Тварный град (СИ) [Gusarova] (fb2) читать онлайн

Тварный град

1. Юра

— Просыпайся. Полька-Пулька, просыпайся.

Юра всегда будил осторожно и нежно. Нашёптывал на ухо, перебирал волосы. Оглаживал плечи ловкими пальцами. Дышал в нос ментолом зубной пасты и приятным нерезким одеколоном, к которому Полина успела привыкнуть. Пока она с трудом выкарабкивалась из сна, Юра уже был почти собран на работу, а с кухни тянуло ароматом незамысловатого, но сытного завтрака — чаще всего яичницы с беконом. Полина вобрала ноздрями эту замануху и, наконец, простилась со сном. Да и лучше было наяву, чем во сне, в этой придурошной музыкальной школе.

Зелёные, как виноградины, глаза Полины открылись и на них тотчас остались печати Юриных поцелуев. Он ждал впотьмах, пока Полина увидит его — свежего, прихорошенного, в плотной белой рубашке, выглаженной ею с вечера. Юра блестел тёмными глазами и победно улыбался, одну половину рта растянув чуть не до уха.

Хитрый, весёлый, самодовольный. Её мужчина.

— Юрец… — Полина, как ни была рада увидеть мужа, накрыла голову одеялом. — Можно я ещё чуть-чуть посплю?

— Я убегаю, а ты рискуешь прийти на работу голой, Полямба.

— Это почему? — Мутности в мозгу Полины стало в разы меньше.

— Потому что во сне часто ходят куда-нибудь голыми.

— Юра!

Она села, поняв, к чему он клонит. И правда, проспать выход на смену после ухода Юры было раз плюнуть.

— Убедил.

Полина отбросила спутанные рыжие волосы назад и повернула заспанное лицо к мужу. Тот разнежничался и исколол её щетиной. Юра любил оставлять недобритые усы и некое подобие бородки.

— Я не уйду, пока не увижу тебя в вертикальном положении! Соблюди Ordnung¹, будь любезна!

— Я встала!

Пришлось оттолкнуться от кровати и поплестись в ванную намываться. Этот его пресловутый «орднунг»! Полина скорбно крутанула блестящую ручку крана. Попила из струйки.

— Фильтр для кого стоит? — просёк Юра с порога. — До вечера, самая красивая грешница на свете!

— Ох, до вечера… Эй, чего это я грешница?

— Ты грешила со мной ночью, — Юра изогнул бровь в дверях, — готовься вечером каяться!

— Иди уже!

Полина хмуро осмотрела себя, выпятив губу, и заключила, что ей безбожно льстят. Это только говорят, что можно начинать плохо выглядеть по утрам не раньше тридцати. В восемнадцать тоже удаётся.

— Фу. — Полина облила душем зеркало, словно это оно, а не белая-бурная ночь, было виновато в её разбитости. Оранжевое облако её волос на миг обратилось размытой кляксой. И как Юрцу удаётся прыгать бодряком? А ещё старше почти на семь лет. По утрам Полина переставала понимать, кто из них двоих по-настоящему старый. Адаптироваться к жизни в Невгороде было сложно. Особенно летом. Особенно, когда тебе восемнадцать, ты тотально очарована городом, капитально разочарована в жизни и… замужем.

Замужем.

Полина стёрла мыло с золотого кольца на пальце. Прошло полгода после переезда к Юре, а она всё недоумевала, как решилась на такое.

Во снах ей по-прежнему, как и годы до этого, являлся Макс. Реже, но…

Ну нет. Она заставит себя не заплакать и встретит это утро без глупых переживаний! И на работу не опоздает! Она же сильная и независимая девушка! С кольцом на пальце, между прочим.

Полина обнаружила половинку яичной луны на скоровороде, вытряхнула её себе в тарелку и начала усердно жевать.

Чтобы доехать на другой конец Невгорода на велосипеде, ей нужны были силы.

Город встретил розовой прохладой и полупустыми улицами. Полина выехала на набережную и покатила вдоль улыбающейся солнцем реки. И кто сказал, что Невгород — серый и дождливый? Двойка ему по географии! Сколько ни готовилась Полина пережидать затяжные дожди, погода радовала её с самого мая. Как только воздух прогрелся, отступила промозглая морская сырость и Невик раскрылся изумительным цветком. С каждым днём он становился всё прекраснее и прекраснее, а с приходом белых ночей печали Полины отступили на второй план перед фактом: она живёт тут. У моря, в красивейшем городе, полном причуд. Со своим собственным мужем. Отрезав прошлое.

У Юры даже яхта есть! Велик тоже он ей подарил. И вообще, как говорит папа — ей с ним сказочно повезло. Она теперь Альбрандт, не Дурова! И замужеством-то соблазнилась во многом, чтобы иметь такую роскошную фамилию. Процентов на семьдесят. Остальные тридцать были отданы Невгороду и совсем немножко — Юре.

Полина опомнилась, поглядела на часы и резче закрутила педали.

¹ — «порядок» (нем.)

2. Экзотерика

Зоомагазин экзотических животных «Экзотерика» встретил Полину распростёртыми объятьями, а точнее, пением сверчков. Казалось, сверчки музицируют здесь круглосуточно и изо всех щелей. Стоило в магазине вырубиться электричеству и стихнуть помпам с холодильниками, как наступало время сверчковых концертов. Даже Макс бы позавидовал их энергии. Хотя судьба у большинства сверчков была отнюдь не завидная.

Еда.

Отметиться. Опрыскать хамелеонов, древесных гекконов и лягушек, проверить, съели ли змеи за ночь кормовых грызунов. Собрать вчерашние пожухлые овощи у агам и кальций у эушей¹. Прибраться в террариумах. Заказать насекомых для кормления торгового зала. Поменять воду в поилках и купалках. Нарезать свежие овощи и фрукты.

Мороки много, но Полине нравилось тут работать. Родители наотрез отказывались завести дочери хоть ящерку, хоть змейку, объясняя это тем, что в доме есть и амадинки, и кенары, и попугаи. Представить, насколько птицам будет некомфортно жить с потенциальным убийцей под одной крышей Полина могла и сама. Но певучие пернатые были папины, а ей ужасно хотелось своего питомца. Чем необычнее, тем лучше.

— На, мой сладкий. — Полина скормила сверчка с пинцета большой красной агаме с умными глазками. Шипастый мальчишка быстро схватил добычу и принялся хрустеть, а Полина вздохнула. Да, именно тут, в «Экзотерике» она, наконец, осознала правду жизни: в ней всегда кто-то кого-то жрёт, и это, увы, нормально. Даже грызунов у них была полна морозилка. Фирменные гламурные пачечки с разносортными мышами и крысами для кормления змей всех калибров. Сверчки и тараканы в таких же цветастых упаковках для ящериц. Суточные цыплята для сов, кормовые рыбки для черепах, а на полках — коробки вкусных личинок. За ними в том числе приходили владельцы сурикатов, воронов и ёжиков.

Некогда далёкая от террариумистики, Полина и представить не могла, что содержание экзотов это целая отрасль зообизнеса. У них в магазине было всё и для всех. Греющие коврики, лампочки, пинцеты, разные укрытия и много другого, а также огромное количество животных. Больше всего Полине нравились агамы, но и к змеям с пауками она неприязни не испытывала. Толстого питона можно было повесить на себя в жару, а пауки обладали забавными пушистыми попками. Да, не зря она пошла сюда работать через месяц после переезда, хотя Юра уверял, что это необязательно, что он готов содержать жену. Содержать? Да. Но не содержать её тоску по Балясне и депрессию. Поэтому Полина занималась животными для того, чтобы вылечить болевшую душу. И — чтобы Юра видел — она не захребетница!

Не только благодаря яркой внешности, но и старанию Полина сразу влилась в коллектив, а её ответственное отношение к животным подкупало старших сотрудников. Да, хлопот в магазине было много, но уж не девять лет музыкалки по классу гобоя — никаких муторных домашек, экзаменов, никаких сольфеджио, никаких концертов юных исполнителей и сердечной боли, когда в одном оркестре с тобой первую скрипку играет Макс.

Полина пригорюнилась и чуть не упустила Перчика, как они с девчонками неформально окрестили красную агаму. Перчик любил свободу и независимость. Если бы Юра разрешил его купить, то Полина позволила бы ящеру жить в доме на манер кота. Открыть террариум нараспашку, и пусть ходит, где захочет! Но Юра чурался «Экзотерики». Только по вечерам заезжал, забрать жену со смены и погулять перед сном. Полина догадывалась, что её большой и в целом брутальный муж до усрачки боится змей.

Сегодня день баловал интересными посетителями. Сперва зашёл знакомый аквариумист, с которым было весело и просто поболтать, ничего не продав. Потом — киношники за покупкой реквизита в виде пластиковых черепов и живых зофобасовкрупные кормовые личинки жуков… Как поняла Полина, смысл эпизода заключался в том, чтобы личинки выползали у черепов из глазниц. Бр-р-р!

А после обеда у приоткрытых дверей донёсся рокот мотоциклов, и за своей порцией замороженных крыс приехали двое местных знаменитостей. Полина мыла полку от пыли и краем глаза наблюдала диалог покупателей с коллегой — Иринкой, у которой те чаще всего консультировались. Высокий, изящный парень с такой же длинноволосой девушкой, похожие внешне, как женская и мужская копия самих себя. Оба — с огромными, на пол-лица широко разнесенными глазами, оба степенные и полные неприкрытого шарма.

Аста Робуста и её брат Феликс Бастов — со слов девчонок — известные фуд и интерьер блогеры, а также заядлые рыбаки и владельцы четырёх питонов. Один из них даже участвовал в разведении магазинных змей! Стоимость такого змееныша была как у двух Перчиков. Эх.

Разносторонние личности!

Полина засмотрелась на гибкий, подвижный даже в экипировке стан Феликса и то, с какой естественной грацией тот подхватил пакет, полный заморозки, одной рукой, а другой провёл по блестящим длинным волосам в оттенок ночи и опасности.

И посмотрел на неё своими яично-жёлтыми глазищами-прожекторами!

Долго, оценивающе, как хищник на потенциальную жертву. Если сортировать людей по степени «человечности», то в сиблингах Бастовых набралось бы едва ли на треть схожести с людьми. Химеры, сфинксы… Или неизвестно кто. Но точно не люди. Зато какие! Полина отвернулась к полке и зашоркала тряпкой усерднее, пока её сердечко запустилось в темпе виваче². Услышала хлопок ладони о кожаный комбез, обернулась — оказалось, это сестра подгоняла брата на выход. Потом они сели на байки и укатили, а Полина осталась с выкрученной в руках тряпкой сама не своя.

Она была настолько впечатлена явлением парочки, что могла бы на оставшийся день зависнуть в этом моменте, если бы не следующее нежданное вторжение под вечер. И новая встреча добавила Полине радости.

Фырча и ворча не хуже мотоцикла, в магазин вломилась крепкая, складно сбитая блондинка с двумя кручёными пучками по бокам головы и двумя же объёмными продуктовыми сумками. Бросила поклажу на пол, деловито осмотрелась. Оправила подол лёгкого летнего платья, из которого торчали надутые мышцами бёдра. Увидела Полину и сперва сморгнула недоумение, а потом побежала обниматься.

— Ого! Так вот ты где работаешь!

— Дина? Какая встреча!

Тренера по фитнесу Диану Овчарову Полина больше знала под рабочим псевдонимом Дина Бамбина. Собственно, Дина и просила обращаться к ней именно так. Познакомились они по вине Юрца, который регулярно ходил на бокс и в качалку туда же, где работала Дина. И Полине надо было разок пожаловаться на собственную малохольность, чтоб Юра охотно потащил её с собой в клуб и оформил абонемент. На всё сразу. Плюс договорился с Диной насчёт индивидуальных занятий. Полина пыталась сдержанно протестовать, но для неё ещё никто столького не делал, поэтому пришлось принять подарок и впредь следить за языком.

Дина Полине понравилась сразу, даже её слишком крупная улыбка через пять минут общения начинала казаться очаровательной, а корично-карие глаза сияли дружелюбием и оптимизмом. Говорили, что когда-то Овчарова была звездой триатлона и оставила большой спорт после травмы. Но её это не сломало. Нескольких уроков с Диной хватило, чтобы Полина смогла пойти на групповые занятия по фитнесу. С этого момента её жизнь стала если не веселее, то, хотя бы здоровее и драйвовее. Дина же хвалила Полину за отличную дыхалку и усердие. Она вообще всех подбадривала куда чаще, чем ругала.

— Уф! А где у вас тут корма для собак? Только мне нужны спортивные! И хороший поводок для прикрепления к велосипеду!

— Ой, Дин, — Полина не хотела огорчать тренершу, но пришлось, — ты, наверное, ошиблась. Зоомаг для собак и кошек ближе к метро.

— А у вас тут что такое? — показалось, что Дина повела носом, принюхиваясь, и заключила: — Мыши какие-то?

— Рептилии, амфибии, рыбки, — начала перечислять Полина. — Пушистых нету.

— Рыбки! — ничуть не расстроилась Дина. — А черепашки есть?

— Черепашки есть, — с готовностью сообщила Полина, показала Дине красноушек и всесторонне объяснила правила их содержания. Под конец Дина озадачилась и потерла себя за ухом.

— Надо же! Я-то думала для неё достаточно ванночки и гаммаруса!

— Нет, они большие вырастают, — Полина показала руками размер суповой тарелки. — И им нужен прогрев, фильтрация, ультрафиолет.

— Геморройно! — заключила Дина. — Я подумаю, раз они такие требовательные. Дело серьёзное! Так ты говоришь, для собак магазин дальше по переулку?

— Да, прямо у метро, — отжестикулировала Полина путь, и Дина, подхватив сумки, раскланялась:

— Было круто увидеться, забегу! Ты в субботу как?

— В субботу работаю, — вздохнула Полина, услышав ненавистное слово.

— А в воскресенье?

— В воскресенье на трень!

Потом был пересчёт животных, вечернее опрыскивание, раздача кальция и фруктового пюре, наведение порядка. Через пять минут после закрытия смены Полине позвонил Юра. Не нужно было догадываться, что он уже припарковался вблизи магазина на своей вишнёво-красной «Бэхе-икс-шесть» и традиционно предложит погулять.

Полина ответила на вызов.

— Ты скоро? Паулина, уже девять ноль пять. Почему вас каждый раз задерживают? — при всей внутренней ванильности, Юрец мог раздражаться по любому поводу.

— Люди болтались до закрытия, скоро иду! — Полина выглянула в проём открытой двери и увидела, как Юра важно разгуливает по другой стороне дороги. В магазин он, конечно же, наведаться не рисковал.

¹ — популярные домашние рептилии — ящерицы эублефар и бородатая агама.

² — ускоренный темп в музыке.

3. Мост без реки

— Пахнешь змеями. — Он выдохнул ей в шею и потёрся носом у линии волос, несмотря на упрёк. Прочесал огненные пряди и прикусил ушко, как всегда делал.

— Я работаю со змеями, — напомнила Полина очевидное, дав смочить себе губы чувственным поцелуем.

— Сама не зашипи только, а то я буду вынужден сдать тебя в зоопарк.

Юра без видимых усилий поднял Полинин велосипед и закрепил его на кронштейне сзади «Бэхи».

— Это тебе сегодня не понадобится! Обещают ливни в течение двух часов.

Полина хмыкнула. Её радовало, что Юрец надел шорты и не выглядит так, словно заново пришёл к ней свататься. Шорты они выбирали вместе, когда стало ясно, что лето намечается жаркое. Юра покорно позволил отвести себя в бутик и примерял всё, что предлагала жена. Одни шорты, другие — он разглядывал на своей заднице так, словно они были из бетона. Полина под конец не выдержала.

— Юр! Ну эти-то хорошо на тебе сидят! Что скажешь?

Привыкший носить брюки Юра печально выдал:

— Чувство такое, что мне штаны отгрызли. Или я из детского сада сбежал.

— Пф-ф-ф, как с тобой сложно! — пропыхтела Полина. — Зря ты так. Ноги у тебя красивые, можно и показать.

Юра ещё печальнее оглядел свои голые голени в носках.

— Не думаю, что на порноресурсе за них дорого заплатят, если их съедят комары.

Но те шорты они всё-таки купили. В них Юра и явился. Успел переодеться дома. По-мальчишески улыбнулся подошедшей жене, галантно приоткрыл дверь «банки колы», как дразнила его машину за сочный оттенок Полина, и усадил внутрь.

— Куда едем? Домой или вперёд?

— Вперёд, — ожидаемо скомандовала Полина. Это означало, что она слишком устала в магазине и хочет проветрить голову.

Юра кивнул и завёл свою красавицу. «Бэха» у него была нереальная. В очередной раз слыша мягкий, но напористый разгон мотора, Полина сравнила машину мужа с могучей, полной дури лошадью, которой постоянно сдерживают поводья и не дают вырваться, чтобы показать красоту скорости. Юра водил очень аккуратно. Полина бы сказала чересчур. Вот зажёгся жёлтый, и папа бы точно «поддал газку», чтобы проехать перекрёсток, а Юра притормозил у самой стоп линии перед красным. Полина прикусила губу. А вот некто из не своего ряда решил перестроиться для наглого поворота — папа бы его ни за что не пропустил. А Юра дал проехать, соблюдая расстояние.

— Юрец, преимущество было у нас, — сделала замечание Полина, которую такая манера вождения подбешивала. — Хватит осторожничать!

— Я везу величайшее в жизни сокровище, — ответил Юра, не отрывая взгляда от дороги. За рулём он становился донельзя напряжённым. — Не будь тебя рядом, я бы полихачил.

— Да это не полихачил, это… — Полина сдержала возражение. Оно показалось ей бессмысленным.

Юра задорно улыбнулся и показал ровные, крепкие зубы, пусть чуть кремового оттенка. Он не курил и не пил кофе, но его эмаль белой назвать было нельзя.

— Дома я покажу тебе, какой я альфик!

— Ох, Юрец. — Она скрутила руки перед грудью.

— На набережную поедем? К Стрелке можно, там красиво.

— Не хочу к Стрелке. Хочу в парк.

— В какой?

— В этот. — Полина указала на первую попавшуюся по дороге кучу зелени.

— А тут ты что делать собралась?

— Гулять.

Юра неопределённо повел своими густыми, по-детски выгнутыми бровями и нашёл парковочное место. Полина первая вылезла из машины и миновала открытую калитку. В нос ей ударил приторный запах цветущего жасмина и диких роз.

— Как этот парк называется?

— Полинингофский.

Это прозвучало столь неожиданно, что Полину развернуло на автомате.

— Чиво?

Юра усмехнулся в усишки.

— Катаринингофский.

— Тьфу ты, Юра! — стоило почаще вспоминать, что он тот ещё комик, причём имеет привычку нести чушь с полностью серьёзным видом.

— Я бы в честь тебя назвал. Будь это мой парк. — Он почесался за ухом и тем же движением закинул жене руку на плечо, сделав тепло и уютно. Юрина белая, в неявную полоску рубашка приятно накрыла кожу. Полина прильнула к мужу, устроив ладонь у него на груди. Идти с ним в обнимку было здорово, на молодую и симпатичную парочку многие бросали взгляды — кто завистливые, кто восхищённые.

— Я тебя не спросил, а ты, наверное, голодная… Хочешь мороженое?

— Не-а.

— Бургер?

— Нет. — Полина не торопилась рассказывать, что они отмечали сегодня день рождения сотрудника семью большими пиццами.

— Белку? Уточку? Жёлудь?

— Юра!

Они неспешно брели по хрустящей песком дорожке, Полина наслаждалась пением вечерних птиц и видом пышущих белыми и розовыми цветами шиповников. Дошли до канала, коих в городе было бесчисленное множество. Над терракотовой от садящегося солнца водой поднимался пар. Небо копило тучи, и они накрывали оторочкой плечи дальнего, будто выросшего из набережной собора. На другой стороне заводи у, как поняла Полина, островка, покачивались лодки. С берега доносился неумолчный лай собаки и скрип неведомых машин.

— Что это?

— Верфь. Филиал, можно сказать. — Юра повернул голову Полины туда, где за островом толпились большие долговязые краны.

— Здесь делают корабли?

— И боцманов. Ты же знаешь, что боцманы это киборги из запчастей от списанных крейсеров?

Полина прыснула смехом, пока Юра оставался серьёзным. Полуобернулся к ней, наблюдая реакцию на шутку, и только потом улыбнулся. В отсветах гаснущего дня его взгляд показался Полине пустым так внезапно, что веселье оборвалось страхом. Это была одна из пугающих особенностей Юрца, о которой Полина старалась забывать как можно скорее. Обычно он смотрел с нежностью и огоньком, но иногда, ни с того ни с сего, как вот сейчас, казалось, что у него глаза трупа из киношки или манекена. Полина отвернулась, чтобы не смущать его.

— Всё в порядке? — Юра окликнул, склонил голову как-то по-другому, и пугающее впечатление исчезло неудачным кадром.

— Да. Волшебное место. Хорошо, что мы здесь.

Полина повела его от берега вглубь парка мимо отдыхающих на лавочках и собачников. Буквально на выходе её любопытные глаза зацепились за хмурое кирпичное здание, окруженное листвой, возвышавшееся углом над безмятежностью вечера, как средневековая цитадель.

— А это что?

— Завод Красный Ромб. Когда-то давно принадлежал одному зернопромышленнику. Потом перешёл во власть марсиан.

— Юр.

— Ладно, государственной структуры!

— Дегтярный, что ли, съестным обеспечивает?

— Угадала.

Пока познания Полины о госструктурах начинались и заканчивались Дегтярным институтом, в котором на какой-то среднеиерархической должности работал Юра. Необычная строгая архитектура здания завода привлекла Полину.

— Хочешь дойти?

— Да, давай!

Красный Ромб вблизи оказался ещё внушительнее, чем издали, и оттуда пахло сладостью свежеиспечённых булочек. Желудок намекнул, что от бургера надо было не отказываться, но больше голода разгорелось любопытство. Полина обожала старые здания и таинственные места. Кирпичная кладка завода была в некоторых местах выщерблена, и Юра пояснил, что это, возможно, следы бомбёжек минувшей более чем полвека назад войны.

— А это что? — Полина заметила другое необычное сооружение. — Мост?

И впрямь небольшая арка между двумя корпусами завода напоминала переправу через канал, только под ней никакой воды не было. Только булыжниковая мостовая, уходящая в промзону.

— Мост, — подтвердил Юра серьёзно. — Когда-то во времена промышленника тут текла река, и он построил мост между зданиями. А потом городские власти решили закатать протоку в трубы и спрятать в сис… под землю. С тех пор мост есть, а реки нет.

— Удивительно. — Полина обернулась на мужа и по его лицу поняла, что он не шутит.

— В Невике много удивительных мест. — Юра прижал её к себе. — Даже кое-где грифонов можно встретить.

Он заставил Полину снова улыбнуться. Неподалёку разругался гром, а туча, наползавшая на собор, теперь заняла собой полнеба и пугала, как человек, подсветивший лицо фонарем. Подул ветер. Юрец прищурился и взял Полину за руку.

— Хочешь, доедем до «Норы Ганса», заточим карривурстов¹?

Полина знала, что Юра любит эту баернскую забегаловку, где помимо огромных поджаренных сосисок можно было отведать вкуснейших рёбрышек с безалкогольным пивом и воздушных пирожных на белковой основе, а то и настоящий шоколадный штрудель.

«Неплохое завершение дня», — подумала Полина и, похлопав себя по животу, объявила:

— Я за!

¹ — немецкие пряные сосиски.

4. Темные воды, большие огни

С четверга на пятницу, как раз промеж Полининых выходных, Юра вздумал её порадовать.

— Половина, а Половина? Мы с родичами собираемся сегодня 'намасте’¹. Поедешь?

Сигнал «Намасте» для Полины был самый любимый. Он означал, что Юрец заведёт свою яхту и повезёт её смотреть развод мостов с большой воды. Ожидаемо, Полина захлопала в ладоши и закивала. Так планы на вечер оказались построены.

Семья Юры состояла всего из двух членов, его отца — Венедикта Карловича, даром, что Альбрандта, и младшего брата Бориса. Венедикт Карлович работал там же, где Юра, вернее, сын у него в штате, а Борец, вроде, учился в колледже на фармацевта. Их с братом разделяло девять лет разницы. Что касалось матери, Полине было известно о её трагической смерти, но подробностями с нею никто из новоиспечённой родни делиться не спешил. Спрашивать было неловко, один раз, сдуру и от незнания, Полина заикнулась ещё в Балясне, попытавшись выяснить, какой цвет любит мама Юры. Тот резко скис и пробормотал, что любила она коричневый. И всё. На дальнейшие расспросы Полине не хватило бестактности.

Ближе к сумеркам они с мужем пробрались на пристань, отцепили миниатюрную, но резвую белую яхту и зарулили к другому концу острова, взрезая протоку, как шоколадный торт. Заехали на плавучую заправку для катеров и яхт — до переезда Полина и представить не могла, что такое тоже бывает. Между домами Альбрандтов расположился всего навсего Гранитный остров, где на конце, глядящем в залив, обосновались Полина с Юрой, а на другом, ближе к центру Невика — Венедикт Карлович и Боря. Дом Альбрандтов напоминал то ли дворец, то ли концертный зал с выходом на набережную — Юра жил в более скромных условиях, но Полина снова и снова вспомнила, что пошла замуж за непростого человека. Она сама бы в таком доме жить постеснялась. А Альбрандты вот ничего — живут. Венедикта Карловича с Борей долго ждать не пришлось. Они скоро спускались по трапу на кораблик — оба похожие на Юру, как его прошлое и будущее. Альбрандты в целом были узнаваемы по породе. Те же прижатые к голове круглые уши, те же хитрые блестящие глаза, те же вздёрнутые крупные носы и тёмно-бурые, слегка волнистые волосы, только у отца с седыми полосами у висков, а у брата — неподстриженные. Полина, сличая трёх Альбрандтов, пригляделась к мужу и у него тоже отметила лёгкое серебро, запутавшееся в шоколаде на уровне бровей. Боря оказался модником — у него в ухе поблёскивал крохотный бриллиант. Венедикт Карлович пригладил густые закрученные усы и дал команду:

— Поехали, а то опоздаем. Теремной мост в час десять разводится.

И они помчали против речного течения, переваливаясь через барашки волн. Мимо проносились уставленные домами набережные, в лицо бились брызги, а демисезонные куртки, прихваченные из дома, уже не казались такими ненужными тёплой июньской ночью. Небо догорало спелым фруктом, свежесть и тина наполняли речной ветер, а справа и слева от их яхты спешили другие судёнышки — и все к одному месту. Полина гулко засмеялась, когда муж умело прошёл под низким решетчатым мостом, а Венедикт Карлович предупредил сына:

— Осторожно, Юра, берегись опор.

— Я вижу, папа, — чуть обиженно отозвался тот. Но Полина наградила мужа одобрительной улыбкой — таким водителем он ей нравился куда больше.

На большой реке у Теремного моста уже колготились лодки и кораблики. На многих из них горела подсветка и гремела поп-музыка, где-то танцевали подвыпившие люди, мерцали сигнальные огоньки, напоминающие рассказы о болотных призраках.

Стрелка утопла фасадами в запоздалом закате, а небо у запада оставалось сиять нектариновым, подпирая глубокий синий — день никак не уступал место ночи. Лодки качались с боку на бок, суетились нетерпеливо, Полина тоже ждала. И вот, через пару минут после того, как по мосту прошли последние люди, над Стрелкой заиграл Полёт Валькирии². Теремной вспучил пролёт и принялся горбиться. Его фонари расходились в разные стороны, а промежуток между частями опор становился всё явственнее.

— Смотри, разводят! — потянул Полину за рукав куртки Боря.

— Да, вижу, очень красиво, — шепнула она, поражённая зрелищем.

Люди на лодках вокруг неё радостно завыли и повытаскивали телефоны — скоро всё пространство реки наполнилось сонмами голубых квадратиков с одной и той же картинкой едущих в стороны и вверх парапетов с красными габаритными огоньками. Полина не снимала. Зачем, если можно уговорить Юру доехать и увидеть это вживую?

«Нет, не надоест», — подумала Полина, улавливая чутким слухом партию гобоя среди прочих инструментов оркестра.

На фоне зари мост выглядел беззлобным колоссом, раскрывшим объятья для крепости с золотым шпилем. Это было настолько потрясающе, что Полина не заметила, как прослезилась, а её щёки устали держать улыбку. На миг она перекинулась вниманием на Юру, думая, что муж тоже смотрит на мост. Но Юра неотрывно смотрел на неё. Огни яхты так легли на его лицо, что один глаз лучился нежным любованием, а другой, погружённый в полумрак, источал дьявольскую, запредельную холодность. Снова это пугающее искажение… Кажется, Полина так неожиданно нахмурилась, что Юра отвёл взор к плещущимся под ними волнам.

Венедикт Карлович тем временем, тихо посмеиваясь, болтал с кем-то по телефону. Егоза Боря доломал момент, толкнув брата.

— Погнали к Тройницкому, а то не успеем!

И правда, великая армада зрителей как в атаку сорвалась с мест и на всех невидимых парусах помчала вверх по течению, взбивая реку моторами. Юра ухватился за штурвальное колесо, но Венедикт Карлович, сбросив вызов, стянул его плечо своей ладонью.

— Позволь мне вести, Юра. Здесь слишком оживлённо.

— Я способен справиться! — со сдержанным раздражением отозвался тот.

— Я понимаю. Но так будет лучше. Побереги жену и семью. Чтобы не сталось нам бежать с тонущего корабля.

Альбрандты встретились взглядами, беспокойный Юрин и твёрдый, повелительный — его отца. Следом Юра передал Венедикту Карловичу штурвал и, уязвлённый, сел рядом с Полиной.

— Дай я вырулю, папа! — подскочил Борец.

— Давай вместе.

Венедикт Карлович поставил младшего сына вперёд себя, положил руки поверх его на штурвал и повёл яхту к следующему мосту, уверенно маневрируя между прочих лодчонок. Полина снова и снова заметила, что у отца Альбрандтов не достаёт пальцев — на левой кисти целого мизинца и части безымянного, на правой — указательного. И где только потерял? Но он довольно ловко обращался с лодкой, уча сына. Азарт играл на свежем Борином лице, а его волосы красиво развевались по ветру.

Юра выругался одними губами. Полина вопросительно глянула на мужа, а тот в ответ скривился. Альбрандты никогда не уличались ею в злобе или дурном отношении, но того, что они сторонились балясненской гостьи невозможно было не заметить. И в целом — вели себя с ней сдержанно и осторожно. Словно имели за душами много такого, о чём стоило помалкивать. Даже перед снохой. И не только это.

Полина с собравшимся вновь у сердца комком отравляющей горечи подумала про субботу. При распределении смен на работе она всегда брала субботы рабочими днями. Но сейчас циклиться на этом не хотелось. Юра был рядом, его родные окружали галантной заботой, и терять очарование момента было глупо.

«Нужно наслаждаться жизнью, — уговорила себя Полина. — Всё равно уже ничего не поменяешь. Мы женаты и…»

Слово «счастливы» и в мыслях не смогло оформиться так, чтобы в него поверить. Внешне, так, чтобы легкомысленно — казалось, предпосылок к печали не было.

Но Полина не отличалась легкомыслием, хоть и совершала время от времени отчаянные поступки. Она успела покрутить колечко на пальце прежде, чем Боря крикнул:

— Пошёл! Пошёл наверх!

Тройницкий мост поднимал в знак почтения перед городским судоходством крайний пролёт — длинный, сложно представить, какой тяжёлый, и он шёл вверх так грациозно плавно, будто бы расцветал 'царицей ночи’³.

— Ты знаешь, — шепнул жене на ухо Юра. — Один шутник-байкер нарисовал на мосту краской огромный член. Да так, что долгое время никто стереть не мог. Мост поднимался вместе с ним. Он до сих пор виден.

— Чиво?

Юра умел отвлечь от невесёлых дум. Насладился замешательством Полины и добил фактом:

— А вообще, Тройницкий мост так называется потому, что его строили Трое.

— Юрий, какие Трое, что ты несёшь? — не выдержал даже Венедикт Карлович.

— Трое Великих, папа, — задетым тоном просветил его сын. — И не знать об этом для невчанина — неприлично.

Венедикт Карлович ничего не ответил, но пшикнул, как собравшийся отъехать от платформы поезд, и улыбнулся Полине.

— Они тройничок мутили просто, — ни с того ни с сего ляпнул Боря, следя меж тем за фарватером.

— Борис!

¹ — на санскрите это слово означает приветствие.

² — бессмертное творение Рихарда Вагнера.

³ — изумительной красоты тропический кактус в Ботаническом саду Санкт-Петербурга. Цветёт всего раз в году и благоухает на всю оранжерею.

5. Суббота

— Ну, пока, Полюстра. Не скучай тут без меня, послезавтра вернусь.

Даже не притормозил в дверях. Не обернулся, не дрогнул, пока забирал из прихожей сумку. Вылетел вон и растворился в белом шуме ночи. Как будто так и надо.

Полина глянула на тикающие чуть ли не в голове у неё часы. Было полдвенадцатого.

Ничего нового, ничего необычного. Юрец всегда так делал. Бросал её с вечера пятницы до утра воскресенья. Без объяснений и исключений. Без возможности связаться. Каждую придурошную неделю.

Красная машина Юры выехала с подземной парковки и скрылась за шлагбаумом. Полина села на кухне, от безысходности запустив чайник, и рассеянно уставилась в пестреющий огнями залив. С высоты тринадцатого этажа он смотрелся изумительно. В другой день Полина бы вдохновилась красотой открытой воды, достала бы гобой и сыграла что-то для души. Вот только у неё не было ни гобоя, ни желания репетировать. Всё осталось в прошлой жизни, в Балясне. Макс отобрал у неё музыку. Юра — свободу.

Странно, но как только исчезал один, тотчас же являлся терзать другой. Словно Макс стоял за дверью их с Юрой дома со своей неизменной скрипкой и большими плоскими очками, за которыми прятались бездонные зелёные глаза. В такие принято влюбляться без памяти, Полина не стала исключением, хоть и росла в одной школе с Максом. Одухотворённые, томные, неземные глаза музыканта. Артистичные руки, которыми Макс напористо ласкал скрипку, а Полина мечтала, чтоб её и только её. Хлебно-белые, ёжиком, волосы — как же хотелось их прихорошить, хоть во время концертов, когда в них копилась эмоциональная испарина, хоть в приевшейся кальянной у концертного зала, куда старшие приятели Макса пускали по блату. Макс был из тех болезненно-изящных парней, которым впору приписать туберкулёз или другую смертельную болезнь — только чтобы умирать по ним самой и бояться потерять, тоже до смерти. Этот полубезумный, отрешенный взор гения во время его игры, эта мольба в облике, когда Полина вскакивала, чтобы уйти навсегда, и не могла покинуть его гримёрку. Эта умопомрачительная сладость синхронизации, когда сильный гобой и нежная скрипка играли в унисон, и не только Полине, но и всем вокруг казалось, что они с Алешковским созданы друг для друга. Это противостояние талантов, в котором неизменно побеждал один — не больший, а более трезвый и расчётливый.

Макс.

Полина поздно поняла, что сидит, уронив лоб на стол, и заливает его беззвучными слезами. За полгода жизни в Невгороде она привыкла рыдать беззвучно. Видел бы её сейчас Юра. Но он не вернётся домой — он всё взял для какой-то своей субботней тайной цели. Сложил накопленное за неделю доверие в эту придурошную спортивную сумку.

Если бы он не уезжал, Полина клялась себе, она бы нашла силы забыть Макса. Но не вот так. Юра словно все прочие дни извинялся за субботы, стараясь быть идеальным, но…

Мало. Этого было мало. Полина без надежды глянула на телефон. Там до сих пор остался записан номер Максима Алешковского, как на беду по соседству с Юриным, и они оба казались Полине предателями. Обоим позвонить было нельзя — Юра не брал трубку, а Максу — просто незачем. Незачем было и волновать папу с мамой. Ещё не хватало, чтобы они начали переживать. Венедикту Карловичу позвонить не позволяла гордость. Кто она ему такая, чтобы жаловаться на сына…

Полина кинула чая в пресс и принялась болтать ручку.

Подозрения в измене рождались сами собой. А что бы им было не рождаться? Юра бросал её на выходные, ночевал не пойми где, невесть с кем. Возвращался в воскресенье и подолгу сидел безучастный вот на этом самом месте, хмуро глядя туда же, в залив. И лишь к середине дня мало-мальски отходил.

Почему, зачем, какого дьявола? Что он там делал?

С Максом Полина не жила и не состояла в отношениях. Как сказал бы он — дружила. Как сказала бы Полина — таскалась хвостиком, изнывая от ревности. Макс ничего ей не обещал, но и отпускать не отпускал. И не держал. Принимал любовь по-своему. Полина могла гулять с ним, готовить ему печенье, обсуждать музыку — сколько угодно, и в те моменты ей думалось, что ещё немного, ещё одно необходимое движение вперёд — и он раскроется ей. Но движение за движением — Полина карабкалась из волчьей ямы, куда сама себя загнала, и скатывалась в отчаяние. Макс гулял с другими. Играл этюды с другими. Ел чужие сладости и приглашал чужих девочек на их с Полиной совместные концерты. И тогда, принимая овации, Полина видела, как по-сумасшедшему смотрят на её Макса эти сучки, эти его девочки, несущие ему цветы, сидящие зачастую вместе на одном ряду и никого, кроме Макса, не замечающие. В такие моменты ей хотелось разбить скрипку ему об голову. Ей хотелось взрезать его смычком себе вены, перепилить руки, чтобы больше никогда не вестись на это. Чтобы больше не играть, не выступать. Не чувствовать.

А потом случился Юра.

Чай скоро кончился, а тревожность никуда не делась. Полина дошла до зеркала в ванной и уставилась на себя — измученную, с красным от слёз лицом в ореоле красных же волос. Облизнула полные, приятной формы губки. Пригляделась к милым веснушкам на носу, к печальным фруктово-зелёным глазам. Расстегнула мягкую домашнюю рубашку, оценивая идеально круглую крепкую грудь с маленькими розовыми сосками. Ничего отвращающего, ни одного изъяна, за который бы можно было ненавидеть. Вздохнула, точно выдав рваный темп стаккато.

— Я же красивая… — шепнула себе и ощутила, как губы вновь смочились солёными слезами. — Я же красивая и верная. Что со мной не так? Почему это всё — мне?

Включила душ и привычным движением сполоснула отражение в зеркале, чтобы оно тоже развеялось. И принялась умываться. Завтра предстоял нелёгкий рабочий день.

Нужно было хоть как-то выспаться.

Назавтра Полина, по привычке доверив обручальное кольцо кармашку рюкзака, гремела грязными поилками и убеждала себя в том, что ей плевать на Макса, поскольку она замужем за другим, и плевать на Юру, поскольку она его не любит. Плевать на всех, кроме животных. Вот Перчик точно никогда не предаст! Мозгов не хватит. Перчик смирно сидел у Полины на толстовке и время от времени получал чмок в шипастое темечко с окошком третьего глаза ровно посередине.

По счастью к полудню в магазине наметилась движуха, и покупатели заставили Полину отвлечься от переживаний. Ещё и дождь зарядил, и Полина злорадствовала, что, где бы ни таскался её муж, погода подпортила ему праздник! Люди приходили мокрые, а уходили довольные, кто с покупками, кто с хорошим настроением. Сосед Перчика, красавец эублефар, нашёл новый дом у симпатичной голубоглазой девочки. Другая дама увезла питона с полной комплектацией. Жизнь продолжалась.

В самый разгар ливня дверной колокольчик забесился, и в магазин, блестя шлемом, втёк мотоциклист. Полина увидела его и ахнула, узнав Феликса Бастова. Тот обнажил голову, стянув подшлемник, и пригладил влажные от дождя смоляные волосы. Осмотрелся и направился прямиком к Полине.

— Продавец свободен?

— Оу-ау, да, — Полина не сразу вернула себе дар речи. Феликс обворожительно улыбнулся — на сей раз вблизи, и продемонстрировал белые, хоть и немного острые, зубы. Сузил жёлтые глазищи, эти два прожектора обаяния, чуть склонил голову к уху. Промурлыкал:

— У тебя интересная аура. Спорю, ты творческий человечек. И почему мы раньше не общались?

— А-а-а, да, — Полина остро захотела убиться о паука — зачем такая тупица нужна в магазине!

— Мне бы крысок пачки три.

— Умерщвлё… Ой. В смысле опушённых? — Полина ссутуленной тенью посеменила к морозильнику. Феликс за её спиной открыто рассмеялся.

— Умурщвлённых! Ох. Ты прелесть. Взрослых. И покрупнее.

Не теряться. Залезть в ящик. Нащупать пачку потяжелее. Показать чёртовых крыс, лежащих рядком в пакете.

— Та-аких?

— Да, отличный выбор. Я же говорю, аура потрясная. Сразу угадала размурчик, мр.

— Чиво?

— Крыс, крыс, — Феликс выстрелил в неё лукавым взглядом, и Полине показалось, что её раскроил лазер. — Эксперт по крысам.

Вот же! Безобразие так пялиться на продавца!

— Апа-пожалуйста. — Полина кивнула, изо всех сил держась прямо и не пытаясь уползти за стенд с корягами.

— Ещё крыс.

— А?

— Ещё две пачки таких же крыс, прелесть, будь добра, дай мне, — он продолжал облизывать её напряжённую фигурку золотистым взором и смеялся. Нагло, ослепительно.

Сука. За что.

— Вот. — Полина протянула товар, радуясь близости морозилки к её пылающим щекам.

— Спасибо. — Перчатка из мягкой кожи нарочно коснулась её пальцев. — Красивая ящерка у тебя. В тон рыжести.

— Что?

— Ящерка. У тебя на спине ящерка. — Феликс снял с Полины и протянул ей Перчика. — Забыла?

— Извините, — невпопад ответила она и удостоилась новой порции веселья. Феликс снял перчатку и неожиданно выудил из забранных в хвост локонов Полины кокосовое волоконце.

— Твои волосы невероятные. Так тянуло дотронуться. Живое пламя. Ты, наверное, хорошо разбираешься в змеях?

— Я⁈ — Полина молилась о том, чтобы пульс прекратил хлестать её кровью по лицу, или вообще прекратился — так было бы даже лучше. — Я… Разбираюсь.

Зачем она это сказала? Она же не разбиралась.

— Славно. У меня бывают вопросы по моим шнуркам, не могла бы ты оставить мне телефончик? Для связи. А я бы у тебя что-нибудь заказывал.

— К-конечно.

В любой, самой паршивой ситуации нужно выставлять себя профессионалом. Полина знала это. Она профессионал. И неважно, что другие девчонки соображают по рептилиям в разы больше. И питонов Бастова знают чуть ли не в лицо.

Он спросил её телефон! И Полина дала. Путаясь в цифрах, чуть не хрипя и запихивая Перчика в карман толстовки, но дала. Видела, как Феликс набирает на аппарате, спрятанном в защитный корпус с головой кошки, её номер. Приняла вызов и сохранила в конце книги.

— Я знал, что могу на тебя рассчитывать! Будуконсультироваться! Хорошего дня, прелесть! — На прощание он помахал грызунами и удалился с загадочным видом.

К Полине подлезла Иринка. Фыркнула в сторону колокольчика и ливневой завесы.

— Чего это он? Обычно мы консультируем Асту. Она с питонами возится, а он так, параллельно. И куда ему столько крыс? Недавно же брали. Жрёт он их, что ли?

— Сама не знаю. — Полина от греха подальше усадила Перчика в террариум, уже сто раз пожалев, что так легко дала Феликсу номер.

6. Ошейник

Вечер застал Полину расшатанной и опустошённой. От усталости она еле соображала — все ли дела переделала для закрытия смены. Но девчонки справились на славу. Мелюзга была обозрена, выручка посчитана, Перчик довольно лопал салат. Хотелось верить, что работа заставила хоть немного отвлечься от грусти, но как только Полина села на велосипед, переживания вернулись. Она простилась с девочками и поехала вдоль Окружного канала.

Дыхание давалось с болью, глаза пекло, но развеяться было необходимо, иначе не заснуть. Полина ехала, плакала, встречный ветерок холодил её мокрое лицо. Она не заметила, как оказалась рядом с парком, в котором недавно гуляла с Юрой. Из той прогулки ей почему-то больше всего запомнился одинокий мост, лишённый своей нужности.

В точности как она сейчас.

Полине захотелось его ещё раз увидеть. Она помнила место и поехала по парковой дорожке вдоль стены завода Красный Ромб. Мост без реки встретил её угасающим под пролётом солнцем. Полина остановилась, очарованная красотой строения и его печальной судьбой. Странно было представить, что где-то внизу под мостом, пленённая городскими трубами, до сих пор течёт река. И они с мостом больше никогда не встретятся.

Больше никогда не увидятся.

Полине стало так паршиво, что резко захотелось уехать отсюда куда-нибудь в сторону весёлой и людной набережной. Она уже было положила ногу на педаль, как услышала непонятную возню и насторожилась. Ценители ужастиков в такие моменты кричат актёрам: «Уноси ноги, дурёха! Не смотри туда!», но актёры не слушаются, и Полина полностью оправдала бы ожидания публики. Из-под моста стремглав выскочила песочно-жёлтая собака с пушистым хвостом и тёмной мордой и принялась отчаянно лаять. За ней, шипя и выгибая спину, бросилась черная гладкошёрстная кошка. Полина застыла столбом, открыв рот. И сама картина открывалась поразительная, но размеры кошки превосходили все ею виденные ранее. Даже манкун Макса не был настолько огромен! Кошка прижала уши к голове и на остервенелый лай собаки внезапно прошипела человеческим голосом:

— Сейчас неделя котов, Милана! Ты наруш-ш-шаешь порядок!

— Да мне! Пофиг! — заклацала острыми зубами собака, судя по породе — малиновая овчарка, на которых Полина всё детство засматривалась в интернете. — Я имею! Право! Обращаться когда хочу! Р-р-робуста!

— Не имееш-ш-шь!

— Имею! У меня! Приоритет!

— Приоритетов нет!!! — Кошка прыгнула и замесила перед мордой собаки острыми когтями. — И не будет! Ни для кого из вас! И кому ты там подставилась, тоже неважно!

— Есть! Не тебе решать! И это вы! Виноваты! Это Тесса виновата! — Собака уворачивалась от нападок и щёлкала челюстями. Полина видела на них белую пену ярости.

— Не приплетай Тессу! — Кошка изловчилась и одним точным ударом сорвала с собаки тряпичный ошейник. Он отлетел почти к ногам Полины. Собака с визгом бросилась прочь, видимо, когтями попало и по ней. Кошка зло зыркнула на Полину, заметив её. Жёлтыми, полными гнева глазами Асты Робусты.

Полина вскочила на велосипед и сорвалась с места так резво, что ей бы наверное позавидовала Дина. Она с дрифтом, чуть не кувыркнувшись, умчалась за парковую калитку, прокрутила два квартала и опомнилась только на Окружном канале. Бросила велик, откинулась на парапет и шумно, в голос, отдышалась, почти прокричалась, выпуская безумный страх.

Что. Нахрен. Это. Было.

Мысли стучали по вискам точь-в-точь как отрывистый собачий лай.

На человеческом языке!

«Сошла с ума от горя», — решила Полина и присмотрелась к себе перепуганной в отражении неспешной воды.

Собаки не говорят. Кошки тоже. Люди не могут становиться животными. Ей померещилось — всё из-за тревог и вечных Юркиных пугачек.

«Не ходи у Поцелуйного моста в белую полночь, встретишь призрака с фонарём, и дни твои сочтены…»

Злость на пропащего мужа вплеснула в кровь адреналина. Фу! Нельзя быть такой трусихой. Призраков не существует. И говорящих животных тоже!

Ей померещилось. Просто собака подралась с бродячей кошкой. Полина вспомнила про сорванный с овчарки ошейник — и как это хозяева не следят за своими животными? Следом пришла догадка: а что, если малиновая овчарка потерялась? Она выглядела почти щенком, а щенки часто сбегают.

Полина поёжилась и потёрла пальцем гранит парапета. Вдруг собака попала в беду, или кошка ранена?

К её огромному несчастью, Полина любила животных. И даже паранойя и боязнь чертовщины не могли заставить её уехать прочь. Полина подумала, что отличный способ борьбы со страхами это посмотреть им в лицо. И заодно — спасти парочку зверей.

«Я конченная дура, — думала Полина, крутя педали в обратном направлении. — Сумасшедшая. Вот почему мне и не везёт. И вообще — собака злая, а кошка бешеная, так я свою смерть и встречу».

Уже мысленно попрощавшись с папой, мамой и, хер с ним, с Юрцом, Полина доехала до моста. Слезть с велосипеда еле получилось, ноги предательски гнулись и не хотели держать тщедушное тело.

«Вцепится прямо в глотку. В артерию. И всё кончится! Ну и славно. Интересно, расстроится ли Макс, когда узнает, что Полину Дурову задрала бешеная кошка? А Юра? Будет ли винить себя за то, что не оказался рядом?»

Полина осмотрелась, но вокруг моста царило поразительное опустение. Она моментально смекнула, что нелюдно было и тогда, когда ей встретились кошка с собакой. Будто бы летний, субботний парк попал в потустороннюю власть. И Полину вновь накрыл мандраж до сжатия печёнок. Она запрыгнула на велик и хотела уже дать дёру, но тут заметила в траве блеснувший медальон на красной ленточке.

Ошейник! Ей не померещилось!

Полина схватила его проворнее белки и скорее покинула пугающее место. Докрутила до метро и только там, привалив велик к ограждению, села на лавочку. Разжала потную руку.

— Ми-милана, — дёргано прочла она кличку собаки. — Нашедшему вознаграждение.

Буквы и цифры плясали перед глазами. Полина силой заставила себя набрать номер и ахнула. В её телефонной книге он значился, как номер Дины Бамбины.

Телефон так задрожал в пальцах, что чуть не выпал. Полина прижала другую руку ко рту, её затошнило от страха.

Милана… Именно так собаку окликнула кошка! Сказала это вслух! И… Дина? При чём тут Дина? Что за напасть!

— Ну хватит, — определила Полина, тем не менее, пряча находку в карман рюкзака. — Хватит херни.

У неё порой бывали странные сны, стоило переутомиться перед концертом или расстроиться из-за Макса. Уговаривать себя не сходить с ума Полина привыкла. Она отдышалась и мысленно повторила любимый этюд на гобое — папину колыбельную, которая всегда её выручала. И неважно, что по сути это был средневековый марш. Главное — зацепиться мозгом за то, что придавало уверенности, а дальше всё приходило в норму само собой. Полина открыла глаза.

Пока она мариновалась на скамейке, начал накрапывать дождик. Люди спешили по домам, и ей стоило.

«Ладно. День был трудный, — сказала себе Полина. — Устала. Завтра выходной, занятие у Дины. Там её аккуратно и спрошу про собаку. И если беда — выдам, что видела. Без говорящих животных, конечно!»

С этими уговорами Полина подхватила велик и устремилась в метро. Поближе к людям.

7. Тебя не касается

Как всегда с субботы на воскресенье Полина не смогла толком уснуть. Виденное вечером добавило нервов к общей угнетённости, и ей снилось одно цикличное безумие.

Точно бы родительский дом наводнили крысы, мерзкие, грязные, копошащиеся, они лезли из шкафов и свешивались со штор, выглядывали злыми глазками из-под полок и даже дотягивались усами до ступней, а Полина только и могла, что стоять на стуле и отбиваться то нотной доской, то гобоем. Безысходность накрывала, а крыс становилось всё больше, и скоро одна побежала по ноге…

Говорят, крысы снятся к предательству.

Полину тряхнуло, когда она вырвалась из сна и поняла, что в двери провернулся ключ. Рассветные лучи пробирались в окно, и Полина накрылась одеялом с головой, чтобы не подать виду, что она бодрствует. Юра проутюжил усталые шаги по комнате. Замер — Полина поняла, что муж стоит и смотрит на неё, якобы спящую. Пришлось тоже притихнуть.

Юра не присел на кровать, не коснулся, не полез под бочок. Постоял немного, вздохнул и ушёл на кухню. Полина открыла глаза, прислушавшись. Щёлкнула кнопка чайника, стукнулась о стол кружка.

Юра сейчас сидел и смотрел на залив, Полина не видела, но знала это. Смотрел тяжёлым, ненавидящим взглядом, так непохожим на его обычный ласковый. И от этого становилось ещё жутче, чем когда ей мерещились его мёртвые глаза. Полина в такие моменты боялась мужа. Трогать, подходить, даже окликать. Нет, Юра не грубил и не обижал её, но от него веяло чем-то диким и страшным, как бывает, если смотришь в чащобу леса или тёмный-тёмный подвал.

Кто угодно ведь может выскочить…

Мрачная сторона весёлого Юры изводила Полину, не давала ей покоя и радости семейных уз. На расспросы Юрец или молчал или отделывался короткими ничего не проясняющими отлупами.

Но то ли встреча с Феликсом так повлияла на Полину, то ли её недавнее геройство, однако пролежав около часа, пока муж сидел на кухне, она решилась на очередное выяснение отношений. Завернулась в одеяло, пока её бил мандраж отчаяния, и проникла в кухню. Коротко стриженный затылок Юры алел под лучами нового солнца, а его тёмные глаза сверлили горизонт.

Полина вздохнула, заставив мужа обнаружить её присутствие. Юра измученно обернулся и встретил жену тем самым тяжёлым взглядом. Полина присела напротив.

— Как съездил?

— Нормально.

От него пахло странно. Немного затхлостью. Немного — сладковатым запахом, какой часто сопровождает свалки. Немного — алкоголем и… кровью. От этого сочетания Полину почти подташнивало. Или её мучил страх.

— Юр, — набралась Полина храбрости. — Это ненормально.

В глазах мужа бликнули боль и согласие, но он цеднул:

— Это мои дела.

— Мы семья. Я твоя жена. Твои дела — это и мои…

— Тебя не касается.

Вновь эта отповедь. Вновь и вновь. Полина посмотрела себе на руки, на окольцованный палец.

— Не начинай, — перехватил желание высказаться Юра. — Ты хорошо ела вчера? Холодильник забит или мне заказать?

Он пытался перевести тему, но Полина не дала.

— Юра, так нельзя.

— Что тебе не нравится? — нехороший злой огонёк затанцевал в его левом зрачке, обращённом на жену.

— Вот это, — Полина повела руками на целый мир, — мне не нравится.

— Наш дом? Наш достаток? Я?

— Юра, не в этом дело. Можно жить и беднее, но честнее.

— Я честен с тобой. Я честно говорю, что тебя это не касается.

— Да что — это⁈ — завелась Полина. — Что? Где ты был? С кем?

— Тебе лучше не знать.

— Нет, мне надо знать! Если ты хочешь, чтобы я тебе доверяла!

Теперь он смотрел на неё, вытянувшись в струнку и по привычке подтянув кулаки к груди, точно осторожный зверёк, но после её слов о доверии, криво усмехнулся.

— Я не заставляю тебя доверять мне. Логичнее было бы наоборот… Но ты рядом, Полька. Ты сама согласилась. Я тебя не неволил. Это уже что-то да значит, верно?

— Да дудки, Юра! Тайны изводят меня! — Она брызнула слезами. — Я не знаю где ты, с кем ты, ты без связи, я без понятия жив ты или нет, и это повторяется каждую неделю! По-твоему так живут семьи?

— Но я всегда возвращаюсь. Живым и невредимым. К тебе. Разве этого мало? И, что бы ты там ни думала, я не по бабам бегаю.

— А мне откуда знать? Сам сказал, что я не обязана тебе доверять!!! Вдруг ты врёшь! Где твоё обручальное кольцо?

— Ты же знаешь, где. — Он полез под воротник рубашки и подтянул на золотой цепочке свой символ верности.

— Почему не на пальце, как у меня?

— Это неудобно.

— Неудобно! — шикнула Полина. — Неудобно перед кем?

Он резко поднялся, как вырос над ней серой тенью, молча шмыгнул в прихожую. Схватил куртку и обернулся через плечо, бросив:

— Я к отцу.

И ушёл. Хлопок двери звучал пощёчиной, нет, хуже, плевком в откровение. Полина рухнула обратно на стул, заменявший на кухне у Юрца табурет. Затихла, пыхтя и пытаясь справиться с эмоциями. В который раз захотелось покурить кальян, и память любезно подкинула пару кадров из отношений с Максом. Полина распахнула оба кухонных окна и уселась так, что рама оказалась у неё между ног. Высота тринадцатого этажа и величие залива действовали успокаивающе, а стопы, свисающие в пустоту, давали ложное чувство облегчения. Полина прижалась лбом к раме, думая, как же ей случилось так вляпаться.

8. Опоздавший на рейс

…Это был прошлый Хэллоуин. Подружки из музшколы вытащили Полину потусить в ночной клуб, пока родители разъезжали на гастролях симфонического оркестра. Папа, в прошлом гобоист, а ныне дирижёр, часто брал с собой в помощь маму, как он говорил: «моего лучшего импрессарио», и Полина оказывалась предоставлена сама себе. Ей это нравилось, несмотря на накрывающие то и дело приступы тоски по Максу. Но на ночь можно было позвать Зину и Люсю — посмотреть фильмы или поиграть в имаджинариум. В том году Полина впервые в жизни пережила тотальное выгорание и отвращение к музыке. Родители ждали, что с её блестящими данными она поступит в училище следом за Максом, но Полина даже документы не подала. Вильнула рыжим хвостом и заявила, что хочет пожить для себя и посмотреть, что в мире интересного кроме классической музыки. Папа не стал ругаться. Он вообще отличался редкой понятливостью. А мама — как папа. Из своей любви к Максу Полина тайны не делала, и, что уж там, родители за неё переживали. А Полина — жила. По крайней мере — пыталась. Вот как в тот вечер, переходящий в ночь.

Они с девчонками отлично зажгли в образах сестёр-колдуний. Даже шли до метро со своим микро-оркестром — Зинка смогла уболтать Люсю прихватить скрипку, а Полину гобой, сама же стащила у брата-курсанта барабан. На Полине красовалась подаренная Зиной широкополая шляпа с колпаком и звездой и клетчатая накидка, а ещё ожерелье из тыкв-черепов. Девчонки разрядились примерно так же — в остроконечные шляпы и длинные чёрно-красные юбки. Сперва они маршировали по улице, радуясь и кто как мог играя народные плясовые, потом удивляли метро. Люди даже денег подкинули! С девчонками Полине и такое стыдно не было. Потом они сдали инструменты в гардероб клуба и ринулись отрываться. Полина пила коктейли и плясала под ритмичную музыку то с одним разряженным кавалером, то с другим. Её хватило часа на два. А потом она как-то резко сникла, загрустила, поняв, что ни один из них не Макс, и никто в целом свете не Макс. Что всё упущено, как и её карьера, и обратного пути нет, а гобой ей понадобится лишь для того, чтобы вот так играть в метро за деньги.

И тогда Полина тихонько ушла из клуба. В чём была — в шляпе, тёплой накидке и с гобоем в футляре — побрела через близлежащий Гибловский парк. Вроде про него витали какие-то дурные россказни, но Полине было плевать, пусть хоть смерть с косой шла бы за ней следом. Ей хотелось уединения настолько, что она бы предпочла умереть прямо тут, на месте, чтобы больше ничего не чувствовать — ни любви, ни ненависти — ничего. В парке, вопреки настроению Полины, царило веселье. Празднично разряженные люди смеялись между деревьями и жгли бенгальские огни. Полину чуть не сшибла торжественная процессия из двух парней и двух девчонок, спешащих куда-то. Вроде даже одна из них была сочно рыжей, как она, и с бейсбольной битой, только повыше… Чего не творится на Хэллоуин!

Но Полине было не до праздника. Она нашла в парке детскую площадку с большой круглой плетёной качелей и, забравшись на неё, принялась качаться. Потом достала гобой, нагрела трость под мышкой и продолжила, уже аккомпанируя себе. Шумели деревья, тревожимые порывами ветра, и сбрасывали последнюю листву. Тускло светили фонари, а Полина качалась и играла любимые отрывки из «Жизели». Она не знала, сколько прошло времени. Может быть, даже метро закрылось. Но уходить отсюда, спешить в тепло было незачем. Незачем идти туда, где тебя никто не ждёт. Незачем жить, если тот, кем ты живёшь, не живёт тобою.

Полина загребала ногами воздух, и ей казалось, что она летит. И всё равно, как глупо она сейчас выглядела — одна, в чужом парке, с гобоем! Оправдывала, так сказать, свою фамилию, и ладно!

Едва Полина подумала, что на неё некому смотреть, как поняла — она на площадке не одна. К турникам привалился человек в светло-сером плаще. Его дыхание вырывалось с тёплым паром и разбавляло осеннюю сырость. Полина сбавила темп, чтобы присмотреться к незнакомцу.

Высокий и темноволосый, он схватывал проницательным, зорким взглядом каждое движение Полины и внимал её игре. Его широкие плечи серебрились в свете фонаря, галстук был развязан и перекинут через шею, а руки болтались как тряпки. Да и сам он покачивался, словно плыл на волнах.

Пьян. Это настораживало. Полина остановила качелю и игру. Незнакомец прижал кулаки к груди, словно заходил в холодную воду, и чуть склонил голову набок.

— Классно играешь. Я заслушался.

— Спасибо. — Страх проехался по нервам Полины волоком. Одно дело — считать, что тебе плевать на собственную жизнь, а другое — встретить в ночном парке рослого и крепкого парня, от которого уж точно такая, как она, не спасётся!

— Я… Помешал?

— Нет. — Полина откинула за ухо рыжую прядь и поправила покривившуюся шляпу. И тут поняла, что в воздухе повис мелкий противный дождь. Сразу пришла мысль о сохранности гобоя. Полина быстро обтёрла его накидкой и, спрыгнув с качели, сложила в оставленный на скамейке футляр. Парень робко приблизился. Обмахнул несколько раз тонкое, небритое лицо ладонью, словно умывался.

— Тут небезопасно. Пьяных много.

Спасибо, Капитан Бухая Очевидность!

— Везде небезопасно. — Полина обхватила футляр, заслонившись им.

— И призраков.

— А ты не призрак?

Парень фыркнул и помотал головой. Улыбка у него, хоть и кривоватая, оказалась приятной и располагающей.

— Я Юрец. И опоздал на рейс. А ты кто и что тут делаешь?

— Живу. — Полина прикинула, что ей до дома в Петрово шлёпать не так и далеко.

— Прямо в парке? Бомжуешь? Или ты Аграфена?

— Чиво? — возмутилась Полина.

Он рассмеялся звонко и мелодично. Губы Полины дрогнули, почти готовые поддержать Юрца, но она осадила себя.

— Ты что, не знаешь про мёртвую ведьму? Она бродит в этом парке и может встретиться любому, чьи дни сочтены.

— Да знаю я, — Полина нахмурилась. — Чушь.

— Я бы не был так не уверен. — Он обвёл осоловевшим взглядом частокол деревьев, как если бы искал там привидение, и Полине стало жутко.

Как назло дождь заморосил сильнее. Надо было завязывать с гулянкой.

— А тебя как зовут, раз уж мы тут одни?

— Пока. — Полина едва задела его плечом и почесала на главную аллею.

— Красивое имя. — Он неспешно оторвался от опоры и потащился следом. Полина решила не обращать внимания, но спустя десять минут безмолвной прогулки бросила взгляд назад. Юрец стоял, прислонившись к дубу и моргал, глядя на Полину потерянным зверьком. Дождь всё усиливался. С вьющихся мокрых волос его текла вода, плечи плаща потемнели. Судя по всему, зонта у него, как и у Полины не было. Она не сомневалась, что её тушь размазалась, а шляпа осела и сморщилась. Только гобою было хорошо под плотной накидкой.

— Ты меня преследуешь?

— Провожаю. — Он чуть повёл шеей.

— Не стоит.

— Не согласен.

Она подошла к нему и присмотрелась вблизи. Он оказался взрослым, симпатичным и совсем не похожим на Макса. Это располагало. А ещё Юрец, несмотря на состояние, был одет в приличный серый костюм и приятно пах одеколоном, не только выпивкой. Ни разу не Макс.

— Я Полина.

— Я так и думал, что ты мне наврала.

Она на сей раз не смогла оставить смех внутри. Он увидел, как она смеётся, и расцвёл, показав, что его улыбка может быть ещё кривее и симпатичнее. Полина почувствовала, что сейчас совершит глупость, но было уже поздно.

— Ладно, иди рядом.

— Спасибо за разрешение. — Он запутался в плаще, стянул его и предложил Полине.

— Это зачем?

— Продай и купи себе зонт.

— Чиво?

— Накройся.

— А как же ты?

— Я заколдован. Это не костюм, это моё тело.

— Юрец, ты всегда такой?

— Сколько себя помню. Лет семь.

Тут стало ясно, что он ещё и юморист. Постепенно страх ушёл, а дождь, собака такая, остался. Они брели по улице, провожая одинокие машины, и Юрец болтал, чтобы скрасить дорогу.

— А я вот. На самолёт опоздал. Друга сегодня хоронили.

— Ой, ужас. Сочувствую, — пожалела Полина. — Хороший был друг?

— Лучший. Детства. Переехал в Балясну год назад и… — Юрец развёл руками. — Грустно.

— Он погиб?

— Убили. Содрали кожу. Представь, каково было целовать его в гробу.

— Юрец! — Полина встала на улице, офигевшая от такого кощунства.

— Да. Пока поминали, пока то, сё… Ах. И вот я тут. Приличные гостишки разобрали, а в неприличных, пф-ф-ф! — Юрец отфыркался. — Лучше уж на улице, на свежем воздухе. И компания у меня вон какая приятная.

— Так ты на другой самолёт билет купил? — зачем-то озаботилась Полина.

— Не-а. Пока шерстил, их не было. Поставил на уведомление, чтобы сообщили, когда появятся свободные. О! Погоди, что-то есть. — Он полез в телефон и чуть не уронил его об асфальт. — На три часа дня.

— Тебе в Невгород лететь? — затеплело Полинино сердце. Она давно влюбилась в Невгород, ещё с конкурса молодых исполнителей «Золотой грифон».

— Я оттуда понаехал, да. — Юра увлёкся покупкой билета, и совершенно при этом не стеснялся. Полине удалось подглядеть его полное имя и дату рождения.

«Альбрандт Юрий Венедиктович».

Двадцать четыре! Почти старик.

— Необычная у тебя фамилия.

— Обычная баернская фамилия.

— Ты баернец?

Юра вдруг стал очень грозным, засверкал глазами и как разразится яростной руганью на незнакомом языке!

— Und an diesem Zauberfädchen, das sich nicht zerreißen läßt, hält das liebe lose Mädchen mich so wider Willen fest! Muß in ihrem Zauberkreise leben nun auf ihre Weise! Die Verändrung, ach, wie groß! Liebe! Liebe! laß mich los!¹

Полина сперва испугалась, а потом расхохоталась, чуть плащ в лужу не улетел.

— Ура! — возвестил Юрец. — Я купил билет.

— А я пришла. — Полина глянула в тёмные окна своей квартиры на пятом этаже.

— Жаль, — Юра печально улыбнулся. — Не гуляй так поздно. Тут полно опасных тварей. Береги себя.

— Спасибо тебе, — сказала на прощание Полина и отдала плащ. Судьба Юрца немного беспокоила её, но приличия не позволяли уж слишком ею озаботиться. Ему двадцать четыре, он взрослый и чужой, притом, кажется, при деньгах. Справится?

Юра махнул рукой, Полина закрыла подъездную дверь и поехала наверх. Открыла квартиру, поставила в прихожей гобой, повесила шляпу. Переоделась. Высушила полотенцем волосы и замерла в ванной, рассматривая себя страшную, в потёках косметики.

И это такой-то он улыбался и провожал, чтобы не украли. Ну куда он пойдёт? Дождь, холод. Осень. Самолет только завтра днём. Ерунда! Ей какое дело!

Не включая света, чтобы не будить птиц, Полина подошла к кухонному окну, уставленному мамиными бегониями и бромелиями. Ей отлично было видно лавочку у подъезда, на которой любили тусоваться бабушки.

Юра сидел там и копался в мобильном телефоне. Синий экранчик горел на фоне дождя. Изредка Юра сонно поднимал голову и поглядывал вверх — неужели ища окно Полины?

Он что, всю ночь собрался так просидеть?

Родителей не было. Гостевая комната пустовала. Чайник пузырился кипятком. А Юра мок.

«Он, наверное, привык мокнуть, — Полина думала и уже искала кружку, которую было бы не стыдно вынести. — Невгород сырой и мокрый».

Пакетик с бергамотом, долька лимона, немного мёда. Ключ в карман мягких штанов, куртка на плечи. Кнопка вниз.

Он не ожидал увидеть её в дверях. Удивился с неприкрытой радостью во въедливых глазах. Полина вышла и протянула кружку.

— Это тебе горячее.

— Ты почему не спишь?

— Потому, что ты мокнешь.

— Да мне не привыкать, не стоило беспокоиться. — Юра, тем не менее, принял кружку. Пальцы у него были ледянючие. — Спасибо. М-м-м, вкуснота какая! — Он нахваливал простой чай и на вид успел протрезветь. Полина приготовилась предложить безумное.

— Поднимись. Я тебя уложу. Папа с мамой на гастролях.

— О, так у вас музыкальная династия! — отшутился Юрец, жадно хлебая чай и стуча зубами от холода. — Слушай, мне неудобно… Но я рад. В любом случае, — он опять улыбнулся, похвалившись очаровательными морщинками на скулах, и Полина поманила его.

— Идём. Хватит мокнуть.

¹ — «И меня на нити тонкой, безнаказанно шутя, своенравною ручонкой держит девочка-дитя. Красоты волшебной сила круг заветный очертила. Что за странность — как во сне! О, любовь, дай волю мне!» стих Гёте «Новая любовь — новая жизнь» в переводе А. А. Фета.

9. Часы «Тиссот»

— Ты меня, конечно, извини, и спасибо ещё раз большое, — заявил Юра, пока Полина стаскивала с него насквозь сырой плащ и такой же сырой пиджак. — Но тебя следовало бы хорошенько отругать.

— Знаю.

Полина постаралась не замечать облепившую Юрину грудь рубашку и торчащие под ней бусины тёмных сосков. Она давным-давно не приглашала к себе в гости мальчиков, наверное с тех пор, как детство кончилось, а она влюбилась в Макса. И тут — целый большой парень. Неловко, хоть по сути и ничего непристойного. Просто мокрый и замёрзший человек. Полина опустила глаза и была вынуждена уткнуть их в угол прихожей. Да, брюки Юрца тоже издевались над ней, обтянув и подчеркнув его мощные бёдра. И не только. Ох.

— Что ты знаешь, наивная? — вернул её в реальность приблудный гость.

— Что ты можешь оказаться маньяком, — пролепетала Полина.

— Или кем похуже, да! — Юра вытерся рукавом.

— Я больше не буду, — по-детски повинилась она и вызвала у него смущённую улыбку. Прыснула сама. — Давай посушим твои вещи. У меня есть барабанная сушилка.

— А холодильник у тебя есть? — Юра зачем-то принюхался и безошибочно проник в кухню.

— Ой, а там почти ничего нет. — Полина вспомнила про порядком оскудевший после девчачьих налётов запас папиного пива, десять яиц и жалкие пельмени в морозилке.

— И правда. — Юра поморщился, глядя на белую холодную пустошь. — Ну тогда будем тебя кормить. — И полез в телефон.

Спустя полчаса им привезли готовый ужин — Полина согласилась на вок с угрём и креветками, Юра взял отбивных с капустой и до кучи всякой снеди: салаты, сыр, картошку, молоко, печенье, какие-то овощи и мясные тефтели. Полина только благодарила и сгорала от стыда. Отобрать у Юры рубашку не вышло, предложить посушить брюки Полина решила излишним. Он и так от еды ободрился. Доел всё на тарелке и сказал, косясь на разбуженных амадинок в клетке:

— Такой дурной день, а закончился так хорошо.

Тут у Юры зазвонил телефон, и он поджал губы для непростого разговора.

Стало видно имя контакта:

«Папа».

— Юра, ну где же ты? Почему я узнаю от Герхарда, что ты напился, переругался с советом альянса, оскорбил короля и после всего этого не явился в аэропорт? И как мне теперь объясняться перед Эрфольгом?

Юрец округлил глаза. Полина хрумкнула салатом, любопытничая.

— Папа, я в Балясне. Жив, цел, устал. Был небольшой конфликт, а причину ты знаешь.

— А как же прилёт? Как же работа, Юра? Мне в целом категорически не нравится то, что происходит, и не добавляй мне седых усов! Я понимаю, что тебе жалко Марка, но ты и о нас думай почаще!

— Всё хорошо, пап, честно. — Юрец краем глаза блеснул на Полину. — Временное затишье. Я заночевал у девушки.

— У какой девушки? У тебя же нет девушки, Юра! Или я ошибаюсь?

— Сам не знаю. Но тебе от неё привет. И Борцу.

Полина в шутку помахала пальцами.

— Что это там у тебя чирикает?

— Кукушка отъехала, пап.

— Ясно. — Из трубки донёсся полный терпения вздох. — И когда тебя ждать?

Он объяснился с родителем и попросил зарядку для телефона. Налил себе чаю.

— Переживает за меня.

— Ты в него пошёл такой?

— Какой?

— Любитель поучать, — безжалостно припечатала его Полина.

— Старики все такие.

Она уложила его, выдав свежее белье и полотенце. Юра запечатался в комнате, так и не отдав сушить брюки. Странно, но в эту ночь Полине удалось поспать крепче и спокойнее, чем в предыдущие. Разлепила она веки от шума посуды и воды. Поначалу перепугалась, подумав, что внезапно нагрянули родители. Потом вспомнила про Юру. Как оказалось, хозяйничал на кухне он в полузастегнутой рубашке. Его широченная спина занимала всё место у плиты. На шорканье шагов Полины Юра обернулся и просветлел.

— Утро Полины продолжается сто миллиардов лет?¹

— А который час? — Она мило проморгалась.

— Двенадцать.

Юра отложил венчик, вылил яйца на сковороду, где жарились помидоры, накрыл крышкой и уставился на Полину, игриво щурясь. Та дошла до крана и попила воды.

— Что?

— Обычно девушки спьяну кажутся красивее, но ты исключение. Ровно наоборот. Как рассветное солнце в рассветных шиповниках.

Она мазнула по губам кухонным полотенцем и недоверчиво насупила рыжие брови. Юра тоже слегка нахмурился, а потом заулыбался.

— Перед пробуждением я подумал, что мне перекусили глотку, и твой образ — это предсмертный мираж. А ты настоящая. Добрая и сногсшибательно красивая.

Полина потупилась, набирая чайник. Изъяснялся он всё-таки донельзя странно.

Потом они поели Юрину стряпню, приехало такси до аэропорта. Юра собрался и протянул в дверях руку.

— Ещё раз большое спасибо. И — извини за неудобства.

— Да какие неудобства, что ты. — Полина оглянулась на забитый под завязку холодильник. — Тебе спасибо. Что проводил и… накормил.

— Не за что.

Они встретились взглядами, и это был первый раз, когда Полина ощутила испуг от того насколько по-разному могли смотреть глаза одного человека. Диссонанс его тёплых слов и безжизненного взгляда бил по рассудку наотмашь. Аж жуть пробрала! Но она не подала виду. Пожала тёплую и сильную ладонь.

— Пока.

— Пока.

Юра уехал, а Полина осталась на кухне с нагретой плитой и чужим запахом на сложенном с краю кровати белье. Состояние было необычайное, сродни головокружению. Впервые в жизни Макс подвинулся, а мысли, принадлежащие ему, занял другой парень. Полина вспоминала Юрину несовершенную улыбку и его не всегда добрые шутки. Заглянула в холодильник, чтобы убедиться, что Юра ей не привиделся — его еда осталась лежать на полках.

К вечеру выяснилось, что не только еда. Часы. Массивные часы «Тиссот» с несколькими циферблатами и серебристым ремешком обнаружились в ванной на трюмо. Вчера Полина видела их у Юры на руке.

Он забыл свои дорогие часы! И не оставил номера. Но шанс найти его был.

Альбрандт — редкая фамилия. Редкая и красивая. Не то, что Дурова! Полина обратилась к «ВСети» и почти сразу нашла Юрца. С его аватарки похожими улыбками красовались ещё двое — мальчик и мужчина в возрасте, а Юра стоял посередине. Полина догадалась, что это его отец с братом. Лица у всех троих были приятные, хоть и хитренькие. Она отправила Юре сообщение с фотографией:

«Как долетел? Твои часики?»

Он ответил через три минуты:

«Даже не знаю! Ничего такие. Подаришь?»

Полина засмеялась, как дурочка.

Master_piper: забирай) почтой тебе отправить?

Юрий Альбрандт: можно лично?

Master_piper: дорого выйдет!

Юрий Альбрандт: я переживу. Смогу в воскресенье приехать и отпрошусь на работе до вторника. Будешь свободна?

Master_piper: буду, но родители уже вернутся.

Юрий Альбрандт: тем лучше.

Полина не поняла, почему лучше, но стала ждать воскресенья. Они с Юрой переписывались всю неделю, и одинокие, грустные вечера превратились в вечера смеха, после которых утром болел живот. Каждый раз, когда Макс лез в голову, Полина писала Юре и излечивалась. Излишне говорить, что в воскресенье она поехала на вокзал встречать Юру, надев своё самое красивое платье с крупными цветами и яркое бордовое пальто. Рыжие волосы уложила косицей вокруг головы и нашла заколку с коричневым цветком. По-осеннему празднично!

Ехала в метро, думала, что хочет очаровать Юру, и страшно волновалась. Даже перебор колыбельной не помогал, но на сей раз переживания были приятными. В попытках успокоиться Полина проехала две лишние станции, опоздала к прибытию «Сокола» и точно на крыльях бабочки влетела на перрон. Огляделась, выискивая высокую фигуру в плаще среди торопящихся людей. Замерла, не находя.

Сильные руки притянули сзади. Полина ойкнула от неожиданности и тут же ухватилась за огромный букет розовых роз. Обернулась: Юра, одетый в тёмно-зеленую спортивную куртку с белой рубашкой и серыми джинсами смеялся и щурился, почти обнимая. Полина заразилась его весельем и вдруг получила в наказание поцелуй — прицельно в губы — страстный, взрослый, настоящий. Пахнущий сладким ментолом и уверенностью зрелого мужчины. Ничего общего с теми робкими и суетливыми, какие изредка доставались ей от сверстников. Следом её обняли одуряюще и пленительно, возжигая нутро и делая ноги шаткими. Так, как она мечтала, чтоб её обнимал Макс. Юра поддерживал её, готовую упасть, и отдавал любовь — Полина не ведала до того ответной любви, но сразу поняла разницу между ней и обычным кокетством. Она ловила Юрины колючие губы и ловкий язык, вела своим по нежным дёснам, по гладкой и ровной эмали его зубов.

Это было возмутительно, стыдно, неприлично. Но, чёрт возьми, так нужно. И так приятно. Как найти море и с головой броситься в его бурлящие волны. Разомкнуть губы Полину заставило опасение сойти с ума. В мыслях царил сумбур. Она мягко отстранила Юру, немного собралась и отважилась взглянуть на него. Он держал её, как держат присвоенное, и ждал реакции, его взор пылал почти одержимостью, и Полине показалось, что он сгорает изнутри. Её губы тоже саднили, растревоженные лаской. Юру, как сладкого кальяна, хотелось ещё.

— Ты, — собственный голос прозвучал так хрипло и чуждо, что Полина сглотнула. — Охренел?

Не мигая и не меняя выражения счастливого лица, Юра бережно провёл пальцами по её постыдно рдеющей щеке и ответил с той же трепетной хрипотцой:

— Ты же не поверила, что я приехал за часами?

…Она обнаружила себя плачущей навзрыд на окне. Ноги остыли, подул ветер с залива, на горизонте скопились бродячие объёмистые тучи.

Всё начиналось, как сказка. Но лишь в детских книжках сказки кончаются хорошо. Счастливые финалы придумывают несчастные взрослые, чтобы не пугать маленьких людей тяготами жизни. И чтобы они не вырастали сразу вот такими разочарованными. Потому что за удовольствием в конечном итоге приходит боль, за радостью следует отчаяние, и если говорить о любви, это случается непременно. Взрослые надеются, что хоть их детям повезёт не испытать сердечной боли, но этого не выходит.

Полину сдёрнули с окна так ловко, что она растерялась. Секунда — и она уже шмыгала носом на руках у Юры. Муж прижал её к себе крепко-крепко и выдохнул:

— Ты чего удумала?

— В смысле? Что? — Полина не поняла, почему Юра дрожит.

— На окне сидишь и плачешь. Дверь не закрыла. Со двора тебя видно.

— Юр, — пришло осознание, что он не на шутку перепугался за неё. — Я не собиралась выйти в окно. Я люблю так сидеть.

— А раньше не сидела.

— Холодно было. Ты просто меня мало знаешь.

Она накрыла ладонями его седеющие виски и притянула к себе, целуя. Юра испустил облегчённое сопение.

— Ты же видел, я с рамой между ног сижу, это безопасно.

— Между твоих ног безопаснее поместить нечто другое, — он подтянул её к себе, не выпуская, поднял и унёс на кровать. Отняв долгий поцелуй, оставил череду коротких и быстрых, как укусы, на голых Полининых бёдрах, вдохнул запах домашних шортиков. — Меня, например.

Полина прикусила губу и простила его. Конечно же, простила.

То, что Юра бесподобно трахается, она узнала очень скоро после их первой встречи. К тому моменту она уже не была девственницей, хотя секс у неё состоялся впервые. Неразделённая любовь заставила Полину решиться на отчаянный шаг — с плевой она рассталась за год до того, сама, в ванной, болезненно шипя и корчась, а после смывая кровь душем. Не хотелось, чтобы Макс думал, что она неопытная. Жалела ли Полина о том, что сделала? Наверное, нет. По крайней мере Юрец не возомнил, что он у неё первый, и не задавал вопросы, а Полина старалась вести себя раскованно.

И всё же, когда он в гостиничном номере на гигантской кровати натягивал на возбужденный, крепкий, как свечка, орган матовый чулок кондома, ей было страшно. Страшно, когда Юра навалился на неё, прижал запястья к подушкам, и кожа заскользила по коже. Страшно — когда её ноги по его требованию отправились ему на поясницу, а потом он начал проникновение — аккуратно и по чуть-чуть продвигаясь глубже, стимулируя её, изучая то, что ей нравится, замирая, лаская, шепча возбуждающие нежности и опять усиливая натиск. И в конце концов он оказался внутри неё весь — пах соприкоснулся с пахом. И стало — не страшно. Голову опьянило торжество.

Это была Полинина победа! Глупо, но ей хотелось, чтобы Макс узнал об этом и о том, что она больше не верна ему. Что у неё есть не другой — а свой собственный мужчина, и он старше Макса. Он богаче Макса. Он сильнее и надёжнее. Он лучше во всём. Ей было радостно отдаваться Юре не только потому, что тот мог кончить трижды подряд, но потому, что он делал её женщиной, и женщиной любимой.

Полина захлёбывалась стонами, терзаемая мужем на постели, и знала — ему нравится то, как она тонко кричит и командует:

— Ещё! Ещё, Юра! Ещё. Да.

И может быть, Полина переигрывала, но, наверное, так и ощущается женщинами оргазм — как торжество своей нужности.

— А-а-ах! — захрипел муж, выгибаясь на ней и вдавливая в постель жёстче, почти теряя контроль над силой. Полина улыбнулась, чувствуя, как он кончает. Юрино лицо в такие моменты шло сеточками вен, веки надувались, а потом он сильно жмурился и мычал. Падал лицом рядом в подушку и продолжал кричать уже туда. А Полина дышала в потолок, отлично поработав, и думала о том, как ей с ним повезло.

Наверное, Макс трахался хуже. Да, наверняка, хуже. Если вообще — трахался, а не только лишь болтал об этом.

Полина зло хихикнула.

Юра извлёкся, проказливо высунул нос. Нашёл фокус на довольном лице жены.

— Тебе понравилось, Паулина?

Та отрешённо кивнула.

— Поедем вечером кататься на залив?

И Полина рассудила, что тренировка у Дины подождёт до понедельника.

¹ — строчка из песни «Утро Полины» группы «Nautilus Pompilius».

10. Зал

— Юр, а, Юр?

— Что? — Юрец отозвался, не отвлекаясь от дороги. Полина вздохнула и решилась на подкат:

— Давай заведём агаму?

— Нет.

Ничего нового. Сколько Полина ни просила насчёт Перчика, Юра оставался несгибаем.

— Ну послушай. Он тебя не стеснит. Он не кричит, не пахнет.

С каждым словом Юра мрачнел всё сильнее. На заднем сиденье «банки колы» качались их с Полиной спортивные сумки.

— Ему всего-то надо немного сверчка и салатика…

— Плюс дохрена ламп! На одних киловаттах разоримся! И сверчки твои… Отлично придумано! Вечером они будут нам петь, а днём пойдут на съедение дракону.

— Ну Юр. — Полина накрутила провод от зарядки на палец. — Я буду платить за электричество. И можно не сверчками кормить, можно тараканами. Они молчат.

Тут Юрец нервными круговыми движениями потёр голову, словно умывался одной рукой. Иронично хмыкнул:

— Тараканов, прости, мне своих хватает. Еле держу, чтоб из дырявой башки не убежали! А твоих и подавно!

— Мне по субботам будет не одиноко.

Муж глянул на неё так свирепо, что Полина сникла и издала грустное пыхтение. Но ненадолго.

— Юр, ну, тогда, может, змейку?

Юрец резко дал по газам, еле обогнул выезжавшую на дорогу машину и чертыхнулся.

— Змейку? Ха. Давай. Только ты учти, что придётся покупать два террариума. Один простой, один понадежнее, чтоб замков было побольше!

— Зачем второй-то? — зажглась надеждой Полина. — Змейке на вырост?

— Нет, — отрезал муж. — Мне. Для меня. Жить там буду. И вообще! Если у тебя много энергии, занялась бы чем-нибудь потолковее. Музыку свою возобнови! Хочешь, гобой транспортной компанией из Балки доставим?

Тут уже Полина выпятила губу и наотрез отказалась. С того памятного Хэллоуина она будто перелистнула страницу в новую жизнь, где гобою места не нашлось. Он остался в Балясне. Вместе с Полининым взрослением и неудачами.

— Да почему? — завёл свою любимую шарманку Юра. Их невыполнимые просьбы друг другу как правило шли одна за другой. — А, Половин? Попробуешь поступить в консерваторию в Невике. У тебя ж талант, я слышал, я помню! А то тухнешь в этом гадюшнике. Ну какое будущее тебя ждёт со змеями? Продавец кошмаров!

— А я живу сегодняшним днём, — она скрестила руки на груди, решив не огорчать его даже тем, что перед консерваторией приходится заканчивать училище.

— Ну ладно консерваторию, — отмёл Юрец. — Хоть бы играть начала опять. Просто играть! Мне, например.

— Нет ящерицы —нет игры!

— Тьфу!

Они спорили до приезда в спортклуб, а в холле разошлись каждый в свою раздевалку. Юра отправился на единоборства, Полина — на функциональную тренировку у Дины.

Вдоволь побеситься и согнать семь потов, бросая об стену тяжёлый мяч, раскачивая канатные тросы, бегая и отжимаясь под бодрую музыку — чем не выпуск пара и обид! Полина вспоминала, как в школе пропускала физкультуру из-за частых простуд. Видимо, жизнь таким образом заставляла её отрабатывать — Дина говорила, что с дыхалкой Полины хорошо бы приобщиться к триатлону. Но увязать в спорте, как раньше в музыке, не было желания.

Отработав четыре круга упражнений и ощущая под конец праведную дрожь в ногах, Полина с удовольствием тянулась на мате, и тут вспомнила про одно дело, которое хотела прояснить у Дины.

Ошейник.

Она дождалась, когда группа разойдётся из зала, и окликнула Дину. Та с обычным участием тренера подошла к ученице.

— Дин, — глядя в широко открытые карие глаза, собралась с мыслями Полина. — Как дела? Нашла корм для собаки?

— Да, порядок! Как ты и подсказала, у метро! — Дина захлопала ресницами.

— А… И как собака? — Вопрос звучал глуповато, но по-другому его поставить Полина забоялась.

— Отлично!

— Ой, ну я рада, — отстала Полина.

«Баба с возу, кобыле легче! — свалилась тяжесть с души. — Значит, её собака дома и не потерялась. А то, что было… Ерунда какая-то! Чертовщина и нервяки».

Она помылась и спустилась с третьего этажа клуба вниз, к Юрцу. Обычно по вечерам муж собирался на первом этаже в небольшом отдельном зальчике с братом и друзьями, чтобы побороться и побоксировать. Вот и сейчас они с Борей и Герой увлечённо молотили груши. Полина встала неподалёку, попивая аминокислоты — тоже по совету Юры — и наблюдала за тренировкой.

Полина мало понимала в боксе, но и непосвященному было ясно, что Юрец отлично дрался. Его удары прицельно сыпались на грушу, а та болталась и отлетала. Дробь попаданий напоминала выстрелы. Полина то и дело смаргивала, пугаясь. Грустноглазый веснушчатый Гера то и дело тёр взмокшую голову — кажется, после груш его ожидал спарринг с Юрцом, и он уже начал психовать. Борец изредка получал указания от брата, как лучше бить, и смотрел ему в рот. Полина знала, что после смерти матери Юра стал для Бори опекуном и учителем. Тот ведь перенёс потерю совсем маленьким…

Потом они-таки встали с Герхардом в спарринг. Муж мельком увидел у угла зала Полину и одарил её горячим взглядом. Озорно подмигнул и побил себя по чёрному шлему перчатками. Гера Шарнхорст, его друг, такой же рослый и по виду более крепкий, покрутил шеей, разминая мускулы, встал в стойку и бодро запрыгал. Юра последовал его примеру. Боря отошёл к Полине, стянул шлем и бросил ей:

— Спорим на «Рафаэлло», Юрец Геру за три минуты устряпает?

Полина чуть кивнула уголками губ. Можно было бы поспорить, если бы оставался хоть какой-то шанс. Но Юрец не дал его лучшему другу в поединке. Он теснил Геру за маты, напористо и ожесточённо, и, даже умело подныривая, тот не мог достаточно уклониться от шквала сыпавшихся на него ударов. В конце концов одна точно всаженная перчатка опрокинула противника и заставила перекатиться по мату. Юра торжествующе запрыгал и помог Герхарду подняться.

Полина захлопала в ладоши. Ей не нравилось насилие, но… Было в муже что-то, за что им точно стоило гордиться.

11. Предложение

Вторник в «Экзотерике» ознаменовался тем, что Иринка попросила поменяться сменами. Ей срочно нужен был четверг, и она умоляла Полину забрать его, а вместо — отдать субботу.

— Тебе же наверняка хочется побыть с мужем на выходных? Соглашайся! А то я никогда зубы не починю!

И Полине бы сказать, что суббота ей ни в хвост, ни в гриву не упёрлась, но не хотелось посвящать коллегу в свои семейные неурядицы.

Она согласилась. Отработала три дня, как миленькая, а в пятницу решила поговорить с Юрой вечером и упросить остаться с ней. Или напроситься с ним. Жена она ему или кто? Решение заставило Полину нервничать, и чтобы сбросить напряжение, она отправилась колесить по городу, благо погода наладилась.

«Что сложного в том, чтобы провести выходные вместе? — думала Полина, вертя педали. — Если я ему дорога. Если мы — семья. Нужно быть настойчивой. Он же умеет быть настойчивым?»

…Юра сделал ей предложение сразу после первой совместной ночи. Вернее, попросил Полину познакомить его с родителями. И, сделав вид, что впервые у них дома, припёр большой вкусный торт. Полина немного остерегалась такого рвения, но это она ещё не знала основной цели визита. Папа встретил Юру бдительно, но дружелюбно. Поправил очки, протянул руку с порога. Мама жалась чуть поодаль.

— Андрей Васильевич, Екатерина Дмитриевна, очень приятно, Юрий. Очень, очень приятно! — Он держался на адеквате, и Полина уже перестала подозревать неладное, но не тут-то было.

Когда все расшаркались и разлили чай по чашкам, Юра взял, да и брякнул абсолютно серьёзным тоном:

— Андрей Васильевич, я прошу руки вашей дочери.

Полина с мамой синхронно ойкнули. Папа смутился, поперхнулся чаем и покраснел так, что слился цветом со своими извечными веснушками.

— Кхм, молодой человек, вы уверены в своём решении?

— Более чем!

— А… Что об этом думает Полина? — папа загнанно уставился на дочь. В его светло-зелёных, точно, как у неё, глазах-виноградинах стоял немой вопрос, который она сразу угадала:

«А как же Максим?»

И жажда мести возобладала в ней над здравым смыслом. Полина взяла Юру за руку, заставив томно задышать.

— Я согласна!

Папа опять поправил очки. Это был обычный жест его нервозности.

— И… Сколько же вы… Вместе? Поля? Ты нам с мамой не говорила про Юрия!

Мама только кивала, широко глядя и прижимая кулачки ко рту.

— Неважно. — Юрец отрубил со всей решительностью. — Я жалею, что не сделал ей предложение при знакомстве. Целую неделю потерял!

Мама ахнула и попыталась что-то возразить, но папа, почти скопировав Полинин жест, положил ладонь на её руку.

— Можно подумать, я за тобой дольше ухаживал!

— Солнышко, год ухаживал! — напомнила мама.

— И? Год потерял! В наше время молодежь более решительная, что радует. Юрий, пройдём со мной. Надо потолковать по-мужски.

Папа увел Юрца к себе в кабинет и там порядка часа допытывался кто он и откуда, пока Полина с мамой сидели тихонями у дверей. Но когда мужчины, наконец, вышли, оба взмокшие от дискуссии, папа сказал:

— Катя, мы договорились. Я в нём уверен. Отдадим Полинку. Это сокровище. Лучше она всё равно не найдёт.

И через месяц Полина с Юрой расписались в Балясне. Тихо, при минимуме гостей, как просила родня Юры, без официоза и разгула. Считай, и свадьбы-то толком не было, одна формальность. Поход в ЗАГС при свидетелях. Полине было и грустно, и радостно. Свою с Максом свадьбу она представляла пышной и широкой, на несколько дней, с медовым месяцем, венчанием в Люжане и малышками, кидающими цветочные лепестки ей на фату. А по итогу от Юры явилось несколько разновозрастных мужиков в деловых костюмах, среди которых, разумеется, были его отец, брат и вездесущие Герхард с Эриком. И там же из поздравительных речей она узнала про Юрину маму.

Странное чувство зародилось в ней — что это замужество принесёт ей проблем, а не избавления от них, и заставит пролить немало слёз. Особенно, когда Юра сказал, что забирает её с собой в Невгород. Но папа настаивал:

— Поживи самостоятельно, не понравится, разведёшься. Ты у нас поздняя, мы с мамой старые, — что было сущей правдой, — и надо радоваться, что ты нашла себе надёжную опору. Береги Юру.

Полина и берегла, а вот Юра… Даже фотографии со свадьбы и вообще с ним выкладывать запретил. Мол, Дегтярный, такая работа, не стоит.

И что, Дегтярный? Как будто Полины в его жизни не появилось! Как будто она… Пустое место!

Надоело!

… — Смотри, куда едешь!!!

Полина вывернула руль и вписалась в красный гранитный парапет, больно чиркнув коленкой. Вторая велосипедистка в решетчатом шлеме и синих лосинах завалилась вместе с колёсами на ступеньки, ведущие к воде напротив как раз Дегтярного интитута. Статный жемчужного окраса институт взирал на них с насмешкой. Как сама жизнь.

— Это ты на дорогу смотри! — Полина огрызнулась и побежала поднимать недотёпу.

— Стоп, стоп, я сама! Уй! Ай! — Велосипедистка выпуталась из рамы, подняла навороченный велик и захромала. Подёргала ногой, где была, как и у Полины, заметна небольшая ссадина. — Ура! Повезло! Не поцарапала!

Это она радовалась тому, что велик упал на неё и остался цел.

— А ты что зеваешь!

— Сама ты зеваешь! Я просто катаюсь! — возмутилась Полина.

— Катается она! Поглядите-ка! А я, между прочим, к соревам готовлюсь! — Незнакомка возмущённо упёрла руки в мускулистые боки. Пригляделась и присела, а потом подпрыгнула. — Постой, рыжая! Я тебя видела! В парке!

— Что? Где?

Тут Полине удалось рассмотреть девчонку получше. Едва ли старше неё самой. Белые пушистые волосы, выбившиеся из-под шлема, сильные ляжки атлета. Кареглазая и, чёрт возьми, похожая на Дину Бамбину, даже широко открытым, беспокойным ртом!

— В парке! В Катаринингофском! — Она стальной хваткой схватила Полинино запястье и почти перешла на лай. — Слушай, ты ничего не находила? Скажи, что да! А то меня сестра убьёт!

И тут Полина похолодела, обнаружив у неё длинные зажившие царапины справа на шее. Оттенок кожи на лице девчонки показался чуть темнее основного тона. Как тёмная маска… Полина наставила на неё палец.

— Только не говори мне, что ты Милана!

— Хорошо! — Она замахала ладошками. Виновато сморщила нос. — Но… Да.

12. Милана

— Так что, рыжуля?

Полина не стала мучить необычную знакомую, скорее полезла в рюкзак, который постоянно таскала с собой, и выудила порванный ремешок с медальоном.

— Уи-и-и! — заскулила от счастья Милана и, схватив одной рукой заветную находку, а другой продолжая придерживать велик, запрыгала, как собачонка.

Хотя, почему как? Полина зажмурилась и перетряхнула мозги в надежде, что спит. Но Милана никуда не делась. Глядела с обожанием и расцеловала медальон.

— Как ты меня выручила! Я сказала Дине, что отдала его почистить! Мы же должны их носить при обращении, у, гадость! Ох! — Она снова просияла и схватила Полину за руку. — Спасибо, спасибо!

— Да ладно, ерунда. — Та отталкивала её, как приставучего щенка. — Эй, слушай! Вы что, оборотни?

Милана вздохнула и застыла статуэткой, выкатив круглые глаза на Полину.

— Откуда ты узнала⁈

— По-твоему, ты оставила мне шанс не узнать? — Простодушие было, очевидно, одной из черт Дининой сестры. Милана поставила велосипед на упор и пригляделась к Полине, той аж стало боязно — уж не с целью ли сломать шею, как ненужному свидетелю?

— Ты что, против собак, что ли?

— Ни разу! — уверила Полина. — Я всех животных люблю! Но… Люди. Собаки! Кошки! Туда-сюда! Я думала, что это сказки! И Дина тоже, значит?

— А Дину ты откуда знаешь?

— Занимаюсь.

— Оу-у-у-у, — тут Милана завыла. — Я попала! Не говори ей, что мы общались, про оборотней это, вообще-то, тайна!

— Да уж можно догадаться! Я кучу ужастиков пересмотрела, и удивляюсь, как ты так открыто сливаешь информацию!

— Тебе кажется, что я трепло? — нахмурилась Милана.

— Да ничего мне не кажется! — Полина подняла велосипед. — Я в шоке! А… Малиновые овчарки вы — обе?

— И? — как нечто само собой разумеющееся, вопросила Милана.

— Нет, ничего, — Полина оперлась ладонями о коленки. — Наверное, это очень неприлично спрашивать. Как про национальность!

— Да нормально, ты же не в теме! — Милана обрушила пятерню ей на плечо. — Ой! Слушай! А хочешь вместе покатаемся, а можно и к нам домой! Пива попьём!

— Ты же тренируешься?

— Да ну, скукотища, надоело! Совсем у меня молодость пропадает!

Полина обожала мистику и ей было до смерти интересно пообщаться с настоящими оборотнями. Она подумала, что молодость пропадает не у одной Миланы.

— Я на Васильковом острове живу! А ты?

— А я на Гранитном!

— Ничего себе, ты богатая! И велик у тебя для триатлона тоже, только попроще! — Милана бесцеремонно осмотрела Полининого железного коня. — А давай я тебя погоняю? Я не хуже Дины!

— Ну давай! — неожиданно для себя согласилась Полина и снова подумала о том, что страшно глупит. Но у неё совсем не было друзей в Невике. Работа не в счёт. А тут — малиновая овчарка! Ещё и говорящая!

— Всё из-за этих дурацких кошек! — Ехала рядом и по дороге трепала Милана. — Подумаешь, тоже мне, их неделя, их неделя! Если бы они однажды не вылезли, мы бы так и обращались в любой день под всеми мостами, не только под одним единственным, и тем — без воды!

— А при чём тут мосты? — Полина старалась разбирать её трескотню.

— Как при чём? А! Ты ж не знаешь! Для обращения нам нужны мосты! Ну, тот мир и этот, переход из одного состояния в другое, поняла?

Полина что-то такое слышала из былин и сказок.

— Я думала вы так, в полнолуние…

— Ха-ха, нет! Враки! Зачем нам полнолуние?

— А кровь жертв, чтобы принять прежний облик?

— Ты что, с ума сошла? Меньше смотри фигни!

— А мосты, выходит, нужны!

— А как же!

Полина не понимала, почему одно должно работать, а другое нет, всё казалось удивительным, но Милана шарила лучше.

— И как вы это делаете?

— Да просто! — Милана приметила впереди большой мост с колоннами и, вроде как, нацелилась обратиться — это стало видно, по её сосредоточенному лицу, но потом сморгнула. — Нет, нельзя. На людях, и запрещено кроме суббот. Потом! Короче, мы ловим состояние и проводим его через мост над водой. Как призываем тотем, понимаешь? И сливаемся с ним.

— Понимаю, — сказала Полина, хотя едва ли что-то поняла. — А Робуста тоже оборотень? У вас нелады?

— Ещё какие! Она о себе много думает! Паршивая кошатина! — будь Милана собакой, прижала бы ушки. — Пусть не указывает мне, когда ходить в зверя! За собой следит и за своей компашкой, ав!

— А чем они виноваты?

— Подняли бунт против власти крыс, и в итоге огребли все, не только кошки!

— Крыс? — Полина чуть не налетела на мусорку. — Вы во власти крыс?

— «Вы»! — передразнила Милана, помогая выровнять велик. — Мы! Весь город во власти крыс и вся страна, и весь мир, я думаю! Крыс же очень много! И они могут управлять стаями. Под нами в трубах — полно их.

— Оборотней? — ужаснулась Полина, представляя жутких двухметровых чудовищ из самых нелепых россказней про метро. — Крыс-оборотней?

— И их тоже! — Милана переключила сцепление, чтобы не обгонять новую подругу. — Они с блокады город держат. А в Балясне и по стране — с революции ещё!

— Жуть какая! — оценила Полина. — И что, они охраняют мосты?

— Да, теперь запрещено ходить через них свободно всем оборотням, кроме крыс. Ну, то есть, нам, собакам, и кошкам. Только по субботам, и только с очерёдностью недель. Тупость! Кошки виноваты! — Она опять завелась.

— Ой. А другие оборотни есть? Кроме кошек, собак и крыс?

— Наверное! — Милана пожала плечами. — Но мы самые распространённые! Хорошо ещё, что у нас, собак, иерархии такой нет, как у крыс! Чуть-чуть только!

— Я думала, в волчьих стаях есть иерархия, — поделилась Полина очередными ненужными знаниями, вызвавшими смех.

— О-о-ой, ну ты даёшь! Волков вспомнила! Рыжуля, сравнивать нас с волками всё равно, что вас с обезьянами! Подумай своей головой — эволюция не стоит на месте! Где ты сейчас найдёшь живого волка? В зоопарке? А собак много! Вот и мы, — она остановилась и постучала себя по шлему: — э-во-лю-ци-о-ни-ро-ва-ли! Из первобытных шаманов-воинов, обретавших облик волка, у-у-у!

— Как интересно! — с восторгом ответила Полина.

Пока она ехала в гости, узнала от Миланы, что собаки-оборотни, оказывается, более древние, чем кошки. И впервые обращаться в волков начали ещё доисторические люди примерно тогда же, когда была выстроена первая переправа через реку. А то и раньше. Что там переправа — перекинул бревно — и готово! Так с викингами берсерки и расселились по странам. А потом начали одомашниваться, чтобы не палиться, и постепенно заняли наиболее подходящие породы.

— Нас, Овчаровых, при Союзе ещё создали! — вещала Милана на всю готическую парадную, заводя велосипед внутрь. Полина то и дело ахала тому, как у простого с внешнего вида дома может внутри скрываться такая красота. — Заводи, заводи байк, мы его одной цепью пристегнем! Так вот. Скрестили наших предков с малиновыми овчарками и вуаля! Папа, например, служит! На таможне полковником, по наркотикам спец! Мама геологом работает в Яхонтартели, слышала, небось? Это в Свири, золото ищут! Она полу-хаска! А я в полицейском колледже вот учусь, сейчас каникулы, я и треню. Дианка одна, глупая, в спорт пошла, а не в органы, ну так ей и надо! Меня вот затащить тоже пытается!

— Ух ты! А кошки?

— Эти, они с Дахрии, — Милана уничижительно покривилась. — Знаешь богиню Бастет? Вот! Жрицы использовали Нил, как переправу к кошачьей сути. И намешали всякой своенравной сволочи!

Бастовы! Так вот откуда эта фамилия! Полина догадалась, что и Овчаровы взялись не с потолка. Милана тем временем пригласила её в квартиру, где все стены оказались завешаны медалями и уставлены кубками.

— Филя, привет! — Овчарова приласкала бросившегося к ногам коротконогого рыжего корги. — Не-ет, не думай, он не мой парень! Питомец просто! Мальчик! — Милана расцеловала собаку.

Собака собак! Обалдеть!

— Я бы всех собак себе домой взяла! С ними хорошо!

— Да уж, на волков вы не тянете! — Полина чокнулась с ней бутылочкой холодного нефильтрованного пива, как никогда пришедшегося кстати после хорошей велосипедной прогулки!

— На грязных, ужасных, с блохами и глистами? Оу, спасибо, — та кокетливо поморгала глазками. — А также волки заразу всякую разносят! Мы — лучше!

Полина осмотрелась и кивнула, разглядывая череду фотографий на стенах. Везде были велосипеды с велосипедистами, бегуны, пловцы и флаг Родины, и угадывалась одна волевая фигура. На многих Дина стояла на пьедестале, маша цветами. Даже была замечена на фоне пяти сплетённых разноцветных колец!

Оливкиада.

— Сколько же у Дины наград! — восхитилась Полина. — Великий спортсмен.

— То, что ты трогаешь, это мой кубок, — обиделась Милана. — Ну да, Дианка крутая. Была. Если бы не травма! Меньше надо сталкиваться на дистанции!

— Ой, кто бы говорил! — напомнила Полина их знакомство.

— Я буду не хуже Дины, — гордо пообещала младшая Овчарова и пригубила пивко. — Мой любимый того же мнения! Хорошо, когда в тебя верят!

— Он у тебя тоже собачка?

— Не-ет! — протянула она, как нечто постыдное. — Бери выше.

Тут в коридоре заскрёбся и заскулил Филя. Ключ в двери провернулся, и в дом ввалилась сама Дина с продуктовыми сумками.

— Щеночка! Как ты тут? Дома?

Просунулась в комнату и опустила сумки на пол, обнаружив Полину.

— А ты какими судьбами здесь?

— Это моя подружка! — похвалилась Милана. — Полина талантливая музыкантка!

— Да знаю я её! Что она тут делает, к тебе вопрос? — Это прозвучало невежливо, но Полина понимала причину.

— Мы отдыхаем!

— С пивом? Не колышет, что у тебя скоро пробег? Я кому корма покупаю? — взбесилась Дина, потом глянула на Полину и добавила: — Нефиг пить! А ещё спортсменки, называется! Мила, ты, я надеюсь, языком не мела?

— Нет, Динась! — хитро вытянулась она.

— У тебя завтра ты помнишь что?

— Наша неделя! — Милана подмигнула Полине.

— Так что давайте, по домам! Ишь, спелись!

— Ты просто бука, сестра!

— Провожай гостью и начинай готовиться!

Полину почти взашей вытолкали из гостей, причём, за Диной раньше не водилось грубости. Но, наверное, так было надо. Отцепляя Полинин велик, Милана шепнула:

— Оставь свой контакт! Как-нибудь покатаемся! А то она завтра хочет меня к байку на поводок пристегнуть и гонять собакой, ав!

— Жёстко, — пожалела Полина Милану, вспомнив, как Дине был нужен этот чёртов поводок. — С вами здорово!

— Давай ещё увидимся!

— Давай!

Полина доехала до дома легко и ровно, несмотря на пиво в желудке. Её окружали чудеса. Она переезжала каждый мост с опаской и всё вглядывалась в тени у опор — вдруг кошка или крыса? Но день был пятничный, будний и ничем не примечательный.

Кроме вечера.

На просьбу побыть с ней в субботу Юра остался категоричен.

— Я не могу. Даже если и хочу, пойми, не могу я! Должен ехать.

— Давай я с тобой поеду! Возьми меня! За три минуты соберусь! — Полина загородила мужу выход, оперевшись на гардеробные стенки с одной и другой стороны от двери эдакой раскорякой. Юра подтянул на плечо увесистую сумку.

— Нет. Не проси.

Они непродолжительное время сверлили друг друга пытливыми взглядами, и злость закипала в груди у Полины.

— Раз так, я вольна завтра заняться тем, чем захочу! — Она освободила выход.

— И что это будет? — буркнул Юра исподлобья.

— Тебя не касается! — отбрила мужа Полина его же словами.

— Делай, что хочешь, только не покалечься! Это моя жизнь, Полундра! — бросил он в сердцах и покинул её.

— А это моя! — крикнула в лестничный пролёт Полина и звезданула дверь.

Дошла до кухни. Подпёрла подбородок руками. Субботы для оборотней. Субботы без Юры. Субботы, субботы!

Она чувствовала, что между этими фактами есть связь, но какая — предстояло выяснить.

13. Феликс

Полина мыла окна. Забеливала их из флакона со спреем, а потом оттирала бумажными полотенцами. На полу скопилась целая грязно-снежная гора.

Полина ненавидела мыть окна, но субботу ещё сильнее. И поэтому решила совместить ненавистное с ненавистным. Раз уж кроме этого заняться нечем.

— Ну и ладно. Ну и пожалуйста, — ворчала она на Юру, пока тот не слышал. — Мне восемнадцать. Захочу — разведусь. Как это говорится? Ты у меня молочный муж.

Вздохнула, испугавшись собственных слов. Бросила скомканное полотенце в кучу. Окинула тоскливым взором боксёрские перчатки, висящие на межкомнатной двери. Юрины джинсы, его ремень. Его запах и уверенный голос, казалось, до сих пор звенящий в углах.

Да как всё это сложно! Нельзя давать мужику на себе ездить!

— Я не твоя собственность, — сказала Полина перчаткам. — Так ничего у нас не получится. — Покрутила кольцо на пальце.

За каким-то чёртом она поменялась с Иринкой! Работала бы сейчас…

А ведь другие супруги, как слышала Полина из разговоров в столовке, путешествуют по выходным на море. В Суоми. Или в Псоглав. Или в хоть в Петерштадт! Погода, сволочь, стояла волшебная! А Полина тут. Один на один с недомытым окном. Обидно.

Она уже захотела расплакаться, как на мессенджер пришло сообщение:

«Привет, занята?»

Полина сразу не поняла, кто может ей писать, но открыв аватарку контакта, чуть с окна не улетела.

Длинноволосый красавец на рогатом байке очаровательно узил жёлтые глаза довольного жизнью зверя.

Феликс!

— Ой-ой, — Полина от греха спрыгнула с подоконника и села за стол, прихватив ладошкой скакнувшее сердце. — Ой-ой, он же кот.

Master_piper: привет! Чем могу помочь?

Феликс перезвонил и замурчал в трубку:

— Да это всё мой пиболд¹, никак чулком не полиняет. Уже вторую линьку подряд клочками. Что думаешь?

— Надо смотреть прогрев и влажность, — озвучила Полина азбуку террариумиста. — Если он сейчас в клочках, искупать в тёплой воде.

— М-м-м, не хочешь присоединиться? Шучу, — Феликс издал смешок. — А если серьёзно, после купания змея у меня день свободен. Составишь компанию на рыбалке? Прокачу с ветерком, прелесть.

— Ой, — Полина покосилась на окна. — Ну…

Она не рабыня! И не собственность!

— Можно. А куда поедем?

— На дамбу можем, или за Кронгоф.

— На мотоцикле?

— Естественно, прелесть! Откуда тебя забрать?

Полина подумала, что нехорошо, если кто-то из Юриных знакомых, или того хуже, Венедикт Карлович, увидит её на мотоцикле с Феликсом, и она предложила:

— Какое метро удобнее?

— Давай на Тёмной речке. И надень что-нибудь поплотнее шортиков. Будет свежо, даже очень!

Спустя час Полина топталась у метро Тёмная речка в облегающих, но плотных джинсах и толстовке. Обручальное кольцо пришлось снять и спрятать в карман подсумка — было совестно, но Полина решила, что так надёжнее. Она же на мотоцикле кататься едет? Вдруг, слетит, потеряется?

Менее неудобно.

Одиозный байкер на ослепительно-чёрном мотоцикле не заставил себя ждать. Парканулся перед Полиной, выставил ногу в рифлёном сапоге, эффектно вытряс из-под шлема блестящие, здоровые волосы, проказливо оскалился.

Обалдеть! У него висок оказался выбрит знаком молнии.

Полина не сдержала восторженный вздох. Феликс улыбнулся шире и подал ей второй шлем, который прихватил с собой — в форме кошачьей головы с маленькими ушками. Кисти у Бастова оказались сплошь забиты рисунками пауков с паутинами, и татуировки уходили дальше под куртку. Короткие ногти же блестели чёрным лаком с ниппонскими наклейками котят. На гладком боку мотоцикла красовалась эмблема «Кавасаки». Обалдеть два.

— Ой. Привет. — Полина чуть не забыла, как быть вежливой.

— Привет. Успел заскочить к стилисту. А тебе хорошо в штанишках! Только ящерки не хватает.— Он помог надеть шлем и достал прихваченные щитки на ноги.

— Позаботился про защиту?

— Я не катаю беззащитных прелестей.

— А… где же удочки? — Полина осмотрела байк.

— Сегодня они нам не понадобятся, — уверил Феликс, нагнав страха, но тут же объяснил: — Хочу показать тебе, как ловить руками.

— А так можно? — изумилась Полина.

— Долго ли, умеючи.

Он усадил её позади себя.

— Ты уже сидела на мотоцикле?

— Нет, — пискнула Полина правду в шлем.

— Тогда просто обхвати меня и наклоняйся туда же, куда и я. Держись крепко и ни за что не спрыгивай. Как бы ни хотелось. Готова?

— А куда мы…

Она не успела озвучить вопрос, как он понёс её по дороге! Полине, до того стеснявшейся вот так интимно держаться за чужого парня, стало страшно, и она вцепилась в Феликса, мигом забыв о неловкости. Под нею работал не мотор — бесновался чёрт, который при желании мог бы унести их в сотую от начала преисподнюю. А управлял им, если вспомнить, самый настоящий зверь… Она стиснула зубы.

Только не спрыгнуть, только не спрыгнуть!

А Феликс уже гнал мимо участка с ремонтом дороги, и они проехали так близко от работающей техники, что фырчавший экскаватор чуть не сдёрнул её с мотоцикла своей тяжеленной лапой. Полина вжалась в водителя, полная побуждения отстегнуться, и лишь боязнь, что от этого Феликс тоже упадёт с мотоцикла, удержала её на месте.

Потом они выехали на ровное шоссе за город, Феликс набрал больше скорости, ветер зажужжал в ушках шлема, а толстовка обтянула плечи. Полина глянула смелее и увидела, как они мчатся в потоке машин, не запертые кабиной, а с двух сторон убегают назад пролески и коттеджи.

Это было здорово, хоть и страшно. Полина помимо воли начала улыбаться и хихикать.

— Ты как там? — Она видела глаза Феликса в зеркале заднего вида — у того было нетонированное стекло на шлеме, и угукнула:

— Кайф!

— Я же знал, что тебе понравится! Твоя аура говорила об этом!

Её рыжие волосы выбивались из-под кошачьей головы и реяли за ними знаменем свободы. Феликс вписался в плавный поворот дороги, и Полина сместила корпус туда же, куда и он. Эта синхронизация была сродни музыке, тому, как они играли в унисон с Максом, только сейчас — языком тела, а первую скрипку исполнял смелый и резвый байкер!

— А что он ещё может? — пропищала Полина.

— Ты хочешь драйва? — удивился Феликс. — Тогда держись ещё крепче!

Он сделал что-то с рулём, Полина не разбиралась в мототрюках, но его чёрт вдруг взревел и встал на дыбы. Пришлось держаться за Феликса мёртвой хваткой, пока он вёл байк на одном заднем колесе. Полина уже не разбирала — кричит она или смеётся. Кураж бил по шарам адреналином. Вкус юности жёгся на языке. Феликс выровнял байк и ускорился.

— Понравилось?

— Ещё! — не помня себя, крикнула Полина. — Хочу ещё!

Они зарулили на дамбу. Впереди и с обеих сторон шоссе открылся ошеломляющий вид на море.

¹ — змея пегой морфы, очень красивая, местами обычного цвета, местами белая.

14. Рыбалка

— Есть куча способов поймать рыбу, и я хочу показать тебе самый древний! — провозгласил Феликс, пока Полина слезала с мотоцикла и расхаживалась у старого форта, заросшего вдоль берега острой болотной травой. — Называется нудлинг. Я часто рассказываю о нём в блоге… Ты же смотришь мой блог, разумеется?

— Прости, нет, — повинилась Полина. Феликс уязвлённо скривил тонкие, породистые губы.

— Ничего… Загляни как-нибудь, там интересно, мр. Так вот! Про рыбу. При должной сноровке она сама идёт в руки. У меня тут прикормленное место. Чуть подальше водятся сомы, но это слишком грязно и как-нибудь в другой раз. Нет желания сегодня лезть в говнище по яйца, ха-ха-ха.

Полина кивнула. Она хотела сказать, что и не настаивала на рыбалке да ещё руками, сам предложил, но побоялась обидеть Феликса.

Тот стянул мотокуртку, оставшись в чёрной футболке с ярким принтом, и начал раскладывать на берегу приманку — по виду кашу кашей. Для Полины это было сродни чудачеству, но и она с гобоем выглядела иной раз не лучше. Увлечения, они такие!

— Старые военно-мурские развалины, мр, — меж тем бормотал Феликс. — Что может быть лучше для обитания рыбы!

Оглянулся на Полину, и блики заливного солнца промелькнули в его шаловливых, опасных глазах. На секунду почудилось, что зрачки Феликса сузились в вертикальные чёрточки, но всего лишь так легли тени от травы.

— Наверху у зарослей можно поймать карася, а ниже живёт линь, но с ним нужно уметь договариваться.

— И как же ты договариваешься с линём? — улыбнулась Полина, любуясь бликами на большой воде, мерным шорохом осоки, тишиной и немного пластичной фигурой, колдовавшей на камнях.

— По-братски.

Феликс прицепил мешок с приманкой на ремень, надел высоченные болотные сапоги, похожие на ботфорты, и полез в заросли.

«Кот в сапогах!»

Сравнение показалось настолько удачным, что Полине стало смешно, хотя Феликс и в таком виде смотрелся магнетически. Худощавый и упругий, он замер в стойке над гладью воды, щедро рассыпал приманку. Глупые рыбины взрыли поверхность, и в том была их ошибка. Феликс сработал молниеносно. Подцепил рукой снизу — ощущение, что когтистой лапой, накрыл верхней рукой и вот — пойманный им большой карась отправился на берег в пакет.

— Ух ты! — изумлению Полины не было предела. Она, если честно, до этого мгновения не верила, что можно поймать рыбу без снасти. Феликс победно блеснул зубами и, подождав пока волнение успокоится, насыпал ещё приманки. Рыбины сбежались на корм. Не прошло и минуты, как другой карась оказался в ловком захвате.

— Похоже, я сегодня в ударе! Уж не из-за тебя ли и твоей волшебной ауры? — слышать это было приятно и боязно.

— А что такое с моей аурой? И как ты можешь её видеть?

— Я чуткий. — Феликс похвалился. — Мы с сестрой умеем читать людей. Ты потрясающая. Самая яркая и сильная. Я был в шоке, когда увидел тебя впервые. Ты влечёшь, как пламя очага, — он бросил в пакет новую рыбину, — хочется свернуться подле тебя клубочком. И за тобой хочется следовать. Быть рядом. Это очевидно чуткому.

— Оу, — Полина раскраснелась от его слов. — Никогда про себя такого не думала.

— Ты себя недооцениваешь, — Феликс поглядел на неё с непередаваемым теплом. — И, по ходу, тебя недооценивают.

— Это… Тоже видно?

— Увы, да. В этом наши биотоки совпадают.

— Биотоки? Ты о чём? — Полина подсела ближе к кромке воды. Феликс вытер нос тыльной стороной ладони.

— Невзаимность. От кого бы она ни шла. На тебе панцирь невыстраданной невзаимности, и ты укрываешь за ним трепетную душу. — Он занёс кисти над зарослями, прицелился и сомкнул руки на спине крупного карася, но тот вёртко выскользнул из сцепки и растворился в тинистой воде. — Эх. Упустил. — Феликс беззлобно улыбнулся.

— Невзаимность, — повторила Полина, чтобы получше запомнить.

— Когда ты хочешь быть с кем-то, но перед тобой закрывают дверь. Мне знакомо это чувство. Когда предаёт тот, к кому ты сильнее всего расположен. — Он задумался, вытерев руки о штаны и глядя в залив, но потом опомнился и добавил: — Это моя личная грустная история, и она больше не важна. Прелесть, если тебе несложно, подай ещё приманки?

Полина выполнила его просьбу и убедилась — это была перловая крупа с печеньем.

— А что ты сделаешь с рыбой?

— Съедим, — не раздумывая, отозвался Феликс. — Зажарим на костре. Тебе понравится.

Полина пригляделась к шуршащим в пакете карасям. Их стало жалко, но она понимала, что это не её добыча, а хищника.

— Только не говори, что ты плачешь, когда кормишь змей и ящериц.

— Нет, — согласилась Полина.

— Это природная еда. Естественная. Карася тут много, и он не убудет. — Феликс философствовал и набивал пакет рыбой. Полина завороженно глядела, как его ловкие пальцы буквально на секунду выбрасывают белые, загнутые когти, и потом снова становятся человеческими — с ниппонскими наклейками.

Невероятно. Феликс, наверное, не догадывался, что от её глаза это не укрывается, или просто не придавал значения своим метаморфозам.

— Нам же хватит на двоих? — Он вернулся, чвакая по жиже, и засунул острый нос в пакет.

— Хватит, — Полина сказала это больше для того, чтобы дать другим рыбинам шанс пожить подольше. Хотя, кто его знает, сколько ещё в заливе водится хищников?

А потом Феликс развёл костёр — несмотря на то, что на фортах это было запрещено — и потрошил карасей. Нашёл несколько толстых тростинок, распял рыбьи тушки и коптил их на огне, а Полина дивилась его умению и прекрасной, поистине прекрасной субботе.

«Не „Нора Ганса“, но тоже ничего», — оценила она, глядя на выброшенные в заросли рыбьи потроха.

— Готово. — возвестил меж тем Феликс. — Мягкая. Будешь пробовать шашлык?

— Давай.

Карась оказался сладким, хоть и костлявым. Полина объедала мясо и дула на горячие участки.

— Что скажешь, прелесть?

— Вкусно.

— Как поцелуй прекрасной рыжей барышни, мр, — Феликс многозначительно заморгал глазками, но Полина решила проигнорировать его подкат. — Ну хотя бы пообещай, что подпишешься на мой канал! — Прибавил он чуть обиженно и рассмеялся.

— Это сколько угодно.

Они сидели рядом и мешали прутиками угли. Рыбьи косточки валялись рядом на плитах старого форта. Неявный, приятный рокот доносился будто бы со всех сторон от Полины, отражаясь от замшелых камней. Она прислушалась, чтобы распознать природу этого негромкого звука, и поняла, что Феликс урчит от удовольствия.

Урчит, как кот!

Нет, он не скрывал своей сути. Но и не объявлял о ней во всеуслышание.

Как говорится, хочешь — гадай, кто рядом с тобой.

— О, смотри! — Феликс выдернул Полину из дум, похлопав по её плечу и указав пальцем на копошение в терновнике, пробившем кладку. — Крыса!

— Крыса? Где? — встрепенулась Полина. Зрачки Феликса хищно расширились. Он поводил ноздрями, принюхиваясь, и словно успокоился. Хмыкнул:

— Это местная крыса. Питается на свалке у доков.

— А… — Полина помнила разговор с Миланой, и ей стало интересно — вдруг та крыса тоже оборотень. — Она живёт в стае? Разве нет?

— Необязательно, — вздохнул Феликс и перетряхнул волосами, — у крыс сложное поведение.

Он подцепил рыбьих косточек с остатками мяса и кинул зверьку.

— Гораздо сложнее, чем у собак или кошек.

— Расскажешь? — Полина приготовила уши.

— А что рассказывать? Крысы мелкие, но хитрые и сплочённые. За своих могут пойти горой. Лавиной! Но, — он едко осклабился, — и жрут своих. Это странно, как у людей. Вы в целом схожи.

«Вы», — отметило сознание.

— Однажды ученые в запертое пространство клетки посадили разных крыс, — продолжил Феликс. — Много крыс. Они дрались всю ночь за превосходство. К утру некоторые были обнаружены распятыми на прутьях с содранной живьём кожей. Слабые крысы вошли в подчинение к более сильным. Средние по иерархии дрались уже за права сильных. А сильные, ставшие во главе, ничего не делали. Им приносили еду и защищали их от посягательств. Тех, кто бунтовал и проигрывал, свежевали заживо. И знаешь, что самое интересное?

— Что? — шепнула Полина.

— Как только из разных подобных стай собрали самых сильных и важных по иерархии особей, снова началась битва, и к исходу ночи иерархия восстановилась.

— И… Кого-то распяли на клетке без кожи? — в ужасе предположила Полина.

— Именно так, — мигнул Феликс, наслаждаясь произведённым на неё эффектом. — Крысы подчиняются законам стаи и старшим по рангу. А пробиться в старшие — это всегда риск остаться без кожи. У крыс есть свои воины, добытчики, разведчики… Они сильны количеством и дисциплиной.

— А как же эта крыса? — Полина видела, как зверёк схватил голову карася и с ней удрал в норку.

— Возможно, отшельник. Одна из сильных крыс, не пожелавшая стать альфой и не давшая себя убить. Такие уходят и живут сами по себе. Тоже неплохой вариант. — Феликс растянулся на камнях.

— Да, — согласилась Полина.

С Феликсом было хорошо, но город звал обратно. Под вечер они собрали пожитки, погрузились на мотоцикл и поехали в обратный путь. Полина обнимала Феликса, полная размышлений. Если поутру ей казалось, что она едет на романтическую прогулку, то теперь её душа была наполнена удивительными впечатлениями и знаниями.

Так вот как живут крысы… А те, которые правят Невгородом? Миром?

— Феликс, — позвала она в шлем. — А все крысы одинаковы?

— Абсолютно, прелесть, — бросил он назад, ведя байк.

Они простились у метро и пожали друг другу руки.

— Ты чудесная, — на прощание одарил её комплиментом Бастов. — Если тебе будет грустно, обещай не грустить и зови меня. Не могу допустить, чтобы такой огонёк затухал. И… — Он заложил перчатку за шлем, помедлив немного, — если захочешь большего, я всеми лапками за. Опять же, просто скажи. Я кот, и буду рад сделать тебе приятное.

— Сп-пасибо, — Полина готовилась к чему-то подобному, но порядочность непорядочного её смутила. Ей никогда не предлагали это так — в порядке обыденного.

А может одна Полина придавала любви слишком большое значение и всё на самом деле происходит с нею намного проще?

Феликс взревел мотором и умчал так же стремительно, как явился, а Полина в смятённых чувствах пошла в метро.

15. Кормовые объекты

«Вроде ничего плохого не сделала, а перед Юрой стыдно. Как так?»

Полина проснулась до приезда мужа и мучилась, бродя по дому.

«Мы с Феликсом всего лишь навсего проветрились и половили рыбу. Это не измена».

«И если ты захочешь большего, я всеми лапками за».

Ох.

Сердце так щемануло об рёбра, что Полина поняла — встретить Юрца она не в состоянии. Нужно немного прийти в себя.

Она по-скорому собралась и сбежала на работу в свой законный выходной. Благо, в магазине рептилий в восемь утра на месте уже сидел главный зоолог, человек он был понятливый, и всегда готовый завалить заданиями. Убраться у древесных лягушек, например. Чем Полина и занялась. Потом сменила воду черепахам, подчистила рептилий, а там и девчонки подтянулись. Иринка, как увидела Полину, тут же радостно заявила, что «она тогда на пляж». Полина не возражала. Подписала служебку и заступила на смену.

С Юрой видеться категорически не хотелось.

Тем днём они кормили змей. Полина раскидала голых мышат полозам и посадила питонам крысят. Некоторые хватали еду сразу, свиваясь вокруг неё пружинами, некоторые выжидали и раздумывали. Крысята сидели в террариумах, умываясь, и не чуяли своей скорой участи. Молодой питон высунул нос из домика и пробовал языком воздух перед крысёнком, а Полина, достав из морозилки пачку мышей, резала их напополам, чтобы накормить самых маленьких и упрямых змеек.

Телефон в сотый раз разорвался звонком — она не взяла трубку. Юра добивался ответа с утра, но Полина испытывала прилив жестокосердия — раз он с ней так, то и ей не должно быть совестно.

«Я могу тоже тебя не хотеть. Мучайся, думай, где я, с кем я. Почему не отвечаю. Как я мучаюсь».

Половина мышонка с пинцета отправилась в пасть белому маису¹. Полина пропихнула корм поглубже, чтобы змея не смогла его срыгнуть, и посадила рептилию в контейнер.

— Так вот ты где. Найти тебя труда не составило. Могла бы и не прятаться.

Полина обернулась на мужа, а это он незаметно подкрался со спины, и хладнокровно обтёрла пинцет от внутренностей салфеткой. В блюдце у неё лежали половинки мышат.

— Я занята.

— У тебя выходной.

— Мне решать.

— Обиделась, всё ясно. — Юра нервозно отвёл взгляд от змеи, проталкивающей дальше по телу пищевой комок. — Какая мерзость.

— Это моя работа.

— Скармливать беззащитных маленьких животных змеям?

— Скармливать питомцам кормовые объекты. — Полина, преисполнившись злости, подхватила другого полоза и принялась пихать в него половину мыши. Юра сморгнул, сглотнул и выругался в воротник куртки. Судя по всему, он сам был близок к срыгу.

— Как ты крысам в глаза смотришь? Ты не находишь их умными и достойными уважения наравне с другими тварями?

Полина скрипнула зубами. Моралист выискался!

— А что ж люди друг другу в глаза смотрят после того, какиспользуют? Это жизнь, Юрец! Она везде сволочная.

— Вот она, моя жена, тонкая натура, музыкант, — на секунду онемев от её плевка, пробормотал он с досадой. — Я для тебя такой же кормовой объект? Захочешь, скормишь гаду?

— Ты при чём? — Полина придержала полоза. — Не нравится обращение? Сам-то лучше ко мне относишься?

Юра ругнулся громче, и Полина расслышала нечто навроде «о, свалка изобильная!». Порой он бормотал нечто странное. Схватил со стола и покрутил, изучая, пустую коробку из-под корма.

— «Крыса опущенная», — грустно прочитал, коверкая, название.

— Опушённая, — еле успела поправить Полина, как Юра заметил террариум с питоном. И в этот самый миг змей решился на атаку. Вцепился в крысёнка, скрутил его кольцами и начал душить. Зверёк в агонии затряс лапками и успел тонко, протяжно пискнуть. Юрец что было силы саданул кулаком в стену над головой Полины.

— Scheisse!²

— Обалдел⁈ — Она придержала закачавшийся стол. — Забыл, где находишься?

— Das pisst mich an!³ — воскликнул Юра, умоляюще сверкая тёмными глазами. И прибавил спокойнее: — Поехали домой. Пожалуйста.

— Я на смене. И до девяти вечера я никуда отсюда не уйду, — твёрдо сообщила Полина, несмотря на то, что внутри у неё всё тряслось от страха наподобие этого придурошного стола.

Юра криво усмехнулся, цыкнул языком, вытерся ладонями, будто умывавшийся крысёнок, и опрометью бросился на выход. Столкнулся в дверях магазина с посетителем, обернулся и огрызнулся, выставив зубы. Пропищал машиной, завёл мотор и умчал.

Полина положила змею в контейнер. Искоса поглядела на замершую в соседнем зале коллегу. Отложила пинцет и удовлетворённо вздохнула.

Эту битву она выиграла.

¹ — маисовый полоз — популярная декоративная змея.

² — «Дерьмо!» (нем.)

³ — Меня это заебало!' (нем.)

16. Тревоги

Весь вечер воскресенья до поздноты муж проторчал у отца с братом, по крайней мере, так написал Полине. А когда завалился домой и занял свою сторону кровати, от него прилично несло алкоголем. Полина плотнее укуталась одеялом и вспомнила, что последний раз видела Юру подвыпившим на свадьбе, а прямо чтобы пьяным — в день знакомства. Допытываться, зачем он накидался, и тем более ругаться смысла не имело. Если это случилось из-за отлупа Полины — то Юрец поступил глупо. Если по другим причинам — то он бы всё равно не объяснился.

Юра ушёл на работу, пока Полина спала — он не стал будить её, даже лёгкого поцелуя не оставил — Полина привыкла чувствовать его прикосновения, пусть и через сон. Злился Юра на вчерашнее, или чувствовал позавчерашнее, Полине оставалось лишь гадать. Тем паче, что сегодня ей опять снилась муторная чертовщина, а когда утро спасло от кошмара, напоминанием о муже остались свежие сырники на плите и нарубленный фруктовый салат.

«Вернётся, поговорим, — подумала Полина, подчерпывая ложкой медовую заправку с корицей. — Наверное, стоит извиниться. Я вчера вела себя, как сука. Но и взрослому мужику быть настолько впечатлительным — странно. То есть, змеям есть мышей нельзя. А ему бить людям морды в зале вот — нормально!»

В середине дня написал Феликс.

KotNaKawasaki: Прелесть, ты сегодня на работе?

Master_piper: на выходном.

KotNaKawasaki: о, так я везунчик? Составишь компанию, хотел бы прошвырнуться в Виипури?

Полина однажды была в Виипури, и ей там очень понравилось. Настоящая западная готика, к которой она тяготела, огромная крепость на острове и чудесный скальный парк под сложно выговаривемым названием, переводившимся как «Моя отрада». Баернские кряжистые домики, чудесные веранды с плющом и петуниями, многовековая мостовая. Круглая башня, сравнимаемая с толстой женщиной, и настоящие ладьи северных завоевателей на причале.

А неподалёку, на побережье, в леске — аутентичная древняя островерхая кирха, горделиво выпрямленная на фоне закатного моря.

Это Юра её возил…

Master_piper: извини, сегодня не получится, дела.

Полина соврала, сама не зная, зачем. Ей бы хотелось поехать в Виипури, но всё происходящее между ней, Юрой и Феликсом смущало и кричало о том, что совершается нечто преступное.

Преступное в плане верности. С другой стороны — если подумать здраво — было ли ей что терять? Семья известного дирижёра и музыканта Андрея Дурова не бедствовала и без всяких Альбрандтов. Да и фамилию можно оставить. Это на худой конец. Полина никогда не видела себя птичкой в золотой клетке, хоть и мечтала порой, когда рыдала по Максу, о сильном парне рядом.

Сильном, любящем и отсутствующем. С таким приходилось самой быть сильной. А если так, то можно быть сильной и отдельно. Самостоятельно.

KotNaKawasaki прислал ответ: ничего страшного, прокачусь один! Удачи в делах, прелесть!

— Удача тут понадобится, — вздохнула Полина и, уныло ткнув чайник, потёрла лоб. Сон никак не забывался, и чёрт бы побрал их вчерашнюю перепалку с мужем в магазине! Это она нагнала нервяк, сто процентов.

Полине приснилось, как чёрный кот с белыми лапками нёс в зубах огромную серую крысу. Нёс Полине. Доносил, клал у ног и говорил голосом Феликса:

— Это твоя добыча, прелесть.

— Моя? — изумлялась та, брезгуя поднять трупик.

— Испокон веков вы, как и мы, охотитесь на них.

— Чиво?

— Но будь осторожна, берегись чумы, трубадур.

При этом предостережении Феликса мёртвая крыса одномоментно разложилась до скелета, облепленного белыми личинками и кишащего блохами, правая глазница её уставилась на Полину пустым Юриным взглядом.

Полина проснулась, задыхаясь, с открытым ртом. Во сне она кричала от страха, а наяву глухо сипела до боли в связках. Не чума напугала её, а то, что этой убитой крысой, возможно был Юра.

Мерзость!

Какая мерзость!

Ничего не хотелось после такого сна, кроме, как собрать рюкзак и уехать к родителям. Но это означало бы полное жизненное фиаско.

— Ну нет. Крысы, коты, собаки! Дурдом какой-то, я тоже с катушек еду, — бормотала Полина, пока пила чай. — Но я разберусь. Я докопаюсь до правды!

Юра, Юра. Кто ты на самом деле?

…«Они дрались всю ночь за превосходство, — вспомнились на беду рассказы Феликса. — К утру некоторые были обнаружены распятыми на прутьях с содранной живьём кожей».

…«Убили. Содрали кожу, — поднесла память другой кусок жути, пострашнее любого Хэллоуина. — Представь, каково было целовать его в гробу».

— Твою мать. — Полина представила, как возмутился бы её ругани папа, но лексикон соответствовал ситуации. — Враньё это или правда? Не может же быть, чтобы…

В Виипури в ту поездку с мужем они набрели на одно кафе, где, помимо прочего можно было купить деревянный медальон и, написав пожелание, повесить на местное дерево счастья. Юра сказал тогда, что его мечта сбылась и стоит рядом с ним, а Полина купила деревяшку и загадала:

«Чтобы тайное стало явным».

Загаданное имеет свойство сбываться, если верить. Вот только сбывается как-то… страшно.

С тяжёлым сердцем Полина собралась и поехала, но не на вокзал, а в спортклуб. Отзанималась у Дины, ничем не напомнившей о недавнем визите в их дом, а при выходе из раздевалки напоролась на Милану.

— О! — обрадовалась та и подскочила с обнимашками. — Ты-то мне и нужна!

— Что случилось? — Полина выпалила на взводе.

— Да ничего, я соскучилась! У тебя когда следующие выходные?

— Ам, четверг, пятница, — собралась Полина, вспомнив заодно, что Мила — очень экспрессивная собачка.

— Давай прокатимся по городу? У меня как раз в четверг лёгкий день!

— Давай! — Предложение было Полине в радость. Можно же разболтать Милану на ещё какие-нибудь оборотнические истории!

— Я так рада, уи-и-и! — Та запрыгала вокруг подруги и успокоилась только при виде Дины, притащившей дыхательную маску для тренировок.

— Я жду тебя в сайкл-студии¹.

— У-у-у, — заныла Милана. — Мучает меня! Вот гляди, позовёт любимый замуж, пойду не глядя! И наведу ей шороху!

— Ох, сто раз подумай, — дала совет Полина, отправляясь домой.

Чтобы умастить Юру, она запекла свиной окорок в травах. Ничего сложного при наличии мультиварки! Всего-то фольга и специи. К вечеру по дому поплыл божественный аромат, к которому Полина добавила оттенок жареной картошки. Муж должен был вернуться с часу на час, и она успела немного прибрать комнаты.

— Как бы там ни было, я хорошая жена, — сказала она себе в зеркале прежде, чем брызнуть на него стеклоочистителя.

Телефон маякнул сообщением. Полина подцепила его и увидела весточку от Юры.

Юрий Альбрандт: любимая, прости, но я сегодня не дома. Срочная командировка.

Полина косо глянула на мультиварку и сковороду. Набрала мужу, и в этот раз он ответил.

— И… И что? И надолго?

— Пока не знаю. — Юрец явно подбирал слова. — Я… Возможно, буду заезжать. На ночёвки. Полка, не злись. Слышишь? И не кляни меня. Я и сам не рад.

— Юр, да куда тебя отправляют-то? Это твой отец? Мне ему позвонить?

— Не стоит! — одёрнул муж. — Он занят тем же.

— А Борис?

— И… Борис.

— Гера с Эриком тоже⁈

Ответом было затяжное молчание.

— Юр⁈

Полина не имела понятия, как узнать от него больше. Погладила стол.

— Юр, у… тебя хотя бы всё хорошо?

Тяжкий вздох.

— Я бы сказал, под контролем. Пока что. И это уже неплохо, но сколько продлится — сказать не могу. Придётся потерпеть. Сдержать натиск.

— Да что у вас там творится, а⁈ — не выдержала Полина, в душе понимая, что опять заводит мелодию, которую никто не собирается слушать.

— Зомби-апокалипсис, — хмыкнул Юрец. — Натуральный. Не переживай. Никогда не было, и вот опять. Полянка, я тебя люблю. Ты просто не забывай об этом, а остальное у нас как-нибудь образуется.

— Когда мы увидимся? — потребовала ясности Полина. — Ты обещал сводить меня на репетицию Красных парусов!

— Сказал же, не знаю. Надеюсь, скоро. Отдыхай. Сходи сама, там красиво. Тебе понравится.

С этим напутствием он завершил разговор и отрубил мобильник.

¹ — зал с велотренажёрами.

17. Старое кладбище

За оба рабочих дня от мужа не было и весточки. Полина ходила сама не своя. На автомате вставала по будильнику, что-то стряпала, а то и обходилась хлопьями, ехала в магазин и там уже, среди животных, немного оклёмывалась. Перчик отвлекал, помогал пережить тоску и тревогу, и Полина почти не спускала его со спины.

Она могла сколько угодно убеждать себя, что не любит мужа, что ей на него плевать, и она вышла замуж ради того, чтобы забыть Макса, но чудовищная, щемящая пустота внутри изводила её, то раздуваясь до размеров паранойи, то наполняясь злостью. Телефон у Юры был отключен. И если насчёт суббот Полина имела хоть какую-то уверенность, что спустя сутки отсутствия он вернётся, то сейчас неопределенность убивала. Доводила до приступов дрожи и желания расплакаться с совком для просеивания песка в руках.

Такое с ней уже бывало, когда Полина периодически решала больше не писать Максу и продолжала параноить, отслеживая его появления «ВСети». Вышел, значит, жив и благополучен. Но на аккаунт с тремя улыбающимися Альбрандтами никто не заходил с понедельника. У Венедикта Карловича и Бори творилось то же самое.

Живы ли они? Если нет, Полине бы наверняка сообщили. Хотя, кто бы сообщил? Она ведь ни с кем из Юриных друзей особо не общалась. Эрик и Гера тоже пропали на два дня.

Полина плохо ела и плохо спала. Тягучие мысли одна страшнее другой давили на неё и бродили по кругу. И поделиться было совершенно не с кем. Тревожить Феликса — как-то совестно и неудобно, Милане излить душу тоже, хотя та и выглядела кладезем знаний по крысиному быту.

Да и дико это было! Оставалась же надежда, что Юра не причастен к оборотническому Невгороду? Может, он просто бандюк или маньяк, и в этом всё счастливое объяснение⁈ Внутренний голос твердил Полине: нет. Стольких совпадений не бывает, не нужно быть слишком умным, чтобы сложить два и два. Признать, что её муж с родичами кр… Кры… К-к…

Нет! Это ужасно!

Полина в тот самый момент расставляла на кассе заказных кормовых животных. Белый грызун с выпуклыми красными глазами пытался просунуть нос в дырку крышки пластикового контейнера.

Знал ли он, что через несколько часов будет съеден?

«Я бы сказал, всё под контролем. Пока что. И это уже неплохо, но сколько продлится — сказать не могу. Придётся потерпеть».

Полина била себя кулаками по вискам за слабохарактерность и терпела. Оба рабочих дня.

И потому, когда в четверг написала Милана, она с превеликой радостью схватила велик и погнала к подруге. Они договорились встретиться на Васильковом острове. Полина даже не переигрывала, когда обхватила Милу.

— Ого, ты рада меня видеть? — та и сама сияла пушистым облачком. — Погнали?

— Погнали!

И девчонки поехали по Васильку, перешучиваясь да радуясь встрече.

— Дина совсем озверела! — жаловалась Милана. — Заставляет меня таскать этот намордник, типа на выносливость и всё такое, бла-бла-бла! Но начнём с того, что он выглядит унизительно! И это произвол! Если бы мой парень видел меня в наморднике, Дине бы прилетело!

Ровные улицы Василькового даже назывались линиями. Они доехали до стрелки, где две розовые колонны будто втянули в себя куски кораблей, и была отлично видна золотая крепость. Полина вздохнула у спуска к воде. Совсем недавно они катались тут на яхте с Юрой и его семьёй. А где теперь Альбрандты?

Толстая крыса неожиданно шмыгнула от набережной в траву, пробежав чуть ли не между ног Полины, и та невольно взвизгнула.

— Смотри, куда несёшься, лысый хвост! — пригрозила ей кулаком Милана.

— Сколько же в городе крыс! — Полина потёрла плечи. С воды поддувало, хотя и солнце пекло нехило.

— Полно! — определила Мила. — В катакомбах тьма, в подземке тучи, в канализации и того больше! И это только наши, системные.

— Наши? А есть не наши?

— Конечно есть! Ты что, с луны упала? — Она недоуменно посмотрела на подругу, потом спохватилась: — А! Ты ж человек! Я всё забываю! Слушай! Наши крысы враждуют с другими. Из Балясны, из Псоглава, из Старгорода. У них целый альянс против нас. То жили мирно, более менее, а недавно рассорились. Крысиный король вольностей терпеть не будет, а наш альфик Эрфольг решил, что ему всё можно.

— Стой, стой, крысиный король? Что?

— Ха-ха, вот ты смешная, когда не понимаешь! — Милана потрепала Полину по косицам. — Это семёрка крысячьих альф. Они сплелись хвостами настолько плотно, что стали единым разумом. Раньше у них были имена, а теперь они зовут себя Наше Величество и говорят «мы».

— Они оборотни? — не выдержала Полина. — Тоже?

— Да, но сросшиеся хвосты больше не позволяют им выглядеть как люди — по сути это огромная семителая крыса. Они живут в Балясне. Кажется… — Милана почесала затылок, — одного из их семёрки точно звали Филипп Брискорн, и он правил Деверской стаей, а потом крысиный король подмял его, и он лишился личности. Это недавно было, в прошлом году.

— Какой ужас!

— Эрфольг держится, но он очень дерзкий. Королю это не нравится. У них грызня из-за провианта — Невгород обеспечивает их дешёвой рыбой с допотопных времён, плюс торговые корабли из порта. Король решил, что альянс может получить еду бесплатно, если поработит Эрфольга. Понимаешь?

— Ага, — Полина кивнула.

— И тогда всё. Для города это будет невыгодно.

— Обалдеть. Откуда ты всё это знаешь?

— Знаю. Я всё знаю! — Милана отвела глаза с самодовольной улыбкой. Полинино изумление явно льстило ей. — И наши вынуждены бороться с лазутчиками. Король пока не решился наступить в открытую, ведь Эрфольг может созвать свой альянс из тех, кто пока тоже не подчинён королю. Архонтьевские, например, или куда ближе — петерштадские. У севера тоже силы есть. Но стычки продолжаются. О! — тут подпрыгнула Милана, да так, что и Полина с нею. — Поехали, что тебе покажу! Самое стрёмное место в городе! У любого шерсть дыбом встанет!

— Может, не надо? — запротестовала та. — Мне уже стрёмно!

— Да не боись! Погнали!

Она шустро повертела педали куда-то вглубь Василька, и Полине пришлось последовать за ней. По улицам, на поворот, через светофоры, направо, налево, вдоль какой-то медленно текущей речушки к желтой низкой каменной стене.

— Вот, смотри! Та-дам. — Милана указала обеими руками на вывеску.

«Лютеранское кладбище». О, только не это.

Полина недолюбливала кладбища и всегда их сторонилась. Она верила в призраков, да ещё и Юрец умел запугивать. До того жарящее солнце внезапно ушло за тучи, набежавшие с моря, и стало прохладно. Девочки пристегнули велосипеды к парковке и проникли внутрь. По ощущениям — стало ещё холоднее, чем снаружи. Или это тени вековых деревьев давали такой эффект? Полина ухватила себя за плечи при виде рассеянных тут и там памятников. Милана только ухмылялась и вела по мощеной старым камнем дорожке дальше и дальше в царство смерти. Полина озиралась и жалась к подруге, от которой одной веяло живым теплом. Готика тёмного и белого мрамора, тем не менее, не могла не восторгать. Сочетание буйной зелени и чернеющих надгробий будоражило воображение. Так и казалось — ещё немного и где-нибудь на полянке начнут свой танец вилисы во главе с бедняжкой Жизелью. Внезапный шорох прервал мечты Полины, и она ухватила Милану за руку. Но это оказалась черепаховая упитанная кошка, спрыгнувшая с постамента и перебежавшая дорогу по своим кошачьим делам. Хорошо, не чёрная!

— Везёт Алиске, у-у-у, — проныла Милана. — Может обращаться, когда хочет!

— Она тоже? — шепнула Полина. — А ей почему разрешено?

— Потому, что она работает кошкой. Моим маме и папе тоже можно. Вот я и жду не дождусь, когда пойду работать нюхачом в полицию! Буду вилять хвостом направо и налево.

— Здорово, — согласилась Полина, выцепляя взглядом то грустного ангела с потухшим факелом, то колонну с урной наверху, то полуразрушенный склеп.

— А мы пришли! — Милана стояла у рядков однотипных камней с баернскими фамилиями.

— И что это? — Полина прочла некоторые имена. Бонштедт, Хессе, Локенберг, фон Шарнхорст… Вроде Гера — Шарнхорст?

— Чумное захоронение. Оно расположено отдельно от остальных. Тут лежат те, кто два века назад умер в эпидемию.

— Ого, — буркнула Полина и отступила на шаг.

— Вот тут под землёй страшное оружие. Представляешь, что может быть, если сюда доберётся кто не надо? Ладно бы это были люди, чума бы давно сдохла в земле. Но там крысы, и в их телах она может сохраняться долго.

— Крысы, умершие от чумы? — изумилась Полина. Странно, но до того она не думала, что крысы от чумы умирают, то, что переносят, это факт.

— А чему ты удивляешься? Смотри, дух! Дух, вон-вон! — Милана развернула опешившую Полину за плечо и тыкала пальцем в серый памятник.

— Да где? — Если бы та увидела духа, померла бы на месте.

— Эх, всё. Убежал, — с досадой сказала Мила. — Ну что ж ты! Зелёненький такой вился над могилой. А, ну да, ты ж человек, — вспомнила она и хлопнула себя по лбу.

— А оборотни видят духов?

— Могут, да, — для Милы это, судя по реакции, было привычным делом, как увидеть белку в лесу. — Ну ладно, пойдём отсюда, пока не выгнали!

Она утащила Полину с кладбища, оставив её разум там, и повела вдоль набережной речушки. Оказалось, что снаружи ограды и впрямь заметно теплее! И тучи начали уползать.

— Поехали в красивое место!

— Какое?

— Увидишь! Моё любимое!

18. У моря

Пока Полина и Милана гнали велики, речка расширялась. Вот её берега оделись в гранитные парапеты со ступенями вниз. Вот зашумел проспект, а дальше по руслу обнаружился парк, который они тоже оставили позади. Вот из-под дальнего моста забрезжило солнце, заливая светом пролёт, и девчонки выехали к насыпи с косыми бетонными плитами, за которыми простёрся залив.

Раскинувшееся впереди море, подпоясанное эстакадой диаметра, заставило Полину задержать дыхание. Красота была неимоверная, мозговыносящая. Море переливалось светом, точь-в-точь как в Пошново, куда Полина ездила в детстве, и ветер нёс те же запахи — засохших водорослей и прибоя. Впереди у слоёного неба высилась махина башни «ГосПара», и силуэты портовых кранов, будто вырезанные из чёрной бумаги, обрамляли собой залив.

Глядя на это, Полина готова была простить городу все свои мучения. Она согласилась бы отдать жизнь ради того, чтобы поселиться тут, но прелесть была в том, что она уже жила тут, и осознавала себя крохотной частичкой этой небывалой красоты.

Она жила у моря. Слёзы счастья навернулись на глаза, и всё прочее показалось неважным. Полина обожала Невгород. Милана рядом засопела и с придыханием протянула:

— Красота-а-а.

— Да, — не могла сказать иначе Полина.

Они какое-то время стояли на песке, любуясь мерцающими волнами, а потом Милана окликнула:

— А хочешь, поиграем во фризби? Я взяла!

— А я не умею! — призналась Полина.

— Ничего! Ты будешь бросать, а я ловить! Погоди-ка!

Прежде, чем Полина что-то возразила, её подруга сунула ей пластиковый диск, добежала до моста у устья речки, не сбрасывая одежды, и выскочила в три прыжка пушистой и весёлой остроухой собакой.

— Милана! — ахнула Полина. — Сегодня же не суббота!

— Ну! И что! — пролаяла Овчарова. — Я ж блатная! Никто! Не увидит! Бросай!

— Ох! — Полина решила с ней не спорить и метнула диск. Милана с восторженным лаем помчалась за ним, подпрыгнула и схватила зубами, дунула назад, взрывая когтями песок, и почти отдала Полине, да только вдруг развернулась, махнула хвостом и побежала от неё.

— Милан, мы так не договаривались! Отдавай!

— Ав! Ав!

— Милана! — Полина припустила за ней по песку, раскинула руки, чтобы поймать, но шустрая овчарка извернулась и не далась. Добежала до моста, плюнула диск на песок и села ждать, виляя хвостом.

— Ах ты плохая девочка, — смеясь, Полина погладила её по мягкой голове, подхватила фризби и метнула вдаль. Милана сорвалась с места.

Так они бегали за диском по городскому пляжу, как беззаботные дети. Полина трепала Милану и пыталась забрать у той из зубов игрушку. Мила ворчала, как самая натуральная овчарка, и тянула фризби на себя, чуть не роняя подругу коленями в песок. Они играли, хохоча и лая, а горожане ходили мимо, ни о чём не подозревая, и думали, что это просто рыжая девочка играет со своей собакой.

Набесившись всласть, Милана опять нырнула под мост и выплелась разрумяненной и смеющейся девушкой.

— О-о-ох, уморила! У меня бока болят! Ты как?

— Хорошо! — плюхнулась на нагретую бетонную плиту Полина. Милана присела рядом.

— Ты ж спортсменка! Что это ты устала?

— Да я смеяться устала!

Они любовались полуденным солнцем и загорали, а потом опять наплыла грозная туча с залива. Пришлось поспешить к метро.

Как же славно, что можно сесть на велосипед или метро и за несколько минут приехать к морю! Полина до сих пор не привыкла к этому чуду, да и ей думалось, никогда бы не привыкла.

Гроза настигла их, чуть не успевших добежать до станции «Морской». Ливень обрушился на город резко, словно на небесах включили тёплый душ. Вот он, прибрежный, внезапный и противоречивый климат!

Девчонки с велосипедами жались под галереей длинного здания, которых в этом районе настроили много, и ждали окончания непогоды.

— Грустно, — вздохнула Милана.

— Почему тебе грустно? — отозвалась Полина.

— Переживаю за любимого. Он у меня крыса и не последнего ранга. Я не говорила?

— Нет. — Полина напряглась, найдя её карие глаза, ставшие в момент задумчиво-печальными.

— Вот так и встречайся с гаммой-один. Почти всё можно, но сидишь, ждёшь в неведении, когда они там разберутся. Хоть и не низкоранговые, а все заварушки на них валятся.

— И как оно? С кры… К-к-к…

— Супер! Мой любимый самый нежный и заботливый. — Милана облокотилась на велик. — Дина рычит, а мне что делать? Я люблю и меня любят. Никто не любит так, как крысы, поверь мне.

— Понимаю, — пробормотала Полина.

— Я хочу за него замуж. Не потому, что он богатый и важный. А потому, что он лучший парень на свете, — разошлась Милана. — И я его сколько нужно буду ждать.

— Собачья верность. — Как ни старалась Полина убрать сарказм из голоса, у неё получилось плохо.

— Ты не веришь в нашу любовь? — тут же нахмурилась подруга.

— Я вообще в любовь не сильно верю. Наелась, было дело.

— А вот посмотри на нас и поверь! Она есть! — воскликнула упрямо Милана.

— Повезло тебе.

— Очень. И тебе обязательно повезёт!

— Спасибо.

Тут у Миланы зазвонил телефон и к несчастью Полины на экране высветилось имя контакта. Что за дурацкая привычка смотреть в чужие контакты, как её искоренить!

«Любимый Альбрандтечка».

На заставке улыбались три знакомых хитроглазых лица…

Что⁈

Полина аж поперхнулась осознанием. Как будто оркестр её жизни совершил генеральную паузу длиной тактов пять. Силой заставила себя пропихнуть воздух наружу.

— Альб-рандт? — Зажала рот ладонью, чтобы не брякнуть лишнего.

— Да-а, — Милана расплылась во влюблённой гримасе. — Такая красивая фамилия. Как он сам.

— А… Не сомневаюсь. — Полина словно лишилась тверди под ногами, а мокрый асфальт превратился в мерзкую топкую вату. А Юра всё названивал. Не Полине. Полину он игнорировал.

Ей, Милане! Вот оно.

Крысы снятся к предательству.

— Погоди, я отвечу. Ты что-то побледнела, холодно?

— Нет… Нет.

Милана махнула рукой и удалилась в конец галереи.

— Привет, привет! Ты как, крыся, я соскучилась!

Твою мать. Твою мать, твою мать.

Какая мерзость.

Показалось, что ей выгрызли не сердце. Всё внутренности. Всю душу выгрызли и выплюнули гнить на чумном кладбище! Полина стояла, как дура, и силилась сохранить лицо, пока Милана счастливо ворковала с её мужем.

Нет. Так нельзя. Максу было можно, до поры, до времени можно, а Юре — нельзя. Недопустимо. Полина стала умнее и злее, и второй раз в одну и ту же петлю влезать не собиралась.

Она ведь не любила Юру. Всеми силами не любила.

Полина решительно схватилась за ручки велосипеда и выкатила его в дождь. Оставаться рядом с любовницей мужа она не собиралась.

— Поля, ты куда? Льёт же!

— Я… Поеду, пожалуй. Мне домой надо.

Милана, едва оторвавшись ухом от трубки, повела плечами. Мол, хочешь — езжай, чудачка.

19. Как ты мог?

«Юра мне изменяет. Макс крутил мной, как хотел, а Юра — изменяет».

Полина захлёбывалась стонами, глядя на себя в зеркало — отвратительную, опухшую от ударов судьбы неудачницу, которая, как бы ни старалась, никогда не будет счастливой.

'Я взлетел так высоко и был так далеко, но в конце концов всё это неважно…¹

Все твои старания наладить жизнь — это просто репетиция очередного фиаско.

Замужем за крысой по образу и сути'.

Струя душа, как выстрел в расплывшееся гримасой боли лицо.

«Юрец, как ты мог⁈ Я же красивая… чем я хуже неё? Их всех?»

Рыдания накрыли новой волной — цунами. Полине было безразлично, снесла бы стихия хоть шпиль золотой крепости, хоть башню «ГосПара». Её терзала боль, которую, разве что, смогла бы заглушить гибель целого мира.

«Я убью Юру. И убью Макса. Никто не может поступать так со мной».

Прервав всхлипы, Полина задумалась, в каком хозмаге можно раздобыть крысиный яд, и сразу отменила это решение.

«Нет уж. Не настолько. Пусть живут. В своей грязи и лжи».

…«Ты для меня всегда будешь на особом месте, с кем бы я ни встречался. Не беспокойся, твоё место ни одна виолончелистка занять не в состоянии. Ты моя муза, моё вдохновение! Не опускайся до пошлости постели, это разочарует меня. Сияй».

Сияй, если получится. Не разочаровывай меня, пока я занят другими, верно, Максим?

…«Полянка, я тебя люблю. Ты просто не забывай об этом, а остальное у нас как-нибудь образуется».

Как-нибудь? Вот так? О, это сложно забыть, Юр.

— Твари, — шептала Полина в полотенце. — Лицемеры. Крысы! Сколько можно…

Кулаки сжались сами собой. До слепоты захотелось отомстить. Обоим. Сразу. Доказать, что она без них не останется одна!

«Репетиция Красных парусов? Думаете, я готова пропустить её, лечь и плакать по вам в четырёх стенах? О, нет! Дудки!»

— Нет, дудки, я пойду, — проскрипела сквозь зубы Полина. — Я пойду, и это будет самый замечательный вечер в моей жизни. Без вас! И оттого — лучший!

KotNaKawasaki: привет, что поделывает прелесть?

Полина замерла на всхлипе, не веря своим глазам. Но сообщение от Феликса висело на дрожавшем слезами экране наяву. Со смайликами сердечек и котиков. Полина вытерла напрочь забитый нос.

Как он понял, что ей плохо? Почувствовал, как кошки чуют хозяйское горе?

Master_piper: привет! А что?

Кот на Кавасаки затянул отправку сообщения. Полина догадалась, что он подбирал слова, чтобы не получить отказ. Но что бы Феликс сейчас ни написал ей, Полина уже согласилась.

KotNaKawasaki: тебе нравятся крыши?

Master_piper: да! Безумно люблю крыши.

KotNaKawasaki: есть предложение покурить в пятничной ночи кальян где-нибудь поближе к Теремному мосту и с высоты птичьего полёта полюбоваться на кораблик с красными тряпками. Ты как?

Master_piper: я за!

KotNaKawasaki: мур) я счастлив! Тогда я заберу тебя завтра в девять вечера где скажешь?

Master_piper: там же, у Тёмной!

KotNaKawasaki: договорились. Целую, прелесть!

Полина злорадно запыхтела. Добрела до спальни, упала плашмя на постель, подпрыгнув, как на батуте. Уставилась в синеватую диодную подсветку, заменявшую люстру. Сдула с глаз рыжую прядь. Посмотрела на свои сорок два вызова недоступного абонента. Ещё раз подумала. И заблокировала номер мужа нахрен.

«Пусть тебе собаки всякие звонят».

А потом и Милану с Диной.

«Общайтесь между собой, и будет вам счастье».

На душе стало если не легко, то хотя бы менее паршиво. Полина страшно утомилась плакать и потому смогла уснуть.

¹ — строчка из песни группы Linkin Park «In the end».

20. Красные паруса

Весь следующий день до вечера Полина провела как на иголках. То принималась прихорашиваться, то сбрасывала наряды и меняла образы. В платье и туфлях отправиться лазить по скользкой черепице крыши было опрометчиво, а в спортивках — слишком по-пацански. То Полине казалось, что юбка слишком короткая и откровенная, то — что штаны висят мешком и сплющивают ей фигуру. Всё было не так и не к лицу.

Дура дурой.

По правде говоря, Полину глодала так некстати взявшаяся совесть, и разум при каждом удобном случае шептал:

— Что ты делаешь? Зачем? Это аморально и низко!

Но она уже решилась.

Чтобы снять напряжение, Полина как следует погоняла по Гранитному острову на велике — в зал к Дине ехать желания не было. Вернулась. Подщипала брови. Подровняла и покрасила ногти в зелёный матовый, даже не слишком криво вышло. Убрала растительность там, где она смущала — с Юрцом Полина как-то расслабилась в этом плане, а вот перед Феликсом было бы неловко. Мало ли, как закончится выход? Чего ей бояться? Обращения в кошку? В крысу-то за подгода не обернулась, а они с Юрой далеко не всякий раз использовали кондомы…

В горле опять засвербило, глаза стали горячими. Воспоминание о ночах с мужем кольнуло обидой. Полина похлопала себя по щекам. Ну нет, нет, дудки! Нельзя плакать! Макияж испортится.

Юрца нужно проучить!

Ближе ко времени выхода она выглядела отлично. Летняя цветная рубашка с одним открытым плечом, обтягивающие джинсы, белые с красным кроссовки и ниспадающий каскад огненных волос. Жаркая, очаровательная, открытая и пронзительно юная. Настоящая принцесса.

Полина встретила Феликса, накрутив на запястье цепь от крохотной сумочки, в которой — на всякий случай — прятались презервативы.

Кот на Кавасаки вкопался перед ней колёсами, поднял стекло и присвистнул.

— Ох, какая крошка! Не замурзнешь? Экип тебе дать?

— Мы же не очень далеко едем? Хочу попробовать ветер на вкус! — Полина кокетливо выставила плечико и искоса поморгала хмельными глазами. Феликс мигом сузил и расширил зрачки, подмигнул и протянул шлем со щитками.

— Тогда прыгай назад.

Он понёс её по городу, как Сатана заблудшую душу в преисподнюю. Полина жалась к Бастову — свежесть езды на мотоцикле без кофты ощущалась особенно сильно. И тем сильнее и крепче казался торс кота, обтянутый мотокурткой. Феликс промчал набережной, повернул на мост, миновал Аресово поле и Рыцарский замок, охваченный точно пожаром лучами закатного солнца. Свернул на улочку и припарковался у одного из домов — не особо выделявшегося из ряда подобных.

— Мой друг Багир уже там и всё приготовил.

И на опасливый взгляд Полины прибавил:

— О, не беспокойся! Он оставит нас, как только мы появимся. У Багги живёт здесь бабуля на третьем этаже. Это издавна наше место.

— Ой, — обрадовалась Полина. — Ладно.

Багир оказался таким же желтоглазым, как Феликс, разве что морда, ой, простите, лицо, у него было заметно шире. В полутьме вечерней парадной коты смотрелись донельзя мистично, а их огромные глаза горели жёлтыми софитами. Багир приветственно стукнулся рукой с Феликсом — ладонью, затем тыльной стороной, как порой боксируют кошачьи, а после лбом. Кивнул Полине и провёл их внутрь по длинной и гулкой винтовой лестнице. Полина шла за котами, раскрыв рот. Готика невгородских парадных очаровывала её. Почти чёрные деревянные перила у лестницы отполировались за эпохи тысячей пальцев, а стойки, каждая, были выполнены в форме причудливых цветков. Окна оказались витражными — тоже в пёстром цветочном стиле, а над ними, на потолке красовались узорные лепнины.

Обалдеть! Город чудес.

— Идём, идём, — чтобы Полина не ротозейничала, Феликс взял её за руку, и та, не ожидав, ойкнула. Под ложечкой скрутило от возбуждения, кожа пошла мурашками.

Дурдом, Феликс же уже касался её ладони, помогая слезть с мотоцикла и протягивая рыбу на прутике. И… И вынимал сор из волос. Что это?

Кот глянул на неё с лукавинкой, и его охристые глаза замерцали светом желания. Полина сглотнула, но постаралась сделать вид, что ничего не поняла. Фел издал смешок и с тем — блаженное урчание, а его друг хмыкнул. В объёмистом, походном рюкзаке за спиной Багира что-то многообещающе звякало.

— Ты какой вкус любишь больше, — пристал Феликс, — шоколад, яблоко, малина, вишня?

— Яблоко! — выбрала Полина.

— Замётано. А я котовником побалуюсь. Багир, слышь?

— Да слышу, слышу. — Шедший впереди отозвался. — Для тебя специально припас.

— Багир один из лучших кальянщиков города и предоставил нам один из лучших своих кальянов, — похвалился другом Феликс и тот не стал возражать, лишь благодарно поклонился на ступеньке.

Выход на крышу оказался узким и низким, был великий шанс удариться о притолоку, и только благодаря осмотрительности Феликса Полина не посадила себе шишку.

Она выкарабкалась на скат и ахнула. Перед ней простерлась акватория реки со всеми любимыми мостами. Тройницкий оказался поднят, к набережной неспешно стекались люди.

— Это лучшая крыша для наблюдения за Стрелкой.

— Всё видно. — Полина очарованно обводила взглядом и проспект с другой стороны дома, и колонну с ангелом, кажущуюся игрушечной, и долгий-долгий июньский закат, где тень Земли падала в малиновое небо черничной глазурью. — Какая красота.

— Да. — Феликс примостился сзади, мягко промял пальцами затылок Полины. Та испуганно обернулась, а кот засмеялся и заурчал. Мечтательно уставился на шпили, такие же золотые, как его глаза. Теперь Полине стало хорошо понятно, откуда берётся урчание. Феликс, гревший её спину, вибрировал весь — приятный звук исходил из горла и прокатывался по его животу через диафрагму с тем, чтобы усилиться стократно.

— Интересный духовой инструмент, — со знанием дела заметила Полина.

— Древнейший, мр, — её обняли и повели на мягкие маты, устланные восточными покрывалами. И когда только успели разложить? А Багир заряжал кальян.

— Я приготовил суши, — похвалился Феликс. — Запечённые. Ты, как я понял, против рыбы ничего не имеешь?

Полина помотала головой, глядя, как из рюкзака парней, будто из волшебного мешочка, возникают угощения.

— Кальян нельзя курить натощак.

Полина вспомнила, как в Балясне курила кальян с Максом. Часто после концертов, когда от усталости и близости любимого кусок в горло не лез. И ничего, выжила. Уж больно хотелось показаться взрослой и привлекательной…

— Твоя аура сегодня мрачновата. — Фел подсел к ней, по прежнему урча, и давай наминать поочерёдно плечи, ну совсем по-кошачьи. — Плохой день? Обидел кто-то? Не затухай, огонёк.

— Да ерунда, — то ли вздохнула, то ли всхлипнула Полина.

— Попробуй лучше это. — Феликс разложил перед ней цветные кубики из риса и морепродуктов. — Я старался.

— Спасибо. Ты очень хороший.

Багир окликнул их:

— Я вам на вине забил, скажете потом, как вышло. Должно получиться вкусно. Фел, табак, если не хватит, в рюкзаке. Ну и мята тоже.

— Спасибо, дружище, сочтёмся. Кальян занесу.

Тот махнул на него рукой и попрощавшись, полез вниз. Полина осталась с Феликсом наедине. Сердце скакнуло от боязни предстоящего, но она подавила позыв сбежать. Переглянулась с котом и поддела кубик суши.

— Это очень вкусно.

— По рецепту сестры. Кстати, а на неё ты подписана?

— Я подпишусь, — пообещала с набитым ртом Полина.

— Сделай одолжение.

Как раз к тому моменту, как они расправились с едой, над колоннами Стрелки вдруг вспыхнули самые настоящие факелы.

— Ого!

— «ГосПар» — мечты сбываются, — прокомментировал Феликс, и они дружно засмеялись.

— Никогда не видела их горящими, — призналась Полина.

— Это только начало. Пора и нам зажигаться.

Фел подтащил кальян и уверенно раскурил его.

— И правда. Не обманул кот Багир. Хорошо вышло.

Полина попросила трубку. Приятный сладковатый дым с нотками яблока и лимона окутал её рот и вытек наружу забавной белой бородой.

— Вкусно.

На набережной, заполненной народом, заиграла музыка, мосты затанцевали мерцающими звёздами диодов, и детский голос начал декламировать:

— Я узнал, что у меня есть огромная семья. И тропинка, и лесок…

— В поле каждый колосок, — смеясь, негромко вторил Феликс, — речка, небо голубое. Это всё моё, родное. Это Родина моя! Всех люблю на свете я! Нормально они стих выбрали на детский праздник.

— Ох уж, да уж, — припомнила Полина фильм, в котором звучали эти строчки¹.

Неприметная шхуна со спущенными парусами, скромно стоявшая у крейсера-музея, вдруг пришла в движение. К изумлению Полины она вошла в акваторию, развернув багряные полотна на мачтах — красные паруса наполнились ветром, сделав корабль похожим на диковинную бабочку или летящую жар-птицу. Полина ахнула, глянула с открытым ртом на Феликса, чтобы убедиться, что он видит то же самое, но кот продолжал довольно улыбаться. Он уже к такому привык.

Чудесное судно в красках зари поплыло через поднятый мост, степенно дошло до Теремной пристани, постепенно облачаясь бортами в цвета флага Родины, погуляло там и отправилось назад.

— Репетиция чем хороша? — прокомментировал Феликс. — Они ещё раза три повторят.

— Ух ты! — восторгу Полины не было предела. — Почему в Балясненских школах такого праздника нет?

— Это Невик, детка, — разумеется, напомнили ей. — А ты разве плохо училась, и тебе не прислали приглашение в Хог… На паруса?

— Я больше налегала на гобой. — Полина вспомнила свои тройки по физике и истории.

— А я вот, представь, плавал.

— Плавал?

— Да. На нём. — Фел качнул головой в сторону набережной.

— Как это? — ахнула Полина. — На него же не сажают!

— В мой выпуск сажали. Особо отличившихся.

— Отличившихся?

— Детка, — приосанился Фел, пуская носом ручеёк дыма, — перед тобой создатель города будущего, призёр муровых юниорских проектов! А мой друг был многократным победителем всеродинских математических олимпиад. — В его голосе появилась перчинка тоски. Он обратил взор на кораблик. — Нас было пятеро неразлучных друзей. Двое умных и трое долбо… Кхм, извините мой фретцийский. Один выпуск. Сверстники. Мы с Маркушей получили приглашение на сам корабль, куда пускали или наибольших задротов, забивших на детство ради достижений, или таких спонтанных умников, как я. Что ж. Нам удалось протащить через охрану и пацанов. Все поплавали. Было море счастья. Казалось — впереди только благосклонность Бастет. Как же мы ошибались…

— Постой! — Полина поперхнулась яблочным вкусом. — Как это вы провели друзей через охрану?

— В капюшонах курток… Сказали, что это наши питомцы.

Феликс внезапно осознал, что сболтнул лишнего и потряс волосами, сбрасывая ностальгию.

— Извини. Несу бред. Меня накрыло. Забей.

— Фел, — Полина тронула его за футболку с черепами. — Всё в порядке. Я знаю, кто вы с Астой. И что есть другие.

— Вот как? Да ты прошаренная, крошка, — кот улыбнулся шире. — Я и не прячусь особо.

— Я заметила. А почему?

— Ну во-первых, мало кто способен поверить. А во-вторых: кому какое дело. Байки и реальность сильно отличаются. Серебро, смотри, у меня в языке, и я живой! — Феликс похвастался серёжкой в виде маленькой четырёхпалой лапки. Полина приняла затяжку на половину вдоха, притянула его к себе за затылок и выдула дым ему в рот.

— Мр! Да ты готова. Неужели, это предполагалось?

— Ты не против?

— Я всегда за.

¹ — по сюжету фильма «Брат-2» киллер Данила Багров читает этот советский стишок и расстреливает противников.

21. Прости

Его руки-лапки легли ей на ягодицы, тонкиегубы овладели губами, собирая с них помаду и сладкий дым. Волнение ударило по черепу, кровь прилила к щекам и низу. Язык обмыл серёжку и утонул в кошачьей глотке. Феликс издал мурчание, мягко прикусил Полину за нижнюю губу. Игриво потянул на себя.

— Эй, укус оборотня тоже миф? — Полина облизнулась.

— Если только ты не бешеная. А в тебе гуляют бесенята. И тогда я стану рыжим пламенем, мр, — прошептав это, Феликс настойчивее проник в рот Полины языком. Настолько глубокий и сильный поцелуй ей ещё никто не дарил. Полина прогладила выбритый висок Фела, подхватываясь, и оседлала его на мате.

— Ты всё-таки бешеная. Мне конец, — отшутился тот, поднимая руки, чтобы дать ей снять его футболку. Он оказался поджарым и сильным, и весь в картинках — хоть сиди да раскрашивай. Чёртики, паучки, черепа и, конечно, змеиный узор. — Ох, я завожусь, крошка! — Пока Полина водила пальцами по его коже, Феликс млел, а потом перехватил инициативу, бегло расстёгивая её рубашку. Упал в декольте, отпустил на свободу груди Полины, разомкнув замок лифчика, и принялся играть ими, прикусывая и нажимая так, что душа отлетала и возвращалась как на арвиниканских горках.

— Дай-ка свою спинку, прелесть. Поищу крылышки.

— Чиво?

Спина у Полины была с детства очень чувствительной. Даже в воду заходить купаться она могла только медленно-медленно. А тут…

Фел проскрёб ногтями по её лопаткам вдоль до поясницы, потом вернулся к шее, едва касаясь кожи подушечками пальцев, и Полина захлебнулась оргазмом. Она даже не поняла, как вскрикнула и увязла в абсолютно нереальном ощущении, а её низ воспламенился и начал самопроизвольно сокращаться.

— Ох, как ты завелась. Какая ты страстная! — Феликс продолжал восхитительно мучить Полину, настолько умело водя пальцами по нужным точкам её спины, что она теряла рассудок. На пару секунд. А потом приходила в себя и, дёргаясь, кричала в экстазе.

— О боже! О боже мой.

— Щ-щ-щ. Приготовься, это не самый яркий момент шоу.

— А?

Она не сообразила, когда успела остаться без трусиков. Фел со своим волшебным массажем перешёл со спины на бёдра и продолжил гладить их, хохоча над её удовольствием. Полина орала в мат, пока в её мозгу попкорном взрывались вселенные.

— О, господи. О, господи, что это? Фел…

— Я знал, что тебе так понравится.

— Ох…

— Детка, помоги-ка мне. Если не против. А то меня сейчас разорвёт.

Он так мастерски подсунул ей в руку свой разогретый орган, что Полина даже не подумала испугаться. Сама утопая в оргазме, начала стимулировать Феликса. Кот почти сразу облил её кулачок напористым семенем, как бывает, когда открываешь взболтанную бутылку газировки.

— Не хо… Тел… Кончить в… Трусы…

— Ты так завёлся?

— На тебя глядя кончит и пень!

— Сп-пасибо.

Феликс рассмеялся в голос, отдышиваясь, и тут же его живот поджало. Полина краем сознания смекнула, что вот это вряд ли оргазм. Кот закрыл рот ладонью, бормоча: «О, нет, только не сейчас!», ломанулся было к краю крыши, но не успел и вывалил прямо перед Полиной плотную колбаску из белой крысиной шерсти.

Полину будто саму шваркнули об асфальт с высоты десятиэтажного дома. Контраст волшебного мига до и чудовищного после, проскрежетал по нервам. Фел выдохнул, потряс пальцем, прося подождать, и уложил рядом с первой вторую такую же шерстяную отрыжку.

— Ух. Я всё уберу, не смотри, пожалуйста!

— Что это за нахрен? — Полина подтянула к себе покрывало, чуть не стошнив сама.

— Шерсть. Погадка. Всё нормально, крошка!

Белая крысиная шерсть. От тех замороженных крыс, которых она сама же ему и продавала!

…«Жрёт он их, что ли?» — пронеслось в памяти.

Ага, жрёт.

Твою мать.

Феликс вытер губы.

— Кажется, я испортил впечатление.

…«Я для тебя такой же кормовой объект? Захочешь, скормишь гаду?»

Юрины слова, как пророческие…

Твою мать. Твою мать.

Живот ещё сводило от наполнения удовольствием, а Полина сидела в ступоре и сама себе казалась грязной. Фел накрыл её спину вторым покрывалом.

— Я кот, кхе. Мы вынуждены есть грызунов, иначе здоровья не видать. А у вас они самые чистые. Кстати, отзыв тебе написал. Сера, биотин, такие дела. Для прикрытия змей и держим.

— Удо-добно, — оценила Полина.

— И не говори. Для тебя это, должно быть, дико, а для нас в порядке вещей. Извини. Понимаю, как это отвратительно смотрелось.

— Нич-чего. — Полина уставилась на его виноватые глаза. — Ты бы это… Паста есть от шерсти.

— Она противная, — поморщился Феликс. — Сестра ест, а меня сразу блевать тянет, как в рот возьму.

— А… — Полина притихла, заторможенно глядя, как Феликс салфеткой собирает свои «подарки». Идеальный кот. Всем бы такого. На машинке, наверняка, тоже строчить умеет…¹ Потом он присел к Полине, поправив кожу на не до конца опавшем члене. Вопросительно поглядел.

— Я могу рассчитывать на прощение?

Полина уткнулась в руки, покрутила головой по коленям и вздохнула:

— Ты замечательный, Фел. Ну и что, что кот и… Тошнишь шерстью. Но… Понимаешь. Я не свободна.

Феликс омрачился.

— Вот оно что. Он урод? Мучает тебя? Ты поэтому ходишь убитая? — Полина кисло ухмыльнулась.

— Да так… Неважно. Это ты меня прости.

— Я-то за что? Я просто кот, любой номур наберу из книжки, и меня позовут… Но, детка, мне не нравится, что ты страдаешь. Если он абьюзер, давай я ему проясню, что к чему?

Он вытянул руку и показал, как быстро его человечьи пальцы могут превратиться в когтистую чёрную с белым лапу.

— Не стоит. Я сама с ним поговорю.

— Да уж, если ты тут со мной, по моему, это достаточное основание для развода!

«Развода-развода-развода», — прокатилось по крыше. Полина поёжилась, впервые серьёзно проникнувшись этим страшным словом. К такому её жизнь не готовила. В восемнадцать лет нельзя разводиться после полугода брака с… Крысой.

— Фел, — откашлялась она. — Не умею я жить. Но я разберусь. Это я тебе, дура, вечер испортила. Прости меня ещё раз.

— О чём ты говоришь! Чудесный вечер! Одно то, как ты радовалась в моих руках это, — он приложил руки к груди, — бесценнее любого секса! Я такого ещё не переживал! А твоя аура была просто волшебной. Ты чудо, я повторюсь сто раз, ты чудо из чудес. Необязательно быть твоим парнем, чтобы хотеть тебя защитить от любого зла. Правда. Верь мне, мр.

— Можно тебя обнять? — робко спросила Полина и попала к нему в объятья — на сей раз тёплые и дружеские. Фел отлично умел держать себя в руках. Или лапках.

«Я не заслужила Феликса», — пришла мысль и успокоение, что всё-таки самое ужасное между ними не случилось. Или — случилось? Полина не понимала. И не понимала, какие последствия это понесёт.

А кораблик в зрелость, на который она не попала, нёс свои красные паруса к пристани, и опять над ней звучал стишок про «огромную семью».

Кажется, они долго сидели молча на этой крыше. А потом, когда у Полины нашлись силы жить дальше, Фел собрал пожитки и отвёз её до дома. Поцеловал в щёчку у парадной и, получив ответ, что всё хорошо и Полина ляжет спать, укатил.

Она поднялась в квартиру, сама себя не понимая. И ещё менее понятно было то, что случилось с ней на крыше.

Полина, оказывается, так мало знала о нормальном женском удовлетворении. Полгода жила в святой уверенности, что получает его сполна, а на деле…

Ох, Фел. Ничего-то она не знала.

При входе на кухню Полина втянула носом запах травяного чая.

Свежего. Юра любил сбор с лавандой. Юра был здесь, пока она была с Феликсом.

Полина включила свет и тут заметила на столе под ещё тёплой кружкой с недопитым чаем записку рукой мужа:

«До тебя не дозвониться. Тебя не дождаться. Пожалуйста, даже если не любишь и шляешься, давай знать, что с тобой всё в порядке. В этом городе может произойти всякое. Твой любящий муж».

Полину опять охватила ярость пополам с обидой. Она схватила бумажку, скомкала и отправила в мусорку.

— Любящий? За собой следи, крыса опущенная. Я тебе не нужна, ты мне не нужен. Не беспокойся. Я в надёжных лапах!

¹ — бесценное качество Кота Матроскина из мультфильма «Трое из Простоквашино».

22. Крысы

…Это был какой-то западный городишко, навроде Виипури. Вымощенные булыжником горбатые улочки. Скрип колёс и неубранный лошадиный навоз то там, то сям. Солома, торчащая из сараев аккурат рядом с двух-трёх этажными домиками, квохчущие куры и розы, свисающие с окон на глиняных кашпо. Острые крыши с флигелями в виде петухов и стрелок. Прошмыгнувшая между ног чёрная кошка. Запах гниющих фруктов, смешанный с цветочным.

Полина передвигала утомлённые долгой дорогой ноги и озиралась. Ей хотелось есть, а чтобы поесть, следовало найти работу. Но и своё мастерство нужно было предъявлять бургомистру аккуратно, таких, как она, повелось вздергивать или предавать огню. Может быть, поэтому её волосы и тронуты пламенем? Она надвинула лоскутную шляпу на глаза и поглубже спрятала в пыльных отрепьях дудочку. Пекло солнце, и инструмент мог растрескаться. Подходя к ратуше, Полина окинула взглядом знатока скопления мусора в ближнем переулке. Засекла копошение, писк и возню и поняла, что без работы здесь не останется.

…Опять приснилась муть. Каждый раз, как сдавали нервы, снилась муть и муть, и муть. Бургомистр, грязный средневековый город, непохожий на Невик. И свалки прямо на улицах. Реки нечистот и реки крысиных стай, бр-р-р.

«Неудивительно, что крысы расплодились в антисанитарии», — подумала Полина перед самым пробуждением и потом вспоминала это на работе.

«Твой любящий муж, твой любящий муж», — вертелась другая мысль из вчерашнего дня.

Сомнение не давало покоя. Можно было бы торжествовать, что месть мужу удалась на славу, но Полине стало ещё паршивее. Её мучала совесть вкупе с этим самым придурошным сомнением — а не ошиблась ли она?

Либо она совершенно не знала Юрца, ни чуточку, либо он не кривил душой, когда писал ей столь отчаянные строки.

Можно ли говорить человеку, что любишь его, и втайне спать с другими?

Полина знала, что да. Можно. Макс так и делал. Но вот стал бы Юра?

Ведь он вернулся и ждал её дома, пока она оскверняла крышу с Феликсом… И было чувство, что он именно ради неё и вырвался из своей — ну где он там разруливал крысиные тёрки? — помойки, норки…

Жесть. На душе скреблись Бастовы и выли Овчаровы.

Вдобавок к паршивому настроению из магазинного террариума сбежала змея. Красный маисовый полоз вылез через техническое отверстие в крышке и растворился среди стеллажей и полок. За день лазания с фонариками тварь обнаружить не удалось. После закрытия смены пришлось обклеивать магазин двусторонним скотчем и раскладывать ловушки в виде голышей на опилках.

— Ёбаная змея! Ёбаная змея! — пели девчонки, мастеря на полу квадратики из скотча. — Кто нам расскажет, кто покажет, где она, где она?¹

— Иринка, — осторожно спросила Полина сидевшую рядом подругу. — А у тебя оргазмы были?

— Конечно! — с уверенностью ответила та.

— Нет, а… Правда. Так, чтобы совсем оргазмы.

— Ой. Ну, такие, как в книжках пишут, наверное, нет, — призадумалась Иринка, клея скотч на кафель. — Но удовольствие точно было. Нет боли, а значит, есть удовольствие!

— Понятно, — вздохнула Полина.

После прощания с девочками у метро, она направила свой велосипед домой. Неспешно ехала вдоль Окружного канала, мимо парка с заветным мостом, и припоминала — чей сейчас черёд, кошек или собак? И почти не заметила, как за ней поехал графитно-серый «Мерседес», до того ожидавший в переулке. Полина завернула на перекрёстке — машина сделала то же самое. Поехала по Балясненскому проспекту — обернулась и увидела её в потоке. Спешно бросилась через ворота в ближний парк, прошуршала шинами по дорожке к маленькому озеру, остановилась, прислушиваясь.

И тут на неё со всех сторон — из кустов, с деревьев, из мусорных урн — бросились крысы. От испуга ли, и на самом деле, они показались Полине огромными — грязно-серые, с жёсткой шерстью и злыми чёрными глазками — крысы лязгали выступающими лезвиями оранжевых зубов. Полина закричала, пытаясь привлечь людское внимание, но внезапно обнаружила, что кроме неё и крыс вокруг никого. Цепкие руки ухватили её, зажали рот. Полина вскользь заметила парня, похожего на Юрца, со свирепым лицом, которое пересекали полосы шрамов, а потом её отправили под мышку и поволокли куда-то.

«Велосипед! — пронеслась мысль. — Велосипед сопрут!»

Её железный друг остался лежать на дорожке. Дальше Полину накрыли с затылка плотной тканью, вытащили из парка и усадили, как она догадалась, в тот самый «Мерседес», громыхнув всеми дверьми сразу. Подперли с обеих сторон. Машина взвыла моторами и понеслась.

— Arnold, bist du dir sicher, dass es das gleiche Mädchen ist? Sie ist sehr klein!²

— Halt die Fotze, Toha! Das ist Albrandts Frau, er beißt an den Köder, und du wirst es sehen!³

Полина поняла только то, что влипла, как ещё никогда в своей короткой жизни не влипала.

Куда её везли, до онемения сжимая плечи, она не ведала и боялась пискнуть. Ей казалось — если это крысы-оборотни, стоит начать возмущаться — перекусят горло. Тем временем машина ускорила бег, то и дело свистя шинами, а потом резко остановилась. Полину удержали от удара о переднее сиденье, но благодарности она не испытала, так как её тут же опять сунули под мышку и потащили на выход. Через край наброшенного покрывала она видела качающийся внизу грязный асфальт. Потом — открытый люк канализации из которого тянулись когтистые серые руки-лапы. Полина попыталась заверещать, но её сцапали, скрутили и уволокли вниз. В ноздри ударил тошнотворный запах нечистот. Вкупе со страхом и тряской он сделал своё подлое дело, и Полину замутило.

— Sсheisse! Она блюёт!

Её вытряхнули ногами вверх, пока она ощищала желудок, и понесли глубже и глубже в канализацию. То тут, то там в просветах покрывала мелькали ботинки на толстой подошве и отвратительные хвосты — толщиной со змей, голые, крысиные. Полина заходилась страхом и вертела в голове одну мысль:

«Доигралась. Это конец».

Её спустили плашмя на холодный и склизский бетон, она сорвала с головы ненавистное, душащее покрывало. Сорвала и пожалела. Крик застрял в глотке комком ужаса. Кругом неё под тусклым светом налобных фонарей, исходящим от похитителей, гадко скалились крысы. Дикие, потрёпанные, величиной с хорошую собаку. Полина начала пятиться и уползла в ноги к похитителю. Тот самый парень со шрамами, засветив лицо, приветливо улыбнулся и сказал ей:

— Извини, милая, ничего личного. У короля кое-какие вопросы к твоей стае.

Полина забыла, как выдохнуть.

«К твоей стае!» — Он знал, кто её муж. Ну да, странно, если бы не знал…

Чёртовы крысы как одна стали над ней смеяться, те, что были людьми в серых камуфляжных костюмах — грубыми голосами, а оставшиеся в зверином облике — пронзительно попискивая. Их злобные, хищные глазки и выпирающие резцы блестели в луче света. Полина сидела на камнях старого коллектора, и её не покидало чувство, что всё это не с ней, это один из её кошмаров, она сейчас проснётся, подивится сюжету и спокойно поедет на любимую работу…

— Dieses Arschloch Erfolg und sein gamma-Mitsingen sind selbst schuld an dem, was sie erwartet⁴.

Грубые реплики крыс заставляли поверить в реальность происходящего. Кислый привкус собственной рвоты стоял в носу. Полина почти уверилась, что сейчас умрёт. Но тут из почти беспросветных труб затхлого подземелья донеслись писки и возня, враги споро переглянулись между собой, и тот, который тащил Полину, взвизгнул:

— Verpissen!⁵

Масса крыс хлынула из зева трубы, перемешавшись с удирающими. Фонари синхронно погасли, и вокруг схлопнулась абсолютная подземная тьма. Полина вскрикнула, забилась не разбери в какой угол. Кругом неё во тьме кипела борьба. На секунду её шеи коснулся чужой мокрый нос, и она заверещала от ужаса. Следом рот ей опять зажала человеческая рука — интуитивно показавшаяся знакомой. Полина верещала в чью-то пятерню, пока её снова тащили по трубам, а позади дрались крысы — их писки и царапание скребли по нервам. Шумно дышащие беглецы прошлёпали по воде — Полине удалось услышать звук рокочущего потока, а потом её аккуратно посадили на решётку. Свет опять вспыхнул и заметался лучом по старым истресканным кладкам, добавив ясности. Полина зашлась истошным криком, обезумев от ужаса. Перед ней возникло перемазанное в крови лицо Юры с фонарём на обшарпанной каске. Отсветы так легли на него, что левый глаз глядел отчаянно и остро, а вместо правого зияла пустая глазница.

Через миг она поняла, что ей не привиделось.

У Юры не было глаза.

— Ruhe! Halt die…!⁶ Тише! Поль, успокойся! Это я. Ну всё, всё. Щ-щ-щ. — Муж выставил грязные перчатки, тоже со следами крови, и Полина, сильнее вжавшись в свод подземного канала, засучила ногами. — Это я. — Юрец нервно сглотнул, и пар из его рта вырвался в луче света. Он стоял выше колен в воде — в мелкой грязной реке, несущейся по трубам. — Всё в порядке. Со мной ты в безопасности.

— К-к-к… В п-п-п, — Полина протянула дрожавшую ладонь и наткнулась на тёплую, небритую щёку мужа. Залепила страшную половину его лица — Юра задрожал ресницами, прикрыв веко, а когда Полина убрала ладонь, по-прежнему глянул на неё одним понимающе-грустным глазом и прорехой пустой глазницы. Его увечье никуда не делось.

— Тебе! Скорую надо! — выдохнула Полина и зажмурилась, не в силах смотреть на этот ужас. — Юр, они тебя ранили! Твой гл… Г-г-г…

— Я цел. Всё хорошо. Я же юркий, — твёрдо возразил муж и привлёк её к себе, обнимая. Полину трясло крупной дрожью пока она стискивала ладонями обтянутые плотным камуфляжем лопатки Юры, мокрого, как, прости господи, мышь. — Испугалась, маленькая? Не бойся. Этой ране семь лет.

¹ — случай из жизни, а песня «Маленькая страна» Наташи Королёвой.

² — «Арнольд, ты уверен, что это та самая девчонка? Она слишком маленькая!» (нем.)

³ — «Заткни пасть, Тоха! Это жена Альбрандта, и он клюнет на приманку, вот увидишь!» (нем.)

⁴ — «Этот мудак Эрфольг со своим гаммой-подпевалой сами виноваты в том, что их ждёт». (нем.)

⁵ — «Съёбываем!» (нем.)

⁶ — «Тихо! Заткни…» (нем.)

23. Гамма-один

— Этой ране семь лет.

Юра сказал и сник, повесив голову. Потом опомнился, заозирался, заводил носом по подземелью и схватил Полину за руку. Та ойкнула. Привычная Юрина кисть покрылась буроватой шерстью в тон его волос, а вместо ногтей выступили острые светлые коготки.

Как есть крысиные.

И тут она заметила его хвост. Прямо из штанов, как продолжение позвоночника, голый, длинный, он дугой высился над речкой. Юра держал его силой, чтобы не намочить и немного помахивал вправо-влево.

Обалдеть.

— Пулька, давай, залезай на меня. Тут грязновато. И вот, — Юра отстегнул подбородочный ремень и нахлобучил ей на голову свою разогретую битвой потную каску. — Держи. Тебе нужнее.

— Юр, — еле выдавила Полина, тем не менее, послушно застегиваясь. Шлем сел на её маленькую голову, как грибная шляпка. — Юр.

— Потом. — Муж поводил выросшими у носа длинными усами, точно сделанными из капроновой лески. Они забавно зазолотились в свете фонарика. — Надо увести тебя из системы. Цепляйся и не бойся.

Полина, как ни тряслась, залезла ему на карачки, ухватилась покрепче руками и ногами — однажды он таким Макаром катал её на себе по берегу Невского залива. Юрец моментально преобразился. Полина и не думала, что её муж обладает такой ловкостью и прытью. Он ринулся с нею на спине в тоннель, чётко распознавая направление, пересёк его, завернул в нужный вход из трёх и помчал уже по нему. Водя усами по воздуху, прыгнул на лестницу, скрежетнул когтями по ржавому металлу, в два счёта вскарабкался на верхний уровень и миновал тот самый коллектор, к ужасу Полины усеянный распотрошёнными телами мёртвых крыс. Она пискнула от гадливости и уткнулась мужу в плечо.

А ещё бесился, что крысами змей кормят, а сам…

С одного и другого бока вдруг пристроились на галопе ещё две огромные крысы. Полина приметила в ушке у меньшей мерцающий огонёк бриллианта.

— Boretz, ErBie, renne schnell zu Vater, er braucht sicherlich Hilfe! Und findet Gerhard! Was ist mit dem achten Block?¹

— Akzeptiert! — ответил крысёнок Борькиным голосом. Более светлый крыс, бежавший по другую сторону, подмигнул Полине, как обычно приветствовал на боксе Эрик Бретцель. Или ей померещилось в темноте?

Юра нёс её не хуже велосипеда, только этот велосипед мог залезать на вертикальные каменные кладки и перепрыгивать через каналы, балансируя хвостом. В один момент стены коммуникации затряслись — мимо проехал поезд метро. Наконец, муж доставил Полину в относительно сухой уголок подземелья, где оказалось нечто вроде форпоста. Массивная дверь с хитрой кодировкой, которую Юрец отщёлкал по памяти, а за ней тёплая пустая казарма.

— Брата не было, не было отца, потому что все ушли на фронт³, — пасмурно проворчал Юра, ведя Полину по коридору. — Нора пустует, но это к лучшему. Хочешь помыться?

Полина, шедшая за ним и изо всех сил старавшаяся не наступить на хвост, блин, хвост! — отрицательно помотала каской. Они проходили двери, и двери, и двери без номеров и опознавательных знаков.

Как можно тут не путаться?

Юра же без поисков вставил ключ в нужную.

— Наша клеть.

Внутри оказалось довольно уютно. На стенах висели в ряд рабочие камуфляжки и даже костюмы химзащиты. Одна над другой разместились две кровати и у противоположной стены третья, пошире. Компьютерный стол, системник, ноутбук, полка с книгами. Борькины кроссовки у двери.

Фотография смеющейся в карельском снегу Полины у экрана компьютера и рядом в другой рамке — Борец с какой-то незнакомой совсем молоденькой чернявой девчонкой.

И никакой Миланы… На душе засвербило осознание, но Полина до конца не уверилась в ошибке. Получается, Милана врала? Напридумывала себе жениха? Или?

Юра вытянул из шкафа на раздвижной вешалке одинаково неброские вещи всех троих Альбрандтов.

— Пойдём, ополоснёмся. Я тебе свои запасные джинсы с футболкой дам.

Всё-таки, его глаз, а вернее, впадина, где он должен расти у нормального человека, смотрелся жутко! Полина невольно отвернулась, и Юра понял её жест.

Достал из кармана камуфляжки стеклянную полусферу с донельзя реалистичным зрачком посередине. Поднёс к зажжённой лампе — искусственный глаз сузил зрачок. Полина вылупилась на это чудо.

— Хороший протез. Отец денег не пожалел. Жаль, в системе не поносишь — грязь, если забьётся, потом такое воспаление вызывает, жесть. Ходишь, как Квазимодо, вздутый на промывания. Вот и приходится снимать и прятать.

Юра постоял, неловко покрутив глаз в пальцах, потом, видя, в каком шоке пребывает жена, решительно кивнул и прихватив какие-то вещи, отвёл её в душевую. Выдал гель, полотенце и заставил помыться. Занял соседнюю кабинку. Пока он раздевался, Полина всё искала в нём крысиные черты, хвост этот жуткий и прочее, но Юра уже окончательно очеловечился.

Привёл себя в порядок, вытер рыжие волосы жены и оставил полотенце у неё на плечах. Потом сбрызнул протез и пальцы жидкостью из флакона с полки, оттянул веко и легко вдел глаз на место. Потёр глазницу, поморгал и стал привычным Юрой с изредка безжизненным взглядом.

Полина спешно утонула в его джинсах и футболке.

— Я отвезу тебя домой. Там до тебя никто не доберётся.

— Юр, не надо…

— Надо. Гранитный, считай, цитадель. У меня там свои патрули низкоранговых. Поверь, я знаю, что говорю.

Спорить с ним совершенно не хотелось. Спустя пять минут «банка колы» выехала из подземного гаража — Полина с удивлением обнаружила, что это оказался район Пробела.

Они отмахали канализациями и подземными магистралями целый Невгород!

Юра ехал в потоке, внимательно следя за дорогой, и Полине вообще казалось чудом, что он способен маневрировать на шоссе. Она попробовала закрыть один глаз. Как это возможно — водить полуслепым? Всё же плоским кажется.

— Это… Крысы с тобой сделали? — робко подала голос она, перебирая пальцами складки футболки, похожей на парашют.

Юра поджал губы и, не отрываясь от зеркал, едва мигнул ей веками «нет».

— Как ты вообще машину водишь?

— Как? — криво усмехнулся муж. — Как трус, ты же знаешь. Всем уступаю, никого не обгоняю. Твой папа бы уже меня на светофоре сделал — врум-м-м — и в точку. Пока я тут в нерешительности топчусь. И уж точно меня сделал бы Кот на Кавасаки! Да, жена? — Он обратил на неё весело оскаленное лицо, но в выражении его читалось плохо скрытое отчаяние. Полина спрятала взгляд в колени. Ей стало ужасно стыдно.

— Можешь дальше молчать. Я всё про тебя знаю. Осведомителей у первопомётного гаммы-один достаточно.

— Ты сталкеришь меня⁈ — вскипела Полина. — Приставил прислужников?

— И очень правильно делаю! — отбрил её Юрец. — В городе полно опасностей… Эх ты, — посетовал он спустя перекрёсток. — Не могла выбрать кого другого? Почему Феликса? А, ну да, зачем я спрашиваю. Это же Фел! Феликс Бастов, великий блогер и богемная личность, супергерой, которому ни одна кошка не откажет!

Он потряс руками над рулём, показывая размер харизмы Бастова. Воспоминание о Феликсе и его порядочности вспыхнуло в Полине жгучей ревностью и протестом.

— Мы не спали! Я не смогла!

— А что ж так⁈ Полагаю, с ним бы ты получила больше кайфа, чем со мной, хотя куда уж больше, судя по тому в какое исступление я тебя ввожу! Чего тебе не хватило⁈ Новизны?

— Да как ты смеешь! — Жар накрыл тело удушающей волной.

— Я смею? Ты путаешься с другими, пока я сдерживаю атаки на город! И… Почему я должен доверять твоим словам?

— А что, твои осведомители всего не видели?

— Представь себе, котам в глотку лезть я никого не заставлю! Мне было достаточно знать, что ты пошла с ним! С ним! На форте, да, привет тебе от старого Ури и благодарность за рыбку, на моцике, на крыше, о-о-о! Романтично, scheisse! — Юра бил по рулю, пока они стояли в пробке у моста. — Я понимаю, что это я виноват, я молчал и скрывался, но, свалка изобильная, можно было поступить со мной как-то иначе?

— Иначе⁈ Иначе? — кричала Полина. — А со мной? Например, рассказать мне всё! Классно, что пришлось самой увидеть это!

— Рассказать, что я одноглазая крыса из грязной канализации⁈ И ты б дала такому? Ты бы за такого вышла?

— Я вышла за ложь!

— Я не лгал тебе ни в чём!

— И про то, что с Миланой мутишь не лгал, Альбрандтечка любимый? — выпалила Полина главное обвинение.

Юра вырулил на мост и захлопал на неё ресницами. Вид у него сделался огорошенный.

— Я вообще не против того, как ты меня сейчас назвала. Но я что-то не понял насчет мелкой собаки. Повтори ещё раз. Про Альбрандтечку тоже можно.

Полина открыла рот, чтобы брякнуть едкость, но передумала, вздохнула и сказала ровно, со всей суровостью:

— Ты изменяешь мне с Миланой Овчаровой. И мне осведомители не нужны! Она сама призналась.

Юра чуть не впечатался в идущий впереди «Крайслер». Бибикнул от неожиданности, отдышался и, включив аварийку, съехал к краю дороги. Вцепился в руль.

— Это она тебе наплела?

— Да! — Почуяв крупицы ясности и испугавшись того, что эта ясность превратится в удар, Полина заплакала и принялась нервно вытирать слёзы. Юра смерил её тяжёлым взором.

— Что конкретно она сбрехнула?

— Ничего… Что встречается с гаммой-один крысиной стаи… И ты у неё записан, как Альб…

— Так. — Юра вздохнул. — Я не могу с ней встречаться потому, что я не встречаюсь. У Борьки Эльза. Методом исключения — остаётся наш отец.

— Чиво⁈

Осознание превратилось в уверенность, как гроза в шаровую молнию. И эта молния со всей дури шарахнула по совести.

Боже. Какая дура. Как она могла не подумать, что Альбрандтов целых трое! И… Но… Но Милана же почти девчонка! А Венедикт Карлович почти старик.

— Папа стал скрытничать в последнее время, — признался муж. — Уматывает, не говоря куда. Ходит вдохновлённый. Ухаживать за собой начал, конфеты в коробках покупает. Звонки эти тайком, из сис-те-мы, святая плесень! Ну кто звонит из системы⁈ Всё ясно. — Юра закивал и потом тряхнул головой в противоположном направлении. — Вот старая шушара, блох тебе в усы, капкан на хвост! Мачеха-собака, verdammte Scheisse!⁴ Я ж её в коляске катал! Динка наверняка знала. — Он покосился здоровым глазом на притихшую, изредка всхлипывающую жену. — Ладно. Поехали.

Он доставил её домой и обречённо уселся на кухне, устремившись взором в залив — точно как сидел истуканом по воскресеньям. И теперь Полина понимала почему. Муж просто наслаждался тишиной и безопасностью после пережитых там, внизу, кошмаров. Она ткнула кнопку чайника, чтобы хоть как-то развеять паузу. Хотелось многое сказать Юре, но она не находила слов.

Его было жалко. И одновременно он злил. Всё шло наперекосяк и отдавало извне бедой, надвигающейся, как тучи с залива на город. Но тут затрезвонил его телефон.

Юрец подскочил, подобравшись, словно для боя, выслушал донесение на баернском, ответил что-то возбуждённо и упал на стул обратно. Потёр лоб.

— Аlles ist verdammt schlecht…⁵ Всё плохо. Я должен ехать назад. Они… Добрались до чумных захоронений.

— Юра!

Полина будто превратилась в этот вскрик. Схватила мужа за ладонь, но тот мягко вывернул запястье, прошуршав по сердцу отторжением и чувством вины.

— Они устроили провокацию, — продолжил глухое объяснение. — Напали в нескольких блоках системы сразу, пытались перегрызть провода складских холодильников и… тебя похитили.

— Кто? Король? Этот, как его — придурошный альянс?

— Да. А настоящей целью были могилы. И… У них в зубах чума. Отряд дельта-эпсилон не отбил кладбище без поддержки гамм.

Юра загнанно глянул на жену. Мимолётно у Полины опять возникло впечатление мертвенности в его облике, но она перевела взгляд с правого Юриного глаза на левый, и жуть рассеялась.

Надо же, оказывается, когда смотришь в глаза человеку, то выбираешь только один приглянувшийся глаз…

— Юр, — неуверенно попросила Полина. — Не езжай туда.

— Могильник нужно обезвредить, как минимум, закопать.

— Не надо, там опасно.

— Это мой долг перед стаей. Работа гамм. Держать город в безопасности.

Он поднялся, и Полина вскочила следом. В стремлении укрыть, сберечь, спасти обхватила его плечи, прижалась к груди.

— Нет! Нет, дудки. Не пущу. Не уедешь.

Юра не ответил ей взаимной лаской. Вскинул голову вверх, глядя на кухонную люстру. Стоял и ждал, когда она закончит с нежностями. Только сердце его колотилось напористо и отчаянно, набатом отдавая Полине в ухо.

— Я должен. Пусти. И сиди тут. Поняла?

— Юрка… Мне страшно.

— Я не брошу в беде семью и стаю. Я справлюсь. Хорошо? Просто — не глупи.

Муж молил взглядом отпустить его. И Полина поняла, что тот уедет в любом случае. Разомкнула замок из рук, отошла к мойке. Ухватилась за кухонное полотенце.

Юра протяжно вздохнул и, повторив один-единственный наказ «сиди тут», покинул её.

¹ — «Борец, ЭрБи, бегите к отцу, ему срочно нужна помощь! И найдите Герхарда! Что там с восьмым блоком?» (нем.)

² — «Принято!» (нем.)

³ — Юра перефразирует строчки из песни «Истерика» группы «Агата Кристи».

⁴ — «Твою мать!» (нем.)

⁵ — «Всё чертовски плохо». (нем.)

24. Дура

Полина сидела в четырёх стенах без связи и боялась. И велосипед потерялся, и телефон выпал из неё где-то в коммуникациях, пока вражеские крысы тащили вниз головой по тоннелям. Оставался только ноут и «ВСети», как единственное средство проникновения во внешний мир. Но и им Полина воспользовалась единожды — чтобы написать начальству, что она заболела и выйти сегодня не сможет.

Может быть, она и так скоро заболеет.

Все они заболеют.

Думать про чуму было страшно, аж сводило кишки. Это же смертельная зараза, на истории в школе рассказывали, как она выкашивала целые средневековые города.

А причиной её распространения были крысы.

Крысы. Откуда взялись такие, как Юра? Про кошек и собак Полине чуток поведала Милана, с которой теперь и помириться-то было совестно. Всё понятно, жрицы богини Бастет уподоблялись ей настолько, что обретали кошачьи облики. То же самое происходило в древние времена с перволюдьми, избравшими тотемом волка…

Но кто бы вздумал поклоняться крысам?

Полина не находила себе места. Слонялась из угла в угол, стояла у стен, прижавшись к прохладным обоям лбом и ладонями. Садилась в углу дивана, обхватив колени, и думала, думала…

Что она могла?

Как она могла?

К Юре она испытывала странное, сумбурное, запрещённое самой себе, то, на чём она поставила крест раз и навсегда — причём, понимала, что это в ней зародилось к нему раньше, до крысиной войны. Что, если разобраться, обида на мужа и его субботние исчезновения состояла на восемьдесят процентов из тревоги за него и страха потерять. Что сердце, вопреки воспламенению разума, верило в его любовь и порядочность. Просто на их отношения толстой, прилипчивой, разъедающей всё хорошее копотью наслоился Макс.

Юра не заслуживал мести. Он оказался «не таким». А Полина вот — «такой». Ему всё это время было трудно, и с каждым днём труднее.

Там. В системе.

И он ограждал Полину от этого зла. Как умел берёг её безмятежность. Скрыл свадьбу, не постил её фотографии… Чтобы не навлечь беду.

Тщетно.

Полина уронила лицо в руки и затряслась от страха.

Юру могут убить, содрать кожу, выпотрошить в грязном подземелье. Он может заразиться и погибнуть от чумы.

Испустить последний вздох с обидой на сердце. С мыслью о том, что его не любят. Что им воспользовались.

— Но я… — прошептала Полина под нос, слизывая слёзы с губ, — но я сама не готова… Любить больно. Я не хотела. Ты не заслужил такого. Меня «такую». Такую глупую! Совсем жить не умею… Дурёха! Дурова-дурёха!

Воспоминание о Феликсе и том неожиданном оргазме, подаренном им, вырвалось рыданием. Почему именно с ним, не с Юрой, было так чертовски приятно? Почему эта грязь и грех подарили ей столько покоя и понимания? Почему с ним, с котом на крыше, Полина наконец-то ощутила себя женщиной, которая не создана, чтобы ублажать своего мужчину, а поёт, как счастливая дудочка, в умелых мужских руках?

Несправедливо, низменно! Неправильно!

И ничего нельзя сделать! Ничем помочь!

Юра велел ждать дома, и Полина не хотела подвести его самовольством, совершить очередную ошибку, роковую на этот раз!

Чертовски захотелось покурить кальян. Но кальяна не было, и Полина села на окно, свесив ноги в воздух. Свежий ветер залива сушил слёзы, принося запахи водорослей, лучащееся золотыми перьями море стирало тревоги, наплывавшие бесконечной серой массой непогоды.

Что может сделать одна маленькая и слабая рыжая дура с целым альянсом крыс, грозящим любимому городу? Как после опрометчивости вернуть доверие того, кто действительно нужен? Без фамилии. Без достатка. Просто нужен, живым, пусть с одним глазом, пусть крысой, но…

Полина замерла на всхлипе и, не мигая, уставилась на горизонт.

«Это не любовь, — повторила она себе, как заговор от новой западни. — Нет, это не любовь».

«Ты путаешься с другими, пока я сдерживаю атаки на город!»

«Я понимаю, что это я виноват, я молчал и скрывался, но, свалка изобильная, можно было поступить со мной как-то иначе?»

«Пожалуйста, даже если не любишь и шляешься, давай знать, что с тобой всё в порядке. В этом городе может произойти всякое. Твой любящий муж».

Перед глазами как сейчас встала собственная радостная фотография на столе в гнетущем затхлом подземелье. Как маленький кусочек счастья для одного бесстрашного бойца невгородской стаи. Первопомётный гамма-один. Не напоказ, но в сердце.

«Никто не любит так, как крысы».

— Твою мать… — плакала Полина, обняв оконную раму, и в прямом смысле чувствовала, как разрывается сердце, а оттуда вытекает вместе с кровью новая огромная привязанность. — Дура-дура-дура! За что… За что…

Она не успела нагореваться вдоволь, как вдруг услышала неистовый, надсадный рёв приближающегося мотоцикла. Резвая, крупная тень и рифлёные подошвы мотобот мелькнули перед глазами. Бликнул на солнце, ослепив вспышкой ужаса, чёрный шлем, хваткие лапы сцапали Полину и сдёрнули с окна. Та и пискнуть не успела, как уже неслась на запредельной скорости вниз, считая бегущие под колёсами этажи. Ор утонул в вое ветра, пока она силилась осознать, каково это мчать наискось по вертикальной стене. У самых нижних этажей мотоцикл оторвался от бетона и, взмыв в воздух, жёстко приземлился на клумбу. Лёгкие ударились о вдох, пустой желудок — о глотку. Мотик пропахал жирную рытвину, раскидал грязь с маргаритками, взвизгнул шинами на повороте у шлагбаума и проехался чуть ли не боком под ним. Как Полине удалось удержаться в седле, она не понимала, понимала лишь, что орёт благушей. Углами зрения она видела, как за мотоциклом юркнули тени поменьше, одна бросилась под колёса, но байкер легко перескочил её и вывернул на шоссе из города.

Полина сидела спереди, чуть не на баке, вдавив пальцы в чужую мотокуртку, и задыхалась от пережитого, а Кот на Кавасаки задорно воскликнул:

— Мр-мяу! Это день твоего освобождения, крошка!

— Какого… Фел⁈ Что за нафиг ты устроил?

— Спасаю тебя от гнёта абьюзера!

— Как… Ты меня нашёл?

— Сам же отвозил в прошлый раз!

— И кто тебя надоумил, что меня надо спасать⁈ — накопив злость, глотая ветер и теряя домашнюю кофту, возопила Полина.

— Твой друг!

— Какой, нафиг, друг⁈

Но ему не пришлось отвечать. За следующим поворотом шоссе показалась крепкая девичья фигура на спортивном велосипеде — поза у неё была выжидающей. Увидев Феликса, она запрыгала, едва держа велик между ног и замахала руками. Фел подрулил, и Милана, путаясь в колёсах, стартанула обнимать Полину.

— Моя хорошая! Я та-а-ак перенервничала за тебя! Скажи, он тебя истязал? Что случилось? Почему ты не отвечала? Дина мне всё рассказала! Это ж надо было тебе выйти за одноглазого психа! Бедная моя!

— Ми… Ой! — Полина то и дело жмурилась от поцелуев собаки. — Мила… С чего он псих?

— Ну как это? Всем ж известно, кто в Балясне надерзил альянсу! Венечка сам ругался, что его первопомётный с головой не дружит! Ну и неудивительно после зубов-то Тессы!

— Эй, шкода, попридержи язык, — зло зашипел на Овчарову Феликс. — Тут Альбрандт прав. Они зарвались, и давно пора указать им на их место!

— Ага! У них сила! — залаяла Милана. — А у нас? Чумные могилы?

— Так, стоп! Вы что, сообщники? Что за Тесса? И вообще… Вам не стыдно? — Полина замахала руками на этих двух. — Вы меня сейчас похитили, да так, что я чуть не обосра… Мне муж велел дома сидеть!

Феликс многозначительно переглянулся с Миланой.

— Всё ясно, — заявил он. — У рыжей синдром заложника.

— Ага! Совсем крысюк её на коротком поводке держит!

— Я вас не спрашивала… — попыталась возразить и отругать их Полина, хоть и рада была увидеть.

— Я думаю, её надо везти к нам в Лесково, — заключил кот. — Пока чума не разразилась!

— Давай, я за вами следом. — Милана оседлала велик.

Полина вздохнула, уже сейчас понимая, какие последствия это похищение может сыграть в их отношениях с Юрой. Но она не могла сидеть дома и бояться, а кроме того, догадалась, что от этих двоих не отвяжется.

— Хорошо! Я согласна ехать с вами, но при условии, что вы мне всё выложите. Обо всём! Вообще обо всём! Ясно?

Незадачливые похитители переглянулись и кивнули. С этим обещанием Полина смиренно дала себя допохитить.

25. Кошкин дом

— Фел, вы точно мне добра желаете⁈ — выталкивая лезший в рот ветер, поинтересовалась на полном ходу Полина.

Феликс пересадил её назад и — да неужели! — выдал второй шлем.

— Я твой покорный слуга, прелесть! Не вздумай сомневаться в этом!

— Тогда зачем вы меня украли? Мотивы какие были?

— Потому что я никому не позволю держать мой лучик взаперти! — Фел стиснул перчаткой ручку Кавасаки, поддав газу.

— Муж-то мне точно добра желает!

— Этим они и прикрываются! Своими благими намурениями, мряу!

Полина взрычала от негодования, сама как оборотень, и прижалась к его плечу крепче. Не спрыгивать же?

Они неслись по загородной трассе, обгоняя автобусы, оставляя позади сосновые перелески, элитные посёлки и базы отдыха. Вдруг деревья раздвинулись, как кулисы, и мотоцикл вынесло на осаленный солнцем залив, полный чаек, рябых волн и раскиданных вдоль берега валунов. Полина замерла на вдохе, не в силах ахнуть. Юра ещё не возил её этой дорогой.

Море всегда являлось так внезапно и величественно, что к нему невозможно было привыкнуть. Как местное божество, настойчивое и обязательное. Оно будто проростало в жизнь города и сопровождало его во всех свершениях, будь то любовь или война, опера или симфонический концерт. Море, словно ударные инструменты, задавало ритм этому удивительному месту, и выписывало свою историю пеной на гранитных камнях — веками, веками…

Полина опомнилась. Замечтаться даже в момент похищения — ну кто бы ещё на такое сподобился!

Фел же свернул от залива на просёлочную дорогу вверх по пригорку и заехал за ворота частной территории. Домики здесь оказались лишь немного скромнее тех, что Полина видела на Гранитном острове. Маленькие крепости, обсаженные соснами, сиренью и плодовыми деревьями! А кое-где даже били фонтаны.

Роскошь, обалдеть!

Фел мягко зарулил к одной ограде и с брелока открыл её вместе с видом на симпатичный, будто бы пряничный двухэтажный особняк. Проехал по мостику через большой спаренный восьмёркой пруд, и Полина углядела в нём больших цветных карпов, которых они продавали в магазине. Другой берег прудаукрашали звёздочки кувшинок.

— Красивые, — подначила кота-рыбака Полина. — Этих ты не ловишь?

— Дороговато выйдет! Да и они у нас уже года четыре, привыкли!

Фел ссадил её у бережка и загнал мотоцикл в гараж. Подошёл, снял шлем. Рыбины, почуяв приближение хозяина, все, как одна, прибежали к берегу и принялись требовательно чавкать ртами.

— Но приманки я испытываю на них, — с долей лукавства признался Фел. — Травлю фаст фудом. — Он заглянул в пристройку к пруду, выдал Полине горсть кормовых шариков из яркого мешка и себе зачерпнул другую.

Сунул руку под воду. Усатые солидные карпы принялись есть подношение. Полина засмеялась. У них в магазине они тоже приплывали на корм, но были не такими большими!

— Угости их, — велел Феликс.

Полина послушалась и тут же запищала от щекотки — рыбины сильно обминали её пальцы жадными губёхами.

— Идём, покажу тебе питонов!

Это сигнал подействовал на Полину магнетически. Те самые знаменитые питоны!

Фел бесцеремонно поддел её под локоток и проводил в кошкин дом, как выяснилось, изнутри вовсе не маленький, а просторный и изумительно обставленный.

Картины с видами города и залива, панно с котами и рыбами, дахрийские статуэтки, рыболовные снасти, рок атрибутика, байкерские флаги, люстра, похожая на большой горизонтальный ветряк, а под потолком старые просоленные сети. Окна — частично витражные, как в той парадной с кальяном — сразу стало понятно, где Фел подсмотрел дизайн, и на стенах краской — следы радужных кошачьих лапок, словно бы кошки исходили тут всё пространство, вдоль и поперёк.

И кальян! На видном месте, у неразожженного камина — кальян. Полина сглотнула голодную слюну, глядя на него. Ей до смерти хотелось снять стресс привычным способом. Явившийся Фел понятливо хмыкнул за плечом и сказал:

— Вот мелкая доберётся на своих педальках, раскурим трубку мура. Прости, что у меня попроще Багировой, но тоже вполне годная. А пока — держи.

И водрузил на плечи Полины прохладного, гладкого, как лакированная сумка змея.

— Ух ты! — не ожидав, ахнула та, гладя мускулистого пегого питона, длиной метра полтора, не меньше. Змей лениво щупал языком воздух. — Какой… замечательный!

— Это мой Апоп. Пролинял окончательно! Ты была права насчёт влажности, я его и правда пересушил. Сестриных я не достаю, вчера кормили.

— Он прелесть. — Полина перехватила питона, любуясь его голубыми глазками, поцеловала покрытую ровной и новой, одна к одной, чешую хребта — до середины пёстрого, а дальше, к хвосту — белее мрамора. Что бы кто ни говорил, а змеи чудесны! Особенно такая.

— Это ты прелесть, — с теплотой поправил Феликс. — Значит, вот ты чья…

Питон мягко обвился вокруг руки Полины, ища опоры. Она помогла рептилии, подставив другую руку. Тем временем из-под дивана через всю гостиную шмыгнула огромная черепаховая кошка с перепуганными круглыми глазами, и Фел при виде неё зло зашипел. Кошка стартанула быстрее, пересекла комнату и отчаянно заскреблась когтями в закрытую дверь.

— Не порти мне дом! — гневно отругал её Феликс, дошёл, открыл и для ускорения отпустил кошке несильный пинок носком. Та мявкнула, летя в коридор — не от боли, но от унижения.

— Фел, ты опять обижаешь Тессу? — послышался откуда-то из глубин дома строгий окрик. Судя по голосу, там пряталась Аста Робуста.

— И мыслей не было, сестра! А ты бы посмотрела, какие у нас гости!

— Я медитирую на гвоздях! — ответила Аста. — Закончу, приду.

— Мр, гвоздеходец, — с тихой ехидцей наградил её званием брат.

— Тесса? Это была Тесса? — сообразила Полина. — Та кошка, я знаю про бунт, но…

Фел, до того смотревший с лаской, обрёл суровинку во взгляде и муркнул:

— Что ещё ты знаешь?

— Да толком ничего. — Полина почесала рыжую копну. — Мила сбрехнула…

Тут по дому разлетелся звук домофона, и Фел вздохнул:

— Стоит помянуть собаку, вот и она. — И брелоком пустил Милану с великом на участок. Пока Фел уносил Апопа обратно, Полина видела по камерам, как та заводит велосипед в гараж. И вскоре Мила обстучала кроссовками порог дома.

— Гав! Пока ехала, взмокла! Кстати, там дождить намерилось. Моя хорошая! — Она увидела Полину и снова побежала её обнимать.

— Кроссовки бы сняла в гостях, чухня ты полицейская!

— Заткнись, кот!

Полина сжала подругу в объятьях и чуть не расплакалась. Мила взяла её ладошки в свои.

— Ну рассказывай! Я слышала, тебя похитили!

— Да, вы, только что, — пошутила Полина и потом сразу повинилась. — Милка, я такое про тебя подумала! Самой стыдно. — Она перевела взгляд на Феликса и поздно сообразила, что при нём бы не стоило признаваться в своей глупости. Но глупость никуда не делась и снова сыграла над ней злую шутку.

— Что? — уже загорелась интересом Милана.

— Я… Перед всеми вами виновата, — сложила на запылённых домашних штанах руки Полина, подумав, что если уж признаваться, то совсем. С потрохами. — Я думала, что ты, Милана, спишь с моим мужем. И… Поэтому решила отомстить ему с тобой, Фел. А теперь, если вы на меня злитесь, и я вас понимаю, можете меня выгнать.

Оборотни в четыре глаза хлопали сперва на неё, потом друг на друга. А потом взяли и рассмеялись.

— Фу-у-у! — сморщилась Милана. — Ну ты жжёшь! Я и этот припадочный! Фу, просто фу! Нет, конечно!

— Эй, не называй его припадочным раз, — приструнил собаку кот. — А во-вторых — жаль, что мы не переспали, детка. Но и хорошо тоже, — он почесал бритый висок. — Не хотелось бы иметь проблемы со стаей!

— А чем он не припадочный? — растопырилась Милана. — Сам-то вспомни, как всё вышло! Это из-за него мы получили проблемы на весь город! Теперь ещё и угрозу эпидемии… Нам-то и вам, кошкам с собаками, без разницы, а вот людям, ей, — она махнула на Полину, — Венечке, и всем худо придётся! А Эрфольг не менее отбитый, он на мировую с королём не пойдёт! И под страхом мора не пойдёт!

— И правильно сделает! — брякнул в сердцах Фел.

— Так, так, стоп! — прервала их перебранку Полина. — Давайте по порядку! Я не до конца в теме! И да, меня похитили крысы прежде… Вас! Так что?

— Ну и другие шли за тобой, пока тебя похищали мы. Там, у вас на районе… Не припомню в нашей стае такие нашивки. — Феликс выстрелил когтями из пальцев и осмотрел их — острые, загнутые. — Хорошо! Обещали — расскажем!

— Но ты обещал и угощение! — щёлкнув пальцами, напомнила Милана.

— Канапе по-кошачьи и пиво сойдёт? — прищурился гостеприимно Фел.

— Тащи! — Милана упала за стол у расстеленных по полу овечьих шкур. — А ты, рыжуха, садись ко мне и больше никогда, слышала? — Мила поводила пальчиком перед своим посерьёзневшим круглым лицом. — Никогда про меня не думай плохого! Я с женатиками не сплю, а с твоим и подавно! Или ты считаешь меня плохой подругой?

— Ни за что больше не буду так считать! Я гадина! — Полина в шутку упала перед ней на колени. Мила прихватила её, борясь, и утащила на меховые шкуры.

— Я тебя прощаю!

26. Тесса

Канапешек оказалось аж три большие тарелки — и с красной рыбкой, и с плесневым сыром, и с оливками, и с салями! Полина смекнула, что к её похищению готовились со всей ответственностью. Особенно по части кормления после.

— Как же вкусно ты готовишь! Соус бомба! — восхитилась Милана, запихивая шпажку себе в рот и освобождая от деликатеса.

— Ребят. Ближе к делу. — Полина вернула их в должное русло пока ещё что-нибудь не стряслось и не помешало ей узнать необходимую информацию. — Вы-то почему дружите? Я слышала, как ты, Мила, цапалась с Астой!

— Это когда это ты успела поцапаться с моей сестрой, мр? — навострил уши Феликс. Собака же наоборот их почти прижала, настолько позволял человечий облик.

— Да… Так, — она стыдливо растянула рот, прикрывая розовевшие полосы на шее, — ерунда была.

— Опять мост не поделили?

— Ну… — замялась Милана, — чуть-чуть. — И ловко перевела разговор на них с Фелом, тыкая в кота ладонями. — Я на него подписана! Да и почему мне с ним не дружить? Кто ещё в этом городе может помочь в трудную минуту? Он же герой!

— Не такой и герой, мр, — засмущался Фел.

— Да? А кто рыбака по весне спас? Поля, он прям на лёд выехал на своём мотоцикле, прям по льдинам! Я видела ролик, чуть в собаку не превратилась! Льдины рушатся, брызги летят, а Фел перепрыгивает с одной на другую, хвать того деда и к берегу! Шуму было! Не помнишь?..

Полина с толикой стыда пожала плечами.

— Да она вообще не следит за моим блогом, — пожаловался Феликс. — Не подписалась даже до сих пор, хотя обещала, мряу!

— Я подпишусь! — отбилась Полина. — А… Моё похищение тоже туда войдёт?

— Ну, — напрягся Фел, — хочешь, не будем. Но неплохо же вышло, я камуру к шлему прикрепил… Просмотров наберём, красавица!

— Гнусный пиарщик, — обвинила его Милана.

— Язык слюнявый без костей! — не остался в долгу кот.

— А ещё когда случился бунт, он нарисовал несмываемой краской гигантский член на Тройницком мосту! Прям перед разведением выскочил, намалевал и умчал через расход пролёта на другую сторону реки! — выдала Милана.

— Это было не в бунт, а после, как протест против суббот!

— Всё равно геройство!

— Отстань!

Полина вспомнила историю, которую рассказал недавно на реке Юра, и поняла, какого байкера он имел в виду.

— Что за бунт? — настойчиво напомнила она.

— Ох, бунт, — оба потупились в разные углы, и кот, и собака. — Против единовластия крыс. Его отец с сестрой и Тереза Иштарова были зачинщиками. — Милана покосилась на Феликса. — Тайно выступили против власти Эрфольга, подговорив почти всех оборотней не крысиного происхождения в округе. Мой папа отказался и маму отговорил, повезло.

— Отец хотел устроить переворот и прибрать к лапам город. Создать вместо управления альянса и рангов республику оборотней. Навроде хиппи-общины. Вот кто с головой не дружит, так это он. — Фел скрестил когти на груди. — И Тесса. Но они поплатились за выступление. Изначально провальное! Я был против, тоже скажу. Держать город моему отцу было бы не по мозгам, он гордыня и ничего, кроме гордыни. Балясненский альянс подмял бы их управление через неделю. Но отец считал иначе. Чем им не нравился старый режим? По яйцам бил, что ли. Ну и поплатились они ими же. Раньше было классно. Был мур и красные паруса. Мы дружили и могли обращаться по согласованию с альфой, когда хотели. А вышло… — Феликс горько поморщился.

— Тереза, Гектор и Астарта Бастовы возглавили бунт! Единовременно наступили на Дегтярный и хотели свергнуть Эрфольга, — вступила с первой партией Милана. — Ему и бетам удалось утечь в систему, но и Тесса туда проникла. Она атаковала с кошками-крысоловами его бункер. Венечка говорил, Тесса метила в горло альфе.

— Но на его защиту встал совсем молодой, отважный гамма-три-крыс, которому эта сука успела прокусить глаз и череп прежде, чем её обездвижили другие гаммы.

Сказав, Фел с ненавистью выбросил шпажку от канапе в камин и поиграл челюстями. Полина сидела с открытым ртом и приметила, как черепаховая кошка с печальными светло-лимонными глазами устроилась у проёма двери, подслушивая свою же историю.

— Зачинщиков схватили всех, кроме Бастова. Ему удалось сбежать, и теперь он скитается где-то по миру. Фел, ты же был с отцом все эти месяцы с марта?

— И не скажу, где мы колесили, — прибавил кот.

— А Тессу и многих активистов кастрировали в животном облике.

— Как это⁈ — возопила Полина, охваченная ужасом.

— Очень просто. Ввели трансформурующий препарат, и когда они обратились в животных, лишили их гормонов. — Фел звучал глухо и жёстко. — Они навсегда утратили способность становиться людьми. Поделом им!

— Как страшно! — вырвалось у Полины помимо воли.

— Поделом, — зашипел Фел. — Тупая Тесса лишила меня друзей. И сделала изгоем.

— Лучше бы ты не водился с крысами всё детство, Фел! — Милана почти пролаяла это.

— Я не жалею о нашей дружбе. Я жалею о том, что они со мной так поступили. Я не был виноват и… Они же пощадили Асту. Я думал, что и меня простят.

— Благодаря заступничеству Венечки! — вставила словцо Милана.

— После того, как его жена покончила с собой, — добил Феликс. — Утопилась в реке, вроде.

— Нет! Любимый рассказывал! — замахала нервно лапами Милана. — Она не утопилась. Она повесилась на… Гав. Мосту, через который мы ходим в зверей. В качестве протеста. Жуть.

Полина сидела с канапе во рту и кусок дальше в горло не пропихивался.

— То была первая волна репрессий. — Фел почти шептал, пока Тесса присела на корточки у открытой двери. На миг там показался и другой кошачий глаз — более крупный и жёлтый. Астарта, показав половину печального лица, внимала брату. — Вторая оказалась мягче. Сестру в результате пожалели. Но режим ужесточился. И… Пошли они! Я не стал ему следовать.

— Как это?

— Он больше не обращался с ужесточения. — К собравшимся, звеня браслетами на щиколотках, в лёгком чёрном кимоно и с Тессой на руках вошла Аста. От её густых и прямых чёрных волос веяло сандалом и кедром, от облика — густым магнетизмом жрицы богини Бастет. Полина заметила, как подобралась Милана, но Аста сделала вид, что видеть не видит собаку.

— Мне и так по кайфу без вонючих драк за мост, — при сестре Феликс мигом принял более расслабленную позу. Вытянулся, став втрое длинее. Вылитый сытый, довольный жизнью хищник.

«Всё имеют скрытую боль внутри, — подумала Полина. — Все мы состоим из старой боли».

— Мне не нужно обращаться котом, чтобы быть им, — высокопарно продолжил Феликс. — Кроме того, у меня больше нет тех, кому бы это обращение пригодилось.

— Твоя привязанность к врагам неискоренима, — прозвучала Аста холодно, как перед прыжком охотницы. — Как и нелюбовь к сородичам.

— Вы отняли у меня близких по духу, — ощерился Феликс, глядя куда-то за плечо сестры.

— Они отняли у меня её, — со скорбью ответила Астарта, гладя прильнувшую к ней Тессу.

Фел зашипел, вскочил с места и хотел покинуть гостиную, но вспомнил о девочках и остановился у камина.

— Сейчас не время ссориться и вспоминать былое. Город в опасности, — окликнула его сестра и выпустила Тессу на шкуры. Та почти сразу подставила спину под руку Полины, прося ласки.

— Бедная, — шевельнула губами та. Несмотря ни на что, кошку было жалко. — А… А молодой крыс, который заступился за Эрфольга, он погиб?

— О, нет, их семье дали гамма-один ранг, — пояснил Феликс. Полина кивнула, задумалась и мгновенно отдернула руку от пятнистой Тессы. Та глянула с тоской, но внутри у Полины всё заметалось, когда до неё дошло, что речь шла о Юре.

О Юре. О её Юре.

О Юре без глаза.

«Этой ране семь лет».

— Это был мой муж⁈

От её вскрика Тесса шмыгнула под ближний диван, а сиблинги Бастовы дружно кивнули.

— О, боже. Боже. — Полина закрылась руками. — И… И поэтому вы враждуете.

— Мы в состоянии холодного мура, — поправила её Аста, сев на овчины напротив. — Крысы усилили контроль над городом. И особенно после того, как твой муж лично пообещал совету альянса грызню вместо складов с провиантом. Надеюсь, не дырки в голове поспособствовали таким заявлениям, и у невгородской стаи действительно есть, чем отбиться.

— Он дебил! Чем они отобьются⁈ — взрыкнула Милана. — Чем, если король теперь ещё и завладел чумой? Они ради жратвы зачистят город под ноль — крыс и людей убьёт зараза, нас — кастрирует альянс! Та-дам!

Коты затихли, Феликс побарабанил когтями по каминной полке.

— Бежать к отцу, пока выезды из города открыты, — подала решение Аста. — Брать мать, Тессу и сваливать.

— Я не побегу, — отозвался брат. — Это мой город. Я родился здесь, мать тоже работу не бросит. Я невгородский уличный кот! Невчане не бросают город в беде! Они умурают с ним. Ты же сама знаешь, как было в блокаду.

— И я не побегу! — стукнула кулаком об руку Милана. — Я служебная собака! Почти. У меня есть долг! И сестра. И папа с мамой! Они тоже не побегут!

— И что вы думаете делать? Драться с чумными крысами, идиоты? — Аста вытянула голые ступни — все в точках-вмятинах от гвоздей.

— Решение есть! — выпалила Милана. — Должно быть.

— О, да, есть, если только вдруг из ниоткуда явится пёстрый трубадур и уведёт вражескую шушару за собою в бурное Хелмурское озеро! — съязвил, театрально маша лапами, Феликс.

Полина очнулась от кошмарного оцепенения.

— Трубадур? Кто это?

— Ты что, не читала легенду о трубадуре? Ну ты тёмная! — опять взялась подкалывать подругу Милана.

— Без шуток! — прервала её Полина, чуя на душе волнение. — Расскажите!

— Как насчёт кальяна? — Феликс, не дожидаясь ответов девушек, принялся его готовить для оживления долгой и древней легенды.

27. Легенда

Полина приняла мундштук кальяна и вдохнула приторный шоколадный дым. Передала курево Милане. Та последовала примеру подруги и хотела было начать легенду, но её опередил Феликс. Дым вырвался из его ноздрей, подобно усам карпа или восточного дракона — они с сестрой курили из своей трубки.

— Однажды семьсот лет назад в баернском городе Гамельтоне, собравшем тем летом богатый урожай зерна, случилось нашествие крыс. Крысы орудовали повсюду — в амбарах и в лавках съестного, в кирхах и домах простых горожан. Крысы бегали по столам, оскверняли просвиры для причащения, грызли бумаги в ратуше у бургомистра и строили гнёзда почти на каждом чердаке или подвале. Бывало так, что крысы отгрызали носы и уши младенцам в люльках, а уж сколько еды перепортили — не счесть. Власти города хватались за головы, но ничего поделать не могли. Все приглашённые крысоловы сбивались с ног, а котов на то время было слишком мало, и стоили они слишком дорого. — Брат и сестра Бастовы многозначительно переглянулись. — И погряз бы город в крысиной возне, да явился как-то июньским днём к бургомистру пёстро одетый рыжий человек с дудкой на поясе и пообещал избавить Гамельтон от крыс за один-единственный день. Взамен же он потребовал от властей городка столько золота, сколько унесёт с собой.

«Он был очень утомлён и голоден, — внезапно вспомнила Полина свои странные сны. — Заслышав о беде города, он шёл в него издалека».

Но промолчала, только вобрала ещё глоток шоколадного дыма.

— Бургомистр и власти приняли предложение крысолова единогласно. И в тот же день пёстрый человек с рыжими волосами вышел на главную городскую площадь. Достав свою дудку, он начал играть, и полчища, тьмы и тьмы крыс стеклись к его ногам, очарованные колдовской музыкой. Трубадур повёл их прочь из Гамельтона и утопил всех до единой в Хелмурском озере неподалёку от города.

Жители были счастливы и благодарны умелому чарователю. Но жадный бургомистр решил не платить обещанного за работу, сочтя случившееся чудом, не имеющим отношения к трубадуру. И тот, разгневанный, ушёл, а спустя сутки вернулся на площадь, чтобы увести с собой всех городских детей. На звуки волшебной дудки те выбегали из домов, кто в чём был, и шли за музыкантом, пока их родители сидели в полном одурении. Сын бургомистра ушёл с ними. И больше их никто не видел. Никогда. Но напоследок трубадур пообещал вернуться и сыграть ещё раз. Спустя семьсот лет.

Феликс дико сверкнул глазами, сузив в полосы и расширив обратно кошачьи зрачки, а Аста испустила смех, вырвавшийся из неё со струйкой дыма.

— В церковных записях Гамельтона до сих пор хранится одна, сделанная рукой правнучки бургомистра, и гласит она следующее: «в этот же день ровно сто лет назад пропали все наши дети».

— А всего через пятьдесят лет на мур упала чума, каких никогда не было доселе и после, — продолжил нагонять жуть Фел. — Гибли целые города. Люди не успевали похоронить трупы и складывали из них стены. Сосед ходил к соседу в гости днём, вечером оба метались в горячке, а к утру отходили. Никто не знал, встретит ли свой новый рассвет. Потом эпидемия пронеслась и схлынула, как не бывало, но спустя сто лет вернулась с новой силой. И очаги её вспыхивали то в одной земле, то в другой… Пока люди не открыли антибиотики. Но наверное ни для кого не секрет, что многие инфекции обретают сопротивляемость лекарствам. Особенно те, которые хранятся в земле долгое время, выживая в мёртвых телах.

— До Гамельтонских событий чума косила почти одних только крыс, — вторила голосу брата Астарта. — Чума следовала за крысами в Дахрии и Хинди, в Темире, на кораблях переплыла в Эллинию и Истландию и погуливала по западу. Но потом случилось нечто, что объединило людей и крыс. И этим фактором стал дудочник.

— О чём ты говоришь? — не выдержала Полина. История трубадура невероятно увлекла её.

— Она говорит о том, что бродячий музыкант был колдуном, заклинателем тварей. И он увёл баернских детей не просто на погибель. — Феликс опять поиграл зрачками. — Он превратил их в крыс. Каждого ребёнка. И отпустил скитаться. Говорят также, что Гамельтон был не единственным городишком, власти которого предпочли обмануть трубадура. Крысы, как ты знаешь, имеют склонность объединяться и плодиться. Несчастные дети со временем создали свою иерархию, ранги, кланы, общины и альянсы. Они обрели власть и могущество, оставаясь по сути крысами в человеческих телах. То, что ты видишь сейчас — результат многовековой борьбы за выживание.

— И моя фамилия! Баернская… — сложила два плюс два Полина, содрогаясь внутренне. — Как и у Эрфольга. И Геры. И Эрика… Значит, они потомки тех заколдованных трубадуром детей.

— Это факт, — прибито поддакнула Мила. — Наши цари любили привлекать в страну баернцев, вот и понатащило с запада шушары. И та чума пошла от них.

— Потому она и страшна, — добавила Аста, гладя Тессу. — Альянс богат на средства. Не сомневаюсь, что они уже работали в области биологического оружия, и осталось всего-навсего дополнить его новыми штаммами, чтобы…

«Будь осторожна, берегись чумы, трубадур-дур-дур!»— голосом Феликса прозвучал пророческий сон. Полина рукавом смахнула со лба липкий пот. Ей многое стало ясным. И пугающим.

Рыжий и в пёстрой одежде. Как любили одеваться они с папой.

А что, если?..

Додумать ей не дал возглас Феликса, подскочившего к камере слежки за домом:

— А вот и легки на помине! Надо же, как, оказывается, просто вызвать его на разговор.

Милана зарычала, Тесса спрыгнула с рук Асты и удрала. Полина взволновалась, догадавшись, что по её душу мог явиться только муж, и следом в дверь постучали. Минуя домофон.

Разумеется, крысы могли пролезть в любые щели.

— Не сомневаюсь, наш дом в окружении, — хладнокровно поделилась Аста и выпустила облачко дыма. — Открой, Фел, лучше будет.

Кот, шипя и крадучись, дошёл до двери, провернул замок и столкнулся лицом к лицу с мокрым и злым Юрой. Сузил хитрые щёлки глаз. Юра одарил его ненавидящим взором.

— Ну здорово. Сколько лет, сколько зим.

— Я пришёл забрать жену, — без обиняков возвестил тот, не сводя с кота прицела тёмного зрачка.

— Войди сам, Юри. Мой дом — твой дом, — поманил Феликс, и притихшая на овчинах Полина различила мягкую просьбу в тембре его голоса.

— Не собираюсь ступать в дом врага. Кстати, не советую сопротивляться, Бастов. Гаммы-дельты все здесь и рассредоточены по твоей территории.

— Я потомственный крысолов, Альбрандт. Моя сестра тоже. Не думай, что напугаешь нас. — Теперь Феликс заговорил серьёзно. — А Полина — ей одной решать, с кем ей лучше.

— Что ты несёшь⁈ — Юра клацнул на него острыми жёлтыми зубами, выкинув вперёд морду, Феликс ответил шипением, и в этот миг Полина сорвалась с места и встряла между ними. Её ладони оказались на груди у обоих, и она расталкивала их.

— Нет! Стойте. Хватит! Юра…

— Ты защищаешь его! Славно, жена! — Муж дрожал от ярости, и из груди кота тоже неслось упреждающее клокотание.

— Юрец, Юр, — Полина пыталась вразумить его, гладя по шее и лицу. — Юрочка, не надо.

— Ты помыкаешь ею, как игрушкой, — обвинил Фел. — Для тебя все, кто не твои крысы — игрушки.

— Что ты несёшь, — повторил Юра сквозь зубы, отталкивая Полину за спину. — Ты… Чуть не трахнул её!

— И трахнул бы, что тогда? — Феликса уже тянула в дом сестра. — Я бы трахнул кого угодно только ради того, чтобы ты соизволил припереться сюда и взглянуть мне в глаза, Альбрандт! Спустя семь лет отчуждения! Неужели наше детство ничего для тебя больше не значит? А для Эрика? Для Герхарда и Марка?

— Ты участвовал в покушении на Эрфольга, предатель!

— Это неправда! Я ничего не знал! И… Юри, мне плевать на Тессу! Мне было на неё плевать! Я её ненавижу! Я… За тебя переживал. Меня к тебе даже не пустили. Понимаешь? Со мной один Марк и общался, а теперь и от него вестей нет, и мы все в жопе! Подумай об этом!

Аста еле затолкала брата в дом. Он ещё кричал что-то с порога.

— Ворота открой, а то я их выбью! — порекомендовал Юрец.

— Катись на свалку!

Из двери высунулась тонкая рука с брелоком, и створки ворот поползли в разные стороны. Юра за плечи вёл Полину в «Бэху». Заставил сесть в машину, прикрикнул в окно на баернском какую-то команду, и тени, дрожавшие в кустах и темени, растеклись в разные стороны, вильнув длинными хвостами.

Дождь зарядил, и Юра вёл «банку колы» вдвойне бдительно. Тишина пути скрашивалась лишь ворчанием мотора и шелестом дворников. Полина сидела на своём месте, потупив взор, и думала про дудочника. Надо было как-то подступиться к легенде, понять, насколько она правдоподобна.

Юра нарушил тишину, сунув ей в руки её потерянный мобильник и рубанув фразу:

— Ты уезжаешь.

28. Ты уедешь

— Ты уезжаешь. Сегодня. В ночь.

— Куда, зачем⁈ Юра! — Полина схватила запястье мужа, и тот, не отвлекаясь от вождения, мягко, но категорично попросил:

— Дождь льёт. Отпусти, пожалуйста. Мне трудно следить за трассой. — И когда Полина убрала пальцы, прибавил: — К родителям в Балясну. И ещё: я понимаю тебя и… пф-ф-ф! Если всё сложится, дам развод.

— Юр, — она не знала, что сказать, но что-то надо было. Как-то предотвратить страшное! — Юр, не надо. Я больше не буду.

— Надо. — Он двинул бровями вверх и вниз. — Моя милая Полли. Я слеп на один глаз, но не полный слепец, чтобы не видеть, что ты меня не любишь. Так и не полюбила, несмотря на все мои старания. Это очевидно, хоть в кровь разбейся и подари кусок сыра от луны, но если тебя не любят, то создать любовь не получится. И всё, что я чувствую к тебе, не имеет ценности теперь, когда город стоит перед тотальным уничтожением.

— Что⁈ — Полина задышала так часто, как могла, а за губами стало сухо и вязко от нахлынувшего страха.

— Король выдвинул нам ультиматум. В течение недели сдать город. У них уже есть готовый препарат чумной палочки, который они применят по истечении семи дней без ответа. В случае отказа город наводнят заражённые омеги. В случае согласия Эрфольг соединится с королём и перестанет существовать, а среди невгородской стаи произойдёт переранговка.

— И вы? Кем станете вы? — вырвалось у Полины.

Юра повёл плечами и не ответил.

«Он дерзил королю», — напомнила себе Полина и чуть не стошнила на панель «Бэхи» от мысли о том, что с Юры живьём сдерут кожу.

— Я не уеду!!!

— Ты уедешь. Твой билет в один конец оплачен.

— Ни за что!

— Да. Ты это сделаешь.

Юра съехал на обочину, так как дождь превратился в плотную стену воды, и вождение стало невозможным. Полина видела, как руки мужа посжимали руль, как он свесился на него, будто нуждался в опоре. Вытер вспотевшие виски о рукава рубашки. И продолжил:

— Это не твоя война. Ты альянсу больше не интересна. У них есть оружие куда более страшное. Если бы я знал, что нас ждёт, я бы ни за что не позвал тебя замуж. И… Я, хоть убей, не понимаю, зачем ты тогда вышла.

— За тебя… — от волнения Полина внезапно охрипла и прокашлялась. — Замуж?

— Просто вышла в тот ноябрьский дождь. Зачем ты вышла ко мне с чашкой чая, вытащила за шкирку из отчаяния и одарила надеждой? Зачем ты была так прекрасна и милосердна, что я… Я… — Юра завсхлипывал, точно начал задыхаться. Зажал лицо в ладонях, и Полина увидела, как он покраснел. Как наполнились кровью вены у него на шее, как дрожали прижатые к векам пальцы.

— Юр… Я…

— Ah-h, reichlich Müllhalde! — вырвалось у него со стенаниями. — Ich liebe dich so sehr!¹ Я так люблю тебя. Я так в тебя влюбился. Сразу, и… Ты… Я… Я не смог уехать насовсем, не смог за часами развернуть такси… Оставил маленький шанс, что тебе будет не всё равно. Я не мог уйти от твоей парадной. Просто, знаешь, как я чувствовал… Что мне конец, если я уйду. Что я кончен без тебя. Раз и навсегда. Крыса оп-пущен…

«Я его недостойна, — ударилась мысль. — Недостойна, недостойна… Ему нужна лучше. Честнее. Порядочнее».

— А ты… Ты очаровала меня своей музыкой. Ты приютила меня в первый день. И нашла меня во второй. Ты отдалась мне, когда я попытался, не веря в удачу. И ты согласилась стать моей перед твоими родителями. Я не знал никого добрее, чудеснее. Никого красивее… Я тобой приручен. Я твой.

Он наконец нашёл силы открыть веки и посмотреть на неё. Полина изумилась, впервые видя Юру плачущим. Плакали оба его глаза, и живой, и протез, и это раздирало душу в клочья.

Глаза нет, а слёзы текут.

— Юрочка, я люблю тебя! — Полина притянула к себе мужа, и тот упал ей лбом в колени, повиснув на ремнях безопасности.

— Я без тебя не… Но я справлюсь, Полька, я смогу, клянусь! Я тебя в западне не оставлю…

— Ты слышишь? Я тебя люблю. — Полина зарылась носом в Юрин горячий затылок, целуя и гладя, и губами нащупала два больших бугра на костях его черепа, которым раньше не придавала значения — мало ли, у кого какая анатомия?

Следы зубов Тессы…

Юра, слепо жмурясь, отстранился. Придержал правый глаз и мотнул головой. Слёзы бежали по его усам, как дождь.

— Не горячись. Ты маленькая. Я не должен был присваивать чужое счастье. Ты сама себя пока не узнала, не поняла. Не приняла. Ты с собой не договорилась. Прости. Я вспоминаю себя в восемнадцать, эти амбиции, гормоны, жажду быть первым, самым лучшим, героем, любимым, но… Планы могут рухнуть в один миг, и ты начинаешь мечтать о том, чтобы снова научиться ходить и держать ложку. А ещё… Сдохнуть. Чтобы такому ущербному не мешать отцу и брату подтвержать свой ранг. Уступить Борцу помётность.

— Юра, ты лучший. Ты самый сильный. — Полина вытерла ему глаза, и протез неловко сдвинулся, обнажив алую глазницу. Юра спешно поправил его и в смущении отвернулся.

— Всё хорошо. Всё будет хорошо. С тобой точно. Я не позволю тебе погибнуть вместе с нами. Ты ни в чём не виновата. Отец был прав, мне не следовало жениться на человечке. Особенно мне. Мать не выдержала, видишь? У нас всё жёстко, и она терпела, пока была воля. Но моё увечье и последующие казни стали для неё сломом. Поль, она повесилась. Отец сам снимал её тело с моста у Красного Ромба. Когда я очнулся в госпитале доктора Крюгера и узнал отца после той травмы, я позвал маму, а отец взял мою руку и сказал… Она нас предала. Предала меня беспомощного. Предала Борьку. Отца. Она решила, что так будет лучше. Она тоже была человечкой. — Юра снова растерянно замотал головой. — Я клянусь Гансом-трубадуром, я не желаю этой участи тебе. Я страшно сглупил. — Он отыскал Полинины дрожащие росой слёз виноградины. — У тебя впереди целая жизнь. Ты полюбишь ещё не раз. Кот на Кавасаки тому доказательство. Ты тоже справишься. Меня стоит забыть, как страшный сон. А я тебя никогда не забуду.

— Я не уеду!!! — Полина вцепилась в его куртку, притянула к себе, и горячие слёзы Юры обожгли её скулы.

— Ты уедешь. Так надо. Ты будешь счастливой.

— Послушай! Ты не веришь, что я тебя люблю, ладно! Но я, я знаю, что спасёт город! — внезапно ухватилась за последнюю соломинку Полина. — Крысолов! Твой Ганс-трубадур! Он может спасти город!

Юра поднял взгляд и одарил её невыразимой печальной нежностью.

— Веришь в сказки. Маленькая моя девочка. Совсем ребёнок. Трубадура не существует. А если бы и был — что такое он против мощи альянса?

— Но откуда взялись вы⁈ — выпалила Полина. — Откуда взялся альянс?

— Мы всегда были, — как очевидное, пояснил Юра. — Крысы всегда были. Как и чума.

— Нет, Юра, нет! — Она завыла в голос, комкая его спину. — Нет, нет…

— Да. Увы, да, малыш.

Он покрыл поцелуями её пылающее от волнения ухо, шею, щёку, прокрался до губ и остановился. Тихо дохнул всхлип в линию приоткрытого рта и, потеревшись носом, отстранился. Взялся за руль. За запотевшим стеклом машины дождь стучал уже более мерно. Юра глянул на наручные часы.

— До поезда час. Успеем добраться.

— Я не уеду! Ни за что! Я не уеду, — твердила Полина и судорожно сжимала подлокотник, словно могла таким образом удержаться в тварном городе.

— Прости меня. Прости, — в ответ шептал ей Юра и вёл «банку колы» к центру.

Полина охрипла от рыданий, пока он за руку тащил её по перрону. Прижимала к себе отданный Юрой рюкзак со всем необходимым и тряслась в истерике, стоя у «Сокола». Юра обнял её и долго грел у груди, пока проводница не потребовала пассажиров занять места. И тогда он завёл её в вагон, усадил на пустующее место и вышел за секунду до того, как с шипением задраилась вагонная дверь. Полина хрипела, сжав рюкзак, пока высокая серая фигура растворялась среди такой же серой толпы.

А потом «Сокол» устремился с нею вместе в не менее серую ночь, пытаясь перелистнуть страницу нотной тетради её жизни, посвященную Альбрандтам.

Полина же ехала и заторможенно думала:

«Нет уж, дудки. За неделю можно успеть многое. Я не сдамся. Нужно спросить у папы кто мы. Нужно хотя бы открыть футляр и достать гобой. И начать играть. Чёрт возьми, начать играть».

¹ — «О, свалка изобильная! Я так сильно люблю тебя!» (нем.)

29. Гобой

— Папочка!

Полина стартанула по перрону в направлении рослой клетчатой фигуры в больших очках и спустя миг прижалась к пиджаку отца, вбирая ноздрями родной запах полыни — мама обкладывала ею вещи от моли.

Как же хорошо, что после приключений в системе Полинин телефон остался цел, только экран слегка треснул! Юра нашёл его и вернул ей вместе со свободой…

— Папочка. — Хотелось сыграть радость от встречи, но Полина переживала такое отчаяние, что улыбка и смех превратились в стоны, как только отец обнял её, оберегая от зла, как в детстве. — Па-па.

— Ну будет, будет, милая. — Андрей Васильевич поцеловал дочь в макушку, насторожился и критически осмотрел видок. — Ты в домашних штанах? И… Тапочках? Что случилось?

— Вс-сё хоро-шо, — осилила Полина плохо сработавшее утешение и разрыдалась сильнее. Папа мягко похлопывал её по спине и держал в объятьях, пока она не смогла прийти в себя. Ни слова не говоря, понуро взял её рюкзак, закинул на плечо и повёл в машину. Полина тёрла глаза и всхлипывала по дороге. Сев на любимое переднее место высокого «Фольксвагена», глянула на встревоженного отца и кисло улыбнулась.

— Всё нор-мально. Просто соскучилась.

— Я вижу, — грустно хмыкнул в бороду папа, завёл белый внедорожник с аэрографией летящих лебедей и втопил газ. Полина настолько отвыкла ездить на машинах с ветерком, что чуть не закричала: «осторожнее, пап!», но вовремя прикусила язык. Папу это могло бы обидеть. Он лихо маневрировал по Яблочному кольцу, гоня к Петрово, и Полина уговаривала себя отцепиться от ручки подлокотника.

— Мама готовит лазанью. И жульены в горшочках.

— Как здо-рово, — всхлипнула Полина.

— А Юра что не приехал? Не смог?

— Не… смог, — память о прошлой ночи заставила сжаться в усилии сдержать плач внутри, но слёзы всё равно просочились и защипали. Полина сделала вид, что глаза чешутся.

— Вы поссорились? Он тебя выгнал?

Она, плача, прочертила носом горизонтальную линию в воздухе, мол, нет.

— Это из-за него? Из-за его отношения?

Вторая невесомая горизонтальная черта.

— Мне позвонить ему? — сдвинул рыжие брови папа и достал телефон, одной рукой придерживая руль.

Если бы Полина могла прорезать воздух носом, это бы случилось от её настойчивого отрицания.

— Поля, — укорил Андрей Васильевич. — Ты не забыла о том, что я твой отец, и мне можно доверять любые секреты?

— Папочка, я… — Полина нашла в бардачке бумажные салфетки. — Это так просто не объяснишь. Давай доедем домой. Я устала.

— Не устрой мне тут залив, — посоветовал в ответ папа.

Увидеть маму стало не меньшей радостью. По первости, как вышла замуж, Полина приезжала домой в Балясну каждую неделю. Утешалась от встреч с родителями и уезжала в отчаянии и опустошенности от воспоминаний о Максе. В то время и субботние исчезновения Юры не так беспокоили её — она находила себе иной повод почувствовать себя несчастной. А потом сделала над собой усилие и перестала ездить, ссылаясь на работу. И стало легче забыть Макса. Но сложнее — отпускать Юрца.

Она ничего тогда не знала… Дура, дура.

— Полюшка. — Мама не сводила с дочери влюблённых глаз, а птицы по-старому чирикали на жёрдочках. — Ты выросла, повзрослела, что ли! Совсем другая девочка! Неужели, это моя крошка? Семейная жизнь тебе на пользу!

Полина копала ложкой жульен и держалась бодряком, хотя папа то и дело посматривал на неё сочувственно.

— Спасибо, мамочка.

Они говорили про её работу и невгородские привычки, про дожди, фонтаны Петерштадта и белые ночи на Юриной яхте. Полина старалась заваливать маму приятными впечатлениями — расстраивать её и пугать всей свалившейся на Полину мистикой не было желания. Незачем.

— Ты не планируешь поступать дальше учиться музыке? — спросила мама, сложив руки замком у шеи. — Максим весной выступал в Малине в рамках фестиваля молодых…

— Катя, — остановил маму папа. Та осеклась, испугавшись, что лезет куда не просили, но Полина накрыла её запястье своим.

— Я… Думаю об этом, мамочка. Мне нужно воскресить гобой.

Глаза у мамы прямо-таки засияли.

— Ты решила вернуться!

— Я пока ничего не решила. — Полина отправила в рот ещё кусочек восхитительного жульена. — Но у меня есть желание играть.

— Боже, ты услышал мои мольбы! Я самая счастливая мать на свете! — Театральность сопутствовала маме в любом разговоре, и это не могло не улучшить настроение Полины. Папа же наоборот поправил очки и стал серьёзен, будто чувствовал, что рвение дочери не к добру.

Впервые за много дней и недель Полина открыла дверь в свою комнату. Уют и ностальгия пахнули на неё из этого маленького пространства с ажурными шторами, создававшими на полу теневые узоры райских птиц, и нотными альбомами, распиханными по шкафам. Армия плюшевых зайцев, медведей и динозавров, выстроенная шеренгой вдоль стеночки, казалось, только и ждала появления своей принцессы. Как у Дины в комнате, у Полины по полкам были расставлены награды и дипломы. «За участие», «За победу в конкурсе» — Полина помнила каждую и предшествующие ей усилия. Первых мест она заняла за жизнь немного, но старалась быть лучшей. И это становилось невозможным, когда на пути к победе появлялся Макс. Он неизменно опережал её.

Пустой пюпитр сиротливо приткнулся в уголке, хотя было время, выжидательно стоял посреди комнаты. Зелёное в бабочках покрывало на кровати, и там же поперёк, как безмолвный укор — футляр с гобоем. Полина присела на край своей мягкой постели и ласково провела кончиками пальцев по полированному рыжему дереву футляра.

Гобой знал, что его время придёт. Что он ей пригодится. Он ждал её внутри. Все эти месяцы.

Хотелось достать его немедленно и наградить за терпение, но Полина сдержала порыв. Папа наблюдал за её действиями из приоткрытой двери, и Полина плечом чувствовала его полный тревог взгляд.

— Пап, — позвала она, не оборачиваясь, так как не знала, с чем подступиться к расспросам. — А мы, Дуровы, всегда были Дуровы? Ну… Кто наши предки? Где наши корни?

— Поля. — Папа вошёл и прикрыл за собой дверь, что раньше делал, когда собирался отчитать дочь за плохо отработанную репетицию. Та насторожилась. — Тебя начала интересовать наша история? Мама права, ты в самом деле повзрослела.

Он мягко открыл футляр и вынул Полинин гобой. Собрал при ней и особенно пристально, критически оглядел трость, будто искал на деревянном мундштуке трещинки или сколы. Убедился в пригодности и передал Полине.

— В Вернисаже хранится одна средневековая реликвия, и тебе стоит знать об этом. Зал баернских ремёсел. Как-нибудь своди мужа. Это подлинный пастуший шалмей тринадцатого века. Кстати, прапращур гобоя. Как ты думаешь, — папа обнял Полину, и та прильнула к его сильному плечу, — почему стада послушно бредут за дудкой пастуха?

— Ну-у-у, — рассудила та, — есть хотят и идут. Привыкли.

— Потому что пастух приучил их внимать его тональности. Если проще — он играет мелодию их душ. Почему змея выползает на дудку факира? Потому, что факир знает вибрацию души змеи и способен воздействовать на неё через звуки. Так можно призывать и вести за собой любое живое существо, способное слышать. Ведь слово «трубадур» происходит от слова «тропа» или «троп» — «оборот», «переход». Вот какой силой в умелых руках обладает музыка, дочь.

— Труба… Дурова, — догадка проползла у Полины змеёй по позвоночнику. — Папа! А как это делается? Как распознать чужую тональность? Как заставить следовать за собой?

— Я тебе здесь не подсказчик. — Отец поправил очки. — Сам не пробовал. Но говорят, средневековые трубадуры сочиняли музыку на ходу. Думаю, это своего рода инсайт, наитие. Так же, как мы играем на публику и ловим её настроение… Как это у вас, молодёжи говорится? Вайб. —Он щёлкнул артистичными пальцами.

— Ага, — кивнула Полина, грея трость, и повторила, чтобы получше запомнить. — Вайб.

— Это то, что я знаю от отца. А он — от твоего прадеда.

— Значит… У нас тоже семейное ремесло?

Папа нежно протянул между пальцев прядь её волос и зацепил ей за ухо.

— Времена преходящи, дочь моя, а музыка вечна. Я же тебя не заставлял брать в руки гобой. Ты сама тянулась к музыке. Как и я. Как и твои предки. Это в крови.

Полина отвернулась. Прощупала родные клавиши деревянной дудки и, уняв дрожь, спросила:

— И… У тебя бывают странные сны, знаешь, кошмары про… Про крыс, ну, про то, как…

— Постоянно.

Полина резко вскинула голову и наткнулась на долгий и понимающий взгляд таких же как у неё спело-зелёных глаз в обрамлении возрастных морщинок.

— Пап. — Она уже открыла рот, чтобы признаться папе в том, что Невгороду угрожает чума, её муж — крыса-оборотень и гамма-винтик в обширной системе жёсткой иерархии, а сама она приехала, чтобы вернуться туда, к нему со знанием и гобоем и…

И встретить смерть. Возможно.

Стоило ли ей говорить ему об этом?

Будь она на его месте — отпустила бы собственного ребёнка на героическую погибель?

— Да, милая?

— Ам, спасибо за информацию, — невпопад ответила Полина.

— Не за что. — Папа подобрал одного из любимых дочкиных зайцев, шутя, дотопал им до неё и чмокнул игрушкой в нос. Поднялся и вышел. Полина сидела с бойко стучащим сердцем.

Всё ясно. Всё… Но…

Телефон как всегда оборвал мысли слишком внезапно. Как крысиный укус.

Полина удивилась, увидев, кто звонит.

— Зина, привет!

— Сколько лет, сколько зим! Ты совсем окультурилась, нас, баскалей, уже и вниманием не балуешь! — защебетала подруга детства. Полина мельком подумала, что ту бы хорошо свести с Миланой — вот бы получился зажигательный тандем!

— Ну что ты, Зинка, я захлопоталась просто.

— Тогда почему я узнаю о твоём приезде от мамы? А она — от твоей мамы?

— Ох. — Женская почта работала безотказно. Конечно же, маме обязательно надо было созвониться с тётей Леной и провалить конспирацию! — Я как раз хотела тебе написать, не успела, Зин!

— Написать? А как же встретиться? Слушай сюда, крошка. Сегодня годовой экзамен у Люсьен, так что если бы ты согласилась поддержать её в этом деле, она бы точно отсдалась на «отлично»! Не тормози! Будет музыка! Много музыки, правда, не профессиональной, но за качество отвечаем! Ты же не бросишь свою «первую скрипку»?

— И «первый барабан» тоже не брошу, — вздохнула Полина. — Хорошо, Зин-Зин, вечер ваш.

«Потому, что в ночь я уезжаю обратно в преисподнюю», — была та мысль, которую она не озвучила.

— Вот она, наша «первая дудочка»! Я безумно хочу расцеловать твои веснушки! И принарядись как следует! Выгляди на все сто, мой тебе совет! — с хитринкой порекомендовала Зинка.

Полина зажмурилась, чтобы не выругаться. Ну конечно. Если у скрипачей в училище годовой экзамен, то…

Твою мать. Там будет сдаваться и Макс.

Память о прошлом щеманула по нервам так, будто их собрали пучком на бельевую прищепку. До того в приезды домой Полина часто ловила себя на том, что обходит здание училища сторонкой, как и дом Максима, и даже их районную музыкальную школу — боясь встретить его ненароком. И в то же время маниакально высматривала среди прохожих, а вдруг? Вдруг.

И вот он, момент истины. Благодаря Зине. Но — там будет Люся, и Полина едет слушать студентов не ради Макса в этот раз. Ради подруги. Всё.

— Я справлюсь, — внушила себе Полина Юриными словами. Захотелось, как в первые дни их знакомства, позвонить мужу и утешиться его тёплыми шутками, но Юра занимался делами стаи и вряд ли ответил бы. Особенно после того, как отправил жену домой. Не до шуток сейчас. Полина сжала кулаки.

— Он справится, и я справлюсь.

Телефон снова зазвонил, и Полина чертыхнулась — что ещё Зинке нужно?

— Алло.

— Рыжуля, ты как? Правда, что этот пасюк тебя в Балясну сослал?

Милана. Ну кто бы мог помыслить, что после одной егозы не объявится вторая?

— Всё хорошо, Мила, я сдаваться не собираюсь. Только ты молчи об этом, не трепи, слышишь⁈ — поспешила упредить болтушку Полина.

— Я не трепло! Я могила! — клятвенно заверила собака. — Да и Дина… Мне таких навешала! Рта теперь сто лет не открою! — И спустя секунду выпалила: — Крысы объявили военное положение и к мосту вообще никого не пускают! И к канализациям тоже! Входы в город на патрулях и усилении, всё помойки ими кишат, и всё о-о-очень психованные. А мы с Фелом нашли кое-что! Сказать, рыжуля?

— И что же? — умотанно улыбнулась Полина.

— Оказывается, у нас в Вернисаже хранится настоящая дудка крысолова! Прикинь! Его мама рассказала, она там работает музейной кошкой и сама видела ту дудку. Говорит — энергия от неё так и прёт!

— З-здорово. — Полины хватило на один изумлённый выдох.

— А то! Слушай! Бери билет и приезжай! Мы тебя спрячем, обещаю! Никто не узнает! И дудку эту стащим! А уж дудочника найдём! Мало ли какого бомжа можно подпрячь за сто туберов сыграть на ней в подземелье перед чумными крысами, да?

— Милана, ты, вроде, полицейская собака, а такие вещи предлагаешь! — в шутку пристыдила её Полина.

— У-у-у, — проскулила та. — Извини, но спасение города требует радикальных решений!

— Ясно. Я приеду. — шепнула Полина в трубку. — Я вас не брошу. А дудочника найдём. Обещаю. — Она сжала в руке нагретую трость.

— Ура! — С этим собака отключила звонок.

Полина осталась в тишине. Решительно вставила трость в собранный гобой. Только собралась сыграть что-нибудь, как услышала из кабинета отца переливчатое, виртуозное звучание его инструмента.

30. Макс

В процессе сборов выяснилось, что дома осталось прилично невывезенных вещей. Полина выбирала себе платье на выход, рассматривая то одно, то другое, и вдруг нашла то самое, с крупными маковыми цветками, которое надела встречать с поезда Юру. Платье могло подойти и под осень, и под лето, смотря с чем надевать. И всё бы ничего, но… Полина разровняла его подол и поправила рукава. Задумалась. Приберегла в шкафу. А на экзамен решила идти в простых джинсах с толстовкой. Люська и такой ей обрадуется!

Музыкальное училище расположилось в центре города, не абы ведь какое, а главное, при консерватории, и Люся, пока ехала в такси, успела сбить себе зуб о зуб от волнения. Подруги даже отобрали у неё скрипку, чтобы не испортила от нервов. Полина же провожала балясненские магистрали и высотки с каменным лицом. Да, сегодня она спустя год увидит Макса, но должна выдержать и не поддаться его обаянию. Войти с его игрой в диссонанс.

В училище было шумно и людно, как в «Экзотерике» в субботний день. Антураж горделивого рококо, гулкая лестница, торжественно одетые ученики. Длинные платья, фраки и бабочки, запах корвалола от каждого третьего. Полина стреляла глазами по толпе, непринуждённо улыбаясь, и думала о том, что могла бы сама вот так психовать где-нибудь на окне в ожидании экзекуции. Её и так накрывал мандраж, возбуждение перед охотой, и она поняла состояние Феликса, высматривающего рыбу в тёмной воде. Мимолётом почудилась белая стриженная макушка среди приглашённых в аудиторию, и тогда же Люся охнула:

— Ну вот и всё, девоньки. Пришёл мой смертный час.

— Люська, ты можешь! — с двух обняли подругу Полина с Зиной и так — сцепкой — повели в аудиторию.

Полина заняла место среди сокурсников Люси и Зины, понимая, что было насмешкой судьбы им всем, одарённым детям Петровского района поступить в одно и то же училище при консерватории Чайковского. Вместе с Максом!

И она могла бы так же… Могла бы. Перед комиссией, состоящей из прославленных музыкантов, с потными руками и горячим сердцем, и гобоем, поющим мягко и кристально чисто, так, как принято будить его в семье Дуровых. Полина выпрямила спину.

Успеется. Если чума не заберёт.

—…приглашается Максим Алешковский.

Сердце совершило кульбит и запуталось на аорте, по крайней мере, Полине так показалось.

Ну да, всё верно. Как она могла забыть. Макс же стоит в начале списка. Она в классе привыкла выступать следом. Алешковский и Дурова — неизменный тандем и противоборство талантов. Заглавные буквы их фамилий складывались в слово «АД», и это было сущей истиной в описании Полининой жизни до Юрца.

Ад.

Её персональный ад, а очаровательный дьявол сейчас невозмутимо и грациозно поднялся на сцену перед экзаменаторами и разложил ноты на пюпитре. Макс любил начинать игру без приветствий, с быстрого взмаха смычка, и сегодня он не отказал себе в обычной манере.

Он играл «Времена года» Вивальди — экпрессивно, чувственно, безупречно выбивая из струн звуки — словно каждым прикосновением доказывая, что он лучший.

Полина ощутила себя голой. Уродливой, безрукой дурочкой, низшим существом, каким и догнивала рядом с Максом. Помимо воли, помимо гордости и достоинства. Былое ощущение неполноценности и ненужности вернулось.

Полуопущенные веки, поглощённые игрой, затуманенные глаза, преисполненная высокомерного превосходства фигура — Макс и сам мог бы пойти за своей музыкой, играя в одной тональности с собственной душой.

И только с ней. Только за ней. Менестрель самого себя.

Полина вдруг поймала себя на мысли, что кроме страха прошлой боли и собственной ущербности не испытывает к Максу ничего и вместе с тем хорошо понимает — такому нужен лишь он сам и никто более.

И это было жалкое зрелище. Макс походил на безумца, очарованного собственным отражением в воде, и не желающего обратить внимание на лица вокруг.

Никем не восхищаться.

Ни к кому не привязываться. Ни о ком не болеть.

Внезапно безупречная игра показалась механистичной, словно не человек сейчас терзал скрипку — киборг. Красивый, но неживой. Автомат.

Полина вспомнила, как Юра стыдливо полуобернулся к ней здоровой стороной лица, чтобы спрятать рану на месте второго глаза. Даже эта его с первого взгляда уродливая рана в сравнении с безупречностью механизма казалась прекрасной и ничуть не портящей. Настоящей, как и всё в муже.

А его слёзы — бесподобными и бесконечно близкими.

Юра стал ангелом-хранителем, вытащившим Полину из бесконечных кругов ада. На своем лысом крысином хвостике…

Кривая Юрина улыбка встала перед глазами Полины, смотрящей на Макса. И то, как по-детски сосредоточенно, небезупречно он водил машину, как возмущался из-за мелочей, и за раздражением всякий раз пряталось волнение за жену… Как он покупал два разных бургера, и они попеременно кусали друг у друга, чтобы попробовать новое. Как на берегу моря можно было запрыгнуть ему сзади на плечи, и он не падал и не стряхивал, а подхватывал под бедра и нёс вперёд, перепрыгивая через корни сосен и валуны.

«Надо обязательно сыграть ему „Времена года“, — сделала себе пометку Полина. — Юре понравится. Точно понравится».

Тут Макс закончил, и заставил её вернуться в реальность. Полина вспомнила, что до сих пор не купила обратный билет в Невгород, и поспешила это сделать. Сегодня. В ночь.

Нельзя было терять время.

Она оторвалась от экрана телефона благодаря толчку Зинки.

— Максу кроме «отлично» и ставить нечего.

— Ага, — рассеянно буркнула Полина, проверив своё место в купе.

— Стой, — подруга поймала её за подбородок и просверлила серыми глазами. — Тебе пофиг на него?

— Если ты не заметила, я замуж вышла, — ровным тоном сообщила Полина.

— Значит, ты излечилась?

— Да. Я излечилась. — Улыбка полезла в стороны, и Полина уже не сомневалась — это не сон. Это действительно так.

И поймала на себе немигающий, непрерывный, зовущий взор зелёных глаз, прикрытых стёклами очков. Неужели Макс её заметил? «Снизошёл», как про него между собой шептались влюблённые девочки.

Ах, да. Когда он шёл выступать, для него весь мир схлопывался до пюпитра и скрипичных струн. Полина приветливо помахала Максу пальцами. Он сел обратно, но продолжал буравить рыжую макушку каким-то надломленным и болезненным взглядом. Пришлось отвернуться и заняться успокоением Люськи.

Та в итоге тоже отсдалась на «отлично» — Люськины старательность и упорство покрывали многие её косяки. По баллам, разумеется, всех обошёл Алешковский, но и подруга закрепилась в первой пятёрке скрипачей. Она была счастлива. Взвинченная атмосфера экзамена переросла в чувственную — кто-то, как Люся, был на седьмом небе от счастья, кто-то плакал над плохими баллами, кто-то ругал комиссию, а иные просто веселились оттого, что экзамен кончился.

Зинка с Люсей быстро слились с однокурсниками, и Полина ощутила себя в стороне от праздника жизни, чуждо, нездешне, как будто куском прилепленной фотографии. Снова и снова пришло сожаление о том, что она так долго не занималась музыкой. Какие девчонки молодцы! Всё у них получится.

Полина задумалась, как получится, если вдруг её убьёт чума, а Люся и Зина будут вспоминать их детские приключения. До безумия захотелось жить и познавать красоту мира, но в далёком-далёком городе у Полины был верный и любящий муж, готовый отказаться от неё, ради того, чтобы она жила, и лишь поэтому Полина не смогла бы выжить.

«Юра, милый…» — пронеслось в голове нежное, как её тихо позвали:

— Полина. Я не верю, что ты вернулась.

Полина раздражённо отбросила полотнище рыжего пламени за плечо и искоса, критично оглядела подошедшего Макса.

Всё-таки он ничуть не изменился. Совсем. И это отвращало.

— Я вернулась за гобоем.

— Так ты… Собираешься играть? — В чуть хриплом голосе Макса засквозила странная, уязвлённая досада.

— Естественно.

— Хм. И… Как тебе на чужбине?

— Не знаю как на чужбине. Я живу дома, — отчеканила Полина.

Макс озадаченно потоптался и приблизился. Полина не отступила ни на шаг.

— Зачем ты вышла замуж? Ты не любишь его.

— Люблю. — Она двинула плечом.

— А как же мы? Как же наши отношения, Полина?

— Отношения? — Несмотря на поднявшуюся в груди злость, Полина одарила Макса холодом внешнего безразличия. — Ты же сам ставил под сомнение ценность отношений, Макс. Говорил, что искусство превыше людского, что животные страсти тебя, как истинного мастера, не занимают, или я что-то путаю?

Он отвёл взгляд и стал несчастным. Полинино сердце почти повелось на эту давнюю уловку — Макс умел играть душевные муки, если Полина вела себя не так, как ему было удобно. Но теперь это больше смахивало на клоунаду.

— С тех пор, как ты переехала, я начал понимать, что потерял нечто важное, — поделился Макс. — Что у меня украли вдохновение. Всё кажется пресным. И игра. И каждая из тех, что на меня вешаются. Они… Никакие. Пустышки. Не то, что ты. Ты была цветком моей удачи, ты окрыляла меня. А теперь я живу со своим дерьмом и порой не могу спать, когда думаю, от чего я столько лет отказывался. Если бы ты вернулась…

— Я возвращаюсь сегодня, — не меняя тона сказала Полина. — К мужу. Я нужна ему. А тебе я посоветую то, что в своё время советовал мне ты: не спится, попей успокоительного. Помогает, знаешь ли. Или к психиатру походи. Хотя, если нет души, то и лечить нечего. Другой бы не назвал живых людей пустышками.

— Это у тебя, рыжей, нет души! — капризно заявил Макс. — Ты фальшивишь и даже кольцо не носишь! Ну да, Альбрандт быть лучше, чем Дуровой, тут уж под любого ляжешь…

Полина вспомнила, что от нервов сняла кольцо в туалете, чтобы под него не залезло мыло. Иронично ухмыльнулась в некогда боготворимое лицо.

— Макс, а Макс. Фальшивишь из нас двоих только ты. Играешь чисто, а прислушайся к себе, и, может, поймёшь, в чём твой главный изъян, который не позволит тебе стать великим. Великие — все живые. И ещё, знаешь что?

— Что? — обалдел тот от дерзости бывшей подруги.

Та демонстративно достала из кармана джинс знак верности Юрцу, надела на палец и оттопырила его на манер среднего — прямо в очки Алешковскому.

— Fick dich.¹

— Извини? — тупо поморгал он.

— Учи баернский.

С этими словами Полина усмехнулась, развернулась и пошла прочь. Но далеко ей уйти не удалось, так как Зина и Люся нагнали её в коридоре училища. Тогда-то у Полины почти подкосились ноги, но она испытывала окрыляющее чувство освобождения. Нет, она не падала, взлетала на своих потрёпанных, но раскрытых крыльях!

— Ты послала Макса? Я не ослышалась?

— Люся, она послала Алешковского! Где это записать! — верещали девчонки, ловя Полину.

— Как тебе удалось?

— Я замужем за лучшим парнем на свете, — призналась Полина. — И других просто не существует.

— Ну ты дурная! — обозвала Зинка. И сразу же крепко обняла. — Но я так за тебя счастлива! Позовёшь как-нибудь в гости?

— Обязательно! — приголубила их Полина.

«Только отстоим с Юрой город, и сразу позову».

¹ — «Пошёл нахуй» (нем.)

31. Мелодия любви

Ехать в поезде и обнимать гобой для того, чтобы хоть немного поспать. В ночи лежать и смотреть в потолок вагона, не в состоянии сомкнуть глаз. И думать, думать…

Что, если она не трубадур и трубадура нет? Что, если музыка не действует на крыс? Что, если ей рассказали глупую сказку, а она и рада верить? Что, если?..

Нет. Прочь сомнения. Иначе зачем ей видеть то, что она видела и знать то, что знает?

Город встретил персиковым рассветом и прохладой. Улицы от вокзала до реки были пусты, и пока не открылось метро, Полина в цветном платье с рюкзаком и футляром шествовала через центр. Раннее солнце разжигало её пышные волосы, и они сами разлетались за спиной лучами. Спокойная решимость вела её.

Милый город спал, безмятежный и доверчивый. Редкие гуляки сопровождали путь Полины, и пока она шла, удивлялась, насколько умиротворённым выглядит то, что скоро грозит превратиться в хаос. Люди ничего не знали. Они продолжали гулять по Невгороду, фотографировать мосты и львов, и им в головы не приходило, какая угроза висит над ними. Наверное, так было и перед эпидемией «чёрной смерти» в средние века.

Милый, милый Невгород. Полина крепче сжала ручку футляра. Происходящее отдалённо напоминало то, что Полина слышала в школе про блокаду. Бойцы и жители предпочли умереть, но не оставить город. За этот город сражались многие, чуть ли не с его основания. А то и раньше.

«Это от большой любви, — сказала себе Полина. — Все дерутся за его расположение. А он верен морю».

К открытию метро она успела дойти через Теремной мост до Василька, и там залезла под землю. Прокатилась к «Гранитному», вышла из большого стекляного вестибюля и тем же пешим шагом устремилась домой.

Домой.

«Нужно верить, — пока шла, твердила себе Полина. — Изо всех сил верить. И всё получится».

Открыла молнию кармана для ключей на рюкзаке и… Не обнаружила их там. Юра выложил, когда отдавал вещи.

— Не надейся, Альбрандтечка любимый, — Полина дошла до КПП и призадумалась, что ей делать. Можно было поднять Милану, раз уж та все уши прожужжала находкой оригинальной дудки. Но оставалась крохотная вероятность, что Юра не в системе. Вдруг?

Полина села на лавочку у поста охраны и набрала мужа. Долгие гудки сопроводили её ожидание. Юра, разумеется, шастал в коммуникациях. Где же ещё.

— Привет.

Надломленный приглушённый голос прострелил нервы и вышиб рассуждения.

— Привет. Ты не в подземелье? — Полина сощурилась воспалёнными от недосыпа глазами на солнечный круг, выползающий над преградой угловатых новостроек.

— Я у отца. А что?

— А я у нашего дома. Сижу. Без ключей.

Секундное молчание и куда более бодрое:

— Сейчас буду.

Сердце запело, как папин кенар, и зашлось тревогой: а что, если Юрец рассердится? Прогонит!

«Бэха» примчала через десять минут. Юра выскочил — в шортах, джемпере и кроссовках на босу ногу — помятый, осунувшийся, щетинистый. От него больше обычного пахло сладковатым смрадом системы, но не алкоголем, что радовало. Юра вытянулся перед женой, прижав кулаки к груди совершенно крысиным жестом, и выдохнул:

— Ты совсем меня не слушаешься.

Полина разровняла платье, надеясь, что Юра узнал его.

— Я же взрослая. Решения за мной.

Встала, подошла. Отвела вихор со лба мужа, прихорошив его, и шепнула торжественно:

— Я привезла гобой.

— Пф-ф-ф! — выпятился Юра. — Звучит устрашающе!

— Ты даже не представляешь, насколько, — ответила она, радуясь, что он нашёл силы для шутки — впервые за эти дни! Юра отвёл взгляд, не выдержав её нежности. Буркнул:

— Идём в дом и купим тебе билет. Не уверен, что здесь безопасно… С некоторого времени.

— Идём. — Полина обвила его руку своей, заставив засопеть, и потянула к парадной.

Оказавшись наверху, Юрец первым делом полез на сайт железной дороги.

— Ближайший поезд… Десять утра. Если поторопимся, успеем.

Полина ткнула чайник, расслабленно вытянула ноги на кухонном стуле и, склонив голову, сказала мягко:

— Напрасно деньги тратишь.

Юра сделал грозную мину и заявил настойчиво:

— Не упрямься! И езжай назад. Нечего тебе здесь дела…

Она чувствовала, что если встанет и подойдёт к нему, если коснётся, то приворожит. И поэтому она беспощадно совершила это. Поднялась, сблизилась, зарылась руками под джемпер, поймав пальцами на рёбрах усиленное дыхание его груди. Нащупала согретое кровью оборотня обручальное кольцо на цепочке. Притянула Юру к себе и поцеловала — в протез под дрожащим прикрытым веком, в пушистое пёрышко ресниц. Муж сладко ахнул и задышал ещё чаще ей в волосы.

— Ну зачем ты так…

— Я твоя жена. Твоя, Юр. В горе и в радости. Верно говорится?

К её губам он потянулся сам. Отыскал, размежил, проник. Огладил языком язык, собрал мёд с розовых лепестков слизистой, судорожно вздохнул и, помолчав, прошептал:

— Ещё немного, и я не смогу тебя отпустить.

— Не отпускай, — велела Полина. Взяла его за виски. — Пожалуйста, не отпускай.

— Давай я просто скажу тебе, что у меня не получилось собрать антиальянс, — вымучил он. — Узнав об угрозе чумы, другие стаи отказались помогать Невгороду. Ведь… сколько людей погибает в эпидемии, статистика кое-как ведётся, но сколько погибает крыс не знает никто. Чума косит нас безжалостно. Они пошли в отказ. Всё, что я услышал в свой адрес — ты сам, дурак, виноват. Думаю, Эрфольг примет условия короля. Склады сдадут. И… Будет переранговка.

Юра оборвал речь и принялся судорожно тереть руками по лицу и шее.

«Умывается, — угадала Полина. — Когда крысы нервничают, они умываются».

Поймала его руки.

— Почему вы, крысы, перестали верить в Ганса-трубадура?

— Архиважный вопрос сейчас! — пепельнул Юрец.

— Ответь, — настояла Полина, и он скривился.

— Потому что трубадур так и не явился через семьсот лет, хотя его пришествия ждали с содроганием.

— Трубадур приходит тогда, когда он нужен.

Она всмотрелась в его беспокойные черты и пообещала внушительно:

— Юр. Я не дам им содрать с тебя кожу. Для этого я здесь. С дудкой.

— Ты про что? — Он тряхнул круглыми ушами, явив на миг звериную натуру.

— Я трубадур. Я вернулась спустя семьсот лет.

Спустя секунду дом огласился весьма сочным «Bist du gefickt⁈»?[«Ты ёбнулась?» (нем.)] и ещё уймой колоритных баернских изречений.

— А-а-ах, свалка изобильная, ты дитя! Угораздило меня совратить такую маленькую человечку! Что ты навоображала о себе! — доносилось из ванной, где Юрец мочил голову под струёй из крана. — Ты не понимаешь всей серьёзности ситуации! Против нас чумные орды, возможно, тысячи врагов! Вся королевская рать! Дитя!

— Я говорю тебе, Юрец, я вижу это во сне!

— Да мало ли, что вам, девчонкам, снится!

— Если ты о парнях и всяком таком, то уж точно не в виде крыс!

— Это, знаешь ли, смотря какие парни! — Он гневно высунулся из полотенца.

Полина пререкалась с ним и попутно собирала гобой. Засунула трость под мышку, чтобы нагреть.

— Я надеру им жопы!

Юра опять взревел.

— Denkst du, du bist klüger als jeder andere?

Она непонимающе похлопала на него зеленью виноградин.

— Самая умная, да? — перевёл он.

Не споря с ним больше, Полина вставила трость в гобой и поднесла ко рту.

Пока ругалась с мужем, она думала, какая мелодия поможет настроиться на вибрации его души, и не подобрала ничего лучше темы любви из «Ромео и Джульетты».² Композиция идеально подходила для гобоя, и Полина постаралсь вложить в игру всю душу и всё то, что она испытывала к Юре. От первых звуков муж нахмурился. Потом его лоб разгладился, он замер, не мигая и не отводя глаза. Его руки опять прижались к груди, а рот приоткрылся. Спустя миг он передвинул ноги на кухню и встал столбиком у дверного косяка. Юрина шея вытянулась, дыхание стало ровным и лёгким, а лицо выражало блаженство и преданность. Полина чуть не сорвала игру, так ей захотелось расмеяться над трогательным видом мужа. Он выглядел полностью прирученным и обезоруженным, и оттого невероятно милым. Потом его руки свесились, как у пьяного, и Полина внезапно узнала Юру из Берзаринского парка. Это и привело его к ней через ночь и сырость. Музыка. Полина играла мужу мелодию вечной любви, и её душа сама к нему тянулась, не меньше, чем его к ней сейчас. Последние ноты прекрасной мелодии унеслись через открытую форточку в залив, чай в чашках остывал, а Юра продолжал стоять перед Полиной истуканом. Потом он закрыл рот, сглотнул и с той же растерянностью присел напротив жены. Потянулся к ней рукой. Полина взяла его сухую, шершавую ладонь.

— Scheissdreck. Das ist Scheissdreck, mein liebe, — продышался Юра, словно очухиваясь от грёз. — Это… Это пиздец, жена.

— Что это было для тебя?

— Рай. Ты звала меня в рай. Я будто умер и воскрес на изобильной свалке.

— И… — Полина притянула к себе и поцеловала его пальцы. — Что скажешь?

— Что я никакой билет тебе не куплю. Потому, что отпустить тебя не в состоянии. Я без тебя мёртв. Дышать не могу.

Она отложила гобой на стол и приблизилась к его губам своими. Их поцелуй длился, наверное, дольше сыгранной мелодии, а когда Юрец, совершенно пьяный от любви, смог взглянуть на неё, Полина наказала ему:

— В Вернисаже хранится подлинная дудка трубадура. Мы одолжим её при участии кошек и собак. На один вечер. И ещё: мне нужно переговорить с вашим Эрглюком и убедить его не сдавать город. Я сыграю королевской рати. А там посмотрим.

— Хорошо, — сдался муж. — Но ради хлебной корки и сырной дырки, не вздумай коверкать имя альфы. Бед не оберёмся.

¹ — «Ты ёбнулась?» (нем.)

² — легендарный фильм Франко Дзеффирелли «Ромео и Джульетта», композитор Нино Рота.

32. Венедикт

Бедный Юра уснул у жены на груди — совсем измучился. Его начало рубить сразу после завтрака, и Полине тоже не мешало отоспаться за нервные ночи путешествия в Балясну. Она увела неохотно сопротивляющегося мужа в постель и заставила лечь с собой. Как только Юрина голова устроилась у Полины между ключиц, он смежил веки и уснул — легко, как младенец.

Через открытые лоджии с балкона несло свежим ветром с залива. Танцевали, как нимфы, цветочные занавески, солнце дошло до окон и ослепительно нежилось на чёрном руле велосипеда. Юра вернул и его. Юра мог всё, кроме спасения Невгорода. Полина целовала мужа в темя и придерживала у бока объятием. Когда Юра кривил лицо, дёргался во сне и угрожающе стучал зубами, Полина гладила его чуть посеребрённые виски, и он успокаивался. Ультиматум ультиматумом, но надо же и отдых себе давать! А потом и она сама, устав стеречь покой мужа, провалилась в сон.

И снились ей освежёванные крысы, подвешенные за хвосты длинным рядком на верёвках — капли крови падали на грязные плиты канализации с их тёмных носов, образуя такую же вереницу лужиц, а лапки мёртвых зверьков окоченели в последней судороге. У Полины даже во сне спина пошла мурашками.

Какая ужасная гибель.

Внезапно некто тронул её плечо. Полина обернулась прямо в круглые стёкла маски чумного доктора, за которыми не угадывалось ничего, кроме непроглядной тьмы. Человек в широкополой шляпе, накидке и с длинным кожаным клювом зловеще указывал перчаткой на повешенных.

— Ну а теперь ты узнаешь среди них своего мужа?

Полина проснулась с пронзительным визгом. Юра прянул с её груди, сильно схватил вместе с одеялом, отпрыгнул к углу спальни. Полина оказалась зажата между куском стены и спиной мужа, спросонок выбросившего из челюстей длинные острые стилеты-резцы. Юрец ошалело оглядел пространство дома почерневшим глазом, поводил блестящими усами и вытянулся в лице. Обернулся налево и, убирая своё грозное оружие обратно в дёсны, пожаловался жене через плечо:

— Половин. Я так не играю. Я уж обрадовался, что тебя защищать надо! Опять кошмар?

— Да-давай скорее разбе-берёмся с дудкой! — попросила Полина, натягивая на подбородок одеяло.

Юра отпустил её, поумывался-поумывался, сметая нервозность, и сказал:

— Надо звонить отцу.

Венедикт Карлович отозвался с третьего раза. Названивая ему, Юрец расхаживал по дому и сердито фыркал: «Wo, zum Katze, ist er?'¹ Потом отец ответил и пригласил доехать до него побеседовать. Полина настрочила сообщение Милане и Феликсу, создав чат 'ВСети» и добавив туда Юру и Борца.

Master_piper: Ребята, нужно обсудить дела! Сможете приехать к Альбрандтам?

KotNaKawasaki: мр. Буду.

Boris@lthair: катаюсь на сапе с Эльзой, буду позже! ^^

Милана не ответила, видимо, тренировалась. Полина с Юрой, прихватив гобой, отправились к Венедикту Карловичу. Тот открыл, похудевший и усталый не меньше сына, но какой-то притом мечтательный и загадочный. Запахнул домашний стёганый халат, проводил гостей через зеркальный коридор в гостевой холл. Полина шла и перескакивала по мраморному полу-домино чёрные клетки. Ей казалось, что если прыгать только по белым, то им с мужем будет сопутствовать удача.

Венедикт Карлович достал из бара минералку и плеснул родным по стаканам с яблочным соком напополам.

— Значит, ты не уехала, девочка.

Полина, вздохнув, отрицательно мотнула. Венедикт Карлович прищурился с видимой теплотой во взгляде и заметил:

— Смотри, Юра, кажется, тебя любят. Но видишь ли что, нам грозит уничтожение, — это было сказано Полине. — Для тебя разумнее всё же уехать в Балясну. В тёплую норку пережидать непогоду.

— Для меня разумнее остаться здесь, Венедикт Карлович. — Полина постаралась звучать взросло и убедительно. Развернула чистую ткань, которой был замотан гобой, и выпалила, чтобы хоть как-то озвучить намерение. — Я смогу спасти вас. И… Юру. И город! — Муж пихнул её локтем. — Я… Могу сыграть вашим врагам. И… Ну…

— Павлин-мавлин, — Юрец опустил ладонь ей на голову. — Ты перед Эрфольгом так же будешь мурыжиться? Папа, моя жена хочет сказать, что она потомственный крысолов и закончила музыкальную школу по классу гобоя.

Венедикт Карлович заморгал и с любопытством, будто сызнова, оглядел слабоумно заулыбавшуюся невестку. Потом обратил взор на сына.

— Тебе её не жалко?

— Я смогу! — перебила его Полина. — Я умею, мы попробовали с Юрой и…

Венедикт Карлович выставил беспалую ладонь, мол, подожди, я не с тобой разговариваю. И повторил вопрос для первопомётного гаммы-один:

— Юрий, подумай здраво. Ей всего восемнадцать. И она не виновата в нашей возне. Почему ты не сделал то, что я просил, почему не убедил её покинуть город?

— Папа, — Юрец обтёр затылок, — как это ни смешно звучит, но она наш единственный шанс на победу. Если она действительно трубадур.

Альбрандт-старший той же крысиной повадкой обмахнул несуществующую пыль с лица, пощипал ус и уже было хотел возразить сыну, но тут Полина услышала звук отпираемой щеколды. Из ванной комнаты пахнуло паром и ароматами масел, дом огласился очень знакомым лаем:

— Кто трубадур? Где трубадур? Венечка! Оу, вау, моя рыжуля! — Милана в полотенце и таком же халате, как у Юриного отца, выскочила обниматься. Юрец шлёпнул себя по лбу и проворчал из-под пятерни:

— Папа, ну предупредил бы, что у тебя тут Verabredung!²

— А что тебе не нравится? Всё равно она меня позвала на совещание! — Милана огрызнулась на него, прикрываясь Полиной. Юра покачал головой и выставил ладонь.

— Ничего не хочу знать. И-и-и, пожалуйста, папа, скажи нашей будущей мачехе, что я не желаю внимать её бесконечному радио, и без того голова болит.

— Было бы чему болеть, всё через Тессины дырки вытекло!

— Пф-ф-ф! — Юра покраснел от обиды и надул усы.

— Хватит склочничать. — Венедикт Карлович поймал Милану за ляжку и усадил к себе на колени. Обнял. Колко глянул на Юру. — Сын. Я люблю её. Глядя на тебя с Полиной, и я решил попытать счастья заново. Что ж. Мне не отказали. — Он улыбнулся расцветшей Милане и тотчас наградил её тем же пристальным взглядом, что и первенца. — Мила. Юрий — моя опора и смысл жизни. Он мой первопомётный. И я доверяю его решениям.

— Благодаря его решениям, Венечка, мы умрём нифига не собачьей смертью!

— Ты недальновидна. Ситуация расшаталась намного раньше. Юра лишь озвучил на совете альянса истинное положение вещей. Это было сделано по приказу альфы. Не его вина, что им это не понравилось.

Юрец глянул на отца с благодарностью. Полина поймала запястье мужа, прижала к сердцу обеими ладошками.

— Мы здесь не для ссоры собрались. Милан, нам не надо искать бомжа-дудочника. Я сыграю крысам.

Она выставила напоказ гобой. Милана повела бровью и гавкнула:

— Откуда ты его добыла?

— Это мой. Папа подарил.

— И что, ты умеешь на нём дудеть?

— Умею, — уверенно сказала Полина.

— А ну-ка! — не поверила собака. Всё это время она трепала поседевшие волосы старшего Альбрандта, а тот прижимался к любимой щекой — почти так же, как Юра ластился к Полине. По повадкам Альбрандты были очень похожи! Было и забавно, и умилительно наблюдать за нежностями матёрого крыса и молоденькой овчарки. И это-то при более, чем двадцатилетней разнице в возрасте!

Но Полина пришла к Венедикту Карловичу с определённой целью и потому соблюла их крысиный «орднунг» — вытащила из кармана домашней кофты трость и вставила в гобой.

— Что ты собралась играть? — насторожил уши Юрец. Полина поёжилась:

— Сама не знаю. Но… Не то, что я играла тебе, наверное.

— Да уж, будь милосердна, — попросил муж.

— Погодите, — Венедикт Карлович положил руку на стол. — Не надо, Полина. С чего бы мне вам не поверить? Ты говоришь, что в Вернисаже хранится дудка Ганса, — он обратил взгляд на Милану, и та закивала, — а мне известно, что один баернский аптекарь, поселившийся на Васильковом острове, презентовал эту дудку музею. Что же касается музыки, то её могут подсказать грифоны на Круглой башне. Они должны помнить мотив.

— Грифоны? — изумилась Полина. — Настоящие?

— Видишь, я тебя не обманывал! — напомнил Юра их прогулку в парке.

— Это, разумеется, считалось просто красивой легендой, — Альбрандт покрутил ус, — но и трубадур до сегодняшнего дня был для меня сказкой. Как и новая эпидемия чумы. Однако, реальность беспощаднее любой сказки. Не поймёшь, чему верить и за любую косточку ухватишься, только бы выжить.

— А откуда грифонам знать мелодию дудки крысолова? — удивилась Милана.

— Потому, что, как я знаю от своего деда, а он от прадеда — этот колдун-аптекарь якшался с крысоловами, и когда те покидали Невгород, то оставили дудку тут.

— Почему они покинули Невгород? — тут вступила и Полина.

— Потому, что их работа стала не нужна, — пояснил Венедикт Карлович. — Мы, раттенменши, взяли под контроль и природные стаи, сделав их своими нижними рангами, от каппы до омеги.

— То есть, омеги это обычные крысы в вашей иерархии?

— Именно. Не слать же на погибель оборотней, — отец Юры нахмурился. — Не редить стаю. Проще погубить массу простых крыс, чем лишиться войска. Впрочем, уверен, Балясна не погнушается задействовать дополнительные силы. Иерархия затрагивает всех крыс без исключения.

Он посмурнел. Милана заскулила и крепче обняла его.

— То есть, как и предполагалось, не всё равно, что играть, и не всё равно, на чём, — вслед за отцом насупился Юрец.

— Если она собралась убедить Эрфольга, промаха быть не должно. Иначе, — Венедикт Карлович осекся и добавил: — Сам знаешь, что вас ждёт. Заявления альфе должны подкрепляться делом, либо кровью пустозвонов.

Полина сглотнула, а Милана, как показалось, прижала ушки. Похлопала светлыми ресницами и выдала:

— Ну тогда крадём дудку и раскалываем грифонов! Делать нечего!

Зазвонил телефон и с именем Феликса на вызове пришло беспокойство — он приехал к крысам, и как его примут Альбрандты после всего минувшего — одна Бастет ведала.

— Алло, Фел.

— Я, собственно, у двери, — кротко сообщил Кот на Кавасаки. — Открой, а то я пальцами по звонку не попадаю.

Полина поднялась с телефоном у уха, и Юра устремился следом.

Они схватились за засов одновременно и тревожно вперились друг в друга. В левом Юрином глазу плясали яростные искорки, но Полина посжимала руку мужа и мигнула, мол, кот пришёл с миром и по делу. Тогда Юрец сам отпер дверь.

Феликс стоял вполоборота, и длинные волосы почти заслоняли его узкое, худое, бледное лицо. Он опасливо глянул на Альбрандтов с лестничного холла и мявкнул сходу, пихнув лапы в карманы куртки:

— Мать сегодня под предлогом обработки от короедов пыталась завладеть дудкой. И… Не получается. Энергия у неё слишком сильная. Оборотням не по зубам. Придётся тебе самой её красть. Вернее, мы поможем, но брать будешь ты.

— Откуда ты знаешь, что я дудочник⁈ — выпалила Полина, изумлённая тем, что не успела сказать Феликсу об этом её предположении. Он сузил яично-жёлтые глаза.

— Я разгадал твою ауру правильно, мр?

Юра опять замесил ладонями по лицу, будто отбивался от гадких мыслей, и потом проворчал:

— Ты это… Scheisse, Фел. Или входи, или я дверь закрываю.

Феликс взмахом головы отбросил космы назад. Встретил тяжёлый взгляд бывшего друга открыто и готовно, только зрачки его разом расширились и опять свернулись в щёлки. Он шепнул примирительно:

— Я войду, Юри.

¹ — «Где он, кот возьми»? (нем.)

² — «свидание» (нем.)

33. Союз Лапок

Феликс проник за дверь и замер на пороге, поджав одну ногу, словно бы для молниеносного бегства. Юрец отвернулся к большому зеркальному трюмо. Полина видела в отражении суровые складки вокруг его плотно сжатого рта и недобро глядящий на кота глаз.

— Разувайся, бери тапочки. — Она шепнула Фелу, и тот вышел из оторопи.

— Замётано.

Юра испустил недовольное сопение и заклацал зубами. Фел было обратился к нему, но передумал прежде, чем сказать что-либо, и Полина поспешила его успокоить.

— Я тебе рада, проходи, не стесняйся.

— Я пришёл предложить помощь и мур.

— Посланник ада и порока, — ощерился за его спиной Юрец, и Полине пришлось сделать на мужа страшные глаза.

Венедикт Карлович приветствовал кота в своём доме взглядом исподлобья и ледяной терпимостью.

— Здравствуй, Феликс.

— Здравствуйте, дядя Ве… Венедикт Карлович, — неловко поправился тот. Милана же дружелюбно помахала ему лапкой и напросилась на быструю кошачью улыбку. Но атмосфера дома Альбрандтов трещала напряжением.

— Я… Сяду?

Робкий вопрос и резкий Юрин кивок. Фел опустился в кресло напротив главы семьи. Соединил пальцы — подушечка к подушечке, поиграл ими, то сводя, то разводя.

— Ты принёс новости? — деликатно спросил Венедикт Карлович.

— Да, я… — Феликс повторил ему то, что вывалил ребятам на лестнице. Альбрандт-старший задумался.

— Это было очевидно и разумно со стороны трубадура заколдовать дудку, чтобы ни одна тварь не могла её испортить. Феликс, твоя мама готова оказать нам содействие?

— И другие вернисажные коты тоже.

— Вопрос в том, как протащить через систему охраны человечку. — Венедикт Карлович озадачился пуще прежнего. — При той многоуровневой защите, которой славится Вернисаж, это кажется малоосуществимым… а времени у нас всего до воскресенья.

— Мой папа! — гавкнула тут Милана. — Можно его привлечь! Он уговорит Полкана Георгиевича отключить сигналку в Вернисаже!

— Полкан Георгиевич будет в восторге, — фыркнул Юра, и хоть Полина не знала, кто это, но поняла, что какой-то важный коп из псов.

— А что он не поможет, что ли? — завелась Милана.

— Действительно, вдруг ему стабильность надоела? Из генерал-майора в лейтенанты, чем не приключение на седой хвост!

Все собравшиеся примолкли, каждый увяз в своих думах. Потом Юрин отец заговорил:

— С нашей стороны разумнее и легче было бы начать с грифонов. Феликс, они же ваши родственники?

— Весьма условно, — пригорюнился кот. — То есть, при желании, они могут нами и закусить в жареном виде.

— Как вы нами в сыром, — из-под кулака прибавил Юрец, нарвавшись на умоляющий взгляд Полины.

— Ну будет. То, что я знаю о Круглой башне — аптекарь зашифровал на её стенах некое послание в виде цифрового кода, Юра, — продолжил рассуждать отец. — И грифоны знают отгадку. Но разговорить их непросто. Твари они грозные. Полагаю, это и есть нужная нам мелодия, поскольку код из чисел появился на кирпичах башни одновременно с тем, как дудку поместили в музей. И уж если это всё было приурочено к возвращению гамильтонского крысолова, а место, прошу вас заметить, — Венедикт Карлович поводил по собравшимся обрубком указательного пальца, — и тут и там наш город, то события сегодняшнего дня тоже могли быть предугаданы колдунами. У них есть прорицатели. Соответственно… — Он опять выдержал паузу, чтобы обмыслить свои слова, — всё должно быть готово для тебя, Полина. И проблем с грифонами не возникнет.

— Да,но мы понятия не имеем как с ними общаться! — Феликс шлёпнул ладонью об ладонь.

— Ты же кот, какие сложности? — подковырнул его снова Юрец. — Помурчи с ними по-вашему! Ты же сам сказал, что пришёл с пользой, давай, Кот на Кавасаки, герой блогов, прояви себя! Или ты только чужих жён умеешь похищать и хвастаться этим всенародно?

— Юрий! — остановил сына отец прежде, чем это успела сделать Полина.

— Юр.

— Да ничего! — первопомётный гамма-один вывернулся из рук жены и шмыгнул к углу гостиной залы. — Раз он тут, пусть докажет, что пришёл с благом! Может быть, он заслан альянсом! Папа, ты эту версию не брал в расчёт?

Слыша такое страшное оскорбление в свой адрес, Феликс прикрыл глаза и заурчал, а Милана разразилась возмущением:

— Слушай ты, укушенный, он за нас! И что у вас там было, сейчас не имеет значения! Мы спасаем город! Тебе не стыдно?

Юрец чертыхнулся у стены и втопил в неё кулак. Продышался, пока его отец мял себе глаза, и цеднул:

— Твоя правда. Извините. Я сгоряча.

Полина встала и обняла мужа. Погладила его по спине, прижала головой к своему плечу и шепнула на ухо с поцелуем:

— Он нам не враг. Я ему верю.

— Хорошо, Половина, как скажешь.

Феликс царственно поднялся, и только дёрганье густых прямых бровей говорило о том, как тяжёл ему этот разговор.

— Астарта сейчас в «Тонкостях вкуса» снимается. Но она с нами, имейте в виду. Багир тоже сказал, поможет. Да и… Мы все невчане, Юри. Сомневайся сколько хочешь, я же всегда был и останусь на твоей стороне. И Эрику с Герхардом и Марком скажи — я ваш. Я по-прежнему состою в Союзе Лапок. О чём бы вам ни пришлось меня просить… Грифоны, значит, грифоны. Я поговорю. Может, сестра прикроет. Бастет знает, чем это кончится.

Он направился к выходу, но вспомнил что-то и обернулся к Венедикту Карловичу.

— Спасибо, что заступились тогда за сестру и… Мне жаль насчёт тёти Риммы. И поздравляю вас с Миланой. Юри, — проходя, он осторожно коснулся плеча Юрца, — я не знал, что Полина твоя жена. Но… Она солнце, и я ради неё одной бы полез грифону на клюв. А ради вас с ребятами и подавно. Я говорю искренне.

Его шаги удалялись к прихожей, и Полина отпустила Юру, чтобы проводить Феликса. Но муж нагнал их и схватил кота за плечо вмиг выросшими когтями. Тот едва успел надеть ботинки, как его развернуло, расписная чёрная футболка оказалась продырявлена, но крови не выступило — Юра не настолько сильно сжал друга детства. Кот выпустил и тут же сложил уши. Упредительно зашипел крысу в лицо.

— Ты это… — Юра продавил сквозь зубы, — когда собираешься?

— Ночью думал.

— Мы тоже пойдём. — Обещание было брошено Феликсу в ноги. — Я соберу гамм… скажу Лапкам. Не ходите одни, коты.

— Юри!

— Молчи. Вали. — Юра отпустил его. Феликс, ободрённый внезапной поддержкой, расправил рваную на плече футболку.

— Юри, спасибо.

— И… Феличе. Марк погиб, — выплеснул следующее Альбрандт. — Убит альянсом.

— Как⁈

Тут Фел расширил зрачки до черноты и вцепился Юре в руки.

— Как, во имя Бастет мышедающей, как⁈

— Наш осведомитель. Раскрыт… Казнён. Осенью дело было, Фел. — Юрец стрельнул взглядом в Полину. — Тебе стоит знать.

— Бастет…

— Альянс беспощаден, — прибавил Венедикт Карлович со своего места. — А Марку очень хотелось вырваться в беты.

— Бастет всемурчащая.

Жёлтые глаза Феликса расплескались на паркет каплями янтаря. Он стыдливо прикрылся лапой и безмолвно всхлипывал.

— Марк был самым умным из нас… Кому другому Эрфольг мог предложить должность шпиона? Но… Но. Вот так. — Юра сам зажмурился, стараясь крепиться.

— Мяв. Ясно. Понятно. Крысиная грызня. — Фел развернулся и пошёл к лифту, оставив куртку на крючке в прихожей. Полина с Миланой хотели побежать успокоить его, но Венедикт удержал невесту, а Юра — жену. Фел же, не оборачиваясь больше, выставил назад руку — мол, не надо утешений, я сам справлюсь. Он уехал на лифте и долго стоял внизу, у дома Альбрандтов, сгорбившись, повиснув на бензобаке мотоцикла.

Юрец хмуро смотрел на это с окна и протянул задумчиво:

— Из нашей пятёрки они с Марком были ближе всего. Как мы с Герой. Я не представляю, что сейчас творится у него на душе. Если бы я потерял Герхарда, я бы тоже сдох от горя. Когда меня ранили, парни от меня не отходили. А Гера мало того, что из боя вытащил, ещё и до каталки носил на себе. Благодаря Лапкам и отцу с Борцом выкарабкался.

— Вы были большими друзьями? — шепнула Полина, пока Венедикт Карлович и Милана занимались друг другом.

— Лучшими и неразлучными. Как мушкетёры. В какие только передряги не попадали. Денно и нощно, всё детство, лет с десяти. Феличе даже шутил, что он первый в мире котёнок, воспитанный крысами. Он был нам как брат. Святой огрызок. Я думал, он забыл Союз Лапок. А он помнит. — Юра тряхнул головой. — Да и как такое забудешь!

— Союз Лапок?

— Детские клятвы. — Полина видела, что Феликс, утеревшись подолом футболки, сел на Кавасаки и уехал. — Эрик выплавил нам пятерым из серебра серёжки в виде лапок. Моя тоже где-то хранится, поискать, что ли.

— Он носит такую в языке, — сказала Полина.

— Потрясающая новость, которую я рад узнать от моей жены. Марк носил лапку в ухе до самой смерти… — Юра засопел носом и вдруг с силой треснул кулаком по подоконнику. — Я помогу ему! Мы поможем. К грифонам пойдём вместе. Дашь мне его контакт?

34. Круглая башня

Той ночью они всё собрались на Стрелке Василькового острова. Юра притащил Борца, Геру и Эрика. Все гаммы оделись в знакомые с системы бурые камуфляжки и имели при себе каски. Такой же наряд нашёлся для Полины — она примерила подростковую униформу Бори. Венедикт Карлович, на чьём поджаром торсе, к слову, камуфляж с нашивками невгородской стаи смотрелся сногсшибательно, вызвался управлять яхтой. Феликс с Астартой и Багиром прикатили на двух мотоциклах, Милана тоже порывалась участвовать в приключении. Старшая сестра не отпустила её без поддержки, хоть и, как поняла Полина, у Дины произошёл рецидив боли в колене — после неудачного прыжка в зале на батуте. Собаки и приехали в этот раз не на великах, а на родительской «Октавии». Старший Альбрандт тут же определил овчарок себе на плавсредство, в том числе по причине Дининой болячки.

— Ну во-о-от, у-у-у! — разнылась Милана. — Самое интересное без нас устроите!

— Цыц, собака! — выбросил на неё резцы здоровяк Герхард. — Тебя спросить забыли, чем нам всем заниматься!

— По факту у нас вообще нет плана, — прибавил Эрик и с надеждой посмотрел на Юрца. С гордостью за мужа Полина отметила, что прочие гаммы, равно, как и Фел, охотно дают ему собой командовать.

Так вот кто был лидером Союза Лапок!

— Стоит понять, что мы знаем о грифонах и башне. На обсуждение и разработку плана у нас нет времени, пацаны, — попенял Юрец. — Король дольше положенного ждать не намерен. Так что обсудим на коленке.

— Грифоны раньше принадлежали аптекарю в качестве охранников и домашних питомцев, — поводил горящими в полутемени белой ночи глазами Феликс. — После того, как все его потомки вымерли в блокаду, они взялись сторожить Банкирский мост. Вернее, у них там форпост слежки за центром города. А обитают они на башне.

— Групповым сожительством, — не преминул ввернуть словечко Борец, чем заставил отца смутиться.

Полина сразу вспомнила эти внушительные фигуры по четырём опорам Банкирского моста. Бронзовые — якобы! — львы с позолоченными крыльями и фонариками над горделиво выпрямленными головами, невозмутимые, словно бы дремлющие. Кто бы мог подумать, что, проезжая мимо на велосипеде и прося «грифончик, грифончик, дай мне миллиончик», она взывала к живым существам!

— Леви, Дориан, Мефесто, Гюнтер. Таковы их имена. — Тягучий, как мёд, голос Астарты приласкал терракотовый от севшего солнца воздух. — Стерегут волшебный шифр, начертанный по кирпичам Круглой башни, цифра за цифрой. Зная их не понаслышке, скажу вам — они не откроют кода на башне без веских на то причин.

— Код, опять этот тупой код! — воскликнула Милана, выкусывая с плеча комара. — В чём беда? Просто сфоткать его и дома расшифровать!

— Если бы, щеночка, это было так просто, то и чума бы лечилась зализыванием бубонов! — возразила Дина, потирая больное колено.

— «ВСети» полно снимков Круглой башни, но знающие говорят, что цифры на фото расположены не так, как в реальности, — пояснил её слова Феликс. — А настоящий шифр можно списать в двенадцать ночи и только вручную. Грифоны настолько смышлёные, что переставляют кирпичи. Или камни сами перебегают по башне. Так что, Юри? — Он вопрошающе оглядел мрачного Альбрандта. — Наша задача узнать код и переписать его на телефон?

— Как минимум. — Юрец умылся. — Как максимум разболтать самих стражей.

— Они жалятся! — Фел прикусил клыком губу. — Эти их фонари и хвосты, мр!

— Предлагаю поступить так. Вы с Астой шуруете к Банкирскому мосту и пытаетесь уболтать грифонов помочь под предлогом возвращения трубадура. — Муж водрузил ладонь в перчатке на каску Полины. — Трубадур у нас есть, тут не придраться. Мы же в это время переписываем код с башни и надеемся, что за нами не прилетят. Папа, ты с овчарками контролируешь воду. Багир, — Юра прищурился, — помнится, ты хорошо изучил крыши. Можешь устроить контрольную запись цифр с ближайшего к башне чердака?

— Яволь! — отшутился широкомордый кот-кальянщик.

— Как переписывать будем? — резонно спросил Эрик. — Слева направо или справа налево?

— Грифоны… Восточные духи. В Ассасинии принято писать справа налево, — призадумался Феликс, очаровательно сморщив высокий лоб и приложив палец ко рту. — Значит, и наши ребята читают так же.

— В качестве особого исключения вы, коты, совершите переход под Банкирским мостом. И решите, кто из вас будет договариваться. — Юра заметил, что Полина разглядывает кота, и зло блеснул глазом.

— Аста — жрица Бастет, я на подпевках, — перевёл стрелки на сестру Фел. — Да и… Я плохо помню, как мурчать нормально. С ними без чистого кошачьего контакт не наладишь.

— Кот не помнит кошачьего, как же так, — огрызнулись ему в ответ.

— Я семь лет не ходил в зверя, Юри. — Феликс обвёл пристальным и укоризненным взором всех Лапок, и трое гамм суетливо переглянулись.

— Семь лет? Как это возможно? — перешепнулись Эрик с Герхардом. Юрец вздёрнул брови:

— С чем связано такое решение, если не секрет?

— С потерей мотивации. — Фел занял место за рулём Кавасаки. Аста скользнула за его спину на пассажирское.

— Двигай уже к Банкирскому, и да коснётся наших лап милость Бастет.

— Я дам тебе сигнал к началу операции. — Юрец помахал телефоном.

— Замётано, Юри.

— А мы? А нам? А мы что будем делать? Венечка! — Милана, наслушавшись их и не найдя себя в плане, взорвалась негодованием.

— Мы сторожим реку, ты слышала Юру, — утешил любимую Венедикт Карлович.

— В смысле? Что это за помощь, сторожить реку?

— Очень важная помощь. — Дина подмигнула Юрцу, мол, не беспокойся, мы с твоим отцом удержим её от глупостей.

— А-а-а, ну ладно. — Милана по-прежнему не понимала своей роли в предприятии, но смирилась с решением старших.

Ближе к полуночи небо лишь слегка стемнело синей полосой на востоке, когда крысы привели Полину в нужный двор Василька. Багир распрощался с группой и скрылся среди плотно стоящих домов — отправился на крышу, чтобы с неё высматривать шифр на башне. Юрец велел спутникам затаиться у ворот и набрал Феликса.

— Мы греемся в «Шокомаслице», — услышала Полина. — Хвала Бастет, сюда пускают с кошками.

— Мурмяу, — донеслось с заднего фона гортанное, и стало ясно, что Аста обернулась.

— Начинайте.

Юрец дал знак группе, и все накрыли головы касками. Цепочкой вдоль стены арки проникли во двор, причём Полину страховали спереди и сзади. Башня оказалась невысокой, но хорошо сохранившейся, а её выпуклые кирпичи несли на себе рядки аккуратных белых цифр от одного до двенадцати.

Настоящее чудо в неприметном дворике! А ведь и основных нот двенадцать, а не семь, если быть точным!

В двенадцать часов двенадцать нот выстраиваются в нужную композицию… Обалдеть, как символично!

Полина поправила каску и, улыбнувшись во весь рот, показала мужу большой палец — они были на верном пути. Но Юра строго кивнул и поманил к себе.

— До двенадцати пять минут. Гера, будешь переписывать восток. Боря, на тебе западная часть. Эрик.

— Север! — поднял ладонь Бретцель.

— А мы с женой займёмся югом. Таким образом быстро получим необходимые части шифра, пока кошки отвлекают грифонов. А там — дешифровка в спокойном месте!

— Я смогу сделать это, — подала голос Полина. — Я сыграю мелодию по цифрам. Ничего сложного.

Суровое лицо мужа на мгновение смягчилось, он подцепил Полину за подбородок двумя пальцами и коротко поцеловал в губы.

— Gamma, voraus!¹

Ребята рассредоточились по четырём сторонам башни и приготовили телефоны. Полина глянула на свой — до полуночи оставалось менее минуты. Юрина рука устроилась у неё на спине, поглаживая. Муж был сосредоточен и изредка постукивал зубами, но не забывал и её успокаивать. И тут что-то начало меняться.

Башня пришла в движение на манер цилиндрического кубика-рубика. Её кирпичи выпучились, как зёрна граната, и принялись перестраиваться сами собой и по всей высоте. Полина не ожидала, что это выглядит настолько впечатляюще, и обомлела, разинув рот. Юрец же похлопал её и велел:

— Переписывай.

Его команда оборвалась жужжанием крыльев и рокотом мотоцикла, следом во двор ворвался Феликс и почти кинул наземь чёрную кошку со зрачками, как шары. Кошка стремглав бросилась прочь, а Бастов закричал:

— Мяв! Грифоны! Лапки!

Огненный шар, похожий на плотное маленькое солнце, ударился в стену дома за спиной Эрика. Тот шмыгнул к Юрцу, Полина присела, не зная, что ей делать, воздух четырёхгранного двора прорезал яростный клёкот. С неба сверзился огромный крылатый кото-лев с горящим фонарем на стебельке надо лбом, махнул хвостом и выбил настоящую серо-голубую молнию. Юра успел повалить жену на асфальт. Полина ушиблась, но тотчас возрадовалась, так как на них полетела штукатурка с прорезанной стены, и в небо взвился столб дыма.

— Verdammte Scheisse! Коты!

— Они сперва слушали, а потом рассверипели! — Феликс кружил по двору, ловко спасаясь от шаровых и обычных молний. — Они почуяли, что шифр в опасности!

Полина вскинула голову и в квадрате огненного неба заметила ещё три грозных крылатых силуэта. Сверху вниз ударила молния — оказалось, что грифоны способны выпускать её кончиком хвоста, как кошки играют искрами на шерсти. А с фонарей низвергались горящие шары.

И опять не было людей, ни души, даже никто из жильцов двора окна не пооткрывал! Невгород разворачивал иную реальность… Мистика!

— С-север наполовину готов, Юрец, — доложил ЭрБи.

— Я записал восток! — Рядом возник Гера.

— Помоги Борцу справиться с западом! И доделайте север, если получится! — был приказ. Грифон упал во двор, заскреб львиными когтями по бетону и испустил враждебный клёкот, похожий не на львиный рык, а на клич орла. Другой страж преследовал Феликса, удирающего на байке по спирали вдоль кладки башни. Грифон летел за ним и пытался цапнуть лапой, но Кот на Кавасаки оказался проворнее блохи. Кругом творился хаос, но Полина решила — она же трубадур! Значит, грифоны должны помогать ей. Должны! Это всё ради неё затеяно! Она вырвалась от крыс и выскочила перед крылатым львом.

— Постойте! Я потомок Ганса, и я пришла, чтобы спасти город! Я дудочник!

Уничтожающий взгляд красных, как рубины, глаз, грозный визг и толчок Юрца в стену, а рядом — вой летящей молнии.

— Но это же я! — Полина с трудом успела прикрыться руками от посыпавшейся кирпичной крошки. Она ударилась по каске с дробным звуком.

— Бежим! — Муж подхватил её под руку и ринулся к парадной, но тут стальные, как у робота когти схватили Полину поперёк туловища, она закричала, увидев над собой разверзтую львиную пасть с фонарём над ней.

— А-а-а!!!

Сверху на грифона бросилась тень, и Юрины когтистые руки с двух боков вцепились ему в углы пасти, разрывая. Грифон оглушил Полину криком, взметнулся в небо и понёс их обоих прочь над улицами и перекрёстками. Всё происходило слишком быстро. Полина теперь не желала, чтобы грифон отпустил её, наоборот, она до судороги стискивала руками его лапы.

«Боже, боже, это конец, мама, папа, прощайте!» — носилось в голове. Полёт грифона стал дёрганым и неровным. Полина смутно видела, как Юрец оседлал шею летящего льва, сцепив ступни у него под горлом, и мощными ударами кулаков лупит его по затылку.

— Na, lass sie los, du dummes Huhn!²

Под ними побежала сонная река с мостами и шпилем над крепостью, грифон устремил свой лёт к Тройницкому мосту, собираясь растереть наездника об опоры. Но Юрец одним удачным ударом оглушил его. Тело льва вздрогнуло, фонарь погас, он разжал лапы, отпустив Полину.

Бултых в холодные тёмные воды вышел неприятным, но относительно мягким, и хорошо, что Полина умела плавать! Она вынырнула, обливаясь водой с каски и забарахталась, поняв, что быстрое течение несёт её обратно к Васильку. За спиной раздался грохот, подобный разрыву фугаса. Грифон упал в воду вместе с Юрой, но пришёл в себя, зашлёпал мокрыми крыльями по волнам и, подтянув сильное тело, взмыл из реки прочь. Фонарь у него так и не зажёгся.

— Поля!

— Юра!

Он в два гребка настиг её и подхватил. Полина сжала плечи своего отчаянного, но благополучного мужа, и увидела, как к ним спешит знакомая белая яхта. Венедикт Карлович бросил трос со спасательным буйком, Юра подтянул их с Полиной к отцу. С помощью него и Овчаровых им удалось перевалиться на борт.

— Вы с ума сошли! — ругался Венедикт Карлович. — Юра, ты сумасшедший! Оглушить грифона! Я… У меня нет слов.

— Пап, всё хорошо, — первопомётный гамма-один тем временем стаскивал с хихикающей то ли от страха, то ли от восторга жены намокшую униформу. — У нас же есть чем утеплиться?

— Полно! — Отец смилостивился и достал пару одеял.

— И узнай, что там у пацанов! Ты чего смеёшься? — Это было сказано Полине.

— О-бал-деть, — радостно простучала зубами та. — Юрка, ну… Обалдеть же! Грифоны, молнии! А ты… Бам, бам ему по чайнику! Кия!

— Цирк бесплатный, да, ребёнок? — передразнил он её и обнял. — Малышка. Мы чуть не погибли, если ты не заметила.

— И не зап-писали юг.

— Я запомнил, — уверил её муж. — Я тебе скажу.

Борька отзвонился со Стрелки, куда их загнали летучие львы, и сообщил отцу, что всё в порядке. И крысы с котами уцелели, и цифры были переписаны. Правда, ребятам пришлось ретироваться от башни, но бегство с трофеем тоже можно считать победой, как высказался Юрец. А чуть позже, когда Полина пила кофе на заднем сиденье «банки колы», Багир объявился с аналогичной новостью. Пока Лапки дрались с грифонами, он успел пробежать по периметру двора-колодца и переписать коды всех сторон башни.

Как бы там ни было, авантюра худо-бедно удалась. Полина никогда ещё не жила так интересно! Рёбра немного болели, помятые когтями грифона, но Юра тщательно прощупал их и даже синяков не нашёл.

— Ты везучая, Пулька, — похвалил он. — А с тобой и к нам всем пришло везение. Всё-таки, в рыжих прячется особое волшебство.

— Я же чуял её ауру, Юри, — из-за плеча отозвался подруливший Феликс. Полина ахнула. Мотокуртка кота дымилась и была обуглена, но, кажется, спасла его спину от ожогов. Юрец грубовато развернул Феликса, схватив за шиворот, так и эдак осмотрел куртку, поковыряв перчаткой дыры, и оттолкнул от себя.

— Цел. С сестрой что?

— Тоже цела, уже ругалась.

— Никуда не годные коты, — обласкал его Юра, косясь на Полину. — Надейся на вас после этого.

— Эй, мр! — Феликс уцепил бывшего друга пятернёй за загривок. — Юри, мы задерживали их, как могли!

— Немного вы можете! Впрочем, чему удивляться. Вы и переворот организовать не в состоянии так, чтобы он удался.

— Когда будешь договариваться с моей матерью о похищении дудки, вспомни свои слова! И удачи! — прошипел, рассердившись, Фел и успел издевательски похлопать Юру по щеке лапой, прежде, чем тот выбросил на него зубы.

Полина лицезрела очередную стычку между ними, но уже понимала, что это отголоски грома былой вражды. Им требовалось время и ничего, кроме времени, чтобы простить друг друга. По дороге домой, собрав все части шифровки и оставшись с мужем наедине в машине, Полина деликатно позвала его.

— Юр. Помягче бы ты с котами. Феликс старается ради тебя. И… Может, если вдруг нам получится спасти Невгород, вы разрешите им ходить в зверей свободно под всеми мостами?

— Он тебе нравится? — в лоб бросил Юрец.

— Прекрати. Я вернулась ради тебя.

— И потому ты на него пялишься.

— Юрец, почему мне не пялиться на кота-оборотня? И да, он мне нравится! — вспылила Полина. — Фел добрый и сильный, он смелый, отзывчивый и…

«Бэха» взревела, осатанев.

— Они устроили бунт! Я чудом выжил! Я не доверяю кошкам, и Эрфольг им не доверится! — Муж еле вписался в поворот. — А то, что он вызывает у тебя симпатию… Ты просто глупая девчонка и жизни не нюхала!

— Юра, хватит!

— Это ты прекрати! И реши уже с кем ты, с ним, со мной!

— Я с городом! — Полина тряхнула сырыми от купания в реке волосами и до самого дома не разговаривала с мужем. Но пробовать сложить мелодию стоило, и пока Юрец яростно отбивал молотком свинину, Полина собирала ноту за нотой на гобое.

Результат ей не нравился. В том, что она играла, не было последовательности, приятной слуху. Сомнительно, чтобы трубадур очаровал крыс и детей набором бессвязных звуков. Впрочем… Полина вышла к мужу на кухню и старательно продудела все цифры кода. Юра недоумённо поморгал на неё и заявил:

— Спасибо, что не матом.

— Хм. — Полина покрутила гобой. — Не вставляет?

— Твоя музыкальная брань? Конечно, вставляет. Палки в уши.

— Вот и меня нет. — Она устало опустилась на стул и ссутулилась. — Это не мелодия. Какофония какая-то. Мы дрались зря.

Юра отвернулся и пару раз зарядил молотком по мясному блину с тем же остервенением, с каким несколько часов назад избивал грифона.

— Значит, надо добывать дудку. Будем упорными.

— Зачем, если нет мелодии?

— У нас нет и других идей.

Он отложил молоток, просолил, намазал мясо специями и выложил на сковороду. Закрыл крышкой. Повернулся к жене с обескураженным видом. Встретил её такой же понурый взгляд.

— Я позвоню коту и извинюсь за резкость, — обещал он жене. — И ты меня прости. Нервов не осталось.

Полина поднялась, подошла к мужу и просунула ему руки под мышки, привлекая к себе.

— Фел хороший друг.

— Был им… И, наверное, есть, — признал Юрец.

— Я могла бы с ним замутить, не будь тебя. — Она вложила в эти слова всю свою убедительность. Искорка радости бликнула в тёмном Юрином зрачке и померкла в мареве задумчивости.

— Я тебя люблю, гамма-один. Мы справимся.

— Ты… Так смешно, но ты стала гораздо ближе и теплее с тех пор, как узнала, кто я есть. Не должна была, но стала. — Он растроганно улыбнулся. — Обнимаешь чаще. И смотришь теперь прямо на меня, не куда-то в сторону.

— Я же знаю, какой твой глаз видит.

— Ты всё обо мне знаешь, — он растянул кривую улыбку шире. — Почти. Я страшно ревнив, потому, что был помолвлен.

— Помолвлен?

— Да, с дочкой одного беты. Выгодный мог бы состояться брак для Альбрандтов. Но… Она решила, что инвалид ей не нужен, и расторгла соглашение с моим отцом. Не то, чтобы я сильно переживал, других проблем было по горло, но неприятный осадок остался. А другая… Пару лет назад. Человечка. — Юра вытер нос рукавом рубашки и отвернулся от жены, чтобы переложить отбивные с боку на бок. — Ah-h. Встречались, я уже настроился серьёзно и всё ей вывалил. Хвост, усы. Рассказал про ранги. Не хотелось обманывать. Понадеялся на её любовь. Что и говорить, — из его уст просыпался желчный смешок. — Больше я не смог до неё дозвониться. Она предпочла исчезнуть.

Полина крепче прильнула к нему щекой, обнимая сзади.

— Бедный Юрочка. Вот гадины! Такого крысика бортануть! А я… У меня тоже был, ну как был — я считала его своим. Парень, скрипач. В Балясне. Я его с детства любила, но зря. — Она рассказывала Юре в спину про Макса, и с души у неё сыпались последние тяжёлые камни. Кирпичи стены отчуждения между ней и мужем. Она и про поездку не утаила. —…и тогда я просто сказала ему: пошёл ты, Макс. Я замужем за прекрасным человеком. Прости, Юрец, я не похвасталась тем, что ты оборотень. Он бы счёл, что я тронулась от неразделённой любви.

— Ну и нехер ему знать. Так вот почему я у тебя не первый. Ну, там, — Юра раздосадованно вздохнул, явно имея в виду их интимную жизнь.

— Ты — первый, — это вышло невероятно торжественно. Полина прижалась к мужу щекой. — Ты первый, Юр.

— А… — он помахал лопаткой, недоверчиво косясь назад. Поймал её многозначительный взгляд и сморгнул. — Ладно, понял, принял, остал. Макс, говоришь, м-да.

— Что? — Полина почесала его затылок.

— Да пустяки. Я… думал так назвать первопомётного. Максим Юрьевич. Мне имя нравится, громкое и баернское. Но теперь уж отбой-гобой! — Он опять махнул лопаткой. Повернулся к ней, оставив шкворчащую сковороду за спиной.

— И что, и назовём, — утешила мужа Полина, перебирая воротник его рубашки. — Пусть будет Макс. Это же твой сын. Имя и правда красивое.

В ответ он поймал её щипком за щеку и крепко поцеловал.

¹ — «Гаммы, вперёд!» (нем.)

² — «А ну, пусти её, тупая курица!» (нем.)

35. Смотритель Вернисажа

Багир подтвердил опасения Альбрандтов. Дома он свёл код на компьютере и ничего похожего на музыку не получил, как ни вертел последовательность цифр.

В среду Полине позвонили с работы справиться о здоровье, и та не знала, как объясниться. Пришлось театрально кашлять в трубку и гнусавить, чтобы сымитировать насморк. На что старший менеджер поставила перед выбором: или иди на смену, или бери больничный. Полина категорически не могла работать, поэтому пожаловалась Юрцу на необходимость добыть больняк, хотя бы на неделю. Юрец снисходительно хмыкнул и пообещал легко устроить это дело.

Тем же днём они занялись более важной задачей, а именно отправились на переговоры с Эдитой Бетельгейзе — матерью Феликса и Астарты Бастовых. Как стало ясно Полине из рассказа Юрца про кошек, те по природе не склонны создавать полные семьи. Коты живут сами по себе, плодятся, зачастую мало интересуясь котятами, а молодняк целиком падает на заботы матерей. Феликс позвонил утром и сообщил Юре, что Эдита ждёт их сегодня в зале баернских ремёсел, и что он сам не поучаствует, так как консультирует клиента по дизайну интерьера.

— Феличе, я погорячился вчера, — услышала Полина слова мужа в телефон, от которых разжало сердце. — Если обидел, прости. И спасибо вам с сестрой за помощь с грифонами.

— Я всегда рад помочь тебе, брат, — донеслось ответное. — Нужна будет поддержка с дудкой, обращайся.

Потом Фел примолк и прежде, чем Юрец ответил «хорошо», добавил:

— Знаешь, там и так понятно, что нужна, короче, по итогам беседы дай нам знать, мы в деле!

Полина до того бывала в Вернисаже раза три — в детстве возили в рамках фестиваля «Золотой грифон» — чёрт, символично-то как! — и Юра дважды знакомил с городскими сокровищами. Полина в предвкушении нарядилась поярче — разговор разговором, но и культурный поход её манил! Юрец специально уточнил у Эдиты, будут ли сегодня запускать в работу знаменитые механические часы-фазан, и обрадовал жену вестью:

— Кошка сказала, ты увидишь их в движении! Сперва потолкуем, потом погуляем, а потом покажем тебе местное чудо техники!

Полина просияла и захлопала в ладоши, чем умилила Юру.

Вернисаж не мог не впечатлять. Высоченные залы, древнеэллинские атлеты и боги, высеченные из мрамора, полотна старых мастеров — размером в четыре Полины. Это же сколько надо труда, чтобы написать такое! А сколько умения, краски… А сохранить для потомков! Глаза разбегались. Полина шла за Юрой, то и дело ахая то на прекрасную девушку, словно желающую спрыгнуть танцевать со старого холста, то на каменного парня, у которого были вырезаны даже все жилки на ступнях и почти угадывалось живое биение. Она замирала у стендов, чтобы попялиться на мастерство художников, и тогда Юрец возвращался за ней, брал за плечи и уводил силой. Их ждали в зале баернских ремёсел.

Мама Феликса и Астарты оказалась небольшой строго одетой кошкой с грустыми внимательными глазами — из-за величины и разреза делавшими её похожей на лемура. Среди чёрных волос в причёску Эдиты закрались две седых полосы — справа и слева. Полина вспомнила, что у Фела на тех же местах было совсем по чуть-чуть белых прядей.

Или это окрас?

Эдита вежливо подала руку сперва Юре и затем Полине.

— Пойдёмте, я покажу вам артефакт. — Голос у неё напоминал сильный и властный дочерин, но звучал заметно мягче. По-видимому, эта кошка многое пережила и старалась смирять характер.

Один из крысоловов-хранителей Вернисажа и тоже, разумеется, жрица Бастет.

Эдита повела их через многочисленные пронумерованные залы, и Полине только оставалось, что мельком выхватывать вниманием то один шедевр, то другой. С превеликим сожалением она пересекла зал фломастерских гениев, догоняя Юру, и лишь успела засечь в маленьком квадрате рамы женщину с младенцем…

— Прошу. — Эдита довела гостей и остановилась перед стендом с деревянными предметами быта. Едва взглянув за пуленепробиваемое стекло с сигналкой, Полина наполнилась неизведанным ранее воодушевлением. Её пальцы защипало, как от перца, а рука сама потянулась к простой тёмной дудке без клапанов и клавиш, но с дырочками и вставленной тростью. На табличке значилось:

«Шалмей пастуха, Гамильтон, неизвестный резчик, XIII век».

Папа говорил про шалмей…

Дрожь охватила Полину, как перед важным выступлением, в голове понеслись мутные кадры из средневекового прошлого. Грязные городки, дальние дороги, крысы, льющиеся многоспинной волной по мощеным камнем улицам. И марш, боевой марш, знакомый ей с детства… Полина поёжилась, отдернула руку и с задорной улыбкой шепнула Юрцу:

— Да. Это она, та самая дудка. Я чувствую её силу.

— Огонь, — одобрил Юрец, сверкнув глазом.

— Я полагаю, грифоны не сподобились сообщить вам мелодию, так как не увидели этот инструмент. Это своеобразный ключ, оставленный трубадурами аптекарю, — пояснила Эдита.

Супруги Альбрандты озадаченно переглянулись, оба чувствуя себя дураками.

— Так вот в чём беда. — Юра поскрёб бородку. — Стоило сложить два плюс два.

— Ну и ладно. — Полина накрыла его запястье ладонью. — Зато теперь мы пойдём верным путём, и грифоны нам подчинятся.

— После моих люлей? Осталось понять, как заполучить дудку.

— Сегодня ночью по плану инвентаризация, — подсказала Эдита. — Мы систематически этим занимаемся. Кошки-хранители будут в полном составе. Если сможете провести девушку, Юрий…

— Она мне жена, — поправил её тот.

— Поздравляю, удачная партия для гаммы-один, — хитро улыбнулась кошка. — Если сможете провести жену мимо камур, то мы вам окажем содействие. Сигнализацию, сами понимаете, в зале ремёсел отключат.

Это было утешение, но небольшое. Полина понятия не имела, как ей, при всей её миниатюрности, удастся прошмыгнуть мимо камер, но Юра выставил руку, мол, предоставь это мне.

Они отпустили кошку и продолжили бродить по Вернисажу, причём Юра расслабился и принялся подшучивать над изображённым на экспонатах.

— Смотри, мужик какой грустный стоит. Ну правильно, без рук чего радоваться. И в носу не поковырять, и подрочить нечем. О, какая миленькая супница, нам бы такую… А, — Юра присмотрелся, — погребальная урна. Сразу видно, человек был крупный, праха много получилось.

Полина слушала этот бред, и её уши краснели. Она вспомнила, каким бывает муж в мирное время — с одной стороны это радовало, а с другой — ну как можно глумиться над шедеврами? Хоть и очень смешно.

А потом все посетители Вернисажа собрались около парадной лестницы, где за большой стеклянной витриной стояло раскидистое золотое дерево с механическим фазаном и другими искусно сделанными зверюшками. Полина ждала вместе с другими, кто-то опять достал для съёмки телефон. Но портить момент увековечиванием не хотелось. В конце концов, она тут жила и могла уговорить Юру побывать на заводе часов ещё не раз!

Если их не убьёт чума или крысиный король…

А если убьёт, то и съёмка ей не пригодится!

Полина крепче обняла мужа и прижалась к его боку. И вот, ровно в семь, к витрине пришёл старичок-механик, в подвадках которого также угадывался кот. Отпер дверь, проник внутрь, к часам, достал второй ключ — золотой — из тайничка в подножии дерева. Завёл часы — их ходики и шестерёнки пришли в движение, сидящая рядом с фазаном сова открыла глаза и завертела головой. Белочка начала подёргивать хвостиком, листочки на дереве затрепетали. Потом ожил фазан. Будто бы проснулся, изогнул длинную шею, встряхнул перьями, расправил огромный, невероятно детализированный хвост, повернулся к зрителям и обратно. Пропел, сложил хвост и замер.

— Спасибо! Это всё, — объявил старичок, убрал ключ и вышел. Полина стояла и чего-то ждала — вдруг фазан опять распушит хвост и запоёт?

— Пойдём? — вернул к реальности муж.

— А? А-а-а, да, — огорчилась Полина. — Это правда всё?

— Нет, конечно, — без тени юмора высказал он. — Сейчас фазан трансформируется в пятирогого козла, снесёт стекло и начнёт всех бодать.

— Зачем⁈ — Полина, испугавшись, выкатила глаза.

— Ради орднунга. Жена, пошли домой. — смилостивился Юрец. — Нам ещё тебя к ограблению готовить.

36. Трудности обращения

— Юр, а Юр. А мне надо раздеваться?

Муж покривил губы снисходительным умилением.

— Обязательно. Но после, хорошо? А то, боюсь, я сейчас и так слишком возбуждён.

— Да я не о том, — удручённо поковыряла надпись на футболке Полина. — Ну, для превращения в кры… Кры…

Он понимающе оглядел её и выставил на скатерть небольшой чемодан, который обычно держал в домашнем сейфе.

— Полюс-прополюс, ты, если боишься, скажи прямо.

Достал из чемодана ампулу с мутно-зелёной жидкостью, вдавил пробойник пистолета, закачал, выбросил на салфетку. Протёр спиртом сгиб своего локтя и тем же макаром забрал тёмной крови. Полина смотрела на приготовления, накрутив лодыжки на ножки кухонного стула. Дать ввести в вену непонятную бурду, пусть и мужу, было пугающе и противно. Тем временем жидкость в резервуаре пистолета приобрела густой бордовый цвет борща.

Да, Юра борщил, чем ни оправдывай!

— Юр, — Полина шепнула себе под нос. — А это точно не опасно? И не запрещено.

— Превращать людей в животных? Нет, пока указа не подписано. Да тебя и не накроет. Просто восприятие станет другим часов на шесть.

— Ага, про что-то такое я уже от Макса слышала, спасибо, — ворчливо пробубнила она.

Юра едко прищурился и отложил пистолет. Фыркнул.

— Пф-ф-ф, нет, ну ты как хочешь! Только реши, нужна тебе дудка, или нет! План идеальный, просто превратись в крысу, а дальше мы всё устроим. Нет? — Он прочёл в глазах жены сомнение и вытаращился в потолок, отдуваясь и упирая кулаки в бока. — Правда, есть и другой вариант стать крысой, чисто для прошаренных! Если ты колдунья, как говорят, можно съесть эту гадость. — Он достал из того же чемоданчика неприметный зеленоватый шарик, похожий на козью какашку, и сунул жене под нос. — Знаешь, что это?

Полина брезгливо поморщилась и мотнула головой.

— Безоаровый камень. Такие скатываются из шерсти и травы в желудках жвачных и прочего скота. Сильный колдовской мутоген. Мы его стабильно закупаем через проверенных агентов у колдунов. И крутим эссенцию, которая в смеси с кровью оборотней даёт эффект перехода в зверя без применения силы мостов. Технология, а, малышка?

— Обалдеть, — согласилась Полина. — И… Так и человека, и кошку можно превратить в животное?

— Да. — Юра ответил не сразу, догадавшись, что она интересуется, та ли субстанция была применена к Тессе.

— А. — Полина забрала у него шарик и понюхала. — Пахнет чем-то прелым.

— Странно, обычно розами, палёный, наверное, — с каменным лицом сказал Юрец. Но Полине было не до шуток. Она быстро глянула на шприц и на камушек, выбирая, и спросила:

— Просто надо его съесть? Разгрызть и съесть?

— Откусить кусочек и сказать «мутабор».

— Юр! — Сразу вспомнилось волшебное слово из детской сказки. Он улыбнулся.

— Я серьёзно. Думаешь ты настолько колдунья, что у тебя получится?

В груди стало тесно от боязни, но Полина исполнилась решимости. Нет уж, она не даст обратить себя насильно, как Тессу! Лучше сама. Как в детстве — с мостика, несмотря на чувствительные лопатки! Да и Юрец выглядел сейчас так, будто брал её на «слабо».

Полина решительно прикусила безоар, прожевала и буркнула:

— Мутабо…

И тут же выпала на пол, под кухонный стул, показавшийся трехэтажным домом. Полина прижалась к шероховатой плитке, приметила в щели под холодильником потерянную заколку. Так вот, куда она делась! Возникло желание залезть туда, в укрытие. В норку, где можно спрятаться.

— Пи! Пи-пи!

Огромная рука великана сграбастала её и вытащила из-под стула, пронесла на головокружительной высоте к глазам, из которых один — Полина теперь ясно это видела — блестел клетками живой роговицы, а другой — стеклом и раздвижным окуляром.

— Ну и нафига я кожу дырявил? Малышка! Какая ты рыженькая! — прокатил Юрец громом по обострённому Полининому слуху и опустил её на стол. Полина встретила матерчатую поверхность скатерти, растопырив коротенькие лапки. Заскребла ими и тут осознала, что использует для балансировки ещё одну часть тела, которой в человечьей жизни не нашлось бы применения.

Да, у неё был хвостище-хлыстище! Свой собственный! Почти такой же длинный, как у Юры, покрытый персиковым пушком, да ещё и с белым кончиком. Полина прибрала его лапками и прихорошила. Хвост мог вилять, как если бы копчик вырос и стал подвижным. Это было забавно.

— Нравится? — Десятиэтажный муж, точно сказочный великан, пристроился рядом на столе, положив подбородок на ладони. Его ресницы выглядели, как щётки для ковров, и моргал он очень громко. Буп. Буп.

— Пи-пи, — попыталась сказать Полина, удивляясь тому, насколько большими стали её передние зубы. Во рту еле помещались.

— Ладно, я понял, моя волшебница! Надо и самому уже превращаться. — Юра глянул на наручные часы. — Хорошо, что этот этап подготовки прошёл удачно! — Он засмотрелся на то, как Полина играет с хвостом и растроганно засмеялся. — Какая же ты красивая, если бы ты знала! Как же мне повезло. — Его ладонь накрыла спинку Полины будто бы большим тяжёлым одеялом и протянула шкуру кзади. Он гладил её.

— Пи, — напомнила Полина.

— Ты права, рассиживаться нечего.

Он подхватил её под брюшко и посадил в карман униформы. Полина будто оказалась в мешке. Высунула нос наружу. Подвижные блестящие усы мешали обзору, зато улавливали малейшее колебание воздуха. Так вот, как чувствуют крысы!

Юра вынес её в машину, оглушил мотором и повёз к музею. Полина вздрагивала у него в кармане от каждой громыхающей мимо поливалки и звука сирены. От волнения очень хотелось чесаться и чистить шёрстку, но в кармане это было неудобно.

Наконец, тряска прекратилась, Юра вышел, запер «Бэху», набрал на телефоне вызов.

— ЭрБи, вы в сборе? Феличе тоже?

— Коты прикатили оба, Юрец, кстати, зачем они нам? — прогудел Эрик в обратку.

— Вызвались помочь. Пригодятся на подстраховке, — определил Юра, пока шёл до своих, ждавших, как Полина догадалась, у Стылой Протоки. Этот узкий канал соединял два здания Вернисажа аркой перехода, которую тоже можно было считать мостом, и под которой обычно гуляли люди. Удобно! Впрочем, сейчас, как и раньше в подобные моменты, вокруг не наблюдалось ни души. Невгород опять являл потайную сторону… Помогал своим нечеловеческим порождениям. Юрина рука поддела под мышки и опустила на нагретые за день солнцем и натёртые подошвами булыжники.

— Посиди здесь.

Полина постаралась приподнять хвост, чтобы не пачкался. Муж отошёл, поздоровался за руку с каждым из Лапок и потом — Полина воспринимала их как исполинские статуи, Бастовыми.

— Готовы?

— Если нас не кастрируют за повторное своеволие, то готовы. — Аста смахнула волосы с плеча.

— Под мою ответственность, — уверил её Юрец. — Надеюсь, вылазка пройдёт без сюрпризов, коты.

— С нашей стороны надежда аналогичная. — Она прошипела и зашла под мост, чтобы прогарцевать на выходе чёрной желтоглазой тенью. Лапки один за другим проходили под мостом и обращались в крыс. Полина видела, как их униформа тонула под бурой шерстью, тела уменьшались, и шустрые зверьки отбегали в сторону, становясь столбиками, чтобы смотреть за обращением товарищей. Юра пробежал под аркой и вернулся размером гораздо крупнее Полины — даром, что оборотень. Предстал перед ней лопоухим крысюком, глядящим одним весёлым глазом. Умылся перед женой и пощекотал её усики своими.

— А вот и я.

— Ага, — вздохнула Полина. Зарылась коготками в гладкую Юрину шерсть, причесав, и хихикнула, заметив у него под хвостом нечто выдающееся.

— Что? — Муж поводил усами.

— У тебя яйца, как дыни, — оценила Полина, прижав лапку к морде.

— Всё для вас, прелестная фрау Альбрандт, — раскокетничался Юреци для пущей сексуальности расправил свои бархатистые причиндалы по всей длине.

— Фел, не тормози! — их заигрывание прервал окрик Асты брату. Феликс стоял перед аркой и раздражённо тряс волосами. Его сестра тёрла лапкой мордочку по другую сторону в ожидании.

— Мр, я плохо помню, как это делается, — жаловался он. Застегнул и расстегнул мотокуртку. Сгреб шевелюру в хвост, помедлил и распустил обратно.

— Феличе, ты всегда любил быть котом, — напомнил ему Юрец.

— Да, но… Бастет, да. Я сейчас, пацаны. Дайте, я приму это, как данность.

Вид у него стал несчастный. Полина поняла, что бесстрашному Феликсу страшно.

— Он так сто лет простоит, пока его не объявят памятником, — проворчал Герхард. — Фел! Смелее!

Тут Юрец не выдержал. Подбежал крысиным галопом к коту и куснул его за лодыжку повыше ботинка.

— Мр-ряу! — Фел прянул под арочный пролёт и выскочил из тени нарядным чёрно-белым котом. Замер в растерянности. Полина ахнула от восторга. Да, всё верно оказалось с его светлыми прядками — они составляли часть маски на морде. Усы у Фела тоже получились белыми, как и грудь с брюшком и носочки лапок. Роскошный кот роскошен во всём! Как и его любимый питон, Бастов тоже был пегим по окрасу… Фел расширил и сузил зрачки, выдыхая, поднялся на задние ноги, как в цирке. Повернул к себе и рассмотрел когтистые розовые подушечки передних.

— Фу! Ну и гр-р-рязь. Кр-р-рысы, передайте совету, за санитарией улиц стоит следить лучше!

— Ты так на двоих и будешь перемещаться? — пристыдил его Юрец.

Феликс прижал к голове крепенькие, небольшие ушки и, вздохнув, встал на четвереньки.

— Я потом не отстир-р-раюсь.

— Ничего страш-ш-шного, — сестра обвила его чёрный хвост своим. — Я тебя вылижу.

Когда все стали зверьми, Юрец повёл компанию на задний двор музея. Фел шёл сбоку, стараясь не наступать в грязные пятна, и то и дело тряс лапами от брезгливости. За спиной у Полины, державшей Юрца зубами за хвост, доносилось нервозное мурчание Асты. Крысы перешептывались на баернском, но теперь Полина хорошо его понимала.

— Пацаны, проникаем через пятую магистраль центрального блока, согласно схеме, там ходы из сливов в вентшахты, — руководил Юрец. — Дудка на третьем этаже в семнадцатом зале. Кошки-стражи дали доступ. Сигналку отключат на два часа для подсчёта барахла, и за этот промежуток нам надо смыться с дудкой в зубах.

— Я не пойму, если всё так легкодоступно, брат, зачем нам Бастовы? — теперь уже Герхард с недоверием поводил усами на кошачью семью. Феликс уязвлённо замахал хвостом.

— Прикрытие, — осторожно пояснил Юрец. Тем временем он подвёл их к решётке ливневой канализации, легко поддел зубами дверцу и обнажил широкий, пахнущий системой во всей красе лаз.

— Willkommen, ihr Rumtreiber! Und möge uns eine reichlich vorhandene Müllhalde gefallen.¹

¹ — «Добро пожаловать, мародёры! И да приятствует нам изобильная свалка». (нем.)

37. Кошки-мышки

— Фр-р, я и забыл, какая в системе гр-р-язь! В детстве это не казалось таким омур-р-рзительным! Будь я истинным жрецом Бастет, уже бы левитир-р-ровал!

На это Юрец прижал уши и бросил через холку:

— Оставь свои аристократические замашки при себе, Феличе. И отнесись уважительно к системе!

— Ох уж эта ваша система, — кот брёл по сырой коммуникации, тряся лапками, потерявшими белый окрас. Они стали грязны, как всё вокруг. — Можно подумать, свято место! Дахр-р-рия отдыхает.

— Да, отдыхает, — уязвлённо отозвался эхом в трубе Юра. — Во многих восточных верованиях крыса не менее священное животное, чем кот или собака! Нам тоже есть кому поклоняться!

— Ш-ш-што-то вы не очень поклоняетесь своему королю, — прибила его Астарта, после чего Юра фыркнул, сердито постучал челюстями и потрусил быстрее через лабиринт переходов, утягивая Полину за собой. Они пересекли несколько почти вертикальных переходов, миновали парочку прогрызенных в трубах дыр — причём Полина сразу узнала следы именно крысиных зубов — и оказались в сухих шахтах, откуда несло стойким запахом музейных экспонатов, немного пылью и немного — консервирующими пропитками. Полина подобралась и услышала, как Феликс, дышавший ей в хвост, нервозно замурчал.

— Эй, кот, приглуши мотор! — воззвал к нему Герхард.

— Пр-рости, — тот потряс ушами. — Но вы говор-рили, нам ничего не гр-р-розит?

— Тут скорее нам стоит переживать, а, старый друг? — недобро цыкнул резцами Эрик. — Идём в когти к крысоловам!

— Genug!¹ — не выдержал Юрец. Гаммы тотчас заткнулись и продолжили путь молча. Полина спешила за мужем, изредка оглядываясь на котов, и всякий раз, когда она ловила настороженно горящий взгляд Феликса, тот смягчался и подмигивал ей из полумрака системы.

Несмотря на дружеское расположение, от него веяло смертельной опасностью, и Полина не могла не чувствовать это — крысиное сердечко подсказывало ей, что за ними по пятам следуют два хищника, для которых грызуны естественная пища…

Они добрались до вентиляционной щели, за которой поскрипывали музейные половицы. Крысы синхронно взялись за решётку с трех сторон и беспрепятственно сняли её. Путь к залам Вернисажа оказался открыт. Полина, выпрыгнув на паркет, изумилась — Юра привел группу аккурат в зал баернских ремёсел! Его знание системы поражало, но похоже для других гамм эрудиция предводителя была в порядке вещей.

— А мы были здесь с Мартой, — поделился попискиванием Эрик, — до рождения Эмилии. Я помню вон тот секретер.

— У тебя семья, ЭрБи? — удивился Фел. — Здор-р-рово!

— Щ-щ-щ! — осадила их Астарта. — Где мама?

Будто бы ответом на её вопрос из угла залы к ним подтекла изящная чёрно-белая кошка. Так вот как выглядела Эдита «в звере!» Как сын, только миниатюрнее. Бастовы дружно потёрлись о её ушки своими, и мать промолвила котятам:

— Феликс-с, неужели, ты обратилс-ся, с-сын?

— Долг перед гор-р-родом обязывает, — коротко переглянувшись с сестрой, объяснил тот. Кошка-хранительница строго оглядела крыс и остановила луны глаз на Полине.

— У вас-с менее дес-сяти минут до включения электричес-ства. Поторопитес-сь. — Она села на полу, обернулась хвостом и умылась лапой. — Дольше мы не с-сможем держать зал обес-сточенным.

— Сеймур-р-р на этаже? — уточнил Феликс, прядая и пригибаясь.

— Он охраняет входы. Идите. — Мать обвела его плечо кончиком хвоста.

У Полины мигом зачесалась шкурка от волнения. Тем временем Юрец и ребята уже вскрывали стекло витрины с шалмеем.

— Польза! — ободрил муж. — Давай резче!

Полина полезла к заветной дудке, и тут Юрца молниеносно смела другая бурая тень. Эдита издала шипение и вздыбила холку, выгнувшись дугой. Аста скакнула к матери, а Феликс наоборот, к Лапкам. Гера с воинственным писком ринулся на кого-то, Полина еле сумела вцепииься лапками и зубами в старое дерево шалмея, как её саму изловили за хвост, и она уже из перевёрнутого положения увидела хлынувшие в зал крысиные спины — откуда столько взялось!

— Sheisse! Verdammte Scheisse! Больно! — У неё попытались отобрать дудку, но нападавший, куснув инструмент, дёрнулся от него прочь, как от крутого кипятка.

— Рихард, не тормози, хватай артефакт!

— Не могу, током бьёт! — взвизгнули у Полины над ухом.

Шалмей выпал из витрины и с грохотом покатился по полу. Сразу пятеро крыс ринулись к нему, и одна успела преградить им доступ. Это был Юрец, его левый глаз яростно сверкнул во тьме. Он хватанул зубами одного врага, другого, извернулся на третьего. Полину подхватил четвёртый, и моментально с хрипом выпустил — острый розовый коготь вспорол ему брюхо вдоль. Полина завизжала и выскользнула из захвата. С двух сторон от неё пол встретили белые лапы, и она оказалась под пушистой грудью Феликса.

Дудка! Юра!

Она видела, как муж и гаммы, развернувшись хвостами друг к другу, оттеснили дудку за спины и отбиваются от чужеродных крыс, а те злобно стучат на них резцами. Чёрная змея метнулась с шипением в гущу стычки и раскрыла перед врагами пасть, полную устрашающих кошачьих зубов. Это дралась Аста. Полина, пользуясь заминкой, прыгнула за шалмеем, поймав отблеск Юриного тревожного взгляда, и следом раздался приказ:

— Феликс, выведи её! Я вызвал подкрепление!

Очередная вражеская крыса рванула в атаку и отлетела прочь, размазывая кровь по вернисажному инкрустированному полу. Забилась в агонии, затрясла лапками со вскрытым горлом. Полина ухватилась за шалмей — размером с хорошее бревно — и подтянула к себе. Феликс, укрывал её между передних когтей, шипел и раздавал хлёсткие удары направо и налево. Казалось, один неосторожный замах, и Полине конец! Но кот действовал точно по цели, защищая перепуганную рыжую крыску.

Сестра прикрывала его с одного бока, мать с другого, по залам Вернисажа вовсю цокали когти других котов. Крысы — а теперь Полина совсем запуталась, кто из них был из Лапок, а кто врагами — рассыпались по углам залы, где их настигали хранители. По счастью оказалось, что Полина всё ещё крепко держит передними лапками шалмей, а старинный инструмент даже в месиве битвы греет её своей силой.

— Пр-р-релесть, живее, бежим!

— Нет, там мой муж!!! — запротестовала на оклик Феликса Полина.

— Ему помогут кошки и дельта-эпсилоны! Лапок защитят, спасай дудку!

— Ох!

И полминуты не прошло, как Полину опять затолкали в систему. Напоследок Фел со свистом махал когтями где-то сзади, пока она удирала по сухим трубам прочь от места битвы. По соседним трубам тут и там рокотали крысиные лапки — очевидно, это было подкрепление невгородской стаи. Фел настиг, аккуратно поддел Полину зубами за шкирку и понёс быстрее. Та стиснула крепче инструмент, изо всех сил стараясь не думать, что совершает ошибку, бросив мужа биться с врагами в обществе кошек.

Фел выпустил Полину через несколько прогонов у знакомого лаза со следами крысиных погрызов. Отдышался, озираясь, и мыркнул:

— Ох, жаль, что у кош-ш-шек такая маленькая печень! Долго не побегаешь.

— Фел! Юра! Лап-пки! — Полина дрожала, прижимая к себе шалмей. Кот пару раз лизнул её колючим, шипованным языком и досадливо повыпускал когти.

— Я не могу тебя бр-р-росить. Так бы поспешил им на помощь. Мать и сестра тоже бьются, как и стар-р-рина Сеймур и прочие музейные хранители. Это их р-р-работа. Надеюсь, они спр-р-равятся. — Он высунул из шерсти татуированную руку с мобильным телефоном. Аппарат горел вызовом от Юры.

— Мр-р-р? О, славно! Вы ищете нас по следу? Вы уже в системе? Аста с мамой? Ох, мряу, как ты меня утеш-ш-шил! — Фел выдохнул и улыбнулся Полине по-кошачьи: — Они спр-р-равились!

— Они целы? — пропищала та. — Они не ранены?

Но тут на её вопрос ответили лёгким, ласковым укусом в хвост. Юра вынырнул из темени с фонарём и его перемазанная в чужой крови морда победно хмылилась. Кураж прирождённого бойца ещё не померк в зрачке мужа, но он досадливо встряхнул шкуру и прочесал хвост.

— Ничего хорошего! — возвестил Полине. — Альянс с какого-то перепуга прознал про дудку! Хотя, это не такая уж и тайна… Но вот вопрос, как они оказались в одно время и в одном месте с нами?

— А что тут думать? — съязвил выбежавший следом за ним из трубы Герхард, склоняя голову набок. — Ты доверился котам, и они тебя не подвели, брат, а?

Феликс вздыбил шерсть на это обвинение.

— И дрались за вас, не устрашась альянса, тебе это ни о чём не говор-р-рит?

Гера показал красные зубы.

— Тогда откуда они взялись?

— Это может быть совпадение, — вступился за кошек Эрик. — Зачем стражам помогать нам, если они призвали врага?

— Для отвода глаз!

— Глупости, — согласился Юрец. — Но вот, что я вам скажу, пацаны, Бастовы нам реально пригодились! И… Было бы безрассудно с нашей стороны решить, что король не в курсе, где хранится дудка.

— Зато теперь он в кур-р-рсе, что она у нас, — процедил сквозь белые усы Феликс.

Лапки без дальнейших приключений выбрались из системы и один за другим прошли под мостом. Феликс же попросту потряс шкурой и вместе с искрами сбросил с себя облик кота. Вымахал перед Полиной до размеров байкера. Юра присел на корточки и подал жене кусочек безоара.

— А теперь давай обратно так же. Помнишь? Мутабор!

— Пи-пи-пи. — Полина откусила от шарика и выросла с шалмеем в дрожащих руках. Прижала заветную дудку к себе и упала в объятья Юры.

— Ащ-щ. — Тот сжался при соприкосновении с волшебным инструментом трубадура, но стерпел объятья. Полина заметила два глубоких тёмных укуса на его правом предплечье, а под рукой, обнимавшей мужа — теплоту и сырость свежих порезов. У Геры текло кровавым разрывом ухо. Эрик промакивал пальцами ссадину на шее, а из разорванного рукава его униформы скалились мясом ещё две.

— Юрочка. — Полина, сунув шалмей под мышку, бережно развернула Юрину руку ранами к себе, оттянула разрыв его униформы и осмотрела длинные кровящие царапины на боку. Гамма-один чмокнул жену в ладошку.

— Ерунда. Неглубокие. ЭрБи?

Бретцель показал большой палец и прибавил:

— А вот Герку надо бы зашить.

— Я в порядке! — хладнокровно буркнул в свою очередь гамма-два. — Потерплю вместе с вами.

Он пересёкся взглядом внимательных глаз с Эриком, пока тот принимал чей-то вызов, и глянул на Юрца уже с испугом. Альбрандт отреагировал напряжением, не ускользнувшим от Полины.

— Альфа?

Очевидно, крысы безошибочно могли определять явление особи высшего ранга. Эрик помахал в ночном воздухе пальцем, требуя тишины. Дослушал баернскую отрывистую ругань, отключил разговор и загнанно уставился на ребят.

— Лапки, мы попали. Эрфольг требует объяснений. Ему уже доложили о стычке в блоке-центр. И… Общий сбор через час.

— На Пауке? — собрался с силами Юра, стискивая в объятьях Полину.

— Там, да.

Феликс заводил глазами по бывшим товарищам, безмолвно вопрошая, стоит ли ему присоединиться к головомойке. Но Юрец велел:

— Вернись в Вернисаж и узнай у матери и сестры, как там дела. Возможно, им надо помочь с утилизацией тел.

— Хорошо, Юри. — Кот не стал возражать, многозначительно, с ободряющей лаской глянул на дрожащую Полину и поспешил под мост.

Альбрандт растёр грязное лицо перчаткой.

— Нам нужны грифоны, и нам нужен мотив, — вынес решение. — Без этого соваться сейчас к Эрфольгу самоубийственно. Герхард, свяжись с моими, и проводите их на собрание. Наверняка, им тоже велено быть. Лапки, подготовьте отца, объясните всё, а мы с Полькой-пулькой попробуем опять переговорить с львиноголовыми курами.

Пока ехала в машине и стискивала дудку, Полина видела, как блестят потёки крови на ранах мужа. Но тот не хотел тратить время на перевязку, а прореха глазницы под насупленной в решительности бровью выглядела грозно. Боец стаи спешил, и Полина понимала, это была обоснованная жертва. С альфой шутки плохи. Потому и она сама подавила желание расплакаться от усталости и страха, заразившись той же решительной суровостью.

— Ah, пресвятая нора Ганса, сколько ни тренируйся, а чёртовы коты многократно сильнее, от природы, да, Полька? Hast du gesehen?² Фел же худее меня в жизни! Но как он возмужал за эти годы, подумать только! Настоящий потрошитель! И… Если бы не они, нас бы сгрызли заживо! — Юра рассуждал и пристыженно кивал головой.

— Ага. — Полина устало прислонилась к двери. Она так и не отпускала шалмей.

— Любимая, — обратился тогда муж, выруливая на Васильковый остров. — Ты способна сегодня сыграть для альфы и стаи Невгорода?

— М-можешь на меня положиться, — уверила Полина, и суровое выражение лица гаммы-один на миг сменилось благодарной, нежной лаской.

— Ты моя самая смелая девочка. Вот какая жена у Альбрандта! Трубадур моего сердца!

Полина сделала над собой усилие, чтобы улыбнуться в ответ.

— Посмотрим ещё, что скажут грифоны, Юрец.

Оказаться у башни уже было не так страшно, как то, что недавно минуло и предстояло им вскоре. Грифоны хлопали крыльями на самой верхушке кирпичной трубы, испещренной цифрами. Их фонари горели ярко — все четыре. Они успели восстановиться после вчерашней потасовки. Резкий упредительный клёкот, срыв мощного тела вниз, и один из легендарных львов предстал перед гостями, раздувая шар надо лбом. Полина, борясь с боязнью, выставила вперёд шалмей.

— Я трубадур! Я хочу спасти город!

Дружный львиный рёв, так непохожий на прежний угрожающий призыв, пронёсся над дворами. Грифон взлетел к товарищам, они разместились на крыше башни, раскинув крылья крестообразно по четырём её сторонам, и в тот миг, когда Юрины «Тиссот» пропищали двенадцать, башня начала движение по кругу. Её кирпичи поворачивались и выстраивались в гармоничной последовательности. Полина не стала ждать и переписывать. Плотнее подоткнув трость в шалмей, она поднесла было инструмент к губам, набрала полные лёгкие воздуха, чтобы сыграть мелодию, и вдруг поперхнулась изумлением. Догадка поразила её не хуже молнии из хвоста грифона.

Да и могло ли быть иначе?

Ноты на башне собрались в до смеха знакомый средневековый марш.

¹ — «Хватит!» (нем.)

² — «Ты видела?» (нем.)

38. Альфа

— Юрка, погоди!

Полина удержала мужа за руку на выходе из каморки Альбрандтов. Тот влетел, не удосужившись умыться, переполошённо зыркнул на часы и поспешил обработать глазницу, чтобы вставить протез. Осушил полбутылки воды из упаковки, протянул жене остатки и вытерся рукавом. Хотел в том виде, как был, мчать на общий сбор.

— Полямба, опоздаем! Орднунг!

— У нас ещё целых пятнадцать минут в запасе. — Полина отложила шалмей на стол, и Юра, видя это, тут же провернул замок двери — опасался, что дудка исчезнет, что ли? — У тебя есть другая форма, переоденься, и… — она вновь осмотрела неприятные раны на его предплечье, — дай аптечку. Я быстренько.

— О, оставь! — ожидаемо взбрыкнул Юрец. — Кровотечение давно унялось!

— А инфекция никуда не делась. Прости, но насчёт грязи в твоей священной системе Феликс прав.

— Ну хорошо, но поторопись!

Юра догадался, что спорить с ней бесполезно, и начал стаскивать липкую драную униформу. Полине достался объёмистый ящик с медикаментами из-под кровати Венедикта Карловича, и она поспешила отобрать нужное для перевязок. По правде говоря, ей до того не случалось заботиться о раненых, разве что, маме бинтовать порезанный на даче пальчик, да папе мазать разболевшуюся поясницу. Но уж раз стала женой защитника города, приходилось импровизировать…

Юра подставил рёбра под жгучий спрей и чуть дёрнулся, когда Полина закрасила ему царапины. Сложив из марли некое подобие длинной салфетки, выдавила на неё мазь и бережно закрыла обе раны. Закрепила пластырем. Погладила бок мужа.

— Альбрандтечка любимый. Так же лучше, правда? Теперь лапку.

Юра, донельзя смущённый, подставил её заботе руку. Здесь раны были поглубже, и Полина облила их антисептиком из флакона. Обернула плотной марлей. Юра следил за её хлопотами и счастливо улыбался. Потом прервал молчание, с сожалением глянув на время.

— Семь минут, жена.

Она, ласково сжимая его кисть в одной ладони, другой оставляла на запястье слой за слоем бинта.

— Не туго?

— В самый раз! Может, достаточно?

— Ещё чуть-чуть потерпи. — Полина отстригла бинт ножницами и сделала узелок. — Все раны справа, да?

— У меня большое слепое пятно по правому борту, и я не могу похвастаться равным проворством на обе стороны, — повинился Юрец. — Но… Я и так неплохо дрался?

— Ты дрался бесподобно. — Полина приголубила его. Он засопел довольным смехом, невзирая на серьёзность ситуации.

— Никогда не мог и мечтать, чтобы мне вот так в системе лечила раны моя утончённая, самая красивая на свете жена. — Тут настала очередь и Полине смутиться. — В каске, в камуфляже, спустя час после выхода из крысы. Это невероятно, то, что ты делаешь со мной, Половин. И это для меня цены не имеет. Сколько бы мне жить не осталось.

— А когда мы надерём жопу альянсу, представь, что ты скажешь! — Полина обняла его за шею и поцеловала.

— Ты бесстрашная, — выдул ей в ушко он.

— И кровожадная! Я же режу грызунов на корм змеям, забыл? — игриво напомнила Полина. — А кто-то, — она натянула мужу на плечи свежую камуфляжную рубашку и принялась застёгивать пуговки, — ругает меня за крыс в магазине и сам их приканчивает в системе!

— Пф-ф-ф, нашла чем попрекнуть! — Юрец надулся. — Тебе не понять, насколько смерть в желудке хищника позорна для крысы! Хуже ничего не придумать, полный провал! И ошкуривание не так бьёт по самолюбию, как быть съеденным, тем более, змеёй! Поняла?

— Ах, вот оно как у вас. — Полина пригладила его виски и подобрала шалмей. — Пошли, познакомимся с твоим Эрглюком.

— Полундра, — тормознул её муж. — Насчёт его имени. Я тебя предупредил. Лучше вообще рта не открывай, говорить будем мы.

Она повертела у его носа дудкой.

— А кто будет играть?

Паук, как эту часть системы обозначили Лапки, оказался огромным высокосводчатым коллектором, освещённым мощными прожекторами, и гулким, под стать заправскому концертному залу. Полина сразу оценила акустику и распрямила плечи.

Вот бы ей только разрешили сыграть!

Они с Юрой явились под самое начало сбора. Коллектор заполонили крысы и люди, похожие на крыс. При виде гаммы-один с рыжей девушкой под руку многие бросали враждебные взгляды и расступались, пропуская к центру. Где-то в толпе мелькало белое от пластыря ухо Геры, и рядом же с молчаливым напряжением за Полиной с мужем следил Эрик. Юрино плечо стиснула мальчишеская рука. Полина обернулась следом и узнала Борьку. Тот совал брату коробочку.

— Беруши, Юрец! Мы заехали купили десяток! — Он нервно сжал губы, косясь на Полину. — Пацанам тоже раздали. На всякий пожарный.

— Спасибо, — тот спрятал коробочку в кармане и проворчал в усы: — идеальный я муж: и слепой, и глухой, мечта.

Тем временем при приближении к центру Паука Полина заметила других крыс — одетых не в бурые камуфляжки с нашивками рыбьих скелетов, а в приличные костюмы. На них и грязи было — ни пятнышка. Всего она насчитала пятерых таких, напыщенных, глядящих на других, как на сброд, и окружали они улыбающегося мужика в светлой рубашке с брюками.

И это-то в системе!

Сразу стало понятно, кто у них альфа и его подпева… беты.

Мужик в белом стоял посреди коллектора и ждал. Его волнистые русые волосы спадали на плечи, глаза — внимательно прищуренные на крысиную братию, холодные, с циничным тяжёлым взглядом, были едва ли светлее оттенком Юриных.

«Все крысы похожи между собой», — подумалось Полине. Окружавшие смотрели альфе в рот с неприкрытым раболепием, а тот раздавал бетам короткие поручения, которые разносились дальше по стае. Что и говорить, неприятный тип. Вседозволенность налицо, или, точнее, на морду!

— Это Эрглю… Эрфольг? — поправилась Полина.

— Да. Альфа, — цыкнул Юрец. — Впечатляет?

— Он мне не нравится.

Муж уставился на её честность, как на гнилую крупу.

— Ты совсем ку-ку, жена? Это не он тебе, а ты должна ему нравиться! Иначе, кх-х-х! — и недвусмысленно провёл себе пальцем по горлу. Мужик в белом тут выцепил их вниманием из толпы и знаком поманил приблизиться. Сердце у Полины пропустило несколько тактов. Юра оправил униформу, взбодрился. Двинулся к альфе, не выпуская руки жены.

Эрфольг окатил необычную пару максимально презрительным взглядом и хлёстко заметил:

— Альбрандт, вот и ты. Тебе напомнить, что самок водить в систему можно только с предварительного согласования?

Юра крепче сжал Полинину ладонь.

— Это не просто самка, Рауль Евгеньевич. Это наш возможный ответ альянсу.

Эрфольг на такое дерзкое заявление скривил тонкий рот, словно съел нечто невообразимо кислое, и удостоил Юру ответом:

— Поясни. А, нет. Начнём с сегодняшнего вечера. Ты свидетель инцидента в музее? Что случилось?

— Стычка с силами Балясны, — прямодушно ответил муж. — Попытка похищения шалмея крысолова с их стороны, защита артефакта с нашей.

— Каким образом вы оказались там? — сборище крыс притихло от вопроса альфы, и все уткнулись вниманием в гамму-один. Сотни блестящих чёрных глаз обратились на Полину.

— Мы с гаммой-два, первопомётным гаммой-три и котами Бастовыми тоже задались целью её похитить. — Юра звучал твёрдо и уверенно, хотя среди крыс донеслись возмущённые перешёптывания. Как поняла Полина, участие котов в крысиной возне не одобрил никто.

— Для чего, Альбрандт? До меня доходят сведения о странных авантюрах с твоим участием в последние дни. Про грифонов я тоже знаю. Ты что-то держишь на уме и не посвящаешь в планы альфу, говори.

Юра глянул на Полину. Прочистил лёгкие долгим вздохом и ответил:

— У нас есть решение по конфликту с королём. Мы можем дать отпор силам альянса.

— И каким же образом?

— Вот, — Юра указал на жену, — эта дудка. А вот её первый владелец. Трубадур вернулся, раттенменши.

Моментально сотни носов и глаз устремились на Полину. Она вновь ощутила себя так, словно во сне пришла на работу голой. Робея, но не сдаваясь, вытащила из камуфляжки и показала собранию шалмей. Венедикт Карлович во втором ряду опустил голову и посжимал жилистые руки. Настал момент истины.

— И-и-и, что вы намерены делать с ней и с дудкой? — Эрфольг говорил быстро, и в его властном тоне Полина уловила не более, чем высокомерное раздражение.

— Играть, — как очевидность заявила она, на секунду пересеклась взглядом с мужем и — благо трость уже была вставлена в инструмент — поднесла оружие к губам. Стремительная мысль пронеслась в голове — что она не успела опробовать дудку, примериться, настроиться, обкатать — но было поздно. Первые ноты марша разлились над коллектором. Шалмей звучал слабее гобоя, но акустика делала своё дело. Пальцы Полины сновали по отверстиям, как по клапанам, словно на неё снизошло озарение, и старинная дудка вдруг стала частью её собственного тела. Словно она всегда, всю свою жизнь выманивала музыкой крыс из средневековых городков. Марш лился чисто и напористо, не весело, не как в детстве играл папа, а грозно — так, как должен играться. Полина смотрела в тёмные глаза альфы и видела, что тот поглощен музыкой. Он больше не выглядел надменным и циничным — музыка поглотила его сознание. Торжество забурлило в жилах Полины. Марш работал. Она сделала шаг назад — к выходу из коллектора — и Эрфольг потянулся к ней, точно несмышлёный крысёнок к матери. Крысиная масса колыхнулась за предводителем. Все они якобы спали наяву и видели райские сны, настолько блаженными и безмятежными стали их лица. Даже на концертах во время выступлений Макса в зрительских глазах она не видела столько обожания!

Обалдеть, слава! Полина Дурова — пастырь крысиных стай.

Юра тоже направился за дудкой. Он не успел вдеть беруши. Видя мужа под действием волшебства, Полина чуть не прыснула смехом, но сумела подавить порыв. Ей надо было что-то делать с этой подвластной ей ордой. Но вот куда их отвести, чтобы доказать свою силу? Окрылённая успехом, она повернулась к крысам спиной и повела стаю в самую широкую магистраль. За ухом лавиной донесся стук подошв и коготков о кладку — полный состав слушателей двинулся на ней. Полина ускорила шаг и темп игры. Спереди из трубы к ней тоже спешили любопытные крысы, улавливали музыку, застывали очарованными столбиками и примыкали к шествию. Тут у неё перед носом помахали рукой, и Полина обратила внимание на Борьку, шествовавшего рядом. В хитрых глазках второпомётного светился разум, а в ушах желтели столбики беруш. Он когтем поманил Полину в нужное ответвление коллектора. Та благодарно мигнула, не прерывая игры. От марша стало жарко внутри, как от хорошей тренировки. Она заметила и Венедикта Карловича, идущего рядом с Юрой. Тот мечтательно озирался, наслаждаясь зрелищем шествия собратьев, зачарованных невесткиной игрой. Потом достал из кармана первенца коробочку с берушами и вдел тому в слуховые ходы. Юра вздрогнул, проморгался, как если бы внезапно вынырнул из сна и, встретившись глазом с отцом, прыснул приглушённым смехом в ладонь. Венедикт Карлович приложил палец к губам с донельзя довольной улыбкой.

Да, у стаи Невгорода и впрямь появился шанс на спасение.

Полина по указаниям Борьки вела очарованных крыс то в один поворот трубы, то в другой, и в конце концов вывела к морю недалеко от того места, где они играли во фризби с Миланой. Занимался рассвет. Щиколотки Полины шлёпали в холодной, тронутой охрой солнца воде. Юра, видя это, приблизился к жене, молча подставил шею и принял её на плечи. Продолжил шествие в залив. Эрфольг, его разодетые беты и вся крысиная рать покорно следовали за Альбрандтами. Когда вода дошла Юре до пояса, тот остановился и посжимал державшей рукой бедро жены, прося прекратить игру. Полина довершила проигрыш и убрала шалмей от губ.

Плеск волн и крики чаек стали той тишиной, что вернула публику в разум.

Эрфольг испуганно заозирался, понял, что стоит по грудь в воде, обратил морду на обескураженных бет. Те тоже не могли понять, как оказались здесь. Полина смеялась на плечах у мужа, сжимая шалмей, пока утренний бриз пушил её огненные волосы.

— Das ist Scheissdreck!!! — капризно взвизгнул альфа и поспешил на берег. Крысы опомнились и ломанулись за вожаком, Юра вытащил затычки из ушей и шепнул жене:

— Нас или кастрируют, или наградят, одно из двух.

— Сын, я лицезрел исторический момент, — с торжеством сказал Венедикт Карлович. — Если пророчества сбываются, значит всё идёт, как надо.

— Albrandt!!! Komm zu mir, schnell!¹

Юрец аж подпрыгнул и с Полиной на плечах, брызгаясь, потрусил пред очи альфы. Спустил жену на песок. Эрфольг, красный от злости, содрал набрякшую буроватой водой рубашку и со всей дури отхлестал первопомётного гамму-один по щекам. Альфа выглядел здоровенным, как машина, и неудержимым, как морской шквал. Полина сжалась, не смея встрять.

— Du, einäugiger Mistkerl! Hast du gedacht, dass du alles kannst?²

— Рауль Евгеньевич, вы видите, это наше спасение!

Юра смиренно утёрся и поправил съехавший протез. Эрфольг подлетел к Полине и испепеляющим, полным ненависти взором вытаращился на неё. Пришлось замереть и выдержать переглядки. Мышечный зверь, полный опасности, в открытую, не стесняясь бледного, как рыбья косточка, мужа, угрожал ей. Полина стояла и молила коленки не трястись. Чувство, что альфа одним махом может вскрыть ей горло, долбилось кровью по нервам. Но Эрфольг сменил гнев на милость и вернул хищному лицу выражение скучающей снисходительности.

— И ты сможешь так играть перед частями альянса, самка Альбрандта?

— См-могу, — выдавила Полина.

Он повернулся к ней шерстистой спиной, будто больше не интересовался. Прищурился на Альбрандта, подойдя вплотную, и оскалил рот. Юрец вытянул подбородок вверх, подставляя альфе шею — Полина поняла, что это знак глубокого подчинения, и её ненависть к Эрфольгу возросла десятикратно. Она ничуть не жалела, что выставила альфу в дурацком свете перед подданными!

Так ему и надо. Губы приготовились принять трость шалмея, приблизь Эрфольг поганую пасть к Юриному кадыку на жалкий миллиметр!

Юра терпеливо сглотнул. Альфа убрал резцы.

— Действуйте, — последовало разрешение. — И… Вон с глаз. План обороны предложишь Штольцу. — Русая голова мотнула на снулого мужика в обвислом костюме. Юра склонился:

— Аkzeptiert.

Альфа невгородской стаи щёлкнул когтями, и его подручные устремились за ним в трубу. Остальная шушара потянулась следом. Отец Альбрандт с младшим сыном мигнули Юрцу, давая знать, что отправляются за новостями. Скоро на пляже остались только Лапки и трубадур. Не говоря ни слова, Гера подошёл к Юрцу и крепко обнял их с женой.

— Я думал, тебе конец, брат.

— Я тоже.

Эрик невдалеке удручённо вздохнул и покопал песок ботинком. Полина чмокнула Шарнхорста в небритую щёку и коснулась Юриной мокрой рубашки.

— А я бы не дала его укокошить. Уже готовилась задудеть опять. И пусть бы ваш придурошный хоть шаг влево сделал!

— Эй, эй, не говори так об альфе, — опять упредил Юра, пока Гера боязливо огляделся — не подслушивают ли их?

— Молодец твоя девчонка, Юри, давно пора, — тем временем отчётливо произнёс Эрик. Гаммы зашикали на товарища, и Полине пришлось разорвать неприятный момент, потрепав мужа по раненой руке.

— Ну вот, повязка намокла, перебинтовывать надо.

— И так сойдёт! — поумывался муж.

— Нет, дудки, не сойдёт! — упёрлась Полина.

— Ой, — влез в их нежности Гера. — А мне можно лечение? У меня ухо совсем некому зашить! И хвосту тоже досталось! Поль, не откажешь в любезности помочь лучшему другу твоего благоверного?

Полина засмеялась от того, как ревниво фыркнул Юрец. Гера же бесцеремонно подставил криво заклееную пластырем ушную раковину с жирными полосами, уходящими из-под мочки за воротник униформы. Его рана ещё кровила. Эрик тоже не преминул примазаться.

— А у меня вот тут плечо болит! И шея порезана! Прекрасная фрау-дудочница, помогите, спасите крыску!

— Да чтоб вас всех кошки драли! — в шутку окрысился на друзей Юра. — Вы чего? Гера, тебе до медпункта Крюгера дорогу указать, забыл? А ты-то, Бретцель, куда лезешь? У тебя своя фрау есть!

— Ты слышал? — раззадорился Эрик. — Без предварительного согласования самкам в систему ни-ни!

¹ — «Альбрандт!!! Ко мне, быстро!» (нем.)

² — «Ты, говно одноглазое! Решил, что тебе всё можно?» (нем.)

39. Озеро

— Что сказать вам, дети, — объявил, опершись на парапет у Дегтярной набережной, ссутуленный от переживаний Венедикт Карлович. — Альфа был впечатлён вашим выступлением и дерзким планом. Да, это чуть не обернулось бедой, но не обернулось. Он уже отдал распоряжение укреплять форпосты и охрану на каждом блоке системы. А значит — готовиться к наступлению сил альянса. Беты сообщили мне, что пока ответа на ультиматум не последовало, а значит, Эрфольг намерен тянуть время. Он хочет, чтобы мы успели подготовиться. Это… Успех, раттенменши! — Альбрандт-отец повёл плечами, расправляя грудь.

— Erfolg ist kein glück¹, — из-под руки устало фыркнул Эрик.

Юрец пристально сощурился на него.

— Твой настрой в последнее время мне нравится всё меньше, брат.

— Неважно. — Бретцель пощипал переносицу. — Мы все в одной западне.

— Главное, что все в одной! — отвесил ему хлопок промеж лопаток Герхард. — Вместе не пропадём, Лапки!

— А вот и наша недостающая часть, — буркнул Юрец, увидев на телефоне знакомый номер. — Феличе? Что у вас? Справились с заданием? — Он выслушал кота и поставил разговор на громкую связь.

— Лапки, это была роскошная ночь! Спасибо за потеху. А какие новости с собрания?

— Вот он, глас убийцы, слышали? — потыкал в аппарат Юрец. — Новости позитивные, Феличе.

— Мр, я бы хотел… Знаете, — кот замялся, смекнув, что его слышит не один Альбрандт, — собраться вместе. Вечером, Лапки, приезжайте на наше озеро? Помните, то, лесное? Там и обсудим. Обещаю накормить шашлыком и рыбными стейками на костре. Вспомним старые времена, пока нас не прикончил альянс, а такое, мр, вполне допустимо.

— Недопустимо! — гаркнул Гера. — Мы подточим королю усы! Но вот про стейки это любопытно!

— А нам с папой можно присоединиться? — бесцеремонно влез Борец. Венедикт Карлович аж запнулся замечанием младшему.

— Нужно, и овчарок берите, а то они вам не простят! — отвечал Фел. — И, Юри, не для ревности, а для дружбы — без рыжего огонька пропуск для тебя закрыт! Не обессудь!

Юра переглянулся с Полиной.

— Я без неё и так никуда.

— Вот и замурчательно. Договорились!

С тем Фел отключился.

Полдня Полина честно проспала, утомлённая чередой злоключений. К вечеру ближе пришла в себя и обнаружила, что Юрец умотал в зал с приятелями.

— Ты не обалдел боксировать? — отругала мужа по телефону. — Дал бы ранам поджить!

— Полька, нужно быть готовым на все сто, — в голосе мужа чувствовалось нетерпеливое возбуждение. — Не время прохлаждаться. Я нужен альфе и городу.

Он был прирожденным бойцом. И Полина смирилась с его воинственностью.

Вечером они отправились за дамбу в потайное место Лапок, как описал Юрец — лучший уголок области. Полина недолго гадала, что же это за убежище. Юра привез её и гостей к маленькому радоновому озеру в гуще соснового бора. Здесь и вправду было тихо и уединённо. Дорожка фонариков вела к помосту над водой, на берегу разместилась сложенная из камней жаровня. Луна заинтригованно высматривала купальщиков из-за облаков, а белокрыльник своими гномьими колпачками покрывал сходы в воду.

Феликс с сестрой уже ждали у грубо сколоченного деревянного стола. Коты насаживали мясо на шпажки, перемежая его с луком и помидорами.

— Юри, ты, помнится, мурстерски разводил костёр, — напомнил Юрцу Феликс. — Не откажи в услуге.

— О, без проблем. — Альбрандт занялся углями.

— А я, помнится, мастерски тушил, — хитро признался Герхард.

— У тебя будет возможность, выпей побольше пива! — подколол его лучший друг.

Полина переоделась в кабинке и, дождавшись Милану с Диной, третьей из бомбочек атаковала озеро. Вода оказалась прохладной, но приятной, и чёрной, как дёготь, аж рук не видно. Плавая кругами у берега и наслаждаясь обществом нескромной луны, тоже купающейся в ночном небе, она видела рослую фигуру мужа, справившегося с огнём в жаровне. Потом он спросил что-то у Феликса. Кот ответил разрешающим хлопком по плечу, и Юра, на ходу сбрасывая одежду, стрелой рассёк озёрную гладь. Показал макушку на середине, огляделся, тряхнул волосами и погрёб к жене. Подхватил её, смеясь, и усадил себе на колени.

— Юр, про повязки тебе напоминать бесполезно? — сдалась Полина, видя, как он небрежно относится к собственным ранам.

— Ничего со мной не случится, — дохнул муж и наградил её губы жарким поцелуем в свежей воде. — А пропускать такой момент я не вправе.

Снова в его мерцающем обожанием зрачке мелькнула отчаянная безнадёжность, и Полина обвила Юрину шею, чтобы внушительно шепнуть:

— Всё будет хорошо.

Юра потупился. Озёрная вода закапала с его ресниц. А после вскинулся, заулыбался и отбуксировал жену к берегу. Вынес на плече по скользкому илу и высадил у костра со щиколотками, грязнее, чем у чёрта.

— Ну ты, засранец! — со смехом прокомментировал его выверт Феликс. В это время они с сестрой заправляли в решётки рыбные стейки.

— Извините, Ваше Котейшество, виноват, исправлюсь! — Юрец козырнул, маршем дотопал до озера и, получив благословляющий пинок под зад от Геры, с плеском улетел отмываться.

Венедикт Карлович сидел рядом с Полиной на бревне и посмеивался над дурачествами первопомётного. Он снял рубашку, многочисленные шрамы на его плечах и торсе без слов рассказывали историю становления доблестного гаммы-один. Полине не надо было гадать откуда взялись эти косые отметины — от зубов врагов и соплеменников.

Крысиная возня жестока…

— Я горжусь им, — негромко поведал Венедикт невестке. — Я не представляю каково ему было пережить то, с чем он справился. — Тревога отца вырвалась из его груди вздохом. Полина взяла матёрого гамму за куцую руку.

— Вы были рядом.

— Это так. Но… Даже я не до конца верил, что он восстановится. Поначалу было сложно, ещё и без Риммы. У Бориса тоже пошли неврозы. Но я решил их не жалеть. Запасся терпением, как отец. Не носил его там, где он сам мог доковылять. Не кормил, позволяя самому пачкаться в еде. Если мы собирались куда-то вместе, в театр или на реабилитацию, давал ему запас на пару часов дольше, чтобы он сам себя одел и привёл в порядок. Запретил Борису злиться на него и помогать. Разделил работу по дому. — Венедикт созерцательно улыбался, глядя на то, как его могучий сын прыгает по берегу и пытается вызвать Герхарда на боксёрский поединок. — Давал Юре задания пока я на службе, а Борис в школе. Сперва несложные, навроде выноса мусора и протирки зеркал, а потом всё более трудные. В конце концов научил его готовить.

— Так вот почему он любит делать завтраки, — поняла Полина.

— Потому, что он может их делать, — Венедикт приласкал невестку по волосам. — Он справился. И стал для меня настоящей опорой в задачах. Я могу доверить Юре что угодно и знаю, он и организатор, и исполнитель хоть куда. Стая любит универсалов. — Лицо гаммы-один омрачилось, очевидно, при мысли о предстоящем. — Я смотрю на моих помётных, и меня берёт гордость пополам с сожалением. — В это время Борька оседлал Юру и ездил на нём, хохоча, пока не бухнулся с мостков в озеро. — Так бы хотелось им уютных, тёплых норок. Но если с них будут снимать шкуры, я подставлюсь первым.

— Венечка! Крысуня! — прервала его тревоги Милана, плюхнувшись рядом и обняв с другого бока. — А Полкан Германович нам поможет! Папа уже доложил ему про наш план!

— А кто же доложил папе, вот что мне интересно? — Венедикт Карлович надавил собачке на кончик носа.

— Вот и вовсе не я! — отбрехалась Милана. Почесалась, обернулась на Дину — та щебетала о чём-то с Астой — и добавила: — Ну-у-у, не я одна!

Потом они ели мясо и смотрели на огонь. Полина отвлеклась на трёп с Милой и Борькой про сбежавшую змею в магазине, а когда вспомнила о Юрце, то заметила, что муж сидит бок о бок с Феликсом. Полина решила вполуха подслушать — что они обсуждают?

—…много воды утекло с тех пор. Но знаешь, Юри, я всё ещё считаю наш выпускной на корабле лучшим днём жизни.

— Когда все были живы и здоровы, — поумывался Юрец. — И Марк поднял тост за то, чтобы мы пятеро никогда не разлучались.

— В беде и веселье, — вспомнил Феликс. — До иссякания изобильной свалки. Юри, а ты помнишь наши первые байки?

— Первые? Ты хотел сказать, мою единственную «Ямаху», которую ты мне сосватал, чтоб тебе было с кем гонять?

Феликс тепло рассмеялся.

— До сих пор стоит целёхонька у Багира в гараже, — и прибавил куда печальнее: — «Хонда» Марка тоже.

Юра закрыл глазницы ладонями и тяжело вздохнул.

— Марк. Я бы хотел, чтобы он был здесь сейчас и видел наше примирение.

— Я верю, он видит, Юри. — Феликс положил ему руку на спину. — Марк радуется за нас из чертогов Бастет.

— Из норы Ганса! — поправил его крыс, и они с котом улыбнулись друг другу.

— Я так рад, что вы с Эриком завели семьи. А его малышка просто прелесть.

— Да, он в ней души не чает. Уже годик Эмилии.

Феликс полез в телефон и, прокрутив, показал Юре фотографию — Полина не видела какую, но брови мужа притом по-детски изумлённо поползли на лоб.

— Мой Амадеус. Ему скоро три.

— Твой котёнок?

— Мр, да. Живёт с мамой в Арвинике. Чёрненький вышел.

— Ух ты, поздравляю, Феличе! — Муж с искренней радостью обнял кота за плечо. — Нечасто видитесь?

— Да я… — Фел сжался. — Не могу привезти его на Родину, пока здесь творятся бардак и бесправие. Не хочу, Юри, ты уж прости, чтобы он рос в несвободной и враждебной для кошек среде. Ему лучше с Мирандой и, Бастет всемурчащая, такая моя неудача, что сын чаще общается со своим угашенным в котощи дедом, чем со мной. Но это не в упрёк тебе.

— Ясно. — Юрец омрачился, вспоминая Гектора и бунт. Феликс переместил руку другу на плечо, перекрестив с его.

— Смотри ещё.

— Это же Марк! С твоим сыном? Он приезжал? Ах, да, — Юра вспомнил. — В позапрошлом году он в отпуск гонял в Сан-Анджелос. Неужели, к вам?

— Я успел познакомить их.

— Вот это здорово, — с печалью и радостью сказал Юра. — Он был тебе настоящим другом, не то, что мы…

Фел встряхнул его за холку, призывая забыть обиды.

— За вас с Полиной рад! Тебе повезло встретить такое солнце… И, ещё раз, Юри, прости, я не знал, что она твоя жена. Она очаровательная! — Полина навострилась до предела. — Но, если не ошибаюсь, ты был помолвлен с Флорой Штольц, и дело шло к выгодному союзу?

— Был, — только и ответил муж. Они оба разом глянули в сторону Полины, и та сделала вид, что увлечена ковырянием розовых углей. Друзья Лапки помолчали, и Юра приглушённо признался:

— Она моё счастье. Моё всё.

— Она волшебная! — подхватил Феликс. — В ней столько страсти, огня, нерастраченной любви! Её аура, если бы ты видел, Юри! Она после возвращения искрится золотом. Видно, что у вас наладилось, и это замечательно!

— Хоть где мир, — устало потёр голову Юра. — Я хочу, если мы выстоим против альянса, стать ей лучшим мужем. Если любить её, то без остатка.

— Она этого заслуживает! — Фел по всему судя, разошёлся. — Трубадур, живое пламя! Но вот что считаю своим долгом сказать тебе, в её жизни мало удовольствия. Это видно по её ауре.

— Удовольствия? — напрягся Юрец. — Поясни!

— Именно в физическом плане. По ней видно, что она хотела бы большего.

Полина округлила глаза на огонь и сломала прутик.

— Ты о чём, кот?

— О том, — несмотря на Юрин воинственный тон примирительно поведал Феликс, пока Полина обтекала с его откровенности в сторонке, — что вы мало знаете друг друга.

— Ну это я и без тебя догадываюсь. — Юра сидел, надувшись. — Мы почти сразу поженились и… но я хорошо её удовлетворяю, поверь! Уж не тебе меня учить!

Тем не менее, тон мужа стал неуверенным. Полина прыснула. Феликс крепче сжал Юрино плечо.

— Хочешь я тебе покажу, что бы ей понравилось?

Всего секунду Юрец медлил, впав в замешательство. Полина с прилившей к щекам от стыда кровью, ждала, что муж втащит коту по первое число, и уже готовилась их опять разнимать, но Юра сдержанно взялся за руку Феликса, лежавшую у него на плече, и водрузил ему обратно на колено. Достал телефон и просопел:

— Показывать не надо. Но я бы хотел записать. Подробно!

— Ох, эти баернские орднунги, — закатил к луне жёлтые глаза Бастов. — Ладно, слушай, неофит. Во имя вашего семейного благополучия. Её самая активная эрогенная зона это спина…

Тут Полина устыдилась до такой степени, что решила исчезнуть и подглядеть, как Аста с Диной вместе ловят рыбу. Но не успела насладиться моментом их состязания — позвонила мама.

— Полюшка, крошка, — родной голос был донельзя взвинченным, и у Полины от нехорошего предчувствия скакнуло сердце. — Папа не звонил тебе? Он забрал гобой и уехал на машине в Невгород, сказал, что «по делам». Я подумала, к вам! Я не знаю, что с ним, он отключил телефон!

— Мамочка, он давно уехал? — Жирный комар, примостившийся на запястье, слетел, насосавшись крови.

— Да! Поля, часов шесть назад… А буквально сейчас приходили какие-то люди в серых костюмах, вчетвером, и искали его!

— И что ты сказала им, мам? — дрожь охватила Полину.

— А что я могла сказать? Просто уехал, и всё! Разве я бы сдала отца? Но он и мне не отвечает! Поля, что делать?

— А как выглядели те люди?

— Как Юра…

Стараясь не сорваться на панику, Полина сбивчиво успокоила маму, велела никому подозрительному не открывать и галопом побежала к мужу. Тот сидел на мостках в стороне от праздника и был мрачен. Его вид живо напомнил Полине утра воскресенья, когда муж подолгу хмуро пялился на залив. Она добежала, обвила его шею и хотела было сообщить новость об отце, как Юра посжимал её руку и сам объявил:

— Штольц только что прислал мне задание от Эрфольга. Выяснить, кто из гамм предатель.

¹ — «Успех — не значит счастье» (нем. поговорка, название песни авторства Kontra K).

40. Эрик и Герхард

— Чиво⁈

Муж посмотрел так, что стало ясно: не шутит. Сразу как будто чёрная ночь заслонила собой розовые сумерки. Даже луна спряталась за деревьями. Осознание поднялось изнутри Полины волной ледяного страха.

Папа… Его искал альянс. По наводке близкого Юре друга.

— Посиди тут. Я разбираться.

Полина замерла на мостике в растерянности, но потом подскочила и посеменила за мужем. Нет уж, дудки!

— Герхард, ЭрБи, в машину, быстро!

— Что за суматоха, брат? — Шарнхорст, желая успокоить гамму-один, развёл руками. Юрец грозно мигнул в сторону «Бэхи». Эрик лишь повёл бровью и смиренно проследовал за товарищами. Юра, запихав их в машину, хотел дать по газам, но Полина успела занять переднее сиденье.

— Я велел тебе остаться здесь!

— Меня это касается, Юрец! За моим отцом приходили крысы!

Призраком мимо отъезжающей машины мелькнул Феликс, но Юра успел объехать его и умотать на шоссе. Ревел мотор, двое гамм сзади молчали, как покойники, Полина гладила Юрино плечо, а тот вёз их в никуда. Спустя пять минут срулил в лес и остановился.

— Raus hier.¹

Оба друга вылезли на объятую туманом поляну посреди хвойника.

— Wer von euch hat das getan? Wer von euch hat die Informationen dem König verschmolzen?²

Полина увидела, как от шока расширились Герины острые глаза, и как Эрик раздул ноздри, словно готовый обороняться.

— Dem König? — Забормотал Гера. — Mein Bruder, was sagst du so? Wie es möglich ist, uns so etwas vorzulegen! Вei Mark Erinnerung…³

— Erzähl mir nicht von Marks Erinnerung!⁴ — Юрец выставил резцы на лучшего друга. — Gattin!… Кхм. Жена! Что с твоим отцом?

— Он исчез из дома на машине, а после приходили ваши!

— Что вы скажете на это, гаммы?

Герхард в неприкрытом недоумении переводил взгляд то на Юру, то на смотрящего деревьям в корни Эрика. И тот желчно, обречённо усмехнулся предводителю:

— Скажу, что мы все в заднице, брат. Я пытался спасти наши шкуры, да не вышло.

— Что ты имеешь в виду? — Юра набросился на Бретцеля, схватил за грудки и припечатал к стволу сосны. — Это ты доносил альянсу? ЭрБи! Ты, scheisse⁈

Эрик, болтаясь в воздухе, встретил его бешеный взор открыто и спокойно.

— Я.

— Arschloch… — Это ругнулся за плечом у Полины Герхард.

— Я сдам тебя альфе, — прорычал, как заколотил гробовые доски, Юрец, отпуская его.

— Это твоё право. Но знай, — Эрик ссутулился у дерева под скрежет сверчков, — я сделал это ради вас.

— Что ты несёшь!!!

— Я пошёл на сделку с альянсом. На похоронах Марка. Юрец. Этот наш красавец-Эрфольг, он ничем не наградил его подвиг. Он же… Услал его отца в дельты. Понизил, за всё то, что они сделали! А Марк заслуживал чествования, хотя бы посмертного! Понимаешь? И то, как альфа подставил тебя с заявлением на совете. Он же тебя использовал, чтобы в случае провала сказать: «о, простите великодушно моего гамму, он малость не в себе. А если гневаетесь, накажите его, я не возражаю!» В результате половина стаи считает не его, а тебя придурком!

— Halt die Fotze!

— Нет, пусть говорит! — Это опять был Гера, со скрещенными руками наблюдавший ход разборки. — Очень интересны его мотивы!

— ЭрБи, как ты можешь! — Юрец взрывал полуночную тишь криками, звеневшими у Полины не в ушах — на струнах натянутых нервов. — Эрфольг сделал для меня неоценимо много! Он платил за реабилитацию, помог мне выздороветь…

— Чтобы сунуть самоотверженную крыску под зубы альянса! — ощерился Эрик. — Разунь глаз, Юрец! Ты ему выгоден, как никто! Ты уже доказал свою преданность! А Эрфольгу она важна, как и его статус! Но он попёр против тех, у кого невозможно выиграть! Да, я пошёл на сделку с королём, потому, что мы загибаемся с этой рыбой! Потому, что можно было сбить цену, но Эрфольгу яйца жмут сильнее, чем благополучие стаи! Потому, что моей малышке год, и она не успела попробовать на зуб ничего прекрасного! Потому, что вы мне дороги, как был дорог Марк! И я не хотел для нас троих его участи. Я договорился… За помощь альянсу — неприкосновенность города, наших семей и ранги бет для нас при переранговке. На Эрфольга рассчитывать не приходится. Это я подал королю идею с чумой и отвлечением твоего внимания на неё, — Полина ахнула от того, как на неё легла тень от пальца Бретцеля, — это я сообщил агентам альянса о дудке крысолова.

— Кошачьи когти, ЭрБи!!! Ты выдал им мою жену!

— Она до сих пор невредима, это тебе о чём-то говорит⁈

— Пока невредима! Ты не подумал, что король не был честен с тобой, что он не пожалеет города? Что его заверения голословны⁈ — Юрец схватился за виски и принялся их тереть, чтобы осознать услышанное.

— Как и ты веришь, что Эрфольг при сдаче города не откроет все шлюзы системы и не затопит его⁈ — Насел Бретцель. Обычно тихий и сдержанный, сейчас он говорил пламенно и обличающе. — Да ты что? Ты всё считаешь альфу благородным и милосердным? А ты знаешь, с чего начался бунт у кошек?

— Не затрагивай эту тему, подлец! — налитым кровью глазом зыркнул на него Юра.

— Легко! Ты способен это воспринять! Альфа сменился, и Эрфольг ужесточил отношение к кошкам после смерти своего отца! Он ненавидит кошек! Ты знаешь о готовившемся запрете употребления ими в пищу грызунов? Наши с Марком отцы присутствовали при обсуждении этого моратория!

— Что?

— Чиво? — одновременно выдали супруги Альбрандт.

— Эрфольг собирался запретить кошкам есть мышей и крыс, что приравнивалось бы к медленному геноциду. Что ж. — Бледный, как луна, Эрик снова скривил губы в усмешке. — У Гектора Бастова имелись надёжные уши среди крыс. И он не стал дожидаться угнетения.

— Аста, это правда⁈ — вдруг послышалось шипение вблизи. Крысы обернулись на две стоящие рядом с ними незамеченные никем фигуры.

— Да. — Кошка потупилась фонарями жёлтых очей, пока кот прижал к усам белую лапку.

— Вы с отцом ничего мне об этом не рассказывали!

— Ты не слушал.

— Вы откуда здесь взялись⁈ — вырвалось у Юры.

— Доехали на байках… Да вы так орали, что не заметили, мр, — объяснился Фел, на всякий случай прячась за шершавый сосновый ствол.

Юрец снова направил гнев на Эрика.

— И поэтому ты предал город?

— Я хотел как лучше. Я хотел всех спасти. Но… После потасовки в музее агенты альянса разорвали со мной связь. Мы не дали им похитить шалмей. Кто мог предвидеть, что они замешкаются с вылазкой и наткнутся на нас? Один маленький сбой!

— Гад. Подлая шушара. — Юрец снова придавил друга к дереву.

Одной ладонью Альбрандт упёрся Бретцелю в грудь, и из его пальцев уже выдвигались острые когти. Эрик не сопротивлялся, подчинившись воле судьбы. Вырви ему сейчас Юрец сердце, Полина догадывалась, он бы не шелохнулся. Но гамма-один мешкал. И тогда подал голос гамма-два.

— А я его понимаю, Нора Ганса, как понимаю! Я без претензий, Юрец, но… В тот бунт. Мой отец, он погиб, защищая бункер от котов. И чем его отблагодарил Эрфольг? Понизил семью в ранге до второго, чтобы отблагодарить вас! Повторюсь, брат, я на тебя не в обиде, и ты мне дороже любых статусов, но… Что, нельзя было сделать бетами тех, кто действительно защищал его жопу, а этих подпевал, навроде Штольца, сместить на ранг ниже? Это было нечестно. И с Марком он нечестно поступил. А уж если брать во внимание причину бунта… Ну как им без мышатины-то? Отстояли главное, потеряв в мелочах, — он потряс мускулистой ручищей на переглядывающихся Бастовых. — Нет уж. Если ты ЭрБи надумал сдавать альфе, то и меня тогда сдай вместе с ним!

— Да вы помоев объелись!

Юра опять отпустил друга и заметался по поляне. Герхард прислонился к сосне рядом с Эриком.

— Я вас обоих отправлю под трибунал! Я обязан, понимаете? Вы охреневшие в край помоечники!

Феликс молча присоединился к гаммам, подперев дерево с третьей стороны, и смотрел на Альбрандта умоляюще. Решил заступиться за Лапок!

— Нам всё равно пиздец, Юр, — осторожно заключил Эрик. — Может, хоть мы будем держаться вместе? Дудка у нас, план работает. Придётся всё-таки дать альянсу отпор.

— Вот так ты переобулся! Вместе это отлично, но как насчёт её отца⁈ — Юра схватил Полину за плечо — сильно, но не больно. Тут у него зазвонил телефон, высветив три улыбающиеся рожицы. — Да, папа. Что? Сейчас? — Юра быстро глянул на Полину и сунул ей к уху свой аппарат. — Послушай, что он скажет.

— Полина, Андрей звонил буквально только что от Кольцевой дороги. Он на подъездах к Невгороду. Просит сопроводить его, — тон Венедикта Карловича был спокойным, но радостным. Полина заткнула себе рот ладонью, чтобы не закричать от облегчения.

— Спасибо… Ой! Юра! — Она обхватила мужа за талию. — Поехали быстрее встречать папу!

Тот, всё ещё прибитый таким количеством правды, мотнул Лапкам, приглашая по коням, и те, наконец, отпустили дерево.

Папин приметный «Фольксваген» мигал аварийками на съезде с Кольцевой. Не успел Юрец тормознуть как следует, Полина отстегнулась, выскочила из «банки колы» и помчалась по блестящей росой обочине в объятья к родителю. Тот принял дочь и стиснул как мог крепко. Оставил поцелуй с привкусом энергетиков на щеке и одарил виноватой улыбкой.

— Милая, прости, что задержался. Не мог решиться.

Полина уже видела у него на переднем сиденье блестящий дорогим деревом футляр.

— Папочка…

— Андрей, приветствую. — Венедикт Карлович подошёл и осторожно протянул руку для пожатия.

— Привет, Венедикт. — Папа ответил дружеским жестом, поёрзал в пиджаке. Его рыжие волосы были растрёпаны, глаза под стёклами очков красны от усталости, но он сам — преисполнен решимости. — Что у вас творится?

— Война, Андрей, — не стал рассусоливать старший Альбрандт. — Война с центром.

— Так я и думал. — Папа оглядел собравшихся оборотней и крепче прижал к себе дочь. — Я на войну её одну не отпущу. Для того и привёз гобой.

— Ты умеешь заклинать крыс, Андрей, — понимающе закивал Венедикт Карлович.

— Учился у отца немного. Мы думали, это ремесло уже не пригодится. — Папа поправил очки, потом сорвал их с широкого рябого лица и принялся усердно тереть тряпочкой. — Но я готов оказать посильную помощь.

Гаммы уставились друг на друга, а Полина толкнула отца.

— Ты всё знал? С самого начала?

— Я подозревал. — Папа надел очки обратно, присматриваясь к обомлевшему Юре. — Когда мы беседовали о вашей свадьбе, Поля.

— И… И вы её отдали мне? В жены? Дочь крысолова — крысе? — воскликнул тот.

— Я надеялся, что это вернёт её к музыке. И я не ошибся. — Дуров торжественно поцеловал дочь. — Но у меня есть один изъян, как у крысолова. И я не могу об этом умолчать. — Он вздохнул перед признанием. — Я ужасно боюсь крыс.

¹ — «Выметайтесь». (нем.)

² — «Кто из вас это сделал? Кто из вас сливал информацию королю?» (нем.)

³ — «Королю? Мой брат, что ты такое говоришь? Как это возможно, предъявлять нам такое! Памятью Марка…» (нем.)

⁴ — «Не говори мне о памяти Марка!» (нем.)

41. Тебе нравится?

— Я спешу вас поздравить. — После непродолжительного разговора Венедикт Карлович почесал краем смартфона седой висок. — Альфа официально отказал альянсу.

— Что альянс?

— Молчание.

— Значит — сражаться. — Юрец скопировал жест отца, потерев у уха пальцем. Поумывался нервозно и всмотрелся в бодрствующих. — Также Эрфольг ждёт от меня отчёта по поводу предателя. И я не знаю, что ему сказать сейчас, scheisse.

— Скажи, что это был я. О моих детских мутках с крысами только ленивый не брешет, мр. Вы, бедные наивные крыски, по старой памяти мне доверились, и очень зря. Альфе сказочка понр-равится. — Феликс положил Юрцу лапу-ладонь на плечо, и тот вздрогнул. Загнанно уставился на улыбающегося кота.

— Ты в себе? Тебя кастрируют, Фел!

— Не успеют. У Эрфольга сейчас по горло других задач, чем искать меня линчевания ради. А там… — Кот вздохнул. — Бастет мышедающая ведает, как всё обернётся. Юри, устрой себе и пацанам передышку. Вали всё на меня.

Юра замер, скривившись, как от больного зуба, и промолчал. Эрик, Герхард, Боря и Полинин папа спали в разных углах дома Альбрандта-старшего. Пока что мирно, но, Фел был прав, всё могло измениться в любой миг. Собаки укатили на тренировку, пообещав помощь от Полкана Германовича и опергруппы «Лай». Ищейки Невгорода были активированы на ликвидацию чумных крыс, если вдруг они хлынут с поездов или как-то по другому — собачьими силами проверялись вокзалы и аэропорты. Кошки-крысоловы подтвердили Асте своё участие в обороне Невгорода, если таковой случится быть. Крысиное усиление продолжало работать по городу, особенно в системе. Но Полине всё равно было боязно, словно бы перед прибытием копящего силы на горизонте цунами. Даже она, мало разбиравшаяся в делах стаи, понимала: альянс могущественен и опасен, а сила трубадуров проверена на практике только однажды. Скольких крыс смогут извести они с отцом? А сколько пойдёт в наступление? Альбрандты утверждали, что стая до единого крысёнка запаслась берушами, но как в таком случае, они намерены драться? «Вглухую»?

Город продолжал жить своей жизнью, встречая новый день, а Полине уже виделся мор на улицах и груды бледных тел, схваченных чумой — людских и крысиных.

Всех похоронят в общих ямах, если будет кому хоронить…

Она думала об этом, пока лежала дома на кровати и силилась сомкнуть глаза. Сильная рука притянула к себе.

— Я люблю тебя, — дохнул в затылок Юра. — Спасибо за всё.

— За что? — Полина повернулась к мужу и коснулась его губ своими.

— За то, что ты есть, — устало начал перечислять он. — За то, какой я с тобой. За эти дни. Они стоят целой жизни.

— Не говори так. Мы выстоим. Мы вместе.

Он поймал её лучащийся поддержкой взгляд и ответил своим, наполненным невыразимой преданностью.

— Моя Половина. Сколько ты от меня натерпелась. Я и представить не мог, что ты чувствуешь, как мучаешься…

— Всё хорошо, — она дала ему расцеловать ладони, обласкала взамен небритое лицо. — Я чувствую любовь к тебе, мой родной. Что бы нам ни было уготовано, я хочу разделить эту участь с тобой.

От этих слов Юра взорвался нежностью, перевернулся и принялся бешено целовать её куда придётся.

— Любимая, любимая моя! Моя судьба, моя норка, моя корка сырная, meine reichlich Müllhalde! Liebes, ich verehre dich.¹ — Полина смеялась, получая отметину его губ за отметиной, хоть и краем рассудка понимала, что сейчас не время для ласк, что нужно быть собранным и разумным. Но её тянуло в котёл желания, и Юра становился неистовым дьяволом, толкавшим туда вилами ласки.

— Я так тебя люблю.

— А я тебя…

— Нет, нет, — шуршал он по коже, — неправда. Я сильнее.

Залез носом в её пижаму, раздвинув прорезь между пуговиц на груди, обмёл серединку, нашёл другую дырку под ребрами и отметился там. Полина закусила губу. Юра, обычно властный и порывистый вёл себя в этот раз деликатно и неспешно. Присобрав пижаму складкой у тазовой косточки Полины, он провёл языком вокруг неё, так, что дух захватило. Будто пробежало быстрое пламя по невидимой нити детонации, ведущей от этого места до паха.

Вздох вышел слишком шумным и скомканным. Юра поднял озорливый глаз на жену.

— Тебе нравится?

— Ох, да…

— А так?

Его пальцы пробрались под пижамную рубашку, проскользили по Полининой пояснице и поднялись к лопаткам — еле касаясь, но так, словно вынимая из её спины крылья — и раскат удовольствия рассыпался по её коже миллиардом жемчужин. Она едва смекнула, что Юра добросовестно записывал за Феликсом. А потом муж пролиновал её позвоночник коготками, и оставалось только изогнуться в неподдельном, самом настоящем экстазе.

— Ох, боже…

— Gefällt es dir.² — Он целовал её спереди и оглаживал по спине мягкими, выверенными движениями, точно бы Полина была диковинным инструментом, а Юра на ней играл. Только вместо музыки она издавала восторженные, едва не звериные попискивания, впрочем, кажется, он этого и добивался. Полина растеклась в экстазе и упустила из внимания то, как он оголил её низ. Цепочка касаний повела от ложбинки пупка дальше, к плещущему магмой колодцу. Юру хотелось до умопомрачения. Кожа пылала. Полина испытывала почти мучение, когда Юра высвободил длинные усы и принялся щекотать ими её бедра, доводя до почти неистовства.

— Войди в меня, — хрипло попросила Полина, извиваясь по-змеиному. — Войди, пожалуйста.

Он с шорохом избавился от футболки и штанов, демонстрируя полностью отвердевший член, и ловко протолкнулся внутрь неё. Полине послышался всплеск — то ли это кровь ударила по вискам, то ли она слишком завелась внизу.

— Ого ты горячая, жена!

— Юр, пожалуйста… — Она сама нетерпеливо заёрзала на нём.

— Ja. Ja.

Муж подхватил её просящие движения и раз за разом входил мощно, уверенно, с хорошим размахом, точно боксировал или бил смычком по скрипке. Но вдавливая пальцы в мускулистую спину Юры Полина шептала ему в экстазе:

— Ещё… Ещё…

В конце концов даже это простое слово забылось, и Полина издавала только всхипы потому, что внутри у неё начался салют. Фейерверки взрывались один за другим, принося искрящееся удовольствие, залпы шли подряд, бесчётно, беспощадно. Казалось, ещё немного и рассудок покинет её. Она кричала, задыхаясь, в потолок, а Юра продолжал её нежно мучить. Потом он сам извергся, упав на жену в сладкой дрожи, и она целовала его затылок, пока он отдавал семя.

В спальне воцарилась тишина, нарушаемая лишь дыханием двоих. Юра сплёл их с женой кисти.

— Ты так сияешь сейчас. Я был хорош?

— Ты всегда хорош, Юрец.

Он польщённо прищурился. Его глаз блестел довольной бусинкой.

— Оказалось, мы недостаточно друг друга знаем, Полетта. Я даже не думал, насколько.

— Почему, я знаю, что ты любишь серый, красный и зелёный, — возразила Полина.

— А ты? Зелёный и… Красный?

— Да, — она обрадовалась тому, что он угадал. — А ещё ты обожаешь сыр.

— Я крыса, и сыр для нас почти обожествлён! — поделился Юра. — Но признай, и ты сметаешь сырную тарелку максимум за полчаса!

— А также ты не можешь жить без пива с сосисками хотя бы пару раз в месяц.

— Ваша правда, фрау, — он навис над ней, ласково отводя яркие волосы с её взмокшего лба. — А ты любишь… Яблоки. Но ведь я тоже люблю яблоки! Особенно в пирогах.

— А я — пиво и сосиски!

— Ну ладно, это выяснили. А из погоды что?

— Ветер и море. Когда мы катаемся по заливу на яхте.

Юрец щёлкнул пальцами.

— Я так и думал. Я тоже. И бокс.

— А я люблю смотреть, как ты дерёшься!

— А я — как ты приседаешь на Дининых тренировках!

— А какие мультики тебе нравятся?

Они уставились друг на друга, моргая и выжидая, и потом вместе выпалили:

— «Рататуй»!

Их смех скрепил осознание того, что у них куда больше общего, чем сперва казалось.

Краткая идиллия четы Альбрандтов прервалась задребезжавшим по столу Юриным мобильником. Звонила Дина. Муж мгновенно стал собранным, будто почуял близкую беду. Мигнул жене, вытерся одеялом и ответил на громкой связи:

— Да, привет!

— Здесь всё плохо, Альбрандт. — доложила Дина. — Мы с щенкой тренили по трассе и видели военную колонну с фурами и цистернами, они ехали по кольцу над нами. Готовь своих.

— С чего ты взяла, что это альянс?

— Извини, но как кровная ищейка, я запах крыс ни с чем не перепутаю! И Мила подтвердит!

— Спасибо! До связи. — Юра отрубил Дину и просквозил жену встревоженным взглядом. — Они решились на вторжение. — И принялся названивать отцу.

¹ —…«моя свалка изобильная! Любимая, я тебя обожаю».(нем.)

² — «Тебе нравится». (нем.)

42. Так надо

Полина на одном дыхании вделась в форму и схватила сумку с шалмеем. Нахлобучила на голову каску.

— Возьми ещё и гобой! — спешно скомандовал Юрец, пока объяснялся с отцом и натягивал ботинки.

— Зачем?

— Запасной вариант! Мало ли что!

Она не стала спорить. Две дудки в обе руки. В машину. По газам. Остановка у дворца Венедикта Карловича. Встревоженный, посеревший как штормовое море, старший Альбрандт. Борька, прыгающий по дому в одних камуфляжных штанах. С внешним хладнокровием причесывающий рыжие волосы папа. Полина заметила, что на нём нет очков.

— Папочка! Ты же ничего не видишь!

— Я не увижу и крыс, милая. — Ответ кроткий и одновременно решительный. Как всё в отце. Полина обняла его. Прижалась, как в детстве при звуках грома.

— Мне тоже страшно. Но мы сильные, мы крысоловы!

— Да, Поля. — Без своих стёкол папа смотрелся непривычно суровым и могучим, ни дать, ни взять, варвар-завоеватель, или средневековый трубадур. — Кто, если не мы?

— Я люблю тебя, папуль.

Щекотание рыжей бороды по рыжей макушке.

— И я тебя, сильнее всего, родная.

Пока она собирала гобой, видела, как папа отвёл Юру на балкон и что-то с ним обговорил. Муж отозвался кивком, сдвинув брови, и папа просветлел, будто от великого облегчения.

— Мы выезжаем на позиции, — объявил им собранный Венедикт. Борька подтянул шлем и неистово побил себя по броне. На нём лица не было от волнения.

— Гаммы созваны, Эрфольг оповещён. Стая готова встретить врага.

Тут ему позвонили, и он принялся жёстко рубить на баернском.

Юра подхватил Полину под руку.

— Поехали!

Она не замешкалась. Вздохнула, прогнала трясучку, спустилась с ним, прижимая к груди дудки, села в «банку колы».

— Мы в систему?

— Ага, — чуть кивнул муж, смотря в зеркала. Он гнал машину по трассе и вдруг повернул от центра в сторону Кронгофа. Разогнался. — Нам надо срочно заехать в одно место за припасами!

— Ох, хорошо! — поверила Полина. — А мы успеем обратно?

Юра снова молча кивнул, не отрываясь от вождения. Полина скомкала края рубашки. Дрожь подкатила удушливой волной. Затошнило, но она смирила боязнь.

Отступать некуда. Она крысолов. Она вернулась, чтобы спасти город наравне с отцом. Она отыграет этот концерт на ура и на «бис», если придётся!

— Всё будет хорошо, — прошептала сама себе.

— Unbedingt, meine Liebe¹, — шелестнул в ответ Юрец. Она положила ему руку на запястье. Он натянуто усмехнулся.

К недоумению Полины, «Бэха» подрулила к форту, на внешних укреплениях которого они с Фелом ловили рыбу. Юрец поманил жену за собой несколькими быстрыми движениями головы. Полина выскочила из машины и зашуршала ботинками по гальке.

— Здесь наше тайное хранилище. На экстренный случай, — пояснял он, пока почти бегом вёл её.

— Для припасов?

— Ага.

Внутри форта было гулко, темно и сыро, отовсюду торчала проржавелая, столетней давности проводка, а штукатурка бетонных стен пестрела надписями поколений. Полина засмотрелась бы на старину, не будь на взводе и так страшно занята. Юра светил фонарём и манил.

— Поторопись, Полька-Пулька! Да что ты отстаёшь, давай шалмей сюда!

Коридор, поворот, ещё поворот. Никогда бы не подумать, что заросший дёрном форт — настолько монументальное сооружение! Но тайный, тварный Невгород не переставал впечатлять.

— А тут толстые стены?

— Очень! Рассчитаны на удары артиллерии! Ну вот, — Юра нащупал совершенно новую металлическую дверь, сродни тем, что открывали входы в казармы стаи. Вытащил одну из ветхих коробок проводки и извлёк оттуда блеснувший в свете фонаря ключ. Провернул замок, отпер хранилище и вдруг, резким броском схватив Полину за рукав, зашвырнул внутрь. Громыхнул дверью прежде, чем она с криком осознания впечатала кулак и гобой по ту сторону ловушки.

— Юрец, нет!!! Юра, не смей!!! Юра, я буду играть, я буду драться! Не поступай так со мной!

— Прости меня, любимая моя маленькая девочка, — донёсся торопливый шепот из замочной скважины, после того, как там провернулся ключ, блокируя выход. — Прости и прощай. Если я не выживу, тебя найдут мои друзья, а если не найдут, это всё равно менее мучительная смерть, чем сдирание кожи. Так надо. Твой отец справится с дудкой.

— Юра, сука, открой!!!

— Я тебя люблю и любить буду. Моя последняя мысль будет о тебе. Отсидись здесь.

— Юра!!!

Она сползла вниз двери, чертя носом линию по металлу. Обида ошарашила, вывернула наизнанку. Так вот о чём с ним говорил папа. Подговорил запереть её тут!

— Юра, нет…

Его дробные шаги смерили эхом коридор. Рыдания задушили, ослепили, несправедливость и неминуемость потери навалились плотным занавесом. Концерт завершился, не начавшись. Полина тщетно колотила в дверь, и гудение металла под её кулаками будто отсчитывало минуты до беды.

¹ — «Обязательно, любовь моя» (нем.)

43. Дина

Прильнуть к двери горячим лбом, пытаться сообразить, что делать.

Что делать, что делать, что делать…

Юра оставил ей гобой. Как оружие на случай вторжения. А ещё в хранилище действительно имелся запас еды и воды. Из кромешного мрака Полина вырезала фонариком от мобильного банки и канистры. Связь глушила бетонная подушка. Даже Феликсу не позвонишь. Холод обнимал за плечи. Безысходность сдавливала сердце. Полина знала, что где-то тут, в камнях форта копошится старый Ури, но подзови она его дудкой — как объяснить крысе, что ей нужны ключи? Да и как ему их снять? А если и снимет — дверь не откроет… а бетон будет грызть неделю.

Придурошная ситуация! Полина из злости на себя попинала ногами дверь. Села в угол, на деревянные ящики, обхватив колени. Голова лихорадочно варила.

Должен! Должен найтись выход! Не может не найтись! Она здесь не останется! Никому нельзя ставить малышку в угол!¹

Но не прошло и десяти минут, как за дверью опять застучали ноги, и радость от того, что Юра передумал, мгновенно сменилась ужасом — а вдруг это враги прознали о хранилище и спешат по Полинину душу? Или альфа…

Полина быстро спряталась за ящики и прежде, чем сообразила, что гобой остался лежать посреди бункера, дверь с грохотом распахнулась. Раттенменши в камуфляже втолкнули внутрь две фигуры, на миг в проеме, в луче диода почудилось волевое лицо старшего Альбрандта, и с тем крысы опять запечатали хранилище. Одна из фигур неловко поднялась, ринулась к двери и принялась биться в неё, мыча неразборчивые ругательства знакомым голосом. Вторая с трудом села.

Полина догадалась, что они были связаны и в намордниках. А ещё, что к ней отправили собак. Фонарик осветил две растерянные мордашки с тугими ремнями на них, и Полина ринулась освобождать Милану с Диной.

— Как это снимается?

Дина промычала и указала стянутыми ремнём руками в пряжку на затылке. Секунда, и она заговорила.

— Фу-у-ух, проклятые крысы! Да развяжи меня! Это всё из-за неё, вечно из-за неё! Дряная собачонка!

Ей ответом было гневное гуканье Миланы. Полина грешным делом подумала, а стоит ли освобождать подруге морду, или оставить, как есть? Но это было бы жестоко.

Она помогла девочкам избавиться от пут. Дина заскулила и потёрла колено — очевидно, оно всё продолжало болеть.

— Вот и помогай крысам после этого! — разлаялась младшая сестра. — Ну вернись, Венечка, я тебе устрою!

— Помолись Луне и Лесу, чтобы не альфа за тобой пришёл, щеночка! — осадила её Дина и с мукой глянула на Полину.

— А что альфа? — та почуяла запах жареного.

— Да почему мы здесь, как ты думаешь? Эрфольг приказал отправить нас с ней и всех кошек, помогавших крысам, на кастрацию за несанкционированный проход под мостами! Прикинь?

— Чиво⁈ — писк Полины затопил спертый воздух комнатушки.

— Та-во! — передразнила Милана. — Он нас навеки собаками сделает после битвы! И котов не пощадит!

— Это ты не была осторожна! — по-новой завелась Дина.

— Ох, можно подумать, он бы не пришёл к этому рано или поздно! Ему только повод дай! Он же сумасшедший!..

— У тебя все сумасшедшие, и Юрка тоже!

— Ну в сравнении с альфой он цветочек! — Милана растерла запястья. Замерла и по примеру Полины пнула дверь. — Дурацкая ты, дурацкая! Как нам помочь им, как мне спасти Веню?

— Никак, ав! — огрызнулась Дина. — Как ты отсюда сбежишь? У них замки что надо! Напор воды выдерживают и крысиных зубов, не то, что твои лапки!

Милана зло уставилась на неё. Упёрла руки в боки и заявила:

— Вы как хотите, а я буду делать подкоп!

— Здесь кругом бетон!

— Ну и что?

Милана выпустила чёрные твёрдые когти и принялась старательно скрести пол.

— Только поранишься!

— Неважно! Мой Веня! Я должна выбраться!

Она шоркала-шоркала когтями, дошла до твёрдого бетона, остановилась и заскулила:

— Оу-у-у, нам конец! Наши мальчики умрут, а нас самих кастрируют и ошкурят! — И заплакала, растирая грязь по лицу.

— Ну не надо, Мил. — Полина встала, чтобы её обнять, и сама расплакалась у бока собаки. Даже сдержаться не смогла. Дина раздражённо зарычала. Нехотя поднялась с ящика и доковыляла до плакс.

— Тоже мне трубадур с овчаркой! Будьте стойкими, будьте спортсменами! И если вы действительно хотите наружу, лучше бы вам собраться! Нюни распускать точно не вариант.

— Это да-а-а, — проплакала Милана.

— А что дела-а-ать, — вторила ей Полина.

— Давайте подумаем, что у нас есть! — Дина оглядела полностью бесперспективно обставленную комнату. — Любая фигня может нас выручить. Ломать ящики не вариант. Можно поджечь тут всё моей зажигалкой и умереть красиво.

— Ой, — девчонки вжались друг в дружку.

— Но мы этого, конечно же, делать не станем, — тут же успокоила Дина.

— По-годи, что это у тебя так давит? — Милана отстранилась от рыжей. — В кармане, такая п-плотная штука, аж больно.

Та полезла внутрь камуфляжки, которую не меняла с музея, и, нащупав, ахнула.

— Это…

— Что?

— Безоаровый камень! — Полина выцепила его двумя пальцами: плотный, серый, невкусный.

— Ого! Настоящий? — взбодрилась Милана. — Это Юра тебе дал?

— Ага. Он говорил, что колдун может задумать животное, прикусить камень, сказать…

— «Мутабор». — Дина, разумеется, знала этот прикол.

— Да. И стать чем хочешь!

— Мухой! Стань мухой! — Милана схватила её за руки прежде, чем Полина подумала о том же.

— Только надо слово не забыть после превращения!

— Ну мы-то ей подскажем! — рассудила Дина. Полина ощутила шаткость в ногах, но делать было нечего. Она отгрызла кусочек камня и прошептала:

— Мутабор!

В точности как с крысой мир мгновенно, раз в тысячу увеличился в размерах. Полина распластала крылья на бетоне, потом зажужжала — оказывается, мухи делали это не ртом, а маленькими отростками около крыльев — поползала-поползала немного, привыкая…

— У нас нет времени! — раздался грохот голоса Миланы. Полину схватили в капкан ладоней и выпустили прямиком в замочную скважину. Она еле удержалась лапками за движки и поползла наружу, в пространство коридора. Вытянула волосистое толстое тельце через щель и зажужжала от радости — она и впрямь оказалась на свободе.

— Мутабор! — дунули попеременно два дыхания из замочной скважины. — Мутабор!

— Вж-ж-ж… Бор! — метаморфоза оказалась настолько быстрой, что Полина не удержалась на ногах и плюхнулась перед дверью. Вскочила. Нащупала ржавую коробку и под ней — престо! — ключи! Почти не попадая в дырку, запихала ключ и прокрутила в личинке! Отодвинула преграду и поймала визгливые объятья Миланы.

— Свобода! Мушка ты моя, подружка! Мы на свободе!

— Никто не может ставить малышек в угол! — провозгласила Полина. Дина, хромая, побежала на выход. Её неровные шаги хорошо слышались в темени форта.

— Скорее, глупые! Поль, ты гобой не забыла?

— Ой, момент!

Конечно, она на радостях чуть не сбежала без инструмента.

Забег по дамбе с двумя собаками дался ей нелегко, но мысленно пыхтящая Полина поблагодарила Динины тренировки. Та бежала впереди, и казалось, нога её больше не беспокоила. Но Полина догадывалась, что это просто спортивная выдержка. Милана рысила следом за сестрой, таща Полину за руку.

— Быстрее, девочки, быстрее! — Дина подбадривала их. — Чумные крысы уже в городе!

Извечное июньское солнце било в глаза, и по-прежнему мерещилось, что возвышающийся над заливом город благословенен и неприкасаем, но это было не так. Скверна уже просочилась внутрь его жил, защитники вели битву в подземельях. Где-то там сражался и любимый упрямец, без которого теперь отказывалось биться Полинино сердце…

— Ох! — Дина внезапно согнулась в три погибели, Милана наскочила на сестру и чуть не улетела на трассу.

— Ты что?

Дина полуобернулась к ним и, кривясь от боли, помотала головой.

— Не могу. Нога отламывается. Щеночка, обещай, если мы выберемся, заведём черепаш… — Её суженные глаза вновь расширились и она, глядя за спины подруг, коротко шепнула:

— Велосипедисты.

Полина обернулась. По дамбе и правда неслась стайка спортсменов.

— Мне очень стыдно, щенка, папе не говори, — проворчала Дина, выпрямляясь и выдвигая длинные собачьи клыки.

— Поняла! Я с тобой!

Полина прыснула от неожиданности, когда девушки-оборотни выскочили перед спортсменами на трассу и с ужасающим рыком замахали перед ними когтистыми лапами.

— Сожрём! Кишки выпустим! У-у-у!

— Ай! Ой! Монстры! — заголосили спортсменки и посыпались с велосипедов. Сопровождавшая их машина резко срулила к краю дороги, чирканув по ограждению. Водитель издал возмущенное бибиканье, но Полина, Дина и Милана уже завладели тремя гоночными велосипедами.

Размышлять о содеянном было не к месту. Им стоило спешить со всех колёс. Оборотни махнули опешившим спортсменам пышными собачьими хвостами и умотали с тройной скоростью. Полине всё казалось, сейчас их догонят и сдадут в полицию за кражу, поэтому она вертела педали на удесятиренной частоте. Но за ними никто не погнался. Испугались, наверное.

— Это ужасно стыдно, ты права! — перекричала ветер Милана.

— Заткнись и работай! — лязгнула Дина челюстями.

Полина тоже решила от греха не выступать, тем более, что с непривычной нагрузки у неё жгло бёдра, а перед глазами плясали красные черти. Но Юра! Город! Отец! Работать, работать, быстрее! Чтобы спасти их. Футляр с гобоем настойчиво бил по рулю.

— И куда нам? — Они шуровали мимо башни «ГосПара», гигантской серебристой кукурузины, подпирающей небо над заливом.

— В центр!

— А потом?

— А потом будет потом!

Полина не представляла, как они найдут врага, и как вообще сложится их путешествие, но вертела педали по набережной, зажатая спереди и сзади велосипедами собак. Они обогнули парк отдыха и Гранитный остров. Река уже вновь слилась в одну протоку, и впереди серел стоящий на вечном приколе крейсер. При подъезде к нему Милана отчаянно крикнула:

— Крысы!

Полина решила не оборачиваться, чтобы не грохнуться, но сообразила, что это вряд ли свои.

— Быстрее! Ав! Быстрее! — подгоняла её Милана, пока с обеих сторон от велосипедов цокали лапки, и уже краем зрения можно было увидеть бурые тельца преследователей. Крысы гнали их вдоль набережной, пытаясь допрыгнуть до педалей и укусить за ноги. Полина, хоть и выжала из себя почти все силы, поддала скорости и обогнала Дину. Сама стискивая зубы и терпя как только можно, Полина видела Динино серое от боли лицо. Мигом позже её обогнала Милана, а старшая сестра яростно клацнула зубами.

— Девочки! Гоните к нашим! А я… Я разберусь с ними!

— Не смей! — Милана хотела остановиться, но выровняла темп.

— Отвези рыжую к стае!

Динин велосипед проскрежетал шинами вместе с её устрашающим рычанием, она спрыгнула, и это было последнее, что видела Полина. Послышался истошный крысиный писк. Дина начала сражение.

— За мной! — заверещала Милана, стараясь не оборачиваться на сестру.

— Она справится? Она справится же⁈

Ответа не последовало, а сразу затем их обеих накрыла с воздуха тень огромных распластанных крыльев.

— Чиво…

Полина не успела ничего понять, как её схватили будто бы механические лапы грифона.

— А-а-а! Курица ты львиноголовая, брось меня, мне к мужу надо! — забрыкалась Полина и мигом онемела, увидев на соседнем, летящем вровень грифоне смеющуюся Дину. Тот монстр нёс в когтях Милану. От изумления Полина чуть не рассталась с гобоем, но его вовремя подхватил свесившийся со спины грифона Феликс. Ослепил самодовольной белозубой улыбкой, помог залезть на пернатую спину диковинногопомощника.

— Как жизнь, девчонки, мр! Куда катите? Трените или мчите давать пизды альянсу?

¹ — Легендарная цитата из фильма «Грязные танцы» Эмиля Ардолино.

44. Астарта

Только на спине грифона, режущего быстрыми крылами воздух, Полина испытала некое подобие облегчения. Преследователи остались далеко внизу. Полина видела, как они шмыгнули под мост и выскочили группой рассерженных бойцов с красными нашивками на камуфляжках. Она дерзко засмеялась и помахала им ладошкой, приставленной к носу. С Фелом словно бы можно было не тревожиться об успехе любой заварушки! Кот в который раз являлся из ниоткуда и рулил спасением.

Супергерой!

— Ты что? — Полина поглаживала мягкие перья грифона. — Изменил Кавасаки с ними? Это же неслыханно, Феличе!

— Полегче, прелесть! То, что я сумел по-братски договор-р-риться с этими милыми ребятами, нам всем очень на лапку! Мой скакун мчит в систему без меня, там и встр-р-ретимся. Аста созвала кошек, и они готовят подкрепление крысам, мр-р-р, что я, Бастет укуси, несу! Это пр-р-ритом, что Эрфольг готовит для нас с сестрой не только кастр-р-рацию, но и снятие шкурок за слив сведений альянсу! Мряу! Крошка, тебе бы пошла чёрно-белая меховая шапка! Бери себе на память. — Он со смешком ласково запустил пальцы в растрепавшиеся волосы Полины. Та открыла рот в возмущении. — Но и король не дурак! Чумных стай заготовил больше, чем одну! Они их сейчас вычисляют, держа натиск врагов. Это последние сводки от твоего благоверного.

— Юрочка! — ахнула Полина.

— У них там жарко, — обычно миловидные черты лица Феликса ужесточились, усы затопорщились, как проволока.

— Я должна играть! — Полина крепко сжала гобой.

— А где твой шалмей, огонёк?

— У моего отца. Ну и дудки! Я и с этим сильна! — Она потрясла любимым инструментом, как мечом возмездия.

— Вот, узнаю жену Альбрандта! — поддержал Фел. — А вы, собаки, как?

— Я хромая кляча, — повинилась Дина. — Боюсь, от меня только помехи.

— Мр, ясно, без боя раненая.

— А я буду драться с ней! — выпалила Милана, наставив пальчик на дудочницу, и поправила себя: — Ой, то есть, не с тобой, но с тобой, ну ты поняла же, рыжуля?

— Да поняла я, поняла, — улыбнулась Полина.

— Мяумент, — Фел отвлёкся на телефон. У Полины ёкнуло сердце. Она узнала аватар мужа.

— Да, Юри. Да, Юри. Понял, Юри. Я близко, Юри.

Полина старалась прислушаться, но из-за свиста ветра ничего не смогла разобрать. Фел отключил связь с Юрой и насмешливо хмыкнул.

— Что? Что там?

— Рубилово. Три из семнадцати форпостов уже захвачены, наши формируют подкрепление из крыс низших рангов и идут в контрнаступление. По сведениям гамм чумные крысы выпущены в двух точках: на Васильковом острове и в километре от Паука.

Полина ахнула одновременно с тем, как испуганно проскулили Овчаровы.

— Твой отец работает на Пауке. Но беда в том и спасибо говнюку Эрику, что раттенменши короля все кто с наушниками, кто с берушами. Воздействие музыки распространяется только на чумных, к которым и крысы альянса чураются прикасаться. И эту заражённую шушару отбивают как могут. Юрец сейчас спешит к Герхарду, их там мощно теснят.

— Вот суки! — гавкнула Милана. Дина толкнула её локтем.

— Не позорь собак! А альфа где?

— О, в надёжном месте, прелести! — развеселился Феликс. — Чтобы альфа бился со своим войском — это мурветон! Он и беты скрылись в тайных бункерах системе, коих много. Руководят сражением оттуда.

— Вот су… — Полина покосилась на Овчаровых и переиграла, тряся кулаками: — Уроды! Трусы! Альфу на корм!

— Альфу на корм! — не выдержала Милана. Дина хлопнула себя по лбу, а Феликс раскатисто рассмеялся.

— Я вас обожаю. А ещё твой муж попросил меня по завершении битвы выпустить вас из бункера на форте Иннокентий и тайно вывезти в Суоми. Но у меня имеется небольшое сомнение, что вы там. — Феликс театрально приложил пальцы к подбородку и подвигал бровями на захихикавшую Полину. — Впрочем, это мурлочи. Нам стоит поторопиться, если не хотим пропустить вечеринку!

Он умело пнул грифона, как если бы только и занимался тем по жизни, что гонял на летающих львах, и вывел группу к Васильковому острову. Зарулил к решеткам канализации на реке, откуда сквозь шум стоков доносились визги и клацанье крысиных резцов.

— Не смотри под ноги, — посоветовал Фел, но было поздно. Ботинки Полины пошлёпали по окрашенным в яркий алый нечистотам. В глубине системы лилась настоящая кровь… Мимо подошвы в сторону большой воды проплыл чей-то откушенный хвост.

«У Юрки темнее и без крапинок».

Боязнь за мужа продрала душу когтями, но рука сильнее сжала гобой. Из тьмы выбросилась перпачканная в крови свирепая морда в ободранной каске, девчонки сгрудились в объятьях ужаса, позажимав друг другу рты, но вместо грозного врага увидели взмыленного битвой Венедикта. Тот извлёк из уха мигающую синим капельку и разругался:

— Was ist das? Für welche Katze hast du sie ins System gebracht⁈¹

— Felix hat nichts damit zu tun! Ich habe sie rausgebracht! Ich! Ich werde gegen das Rudel kämpfen, Benedikt Karlovich!² — Баернские слова вылетали как мухи из мусорного мешка, сами собой. Полина отметила, что она уже слишком долго общается с крысами. Старший Альбрандт потупил на неё секунду, сдвинул каску на затылок, затем надвинул на лоб, решаясь, и пробормотал:

— Дело твоё, оспаривать решение трубадура я не посмею.

— Венечка, я с ней! — подбежала Милана и прежде, чем матёрый крыс что-то возразил, сомкнула их губы. Отлипла, прошептав: — И с тобой.

— Я на тебе женюсь, собака, клянусь сырной коркой. Если выстоим. — Ярость на мгновение обернулась в тёмных глазах гаммы-один ласковой признательностью. — Будь при ней, как охранная. И я с вами! Сыновья, волей Ганса, с армией Герхарда отбивают Паука. Наша задача — Василёк, и со мной Эрик. Мы справимся, бойцы?

— Да! Да! — Девчонки вскинули кулаки.

— Феликс, позаботься о Дине и веди грифонов к выходу в залив! — последовал приказ, пока Альбрандт-старший опять втыкал наушник. — А мы погоним заразу. Соберитесь. Чуют мои усы, основная мясорубка будет на открытом месте. Отстоим тварный град!

— Отстоим. — Полина подтянула ремень каски, запрыгивая на спину свёкра. Тот придавил наушник и затарабанил:

— ЭрБи, готовность с дельта-каппа поддержать шестой блок, я несу Полину на усиление, при ней оружие. Где дислоцируются чумные?

— Шестой, коллектор, — услышала она сквозь грызню голос Эрика. — Принято.

Венедикт оказался проворным и крепким, как его сын. Полина летела на нём через запутанные коммуникации, стараясь не очень смотреть по сторонам. У бока любимого жарко дышала Милана. Полина не помнила этот момент, но, кажется они пересекли какой-то подземный мост, и подруга обернулась в собаку. Тут и там на них из мрака с боевым визгом кидались крысы и оказывались схвачены в полёте другими крысами. Тут и там шла бойня. Эрик оказался оперативен и вовсю расчищал своими силами путь быстрым лапам командира.

— Я чувствую их вибрации. Приготовь гобой, — цеднул назад Венедикт Карлович, и Полина изумилась тому, насколько чутки его лапки. — И да пребудет с тобой тот хранитель, в которого ты веришь, девочка моя.

Полина пока ничего не разбирала, кроме какофонии войны, но вскоре через облицовку труб до неё донеслась виртуозная трель шалмея. Сердце забилось чаще, будь Полина в шерсти, она бы вздыбилась, а так руки покрылись мурашками.

Папа играл чумным крысам в Пауке неподалёку от них, но Венедикт Карлович пронёс Полину мимо и юркнул с нею вместе через свод коллектора. Резко и тошнотворно ударило в ноздри кровью, смешанной с запахом, какой сопровождает виварии. На работе Полине иногда доводилось ходить туда за кормовыми животными. В системе сейчас было так же, только эти животные дрались в кровь и погибель. Проход был завален трупами крыс, и Полина ненароком вглядывалась в их распотрошенные тела, боясь заметить знакомое…

— Ты готова?

— Да!

Он спустил её на скользкую от крови и внутренностей кладку системы, и Полина вдавила клавиши гобоя прежде, чем на неё швырнулась зубастая пасть. Венедикт навалился на противника, вскрывая тому резцами горло, а Полина уже видела за поворотом системы бегущих механически, точно зомби, серых зверьков — целую армаду — и метили они в город. По виду — ничего ужасающего, просто горстка серых крыс, но тем они и наводили жуть. Выпусти таких незаметно, и городу конец. Полина совершила проигрыш, молясь, чтобы гобой сработал не хуже шалмея, и серые вторженцы остановили бег.

— Scheisse, contra, Verstärkung! sofort! alle Kräfte hierher!³ — доносилось из системы.

— Эрик, где коты? — отбиваясь от врагов, орал Венедикт в наушники.

Полина играла чумным крысам, а раттенменши с нашивками рыбьих скелетов со всех сторон прикрывали её.

— Веди их в залив! — Она видела, как Венедикту на помощь спешат тёмные спины в камуфляжках. Писки и росчерки алой жижи на круглых сводах труб. Чья-то тушка под ногами.

Милана потянула зубами за край формы, и Полина, чуть ли не спиной вперёд, посеменила за ней. Всё, как тогда. Она играла, и заражённые зверьки, блестя пустыми глазками, следовали за ней, не слыша приказов своих командиров.

— Tölpel, Gruppe! Aufstellen!⁴

Но те не внимали. Очарованные музыкой и обречённые на погибель в любом случае они брели вереницей на звуки дудки. Полина вывела их из системы к свету морского солнца. На неё бросились со всех сторон, и тут же шар пламени прогудел мимо её плеча. Он угодил аккурат в гущу бойцов альянса, те прянули в стороны, и белая, ломаная молния довершила атаку грифонов. Полина ступила в воду, а другой шаг уже сделала на мягкое крыло. Мифический зверь выжидательно косил на неё красный глаз. Полина, не прерывая игру, забралась ему на холку и позволила увезти себя в залив, в то время как другие три грифона отбивали раттенменшей от их тонущего оружия. Серые мордочки виднелись у берега, пока плыли за Полиной, а потом, когда вся чумная стая оказалась в воде, грифон поднялся в воздух и обрушил на них огненные шары. Полина отвернулась и заметила, как на другой стороне залива на белой яхте под управлением Бориса свою часть работы делает её отец. Андрей Дуров стоял на борту судёнышка прямой и строгий, и играл бесподобно. Полина знала, что папа видит только размытую массу вместо врагов и друзей, но это не останавливало его. Грифоны кружили над яхтой и добивали заражённых крыс безжалостно.

От берега донесся рокот колонны мотоциклов. Полина увидела, как орда байкеров въезжает под мост и выбегает оттуда разномастными кошками. Фел привёл подкрепление. Чёрная красавица с жёлтыми глазами ненадолго задержалась у входа в трубы. Кажется, Полине удалось поймать её настороженный взгляд. Грифон под бёдрами издал победный клич и повернул к берегу. Полина спрыгнула с него на песок, где уставший и изорванный, её ждал Венедикт. Вытащил наушники, обнял, расцеловал, измазав кровью и шепнул:

— Как бы там ни было, мы спасли город.

— Ав! Ав! — Милана, из бежевой ставшая бордовой, водрузила Полине лапы на плечи и облизала лицо.

— Ах ты моя собачка!

Она видела, как яхта с Борькой и папой выжидает в заливе конца битвы и поблагодарила Венедикта за предусмотрительность. Папа ведь совсем не умел драться. И старший Альбрандт сберёг младшего, доверив отвественную, но не столь опасную миссию.

— Спасибо вам! Спасибо.

— Это вам спасибо.

Битва на берегу тем временем понемногу стихала. Полина ещё раз крепко обняла свёкра, и нащупала множество рваных ран на его плечах и спине. Высокий, умный лоб Венедикта тоже наискось перечёркивал порез. Свёкор хотел было ободрить невестку, но тут Милана издала отчаянный рык и лай, а затем заскулила. Сильные тени метнулись к Полине, цепкие когти ухватили её и подтащили к себе.

— Руки прочь от фрау Эрфольг, ты, мусор!

— Чиво⁈..

Острый длинный коготь воткнулся ей в горло, но так, чтобы не убить, лишь продемонстрировать угрозу. Милана билась в лапах бет. Полина от неожиданности выронила гобой. Венедикт растопырил пальцы в жесте успокоения и хрипло прошептал:

— Альфа желает эту самку?

— Неплохая мысль, как тебе кажется, старая калоша Альбрандт? Она станет моей после того, как твой верный мне до соплей придурок-крысёныш захлебнётся собственной кровью, защищая меня и мои принципы! Недаром я бросил его и его уродцев в самый котёл битвы! Им не выжить, не сомневайся!

Полина хоть и была напугана, сжала кулаки. Их окружили беты, подло, предательски. Эрфольг действительно следовал только своим прихотям. Ему было насрать на стаю.

— Scheisse, — от души плюнула она, не боясь того, что ей проткнут артерию.

— О, любезная дудочница, это борьба за ранги, и все крысы её ведут. Венедикт! Подтверди. Мы все грызёмся за место посытнее и нору помягче, и ради высокого положения готовы идти по головам! Или я неправ, думая, что ты давно метишь на моё место?

Венедикт Карлович сглотнул и вытер кровь, ползущую по его раненому лицу.

— Всем хочется быть главными, Рауль Евгеньевич. Это естественный ход эволюции.

— А с ней я завладею альянсом! Сделаю короля заводным болванчиком! — Эрфольг злобно рассмеялся. Венедикт чуть двинул шеей, отвлёкшись от диалога, и отряд бет, окруживший их, колыхнулся к нему. Но гамма-один опять выставил руки. — Вы нашли для меня настоящее сокровище, совершенное оружие! Спасибо, спасибо, объявляю благодарность. — Мерзкий коготь игриво заводил по нежной коже шеи Полины. — Не годится, чтобы она досталась каким-то гаммам. Это справедливо, не так ли?

Внимательные глаза Альбрандта сверкнули, и в тот же миг он молниеносно бросился — но не на альфу, а на того бету, который держал Милану. За спиной Полины раздался леденящий душу хруст костей. Лапа, державшая её горло, обмякла, тело альфы затряслось в судороге. Полина вывернулась из-под него и встретилась взглядом с довольными, почти смеющимися желточно-яркими глазами Асты Робусты.

Та спрыгнула с моста и сломала шею альфе. Изо рта Рауля Евгеньевича вырывался противный хрип. Беты с писком рассыпались в стороны, видя хищницу с добычей. В тонкой лапе Асты блеснул шприц, и в следующую секунду она всадила его в шею альфе. Тот, ещё живой, распахнул глаза и напрягся, и стал стремительно уменьшаться в размерах. Бледная улыбка исказила губы Венедикта. Он, как и Полина, всё понял.

Аста мстила Эрфольгу его же способом.

— Ты была отличной приманкой, рыжая. У него не было ш-ш-шансов не клюнуть.

Она низко, победно замурчала, подбросила тело альфы и поймала на клыки. Милана вжалась в плечо Венедикта, чтобы избавить себя от зрелища кошачьей трапезы, а Полина видела всё. Как Эрфольга лишили головы и кишок, как быстро двигаются челюсти мстительницы, кромсая кости, и в итоге от честолюбивого и амбициозного альфы невгородской стаи остался лишь хвостик. Аста демонстративно промокнула усы лапкой. Подобрала трофей.

— Оставлю Тессе поиграться. Как глава стаи, вы не возражаете, Венедикт?

— Ам, эм, нет, — взял себя в лапки Альбрандт. — Без проблем. Приятного аппетита фройляйн Бастова.

— Какие будут ваш-ш-ши распоряжения? — Кошка почтительно склонилась.

— Помоги своим. Пожалуйста. — Выдержке Венедикта Карловича можно было петь оды.

— Принято. — Аста взмахнула пушистым хвостом и слилась с теменью системы.

К берегу подрулила белая лодка. Две фигуры спрыгнули в воду и ринулись обнимать родных.

— Полина!

— Папочка!

Венедикт поймал прыгнувшего на него Борьку. Расцеловал и строго велел:

— Нужно помочь твоему брату. — И, омрачившись, добавил: — Если ты всё ещё второпомётный альфа, Борис.

¹ — «Это что? За каким котом ты их притащил в систему⁈» (нем.)

² — «Феликс здесь ни при чём! Это я их вывела! Я! Я буду сражаться со стаей, Венедикт Карлович!» (нем.)

³ — «Блядь, контра, подкрепление! Все силы сюда!» (нем.)

⁴ — «Олухи, группируйтесь! Держать строй!» (нем.)

45. Я тебя люблю

Папа наклонился и бережно подобрал гобой Полины.

— Дочь, — сказал с укором, слепо щуря зелёные глаза. — Нельзя так обращаться с инструментом. Что бы ни происходило с тобой, он должен быть в порядке. Это непреложное правило.

— Прости, — повинилась Полина и отряхнула гобой от песка. И вправду, гобой спас город, а она втоптала эту святыню в грязь. Прижала верный инструмент к груди и прошептала тревожно Венедикту: — Мне нужно к Юре.

— Там всё ещё может быть опасно, я бросил в Паука остатки сил, но… Да, я вижу, тебя не удержать. Что ж, — он подкрутил усы, с которых посыпалась кровавая крошка, — herzlich willkommen¹ обратно в мясорубку!

— Дочь? — встрепенулся папа, и Полина решила, что ему не стоит второй раз переживать ужасы пребывания в системе.

— Побудьте с ним! — велела она двум грифонам. Ещё двое где-то дрались.

— Постой! Что мне делать?

— Стерегите яхту!

Бегом, вновь по сплетениям труб системы, мимо груд мёртвых и приводящих друг друга в порядок раненых, мимо рокочущих гнилыми водами каналов, мимо измаранной алым реки, томящейся под землёй…

— Гера? Герхард! На связи! Доложи, что у вас! — Венедикт застыл посреди коллектора, умылся собственной кровью и диким взглядом посмотрел на Полину, пока Шарнхорст давал сводку.

— Ну что? Что? — Она тронула предплечье свёкра. Тот испустил вздох одновременно горести и облегчения.

— Они с котами отстояли главный коллектор. Силы альянса полностью разгромлены.

— А Юра? Что с ними?

— Юра жив. Герхард снова вытащил его из боя.

— Жив? Вытащил? Он… Он что… — Полина растеряла все слова от волнения.

— Потерял много крови. — Отец Альбрандт вновь устремился дальше по системе, ведя за собой родных. — Гера и Эрик тоже ранены, насколько я его понял. И крепитесь. По сводкам Феликс погиб.

— Нет! Ав! Не может быть! Нет! — воскликнула Милана. Полина подавилась вдохом.

— Нет…

— Разбился, упав с Теремного моста в реку на мотоцикле. Это всё, что я знаю. Подробности у Лапок.

Горе набросилось на рассудок, подобно чумной крысе, дурная весть ослепила, лишила самообладания.

Юра тяжело ранен. Феликс погиб.

Полина бежала за Венедиктом и Миланой, глотая слёзы, комкая сожаление.

Кот на Кавасаки выглядел неуязвимым супергероем, со славой выходившим из любой паршивой ситуации. Как так вышло? Что случилось? В смерть Феликса не верилось. Но это передали Лапки.

«У него ведь малыш», — вспыхнула мысль, добавившая горести.

…Они нашли Геру привалившимся к обшарпанной стене Паука. Эрик был рядом и устало перевязывал распластанное, бурое от ран тело на коленях друга. Полина с трудом узнала мужа и других гамм.

Боже… Они были сплошь искусаны.

Гера мутно глянул на прибывших одним правым глазом. Из-под века левого текла кровь. На его руке, которой он придерживал Юрину обмотанную бинтами голову, недосчитывалось двух пальцев. На той, что опиралась о стену — ещё одного. Эрик лишился в битве хвоста и то и дело сплевывал юшку из разодранного рта. Полина рухнула перед ними на колени. Юра лежал без сознания и дышал еле-еле, а повязка на его горле успела высочиться алым.

— Его изрядно потрепали, — с трудом прошлепал изрезанными губами Эрик. — Ты бы видела, как мы дрались. Не как крысы, как львы.

Их униформы темнели многочисленными разрывами. Им самим требовалась помощь, но они оказывали её другу, бинтуя его живот. На иссечённой вражьими резцами груди Юры тускло мерцало обручальное кольцо. Видя голое мясо на культях пальцев Герхарда, Полина сразу поняла, почему муж предпочёл не носить символ их союза на руке.

— Юрочка. — Она позвала, тихо гладя лицо мужа — едва ли не белее его повязок. Юрины веки точно слиплись, а дыхание вырывалось из горла с трудом. — Юр. Не умирай.

— Он тебя не слышит, — бросил Венедикт, перебирая раскрытую аптечку. — Нужно привести его в чувство. Здесь был адреналин.

— Юра, — капли Полининых слёз упали мужу на дрогнувшие усы, и тот слегка улыбнулся — криво, нежно, как если бы видел прекрасный сон.

— И меня… На нити тонкой, — чуть слышно прошептали его губы, — безнаказанно шутя… С-своенравною ручонкой… держит д-девочка-дитя…

— Юра! Ты меня слышишь?

— Я тебя люблю.

Его веки задрожали, приоткрываясь. Он силился взглянуть на неё, водя у кромки ресниц блуждающим зрачком. Собрался с волей, чтобы очнуться. Нашёл всхлипывающую жену. Залучился радостью.

— Паулина…

— Я здесь, Юр. Я с тобой.

— Поцелуй меня.

Она приникла к его холодным, почти неживым губам, и он слабо ответил. Улыбнулся чуть шире.

— Это не сон. Не агония. Любимая.

— Юрочка, живи.

— Не послушалась. Не отсиделась в бункере. Упрямый реб-бёнок.

— Как ты, любовь моя. — Она удостоилась самого нежного взгляда.

— Где Гера?

— Вот он я, брат. — Шарнхорст поддержал голову Альбрандта так, чтобы тот мог увидеть его. Юрец с беспокойством ощупал бинт на своём лбу.

— Опять… голова…

— Цела, цела, — утешил его лучший друг. — Искусана, но черепушка не пробита.

— Ты меня обманываешь… — не поверил Юрец и коснулся крови на щеке Шарнхорста. — Гера, ты красавец… Два глаза на двоих?

— На себя посмотри, шушара драная!

— А Эрик? Папа? Борец…

— Сын, — Венедикт Карлович взял его запястье, растёр и, прижав вену, ввёл препарат. — Доктор Крюгер уже спешит сюда.

— Не хочу. В госпиталь, папа, не хочу.

— Крепись. Ты дрался храбро, как и все наши беты.

— Беты?.. — Юра аж взбодрился. — Наши беты дрались… Ох, умора…

— Твои беты. — Альбрандт-старший указал на потрёпанных Лапок. — Те, кто достоин ими быть. Я устрою переранговку.

— Не понимаю… А где альфа?

— Перед тобой, сынок. Ты отныне первопомётный главы города.

— А я второпомётный, брат! — поддакнул из-за отцовского плеча встревоженный Боря.

— Как? — Лекарство подействовало быстро, Юра попытался подняться, и Полине с Борькой пришлось придавить его плечи, чтобы он не перенапрягался.

— Лежи, лежи, Ганса ради! У него брюхо вспорото, — шепнул Гера Полине. — Заставь его не двигаться.

— Где Эрфольг? Он вышел?

— Выйдет, не беспокойс-с-ся, — из глубины колодца выступила на мягких лапах Аста. — Денька через два в виде погадки. Могу отдать для погребения с почестями.

— Фу, ужас! Позорная смерть! — хором завозмущались беты.

— А… Где Феличе? — Юра напряг память. — Он уводил тех крыс… За собой на м-мотоцик-к… Где он?

— Астарта! — Полина взмолила кошку, — твой брат, он… скажи, это правда, что он погиб?

Кошка закатила жёлтые глаза.

— Его геройство однажды выш-ш-шло бы ему боком. Скажу так. Ш-ш-шесть жизней из девяти он сегодня потерял. А я, собственно, за носильщ-ш-щиками. Дина его тащ-ш-щить не в состоянии. Я тоже. — Аста показала изорванную в бою спину.

— Он жив⁈

Венедикт моментально включился и отправил Бориса с парой дельт помочь котам. Пока Полина перевязывала Геру с Эриком, а Милана — своего любимого, в трубе раздались шаркающие шаги, и к Лапкам присоединился их почти потерянный участник. Фел висел на плече у Борца и улыбался так по-хулигански, что Полине стало ясно — несносный кот порезвился на славу и ни о чём не жалеет.

— Моя нога-а-а, мя-я-яу-у-у, — застонал он, когда его положили рядом с Юрцом.

— Ты псих. Но спасибо… Брат.

— Юри, если тебе кажется, что тебе сейчас больно… Мя! Просто знай, мне в сто собак больнее!

— Не. Оскорбляй. Собак! — прозвенел грозный девичий голос. — И не говори мне о боли, кот!

— Дина!

Кривящуюся, мокрую Овчарову внёс на руках Андрей. Огляделся, очевидно, различив среди разномастных пятен самое яркое и отнёс собаку к Полине.

— Хорошо, что я в юности учился управлять катером, милая. Сегодня пригодилось!

— Ты? Я не знала! — Полина помогла спустить Дину, и поняла, что отец тоже успел вымокнуть. — Ты их вытащил? Из реки?

— Да, несло мимо.

— Дина, ты что, прыгнула за ним? — в свою очередь изумилась Милана.

— Я увидела, что он барахтается, и сыграла в собаку-спасателя, щенка. Всё-таки триатлон это ещё и плавание!

— Я сломал всё, что можно, — попенял Феликс, лёжа рядом с Юрой. Тот вовсю улыбался и сжимал перчатку друга.

— Ты жив. Мы живы.

— И не всё, что можно, а плечо и бедро. Тебе умопомрачительно везёт, проходимец. — Аста помогла снять его стёсанный шлем.

— И мой Кавасаки…

— Возблагодари Бастет и грифонов, что они добили твоих врагов!

— Папа, ты же слепой, как ты их заметил в реке? — Полина обняла отца.

— У меня, как у всякого опытного крысолова, очень тонкий слух.

К тому моменту прибыл доктор Крюгер, или как там его величали, со своей санитарной командой, и принялся заниматься ранеными. Венедикт Карлович, которому, как альфе, предложили помощь первому, отмахнулся от врачей, велев повременить с ним в пользу самых тяжёлых. Оправил продранную униформу и степенно подошёл к отцу Полины. Протянул перевязанную ладонь. Тот уважительно пожал её.

— Я бесконечно благодарен тебе, Андрей. Как новоизбранный глава города я возмещу старую обиду и заплачу тебе столько золота, сколько ты способен увезти.

— Не стоит, Венедикт, — тот философски усмехнулся в бороду. — Я ехал сюда не за золотом. Да и, будем честны, самое дорогое мне золото вы всё равно не отдадите. — Он показал на дочь, помогавшую уложить на носилки Юру. Та чмокнула губами, показывая папе, что любит его. Венедикт смутился на миг, и потом сказал, вопросительно глядя на Полину:

— Обещаем его преумножить?

— Ты слышал, Альбрандтечка любимый? — Полина поцеловала руку мужа. — Нужно поправиться. — Счастливый Юра сонно мигнул глазами из-под кислородной маски.

— Венедикт, — не преминула вставить слово Астарта. — Мы помогли спасти город…

— И вы получаете все его мосты, — твёрдо сказал альфа. — Равенство отныне и навсегда.

— Ура-а-а! Свобода! — запрыгала Милана. Глава города поймал её за лапку.

— Рано радуешься, собака. Кому свобода, кому узы брака, м? — Это прозвучало как недвусмысленный намёк.

— Да легко, Венечка! — Она скрепила согласие поцелуем.

¹ — «добро пожаловать» (нем.)

46. Полина

Полина выгребала сетчатым совком помёт ящериц. Просеивала песочек и выбрасывала в урну похожие на птичьи кругляшки. Перчик приглядывался к ней настороженно и недоверчиво, словно забыл за время отсутствия на работе или переживал обиду. Полина грустно протянула ему зофобаса.

— Не злись, мой сладкий. Я ненарочно тебя бросила.

Красный агам с аппетитом съел подарок и, кажется, подобрел. Рауля Эрфольга, а вернее то, что от него вышло «через пару деньков», захоронили в семейной могиле на лютеранском кладбище. Прямых потомков он не оставил, так что власть и ключи от городской системы по полному праву перешли Альбрандтам. Шалмей тем же победным днём с почестями вернули в Вернисаж. Вступительные экзамены в невгородскую консерваторию Полина благополучно пропустила, пока сражалась с крысами против крыс. Чуть-чуть не успела податься.

Она могла бы и не обещать этого папе. Желание играть вернулось вместе с силой и осознанием собственной избранности. Всё-таки каждый гобоист уникален, и за каждым инструментом стоит личный, неповторимый талант.

«Ну и ладно, — думала Полина, забирая у Перчика миску из-под овощей. — Будет год, будет пища. Подготовлюсь как следует и поступлю. Жизнь продолжается».

Сразу после вступления в должность альфы Венедикт сумел договориться с королём о снижении цен на рыбу на полпроцента.

Полпроцента, Карл!¹ Полине было и смешно, и дико. Ради этих мизерных подвижек вершилось массовое кровопролитие, и альянс угрожал гибелью целому городу. А после переговоров с Альбрандтом — удовлетворился столь малозначительной победой. Впрочем, никто не озвучивал Полине обороты промысла рыбы, так что… Сколько средств на самом деле составляли эти полпроцента ей оставалось только гадать.

Крысиная возня.

— Ты слышала новости? — Иринка пристала к Полине, облокотившись на край террариума. — В залив у Василька выбросило из канализации какую-то заразу, и МЧС перекрыло все выходы к воде. То ли холера, то ли дизентерия…

— Чума, — подсказала Полина то, что знала раньше СМИ.

— О, точно, чума! Средневековье, блин! — Иринка засмеялась. — Ещё бы Перчик полетел плеваться огнём, да? Как дракон!

— Да. — Полина через силу улыбнулась коллеге.

Чумой занимались собаки. Как и было согласовано с Полканом Германовичем. Доставали тела утонувших крыс, утилизировали их, проводили санацию воды. Полина надеялась, жителям Невгорода в этом году ещё удастся искупаться.

Юра лежал в отдельном блоке реанимации. Как передавал Венедикт, а ему — Феликс, он пребывал в сознании, но с температурой под сорок, которую сбивали антибиотиками и противочумными сыворотками. Все беты тоже подхватили инфекцию. Что и говорить, дружные Лапки, в болезни и в здравии! Один Феликс не заразился, но и перемещаться нормально не мог. Кости ему собрали, полную мобильность обещали где-то через полгода. Герхарду удалось спасти глаз, но врачи прогнозировали потерю зрения процентов на семьдесят. «Кавасаки» Бастова, вытащенный из реки в виде груды металла, восстановлению не подлежал.

Но по сравнению с пережитым это были мелочи.

Полина отдалась работе, чтобы приходить домой только ради сна. К мужу не пускали, и тоска по нему долгими июльскими вечерами становилась распирающей. Можно было просидеть до утра на окне в просторной, пахнущей Юриным одеколоном рубашке, играя на гобое любимые мотивы. Музыка сперва заставляла плакать, вымывая тревоги и боль, а потом дарила облегчение.

Полина не могла поверить, что ещё месяц назад твердила себе о безразличии к Юре. Это казалось немыслимым, а она сама — круглой малолетней дурой. Всё так сильно изменилось за какой-то месяц!

Всё встало на свои места.

Полина нашла истинное призвание и настоящую любовь. Собрала команду верных друзей, с которыми не страшно броситься в огонь и в воду. А медные трубы её и так не пугали, даром, что дудочница. Даже девчонки на работе хором сказали, что Полина повзрослела.

Наверное, это было действительно так. Полина сроднилась с этим городом, с его мостами и артериями, скрытыми под асфальтовой кожей, с его пульсом и подсознанием. Она сделалась его мистической частью.

Сегодня Борец устроил ей согревающую сердце видеосвязь. Шустрый, верткий и такой же бесстрашный, как вся их семья, крысёнок побывал у Юры в боксе — прошмыгнул мимо команды доктора Крюгера незамеченным. Растрёпанный, заросший, синий от швов Юрка лежал в постели без протеза и улыбался просто умопомрачительно — своей неровной улыбкой, бесконечно родной и дорогой. Лепетал что-то — Полина не разбирала что, только целовала и целовала экран, как дарила бы нежность мужу, и плакала от счастья. Вот бы вживую…

Юра стал её счастьем. Скучать по нему было нестерпимо сладко. Оказалось, в разы сильнее тоскуешь, когда тебя взаимно любят.

— Быстрее бы они поправились, да, Перчик? — гладила дружка Полина. — Мне так его не хватает.

…Через полторы недели ей позвонил Юра и радостно поделился, что инфекцию побороли, и их вот-вот переведут в блок выздоравливающих к Дине с её новым искусственным мениском. Тем же днём Перчика купили и повесили на террариум бронь. Узнав об этом, Полина не хотела, но расстроилась. Она умом понимала, что нельзя привыкать к животному на продажу, что рано или поздно их дружба должна закончиться, но что-то в душе кричало — так нечестно. И тем не менее, у агамы появился хозяин. Полине не хотелось гадать, ребёнок это или какая-нибудь девушка, или, может, семейная пара. Просто — он перестал быть её и стал чьим-то. Она старалась держаться, но слёзы нет-нет, да и наворачивались на глаза.

— Ириш, когда его заберут?

— Кажется, завтра, — равнодушно ответила коллега, кормя пауков.

— А, хорошо. — Полина порадовалась, что это случится в её выходной. Она всё равно собиралась навестить Юру. И опять просидела в его рубашке и с оконной рамой между ног, наслаждаясь видом чинно шествующего вдоль полосы залива апельсиново-рыжего солнца. Короткое прерывистое забытьё сморило её под утро, и в этом сне больше не было пугающих снов. Только голосистые дети, толпа смеющихся детей, которых она ласкала по бурым волосикам. Они смотрели на Полину блестящими тёмными глазками, некоторые выпускали длинные жёсткие усишки, а Полина строго наказывала: нет-нет, малыши, нельзя открывать свою суть людям. Будьте осмотрительными и сплочёнными. И держитесь вместе.

Она пробудилась с поворотом ключа в двери и подскочила на кровати.

— Полторамба! Эй! Кто-кто в норке живёт? Крыска-мурыска?

От звука его голоса можно было оглохнуть. От предчувствия близости потерять рассудок. Полина, не помня себя, опрометью выскочила в прихожую и едва не прыгнула на мужа — мужа, исхудавшего и оттого долговязого, с кривыми шрамами над бровью и под челюстью, но живого! — и он мягко придержал её ладонью за лоб.

— Полегче, альфа-фрау!

— Ой, прости. — Полина поумерила нахрап. — Больно? Раны не зажили, да? Юрочка! Ты же должен быть в госпитале?

— Пф-ф-ф, кто меня там удержит, если ты здесь, моя жена, моё сокровище! Думаешь, ты одна мастерица сбегать оттуда, где велено отсиживаться? — пожурил Юра, придерживая воротник куртки, и потянулся к ней с поцелуем.

Любимый, самый лучший, самый достойный в мире мужчина! Её самец.

Сознание повело от захватившего счастья. Полина проглотила капельку его ласки и зарделась.

— Ты дома.

— И не я один. Со мной мои беты! — Из-за спины первопомётного альфы выглядывала его вечная, буйная шушара. Полина приласкала поочерёдно Герхарда, Эрика и… Фела, Ганс побери, Фела, висящего на костыле и растянувшего истинно чеширскую² улыбку!

— К вашим услугам, прелестная трубадурша — бета-ноль! На официальных началах, — важно склонился Феликс. — Или, если быть точным — доверенное лицо альфы по связям с кошками!

— Первый кот, воспитанный в системе крысами, кем тебе ещё быть? — подколол его Эрик.

— Ребята…

— И это не всё! — С напыщенным, хоть и помятым видом сообщил Юрец. — Я решил, что нашей семье помимо этих болванов необходим третий. Для полного счастья.

— Чиво?

— Ты изменяла мне с ним, грешница, я же знаю! Мне доложили. — Юра расстегнул куртку, и оттуда на Полину глянула пара знакомых широко разнесенных, внимательных глазок.

— Перчик!!! Перчик!!! — Полина скорее подхватила любимца и расцеловала его так, как мужа никогда не баловала.

— Ну вот. Я же знал. Неверная особа, — упавшим голосом пожаловался Лапкам Юрец и схлопотал поцелуй благодарности.

— Юрочка, ты лучший!!! А ты террариум ему взял?

— Да, конечно, привезут в течение дня.

— А лампы?

— Разумеется. Полундра, я ознакомился с содержанием «бородавок», пока лежал в реанимации, — доложил муж.

— И песочек?

— И песочек.

— И совочек?

— И совочек.

Беты тем временем гоготали над ними, как ненормальные.

— А еду ему взял?

— Еду? Так… Салат же? Я что-то забыл? — Юра растерялся и почесал затылок.

— Эх ты, орднунг раттенменш! Он ест насекомых!

— О, scheisse, точно, — Юрец переглянулся с друзьями.

— А я тебе говорил! — Отозвался Феликс, цокая костылём по коридору. — Голова дырявая!

— Зато мозгов побольше, чем у котов! Сейчас привезём! — Юра направился к лифту. Беты затопотали следом. По-видимому, теперь они стали и вовсе неделимы.

— Подожди! — Полина рванула за ними. — Подождите! И мы едем.

Они утрамбовались в Юркину машину, шутя и смеясь, доехали до «Экзотерики» и набрали ещё кучу всего — и пинцет для кормления, и мисочку для овощей, и контейнер для сверчков, и большую красивую кору, чтобы Перчику было на чём греться. Беты хохотали и мерились корягами, а Фел тайком от них вынес на кассу из морозилки килограмм крысиных тушек в термопакете. Гера водил по инсектариям подслеповатым глазом с большим бельмом на нём и потом обернулся на Полину здоровым правым:

— Как-нибудь забегу за пауком. Давно хотел себе жирного мохнатого паука!

— Тогда бери девочку! — порекомендовала Полина. — Они по двадцать лет живут!

— М-м-м, и у меня будет настоящая фрау Шарнхорст! — подыграл ей Гера на потеху альфе с бетами. — Гертруда. Назову её Гертруда фон Шарнхорст. А тут внизу кто живёт?

— Змеи, — коварно подсказала Иринка.

— Всё, Лапки, поехали отсюда нахуй! — как-то слишком споро созвал своих Юрец, а те, кроме Феликса, и не протестовали.

Дорога домой продолжала быть весёлой и буйной. Полина устала смеяться, а Перчик на её груди пригрелся и лишь чуть высовывал кончик морды, удивляясь тому, с какими неразлучными психами ему придётся сосуществовать. Юра вёл «банку колы», шутя с друзьями то по-родному, то по-баернски, когда узорчатая узкая лента вдруг выползла ему на плечо словно бы из ниоткуда.

— Verdammt, das ist eine ficken Schlange!³

— Miststueck! Scheissedreck! Verdammte Scheisse! — Крыс выдуло из машины в одно мгновение. Они скучились у канала, пока Полина выудила из недр «Бэхи» ровно настолько же перепуганного потеряху-полоза. Так вот куда он делся! Наверное, в кору залез!

— Ребят, да он же совсем маленький! — Она, покатываясь над переполошённым видом этих бравых головорезов, показала из окна змейку. Крысы разом вскрикнули. Феликс забрал найдёныша и бережно поцеловал.

— Ссыкуны грызливые! Испугались червяка!

— Убери! Nimm es weg! Убери! — заголосили они.

— Он мне нравится!

— Вот и женись на нём! Чокнутый кот! Угораздило же связаться! — наперебой рассыпались в напутствиях Лапки.

— Я вас обожаю, — отсмеялся необидчиво Феликс и подмигнул Полине. — Ну разве они не прелесть?

Фрау Альбрандт и спорить не бралась. Только про себя отметила, что уговаривать ненаглядного первопомётного альфу на покупку питона придётся очень и очень долго.

¹ — отсылка к цитате из сериала «Ходячие мертвецы» Фрэнка Дарабонта.

² — отсылка к «Алисе в Стране Чудес» Льюиса Кэролла.

³ — «Пиздец, это ёбаная змея!» (нем.)

Оглавление

1. Юра

2. Экзотерика

3. Мост без реки

4. Темные воды, большие огни

5. Суббота

6. Ошейник

7. Тебя не касается

8. Опоздавший на рейс

9. Часы «Тиссот»

10. Зал

11. Предложение

12. Милана

13. Феликс

14. Рыбалка

15. Кормовые объекты

16. Тревоги

17. Старое кладбище

18. У моря

19. Как ты мог?

20. Красные паруса

21. Прости

22. Крысы

23. Гамма-один

24. Дура

25. Кошкин дом

26. Тесса

27. Легенда

28. Ты уедешь

29. Гобой

30. Макс

31. Мелодия любви

32. Венедикт

33. Союз Лапок

34. Круглая башня

35. Смотритель Вернисажа

36. Трудности обращения

37. Кошки-мышки

38. Альфа

39. Озеро

40. Эрик и Герхард

41. Тебе нравится?

42. Так надо

43. Дина

44. Астарта

45. Я тебя люблю

46. Полина