атаках на позиции Багратиона у французов было перебито
очень много начальников — несколько генералов и полковых
командиров. Укрепления вокруг Семеновского, так называемые
«Багратионовы флеши», были сделаны наспех и с технической
стороны очень неудовлетворительно, но защита была такой яро­
стной, что об эти флеши с пяти часов утра до 11'/г безуспешно
и с ужасающими потерями разбивались все отчаянные нападе­
ния французов. Наполеон приказал уже к семи часам утра вы­
двинуть почти 150 орудий и громить этим огнем Багратионовы
флеши. После долгой артиллерийской подготовки Ней, Даву и
Мюрат с огромными силами (один Мюрат бросил на флеши
три кавалерийских корпуса) бросились на Семеновский овраг
и на флеши. Подавляющие силы налетели на дивизию Ворон571

цова, опрокинули и смяли ее, налетели на дивизию Неве­
ровского, смяли и ее тоже. Дивизия Воронцова была истребле­
на почти полностью, и сам Воронцов был ранен и выбыл из
строя. Неверовский сопротивлялся отчаянно, и его батальоны
не раз бросались в штыковой бой против напиравшей громад­
ной массы французов.
Мюрат, Ней, Даву послали к Наполеону за подкреплением.
Но он отказал, выражая неудовольствие тем, что флеши еще
не взяты.
Тогда на этом месте закипел кровопролитнейший бой. Баг­
ратион и французские маршалы несколько раз отбивали друг
у друга покрытые трупами людей и лошадей Семеновские фле­
ши. Для людей, наблюдавших в эти страшные часы князя
Багратиона, хорошо знавших его натуру, помнивших всю его
карьеру, в которой самое изумительное было то, что он какимто образом прожил до сорока семи лет, не могло быть сомнений,
что ira этот раз третьего решения быть не может: или флеши
останутся в руках Багратиона, или он сам выбудет из строя
мертвым или тяжело раненным.
Наполеон тоже не мог и не хотел отступить от своего наме­
рения, твердо решив сначала прорвать русское построение с его
левого фланга, а потом направить все усилия на центр.
На Багратиояовы флеши император направил уже не 130 и
не 150, как до сих пор, а 400 орудий, т. е. больше двух третей
всей своей артиллерии.
Велено было идти на новый общий штурм флешей. Баграти­
он решил предупредить врага контратакой.
«Вот тут-то и последовало важное событие,— говорит участ­
ник боя Ф'едор Глинка.— Постигнув намерение маршалов и
видя грозное движение французских сил, князь Багратион за­
мыслил великое дело. Приказания отданы, и вое лево>е крыло
наше по всей длине своей двинулось с места и пошло скорым
шагом в штыки». Русская атака была отброшена, и Даву отве­
чал коптратакой. Французские гренадеры 57-го полка с ружья­
ми наперевес, яе отстреливаясь, бросились на флеши. Они не
отстреливались, чтобы не терять момента, и русские пули коси­
ли их. «Браво, браво!» —с восторгом перед храбростью врага
крикнул навстречу 57-му полку князь Багратион.
Град картечи ударил с фрапцузской батареи в русских за­
щитников флешей.
В этот момент в Багратиона попал осколок ядра и раздробил
берцовую кость. Он еще силился скрыть несколько мгновений
свою рану от войск, чтобы не смутить их. Но кровь лилась и.?
раны, и он стал молча медленно валиться с лошади. Его успели
подхватить, положили на землю, затем упесли. То, чего он опа­
сался, во избежание чего пересиливал несколько секунд страпь
Ô72

ную боль, случилось: «В мгновение пронесся слух о его смерти,
и войско невозможно удержать от замешательства... одно об­
щее чувство — отчаяние! — говорит участник битвы Ермолов.-Около полудня (уже после исчезновения Багратиона — Е. Т.)
2-я армия (т. е. все левое крыло, бывшее под начальством Багра­
тиона — Е. Т.) была в таком состоянии, что некоторые части ее,
не иначе как отдали на выстрел, возможно было привести в по­
рядок» 3 .
Сейчас после атаки 2-й армии, отброшенной контратакой
французов, Федор Глинка увидел у подошвы пригорка ранено­
го генерала. Белье и платье на нем были в крови, мундир рас­
стегнут, с одной ноги снят сапог, голова забрызгана кровью,
большая кровавая рана выше колена. «Лицо, осмугленное по
ipoxoM, бледно, но спокойно». Его сзади кто-то держал, обхватин
обеими руками. Глинка узнал его. Это и был «второй главноко­
мандующий», смертельно раненный Багратион. Окружающие
видели, как он, будто забыв страшную боль, молча вглядывался
в даль и как будто вслушивался в грохот битвы. «Ему хочется
разгадать судьбу сражения, а судьба сражения становится со­
мнительной. По линии разнеслась страшная весть о смерти вто
poro главнокомандующего, и руки у солдат опустились» 4. Баг­
ратиона унесли, и это был критический, самый роковой момент
битвы. Дело было не только в том, что солдаты любили его, как*
никого из командовавших ими в эту войну генералов, исключая
Кутузова. Они, кроме того, еще и верили в его непобедимость.
«Душа как будтоотлетела от всего левого фланга после гибели
;)того человека»,— говорят нам свидетели.
Ярое бешенство, жажда мести овладели теми солдатами,
которые были непосредственно в окружении Багратиона. Ког
да Багратиона уже уносили, кирасир Адрианов, прислуживав
ший ему во время битвы (подававший зрительную трубу
и пр.), подбежал к носилкам и сказал: «Ваше сиятельство, вас
везут лечить, во мне уже нет вам надобности!» Затем, передают
очевидцы, «Адрианов в виду тысяч пустился, как стрела, мгно­
венно врезался в ряды неприятелей и, поразив многих, нал
мертвым».
В позднейшем донесении генерала Сен-При императору
Александру взятие французами Багратионовых флешей и ре­
дутов тоже объясняется тяжкой раной Багратиона и исчезно­
вением 'его, смертельно раненного, с поля. У русских было в на­
чале нападения па Семеновское всего 50 орудий, у французов
же с самого лачала больше сотни 5 .Чем больше свирепела борьба
вокруг флешей, тем больше французских орудий подъезжало к
маршалам, а русских к Багратиону. Атакуемые французами
пункты так быстро переходили из рук в руки, что артиллерия
обеих сторон не всегда успевала приноровиться ir иногда об573

стреливала по нескольку минут своих. Перед гибелью Багратио­
на и последним штурмом Багратионовых флешей этот неболь­
шой участок поля битвы обстреливался 400 французскими орудиями и 300 русскими. Теперь Наполеон повернул эти орудия
против батареи Раевского, стоявшей в центре позиций.
3

Левое крыло было сломлено. Багратион погиб. Кутузову до­
носили с разных пунктов битвы о тяжких потерях. Были убиты
два генерала братья Тучковы, Буксгевдеп, Кутайсов, Горчаков.
Солдаты дрались с поразительной стойкостью и падали тыся­
чами.
«В это время кавалерийские атаки беспрерывно сменялись
одпа другой и были столь сильны, что войска сходились целы­
ми массами, и потеря с обеих сторон была ужасная;
лошади изпод убитых людей бегали целыми табунами» 6,— пишет очеви­
дец геперал Никитин.
Как и под Смоленском, раненые до последней возможности
терпели муки и не уходили из строя, не слушаясь офицеров,
которые отправляли их в лазарет. Командный состав ничуть
не уступал в этот день солдатам.
Принц Евгений Вюртембергский, находившийся в русской
армии в день Бородина, передает поразивший его случай: ге­
нерал Мшгорадович приказал своему адъютанту Бибикову оты­
скать в разгаре битвы Евгения Вюртембергского и передать,,
чтобы Евгений ехал к Милорадовичу. Мы знаем из всех сви­
детельств, что артиллерийский грохот в течение всего этого
дня был ужасающий, больше, чем при Эйлау, больше, чем при
Ваграме, больше, чем в любой битве всей наполеоновской эпо­
пеи. Даже ружейные выстрелы не были слышны, совершенно
терялись в этом оглушительном орудийном громе и треске.
Очевидно, Бибиков не мог прокричать Евгению то, что было
велено, и он поднял руку, показывая, где находится Милорадович. В этот момент ядро оторвало у него руку. Бибиков, па­
дая с лошади, поднял
другую руку и показал снова, куда толь­
ко что показывал 7.
После взятия флешей вторым центральным моментом Бо­
родинской битвы стала борьба за так называемую кургапную
батарею, или батарею Раевского, стоявшую в центре русскогофронта, между левым и правым крылом. После взятия деревни
Бородино французами русские егеря выбили их, но затем сами
были выбиты. Бородино осталось за французами, и тогда вицекороль Италии Евгений перешел через реку Колочу и повел
атаку па курганную батарею. Эта центральная батарея Раев­
ского уже с 10 часов утра подвергалась ряду последовательных
атак.
574

Генерал Бонами штурмовым натиском овладел батареей
Раевского, но был выбит оттуда русскими. Второй раз он ов­
ладел ею и второй раз был выбит. Начальник штаба 6-го корпу­
са Монахтин получил две рапы штыком и успел еще крикнуть
солдатам перед третьим натиском французов, указывая на ба­
тарею: «Ребята, представьте себе, что это — Россия, и отстаи­
вайте ее грудью!» В этот момент пуля попала ему в живот, и
Монахтипа унесли с поля битвы. (Этот полковник, тяжко из­
раненный, прожил еще несколько дней. Узнав, что Кутузов ве­
лел оставить Москву неприятелю, Монахтин сорвал со своих
ран все повязки и вскоре скончался.)
Ермолов выбил дивизию Брусье из батареи Раевского и от
подступов к батарее. Раненный, исколотый штыками генерал
Бонами был взят в плен. Наполеон приказал во что бы то ни
стало отобрать батарею Раевского.
С двух часов дня Наполеон велел занять артиллерией те
позиции вокруг Семеновских флешей, которые были отняты
французами после гибели Багратиона. Страшный артиллерий­
ский огонь с этого пункта косил русские войска. Ядра рыли
землю, сметая людей, лошадей, зарядные ящики, орудия. Раз­
рывные гранаты выбивали по десятку человек каждая. Л одно­
временно уже ire только-с бывших Багратионовых флешей, но
и с правого фланга французская артиллерия била по батарее
Раевского и по отходившим от батареи русским войскам. Ни­
когда до этого дня русские солдаты и командный состав не
проявляли такого полнейшего пренебрежения к опасностям, к
витавшей вокруг них и косившей их огненной смерти. Барклай
(явно для всех искавший смерти в этот день) поехал вперед,
к месту, где страшнее всего был огонь, и остановился там. «Он
удивить меня хочет!» — крикнул Милорадович солдатам, пе­
регнал Барклая еще далее по направлению к французским ба­
тареям, остановился именно там, где скрещивался французский
огонь слева (от взятых уже французами Багратионовых флъшей) с огнем справа (от позиций вице-короля), слез с лошади
и, сев на землю, объявил, что здесь он будет завтракать. Такое
отчаянное молодечество было вообще свойственно Милорадовичу.
Солдаты бросались вперед, часто не ожидая приказа. Вот
показание очевидца, рисующее наступление второй легкой роты
гвардейской артиллерии в тот момент, когда эту роту двинули
вперед в самое страшное место, в сердцевину побоища. «Люди
роты были гораздо веселее под этим сильным огнем, чем в ре­
зерве, где их даром били».
Русская артиллерия отвечала убийственным огнем. Но
французский огонь все более и более свирепел: становилось оче­
видно, что Наполеон решил, во-первых, добиться взятия бата575

реи Раевского, а затем кончить дело победой в артиллерийском
поединке, расстроить огнем русскую армию я обратить 'ее в
бегство. Но ничего из этого не выходило. Русская армия ото­
двигалась в полном порядке.
Платов с казаками и командир 1-го кавалерийского корпуса
Уваров с кавалерией произвели по приказу Кутузова в самом
почти тылу Наполеона большую диверсию, которая па несколь­
ко часов спасла батарею Раевского. Платов и Уваров перешли
через Колочу, обратили в бегство французскую кавалерийскую
бригаду, стоявшую довольно далеко от центра битвы и вовсе не
ожидавшую нападения, и атаковали пехоту в тылу Наполеона.
Однако атака была отбита с потерями для русских. Уварову ве­
лено было отступать, Платов был отброшен. И все-таки этот
рейд русской кавалерии не только задержал конечную гибель
батареи Раевского, но и не позволил Наполеону удовлетворить
хоть отчасти вторую просьбу Нея, Мюрата и Дав у о подкрепле­
нии. Наполеон отвечал на эту просьбу словами, что он не мо­
жет на таком расстоянии от Франции отдавать свою гвардию,
что он «еще недостаточно ясно видит шахматную доску».
Но одной из причин отказа императора маршалам явилось,
.бесспорно, чувство некоторой необеспеченности тыла пос­
ле дерзкого, смутившего французов налета Уварова и
Платова.
Тотчас после отбития налета Платова и Уварова Наполеон
велел вице-королю Евгению я части кавалерии Мюрата во что
бы то ни стало штурмовать и взять батарею Раевского. После­
довала атака, встреченная отчаянным сопротивлением русских.
Раненые солдаты не уходили из строя, ожесточение было с обе­
их сторон неистовое, битва шла на самой батарее и между ба­
тареей и тем местом, где утром стоял Багратион: теперь левый
русский фланг был уже сильно отодвинут сначала Коновницыным, который сменил смертельно раненного Багратиона, и потом
Дохтуровым, сменившим Коновиицыпа.
В начале четвертого часа русские защитники батареи на
три четверти были перебиты, остальные отброшены. Батарея
осталась за французами.
Но русские не уходили с поля битвы, и их артиллерия не
умолкала. Русские ядра уже начали падать вблизи от импера­
тора и летать над его головой. Наполеон тогда приказал вы­
двинуть ближе к русскому огню несколько новых батарей гвар
дейской артиллерии. Но прошло несколько времени, и русские
ядра снова начали летать над Наполеоном и его свитой. Неко­
торые ядра на излете подкатывались к ногам Наполеона. «Он их
тихо отталкивал, как будто отбрасывал камень, который меша­
ет во время прогулки»,— говорит дворцовый префект де Боссэ,
бывший в эти часы в спите Наполеона. Угрюмое настроение и
576

плохо скрываемое беспокойство императора не проходили, и ни
гибель Багратиона и взятие Семеновских флешей, ни победа
над редутом Раевского нисколько не улучшали его настроение.
Никому не рассказал Наполеон о том, что он чувствовал, когда
кровавый день стал наконец потухать и солнце начало скры­
ваться за тучами. И Боссэ, и маршалы, и свита, и непрерывно
подлетавшие галопом с отчетами и за приказами адъютанты —
все видели мрачное и суровое лицо властелина, но никого он
не удостоил откровенности.
Наблюдал Наполеона в этот момент и французский гвардей­
ский полковой врач доктор де ла Флиз. «Русские хотели отнять
взятые редуты, но они оставили только пруды тел, пораженных
нашей картечью. Во все время сражения Наполеон не садился
на лошадь. Он шел пешком со свитой офицеров и не переставал
следить за движением на поле битвы, ходя взад и вперед по од­
ному направлению. Говорили, что он не садился на лошадь
оттого, что был нездоров. Адъютанты беспрестанно получали
от него приказания и отъезжали прочь. Позади Наполеона сто­
яли гвардия и несколько резервных корпусов. Мы были выстрое­
ны в боевой порядок, оставаясь в бездействии и выжидая при­
казаний. Полковая музыка разыгрывала военные марши, напо­
минавшие победные поля первых походов революции: «Allons,
enfants, de la patrie!» (Марсельезу), когда дрались за свободу.
Тут же эти звуки не воодушевляли воинов, и некоторые стар­
шие офицеры посмеивались, сравнивая обе эпохи. Я отдал ло­
шадь свою солдату и пошел вперед к группе офицеров, стояв­
ших за спиной императора. Перед нами расстилалось зрелище
ужасного сражения. Ничего не было видно за дымом из тысячи
орудий, гремевших беспрерывно. В воздухе подымались густые
облака одно за другим вслед за молниями выстрелов. По вре­
менам у русских взлетали ракеты, должно быть, сигналы, но
зпачение их для меня было непонятно. Бомбы и гранаты лопа­
лись в воздухе, образуя беловатое облачко; несколько порохо­
вых ящиков взлетели на воздух у неприятеля, так что земля
вздрогнула. Такого рода случаи гораздо реже встречаются у нас,
нежели у русских, потому что ящики у них дурного устройства.
Я несколько придвинулся к императору, который не переста­
вал смотреть в трубку на поле сражения. Он одет был в свою
серую шинель и говорил мало. Случалось, что ядра подкатыва­
лись к его нотам: он сторонился, так же как и мы, стоявшие
позади» 8 .
Очевидцы не могли никогда забыть бородинских ужасов.
«Трудно себе представить ожесточение обеих сторон в Боро­
динском сражении,— говорит основанная на показаниях сол­
дат и офицеров «История лейб-гвардии Московского полка».—
Многие из сражавшихся побросали свое оружие, сцеплялись
37 Е . В. Тарле, T.VII

577

друг с другом, раздирали друг другу рты, душили один другого
в тесных объятиях и вместе падали мертвыми. Артиллерия ска­
кала по трупам, как по бревенчатой мостовой, втискивая трупы
в землю, упитанную кровью. Многие батальоны так перемеша­
лись между собой, что в общей свалке нельзя было различить
неприятеля от своих. Изувеченные люди и лошади лежали
группами, раненые брели к перевязочным пунктам, покуда мог­
ли, а выбившись из сил, падали, но не на землю, а на трупы пав­
ших раньше. Чугун и железо отказывались служить мщению
людей; раскаленные пушки не могли выдерживать действия
пороха и лопались с треском, поражая заряжавших их артил­
леристов; ядра, с визгом ударяясь о землю, выбрасывали вверх
кусты и взрывали поля, как плугом. Пороховые ящики взлетали
на воздух. Крики командиров и вопли отчаяния на десяти раз­
ных языках заглушались пальбой и барабанным боем. Более
нежели из тысячи пушек с обеих сторон сверкало пламя и
гремел оглушительный гром, от которого дрожала земля на не­
сколько верст. Батареи и укрепления переходили из рук в
руки. Ужасное зрелище представляло тогда поле битвы. Над
левым крылом нашей армии висело густое черное облако от
дыма, смешавшегося с парами крови; оно совершенно затмило
свет. Солнце покрылось кровавой пеленой; перед центром пыла­
ло Бородино, облитое огнем, а правый фланг был ярко освещен
лучами солнца. В одно и то же время взорам представлялись
день, вечер и ночь».
Стремясь ускорить разгром и бегство русских, Наполеон
приказал кавалерии (кирасирам и уланам) ударить па русскую
пехоту, на корпус графа Остермана. Тяжко контуженный, Остерман выбыл из строя одним из первых, но его пехотинцы
встретили атаку французской кавалерии таким огнем, что
атакующие дрогпули. В этот момент на помощь пехотинцам
подоспели свежие гвардейские полки (кавалергарды и конный
полк), и французы были отброшены. Но затем последовал но­
вый общий штурм батареи Раевского, французская кавалерия
(саксонцы) ворвалась на батарею с тыла, а пехота вице-короля
Евгения бросилась па батарею густыми массами прямо в лоб.
Последовало страшное побоище, русские штыками сбрасывали
в ров взбиравшуюся пехоту. В плен на этот раз не брали ни с
той, ни с другой стороны. Забравшись на батарею, французы
перекололи всех, кого нашли там еще в живых. Это был послед­
ний большой акт Бородинской битвы. Артиллерия продолжала
греметь. Отдельные частичные конные атаки отбивались рус­
скими. Так, польская кавалерия Понятовского была отброшена
с тяжкими потерями. Речи не было не только о бегстве русской
армии, но даже об ее отступлении, несмотря на страшно поре­
девшие ряды.
578

Наступал вечер. Величайшая битва всей наполеоновской эпо­
пеи шла к копцу, но как паэвать этот конец? Это не было ясно
ли Наполеону, ни маршалам. Они на своем веку видели столько
настоящих, блистательных побед, как никто до них не видел,
но пап назвать победой то, что произошло только что в этот кро­
вавый день 7 сентября? Бюллетень можно было написать какой
угодно. Вот что писал, например, Наполеон императрице Ма­
рии-Луизе, своей жене, на другой день после битвы: «Мой доб­
рый друг, я пишу тебе на поле Бородинской битвы, я вчера раз­
бил русских. Вся их армия в 120 тысяч человек была тут. Сра­
жение было жаркое; в два часа пополудни победа была наша.
Я взял у них несколько тысяч пленных и 60 пушек. Их потеря
может быть исчислена в 30 тысяч человек. У меня было много
убитых и раненых» 9.
Но ведь никаких «тысяч пленных» Наполеон тут не взял:
I[лепных было всего около 700 человек. А письма к Марии-Луи­
зе были тоже свого рода маленькими «бюллетенями», рассчи­
танными на широкую огласку, и церемониться с истиной в них
так же не приходилось, как и в больших бюллетенях.
Чувство победы решительно никем не ощущалось. Марша­
лы разговаривал« между собой и были недовольны. Мюрат го­
ворил, что он пе узнавал весь день императора, Ней говорил,
что император забыл свое ремесло.
С обеих сторон до вечера гремела артиллерия ж продолжа­
лось кровопролитие, но русские не думали не только бежать, но
и отступать. Уже сильно темнело. Пошел мелкий дождь. «Что
русские?» — спросил Наполеон.— «Стоят па месте, ваше вели­
чество».— «Усильте огонь, им, значит, еще хочется,— распоря­
дился император.— Дайте им еще!»
Угрюмый, ни с кем не разговаривая, сопровождаемый свитой
и генералами, пе смевшими прерывать его молчания, Наполеон
объезжал вечером поле битвы, глядя воспаленными глазами па
бесконечные груды трупов. Император еще пе знал вечером,
что русские потеряли из своих 112 тысяч не 30 тысяч, а около
58 тысяч человек; он не знал еще и того, что и сам оп потерял
больше 50 тысяч из 130 тысяч, которые привел к Бородинскому
полю. Но что у него убито и тяжко ранено 47 (не 43, как пишут
иногда, а 47) лучших его генералов, это оп узнал уже вечером.
Французские и русские трупы так густо устилали землю, что
императорская лошадь должна была искать места, куда бы опут
стить копыто меж горами тел людей и лошадей. Стоны и вопли
раненых неслись со всех концов поля. Русские раненые порази­
ли свиту: «Они пе испускали пи одного стопа,— пишет один из
свиты, граф Сегюр,— может быть, вдали от своих они меньше
рассчитывали на милосердие. Но истинно то, что они казались
более твердыми в перенесении боли, чем французы».

Ha 58 тысяч убитых и тяжко раненных, потерянных рус­
ской армией, пленных русских оказалось всего 700 человек...
«Самое страшное из всех моих сражений — это то, которое я
дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными
одержать победу, а русские оказались достойными быть непо­
бедимыми»,— так говорил Наполеон уже незадолго до своей
смерти.
4

Бородино оказалось в конечном счете великой моральной
победой русского парода над всеевропейским диктатором.
Именно на бородинских полях начато было то неимоверно труд­
ное дело низвержения Наполеона, которому суждено было за­
вершиться лишь спустя три года на равнине Ватерлоо. Напо­
леон вечером первый отвел свои войска с поля битвы, еще до
приказа Кутузова об отходе. Отступала русская армия от Боро­
дина до Москвы и дальше в полном порядке. А самое глав­
ное —и тени упадка духа пе было в русских войсках. Нена­
висть и чувство мщения были сильнее, чем до Бородина. Эти
чувства, конечно, владели не всеми, но являлись бесспорно гос­
подствующими. Тут разноречий между очевидцами пет. Офи­
циальную версию о «великой победе под Москвой» француз­
ская историография заимствовала из предназначавшихся для
французской публики победоносных реляций императора. Не­
навидевшие Кутузова царь и его окружение, со своей стороны,
охотно приняли версию о поражении русской армии под Боро­
дином. В этой придворной атмосфере создавались реляции та­
ких людей, как Винценгероде. «Что бы ни говорили, по по­
следствия достаточно доказывают, что сражение (Бородин­
ское — Е. Т.) было проиграно. Армия, а особливо левый фланг,
понесли чрезвычайную потерю. Одна из причин, послуживших
к проигрышу сражения, произошла, как меня уверяли, от бес­
порядка, поселившегося в артиллерийском парке, после того
как убили графа Кутайсова; недостаток был также и в амуни­
ции, и не знали, где ее взять»,— так писал Винценгероде
Александру 13 сентября 1812 г. из села Давыдовки (близ Тару­
тина) . Ту же мысль высказывает царю в более скупых выра­
жениях и Роберт Вильсон (из Красной Пахры) в письме от
13 сентября. Эти же тепденции отразились в работах таких во­
енных теоретиков, как Клаузевиц или Жомини. Но интересно
то, что о «поражении» заговорили уже немного спустя, когда
сдана была Москва. В первый момент, вечером после битвы,
сами участники боя вовсе не считали себя побежденными. На­
против! Был момент, когда поверили, будто Кутузов завтра бу­
дет 'наступать.
580

Но потери оказались в самом деле неслыханными, ужасаю­
щими.
Темнота окончательно сгустилась над долиной побоища, и
неумолкавшие стоны и вопли раненых, брошенных на поле и
французами и русскими, неслись оттуда всю ночь. И всю ночь
горели огни на всех пригорках, к которым отошел штаб Куту­
зова и куда собирались уцелевшие части русской армии.
«Мрачную ночь, следовавшую после кровопролитного боя,
употребили на то, чтобы с помощью лагерных огней, расстав­
ленных на высотах и служивших точками соединения, распо­
ложить паши войска в другую позицию» 10,— пишет Барклай
де Толли. Всю ночь подходили и подползали к этим сигнальным
огням измученные, израненные люди; всю ночь и все утро шли
первые, приблизительные подсчеты потерь. От этих подсчетов
зависело то решение, которое немедленно обязан был принять
Кутузов.
Утром общая картина была ясна. Действительность оказа­
лась страшнее самых худших опасений.
Самым кровавым сражением всей наполеоновской эпопеи
считалась до Бородина битва при Эйлау 8 февраля 1807 г., и ни
с какой другой битвой Бородино современники вообще и не
сравнивали. Но очевидцы даже и этого сравнения не допускали.
Вот что писалось через три дня после Бородина: «Все говорят,
что сражение при Прейсиш-Эйлау не может иметь с ним (Бо­
родинским боем — Е. Т.) никакого сравнения, потому что все
поле покрыто трупами» и .
«Под Бородином русских выбыло из строя около 58 тысяч
человек, половила сражавшейся армии. От гренадерской диви­
зии Воронцова из 4 тысяч человек уже к трем часам дня оста­
лось 300 человек. В Ширванском полку из 1300 человек оста­
лось 96 солдат и трое офицеров» 12. Были батальоны и
роты, истребленные почти целиком. Были и дивизии, от кото­
рых осталось в конце концов несколько человек. Были корпуса,
больше походившие по своей численности уже не на корпуса,
а на батальоны. Но у нас все-таки, повторяем, есть ряд показа­
ний, что вечером 7 сентября, когда ночная темпота оборвала бой,
а русская армия осталась стоять на поле битвы, никто ни среди
солдат, ни среди командного состава не считал сражение проиг­
ранным. Напротив, громко говорили о победе, о завтрашнем на­
ступлении на французов... и тут лишпий раз оправдалось ста­
рое изречение: побежденным бывает только тот, кто чувствует
и признает себя побежденным.
Русская армия, половина которой осталась лежать па Бо­
родинском поле, и не чувствовала и не признавала себя побеж­
денной, как не чувствовал и не признавал этого и ее полково­
дец;. Он видел то, чего никакие Винценгероде, Клаузевицы и
581

Жомини видеть и понять не могли: Бородино окажется в ко­
нечном счете великой русской победой.
Но чувствовал себя побежденным и русский народ, в его па­
мяти Бородино осталось не как поражение, а как доказатель­
ство, что он и в прошлом умел отстоять свою национальную
независимость от самых страшных нападений, умеет это делать
в настоящем и сумеет это сделать и в будущем.

4

^v^pç^^T

Глава

VI

ПОЖАР МОСКВЫ

i

та

емного отойдя от поля битвы, откуда несся нещрерыв
ный тысячеголосый хор стонов и воплей раненых,
брошенных обеими сторонами на произвол судьбы,
и откуда уже начало доноситься зловоние от разла•
'' гающихся трупов, французская и русская армии
несколько часов простояли в бездействии. Шли подсчеты и про­
верка подсчетов, выяснение результатов побоища.
Один корпусный командир за другим, один адъютант за
другим являлись к Кутузову, и то, что они ему докладывали,
было так страшно, что старый фельдмаршал тогда же оконча­
тельно решил сдать Москву, не пытаясь уже задержать Напо­
леона. Точнее сказать, он увидел, что теперь ему позволят
•сдать Москву без повой битвы. 6-й, 7-й, 8-й корпуса были поч­
ти полностью уничтожены. Другие части понесли значи­
тельные потери. Вместе с тем Кутузов узнал, что наполеонов­
ская гвардия совсем цела, так как не принимала участия в бит­
ве. Днем 8 сентября Кутузов также узнал, что Наполеон обхо­
дит своим правым крылом левый русский фланг. Задерживаться
дальше, не давая битвы, становилось просто невозможным,
а биться сейчас было тоже невозможно. Кутузов решил отсту­
пать на Москву. Новые и повые дополнительные сведения ripaдом сыпались в течение всего этого дня.
Утром 8 сентября фельдмаршал 'велел армии отходить от
Бородина по прямой линии Московской дороги. Это было нача­
лом гениально задуманного и блистательно выполненного Куту­
зовым марша-маневра на Тарутино, который является одной
из главных исторических заслуг фельдмаршала.
Кутузов отступал от Бородипа на Можайск, Землино, Лужинское, Нару, Вязёмы, Мамоново.
На другой день после Бородина, 8 сентября, в 12 часов дня
Наполеон приказал Мюрату со своей кавалерией идти за рус583

сними. На правом фланге от Мюрата шел корпус Понятовского,
направляясь к Борисову, на левом — вице-король Италии
Евгений, направляясь к Рузе, а за M юра том в почти непосред­
ственной близости шли по той же столбовой Московской дороге,
прямо на Можайск, корпус Нея, корпус Даву, на некотором
расстоянии молодая гвардия и наконец старая гвардия с самим
Наполеоном. Остальные войска шли позади старой гвардии.
То, что произошло с тысячами раненых в Смоленске, повто­
рилось в более грандиозных размерах после Бородина. Множе­
ство брошенных на произвол судьбы русских и французов
сгорело живьем. «Страшное впечатление,— по словам очевидца,
офицера великой армии,— представляло по окончании боя поле
Бородинского сражения при полном почти отсутствии санитар­
ной службы и деятельности. Все селения и жилые помещения
вблизи Московской дороги были битком набиты ранеными обеих
сторон в самом беспомощном положении. Селения погибали от
непрестанных, хронических пожаров, свирепствовавших в райо­
не расположения и движений французской армии. Те из рапеных, которым удалось спастить от огня, ползали тысячами у
большой дороги, ища средств продолжать свое жалкое существо­
вание» 1. Вооруженные крестьяне уже начали беспощадно рас­
правляться с отстающими французами. Конечно, попадавшихся
в руки французских отрядов русских крестьян, подозреваемых
в нападениях, немедленно приканчивали без всякого суда.
Ожесточение в народе росло >не по дням, а по часам в эти
роковые дни, и фельдмаршал должен был с этим так или иначе
считаться. Не сразу решился он сказать о сдаче Москвы.
В эти же шесть дней, 8—14 сентября, между отходом от
Бородина и занятием Москвы французами, Кутузов не переста­
вал делать вид, что он хочет дать новое сражение и только
ищет позиции, и не переставал говорить слова, которым сам
не придавал значения.
«Кутузов пикогда не полагал дать сражение на другой день,
но говорил это из одной политики. Ночью я объезжал с Толем
позицию, на которой усталые воины наши спали мертвым
сном, и он (Толь — Е. Т.) донес, что невозможно думать идти
вперед, еще менее защищать с 45 тысячами те места, которые
заняты были 96 тысячами, особенно когда у Наполеона целый
гвардейский корпус не участвовал в сражении. Кутузов все это
знал, но ждал этого донесения и, выслушав его, велел немедлен­
но отступать»,— так говорит ординарец Кутузова князь Голи­
цын, всю ночь после Бородина объезжавший кровавое поле.
Мюрат с кавалерией теснил русский арьергард, «опроки­
дывая его на армию», по выражению Вияценгероде, а на тре­
тий день после Бородина, 9 сентября (28 августа), пришли
известия, что Наполеон велел вице-королю Евгению пойти с
584

четырьмя пехотными дивизиями и 12 кавалерийскими полками
в Рузу; другими словами, правому флангу отступающей рус­
ской армии про зил обход 2.
Кутузову все-таки, по-видимому, казалось нужным что-то
такое сделать, чтобы хоть на миг могло показаться, что за
Москву ведется вооруженная борьба. Вдруг ни с того пи с сего,
когда Милорадович отступал с арьергардом под жестоким
давлением главных французских сил, 13 сентября приходит
бумага от Ермолова. В этой бумаге, по повелению Кутузова,
во-первых, сообщается, что Москва будет сдана, а, во-вторых,
«Милорадовичу представляется почтить древнюю столицу
видом сражения под стенами ее». «Это выражение взорвало
Милорадовича,— говорит его приближенный и очевидец
А. А. Щербинин.— Он признал его макиавеллистическим и
отнес к изобретению собственно Ермолова. Если бы Милорадо­
вич завязал дело с массою сил наполеоновских и проиграл бы
оное, как необходимо произошло бы, то его обвинили бы, сказав:
«Мы вал! предписали только маневр, только вид сражения» 3.
Современники ровно ничего не могли понять в этом полней­
шем противоречии между одновременными словами и поступ­
ками Кутузова после Бородина. «Не понимаю, как это несчаст­
ное сражение могло хотя на минуту обрадовать вас. Хотя, по
словам лиц, в нем участвовавших (некоторых я встречала), это
не потерянное сражение, однако-же на другой день всем яспы
были его последствия. В Москве напечатали известия, дошед­
шие до нас, в которых говорилось, что после ужасного крово­
пролития с обеих сторон ослабевший неприятель отступил на
восемь верст, но что для окончательного решения битвы в поль­
зу русских на следующий день, 27-го (8-го сентября), сделают
нападение на французов, дабы принудить их к окончательному
отступлению, каково и было официальное письмо Кутузова к
Ростопчину, которое и поместили в печатном известии. Вместовсего этого 27-го (8 сентября) наши войска стали отступать,
и доселе пе известна причина этого неожиданного отступления..
Тут кроется тайна. Быть может, мы ее когда-нибудь узнаем,
а может, и никогда; но что верно и в чем мы не можем сомне­
ваться, это в существовании важной причины, по которой Куту­
зов изменил план касательно 27-го числа (8 сентября), торжест­
венно им объявленный вечером 26-го числа (7 сентября)»,—
писала М. И. Волкова своей подруге В. И. Ланской.
Но вот уже русская армия, т. е. то, что от нее осталось после
Бородина, стала подходить почти вплотную к Москве. Следова­
ло немедленно и окончательно высказать громогласно, что Мо­
сква будет отдана Наполеону без новой битвы. Кутузов пе очень
был уверен в своих генералах. Бепнигсен, павязанный ему Алек­
сандром, уже от самого Бородина не переставал, щеголяя
585

патриотическими фразами, указывать па недопустимость сдачи
Москвы. От Ермолова, неискреннего, двуличного, всегда с кам­
нем за пазухой, никогда не симпатизировавшего фельдмаршалу,
трудно было ждать большой поддержки. Коповницын, Дохту­
ров в этом случае были на стороне Бешштсена. Барклай мог бы
быть поддержкой, но в эти дни Барклай был полон горечи и оби­
ды. Он только своей жене писал искренне в эти дни, после от­
ставки, и с поля Бородинской битвы и после сдачи Москвы. Но,
к его негодованию, кто-то перехватывал его письма. «Я не пони­
маю, что это значит, что тебе не отдали письма, которое я тебе
написал вечером после сражения 20-го (т. е. Бородина) и от­
правил с тем же фельдъегерем, который вез письмо Кутузова
к его жене. Я не понимаю, как можно задерживать семейные
письма. Это гнусности, которые следует прибавить ко многим
другим, какие делаются». В письмах к жене Барклай утверж­
дает, что только он спас армию до Бородина, что в тот момент,
когда его сменили, он стоял на выгоднейшей позиции и готов
был сразиться с наступавшими французами. Последующие
письма к жене (дошедшие и до потомства) оп посылал через
английского комиссара, бывшего при Кутузове, и поэтому уж
не стеснялся. «Единственная милость, которую я умоляю ока­
зать мне,— это быть избавленным от пребывания здесь (в ар­
мии — Е. Т.), все равно каким способом...» 4 «...Если не постара­
ются загладить вину — и большую вину — по отпошению ко
мне,— я решил более не рисковать быть убитым, чтобы за это
только навлекать на себя унижения» 5.
Вошли в деревню Фили. В четвертом часу дня 13 сентября
1812 г. в избе крестьянина деревни Фили Севастьянова Куту­
зов приказал командующим крупными частями генералам со­
браться на совещание. Прибыли Беппигсен, Барклай де Толли,
Платов, Дохтуров, Уваров, Раевский, Остерман, Коновпицын,
Ермолов, Толь и Лапской. Милорадовича пе было: оп неотлуч­
но был при арьергарде, наблюдавшем за наседающими фран­
цузами. Кутузов предложил па обсуждение вопрос: принять ли
новое сражение, или отступить за Москву, оставя город Напо­
леону? Тут же он высказал и свою скрываемую до сих пор
мысль: «Доколе будет существовать армия и находиться в со­
стоянии противиться неприятелю, до тех пор сохраним надежду
благополучно довершить войну, но когда уничтожится армия,
погибнут Москва и Россия». Беннигсен высказался за битву,
Барклай — за отступление. Дохтуров, Уваров, Коповницын под­
держали Беннигсена. Ермолов тоже поддержал его с ничего не
значащими чисто словесными оговорками. Протокола пе велось,
и не ясно, как в точности высказывались Платов, Раевский,
Остерман и Ланской. Совет продолжался всего час с небольшим.
'Фельдмаршал, по-видимому, довольно неожиданно для присут.586

ствующих вдруг оборвал заседание, поднявшись с места, и за.явил, что приказывает отступать.
У нас есть еще одно показание о совете в Филях, оно идет
кружным путем — из Англии. В Англии с напряженнейшим
интересом ждали более точных известий о Бородине. Одним
из самых обстоятельных и первых пришедших в Англию отче­
тов было письмо, полученное графом С. Р. Воронцовым, сын ко­
торого участвовал и был ранен в битве. «Бородинский день пс
был решительным ни для той, ни для другой армии. Поте­
ри должны быть одинаковы с обеих сторон. И потеря русской
армии чувствительна вследствие количества офицеров, выбыв­
ших из строя, что необходимо влечет за собою дезорганизацию
полков». Из этого письма мы узнаем некоторые детали о воен­
ном совете в Филях. Там говорится, что Остерман спросил Беннигсепа, ручается ли он за успех в случае новой битвы под
Москвой, па что Беннигсен ответил, что, не будучи сумасшед­
шим, нельзя па такой вопрос ответить утвердительно 6. На этом
совете Кутузов между прочим сказал: «Вы боитесь отступления
через Москву, а я смотрю на это как па провидение, ибо это
спасает армию. Наполеон — как бурный поток, который мы
еще не можем остановить. Москва будет губкой, которая его
всосет» 7. Но когда фельдмаршал закончил совещание, встав
и объявив: «Я приказываю отступление властью, данной мне
государем и отечеством»,— и вышел вон из избы, он был подав­
лен тем, что только что сделал,— это было ясно всем, наблюдав­
шим его.
В остальные часы этого дня, после совещапия, Кутузов пи
с кем не говорил. Вернувшись вечером к себе в избу на ночлег,
Кутузов не спал. Несколько раз за эту ночь слышали, что он
плачет. Не только в тот момент у него не было никакой настоя­
щей поддержки в ближайшем окружении (солидарность с пим
Барклая была отрицательным, а не положительным условием
в этом отношении), но уже по поведению Ермолова, который за
несколько часов до совета был за отступление, а потом перемет­
нулся на сторону Беннигсена, фельдмаршал понимал, конечно,
что попал в то положение зачумленного, в котором был Барклай
до Царева-Займища. Зная людей, Кутузов едва ли и рассчиты­
вал на то, что кто-нибудь его поддержит перед тем главным и
самым сильным из его врагов, который находился в петербург­
ском Зимнем дворце. Но никто даже из не любивших его пе
приписывал его потрясенного состояния в этот момент мотивам
личной боязни или личного стыда; все его дальнейшее пове­
дение показало, что он делал дальше то, что считал нужным,
действовал гораздо самостоятельнее, чем когда-либо в жизни,
и меньше всего боялся раздражать царя. Окружающие объясня­
ли его ночные слезы болью за Москву и страхом за Россию, по587

тому что на одно его высказывание, что потеря Москвы не есть»
еще потеря России, его свита вспоминала несколько его преж­
них утверждений, что гибель Москвы равносильна гибели Рос­
сии. «По моему мнению, с потерей Москвы соединена потеряРоссии»,— все знали эти слова Кутузова, написанные им 30 ав­
густа в письме к Ростопчину еще из Гжатска. Было о чем по­
думать в эту бессонную ночь.
Уже в сумерках 13 сентября армии стало известно о реше­
нии фельдмаршала; об этом ей сообщили генералы, бывшие в
Филях на совещании. «Уныние было повсеместное»,— пишет
очевидец. Рядовое офицерство и солдаты были совсем сбиты с
толку всеми этими категорическими заявлениями главнокоман­
дующего о том, что Москва ни за что не будет сдана, и внезап­
ным (результатом военного совета в Филях. «Я помню, когда
адъютант мой Линдель привез приказ о сдаче Москвы, все умы
пришли в волнение: большая часть плакала, многие срывали с
себя мундиры и не хотели служить после поносного отступле­
ния, или лучше, уступления Москвы. Мой генерал Бороздин ре­
шительно почел приказ сей изменническим и не трогался с
места до тех пор, пока не приехал на смену его генерал Дохтуров.
С рассветом мы были уже в Москве. Жители ее, не зная еще
вполне своего бедствия, встречали нас как избавителей; но
узнавши, хлынули за нами целою Москвою! Это уже был не ход
армии, а перемещение целых народов с одного конца света на
другой» 8,— так пишет человек, лично переживавший эти на­
строения.
Авангард русской армии 12 сентября остановился у Поклон­
ной горы, в двух верстах от Дорогомиловской заставы. В Мо­
скве, откуда непрерывным потоком тянулись экипажи и обозы
и ехали и шли тысячи и тысячи жителей, покидая город,—
хотя все еще распространялись слухи, что Кутузов готовит но­
вую битву,— в Москве лишь очень немногие знали о решении,
принятом 13 сентября в деревне Фили на совещании генералов.
Начальствующие лица получили информацию, что основных
мнений, точных практических предложений на военном советебыло высказано три: что Беннигсен предложил дать новую
битву Наполеону и этим попытаться спасти Москву, что Барк­
лай предложил отступать к г. Владимиру, несколько человек го­
ворили об отступлении к Твери, чтобы воспрепятствовать воз­
можному движению Наполеона на Петербург. Знали уже, что
Кутузов заявил в конце совета, что сражепия он не даст, а от­
ступит, предоставив Москву Наполеону. Но отступить он решил
не па север, а на старую Калужскую дорогу. Русским войскам
сообразно с этой волей главнокомандующего было приказано
пройти улицами Москвы и выйти через Коломенскую заставу.
С раннего утра 14 сентября русская армия непрерывным мар588

шем проходила через столицу. На рассвете первые эшелоны
уходящей русской армии один за другим вступали в Москву и
по Арбату и нескольким параллельным Арбату улицам прохо­
дили к юго-восточной части города, направляясь к Яузскому
мосту.
Испуганное, растерянное, молчаливое население, точнее, те
кто не мог или еще не успел выехать, толпились по краям улиц
и площадей и смотрели на уходящее войско. Солдаты шли угрю­
мо, не разговаривая, глядя в землю. Очевидцы говорят, что не­
которые в рядах плакали.
Первые части отступающей русской армии еще только всхо­
дили па Яузский мост, когда командовавший арьергардом гене­
рал Милорадович получил известие, что французская кавалерия
вступает в Москву через Дснрогомиловскую заставу.
Милорадович командовал арьергардом отступавшей от Бо­
родина армии, и генерал Капцевич, полк которого был самым
задним в арьергарде, с трудом уходил от наседавшего Мюрата.
Милорадович получал от Капцевича одно за другим известия,
что неприятель стремится отрезать арьергард от города. Други­
ми словами, 2 кавалерийским корпусам, 10 казачьим полкам и
12 орудиям конной артиллерии грозил плен. Милорадовичу уда­
лось снестись с Мюратом, и, уверив того, что народ в Москве
будет отчаянно биться вместе с войсками, если французы не
дадут русской армии спокойно пройти через Москву, Милора­
дович задержал на четыре часа Мюрата в 7 верстах от Москвы,
и арьергард вошел в Москву и прошел через нее спокойно.
Все это дало возможность многим тысячам и тысячам жите­
лей покинуть Москву, но uè спасло ни арсенала, где «прекрас­
ные новые ружья достались неприятелю», ни магазинов и скла­
дов хлеба, сукон и всякого казенного для армии довольствия 9 .
Все это досталось неприятелю.
Два батальона московского гарпизона, вливаясь уже в самом
городе в отступающую мимо Кремля главную армию, уходили
с музыкой. «Какая каналья велела вам, чтобы играла музы­
ка?» — закричал Милорадович командиру гарнизона генераллейтенанту Брозину. Брозин ответил, что по уставу Петра Ве­
ликого, когда гарнизон оставляет крепость, то играет музыка.
«А где написано в уставе Петра Великого о сдаче Москвы? —
крикнул Милорадович.— Извольте велеть
замолчать
му­
зыке!» 10
Русская армия непрерывным потоком проходила через Мо­
скву. Кутузов посмотрел на свою молчаливую свиту и сказал:
«Кто из вас знает Москву?» Вызвался только один, состоявший
при нем ординарцем 20-летний князь Голицын. «Проводи меня
так, чтобы, сколько можно, ни с кем не встретиться» " . Кутузов
ехал верхом от Арбата по бульварам до моста через Яузу, через
589

который уходила армия, а за нею несметные массы населения.
И здесь-то ждала его именно та встреча, которой он менее всего
мог желать. Ростопчин был на мосту, стараясь навести поря­
док. Свидание было сухою, Ростопчин начинал говорить, но Ку­
тузов не отвечал, а приказал скорее очистить мост для прохода
войск. Он пересел в дрожки. «По выезде из Москвы светлейший
князь велел оборотить лицом к городу дрожки свои и, облокотя
на руку голову, поседевшую в боях, смотрел с хладнокровием
на столицу и на войска, проходившие мимо него с потупленным
взором, они в первый раз, видя его, не кричали ура» 12.
День и ночь и следующий день бесконечные людские пото­
ки устремлялись из Москвы через Яузский мост. Кутузов вел
русскую армию на юг, к Красной Пахре, а от Красной Пахры —
на старую Калужскую дорогу. Когда вечером в деревне Уоне
он сидел и пил чай, окруженный крестьянами, и когда они с
ужасом показали ему на зарево пылающей вдали Москвы, Ку­
тузов, ударив себя по шапке, сказал: «Жалко, это правда, но
подождите, я ему голову-то проломаю...» 13
Бегство из Москвы, и бегство массовое, шло уже несколько
дней подряд. В Москве все заставы были запружены населеиием, бегущим уже после первых слухов о результатах Боро­
динской битвы и об отступлении русской армии к Можайску.
Толпы народа, растерянные, потрясенные идущей на них гро­
зой, теснились целыми днями на улицах. Одни считали, что
Москва погибла, другие верили до последней минуты, что Ку­
тузов даст еще одно сражение под степами столицы. Десятки
и десятки тысяч людей бежали изМосквы, окружая армию, опе­
режая армию, разливаясь людскими реками по всем дорогам,
идя и без дороги, прямиком по пашне. Долгими днями продол­
жалось это бесконечное бегство. Все дороги к востоку от Москвы
по всем направлениям на десятки верст были покрыты беглеца­
ми. Население громадной столицы превратилось в скитающихся
без пристанища кочевников. Вот что творилось утром 20 сентяб­
ря в нескольких верстах от Рязани: «Только мы выехали на
равнипу, то представилось нам зрелище единственное и жало­
стное: как только мог досягать взор, вся Московская дорога по­
крыта была в несколько рядов разными экипажами и пешими,
бегущими из несчастной столицы жителями; одни других выпереживали и спешили, гонимые страхом, в каретах, колясках,
дрожках и телегах, наскоро, кто в чем мог и успел, с глазами
заплакапными и пыльными лицами, окладенпые детьми различ­
ных возрастов. А и того жалостпее: хорошо одетые мужчины
и женщины брели пешие, таща за собой детей своих и бедный
запас пропитапия; мать вела взрослых, а отец в тележке или за
плечами тащил тех, которые еще не могли ходить, всяк вышел
наскоро, не приготовясь, быв застигнут нечаянно, и брели без
590

цели и большей частью без денег и без хлеба. Смотря на эту
картину бедствия, невозможно было удержаться от слез. Гул
от множества едущих и идущих был слышен весьма издалека
и, сливаясь в воздухе, казался каким-то стоном, потрясающим
душу... А по другим трактам — Владимирскому, Нижегород­
скому и Ярославскому — было то же, если не более...» и
2

Вся тяжесть оставления Москвы именно в эти дни, когда
еще не начался пожар столицы, обострила до крайности пла­
менную ненависть к Кутузову со стороны человека, которого
фельдмаршал не любил и не уважал, но который в этот момент
казался ответственным перед людскими массами, терявшими
имущество, терявшими жизнь, терявшими в паническом бегст­
ве и сумятице детей.
Этим человеком был Федор Васильевич Ростопчин, москов­
ский генерал-губернатор. Его бешенство против Кутузова не
знало меры; он всячески его порочил и писал на него доносы
царю. 14 септября 1812 г. он попал в невозможное и позорно
нелепое положение прежде всего в глазах несчастных беглецов,
и ему понадобилось найти козла отпущения. И он убил в этот
день человека, которого он принес в жертву во имя спасения
самого себя.
Федору Васильевичу Ростопчину в 1812 г., когда он был
назпачен «главнокомандующим в Москве» (или в просторечии
генерал-губернатором), было уже без малого 50 лет. Он вы­
шел в люди при Павле, который сделал его министром, в пер­
вые десять лет царствования Александра был в отставке, в
1810 г. стал камергером, а в 1812 г.— московским «главноко­
мандующим». Это был человек быстрого и недисциплинирован­
ного ума, остряк (не всегда удачный), крикливый балагур,
фанфарон, самолюбивый и самоуверенный, без особых способ­
ностей и призвания к чему бы то ни было. Когда нашествие На­
полеона стало явственно и близко угрожать Москве, Ростопчин
взял на себя роль своеобразного демагога-патриота. Он стал
издавать особые «афишки», которые разносились, рассылались
и развешивались на улицах. Писал он эти афишки бойким язы­
ком с лихими мнимонародными вывертами. Пошлость этих про­
изведений заключалась в их очевиднейшей надуманности,
искусственности и неискренности. Дома с женой, офранцужен­
ной католичкой, он говорил только по-французски, со своими
друзьями тоже говорил по-французски, русской литературы он
совсем не знал, и хотя умер в 1826 г., нет никаких признаков,
чтобы он подозревал, например, о существовании Пушкина
или Жуковского. И этот-то великосветский барин вздумал при­
кинуться каким-то бойким московским мастеровым, да еще
591

-таким, который разговаривает не натощак, а уже успев слегка
додвыпить. Ни малейшего впечатления его нелепые афишки
на народ не производили.
Выдумывал он и еще разные столь же нелепые затеи. Возил­
ся он, например, в это время с некиим Леппихом, проходим­
цем, прибывшим из Германии и уверявшим, что он может вы­
строить воздушный шар, на котором подымется над француз­
ской армией. Намекалось, что можно так и Наполеона самого
при случае изничтожить.
Леппихом и его шаром очень интересовался и царь. У нас
есть позднейшее показание, исходящее от Аракчеева, о том,
что царь будто бы хотел этой затеей несколько успокоить, от­
влечь и развлечь умы, но что сам будто бы в эту шарлатанскую
проделку не верил 15. Но Ростопчин во всяком случае ворил в
Леппиха. Сам шарлатан, сам авантюрист в душе, Ростопчин с
полной симпатией отнесся к находчивому немцу, который щресерьезно уверял его записочками изо дня в день, что вот-вот
еще немного нужно потерпеть и еще денег дать, и шар того и
гляди полетит. А тогда — конец Бонапарту. У Ленпиха была к
Наполеону антипатия не только за нашествие на Россию:
в 1811 г. он предлагал свой шар в Париже Наполеону, но тот
приказал выслать Ленпиха вон из пределов Французской им­
перии. В Москве ему больше повезло.
Французы так и называли Лепниха «механик-шарлатан».
Они нашли в доме Ростопчина документы, показывающие, что
граф верил Леипиху и, по-видимому, платил ему очень много.
Леппих, например, коротенькой записочкой от 30 июля 1812 г.
требует у Ростопчина 12 тысяч рублей. Сохранилось также
письмо Ленпиха, уже от 24 августа (ст. ст.), за два дня до
Бородина («изобретатель» все еще не достиг ровно ничего):
«Ваше сиятельство не можете представить, сколько встретил
я затруднений, приготовляя баллон к путешествию. Но зато вот
уже завтра непременно полетит». Ростопчин в особой афишке
уведомлял московский народ: «Здесь мне поручено от государя
было сделать большой шар, на котором 50 человек полетят,
куда захотят, и по ветру и против ветра, а что от сего будет —
узнаете и порадуетесь. Если погода будет хороша, то завтра
или послезавтра ко мне будет маленький шар для пробы. Я вам
заявляю, чтобы вы, увидя его, не подумали, что это от злодея,
а он сделан к его вреду и погибели». Выманив достаточно ка­
зенных денег, Леппих как-то бесследно улетучился даже без
помощи шара, который, конечно, никуда от земли не отлучался
и отлучиться не мог, потому что его и не было. Московский на­
род на эту шарлатанскую проделку с шаром (как и на афиш­
ки Ростопчина) не обращал, по всем заявлениям очевидцев, ни­
какого внимания.
592

Ростопчин обнаруживал в дни перед Бородином и после Бо­
родина кипучую деятельность: то хватали и публично наказыва­
ли плстыо или розгами людей, заподозрен] [ых в том, что они —
иностранные шпионы, то делались официальные успокоитель­
ные сообщения о том, что Бонапарту в Москве не быть, то вы­
возилась часть казенного имущества. Правда, Ростопчин оправ­
дывался потом заявлениями Кутузова, что до последней капли
крови будут драться под Москвой и Москвы не сдадут. Беспо­
коился Ростопчин не только по поводу Наполеона. Ростопчин
был одним из тех русских высших сановников, для которого сло­
во «Россия» и слова «крепостное право» сливались воедино, в од­
ну вполне неразрывную двуединую сущность. Он уже давнымдавно, еще с 1806 г., не переставал предупреждать Александра,
что Наполеон — смертельный враг именно потому, что «сосло­
вие слуг» в России связывает с его именем какие-то надежды.
Он и в 1807 г. предварял, что основная цель русской «черпи» —
истребление благородного дворянства. И теперь, в 1812 г. в
Москве, оп боялся бунта, выискивал агитаторов-«мартинистов»,
выслал из Москвы почт-директора Ключарева, подозревал куп­
цов-старообрядцев в тайных симпатиях к Наполеону. Наконец
энергично ухватился за дело Верещагина. Для характеристики
плачевного состояния исторических изысканий о 1812 г. приво­
дим повторяющуюся с давних пор (и теперь повторяемую)
нелепую версию, почитаемую за истину.
Купеческий сын Верещагин (так обыкновенно излагается
дело) «неревел на русский язык два газетных сообщения о На­
полеоне, а именно: письмо Наполеона к прусскому королю и
речь Наполеона к князьям Рейнского союза в Дрездене». На са­
мом дело Наполеон и письма такого к королю пе писал и с речью
к князьям Рейнского союза не обращался. Да и не мог говорить
такой вздор (в Дрездене!) и не мог писать какой-то нелепый
набор фраз прусскому королю («вам объявляю мои намерения,
желаю восстановления колонии, хочу исторгнуть из политиче­
ского ее (!) бытия» и т. д.). Ведь эти две странные, курьезно
безграмотные «прокламации» никогда ничего общего с Напо­
леоном не имели, а сочинены (как Верещагип в конце концов
и признал) самим Верещагиным. Мы знаем, что он не только
сообщил эти свои произведения товарищу своему Мешкову, но.
по-видимому, размножил их и разослал.
Таким образом, должно признать, что это было либо поступ­
ком умственно ненормального человека, либо преступным но
замыслу, хотя и вполне бессмыслепным по выполнению дей­
ствием.
В архивных делах я нашел и полную (рукописную) копию
этих двух документов и вместе с тем любопытное указание на
то, что списки с этого «перевода» Верещагина попадали и в про3 8 Е . В. Т а р л е . т . У П

SOQ

»индию. «4 июля 1812 г.,— доносит 15 июля саратовский про­
курор министру юстиции,— в Саратове появились списки будто
с письма французского императора князьям Рейнского союза,
в котором, между прочим, сказано, что он обещается через шесть
месяцев быть в двух северных столицах». Следствие обнаружи­
ло, что «сей пасквильный список» получен 2 июля из Москвы
саратовским купцом Архипом Свиридовым от его сына, служив­
шего в Москве приказчиком у купцов Быковских, торгующих
бумажным товаром. Этих списков было несколько: «все те спис­
ки, у кото таковые были, полицией тотчас отобраны и вос­
прещено иметь оные». Но так как вслед за тем в «Московских
ведомостях» было опубликовано об аресте Верещагина и Меш­
кова, то эта статья газеты и объявлена всем жителям столицы ,6.
Верещагин и Мешков были арестованы и сидели в Москве в
тюремном замке. Трагедия разыгралась 14 сентября, в день бег­
ства Ростопчина из его московского дворца.
Возня с шаром Леппиха, афишки, устные беседы, шумиха с
высылкой (абсолютно ни в чем не повинного) почт-директора
Ключарева — все это не заслоняло от глаз Ростопчина надвигаю­
щегося по Смоленской дороге страшилища. Что делать?.. Ростоп­
чин то возмущался «барынями», убегающими из Москвы, то под
рукой поощрял начинающуюся эвакуацию. По-видимому, он в
самом деле был убежден, что русская армия остановит Наполео­
на. Он ликовал когда произошла смена Барклая Кутузовым. Из­
редка он заговаривал, что в самом крайнем случае лучше сжечь
Москву, чем отдать ее Наполеону.
Ровно за три недели до вступления французов в Москву.
граф Ростопчин писал Багратиону (24 августа 1812 г.): «Я не
могу себе представить, чтобы неприятель мог прийти в Москву.
Когда бы случилось, чтобы вы отступили к Вязьме, тогда я
примусь за отправление всех государственных вещей и дам на
волю каждого убираться, а народ здешний, по верности к госуда­
рю и любви к отечеству, решительно умрет у степ московских,
а если бог ему не поможет в его благом предприятии, то, следуя
русскому правилу: не доставайся злодею, обратит город в пепел,
и Наполеон получит вместо добычи место, где была столица.
О сем недурно и ему дать знать, чтобы он не считал на миллио­
ны и магазины хлеба, ибо он пайдет уголь и золу». Но народу он
говорил не о сожжении Москвы, а о том, что французам Москвы
не видать.
Ростопчин писал в своих афишках: «Я жизнию отвечаю, что
злодей в Москве но будет, и вот почему: в армиях 130 тысяч вой­
ска славного, 1800 пушек и светлейший князь Кутузов истинно
государев избранный воевода русских сил и надо всеми началь­
ник, у него сзади неприятеля генералы Тормасов и Чичагов, вме­
сте 85 тысяч славного войска, генерал Милорадович из Калуги

гт

пришел в Можайск с 36 тысячами человек пехоты, 3800 кавале­
рии я 84 пушками и т. д. А если мало этого для погибели злодея,
тогда уж я скажу: Ну, дружина московская! пойдем и мы, пове­
дем 100 тысяч молодцов, возьмем иверскую божию матерь да
150 пушек и кончим дело все вместе». Чувствуя явно, что хватил
через край, московский генерал-губернатор к концу афишки как
бы несколько смутился: «Прочитайте! Попять можно все, а тол­
ковать нечего!» Народ не «толковал», а просто ни одному слову
этих балаганных зазываний не верил. Никак не удавалось гра­
фу, говорившему по-французски правильнее, чем по-русски, при­
кинуться разбитным раешником или веселым ряженым святоч­
ным дедом.
Не довольствуясь своими афишками, Ростопчин повадился,
и духе доброго калифа Гаруиа-аль-Рашида арабских сказок, гу­
лять запросто пешком по Москве и, заговаривая с «народом»,
т. е. с купцами и одетыми попроще в русское платье людьми,
лгать им напропалую о том, что русские дела идут великолеп­
но и что злодею (т. е. Наполеону) никогда в Москве не быть.
Ню он тут убедился, что среднего москвича среднему генералу
никак не удастся обмануть. «Мое присутствие привлекало много
лиц из купечества и простого народа, с которым я заговаривал
запросто, сообщая им какие-нибудь добрые вести, которые они
потом шли распространять по городу. Надо быть весьма осто­
рожным с этими людьми,— не без грусти прибавляет Ростоп­
чин,— потому что никто не обладает большим запасом здравого
смысла, как русский человек, и опи часто делали такие замеча­
ния и вопросы, которые затруднили бы и дипломата, наиболее
искусившегося в словопрениях». Это и не мудрено. Московские
«бородачи», которых Ростопчин так хвалит за патриотизм и за
здравый смысл, конечно, не могли в самом деле принимать за
чистую монету все легкомысленные бравады и небылицы, кото­
рые им преподносил генерал-губернатор. Он, ненавистник фран­
цузов, ближе был — некоторыми чертами, по крайней мере,
своей психики — к худшему типу марсельца, южного француза,
к болтуну, хвастуну, говоруну, легкомысленному вралю, чем к
среднему москвичу, до которого ежедневно тысячами путей до­
ходили вести, одна тревожнее другой, о страшной грозе, идущей
на родину, о несущемся па Москву урагане, путь которого оза­
ряется пожарами, охватившими чуть не пол-России. Генералгубернаторское бойкое и хвастливое устное лганье с прибауточками имело, конечно, так же мало успеха, как и его печатные
разухабистые выходки. Все это было ни к чему. Русский народ
действительно любил СБОЮ родину, и что общего могло быть у
него с этим легкомысленным барином, клубным остряком, луч­
ше всего чувствовавшим себя в Париже, где он и прожил потом
почти до самой смерти?

Ростопчин в нелепых своих печатных балагурствах категори­
чески обещал, что французы в Москву не придут. Выдуманный
им «московский мещанин Карнюшка Чихирин», тот самый, кото­
рый, «выпив лишний крючок», «рассердился и разругал сквер­
ными словами всех французов», давал Москве следующие увере­
ния, обращаясь к злодею Бонапарту: «Ну, как же тебе к нам
забраться? Не только Ивана Великого, да и Поклонной во сне
не видать!.. Не наступай, пе начинай, а направо кругом да до­
мой ступай! И знай из роду в род, каков русский народ!» И вот
Наполеон стоит со свитой на Поклонной горе и смотрит на
Москву, а он, Ростопчин, должен бежать из Москвы без огляд­
ки. Положение генерал-губернатора было трудное.
Ростопчин был вне себя, узнав о совете в Филях и о беспово­
ротном решении Кутузова.
Из Москвы начиналось повальное бегство; последнее воз­
звание Ростопчина было понято как сигнал к всенародному
ополчению, к битве у Поклонной горы. Узнав, что никакой бит­
вы не будет, (раздраженная, растеряпная народная толпа сгу­
щалась около генерал-губернаторского дома. Настала ночь,
последняя ночь перед сдачей Москвы. Но и ночь не принесла
покоя.
В 11 часов вечера 13 сентября, накануне вступления фрапцузов в Москву, к Ростопчину явились герцог Ольденбургский
и принц Вюртембергский. Они явились к Ростопчину со стран­
ной просьбой: чтобы ou отправился к Кутузову и убедил бы его
не сдавать Москву неприятелю. Ростопчин довольно резонно
посоветовал им самим это сделать, тем более что один из них
приходится царю двоюродным братом, а другой —- дядей. «Припцы сообщили мне, что они ходили к князю Кутузову, но что
он спал и их не впустили. После многих сожалений и стро­
гих осуждений князя Кутузова они ушли, оставив меня про­
никнутого горестью и пораженного оставлением Москвы».
На другой день в 10 часов утра Ростопчин велел подать се­
бе экипаж. Но его уже поджидали, бежать из Москвы оказалось
не так просто. Толпа людей, очень большая, с раннего утра
стояла у дворца. Человек, который теперь покидал Москву на
произвол судьбы, уверял месяцами эту толпу, что он сюда зло­
дея не пустит. И вот злодей сегодня войдет в Москву, а Ростоп­
чин трусливо убегает!
«Озлобленная чернь бросилась к генерал-губернаторскому
дому, крича, что ее обманули, что Москву предают неприяте­
лю. Толпа возрастала, разъярялась все более и стала звать к
ответу геперал-губернатора. Поднялся громкий крик: «Пусть
выйдет к нам! Не то доберемся до него!» Ростопчин вышел к
народу, который «встретил его сердитыми восклицаниями»,—
так говорит об этом моменте Каролина Павлова со слов, конеч596

но, своего отца К. Яниши и других москвичей, переживших
это время.
Около дворца и уже поданного экипажа запахло кровью.
Ростопчин сразу сообразил, чья кровь может спасти его. Он ве­
лел привести Верещагина из тюрьмы и предложил народу рас­
травиться с ним. Но народ молчал. Ростопчин тогда велел двум
унтер-офицерам убить Верещагина и, отвлекши внимание тол­
пы трупом убитого, умчался из Москвы.
О своем деянии Ростопчин в таких выражениях доносил,,
спустя полтора месяца, министру юстиции: «Что касается до
Верещагина, то изменник сей и государственный преступник
был пред самым вшествием злодеев наших в Москву предав
мною столпившемуся пред ним народу, который, видя в нем
глас Наполеона и предсказателя своих несчастий, сделал из
него жертву справедливой своей ярости». Тут Ростопчин так же
лжет, как он лгал и дальше в течение всей своей жизни о своем
преступлении; только в своих записках он сказал правду о том,
кто убил Верещагина: «Приказав привести ко мне Верещагина
и Мутона и обратившись к первому из них, я стал укорять его
за преступление, тем более гнусное, что он один из всего мо­
сковского населения захотел предать свое отечество. Я объя­
вил ему, что он приговорен сенатом к смертной казни и дол­
жен понести ее, и приказал двум унтер-офицерам моего конвоя
рубить его саблями. Он упал, не произнеся ни одного слова.
Тогда, обратившись к Мутону, который, ожидая той же участи,
читал молитву, я сказал ему: «Дарую вам жизнь, ступайте к
своим и скажите им, что негодяй, которого я наказал только что,
был единственным русским, изменившим своему отечеству».
Он тут не лжет в главном, т. е. не отрицает, что вовсе не
народ, а он, Ростопчин, убил Верещагина, но и тут не признал­
ся, конечно, в мотиве личной трусости, толкнувшем его на это.
«Психология» этого убийства не очень сложна: Ростопчин
в день вступления французов в Москву оказался перед лицом
оставшихся (да и выехавших) в позорном и смешном положе­
нии: не говоря уже о его нелепых, пошло-хвастливым языком
написанных «афишках», ведь и официальные его печатные и
устные заверения до последнего часа, что Москва «ни за что»
не будет сдана, вся эта шумиха патриотических слов, все само­
хвальство — все это возбуждало теперь против него, нелепого,
легкомысленного генерал-губернатора, справедливое негодова­
ние московских жителей. Ему нужно было прикинуться, будто
Москва в самом деле ни за что не была бы сдана, но вот в по­
следнюю минуту вдруг «оказалось», что Москва погибает из-за
внутренней измены, из-за Верещагина.
Пока толпа терзала и топтала труп убитого по приказу Рос­
топчина Верещагина, сам Ростопчин поспешил подобру-поздо597

рову убраться из города иод защиту армии Кутузова, уже вы­
ходившей из города. Тут-то и произошла та встреча Ростопчина
с Кутузовым у Яузского моста, о которой я упоминал выше.
Сам Ростопчин в своих воспоминаниях рассказывает яв­
ную небылицу, будто при этой встрече Кутузов ему сказал:
«Могу вас уверить, что я не удалюсь от Москвы, не дав сра­
жения». А он, Ростопчин, будто бы «ничего не отвечал ему, таккак ответом на нелепость может быть только какая-нибудь глу­
пость». Не говоря уже о том, что никто вообще, ни в частности
князь Голицын, бывший тут же, ничего подобного пе слышал
(а князь Голицын — свидетель, которому свойственно было гово­
рить правду, как Ростопчину свойственно было лгать), вся сцена
вообще абсолютно неправдоподобна: Ростопчин был для Кутузо­
ва совсем незначащей величиной, и оправдываться перед ним,
да еще нелепыми обещаниями, фельдмаршалу было решитель­
но не к чему, а, как мы знаем из других показаний, Ростопчин
что-то спросил у Кутузова, но тот ровно ничего ему не ответил и
не обратил на него никакого внимания. Кутузов, когда бывал
раздражен, умел и самого Александра Павловича осадить при
всей своей царедворческой ловкости. Стал ли бы он церемонить­
ся с Ростопчиным, человеком без малейших боевых заслуг, толь­
ко что еле ускользнувшим от возмущенного и обманутого им
народа и во всю прыть примчавшимся искать спасения тут гденибудь, неподалеку от дрожек фельдмаршала? Еще для Ростоп­
чина не настал момент, когда он мог писать Кутузову злобнооскорбительные письма.
Уцелевшие бородинские бойцы, многие еще не оправившиеся
от ран, еле волоча ноги, другие исхудалые, худо кормленные, уг­
рюмо глядя в землю, молча проходили мимо фельдмаршала. Бег­
лецы из города принесли к вечеру известие, что французы уже
заняли Кремль.
3

9 сентября Наполеон был в Можайске. Его простуда все еще
не проходила. Только 12 сентября он вышел из Можайска. Он
догонял армию, которая безостановочно двигалась к Москве.
Авангард уже подходил к Поклонной горе, когда император до­
гнал его. Это было 13 сентября.
Ночь с 13 на 14 сентября Наполеон провел в селе Вязёмах.
Ночью и утром французский авангард проходил мимо Вязём по
дороге в Москву. Даст ли Кутузов бой па возвышенностях, окру­
жающих Москву, было еще не ясно для императорского штаба.
Мы видели, впрочем, что до конца совета в Филях это и для
русского штаба было не очень ясно.
Верхом, в сопровождении свиты, очень медленным аллюром,
предшествуемый разведчиками, Наполеон утром 14 сентября
598

ехал к Поклонной горе. Маршалы следовали поодаль; раздраже­
ние и обида против императора, не давшего им гвардию, чтобы
довершить бородинскую победу, у них еще не проходили. Напо­
леон с ними, впрочем, мало и заговаривал в эти дни, а, по при­
дворному этикету, начинать разговор с его величеством но собст­
венной инициативе не полагалось.
Было два часа дня, когда Наполеон со свитой втэсхал на По­
клонную гору, и Москва сразу открылась их взорам. Яркое солн­
це заливало весь колоссальный, сверкавший бесчисленными зо­
лочеными куполами город. Шедшая за свитой старая гвардия,
забыв дисциплину, тесня и ломая ряды, сгущалась па горе, и
тысячи голосов кричали: «Москва! Москва! Да здравствует им­
ператор!» И опять: «Москва! Москва!» Въехав на холм, Напо­
леон остановился и, не скрывая восторга, воскликнул тоже:
«Москва!» Очевидец и соучастник граф Сегюр заметил тут, что
и маршалы сразу забыли свою обиду и, «опьяненные энтузиаз­
мом славы»1, бросились к императору с поздравлениями: «Вот
наконец этот знаменитый город!» Наполеон сказал: «Пора,
пора!» Наполеон даже в этот миг упоения победой и гордыней
не забывал, чего стоило добраться до этой великой европейскоазиатской красавицы.
Ни Милан, ни Венеция, ни Александрия и Каир, ни Яффа,
ни Вена, ни Берлин, ни Лиссабон, ни Мадрид, ни Варшава, пи
Амстердам, ни Рим, ни Антверпен — ни одна столица, куда
входили победителями его войска, не имела в его глазах и в гла­
зах >его армии такого огромного политического значения, как
эта древняя русская Москва, соединительное звено Европы и
Азии, ключ к мировому владычеству. В Москве император ждал
просьбы смирившегося Александра о мире, армия ждала теплых
квартир, изобильного провианта, всех удобств и всех наслажде­
ний огромного города после мучительного похода с его полуго­
лодными рационами, отсутствием питьевой воды, палящим зно­
ем, постоянными стычками с упорным и храбрым врагом.
Люди, пережившие эти часы на Поклонной горе, генералы
ли свиты и гвардии, простые ли гвардейцы, говорили потом, что
для них это была кульминационная точка похода 1812 г.; они
готовы были поверить, что сопротивление русского народа слом­
лено и что подписание перемирия, а затем и мира вопрос дней.
Солнце начало между тем склоняться к западу. Мюрат с
кавалерией уже вошел в город и параллельпым потоком не­
сколько левее Мюрата в Москву вливался корпус итальянского
вице-короля Евгения. Наполеон хотел принять депутацию от го­
рода тут, на Поклонной горе, и знал, что Мюрат и Евгений
прежде всего, войдя в соприкосновение с московскими властями
и московским населепием, должны прислать эту депутацию с
ключами от города. Но никакой депутации не являлось. Эта
599

странность стала понемногу предметом разговора между свит­
скими генералами и офицерами, а потом и между гвардейцами.
Вдруг совсем невероятная новость распространилась сначала в
гвардии, а потом в свите и дошла немедленно до Наполеона:
никакой депутации от жителей не будет, потому что никаки.х
жителей в Москве нет. Москва покинута всем своим населением.
Это известие показалось Наполеону настолько диким, настоль­
ко невозможным, что он в первую минуту просто не поверил
ему. Наконец Наполеон решил покинуть Поклонную гору, и он
подъехал со свитой к Дорогомиловской заставе. Затем он при­
казал графу Дарю подойти к нему: «Москва пуста! Какое неве­
роятное событие! Следует войти туда. Ступайте и приведите мне
бояр!» У Наполеона, по-видимому, осталось впечатление от
докладов его шпионов, что высшие аристократы в России назы­
ваются и формально «боярами», вроде того как в Англии лор­
дами.
Одпако Дарю, съездив в город, никаких «бояр» оттуда не
привел. Он только подтвердил, что город пуст, жители исчез­
ли. «Но таково было упорство Наполеона, что он упрямился и
ждал еще. Наконец один офицер, решив понравиться или буду­
чи убежден, что все, желаемое императором, должно было со­
вершиться, проник в город, захватил пять или шесть бродяг,
довел их, подталкивая их впереди себя своей лошадью, до само­
го императора и изобразил, что это он привел депутацию. По
первому же ответу этих несчастных Наполеон увидел, что перед
ним — только жалкие поденщики»,— говорит очевидец, тоже
обожающий Наполеона, 17но наиболее из всех этих обожателей
правдивый, граф Сегюр .
Этот нелепый маскарад мог, конечно, только разозлить и
оскорбить Наполеона: «О, русские не знают еще, какое впечат­
ление произведет на них взятие их столицы!» — воскликнул он.
Некоторое время он не двигался от заставы. Он ждал известий
от Мюрата, который должен был первым подойти к Кремлю и
занять его.
Мюрат со своим штабом и кавалерией вступил в Москву в
середине дня. Еще накануне между ним и Милорадовичем со­
стоялось соглашение: Мюрат, начальник французского авангар­
да, обязывался не беспокоить уходящую через город русскую
армию, Милорадович, начальник русского арьергарда, обязывал­
ся не предпринимать со своей стороны никаких враждебных
действий. Поэтому Мюрат пе побоялся растянуть свою конни­
цу по бесконечно длинному и узкому Арбату, хотя в случае со­
противления русским легко было нанести страшные потери
этому растянутому узкому строю и решительно задержать его
движение вперед. Все было тихо, глухо, мертво. Кое-где на уг­
лах пересекающих Арбат переулков стояло по нескольку чело600

век. Французы передавали йотом, что им странно и дико было
ощущать себя среди громадного города, двигаясь мимо окон и
дверей бесчисленных домов бесконечных улиц, как в пустыне.
Угадывалось, что люди не спрятались, а что эти дома и дворы
пусты, что никого в городе нет. На самом деле несколько ты­
сяч человек (подсчетов сколько-нибудь точных не было и быть
не могло) разного люда осталось в Москве. Тут были, во-пер­
вых, просто не успевшие бежать или не имевшие к тому ника­
ких материальных средств и возможностей, во-вторых, ино­
странцы (французы, швейцарцы, итальянцы, поляки, немцы),
надеявшиеся на благосклонность победителя, в-третьих, руские солдаты, отчасти дезертиры, отчасти случайно, по своей
вине или без вины, застрявшие в Москве. Но эти несколько
тысяч человек тонули и исчезали в пустоте огромного мертвого
города.
Кавалерия шла осторояшо, опасаясь засады, внезапного на­
падения ждали на каждом углу. Но молчание царило и час и
другой, пока бесконечными потоками французская армия вли­
валась в город. Только когда головной отряд кавалерии Мюрата
подошел к Кремлю, оттуда из-за запертых ворот раздалось не­
сколько выстрелов. Французы ядром выбили ворота и картечью
перебили нескольких человек, там оказавшихся. До сих пор не
выясяепо, что это были за люди. Трупы их были куда-то вы­
брошены, и установлением их личности никто не занялся. Ког­
да французы ворвались в крепость, то один из защитников с
необычайной яростью бросился на французского офицера, ста­
раясь задушить его, и зубами прокусил ему руку. Он был убит,
как и остальные. Конечно, подобпый эпизод не мог задержать
французов перед Кремлем. Крепость была занята.
Перед вечером Наполеону было дано знать и от Мюрата, и
от Понятовского, и от Евгения, что город занят французскими
войсками без сопротивления. Было уже поздно, и Наполеон ре­
шил провести эту первую ночь в Москве (с 14 на 15 сентября)
не в Кремле, а в одном из брошенных домов у Дорогомилов­
ской заставы, где он находился со свитой после того, как поки­
нул Поклонную гору. Император был очень мрачен. «Какая
страшная пустыня!» 18 — воскликнул он, глядя на мертвые ули­
цы. Совсем не так он въезжал во все европейские столицы и в
столицу африканскую, Александрию. Еще перед его отходом ко
сну в дом, занятый им, явились один за другим несколько адъю
тантов и ординарцев. Они прибыли из разных далеких одна от
другой частей города, а между тем докладывали об одном и том
же: в городе начинаются пожары. Наполеон далеко не сразу
уразумел истинный смысл и размеры того явления, о котором
ему докладывали. У него сначала составилось такое представ­
ление, что это солдаты его армии, рассеявшись по городу, гро601

мят брошенные дома и но их неосторожности возникают пожа­
ры. Он призвал маршала Мортье, которого назначил в этот день
военным губернатором Москвы, и грозно приказал ему немед­
ленно прекратить грабежи, о которых уже начали доходить до
него многочисленные сведения. «Вы мне отвечаете своей голо­
вой за это!» — прибавил император.
Он еще не успел заснуть, когда в третьем часу ночи ему со­
общили, что горит уже центральный квартал, Гостиный двор,
средоточие московской торговли, и что загораются дома, куда
пикто из французских солдат не только не входил, по где и
поблизости еще никаких французов не было. Бушевал ветер,
искры сыпались густым огненным дождем и зажигали соседние
здания. Взошло солнце, и при дневном свете вместо зарева по­
жаров над городом носились клубы дыма.
Когда Наполеон проезжал утром 15 сентября из Дорогоми­
лова в Кремль, где решил поселиться, Москва со своими велико­
лепными дворцами и храмами поразила его почти так же, как
с Поклонной горы. Эти впечатления разделяли с ним его мар­
шалы и, насколько можно судить из случайно дошедших доку­
ментов, также все люди армии. Вот, например, первые впечат­
ления очевидца, офицера интендантского ведомства наполео­
новских войск, которые мы узнаем из его позднейшего письма,
писанного в Москве 15 октября (и перехваченного казаками).
Он пишет о вступлении французов в Москву, т. е. о событии,
бывшем за месяц до того: «Мы вошли в город с надеждой най­
ти там жителей и отдохнуть от дурных бивуаков, но там нико­
го не было, кроме французов и иностранцев, которые не хотели
уходить вслед за русскими. Все было спокойно, и ничто но пред­
вещало ужасных событий, которые должны были последовать.
При входе в Москву меня охватило удивление, смешанною с вос­
хищением, потому что я ожидал увидеть деревянный город,
как многие о том говорили, но, напротив, почти все дома ока­
зались кирпичными и самой изящной и самой новой архитек­
туры. Дома частных лиц похожи па дворцы, и все было бога­
то и великолепно. Нас поместили в очень хорошей квартире» 19.
О ярких и в общем положительных впечатлениях, произве­
денных Москвой в самые первые дни ее оккупации, говорит так­
же первое письмо, которое Наполеон написал императрице из
Москвы на третий день после вступления своего в столицу:
«Город так же велик, как Париж. Тут 1600 колоколен и боль­
ше тысячи красивых дворцов, город снабжен всем. Дворянство
уехало отсюда, купцов также принудили уехать, народ остал­
ся... Неприятель отступает, по-видимому, на Казань. Прекрас­
ное завоевание — результат сражения под Москвой» 20.
Почему Наполеон думал тогда, что «народ» остался, неиз­
вестно. Вскоре он убедился, что и «народа» в Москве почти во602

все нет, если не считать прячущихся но углам в разных частях
необъятного города, в общем кучку в несколько тысяч че­
ловек.
Французы буквально не могли поверить своим глазам, бро­
дя по громадной столице и видя, что она пуста. Зловещее и ди­
кое это было впечатление. «Вступая вслед за нехотой, я прохо­
дил через громадные площади и улицы. Я заглядывал в окна
каждого дома и, не находя ни одной живой души, цепенел от
ужаса. Изредка мы встречали (французские — Е. Т.) кавалерий­
ские полки, мчавшиеся во весь опор по улицам и также никого
не находившие»,— читаем мы показания одного французского
артиллериста. Далеко не все понимали все значение этого стран­
ного, неслыханного явления. «Я громко заявлял, что город по­
кинут жителями; теперь еще я без смеха не могу вспомнить,
каким наставительным топом мне отвечал капитан Лефрансэ:
«Подобным образом больших городов не покидают. Эти канальи
попрятались, мы их разыщем, и они будут перед нами стоять
на коленях!»
Но эти первые впечатления французской армии уже с утра
15 сентября стали очень быстро вытесняться грозным собы­
тием, с часу на час принимавшим совсем неслыханные, по
истине чудовищные размеры. Пожары, начавшиеся еще с вече­
ра 14 сентября, охватили уже полгорода и продолжали усили­
ваться.
Загорелся прежде всего винный двор, был взорван порохо­
вой магазин, сгорел Новый Гостиный двор, Ряды, потом разом
в нескольких местах дома, церкви, «особливо сожжены все
фабрики...» «Эти пожары продолжались целых шесть суток, так
что нельзя было различить ночи от дня. Во все же сие время
продолжался грабеж». Французские солдаты, а за ними и фран­
цузские мародеры вбегали в дома и тащили все, что уцелело от
огня. Брали белье, шубы, даже женские салопы. «Нередко слу­
чалось, что идущих по улицам обирали до рубахи, а у многих
снимали только сапоги, капоты или сюртуки. Если же найдут
какое сопротивление, то с остервенением того били, и часто до
смерти». Кое-кто из солдат прибегал и к пыткам, особенно пы­
тали церковных служителей, так как были убеждены, что они
куда-то припрятали церковное золото и серебро. «Французы
даже купцов и крестьян хватали для пытки, думая по одной
бороде, что они попы». Схваченных на улице заставляли рабо­
тать, носить за собой мешки с награбленными вещами, а также
копать огороды, «таскать с дороги мертвых людей и лошадей» 21.
По донесению (от 19 сентября) очевидца генерала Тутолмииа, оставшегося в Москве, пожары начались 14 сентября
вечером, через несколько часов после вступления конницы Мюрата в город, а уже па следующий день, пишет Тутолмин импе603

ратору Александру, пожары «были весьма увеличены зажигателями... Жестокости и ужасов пожара я не могу вашему импе­
раторскому величеству достаточно описать: вся Москва была
объята пламенем при самом сильном ветре, который еще более
99

распространял огонь, и к тому весьма разорен город» .
Ростопчин, конечно, активно содействовал возникновению
пожаров в Москве, хотя к концу жизни, проживая в Париже,
издал брошюру, в которой отрицал это. В другие моменты сво­
ей жизни он гордился своим участием в пожарах, как патрио­
тическим подвигом.
Вот официальное донесение пристава Вороиепки в Москов­
скую управу благочиния: «2 (14) сентября в 5 часов пополу­
ночи... (граф Ростопчип — Е. Т.) поручил мне отправиться на
Винный и Мытный дворы, в комиссариат... и в случае внезап­
ного вступления неприятельских войск стараться истреблять
все огнем, что мною исполняемо было в разных местах по мере
возможности в виду неприятеля до 10 часов вечера...» 23
Что и независимо от распоряжений Ростопчина могли най­
тись люди, которые остались в Москве и с риском для жизни
решили уничтожить все, лишь бы пичего не досталось вра­
гу,— это тоже более чем вероятно. Наконец, безусловно очень
много пожаров возникло при хозяйничанье солдат французской
армии в покинутых домах и лавках, где были найдены огромные
запасы спиртных напитков. Пьянство уже с первых дней во
французском войске шло невообразимое.
4

В течение всего дня 15 сентября пожар разрастался в угро­
жающих размерах. Весь Китай-город, Новый Гостиный двор у
самой Кремлевской стены были охвачены пламепем, и речи не
могло быть, чтобы их отстоять. Началось разграбление солдата­
ми наполеоновской армии лавок Торговых рядов и Гостиного
двора. На берегу Москвы-реки к вечеру 15 сентября загорелись
хлебные ссыпки, а искрами от них был взорван брошенный рус­
ским гарнизоном накануне большой склад грапат и бомб. Заго­
релись Каретный ряд и очень далекий от него Балчуг около
Москворецкого моста. В некоторых частях города, охваченных
пламенем, было светло, как днем. Центр города с Кремлем еще
был пока не затронут, или, точнее, мало затронут. Большой Ста­
рый Гостиный двор уже сгорел. Настала почь с 15 на 16 сентяб­
ря, и все, что до сих пор происходило, оказалось мелким и не­
значительным по сравнению с тем, что разыгралось в страш­
ные ночные часы.
Ночью Наполеон проснулся от яркого света, ворвавшегося
в окна. Офицеры его свиты, проснувшись в Кремле по той же
604

причине, думали спросонок, что это уже наступил день. Имне
ратор подошел к одному окну, к другому; он глядел в окна,
выходящие на разные стороны, и всюду было одно и то же:
нестерпимо яркий свет, огромные вихри пламени, улицы, пре­
вратившиеся в огненные реки, дворцы, большие дома, горящие
огромными кострами. Страшная буря раздувала пожар и гнала
пламя прямо на Кремль, завывание ветра было так сильно, что
порой перебивало и заглушало треск рушащихся зданий и вой
бушующего пламени. В Кремле находились Наполеон со свитой
и со старой гвардией, и тут же был привезенный накануне
французский артиллерийский склад. Был в Кремле и пороховой
склад, брошенный русским гарнизоном вследствие невозможно­
сти вывезти его. Другими словами, пожар Кремля грозил пол­
ной и неизбежной гибелью Наполеону, его свите, его штабу и
его старой гвардии. А ветер все свирепел, и направление его
не менялось. Уже загорелась одна из кремлевских башен. Нуж­
но было уходить из Кремля, не теряя ни минуты. Наполеон,
очень бледный, но уже взяв себя в руки после первого страш­
ного волнения при внезапном пробуждении, молча смотрел в
окно дворца на горящую Москву. «Это они сами поджигают.
Что за люди! Это скифы»,— воскликпул он. Затем добавил:
«Какая решимость! Варвары! Какое страшное зрелище!»
Свита обступила императора; маршал Мортье, делавший все
возможное, чтобы отстоять Кремль, категорически заявил, что
императору нужно немедленно уходить из Кремля, иначе ему
грозит смерть от огня. Наполеон медлил. Еще накануне, войдя
впервые во дворец, он сказал, обращаясь к свите: «Итак, нако­
нец, я в Москве, в древнем дворце царей, в Кремле!» Он знал
значение Кремля в "русской истории и не хотел покидать его,
только сутки, да и то неполные, ножив в нем. Но рассуждать
было нельзя: пожар с каждой минутой грозил объять дворец
и отрезать все выходы. Стало светать, а положение все ухудша­
лось, уже дышать становилось трудно от гари и дыма, отовсю­
ду проникавших во дворец. «Это превосходит всякое вероя­
тие,— сказал Наполеоп, обращаясь к Колснкуру.— Это война
на истребление, это ужасная тактика, которая не имеет пре­
цедентов в истории цивилизации... Сжигать собственные горо­
да!.. Этим людям внушает демон! Какая свирепая решимость!
Какой народ! Какой народ!» 24
Маршалы и свита единодушно возобновили свои просьбы,
чтобы император немедленно покинул дворец. Уже повторялась
версия, что русские пе только организованно подожгли Москву,
но что в особенности они решили направить все усилия на дво­
рец, чтобы покончить с Наполеоном. Вице-король Италии Евге­
ний, пасынок и любимец Наполеона, и маршал Бертьо пали на
колени, убеждая императора покинуть Кремль. Со всех сторон
605

доносились громкие крики: «Кремль горит!» Император решил
перейти в Петровский дворец, тогда стоявший еще вне город­
ской черты, среди чащи и пустырей.
Он вышел из дворца в сопровождении свиты и старой гвар­
дии, но все чуть было не погибли при этой попытке спасения.
Вице-король, Сегюр, Бертьс, Мюрат шли рядом с императо­
ром. Они павоегда запомнили этот выход из Кремля. Вот зна­
менитое показание графа Сегюра: «Нас осаждал океан пламе­
ни: пламя запирало перед нами все выходы из крепости и от­
брасывало нас при первых наших попытках выйти. После не­
скольких нащупываний мы нашли между каменных стон тро­
пинку, которая выходила на Москву-реку. Этим узким
проходом Наполеону, его офицерам и 'его гвардии удалось
ускользнуть из Кремля. Но что они выиграли при этом выходе?
Оказавшись ближе к пожару, они не могли ни отступать, ни
оставаться на месте. Но как идти вперед, как броситься ввол­
ны этого огненного моря? Те, которые пробегали но городу,
оглушенные бурой, ослепленные пеплом, не могли распознать,
где они, потому что улицы исчезали под дымом и развали­
нами. Однако приходилось спешить. С каждым мигом вокруг
нас возрастал рев пламени. Единственная извилистая и кругом
пылающая улица являлась скорее входом в этот ад, чем выхо­
дом из него. Император, ire колеблясь, пеший, бросился в этот
опасный проход. Он шел вперед сквозь вспыхивающие костры,
при шуме трескающихся сводов, при шуме от падения горящих
бревен и раскаленных железных крыш, обрушивавшихся во­
круг него. Эти обломки затрудняли его шаги... Мы шли по
огненной земле, между двумя стенами из огня. Пронизываю­
щий жар жег нам глаза, которые, однако, приходилось держать
открытыми и устремленными на опасность. Удушающий воз­
дух, пепел с искрами, языки пламени жгли вдыхаемый нами
воздух, дыханье наше становилось прерывистым, сухим, ко­
ротким, и мы уже почти задыхались от дыма...» Наполеона и
его свиту спасли случайно встретившиеся солдаты, мародер­
ствовавшие поблизости.
Император переселился в Петровский замок. Еще двое су­
ток, 17-го и 18-го, бушевал пожар, уничтоживший около трех
четвертей города. Пожары продолжались, и собственно редкий
день пребывания французов в Москве обходился совсем без
пожара. Но это уже нисколько не походило на тот грандиозный
огненный океан, в который превратили Москву великие пожа­
ры 14 — 18 сентября, раздувавшиеся неистовой бурей несколь­
ко дней и ночей сряду. Наполеон все время был в самом мрач­
ном состоянии духа. «Это предвещает нам большие несча­
стья»,— сказал он, глядя на развалины и дымящийся мусор,
в который обратились самые богатые части города. И не только
(iOfi

в неожиданном исчезновении завоеванной добычи было дело.
Император ясно понял, что теперь заключить мир с Александ­
ром будет еще труднее, чем было до сих пор. Он еще не знал
тогда, что мир с Россией для него не только труден, но невоз­
можен, и что война, которую он считал со взятием Москвы
оконченной, для русского народа после гибели Москвы только
еще начинается.
Величайший английский ноэт был потрясен пожаром Мо­
сквы и на всю жизнь сохранил это первое впечатление. Обра­
щаясь к Наполеону, Байрон писал: «Вот башни полудикие
Москвы перед тобой в венцах из злата горят на солнце... Но
увы! то солнце твоего заката!»
Сам Наполеон уже в конце жизни в беседе с доктором
О'Мира говорил о пожаре Москвы, о том, как громадные валы
крутящегося пламени, как волны разъяренного огненного оке­
ана то вздымались к пылавшему небу, то снова низвергались
вниз. Но он не сразу оценил все результаты этой катастрофы,
не предугадал далеких еще пока последствий своего кровавого
нашествия на Россию, не предвидел, что пылающая Москва
подожжет всю порабощенную и раздавленную им Европу.
Свита и части армии, которые вышли во время пожара к
Петровскому дворцу, целыми часами глядели на пылавшую
Москву. «Это было устрашающее зрелище,— говорит очеви­
дец-француз,— этот пылающий город. Ночью видна была ли­
ния огня, больше чем в милю длиною. Казалось, это — вулкан
со многими кратерами. В течение трех дней, пока продолжал­
ся пожар, мы оставались в Петровском дворце. На четвертый
день мы вернулись в город и увидели там только развалины и
пепел. Кремль сохранился...»
В эти дни и а ближайшие шел повальный грабеж домов и
лавок. Не было возможности удержать солдат, и немало их сго­
рело и задохнулось,— не все успевали выбежать вовремя из
горевших зданий. Но все-таки некоторые склады муки и иного
продовольствия уцелели. Французов поражала роскошь внут­
реннего убранства многих домов, исключительной работы ме­
бель, которую они нашли в немногих, случайно уцелевших от
пожара барских особняках. «Очень печально теперь проходить
по улицам, заваленным обломками, и 25
притом не видеть ни
одного жителя»,— пишет этот очевидец .
Вот показание одного из оставшихся в Москве от 30 сен­
тября: «Опустошение и пожары продолжаются... Своевольства
столь велики, что были наказываемые, но теперь сам Себастиан.и приносящим жалобы признается, что он не в силах их
удержать. Все французы ежедневно пьяны поело обеда, и жи­
тели их убивают, тогда их зарывают ночью. Но число сих жертв
невелико... Французы опечалены и ожесточены, что не требу607

ют у них мира, как Наполеон обещал при занятии Москвы,
а потому разорением и грабежами думают к миру их понудить...
У жителей отнимают (рубашки и сапоги, мучат их разными ра
ботам«, не кормя. Иногда они умирают от голода и усталости.
Удивительно, что у самих французов бегут ежедневно по сто
и более солдат, за ними нет никакого присмотра, п они не слу­
шают начальников. Ежедневно расстреливают их за неповино­
вение».
Расстрелы поджигателей, или, вернее, тех, кого угодно
было счесть поджигателями, начались уже на второй день по­
жаров, а 24 сентября 1812 г. в доме князя Долгорукова начал
действовать военно-полевой суд иод председательством гене­
рала Мишеля, командира 1-го гренадерского полка гвардии.
Назывался этот военно-полевой суд военной комиссией. На
первый раз судили 26 человек, из коих расстреляли 10, а от­
носительно прочих 16 сделано любопытнейшее в своем роде
постановление: «Военная комиссия, уважив, что они не доволь­
но изобличены, осуждает их к тюремному заключению». Пер­
вые 10 были столь же «не довольно изобличены», и почему
сделано было такое отличие, непонятно. Судились кузнецы,
портные, маляры («живописцы»), лакеи, солдаты. Из лиц дру­
гих классов — пономарь Кассианов, поручик Московского
полка Игнатьев (расстрелян). Расстрелы продолжались и в
следующие дни. Происходили очень часто и простые убийства,
производимые солдатами-грабителями иод предлогом самоза­
щиты при сопротивлении арестуемых «поджигателей». Са-м
Наполеон признает (как увидим дальше) в своем письме к
Александру, писанном 20 сентября, что ол успел уже расстре­
лять 400 «поджигателей». Вот иллюстрация с натуры: «По
улицам много валяется мертвых лошадей и людей, на Твер­
ском бульваре много есть повешенных и расстрелянных раз­
ных людей с надписью: «зажигатели Москвы» 26.
Наполеону доносили о неистовых грабежах, которыми за­
нималась его армия, особенно баварцы, вестфальцы, итальянцы.
Он знал, что и в чисто французских частях немало людей за­
нимается грабежом. Что вместо зимних квартир, которые он
обещал своей армии, перед нею обгорелые остатки большого
города, дымящееся пожарище — это ему тоже было уже ясно.
Как в Европе отнесутся к пожару Москвы? Как посмотрят там
на эту удачу русских, вырвавших у императора буквально из
рук его добычу?
Письмо Наполеона к императрице Марии-Луизе, как всег­
да, «стилизует» событие. Вот это письмо, написанное 18 сен­
тября; оно писалось среди бушующего пожара. Великий город
горит, как необъятный костер. «Мой друг, я тебе писал из
Москвы. Я не имел понятия об этом городе. Он заключал в себе
(Ю8

пятьсот таких же прекрасных дворцов, как Елисейский дво­
рец, меблированных на французский лад с невероятной рос­
кошью, несколько императорских дворцов, казармы, велико­
лепные госпитали. Вое это исчезло, огонь пожирает это вот уже
четыре дня. Так как все небольшие дома граждан деревянные,
то они загораются, как спички. Губернатор и сами русские в
ярости за свое поражение зажгли этот прекрасный город.
Двести тысяч обитателей в отчаянии, на улице, в несчастье.
Однако для армии остается достаточно, и армия нашла тут
много всякого рода богатств, так как в этом беспорядке все
подвергается разграблению. Для России эта потеря огромна,
ее торговля испытает от этого большое потрясение. Эти него­
дяи довели свою предосторожность до того, что увезли или
уничтожили пожарные насосы» 27. И в этот же день император
приписывает в 8 часов вечера: «Осталась только треть домов.
Солдат нашел достаточно провизии и товаров, у него есть при­
пасы, значительное количество французской водки». Этот ис­
кусственный оптимизм с постоянным повторением «мои дела
хороши» был рассчитан для парижского двора и для Европы.
Император знал очень хорошо со времени пожара и гибели
Москвы, что дела его вовсе не идут так, как он рассчитывал и
рекламировал тенерь перед Европой.
Мир! Немедленный мир с Александром — вот что стано­
вится для Наполеона первой и главнейшей целью после мос­
ковского пожара. И тут-то ждала его наиболее роковая неудача
всей его исторической карьеры.
5
Около 11 сентября по Петербургу прокатились первые слу­
хи о Бородине, об одержанной Кутузовым «большой победе».
Счастливое известие, пришедшее как раз к царским именинам,
держало двор и всю столицу в радостном возбуждении около
двух дней. Но вскоре явился курьер, посланный Ростопчиным
к царю 13 сентября с извещением о сдаче Москвы, а через три
дня явился курьер с коротеньким извещением и от самого Ку­
тузова. Уже никаких сомнений в том, что роковое событие
произошло, не могло остаться.
Только 16 сентября, т. е. через девять дней после Бородин­
ского боя и через два дня после вступления неприятеля в сто­
лицу, Кутузов послал Александру извещение об этом. Он
объясняет оставление Москвы ослаблением армии после Боро­
дина. «Осмеливаюсь всеподданнейше донести вам, всемилости­
вейший государь, что вступление неприятеля в Москву не есть
еще покорение России» 28.
После этого лаконического письма фельдмаршал умолк.
3 9 Е . В. Тарле, T . V I I

ело

G 16 вплоть до 29 сентября, 13 дней, Кутузов ни строки не
написал Александру, и тот, «не скрывая своего беспокойства и
уныния в с.-петербургской столице», особым письмом настой­
чиво просил фельдмаршала писать через каждые двое суток 29.
Правда, за эти дни молчания Кутузов дал возможность царю
услышать устный доклад.
С подробными известиями об оставлении Москвы Кутузов
послал в Петербург к Александру некоего полковника Мишо,
француза и сардинского дворянина, поступившего па j усскую
службу после того, как Сардинское королевство было завоевало
Бонапартом. Мишо 20 сентября 1812 г. явился к Александру
и тут имел с ним разговор, который сам он изложил спустя
семь лет, в 1819 г., Михайловскому-Данилевскому, получивше­
му тогда поручение написать историю войны 1812 г. и соби­
равшему материалы. Излагает Мишо свою беседу в том слащаво-верноноддапническом стиле, в котором тогда принято
было говорить об Александре, и даже наименование ему дает,
какое следовало по установленному казенному образцу: «Наш
ангел». Читая показание Мишо об этом разговоре, следует ко­
нечно, делать поправку и на царедворчески умильные укра­
шения стиля, и на выдумки с целью выставить собственное свое
остроумие и находчивость, и даже просто ira забывчивость: за
такие семь лет, как от 1812 до 1819 г., многое позволительно
было помнить не в совершенной точности. «Вы мне привезли
печальные известия, полковник?» — «К несчастью, очень пе­
чальные: оставление Москвы».— «Как? Мы проиграли битву?
Или мою древнюю столицу сдали без сражения?» — «Государь,
так как окрестности Москвы, к несчастью, не представляют
никакой позиции, на которой можно было бы рискнуть дать
сражение с силами, меньшими, чем у противника, фельдмар­
шал Кутузов счел лучшим сохранить для вашего величества
армию, потеря которой, не приведя к спасению Москвы, могла
бы иметь самые большие последствия...» — «Вошел ли непри­
ятель в город?» — «Да, государь, и город теперь превращен в
пепел, я оставил его весь в пламени». При этих словах, пишет
Мишо, слезы потекли из глаз царя. Дальше Александр спросил,
в каком настроении армия, как повлияло на ее дух оставление
Москвы. И здесь Мишо в качестве истипного француза старого
режима, придворного каламбуриста и остряка пишет о том за­
тейливом обороте фразы, который он будто бы пустил в ход в
ответ на вопрос Александра о духе русской армии. На самом
деле все это, конечно, выдумало через семь лет, на досуге. По­
смел ли бы маленький человек, эмигрант-полковник, прикарм­
ливаемый в России, да еще в такой трагический момент, когда
царь перед ним плачет, вдруг начинать пи с того, ни с сего
какие-то словесные выверты и прибегать к юмористическим зп610

гадкам! «Государь,— будто бы сказал Мишо,— позволите ли
говорить с вами откровенно, как честный военный?»— «Я всег­
да этого требуй, а в эту минуту особенно. Я вас прошу, ничего
от меня не скрывайте, говорите откровенно!» — «Государь, мое
сердце исходит кровью, но я должен перед вами признать, что
я оставил всю армию от начальника до последнего солдата в
ужасающем страхе, в испуге...» — «Что вы мне говорите, Мишо?
Как? Откуда может родиться этот страх? Мои русские
впали в уныние вследствие несчастья?» — «Никогда, государь,
они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте серд­
ца не дали себя убедить, что нужно заключить мир. Они горят
желанием сражаться и доказать вам, пожертвовав своей жиз­
нью, и доказать своей храбростью, как они вам преданы!» —
«Ах, полковник, вы облегчаете мою душу, вы меня успокаи­
ваете! Ну, возвращайтесь к армии, скажите моим храбрецам,
скажите моим добрым подданным всюду, где вы будете проез­
жать, что, когда у меня но будет более ни одного солдата, я сам
стану во главе моего дорогого дворянства и моих добрых кре­
стьян и использую все средства моей империи (а их больше,
чем мои враги думают) ; но что если в велениях божьего про­
мысла сказано, что моя династия должна перестать царство­
вать на прародительском троне, тогда, использовав все сред­
ства, какие будут в моей власти, я отращу себе бороду вот до
сих пор,— и он указал на свою грудь,— и буду есть картофель
с последним из моих крестьян в глубине Сибири, скорее чем
подпишу стыд моего отечества и моих добрых подданных,
жертвы которых я умею целить. Провидение нас испытывает;
будем надеяться, что оно нас не покинет». И царь прибавил:
«Полковник Мишо, не забудьте того, что я вам тут говорю;
может быть, когда-нибудь мы вспомним об этом с удоволь­
ствием. Наполеон или я, или он, или я, мы уже не можем боль­
ше царствовать вместе! Я его узнал, он меня больше не обма­
нет».
Если из этой фразы исключить и не весьма правдоподобно
звучащую интимность по адресу Мишо о том, как «мы» (т. е.
они вдвоем: царь да Мишо) об этом «вспомпим» и т. д., то
зерно истины 'все-таки может быть из всего этого разговора
выявлено вполне, тем более что у нас есть и другие аналогич­
ные показания: Александр твердо решил в этот момент продол­
жать 'войну против Наполеона до самых последних пределов
возможного.
Что Мишо, вообще говоря, охотно привирает в своем сви­
детельстве, явствует еще из слов, будто бы Александр только
от пего первого узнал об оставлении Москвы. Между тем мы
знаем (но Мишо этого документа не знал,— иначе он, конечно,
воздержался бы от лжи), что Александр сам заовидетсльство39

*

611

вал о получении им -первого известия о сдаче Москвы от Рос­
топчина с курьером, посланным еще 13 сентября через Яро­
славль. Мы это знаем из рескрипта, привезенного в ставку
Кутузова князем Волконским. Александра тогда болезненно
поразило это донесение Ростопчина. «Я отправляю... князя
Болконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побу­
дивших вас причинах к столь несчастной решимости»,— так
кончался упомянутый рескрипт к Кутузову, хорошо передаю­
щий отношение царя к главнокомандующему.
Растерянность при петербургском дворе, в царской семье,
в дворянства, в купечестве была очень большая. Не пойдет ли
Наполеон из Москвы в Петербург?
Сестра царя Екатерина Павловна, находившаяся в Яросла­
вле, заклинала брата не заключать мира. «Москва взята... Есть
вещи необъяснимые. Не забывайте вашего решения: никакого
мира,— и вы еще имеете надежду вернуть свою честь... Мой
дорогой друг, никакого мира,
и если бы вы даже очутились в
Казани, никакого мира» 30,— так писала царю его сестра при
первом известии о вступлении Наполеона в древнюю столицу.
Александр поспешил ответить сестре, что он и не думает
о мире. «Удостоверьтесь, что мое решение бороться более непо­
колебимо, чем когда-либо. Я скорое предпочту перестать быть
тем, чем я являюсь, но не вступать в сделку с чудовищем, ко­
торое составляет лесчастие всего света... Я возлагаю мою на­
дежду на бога, на восхитительный характер нашей нации
и на
мою постоянство в решимости не подчиняться ярму» 31.
Конечно, 'естественное чувство оскорбленного самолюбия,
раздражение и гнев могли быть и у Александра. Но истинный
смысл твердого поведения царя после такого страшного удара,
как потеря Москвы, объясняется прежде всего, как уже заме­
чено в первой глав« этой работы, также обстоятельствами,
в которых находился Александр перед лицом высшей аристо­
кратии и дворянства, широких кругов генералитета и офицер­
ства (особенно гвардейского), купечества, связанного в той
или иной стеиепи с экспортной торговлей. Он знал, что нового
Тильзита ему ne простят, он прекрасно понимал еще задолго
до войны, что если уж война затеется, то ему нужно или выйти
из нее с честью, или потерять престол. А он хорошо знал по
примерам отца и деда, что в Петербурге люди, теряя престол,
обыкновенно на свете долго не заживаются. Ведь в то самое
время, когда Александр в Петербурге говорил полковнику
Мишо и писал сестре, что он ни в каком случае мира с Напо­
леоном не заключит, в Москве в кремлевских царских апиартаментах Коленкур говорил Наполеону об этой невозможности
для Александра заключить мир. Еще за полтора года до пожара
Москвы Александр имел разговор с наполеоновским послом.
612

Коленкуром, и Наполеон знал об этом разговоре. Колон к yip,
герцог Виченцский, пользовавшийся большим доверием и фа­
вором у Александра, так передает его слова: «Скажите импе­
ратору Наполеону, что земля тут трясется подо мною, что в
моей собственной империи мое положение стало нестерпимым
вследствие его (Наполеона — Е. Т.) нарушения трактатов.
Передайте ему от моего имени это честное и последнее заяв­
ление: раз ужо начнется война,— ему, Наполеону, или мне,
Александру, придется потерять свою корону» 32. Это не было
фразой, а вполне соответствовало глубокому убеждению царя,
да едва ли расходилось и с объективной истиной. Это говори­
лось в 1811 г.
И вот теперь, после гибели Москвы, родная сестра Алек­
сандра написала ему именно то, о чем он еще до войны сам за­
явил Наполеону через Коленкура. Царя незачем было и убеж­
дать в том, что для него самого было давным-давно ясно.
Александр попимал: ему тростят, что он сидит в Петербурге,
когда русская армия истребляется на Бородинском поле, ему
простят гибель Смоленска, гибель Москвы, потерю пол-Рос­
сии, но мира с Наполеоном не простят. Настал момент решать,
кому из двух потерять корону: Наполеону или Александру.
Таковы были настроения царя после гибели Москвы. Они
еще усилились, когда Александр учел, что творится вокруг.
Настроения народа были несравненно более искренними и не­
посредственными.
Выехав из Епифапл 17 сентября в три часа почи, купец
Маракуев видел «к стороже Москвы сильное зарево, но мало
похожее на зарево обыкновенное, а к концу горизонта весь воз­
дух казался как бы раскаленным докрасна столбом, который
простирался от земли до неба и казался как бы колеблющимся
или дрожащим... Смотря па это, пе можно было выразить тех
чувств, какие были тогда в душе. Страх, жалость и ужасная
неизвестность приводили в какое-то оцепенение».
«Страх» и «жалость» не выражают того впечатления, ко­
торое пожар произвел на крестьян, о чем единогласно свиде­
тельствуют нам сохранившиеся документы.
Когда в октябре генерал Лористон, посол Наполеона, жа­
ловался Кутузову на «варварское» отношение русских крестьян
к французам, то старый фельдмаршал в извинение и объясне­
ние этого факта сказал, что русские крестьяне относятся к
французам так, как их предки относились к монголам. Лори­
стон был недоволен этим сравнением цивилизованной армии
его величества императора и короля с полчищами Чингисхана,
но оно очень точно передает психологию русского крестьяни­
на, видящего, как огромная вооруженная орда ворвалась в его
отечество и не перестает терзать, грабить, жечь и обливать
613

его кровью. «Татарское разорение» — именно так вспоминали
долго подмосковные крестьяне наполеоновское нашествие.
После Бородина и гибели столицы стремлению уничтожить
захватчиков сделалось всенародным в полном смысле слова.
Ставка Наполеона па устрашение России была бита.
О

Мы видели, что Александр поспешил категорически заве­
рить сестру, что мира с Наполеоном он не заключит ни в каком
случае.
Однако Екатерина Павловна не успокаивалась. 19 сентября
она снова пишет брату: «Мне невозможно далее удерживать­
ся, несмотря па боль, которую я должна вам причинить. Взя­
тие Москвы довело до крайности раздражение умов. Недоволь­
ство дошло до высшей точки, и вашу особу далеко не щадят.
Если это уже до меня доходит, то судите об остальном. Вас
громко обвиняют в несчастье, постигшем вашу империю, во
всеобщем разорении и разорении частных лиц, наконец, в том,
что вы погубили честь страны и вашу личную честь. И не один
какой-нибудь класс, но все классы объединяются в обвинениях
против вас. Не входя уже в то, что говорится о том роде вой­
ны, которую мы ведем, один из главных пунктов обвинений
против вас — это нарушение вами слова, данного Москве, ко­
торая вас ждала с крайним нетерпением, и то, что вы ее
бросили. Это имеет такой вид, что вы ее предали. Не бойтесь
катастрофы в революционном роде, нет. Но я предоставляю
вам самому судить о положении вещей в стране, главу которой
презирают. Нет ничего такого, что люди ne могли бы сделать,
чтобы восстановить честь, но при желании воем пожертвовать
для отечества говорят: «К чему это поведет, когда все изни­
чтожается, портится вследствие неспособности начальников?»
Мысль о мире, к счастью, не всеобщая мысль, далеко не так,
потому что чувство стыда, возбужденное потерей Москвы, по­
рождает желание мести. На вас жалуются и жалуются гром­
ко. Я думаю, мой долг сказать вам это, дорогой друг, потому
что это слишком важно. Что вам надлежит делать,—не мне
вам это указывать, но спасите вашу честь, которая подвергает­
ся нападениям. Ваше присутствие может расположить к вам
умы; не пренебрегайте никаким средством и не думайте, что я
преувеличиваю; пет, к несчастью, я говорю правду, и сердце от
этого обливается кровью у той, которая стольким вам обязана
и желала бы тысячу раз отдать жизнь, чтобы вывести вас из
того положения, в котором вы находитесь» 33.
В свое.м ответе иа это письмо Александр старается реаби­
литировать себя по крайней мере в глазах сестры. Слишком
1514

уж, очевидно, оскорбило и взволновало Александра ее письмо.
Быть может, за всю его жизнь никто его в прямых обращениях
к нему так больно не задел, как Наполеон в 1804 г., попрекнув
царя очень прозрачно (в официальной ноте) отцеубийством,
и как теперь Екатерина Павловна, укоряя его в предатель­
стве по отношению к Москве и в потере34 личной чести. Ответ
Александра последовал уже 30 сентября .
«Что люди несправедливы к тому, кто находится в несча­
стий, что его обвиняют, что его терзают,— это дело самое обык­
новенное. Я никогда не делал себе никаких иллюзий в этом
отношении, я был уверен, что это со мной случится, едва толь­
ко судьба будет ко мне неблагосклонна... Несмотря на неохоту
утомлять кого бы то ни было подробностями, которые меня
касаются, неохоту, которая еще бесконечно увеличивается,
когда я нахожусь в несчастье, искренняя привязанность, ко­
торую я к вам питаю, заставляет меня превозмочь это чувство,
и я вам изложу дела так, как я на них смотрю.
Что может делать человек больше, чем следовать своему
лучшему убеждению? Оно-то мной только и руководило. Оно
заставило меня назначить Барклая командующим 1-й армией
на основании репутации, которую он себе составил во время
прошлых войн против французов и против шведов. Это убеж­
дение заставило меня думать, что он по своим познаниям выше
Багратиона. Когда это убеждение еще более увеличилось вслед­
ствие капитальных ошибок, которые этот последний сделал во
время нынешней камлании и которые отчасти повлекли за со­
бой наши неудачи, то я счел его менее чем когда-либо способ­
ным командовать обеими армиями, соединившимися под Смо­
ленском. Хотя и мало довольный тем, что мне пришлось усмот­
реть в действиях Барклая, я считал его менее плохим, чем тот
(Багратион — Е. Т.), в деле стратегии, о которой тот не имеет
никакого понятия. Словом, у меня тогда, по моему убеждению,
лучшего никого не было... Царю сказали, что Барклая и Баг­
ратиона считают одинаково неспособными командовать таки­
ми большими массами и что в армии хотят Петра Палена.
Не говоря уже о вероломном и безнравственном характере
и о преступлениях этого человека, вспомните только, что он
уже 18—20 лет не видел неприятеля... Как я мог положиться
на него, и где доказательство его военного таланта? В Петер­
бурге я нашел, что все умы настроены в пользу назначения
старого Кутузова главнокомандующим. Это был общий крик:
то, что я знал об этом человеке, меня сначала отталкивало от
него, но когда письмом от 5 августа Ростопчин меня известил,
что вся Москва желает, чтобы Кутузов командовал, так как
находят, что Барклай и Багратион оба к этому неспособны,
ii в это же время, как нарочно, Барклай делал одну глупость
615

за другой у Смолепска, я ire мог поступить ипаче, как уступить
общим желаниям, и я назначил Кутузова. Я и теперь думаю,
что при обстоятельствах, в которых мы находились, я не мог
поступить иначе, как выбрать между тремя генералами, оди­
наково мало способными к главному командованию, того, за
кого высказывался общий голос.
Я перехожу теперь к пункту, который ближе всего меня
касается: к моей личной чести... Я не могу думать, что в вашем
письме ставится вопрос о той личной храбрости, которую имеет
каждый солдат и которой я не придаю никакой цены. Впро­
чем, если уж я должен иметь унижение останавливаться на
этом предмете, я вам сказал бы, что гренадеры полков Мало­
российского и Киевского могли бы удостоверить, что я умего
держаться под огнем так же спокойно, как и всякий другой.
Но, еще раз, я не думаю, что в вашем письме идет речь об этой
храбрости, и я предполагаю, что вы хотели сказать о храбро­
сти моральной — о единственной, которой в выдающихся поло­
жениях можно придавать некоторую цену. Может быть, если
бы я остался при армии, мне удалось бы вас убедить, что у
меня тоже есть доля ее. Но чего я не могу попять, это что вы,
которая в своих письмах в Вильну хотели, чтобы я уехал из
армии, вы, которая в письме от 5 августа, доставленном Вельяшевым, говорите мне: «ради бога, пе берите на себя командо­
вания...», установляя таким образом, как факт, что я не могу
внушать никакого доверия,— я не понимаю, что вы хотите
сказать в вашем последнем письме словами: «Спасайте ванту
честь... ваше присутствие может примирить с вами УМЫ». По­
нимаете ли вы под этим мое присутствие в армии? И как при­
мирить эти два столь противоречивых мнения?»
Дальше Александр говорит, что он, назначив Кутузова, от­
казался от мысли ехать в армию отчасти из-за советов сестры,
отчасти «вследствие воспоминания о том, что наделал придвор­
ный характер этого человека под Аустерлицем». Тут царь
имеет в виду поведепие Кутузова перед роковой битвой 2 де­
кабря 1805 г. Тогда, в 1805 г., у царя, правда, не хватило ума
и хитрости, чтобы распознать игру Наполеона, который при­
кидывался испуганным, чтобы подманить русских к нападепию
и этим вконец погубить их, и Наполеон царя обманул, но зато
Кутузова царь понял. Он понял, что Кутузов единственный,
кто вполне разгадал игру Наполеона, и он хотя и советовал не
начинать битвы, но слишком слабо советовал, слишком легко
уступил, не предостерег. Царь не мог никогда простить Куту­
зову его поведения в то время, так ясно обнаружившего воен­
ную бездарность самого Александра, мечтавшего о славе вели­
кого полководца. Переходя далее к своему положению ггосл-р
Бородина, царь говорит, что, не будучи в армии, он не мог вос616

препятствовать «губительному отступлению» после Бородина,
решившему участь Москвы.
Александр, заметим мимоходом, тут снова лишний раз об­
наруживает свое глубокое, истинно дилетантское непонимание
военного дела. Он думает (а может быть, прикидывается), что,
не будь «неспособного» Кутузова, можно было бы после Бо­
родина дать Наполеону
новое сражение сейчас же и
победить его.
Кончается письмо уверением, что он, по мере сил, от всею
сердца служит отечеству. «Что касается таланта,— может
быть, у меня недостаток его, по ведь он не приобретается:
это — благодеяние природы, и никто никогда себе его не достал
сам. Обслуживаемый так плохо, как я, нуждаясь во всех обла­
стях в нужных орудиях, руководя такой огромной машиной,
в таком страшном критическом положении, и притом против
адского противника, соединяющего с самой ужасной преступ­
ностью самый замечательный талант, и который распоряжает­
ся всеми силами целой Европы и массой талантливых людей,,
сформировавшихся за 20 лет революции и войны,— не удиви­
тельно, что я испытываю поражения».
Нот другого письма к его сестре, и тем более к кому бы то
ни было другому, в котором царь так полно высказал бы свои
воззрения на эту войну и свое настроение. Он за всю жизпь
не переживал более критического времепи, чем между Боро­
дином и Тарутином, если не считать времени между тем момен­
том, когда граф Пален сообщил ему, что император Павел
хочет его, Александра, арестовать, и тем ночным часом, когда
тот же Пален вошел к нему и заявил, что император Павел
только что перестал существовать. «Довольно ребячиться, сту­
пайте царствовать!»—сказал ему тогда «вероломпый и без­
нравственный» Пален, о котором с такой ненавистью пишет
Александр сестре в только что приведенном письме. Этих слов
он Палену никогда не простил. «Спасайте вашу честь»,— ска­
зала царю Екатерина Павловпа в сентябре 1812 г., и ей он
простил. При тех сложнейших и крайне загадочных отноше­
ниях, какие были между этими братом и сестрой, ей оп всегда
все прощал...
Алексапдр между прочим дает здесь вполне отрицательную'
оценку трем лучшим генералам своей армии — Барклаю, Баг­
ратиону и Кутузову — и сохрапяет полное при этом молчание
о четвертом бессменном капдидате в главнокомандующие — оБеннигсене. А между тем, если учесть слова Александра о
«губительности» отступления после Бородина, которые полно­
стью совпадают с воззрением Бснпигсена, то будет достаточно
ясно, что Александр, конечно, предпочел бы в качестве преем­
ника Барклая вовсе не «неспособного» Кутузова, а именно
61?

Бенмигсена, которого ведь он уже раз и сделал главнокоман­
дующим (в войну 1807 г.), несмотря на то, что Беннигсен столь
же «вероломно» и «безнравственно» совершил «преступление»
в ночь с 11 на 12 марта 1801 г. в Михайловском дворце, как
и Пален. Только горькая необходимость, полное сознание своей
собственной беспомощности могли заставить Александра на­
значить главнокомандующим Кутузова, который был ему нена­
вистен.
«Вас обвиняют в неспособности» 35,— написала Александру
в ответ на эти излияния злая и умная сестра. В том беспомощ­
ном положении, в котором находился царь, нечего было и ду­
мать о борьбе против ненавистного одноглазого «старого са­
тира», засевшего в Тарутине с армией. Нужно было покориться
л ждать. Александр покорился.
Судьба армии и России перешла в руки Кутузова.

Глава

VU

РУССКИЙ НАРОД И НАШЕСТВИЕ

г-

- •. кратком анализе событий 1812 г. совсем немыслимо
было бы пытаться дать сколько-нибудь полную кар­
тину внутреннего положения России в год наполео­
новского нашествия. Мы тут постараемся на несколь;
'
') ких немногих страницах выяснить в самом общем
виде, какое впечатление произвели события на разные классы
русского народа. Начать нужно, конечно, с основного вопроса,
имеющего огромную историческую важность: как отнеслось к
нашествию подавляющее большинство народа, т. е. тогдашнее
крепостное крестьянство — помещичьи, государственные,
удельные крестьяне?
На первый взгляд, казалось бы, перед нами странное явле­
ние: крестьянство, ненавидящее крепостную неволю, проте­
стующее против нее ежегодно регистрируемыми статистикой
убийствами помещиков и волнениями, поставившее под угрозу
вообще весь крепостнический строй всего 37—38 лет до того в
восстании Пугачева,— это самое крестьянство встречает На­
полеона как лютого врага, не щадя сил, борется с ним, отка­
зывается делать то, что делали крестьяне во всей завоевывае­
мой Наполеоном Европе, кроме Испании, т. е. отказывается
вступать в какие бы то ни было торговые сделки с неприяте­
лем, сжигает хлеб, сжигает сено и овес, сжигает собственные
избы, если есть надежда сжечь забравшихся туда французских
фуражиров, деятельно помогает партизанам, проявляет такую
неистовую ненависть к вторгшейся армии, какой нигде и ни­
когда французы не встречали, кроме той же Испании. Между
тем у нас есть определенные сведения, что еще в 1805—1807 гг.,
да и в начале нашествия 1812 г., в русском крестьянстве (боль­
ше всего среди дворовых слуг и вблизи городов) бродили слухи,
в которых представление о Наполеоне связывалось с мечтания­
ми об освобождении. Говорилось о мифическом письме, которое

В

619

>удто бы французский император послал царю, что, мол, пока
тарь не освободит крестьян, до той поры будет война и миру
те бывать. Каковы же причины, приведшие к такому резкому
ювороту, к такому решительнейшему изменению во взглядах?
После всего, что было сказано выше, незачем повторять,.
ITO Наполеон вторгся в Россию в качестве завоевателя, хищшка, беспощадного разорителя и ни в малейшей степени не
юмышлял об освобождении крестьян от крепостной неволи.
[],ля русского крестьянства защита России от вторгшегося вра^а была в то же время обороной своей жизни, своей семьи, сво­
его имущества.
Начинается война. Французская армия занимает Литву,
тиимает Белоруссию. Белорусский крестьянин восстает, латеясь освободиться от панского гнета. Белоруссия была в июле
Ï августе 1812 г. прямо охвачена бурными крестьянскими волтениями, переходившими местами в открытые восстания. По­
мещики в панике бегут в города — в Вильну к герцогу Бассато, в Могилев к маршалу Даву, в Минск к наполеоновскому
"енсралу Домбровскому, в Витебск к самому императору. Они
тросят вооруженной помощи против крестьян, умоляют о каэательных экспедициях, так как вновь учрежденная Наполео­
ном польская и литовская жандармерия недостаточно сильна,
а фрапцузское командование с полной готовностью усмиряет
крестьян и восстанавливает в неприкосновенности все крепост­
ные порядки. Таким образом, уже действия Наполеона в Литве
я Белоруссии, занятых его войсками, показывали, что он не
только не собирался помогать крестьянам в их самостоятельной
попытке сбросить цепи рабства, но что он будет всей своей
мощью поддерживать крепостников-дворян и железной рукой
подавлять всякий крестьянский протест против помещиков.
Это согласовалось с его политикой: он считал польских и ли­
товских дворян основной политической силой в этих местах в
пе только ire желал их отпугивать, впушая их крестьянам
иыель об освобождении, но и подавлял своей военной силой
эгромиые волнения в Белоруссии.
«Дворяне этих губерний Белоруссии... дорого заплатили за
желание освободиться от русского владычества. Их крестьяне
сочли себя свободными от ужаспого и бедственного рабства,
•год гнетом которого они находились благодаря скупости и раз­
врату дворян. Они взбунтовались почти во всех деревнях, пе­
реломали мебель в домах своих господ, уничтожили фабрики
и все заведения и находили в разрушении жилищ своих мелких
тиранов столько же варварского наслаждения, сколько послед­
ние употребили искусства, чтобы довести их до нищеты. Фран­
цузская стража, исходатайствованная дворянами для защиты
от своих крестьян, еще более усилила бешенство народа k
320

а жандармы или оставались равнодушными свидетелями
бес­
порядков, или не имели средств, чтобы им помешать» ! — та­
ково, например, показание А. X. Бенкендорфа (тогда полков­
ника в отряде Винценгероде). Таких показаний немало.
Маршал Сен-Сир, проделавший кампанию 1812 г., прямо
говорит в своих воспоминаниях, что в Литве уже определенно
начиналось движение крестьян: они выгоняли помещиков из
усадеб. «Наполеон, верный своей новой системе, стал защищать
помещиков от их крепостных, вернул помещиков в их усадьбы,
откуда они были изгнаны», и дал им своих солдат для охраны
от крепостных. Крестьянское движение, которое уже кое-где
(в западных губерниях) стало припимать очень резко выра­
женный характер, было беспощадно удушено самим Наполео­
ном и в Литве, и в Белоруссии.
2

Конечно, классовая борьба, борьба крепостного крестьян­
ства против помещиков, не прекращалась и в 1812 г., как она
не прекращалась ни на один год, ни на один месяц и до и по­
сле 1812 г. Но изгнание врага из пределов России сделалось
для русского крестьянства первоочередной задачей во всю вто­
рую половину 1812 г.
Хищник, вторгшийся в русские пределы, нес крестьянам
не свободу, а новые тяжелые цепи. И русское крестьянство
это очень хорошо поняло и по достоинству оценило.
Если русское крепостное крестьянство очень скоро удосто­
верилось, что от Наполеона ждать освобождения не приходит­
ся, то отсюда не следует, что в 1812 г. в России не было вовсе
крестьянского движения против крепостного права. Оно, бес­
спорно, было, по не связывало в подавляющем большинстве
своих надежд с нашествием. И в архивах и в печатных источ­
никах иногда очень глухо, с нарочитой беглостью и поясностью
встречаются указания, намеки, краткие рассказы. Я попытаюсь
привести несколько фактов, относительно которых удалось
найти ясные, конкретные данные.
Общее впечатление такое: крестьяне в 1812 г. то в одном,
то в другом месте восставали против помещиков, как и в пред­
шествующие и последующие годы. Но наличие неприятельской
армии в стране, конечно, не усиливало, а, напротив, ослабляло
движение против помещиков. Беспощадно грабящий неприя­
тель решительно отвлекал внимание крестьян от помещиков,
и мысль о грозящей гибели России, о порабощении всего рус­
ского народа иноземным хищником и насильником все более
выступала на первый план. Нужно к этому прибавить, что и
помещики очень сильно присмирели в 1812 г. и со своей сто621

зоны старались но раздражать и но очень ооижать крепост­
ных. Очень .многие из помещиков просто убегали из своих дезевснь в столицы и в губернские города, и о них в оставленных
поместьях ничего не было слышно, а приказчики и управляю­
щие тоже вели себя без «господ» совсем не так, как всегда.
Необходимо тут же отметить, что народ и в деревнях и в Можве часто негодовал на то, что «господа» убегают от неприя­
теля, вместо того чтобы оказать сопротивление. Чувство родины
зазгорелось в народе в особенности после гибели Смоленска.
\рмия Наполеона нигде решительно, даже в Египте, даже в
Нирии, не вела себя так необузданно, не убивала и не истязаланаселение так нагло и жестоко, как именно в России. Фран­
цузы мстили за пожары деревень, сел и городов, за сожжение
УГосквы, за непримиримую вражду со стороны русского наэода, которую они ощущали от начала до конца в течение всего
своего пребывания в России.
Разорение крестьян проходившей армией завоевателя, беешеленными мародерами и просто разбойничавшими француз­
скими дезертирами было так велико, что ненависть к неприя­
телю росла с каждым днем.
Рекрутские наборы в России следовали один за другим и
встречались народом не только безропотно, но с неслыханным
i невиданным прежде одушевлением.
Интересно проследить обстоятельства всех наборов, вплоть
го пабора 12 декабря 1812 г. Тогда было повелено собрать во
зеем государстве по восьми человек рекрут с каждых пятисот
геловек.
Это был, считая с ополченскими наборами, фактически ужетретий «общий» набор (по крайней мере для некоторых губергий ).
В обычное время это была ненавистная и страшная рекрутптна, теперь, после гибели Москвы, набор возбуждал в народе
ювеем другие чувства, которым изумлялись и которыми восхи­
щались очевидцы. «В Тамбове все тихо... До пас доходит лишь
пум, производимый рекрутами. Мы живом против рекрутского
фисутствия, каждое утро нас будят тысячи крестьян: они плагут, пока им не забреют лба, а сделавшись рекрутами, начинаот петь и плясать, говоря, что не о чем горевать, что такова
юля божья. Чем ближе я знакомлюсь с нашим народом, тем
юлее убеждаюсь, что не существует лучшего...» — так писала
Ю сентября 1812 г. М. А. Волкова своей подруге В. И. Лан•кой. Тамбову и Тамбовской губернии в это время не угрожало
шкакой опасности, но раздражение и чувство обиды за разо)яемую и унижаемую Россию были налицо и проявлялись в.
»тих самых людях, которые жили в нужде и крепостной неволе.
Современники и очевидцы не могут иной раз этому достаточ122

но надивиться, но самый факт удостоверяют категорическим
образом. Мы знаем, как вели себя под Смоленском, при Боро­
дине, под Малоярославцем те рекруты, которые «пели и пля­
сали» от радости, когда их брали в солдаты. Они-то и заставили
Наполеона поставить русских по личному мужеству в боях
выше всех пародов, с которыми ему пришлось сражаться. А с
каким народом ему не приходилось сражаться?
Таковы были наиболее характерные настроения 1812 г. Но
гири существовании крепостного строя, разумеется, не могли
местами но обнаружиться и другие течения.
Конечно, Наполеон явно фантазировал и преувеличивал,
когда говорил о «многочисленных деревнях», просивших его
освободить их, по, несомненно, не могло не быть единичпых
попыток такого обращения к нему, пока еще не все крестьяне
удостоверились, что Наполеон и не думает обуничтожении
помещичьей власти и что пришел он как завоеватель и граби­
тель, а вовсе не как освободитель крестьян.
Были там и сям проявления крестьянского движения про­
тив помещиков, и я приведу несколько данных об этом, потому
что без этого картина 1812 г. была бы неверна и неполна.
Но читатель должен твердо помнить о следующем. Во-пер­
вых, но протесты крестьян против помещиков, без чего не об­
ходился буквально ни один год за все время существования
крепостного права, а именно относительная редкость этого яв­
ления характерны для годины наполеоновского нашествия.
Во-вторых, даже при волнениях или восстаниях крестьян,
и именпо в двух наиболее серьезных случаях (в Тверской гу­
бернии и в пензенском ополченском лагере), налицо оказыва­
лось единодушное патриотическое, антифранцус-скоо настрое­
ние. Это настолько характерно, настолько знаменательно для
описываемого времопи, что я приведу эти факты с некоторыми
уточнениями. В-третьих, наконец,— и это самое главное,— все
эти волнения крестьян в 1812 г. были буквально каплей в море
сравнительно с гигантским подъемом чувства гнева к инозем­
ному хищнику, разорителю и оскорбителю России, которое
так непреодолимо охватило многомиллионную народную массу
и сделалось могучим двигателем победы над страшным
врагом.
Крестьяне Московской губернии «говорили дерзости проез­
жающим и могли бы зайти далее, если бы за ними не было
бдительного надзора», — пишет М. И. Волкова своей подруге
Ланской, рассказывая о днях, предшествовавшпх гибели Мо­
сквы. Волкова даже жалеет, что все так ругают Ростопчина,
в ее глазах он имеет большую заслугу: «он охранил чернь,
которая везде легкомысленна», «охранил» эту «чернь» от «ве­
роломных памерений» Наполеона. Чем же он достиг этого?
G23

А вот именно тем, что до последней минуты уверял, будто
Москва не будет сдапа. Народ не успел взбунтоваться, потому
что о сдаче Москвы узнали одновременно со вступлением
французского авангарда через Дорогомиловскую заставу. За
эту ложь во спасение многие дворяне вроде Волковой прощали
Ростопчину все его грехи.
Все это не вылилось с сколько-нибудь сильное, организованное движение. Уже после Смоленска, а особенно к моменту
занятия Наполеоном Москвы, когда окончательно стало ясно,
что завоеватель и не думает об освобождении крестьян, даже и
эти отдельные проявления крестьянского движения почти пре­
кратились. Нужно сказать, что и по размерам и по характеру
крестьянское движение в Литве и Белоруссии, вызванное об­
манчивыми надеждами на Наполеона, было гораздо более бур­
ным, чем в губерниях коренной России. Как сказано, оно было
там задавлено свирепыми усмирениями со стороны самого
Наполеона.
Весной 1812 г. в Вологодской губернии началось длительное
дело крестьян, проданных помещицей Щербининой надворно­
му советнику Яковлеву. Крестьяне отказались повиноваться
Яковлеву, во-первых, ссылаясь на незаконность этой сделки
и приводя в доказательство, что будто они должны были остать­
ся в роду графов Воронцовых (Щербинина была урожденная
Дашкова и племянница С. Р. Воронцова), а сверх того кре­
стьяне указывали па то, что Яковлев гонит крестьян на свои
вятские и пермские заводы. Дело тянулось весь 1812 и часть
1813 г.; правительство не решалось пустить в ход оружие, пока
Наполеон был в России. Только в июне 1813 г. был послан в
«бунтующую вотчину» Башкирский полк, который стрелял в
крестьян и убил 24 человека, переранил гораздо больше и вос­
становил «порядок». Часть крестьян укрылась в вологодских
лесах и лишь постепенно вернулась домой. Несколько зачин­
щиков (или, как выражаются документы, начинщиков)
было
отдано под суд и приговорено к 200 ударам кнута. К сожале­
нию, из бумаг не видно, ни сколько именно человек было осуж­
дено, пи сколько из осужденных выжило после наказания.
Известно, что даже и 100 ударов было более чем достаточно для
умерщвления наказуемого. Стрельба и усмирение произошли
лишь в июне 1813 г. 2 То же неповиновение и по тем же при­
чинам оказали Яковлеву крестьяне Череповецкого уезда Нов­
городской губернии.
Только из нескольких неясных слов в кратком протоколе
заседания комитета министров мы узнаем о «неповиновении»
заводских (приписанных к заводам) крестьяп Пермской губер­
нии; что это «неповиновение» охватило 20 тысяч человек; что
посылалась воинская команда и т. д. 3 Зачинщики взяты были
•624

нод стражу. Что с НИМИ дальше было, неизвестно. В июне
1812 г. «неповиновение» «совершенно прекратилось».
К сожалению, эти известия именно осенью 1812 г. были
особенно скупы. Вот образчик: «В Вельском уезде крестьяне
восстали непослушанием против своего помещика Лыкошияа,
его убили, начальник отряда Дебич, по исследовании, двоих
велел раестрелятъ, деревню сожгли, и тем восстановлено по­
слушание» 4.
Были волнения PI в Тверской губернии, и комитет мини­
стров в заседании 24 сентября 1812 г. слушал дело «о взбунто­
вавшихся крестьянам Волоколамского уезда и об одном свя­
щеннике, который соучаствовал с ними». Крестьяне «вышли
из повиновения», «разграбили господское имение, хлеб, скот,
лошадей, убили крестьянина деревни Петраковой из писто­
лета».
Во всей окрестности крестьяне тоже взбунтовались, и губер­
натор должен был обратиться к генералу Вннцеигероде, коман­
дующему войсками в Тверском округе. Комитет министров,
заслушав дело, положил: «Барону Випценгероде предписать,
чтобы он на место к взбунтовавшимся крестьянам отрядил до­
статочную команду и, изыскав начинщиков возмущения, в страх
другим велел их повесить» 5. К счастью, Винценгеродо разо­
брался в деле и не только никого не повесил, но выяснил гнус­
нейшее поведение помещиков и их приказчиков, сознательно
подводивших крестьян под обвинение в государственной из­
мене. Посланный им генерал-майор Бенкендорф донес следую­
щее (донесение на французском языке, конечно, потому что
русского языка Випценгероде не знал): «Позвольте мне гово­
рить с вами без обиняков. Крестьяне, которых губернатор и
другие власти называют возмутившимися, вовсе не возмути­
лись. Некоторые из них отказываются повиноваться своим
наглым приказчикам, которые при появлении неприятеля, так
же как и их господа, покидают этих самых крестьян, вместо
того чтобы воспользоваться их добрыми намерениями и вести
их против неприятеля... Имеют подлость утверждать, будто
некоторые из крестьян называют себя французами. Они изби­
вают, где только могут, неприятельские отряды, отправляют в
окружные города своих пленников, вооружаются отнятыми у
них ружьями и защищают свои очаги... Нет, генерал, не кре­
стьян нужно наказывать, а вот нужно сменить служащих лю­
дей, которым следовало бы внушить хороший дух, царящий в
народе» 6. Слух о возмущении крестьян — лживая выдумка.
«Я отвечаю за это своей головой» (подчеркнуто в тексте). «Я
пользуюсь крестьянами для получения известий о неприяте
ле»,— так кончает Бенкендорф свое донесение.
4 0 Е. В. Тарле, т. Vii

ß2i

Крестьянские настроения в 1812 г. нашли свое отражение
в выступлениях крестьян, только что одетых в ополченскую
форму, но от этого не переставших быть крестьянами.
Осенью 1812 г. в Пензенской губернии сформировалось
ополчению в составе четырех пехотных полков, одного конного
и артиллерийской роты. Каждый полк был численностью в
4 тысячи человек. Ополчение здесь, как и всюду, заметим, в
1812 г., удивляло начальников своими быстрыми успехами в
деле воинского обучения: «Усердие к пользе отечества произ­
водило чудеса»,— пишет очевидец, офицер этого ополчения
Шишкин в своих воспоминаниях «Бунт ополчения в 1812 г.».
Ополчение было готово выступить лишь к 10 (22) декабря,
т. е. когда Россия уже была очищена от неприятеля совершен­
но и когда начинался заграничный поход. Совершенно неожи­
данно в ополчении вспыхнул бунт. Ратники требовали, чтобы
их привели к присяге. Не забудем, что среди множества слу­
хов, носившихся в воздухе в 1812 г., была и весть, будто всех
присягнувших ополченцев по окончании войны ужо не вернут
в крепостное состояние, а объявят свободными. Более чем ве­
роятно, что требование привода к присяге в данном случае и
было вызвано этим слухом. Взбунтовался 3-й полк ополчения
и в полном вооружении вышел на площадь,— стоял он в городке
Инсаре. Полк разгромил квартиру полковника, квартиры офи­
церов, запер офицеров, полковника избили до крови, так же как
майора и других. Выбрав себе из своей среды начальника, сол­
даты собрались покончить с офицерами. Жители Инсара под­
верглись также нападениям со стороны разбушевавшихся рат­
ников, и часть их разбежалась из города. Ратники овладели
городом и перевели офицеров в тюрьму. Офицеров обвиняли в
том, что они скрывали царский указ о присяге и что они не
берут дворян в ополчепие, а берут крестьян, тогда как царь
велел брать дворян. Перед тюрьмой ратники воздвигли три ви­
селицы и объявили офицерам, что всех их перевешают. На
четвертый день в город вступили посланные из Пензы войска
с артиллерией, и восставшие ратники сдались. Одновременно
в других полках этого же пензенского ополчения происходили
волнения, но в более слабой форме. Военный суд присудил
прогнать сквозь строй, к кнуту, каторжным работам, к ссылке
на поселение и к отдаче навсегда в солдаты в дальние сибир­
ские гарнизоны в общей сложности более 300 человек. «Три
дня лилась кровь виновных ратников, и многие из них лиши­
лись жизни под ударами палачей»,— пишет очевидец Шиш­
кин, к сожалению, не уточняя в этом месте свое •повествование.
Остальные (за вычетом этих 300 с лишком) участники восста­
ния были отправлены в поход и уже в походе получили «все­
милостивейшее прощение».
62fi

Необычайно характерна для всей политической атмосферы
1812 г. цель заговора ратников, выяспившаяся на военном суде
(потому что это был заговор, и условлено было всем полкам
выступить в один день — 9 декабря) : «Цель мятежников за­
ключала в себе безрассудпое намерение людей, погруженные
в невежество: они хотели, истребив офицеров, отправиться
целым ополчением к действующей армии, явиться прямо на
поле сражения, напасть на неприятеля и разбить его, потом с
повинной головой предстать пред лицо монарха и в награду за
свою службу выпросить себе прощение и вечную свободу из
владения помещиков». Несмотря на то что репрессии были
весьма свирепы, несмотря па нытки («строгие меры при допро­
сах»,— пишет благонамеренный Шишкин), ратники не назва­
ли инициатора движения: «Кто был первый, у которого роди­
лась такая нелепая мысль, кто был первый, принявший па себя
исполнение дерзкого намерения, того никакие розыски, никакие
строгие меры не могли открыть, это осталось навсегда глубокой
тайной».
В этом пензенском ополчении бродили мысли и стремления,
наиболее характерные для крепостной массы в год нашествия
Наполеона, и именно во вторую половину войны, когда уже
всякие легенды об освобождении из рук вторгшегося завоева­
теля крестьянством были окончательно отброшены: изгнать
неприятеля из отечества и за это получить свободу по воле
царя, которого отделяют от народа дворяпе-помещики, скрыва­
ющие благодетельные царские указы. Чувство мести к инозем­
ному завоевателю, ненависть к помещичьему классу, монархи­
ческая легенда о народолюбивом царе — все это смешалось
воедино и породило инсарское движение 1812 г.
Если о восстании полка в Инсаре мы имеем сведения от
очевидца Шишкина, то об одновременном выступлении другого
полка пензенского ополчения в Саранске нам дает понятие
секретное донесение пензенского губернского прокурора мини­
стру юстиции, сохранившееся в архиве 7. В Саранске движение
не приняло таких решительных форм, как в Инсаре. Ополчен­
цы «азартно кричали», что их посылает не царь, а дворяне и
что их по пути морят голодом. Было подобное же выступление
и в Чембаре, причем в Чембаре ополченцы покорились лишь
после стрельбы в них со стороны присланного на усмирение
воинского отряда. Было убито при этом пять человек и ранено
23, а уже 24 декабря начала свои действия комиссия военного
суда 8 .
Некоторые уточнения относительно жертв расправы мы
находим в архивном деле: оказывается, что засечено до смерти
из числа приговоренных к кнуту и шпицрутенам было в Инсаре
34 человека, в Чембаре — 2, а затем попозже еще 2 из чембар40*

627

ских осужденных и 4 из инсарских, а в каторгу пошло 43 чело­
века. Но ни сроков каторги, ни того, куда пошло большинство из
300 арестованных, мы из дела не узнаем.
Мы видим, что ополченцы связывали неразрывно мысль об
освобождении от крепостной неволи с мыслью об освобождении
родины от вторгнувшегося врага.
Ожесточение, которое было почти незаметно, пока Наполеон
не пошел из Витебска на Смоленск, которое стало резко про­
являться после гибели Смоленска, которое уже обратило на
себя всеобщее внимание после Бородина, со время марша «ве­
ликой армии» от Бородина до Москвы,— теперь, после пожара
столицы, дошло среди крестьян до крайней степени. Крестьяне
вокруг Москвы не только пе вступали, несмотря на все зазы­
вания и посулы, в торговые сношения с французами, но оже­
сточенно убивали тех фуражиров и мародеров, которые попа­
дали им живыми в руки.
Когда казаки вели пленных французов, крестьяне броса­
лись на конвой, стремясь отбить и лично уничтожить пленных.
Когда фуражировки сопровождались большим конвоем,
крестьяне сжигали свои запасы (выгорали целые деревни) и
убегали в леса. Застигнутые отчаянно оборонялись и погибали.
Французы крестьян в плен не брали, а иногда, на всякий
случай, даже еще только приблизясь к деревне, начинали
ее обстреливать, чтобы уничтожить возможность сопротив­
ления.
Партизанское движение, начавшееся, как увидим дальше,
сейчас же после Бородина, достигло огромных успехов только
благодаря деятельнейшей добровольной, усердно оказываемой
помощи со стороны русского крестьянства. Но неутолимая зло­
ба к захватчикам, разорителям, убийцам и насильникам, неиз­
вестно откуда пришедшим, проявлялась больше всего в том,
как шли в 1812 г. на военную службу и как сражались потом
русские крестьяне.
Народный характер этой войны мог проявиться сразу же
в организованных формах, в армии. В Испании народная война
приняла совсем иные формы, потому что там долго не налажи­
валась организация армейских единиц, но по неукротимой нена­
висти к иноземным насильникам и грабителям, по жажде отдать
свою жизнь для уничтожения жестокого и хищного врага,
по крепкому сознанию своей внутренней правоты русский на­
род в своей борьбе против Наполеона ничуть пе уступал ис­
панскому.
Дальше, при описании отступления великой армии, я гово­
рю подробно о партизанской войне, об участии в ней крестьян.
О подвигах Четвертакова, упорно и ожесточенно боровшегося
со своим крестьянским отрядом против французских кавалери628

стов, о Герасиме Курине, который со ОБОИМИ односельчанами
очистил Богородский уезд от мародеров, я говорю дальше также
о геройском поведении старостихи Василисы и других парти­
зан, вышедших из рядов крестьянства. Это были позднейшие
партизаны. Но следует отметить, что уже и в первую половину
войны, когда и главный пионер партизанского движения Денис
Давыдов не выступал еще со своим предложением, крестьян­
ская масса уже начинала партизанскую борьбу. Степан Ере­
менко, рядовой Московского пехотного полка, раненый и остав­
ленный в Смоленске, бежал из плена и организовал из крестьян
партизанский отряд в 300 человек. Самусь собрал вокруг себя
около 2 тысяч крестьян и совершал смелые нападения на фран­
цузов. Крестьянин Ермолай Васильев собрал и вооружил отня­
тыми у французов ружьями и саблями отряд в 600 человек.
Никто не позаботился систематически, внимательно сохранить
для истории память об этих народных героях, а сами они не
гнались за славой. Крестьянка деревни Соколово Смолепской
губернии Прасковья, оборонявшаяся одна от шести французов,
убившая вилами трех из них (в том числе полковника), изра­
нившая и обратившая в бегство трех остальных, так и оста­
лась для потомства Прасковьей, без фамилии. Шестеро неприя­
телей были вооружены с ног до головы — у нее, кроме вил,
ничего в руках не было.
Прасковья во главе небольшой группы крестьян и крестья­
нок энергично нападала на отряды, высылавшиеся французами
для реквизиции хлеба и сена в Духовщинском уезде Смолен­
ской губернии.
С этой «кружевницей Прасковьей» связан эпизод, о котором
уже спустя много времени в России узнали из рассказов ге­
нерала Жомини, швейцарца по происхождению, бывшего при
Наполеоне губернатором г. Смоленска, а впоследствии пере­
шедшего на русскую службу и прославившегося в качестве
военного теоретика и историка наполеоновских войн. Когда
при отступлении «великой армии» Наполеон, войдя в Смоленск
в ноябре 1812 г., узнал о том, что запасов пет, он в гпеве велел
немедленно судить и расстрелять интенданта Сиоффа и отдать
под суд другого интопдапта, Вильблангаа. Первого осужденно­
го расстреляли. Но второй спасся: Жомини сообщил императо­
ру, что интендантство не так виновато, потому что крестьяне
здесь особенно дерзко нападают на французских фуражиров и
истребляют их, и тут же доложил императору о неуловимой
предводительнице Прасковье и ее поразительных действиях,
и тогда Наполеон отменил суд над Вильбланшем.
По единодушным отзывам французов, решительно нигде,
кроме одной Испании, крестьянство в деревнях не оказывало
им такого ожесточенного сопротивления, как в России. «Каж629

дая деревня превращалась при нашем приближении или в кос­
тер, или в крепость»,—так писали впоследствии французы.
Непримиримая ненависть тысяч и тысяч крестьян, стеной
окружившая великую армию Наполеона, подвиги безвестных
героев — старостихи Василисы, Федора Онуфрпева, Герасима
Курина,— которые, ежедневно рискуя жизнью, уходя в ле­
са, прячась в оврагах, подстерегали французов,— вот то, в
чем наиболее характерно выразились крестьянские настрое­
ния в 1812 г. и что оказалось губительным для армии Напо­
леона.
Именно русский крестьянин уничтожил великолепную, пер­
вую в мире кавалерию Мюрата, перед победоносным натиском
которой бежали все европейские армии; и уничтожил ее рус­
ский крестьянин, заморив голодом ее лошадей, сжигая сено и
овес, за которыми приезжали фуражиры Наполеона, а иногда
сжигая и самих фуражиров.
Имеппо русский крестьянин создал ту благоприятную обста­
новку, среди которой могли развиться действия Давыдова и дру­
гих партизан. И прежде всего это именно он, русский крестья­
нин, изумлял своим героизмом Наполеона и его маршалов, по­
гибая и в отряде Раевского, и в отряде Неверовского, и с ДохlypoBbiM в Смоленске, и с Багратионом при Бородине и сгорая
живьем в Малоярославце, потому что, повторяю, русская армия
сражалась в 1612 г. так, как сражаются лишь только в народной
войне.
А война против вторгшегося Наполеона была истинно на­
родной войной. Наполеон подсчитывал в своей стратегии коли­
чество своих войск и войск Александра, а сражаться ему при­
шлось с русским народом, о котором Наполеон позабыл. Рукаго народа и нанесла величайшему полководцу всемирной исто­
рии непоправимый, смертельный удар.
По показанию не только Николая Ивановича Тургенева, но
и других людей поколения декабристов, русские крестьяне по­
сле изгнания неприятеля из России считали, что своей герой­
ской борьбой против Наполеона они «заслужили свободу» и что
получат ее от царя. Однако на деле они получили от Александ­
ра I не свободу, а единственную посвященную им строчку в
манифесте 30 августа 1814 г., где царь «всемилостивейше»
благодарил все сословия и давал всем сословиям разные льготы.
Вот что гласила эта единственная строка, где речь идет о на­
граде для крестьянства:
«Крестьяне, верный наш народ, да получат мзду свою от
бога».
Русское крестьянство, сражалось ли опо в двенадцатом
году в мундирах или в зипуне, стяжало себе бессмертную
славу.
«830

Представители национальных меньшинств и отдельных
групп не уступали коренному русскому населению в желании
защищать общее отечество.
Донские казаки, башкиры, татары, уральские казаки, на­
роды Кавказа сражались, судя по всем отзывам, замечательно
стойко и мужественно. Герой Багратион достойно представлял
Грузию. Калмыки (составившие Ставропольский калмыцкий
полк) прославились своей храбростью в 1812 г.: их «летучие
отряды» особенно отличились во вторую половину войны, при
преследовании отступавшего неприятеля.
Башкиры так полюбились Платову, что он из двухсот осо­
бенно отличившихся башкирских наездников образовал особый
отряд, и 27 июля 1812 г. у Молева-Болота этот отряд совершил
первую свою блестящую атаку на фрапцузов.
О евреях Денис Давыдов несколько раз очень настойчиво
говорит как о таком элементе населения западных губерний,
на который вполне можно было положиться. То же самое по­
вторяет, и совершенно независимо от Дениса Давыдова, издан­
ный правительством уже в 1813 г. «Сборник» записей и воспо­
минаний об Отечественной войне: «Надлежит сознаться, что
евреи не заслуживают тех упреков, коими некогда отягощаемы
были почти всем светом... потому что, несмотря на все ухищ­
рения безбожного Наполеона, объявившего себя ревностным
защитником евреев и отправляемого ими богослужения, оста­
лись приверженными к прежнему своему (русскому) прави­
тельству и в возможнейших случаях не упускали даже различ­
ных средств доказать на опыте ненависть и презрение свое к
гордому и бесчеловечному утеснителю народов...» Денис Давы­
дов был очень огорчен, когда одип храбрец из его отряда,
представленный им к Георгию, не мог получить этого ордена
исключительно вследствие своего еврейского вероисповедания.
3

Переходя от эксплуатируемого класса к эксплуататорам, от
крепостных крестьян к помещикам, к дворянам-душевладельцам, мы видим, что они встретили вторжение Наполеона с раз­
ными чувствами.
В первой главе этой работы я упомянул о той вражде, с ко­
торой дворянская масса (и особенно аристократическая ее
верхушка) относилась к Наполеону. Не говоря уже о послед­
ствиях континентальной блокады, свежий пример мог пугать
русский помещичий класс. Ведь если после разгрома Пруссии,
после Тильзита король Фридрих-Вильгельм III принужден
был так сильно расшатать и частично даже отменить крепост­
ные порядки, то не вздумает ли Александр то же самое сотво631

рить и с Россией, которая тоже потерпела поражение под
Фридландом и тоже опозорилась в Тильзите? Когда обнару­
жилось, что этому не бывать, когда удалось даже скромного
реформатора Сперанского убрать в Сибирь, крепостники успо­
коились. Но если их вполне устраивало положение 1811 и пер­
вой половины 1812 г., если они радовались ссоре обоих
императоров и дипломатическому расхождению, то совсем дру­
гое все-таки ощущение возникло, когда страшная военная опас­
ность стала проникать в глубь России. Страх обуял очень мно­
гих. Не только ярая ненавистница Наполеона — императрицамать Мария Федоровна —- вдруг стала плакать, ежеминутно
собираться куда-то 'выехать и предлагать царю «преклониться
перед волей божьей» и поскорее мириться с Наполеоном, но
страх обуял и: значительную часть двора и всю дворянскую
массу. А что если Наполеон издаст декрет об освобождении
крестьян? Что если он возбудит «пугачевщину», во сто крат
более страшную, чем та, что была в 1773—1774 гг.? Знали, что
крестьяне давно уже прослышали о Наполеоне.
Еще в декабре 1806 г., когда началась новая кровопролит­
ная война с Наполеоном, граф Ростопчин напомнил Александ­
ру, что дворянство — «единственная подпора отечества...» -«Сие знаменитое сословие...— продолжал Ростопчип,— жерт­
вует всем отечеству и гордится лишь титлом россиян... Но все
сие усердие, меры и вооружение, доселе нигде не известные,
обратятся в мгновение ока в ничто, когда толк о мнимой воль­
ности подымет парод на приобретение оной истреблением дво­
рянства, что есть во всех бунтах и возмущениях единая цель
черни, к чему она ныне еще поспешней устремится по приме­
ру французов и быв к сему уже приуготовлена нещастным
просвещением, коего неизбежные следствия суть гибель
законов и царей...» Ростопчин обращает впимание царя па то,
что «сословие
слуг уже ждет Бонапарта, дабы быть воль­
ными» 9.
Что если «сословие слуг» восстанет? Эта мысль тревожила
в 1812 г. почти все дворянство.
«Войска мало, предводители пятятся назад, научились на
разводах только, а далее не смыслят... Французы распростра­
няются всюду и проповедуют о вольности крестьян, то и ожидай
всеобщего (восстания — £. Т.), при этаком частом и строгом
рекрутстве и наборах ожидай всеобщего бунта против государя
и дворян и прикащиков, кои власть государя подкрепляют... те­
перь надобно молчать и ожидать, как придет всеобщее резапье»,— так кручинился старый крепостник Поздеев, поспе­
шивший убраться подальше от французов в Вологду и оттуда
изливавший свою грусть в письме к Разумовскому (21 сентяб­
ря 1812 г.) и к С. С. Ланскому (19 сентября). Он не верит, что
632

дело обойдется без большого крестьянского восстания. «Ибо где
теперь безопасность? Потому ли и мужики наши, по вкоренен­
ному Пугачевым и другими молодыми головами желанию, ожи­
дают какой-то вольности; хотя и видят разорение совершенное,
но очаровательное слово «вольность» кружит их, ибо мало смыс­
лящих, а прочее все число так, как и во всех состояниях, глупые
и невежды».
Поздеев был не одинок в своих опасениях.
«...Но, кажется, ближние и доверенные советники государя...
решили вести войну оборонительную и впустить неприятеля в
границы наши. Те, кои но знают немецкой тактики и судят по
здравому рассудку, весьма сим огорчаются... боятся также, что
когда он приблизится к русским губерниям и объявит крестьян
вольпыми, то может легко сделаться возмущение, но что до это­
го Фулю, Армфельду и прочим!» — так писала средняя по­
мещица-крепостница еще до начала войны, и эта боязнь все
усиливалась и усиливалась в дворянстве, по мере того как
«немец» Барклай «отдавал» Наполеону одну губернию за
другой 10.
Но все эти опасения скоро стали рассеиваться. «Я вам сооб­
щаю повое доказательство, что слово «вольность», на коей На­
полеон создал свой замысел завоевать Россию, совсем в пользу
его не действует. Русских проповедпиков свободы нет, ибо я в
счет не кладу ни помешанных, ни пьяных, коих слова остаются
без действия»,— писал Ростопчин министру полиции Балашову
12 июля (30 июня) 1812 г.
«Не нужно скрывать от себя,— читаем в -письме, получен­
ном С. Р. Воронцовым в Англии после Бородина и занятия Мос­
квы,— что неприятель, идя на Москву, имел две цели. Одна из
них
возбудить некоторое движение среди крестьян, и дру­
гая — припудить к миру, угрожая столице.
Он обманулся и в том и в другом. Народ проявил повсюду
выдающийся национальный дух. Он сам уничтожает свое иму­
щество, лишь бы пе отдать сто неприятелю, против которого он
вооружился» и .
Крупный купец, ростовский городской голова Маракуев в
своих «Записках» дает характерную картину дворянских и кре­
стьянских настроений южных губерний: «В Харькове под ко­
нец ярмарки получено печальное известие о взятии неприяте­
лем Смоленска. Бывшие в то время в Харькове военные имен­
но утверждали, что Москва не устоит, что, выключая Смоленск,
нет до самой Москвы такой позиции, где бы можно было с вы­
годой противустать неприятелю. Все таковые рассказы только
умножали общее уныние. А глупые афишки Ростопчина, писан­
ные паречием деревенских баб, совершенно убивали надежду
публики... Малороссиянская чернь с внутренним удовлетвореОЗЯ

нием принимала успехи французов: в ней еще не угас крамоль­
ный дух польский. Но дворяпе не отделяли себя от нас и мыс­
лили и действовали как истинные сыны отечества». «Польский
дух» был, конечно, тут ни при чем: «чернь», то есть крепостные
Украины, недавно только закрепощенные Екатериной, ненави­
дели польских панов уже никак не меньше, чем русских, и для
них нашествие Наполеона в этот его первый период ассоцииро­
валось не с восстановлением Польши, а с крушением крепост­
ного права. «Нельзя умолчать о неудовольствии публики на
главнокомандующего армией Барклая де Толли... отступление
армии нашей приписывали не ипому чему, как явной его 'из­
мене, между тем как князь Багратион был обожаем публикой:
на него они совершенно во всем надеялись...»
Помещики и исправники «вооружили крестьян и начали си­
стематично и искусно действовать против общего врага. Не
повторялось более явлений, происходивших в Белоруссии. Мы
вступили в недра коренной России. Дворяне, священники, куп­
цы, крестьяне — все были одушевлены одним духом... Повсюду
мы встречали только самое геройское самопожертвование...» 12
Это показание очевидца подтверждается многими другими.
Многие из наиболее просвещенной передовой части этого
класса судили не как крепостники Ростопчин или Поздеев, а
как Николай Иванович Тургенев.
Декабристы, вышедшие из этого и из ближайшего к этому
поколения дворянства, утверждали, что именно победа 1812 г.
сделала в их глазах не только крепостное право, но даже и даль­
нейшее существование самодержавного деспотизма явлением
совсем непереносимым в моральном отношении.
Наполеон вышел из пределов России. Но борьба с ним не
только не кончилась, а еще разгоралась, и что выйдет из затева­
емого Александром заграничного похода, было неизвестно, но
пережитая только что гроза заставила кое-кого из самых пере­
довых дворян заговорить о необходимости смягчить условия кре­
постного нрава. «Что касается до меня, — пишет какой-то, судя
по всему, большой барин, близкий к верхам, в частном письме
к Лонгинову,— о увольнении крестьян, я, хотя не якобинец,
признаюсь, что думаю, непременно мало-помалу это сделать.
Теперь есть случаи начать в Польше, конфисковав име­
ния всех тех, кои против нас служили, раздать эти имения гене­
ралам и офицерам нашим бедным и изувеченным, и раздав
оным поставить таксу, выше которой бы с крестьян не брать и
чтоб они были вольны. Дареному коню в зубы не смотрят, новые
помещики были бы довольны и важная часть крестьян вышла
бы из теперешнего несчастнейшего положения» 13.
Автор письма сравнивает Пруссию (куда только что вступи­
ла русская армия), где после учиненного Наполеоном разгрома
634

в 1806—1807 гг. пало крепостное право, с положением крестьян
в России и русской Польше: «Вот здесь в Пруссии, в части, ко­
торая давно уже от Польши взята, мужики уже не крепостные
я общее состояние гораздо лучше нежели в нашей Польше. Го­
ворили, что часть Польши, доставшаяся нам, счастливее тех,
кои принадлежат Пруссии и Австрии. Что совершенная ложь.
Правда, что помещикам и шляхтам лучше (и они-то дрянь и не­
благодарные), потому что они так же дерут с мужиков, как при
дурацкой их республике, но крестьянам гораздо хуже».
4

Купечество, тот «средний класс», который Наполеон рассчи­
тывал найти в Москве, обнаружило дух полной непримиримости
к завоевателю, хотя Ростопчин в Москве очень подозрительно
относился к купцамнрасколышкам и полагал, что они в душе
ждут чего-то от Наполеона. Во всяком случае никаких торговых
дол с неприятелем (очень этого домогавшимся) купцы не вели,
пи в какие сделки с ним не входили и вместе со всем населени­
ем, которое только имело к тому материальную возможность,
покидали места, занятью неприятелем, бросая дома, лавки,
склады, лабазы на произвол судьбы. Московское купечество по­
жертвовало на оборону 10 миллионов рублей —сумму по тому
времени огромную. Были значительные пожертвования день­
гами от купечества также и других губерний.
Пожертвования были очень значительные. Но если часть
купечества очень много потеряла от великого разорения, соз­
данного -нашествием, то другая часть много выиграла.
Многие купеческие фирмы «жить пошли после француза».
Мы уж не говорим о таких взысканных фортуной удачниках,
как Кремер и Бэрд (знаменитый потом фабрикант), разжив­
шихся на поставках ружей, пороха ш боеприпасов.
На чрезвычайном заседании комитета министров 9 сентября
было решено выписать из Англии пороху 40 тысяч пудов и
50 тысяч ружей. Выписку этих вещей брали на себя коммер­
ции советник Кремер и заводчик Бэрд. Цена за пуд пороха была
ими поставлена 29 рублей (серебром), за каждое ружье —
25 рублей 14. Цепы эти были очень и очень хорошие— не для
казны, но для получивших этот заказ на поставку.
Но и «средние» подрядчики, доставлявшие армии сено, овес,
хлеб, сукно, кожу, «охулки на руку не клали» и жили с армей­
скими «комиссионерами» и «комиссарами» (интендантами) в
дружбе, любви и совете. По военному времени торговаться мно­
го с поставщиками и подрядчиками по приходилось, проверять
их счета было некогда. Генерал Ермолов только помечтал
«сжечь» уличенного им вора-интенданта. О «сожжении» или хо635

тя бы уголовном преследовании купцов-поставщиков речь мог­
ла идти лишь в совсем исключительных случаях (да и то уже
тогда, когда война давно окончилась).
Справедливые нарекания посыпались в 1812 г. на купечест­
во за громадный и внезапный рост цен на все товары вообще и
на предметы первой необходимости в частности. Знаменитые,
всегда и всеми авторами цитируемые стихи применимы были не
только к Петербургу, где они возникли: «Лишь с Лпглией раз­
рыв коммерции открылся, то внутрепный наш враг на прибыль
и пустился. Враги же есть все те бесстыдные глупцы, грабители
людей, бесчестные купцы» и т. д.
Эти стишки сложены (о чем иногда забывается) не по пово­
ду войны с Наполеоном, а в предшествующие годы, в годы кон­
тинентальной блокады, но истинную популярность приобрели
они в 1812 г., когда все вздорожало в совершенно неслыханных
размерах. Дело было но только в полном прекращении ввоза то­
варов из-за границы, но и в огромных закупках и заготовках
для армии и в обширных спекуляциях на этой почве. К этому
нужно прибавить разорение занятой неприятелем территории,
уничтожение промышленных предприятий, истребление посе­
вов и урожая. В Смоленске, в Москве, в Вязьме, в Гжатске, в
Можайске все фабрики без исключения были упичтожены ог­
нем или дотла разграблены. Рабочих в тогдашней России числи­
лось около 150 тысяч человек (в 1814 г.— 160 тысяч). Рабочие
были большей частью крепостными и работали на фабриках сво­
их помещиков или на предприятиях купцов, которым помещи­
ки передавали крестьян на определенные сроки, часть же рабо­
чих была и вольнонаемной. И те и другие в большинстве случаев
были тесно связаны с деревней, и когда пришла гроза двена­
дцатого года, рабочие занятых неприятелем мест разбежались
по деревням. Очень сильно спекулировали и на предметах воору­
жения. Спекуляция эта получила новый толчок после посещения
Москвы царем. До приезда царя в Москву и до его патриотиче­
ских воззваний и объявления об ополчениях сабля в Москве
стоила G рублей и дешевле, а после воззваний и учреждения опол­
чений — 30 и 40 рублей; ружье тульского производства до воз­
званий царя стоило от 11 до 15 рублей, а после воззваний —
80 рублей; пистолеты повысились в цене в пять-шесть раз. Куп­
цы видели, что голыми руками отразить неприятеля пельзя, и
бессовестно воспользовались этим случаем для своего обогаще­
ния,— так свидетельствует несчастный Бестужев-Рюмин, кото­
рый не успел в свое время выехать из Москвы, попал в наполео­
новский «муниципалитет», старался там (конечно, без сущест­
венных результатов) защитить жизнь и безопасность оставшей­
ся кучки русских, а в конце концов после ухода французов был
заподозрен в измене, подвергся преследованию и нареканиям.
636

Уже в декабре московские купцы стали подавать правитель­
ству заявления об убытках от нашествия. Реестры при этом
составлялись очень подробные. Начинались многие эти заяв­
ления одной и той же курьезной формулой, очевидно, пущен­
ной в ход каким-нибудь грамотеем-приказным, зарабатывавшим
по купечеству ira составлении просьб и иных бумаг: «Известный
всем неприятель, вторгнувшись в Москву, пожег в ней домы и
купеческие ряды, в числе которых сгорело на великотысячную
сумму и моего разного товара» 15. Последствий эти прошения
(как общее правило) но имели.
Есть свидетельства о денежных пожертвованиях в 1812 г.
и от дворянства, но в большинстве случаев нельзя принимать за
чистую монету все эти помещичьи заявления о пожертвованиях,
приносимых на алтарь отечества. Вот, например, помещики Не­
вельского уезда Витебской губернии заявили (уже после вой­
ны) , что они ставили продовольствие для русских войск из чи­
стейшего патриотизма и не желают получать за это деньги, но
скептический витебский губернатор Лешерн фон Герцфельд до­
носит сенату: «Они (помещики — Е. Т.), описывая, что все ис­
полняли единственно из верноподданнической ревности, между
прочим нечувствительно ведут, чтобы им за перевозку овса и
каких-то других предметов сделали уплату, а также уволили бы
и от взноса податей, которых, может быть, больше следует с них
взыскать, нежели сколько получить им от казны за поставлен­
ные ими припасы. Следственно, мысли их стремятся к тому, что­
бы под видом верноподданнического пожертвования приобресть
себе сугубое вознаграяодеиие» 16. Вчитываясь в подобные доку­
менты, мы часто замечаем, куда «нечувствительно ведут» неко­
торые патриотические заявления.
Конечно, были и мелкие, обыденные, житейские интересы и
узколичные помышления, и как курьезен иногда бывает этот
калейдоскоп действительной жизни, когда читаешь некоторые
документы! Вот перед нами письмо, помеченное из лагеря в Та­
рутино 30 сентября 1812 г. Москва уже сдана и сгорела. Напо­
леон в Кремле. Генерал Лавров пишет в Петербург Аракчееву:
«Должно, наконец, отдать справедливость русским, что они пи
в каком положении не унывают; пламенное их усердие непре­
менно. По истине вам скажу, что но слыхал ни одного человека,
жалующегося о потере своей, всякий стремится к одному пред­
мету, дабы Россию избавить от нашествия вражия. Умы до та­
кой степени воспламенены, что генералы, офицеры, солдаты и
мужики лучше согласятся поцребстись под развалинами отече­
ства своего, нежели слышать о мире... При помощи всевышне­
го отмстим неприятелю — вот цель всех наших желаний—и по­
том поедем на отдых. Л между тем сделайте одолжение, мило­
стивейший благодетель мой, попросите Гурьева, дабы оп пред837

писал, что всемилостивейше пожалованная мне земля в Ко­
зельском уезде отдала была калужской казенной палатой, ко­
торая, кажется, и по сие время не извещена».
Это простодушное «а между тем» с прямым переходом от
Наполеона, у которого нужно вырвать Россию, к калужской ка­
зенной палате, у которой нужно вырвать «пожалованное» име­
ние, очень типично и для класса, к которому принадлежал ав­
тор письма, и для момента. Ведь он явно одинаково искренен и
в желании победить Наполеона и в усилиях сломить сопротив­
ление калужской казенной палаты.
Кстати отмечу, раз уже упомянуто имя Аракчеева, еще и
следующее: Аракчеев, никогда даже и на сотню верст не
приблизившийся ни к одному опасному месту за всю войпу,
хотя он был генералом и состоял на действительной службе,
отличался, кроме исключительной трусости, еще необычайным
своекорыстием и постоянно затруднял власти жалобами и ябед­
ническими бумагами, имеющими целью избавить его, «как
новгородского помещика», от каких-либо вызывавшихся войной
чрезвычайных расходов и платежей.
Конечно, воровавшие интендантские чиновники и грабившие
казну помещики находили себе в Петербурге стойкого покро­
вителя в лице Аракчеева. Характернейшую историю передает
нам в своих записках сурово-правдивый Сергей Григорьевич
Волконский, будущий декабрист, который служил в 1812 г. под
начальством генерала Винценгероде, старавшегося по мере сил
бороться против всех этих казнокрадов: «Но вопль чиновников,
которым препятствовал Винценгероде делать закупы по фабулезным (сказочным — Е. Т.) ценам, и таковой же вопль гос­
под помещиков, которые как тогда, так и теперь и всегда будут
это делать, кричать о патриотизм«, по из того, что может посту­
пить в их кошелек, не дадут ни алтына,— этот вопль нашел
приют в Питере, и па эти жалобы, хотя в выражениях весьма
учтивых, от графа Аракчеева был прислан Виицепгероде за­
прос. Имея рыцарские чувства, Винценгероде, получив его,
вспылил, не отвечал графу, по, написав письмо прямо государю,
приказал мне немедлеппо отправиться с этим письмом в Петер­
бург». Князь Волконский тотчас отправился к царю и был им
принят.
Дело было в октябре 1812 г. Александр предложил ему
три вопроса, и Волконский так, по трем пунктам, и излагает
вопросы царя и свои ответы: «1) Каков дух армии? Я ему от­
вечал: Государь! От главнокомандующего до всякого солдата
все готовы положить свою жизнь к защите отечества и вашего
императорского величества. 2) А дух народный? На это я ему
отвечал: Государь! Вы должны гордиться им: каждый крестья­
нин — герой, преданный отечеству и вам. 3) А дворянство? Го638

сударь, сказал я ему: я стыжусь, что принадлежу к нему. Было
много слон, а на деле ничего».
Таковы были впечатления правдивого и беспристрастного
свидетеля. Не менее интересна развязка дела с жалобой Винценгероде: Александр I, отлично понимая, что Винценгероде со­
вершенно прав и что Аракчеев — покровитель воров TI казнокра­
дов, стал на сторону Аракчеева. «Вот тебе письмо к Винцепгероде, он поймет меня и убедится, что имею полное уважение и до­
верие к нему, по в ходе дел административных надо давать им
общий ход...» Что означает эта умышленно темная фраза? А вот
что: пусть Винценгероде не тревожится неприятными для него
бумагами и пусть впредь «кладет их под красное сукно». То
есть, значит, пусть не обращает внимания на запросы Аракче­
ева. Это — с одной стороны. А с другой стороны —царь тут же
арибавил, заканчивая разговор с князем Волконским: «Чрез не­
сколько часов потребует тебя для отправления граф Алексей
Андреевич (Аракчеев—Е. Т.),— ты не говори, что я тебя тре­
бовал к себе и что ты получил от меня конверт для вручения
Винценгероде». Эти слова подчеркнуты самим С. Г. Волконским,
который прибавляет: «Я указываю на эти последние слова, как
на странный факт того, что государь себя подчинял какой-то
двуличной игре с Аракчеевым и как доказательство силы Арак­
чеева у государя».
Волконскому не суждено было передать эту странную бесе­
ду с царем генералу Винценгероде: пока он ехал из Петербурга
в действующую армию, Винценгероде был взят в плен и, как чи­
татель увидит дальше, чуть было не расстрелян Наполеоном.
Но все равно — ясно, что ни Винценгероде и никто из подобных
ему борцов за интересы казны ни малейшей поддержки со сторо­
ны царя не имели и помещики могли и впредь спокойно прода­
вать русской армии продукты по «фабулезным ценам», чувствуя
за собой прочную защиту в лице «новгородского помещика»
Аракчеева. Ни с этим «новгородским помещиком», ни с други­
ми помещиками вообще Александр Павлович никогда не считал
благоразумным ссориться, хотя очень хорошо понимал, что
Винценгероде прав в своих действиях, а князь Волконский
искренен в своих общих отзывах.
У Аракчеева тред глазами были высокие образцы для под­
ражания.
Наиболее резкий контраст героическому самопожертвованию
народных масс являло то, что происходило в верхах. Ограничим­
ся одним, но зато особо показательным примером.
Царский брат цесаревич Константин Павлович, укрывшись
от войны в Петербурге, времени даром не терял. Он представил
в Екатеринославский полк 126 лошадей, прося за каждую
225 рублей. «Экономический комитет ополчения сомневался, от630

пустить ли деньги, находя, что лошади оных не стоят». Но го­
сударь приказал, и Константин получил 28 350 рублей сполна, а
затем лошади были приняты: «45 сапатых застрелены немедлен­
но, чтобы не заразить других, 55 негодных велено продать за
что бы то ни было, а 26 причислены в полк». Ото было единст­
венной «услугой», оказанной отечеству Константином Павлови­
чем в 1812 г. В. И. Бакунина в своих интимных заметках гово­
рит по поводу этого поступка Константина, что «язык недоста­
точен», чтобы приискать «пазвание истинно выразительное» для
подобных деяний; «надобно изобрести новые», достаточно «вы­
разительные» слова, чтобы восславить Константина Павловича
так, как оп того заслуживает 17.
5
Несмотря на постепенно все возраставшее в народе чувство
ненависти к врагу, несмотря на отсутствие сколько-нибудь при­
метных оппозиционных настроений в дворянском классе русско­
го общества, правительство было в 1812 г. неспокойно. Бедствен­
ное начало войны, нелепый Дрисекий лагерь немца Фуля, где
чуть было не погибло все русское войско, погоня французской
армии за Барклаем и Багратионом, гибель Смоленска — все это
очень волновало умы и в дворянстве, и в купечестве, и в кре­
стьянстве (особенно затронутых нашествием в сопредельных с
ними губерниях). Слухи о том, что сам Багратион считает Бар­
клая предателем, что по армии шныряет немец Вольцогеп,
немец Винценгероде и другие, придавали особенно зловещий
смысл этому бесконечному отступлению Барклая и щедрой
отдаче неприятелю чуть не половины Российской империи. Сда­
ча ri гибель Москвы довели раздражение до довольно опасной
точки. Мы видели, в каких выражениях и Б каком тоне предо­
стерегала царя его сестра Екатерина Павловпа.
Александр был в тревоге, и в такой же тревоге были в этот
критический момент окружающие его. Балашову, министру по­
лиции, уже давно не нравились некоторые проявления слишком,
так сказать, рассуждающего патриотизма. «Кто это вам позво­
лил, господа?» —- так он приветствовал дворян, приезжавших в
•столицу повергнуть свои чувства «к подножию престола». Так­
же был настроен и Ростопчин, готовивший, как мы видели,
фельдъегерские тройки для слишком активных московских пат­
риотов в июле 1812 г. Корпус жандармов тогда еще не суще­
ствовал, дело политического выслеживания было поставлено
довольно кустарным способом, любители и добровольцы играли
значительную роль. Министерство полиции во главе с Балашо­
вым, петербургская полиция во главе с французом Жаком де
£40

Сангленом, министр внутренних дел Козодавлев, конкурирую­
щий с Балашовым и де Сангленом, Ростопчин, которого они все
ненавидели и который их не терпел,— все эти власти занима­
лись, во-первых, подсиживаньем друг друга, во-вторых, собира­
нием придворных и великосветских сплетен, в-третьих, пере­
хватыванием чужих писем.
Россия полна была наполеоповскими шпионами обоего пола
и всех мастей, и эти шпионы преспокойно сидели в Петербурге,
в Москве, в Одессе, в Риге, в Кронштадте вплоть до нашествия,
а многие остались и после нашествия и служили верой и правдой
Наполеону, когда он был в Москве. Никого из них все эти рус­
ские полицейские следопыты не уследили, а между тем сколько
было возни с организацией этой слежки! И в какой хаос пришло
это дело при военной грозе 1812 г.! Приведу документальные
примеры.
Владелец большой суконной и шерстобитной фабрики в селе
Бондарях, Тамбовского уезда, француз Лионп был заподозрен в
шпионстве в пользу Наполеона. Опасаясь возмущения патриоти­
чески настроенных рабочих, центральные и местные власти за­
ботились не столько о том, чтобы обезвредить шпиона, сколько
о том, чтобы прикрыть самый факт шпионажа и не довести его
до сведения рабочих. Министр внутренних дел писал тамбовско­
му губернатору: «Весьма опасно, чтобы огласка не довела кре­
стьян-фабричных до возмущения и до остановки работ на фаб­
рике».
После гибели Москвы, когда правительство было особенно
неспокойно, оно даже совершило в области расследования внут­
реннего шпионажа некоторые необдуманные поступки, на ко­
торые люди, в этой сфере имевшие и дар и призвание, взирали
с большим неодобрением и опасениями. Тут мы наталкиваемся
на нечто вроде порицания ученого знатока и специалиста про­
тив увлекающихся дилетантов, которые, не изучив техники
дела, думают, что можно вое взять одними лишь порывами и
широкими стремлениями.
В самом деле. Сидит в Нижнем-Новгороде переехавший из
запятой Москвы помощник директора Московского почтамта Рунич, тот самый, который впоследствии искоренял безбожие в
Петербургском университете. И вдруг он получает известие из
Петербурга, что оттуда циркулярно предложено губернаторам
требовать от губернских почтмейстеров подозрительные письма
для перлюстрации. Он в смятении. Для многоопытного Дмит­
рия Павловича Рунича перлюстрация — это не ремесло, которо­
му можно наскоро и кое-как выучиться, но одно из изящных
искусств, требующее любовного культивирования, и нельзя пер­
вого встречного губернатора к нему подпускать, потому что
могут получиться гибельные последствия.
41 Е . В. Тарле, т. VII

RA\

«...Освидетельствование корреспонденции и наблюдение за
оною производилось всегда чрез один только почтамт посредст­
вом особых чиновников, при перлюстрации употребляемых, и сие
делалось так тайно и с толикою осторожностью, что самые экс­
педиции разбора и отправления почт не ведали того, чья именно
корреспонденция наблюдается и какие письма перлюстрации
подвергаются»,— с горечью и достоинством жалуется Рупич сво­
ему министру Козодавлеву. И до сих пор результаты были бле­
стящие: «В доказательство того, что операция сия весьма скрыт­
но производилась, представить можно то, что в течение многих
лет самые перлюстрированные письма получавшим оные не по­
давали малейшего повода к сомнению или подозрению, и прави­
тельство чрез внушенную в публике доверенность к почтовому
департаменту имело всегда в руках своих средства к таким от­
крытиям, которые при самых усерднейших исследованиях оста­
вались иногда скрытыми. По уважению сих истин и быв удосто­
верен, что поручение о наблюдении за корреспонденцией, сде­
ланное почтовым конторам, совершенно подорвать может издав­
на утвердившуюся доверенность публики к почтовому департа­
менту, ибо губернские конторы ни средств для сего потребпых
не имеют, да и самое выполнение почтмейстерами предписаний
господ губернаторов подвергнуться может огласке, и, следова­
тельно, те лица, за коими наблюдение производиться будет, сде­
лает осторожными, я имею справедливый повод думать, что под
сим предлогом и непозволительное даже злоупотребление весьма
легко вкрасться может» 18.
Эта «внутренняя доверенность» публики к почтамту, кото­
рую так ценил Рунич, в самом деле, судя по позднейшим его се­
тованиям, стала исчезать и заменяться самой «злокачествен­
ной» осторожностью со стороны лиц, пишущих письма.
Вообще же помощник московского почт-директора Рунич
прямо говорил своему начальнику министру внутренних дел Ко­
зодавлеву, что он смотрит на перлюстрацию писем как на глав­
ную свою обязанность но службе. Он только скорбит, что нет у
людей уже прежней их доверчивости: все пишут о семейных де­
лах и разных личных расчетах, да еще повадились отправлять
по нескольку писем в одном большом пакете на безопасное чьенибудь имя. Вот тут и следи! «Без сомнепия, или по недоверчи­
вости к почтовому месту или с другим каким видом это делает­
ся». Словом, никакого чистосердечия у отправителей писем нет,
и это крайне затрудняет дело. Если на ком может взгляд остано­
виться с надеждой, то разве на некоем «Кр.» (приведены толь­
ко две первые буквы). Он, можно сказать, сам по себе ходячий
почтамт. «По связям его со всеми знатными здешними домами
и лицами, великому обращению в свете и, можно сказать,
особой любезности он имеет (такие — Е. Т.) средства узнавать
Ы2

и мнения частные и общие слухи, что никто с ним в сем случае
поравняться не может». Но, конечно, на «Кр.» надейся, а сам
не нлошай. «Но, несмотря на то, я не оставлю усугубить всех
усилий моих, чтобы открыть подобный сему канал чрез пер­
люстрацию и особливо счастливым почту себя, если успех
в том соответствовать будет и желаниям вашего превосхо­
дительства и усердному во всех отношениях стремлению мое­
му» 19 и т. д.
Хотя настроение народа было таково, что не было ни малей­
шей надобности поднимать искусственными мерами вражду к
пеприятолю, но правительство все же старалось через посредст­
во синода мобилизовать духовенство на дело патриотической
проповеди. Наполеоновская армия забирала церковную утварь,
пользовалась церковными зданиями как квартирами и нередко
как конюшнями. Это давало главное содержание антифранцуз­
ской церковной проповеди.
Наполеон приказал широко распространять через лазутчи­
ков и всех вообще, что он не преследует православной веры.
Польский переводчик (переводящий с французского слово «им­
ператор» словом «цесарь») выразил это так: «Что говорят попы
о прибытии французов, известно ли им, что Наполеон не сделает
войны вере, но только своим неприятелям? Известно ли, что це­
сарь строго приказал почитать церкви, монастыри, архимандри­
тов и попов?» Эта наполеоновская контрагитация имела чрезвы­
чайно мало успеха, и об осквернении церквей поминалось с воз­
мущением еще долгие годы после нашествия.
Нужно сказать, что в оккупированных местностях оставшее­
ся духовенство, чтобы получить право на богослужение, вхо­
дило в деловые -сношения с неприятельскими властями. Священ­
ник Мурзакевич в Смоленске даже встретил однажды Наполеона
«с крестом», выйдя ему навстречу, и за это и за другие действия
того же порядка подвергся преследованиям после ухода фран­
цузов. Были и еще подобные случаи в других местах, но от об­
винения в измене духовенство все же в конце концов избави­
лось. Сложнее былс положение православного духовенства в
Литве и Белоруссии, относительно которых в течение всей вой­
ны была общая молва о том, что эти земли навсегда уже отойдут
к восстанавливаемой Наполеоном Польше.
Варлаам, архиепископ мотплевский, получил 25 июля 1812 г.
от маршала Даву приказ привести население Могилева к прися­
ге па верность Наполеону. Архиепископ явился с соответствую­
щей свитой в кафедральный собор и здесь привел народ к тре­
буемой присяге и отслужил молебен с поминовением имени «ве­
ликодержавного государя французского императора и италий­
ского кероля великого Наполеона -и супруги его императрицы
и королевы Марии-Луизы». То же самое произошло во всех
41 *

643

церквах могилевской епархии. Любопытно, что секретарь кон­
систории Демьянович, впоследствии обличавший Варлаама, не
советовал Варлааму присягать и приводить к этой присяге
по весьма удобопонятной причине: «... поелику французы еще
не совершенно овладели Белорусской страной», а другой поз­
днейший обличитель Варлаама, иеромонах Орест, не толь­
ко тоже приводил к присяге на верность Наполеону, но да­
же доносил па тех духовных лиц, которые отказывались это
делать.
И Варлаам, и Орест, и духовенство, за пими пошедшее, все
они были, как и мпогие, вполне убеждены в конечной победе На­
полеона, в отторжении западных губерний от России и хотели
полной покорностью по отношению к грозному завоевателю спа­
сти православную епархию от грозившего натиска со стороны
католической церкви. Лучше Даву, чем ксендз-официал Маевский, лрозивший православному архиепископу; лучше Наполе­
он, чем римский папа. Так оправдывал Варлаам свой поступок,
если 20не этими словами, то подобной аргументацией по суще­
ству .
Говоря о духовенстве в 1812 г., необходимо отметить еще од­
ну любопытную подробность, прямо относящуюся к деликатной
и затейливой проблем« об антихристе. Дело в том, что еще во вто­
рую войну с Наполеоном, зимой и ранней весной 1807 г., синод
счел политичным широко поставить с церковного амвона про­
поведь о том, что Наполеон есть предтеча антихриста. В народе
для краткости Наполеона тогда стали именовать просто анти­
христом, так как «предтеча» —слово трудное и невразумитель­
ное. Потом, когда после битвы при Фридланде был внезапно за­
ключен пе только мир, но и теснейший дружественный союз
между благоверным православным царем и этим самым антихри­
стом, когда оба они публично обнимались и лобызались на тильзитском плету, когда антихрист получил от царя ленту Андрея
Первозванпого, а царь получил от антихриста звезду Почетного
легиона, то сшюд приказал духовенству в самом спешном поряд­
ке умолкнуть и ни о каких предтечах не сметь отныне и думать.
Умолкли. Но как быть теперь, в 1812 г., когда Наполеон повел
себя в таком отчетливо выраженном антихристовом стиле: ос­
кверняет церкви, разоряет Россию, жжет Смоленск, жжет и гра­
бит Москву? Очень уж соблазнительно было вспомнить об анти­
христе, тем более что Наполеон, как сказано, уже в 1807 г.
вплоть до Тильзита был по этой части в сильнейшем подозрении.
И вот эта проповедь снова сама собой кое-где началась уже с
конца лета 1812 г. Но положительно не везло духовенству с этой
темой! Опять пришлось ее оборвать, и притом по самой простой
причине: в России тогда и в крестьянстве, и в мещапстве, и в ку­
печестве, и среди православных, и среди раскольников было не644

мало начитанных в писании людей, которых называли начет­
чиками и которые превосходно знали и Евангелие и Библию и
Апокалипсисом интересовались в особенности. Эти начетчики
нередко в религиозных спорах сбивали с толку и ставили в ту­
пик не только священников, но и архиереев. Они-то и заста­
вили духовенство продумать до конца эту проповедь о появле­
нии антихриста. Получилось нечто неладное, несуразное и даже
определенно вредное.
Дело в том, что в конце концов спохватились: если в самом
деле парод в России удостоверится, что Наполеон есть антихрист,
то может махнуть рукой на сопротивление, так как ведь анти­
христу именно и предсказана полная победа и затем тысячелет­
нее благополучное царствование, а что потом, в 2812 г., антихри­
сту придется круто, так ведь дожидайся этого благоприятного
времени! И вот пастырям рекомендуется сиять с Наполеона этот
выгодный для него навет, будто он — антихрист. Пусть не хва­
стается: вовсе он не антихрист! «Да не смущается сердце ваше,
не унывайте, не думайте, чтоб это был антихрист, особенпый
человек греха, предреченный в священном писании, что он явит­
ся в последние времена... Много в прошедшем времени было
таких, о коих также думали, будто они — антихристы, но думали
все напрасно.. Итак, не думайте вопреки священному писанию
и здравому рассудку, что будто Наполеона Бонапарта яко ан­
тихриста победить не можно, но он не что иное, как обманщик,
воюющий не силой, а хитростью...»
Мы уже отметили, что и без этой агитации пастроение народа
было непримиримо враждебным по отношению к внешнему
врагу, и ненависть против него бушевала ярким пламенем. Пра­
вительство все-таки не прекращало полицейских наблюдении.
Но все эти ухищрения политической и иной полиции, добро­
вольных и казенных агентов и сыщиков, почтовых шпионов и
перлюстраторов были совершенно бесполезны уже начиная с ок­
тября 1812 г., с битвы при Тарутине и с ухода Наполеона из Мо­
сквы. Если Александру простили его явную неспособность, его
удаление в безопасный Петербург на все время войны,— сло­
вом, простили все только за решимость ни за что не мириться
с Наполеоном,— то едва начала выясняться грозящая вражеской
армии гибель, едва, еще не веря себе, стали замечать, что Боро­
дино и гибель Москвы оказались вовсе не поражением и концом
России, а, напротив, губительными ударами, нанесенными вра­
гу, затих на время ропот и на самого царя и на царское окру­
жение. Об этом именно моменте и писал Пушкин в сожженной
им, к несчастью, главе «Евгения Онегина»:
Гроза двенадцатого года
Настала — кто тут нам помог?

i

'
645

Остериененпе парода,
Г>арклай, зима иль русский бог?
Но бог помог — стал ропот ниже...

Царское правительство с Тарутинской битвы могло уже не
беспокоиться. Грозный кризис миновал для него благополучно.
А Тарутино было еще только зарницей, предвещавшей гран­
диозные события, оно было лишь первым симптомом грядущего
освобождения России от неприятельского нашествия и совсем
пока неясным еще предвестием полного истребления великой
армии.

-C^QPÇ£^-Ï

Глава

Vili

ТАРУТИНО И УХОД НАПОЛЕОНА
ИЗ МОСКВЫ

1
ейчае же после пожара Москвы у Наполеона на первый
план выступают две задачи: первая и самая важная —
непременно добиться здесь же, в Москве, мира; вто­
рая — предохранить от окончательного разграбления
солдатами то, что еще из съестных запасов и одежды
могло уцелеть в Москве от пожара и вместе с тем (одно с дру­
гим было неразрывно связано) спасти расшатанную дисципли­
ну в своей пестрой но составу армии. Обе задачи оказались
совершенно невыполнимыми.
Пожар уже утихал в некоторых частях города (в центре), но
еще свирепствовал на окраине, когда Наполеон переехал из
Петровского замка обратно в Кремль. Тут ему в самый день воз­
вращения в Кремль сообщили, что генерал-майор Тутолмин, на­
чальник Воспитательного долга, просит поставить стражу возле
этого учреждения для охраны оставшихся в Москве питомцев.
К полной неожиданности, Наполеон не только удовлетворил
ходатайство Тутолмина, но и велел 18 сентября пригласить его
в Кремль.
Наполеон так начал разговор с Тутолминым 18 сентября:
«Я бы желал поступить с вашим городом так, как я посту­
пал с Веной и Берлином, которые и поныне не разрушены; но
россияне, оставившие сей город почти пустым, сделали беспри­
мерное дело. Они сами хотели предать пламени свою столицу и,
чтобы причинить мне временное зло, разрушили созидание мно­
гих веков... Я никогда подобным образом не воевал. Воины мои
умеют сражаться, но не жгут. От самого Смолепска я более
ничего не находил, как пепел» '.
В разговоре Наполеон был очень милостив. Говорил о пре­
ступности Ростопчина, которому всецело приписывал поджоги.
Выяснилось, что генерал-губернатор велел увезти все пожарные
трубы, и в этом Наполеон усматривал одну из главных улик.

С

647

Были и другие: действительные или мнимые показания людей,
судившихся в качестве поджигателей. Тутолмин па вопрос им­
ператора, не желает ли он еще о чем-нибудь просить, попросил
позволения написать рапорт Марии Федоровпе, высшей началь­
нице всех воспитательных домов в России. Наполеон не только
позволил, но еще предложил Тутолмину добавить, что он, На­
полеон, почитает по-старому Александра и желал бы заключить
мир. Тутолмин все это написал в тот же день и отправил с чи­
новником своего ведомства, которого по именному повелепию
императора пропустили через передовые посты французской ар­
мии.
Уже эта первая попытка была совсем пе похожа па обычный
образ действий Наполеона, и уже она одна давала попять, что
Наполеон чувствует себя не весьма уверенно.
В самом деле, Наполеон всю свою игру вел, рассчитывая на
упадок духа и слабость царя и па то, что не сегодня — завтра
побежденный Кутузов пришлет к нему парламентера под белым
флагом, подобно тому как в июне 1807 г., после Фридланда, к
нему явился парламентер от Бенпигсепа. Но Бородино не было
Фридландом. Никакой парламентер не явился. Между тем, если
бы Александр согласился теперь на мир, то престиж Наполеона,
занявшего Москву и из Москвы диктующего мир России, был
бы необычайно упрочен в глазах всей Европы. Какой это был бы
мир? Если бы Александр откликнулся сразу, то Наполеон — мы
это знаем документально — намерен был требовать отторже­
ния Литвы, подтверждения блокады, союза с Францией. Если
бы Александр откликнулся на последующие две попытки, то
Наполеон ничего бы не требовал. «Лишь бы честь была спасе­
на», «спасайте честь»,— говорил он, отправляя в октябре Лористона. Но царь не ответил ни па одпу из трех попыток.
Вторая попытка была произведена Наполеоном, когда еще
невозможно было даже по расчету времени надеяться получить
ответ от Александра: ровно через два дня после беседы с Тутолминым. Связана эта попытка с именем Ивана Алексеевича Яков­
лева, отца А. И. Герцена. Об этой попытке мы знаем из фран­
цузских источников, из первых страниц герценовского «Былого
и дум» и из полного текста письма Наполеона к Александру, от­
правленного через Яковлева. Застрял в Москве этот Яковлев, бо­
гатый московский барин и оригинал, случайно: слишком долго
собирался выехать. Семья очутилась в трудном положении, и
Яковлев обратился за покровительством к маршалу Мортье.
Маршал был знаком с Яковлевым по Парижу и доложил о
нем Наполеону; тот велел Яковлеву явиться. Герцеп го­
ворит, со слов отца, об этом свидании в первой главе «Былого и
дум»: «...Наполеон разбранил Ростопчина за пожар, говорил, что
это вандализм, уверял, как всегда, в своей непреодолимой люб648

ви к миру, толковал, что его война в Англии, а не в России,
хвастался тем, что поставил караул к Воспитательному дому и
к Успенскому собору, жаловался на Александра, говорил, что
он дурно окружен, что мирные расположения его (т. е. Напо­
леона — Е. Т.) не известны императору. Отец мой заметил, что
предложить мир скорее дело победителя. «Я сделал, что мог, я
посылал к Кутузову, он но вступает ни в какие переговоры и не
доводит до сведения государя моих предложений. Хотят вой­
ны, не моя вина — будет им война».
Тут надо заметить, что Яковлев что-то, очевидно, спутал,
рассказывая сыну впоследствии о свидании. Наполеон к Кутузо­
ву еще пи разу не обращался, когда говорил с Яковлевым: по­
сылка Лористона произошла после разговора с Яковлевым.
Наполеон сначала было отказал Яковлеву в пропуске. Но
когда Яковлев стал настойчиво просить, «Наполеон подумал и
вдруг спросил: „Возьметесь ли вы доставить императору пись­
мо от меня? На этом условии я велю вам дать пропуск со всеми
вашими".— ,,Я принял бы предложение в. в., ... но мне трудно
ручаться". „Даете ли вы честттое слово, что употребите все
средства лично доставить письмо?"— „Обязуюсь своею честью,
государь"».
Наполеон написал 20 сентября письмо Александру, и Яков­
лев повез его. Письмо было доставлено Александру. Его полный
текст напечатан в официальном издании корреспонденции Наполеопа 2.
Это письмо интересно и в политическом и в психологическом
отношении. Наполеон хочет и остаться ъ позе бесспорного, но ве­
ликодушного победителя и облегчить царю трудную задачу пой­
ти на переговоры указанием на почти полную невиновность его,
Наполеона, в разорении половины России и гибели Москвы.
Стремление настроить царя примирительно сквозит особенно вконцб письма. Но и начало очень характерно: «Прекрасный и
великолепный город Москва уже не существует. Ростопчин сжег
его. 400 поджигателей арестованы на месте преступления. Всеони объявили, что поджигали по приказу губернатора и дирек­
тора полиции; они расстреляны. Огонь, по-видимому, паконец
прекратился. Три четверти домов сгорело, одна четвертая часть
осталась. Это поведение ужасно и бесцельно. Имелось ли в виду
лишить его (Наполеопа — Е. Т.) некоторых ресурсов? Но они
были в погребах, до которых огонь не достиг. Впрочем, как унич­
тожить один из красивейших городов целого света и создание
столетий, только чтобы достигнуть такой малой цели? Это — по­
ведение, которого держались от Смоленска, только обратило 600
тысяч семейств в нищих. Пожарные трубы города Москвы были
разбиты или унесены...» Наполеон дальше указывает, что в доб­
ропорядочных столицах его не так принимали: там оставляли
64$

администрацию, полицию, стражу, PI все шло прекрасно. «Так
поступили дважды в Вене, в Берлине, в Мадриде». Он не подо­
зревает самого Александра в поощрении поджогов, иначе «я не
писал бы вам этого письма». Вообще «принципы, сердце, пра­
вильность идей Александра не согласуются с такими эксцесса­
ми, недостойными великого государя и великой нации». А меж­
ду тем. добавляет Наполеон, в Москве не забыли увезти пожар­
ные трубы, но оставили 150 полевых орудий, 60 тысяч новых
ружей, 1000 тысяч зарядов, оставили порох и т. д.
Любопытны последние строки, показывающие поразительное
•ослепление Наполеона, полное его нежелание стать на точку
зрения противника. После всего, что он в России сделал, начи­
ная от перехода через Неман и кончая Москвой, он пишет: «Я
Беду войну против вашего величества без враждебного чувства».
Он так «великодушен», что «одна записка от вашего величества,
до или после последнего сражения, остановила бы мой поход, и
я бы даже хотел иметь возможность пожертвовать выгодою за­
нятия Москвы. Если ваше величество сохраняет еще некоторый
•остаток прежних своих чувств по отношению ко мне, то вы хоро­
шо отнесетесь к этому письму. Во всяком случае, вы можете
только быть мне благодарны, за отчет о том, что делается в
Москве». Подписано: «Наполеон».
Это письмо, где нет прямого предложения мира, является на
деле предложением мира.
Как на донесение Тутолмина, так и на это личное письмо
Наполеона Александр не ответил.
Тревога среди маршалов росла. До каких пор сидеть в Мос­
кве? Близились холода. Никаких «ресурсов» в московских погре­
бах, о чем писал Наполеон Александру, солдаты не нашли, ес­
ли понимать под «ресурсами» съестные припасы, но зато нашли
они там очень много спиртных напитков: спирта, водки, лике­
ров, вин. Пьянство шло неимоверное, а хлеба было по-прежнему
очень мало, овса и сена почти вовсе не было, лошади падали в
Москве тысячами, чуть ли не больше, чем на походе. Ни фаль­
шивьте привезенные с собой русские ассигнации, ни настоящие
не помогали делу; русские крестьяне не вступали с французами
ни в какие разговоры. И, главное, дисциплина французской ар­
мии расшатывалась неимоверно. Солдаты, уже не только немец­
кие, польские, итальянские, но и часть французских, превраща­
лись в простых грабителей, но все-таки если у французов дис­
циплина более или менее сохранялась, то в немецких и италь­
янских частях она развалилась окончательно.
«Жесточайшие истязатели и варвары из народов, составляв­
ших орду Наполеонову, были поляки и баварцы»,— утверждает
А. Н. Оленин в «Собственноручной тетради», напечатанной в
«Русском архиве» за 1868 г.
€50

Таких показаний немало. Жаловались и на пруссаков, и на
»естфальцев, которых паши крестьяне именовали «беспальца­
ми», и на итальянцев. Жалоб на природных французов было,
определенно, меньше.
Жители Москвы отличали французов от других народов на­
полеоновской армии: «Французы настоящие — добрые, ведь их
по мундиру и по разговору узнаешь, редко кого обидят; зато уж
эти новобранцы всякие у них да немчура никуда не годилась» 3.
Старая гвардия почти вовсе не принимала участия в грабеже.
Дезертирства из стоявшей в Москве армии не было по той
причине, что французских солдат, отдалявшихся от своих
форпостов, русские крестьяне ловили и убивали. Но с флангов,
особенно с северного, вести шли неутешительные.
Вот что сообщил в зашифрованном докладе Наполеону Марэ,
герцог Baccano, из Вильны. Дело было в сентябре 1812 г., когда
оставленная в Вильне армия только что прочла победоносный
бюллетень о Бородинской битве. Эта армия имела еще и продо­
вольствие, и до морозов еще было далеко,— все казалось вполне
благополучно. «Маршал Сен-Сир... не надеется уже на баварцев:
немногие, сколько их у него осталось, поражены болезнью или
упадком духа или охвачены манией дезертирства» 4.
С южного фланга приходили известия о более чем сомни­
тельном поведении австрийских «союзников». Их двойная игра
становилась вполне ясной.
Плохо было и по всей коммуникационной линии, даже в Мо­
гилеве, в Минске, в Витебске. Страшно ослабив «великую ар­
мию» оставлением гарнизонов, Наполеон ire мог все-таки счи­
тать, что его колоссальная коммуникационная линия в безопас­
ности.
В неофициальном письме от 26 октября 1812 г. витебский ин­
тендант французской армии Пасторэ писал своему коллеге, виленскому интенданту Бпньону: «Французский император дал
Mire для управления 12 округов, но русский император нашел
уместным управлять 8 из них лично или через своих генералов,
и, что хуже всего, он не оставляет меня в покое и в остальных
округах. Витгенштейн, которого вы, копечпо, знаете, в 6 лье от
меня, и на днях казаки в третий раз явились позавтракать в
предмостье Витебска...» 5
Приходилось Наполеону думать и о покоренной, но ненави­
дящей его Европе, которая знает, что в России решается и ее
участь, и которая все упования возлагает на два народа, не же­
лающие пойти под иго завоевателя: на русский и на испанский.
Испанские дола — это не закрывающаяся вот уже четыре го­
да, всегда кровоточащая страшная рана па теле завоеванной ве­
ликой империи — приковывала внимание Наполеона все время.
16 октября он приказывает послать два миллиона франков в Пор651

тугалию, два миллиона во французскую армию, сражающуюся»
на сове-ре Испании, полмиллиона — армии, сражающейся в цен­
тре Испании, полмиллиона — в Каталонию. Этот приказ не до­
шел но назначению: его забрали казаки, отбившие портфель с
бумагами вместе с одним французским обозом 6.
Власть в Москве была организована Наполеоном так: воен­
ным губернатором был назначен маршал Мортье, Дюронель —
комендантом крепости и города, Лессепс — «интендантом горо­
да Москвы и Московской провинции», т. е. гражданским началь­
ником Москвы и окрестностей. Лессепс «выбрал», а Наполеон
утвердил 22 человека из русского населения, которые .и получили
название муниципалитета. Эти люди, против своей воли назна­
ченные, боящиеся прослыть изменниками, решительно никакой
власти, конечно, не имели. Лессепс обратился к жителям Мос­
квы с воззванием на французском и на русском языках. Начина­
лось оно так (я привожу тот русский текст, который был тогда
обнародован):
«Провозглашение. Жители Москвы! Несчастия ваши жесто­
ки, но его величество император и король хочет прекратить те­
чение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он
наказывает непослушание и преступление. Строгие меры взяты,
чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность.
Отеческая администрация, избравшая из самих вас, составлять
будет ваш муниципалитет, или градское правление. Оное будет
пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе...» и т. д. Лес­
сепс обещал полную безопасность для жизни и охрану имущест­
ва всем гражданам Москвы, «ибо такая воля величайшего и
справедливейшего из всех монархов». Он предлагал в конце
этого любопытного документа повиноваться властям и обещал,
что при соблюдении этого условия «слезы» москвичей «пере­
станут литься».
Ровно никакого действия эта бумага, копечно, не возымела.
Нищие, запуганные, ютившиеся где попало русские, остав­
шиеся в Москве, подвергались на каждом шагу насилиям со сто­
роны солдат. Не проходило ночи без нескольких убийств, оста­
вавшихся совершенно безнаказанными. Смрад от неубранных
гниющих в домах и на дворах трупов заражал воздух. Но не
только русские трупы валялись по домам и дворам. Из поздней­
ших свидетельств мы знаем, что ожесточение русских, остав­
шихся ,в Москве, неоднократно выражалось в том, что они под­
стерегали напившихся и потому бессильных французов и уби­
вали их, если обстановка позволяла надеяться на безнаказан­
ность.
Все это сильно беспокоило и отвлекало мысли императора в
те без малого пять недель, которые он провел в Москве.
Чем больше выяснялись результаты московских пожаров,
652

тем серьезнее и настоятельнее перед Наполеоном вставал вопрос
•о необходимости где угодно искать зимние квартиры, но только
не в Москве.
В подсчетах, сделанных тотчас после ухода французов, где
перечислены были как сгоревшие улицы так и уцелевшие, а так­
ж е и многие дома, дается такой окончательный итог: из 30 тысяч
домов, бывших в Москве перед нашествием, после выхода Напо­
леона из города оставалось «навряд ли 5 тысяч» 7 .
Наполеоновские чиновники произвели такой же подсчет еще
раньше русских, и общий результат приблизительно тот же.
Но Москва была Наполеону еще нужна политически: Европа
должна была знать, что Наполеон вынудил Александра подпи­
сать мир именно в Москве. Необходимо было сохранить позу по­
бедителя, а для этого нужно было дождаться ответа царя на послапное через Яковлева письмо.
Заботы о порядке в городе и в армии, прием курьеров с бума­
гами из Европы и из занятых местностей России — все это не
могло отвлечь мысли Наполеопа от главной его тревоги. Поче­
му нет ответа? Обманул ли Яковлев? А если он доставил письмо,
то почему Александр пе отвечает? Уже прошло время, которое
было бы нужно для ответа. Но ответа не было. Наполеоп терял
дни, золотые дни прекрасной, солнечной, теплой осени, стояв­
шей в 1812 г. во всей средней полосе России, и у нас есть дока­
зательства, что он не хуже маршалов понимал опасность дальеейшего пребывания в Москве, если придется продолжать войну.
Что-то следовало предпринять. Удобнее всего было приписать
молчание Александра тому, что Яковлев, вероятно, не мог или
не хотел доставить письмо. Наполеон решился на новый шаг,
несравненно более важный, чем разговор с Тутолминым или
письмо, данное Яковлеву. Этому предшествовало одно серьез­
ное совещание с маршалами. Несколько дней он был в раздра­
женном состоянии, по пустякам набрасывался на маршалов, гне­
вался на свиту.
3 октября, после бессонной ночи, он приказал маршалам
явиться в Кремль и заявил им: «Нужно сжечь остатки Москвы,
идти через Тверь на Петербург, куда явится к армии и Макдональд...» Но маршалы упорно молчали. «Какой славой мы будем
превознесены и что весь свет скажет, когда узнает, что мы в три
месяца завоевали две большие северные столицы!» Маршалы
возражали. Они считали этот план невыполнимым. «Идти на­
встречу зиме, на север» с уменьшившейся армией, имея в тылу
Кутузова, немыслимо. Наполеон умолк. Он не очень и отстаивал
этот план. Но в тот же день он позвал Колеикура. Он сначала
повторил утреннее свое предположение относительно похода па
Петербург. Коленкур продолжал свои возражения. Тогда Наполоон предложил ему ехать к Александру с предложением мира.
653

Колснкур снова стал противоречить, указывая, что это ни к чему
не поведет и будет, напротив, очень вредно, потому что Алек­
сандр убедится в трудном положении французов. «Хорошо,—
круто оборвал его император,— в таком случае я пошлю Лористона». Лористон почтительно повторил то же самое, что гово­
рил Коленкур. Но Наполеон прекратил спор прямым повелени­
ем немедленно ехать к Кутузову, просить пропуска для дальней­
шей поездки Лористона в Петербург, к царю. «Мне нужен мир,,
он мне нужен абсолютно, во что бы то ни стало, спасите толькочесть». Императорский приказ прекращал всякие разговоры и
возражения. Лористон отправился к Кутузову.
2

5 октября у Tip ом на русских аванпостах появился иод белым
флагом французский офицер с извещением, что прибыл генералмаркиз Лористон, желающий иметь свидание с фельдмаршалом
Кутузовым.
Это известие породило необычайное волнение в русской глав­
ной квартире. Для того чтобы хорошо понять не только причину
этого волнения, но и очень многою во всех событиях конца войны
1812 г., необходимо вдуматься в то разногласие, которое делилокутузовский штаб и лиц кутузовского окружения на два безна­
дежно непримиримых лагеря. Быть может, в данном случае это
выражение неточно. Один человек не может составлять «ла­
герь». Кутузов был одинок, генералы-исполнители Дохтуров, Коновницын, Масвский в счет не идут, а против него были Бештигсен и Вильсон открыто, Ермолов, Платов и Толь тайно. И за
спиной этого вражеского стала Кутузов всегда угадывал невиди­
мое присутствие самого царя.
Сдача Москвы очень искусно была использована врагами
Кутузова. Беннигеен дал несколькими путями знать в Петер­
бург, что у русской армии были еще шансы отстоять столицу, но
светлейший князь по слабости и робости не захотел. Барклай,
тактику которого продолжал Кутузов, был обижен и раздражен
именно тем, что Кутузов занял его место, и не думал поэтому
поддерживать фельдмаршала. Талантливый, умный, но глубоко
неискренний Ермолов переметнулся на сторону врагов Кутузо­
ва, по сделал это умно и осторожно.
В первые дни после Бородина перед Кутузовым еще робели
и смирялись, но постепенно, по мере того как кружным путем
приходили известия о возмущении Александра, о его вражде и
полном недоверии к Кутузову, люди смелели и языки их развя­
зывались.
Вместе с тем именно после Бородина стратегический талант
Кутузова развернулся во всем блеске. Ни с кем не советуясь (он
не доверял нисколько ни Беннигсепу, ни Барклаю), Кутузов
654

приказал армии отступать от Москвы на Рязанскую дорогу.
Выйдя на Рязанскую дорогу, Кутузов вдруг круто повернул к
югу, вышел на старую Калужскую дорогу и пошел к Красной
Пахре, а одновременно велел князю Васильчикову отправить
казачью кавалерию (два полка) но прежнему, рязанскому, на­
правлению, стремясь сбить с толку преследовавшего русскую ар­
мию от Москвы Мюрата. Несколько дней подряд (драгоценней­
ших дней для Кутузова) эти казаки прекрасно выполняли свою
задачу, и только 22 сентября французы убедились, что идут по
ложному следу, и повернули обратно. Уже 19-го вся кутузовская
армия была в Подольске, а на другой день, отдохнув, продолжа­
ла свой путь круто к югу, к Красной Пахре, на старой Калуж­
ской дороге. Тут и закончился искуспый, глубоко продуманный
фланговый марш Кутузова с этим крутым поворотом почти на
глазах обманутого противника с Рязанской на Калужскую до­
рогу, «бессмертный фланговый марш... решивший участь кампа­
нии» 8, как называет его один из участников дела.
Этим смелым передвижением Кутузов прикрыл Калугу и
южные губернии от возможного движения туда Наполеона.
Однако эти распоряжения Кутузова подверглись очень злоб­
ной критике со стороны ого (навязанного ему) начальника шта­
ба Бепнигсена. Дальше пошло еще хуже. Дело в том, что хотя и
с сильным запозданием, -но Мюрат открыл, конечно, военную
хитрость Кутузова, заставившего французскую кавалерию да­
ром терять время на Рязанской дороге, и, устремившись по Ка­
лужской дороге, стал теснить кутузовский арьергард. Припять
сражение ни у Красной Пахры, ни в окрестностях Красной Пах­
ры Кутузов не желал. Беннигсен со всеми своими приверженца­
ми резко высказался против дальнейшего отступления к югу.
В эту пору в штабе, кроме двух-трех человек, никто не понимал
всего огромного и благого значения кутузовских передвижений,
и фельдмаршал был совсем одинок. Беннигсен, Буксгевдеи, Пла­
тов и за ними их сторонники, ничего вначале не понимая в этом
фланговом марше с Рязанской дороги на Калужскую, громко
говорили о «бессмысленных мотаниях» старого фельдмаршала.
Это не помешало им потом убеждать общество, что, собственно,
и они тоже были за этот план.
Кутузов убеждал, что нужно отступить сильно южнее, на­
пример, к селу Тарутино, потому что чем ближе стать к Калуге,
тем легче будет контролировать три дороги, ведущие из Москвы
в Калугу, по каждой из которых в любой момент может двинуть­
ся Наполеон. Несмотря на ,всю ясность и целесообразность этого
плана, Беннигсен с таким азартом принялся настаивать, что
нужно оставаться и принять бой с Мюратом на Красной Пахре,
что Кутузов вдруг раздраженно заявил, что на сей раз слагает с
себя власть и предоставляет Беннигсену распоряжаться и отдает
655

ему сейчас весь свой штаб, всех адъютантов,
всю армию. «Вы
командуете армией, а я только доброволец» 9,— заявил он Беннигсену и предложил ему немедленно искать позицию для боя с
Мюратом тут, у Красной Пахры.
Беннигсен с 9 часов утра до полудня в сопровождении всего
кутузовского штаба обыскивал окрестности, ничего не нашел и,
вернувшись, признался, что сражаться тут невозможно. «В та­
ком случае я беру снова на себя командование. Господа, попрежнему ко мне,— заявил Кутузов,обращаясь к генералам.—
Петр Петрович, пишите диспозицию к отступлению»,— прика­
зал он своему дежурному генералу Коновницыну. Русская ар­
мия двинулась тут же к югу, к селу Тарутино, и расположилась
в селе и в окрестностях. Кутузов со всем штабом поместился в
деревне Леташевке, в 5 верстах южнее Тарутина. Это было
4 октября.
Весь этот эпизод ясно показал, что Беннигсен и вся его
(очень большая) враждебная Кутузову партия в штабе по су­
ществу вовсе не знают, как исправлять «ошибки» Кутузова, но
кричат об этих «ошибках» исключительно с целью поскорее до­
биться смещения главнокомандующего. С другой стороны, этот
прием Кутузова — уступка своей власти хотя бы на один день
врагу Бе'НН'Игоену — показывает, что в этот момент фельдмар­
шал еще пе чувствовал себя в аилах применить резкие меры,
распорядиться своей беспредельной по закону властью так, как
хотелось бы. Есть и еще признак, что в эти дни Кутузов решил
терпеть то, чего дальше он не потерпел бы.
Мы видели, что Кутузов при встрече с Ростопчиным у моста
в день ухода из Москвы не обратил на него и его слова никакого
внимания. Теперь Ростопчин тоже осмелели хоть и уехал, но ре­
шился учинить на прощанье фельдмаршалу дерзость. Ростопчин
после сдачи Москвы больше двух недель слонялся по главной
квартире Кутузова, и тот ни разу не пожелал его принять. То­
гда генерал-губернатор написал фельдмаршалу небольшое по
размерам письмецо, в которое постарался вложить как можпо
больше ядовитых оскорблений. Он упрекает, что столица «ско­
ропостижно отдана вами злодею», что Кутузов велел у всех жи­
телей Московской губернии забрать хлеба по два пуда с души
и все сено и весь скот без остатка, «о чем я только что вчераш­
него числа узнал, посторонним образом, хотя более полумесяца
нахожусь при главной квартире, где наравне с армией лишеп
чести видеть лицо вашей светлости». С полной готовностью он
подчеркивает, что проживает он около Кутузова нисколько не
по доброй воле, а исключительно по возложенным на него от
государя поручениям: «И коль скоро исполню оные, то поеду
в местопребывание государя, удалясь от тех песчастных мест,
где счастье войск и отечества зависит от подписи вашей». На656

писав все это, Ростопчин, очевидно, пожалел, что вышло мало.
И он прибавил «постскриптум»: «Ваша светлость, рассуди за
благо оставить и Московскую губернию так, как вы оставили
Москву, должность мои командующего с выступлением войск
окончилась, и и, не желай ни быть без дела, пи смотреть на разо­
рение и Калужской губернии, пи слышать целый день, что вы
занимаетесь сном, отъезжаю в Ярославль л в Петербург. Желаю
как верноподданный и истинный сын отечества, чтобы вы запяЛ'Ись более Россией, войсками, вам вверенными, я неприятелем;
я же, с моей стороны, благодарю вас за то, что не имею нужды
никому сдавать ни столицы, ни губернии, и что я не был удосто­
ен доверенности вашей». Кутузов ничего не ответил и все-таки
не принял Ростопчина.
Ростопчин исчез, но неприязнь к старому фельдмаршалу не
исчезла из его главной квартиры.
Наиболее враждебную позицию из штабных генералов занял
Беннигсен, начальник штаба, навязанный Кутузову. Вот типич­
ная сцена.
Дальнейший план Кутузова состоял в том (он не скрывал
этого даже от своего юного ординарца князя Голицына), чтобы
«выиграть время и усыпить елико можно долее Наполеона, не
тревожа его из Москвы... Все, что содействовало к цели сей, было
им предпочитаемо пустой славе» иметь успех в пападешиг на вы­
двинувшийся из Москвы 'наполеоновский авангард. Сообразно с
этим Кутузов и распорядился занять позицию южнее, чем хо­
тел Беннигсен. Он сидел на скамейке и диктовал соответствую­
щие распоряжения, как вдруг приехал с левого фланга отступаю­
щей русской армии Беннигсен. Тут начался спор, который ни­
чем положительно кончиться не мог не только потому, что 'оба
собеседника ненавидели друг друга, но и потому, что Беннигсен
ждал обещанного раньше Кутузовым нападения на французский
авангард, и с этой точки зрения Беннигсен был прав, заявляя,
что выбранная Кутузовым позиция невыгодна. А Кутузов, вовсе
но думая на самом деле о нападении, со своей точки зрения,
с точки зрения спокойного выжидания, тоже был прав. «Разго­
вор продолжался долго,— вспомипает очевидец Голицын,—
сперва рассуждали хладнокровно, потом Кутузов, рагорячившись и не имея что возразить на представление Бенпигсена,
сказал ему: «Ваша позиция под Фридландом была для вас хо­
роша, ну, а что касается меня, я довольствуюсь вот этой пози­
цией, и мы тут останемся, потому что командир тут я, и я за все
отвечаю». Жестокое напоминание, как страшпо Наполеон раз­
громил Бенпигсена в 1807 г. под Фридлапдом, было принято
Бепиигсеном как убийственное оскорбление.
В своей небольшой статье о Беннигсене, писанной в 1858 г.
для американского энциклопедического словаря, Маркс поевл42 Е. В. Тар ie, т. VII

fìr7

щает поведению этого генерала в 1812 г. три строки, очень хоро­
шо характеризующие его: «Во время кампании 1812 г. он раз­
вернул свою деятельность по преимуществу в главной квартире
императора Александра, где интриговал против Барклая-деТолли с целью занять его место» 10. К этому можно было бы
лишь прибавить еще одну строку: а с сентября 1812 г. иптриговал в главной квартире Кутузова с целью занять место Куту­
зова.
3

Но не в Ростопчине и не в Платове, и не в Буксгевдене, w
даже не в Беннигсене были главные затруднения для Кутузова;
они, конечно, не могли надеяться, что им самостоятельно удаст­
ся заставить царя сместить Кутузова, которому, несмотря ни на
что, продолжали верить в стране и в армии.
Наиболее влиятельный враг Кутузова, к которому и царь
прислушивался с очень большим вниманием, сидел тоже в его
штабе. Это был уже помянутый не раз английский комиссар при
русской армии генерал сэр Роберт Вильсон. Для Вильсона, для
стоящего за Вильсоном английского посла в Петербурге, лорда
Каткэрта, для стоящего за Каткэртом британского кабинета раз­
ногласия между Беннитсеном и Кутузовым вовсе не были только
«генеральской ссорой», и они раньше всех уразумели, что куту­
зовская стратегия противоречит интересам великобританской
политики. Прежде всего следует заметить, что Вильсон, тайно
следивший за Кутузовым и доносивший на него царю, пользо­
вался тем большим доверием Александра, что царь не терпел
фельдмаршала и по существу был вполне солидарен с этим анг
лийским соглядатаем.
Да и трудно было бы Александру очень ссориться с Вильсо­
ном. «Привезенные в город Кронштадт 50 тысяч английских ру­
жей прикажите принять немедленно в артиллерийское ведом
ство»,— пишет царь Горчакову 3 октября 1812 г. А ведь из Анг­
лии шли не только ружья, но и золотые стерлинги, как всегда втаких случаях, когда англичанам нужно было при помощи чу­
жих армий одолеть грозного врага. Роберт Вильсон знал, что
можно многое себе позволить, и широко этим пользовался.
Устроившись в главной квартире, Роберт Вильсон немедлен­
но начал деятельно вмешиваться в кипевшие вокруг Кутузова
интриги. «Вашему величеству, конечпо, известно, что с летами и
здоровьем князя Кутузова нельзя ожидать деятельного началь­
ства и что генерал Беннигсен ищет главного начальства»,— пи­
шет он царю 27 сентября 1812 г. С Александром он усвоил себе
какой-то особый тон. «Генерал Платов на одних квартирах со
мной. Я надеялся, что ему дан будет отряд из 4 тысяч казаков и
658

четыре эскадрона гусар с шестью легкими пушками и, может
быть, несколько егерей». Вильсон недоволен положением Плато­
ва: «Но я пахожу его после 42-летней и отличной службы... ныне
без всякой команды... Он сильно чувствует свое уничижение, и
я должен признаться, что я разделяю с пим его и очень надеюсь,
что будет дано повеление о поручепии ему, по крайней мере, тех
казаков, кои следуют на подкрепление здешней армии, с при­
совокуплением Атаманского полка»,— в таком вот тоне Вильсон
и дает Александру свои точные распоряжения по русской армии.
Вообще он держал себя хозяином и разговаривал с Кутузо­
вым таким тоном, как если бы тот был не главнокомандующим
действующей армии Российской империи, а каким-то выжив­
шим из ума стариком, с которым следует говорить построже,
чтобы он не дурил. Его наглость поддерживалась сознанием,
что царь ненавидит Кутузова.
Останется ли в силе континентальная блокада, порождающая
в Англии нищету и безработицу,— это было гнетущей, близкой
заботой для англичан.
Аристократические английские друзья Семена Романовича
Воронцова ire скрывали от пего, что рабочие раздражены и не­
спокойны. «Вирмингэмскио
рабочие горько жалуются, что у них
пет работы» п ,— читаем мы в одном из таких писем, писанных в
сентябре 1812 г. Это одна неприятность у английских друзеiì
Воронцова, а другая, ими выражаемая, это — тревога, не удастся
ли коварному корсиканцу помириться как-нибудь с Александ­
ром. И одно очень связано с другим.
Теперь, после всего сказанного о борьбе против Кутузова ок­
ружающих его людей, после всего упомянутого о Роберте Виль­
соне читателю будет вполне понятна история поездки Лористона в русский лагерь.
4

Когда генерал Лористон появился наконец уже собственной
персоной вечером 5 октября на русских аванпостах, это возбу­
дило страшное волнение в кутузовском штабе. Прежде всех и
больше всех взволновался еще утром этого дня английский ко­
миссар Роберт Вильсон. С той полнейшей бесцеремонностью,
которая была ему свойственна, он заявил Кутузову решитель­
ный протест против приема Лсристона, о чем не преминул до­
вести до сведения Александра. Сделал он это в такой форме, ко­
торая обличает уверенность, что ему всякая дерзость сойдет с
рук: «Имею честь донести вашему величеству, что фельдмаршал
Кутузов сообщил мне сегодня поутру о намерении своем иметь
свидание с генерал-адъютантом Бонапарта на передовых постах.
Я почел долгом своим сделать самые твердые и решительные
42*

659

представления против такого намерения, исполнение коего не
соответствовало бы достоинству вашего величества и не преми­
нуло бы иметь вредное влияние, противное выгодам вашего ве­
личества, потому что послужило бы к ободрению неприятеля,
к неудовольствию армии и к распространению недоверчивости в
иностранных государствах». Другими словами, Роберт Вильсон
не скрывал своего недоверия к самому Александру и грозил царю
гневом Англии, если царь согласится на перемирие или, еще
хуже, на мир с Наполеоном. В тот же день Вильсон донес обо
воем и лорду Каткэрту, причем па* письме есть такая странная
пометка рукой Аракчеева: «Получено от государя 4 октября» 12.
Писало письмо 23 сентября (5 октября и. ст.), а 4 октября
(16 октября н. ст.), значит, через 11 дней, оно уже было достав­
лено царю, прочитано им и передано для хранения Аракчееву.
Было ли оно перехвачено? Сам ли Каткэрт передал его царю?
Во всяком случае царь узнал, что прием Лористона есть «мера,
•преисполненная неблагопристойности и общественного вреда»,
и что Вильсон «в качестве генерала союзной державы» настоял
па том, чтобы не сам фельдмаршал поехал на аванпосты к Лористону, а чтобы послал туда князя Волконского. Узнал Александр
из этого письма и о том, что Кутузов-де в душе но питает таких
враждебных чувств к Бонапарту, какие были бы Вильсону же­
лательны, и что вообще его (Кутузова) «дряхлость всегда будет
более или менее склонять его к желанию мира». Помогали Вильсопу в его усилиях принц Ольдепбургский и герцог Вюртембергский. Кутузов мог сколько угодно раздражаться наглым
вмешательством всех этих иностранцев в дело, касавшееся мира
или войны между Россией и Наполеоном, по поделать он тут
ничего не мог.
Кутузов должен был принять Лористона если не в присутст­
вии навязавшихся на это свидание Роберта Вильсона и герцога
Вюртембергского, то все-таки так, чтобы Лористон, прохоля в
кабшют фельдмаршала, видел их обоих и с ними герцога Ольдеибургского. Беседа Лористона с Кутузовым наедине продол­
жалась полчаса, после чего в кабинет позван был князь Волкон­
ский (отправившийся немедленно затем к Александру в Петер­
бург). Когда Лористон уехал, фельдмаршал сообщил Вильсону
содержание беседы. Лористон начал с жалоб на «варварские по­
ступки крестьян с французами, попадающими в их руки».
Фельдмаршал ответил: «Нельзя в три месяца сделать образован­
ной целую нацию, которая, впрочем, если говорить правду, от­
плачивает французам той монетой, какой должно платить вторг­
нувшейся орде татар под командой Чингисхана». Лористон
предлагал перемирие на основе какого-нибудь соглашения.
Фельдмаршал ответил, что у пего нет па это никаких полномо­
чий. Лористон заявил затем, что Москву сожгли не французы.
660

Кутузов ответил, что он это знает, что это было сделано самими
русскими, которые ценят Москву не менее всякого иного города
в империи. «Пористой сказал: «Вы не должны думать, что дела
наши в отчаянном положении; армии наши почти равны. Вы бли­
же к своим подкреплениям и продовольствию, но и мы получаем
подкрепления. Вы, может быть, получили неблагоприятные для
нас известия из Испании?» На это фельдмаршал ответил, что он
в самом деле слышал об этом от сэра Роберта Вильсона, который
только что вышел из комнаты. Лористон сказал, что Вильсон
имеет свои основания преувеличивать. Кутузов не согласился с
этим. «В самом деле, мы имели неудачу, которой обязаны глу­
постям Мармона, и Мадрид временно занят англичанами, но де­
ла наши скоро там поправятся, потому что туда идут уже боль­
шие корпуса войск». Когда Кутузов сказал Лористону, что рус­
ский народ смотрит на французов, как на татар, вторгшихся
под начальством Чингисхана, а Лорпстон ответил: «Однако есть
же некоторая разница», то фельдмаршал возразил, что русский
народ никакой разницы не усматривает. С этим впечатлением и
с сознанием полной бесплодности своей поездки Лористон и вер­
нулся в Кремль к Наполеону.
Дезертирство из разноплеменной наполеоновской армии все
усиливалось; особенно повальный характер оно имело в испан­
ских полках, которые, ненавидя Наполеона лютой ненавистью,
были принуждены идти с ним в Россию. Это были насильно за­
вербованные испанцы из занятых французами частей Испании.
На свое дезертирство они не могли не смотреть в подавляющем
большинстве случаев как на свой долг перед далекой их роди­
ной, истерзанной Наполеоном. Фуражировки не удавались фран­
цузам. В одних местах фуражиров брали в плен казаки, мель­
кавшие днем и ночью около Тарутина и на московских дорогах;
в других местах их избивали крестьяне, грабить которых они
приходили, в третьих местах им удавалось запастись сеном, но
лишь перебив или разогнав по лесам крестьян. Генерал барон
Корф встретился на аванпостах с французским генералом Ар­
мандом. И встреча и разговор были «случайными». «Мы, право,
очень устали от этой войны, дайте нам паспорт,— мы уйдем»,—
сказал Арманд.— «...О, нет, генерал,— возразил Корф,— вы к
нам пожаловали незваные, так и уходить вам нужно но фран­
цузской манере, не откланиваясь».— «Но в самом деле,— про­
должал Арманд,— не жалко ли, что две нации, уважающие одна
другую, ведут истребительную войну? Мы принесем извинение
в том, что были зачинщиками, и охотно согласимся помириться
на прежних границах».— «Да,— сказал Корф,— мы верим, что
вы научились в последнее время иметь к нам уважение, но мог­
ли бы вы и впредь, геперал, уважать нас, если бы мы вас допу­
стили до того, чтобы уйти с оружием в руках?» Предложение
661

Арманда соответствовало, конечно, мысли Наполеона «поми­
риться на прежних лратщах», но теперь после полного разо­
рения колоссальных пространств России, после гибели городов
и бесчисленных деревень, после уничтожения Москвы,— такое
предложение звучало как повое оскорбление.
Как мы видели, Кутузов в самых первых своих словах, в са­
мой первой передаче своей беседы с глазу на глаз с Лористоном
решительно ничего не говорит о проклятиях потомства и пр.»
которые обрушатся на пего, Кутузова, если он заключит переми­
рие. Вое эти риторические украшения появились уже потом, на
досуге. Но это ведь и не важно. Существенным было одно: Напо­
леон увидел, что и третья его попытка войти в переговоры с
Александром явно осуждена на неудачу. Такие «случайные»
встречи, как генерала Арманда с Корфом или Мюрата с Беннигсеном, а потом с Милорадовичем (6 октября), еще больше его в
этом убеждали. «У нас народ страшен, он в ту же минуту убьет
«сякого, кто вздумает говорить о мирных предложениях»,—
сказал Милорадович Мюрату.
И все-таки, предвидя, что скоро придется оставить Москву,
Наполеону так хотелось подписать мир именно в Москве, сохра­
няя позу победителя, что он решил поторопить Александра с от­
ветам: он знал, что Волконский сейчас же после свидания Лористона с Кутузовым повез рапорт об этом свидании от фельд­
маршала к царю, а ответ все не приходил. 20 октября, т. е.
через 15 дней после беседы Лористона с Кутузовым, к фельд­
маршалу явился из французского лагеря полковник Бортами с
письмом от начальника императорского штаба маршала Бертье,
князя Невшательского. Бертье спрашивал, получен ли ответ, и
снова говорил о «восстановлении лучшего порядка», т. е. о мире.
Кутузов ответил Бертье собственноручным письмом, в котором
указывал на расстояния и трудности осеннего пути, задерживающие ответ Александра. Кутузов прибавил: «Трудно остано­
вить народ, раздраженный воем, что он видел, народ, который
уже триста лет не знал войны внутри государства, который го­
тов, пожертвовать собой за отечество и не делает различий
между тем, что принято ir что не принято в обыкновенных вой­
нах» 13.
Вильсон с большим озлоблением и нескрываемой тревогой
отпесся к тому, что Кутузов опять вошел в сношения с францу­
зами и принял Бертэми. «Я знаю, что фельдмаршал не смеет,
опасаясь жизнь свою подвергнуть опасности, начать какие-либо
'переговоры, и уверен, что император почел бы изменником вся­
кого человека, который предложил бы ему о том; но впечатления
от этих сношений вредны во внутренних, внешних, в политиче­
ских и военных отношениях до такой степени, что от того могут
произойти весьма важные бедствия, все сословия раздражены и
6G2

гамыс рассудительные больше всех встревожены»,— так писал
Роберт Вильсон лорду Каткэрту вечером 20 октября из Тарусы.
Вильсон ничуть пе доверяет Кутузову, и он пишет с явной
целью, чтобы Каткэрт довел об этом до сведения царя: что гро­
зит революция и, кроме того, сепаратистское движение в земле
Войска Донского. Вильсон, очевидно, проведал, что Наполеон
в самом деле подумывал о сношениях с казаками. А главное —
Кутузов не прочь от мира: «Нет сомнения, что фельдмаршал
весьма (расположен к ухаживанию за неприятелем, французские
комплименты очень ему нравятся, и он уважает этих хищников,
пришедших с тем, чтобы отторгнуть от России Польшу, произ­
вести в самой России революцию и взбунтовать донцов как на­
род, к которому они имеют особое уважение и благорасположе­
ние которого желают снискать лаской». Вильсон заявляет, что
хочет уехать из главной квартиры, «если фельдмаршал сохранит
начальство над армией и если государь не занретит (Кутузо­
ву — Е. Т.) иметь такие личные сношения», настолько он, Виль­
сон, «раздражен таким поведением».
Все попытки Наполеона начать мирные переговоры на этом
кончились. Александр ничего не ответил и на донесение Куту­
зова.
5
Выслушав отчет Лористона, Наполеон едва ли обманывался
далее насчет возможности благоприятного результата перегово­
ров. Уже то, что Кутузов не пустил Лористона в Петербург, не
говоря уже о категорических заявлениях самого фельдмаршала,
достаточно показывало, что с русской стороны нет и тени же­
лания вступить в мирные переговоры, и все-таки Наполеон
ждал и медлил. Собственно, в эти дни, от 6 октября, когда вер­
нулся в Москву Лористон, до 14 октября, когда Наполеон уже
начал делать распоряжения, ясно говорящие о близкой эвакуа­
ции, он уже вовсе не ждал ответа из Петербурга, да и не мог от­
вет прибыть раньше 18—19—20-го числа в самом лучшем слу­
чае. Состояние его было раздраженное. Целыми «очами он ша­
гал по Кремлю, говорил о всевозможных новых планах и при­
знавался графу Дарю в истинной причине своих колебаний.
Как уйти? Как начать отступление ему, привыкшему только
наступать и завоевывать? «Это покажется бегством! Это отзо­
вется в Европе!» Стоит начать отступать, и подымутся со всех
сторон опаснейшие войны. «Москва — это по военная позиция,
:>то — политическая позиция». И, очевидно, вспомнив, как этот
самый граф Дарю предупреждал его еще в Витебске, считая
нею эту войну ненужной, Наполеон прибавил: «В политике ни­
когда не нужно отступать, не нужно признаваться в ошибках,
это лишает уважения».
6G3

Что вся эта война — сплошная ошибка, он теперь уже видел
ясно. Он только ire знал еще, до какой степени губительной
оказалась эта ошибка для него и для его армии.
Дарю был того мнения, что нужно превратить Москву в ук­
репленный лагерь, зимовать здесь, подождать весной подхода
подкреплений из Франции и Европы и возобновить тогда воен­
ные действия. По маршалы были против этого плана. И Наполе­
он тоже. Он лучше Дарю учитывал, как опасно ему на шестьсемь месяцев «зарываться в русские снега», как шатко его дер­
жащееся исключительно насилием владычество над Европой.
Итак, отступать, потому что пи мира в Москве не дождаться, на
зимовать в Москве нельзя. Еще ничего не говоря категориче­
ски, Наполеон начинает готовиться к выходу из Москвы.
14 октября Наполеон приказывает Бертье, чтобы тот повторил
приказ императора: не пропускать дальше Смоленска ни одного,
французского артиллерийского парка, который откуда бы то ни
было направлялся в распоряжение великой армии, и чтобы начи­
ная с 17 октября ни один •артиллерийский или кавалерийский
отряд не паправлялся в Москву, а оставался в Можайске, в
Гжатске, в Вязьме (где застанет приказ). «Армия займет дру­
гое положение» 14. С тех пор уже не прекращаются приказы, неменее многозначительные. Император приказывает эвакуиро­
вать раненых, кого возможно, из Московской области в Смо­
ленск. Об этом оп сообщает герцогу Бассано в Вильну 16 октяб­
ря и ему же дает знать, что «возможно», что 15
он расположится на
зимние квартиры между Днепром и Двиной .
16 октября 1812 г. Наполеон писал Марии-Луизе из Москвы:
«Если в эту зиму я не смогу вернуться в Париж, я приглашу
тебя приехать повидаться со мной в Польшу».
Наполеон пытается испугать Александра перспективой повых больших подкреплений, которые должны со всех сторон спе­
шить на усиление великой армии. 16 октября 1812 г. он пишет
герцогу Бассано приказ: потребовать у прусского короля, у ав­
стрийского императора, у баварского короля, у вюртембергскоп*
короля присылки новых подкреплений, а также рекомендоватьвеем: этим «союзным» монархам сообщать в их газетах удвоен­
ные (против действительности) цифры этих новых подкрепле­
ний. Все это с целью показать, «какие большие возможности
рекрутирования имеет император
не только в своих владениях,.
но и у своих союзников» 16. И в тот же день он приказывает,
чтобы в Смоленск были отправлены быки, а главное — теплая
одежда, так как наступают холода. «Прикажите, чтобы все дру­
гие дела были прерваны и чтобы
все было направлено на достав­
ление в Смоленск одежды» 17.
Но того ж>е 16 октября Наполеон написал также и в Париж;
министру полиции герцогу Ровиго: «Вероятно, война затянете«
664

на всю зиму, « только взятие Петербурга откроет глаза импера­
тору (Александру — Е. Т.). Москва уже не существует. Это в
самом деле важная потеря для всей империи. Она по справедли­
вости была центром и гордостью империи. Все офицеры русской
армии, кажется, ,в отчаянии из-за московской катастрофы. Они
приписывают ее сумасбродным и яростным страстям своего рода
Марата, который был ее губернатором, Ростопчина. Я эвакуиро­
вал все мои госпитали, которые были тут в домах, посреди раз­
валин. Я только укрепил Кремль, который теперь вне опасности
неожиданных нападений. От двух до трех тысяч человек могут
в нем продержаться некоторое время. Я тут поместил все мои
боевые припасы и продовольствие». И тут Наполеон в первый
раз говорит о выступлении из Москвы: «Я скоро двинусь, чтобы
приготовить зимние квартиры и мои операции на будущий год...
Все сообщения говорят, что пехота у неприятеля ничтожна.
Меня уверяют, что нет и 15 тысяч старослуживых солдат. Вто­
рой и третий ряды состоят только из ратников милиции. Но не­
приятель усилил свою кавалерию. Он учетверил число своих
казаков, страна наводнена ими, и это порождает для нас много
мелких столкновений, очень тягостных». На этой фразе, много­
говорящей при всей ее нарочитой туманности, и кончается за­
мечательное письмо Наполеона 18. Тут уже, помимо намека на
близкий уход из Москвы, есть признание о быстро возрастающей
смелости казачьих нападений на эстафеты и транспорты, иду­
щие в Москву.
У нас есть косвенное доказательство, что в эти дни, еще, на­
пример, 15 октября, т. е. перед Тарутинским боем, Наполеон не
думал о таком уж скором уходе. В этот день он писал Марэ
(герцогу Baccano) : «До сих пор эстафеты счастливо доходили до
меня, никакие инциденты не преграждали им путь. Однако труд­
но надеяться на продолжение этого счастья». А потому он тре­
бует, чтобы наиболее важные известия герцог Baccano посылал
ему дважды и трижды. Ясно, что растянутая цепь наполеонов­
ских сообщений все более и более оказывалась под угрозами
русских казаков и партизан, но и распоряжение Наполеона о
повторных отправлениях курьеров, а также содержащаяся в том
же письме инструкция, как именно пересылать императору вы­
резки из газет, показывают, что он 15-го вовсе не помышлял
еще, что уже 19 октября, через четыре дня, покинет навсегда
русскую столицу 19.
Раненых', правда, уже несколько дней подряд эвакуировали
из Москвы в Можайск, но нужен был какой-то окончательный
толчок, чтобы покончить с последними колебаниями. Толчок
воспоследовал. 18 октября 1812 г. Наполеон производил во дворе
Кремля смотр дивизиям корпуса маршала Нея. Вдруг отдален­
ный грохот артиллерии поразил императора. Спустя короткое
60S

время примчавшийся адъютант сообщил, что внезапно Кутузов
вышел из Тарутина, напал на Мюрата и панес ему поражение.
6

Гром пушек, донесшийся до Наполеона, в самом деле шел
из расположения авангарда фрапцузской армии, стоявшего у
речки Чернишны и находившегося под общим командованием
короля неаполитанского Мюрата. Стоял этот авангард тут долго,
•с 24 сентября, в полном бездействии. Состоял он, в общем, из
20—22 тысяч человек. Кутузов его не трогал, со своей стороны
Мюрат также не предпринимал никакого движения против Та­
рутина. Приезд Лористона был учтен как явный признак плохо­
го положения французской армии. С этого момента Беннигсен,
Ермолов, Багговут, Платов не переставали просить Кутузова
дозволить им произвести нападение на Мюрата. Особенную
-энергию начали проявлять эти генералы после того, как генералквартирмейстер Толь произвел очень глубокую разведку и при­
нес известие, что отряд Мюрата стоит очень беспечпо, карауль­
ная служба никуда не годится, разведочная служба плоха, пото­
му что лошади слабосильны — фуража не хватает. Кутузов не
хотел сражения, даже второстепенного, но уступил, явно решив
уже паперед не дать этой стычке развиться в большую битву.
16 октября Кутузов рассмотрел диспозицию, составленную То­
лем, и утвердил ее. Нападение на Мюрата было назначено на
17 октября, но Ермолова не могли разыскать, диспозицию ему
не успели вовремя вручить, и на другой день, 17 октября, ут­
ром Кутузов никого на назначенных местах не нашел. Раздра­
женный вообще тем, что «го заставляют делать ненужное, по его
мнению, дело, Кутузов пришел в полное бешенство. Он разру­
гал попавшихся ему двух офицеров последними словами. Один
из них, подполковник Эйхен, оставил после этого кутузовскую
армию, а другой, капитан Бродни, которого Кутузов назвал
«только» канальей, остался. Ермолова Кутузов распорядился
исключить со службы, но, когда гнев отошел, он отменил свое
решение.
Это было, так сказать, прелюдией. На другой день, 18 октяб­
ря, генерал Багговут атаковал левый фланг Мюрата, а ОрловДенисов — правый. Общее руководство битвой взял на себя Бен­
нигсен. Кутузов не показывался. Первый кавалерийский налет
Орлова-Денисова был удачен: французы были опрокинуты, за­
хвачены были орудия, но французы успели оправиться и встре­
тили убийственным огнем два полка пеших егерей. При этом
был убит и генерал Багговут, командовавший ими. Французы
стали отступать, по в порядке. Беннигсен, полагая, что у него
€66

под руками недостаточно поиск, чтобы с иадеждой на успех
ударить на французов, попросил Кутузова дать ему помощь, но
фельдмаршал отказал, и никакие просьбы Ермолова, Коновницына, Милорадовича не помогли. Мюрат отступал медленно и в
порядке за речку Чернишну, к Спас-Купле, отстреливаясь от
преследовавшего его Орлова-Денисова. Дело окончилось без ка­
кого-либо очень решительного результата, и все свелось к пер­
воначальному успеху русских. Мюрат потерял 27г тысячи (по
другим данным — около 3 тысяч), русские — около тысячи или
1200 человек. Конечно, победителями были русские: Мюрата
все-таки вынудил отступить, и русские забрали ЗС пушок,
50 зарядных ящиков и знамя. Клапаред и Латур-Мобур отогнали
Платова, стремившегося отрезать отступление Мюрата на СпасКуплю. Беннигсен потом ручался, что отряд Мюрата весь мог
бы погибнуть, если бы по злостному капризу Кутузов не отка­
зал дать подкрепление в нужный момент. Кутузов не только не
дал, а даже приказал войскам отступить от Чсрнишны и вер­
нуться на свои тарутинские позиции.
Беннигсен был вне себя от ярости. Почему Кутузов не по­
мог, а позволил Мюрату отделаться очень легко и отойти в полпом порядке? «Я не могу опомниться! Какие могли бы быть
последствия этого прекрасного, блестящего дня, если бы я полу­
чил поддержку... Тут, на глазах всей армии, Кутузов запреща­
ет отправить даже одного человека мне на помощь, это его сло­
ва. Генерал Милсрадович, командовавший левым крылом, горел
желанием приблизиться, чтобы помочь мне,— Кутузов ему заIпрощают... Можешь себе представить, ira каком расстоянии от
ноля битвы находился наш старик! Его трусость ужо превосхо­
дит позволительные для трусов размеры, он уже при Бородине
дал наибольшее тому доказательство, поэтому он и покрыл себя
прозрением и стал смешным в глазах всей армии»,— так писал
Беннигсен своей жене сейчас после Тарутина, 22 октября. Бенпигоена возмутило не только нежеланно Кутузова помочь в ре­
шительный момент, но и приказ фельдмаршала, чтобы Бен­
нигсен немедленно после битвы отошел с войском на 12 верст
назад, в исходную позицию. «Представляешь ли ты себе мое
положение, что мне нужно с ним ссориться всякий раз, когда
дело идет о том, чтобы сделать один шаг против неприятеля, и
нужно выслушивать грубости от этого человека!»20
•Кутузову, которого перед фронтом целовал Суворов, не при­
ходилось оправдываться в «трусости». Он и вообще вовсе не
думал оправдываться в своем поведении в день Тарутина. У не­
го была своя твердая мысль, и ни с чем, кроме нее, он уже не
•считался.
Беннигсен был в негодовании, которое не слабело, а усили­
валось с каждым дном: он ясно видел, что Кутузов умышлен667

но не помог ему и не позволил сделать Тарутинские сражениепобедой с серьезными результатами. Отношения между Беннигсеном и Ку т У 3 , ° в ь ш обострились до крайней степени. Беннигсен написал Кутузову после Тарутинской битвы: «Войска
его императорского величества совершили сию победу с такой
правильностью и порядком, какую можно видеть на одних толь­
ко маневрах. Жаль, очень жаль, что ваша светлость слишком
были далеко от места действия и не могли видеть вполне пре­
лестной картины поражения» 21. Кутузов учитывал эти выход­
ки и не оставался в долгу. «Где этот дурак? Рыжий? Трус?» —
кричал Кутузов, прикидываясь, будто забыл как нарочно нуж­
ную фамилию и силится вспомнить. Когда ему решились ска­
зать, не Беннигсепа ли он имеет в виду, фельдмаршал ответил:
«Да, да, да!» Так было как раз в день Тарутинской битвы. Пов­
торялась на глазах всей армии история Багратиона с Барклаем.
Но Бенппгсен но своей репутации, силе, способностям был го­
раздо слабее Багратиона, а Кутузов по всем своим ресурсам,,
по своему военному и моральному авторитету и популярно­
сти в широких массах русского народа был несравненно силь­
нее Барклая. Барклаю не под силу было бороться с оппозицией
Багратиона, а Кутузов без особого труда покончил с Беннигсеном. Бепнигсен известен был как бессовестнейший взяточник.
В 1807 г. он в качестве главнокомандующего брал позорнейшим
образом взятки с поставщиков, корыстно покровительствовал
интендантским ворам и погубил русскую армию страшным по­
ражением под Фридлапдом 14 июня 1807 г. Были слухи, что
при нем солдаты в полном смысле слова умирали голодной
смертью, а он, не имея раньше никакого состояния, стал бога­
тейшим человеком, именно обворовав свою армию. При такой
репутации не ему было тягаться с Кутузовым.
Бепнигсен никак не мог справиться со своей яростной нена­
вистью к Кутузову. Он послал царю донос, превосходивший
все, какие он до сих пор пересылал царю 22. В армии говорили,
будто Александр переслал этот донос фельдмаршалу. Так или
иначе, результатом было то, что Кутузов приказал Беннигсену
немедленно уехать из армии.
Сражение 18 октября, почему-то получившее название Та­
рутинского,— хотя село Тарутино оставалось далеко к югу от
места боя,— кончившееся таким незначительным чисто воен­
ным результатом, имело большие политические и моральные
последствия. В моральном отношении оно подняло дух русской
армии: оно было первым чисто наступательным сражением за^
всю войну, притом успешным для русской сторопы. В полити­
ческом отношении оно явилось последним, решающим толчком,
заставившим Наполеона наконец выйти из Москвы.
668

I

Тарутинское дело было истолковано Наполеоном так: Куту­
зов чувствует себя достаточно сильным, и поэтому следует ид­
ти на юг раньше, чем русский главнокомандующий заградит
туда дорогу.
Когда Наполеон тронулся из Москвы, у пего было немного
менее НО тысяч человек. У Кутузова в Тарутине и возле Та­
рутина было в тот момент 97 112 человек. Артиллерия Наполе­
она значительно уменьшилась сравнительно с тем, что у него
было еще под Бородином; много орудий пришлось побросать
по дороге из-за невозможности тащить их: ведь даже у кава­
лерии лошадей не хватало, и целые кавалерийские части давно
уже спешились. У Кутузова же в это тремя было 622 орудия.
Наполеон ire знал в ТОЧНОСТИ сил своего противника, когда
выступал из Москвы, но он был полон уверенности, что в
случае столкновения в открытом ноле перевес еще будет на его
стороне.
Чтобы спасти престиж, Наполеон сначала задумал было
оставить в Москве гарнизон в 8 тысяч человек и даже назна­
чил генерала Мортье начальником этого гарнизона. В отмест­
ку Александру за то, что тот не ответил па три мирных
предложения, Наполеон решил, уходя, взорвать Кремль. Мортье
рассуждать не привык. Немедленно он приказал хватать остав­
шихся в Москве русских и в спешном порядке с помощью этой
рабочей силы минировать Кремль с дворцами, с Иваном Вели­
ким, храмами и пр. Подкопы эти деятельно производились трое
суток. Русских, отказавшихся рыть подкопы под Кремль, же­
стоко били.
В ночь па 19-е началось выступление французской армии из
Москвы. Тянулись не только 100 тысяч войска (гарнизон
Мортье в 8 тысяч человек остался 19-го в городе), но бесконеч­
ные фуры, телеги, переполненные доверху возы награбленно­
го и увозимого из Москвы добра, шли пешком и ехали в экипа­
жах тысячи всякого люда — иностранцы с женами и детьми,
оставшиеся при вступлении французов и теперь уходившие,
опасаясь мести со стороны русских.
Обоз.был так огромен, армия растянулась в такую бесконеч­
ную линию, что Наполеон, пропуская мимо себя свою армию,
тут же высказал мнение, что такое движение опаснее всего,
по он еще не решился приказать бросить паграблепную добы­
чу, это он приказал сделать впоследствии.
Император шел на Калугу и вел армию прямо на Краспую
Пахру, подбирая по пути остатки отряда Мюрата. С дороги он
послал приказ Мортье тотчас после взрыва Кремля выйти из
Москвы и присоединиться к армии. Это оставление Мортье в
669

Москве на два дня явно имело целью замаскировать, хотя бы
па первый момент, в глазах своей армии истинный смысл ухо­
да из Москвы и сохранить, несмотря пи на что, позу побе­
дителя.
Так нужно было сделать н для Европы.
Давно уже Наполеон перестал писать жене о Москве. Он
больше всего интересуется в письмах своим маленьким сыном,,
хвалит прекрасную солнечную погоду, делает распоряжения о
награждении автора понравившейся императрице новой оперы,
пишет о панораме, которую показывали в Париже, и т. д..
«Мой добрый друг Луиза... Я очень рад, что ты довольна па­
норамой Антверпена. Было бы хорошо сделать панораму по­
жара Москвы... Пиши часто своему отцу, рекомендуй ему
усилить корпус Шварценберга...» Император не очень уже
доверял военному усердию своего подневольного австрийского
союзника.
Еще раз он возвращается к пожару Москвы в тот самый
день, когда решает окончательно выйти из города: 18 октября
1812 г. он говорит о безумии русских, которые «на столетия»
разорили свою столицу: «Москва была городом тем более пре­
красным и тем более удивительным, что она была почти един­
ственным городом такой величины во всей этой огромной стра­
не». В 7 часов утра 19 октября Наполеон покинул Москву вслед
за армией. «Мой друг, я в дороге, чтобы занять зимние квар­
тиры. Погода великолепна, но она не может длиться. Москва
вся сожжена, и так как она не есть военная позиция, нужная
для моих конечных целей, то я ее покидаю и уведу гарнизоп.
который я тут оставил. Мое здоровье хорошо, мои дела идут
хорошо». Тут же он небрежно поминает о Тарутине: «Была
стычка с казаками» 23.
Как только император и армия вышли из Москвы, последо­
вали подготовленные взрывы.
19 октября был взорван винный двор и сгорел уцелевший
до тех пор Симонов монастырь. Во французской армии заметнобыло какое-то непопятное сначала посторонним людям движе­
ние. Всю ночь двигались обозы, груженые фуры, непрерыв­
но проходили все в одном направлении войска. Движение про­
должалось и усиливалось 20 и 21 октября.
21 октября начались кремлевские взрывы, от которых в Мо­
скве затряслась земля. Взлетели на воздух здание Арсенала,
часть кремлевской стены, начались пожары в Грановитой пала­
те, в соборах, разрушены были частично Никольская башня и
башни, выходящие в сторону реки, загорелись было соборы.
Взрывы были такой страшной силы, что рушились степы пост­
роек не только в ограде Кремля, во и за Кремлем. К счастью.,
дождь подмочил фитили, и взрывы не принесли всего того вре670

да, на каиой рассчитывал Наполеон. Иван Великий уцелел слу­
чайно: подмокли фитили в заложенной мине.
Кремль и площадь возле Кремля после каждого взрыва дол­
го оглашались воплями и стопами израненных, полузадавлен­
ных, насмерть перепуганных людей.
Наполеоновская армия покидала московское пожарище.
Ночью с 22 на 23-е раздались внезапно один за другим новые
оглушительные взрывы. Население было в полной панике. Эти
взрывы были так сильны, что в Китай-городе обвалились неко­
торые здания и даже на далеком расстоянии
не только выбило
в окнах стекла, по рушились и рамы 24.
Последпий (пятый) взрыв кремлевских стен, взорванных в
пяти местах, произошел на рассвете 23-го, и спустя несколько
часов последние отряды маршала Мортье оставили город. Без­
началие и усиленные грабежи происходили
в Москве после ухо­
да армии еще несколько часов 25.
«Я поки/iyji Москву, приказав взорвать Кремль. Мне нужно
было 20 тысяч человек, чтобы сохранить этот город. Будучи
разрушенным, он только стеснял мои операции»,— писал Напо­
леон жене из села Фоминского, куда пришел 22 октября.
Взрывы не были слышны в далеком русском лагере, но их
слышали казачьи разъезды, давно уже украдкой рыскавшие во­
круг Москвы.
22 октября прапорщик языков с казачьим отрядом проби­
рался близ Москвы с целями разведки. Вдруг они услышали
страшный грохот и треск, донесшийся из города. Языков решил­
ся на очень рискованный поступок: проникнуть в город пасколько будет возможно, чтобы узнать о причине.
Маленький отряд въехал в Москву. Мертвое молчание по­
разило их. Не видя французов и пи души на улицах, они посте­
пенно продвинулись к самому Кремлю, и тут они первые в Рос­
сии узнали потрясающую новость: Наполеон ушел.

Глава

IX

ОТСТУПЛЕНИЕ ВЕЛИКОЙ АРМИИ.
МАЛОЯРОСЛАВЕЦ И НАЧАЛО ПАРТИЗАНСКОЙ ВОЙНЫ

1
у-

л есконечной пестрой рекой текла из Москвы стотысячная наполеоновская армия с артиллерией и зарядными
ящиками. Колоссальные обозы отдельных частей этой
армии, кареты, возы, телеш с награбленным добром,
1
' принадлежавшие маршалам, генералам, офицерам, ря­
довым солдатам, и снова армейские казенные обозы и снова
артиллерийские парки длинной лентой растянулись по дороге.
Когда после взрыва Кремля и поджога еще нескольких уце­
левших зданий французские войска выходили из Москвы, —
па шесть миль вокруг города «все горело, земля и лебо каза­
лись в onte»,— говорит участник похода французский провиант­
мейстер Пюибюск. Яркий, непрерывный, необъятный пожар
•несколько ночей подряд освещал дорогу наполеоновской армии.
Зарево было и позади, и впереди, и по обеим сторонам большой
Калужской дороги. Солдатам все время казалось, что горящее
красное небо начинает опускаться па пламенеющие поля, леса,
деревни, далекие церковные колокольни.
Знали, что Наполеон недоволен тем, что армия увозит с со­
бой Taiwe огромноеколичество дорогих, по ненужных для похо­
да ценностей, и поэтому старались прикрыть ковры, драгоцен­
ные ткапи, золотые и серебряные вещи корзинами, тюками с
хлебом, мукой, отрубями и т. д. Но как раз этого рода предметы
были крайней редкостью. Наполеоп угадывал, конечно, эту мас­
кировку, но оп не решился тогда приказать бросить награблен­
ные ценности тут же, в Москве, и лишить полуголодных солдат
утешительного сознания, что они хоть со временем чем-либо
вознаградят себя за все свои страдания. Они тогда еще не зна­
ли, что большинству из них придется оставить в России не
только московскую добычу, по и свою жизнь. Наполеон шел на
Калугу с том, чтобы оттуда пов'ернуть на Смоленск. Почему

Б

*672

Смоленск был для него таким обязательным этапом? Почему он
решил не идти в южные, богатые губернии России?
Клаузевиц первый из военных писателей указал на полную
неосновательность широко распространенного мнения, будто
Наполеон сделал ошибку, отступая от Москвы па Смоленск,
вместо того чтобы идти южными губерниями, обильными и уце­
левшими. Клаузевиц просто отказывается понимать тех, кто
это говорит. «Откуда мог он (Наполеон — Е. Т.) довольствовать
армию помимо заготовленных складов? Что могла дать «неисто­
щенная местность» армии, которая не могла терять времени и
была вынуждена постоянно располагаться бивуаками в круп­
ных массах? Какой продовольственный комиссар согласился бы
охать впереди этой армии, чтобы реквизировать продовольствие,
и какое русское учреждение стало бы исполнять его распоря­
жения? Ведь уже через неделю вся армия умирала бы с го­
лоду».
У Наполеопа по смоленско-минско-виленской дороге были
гарнизоны, были продовольственные склады и запасы, эта до­
рога была подготовленной, а на всем юге России у него ровно
ничего приготовлено не было. Как бы пи были эти места «бога­
ты», «хлебородны» и пр., все равно невозможно было организо­
вать немедленно продовольствие для 100 тысяч человек, быстро
двигающихся компактной массой в течение нескольких недель
подряд. «Отступающий в неприятельской стране, как общее пра­
вило, нуждается в заранее подготовленной дороге... Под «подго­
товленной дорогой» мы разумеем дорогу, которая обеспечена
соответствующими гарнизонами и на которой устроены необхо­
димые армии магазины». Клаузевиц тут лишний раз обнаружи­
вает строгий реализм своего мышления. Никто не умел так
вскрывать пустоту общепринятых шаблонов, как этот крупней­
ший из военных мыслителей начала XIX в. Южные губернии
могли быть в десять раз богаче Смоленска, но в Смолепске у На­
полеона были готовые запасы, а на юге у него ровно ничего но
было. И это решило дело.
Но, выходя из Москвы, Наполеон твердо решил идти на
Смоленск не старой дорогой, а новой, через Калугу, потому что
до Смоленска у него никаких складов все равно не было и этот
старый тракт Москва — Смоленск был разорен дотла. При выбо­
ре же между двумя дорогами, где у пего одинаково не было
складов, но из которых па одной (Москва — Калуга — Смо­
ленск) еще были «нетронутые деревни» (выражение маршала
Даву), а другая была сплошной выжженной пустыней, Наполе­
он, конечно, остановился на Калужской дороге. «Идем в Калу­
гу! И горе тем, кто станет на моем пути!» — таковы были его
слова, когда 19 октября он выводил свою армию из Москвы.
Это обстоятельство подчеркивает значение проведенного
4 3 к. В. Тарле, т. VII

R73

Кутузовым знаменитого марш-маневра на Тарутино: без этого
маневра Кутузову было бы потом немыслимо поставить перед
Наполеоном непреодолимый заслон южнее Малоярославца,
заградивший французам путь в Калугу.
G момента получения известия, что Наполеон вышел из
Москвы, Кутузов считал (и говорил), что Россия спасена. Его
армия увеличивалась рекрутскими наборами, подходом подкреп­
лений — и уже в середине октября была равна 85 тысячам че­
ловек, не считая казаков. Армия Наполеона пополнений имела
гораздо меньше (хотя тоже имела их).
Фуража у русской конницы было 'довольно, французская
конница же страшно сокращалась, лошади падали тысячами,
французские фуражиры не только не могли достать сена или
овса, но их самих ловили и избивали крестьяне. Кутузов с мо­
мента выхода Наполеона из Москвы не сомневался, что фран­
цузы уйдут из России и что это произойдет даже и в том случае,
если больше не будет ни одной стычки с французами, а потому
и не нужно никаких стычек.
И вся остальная история войны — это безуспешная борьба
Александра против кутузовской стратегии и тактики, борьба и
которой притом почти весь штаб Кутузова был на стороне царя.
Забегая несколько вперед, остановимся на этом разногласии.
как оно выявлялось вплоть до конца войны.
Против Кутузова были царь и Вильсон, т. е. царь и Англия,
а за царем был почти весь кутузовский штаб; за Вильсоном и
Англией была вся покоренная Наполеоном и жаждущая осво­
бождения Европа.
Нам нужно в точности знать позицию обеих этих спорящих
сторон, раньше чем мы обратимся к событиям, окончившим
трагедию 1812 г. Именно события под Малоярославцем и выя
вили окончательно всю непримиримость Кутузова с точкой зре
ния царя и Вильсона.
Александр очень отрицательно отнесся к оставлению Москвы
русской армией и корил этим Кутузова, писал ему холодные
письма.
14 октября царь опять укорял фельдмаршала в бездействии,
в том, что армия Наполеона еще в Москве, а Кутузов не делает
никаких попыток ее тревожить, между тем Наполеон может гро
зить теперь и Петербургу: «На вашей ответственности останет­
ся, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный
корпус на Петербург для угрожения сей столице, в которой не
могло остаться много войска, ибо с вверенной вам армией, дей­
ствуя с решимостью и деятельностью, вы имеете все средства
отвратить сме новое несч«стие. Вспомните, что вы еще обязаны
ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы». Через
неделю, 21 октября, курьер вновь мчится к Кутузову с укориз(»74

нами. Царь очень недоволен свиданием Кутузова с Лористоном и
напоминает, что никакие предложения неприятеля не побудят
его, Александра, «прервать брань и тем ослабить священную
обязанность отомстить за оскорбленное отечество». Всегдашнее
нерасположение царя к Кутузову быстро возрастает и начинает
переходить в печто, очень похожее на ненависть. Он резко обви­
няет старого фельдмаршала в бездействии, упущениях, грубых
ошибках. «С крайним сетованием,— пишет он (11 поября),— ви­
жу я, что надежда изгладить общую скорбь о потере Москвы пре­
сечением врагу возвратного пути совершенно исчезла. НеиопятifOG бездействие ваше после счастливого сражения перед Тарути­
ном, чем упущены те выгоды, кои оно предвещало, и ненужное и
пагуб] [ое отступление ваше после сражения под Малым Ярослав­
лем до Гончарова уничтожили все преимущества положения ва­
шего, ибо вы имели всю удобность ускорить неприятеля в его
отступлении под Вязьмой и тем отрезать, по крайней мере, путь
трем корпусам: Даву, Нея и вице-короля, сражавшихся под сим
городом». Царь негодует дальше на то, что Кутузов, имея пре­
восходную легкую кавалерию, плохо осведомлен о движениях
Наполеона. Александр чует умысел в этой медлительности и
апатии Кутузова. Кутузов не хочет догнать Наполеона и сра­
зиться с ним, оттого он и толкует о «золотом мосте», который
построил бы для неприятеля. Реально же случится то, что ухо­
дящий свободно и не преследуемый сколько-нибудь энергично
Кутузовым Наполеон ударит на ждущих его впереди Чичагова и
Витгенштейна, разобьет их и уйдет: «Ныне сими опущениями
вы подвергли корпус графа Витгенштейна очевидной опасности,
ибо Наполеон, оставя пред вами вышеупомянутые три корпуса,
которые единствеппо вы преследуете, будет в возможности с
гвардией своей усилить бывший корпус Сен-Сира и папасть пре­
восходными силами на графа Витгенштейна». Для Кутузова
уход Наполеона из России есть счастье, сравнительно с которым
он, вероятно, считал неважным, поколотит ли попутно Наполеон
Витгенштейна, или не поколотит, а для Александра 1812 год
только тогда мог стать концом, а не началом дела, если бы сам
Наполеон попал в плел. И поэтому оп кончает письмо так: «Об­
ращая все ваше внимание на сие столь справедливое опасение,
я поминаю вам, что все несчастья, от сего проистечь могущие,
останутся на личной: вашей ответственности». Этим с точки зре­
ния Алексапдра несчастием, происшедшим оттого, что Наполеон
ушел из России, оказались впоследствии и весь 1813 г., более
кровавый, чем 1812, и 1814, и 1815 гг., а Кутузову, и не помыш­
лявшему об «освобождении Европы», потому что он считал это
делом самой Европы, было вовсе не нужно окружать и ловить
Наполеона. Кутузов не хотел даже близкого соприкосновения с
арьергардом отступавшего французского императора. Не хотел,
43*

fi7.r>

конечно, не из «трусости», а вследствие ненужности новых боев
с его глубоко продуманной точки зрения. И Александр, хитрый,
недоверчивый, ненавидящий Кутузова человек, издали, из Зим­
него дворца, подозревал, что Кутузов лукавит, что он не хочет
ловить Наполеона, что он хочет «портить» и «испортит» все, на
что царь так надеялся, что он хочет подвести Чичагова и Вит­
генштейна под удар, под сражение с Наполеоном и не подаст им
помощи в этом будущем роковом столкновении. Он писал резкие
письма, угрожал главнокомандующему личной его ответствен­
ностью... Не помогло ничего. Когда ударил решительный час,
когда очередной акт великой всемирно-исторической драмы на­
чал разыгрываться па берегах Березины, Кутузов поступил
именно так, как того боялся Александр, но как он сам считал
нужным и целесообразным.
Одной из иллюстраций стратегической .мысли Кутузова и
явилось его поведение под Малоярославцем.

Г

2

. 22 октября в Тарутине, в главной квартире Кутузова, было
получено в 11 часов вечера известие с примчавшимся верховым
от Двхтурова, что Наполеон идет на Малоярославец, но Кутузов
медлил явиться на помощь Дохтурову, за что его резко упрекали
впоследствии некоторые военные критики, бывшие вместе с тем
участниками битвы под Малоярославцем. «Каким же образом
армия из Тарутина, где было получено положительное известие
10-го (22-го) числа в 11 часов вечера о том, что Наполеон со
всей армией идет на Малоярославец, явилась к угрожаемому
пункту, долженствовавшему дать совершенно иной оборот вой­
не, только через 38 часов, когда нужно было перейти только
28 верст?» — спрашивает один из очевидцев и участников боя '.
Но Кутузов не хотел сражений, не хотел нового Бородина, счи­
тая его ненужным и при всех условиях вредным. Он уже в Та­
рутине хотел строить «золотой мост» Наполеону, не тратя на­
прасно людей. Кутузов знал, что своим фланговым «параллель­
ным маршем» он вернее истребит живую силу противника. И ни
Беннигсен при Тарутине, ни Дохтуров у Малоярославца, ни
Вильсон в его собственной ставке, ни Александр из Петербур­
га — никто не мог сдвинуть его с этой позиции.
Под Малоярославцем Кутузов вел ту же тактику, как за
шесть дней до того под Тарутином. Конечно, он знал, что пу­
стить Нанолеона в Калугу нельзя — и не потому даже, что он
пойдет «южными губерниями»: более чем вероятно, что Кутузов
не хуже Клаузевица и самого Наполеона понимал, что в конеч­
ном счете едва ли французская армия могла вовсе отказаться от
«подготовленной» дороги и от смоленских продовольственных
запасов. Но, овладев Калугой и забрав все, что там было
Ü76

заготовлено для русской армии, Наполеон, как уже было нами
сказано, в гораздо лучших условиях мог бы достигнуть Смолен­
ска, и дорога Калуга — Смоленск несравненно лучше сохранила
бы французское войско, чем дорога Москва — Смоленск.
Дохтуров по приказу Кутузова от 22 октября должен был
идти к'селу Фоминскому и напасть на французский отряд, кото­
рый, по показаниям лазутчиков, был численностью в 10 тысяч
человек. Но уже по пути туда Дохтуров, как сказано выше, уз­
нал новые поразительные вести: во-первых, в Фомипском и око­
ло Фомииского не 10 тысяч, а громадное войско, едва ли не вся
французская армия с Наполеоном во главе; во-вторых, францу­
зы уже заняли Боровск, т. е. город гораздо южнее Фоминского
и уже по прямой дороге на Калугу. Значит, нужно было как
можно поспешней, бросив направление на Фоминское, круто
повернуть к югу и даже не на Боровск уже, а южнее Бо­
ровска и спешить к г. Малоярославцу, который находится между
Боровском и Калугой; если провести прямую линию между Бо­
ровском и Калугой, то Малоярославец окажется приблизительно
на одной трети этой линии к югу от Боровска и в двух с лишком
третях этой линии к северу от Калуги. Ясно было, что нужно
спешить к Малоярославцу наперерез Наполеону, пока он еще
туда идет из Боровска. Но Дохтуров боялся Кутузова и послал к
фельдмаршалу нарочного с этими новыми известиями и с прось­
бой о дозволении идти к Малоярославцу. Пока парочный мчался
к главнокомандующему и обратно, было упущено много време­
ни. Шли всю ночь с малым роздыхом, но когда в четыре часа
утра 23 октября русские егеря подошли к городу, к нему уже
приближалась и сейчас же выбила егерей из предместья вся
армия Наполеона. Восемь раз в этот день Малоярославец при
неумолкавшей канонаде с двух сторон переходил из рук в руки.
То русские французов, то французы русских штыковым боем
выбивали из позиций и гнали из города. Дохтуров уже еле дер­
жался, когда в два часа к нему на помощь подошел Раевский со
своим корпусом, а в четыре часа дпя сам Кутузов со всей рус­
ской армией. Кутузов обошел город и занял позицию на дороге
из Малоярославца в Калугу. Наступал вечер, французы, овла­
дев цри восьмом штурме городом, ждали генеральной битвы. Ка­
нонада умолкла. Город горел, оттуда неслись крики раненых,
не успевших уползти от горевших зданий и с улиц, куда вали­
лись обломки пылавших домов и церквей. Французы не могли
им помочь: город пылал так, что приблизиться к его центру и к
некоторым окраинам нельзя было никоим образом.
Всю
слушая
кое-где
пальбу,

эту страшную ночь, глядя на зарево горевшего города,
вопли, оттуда несущиеся, крики французской армии и
внезапно начинавшуюся и обрывавшуюся ружейную
русская армия ждала на другой день нового Бородина,
677

потому что присутствие здесь, в Малоярославце и около него,
всей великой армии и самого Наполеона уже стало несомненным
фактом. И вдруг рано утром последовал приказ фельдмаршала
отступить от Малоярославца.
Чтобы дать этот приказ, Кутузову нужно было быть готовым
выдержать ту молчаливую оппозицию, то плохо скрываемое
раздражение и злобу в штабе и откровенные дерзости со стороны
Роберта Вильсона и Беынигсеиа, наконец, те очередные презри­
тельно сдержанные распекания из Петербурга от царя, с кото­
рыми ему приходилось сталкиваться все время. И он на это по­
шел. «Офицеры и войска вашего величества сражаются со все­
возможной неустрашимостью, но я считаю своим долгом с при­
скорбием объявить, что они достойны иметь и имеют нужду в
более искусном предводителе»,— вот в каких выражениях изве­
стил Роберт Вильсон царя о битве под Малоярославцем. Кутузов
жо, отступая, все-таки загородил Наполеону дорогу на Калугу.
Собирался ли он дать битву, если бы Наполеон все-таки решил
прорваться в Калугу, мы не знаем. Наполеон не решился, но с
точки зрения людей кутузовского штаба, во главе которых стоя­
ли Вильсон, Беннигсеп, Евгений Вюртембергский, Кутузов со­
вершил новое преступление, отказавшись от мысли выбить На­
полеона из Малоярославца и дать ему генеральную битву.
Уже совершенно точно в этот момент обозначилось, куда ве­
дет свою линию Кутузов и в чем эта линия решительно откло­
няется от линии Вильсона. Тут, в 3 верстах от Малоярославца,
25 октября, сидя в штабе отступившей русской армии, Вильсон
в письме к Александру совершенно ясно и четко сформулировал
две несогласные и непримиримые точки зрения: точку зрения
исключительно русских интересов, представляемую фельдмар­
шалом, и точку зрения всего конгломерата боявшихся и ненави­
дящих Наполеона европейских стран во главе с Англией: «Лета
фельдмаршала и физическая дряхлость могут несколько послу­
жить ему в извинение, и потому можно сожалеть о той слабости,
которая заставляет его говорить, что «он не имеет иного жела­
ния, как только того, чтобы неприятель оставил Россию», когда
от него зависит избавление целого света. Но такая физическая и
моральпая слабость делают его неспособным к занимаемому им
месту, отнимая должное уважение к начальству, и предвещают
несчастье в то .время, когда вся надежда и пламенная уверен­
ность в успехе должны брать верх».
Кутузов вовсе не был полководцем без перспектив. Нет, но
его перспективы были пошире, чем у его критиков.
Для Вильсона, т. о. для Англии, личная гибель Наполеона
или его плен, после чего можно было надеяться на падение его
империи,— только это и было единственно важным моментом.
Для Кутузова же единственно важным было освободить Россию»
078

принеся наименьший ущерб русской армии. Он, конечно, был и
умнее, и хитрее, и тоньше, и глубже злобствующего против него,
поносившего его, доносившего на него Роберта Вильсона. И Ку­
тузов отлично знал это и понимал, что такое в устах Вильсона
«избавление целого света». Под Малоярославцем должна была,
с точки зрения Вильсона, состояться новая попытка «избавле­
ния» лондонского купечества, ливерпульских судовладельцев,
манчестерских ситценабивников от континентальной блокады, а
Кутузов этим пе интересовался, и одноглазый фельдмаршал
опять обманул все вильсоновские ожидания.
Была непроходимая пропасть между тем, как смотрел на
войну 1812 г. Кутузов и как смотрели на нее иностранцы, преж­
де всего англичане. «Несчастное отступление от нашей позиции
выше Малоярославца... избавило пеприятеля от неизбежной
погибели и лишило Россию славы, а Европу выгоды кончить ре­
волюционную войну,— пишет 31 октября Роберт Вильсон из се­
ла Спасского (т. е. из армии Кутузова) в Петербург британско­
му послу лорду Каткэрту,—...вся кровь, там пролитая, все за­
труднения, которые Россия впредь может испытать, падут на го­
лову фельдмаршала Кутузова» 2. Между тем, по словам того же
Вильсона, советы Бепнигсепа, которым фельдмаршал не сле­
дует, «могли бы снасти вселенную»!
Кутузов думал о спасении России и вместе с тем отлично
знал (и высказал это однажды в глаза Вильсону), что англичане
-заботятся вовсе не о «вселенной», а только и исключительно об
Англии и об избавлении ее от континентальной блокады. И боль­
ше всего раздражало Вильсона, вероятно, именно то, что он
-знал, как верно «хптрая старая русская лиса» его понимает. Для
Каткэрта было понятно, почему под Малоярославцем ведется
«революционная война», и его корреспондент Вильсон ire считает
поэтому нужным даже и пояснить эти странные слова в своем
письме. Наполеон, этот душитель революции, для них обоих
был олицетворением выступившей на гребне революции фран­
цузской крупной буржуазии, которая вот уже 20 лет почти,
бороны Акры, ответил бы не колеблясь: «Французская револю­
ция», которая, если победит, собирается нагрянуть на Индию.
Точно так же и сэр Роберт Вильсон на вопрос, кого это дряхлый
Кутузов выпустил из рук под Малоярославцем, без колебаний
пишет Каткэрту: «Французскую революцию», предводимую все
гем же человеком в треуголке, который снова собирался, как
13 лет назад в Сирии, в случае победы идти на ту же Индию.
В Англии ведь, раньше чем где-либо, узнали, о чем говорил На­
полеон с графом Нарбонном перед переходом через Неман!
Вот почему Вильсон с Каткэртом горевали так о «вселен­
ной», к спасению которой фельдмаршал оказался так равноду­
шен под Малоярославцем. «Поведение фельдмаршала приводит
меня в бешенство»,— не перестает утверждать Вильсон 3. Отче­
го бы не устроить под Малоярославцем нового Бородина? Отчего
бы не уложить еще GO тысяч человек?
Кутузову не в первый раз приходилось в 1812 г. наблюдать,
с какой широкой щедростью иностранные союзники относятся к
крови русских солдат. Он мог припомнить, например, любопыт­
ное письмо, которым удостоил его в ноябре 1805 г. австрийский
император Франц. Дело было уже после того, как Наполеон раз­
громил одну австрийскую армию и готовился разгромить дру­
гую. Кутузов, выставляя обреченные на гибель заслоны, по­
спешно уходил к Ольмюцу, и плен, позор, разгром гнались за
ним по пятам; у Наполеона было в три раза больше сил. И вот
император Фрапц писал Кутузову: «Если бы непреодолимые
силы заставили вас все-таки отступить, то вы должны отступать
лишь шаг за шагом именно на Креме... где вы должны защи­
щать, чего бы это вам ни стоило (Е. Т.), постройку нового мо­
ста, что потребует нескольких недель». Чего бы это ни стоило!
Это стоило бы всего-навсего жизни 35 тысячам русских солдат,
которые притом погибли бы даже не через «несколько педель»,
как полагали Франц
и его придворный военный совет, а через
несколько дней 4. Но император Франц уже паперед мужествен­
но махнул рукой на эту жертву: людей в России достаточно! Ку­
тузов и тогда, в 1805 г., не обратил ни малейшего впимания на
письмо Франца I, хотя ничем не обнаружил непочтительности и
австрийскому союзнику, и теперь, в 1812 г., и не думал следо­
вать пастойчивым советам Роберта Вильсона. От слова не ста­
нется. Кутузов редко противоречил на словах, но еще реже пови
новался на деле чужим советам и горячим убеждениям.
25 октября на рассвете Кутузов приказал русской армии от­
ступить от Малоярославца к югу на 2'/2 версты. Авангард Милоipa-дов'ича отошел от города на самое ничтожное расстояние. На­
полеон видел, что ему предстоит, если он по-прежнему намерен
прорваться к Калуге, принять генеральный бой, не мепьший по
размерам, чем Бородино.
680

И он не решился.
В первый раз в своей жизни Наполеон отступил от ждавшей
его генеральной битвы. В первый раз за эту кровавую русскую
кампанию он повернулся спиной к русской армии, решился пе­
рейти из позиции преследующего в позицию преследуемого.
Истинное отступление великой армии началось не 19 октября,
когда Наполеон вывел ее из Москвы и повел на Калугу, а вече­
ром 24 октября, когда он решил отказаться от Калуги и отсту­
пить назад, к Боровску.
Одну подробность мы должны при этом отметить.
В другом месте этой работы я приводил свидетельство о там­
бовских крестьянах, плясавших от радости, что их забирают в
солдаты и посылают сражаться с ненавистным вторгнувшимся
врагом, а вот нелицеприятное показание маршала Бессьера о
том, как эти взятые вчера от сохи новобранцы сражались против
наполеоновской армии; это мнение он высказал именно тут, на
военном совете, вечером в избе, откуда виден был горевший еще
Малоярославец и где Наполеон молча выслушивал мнения со­
бранных им маршалов. Бессьер настаивал на невозможности ата­
ковать Кутузова в занятой им позиции: «И какая позиция?
Только что мы узнали ее силу. И против каких врагов? Разве
мы не видели вчерашнего поля битвы, разве не заметили, с какой
яростью русские рекруты, еле вооруженные, едва одетые, шли
там па смерть!» Бессьер решительно советовал отступить, не
принимать боя со всей армией Кутузова, загородившей путь
от Малоярославца к Калуге.
Наполеон последовал его совету.
25 октября на рассвете император поехал верхом к Мало­
ярославцу. G ним была небольшая свита: маршал Бертье, ге­
нерал Рапп, несколько офицеров. Вдруг показался, летя в карьер
прямо на Наполеона и его свиту, отряд казаков с копьями на­
перевес. С криком «ура!» они налетели на эту кучку .всадников.
Эти их крики и спасли Наполеона от неминуемой смерти или
плена: его свита сначала издали пе разглядела, кто это мчится
на них, и приняла казаков за эскадрон французской кавалерии,
и только крик казаков вывел ее из заблуждения. Человек 25 офи­
церов свиты сгрудились вокруг императора. Один казак налетел
уже на Panna и с размаху пронзил копьем лошадь генерала, но
тут подоспели два французских эскадрона, и казаки поверну­
ли обратно, бросились на часть французского лагеря, а затем,
увлекая за собой нескольких лошадей французской артиллерии,
скрылись в лесу.
Наполеон казался вполне спокойным перед случайно избег­
нутой страшной опасностью. Он проехал в Малоярославец. Го­
род был в развалинах, на улицах валялись обуглившиеся трупы
нескольких тысяч людей. Это были жители Малоярославца, рус681

{•-кие и французские раненые, живьем сгоревшие накануне
при общем пожаре города. Малоярославец все еще горел в
разных местах. Наполеон повернул из города в лагерь. Фран­
цузской армии было велено сворачивать обратно на старую Ка­
лужскую дорогу, откуда она только что пришла. Вечером На­
полеон призвал доктора Ювана и приказал ему изготовить и
вручить немедленно ему, императору, флакон с ядом. Налет ка­
заков был учтен Наполеоном. С этого момента император не
расставался с флаконом: попасть в плен живым отныне ужо
более не грозило ему.
3

Наполеон отступал от Малоярославца на Боровск, Верею,
Можайск. На этот раз он приказывал забирать у населения ре
шитедыю все, что может пригодиться в походе, и беспощадно
сжигать города, села и деревни, через которые будет отступать
его армия. Правда, после первого прохождения по этим местам
русской и следовавшей за ней наполеоновской армии сжигать
там осталось очень мало, хотя, например, Боровск оказался
уцелевшим. После того как Наполеон вышел из этого города в
Верею, Боровск был сожжен до основания. Та же участь по­
стигла Верею, где Наполеон имел лишь краткую стоянку. Тут,
в Верее, он соединился с вышедшим из Москвы маршалом Мортье. Мортье привел с собой 8 тысяч солдат, из которых всего
2 тысячи сидели па лошадях, хотя почти весь этот отряд состоял
из кавалеристов.
Тут, в Верее, Мортье доложил Наполеону, что перед уходом
французов из Москвы его отряд захватил в плен генерала Винценгероде и состоявшего при нем ротмистра Нарышкина, кото
рые отважились проникнуть в Москву будто бы в качестве пар­
ламентеров. Узнав о пленении Вииценгероде, немца, перешедше­
го на русскую службу, Наполеон пришел в ярость. Именно ино­
странцам, англичанам и немцам, окружавшим Александра и Ку­
тузова, он и приписывал злостное влияние, препятствующее за
ключению мира между ним и царем.
Наполеон приказал привести к себе обоих пленников, Вии­
ценгероде и Нарышкина. «Тогда-то,— пишет Нарышкин,— на­
чалась ужаснейшая сцена, какую самые старые французские
офицеры не помнили, чтобы Наполеон когда-либо кому делал...»
«Вы служите русскому императору?»— «Да, государь»,— отве­
чал Вииценгероде.— «А кто вам позволил это? Вы негодяй!
Итак, всюду я вас встречаю! Зачем вы явились в Москву? Вы
явились шпионить!» — «Нет, государь, я доверился чести ваших
войск».— «А какое вам было дело до моих войск? Вы негодяй!
Взгляните, в каком состоянии Москва! Пятьдесят таких
негодяев, как вы, довели ее до этого состояния! Вы склонили
f)82

императора Александра к войне против меня! Коленкур мне это
сказал! Вы организовали избиение моих солдат на дороге!
•О, ваша судьба свершилась! Жандармы, возьмите его, пусть его
расстреляют, пусть меня от него избавят. Борьба со мной —
неравная борьба! Через шесть педель я буду в Петербурге! А что
до вас касается,— то это покончено. Расстрелять его па месте!
Или нет, пусть его судят! Если вы саксонец или баварец, то вы
-мой подданный, а я ваш государь. Тогда расстрелять его! Если
это не так, тогда дело другое». Затем Наполеон обратился к На­
рышкину: «Вы — Нарышкин, сын обер-камергера? О, с вами
дело другое, вы храбрый человек, вы исполняете свой долг. Но
почему же вы служите таким негодяям, как вот этот? Служите
вашим русским людям!» К счастью для Винценгероде, он мог до­
казать, что он — прусса«, и это спасло его от немедленной
смерти.
От самого Малоярославца до Смоленска отступающая фран­
цузская армия, проходя разоренными, погорелыми городами и
деревнями, сжигала все, что еще пока уцелело. «2 ноября мы
опять пошли форсированным маршем,— пишет из Вязьмы Ро­
берт Вильсон, бывший со штабом Кутузова.— Неприятельское
движение видно было по непрерывной линии огня, пламени и
дыма, которые продолжались на несколько верст».
Ожесточение усиливалось с обеих сторон. Крестьяне ловили
отстающих французов и беспощадно их избивали, французы в
свою очередь проявляли крайнюю жестокость. Когда Наполеон
уже прошел с гвардией через Вязьму и пошел к Смоленску, Да
ву, Мюрату и Нею нужно было отбиваться от Милорадовича.
Платова и Орлова, и лишь после прохода главных сил француз
ских корпусов по окраинам горевшей Вязьмы русские вступили
в город. И тут генерал Чичагов, несколько опередив главные
русские силы, лишь случайно успел подскакать со своим отря­
дом к уже загоревшейся церкви и, разбив двери, освободить от­
туда 300 русских раненых и пленных, которых неприятельские
солдаты, уходя, заперли, прежде чем поджечь церковь. Картины
полнейшего разорения, уничтожения дотла целых городов и де­
ревень стояли перед глазами крестьян.
После Вязьмы мороза еще ие было, но стало много холоднее.
Милорадович и Платов шли за французским арьергардом, по­
стоянно его тревожа, казачьи отряды и партизаны рыскали по
флангам отступающей французской армии, захватывали обозы,
рубили в нечаянных налетах отдалившиеся от главпых сил от­
ряды. «Сегодня я видел сцену ужаса, которую редко можно
встретить в новейших войнах,— записывает Вильсон 5 ноября
в 40 верстах от Вязьмы, по дороге к Смоленску:—2 тысячи чело­
век, нагих, мертвых или умирающих, и несколько тысяч мерт­
вых лошадей, которые по большей части пали от голода. Сотни
K8.-Ì

несчастных раненых, ползущих из лесов, прибегают к милосер­
дию даже раздраженных крестьян, мстительные выстрелы ко­
торых слышны со всех сторон. 200 фур, взорванных на воздух,
каждое жилище по дороге — в пламени, остатки всякого рода
военной амуниции, валяющиеся на дороге, и суровая зимняя
атмосфера — все это представляет по этой дороге зрелище, ко­
торое невозможно точно изобразить».
Уже между Москвой и Смоленском отступающая армия жила
впроголодь. Вот картина с натуры. Пишет французский офицер
уже из Смоленска 7 ноября 1812 г.: «...по три-четыре раза в
день я переходил от крайних неприятностей к крайнему удо­
вольствию. Нужно сознаться, что эти удовольствия не были
очень деликатными: например, одним из живейших удовольст­
вий было пайти вечером несколько картофелин, которые нужно
было есть без соли со сгнившим хлебом. Вы понимаете паше
глубоко жалкое положение? Это длилось 18 дней. Выехав
16 октября из Москвы, я прибыл (в Смоленск — Е. Т.). 2 нояб­
ря». Ему велено было сопровождать 1500 человек раненых, ко­
торых эвакуировали из Москвы перед выступлением великой
армии. Охранять этот обоз должны были около 300 солдат. По
пути на них напали русские партизны и часть регулярных рус­
ских войск. Их обстреливали издали, но им удалось спастись, ка­
ким-то образом отразив атаку. «Мы решили стать в маленькое
карре и скорее дать себя перебить до последнего человека, чем
попасть в плен к крестьянам, которые убили бы нас медленно
ударами ножа или каким-нибудь другим любезным способом».
Французы шли в Смоленск по дороге, «уже за три месяца пе­
ред тем опустошенной», как пишет один из участников похода,
Балари, своей жене во Францию. Целый ряд таких писем, напи­
санных в пути, был перехвачен казаками и находится теперь в
наших архивах. В письмах, конечно, французские офицеры и
солдаты не смели и сотой доли писать о всем том, что они пере­
живали. Но и того, что они писали, более чем достаточно. «Мы
прошли по самой дурной и опустошенной дороге, лошади, пав­
шие в пути, тотчас же пожирались»,— пишет другой офицер
своей матери, уже придя в Смоленск. «В нашей армии кавалерии
уже нет, немного осталось лошадей, и те падают от голода и
холода,— и еще до того как падут, их уже распределяют по кус­
кам». Лейб-медик Наполеона доктор Ларрэй пишет жене: «Я
еще никогда так пе страдал. Египетский и испанский походы —
ничто сравнительно с этим. И мы далеко еще не у конца наших
бедствий... Часто мы считали себя счастливыми, когда получа­
ли несколько обрывков конской падали, которую находили по
дороге». Если такова была жизнь сановника и любимого доктора
самого императора, то можно легко себе представить, каково
приходилось нижним чинам отступающей армии.
684

«Вся почты кавалерия идет пешком, не наберется на пятый
полк и одной сотни конных»,— доносит французский инженер
Монфор своему начальнику генералу Шаслу.
Голод приобретал катастрофические размеры для француз­
ской армии.
Уже в начале отступления французов, на переходе от Вязь­
мы до Смоленска, русский генерал Крейц, идя походом со своим
полком, услышал какой-то шум в лесу, правее дороги. Въехав в
лес, он с ужасом увидел,
что французы ели мясо одного из сво­
их умерших товарищей5. Дело было еще до морозов, до полного
расстройства французской армии, до неслыханных бедствий,
ждавших ее впереди. Это показание Крейца подтверждается ря­
дом других аналогичных. «...Кроме лошадиного мяса, им есть
нечего. По оставлении Москвы и Смоленска они едят человече­
ские тела...» 6
«...Голод вынудил их не только есть палых лошадей, но мно­
гие видели, как они жарили себе в пищу мертвое человеческое
мясо своего одноземца... Смоленская дорога покрыта на каждом
шагу человеческими и лошадиными трупами» 7, — пишет Воей­
ков престарелому поэту Державину 11 ноября из Ельни. Как
видим, везде тут речь идет о начале отступлепия, о перегоне Мо­
сква — Смоленск. Что поедание трупов сделалось обыденным
явлением в конце бедственного отступления, об этом свиде­
тельств сколько угодно.
Но нам важно зафиксировать факт страшного голода именно
в тот период, когда еще и морозов не было, а стояла прекрасная
солпечная осень.
Именно голод, а не мороз быстро разрушил наполеоновскую
армию в этот период отступления.
В интересных записках русского генерала Крейца, проделав­
шего всю кампанию, я нашел следующее свидетельство: «Не­
справедливо французские писатели обвиняют холод причиною
гибели армии Наполеона. От Малого Ярославца до Вязьмы вре­
мя было очень теплое; от Вязьмы до Смоленска были примофозки. Около г. Ельни выпал первый снег, но очень малый. Днепр
однакоже покрылся прозрачною льдиною, по которой еще ник­
то не смел ходить, кроме первого Нея. От Смоленска до Борисо­
ва холод был сильнее, но сносный, мы ночевали на поле без
крыш». В Борисове генерал Крейц в первый раз ночевал под
крышей. Это между прочим иллюстрирует, в каких условиях на­
ходилась и русская армия в этом походе. «От Борисова до Виль­
но морозы были весьма суровы, и здесь по большей части фран­
цузы перемерзли. Они погибли больше от голода, изнурения,
беспорядка, грабительств и потери всякой дисциплины, а ка­
валерия — от тех же причин и от весьма дурной и безрассудной
'Ковки лошадей» 8.
685

Дисциплина в чисто французских частях пока еще держа­
лась. Вот что писал пленный французский кирасирский генерал
Опиа императору Александру спустя какой-нибудь месяц послеконца отступления великой армии, беспристрастно описав ужа­
сы отступления,— речь идет о суровом, для многих и многих
крайне тягостном приказе Наполеона (между Вязьмой и Смо­
ленском) сжечь все кареты, весь колоссальный обоз награблен­
ных в Москве ценностей ввиду военпой опасности тащить за
собой все эти богатства: «Многие корпуса, многие генералы ис­
полнили приказ в тот же день. Люди испытывали какое-то на­
слаждение в том, чтобы как можно строже исполнить свои обя­
занности по отношению к императору. Чем больше обстоятель­
ства казались трудными и критическими, тем больше его любили
и тем больше привязывались к пему, 9как единственному лоцма­
ну, который может спасти корабль» .
Но в немецких и итальянских, а отчасти польских отрядах
упадок дисциплины проявлялся уже в самых грозных симпто­
мах.
Отступающие французы влекли за собой несколько тысяч
русских пленных, взятых с начала войны. Их почти вовсе пере­
стали кормить. Велено было слабосильных пристреливать.
В одной только партии русских пленных, которых французы
гнали от Москвы до Смоленска, было пристрелено 611 человек
(из них 4 офицера). Пристреливали их как слабосильных10.
Пленпых убивали даже при малейшем признаке отставания. Их
погибло, конечно, много тысяч человек. Трупы расстрелянных
русских пленных постоянно встречались между трупами фран­
цузов по дороге, на всем пути отступления наполеоновской
армии.
Народная война, до сих нор олицетворяемая действиями ре­
гулярной армии и неорганизованными выступлениями крестьян,
отныне приняла еще новую форму. Мы говорим о партизанском
движении.
4

Нужно сказать, что мысль о партизанской войне подсказыва­
лась прежде всего примером Испании. Это признавали и вожди
русского партизанского движения.
Полковник Чуйкевнч, писавший свои «Рассуждения о войне
1812 года» во время самой этой войны (хотя книга вышла в
свет уже в марте 1813 г.), вспоминает и ставит в образец испан­
цев: «Быстрые успехи французского оружия в Испании проис­
ходили оттого, что жители сей страны, кипя мщением против
фрапцузов, полагались излишне на личную свою храбрость и
правость своего дела. Собранные наскоро ополчения противопо­
ставлялись французским армиям и были разбиваемы врагами,
fiSfi

превосходившими их числом и опытностью. Сии несчастные уроки убедили мужественных испанцев неремепить образ войны.
Они великодушно решились предпочесть хотя долговременную,
но верную в пользу их борьбу. Уклоняясь от генеральных сра­
жений с французскими силами, они разделили свои собственные
на части... часто прерывали сообщения с Францией, истребляли
продовольствие неприятеля и томили его беспрерывными мар­
шами... Тщетно французские полководцы переходили с мечом в
руках из одного края Испании в другой, покоряли города и це­
лые области. Великодушный народ не выпускал из рук оружия,
правительство не теряло бодрости и осталось твердым в приня­
том единожды намерении: освободить Испанию от французов
или погребсти себя под развалинами. Нет, вы не падете, муже­
ственные испапцы!»
Русская народная война, как я уже имел случай заметить,
была совсем не похожа на испанскую. Она велась больше всего
русскими крестьянами уже в армейских и ополченских мунди­
рах, но от этого она не становилась менее народной. Одним из
проявлений народной войны было партизанское движение.
Вот как началась организация этого дела.
Еще за пять дней до Бородина к князю Багратиону явился
подполковник Денис Давыдов, прослуживший у князя пять
лет адъютантом. Он изложил ему свой план, заключавшийся в
том, чтобы, пользуясь колоссально растянутой коммуникацион­
ной линией Наполеона — от Немана до Гжатска и далее Гжат­
ска, в случае дальнейшего движения французов,— начать по­
стоянные нападения и внезапные налеты на эту линию, на скла­
ды, на курьеров с бумагами, на обозы с продовольствием. По
мысли Давыдова, небольшие конные отряды совершают внезап­
ные налеты, причем, сделав свое дело, партизаны скрываются
от преследования впредь до нового случая; они могли бы, кроме
того, стать опорными пунктами и ячейками для сосредоточения
и вооружения крестьян. Дело было перед Бородином, и, по сло­
вам Давыдова, «общее мнение того времени» было то, что, одер­
жав победу, Наполеоп заключит мир и вместе с русской арми­
ей пойдет в Индию. «Если должно непременно погибнуть, то
лучше я лягу здесь; в Индии я пропаду со 100 тысячами моих
соотечественников без имени и за пользу, чуждую моего отече­
ства, а здесь я умру под знаменем независимости...» — так гово­
рил Давыдов князю Багратиону. Об этом плане Багратион до­
ложил Кутузову, но Кутузов был очень осторожен и к полетам
героической фантазии не был склонен, одпако разрешил дать
Денису Давыдову 50 гусар и 80 казаков. Багратион был недо­
волен этой скупостью. «Я не понимаю опасений светлейшего,—
говорил он, передавая Давыдову о слишком скромных результа­
тах своего ходатайства,— стоит ли торговаться из-за нескольких
68?

•сотен человек, когда дело идет о том, что в случае удачи он мо­
жет лишить неприятеля подвозов, столь ему необходимых,
в случае неудачи он лишится только горсти людей. Как же
быть, война ведь не для того, чтобы целоваться... Я бы тебе дал
•с первого же разу 3 тысячи, ибо не люблю ощупью дела делать,
по об этом нечего и говорить: князь (Кутузов — Е. Т.) сам наз­
начил силу партии; надо повиноваться» п . Багратион говорил
это за пять дней до смертельной раны в бою, а после его смерти
Давыдову и подавно нельзя было надеяться получить больше
людей. Но, все равно, он пустился в путь и со своими 130 гуса­
рами и казаками, обходя великую армию в тылу Наполеона.
Таково было очень скромное и пока совсем неприметное на­
чало партизанской войны, бесспорно сыгравшей свою роль в ис­
тории 1812 г., и именно во вторую половипу войны.
Не только кадровые офицеры становились организаторами
партизанских отрядов. Были и такие случаи: 31 августа 1812 г.
русский арьергард стал отходить с боем из Царева-Займища, ку­
да уже входили французы. Под солдатом драгупского полка Ермолаем Четвертаковым была ранена лошадь, и всадник попал
в плен. В Гжатске Четвертакову удалось бежать от копвоя, и
он явился в деревню Басманы, лежавшую далеко к югу от стол­
бовой Смоленской дороги, по которой шла французская армия.
Здесь у Четвертакова возникает план той самой партизанской
войны, который в те дни возник и у Давыдова: Четвертаков по­
желал собрать из крестьян партизанский отряд.
Отмочу интересную черту: когда еще в 1804 г. крестьянину
Четвертакову «забрили лоб», он бежал из полка, был пойман и
наказан розгами. Но теперь он не только решил сам изо всех
сил бороться с неприятелем, но и побудить к этому других. Кре­
стьяне деревни Басманы отнеслись к нему недоверчиво, и оп
нашеллишь одного приверженца. Вдвоем они пошли в другую
деревню. По пути они встретили двух французов, убили их и пе­
реоделись в их платье. Встретив затем (уже в деревне Задково)
двух французских кавалеристов, они и тех убили и взяли их ло­
шадей. Деревня Задково выделила в помощь Четвертакову
47 крестьян. Затем маленький отряд под предводительством
Четвертакова перебил спачала партию французских кирасир
численностью в 12 человек, потом отчасти перебил, отчасти об­
ратил в бегство французскую полуроту численностью в 59 чело­
век, отобрал экипажи. Эти удачи произвели громадное впечат­
ление, и уж теперь деревня Басманы дала Четвертакову 253 че­
ловека добровольцев. Четвертаков, неграмотный человек, ока­
зался прекрасным администратором, тактиком и стратегом
партизанской войны. Тревожа неприятеля внезапными нападе
киями, умно и осторожно выслеживая небольшие французски о
партии и молниеносными нападениями истребляя их, Четвер688

такову удалось отстоять от мародерских грабежей громадную
территорию вокруг Гжатска. Четвертаков действовал беспощад­
но, да и ожесточение крестьян было таково, что едва ли можно
было бы их удержать. Пленных не брали, но ведь и французы
расстреливали без суда, на месте, тех партизан, которые попа­
дали в их руки. В деревне Семионовке крестьяне отряда Чет­
вертакова сожгли 60 французских мародеров. Как вы видели,
французы проделывали при случае подобное же.
О Чствертакове заговорили. По первому его требованию к его
маленькому (300 человек) постоянному отряду присоединилось
однажды около 4 тысяч крестьян, и Четвертаков предпринял не
более и не менее как открытое нападение на французский ба­
тальон с орудиями, и батальон отступил. 4 тысячи крестьян пос­
ле этого разошлись по домам, а Четвертаков со своим постоян­
ным отрядом продолжал свое дело. Только когда опасность ми­
новала и французы ушли, Четвертаков явился в ноябре 1812 г. в
Могилев в свой полк. Генерал Кологривов и генерал Эммануэль,
произведя расследование, убедились в замечательных достиже­
ниях Четвертакова, в огромной пользе, им принесенной. Витгепштейн просил Барклая наградить Четвертакова.
Наградой
был... «знак военного ордена» (не Георгия) 12. Тем дело и кон­
чилось. Для крепостного крестьянина путь к действительным от­
личиям был загражден, каковы бы ни были его подвиги.
Нужно сказать, что 'истинное историческое место партизан не
раз подвергалось спорам. Сначала, по горячим следам, по све­
жей памяти, о делах Дениса Давыдова, Фигнера, Сеславина,
Вадбольского, Кудашева и других говорилось с восторгом. Ли­
хость и удаль молодецких набегов маленьких партий на большие
отряды пленяли воображение. Потом наступила некоторая реак­
ция. Генералы и офицеры регулярных войск, герои Бородина и
Малоярославца, не очень охотно соглашались ставить на одну
доску со своими товарищами этих удалых наездников, никому
не подчинявшихся, неизвестно откуда налетавших, неизвестно
куда скрывавшихся, отнимавших обозы, деливших добычу, но
неспособных выдержать настоящий открытый бой с регулярны­
ми частями отступавшей французской армии. С другой сторо­
ны, атаман Платов и казачьи круги настаивали, что именно каза­
ки составляли главную силу партизанских отрядов и что слава
партизан есть в сущности слава одного только казачьего войска.
Французы очень помогли укреплению этой точки зрения: они
много говорили о страшном вреде, который принесли им каза­
ки, и почти ничего не говорили (или говорили с некоторым
пренебрежением) о партизанах. Справедливость требует при­
знать, что партизаны принесли очень большую и несомненную
пользу начиная с середины сентября и кончая Березиной, т. е.
концом ноября.
4 4 Е . В. Тарле, т. VII

fioq

Партизаны были великолепными и часто безумно смелыми
разведчиками. Фигнер, прототип толстовского Долохова, в самом
деле езживал во французский лагерь во французском мундире
и проделывал это несколько раз. Сеславин в самом деле подкрал­
ся к французскому унтер-офицеру, взвалил его к себе на седло и
привез в русскую ставку. Давыдов с партией в 200—300 человек
действительно наводил панику и, обращая в бегство отряды в
пять раз большие, забирал обоз, отбивал русских пленных, ино­
гда захватывал орудия. Крестьяне гораздо легче и проще сходи­
лись и сносились с партизанами и их начальниками, чем с регу­
лярными частями армии.
Преувеличения, допущенные некоторыми партизанами при
описании своих действий, вызвали между прочим и слишком уж
суровую оценку со стороны будущего декабриста князя Сергея
Волконского, который и сам некоторое время командовал в
1812 г. партизанским отрядом: «Описывая партизанские дей­
ствия своего отряда, я не буду морочить читателя, как ото мно­
гие партизаны делают, рассказами о многих небывалых стычках
и опасностях; и по крайней мере, добросовестностью моей, в
сравнении с преувеличенными рассказами
других партизанов.
приобрету доверие к моим запискам» 13. Совершенно верно, были
преувеличения; но были за партизанами и бесспорпые подвиги
находчивости, бесстрашия, самоотвержения, и свое почетное ме­
сто в истории Отечественной войны, в героической эпопее защи­
ты родины от иноземного завоевателя партизаны заняли прочно.
Умел при случае прихвастнуть, но гораздо умереннее, и
«поэт-партизан» Денис Давыдов. Но чувство правды все-таки
брало у Дениса Давыдова верх, и его записки являются, что бы
о них в свое время ни говорили враги лихого наездника, драго­
ценным источником для истории 1812 г., к которому, конечно,
нужно относиться с серьезной критикой, но отбрасывать кото­
рый нельзя ни в каком случае. Описывая ряд ратпых подвигов
и удалых предприятий партизанских отрядов, нападавших на
тыл, на обозы, на отбившиеся небольшие отряды французской
армии, он в то же время определенно говорит, что нападение
партизан на большие части, например па гвардию Наполеона,
им было решительно не под силу. «Меня нельзя упрекнуть, что­
бы я уступил кому-либо во вражде к посягателю на независи­
мость и честь моей родины... Товарищи мои помнят, если не сла­
бые успехи мои, то по крайней мере, мои усилия, клонившиеся
ко вреду неприятеля в течение Отечественной и заграничной
войн; они также помнят мое удивление, мои восторги, возбуж­
денные подвигами Наполеона, и уважение к его войскам, кото­
рое я питал в душе моей в пылу борьбы. Солдат, я и с оружием
в руках, не переставал отдавать справедливость первому солдату
веков и мира, я был обворожен храбростью, л какую бы она
690

одежду не облекалась, в каких бы краях она не проявлялась. Хо­
тя Багратионово «браво», вырвавшееся в похвалу неприятеля
среди самого пыла Бородинской
битвы, отозвалось в душе моей,
но оно ее не удивило» 14. Таково было умонастроение Давыдова.
Он вел себя понрыцарски относительно пленных врагов. Этого
нельзя сказать о многих других начальниках партизанских от­
рядов. Особой неумолимостью отличался Фигнер (погибший
уже в войну 1813 г.).
Особенно важна была для партизан помощь крестьянства в
самом начале партизанщины. Крестьяне Бронницкого уезда
Московской губернии, крестьяне села Николы-Погорелого близ
г. Вязьмы, бежецкие, дорогобужские, серпуховские крестьяне
принесли весьма существенную пользу партизанским отрядам.
Они выслеживали отдельпые неприятельские партии и отряды,
истребляли французских фуражиров и мародеров, с полной го­
товностью доставляли в партизанские отряды продовольствие
людям и корм лошадям. Без этой помощи партизаны не могли
бы и вполовину добиться тех результатов, которых они на самом
деле добились.
Потом началось отступление великой армии, и началось оно
с бессмысленного взрыва Кремля, что довело до бешенства гнев
возвращающегося в Москву народа, нашедшего весь город в раз­
валинах. На этот заключительный акт — взрыв Кремля — по­
смотрели как на злобное издевательство. Отступление сопро­
вождалось планомерным, по приказу Наполеона, сожжепием и
городов и сел, через которые двигалась французская армия. Kpe j
стьяне, находя убитых русских пленных по обе стороны дороги,
тут же приносили клятву не щадить врагов.
Но действия крестьян не ограничивались только помощью
партизанским отрядам, поимкой и истреблением мародеров и от­
ставших, не ограничивались борьбой с фуражирами и уничтоже­
нием их, хотя, заметим, это-то и было наиболее страшным, унич­
тожающим ударом, который нанесли русские крестьяне великой
армии, заморив ее голодом. Герасим Курин, крестьянин села
Павлова (близ г. Богородска), составил отряд крестьян, органи­
зовал их, вооружил отнятым у убитых французов оружием и
имеете со своим помощником, крестьянином Стуловым, по­
вел свой отряд на французов и в бою с французскими кавалери­
стами обратил их в бегство.
Крестьянки, озлобленные насилиями французов над женщи­
нами, попадающими в их руки, действовали энергично и прояв­
ляли особенную жестокость по отношению к неприятелю. Слу­
хи (вполне достоверные и подтвержденные) говорили о насилиях
французов над женщинами, попадающимися в их руки. Старо­
стиха Василиса (Сычевского уезда Смоленской губернии), брав­
шая в плен французов, лично перебившая вилами и косой нема44*

691

ло французских солдат, нападавшая, как о ней рассказывали,
на отставшие части обозов, не была исключением. Участие жен­
щин в народной войне отмечается всеми источниками. О той же
Василисе или о кружевнице Прасковье, действовавшей около
Духовщины, ходили целые легенды, но трудно выделить в них
истину, отделить историю от фантазии.
Официальная историография долго пренебрегала собиранием
и уточнением фактов в области народной войны, останавлива­
ясь почти исключительно на действиях регулярной армии и вож­
дей партизан (хотя и о партизанах говорилось очень мало и бег­
ло), а когда вымерли современники, стало подавно очень трудно
собирать вполне достоверный фактический материал. Конечно,
наступательные действия (вроде выступления Курина и Стулова или Четвертакова) были не слишком часты; чаще всего дей­
ствия крестьян ограничивались организацией слежки за неприя­
телем, обороной своих деревень и целых волостей от нападения
французов и мародеров и истреблением нападающих. И это бы­
ло бесконечно губительнее для французской армии, чем любые,
даже самые удачные для крестьян налеты, и не пожар Москвы,
не морозы, которых почти и не было до самого Смоленска, а рус­
ские крестьяне, ожесточение боровшиеся с врагом, нанесли
страшный удар отступающей великой армии, окружили ее плот­
ной стеной непримиримой ненависти и подготовили ее конечную
гибель.
Выше я отметил опасения правительства и беспокойное его
отношение к крестьянству в 1812 г. До чего эта лишенная в тот
момент оснований нелепая трусость доводила высшее россий­
ское правительство, явствует из следующего приказа. Стоит близ
г. Клина ротмистр Нарышкин с кавалерийским отрядом. Он,
пользуясь горячим желанием крестьян помочь армии против не­
приятеля, раздает имеющееся у него в отряде лишнее оружие
крестьянам, да крестьяне и сами вооружаются французским ору­
жием, которое они снимают с убитых ими французов — фуражи­
ров и мародеров. Вооруженные, таким образом, крестьянские ма­
ленькие партии, шаря возле Москвы, беспощадно убивали фрапцузов, пытавшихся из Москвы съездить поискать по окрестпостям сена и овса для лошадей. Пользу эти крестьянские парти­
заны приносили, таким образом, огромную. И вдруг Нарышкин
получает неожиданную бумагу свыше. Предоставим слово ему
самому: «На основании ложных донесений и низкой клеветы, я
получил приказание обезоружить крестьян и расстреливать тех,
кто будет уличен в возмущении. Удивленный приказанием,
столь не отвечавшим великодушному... поведению крестьян, я
отвечал, что не могу обезоружить руки, которые я сам вооружил,
и которые служили к уничтожению врагов отечества, и называть
мятежниками тех, которые жертвовали своею жизнью для защи692

ты... независимости, жен и жилищ, и имя изменника принадле­
жит тем, кто, в такую священную для России минуту осмели­
вается
клеветать на самых ее усердных и верных защитни­
ков» 15.
Таких случаев можно отметить множество. Есть ряд доку­
ментальных доказательств того бесспорного факта, что прави­
тельство всячески мешало крестьянскому партизанскому движе­
нию и старалось по мере сил его дезорганизовать. Оно боялось
давать крестьянам оружие против французов, боялось, чтобы
это оружие не повернулось потом против помещиков. Боялся
Александр, боялся «новгородский помещик» Аракчеев, боялся
Балашов, боялся и сверхпатриот Ростопчин, больше всех запу­
гивавший царя призраком Пугачева. К счастью для России, кре­
стьяне в 1812 г. не повиновались этим приказам об их разору­
жении и продолжали борьбу с врагом до тех пор, пока захват­
чики окончательно не были изгнаны из России.
Партизанская война, крестьянская активная борьба, казачьи
налеты — все это при усиливающемся недоедании, при ежеднев­
ном падеже лошадей заставляло французов бросать по дороге
пушки, бросать часть клади с возов, а главное — бросать боль­
ных и раненых товарищей на лютую смерть, ожидавшую их, ес­
ли только им не посчастливилось бы попасть в руки регулярной
армии. Изнуренны© небывалыми страданиями, полуголодные, ос­
лабевшие войска шли по разоренной вконец дороге, обозначая
свой путь трупами людей и лошадей. Около Можайска отсту­
пающая армия цроходила мимо громадной равнины, пересе­
ченной оврагом и речкой, с небольшими холмами, с развалинами
и почернелыми бревнами двух деревень. Вся равнина была по­
крыта гниющими, разложившимися многими тысячами трупов
и людей и лошадей, исковерканными пушками, ржавым оружи­
ем, валявшимся в беспорядке и негодным к употреблению, по­
тому что годное было унесено. Солдаты французской армии не
сразу узнали страшное место. Это было Бородино с его все еще
не похороненными мертвецами. Ужасающее впечатлепие про­
изводило теперь это поле великой битвы. Шедшие на мучитель­
ные страдания л смерть в последний раз взглянули на товари­
щей, уже погибших.
Император с гвардией шел в авангарде. Выйдя из Вереи
28 октября, Наполеон 30-го был в Гжатске, 1 ноября — в Вязь­
ме, 2 ноября — в Семлеве, 3-го — в Славкове, 5-го — в Дорогобуже, 7-го — в селе Михайлове и 8-го вступил в Смоленск. Ар­
мия входила вслед за ним частями с 8 по 15 ноября. В течение
всего этого бедственного пути от Малоярославца до Смоленска
все упования — и самого Наполеона и его армии — связывались
со Смоленском, где предполагались продовольственные запасы
и возможность сколько-нибудь спокойной стоянки и отдыха для
693

замученных, голодных людей и лошадей. Фельдмаршал двигался
южпее, по параллельной линии, с поражавшей французов мед­
ленностью. Это «параллельное преследование», задуманное и
осуществленное Кутузовым, и губило вернее всего наполеонов­
скую армию. Французский штаб этого, конечно, тогда не знал.
Казалось, в Смоленске будет хороший отдых, солдаты смогут
прийти в себя, опомниться от перенесенных ими страшных стра­
даний, но оказалось другое. В мертвом, полуразрушенном, полу­
сгоревшем городе отступающую армию ждал удар, сломивший
окончательно дух многих ее частей: в Смоленске почти никаких
припасов не оказалось.
С этого момента отступление окончательно стало превра­
щаться в бегство, а все, что было перенесено от Малоярославца
до Смоленска, должно было побледнеть перед той бездной, кото­
рая разверзлась под ногами великой армии уже после Смолен­
ска и которая ее поглотила почти целиком.

Глава

X

БЕРЕЗИНА И ГИБЕЛЬ ВЕЛИКОЙ АРМИИ

1
h

л асгупали последние дни кровавой борьбы. От 17 ноября, когда французская армия тронулась из Смоленска,
до вечера 14 декабря 1812 г., когда маршал Ней, во
главе
нескольких сот боеспособных солдат и несколь1
' ких тысяч безоружных, раненых, больных, с боем, пре­
следуемый Платовым, перешел последним из французов через
Неман и вышел на прусский берег, длилась агония наполеонов­
ской армии, и перед ее верховным вождем вырастали все яснее
и непреложнее неслыханные, устрашающие размеры понесен­
ного им поражения. Французские солдаты и офицеры, которым
удалось пережить эту войну и тяжелый путь отступления на
первом этапе (Малоярославец — Верея — Вязьма — Смоленск),
даже и представить себе не могли тех ужасов, которые приш­
лось им испытать на втором и последнем этапе (Смоленск —
Красное — Березина — Вильно — Ковно).
К истории этих последних 27 дней великой войны мы те­
перь и обратимся.
Но начинать рассказ пужпо с тех нескольких суток, кото­
рые Наполеон и его армия провели в Смолепске.
Смоленск не дал армии пи пищи, ни отдыха в тех размерах,
которые можно было бы назвать сколько-нибудь удовлетвори­
тельными. В письмах на родину лица наполеоновской свиты
пытаются отшутиться от этого смоленского тяжкого разочаро­
вания; но им это плохо удается: «Вы видите, что все наши при­
готовления к тому, чтобы провести зиму в Москве, оказались
ненужными и что все наши надежды на удовольствия и на
спектакли исчезли, но, однако, еще не совсем, потому что мы
тащим за собой комическую труппу, и если она не останется
на дороге, мы доставим себе удовольствие смотреть комедии
там, где мы расположимся на зимние квартиры. Мы ничего со­
всем не знаем о том, где это будет возможно, это зависит от

Н

695

событий и от движений неприятеля. Смоленск сохранился не
лучше, чем Москва, он выгорел, конечно, до такой же степени,
как и столица»,— так писал Дюрок в Париж камергеру Моптескиу из Смоленска 10 ноября 1812 г. J
В Смоленске не оказалось почти ничего из тех обильных
запасов, на которые рассчитывали. Лошади пали почти все,
потому что в Смоленске и вокруг Смоленска никакого фуража
достать было невозможно. Скот, который был в свое время до­
ставлен, съели то маршевые батальоны, которые с августа до
начала октября проходили через Смоленск на подкрепление
великой армии, стоявшей в Москве, и все-таки, если бы армия,
придя в Смоленск, была хотя бы отдаленно похожа на одну из
тех армий, с которыми Наполеон совершал свои прежние по­
ходы, смоленских запасов хватило бы,— правда, на очень и
очень скудные рационы, но хватило бы на 15—20 дней по край­
ней мере. Однако пестрая, разноязычная масса голодных, озлоб­
ленных, совсем чужих друг другу людей, уже чующая над со­
бой смертельную опасность, вступив в Смоленск, повела себя
так, что и речи не могло быть о сколько-нибудь правильной, ор­
ганизованно проведенной выдаче рационов. Гвардия получала
все, в чем нуждалась, и в таком изобилии, о котором остальные
части не смели и думать. Озлобление против гвардии, вызван­
ное завистью, охватывало все другие части армии, но так как
гвардейцы сохранили полностью дисциплину, исправное ору­
жие и товарищескую прочную связь, то вступать с ней в борьбу
не приходилось, но зато другие части, потеряв всякое чувство
дисциплины, бросились, как голодные дикие звери, на склады,
разбили и растащили все, что там нашли, и никакие угрозы и
окрики начальства не могли ничего с ними поделать.
Смоленские магазины перестали существовать чуть ли уже
не на третий день. Дисциплина падала с ужасающей быстротой,
озверение голодных германских, польских, итальянских солдат,
а также уже и некоторых частей чисто французских (чего еще
в Москве не замечалось) дошло до неслыханной степени. Фран­
цузские офицеры в своих частных письмах утверждали, что в
сумерках и в ночное время человеку, несущему хлеб, было
опасно проходить по улицам Смоленска: нападут и убьют. Рас­
стрелы уже не могли восстановить дисциплину. Испугать смерт­
ной казнью было трудно тех, кто ежедневно ждал смерти от го­
лода, от истощения и от усталости. Беспощадная суровость
Даву еще кое-как поддерживала дисциплину в его корпусе.
Другим маршалам это удавалось очень плохо.
Смоленск обманул ожидания армии еще и в другом крайне
существенном отношении. Отдых совсем не удался: в первые
дни — ожесточенная борьба вокруг растаскиваемых магазинов,
вокруг распределения найденных запасов по армейским частям,
696

а потом — тревога, слухи о надвигающихся русских (разъезды
казаков), сборы к выступлению из города.
Наполеон входил в Смоленск, обуреваемый самыми слож­
ными и грозными заботами. Он учитывал не только убийствен­
ные условия, в которых совершалось до сих пор отступление
голодной армии, почти лишенной уже конных частей и бросав­
шей по дороге орудия за невозможностью их тащить. Он учи­
тывал и то, что русские близко следовали за арьергардом, что
у Колоцкого монастыря и дальше Даву должен был выдержи­
вать бой и потерял в пути убитыми и ранеными до 10 тысяч
человек.
Он зпал, что 3 ноября вице-король Евгений и маршал Ней
подверглись под Вязьмой нападению со стороны русского аван­
гарда под начальством Милорадовича и что бой длился до ночи
с 3 на 4 ноября и стоил много жертв французским корпусам
и Евгения, и Нея, и Даву.
Уже на последних переходах перед Смоленском начался
обильный снегопад, страшно затруднявших движение солдат,
непривычных к спежной дорого. Холод давал себя чувствовать
все больше и больше. В Смоленске отогреться в разрушенных
жилищах было очень мудрено. Солдаты на площадях жгли
кареты, телеги, ящики и жарили на огне мясо павших лошадей.
В Смоленске уже стали учащаться случаи замерзания людей,
отмораживания рук и ног.
Тревожные вести пришли к императору из далекой «миро­
вой столицы». Курьер из Парижа привез в Дорогобуж известие
о фантастическом «заговоре генерала Малэ». Этот Малэ, респуб­
ликанский генерал, бежал лз тюрьмы, где он сидел, объявил
одной воинской части в Париже, будто император убит в Рос­
сии, арестовал министра полиции, ранил военного министра...
Смятение, правда, продолжалось всего три часа, Малэ был
арестован и расстрелян, все это казалось больше выходкой су­
масшедшего, чем серьезным делом, но Наполеон был встрево­
жен и раздражен. Ничего подобного он не предполагал возмож­
ным при том прочном, как ему казалось, порядке, который он
установил еще с 1799 г. во Франции. Ясно было, что пора ему
лично быть в Париже... Не хотел бы он задерживаться при этих
условиях в Смоленске, даже если бы это от него зависело, а это
от него пе зависело. Всякая задержка грозила голодной смертью
остаткам армии.
14 ноября, после пятидневного пребывания в Смоленске,
Наполеон с гвардией вышел из города по направлению к Крас­
ному. За ним шли остатки корпусов вице-короля Евгения, Даву,
Мюрата. За всей этой армией шел арьергард под начальством
маршала Нея, а за Неем шли русские. Приблизились дни, ког­
да Нею суждено было спасти отчаянной борьбой и искусным
69Т

маневрированием как самого Наполеона, так и те 30—35 тысяч
бойцов и 30 тысяч больных, почти безоружных, усталых, уже
не годных к серьезному бою солдат, которые плелись за вышед­
шей из Смоленска армией, направляясь вместе с ней через
Красное и Дубровну в Оршу.
Волнение в русском штабе все возрастало, в Петербурге
также: неужели Наполеон уйдет, неужели фельдмаршал в са­
мом деле хочет лишить Россию славы окончательного сокруше­
ния врага и не желает избавить Европу от железного ига, ко­
торое останется в полной силе, если завоеватель уцелеет, пото­
му что он, вернувшись в свою империю, создаст новые легионы?
Фельдмаршал молчал. Ни Александр, ни Ермолов, ни Толь,
ни Коновницын не узнали в эти дни его истинных памерений.
2

Положение Кутузова в тот момент, когда русская армия,
задерживаемая арьергардом маршала Нея, с боем приближалась
к Красному, с одной стороны, было, конечно, гораздо лучше,
гораздо тверже, чем после сдачи Москвы и даже после Тарути­
на и Малоярославца. Победа над Наполеоном обозначилась уже
вполне. Вторгшаяся армия, страшпо уменьшенная, спешила по­
скорее выбраться из России, и все ее желания были устремле­
ны лишь па то, как бы добраться до границы, не погибнуть от
голода и холода. Но, с другой стороны, Кутузову становилось
все затруднительнее вести свою стратегическо-политическую
линию, выпроваживая Наполеона из России без ненужных кро­
вопролитных сражений. Кутузов явно не верил в возможность
для Наполеона полностью сохранить свою мировую империю
после поражения в России и тратить русскую кровь для дости­
жения и без того неизбежного и очевидного краха Наполеона
не желал. Очень уж ясно выявлялась предумышленность в дей­
ствиях старого фельдмаршала. Царь, который вообще никогда
не верил ни одному слову Кутузова, подавно не верил ему те­
перь, когда со всех сторон говорили о непонятной нерешитель­
ности и «трусости» фельдмаршала.
Недоброжелательство и недоверие Александра к Кутузову,
антипатия и неуважение Кутузова к Александру были, по-види­
мому, так велики, что и тот и другой совсем перестали сдержи­
ваться и соблюдать меру.
Начинается отступление великой армии, уже произошли
битвы под Тарутином, под Малоярославцем, наступает крити­
ческий поворот в страшной войне, а Кутузов и царь все-таки
находят время делать друг другу неприятности. Главнокоман­
дующий пишет царю «рапорт»: «Генерал от кавалерии барон
Веннигсен представляет за отличие в продолжение кампании
«98

настоящей и за сражения 24 и 26 августа флигель-адъютанта
нашего императорского величества полковника князя Голицына
к возвышению в генерал-адъютанты. Оное представление под­
ношу вашему величеству без присовокупления моего мнения.
Фельдмаршал князь Кутузов, 26 октября 1812 г.».
Кутузов знал, конечно, что этого назначения Голицына хо­
чет сам Александр, и Александр знал, что Кутузов это знает
и не может не знать и что Кутузов именно потому и пишет свою
оскорбительную бумагу. И царь отвечает ему: «Я предоставляю
себе выбирать своих генерал-адъютантов». Но царь его боится
и просит сообщить это Беннигсену, чтобы вышло, будто это вы­
говор Беннигсену.
Такими вот колкостями Александр и Кутузов обменивались
в течение всей войны.
Кутузов не мог отделаться от Александра Павловича, но от
некоторых врагов помельче он освободился без особых церемо­
ний. Я уже вскользь упомянул, как он выслал вон из армии
графа Беннигсена, врага и клеветника, всячески за глаза поно­
сившего и позорившего фельдмаршала. Если принять во вни­
мание непрерывные доносы Беннигсена на Кутузова, посылае­
мые Александру, который вполне Беннигсену сочувствовал, то
звучит довольно ехидной иронией коротенькое извещение, ко­
торым фельдмаршал уведомил царя о том, что выслал вон из
армии (и именно за доносы царю) этого царского корреспон­
дента: «По случаю болезненных припадков генерала Беннигсе­
на и по разным другим обстоятельствам предписал я ему отпра­
виться в Калугу и ожидать там дальнейшего назначения от ва­
шего величества, о чем счастие имею донести» 2. Какой курьез­
ный смысл приобретает здесь эта шаблонная формула о
«счастье»! Александр проглотил и эту обиду и даже не спро­
сил, почему Кутузов счел Калугу подходящим курортом для
«больного» Беннигсена.
Еще раньше уехал из армии Барклай, получивший от Куту­
зова уже 4 октября (22 сентября) позволение «за болезнью от­
лучиться». Он отъехал в Калугу и оттуда просил Александра
«за милость» об увольнении ввиду «беспорядков, изнурения и
безначалия, существующих в армии». Барклай был глубоко
уязвлен и не мог служить с Кутузовым, не мог простить ему,
что тот похитил у него его пост «и власть, и замысел, задуман­
ный глубоко», как впоследствии говорили о Барклае и о Куту­
зове многие из пушкинского поколения.
«Великое дело сделано. Теперь остается только пожать жат­
ву,— сказал Барклай, прощаясь со своим адъютантом Левенштерном.— Я передал фельдмаршалу армию сохраненную, хо­
рошо одетую, вооруженную и не деморализованную... Фельдмар­
шал ни с кем не хочет разделить славы изгнания неприятеля
699

из империи». Барклай, уезжая из армии, сказал еще: «Народ,
который бросит теперь, может быть, в меня камень, позже от­
даст мне справедливость» 3 . Оба предсказания исполнились.
В Калуге, куда он отправился из армии, «народ собрался тол­
пою, и град камней посыпался в карету. Раздавались крики:
«Смотрите, вот изменник!» Только строжайшее инкогнито спас­
ло его от дальнейших оскорблений» 4. Исполнилось и другое его
предсказание. Величайший поэт русского народа признал заслу­
гу Барклая и поклонился его тени, но до стихотворения Пуш­
кина «Полководец» Барклай уже не дожил. Во всяком случае
в тот момент отъезд Барклая принес облегчение Кутузову,
почти так же, как и вынужденное удаление Беннигсена.
Но самый сильный враг остался. Роберт Вильсон, наблюдая
действия Кутузова, уже прямо стал подозревать его в измене
л мечтать о следствии над ним: «Я имел прискорбие опять ви­
деть, что Бонапарт вырвался: несмотря на то, что мы отдыхали
два дня и шли очень, очень медленно, мы обошли его. Много
сделано, но все могло бы быть кончено. Я один из тех, которые
тумают, что морской устав должен бы иметь действие и над
людьми военными. Почему от них не требуют доказательства,
ÏTO они действовали самым лучшим образом? Мне кажется, что
эано или поздно откроется, отчего и почему все это случает­
ся»,— так пишет Вильсон великобританскому послу Каткэрту.
Это было уже после разговора Кутузова с Вильсоном, когi,a Кутузов напрямик сказал, что стремится изгнать Наполеона
'13 России, но что вовсе не видит особой необходимости для Рос­
сии тратить свои силы на конечное уничтожение Наполеона,
тотому что плоды такой победы пожнет Англия, а не Россия.
Намекая на этот разговор, Вильсон пишет Каткэрту, что зато
адмиралу Чичагову (который должен был загородить Напотеону выход из России) можно доверять вполне: «Я надеюсь,
ITO адмирал не будет избегать пеприятоля, но порядочно с ним
щенится. Я не имею ни малейшего опасения насчет политиче­
ских спекуляций его» 5. Последние слова — это прямой и очепь
$ло'бный намек на Кутузова. Сместить Кутузова! Это была мечга Вильсона, вслух высказываемая, и, конечно, мечта лорда
;{аткэрта, мечта царя.
«Удобные случаи кончить сию войну были пропущены, хотя
гредставлялись неоднократно,— жалуется Вильсон в письме к
\лександру 12 ноября 1812 г. из села Лапково за пять дней до
т ч а л а сражений под Красным.— В теперешней позиции теря­
ем мы день, сделав роздых без нужды; если мы останемся на
лесте другие 24 часа, Бонапарт восстановит свои коммуникации
I, дойдя до Польши, будет страшным, имея до 100 тысяч войска.
DH МНОГО потерпел от отрядов наших и от самой природы, но не
)ыл еще разбит. Напротив того, он мог увидеть, что и ослабев00

шее могущество его казалось страшным тому генералу, который
предводительствует армиями вашего величества. В армии нет
ни одного офицера, который не был бы в том уверен, хотя не
все одинакового мнения касательно побудительных причин та­
ковой 6бесполезной, безрассудной и дорого стоящей осторож­
ности» .
Тут опять намек на «политические спекуляции» Кутузова.
Но как ни мешал Кутузову Вильсон, как ни пытался его дискре­
дитировать, фельдмаршал не мог Вильсона выслать вон из ар­
мии, как Беннигоена. Он должен был терпеть его.
Хуже было то, что в собственном штабе, среди преданных
ему людей, Кутузов не встречал уже поддержки.
«Марш от Малоярославца до Днепра представлял беспре­
рывное противодействие Кутузова Коновницыну и Толю. Оба
последние хотели преградить путь Наполеону быстрым движе­
нием на Вязьму. Кутузов хотел, так сказать, строить золотой
мост расстроенному неприятелю и, не пущаясь с утомленным
войском на отвагу против неприятеля, искусно маневрирующе­
го, хотел предоставить свежим войскам Чичагова довершить по­
ражение его, тогда как длинный марш ослабил бы неприятель­
ское войско еще более»,— пишет очевидец, офицер квартирмейстерской части А. А. Щербинин, не отлучавшийся от главной
квартиры Кутузова. Толь и Коновницын были в отчаянии. Ку­
тузов не хотел нагнать Наполеона в Вязьме и медлил в селе
Полотняные Заводы. «Петр Петрович, если мы фельдмаршала
не подвинем, то мы здесь зазимуем!» 7 — вскричал, забыв вся­
кую дисциплину, Толь, вбежав в канцелярию, где работал Ко­
новницын со своими офицерами. Но в том-то и дело, что Куту­
зов вовсе не был «утомленным старичком, начавшим увлекать­
ся комфортом», как называл его Щербинин и каким, несомнен­
но, в минуту досады считали его Толь и Коновницын. Кутузов
не хотел догонять Наполеона, и ничего с ним нельзя было поделать. Толь и Коновницын не интриговали, как Беннигсен и сэр
Роберт Вильсон, они уважали Кутузова, но так же отказыва­
лись понять его тактику, как ненавидевшие фельдмаршала
Беннигсен и царь.
Когда под Вязьмой произошло удачное для русских нападе­
ние на французский арьергард, Кутузов был всего в 6 верстах
от Вязьмы с главными силами. «Он слышал канонаду так яспо,
как будто она происходила у него в передней, но, несмотря на
настояния всех значительных лиц главной квартиры, он остался
•безучастным зрителем этого боя, который мог бы иметь послед­
ствием уничтожение большей части армии Наполеона и взятие
нами в плен маршала и вице-короля... В главной квартире все
горели нетерпением сразиться с неприятелем; генералы и офи­
церы роптали и жгли бивуаки, чтобы доказать, что они более
701

ie нужны; все только и ожидали сигнала к битве. Но сигнала
»того не последовало. Ничто не могло понудить Кутузова дей­
ствовать, он рассердился даже на тех, кто доказывал ему, до
чакой степени неприятельская армия была деморализована, он
грогнал меня из кабинета за то, что, возвратясь с поля битвы,
I сказал ему, что половина французской армии сгнила... Куту50В упорно держался своей системы действия и шел параллельio с неприятелем. Он не хотел рисковать и предпочел подверг­
аться порицанию всей армии» 8,— говорит в общем хорошо отюсящийся к Кутузову генерал Левенштерн.
Он тоже не понимал основной мысли Кутузова, которая вела
I привела к гибели великую армию Наполеона без излишних
кертв с русской стороны. Вильсон — тот уже понял Кутузова,
io тем более его возненавидел, а с каждым этапом, приближавним Наполеона к границе, с каждым освобождаемым от него
участком русской земли авторитет Кутузова вырастал и в ар.ши и в населении, и слишком короткими оказывались руки у
1аря, чтобы избавиться от фельдмаршала.
Двум очень большим испытапиям подверглась вера в Куту$ова именно у тех, кто его искренне любил и почитал: у Дохтузова, Дениса Давыдова, Коновницына, Раевского, не говоря
дке о не очень его любившем Толе. И случилось это именно,
югда Наполеон вышел из Смоленска и начался заключитель1ый акт отступления остатков великой армии. Первым испыташем были бои под Красным, вторым — Березина. В обоих слутях, по мпению ближайшего окружения Кутузова, старый
рельдмаршал упустил Наполеона.
Весь кутузовский штаб после боев под Красным окопчатель10 убедился, что Кутузов не хочет путем усиленных кровопрогатных битв вызвать решительную развязку. «Я не имею пре­
тензии критиковать действия наших генералов во время трехщевного сражения под Красным, но не подлежит сомнению,
ITO если бы они выказали более энергии, то ни Даву, ни вицекороль и в особенности Ней не могли бы ускользнуть от них.
г?орф, Ермолов, Бороздин и Розен ничуть не воспользовались
своим благоприятным положением»,— пишет Левенштерн и
:ут же приводит очень важное показапие: «Генерал Корф, чело­
век весьма прямой, громко высказал, что он исполнил буквалью приказание фельдмаршала облегчить неприятелю отступлетие» 9.
В своих позднейших воспоминаниях Вильсон окончательно
)трешается от явно несостоятельного укора Кутузову в трусо­
сти и прямо говорит о «тайной причине», влиявшей на поведе­
т е фельдмаршала под Красным. «Может показаться позднейним временам невероятным, что было допущено, чтобы НапоieoH при этих обстоятельствах ускользнул. Естественно пред'02

положить, что была тут какая-то скрытая причина, которая
влияла на поведение Кутузова, и что один только страх пред
неудачей не мог бы довести до таких размеров малодушия».
«Сражение под Красным, носящее у некоторых военных
писателей пышное наименование трехдневного боя, может быть
по всей справедливости названо лишь трехдневным поиском
голодных, полунагих французов; подобными трофеями могли
гордиться ничтожные отряды вроде моего, по не главная армия.
Целые толпы французов при одном появлении небольших на­
ших отрядов на большой дороге поспешно бросали оружие» 10,—
говорит партизан Денис Давыдов. 15, 16, 17, 18 ноября, в осо­
бенности же 17-го и 18-го, шли эти бои, в которых французы
кое-где отступали в порядке, а кое-где поддавались панике и
ударялись в бегство, бросая оружие. Наполеон с гвардией и с
более или менее сохранившимися частями вовсе и не стремился
под Красным удержать позиции: он хотел только вывести из
боя то, что можно было. Он спешил к Березине. Уход из Рос­
сии, уход как можно более поспешный, один только мог сохра­
нить хоть часть тех 30—40 тысяч бойцов, которые у него оста­
лись. Под Красным произошел своего рода отбор: погибли в бою
или сдались в плен наименее боеспособные люди, которые про­
сто не могли уже поспеть за уходящими частями.
Но все-таки характеристика, которую дает боям под Крас­
ным Денис Давыдов, не совсем справедлива. Кстати, это сраже­
ние, неизвестно почему, он называет, как и Левенштерн, «трех­
дневным», тогда как бои под Красным длились не три, а четыре
дня и сражение стоило не только французам, но и русским не­
малых жертв.
Вот как начались эти четырехдневные бои.
Русская армия, двигаясь по-прежнему южнее и параллельно
линии отступления Наполеона, на Смоленск за ним не пошла,
а направилась от Ельни прямо к г. Красному, юго-западнее
Смоленска, наперерез отступлению Наполеона от Смоленска к
Березине. Тут 15, 16, 17 и 18 ноября и произошел ряд боев с
французами. Еще 15 ноября схватка русского генерала Ожаровского с молодой гвардией была не совсем удачна для русских.
16-го, 17-го и 18-го Наполеон, маневрируя порой (именно 16-го)
как бы в наступательном духе, на самом деле только и думал
о выходе из боя. Он долго ждал Нея, но, не получая от него
известий, приказал всей своей армии отступить от Красного.
Около Доброго, западнее Красного, уже стоял Тормасов.
Штаб Кутузова хотел, чтобы быстро двинулись главные силы
на помощь Тормасову, рассчитывая взять армию Наполеона в
мешок. Кутузов не сделал этого, учитывая действительное со­
стояние русской армии в этот момент.
Наполеон ушел к О р т е и. уже войдя в Оршу, диктуя при703

казы, подсчитывая войска, не переставал говорить о Нее, о сво­
ем «храбрейшем из храбрых», как он его называл. Гибель мар­
шала Нея с его 7—8 тысячами арьергарда казалась несомнен­
ной. Ведь оттого и затягивались так бои под Красным, что На­
полеон все ждал, пока подойдет арьергард, но когда стало ясно,
что Нею не выбраться уже из кольца русских войск, Наполеон
махнул рукой на все, связанное с арьергардом, и отступил на
Оршу.
Ней, командир арьергарда, покинул Смоленск последним
17 ноября. У него было около 7 тысяч (по другим данным, око­
ло 8500) бойцов, кроме того, небольшой отряд кавалерии (400—
500 человек), и за ним тянулась безоружная масса больных п
раненых (еще около 8 тысяч человек). Орудий у маршала
было 12.
18 ноября Ней, еще не зная, что Наполеон ушел из Красно­
го, пытался с боем прорваться сквозь соединенные русские
силы — Милорадовича, Паскевича и князя Долгорукого. Нея
отбросили обратно к лесу, откуда он вышел.
Русские были в тылу, русская пехота стояла по обе сторо­
ны, русские открыли артиллерийский огонь с флангов. Впереди
был лес, запорошенный снегом, без дорог, за лесом — Днепр.
Французские орудия были подбиты. Ней был сдавлен со всех
сторон. Вдруг русский офицер явился перед Неем с предложе­
нием сдаться: «Фельдмаршал Кутузов не посмел бы сделать
такое жестокое предложение столь знаменитому воину, если бы
у того оставался хоть один шанс спасения. Но 80 тысяч русских
перед ним, и если он в этом сомневается, Кутузов предлагает ему
послать кого-нибудь пройтись по русским рядам и сосчитать их
силы». Что Наполеон и маршалы уже ушли и находятся очень
далеко, это Ней знал. Слова русского офицера звучали убеди­
тельно.
Есть несколько вполне схожих показаний об ответе, который
дал Ней: «Императорский маршал в плен не сдается! Под огнем
люди в переговоры не вступают!» По другой версии, он прервал
речь офицера словами: «Вы, сударь, когда-нибудь слыхали,
чтобы императорские маршалы сдавались в плен? Нет? Так
извольте замолчать!» Ней сказал своим генералам: «Продви­
гаться сквозь лес! Нет дорог? Продвигаться без дорог! Идти к
Днепру и перейти через Днепр! Река еще не совсем замерзла?
Замерзнет! Марш!» — приказал Ней. Около 3 тысяч человек
прошло за ним.без дорог сквозь покрытый снегом лес к реке.
Русские сначала потеряли их из вида и стали брать в плен те
тысячи безоружных и раненых, которые плелись за арьергар­
дом. Ней дошел до реки. Тонкий, еще хрупкий лед покрывал
поверхность Днепра. «Вперед!» — крикнул маршал и первый
вступил на ненадежный лед.
704

Ilo этому льду еще никто из местных жителей не отважи­
вался пройти. Ней прошел первый со своим корпусом.
Ней перешел Днепр, потеряв из 3 тысяч солдат и офицеров
2200 человек. Те солдаты его арьергарда, которые спаслись при
этой переправе, рассказывали о том, как много их товарищей
провалилось в полыньи и исчезло подо льдом на их глазах.
Самое болезненное впечатление на перешедших через Днепр
произвело оставление на берегу нескольких фур с ранеными,
больными, с иностранцами и их женами и детьми, которые вла­
чились от Москвы за отступавшей армией. Во время переправы
Днепр оглашался воплями тонувших, провалившихся сквозь не­
крепкий лед, и нельзя было и думать переправлять тяжелые
фуры. А вокруг и на том и на другом берету рыскали казаки,
то исчезая, то появляясь вновь. Вопли и мольбы, наконец, заста­
вили офицеров попытаться переправитьнесколько фур, напол­
ненных ранеными, женщинами и детьми. Но едва эти фуры
спустились на замерзшую реку, как лед под ними подломился,
и их всех поглотила холодная вода. С того берега Ней и успев­
шие переправиться солдаты слышали страшные вопли топувших и рассказывали, что еще страшней была внезапная тиши­
на, сменившая раздирающие душу крики погибающих в ледя­
ной воде сотен людей. «Думали ли мы тогда, что еще позави­
дуем много раз тем, кто уже успокоился на дне Днепра?» —
говорит один из солдат наполеоновской армии, переходивший
Днепр с маршалом Нсем.
Второй этап отступления ведь еще только начинался...
Ней и оставшиеся 800 бойцов пришли к Наполеону в Оршу.
Наполеон молча сжал маршала в своих объятиях. Ней и даль­
ше вызвался командовать в самом опасном месте: в арьергарде,
а на этот арьергард наседали Платов с казаками и Милорадович
с регулярной конницей. Один из активнейших участников пре­
следования отступающих французов, русский генерал В. И. Левепштерн, дает такую оценку этому последнему фазису боев
иод Красным: «Ней сражался, как лев, но время побед для
французов миновало... С наступлением ночи маршал Ней напра­
вился с слабыми остатками своего корпуса к Сырокореиыо,
и ему удалось, пройдя сквозь победоносную (русскую — Е. Т.)
армию, перейти Днепр, который был покрыт топким льдом. Этот
подвиг будет навеки достопамятен в летописях военной истории.
Ней должен бы был погибнуть, у него по было иных шансов к
спасению, кроме силы воли и твердого желания сохранить На­
полеону его армию».
18 ноября французский авангард на рассвете вошел в Оршу.
а старая и молодая гвардия с Наполеоном вошла в Дубровну.
Около часу дня 18 ноября Наполеон с гвардией уже выступил
из Дубровньт и 19-го вошел в Оршу. Отсюда он 20-го выступил
4 6 Е . В. Тарле, т. VII

705

к Борисову, городу на леном берегу реки Березины, откуда он
и думал начать по уцелевшему там мосту переправу на правый
(западный) берег реки. Сколько было у Наполеона войск в этот
наиболее критический момент отступления? Точного подсчета
не сделали ни в Смоленске, ни в Оршс. Даются очень отклоняю­
щиеся одна от другой цифры: 90 тысяч человек, из них 35—
40 тысяч боеспособных (во главе с ночти нетронутой гвардией)
и 50—55 тысяч безоружпых, слабосильных, негодных к бою
людей, только затруднявших движения Наполеона; дается и
другая — минимальная — цифра: 55—00 тысяч человек, из ко­
торых 23—25 тысяч бойцов и 30—35 тысяч безоружных, боль­
ных, полузамерзших. Все показания сходятся на одном: у На­
полеона было около 30—35 тысяч годных к бою людей, мо­
жет быть, немного меньше или немного больше. Эти люди при­
надлежали больше всего к чисто французским частям. За ними
тащились десятки тысяч итальянцев, немцев, поляков, гол
ландцев, иллирийских славян, разноплеменных и разноязыч­
ных, не понимавших друг друга, ненавидевших друг друга и
особенно свое начальство, рвущих друг у друга хлеб и те жал­
кие суррогаты пищи, которыми люди пытались утолить свой
голод. Их засыпал снег, они мерзли, спотыкались и падали, го­
лод и холод довели их до какого-то потемнения сознания. Они
двигались, как автоматы, падали, замерзали, умирали молча,
и товарищи шли мимо, даже не пытаясь им помочь. Вокруг
носились казаки, налетали порой с криком «ура!» партизаны,
били, кололи, рубили отстающих и обозников и скрывались,
а иногда отрезывали целые отставшие части и принуждали к
сдаче. Наполеон шел пешком в рядах старой гвардии, шел по
глубокому снегу молча по нескольку километров.
Денис Давыдов оставил нам описание картины, всю жизнь
стоявшей у него перед глазами: «...Подошла старая гвардия,
посреди коей находился сам Наполеон... мы вскочили на коней
и снова явились у большой дороги. Неприятель, увидя шумные
толпы наши, взял ружье под курок и гордо продолжал путь, не
прибавляя шагу. Сколько ни покушались мы оторвать хотя
одного рядового от этих сомкнутых колонн, но они, как гранит­
ные, пренебрегая всеми усилиями нашими, оставались невре­
димы; я никогда не забуду свободную поступь и грозную осан­
ку сих, всеми родами смерти испытапных, воинов. Осепенные
высокими медвежьими шапками, в синих мундирах, белых рем­
нях, с красными султанами и эполетами, они казались маковым
цветом среди снежного поля... Командуя одними казаками, мы
жужжали вокруг сменявшихся колони неприятельских, у коих
отбивали отстававшие обозы и орудия, ипогда отрывали рассы­
панные или растянутые по дороге взводы, но колонпы остава­
лись невредимыми... Полковники, офицеры, урядники, многие
70Г)

простые казаки устремлялись на неприятеля, но все было тщет­
но. Колонны двигались одна за другою, отгоняя нас ружейны­
ми выстрелами п издеваясь над нашим вокруг них бесполезным
наездничеством... Гвардия с Наполеоном прошла посреди... ка­
заков наших, как 100-пушечнып корабль между рыбачьими лод­
ками» п .
Наполеон со своей гвардией приближался к смертельно
опасному барьеру, который нужно было непременно взять или
погибнуть.
Уже на третий день после выхода из Орши передовые разъ­
езды его авангарда увидели перед собой мутную полосу воды.
Перед ними простиралась довольно широкая река с очень или­
стыми берегами, еще не замерзшая, однако уже катившая
первые небольшие льдины,— река, переправа через которую
была бы нелегка даже и в обычное время, а при начавшемся
замерзании переправа делалась еще труднее.
Пто была Березина.

«Березина! Роковое имя, роковое место, где могли окон­
читься, но не окончились, а продлились еще на три года бедст­
вия человечества! Место, где совершена была ужаснейшая
ошибка, за которую Европа заплатила новыми сотнями тысяч
жизней на полях Лютцена, Бауцена, Дрездена, Кульма, Лейп­
цига, Труа, Арси-сюр-Об, Линьи, Ватерлоо, новыми долгими го­
дами разорения и военной грозы!» — так писали о Березинской
переправе германские мемуаристы первой половины XIX в.,
когда еще но вымерло поколение, пережившее и перестрадав­
шее наполеоновскую эпопею. Наполеону удалось уйти — и все­
мирное побоище поэтому окончилось но в ноябре 1812 г., а толь­
ко в июне 1815 г., когда Наполеон был окончательно побежден
в кровавой последней своей битве при Ватерлоо. Под Берези­
ной стратегический талант Наполеона развернулся во всю ширь
и спас его от, казалось бы, неминуемой капитуляции. По мне­
нию военных историков, вполне согласных в этом с Клаузеви­
цем, Наполеон под Березиной не только «в полной мере спас
свою честь, но даже приобрел новую славу». И все-таки, быть
может, и наполеоновского гения не хватило бы в этих совсем
отчаянных, совсем безвыходных обстоятельствах, если бы в рус­
ском лагере царила единая воля, или, точнее, если бы воля, от
которой в русском лагере все зависело, в самом деле была на­
правлена к тому, чтобы окружить и взять в плен французского
императора.
Обратимся к тому, что можно было бы пазвать «предыстори­
ей» огромной важности событий, разыгравшихся на берегах
46*

707

Березины. Еще когда Кутузов, оставив Москву и перейдя на
старую Калужскую дорогу, паходился в Красной Пахре, туда
явился Александр Иванович Чернышев, флигель-адъютант и
любимец царя, и привез Кутузову план, выработанный военным
окружением царя. И царь и его советники, начиная с этого же
Чернышева, составляли свой план в том уютном царском каби­
нете Зимнего дворца, где Александр Павлович, собственно,
и проделал всю кампанию двенадцатого года, т. е. царь сам ни­
каких планов не составлял, а лишь «одобрял» планы царедвор­
цев в эполетах. План был большой, разработанный и «неопро­
вержимо» вел к тому, что Наполеон при отступлении будет
окружен и взят в плен. Предполагалось, что он пойдет либо из
Смоленска через Витебск, Бочейково и село Глубокое, и тогда
его необходимо подстеречь на реке Уле, у местечка Чашников,
или в другом месте берега этой реки, где Наполеон попытался
бы перейти через Улу, либо, что было гораздо вероятнее, На­
полеон предпочтет идти на Смоленск, Оршу, Борисов и Минск,
где у пето были заготовлены большие запасы продовольствия,
и тогда подстеречь его должно у реки Березины, где он попы­
тается через Борисово или иное место перейти реку. Река Ула,
текущая на север и впадающая в Двину, и река Березина, те­
кущая на юг и впадающая в Днепр, так близко протекают на
известном протяжении одна от другой, что со стратегической
точки зрения прохода между ними никак предполагать нельзя
было.
Итак, на Уле или на Березине Наполеона должны встре­
тить все военные силы России, какие там имеются (на север­
ном фланге — Витгенштейн, на южном — Чичагов), и прегра­
дить ему возможность речной переправы; а так как с востока
на запад, к Уле или к Березине, все равпо, французов будет
гпать главная русская армия Кутузова, то, следовательно, На­
полеону останется только капитулировать. Таков был этот план
в главных его чертах. Были разработаны и все подробности,
и все выходило гладко и безошибочно. По крайней мере в Зим­
нем дворце план оказывался великолепным.
И вот тут-то, с момента, когда Чернышев привез этот план
Кутузову, и начинает зарождаться березипская драма. Кутузов
поступил в своем всегдашнем духе: он ничего не возразил по
существу и направил соответственные распоряжения Витген­
штейну и Чичагову, по он но одобрял этот план, не желал его
осуществления и не верил в его осуществление. Он слегка, де­
ликатно намекпул Александру насчет «трудностей» и сделал
вид, будто принял план.
Однако царь очень хорошо понял натуру и отношение фельд­
маршала к его царской особе. Царь не верил ни одному слову
Кутузова и пустился ira опаснейшее дело: за спиной и без ведо708

ма фельдмаршала он стал давать указания и советы (которые,
исходя от царя, получали, конечно, значение повелений) как
Витгенштейну, так и Чичагову. Получалась путаница, выходил
разнобой и двоевластие, а кроме того, если у царя были люди,
шпионившие за Кутузовым, то и у Кутузова были люди, дер­
жавшие его более или менее в курсе того, что происходит в Зим­
нем дворце, в ставке Витгенштейна и в ставке Чичагова. Ста­
рый фельдмаршал все знал и учитывал, и если еще в Красной
Пахре он не желал осуществления плана Александра, то теперь,
когда наступила критическая минута, он его окончательно от­
вергал. И, конечно, вовсе не личные чувства руководили Куту­
зовым в его поступках в березинском деле. Это значило бы со­
всем не понимать Кутузова и подходить к очень большому чело­
веку со слишком маленьким мерилом. Нет, Вильсон был более
прав в своей оценке, чем Ермолов или Денис Давыдов, или
ряд других наблюдателей и критиков: у Кутузова была опре­
деленная политическая цель, в которой он видел благо России,
и эта цель заключалась, как уже сказано, в том, чтобы выгнать
Наполеона из России, и ни шагу далее. Уничтожение вторгнув­
шейся армии было достигнуто Кутузовым, а больше ничего
фельдмаршалу и не требовалось.
После всего, что было уже сказано, незачем останавливаться
на радикально противоположной точке зрения царя. С этой цар­
ской точки зрения захватить в плен Наполеона и низвергнуть
этим его с престола было важнее всего на свете. До царя уже
доходило, как в Европе ждут имепно этого решения.
В своем лондонском окружении русский посол в Англии,
старый князь Воронцов, был решительно убежден, что Наполе­
он лично погибнет или, но крайней мере, попадет в плен, но
ни в каком случае не окая^ется в Париже. «Кончилось тем, что
стали бить этого тирана до тех пор, пока не будет разрушено
все его колоссальное могущество, потому что я не вижу, как
это чудовище избегнет смерти или плена» 12,— так писал ста­
рый Воронцов сыну 4 декабря 1812 г. Пометка на письме пока­
зывает, что письмо это дошло по назначению только 6 февраля
1813 г., т. е. когда не только Наполеон уже давно был в Пари­
же, irò когда уже полным ходом шли грандиозные приготовления
французского императора к новой войне.
Воронцов, как и царь, не одобрял действий Кутузова.
Но Кутузов лучше всех знал, что ловить Наполеона, сидя в
Зимнем дворце или в кресле перед камином в доме русского
посольства в Лондоне, гораздо легче, чем сделать это на реке
Березине. Он знал о страшных потерях русской армии, потерях
и от боев, и от холода и голода. Правда, дух русской армии был
выше всяких похвал, дисциплине подчинялись охотно, с готов­
ностью, не из-за шпицрутенов. Все это было так, но численность
709

русской армии (именно после Красного, при наступлении моро­
зов и исчезновении фуража) стала резко уменьшаться.
О присылке зимней одежды для солдат и ополченцев слыш­
но было очень мало, и мерзли они люто в этом тяжелом пути.
О бедственном состоянии русской армии свидетельствует и
Барклай.
Еще до перехода Наполеона через Березину и, следователь­
но, до перспективы его появления в Париже и организации
новой армии Барклай уже не скрывал перед Александром, что
русская армия не будет в состоянии в настоящем своем виде
продолжать войну: «Ваша армия, государь, в дурном состоянии,
потому что армия, в которой управление дезорганизовано, есть
тело без души. Пока она еще действует в защиту отечества под
влиянием патриотического народного духа, но после перехода
через границу эта армия ire будет соответствовать своему пазначению, если она останется в нынешнем положении».
Кутузовский штаб говорил, что русская армия, которая шла
по следам отступающего Наполеона, была так слаба, что истин­
ное положение дел надо было утаивать «не только от неприя­
теля, но и от самих чиновников, в армии служащих». Вот чис­
ленная сила русских войск ко времени занятия Вильны (к 10 де­
кабря 1812 г.), по данным самого Кутузова.
В русской «главной армии» (т. е. той, которая шла от Тару­
тина до Вильны вслед за Наполеоном) оказалось к 10 декабря
всего 27 464 человека и 200 орудий, а когда она выходила из
Тарутина, в ней было 97 112 человек при 622 орудиях. Итак, за
два месяца пути выбыло из строя 70 тысяч человек. Из них бо­
лее или менее точному учету поддается только цифра в 60 ты­
сяч: 48 тысяч больных лежали в госпиталях, 12 тысяч убиты в
боях или умерли от ран и болезней. Правда, можно было наде­
яться к этой ничтожной цифре (27 464 человека) прибавить
войска Витгенштейна (34 483 человека) и Чичагова (24 438 че­
ловек). Но эти армии Чичагова и Витгенштейна были для Ку­
тузова не очень ясно учитываемой величиной, а уж в таланты
обоих предводителей он и совсем мало верил.
При таких условиях «поймать» Наполеона не представля­
лось Кутузову делом весьма верным, и тактика фельдмаршала
больше всего и вытекала из убеждения, что без определенного
смысла проливать солдатскую кровь непозволительно.
Царь имел, конечно, в виду, что австрийские «союзники»
Наполеона (т. е. Шварцспберг со своим корпусом) не весьма
стесняют Чичагова и что вообще эта «война» на южном фланге
является скорее притворством и пародией на войну. Уже после
открытия военных действий были известны очень успокоитель­
ные симптомы и сведения. Меттерних имел возможность дать
знать Александру, что «настоящей» войны австрийцы против
710

русских вести HÜ будут. Вот что лисил генерал Тормасов гене­
ралу Сакену секретно еще 7 июля 1812 г. из Луцка: «В заклю­
чение поставляю обязанностью открыть вашему превосходи­
тельству, что по высочайшему удостоверению со стороны авст­
рийской границы можем мы быть покойны, каковую важную
тайну относительно безопасности нашей от австрийцев никому
вверять не должно» 13. Да и Наполеон уже с середины войны
перестал верить в реальную помощь со стороны Австрии. Зна­
чит, Чичагов освобождался для своевременного активного уча­
стия в окружении и пленении Наполеона.
Витгенштейн на северном фланге был более связан. Весь ко­
нец лета и раннюю осень Витгенштейн простоял за Дриссой.
Только когда к нему подошло петербургское ополчение, он начал
действовать. 19 октября Витгенштейну удалось заставить СенСира отступить от Полоцка, поело чего русские заняли этот го­
род, казаки же показались ужо около Витебска. 30 октября
Витгенштейн при Чашниках снова отбросил Сен-Сира к запа­
ду, причем были отброшены и подоспевшие на помощь Сен-Си­
ру войска маршала Виктора, герцога Беллюиского. Затем, идя
за отступающим Виктором, Витгенштейн 6 ноября занял Ви­
тебск, а 14-го, когда Виктор остановился у Смоленска (точ­
ное— у Смольянцев), Витгенштейн снова отбросил его, взял
пленных и несколько орудий.
И вот тут-то пресеклись сравнительно легкие подвиги Вит­
генштейна. Он знал, что именно нужно делать ему по диспози­
ции, заблаговременно ему сообщенной: идти дальше немедлен­
но за Виктором и принять участие в предстоявшем генераль­
ном бою иод Березиной, но непреодолимый страх (перед встречей
с Наполеоном сковал Витгенштейна. Полководец он был
третьестепенный, и именно его-то и разгромил впоследствии,
уже весной 1813 г., Наполеон в двух битвах — под Лютцеиом и
Бауценом, когда, к несчастью русских войск, скончался Куту­
зов и Александр назначил Витгенштейна главнокомандующим.
Милорадович тогда, после Бауцеиа, явился к Витгенштейну и
сказал ему: «Благо отечества требует, чтобы вы были смене­
ны», но теперь, под Березиной, и не думали сменять Витген­
штейна. Он был предоставлен самому себе, и он «опоздал».
Но главная роль предназначалась не Витгенштейну, а Чи­
чагову. Павел Васильевич Чичагов был адмиралом, побывал
морским министром и пост командующего армией получил со­
вершенно случайно. Еще в 1811 г. царь, который очень его лю­
бил, назначил его ita несколько странный пост: «главнокоман­
дующим Молдавией, Валахией и Черноморским флотом». Тут и
застала его война 1812 г. В тот момент, когда ему пришлось вы­
полнять дело колоссальной трудности («поймать» Наполеона),
у Чичагова было под командой около 24 7г тысяч человек. Го711

рячий человек, несколько фантазер, лишенный способности ко­
мандовать большими массами, Чичагов навеки опозорил свою
репутацию и свое историческое имя как раз на этой злосчаст­
ной для него Березинской перенраве. Поколения русских де­
тей знакомились по басне Крылова «Щука и кот» написапной
специально по поводу Березины, с тем, как у щуки крысы хвост
отъели, т. е. как адмирал потемнел на сухом пути неудачу. По­
коления взрослых, учась истории, узнавали, как Чичагов ис­
портил конец Отечественной войны, упустив Наполеона. Позд­
нейшая военная историография, и русская и западноевропей­
ская, смотрит на дело не так и «вину» раскладывает на трех лиц:
Чичагова, Витгенштейна и Кутузова, но после всего сказан­
ного выше незачем тут распространяться, что «вина» Кутузова
не в том, что он не взял в плен Наполеона, которого он вовсе не
хотел и не считал возможным взять в плен, но разве только в
том, что он не высказался в этом смысле прямо и открыто.
Вот вкратце главные факты, которые нужно знать, чтобы
отдать себе отчет в общем характере этого события.
16 ноября г. Минск, где огромные продовольственные и бое­
вые запасы ждали Наполеона, был занят русскими войсками —
авангардом армии Чичагова под начальством графа Ламберта.
Наполеон узнал об этом уже через два дня, 18 поября, еще до
вступления в Оршу. Вскоре за тем Наполеона поразила весть,
что Чичагов занял уже и Борисов. С этого момента Напо­
леон срочно рассылает приказы и Домбровскому, и Удино, и
Виктору, чтобы они как можно больше сил сосредоточили око­
ло Борисова 14, торопясь этим обеспечить себе переход по бори­
совскому мосту на правый берег Березины. Дееспособнее и удач­
нее всех оказался маршал Удино, которому Наполеон приказал
двинуться на Борисов. Чичагов поручил графу Палену загоро­
дить путь Удино, но французский маршал наголову разбил от­
ряд графа Палена, французская кавалерия бросилась на русскую
пехоту и отбросила ее в лес около Борисова. Чичагов увел свою
армию снова на правый берег, а французы вошли в Борисов.
Остатки разбитого отряда графа Палена с трудом переправи­
лись несколько выше Борисова и уже на правом берегу соеди­
нились с Чичаговым.
25 ноября рядом искусных маневров и демонстраций Напо­
леону удалось отвлечь внимание Чичагова к Борисову и к югу
от Борисова, и пока Чичагов стягивал туда свои силы, король
неаполитанский Мюрат, маршал Удипо и два видных инженер­
ных генерала Эблэ и Шасслу поспешно строили два моста у
Студянки.
В ночь с 25 на 26 ноября в Студяику вступила император­
ская гвардия, а на рассвете появился и Наполеон. Он прика­
зал пемедленпо начать переправу. Под руками у него было в ту
712

минуту всего 10 тысяч бойцов. Переправа шла уже при пере­
стрелке с отрядом генерала Чаплица, который первый заме­
тил, что Наполеон уводит куда-то из Борисова свои войска. На­
полеон велел занять прочно оба берега у наведенных мостов
через Студянку. Весь день 26 ноября к нему подходили войска.
В ночь с 26-го на 27-е Наполеон велел переправиться на пра­
вый берег маршалу Нею с остатками его корпуса и со всей мо­
лодой гвардией. Всю ночь и все утро 27 ноября продолжалась
переправа, и французские батальоны один за другим переходи­
ли на правый берег. Во втором часу дня 27 ноября двинулась
старая гвардия с Наполеоном. За старой гвардией пошли диви­
зии корпуса Виктора. Переправившаяся французская армия
выстраивалась на правом берегу.
Вечером и ночью с 27 ira 28 ноября на левый берег, еще не
вполне оставленный всеми регулярными французскими войска­
ми, стали прибывать огромные толпы безоружных и полубезоружпых людей, отставших, больных, с отмороженными пальца­
ми, а иногда и руками или ногами. За ними и вместе с ними
стали переправляться обозы, а с обозами те несчастные ино­
странцы, вышедшие с французами из Москвы, которые еще
уцелели во время отступления. Там было много женщин и де­
тей. Они рвались к переправе, умоляли пропустить их поско­
рее, говорили о казаках, которые идут следом за ними, но их
не пропустили. Наполеон приказал прежде всего переправить
бойцов, а уж потом, если хватит времени, безоружных, ране­
ных, женщин и детей, если же не хватит времени,— сжечь
мосты.
Времени не хватило.
Бои 28 поября были упорны, но они не сопровождались ус­
пехом для русских. Ни Чичагов, ни Витгенштейн не действова­
ли так, как могли бы, принимая во внимание, что на нравом
берегу у Чичагова было 25 тысяч человек, а у Наполеона 19 ты­
сяч, на левом же берегу у русских около 25—26 тысяч, а у мар­
шала Виктора около 7—8 тысяч бойцов. В 9 часов утра 29 но­
ября при воплях и молениях тысяч раненых, безоружных и
всех тянувшихся с обозами генерал Эблэ приказал сжечь оба
построенные им и Шасслу моста. После этого казаки налетели
на оставшуюся многотысячную, беспорядочную толпу оставлен­
ных, пошла рубка и стрельба.
Что же делали русские военачальники в эти решающие дни?
Чичагов уже утром 27 ноября узнал о необычайном движе­
нии около Студянки, он думал, что это лишь демонстрация с
целью обмануть его, и весь этот день провел в деревне Забашевичи. Между тем после ухода фрапцузских войск (прежде сто­
явших в Борисове) к Студянке - для переправы — в Борисов
713

прибыл «опоздавший» Витгенштейн. Но явился он только со
штабом, без армии...
Все было кончено: Наполеон с армией перешел но наведен­
ным мостам через Березину раньше, чем трое русских генера­
лов, которые должны были «завязать его в мешок», явились на
место действия. Кутузов не только простоял два дня в Копысе,
но и от Копыса до Березины делал такие частые дневки и при­
валы, каких даже он никогда не делал до сих пор. Он-то сам
знал, зачем он это делает. Л не отвечать на вопросы, на кото­
рые он не хотел ответить, старый фельдмаршал умел так, как
никто.
4
Рассказав о Березинскои переправе, я хочу теперь познако­
мить читателя хоть в нескольких словах с полемикой, возго­
ревшейся вокруг этого события. Эта полемика внесла некото­
рые важные уточнения.
В анонимной английской книге, переведенной в 1833 г. па
русский язык с «посвящением» Чичагову, была предпринята
решительная попытка оправдать адмирала 15. Автор, называю­
щий себя очевидцем и участником дела, утверждает, что Чича­
гов прибыл иа правый берег Березины один, только с 15 тыся­
чами пехоты и 9 тысячами кавалерии, а Витгенштейн появил­
ся па левом берегу, когда переправа уже совершилась. Что ка­
сается Кутузова, то его авангард был в это время только еще в
Толочине, т. е. почти в 115 километрах к востоку от переправы,
не говоря уже о главных силах Кутузова, бывших приблизи­
тельно в 150—160 километрах, в местечке Копысе.
Около Минска в руки французов попал отряд из 50 казаков,
охранявший курьера, который вез Чичагову из Петербурга
важные бумаги. Из перехваченных бумаг Наполеон узнал, что
Александр требует соединения Чичагова с Витгенштейном у Бе­
резины. Но ни Витгенштейн, ни Чичагов, уже знавшие этот при­
каз, все равно не спешили его выполнить, и аноним, автор ука­
занной книги (за которым явно стоит сам Чичагов), силится
«семи способами доказать, что у Чичагова были разумные ос­
нования так терять время, как он его терял, например останов­
ка на несколько дней в Минске объясняется «ковкой лошадей»
и раздачей провианта и т. и. Но ведь подобных же оправданий
и у Витгенштейна и у Кутузова было в запасе сколько угод­
но. Они просто все трое не желали встречи с Наполеоном и не
встретились с ним.
С 21 ноября г. Борисов был занят русскими под начальством
генерала Ламберта. Но маршал Удиио бросился, как уже сказа­
но, на Борисов, разбил наголову высланную против него диви714

зию Палена, отбросил русских от Борисова и занял город. Вот
как дальше аноним (т. с. Чичагов) излагает события. Еще
23 ноября Чичагов не имел никакого понятия о том, где нахо­
дится Витгенштейн, а между тем Наполеон с главными сила­
ми подходил к Березине и 24 ноября прибыл к высотам между
Немаицом и Борисовом. К нему шел маршал Виктор, отбива­
ясь от Витгенштейна. В битве у Смольянцев 15 ноября, удач­
ной для русских, Витгенштейн отбросил Виктора и взял плен­
ных... После Смольянцев Витгенштейн почему-то нотсрял пять
дней в бездействии. И тут, вдруг, Витгенштейн, вместо того,
чтобы дальше идти за Виктором на Радуличи, пошел по со­
всем другому направлению — на местечко Баран — и в решаю­
щий момент не оказался на месте. Целых четыре дня Чичагов
после этого не получал никаких известий ни от Витгенштейна,
ни от Кутузова, который продолжал оставаться в неподвижно­
сти, не трогаясь от Копыся.
«Кутузов с своей стороны, избегая встречи с Наполеоном и
его гвардией, не только не преследовал настойчиво неприятеля,
но, оставаясь почти на месте, находился все время значительно
позади»,— говорит в своих «Записках» Денис Давыдов. Это не
помешало Кутузову, сообщает далее Давыдов, писать Чичаго­
ву, будто он, Кутузов,' уже «на хвосте неприятельских войск»,
и поощрять Чичагова к решительным действиям. Кутузов при
этом пускался, по уверению Давыдова, на очень затейливые
хитрости: он помечал свои приказы Чичагову задним числом,
так что адмирал ничего попять не мог и «делал не раз весьма
строгие выговоры курьерам, отвечавшим ему, что они, будучи
посланы из главной квартиры гораздо позднее чисел, выстав­
ленных в предписаниях, прибывали к нему в свое время» 16.
А на самом деле Кутузов все оставался па месте в Коиысе.
Эти неправильно датированные приказы Кутузова и полное
его молчание одинаково выбивали из-под ног Чичагова всякую
почву.
25 ноября Наполеон, как уже у номинал ось, приказал ча­
стям своей армии, стоявшим в Борисове, делать большие демон­
стративные движения, выдвигать большую артиллерию, чтобы
обмануть Чичагова (стоявшего на правом берегу) и чтобы за­
ставить его думать, будто Наполеон перейдет реку у Борисова.
Когда все уже совершилось, Наполеон сказал и за ним повтори­
ли это очень многие военные историки, что он обманул Чичаго­
ва, отвлекши его внимание от того места (Студяпки), где На­
полеон на самом деле решил переправиться через Березину.
«Этот глупый адмирал!» — так называл Чичагова Наполеон.
Автор примечаний к анонимной английской книге, о которой я
сказал выше, решительно протестует. «В чем состоит обман?» —
с горечью спрашивает он Все моста возможной переправы
715

были учтены Чичаговым, но что же он мог поделать против на­
полеоновских сил, когда его так страшно подвели? Да, был об­
ман, но не Наполеон обманул его, а Витгенштейн и Кутузов:
«Поистине был обман. Первое — в надежде прибытия генерала
Эртеля (присылки которого просил, по пе добился Чичагов),
второе — соединение генерала Витгенштейна (которое пе со­
стоялось) , третье — преследование генерала Кутузова (который
и не думал догонять и преследовать Наполеона)». Истребление
части не переправившейся через Березину дивизии генерала
Партуно и взятие в плен оставшейся части было плохим уте­
шением.
На другой день после Березинской переправы Роберт Виль­
сон писал в Петербург лорду Каткэрту, конечно, для сообщения
Александру, что в неудаче виноват не Чичагов, а Кутузов, на­
рочно потерявший четыре дня, прекративший преследование и
не тревоживший тыл Наполеона в самый критический момент:
«Я ни от кого не слышал, чтоб адмирал Чичагов заслужил не­
одобрение. Местное положение было таково, что не позволяло
ему идти на неприятеля. Мы (т. е. Кутузов, в штабе которого
пребывал Вильсон — Е. Т.) виноваты потому, что два дня были
в Красном, два дня в Копьтсе, почему неприятель оставался
свободным сзади, что есть немаловажная выгода, когда пред­
стоит переходить через реку, имея перед собою неприятное
ожидание найти две противные армии» 17 (Чичагова и Витген­
штейна) .
Но кто бы ни был виноват, вернуть упущенное, поправить
непоправимое было нельзя. Наполеон ушел.
Взоры всех обратились к зрелищу окончательной агонии
остатков великого полчища. Эта агония развернулась именно
после Березины.
:'

5

У очевидцев и участников дела с Березиной навсегда соеди­
нились в памяти: стратегическая победа Наполеона над русскими
тогда, когда, казалось, ему грозила полная гибель, и вместе с
тем страшная картина побоища ужо после перехода императора
с гвардией и остатками армии на западный берег реки.
«Видишь ли деревни Брилово и Стахово? Там Наполеон дал
нам кровопролитнейший бой; сильные батареи с того отлогого
берега прикрывали его переправу и целый день дрались на ней
с переменным счастием. Здесь величайший из полководцев достигнул своей цели. Хвала ему!» Так пишет инженерный офи­
цер армии Чичагова Мартос. Он дает и картину того, что увидел,
когда вместе с Чичаговым подъехал к месту битвы уже после
удавшейся Наполеону переправы и ухода его войск: «Ввечеру
того дня равнина Весел овская. довольно пространная, представ716

ляла ужаснейшую, невыразимую картину: она была покрыта
каретами, телегами, большею частью переломанными, на­
валенными одна па другую, устлана телами умерших жен­
щин и детой, которые следовали за армией из Москвы, спа­
саясь от бедствий сего города или желая сопутствовать своим со­
отечественникам, которых смерть поражала различным образом.
Участь сих несчастных, находящихся между двумя сражающи­
мися армиями, была гибельная смерть; многие были растоптаны
лошадьми, другие раздавлены тяжелыми повозками, иные по­
ражены градом пуль и ядер, иные утоплены в реке при перепра­
ве с войсками или, ободранные солдатами, брошены нагие в снег,
где холод скоро прекратил их мучения... По самому умеренно­
му исчислению, потеря простирается до десяти тысяч человек...»
Наряду с этими мрачными картинами сохранились и другие вос­
поминания очевидцев, рисующие порой великодушное, гуман­
ное отношение русских войск к побежденному врагу. «Была
ужасная метель, я заблудился и был совершенно один»,— пи­
шет генерал Лсвенштерн. Лошадь припесла его, уже замерзав­
шего, к русским бивуачным огням. «В лесу, возле которого на­
ходился наш бивуак, было множество французов, приютивших­
ся там на ночлег. Они вышли ночью из леса без оружия и при­
шли погреться к нашим кострам. Велико было наше удивление,
когда мы увидели поутру вокруг каждого костра человек сорок
или пятьдесят французов, сидевших в кружок на корточках и
не выказывавших ни малейшего страха перед смертью. Доб­
рый, прекрасный Карпенко велел разложить еще несколько
костров. Тогда вышло из леса несколько тысяч французов, ко­
торые расположились возле огня. Карпенко беспощадно рубив­
ший неприятеля, когда он стоял к нему лицом к лицу, про­
длил тут жизнь многим из этих 'Несчастных» 18.
Русская армия тоже жестоко страдала в эти дни от лютых
холодов: «После переправы через Березину настали страшные
морозы. Я не мог проехать верхом более десяти минут, и так
как снег не позволял долго идти пешком, я то садился па ло­
шадь, то слезал с нее и разрешил моим гусарам проделывать
то же самое. Я предохранял свои ноги от мороза, засовывая их
в меховые шапки французских гренадер, коими была усеяна
дорога. Мои гусары страшно страдали... Сумский полк насчи­
тывал не более ста двадцати лошадей, годных идти в атаку...
Наша пехота была видимо расстроена. Ничто пе делает чело­
века столь малодушным, как холод: когда солдатам удавалось
забраться куда-нибудь под крышу, то пе было никакой возмож­
ности выгнать их оттуда. Они предпочитали умереть. Рискуя
сгореть, солдаты забирались даже в русские печи. Надобно бы­
ло видеть все эти ужасы собственными глазами, чтобы поверить
этому» 19,— так описывает русский гусарский геперал Левеи717

штсрн состояние русской армии, шедшей за отступающими
французами. Ото описание похоже ыа то, что мы знаем из фран­
цузских свидетельств о состоянии в эти же дни остатков армии
Наполеона... Обе армии, и преследуемых французов и идущих
за ними русских, приближались к Вильне в ужасающем виде.
«Никогда еще человеческие бедствия не проявлялись в столь
ужасающем виде. Все окрестные деревни были выжжены до ос­
нования, жители разбежались, нигде нельзя было найти про­
довольствия. Только одна водка поддерживала наши силы.
Мы бедствовали не менее неприятеля»,— пишет Левенштерн.
До Внльиы добралось меньше одной трети русской армии, кото­
рая начала преследование Наполеона от Малоярославца. «Пре­
следовать неприятеля было поручено казакам; русская армия не
пошла далее Вильпы. Ей необходим был отдых, так как она еле
двигалась» 20.
Положение французской армии в это время было совсем ка­
тастрофическим.
Инженерный офицер армии Чичагова Мартос дает и дальней­
шую картину того, что увидел на Березине: «Невольный ужас
овладел нашими сердцами. Представьте себе широкую изви­
листую реку, которая была, как только позволял видеть глаз,
вся покрыта человеческими трупами; некоторые уже начина­
ли замерзать. Здесь было царство смерти, которая блестела во
всем ее разрушении. Первый представившийся нам предмет
была женщина, провалившаяся и затертая льдом; одна рука
ее отрублена ш влсела, другой она держала грудного младенца.
Малютка ручонками обвился около шеи матери; она еще была
жива, она еще устремляла глаза на мужчину, который тоже
провалился, но уже замерз, между ними ыа льду лежало мерт­
вое дитя... Ветер и мороз были прежестокие, все дороги заме­
ло снегом, по ближнему полю шатались толпами французы.
Одни кое-где разводили огонь .и садились к нему, другие реза­
ли у лошадей мясо и глодали их кости, жарили его, ели сырым;
скоро показались люди замерзлые и замерзающие. Никогда сии
предметы не изгладятся из моей памяти». Бесконечная дорога
была сплошной «улицей мертвых тел». Русские раненые были
здесь ire в лучшем положении, чем французы: «Давно не пом­
ню я столь тягостного для себя дня. Деревушка была завалена
нашими и французскими ранеными и пленными, коих так мно­
го увеличивалось, что и девать было почти некуда. Ужасно бы­
ло видеть их: большие и малые, все вместе, мужчины и жен­
щины, с обмотанными соломой ногами, прикрытые какими-то
тряпками, без сапог, с отмороженными лицами, с побелевши­
ми руками» 21.
Нестерпимый голод дошел в эти дни до последпей крайно­
сти. Меня интересовали точные и правдивые данные о случаях
718

поедания человеческих трупов в начале отступления француз­
ской армии, и я подобрал и привел эти данные в соответствую­
щем месте. Но загромождать свою книгу обильнейшими пока­
заниями, касающимися того же предмета и относящимся к по­
следнему месяцу отступления, а особенно к последним дням
его, я считаю совершенно излишним. Это — факт, для времени
конца отступления давно и точно установленный, общеизвест­
ный и подтверждаемый многочисленными свидетельствами.
«Очевидные свидетели: г. Штейн, Муравьевы, Фепьгаау
и пр., утверждают, что французы ели мертвых своих товарищей.
Между прочим они рассказывали, что часто встречали францу­
зов в каком-нибудь сарае, забравшихся туда от холода, сидя­
щих около огонька на телах умерших своих товарищей, из ко­
торых они вырезывали лучшие части, дабы тем утолить свой го­
лод, потом, ослабевая час от часу, сами тут же падали мертвы­
ми, чтобы быть в их очередь съеденными новыми едва до них
дотащившимися товарищами»,— читаем в «Собственноручной
тетради» Алексея Николаевича Оленина 22. Таких свидетельств
о состоянии французской армии в ноябре — декабре 1812 г.
сколько угодно.
К голоду прибавилось новое страшное бедствие. Как раз пос­
ле Березины начались большие морозы. До тех пор они не толь­
ко не могли назваться очень суровыми, но, напротив, переме­
жались с днями потепления. Вспомним, что ведь и Днепр еще
только был покрыт тонким слоем льда, когда маршал Ней совер­
шил 18 ноября свою отчаянную и бедственную переправу. На­
конец, 25—28 ноября именно потому и пришлось Наполеону
наводить мосты и переходить по мостам через Березину, что
река еще не замерзла.
Но вот с 28 ноября начались морозы, достигавшие 20—22—
23 и даже 28 градусов по Реомюру и державшиеся до 12 декабря.
По ночам дважды доходило до 30 градусов. Это новое бедствие
окончательно сокрушило остатки наполеоновской армии. Лю­
ди, плохо одетые, не могли более двигаться, падали и замер­
зали. «День 8 декабря был самым роковым. Герцог Беллюнский
(маршал Виктор) явился один, весь арьергард покинул его,
люди гибли от холода... Артиллерия погибла вследствие недо­
статка лошадей. Все погибло»,— читаем мы в донесении мар­
шала Бертье Наполеону об этих последних днях пребывания
французской армии в России. В корпусе Вреде до наступления
больших холодов было 8 тысяч человек, а осталось от него толь­
ко 2 тысячи человек. Маршал Ней составил из этого арьергард.
«Большая часть артиллерии приведена в негодность вследст­
вие падежа лошадей и вследствие того, что у большинства кано­
ниров и фурлейтов отморожены руки и ноги... Дорога усеяна за­
мерзшими, умершими людьми... Государь, я должен сказать вам
719

нею правду. Армия нришла в полный беспорядок. Солдат бро­
сает ружье, потому что но может больше держать его; и офице­
ры и солдаты думают только о том, как бы защитить себя от
ужасною холода, который держится все время на 22—23 гра­
дусах. Офицеры генерального штаба, наши адъютанты не в со­
стоянии идти. Можно надеяться, что в течение сегодняшнего
дня мы соберем вашу гвардию... Мы неминуемо потеряем зна­
чительную часть артиллерии и обоза... Неприятель преследует
нас все время с большим количеством кавалерии, орудиями на
санях и небольшим отрядом пехоты». Все это пишет началь­
ник штаба маршал Бертье, князь Невшательский, Наполеону в
рапорте, который я нашел впервые в архиве Государственного
секретариата Наполеона I в Париже. Донесение помечено:
«Вильна, 9 декабря, 5 часов утра».
А вот и другое донесение Бертье, найденное мною там же.
Этот рапорт помечен уже Ковно и датирован 12 декабря 1812 г.
«Меры, принятые для пребывания в Вильпе, сведены на нет бла­
годаря отсутствию дисциплипы и преследованию со стороны
неприятеля. Генерал Вреде принужден отступить. Король (Мю
рат — Е. Т.) приказывает за ночь очистить город. Герцог Эльхипгенский (маршал Ней — Е. Т.) вынужден сжечь всю артил­
лерию и весь обоз в полукилометре от Вильны. Мороз — 25 гра­
дусов».
Мороз буквально истребляет (и очень быстро) остатки фран­
цузской армии; истощенные страшпым длительным голодом и
измученные переходами по глубокому снегу, люди погибают
тысячами от холода. Изношенные лохмотья, в которые обрати­
лись их одежды, и рваные истоптанные сапоги не могут защи­
тить от крепких морозов. «Мороз измучил всех, у большинст­
ва людей руки и ноги отморожены... Ваше величество знаете,
что в полутора лье от Вильны есть ущелье и очень крутая го­
ра; прибыв туда к 5 часам утра, вся артиллерия, ваши экипажи,
войсковой обоз представляли ужасное зрелище. Ни одна повозка
пе могла проехать, ущелье было загромождено орудиями, а по­
возки опрокинуты... пеприятель... обстреливал дорогу... Это и
был момент окончательной гибели всей артиллерии, фур и обоза,
герцог Эльхингенский (Ней — Е. Т.) приказал сжечь все это...
Чрезвычайный мороз и большое количество снега завер­
шили дезорганизацию армии, большая дорога была сплошь
занесена снегом, люди теряли ее и падали в окружаю­
щие дорогу рвы и ямы». Бертье констатирует полную
гибель той главной, центральной армии, которая шла с Наполео­
ном от Малоярославца до Березины и дальше: «Я принужден
сказать вашему величеству, что армия в полнейшем беспорядке,
как и гвардия, которая состоит всего из 400 или 500 человек; ге­
нералы и офицеры потеряли все, что у них было, у большинства
720

«з них отморожены те или другие части тела, дороги усеяны
трупами, дома наполнены ими». Порядок, дисциплина исчезли.
«Вся армия представляет собой одну колонну, растянувшуюся
на несколько лье, которая выходит в путь утром и останавли­
вается вечером без всякого приказания; маршалы идут тут же,
король (Мюрат — Е. Т.) не считает возможным остановиться в
Ковпо, так как нет более армии... В данную минуту, государь, с
нами ведет войну не неприятель, а ужаснейшее время года, мы
держимся только благодаря пашей энергии, но вокруг нас все
замерзает и не в состоянии приносить никакойпользы. Посре­
ди всех этих бедствий вы можете быть уверены, ваше величе­
ство, что все, что окажется в силах человеческих, будет сделано
•ради спасения чести вашего оружия. Двадцать пять градусов мо­
роза и обильный снег, покрывающий землю, служат причиной
бедствепното состояния армии, более не существующей». У мар­
шала Беесьера (герцога Истринского — Е. Т.) «замерзло и умер­
ло 11 офицеров и около тысячи солдат», а у него под командой,
заметим, их и всего было до наступления морозов около 1200 че­
ловек.
Эти донесения Бертье по существу отчасти сходятся с тем
его донесением, которое было перехвачено казаками и опубли­
ковано в России уже вскоре после войпы. Любопытно, что, даже
по наблюдениям ненавидящего французов и Наполеопа англий­
ского комиссара Вильсона, французские солдаты в это убийст­
венное для них время отступления дошли до потери всех стиму­
лов и чувств во имя одного только непосредственного инстинкта
самосохранения, но «за одним только почетным для французов
исключением: будучи взяты в плен, они никакими искушения­
ми, никакими угрозами, никакими лишениями не могли быть
доведены до того, чтобы упрекнуть своего императора как при­
чину их бедствий и страданий. Они говорили все о «превратно­
стях войпы», о «неизбежных трудностях», о «судьбе», но не о
вине Наполеона».
Маршалу Нею еще удалось в эти бедствепныо дни собрать
между Березипой и Вильной кучку боеспособных людей и ча­
сами отстреливаться от русских. Но это было исключением.
Русское проследование ослабело в эти дли жесточайших
морозов. Попасть в плен к регулярным русским войскам было
мечтой погибающих французских солдат.
Вот сцена, зарисованпая очевидцем.
Витгепштейн дал некоторый роздых своим войскам по пути
от Полоцка. Солдаты уже уселись за щи и кашу. Сбившись в
кучу, французы, сдававшиеся отряду в плен, голодные, полуза­
мерзшие (как говорит очевидец этого происшествия), «устре­
мили па пищу полумертвые глаза свои. Несколько русских
солдат, оставя ложки свои, встали и сказали прочим товари46 Е . В. Тарле, т. VII

721

щам: «Ребята, что нам стоит не поесть! Уступим наше горячее
французам!» Вдруг все встали, а пленные французы тотчас
бросились к пище, не могши скрыть своего удивления». Анало­
гичные случаи кое-где приводятся и в воспоминаниях солдат,
офицеров и врачей наполеоновской армии.
Русская армия в последнее время войны сильно голодала.
«Лишения, которым подвергались войска в переходе в особен­
ности от Березины до Вильны, были ужасны. Как офицеры,
так и солдаты постоянно нуждались в продовольствии».
Только казаки атамана Платова, которым удавалось ипой
раз отбить у французов или достать на стороне немного прови­
анта, изредка позволяли, например, гвардейскому Финлянд­
скому полку, по словам его историков, спасаться от мучений го­
лода. Не было и речи о правильном подвозе провианта. «После
перехода старые солдаты, песмотря на усталость, снимали ран­
цы и отправлялись в сторону, за несколько верст, добывать хле­
ба, зерна или чего съестного для себя и товарищей». Гвардей­
ские офицеры по два, по три человека «отправлялись, подобно
нижним чинам, в сторону за песколько верст добывать что по­
падется для своего и товарищей продовольствия. Подобные
попытки часто сопряжены были с большими затруднениями».
Эти «большие затруднения» заключались в том, что измученные
страшным морозом, усталостью, не евшие по суткам солдаты и
офицеры возвращались с отмороженными руками или ногами,
а иногда и вовсе уже не возвращались, заплатив жизнью за
тщетную попытку найти где-нибудь хоть кусок черствого хлеба.
Кутузов знал, как терпит архмия, и знал, что солдаты настрое­
ны так, что забывают и холод и голод, думая только о довер­
шении победы. Приучив их слепо верить всему, что он им ска­
жет, он отдавал себе отчет в том, что не может тут же, на ходу,
в этих ужасных условиях искоренить злоупотребления, от ко­
торых страдает русское войско, но вместе с тем видел всю не­
обходимость двигаться и двигаться безостановочно, выпроважи­
вая Наполеона из России. После Суворова никто не умел так
говорить с солдатом, как Кутузов, и вот как он в эти голодные
ж холодные дни объяснялся с войсками.
«Главнокомандующий на походе, обгоняя колонны, иногда
беседовал с солдатами. Подъехав однажды к лейб-гвардии Из­
майловскому полку, князь Кутузов спросил: «Есть ли хлеб?» —
«Нет, ваша светлость».— «А вино?» — «Нет, ваша светлость».—
«А говядина?» — «Нет, ваша светлость». Приняв грозный вид,
кпязь Кутузов сказал: «Я велю повесить провиантских чинов­
ников. Завтра навезут вам хлеба, вина, мяса, и вы будете отды­
хать».— «Покорнейше благодарим!» — «Да вот что, братцы:
пока вы станете отдыхать, злодей-то не дожидаясь вас, уйдет!»
722

В один голос возопили измай ловцы: «Нам ничего не надо, без су­
харей и вина пойдем его догонять!» Таков рассказ очевидца.
Сепор, переживавший эти дни вместе с французской армией,
утверждает, что через Березину с Наполеоном переправилось в
общем, считая с безоружными, отставшими, ранеными, больны­
ми, около 60 тысяч человек, что уже па правом берегу, от Бере­
зины до Молодечно, к ним присоединилось еще до 20 тысяч
войск (из корпусов, оставшихся на флангах), что из этой об­
щей массы в 80 тысяч человек 40 тысяч погибли на пути от Бе­
резины до Вильны, а большая часть из этих 40 тысяч погибла
именно между Молодечно и Вилыюй 23 и еще очень многим су­
ждено было погибнуть между Вильной и Неманом. От Березины
до Молодечно мороз был свирепым. Реомюр не показывал ни
разу меньше 21 градуса ниже нуля, но во время перехода от Мо­
лодечно до Вильиы мороз усилился. В Вильну вошли при 27 гра­
дусах мороза.
Описать, что творилось в эти дни отступления от Березины
до Вильны и от Вильиы до Ковно, никому из переживших этот
путь не удалось. Они бросали рассказ, говоря, что словами
нельзя передать все, что они видели. Дорога на десятки кило­
метров была усеяна валявшимися трупами. Кое-где солдаты
делали себе берлогу из трупов товарищей, сложенных на
крест, как укладываются бревна при постройке сарая или избы.
9 декабря первые толцы полузамерзших, изголодавшихся лю­
дей вошли в Вильну. Здесь сразу же, как в опьянении, они бро­
сились разбивать и растаскивать склады, чтобы успеть насы­
титься и обогреться, пока их не отгонят и не вырвут у них кус­
ка те, кто войдут в город за ними. Уже на другой день первые
русские отряды стали подходить к Вильно. Генерал Луазон, уце­
левшая часть корпуса которого еще сохранила боеспособность,
пробовал защищать Вильну, но у него из 15 тысяч человек толь­
ко за три последних дня перед Вильной погибло от холода 12 ты­
сяч. Примерно так же слаб был и отряд баварского генерала
Вреде. Ней взял на себя командование отступлением из Виль­
ны к Ковно, к Неману. Платов с казаками был уже в пред­
местье Вильны. Ней двигался, отстреливаясь от наседавших
казаков, от Вильиы к Неману, устилая трупами солдат всю до­
рогу. Он вошел в Ковно 13-го в ночь и успел накормить там
своих замученных солдат.
Вот путевые впечатления Дениса Давыдова, который 12 и
13 декабря ехал из Новых Трок в Вильну, куда ему приказано
было явиться к Кутузову: «От Новых Трок до села Попари мы
следовали весьма покойпо. У последнего селения, там, где
дорога разделяется на две, идущие одна на Новые Троки, дру­
гая на Ковно, груды трупов человеческих и лошадиных, множе­
ство повозок, лафетов и палубов едва давали мне возможность
46*

72.?

следовать по этому пути; множество раненых неприятелей ва­
лялось на снегу или, спрятавшись в повозках, ожидало смерти
от действия холода и голода. Путь мой был освещен заревом
пылавших двух корчем, в которых горело мпого несчастных.
Сани мои ударялись об головы, руки и ноги замерзших или поч­
ти замерзающих: это продолжалось во все время движепия на­
шего от Понарей до Вильны. Сердце мое разрывалось от стонов
и воплей разнородных страдальцев. То был страшный гимн
избавления моей родины!» 24
В Вильне, в Ковно до самых последних дней не знали о по­
ражении Наполеона.
Еще 2 декабря 1812 т. в Ковно торжественно, с иллюмина­
цией, праздновалась годовщина коронации Наполеона,
врага.
Но Георгий первой степени — это было пустое дело сравни­
тельно с коренным разногласием. Кутузов говорил, что и рус
екая армия погибла во время этого страшного зимнего похода,
а не только наполеоновская; что от Тарутина до Вильны по­
гибло две трети русской армии, вышедшей из Тарутина. Этот
жалкий остаток армии был утомлен, плохо одет, еще хуже во­
оружен. Нельзя начинать с ним новую тяжкую войну против
Наполеона, который, конечно, к весне выставит новую огром­
ную свежую армию, создавать которую он и торопился, уезжая
из Сморгони.
Да и сама Россия была глубоко и страшно разорена.
Уход французов не возбудил немедленно того чувства ра дости и избавления, о котором впоследствии говорилось и
писалось. Печально встретила, например, Москва рождествен­
ские праздники в 1812 г. «Вчерашний праздник протек с особ
живой тишиной... Происшествия крайне стеснили дух жите
лей. Прошедшее тем памятнее, что последствия не изглажают
оных, а опасности, в будущем представляющиеся, еще более
опасными кажутся. Уборка мертвых тел все еще продолжает
ся... Слухи же, что груды трупов зарыты, и неглубоко, в самой
Москве и в окрестностях, страшат всякого насчет весны» 30.
Трупы гнили и в окрестностях Москвы и на Калужской дороге.
Эпидемии вовсе не дожидались весны: в ноябре, декабре, янва­
ре смерть от заразных болезней беспощадно косила и армию
и население.
И не только трудно и опасно было, по мнению Кутузова, за­
тевать новую войну с Наполеоном, но и вовсе это не нужно.
Русский народ отстоял себя, победил непобедимого, добыл себе
бессмертную славу. Зачем освобождать и усиливать этим англи чап и немцев, соседей, а потому возможных опасных врагов н
будущем? Да и непохоже было, что немцы немедленно подни­
мутся против своего грозного угпстателя.
В Гумбинеие, в Восточной Пруссии, куда постепенно под­
ходили группы спасшихся из России французов, «вся площадь
была покрыта крестьянскими повозками, стекавшимися со всех
сторон возить французов за депьги». Сразу в Пруссии для фран­
цузов явилось решительно все, что можно купить за деньги.
А дспег — монеты золотой и серебряной — в спасшейся войско­
вой казпе Наполеона было еще сколько угодно. Немецкие кре­
стьяне и в этот момент, в январе 1813 г., воли себя точь-в-точь,
так, как в 1806 и 1807 гг., когда Наполеоп завоевал их отечест­
во. Русский пример пока нисколько еще па них не подейство­
вал. В Германии, впрочем, понимали и откровенно признавали
эту разницу. Всюду распевалась песенка: «Ein, zwei, drei! Mit.
728

Franzosen ist's vorbei! Die Deutschen haben sie fettgemacht, dieRussen haben sie abgeschlagt!» (Раз, два, три! С французами
покопчено! Немцы их откормили, русские их перебили!)
Все эти слухи и известия, проникавшие в Вильну, тоже не
могли очень одушевлять старого русского фельдмаршала на
продолжение войны. Зачем проливать русскую кровь во имя
интересов иностранцев, которые будут, может быть, впоследст­
вии лить кровь внуков и правнуков тех русских солдат, кото­
рых теперь хотят погнать для освобождения Европы от Напо­
леона? Так думал не только Кутузов, но очень и очень многие.
Но царю и Вильсону помогло отчасти то страшное раздражение
против Наполеона, которое царило в России. Отомстить насиль­
нику чего бы это ни стоило! Так сгоряча рассуждали тоже
очень многие.
Очень характерно, например, что уже летом 1813 г., когда
союзники начали было мирные переговоры с Наполеоном,
в глуши русской провинции ни за что не хотели мира и упова­
ли па испанцев, пе желавших по-прежнему никаких разговоров,
о мире с Наполеоном.
Известия об успехах испанцев в борьбе против французов
«производят здесь (в Туле — Е. Т.) всеобщую радость,— пишут
из Тулы 4 августа 1813 г., как раз когда еще было в силе июнь­
ское перемирие союзников с Наполеоном.— Все вообще, пола­
гая с сим извергом перемирие, да п самый мир непрочным и
влекущим за собою пагубные следствия, нетерпеливо ожидают
начатия военных действий, возлагая упование на могущество
любезного своего отечества» 31.
«Россияне! Целые полсвета исторжены вами из челюстей
чудовища, миллионами поглощавшего род человеческий, целые
полсвета прославляют ваше геройское великодушие!» Таков был
мотив, принятый в церковных проповедях во всей России в
1814 г., после падения наполеоновской империи, по который
уже наперед, в декабре 1812 г., еще только учитывая далекие
последствия только что кончившейся кампании, почти с бук­
вальной точностью усваивали многие и в Москве, и в Петербур­
ге, в усадьбах, и в губернских городах. Грядущее освобождениеЕвропы считали уже достигнутым.
Противиться энергично и царю и этому довольно сильному
течению в дворянстве и в армии Кутузов не решился, хотя и
знал, па какой неправильный путь это течение начинает уно­
сить Россию. А. С. Шишков, государственный секретарь, тот
самый, который в свое время постарался избавить армию от
присутствия Александра Павловича, теперь находился вместе
с двором в Вильне. Он тоже боялся продолжения войны и тоже
считал, что вовсе незачем России дальше воевать. Шишков, по­
говорив с Кутузовым и убедившись, что фельдмаршал держит729

•ся точь-в-точь таких же убеждений, спросил его, естественно,
почему же он более решительно не отстаивает своего мнения
перед царем. Кутузов на это отвечал текстуально следующее
(об этом .повествует сам Шишков в своих «Записках») : «Я (т. е.
Кутузов — Е. Т.) представлял ему (царю — Е. Т.) об этом, но,
первое, он смотрит на это с другой стороны, которую также сов­
сем опровергнуть не можно; и, другое, скажу тебе про себя от­
кровенно и чистосердечно: когда он доказательств моих оспорить
не может, то обнимет меня, поцелует, тут я заплачу и согла­
шусь с ним».
«Вы спасли не одну Россию, вы спасли Европу!» — сказал
Александр 24 декабря, обращаясь к фельдмаршалу, который,
окруженный огромной свитой своих генералов, явился к Алек­
сандру поздравить его с днем рождения. Князь Кутузов принял
это приветствие, в котором была явно начертана программа
перенесения войны за границу, и принял миссию «спасе­
ния Европы», которую сам он вовсе и не считал нужным спа­
сать.
12 января 1813 г. Кутузов издал воззвание к русской армии,
начинающееся словами: «Храбрые и победоносные войска! На­
конец, вы на границах империи! Каждый из вас есть спаситель
отечества. Россия приветствует вас сим именем! Стремительное
преследование неприятеля и необыкновенные труды, подъятые
вами в сем быстром походе, изумляют все народы и приносят
вам бессмертную славу...
...Перейдем границы и потщимся довершить поражение не­
приятеля на собственных полях его. Но не последуем примеру
врагов наших в их буйстве и неистовствах, унижающих солда­
та... Будем великодушны, положим различие между врагом и
мирным жителем. Справедливость и кротость в обхождении с
-обывателями покажут им ясно, что не порабощения их и не
суетной славы мы желаем, но ищем освободить от бедствий и
угнетений даже самые те народы, которые вооружились против
России».
Заграничный поход начался. Пруссаки перешли на сторону
России. Предстояли годы всеевропейского побоища, где больше
всего было пролито именно русской крови. И только уже про­
щаясь с жизнью, старый фельдмаршал решился откровенно ска­
зать, как он смотрит на это новое кровопролитие, на войну
1813 г., затеянную царем не только без всякой пользы для Рос­
сии, но в прямой вред русскому народу в будущем.
Дело было в г. Бунцлау, в прусской Силезии, в апреле 1813 г.
Кутузов, тяжко больной, лежал уже на постели, с которой ему
не суждено было встать. Не суждено ему было и начать воен­
ные действия против Наполеона, уже шедшего на русских и
пруссаков со значительными силами.
730

21 апреля 1813 г. Кутузов умирал, и Александр 1 прибыл
а Бунцлау к его смертному одру проститься с фельдмаршалом.
-За ширмами около постели, на которой лежал Кутузов, нахо­
дился состоявший при нем чиновник Крупенников. И вот диа.лог, подслушанный Крупенниковым и дошедший до (гофмей•стера) Толстого: «Прости меня, Михаил Илларионович!» —
«Я прощаю, государь, но Россия вам этого никогда не про­
ктит» 32. Царь не ответил ничего.
На другой день, 28 апреля 1813 г., князя Кутузова не стало.
Александр узнал уже в Дрездене о смерти старого фельд­
маршала. «Болезненная и великая не для одних вас, но для
всего отечества потеря! Не вы одни проливаете о нем слезы:
•с вами плачу я и плачет вся Россия. Бог, позвавший его к себе,
да утешит вас тем, что имя и дела его остаются бессмертны­
ми. Благодарное отечество не забудет никогда заслуг его» 33,—
так писал Александр вдове фельдмаршала, которая, впро­
чем, хорошо знала цену царским слезам по поводу смерти ее
мужа.
Доверие к царю и высшему командованию, испытавшее та­
кой страшный удар сначала в Смоленске, потом в Москве в
конце лета и в начале осени 1812 г., восстановлялось крайне
медленно. Убийственные последствия тяжкого заграничного по­
хода стали сознаваться во всем значении весной и летом 1813 г.,
когда Наполеон во главе новой созданной им армии начал бить
истощенные русские и прусские войска в кровопролитных
сражениях при Лютцене, Бауцене, Дрездене. Протесты старого,
уже тогда покойного, фельдмаршала Кутузова против продол­
жения войны с Наполеоном и перенесения ее за границу Рос­
сии приходили в эту бедственную для союзников первую поло­
вину 1813 г. на память всем тем, кто об этом знал, но и те, кто
не знал, были встревожены и недовольны. Когда Москва узна­
ла о том, что Наполеон разгромил под Дрезденом и отбросил
союзную армию за Эльбу, тревога в столице, еще представляв­
шей собой сплошное пожарище, сделалась повсеместной. «Из­
вестия, дошедшие сюда из разных мест об отступлении войск
наших за Эльбу, произвели страх и уныние... Если неизвестность
о военных действиях наших продлится долее и не пресечется
или победами, или занятием вторично Дрездена, то много бес­
покойства здесь будет. Самые дурно расположенные люди к го­
сударю и правительству суть раскольники и купцы; первые
доказали сие делом, а последние словом»,— так писал Ростоп­
чин 7 июня 1813 г.
Кутузов умер перед самым началом этих тяжелых для рус­
ских войск весенних и летних боев 1813 г. с Наполеоном, когда
воззрения на то, нужно или не нужно России продолжать от­
чаянную борьбу без всяких дальнейших для себя выгод, стали
731

в умах очень многих и в самой армии приближаться к взглядам
покойного фельдмаршала.
Настроения были в русской армии в это время (разные...
Когда союзники заключили с НаполеонохМ временное переми­
рие после его побед под Лютцсном, Бауценом, Дрезденом \ь
июне 1813 г., то вот какая сцена произошла при поездке Колеикура, щрцога Виченцского, на русские аванпосты: «Русскиеустроили в честь герцога Виченцского празднество. Герцог про­
возгласил тост: «За русскую армию!» Русские офицеры ответи­
ли тостом: «За храбрую французскую армию»! и трижды осу­
шили свои стаканы. Присутствовал тут и прусский генерал».
Но эти новые настроения и эти события выходят уже за
хронологические рамки моей работы.
Кровопролитнейши>е войны 1813, 1814, 1815 гг. не могут
даже и в самом кратком виде тут рассматриваться. Агония на­
полеоновской мировой монархии длилась необычайно долго. Носмертельную рану всемирному завоевателю нанес русский на­
род R двенадцатом году.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

] ойна 1812 г. имела колоссальные последствия и оставила глубокий след во всемирной истории. Попытаемся
в нескольких словах подвести главнейшие итоги. По­
пытаемся определить значение нашествия Наполеона
J как для Западной Европы, так и для России.
Для Европы исход войны двенадцатого года оказался сигпалом к восстанию против наполеоновского владычества.
Нашествие Наполеона на Россию было самой откровенной
«грабительской империалистской» войной самодержавного
диктатора, твердо связавшего свое владычество с интересами
фрапцузской крупной буржуазии. Наполеоновское владычество
уже в 1803—1804 гг., но особенпо с 1805 г., ощущалось во всех
германских государствах и в Австрии как тяжелый экономи­
ческий гнет, проводимый политикой открытого насилия, поли­
тикой завоеваний, произвольных отторжений территорий,
приемами военно-полицейского террора, причем диктатор со­
знательно вредил, созпательно и целеустремленно препятство­
вал экономической деятельности вообще и техническому про­
грессу в особенности во всех покоренных им страпах средней
и северной Европы. В Италии этот гнет ощущался уже с 1796,
а особенно с 1800 г., с так называемого «вторичного завоевания»
Бонапартом Италии. Наконец, с 1807 г. этот тяжкий гнет уси­
лился в невероятной степени и в то же время он охватил и
придушил экономическое развитие таких стран, которые до тех
пор еще умудрялись отстаивать свою торговлю и промышлен­
ность. Присоединение Голландии к Французской империи,
присоединение ганзейских городов, захват всех северогерманекпх княжеств, беспощадная по своей жестокости и одна из наи­
более циничных по своей грабительской откровенности войн
Наполеона — попытка захвата Португалии и Испапии, арест
римского папы и захват Рима, наконец, те приемы, которые

В

733

Наполеон стал применять с 1810 г. в деле реализации конти­
нентальной блокады,— все это ясно говорило буржуазии всех
европейских стран, покоренных Наполеоном, что европейский
континент быстро идет к тому, чтобы стать политически бес­
правным и экономически несостоятельным объектом для моно­
польной эксплуатации со стороны французской буржуазии.
Если в первые годы континентальной блокады жаловалась
торговая буржуазия, то ликовала промышленная и делала па
первых порах золотые дела, будучи избавленной от английской
конкуренции. Потом начались жалобы и со стороны промыш­
ленников. Без английских колониальных продуктов, без хлоп­
ка, без индиго, без сахарного тростника (несмотря на все удач­
ные опыты со свекловицей) обходиться было трудно. И вот
тут-то, с 1810—1811 гг., и обнаружилось все подневольное по
ложение буржуазии покоренных страп: Наполеон давал своим
купцам, своим французским промышленникам «лицензии»
(разрешения) покупать у англичан на известных условиях
нужное колониальное сырье, а купцам и промышленникам по­
коренных стран воспрещал это делать. Злоба, обида за все уни­
жения, сознание грядущего разорения — вот чувства, которые
наполеоновская диктатура возбуждала в Европе накануне на­
шествия 1812 г.
Что касается крестьян южной и средней Европы, то они.
некогда получившие в результате наполеоновских завоеваний
и потрясения феодальной системы кое-где свободу от крепост­
ного права, кое-где сильное ослабление крепостничества, теперь
(в 1807—1812 гг.) ощущали «великую империю» как ненасыт­
ное чудовище, требующее «налога крови» и получающее этот
налог путем жестоких и постоянных рекрутских наборов. Хва­
лился же Наполеон тем, что в русском походе погибло «всего»
50 тысяч «настоящих» французов, а остальные сотни тысяч
были немцы, итальянцы, голландцы, поляки, испанцы, далма­
тинцы и т. д. А если так, то стоит ли, вопрошал император,
очень кручиниться? Этот «налог крови» в покоренных странах
несли именно крестьяне и рабочие, привилегированные классы
откупались, выставляя за себя заместителей.
Все эти тяжкие последствия установления в Европе напо­
леоновского владычества ощущались особенно болезненно изза беспощадно сурового характера мер, которыми это влады­
чество поддерживалось. Пресса в Европе была задавлена впол­
не, не было немца, итальянца, голландца и т. д., который мог
бы спокойно существовать, если он имел несчастье возбудить
подозрительность всесильной, вездесущей, всеведущей импе­
раторской полиции.
Вот почему, когда первые эшелоны русских войск перешли
через границу в январе 1813 г. и явились в Пруссию, то разда734

лись сначала полушепотом, а вскоре очень громко радостные
слова: «Русские освободители идут!» И этот клич на разных
языках раздавался в течение всего 1813 г.
Конечно, в Пруссии, например, восстание 1813 г., обуслов­
ленное только что указанными причинами, было также подго­
товлено терпеливой и успешной работой Штейна, Гарденберга,
Шарнгорста, Гнейзенау и других патриотически настроенных
в лучшем смысле слова людей, но достоверно и то, что без
1812 г. едва ли Пруссия и вся Европа так скоро освободились
бы от Наполеона. Послушаем фельдмаршала Гнейзенау, одного
из самых значительных людей этого прусского движения про­
тив Наполеона. Он был человеком прямодушным и не льстил.
Замечу кстати, что он и в 1826 г. (в письме к Дибичу) повто­
рил точь-в-точь то свое глубокое убеждение, которое высказал
тогда, когда освобождение Пруссии от Наполеона только что
совершилось.
Летом 1814 г., уже после первого отречения Наполеона,
Гнейзенау писал Александру: «Еслн бы не превосходный дух
русской нации, если бы не ее ненависть против чуждого угне­
тения, если бы не благородное упорство ее возвышенного вла­
стителя, то цивилизованный мир погиб бы, подпав под деспо­
тизм неистового тирана».
Так отзывался об освобождении Европы от Наполеона
пруссак и немецкий патриот под свежим впечатлением той
роли, которую сыграл русский парод в 1812, 1813 и 1814 гг.
Это особенно полезно припомнить теперь, когда в иностран­
ных учебниках для средней школы повествуется об освобож­
дении Пруссии в 1813 г. почти без упоминания о русском
1812 годе, а упоминается о 1812 годе главным образом лишь
затем, чтобы пояснить, что если бы тогда не настала случайно
морозная погода, то Россию поминай как звали.
Что касается Англии, то ее положение было иное. Полити­
чески она от Наполеона никогда не зависела, как зависел от
него весь европейский материк, но, разумеется, континенталь­
ная блокада была покончена русской победой, и английские
товары потоками хлынули во все страны Европы, так долго за­
крытые. Случилось именно то, что предвидел Кутузов, бывший
не только замечательным стратегом, но и глубоким политиком,
разговаривая с Вильсоном между Красным и Березиной: гибель
Наполеона пошла па пользу больше всего именно Англии, а не
какой-либо стране континента. Экономическое главенство Анг­
лии, обусловленное ее промышленной революцией XVIII в. и
рядом других условий и пе побежденное никакими отчаянными
усилиями всемогущего Наполеона, пышно расцвело теперь на
долгие десятилетия. В частности русский экспорт, русский им­
порт, русская валюта оказались в большой зависимости от Лон735

дона. Английские купцы держали себя после падения конти­
нентальной блокады в сношениях с русским правительством
почти так же самоуверенно и независимо, как представитель
их иптересов сэр Роберт Вильсон в письмах к Александру и
в разговорах с Кутузовым в 1812 г.
2

Для самой России последствия Отечественной войны были
также огромны. Не морозы и не пространства России победили
Наполеона: его победило сопротивление (русского народа.
Русский народ отстоял свое право на независимое нацио­
нальное существование и сделал это с такой неукротимой волей
к победе, с таким истинным, презирающим всякую шумиху
героизмом, с таким подъемом духа, как никакой другой парод
в тогдашнем мире, кроме одного только испанского.
У русского парода оказалось больше физических сил и ма­
териальных возможностей, и наполеоновские полчища в шесть
месяцев растаяли и погибли в России, а испанцы, несмотря на
весь свой героизм (столь же бесспорный, как и героизм рус­
ский), не могли все-таки, несмотря на огромную помощь со
стороны англичан, пять лет подряд избавиться от Наполеона и
избавились от него опять-таки только в 1813 г. в прямой связи
с последствиями русского двенадцатого года.
Русская народная войпа сказалась в героизме русских сол­
дат на полях битв с Наполеоном, сказалась в вооруженных вы­
ступлениях крестьянства против завоевателя, в успешных
усилиях русских крестьян заморить голодом великую армию;
испанская народная война должна была выражаться в само­
стоятельных боевых предприятиях неорганизованных кресть­
янских масс. Героизма для этого требовалось очень много, но
все-таки результаты не могли быть такими быстрыми и значи­
тельными, как если бы в Испатш сохранились боеспособные
организационные кадры. В Испании они возникли далеко не с
начала борьбы; в России они от начала до конца существовали
и наиболее целесообразно могли использовать подъем народ­
ного духа.
Победа двенадцатого года вызвала столько справедливой
гордости, столько справедливой уверенности в себе, так по­
трясла сердца, вызвала такое лихорадочное возбуждение умов,
что некоторые современники уверяли, будто после 1812 г. Рос­
сия стала какая-то «новая», вроде Москвы, которая делит свою
историю «до француза» и «после француза».
С двенадцатым годом связан и первый революционный по­
рыв новейшей русской истории — восстание 14 декабря
1825 г.,— и не только потому, что некоторые декабристы в двс736

СХЕМА ПОХОДА

НАПОЛЕОНА I
В РОССИЮ в 1812 г.
Колоцниа
Монастырь/

Гриднеао
llapeeoS-3a&Miùu,p ji^r^
I
f/F
/Вязьма'/'

Фили,

МОСК'ЗА

r
Ьоради

Федоре

KOBHO^*Çfe^"*t-«?P'»<
Понемунъ
J-blKOHrrf

*^)С&^7

МЕЖДУНАРОДНЫЙ РЕЗОНАНС НА РЕВОЛЮЦИЮ
10 АВГУСТА

fr

,• ето 1792 г. было переломным моментом в судьбах
Французской революции и, в частности, в истории
отношений монархической Европы и Англии к фран­
цузскому перевороту. Конечно, нельзя понимать этот.
• перелом так, что до 1792 г. принципиальное отношение.
монархических дворов к Французской революции было одно,
а с 1792 г. оно внезапно изменило основной характер. Не толь­
ко с момента, когда всю Европу облетела весть о штурме и
взятии Бастилии восставшим народом, но уже после 17 июня
1789 г., после первого революционного акта третьего сословия,
превратившего Генеральные штаты в Национальное общефранцузское собрание, европейские монархи так же, как пра­
вящая английская аристократия, нисколько не скрывали своего
раздражения и страха перед лицом развертывавшихся во
Франции событий. Не скрывали они также и своей уверенно­
сти в том, что эта внезапно налетевшая буря окажется кратко­
временной и прекратится так же быстро, как и возникла.
Затем началась «первая эмиграция», возглавленная коро­
левским братом Карлом д'Афтуа. Эти первые эмигранты, потя­
нувшиеся из Франции после взятия Бастилии, а особенно по­
сле 5 и 6 октября 1789 г., уезжали, ничуть не сомневаясь в
скором и победоносном своем возвращении, и па пограничные
германские города, где они располагались, они смотрели не как,
па убежище, где должно укрыться для спасения жизни, а как
па плапдарм, на котором удобнее всего развернуть силы для
предстоящего нашествия на страну, охваченную «мятежом»..
Первая эмигрантская волна принесла с собой в 1789—1790 гг.
окончательное подтверждение и укрепление при монархических
дворах той мысли, что революция — слабое и скоропреходящее
явление. Для усмирения революции Франции нужно военное
положение и сто тысяч человек войска (cent milles hommes et
la loi martiale) —заявила тогда Екатерина 11. A она еще была
наиболее умной и проницательной из всех тогдашних предста-

Л

741

вителей монархической власти в Европе. Она все-таки читала
Монтескье и, очевидно, из этого чтения, почерпнув мысль о
происхождении французского дворянства от завоевавших Гал­
лию франков, Екатерина поучала Гримма, своего корреспон­
дента, что Французская революция — это восстание порабо­
щенных некогда галлов против их покорителей — франков.
Другие (вроде прусского короля Фридриха-Вильгельма II) и
до этого не додумывались, и для них Французская революция
была просто результатом слабости правительственной репрес­
сии, растерянности короля, трусости военных властей, измен­
нической деятельности Неккера, коварства и предательства
(из личных честолюбивых мотивов) со стороны герцога Филип­
па Орлеанского д т. д.
Когда затем, в 1790 г., наступило некоторое внешнее успо­
коение в Париже и в провинции, то европейские правительства
и правящий дворянский класс истолковали это явление как
прямое доказательство, что революция выдохлась и что бли•зится время, когда одним хорошо подготовлепным ударом мож­
но покончить со воем этим «бунтом», которому так неосторожно
дали разрастись.
Наступила весна 1791 г. Разразились стачки рабочих раз­
ных специальностей в Париже,— и ответом был резко и от­
кровенно враждебный стачечникам закон Ле-Шапелье. Полу­
чившая во Франции власть буржуазия впервые показала когти.
Но на феодально-абсолютистскую Европу все эти и подобные
этим события производили лишь одно впечатление, оказывали
всегда лишь одно действие: наши враги «начинают между со­
бой ссориться,— значит, нужно скорее ударить на них». Что,
например, самого Ле-Шапелье следует повесить на той же пе­
рекладине, на которой будут висеть усмиряемые им стачечни­
ки, в этом ни для французских эмигрантов, ни для стоявших
за ними европейских правительств, готовивших интервенцию,
никаких сомнений не было. Да и в Тюильри пришли к оконча­
тельному заключению о необходимости ускорить интервенцию.
Только неудача бегства королевской семьи, кончившегося аре­
стом в Варение и возвращением в Париж, несколько отсрочила
вторжение интервентов во Францию.
С поздней осени 1791 г. военные приготовления и диплома­
тические переговоры между Пруссией, Австрией, Пьемонтом,
•западно-германскими княжествами и городами продолжались
непрерывно. Засевшие в Кобленце вожаки эмигрантов назна­
чили уже па весну 1792 г. триумфальное свое возвращение,
ликвидацию революции и беспощадную расправу с революцио­
нерами.
При этих-то условиях подготовлялось и произошло 29 де­
кабря 1791 г. знаменитое заседание Законодательного собрания,
742

ускорившее наступление неизбежных событий: жирондистское
министерство и жирондистская партия в Законодательном со­
брании громогласно заявили, что они считают войну не только
неизбежной, но и желательной. «Война в пастоящее время есть
благодеяние для нации, и единственное бедствие, которого сле­
дует опасаться, заключалось бы в том, если бы войны не бы­
ло!»— воскликнул истинный вождь жирондистов Бриссо. На­
помним, что Робеспьер и близкие к нему члены Собрания не
хотели войны. Но нас тут интересует другое. И Б решающем
заседании 29 декабря 1791 г., и в январе, феврале, марте 1792 г.,
когда окончательно решена была война, представители господ­
ствующей в тот момент жирондистской партии, с одной сторо­
ны, не перестают проповедовать неизбежность и благодетель­
ность войны, а с другой стороны, силятся доказать, что пред­
полагаемые враги вовсе не так страшны, как кажутся. Эро-деСешель утверждает, что ъ Бельгии произойдет революционный
взрыв, который уничтожит австрийское владычество в этой
стране. Другие, не уточняя, говорят о союзниках и друзьях,
которых Французская революция имеет среди тех самых наро­
дов, которых «коронованные деспоты» собираются погнать па
бойню с целью удушения свободы французского народа.
Что имели в виду ораторы и публицисты революции, когда
весной и летом 1792 г. вели такие речи?
ОТНОШЕНИЕ К РЕВОЛЮЦИИ БУРЖУАЗНЫХ КЛАССОВ
КОНТИНЕНТАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ

Энтузиазм, возбужденный первыми революционными собы­
тиями 1789 г. среди передовой буржуазии в Бельгии, Голлан­
дии, западной, а отчасти и центральной Германии, северной
Италии (с Тосканой включительно), не только не остыл, по
значительно усилился в 1790 и 1791 гг. и ничуть не уменьшил­
ся в 1792 г. ни до, ни после формального начала войны Авст­
рии и Пруссии, а затем и их союзников против Франции. Да
и почему буржуазия сопредельных или близких к Франции
стран могла бы «разочароваться» в революции, па знамени
которой было начертано не только требование полнейшей со­
циально-политической эмансипации буржуазии, но и уничто­
жение всех феодально-абсолютистских пут и препятствий к
свободному развитию капитализма? Никакой «анархии», кото­
рой будто бы начала бояться в эту пору буржуазия Германии,
Италии, Бельгии и т. д., во Франции не было. Напротив, имен­
но в 1790 и 1791 гг. буржуазия западной Германии — это мы
знаем документально — считала, что во Франции прочно утвер­
дился новый конституционный строй, что великие потрясения
1789 г. привели к полной победе новых политических припци743

поп и уже не повторятся, что король искренне примерился с
новыми условиями. Мы только что заметили, что монархи и
аристократы в той же Германии, в той же северной Италии,
в той же Австрии делали из этого факта относительного спокой­
ствия, водворившегося в 1790 г. и продолжавшегося в 1791 г.
(до бегства короля), совсем другие выводы: революция выдох­
л а с ь — и именно поэтому нужно нанести ей окончательный
удар. Но самый факт отсутствия анархии во Франции призна­
вали оба лагеря — и феодально-дворянский, и буржуазный.
На тайное, а может быть, и вполне открытое сочувствие бур­
жуазии Бельгии, Германии, Голландии, Сардинского королев­
ства (Пьемонта), Ломбардии, Тосканы французы в случае вой­
ны могли рассчитывать.
Эро-де-Сешель и его единомышленники имели основапие
говорить о друзьях революции, существующих в монархиче­
ской Европе: именно буржуазию они имели в виду, и притом
буржуазию почти всей континентальной Европы. Сложнее дело
обстояло с Англией, а из континентальных стран — с Голлан­
дией. Тут в 1792 г., а еще больше в 1793 и 1794 гг., в некото­
рых (очень влиятельных) слоях буржуазии в самом деле про­
изошел большой сдвиг.
В 1790 г. в Англии вышел в свет направленный против идей
Французской революции резкий памфлет, принадлежавший
перу одного из крупнейших английских политических деятелей
этого времени — Эдмунда Бёрка. Этот памфлет был немало­
важным симптомом отношения к революции правящих кругов
Англии. Но его никак нельзя считать выражением настроений
английской буржуазии. Однако было налицо одно крайне су­
щественное обстоятельство, которое постепенно охлаждало ре­
волюционные симпатии части английской буржуазии гораздо
более, чем это мог бы сделать знаменитый памфлет Бёрка,
невзирая на все его красноречие; и любопытно, кстати, отме­
тить, что именно об этом обстоятельстве красноречивый Бёрк
стыдливо умалчивает, как будто он об этом и слыхом не слы­
хал.
Мы говорим о рабовладельчестве и о пегроторговле, т. е. о
двух явлениях, с которыми теснейшим образом было связано
материальное благополучие наиболее состоятельных и влия­
тельных слоев буржуазии Нанта, Марселя, Бордо во Франции,
Амстердама, Саардама в Голландии, Ливерпуля, Плимута в
Англии, чтоб уже не пересчитывать десятка других более мел­
ких портовых и нелпртовых городов. Вопрос о торговле «чер­
ным товаром» и о владении этим товаром в колопиях тесней­
шим образом увязывался с общим вопросом об экономическом
использовании колоний, торговле колониальными товарами,
обо всем торговом мореплавании.
744

Если мы вспомним, что в самой Франции в «столице жирондизма», т. е. в Бордо, велась в 1790, и в 1791, и в 1792, и в
1793 гг. оживленная агитация против уничтожения рабства
негров, то для нас станет ясно, как обстояло дело в странах,
экономически крепко связанных с колониями, вроде Англии
или Голландии. Та часть буржуазии, которая загребала неслы­
ханные барыши от непосредственного участия в поимке или
скупке негров в Африке и в перепродаже их в Америке и на
островах, должна была неминуемо переживать известную борь­
бу двух взаимоисключающих настроений: с одной стороны,
Французская революция несла с собой лозунг уничтожения
аристократических привилегий и передачу политической власти
в руки буржуазии, а с другой стороны, из принципов Фран­
цузской революции логически следовало уничтожение рабства
в колониях и негроторговли. Но для того, чтобы яснее себе
представить влияние, которое имел вопрос о рабстве па изме­
нение настроений крупной английской буржуазии, нам необ­
ходимо рассмотреть это в связи с другими явлениями англий­
ской общественной жизни в 1792—1794 гг.
ОТНОШЕНИЕ АНГЛИЙСКОЙ БУРЖУАЗИИ К РЕВОЛЮЦИИ

Явно сочувственное отношение к Французской революции
со стороны английской буржуазии, так заметно проявившееся
в 1789 г., продолжалось и в 1790 и в 1791 гг. «Размышления о
французской революции» Бёрка произвели впечатление и вы­
звали вначале одобрение лишь при дворе и в аристократиче­
ских кругах. Бёрк, хотя и не был аристократом и не принад­
лежал к партии тори, стал сразу глашатаем и рупором тех и
других, на всю Европу заявив об истинных чувствах травящей
Апглии к Французской революции. Бесспорно также — и это
факт, который, к сожалению, никогда не отмечают историки,—
что книга Бёрка имела больше всего успех не в Англии, а в
странах континентальной Европы, и именно в придворных и
дворянских кругах континента. Английский торгово-промыш­
ленный класс, который уже начинал свою долгую, упорную и
труднейшую борьбу за избирательную реформу, вовсе не под­
давался красноречивым возгласам Бёрка против Французской
революции, одним ударом передавшей власть в государстве в
руки буржуазии. А кроме того, не следует забывать, что еще
в полном действии был апгло-французский торговый договор
1786 г., принесший столько выгоды именно английскому купе­
честву, английским промышленникам, английским судовла­
дельцам. Известное нарушение нормальных порядков на фран­
цузских таможнях, вызванное взрывом революции, еще более
745

усилило выгодные для англичан последствия этого торгового
договора: фактически англичане в 1789—1791 гг. ввозили во
Францию все, что хотели, либо ничего не платя, либо платя
очень низкие пошлины за ввозимый товар. Это также не рас­
полагало буржуазию Англии к особенно суровому негодованию
против принципов и практических мероприятий Французской
(революции.
Но в 1792 г. отношение ее сталоменяться, и за пределами
Франции проникались сознанием, что революция вступает в
какой-то новый фазис. Углубление и расширение революцион­
ного настроения во Франции сделалось очевидным еще после
бегства короля, и расстрел манифестантов 17 июля 1791 г. не
прекратил, а скорее усилил это явление. Зима 1791/92 г. про­
шла под знаком распространения жирондистских идей о рево­
люционной пропаганде за пределами Франции, о борьбе наро­
дов против всех отечеств деспотизма, о «братской помощи»,
которую французские революционеры могут и должны оказать
нациям, которые поднимутся для борьбы против своих тира­
нов.
«ЛОНДОНСКОЕ КОРРЕСПОНДЕНТСКОЕ ОБЩЕСТВО»

В Англии с самого начала 1792 г. обнаруживается усилен­
ный интерес к французским событиям в тех слоях малоимущей
буржуазии, которые до тех пор крайне далеко стояли от поли­
тической жизни, а также, отчасти, и среди рабочих. 25 января
1792 г. радикально настроенный в то время еще начинающий
публицист, Томас Гарди созвал первое заседание образованного
им нового общества, получившего название: «Лондонское кор­
респондентское общество» *. По мысли Гарди, такие ассоциации
должны были образоваться и в других городах Англии и всту­
пить между собой в постоянную и оживленную корреспонден­
цию, обмениваться сведениями и соображениями, касающимися
желательных общественных реформ, делиться информацией о
том, что делается на свете, а также и в Англии, и за границей,
в особенности во Франции, распространять «здравые понятия»
и т. д. Другими словами, это общество должно было создать
сеть пропагандистских, связанных между собой клубов, кото­
рые могли бы повести пропаганду идей Французской револю­
ции. Тогда же, почти одновременно, создалось в Лондоие и дру* «London corresponding society»— собственно —«корреспондирую­
щее», «ведущее корреспонденцию» общество. Дело в том, что когда оно
возникло, то во враждебных ему реакционных кругах указывали па
странное название, желающее прикрыть «преступные» революционные
цели невинным указапием на «переписку». Мы оставляем здесь, по
традиции, слово «Корреспондентское».
746

roc политическое общество, открывшее свей заседания в эту
же зиму 1792 г.; оно позаимствовало даже название свое у
Марата: «Общество друзей народа». Правда, невзирая на
«страшное» название, это общество с первых же шагов объ­
явило, что оно домогается не революции, а мирной конститу­
ционной реформы. Это общество было вообще менее радикаль­
но настроено, чем ассоциация, основанная Томасом Гарди.
Главенствующую роль в нем стал играть лорд Грей, и оно пре­
вратилось со временем в нечто вроде вигистского клуба, домо­
гающегося умеренной избирательной реформы.
«ОБЩЕСТВО КОНСТИТУЦИОННОЙ ИНФОРМАЦИИ»

С другой стороны, совершенно неожиданно, под явным вли­
янием углубления революции во Франции, стало радикализи­
роваться давнишнее, существовавшее в Англии еще до Фран­
цузской революции «Общество конституционной информации».
Оно образовалось еще в разгар неудачной войны Англии про­
тив Северо-Америкапских Соединенных Штатов и было тогда
(в 1780 г.) одним из проявлений оппозиции против безумной
политики Георга III и его министров. Но с течением времени,
в первые годы правления Вильяма Питта, это общество утра­
тило значительную долю своего былого оппозиционного пыла.
А теперь, в 1792 г., оно послало в Париж Якобинскому клубу
восторженный адрес с выра.жепием полной солидарности и го­
рячего сочувствия. Памфлеты Пэна распространялись всеми
этими ассоциациями очень деятельно. Политический радика­
лизм Пэна и его единомышленников требовал демократической
реформы избирательного права, частых выборов (некоторые
уже тогда склонялись к требованию «ежегодных парламентов»,
что спустя почти полвека вошло в программу чартистов). Наи­
более развитые представители рабочего класса жадпо прислу­
шивались к провозглашасхмым членами этих ассоциаций уче­
ниям.
Т1ИТТ И БОРЬБА ПРОТИВ ВЛИЯНИЯ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ИДЕИ
В АНГЛИИ

Ясно было, что правительство и стоящий за ним аристокра­
тический парламент ни в коем случае не останутся равнодуш­
ными перед лицом внезапно сложившегося нового положения
вещей. Конечно, не только такой умнейший и проницательный
человек, как глава министерства Вильям Питт, но и самые
заурядные члены палаты лордов и даже провинциальные сквай­
ры, заседавшие в тогдашней палате общин в таком зпачитель747

ном количестве, понимали очень хорошо, что ни Англии в
1702 г. не предстоит пережить превращения в республику, ни
Георгу III не придется в 1793 г. сложить свою горемычную
голову на эшафоте,— что непосредственной опасности для бри­
танского государственного строя французские революционеры
не представляют. Но что опасность все же есть, что француз­
ский пример со временем может оказаться в той или иной
степени заразительным, это Вильям Питт сознавал вполне.
И особенно раздражало его и в проповеди Пэна и в деятельно­
сти всех этих обществ и их разветвлений в провинции, что про­
паганда этих английских сторонников Французской революции
обращалась к таким демократическим слоям, о поддержке
которых и, прежде всего, о вовлечении которых в полити­
ческую жизнь меньше всего тогда думали не только парла­
ментские тори, но и парламентские виги: лорд Грей имел то­
гда в своей партии еще очень мало сторонников по этому во­
просу.
После низвержения монархии во Франции 10 августа 1792 г.,
в особенности после сентябрьских событий в парижских тюрь­
мах, Вильям Питт дал парламенту и правительству такой тон:
кто сочувствует идеям Французской революции, тот сочув­
ствует «парижской резне» и всему тому, что делают якобинцыво Франции. Этот демагогический прием очень удался. Напри­
мер, приветствие, которое спустя неделю после открытия засе­
даний Конвента «Лондонское корреспондентское общество»'
послало на имя французского Национального конвента,
рассматривалось в Англии как нарушение присяги и изменни­
ческое действие, хотя процесса все-таки устроить не реши­
лись.
Но уже начиная с ноября 1792 г., а в особенности с начала
1793 г., судебные кары посыпались дождем па всех, подозре­
ваемых в сочувствии к «идеям Французской революции», и к
ее деятелям. За казнью короля Людовика XVI последовало
формальное объявление «состояния войны» между Англией и
Французской республикой (1 февраля 1793 г.). Эти события
придали на первых порах больше смелости лидерам тех поли­
тических группировок, которые требовали избирательной ре­
формы, но, с другой стороны, эти же события отбросили часть
вигов в лагерь решительнейшей консервативной реакции и
окончательно сделали партию тори правительственной партией
по преимуществу. Вильям Питт в 1793 г. заговорил таким язы­
ком, каким он даже еще после 10 августа 1792 г. не говорил.
«Ужасы, происходящие в соседней стране», «погибающая от
анархии Франция», «злодеи и преступники, управляющие не­
счастной страной», не сходят со столбцов правительственной
печати и с языка правительственных ораторов. Проект рефор748

мы избирательного права, представленный Греем, провалился
безнадежно (282 голоса против 41) уже в мае 1793 г., реакция
в Англии все усиливалась. Сочувствие «французским идеям»
стало квалифицироваться как государственная измена. Людей
стали сажать на год и на два в тюрьму и выставлять у позор­
ного столба за каждое неосторожное слово.
КРУПНАЯ АНГЛИЙСКАЯ БУРЖУАЗИЯ
И ФРАНЦУЗСКИЕ КОЛОНИИ

Руководящие верхи буржуазии во главе с лондонским Сити
теперь уже всецело поддерживали непримиримую политику
Вильяма Питта. Война против революционной Франции, с од­
ной стороны, позволяла проводить суровые репрессии против
той плебейской массы, которая явно находилась под влиянием
Французской революции и уже начала подавать свой голос, а с
другой стороны, победа над Францией сулила в будущем пере­
ход всех французских колоний в руки Англии. И в данном слу­
чае надежды возлагались не только на британский флот и
колониальные войска, но и на явное стремление французских
плантаторов поскорее отделиться от революционной метрополии
и передаться англичанам. Законодательство Конвента, отменив­
шее рабство в колониях, превратило плантаторов французских
колоний в государственных изменников, которые прямо или
косвенно не переставали трудиться над делом передачи коло­
ний в руки англичан или испанцев. При этих изменнических
действиях была выработана и особая «благообразная» формула,
впервые пущенная в ход представителем плантаторов СанДоминго Вепан-де-Шармильи 3 сентября 1793 г., когда он под­
писал от имени союза плантаторов конвенцию с генерал-губер­
натором английской Ямайки Уильямсоном: плантаторы отда­
вали французскую часть Сап-Доминго англичанам, «чтобы быть
избавленными от угнетающей тирании», причем «окончатель­
ное» решение вопроса о суверенитете над островом дол­
жно было последовать только «при заключении всеобщего
мира». Легко себе представить, до какой степени заразитель­
ным при таких условиях оказался пример плантаторов Сан-До­
мин го.
Негры восставали еще с 1789 г., прослышав о «равенстве»
и других принципах, так громогласно и торжественно провоз­
глашенных в Декларации прав человека и гражданина, а за­
тем и в ряде статей вырабатывавшейся Конституции. Во мно­
гих местах восстания негров в 1789—1792 гг. плантаторы по­
давляли только при помощи англичап и испанцев, специально
ими для этой цели призываемых. Но только с конца 1792 г. и
749

особо imo с 1793 г. углубление революции в метрополии и окон­
чательно вотированное Конвентом уничтожение рабства заста­
вили плаптаторов и средний слой кормившихся около них лю­
дей (приказчиков, скупщиков продуктов, агентов транспорта
и т. д.) утвердиться на решении искать спасения в перемене
подданства, а точнее — в предательской передаче французско­
го национального богатства и территории в руки врагов Фран­
ции.
До сих пор наука сравнительно очень мало исследовала
поистине огромную роль именно этой деятельнейшей агитации
плантаторов как в расширении и углублении контрреволюци­
онного движения во французской крупной буржуазии, так и в
резком усилении реакции среди того же класса в Англии.
С 1793 г. хроническое состояние войны против революционной
Франции стало рассматриваться в лондонском Сити, во всех
приморских портах Англии, во всех британских колониях как
выгоднейшая торговая и завоевательная афера. Чем больше
неистовствовал Вильям П.итт, предававший людей суду за ма­
лейший признак сочувствия революции, чем больше наводнял
он Париж и французскую провинцию шпионами всех возрастов
и мастей, чем больше английские суды ссылали па австралий­
скую каторгу и население на семь лет за распространение бро­
шюр в пользу всеобщего избирательного права (как сослали в
сентябре 1793 г. Пальмера), тем более английская крупная
буржуазия рукоплескала всемогущему министру. И все-таки
приверженцы революционных идей и друзья революционной
Франции не складывали оружия.
В конце октября был созван, а 19 ноября 1793 г. в Эдинбур­
ге собрался «конвент», т. е. съехались делегаты английских и
шотландских ячеек «Общества друзей народа». Целью этого
собрания была пропаганда идей всеобщего избирательного пра­
ва, ежегодно избираемого парламента, свободы для всех граж­
дан Британской империи, другими словами — уничтожения
рабства в колониях. Этот конвент был в конце концов закрыт
полицией, а три наиболее революционно настроенных оратора
отправлены в качестве ссыльнопоселенцев в Австралию (каж­
дый— па четырнадцать лет). Однако митинги, то в закрытых
помещениях, то за городом, под открытым небом, продолжались
время от времени, при малейшем неосторожном слове вызывая
правительственные репрессии. Сохранение в неприкосновен­
ности старого избирательного права в метрополии и рабства
в колониях сделалось как бы главной заботой британского ка­
бинета.
В середине мая 1794 г. Вильям Питт внес в парламент и
провел без малейшего труда как через палату общин, так и че­
рез палату лордов билль о приостановке действий акта Habeas
750

Corpus, основного закона о неприкосновенности личности. Питт
мотивировал необходимость этой меры существованием в Анг­
лии (выдуманного им) «огромнейшего заговора во владениях
его величества короля». Заговор этот имел будто бы целью
ниспровергнуть в Англии все: и образ правления, и обществен­
ный порядок, и религию, и частную собственность (прямой
намек на вопрос об уничтожении рабства в колониях). После
того, как этот билль стал законом, к судебным репрессиям при­
бавился полицейский произвол в таких размерах, о которых в
Англии уже очень давно, пожалуй, со времен последнего Стю­
арта (Иакова II), не было слышно. И все-таки идеи и настрое­
ния Французской революции, от которых под влиянием как
страха перед демократией, так и по соображениям непосред­
ственной выгоды отвернулась английская крупная, а за ней та
средняя буржуазия,— нашли свой путь в низшие (по имуще­
ственному признаку) слои народа. И до, и после знаменитых
«мятежей во флоте» в 1797 г. Вильяму Питту еще неоднократ­
но приходилось убеждаться в том, что ненавистный призрак
революционной Франции продолжает тревожить в Англии
мысль и воображение обездоленных и обойденных, несмотря
ни на какие «приостановки» Habeas Corpus.
ВЛИЯНИЕ РЕВОЛЮЦИИ НЛ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ
В АНГЛИИ

Коснемся теперь в самой сжатой форме того влияния, ко­
торое оказала в эти годы Французская революция на англий­
скую теоретизирующую политическую мысль.
В 1792 г. в Англии и враги и друзья революции уже не так
относились к ней, не так оценивали ее значение, как в первые
полтора года после взятия Бастилии. Уже в ноябре 1790 г., при
первом появлении контрреволюционной книги Бёрка, англий­
ское читающее общество стало осваиваться с мыслью, что
Французская революция — такое событие, которое затрагивает
не одну Францию, но все человечество, и что, в частности, это­
му событию суждено иметь серьезное влияние на судьбы Анг­
лии. Эту мысль Бёрка восприняли п те публицисты — вроде
Мэри Уолстонкрефт или Брук-Бусби, или Пристли,— которые
резко отвергли злобные выходки автора «Размышлений о фран­
цузской революции» и утверждали, что пером Бёрка руководят
непонимание, незнание и ненависть. Мысль о всемирном зна­
чении революции воспринял и Мэкинтош, автор одного из наи­
более значительных произведений из всех, какие были непо­
средственно вызваны памфлетом Бёрка. В 1791 г. появилась
книга Мэкинтоша «Vindiciae gallìcse». Это латинское название
751

английского трактата означает: «Галльские домогательства» или
«Галльские требования», по в слове «vindiciae есть оттенок,
который не вполне передается этими русскими выражениями.
Этим словом в древнем Риме обозначался судебный иск, предъ­
явление судебной жалобы, требование о взыскании. В этом слове
есть оттенок угрозы, и слово мститель (vindex) одного корня с
термином vindiciae. Озаглавив так свою книгу, Макинтош дока­
зывает, что Французская революция есть всенародное француз­
ское дело, а вовсе не результат тех или иных речей или зло­
умышленных или неосторожных поступков ораторов Нацио­
нального собрания, или статей радикальных публицистов. Ма­
кинтош полагает, что французский народ был вполне вправе
создавать новью политические убеждения, которые, по его мне­
нию, должны дать ему больше благополучия, чем старый, только
что сломленный абсолютистско-феодальный режим. Мэкинтош
находит, что и тот акт, который тогда, в 1790—1791 гг., воз­
буждал такое негодование во всех консервативных кругах
европейского общества — секвестр церковных земельных имуществ,— был совершенно правомерен и за это также незачем
корить революцию.
Спустя несколько месяцев после Мэкинтоша, в том же
1791 г. выступил с книгой «Права человека» Томас Пэн. Этот
яркий и убежденный публицист уже давно был знаменитостью
если не у себя на родине — в Англии, то в Соединенных Шта­
тах. Еще в 1776 г., как раз когда конгресс в Филадельфии го­
товился провозгласить Декларацию независимости отпавших от
Англии колоний, Томас Пэн выпустил памфлет под названием:
«Здравый смысл» (The Common Sense). В этом памфлете, явив­
шемся как бы политико-философским комментарием к амери­
канской революции, Томас Пэн провозглашал, что наследствен­
ная власть есть нелепый предрассудок и обман, а монархия и
гнусна, и бессмысленна, и даже греховна с чисто религиозной
точки зрения.
Теперь, в 1791 г., приветствуя Французскую революцию,
как он приветствовал за пятнадцать лет до того американскую
революцию, Томас Пэн выражает гораздо более оптимистиче­
ские чувства, чем в 1776 г. Тогда он с горечью говорил, что в
Европе (в том числе и в Англии) всюду царит угнетение, что
свобода, изгнанная из Европы, возлагает вое надежды на при­
ют только в Америке. Теперь, в 1791 г., Пэн, напротив, уверен,
что монархи и аристократия отжили свой век и осуждены на
скорое исчезновение. Мало того, он возмущается нелепостями
и несправедливостями, которые находит в прославленной анг­
лийской конституции с ее монархически-аристократическими
основами. Он ire верит в то, что живущее поколение должно с
каким-то особым почтением относиться к унаследованным от
752

иредков историческим учреждениям, законам и обычаям. Все­
цело стоя на почве учения о естественных, прирожденных че­
ловеку правах, Томас Пэн не только восторгается Француз­
ской революцией, но предвосхищает ее дальнейшее развитие
и углубление. Можно сказать, что он уже в 1791 г. видит при­
ближающиеся времена Конвента. В то время как Мэкинтош и
другие как бы защищают революцию от несправедливых напа­
док со стороны реакционеров, Томас Пэн переходит в наступ­
ление. Людям, порицающим новую французскую конституцию,
Томас Пэн отвечает, что конституция английская существует
главным образом в целях предоставления королю денежных
средств для подкупа законодательных органов.
Сенсация, произведенная книгой Пана, была огромна. Пра­
вительство, после некоторых колебаний, отдало автора под
суд. Но Пэн вовремя уехал во Францию. «Мое отечество там,
где люди сражаются, чтобы добыть себе свободу»,— говорил
Томас Пэн. В Англии его осудили — во Франции избрали чле­
ном Конвента. Что касается до его книги, то после осуждения
автора ее отбирали в Англии через полицию и беспощадно пре­
следовали тех, кто ее давал тайком для прочтения. В 1792 г.
сначала в Оксфордском университете, а спустя некоторое вре­
мя и в Кэмбриджском, студенты торжественно, в присутствии
своих профессоров и граждан этих городов сожгли на костре
фигуру, изображавшую Томаса Пэна. Контрреволюционный
блок, в который вступили обе правящие поочередно партии
английского аристократического и буржуазного классов — тори
и виги, можно считать окончательно сформировавшимся уже
весной 1793 г. Характерно, что прославленный теоретик либе­
ральных доктрин Джереми Бентам уже в 1793 г. решительно
выступил против Французской революции, хотя еще в начале
1792 г. благосклонно взирал на законодательные реформы
французского Национального собрания.
Но если бурное развитие Французской революции создало
и консолидировало в Англии единый контрреволюционный блок,
твердо решивший всеми мерами отстаивать свои позиции от
возможных покушений со стороны плебейской массы и, в част­
ности, со стороны рабочих, как раз тогда переживавших все
ужасы хронической голодовки и безработицы,— то, с другой
стороны, развитие революционного процесса окрыляло ради­
кально настроеппых людей самыми радужными надеждами.
В 1793 г. вышла в свет книга Вильяма Годвина под названием:
«Исследование, касающееся политической справедливости и ее
шгияния на всеобщую добродетель и счастье».
Годвин идет гораздо дальше Томаса Пэна и гораздо дальше
французского Конвента. Он решительно отвергает какую бы то
ни было справедливость в господствующем праве собственно4-8 Е. в. Тарле. т. VII

7и>

зти, ведущем только к эксплуатации неимущих имущими, и н
эхране этой эксплуатации всеми силами государственной влауги. Более справедлив, сравнительно с этим существующим
повсюду принципом, говорит Годвин, был бы другой принцип,
согласно которому человек должен быть поставлен в такие
условия, что мог бы самолично, не делясь ни с каким эксплуа­
татором, пользоваться полностью воем продуктом своего труда.
Но и этот принцип не удовлетворяет Годвина.
Единствепно справедливой экономической и социальной ор
ганизацией он признает такой порядок, когда индивидуум по­
лучает все материальные блага, необходимые для удовлетворе­
ния его потребностей. Но как же быть, если у данного инди­
видуума не хватает сил или орудий труда, чтобы самому
заработать все нужное для удовлетворения его потребностей?
Гут Годвин уповает на разум человека: принцип поведения
разумного человека — гармония его личного блага с благом
общественным. Когда восторжествует разум как единственный
законодатель, люди имущие сами добровольно отдадут из своей
собственности нуждающемуся все, чего ему будет недоставать.
Годвин не уничтожает индивидуального владения: он только
полагает, что все богатства будут разделены по потребностям,и все это произойдет в результате просвещения разума, кото
рое неизбежно приведет к моральному преобразованию об­
щества.
Годвин — в основе — апархист: он считает, что государство
и право отомрут сами собой за полной ненадобностью, когда по­
бедит разум, а вместе с ним тот экономический принцип, ко­
торый он проповедует. Крайний рационализм и утопизм Год­
вина пе должны мешать признанию за его трактатом (и дру­
гими его аналогичными произведениями) известного историче­
ского значения. Подобно позднейшим учениям Фурье и
Сен-Симоиа, Годвин четко поставил вопрос о бесплодпости чисто
юлитических перемен, если они не ведут к исправлению
юциалыюй несправедливости и прежде всего к уничтожению
жономического неравенства. Но, отрицая политическую борьбу,
зтрицая насильственные меры, возлагая все надежды па мо
эальное усовершенствование человеческих обществ, Годвин
1елал вполне утопическими все свои рассуждения и всю про­
грамму. Идеям Французской революции он очень сочувство­
вал, но, согласно всему укладу своего политического мышления,
отрицательно относился к тем мерам, к которым революция в
состоянии самозащиты, обороняясь от полчищ внешних и внут­
ренних врагов, принуждена была прибегать, чтобы ив погиб­
нуть.
Годвина читали в кругах буржуазной радикальной шгтел
тигенции. Рабочая масса ею не энала вовсе.
'54

НЕИЗБЕЖНОСТЬ ВОЕННОЙ ИНТЕРВЕНЦИИ АНГЛИИ

В течение 1793 и 1794 гг. в Европу постепенно прибывали
известия о полнейшей, прочной поддержке, которую англий­
ский парламент оказывает Вильяму Питту, а затем, с опозда­
нием в несколько месяцев, с Антильских и Маскаренских
островов, с Сен-Пьера и Микелопа (в ньюфаундлендских во­
дах) — со всех концов земли, где только были французские
колонии, стали получаться вести о победоносных и без особого
труда совершаемых англичанами захватах французских владе­
ний. К 1792—1793 гг. обнаружился полнейший упадок фран­
цузского флота и невозможность, по крайней мере в ближай­
шие годы, ждать его полного возрождения, так как все силы
и средства французского народа должны были обратиться на
дело сухопутной обороны от интервентов. Вое эти обстоятель­
ства делали ясным для политиков и дипломатов коптинептальных монархий, что война Апглии против революционной Фран­
ции стала отныне, с 1793 г., основным и могущественнейшим
фактором всех международных отношений ,не на год, не на два,
а, быть может, на десяток лет. Что на самом деле эта война
будет длиться с двумя перерывами (в восемь месяцев к
1802/1803 г. и одиннадцать месяцев в 1814/1815 г.) целых два­
дцать два года, с 1793 по 1815 г.,— этого, конечно, не предви­
дел никто.
Этот факт «перманентной войны» Англии против Франции
имел огромное влияние на все последующие события. Врагам
Франции он придал повую бодрость и уверенность Б неминуе­
мой конечной победе интервентов. Англичане помогали пока
еще небольшими денежными субсидиями и Австрии, и Пруссии.
и Сардинскому королевству, и Испании; англичане выгружали
оружие на берегах Вандеи, поднявшей знамя роялистского мя­
тежа; англичане поддерживали постоянную связь между вандейскими инсургентами и укрывшимися в Лондоне контрре­
волюционными эмигрантами; английский флот отрезал Фран­
цию от всех морей; английский десант угрожал Франции в
самых разнообразных местах.
1941 г.

48*

ПРЕДИСЛОВИЕ
к

КНИГЕ

ИЗБРАННЫЕ

r.i.

H

АП ОЛEО H .

ПРОИЗВЕДЕНИЯ.

M., В О Б И .
'XV2C£/*

ИЗД.,

1941

в

" ысокая историческая и теоретическая ценность произ­
ведений Наполеона, касающихся его войн, давно уже
признана в науке и, конечно, не нуждается в доказа­
тельствах. Величайший полководец мировой истории
настойчиво и неоднократно советовал всякому воен­
ному человеку изучать пристально и в деталях походы таких
полководцев, как Цезарь, Ганнибал, Тюронн, Фридрих Вели­
кий. Себя он, конечно, ставил выше всех своих предшественни­
ков в военном искусстве, хотя нигде этого прямо не высказы­
вает. Но ему этого и не нужно было делать; уже современни­
ки — я друзья и враги — это успели признать еще при его
жизни, и это мнение не пошатнулось после неудач последпих
лет его изумительнейшей военной карьеры. Наполеон погиб
не вследствие ослабления своего военного гения, по вслед­
ствие того, что он поставил перед собой абсолютно неосущест­
вимую задачу уничтожения политической самостоятельно­
сти всех держав континента с превращением населения Евро­
пы в колониальных данников крупной французской буржу­
азии.
И в его исторической судьбе удивительно вовсе не то, что
он в конце концов погиб, но что он мог столько времени про­
держаться в том безмерном величии, которое он для себя со­
здал, и что он оказался в состоянии так далеко зайти по той
дороге, на которую он вступил двадцатиоемилетним артилле­
рийским генералом. Подавляющее большинство его военных
произведений паписано (вернее, продиктовано) им ужо в по­
следние годы жизни на острове Св. Елены,— и читатель не
должен никогда забывать того, о чем всегда следует помнить
при чтении вообще всего, что вышло из-под его пера или рас­
сказано им устно маленькой свите, окружавшей его в Лэнгвуде:
о затаенной, но вполне явственной цели, которая была у импе­
ратора при составлении его мемуаров.
7П9

Эта цель была чисто политической. Наполеон явно верил в
то, что 'Основанная им династия Бонапартов рано или поздно
вернется на французский престол. Он пе мог, конечно, пред­
видеть того, что случилось через тридцать лет после его смерти,
т. е. воцарения своего племянника Луи-Наполеона; оп думал
не о племяннике, а о своем сыне, которому суждено было пере­
жить отца всего одиннадцатью годами. Но что Бурбоны не про­
держатся п что нужно готовить трон для сына,— в этом импе­
ратор был уверен. Его мемуары поэтому прежде всего должны
были поддержать неомраченным блеск сияния славы, которая
окружала его имя, потому что эта слава и была тем главным
историческим капиталом, который он завещал своему сыну.
Император был слишком умен и тонок, чтобы не понимать,
в чем трудность достижения поставленной им себе цели. Он
не только сознавал теперь, у порога могилы, страшные ошиб­
ки, приблизившие, а потом и повлекшие за собой его падение,
но и понимал, что эти ошибки ясны и неопровержимы в глазах
всего человечества и что попытка их отрицать совершенно бес­
полезна и может повредить мемуарам в глазах читателя. По­
этому он признал тяжкими своими ошибками и нашествие на
Испанию, и поход в Россию, и даже относительно Пруссии, по
крайней мере, что он не пожелал поддерживать либеральные
стремления в покоренных и вассальных странах.
Но, признав за собой эти и еще кое-какие ошибки, Наполе­
он с тем большей настойчивостью выдвигает перед читателем
то, что он считает своими историческими заслугами, не пере­
ставая подчеркивать свою будто бы всеблагую устрояющую
роль монарха, старавшегося обеспечить счастье Франции, уже
достигшего значительных на этом пути результатов и уже гото­
вившегося стать всемирным благодетелем как раз тогда, когда
несчастья 1812 и следующих лет положили предел его дея­
тельности.
Естественно, что при такой центральной и все собой опреде­
ляющей задаче мемуаров Наполеону особенно выгодно и важно
было посвятить возможно больше места именно воспоминаниям
о военных своих подвигах, т. е. остановиться на той стороне
своей деятельности, которая в самом деле всегда возбуждала
меньше всего порицаний и критики и где он действительно
считался (и был) первоклассным мастером. Если трезвый, глу­
бокий, беспристрастно взвешивающий ум Фридриха Энгельса
определял, скажем, Аустерлиц как право на бессмертие напо­
леоновского имени, если бесчисленные военные писатели
повторяли подобную же оценку, анализируя другие сражения
и походы Наполеона, то нет ничего удивительного, если сам
полководец особенно долго задерживался мыслью на воспоми­
наниях о своей огромной и блистательной военной эпопее.
7 fin

Конечно, им были совершены ошибки н в руководстве воен­
ными действиями, но на их признание Наполеон был гораздо
скупее, чем па признание ошибок политических. Тут он скло­
нен большую часть вины перекладывать на исполнителей его
предначертаний. Но тут читателю, конечно, придется обратить­
ся к имеющимся в военно-исторической литературе обширным
комментариям не только об отдельных походах Наполеона, но
и об отдельных операциях, сражениях и осадах каждого похода.
Следует отметить, что мемуары и пояснения самого Наполеона,
критическое отношение к которым обязательно, все же при­
знаются и старыми и новейшими военными историками совер­
шенно необходимым, первоклассным материалом, пройти мимо
которого немыслимо при мало-мальски серьезном отношении к
делу.
Гениальный мастер военного искусства, унаследовавший от
революции очень много нового, что она внесла в военное дело,
и новые принципы действия массами, и новые задачи и методы
боевых построений, унаследовавший от революции и нового
солдата, повышенного морального качества людской материал,—
Наполеон первый показал, до каких крайних пределов силы и
успеха можно дойти, маневрируя с этой новой армией против
войск полуфеодальных, крепостнических абсолютистских мо­
нархий.
В первом томе, предлагаемом ныне Военным издательством,
читатель найдет воспоминания Наполеона о его любимой италь­
янской кампании 1796—1797 гг., где впервые его могучий пол­
ководческий дар поразил Европу. Молниеносные успехи пер­
вого завоевания Италии навсегда остались в памяти и самого
Наполеона и его современников как поразительный, почти сказочпый ряд неслыханных стратегических и тактических дости­
жений. Исторические слова величайшего из военных современ­
ников Наполеона Суворова: «Далеко шагает! Пора, пора унять
молодца!» —были сказаны именпо по поводу первых успехов
наполеоновской военной карьеры. «Я нашел свои сапоги италь­
янской кампании!» —с удовольствием повторял Наполеон сре­
ди совсем уже никем не ожидавшихся блестящих и непрерыв­
ных побед своей кампании 1814 г., когда, вопреки всякому пра­
вдоподобию, уже погибающий император продолжал наносить
армиям коализовапной Европы такие страшные поражения.
Наполеон, стремясь возвеличить свои подвиги 1814 г., счи­
тал, что нельзя сделать лучше, чем сравнив их с победами
1796—1797 гг.
Политика, так тесно и неразрывно сплетающаяся со страте­
гией, особенно крепко и прочно соединялась у Наполеона;
и тут тоже нужно заметить, что именпо при анализе чисто
политических своих действий император старается задним
761

числом придать им наиболее положительный и способный вы­
звать одобрение характер. Например, чисто хищническое, ни­
чем со стороны не вызванное свое нападение на нейтральпую
Венецию Наполеон мотивирует какими-то выдуманными избие­
ниями французов, а также подчеркивает, что Венеция была
республика аристократическая, так что читателю внушается
мысль, будто Бонапарт, оккупируя (и ограбив) Венецию, радел
как бы о ее демократизации и вместе с тем справедливо карал
за обиды, чинимые французам. На деле же он захватил Вене­
цию, во-первых, из-за ее материальных ресурсов и стратеги­
ческих выгод, которые давало это завоевание французской
армии, а во-вторых, чтобы иметь предмет для обмена, который
можно было бы пустить в ход при мирных переговорах с авст­
рийцами (которым завоеватель в конце концов и отдал Вене­
цию).
Это лишь один из образчиков очень свободного обращения
Наполеона с исторической истиной в тех случаях, когда истина
не очень укладывается в предустановленные ей рамки. Крити­
ческое, настороженное внимание ни на минуту не должно по­
кидать читателя при чтении этой книги. Но самая книга, как
и ее продолжение, по богатству материалов, по яркости п глубипе отдельных замечаний, по тонкости и основательности мо­
тивировки основных военных действий постоянно будет напо­
минать читателю об авторе, который, по словам одного совре­
менного английского историка, «расширил до крайних пределов
наше представление о том, до чего может дойти человеческий
ум и человеческая энергия».
1941 г.

МИХАИЛ ИЛЛАРИОНОВИЧ
КУТУЗОВПОЛКОВОДЕЦ
и ДИПЛОМАТ

нализ громадной, очень сложной исторической фигу­
ры Кутузова инч)й раз тонет в пестрой массе фактов,
рисующих войну 1812 г. в целом. Фигура Кутузова
при этом если и не скрадывается вовсе, то ипогда блед­
неет, черты его как бы расплываются. Кутузов был
русским героем, великим патриотом, великим полководцем, что
известно всем, и великим дипломатом, что известно далеко не
всем.
Выявление громадных личных заслуг Кутузова затрудня­
лось прежде всего тем, что долгое время вся война 1812 г.,
с момента отхода русской армии от Бородина до прихода в
Тарутино, а затем вплоть до вступления ее в Вильно в декабре
1812 г., не рассматривалась как осуществление глубокого плана
Кутузова — плана подготовки, а затем реализации непре­
рывавшегося контрнаступления, приведшего к полному разло­
жению и конечному уничтожению наполеоновской армии.
Теперь историческая заслуга Кутузова, который против
воли царя, против воли даже части своего штаба, отметая кле­
ветнические выпады вмешивавшихся в его дела иностранцев
вроде Вильсона, Вольцогена, Винценгероде, провел и осуще­
ствил свою идею, вырисовывается особенно отчетливо. Ценные
новые материалы побудили советских историков, занимающих­
ся 1812 годом, приступить к выявлению своих недочетов и оши­
бок, пропусков и неточностей, к пересмотру сложившихся
прежде мнений о стратегии Кутузова, о значении его контр­
наступления, о Тарутине, Малоярославце, Красном, а также
о начале заграничного похода 1813 г., о котором у нас знают
очень мало, в чем виновна почти вся литература о 1812 годе,
в том число и моя старая книга, где этому походу посвящено
лишь очень немного беглых замечаний. Между тем первые че­
тыре месяца 1813 г. немало дают для характеристики стратегии
Кутузова и показывают, как контрнаступление перешло в
прямое наступление с точно поставленной целью уничтожения

S

765

агрессора и в дальнейшем — низвержения наполеоновской
грандиозной хищпической «мировой монархии».
В подготовляемой мною новой книге «Нашествие 1812 года
и разгром Наполеона в России» я надеюсь воспользоваться как
новыми, так и более обстоятельно некоторыми старыми мате­
риалами и, более подробно рассказав о том, что вытекает само
собой из новой концепции книги, дать читателю нечто более
законченное и правильное, чем удалось дать в старой книге* '.
Эта новая работа дает мне возможность и возлагает на меня
обязанность вновь заняться 1812 годом, исправить, а главное,
сильно пополнить работу и попытаться представить советскому
читателю историю гибели наполеоновской армии в свете новых
данных.
Я надеюсь со временем, в связи с выходом в свет II тома
моей трилогии («Русский народ в борьбе против агрессоров в
XVIII—XX веках»), опубликовать очерк о том, как «показан»,
а точнее, как замаскирован истинный образ великого полковод­
ца Кутузова в литературе Западной Европы и Америки. Туда
прежде всего войдет разбор работ немецких историков, немалопотрудившихся над фальсификацией истории 1812 г. вообще,
а Кутузова в частности: Ганса Дельбрюка, Норка фон Вартенберга, Берпгарди, а особенно обивших многих с толку своим
авторитетом «очевидцев» — Клаузевица и Толя, англичанина
Роберта Вильсона, шпионившего за Кутузовым одновременно
за счет и в пользу английского посла Кэткарта и императора
Александра, Рюстова (он критикует Кутузова в войне 1805 г.
и дает >ему авансом общую оценку), Рота фон Шрекенштейна
(«Роль кавалерии в битве под Бородином») и т. д.
Отдельно я даю разбор показаний французских участников
и летописцев похода: Коленкура, Сегюра, Жомини, историков
Шамбре, Тьера, новейшего автора Луи Мадлена и др.,— при­
чем отмечаю, что некоторые из них (например, основополож­
ник «наполеоновской легенды» Адольф Тьер) фантазируют о
сражениях 1812 г. больше, чем даже официальные «Бюллетени
великой армии», хотя последние дали совсем недостижимые,,
казалось бы, образцы (вспомним бюллетень о выходе Наполео­
на из Москвы: «Великая армия, разбив русских, идет в Вильну»
и пр.). Англичане (кроме упомянутого памфлета Вильсона)
мало писали о 1812 годе и писали чисто фактические очерки,
а когда пускались в оценки, то ограничивались краткими голо­
словными презрительными или «снисходительными» отзывами.
В частности, о Кутузове и его стратегии они вообще никакого'
представления не имеют. В последнее время стали появляться
* Указанная книга не была закончена автором, имеются лишь от­
дельна© отрывки.— Ред.
766

и американские работы, которыми я и заканчиваю в подготов­
ляемой статье свой обзор «сказаний иностранцев о 1812 годе»,
как можно было бы по-старинному назвать подавляющее боль­
шинство этих иногда прямо диковинных повествований.
В громадной новой (1946-го и последующих годов) «Бри­
танской энциклопедии» читаем о Кутузове следующее: «Он
дал сражение при Бородине и потерпел поражение, по не ре­
шительное». А дальше: «Осторожное преследование противни­
ка старым генералом вызывало много критики». Вот и все.
Эта оценка, особенно ее лаконизм, живо напоминает классиче­
ские полторы строки о Суворове в одном из прежних издапий
Малого Энциклопедического словаря Лярусса: «Суворов, Алек­
сандр. 1730—1800. Русский генерал, разбитый генералом Массена». Когда и где? Об этом осторожно пе упоминается по
весьма понятной причине. Это — все, что французам полагается
знать об Александре Суворове. Не менее обстоятельно сказано
и о Кутузове: «Кутузов, Михаил, русский генерал, побеждеяпый при Москве. 1745—1813» 2. Вот и все. К этому следует
прибавить и примечательный отзыв о Кутузове, принадлежа­
щий акад. Луи Мадлэну, написавшему в 1934 г. во вступитель
ной статье к изданию писем Наполеона к Марип-Луизе, что
после Бородина Кутузов «имел бесстыдство (eût impudence)
не считать себя побежденным».
Следует отметить одно очень любопытное наблюдение. Ино
страппые историки, пишущие о 1812 годе в России, меньше и
реже пускают в ход метод опорочивания, злостной и недобро
совестной критики, чем метод полного замалчивания. Приведу
типичный случай. Берем четырехтомную новейшую «Историю
военного искусства в рамках политической истории», написан
ную проф. Гансом Дельбрюком. Раскрываем четвертый, увеси­
стый, посвященный XIX в. том, особенно главу «Стратегия Наполеопа». Ищем в очень хорошо составленном указателе фами
лию Кутузова, по не находим ее вовсе. О 1812 годе на стр. 386
читаем: «Настоящую проблему наполеоновской стратегии пред­
ставляет кампания 1812 г. Наполеон разбил русских под Боро­
дином, взял Москву, был вынужден отступить и во время от­
ступления потерял почти всю свою армию». Оказывается, будь
на месте Наполеона тайный советник проф. Г. Дельбрюк, Рос­
сии пришел бы конец: «Не лучше ли поступил бы Наполеон,
если бы в 1812 г. он обратился к стратегии измора и повел бы
войну по методу Фридриха?» 3
PI, собственно, больше ничего о 1812 годе не говорится,
а Кутузов даже не упомяпут. Но обо всем этом будет сказано
более подробно в особом очерке. Там же я коснусь как старой
русской литературы, так и советской, вышедшей в самое по­
следнее время (в 1950—1951 гг.).
767

В 1948 г. я приступил к работе над значительной, очень
своевремепиой темой «Русский народ в борьбе против агрессо­
ров в XVIII—XX веках». Первый том этой работы посвящен
шведскому нашествию и разгрому Карла XII, второй том, над
которым я работаю в настоящее время,— нашествию 1812 г. и
разгрому Наполеона в России, третий том будет посвящен на­
шествию и разгрому немецко-фашистских войск и полному
разгрому гитлеровской Германии.
В этой общей связи я и рассматриваю сейчас нашествие
1812 г. В моей новой книге о 1812 годе я подробно анализирую
то, что дают документы о боях под Тарутином, Малоярославцем,
Красным, и пытаюсь выяснить, какое место они занимают в
той цепи активных (и победоносных) военных действий, какой
является от начала до конца контрнаступление Кутузова.
Отмечу некоторые моменты, наиболее существенно отлича­
ющие подготовляемую мною книгу от той, которая писалась в
1937 г. и была впервые издана в 1938 г. Во-первых, гораздо
более обстоятельно будет показано разорение и сожжение
французами Смоленска и общий жестокий характер нашествия
как до Смоленска, так и особенно от Смоленска до Бородипа,
от Бородина до Москвы, от Москвы до Вязьмы, беспощадное,
истинно варварское разорение, причиненное агрессором, гра­
бившим, опустошавшим, сжигавшимгорода, села, деревни на
всей постепенно занимаемой им территории.
Во вторых, деятельность Кутузова будет показана в тесной
связи с его общей программой нанесения основного тяжкого
удара неприятельской армии на путях к Москве. После Боро­
дина и отступления к Москве и за Москву, к Тарутину, Куту­
зов поставил целью воссоздание регулярной военной силы,
необходимой для начала систематического и непрерывного
контрнаступления. Тут будет рассмотрена организаторская
деятельность Кутузова и его штаба в Тарутине (что не было
сделано в старой книге) ; наконец, будет дан анализ сражений
под Тарутином, Малоярославцем, Вязьмой, Красным, Берези­
ной и выявлено их значение как последовательных звеньев
осуществления развивавшегося кутузовского плана контрна­
ступления, реализация которого и привела к уничтожающему
разгрому армии агрессора. При описании партизанской войны
и новой книге будет подробно показано, что партизанские дей­
ствия были лишь большой, очень существенной поддержкой
действий регулярной армии, но вовсе не главным средством и
орудием, сокрушившим неприятеля, потому что решающая
роль принадлежала регулярной армии,— другими словами, бу­
дет исправлена неточность, а потому и ошибочность формули­
ровки, данной в старой книге, в главе о «народной войне».
Гораздо больше места будет уделено характеристике стра768

теши и тактики Кутузова в течение всей войны и в ходе от­
дельных боевых столкновений, что не было сделано в должной
степени в старой книге. Новая книга, которая по размерам
будет почти вдво'в больше старой, даст читателю более обшир­
ный материал и вообще облегчит автору исправление замечен­
ных неточностей, недочетов и неполноты в изложении. Особая
большая глава будет посвящена ноходу 1813 г. до момента
смерти Кутузова, о чем у меня в старой книге сказано совсем
бегло, а у большинства авторов научно-популярных книг о
1812 годе, замечу кстати, вообще ровно ничего не сказано.
В новой книге историческая роль Кутузова будет выявлена
и охарактеризована по возможности полно. При той концепции
планов и действий Кутузова, которую подсказывают и вполне
подтверждают документы, совершенно немыслимо продолжать
ноддерживать теорию «золотого моста», которая долго всерьез
приписывалась Кутузову со слов враждебного к нему англий­
ского бригадира Вильсона. Конечно, этой ошибке не будет
места в труде, связывающем Бородино и контрнаступление
общей мыслью главнокомандующего о полном уничтожении
армии агрессора в России. Изображать контрнаступление в
отрыве от Бородина — это значит впадать в глубокую ошибку.
В действительности именно Бородино, а затем Тарутино сдела­
ли возможным переход в контрнаступление и полный успех
глубокого замысла Кутузова.
Наконец, хотя >и в старом издании я решительно нигде не
приписываю ни голоду, ни морозу значения факторов, опреде­
ливших исход гигантской борьбы, а говорю лишь о роли этих
факторов в деле ускорения гибели французов, но ясно, что
если у некоторых читателей могло возникнуть подобное недо­
разумение,— значит, необходимо будет более точно м подробно
изложить свою мысль. Я формулирую ее теперь так: стратегия
Кутузова привела к Бородину и создала затем глубоко заду­
манное и необычайно оперативно проведенное контрнаступле­
ние, «загубившее Наполеона». А геройское поведение регуляр­
ной армии при всех боевых схватках с неприятелем, деятельная
помощь партизан, народный характер всей войны, глубоко
проникшее в народ сознание полной справедливости этой вой­
ны — вое это, в свою очередь, послужило несокрушимым опло­
том для возникновения, развития и победоносного завершения
гениальной стратегической комбинации Кутузова.
В предлагаемой статье я хочу поделиться с читателем тем,
как мне представляется сейчас не только роль Кутузова в Оте­
чественной войне 1812 г., но и главные этапы всего его жиз­
ненного пути до принесшего ему бессмертие 1812 года. Это
самая краткая схема того, что будет дано в большой работе.
49 Е. В. Тарле, т. VI11

769

Ум и воинская доблесть Кутузова были признаны и това­
рищами и начальством уже в первые годы его военной службы,
которую он начал 19 лет. Он воевал в войсках Румянцева, под
Ларгой, под Кагулом, и тогда уже своей неслыханной храбро­
стью заставил о себе говорить. Он первым бросался в атаку и
последним прекращал преследование неприятеля. В конце пер­
вой турецкой войны он был опасно ранен и лишь каким-то
чудом (так считали и русские и 4немецкие врачи, лечившие его)
отделался только потерей глаза . Екатерина велела отправить
его на казенный счет для лечения за границу. Эта довольно
длительная поездка сыграла свою роль в его жизни. Кутузов
с жадностью набросился на чтение и очень пополнил свое об­
разование. Вернувшись в Россию, он явился к императрице
благодарить ее. И тут Екатерина дала ему необычайно подхо­
дившее к его природным способностям поручение: она отпра
вила его в Крым в помощь Суворову, который исполнял тогда
не очень свойственное ему дело: вел дипломатические перегово­
ры с крымскими татарами.
Нужно было' поддержать Шагин-Гирея против Девлет-Гирея
и дипломатически довершить утверждение русского владыче­
ства в Крыму. Суворов, откровенно говоривший, что он дипло­
матией заниматься не любит, сейчас же предоставил Кутузову
все эти щекотливые политические дела, которые тот выполнил
в совершенстве. Тут впервые Кутузов обнаружил такое умение
обходиться с людьми, разгадывать их намерения, бороться Про­
тив интриг противника, но доводя спора до кровавой развязки,
и, главное, достигать полного успеха, оставаясь с противником
лично в самых «дружелюбных» отношениях, что Суворов был
от него в восторге.
В течение нескольких лет, вплоть до присоединения Крыма
и конца происходивших там волнений, Кутузов был причастен к
политическому освоению Крыма. Соединение в Кутузове без­
удержной, часто просто безумной храбрости с качествами осто­
рожного, сдержанного, внешне обаятельного, топкого дипломата
было замечено Екатериной. Когда она в 1787 г. была в Крыму,
Кутузов — тогда уже геперал — показал ей такие опыты верхо­
вой езды, что императрица публично сделала ему суровый вы­
говор: «Вы должны беречь себя, запрещаю вам ездить на бе­
шеных лошадях и никогда вам не прощу, если услышу, что вы
не исполняете моего приказания». Но выговор подействовал
мало. 18 августа 1788 г. под Очаковом Кутузов, помчавшийся на
неприятеля, опередил своих солдат. Австрийский генерал, принц
де Линь, известил об этом императора Иосифа в таких выраже­
ниях: «Вчера опять прострелили голову Кутузову. Думаю, что
сегодня или завтра умрет». Рана была страшная и, главпое, почти в том же месте, где и в первый раз. но Кутузов снова избежал
770

смерти. Едва оправившись, через три с половиной
месяца Куту­
зов уже участвовал в штурме и взятии Очакова 5 и не пропустил
ни одного большого боя в 1789—1790 гг. Конечно, он принял не­
посредственное личное участие и в штурме Измаила. Под Из­
маилом Кутузов командовал шестой колонной левого крыла
штурмующей армии. Преодолев «весь жестокий огонь картеч­
ных и ружейных выстрелов», эта колонна, «скоро спустясь в ров,
взошла по лестницам на вал, несмотря на все трудности, и
овладела бастионом; достойный и храбрый генерал-майор и ка­
валер Голенищев-Кутузов мужеством своим был примером под­
чиненным и сражался с неприятелем». Приняв участие в этом
рукопашном бою, Кутузов вызвал из резервов Херсонский полк,
отбил неприятеля, и его колонна с двумя другими, за ней после­
довавшими, «положили основание победы».
Суворов так кончает донесение о Кутузове: «Генерал-майор
и кавалер Голенищев-Кутузов оказал новые опыты искусства и
храбрости своей, преодолев под сильным огнем неприятеля все
трудности, взлез на вал, овладел бастионом и, когда превосход­
ный неприятель принудил его остановиться, он, служа приме­
ром мужества, удержал место, превозмог сильного неприятеля,
утвердился в крепости и продолжал потом поражать врагов» 6.
В своем донесении Суворов не сообщает о том, что когда Ку­
тузов остановился и был тесним турками, то он послал просить
у главнокомандующего подкреплений, а тот никаких подкрепле­
ний не прислал, но велел объявить Кутузову, что назначает его
комендантом Измаила. Главнокомандующий знал наперед, что
Кутузов и без подкреплеий ворвется со своей колонной в город.
После Измаила Кутузов участвовал с отличием и в польской
войне. Ему уже было в то время около 50 лет. Однако ни разу
ему не давали вполне самостоятельного поста, где бы он в самом
доле мог полностью показать свои силы. Екатерина, впрочем,
уже не упускала Кутузова из виду, и 25 октября 1792 г. он не­
ожиданно был назначен посланником в Константинополь. По до­
роге в Константинополь, умышленпо пе очень спеша прибыть к
месту назначения, Кутузов зо|рко наблюдал турецкое население,
собирал различные справки о народе и усмотрел в нем вовсе не
воинственность, которой пугали турецкие власти, а, «напротив,
теплое желание к миру» 7.
26 сентября 1793 г., то есть через 11 месяцев после рескрипта
25 октября 1792 г. о назначении его посланником, Кутузов въе­
хал в Константинополь. В звании посланника Кутузов пробыл
До указа Екатерины от 30 ноября 1793 г. о передаче всех дел по­
сольства новому посланнику, В. П. Кочубею. Фактически Ку­
тузов покипул Константинополь только в марте 1794 г.
Задачи его дипломатической миссии в Константинополе были
ограниченны, но нелегки. Необходимо было предупредить
49*

771

заключение союза между Францией и Турцией и устранить
этим опасность проникновения французского флота в Черное
море. Одновременно нужно было собрать сведения о славян­
ских и греческих подданных Турции, а главное, обеспечить со­
хранение мира с турками. Все эти цели были достигнуты в те­
чение его фактического пребывания в турецкой столице (от
сентября 1793 г. до марта 1794 г.).
После константинопольской миссии наступил некоторый пе­
рерыв в военной карьере и дипломатической деятельности Куту­
зова. Он побывал на ответственных должностях: был казанским
и вятским генерал-губернатором, командующим сухопутными
войсками, командующим флотилией в Финляндии, а в 1798 г.
ездил в Берлин в помощь князю Репнину, который был
послан ликвидировать или хотя бы ослабить опасные для Рос­
сии последствия сепаратного мира Пруссии с Францией. Он,
собственно, сделал за Репнина всю требовавшуюся дипломати­
ческую работу и достиг некоторых немаловажных результатов:
союза с Францией Пруссия не заключила. Павел так ему дове­
рял, что 14 декабря 1800 г. назначил его на важный пост: Ку­
тузов должен был командовать украинской, брестской и днест­
ровской «инспекциями» в случае войны против Австрии. Но
Павла не стало; при Александре политическое положение по­
степенно стало меняться, и столь же значительно изменилось
служебное положение Кутузова. Александр, сначала назначив­
ший Кутузова петербургским военным губернатором, вдруг
совершенно неожиданно 29 августа 1802 г. уволил его от этой
должности, и Кутузов 3 года просидел ,в деревне, вдали от дел.
Заметим, что царь не взлюбил его уже тогда, вопреки ложному
взгляду, будто опала постигла Кутузова только после Аустер­
лица. Но, как увидим, в карьере Кутузова гири Александре ]
в довольно правильном порядке чередовались опалы, когда Ку­
тузова отстраняли от дел или давали ему иногда все же значи­
тельные гражданские должности, а затем столь же неожиданно
Призывали на самый высокий военный пост. Александр мог
не любить Кутузова, но он нуждался в уме и таланте Кутузова
и в 'его репутации в армии, где его считали прямым наследни­
ком Суворова.
В 1805 г. началась война третьей коалиции против Наио
леона, и в деревню к Кутузову был послан экстренный курьер
от царя. Кутузову предложили быть главнокомандующим на
решающем участке фронта против французской армии, состояв­
шей под начальством самого Наполеона.
Если из всех веденных Кутузовым войн была война, которая
могла бы назваться ярким образчиком преступного вмешатель­
ства двух коронованных бездарностей в распоряжения высоко­
талантливого стратега, вмешательства бесцеремонного, настой772

чивого и предельно вредоносного, то это была война 1805 г.,
война третьей коалиции против Наполеона, которую Александр Ì
и Франц I, совершенно не считаясь с прямыми указаниями и
планами Кутузова, позорпо проиграли. Молниеносным маневром
окружив и взяв в плен в Ульме едва ли не лучшую армию, ко­
гда-либо имевшуюся до той поры у австрийцев, Наполеон тотчас
же приступил к действиям против Кутузова. Кутузов знал (и
доносил Александру), что у Наполеона после Ульма руки совер­
шенно свободны и что у него втрое больше войск8. Единствен­
ным средством избегнуть ульмской катастрофы было поспешно
уйти на восток, к Вене, а если понадобится, то и за Вену. Но, по
мнению Франца, к которому всецело присоединился Александр,
Кутузов со своими солдатами должен был любой ценой защи­
щать Вену. К счастью, Кутузов не исполнял бессмысленных и
гибельных советов, если только ему представлялась эта возмож­
ность, т. е. если отсутствовал в данный момент высочайший со­
ветник.
Кутузов вышел из отчаянного положения. Во-первых, ол,
совершенно неожиданно для Наполеона, оказал наступающей
армии крутой отпор: разбил передовой корпус Наполеона при
Амштеттене, и пока маршал Мортье оправлялся, стал на его
пути у Кремса и здесь уже нанес Мортье очень сильный удар,
Наполеон, находясь на другом берегу Дуная, не успел оказать
помощь Мортье. Поражение французов было полным. Но опас­
ность не миновала. Наполеон без боя взял Вену и вновь по­
гнался за Кутузовым. Никогда русская армия не была так близ­
ка к опасности подвергнуться разгрому или капитуляции, как
в этот момент. Но русскими командовал не ульмский Макк, а
измаильский Кутузов, под командованием которого находился
измаильский Багратион. За Кутузовым гнался Мюрат, кото­
рому нужно было каким угодно способом задержать, хоть на
самое короткое время, русских, чтобы они не успели присоеди­
ниться к стоявшей в Ольмюце русской армии. Мюрат затеял
мнимые переговоры о мире.
Но мало быть лихим кавалерийским гейералом и рубакой,
чтобы обмануть Кутузова. Кутузов с первого же мосмента разга­
дал хитрость Мюрата и, сейчас же согласившись на «перегово­
ры»; сам еще более ускорил движение своей армии к востоку,
на Ольмюц. Кутузов, конечно, понимал, что через день — дру­
гой французы догадаются, что никаких переговоров нет и не
будет, и нападут на русских. Но оп знал, кому он поручил
тяжкое дело служить заслоном от напиравшей французской
армии. Между Голлабруиом и Шенграбеном уже стоял Багра­
тион. У Багратиона был корпус в 6 тысяч человек, у Мюрата —
в четыре, если не в пять раз больше, и Багратион целый день
задерживал яростно дравшегося неприятеля, и хотя положил
773

немало своих, но и немало французов и ушел, не тревожимый
ими. Кутузов за это время отошел уже к Ольмюцу, за ним по­
спел туда же и Багратион.
Вот тут-то в полной мере и выявились преступная игра про­
тив Кутузова и истинно вредительская роль Александра и дру­
гого божьей милостью произведшего себя в полководцы монар­
ха — Франца.
Нп в чем так ярко не сказывалась богатейшая и разносто­
ронняя одаренность Кутузова, как в умении не только ясно раз­
бираться в общей политической обстаповке, в которой ему при­
ходилось вести войну, но и подчинять общей политической
цели все иные стратегические и тактические соображения.
В этом была не слабость Кутузова, которую в пем хотели ви­
деть как открытые враги, так и жалившие в пяту тайные зави­
стники. В этом была, напротив, его могучая сила.
Достаточно вспомнить именно эту трагедию 1805 г.— аустерлицкую кампанию. Ведь когда открылись военные действия и
когда, несмотря на все ласковые уговоры, а затем и довольно
прозрачные угрозы, несмотря на всю пошлую комедию клятвы
в вечной русско-прусской дружбе над гробом Фридриха Вели­
кого, так часто и так больно битого русскими войсками,
Фридрих-Вильгельм III все-таки отказался вступить немедлен­
но в коалицию, то Александр I и его тогдашний министр Адам
Чарторыйский, и тупоумпый от рождения Франц I посмотрели
па это как на несколько досадную дипломатическую неудачу, но
и только. А Кутузов, как это тотчас же вполне выяснилось по
всем его действиям, усмотрел в этом угрозу проигрыша всей
кампании. Он тогда знал и высказывал это неоднократно, что
без немедленного присоединения прусской армии к коалиции
союзникам остался единственный разумный выход: отступить
в Рудные горы, перезимовать там в безопасности и затянуть
войпу, т. е. сделать именно то, чего боялся Наполеон.
При возобновлении военных действий весной обстоятельства
могли либо остаться без существенных перемен, либо стать луч­
ше, если бы за это время Пруссия решилась наконец покончить
с колебаниями и войти в коалицию. Но уж, во всяком случае,
решение Кутузова было предпочтительней, чем решение отва­
житься немедленно идти на Наполеона, что означало бы идти
почти на верную катастрофу. Дипломатическая чуткость Куту­
зова заставляла его верить, что при затяжке войны Пруссия
может наконец сообразить, насколько ей выгоднее вступить в
коалицию, чем сохранять гибельный для нее нейтралитет.
Почему же все-таки сражение было дано, несмотря па все
увещания Кутузова? Да прежде всего потому, что оппоненты
Кутузова на военных совещаниях в Ольмюце — Александр I,
фаворит царя, самонадеянный вертопрах Петр Долгоруков,
774

бездарный военный австрийский теоретик Вейротер - - страдали
той опаснейшей болезнью, которая называется недооценкой сил
и способностей противника. Наполеон в течение нескольких дней
в конце ноября 1805 г. выбивался из сил, чтобы внушить союз­
никам впечатление, будто он имеет истощенную в предшествую­
щих боях армию и поэтому оробел и всячески избегает решаю­
щего столкновения. Вейротер глубокомысленно изрекал, что
нужно делать то, что противник считает пежелательным.
А посему, получив столь авторитетную поддержку от представи­
теля западноевропейской воепной науки, Александр уже окон­
чательно уверовал, что здесь, на Моравских полях, ему сужде­
но пожать свои первые военные лавры. Один только Кутузов
не соглашался с этими фанфаронами и разъяснял им, что На­
полеон явно ломает комедию, что оп нисколько не трусит и если
в самом деле чего-нибудь боится, то только отступления союз­
ной армии в горы и затяжки войны.
Но усилия Кутузова удержать союзную армию от сражения
не помогли. Сражение было дано, и последовал полный разгром
союзной армии под Аустерлицем 2 декабря 1805 г.
Именно после Аустерлица ненависть Александра I к Куту­
зову неизмеримо возросла. Царь не мог не понимать, конечно,
что все страшные усилия как его самого, так и окружавших его
придворпых прихлебателей свалить вину за поражение на Ку­
тузова остаются тщетными, потому что Кутузов нисколько не
расположен был принимать па себя тяжкий грех и вину за бес­
полезную гибель тысяч людей и ужасающее поражение. А рус­
ские после Суворова к поражениям не привыкли. Но вместе
с тем подле царя не было ни одного воеппого человека, который
мог бы сравниться с Кутузовым своим умом и стратегическим
талантом. Не было прежде всего человека с таким громадным
и прочным авторитетом в армии, как Кутузов.
Разумеется, современники понимали — и это не могло не
быть особенно неприятно Александру I,— что и без того боль­
шой военный престиж Кутузова еще возрос после Аустерлица,
потому что решительно всем и в России и в Европе, сколько-ни­
будь интересовавшимся происходившей дипломатической и
военной борьбой коалиции цротив Наполеона, было совершенно
точно известно, что аустерлицкая катастрофа произошла
исключительно оттого, что возобладал нелепый план Вейротера
и что Александр преступно пренебрег советами Кутузова, не
посчитаться с которыми он не имел никакого права, не только
морального, но и формального, потому что официальным глав­
нокомандующим союзной армии в роковую аустерлицкую го­
дину был именно Кутузов. 9Но, копечио, австрийцы были более
всех виновны в катастрофе .
После Аустерлица Кутузов был в полной опале, и только
775

чтобы неприятель не мог усмотреть в этой опале признания по­
ражения, бывший главнокомандующий был все-таки назначен
(в октябре 1806 г.) киевским военным губернатором. Друзья
Кутузова были оскорблены за него. Это им казалось хуже пол­
ной отставки.
Но недолго пришлось ему губернаторствовать. В 1806—
1807 гг. во время очень тяжелой войны с Наполеоном, когда
после полного разгрома Пруссии Наполеон одержал победу под
Фридландом и добился певыгодного для России Тильзитского
мира, Александр на горьком опыте убедился, что без Кутузова
ему не обойтись. И Кутузова, забытого во время войны 1806—
1807 гг. с французами, вызвали из Киева, чтобы он поправил
дела в другой войне, которую Россия продолжала вести и после
Тильзита,— в войне против Турции.
Начавшаяся еще в 1806 г. война России против Турции ока­
залась войной трудной и мало успешной. За это время России
пришлось пережить тяжелое положение, создавшееся в 1806 г.
после Аустерлица, когда Россия не заключила мира с Наполео­
ном и осталась без союзников, а затем в конце 1806 г. опять
должна была начать военные действия, ознаменовавшиеся
большими битвами (Пултуск, Прейсиш-Эйлау, Фридлапд) и
кончившиеся Тильзитом. Турки мира не заключали, надеясь па
открытую, а после Тильзита на тайную помощь новоявленного
«союзника» России — Наполеона.
Положение было сложное. Главнокомандующий Дунайской
армией Прозоровский решительно ничего не мог поделать и с
беспокойством ждал с начала весны наступления турок. Вой­
на с Турцией затягивалась, и, как всегда в затруднительных
случаях, обратились за помощью к Кутузову, и он из киевского
губернатора превратился в помощника главнокомандующего
Дунайской армией, а фактически в преемника Прозоровского.
В Яссах весной 1808 г. Кутузов встретился с посланником На­
полеона генералом Себастиани, ехавшим в Константинополь.
Кутузов очаровал французского генерала и, опираясь на «союз­
ные» тогдашние отношения России и Фрапции, успел получить
подтверждение серьезнейшей дипломатической тайны, которая,
впрочем, для Кутузова не была новостью,— что Наполеон ведет
в Константинополе двойную игру и вопреки тильзитским обе­
щаниям, данным России, не оставит Турцию без помощи,
Кутузов очень скоро поссорился с Прозоровским, бездарных?
полководцем, который вопреки советам Кутузова дал большой
бой с целью овладеть Браиловом и проиграл его. После этого
обозленный не на себя, а на Кутузова Прозоровский постарал­
ся отделаться от Кутузова, и Александр, всегда с полной готов­
ностью внимавший всякой клевете на Кутузова, удалил его с
77«

Дуная и назначил литовским военным губернатором. Характер­
но, что, прощаясь с Кутузовым, солдаты плакали.
Но они простились с ним сравнительно ненадолго. Неудачи
на Дунае продолжались, и снова пришлось просить Кутузова
поправить дело. 15 марта 1811 г. Кутузов был назначен главно­
командующим Дунайской армией. Положение было трудное,
вконец испорченное его непосредственным предшественником,
графом H. M. Каменским, который оказался еще хуже смещен­
ного перед этим Прозоровского.
Военные критики, писавшие историю войны на Дунае, еди­
ногласно сходятся на том, что яркий стратегический талант Ку­
тузова именно в этой кампании развернулся во всю ширь.
У него было меньше 4G тысяч человек, у турок — больше 70 ты­
сяч. Долго и старательно готовился Кутузов к нападению на
главные силы турок. Он должен был при этом учитывать изме­
нившееся положение в Европе. Наполеон уже не был только не­
надежным союзником, каким он был в 1808 г. Теперь, в 1811 г.,
это уже определенно был враг, готовый не сегодня-завтра сбро­
сить маску. После долгих приготовлений и переговоров, искусно
веденных с целью выиграть время, Кутузов 22 июня 1811 г.
нанес турецкому визирю снова под Рущуком тяжкое поражение.
Положение русских войск стало лучше, но все-таки продолжало
оставаться еще критическим. Турки, подстрекаемые француз­
ским посланником Себастиани, намеревались воевать и воевать.
Только мир с Турцией мог освободить Дунайскую армию для
предстоявшей войны с Наполеоном, а после умышленно грубой
сцепы, устроенной Наполеоном послу Куракину 15 августа
1.811 г., уже никаких сомнений в близости войны ни у кого в
Европе не оставалось.
И вот тут-то Кутузову удалось то, что при подобных усло­
виях никогда и никому не удавалось и что, безусловно, ставит
Кутузова в первый ряд людей, прославленных в истории дипло­
матического искусства. На протяжении всей истории импера­
торской России, безусловно, не было дипломата более талантли­
вого, чем Кутузов. То, что сделал Кутузов весной 1812 г. после
долгих и трудпейших переговоров, было бы не под силу даже
наиболее выдающемуся профессиональному дипломату, вроде,
например, А. М. Горчакова, не говоря уже об Александре I, ди­
пломате-дилетанте. «Теперь коллежский, он асессор по части
иностранных дел» — таким скромным чипом наградил царя
А. С. Пушкин.
Наполеон располагал в Турции хорошо поставленным дипло­
матическим и военным шпионажем и тратил на эту организа­
цию большие суммы. Он не раз высказывал мнение, что когда
нанимаешь хорошего шпиона, то нечего с ним торговаться о воз­
награждении. У Кутузова в Молдавии в этом отношении в рас777

поражении не было ничего, что можно было бы серьезно срав­
нивать со средствами, отпускавшимися Наполеоном на это
дело. Однако точные факты говорят о том, что Кутузов гораздо
лучше, чем Наполеон, знал обстановку, в которой ему приходи­
лось воевать на Дунае 10. Никогда не совершал Кутузов таких
поистине чудовищных ошибок в своих расчетах, какие делал
французский император, который совершенно серьезно надеял­
ся на то, что стотысячная армия турок (!) не только победоносно
отбросит Кутузова от Дуная, от Дпестра, от верховьев Днепра,
но и приблизится к Западной Двине и здесь вступит в состав
его армии. Документов от военных осведомителей поступало в
распоряжение Кутузова гораздо меньше, чем их поступало в
распоряжение Наполеона, но читать-то их и разбираться в них
Кутузов умел гораздо лучше.
За 5 лет, прошедших от начала русско-турецкой войпы, не­
смотря на частичные успехи русских, принудить турок к миру
все-таки не удалось. Но то, что не удалось всем его предшест­
венникам, начиная от Михельсона и кончая Каменским, уда­
лось Кутузову.
Его план был таков. Война будет копчена и может быть кон­
чена, но только после полной победы над большой армией вели­
кого «верховного» визиря. У ризиря Ахмет-бея было около
75 тысяч человек: в Шумле — 50 тысяч и близ Софии — 25 ты­
сяч; у Кутузова в молдавской армии — немногим более 46 тысяч
человек. Турки начали переговоры, но Кутузов понимал очень
хорошо, что дело идет лишь об оттяжке военпых действий.
Шантажируя Кутузова, визирь и Гамид-эффенди очень рассчи­
тывали на уступчивость русских ввиду близости войны России
с Наполеоном и требовали, чтобы грапицей между Россией и
Турцией была река Днестр. Ответом Кутузова был, как сказано,
большой бой под Рущуком, увенчанный полной победой русских
войск 22 июня 1811 г. Вслед за тем Кутузов приказал, покидая
Рущук, взорвать укрепления. Но турки еще продолжали войну.
Кутузов умышленно позволил им переправиться через Дунай.
«Пусть переправляются, только перешло бы их на наш берег
•поболее»,— сказал Кутузов, по свидетельству его сподвижника
и затем историка Михайловского-Данилевского. Кутузов осадил
лагерь визиря, и осажденные, узнав, что русские пока, не сни­
мая осады, взяли Туртукай и Силистршо (10 и 11 октября),
сообразили, что им грозит полное истребление, если они не
сдадутся. Визирь тайком бежал из своего лагеря и начал пере­
говоры. А 26 ноября 1811 г. остатки умирающей от голода ту­
рецкой армии сдались русским.
Наполеон не знал меры своему негодованию. «Поймите вы
утих собак, этих болванов турок! У них есть дарование быть
битыми. Кто мог ожидать и предвидеть такие глупости?»—так
778

кричал вне себя французский император. Он не предвидел
тогда, что пройдет всего несколько месяцев, и тот же Кутузов
истребит «великую армию», которая будет состоять под води
тельством кое-кого посильнее великого визиря...
И тотчас же, выполнив с полнейшим успехом военную часть
своей программы, Кутузов-дипломат довершил дело, начатое
Кутузовым-полководцем.
Переговоры, открывшиеся в середине октября, как и следо­
вало ожидать, непомерно затянулись. Ведь именно возможно
большая затяжка переговоров о мире и была главным шансом
турок на смягчение русских условий. Наполеон делал решитель­
но все от него зависящее, чтобы убедить султана не подписывать
мирных условий, потому что не сегодня-завтра французы на­
грянут на Россию и русские пойдут па все уступки, лишь бы
освободить молдавскую армию. Прошел октябрь, ноябрь, де­
кабрь, а мирные переговоры оставались на точке замерзания.
Турки предлагали в качестве русско-турецкой границы уже,
правда, не Днестр, а Прут, по Кутузов и об этом не желал слы­
шать.
Из Петербурга шли проекты произвести демонстрацию про­
тив Константинополя, и IG февраля 1812 г. Александр даже под­
писал рескрипт Кутузову о том, что, по его мнению, следует
«произвести сильный удар под стенами Царяграда совокупно
морскими и сухопутными силами». Из этого проекта, впрочем,
ничего не вышло. Кутузов считал более реальным тревожить
турок небольшими сухопутными экспедициями.
Наступила весна, которая осложнила положение. Во-первых,
вспыхнула местами в Турции чума, а во-вторых, наполеонов­
ские армии стали постепенно уже проходить на территорию
между Одером и Вислой. Царь уже шел на то, чтобы согласить­
ся признать Прут границей, но требовал, чтобы Кутузов на
стоял на подписании союзного договора между Турцией и Рос­
сией. Кутузов знал, что на это турки не пойдут, но он убедил
турецких уполномоченных, что для Турции наступил момент,
когда решается для них вопрос жизни или смерти: если турки
не подпишут немедленно мира с Россией, то Наполеон в случае
его успехов в России все равно обратится против Турецкой
империи и при заключении мира с Александром получит от
России согласие на занятие Турции. Если же Наполеон предло­
жит России .нримирепие, то, естественепо, Турция будет раз­
делена между Россией и Францией. На турок эта аргументация
очень сильно подействовала, и они уже соглашались признать
грапицей Прут до слияния его с Дунаем и чтобы дальше гра­
ница шла по левому берегу Дуная до впадения в Черное море.
Однако Кутузов решил до конца использовать настроение турок
и потребовал, чтобы т yip к и уступили России на вечные времена
779

Бессарабию с крепостями Измаилом, Бендерами, Хотином,
Килией и Аккерманом. В Азии границы оставались, как были
до войны, но по секретной статье Россия удерживала все закав­
казские земли, добровольно к ней присоединившиеся, а также
полосу побережья в 40 километров. Таким образом, замечатель­
ный дипломат, каким всегда был Кутузов, не только освобождал
молдавскую армию для предстоящей войны с Наполеоном, но
и приобретал для России обширную и богатую территорию.
Кутузов пустил в ход все усилия своего громадного ума и
дипломатической тонкости. Бму удалось уверить турок, что
война между Наполеоном и Россией вовсе еще окончательно не
решена, но что если Турция вовремя пе примирится с Россией,
то Наполеон опять возобновит с Александром дружеские отно­
шения, и тогда оба императора разделят Турцию пополам.
И то, что впоследствии в Европе определяли как дипломати­
ческий «парадокс», свершилось. 16 мая 1812 г., после дливших­
ся долгие месяцы переговоров, мир в Бухаресте был заключен:
Россия не только освобождала для войны против Наполеона всю
свою Дунайскую армию, по сверх того она получала от Турции
в вечное владение всю Бессарабию. Но и это не все: Россия
фактически получала почти весь морской берег от устьев Риона
до Анапы.
I
Узнав о том, что турки 16 (28) мая 1812 г. подписали в Бу­
харесте мирный договор, Наполеон окончательно истощил сло­
варь французских ругательств. Он попять пе мог, как удалось
Кутузову склонить султана на такой неслыханно выгодный для
русских мир в самый опасный для России момент, когда именно
им, а не туркам, было совершенно необходимо спешить с окон­
чанием войны.
Таков был первый по времени удар, который нанес Наполе­
ону Кутузов-дипломат почти за три с половиной месяца до того,
как ему на Бородинском поле нанес второй удар Кутузов-стратег.
Одна из наиболее укоренившихся исторических фальсифи­
каций, созданных французской историографией, начиная с
20-томпой истории Консульства и Империи Тьера и кончая
14-томной историей Луи Мадлэна п , выходящей в последние го­
ды и еще не оконченной в 1951 г., заключается в утверждении,
что еще в 1810 и даже в 1811 г. мир между Россией и Францией
мог бы быть сохранен, если бы Александр воздержался от про­
теста по поводу захвата Наполеопом герцогства Ольдепбургского и если бы он дал требуемые завсропия касательно точного
соблюдения континентальной блокады. Эту фальсификацию мо­
гут принять лишь те, кто, подобно французским шовинистиче­
ски настроенным историкам и следующим за ними немецким,
итальянским, английским и американским авторам, абсолютно
780

но желает видеть бросающуюся в глаза действительность. А дей­
ствительность заключается в том, что наполеоновская прямая
политическая агрессия против России, в сущности, началась
значительно ранее 12 (24) июня 1812 г., когда император дал
знак о переходе своего авангарда по мостам через Неман на во­
сточный берег реки.
С 1810 г. под разными предлогами и вовсе без всяких пред­
логов, не давая никому никаких объяснений и только сообщая
запуганной Европе о случившемся факте, Наполеон присоеди­
нял одну за другой территории, отделявшие громадную Фран­
цузскую империю от русской границы. Сегодня ганзейские го­
рода Гамбург, Бремен и Любек с их территориями; завтра не­
мецкие земли к северо-востоку от захваченного ранее королев­
ства Вестфальского; послезавтра герцогство Ольденбургское.
Формы и предлоги захвата были разные, но с точки зрения оче­
видной и прямой угрозы для безопасности России реальный ре
зультат был один: французская армия неуклонно подвигалась
к русской границе. Низвергались государства, захватывались
укрепления, ликвидировались водные преграды — за Рейном
Эльба, за Эльбой Одер, за Одером Висла.
Впоследствии князь Вяземский, вспоминая об этом времени,
говаривал, что тот, кто не жил в эти годы невозбранного влады­
чества Наполеона над Европой, не мог вполне представить, как
трудно и тревожно жилось в России в те годы, о которых друг
его, А. С. Пушкин, писал: «Гроза двенадцатого года еще спала,
«ще Наполеон не испытал великого народа, еще грозил и коле­
бался он».
Кутузов яснее, чем кто-либо, представлял себе опасность,
угрожавшую русскому народу. И когда ему пришлось в это
•критическое, предгрозовое время вести войну на Дунае, высо­
кий талант стратега позволил ему последовательно разрешать
один за другим те вопросы, перед которыми в течение 6 лет ста­
новились в тупик все его предшественники, а широта его поли­
тического кругозора охватывала не только Дупай, но и Неман,
и Вислу, и Днестр. Он распознал не только вполне уже выяс­
ненного врага — Наполеона, но и не вполне еще выяснившихся
«друзей», вроде Франца австрийского, короля прусского Фрид­
риха-Вильгельма III, лорда Ливерпуля и Кэстльри.
Впоследствии Наполеон говорил, что если бы он предвидел,
как поведут себя турки в Бухаресте и шведы в Стокгольме, то
он не выступил бы против России в 1812 г. Но теперь было
поздно каяться.
Война грянула. Неприятель вошел в Смоленск и дви­
нулся оттуда прямо на Москву. Волнение в народе, беспокойст­
во и раздражение в дворянстве, нелепое поведение потерявшей
голову Марии Федоровны и царедворцев, бредивших эвакуаци781

ей Петербурга,— все это в течение первых дней августа 1812 г.
сеяло тревогу, которая возрастала все больше и больше. Ото­
всюду шел одип и тот же несмолкаемый крик: «Кутузова!»
«Оправдываясь» перед своей сестрой, Екатериной Павлов­
ной, которая точно так же не понимала Кутузова, пе любила и
не ценила его, как и ее брат, Александр писал, что он «противил­
ся» назначению Кутузова, но вынуждеп был уступить напору
общественного мнения и «остановить свой выбор па том, на кого
указывал общий глас» 12...
О том, что творилось в народе, в армии при одном только
слухе о назначении Кутузова, а потом при его прибытии в ар­
мию, у нас есть много известий. Неточно и неуместно было бы
употреблять в данном случае слово «популярность». Несокру­
шимая вера людей, глубоко потрясенных грозной опасностью,
в то, что внезапно явился спаситель,— вот как можно назвать
это чувство, непреодолимо овладевшее народной массой. «Гово­
рят, что народ встречает его повсюду с неизъяснимым востор­
гом. Все жители городов выходят навстречу, отпрягают лоша­
дей, везут на себе карету; древние старцы заставляют внуков
лобызать стопы его; матери выносят грудных младенцев, пада­
ют на колени и подымают их к небу! Весь народ называет его
спасителем» 13.
8 августа 1812 г. Александр принужден был подписать указ
о назначении Кутузова главнокомандующим российских армий,
действующих против неприятеля, на чем повелительно настаи­
вало общее мнение армии и народа. А ровпо через 6 дней, 14 ав­
густа, остановившись па станции Яжембицы по дороге в дейст­
вующую армию, Кутузов написал П. В. Чичагову, главному
командиру Дунайской армии, необыкновенно характерное для
Кутузова письмо. Это письмо — одно из замечательных свиде­
тельств всей широты орлиного кругозора и всегдашней тесной
связи между стратегическим планом и действиями этого полко­
водца, каким бы фронтом, главным или второстепенным, он ни
командовал. Кутузов писал Чичагову, что неприятель уже около
Дорогобужа, и делал отсюда прямой вывод: «Из сих обстоя­
тельств вы легко усмотреть изволите, что невозможно пыпе ду­
мать об... каких либо диверсиях, но все то, что мы имеем, кроме
первой и второй армии, должно бы действовать на правый
фланг неприятеля, дабы тем единственно остановить его стрем­
ление. Чем долее будут переменяться обстоятельства в таком
роде, как они были по ныне, тем сближение Дунайской армии
с главными силами делается нужнее» 14. Но ведь все усилия Ку­
тузова в апреле и все условия заключенного Кутузовым 16 мая
1812 г. мира и клонились к тому, чтобы тот, кому суждена гроз­
ная встреча с Наполеоном, имел право и возможность рассчи­
тывать па Дунайскую армию! Письмо Чичагову вместе с тем
782

обличает беспокойство: как бы этот всегда снедаемый честолю­
бием и завистью человек не вздумал пустить освобожденную
Кутузовым Дунайскую армию на какие-либо рискованные, а
главное, ненужные авантюры против Шварценберга. Стратег
Кутузов твердо знал, что Дунайская армия скорее сможет влить­
ся в состав русских войск, действующих между Дорогобужем
и Можайском, чем Шварцеиберг — дойти до армии Наполеона.
А дипломат Кутузов предвидел, что хотя «союз» Наполеона со
своим тестем был выгоден французскому императору тем, что
заставит Александра отвлечь на юго-запад часть русских сил,
но что фактически никакой реальной роли ни в каких боевых
столкновениях австрийцы играть не будут.
Вот почему Кутузову нужна была, и притом как можно ско­
рее, Дунайская армия на его левом фланге, на который, как он
предвидел еще за несколько дней до прибытия на театр воен­
ных действий, непремеппо будет направлен самый страшный
удар правого фланга Наполеона.
Приближался момент, когда главнокомандующий должен
был удостовериться, что царский любимец Чичагов ни малей­
шего внимания не обратит на просьбу своего предшественника
по командованию Дунайской армией и что если можно ждать
сколько-нибудь существенной помощи и увеличения числен­
ного состава защищавшей московскую дорогу армии, то почти
исключительно от московского и смоленского ополчений.
Как бы мы ни старались дать здесь лишь самую сжатую,
самую общую характеристику полководческих достижений Ку­
тузова, но, говоря о Бородине, мы допустили бы совсем непоз­
волительное упущение, если бы не обратили внимания читателя
па следующее. На авансцене истории в этот грозный момент
стояли друг против друга два противника, оба отдававшие себе
отчет в неимоверном значении того, что поставлено на карту.
Оба делали все усилия, чтобы в решающий момент получить
численное превосходство. Но один из них — Наполеон, которому
достаточно приказать, чтобы все, что зависит от людской воли,
было немедленно и беспрекословно исполнено. А другой — Ку­
тузов, которого, правда, царь «всемилостивейше» назначил яко­
бы неограниченным повелителем и распорядителем всех дейст­
вующих против Наполеона русских вооруженных сил, оказы­
вался на каждом шагу скованным, затрудненным и стесненным
именно в этом гнетуще важном вопросе о численности армии.
Он требует, чтобы ему как можно скорее дали иовоформируемые полки, и получает от Александра следующее: «Касательно
упоминаемого вами распоряжения о присоединении от князя
Лобанова-Ростовского новоформируемых полков, я нахожу оное
к исполнению невозможным».
Кутузов знал, что, кроме двух армий, Багратиона и Барк783

лая, которые поступили под его личное непосредственное ко­
мандование 19 августа в Цареве-Займище, у него имеются еще
три армии: Тормасова, Чичагова и Витгенштейна,— которые
формально обязаны ему повиноваться столь же беспрекословно
н безотлагательно, как, например, повиновались Наполеону его
маршалы. Да, формально, но не фактически. Кутузовзнал, что
повелевать ими может и будет царь, а оп сам может не прика­
зывать им, но только увещевать и уговаривать, чтобы они по­
скорее шли к нему спасать Москву и Россию. Вот что он пишет
Тормасову: «Вы согласиться со мной изволите, что в настоящие
•критические для России минуты, тогда как неприятель находит­
ся в сердце России, в предмет действий ваших не может уже
входить защищение и сохранение отдалепных наших Польски л
провинций». Этот призыв остался гласом вопиющего в пустыне:
армию Тормасова соединили с армией Чичагова и отдали под
начальство Чичагова. Чичагову Кутузов писал: «Прибыв в ар­
мию, я нашел неприятеля в сердце древней России, так сказать
под Москвою. Настоящий мой предмет есть спасение Москвы
самой, а потому не имею нужды изъяснять, что сохранение не­
которых отдаленных польских провинций ни в какое сравнение
с спасением древпой столицы Москвы и самих внутренних гу­
берний не входит».
Чичагов и не подумал немедленно откликнуться на призыв.
Интереснее всего вышло с третьей (из этих бывших «на отле­
те» от главных кутузовских сил) армией — Витгенштейна.
«Данного Кутузовым графу Витгенштейну повеления в делах
не отыскалось»,— деликатно замечает решительно ни в чем и
никогда не укоряющий Александра Михайловский-Данилев­
ский 15.
Нужна была бородинская победа, нужно было победоносное,
истребляющее французскую армию непрерывное контрнаступ­
ление с четырехдневным ужасающим разгромом лучших напо­
леоновских корпусов под Красным, нужен был гигантски воз­
росший авторитет первого и уж совсем бесспорного победителя
Наполеона, чтобы Кутузов получил фактическую возможность
.взять иод свою властную руку все без исключения «западные»
русские войска и чтобы Александр убедился, что он уже не мо­
жет вполне свободно мешать Чичагову и Витгенштейну выпол­
нять повеления главнокомандующего. Тормасов, лишившись
командования своей (3-й обсервационной) армией, прибыл в
главную квартиру и доблестно служил и помогал Кутузову.
Путы, препятствия, западни и интриги всякого рода, бес­
переменное, дерзкое вмешательство царя в военные распоряже­
ния, поощрявшееся сверху непослушание генералов — все это
превозмогли две могучие силы: беспредельная вера народа и
армии в Кутузова и несравненные дарования этого истинного
784

корифея русской стратегии и тактики. Русская армия отходила
на восток, но она отходила с боями, нанося противнику тяже­
лые потери.
Но до лучезарных дней полного торжества армии пришлось
пережить еще очень много: нужно было простоять долгий авгу­
стовский день по колена в крови на Бородинском поле, шагать
игочь от столицы, оглядываясь на далекую пылающую Моск­
ву, нужно было в самых суровых условиях в долгом контрпасгуплении провожать незваных гостей штыком и пулей.
Цифровые показания, дающиеся в материалах Военно-уче­
ного архива («Отечественная война 1812 г.», т. XVI. Боевые
действия в 1812 г., № 129), таковы: «В сей день российская ар­
мия имела под ружьем: линейного войска с артиллериею
95 тысяч, казаков — 7 тыс., московского ополчения — 7 тыс. и
смоленского — 3 тыс. Всего под ружьем 112 тыс. человек». При
этой армии было 640 артиллерийских орудий. У Наполеона чис­
лилось в день Бородина войска с артиллерией более 185 тысяч.
Но как молодая гвардия (20 тысяч человек), так и старая гвар­
дия с ее кавалерией (10 тысяч человек) находились все время
в резерве и в сражении непосредственно участия не принимали.
Во французских источниках признают, что непосредственное
участие в бою, если даже совсем не считать старую и молодую
гвардию, с французской стороны принимало около 135—140 ты­
сяч человек.
Следует заметить, что сам Кутузов в своем первом же доне­
сении царю после прибытия в Царево-Займище считал, что у
Наполеона не то, что 185 тысяч, но даже и 165 тысяч быть не
могло, а численность русской армии в этот момент он исчислял
в 95 734 человека. Но уже за несколько дней, прошедших от
Царева-Займища до Бородина, к русской армии присоединились
из резервного корпуса Милорадовича 15 589 человек и еще «со­
бранных из разных мест 2000 человек», так что русская армия
возросла до 113 323 человек. Сверх того, как извещал Александр
Кутузова, должно было прибыть еще около 7 тысяч человек.
Фактически, однако, готовых к бою, вполне обученных во­
оруженных регулярных сил у Кутузова под Бородином неко­
торые исследователи считают, едва ли точно, не 120, а в лучшем
случае около 105 тысяч человек, если совсем не принимать во
внимание в этом подсчете ополченцев и вспомнить, что каза­
чий отряд в 7 тысяч человек вовсе не был введен в бой. Но опол­
ченцы 1812 г. показали себя людьми, боеспособность которых
оказалась выше всяких похвал.
Когда еще слабо обученные ополченцы подошли, то в непо­
средственном распоряжении Кутузова оказалось до 120 тысяч,
а по некоторым, правда, не очень убедительным, подсчетам, да­
же несколько больше. Документы вообще расходятся в показа60 Е. В. Тарле, т. VII

7g5

пиях. Конечно, Кутузов отдавал себе полный отчет в невоз­
можности приравнивать ополченцев к регулярным войскам. Но
все-таки ни главнокомандующий, ни Дохтуров, ни Коповницьш
вовсе не снимали со счетов это наспех собранное ополчение.
Под Бородином, под Малоярославцем, под Красным в течение
всего контрнаступления, поскольку, но крайней мере, речь идет
о личном мужество, самоотвержении, выносливости, ополченцы
старались не уступать регулярным войскам.
Русских ополченцев 12-го года успел оцепить и враг. После
кровопролитнейших боев у Малоярославца, указывая угрюмо
молчавшему Наполеону на устланное телами французских гре­
надеров поле битвы, маршал Бессьер убедил Наполеона в пол­
ной невозможности атаковать Кутузова па занятой им пози­
ции: «И против каких врагов мы сражаемся? Разве вы не виде­
ли, государь, вчерашнего поля битвы? Разве не заметили, с ка­
кой яростью русские рекруты, еле вооруженные, едва одетые,
шли там на смерть?» А в обороне Малоярославца именно опол­
ченцы играли значительную роль. Маршал Бессьер был убит
в боях 1813 г.
Войпа 1812 г. не походила пи на одну из тех войн, которые до
тех пор приходилось вести русскому народу с начала XVIII сто­
летия. Даже во время похода Карла XII сознание опасности
для России но было и не могло быть таким острым и широко
распространенным во всех слоях народа, как в 1812 г.
Мы будем дальше говорить о контрнаступлении Кутузова,
окончательно сокрушившем наполеоновское нашествие, а сей­
час отмстим тот любопытный, небывалый до тех пор факт, что
еще до Бородина, когда громадные силы неприятеля неудержи­
мым потоком шли к Шовардину, русские предпринимали одно за
другим удачные нападения на отбившиеся отряды французов,
истребляли фуражиров и, что самое удивительное, умудрялись
в эти дин общего отступления русской армии брать пленных.
За четыре дня до Бородина, в Гжатске, Наполеон оставил не­
пререкаемое документальное свидетельство, что он жестоко
встревожен этими постоянными нападениями. Вот что приказал
он разослать по армии своему начальнику штаба, маршалу
Бертье: «Напишите генералам, командующим корпусами армии,
что мы ежедневно теряем много людей вследствие недостаточно­
го порядка в способе добывания провианта. Необходимо, чтобы
они согласовали с начальниками разных частей меры, которые
нужно принять, чтобы положить предел положению вещей, угро­
жающему армии гибелью. Число пленных, которых забирает не­
приятель, простирается до нескольких сотен ежедневно; нужно
под страхом самых суровых наказаний запретить солдатам уда­
ляться». Наполеон приказал, отправляя людей па фуражировку,
«давать им достаточную охрану против казаков и крестьяп» 16.
786

Уже эти действия арьергарда Конавницына, откуда и вы­
ходили в тот момент партии смельчаков, приводивших в
смущение Наполеона, показывали Кутузову, что с такой
армией можно надеяться на успех в самых трудных положе­
ниях.
Кутузов не сомневался, что предстоящее сражение будет сто­
ить французской армии почти стольких же потерь, сколько и
русской. На самом деле после сражения оказалось, что францу­
зы потеряли гораздо больше. Тем не менее решение Кутузова
осталось непоколебимым, и нового сражения перед Москвой он
не дал.
Как можем мы теперь с полной уверенностью определять ос­
новные цели Кутузова? До войны 1812 г., в тех войнах, в кото­
рых Кутузову приходилось брать на себя роль и ответственность
главнокомандующего, он решительно никогда не ставил перед
собой слишком широких конечных целей. В 1805 г. никогда не
говорил о разгроме Наполеона, о вторжении во Францию, о
взятии Парижа, — т. е. о всем том, о чем мечтали легкомыслен­
ные царедворцы в ставке императоров Александра I и Фран­
ца I. Или, например, в 1811 г. он вовсе не собирался брать Кон­
стантинополь. Но теперь, в 1812 г., положение было иным. Осповная цель повелительно ставилась всеми условиями войны: закон­
чить войну истреблением армии агрессора. Трагизм всех губи­
тельных для французов ошибок и просчетов Наполеона заклю­
чался в том, что он не понял, до какой степени полное уничтоже­
ние его полчищ является для Кутузова не максимальной, а ми­
нимальной программой и что все грандиозное здание всеевропей­
ского владычества Наполеона, основанное на военном деспотиз­
ме и державшееся военной диктатурой, заколеблется после ги­
бели его армии в России. И уже тогда может стать исполнимой в
более или менее близком будущем и другая («максимальная»)
программа: именно уничтожение его колоссальной хищни­
ческой и мл ер и и.
Программа нанесения тяжелого удара армии врага, с которой
Кутузов, не высказывая ее в речах, явился в Царево-Займище,
начала осуществляться в первой своей части у Шевардина и под
Бородином. Несмотря на то, что уже кровавое побоище под
Прейсиш-Эйлау 8 февраля 1807 г. показало Наполеону, что рус­
ский солдат несравним с солдатом какой бы то ни было другой
армии, шевардинский бой поразил его, когда на воцрос, сколько
взято пленных после длившихся целый день кровопролитных
схваток, оп получил ответ: «Никаких пленных нет, русские в
плен не сдаются, ваше величество».
А Бородино па другой день после Шевардина затмило все
сражения наполеоновской долгой эпопеи: оно вывело из строя
почти половину французской армии.

Вся диспозиция Кутузова была составлена так, что французы
могли овладеть сначала Бапратиоповыми флешами, а затем Кур­
ганной высотой, защищавшейся батареей Раевского, лишь ценой
совсем неслыханных жертв. Но дело было пе только в том, что к
этим основным потерям прибавились еще новые потери в раз­
ных иных пунктах великой битвы; дело было не только в том,
что около 58 тысяч французов остались на поло боя и между ни­
ми 47 лучших генералов Наполеона,— дело было в том, что уце­
левшие около 80 тысяч французских солдат совсем уже не похо­
дили по духу и настроению на тех, кто подошел к Бородинскому
полю. Уверенность в непобедимости императора пошатнулась, а
ведь эта уверенность до этого дня никогда не покидала наполео­
новскую армию — ни в Египте, ни в Сирии, ни в Италии, ни в
Австрии, ни в Пруссии и нигде вообще. Не только безграничная
отвага русских людей, отразивших 8 штурмов у Бапратионовых
флешей и песколько подобных же штурмов у батареи Раевского,
изумила видавших виды наполеоновских гренадеров, по они не
могли забыть и постоянно потом вспоминали момент незнакомо­
го им до того чувства паники, охватившей их, когда внезапно,
повинуясь никем не предвиденному — ни неприятелем, ни даже
русским штабом — приказу Кутузова, Платов с казачьей конни­
цей и Первый кавалерийский корпус Уварова неудержимым по­
рывом налетели на глубокие тылы Наполеона. Сражение окон­
чилось, и Наполеон первым отошел от места грандиозного по­
боища.
Первая цель Кутузова была достигнута: у Наполеона оста­
лось около половины его армии. В Москву он вошел, имея, по
подсчету Вильсона, 82 тысячи человек. Отныне для Кутузова бы­
ли обеспечены долгие недели, когда, отойдя в глубь страны,
можно было численно усилить кадры, подкормить людей и ло­
шадей и восполнить бородинские потери. А главный, основной
стратегический успех Кутузова при Бородине и заключался в
том, что страшные потери французов сделали возможным по­
полнение, снабжение, реорганизацию русской армии, которую
главнокомандующий затем и двинул в грозное, сокрушившее
Наполеона контрнаступление.
Наполеон не потому не напал на Кутузова при отступлении
русской армии от Бородина к Москве, что считал войну уже вы­
игранной и пе хотел попусту терять людей, а потому, что он опа­
сался второго Бородина, так же как опасался его впоследствии,
после сожжения Малоярославца. Действия Наполеона определя­
ла также уверенность в том, что после занятия Москвы будет
близок мир. Но, повторяем, не следует забывать того, что, можно
сказать, на глазах у Наполеона русская армия, увозя с собой пе­
сколько сот уцелевших пушек, отступала в полнейшем порядке,
сохраняя дисциплину и боевую готовность. Этот факт произвел
788

' • '

большое впечатление на маршала Даву и на весь французский
генералитет.
Кутузов мог надеяться, что если бы Наполеон вздумал вне­
запно напасть на отступавшую русскую армию, то опять было
5ы «дело адское», как фельдмаршал выразился о шсвардппском бое в своем письме от 25 августа к жене, Екатерине Ильи­
ничне.
Наполеон допускал успех французов в возможном новом сра­
жении иод Москвой, очень для него важном и желательном,
однако отступил перед риском предприятия. Это был новый
(отнюдь не первый) признак, что французская армия была уже
совсем не та, какой она была, когда Кутузов, идя из ЦареваЗаймища, остановился около Колоцкого монастыря и заставил
Наполеона принять сражение там и тогда, когда и где это при­
знал выгодным сам Кутузов.
В значительной степени не только непосредственный, но и
конечный стратегический успех замышленного удара, который
Кутузов хотел перед Бородином нанести Наполеону на путях
движения французской армии к Москве, зависел от правильного
разрешения проблемы: кому раньше удастся восполнить те
серьезные потери, которые, безусловно, обе армии понесут в
предстоящем генеральном сражении? Успеют ли прибыть к На­
полеону подкрепления из его тылов раньше, чем у Кутузова
после неизбежного страшного побоища снова будет в распоря­
жении такая вооруженная сила, как та, которая встретила его
радостными кликами в Цареве-Займище? Кутузов при решении
этой жизненно важной задачи обнаружил в данном случае го­
раздо больший дар предвидения, чем его противник. Обе армии
вышли из Бородинского боя ослабленными; но не только не
одинаковы, а совершенно различны были их ближайшие судь­
бы: несмотря на подошедшее к Наполеону крупное подкрепле­
ние, пребывание в Москве с каждым днем продолжало ослаблять
армию Наполеона, а в эти же решающие недели кипучая орга­
низаторская работа в Тарутинском лагере с каждым днем восста­
навливала и умножала силы Кутузова. Мало того, во француз­
ской армии смотрели и не могли не смотреть на занятиз Москвы
как на прямое доказательство, что война приходит к концу и
спасительный мир совсем близок, так что каждый день в Москве
приносил постепенно усиливавшиеся беспокойство и разочаро­
вание. А в кутузовском лагере царила полная уверенность, что
война еще только начинается и что худшее осталось позади.
Стратегические последствия русской бородинской победы сказа­
лись прежде всего в том, что наступление врага на Россию стало
выдыхаться и остановилось без падежды на возобновление, по­
тому что Тарутино и Малоярославец были прямым и неизбеж­
ным последствием Бородина. Твердое сохранение русских пози78Я

ций к концу боевого дня было зловещим предвестием для агрес­
сора. Бородино сделало возможным победоносный переход к
контрнаступлению.
В этих-то дальнейших последствиях сказывалось, что Боро­
дино было не только имевшей капитальное значение стратеги­
ческой, по и великой моральной победой русской армии, и очень
плох тот историк, который способен это недооценивать. Непри­
ятель после Бородина стал выдыхаться и постепенно подвигать­
ся к гибели. Уже под Тарутином и под Малоярославцем Наполе­
он и его маршалы (прежде всего Бессьер) поняли, что бородин­
ская смертельная схватка не кончена, а продолжается, хоть и с
большим перерывом. Вскоре они увидели, что она будет про­
должаться и усиливаться и дальше и что «перерывы» будут ста­
новиться все короче, а после Красного совсем исчезнут и розды­
ха не будет вовсе. Имея перед собой противника, не знавшего
тогда соперников в Европе, Кутузов доказал и до и после Боро­
дина, что и с фактором времени также он умеет считаться го­
раздо лучше, чем Наполеон.
Кутузов назвал в донесении царю позицию, на которой раз­
разилась великая битва, лучшей,— конечно, из возможных в
том положепии, в каком он паходился, раз он решил остановить
дальнейшее отступление и дать немедленно бой.
Позиция была выбрана, и уже на рассвете 22 августа Куту­
зов, объехав ее, сделал распоряжение, которое Наполеоном пред­
видено не было: главнокомандующий решил еще до генераль­
ной битвы задержать явно накапливавшиеся неприятельские
силы против русского левого фланга и использовать для этого
холмы и пригорки у деревни Шевардино. 24 и 25 августа здесь
происходил кровопролитный бой, в котором французы с больши­
ми потерями отбрасывались от выстроенного по непосредствен­
ной инициативе Кутузова 22—23 августа большого редута. Рус­
ские отошли от Шевардина по приказу, лишь когда оказалось
уже бесполезным задерживать наступающего неприятеля и ко­
гда работы по укреплению Семеновского и Курганной высоты
были почти закончены.
Наполеон был раздражен и обеспокоен героической стойко­
стью шевардииской обороны и объявил, что если русские не сда­
ются, а предпочитают, чтобы их убивали, то их и должно уби­
вать. Он вообще по мере приближения решающей битвы как буд­
то утрачивал свою способность держать себя в руках. Так, он не
воспрепятствовал варварскому сожжению и разгрому француз­
ской армией г. Гжатска (который был совершенно цел до той
поры) и вообще допускал такие (вредные прежде всего для
французской армии) безобразия и неистовства, нротив чего еще
незадолго до того боролся, конечно, не из человеколюбия, кото­
рым никогда не грешил, а из прямого расчета.
790

Кутузов, следя с близкого расстояния за шевардипской опе­
рацией, предугадав, что Наполеон обрушится прежде всего на
левый фланг, какие бы диверсионные действия он ни предпри­
нимал в других местах, поручил защиту левого фланга, Семенов­
ских флешей и других укрепленных тут пунктов тому, на кого
всегда возлагал наибольшие надежды,— Багратиону. И дорого
достались флеши французам, когда безнадежно тяжело раненно­
го героя унесли с поля битвы.
В течение всего боя Кутузов являлся в полном смысле слова
мозгом русской армии. В течение всей борьбы за Семеновские
(Багратионовы) флеши, потом за Курганную высоту, потом во
время блестящего разгрома конницы Понятовского, наконец,
при прекращении битвы к нему и от него мчались адъютанты,
привозившие ему реляции и увозившие от него повеления.
В борьбе за так называемую Кургапную высоту («батарея
Раевского»), где уже после Семеновского сосредоточились все
усилия боровшихся сторон, конечный «успех» французов тоже
крайне близко походил на истребление лучших полков Наполео­
на, еще уцелевших от повторных убийственных схваток у Багратионовых флешей. Приказ Кутузова был категоричен: еще за два
дня до Бородина, 24 августа (в первый день борьбы у Шевардинского редута) главнокомандующий подписал свою памятную дис­
позицию к предстоящему сражению. «При сем случае,— писал
Кутузов,— неизлишпим почитаю представить гг. главнокоман­
дующим, что резервы должны быть сберегаемы сколько можно
долее, ибо тот генерал, который сохранит еще резерв, не побеж­
ден». В этих словах раскрывается не только Кутузов как гене(рал, который готов встретить в генеральном бою такого против­
ника, как Наполеон, но и как вождь будущего контрнаступле­
ния, который хотя и пишет в этой диспозиции такя^е и о том,
как поступать «на случай неудачного дела», но твердо знает, что
и в этом «случае» конечную «неудачу» потерпит не Россия, по
напавший на нее агрессор и «резервы» сыграют еще свою колос­
сальную роль.
Ввиду клеветнических усилий иностранной историографии
представить Бородино как победу Наполеона считаю нужным
подчеркнуть следующее. Наполеон не только первый отступил
от долины кровавого нобоища, но он отдал одновременный при­
каз отступать со всех пунктов, занятых французами с такими
убийственными жертвами в течение дня: и от Багратиоиовых
флешей, и от курганной батареи Раевского, и от села Бородина.
Кто это решился сделать на глазах у своей армии, почти поло­
вина которой лежала в крови и во прахе? Наполеон, для которо­
го сохранение репутации непобедимости в глазах солдат было
превыше всего. И когда он это сделал? За несколько часов до
приказа Кутузова. Закревский, состоявший при Барклае де Тол791

ли, показывал впоследствии Михайловскому-Данилевскому
письменное повеление Кутузова, отданное тотчас после битвы
Барклаю: оставаться на поле боя и распоряжаться приготовле­
ниями к битве «на завтрашний день». Только уже почти в сере­
дине ночи (после 11 часов) решение Кутузова изменилось.
Явился Дохтуров. «Поди ко мне, мой герой,
и обними меня.
Чем может государь вознаградить тебя?» п Но Дохтуров ушел
с Кутузовым в другую комнату и рассказал о потерях в баграти­
оновской (бывшей «второй») армии, защищавшей флеши. Куту­
зов тогда только велел отступать. Ни одного француза уже давно
не было ни на поле боя, ни в ближайших окрестностях.
У нас есть неопровержимое свидетельство, исходящее от са­
мого Наполеона, что Бородино вселило в него немалую тревогу,
круто изменило все его ближайшие планы. Тотчас почти после
битвы, сосчитав свои ужасающие потери, Наполеон отправил
приказ маршалу Виктору идти немедленно в Смоленск, а отту­
да на Москву. Вплоть до вступления в Москву Наполеон не знал,
но даст ли Кутузов новой битвы. Он приказывал стягивать вой­
ска поближе к направлению Можайск — Москва. Успокаивая
Виктора тем, что русские под Бородином «поражены в самое
сердце», он все-таки своими распоряжениями показывал марша­
лам и свите, что вовсе не уверен в успехе «второй» битвы под
Москвой. Эта осторожность сменилась самоуверенностью и бах­
вальством, когда император удостоверился, что Москва покинута
и что Кутузов отошел довольно далеко. Но тут он впал в грубую
ошибку, крайне преувеличив дальность расстояния между лаге­
рем (где остановился Кутузов со своей армией) и Москвой.
С этой иллюзией он довольно долго не желал расставаться.
Русская армия приблизилась к деревне Фили. В жизни Куту­
зова наступил момент, тяжелее которого он но переживал ни­
когда, ни раньше, ни позже.
1 (13) сентября 1812 г. по приказу Кутузова собрались ко­
мандующие крупными частями, генералы русской армии. Куту­
зов, потерявший в боях глаз, удивлявший своей храбростью са­
мого Суворова, герой Измаила, мог, разумеется, презирать гнус­
ные инсинуации своих врагов вроде нечистого на руку Беннигсена, укорявших, за спиной, конечно, старого главнокомандую­
щего в недостатке смелости. Но ведь и такие преданные ему лю­
ди, как Дохтуров, Уваров, Коиовницын, тоже высказывались за
решение дать неприятелю повую битву. Кутузов, конечно, знал,
что не только ненавидящий его царь воспользуется сдачей Моск­
вы, чтобы свалить всю вину на Кутузова, но что и многие без­
заветно ему верящие могут поколебаться. И для того, чтобы ска­
зать слова, которые он произнес к концу совещания, необходимо
792

было мужество гораздо большее, чем стоять перед неприятель­
скими нулями и чем штурмовать Измаил: «Доколе будет суще­
ствовать армия и находиться в состоянии противиться неприя­
телю, до тех пор сохраним надежду благополучно довершить
войну, но когда уничтожится армия, погибнут Москва и Россия».
До голосования дело не дошло. Кутузов встал и объявил: «Я
приказываю отступление властью, данною мне государем и оте­
чеством». Он сделал то, что считал своим священным долгом. Он
приступил к осуществлению второй части своей зрело обдуман­
ной программы: к уводу армии от Москвы.
Только те, кто ничего не понимает в натуре этого русского
героя, могут удивляться тому, что Кутузов в ночь на 2 сентября,
последнюю ночь перед оставлением Москвы неприятелю, не спал
и обнаруживал признаки тяжелого волнения и страдания. Адт>ютанты слышали ночью плач. На военном совете ou сказал: «Вы
боитесь отступления через Москву, а я смотрю па это как на
провидение, ибо это спасает армию. Наполеон, как бурный по­
ток, который мы еще не18можем остановить. Москва будет губ­
кой, которая его всосет» . В этих словах он не развил всей сво­
ей глубокой, плодотворной, спасительной мысли о грозном контр­
наступлении, которое низринет агрессора с его армией в
пропасть. И хотя он твердо знал, что настоящая война между
Россией и агрессором — такая война, которая логически должна
окончиться военным поражением и политической гибелью На­
полеона,— еще только начинается, он, русский патриот, пре­
красно понимая стратегическую, политическую, моральную не­
обходимость того,' что он только что сделал в Филях, му­
чился и не мог сразу привыкнуть к мысли о потере Москвы.
2 сентября русская армия прошла через Москву и стала от
нее удаляться в восточном направлении — по Рязанской (сна­
чала) дороге.
Здесь, в специально посвященной общей характеристике Ку­
тузова работе, пока достаточно сказать о московском пожаре
лишь несколько слов.
Что историческая, моральная, политическая ответственность
за пожар и конечный варварский разгром Москвы лежит полно­
стью на Наполеоне и ни на ком другом, в этом, конечно, нет и не
может быть сомнения. Грандиозный пожар Москвы, несколько
спутавший карты Наполеона тотчас после вступления француз­
ской армии в Москву, не был тогда, в начале сентября, им орга­
низован, потому что в тот момент это было ему невыгодно. Но
все знали, что в октябре, перед уходом, он совершенно умыш­
ленно, в виде отместки, окончательно разорял город и не желал
оставить в нем камня на калите. Современники были долго под
впечатлением ужасающего вида Москвы, потрясшего их, когда
793

они вернулись в старую столицу. Вот что пишет Дмитрий Трощеиский Кутузову 10 декабря 1812 г.: «Горестно жалеете вы,
что но могли отстоять первопрестольного города нашего. Конеч­
но, несказанно жаль, но что может бороться против судьбы?
и льзя ли предположить, чтобы враг, пощадивший толико сто­
лиц, готовится хладнокровно излить на Москву всю ярость
свою?» 19
Он пишет, уже зная о планомерных поджогах, учиненных
французской армией при ее уходе в середине октября с прямого
разрешения Наполеона, собиравшегося взорвать Кремль и уже
приступившего к выполнению этого намерения. Но занявшая
Москву солдатчина уже с самого начала оккупации в септябре
неистово жгла и грабила город, не ожидая специальных при­
казов.
Что могли найтись и нашлись среди оставшегося населения
и такие русские люди, которые захотели любым способом ли­
шить захватчика его добычи,— в этом в глазах многих современ­
ников не было ничего невероятного. Наполеон очутился не на
ожидаемой хорошо снабженной зимовке, которой он манил го­
лодную армию, а па ножарище. Этот факт порождал самые раз­
нообразные объяснения и создавал много слухов. В частности,
слухи об участии населения в поджогах пошли по стране уже
вскоре после события, и взятый из жизни пушкинский Рославлев ярко отразил, как эти слухи тогда понимались и принима­
лись. А о настроениях части русских людей в Москве дает по­
нятие поступок тех, которые, обрекши себя на безусловную ги­
бель, заперлись в Кремле 2/14 сентября и, дав несколько выстре­
лов по коннице Мюрата, были все изрублены французами.
Вокруг пожара Москвы образовались и быстро наслаивались
предания, возникали рассказы, слагались легенды в стихах и
прозе. Передавалась от поколения к поколению известная тра­
диция, не прерывавшаяся начиная от Пушкина и кончая вол­
нующим памятным письмом трудящихся города Москвы, подан­
ным И. В. Сталину в торжественный день празднования 800-ле­
тия Москвы в 1947 г., где речь идет о героической борьбе москви­
чей огнем и мечом против захватчика во время оккупации го­
рода и о значении этой борьбы.
Обращаясь к непосредственно интересующему нас выводу из
всего сказанного, мы должны признать без колебаний, что и с
политической, и с моральной, и с международно-правовой точки
зрения в сожжении и разгроме Москвы всецело виновен агрес­
сор, с завоевательными целями напавший на Россию и введший
в Москву свою грабительскую орду, после того как она предва­
рительно сожгла, разорила и беспощадно опустошила ряд рус­
ских городов, сел и деревень. Если в самой Москве Наполеон
окончательно разнуздал свою солдатчину и сам непосредствен794

но включился в дело разгрома города не в сентябре, а в октябре,
уже незадолго перед уходом, то это объясняется исключительно
тем, что в сентябре, войдя в Москву, он еще надеялся найти и
использовать продовольственные запасы и фураж, а убедившись
в провале своего расчета, он отомстил Москве сугубыми звер­
ствами. И никакие ухищрения и софистические кривотолкования французской империалистической историографии и возро­
дившейся ныне бонапартистской и фашистской публицистики
не могут снять с памяти Наполеона этого пятна, так же как ни­
чем не изгладить клеймящих слов Кутузова, сказанных прибыв­
шему в его лагерь наполеоновскому посланцу генералу маркизу
Лористону 5 октября 1812 г., что со времен татарщины русский
народ не знал такой варварской агрессии, как наполеоновская.
Совершенно независимо от строго научного критического об­
следования всей документации, прямо относящейся в той или
иной степени к выяснению непосредственных причин пожаров,
должно признать, что история возникновения вышеуказанной
традиции, ярко отразившейся в поэзии и искусстве, заслужива­
ла бы специального историко-литературного анализа, хотя сама
по себе она, конечно, пе может иметь значения сколько-нибудь
решающего фактического, документального аргумента при вы­
яснении поставленного вопроса.
Следует заметить, что в солдатских песнях пожар и разоре­
ние Москвы приписываются исключительно неприятелю: «Фран­
цуз Москву разоряет, с того конца зажигает». Песня ратников
тверского ополчения, распевавшаяся уже в конце войны, гово­
рит: «Начался грабеж неслыханный, загорелись кровы мирные,
запылали храмы божий» 20. Поется и о разоренной путь-дорож­
ке «от Можая до самой Москвы»: «Уж и ворог шел до самой
Москвы, разореная белокаменная огнем спалена, ой да спалепа».
Сочинялись песни и в Тарутинском лагере. Тут сначала го­
ворится, как «ночь темна была и не месячна, рать скучна была и
не радостна» и как ратники «оплакивали мать родимую, матькормилицу, златоглавую Москву-матушку». Но тут же звучат
и бодрые мотивы, ждут возобновления активных военных дей­
ствий: «Не боимся мы французов, штык всегда востер у нас,
лишь бы батюшка Кутузов допустил к ним скоро пас!» Слышит­
ся предчувствие победы: «Постараемся все, ребятушки, чтобы
сам злодей ira штыке погиб, чтоб вся рать его здесь костьми лег­
ла, ни одна б душа иноверная не пришла назад в свою сторону».
Об упомянутом выше свидании Кутузова с Лористоном имен­
но тут, забегая вперед, уместно напомнить хоть в нескольких
словах. В разгар работ по подготовке активных действий против
выдвинутого вперед отряда Мюрата Кутузову доложили о при­
езде в Тарутинский лагерь специально командированного Напо­
леоном генерала маркиза (в некоторых документах он неточно
795

назван графом) Лористона. Это была последняя из упорных и
одинаково неуспешных попыток Наполеона войти в сношения с
Александром и поскорее заключить мир. Провал первой попыт­
ки (с генералом Тучковым-третьим в Смоленске) и второй
(с И. А. Яковлевым — в Москве) раздражал и смущал импера­
тора, привыкшего, чтобы у него просили мира, а не самому про­
сить мира. Но положение на этот раз, в октябре, среди москов­
ского пожарища, было таково, что о самолюбии приходилось
забыть.
Наполеон сначала хотел послать к Кутузову Коленкура, дол­
го бывшего императорским послом при Александре, но Коленкур, при всей преданности Наполеону, отказался ввиду явной
безнадежности попытки. Был позван Лористон, в свое время
заменивший Коленкура на посольском посту в Петербурге. Ло­
ристон заикнулся было о том, что Коленкур прав, по тут Напо­
леон оборвал разговор прямым приказом: «Мне нужен мир, он
мне нужен абсолютно, во что бы то ни стало. Спасите только
честь». Лористон немедленно отправился к русским аванпостам.
Вопрос о приеме Лористона и, главное, о предстоящем раз­
говоре с ним был решен Кутузовым без всяких признаков коле­
баний, и только злобствовавший на Кутузова английский оберишион Роберт Вильсон мог подозревать Кутузова, что тот хочет,
встретившись на аванпостах с глазу на глаз с Лористоном, вой­
ти с французами в мирные переговоры, без ведома и против во­
ли царя и его союзников (Англии).
Мы уже зпаем по всем свидетельствам и по словам самого
Кутузова, сказанным перед сражением под Красным француз­
скому военнопленному Пюибюску, что главнокомандующий де­
лал все возможное, чтобы подольше задержать Наполеона в
Москве. Поэтому он нашел вполне целесообразным не только
весьма вежливо принять Лористона, но и обещать ему отправить
императору Александру все, что ему передаст Лористон. Это
обеспечило прежде всего долгую проволочку. Пустить самого
Лористона в Петербург Кутузов решительно отказался.
По существу же ответ Кутузова не мог вызывать никаких не­
доразумений: никакой речи о мире с Наполеоном в данный мо­
мент быть не могло. На жалобы Лористона относительно обхождепия русских крестьян с французами, попадавшими в их руки,
фельдмаршал ответил, что русский народ «отплачивает фран­
цузам той монетой, какой должно платить вторгнувшейся орде
татар под командой Чингисхана». Эта мысль была повторепа.
Доклад вернувшегося от Кутузова в Кремль генерала Ло­
ристона показал Наполеону, что надежды на компромиссный
мир беспочвенны. Но мир был абсолютно невозможен — более
невозможен, чем когда бы то ни было,— уже тогда, когда куту­
зовские полки 2 (14) сентября покидали Москву. Великой, не796

оцененпой драгоценностью было в эти тяжкие дни нисколько не
пошатнувшееся, беззаветное доверие парода и армии к Кутузо­
ву. Это доверие выдержало и превозмогло все испытания.
Отступающая русская армия по ночам видела громадное за­
рево горящей старой столицы, и Кутузов глядел и глядел на
него. У фельдмаршала с гневом и болью вырывались изредка
на этом пути обеты отмщения; его сердце билось в унисон с
сердцем русской армии.
Армия не предвидела, что хоть много ей еще предстоит же­
сточайших испытаний, но что настанет, наконец, день 30 марта
1814 г., когда русские солдаты, подходя к Пантенскому предме­
стью, будут восклицать: «Здравствуй, батюшка Париж! Как-то
заплатишь ты за матушку-Москву?» Глядя на московское заре­
во, Кутузов знал, что день расплаты рано или поздно наступит,
хотя и не знал, когда именно, и не знал, доживет ли он до этою дня.
Анализ скудных данных, касающихся начальной причины
московского пожара, и посильная оценка их научного веса будут
даны в моей книге «Нашествие 1812 года и разгром Наполеона
в России». Здесь же, в сжатой характеристике Кутузова, доста­
точно напомнить, что в оценке непосредственных последствий
московского ножара для французской армии ни малейших сомнепий быть нэ может. Пожары не усилили, а ослабили неприя­
теля, когда он стоял в Москве. Этот факт бесспорен, хотя при­
числять московский пожар к основным, решающим моментам
борьбы, как это склонны были делать многие впоследствии, нет
оснований.
Начинался новый фазис войны — начало контрнаступления.
Отойдя от Москвы и искуснейшим маневром дезориентировав
французов, оторвавшись от конницы Мюрата и направив ее на
Рязапскую дорогу, Кутузов повернул па Тульскую, оттуда —
на Калужскую дорогу и вышел к тарутинской позиции, где и
расположился лагерем.
Тон отношения двора и царедворцев, а отчасти и кое-кого из
штаба (начипая, например, с Беинигсена) к Кутузову после ос
тавлзпля Москвы был дан прежде всего в двух исходивших от
царя документах: в письме к Кутузову от 7 сентября и в письме
к графу П. А. Толстому от 8 сентября. «С 29 августа не имею я
никаких донесений от вас. Между тем от i сентября получил я
через Ярославль от московского главнокомандующего (Ростоп­
чина — Е. Т.) печальное известие, что вы решились с армией ос­
тавить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое про797

извело сие известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление.
Я отправляю с сим геи.-ад. князя Волконского, дабы узнать or
вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь не­
счастной решимости». Так писал царь фельдмаршалу. А па дру­
гой день он писал П. А. Толстому о решении Кутузова: «Причипа сей непонятной решимости остается мне совершено сокровен­
ной, и я не знаю, стыд ли России
она принесет или имеет пред­
метом уловить врага в сети» 21.
Подобные выходки (а это еще были более или менее сдер­
жанные) поощряли, конечпо, к писанию писем Александру с жа­
лобами на фельдмаршала и с прямыми намеками на необходи­
мость отнять у него командование. И но только Беннигсен и
Вильсон изощрялись. Барклай дал волю долго и очень стара­
тельно сдерживаемому порыву ревности и обиды в своем длин­
нейшем французском письме к царю от 24 сентября. Здесь он не­
только всячески черпит и унижает Кутузова, но решается
утверждать, что если бы у него, Барклая, не отняли командова­
ния, то он «дал бы сражение, по не у Можайска, а между Гжат­
ском и Царевым-Займищем... И я уверен, что разбил бы неприя­
теля». Ненависть и обида так душат Барклая, что он совсем непонимает, в какое курьезное положение ставит себя этой запо­
здалой интригой 22. Барклай пикогда не понимал, что при всех
своих достоинствах равняться или соревноваться с Кутузовым
по своим стратегическим или каким бы то ни было другим та­
лантам — значит, делать себя без всякой нужды смешным.

Тарутинская организаторская деятельность Кутузова сама
по себе была таким подвигом ума и энергии, явилась таким мо­
гучим фактором грядущих побед, что она одна могла бы увепчать лаврами Кутузова как замечательнейшего военного органи­
затора.
Если Наполеон, очень понимавший толк в военном деле, гор­
дился своим Булонским лагерем, созданным им в 1803—1805 гг.,.
то разве можно сравнивать по трудности дела создание этого ла­
геря с организаторским подвигом Кутузова? У Наполеона в рас­
поряжении были рабски подчинявшиеся ему Франция, вся за­
падная и часть центральной и южной Германии, вся северная
и средняя Италия, давно подчиненная Голландия, давно захва­
ченная Бельгия, вся промышленность, вся торговля этих бога­
тых стран. У пего была исправная, исключительно ему повино­
вавшаяся военная администрация, налаженный бюрократиче­
ский механизм, и он был неограниченным владыкой.
У Кутузова всего этого не было. В его распоряжении сначала
находилась только довольно сильно разоренная часть закладной,.
798

посточной и центральной России. Кроме того, Кутузов должен
был с полным успехом завершить создание нового превосходного
войска на глазах у расположенной в двух шагах от него хоть
и потрепанпой, но еще сильной армии Наполеона, которая имела
пока непрерывную коммуникацию со своими обширнейшими,
хоть и далекими, западноевропейской и польской базами. Поэто­
му Кутузов в Тарутино не мог работать так спокойно, как Напо­
леон в Булони, отделенный Ламаншем от неприятеля, который
его боялся.
Наконец, Наполеоп в своем Булопском лагере был самодер­
жавным государем, а Кутузов в разгар работы в Тарутине дол­
жен был выслушивать пелепые и дерзкие «советы» царя — по­
скорее начинать военные действия, не мешкать и т. п. Ему
приходилось считаться с царскими шпионами и клевретами,
успокаивать тревоги затесавшегося в его главную квартиру
Вильсона и т. п. Царь и тут ему мешал, явно считая себя впра­
ве в тот момент говорить с Кутузовым еще более сухим, нетер­
пеливым, раздражительным тоном, чем прежде.
Кутузов начал немедленно укреплять свою тарутинскую по­
зицию и сделал ее неприступной. Затем Кутузов непрерывно по­
полнял свою армию, в которой уже перед тарутинским сраже­
нием насчитывалось до 120 тысяч человек. Особое внимание уде­
лялось организации ополчения. После Бородина Кутузов мог
определенно приравнивать ополчение к таким войскам, которые
после сравнительно краткого обучения могли считаться частью
регулярной армии. Деятельно собирались запасы. Артиллерия у
Кутузова к концу тарутинского периода была гораздо сильнее,
чем у Наполеона. По минимальным иодсчетам, у русских было
от 600 до 622 орудий, у Наполеона — около 350—360. При этом
у Кутузова была хорошо снабженная конница, а у Наполеона не
хватало лошадей даже для свободной перевозки пушек. Конница
французов вынуждена была все более и более спешиваться. Де­
ятельно готовился переход от активной обороны к предстоявше­
му выступлению.
В Тарутине и после Тарутина и особенно после Малоярослав­
ца Кутузов очень большое внимание уделял и сношениям с пар­
тизанскими отрядами и вопросу об увеличении их численности.
Он придавал громадное значение партизанам в предстоящем
контрнаступлении. И сам он в эти последние месяцы (октябрь,
ноябрь, первые дни декабря 1812 г.) обнаружил себя как заме­
чательный вождь не только регулярных армий, но и партизан­
ского движения.
При таких-тоусловиях 6(18) октября 1812 г. Кутузов начал
и выиграл бой, разгромив большой «наблюдательный» отряд
Мюрата. Это была победа еще пока только начинавшегося
контрнаступления... Победа первая, но пе последняя!
799

Приказы Кутузова, быстро создавшего новую могучую
армию и громадные запасы, исполнялись с большим рвением, с
усердием и охотой, так, как исполняются боевые задания рвущи­
мися в бой солдатами. Полки регулярные и полки ополченские
были полны гнева, жажды отплатить за Москву, отстоять Ро­
дину.
Через несколько дней Малоярославец показал Наполеону,
какова возникшая в Тарутино армия. Организовывалась и уси­
ливалась под зорким наблюдением главнокомандующего и пар­
тизанская сила.
Глубокомысленные размышления французских историков о
причинах «совпадения» тарутинского боя с уходом Наполеона
из Москвы могут с успехом быть заменены самой удобопонят­
ной формулой: император сразу же сообразил, что Кутузов сно­
ва начинает по своей инициативе умолкшую носле Бородина
войну регулярных армий. Что война «нерегулярная», партизан­
ская, не прекращалась ни па один день после Бородина, он знал
очень хорошо. Французы вышли из Москвы. «В Калугу! И
смерть тем, кто воспрепятствует!» —воскликнул Наполеон.
Бой под Малоярославцем имел колоссальное значение в ис­
тории контрнаступления. По своему значению в истории войны
он стоит непосредственно вслед за Бородином. После восьми от­
чаянных атак и сожжения Малоярославца Наполеоп оказался
перед грозной альтернативой: либо решиться на генеральный
бой, либо сейчас же, с калужских путей, ведших на юг, свора­
чивать на северо-запад, к Смоленску. Он не решился идти в Ка­
лугу. Кутузов стал перед ним стеной.
Армия Кутузова была в этот момент больше и лучше, причем
кавалерия и артиллерия французов, если исключить гвардию (да
и то с оговорками), были снабжены и боеспособны несравненно
хуже русских. Не в Москве, а в Малоярославце началась бедст­
венная стадия наполеоновского отступления, а победоноспый
фазис кутузовского контрнаступления обозначился уже в Тару­
тине. Наполеон именно тут, под Малоярославцем, окончательно
убедился в непоправимости своего реального поражения под Бо­
родином, которое в его бюллетенях и в письмах к Марии-Луизе
так легко было превращать в победу. Бородино убило одну половипу его армии физически, а другую — морально. Кутузов же
стоял перед ним во всеоружии, во главе более сильной русской
армии, чем та, которая была ири Бородине, и самое главное —
армии, одушевленной неутолимым чувством гнева к врагу и пол­
ной веры в своего старого вождя.
Наполеоп в первый раз в жизни ушел от генерального боя и
пошел по Смоленской дороге навстречу надвигавшейся катастро­
фе. «Неприятель lö-го (октября — Е. Т.) оставил Ярославец и
отступил по Боровской дороге; генерал Милорадович доносит,
800

что неприятель был преследован от Малого Ярославца
8 верст» 23,— в таких скромных словах известил Кутузов свою
армию об одном из самых важных своих успехов в этой войне.
Начинали подводиться зловещие для агрессора итоги, без
пышных бюллетеней и громких слов. Русский народный герой
был всегда спокоен и прост.
Первым большим боем после вынужденного перехода Напо­
леона на разоренную Смоленскую дорогу был бой под Вязьмой.
В сражении под Вязьмой 21 и 22 октября 1812 г. русские одер­
жали новую блестящую победу. По донесению Кутузова, не­
приятель потерял убитыми и ранеными 6 тысяч человек, плен­
ными — 2500 человек. Русские потери были значительно мень­
ше. Кутузов считает их до 500 человек. Уже после сражения
была взята в плен из числа беглецов еще тысяча человек 24.
В свете признания все возраставшего значения активного,
систематически проводимого, обдуманного и в целом и во многих
частностях стратегического контрнаступления в совсем ином,
чем раньше, виде предстает перед историком роль партизан 25.
Накануне Бородина Кутузов смог уделить Денису Давыдову
лишь незначительный отряд, на что Давыдов несправедливо жа­
ловался своему другу и бывшему прямому начальнику Багра­
тиону. Но как только появилась возможность, Кутузов ничего не
жалел для усиления движения. Кутузов — вождь регулярной
1рмии — стал в то же время центральным лицом в партизанском
твижении: он поддерживал партизан материальными средства­
ми, он откомандировывал в отряды Давыдова, Сеславипа, а такке и в отряд Фигнера людей, восполнявших убыль в их рядах.
Наконец, его штаб стал центром, куда стекались донесения о
непрерывной борьбе партизан с отступавшим противником и
)ткуда давались необходимые указания. Детализированных
приказов, конечно, тут быть не могло. Со своим обычным тактом
1 умом Кутузов придал партизанскому движению пужпую в
-штересах дела степень цеитрализованпости, как раз то, что
5ыло необходимо и возможно при этой форме военных действий,
Ï вместе с тем ни в малейшей степени не стеснял действий
)тдельных начальников. Душа.партизанского движения — са­
мостоятельность инициативы — осталась нетронутой. Впрочем,
тикто другой не мог тогда сыграть эту роль в партизанском
щижении, кроме Кутузова. Он был не только военным вождем,
io и любимцем народных масс, а в действиях партизан наиболее
^посредственно осуществлялось сближение и ежедневное, по­
стоянное сотрудничество офицерства л казачества, с одной
•тороны, и крестьянских предводителей, вроде Герасима Курипа
1ли Четверикова,— с другой.
При контрнаступлении роль партизан свелась вовсе не к то­
му, чтобы «беспокоить арьергарды» отступавшего противника,
Я Е. В. Тарле. т. VII

ог\\

как об этом говорили в начале движения. Своими постоянными
нападениями (и вовсе не только на арьергарды) партизаны под­
держивали в неприятельских рядах (это мы знаем из француз­
ских показаний) мысль и ощущение, что идет нескончаемая
битва.
Прошло Тарутино, а нападения продолжались и непрерывно
поддерживали тревогу вплоть до Малоярославца. Прошел Мало­
ярославец, однако сражения — правда, малые, но зато ежеднев­
ные — продолжались вплоть до Вязьмы, где французы в отмест­
ку партизанам прибегли к гнуснейшей и случайно лишь не удав­
шейся им попытке загнать население в городской собор, запе­
реть его там и сжечь живьем. Прошла Вязьма — и опять ни од­
ного дня, вплоть до Смоленска, не было у противника уверенно­
сти, что не произойдет очередного нападения. Наконец, от Смо­
ленска до Березины партизаны уже и в самом деле вели посто­
янные бои, а Кутузов продолжал свою «малую войну», отражая
небольшие отряды со специальными заданиями против непомер­
но растянувшейся в длину отступающей неприятельской армии.
Губительные для Наполеона последствия Бородина и затем
стоянки в Москве были условиями, сделавшими для него уже
зовсем невозможной надежду на победу в большом сражении над
окрепшей и прекрасно организованной кутузовской армией, как
это показали Тарутино и Малоярославец. После этих двух тя­
желых поражений французам оставалась только медленная, но
неизбежная гибель в самых ужасающих условиях, под ударами
контрнаступления, осуществляемого и всей большой армией
фельдмаршала, и «малой войной» командируемых небольших
отрядов, и могущественно усилившимися партизанами.
Самой убийственной для французов чертой кутузовского
контрнаступления оказалась его непрерывность. Стратегический
план Кутузова нашел полное свое осуществление в наиболее це­
лесообразной тактике.
Кутузов сидел в Ельне, затем в Копысе, и к нему стекались
сведопия: регулярные части имели такие-то встречи и изъяли
столько-то; партизаны имели такие-то встречи и взяли столькото. «Казаки и крестьяне» — под .этим двойпым обозначением все
чаще начипали фигурировать русские партизаны в приказах На­
полеона по армии и в частных приказах маршалов и корпусных
командиров по корпусам.
Кутузову приходилось даже считаться с соревнованием, ино­
гда довольно острым, между партизанскими начальниками и
офицерами регулярных войск. По существу, это было соревнова­
ние в подвигах самоотвержения. Можно сказать, что Кутузов не
только создал план контрнаступления, но и нашел для его осу­
ществления в помощь своей регулярной армии необычайно цен­
ную оперативную силу в виде партизанской войны. Народный
802

гнев, чувство патриотической ненависти к захватчику и граби­
телю нашли себе выход в партизанской войне, а партизанскую
войну Кутузов ввел в систему тех сил, которые, осуществляя
задуманное им контрнаступление, неуклонно гнали агрессора к
ждавшей его страшной катастрофе.
Общий вывод о партизанском движении, который в моей но­
вой книге будет обоснован еще несравненно более обильным
фактическим материалом, таков: непримиримая ненависть тысяч
и тысяч крестьян, стеной окружившая «великую армию» Напо­
леона, подвиги старостихи Василисы, Федора Онуфриева, Гера­
сима Курина, которые, ежедневно рискуя жизнью, уходя в леса,
прячась в оврагах, подстерегали французов,— вот то, в чем наи­
более характерно выражались крестьянские настроения
в 1812 г.
и что оказалось губительным для армии Наполеона 26.
Уточняю тут данную мною раньше слишком сжатую и поэто­
му неполную формулу: именпо русский крестьянин способство­
вал гибели кавалерии Мюрата, перед победоносным натиском ко­
торой бежали все европейские армии; русский крестьянин помо­
гал по мере сил русской регулярной армии уничтожить кавале­
рию Мюрата, заморив голодом ее лошадей, сжигая овес и сено,
за которыми приезжали 27фуражиры Наполеона, а иногда истреб­
ляя и самих фуражиров .
Таково было фактическое тесное сотрудничество крестьянст­
ва и армии в деле истребления лошадей французской кавалерии,
н затем и лошадей артиллерийских частей на походе и в боях.
Блестящий успех кавалерийского рейда Уварова и Платова,
внесшего такое смятение в тылу Наполеона, не мензе блестящее
достижение русских конников, уже в конце Бородинского боя
истребивших лучшую часть польской конницы Понятовского,
обнаружили воочию все преимущество русской кавалерии над
наполеоновской. Полностью бессилие конницы агрессора проя­
вилось в разгар русского контрнаступления, когда в Смоленске,
под Красным, между Красным и Березиной и за Березиной
французы должны были бросать сотнями и сотнями вполне ис­
правные орудия вследствие быстро исчезавшей возможности
обеспечить артиллерии конную тягу.
Со дня на день у Кутузова крепла уверенность, что его план
непрерывного контрнаступления, безусловно, исполним и поэто­
му опасные сюрпризы со стороны Наполеона мало возможны,
так как Наполеону уже не оторваться от преследования и не со­
здать внезапно нужный «кулак» для ответного удара. Есть фак­
ты, неопровержимо доказывающие, что уже в Малоярославце,
т. е. в самом начале контрнаступления, Кутузов был совершенно
убежден в полпом успехе затеянпой им грандиозной операции.
Нужно предварительно напомнить, что нельзя себе представить
человека, который был бы до такой степени, как Кутузов, лишен

самоуверенности, пренебрежения к противнику и какого бы то
ни было намека на самохвальство. Притом осторожность
Кутузова в выборе слов, когда ему приходилось делать скольконибудь ответственные заявления, была известна всем, кому слу­
чалось наблюдать его.
Но вот происходит сражение под Малоярославцем. Неизвест­
но, что сделает Наполеон, неизвестно, что сделает Кутузов.
В записях «Достопамятной войны россиян с французами», из­
данных в Петербурге в 1814 г., когда были еще живы участники
событий, читаем: «После отражения неприятеля под Малым
Ярославцем калужские яштели пришли в чрезвычайный страх,
опасаясь, что Наполеон пробьется на Калугу. В чрезвычайном
замешательстве и унынии они пэ знали, на что решиться:
остаться ли в добычу неприятелю или спасать себя бегством.
Калужский градской голова Торубаев, заботясь более прочих
граждан, решился по долгу своему обратиться к князю Кутузо­
ву, дабы именем всех граждан испросить у пего совета, что им
делать. Кутузов, увэренный твердо в иесомнонпом успехе своих
предначертаний и усматривая совершенно, чем окопчится дело,
писал к градскому главе, чтобы он был спокоен и от лица его
удостоверил всех граждан своих, что опасности им никакой не
настоит и что неизбежная гибель предстоит неприятелю. Дабы
удостоверить их в непреложной истине сего, Кутузов присово­
купил, что лета и его любовь к отечеству имеют право требовать
от них безусловной доверенности, силою коей вторительно уве­
рял он их, что город Калуга есть и будет в совершенной безо­
пасности».
После Вязьмы и после известий о полном опустошении Смо­
ленска, исчезновении в нем продовольственных припасов, путь
Кутузова, бывшего все время в теснейшей связи и с регулярной
армией и с партизанскими силами, превращается в своеобразное
триумфальное шествие. Ему по два — три раза в день доносят о
новых удачных нападениях на неприятеля со стороны регуляр­
ных войск и особенно партизан. Французское отступление ме­
стами уже начинает походить на беспорядочное бегство. Уже
нет речи о сопротивлении, об инициативе, об активности разби­
той армии, бредущей по опустошенной дороге. Есть еще надежда
выбраться живыми пз России, но и она начинает исчезать.
Только одно большое столкновение с врагом, которое при­
шлось в это время пережить русской армии, было похоже на
«правильный» бой регулярных армий: это было сражепио под
Краспым, длившееся четыре дня, с 6 по 9 поября, и окончив­
шееся тягчайшим поражепием французов. Не доходя до Кра­
сного, неприятель был окруя^ен. Шестого числа был разгромлен
один из лучших корпусов наполеоновской армии — корпус мар­
шала Даву,— причем пленных было взято 9 тысяч человек.
804

В ближайшие дни сложил оружие корпус Ыея в 1.2 тысяч
человек со всей артиллерией, казной и т. п. Маршал Ней ушел с
несколькими сотнями человек. Перебитых и утонувших при пе­
реправе через реку не сосчитать. Это был разгром в полном
смысле слова. Кутузов еще перед битвой под Красным писал
Александру: «После славного сражения при Бородине неприя­
тель столько потерял, что и доселе исправиться не может и по­
тому ничего против нас не предпринимает ».
Старый фельдмаршал, по существу, был прав, потому что под
бородинскими потерями французов он понимал и потерю преж­
ней, навсегда исчезнувшей веры в победу.
Французы под Красным за четыре дня потеряли убитыми и
пленными более 26 тысяч человек и 116 орудий. А сверх того
при бегстве они вынуждены были оставить русским еще 112 ору­
дий. Под Красным дрались с русской стороны те же бородин­
ские, уцелевшие еще герои и ополченцы, на глазах маршала
Бессьера громившие наполеоновских гренадеров, по французы
как боевая сила были непохожи на тех, какими они были не
только под Бородином, по еще и под Малоярославцем. После
Красного их ждал окончательный разгром на Березине и на по­
лях между Березиной и Вилыгой.
Под Березиной неумелость Чичагова и растерянность Витген­
штейна на несколько считанных дпей отсрочили гибель немно­
гих людей, с которыми прорвался Наполеон, оставив на Берези­
не тысячи погибших. Враг Кутузова, назначенный именно по­
этому главнокомандующим Дунайской армией (когда «в награ­
ду» за Бухарестский мир Кутузов получил внезапную отставку),
Чичагов действовал, абсолютно не считаясь с Кутузовым. Оста­
ток дней своих Чичагов посвятил злобной клевзте (на русском,
французском и английском языках), имевшей целью свалить
вину за свою неудачу на фельдмаршала. Выполнение этой цели
облегчалось тем, что Чичагов надолго пережил Кутузова. Вит­
генштейн все же более откровенно признавал свою вину 28.
Далее мы увидим, как Кутузов уже после Березины реши­
тельно воспротивился нелепому плану Чичагова вести свою ар­
мию в Польшу, вместо того чтобы спешить к Вильне и присое­
диниться к шедшей туда армии главнокомандующего. Царедвор­
ческая челядь Александра была очень склонна поддержать Чи­
чагова и клеветать на Кутузова. К счастью, теперь она уже не
смела деятельно вредить победителю Наполеона.
Вся энергия мысли Кутузова после Березины была направ­
лена на то, чтобы заставить Витгенштейна отрезать Макдональду путь к соединению с Наполеоном. В один и тот же день,
19 ноября (1 декабря), он пишет об этом Витгенштейну, а Чи­
чагову отдает нриказ — преследовать по пятам остатки армии
805

Наполеона, причем Платов с казачьими полками и полуротой
Донской конной артиллерии должен был опередить бегущих
французов и «атаковать его (неприятеля — Е. Т.) в голове и
во фланге», уничтожая все мосты, магазины и пр. Кутузов тре­
бовал от Чичагова большой энергии: «Переправа неприятеля
через Березину не могла иначе свершиться, как с пожертвова­
нием большого числа войск, артиллерии и обоза. Весьма же­
лательно, чтобы остатки его армии были истреблены,
и для того
необходимо быстрое и деятельное преследование» 29. Кутузов не
хотел обескураживать Чичагова, он был мягок с ним, но, по опы­
ту зная его промахи и опоздания, настойчиво требовал неослаб­
ной энергии и от него и от Витгенштейна.
Ценнейшими документами для характеристики пастроений
и планов Кутузова в этот последний период войны являются его
предписания Сакену 22 ноября (4 декабря) и Тормасову 23 но­
ября (5 декабря). Чичагов хотел отправить Сакена против
Шварценберга, чтобы не дать ему проникнуть в Польшу, а Ку­
тузов решительно отменил этот план.
Истребление остатков армии Наполеона, полное безостано­
вочное и беспощадное,— вот основная цель фельдмаршала, а во­
все не диктуемая политическими (неосновательными) соображе­
ниями идея Чичагова о скорейшем вторжении в Польшу 30.
Кутузов-дипломат был столь же несоизмеримой величиной с
Чичаговым, как и Кутузов-стратег. Он ясно видел, что может
случиться, если отвлечь русскую армию от главной цели и опро­
сить часть ее на ненужную борьбу против австрийцев и помога­
ющих им поляков, когда еще не завершена гибель наполеонов­
ского войска на главном направлении отступления французов 31.
Кутузов был великим полководцем и поэтому думал не толь­
ко о победоносных приказах и блеске приблизившегося полного
торжества, по и о многом таком, о чем легко забывали порицав­
шие его современники и о чем склонен забывать кое-кто из позд­
нейших историков. В декабре русская армия подходила к Вильне, и Кутузов не хотел, чтобы исполнилась мечта Наполеона,
чтобы в Литве началось восстание против русских. Он знал, что
наполеоновские эмиссары вели в Литве агитацию против рус­
ской армии. Кутузов принял серьезные меры к тому, чтобы меж­
ду армией и местпым населением были сохранены нормальные
отношения. «Я в особенную обязанность поставил графу Плато­
ву обратить всевозможное внимание и употребить все должные
моры, дабы сей город (Вильна — Е. Т.) при проходе наших
войск не был подвержен пи малейшей обиде, поставя ему при­
том на вид, какие в нынешних обстоятельствах могут произойти от того последствия» (курсив мой — Е. Т.). Об этом же он
повторно
писал и Чичагову и другим, еще когда входили в Ошмяны 32.
806

10 декабря 1812 г. в Вильну вошли одновременно Чичагов и
Кутузов. Ближайшей очередной военной задачей Кутузова было
не допустить Макдопальда к соединению с остатками француз­
ской армии. Он приказал Витгенштейну и Чичагову сделать все
возможное для достижения этой цели. Одновременно рекомен­
довалось от имени царя «давать чувствовать» прусским войскам,
находившимся в составе наполеоновской армии (в корпусе Мак­
допальда), что единственным своим врагом русские считают
французов, а не цруссаков 33 . То были дпи, когда готовился
переход прусского генерала Иорка па сторону России.
12 декабря Кутузов не только знал о неизбежности загра­
ничного похода, по начал делать соответствующие распоряже­
ния: «Ныне предпринимается общее действие на Пруссию, еже­
ли сие удобно произвести можно. Известно ужо, что остатки
французской армии ротировались в ту сторону, а потому одпо
только преследование туда только может быть полезно»,— писал
фельдмаршал Чичагову 12 (24) декабря, то есть еще до вилен•ских споров с Александром. Это неопровержимо доказывает, что
самые споры касались совсем не существа вопроса о загранич­
ном походе, а лишь сроков, т. е. того, переходить ли границу не­
медленно или позже. Не больше! Самый же вопрос был решен
Кутузовым утвердительно. Цитируемое письмо решает и уточ­
няет все: Кутузов хотел освобождения Европы и явно считал
дело победы незавершенным, пока Наполеон в Европе распоря­
жается по-хозяйскп, по он желал, чтобы немцы могли активно
включиться в дело собственного освобождения.
В Вильне должен был решиться вопрос громадного значе­
ния — продолжать ли немедленно военные действия, преследуя
отступавшие за Неман жалкие остатки почти совсем уничтожен­
ных, разгромленных французских сил, или остановиться и дать
русской армии, очень пострадавшей во время блистательно за­
кончившего войну контрнаступления, отдохнуть и оправиться.
Когда Кутузов некоторое время высказывался против того,
чтобы продолжать войну немедленно, это вовсе не озпачало, что
он считал войну с Наполеоном уже оконченной. Изгнание, или,
точнее, полное упичтожение 600 тысяч прекрасно вооруженных
людей, в разное время прибывших в Россию начиная с 12 (24)
июня 1812 г., покрыло Россию славой, было заслуженным гроз­
ным ответом агрессору, но оно не уничтожило хищническую им­
перию. Кутузов — дипломат и политик — знал еще гораздо луч­
ше и понимал гораздо тоньше спорившего с ним Александра, что
великая победа, одержанная в России, с точки зрения широкой
программы разрушения хищпической империи, является не кон­
цом, а началом дела.
Силу государственной организации, созданной на развали­
нах разрушенного революцией феодального строя во Франции,
807

DIT знал не хуже H. П. Румянцева или M. M. Сперанского, но в
этличие от них обоих и тех, кто около них группировался, Кутуюв не верил в прочность и жизнеспособность международной
политической комбинации, созданной двумя императорами в
Гильзите. Киевскому или виленскому губернатору, совсем от­
страненному после Тильзита от вопросов высшей политики не
приходилось ни разу высказываться принцициально по существу
;ела, потому что его никто об этом не спрашивал, но как только
ш стал в 1811 г. главнокомандующим Дунайской армией, он по­
вел и военные и дипломатические дела так, как можно и должно
эыло их вести, имея в виду не Константинополь, а в отдаленном
5удущем Париж. Всякий мир с Наполеоном оказался бы пере­
мирием, каковым оказался мир и союз Тильзитский. Предстояли
долгие, кровавые войны...
В «союзников» России в предстоявшей борьбе Кутузов либо
ае верил, либо верил очень мало. Австрии и Пруссии верил Ma­
io, Англии не верил совсем, что без особых обиняков и высказы­
вал в глаза Вильсону, когда тот назойливо приставал к нему с
зоветами энергичнее вести войну. Замечу кстати, что глубокого
смысла далекого расчета кутузовского контрнаступления Вильзон так никогда и не понял, подобно своему другу и корреспон­
денту Александру Павловичу.
С очень пошатнувшимся здоровьем кончал Кутузов свой поэедоносный поход 1812 г. Тяжкой рабочей страдой была для него
эта войпа. Обожание и безусловное доверие солдат, совсем осо­
бый дар повелевать, делая это так, чтобы повеление звучало лас­
ковой нросьбой, обаяние ума и влекущее благородство характе­
ра,—словом, все то, что в Кутузове покоряло людей начиная с
первых же лет его жизни, очень, конечно, помогало Кутузову
при всей его усталости, при всех приступах недомогания, кото­
рые он искусно скрывал от окружающих, нести невероятно тя­
желый груз труда и ответственности. Старик, которому, считая,
например, от дня Бородинского боя (7 сентября 1812 г.) до дня
змерти (28 апреля 1813 г.), оставалось жить ровным счетом семь
месяцев и три недели, нес на себе бремя гигантского труда. По­
пробуйте прочесть хотя бы XVIII, XIX, XX томы «Материалов
военно-ученого архива» главного управления генерального шта­
ба, где напечатаны документы (письма, резолюции, писанные и
диктованные, и т. п.), изо дня в день исходившие от Кутузова.
А если не хватит терпения на такое «будничное» чтение (хотя
у всякого, претендующего понять роль Кутузова, такого терпе­
ния должно хватить), то хоть посмотрите, перелистайте эти то­
мы (а в них приведено еще далеко не все!) — и нельзя будет
удержаться от возгласа удивления. Ведь то, что посылалось Ку­
тузову, не просто прочитывалось в штабе, по и требовало резо­
люций, усилий направляющей мысли. Нужно отвечать — прика­

зов

зами, решениями, даже советами, которые, исходя от главноко­
мандующего, являются тоже приказами. Что писать Милорадовичу? Чичагову? Витгенштейну? Как реагировать на то, что ба­
рон Розен пишет Коновницыну? Или что пишет непосредственно
фельдмаршалу Ермолов? Или как отозваться па письмо Витген­
штейна фельдмаршалу, из коего ясно, что царь посылает через
Чернышева Витгенштейну руководящие указания помимо
фельдмаршала и что Витгенштейн уже от себя «любезно» по­
сылает Кутузову рапорт Чернышева царю? И все это еще забра­
сывается тучей рапортов (прямых или пересылаемых в порядке
иерархическом), и эти рапорты ведь тоже вовсе не «мелкие»,
если они доходят все-таки до самого фельдмаршала. Да и что
это значит в двенадцатом году— «мелкие дела», если партизан
Фигнер должен быть уведомлен через Ермолова прямо из штаба
Кутузова, что 4 октября «людям в лагере варить каши ранее и
команд для фуражировки не высылать», так как «неприятель
может сегодня противу пас предпринять» движение? А Фигнер
должен немедленно соединиться с Дороховым, чтобы действо­
вать вместе на Вороново? Что это, «мелкое дело»? Участь боль­
шой битвы зависела от таких «мелких дел». Все важно, от всего
зависят тысячи жизней, и до самого конца похода еще сущест­
вует противник, хотя уничтожена его армия и сам он уже бежал
из России. Потому что выступают новые и новые вопросы: «Але­
ксандр возлагает на армию заботу о безопасности прусского ко­
роля,— а эти монархические любезности и нежности могут от­
пугнуть генерала Иорка, самовольно мужественно перешедшего
на русскую сторону... И всюду нужен орлиный взор и ума палата,
и глубокая проницательность, и умение разом видеть и деревья
и лес! А все это есть только у старика, с двух концов сжигающе­
го последние остатки физических сил... Организация армии, ор­
ганизация тыла, заботы о снабжении, о вооружении, о сношзниях с Тулой, с Сестрорецком, с Уралом — все это лежало в ко­
нечному счете на главнокомандующем.
В декабрьские дни 1812 г. в Вильне Кутузов ясно понял, что
своей победой он уже сокрушил континентальную блокаду, впол­
не обессилил ее, насколько это было полезно и необходимо для
русских экономических и политических интересов, и что факти­
чески побережье Балтийского моря совершенно открыто для
морской торговли с Россией. Торговля началась уже даже во
время войны. Но пока существовала империя Наполеона, ду­
шившая Англию, континентальная блокада
еще существова­
ла на юге, в центре, на западе Европы 34.
Государства Средней Европы и Италия пока еще были если
не совсем закрыты, то и не вполне открыты для английских то­
варов. О Франции (самом значительном из английских рынков
сырья и сбыта) нечего и говорить: этот рынок был закрыт если
809

не «герметически», как хвалились министры Наполеона вроде
Годена, то во всяком случае, весьма крепко.
Для Англии продолжение войны с Наполеоном было и с эко­
номической и с политической точек зрения делом не только ка­
питально важным, но и неотложным. Но реальная английская
помощь в предстоящей континентальной войне была более чем
проблематична. Другим будущим «союзникам» России — а пока
союзникам Наполеона —старый русский дипломат и стратег ес­
ли и «доверял», то с большими оговорками.
Конечно, пруссаки были непосредственно заинтересованы
в избавлении от полного политического рабства у Наполеона, но
ведь только что они воевали с Россией, что называется, пе за
страх, а «за совесть» (если можно тут так некстати употребить
это слово), нещадно грабили оккупированные ими русские тер­
ритории, заранее, до начала войны, приторговывали себе у На­
полеона часть Курляндии в случае «удачи» французов в походе.
Даже когда прусский генерал Иорк перешел на сторону русских
и когда французов уже в Пруссии не было, король ФридрихВильгельм ГП писал Наполеону письмо, клянясь предать Иорка
военному суду. Кутузов не имел причин доверять ФридрихуВильгельму, которого Маркс впоследствии называл скотиной и
который своим отношением к России заставляет часто вспоми­
нать об этой марксовой квалификации, свободной от какой-либо
двусмысленности.
Что касается Австрии, то Александр грубо ошибся, думая о
скором ее разрыве с Наполеоном. Разрыв этот состоялся не в
январе, а в конце августа 1813 г. Все это не мог не принимать в
соображение Кутузов, видевший, что в первое, самое трудпое
время заграничного похода основную тяжесть войны придется
нести русским и только русским, что и имело место.
Интересно, что Александр не хуже Кутузова знал, почему
Вильсон так злобно, нагло и откровенно клеветал на Кутузова,
почему английский посол Кэткарт так усиленно хлопотал в
Вильне вопреки советам Кутузова о немедленном продолжении
войны. «Скажите, не имеете ли вы и Кэткарт приказания в то
время, как мы вступим в Пруссию и Германию, сжечь все та­
мошние мануфактурные заведения?» — такой вопрос задал
Вильсону Александр. Когда же'речь шла об издании русского
перевода книги Вильсона, русская военная цензура (дело было
в 1855 г.) решила эти слова пе пропустить 35. Вильсону было
очень не по душе, что ему никак не удается перехитрить Куту­
зова, который видит его насквозь.
Когда Кутузов отдал распоряжение занять позицию после
сражения у Малоярославца, то дошедший до предела дерзости
Вильсон так себя вел, что старый фельдмаршал счел нужным его
оборвать и папомнить ему, что пе Англия спасает Россию, а Рос810

сия спасает Англию и что «наследниками власти Наполеона бу­
дет не Россия и не какие-либо другие континентальные госу­
дарства, а воспользуются всем те, которые пыне господствуют
на морях и которых владычество сделается тогда нестерпимым».
Кутузов считал Наполеона открытым врагом России, а Ве­
ликобританию — тайным врагом, тоже стремящимся хоть и
иными путями, но столь же упорно к мировому владычеству.
Александру, проведшему всю войну 1812 г. в уютных залах
Зимнего дворца, не терпелось начать поход за грапицу немед­
ленно, из Вильны. Но Кутузов, гениальный расчет которого и
привел русскую армию в Вильну, несравненно лучше знал, чего
•стоило русскому солдату только что победоносно закончившееся
контрнаступление. Это забыл не только Александр Т, но склонны
ипогда игнорировать и некоторые историки, «защищающие» Ку­
тузова от «обвинения» в том, что в декабре 1812 г. он оспаривал
мнение царя о необходимости немедленно начать поход за гра­
ницу. Другими словами, они защищают Кутузова от «обвине­
ния» в том, что он не был согласен с желаниями английского
шпиона, политического лазутчика Вильсона, перед которым в
Пильне в декабре 1812 г. царь позорно «извинялся», что дает
ненавистному им обоим Кутузову Георгия первой степени.
Говорить, например, что Кутузов должен был понимать, что
относительно вопроса об уничтожении блокады интересы Анг­
лии и России «совпадали», могут только те, кто совершенно
не разбирается в положении России и Европы в то время и абсо­
лютно ничего не понимает в том, что такое была континенталь­
ная блокада. Именно оттого-то так и раздражали Кутузова при­
ставания шпионившего за ним в 1812 г. Вильсона, что Кутузов,
великий стратег и пе менее великий дипломат, прекрасно попи­
нал, что при разгроме Наполеона в России континентальная бло­
када уже фактически перестала существовать, потому что Рос­
сия, Швеция, Дания со всеми своими территориальными водами
были уже вполне открыты отныне для ввоза английских товаров,
а вот Англия действительно очень нуждалась в том, чтобы бло­
када была уничтожена также во Франции, Бельгии, Каталонии,
Голландии, Италии, иллирийских провинциях, и уничтожена
немедленно. Вот почему Вильсону не терпелось поскорей пой­
мать (конечно, русскими, а пе английскими руками) Наполеона
и уничтожить империю. Кутузов же знал, что полное низвер­
жение Французской империи потребует очень много русской
крови. Он тоже ставил конечной целью войны полное уничто­
жение наполеоновского владычества, но желал дать русской
армии хоть небольшой отдых и больше времэни для пополнений.
Кутузов с гениальной прозорливостью предвидел тяжкие,
кровавые дни Лютцена, Бауцена, Дрездена и то, что союзники
до самой осени 1813 г. либо очень мало помогут русской армии,
811

как Пруссия или как кронпринц шведский Бернадот, либо дажеи не объявят Наполеону воины, как Австрия, которая только в
августе решилась на этот шаг, или как Англия, обманувшая
своих русских союзников. Победа (и какая блестящая!) при
Кульме была русской победой, а не прусской, не австрийской,
не шведской. Кульм был поворотным моментом войны 1813 г.
Но ведь он стал возможен лишь 17 сентября 1813 г.
Кутузов ничуть не меньше Александра знал, что оконча­
тельная ликвидация военной угрозы со стороны императорской
Фракции возможна не на Немане, а па Сене, и это доказывается
приводимым дальше его разговором с де Пюибюском, но он
хотел, чтобы эта победа была одержана после достаточной воен­
ной, а главное, дипломатической подготовки, с необходимыми
кровавыми жертвами не одной только России, но и «союзных»
держав. Об этом свидетельствует все его поведение с декабря
1812 г. до его смерти.
Прошло немного времени после смерти Кутузова, и прус­
ский король уже метался в полной панике и кричал: «Вот я уже
опять на Висле!» Русские должны были еще долго почти в оди­
ночку выдерживать всю тяжесть боев против новой громадной
армии Наполеона, чтобы спасти Берлин и не позволить Фрид­
риху-Вильгельму отбыть в срочном порядке на Вислу.
Кутузов знал, что конечная победа над Наполеоном в Евро­
пе будет одержана, и шел к этой победе, но он не хотел щедро
платить русской кровью за излишне нетерпеливое желание
союзников ускорить свое освобождение от Наполеона, от его
поборов и притеснений, от его континентальной блокады. Союз­
ники же хотели ускорить это освобождение, тратя по возмож­
ности меньше своей крови и по возможности больше крови рус­
ской. И Кутузов хотел полной победы над Наполеоном, но у
него и тут был свой план, и он противился навязываемому ему
другому, чужому плану.

Величие гениального стратега и дипломата, величие прозор­
ливого русского патриота, разгромившего армию Наполеона в
1812 г., имевшего всегда твердое намерение покончить с его им­
перией и именно поэтому желавшего лучше подготовить окон­
чательный удар,— это величие выявляется ярко не только в
1812, но и в 1813 г. «Потщимся довершить поражение неприя­
теля на собственных полях его!» — сказал Кутузов, изгнав
французов из России. Но он хотел, чтобы в 1813 г. русской ар­
мии пришлось впредь уже не в одиночку сражаться с Наполео­
ном, как она сражалась против него в 1812 г.
Ему, великому патриоту, победоносному полководцу, по
праву принадлежала бы честь ввести в марте 1814 г. русскую
812

рать в Париж; ему, а не Барклаю и никому другому. Но смерть
застигла его в самом начале новых кровопролитий, приведших
к предвиденному им окончательному торжеству.
За месяц с небольшим до смерти старый герой, победитель
Наполеона, должен был выслушивать нетерпеливые советы од­
ного из многочисленных прихлебателей и льстецов Александра,
Винценгероде, поскорей идти навстречу Наполеону, собирав­
шему в это время новую громадную армию.
На сей раз Кутузов оборвал этого непрошенного советчика:
«Позвольте мыс еще раз повторить мое мпепие насчет быстроты
нашего продвижения вперед. Я знаю, что во всей Германии
каждый маленький индивидуум позволяет себе кричать против
пашей медлительности. Считают, что каждое движение вперед
равносильно победе, а каждый потерянный день есть пораже­
ние. Я, покорный долгу, возлагаемому моими обязанностями,
подчиняюсь подсчетам, и я должен хорошо взвешивать вопрос
о расстоянии от Эльбы до наших резервов и собранные силы
врага, которые мы можем встретить па такой-то и такой-то вы­
соте... Я должен сопоставить наше прогрессирующее ослабле­
ние при быстром движении вперед с нашим увеличивающимся
отдалением от наших ресурсов... Будьте уверены, что пораже­
ние одного из наших корпусов уничтожит престиж, которым
мы пользуемся в Германии» 36.
Но когда Кутузов окончательно решился согласиться при­
нять пост главнокомандующего в начинавшейся повой стадии
войны против Наполеона, то он повел дело так, что за все че­
тыре месяца, какие ему оставалось прожить, ему ни разу не
пришлось испытать неудачи, а его переговоры с прусскими вла­
стями, с прусскими городами, влияние его всегда умно обдуман­
ных заявлений, уверений и обещаний на растерянное, колебав­
шееся население, запугапное долгим наполеоновским гнетом,
было громадно. В эти критические первые четыре месяца 1813 г.
на Кутузова-полководца ни разу пе осмелился напасть неприя­
тель, а Кутузов-политик мирно, без открытой борьбы одолел
франкофильскую партию, еще сильную при берлинском дворе
и кое-где в стране.
В течение четырех месяцев заграничного похода Кутузов,
старый и больной, явно чувствовал себя более независимым от
двора, чем в течение всего похода 1812 г. Победитель Напо­
леона, спаситель России, кумир народа, оп мог чувствовать себя
минутами гораздо более царем, чем Александр. Приказы Куту­
зова исполнялись по всей России самым ревностным образом.
•В последние три дня декабря 1812 г., когда Кутузов перешел
через Неман, у него было всего готовых к бою 18 тысяч чело­
век, но когда он вошел в Калиш, а его генералы были им по­
ставлены по Одеру, в начале и середине февраля 1813 г., то
813

у пего было уже больше 140 тысяч. Гениальный организатор,
тарутинский создатель армии превзошел в Калише самого себя.
Он требовал (и получил!) еще и согласие царя на формирова­
ние резервов численностью в 180 тысяч человек.
И все-таки король Фридрих-Вильгельм трусил и в смятении
не знал, кому, кого и, главное, когда ему следует предать и про­
дать: Наполеона Александру или Александра Наполеону. Боял­
ся их обоих он так, что в один и тот же день иногда писал
истинно верноподданнические письма обоим императорам. Но«
тут снова во всем блеске выступил на сцену Кутузов-дипломат.
Он сообщил, что прямо пошлет к Берлину Витгенштейна с вой­
ском, ласково при этом предупредив короля, что хочет его под­
крепить. Фридрих-Вильгельм очень хорошо понял намек... и
покорился. Но Кутузов имел основание рассчитывать не на ко­
роля, а на немецкий народ, и он дожил до начала осуществления
этих надежд. В первые месяцы 1813 г. немцы еще медленно,
но уже приходили в себя после долгого оцепенения, порожден­
ного наполеоновским ярмом.
В солдатском фольклоре весьма характерно отразилось пер­
вое время войны 1813 г. Украинские ратники сочинили, по-ви­
димому, именно в эти первые месяцы 1813 г. укоризненно-на­
смешливые стихи, обращенные к «прусам», или, иначе, «прусацьким головам»: «Як Россия стала биться,— ты французу вседывывея, ты нейшов нам помогать, з нами славу добывать!»
А вот когда Россия начала побеждать, то «прус» «на коленьки;
пав любенько» перед русскими, умоляя о спасении своих «прусацьких голов».
Другая солдатская песня (великорусская) как бы дополня­
ет украинскую: «Нутка, русские солдаты, станем немцев выру­
чать! Немцы больно трусоваты, нам за них, зпать, отвечать!»
Так отражались в сознании русского солдата долгие коле­
бания прусского короля: помогать ли Кутузову или не помогать
и если помогать, то в какой мере? Песни сообщают, что «гость
незваный к пам явился не во сне, а наяву, и тем изверг весе­
лился, что жег матушку-Москву». А другая песня полна гордой
уверенности: «Нам но надобна и помощь, нам не нужны прус­
саки» 37.
10 февраля 1813 г. Фридрих-Вильгельм III подписал нако­
нец русско-прусский союзный договор. Правда, он поспешил
сейчас же обмануть Кутузова и вместо следуемых 80 тысяч че­
ловек дал немного больше 55 тысяч. Остальных только обещал
додать, но зато требовал от Кутузова ускорения похода, так
чтобы Пруссия осталась уже за линией огня. Кутузов отказы­
вался. Тогда король, доходивший в это время под влиянием
страха до поступков полоумного человека, послал своего канц­
лера Гарденберга поговорить по душам с Кутузовым и обещать.
814

что русский главнокомандующий получит в подарок имение,,
если согласится поскорее прикрыть Пруссию с запада, ускорив
движение войск. Кутузов ответил, что и без этого подарка его
детей и его самого «император не оставит» 38.
На короля приходилось махпуть рукой. Кутузов, игнорируя
короля, уже обращался с воззваниями и прекрасно составлен­
ными призывами и сообщениями непосредственно к прусскому
народу, к саксонскому народу (король Саксонии стоял па сто­
роне Наполеона), к немецкому народу вообще, и эти воззвания,
которые впоследствии клевреты Меттерниха приравнивали к
революционным прокламациям, подняли дух немцев. Прусский
народ окончательно стал в ряды бойцов против Наполеона.
Французский император сформировал армию в 200 тысяч
человек. Он имел перед собой снова своего старого противника^
единственного, которому удалось в 1812 г. победить его. Берлин
был освобожден войсками Кутузова 27 февраля 1813 г. Кутузов
по-прежпему не торопился делать то, что, по •его мнепию, долж­
но было быть сделано лишь в свое время, и на советы Фридри­
ха-Вильгельма обращал гораздо менее внимания, чем в декаб­
ре 1812 г. на желания Александра. Но не пришлось уже обоим
полководцам — Кутузову и Наполеону —померяться силами.
В конце марта старому фельдмаршалу стало трудно двигаться;
в апреле он слег, и ему встать уже не пришлось.
Нужно сказать, что во время его болезни в конце марта и в
течение всего апреля Александру, принявшему на себя пол­
ностью бразды правления армией, удалось все-таки вопреки же­
ланию фельдмаршала осуществить некоторые меры и отдать
кое-какие приказы, вредоносно впоследствии, в мае, сказавшие­
ся под Лютценом.
Ровно за месяц до смерти (28 марта 1813 г.) Кутузов лако­
нично и, конечпо, не говоря о поведении короля, писал Логину
Ивановичу Кутузову: «Берлин занять было надобно». И далее
в том же письме прибавляет: «Я согласен, что отдаление от
границ отдаляет нас от подкреплений наших, но ежели бы мы
остались за Вислою, тогда бы должны были вести войну, какую
вели в 1807 году. С Пруссией союза бы не было; вся немецкая
земля служила бы неприятелю людьми и всеми способами» 39.
Кутузову не суждено было ликвидировать предстоявшие
русской армии трудности и опасности, которые он предвидел в
Вильне в декабре 1812 г. и которые выступили сразу же после
его кончины. 28 апреля 1813 г. он скончался, а в мае уже
произошла битва при Лютцене, за которой следовали Бауцен и
Дрезден. «Простишь ли ты меня, Михайло Илларионович?» —
«Я вам прощаю, государь, но Россия вам не простит». Этот раз­
говор у смертного одра великого фельдмаршала о многом дол­
жен был напомнить Александру. Ему пришлось, можно сказать,
815»

уже на другой день убедиться, как трудно заменить Кутузова
стратега Витгенштейном, а Кутузова-дипломата Карлом Нес
сельроде.
Но ореол кутузовского бессмертного триумфа 1812 г. бы:
так могуч, что временные неудачи весны и лета 1813 г. былг
изжиты и быстро забыты к тому времени, когда осенью русская
армия дожила до новых замечательных побед при Кульме г
Лейпциге.
В работе о 1812 годе, при анализе сражений, данных Куту­
зовым, при выявлении его творчества, например совсем особо­
го использования партизанского движения, организации «малой
войны», мы попытаемся выявить стратегический гений Кутузо­
ва в его характерных чертах. Здесь, в предлагаемой общей
характеристике, достаточно сказать, что и в тактике борьбы «на
истощение» и в тактике сокрушительных ударов Кутузов при­
бегал к замечательно искусному варьированию военных при­
емов, и поэтому нелепо его стратегию связывать с фридриховской «тактикой измора» или наполеоновской
тактикой
«сокрушительных ударов». У него была своя собственная, ку­
тузовская, тактика, мощь которой состояла именпо в том, что
он прибегал на войне к самым неожиданным и разнообразным
приемам (что ему так удалось, например, в Турции в 1811 г.).
Но в чем он был велик — это в том, что в 1812 г. он безоши­
бочно угадал, до какой степени тактика армии, непрерывно
преследующей противника и не дающей ему передышки то
малыми, то крупными нападениями, и есть основное средство,
которое вернее всего (и даже скорее всего) истрэбит «великую
армию». Высокий талант стратега был не только в этом, но
также и в том, что Кутузов понял, до какой степени этому его
методу ведения войны соответствует, как наиболее дееспособноз
средство, применение в широчайших размерах «малой войны».
Именно эта его собственная, кутузовская, тактика и уничтожи­
ла лучшую тогдашнюю армию западного мира и лучшего
тогдашнего полководца западного мира.
Партизанская войпа до начала и в первой стадии развития
контрнаступления и партизанская война, уже обращавшаяся в
«малую войну», или, точнее, соединявшаяся с ней в ноябре,—
это понятия, не вполне совпадающие. «Малая война» велась
небольшими, а иногда и довольно крупными отрядами армии,
которым Кутузов давал часто очень серьезные задания. Эти от­
ряды вступали в прямую связь с партизанскими отрядами (на­
пример, с большим отрядом крестьянина Четверикова и др.),
и их совместные действия кончались обыкновенно достижением
весьма положительных результатов. Эта «малая война» — одно
из проявлений творческой мысли Кутузова.
816

Русский народ, победивший Наполеона и ниспровергший
затем его хищническую империю, нашел в Кутузове достойно­
го представителя. Во всей полноте его достижения могут быть
оценены лишь в тесной связи со всем комплексом военных дей­
ствий 1812 г., где будет идти речь о времени, когда биография
Кутузова и история русского народа сольются в одно неразрыв­
ное целое. Здесь, в этой сжатой характеристике, лишь намечены
этапы его жизни, названы главные вехи пути, по которому он
шел к историческому бессмертию.
Любимец народа, любимец армии, национальный русский
герой умер в ореоле немеркнущей славы. В солдатской песне,
сочиненной па смерть Кутузова, говорится о закатившемся
солнышке: «Как от нас ли, от солдатушек, отошел наш батюш­
ка, Кутузов-князь!.. Разрыдалося, слезно всплакало войско рус­
ское, христианское! Как не плакать нам, не кручиниться, нет
отца у нас, нет Кутузова!» Очень показательно, что прежде все­
го они вспоминают Царево-Займище: «А как кланялся он солдатушкам, как показывал седины свои, мы, солдатушки, в один
голос все прокричали ура! С нами бог! и идем в поход, припе­
ваючи». С Кутузовым все было легко: «Ах, и зимушка но зно­
била нас и бесхлебица не кручинила: только думали, как злоде­
ев гнать из родимые земли русские». Но русский солдат помнит,
что и сам Кутузов, как и его солдаты, служил Родине: «И кля­
немся все клятвой верною послужить вперед, как служили с
ним!» 4С
Стратегия Кутузова одолела грозного врага под Бородином,
создала затем и гениально проведенное контрнаступление, за­
губившее Наполеона. А геройское поведение регулярной армии
при всех боевых встречах с неприятелем, деятельная помощь
партизанской войны, народный характер всей войны в целом,
глубоко проникшее в народ сознание справедливости этой вой­
ны — все это создало несокрушимый оплот, твердую почву, на
которой возникли, развились и привели к победоносному концу
стратегические комбинации Кутузова.
Военные писатели, делавшие попытки сформулировать,
в чем заключались наиболее характерные черты стратегическо­
го искусства Кутузова, нередко начинали с указания на его
«осторожность». Как мы уже отметили, осторожность вовсе не
была чертой, сколько-нибудь свойственной природному харак­
теру полководца. И в офицерских и в генеральских чинах он
нередко шел именно там, где дело касалось непосредственно и
лично ему грозящей опасности, ira такой отчаянный риск, кото­
рый вызывал не только восхищение со стороны солдат, но и не­
которое беспокойство и нарекания со стороны ответственных
6 2 Е. В. Тарле ^

g^y

начальников. Храбрецов в русской армии и при Румянцеве и
при Суворове было всегда более чем достаточно, а Кутузов пужен был армии не только из-за своей бестрепетной готовности
встретить смерть лицом к лицу. Но с того момента, когда ему
стали поручать самостоятельные военные операции, Кутузов
неизменно обнаруживал замечательную способность не только
удерживаться от самых соблазнительных порывов, если желан­
ная цель была сопряжена с серьезным рискОхМ, но и умение
твердо обуздывать увлечения своих подчипопных. Когда, коман­
дуя левым крылом в разгар штурма Измаила, он запросил у
Суворова подкрепления, то это он сделал вовсе не потому, что
находился в безвыходном положении. Напротив, после отказа
Суворова он продолжал свои действия, и в конечном счете левое
крыло оказалось победоносным. Но подкрепление, в котором ему
было отказано, обеспечивало его операцию от риска неудачи, и
Кутузов предпочел достигнуть намеченной цели с промедлением
и не рисковать быть снова отодвинутым турецким натиском.
Широта кругозора, умение предвидеть и решительность в
осуществлении намеченного замысла сочетались у Кутузова с
другими характерными для него свойствами: разумной осторож­
ностью, способностью трезво оценить сильные и слабые стороны
противника и умением всегда ставить в каждый дапный момент
ясную и строго определенную цель. Когда ряд нелепых (распоря­
жений и вмешательств абсолютного ничего не смыслившего в
военном деле австрийского императора Франца и вполне достой­
ных своего монарха генералов вроде Вейротера и Макка по­
ставил Кутузова в октябре 1805 г. в совершенно отчаянное
положение, то, по позднейшим отзывам даже неприятеля (на­
полеоновских маршалов), необходим был высокий уровень и
моральных качеств войск и стратегического искусства их руко­
водителя, чтобы избавиться от грозившего разгрома и сдачи на
капитуляцию.
Дипломат (и писатель) Жозеф де Местр в своем служебном
донесении сардинскому королю восторгался действиями Куту­
зова, который шел от Инна к Ольмюцу в течзиие сорока дней, не
только отбиваясь от наседавшего неприятеля, но и временами
переходя к очень активным действиям: «Во время этого отступ­
ления генерал Кутузов дал пять замечательных сражений:
первое на Эмсе 16 октября, второе — на Ламбахе 19-го, третье —
между Штрепбергом и Амштеттсном 24 октября, четвертое — у
Кремса на Дунае 12 ноября (под Дюренштейном — Е. Т.) и
пятое — 15 ноября на пути от Кремса в Брюн (под Шепграбеном — E. 71.)». Жозеф де Местр прибавляет, что «военная исто­
рия не знает ничего подобного» 41.
И Кутузов не только совершает в самом деле свой изуми­
тельный поход от Кремса к Цнайму, от Цнайма к Ольмюцу и
818

знаеает русскую армию из жестоких наполеоновских клещей,
уже готовых ее сдавить, по делает это, одерживая после первых
цвух столкновений ряд крупных успехов — под Амштеттеном,
под Дюрснштейном,— и без всяких колебаний прибавляем —
под Шенграбеном, потому что именно здесь русская армия
была спасена мыслью Кутузова и геройством Багратиона и его
отряда от самой страшной опасности — почти неминуемой ка­
питуляции. Поэтому Шенграбен, где весь ноябрьский день Ба­
гратион со своими шестью с половиной тысячами отбрасывал
атаки Мюрата, у которого было в четыре раза больше сил, мо­
жет быть назван успешным выполнением такого поручения,
которое, кроме русских, едва ли кем-нибудь могло быть выпол­
нено. Правда, из 6500 человек у Багратиона уцелело немногим
больше половины, но вся русская армия была спасена. Эта точ­
ная и строго ограниченная цель была достигнута, потому что
ни после амштеттенской победы, ни после серьезного пораже­
ния маршала Мортье под Дюрснштейном Кутузов не увлекал­
ся рискованными советами и своекорыстными подстрекатель­
ствами со стороны австрийцев, а продолжал планомерно свое
отступление и благополучно его закончил.
С этим свойством Кутузова связана и его способность не
увлекаться слишком широкими замыслами и воздушными зам­
ками в постановке основных целей войны. Здесь громадные
дарования Кутузова-дипломата как нельзя более помогали рассчетам Кутузова-стратега. Таким он был, помогая Суворову в
крымских делах, таким он был в войну с турками в 1808 —
1812 гг., когда Александру I представлялось весьма возмож­
ным делом овладение Константинополем.
В единственном случае, именно в 1812 г., Кутузов был со­
гласен с постановкой цели самой широкой, фундаментальной
победы над противником. Он твердо был уверен, что прочного
мира с Наполеоном у России быть не может и что спокойствие
и длительная безопасность России требуют не только освобож­
дения России от нашествия, но и низвержения хищнической
империи, покорившей континентальную Европу и уже стояв­
шей на Висле и на Немане. Но имепно поэтому он требовал,
чтобы Александр, ставя перед собой подобную цель, отдавал
себе отчет в трудности предстоящей борьбы. Оп требовал, что­
бы готовились к очень долгому и грозному единоборству, к но­
вым отчаянным схваткам.
В триумфальные дни своих великолепных четырехдневных
побед под Красным, в ноябре 1812 г., о чем Кутузов говорит
с пленным до Пюибюском? О том, есть ли надежда, что фран­
цузский сенат наконец воспротивится военному деспоту и не
даст ему возможность продолжать бесконечную войну.
Кутузов явно считал внутренний переворот во Француз5 3 Е. В. Тарле, т, VII

R,Q

ской империи (если бы он был сколько-нибудь возможен) более
скорым м уж поэтому более желательным способом достигнуть
основной цели .войны — низвержения наполеоновского влады­
чества,— чем окончательная военная победа. Но именно несбы­
точность этой мечты делала в соображениях Кутузова абсолют­
но необходимым продолжать войну вплоть до победоносного
низвержения опасного противника. Кутузов лишь хотел, чтобы
народы, которых пойдет освобождать русская армия, и сами
деятельно участвовали в своем избавлении от ярма.
Как верховный распорядитель армии, Кутузов принадле­
жал к числу тех полководцев, которые придают громадное зна­
чение своевременной организации резервов, и он мирился с
промедлениями, отсрочками, отказом от 'использовании наме­
чаемого или даже уже одержанного успеха, если ITO видел за
собой достаточных резервов. За внешними эффектами он ни­
когда не гнался. Одержав самую блестящую победу над турка­
ми под Рущуком в 1811 г., он сейчас же из Рущука ушел, как
это и следовало по его сложным стратегическим и дипломати­
ческим соображениям. В этом отношении он решительно не по­
ходил на таких полководцев, как, скажем, Карл ХТТ, которому
все разумные люди его штаба вроде Гилленкрока или графа Пипера, или даже Реншильда неоднократно советовали отступить
к Днепру или за Днепр, но который пи за что не хотел совер­
шить этот спасительный шаг, чтобы в Европе не сказали, что
он уже ire наступает, как всегда, а отступает. Не походил Ку­
тузов и на Наполеона, который тоже неоднократно во имя по­
добных же эфемерных и тщеславных соображений совершал
порой очень рискованные действия. Все его высказывания и,
что важнее, все его действия всегда сводились к тому, что
основная цель полководца — выиграть войну и что сравни­
тельно с этой задачей выигрыш или проигрыш отдельной бит­
вы и потери или возвращение того или иного города являются
делом второстепенным. Ведь в чем было разногласие между
Кутузовым, с одной стороны, и обоими императорами, Фран­
цем и Александром, и их советчиками — с другой, в роковые
дни, предшествовавшие Аустерлицу? Кутузов предлагал уйти
в Рудные горы и там отсиживаться, ожидая эрцгерцога Карла
с юга и пруссаков с севера на подмогу. Война, конечно, затя­
нется на месяцы, но весной возможно ждать успеха. Другими
словами, лучше с известным промедлением победить, чем без­
отлагательно быть поколоченным.
Но Александр, бездарпый австриец Be йр о тер, легкомыслен­
ный, ничтожный, смотревший па Кутузова сверху вниз Петр
Долгоруков слышать ничего не хотели об отступлении. И ка­
тастрофа произошла. Кстати заметим, что все эти пылкие вои­
тели, развязно спорившие с Кутузовым, в день Аустерлица
820

уцелели, а ранен был, и довольно опасно (и щеку), только ста­
рый Кутузов.
К числу главных достоинств Кутузова как полководца
должно отнести умение выбирать нужных людей, хороших ис­
полнителей его предначертаний, и вместе с том таких, которым
можно было бы поручать трудные задания и надеяться на их
самостоятельные шаги в случае необходимости принятия вне­
запных решений при сложившейся обстановке, иногда совер­
шенно неожиданной.
Выше было отмечено, что Кутузов во время своего контрна­
ступления широко пользовался так называемой «малой вой­
ной», т. е. посылкой отдельных отрядов иногда на далекие
поиски, с конкретными боевыми поручениями. Эти отряды
действовали очень часто (но далеко не всегда) в соединении с
партизанскими отрядами. Единая мысль и единая воля, воля
фельдмаршала, управляла и регулярными армиями и партиза­
нами. Ближайшие помощники и сподвижники Кутузова, вроде
Коновницына, Дохтурова, Милорадовича и других, вспоминали
впоследствии с особенной любовью отличительную черту куту­
зовских приказов: необычайную ясность, краткость, удобопо­
нятность. Эта драгоценная черта приводила к тому, что и ря­
довой, участвовавший в деле, отчетливо понимал основную
стратегическую цель и тактические движения, хотя сплошь и
рядом никто всего этого сколько-нибудь деталь]со не объяснял.
Эта черта еще более тесно сближала организм армии с ее «моз­
гом», т. о. Кутузовым и его штабом, и еще более крепила лю :
бовь и доверие русского войска к со вождю, в котором оно ви­
дело олицетворение спасения и торжества России.
Кутузов обладал более обширным военным образованием,
чем Петр I и даже Румянцев, и уступал в этом отношении, мо­
жет быть, лишь Суворову. Но так же, как и эти его предшест­
венники и старшие современники, он строил свою стратегию и
тактику совершенно независимо от всего, что он мог вычитать
у западноевропейских авторов, например в мемуарах Фридри­
ха или в сочинениях о войнах Фридриха. Если немецкие теоре­
тики в духе Клаузевица и его школы (например, Ганс Дель­
брюк) не понимают и не признают Кутузова, то прежде всегопотому, что его искусство не вмещается пи в одпу из создан­
ных ими схем. Имеются, по их убеждению, две стратегии: одна
Фридриха II, а другая Нанолеопа. Школа Фридриха учит тому,,
что в трудной войне .можно достигнуть успеха стратегией за­
тягивания военных действий и тактикой «измора». И есть на­
полеоновская стратегия и сопряженная с ней тактика нанесе­
ния молниеносных сокрушительных ударов. Но Кутузов реши­
тельно нарушает стройность и простоту этой классификации.
Сегодня он действует отступая,— например, при долгом.
63*

Ш

отступлении в Ольмюц — и вызывает характерную похвалу
маршала Мармона, сказавшего, что это отступление не только
геройское, но и «классическое», а завтра начинает и выигры­
вает самым блестящим образом четырехдневный бой под Крас­
ным, очень напоминающий сокрушительные удары Наполеона
под Аустерлицем или Иеной, или Ваграмом. Сегодня он одер­
живает уничтожающую победу над турками в Рущуке, а завтра
начинает изводить турок многомесячным измором. Конечный
успех бывает у него полным или частичным, но поражений
Кутузов не знает (аустерлицкое несчастье произошло именно
потому, что в 'тот день и в предшествующие дни Кутузов был
главнокомандующим лишь номинально).
Кутузов всецело принадлежит к русской школе стратегии.
Подобно другим трем замечательным русским полководцам
XVIII столетия — Петру I, Румянцеву и Суворову,— Кутузов
обнаруживал свои богатые цриродные дарования решительно
вне какой-либо зависимости от влияния военных теорий и об­
разцов полководческого искусства Запада.
Петр I очень мало чему «учился» у Карла XII. И уж если
говорить о стратегии, диаметрально противоположной полко­
водческому «искусству» шведского воителя, то это именно
стратегия Петра.
Румянцев и Суворов не только хорошо знали принципы
военного учения Фридриха II, но даже воев1алн с пим, и но
только воевали, но частенько и колотили его войска, однако ни
в войне 1770—1774 гг., ни в каких иных походах их даже са­
мый придирчивый глаз не пайдет и признака влияния страте­
гии прусского короля. О Суворове можно было сказать, что в
нем всегда жило одповремепно и инстинктивное и вполне со­
знательное отталкивание от столь модного в тогдашней Европе
«фридерицианства», и, подобно многим другим мнимо беспеч­
ным прибауткам Суворова, его слова о том, что он не пруссак,
а природный русак, имели вполне определенный, весьма серь­
езный смысл. Полководческий гений Суворова развивался са­
мобытно, и он создал свою «науку побеждать». Не Фридриху II,
которого, по его собственному признанию, после семи лет тяж­
кой войны только совсем непредвиденный случай (смерть
Елизаветы) спас от полной гибели, было учить русских полко­
водцев науке побеждать.
Казалось бы, поскольку конечный воепиый успех служит
обыкновенно наиболее существенным и убедительным мерилом
целесообразности распоряжений и одарепности полководца, вы­
сокий талант Кутузова должен был быть признан и врагами и
друзьями его. Он и был призпан, и всякий раз, когда нужно
было выйти из трудного положения, к Кутузову обращались.
Нехотя, скрепя сердце делал это и царь. Но справедливой оцен322

ки своих стратегических достижений и подробного анализа их
характерных черт Кутузов ни от современников, ни от ближай­
ших поколений так и не дождался. Даже Суворову судьба не
дала выявить свой гений так полно, как выявил свой гений Ку­
тузов, которому пришлось и командовать громадными армия­
ми, разбросанными на больших пространствах, и вести войны,
от которых зависели честь и спасение государственной неза­
висимости России, и стать «вождем спасения», как назвал его
Жуковский в своей «Бородинской годовщине».
С каким умилением немецкие военные историки описыва­
ют в качестве счастливого открытия проведение Гельмутом
Мольтке принципа, гласящего, что войска должны двигаться
отдельно друг от друга, а па врага ударить сразу, всем вместе:
getrennt marschieren,— vereint schlagen! И ведь никто из них на
пожелал вспомнить, что первым стратегом нового времени, за
полстолетия до Мольтке, систематически проводившим этот
принцип с полным успехом, был именно Кутузов, у которого
не только в турецком походе 1811 г., по и в России в 1812 г. и
даже в Пруссии и Саксонии в 1813 г. маршировали не армиями
и не корпусами, а полками и временами чуть ли не ротами, что,
облегчало и снабжение их, и заботливое наблюдение за ними»,
и подготовку их к боевым столкновениям с неприятелем. А в
решительный момент происходило нужное для удара соедине­
ние. Кутузов придавал большое значение редутам и вообще ин­
женерной подготовке намечаемого поля битвы, и прежде всего
это нужно сказать о Бородине. В данном случае Кутузов как
бы следовал заветам Петра I.
Задолго до известного предостережения Наполеона, которое
несколько раз давалось им в назидание его маршалам и гене­
ралам («Помните, когда вы обходите неприятеля, что он в это
самое время может обойти вас»), Кутузов вполне самостоя­
тельно держался этого взгляда и извлек из этого стратегиче­
ского правила вес нужные последствия. Наполеон имел слу­
чай убедиться, что Кутузов вообще в совершенстве постиг всю
премудрость, касающуюся охраны армии от обхода, когда Ку­
тузов через семь дней после занятия французами Москвы бла­
гополучно вошел в Красную Пахру, а затем двинулся к Тару­
тину и уже к 20 сентября был в Тарутине, в полной безопас­
ности от обхода. И не только сам Наполеон, но и его историки,
как французские, так и немецкие, никогда не узнали, что зна­
чение стратегического обхода и борьба против него продуманы
Кутузовым давным-давно, задолго до гениального флангового
марша в Красную Пахру и оттуда в Тарутино. Глубоко про­
никновенный выбор Кутузовым бородинской позиции на воз­
можно далеком расстоянии от Москвы обеспечил успех этого
823

марша и лишил Мюрата с авангардом, да и всю армию Напо­
леона возможности совершить обход кутузовских войск.
Одной из наиболее характерных особенностей Кутузова как
полководца была всегдашняя забота, во-первых, о резервах и,
во-вторых, об организации и обеспечении снабжения армии
всем необходимым. Он старался но возможности не отрывать­
ся далеко ни от роз-орлов, ни от обоза, хотя это, естественно,
замедляло движение 'армии, и на примере Наполеона он видел,
что никакие успехи, которые может сулить быстрое продвиже­
ние армии, не могут вознаградить за роковые последствия
оторванности от резервов и от средств снабжения. Разговари­
вая в ноябре 1812 г., поело сражений у Красного, с военноплен­
ным офицером до Пюибюском, Кутузов категорически утверж­
дал, что Наполеон погубил свою армию том, что ire остановился
в августе 1812 г. в Смоленске. Конечно, это не значит, что
Наполеон не потерпел бы дальше окончательного поражения,
но оно не было бы таким уничтожающим. Такова, очевидно,
мысль фельдмаршала.
И здесь же отметим, к слову, еще одну счастливую особен­
ность ума Кутузова: он превосходно понимал основные свой­
ства интеллекта и характера своего противника, назывался ли
этот противник Мулла-пашой Виддинским или Измаил-беем,
или верховным визирем, пли M юра том, или Наполеоном. Толь­
ко что сказав до Пкжбюску, что Наполеон погубил себя, не
•оставшись в Смоленске, Кутузов столь же решительно приба­
вил, что ожидать от Наполеона, чтобы он (в августе) остано­
вился в Смоленске,— значит не знать Наполеона: «Все, что
требует времени, осмотрительности и забот о деталях, не может
иметь места в его намерениях» 42.
В том-то и дело, что светлый, но предвзятый, проницатель­
ный взгляд Кутузова очень хорошо постигал и сильные и сла­
бые стороны противника, а Наполеон не только недооценивал,
но и решительно не понимал разносторонних и громадных ум­
ственных ресурсов и замечательных политических и стратеги­
ческих дарований старого фельдмаршала. Войну Наполеона,
предпринятую против России, Кутузов считал какой-то дикой:
странностью, своего рода безумием. Эти слова победоносного
фельдмаршала в ноябре 1812 г. должны были прозвучать как
роковой приговор в ушах французского офицера, потому что
Кутузов прибавлял: «Вы уже но можете более противопоставить
мне ни кавалерию, ни артиллерию» 43.
Одна из самых могучих и самых счастливых особенностей
интеллекта Кутузова заключалась в том, что никогда он не
был и не ощущал себя только полководцем, дающим сражения,
или только дипломатом, ведущим переговоры, или только го­
сударственным человеком — правителем и устроителем боль824

inoro края. Помогая Суворову и Потемкину в Крыму в 80-х го­
дах XVIII в., он сегодня воюет с татарскими партиями, завтра
ведет с ними переговоры, послезавтра административно устраи­
вает территорию, последовательно переходящую под власть
России, а потом, когда это оказывается нужным, опять обра­
щается к мечу и опять к дипломатии. Когда в порядке опалы
в октябре 1806 г. его назначают киевским военным губернато­
ром или на такую же должность в Литву в июле 1809 г., то он,
вводя упорядоченную администрацию, преследуя злоупотреб­
ления, в то же время успешно и умело и в Киеве и в Вильне
считается с национальными стремлениями и обезвреживает
планы Наполеона вызвать восстания или брожения в польском
и литовском населении, с полным успехом пуская для этого
в ход всю тонкость своего ума и дипломатические свои талан­
ты, потому что ни в тильзитские, ни в эрфуртские дружеские
излияния обоих императоров он не верит и знает, какая угроза
висит над русскими западными губерниями и Литвой со сто­
роны наполеоновского герцогства Варшавского тт как ловки
тайные агенты Наполеона в Литве, подсылаемые из Парижа и
из Варшавы. Когда он получает очень замысловатое поруче­
ние — ликвидировать многолетние ошибки и всякие вольные
и невольные неудачи слабых и неспособных своих предшест­
венников и закончить больше пяти лет длившуюся турецкую
войну, то здесь всякий осведомленный и беспристрастный че­
ловек не знает, кому больше удивляться — гениальному пол­
ководцу, искуснейшим маневром то на левом, то на правом
берегу Дуная надломившему, а потом разгромившему турец­
кую армию под Рущуком и после Р у щука, или же несравнен­
ному виртуозу дипломатического искусства, который сослужил
России такую службу Бухарестским миром.
Эта разносторонность ума и дарований позволяла Кутузо­
ву выискивать такие неожиданные средства, прибегать к та­
ким ресурсам и достигать таких результатов, которые другим
не приходили и в голову. Предупредить войну, пока она еще
только угрожает, или поскорее ее окончить, если есть хоть
какая-нибудь возможность достигнуть желаемых результатов
мирными переговорами,--вот черта, очень характерная для
Кутузова.
К чему, собственно, если не считать нескольких второсте­
пенных политических и коммерческих успехов, сводилось ос­
новное достижение кутузовской миссии в Константинополе в
1793—1794 гг.? К тому, что турки убедились не только в не­
нужности, по и в опасности для них политической дружбы с
Францией. Этим была предупреждена и, во всяком случае,
надолго отсрочена война и ликвидировалось неспокойное поло­
жение на Черном море. Такую же трудную и очень в тот мо825

мент нужную роль сыграл Кутузов и во время своего внезап­
ного командирования Павлом I в 1798 г. в Берлин в качестве
чрезвычайного посла. Русское правительство крайне недоволь­
но было сепаратным миром Пруссии с Францией, заключенным
в Базеле в 1795 г. Но Кутузов понял свою миссию так, что
выгодней не углублять, а, скорое, ликвидировать это чувство
раздражения и неудовольствия. Это ему вполне удалось,
и опасное в тот момент охлаждение было ликвидировано без
вреда.
Только что нами было отмечено, что Кутузов там, где это
было возможно без ущерба для интересов и для чести России,
стремился не только предупреждать, по по возможности и со­
кращать военные действия и достигать ггамечопных результа­
тов, уже не прибегая к силе оружия. Воюя ли с Турцией или
с Францией, Кутузов не переставал думать о том, нельзя ли
для сокращения войны использовать внутреннее положение
страны противника. Необыкновенно показательна в этом смыс­
ле беседа Кутузова с ужо упомяпутым пленным французским
офицером до Пюибюском о том, возможно ли ждать в самой
Франции решительного выступления против Наполеона, кото­
рое сломило бы ого власть и, во всяком случае, лишило бы его
вомо'жности продолжать войну.
Передавая в точности (в диалогической форме) эту беседу
с Кутузовым, шедшую па французском языке, де Пюибюск от­
мечает, что фельдмаршал дважды затрагивал вопрос о возмож­
ной будущей роли «охранительного сената» в борьбе против
бесконечного самовластия императора и против новых и новых
рекрутских наборов. Тут слова «le sénat conservateur» следует
переводить не «консервативный», а «охранительный» сенат,
то есть охраняющий конституцию. Кутузов знал, что это офи­
циальный титул сената, учрежденного Наполеоном. Этот сенат
состоял из назначаемых фактически императором подобо­
страстных чиновников, да и «конституция», которую они были
призваны «охранять», заключалась лишь в юридическом офор­
млении бесконтрольной власти самодержца.
Очень поучительно отметить, что Кутузов в ноябре 1812 г.
на полях битвы под Красным уже думал о низвержении власти
Наполеона во Франции как о единственно возможном и жела­
тельном исходе войны. Он вовсе не считал таким исходом одно
лишь изгнание агрессора из России. Кутузов только допыты­
вался у своего собеседника, есть ли какая-нибудь надежда, что
сенат отважится на такое революционное выступление, пока
оно еще сопряжено с риском жизни для сенаторов, т. е., други­
ми словами, пока еще русская армия по вошла в Париж. Де Пю­
ибюск мог ответить на этот вопрос лишь отрицательно.
Замечательно, что Кутузов, широко осведомленный в овро826

ne иски x делах политик и дипломат, совершенно правильно
предугадал, что без формального, по крайней мере, вмешатель­
ства сената дело низвержения владычества Наполеона не
обойдется.
Формальное низложение династии Бонапартов и было со­
вершено именно через посредство этого самого «охранитель­
ного сената». В апреле 1814 г.— но, конечно, только когда
русские вошли в Париж — покорный сенат под водительством
Талейрана сейчас же поспешил беспрекословно исполнить волю
победителей. Предсказавший и как бы подсказавший это се­
нату еще в ноябре 1812 г. на кровавых полях Красного и так
много сделавший для достижения этого результата старый рус­
ский полководец уже лежал тогда в могиле.
Не мудрствуя лукаво, скромный, очень несчастпый, произ­
водящий впечатление безусловно правдивого человека, фран­
цузский офицер де Пюибюск передает слова Кутузова в пер­
вом лице, и в примечании мы даем, таким образом, подлинную
французскую речь Кутузова, а здесь, в тексте, лишь русский
перевод. «Он (Кутузов — Е. Т.) спросил у меня: «В случае,
если Наполеон ускользнет на Березине, настолько ли преданна
ему Франция, чтобы еще предоставлять ему свою кровь и свои
богатства? Будет ли благоприятствовать сенат новым наборам
и покажет ли он себя более привязанным к Наполеону, чем к
интересам нации?..)) После того как вопрос, относящийся к
сенату, был мне задан повторно, его превосходительство (Ку­
тузов — Е. Т.) прибавил: «Если я не ошибаюсь, охранительный
сенат должен бдить над правами и интересами французской
нации. Могу ли я игнорировать то, что вы мне только что ска­
зали о ее нея^елании способствовать честолюбивым проектам,
которые лишь увеличивают народные бедствия? Ведь одна из
самых прекрасных функций, которые человек обязан выполнить,
и составляет обязанность ваших сенаторов? Как вы думаете,
какое положение они займут, если Наполеон сможет возвратить­
ся в Париж?» 44 Приведя эти слова русского фельдмаршала,
де Пюибюск с грустью вспоминает, что надежда на граждан­
ское мужество сенаторов не оправдалась и что, когда Наполеон
вернулся из России в Париж, сенат сейчас Яче утвердил произ­
водство нового набора, который и дал Наполеону 350 тысяч
рекрутов.
На этот раз никакие попытки ускорить победоносное окон­
чание войны организацией внутреннего переворота во Фран­
ции, как бы это ни было желательно, даже и не предпринима­
лись Кутузовым. Он понимал это, конечно, и до разговора с
названным военнопленным французом. Приходилось вести
борьбу до конца чисто военными средствами, чего бы это ни
стоило. Судя по многим признакам, умирая в Бунцлау
82?

К) (28) апреля 1813 г., Кутузов ire очень многого ждал от прус­
ского короля, от двусмысленной, предательской, виляющей
политики Меттернпха, от грубо своекорыстной, изменнической
тактики британского кабинета. Наконец, при глубине своего
политического ума и широте кругозора он, имевший возмож­
ность изучить всю пустоту, тупость, упрямство и невежество
французской аристократической эмиграции еще по образчикам
»роде Карла Артуа, прикармливаемого при дворе Екатерины,
по мог не предвидеть, до какой степени эти господа, бредившие
воскрешением феодализма, своей нелепой программой оттал­
кивают от себя народную массу во Франции и тем самым про­
тив своей воли укрепляют положение грозного военного дикта­
тора, продолжавшего отчаянную, кровавую борьбу. Все эти
внешние и внутренние обстоятельства, проявившиеся во всей
своей силе уже после смерти .великого фельдмаршала, безмер­
но затянули борьбу, залили потоками крови поля Германии,
Франции, Бельгии, и окончательное низвержение Наполеона
с императорского престола произошло только после его нового
царствования (Сто дней) и после кровавого побоища иод Ва­
терлоо 18 июня 1.815 г., т. е. через три года без двух с половипой месяцев после Бородина. Агония наполеоновской империи
затянулась, но смертельный удар этой империи, после которого
уже полного выздоровления быть не могло, был нанесен ей на
Бородинском поле, и слава единственного истинного победи­
теля, сокрушившего всеевропейского завоевателя, навсегда
осталась за Кутузовым.
Именно на Бородинском поле непобедимый до той поры
агрессор начал тот путь, который привел его на остров
С». Елены.
Под Бородином русский народ, старый русский великан,
нанес дерзкому захватчику сокрушительный удар, и он упал
в дальнем море на неведомый гранит: поэтическая аллегория,
•связавшая великую русскую победу с конечной гибелью за­
воевателя, в точности соответствует исторической действитель­
ности.
Бессмертная слава Кутузова создалась из нескольких эле­
ментов, которые редко встречаются в таком гармоническом
соединении в одной индивидуальности и редко когда проявля­
ются с такой яркостью на всемирно-исторической арене.
I чу тузов-пол ководец по глубине своих стратегических за­
мыслов, по смелости и оригинальности своих дерзаний и по
громадности своих достижений является, конечно, первокласс­
ной величиной в ряду замечательнейших полководцев мировой
истории.
828

Разумеется, и его противниками но главе с царем было сде­
лано все, чтобы сначала ему мешать, а затем но мере сил при­
нижать и замалчивать его. Конечно, за границей эта политика
замалчивания практиковалась относительно стратегических
достижений Кутузова еще больше и еще бессовестнее, чем, на­
пример, относительно Петра или Суворова. Лучший военный
теоретик Запада в середине XVIII в., Мориц Саксонский, вос­
торгался оригинальностью и гениальностью идеи редутов на
поле Полтавской битвы и называл Петра великим стратегом.
Его книга «Военные мечтания» («Rêveries militaires») была
переведена па все языки, читалась и цитировалась, по «забы­
вали» цитировать только то, что говорилось о полтавских поле­
вых редутах. О Суворове говорилось все, что угодно, кроме того,
что он был замечательнейшим стратегом, а не просто храбрым
рубакой.
Кутузов не избег общей участи. О Бородине говорилось как
о «победе» Наполеона, а о замысле и, главное, о выполнении
плана контрнаступления Кутузова не говорилось ровно ничего,
так же как из истории 1805 г. выбрасывался и жестокий раз­
гром корпуса Мортьо Кутузовым и замысел (и полная удача)
задержки громадной наполеоновской армии сравнительно нич­
тожными силами командированного Кутузовым Багратиона,
так же как игнорировалась выигранная Кутузовым в 1811 —
1812 гг. трудная турецкая война. Игнорировался и поход
1813 г., причем Кутузова усердно замалчивали именно немец­
кие историки, хотя вплоть до смерти Кутузова, т. е. в течение
первых четырех месяцев 1813 г., кутузовская армия выбрасы­
вала вон французов из немецких городов, где они еще держа­
лись.
Кутузов-дипломат замалчивался еще усерднее и успешнее,
чем Кутузов-стратег. Потемкину, а не Кутузову приписыва­
лись тонкие и сложные негоциации в Крыму, закончившиеся
полным успехом. Платон Зубов и Безбородко постарались
утаить личную роль Кутузова в Константинополе в 1793—
1704 гг.; за блистательный, поистине головокружительный по
своим достижениям Бухарестский мир 1812 г., освободивший
Дунайскую армию для борьбы против Наполеона и спасший от
турецкого владычества Бессарабию, Кутузов был «награжден»
лшиением командования, а вся слава этого мира была приписа­
на Чичагову, который прибыл, когда уже все было сделано.
Кутузов-организатор, воссоздавший в Тарутине армию, имел
прекрасных помощников — Коновницына, Дохтурова, Милорадовича, впоследствии Тормасова и нескольких других, правда,
уступавших им, по все же преданных, способных, надежных
людей. Но эта мои ее видная работа была известна и могла быть
оценена лишь ближайшими сотрудниками.
829

И не помогло врагам кутузовской славы ровно ничего: ни
замалчивания, ни клевета! Слава Кутузова с годами не мерк­
ла, а сияла все ярче и ярче. Кутузов-патриот, Кутузов — ге­
ниальный слуга России — стал любимцем народа задолго до
1812 г. Сначала ему поверила армия, за армией поверил народ.
Любовь и доверие народа к Кутузову и были могучим оплотом
в борьбе с противниками.
В литературе, посвященной истории 1812 г., и, кроме того,
в характеристике Кутузова, в свидетельствах русских и ино­
странных много раз встречаются выражения, могущие сбить
читателя с толку и способные представить Кутузова мягким,
уступчивым, лукавым царедворцем, по желавшим энергично
бороться против царей. Это — сплошь фальшивое, поверхност­
но составленное и легкомысленно сформулированное мнение.
Перчатка у Кутузова была бархатная (да и то далеко не всег­
да), но рука — железная. Наглые приставания Франца I в
1805 г., чтобы Кутузов положил всю русскую армию для защи­
ты Вепы, Кутузов не то что отклонил, а просто не обратил на
них ни малейшего внимания. Довольно нелепый план Алек­
сандра в 1811 г. (о 'нападении па Константинополь) ни в малой
степени не удостоился со стороны Кутузова серьезного рас­
смотрения. В 1812 г., после Бородина, он ничуть не смутился
раздражительными укорами царя, эти укоры могли его оскор­
бить, но никак не повлияли на его зрело обдуманные действия.
И если под Аустерлицем ему не удалось, несмотря на все уси­
лия, побороть губительное, наглое, невежественное упорство
Александра, то исключительно потому, что царь уже не сове­
товался с ним ни вечером 1 декабря 1805 г., ни на рассвете
2 декабря, а просто стал отдавать приказания через Петра
Долгорукова и других прихвостней.
Корифей военного искусства, первоклассный дипломат, за­
мечательный государственный деятель — Кутузов прежде все­
го был русским патриотом. Там, где речь шла о России и ее
военной чести, о русском народе и его спасении,— там Кутузов
был всегда несокрушимо тверд и умел поставить на своем.
Умел даже резко и публично оборвать царя, как он это сделал
с Александром перед очищением Праценских высот в день
Аустерлица. Оттого-то царь и придворные, военные и штатские
блюдолизы, как русские, так и иностранные, и ненавидели ста­
рого фельдмаршала и боялись его. Их вражда к нему особенно
усиливалась, потому что они прекрасно знали, что в трудную
минуту все-таки придется идти на поклон к этому хилому ста­
рику с выбитым глазом и молить его о спасении и что позвать
его заставит русский народ. «Иди, спасай! -- Ты встал и
спас»,— народ обратился к Кутузову с этими словами задолго
до Пушкина.
830

Все лучшие, бесценные черты русского национального ха­
рактера отличают натуру этой необыкновенной личности,
вплоть до редкой способности человечно, даже жалостливо от­
носиться к поверженному врагу, признавать и уважать во
враге храбрость и другие воинские качества.
Его любовь к России обостряла в нем естественную подо­
зрительность к иностранцам, как только он замечал в них
стремление использовать Россию в своих интересах. А его гро­
мадный и проницательный ум быстро открывал перед ним са­
мые сокровенные тайны сложной дипломатической лжи и ин­
триги. Оттого-то его и не терпели Вильсон и британский каби­
нет, и клевреты Моттерниха, и император Франц, и прусский
король Фридрих-Вильгельм III, с отчаяния хотевший даже
подкупить Кутузова предложением богатого подарка —боль­
шого поместья.
Кутузов жил дляРоссии -и служил России, но дождался
вполне достойного его бессмертных заслуг признания его на­
циональным героем только в наши времена низвержения и
уничтожения гнуснейшего из всех агрессоров, когда-либо на­
падавших па русский народ и на народы, входящие в великий
Советский Союз.
1952 г.

КОММЕНТАРИИ

НАПОЛЕОН

Введение
1

Verflucht sei,wer nach falschem Rat Mit überfrechem Mut Das, was der
Corse-Franke tat, Nun als ein Deutscher tut и т. д. (привожу эти стихи
в переводе Владимира Фишера.— Е. Т.).
2
M а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Сочинения, т. 5, стр. 310—311.
3
R o s e b e r у, lord. Napoleon. The last phase. London, 1922, стр. 7.
4
N a r b o n n e M. d e . Séjour à Moscou, стр. 227—228 (Souvenirs
contemporains d'histoire et de littérature, par Villemain. Paris, 1854).

1

Г л а в а VI
Нац. apx. F7 3458, 7;décembre 1810, № 579.
Г л а в а VII

1

Л e п и н В. И. Сочинения, т. 22, стр. 295.

1

Давыдов

Г л а в а IX
Д. В. Сочинения, т. I. СПб., 1893, стр. 306, 307, 308.
Глава

XI

1
2
8
4
5

M а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Сочинения, т. 2, стр. 137.
Там1 же, стр.7 137—138.
Нац. apx. F 3458. Paris, le 29 août 1810.
Там же. Rapport sur les journaux hollandais.
Правда, вскоре стали ограничиваться сожжением только фабри­
катов, а колониальные продукты конфисковывались в пользу казны.
6
Mes souvenirs sur Napoléon. Paris, 1893, стр. 283.
7
Там же, стр. 285.
8
Нац. apx. AN IV. 1318, № 62. Доклад министра внутренних дел
7 мая 1810 г.
Глава

XIII

1

Героической русской обороне я посвятил особое исследование (На­
шествие Наполеона на Россию. 1812 год. М., 1938.— См. наст, том,
стр. 433—738.— Ред.).
835

2
W i 1 s о n К. Narrative о/ events auring the invasion of Russia.
London,
1860, стр. 115.
3
D r i a u 1 t E. La chute de VEmpire. Paris, 1927, стр. 27—28.

Заключение
1

M a p к с К. и Э н г e л ь с Ф. Сочинения, т. 7, стр. 513.
Там же, стр. 506.
M a p к с К. и Э н г е л ь с Ф. Сочинения, т. XI, ч. II, стр. 553.
*6 Там же.
Там же, стр. 565.
6
То есть сначала для французов в годы борьбы против интервентов,
а потом для народов, оборонявшихся от Наполеона.
7
К л а у з e в и д . О войне. Военгиз, 1935, стр. 545.
8
М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Сочинения, т. XXV, стр. 183.
9
M a p к с К. и Э н г е л ь с Ф. Сочинения, т. 2, стр. 564.
10
Там же.
11
Там же, стр. 563—564.
12
M a p к с К. и Э н г е л ь с Ф. Сочинения, т. 6, стр. 298.
13
M a p к с К. и Э н г e л ь с Ф. Сочинения, т. X, стр. 38—39.
"15 М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Сочинения, т. 2, стр. 565.
M a p к с К. и Э н г е л ь с Ф. Сочинения, т. IX, стр. 372.
2

3

О НАПОЛЕОНОВСКОЙ

ИСТОРИОГРАФИИ

1

Точные названия этой и других упоминаемых здесь книг приведены
в списке литературы.
2
R o s e n k r a n z . Hegels Leben. Berlin, 1844, прилож. Urkunden,
стр. 559.
НАШЕСТВИЕ НАПОЛЕОНА НА РОССИЮ
Глава
1

I

N a p o l é o n I. Correspondance, t. XXIV. Paris, 1868, № 19389,
стр. 342. 20 Décembre 1812. Réponse à l'adresse du Sénat Conservateur.
2
Там же, № 19390, стр. 343.
3
Там же, ...je n'en eus pas même idée. № 19462, стр. 403.
' В я з е м с к и й П. А. Полн. собр. соч., т. VII. СПб., 1882,
стр. 6 443.
Государственная публичная библиотека им. M. E. СалтыковаЩедрина (Л), рукописный отдел (ГПБ), арх. Н. К. Шильдера, К-6, № 6.
Précis des principaux événements qui ont eu lieu depuis 1807. Présenté le
в août 1812 par le comte de Nesselrode à S. M. l'Empereur Alexandre.
Копия.
6
ГПБ, рукописный отдел, арх. II. К. Шильдера. К-6, № 4. Papiers
interceptés, Compiègne, 7 avril 1810. Копия.
7
Переписка Александра I с сестрой, великой княгиней Екатериной
Павловной. СПб., 1910, стр. 35—37.
8
Сб. РИО, т. 21. СПб., 1877, стр. 416. Письмо П. А. Шувалова —
Александру
I. 3/15 мая 1811 г..
9
Переписка Александра I с Екатериной Павловной, стр. 51.
10
Там же, стр. 57.
836

" Сб. РИО, т. 21, стр. 352. А. Б. Куракин — Н. П. Румянцеву. Па­
риж,12 30 ноября 1811 г.
ГИБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-6, N°. 6. Союзный
трактат
Франции с Пруссией 24 (12) февраля 1812 г. Копия.
13
ГИБ, рукописи, отд., арх. К. А. Воснского, I, №282. Подробная
опись собственноручным письмам Александра I к Барклаю де Толли.
Копия.
14
Correspondance, t. XXIII, Л» 18541, стр. 275. Au prince Kourakine.
Paris,15 le 3 mars 1812.
Там же, t. XXIV, № 18981, стр. 75.
16
Сб. РИО, т. 21, стр. 361. А. Б. Куракин — Н. П. Румянцеву,
11/2317 апреля 1812 г.
ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-6, N 6. Лористон—
Даву,18 24 апреля 1812 г. Копия.
Там же, Нарбонн — Даву, Баршава, 24(12) мая 1812 г. Копия.
19
Там
же.
20
Там же, К-6, N 4. Papiers interceptés. Situation de Г Espagne.
25 août
1810. Копия.
21
Там же, К-6, N 6. Сухтелен —Александру I. Стокгольм, 18 (30)
марта 1812 г.
22
Там же. Сухтелеп — Александру I, 29 марта (10 апреля) 1812 г.
23
Русская старина, 1896, август, стр. 332—333.
24
Архив Лен. Отд. Ин-та истории АН СССР, ф. 36 (Воронцовых),
оп. 1, № 1264, письма к сыну, т. II, л. 447, Londres, le 5 juin 1812. Помет­
ка рукой самого Семена Романовича: 5 juin NS (т. е. 5 июня нового
стиля). Все письмо, конечно, нафранцузском языке.
25
W i l s o n lì. Narrative of events during the invasion of Russia.
London, 1860, стр. 275.
26
ГПБ, рукописи, отд., арх. К. А. Военского, I, № 295. Папка Ковно
а 1812 г., рукопись Дневник особенных происшествии в уездном ковенском
училище (без подписи), запись от 12 (24) июня 1812 г. Копия.
27
Lettres inédites de Napoléon I à Marie-Louise. Paris, 1935, N°. 42.
28
ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-9, № 11. Записки
и заметки современников о 1812 г. Краткое обозрение знаменитого
похода, российских войск против французов в 1812 г. Барклая де Толли.
Копия.
Глава

II

1
Изложение разговора Балашова с Наполеоном хранится в Военноученом архиве и несколько раз появлялось в печати, но с некоторыми со­
кращениями и изменениями (у Михайловского-Данилевского, у Тьера).
Наиболее полно оно дано в издании Дубровина Отечественная война
в письмах современников. СПб., 1882. N° 19. Но и тут есть купюры, вос­
становленные, замечу, Николаем Карловичем Шильдером чернилами па
полях в экземпляре издания Дубровина Публичной библиотеки по соб­
ственноручной записке А. Д. Балашова. Конечно, не во всем можно по­
лагаться на балашовскоо изложение, а проверить его нельзя, так как ни
Наполеон, ни его свита не оставили нам своей версии, и, например, точ­
ный и правдивый Сегюр, бывший все время в свите Наполеона, говорит
об этом свидапии на двух беглых страницах (т. I, стр. 171—172), причем
тоже ссылается на русскую (т. е. балашовскую) версию.
2
См. указанный выше экземпляр издания Дубровина с приписками
II. К. Шильдера, стр. 21.
3
S с g u r, t. I, стр. 73.
4
Черновик его впервые напечатан А. Ф. Бычковым в первой книге
Русской старины за 1870 г.

64 Тарле, т. VII

037

6
6

Er lachte wie ein halb Wahnsinaiger über die Niederlage unserer Heere.
Так писал Александр I Салтыкову из-под Дриссы. См. Ш и шк о в А. С. Дрисская записка. ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-30,
№ 33.
7
Там
же, К-9, № 11. К истории войны 1812 г. Копия.
8
Х а р к е в и ч В. 1812 год в дневниках, записках и воспоминаниях
современников. Материалы Военно-ученого архива Главного штаба,
т. II.9 Вильпа, 1903, стр. 46—47.
Т о 1 1 F.
von. Denkwürdigkeiten,
Bd. I.
Leipzig, 1856,
стр. 10327—328.
Ср. Обозрение состояния артиллерии с 1798 по 1848 г. СПб.,
1852.11
ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-9, К» 11. К истории
войны
1812
г.
12
ГПБ, рукописи, отд., арх. К. А. Военского, I, № 226, помечено:
«На Двине близ Дриссы. Июня 30 дня 1812»,подписапо:«Верноподданнейше
граф13А. Аракчеев, Александр Балашев, Александр Шишков».
Переписка Александра I с Екатериной Павловной, стр. 76.
14
ГПБ, рукописи, отд., арх. И. К. Шильдера, К-30, № 33. Ш и ш ­
к о в 15 А. С. Цит. соч., Копия.
X а р к e в и ч В. 1812 год в дневниках..., т. II, стр. 7.
18
М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Сочинения, т. XI, ч. II, стр. 569.
17
Эти записки графа Толя, человека, бывшего в центре событий,
в штабе Барклая, необычайно важны для истории войны. Отмечу между
прочим, что Маркс и Энгельс очень охотно пользовались Толем для своих
военных статей в американском энциклопедическом словаре. Вот то зна­
менательное показание графа Толя, на которое я ссылаюсь:
«...ist besonders bemerkenswerth dass keinem auch der ausgezeichnetsten
Offiziere des Hauptquartiers zu Wilna, auch nur entfernt einfiel die unge­
heure Ausdehnung Husslands zu Hülfe zu nehmen was nachher im Laufe
der Ereignisse ganz von selbst und ohne das jemand beabsichtigt hätte zur entscheidenden Hauptsache wurde». См. T o l l F. von. Цит. соч., т. I,
стр. 247. Эти записки обработаны и изданы генералом Бернгарди, и о Толе
там всюду говорится в третьем лице.
18
ГИБ, рукописи, отд., арх. К. А. Военского, I, № 281. Разные све­
дения по 1812 г. Рапорт генерал-лейтенанта Эссена Александру I, Рига,
июля 9 дня 1812 г. Копия.
19
E р м о л о в А. П. Записки. М., 1865, стр. 148.
20
ГПБ, рукописи, отд., арх. К. А. Военского, I, № 281. Яков
Вилье — Алексапдру I. Поречье, 17 июля 1812 г., папка Разные сведения
по 1812
г.
21
Там же. «О раненых, находящихся в Смоленской губернии, в городе
Вязьме, папка Разные сведения по 1812г.». Козодавлсв—Александру I,
7 августа
1812 г. Копия.
22
Записка Каликста Даниловича о действиях Наполеона в Вильне.
8 о e п с к и й К.^Акты, документы и материалы, т. I, стр. 410—411.
23
Lettres inédites de Napoléon à Marie-Louise, №44. Wilna, le 30 juin.
24
Там же, № 46. Wilna, le 2 juillet 1812,
25
Correspondance, t. XXIV, № 19024, стр. 109.
26
Французы в России, ч. 1. M., 1912, стр. 27.
27
Correspondance, t. XXIV, № 18995, Gloubokoïe, 22 juillet 1812,
стр. 2889.
Там же, «Nò 18948, стр. 53.
29
Там же, № 18972. Наполеон — Евгению, стр. 70.
?0
Там же, № 18988, стр. 83.
31
В о e н с к и й К. Акты, документы и материалы для истории
1812 г. Т. I. СПб., 1909, стр. 416. Письмо Эйсмонта.
8 38

32
ГИБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-9, № И . D'Aupias —
Александру
I, 28 япваря 1813 г.
38
Correspondance, t. XXIV, № 18899. Vilna, 4 juillet 1812, стр. 16.
84
Correspondance, t. X X I I I , № 18529, стр. 259. Note pour le comte
Daru:
Ce sont des régiments qu'on essaye, sur lesquels on ne compte point.
35
Французы в России, ч. I. M., 1912, стр. 43—44.
86
Correspondance, t. XXIV, № 18879, стр. 4.
7
" Там же, № 18905, стр. 19—20.
88
Там же, № 18910 и 18911, стр. 22—24.
39
Русская старина, 1902, декабрь, стр. 548. Дан этот приказ на
марше
и местечке Мир.
4j
Correspondance, t. XXIV, А» 18946, стр. 50.
41
По словам поэта Батюшкова, Раевский впоследствии отрицал точ­
ность42 этого рассказа.
К л а у з е в и ц . 1812 год. М., 1937, стр. 65.
43
Correspondance, t. XXIV, JV« 19008, стр. 99.
44
Там
же, Ki 19010, стр. 100.
• 45
Там
же,
№ 19021, стр. 107.
46
Там же, № 19035, стр. 116.
47
Там же, № 19038, стр. 117.
48
...eh bien je traiterai avec les boïards sinon avec la population de
cette capitale; elle est considérable, ensemble et conséquemment éclairée,
elle entendra ses intérêts, elle comprendra la liberté (Ségur. Цит. соч., т.I).
49
Correspondance, t.; XXIV, № 19097, стрЛ56.

Г л а в а III
1

E р м о л о в А. [ П. \ Записки, прилож.,' стр. 172—173. Багра­
тион2 — Ермолову, 29 июля, четыре часа пополудни.
Подлинник в Военно-учеп. архиве, копия в бумагах МихайловскогоДанилевского в ГИБ. Там же печатный экземпляр (1 из 15). Помечено это:
«Оправдание главнокомандующего Барклая де Толли в действиях его во
время Отечественной войны в 1812 г.»— «Вильпа, 15 декабря 1821 г.»
3
Ахшарумов Д. Описание войны 1812 года. СПб., 1819, стр. 55—56.
4
E р м о л о в А. П. Записки, стр. 163.
5
К о л ю б а к и н Б. 1812 год, стр. 106.
6
Х
а р к е в и ч В. 1812 год e дневниках..., т. II, стр. 11—16.
7
Французы в России, ч. 1. М., 1912, стр. 104.
8
Lettres inédites de Napoléon à Marie-Louise, № 74, Smolensk, le 18
août 1812.
9
Correspondance, t. XXIV, № 19098, стр. 157. A M. Maret, duc de
Bassano,
Smolensk, 18 août 1812.
10
Его воспоминания прекрасно были переведены на русский язык
под редакцией Н. Н. Губского: Л о ж ь e Ц. Дневник офицера великой
армии. М., 1912.
11
Там же, стр. 105.
12
ГИБ, рукописи.отд., арх. К. А. Военского, I, № 261. Смоленская
губерния. Сведения, доставленные Михайловскому-Данилевскому по
письму за К« 178.
13
Отечественная война в письмах современников (1812—1815 гг.). Изд.
Ы. Дубровина. СПб., 1882, № 89 и 90. Багратион — Ростончину.
14
Lettres inédites de Napoléon à Marie-Louise, Л» 82. Viasma, le 30
août.
Г л а в а IV
1

Его воспоминания появились на французском языке, а то, что
касается 1812 г.,— в русском переводе в Русской старине за 1889 г. Я
Б4*
04

839

пользовался рукописью в архиве В. И. Ссмевского (ИРЛИ, арх. Русской
старины).
2
Переписка Александра I с Екатериной Павловной, Iaroslaw. Ce
5 août
1812, стр. 81.
8
Показания майора Пиотровского маршалу Бертье. ГПБ, руко­
писи, отд., арх. II. К. Шильдера, К-6, Кг 10, без точной даты, 1812. Граф
Красинский
— Наполеону. Копия.
4
Переписка Александра I с Екатериной Павловной, Iaroslaw. Co
5 août
1812, стр. 81.
5
Отечественная война в письмах современников, К 97. Князь Багра­
тион — графу Ростопчину (собственноручно), 20 августа 1812г., деревня
Дурыкина
на реке Москве.
0
Там же, Кг 65. Граф Шувалов — Александру I. Moschinki, le
31 juillet
1812.
7
Двенадцатый год в записках В. И. Бакуниной.— Русская старина,
1885,ь Кг 9, стр. 403.
Переписка Александра I с Екатериной Павловной, Pétcrsbourg, le
8 août
1812, стр. 82.
9
ИРЛИ, арх. Кутузова, ф. 358, № 73, л. 3, подлииный рескрипт
25 марта 1791 г., подпись (собственноручная): «Екатерина».
10
Мой век или история С. И. Маевского.— Русская старина, 1873,
август,
стр. 154.
11
Архив Лен. Отд. Ин-та истории АН СССР, ф. 3G (Воронцовых) le
22 mai
1812.
12
Русская старина, т. 71, стр. 494, прим.
13
Е р м о л о в А. И. Записки, прилож., стр. 208.
14
Замечу, что большинство официальных документов, сохранивших­
ся в Военно-ученом архиве и в других хранилищах, к сожалению,дают об
этих предбородинских днях гораздо меньше, чем исследователь вправе
был бы"ждать, да ив ряде случаев явно и преднамеренно приукрашивают
и извращают действительность.
1Г>
Мой век или история СИ. Маевского. — Русская старина, 1873,
август, стр. 145.
lü
Отечественная война в письмах современников, Кг 98. Кутузов —
Ростопчипу, 21 августа 1812 г. Колоцкий монастырь.
17
Там же, Кг 127. Я. Виллус [Вилье — Ред.\ —графу Аракчеев),
К 423, 12 сентября 1812 г. Красная Пахра.
18
Correspondance, t. XXIV, Кг 19176, стр. 203.
19
Lettres inédites de Napoléon à Marie-Louise, №85. Ghjat[sk], le 2 sep­
tembre.
20
Конечно, с другой стороны, сам Кутузов в официальном донесении
Александру, озлобленному своему врагу, должен был оправдывать выбор
позиции. Но принимать этот отзыв за действительное мнение "Кутузова
никак нельзя. Да и отзывается Кутузов об этой позиции довольно осто­
рожно, говоря, что на этих плоских местах она была «наилучшей». Эта
служебная реляция писалась для Александра, а не для потомства и исто­
рии.
21
S é g u r. Цит. соч., т. I, стр. 360.
Глава V
См. M а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Сочинения, т. XI, ч. II,
стр. 637.
2
См. К л а у з е в и ц . 1812 год, цит. изд., стр. 82.
3
E р м о л о в А. П. Записки, стр. 195.
4
Г л и н к а Ф. Воспоминания о 1812 годе, т. II, стр. 73.
5
Архив Лен. Отд. Ин-та истории АН СССР, ф. 36 (Воронцовых), он. 1,
Кг 1280. Lettres duC-te de St.-Priest à l'Empereur de Russie du 27 août d'
Mojaisk.
1

840

6
Г И Б , рукописи, отд., арх. II. К. Шильдера, К-9, № 11, из бумаг
Михайловского-Данилевского, Заметки генерала Н и к и т и н а . К о п и я .
7
Л и п р а н д и И. П. Материалы для Отечественной войны 1812 г.
СПб., 1867, стр. 14. Об этом говорят и другие.
8
Русская старина, т. 72, стр. 44.
9
Lettres inédites de Napoléon a Marie-Louise,
№ 88, Borodino, le
8 septembre.
1U
Г П К , рукописи, отд., арх. H . К. Шильдера, К-9, № 11. Краткое
обозрение знаменитого похода российских войск против французов в 1812 г.
Барклая де Толли.
11
Там ж е . К-7,Л° 8.29 августа 1812 г. Донесение Л ь в а Аршеневского—
Д . П. Руничу. К о п и я .
12
Л и п р а н д и И. П. Цит. соч., стр. 7—8.

Глава

VI

1

К о л ю б а к и н Б . Цит. соч., стр. 116 (походный дневник Фабер
де Ф о р а ) .
2
Отечественная
война в письмах
современников,
№ 128. Б а р о н
Винценгероде — императору А л е к с а н д р у , 13 (25) септября 1812 г. Д а ­
в и д овка.
3
X а р к e в и ч В . 1812 год в дневниках...,
т. I, стр. 23.
4
Отечественная война в письмах современников, № 124. 11 сентября
1812 г.
5
Там ж е , № 125 (в конверте на имя К а т к э р т а ) .
6
А р х и в Лен. Отд. Ин-та истории АН СССР, ф. 36 (Воронцовых),
он. 1, А Н 2 4 8 , стр. 232—235. Не подписано.
т
Г П Б , рукописи, отд., арх. Н . К. Шильдера, К-30, № 2 3 . Материалы
Михайловского-Данилевского. Записки князя А. В. Голицына о 1812 г.
Копия.
Обе цитаты, приведенные па этой странице, найдены мной в Л е н и н ­
градских а р х и в о х р а н и л и щ а х и впервые опубликованы в 1938 г. в первом
издании моей книги.
8
Мой век или история С. И. Маевского.— Русская старина, 1873,
август, стр. 143.
9
Отечественная война в письмах современников, № 120. П. М. Капцевич — графу Аракчееву, 6 (18) сентября 1812 г. Подольск.
10
X а р к e в и ч В . 1812 год в дневниках...,
т. I, стр. 25.
11
Г П Б , рукописи, отд., арх. II. К. Шильдера, К-30, Л° 23. Записки
князя А. Б. Голицына о 1812 г.
12
Г П Б , рукописи, отд., арх. К. А. Воепского, I, № 300. Материалы
1812 г. Записки неизвестного о сдаче Москвы.
13
Г П Б , рукописи, отд., арх. II. К. Шильдера, К-30, № 2 3 . Записки
к}ьязя А. Б.
Голицына.
14
Пожар Москвы, ч. I, стр. 12. Записки
Маракусва.
15
Русский архив, 1869, № 9. Передает это Я з ы к о в со слов Аракчеева.
Замечу, впрочем, что передача показания Аракчеева по своему стилю пе
внушает полного доверия: Аракчеев так пе говорил.
16
ЦГИАМ, ф. И б о , оп. 1, ед. хр. 164, л . 1—4. С а р а т о в с к а я
г у б е р н и я , прокурор — министру юстиции, 15 и ю л я 1812 г.
Речь
Наполеона
к князьям
(sic!) Рейнского
союза и королю Прусскому
в
Дрездене.
17
S é g u r. Цит. соч., т. I I , стр. 37.
18
Souvenirs du duc de Vicence. Bruxelles, 1838, стр. 87.
19
Г П Б , рукописи, отд., арх. II. К. Шильдера, К-6, № 4. Papiers in­
terceptés, 1812. Moscou, 15 octobre 1812, подпись: «Prosper».
20
Lettres inédites de Napoléon a Marie-Louise,
№ 93, lo 16 septembre.
841

21
ГПБ, рукописп. отд., арх. II. К. Шильдсра, К-7, JY° 8. Москва,
24 октября
1812 г. Донесение Коржачевского — Руничу.
22
Там же, К-6, № 10. Бумаги, отбитые у французов. Иван Тутолмин—
Александру
I, 7 сентября 1812 г.
23
ГПБ, рукописп. отд., арх. К. А. Военского, I, № 259, папка Мо­
сковская губерния, № 71, Московской управы благочиния г. экзекутору
Андрееву.
24
Souvenirs du duc de Vicence, стр. 92.
25
ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-6, JV» 4. Papiers inter­
ceptés,
1812. Moscou, le 15 octobre, подпись: «Prosper».
26
ГПБ, рукописп. отд., арх. К. А. Военского, I, N° 282. 1812 г.
Сведения, полученные от выехавших из Москвы коллежского асессора Лестова, прапорщика Спекгана и штаб-ротмистра Булычева (октябрь
181227 г.).
Lettres inédites de Napoléon à Marie-Louise, № 94.
28
ИРЛИ, арх. Кутузова, ф. 358, № 6, л. 1—1 об. черновик.
29
Отечественная война в письмах современников, № 133, 17 сентября
181230г.
Переписка Александра I с Екатериной Павловной, стр. 83. Iaroslaw.
Се 3 septembre 1812.
31
Там же, стр. 84. Pétersbourg, le 7 septembre 1812.
32
...une fois la guerre engagée, il faut que lui, Napoléon, ou moi,
Alexandre, y perde sa couronne.— Souvenirs du duc de Vicence, t. I,
стр. 3384.
Переписка Александра I с Екатериной Павловной, стр. 83—84.
№ 33.
Iaroslaw. Се 6 septembre 1812.
34
. Там же, стр. 86, 18 сентября 1812 г. Письмо занимает около 7 печат­
ных страниц большого формата. Как и вся эта переписка, письмо паписано
на французском
языке.
35
...on Vous accuse d'ineptie.— Там же, стр. 95. Iaroslaw. Ce 23 sep­
tembre 1812.

Г л а в а VII
1
Х а р к е в и ч В. 1812 год в дневникал, т. II, стр. 78—79. (Записки
Бенкендорфа).
2
ЦГИАЛ, ф. 1286, он. 2, 1812 г., ед хр. 159, л. 1—222. Дело об
ослушании крестьян, купленных надворным советником Яковлевым. На­
чато 7 мая 1812 г., кончено 27 октября 1813 г.
3
Журнал комитета министров. Царствование Александра 1, т. II.
СПб.,4 1888, № 30, стр. 466.
ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-7, № 8. Богдан Греве — Д . П. Руничу, 15 октября 1812 г.
5
Журнал комитета министров. Царствование Александра I, т. II,
стр. 6566.
Там же, стр. 712.
7
ЦГИАЛ, ф. 1405, оп. 10, ед. хр. 2690, л. 3—8 об. 1812 г. рапорт
прокурора от 13 декабря 1812 г.
8
Там же, л. 12—13, донесение пензенского губернского уголовных
дел стряпчего губернскому прокурору, 11 января 1813 г.
9
Ростопчин —Александру I, 17 декабря 1806 г., Москва.
10
Двенадцатый год в записках В. И. Бакуниной.— Русская старина,
1885,11 Al- 9, стр. 397.
Архив Лен. Отд. Ин-та истории АН СССР, ф. 36 (Воронцовых),
оп. 1, № 1248, т. VII, стр. 234 (без подписи).

842

12
X а р к e в и ч В. 1812 год в диетиках...,
т. II, стр. 82—83
(Записки Бенкендорфа).
13
Отечественная война в письмах современников, № 331. 16 января
181314г. Бромберг.
Журнал комитета министров. Царствование Александра
I.
Т. И,
стр. 553.
15
Бумаги, относящиеся к Отечественной войне 1812 г., собр. и изд.
П. И.
Щукиным, ч. III. М., 1898,стр. 72.
16
Опись документов и дел, хранящихся в сенатском архиве. Отечест­
венная
война, К 727, стр. 210—211.
17
Двенадцатый год в записках В. И. Бакуниной.— Русская старина,
1885,18 К 9, cip. 409.
ГИБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-7, К 8. Секретно.
Нижпий-Новгород,
19 октября, №236, Рунич—Козодавлеву.
19
Там же, Москва, 29 сентября. Рунич — Козодавлеву. В соб­
ственные
руки.
20
Сб. РИО, т. 139. Акты, документы и материалы для истории 1812
года, стр. X X X V — XXXVII.

Г л а в а VIII
1

ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-6, № 10. Бумаги,
отбитые у французов. Иван Тутолмин—Александру I, 7 сентября
18122 г.
Correspondance, t. XXIV, № 19213, стр. 221—222, à Alexandre I,
l'empereur de Russie. Moscou, 20 septembre 1812.
3
Рассказ о 12-м годе. Русский архив, 1871, перепечатка в Пожаре
Москвы,
стр. 135.
4
Герцог Baccano — Наполеону. Вильна, 22 сентября 1812 г.
6
ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-6, К° 4. Papiers inter­
ceptés,
письмо Pastoret à Bignon, 26 octobre 1812.
6
Там же, К-6, К 5. Наполеон — герцогу Фельтрскому. Moscou, le
16^octobre 1812.
"" 7 Там же, К-7, № 8. Из бумаг Рунича. Переписка с Козодавлевым
(декабрь 1812 г.).
8
X а р к e в и ч В. 1812 год в дневниках..., т. I, стр. 30. (Записки
Щербинина).
9
Там же, стр. 33: Vous commandez l'armée, je ne suis que volontaire.
10
M a p к с К. и Э н г е л ь с Ф. Сочинения, т. XI, ч. II, стр. 577.
11
Архив Лен. Отд. Ин-та истории АН СССР, ф. 36 (Воронцовых),
письма разных лиц, оп. 1, К 1243, л. 488, об. Burlégh, le 22 septembre
1812,12 подписано «George Tate».
Отечественная война в письмах современников, № 146. Роберт Виль­
сон — лорду Каткэрту. 23 сентября/5 октября 1812 г.
13
Там же, № 172. Кутузов — Бертье, 8 октября 1812 г.
14
Correspondance, t. XXIV, К. 19273, стр. 264.
15
Там
же, К. 19275, стр. 265. Moscou, le 16 octobre 1812.
16
ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-6, № 5. Lettres
interceptées. Наполеон — Марэ, Герцогу Baccano. Moscou, le 16 octobre
1812; Correspondance, t. XXIV, Ki 19278, стр. 268.
17
Там же. Коротенькая записка Наполеона Марэ, герцогу Бассано
(этот приказ дан в другой редакции). Moscou, le 16 octobre 1812.
18
Там же. Наполеон — Савари, Герцогу Ровиго. Moscou, le 16 oc­
tobre 1812.
19
Там же. Наполеон — Марэ, герцогу Бассано. Moscou, le 16 octob­
re 1812.
20
Отечественная война в письмах современников, № 177. Беннигсеп—
жене, 10 октября 1812 г.
843

21
Мой век или история С. И. Маевского,— Русская старина, 1873,
август,
стр. 157.
22
X а р к e в и ч В. 1812 год в дневниках..., т. I, стр. 43 (Записки
Щербинина): «Вскоре после Тарутинского сражения Кутузов получил от
государя письмо, которое послано было Бешшгсеном его величеству.
В этом письме заключался донос на Кутузова в том, что будто бы он остав­
ляет армию в бездействии и лишь предается неге... Кутузов тотчас по
получении
этого письма велел Беннингсену оставить армию».
23
Lettres de Napoléon à Marie-Louise,№ 113,20 octobre 1812 (из Десны).
24
ЦГИАЛ, ф. 1345, оп. 98, ед. хр. 942, ч. I—V, дело о чи­
новниках и пр., показание Бестужева-Рюмина от 14 февраля 1814 г.
25
ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-7, № 8. Донесение
А. Коржачевского — Д. П. Руничу. 24 октября 1812 г.

Г л а в а IX
1
2

Л и п р а н д и И. П. Цит. соч., стр. 33—34.
Отечественная война в письмах современников, № 191. Роберт Виль­
сон —
лорду Каткэрту.
3
Там же, X» 197. 23 октября/4 ноября 1812 г. Вязьма.
4
ИРЛИ, арх. Кутузова, ф. 358, № 73. л. 68. Vienne, le 5 no­
vembre 1805. Император Франц — Кутузову (собственноручное письмо,
до сих
пор не изданное).
5
X а р к e в и ч В. 1812 годе дневниках..., т. I, стр. 81.
6
Отечественная война в письмах современников, № 261. 19 ноября/
1 декабря
1812 г. Письмо англичанина Д. к его матери.
7
Там же, N° 211. Воейков — Г. Р. Державину. 30 октября 1812 г.
Ельня.
8
ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-9, JVJ 11. Записки
генерала Крейца. Эти записки были изданы, но не полно, во II выпуске
(1812 год в дневниках и документах).
9
Там же. Д'Опиа — Александру I. 26 января 1813 г. Записка о войне
1812 г. Копия.
10
Пожар Москв'л, ч. 1. М., 1911, стр. 126. Письмо смоленского поме­
щика.
"12 Д а в ы д о в Д. В. Сочинения, т. П. СПб., 1893, стр. 31—35.
Русская старина, 1898, июль, стр. 99—102.
18
Б о л к о н с к и й С. Г. Записки. СПб., 1902, стр. 207.
»15 Д а в ы д о в Д. В. Сочинения, т. III. СПб., 1893, стр. 76—77.
X а р к e в и ч В. 1812 сод в дневниках..., т. II, стр. 112—113.

Г .• :• :;;> \
1

ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-6, № 4. Papiers in­
terceptés. Duroc, duc de Friout, à Montesquieu. Smolensk, le 10 novembre
1812. Копия.
2
Материалы Воепно-учен. арх., Отечественная война, т. XIX,
№ 530,
стр. 196, 15 ноября.
3
X а р к e в п ч В. Барклай де Толли в Отечественную войну.
СПб., 1904, стр. 36.
4
Там же.
5
Отечественная война в письмах современников, № 236. Роберт Виль­
сон — лорду Каткэрту. 7/19 ноября 1812 г.
6
Там же, № 219. Роберт Бильсон — Александру I. 31 октября/
12 ноября 1812 г. Лапково.
844

' X а р к e B и ч В. 1812 год в дневниках..., т. I, стр. 46—47.
Л e в e и ш т e р н. Б. И. Записки. — Русская старина, 1901,
январь,
стр. 123.
9
Там же, февраль, стр. 375.
10
Д а в ы д о в Д. В. Сочинения, т. II, стр. 103.
11
Там же, стр. 108—109.
12
Архив Лен. Отд. Ин-та истории АН СССР, ф. 36 (Воронцовых),
письма
к сыну, оп. 1, № 1264, л. 510, Londres, le 4 décembre 1812.
13
ГПБ, рукописи, отд., арх. II. К. Шильдера, К-7, № 6. Материалы
к истории 1812 г. Тормасов — Сакену. 7 июля 1812 г.
14
Correspondance, t. XXIV, № 19340, стр. 340. Doubrovna, 18 novemb­
re 1812,
от той же даты N° 19341; 19342 (от 19 ноября).
15
ГПБ, рукописи. отд. Критическое положение Наполеона при
переправе французской армии через Березину. СПб., 1833.
" Д а в ы д о в Д. В. Сочинения, т. II, стр. 122.
17
Отечественная война в письмах современников, № 251, 18/30 ноября
181218г. Орехов.
Л e в e н m т e р п Б. И. Записки. — Русская старина, 1901,
февраль,
стр. 365.
19
Там же, стр. 376—377.
20
Там же, стр. 374, 378.
21
Записки Мартоса.— Русский архив, 1893, № 8, стр. 500, 502.
22
Русский архив, 1868, т. 6, стр. 1988.
23
S é g u r. Цит. соч., II, стр. 392.
24
Д
а в ы д о в Д. В. Сочинения, т. II, стр. 141.
25
ГПБ, рукописи, отд., арх. К. А. Военского. Ковно в 1812 г., руко­
пись. Дневник особенных происшествий в уездном ковенском училище.
26
Там же.
27
Отечественная война в письмах современников, № 310. Extrait
d'une lettre de Varsovie (первая строка: Au passage de Napoléon par Varsovie,28 Je 10 décembre 1812...).
ИРЛИ, арх. Кутузова, ф. 358, № 73, л. 23, собственноручное
письмо Александра, «Полотцк (sic!), Понедельпик 9 дек. 1812».
29
W i J s о n H. Цит. соч., стр. 356—357.
30
ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-7, № 8, бумаги Рунича, рапорт (неподписанный) — министру внутренних дел Козодавлеву,
Москва,
26 декабря 1812 г.
31
Там же. Донесения губерпских почтмейстеров — Д. П. Руничу.
Донесение Бабаева. Тула, 4 августа 1813 г.
32
ГПБ, рукописи, отд., арх. Н. К. Шильдера, К-8, № 1. Шильдер,
до которого, передаваясь от поколения к поколению, дошло это известие,
не мог им воспользоваться в своей биографии Александра I, очевидно, по
цензурным условиям.
33
ИРЛИ, арх. Кутузова, ф. 358, № 73, л. 24, письмо Алексан­
дра I Екатерине Ильиничне Кутузовой. Дрезден, 25 апреля (7 мая)
1813 г. (собственноручное).
8

Заключение
1

Чернышевский
стр. 256—257.

,11. Г. Полн. собр. соч., т. III. СПб., 1906,

МИХАИЛ ИЛЛАРИОНОВИЧ КУТУЗОВ —
ПОЛКОВОДЕЦ И^ДИПЛОМАТ
1
Моя старая книга была написана в 1937 г., а подписана к печати
2 июня 1938 г. И по использованным материалам, и по общей концепции

845

военных действий, и по ряду вопросов истории 1812 г. вообще эта книга,
написанная 14 лет тому назад, конечно, очень расходится с подготовляе­
мой мною новой работой и в главных выводах и во многих деталях. Об
этом я уже сказал в своем «Письме в редакцию журнала «Большевик»
(№ 19 за 1951 г.)- В предлагаемой ныне статье я учел также ряд замеча­
ний, сделанных редакцией журнала «Большевик» в том же № 19, в статье
«От редакции», номещеипой вслед за моим письмом в редакцию по поводу
статьи С. Кожухова о моей старой книге. В подготовляемой мною книге
будет дана также оценка двух вышедших недавно исследований (Ж ил и н И. Контрнаступление Кутузова в 1812 г. vi Б е с к р о в н ы й Л.
Отечественная война 1812 года и контрнаступление Кутузова).
2
Petit Larousse illustré. Paris, 1909, стр. 1406; в издании 1892 г.,
стр. 1183.
3
Д е л ь б р ю к Г. История военного искусства в рамках политиче­
ской истории, т. IV. М., 1938, стр. 386.
* См. М. И. Кутузов. Документы. Под редакцией Л. Г. Бескровного,
т. I. М., 1950. Док. № 7. Из реляции главнокомандующего крымской ар­
мией генерал-аншефа В. М. Долгорукова Екатерине II о сражении под
Алуштой и ранении М. И. Кутузова (28 июля 1774 г.). Лагерь при Сарабузды.
5
См. там же, № 106. Реляция Г. А. Потемкина Екатерине II о сра­
жении под Очаковом и ранении М. И. Кутузова (22 августа 1788 г.). Ла­
герь под Очаковом.
6
Фельдмаршал Кутузов. Сборник документов и материалов. Госполитиздат, 1947, стр. 63, док. № 30. Из рапорта A.B. Суворова Г. А. Потем­
кину о взятии Измаила 21 декабря 1790 г. (1 января 1791 г.).
7
М. И. Кутузов. Документы, т. I, стр. 226, док. JM» 317, М. И. Куту­
зов —
Екатерине II (21 августа 1793 г.).
8
Там же, стр. XIV.
9
M a i s t г e J. de. Oeuvres completes, t. X. Lyon, 1885, стр. 22: Ce
malheur a été préparc comme tous les autres par le cabinet d'Autriche.
^ П е т р о в H. Война России с Турцией, т. I l l , стр. 382: «Нужно
•было большое дипломатическое искусство, чтобы внушить Порте недоверие
к Наполеону».
11
Made 1 in
L. Histoire du Consulat et de VEmpire. Paris,
1940—1954.
12
Переписка императора Александра I с сестрой, великой кня­
гиней Екатериной Павловной. СПб., 1910 (французский подлинник),
стр. 87.
13
Г л и н к а Ф. Письма русского офицера, ч. IV. М., 1815,
стр. 1450.
К у т у з о в . М. И. Из личной переписки. Кутузов — Чичагову,
14 августа 1812 г., по дороге в Яжембицы. — Знамя, 1948, № 5,
стр. 1596.
Михайловский-Данилевский
А. И.
Описание
Отечественной войны 1812 г., ч. 2. СПб., 1843, стр. 191.
16
N a p o l é o n . Correspondance, t. XXIV. Paris, 1868, стр. 203—
204. 17
Михайловский-Данилевский
А. И. Цит. соч.,
стр. 261.
18
Архив Лен. Отд. Ин-та истории АН СССР. ф. 36 (Воронцовых),
т. VII, л. 232—235.
19
ГИБ, рукописи, отд., арх. А. А. Майкова. Трощенский — Кутузову.
Кобенцы, 10 декабря 1812 г.
2
• о 1812 год. Песни: «Москва в огне» и пр. М., 1912, стр. 6—7. Сложена
в лагере Кутузова при Тарутине.
846

21
Материалы Военно-ученого архива (Главное управление Генераль­
ного штаба). Отечественная война 1812 года, т. XVIII, № 20 (письмо к Ку­
тузову) и № 24 (письмо к П. А. Толстому), стр. 25 и 33.
22
Там же, Л'« 148, стр. 118. Барклай де Толлп —государю импера­
тору. 24, сентября 1812 г. Из Камри.
23
См.| Фельдмаршал Кутузов. Сборник документов и материалов,
стр. 212, № 160, 11/23 октября 1812 г. Из журнала военных дей­
ствии об оставлении войсками Наполеона Москвы и отступлении его от
Малоярославца.
24
См. там же, стр. 219—220, № 169. Донесение М. И. Кутузова
Александру I о сражении у города Вязьмы: 24 октября /5 ноября
1812 г.
25
Я считаю, что главная, центральная роль в победах Кутузова при­
надлежала именно регулярной армии, а партизанское движение играло
хоть и важную роль, но все же имело лишь второстепенное значение (см.
Большевик, 1951, № 19). В моей формулировке в старой книге была неяс­
ность, заставившая думать, что я приписываю главную роль не регуляр­
ной армии, а партизанам.
26
ГИБ, рукописи, отд. Смоленск, 7 ноября 1812 г. (из перехва­
ченных казаками бумаг).
27
Ср. Т а р л е Е. Нашествие Наполеона ?ш Россию, стр. 233.
Издание
1943 г. (см. наст, том, стр. 630. —Ред.).
28
См. Фельдмаршал Кутузов. Сборник документов и материалов,
JV» 166, стр. 216—217. Предписание М. И. Кутузова Витгенштейну следо­
вать к Днепру (22 октября/3 ноября 1812 г.), № 167, стр. 217—218. Пред­
писание М. И. Кутузова П. В. Чичагову об отправлении части его войск
uà Борисов
(23 октября/4 ноября 1812 г.).
20
Там же, № 184 и 185, стр. 238 и 239. Письма к Витгенштейну и Чи­
чагову.
3
0 См. там же, № 187 и 188, стр. 241 и 242.
31
См. также Т а р л е Е. Послесловие в книге: Бескровный Л. Г.
Отечественная война 1812 года и контрнаступление
Кутузова. М.,
1951, стр. 174—179.
32
См. Фельдмаршал Кутузов. Сборник документов и материалов,
№ 191, стр. 245. Предписание М. И. Кутузова П. В. Чичагову о порядке
прохождения войск через Вильно (27 ноября/9 декабря).
33
См. там же, № 199, стр. 251. Предписание Кутузова Витгенштейну
(11/23 декабря 1812 г.).
34
Ср. мое; исследование Континентальная блокада. СПб., 1913,
стр. 35680—695, а также 464—505. (см. наст. изд. т. III.— Ред.)
ГПБ, рукописи, отд. Военное министерство. Канцелярия мини­
стерства, отд. 1, 3-й стол, № 103. Дело о печатании книги Р. Вильсона.
36
ГПБ, рукописи, отд. Кутузов к Винценгероде. Калиш, 24 марта
1813 г. Письмо на французском языке.
01
Военные русские песни. М., 1879, стр. 60 и 16—17.
"8 Ср. Русский биографический словарь. Издан под наблюдением
А А.36 Половцева, т. 9. СПб., 1903, стр. 690.
Д у б р о в и н Н. От ечественная война в письмах современников
1812—1815. Приложение к Х Е Ш т. Записок Академии наук, N° 1. СПб.,
1882, стр. 469, № 346. Князь М. И. Кутузов — Л. И. Кутузову, 28 марта
1813 г. На дороге к Дрездену.
40
Боевые и народные песни 1812—1815 гг. СПб., 1877, стр. 53—56.
41
Русский архив, 1871, стр. 70—71 (втор, отдел), ср. M a i s t г e J.
de. Oeuvres complètes, t. I. Correspondance, t. II. Lyon, 1885, стр. 19—20.
L'histoire militaire ne présente rien d'égal.
48
Lettres sur la guerre de Russie 1812... par L. V. de Puibusque. A Pa-

847

ris, 1817, стр. 171. Слова Кутузова: Tout ce qui demande du temps, de
ménagements
et des soins de détail ne peut trouver place dans ses desseins.
43
Там же, стр. 165: En partant de Smolensk, vous ne pouviez plus
m'opposer ni cavalerie, ni artillerie. Кутузов тут имеет в виду Смоленск,
в ноябре
1812 г., конечно.
44
Si je ne me trompe, le Sénat-conservateur doit veiller aux droits et aux
intérêts de la nation française? Je ne peux ignorer tout ce que vous venez de
me dire, de sa répugnance à servir des projets ambitieux qui ne font qu'augmenter la misère publique? C'est une des plus belles fonctions que l'homme
puisse avoir à remplir que celle de vos sénateurs. Quel parti croyez vous
qu'ils prennent, si Napoléon peut revenir à Paris? (там же, стр. 167).

УКАЗАТЕЛЬ
Абрантес Л. д', герцогиня 401, 417
Абрантес д', герцог, см. Жюно
Аддингтон 117
Адрианов 573
Александр I 13, 116, 137, 146, 147,
155—160, 164, 165, 177, 178,
179, 181, 184—186, 1 —193,
204—208, 212, 220, 221 223,
230, 234, 238, 239, 241—244, 246,
252, 255—258, 261, 262,269,271 —
273, 276, 277, 279, 280, 284,
290—293, 295, 297, 302, 303,
311, 312, 320—326, 328, 329,
331, 337, 354, 358, 372, 387,
396, 405, 414, 421, 428, 435,
439, 441—454, 456—458, 461 —
463, 465, 467—469, 472, 474,
477—487, 490—493, 495, 498,
500, 501, 505, 506, 524, 526,
528, 529, 544, 545, 548—551,
553—555, 559, 565, 573, 580,
585, 591, 593, 598, 599, 604,
607—618, 630—632, 634, 638—
• 640, 645, 648—650, 653, 654,
658—660, 662—665, 668, 669,
674—676, 678, 682, 683, 686,
693, 698—700, 708—711, 714,
716, 726, 727, 729—731, 735,
736, 766, 772—777, 779, 780,
782—785, 787, 796, 798, 805,
807—815, 819, 820, 830, 8 3 6 838, 840—847
Александр Македонский 32, 63,
64, 112, 190. 251, 252, 384, 389,
400, 474, 738
Александрснко В. Н. 423
Альвинци, генерал 50, 51
Алькье 162

ИМЕН

Амэ, генерал 325
Ангулемский, герцог 337
Андреев 842
Анна Павлоона, великая княжна
220, 221, 243, 446
Антомарки 373, 377
Антрэг д', граф 55, 57
Антюхина В. И. 421
АПУХТИН, генерал 283, 284

Аракчеев А. А. 277, 442, 444, 488,
490, 492, 499, 500, 533, 541,
548, 553, 562, 592, 637—639,
660, 693, 726, 838, 840, 841
Арен 110
Аристид 125
Арманд, генерал 661, 662
Армфельд 256, 465, 466, 479, 481,
633
Арпотт 377—379
Артуа К., граф 100, 109, 136, 139,
337, 347, 741, 828
Арщеневскип Л. 841
Аттила 142, 228, 400
Ауэрсперг, генерал 156
Афанасьев Г. Е. 418
Афанасьев-Чужбинский А. 418
Ахмет-бей 778
Ахшарумов Д. 534, 839
Бабаев 845
Бабеф Г. 56, 75, 124
Багговут К. Ф., генерал 544, 666
Багратион П. II., генерал 157,
186, 187, 252, 255, 258—262,
266, 267, 271, 302, 482,485—
—488, 490—492, 494, 495, 497—
500, 503—507, 512—519, 521—
523,525,532—536,541—543,551 —
849

554, 557, 561, 563—565, 567,
569—577, 594, 615, 617, 630,
631, 634, 640, 668, 687, 688,
773, 774, 783, 791, 801, 819,
829, 839, 840
Бадснский, герцог 146, 150
Байрон Д.-Г. 402, 607, 738
Бакунин М. А. 395, 409, 410
Бакунина В. И. 640, 840, 842, 843
Балари 684
Балашов А. Д., генерал 255, 256,
260, 271, 477—483, 492, 528,
545,' 548, 553, 633, 640, 641,
693, 837, 838
Бальзак О. 373
Балькомб Б. 375, 376
Бальмэн, граф 372, 430
Барагэ д'Илье Л., генерал 55
Барант де 417
Барклай де Толли М. Б., генерал
255, 256, 258—264, 271, 296,
297, 413, 456, 476, 479, 485—
488, 490—501, 504—506, 512,
513, 515—523, 525, 533—538,
541—545, 550—554, 557—561,
563, 569, 571, 575, 581, 586—
588, 594, 615, 617, 633, 634, 640,
646, 654, 658, 668, 689, 699,
700, 710, 783, 791, 792, 798,
813, 837—839, 841, 844, 847
Баррас 36, 37, 39, 40, 42, 44, 45,
56—58, 61, 64, 65, 74, 77—79,
81, 83
Баррюэль-Боверд 125
Бартелеми 56, 58
Баскаков В. И. 420, 424
Baccano Г.-В., герцог 282, 327,
341, 456, 459—461, 507, 519,
520, 539, 620, 651, 664, 665,
839, 843
Баторский А. А. 421
Батюшков К. П. 839
Безбородко 829
Беллюнский,герцог,см. ВикторК.-П.
Бельфор 512
Бельяр, генерал 546
Бенкендорф А. X. 100, 621, 625,
842, 843
Веннигсен Л. Л., генерал 137,
147, 180—182, 186—188, 255,
256, 273, 277, 306, 386, 423,
479, 482, 551, 585—588, 617,
618, 648, 654—658, 662, 666—
668, 676, 678, 679, 698—701,
792, 797, 798, 843, 844
Вентам Д. 753
850

Беранже П.-Ж. 373
Берк Э. 744, 745, 751
Бернадотт Ж.-Б.-Ж., маршал 55,
81, 150, 152, 153, 155, 164, 169—
172, 218, 244,297,302,304,306,
375, 411, 413, 462, 464—467,
495, 812
Бернгарди, генерал 496, 766, 838
Беррийский, герцог 337
Бертран, маршал 156, 296, 342,
367, 371, 372, 377—379
Бертье А., маршал 153, 164, 197,
222, 223, 300, 301, 318, 327,
384, 411, 417, 426, 470, 478,
481, 508, 510, 513, 522, 526,
527, 529, 544, 547, 562, 605,
606, 662, 664, 681, 719—721,
786, 840, 843
Бертэми 662
Бескровный Л. Г. 846, 847
Бессьер Ж.-Б., маршал 279, 295,
375, 411, 481, 681, 721, 786,
790, 805
Бестужев-Рюмин А. 636, 844
Бетховен Л. 142
Бибиков Д. Г. 574
Биньон 651, 843
Блюхер, генерал 172, 173, 296,
304, 318, 319, 321, 359—364,
388, 390, 411, 413
Богарне А., граф 42
Болье 47
Бонами, генерал 575
Бонапарт К. 24—26, 378
Бонапарт, см. Наполеон I
Бонапарты 141, 202, 220, 376, 403,
420, 427, 760, 827
Боргезе П. 336
Бороздин H. M., генерал 588, 702
Боссэ де 576, 577
Ботто 83
Браганца 198
Брауншвейгский, герцог 168, 169,
171
Вриссо 743
Бриэй, адмирал 70
Бродин, капитан 666
Брозин, генерал 589
Брониковский,генерал 282
Брук-Бусби 751
Брусье 575
Брут 84, 85, 217
Буасси д'Англа 36
Бубна фон, генерал 296
Буксгевден Ф. Ф., генерал 159»
574, 655, 658
Булычев 842

Бурбоны (исп.) 183, 198, 200—
788, 796, 798, 799, 808, 810,
203, 207
811,831,836, 837,843—845,847
Бурбоны (неоп.) 162
Винценгероде Ф. Ф., граф 273,
Бурбоны (фр.) 37—39, 41, 55—
481, 580, 581, 584, 621, 625,
' 58, 74, 75, 79, 80, 92, 94, 95,
638—640, 682, 683, 765, 813,
100, 104, 109, 111, 121, 122,
841, 847
138—140, 152, 169, 220, 309, Витгенштейн П. X., генерал 259,
310, 317, 320, 322, 323, 325,
281—284, 296, 487, 501—504,
328, 329,331, 336—341,344—353,
551, 651, 675, 676, 689, 708—
356, 357, 366, 376, 401, 445, 760 716, 721, 724, 784, 805—807,
Бурдон 36
809, 814, 816, 847
Витмер А. Н. 422
Бурмон, генерал 111, 359
Бурьен 18, 30, 87, 230, 410,417, Витроль, граф 322—324
Вичснцский, герцог, см. Колен418
кур А.-О.-Л.
Бутурлин Д. П., граф 414
Воейков Г. Р. 685, 844
Быковские 594
Военский К. А. 414,837—839,841,
Бычков А. Ф. 837
842, 845
Бэнвиль 406
Волкова М. И. 585, 622—624
Бэрд 635
Волконские 554
Бюлов фон 304, 388, 413
Волконский С. Г. 515, 553, 612,
638, 639, 660, 662, 690, 798, 844
Вадбольский 285, 287, 689
Вольнэй 63
Валевская М., графиня 42, 219,
Вольтер Ф.-М. 27
336, 427
Вольцоген Л. 495, 542, 640, 765.
Валлет 50
Вонсович 288, 725
Валva 140
Воропенко 604
Вандаль А. 405, 420, 428
Вандамм Ж.-Д., генерал 303, 304 Воронцов М. С , генерал 468, 514,
561, 571, 572, 581
Варлаам 643, 644
Воронцов С. Р. 587, 624, 633,
Васильев Е. 629
659, 837
Васильчиков, князь 40, 561, 655
Воронцов 137, 414, 456, 468, 556,
Васко де Гама 370
709
Васютинский А. М. 428
Воронцовы 554, 624, 837, 840—
Вейдемейер И. 394
843, 845, 846
Вейротер 775, 818, 820
Вреде, генерал 250, 335, 719, 720.
Веллингтон, лорд 249, 301, 308,
723
315, 322, 358—362, 364, 390,
Вурмзер, генерал 49—52
411, 426
Выбицкий 180
Вельяшев 616
Вюртембергский Е., принц 259.
Венан де Шармильи 749
273, 574, 596, 660, 678
Вердье, генерал 503
Вяземский П. А., князь 447, 781,
Верещагин 593, 594, 597
836
Вертер 27, 210
Вязмитинов, генерал 553
Виктор К.-II., маршал 282, 283,
303, 311, 320, 386, 471, 711 —
713, 715, 719, 792
Габсбурги 212
Виктор-Амедей 48
Гамид-эффенди 778
Вилл Л. 407
Ганнибал 32, 51, 103, 251, 374,
Вильбланш 629
384, 389, 759
Вильгельм II 738
Гардсп М. 738
Вилье Я. 505, 562, 838, 840
Гарденберг 190, 246, 247, 250,
Вильнев, адмирал 148, 149
274, 313, 735, 814
Вильсон Р., генерал 262, 273, 280,
Гарди Т. 746, 747
429, 474, 565, 580, 654, 658—
Гарун-аль-Рашид 595
663, 674, 676, 678—680, 683,
Гаугвиц 157, 161, 162, 165
700—702, 709, 716, 721, 727,
Геббельс 13, 14, 21
729, 735, 736, 765, 766, 769,
Гегель 373, 402
851<

Гейне Г. 373
Геншер 407
Генрих III 351
Георг III 100, 747, 748
Геринг Г.436
Герстлетт 256
Герцен А.И. 272, 364,490,648, 737
Герьс В. И. 428
Гете 14, 27, 92, 210, 373, 737
Гилленкрок 820
Гитлер А. 13, 14, 19—21
Глинка Ф. 572, 573, 840, 846
Гнейзенау, генерал 245, 360, 735
Гогенлоэ, князь 169—172
Гогенцоллсрны 169, 245
Годвин В. 753, 754
Годой 185, 199, 200
Годэн 95, 195, 197, 417, 810
Гойе 78, 80, 83, 391
Голенищев-Кутузов М. II., см. Ку­
тузов М. П.
Голицын А. В., князь 414, 442,
584, 589, 598, 657, 699, 841
Гольштейн-Готторпы 242
Горжевский, епископ 253
Горчаков А. М. 777
Горчаков, князь 564, 574, 658
Гоуксбери, лорд 117, 133, 136
Гофер А. 214, 222
Гош, генерал 36
Греве В. 842
Грей, лорд 747, 748, 749
Грессер 513
Гримм 742
Груши Э., маршал 225, 360—363,
'417, 509, 512
Губекий H. H. 839
Гудсон Лоу 371, 372, 377—379
ГУО до, барон 320
Гурго, генерал 371—373, 377
Гурьев 637
Густав-Адольф 384, 389
Гюго В. 373
Гюдэн, генерал 542, 543, 545
Даву Л.-II., маршал 150, 153,
170, 171, 180, 194, 212, 215,
218, 246, 247, 258—261, 264—
266, 277, 296, 299, 304, 307,
341, 353, 356, 358, 365, 387, 412,
417, 455, 461—463, 474, 477,
478, 485, 491, 494, 509, 512—
516, 523, 524, 526, 531, 535,
537, 562, 564, 570—572, 576,
584, 620, 643, 644, 673, 675,
683, 696, 697, 702, 789, 804,
837
852

Давыдов Д. В. 188, 190, 281, 284,
285, 287, 629—631, 687—691,
702, 703, 706, 709, 715, 723,
801, 835, 844, 845
Даламбер 27
Данилевский Г. П. 557
Данилович К. 838
Данте 737
Данцигский, герцог, см. Лефевр,
маршал
Дармштоттер IF. 407, 425
Дарю П.-Л.-Б., граф 149, 239,
473, 511, 526--530, 545, 600,
063, 664, 839
Дашкова, см. Щербинина
Девлет-Гирей 770
Дезэ, генерал 104, 105, 153
Делало 39
Дельбрюк Г. 766, 767, 821, 846
Дельзон, генерал 279, 517, 571
Делькаретто 100
Демервиль 110
Демьянович 644
Державин Г. Р. 685, 844
Держанто 47
Дживилогов А. К. 420, 428, 429
Дибич 625, 735
Ди Пьетро, кардинал'294
Дитрих 13
Дод 156
Долгоруков В. М., генерал 846
Долгоруков П., князь 157, 158,
608,'704, 774, 820, 830
Домбровский, генерал 180, 282,
524, 620, 712
Доннэ 31
Дорохов П. С., генерал 285,
809
Дохтуров Д. С., генерал 259, 260,
279, 520, 536, 569, 576, 586,
588, 630, 654, 676, 677, 702,
786, 792, 821, 829
Драгомиров М. II. 426
Дрио Э. 274, 405, 406
Друо, генерал 215, 342
Дубельт 100
Дубровин
II. 428, 837, 839,
847
Дэнон 563
Дювибирн 837
Дюгомье 32
Дюма 417
Дюпон, генерал 198, 204, 205
Дюрок 288, 296, 297, 332, 376, 386,
526—528, 547, 696, 844
Дюропель 652
Дютиль, генерал 32

Евгений Богарне И 8 , 195, 265,
2G8, 274, 281, 282, 385, 412,
417, 429, 510, 513, 517—520,
522, 524, 540, 547, 566, 570,
574, 576, 578, 584, 599, 601,
605, 697, 726, 838
Е- ->рина II 59, 180, 273, 276,
4, 444, 448, 555, 634, 741,
2, 770, 771, 828, 840, 846
E
ерина
Павловна,
великая
княжна 221, 246, 447, 449, 452,
192, 551. 612, 614, 615, 617,
640, 7Я
6, 838, 840, 842,846
Елизавета
з22
Еременко
^9
Ермолов
, генерал 282, 284,
49339, 505, 518, 519,
533,
>51, 553, 559, 560,
573.
585—587, 635, 654,
66^
698, 702, 709, 809,
83'
Ершо.
417
Ефимо
t. 428
Жанин
Жоребц.
О. А. 137
Жором
напарт 192, 194, 225.
245, 58, 296, 305, 306, 417,
г
441, 4/0, 500, 512—514, 51 6
Жилин И. 846
Жозоф Бонапарт 25, 26, 115, 162,
164, 183, 194, 201—203, 211,
235, 249, 307, 417, 511
Жозефина 42, 109, 143, 219, 220,
336, 376, 417, 427
Жомипи Г., генерал 47, 50, 296,
354, 388, 394, 413, 426, 506,
508, 580, 582, 629, 766
Жорж 42
Ж\-бпр, генерал 75
Жуковский В. А. 591, 823
Жюно, маршал 34, 40, 52, 198,
199, 218, 261, 535, 543, 54 '.,
566, 570, 571
Закревский 791
Затворницкий FT. M. 428
Зубов П. 137, 147, 829
Иаков II 751
Игнатьев 608
Измаил-бей, см. M, лла-пагаа Виддинский
Измайлов 276
Иммерман 413
Иорк фон Вартенб- ог, генерал
293, 807, 809, 8 К
65 Е. В. Тарле

Иорк фон Вартенбург, граф 383, 426,
766
Иосиф 770
Истрийский,
герцог, см. Бессьер Ж.-Б.
Кадор до, герцог 447, 448
Кадудаль Ж. 76, 94, 95, 104, 136—
1*41, 144, 303
Калиостро 122
К'амбасерес 199, 221
Камброни, генерал 342, 343, 363
Каменский II. М., граф 276, 777,778
Кант И. 122, 124
Капетинги 140
Капцевич П. М., генерал 589, 841
Каразип В. 738
Карбон 110, 111
Кареев П. И. 418
Карл, эрцгерцог 50—52, 212—215,
222, 223, 820
Карл Великий 63, 141—143, 163,
176
Карл IV 199, 200
Карл XII 384, 478, 530, 768, 786,
820, 822
Карл XIV 465
Карлсйль Т. 403
Карно Л. II. 33, 34, 45, 56, 58, 356,
357, 365
Каролинги 140
Карпенко 717
Карто 31
Кассианов 608
Катк.эрт, лорд 565, 658, 660, 663,
679, 680, 700, 716, 766, 810,
841, 843, 844
Катон 125
Каузлер Ф. 416
Ггеллер А. 416
1\еллерман 362
Кемпбель 340
Кино Э. 403
Кирхейзен Ф. 42, 401, 406, 415,
416, 419, 427
Клаиаред, генерал 667
Кларк, генерал 305
Клаузевиц К. 393, 394, 413, 420,
423, 428, 430, 485, 515, 533,
559, 561, 571, 580, 581, 673,
676, 766, 821, 836, 839, 840
Клебер, генерал 69, 73
Клеве-Вергский, герцог, см. Мюрат II.
Клейст, генерал 173
Клеман Ж. 351
Ключарев 593, 594
Кобепцль 59, 115
853

Кожина В. 629, 630, 691, 692,
803
Кожухов С. 846
Коаодавлев 505, 641, 642, 838,
843, 845
Кокбэрн, адмирал 371
Коленкур А.-О.-Л., генерал 182,
221, 242, 272, 273, 288—290,
296, 301, 311, 316, 317, 319,
322, 326—329, 331—333, 337,
417, 418, 428, 449—451, 481—
483, 526, 547, 566, 567, 605, 612,
613, 653, 654, 683, 725, 732, 766,
796, 841, 842
Колли, генерал 48
Колло 80
Коллоредо 115
Кологривов, генерал 187, 689
Кольбер Ж.-В. 225
Кольбер, генерал 509
Колэн де Сюсси, граф 460
Колюбакин В. 839, 841
Комб 539
Компан, генерал 264, 266
Конде, принц 57, 374, 384
Коновницын П. П., генерал 259,
260, 490, 517, 518, 520, 537,
562—565, 576, 586, 654, 656,
667, 698, 701, 702, 786, 787,
792, 809, 821, 829
Консальви, кардинал 142
Констан Б. 354, 355
Констан 417
Константин 215
Константин Павлович,
великий
князь 188, 262, 277, 490, 501,
551, 552, 639, 640
Корбино, генерал 282
Коржачевский 842, 844
Корнель 27
Корнэ 81
Корсаков 76, 112
Корф, барон 661, 662, 702
Костюшко Т. 180
Кочубей В. П., граф 463, 481,
553, 771
Красинский, граф 840
Крейц, генерал 685, 844
Кремер 635
Кромвель О. 85, 409
Круазье 70
Крупенников 731
Крылов И. А. 712
Ксеркс 258
К'уанье 511
Кудашев285, 287, 689
854

Кульнев, генерал 490, 503, 504,
517, 551
Куракин А. В., князь 189, 223,
244, 428, 452—454, 459—461,
477, 479, 777, 837
Куракины, князья 448
Курин Г. 629, 630, 691, 692, 801, 803
Курье П.-Л. 142
Кутайсов, граф 574, 580
Кутон 34
Кутузов Л. И. 815, 847
Кутузов М. И. 107, 154, 156—159,
161, 255, 262, 264, 265, 268,
269, 271—273, 277—288, 292,
293,
295,
302,
375, 387,
414, 443, 466, 490, 494, 497
502, 503, 552—561, 563—567,
569, 570, 573—576, 580, 581
583—591, 593, 594, 596, 598,
609, 610, 612, 613, 615—618,
648, 649, 653—663, 666—669,
674—683,687, 688, 694, 698—704,
708—712, 714—716, 722, 723,
726—731, 735, 736, 765—831,
840, 842—848
Кутузова Е. И. 789, 845
Кьярамонти, граф ,см. Пий VII
Кэстльри, лорд 295, 315, 316,
358, 781
Лабедойер, полковник* 344
Лабом Е. 471
Лависс Э. 407, 419
Лавров, генерал 637
Лаланд 35
Ламберт, граф 712, 714
Ланжерон 456, 556
Ланжюяне 355
Ланн, маршал 47, 103, 105, 150,
153, 154, 156, 169—171, 180,
181, 187, 197, 209, 212—214,
375, 376, 389, 412
Ланская В. И. 585, 622, 623
Ланской С. С. 586, 632
Ланфрэ П. 403, 418
Лаплас 26, 124
Ларевельер-Лепо 56, 57, 59
Ларошжаклен 76
Ларрэй Ж.-Д. 684
Ласаль, генерал 172
Ласепед 291
Лас-Каз 367, 368, 371—373, 377,
378. 390, 391, 398, 401
Латур-Мобур, генерал 512, 667
Лауфенберг 408
Лафайет М.-Ж. 365, 378
Левенгольм 465, 467, 468

Левенштерн li. И., генерал 298,
699, 702, 703, 705, 717, 718, 845
Лепи А. 404, 427
Левицкий 11. А. 426, 428, 429
Лев Святой 142
Лезер 552, 553
Лейбниц 62
Лейхтенбергский Г. П., герцог,
429
Лек л ер 81
Леонтьев Я. 416
Ленин В. И. 129, 130, 409--4И,
413, 414, 439, 737, 835
Леппих 592, 594
Лермонтов М. Ю. 373
Лессепс 652
Летиция Бонапарт 24, 25, 336,
341
Летов-Форбек О. 423
Лефевр Г. 406, 419
Лефевр, маршал 152, 153, 185, 571
Лефевр-Ден\этт 362
Лефрансэ 603
Ле Шапелье 127, 394, 742
Лсшерн фон Герцфельд 637
Ливерпуль, лорд 781
Линдель 588
Линь де, припц 770
Лионн 641
Липранди II. П. 494, 538, 841,
844
Лихтенштейн, князь 216, 320
Лобанов-Ростовский, князь 189,
443, 783
Лобо 288, 363
Ложье Ц. 540, 839
Лонгинов 634
Лопухин 553
Лористон А.-Я., маркиз 272, 273,
277, 292, 461, 477, 613, 648,
649, 654, 659—663, 666, 675,
795, 796, 837
Луазон, генерал 723
Луиза 155, 165, 166, 168—170,
" 173, 174, 192, 443, 444, 456
Луи Бонапарт, см. Наполеон III
Луи-Наполеон, см. Наполеон III
Лумброзо А. 415, 419, 423, 425.
' 427, 430, 431
Лыкошин 625
Лэджи 375, 376
Людвиг, принц 169, 170
Людовик XIV 62, 120, 130, 201,
202 225
Людовик XV 25, 225
Людовик XVI 30, 31, 36, 80, 97,
100, 107,140,222,322, 461, 748

Людовик XVIII 36, 100, 109, 136,
137, 322, 337, 338, 340, 341,
346, 349, 350, 352, 355
Людовик Бонапарт 29, 93, 164,
183, 194, 229
Людовик Бурбон, см Людовик
XVIII
Людовик Капет, см. Людовик XVI
Людовик Прованский, см. Людо­
вик XVIII
Люсьен Бонапарт 86, 87, 417, 472
Лярусс 767
Мабли 27
Мадлен Л. 363, 406, 419, 420,
422—424, 426—428, 766, 767,
780, 846
МаевскийС. И., генерал 556, 654,
840, 841, 844
Маенский 644
Мазепа 274
Май келье 379
Майков А. А. 846
Мак, генерал 149—151, 153—155
161, 513, 773, 818
Макдональд Э.-Ж.-Ж.-А., маршал
81, 215, 293, 304, 311, 318,
319, 321, 322, 327—329, 347,
348, 412, 417, 471, 502-504,
524, 653, 725, 805, 807
Малэ, генерал 281, 291, 697
Мамонов М. А., граф 549
Манн Г. 20
Маракуев М. И. 613, 633, 841
Марат* Ж.-П., 107, 124, 354, 358,
365, 665, 747
Мария-Антуанетта 162, 222
Мария-Каролина 162
Мария-Луиза 42, 220—223, 245,
247, 250, 300, 317, 324, 325,
327,332, 336, 376, 417, 427, 446,
470, 471, 506, 547, 563, 579,
608, 643, 664, 670, 767, 800,
837—842, 844
Мария Федоровна 221, 223, 272,
277, 501, 632, 648, 781
Марков И. И., граф 560
Маркс К. 17, 226—228, 249, 381,
394—396, 403, 409—414, 460,
495, 657, 810, 835, 836, 838
840, 843
Мармон, маршал 150. 153, 225,
249, 296, 303, 318, 319, 325,
328, 329, 331, 378, 412, 417,
567, 661, 822
M артос 716, 718, 845
Маршан 371, 378. 379
65*

Марэ Г.-В., см. Baccano Г.-В.
Маслов И. 537
Маосена, маршал 45, 50, 7G, 153,
156, 212, 213, 215, 387, 412,
417, 767
Массой Ф. 404, 405, 420, 426, 427
Маттои, кардинал 52
Мойнье А. 330, 406, 421, 422, 431
Мсйссонье 307
Мекленбургскнй К., принц 535
M ел ас, генерал 50, 102—105
Мельгунов С. П. 429
Менепаль, барон 317, 417
Мену, генерал 38, 39
Менишков, князь 518
Мервельдт, генерал 306
Меринг Ф. 407, 408, 426
Меровинги 140
Местр Ж. до 250, 818, 846, 847
Мети в ье 269
Мсттерних К. 221, 223, 247, 248,
250, 293—295, 297, 299—301,
305, 308, 311, 312, 315, 323,
340, 356, 358, 455, 457, 710, 828,
831
Меттерних 223
Мешков 593, 594
Милорадович М. А., генерал 47,
269, 296, 552, 560, 561, 569, 574,
575, 585, 586, 589, 594,600, 662,
667, 680, G83, 697, 704, 705, 711,
785, 800, 809, 821, 829
Мильо, генерал 362
Мирабо О. 124
Михаил Павлович,великий князь490
Михайловский-Данилевский А. П.
414, 423, 456, 610, 778, 784,
792, 837, 839, 841, 846
Мнхельсон 778
Мицкевич А. 373
Мишель, генерал 608
Мишель 458
Мишо А. Ф., полковник 490, 610—
612
Моле, граф 354
Мольен 195, 197, 417
Мольер 27
Мольтке Г. 823
Монахтип, полковпик 575
Монгайар 57
Монж 26
Монк, генерал 94
Монтескье 696, 742, 844
Монтолоп, генерал 367, 368, 371 —
373, 376—379, 391
Монфоп 685
Морап, генерал 266, 267
856

Моро, генерал 44, 45, 54, 115,
138—140, 153, 302—304
Мортье Э.-А.-К.-Ж., маршал 154,
272, 277, 278, 291, 325, 426,
515, 571, 602, 605, 648, 652,
669, 671, 682, 773, 819, 829
Моцарт В.-А. 556
Мулсн 78, 80, 83
Мулла-паша Виддинский 824
Мур, генерал 209
Муравьевы 719
Мурзакевич 643
Мутон 597
Мэзон 287
Мэкпнтош 751—753
Мэтлонд 367—369
Мюрат П., маршал 47, 49, 81, 86,
88, 150—154, 156, 164, 167,
169—172, 180, 188, 200, 201,
203, 221, 254, 259, 261, 263—
269, 277, 279, 288, 303, 304,
306, 307, 359, 375, 388, 389,
393, 412, 426, 477, 484, 517—
526, 532, 543, 545—547, 562,
566, 570-572, 576, 579, 583,
584, 589, 599—601, 603, 606,
630, 655, 656, 662, 666, 667,
669, 683, 697, 712, 720, 721,
724. 726, 773, 794, 795, 797,
799, 803, 819, 824
Наполеон I 13—35, 39—239, 241—
431,435, 436, 438-489,491—514,
516, 518-537,539—547, 549, 551,
555—558, 560—572, 574—580,
583—588, 591 — 602, 604, 617,
619—624, 627—639, 641, 643—
645, 647—655, 657, 659—666,
668—688, 690, 691, 693, 695 —
698, 700—716, 718—738, 759 —
762, 766—769, 772—815, 817,
819—829, 835—848
Наполеон II 328
Наполеон III 380,409,411,416,760
Нарбонн М., граф 21, 22, 252,
254, 301, 461—464, 466, 468,
471, 473, 474, 507, 680, 835, 837
Нарьтгакии 682, 683, 692
Неверовский Д. П., генерал 259,
260, 266, 490, 503, 517, 531 —
533, 535, 536, 539, 541, 543,
564, 572, 630
Невшательский,кпязь,см. Бертье А.
Ней М., маршал 47, 133, 150, 153,
154, 170, 173, 175, 186, 187, 197,
259, 261, 263, 265—267, 282,
287, 296, 304, 311, 318, 3 2 7 329, 347, 349, 350, 3 6 0 - 3 6 3 ,

412, 417, 510, 524, 532, 535,
542, 543, 545, 566, 568, 570—
572, 576, 579, 584, 665, 675,
683, 685, 695, 697, 698, 702 —
705, 713, 719—721, 723, 724,
726, 805
Неккер Ж. 742
Нельсон, адмирал 65, 66, 70, 73,
160, 421
Пепир 413
Нерон 354
Нерсиа 252
Нессельроде, граф 312, 414, 447,
452, 463, 816, 836
Никитин, генерал 574, 841
Николай I 40, 292, 457, 458, 490,
515, 737
Нитгаммер 402
Обри О. 34,406,418,421,427,430.
Обэр-Шальмэ 274
Ожаровский, генерал 703
Ожеро П. -Ф.-Ш., маршал 45, 46,
49, 50, 58, 85, 150, 170, 181,
311, 320, 378, 387, 412
Оленин А. И. 650, 719
Олсуфьев, генерал 318, 319
Ольденбургский Г., герцог 221,
230, '273, 449, 596, 660
Ольденбургский П., герцог246, 447,
449, '483, 484
О'Мира 373, 377, 607
Онуфриев Ф. 630, 803
Опиа д', генерал 686, 844
Орест 644
Орлеанский Ф., герцог 742
Орлов М. Ф. 325
Орлов II. А. 423
Орлов-Денисов 666, 667, 683
Оссиан 27
Остен-Саксн, генерал 318, 711,
806, 845
Остермап-Толстой, граф 258, 516—
518, 520, 578, 586, 587
OTTO 294

Павел I 76, 112—118, 137, 145,
147, 180, 206, 255, 384, 421,
442, 444, 448, 451, 482, 490,
501, 517, 591, 617, 772, 826
Павлепков 418
Павлова К. 596
Пакто, генерал 325
Пален, граф 137, 147, 283, 519,
520, 615, 617, 618, 712, 715
Пальма 125
Пальм ер 750

Паоли 24, 25, 29—31
Пармский, герцог 48
Парр, граф 319
Партуно, генерал 287, 716
Пасенко В. 429
Паскевич 704
Пасторэ 651, 843
Паулуччи 490
Перно 35
Пестов 842
Петр I 21, 22, 469, 479, 492, 530,
589, 737, 8 2 1 - 8 2 3 , 829
Летоов И. 846
Пии VI 52—54
Пий VII 121, 122, 142, 143, 214,
220, 294
Пион 547
Пиотровский 840
Пипер, граф 820
Питт В. 36, 114, 116, 130, 134—
137, 144—146, Ì48, 149, 160,
161, 163, 747—751, 755
Питт В. (старший) 130
Пичета 13. 11. 429
Пишегрю, генерал 56—58, 74, 138,
139 279
Платов М. И. 114, 186, 260, 262,
267, 282, 499, 500, 512, 514,
522, 533, 576, 586, 631, 651,
655, 658, 659, 666, 667, 683,
689, 695, 705, 722, 723, 726,
788, 803, 806
Плозонп, генерал 265
Поздсев 632—634
Полевой К. 416
Половцев А. А. 847
Понте-Корво, князь, см. Бернадотт Ж.-Б.-Ж.
Пола 368
Понятовский П., князь 179, 280,
306, 512, 513, 524, 535, 566,
570, 578, 584, 601, 791, 803
Попов А. Н. 428
Потемкин Г. А. 825, 829, 846
Поццо ди Борго 324, 325
Прадт, аббат 291
Прасковья 629, 692
Пристли 751
Прозоровский 776, 777
Пугачев Е.274,276, 354, 619,633,693
Йушкин А. С 14, 191, 373, 437,
438, 447, 591, 645, 700, 737,
777, 781, 794, 830
Пэн Т. 747, 748, 752, 753
Пюибюск Л.-В. де 672, 796, 812, 819,
824, 826, 827, 847
857

Р^децкий 411
Раевский II
II., генерал 259,
260, 266, 267, 269, 279, 490,
503, 512, 514, 515, 517, 534—
536, 539, 541, 574—578, 586,
630, 677, 702, 788, 791, 839
Разумовский 632
Рамбо А. 407
Рапцов В. Л. 418
Рашт, генерал 279, 417, 469, 567,
681
Расин 27
Ратиани 10. 421
Рачинский А. К. 428
Ребель 56, 57
Редорор Л.
41, 418
Реджио, герцог, см. Удино Н.-Ш.
Редкип А. 423
Резу, генерал 266
Ройналь 27, 29
Рейнье, генерал 525, 551
Рейхенау фон, генерал 436
Ремюза 42
Реншильд 820
Репнин, князь 302, 772
Ришар-Ленуар 233
Ринге до Серизи 39, 41
Ришельо, герцог 550
Робеспьер М. 33—35, 78, 90, 107,
108, 124, 275, 743
Робеспьер О. 33, 34, 275
Ровиго, герцог 93, 140, 158, 213,
218, 281, 301, 309, 311, 324,
367, 412, 424, 664, 843
Роже-Дюко 78, 80 83 87
Розбери А.-П., лорд 20, 397, 430,835
Розен 702, 809
Розенберг 14
Ролофф 407
Романовский В. 428
Романовы 242,-490
Ронья, генерал 393
Рославлев 794
Росс 508
Ростопчин Ф. В. 107, 270, 272,
494, 496, 497, 541, 549, 550,
552, 559, 561, 585, 588, 590—
598, 604, 609, 612, 615, 623,
624, 632—635, 640, 641, 647—
649, 656—658, 665, 693, 731,
797v 839, 840, 842
Рот фон Шрекенштейн 766
Румянцев II. П., граф 223, 448,
454, 461, 481, 554, 770, 808,
818, 821, 822, 837
Рунеберг 504
858

Рунич Д. П. 414, 641, 642, 841—
" 845
Руссель 517
Руссо Ж.-Ж- 27, 28
Рустан 417
Рюстов 766
Савари, генерал, см. Ровиго
Саксонский М. 829
Салейль Р. 422
Саличетти 31, 33
Салтыков 553, 838
Салтыкова 275, 276
Салтыков-Щедрин M. E. 414, 836
Самусь 629
С auf лен Ж. де 640, 641
Сантини 371
Саньяк Ф., см. Sagnac Ph.
Свиридов А. 594
Себастьяпи, генерал 311, 323, 324,
332, 424, 530, 531, 533, 607,
776, 777
Севари 413
Севастьянов 586
Сегюр Ш., граф 269, 418, 471,
482, 515, 530, 532. 542, 543,
579, 599, 600, 606, 723, 766,
837, 839—841, 845
Седльницкий 100
Селим 184
Семевский В. И. 840
Сеиармон 386
Сен-Ж'гост 34
Сои-Марсан 246
Сен-При, граф 322, 573, 840
Сен-Режан 111
Сен-Симон 754
Сен-Сир Л., маршал 303, 621,
651, 675, 711
Сент-Илер 471
Сентуайян 407
Сент-Эньян 312—314
Серрюрье, маршал 45
Сеславин А. Н. 281, 285, 287, 689,
690, 801
Сивере 561
Сиди-Мохаммед Эль-Кораим 69, 70
Сийес 77—80, 83, 84, 87, 90—92,
98
Сильвестр I 215
Сиофф 629
Скобелев, генерал 47
Скотт В. 402
Слооы В. 418
Смит С 71, 679
Сорель А. 404, 405, 418, 422

Соути 413
Софья 22
Спекгац 842
Сперанский M. M. 241, 242, 428,
445, 466—468, 481, 632, 808
Спренгпортен 113
Сталин И. 13. 20, 794
Сталь А.-Л.-Ж. 42, 107, 184, 220,
417
Станкевич А. Е. 424
Старосельская-Никитина О. А. 422
Строгановы 554
Стулов 691, 692
Стюарты 94, 751
Суворов А. В. 32, 45, 73, 75, 76,
90, 102, 103, 384, 385, 412, 497,
498, 502, 554—557, 667, 722,
761, 767, 770—772, 775, 792,
818, 819,821—823, 825,829,846
Сульт, маршал 150, 153, 170, 172,
187, 249, 322, 383, 412, 417
Сухотин II. И. 424
Сухтелен 465, 466, 837
Сюше, маршал 249, 322
Талейрап III.-М. 61, 63, 64, 78—
80, 83, 112, 115, 139, 146, 1-18,
164, 165, 176, 196, 197, 199,
201, 207, 211, 218, 220, 311,
316, 320, 322, 323. 325, 328,
336, 378, 424, 425, 827
Талызин 147
Тальен 36
Тальма 132
Тамерлан 391, 400
Тацит 124
Тибодо 417
Товянский 373
Толстой П. А. 424, 798, 847
Толстой, граф 493, 731
Толь К.-Ф., граф 487—489, 493,
496, 537, 563, 564, 570, 584,
586,654,666, 698, 701, 702, 766,838
Тошшо-Л ебрен 110
Тормасов А. П., генерал 487, 525,
551, 559, 594, 703, 711, 784, 806,
829, 845
Торубаев 804
Тосканский, герцог 49
Трачевский А. С 418, 422, 424
Трсмок 119
Трощенский Д. 794, 846
Тургенев Н. И. 630, 634
Туссен-Лувертюр 130, 131
Тутолмин И., генерал-майор 271,
* 272, 277, 292, 603, 647, 648,

650, 653, 842, 843
Тучков 3-й, генерал 544, 796
Тучков, генерал, к-р 3-го корпуса
260, 518, 544
Тучковы 267, 574
Тьер Л.-А. 256, 363, 401, 405,
409, 413, 418, 766, 780, 837
Тэн И. 404, 405
Тюренн, граф 374, 384, 416, 478,
759
Убри 164, 165
Уваров Ф. П., генерал 267, 576,
586, 788, 792, 803
Уврар 95, 235, 425
Удин о П.-Ш., маршал 282, 283,
296, 304, 321, 322, 327, 502—
504, 551, 712, 714
Уильямсон 749
Уитворт 133, 134, 137
Уолстонкрефт AI. 751
Фабор дго Фор 538, 841
Фавье 567
Фариначчи 21
Фезанзак 471
Фельтрский, герцог 843
Феньшау 719
Фердинанд VII 199—201, 308
Фердинанд Неаполитанский 162
Фигнер А. С 281, 285, 287, 689—
691, 801, 809
Филипп V 201, 202
Фихте 210, 470

Фишер В. 835
Флери де Шабулон 341, 348, 353,
356
Флиз до ла 577
Фокс 161, 163, 165
Форнель 417
Фохт П. 423
Фош-Борель 57
Франц I 18, 19, 52, 154, 156, 159,
160, 164,216,217,220—222,247,
251, 293, 311, 312, 323, 328,
340, 358, 365, 376, 441, 470
680, 773, 774, 781, 787, 818,
820, 830, 831, 844
Фрерон 36
Фридрих II 21, 155, 157, 161, 168,
192, 384, 416, 443, 456, 466,
485, 492, 759, 767, 774, 821, 822
Фридрих-Вильгельм II 742
Фридрих-Вильгельм III 155, 161 —
163, 165, 166, 168, 171, 174,
181, 184, 189, 191, 192, 245—
247, 251, 293, 295, 311, 312,
859

323, 358, 438, 444, 454—456,
470, 485, 503, 631, 774, 781,
810, 812, 814, 815, 831
Фрик 13
Фроттс 76, 94
Фуль, генерал 256, 484—486, 490,
495, 633, 640
Фурнье А . 406, 419, 429
Фурье 754
Ф 1у т е Ж. 79—81, 97—100, 106,
108—112, 122, 139, 180, 183,
197, 211, 220, 221, 301, 309,
311, 316, 356, 394, 417
Фэн А. -Ж.-Ф. 417, 429, 471
Харкевич В. 284, 429, 838, 839,
841—845
Хелькетт, полковпик 363
Хлодвиг 89
Холленд Роз 397, 407
Цедлиц 373
Цыбульский,

генерал-майор

538

Чаплиц, генерал 283, 713
Чарторыйский А. 774
Чсрлкки 110
Чернышев А. И. 449, 452, 457—
459, 708, 809
Чернышев И. А. 428
Чернышевский II. Г. 737, 845
Четвертаков Е. 628, 688, 689, 692,
801, 816
Чингие-хлп 391, 400, 613, 660,
661, 796
Чихирин К. 596
Чичагов П. В., адмирал 281—284,
287, 456, 594, 675, 676, 683,
700, 701, 708—716, 718, 724,
782—784, 805—807, 809, 829,
846, 847
Чуйкевич 686
Шагин-Гирей 770
Шамбре 766
Шампаньи, см. Кадор де
Шапталь 234, 401, 417, 418
Шарнгорст 245, 246, 735
Шаррас Ж.-Ф. 403, 413. 430
Шасслу, генерал 685, 712, 713
Шварценберг
К.-Ф., фельдмар­
шал 301, 303, 318—323, 326,
455, 456, 467, 471, 487, 524,
525, 551, 670, 710, 783, 806
Шебалкин 273
Шевалье 108
Шепбущ 465
860

Шенвиц Ф. 422
Шереметевы 554
Шиллер Ф. 737
Шилль 214, 218, 245
Шилова В. 428
Шильдер II. К. 414, 8 3 6 - 8 4 5
Шишкин 626, 627
Шишков А. С. 414, 487, 491—493,
548, 729, 730, 838
Шорт 379
Штапс 217, 219
Штейн 244, 245, 274, 479, 481,
719, 735
Штоль 504
Шувалов П. А., граф 451, 452,
"553, 836, 840
Шульмсйотер К. 153
Шульц 408
Шюкэ А. 416, 420, 430
Щербинин А. А. 585,701,843, 844
Щербинина 624
Щолков И. II. 424
Щукин П. И. 843
Эбердин, лорд 312, 315
Эблэ, генерал 712, 713
Эйсмонт 510, 838
Эйхен 666
Экеельмапс, генерал 332, 341
Эльхингенский, герцог, см. Ней М.
Эммапуэль, генерал 689
Энгельс Ф. 17, 108, 381—383, 394—
396, 408—414, 570, 760, 835,
836, 838, 840, 843
Энгиенский,герцог 139—141, 146,
147, 168, 346, 350, 375, 444
Эрлоп д ' 361, 362
Эро де Сешоль 743, 744
Эртель, генерал 716
Эссен, генерал 838
Юван 279, 332, 333, 682
Юлен 140
Юлий Цезарь 22, 32, 63, 85, 152,
190, 232, 251, 374, 384, 385,
389, 396, 400, 417, 738, 759
Юнг 403
Юшкевич В. А. 422
Языков 671, 841
Яковлев И. А. 272, 277, 292 ; 414,
624, 648, 649, 653, 796, 842
Янига К. 597
Ярмут, лорд 163, 165

Abbatucci S. 430
Abrantès L. cl', см. Абрантес Л. д'
Agnelli G. 421
Alexandre I, см. Александр I
Alombert P.-С. 423
Amato A. 421
André P. 427
Aretz G. 418, 427
Aron R. 430
Askenazy S. 427
Aubry О., см. Обри О.
Augustin-Thierrv A. 427
Aulard F.-A. 422, 425
Вас F. 429
Bailieb J. 417
Bainville J. 416, 418, 420
Balagny D.-E. 424
Barres J. 417
Bassano G.-B. de, см. Baccano Г.-Б.
Beardsley E.-M. 429
Веско A.-F. 430
Bertnut J. 427
Bertheir А., см. Бертье А.
Bezzi G. 423
Biagi G. 420
Bial 417
Bignon, см. Биньон
Bois M. 420
Bonaparte, см. Наполеон I
Bonnal H. 417
Borjane II. 430
Botté M. 423
Bourgignon L. 418
Bourgin G. 421
Bourgoing J. 427
Bourienne, см. Бурьен
Bouvier- F. 421
Bretel II. 423
Bretonne L. de 417
Brice R. 419, 430
Brunn G. 427
Burrai G. 430
Bustelli G. 430
Butterfield II. 424
Camon H. 421, 424, 426
Campana J. 422
Carlowitz W -J. 429
Casse A. du 417
Caulaincourt A., см. Коленкур А.
Cauvin С 430
Charles-Roux F. 421
Charpentier J. 422
Chaptal, см. Шапталь
Chasten су 417
Chateaubriand A.-A. 418

Chuquet A., см. Шюкэ A.
Ciampini R. 418
Clausewitz С , см. Клаузевиц К.
Cluzel P. 419
Colin J. 420, 423
Conard P. 424
Coquelle P. 423
Coullet L.-H. 418
Cugnac J. 422
Dard E. 424
Darmstädter P., см. Дармштеттер li.
Dani Р.-А.-В., см. Дарю П.-А.-Б.
Davois G. 415
Dechamp J. 431
Dcrrécagaix V. 426
Deutsch H.-С. 422
Donili G. 421
Driaiilt J.-E. 416, 419, 420, 422
424, 425, 429, 431, 836
Ducei R. 420
Dubnurceau F. 418
Dupont M. 423, 426
Duroc, см. Дюрок
Dutcher G.-M. 431
Fabry G. 417
Fain A.-J.-F., см. Фэн А.-Ж.-Ф.
Fairon E. 418
Ferrerò G. 421
Figier A. 425
Fischer A. 425
Fisher H.-A. 428
Fisher U.-A. 419
Foucart P. 423, 424
Fournier A., см. Фурнье А.
Frémeaux P. 430
Freytag von Loringhoven 426
Friguet-Despreaux 426
Gachot' E. 423
Cardane 424
Gentz F. 424
Geoffrov de Grandmaison Ch. 425,
426,' 431
Gershoy L. 420
Gervais 418
Giehrl 426
Godcchot J. 420. 421
Gonnard Ph. 430, 431
Gorino M. 423
Gourgand 418
Grenier P. 424
Gronard A. 429, 430
Grouchv E., см. Груши Э.
G r u y e r P . 430
Guerini D. 423
861

Guillon E. 416, 428
Guitard E.-F. 418
Guitard E.-H. 418
Guitry P.-G. 421
Halphen L. 419
Handclsman M. 428
Hanoteau J. 418
Hart В.-H. 426
Hauterive E. 422
Hazen Ch.-D. 420
Head Ch.-O. 426
Hekscher E. 425
lieuse H. 418
Home G. 430
Homsy G. 421
Hortense 418, 427
Houssaye H. 416, 424, 426, 429, 430
Hue G. 422
Jackson F.-JI. 424
Jacob 421
Jomini H., см. Жомини Г.
Joséphine, см. Жозефина
Jouhert M.-P. 417
Keller A., см. Келлер А.
Kielmansegge 418
Kircheisen F., см. Кирхейзен Ф.
Kournkine, см. Куракин А. Б.
Kunstler С. 427
Kuntze-Dolton 427
Lacour-Gayet L. 419
Lacretelle P. 427
Lacroix D. 426
Lanfrey P., см. Ланфрэ П.
Langsam W.-C. 425
Larrey F.-II. 427
Latreille A. 423
Lavissc E., см. Лависс Э.
Lecestre L. 417
Lefebvre G., см. Лефевр Г.
Lefevre de Behaine F.-X. 429
Lemmi F. 425
Lenient E. 430
Lenotre G. 429
Lenzac de Laborie L. 426
Levy А-, см. Лови А.
Lok'ke C.-L. 421
Lort de Sérignan 426
Ludwig E. 419
Lumbroso A., см. Лумброзо А.
Macdonnell A.-G. 426
Madelin L., см. Мадлен Л.
862

Maggiolini A.-V. 419
Maistre J. de, см. Местр Ж. де
Maitland F.-L. 430
Malo H. 417
M arc aggi J.-В. 420
Marot G.-В., см. Baccano Г.-Б.
Marie-Louise, см. Мария-Луиза
Masson F., см. Массой Ф.
Martel T. 416
Mendelssohn S. 428
Mots A. 430
Meynier А., см. Мейпье А.
Me vrac A. 417
Michaiit G. 418
Monglond A. 416
Montesquieu, см. Монтескье
Mortier E.-A.-C.-J., см. Мортье
Э.-А.-К.-Ж.
Morvan J. 426
Mowat R. 425
Murat I., см. Мюрат И.
Napoléon I, см. Наполеон I
Narbonne M., см. Нарбонн
Nasica T. 420
Nelson, см. Нельсон
Ncsselrode, см. Нессельроде
Ney M., см. Пей M.
Nicolay F. 423
Noguès A. 418

M.

Olden P.-H. 425
Oman C. 426
Ouvrard, см. Уврар
Pariset G.-A. 419
Pastoret, см. Пасторэ
Pastre J.-L. 421
Pesme G. 430
Pevrc R. 418
Pfiugk-Hartung J. 429
Phipps R.-W. 421
Phull, см. Фуль
Picard E. 417
Piccimini A. 430
Pittaluga V. 423
Pometta E. 421
Prosper 841, 842
Puibusque L.-V. de," см. Пюибгоск
Л.-В. де
Récamier 417
Roederer L., см. Редерер Л.
Rose J.-H. 419
Rosebery A.-P., см. Розбери, А.-П.

Rosenkranz 836
Rüter P. 428
Sagnac Ph. 419, 422
Saint-Georges de Bouhelier 419
Saintovant J. 425
Saski 425
Scala E. 426
Schöben L.-P. 423
Scott F.-D. 429
Sebastiani, см. Себастьяна
Ségur Ch., см. Сегюр Ш.
Shorter Gh.-К. 431
Silvagni U. 419
Six G. 427
Skalkowski A. 417
Sloane W.-M., см. Слоон В.
Smith G.-В. 420
Souiié G. 417
Staël A.-L.-J, см. Сталь А.-Л.-Ж.
Stendhal 419
St.-Priest, см. Сен-При
Talleyrand Ch.-M., см. Талейран
Ш.-М.
T a t e G. 843
Thiers L.-A., см. Тьер Л. -А.
Thirv J. 426, 429

Toll К.-F., см. Толь К.-Ф., граф
Тогепо 428
Torino 418
Tuetey L. 417
Ussel J. 429
Vallentin В. 429
Vandal А., см. Вандаль А.
Verhaogen P. 425
Vicence de, см. Коленкур А.-О-Л.
VilJat L. 416, 419, 431
Villemain 835
Walewska M., см. Валевская
Wellington, см. Веллингтон
Wencker-Wildberg F. 427
Wilkinson S. 420
Wilson R., см. Вильсон Р.
Wolff О. 425

M.

York von Wartenburg, см. Иорк
фон Вартенбург
Zurlinden

E.-A

427

ПЕРЕЧЕНЬ

ИЛЛЮСТРАЦИЙ
Стр.

Е. В. Т а р л е. Фронтиспис
Схема похода Наполеона I в Россию в 1812 г
Схема отступлении

736—737"

Наполеона Г из Москвы в 1812 г. . . 736—737"

СОДЕРЖАНИЕ
Ют редактора

5
НАПОЛЕОН

Введение

. . . .

13

Глава I. Молодые годы Наполеона Бопапарта

24

Глава II. Итальянская кампания. 1796—1797 гг

44

Глава III.

62

Завоевание Египта и поход в Сирию. 1798—1799 гг. . .

•Глава IV. Восемнадцатое брюмера. 1799 г

74

Глава V. Первые шаги диктатора. 1799—1800 гг

88

Глава VI. Маренго. Упрочение диктатуры. Законодательство перво­
го консула. 1800—1803 гг

102

Глава VII. Начало новой войны с Англией и коронация Наполеона.
1803—1804 гг

129

Глава VIII. Разгром третьей коалиции. 1805—1806 гг

145

Глава IX. Разгром Пруссии и окончательное подчинение Германии.
1806—1807 гг

. . .

•Глава X. От Тильзита до Ваграма. 1807—1809 гг

167
194

Глава XI. Император и империя в зените могущества. 1810—1811 гг.

218

•Глава XII. Разрыв с Россией. 1811-1812 гг

241

Глава XIII. Нашествие Наполеона на Россию. 1812 г
Глава- XIV. Восстание вассальной Европы против Наполеона и
«битва пародоп». Начало крушения «великой империи».
1813 г
-Глава XV. Война по Фрапцин п первое отречение Наполеона. 1814 г.
Глава XVI. Сто дней. 1815 г

255

290
314
335
865

Глава

XVII

. Остров Св. Елены. 1815—1821 гг

37®>

Заключение

380

О наполеоновской историографии

401

Приложении (источпикн я литература)

409

НАШЕСТВИЕ НАПОЛЕОНА НА РОССИЮ i812 г.
Предисловие

,

435'

Глава I. Перед столкновением

438.

Глава II. От вторжения Наполеона до начала наступления великой
армии на Смоленск

,

477

Глава III. Бой под Смоленском

532

Глава IV. От Смоленска до Бородина

54&

Глава V. Бородино

569

Глава VI. Пожар Москвы

583

Глава VII. Русский народ и нашествие

619

Глава VIII. Тарутино и уход Наполеона из Москвы

647

Глава IX. Отступление великой армии. Малоярославец и начало
партизанской войны

672'

Глава X. Березипа и гибель великой армии

695

Заключение
ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И АНГЛИЯ

733
739

ПРЕДИСЛОВИЕ [к книге Наполеон. Избранные произведения,
т. 1. М., Воен. изд., 1941]
МИХАИЛ ИЛЛАРИОНОВИЧ КУТУЗОВ — ПОЛКОВОДЕЦ И ДИПЛОМАТ .

757
763

Комментарии
Указатель имен
Перечень иллюстраций

833
849
864.

.

Евгений

Тар л e
Викторович

Собрание сочинений, т. VII
С о с т а в и т е л и:
А. В. Паевская и А. Г. Чернов

•
Редактор Издательства И. А. Гусева
Технический редактор Т. П. Поленова
Художник Я . А.
Седельников
m

РИСО А II СССР № 32-24 В
Сдано в набор 19(11 1959 г. Поди, в печать 17/VI 1959 г .
Формат бум. 60X92',1,. Печ. л . 54,25 + 2 в к л .
У ч . - и з д . л . 52,8+0,2 в к л . Т и р а ж 30000 э к з .
И8Д. № 3493. Т и п . 8ак. 1443
Цена 20 руб
Издательство Академии наук СССР.
Москва, Б-62, Подсосенский пер., д. 21
2-я типография Издательства АН СССР.
Москва. Г-99, Шубинский пер., д. 10

ОПЕЧАТКИ в VI томе

Cip

Строка

475
509
669
669
699
732
745
761
771

св.
сп.
св.
св.

15
22
19
32

СП.

6

СИ.

11

СП.

1

св. 31
сн. 15

Напечатано

VdCUX

вес-такис
du-Rhôme
Со псе il
d'opiniâtreté diiïicite
donne
de le Convention
La 6 prairial
ving

Должно быть

voeux
все-таки
du-Hhône
Conseil
d'opiniâtreté difficile
bonne
de la Convention
Le 6 prairial
vingt