Поединок с судьбой [Денис Юрьевич Григорьев] (fb2) читать онлайн

ПОЕДИНОК С СУДЬБОЙ

«Уедем, бросим край докучный

И каменные города,

Где Вам и холодно, и скучно,

И даже страшно иногда».

Николай Гумилёв

…Тринадцать ступеней в ад… Сколько раз спускался по ним, а посчитать — в голову не приходило. Придерживаю рукой бесполезный «шип», хлопающий ножнами по левой ноге. Сегодня в последний раз прогуляюсь. И не надо ничего настраивать, проверять. За стабильную работу защитного купола, в этот раз, ректор отвечает. Он же, удостоверил психическую стабильность дуэлянтов, мою, стало быть, и моего противника, мэтра Эмиля. По-хорошему, душевным состоянием должен был озаботиться магистр Шиндак, последний, оставшийся в нашей коллегии, дипломированный специалист стихии разума. Но он захворал. Еще бы, за три дня — потерять обоих учеников. Юкки уже в светлом эфире, обещала меня дождаться. Да и я надолго не задержусь. Слишком доходчиво мэтр Эмиль намекнул, что меня ждёт, если я продолжу упорствовать в своём расследовании. Так что, иллюзий, по поводу итога нашего поединка у меня нет.

Вон он, супостат, уже на месте. Одетый с иголочки, кинжал в золочённых ножнах на богато украшенном поясе. Праздничных подвесок с жёлтыми адамантами на сюртуке не хватает, а так — хоть сейчас на приём к герцогу. На другой край арены отошел, ждёт.

Я тоже успел себя слегка в порядок привести. Шевелюра чёрных волос — подвязана фамильной лентой. Узкое, породистое лицо благородного южанина из Лидара, гладко выбрито. Свежевыстиранный, еще пахнущий фиалковой водой, преподавательский плащ на плечах, скрадывает тощую фигуру на длинных ногах, придавая солидности. Ну, по крайней мере, мне так казалось. Соперник скривил презрительную мину, хотя… вот уж чья б мычала. Убийца — он убийца и есть, независимо от того, сам убил или другим приказывал.

Арена для магических дуэлей — это круглая базальтовая плита, двадцать метров от края до края, с высоким каменным бортиком, и тремя ровными, полуметровыми каменными уступами, образующими два ряда сидячих мест. Ступеньки сбегают сверху до самой дуэльной площадки. В больших городах — арена для магических дуэлей — это, прямо, центр развлечений. С деревянными стульями, для благородных, в первых рядах, и лавочками на возвышении, для всех прочих. Там и ставки принимают, и горячее печево с элем, по сидячим местам, разносят. Специально к празднествам — бойцов приглашают, напоказ биться. За награды и славу. Публику развлекают, деньги зарабатывают.

У нас всё как-то проще. Хотя, ставки на бойцов тоже бытуют, но втихаря. Да и великого зрелища из поединка насмерть не делают. Не для всех это «развлечение». Кому интересно, просят у стражников, за отдельное «спасибо», оповестить о магической дуэли загодя. Вояки из частных охранников, офицеры гарнизона. Ну, и герцог с гвардейцами. Понятно, Георга глава стражи лично оповещает.

Маги редко присутствуют. Только если настоящий колдун биться будет, а лучше два. Толку-то наблюдать, как обученные наёмники друг друга молниями из артефактов шарахают. А вот мне, по долгу службы, три года подряд приходилось, после каждого поединка, краткий отчёт ректору составлять, с именами и описанием воздействий, «кто кого и чем». Сколько пергамента перевёл — не знаю, Евсею виднее. Но сегодня — полный аншлаг будет. Все наши, кто свободный выход с территории коллегии имеет, посмотреть придут. Когда еще поединок двух «разумников» — магистров астрала, вживую оценить доведётся. Хотя, смотреть, в прямом смысле, будет не на что. Плетения наши с мэтром Эмилем, коллеги через купол не разглядят, а внешних эффектов для невооружённых глаз, как те же молнии и огненные шары, наши заклятия не имеют. Ляпнусь я на полированный базальт — и весь вопрос, сразу отойду, или подёргаюсь напоследок. Кровоизлияние в мозг — и прощай, сотворённое, привет, любимая Юкки.

Я знаю один способ, как усилить физическую мощь перед поединком, и, при этом, не светиться в магическом спектре весёлым рождественским деревом, но это трудоёмко и дорого. Простому забияке не по карману. За три года, что я лично проверял бойцов перед магической дуэлью насмерть, ни разу подобного не заметил. А ведь отец применял «усиление», как для простой дуэли, так и в круге силы, где шли в ход магические артефакты. Но, то совсем другая история. Мне же, катастрофически не хватало времени на подготовку… И пусть даже наш добрейший алхимик, с обеими травницами, мог изготовить требуемые зелья по полу-забытым рецептам матушки…. Как в поединке с магом разума мне поможет ускоренная реакция и нечувствительность к болевому шоку? Мы ведь даже за клинки взяться не успеем. Нам это и не понадобится — ни ему, ни мне. И от молний тоже уворачиваться не придётся. Не умеет магистр астрала, «мозголом», если по-простому, молниями кидаться. Поединок по последнему праву, никаких артефактов не подразумевает, а так же — брони, стрелкового или метательного оружия. Только клинок, и то один. Кинжал, сабля, шпага или меч — не важно. Главное, под одну руку. И твой дар.

…Но, всё же, некий эстетический шарм наша арена имеет. Здоровенная каменная яма в центре города, вся в барельефах, посреди заросшего деревьями парка. Здесь дети обожают играть, когда древний амфитеатр не используются по прямому назначению. Интересно, а насколько он старый? Никогда не задумывался, ведь человеческому городу не так уж и много лет, а древним, изредка посещающим свой бывший остров, для поединков защитный круг не нужен. Дуэли с использованием магии случаются нечасто.

Местные забияки и заезжие авантюристы, обожающие прилюдно позвенеть заточенным железом, предпочитают «лобное место». Десяток серебряных стражнику — дешевле пяти золотых за арену, а тот засвидетельствует обоюдное согласие и оплатит похороны, если вдруг оба «воителя» в верхний мир отправятся. Опять же, тут и рыночная площадь напротив ратуши, и помост для казней, магистрат, кто-нибудь да прогуливается. А для подобной публики — победить «хулителя чести» без свидетелей — всё равно, что вместо вина помоев хлебнуть.

Те же, кому совсем невтерпёж, не брезгуют старыми добрыми подворотнями и тёмными боковыми улочками. Но, за такое, можно и от стражи огрести. Стражник может указать место, где потенциальные трупы не помешают городской жизни. Если же поединок прошел совсем без свидетелей, и закону стало об этом известно, выжившего найдут и повесят за убийство. А ещё, представитель закона даёт возможность отказаться от сомнительного удовольствия вступать в поединок, ведь, официально, это возможно до его начала.

За применение магии и артефактов в дуэли на улицах — найдут и убьют. Одна симпатичная дама не зря жалование получает от города, за общественную безопасность.

«Последнее право» — это не просто желание доказать силу, или когда тебе какой-нибудь придурок в таверне, кувшин эля на новые штаны вылил, и ты аж прям трясёшься, как его за это убить хочешь. Нет, вызов «по последнему праву» — ещё обосновать надо. И "добро" на него от местного начальства, в нашем случае — герцога Георга Трэя, получить.

Принудить к подобному поединку непросто. Ведь, вроде бы, главное, чтобы оба участника согласились…. А если нет? Однако ж, не для того кривду творят, чтобы что-то доказывать. Вот и обращается пострадавший к лорду за разрешением обличить подлеца. А тот, оценив ситуацию субъективно, может разрешение на поединок дать… или отказать, если посчитает бузу беспочвенной. Последний рубеж истины, когда прямых доказательств не хватает. Древняя традиция, еще живая в медвежьих уголках заснеженной Норады и заштатных колониях на новых землях. Суть её в том, что любой, в том числе, и простолюдин, может вызвать на бой неравного по сословию. Даже человека, обличённого властью и богатством, в случае, если тот виновен в подлом убийстве или задета честь семьи вызывающего. Это касается насилия над теми, кто не может дать отпор вооружённой рукой, или же убийства без возможности к сопротивлению. Своеобразный вызов на суд, где обвиняющий приглашает в свидетели представителя власти, а в качестве судьи, помогающего исполнить приговор, видит Бога, или же Родового Покровителя — в землях, где свет Всеблагого ещё не полностью вытеснил древние культы. В редких случаях, когда для такого поединка нужна магическая арена, а вызывающий не может оплатить услуги мага наблюдателя, расходы берет на себя герцог. В отличие от северных варваров, просвещённым городским жителям не придёт в голову бросать вызов воину, колдуну, или аристократу, итог уж слишком очевиден. Но, имеющие познания о дуэльном кодексе, иногда используют древнюю формулу. Если, конечно, смогут её обосновать. Говорят, проигрыш более сильного противника в этих поединках случается чаще, чем в обычных дуэлях. От того и не любят поединок «по последнему праву». Опытный воин — под орех разделает новичка, магистр стихий — превратит в прах и кровавые ошмётки бывалого воина, магистр разума…. Без амулетов, ограждающих от прямого ментального воздействия, устоять против «мозголома» мало кто сможет. Кроме другого, такого же, «мозголома». Раньше вызов «по последнему праву» — «божьей правдой» называли.

Обычно, если не поделившие что-то люди решили биться с применением магии, заходят двое — выходит один. Или ни одного, как повезёт. Будь то талантливый маг, сплетающий боевые заклятья в своем мозгу, или самый обыкновенный наёмник, увешанный боевыми артефактами, как пёс блохами, биться они будут только на арене.

Внести деньги должен вызывающий, в данном случае — это я. То, что уцелеет на трупе врага — собственность победителя. То-то Эмиль недоволен моей скромностью, да вот, не жаль его, совсем. Время проведения поединка уточняется у градоправителя. Он обращается к герцогу, чтобы владетель выделил мага-наблюдателя, следящего за безопасностью поединка для жителей города.

На практике, церемониал давно сократили. Никто в ратушу не бегает, и герцога по пустякам не теребит. Хотя, конечно, посмотреть на редкое зрелище приглашают. Потом архи-магистр Евсей даёт мне ректорское поручение: проверить охранные артефакты и взвести плетение защиты к оговоренному времени. Ну, и отследить, чтобы очередной «праздник смерти» прошёл без накладок. Проклятья посмертные деактивировать, личные вещи изъять и описать, если больше некому, протокол составить, ну, и прочие мелочи.

Неаппетитные последствия высокой магии — убирают подопечные стражников. Обычно, это хулиганьё, попавшееся на мелких правонарушениях и получившее от городского судьи несколько дней общественно-полезных работ.

Но сегодня — суета обошла стороной, потому как, выдалось срочное дело — доказать своё право вызвать мэтра Эмиля, главу представительства торгового дома Караена на Розетте. Доказать лорду Георгу причастность уважаемого в городе купца к похищению и убийству моей жены, достоверно так и не удалось. Несмотря на поручительство архимага Евсея, ректора коллегии, и моего непосредственного руководителя — магистра Шиндака, герцог не поверил в виновность мэтра. Или сделал вид, что не поверил. …Способность мага разума перед смертью понять, откуда она придёт, дабы сообщить об этом близкому человеку, обладающему талантом, много раз была описана в книгах. И дважды подвергалась критическому научному разбору. Среди мудрых из башен «Си-Ом» и других магических школ ближайших миров, подобный феномен давно не считался чем-то удивительным или необычным. Однако, такая ментальная связь не имеет способов проверки. Будь я травником, артефактором, шаманом, или магистром любой другой стихии, кроме разума, независимый специалист мог бы проверить мои слова на истинность. Но, будучи магистром стихии разума, я сам могу повлиять на точность проверки. На что и обратил внимание мой оппонент, доказывая герцогу, что мои показания не могут считаться доказательством его вины. И, как итог нашей тяжбы — я вызвал Эмиля на поединок по последнему праву. Перед этим, ещё имея некие заблуждения насчёт торговой гильдии, я лично явился к их главе. Тогда я плохо понимал, с кем предстоит иметь дело…

***

Двое суток отчаянных поисков по городу ничего не дали. Поставленная на уши городская стража, магистр Телиньи, наш главный водник, страшно матерящийся и отфыркивающийся, всплывший из залива к причальной стенке с целым десятком утопленников разной свежести. Поиск сильно «порадовал» стражу, но Юкки в заливе магистр не нашёл.

Алиена, городская метресса-палач, единственный официальный некромант на территории Розетты, и также, единственный, насколько мне известно, магистр с иномирным образованием в нашем городе, ради меня уничтожила полугодовой запас своих специфических артефактов-накопителей силы. Хорошо хоть, ингредиенты для её неаппетитных ритуалов, местные и заезжие висельники поставляли в избытке. И, о чудо, среди мёртвых Юкки не оказалось.

Самая простая и логичная мысль — получить направление на кровь, благо, в коллегии, все обучающиеся и преподающие, эту субстанцию сдают в обязательном порядке, ни к чему не привела. Где бы не находилась моя любимая, прямой магический поиск был к ней блокирован. Никакие корабли, в эти двое суток, бухту не покидали, а храмов на острове нет, я встал в тупик. И, даже, обращался лично к владетелю Древних Слэйду, дом которого находится в порту. Благо, был знаком с его семьёй, но там лишь подтвердили, что на их территории Юкки нет. А потом, когда лихорадочные поиски, наконец, сменились кратким сонным забытьём, ко мне явилась жена.

Во сне она была не одета. Её миниатюрная, ладная фигурка, со всеми нежно любимыми холмиками, не вызвала обычного, при подобном «явлении», мужского желания, возможно, оттого, что огромные, яркие голубые глаза, в которых хотелось утонуть, словно выцвели. Лицо выглядело отрешённым и спокойным.

Маги разума часто запоминают свои сны. Некоторые — даже используют их в качестве своеобразной лаборатории, и не только. По этому, увидеть любимую во сне, для меня не было чем-то необычным. Куда тяжелее было понять, что именно она мне рассказывает. Во сне человек не всегда связывает реальность и калейдоскоп воспоминаний, из которых ткётся тонкая, местами страшная, иногда удивительная паутинка сновидений. Но, после слов: «Этьен, они меня убили», я вспомнил события двух последних дней и задал главный интересующий вопрос: «Кто убил, и где находишься». Существует мизерная, но не нулевая вероятность, вернуть к жизни человека, если его душа всё ещё не ушла на эфирный план, а тело не получило гибельного разрушения структуры мозга. К сожалению, на главный вопрос, где она сейчас, ответа не было. Юкки не знала, где именно её держали. А вот что с ней произошло, и что она успела услышать, Юкки мне рассказала. Всю оставшуюся недолгую жизнь буду винить себя в излишней самонадеянности…

Подумаешь, что здесь идти — ночь, парк, кроме стражников и влюблённых, в этот час по городу передвигаются только редкие поздние пьяницы да теоретические шпионы, коих очень любит ловить, после пятого стакана малаги, начальник городской стражи. Что шпиону делать посреди спящего города? Спросите начальника стражи.

Но, куда чаще, бродили кошки и старшекурсники, засидевшиеся за лабораторной работой глубоко за полночь. В единственной на весь город ночной лавке, всегда можно разжиться парой бутылочек вина древних и холодными пирожками, с мясом или чем-нибудь сладким. Ночной труд, особо интеллектуальный — он желанию перекусить сильно способствует. Или же, как в ту проклятую ночь, два молодых преподавателя, завершавших наблюдение за подопытным, над которым искристо-синим светом горело плетение их учителя — главы кафедры разума магической коллегии Розетты.

Подопытный бедолага сладко спал. Он не был буйным, но его часто посещали галлюцинации, что изрядно мешали кузнецкому ремеслу. Вот он и обратился к магистру Шиндаку. Быстро выяснив, что уважаемый мастер Кунар не обладает высоким уровнем таланта, чтобы призывать в свой кузнечный горн огненных саламандр, также, не находится под действием какого-либо проклятия и не слишком злоупотребляет спиртным, мой учитель заинтересовался любопытным случаем. Кузнец не являл угрозы для окружающих и был заинтересован разобраться в природе своих видений. Учитывая это, маг решил отработать на нём своё экспериментальное диагностическое заклинание. Действие заклятья уже завершилось, большой хрустальный шар, записывавший оттиски ауры и психограммы разума Кунара, сменил цвет с фиолетового на зелёный. Лёгким движением руки с перстнем управления, я погасил семилучевую звезду, полыхавшую над головой подопечного. Вытащил из штатива, нависавшего над болезным, пузырёк с прозрачной алхимической жидкостью, в глубине которой плавал фиолетовый агат. Он-то и представлял основу для диагностического плетения. Именно в тот момент решилась моя судьба.

— Эй, младший лаборант, как насчёт вечерней прогулки, пары-тройки бутылочек «Древней» шипучки и ночи разврата?

Юкки весело фыркнула и рассмеялась. Мотнув головой, откинула за спину копну черных, как смоль, волос. И, скептически щуря свои раскосые голубые глазищи на смуглом смеющемся личике, ответила:

— Ну да, кому ночь разврата, а кому — утром лабораторию в одиночку в порядок приводить. Знаю я тебя. Тебе, что «компотик» от «древних», что кувшин малаги — всё равно утром не добудишься. А к девяти, восьмому курсу тут лабораторную исполнять. Так что, давай-ка, откатывай любезного кузнеца в карантин, щётка и мойка в твоём полном распоряжении. А за «шипучкой» я и сама сбегаю. Ещё закончить не успеешь, вернусь.

Люди любят порассуждать о всевозможных предчувствиях и прочей потусторонней белиберде. Я же, кое-что знаю о предсказаниях и пророках. И, даже, видел в закрытой части нашей библиотеки фолиант «Судьбы магов». Говорят, он не дописан. И, если слухи не врут — наш ректор заглянул туда всего один раз, после чего, подтвердил абсолютный запрет на чтение этой книги. Древняя инкунабула — сама по себе живая легенда. Согласно архивным данным, её двести лет назад написал пророк Иллиор, личность, без сомнения, знаменитая, как в народных массах, так и в узких научных кругах. Библиотекарша даже факт её существования отрицает. Хрустальный блокатор, в котором лежит книга, находится в отдельном помещении, в закрытой части библиотеки. Без личного разрешения начальства — даже на обложку глянуть не получится. И теперь я, кажется, понимаю, почему с ней так носятся. Я бы многое отдал, чтобы вычитать в той книжке короткую строчку «Мистик Юкки Мори из мира Геда, пребывающая ныне в коллегии на Розетте, завершила свой жизненный путь двадцать третьего укоса в год двести девяносто седьмой от прихода в мир Посланника Всеблагого». Всё бы, наверное, отдал, но, увы, знание о будущем мне недоступно. До сих пор идет теоретический дискурс, видит ли прорицатель будущее, или же, сам его создает? Судьба пророка, настоящего, а не очередного шарлатана, она яркая и очень короткая, с момента пробуждения этого уникального дара. У меня его точно нет. Не было у меня в тот вечер или, точнее, глубокую ночь, никаких тяжёлых предчувствий.

Я отвёз почтенного кузнеца в карантинную, и, с помощью дежурного медикуса, студента девятого курса, сгрузил его увесистое тело на свободный диван. До утра ему обеспечен хороший и крепкий сон, а там уж, после общения с нашим учителем, отправится в свою кузню. Вовсе незачем достойному горожанину ночью по территории коллегии прогуливаться. Ещё зайдёт, случайно, в лабораторию к алхимикам-разгильдяям, что вечно дверь не запечатывают, а потом и думай, как перед магистратом за несчастный случай отчитываться… бывали прецеденты.

Вернувшись в лабораторию факультета астрала, я занялся привычными делами. Аккуратно слил из реторты в каменный рукомойник тягучий, опалесцирующий энерго-раствор, склянку и агат прополоскал под проточной водой, благо, медный кран, дорогая и полезная в хозяйстве новинка, пока работал без нареканий, и выложил драгоценность на сушилку, к другим кристаллическим артефактам. Вставил в рукоять метёлки свежий костяной нигатор — самое дешёвое, и самое полезное изделие от Альены. Затем, прошёлся густым пучком конских волос на длинной рукояти по полкам, потолку и стенам, убирая остаточные рассеянные эманации учительского заклятья. Будет вовсе ни к чему, если, на лабораторной работе, какой-нибудь из молодых студентов зацепит своим плетением остатки заклятия магистра. Ничего хорошего из таких коллабораций не выходит. Хотя, конечно, ученик, какое-то время, будет считать, что у него случилось прозрение.

Завершив астральную уборку, приступил к уборке обыденной, материальной. Старую половую щётку и влажную тряпицу в руки — и вперёд. Будь ты сколько угодно магистром, рабочее место за собой, изволь, привести в порядок. Не уборщицу же сюда запускать… По завершении, запечатав лабораторию заклятьем и смоляной меткой, с оттиском личного перстня, не предполагая ничего плохого, я пошёл в жилую половину коллегии, где находятся общежития учеников и коттеджи преподавателей.

В нашем семейном одноэтажном особнячке света не было. Но, это ещё ничего не обозначало. Открыл незапертую дверь, (идея, незваным зайти к преподавателю на территории коллегии, могла посетить только безумца). Не активируя световые шары, я прошёл в спальню и слегка удивился: кровать была застлана и пуста.

В тот момент, единственной мыслью, посетившей меня, была досада, что Юкки предпочла моё общество деловитой подружке Кайе, иногда торговавшей в той самой «ночной» лавке. Сбросив одежду на кресло, я залез под лёгкое летнее одеяло в ожидании возвращения любимой, и незаметно уснул. Проснувшись в семь утра по ученической привычке, я сначала даже не заподозрил чего-то необычного. Думал, что Юкки уже проснулась, и, не став меня будить, занимается подготовкой для первой лабораторной пары. Но, приводя себя в порядок, я заметил, что ночью в постели, кроме меня, никого не было. Вторая подушка лежала в углу, там же, где и была вчера ночью. Да и преподавательская мантия висит на занавеске, растянутая на костяных плечиках. Юкки могла забыть что угодно, но переодеться перед занятиями в учительскую мантию…. Этот обязательный ритуал преподавателя она не пропускала никогда. Чувствуя неладное, я быстро оделся и отправился в лабораторию. Убедился, что моя печать не тронута. А значит, Юкки ещё не появлялась на учебной половине. В этот момент, я внутренне похолодел от злых предчувствий, и, быстрым шагом, направился к будке сторожа, охранявшего единственный выход с территории коллегии. Благо, старый Серафим ещё не сменился. Я спросил, выходила ли Юкки и когда она вернулась. Пожилой воин поднял на меня слегка удивлённые глаза.

— Магистр Этьен, метресса Юкки покинула коллегию в три сорок пять. Вот соответствующая запись.

Старик открыл журнал и показал аккуратную строчку рун с указанием времени. Я машинально глянул на хронометр, висящий на стене в сторожке. Это чудо технологической мысли из мира Торн, не обладало ни единым магическим элементом — циферблат, цепочка и две разновеликие гирьки. Артефакт инженерной мысли требовалось регулярно подкручивать для коррекции, сверяясь с солнечным столбом или магическими хронометрами, но, в целом, на него вполне можно было положиться. Старик продолжил удивлённым голосом:

— Но метресса всё ещё не вернулась, а скоро начало занятий. Боюсь, господин ректор будет недоволен.

Именно в этот момент я окончательно осознал, что произошло нечто непоправимое. Исчезновение человека на Розетте было редкостью. Ещё при возникновении города, бывшего до этого пиратской базой, дед нашего герцога просто не позволил зародиться организованной преступности. Слишком хорошо понимал специфику вопроса. Да и в целом, на острове неприятности случались. Кабацкие драки по-пьяне, бытовые убийства в горячке семейной ссоры, в конце концов — несчастные случаи. Ещё существовал фактор заезжих матросов и купцов. При наступлении сумерек, стражники их, обычно, в верхний город не пускали. Но формального запрета покидать портовый район, особенно для тех, кому по карману снимать жильё, где потише и почище, не было.

В бухте сейчас стояло два торговых корабля. Узнав о том, что Юкки так и не вернулась, я предпринял все возможные меры, чтобы её отыскать. И каково же было моё изумление, когда от пришедшей в сон тени моей любимой, (клирики Всеблагого назвали бы её душой), я узнал, что виной всему оказался самый респектабельный, и не только на нашем острове, торговый дом. Я много слышал о торговцах из Караена, закладывающих собственные поисковые караваны для разведки новых земель и новых миров. Их миссии можно встретить на любом пересечении торговых путей. Слышал, что их представительство есть даже в колониях. Если бы не Капитанство, непосредственно занимающееся сопровождением караванов и путешественников между мирами, они бы, по праву, считались самой разветвлённой межмировой организацией. Башням Си-Ом, в этом плане, до них далеко. Авторитет гильдии Караена в торговом сообществе был непререкаем. Если их что-то интересовало и это продавалось за деньги, они могли предложить любую цену. Очень нелюбимые на аукционах, и обожаемые ценителями пафоса да редких вещей, торговцы, могли предложить всё, что угодно. Дефицитные магические артефакты для бесталанных аристократов, изысканные ювелирные украшения мастеров древней расы, редчайшие алхимические ингредиенты и наговорное оружие из других миров. Всё это, и многое другое, они брались найти вам под заказ, или предложить имеющиеся в наличии аналоги «за символическую плату». Торговаться они любили и умели. В коллегии редко прибегали к их услугам. Ректор не брал денег за обучение с будущих студентов, и, по этому, вопрос заработка был для нас одним из факторов выживания. В торговом доме Караена цены на то, что нас могло бы заинтересовать, ломили такие, что за редким ингредиентом было дешевле съездить самому, учитывая затраты на путешествие и на его добычу. Но, приезжавшие в Розетту богатые купцы и вельможи, были рады приобрести уникальный клинок или диковинное украшение, не считаясь с затратами. В общем, всех всё устраивало… До сегодняшнего дня. Или, если быть точным, до вчерашней ночи.

Юкки рассказала мне, что идя через парк, не дошла до ночной торговой лавки буквально пятьдесят метров. Получила внезапный удар по затылку и отключилась. Следующее, что она запомнила — ужасная головная боль, мерзкий привкус сонного зелья, блокирующего магические способности, которое заталкивали в рот, что собственно и привело её в себя. Плотно связанные ноги и руки, лёгкий ситцевый мешок на голове, не дающий что-либо рассмотреть, но не мешающий дыханию.

Юкки получала обучение далеко от благословенного Лаора, в наш мир она попала на корабле мудрых Си-Ом немногим более года назад. Поэтому, навык дыхательной гимнастики, прочищающей сознание, который она применила, был неизвестен похитителям. Как, впрочем, и остальным жителям нашего мира. Меня она успела обучить его основам, поэтому я, примерно, понимаю, как она смогла перебороть действие сонного зелья, убивающего волю и гасящего искру таланта. Раздышавшись, Юкки услышала часть не предназначавшегося для её ушей разговора:

— Придурок, ты хотя бы его запомнил?

— Обижаете мэтр, такое не забудешь. Здоровенная горилла, двух метров ростом. Двуручник на одном плече, а на втором мешок. Я сначала подумал, что этот идиот, натурально поросёнка украл. Уж очень фигура здоровая.

— А как девку увидел, почему сразу не завернул? Или премию получить захотелось? Ты, козой рождённый, хоть представляешь, что с нами Первый сделает? Когда узнает, КОГО мы «купили»…

— Симон, так у неё же на лбу не написано, что она ведьма. Одёжка простенькая, на ногах тапочки. Да и, к тому же, качественно её наёмник приложил — сзади и по затылку. Ты же знаешь, я в этом спец. Она ничего не видела. А после ложки «пыльцы забвения» — суток трое ничего ни увидеть, ни запомнить не сможет.

— Патрик, я сейчас пойду на доклад к Эмилю. Таких наёмников, как ты описал, в городе немного. Надеюсь, мэтр придумает, как вопрос решить. И я бы на твоём месте — завещание написал!

— Да я что? Да я же ничего такого не сделал!

…А после Юкки умерла. Не сразу.

Через некоторое время, истошно заорав и закашлявшись, умер Патрик. Любимая почувствовала привкус меди во рту и легчайший аромат сирени. Решив не выплевывать легкие напоследок, как это сделал невезучий торговец, надышавшийся «кислым» газом, Юкки задержала дыхание и усилием воли остановила сердце. Еще она пообещала подождать меня в эфире, не уходя на следующее перерождение в одиночку. Религия в их родном мире — это нечто. Там у человеческих душ множество вариантов дальнейшего существования. То ли дело — простой и понятный Всеблагой с комплектом помощников, Посланником, ну и демонами, куда же без них. Надеюсь, Юкки меня дождётся, тем более что ждать осталось недолго.

Есть всего одно место в нашем городе, где, в любое время дня и ночи, смогут оценить и продать любой товар. В Лаоре нет открытого рабства. Купить женщину для перепродажи, не ради мести, шпионской игры или насильственной выдачи замуж, а именно ради получения денег — такое не в ходу даже на новых территориях. Несмотря на то, что там жизнь человека ценится, порой, ниже мешка сухарей. Но торговцы могли себе позволить провезти рабыню в свой мир. Там торговля людьми была, пусть и неформально. В самом Карайене она была запрещена, но в Иртиле было достаточно королевств и княжеств, где за живой товар можно выручить хороший барыш. И, опять же, «круг сотворённого» Лаором и Иртилем не заканчивается. Я встречал фактории торговцев и в Кхааде. Вот уж где нет никаких проблем с работорговлей. Собственно, Юкки я там и купил полтора года назад. Проснувшись, и вспомнив содержимое сна, я первым делом отправился к мэтру Эмилю, главе местного представительства торговой гильдии. По уму, надо было дождаться ректора и идти в торговую миссию хотя бы с записывающим амулетом и двухсторонним артефактом связи. Поздним умом все хороши, но сейчас я понимаю, что мэтр Эмиль вполне мог заметить подобную «бижутерию» и тогда разговор с ним строился бы совсем иначе, а может, и вовсе бы не произошёл.

Я попытался найти нашего архимага, но узнал у Матильды, заведующей хозяйственными делами, что господин ректор, взяв с собой ещё несколько преподавателей, сейчас обследует два торговых судна на предмет поиска моей пропавшей супруги. Загоревшаяся надежда спасти, призрачный шанс — толкнули меня на необдуманные действия. Я ворвался в торговую миссию, подобно мастеру урагана — магистру воздуха, наполняющему паруса кораблей и парящему в небе на деревянной птице. Отшвырнув силовым щитом стражника, охранявшего вход, я взбежал по лестнице в торговый зал. Заорал на изумлённых продавцов и второго стража, целившего в меня из двудужного арбалета, что мне немедленно требуется переговорить с начальником миссии. Иначе — от их лавочки камня на камне не останется.

Не то чтобы я сильно блефовал, на нескольких стражников и даже одного боевого мага-недоучку, которых содержат торговцы в своей охране, сил вполне хватило бы. Но, в то же время, я понимал, что торгующие очень дорогими и редкими товарами люди, должны иметь соответствующую защиту. Жаль, что в тот момент я и предположить не мог, кто именно является главным «защитником». Мне было всё равно. Мною двигала ещё не до конца угасшая надежда оживить Юкки. На мой вопль вышел молодой паренёк и пригласил на аудиенцию. Он так и сказал — «аудиенцию», забавно, кем они здесь нас всех считают?

Покинув общий зал через незаметный проход в углу, задрапированный тканью, и пройдя по коридору два поворота и пять закрытых дверей, мы подошли к открытой двери, отличающейся от остальных горящим над ней световым шаром. Никаких окон в коридоре не было. Паренёк освещал путь светом из маленького перстня. Очень дорогая и малофункциональная безделушка, но весьма удобная. Камушек в перстне, судя по яркости света, обладал немалой мощью. Обычно, подобные камни используют для составления сложных многоцелевых артефактов. Сделать из этого магический светильник — всё равно, что забивать гвозди золотым молотком. Мы прошли в открытую дверь. В комнате пара кресел, по стенам — всё та же драпировка, стол, перегораживающий узкий проход так, что протиснуться можно только боком. За ним — небольшой табурет и ещё одна узкая дверь. Парень прошёл вперёд, сел на табурет и, касанием руки, засветив настольный светильник, погасил фонарь на кольце. Затем, сделал какое-то движение под столом и узкая дверь открылась.

— Проходите, Этьен Конталь. Я вас внимательно слушаю.

Протиснувшись в узком пространстве, я зашёл в кабинет. Роскошный ковёр с высоким ворсом, люстра на пять световых шаров, полки с книгами и различными предметами. Раковины, кинжалы, экзотичные статуэтки, обсидиановая маска, вроде бы, с человеческим лицом, соседствует с миниатюрным барельефом, изображающим полуобнажённую красавицу в стиле древних. И, если я ничего не перепутал, весь барельеф вырезан в единой хрустальной глыбе. Это место явно рассчитано производить нужный эффект. Не показная роскошь недавно разбогатевших купцов или бывших вояк, получивших от владетеля титул, и тянувших в гостиную всё, что блестит и стоит дороже сотни золотых. Здесь украшения ласкают взор цветовой гаммой. Книги внушают почтение, а оружие вызывает желание им обладать. Ну, и невольное уважение к тому, кто все это собрал в одном месте. …Хорошая попытка, но и я с основами геомантии знаком. Кроме эстетической функции, правильно собранные и разложенные артефакты — а тут их не менее половины от всех вещей, образовывали узор, поддерживающий некое фоновое заклятье. Суть едва ощущаемого плетения была мне не ясна. Зато, центр воздействия чётко читался. И был он, что за совпадение, аккурат перед рабочим столом, за которым восседал мэтр Эмиль. Нужно ли говорить, что гостевой стул стоял именно в этом месте? Я подошел к столу торговца сбоку так, чтобы, по возможности, не попасть под действие неизвестной мне силовой конструкции. Хоть она и была едва заметной, но мало ли что. Может быть, своей почти невесомой мощью, она подобна усилию для нажатия спускового рычага. С виду невелика, но приводит в действие силы, куда более могущественные.

Возмущение и гнев стали плохими советчиками. Если бы я, сходу, попытался взломать сознание торгаша, может, из этого что-нибудь бы и вышло, вряд ли, конечно, но хоть какой-то шанс. Нет, я решил поговорить. Честные люди, не имеющие опыта общения с подлецами, редко выигрывают в противостоянии с ними первую схватку, так как в остальных видят себя. Я, отчего-то, решил, что известный в обществе, и даже лично мне представленный человек, не может оказаться законченным негодяем. Мы пару раз пересекались у Слейда, в доме древних, на празднике «летней ночи», шапочное знакомство, так сказать. Была у меня надежда, что его подчинённые устроили самодеятельность, и стоит мне «открыть его глаза на правду», как достойный мэтр тут же возьмется мне помогать! Как бы не так!

— Приветствую, мэтр Эмиль, ваши подчиненные, две ночи назад, купили девушку, мою жену, Юкки Мори, магистра и преподавателя нашей коллегии. Мало того, что за факт работорговли, вам придётся ответить перед судом герцога и магистрата, так они её ещё и убили. Есть шанс, что её пока возможно оживить. Скорее расскажите, где может находиться её тело!

Я ожидал любой реакции: отказа, возмущения, да хоть обвинения в помешательстве. Но то, что прозвучало в ответ, меня сильно смутило. И, что важно, ни один мускул на лице Эмиля не дрогнул.

— Увы, мой друг, я вряд ли смогу вам помочь, мы не занимаемся работорговлей. Я понятия не имею, о чем вы говорите.

И тут я допустил очень серьёзную ошибку. Я решил его прощупать, нет, не взломать, если бы подобное воздействие вскрылось, мне было бы несдобровать. За несанкционированное вмешательство в чужие мозги — судят, как за убийство; нас, «мозголомов», не любят и побаиваются. Я просто пожелал почувствовать его настроение, слишком уж спокоен был его взгляд. Когда тебя обвиняют в серьёзном преступлении, а твоих подчиненных в убийстве, сидеть и мило беседовать? Впрочем, вдруг, он так и ведет дела? На лице — тишь да гладь, а в душе буря?

Вот я и решил проверить, инициализировал «астральный щуп». У разных колдунов, как нас называют в народе, разные «подвески». Плетения, которые чаще других нужны в повседневной жизни. Таких «подвешенных заклятий», редко бывает больше двух-трёх. Если очень надо, можно вплести воздействия в артефакты. Так, обычно, и поступают маги-практики, обученные к боевому использованию своего таланта. У меня же, в виде «подвески», был магический спектр, позволяющий определить сродство плетения к стихии, и его примерную мощность. И ментальный щуп, эдакое невидимое продолжение моей руки, которым я мог чувствовать настроение людей, не влезая к ним в голову. Ну и, при желании, использовать в сцепке с другими своими структурами. Удобная штука, в разы ускоряет плетение сложных воздействий и силы почти не отнимает. Я направил невидимую удлинившуюся руку к голове торговца. Всё это не заняло и доли секунды, так как структура щупа уже была активна. А вот то, что произошло дальше, сильно меня изумило.

— К чему бы мне подвергать репутацию моего торгового дома такому позору?

Эмиль закончил фразу и весь подобрался, как перед прыжком. Взгляд стал острым, пронзительным, и очень недобрым.

— Вы меня зачаровать решили, коллега?

Я сначала даже не понял, о чем он говорит. Какой я ему коллега, а, главное, как он почувствовал присутствие пассивной структуры? Щуп его не касался, он вообще по-другому работает. Моя «невидимая рука» снимает психограмму мозга, которую заблокировать не проще, чем мимолётный взгляд. Артефакты защиты от тонких воздействий — крайне редко настраивают на перекрытие биологической активности. Грубо говоря, люди стремятся защитить свою мыслительную деятельность, а не сигналы биологических функций, в которых мы не сильно отличаемся от животных. Именно через них, считывая возникающие микровозбуждения в определенных отделах головы, я и получал информацию об общем нервном состоянии. Страх, радость, грусть, простые эмоции, не завязанные на речь. И, главное, как Эмиль меня почувствовал? Ни один артефакт, ни на нем, ни вокруг, не активирован. Разглядеть моё творение сможет очень небольшое число коллег, слишком в нём мало силы. Нужно точно знать, куда смотреть и хоть немного представлять суть плетения. Его хитрый напольный узор я обошел. Что бы в нём ни пряталось, помочь Эмилю оно не могло. Интуитивно опознать плетение может, разве что, такой же, как и я, «умник», с даром астрала. В тот момент, я не осознал, почему он назвал меня «коллегой». А когда догадался…

И, да, щуп так ничего и не ощутил, защита была идеальной.

— Эмиль, вы хотите сказать, что тоже одарены талантом тонких путей?

Он кивнул.

— Более того, я, в отличие от вас, Этьен, «мозголом»-практик. И очень вам не рекомендую испытывать тут ваши кустарные заготовки. Вы, возможно, хороши в теории. Не спорю, тоже нужно. Ученики, спокойная жизнь в академии…

Я, автоматически, поправил торговца.

— В коллегии.

Эмиль снова кивнул.

— Ну да, конечно, в коллегии. По мне, что одно, что другое — один чёрт, но, ваш архимаг — с претензией мужик, заморочился. Так вот, будь вы хоть из канцелярии помощников Всеблагого, я вас сверну в бараний рог одним ударом. И я сейчас не набиваю себе цену.

— Никуль, зайди-ка.

В кабинет вошел молодой парень, сопровождавший меня по коридору и сидевший сейчас за открытой дверью.

— Этьен, не пугайтесь, это мой ученик, он еще и не такое может вытерпеть. Я его просто возьму под полный контроль, а вы оцените плотность и насыщенность потока.

Паренёк на краткий миг потерялся, зрачки расширились, лицо утратило осмысленное выражение. Затем малый подпрыгнул и, словно акробат на ярмарке, встав на руки, прошёлся по кабинету вверх ногами. Еще прыжок — и он, пользуясь для толчка только руками, заскочил на стол.

Ничего себе, подпрыгнуть на пять пядей только на руках… Этот мальчонка — опасный противник. Я же, тем временем, с помощью подвешенного заклятья «магического спектра», изучал незримый обычным взором фиолетовый «канат», связывающий две головы. От мэтра в сторону ученика текла сила. Мощь простенького заклятья контроля была такой, что прямо сейчас, между этими двумя, можно заряжать небольшие артефакты. Что же за бездонный колодец у мэтра, вместо нормального «сосуда души»? Вливать в парня не менее пятидесяти единиц в секунду — это очень много. Дело даже не в том, откуда он черпает силу. В конце концов, он может нацепить на себя кучу заряженных накопителей. Или сидеть на выходе природного источника, вряд ли, на острове их всего три. Но как, во имя Всеблагого, он удерживает поток? Какой у него максимальный единоразовый выплеск? Будь это одаренный огнём, при такой мощи, вокруг камни бы расплавились. Паренёк, пройдясь по кромке стола, лихим сальто соскочил на ковер и… моргая, пришёл в себя.

— Мэтр?

В вопросе Никуля не было ни обиды, ни усталости. Он, как бы, спрашивал своего учителя, может ли он ещё чем-либо помочь.

— Иди Никуль, ты молодец. Наблюдаю прогресс. Продолжай в том же духе.

Когда парень вышел из кабинета, дверь, к слову, не закрыв, торговец пояснил:

— Никки укрепляет руки. В прошлый раз, исполнение было попроще. Итак, Этьен, во сколько же вы оцените мой потенциал?

Я хмыкнул, если предположить, что мэтр не использовал сторонние артефакты, и не сидит своим «тылом» на выходе природного источника силы…

— Четыреста единиц, я полагаю, поздравляю вас, магистр.

— Право, не стоит, мы немного иначе меряем магические ранги. Да и главное не в этом. Вы-то сами, имеете не меньший «сосуд души», но вот каково его «горлышко»? Сколько за один раз вы способны воплотить в заклятье?

Я с легким недоумением глянул на торговца. Вопрос о «ширине горлышка», наверное, самый интимный из тех, что могут охарактеризовать мага. Понятное дело, что чем больше «сосуд», тем большее количество силы ты можешь использовать из своего личного резерва. Но возможность разового использования силы, мощь, которую ты способен вложить в заклятье единым воздействием, это и есть главный критерий эффективности. Простейший пример — самое первое боевое плетение магов огненной стихии, «огненный шар». В случае, если его исполнить безупречно, может обойтись своему обладателю в четыре единицы силы. Магистр, имея в своем «сосуде души» четыреста единиц, плюс-минус, теоретически, может сотню раз запустить во врага «огненный мячик». Да только беда в том, что увернуться от подобного подарка не особенно тяжело. И наличиеобыкновенной кожаной брони с поддоспешником, или деревянного щита, вполне способно спасти жизнь. Ожог будет, но пробить защиту навылет такой «магический снаряд» не сможет. Про разнообразные, заклятые от огня доспехи и защитные артефакты и говорить не приходится.

На другой границе шкалы находится заклятье «пламя дракона». Забирая сразу двести единиц мощи, этот дьявольский огнемёт прожигает крепостные ворота, стены, в мгновение проделывает в огромных кораблях дыры, сквозь которые можно проехать сидя на лошади, не пригибаясь. Человек, при встрече с подобным, если он сам не является магистром огня, просто исчезает, его «сдувает» бешеное пламя. Артефакты защиты, без специфики именно на это заклятье, такой напор не выдерживают. Ширина горлышка «сосуда души» — определяющий параметр для магов-практиков. Как правило, это одарённые небом или огнём, у них коэффициент, иногда, достигает половины от объёма «сосуда». В других стихиях — не часто можно встретить «сосуд» с «горлышком» более десяти процентов. Увидеть мастера эфира с коэффициентом более пяти, большая редкость. Я, со своими десятью процентами, считаюсь уникумом. У бедной Юкки он, так и вовсе, равнялся трём.

Именно поэтому, астральные воздействия, обычно, очень тяжелы в разработке и плетении, но их мощь редко доходит до двадцати единиц. Мозг — штука тонкая, больше внимания уделяется точности, а не силе. В этом мы больше похожи на артефакторов и травников, уповая на знания и расчёт больше, чем на собственное могущество. С ростом «сосуда», увеличивается и размер «горловины». Но, процентное соотношение меняется очень редко и очень незначительно. Это врождённая данность. Итак, чего от меня хочет торговец? Ну, допустим, польщу ему, хотя я «мозголомов» с такой «горлянкой» пока не встречал. У учителя коэффициент был пятнадцать.

— Я могу более чем достаточно, рискну предположить, что ваш лимит не менее двадцати процентов, если вы называете себя практиком.

Эмиль усмехнулся.

— Двадцать, говорите? Ну-ну, вам знакомо заклятье массового боевого безумия?

— Это которое «зов предков»?

Эмиль кивает. Да уж, такое себе заклятие. С одной стороны — простенькая стимуляция нервных окончаний, блокировка зоны страха, и легкий магический аффект. С пары кружек креплёного вина можно подобное «заклятие» получить. А с другой — это сложнейший комплекс плетений, суть которых, произвести одинаковое воздействие на группу разных людей, с разными потенциалами и талантом. Зачерпывая достаточно силы для тупеньких и бесталанных, и не пережигая при этом мозги более чувствительным. Его, обычно, накладывают на воинов перед битвой, используя при этом массу разнообразных «костылей» — артефактов, содержащих в себе части плетения, и энергонакопители. Маг, по сути, проводит обряд, соединяя в единый контур подготовленные артефакты, и лишь после этого, активирует заклятье. Польза от такого действа сильно преувеличенна. Но там, где нужно выгадать время для перестроения или отступления основных сил, заклятье незаменимо. Крестьяне с деревянными кольями после «зова предков», пойдут в атаку на рыцарскую конницу без малейшего трепета.

…Так вот, я «зов» без костылей тяну. Без накопителей не больше сотни человек смог бы осилить, но всё же…. Так как там насчёт «более, чем достаточно»?

— При объёме «сосуда» около четырёх сотен запустить «зов»… А он у вас какой-то особенный, что ли? Он, в момент активации, двести единиц одномоментно сжирает.

— Да нет, типовой, я бы сказал. Чтобы в такие плетения правки вносить, нужно быть очень самоуверенным. Работает — не лезь, «чтобы всё без звзездежу, делай всё по чертежу». Слыхали, наверное, любимую присказку артефакторов?

— А то. Так постойте, вы хотите сказать, что у вас половина сосуда?

— Да ничего я сказать не хочу. Вы когда-нибудь видели «полный контроль» на плотности в полтинник?

— Нет вообще-то, а зачем? Там и десятой части от показанного вами — более чем достаточно.

— Всё верно, пяти вполне хватит. Мне что здесь, для демонстрации своих возможностей, на сотрудников «зов» наложить, чтобы вас впечатлить?

— Отлично! Вы меня впечатлили, и сильно. Вот только не пойму, как это относится к моей просьбе о помощи?

Н-да, «впечатлил», скорее ввёл в ступор. И это я-то уникальный? Что за монстр передо мною? Или это фокусы какие-то? Ладно, не затем пришёл. И так уже времени кучу на болтовню потеряли.

— Я пришёл по делу, не терпящему отлагательств. Моя жена явилась ко мне астральным вестником и рассказала, что её похитили, затем продали вашим людям, а после убили. При этом, где она находится, я определить так и не смог. Помогите в обнаружении тела. Возможно, её ещё можно вернуть к жизни!

— Коллега, вы, наверное, плохо меня услышали. Вашей супруги нет в моём доме, и никогда не было. К слову, а кто эти люди, якобы совершившие данное непотребство?

Ну и что мне стоило промолчать, и выйти, вернувшись с герцогом и архи-магистром? Эмиль точно не знает, сколько народу «засветилось» перед Юкки, купчину можно было бы попробовать подловить на противоречиях, это излюбленный приём дознавателей. Но, я всё ещё рассчитывал, что передо мной честный малый, к тому же, коллега по дару. Такому уж точно не нужно объяснять, что такое «посмертный астральный вестник».

— Покупал девушку некий Патрик, с его слов, у огромного наёмника с двуручным мечом. А ругал его за подобное «приобретение» некто Симон. Он, как раз, собирался к вам на доклад, и обещал Патрику, что, по итогу, тому понадобится писать завещание… И оказался прав. Этого самого Патрика отравили «кислым газом», как и мою Юкки. Правда, она успела задержать дыхание и остановить сердце. Возможно, ещё есть надежда произвести реанимационные процедуры для тела и попробовать вернуть душу из верхнего плана. Иногда такое срабатывало…

Не дав досказать, Эмиль меня прервал.

— Что ж, сочувствую. Жаль, что я ничего не знаю об этом деле. Астральные вестники иногда сами не знают, что несут.

В этот момент закрались первые подозрения. Посмертные астральные вестники ещё ни разу не ошиблись. В тех случаях, конечно, когда это было возможно проверить.

— В каком смысле «не знают, что несут»? Вам известны подобные прецеденты?

— Нет. Зато мне точно известно, что Патрик и Симон, распечатывая посылку из колоний, подхватили «синюю лихорадку». И хорошо хоть не успели никуда выйти. Догадались на помощь позвать, когда кровью харкать начали. Увы, врач не успел. Точнее, успел зафиксировать мучительную смерть Симона, Патрик, на тот момент, уже отошёл в мир иной. Видимо, слабее был. Помещение, где они находились, опечатано вместе со злополучной посылкой. Врач из городской лечебницы освидетельствовал смерть от «синьки». Трупы бедолаг предали огню, прах, в освящённых урнах, отбудет на родину, согласно традиции. Так что, увы, в поисках тела вашей супруги никак вам помочь не смогу.

— Вот как… Но Симон отправлялся получать инструкции непосредственно к вам, да и убийство «кислым газом»… Значит «синька», говорите?

— По вашему вопросу — мне нечего добавить.

— А если я, прямо сейчас, отправлюсь к герцогу, с которым, к слову, лично знаком, заручусь поддержкой двух архи-магистров…

Эмиль меня перебил.

— Полноте, коллега. Неужели вы не знаете, что в любом объединении разумных с искрой таланта, архи-магистр может быть только один?

Я махнул рукой, отметая возражения не по существу.

— Шиндак, мой учитель, был на этом острове архи-магистром. Так что это не важно. Я возьмусь доказать герцогу, что посмертные астральные вестники никогда не врут. И магистр Шиндак, и ректор коллегии Евсей это подтвердят. А уж после, мы всерьёз покопаемся в вашей «лавочке». Знаете, на острове есть очень толковый некромант. И сколь не были бы полны святости ваши погребальные урны, если пепел высыпать, то для Алиены не станет проблемой допросить усопших!

Взгляд Эмиля потерял свою колючесть, став скорее печальным и слегка сочувствующим.

— Я вас понимаю, Этьен, я серьёзно. Случилось несчастье, точнее цепь событий, приведшая к весьма печальным последствиям. Конечно, ваша молодая запальчивость и полная уверенность в своей правоте, доставит мне некоторое количество хлопот, но…

Эмиль тяжело вздохнул.

— Алька действительно толковый некро-мастер, сам порой у неё закупаюсь. Дерзкие решения, абсолютное бесстрашие. Истинный рыцарь смерти, да ещё и в обличии симпатичной женщины. Да только вот ей не под силу будет призвать души нескольких куриц и барана, кости которых, тщательно пережжённые, сейчас хранятся в урнах. У животных, как известно, нет души. Думаю, догадываешься, куда делся настоящий пепел? А вот доказать, что, полежав в освященных урнах, пепел моих помощников стал нечувствителен к некро-колдовству — это запросто.

Я нервно сглотнул… развеять пепел по ветру над бухтой — и тысяча некромантов ничем не помогут.

— Я докажу, что именно ты отдал приказ убить Юкки, а затем устранил всех причастных.

— Докажешь чем? Мои помощники померли, можно сказать, прямо на руках у вашего доктора. Отнюдь не глупый парень и вполне героический, как для докторишки. Всё внутрь хотел попасть, помощь оказать. Жаль, ключ от комнаты в замке сломался. Пока дверь выбивали, бедолага Симон тоже лёгкие выплюнул. Так чем докажешь — то?

— А как насчёт «посмертного вестника»? — Я победно глянул на торговца.

Впрочем, он печально улыбнувшись, тут же мне парировал:

— Так то «посмертный вестник», а у тебя, наверное, глюки с недосыпа были. Весь город видел, как ты за своей женой убивался, и её повсюду искал. С горя и не такое приключиться может.

Я начал звереть.

— А если я тебе прямо сейчас морду разобью, вот прямо здесь и сейчас?

— Не выйдет, я серьёзно. Ты, конечно, молодец, что без следилок пришёл, иначе бы я тебе все это не рассказывал. Биться со мной — посреди моей миссии, в моём кабинете? Ты себя что, Посланником Всеблагого возомнил? Думаю, и с ним бы мне нашлось, что обсудить, при случае.

Эмиль тяжело вздохнул.

— Я вот что тебе скажу. Умысла ни у кого не было, так звёзды сложились. От верзилы, что твою девчонку сюда припёр, даже пепла не осталось. Он, к слову, понятия не имел, кого поймал. Увольнялся из охраны купеческой следующим днём. Вот и решил «приварочек» к отставным добавить, тупая обезьяна. Остальные, все, кроме меня, кто был в курсе, уже ответ перед Всеблагим держат. Мне это тоже не по сердцу, но выбора нет. Не торгует миссия на Розетте людьми и никогда не торговала. Если договоримся, и ты шум поднимать не будешь, с меня откупной подарок, и вечная скидка на любые товары в половину от нашей доли. Если решишь, что очень гордый и без подарков обойдёшься, но не станешь крик поднимать, пойму. Полезешь в бутылку — извиняй, будем решать с тобой дела, как мы привыкли. Хоть это, опять же, мне не нравится. А что до герцога и посланца астрального, так кто же это проверить сможет? Ты, братец, «мозгоглом», а не травница. И один из лучших, как я слышал. Любому проверяльщику такую иллюзию сбацаешь, что он не то что в купца, прекрасными девицами торгующего, поверит, но и закатного дракона, несущего на крылах конец всего сущего, лично разглядит. Иди и подумай. И, да, ещё большой вопрос, кто для герцога важнее окажется: академия ваша, которая коллегия, или мой скромный торговый аванпост. А если задумаешь меня прибить по-тихому, где-нибудь в городе, опять же пойму. Не ты первый, не ты, дай Всеблагой, последний. Дело такое, кто там кого прибьет — поглядим.

И тут я впервые сделал нечто умное. Несмотря на душившую ярость, мозгом я отчетливо понимал — бой «здесь и сейчас» мне низачто не выиграть. Он даже не начнётся. Поэтому, я изобразил лёгкий кивок и двинулся на выход.

Через город я шёл, как в тумане. Попадавшиеся по дороге стражники сочувственно кивали. Они-то точно знали, не нашли за сутки — не найдётся и за месяц. Разве что, случайно, где-нибудь кладка обвалится, а там…

Н-да, всё-таки интересно, как проклятый торговец Юкки от магического поиска укрыл, пока она жива была? Добравшись до коллегии, я, первым делом, пошёл к своему наставнику. Старый, даже для мага, Шиндак слушал меня очень внимательно. Я орал, ругался, несколько раз приложился к алхимическому зелью. Редчайшая гадость, сто грамм бьют в голову сильнее, чем кувшин креплёной малаги, но и прочищают мозги знатно. Алхимыч наш, пока что, к распространению эликсир не рекомендовал. Свойства изучает. Это адское пойло ещё и горит. По итогу, сквозь пьяные слёзы и сопли, до меня, вдруг, начало доходить, что мы уже, какое-то время, не вдвоём. Оказывается, мой «концерт» слушал зашедший на огонек Евсей. Когда архимаг понял, что новых подробностей ему уже не узнать, произвел заклятье отрезвления. Святые помощники, какой изверг его придумал? Я минут десять не вылезал из уборной. Из меня хлестало во все стороны, буквально «из всех отверстий». И в процессе, в короткие перерывы между рвотными позывами, я как-то ухитрялся вливать в себя чистую питьевую воду. Так и зарекаешься что-то крепче сока внутрь принимать. Обмывшись и вытершись насухо халатом учителя, я вновь оказался в его гостиной. А там господа архимаги готовили секретный план. Трахнутый молью купец во многом был прав. В той части, которая касалась доказательной базы. По сути, всё, кроме свидания во сне, лишь оправдывало незапятнанную честь торгового дома. А что до видений специалиста-мозгоправа — ну, трёхнулся немного от горя, с кем не бывает. И тут-то Шиндак и предложил идею с вызовом «по последнему праву». Мол, все тезисы лорду Георгу изложим, а архимагистры меня поддержат. Как выяснилось, Шиндак, еще деду герцога, пиратствовавшему в этих морях лет сто назад, по магической части помогал. Потому надеялся, что сразу с порога герцог нас не пошлёт… а там и принудить Эмиля к поединку по силам окажется. И, коль правда на нашей стороне, то Всеблагой непременно нам поможет. Так себе план, если честно.

С чего бы мой учитель, никогда не демонстрировавший набожность, вдруг в помощь небесного владыки уверовал? Но, идея вылавливать магистра-«мозголома» с половинным коэффициентом «горлышка» и солидной охраной, посреди города, с арбалетом, снаряженным болтами против колдунов, нравилась мне ещё меньше.

А то, что мэтра Эмиля я буду кончать в любом случае, я не сомневался. Это здесь, на Розетте, в коллегии, я считался мирным и условно тихим студентом, а уж затем, и преподавателем одного из самых прекрасных магических начал, стихии разума. А ведь всё могло быть совсем иначе, потому что «тихим», и уж тем более «мирным» я никогда не был. И откуда торговцу знать, что за кровь течет в жилах Этьена Конталя? Знал бы Эмиль, с кем связался, откупную бы не предлагал.

***

Зрители в амфитеатре. Сидячие места для уважаемых господ уже заняты. Герцог сдержано кивает, встретившись со мной взглядом. Сверху — не протолкнуться. Студеозусы машут руками и орут что-то неразборчивое из-за шума, который сами и подняли. Половина коллегии пришла поглазеть, не меньше. Судьба мне быть сегодня дохлым, но, все же, самым популярным в родимой альма-матер, колдуном.

Я спускаюсь по ступеням на арену. Поскрипывают новенькие, блестящие смазкой, высокие красные сапоги, заправленные в них шаровары не видны под полами светло-фиолетовой преподавательской мантии, перехваченной широким кожаным поясом. По бедру хлопают ножны. Жаль, что верный «шип» — лёгкая и очень крепкая сабля — подарок Катомаи, моего приятеля из народа древних, сегодня не пригодится.

Ветер развевает волосы, слабо сдерживаемые лентой. Специально для Юкки отращивал, ей так нравилось запускать в них тонкие пальчики. Тринадцать ступеней в ад…

С дуэли всё и началось. Не здесь, на Розетте, нет.

В далёком Лидаре, в столичном городе Кайнтал, жил-был мальчик лет двенадцати. И должен был этот мальчик стать надёжей и опорой семьи, магом-дознавателем на службе у государя, пойти по стопам отца. В тот день было жарко…

***

Точнее, жара стояла неимоверная.

Полуденное солнце выжигало мощёные столичные улицы столь яростно, что можно было подумать, мы находимся не в центре Лидара, а в южной Богемии. В курортном раю, где в эту пору хотел бы оказаться любой житель нашей страны, да и, пожалуй, ещё пары-тройки королевств, с нами соседствующих.

Жар от нагретых булыжников мостовой добирался сквозь толстую кожаную подошву, заставляя переминаться с ноги на ногу. Яркие блики от затянутых слюдой окошек и начищенных панцирей городской стражи, слепили глаза. Хотелось оказаться в тени, в маленькой беседке, увитой виноградом, в палисаднике у дома, а ещё лучше — в лесу. И уж точно — не на выжженной солнцем каменной площади, где сейчас завершалась, затянувшаяся на два месяца, ссора двух благородных домов.

Оба зачинщика этой суеты присутствовали на площади. И граф Морро, и маркиз Сакус предпочитали сидеть в крытых паланкинах и наслаждаться разрешением своего спора с безопасной дистанции. Народа собралось относительно не много. Поэтому, дежурный десяток стражи, вместо того, чтобы разгонять любопытных зевак, сам присоединился к наблюдателям кровавого зрелища. Виной тому, конечно же, была нестерпимая жара. В обычное время на старой каретной площади народу не протолкнуться. А сейчас лишь несколько посыльных, явно шедших из одной королевской службы в другую, да парочка оборванных нищих, профессионально приглядывающихся к чужим кошелькам. Не считая слуг благородных лордов, мало кто решил задержаться и поглазеть на узаконенное смертоубийство.

Герольд дочитал длинный список взаимных обвинений, и началось самое интересное. По правилам королевства, благородный господин, для защиты чести своей семьи, может выставить на бой кого-либо из своих родственников. Любой, кто имеет приставку «лорд», а именно владетель замка и дружины, содержащейся со своих земель, имел в избытке родственников и бастардов. Выбрать было из кого. Наступил момент истины: представитель графа Морро объявил своего бойца. Рыцарь Парис Контье, с мечом в руках, сегодня будет защитником интересов графа.

Представитель маркиза, в свою очередь, объявил своим бойцом шевалье Эрика Конталя.

Отец потрепал меня по коротко стриженным волосам, поправил спату, и с лёгким полупоклоном маркизу вступил в выложенный красным камнем круг. Его противник, до этого державшийся надменно и презрительно, всем своим видом выражая отсутствие интереса к поединку, явно занервничал. Экипированный для тяжёлого силового боя, высокий и сильный Парис был закован в классическую пехотную броню. Кованные латы, тяжёлый шлем, двуручный меч. Небольшой щиток на правом предплечье, бронированные сапоги, небольшой гульфик в форме морского дракона, всё это вместе — являет собой сокрушительный ансамбль, если конечно, уметь им пользоваться. Без сомнения, ставленник графа был отличным бойцом, иначе бы он сюда не попал. Но сейчас, при виде экипировки моего отца, нагловатая ухмылка Контье перешла в гримасу недоумения и подозрительности.

Против ожившей стальной башни вышел тощий, чуть выше среднего роста человек, одетый даже не в кожаную броню, а скорее, в удобный охотничий костюм. Никакого намёка на доспех, всё отдано скорости и манёвру. Только меч — дорогая Салехсийская спата — тяжёлый двуручный клинок, сужающийся к рукояти, указывал на серьёзность намерений и возможную угрозу.

Классический бастард в руках рыцаря ожил, поднимая острие к солнцу, отдавая воинское приветствие противнику. Отец повторил жест, но сделал это одной рукой — мой папа позёр. Или он хорошо знает этого Париса, и не видит в нём серьёзного противника, либо он только что сдал одно из своих главных преимуществ.

По команде герольда, противники начали сходиться. Рыцарь шёл медленно, держа клинок вверх, в одиннадцатой позиции, удерживая двуручную рукоять у пояса. Одиннадцатая позиция для двуручника не зря считается основной. Для умелого воина открыты удары по всему кругу, кроме, разве что, седьмой и восьмой части, хотя, и туда можно пнуть ногой, что часто проделывали с теми, кто на дуэли пытался биться по учебнику.

Отец, вместо того, чтобы взять какую-нибудь защитную или атакующую позицию, раскрутил тяжелой спатой двойное кольцо. В простонародье — мельницу.

Среди стражников, рядом с которыми я стоял, понеслись удивлённые смешки. Какой-то прощелыга из только что приехавших в столицу «деревенских лордов», так называли за глаза дворян, обладавших манором в одно село на три двора, выучил красивое движение и теперь всем показывает, как лихо он может держаться за меч, без сомнения, выданный ему на этот поединок сюзереном. Ну не может же столь наглый и неизвестный среди высшего общества дворянчик, заработать себе на настоящую спату, по свидетельствам редких очевидцев, удерживающую сужающимся клинком удар алебарды. А вот в свите графа один нахмурился. Нашёлся, все же, глазастый, разглядевший, что это не просто «мельница», которую со временем разучивает любой обладатель клинка чуть длиннее кинжала, а настоящее «двойное кольцо», которое мало того, что даёт возможность нанести рубящий удар в любой из двенадцати позиций, но также на верхних вольтах позволяет уколоть по одиннадцатой и первой. Раскрутив «кольцо», удобно отбивать атаки с обеих сторон.

Противники сближались. Я невольно сжал кулаки. Присутствие на отцовских дуэлях давно стало привычным делом, но всякий раз перед тем, как клинки или заклятия сходились, меня охватывал простой человеческий страх. «А вдруг, отец споткнётся? А вдруг, мать что-то не то добавила в магические растирки, которыми пользовала отца перед боем? А вдруг, противник окажется более опытным и удачливым?», но, в мгновение сшибки, страх отступал — «лови каждое движение, сынок, и моё, и врага. Поединок — это не танец и не мордобой, это голая математика. Смотри и запоминай». И я смотрел.

Парис дураком не был, он уж точно понял, с кем свела его судьба. В таком темпе он долго сражаться не сможет, а стало быть, поединок нужно завершить в несколько ударов, пока скорость тяжёлого бастарда сравнима с парящей в воздухе спатой. Рыцарь рубанул без особых ухищрений, сверху, из одиннадцатой в пятую. Его расчёт был предельно прост — пока очередной отцовский финт уводит спату в левое кольцо с первой на седьмую позицию, у него есть доля секунды, чтобы пробить в открывшееся, не защищённое «окно». У двойного кольца, или «крыльев ангела», как называли эту связку в Эллидии, не смотря на весомые преимущества, есть несколько серьёзных недостатков. Раскрутить двойное кольцо, превращая красивую, но годящуюся лишь для показухи перед несведущими в фехтовании «мельницу» в грозные «крылья», может только человек незаурядной силы и сноровки, эта позиция не для всех. Но, даже исполняя «кольцо» по всем правилам, в момент перевода финтов из верхней в нижнюю позицию, на краткий миг появляется брешь в обороне, кроме того, в этот момент, опытный и бесстрашный воин ударом под гарду может выбить клинок из рук. Естественно, отец знал о недостатках «ангельского финта». Бастард Париса метнулся в открывшуюся «дыру» в защите росчерком молнии. Он должен был рассечь отца от плеча до хребта, а то и развалить напополам, если хватит силы. Когда я успел понять, куда бьёт рыцарь, я осознал, что это его первый и последний удар. Нестандартное применение оружия — одна из отцовских «коронок», как и провокации. Он принял тяжёлое лезвие бастарда на рукоять спаты, удерживая её двумя руками. Клинок выбил искры из стального сердечника, разбив кожаные и костяные накладки. Рыцарь вложил в этот удар всю мощь и скорость, на какую был способен. Отец даже не пытался сохранить равновесие, в его стойке этого не смог бы даже легендарный Терион, фехтовавший с кабаном на плечах. Заваливаясь на землю, отец оттолкнулся правой ногой, и упал не боком, как должен был бы упасть согласно логике, законам природы и направлению удара, а спиной вниз в сторону противника. И, используя всё ту же инерцию, приданную богатырским ударом, вогнал спату аккуратно под гульфик, в схождение нижнего шва доспешной юбки. Рычание, перешедшее в визг, заложило уши всем присутствующим. Голосина у этого Париса знатный был. Рыцарь не смог упасть на колени, так как спата на три пяди вошла внутрь, вероятно, достав до брони, прикрывавшей спину, а клинок отец из рук так и не выпустил. Выронив меч, трясясь и извиваясь в предсмертной агонии, боец графа Морро с грохотом рухнул на спину. Только после этого отец перевернулся, встал на одно колено и со скрежетом вырвал клинок из цепких объятий брони. Многие при этом звуке скривились, у кого-то из стражников невольно вырвалось: «а что, проворачивать было обязательно?», я хмыкнул. Из открывшейся дыры на раскалённые булыжники площади вытекало человеческое содержимое. Как же мне в этот момент хотелось изловить пару-тройку трубадуров, обожающих воспевать в своих балладах рыцарские поединки: «он на колени пал, и плащ облачно белый, покрылся алой кровью, будто лепестками роз». «Алая кровь», говорите — а как насчёт мочи, цветных связок кишок и фекалий? Кровь там конечно, тоже была, в виде приправы к прочему. Думаю, трубадуров бы вырвало, окажись они тут. И запах, как может так быстро распространиться запах? Казалось бы, только что пахло камнем и сталью. Но, за какие-то секунды, воздух наполнился амбрэ химической мастерской и выгребной ямы.

Отец встал, поймал на лету брошенный ему платок с гербом маркиза, обтёр им меч, и поклонившись маркизу, направился в толпу. Столь краткое прощание с сюзереном удивило даже стражников, повидавших всякое. Но отец не собирался тратить своё время на не интересные для него розыгрыши. Он, конечно, мог бы дождаться похвалы маркиза, прилюдно получить благодарность и кошелёк «за защиту чести рода», и уехать в его паланкине на отмечание удачного боя — всё, что может прилюдно связывать маркиза с дальним родственником. Связь действительно была, Контали с Сакусами, и правда, имели некое отдаленное родство, что давало Эрику Конталю официальную возможность быть защитником чести семьи, да только не по карману для маркиза был такой боец. Помогла личная приязнь короля — маркиз был неплохим собеседником (и особенно — собутыльником), и не был замечен в интригах против трона, что позволило получить в личные защитники королевского бретёра из «ночной стражи». Тайные стражи Лидара официально не существовали, и могли оказаться кем угодно — торговцами, нищими, преподавателями магической академии, или лихими морскими разбойниками. В узких кругах они считались достаточно грозной силой. Именно им королевская династия была обязана длинной цепью наследовавших трон государей, не прерванной бунтами или заговорами. И теперь, отработав королевское распоряжение, отец шёл домой, не имея ни малейшего желания сводить знакомство с дальним родственником, волею судеб оказавшимся под его защитой. По указанию монарха, он вполне мог оказаться с другой стороны «барьера». Сейчас с поединком его связывал лишь ритуальный платок.

После того, как он будет отстиран от чужой крови, Алиса Конталь, придворный алхимик, не самая сильная чародейка и по совместительству моя мать, вышьет на нём бисером дату и имя убитого. Когда я в пять лет впервые заглянул в сундук с каменной розой, я долго не мог понять, зачем папе и маме столько красивых разноцветных вышитых платочков и почему они с ними не играют. Сегодня к полутора сотням, я точно не считал, добавится ещё один.

Отец был весел, явно на подъёме. То факт, что из семейного бюджета не менее пары золотых сегодня откочует в глубокий карман дяди Ферзье — одного из оружейников, работающих на улице мастеров, его не смущал. Вероятно, заказ был оплачен предварительно и щедро.

— Энни, не вешай нос. Десять лет пролетят — и не успеешь заметить, к тому же, академия в двух кварталах от дома. Будешь на выходные забегать.

Да уж, мысли о скором поступлении в нашу, единственную в королевстве, хотя, это я сильно хватил, на весь Лаор — таких заведений не больше пяти, магическую академию, не давали мне покоя. Но совсем не в том смысле, как это предполагал отец. Он, наверное, считал, что я как нормальный двенадцатилетний пацан, буду переживать об отсутствии родного дома и привычной атмосферы. Только я уже давно не был тем Этьеном, которого они привезли из поместья семь лет назад. Мои родные братья и сестра, что наслаждались сельской жизнью на берегу в меру тёплого, особенно в эту пору, галлийского моря, скорее всего, так и отреагировали бы на предложение провести десять лет за закрытыми дверями почти на казарменном положении. Насколько я слышал, первые шесть курсов — наружу выпускают раз в месяц, и только в сопровождении родителей или родственников. Но, прожив семь лет в столице, и не просто в столице, а на улице «Складской», которая вполне обоснованно считалась хозяйским закоулком дворца, быть ребёнком перестаёшь очень быстро. Дети благородных фамилий нуждаются в сверстниках не меньше, чем дети торговцев рыбой, крестьян или ремесленников. Отыскать в нужном количестве ребятишек благородной крови подходящего возраста не так уж просто. Поэтому, в «детский садок», где плавают «рыбы-солнца с коронами на головах» и прочие, с родословной пожиже, запускают и мелкую рыбёшку. Конечно, кто угодно туда не попадёт. В детский дворик вхожи лишь те, кто большую часть времени проводит во дворце. И не столь важно, это стражник, гвардеец, кухарка или палач. На детях до шести лет это не написано. С нынешним старшим высочеством, он же благородный Кристиан, он же наследник престола, мы успели и песка наесться, пока матроны обсуждали достоинства и недостатки гвардейцев, и не единожды лопатками друг другу по уху засветить. Впрочем, объединяться и гонять остальных, нам нравилось куда больше. До сих пор Кристи, когда встречаемся во дворце, улыбается и пытается вытащить меня на охоту. Как же я его понимаю! Нет более занудного занятия, чем наблюдать, как скопище благородных лордов и метресс пытается затмить друг друга количеством драгоценностей и изяществом распоследних мод на охотничьи костюмы. Поскольку его величество Антоний, как король и хозяин охотничьих угодий, может позволить себе лично определять правила, то, сразу после пышного выезда и общего представления, он уединяется в своём шатре с горсткой особо приближённых и, большую часть времени, отсиживается там. А вот Кристиану достаётся вся церемониальная часть. В тот единственный раз, когда он таки затащил меня на охоту, меня вырядили пажом (а кем бы ещё я, при нём, мог быть), и я три часа выслушивал однообразные неискренние комплименты в честь принца и его отца. Запечённая кабанья нога, до которой мы, всё же, добрались, была слабым утешением за такой «подвиг лояльности». Надо ли добавлять, что ни мне, ни ему не дали хотя бы выстрелить по зверю из арбалета, куда уж там носиться по лесу с охотничьим копьём. Самый забавный эффект от этой попытки совместного времяпровождения с принцем, вылился в начавший проявляться ко мне интерес со стороны разнообразных юных особ противоположного пола, хотя я и был для них «мелковат». Но сам факт присутствия на охоте в чине личного пажа Его Высочества, во-первых, однозначно указывал на моё дворянское происхождение, а во-вторых, на теоретические перспективы возвышения в будущем. Как по мне, идеи бредовые — дальше некуда, воспоминания о совместных часах в песочнице вряд ли могут привести к серьёзному карьерному взлёту. Но это, если можно так выразиться, позитивная часть (с серьёзной натяжкой). В детстве, проведённом на Складской улице, есть и другая сторона — специфическая. Как только минули шестые именины, счастливое взаимопонимание под присмотром матрон сменилось школой, где всем чётко, жёстко, иногда жестоко давали понять, кто с кем ровня, и кто кому собеседник. Это в далёкой взрослой жизни неуловимая ночная стража наводила ужас на бандитов и предателей короны, а здесь, в «золотой клетке», как именовали дворцовую школу, все прекрасно знали, кто, где и кем работает, на кого служит, и чем занимается. Дети — плохие шпионы, и, со временем, выбалтывают друг другу все секреты, попавшиеся на глаза. Конечно, им за это достаётся. И, по прошествии некоторого времени, они учатся держать рот закрытым, глаза распахнутыми, а уши растопыренными. Но, это понимание приходит, увы, не сразу. Как же много занимательных тайн и секретов я узнал от своих одноклассников. Печальнее всего было узнать некоторые личные подробности, которые папа и мама не спешили мне открывать. Внук начальника «незримой стражи», как именовалась ночная стража в документах, как-то похвастался, что имеет одиннадцать братьев и сестёр, но тут, в «клетке», он один, и, в отличие от меня, точно знает, почему так. И на мой вопрос «и почему же?» — я узнал о своей семье много нового. Оказывается, папа и мама активно занимались селекцией, советовались со всеведующими колдунами и астрологами, употребляли магические декокты, чтоб заиметь наследника, способного поступить в магическую академию. И, когда их эксперимент, на четвёртый раз, всё же, завершился успехом, (два мои брата и сестра не выделялись врождённым талантом), они тут же заключили предварительную сделку. Суть её сводилась к тому, что королевская канцелярия оплатит моё обучение в академии магов, а я, по завершении, стану коронным дознавателем. И уже официально буду числиться клинком короля, а не пребывать в этом статусе тайно, как это происходит с отцом. Сейчас я понимаю, что ничего страшного в подобном расчёте не было, но тогда мир перевернулся и с размаху треснул по неокрепшему разуму. Ощущать себя призовым щенком, выбранным из выводка за экстерьер и хороший нюх, было как-то не по себе. Тогда и зародились первые сомнения в непогрешимости предначертанного пути. Знакомство с другим одноклассником добавило пепла в чашу сомнений на весах выбора. Дружбу разрешалось заводить лишь с теми, кто подходил по рангу и должности родителей. Так вышло, что моими невольными приятелями стали дети офицеров незримой стражи и кольца хранителей, как их ещё называли — постельничих, личных телохранителей короля. Как ни странно, в эту когорту вписывался сын палача. Наверное, тот «умник», что разработал подобное ранжирование, надеялся, что, в будущем, нам будет проще находить точки соприкосновения в профессиональных вопросах. Не знаю, может у кого-то так и произошло. У меня же, сдружиться с детьми тайных и явных воителей не вышло, наверное, потому, что отец, ещё в первый год моего пребывания во дворце, сумел донести до моего нежного сознания пагубность рассказов о том, что я вижу или слышу дома. Даже в условиях закрытой от мира «золотой клетки», эта информация не принесла бы мне аплодисментов, а вот пинков — запросто. Придумывать же героические истории о родных я не умел, и не стремился научиться. В итоге, единственный одноклассник, с которым у меня было о чём помолчать, был сыном палача. По понятным причинам, он тоже не слишком распространялся о подвигах своего папы. Дети, познающие мир, не видят разницы между злом и добром, пока оно не касается их самих. Энтони, мой единственный друг, если не считать Кристиана (принцу повезло, он мог дружить с кем угодно), так вот, мой единственный друг обожал таскать меня с собой в сомнительные места. Не раз и не два, на ночных улицах Кайнтала, нас ловили городские стражники. Два прилично одетых, шкодливых пацана, пробирались куда угодно. В надвратные башни, посмотреть «как оно крутится и как ворота поднимаются», в шлюзовые катакомбы, где колдуны и стражники хранили резервный запас воды для города и осадного рва, на кладбище. Энтони кладбище особо выделял, частенько доводилось там бывать. В итоге, местный лум, присматривающий за порядком среди погребений, в очередной раз выловив нарушителей и убедившись в отсутствии корыстных мотивов и проявлений вандализма, лично провожал нас к отцу Энтони и сдавал с рук на руки. Со стражниками всё выходило скорее забавно, чем поучительно. Как только нас ловили, моему товарищу было достаточно вытащить кулон с тонкой плиткой чёрного мрамора, на которой красовался серебряный череп, и нас доставляли в «дежурку», где писали жалобу, и, опять же, возвращали родителю Энтони. У меня подобного кулона не было, и быть не могло. Всё же, отец был «тайным клинком», а мать в «придворной иерархии» ценилась не намного выше шеф-повара. Свою будущую судьбу я представлял себе не только в красках, но и с соответствующими запахами. Что мне предстоит делать в качестве королевского дознавателя, достаточно подробно и ярко рассказали одноклассники, родители которых либо сами занимались сыском, либо присутствовали на допросах. А каково оно на запах, я ощутил, побывав в пыточной сразу по завершении её прямого использования. Инициатором вылазки был, как всегда, Энтони. Очень ему хотелось произвести впечатление на одного зазнайку, который утверждал, что может отличить кровь покойника от крови живого человека. На практике — дар редкостный, если человек не был магически обучен. Помню, мне тогда крепко досталось от матери. Слава богу, отец был где-то на задании, иначе я рисковал, какое-то время, учиться стоя. Мы, до позднего времени, сидели в засаде возле пыточной, и, как только её покинул палач с дознавателями, а служки вынесли несколько мешков с телами, мы отважились на кражу со взломом. Как потом рассказал Энтони, отец ему лично вручил ключ от пыточной, чтоб сын принёс позабытые на рабочем столе документы, а после запамятовал, куда этот ключ дел. Заказал себе новый, а старый, вот, остался в нашем распоряжении.

Пробравшись внутрь, благо, следить за опустевшим помещением внутри дворцового периметра — никому в голову не приходило, мы, довольно долго, во тьме, спускались по ступеням. Ушли не ниже десяти метров вниз. Там нас встретили ещё две двери, хоть и без замков, зато, с приличными засовами снаружи. Помнится, меня удивило, что дверей две и я спросил об этом своего друга. Всё оказалось просто: двери изнутри были покрыты пластинами из гибкого дерева. Они гасили любые звуки, что могли бы вырваться на поверхность. Открыв наощупь и прикрыв за собою обе двери, Энтони зажег несколько магических шаров, висящих вдоль стен. Пока он собирал в слезницу капли алой жидкости, не замеченные палаческими помощниками, я разглядывал помещение. Любой, кто хоть раз бывал в настоящей пыточной, чувствовал её специфический запах. Огромные клещи, кандалы, шипастая мебель разных форм, и прочая, тому подобная, бутафория, часто присутствует в допросных, создавая соответствующую атмосферу. Сломить волю подозреваемого еще до применения физических воздействий — высшее искусство в этой весьма специфической профессии. Возможно, где-нибудь, в глухих северных княжествах, или на дальних границах колоний, всё ещё пытают калёным железом и вытягиванием жил. В пресвященном Лидаре — такое уже не встретишь. Современная пыточная больше похожа на кабинет медикуса: с чистым каменным столом, набором сверкающих серебряных инструментов и специальными стоками, для возможности быстро приводить в порядок рабочее пространство. Единственное, что роднит это помещение с ужасающими пыточными варваров, это наличие на столе удерживающих зажимов. И запах, едва уловимый запах страха, смертельного ужаса, впитавшегося в стены, в каменную столешницу, в прорезанный разбегающимися от пыточных плит стоками пол. Этот запах перемешан с солено- стальным привкусом свежей крови, мускусом пота и ароматом лаймовой воды, которой промывают стол и инструменты после использования. Привкус лайма, крови и страха, разлитый в воздухе. Запах боли и смерти.

Пока я рассматривал помещение, Энтони заполнил-таки слезницу, и мы отправились обратно. Нас не поймали, но мне хватило ума поделиться с матерью настоящей причиной позднего прихода домой. В тот вечер, я узнал о себе много нового, не скажу, что хорошего. Единственное, что более-менее успокоило мать, что лично я — крови не касался. Уж не знаю, как был защищён мой друг, но, для одарённого талантом астрала, прикосновение к мёртвой крови может иметь непредсказуемый эффект, не говоря о том, что взаимодействие с подобной субстанцией, может спровоцировать перенос посмертного проклятия.

Утром, я поделился с напарником некоторой частью невесёлых маминых напутствий, и, главное, тем, о чём спросит наш магически одарённый зазнайка. И спросит наверняка. «Где вы взяли кровь мёртвого человека?» и будет неважно, где и как мы её брали. Сам факт, что мы её нашли и не оповестили стражников — уже серьёзное нарушение правил. А если рассказать правду о потерянном ключе, то отец Энтони рискует своим статусом…

Поэтому, вместо настоящей крови мертвеца, место в слезнице заняла кровь не менее мёртвого, но куда более безопасного барана. Чего-чего, а знакомств на кухне у нас хватало. На просьбу достать кровь от живой зверюги, на нас посмотрели странно. Но, за серебрушку, бедная бурёнка поделилась плошкой искомой жидкости, из которой была наполнена вторая слезница. Этот эпизод имел забавное продолжение: парень, действительно, имел талант, и сумел верно определить мёртвую и живую кровь. А, затем, с потрохами сдал нас въедливому школьному директору. Начальник «золотой клетки», боясь оказаться втянутым в неприятности, от греха подальше, тут же вызвал дежурного офицера стражи. Будучи сыном посла, недавно приехавшего в столицу с докладом и вскоре уезжавшего восвояси, одаренный парень решил снискать лёгкой и быстрой славы, сдав школьному начальству двух неудачников, то ли выкопавших свежую могилу, то ли посетивших трупную палату. Что первое, что второе — было незаконно и наказуемо. Стражникам пришлось проверить истоки наших «кровавых дел», и, убедившись в отсутствии злодейства, они вдоволь поглумились над самозваным колдуном, при всем классе рассказав о судьбе «покойного», поделившегося с нами своей кровью. В итоге, весь класс долго потешался над залётным выскочкой, не сумевшим отличить барана от человека.

Благодаря этому приключению, я познакомился не только с будущим рабочим местом лицом к лицу, но и оценил нравы местного окружения. Если бы я вырос здесь, и не знал, что бывает по-другому, возможно, предавать и врать, добывая минимальные преимущества, для меня тоже было бы нормой. Но я имел возможность сравнивать «дворцовые отношения» с неторопливым патриархальным укладом дедушкиного поместья, где я вырос, и куда, после поступления в школу, меня отправляли коротать последний месяц лета. Конечно, и там попадались подлецы и лжецы. Но они никогда не играли первую скрипку в окружении сверстников. Сила, храбрость и преданность весьма ценились среди детей крестьян и рыбаков, слабо разбавленных местными дворянскими барчуками. И если кто попался на каверзе, сдавать «подельников» считалось самым скверным поступком. С таким не разговаривали, избегали общаться, не взирая на статус. А уж самому рассказать старшим о чьих-то неблаговидных делишках — такое даже в голову прийти немогло. Несмываемый позор — без вариантов для прощения.

Каждой осенью, возвращаясь на "Складскую улицу", я, будто бы вновь и вновь, оказывался актёром на сцене, где комедия в любой миг может превратиться в трагедию, и любой сверстник, за исключением принца и сына палача, с удовольствием подставит подножку или подтолкнёт на скользких ступенях просто потому, что появилась возможность это сделать.

Идя под знойным полуденным солнцем с отцом, после его очередного «дела», я думал, что ответить — длительная разлука с родителями меня не сильно смущала. В некотором смысле, они остались для меня чужими людьми. То место в сердце, где, обычно, живёт любовь к родителям, было отдано деду и бабушке, которые меня вырастили и воспитали. И не переставали баловать, когда я приезжал на короткие летние каникулы. Сейчас я понимаю, что родители меня, по-своему, любили, стараясь уделять мне время, посвящая в свои не-детские тайны. Яды и противоядия (конечно, самые простые), я умел варить уже в десять лет. Своего первого врага убил — в одиннадцать. Банда залётных головорезов, под видом торгового каравана, приехала в столицу. Разбойники сумели найти общий язык с двадцатипятилетним сыном хозяина каравана. В итоге, из торговцев, изначально ехавших из Галлии, до нашей столицы доехал он один. Остальные восемнадцать человек, числившиеся купцами согласно подорожной, были переодетыми бандитами. Об этом узнали позже. В ночь рейда было известно лишь то, что некие залётные разместились на постоялом дворе для заезжих купцов, и связались с «ночным королём» Кайнтала для реализации награбленного. Помню, поздним вечером, отец пришёл домой, пребывая в сильном возбуждении. Остановившись посреди зала, он поставил на стол тяжёлую кожаную сумку, и держа маленький шлем в руках, позвал меня.

— Этти, спускайся быстрее, сегодня ты станешь настоящим мужчиной!

Из своего кабинета вышла взволнованная мать, а я кубарем скатился по ступенькам со второго этажа, детская как и спальня родителей, располагалась наверху.

— Эрик, что случилось? — Спросила мама, я же, горящими глазами, впился в миниатюрный шлем без забрала и маски. Лёгкий стрелковый «салад» раньше я видел лишь у арбалетчиков на стенах королевского замка. И то, что эти шлемы бывают такими маленькими, даже не предполагал.

— Это тебе, но пока не торопись. Алиса, принеси козью безрукавку и зимнюю кожаную куртку.

— Папа, так лето же на дворе, даже ночью жарко. Зачем зимние вещи?

— Этти, поверь, они понадобятся. Начни с безрукавки.

Мать подала мне толстую тёплую безрукавку на козьем меху, затем, отец развязал петлю на клапане кожаной сумки и вытряхнул содержимое на стол.

Мне доводилось видеть кольчугу на стражниках, наёмниках или просто на манекенах в торговых палатках на рынке. Но так, чтобы подержать её в руках, перебирая кольца, ощущая шорох и мелодичный перезвон — это был первый раз.

— Понравилось?

Я посмотрел на отца с выражением восторга, как может не понравиться настоящая боевая броня?

— Давай помогу одеть.

Всё это кольчужное великолепие водопадом стекло вдоль моих рук, по плечам, спадая чуть выше колен. Самая обыкновенная пехотная кольчуга без капюшона и других дополнительных излишеств, казалась мне верхом совершенства. Дополнительный вес, распределившийся по плечам и спине, придавал ощущение защищённости и уверенности в себе.

— А сверху кожаную куртку.

Мать помогла мне надеть поверх кольчуги крепкую кожаную куртку и собиралась повязать сверху пояс, но отец её остановил:

— Погоди-ка, на поясе кое-чего не хватает. И улыбнувшись мне, повесил на кожаный пояс ножны с кинжалом.

Это был не охотничий нож, какой, обычно, вешают на пояс в день совершеннолетия юношам и девушкам, и не драгоценная «шпилька», не годный к серьезному бою кинжал, украшенный позолотой, которым щеголяют подростки благородных кровей. Простой кинжал с удобной рукоятью и узким лезвием, две пяди длинной, с полуторной заточкой. Настоящий рабочий инструмент для того, кто умеет разговаривать на языке коротких клинков. Отец тренировал меня регулярно. И на что способен такой кинжал, я уже знал. Я ожидал чего-то подобного, но через год. На двенадцатилетие подросткам, если они являются свободными людьми, дарят оружие в знак того, что теперь они сами отвечают за свою судьбу. Но при чём тут броня и легкий стрелковый шлем?

— Не рановато-ли? — Спросила мать.

— Как раз — самое время. Я договорился, Этьен сегодня побудет стажёром у ночных стрелков.

Для меня эти слова не имели какого-то скрытого смысла. А вот мать, явно понимавшая куда больше, всплеснула руками, поправила шлем, удобно сидевший на кожаной подвеске. И вздохнув, сказала: — Всеблагой в помощь, будьте там поосторожнее.

Пребывая в полнейшем недоумении от происходящего, я вышел за отцом в ночь. Пройдя воль палисадника, мы быстро прошли к калитке, за ней, с нашей стороны дороги, ожидал закрытый экипаж с гвардейскими гербами на дверях.

Оказавшись внутри, я увидел ещё двоих мужчин в обыкновенных городских костюмах, выдержанных в тёмных тонах. Один из них, улыбнувшись отцу, скорее утверждал, чем спрашивал:

— Ну что, Эрик, мышковать своего котёнка собираешься?

Второй дружелюбно хохотнул.

Отец фыркнул и не менее весёлым тоном ответствовал: "Завидуйте молча".

Экипаж двинулся по булыжной мостовой и стало не до разговоров. Затем, остановка в неизвестном мне переулке. Двое знакомых отца, выйдя из кареты, подошли к «задку», где крепился багажный ящик. Достали три арбалета и короб болтов к ним. Повесив арбалеты на плечи, один вручили мне. Оставив карету с извозчиком, отец с друзьями двинулся к воротам неосвещённого дома в глубине переулка, ну, и я, конечно, не отставал, не зря же меня в броню вырядили и настоящую боевую махину в руки сунули. При нашем приближении, одна из воротин, без единого скрипа, отодвинулась внутрь. Стоявший за ней мужик приглашающе помахал нам рукой. Когда мы проходили в приоткрытые ворота, он взглянул на меня и полюбопытствовал: — Господа, у нас пополнение?

Шедший первым кивнул — ну да, Эрик своего мелкого приобщить решил.

— А, ну, то дело хорошее. Удачи, сынок. Смотри, не промажь. — Незнакомец напутственно похлопал меня по плечу. Затем, мы зашли в дом, выбитый замок в двери показывал — обошлись без ключа. Небольшой коридор привёл в зал, откуда поднималась лестница на второй этаж. Два арбалетчика, сделав мне знак следовать за ними, поднялись наверх. Большая комната, спальня, совмещённая с кабинетом. Шкафы, книги, кровать, окна с дорогим тонким стеклом закрыты толстыми стальными решётками. Стрелки быстро отодвинули от одного из окон хозяйскую постель, переставив под окно высокое бюро с писчими принадлежностями. Под вторым и так стоял стол. Не представившиеся мне специалисты дальнего боя, вмиг сменили занавески на окнах на свои, состоящие из тёмной ткани, больше напоминающей мелкоячеистую рыбацкую сеть. Потом меня учили взводить арбалет и правильно закладывать болт, чтобы не остаться без пальцев при случайном нажатии. Удобно расположившись, один из арбалетчиков начал обучать меня тайнам правильного прицеливания и упреждения по фигуре. На моё удивлённое замечание: «как же мы будем стрелять сквозь стёкла?», мой старший товарищ по первому в моей жизни убийству, сказал, что в нужный момент стёкол не будет, показав рукоять своего кинжала. А когда этот момент наступит, я и сам пойму. Мы расположились через дорогу от трактира. Той самой корчмы для заезжих купцов, где селилась разбойничья банда, о чем я, на тот момент, понятия не имел. Когда все приготовления были закончены, Виктор — так звали более разговорчивого арбалетчика, помог мне прицелиться в двери трактира.

— Твой выстрел — первый. Как только увидишь, что двери раскрылись и в них появилась фигура, стреляй. Только один выстрел. Дальше будешь болты подавать. Мне хватило такта не задавать глупые вопросы. Этому отец успел обучить, хотя, от вопросов распирало. Мне доводилось стрелять из охотничьего самострела. И, если верить инструкциям Виктора и моим куцым познаниям в стрельбе, тяжёлый кованый болт должен пробить грудь выходящему. При весе и размерах стрелкового снаряда, угодит ли он в сердце или в лёгкие, большой разницы не будет. Боевой арбалет, натягивающийся с помощью ворота, пробивает навылет незачарованные латы с двадцати шагов. Что уж говорить о теоретическом постояльце такого заведения. Если я не явлю чудеса трусости и косоглазия, выходящий — гарантированно мертвец. Как бы оно там ни было, цель была поставлена и задача ясна. Единственное, что меня волновало в тот момент, успеет ли Виктор разбить окно или мне это нужно сделать самому.

Спустя скучный час ожидания, когда ноги успели затечь, а глаза начали слезиться, внутри трактира что-то громко хлопнуло. Виктор подскочил к моему стеклу и резким ударом открыл боевую позицию. Соседние стёкла с жалобным звоном тоже полетели вниз. Отстранённые мысли о целях нашей стрельбы и происходящем внизу, отступили. Меня охватил азарт охотника: не пропустить, успеть вовремя нажать, не сбить прицел. В доли мгновения двери открылись, наружу хлынул дым, подсвеченный изнутри вспышками алого и багрового. В дыму появился силуэт. Я его почти не видел, скорее угадывал по рваным клочьям дыма. В следующее мгновение силуэт уже вылетает из дверей, Виктор шипит «давай!» с меня слетает оцепенение, и я нажимаю рычаг арбалета.

— Молодец, теперь пригнулся и сюда!

Ну вот, а так хотелось посмотреть, попал я или не попал? Но, пришлось пригнуться, подползти к коробу с болтами вместе со своим арбалетом. В это мгновение, тот, который не представился, выстрелил и тут же пригнулся, отступая за стену. В следующий миг я понял, зачем отец надевал на меня защитное снаряжение. В срез окна, где только что стоял арбалетчик, влетела полуметровая деревянная стрелка с небольшим серпом вместо острия. Даже в темноте я заметил, как изменилось лицо отпрыгнувшего за стену. Холодный расчёт дрогнул, переплавляясь в испуг и злость. В следующий миг выстрелил Виктор, продолжавший что-то выцеливать на другой стороне улицы. Отступив после выстрела за стену, он зло бросил напарнику: — Что вытаращился, скобулю никогда не видел? Перезаряжайся, да и ты, малец, крути потихоньку.

Стрелки крутили воротками намного быстрее, чем я, и, когда мой арбалет щёлкнул, известив о том, что стальное яблоко заняло позицию готовности к выстрелу, их арбалеты успели разрядиться по паре раз. Мой взведённый, но не снаряжённый болтом арбалет, так и не пригодился. Через пять минут после начала стрельбы, трактир окружили городские стражи. Я это слышал по их воплям, подойти к окну мне так и не дали. Затем, мы спустились во двор, вышли по улочке к ожидавшему нас экипажу, парни забрали мой арбалет, разрядили и сложили с остальными в короб. Появился отец, в пыли и чём-то мокром.

— Ты целый? — Поинтересовался у него Виктор.

— Да не моя это кровь, не с кем там драться было.

— Эрик, пафос это хорошо. Смотри, а ну как нарвёшься на такого же, как сам, или колдуна-практика, кто будет потом мальца натаскивать? Чего опять в самую «дырочку» в одиночку лез?

— Ну допустим, колдуна я учую и один не пойду, а насчёт такого же как я — извини, пока не встречал.

Затем, отец повернулся ко мне. — Ну что, Этьен, поздравляю, с почином тебя. Чётко в грудь засадил, чисто сработал.

— Папа, так ведь мне даже посмотреть на него не дали!

— И правильно сделали. Тебя сначала обучить надо, чтоб ты мог один на один с вражеским стрелком глазами встречаться.

И мы поехали домой.

Ощущения после первого выстрела по живому человеку были сильно смазаны. Меня куда больше интересовал арбалет, попал я или не попал, и в чём же таком интересном мы поучаствовали. Сам факт лишения жизни разумного, на меня тогда впечатления не произвёл. Увы, отец довольно быстро это исправил. Подобные вылазки со стрелками, или в оцеплении, в качестве помощника «принеси-подай», стали достаточно регулярными. Отец явно пользовался возможностью познакомить меня с будущей профессией и коллегами по ремеслу. Забавно, но с обычной стражей мы почти не пересекались. Когда облачённые в полированные кирасы городские стражники появлялись на месте взаимодействия, всё уже заканчивалось.

Сегодняшний поединок не выделялся чем то особенным, просто он был последним кровопусканием, на котором я буду присутствовать. Десять лет академии, ну, или, хотя бы, восемь, практика вне стен начинается с девятого курса, если я правильно подслушал. А затем — «длинная и интересная жизнь». В перерывах между пыточной и ночными налётами.

— Этьен, а я тебя обрадую. К нам приехал дедушка с твоими старшими, всеми тремя. Так что, вот тебе десять корон, покажи Джесике и братишкам город, они здесь давненько не были.

Я взял серебряные монеты.

— Отец, целый золотой? И на что его тут тратить?

— Энни, не делай вид, что ты не знаешь, где можно тратить деньги в благословенном Каентале.

— Папа, но десять корон на одну прогулку — слишком много для дворянина, приехавшего из Галлийских гор. И слишком мало для ученика магической академии.

— А ты на время забудь, что государь выделил на твоё обучение пять сотен золотом. Просто пробежитесь по лавкам, купите праздничной ерунды, смешные береты с помпонами, как сейчас молодёжь носит. Зайдите в «Медовары», пусть ребята наедятся столичной выпечкой. В Фиелле они не каждый день могут такое попробовать. Тебе совсем не обязательно покупать драгоценности или оружие.

Отец улыбнулся.

— На приданное Джесики, я, как-нибудь, без тебя заработаю.

— Отлично, я тебя понял. В драки не встревать, знакомых не узнавать.

— Ты хорошо всё запомнил, сын. Надеюсь, эксцессов, как в прошлый раз, не будет.

По дороге домой, мы зашли на улицу мастеров, и дядя Ферзье (пожилому мастеру-оружейнику нравилось, когда я его так называл) принял покалеченную спату, пообещав собрать рукоять за три дня. Уже поворачивая с "Цветочной" улицы, берущей начало от дворцовой площади, и приютившей столичные домики вельмож и королевских сановников, к себе, на "Складскую", мы встретили похоронную процессию. Отчего-то подумалось, что хоронят Париса Контье. И так тоскливо стало. Вот жил себе лихой рубака. Наверное, от женщин отбоя не было. Рыцарь, настоящий, с конем и копьем, который должен скакать на врага впереди строя. И тут, дальний родственник возьми, да предложи этому красавцу за интересы семьи постоять. Дело-то плёвое для такого молодца. Ну, кто бы мог подумать, что связи маркиза выведут в дуэльный круг «ночного стража» из первой десятки, а на него, таких вот «Парисов» и пятерых может не хватить. И всё, был рыцарь — а теперь праздничный ужин для червей могильных. И понятно, что не Парис это в гробу. Никак бы не успели. Тело подготовить, да могилу вырыть — это за час не делается. Лежит себе в трупной палате, в ожидании последних почестей. Да и если бы успели, встретились бы мы тогда на "Цветочной". Что семье благородного дворянина делать на "Складской" улице, среди поварих и конюхов дворцовых. Но легче от этого не становилось. Отцовские «короны», увесистые серебряные десюнчики, теперь казались не пропуском в мир сладостей и модных тряпок, а поминальными монетками, которые кладут на глаза покойнику. Жаркая середина лета пахнула могильной промозглой сыростью, когда мы, поравнявшись с процессией, обошли кладбищенскую телегу, везущую открытую домовину с усопшим. Видимо, мой дар, даже находясь в глубокой спячке, смог уловить общий ментальный настрой.

Когда мы отошли подальше, отец ободряюще похлопал меня по спине.

— Да не кисни ты так. Был человек и помер. Наверное, хороший был человек, раз проводить на кладбище столько народу идет.

— А Парис — хороший был человек?

Отец посмотрел на меня уже серьезно.

— Вот ты о чем. Не знаю, я его всего пару раз видел. Обыкновенный вояка, быстрый, как для вояки. Только у него шансов не было совсем. Знаю я эту породу. Железа побольше, меч потяжелее, ну, или топор. Я его предельно просто подловил, и он повелся. Рубака, не фехтовальщик, ты же сам видел.

Я кивнул.

— Ну а там уж, решил не затягивать. Нельзя работу на чувства мерять, выгоришь в момент. Не переживай ты так, научишься, втянешься.

Я аж плечами передернул, до того противно стало.

— А если не научусь?

Отец грустно вздохнул.

— Не переживай, сын, все учатся — и ты научишься. Не забивай себе голову всякой ерундой. Тебе еще академию заканчивать, через десять лет и не вспомнишь. Ты лучше подумай, как золотой с толком пристроить, и старшим братикам больные мозоли, по поводу их не слишком частого появления в столице, не слишком оттоптать.

Я фыркнул.

— А что насчёт Джесики?

Отец как-то странно улыбнулся, и вздохнул, вроде как, и с сожалением, а вроде как и нет.

— Заневестилась наша Джесика. Скоро будем на свадьбе гулять, если всё сложится. Думаю, ей сейчас не до тебя будет. Но по дворцовой площади всё равно пригласи прогуляться. Вдруг там ей что из модных женских безделушек глянется.

Я кивнул. Ого как, казалось, всего год назад ничего похожего не наблюдалось. Но то, может, и казалось. Не сильно-то сестричка «младшенького» вниманием баловала. Между тем, мы уже подошли к своей калитке. Громкий щелчок отпираемой щеколды, короткая тропинка через палисадник. Дверь отпирается, я вхожу внутрь и тут же оказываюсь в могучих объятиях Конталя, самого старшего. Дедушка Натан, как же я был рад его видеть. Сухой, высокий старик, еще крепкий для своих годов, бурно выражал свою радость от лицезрения самого младшего, и, без сомнения, самого непутевого, (ну кто же еще в столице, вдали от родового гнезда может вырасти) внука.

— Ну как ты тут без нас? Много шкодил?

Я улыбался, я был счастлив. И никакого университета, никаких переживаний. Простое, незамутненное детское счастье. Как же я благодарен тебе, деда, за этот последний, яркий момент той самой родительской любви и заботы, ощущая которую, ребенок тянется к добру, к свету, стараясь сам создать нечто похожее хоть для кого-нибудь.

Смотря издали в тот день, я вижу, как «выковывалось» мое непростое решение. Мою волю, будто заготовку для клинка, то раскаляли докрасна пониманием неизбежного, то опускали в прохладную воду, давая «остыть», прийти в себя. Но, главная «шлифовка и заточка» ждала меня впереди. А, если точнее, наверху, на втором этаже, в моей комнате.

— Ну чтож, сорванец, очень рад тебя видеть, иди с остальными поздоровайся, пока они твою комнату не разнесли.

Я, еще раз крепко обняв деда, кивнул и пошел наверх, здороваться.

Взбежав по толстым дубовым ступенькам, я влетел в свою комнату. Однако, компания моих старших родственников выглядела, как застигнутые врасплох воришки, делящие награбленное. Лица напряженные, серьезные. У старшего, Брайна, занявшего мой стул, руки под подолом летней рубахи — прячет что-то, не иначе. Трой — смотрит на меня исподлобья, большие пальцы за пояс засунув. Всего на два года старше, а строит из себя не пойми что. Будто не он ко мне в гости приехал, а я к нему в спальню без спросу забрался. Джесика, когда я в дверь вломился, подскочила с моей кровати, где до этого сидела, вскинула руки к груди, будто испугалась чего то. Привык я свои двери рывком открывать. Вот и застал, ну, почти застал, свою «летнюю семейку», как любила шутить бабушка, за чем-то, явно для чужих глаз не предназначенным. Первой в себя пришла Джесика.

— Стучаться надо.

Я аж опешил. Да… Давненько мы не виделись.

— Правда, что ли? Сестричка, а ты часто, в свою комнату заходя, стучишься?

Джеси решила гнуть своё, да еще и заводиться начала, а зря.

— А если б я тут…

Я не дал сестрице закончить банальность про переодевание, к тому же, повышать на меня голос в моей комнате — точно не стоило.

— Если бы ты тут переодевалась в компании Брайна и Троя, я бы тебя не понял. Комната матери, для этой цели, годится куда больше, чем моя спальня.

Сестра уже набрала воздуха для ответа, но, не найдя походящих слов, и поймав хмурый взгляд Брайна, шумно выдохнула, и вновь села на мою кровать уже поглубже, облокотившись спиной о ковер, висевший на стене.

— А ты подрос, Этьен.

Восемнадцатилетний Брайн, статный, плечистый, черноволосый красавец, был копией деда в молодости, со слов бабушки. Не зная его возраста, вполне можно было предположить, что ему за двадцать. И голос был вполне под стать фигуре. Глубокий, спокойный. Только, вот, на меня это уже не производило былого впечатления.

— Есть немного, вы тоже хорошо выглядите.

От моего плоского комплимента Брайн хмыкнул, Джесика нервно хихикнула, а Трой, единственный из троих все еще выглядящий как подросток, покосился на меня еще более подозрительно. Не иначе решил, что я над ним издеваюсь.

— Как дела в Фиелле, чего бабушку с собой не взяли?

И тут Трой решил отличится, или, что скорее всего, в свои четырнадцать просто высказал то, что остальные в глаза бы говорить не стали. Я ведь, и вправду, не сильно интересовался нашим семейным хозяйством, изредка приезжая к родне на каникулы.

— "Как дела" тебя интересует? А я тебе расскажу, как дела. По зиме пришла лихорадка. И пока Брайн с Тофиком сквозь заваленные снегом перевалы пробирались в Богемку за медикусом, мы все вместе, и наши и Фетовские, у кого амулеты «чумые» были, за Лайкой присматривали. Помнишь Лайку?

Еще бы не помнить, веселая конопатая девчушка, на год младше меня. Дочка Ринара, разбитного рыбака, отличавшегося от большинства местных «пахарей моря» своим бурным военно-морским прошлым, и соответственным характером. Уж не знаю, как в наше селение занесло этого громогласного, незлобивого и охочего до выпивки и праздников дядьку. Но в Фиелле его уважали, и, порой, дедушка лично просить его «приглядеть за парнями на ярмарке, и подсобить, если чего». А ещё, у него была тихая, спокойная жена и дочь-хохотушка. Я кивнул брату, помню, мол.

— Так вот, Лайка сильной оказалась. Дядя Ринар и тетя Лейла, они за трое суток «сгорели». А вот Лайка — неделю держалась. Все снадобья, что нашли, всё вино, примочки там всякие, все что было и у нас, и у Фетов выгребли. Два дня не хватило, понимаешь, всего два дня. Короче, интересно там у нас. Джесика вот за Тофика Фету замуж собралась.

— За Тофика…

Вот это новость. Тофик, конечно, не урод, но и в качестве героя или галантного кавалера он виделся с трудом. Полноватый, нерешительный, только и того, что дворянского происхождения. Наш сосед, как, соответственно, и его сын, был самый обыкновенный «сельский лорд». У того самого Тофика, после смерти родителя, дай ему Всеблагой здоровья, окажется в распоряжении Кальха. Селуха еще меньше нашей. С дворянской усадьбой и все такое. Но вот чтобы у Джесики, сестрицы моей, барышни весьма себе на уме, не было далеко идущих планов женитьбы… Или же, те самые чувства? Или что-то еще, о чем я не знаю?

— Да, за Тофика.

Джесика села ровно, выпрямив спину.

— И чем он тебе не нравится?

Я немного опешил от такого захода.

— Да мне-то что, главное, чтобы тебе нравился, только вот…

Сестра посмотрела на меня злыми колючими глазами.

— Только вот — что?

— Ну, не знаю, как-то раньше я особо между вами ничего такого не замечал, ну, так я в этом и не особо-то разбираюсь, просто вот и удивился.

— Да ты знаешь какой он…

А вот такое я от Джесики не ожидал. Щеки горят, глаза блестят, того и глядишь, кинется.

— Он, когда лихорадка началась, свою «чумку» повитухе Касане отдал. Она, пока медикуса не привезли, все дворы по два раза в день обходила. Если бы не Касана, от двух деревень и одной бы не набралось. И еще он Брайна спас, и вообще…

Моя сестрица еще больше покраснела и замолчала. А я перевел взгляд на будущего наследника нашего родового поместья.

— Брайн?

Старший братец вздохнул, вспоминая о чем то, не очень приятном.

— Все так и было, Этьен. Я чуть не улетел со скалы, когда мы решили объехать засыпанную снегом дорогу по насту сверху. Было очень скользко, Тенька оступилась и завалилась на бок, я вылетел из седла и поехал в обрыв. Думал все, хана, отбегался. Тоф, этот идиот, на своем Тощем, прямо по снежному карнизу рванул, как вместе с карнизом не улетел — не знаю, Всеблагой на руках вынес, не иначе. Меня за куртку рукой зацепил и на верх вытащил. Вот уж от кого не ожидал, так это от нашего сонного Тоффи. Натурально спас мне жизнь, как в балладах. Натерпелись мы с ним в тот поход, ух, на всю жизнь запомню. Да и, кроме того, парень дельный оказался, подбросил пару интересных идей, как нашим поместьям на своего медикуса заработать. Касана, конечно, женщина героическая, но, увы, не все можно чистыми тряпками и горячим вином с лаймом вылечить. Да и к тому же, как лихорадка отступила, Тоф нашей Джеке предложение сделал, со свидетелями, коленопреклонением и колечком…

Брайн вздохнул, и продолжил.

— Наша леди Конталь — колечко милостиво приняла. И теперь, по осени, будем свадьбу справлять, так-то.

— Ну, это…

Я немного растерялся.

— Это замечательно. Только мне, увы, там побывать не светит. Я очень рад за Джесику.

Сестра громко фыркнула, сидя на кровати, я повернулся к ней и сконфуженно закончил.

— Ну, в смысле, Джесика, я за тебя очень рад. А меня вот в академию запирают. И если то, что я успел об это местечке узнать — правда, то ближайшие лет восемь мы вряд ли увидимся. По этому, предлагаю сегодня прогуляться по городу. Отец под это дело десять корон выделил, так что вполне…

И тут меня перебил Трой. Раскраснелся не хуже Джеськи. И глаза пучит, хоть орать не пытается.

— Десять корон, говоришь? Да это же годовой податной за обе деревни. Знаешь, почему бабушка с нами не поехала?

Я аж назад к двери подался от неожиданности.

— Да откуда же мне знать, я как раз у вас и спросил.

Трой перешел на громкий шепот. Интересно, кого подозревал в подслушивании, папу с мамой или деда?

— А к нам милорд Дункан с писарем из королевской канцелярии повадились наезжать. У них новый королевский рескрипт. Податное желают летом собрать.

Летом? Ерунда какая-то, все основные ярмарки осенью проходят, и за податями, как раз, в конце осени и приезжают. Сейчас у наших горе-крестьян с их огородами и рыбаков, разве что сетями и лодками можно налог истребовать. А потом что?

— Это с какого перепуга Дункана летом за податями понесло? Он что, собрался свою рыбацкую артель организовать и хочет лодками у нас разжиться? До большого торжища монет не будет, это даже я знаю.

Тяжело вздохнув, Брайн продолжил начатое Троем повествование.

— Наверное, не только мы свадебку по осени играть собрались. Вот деньга в неурочный срок и понадобилась. Ходят такие слухи.

Я недоверчиво покосился на старшего брата.

— То есть, рескрипта нет? Его Дункан сам выдумал? Так его за такие дела…

Брайн меня перебил.

— Ну давай, скажи, что именно с ним будет за такие дела? Папа приедет и на дуэль его вызовет? Он граф, между прочим. И пользуется покровительством герцога Себастьяна. Не с нашим происхождением у него что-то требовать. В том числе, и показать рескрипт.

Я недоверчиво покосился на сестру и Торя, Джесика печально кивнула подтверждая слова старшего. Бред какой-то.

— И что? И причем здесь бабушка?

— При том, что бабушка — все же леди Конталь, а не простая рыбачка. Этот ублюдок обещал прийти с солдатами из гарнизона, и обыскать деревню на предмет сбора подати. Бабуля ему заявила, что после этого, подаст рапорт королю на его бесчинства, и покровительство герцога его тогда не спасет. И теперь сидит она в поместье, и стережёт нашу родную Фиеллу. Вот такие дела, братишка, а ты «академия»….

— Так это, возьмите тогда деньги себе, вам они нужнее, тем более, отец их, всё равно, нам на прогул сегодняшний определил.

У Троя прям словесное недержание сегодня что ли?

— Мы твоих кровавых денег не возьмем, или ты думаешь, что мы не знаем, как их отец зарабатывает.

Брат хмуро на меня глянул и добавил.

— А вскоре, и ты к нему присоединишься.

Ну, допустим, братец немного ошибся. Так-то я уже больше года в ночной страже стажируюсь. А вот про кровавые деньги — это что-то новенькое. Раньше я подобных фраз от него не слышал.

— Это сейчас что было? Трой, а как же подарки, которые отец вам дарит? А то, что он регулярно в нашу чудесную «загородную резиденцию» вкладывается? И на сети, и на те же лодки. Специи для посола макрели и краснухи — аж в самой Салехсе с нарочитым заказывали. Чтоб у наших мореманов самая вкусная рыбка в округе была. И теперь — о как, деньги тебе, вдруг, кровавыми стали?

И опять в разговор вмешался Брайн.

— Ты извини, брат, но тут такое дело, не можем мы от тебя сейчас эти деньги взять, хоть за предложение спасибо.

— Это отчего вдруг?

Тут уж я совсем потерялся. Ну ладно, Трой вдруг начал страдать излишней мнительностью. Чего раньше я за ним не замечал. Но Брайн-то здесь причем?

— Есть в наших краях такое поверье, ты и не слышал, наверное, потому что тебя совсем малым в столицу забрали: если новое дело начинаешь, ничего, что с пролитой кровью связано, использовать нельзя — удачи не будет. Одежда, драгоценности, деньги, даже башмаки желательно сменить, исключение только для оружия. Не можем мы рисковать, слишком важные начинания затеваются. И дело не только в Джеськиной свадьбе, хотя и это тоже. Мы деньги нашли, точнее не деньги, кое-что получше. Только извини, тебя в детали я посвящать не хочу. Уж очень ты далек от наших хлопот, а будешь еще дальше.

— Не хотите, так и не посвящайте. Переживу как- нибудь.

Джесика решила, под конец, все же «вставить шпильку».

— Конечно переживешь, ты же у нас теперь — без пяти минут ваше магичество с королевским патентом, и без конкурса. Как удобно, когда в жизни за тебя уже всё решили, знай себе — только не зевай, когда ложку ко рту подносят.

Ну да, прям вижу себе эту «ложечку», особенно, когда приходится на крыше, с арбалетом, старших прикрывать. В меня-то еще, толком, ни разу не выстрелили. А вот ребят из тайной стражи, и стрелков и контактников, «царапали» регулярно. Одного — при мне, до смерти, и даже маг-лекарь спасти не смог.

— Желаешь поменяться, Джесика?

Сестра презрительно скривила губы.

— Сейчас нет, поумнела. А вот раньше — да, очень.

Ну вот, она опять на меня голос повышает, не завидую я Тофику. Брайн на сестрицу шикнул, и продолжение последовало уже более спокойным и тихим, но не менее презрительным тоном.

— Представляешь себе, не с Румяной и Ксирой бочки засоленной краснушки в погребе пересчитывать, а с наследным принцем и его свитой на охоту выезжать. И с большим усердием кланяться государю. И не забыть поблагодарить за королевскую стипендию, я же правильно понимаю, что ты пять сотен золотом своей волей и талантом заслужил? А не папиной протекцией да маминым чародейством. Да и кто ж вас, палачей, любит-то? Нет, не стала бы я с тобой меняться.

Ну прям день откровений.

— А палач-то тут причем? Он при дворце один.

— Нет. Тот палач, он, вроде как, и в крови по локоть, но дело свое честно делает, на площади и при народе. А вот папенька наш — и тем отличиться не удосужился. Все больше по подворотням народ режет. И тебя, вот, как я слышала, к делу приставил. А как на колдуна выучишься, так и вообще «мозголомом» станешь. Представляешь, как удобно, бедолагу зачаровал, а потом — ножиком по горлу. И ни тебе опасности, ни риска. Сплошное уважение и почет. Только вот, даже солдаты гарнизонные, на что уж животные тупые, а, все же, почестнее вас будут. Они, хоть, если случись что, первыми в бой пойдут. А вашего брата, вроде как, и нет вовсе. Не зря вас в народе палачами кличут.

Это вон оно как, оказывается. Значится, ночная стража, она же незримая, у простых людей и мелкопоместных дворян не в почете. Догадаться-то было не тяжело, но чтобы настолько…

— Ну, что же, родителей не выбирают. Стало быть, денег кровавых вы не возьмете, гулять со мной вы не хотите, и в дела свои тайные посвящать не будете. Хорошо, я как-то особо и не напрашивался. Только вот, давайте не будем деда обижать. Вместе спустимся в зал, я скажу отцу, что пойду показать вам столичные диковины, мы выйдем, а дальше дело ваше, раз вам с будущим палачом не по пути.

Ну да, и снова Брайн-миротворец.

— Этьен, не сердись на Джесику, у неё сейчас ум за разум от нервов…

Я перебиваю старшего брата.

— У Троя тоже?

— И у Троя тоже. За предложение — спасибо. Как выйти из дома, чтобы не вызвать ненужных вопросов, я пока не придумал. Это мы перед твоим приходом и обсуждали. Твой вариант идеален. И, прошу тебя, когда выйдем, не ходи за нами. Всего даже дед не знает. Он нас прибьет, если проведает, что мы задумали. Ты прав, родителей не выбирают. И то, что всё досталось тебе без труда, слепая игра случая и немного маминого чародейства, я думаю. Если тебе повезет, будешь с сильными мира на короткой ноге. Я, если честно, поверить не мог, что ты с принцем на охоте за одним столом сидел. Туда нашего низкородного брата обычно и близко не подпускают. Я и герцога-то нашего вблизи всего пару раз видел. А про «палачей» — забудь. Мне дед доходчиво объяснил разницу между вами и обычными стражниками. Кому-то и эту работу делать надо.

Брайн встал со стула, размял затекшие ноги, и кивнул мне, показав глазами на дверь.

— Ну, веди.

Уж не знаю, что там мои родственнички затевали, но сдавать их у меня резонов не было. Ушли мы без проблем, как и собирались. Спустились вниз, я попрощался с отцом и дедом, сказав, что когда возвращаться будем — не знаю, столица большая, и сразу всего не покажешь. Выйдя за калитку, мы вместе дошли до поворота на «Цветочную», и уже там разошлись в разные стороны. В чем-то Брайн прав. За последний год я вспоминал Фиеллу хорошо если пару раз, когда отец туда письма с подарками отправлял. Разойдутся у нас пути-дорожки, уже разошлись. И узнавать, каким же хитрым образом моя родня решила поднять доходы деревни, а то и сразу двух в десять раз, не очень-то хотелось. Справятся — молодцы, нет — ну так на "нет" — и суда нет. Хотя, удачи Брайну я мысленно пожелал. А вот Трою и сестрице желать чего-то хорошего, даже в мыслях, не получалось. Уж слишком глубоко в сердце их нелюбовь к брату везунчику запала. Не то чтобы я хотел им всё разъяснить. Рассказать про непростую жизнь ночных стрелков, иногда слишком короткую. Про «золотую клетку», будь она неладна. Про пыточную, и единственного друга, интересующегося кладбищами и покойниками куда больше, чем живыми людьми. Нет, смысла в этом никакого. Может быть, поймут, когда вырастут как Брайн, а может, и вовсе не поймут. И я останусь для них на всю жизнь ухорезом с королевским патентом. Тофик героем стал, моего брата спас, родную деревню спас, к сестре, вон, сватается, и отец, как я понял, ничего против не имеет. Я, может, тоже Роба спас, он, как раз, перезаряжался, когда из окна купеческого дома мужик с арбалетом высунулся и на него навелся. Только выстрелить не успел, я ему болтом голову прострелил. Да только не будет мне Роб сватать свою сестру или дочку, даже если они у него и есть. Имя свое сказал и всё. Уже, считай, приятелями стали. Я его, сдуру, в городе окликнул, так отец и Роб такие лица страшные корчили, ну очень тайные стражи. А через пару недель мне предстоит нырнуть в очередной круговорот спеси и предательства. У всех благородных малолеток, у кого хоть капля магического таланта имеется, только и разговоров о «нашей прекраснейшей академии». Уж чего я только о ней не услышал. И традиции там древнее, чем у самих мудрецов из башен Си — Ом. И кормят там не хуже, чем во дворце. А уж как одеваются магички и чародеи, когда король дает бал… И, что самое противное, с большинством будущих студентов я отлично знаком. И если в «клетке» подлость и тщеславие «элитных учеников», кое-как, сдерживались страхом перед родителями, которые запросто могут устроить выволочку по жалобе учителя, то в академии всё было иначе. Поступавших по королевской квоте, или же от торговых и ремесленных гильдий, было меньшинство. Еще меньше на курсе было детей самих чародеев. Я, скорее, исключение из правил. К алхимикам и травникам в нашей академии относились как к вспомогательному персоналу, и квота на их детей не распространялась. Это отец выхлопотал мне королевскую стипендию, под обязательство отработать оную после выпуска, в качестве офицера-дознавателя. То, что я, при этом, буду состоять в ночной страже, даже не оговаривалось, как нечто само собой разумеющееся. Реально, работать, используя колдовские плетения, как основной рабочий инструмент, будет, хорошо, если четверть студентов: те самые стипендиаты от гильдий и королевских служб, и, может быть, дети колдунов. А вот большинство — воспринимает обучение в чародейской академии, как некий обязательный элемент придворной жизни. Людей совсем без таланта, не важно в какой стихии, очень немного. Для них, к слову, есть весьма специфические магические амулеты, которые позволяют из «пустышки» сделать достаточно опасного противника, именно против наделенного магическими способностями воина. Но, речь не о них, большинство благородных, так или иначе, одарены Всеблагим. И, даже если сила таланта незначительна, в академии возьмутся обучать отпрыска благородной фамилии за деньги. И не просто за деньги, а за очень большие деньги. Когда Трой сказал, что десять корон, монет достоинством в десять серебряных каждая, в сумме дающих один золотой — это поземельный налог за два наших села в год, он, все же, был не совсем прав. В Фиелле прошлой осенью было пятнадцать жилых домов, плюс наша усадьба. Итого: пятнадцать раз по десять серебряных, и один раз полста — два золотых в год. Не сложная, в общем, математика. Но некое представление получить можно. Почти восемь десятков людей за год заработали, очень приблизительно, и не каждый год, но, считается, что заработали, двадцать золотых. Сколько нужно работать, чтобы оплатить обучение в академии для внука «деревенского лорда» из рыбацкой деревни?

В хороший год, Фиелла приносит Конталям два-три золотых чистыми. Чтобы отучиться в академии, нужно пять сотен. И это не учитывая затрат «на платье и стол», которые берёт на себя корона или гильдии. Там, конечно, не только на одежду и еду, так же, на ингредиенты для ритуалов и обрядов, и прочее сопутствующее, типа бумаги, чернил, а позже — магических расходников. Благородные лорды платят за своих детишек по тысяче монет. Нужно ли говорить, что «лорды деревенские», точнее их детишки, могут попасть в святилище магической науки лишь случайно. Как, впрочем, и дети простого люда. Иногда случается недобор по гильдийским или королевским квотам. Не всем будущим выпускникам сверкать переливом алмазной пыли на камзолах и платьях при дворе нашего монарха. Кому-то и работать надо. В случае, если заявка на мага соответственной категории есть, оплата есть, а заказчики не смогли найти среди своих детишек одаренного, ну к примеру, в магии огня с силой таланта, достаточной, чтобы он смог защитить диплом, а им специалист нужен — у обычных детей, с высоким магическим талантом, появляется шанс. И будет этих детишек в приемном зале ух сколько. Был я там год назад.

Со мной — другой случай. То, что у меня пробудился талант, мать узнала почти сразу. А вот какая именно стихия мне дарована Всеблагим, и насколько талант силен, выясняли гораздо позже. И, волею слепого случая, или же божественного проведения, тут уж — кто во что верит, я оказался наделен сродством к стихии чистого разума, астрала. Это, во многом, и решило мою будущую судьбу. Год назад, мы с отцом приходили в приёмный день в академию. Там меня, в очередной раз, осмотрели и подтвердили незаурядные, но, пока спящие, способности, и предложили поступать. Отец отказался. В академию принимают с девяти до двенадцати лет, бывают, конечно, и исключения, но со мной порекомендовали не затягивать. Однако, Эрик Конталь решил и сам поучаствовать в моем «образовании». Теперь, вот, подходит срок. Через пару недель я окажусь в новой «золотой клетке», только уже без возможности сбежать с уроков и спрятаться у себя дома. А что будет после окончания обучения, и думать не хочется. Энтони как-то сжился со своим будущим, а я вот, не хочу. Не хочу, чтобы родня, при упоминании моего имени, кривилась, и, тяжело вздыхая, выдавливала из себя «ах, этот… ну, да… сынок — весь в папу пошел». Но, выбора-то, как раз, мне и не оставили. Ох, Джесика, знала бы ты, во что мне обойдется та самая «охота с принцем». Махнуть бы куда подальше. Да толку-то, если «осяду» близко от Лидара, найдут, и довольно быстро. Если далеко податься, то что там делать… да и в чём смысл? Вместо ночных засад на всякую разбойничью шушеру и изменников — самому в бандиты идти? Что умею-то, кроме как в людей из арбалета стрелять? Без магического обучения, алхимик из меня будет очень посредственный. Мало знать пропорции и рецепты. Их еще и готовить надо правильно. Там столько нюансов. Без крайне специфического обучения, позволяющего в процессе варки чувствовать температуру, исход магической составляющей из раствора, момент синтеза двух разных ингредиентов, ничего, сложнее отвара от кашля, не сваришь. Да и кому нужен двенадцатилетний сопляк; в ученики, разве что, к кому нибудь пойти. Или в колонии уехать. Там свободные руки завсегда нужны. Уж лучше лес топором валить и тем же топором от диких зверей отмахиваться, чем вот это всё «развесёлое будущее».

Ноги, тем временем, несли меня знакомым путем. Мимо красно-кирпичных дворцовых стен, с этой стороны не снабжённых окошками. Мимо роскошных лужаек и «пряничных домиков» знати, на другой стороне «Цветочной» улицы. Идти мне сейчас было попросту некуда. Раз решил бежать, то делать это надо немедленно. Если отец меня поймает, а он, наверняка, попробует, весь мой душевный порыв закончится ничем. Может быть, мордобоем, но, скорее всего, просто скандалом и увещеванием о пользе для семьи и важности королевской службы. Не то чтобы я был против, вон, у вас Трой есть, из него палача и готовьте, или тайного стража. А я не хочу. Теперь мой мозг начал работать уже совсем в другом направлении. Появилась цель, пока неясная, но я, хотя бы, точно понял, чего я совсем не хочу. Отец не начнет поднимать тревогу до утра. Не знаю, когда вернутся братишки с сестрой, и вернутся ли они вообще, но моё ночное отсутствие — дело привычное, не раз и не два мы с Энтони путешествовали по ночам. А вот утром, когда выяснится, что я не валяюсь у себя в комнате, пробравшись через окно, начнется тарарам. И, к этому времени, мне, в идеале, нужно быть уже очень далеко, и желательно, в море. Иначе мама сумеет взять направление по крови, а отец, чем демоны не шутят, пока Всеблагой занят, наймет мага-воздушника, мастера урагана, и тот запросто догонит меня по небу, в каком бы направлении я не убегал. Мне не просто сбежать надо, но еще и потеряться. А это — дело очень непростое, если брать в расчёт магов. Стало быть, вариант один, нужно покинуть Кайнтал прямо сейчас и так, чтобы ни стража, ните, кто будут моими невольными помощниками, о том, что я покинул город, так и не узнали. Иначе и смысла затеваться нет.

Как же много интересного можно услышать, присутствуя на «советах» офицеров тайной стражи. Где и как можно проскочить под носом у городских «коллег». Кого и где, и с помощью кого ловить. И где именно найти уже не получится. К сожалению, маршрут всего один. До северного побережья быстро не добраться. Никак не успею. Ближайший портовый город — это Рант. От него до Южной Богемии дня три по дорогам ехать. На корабле — значительно быстрее. Но мне и в Богемку-то не особо надо. Хотя, оттуда корабли ходят куда чаще. И найти транспорт до колоний в Богемии будет попроще. Если я не смогу до завтрашнего восхода солнца оказаться на палубе корабля, вышедшего в море… То завтра и будем решать, что делать в этом случае, а пока — меня ждет рынок. Смех-смехом, но сейчас я владею небольшим состоянием. Одну корону точно надо разменять, в том числе, и на медяки. Иначе, я сильно рискую. Даже в столице можно нарваться на приключение с какими-нибудь залетными идиотами, если заплатить в таверне за ужин серебряной десяткой. Что уж говорить о Ранте. Там серебром «сорить» опасно для жизни. А вот обыкновенная еда, сушенные лепешки, вяленное мясо и фляжка кваса — в дороге будут необходимы. И купить их лучше сейчас. Заодно и корону разменяю. Рынок встретил меня привычным гулом многоголосья. У кого-то жаренные пирожки сами в рот просятся, кто-то «исцеляющий эликсир от всех болезней прям за десять медяков» впаривает, жизнь бьет ключом. Главное, сейчас на знакомых не напороться. Прежде всего — дорожный плащ. Лето, конечно, это очень хорошо, не замёрзну, но вот спать на камнях или земле — даже летом не особо приятно. Выбрал себе кожаный плащ с капюшоном и шерстяным подбоем, новенький, по росту, за полкороны, заодно и разменял. Тут же, котомку черезплечную, пообъёмистее, насмотрел. Чтоб без пряжек и украшений. Еще не хватало, чтобы меня ограбили из-за красивой сумки. Сорок медяков запросили, терпимо. Теперь — в обжорные ряды. «Пирожки свежие, с зайчатиной, налетай, по медяшке за штуку». Пирожки, говорите, знаем мы ваши пирожки, небось, еще утром гавкали, а теперь вот «с зайчатиной». Дородная тетка, нахваливавшая свою нехитрую снедь, показала мне кулак, когда я, демонстративно, принюхался, проходя мимо её пирожочного лотка. А вот и то, что мне надо — сухие лепёшки с ягодой и орехом. Купил сразу пачку, и ещё одну серебрушку на медь разменял. Прям золото, а не пища. Кусочек пожевал, водой запил, и есть не хочется. Отец их покупал в дорогу, когда в Фиеллу ехали. Их, если не мочить специально, и в тряпицу завернуть, неделю будут как свежие. Да и потом, можно раскрошить и съесть. Несколько тонких платков из простой ткани я купил чуть раньше, вместе с дорожной флягой, затянутой в грубую плотную ткань. А уж квасу залил и в себя, и во флягу — самого вкусного, что был на рынке. Ну, и в качестве последнего штриха, палку сыровяленой сухой оленины со специями. Ох, и вкусная же штука! Я к ней пристрастился, когда по крышам с Робом и остальными лазил. От такой вот «колбаски» кусочек отрежешь, и медленно медленно жуешь. И время летит быстрее, и, вроде как, мяса поел. Мне её надолго хватит. Запрессованная в свиную кишку и завернутая в промасленную грубую бумагу, с обязательным холщовым мешочком поверх, пряная оленина согрела мою измученную переживаниями мальчишескую душу сладкими грезами о ближайшем перекусе. Отдав торговцу причитающуюся серебряшку, из уже разменянных, я спрятал симпатичный белый сверток в черезплечную суму. Сухая колбаса, для любителей разных деликатесов, продавалась в мясных рядах и в лавках, торгующих готовой снедью. Но там она стоила изрядно дороже, и покупали её по сто-двести граммов за серебрушку, всякие разночинцы побогаче, или кто попроще — к праздничному столу. А если пройти метров триста, в сторону больших торговых лобазов, в которые приезжие купцы сгружали привезенный товар, та же «палка» вяленной оленины стоила один серебряный целиком, хоть на кусочки её и не резали. Наши, как раз, здесь «жевачку» и брали. Добавлять в сумку что-то ещё — смысла не было. Есть тысяча и одна мелочь, которая может пригодиться как в путешествии, так и на новом месте. Да только вот, странствовать мне предстоит относительно недолго, во всяком случае, до Ранта. И в обстоятельствах крайне стесненных. Так что, оставшиеся девять серебряных корон, да пара серебрушек с жменей меди — самый лучший багаж. Осталось сделать самое главное. Найти транспорт, идущий к ближайшему порту, будет несложно. А вот незаметно пробраться в него и спрятаться, это куда более творческая задача. Джесика сказала, что я ничего сам не добился. Ну вот и первый серьезный экзамен. Как таких «хитро спрятанных» находить, отец и Виктор, первый из ночных стрелков, с кем я познакомился, мне показывали. А вот как самому затаиться в чужой телеге или карете, да так, чтобы не вызвать законного возмущения у владельцев или попутчиков — вот это интересная задача. А еще надо учесть, что при проезде через торговые ворота, впрочем, досмотр может произойти на любом из четырех выездов, любую телегу или карету, за исключением гвардейских или королевских экипажей, могут выборочно проверить. И проверка может быть как формальной — заглянули внутрь салона или отворили полог укрывающий телегу, так и пристрастной: тут уже зависит от того, что именно ищут, или кого. Бывало, дам до нижнего белья раздевали при обыске. А ещё нельзя, чтобы стража на воротах меня «срисовала». Дети нечасто путешествуют, и даже если я в женское платье оденусь и румянами разрисуюсь, как Джесика, когда ей делать нечего, рост и примерный возраст сделают такую маскировку «ничтожной тратой времени», любит же отец, порой, красиво фразу изогнуть. Нужно или спрятаться целиком, или же, наоборот, привлечь к себе побольше внимания, при этом, непостижимым образом изменив рост. Про мордаху и «размах плечей» и говорить нет смысла, хоть карликом бородатым выряжусь — попадусь тут же, ну, в смысле, когда у папы руки дойдут проверить. Но всё это будет важно не ранее, чем определится транспорт. Эх, рвануть бы верхом, может, и дотемна уже на месте был бы. Но вот вопрос: кто мне даст на выкат оседланного скакового? Про «купить» — я лучше помолчу, денег не хватит. Да и после подобной скачки, ходить я буду ну очень своеобразно. Если вообще доеду, все-таки, моя родная Фиелла — не степная вольница с несметными табунами жеребцов и кобыл. Мне парус и рулевое весло намного ближе, чем седло и уздечка. Ладно, помечтали и будя. Даже если бы я сейчас нашел какую-нибудь старую клячу за полста серебряных, то, во-первых, черта лысого бы я её, по приезду, смог быстро сдать за приемлемую цену. Во-вторых, кто её здесь мне продаст, не задавая лишние вопросы? Из порядочных людей — никто, а то ещё и побегут выяснять у родителей, «почто малой денюжки из семьи украл». А из непорядочных… Даже если, вдруг, и найду каких-нибудь «продавцов подержанных лошадей», надолго они в столице не задерживаются, ночной король их живенько нашим сдает, так потом, как пить дать, отбиваться придется. Эффект неожиданности — дело, конечно, хорошее, но он быстро заканчивается. Я, все таки, не отец, и мне парочки головорезов, знающих за какой конец нож в драке держать надо, вполне может хватить. Значит, надо искать колёсный транспорт. А где искать? Правильно, у ворот торговых, которые, как раз и выводят на тракт до Ранта, почти по прямой идущий. Всего разок там проезжали, когда оказия была морем до Богемки добраться по быстрому. Поля, деревни, нечастые холмы, да лес вдалеке. Там даже гор почти нет. Только уже в самом городе видно, где кряж начинается, аж до самой Галии тянущийся. А у ворот, обычно, народ тележный да с экипажами длинной очередью собирается перед выездом. Но, там особо не подсядешь. Точнее, подсесть, как раз, и можно, на телегу попроситься, «до ближайшей деревеньки к родственникам». Или, если очень повезет, на широкий облучок к кучеру, байками его развлекать, пока он катает благородных господ, или просто тех, кто смог проезд оплатить в «дорожном» экипаже. Обратиться к «дорожникам» — идея, конечно, хорошая. Они, за вполне вменяемую плату, народ из города в город возят, ну или за город, если по дороге, и по деньгам для пассажира окажется. Да только туда-то, как раз, отец и заглянет еще до стражи на воротах. И проситься на «подсадку» мне не с руки. Даже если стража проверять не будет, мальчонка на телеге, а уж, тем более, на облучке у кучера, заметная примета. А в страже, в каждой смене, есть глазастенький такой, и памятливый. Он, обычно, в обысках и досмотрах не участвует, а со стороны глядит. Вдруг, какой-нибудь возница или крестьянин с телегой под описание ухореза, в королевском поисковом листке находящегося, подходит. Он-то точно меня не пропустит, запомнит, и расскажет. А если я, только напросившись проехать, тут же, до досмотра, спрятаться попрошусь… Глупость еще большая, сами же возницы страже и сдадут. Думай голова, шляпу куплю. Тем временем, я бодро топал мимо здоровенных лабазов в сторону торговых ворот. Здесь к жарище добавилась пыль, в огромном количестве летающая по «большой рыночной» улице. Благо, и телег, и пешеходов хватало с избытком. Это вам не безлюдные окрестности дворцовой площади. Торговый народ жарой не проймёшь, люди деньги зарабатывают. Быстрее продал — больше получил, и снова в путь за товаром. Не то что в нашей глуши, в Фиелле. Полгода рыбку ловишь, месяц солишь-коптишь, месяц продаешь. Ну, а потом, хочешь — сети чини, хочешь — лодку конопать, скукота. Я мысленно улыбнулся. Наши рыбаки, и, с позволения сказать, крестьяне (с огорода многие жили, да только никто не зарабатывал, всё сами съедали, что вырастало), сильно завидовали вот таким развеселым купцам, и очень их не любили. Торгаши со своими телегами катались по всему королевству, и скупали у местных выращенное и выловленное за гроши. Покупали такие заезжие за цену, втрое-впятеро ниже, чем на ярмарке. Ну а то, что на продажу привозили… Селяне предпочитали на торжище закупаться. А если что особое понадобилось, то проще неделю на дорогу до Богемки и обратно потратить, и на тамошнем рынке, то, что надо, выбрать, да еще и с хорошим торгом, чем заезжему упырю кровные медные грошики и серебрухи, морем заработанные, втридорога платить. Помню, когда мы в «столицу герцогства», в Южную Богемию в смысле, с братьями и сестричкой по каким-то своим надобностям собирались, к нам таких вот «ходоков», обычно, парочка напрашивалась, «на закорках постоять». Все ж быстрее, чем в телеге, или, не приведи Всеблагой, пешком. А в трактирах и в самом городе, на каретном дворе, прям в экипаже дрыхли, типа охраняли. Ох и орала на подобных «попутчиков» Джесика, если они на стоянках колодец для омовения и постирушек посетить забывали. Но, все равно подвозили — свои же.

Мысли снова увели меня в уютную и теплую Фиеллу, которую я, скорее всего, больше никогда не увижу. Такого позора, это если у меня всё получится, родитель мне не простит. Ну, да что делать, карьера дознавателя — не то, на что я хотел бы потратить всю свою жизнь, простите папа и мама, не оправдал. Тем временем, закончились здоровые лабазы. По сути, огромные пустые хоромы, только стены да ворота, больше там и нет ничего, ни окон, ни выложенного пола, дырки под крышей — для света, и земля утоптанная под ногами. Для хранения товаров, требующих особого ухода — вполне подходят. А вот за ними началась «вонючая поляна». То еще местечко, работать неудобно, народу постороннего куча, лошади, телеги, и грузы из тех, которые в крыше и стенах не нуждаются, или же такие, что никто их, даже с доплатой, под крышу не пустит. Такое себе огороженное поле, на которое, за небольшую плату, запускают купцов с телегами на постой, пока те груз распродают. Понятно, что охрана и возницы обычно тут же, при товаре, и живут. А иногда и сам купчина, если молод, или не в меру прижимист, чтобы комнату в кабаке снимать. Сюда же и девок гулящих водят, и еду себе здесь готовят, ну, и отдыхают, как умеют, с песнями, вином и драками. Ну, и, понятно, всякие проныры местные шустрят. Где товар у заезжего купца, в обход рыночных воротил, подешевле выкупить, или в кости незадачливых возчиков «обуть», а когда и просто украсть что, ежели охрана перепилась. И такое бывало. Стража городская здесь специальный пост держит, только помогает он слабо. Ох, помню, и намучались мы. Банда залетных «игрочков» решила с одним лордом благородным, в трактире не первой свежести, в «линию» костями в стаканчике погреметь. Лорд — придурок, ну не дитё же, мог и прикинуть, что его с телохранителем, случись что, на всех может и не хватить. Как потом, выживший буквально чудом, охранник рассказывал, лорд развлекаться изволил, нервы себе щекотал. С местными бродягами, воровайками всякими, что под "ночным королём" ходят, по маленькой в ту же «линию» медяки просаживал, да вино крепленное внутрь принимать изволил. Местные его знали, и на простой камзол без украшений, и, типа, обычного парнягу-охранника, не велись, обжулить не пытались. Вели себя в рамках приличий, и отпуская солёные шуточки, то выигрывали, то проигрывали на относительно честных, неподкрученных «костях» трактирщика, попивая дешёвую местную бражку. И тут явились залётные. Разобравшись, «у кого деньги водятся», подкатили к лорду, «а давай, мол, с тобой по серьезному на наших костях» и серебряную «корону» на кон выставили. Лорд посмеялся и предложил две партии. Сперва на их костях, а потом на своих. И вытряхнул из мешочка на стол свой набор. И тут заезжие «игрочки» сделали большую ошибку. Они приняли хмельного лорда, ищущего острых ощущений, за собрата-«игрочка», лопоухих идиотов на монеты обувающего подкрученными «костями». И, да, кости у лорда были подкрученные, и острых ощущений, последних в своей жизни, он получил сверх всякой меры. Порешив, что играть они будут местными трактирными, и, притом, несколько проверочных партий по медяшке, а затем, одна партия по серебряному десюнчику с носа. Играли по всем правилам, до трех побед. Охранник рассказывал, у всех, кто был в трактире, мало что искры из глаз от напряжения не летели, по две партии взяли и залетные, и лорд. А третью — вышло «игрочкам» первым метать. И у них «улица» легла. Говорит, тишина такая была, что слышно было, как сердце билось. А потом лорд «линию» выкатил. Что тут началось! И «ваши кости подкрученные», и «да ты ваще кто такой». Схватились за ножи. И в первый же миг, телохранителя глушилкой обездвижили, и в печень стилетом ткнули. Может, дёрнись они с «глушилкой» на лорда, там бы все и остались. Но вышло иначе. Не сработал амулет защитный у охранника. Там целое разбирательство было, «отчего не сработал, и был ли умысел». Телохранителя еле живого допрашивали, слава Всеблагому, аккуратно и с почтением. В итоге — наградили, всё же, бился насмерть за хозяина, в прямом смысле этого слова. А вот лорд, оставшийся без прикрытия сзади, успел двоих уложить, одного кинжалом, другого молнией с кольца, и сам лёг. Два ножа в спину, один в сердце, второй в легкие — тут никакая магическая подвеска не спасёт. Когда местные поняли, что случилось, сами за ножи схватились. Залетные, кто жив остался — вон из заведения, и «растворились в ночи». Трактирщик за стражей рванул, гуляки ночные, понятно, врассыпную. Не любят «подданные» "ночного короля" с городской стражей пересекаться. Телохранителю очень повезло, на крики, «там благородного ранили, помогите», кроме стражников, откликнулся шедший мимо по своим делам молодой медикус из королевской лечебницы, магистр жизни. Ну, и когда выяснилось, что помощь, в том числе и магическая, его высокородию уже не нужна, взялись пользовать, уже отходящего к Всеблагому, вояку. Ну, и "что, да как" выяснили. Убийство лорда — это вам не хухры-мухры. Мёртвых «игрочков» срисовали, и озадачили «ночного монарха» найти, где живые, зря, что ли, у него армия нищих подъедается. Убийцы достаточно быстро нашлись. Оказывается, эти «весёлые ребята», в свободное от метания костей время, служили охраной у караванщика, приведшего пятнадцать телег на «вонючую поляну». Совсем немного расспросов, благо, караванщик был нежадный, деньги водились, сразу нескольким купцам грузы доставлял, и проживал он не с грузом и телегами, а с «походной женой» в отдельно снятом домике. Выяснялось, что на «бедных охранников» напали ночью лихие люди, двух убили и за оставшимися тремя гнались. Они теперь в кухонном фургоне прячутся и на свет божий носа не высовывают. Мертвых «игрочков» хозяин каравана опознал, ошибки быть не могло. Решили, не особо церемонясь, прямо на месте отработать. Решить-то решили. Да только вот, вокруг куча людей вообще не при делах, кони, повозки. У наших стрелков основное оружие — боевые арбалеты. А эти упыри сидят в крытом тканиной фургоне, их еще вымани. Если, не дай Всеблагой, по ухорезу промахнёшься, хорошо, если кобылу поцелишь, а если какого возницу или охранника? И «шумелку» внутрь не закинуть, не дай бог, заполыхает всё, а если даже нет, она громкая и яркая. А ну как кони взбесятся? Я тогда впервые видел, как двух контактников наш маг-практик прикрывал. Ох, отец и матерился потом. Говорил, «иду, как в киселе, толку мне с такой помощи». Но обошлось. "Игрочки", конечно, дёрнулись, и даже отца «приморозить» один попытался. Но папе, и без помощи практика, такой нехитрый маневр мало чем грозил. Помню, как у меня, после того, как арбалет разрядил, руки ходуном ходили. Одно дело — целиться туда, где враги появятся. Другое — по своим наводиться, в надежде долю секунды выгадать и всадить болт во вражину, а не отцу между лопаток. Стрелять тогда не понадобилось, папа с напарником сами всех уделали, ну, еще чуть-чуть маг, он атаки с артефактов блокировал. А когда мы уже погрузились и домой ехали, я наконец поинтересовался, от чего же там так гадостно воняло, не хуже чем на свалке. Ну, мне и разъяснили, что не все рыбу перед продажей коптят и в бочки засаливают. Бывает, и сырой привозят, а если она не распродастся вовремя… Да и кроме рыбы, ароматов было кому добавить. «Вонючая поляна» вполне оправданно занимала лидирующую позицию в столице по части «удивительных запахов», уверено обгоняя кузнечную слободку, где обосновались алхимики, и уступая лишь городской свалке. Идя мимо скопища телег, лошадей и наваленных прямо на землю мешков не пойми с чем, отделённых от «большой рыночной» улицы лишь невысокой деревянной оградкой, я размышлял. Забраться в тот же пустой возок — не проблема. Пустые телеги, обычно, стоят отдельно и пригляд за ними весьма условный. Теоретически, можно попробовать что-нибудь от телеги открутить или отвязать. Но, дело это очень небыстрое и хлопотное. Следят за телегами вполглаза, не особо утруждая себя. Да только есть пара неприятных моментов. Залезть в такую телегу будет несложно. Но где гарантия, что она поедет именно сейчас, или хотя бы сегодня? Можно, конечно, «погреть ухо» возле торговых караванов, кто именно отправляется в Рант. Но, если купчина передумает выдвигаться, или у него вдруг появятся срочные дела, вся затея может закончиться, не начавшись. Значит, мне подходят лишь те телеги или экипажи, которые уже двинулись в путь, но, при этом, не доехали до ворот. Отлично, «вонючую поляну» отметаем, как же не хотелось туда опять идти. Что тогда остается? Дорога здесь одна, и перед стенами, возле крепостных ворот она превращается в широкую предвратную площадь. А вот на ней есть несколько питейных заведений. В «Дубовый Щит», понятно, мне хода нет. Точнее, есть, и тамошний корчмарь мне вполне искренне улыбнется и нальет бесплатно самого свежего компота на травах и лесных ягодах, прохладного, в меру сладкого и запашистого, эх. А так же, передаст привет отцу, выкажет надежду и в следующий раз видеть меня живым, да непременно — в здравии. Мда, всё же, какое-то количество знакомых мне папина работа подарила. А еще, в этой корчме предвратная стража питается и отдыхает после смены. Остается «Северный Гусь» и «Радость Дорожника». Одно побогаче, с претензией, там даже отдельный закуток есть, где столы скатертью укрывают и столовый прибор, кроме деревянной ложки в каше, с едой подают. Ну и еда в «Гусе» повкуснее будет. Зато в «Дорожнике», как раз, те самые возчики и кучера перекусить забегают. Ну, и крестьяне, что проверки у ворот ждут, иногда заходят пару кружек бражки, а когда и дешёвого эля, за медячок-другой пропустить. Выбор, казалось бы, очевиден. Здесь главное — не промахнуться. А еще, нужно глянуть, нет ли в очереди богатых экипажей. Тогда имеет смысл рискнуть с «Гусём». Вряд ли карет будет много, и, завалившись в «зал для благородных» (слава Всеблагому, внешний вид позволяет), сразу не выкинут, можно будет узнать, куда господа путь держат. В карете тоже есть пара мест, в которых двенадцатилетний контрабандист, похищающий себя любимого, вполне сможет укрыться вместе с торбой и плащом. «Поляна» осталась за спиной и несколько служебных складов, с королевскими гербами на закрытых воротах, обозначили превращение «большой рыночной» дороги в предвратную площадь. Огромной очереди из повозок я не увидел. Жаль, может быть, они появятся чуть позже, когда спадет жара. Но мне-то желательно покинуть город побыстрее, прохожу поближе к воротам, главное не попасть в поле зрения стражи, проверяющей сейчас несколько крестьянских «рыдванов». Ну вот, прямо возле «Гуся» стоит дорожный фургон для пассажирских путешествий. Немного непонятно. Дорожники, обычно, у себя столоваться любят, впрочем, особого выбора нет, иду в «Гуся». На входе в корчму — охранник. Странно, раньше такого не было. А мне-то какое дело, до того охранника. Делаю взгляд пренебрежительно занятой, "мол, тороплюсь по срочному делу, и тебя, дядя, в упор не замечаю", прохожу в двери. О чудо, охранник подвинулся, не обратив на меня внимания. Кто же такого балбеса нанял? Кого и от кого он сторожит? Захожу в приятную тень большого гостевого зала. Народа почти нет, лишь возле дальней стеночки сидит странная пара. Один, по виду, кучер-«дорожник» в их форменной кожаной безрукавке поверх легкой рубашки, и с кнутом у пояса, а вот второй… Мужчина в дорогом, кожаном дорожном костюме как раз отпивал что-то из кружки. Когда я вошел и оглядел зал, он, не отрываясь от напитка, провел по мне взглядом. Ну и глазищи, цепкие, колючие, аж мурашки по позвоночнику побежали. Мурашки побежали? Так это что, меня только что на предмет магических заклятий и активных артефактов досмотрели? Ну и дела, это кто же тут ехать собирается, если у него в обслуге чародей, и судя по повадкам, чародей наглый и самоуверенный. За подобный взгляд, бывало, и на дуэль вызывали, если понимали что происходит. А тут вот так, с ходу. Ну, допустим, мне не по возрасту такие тонкости магического этикета знать, но, все равно, как-то не по себе. И на алхимика или какого артефактера этот тип точно не похож, как пить дать — практик, вот это я влип. Я на мгновение застыл, вглядываясь в колдуна, а вот он, видимо, потеряв к моей персоне всякий интерес, продолжил посёрбывать что-то из полулитровой кружки. Пронесло? И тут я чуть не рассмеялся, вот бы народ удивил, а чего я от него ждал? Если это практик, то его волнуют боевые плетения, ну и, может быть, активные защиты и амулеты. И очень вряд ли, он сходу смог рассмотреть мою дремлющую магическую сущность. А даже если и рассмотрел бы, то и что? Это я себе накрутил ерунды всякой, людей со спящим талантом — тьма-тьмущая. И даже если бы он углядел мой потенциал, что бы он сделал? Закричал бы, «лови беглеца, удирающего от королевского патента, ценой в пять сотен золотом»? Он меня знать не знает, да и я его тоже. Вот и славно, надо питьё заказать. А то не совсем понятно, что я здесь делаю, весь такой серьезный и одинокий. Ещё ничего толком не началось, а уже начал «кустов боятся». Подошёл к стойке с корчмарем, и попросил кружку морса. Да уж, «тянуть» я его буду долго, зря столько кваса выпил на рынке. Пустых столиков хватает, выбираю тот, что поближе к «залу для благородных». Небольшой комнатушке на три стола, с коврами на стенах и полу. Посреди комнаты несколько ребятишек лет четырех-пяти, выстроившись друг за другом, схватились за поводок, пристегнутый к ошейнику здоровенной северной «пастушки» с умной собачей мордой, и роскошной, длинной снежно-белой шерстью. Зверюга стояла, преданно глядя на мелкого пацаненка, едва достававшего макушкой до её спины. Он стоял первым, придерживая собаку за ошейник. Ему бы сверху сесть, как раз по размеру «лошадка» была бы. Собака в зале для благородных? О-хо-хонюшки, это же сколько родители пацана, за такое попрание общих правил, отвалили? Явно, деньги у них водились. Также, непросто представить, во сколько услуги мага-практика, восседающего за одним столом с возницей, обошлись. И тут, предводитель воинства карапузов, осмотрев своих товарищей, и, видимо, посчитав, что все приготовления успешно завершены, глянул на меня, и с весёлой, чуть горделивой, улыбкой произнес, «Ляпа, фас».

То, что произошло дальше, я никак не ожидал. Ляпа исполнила команду своего молодого хозяина и прыгнула вперёд. Поводок, на котором повисли карапузы, натянулся и дернулся. Три мелких пацана и того же возраста девчонка полетели с ног. И не просто полетели, а еще с метр волоклись по ковру за собакой. Я машинально вскочил, чтобы помочь, если помощь понадобится. И тут Ляпа глухо зарычала, предупреждая чужака о своих намереньях, если он отважится приблизится к её «стае». Оживившийся было колдун, рассмотрев ситуацию из своего закутка, вернулся к недопитой кружке. Из-за дальнего стола в «благородном зале», вскочила невысокая полноватая девица и начала укорять «юного господина». Мальчуган, явно довольный своей выходкой, гладил собаку. Остальные детишки, попадав в мягкий ковер, довольно хихикали. Видимо, этот «аттракцион» проделывался не впервые. Между тем, умная Ляпа, рыкунув на меня для приличия, и не думала отходить от своего хозяина. Появился хмурый корчмарь. Он переставил глиняную кружку с прохладным морсом с чеканного медного подноса на мой столик.

— Уважаемый, я прошу прощения за произошедшее, собака…

Я прервал извинения.

— Всё нормально, собака отлично себя ведет. Если не ошибаюсь, северная «пастушка». Они, обычно, не нападают, если не приближаться к их хозяевам.

— О, молодой человек из южного Кайнтала разбирается в северных собаках?

Я обернулся, в дверях стоял среднего роста мужчина, лысый и одетый на южный манер. Шёлковые шаровары, легкие туфли с загнутыми носами, и безрукавка поверх легкой светлой рубахи. За широким поясом, торчала рукоять кривого короткого клинка.

— Ну, разве у нас Юг. Вот Салехса — это юг, а мы так себе, зимой здесь заметает временами.

— Ну, положим, как здесь заметает я знаю, а вы бывали в Нораде?

— Нет, пока не довелось.

Мужик улыбнулся.

— Уж поверьте, что такое «немного замело», можно узнать только на моей снежной родине. За исключением больших городов, прячущихся за огромными стенами, в Нораде строят только двух, а то и трехэтажные дома. И причиной тому, отнюдь не «варварская тяга северян к роскоши», как говаривают некоторые, отчего-то считающие себя образованными, люди. Причина банальна — утром может выясниться, что твой дом за ночь стал одноэтажным, но приобрел отличный, занесённый снегом подвал. Часто ли у вас подобное бывает?

— Ну, пару раз, в горах, я такое видел, но здесь — это редкость.

— А у нас редкость, когда зима обходится без подобных экзерсисов. А вы, юноша, кем будете? Как вас звать-величать? А то моя верная Ляпа вас уже облаять успела, а мы всё ещё не свели знакомство. Я Вячеслав, старший писарь посольского приказа, проездом в вашем славном городке.

Ого, если я ничего не путаю, северяне, они же — северные варвары, они же — жители Норады, считают себя потомками великой империи, и у них не король, а царь. И старший писарь посольского приказа — это что-то вроде уполномоченного посла. Важная птица, понятно, откуда деньги. Если он здесь проездом, а дорожный фургон, нанятый, скорее всего, под его надобности, вот он, готовый к отбытию, то ехать он будет точно через Рант. Другой дороги просто нет. Это уже из Ранта можно, что в Богемку вдоль кряжа попасть, что в другую сторону, в пограничный Гиём приехать. А это значит… Шанс? Только вот врать таким людям нельзя. Придется изворачиваться, обманывать без прямой лжи. Ну, допустим, найдет его отец, и что? Лишь бы до утра в порт успеть. И чтобы там ещё и корабли были, а нет, так лодку угоню, или куплю. Эх, была не была, ну, Всеблагой мне в помощь…

— Господин Вячеслав, Этьен Конталь к вашим услугам. Я сын шевалье Эрика Конталя. Здесь, в «Северном Гусе», оказался потому, что увидел «дорожный» экипаж и подумал, что сумею приобрести себе место для поездки в Рант. Как я понимаю, моим надеждам свершиться не суждено. Я указал взглядом на возницу.

— Ну, насчёт оплаты проезда, так это точно не сегодня. Я ангажировал этого доброго возницу с его «тележкой» на все время пути по достославному Лидару. И если вам охота прокатиться в порт, извольте составить мне компанию. Но вот вопрос: не обвинит ли меня шевалье Эрик Конталь в похищении своего сына? Мне доводилось видеть всякое. И будь вы, хотя бы, года на три постарше, я бы без малейших сомнений, предложил вам свое общество в путешествии.

— Не думаю, что отец в вас чём-то обвинит. Я уже год как отвечаю за свои поступки. А в этом году мне предстоит поступать в академию.

— Это которая Кайнтальская академия магии и чародейства?

— В неё, уважаемый. Так вышло, что вырос я не в столице, а в Фиелле, маленькой рыбацкой деревушке в горах, на юге. Там у нас родовое поместье. У родителей хватало дел в Кайнтале, детей растили дед и бабушка. Так, иногда, случается. Я единственный из четверых детей, оказался достаточно талантлив, чтобы претендовать на магическое обучение. И вот, когда мне на десять лет предстоит покинуть близких и отдаться магическим стихиям, какой то…

Я сделал паузу, показывая, что не желаю использовать площадную ругань.

— Лорд решил раньше времени получить подати с нашего села. И Катарина Конталь, моя бабушка, вместо того, чтобы приехать с остальными родственниками в столицу, вынуждена сидеть в поместье, и не давать ограбить наших крестьян.

— И что же ты собираешься сделать, Этьен? Неужто, вызвать негодяя на бой?

Надо же, смотрит серьезно, ни капли иронии или намёка на насмешку. И вправду, все северяне немного двинутые на чести и драках. Во всяком случае, Вячеслав, вроде, под описание подходит, или он настолько тонко меня высмеивает?

— Увы, уважаемый, всего лишь попрощаться и дать немного денег. Я не знаю, застану ли я живой свою бабушку по выходу из академии. А вот когда отучусь, быть может, и найду о чем поговорить с этим господином.

— А вы не погодам мудры, Этьен Конталь. Что же, надеюсь, что судьба будет к вам благосклонна. У нас не очень жалуют ворожбу. Но я уже давно живу в дороге. Насмотрелся и на отважных колдунов, и на трусливых священников. Но давайте же я представлю вам своего сына и его друзей, а вы мне расскажете, как, живя на Юге, можно изучить повадки больших «пастушек».

Это был тот самый беспроигрышный шанс. На сунувшегося было в экипаж стражника, Ляпа так грозно зарычала, что бедолага вылетел быстрее своего визга, вряд ли заметив что-то, кроме собачей головы, вдвое большей, чем его собственная. Мы бодро катили мимо сёл и холмов. Я рассказывал байки про веселые будни рыбацкой деревни, благо сочинять особо не приходилось, лишь немного приукрасить то, чему я сам был свидетелем, а то и участником. Рассказал про добрейшего пёселя Дозора, привезенного отцом в деревню еще маленьким щенком. Правда, тот щенок, «только что из под мамки», был больше чем большинство местных собак. А когда он вырос, мы на нём катались, а он от нас прятался. А Вячеслав одарил меня целым эпосом снежных историй про охотника и медведя. Что они только не вытворяли. Закончилось тем, что напившегося в корчме охотника, медведь отвел в его охотничью избушку спать, не дав злым воришкам ограбить пьяного. Слушалось это всё, как завиральные байки рыбаков, которые вновь «случайно упустили» царь-рыбу. Но иногда проскакивали подробности, от которых у меня начинало ёкать сердце. Если предположить, что северянин, как и я, лишь слегка привирает для красоты… Нет, не поеду я к ним в Нодару. Пусть сами ягоду вместе с медведем собирают. Путешествие пролетело незаметно. Больше всего я удивился, что мы не остановились на ночлег. Мне это было только на руку, но то, что няня выводила детей по надобности, а потом вновь усаживала, и мы опять ехали в ночь, было неожиданно. Обычно, путешественники, из тех, кто мог себе это позволить, предпочитали ночевать под крышей, а не в пути под шум колёс. Только огромная голова Ляпы, устроившаяся на моих коленях, не давала мне спокойно заснуть. По-моему, это мохнатое чудо в чём-то меня подозревало, хорошо, что хоть почухать за ухом, мне, после уговоров хозяина, милостиво разрешили. В Рант мы въехали ещё затемно. Разительное отличие от столицы. Нас не то что не проверяли, стражник даже из коморки не вышел, рукой только махнул, проезжай, дескать, не мешай последний предутренний сон смотреть. Вячеслав, по приезду, громким требовательным стуком в дверь разбудил хозяина портовой гостиницы. Я же, выбравшись из экипажа, охнул от неожиданности, ноги затекли так, что я едва не полетел на мощёную булыжником мостовую. Сердечно попрощавшись с дипломатом из далекой северной Норады, с обязательными приглашениями заходить в гости, «если будете проездом в столице», отправился на поиски подходящего, ну, или хоть какого-нибудь, корабля. Отпущенное мне время подходило к концу. Если я до рассвета не окажусь в море, то место моего пребывания, точнее, направление на него, не будет секретом для родителей, и опросы привратной стражи могут не понадобиться. В предрассветном Ранте, похоже, спали не только стражники на воротах, но и все их городские коллеги. Я был здесь всего раз. И то, что мы высадились из кареты уже в портовом квартале, было изрядной удачей. Спросить дорогу было решительно не у кого. Топая на усиливающийся запах моря, я вскоре увидел мачты. А через пару поворотов, в лабиринте узких приморских улочек, разглядел и пузатые торговые барки, с одной, хоть и высокой мачтой. Эти кряжистые морские работяги, неспешно огибали весь старый добрый Лаор, не отходя далеко от побережья. Конечно, при определенном везении, на таком чуде можно было бы добраться и до колоний. Жадные и не очень умные торговцы иногда так и поступали. Количество тихоходных «калош», утонувших в бурных океанских водах, между двумя кусками большой земли, точно знал лишь Всеблагой. Постоянно кто-то, вновь, пускался с грузом в путь, надеясь вернуться с колониальным товаром и озолотиться. Кто-то возвращался, кто-то нет. Высокие двухмачтовые галеоны, пересекавшие океан, редко становились добычей штормов и ураганов. Эти морские красавцы больше страдали от налётов пиратской братии, селившейся по «медвежьим углам» плохо исследованного континента. Или их коллег, находивших покровительство у не особо чистых на руку лордов, имеющих во владении куски побережья, достаточные, чтобы скрыть пиратскую шхуну или ког. Оттого и предпочитали богатые купцы передвигаться большими караванами по несколько галеонов. Но мне сейчас подошел бы и маленький прибрежный кораблик. Лишь бы он, прямо сейчас, уходил в море. Выбравшись на пристань, я поспешил к причалам, у которых шла погрузка на один из одномачтовых торговцев. Отлично, удача пока меня не покинула. Если я правильно понял, торговец уже принял на борт основной груз, и теперь на палубу поднимаются пассажиры, или сопровождающие груз негоцианты. Что, в принципе, для меня дела не меняет. Главное — оказаться на палубе. Куда бы не отправлялась торговая барка, я смогу сойти в следующем городе и пересесть на нужный мне корабль. Пусть хоть в Богемку идет, мне даже лучше. Немного в легенду, рассказанную Вячеславу, попаду, если отец таки перехватит. Что-то я не о том думаю. Я подошел к сходням. Пара матросов в светлых парусиновых рубахах, бриджах чуть ниже колен, босяком, но с «пиратскими» платками на голове, помогала занести на палубу здоровенный сундук. За сундуком шел нервно оглядывающийся на берег невысокий человечек, выше меня, но сильно ниже матросов, видимо, затаскивавших на борт его имущество. Плавно ступая по слабо шевелящимся доскам, часто сбитым поперечинами, образующими «лесенку», он являл собой живую иллюстрацию в учебник молодым стражам на тему: «как выглядит скрывающийся из города шпион или убегающий с добычей вор». Рядом со сходнями стояло человек семь. Судя по одеждам, не из благородного сословья, но и не от сохи. Горожане, или зажиточные мастеровые, или купеческие приказчики. И, немного в стороне, паренёк моих лет и с ним видный седой мужчина, отец, а может и дедушка парня. В предрассветном небе игра света и тени не позволяла четко рассмотреть лица этих двоих. Странно, вроде бы ещё темно, а море уже играет переливами светло-зеленого и голубого. Почти идеальный штиль, неужто торговая барка имеет на борту мастера урагана, раз собирается сейчас отваливать? А вот и корабельный офицер появился, вместе с матросами. Видать, сундук доволокли и вернулись.

— Эй, кто ещё на борт? «Лисичка» сейчас идет прямо в козлиную задницу, в Розетту, мать её разэдак, господа, так вы надумали?

Это — явно конец какого-то другого разговора. Видимо, приказчики, а то и молодые купцы, не могли определиться, подходит им рейс или нет. Розетта. Что-то я такое слышал, тот еще край географии. Вроде как, недалеко от старого света, но и не близко. Остров, в аккурат по серёдке между старым добрым Лаором и колониями. О, вспомнил, там, сто лет назад, самое большое пиратское «гнездо» было. А сейчас…? Сейчас, вроде как, герцогство, только вот чье? А, плевать, там-то точно до колоний добраться попроще будет. И, что куда важнее, капитан не боится уходить из видимости побережья, пойдет. Подхожу поближе к сходням.

— Добро на борт, шкипер?

Шкипер — и не капитан, но и не матрос, офицер. Шкипер, навигатор стало быть, ну, или просто лоцман, умеющий проводить деревянную «скорлупку» мимо жадных клыков подводных скал где-нибудь в уютных северных бухтах, или просто рулевой, так тоже изредка случается. К слову, запросто может и капитаном оказаться, и, опять же, подобное обращение к капитану, его чести не уронит. Итак?

— Да какой я шкипер, малец, я больше по грузам, но спасибо, уважил.

Молодой мужчина, с моряцким кинжалом на поясе, однако, одеждой больше напоминающий преуспевающего дельца, чем «морского волка», расплылся в улыбке.

— А тебе на кой на «Морскую Лисичку»? Я тебя вчера среди пассажиров не видел.

Тут я слегка потерялся. Вчера? Почему тогда вчера и не отошли? Кого то ждали? Неужто мужичка с огромным сундуком? Или этого пацана, с дедушкой, а может и с папой. Что ответить? Я не в том возрасте, чтобы заявить что-то типа: «мне стало скучно в старом свете, пойду искать судьбы иной». Тут даже за деньги могут не взять. Вызовут стражу и сдадут с рук на руки. Эх, вот так и наламываются самые грандиозные прожекты.

И тут паренёк, подмигнув мне, обратился к мореману.

— Мистер Анжей, так вы, разве, по возрасту не видите? Он, наверное, тоже в Розетскую Коллегию поступить учиться на мага хочет.

Какую коллегию? На какого мага? Что за ерунда? Но, похоже, парень знает, что делает, этот самый «мистер Анжей» снова улыбнулся.

— О как, еще один «колдуй-малдуй».

Офицер переводит взгляд на меня. Улыбка уходит, сменяясь легким оценивающим прищуром.

— А ты, малый, вроде как, не шибко похож на этих «мамкиных пирожков», родительскую кубышку распотрошивших за шанс на шару магиком стать. Я бы сказал, ты скорее на вояку похож, только вот ростом не вышел. Что, батька из стражи? Не шибко верит, что ты — тот самый везунчик, который конкурс в Коллегии пройти сможет? Или может — ты из гарнизонных?

Ну ничего себе «каптер», с таким «складским» и мага-дознавателя не надо. Где же я прокололся? Эх, ладно, надо срочно выпутываться. Сын стражника говорите? Ну так-то да, если широкими мазками на холст наносить. Ох, чему только в «золотой клетке» не учат. Знал бы этот Анжей, что я, при необходимости, его портрет смогу написать красками. Правда, папе, отчего то, его портрет не понравился. Впрочем, у меня по «изящным искусствам» никогда выше «удовлетворительно» и не было.

— Ну, так, да, как есть стражник. Только я ничего из дома не крал. Что на праздники дарили, не тратил, а копил. Вот и насобирал на поездку.

— Хоть в оба конца насобирал? А то знаю я вас, удальцов. Будешь потом обратно проситься, «дядя, отвезите домой, я отработаю».

— Нет, не буду. Так добро на палубу?

Анжей еще раз оценивающе меня оглядывает, и кивает.

— Добро, только каюты уже заняты. Трюм устроит?

Теперь я внимательно смотрю на офицера. Трюм «торговца» место удивительное. Мне что, вместе с товарами плыть предлагают? Или это тоже проверка?

— А у вас что, и гостевой кубрик имеется?

Ну всё, видимо, угадал. Снова улыбка, но уже сдержанная, как будто этот Анжей на мой счет что-то решал, и теперь доволен, что не прогадал.

— Гостевой кубрик — это ты сильно сказал, но вот пассажирская палуба имеется, для тех, кому в дорогу надо, а на личную каюту не хватает. Матросы туда не заходят, разве, если драка случится или еще какой негоразд.

Ну приплыли, из огня да в полымя, как говаривала моя бабушка. Это что же, мне еще и с ухорезами за место и содержимое сумки драться придется? Видимо, всё, что я подумал, тут же отразилось на моём лице. Офицер сразу и отреагировал.

— Да не переживай ты так, всё будет нормально, мы кого попало не возим. К тому же, в этом рейсе там из взрослых будет всего три человека. Остальные такие же, как ты, соискатели. Так что, не будешь нарываться сам — всё будет тихо. Ну, и, опять же, если что, знаешь, как на помощь позвать. Знаешь ведь?

Анжей вновь внимательно на меня глянул.

— Полундра, наших бьют?

Я произнес фразу, с которой мелкие детишки рыбаков кидались на помощь, если вдруг случалось драчунам из соседней деревни обидеть кого из местных. И произнес это я очень тихо, одними губами, скорее вопросительно, глядя наверх, на матросов и их начальника. Заржали в голос все трое. Один из мореманов поинтересовался.

— Твой папашка неужто из рыбаков в стражники подался?

Н-да, насколько, порой, точными бывают случайные догадки. Ну, как из рыбаков… В принципе, можно, наверное, и так сказать. Нечто рыбацкое в Конталях сидело достаточно глубоко.

— Типа того.

А что им еще сказать? Что мой папа, при большом желании, всю их «ладью» приобрести может, и маме на день рождения подарить?

— Ну ладно, проходи, раз уж такое дело. Но серебруху за проезд и серебруху за «стол» изволь отсыпать.

Ну и цены, сколько же, с их точки зрения, я есть у них собираюсь? Ладно, какая мне разница.

— А медью возьмете?

Второй матрос осклабился в добродушной, как он считал улыбке, в которой явно не хваталопары-тройки зубов.

— Возьмем, конечно, нишкни малёк, давай, поднимайся сюда, покажу тебе «хоромы», а уж как отвалим, мистеру Анжею монеток-то и отсыплешь.

— Идет.

Хорошо, что про медь ввернул. Хотел бы я глянуть на стражника, который любимому чаду на праздник серебряную монетку дает… Я взбежал по трапу, вслед за мной чинно прошёлся то ли дед, то ли отец с догадливым пацаном. Однако, парень меня здорово выручил, надо свести с ним знакомство. Интересно, что это за коллегия такая, и отчего я о ней ничего не слышал?

Вслед за моряком, я, пройдясь по палубе, шагнул на уходящие в люк ступеньки. Не было у нас таких кораблей, да и быть не могло. Где им в Фиелле причаливать? И ходили мы на подобном чуде всего разок. В каюте, замечу, а не под палубой. Ну, посмотрим, что там за места пассажирские. Полную темень разгоняла масляная лампа в специальной жестяной коробке, висевшая перед входом на «пассажирскую палубу». Двухметровый в ширину и высоту коридор, с нарами, идущими двумя этажами вдоль. Так здесь народу уместить можно пару сотен, а то и больше. Неужто не боятся и в колонии ходят? Иначе, такое количество пассажиров, тем более, со столь непритязательными в плане комфорта условиями, в принципе не нужно. Разве что, если какая война, и войска перевозить надо. Так этого «счастья» уже пол столетия не наблюдается. Во всяком случае, в масштабах больших, чем ссоры герцогов или графьев разных. Но, опять же, их быстро в чувства приводят, если начинает до штурма крепостей доходить и баталий, с применением крестьян и наемников. Короли и разномастные таны, цари и князья — по-серьёзному уже давно не «бодались». Как учил нас бывший старший советник «по монете», война — это всегда продолжение торговли, методами, отличными от применяемых на базаре. И если на эту самую войну нужно потратиться в разы больше, чем ожидаешь получить профита, а торговля, при этом, приносит не меньше, а то и больше, и если учитывать неизбежные военные потери…

Вот и выходит, что в старом свете, самым большим несчастьем давно стал неурожай или эпидемия. А армии, они, скорее, как некий залог спокойствия. Тем, кто действительно жаждет драки и крови — добро пожаловать в новые земли, там это на раз-два происходит. И, по итогу, можно сказать, что кораблик точно не военный, а, значит, его капитан достаточно рисковый, чтобы возить через океан переселенцев. Интересно, куда он после Розетты отправится? Может, будет шанс без пересадок на «вольные земли» добраться? На нарах имелись набитые соломой матрасы из грубой парусины. Матрасов было немного, и, в основном, на верхнем ярусе. Присмотревшись, я разглядел пассажиров. Все таки, одна масляная лампа на весь коридор — это очень мало. Пацанва, примерно моего возраста, собралась вокруг молодого парня, на вид годов двадцати от роду, с семиструнной «подковой» на коленях, сидевшего на нижних нарах. Возможно, мы с матросом своим появлением прервали «утренний концерт». Под любопытными взглядами пассажиров, мы прошли в дальний конец коридора. В одном из углов, на нарах, на втором этаже, лежали свёрнутые в рулоны матрасы. Сопровождавший меня мореман достал нож, разрезал тонкую бечёвку на ближайшей скатке, и матрас раскатился по нарам во всю длину.

— Этот твой будет, потом заберёшь и постелешь, где тебе удобней, мест навалом. Теперь, смотри, не вздумай что-нибудь сломать.

Матрос открыл дверь в конце коридора. Деревянная дверь закрывалась на простейший деревянный шпингалет. Такой пары ударов не выдержит, а вот за ней…

Бывают в жизни моменты удивления. Корабль, на котором мы с отцом как-то прокатились до Богемки, считался престижным и был приспособлен для путешествия богатых бездельников. В пассажирских каютах была специальная комнатка «для омовений», куда, по желанию пассажира, приносили бадейку разогретой воды, и «ночная ваза» с крышкой, которую регулярно меняли. Но даже там я не видел клозета со смывом. С этим устройством вообще мало кто знаком. Народ попроще — пользуется «поганым ведром», побогаче — «ночной вазой». Исключением являются лишь обитатели дворца, ну, и, возможно, магической академии, но я надеюсь, что про академию точно уже не узнаю. Ничего удивительного в простецком решении, соединяющем стул, «ночную вазу» с переливом, и трубу, по которой дурно пахнущее содержимое попадает в сточный канал, нет. Подобное, в разных вариациях, используют все, у кого есть возможность следить за гигиеной на должном уровне и соответствующая потребность в комфорте. Но вот устроить систему постоянной подачи воды, для беспрерывного, так сказать, использования, чтобы не надо было с ведром постоянно бегать — это задача нетривиальная, как сказал бы отец. Во дворце, постоянное наличие воды в трубах контролируется дежурной сменой магиков. Но то — дворец. А здесь что, интересно бы узнать. Но, вот это — явно бак для воды над «сидалищем», и труба от него, воду в конструкцию передающая. А эта цепочка с рукоятью, почти наверняка, подъёмник для клапана, воду удерживающего. Но вот как вода попадает в бак, как не переливается, и откуда берется? Дела… И главное — всё это — в пассажирском кубрике для простолюдинов. Что же, интересно, тогда у капитана, и главное, как это всё работает? Не верю я, чтобы народу, катающемуся по миру за одну серебрушку, магические системы в туалет ставили. Моё замешательство мореман истолковал по-своему.

— Смотри, вот: дела сделал и аккуратно за цепь потянул. Только осторожно тяни, без рывков.

Матрос потянул за деревянную ручку, которой заканчивалась свисающая, из прикрученного под потолком бочонка, цепь. Вода с шумом протекла по трубе, омыла «ночную вазу» и вытекла вниз, через перелив, вероятно, за борт.

— Я все понял, спасибо за объяснения. Я пойду выбирать место?

Сопровождающий, слегка удивленно, кивнул, а я юркнул мимо него за своим матрасом.

Да уж, дела. Теперь я всему поверю. И тому, что в колонии регулярно ходят на своей «Морской лисичке» — тоже поверю. Но откуда же берется вода? Неужели просто бочку наверху поставили? А набирать её? Вряд ли, здесь что-то другое. Эх, глянуть бы, что там за стенкой. Но не будем шалить, все-таки, не за тем я на корабль пробрался. Надо будет хоть у сверстников узнать, что за коллегия такая. А то парень за меня соврать-соврал, и даже получилось. Но он-то, наверное, думает, что угадал. Надо хоть что нибудь об этом «чуде» узнать. Если все пацаны едут туда поступать, значит, время зачисления с нашей академией сходится. Уже интересно. Как так вышло, что в придворном курсе «о землях и народах» пишут о пяти академиях. Трех, относящихся к башням Си-Ом. Нашей Кайнтальской и второй «старой школы», существовавшей до появления мудрецов Си-Ом, Мальтийской. Мальта находится в Миелетте, вот удивительно-то, как-никак — столица государства. Мальтийская академия от нашей, по сути, ничем, кроме «древних традиций», не отличается. Говорят, что и академии мудрейших Си-Ом — тот же гадюшник, где, за большие деньги, из сильных и богатых делают еще и немножко умных, если получается. Но, ни одно из этих заведений не находится в бывшей пиратской гавани на краю географии. При этом, туда едут дети стражников, во всяком случае, эта версия вполне устроила мистера Анжея, «каптёра» с Морской Лисички. И, судя по любопытным пацанячим мордахам, и внешнему виду моих попутчиков, ни о каких пяти сотнях золотом говорить не приходится. А ведь пять сотен — это с хорошей уступкой. Так то, меньше тысячи, сколько я слышал, подобное обучение не стоит. Разве что, если преподаватели своего ребенка учить возьмутся. Или, как у меня, «за особые заслуги в будущем». На что надеются эти пацаны? Да и тот, который наверху, в каюте, он ведь тоже «по возрасту проходит». И они все «соискатели», так, вроде бы, Анжей сказал. Мизерный шанс попасть «на квоту» есть и у нас. Но это такая редкость, что и не каждый год «выстреливыает». Да и сколько той «квоты» будет, чтобы купцы да мастеровые из своих рядов кого подобрать не смогли? Один, ну, двое-трое — максимум. А когда и ни одного. А здесь — только в трюме шестеро, не считая меня, плюс один наверху. И, можно предположить, если в такой дыре, как Рант, об этой Розетте слышали, то, наверное, не только от нас кораблики с претендентами потянутся. Среди «колдуй-малдуев» объявился ренегат, который цены сбивает? Да и какие цены? Если надо иметь денег на проезд туда и обратно, чтобы «иметь шанс поступить», это получается, и вообще забесплатно обучают? Ерунда какая-то. Надо побольше узнать про это место. Пока расстилал матрас на «втором этаже», проходящий мимо матрос напомнил об визите к каптёру Анжею вскоре после выхода в море, который «будет вот-вот». Я, пообещав, «как только, так и сразу», закинул свою «черезплечную» на матрас, и пошел знакомиться с попутчиками.

— Приветствую, уважаемое собрание, удачи в замыслах и хорошего пути всем нам, меня зовут Этьен.

Я оглядел пацанов — такое ощущение, что к ним сам Помощник Всеблагого в образе человеческом явился, ну, или демон из преисподней. Глаза в полутьме щурят, рты у половины, как у рыбы на берегу, пооткрывались. Один даже в коридор заглянул, наверное, в поисках «уважаемого собрания», к которому я обращаюсь. А парень с «подковой» смеётся, тренькнул по струнам, и мне в тон отвечает:

— Поздорову тебе, Этьен, в этом обиталище страждущих. Меня зовут Янис, и, как ты уже успел заметить, я менестрель, бродячий певец и сказитель. Там, в глубине этой рукотворной пещеры, затаился Мурцел.

Янис указал рукой на противоположный ряд нар.

— Он мужик серьезный, и пустых разговоров избегает. Еще, прямо за моей спиной, отдыхает почтеннейший Мафин. Он со своим сыном, Гароем, к слову — вот он…

Менестрель указал на того самого мальчугана, который выглядывал в коридор в поисках «уважаемых».

— …держит путь в благословенную Розетту, дабы испытать судьбу на ежегодном отборе в тамошнюю магическую коллегию. Как ты понимаешь, смею надеяться, поступать будет Гарой, и уже во второй раз. А вот остальные молодые люди, попадут на остров Древних впервые. Хотя и с той же целью.

— Остров Древних?

Прервал я менестреля.

— С чего бы это клочок земли посреди океана, известный лишь благодаря бурному пиратскому прошлому, получил такое название?

Янис блеснул глазами, в его тоне появилась некое едва ощутимое сочувствие.

— Этьен, у тебя хорошая одежда и воспитание, возможно, тебя обучали не самые плохие учителя. Но, при этом, не хватает денег на то, чтобы оплатить каюту. Вывод сделать очень не тяжело. Ты прослышал про Коллегию, в которую берут без оплаты, только по наличию нужного дара и силе таланта, и решил попробовать свои силы. Чтож, ты такой не один. Не знаю, откуда ты услышал про детище Магистра Евсея, мятежного Архимага из Башен Си-Ом. Про Коллегию не любят рассказывать в благородных магических собраниях и за столами богатых вельмож. Но, нелюбовь магиков к школе на Розетте, не идет ни в какое сравнение с нелюбовью разного ученого люда к тому факту, что Розетта, является последним местом в нашем мире, где можно встретить Древних. И встретить не проездом, как изредка случается в больших портовых городах. А натуральным образом в городе, на рынке, или ещё где. У них, прямо в порту, своя городская усадьба, сохранившаяся с древних времен. Не удивлюсь, если они там с момента Исхода живут. Попирая своим существованием теории историков и иные святые тексты. Недаром на Розетте нет ни одного храма Всеблагому.

Один из пацанят, ну не могу я их всерьёз сверстниками считать, охнув, уточнил:

— Неужто совсем ни одного? А как же они тогда мертвяков прогоняют?

Мальчуган слез с верхней полки вниз, к певцу, и протянув мне руку, представился:

— Марк.

— Привет Марк, а я — Этьен.

Я аккуратно пожал протянутую ладошку. Было видно, что Марку не больше десяти лет. Рука, в меру замурзанная, никакой особой физической крепостью не обладала. Парень явно не чурался простой работы, но следов старых мозолей нет. Тренировок с оружием, во всяком случае, постоянных, не имел. С тяжелым физическим трудом, типа подмастерьем в кузне, не знаком. Святые Помощники, да на что мне этот парень дался, не драться же мне с ним. Вот уж что называется, «привычка — вторая натура».

«Всегда будь готов к бою, не важно, что вокруг и кто стоит рядом, всё может измениться в единый миг. Ты в любой момент должен быть готов отразить удар и напасть сам. Напасть по-умному. Не на самого большого, с самым длинным мечом, а на самого опасного. Не верь простым «максимам». Тщедушный, малый, медлительный с виду, может оказаться магом-практиком. А неповоротливый жирдяй — ухорезом со скрытой «скобулей», которая пробьет стрелой дыру в твоем черепе, не хуже меча или заклятья. Помни, ножом убили народу намного больше, чем мечом.» Наставления моего отца жили во мне, кажется, помимо моего собственного желания. Вот сейчас я поймал себя на том, что прикидываю исход боя, и оцениваю потенциальную угрозу, исходящую от окружающих. Окружающих, которые, и в страшном сне себя угрозой не считали, и считать не собираются. Вот простодушный Марк, он удивлен отсутствием святых отцов на загадочной Розетте. И свое удивление, не стесняясь, высказывает. А этот бард, Янис? Он явно не из тех, кто привык к жизни благородных, но разбирается в этикете, знает, как зовут «мятежного архимага» и где в нашем мире есть настоящие Древние. С ума сойти, я-то считал, что это — практически легенда, изредка подпитываемая случайными встречами, что представители древней расы заходят к нам пополнить запасы, меняя в портах редкие артефакты и украшения на вино и муку. А, оказывается — герои сказок живут себе в нашем мире, и на рынок ходят. Вот бы глянуть, просто ради любопытства. Всяких картин и статуй, изображавших древних, во дворце хватало. Но, было ощущение, что большую их часть, создали по словесному описанию, лично оригинал не наблюдая, так сказать. Остальные мальчишки, вслед за Марком, слезали с верхних нар, и пожимали мне руку, представляясь. И угрозы от них я тоже не ощущал. Наверное, именно это нежелание искать в любом источник своей смерти, и было главным мотивом, погнавшим меня прочь из дома. Не знаю, как сложится дальнейшее, но сейчас я ощущал себя отлично, только бы «Лисичка» успела отойти подальше от берега до того, как мать начнет использовать чары для моего поиска. Между тем, Янис решил просветить Марка по поводу борьбы с нежитью на загадочной Розетте.

— Там неоткуда взяться ожившим трупакам. Остров маленький, по этому, мертвых хоронят в море. Если кто побогаче, то сжигают, и пепел в урне на специальную каменную полку ставят, типа домашнего кладбища. «Мемориал» — стена памяти, если с древнего — их способ захоронения. Что, при наличии живых древних, совсем не удивительно. К тому же, там есть вполне настоящие маги-практики. Это, конечно, далеко не то же самое, что демонологи, некроманты или святые отцы, но, на одного-двух случайно завезенных «немертвых», точно хватит. А больше там просто взяться неоткуда.

Рассказ прервался тонким, высоким звоном сигнального колокола. Этот корабль меня не перестаёт удивлять. Если я ничего не путаю, «рында» у «Морской лисички», мало того, что в тон попадает, так еще и при литье кто-то озаботился нужным процентом серебра в расплаве. Не всякий городской «божий дом» подобным «колокольчиком» может похвастаться. Количество чудес на корабле явно перевалило все мыслимые статистические погрешности. Если сейчас еще и ветер задует…

К слову, про ветер… это же, как раз, сигнал об выходе в море подали. Скоро мне с монетками идти искать глазастого каптера Анжея.

— Чисто звучит.

Вырвалось у меня, когда эхо колокольного звона затихло. Янис посмотрел в мою сторону с новым интересом.

— А вы, юноша, неужто, и в музыке сильны?

Ну вот, кто меня просил клюв раскрывать? Расслабился, а потом удивляюсь, что всякие «каптёры» за версту выучку видят. Но отвечать придется.

— Да куда там, научили верхнюю половину «подковы» от нижней отличать. И уметь пару маршей «натренькать».

— Ну так извольте, Всеблагого ради.

Бард протянул мне свой инструмент.

— Вот уж не думал, что это путешествие может оказаться столь богатым на удивительные встречи.

Ох, влип так влип, сейчас вот, по полной позориться предстоит. Ну, да делать нечего, сам нарвался. Уселся поудобнее на нижние нары. «Основу» с глубокими струнами подмышку, как учили. Приобнял левой рукой второе «плечо», прижав его покрепче, глаза прикрыл, руки на струны и…

Инструмент ожил, я такую настройку только раз в руках держал, и то случайно. С виду, подкова была не из дорогих, но это только с виду. Не зря говорят умные люди, что «настоящее золото не по блеску меряют, а по весу». Даже моё, предельно простое, без переборов, «Дай, Всеблагий, силы королю», зазвучало вполне пристойно. Чего я, если честно, от себя не ожидал. Закончив первый куплет с припевом, даже не пытаясь петь, я бережно передал «подкову» хозяину.

— У вас чудо, а не инструмент.

Янис заулыбался, поглаживая «семиструнку» по «плечам».

— А то. Именная, мне её под заказ делали, кормилица.

— И вы не боитесь этот шедевр в чужие руки давать?

Музыкант глянул на меня вполне серьезно.

— Ну, это смотря в какие руки. В ваши, пожалуй что, не боюсь. Конечно, эпических высот на музыкальном поприще вы вряд ли добъётесь. Но, если будете регулярно заниматься, то свою кружку пива, ну, в вашем случае — сбитня, вполне сможете в кабаке зарабатывать. А насчет моего «крылышка», так оно дорожное, я про «подкову», если что. Вы же слышали, наверное, балладу о двух крыльях у менестреля?

Я на миг задумался.

— Это та, где одно крыло — любимая «подкова», а второе — девушка, которая ждёт в далёком городе?

— Ну да, она самая. Так вот: мое «крыло» мастер делал именно как дорожный инструмент. Он у меня уже разок с телеги падал, и в драке кабацкой меня выручал. Так что, не особо боюсь. Потом только струны перетянуть, и вперёд.

— Ни разу про такое применение подковы не слышал. Очень интересно, а вы, если не секрет, тоже в Розетту? Как для поступающего в магическое обучение, вы, вроде бы, уже староваты. Или там всё иначе?

Янис опять улыбнулся.

— Если вы про Коллегию, то возрастные правила такие же, как и в пяти других колдовских школах. Да, я плыву именно в Розетту, и, нет, не поступать. У меня своя цель, которую я, вам, молодой человек, пока что раскрывать не буду. Есть такое суеверие, если о чем то, что еще не решено, рассказывать, судьба услышит и дороги запутает. А мы, менестрели, народ суеверный. Так что, считай, что еду по своим музыкальным делам. Вот если получится, и после где пересечёмся, обязательно похвастаюсь. А пока…

Что именно "пока" — я так и не узнал. В наш тёмный, уютный мирок с запахами моря и прелой соломы из матрасов, ворвался юный богатей, заходивший на корабль после меня с отцом, который мог оказаться дедом.

— Всем привет, я Табай, буду с вами вместе в тайную академию поступать.

Слегка поморщившись, бард поправил будущего претендента.

— Коллегию, уважаемый Табай, Коллегию. Если вам улыбнётся удача, и вы окажетесь среди учеников, то станете коллегой для тамошних магиков. Их глава, как, впрочем, и остальные преподаватели, не любят, когда их заведение именуют словом «академия». Или школа, или Коллегия, привыкайте.

Парень исполнил шутливый полупоклон.

— Примного благодарен, сударь. А тебя…

Парень указал рукой на меня.

— …мистер Анжей заждался. Как тебя звать-то?

Я протянул Табаю руку.

— Этьен, будем знакомы.

Руку Табай пожал.

— Обязательно будем, только ты сходи наверх, а то мы все уже подорожные внесли, а ты — ещё нет. Я как раз взялся за тобой сбегать, пока к учёбе не припахали. Если дядюшка дедулю не уломает, мне всю дорогу до козлиной… ой.

Забавно было смотреть, как этот пацан, одетый явно подороже моего, прикрывает рот ладошкой. Парень, похоже, понял, что сказал нечто ему не подходящее по статусу.

— До Розетты, в смысле, сидеть, «Основы» учить. Чтоб им пусто было. Как будто настоящие путешественники, когда-нибудь, в те книжки заглядывали.

О как, «Основы землеустройства и водных гладей измерение», серьёзную книжку парень одолеть решил. Или, это за него решили? Впрочем, у меня появились дела поважнее.

— Уважаемое собрание, вынужден вас покинуть по причинам, не терпящим отлагательств.

Пацанва на нарах опять уставилась на меня, как на заговорившую рыбу, менестрель сдержано хмыкнул, видимо, давя смех, а вот Табай напрягся и как-то подозрительно начал приглядываться. Пора отступать наверх. Я развернулся и двинул на палубу.

Поднявшись, я сдержанно улыбнулся, разглядев очертания гавани на горизонте. На палубе было удивительно мало народу. Два матроса стояли рядом с деревянным креслом, на котором, закинув ногу на ногу, сидела женщина в лёгком тренировочном костюме. Отрешённый взгляд и расслабленные черты лица давали понять, что мыслями, а возможно и не только ими, она сейчас не здесь. Этим нагло пользовались молодые моряки, с охотой разглядывая привлекательную фигуру. В руках барышня перекатывала толстую двухметровую бамбуковую палку, одним концом стоящую на палубе со стороны её правого бедра. Эта картина вызвала у меня живейший интерес. Простолюдины всегда отличались суеверием, а матросы — и подавно, профессия-то с риском связана. Появление пассажирки на палубе во внеурочное время, вызывало массу вопросов. Мой небогатый опыт путешествий на большом корабле напомнил, что представительниц слабого пола просили не покидать своих кают до завершения плавания, не допуская прогулок по палубе, даже в отведённое для этих целей утреннее и вечернее время.

Здесь же, мало того, что женщина на палубе присутствовала в один из самых важных моментов путешествия — при выходе в море, так ещё и делала это с комфортом. Немного причин способно толкнуть капитана на нарушение одной из основных традиций мореплавателей. Возможно, это жена владельца судна, но непонятно, что ей делать на палубе во время парусного манёвра. И тут меня как будто обухом по голове треснуло: утром на море стоял штиль, в небе ни облачка. Сейчас паруса прямо звенят от напряжения. Скрипят натянутые снасти, всё говорит о том, что ветер превосходен. Так быстро погода не меняется, а если меняется, предугадать это может только талантливый мастер-погодник, который является гордостью любой академии, если он там есть. А вот вызвать ветер — способно несколько большее число чародеев. Мастера урагана — самый распространённый талант из воздушного дара. Они вполне способны призвать, и некоторое время поддерживать поток воздуха, веющий в определённом направлении. Время воздействия подобного искусственного ветра, напрямую зависит от силы таланта колдуна. И, если мои предположения верны, то странный бамбуковый посох — это «деревянная птица». Удивительный, укреплённый магией парус, натянутый на раскладной деревянный каркас. Этот легендарный инструмент позволяет самым могущественным мастерам урагана летать в облаках, подобно птицам.

Видимо, я слишком долго разглядывал уже не юное, но не потерявшее привлекательности лицо. Магичка перевела взгляд на меня, в глазах появилась осмысленность, а на губах заиграла тонкая ироничная улыбка.

— Хватит на меня пялиться, мал ещё, нахалёнок. Центральная дверь под рулевой надстройкой твоя. И не крутись на палубе, пока не пригласят.

Я развернулся и пошёл в указанном направлении, невольно подслушав ворчание под нос — «ох разоримся мы с этой благотворительностью». Кому две серебрушки не деньги, а кому за них месяц пахать. За штурвалом, поднятым на три метра на балконе кормовой надстройки, стоял, неброско, но элегантно одетый мужчина, с коротко стриженной седой бородой, в чёрной шляпе. Когда я подошёл к двери, он не обратил на это внимание, наблюдая ход движения корабля.

Мистер Анжей легко был обнаружен по весёлому и громкому голосу, коим он перечислял достоинства различных животных, произведших на свет некоего матроса Питера. Много я слышал разной площадной ругани, но ругаться, соблюдая ритмику и удерживая размер — это, вероятно, особое искусство. Какое-то время, я стоял за дверью в надежде услышать завершение монолога, чтобы не попасть под горячую руку разбушевавшегося каптёра. Но, так и не услышав в звонком голосе ослабления тональности, пришёл к выводу, что это надолго. Мне, конечно, жаль, что Питер не додумался попробовать тухлого копчёного мяса, за которое было заплачено, как за свежее — но у меня были дела поинтереснее, чем подслушивать в коридоре, пока Анжей не охрипнет. Вежливо постучав, я вошёл. Раскрасневшийся складской и, возвышавшийся над ним, втянувший голову в плечи, матрос, полутора саженей в плечах, смотрелись комично. Сдержавшись, чтобы не продемонстрировать эмоции, я протянул Анжею кошель с достаточно крупной горстью медяков. Где пятачки и десяточки были почти незаметны на фоне мелких грошиков. Старался, всю мелочь собрал. При случае, таким кошельком и убить можно. Ну, и, конечно, преподнёс я это «сокровище» с видом государя, вручающего наследнику корону. Пусть парень проникается величием суммы.

Аккуратно ссыпав груду меди на стойку перед собой, Анжей печально вздохнул, а матрос воспользовался заминкой, чтоб улизнуть прочь.

«Хорош делец, приятно видеть профессионала», решил я, наблюдая как монетки шустро сложились в кучки под ловкими пальцами каптёра — пять пятёрок, три десятки и уйма мелочи. Быстро же всё пересчитал.

— Ну что, красавец, будем знакомиться. Как тебя в судовую «роль» вписывать? И учти малёк, мне без разницы, как ты себя назовёшь — хоть Жаном, хоть Джоном, хоть Владыкой Преисподни.

Я улыбнулся, подход знаком и понятен.

— Этьен, просто Этьен.

— Ты хоть мне не ври, какой ты «просто Этьен», даже Джига заметил. Простецкий народ, при виде нашего сортира — или колдовством клеймит, или спрашивает: «а как оно работает?». Ты первый, кто и глазом не повел. Стало быть, уже видал такое. А где такое можно повидать? А, «просто Этьен»? Прям стремаюсь спросить, что твой папа-стражник, который из рыбаков, сторожит… Ну, да и фиг с ним, мне глубоко класть на то, кто ты и откуда, пока ты не создаёшь проблем и соблюдаешь общие правила.

Анжей вздохнул, то ли сочувствуя мне, то ли переживая, что не может раскрыть мою тайну.

— Правила у нас предельно простые. После утренней и вечерней склянки, можно час провести на палубе. Еду и питье приносят трижды в день. Хочешь, на палубе употребляй, а хошь — в «хоромах», дело твое. «Шанцевый инструмент» — миску, ложку и кружку, выдаваемые для потребления пищи, возвращать в целости и сохранности. В кормовые каюты не лезь, если тебя не пригласят те, кто там живут. Табай — не в счёт, он никого приглашать не может. Племянник кэпа, иногда, слишком вольно трактует своё "особое положение". Хоть бы его в эту чертову академию таки забрали. Достал уже со своими «светлыми мыслями». И, да, поскольку ты уже здесь, передай мастеру Янису, что Кэп и Шкипер шлют ему привет. И, как старые знакомые, надеются, что сегодняшний вечер в кают-компании будет скрашен не только большой бутылью «золотой лозы», но и его прекрасным пением.

Я кивнул.

— Конечно, предам.

Ничего себе, большая бутыль «золотой лозы», это же минимум золотой, причём, если сразу несколько брать. Если это, конечно, вино из Салехсы — подделки в других «винных королевствах» ни в какое сравнение с «салехсийским медом» не идут. Понятное дело, что мне это всё лишь в теории известно. Попробовать пока не доводилось, да и не надо оно мне. Насмотрелся я пьяных, хватило. Отец позволял себе что-то большее, чем кружку светлого пива, лишь когда приезжал в родное поместье, в Фиелле. И узнавали мы об этом, обычно, наутро. А тем временем, шкипер и кэп, за один присест, решили «приговорить» прибыль с сотни, подобных мне и Янису, «пассажиров». Это наводило на некие размышления. Случайно услышанные мной слова колдуньи на палубе про «разорение от благотворительности» заиграли новыми красками.

— А вино-то из Салехсы, или здесь брали?

Всеблагой, ну накой оно мне? Эта «простая жизнь» изрядно расслабляет. Вот, захотелось узнать, чем Яниса потчевать будут, взял и спросил. А то, что никакой городской стражник такое вино за всю жизнь ни разу не попробует, разве что недопиток у какого лорда из стакана сёрбнет, так то и без разницы. Ох, и скверный из меня шпион получился. Зато округлившиеся глаза Анжея того стоили.

— Малый, а не рановато ли тебе в винах разбираться?

— Рановато. Я ничего, крепче кваса, не употребляю, а им, как говорится, душу не обманешь.

Ну и куда меня несет, спрашивается? Любимая поговорка мужиков в ночной засаде! Там уж точно ничего крепче не пили, но вот сетовали на жизнь — регулярно.

— Я не в винах, я в ценах на вина немного разбираюсь. Вот и стало любопытно, не более.

Взгляд Анжея слегка потеплел.

— Так вот оно что, твой батька на таможне сидит. Ну, так-то да, это многое может объяснить. И откуда деньжата, и отчего он не хочет, чтобы ты на колдуна выучился. Обычно, такую хлебную работенку стараются своим передать. А тут у сынишки ретивое взыграло. Только вот, объясни мне, неразумному, где же ты сортир со сливом углядел?

Я скептически глянул на «заведшегося» складского.

— Вот уж не думал, что это есть диво-дивное и чудо-чудное. Сверху бочонок двухсотлитровый ставишь и тубой с мелким бочонком соединяешь. Ну, и рукоять эта — явно пробку с грузом в маленьком бочонке открывает. Невелика наука. У отца на посту — единственное удобное место для этого дела было. Колдуны, которые за водяной ров и прочее отвечают, для своего удобства оборудовали. Ну, и, сами, колдовством, воду в бочку нагоняли раз в смену. Конечно, те, кто на воротах дежурит, мимо подобного «удобства» не проходили. Не слишком таинственно?

Анжей глянул на меня с легким превосходством.

— Так ты думаешь, что сверху большая бочка стоит, в которую воду наливают?

Конечно, я так не думал, никакой логики. С тем же успехом, этот «почетный труд» могли бы совершать и сами путешественники нижней палубы. Взял, да вынес за собой, чего огород городить. Нет, там что-то другое. И, скорее всего, весьма далекое от магии. Иначе, мне придется поверить в сумасшедшего колдуна, который, вместо использования своего таланта по прямому назначению, как та же магичка на палубе, ерундой страдает. Но вот Анжею об этом знать совершенно незачем.

— А как же иначе-то?

Анжей сверкнул победной улыбкой.

— Завтра, когда минутка свободная будет, свожу тебя, в аккурат, над этим самым местом. Покажешь мне бочку.

— Как скажете, мистер Анжей, нет бочки — значит, так оно и есть. Вы лучше поделитесь, откуда «золотая лоза»?

— Вот же пристал, как грешник к пророку, иди смотри.

Каптёр отодвинул часть нижней загородки, и, подняв наверх, сложил свой «прилавок» вдвое. Я двинулся вслед за приглашающим жестом, и оказался в его «царстве». Среди множества ящиков, полочек и мешков, в углу сиротливо высилось накрытое рогожей «нечто». Подойдя, Анжей аккуратно откинул часть шкуры, и в неровном свете корабельной «лампы», под покрытым узорами и рунами стеклом, заиграло оттенками золотого и светло-коричневого. Глянув на сургуч, запечатывающий горлышко амфоры, я одобрительно закивал. У менестреля сегодня будет праздник вкуса. Настоящее салехсийское — может, без потери цвета, простоять до ста лет. Говорят, что вкус за это время меняется, становясь изысканным и благородным. А что бы еще они сказали, если учесть, сколько стоит любая такая «бутылочка» хотя бы с десятилетней выдержкой. Кристиан мне как-то показывал их в винном подвале. Вместе с пенными медами из Норады, салехсийскую «золотую лозу» закупали к разным торжественным датам. И просто так, на всякий случай, если дата организуется без предупреждения, сама собой. Был в этом удивительном напитке один феномен. После ста лет — он выцветал, терял свой замечательный вкус и выпадал на дно бутыли бурым осадком.

— Отличное вино, благодарствую за погляд. Пойду, порадую Яниса.

Пришедший в хорошее расположение каптёр поинтересовался:

— А помнишь, ты меня шкипером отрекомендовал?

Я слегка непонимающе глянул на складского.

— Ну, помню.

— А знаешь, кто у нас шкипер?

— Откуда бы?

— А ты мимо госпожи Севили должен был пройти, когда сюда шел. Она, как раз, с парусом работала.

О да, отыграл таки своё забавное выражение лица Анжей, у меня сейчас, наверное, не хуже. Удивил так удивил! Наёмный маг, мастер урагана, на корабле, дело обычное. Женщина магик — такое тоже, порой, случалось, хоть и нечасто. Воздух и огонь редко покорялись девичьим рукам. Но вот второй человек в команде, после капитана — это очень интересно. Или…

— А они с капитаном — муж и жена?

— Нетяжело было догадаться, да?

Анжей невесело хмыкнул.

— И как вам с таким начальством?

— Да по-разному. Деньжата водятся, рейсы на загляденье, ветер, ну, ты сам видел. Но, есть нюансы. Матросы, когда на берег гулять идут, обычно другой корабль называют. Ну, а мы, в смысле — я, боцман и старпом, стараемся вместе в чужих портах кабаки посещать. Целее морда потом.

Да уж, дела.

— Ну, я пошел.

— Да иди уже, «загадочный мальчик», приглашение не забудь передать.

— Угу.

Я, выйдя в коридор, потопал прочь из кормовой надстройки. Вот ведь, как оно, порой. Интересно, а как бы наши «ночные стрелки» себя чувствовали, если бы ими, к примеру, моя мать командовала? Есть же магички-практики, которые в бою, не хуже колдунов мужского роду, выписать смогут. Да и про боевитых девиц слышать приходилось. Но те, в основном, у наемников водились. Ни у нас, ни в городской страже, я подобного чуда не встречал. Возвращаясь в «хоромы», ещё раз глянул на шкипера. Теперь — уже совсем иначе. А ведь она здесь, по сути, хозяйка. Поза свободная, устроилась поудобней, на спинку кресла откинувшись. Глаза прикрыла, как будто к чему-то прислушивается. Хотя, понятно к чему. К своей стихии, к ветру, который сейчас паруса надувает. Интересно, надолго ли у колдуньи запаса сил хватит? Если посох — «деревянная птица», а по описаниям — очень даже похож, то мы так можем несколько часов, а то и полдня, на заёмном ветре идти. Вот бы колдовским взором сейчас на работу этой Севили посмотреть, да только что я там разберу? Ну и понятно, что без артефакта мне такое не по зубам. Эх ладно, поглазели и будя, здравствуй трюм.

Передав приглашение Янису, я присоединился к обсуждению будущего поступления в коллегию. Точнее, я, как раз, слушал и кивал головой. Резона поступать учиться на мага, только что избежав подобной участи дома, у меня не было. Да еще вопрос, поступлю ли. Но вот фантазии сверстников на этот счёт — я выслушивал с огромным интересом. С одной стороны — убить время, с другой — вдруг опять Анжей, или ещё кто, прицепится, надо же, хоть примерно, понимать, зачем и куда я, с их точки зрения, еду. По рассказам Гароя, уже участвовавшего в прошлогоднем отборе, место это было ну просто раем земным. Абсолютно всем претендентам на поступление и гостям, оказавшимся на церемонии, преподаватели магической школы раздавали разноцветные сладости — леденцы на палочке. И если верить Гарою, наделяли этим нехитрым угощением, буквально, каждого пришедшего. Затем, каждого абитуриента, проверяли на сродство с семью великими стихиями. Определившись с направленностью соискателей, их разделяли на группы, и сравнивали силу таланта. Самых талантливых — приглашали пройти обучение в коллегии. Гарой точно не знал, сколько человек зачисляют за один раз. Но был уверен, что на основные направления — не меньше двух десятков на каждое. Получается, примерно, около сотни. Огонь, вода, земля и ветер, ну, и жизнь, без неё никуда. Интересно, а демонологию у них преподают? Или некромантию? Эти дисциплины считаются запрещенными. Но, при этом, специалисты не особо «аппетитных» направлений магического искусства, всё же, не переводятся. Янис считает, что на острове таких нет. Может быть. Он и ахимага местного по имени знает, так что, может оказаться, осведомлён поболее Гароя. И, конечно, самое интригующее в этом заведении — это отсутствие оплаты. С некоторым допущением, я способен поверить в колдуна, стремящегося обучить талантливую смену, и, по этому, ищущего по-настоящему сильных в магии учеников. Но, чтобы, при этом, не брать деньги за обучение? А на что они тогда всем своим «табором» живут? Я слушал бредни и фантазии юных пассажиров, и понемногу проваливался в сон. Поездка в компании «северной пастушки», не давшей мне, толком, поспать — дала о себе знать.

Так закончился мой «самый длинный день». День, растянувшийся, по факту, на два. В этот день я круто изменил свою судьбу. Думал, что изменил.

Потом, в трюме «Лисички», было много чего интересного, да и не только в трюме. И концерт Яниса, на который бесшабашный менестрель потащил меня, как «собрата по ремеслу». И удивительная еда, «за один серебряный», которую, как выяснилось, готовила лично хозяйка. Чего я, за эти несколько дней, только не попробовал! Однако, больше всего я, помнится, был поражен, когда узнал, что Влад, капитан «Лисички», тоже колдун, «магистр волн». А деньги эта «сладкая парочка» зарабатывает на провозе колонистов в «новый Авалон». Закрытую колонию, курируемую, по слухам, магиками Си-Ом, и жрецами «Идущими за Всеблагим», что держат свою центральную резиденцию в древнем дворце мистических императоров прошлого, на снежном троне «Звезды Тумана». Иллидия, как благословенный край того самого снежного трона, неплохо зарабатывает на паломниках, круглый год жаждущих посмотреть на чудо-дворец среди неприступных горных вершин, ставший монастырём, и получить прощение грехов от «первого среди равных" — трёхсотлетнего иерарха «Идущих», заставшего приход Посланника, и лично ему помогавшего. Проезд до «Нового Авалона», как выяснилось, мне был просто не по карману. И мои робкие попытки намекнуть, что, дескать, я «пригожусь и отработаю» — вызвали лишь веселый хохот, и пожелание обратиться к кэпу с подобной просьбой лет через десять, «когда выучишься хоть на кого-то", в Авалоне — времени на обучение нет. И так вас, считай, бесплатно к Евсею катаем». Затем, поиск другого «корыта», способного за деньги провезти меня в какую-нибудь менее пафосную колонию, где подойдет и простой стрелок, готовый валить лес или заниматься охотой. Ближайший корабль собирался быть не ранее, чем через неделю. И, с лёгкой руки барда Яниса, я таки отправился на магические «смотрины». Делать-то, все равно, было нечего, деньги на прожитьё были, а сидеть в трактире безвылазно — увольте…

Тогда же раскрылась «страшная тайна» менестреля. Этот «музыкальный пройдоха», оказывается, по протекции местного архимага, набился таки в гости к древним, на единственный праздник в году, на который эти полумифические личности приглашали местных жителей. Не всех, конечно, хотя отмечали «праздник хорошей ночи» всем городом. У Яниса были большие планы на предмет «послушать древних баллад в исполнении оригинала и с оригинальным произношением». А я, зайдя посмотреть на приём в «тайную академию» (так Табай и не перестал коллегию — «тайной академией» величать), а так же, попробовать местную уникальную, во всяком случае, по цветовой гамме, «сладость на палочке», попал на глаза к магистру Шиндаку…

С тех пор, произошло много разного, интересного и не слишком. Табай-таки выучился в академии Си-Ом, только не в нашей, за деньги выучился. И сейчас «гоняет» вместе со своим дядькой Владом большой галеон между двумя континентами. Слышал, готовят экспедицию на недавно открытый «смертоносный» континент, прямо через «бурунное море», а не как все, со стороны льдов. Удачи ему, она ему всяко пригодится. Из всех, прибывших со мной в тот год на «Лисичке», в коллегию поступил только Гарой.

Прошло каких-нибудь тринадцать лет.

А что я?

А я, прожил, по сути, очень неплохую жизнь. Недолгую, но интересную, полную чудес, познания нового, дружбы, любви…

И пусть мне не удалось обмануть судьбу, ведь я иду биться на дуэли, прямо как отец учил…

Эх, где ты сейчас, Эрик Конталь, видел бы ты своего сына…

Гордился бы? Или плюнул вслед с проклятьем? Я, всё же, от тебя убежал, порушив такие грандиозные планы. Но, кровь — не водица. Убийца моей любимой ляжет в землю. Или лягу я, что, скорее всего, и случится. Если, конечно, не вмешается Всеблагой, на что пытался намекать мой учитель. Вот ведь чушь. Старый пиратский магик, видимо, на склоне лет, таки начал терять ясность мысли. С чего бы Всетворцу обращать своё внимание на колдунов, которых половина (не лучшая, замечу) святых отцов и вообще пособниками демонов считает. Так или иначе, пора браться за дело. Шагнув с последней ступени на базальт арены, я обозначил поклон герцогу, и вопросительно посмотрел на архимага Евсея. Сегодня — ему командовать. Интересно, будет спрашивать о возможном примирении? Хотя, о чём это я, по последнему праву — перемирие невозможно. Несёт тебя, дружище Этьен Конталь, ох и несёт. Надо собраться, и хотя бы вид сделать, что верю в свою победу. А то не серьезно как-то выйдет. Сама идея такого поединка — в явлении чуда. Ну, ладно, посмотрим, чего там мэтр Шиндак ввиду имел, насчёт «божественной справедливости». Достаю из ножен клинок, короткую, в шесть пядей, саблю древних и салютую в воинском приветствии Эмилю. Даже не дернулся, зараза. Ну да, он же ж у нас оклевётанный торговец. Куда ему, воинский салют исполнять. Евсей хлопает в ладоши, и, в тот же миг, гул студенческих голосов и прочие звуки исчезают. Я несколько раз бывал под подобным куполом. Некоторые заклятья требовали особого уровня безопасности в процессе тренировки быстрого плетения. Так что, внешний вид купола, надутого мутноватого «мыльного пузыря», внутри которого находишься ты, а по наружной поверхности, из конца в конец, пробегает радуга защитных плетений, сейчас видная даже тем, кто не обладает магическим взором, меня не слишком впечатлил. А уж сколько раз я видел эту картинку снаружи…

А вот Эмиль сразу преобразился. Смотрит с интересом, и, даже, с некоторым уважением. Неужто, до разговора снизойдет? С чего бы? Всё равно, выйдет только один, поздновато мириться. Снизошёл таки, хотя, и не приближаясь ко мне, опасливый сучий потрох. Несмотря на весь гонор, на клинок у меня в правой руке, поблескивающий отражённым светом пробегающих по куполу разноцветных «молний» — всё-же поглядывает. Жаль, что «шип» никакими молниями или огненными шарами не заряжается. Да такой клинок, в круг, на дуэль по последнему праву, и не допустили бы. С артефактами нельзя. Хотя, какая-то магия в нем всё же есть. Древние любят «тень на плетень навести». Котомаи, мой друг из древних, мне что-то такое рассказывал: «сила священного озера, напитавшегося чистейшим светом полной луны, заключена в этом клинке, отражённый свет, дарованный самой Банавен, сохранит тебя в час опасности». И обозначать это могло что угодно. Например, использование при отливке сабли зклятий против ржавчины и для сохранения заточки. А то,что древние сопровождают свои обряды обращениями к святым помощникам, у нас бы просто молитвой назвали, так это, как раз, нормально. Любой толковый кузнец-артефактер, перед серьёзным делом, или молитву прочтет, или хоть помедитирует, чтобы сосредоточиться. На внеплановый визит младшей помощницы Всеблагого, отвечающей за явление ночного лика, я не слишком рассчитывал.

— Эй Конталь, а ты, похоже, из другого теста сделан, чем большинство твоих «коллег». Не очень-то ты похож на ученого червя. Сложись иначе, я бы тебя, пожалуй, нанял. Есть в тебе хребтина. Ты же понимаешь, что шансов никаких, чего полез?

Я хмыкнул, ишь, какой разговорчивый, и чего ему надо-то?

— В других обстоятельствах, я бы тебя пристрелил не задумываясь, как только узнал бы об твоих грязных делишках. А нанять меня — тебе бы денег не хватило. Да только вот, как-то, мой отец, очередного прыткого, такого как ты, на тот свет отправив, сказал: «обстоятельства не выбирают, в них живут и умирают». Ты чего, вдруг, поговорить надумал? Я — не святоша, грехи не отпускаю.

— Экий ты ершистый, Этьен, мне отпущение грехов без надобности. Вера — это заёмная «храбрость» для слабых. Сильные, ею, разве что, как хомутом для человеческой скотины, что в поле пашет, попользоваться могут. Если, конечно, ума хватит. Как по мне, что Посланник, что демон, если за моим кровным явятся — огребут. Если найдут что интересное на обмен предложить — подумаю. Я понять хотел, что ты за чудо такое. В башнях Си-Ом практики, обычно, иначе выглядят, да и ведут себя по-другому. Не встречал я пока мастеров астрала, которые сами в безнадёжную драку лезут. А вот поди ж ты, подготовленного убийцу — в ученики к мозголому занесло. Жаль, что не я тебя первым нашёл. Дух, от возможных перспектив, захватывает.

Да когда же Эмиль заткнется. Отчего-то, Джесика вспомнилась — «зачаруешь, и ножиком по горлу». Ну да, такому вот Эмилю, такого ученика — и больше счастья в мире не надо. Только перепутал засранец немного. Хоть нас и называли палачами, именно что убийцами мы, как раз, и не были. Убийца в «незримой страже» долго бы не продержался. Рассказывали мне печальные истории о стражниках, почувствовавших себя «судьями». Там, у наших, у каждого, своё дело, своя семья. А то и служба. Нет, я не убийца, вернее, не тот убийца, о котором торгаш себе навоображал. Пора этот цирк заканчивать.

— Поговорили — и хватит. Приступим, пожалуй.

Я весь подобрался, расслабил сознание, готовясь к безнадежному рывку, когда мой подвешенный "щуп", удлиняющийся из руки, ведомый моей волей и магической силой, полетит к дурной голове торгаша, преображаясь в самый простой универсальный боевой «аркан» магистра разума — «пожелание смерти». Это несложное заклятье, единственное из доступных мне, могло быть усиленно напрямую, за счет моего магического потенциала. Был, конечно, ещё и «захват разума», но это было даже не смешно. При минимальном обучении, любой, наделенный талантом и сумевший почувствовать «захват» мистик, будет пробовать его скинуть. Что уж говорить о «мозголомах». Остальные плетения занимали куда больше времени на подготовку и имели цельную энергетическую структуру, не восприимчивую к экстренному усилению. А вот «пожелание смерти» я надеялся усилить на максимум, все равно, второй попытки у меня не будет. Но тут Эмиль меня снова удивил.

— Не торопись, «суровый воин», сосредоточься. Я получил удовольствие от беседы, и собираюсь отплатить тебе тем, что ещё может иметь некую ценность. Дать подготовиться к атаке. Первую твою атаку я буду блокировать, потом нападу сам. Ты видел мой потенциал, думаю, и так всё понимаешь. Но, за смелость и честный разговор, тоже надо платить, в данном случае — мне. Я жду твою атаку.

Вот же козлина, теперь в благородство поиграть решил, самолюбие тешит. И, ведь, что обидно, у меня как было одно подготовленное заклятье для атаки, так и осталось. Всевозможные «иллюзии», «сны» и прочие тонкие штучки на Эмиля накладывать — что небо красить. Ещё и посмеётся в процессе. Освободив мысли от всего лишнего (прощай Джесика, подожди немного Юкки, скоро увидимся), я будто на первых занятиях по эфирной энергетике, начал «ощущать свою силу». Магистру, вообще-то, играться с «концентрированием силы в точке приложения» не пристало. Все плетения давно выверены и количество силы для каждого строго отмеряно. Но не в этом случае. Я прекрасно осознавал, что хлипкий шанс пробить щиты мозголома-практика у меня будет только один раз. Сосредоточившись, я, всю собранную силу, сколько смог сконцентрировать, вложил в один короткий удар. В иллюзорном мире магических энергий, моя рука вытянулась в сторону врага и фиолетово красным копьем устремилась к его голове. В последний миг, перед соприкосновением, Эмиля окутал серый туман. Я жал, сколько было силы, стараясь нащупать врага. Но концентрация такого порядка не бывает долгой. Это мне в процессе атаки казалось, что я пытался нащупать врага за его защитой несколько томительных секунд. На самом деле, и атака и защита, заняли не больше одного мига, четверти секунды. Напряжение было запредельным, меня трясло, дыхание и пульс участились, Эмиль ждал, а я пытался восстановить дыхание, готовя свою защиту, предназначенную, если честно, совсем для других дел. Но, подготовить что-то другое, за отведенное до дуэли время, было всё равно нереально. Увидев, что я более-менее продышался, торгаш решил продолжить играть в благородство. Как это здорово, если имеешь минимум пятикратный перевес в силе.

— Ты сделал всё что мог, преподаватель. Готовь щит, я постараюсь закончить всё одним ударом.

Да что за невезуха. Мало того, что шансов никаких, так еще и умничает, гад. Я подёрнулся серой дымчатой сетью. «Серая сетка», она, вообще, для отвода глаз собиралась. Это очень условно боевое заклятье, а уж называть его защитным… Тут, разве что, я смогу не дать точно по себе прицелиться. И чем мне это, в дуэльной яме-то, поможет?

От Эмиля, в мою сторону, полетела серо-фиолетовая разворачивающаяся воронка. Как будто пылевой смерч протягивался параллельно земле от его рук ко мне. И при этом, воронка расширялась. Точно в голову не попадет? Да я весь туда помещусь. Хоть бы сразу прибило, выглядит визуализация не очень. И, что обидно, в отличие от магов-практиков, физически уворачиваться, как некоторые ухитряются уходить от летящих в них огненных шаров, не выйдет. Это только для меня воронка медленно разворачивается в мою сторону. Если я потеряю концентрацию, выяснится, что летит она те же четверть секунды, ну, может, половину. И прыгать в сторону — особого смысла нет. Ну, и плюс к тому, в отличие от обыкновенных молний и огненных шаров, мы, мозголомы, полетом своих плетений управляем от начала и до конца. Я уж было расслабился, в ожидании встречи с Юкки, как нечто невообразимое соткалось из воздуха, как будто огромная линза, и приняло удар на себя. Потерявший концентрацию Эмиль смотрел на рассеивающуюся линзу, размером на весь защитный пузырь, разделившую пространство внутри арены напополам, огромными непонимающими глазами. Я, признаться, тоже подобное видел впервые. Когда эфирный след исчез, Эмиль задумчиво глянул на меня.

— Твоя что ли?

Я отрицательно помахал головой. Архимаг совсем не зря доверял мне присматривать за ареной. Я знал все её защитные плетения, барьеры мощности, резервные дополнительные цепи. По сути, защитный экран был сложнособранным щитом из всех известных стихий, запитанным из огромного артефакта, который, в физическом смысле, собственно, и был ареной, и подобного самоуправства ему точно никто не позволял. Такие «арены» обычно создавались группой колдунов, не менее чем по количеству стихий, и управлять им напрямую, в процессе боя, было невозможно. В этом был главный смысл такой арены. Насколько я понял, сейчас артефакт, одним из своих щитов, а именно — астральным, нас не только прикрыл, спасая от воздействия присутствующую публику, но и физически отгородил друг от друга. Эмиль, придя в себя, тут же повторил атаку. При этом, сконцентрировался он мгновенно, без какого либо перехода, жестов или мимики. Если бы его «туманная воронка», ну а как это безобразие ещё назвать, была кинжалом, я бы мог его только похвалить, как профессионала. Успеть среагировать, выстроив защиту, было малореально. Ну, я бы точно не успел, даже если бы нужная защита у меня была. Классический «подлый удар», без предварительных, выдающих бойца движений, так сказать. И вновь нас разделила призрачная линза. Я попытался изнутри ощутить сродство с ареной. Все же, я почти три года за ней присматривал, настраивал и подпитывал «просевшие» контуры. Да нет, всё как обычно, без специальных «ключей»-артефактов, в одном экземпляре хранящихся в шкатулке у ректора, к настройкам не подобраться. Что изнутри, что снаружи. И сейчас эта шкатулка стоит на специальном камне, в отведённом ей углублении, справа от входа в круг. И любой желающий может наблюдать, ну, конечно, этот желающий — должен иметь эфирное виденье, что все камни в шкатулке на месте, и никто ими не манипулирует. На левом выступе имеется кварцевый шар, демонстрирующий всем желающим уровень магического напряжения. И думается мне, сейчас он горит едва зеленоватым светом, показывая, что все защитные контуры работают штатно, и напряжение на первой четверти мощности. Во всяком случае, разбегающихся из амфитеатра зрителей я не увидел. И так, Эмиля нечто блокирует. Очень интересно, как это возможно? Будет ли оно блокировать меня, или же это и есть то самое пресловутое «божественное вмешательство»? Почувствовав себя уязвимым, торгаш вмиг растерял всё своё напускное благородство. Пора и мне переходить делу. Все эти мысли пронеслись в моей голове за ту же, пресловутую, «долю мгновения». Я вновь атаковал «пожеланием смерти», пытаясь вложить в несложную конфигурацию всю свою ненависть и ярость. Вновь, как и в прошлый раз, усиленный в десять раз, простейший мысленный приказ, рванулся, вместе с моим вытянувшимся щупом, к голове Эмиля. Теперь он не ждал до последнего, показывая мне своё мастерство владения «арканом» защиты, а сразу окутался серой дымкой. И, о чудо, моё заклятье достигло цели, в том смысле, что вновь «потонуло» в серой защитной пелене. Линза, разделявшая нас два раза подряд, не появилась. В ответ, никаких лишних слов, лишь полный ненависти взгляд, и в мою сторону поплыло иллюзорное фиолетовое марево, поблескивающее странным узором загорающихся и гаснущих серебряных «звёздочек». Тоже мне, «ночное небо», но красиво, конечно, и судя по сведенному судорогой лицу торговца, дается это заклятие Эмилю путём чудовищной концентрации. Неужто у него есть астральная «штучка» силой в 200 единиц? Дела… знать бы ещё, что это за заумь, и как она должна была сработать. Я даже не пытаюсь прикрываться. Моей, с позволения сказать, защиты, и на «воронку» бы не хватило с гарантией, а тут — целая «звёздная сеть» по мою душу пожаловала. И вновь появилась линза. Мгновенная вспышка бушующего фиолетового пламени, разлетающаяся по дымному контуру выпуклого щита, и астральное виденье вновь наблюдает лишь распадающиеся контуры линзы. Итак, Эмиль атаковал трижды, и дважды защитился. Последняя, эпическая астральная атака — никогда подобного не видел, наверное, что-то массовое на меня не пожалел, отъела, я надеюсь, под двести единиц. Плюс две защиты, минимум по полтиннику. Уж слишком торгаш самоуверенно в первый раз держался. Хорошо меня «посчитал» во время визита в его «лавочку». Ну и, к примеру, столько же завесившие «воронки». А смысла усиливать больше, если я, даже будь у меня толковый «астральный щит», все равно больше сорокета вложить не смогу. Итак, выходит что противник «пуст». Если и не выжат досуха, то сил у него осталось на донышке. Добить, а уж потом буду разбираться, что за линза чудная, действительно ли Всеблагой управил, или это Евсей втихаря «ключами звенит». Пока я пялился на распадающуюся линзу, противник выхватил из-за пояса нож, полоснул себя по руке и брызнул кровью на базальт арены между нами. Что за дичь? Кровавые обряды на магической арене? Он серьезно? И тут, в голове, словно что-то взорвалось, в мозг ворвался недовольный вопль учителя Шиндака, «да бей уже, сопляк, а то опоздаешь». Я, подчиняясь вбитой на практических занятиях привычке, и исполнил приказ магистра. И вновь, к торговцу, рассекая эфир, полетело моё фиолетовое копьё. Но оно, внезапно, натолкнулось на странную, ярко-красную, скорее даже — карминовую, дымку. Защита на крови? Удивил так удивил. Тем временем, Эмиль схватился окровавленной рукой за клинок и вывернул его из рукояти. Ну ни хрена же себе. Я это «чудо» только на кратком курсе для преподавателей по демонологии видел. Вместо «танга», стального хвостовика, утапливаемого в рукоять ножа, с другой стороны гарды красовался обсидиановый ритуальный нож для жертвоприношений. Да эта дрянь, если она изготовлена со всеми положенными обрядами и жертвами, должна была поднять тревогу ещё в момент провоза на остров. Корабль с таким «горячим» товаром встречают уже в порту. А Эмиль ухитрился «усекатель душ» в дуэльный круг проволочь? Как? Да "каком" кверху, видимо, рукоять ножа, да и сам клинок, сильнейший антимагический нигатор. Ножу демонолога, магическая сила для работы не особо нужна, он получает её прямо из человеческой крови, черпая силы и храня свои адские «арканы» по другую сторону бытия. Пребывание внутри негатора, изгоняющего магию, его никак не ослабит. И сейчас Эмиль собирается, силой своей крови, кого-то призвать. И это явно будет не Банавен, младшая помощница Всеблагого, а кое-кто куда менее симпатичный. А ведь торгаш что-то такое говорил, мол, «даже если сам Посланник явится, будет о чем поговорить». Не врал, стало быть. Ухитрился-таки протащить на арену артефакт, да еще какой. Напитанный душами клинок призывателя. Иначе, он, разве что, себя в жертву демону скормить сможет. Сквозь сгущающийся кровавый туман послышался смех и довольный голос Эмиля:

— Ну привет, старик. Не прячься, я тебя узнал. Виделись у Слэйда, прошлой «хорошей ночью». Так вот оказывается, какие у вас здесь «честные дуэли». А я-то думал, в чем подвох? И чего это мальчишка, весь такой расфуфыренный, в драку лезет. Не на того напали, сейчас явится Ааха, повелительница ночных страхов и грёз, и сладко покушает. Вот уж не думал, что здесь сразу двое магов. Считай, сразу и за следующий вызов заплатил.

На голову Эмилия сверху рухнула линза. Да вот только астральный щит арены столкнулся с силой, явно превышающей его по мощности. И, как в прошлый раз, плетение Эмиля вспышкой разлетелось о защитную линзу, так сейчас эта самая линза, распавшимися клочками тумана, развеивалась над головой торговца, лишь чуть-чуть разогнав кровавый туман. Краем глаза, замечаю движение за мутной пеленой силовой защиты, а, вот и зрители побежали. В голове вновь возник голос Шиндака «атакуй, это наш последний шанс».

— Чем атаковать? Твоя «линза» под тысячу весила.

Да уж, голос у меня явно не геройский, ну хоть на визг не перешел. А в голове, между тем, прозвучало, уже по-стариковски, сварливое «придурок, демонология, глава пятая «усекновение в полевой обстановке», раздел шестой.

— Да твою же в бога душу, и налево и направо, мне что, на демона с саблей идти?

В голове голос учителя стал тихим и каким-то очень спокойным, «Этти, а у тебя что, выбор есть?». Тьфу блин, вот это нарвался. Есть разные описания сражений с потусторонними тварями. Так же, там описаны поединки разнообразных воителей с демонами. И, сколько я помню, без сторонней помощи, этих тварей обратно загнать, только лишь хладным железом, пока ни у кого не получилось. Разве что, время потянуть до подхода «основных сил». Хотя… хладное железо, говорите? А как насчет заклятой стали древних, благословлённой силой святой помощницы? Потанцуем, однако. Я потянулся, как спросонья, проверяя мышцы и сухожилия, хорошо, хоть тренироваться не прекратил. Эх Юкки, Юкки, как же мне будет тебя не хватать. Ну где, скажите мне, можно отыскать девушку, с радостью скачущую с тобой утром, по поляне, с деревянным мечом в руках. В Лаоре — я таких не встречал.

— Эй ты, ублюдок, а эта твоя Ааха, она хоть симпатичная? А то неудобно как-то выйдет. Ты мою симпатягу в светлый эфир отправил, а сам подсунешь мне какую-то корову взамен.

Господи, вот это меня прорвало на «словесный жанр». «Противник должен быть деморализован еще до того, как ваши клинки скрестились, и, коль выпало биться насмерть, используйте любую возможность, чтобы вывести его из себя. Заставьте яриться, оправдываться, задумываться, подбирая ответ пообиднее. Это все — играет вам на руку. Но, при этом, сами ни мгновения не уделяйте своему рту, пусть несёт, что ему вздумается. Ваш удел — следить за телом, постановкой ног и клинком врага. И не стоит смотреть ему в глаза, пока ваш меч не торчит в его брюхе, а его клинок не валяется в пыли». Как же давно это было. «Золотая клетка», учитель Артор, мастер мечного боя, поединщик. Отец о нём хорошо отзывался. Вот и пригодилась наука — Эмиль заблажил так, что будь поблизости портовые грузчики, вмиг бы начали повторять, чтобы не забыть, столь чудные ругательства. Я шёл к нему, помахивая саблей, как ребёнок сломанной веточкой. Со стороны могло показаться, что я собираюсь отходить торгаша «хворостиной» по заднице. На самом деле, я ожидал начала перехода потусторонней твари в наш мир. Ментально она, скорее всего, уже здесь, наблюдает за нами через своего клеврета. Но, чтобы поглотить мою душу, и, возможно, душу учителя, демонессе придется заявиться в наш мир во плоти. Я слышал, что от тел они тоже не отказываются, в качестве гарнира к основному блюду, так сказать. Готовый в любой момент нанести удар или откатиться в любую сторону, я не торопясь, приближался к Эмилю. А вот он, похоже, занервничал.

— Госпожа, явись, я привел тебе в жертву сразу две светлые души, и одна из них, вполне себе, во плоти.

Яркая, тёмно-красная вспышка, в самом дальнем от меня участке арены, за спиной перепуганного купчины.

— Теперь, стало быть, «госпожа»? А как же насчёт, «адская тварь», или «всего лишь, ещё один клиент»? Неужто жить захотелось, бесстрашный торговец?

Эмиль совсем с лица спал, пытаясь как-то приладить хвостовик ножа обратно в рукоять. Видимо, в надежде дать мне бой этим «грозным оружием».

— Госпожа Ааха, но чем же вы недовольны? Все условия соблюдены. Здесь нет священников, у врагов нет артефактов, способных нанести вам урон. Эти колдуны не владеют заклятьями высоких энергий, так что принимайтесь за дело. Приятного, так сказать, аппетита. А уж как проклятый ученик колдуна смог призвать в дуэльный круг демона, пусть потом герцог голову ломает, а вас я, после трапезы конечно, победно «изгоню», до следующего раза. Я же истинно верующий, в отличие от мерзких колдунов.

Эмиль гаденько ухмыльнулся, видимо вновь почувствовав себя «на коне». Прекратив возиться со сломанным ножом, он потянул за цепочку, висящую на шее. И наружу показался малюсенький серебряный ковчежец.

— Ты идиот, торговец. Ты же колдун, неужто не видишь, с чем в руках приближается к тебе этот воин?

Эмиль внимательно глянул на саблю, аж меня его «спектром» цепануло, и непонимающе пожал плечами.

— Сабля древних — одна штука. Классический «представительский» клинок. Для серьезной рубки — легковат. Для поединка — коротковат. Удобен для ношения в парадных расчётах, благодаря высокой эстетической ценности, красивый в смысле. Ну, еще из преимуществ — очень крепок, как для своего веса и длинны. Пожалуй, всё.

Я уже почти приблизился на дистанцию боя, и замер, ожидая каверзы со стороны демонессы. А симпатичная, стерва, изящная такая. Раза в два больше Юкки, а фигуркой похожа. Какие там у неё копыта — не знаю, скрыты они элегантными чёрными сапожками с голенищами до колена. Выше — красно-коричневой кожи лосины. Тельце и выступающие «прелести», упакованы в обтягивающую блузу из красной кожи. Симпатичную, бронзового цвета мордашку с широко посаженными глазами, ничуть не портят пара черных рожек, выступающих из рыжих кудряшек. Длинный, полутораметровый черный хвост, у основания толщиной в руку владелицы, к кисточке на конце — истончается до толщины пальца. Хвост сейчас недовольно лупит по коленям и сапогам. Длинные, окрашенные в красный, ногти на руках, медная бляха на поясе, придерживающем бриджи, да небольшой золотой кулон на цепочке, аккуратно поместившийся на бронзовой коже ключичной впадинки шеи. Небогато, как для жителя потустороннего мира. Их, обычно, описывают увешанными золотом и побрякушками. И, если особь женская, то и в крайне развратной одежде. И тут обман. Дама, конечно, импозантная, и непривлекательной, не кривя душой, я бы её назвать не смог. Но и кричащей пошлости, характерной для всех иллюстраций по демонологии, тоже незаметно. Эх, вот так всегда. Зря молодые адепты за «демонов усекновением», в библиотеке, в очередь стоят. В жизни, как выяснилось, всё несколько проще. Да и видят их вживую, на наше счастье, не часто. Даже маги, наверное, за исключением демонологов.

— Ты не просто идиот, ты слепой идиот. Убей его, воин, и сразимся с тобой, как и подобает. Мне настолько криворукий и косоглазый «союзничек» ни к чему.

Вновь заерзавший Эмиль заголосил, пытаясь встать в боевую стойку, одновременно пытаясь помахивать ковчежцем в сторону демонессы, и целить разваливающимся кинжалом в меня.

— Госпожа, я могу быть полезен, спасите меня, и я отдам вам столько душ, сколько вы пожелаете.

— Нет, не можешь. Толку с тебя, если ты не смог рассмотреть освящённый клинок. А ведь хвалился, что, мол, осечек не будет. Дерись уже. Все равно, съесть тебя мне не дадут.

— Так это же — просто обряд древних на заточку и повышенную крепость клинка.

Эмиль продолжал свою линию, начав отступать от меня в сторону демонессы.

— Ну да, а у тебя в ковчежце — просто уголёк из костра Посланника, который он подарил одному своему другу, чтобы тот с огнивом не маялся, когда огонь разводит. И как часто ты его по назначению используешь?

Эмиль аж побледнел. Даже я, от удивления, слегка с шагу сбился. Этот уголёк — в половине описаний жития Посланника присутствует. «Если пламя разожжено от него, нечисти не приблизиться к дому, освящённому им». До сих пор, есть монастыри и церкви, которые хвастаются своим «очищающим пламенем» в очаге, которое зажжено от «вечного уголька, дарованного самим Посланником». Так вот оно что, эта самая Ааха, недаром на таком расстоянии от Эмиля держится. А он, стало быть, еще и душами приторговывает. Судьба Юкки стала куда более очевидна, а желание уничтожить мерзкую тварь, начало туманить сознание. Эвоно как, Ааха свою игру затеяла, похоже.

— Учитель, позаботься о прикрытии моего разума. Кажется, чьи-то шаловливые ручки решили влезть.

В голове я различил стариковское «сделаю, а ты поторопись, времени — чуть осталось».

До чего — времени — чуть осталось? Ладно, потом разберёмся. Я начал заходить сбоку, чтобы чётко видеть обоих. Демоны, кроме магии внушения, тёмного астрала, могут неплохо влупить и простым огненным шаром. Одно хорошо, что им, как и магам, на это нужно время на подготовку. Да и в «спектре» будет видно зарождение заклятья. Это вам не астральная магия, с концентрацией и мгновенным эффектом. Там, концентрация, конечно, тоже нужна. Но, вот, по скорости сплетения и скорости полета к цели, демонический «огненный мяч» мало чем от человеческого отличается. Так же, есть скрытое оружие. Какой-нибудь меч, топор или сабля, которые могут прибывать, к примеру, в кулоне на шее или в пряжке пояса. И, при этом, демоны обладают «демонической» силой, если верить учебнику, в среднем, где-то в два раза сильнее человека. И большей физической крепостью. По этому, редко носят доспехи и пользуются тяжёлым оружием. Ну, и, конечно, такие «милые» детали, как использование в бою всех собственных конечностей. Мы тоже не забываем пнуть противника ногой или наподдать кулаком. Но, во-первых, у нас нет хвоста. Во-вторых, бодаться с рогатым существом — чревато. Да и кусаются они в разы эффективнее. Как противник, Ааха, вполне может доставить хлопот, и, несомненно, доставит. Но, при этом, первым выводить из боя Эмиля, что было бы вполне логично, тоже неверно. Как бы ни было соблазнительно приблизиться к нему на длину удара и полоснуть по шее, как поединщика — я его не видел, это всё равно отберёт у меня некоторое время, и даст свободу действия демонессе. И, как следствие, я получу в спину клинок, или кусок сгущённого пламени. А значит…

Не успел. Демонесса затараторила.

— Воин, договор.

Вот уж новость, с чего бы.

— И какой мне резон с тобой договариваться, рогатенькая?

Я начал подходить к ней ближе, прижимаясь бедром к краю арены, чтобы держать хоть один бок прикрытым.

— Я не хочу, чтобы этот колдун изгнал меня ни с чем. Или, тем более, чтобы ты убил меня своим мечом.

— А что так? Сама же на бой вызывала, или уже передумала?

— Прошу, дай мне просто уйти, и заканчивай свой поединок. Этот лживый кусок мяса — не смог сдержать слово. И теперь моя сущность в опасности, да и твоя, кстати, тоже, этот торговец «сладеньким» просто так не сдастся, так что? Уговор, и разбирайтесь сами?

Эмиль, видимо, выстроивший некий план по своему спасению, ума не приложу какой, услышав это, начал истошно вопить:

— Ах ты рогатая лживая сука, домой ей захотелось! Поджала хвост и иди работай, маши топором! Или ты решила, что сможешь отпетлять, бросив меня помирать на клинке этого урода? Только попробуй, и твой любимый ад встретит тебя чуть раньше, чем ты хотела, и совсем не так, как привыкла!

Эмиль вновь разломил покалеченный нож и приставил обсидиановый хвостовик себе к кадыку.

— Убей его сейчас же, не дай ему призвать Владыку. В руке демонессы, за мгновение до этого лежавшей на пряжке пояса, появился двуручный топор.

А вот это — уже серьезно, Ааха раскрыла свой боевой потенциал. Это, конечно, ни о чем не говорит, вполне может оказаться блефом, а если нет? Ладно, с чего-то начинать, в любом случае, придется. Бросая в Эмиля «аркан» подчинения, делаю рывок в его сторону. У меня нет ни единой надежды взять его под контроль, это лишь попытка отвлечь внимание. Стелясь над землей, несусь к нему, стараясь не упустить из виду Ааху. И вижу, как рука Эмиля резко, в одно движение, вбивает клинок ему снизу в челюсть, доводя до мозга. Хоть для меня это движение и казалось очень медленным, дотянуться до торговца, и выбить из рук адскую "игрушку", я не успеваю. Навстречу мне летит тяжелый двуручный топор. Не понял. Начинаю заваливаться на землю, чтобы пропустить это «чудовище» над собой. Воин, метнувший основное оружие во врага, как правило, мертвый воин. Чего бы это Ааха подарила мне такой шанс? В падении понимаю, что демонесса метнула топор не в меня. Голова торговца, с воткнутым в подбородок хвостовиком ножа, с чвакающим звуком отделилась от тела и полетела на землю.

— Хватай амулет, воин, это наша единственная надежда.

Вопль Аахи меня сильно смутил, что значит «наша надежда»? Надежда на что? Но, ковчежец с «угольком Посланника», я подобрал, как и топор. Ну и тяжеленный, зараза, килограмм шесть. Да уж, я, пожалуй, так метнуть точно не смогу. А вот рогатенькая живо оббежала меня и теперь оказалась за моей спиной, с другой стороны от головы мёртвого Эмиля. Я с непониманием глянул в широкие черные глаза представительницы адского племени.

— Ну, и что всё это значит?

— Воин, это презренный сейчас возвал к моему владыке, принеся себя в жертву. И, скорее всего, Витиал явится лично. Если он сможет целиком пройти на верхний план, о своём городе можешь забыть, впрочем, возможно, и об этом мире.

Вот это да, высший демон, необоримая машина смерти! Гнёт в дугу архимагов и патриархов церкви. Ну и где в этом раскладе я? Хорошо хоть, под шум волны, Эмиля всё же грохнули. А ведь все равно подгадил, поганец.

— А делать-то что? А главное, с чего бы ты мне помогать взялась? Купол не падает, видимо считает тебя живой частью Эмиля, так что наш поединок еще впереди. К тому же, твое оружие теперь у меня.

Демонесса мило захлопала глазками.

— Тебе ещё одно дать?

Я, не понимая, в чем дело, глянул на топор.

— Если понравился — дарю, у меня их много.

Вот это поворот, если Ааха сейчас не вешает мне лапшу на уши, что же это выходит? Да какая разница, сейчас не до топоров будет.

— Делать что, я и сама не очень понимаю, только, примерно, догадываюсь. Сейчас господин полезет по «кровавой тропе» из нашего «дома» через тонкий план. Саму «тропу» я вижу, это охвостье склиза её своей кровью проложило. Но пока по этой дороге не переместится хоть что-то материальное, закрыть её не удастся. У тебя есть амулет, возможно, он поможет тебе выстоять. А еще у тебя есть меч.

Я хмыкнул.

— Вообще-то — сабля.

Ааха поджала губки и неодобрительно прищурилась.

— Да хоть алебарда, без разницы. У тебя есть артефакт с атрибутом одного из верховных существ порядка. Как только в портале появится что-нибудь материальное, тебе будет необходимо пронзить это своим оружием. Призывая, с помощью атрибута, внимание сущности, помогавшей создать артефакт. И, если всё получится, то проход между нашим «домом» и этим местом будет запечатан.

Вот оно как? Говорили умные люди, читай внимательно демонологию. И не только те места, которые для сдачи «звезды магистра» нужны. Ну, допустим.

— Ну, допустим, пусть у меня даже получится всё вышеизложенное, и, при этом, я останусь жив. Тебе с того какие резоны? Ты же, по идее, этот самый портал должна помочь расширить, и всячески защищать, разве нет?

Ааха изогнула голову к плечу глянув на меня как бы снизу в верх. Росточком «девочка» была на пол головы меня выше, метра под два.

— Вот как? А ты, воин, давно в «Домах Боли» последний раз был? Я честно пыталась исполнить задачу. И обманом, и хитростью, и силой, и договором. Но не сложилось. Этот бурдюк с кишками, которого ты называешь Эмилем, очень уж жить хотел. И решил рискнуть своим «звучанием». И вот — он в нашем эфирном чертоге, а мы — здесь, у тебя. Поверь, организовать такой проход, через который сможет пройти владыка, очень не просто. Но здесь и место не простое. Сил немерено, сильная душа мага добровольно принесла себя в жертву, так что, думаю, Витиал попытается. А Эмиль ему всего рассказывать не станет. Про тебя, про «ковчежец», про освященный клинок.

Перебиваю рогатую.

— Я это всё понял, я не понял, какие резоны тебе здесь людям помогать.

Демонесса опять улыбнулась.

— А с чего ты взял, что я помогаю людям? Я себе помогаю, прежде всего. Если ты не интересуешься подробностями существования в мирах Хаоса, более конкретно, в «Домах Боли», я тебя в детали посвящать и не буду. Одно тебе скажу, что если, к примеру, сюда лично явится сущность Банавен, и развеет меня по ветру, то мне будет намного легче и проще, чем если ты меня вот этим своим освящённым куском железа натыкаешь, и принудительно в лапы к Витиалу отправишь.

Ого как. Да уж, вот ведь откровение. Да за такое — любой демонолог душу продаст. Нигде таких предположений не читал.

— Ну и? Стало быть, драться ты со мной не хочешь, и возвращаться обратно не хочешь. А хочешь ты чтобы тебя младшая помощница Всеблагого лично упокоила. Ты так уверена, что она сюда заявится?

Ааха покрутила рогатой головой, показывая, что не уверена.

— Ну, и какие ты видишь этой ситуации перспективы?

— Пока не знаю, но, до перспектив — ещё дожить надо. Вон, смотри, по земле трещины пошли. Жди, когда хоть что нибудь видимое, кроме тёмного ветра, появится, и сразу бей.

— Ветер? Какой ветер? Я ничего такого никогда не слышал.

— А среди живых, вообще, мало кто про такое слышал, последний прорыв — больше трёхсот лет назад был.

О как, триста лет, это, часом, не во времена Посланника?

— Ветер будет непростой, он будет стараться расчистить место для явления Владыки. Ты стой, и ковчежец держи между собой и ветром. А вдруг, да выстоишь. А я тебя сзади подопру.

— Ты? Меня? Сзади? А как же — святой уголек?

Демонесса тяжело вздохнула.

— Да, ничего приятного; держи, пожалуйста, на вытянутой руке, попробую выдержать. Если ты не устоишь, и тебя сдует, то ты не успеешь ткнуть своим мечом, который не меч. И тогда — здесь воцарится ад. И это никакое не преувеличение. Владыку просто так «забороть» не удастся. Во всяком случае, сразу. И твоя участь будет куда легче моей. Скорее всего, ты погибнешь сразу, ну, или в первые мгновения после возникновения «проклятой земли». А вот меня ожидают «преинтереснейшие» времена.

— Понял, ну, ты это, Ааха, держись там: кажется, начинается.

От сети трещин в базальте, на месте, куда упала отрубленная голова, повеяло лёгким ветерком. Я поудобнее перехватил саблю. Разобраться бы, во всём этом, детально. Сколько у Аахи топоров в поясе? Как здесь оказался учитель? Теперь ясно, что он имел ввиду, говоря про «божью справедливость». Тоже мне, боженька нашелся. Ужу понятно, что это именно он мне подыгрывал, и ради этого, всю канитель с дуэлью и затеял. Кстати, где он? Я мысленно воззвал «Учитель». И тут же пришел ответ.

— Ну, и что тебе надо от старого, умирающего мага?

— Шиндак, ты это чего, вдруг, помирать собрался, ты же сейчас должен в нашем больничном корпусе лежать.

— А я там и лежу. А помирать мне, к слову, уже давно пора, только вот, хорошего повода найти не мог.

— Учитель, а если я возьму, да как приду, и над телом надругаюсь? Я теперь крутой и очень опасный, с демонессой вот, плечом к плечу, спиной к спине, так сказать, против адского зла и мелкого лавочника встали, прости господи. Отставить помирать.

— Ты это, шашни с демонессой брось, пусть с ней святоши разбираются. А дырку эту проклятую, таки попробуй заткнуть. Уж очень жалко мне родную козлиную жопу. Сколько здесь корешей в море легло, а сколько я разных оболтусов выучил, эх. Вот думал, уйду на покой, закончу свою большую книгу по «мозга человеческого магическому излечению». Детишек, ваших с Юкки, понянчу. А тут — вот это всё.

— Ты, лучше, расскажи, учитель, как ты вообще смог защиты дуэльного круга пробить? Я сколько раз с ним работал, это же ж монолит.

— Монолит-то монолит, да на моей крови стоит. Я, Этти, строил эту арену, не сам, конечно, но, как мастер астрала, осуществлял надзор и последнюю доводку всего комплекса плетений. Ну и, сам понимаешь, времена были весёлые, пиратские. Вот и оставил себе тайную лазейку к контурам управления. Уж и думать про неё забыл, а тут — вот такое. А, ведь, какой мерзавец оказался, мало того, что рабовладелец, так еще и душепродавец, худший из возможных вариантов демонолога. Молодцы вы, что всыпали ему.

— Шиндак, это ты сейчас Ааху похвалил?

— Ой, чур меня, подведешь почти покойного архимага под монастырь. Мне сейчас со святыми помощниками тяжбу вести, за души своей положение, а тут еще и такое. Всё, иди, победи там всех, ну, и, как закончите, схорони меня на восточном мысу, в гробнице капитанов. Всегда любил это местечко, да и к друзьям поближе.

— Прощай, учитель.

Я выскользнул из сладкого тумана мыслеречи и понял, что у меня, возможно, сломаны пара рёбер. Меня прибольно колотили по спине.

— Да очнись ты уже, колдун недоделанный.

— О как, теперь стало быть колдун, а до этого воином был, чего так?

— У нас, «детей эфира»…

Я даже оглянулся на неё, чтобы глянуть, не издевается ли? Глаза, вроде, серьёзные, никакой улыбки на лице. Впрочем, кто их, демонов, знает.

— …да-да, представь себе, даже самоназвание имеется, у тех, кому это интересно. Так вот: у нас, детей эфира, колдун — это что-то вроде оскорбления. Лёгкая добыча, лёгкая еда. Тот, кто предает своих за толику силы. А воин — это уважительное обращение. Тот, кто бьётся до последнего, тот, чей дух не сломить, достойный соперник, достойная добыча. Понял?

— Вполне, а зачем рёбра-то ломать было?

— Ой, неженка. Целые твои рёбра, уж можешь мне поверить, хищник добычу не испортит.

Это она меня что, так ободряет? Обернулся, глянул, ох же ж и улыбочка, а клыки-то какие.

— Хватит на меня смотреть, ты на портал смотри, ветер усиливается, и дрянь свою святую подальше от меня держи, больно же.

Я перехватил в левую руку цепочку с ковчежцем. В правой обнаженный «шип». Барышня ухватила меня сзади за бока, и… Непередаваемые ощущения, я чуть не рванул из цепких объятий, несмотря на сложность ситуации, когда понял, что это. Ааха оплела мою правую ногу хвостом, не иначе как, для устойчивости. Ну всё, теперь, наверное, можно и с этим дьяволом, как там его, Витиалом, рубиться. Теперь я видел всё. Я перевёл внимание на крошащиеся и расползающиеся трещины в базальте. Ветер начал набирать силу, превращаясь в ураган. Нас с Аахой начало оттаскивать от свежеобразовавшегося пролома. И тут, пузырь, до этого закрывавший дуэльную площадку сверху, превратился в огромную, мне показалось, старческую, руку, и приобняв нас сзади, двинул обратно к расширяющейся щели в земле. Очень вовремя, ну, спасибо, учитель. И вправду, из здоровенной дыры в базальте, показалась огромная лапа с когтями, если это рука, то сам Витиал больше Аахи раз так в пять.

Ну, старый пират, поднажми. Я заорал во всю мочь, что, в грохоте урагана, точно не было слышно, но Ааха как-то догадалась, не иначе как — по сотрясению моей грудной клетки. И навалилась сзади всем своим немалым демоническим весом. Поднажала магическая рука учителя, и я с клинком и серебряной коробочкой на цепочке, стал потихоньку заваливаться на эту самую показавшуюся лапищу, с трудом прикрывая лицо локтем, уже и не помышляя, чтобы дышать. В самый последний миг, демон, видимо, что-то почувствовал, дёрнул свою лапу назад. Но я, как раз, ждал чего-то подобного. Мышцы спины отчаянно взвыли бы, дай им Всеблагой глотки. Последний рывок… я согнулся в поясном поклоне, буквально падая в открывшуюся дыру и втыкая древний клинок в ускользающую кисть демона. Рёв, донесшийся из под земли, физически надавил на меня так, что я вмиг разогнулся обратно. Поток темного эфира, хлеставшего сейчас из пролома, подобно лаве из проснувшегося вулкана, вымывал из меня все крохи и остатки магических сил. Я чувствовал, что растворяюсь во тьме, столь много было её вокруг. Сквозь тёмную пелену, гасящую звуки и ощущения, я чувствовал чьи-то сильные руки, несущие меня куда-то наверх. Ага, наверх — это хорошо. Я спускался в ад тринадцать ступеней, я помню, а теперь — поднимаюсь из ада. Точнее, меня кто-то поднимет, несет на руках. Но отчего я совсем ничего не вижу? Тот, кто меня нёс, остановился, и аккуратно обвил хвостом.

ЧТО??? Демоны! На этом, сознание покинуло мою бренную тушку.

Приходил в себя я очень долго. Бредил, видел очень странные сны. В них я, порой, видел то, чему нет никаких объяснений. Ну, как вам, например, такой сон: гигантская стальная гора движется ко мне по морю, а я стою на берегу, радуюсь как мальчишка и машу ей рукой. Или полеты… я летал… много. Иногда, как мастер урагана, хотя моя «деревянная птица», отчего-то, была совсем без дерева. А еще — я летал в странной двухместной повозке, только вот кони были невидимые. А ещё я встретил Юкки. Это, наверное, и стало началом исцеления. Потому что, в отличие от бреда и снов, я, отчего-то точно знал, что Юкки убили, точнее, она сама себя убила, чтобы дождаться меня, я её сам об этом просил. Юкки мне очень строго выговаривала, что я не хочу собой заниматься, не хочу возвращаться обратно. А ведь она меня ждёт, и всё ещё надеется, что я верну её к жизни, ведь я ей обещал. Этот сон я помню детально. Я начал приходить в себя, узнавать друзей. Магистра Шиндака, уже месяц как, похоронили в капитанском склепе, вместе со всеми регалиями и пиратской саблей. Ааха, вынесшая меня из амфитеатра, под большим секретом выехала на «Новый Авалон». Там, сборная комиссия из высших магистров Си-Ом и иерархов Идущих за Всеблагим, решает, что с ней дальше делать. Евсей гарантировал ей безопасность, ну, факт спасения меня, острова, а, возможно, и всего Лаора — тоже кое-чего да стоит. Надеюсь, что у хвостатой всё будет в порядке. Меня отдельно попросили о самом факте существования демонессы — не распространяться. Для всех, это наша коллега, магичка из другого мира, случайно оказавшаяся на Розетте и бросившаяся мне на помощь на арену, как только исчез купол.

На месте злосчастного дуэльного амфитеатра — лавовая пробка, размером со всю бывшую арену, и табличка с надписью: «кто будет копать — повесим! Добрые горожане Розетты, Магистрат и Герцог Георг».

А вот у меня "всё в порядке" точно не будет. После пребывания в «черном эфире» я сильно изменился. У этой гадости — даже научное название есть, с ума сойти. Смешно будет, его месяц назад придумали. У меня почти полностью пропал талант. Дар-то сохранился, я, по-прежнему, магистр тонких путей, в некотором смысле, только вот сила таланта такова, что с трудом хватит на пару простейших воздействий. Магистр Евсей уламывает остаться, и преподавать хотя бы теорию, обученных преподавателей-астральщиков в Коллегии, если я уеду, вообще не будет. Но я откажусь. И дело не в магической силе, которой почти не осталось. И не в деньгах.

Я, теперь, на Розетте — герой. Оказывается, за нашей дуэлью, кроме герцога, наблюдали пара высших иерархов из «Звезды Тумана». Приезжали к Евсею с предложением по книжке пророка Иллиора. Хотят «Судьбы Магов» в своём монастыре хранить. «Одно дело делаем», и прочее бла-бла-бла. Но наш старик стоит твёрдо. Эллиор завещал, вот, стало быть, и «сохранится начертанное в секрете, вдалеке от чужих глаз». Так эти самые иерархи, очень даже живо герцогу расписали, что в дуэльном круге, на самом деле, произошло. И что бы могло произойти, не запинай мы втроём, в смысле, учитель, я и Ааха, Витиала обратно в его план бытия. Ну, и кто во всём виноват. Короче, герцог торговый дом Караена национализировал натуральнейшим образом. За торговлю людьми и человеческие жертвоприношения. Ааха, оказывается, к нему достаточно регулярно за душами моталась. И теперь я состоятельный человек. Не в том плане, что небедный. Бедным я, от рождения, не был — состоятельный. У меня есть состояние. Какое — пока точно никто не знает. Считают, артефакты распродают. Понятное дело, что герцог тут же лапу наложил. Дескать, десять процентов — налог; плюс, десять — за перёсчет и распродажу. Ну, и отстроить городу новый «цирк», взамен повреждённого, для магических поединков. Оформить строительство «арены» тут же подрядился Евсей. Думается, что половину от той немаленькой суммы, что мне с Эмилевых богатств полагается, у меня уже отжали. Только вот, зря стараются. Не пригодится. Ко мне один из иерархов, тех, что в гости к архимагу приезжали, ходить повадился. Пожилой мужичок, тихенький. Только вот, братия ихняя, которая Ааху сопровождать по морю приезжала, тянулась перед этим «божиим человеком», как будто перед ними — сам Посланник, или один из его учеников. Коллеги рассказали, в порту насмотрелись. Так вот, этот самый человечек — совсем не прост. Придёт, посидит, всё выслушает, потом, пару словскажет и уйдет. А ты всю ночь лежишь, думаешь. И рассказывает он мне, что стезя моя — не молодых шалопаев обучать, а, облачившись в одежды праведные, по миру за Всеблагим идти, и весть добрую людям нести. По пути — зло могильное и тьму, с той стороны приползающую, изгоняя. Очень интересный старичок, наговорил мне уже столько всякого, что я готов поверить, будто на него несколько шпионских сетей в Лаоре работает. В том числе, и в моем родном Лидаре. Многое обещал: с роднёй помирить, святой силе обучить, что мертвяков и тьмы порождения развеивает не хуже огненного шара, а то и лучше. Обещал дело дать. А сегодня вот, пригласил меня в прибрежный кабак, самый, что ни на есть, затрапезный, «пару кружек опрокинуть». И сказал, что новости у него появились. Причем, такого толка, что я не просто соглашусь на его предложение, но, тут же, все позабыв, облачившись в рясу, отправлюсь святости набираться. Пожелаю, стало быть, уехать с ним на ближайшем корабле. И сижу я, как дурак, возле окошка с видом на бухту, единственное пристойное место в забегаловке. Как зашёл — узнали, столик уступили. Еще бы не узнали, я, когда Юкки месяц назад искал, весь город на уши поставил. Ну, а потом, после дуэли, говорят, тот тёмный туман наши магики со святошами, ещё неделю «выпаривали», опять же — весь город в курсе. О, заходит чудо святое, отец Митас… оглянулся — и ко мне.

— Приветствую святого человека.

Я, как полагается по этикету, поднялся, отставил стул поудобнее, указал за стол.

— Будет ли уважаемый сегодня что ни будь, кроме воды?

Старикан на меня глянул, хитро прищурился и улыбнулся.

— Пива пару кружечек закажи, и пару стаканчиков с чистой водой, и пару пустых, ну, и капустки квашеной, и рыбки жареной. Уж больно мне охота, юноша, изведать ту страшную дрянь, что ты во фляге на поясе, справа, таскаешь.

Я встал как ушибленный, посмотрел на дедушку, потом подошёл к стойке и заказал всё перечисленное, плюс лепешек тарелку и жаренные колбаски с зеленым лучком и помидорами мелкими. Закусь — так закусь, это-то понятно. Но как этот старый хрыч про изобретение нашего Алхимыча прознал? О нём, ведь, не всякий препод в Коллегии знает, а Алхим отдельно просил язык не распускать, у раствора, пока, даже названия толкового нет. Промеж собой — «горючкой» зовем, за дивные свойства. И вряд ли кто из наших, святому отцу, сколь угодно благостному, чужой секрет бы выдал. Разве что, сам Алхимыч. Но, это на него не похоже. Там серьезный научный подход. Пока все не изучит, да не проверит, чужим людям точно допуск не даст. Дела…

Ну ладно, надеюсь сам расскажет. Подхожу с подносом, расставляю блюда по столу, начисляю по маленькой, развожу. Сажусь и начинаю пристально в глаза смотреть «гостю дорогому». Деда за стаканчик взялся, поднял:

— Ну чего, стало быть, поднимем чару за Посланника, и путь его путь будет лёгок и уверен.

— Уважаемый отец Митас, а вы точно лет на триста не ошиблись?

Старичок хитро на меня зыркунул и добавил:

— А я, может, за его свершения в небесном саду выпить решил.

— Ну, как скажете.

Я тоже поднял разведенную горючку, залил в себя, и, тут же, осадил помидоркой и маленькой, разогретой свинной колбаской.

Дедуган, сначала, поморщился, затем, прислушался к себе, и, в конце концов — заулыбался.

— Ох, и эликсир в вашей коллегии зреет. Чую, перевернет он, в свое время, разумение о питие.

— Это, конечно, да. Но скажите, с какой целью вы взялись за мной следить?

— А из чего вы, юноша, столь печальный для меня вывод сделали?

Я невольно усмехнулся. Ну и нахал, «фляжка, которая справа», и вкус гадостный знает, может, случайно подсмотрел? Ага, подсмотрел, с какой стороны я фляжку одеваю, а, главное, какое в ней содержимое, тоже подсмотрел. В Коллегию не заходя. Это при том, что живу я сейчас — в нашем с Юкки, домике, один.

— А вы как полагаете, уважаемый, из каких таких соображений?

— Неужто, всё дело в том, что я угадал, с которой стороны у вас фляга с зельем алхимическим, которое вы все, кто о нем знает, в тайне бережёте, да про меж себя «горючкой» называете. А бедный ваш алхимик просит тайну сохранять. Главное, чтобы не спился совсем, на себе опыты производя, дабы свойства нового алхимического декокта изучить. Всё верно?

Вот же ж, блин. Ему что — всё Евсей рассказал, что-ли, а он тут в пророка играет.

— Да, именно в этом и дело.

Старичок, неспешно «пощипав» жаренную рыбку, вновь двинул ко мне стакан, дескать, давай, обновляй. Я опять разлил по капелюшечке, разведя концентрат нужной порцией воды.

— А подскажите-ка мне, уважаемый, каким ещё образом, можно получить данные сведенья, если допустить, что ни к подсматриванию, ни к опросу ваших коллег я не прибегал?

Ну, какие могут быть варианты? Первое, и, почти, единственное — маг астрала с уникальным талантом в телепатии. Ну да, отчего бы и не быть такому специалисту у снежного престола. Я-то, в последнее время, даже защитных амулетов не ношу. От кого защищаться-то?

— А вы, отец Митас, стало быть, мысли читать обучены?

Старичок хмыкнул, смущенно улыбнулся. Так, значит, я угадал?

— Вот чему Всеблагой не сподобил, так это чтению мыслей. Даже с побрякушками колдовскими — ну никак не выходит. Ещё какие-нибудь мысли будут?

Ну «валит» старик, аж вновь на сдаче зачета себя почувствовал. Так, прослушку и опрос отметаем, может быть, наблюдение через артефакты? Прямо внутри нашей коллегии? Ох, хочу я глянуть на такого наблюдателя. Пока отбросим, какие ещё версии? Митасу точно известно про раствор, вплоть до вкуса, неужто сноходец? Слыхал я про шаманов-духовиков, способных во сне явь видеть и запоминать.

— Вы, уважаемый, во сне, духом по другим местам парите, и умеете, проснувшись, помнить увиденное?

— Уже ближе, сделайте последний шаг, Этьен Конталь, я в вас верю.

Верит он в меня… а я уже в себе сомневаться начал. Значит, не сноходец, но ближе, чем телепат. Стоп-стоп-стоп, я что-то такое уже думал, точнее ругался, ну да, провидец хренов. ПРОВИДЕЦ? Пророк — в смысле — живой предсказатель будущего? Да идите вы, они же живут не больше года, да и то, их, вроде бы как, из монастырей не выпускают, если конечно провидцы настоящие, а не «дай ручку, чего сейчас нагадаю».

— Э-э… святой отец, мне тут пришло в голову, что если я прав…

И тут старый хрыч меня перебил.

— То такую информацию — точно никак нельзя произносить в людном месте.

Старик победно улыбнулся.

— Именно по этому, я и выбрал сие заведение. Публика в нем сегодня будет, как обычно, не слишком любопытная. И ничего более, чем вялый интерес к процессу соблазнения героя-магика старым попом, не иначе, как в монастырь уйти, дабы добро его немалое присвоить, не возникнет. И, пожалуй, возьмусь предречь, что никто даже поздороваться за руку к вам не подойдёт, публика не та.

Ого, что бы это значило, дар настиг не малахольного юношу и не деваху, в период полового созревания, а настоящего монаха, тёртого, битого, и точно знающего свою судьбу. Долго эти ребята не живут, кроме уникумов, вроде Иллиора.

— Допустим, отче, чего вам от меня надо? И, да, соболезную.

— Это с чего бы вы мне, молодой человек, соболезнования высказывали?

— Ну, так, дар уж больно специфический. Год, как максимум — полтора — и на покой, в комнаты с мягкими стенами. Незавидная судьба.

— Жизнь не стоит на месте. Ваши сведенья немного устарели. Во всяком случае, относительно братства Идущих за Всеблагим.

Фух, как камень с плеч свалился, а то общаться с человеком, над которым нависает безумие… То ещё развлечение.

— Отлично, это хорошая новость. Так что же вам от меня, столь экстренно, понадобилось?

Дедуган опять хитро улыбнулся.

— А проверить — не желаете? Ну, знаете там, «а что я вчера ел», или ещё что-нибудь такое, о чём можете знать только вы.

Ну да, «а что я вчера ел, а с кем я вчера спал», уже и не помню, из какой оно баллады. Мы со святошей уже неделю общаемся, он не может не знать про Юкки, на что старый хрыч намекает?

— Нет, не желаю. И при чем здесь моя покойная жена?

Старик, как лампочка засветился. Н-да, загадка была не слишком «глубокой».

— Вы понимаете, насколько редки случаи непосредственного контакта людей с высшими демонами?

Эк дяденьку занесло.

— Думаю, случай вообще единичный. Там у меня, правда, помощники были. Но, насколько я знаю, выходить с мечом на сущность такого порядка, в писаной истории никому не доводилось.

— Доводилось, и даже не один раз. И, были случаи, закончившиеся победой. Но — не в этом дело. В последние триста лет — это первый зафиксированный случай прорыва. Естественно, мы к нему готовились и ожидали. Причем, в нескольких местах. Все известные нам демонологи были под особым контролем. Но «выстрелило», как обычно, не там, и не с теми. И, каково же было наше удивление, когда мы смогли восстановить всю цепь предшествующих событий. Поверьте, оно того стоило. Как вам мысль о том, что некто, с уровнем возможностей Посланника, «подкрутил кости» мирозданию столь изящно, что вы встретили свою супругу в далеком Кхаде. И именно её смерть — стала причиной сбоя в очередном прорыве.

Что за ересь я сейчас услышал?

— Вы сейчас мне сказали, что некто могущественный — подстроил смерть моей супруги?

Дедуган примирительно замахал руками.

— Нет конечно, подобные «прямые схемы» невозможны. Во всяком случае, на нашем уровне восприятия. Вы себе, хоть примерно, представляете, какое количество факторов влияло на произошедшие события, и в каком количестве «пиковых» мест всё могло измениться? Это, скорее, некое фоновое значение, которое Первому среди Равных ещё предстоит осмыслить. Но позвал я вас сюда отнюдь не для предъявления печальной статистики. В одной из вероятностей, я усмотрел несколько узлов, напрямую связанных с вами, торговцами из мира Иртиль, вашими старыми знакомыми из Караена. И, не поверите, вашей женой.

Я аж зубами скрипнул. Ну вот как с такими дела вести? Он несколько узлов усмотрел, а Юкки мне где добыть, и как воскресить, святоша случайно не в курсе?

— Вы вот сейчас, отче, понимаете, с кем вы говорите и о чем? Я, в попытках воскресить жену, чуть мир в преисподнюю не отправил, а вы такое вот мне рассказываете.

— Мне прекратить? Быть может, мне не стоит говорить вам о последнем визите Юкки на наш план бытия? Мне таки, пришлось призвать на помощь брата, обладающего талантом сонника. И то, что он узнал, до сих пор вызывает бурные дискуссии у посвященных. Душа вашей жены явилась к вам, вытащила в реальный мир из мира грез, где вы рисковали остаться на всю жизнь. И напомнила вам о том, что она ждёт исполнения некого обещания. И тут я прихожу, и говорю, что нащупал несколько узловых развязок будущего, в которых, невозможное в нашем мире событие, сможет воплотиться в реальности. И что я слышу в ответ? Обиду? Сомнения? Как ни парадоксально это звучит, но вам, пожалуй, не хватает веры.

— Мне веры не хватает? Во что же? В то, что я сумею, неизвестным образом, оживить Юкки, неизвестно где и неизвестно когда, но там ещё будут, убившие её, торговцы из Караена?

Я разлил еще по одной и выпил без тоста, запив адское пойло пивом, и плевать, что потом будет, достал, святоша.

— Более пошлой манипуляции — я ещё не встречал. Может быть, у меня горе и я, с вашей точки зрения, от подобной информации должен потерять голову. Но, пока, я так и не увидел никакой конкретики.

— Желаете конкретику — у меня есть конкретика. Только, ради Всеблагого, не стоит уподобляться крестьянам, услыхавшим пророчество «о хорошем урожае» и, по этому поводу, переставшим ходить на поле. Пророк же сказал, что "урожай будет"…

— Я, примерно, знаю, как «работают» ваши пророчества. Немного аналитики, немного гадания на бараньей лопатке, плюс, редкие озарения провидцев. Смешиваем в одном сосуде, затем — широкими мазками наносим на холст. Если внятная картина не просматривается, объявляем пророка ложным, и ищем следующего.

Старик глянул на меня печальными глазами.

— Этьен Конталь, возьмите себя в руки. Вы уже совершили чудо во имя любви, так не опускайте голову. Я видел вас здесь с супругой, и не только вас. Я видел огромный, как скала, каменный корабль, каких отродясь не бывало в Лаоре.

Каменный, говоришь… или, может быть, стальной, как в моем сне — ну-ка, ну-ка…

— А какого цвета камень, белый, как мрамор, или черный, как вулканический туф?

Старик на секунду наморщил лоб, вспоминая.

— Да нет, камень, вроде, серый, как обычная морская галька.

Вот дела, ну, старый хрыч, ты что же, еще и в сны мои залезть ухитрился?

— Но это — не самое любопытное, я видел тебя с молодой женой, но ты был старше, чем сейчас.

— Насколько старше?

— Тяжело сказать точно, но, приблизительно, лет на десять. И с тобой были очень странные люди, никто из наших соседей по ближайшим мирам — так не одевается.

Ох, сплошные загадки.

— И как же ты определил, что торговцы из Карена будут как-то со мной связанны?

Старик улыбнулся, прихлебнув из кружки с пивом.

— А они Первого среди Равных просьбами о твоем переводе будут забрасывать.

О как, о переводе? Откуда и куда, и причем здесь глава Идущих?

— Старче, о переводе куда, откуда и главное зачем?

— О переводе с должности настоятеля церкви Идуших за Всеблагим.

Ого, целый настоятель. Глава местного храма, ну ничего себе!

— А чего это они так меня невзлюбили, вы не в курсе?

— Ну, в подробностях нет, но вот богатые подарки присылали и жаловались, что настоятель всячески препятствует торговым делам, и не соответствует своем высокому духовному званию.

— И что ваш старший им отвечал?

— Понятия не имею, видимо, я как-то был к этому причастен, и из-за вмешательства, так ничего толком рассмотреть не удалось. Да только петиции эти — семь лет подряд шли.

Ох-ты — ёх-ты, семь лет… А мне с Юкки — с виду, тридцать пять, и я уже на железном корабле, я, получается, отсутствовал примерно десять лет. И, семь из них, меня пытались выжить с должности настоятеля «духовные собратья» покойного Эмиля. Это что же за чудеса веры я такие сотворю, что через три года служения, мне целую церковь доверят?

— Это всё, конечно, очень забавно, но подскажи, отче Митас, а где приход-то мой будет? Настоятелем чего мне стать предстоит?

Монах глянул на меня серьезно, и, вместе с тем, слегка отрешенно.

— Что ты знаешь о Проклятом мире, Этьен?

Проклятый мир? Да это же — не просто каторга, это, можно считать — приговор. Интересно, много ли идиотов туда хотят попасть? Удивительно, что там вообще церковь Идущих есть. Шесть раз в год, на единственную колонию Проклятого Мира, налетает ядовитое облако, все, кто не спрятался, погибают. На побережьях — куча монстров, неупокоенных разных классов и неразвеянных проклятий. Люди там живут на крохотном островке, где нет даже своей кормовой базы, всё привозное. И мне предстоит попасть туда в качестве настоятеля? Ух, ну, хоть что-то радует, столь нереалистичное и нелогичное будущее — точно нафиг не подходит для манипуляции. Но, всё же есть кое-что непонятное.

— А скажи, Отец, допустим, я с тобой согласился, обрил голову, надел рясу и пошел в ученики к монахам, Идущим за Всеблагим. И что, часто таких вот «новичков», чрез три года обучения, в настоятели берут?

Отец Митас тяжело вздохнул.

— Вот тут ничего не смог обнаружить, не иначе, как я — лично Первого за тебя упрашивал, по этому, даже рядом ничего не вижу. Но, поверь, трёх лет вполне хватит, чтобы выяснить, как у нас внутри всё крутится, да и десять лет обучения в Коллегии, плюс три года преподавательства, тоже чего-то — да стоят. Ну и, конечно — ягодка на торте — твоё сражение с демоном. Как раз, именно в Проклятом Мире, такой настоятель бы и пригодился. Но, опять же, буду честен: если взять тебя такого, как ты есть сейчас, обучить святому слову, включая боевую часть, что против сил тьмы работает, молитвам подучить и прочему, чем рукоположенный священник от "колдунишки" отличается… Так вот: тебя — в настоятели единственного в мире прихода не возьмут, даже если это — приход в Проклятом Мире. Видимо, за три года, появится ещё некое обстоятельство, которое тебе позволит получить это место, или ты его сам создашь. Ну как, достаточно тебе конкретики?

Да уж, вот и верь после этого в людскую разумность. Человек сам говорит: «понятия не имею, что мне там привиделось, и как это должно работать, будешь пробовать?», и ты, как идиот, поднимаешься и бежишь за далёкой надеждой. Одно хорошо, всё же, напрямую, в мои личные сны они, вроде, не залезли, и единственная моя настоящая зацепка — это цвет «каменного» корабля. Не густо. Что ж, Юкки, жди, спец вот сказал, не пройдет и десятка лет, как я снова тебя увижу. Поскорей бы. Половину причитающихся мне денег из «кошелька» Эмиля — «на храм» Идущего за Всеблагим. Это надо, это сразу — заявка на серьёзность намерений. Я сюда не ради знакомства с монастырской кухней заглянул. Вторую половину — отдам Евсею. Он — единственный человек, которого я могу назвать близким другом. Заодно, как положено, дарственную оформит. А себе — ничего оставлять не буду. Если правильный монах — он, по факту, нищ и наг. Посмотрим, долго ли я продержусь на подаяньях. Ну, что же, стало быть, в путь!

— Святой отец, завтра встречаемся возле трапа «Белухи», всё, как вы и предсказывали, с завтрашнего дня — я целиком ваш.

Оглавление

ПОЕДИНОК С СУДЬБОЙ