Перекрёсток [Наталья Скоробогатова] (fb2) читать онлайн

Наталья Скоробогатова Перекрёсток

Мир меняется, и мы меняемся вместе с ним. Почему? А почему бы и нет?

Я сегодня шла по городу и думала о том, с каким удовольствием уволилась бы со своей опостылевшей работы. Ну вот что на ней имею? Сплошные дедлайны, загрузку под самую макушку, ругань начальства и зависть коллег. Хотя, чему завидовать? Сами бы на моём месте посидели.

Подождите, начну с начала. Я — простая тётка сорока с лишним лет от роду, живу в городе миллионнике, работаю секретарём в рядовой конторе и выращиваю кактусы. Красота! А, и периодически пытаюсь похудеть. Впрочем, иногда это удаётся, и тогда я катаюсь в отпуск в какой-нибудь местный санаторий, на юг зарплаты не хватает.

Ну вот, я так устала, что утром, когда шла на работу, в голове крутилась только одна мысль: «Сегодня я точно напишу заявление на увольнение! Пусть весь мир идёт в одно любимое мною место, а я буду отдыхать, благо, накоплений на пару месяцев хватит, если не шиковать». И вот, оставалось всего через один перекрёсток перейти, а там — во двор свернуть и в подвал спустится, как меня толкнули.

Кто? Да пёс его знает. Перекрёсток — штука такая: все куда-то торопятся, на светофоры не глядят, что уж на людей внимание обращать. Так вот, толкнули меня, и полетела я прямиком под машину. Страшно? А уж как мне было страшно, вы себе просто не представляете! Я ж вечно что-нибудь себе да калечу: в нашем травмпункте все врачи и прочий медперсонал меня уже по имени встречают.

Но нет. Машина затормозила, и не успела я удивиться, как из неё выскочил какой-то мужик, подхватил меня под руки, усадил на бордюр и сунул в руку — целую! — бутылку с водой. И всё — молча. Другие же орут обычно, ругают на чём свет стоит, а этот молчал. Смотрел только странно так, словно я ему миллион подарила.

В общем, глотнула я воды из той бутылки, отдала её мужику, кивнула и только собралась встать, как он мне визитку в руки сунул со словами:

— Если что — звоните. — А потом сел в свою машину, которая уже пробку на перекрёстке начала собирать, и уехал. Вот так просто: сел и уехал, а я осталась.

Посидев пару минут глядя в небо, я сунула визитку в карман, встала, осмотрела свои потёртые совсем не от падения джинсы, отряхнула толстовку и, подтянув лямки рюкзака, под неодобрительные взгляды свидетелей моего падения хромая отправилась через дорогу — на работу. Если нога повреждена, то увольняться смысла нет: больничный тоже вариант чтобы отдохнуть.

Шеф встретил руганью за опоздание, огромным списком дел и требованием больше никогда не носить спортивную одежду. На последнее я кивнула, про себя подумав, что джинсы спортивной одеждой никогда не были, толстовку на работе я снимаю, а кроссовки не променяю ни на что, и отправилась варить кофе. Рабочее утро без кофе — день на ветер.

К обеду подвернутая нога разболелась ещё сильнее, и я решилась отпроситься в больницу. В конце концов, сейчас мне сделают снимок, выпишут обезболивающее и заживляющее, и через неделю всё будет хорошо, а нет, так через неделю вообще ходить не смогу. С этими аргументами я вошла в кабинет шефа и почти сразу вышла. Всё с той же мыслью: «Увольняюсь к чертям! А на время отработки уйду на больничный!»

Собрав вещи, я оставила на столе заявление, вышла из конторы, предупредив охранника Вову, что отправилась в больницу, и двинулась домой. Чем лечить вывихи я знаю, а нужную бумажку мне и так выпишут, по знакомству. Зря я что ли так часто в травмпункте бывала?

А дома оказалось, что нет ни электричества, ни воды. Вот что значит — не везёт. Послонявшись по комнатам — жуя булку и запивая её лимонадом, — я решила посмотреть, что за визитку мне дал тот мужик с перекрёстка. Но в кармане её не оказалось. Перерыла остальные карманы, рюкзак, но визитки не было. Значит, не судьба…

Я уже готова была лечь спать — пусть и днём, не каждый раз такое удаётся, — как раздался звонок в дверь. Шагнув к ней, я не сразу поняла, что его быть не могло: света-то нет! Тогда как это? Откуда?

Второй звонок всё-таки заставил подойти и посмотреть в глазок. На лестничной клетке оказалось темно. И страшно. Я всегда боялась темноты, иррационально, даже зная, что ничего в ней нет. Вот и здесь страх вылез наружу, нашёптывая, что там монстры, и я должна отойти подальше.

— Тусь, ты там? — тут же раздался знакомый голос, и я расслабилась и снова посмотрела в глазок. Передо мной стояла Танька с третьего этажа и крутила в руке мобильник. Вполне себе видная в неярком свете из грязного окна в стене между лестничными пролётами. Так, а что это только что тогда было?

— Да, — произнесла я и открыла дверь…

* * *

— Ну наконец-то! — сказала Танька, и я огляделась, понимая, что стою не перед ней. Точнее — в принципе не стою.

Я лежала на стандартной больничной кровати в стандартной больничной палате, а рядом на не самом удобном стандартном стуле сидела моя соседка Танька. Но как это? Я же только что открывала дверь своей квартиры? Разве такое возможно?

Выдохнув и почувствовав, что внутри всё болит, я прохрипела:

— Ты тут откуда? — Хотела спросить, как я тут оказалась, но почему-то задала совсем другой вопрос.

— Да вот, сижу второй день, жду, когда ты в себя придёшь. Вчера, как тебя привезли, так сразу на операцию, а потом сюда. Врачи сказали, что ты долго будешь отходить и предложили подежурить. Я вот и осталась. — Танька вскочила со стула и забегала между моей и ещё одной — пустой — кроватью. — Олежек сказал, что всё будет хорошо. Вот увидишь. И нога, и рука. И рёбра. Всё. Он пообещал.

— Что? — Я непонимающе посмотрела на соседку. — Какие руки-ноги-рёбра? Я тут как оказалась? Ты же ко мне в гости пришла, я тебе дверь открыла…

— Какие гости? Мне позвонили, я приехала сюда. Тусь, может, тебе доктора позвать? Кстати, — Танька остановилась, — надо доктора позвать. Я сейчас. — Глянув на меня, она пулей вылетела за дверь палаты.

Вот ведь! Могла хотя бы спросить, хотела ли я пить! А я очень хотела. Так что увидев на прикроватной тумбе бутылку с водой, сразу за ней потянулась. И охнула от боли, роняя руку на кровать.

Это что получается? Я всё-таки попала под ту машину, а остальное было лишь сном? Как в сериалах на втором канале показывают? Сначала потеря сознания, потом операционный наркоз, а следом сон? И вся эта ерунда с тем мужиком, увольнением, ногой… А нет, нога болит. Значит хоть с ней всё реально.

Поняв, что встать сама не смогу, да что там встать — даже подтянуться на подушке и сесть, я начала вертеть головой, осматривая своё временное пристанище. Вон там, в углу, у двери, холодильник стоит, старый, ещё советский, похоже. И раковина рядом. А с другой стороны — шкаф. Странно, обычно в палатах шкафов нет, тумбочка есть — и хватит, нечего гостиницу устраивать. Может, это какая-то не такая больница? Но тогда тут и холодильник был бы нормальный. Ерунда какая-то.

Повернула голову в другую сторону: на привычных уже повсюду евроокнах жалюзи. Светонепроницаемые. Закрытые, так что непонятно, какое сейчас время суток.

И часов нигде не видно. Я же привыкла, что в любой момент могу время узнать: либо мобильник в руках, либо смарты на запястье. Хотя, последние я постоянно забываю заряжать. Меня даже как-то обозвали однажды… Дай Бог вспомнить… О! Номофобка, вот! Ну и ладно, зато всегда на связи.

Так, а какое время суток всё-таки? Если прикинуть, что сбили меня утром в девятом часу, потом пару часов на то, чтобы довезти до больницы, ещё часов пять на операцию, ну и там на то, чтобы проснуться часа полтора. Итого — восемь с половиной часов. Округлим до девяти. Как раз рабочий день. Час на то, чтобы добраться до дома, а там будет мама звонить. Она постоянно звонит, чтобы удостовериться, что со мной всё в порядке.

Кстати, а почему здесь Танька, а не мама? Ей вообще сообщили? И какой такой второй день, если всего восемь часов?

— Наталья Евгеньевна, наконец вы очнулись!

Я перевела взгляд с жалюзи на вошедшего в палату врача и вздрогнула — это был мой шеф. А позади него стояла Танька и довольно улыбалась.

— Да, очнулась, — произнесла я, неосознанно кивая, и добавила: — А вы как сюда попали? И почему в халате?

— Я? — Шеф удивлённо посмотрел на меня. — Боюсь, вы меня с кем-то перепутали. Меня зовут Игорь Юрьевич, я — хирург и ваш лечащий врач.

— Врач? Извините, наверное, вы просто очень похожи на моего шефа. — Я натужно улыбнулась и подумала: «И зовут вас так же!»

— Ничего страшного, но я на всякий случай пришлю к вам невролога, пусть тоже вас внимательно осмотрит. А пока расскажите, как вы себя чувствуете.

Он уселся на всё тот же стандартный стул, взял меня за запястье, считая пульс, а Танька встала у подоконника, и пока я рассказывала, что у меня всё болит, кружится голова, и вообще не из этого мира, крутила пальцем у виска. Будто я сама не понимаю, что что-то не то происходит. И, кстати говоря:

— Игорь Юрьевич, а почему тут Татьяна? Где моя мама?

— Мама? — Шеф — ну не могла я иначе его называть — повернулся к соседке и посмотрел на неё. — Вы сказали, что у Натальи Евгеньевны нет родных.

— Нет, — Танька помотала головой, — у неё никого нет.

— А где мой телефон? Там должен быть её номер. Дайте мне его, и я сразу всех найду. У меня куча родных! И в этом городе, и вообще!

Кажется, у меня начиналась истерика, я сунула здоровую руку под одеяло и нажала на живот. Боль пронзила всё тело, но зато позволила прийти в себя. Выдохнув, я проморгалась и снова улыбнулась.

— Наверное, мне не невролог, а психиатр нужен.

— Не наговаривайте на себя, всё у вас в порядке с головой, после наркоза и не такое бывает. Отдыхайте. — Шеф встал. — Сегодня вам можно только пить, а завтра уже и поесть разрешаю.

— Спасибо! — прохрипела я уже ему вслед и посмотрела на Таньку. — Так где мой телефон?

Она стушевалась, пару секунд попереминалась с ноги на ногу, а после сунула руку в карман, вытащив из него странный мобильник в прозрачном чехле — точно не мой, но с моим брелоком. А под чехлом, дьявол меня разбери, я увидела ту самую визитку.

— Набирай номер с неё! — скомандовала я Таньке, и она, шустро потыкав в экран наманикюренным пальцем, сунула трубку мне под ухо.

Я поёрзала, устраиваясь удобнее, и только замерла, как услышала знакомый голос, произнёсший:

— Вы всё-таки позвонили.

* * *

— Вы всё-таки позвонили…

Я посмотрела на стоящую передо мной Таньку, потом перевела взгляд на мобильник в руке и покачнулась. Другой на моём месте уже точно ударился бы в истерику или вызвал бригаду на барбухайке, а я тут ещё что-то думаю. Нет, так нельзя. Надо во всём разобраться.

— Заходи! — Я сунула мобильник в карман домашних штанов и силой втянула Таньку в квартиру, захлопнув за ней дверь. — И рассказывай.

— Что? — Танька похлопала глазами с огромными наращенными ресницами.

— Почему я здесь? Почему ты здесь? Откуда ты знаешь, что я звонила? Кто был в той больнице? Что вообще происходит? Всё рассказывай!

— Стоп! — Танька толкнула меня ладонью в грудь. — Тусь, у тебя ромашка есть? Или пустырник? Говорят, они хорошо от нервов помогают.

— Засунь себе ромашку… в вазу! И нечего мне зубы заговаривать! Быстро колись!

Я схватила её за руку и потащила на кухню. Там усадила за стол и, опершись о него обеими руками, повторила:

— Рассказывай!

— Да чего рассказывать-то? — Танька сжалась так, словно я её ударить собралась. — Я просто хотела спросить, вы всё-таки позвонили в управляйку? Ну ты и тёть Ира? Я так и не нашла их номер.

М-да, кажется, у меня реально крыша поехала. Или нет? Или… Что-то мне это всё напомнило. И я буду не я, если не разберусь.

Я вытащила мобильник, открыла список последних звонков, а затем перевела взгляд на часы и хмыкнула: да, последний исходящий звонок был сделан, точнее — будет сделан завтра в шесть вечера. Если верить тому, что зафиксировано. И номер, на который я — или не я? — звонила мне точно неизвестен.

— Тусь, — Танька тронула меня за руку, — сядь, а? Налить тебе валидольчику? Или пару капель чего покрепче? У меня есть, я сбегаю.

— Я не пью.

Сев за стол напротив Таньки, я подперла подбородок рукой и посмотрела на соседку. Сказать, что я её хорошо знаю, значит соврать. Просто так получилось, что пару месяцев назад она заехала в наш подъезд, в квартиру под моей, и я почти сразу умудрилась испортить её дорогой ремонт. Поставила наливаться воду в чайник, а сама села за комп и потерялась. Опомнилась только когда в мою дверь начали ломиться с криками, что я всё испортила и теперь должна сто тысяч миллионов — в нецензурных выражениях. Ломились тётка Ира и незнакомая мне краля лет двадцати «на понтах»: с розовыми волосами, маникюром длинной в километр, накачанными губами и ресницами объемом даже не пять, а скорее — все двадцать пять дэ. Ну и в процессе исправления моего косяка мы как-то с этой кралей подружились, что ли? Ну, по-соседски.

— Я не знала. Может, тогда врача вызвать? Что-то ты нехорошо выглядишь. — Она заискивающе заглянула мне в глаза.

— Ага, Игорь Юрича позови, — поддела её я. — Он нам тут как раз поможет.

— Какого Игорь Юрича? — Она так непонимающе уставилась на меня, что я почти поверила. Очень хотелось поверить, но я же не такая. Я привыкла доверять, но проверять.

— Тань, а что ты делаешь завтра вечером? — спросила я, вставая и щёлкая кнопкой включения чайника.

— Завтра? Не знаю. Наверное, пойду гулять. Хочешь, пойдём вместе.

— Не смеши мои копыта. Тебе лет сколько? И как ты будешь выглядеть, гуляющая рядом с такой, как я, тёткой? Все парни от тебя шарахаться начнут. — Я ухмыльнулась, демонстративно положила на стол мобильник, который до сих пор держала в руке, и скривилась. — Ладно, что-то мне действительно нехорошо. Давление, наверное. Пойду умоюсь.

Я, хромая, вышла из кухни и, открыв кран в ванной, осторожно вернулась, встав так, чтобы Танька меня не заметила, благо, ниша, в которой раньше была кладовка, теперь используемая под гардероб, этому способствовала. И не зря. У Таньки в руках был мой мобильник, и она в нём усиленно ковырялась. Вот ведь зараза! Так я и знала!

С криком:

— Вот ты и попалась, поганка такая! — я выскочила из своей засады, теперь уже по-настоящему скривилась — от боли в вывихнутой ноге, которой неаккуратно наступила на порожек между кухней и коридором, упала и, ударившись головой о стену, отключилась.

* * *

— Твою мать!

Я потрогала шишку на затылке и открыла глаза, предполагая, что, если следовать логике происходящего, сейчас окажусь в той больничной палате. На крайний случай — в своей квартире с хлопочущей вокруг Танькой. Ошиблась. Нет, Танька была, правда, не хлопотала, а сидела в нескольких шагах от меня на диванчике рядом с мужиком, до которого я дозвонилась.

Диванчик был белым, стоял на белом в окружении белого. И Танька с мужиком тоже были белыми. Ну как, на ней что-то вроде белого сарафана и белые туфли на высоком каблуке, на нём — привычный глазу белый костюм с белыми же жилеткой и рубашкой и белые туфли. Ощущение, словно их неплохо так в белилах искупали. Хорошо хоть, я к этой цветовой вакханалии отношения не имела.

— А крылышки? — не думая, ляпнула я.

— А крылышки нужно заслужить, — ответила Танька и похлопала ресницами. Чёрными.

Скривившись от этого зрелища и боли в подвёрнутой лодыжке, я подтянулась и села, осматриваясь. Да, всё белое, но оттенки-то и у этого цвета бывают. Как там? Молочный, снежный, льняной… Аж голова разболелась от попытки вспомнить то, чему в детстве учили в художке.

— Болит? — Танька встала с диванчика и присела передо мной на колени.

— Тебя бы так! — проворчала я. — Пить есть?

— Пить или есть? — Она улыбнулась, и в её руке материализовалась бутылка Аква Минерале. Газированной.

— А если… — тут же загорелась я.

— А если — нет, — покачала головой Танька. — Пей, папа с тобой поговорить хочет.

— Папа? — Я перевела взгляд на мужчину и заметила, что они с Танькой действительно чем-то неуловимо похожи.

— Да нет, — проследив за моим взглядом, Танька шлёпнула меня по руке, в которой я держала бутылку, — это Дем. Пей давай уже.

Ничего не поняв, я открутила крышку и сделала несколько больших глотков. Откашлялась. Поднялась и подала бутылку Таньке.

— Ну рассказывай, соседка, — последнее слово я произнесла с таким ядовитым сарказмом, что, кажется, даже самый белый в мире пол подо мной прогнулся.

Танька ничего не ответила, только повернулась и посмотрела на того, кого назвала Демом, известным мне как «мужик, сбивший меня на переходе». Тот кивнул, и я оказалась сидящей за столом, на котором стоял обычный бытовой проектор, а в паре метров перед нами прямо в воздухе висел экран, поразительно напоминавший натянутую на стене парадную бабушкину простыню.

— Меня эти ваши волшебные штуки уже задрали! — Я огляделась, но вокруг больше ничего и никого не было. Я, стол с проектором, экран и всё та же белизна, от которой уже начинали слезиться глаза. — В конце концов, либо вниз, либо кончайте! Я уже двое суток не ела, если что!

— Полчаса, — раздался голос… Ладно, пусть будет Дема. Кстати, интересно, это полное имя или сокращение такое странное?

— Что — полчаса?

— Не ела всего полчаса, и да, это сокращение — от демиурга.

— Вон оно что! — Я прислушалась к урчащему желудку. — Тогда, товарищ создатель, создай мне что-нибудь пожевать. Это у вас полчаса прошло, а я на работе побывала, потом дома посидела, после в больнице лежала…

— Этого не было. — Дем материализовался у стола и прислонился к нему бедром, глядя на меня сверху вниз.

— Слушай, я своему желудку верю больше, чем тебе. Сбил ты меня или не сбил — сейчас волнует мало. Во-первых, поесть и попить, а потом уже говорить будем. Или возвращай обратно: как я сказала, мне ваши с Танькой игры поперёк горла уже.

— Хорошо. — Дем щёлкнул пальцами, и мы оказались на моей кухне.

Я тихо выматерилась, встала, подошла к холодильнику, в котором второй день — если я правильно считаю — должна стоять кастрюля с окрошкой. Она была на месте. Достав, я водрузила её на стол, сняла с неё крышку, вынула из ящика кухонного стола ложку и принялась есть как была — стоя и из кастрюли. В конце концов, это мой дом, моя еда, и я что хочу и как хочу, так и делаю. Кому не нравится — могут быть свободны!

— Почему не нравится? Очень даже нравится, — произнёс Дем, открыл навесной шкаф, достал из него банку растворимого кофе, опять щёлкнул пальцами, и перед ним на столе появилась чашка с кипятком. Моя любимая! Он щедро сыпанул в неё прямо из банки, перемешал всё пальцем и отпил, состроив максимально блаженное выражение лица. — Божественно!

— Ладно. — Я села, отодвинула кастрюлю и посмотрела на него. — Рассказывай.

— Что ж, — он встал, и мы снова оказались «в белизне». — Твоя жизнь остановилась здесь…

На экране передо мной появилась картинка того, как я лечу под колёса машины. Той самой. И я вздрогнула. Шутки шутками, но что значит «жизнь остановилась»? Я что, реально умерла?

— Нет, ты не умерла. — Кажется, я уже привыкла не задавать вопросы вслух, но получать на них ответы. — Это точка, которая меняет всё. Но есть два варианта, и мы не можем выбрать, по которому тебе пойти — мы с Тарой.

— Тарой? — Я непонимающе посмотрела на Дема.

— Ты её Танькой называешь.

— Как представилась, так и называю, — огрызнулась я. — Ну, так и что? Из чего выбирать?

И Дем хлопнул в ладоши.

* * *

Больничная палата. Две кровати, на одной из которых лежит женщина, очень похожая на меня. Левые нога и рука в гипсе, голова в бинтах, на щеке ссадина, которая точно быстро не заживёт. И бутылка с водой на тумбочке, до которой не дотянуться. И я-на-экране шевелюсь, пытаясь придвинуться ближе, но не выходит. И покричать не получается, потому что в горле сухо, как в Каракумах.

Знаете, смех смехом, а вот так смотреть на себя со стороны очень страшно, и я только что это поняла.

— Что это? — Я повернулась туда, где стоял Дем, но его не было. Оглянулась. Пусто.

А на экране продолжалось действие, и словно несколько часов прошло. Я увидела, что зашёл врач, не Игорь Юрьевич, другой, странный такой, с молоточком в нагрудном кармане халата и улыбкой во весь рот. Он что-то сказал, но я не поняла, что — здесь не было звука, только картинка. От этого стало ещё страшнее. Одно дело, когда я не только вижу, но и могу определить, действительно ли так среагировала бы в данной ситуации, здесь же оставалось только смотреть.

Врач поводил молоточком перед моим — пусть будет так, всё-таки там я — лицом, продолжая говорить. Я кивнула, что-то сказала в ответ. Он рассмеялся… Не помню, когда последний раз мужчина смеялся над моими словами. Глупо. Как же глупо.

Изображение ускорилось, и вот уже я сидела на больничной кровати, а рядом стояла инвалидная коляска. Поначалу вздрогнула, но поняла, что это не по причине моей инвалидности, просто гипс ещё не сняли, а из-за руки я не могу пользоваться костылями. В палату вошли Игорь Юрьевич, тот врач и девушка в костюме медсестры. Они помогли мне перебраться в коляску, и второй врач вывез меня из здания больницы.

И снова перемотка. Я сидела на диване в своей квартире, а тот второй врач… Странно так его называть не в больнице, но как? В голове всплыло «Володя», — и я согласилась: пусть будет Володей. Он что-то делал на кухне. Я видела лишь его силуэт, отражающийся в дверце книжного шкафа. На Володе — а неплохо звучит! — был простой домашний костюм и розовый фартук в голубой цветочек. Откуда у меня такой? Я в жизни никогда фартуками не пользовалась.

Ещё кадры вперёд, и мы с Володей стояли на главной аллее городского парка. Он держал меня за руку и что-то говорил, я улыбалась, а потом кивнула и внезапно взлетела, подхваченная его руками. Так в детстве меня кружил отец, и я смеялась. Здесь тоже смеялась, кажется, от счастья.

Я привыкла не слышать, только видеть, раздражало лишь то, что не могла угадать, какое время проходит с перемоткой. И уже не было страшно, только непонятно.

За окнами оказалось темно, а я — оказалась одна в квартире. Видела, что беспокоюсь, хожу по комнатам, словно жду чего-то. Или кого-то. Взгляд на часы показал третий час ночи, когда входная дверь открылась, и ввалился Володя. И мне совсем не нужно было слышать, чтобы понять — он пьян настолько, что разговаривать с ним бесполезно. Я пошла в ванную и заперлась. Смотрела на себя в зеркало, и по моим щекам катились слёзы.

Неужели это один из вариантов? Но почему такой? Где я ошиблась? Я знаю себя, знаю, что бы сделала в такой ситуации: просто собрала его вещи и выкинула вместе с ним на улицу. А тут… Почему не так?

На экране отобразилась новая сцена. Я стояла у окна и сквозь пелену дождя наблюдала за тем, как внизу Володя, совсем не скрываясь, целует молодую девушку. Со стороны мне было видно, как сжимаются кулаки, как ногти впиваются в ладони… Я злилась. Очень злилась. А потом пошла на кухню, достала из холодильника кастрюлю с супом и поставила её на плиту. На лице проявилась спокойная улыбка.

Я смотрела на экран и ничего не понимала. Да, я хотела изменить свою жизнь и сейчас видела на один из её вариантов, но как такое может произойти?

«Запомни, если вдруг ты попадёшь в ситуацию, с которой не получится справиться, просто уйди. Никогда не терпи!» — так говорила одна моя знакомая, а я соглашалась, всегда думая, что в моей жизни не может быть ничего, что я не смогу пережить. И ведь так и есть. Я научилась улыбаться всему происходящему, и мой мир не выглядит серым, как у многих вокруг. Ко мне приходили поговорить, спросить совета, просто помолчать, и никто не уходит без помощи. И я всегда улыбалась им вслед, потому что это наполняло душу теплом и ощущением, что я кому-то нужна.

Кстати, а почему за всё время я ни разу не увидела никого из родных и знакомых? Только мы с Володей вдвоём, если не считать той сцены в больнице. «У неё никого нет», — всплыли в голове слова Таньки. То есть в этом варианте моей жизни я одна? А где все?

Словно отвечая на мой вопрос кадры снова пронеслись вперёд, и теперь я стояла на кладбище перед тремя памятниками. На двух дата смерти одна, на третьем — другая, далеко в будущем. Моём будущем. Значит, всё произошло вот так. Первые два — родители, третий — Володя. Если верить датам, ему было всего сорок пять. Всего.

Сердце рвалось на части, но не по его поводу. Мама — красивая и самая умная, кубики с буквами и цифрами на полу между нами, яблочное варенье в тазу на плите, прогулки по нашему маленькому городку и придуманные ею истории, празднование моей первой пятёрки и подготовка к первому свиданию. Папа — вечно что-то рассказывающий и смеющийся, катание на велосипеде, парад Победы с шариками в его руке и огромными белыми бантами на моей голове, походы в горы и первая вишня на посаженом вместе дереве. В тот день, когда меня сбила машина…

Неужели они думали, что я выберу такое? Просто потому, что получила кусочек женского счастья? А зачем он такой? Без родных любимых людей? Разве можно без них?

— Выключи! — крикнула я, не в силах сдержать слёзы. — Просто, мать его, выключи!

— Не вопрос, — произнёс появившийся передо мной Дем и хлопнул в ладоши.

* * *

— Выбери свой вариант.

Я ревела, не в силах остановиться, и только голос Дема заставил снова посмотреть на экран. Посмотреть и зажмуриться от нестерпимо яркого света, ударившего в глаза. Звука по-прежнему не было, но, проморгавшись, я увидела остановившуюся в паре сантиметров от меня машину. Кажется, мазда? Или тойота? Да чёрт их разберёт — я в марках не спец.

Выбежавший ко мне водитель оказался и похож на того, кто заставил меня выбирать, и нет. Я-экранная смотрела на него и кусала губу от боли. Точнее, я знала, что это от боли — она, фантомная, тут же проявилась в моей совсем не фантомной и неэкранной лодыжке. Водитель протянул мне визитку и уехал, а я смотрела ему вслед.

Мне показалось, что я точно знаю, что будет дальше, но ошиблась. Встретивший меня шеф внезапно побеспокоился о моей ноге и пригласил своего друга-врача, и я даже не удивилась, увидев Володю из первой версии. Снова он. И снова история по кругу, разве что без больницы и гипса: квартира, парк, квартира, улица, кладбище… Разве что в этот раз заплакать не получилось, только недоумение возникло, заставив спросить:

— Почему? Получается, что какой бы из двух вариантов я не выбрала, этот Володя будет в обоих?

— Именно поэтому мы не смогли выбрать.

Экран исчез, а на его месте появились Танька и Дем — на диване.

— И что делать? Это всё, что я могу выбрать? Я… Это не мои варианты, он бы полетел в первый же загул, а вместо него я бы завела кота. Хорошего такого, вредного, чтобы напоминал.

— Тусь, успокойся и возьми себя в руки, — произнесла Танька и поставила передо мной всё ту же бутылку с Аква Минерале.

— Тогда ответьте мне на один вопрос, — я сделала большой глоток и поморщилась, — почему?

— Что — почему? — спросил Дем.

— Почему я должна выбирать?

— Потому что мы решили дать право выбора тебе. — Дем усмехнулся. — Поверь, не каждому его дают.

— То есть у меня есть такое право? — В моей голове промелькнула мысль, за которую я попыталась ухватиться.

— Да.

— Право выбора?

— Да.

— И я могу выбрать вариант своего будущего?

— Да.

— Любой вариант?

— Да.

— А что будет, когда я выберу? Я буду помнить то, что здесь происходило?

— Да. То есть, нет.

Я увидела, что Дем начал понимать, и улыбнулась, потому что мне, кажется, удалось ухватить ускользающую мысль.

— Тогда смысл в выборе?

Я вскочила со стула, который тут же исчез, оставив в «белизне» только меня с бутылкой Аква Минерале в руке, Дема, Таньку и диван. Дурной диван! Вот надо же быть такой дурой! Точнее — надо же было быть!

Я остановилась, посмотрела на этих двоих и щёлкнула пальцами свободной руки…

* * *

— Тусь! Эй! Хватит дрыхнуть! Сейчас увидят и выгонят нас!

Меня кто-то тряс за плечо, я зевнула, открыла глаза и улыбнулась.

— Таньк, хватит меня дёргать, я спать хочу.

— Ну не в магазине же! Я понимаю, что твой шеф тебя заездил и это очень удобный диван, но мне он не подойдёт. Я ищу точно такой же, какой ты испортила, а он бежевый, а не белый. — Танька ткнула пальцем в журнальный столик, стоящий напротив выставочного дивана, на котором я уснула. — И ещё я хочу такую штуку.

— Проектор? — Именно он стоял на том столе. — И зачем? К нему ещё экран нужен, свободная стена и всякие прочие прибамбасы. У тебя что, телевизора или компа нет? Ни за что не поверю, что у такой молодой девушки, как ты, нет того, что есть даже у такой матёрой тётки, как я. — Я рассмеялась, потянулась и хмыкнула: на столике рядом с проектором кто-то забыл пустую бутылку от Аква Минерале.

— Ну и ладно. Нет так нет. Зато я, пока ты тут отрывалась, в другом конце зала видела классный кухонный стол. Хочу себе такой. Пошли уже. Ты обещала за всё заплатить.

Танька схватила меня за руку и потянула, пытаясь заставить встать с дивана, но откуда у этой мелочи столько сил, чтобы мою тушку поднять?

— Заплатить я обещала за диван, а не за всю твою мебель, — я покачала головой, услышала, как кто-то громко спорит и посмотрела в их сторону.

— Ты не то выбираешь! — кричал у стенда с посудой мужчина лет сорока-сорока пяти, который откуда-то был мне знаком. Кажется, его звали… Я напрягла память: Володя. Точно, Володя! — Тут нет того, что нужно! Мы сейчас возьмём это, а через месяц ты захочешь другое. И снова тратиться придётся. Я не миллионер, чтобы переводить на тебя столько денег!

— Но я же не прошу ничего другого, — чуть тише, но всё с тем же напором отвечала ему молодая девушка. Я бы ей лет двадцать дала, не больше. Практически Танькина ровесница. — Просто вот эту кастрюльку. Смотри какая!

— А почему не эту? — Мужчина схватил с полки другую кастрюлю, которая, на мой взгляд, отличалась от той, что держала девушка, всего лишь цветом ручки на крышке. — Она больше к обоям подходит!

— Ну да, больше. — Девушка поставила свою кастрюлю на полку и взяла из рук мужчины его. — Тогда давай эту возьмём.

— Какая же ты дура! — Крикнул мужчина на весь выставочный павильон, и мне показалось, что от этого крика внутри меня что-то взорвалось…

Какая же я дура!

Интересно, а то, что происходило, это только сон? Или нет? Все эти псевдовыборы, когда выбирать нечего — всё равно итог один? Да и к чему это, если об этом твоём выборе ты не будешь помнить? И попытка обхитрить создателя, выбрав своё, а не его? Да и был ли он на самом деле создателем? И Танька? Она там откуда? Вопросы. Сплошные, мать его, вопросы.

Кстати, Танька!

— Эй, краля, я за тобой по всему торговому центру бегать не буду, — крикнула я вслед соседке, поднялась с дивана, чтобы догнать её и скривилась от боли в левой лодыжке. Надо же было так споткнуться на эскалаторе! Чтоб того, кто меня толкнул, черти в адском котле моргенштернами перемешивали! Да нет, не тем, который… Впрочем, и им тоже можно, легче не будет.

А мне ведь завтра на работу: первый день после отпуска, и такое. Шеф будет орать, как невменяемый. Давно предлагаю ребятам в конторе скинуться ему на углублённую диспансеризацию — пусть проверит нервишки. Не галоперидол, так ромашку попьёт — для профилактики.

Я уже прошла мимо стола с проектором, «нечаянно» смахнув со стола бутылку, как услышала:

— Извините, вам, наверное, понравится…

Передо мной словно из воздуха проявился мужик из сна, протягивая модную нынче в качестве предмета интерьера рамку — а по мне, так очередной пылесборник, — внутри которой на рисовой бумаге каллиграфическим почерком было написано: «Мир меняется, и мы меняемся вместе с ним…»

— Знаете, я живу так, как мне нравится, и ничего менять не собираюсь. — Отвернувшись, я улыбнулась, решив, что сегодня стоит закатить шикарный ужин, и отправилась на поиски соседки: пора было заниматься ремонтом её затопленной квартиры, а не спать.