Последняя тайна Амазонки [Виктор Жуков] (fb2) читать онлайн

Виктор Жуков Последняя тайна Амазонки

Пролог

Природа перестала контролировать человека в тот момент, когда он изобрел колесо. Но до ХХ века процесс этот шёл по-своему медленно, что и устраивало, собственно, нашу матушку-Землю. С начала же ХХI столетия это, по-видимому, перестало её устраивать.

Сначала отреагировали улитки, поменявшие свою генетическую расцветку с тёмной стороны на светлую, поскольку доказано, что светлый цвет, улавливая солнечные лучи, понижает температуру тела, и улитки сейчас «выбирают» этот цвет, обитая даже в тенистых местах.

То же самое произошло и с лягушками. Вслед за улитками, и у жаб и у лягушек начали проявляться признаки осветления их наружного слоя кожи, чем привело в крайнее замешательство учёных.

Дальше — больше.

В парках отдыха таких больших мегаполисов как Лондон, Нью-Йорк, Берлин, Амстердам, Токио или Рим, городские белки изменили свой метод общения: если раньше между собой они общались голосом — будь-то пофыркивание или писк — то теперь они как собачки передают свои фразы с помощью движений хвостов. Из-за повышенного шума в городах, все животные в парках перешли на язык жестов. К тому же у всех животных, перебравшихся в город, в отличие от их лесных собратьев, увеличился в размерах мозг, что дало новую тему для обсуждений различных отделов НАСА, Гринписа и Евробиологического Сообщества Природы.

Несколько лет назад, будучи на очередном заседании такого сообщества в Брюсселе и разбирая очередную проблему поведения животных, автор данного повествования получил в руки довольно любопытный документ, что, собственно, и стало причиной написания данной книги.

Проблемы поднимались всесторонние: от выше перечисленных, до в скором времени грядущих. Здесь собрались специалисты из разных стран, представляющие разделы истории, биологии, генетики, археологии, химии, и прочих наук. Комиссия, в которую входил автор данного повествования, состояла из четырёх человек, и на время работы Евробиологического Сообщества, нас поселили в довольно уютном отеле, недалеко от центральной площади Брюсселя. Неделя уже подходила к концу, заседания измотали не только нас, но и других представителей в той или иной области, поэтому в воскресенье весь коллектив решил сделать себе выходной, чтобы на следующий день разъехаться по домам.

Побродив по прекрасному тихому городу и приобретя по пары-тройки сувениров, мы наутро заказали себе в номер кофе и стали укладываться в дорогу. Тут-то и произошло то первое событие, о котором стоит упомянуть в начале книги, чтобы читатель имел представление, каким образом оказались у нас в руках эти загадочные документы.

В понедельник утром коридорный принёс нам в номер лёгкий завтрак и, уходя, положил на поднос довольно объёмный пакет, перевязанный скотчем. На наш вопрос, что бы это могло значить, он лишь пожал плечами и отчего-то доверчиво улыбнулся. Больше мы его не видели…

Уже сидя в самолёте, кто-то из моих коллег вспомнил о свёртке и предложил просмотреть содержимое.

К нашему изумлению в пакете оказались четыре старые потрёпанные тетради с пожелтевшими от времени листами. Тетради были общими, в клеточку, и явно ещё советского производства: штампы были стёрты, и ни года выпуска, ни фабрику мы так и не смогли определить. Однако, судя по всему, всё, что было написано в этих тетрадях, писалось в конце шестидесятых годов, так как рукопись была написана уже шариковой ручкой. Ни каких-либо указаний, ни подписи автора, ни прилегающей записки мы так и не обнаружили. С какой целью передали нам эти рукописи, что хотел автор, передавая нам их, и нам ли именно предназначался этот загадочный свёрток, приходилось только гадать.

Забегая наперёд, следует уточнить, что по прибытии домой, каждый из нас поочерёдно прочитал эти тетради, и, с всеобщего согласия, мы единодушно решили из этих пожелтевших записей сотворить что-то подобие книги. Скорее всего, незнакомец описывал события уже позже, по памяти, сидя в уютном кресле у себя в кабинете, но мы, к сожалению, так до сих пор и не знаем, кто это был.

Итак… 

Глава 1

1976-й год.

Август месяц. 9 часов утра.

После приземления в Южной Америке нас разместили в местной обветшалой гостинице. Андрей Сергеевич, руководитель экспедиции, ушёл на встречу со своим коллегой по Географическому Обществу, захватив с собой визы и документы, Я заглянул в номер Семёна, который располагался по коридору напротив. Гостиница в это время года была полупустой и свободных номеров насчитывалась едва ли не дюжина на весь этаж. Войдя к Семёну, я застал его за распаковкой рюкзака и с довольно кислым выражением лица.

— Судя по твоей физиономии, тебя что-то удручает, друг мой, — пошутил я, не найдя ничего лучшего, чтобы развеять его печаль после удушливого перелёта и, оглядев комнату, отметил про себя, что убогостью она ничем не отличается от моей.

— У тебя душевой тоже нет? — откликнулся он, озабоченно почесав затылок.

— Я так подозреваю, что местные жители здесь вообще не пользуются душевыми, благо океан рукой подать — брейся, мойся, купайся круглый год.

— Похоже на то. Может, и мы сходим, ополоснёмся? Ты как?

— Я и сам хотел предложить. Только нужно Олю забрать с собой, а то её мухи сожрут. Кстати, ты сильно не распаковывайся. Я слышал, как наш начальник экспедиции предупреждал управляющего гостиницей, что мы в этой дыре не пробудем и трёх дней.

— Знаю. Когда закупим всё оснащение, сразу двинем на джипах к плоскогорью. Он уже отправил проводников в город, договариваться о поставках, а мне наказал собрать всех вечером внизу в буфете. Разрешил сходить на пляж, покупаться в волнах Атлантики.

— Миша с Костей там уже?

— Ещё бы! — хохотнул Семён, очевидно меняя настроение в лучшую сторону. — Бросили рюкзаки и сразу помчались вниз, не дожидаясь, пока мы тут распакуемся. Сказали, будут ждать нас под каким-нибудь грибком с уже холодным пивом.

Прошла горничная с ведром в руке и, улыбнувшись, пролепетала что-то на своём птичьем языке. Миновав комнату Грабовского, нашего угрюмого и подозрительного фотографа, за дверью которого было необычайно тихо, я постучался в Олин номер.

Она была уже готова и смотрелась в купальнике довольно очаровательно, гораздо красивее виденной мною горничной. Изрядно устав после перелёта, она, тем не менее, выглядела потрясающе, отчего я тут же немного позавидовал Косте.

— Твой горе-ухажёр бросил тебя и умчался к океану? Даже не предложил помочь распаковать вещи? — спросил я, оглядывая пустую и мрачную комнату. Здесь у неё хоть работал вентилятор.

— Да нет! — отмахнулась она энергичным жестом. — Ты же его знаешь. Они с Мишей присмотрят нам топчаны, прежде чем мы появимся на пляже. Ну что? Я готова.

Спустя несколько минут мы шли по булыжной мостовой, вдоль которой росли диковинные пальмы и кусты восхитительных орхидей, направляясь к пляжу вслед за остальными немногочисленными туристами.

В гостинице из нашей группы не осталось никого.

…Колесо роковой фортуны совершило первый оборот вокруг своей оси.

 ********

Огромная водная масса океана, тянувшаяся до горизонта, напрочь лишала каких-либо эмоций кроме восторга и потрясения своим величием. Ленивые волны накатывались на песчаную полоску пляжа, который извивался ломаной линией и прятался где-то в буйных зарослях пальм. Всё выглядело девственно чисто, величаво и первобытно, словно ты оказался выброшенным на берег три столетия назад.

Тут же стояли вкопанные в песке столики, жарились крабы и благоухали фруктовые напитки, отчего у всех окружающих с аппетитом раздувались ноздри: кругом гомонили, смеялись, слушали из маленьких радиоприёмников бразильскую самбу, плескались в волнах и играли в пляжные игры. Подбегая к нам, счастливый Костя едва не получил по затылку пролетевшим волейбольным мячом, но удачно присев, оказался перед Олей, прежде чем та успела опомниться.

— Буэнос диос, господа! — заорал он весёлым голосом, очевидно уже успев искупаться, поскольку был мокрым и в волосах застряли мелкие ракушки. — Водичка обалдеть! — подхватывая Олю под руку и вручая сморщенные щупальца кальмара, потащил он к стоящим неподалёку топчанам.

— Ты уже нырял в океан? — с завистью накинулась на него Оля. Костя виновато потупился и приготовился спрятать голову в песок, как это делают страусы. — Я же тебя просила просто топчаны занять, а купаться могли бы вместе! — Голос у неё был суровый, но глаза смеялись, глядя на провинившегося незадачливого ухажёра.

— А Миша где?

— Столик нам занял. А я на топчаны полотенца положил, чтоб видно было…

Спустя несколько минут мы уже потягивали из узких бокалов светлое пенистое пиво и созерцали под навесом из пальм всю великую мощь океана. Миша, как галантный джентльмен предложил Оле какой-то вычурный коктейль с соломинкой и, пробуя его первый раз в жизни, Оля зажмурилась от удовольствия. Скверное настроение от унылой гостиницы вмиг улетучилось, а когда мы всей оравой, счастливые и весёлые кинулись в волны Атлантики, восторгу нашему не было предела. О предстоящих трудностях похода через девственные джунгли никто из нас в тот миг не задумывался, как, впрочем, и об ожидающих опасностях. Единственное, что слегка омрачало душу, это присутствие загадочного Грабовского в нашей команде, ведь с первой вылазки в город он не удосужился пойти вместе с нами, что наводило на определённые мысли. Ну да бог с ним, думали мы тогда, плескаясь в волнах могучего океана наравне с другими туристами.

Вечером, отдохнувшие и весьма довольные, мы покидали пляж в компании других отдыхающих, наводнивших вечернюю столицу, которая, на удивление, засверкала разноцветной иллюминацией на радость детям и нашей Олечке. Весь пляж светился гирляндами огней, отовсюду звучали ритмы бразильской румбы, но мы хотели успеть к ужину, поделившись впечатлениями с Андреем Сергеевичем.

— С документами всё в порядке, ребята, — объявил он, когда мы собрались в буфете первого этажа и взахлёб рассказали ему о своих первых впечатлениях на южном континенте. Ужин нам подали за общий стол, где кроме нас ещё трапезничали несколько туристов из разных мест.

— Через бразильскую границу переедем без проблем, там уже таможенники предупреждены, спасибо моему другу, всё уладил как нельзя лучше. И если бы не наши проводники, не знаю, на какое время мы задержались бы. Хваткие ребята, скажу я вам. Я им вручил список, и они поехали по разным магазинам затовариваться продуктами, снаряжением и прочим необходимым для долгого похода вдоль берегов Амазонки. Всё снаряжение привезут завтра утром сюда в гостиницу. Мой друг предоставил нам два джипа и микроавтобус с водителями. Послезавтра выезжаем во всей экипировке. Нам придётся проехать через всю страну, благо Суринам государство небольшое, с двумя остановками: в городе Браунсвег и перед самой границей с Бразилией ещё один, нужно посмотреть по карте. Костя, — обратился он к юному другу, — сбегай в мой номер, принеси, пожалуйста, карту — сейчас как раз и посмотрим.

Парень подмигнул девушке, умчался наверх, а когда спустя несколько минут спустился вниз, лицо его выражало озабоченность и недоумение.

— Что случилось? — приподнялись мы, сразу почувствовав что-то недоброе. Профессор вопросительно посмотрел на Костю.

— Там это… — развёл он руками.

— Что?

— Ваш номер…

— Что, номер?

Костя сглотнул комок и обвёл всех озадаченным взглядом:

— Раскрыт настежь и всё перевёрнуто, будто ураган прошёлся.

Мы не поняли смысл его слов, а когда до нас дошло, вскочили все разом.

И только тут мы, наконец, уяснили, что именно нас терзало весь вечер за столом…

— Где наш фотограф? — спросил за всех профессор. — Он-то с вами ходил на пляж?

— Нет, — ответил Семён. — Мы думали, он по вашему указанию уехал с проводниками за провизией.

Наступила долгая пауза. Каждый думал об одном и том же.

Грабовский исчез. Номер перевёрнут вверх ногами, будто там искали что-то очень важное и необходимое.

— Боже! — воскликнул Андрей Сергеевич, — там же карты нашего маршрута!

— Где?

— В тумбочке! Я сложил все наши документы, запас валюты и карты в один большой пакет.

Все ошеломлённо переглянулись.

Что-то нехорошее, тягостное и давящее витало в воздухе.

********

Ранним утром мы все собрались за завтраком подвести свои первые неутешительные итоги ещё не начавшейся экспедиции. Предстоял долгий нудный день приготовления к походу. Грабовский так и не появился. Проводники должны были вот-вот приехать на джипах с полным списком закупленного снаряжения, геологического оборудования и провизии с расчётом на два месяца маршрута через джунгли до ближайших берилловых приисков Минас-Жейрас. Всё оставшееся вчера время перед сном мы помогали профессору убираться в номере, безрезультатно искали карты, документы и деньги, а когда обратились с претензиями к управляющему гостиницы, тот лишь развёл руками. Ключи от номеров он отдал нам в руки, и чужие на наш этаж не поднимались, за исключением горничной, которая, разумеется, была вне подозрений. Замок в номере был профессионально вскрыт и, очевидно, пока мы купались в океане, а начальник экспедиции ездил в город, Грабовский, воспользовавшись удобным случаем, обчистил комнату, прихватив с собой все ценные для похода вещи.

— Может, ему нужно было попасть сюда в Южную Америку, и он, прикрываясь экспедицией, вошёл к вам в доверие и добрался до Суринама? — предположил Костя, обращаясь к Андрею Сергеевичу. За столом царило угнетённое состояние ещё толком не начавшегося похода. Оля ковыряла вилкой в салате, Миша, как всегда, невозмутимо и молча потягивал кофе, Костя не находил себе места, а мы с Семёном перебирали оставшиеся документы в надежде найти ответ на вопросы.

Костя, продолжая размышлять, подкидывал всё новую и новую идею:

— Может, ему вообще куда-нибудь в Аргентину нужно было? Вот он и скрылся.

— Сомневаюсь насчёт Аргентины, — безнадёжно вздохнул Андрей Сергеевич. — Виза с пропуском действительна только в Суринаме и Бразилии, а на обратном пути — в Гайане.

— Денег много было? — полюбопытствовал Семён, никогда не имевший привычки заглядывать в чужой карман.

— Слава богу, основную часть я отдал проводникам на закупку снаряжения и продуктов, часть раздал вам на отдых, остальное держал в тумбочке на обратный путь. Голландские гульдены, доллары…

Повисла гнетущая тишина. Затем профессор встал и обвёл нас всех решительным взглядом:

— Значит так, друзья мои. Я отправляюсь к своему приятелю за деньгами — уверен, он не оставит в беде ещё не начавшуюся экспедицию, а вы дождитесь близнецов и разгрузите все вещи. Оленька, дочка, на тебе вся сортировка и разборка всего мелкого, что мы рассуём по карманам.

Это был второй день, можно сказать, уже неформально начавшейся экспедиции.

Что будет дальше — одному богу известно.

Или Грабовскому.

********

Одна карта предстоящего маршрута, основная и скрупулёзно выверенная циркулями, логарифмическими линейками и транспортирами у Андрея Сергеевича всё же осталась. О ней не знал никто, даже Семён. Просто наш забывчивый профессор уложил её на самое дно своего рюкзака и сохранял её на случай потери остальных, что, в общем-то, и случилось. Уехав к своему другу и нашему теперь невольному спонсору, он размножил её на копировальном аппарате (чуде техники, о котором мы в 1976 году ещё слыхом не слыхивали) и, вернувшись, отдал по экземпляру Семёну с проводниками. Первая проблема была решена. Вторая, денежная и финансовая, тоже разрешилась, благодаря его загадочному приятелю из Географического Общества, так что у нас снова «развязались» руки и мы могли без лишней суеты собираться в дорогу, чем, собственно, и занимались два оставшихся дня перед выездом на джипах к Гвианскому плоскогорью.

Двигаясь по руслу реки Кумина, мы должны будем выйти к слиянию трёх рек, неся пешком на себе палатки, спальные мешки, продукты и прочее снаряжение. Хорошо, что основную ношу возьмут на себя проводники, привыкшие к таким длительным переходам через джунгли. Продвигаясь по девственным лесам и сельве, мы попытаемся выйти к притоку Амазонки, реке Риу-Негру, чтобы затем, вверх по течению достичь реки Риу-Бранку, где мы выйдем из джунглей и окажемся у берилловых приисков Минас-Жейрас. Там нас через два месяца должны будут ждать те же машины, которые доставили нас к границе с Бразилией.

Так как мы на обратном пути будем продвигаться по территории страны Гайана, то Андрей Сергеевич заранее принял меры через своего друга, договорившись с гайанской таможней, а там уже, собственно, рукой подать и до столицы, города Джорджтаун. Дальше самолёт до Лиссабона и — домой. В родные пенаты.

Таков был план нашего маршрута в целом, но каждый из нас, несомненно, понимал, что такое джунгли, что такое сельва, и сколько непредвиденных ситуаций уготовано нам за два месяца путешествия.

Благополучно добравшись до границы, где нас уже ждали предупреждённые таможенники, мы без особых затруднений пересекли её, и оказались в Бразилии.

Глава 2

Гвианское плоскогорье.

Первый день экспедиции.

Обидус…

Этот, в общем-то, уже разрастающийся в 1976 году город, стал нашим последним пристанищем перед двумя месяцами ожидавшей нас неизвестности. Наши проводники оказались хорошими парнями в прямом смысле этого слова. После пересечения плоскогорья, которое мы едва захватили своим маршрутом за не полных три дня, они сами предложили себя в качестве носильщиков, когда мы взяли вещи с лошадей на свои плечи. Лошади нам понадобятся ещё где-то с неделю, пока мы будем углубляться по течению реки, а затем, скорее всего, отдадим их какому-нибудь местному племени, взамен получив воду и необходимые продукты, которые могут подходить по мере нашего углубления в джунгли. Меня и Мишу отрядили присматривать за Олей, хотя девушка чувствовала себя прекрасно среди компании мужчин и абсолютно не стеснялась, когда дело касалось личной территории комфорта. Джипы и микроавтобус мы оставили в Обидусе, договорившись с водителями о нашей встрече через два месяца у границы с Гайаной. Если по истечении шестидесяти дней мы не выйдем к условленной точке, то они должны будут связаться со спасательной командой, которая заранее будет оповещена всё тем же загадочным другом профессора.

Хотя прививки от столбняка и малярии мы сделали ещё в Лиссабоне, Оля, тем не менее, несла с собой довольно объёмную сумку с медикаментами на случай каких-либо повреждений, ран или укусов бесчисленных насекомых, спасение от которых мы находили в специальном отваре, приготовляемом на костре нашими братьями-близнецами.

Костя успевал везде, скорее, больше путаясь под ногами, желая угодить то проводникам, то помочь Оле, то подсобить Семёну или Андрею Сергеевичу. Когда мы покидали Обидус и вечером последнего дня перед выходом в джунгли сидели в местной пивнушке, Костя, ввалившись внутрь, отвесил Оле галантный поклон и что-то протянул на ладони, со словами:

— Ангел мой, прими подарок, едва ноги унёс. Хотели обчистить до копейки, но я-то знаю цену этому камешку.

На Олиной ладошке сверкнул небольшой кругляшек поразительно красного, можно сказать, кровавого цвета.

— Ру-бин! — изрёк ухажер, придавая ему значимость, словно он только что был вынут из короны императора.

Мы с недоверием переглянулись и все вместе склонились над сувениром. Оля ахнула и потянулась к Косте, а он со значимым видом откинулся на спинку стула и поведал нам:

— Иду, значит, никого не трогаю. Подходят двое, что-то лопочут по-своему, а я же без переводчика ни гу-гу, мол, чего плиз желаете, господа индейцы? Они мне тыкают этот камешек и показывают на пальцах, мол, двадцать долларов и он твой. Но я-то разбираюсь, где стекляшка, а где настоящее сокровище. Нет, говорю, господа дикари, повертев его в руках, больше десятки не дам.

— И что? — ещё раз ахнула Оля. — Купил эту прелесть всего за десятку?

— Да и за сотню бы купил, козочка моя, мне для тебя ничего не жалко.

В это время Семён подмигнул всем за столом и, едва сдерживаясь от хохота, закатил глаза к потолку. Костя, тем временем, всё больше и больше входил в роль миллионера, осыпая наперёд свою ненаглядную будущими сокровищами всей земли. А когда его красноречие, наконец, слегка угасло, Семён под всеобщий хохот объявил, что наш неудачный коммерсант купил за десять долларов обыкновенный кусочек мозаики от детского калейдоскопа, красная цена которому от силы пятьдесят центов. Тут уж засмеялась и девушка, наблюдая, как сконфуженно озирается по сторонам её горе-ухажёр в поиске своих аферистов.

После того, как мы вдоволь насмеялись и все хором обсудили классификацию данного искусственного изделия, Андрей Сергеевич вернулся к прерванному разговору, задумчиво наблюдая за бильярдным столом, где развивалась самая настоящая битва среди местных титанов.

— Давайте так, друзья мои. Мы прекрасно понимаем, какие трудности ожидают нас впереди. Джунгли есть джунгли, и надеяться только на проводников я вам решительно не рекомендую. Нас ждут встречи с ягуарами, пумами, анакондами, арапаимами…

— А это кто такие и с чем их едят? — оживился быстро отходящий Костя, будучи вознаграждённым поощрительным поцелуем Оли.

— Это, Костенька, огромная рыбина с зубами, с которой нам придётся столкнуться в водах Амазонки и её притоков, когда мы будем пересекать маршрут на плотах. О пираньях я молчу, вы все знаете их репутацию, но и арапаиму не стоит сбрасывать со счёта. Я позже расскажу о ней подробнее, а сейчас предлагаю другое. Меня натолкнула на эту мысль только что принесённая Костей вещица. В течение этих двух месяцев, всё, что мы будем находить под ногами, в болотах, в осыпающихся оползнях, всё, что представляет относительную ценность, пока мы не достигнем приисков, будем складывать в отдельно заведённый нами мешочек. Крупинки золота, камушки, артефакты или статуэтки древних народов, в общем, всё, что мы будем подбирать по той или иной причине. У нас есть Саша, — он подмигнул мне, — и он как раз по этой части. Вот у него и будут находиться в рюкзаке все наши драгоценные находки. А перечень собранных вещиц будешь вести именно ты, Костя, поскольку стал нашим первым изыскателем. Согласен? — улыбнулся он, видя, как парень вновь наполняется значительной важностью.

— А почему не Сёма?

— На Семёна ложиться обязанность ежедневного протоколирования и занесения на карту прохождения нами маршрута. Пятнадцать — двадцать километров каждый день, я думаю, мы вполне способны вынести. Днём небольшой привал, вечером ужин и ночёвка. Дежурить по ночам будем по очереди, каждые два часа, чтобы на отдых оставалось минимум шесть часов. А вот когда уже пересядем на плоты, времени будет больше, нас просто будет нести течением, и к берегу приставать мы будем только на ночлег. Но это вы и сами знаете — не раз уже обсуждали.

Он вынул из рюкзака холщовый мешочек, напоминающий кисет для табака с вышитым гербом, подал его Косте и под всеобщие улыбки подмигнул:

— Твой первый взнос в нашу копилку.

Юный следопыт аккуратно положил в него свою первую приобретённую «ценную» в кавычках вещь, спросив у начальника:

— Кстати, а какие вообще камни относятся к драгоценным?

— Ну-у, протянул Андрей Сергеевич, — это тебе к Саше. Он у нас знаток камней.

Мне пришлось прочесть краткую лекцию, рассказав не только Косте, но и Мише с Олей о рубинах, сапфирах, изумрудах и алмазах, не забыв при этом упомянуть и о знаменитых бриллиантах.

— «Сан си» находится в Лувре, — вспоминал я, — «Куллинан» в скипетре английского короля, «Кохинур» в короне английской королевы…

— А у нас?

— У нас в скипетре Российской империи вставлен «Граф Орлов», а в короне находится поразительной красоты рубин в 400 карат. Ещё есть «Надир» в Российском алмазном фонде вместе с легендарным алмазом «Шах», который был подарен государю персидским шахом после того, как был убит наш полномочный посол Александр Грибоедов. А вообще, к категории драгоценных камней можно ещё причислить танзанит, таафеит, красный берилл, александрит, чёрный опал, мусгравит… их много, но они чрезвычайно редки. «Эксельсиор», к примеру, весит больше тысячи карат, а «Джонкер» около восьмисот.

При слове красный берилл у Кости загорелись глаза:

— Это мы его направляемся изучать и раскапывать?

Я засмеялся:

— Нет. Прииски Минас-Жейрас изобилуют лишь обыкновенным бериллом, полудрагоценным. Красный берилл встречается на планете — раз, два, и обчёлся.

…Ещё какое-то время мы обсуждали будущие передвижения по джунглям, затем разошлись по бунгало, а уже наутро отбыли на лошадях в первую точку нашего маршрута. Грабовского в те дни никто не вспоминал.

А напрасно…

В тот вечер я ещё не знал, что Костин камушек, будучи первым в нашей коллекции, принесёт нам ещё ох, сколько неприятностей, порою ужасных, трагических и невосполнимых.

 ********

…В тот вечер мы остановились в деревне, очевидно, в одной из последних, прежде чем мы углубимся в дебри амазонской низменности. Цивилизацией здесь уже, как говориться, и не пахло. Триста человек мужчин и женщин с отвисшими животами и грудями, встретили нас, прикрывая свою наготу только набедренными юбками из пальмовых листьев. Деревня представляла собой убогие глиняные шалаши, покрытые сверху бамбуком, с обложенным камнями большим очагом в середине центральной площади. Миша, при взгляде на всю эту «архитектуру», произнёс одну единственную фразу за всё время нашего пути:

— Ух ты…

И почесал мизинец.

Наутро мы проснулись, когда нас уже ждали проводники с лошадьми. Посёлок представлял собой сплошное разрушение после обильно выпитого зелья, и куда бы мы спросонья не бросали взгляд, повсюду видели валявшихся вповалку заснувших женщин, стариков, молодых людей и даже подростков. Проводники сказали, что никто из них даже не вспомнит о вчерашних гостях из Европы, а если и вспомнят, пожмут плечами и будут дальше заниматься своими делами.

В поход мы взяли с собой четыре охотничьих ружья с изрядным запасом патронов и дроби, на случай, как охоты, так и обороны от пум, ягуаров, крокодилов и прочей опасности. (О Грабовском мы в тот момент не думали). Два дробовика были у проводников, по ружью у Семёна с Мишей, которые менялись с нами, когда кто-то заступал на ночное дежурство. Кроме этого у профессора был ещё пистолет системы Стечкина, а в Олиной медицинской сумке всегда сверху лежал небольшой револьвер с барабаном на шесть зарядов, выстрелив из которого, при необходимости, она могла постоять за себя.

Прошло первые два дня, как мы вступили в настоящие джунгли. Начиная с завтрашнего утра, мы с каждым шагом будем всё больше и дальше углубляться в девственный лес. Впереди, по словам проводников, нас ожидала лишь последняя деревня на нашем пути, полудикая, не знающая цивилизации, возможно даже враждебная.

А вот дальше уже… полное неведение.

За время первых дней похода, каждый показал себя с наилучшей стороны, включая даже нашего неугомонного Костю.

Мы узнали, что братьев зовут Габриэлем и Даниэлем, что родом они из бразильской провинции, и в этих джунглях выросли. Они уже участвовали в какой-то американской экспедиции в качестве носильщиков, но больше по душе им была роль как раз проводников, нежели вьючного транспорта, поэтому они с радостью огласились, когда их Андрею Сергеевичу рекомендовал его загадочный спонсор и приятель по Географическому обществу. Парни были незаменимы, скромны и неприхотливы во всём, что касалось комфорта: всегда были начеку, были готовы помочь, или просто услужить, отчего у Кости к ним возникла просто-таки дружеские чувства. Это касалось и Миши. Куда Костя — туда и он, не забывая, разумеется, и об Оле.

Таким образом, на исходе третьих суток мы вышли в расположение последней жилой деревни на нашем пути, после которой будет одна неизвестность.

Глава 3

Бразильские джунгли.

Спустя неделю.

Оглядываясь назад и подводя итог первых трёх суток, я с определённостью могу сказать, что те дни были одними из последних спокойных дней нашего путешествия. Продвигаясь гуськом за проводниками по едва заметной звериной тропе, мы вечером вышли к небольшому притоку реки Кумина. Она была протоптанная зверями к водопою. Сразу же надоели обезьяны. Мы их невзлюбили с первого раза, особенно Оля, до этого встречавшая их только в зоопарках, впрочем, как и мы сами. Широконосые, к которым относятся игрунковые и цепкохвостные, они пищали и визжали у себя в кронах деревьев, цепляясь и прыгая у нас над головами. Небольшие львиные игрунки и тамарины кидались в нас сверху всем, чем придётся: плодами, орехами, сломанными ветками. С длиной тела, которых достигала уже около метра, цепляясь своими длинными хвостами за ветви пальм, норовили сорвать с нас пробковые шлемы или ухватить Олю за волосы. Только после того, как Габриэль пару раз пальнул в гущу листвы, они бросились вверх врассыпную, где закатили настоящий симфонический концерт.

Всё утопало в зелени, лес буквально дышал, и был наполнен огромным количеством всевозможных звуков, многие из которых мы слышали впервые. Ленивцы, хамелеоны, змеи, ядовитые лягушки на деревьях, сколопендры, птицееды огромными полчищами ползали, бегали, прыгали, разворачивая у нас под ногами настоящие баталии грандиозных сцен жизни. По мере углубления внутрь лесов, всё чаще стали попадаться муравьеды, броненосцы, нутрии, морские свинки, тапиры и бездна грызунов, названия многих из которых мы абсолютно не знали.

Растянув палатки и ожидая к утру проводников, мы поужинали и улеглись спать.

Первым дежурил Миша.

Ночь была тихая, тёплая и безветренная. Часы показывали 23:45.

…До катастрофы оставалось ровно 56 минут.

 ********

Вначале был ослепительный свет и вспышка, больно ударившая по глазам. Она возникла ниоткуда, озарила нестерпимым сиянием округу и отбросила гигантские тени так, что можно было различить каждую травинку под ногами, каждый листок на дереве, словно вспыхнул блик гигантской неоновой электросварки. Спустя две секунды нас накрыла огромная ударная волна, пронёсшаяся стремительно, круша всё вокруг, вырывая с корнями деревья, выкорчёвывая целые пласты кустарников и вздымая почву до самых небес. Оглушительный взрыв буквально смёл с несколько гектаров леса, унеся в своём смерче всё живое, что попалось ему на пути. Снесло прочь поляну, разметало костёр. Расшвыряло палатки, гамаки и всё остальное оснащение экспедиции. После того как пронеслись смерчи, земля, разверзлась под ногами, увлекая в свои зигзагообразные разломы грызунов, пресмыкающихся, млекопитающих… Барабанные перепонки едва не взорвались от оглушающего всю округу хлопка. Нас спасло лишь то, что эпицентр катастрофы пришёлся на противоположный берег реки, и ударная волна, сметавшая всё вокруг, коснулась нас лишь далёким отголоском, точно пуля, потерявшая свою стремительную скорость на излёте выстрела. Будь мы ближе к центру, нас бы просто растворило, разметало, рассеяло на атомы в неоновой вспышке взрыва.

Каждый из нас пережил падение метеорита (а это, как мы потом узнали, был именно он) по-разному. Меня выбросило из палатки и, впечатавшись головой в ствол каучукового дерева, я надолго выбыл из строя. Это я узнал гораздо позже, когда меня уже привели в чувство, вытаскивая из-под груды обвалившихся веток и комьев развороченной земли. Ничего не слыша и не понимая, я привалился к коряге и бессмысленным взглядом созерцал картину опустошения. Лес за рекой горел, всё небо заволокло дымом, стоял душу выворачивающий гул, воняло гарью и обожженным мясом, словно где-то неподалёку жарился шашлык колоссальных размеров. Оля вытирала мне кровь из ушей, а Семён рассказывал, как в первое время все бросились врассыпную, абсолютно не имея понятия, что происходит. Костю своим телом накрыл Миша, и тот остался относительно без последствий для своего организма. Сам Миша тоже, на удивление, не пострадал, поскольку был защищён от ударной волны свалившейся подле него пальмой. А вот профессора унесло куда-то вглубь зарослей и, пытаясь прижать к себе Олю, их вдвоём проволокло по земле едва ли не с десяток метров. Обошлось благополучно, чего не скажешь о самом Семёне. Какую-то секунду он держался обеими руками за корягу, затем его подбросило вверх, снесло в сторону и спиной швырнуло на расщепленные пни, отчего в его теле сейчас сидело не меньше дюжины заноз различной величины, словно осколки гранат. Оля успела обработать его раны и, занимаясь теперь моей побитой физиономией, тихо всхлипывала, ещё не полностью придя в себя.

Миша с Костей бродили по поляне, собирая уцелевшие вещи, а начальник экспедиции, поминутно чихая от едкого дыма, присев на развороченное дерево, составлял список убытков. Лагерь представлял собой сплошной котлован изрытой земли, вывернутых корней, веток, глины и оползней. Это был настоящий катаклизм местного масштаба. Останься здесь в тот момент лошади, их бы унесло смерчем вместе с остальным оборудованием. Можно сказать, мы остались теперь ни с чем.

Отложив в сторону аптечку, Оля шмыгнула носом, протёрла мне лицо, дала напиться и поспешила к Андрею Сергеевичу, который никак не мог найти свои раздавленные очки.

Уже утром мы узнали от Габриэля, вернувшегося из деревни, сразу две трагические новости. Первой была: да, на этот участок джунглей упал метеорит, и мы оказались едва ли не в эпицентре его столкновения с Землёй. Вторая, более удручающая и заставившая Олю расплакаться — была гибель Даниэля…

Его придавило деревом, когда оба брата возвращались из деревни, оставив там лошадей. Не желая оставлять нас на ночь одних в непроходимом лесу, они отказались от гостеприимства вождя местного племени и, не переночевав, двинулись назад. Темнота не мешала, поскольку близнецы могли видеть ночью, что кошки, а когда обрушился шквал огня и вселенского пекла — стало и того светлее, нежели днём. В отблесках ревущего по ту сторону реки пожарища, они припустили бегом к нам, в надежде помочь: тут-то ударная волна и накрыла их, сметая с земли всё, что плохо росло или передвигалось. Первое же трухлявое, но гигантское дерево семейства свалилось на Даниэля, расплющило его насмерть, он умер мгновенно. По словам Габриэля, он оставался с братом до наступления едва занимающегося рассвета, вытаскивая его по частям из-под завала древесной груды, массой в несколько десятков тонн. Затем похоронил по обычаю своих предков, и только тогда поспешил к нам, где и застал столь удручающую картину полнейшего разрушения. Сейчас Габриэль выглядел не лучшим образом. Смерть его брата отложила на нём отпечаток трагического горя, печали и полной отрешённости от мира сего. Рассказав нам эти сногсшибательные по своему трагизму новости, он удалился в сторону, присел на сваленное ураганом дерево, и просидел так, не меняя позы весь оставшийся день, пока не наступили сумерки.

Пожар на той стороне реки бушевал весь день и всю следующую ночь, по всей видимости, опустошив изрядную территорию джунглей противоположного берега Кумины, но, к нашему счастью, на этот берег реки так и не перекинулся, застилая его лишь плотным слоем дыма.

Ночь прошла в волнениях, сборах, никто не спал. Следующий день мы посвятили постройкам трёх смежных плотов, на двух из которых будем плыть по течению мы, а на третьем будут находиться все наши уцелевшие вещи под охраной Габриэля. Он же будет и править. На первом плоту должны будут плыть Семён, Миша и Костя. На втором я, профессор с племянницей.

Завтрак и бед отложили до лучших времён.

Пожар по ту сторону реки приближался.

********

Общими усилиями к вечеру мы соорудили два плота, а уже в сумерках закончили третий, менее комфортабельный, зато более надёжный, поскольку на нём будет находиться всё, что уцелело от столкновения с небесным камнем. Спальные мешки и одна из палаток, хоть и довольно потрёпанная, слава богу, сохранились. Из провизии остались дюжина банок консервов, три банки сгущёнки и спирт во внушительной фляге. На этом всё. Минимум жестяной кухонной утвари, медикаменты в походной сумке, ракетницы, ружья (благо патроны были сложены в отдельный жестяной ящик, не подвергнувшийся ударной волне), кое-какая мелочь по карманам — вот и всё, что осталось от нашего, некогда обширного запаса экспедиции.

Поздно ночью под отблески не утихающего пожара, едва перекусив обгорелым мясом какой-то свалившейся к нам птицы, мы тут же попадали с ног, не выставив на ночь даже караульного — настолько все были измождены и отрешены. О безопасности в этот момент никто не думал, у хищников сейчас падали было навалом, и вряд ли они станут рисковать жизнью, нападая на человека, когда под ногами на протяжении едва ли не всего Гвианского плоскогорья можно было питаться чем душе угодно. Упавший метеорит растревожил и привёл в беспорядок всю экосистему ближайших районов дельты Амазонки и прилегающих к ней джунглей.

Днём стало также сумрачно, как и вечером, с той лишь разницей, что сумрак этот был красным от сполохов далёкого глобального пожара, которого нам удалось избежать, отчалив наутро от бывшей стоянки лагеря.

Три плота, огибая пороги и постоянно натыкаясь на туши животных, взрывом отброшенных в бурлящие воды реки, поплыли вниз по течению.

Теперь наш путь лежал к одному из рукавов Амазонки.

Пожар остался позади.

О Грабовском так никто и не вспомнил.

Глава 4

Бразильские джунгли.

Спустя три дня после падения метеорита.

Бурлящие потоки Риу-Негру сами несли нас к тому месту, где она впадает в Амазонку. Если брёвна и связывающие их лианы сильно набухали от воды, мы приставали к берегу, разжигали костёр, обедали, отдыхали полчаса, и вновь плыли по течению к цели нашего путешествия.

Пожар остался позади (его погасила разбушевавшаяся вдали от нас тропическая гроза), и уже спустя три дня мы оказались в далекой от метеорита местности. На ночь мы обычно располагались среди прибрежного тростника у какой-нибудь тихой заводи, над которой стаями носились местные птицы. Иногда в реке попадались пираньи. Ради забавы, Костя бросил в одну из проток старый Мишин вязаный носок, и через несколько секунд из бурлящей воды была выужена лишь нить пряжи с узелком, напоминавшая уютные вечера, когда Мишина мама сидела со спицами в руках. Были в этих заводях и форели, служившие нам великолепным ужином.

— Одиннадцатый день плывём, — подвёл итог Семён, когда мы расположились на очередной ночлег у костра. Габриэль варил на огне свою знаменитую настойку от гнуса, Миша лениво стругал какую-то палку, намереваясь соорудить первобытное копьё, Оля колдовала с оставшейся от урагана посудой, а мы с Семёном подшивали кое-что из одежды, пришедшей в негодность.

Каждый отдыхал от изнурительного передвижения по реке, когда это произошло.

********

— Я тебя сейчас догоню, козочка моя! — крикнул Костя Оле, которая, собрав грязную посуду, отправилась к затоке. Время близилось к девяти часам вечера, светила полная луна, да и зарево далёкого, ещё не вполне утихшего пожара освещало поляну со всех сторон. Девушка прихватила с собой фонарик и отправилась к водоёму.

По всеобщему уговору, никто из путешественников не имел права покидать лагерь в одиночку, даже если этого требовали интимные обстоятельства. Оля давно смирилась с этой, в общем-то, деликатной проблемой, и никак не реагировала на свою вынужденную охрану, когда отправлялась в кусты по необходимой надобности. В основном её всегда сопровождали либо Андрей Сергеевич, либо Семён, скромно стоявшие в стороне, пока она совершит утренний моцион, но в этот раз отчего-то сопровождать её решился Костя, в последний момент предупредив своих старших товарищей.

— Мы мигом. Туда и назад. Светло, как днём, да и ружьё при мне.

От костра до ручья было метров тридцать, не больше.

Оля спустилась по извилистой звериной тропинке к водопою и остановилась под ветвями какого-то дерева, которые свисали едва ли не до самой воды. Сзади уже подбегал Костя. Залюбовавшись восхитительными орхидеями и вдыхая полной грудью их пьянящий аромат, девушка совершенно не заметила еле уловимого движения на толстой ветке, свисавшей над её головой.

…Первое же кольцо мерзкой твари плотно охватило горло, и Оля потеряла всякую способность что-либо выкрикнуть, призывая на помощь своих друзей. Костя только подходил к месту трагедии, и ещё ничего не мог видеть, вылавливая лучом фонаря дивные цветы в предвкушении близкого поцелуя, когда Оля уже корчилась в судорогах. Успей парень на несколько секунд раньше, и ничего бы не произошло: разбуженная Олей гигантская анаконда уползла бы прочь, тем более желудок её был насыщен перевариваемой дичью. Но Костя замешкался у костра и успел слишком поздно. Точнее, уже не успел. Сонная тварюка, разбуженная девушкой, лениво потянулась, затем чисто рефлекторно накинула ещё одно шершавое кольцо, сдавив грудь и перекрыв доступ кислорода. Хватая ртом воздух, девушка упала на колени. Послышался едва уловимый хруст переломанных шейных позвонков, Оля задёргалась в конвульсиях и застыла в неестественной позе. Последнее, что увидела отважная девушка, это выпученные от удивления глаза своего возлюбленного, который только открывал рот для дикого, безысходного безумного крика. Слеза полного отчаяния и всепоглощающей боли скатилась последний раз по щеке девушки, и уже в предсмертном угасающем сознании она будто закричала: «Люблю тебя, Костенька мой. Прощай…».

… И Оля перестала существовать на этой планете.

Обезумев от ужаса, парень буквально взвыл, уже ничем не в состоянии помочь, поскольку громадная анаконда захватила пастью ноги и подбиралась пульсирующими толчками к пояснице, заглатывая постепенно свою жертву. Затем, очевидно, сообразив своим скудным разумом, что такую добычу ей не в силах будет заглотить целиком, она натужилась, изогнулась кольцом, и выплюнула назад то, что осталось от Оли. Что-то склизкое и бесформенное, похожее на большую мокрую губку свалилось к ногам орущего Кости. Ещё раз отрыгнув остатки одежды, она бессмысленными глазами взглянула в сторону орущего непонятного существа, собрала все кольца и, изогнув колоссальное тело, скрылось в воде затоки.

Он всё ещё стоял и дико орал, когда к нему сквозь заросли колючек протиснулся вначале Габриэль, а потом сбежались и все остальные.

Это был уже не крик. Это был хрип, переходящий в какое-то жуткое клокотание, и в этом хрипе было всё:и безумие, и ужас, и боль утраты.

Парень потерял рассудок в одно мгновение. Когда подоспели Миша с Семёном, он упал без сознания рядом с бесформенным телом своей любимой, пытаясь обнять её скользкое тело.

Мы потеряли второго члена нашей команды.

********

…Её похоронили на рассвете.

Костя пару раз приходил в себя, но увидев у костра бесформенное тело, накрытое брезентом, тотчас снова терял сознание. За его состоянием следил Миша, всю ночь не сомкнувший глаз подле своего друга, время от времени поднося к носу ватку с нашатырным спиртом. Габриэль с Семёном выкопали могилку, я соорудил небольшой крестик, а профессор, как мог, обтёр Олины конечности, смывая всю эту противную слизь из желудка анаконды. Когда тело предавали земле, у всех на глазах были слёзы: о том, чтобы хоть немного поспать, не было и речи. Почему наша девочка оказалась в радиусе действия этого безжалостного монстра? Как так получилось, что наш ангелочек, отважная и незаменимая подруга всей команды оказалась на минуту одна, без надзора и охраны? Как мы могли отпустить двух самых молодых из нашей группы одних, в темноте, к речке, пусть и под светящей луной?

Ответов мы не находили.

Один раз, оставив на минуту бредившего Костю, к нам подошёл Миша, и едва вымолвил сквозь хрипоту:

— Как бы умом наш друг не тронулся…

И замолчал.

— Что, так плохо? — спросил Семён, но добрый гигант только махнул рукой в сторону лежащего друга. Семён понял его молчаливый жест. Присев рядом, положил его голову себе на колени.

Бедный Костя, душа всей компании, неугомонный весельчак и незадачливый ухажёр, постарел сразу на несколько лет, превратившись из цветущего молодого паренька в иссохшую тень, похожую на мумию.

Предав земле Олино тело земле мы закопали рядом жестяную банку с кратким описанием трагедии, которую собственноручно написал Андрей Сергеевич. Костю перенесли на один из плотов, натянули над ним тент от солнца и, последний раз бросив прощальный взгляд на одинокий крестик, отчалили, поклявшись себе, что при любых обстоятельствах непременно вернёмся сюда, чего бы нам это не стоило.

Когда парня улаживали на брёвна плота, он в забытье что-то бормотал, а по щеке катились слезы.

Семён тоже смахнул непрошеную слезу и, крепче ухватившись за деревянный шест, принялся ожесточённо тыкать им в мутное дно реки.

Надвигалась гроза.

Эта страшная ночь, в дальнейшем повлекла за собой сразу целую цепочку разнообразных событий: непредсказуемых, необъяснимых, и порою таких же трагичных. Беды только начинались.

Глава 5

Джунгли Амазонии.

Тридцатый день пути.

Брошенный город.

Прошла неделя после той трагической ночи.

Много событий произошло за эти дни. Мы пережили грозу, бурную, трёхдневную, с молниями и грохотом. Она догнала нас на следующий день после смерти Оли. Едва успев пристать к берегу и развести костёр, мы тут же оказались под сплошной стеной, низвергающейся с небес воды, словно целый океан обрушился на нас с неимоверной силой беснующейся стихии. Наспех, уже под ливнем растянув палатку и соорудив два меленьких шалаша, мы в первую очередь перенесли внутрь Костю, у которого была высокая температура. Он бредил. Натянули брезент, бегом насобирали как можно больше сухого валежника, закинули в шалаши всё наше имущество с плотов, и только тогда занялись костром, от которого во влажном воздухе валил нестерпимый дым.

Костя временами приходил в себя, однако через несколько мгновений вновь проваливался в небытие. Миша, как лунатика выводил его в туалет, поил из ложечки горячим чаем и наваристым бульоном, приготовленным Габриэлем, вливал в рот по капле спирта и успокаивал друга, ухаживая за ним, как за младенцем.

Семён поддерживал костёр, я спал, чтобы сменять Мишу, профессор непрестанно сидел над картами, с горечью вздыхая и вытирая старческие слёзы.

Гроза пронеслась мощная. Все три дня мы едва выходили из палатки и шалашей, ежечасно вычерпывая мутную воду из-под ног.

Одежда была мокрая, но теперь мы могли хотя бы двигаться, отчего на душе сразу стало легче. Гроза ушла в соседние леса, и теперь нам предстояло собрать все вещи, скрутить палатку и двинуться в путь на плотах, которые мы загодя спрятали под густыми навесами пальм.

— Двадцать четыре, — проговорил Семён, сворачивая в рулон брезентовый навес и бросая его на плот. — Двадцать четвёртый день нашего маршрута.

Позавчера нам на глаза попалась арапаима — монстр, который водится только в Амазонке, и считающийся самой крупной пресноводной рыбой на планете, превосходящей размерами даже пресловутых сомов и пресноводных дельфинов. Это чудище выпрыгнуло из воды, разинуло пасть, обвело нас бестолковым мутным взглядом, ударило хвостом по краю плота и сгинуло в пучине, как и появилось. Зубы были с палец длиной. Пятиметровая рыбина, очевидно, ещё не слишком взрослая особь, обдала нас фонтаном брызг и едва не развалила на части плот с вещами, которым правил Габриэль. Он лишь печально улыбнулся и продолжил движение, будто ничего не произошло. После смерти своего брата наш проводник изменился до неузнаваемости, с каждым днём становясь всё грустнее и молчаливее. Мы прекрасно понимали его состояние, поэтому не лезли с лишними вопросами.

На исходе двадцать девятого дня мы разбили лагерь вблизи начинающегося разлива Риу-Негру. Расположились на поляне, и профессор поведал нам, что Габриэль только что обнаружил в лесу неизвестную тропу, поросшую от времени высоким тростником, но всё же видимую опытным глазом.

— Что будем делать? — спросил он, когда мы ужинали под светом взошедшей луны. — Поплывём с утра дальше, или отправим кого-то в разведку, посмотреть, к чему или кому приведёт эта тропа? По словам Габриэля, в этой части джунглей не должно быть ни одного поселения.

— Давайте, я останусь с Костей, а вы пройдётесь по этой тропе, — предложил Семён. — Если найдёте что-то или кого-то, отправите за нами Габриэля. Если не найдёте — вернётесь назад, и мы просто потеряем два дня, отстав от графика не настолько уж сильно. Идёт?

На этом и решили.

Утром, ещё засветло, мы двинулись в заросли непроходимого леса, оставив в лагере наших двух друзей. Впереди шёл Габриэль, за ним я, сзади Андрей Сергеевич, а замыкал шествие молчаливый Миша. Это был тридцатый день нашего похода.

Месяц путешествия, можно сказать, позади.

 ********

Прямо перед нами над речкой качался довольно трухлявый мост, сооружённый из тростника и растянувшийся на несколько десятков метров между двумя берегами. По бокам связанных между собой тростниковых реек свисали лиановые верёвки, служившие поручнями. При каждом порыве небольшого ветерка, он ходил ходуном, раскачивался в разные стороны и скрипел протяжным скрипом, отчего шум воды снизу казался слабее.

— Выхода нет, — объявил своё решение Андрей Сергеевич. — Придётся переходить на тот берег, хоть это висячее сооружение не вызывает во мне доверия. Похоже, им не пользовались уже несколько десятков лет. Другой вопрос: выдержит ли он нас, если мы двинемся гуськом?

— Думаю, нет, — откликнулся я. — Лучше переходить по одному. Габриэль первым, за ним Миша, как самый тяжёлый из нас, потом вы, я последним.

Так, собственно, и поступили.

Как только проводник, пройдя осторожно по качавшемуся мосту, оказался по ту сторону реки, следом двинулся Миша, невозмутимо поглядывая вниз с двадцатиметровой высоты на скопление кайманов, барахтающихся в воде. Их было не менее трёх десятков. Участок водоёма под мостом буквально бурлил, издавая противные звуки щёлкающих челюстей. Потом перешёл профессор, а за ним и я, едва не провалившись ногой в прореху между деревянными настилами.

А уже к вечеру мы оказались перед развернувшейся величественной панорамой заброшенного каменного города, о котором, возможно, поведал в своё время Киплинг в своей «Книге джунглей».

Пробираясь среди заросших папоротником древних строений, мы углубились внутрь раскинутого среди леса города, кишащего обезьянами, летучими лисицами, змеями и бог весть ещё какой живностью.

Первое большое многоэтажное здание представляло собой некий храм, покоящийся на гранитном фундаменте, неизвестно каким образом, взявшимся здесь в бесконечных джунглях Амазонки. Пройдя внутренний зал по диагонали, и осветив фонариками стены, на которых были изображены сцены повседневной жизни неизвестного нам народа, мы поспешили выйти наружу, поскольку кишащие под ногами пресмыкающиеся и тысячи насекомых готовы были заползти нам в ботинки, а это не предвещало ничего хорошего. Единственное, что мы успели заметить на фресках, это изображения сцен охоты, празднеств, ритуальных жертвоприношений и других культовых обрядов, будто перед нами за миг пронеслась целая история цивилизации, не упомянутой ни в одном учебнике мира.

А ещё через несколько минут вернулся Габриэль, ушедший на разведку осмотреть местность. Он был возбуждён и чем-то взволнован.

У меня противно засосало под ложечкой.

 ********

— Следы… — кратко проговорил он, когда мы уселись ужинать.

Профессор перевёл нам, что проводник, обходя строение за строением, внезапно наткнулся на свежие следы двух — трёхдневной давности, абсолютно не похожие на следы от мокасин индейцев, обитающих в этих лесах. Это были отпечатки европейских ботинок с тракторными протекторами на подошвах. Такие носят в армии. Такие же носят и наёмники, вербуемые для поисков мифических ацтекских или инкских кладов. Следы ведут к одному из дальних зданий и возвращаются назад в джунгли параллельно пройденному нами мосту, только метрах в трёхстах от него.

— Выходит, мы тут не одни, — озабочено сделал вывод профессор. — Но делать уже нечего: костром и запахом жареного мяса мы обнаружили себя ещё прежде, чем устроились на ночлег. Так что, будем вести себя так, будто ни о чём не подозреваем, словно мы заблудшие путники, отставшие от основной команды большой научной экспедиции, но оружие держите наготове. Неизвестно ещё с кем мы можем столкнуться, может это такая же параллельная экспедиция, узнавшая об этом городе от шамана другого племени. А может…

Тут он с сомнением покачал головой, поскольку иных вариантов, в общем-то, не было.

— Американцы, конечно, могут под шумок производить здесь какие-нибудь исследования, но что-то мне подсказывает, будь это у них научная экспедиция, мы бы обнаружили здесь палатки, оборудование и прочее.

— А следить за нами они не могут? — спросил я, придвигая нож ближе к себе. — Я имею в виду, не сейчас, а ещё прежде, чем мы высадились в этот район джунглей?

— Мы бы видели их издалека, кем бы они ни были, — с сомнением покачал головой Андрей Сергеевич. — Мы же последние дни плыли только на плотах, и сразу бы заметили их присутствие.

— А кому надо нас преследовать? — впервые подал голос Миша, любовно поглаживая приклад вертикальной двустволки.

— Вот этого я и не знаю, — хмуро отозвался начальник похода. — Мы не представляем никакой угрозы, у нас нет никаких ценных вещей, не считая мелких безделушек в мешочке Саши, мы не несём с собой никаких тайн…

Он на миг осёкся и обвёл нас внезапно озарившимся взглядом:

— Стоп!

Наступила пауза, в течение которой все вдруг осознали одно и то же.

— Грабовский, — спустя минуту тихо проговорил Габриэль.

— Что?

— Грабовский, — повторил он, и подкинул дрова в костёр.

— Откуда ты знаешь? — уставился на него профессор. — И почему молчал всё время?

— Не был уверен. Теперь знаю.

У костра повисла напряжённая тишина.

Что-то неуловимое, тяжёлое и исключительно тревожащее душу появилось в воздухе.

О ночном спокойствии теперь не могло быть и речи.

 ********

Следы шли туда и назад. Габриэль засветло сходил и определил количество ботинок, отпечатавшихся на грунте. Их было две пары, остальные четыре следа были оставлены босыми ногами. Пока мы наскоро завтракали, всю эту информацию он изложил профессору.

— Следовательно, — подвёл итог профессор, — двое европейцев и четверо наёмников. Так?

Габриэль хмуро кивнул.

— Что ж… — решительно поднялся начальник экспедиции, — Будем действовать по обстоятельствам и быть всегда наготове. Насчёт нашего ускользнувшего фотографа, это пока только предположения. Не хотел вам вчера говорить, не до того было, но что-то мне подсказывает, что это могут быть обыкновенные мародёры, или, как их ещё называют — расхитители гробниц.

— А что им тут делать? — спросил я. — Город-то заброшенный, кроме скульптур и непонятных письменностей ничего нет для их поживы.

— В том-то и дело, — усмехнулся лукаво профессор. — Я вчера остановился у одной скульптуры, помните, задержался с фонариком? Так вот, друзья мои… — проговорил он, растягивая слова для пущего эффекта. — Эта скульптура была… из чистого зо-ло-та!

Мы дружно выдохнули, словно пребывали долгое время под водой.

— Да! — подтвердил он. — Из золота самой настоящей высшей пробы! Цельная и монолитная. Мох с лишайником скрывали её структуру, но я ковырнул ножом и едва не ослеп от золотого блеска.

— Выходит, — предположил я спустя минуту полной тишины, — что и все остальные скульптуры, изваяния и рельефные лепки, которые мы принимали за гипсовые или мраморные, тоже из чистого золота?

Ещё какое-то время мы приходили в себя от столь грандиозной находки, размышляя, что делать дальше, затем, так ничего и не придумав, отправились через площадь к месту обнаружения следов, держа оружие наготове, и осматриваясь по сторонам.

Целый город из золотых скульптур!

— Ничего не поделаешь, — вздохнул профессор, отгоняя прочь навязчивую мысль отпилить кусок скульптуры из чистого золота. — Перед нами иная цивилизация, и этот город подлежит всестороннему изучению. Когда мы вернёмся на родину, я соберу новую, более подготовленную экспедицию, и со своими коллегами отправлюсь сюда с уже, чисто научными целями. Это будет сенсация на весь мир!

— Мы тоже сюда вернёмся, — подхватил я, бросив взгляд на Мишу с Габриэлем. — Нас теперь связывает с Амазонкой не только этот пресловутый город, а ещё и потеря своих близких.

— Разумеется! — откликнулся профессор. — С новой экспедицией мы навестим захоронения Оли с Даниэлем и перевезём их в надлежащее место. А пока, друзья мои, нам нужно поторапливаться назад, чтобы успеть до ночи вернуться в лагерь к Косте с Семёном.

Бросив прощальные взгляды на величественный город, мы ещё раз осмотрели цепочку следов, и вскоре покинули это место.

— Не зря мы всё-таки сделали вылазку, — заключил я. — Теперь об этом городе узнает весь мир!

Габриэль как-то загадочно и в то же время печально взглянул на меня, произнеся одну только фразу:

— Нужно ещё выбраться отсюда.

И затих, не проговорив больше ни слова.

Золотой город остался позади.

********

…А потом произошло это.

Вернувшись к мосту, мы по очереди перешли его, оставив последним Мишу.

Мы уже стояли по ту сторону реки, переправившись благополучно на другую сторону, и наш предостерегающий крик запоздал разве что на секунду, когда мы с ужасом увидели, как вслед за первой опорой из земли выскочила вторая, затем по принципу домино начали рушиться друг за другом следующие опоры… и следующие… и следующие. Под удручающий скрип и треск мост начал разваливаться на глазах, сбрасывая вниз брёвна тростниковых настилов. Привлечённые падающими досками, четырёхметровые кайманы образовали круг, в центр которого полетел с высоты Миша. До воды было около тридцати метров, и пока Миша падал навстречу смерти, из наших глоток наружу рвался дикий рёв, сопряжённый с ужасом. Мы стояли, выпучив глаза, ошеломлённые, безвольные, растерянные, и орали диким криком, который разносился далеко в округе, приводя в замешательство животных. Больше всех кричал профессор, схватившись за сердце, в то время как Габриэль раз за разом стрелял из ружья, посылая в ожесточении пулю за пулей в омерзительные раскрытые пасти, высовывающиеся из воды.

Миша упал прямо в копошащийся клубок десятка кайманов, которые тотчас принялись рвать на части его могучее тело, превратившееся в мгновение ока в окровавленные ошмётки растерзанной плоти. Омерзительной чавканье и предсмертный крик нашего друга слились воедино, оглашая берег реки. Разорванная до костей рука некогда добродушного гиганта, мелькнула в окровавленном водовороте, ободранный до крови череп ушёл под воду…

И Миши не стало.

Вода ещё некоторое время побурлила, выпустила наверх кровавые пузыри и успокоилась. Весь ужас занял не более тридцати секунд. Опоздавшие на обед твари крутили мордами и шумно выдыхали через ноздри воздух. Река успокоилась, а мы всё ещё стояли, вцепившись руками в обвисшие верёвки, и продолжали дико орать, срывая голосовые связки в безутешном крике.

Прошло бесконечное количество времени, прежде чем мы услышали голос проводника.

— Подпилены, — были его слова.

Оцепеневшие, мы в кучке сидели на берегу и беспомощно следили за шныряющими туда-сюда рептилиями.

— Опоры моста подпилены, — повторил Габриэль. Слёзы высохли, и в его глазах светилась решительность, не предвещавшая ничего хорошего тому, о ком он в этот момент думал.

Спустя какое-то время, уже более осмысленным взглядом профессор посмотрел на него опухшими от слёз глазами, спросив одно только.

— Кем?

Проводник подумал с секунду, затем выдавил из себя:

— Теми, кто за нами следил.

И именно тогда, сидя на берегу, я осознал…

Что мы скажем Костику, едва перенёсшему утрату своей возлюбленной? Как мы преподнесём ему смерть его лучшего друга, если он не пришёл в себя ещё после первого потрясения? Как он воспримет гибель Миши?

Ответов не было.

 ********

Помню, как возвращаясь назад в лагерь, я споткнулся о какую-то корягу, вытянулся плашмя во весь рост и едва не угодил ногой в образовавшуюся под ногами расщелину провала. Габриэль шёл впереди, то и дело останавливаясь, прислушиваясь к каждому звуку, внимательно глядя себе под ноги. За ним ковылял Андрей Сергеевич, а всю горестную процессию замыкал я, совершенно не осознавая, куда мы идём и зачем.

Лишь в последний момент я успел ухватиться за толстую корягу, потянулся и высвободил ногу. При этом от выступа откололся, как мне показалось, какой-то невзрачный камень, весь облепленный глиной и, чисто рефлекторно сжав его в руке, я выполз наружу. Машинально обтерев от грязи, я сунул его в мешочек до лучших времён, попутно заметив, что величиною он был с куриное яйцо, и я даже не понял, что он собой представляет. Профессор с проводником затерялись уже где-то вдали, и я видел лишь их мелькавшие среди деревьев спины, совершенно не имея возможность их окликнуть. Мною овладела настоящая паника. Жуткое это чувство — стоять на краю опасной тропы и знать, что кто-то неведомый тебе прячется поблизости и наблюдает за тобой. Поэтому, начисто забыв о своей только что обнаруженной находке, я поспешил к ушедшим вперёд коллегам по экспедиции, зная заранее, что ни единым словом не выдам им своего накатившего чувства смятения.

— Что-то случилось, Саша? — любопытно оглядел меня профессор, когда я, запыхавшийся от бега, нагнал их спустя пару минут. Меня, вероятно, выдала бледность лица и дрожащие руки, которыми я судорожно сжимал мачете.

— Вид у тебя такой, будто привидение увидел, — попытался с горечью пошутить он, приподнимая москитную сетку и вытирая вспотевшее лицо. — Мы думали остановиться и подождать тебя. В кусты по нужде? — понимающе спросил он.

В тот момент я не придал особого значения своей находке, а ведь именно этот камень сыграет позднее одну из ключевых ролей в дальнейшей моей судьбе.

********

Наверное, не стоит описывать нашу встречу в лагере, когда мы, скрепя сердце, объявили выбежавшему навстречу нам Костику о трагической гибели его второго близкого друга.

Он лишь обвёл всех непонимающим взглядом, заметил, что Миши действительно с нами нет, аккуратно отстранился от нас, медленной походкой отошёл к дереву, присел, и затих до самых сумерек, абсолютно не подавая никаких признаков жизни, превратившись в застывшую на века мумию.

Когда вернулся с охоты Семён и приветствовал нас издалека радостным помахиванием убитой им дичи, он сразу понял по нашим лицам, что произошла какая-то катастрофа.

— Миша, — коротко сказал я, и он тут же сполз спиной по дереву на землю.

— Ох! — только и смог проговорить он. Затем через минуту:

— Костик уже знает?

Я молча показал рукой в сторону поваленного дерева, на котором в застывшей позе, выделяясь на фоне цветущих джунглей, сидел без движения Костя.

Прошло три дня.

Сейчас мы на катере приближаемся к первым докам и верфям огромного порта, где нам предстоит отдых в течении двух дней. Затем снова в дорогу.

Глава 6

Река Амазонка.

Второй этап маршрута.

Сорок второй день экспедиции.

Мы уже второй день находимся в Манаусе, в большом уютном отеле, куда нас, благодаря связям Алексея Степановича поселили на два дня. До приисков Минас-Жейрас и Боа-Висты оставалось несколько дней перехода уже по совершенно иному маршруту.

Когда ужин подходил к концу, и мы уже собирались разойтись по номерам, я вдруг вспомнил о своей находке и, достав заветный мешочек, который носил всегда с собой в кармане жилетки, вынул грязный, успевший обсохнуть камень на всеобщее обозрение. Андрей Сергеевич уже вставал, когда его внезапно заинтересовала моя находка.

— Что это у тебя, Саша? — полюбопытствовал он, видя, как я обтираю камень влажной тряпкой.

…И тут случилось чудо!

Блеклый, как мне вначале показалось, кусок кварцита внезапно засверкал при свете ламп всеми цветами радуги, ослепляя блеском наши изумлённые глаза и отбрасывая на стены блики солнечных зайчиков. Мы дружно ахнули от потрясения и опустились на стулья, не в силах вымолвить ни слова.

— Где… — запнулся Семён, — где ты нашёл это уникальное творение природы? В заброшенном городе?

— Н… нет, — так же изумлённо ответил я, разглядывая и вертя камень во все стороны. Хорошо, что в столовой было не так много народа, а то люди подумали бы, что мы двинулись рассудком, настолько бросалась в глаза наша очевидная оторопь. — Возвращаясь после рухнувшего моста, упал, — пояснил я, — а когда выбирался, сковырнул камень непроизвольно. Кинул в мешочек и забыл, не до того было.

— Что это? — впервые подал голос Костя, абсолютно равнодушно глядя на бросаемые камнем разноцветные блики.

Наступила долгая пауза. Меня буквально прошило электрическим разрядом, когда, наконец, наступило прозрение.

— А это, Костя, — ответил я, глотая комок величиною с баскетбольный мяч, — перед тобой самый что ни на есть настоящий… АЛМАЗ.

И замолчал, обескураженный собственным озарением.

Алмаз! В дебрях Амазонки! Не на приисках или в древних копях заброшенных шахт, не в Золотом городе, а просто, буквально под ногами, можно сказать на поверхности какой-то таинственной пещеры! Выходит, там под землёй, куда я едва не свалился, могли быть целые залежи этого драгоценного чуда природы? Пещера могла быть усыпана россыпями восхитительного минерала, а мы прошли мимо неё, даже не заметив и не определив координаты её местонахождения!

Я едва не схватился за голову, при мысли, какой потрясающий шанс мы упустили в нашей экспедиции.

— Место запомнил? — озабоченно и всё ещё изрядно взволнованно спросил Андрей Сергеевич.

— Какое место, — вздохнул разочарованно я, — когда в тот момент мысли были о только что погибшем Мише…

Минуты две камень переходила из рук в руки, и никто не мог опомниться от такой сногсшибательной находки.

— После шлифовки и огранки ему цены не будет! — наконец, торжественно провозгласил наш начальник. — Размером, конечно, уступает «Кохинуру» или «Экселсиору», но карат под восемьдесят уж точно будет!

— О! — только и смог выдохнуть Костик, невольно подражая своему погибшему другу. — Тогда и название нужно придумать, раз он теперь наша собственность.

— Вот Саша, пускай и придумает, — воодушевился профессор, видя, как Костя начал проявлять хоть какую-то заинтересованность. — Он нашёл, ему и карты в руки.

Весьма польщённый таким дружеским доверием, я тотчас окрестил этот восхитительный камень «Феей Амазонки». Ничего более светлого и сказочного в тот момент мне просто не пришло в голову.

— А что? — согласился Семён. — Очень даже возвышенно. Пускай будет «Фея Амазонки».

— Прибудем домой, — добавил профессор, — занесём его в мировой каталог, отдадим в ювелирную мастерскую для огранки, и из него получится самый восхитительный бриллиант со времён «Шаха», «Орлова» или «Сердца океана». Причём, «Сан си», покоящийся сейчас в Лувре, выглядит на порядок мельче нашего, хотя вес его составляет более пятидесяти карат. Вот вам и вторая сенсация, друзья мои. Первая Золотой город, вторая — наш алмаз.

Кто ж тогда знал, как мы глубоко ошибались за прощальным ужином, покидая на следующий день уютный отель Манауса. В тот вечер за столом нам нужно было дать этому камню название не «Фея Амазонки».

Нужно было добавить приставку: «ПрОклятая».

Зловещая вуаль чего-то неведомого нависла над нами в тот вечер, когда камень впервые блеснул у нас в руках.

Но мы этого, разумеется, не заметили.

 ********

С собой мы нагрузили новые сумки с провизией, оснащением, одеждой и мелкими вещами, всегда находящимися под рукой на случай непредвиденных неприятностей. Единственное что удручало, это меньшее теперь количество вещей. Для троих наших друзей они уже не понадобятся: нас осталось пятеро, следовательно, и вещей меньше. В этом плане, как ни прискорбно, лошадям повезло больше, нежели нам.

Оставив джипы с водителями возвращаться к условленной точке нашей встречи через месяц, мы нагрузили животных нехитрым скарбом и, переночевав в деревне в обществе местного вождя, спустя сутки отправились в джунгли пешком. Карты были подготовлены, маршрут выверен до десятка километров, ориентиры обозначены, приходилось лишь уповать на волю случая, что на этот раз с нами ничего не случится. Одеяла, палатку, спальные мешки, гамаки и посуду с тюками провизии мы навьючили на лошадей, которых гуськом, друг за другом вёл впереди Габриэль.

Первые два дня ночевали под открытым небом, поскольку чудесная влажная погода в тенистом лесу как нельзя лучше подходила для такого вида привалов.

Весь следующий день приближались к одному из притоков могучей реки, переночевали, и уже к утру были готовы посвятить грядущий день строительству плотов.

Работа кипела, и к вечеру оба плота из сцепленных между собой брёвен хлебного дерева были готовы.

Таким образом, на сорок второй день нашей экспедиции, и на пятый нашего второго её этапа, мы отчалили от берега, уложив на плоты всё самое необходимое. Лошадей Габриэль, как и в прошлый раз отвёл в ближайшую деревню и успел вернуться утром как раз к отплытию.

Все были в относительно нормальном настроении, Костик не проявлял никаких признаков ухудшения состояния, второй этап путешествия по реке начался.

 ********

Спустя два дня, в течение которых ничего особенного не произошло, если не считать подстреленной Габриэлем капибары и выловленной Семёном огромной пресноводной черепахи, которые пошли нам впрок, мы пристали к берегу.

Утро оказалось дождливым и пробуждение неприятным. Последним дежурил Костик, разбудив нас при моросящем дожде, который в любой момент мог превратиться в тропический ливень. Проснувшись, я заметил, что Семёна уже нет в палатке, и сразу что-то противное, мерзкое, холодящее душу закралось внутрь, будто я пробудился от гнетущего кошмара. Только секунду спустя я понял, что именно меня разбудило.

Не Костя.

Его крик.

Где-то вдалеке грянул выстрел. Я выскочил из палатки и успел заметить, как Коля несётся во весь опор к далёким деревьям, крича нам с профессором, бросая всё, следовать за ним. Андрей Сергеевич только выбирался из спального мешка, ничего не понимая и щуря близорукие глаза.

— Что случилось?

— Не знаю. Костик побежал на какой-то выстрел и махал нам руками следовать за ним.

Схватив вторую винтовку, я уже стремительно понёсся вслед за Костей, а профессор, недолго думая, схватил пистолет и кинулся за мной. Среди кустов мелькнула спина Габриэля и, уже подбегая к ним, я отчётливо услышал второй выстрел, прогремевший, казалось, у меня над самым ухом: спросонья не разберёшь.

На поляне никого не было, если не считать нескольких обезьян, пытавшихся укрыться от выстрелов в гуще листвы. Они визжали и яростно кидались сверху, но, не достигнув нижних веток, грозили нам с высоты, оскалившись, своими клыками. Профессор не отстал, и мы ринулись в кусты, откуда слышали выстрел.

Вот, собственно, и всё.

…Семёна мы нашли среди смятых порослей тростника, где он лежал с торчащим из груди армейским ножом, какие используют в любой армии мира. Кто-то вонзил его в тело по самую рукоятку. Рядом присел Костик и громко плакал навзрыд, не обращая на нас внимания. Он даже не заметил ружья, валявшегося тут же, под ногами у его мёртвого товарища.

В ту секунду мне показалось, что я проваливаюсь в какую-то бездну, увлекая за собой всё, что когда-то принадлежало нам обоим с Семёном. Нашу многолетнюю дружбу, жён, дочерей и всю жизнь, которую мы прожили с ним бок о бок, ни разу крупно не поссорившись. Всё, казалось, вымерло в секунду. Мне стоило только взглянуть в его остекленевшие глаза, устремлённые безжизненным взглядом в пасмурное небо, как я тут же лишился сознания. Как мне потом сказали, дождь в это мгновение тоже, на удивление, прекратился.

…Колесо фортуны снова совершило очередной оборот.

********

— Где все? — спросил я, выхватывая из небытия страшные воспоминания о непоправимой трагедии. Надо мной, склонившись и обтирая лицо мокрой тряпкой, сидел Костик с заплаканными глазами.

— Сёму хоронят, — проронил он и шмыгнул покрасневшим носом.

— Сколько я был без сознания?

— Часа полтора. Ты пока лежи, мы тебя укрыли пледом Габриэля, успели могилку выкопать, сейчас засыпаем землёй. Я пойду, сменю профессора, — снова шмыгнул он носом и ушёл. Тут же ему на смену пришёл Андрей Сергеевич.

— Молчи, Саша, я сам всё расскажу. Ты когда в обморок упал, ударился головой о пень, потому и пролежал так долго без движений. Тошнит?

— Вроде, нет…

— Хорошо.

Я проглотил вязкую слюну.

— Как там… он? — кивнул я в сторону кустов.

— Уже засыпали и поставили крестик. Костя сбегал в лагерь, принёс пустую банку, я написал записку, и мы закопали слева от холмика.

Он помолчал, давая мне прийти в себя. Потом я поднялся и привалился спиной к дереву, стараясь не смотреть в сторону ненавистных теперь мне кустов.

— Того, кто это сделал, видели?

— Нет. Габриэль тут же, увидев мёртвого Семёна, бросился за ними, но тех и след простыл.

— За ними?

— Да. Их было двое. Засада. А тот человек, за которым погнался Семён, был приманкой. Убегая от Семёна, первый незнакомец промчался в кусты мимо того дерева, — указал он рукой на пальму, — а второй стоял наготове, заранее подняв нож. Пробегая мимо, Семён и получил мощный удар ножом в грудь. Тогда-то он и выстрелил во второй раз, но уже падая навзничь на землю. Выстрел ушёл в небо, оба мерзавца скрылись. Подбежавший Габриэль заметил лишь следы, обрывающиеся у воды. Их ждала лодка.

Профессор умолк, вытирая влажные глаза. Он любил Семёна, поскольку тот был его воспитанником и помощником едва ли, не во всех походах, которые организовывал начальник экспедиции.

— А следы?

Профессор внимательно посмотрел на меня скорбным взглядом.

— Следы, Саша, были от армейских ботинок.

Затем помолчал и добавил:

— Две пары.

…Сейчас я уже не помню, какие мысли крутились тогда у меня в голове, лихорадочно пытаясь найти ответ на накатившие вопросы. Кто они? Зачем преследуют? Что им нужно от нас? Зачем им смерть Миши и Семёна?

Простившись с другом и поклявшись себе, что мы непременно сюда вернёмся с новой экспедицией, мы наскоро собрали палатку, погрузили на плоты вещи и, как могли, быстрее покинули это проклятое место.

Весь оставшийся день я не проронил ни слова, уткнувшись в колени и не замечая ничего кругом.

Потеря моего лучшего друга начисто выбила меня из колеи, и теперь за мной ухаживал Костя.

Вторая волна небытия накатила на меня, и я потерял всякий интерес к происходящему.

Что будет дальше, я не имел понятия.

********

Прошло два дня. До плотины, которая возвышалась перед каскадом водопадов Игуасу, было ещё с неделю пути, где располагались прииски берилловых залежей Бразилии. Как заметил профессор, наша экспедиция плавно начала перетекать в настоящее бегство. С момента убийства Семёна, вся наша жизнь зависела теперь, насколько быстро мы доберёмся до первых признаков цивилизации. По этим причинам мы утопили в реке изрядную часть припасов и оснащения, оставив себе только спальные мешки, палатку и мелкую утварь. Второй плот мы разобрали и, перебравшись на первый, плыли теперь вчетвером. Преследователи за спинами не появлялись, и этот факт ещё больше вводил нас в смятение. Дежурили ночью по двое, оставляя на сон лишь четыре часа.

На следующий день, ужиная у костра, мы решили покинуть реку, где мы были видны далеко вперёд и, оставив ещё несколько вещей, отправиться к водопадам пешком.

И вот тут-то пришла беда.

…Всё произошло быстро и стремительно.

Сменив Габриэля, я сидел у костра, тревожно вглядываясь в темноту. Однако меня не покидало ощущение, что темнота, давящая мне в затылок, вот-вот материализуется, приобретёт форму чего-то твёрдого, и со всего размаха шарахнет меня по затылку.

Вначале спросонья крикнул попугай и затих. Потом ухнула скопа на соседнем дереве, шевельнулись в кронах обезьяны, и где-то в кустах едва слышно прошелестела листва. Ещё не успев дотянуться до ружья, лежавшего у моих ног, я в долю секунды осознал, что сейчас будет нападение.

Что, собственно, и произошло.

Руки, сдавившие мне горло, оказались настолько сильны, что у меня мгновенно перехватило дыхание, абсолютно перекрыв доступ кислорода в лёгкие. Я даже не вскрикнул. Чья-то тяжёлая масса навалилась на меня всем телом, сжала рот, ни крикнуть, ни позвать на помощь я уже не мог.

А дальше была пустота…

Глава 7

Джунгли Амазонки.

Перед водопадами Игуасу.

Грабовский.

…Сознание приходило медленно, урывками. Ноги ватные, руки, связанные за спиной затекли так, что не мог пошевелить даже пальцами. Во рту сухо. На глазах повязка. Прислушался, не выказывая, что я уже пришёл в себя.

Речь первых двух людей была, вероятно, на немецком языке, поскольку проскальзывали знакомые слова. Голос одного был до боли знаком и, несомненно, принадлежал нашему бывшему фотографу. Определив это, я буквально взорвался яростью за Мишу с Семёном и, невольно пошевелившись, выдал своё состояние.

— О! — переходя на русский, хохотнул Грабовский. — Вроде, оклемался наш пленник. Хорошо же твой наёмник его приложил по черепу, — при этом он снова перешёл на немецкий язык. Собеседника я видеть не мог, но он что-то ответил и мне брызнули в лицо водой, одновременно сдёргивая тряпичную повязку с глаз. От ослепляющего солнца я зажмурился и едва не вскрикнул. Через пару минут стало легче и я, наконец, смог открыть глаза.

— Грабовский! — хрипло вырвалось у меня.

— Он самый, — хохотнул тот, будучи, видимо, в прекрасном расположении духа. — Здорова, приятель, давно не виделись. Можешь присесть, всё равно прыгать некуда, кругом кайманы.

Я бросил взгляд по сторонам от бортов и заметил, что мы плывём вдоль берега реки, кишащей десятками этих мерзких рептилий.

— Сколько я без сознания?

— Целый день, солнце уже садится, — добродушно ответил он, с любопытством оглядывая меня с головы до ног. Я присел и осмотрел лодку. Восемь гребцов, по четверо у каждого борта гребли, налегая на вёсла. Сам Грабовский со своим собеседником восседали на каких-то громоздких ящиках под брезентовым тентом, обмахивая себя веером и попивая из банки запотевшее пиво.

— Будешь? — спросил он и кинул мне в ноги недопитую банку. — Развяжи ему руки, — крикнул он девятому индейцу, огромному как сама скала, который стоял у руля и направлял лодку вверх по течению. Судя по его размерам, именно он и приложил меня у костра. На удивление, тот понял по-русски и, приблизившись ко мне, одним махом рассёк ножом верёвки.

Собственно, это была даже не лодка, а целый баркас с приводным мотором, который располагался на корме и был укрыт кожаным чехлом. Баркас был длинный и широкий, как спасательная шлюпка на океанском лайнере, заставленный всевозможными ящиками разных форм и размеров.

Между тем, Грабовский продолжил, открывая вторую банку:

— Уже догадался, что в плену?

— Имел возможность, — язвительно выдавил я. Пить хотелось неимоверно, но прикасаться к валявшейся банке я не стал из-за омерзения. Увидев моё замешательство, он снисходительно кинул новую и, открыв её, я жадно припал к восхитительному прохладному напитку. На душе тут же стало легче.

— Пей, не стесняйся, — снова хохотнул он противным смешком. — Ты, парень, заслужил.

— Каким образом? — не понял я, приподняв брови и вытирая рукавом губы.

— Ещё не догадался?

Он подмигнул своему напарнику, и только тут я смог, наконец, разглядеть рыжего, с усами второго европейца, абсолютно отличающегося от полуголых представителей племени гуарани. Видимо, он был немцем, поскольку ответил фотографу на том немецком языке. В этот момент я абсолютно не знал, что именно сделают мои друзья, обнаружив утром моё невольное исчезновение. Рыжий что-то отрывисто бросил верзиле-индейцу у руля, и баркас медленно стал поворачивать к берегу.

— Мишина гибель, твоя работа? — внезапно спросил я, вспоминая подпиленные опоры виадука.

— Ты о мостике? — переспросил он. — Не моя лично, но по моему указу. А что? Нужно же было от вас постепенно избавляться. Больно много вы стали знать и влезли не в своё дело. Кто вас просил заворачивать на тропу и углубляться в джунгли, чтобы обнаружить наш брошенный город?

— Отчего это ваш? — стиснув зубы от ярости, тем не менее, выпалил я. — Вы его что, купили?

— Купить не купили, поскольку о нём знают лишь единицы из племени гуарани и янамами, но обнаружили его мы, когда ты ещё со своей женой в кровати целовался и абсолютно не помышлял об экспедиции. Ты думаешь, почему я проник в вашу команду, а затем позаимствовал у вас карты маршрутов?

— Не позаимствовал, а украл самым натуральным образом, вместе с деньгами и документами.

— Это было чисто рефлекторно, — отмахнулся он. — Мне, прежде всего, нужны были карты, чтобы добраться до этого, как вы его назвали, Золотого города.

— А Сёму зачем убил? — у меня на глаза выступили слёзы. — Тоже рефлекторно?

— Много вопросов задаёшь, парень, — оскалился он, выставляя вперёд жёлтые прокуренные зубы.

Я заметил, что баркас уже причалил к берегу.

— Мне, в общем-то, всё равно, кого и в каком порядке убивать, поскольку из всех вас мне нужен только ваш начальник. Была ещё девка, но её и без меня сожрала анаконда. Я наблюдал издалека. Зрелище, скажу тебя, восхитительное.

Я едва не бросился на него, но меня тут же прижал к борту верзила, очевидно, его личный телохранитель, завербованный в одной из диких племён индейцев гуарани.

— Ты говорил, что я чем-то заслужил твоё дешёвое гостеприимство, --- огрызнулся я, отталкивая от себя могучего воина дикого племени.

— Мешочек помнишь? — заржал он голосом дохлой лошади, — который ты таскал всё время с собой, складывая туда всякие ценные находки. Теперь он у меня. Я специально приказал тихо, без шума захватить тебя в плен, и вот результат…

Он достал из кармана вышитый символами тряпичный кисет и любовно погладил его, добавив:

— Теперь и алмаз мой.

Всё оборвалось у меня внутри.

Это была катастрофа.

— Так это ты был в кустах, когда я его нашёл? — выдавил я из себя, сдерживая новый приступ ярости, чтобы не броситься на него вновь.

— А кто же? Я прекрасно видел, как он блеснул у тебя в руках, но ты, дурень, не придал этому значения. Оплакивал своего друга. А я сразу понял, какое сокровище должно попасть мне в руки. Ему цены не будет, и этот камешек покроет все мои издержки, связанные с походом. Наёмники-то тоже денег стоят, парень. Вот, таким образом, ты и заслужил теперь банку пива.

— Так ты… — у меня пересохло во рту. — Ты следил за нами с первого дня нашего маршрута?

— Ага, — самодовольно усмехнулся он. — Едва не попал под метеорит, затем сопровождал вас на расстоянии, пока вы не обнаружили город. С одной лишь целью: мне нужен был профессор, чтобы с его помощью вернуться назад в Европу. Нюансы возвращения и причины оставим за кадром, они тебе не нужны, но вот когда вы обнаружили золотые статуи в городе и решили о них поведать всему миру, тогда я и приказал вас постепенно истреблять, чтобы данная информация не просочилась дальше этих джунглей. Золото мне нужно для моих высокопоставленных компаньонов из Аргентины, Перу, а также в Европе, а вы могли нарушить все мои планы. Когда же я увидел, что ты нашёл и сногсшибательный алмаз невероятной ценности, то прихватил и тебя вместе с ним. Оттого и настроение у меня сейчас отменное. Вот только не знаю, что мне делать с тобой дальше. Я полностью запасся золотом, — показал он рукой на ящики, — и теперь посещу этот город только в следующем году, так что ты мне, в общем-то, и не нужен.

— Так ты уже не первый раз забираешь оттуда золото?

— Не первый, разумеется. Иначе, откуда бы я о нём знал? — он безразлично пожал плечами, словно золотые статуи были для него каждодневной обыденностью. — Я агент Четвёртого рейха, парень.

— Ка-ко-го??? — протянул я, сглатывая комок величиною с воздушный шар.

— Четвёртого, — повторил он и махнул рукой в сторону рыжего. — А это один из моих начальников в обновлённой Германии. Мы вместе посещаем брошенный город и забираем оттуда золото, переправляя затем его через Атлантику на нужды восстановления нашей партии.

Позже, когда меня высадили из баркаса и привязали к дереву у костра, Грабовский, расположившись на траве и куря трубку после ужина, продолжил со мной беседу. Индейцы завели баркас в скрытую от глаз протоку, разбили лагерь, выставили двух часовых, и принялись готовиться к ночлегу. Мне дали поесть, связали руки, оставив свободными только ноги. Неподалёку дежурил охранник фотографа, а рыжий нацист перебирал в баркасе ящики, занося их в какой-то одному ему известный список.

— Не думаю, чтобы твои друзья,сломя голову, бросились за тобой в погоню выручать, — вернулся он к прерванному разговору. — Их осталось трое, к тому же, один из них сопляк, а нас одиннадцать человек и все вооружены. Так что мне ничего не стоит пустить тебе пулю в лоб и бросить в реку на съедение кайманам. Можно даже без пули. Я душевный человек, — хохотнул он, пуская дым в темнеющее небо. Время близилось к ночи, и я абсолютно не знал, что мне делать дальше. Привязанный к дереву, я полностью был в его руках, отчего приходил к удручающим мыслям, граничащим с отчаянием.

Он ещё что-то рассказывал, как, внедряясь в различные экспедиции, посещал то Венесуэлу с Колумбией, то Боливию, бывал и в Австралии, но я его не слушал. Мысль о моих погибших от его руки друзьях терзала мне душу, да и утеря алмаза, который теперь был в его руках, не давала покоя. Я лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. Нужно было бежать. Но как?

— После войны я курсировал между Москвой и Западным Берлином, — восхвалялся он собственным упоением, очевидно полагая, что эта информация утонет вместе со мной в бурных водах Амазонки. — Затем перебрался в ФРГ, всё так же посещая вашу страну в составе различных делегаций. Позже познакомился с Куртом, — кивнул он на рыжего в сторону баркаса. — Тот предложил мне сотрудничать с их возрождающимся Четвёртым рейхом, и вот я несколько лет посещаю различные точки планеты, где нахожу затерянные сокровища и переправляю их на континент. Ваша экспедиция седьмая по счёту.

— А что сталось с прежними?

Он пожал плечами, как мне показалось, даже виновато.

— Сгинули.

— Ты их ликвидировал, как и нас?

Всё становилось ясным. Этот мерзавец продался агентам нацистской партии и сам стал её членом.

— Я теперь миллионер, — вынул он из кармана алмаз и повертел его в руках. Камень блеснул в свете восходящей луны и, сверкнув, послал в сумрачное небо восхитительные искорки. — Этот камешек принесёт мне славу, прежде чем после огранки станет бриллиантом. Имя ему уже придумали? — поинтересовался он, пряча его назад.

— Фея Амазонки, — нехотя ответил я.

— Как? Фея Амазонки? — с интересом переспросил он, затем минуту подумав, оскалился:

— Что ж… пусть Фея Амазонки. Хоть какая-то память будет о вас…

И расхохотался своим омерзительным смехом, направляясь к баркасу.

Я остался один.

********

…А потом началась бойня.

Первый индеец упал сразу. Габриэль выстрелил из самодельного лука, попал в сонную артерию, и человек просто свалился, подкошенный, как мешок с песком, упал с дерева в соцветия орхидей, никем незамеченный, даже своими товарищами по оружию. Переметнувшись к следующему дереву, проводник натянул тетиву и пустил стрелу во второго воина, выбив его из строя, как и первого. Всё произошло настолько стремительно и бесшумно, что я едва смог открыть рот, чтобы крикнуть, где я нахожусь. Оказывается, как потом мне рассказывал Костик, они знали это наперёд, поскольку Габриэль всю ночь, крадучись и не издавая шума, оценивал рекогносцировку лагеря, примечая, где находится тот или иной охранник. Те, кто недавно были в засаде, сами оказались в ловушке. Он уже давил ногой горло третьему, когда из соседних кустов, стреляя во все стороны, выскочили Костик с профессором, при этом Костя умудрился выпустить из ракетницы заряд по мотору спрятанного в заводи баркаса. Выстрелом из винтовки Андрей Сергеевич уложил четвёртого воина, Костик пятого. Остальные, не успев схватить оружие, кинулись в разные стороны, бросив на произвол судьбы и своих нанимателей и груз золота. Вся операция по спасению, возглавляемая Габриэлем, заняла не более двух минут. Пятеро были ликвидированы, трое метнулись в лес без всякого вооружения, а ещё трое, к сожалению, успели скрыться на баркасе, который, отчаливая от берега, дымил подбитым ракетницей двигателем. Я в это время только приходил в себя, Габриэль добивал третьего наёмника, профессор развязывал мне руки, а Костик лихорадочно перезаряжал ракетницу, но этого времени хватило беглецам, чтобы оторваться от нашей погони на несколько минут. Рыжий нацист, Грабовский и его верзила-телохранитель скрылись за поворотом реки, и только длинный шлейф дыма указывал их направление, куда они поплыли.

Всё это мне рассказали потом, прежде чем мы остановились на ночлег уже в десятке километров от места моего чудесного спасения. Проводник, так же как и мы, был исполнен местью за Семёна, за Мишу, и хоть Даниэль погиб при метеорите, а Оля от анаконды: он мстил за всех, за всю экспедицию.

— Теперь алмаз у него, — продолжил Андрей Сергеевич, когда мы, разлёгшись на траве, блаженно переваривали ужин, и я рассказал им свою беседу с фотографом. — И название знает…

— Пришлось сказать, — хмуро ответил я. — Иначе он просто выбросил бы меня в реку на растерзания кайманам. Кстати, моё ружьё тоже у них.

— И карабин Сёмы, — вздохнув, добавил Костик.

Этим вечером мы решили снова строить плот и уже, абсолютно налегке, продвигаться по течению к водопадам Игуасу.

Там плотина.

Там цивилизация.

 ********

Немец молча наблюдал, как Грабовский орал на телохранителя, подгоняя его, чтобы тот сделал что-нибудь с дизельным двигателем, с каждым километром приходящим в негодность. Выпущенная Костиком ракета, угодила в редуктор и вывела из строя вращающийся цилиндр, отчего мотор беспрестанно чихал, выпускал едкий чёрный дым и плевался соляркой.

— Швайне! — орал он по-немецки, смешивая русские и германские наречия. — Свинья, куда ты прёшь, левее бери, сейчас угодим в самую пропасть! Не видишь, мать твою, что водопад впереди?

Немец оказался умнее. Выхватив из рук Грабовского пистолет, он упрятал его в карман, всем видом показывая, что начальник тут он, и без его ведома никто не выстрелит. Их и так осталось трое. Лодка была уже не управляема, её несло бурным потокам прямо в сердце бушующей бездны. Мачта и антенна были давно сломаны, и судно вертелось в бурунах пены, словно детская юла в руках ребёнка. Механик, ударившись головой о выступ мотора, лежал без сознания, запутавшись ногами в такелажных снастях, а рыжий нацист обхватил руками один из ящиков, и вместе с ним ездил по днищу судна.

Грабовский прежде всего думал о своей безопасности, поэтому, недолго думая, схватил спасательный жилет, рывком перевалился через борт и, даже не взглянув на своего напарника, полетел в пучину вместе с миллиардами брызг и тысячами тонн низвергающейся воды. Лодку ещё раз перекрутило вокруг своей оси, швырнуло о камни, подбросило вверх и разметало на щепки, вываливая в бушующую бездну весь золотой запас брошенного города. Фотограф успел увидеть последний ящик, камнем падающий в водопадный ад и, набрав воды полными лёгкими, захлебнулся, уносимый гигантским круговоротом.

…А Грабовского, на удивление всем ангелам неба, спас жилет, который он успел нацепить, прежде чем свалился в бурлящую пучину. Тело ещё покачивалось на воде, а руки уже обхватили обломок мачты, вынесший его по течению в безопасную протоку тихой воды.

Механику и рыжему нацисту повезло меньше, их попросту раздавило могучей стихией, разметав изуродованные конечности. Завершили дело вездесущие пираньи, абсолютно не соблюдая режим очерёдности.

В этот раз зловещее колесо фортуны, сделав полный оборот вокруг своей оси, было весьма благосклонно к нацисту Четвёртого рейха. Недаром в рубаях Омара Хайяма в своё время были такие строки:

«Одни живут, чтобы творить добро, другие же всё больше зло. Последние живут подольше».

Грабовский относился к последним.

Глава 8

Пятьдесят второй день экспедиции.

За водопадами Игуасу.

…Габриэль продвигался вдоль берега уже вторые сутки, заметив след подошв, понял, что они принадлежат Грабовскому. Выжил, сукин сын, удовлетворённо отметил про себя креол-проводник. Тем лучше: теперь ему прямая дорога в ад, уж об этом Габриэль позаботится.

Он видел в ущелье, куда низвергался водопад, несколько расщепленных обломков лодки и ящиков, кусок парусины, даже фуражку нациста, но самого фотографа пока не заметил. Следы вели в джунгли в направлении плоскогорья, следовательно, Грабовский повторял маршрут Андрея Сергеевича с Сашей и Костей. Если так, дело плохо: рано или поздно он их нагонит, поскольку, в отличие от них, был абсолютно налегке. Необходимо было спешить. На душе было скверно, но Габриэль не обращал внимания, чутко выискивая следы среди козьих троп и зарослей кустарников.

Начиналось плоскогорье.

По всему выходило так, что Грабовский теперь, отставая минимум на сутки, шёл по следам профессора, а сам проводник, тоже отставая на сутки, двигался вслед за фотографом, и неизвестно, в какой точке они могут встретиться. Желательно, чтобы он, Габриэль, при встрече оказался за спиной своего врага, а не наоборот.

Едва сомкнув глаза на пару часов, он, утром следующего дня бросился в дорогу, стараясь нагнать впереди идущего. Возможно, у Грабовского каким-то образом осталось оружие, но если даже и нет, не стоит забывать о том, что рассказал Саша, побывавший у них в плену. По его словам, этот фотограф никакой не фотограф, а обыкновенный наёмный агент Четвёртого рейха и, следовательно, обучен профессионально убивать, выживая в любой местности — с этим тоже нужно считаться. Во всяком случае, теперь он знает, за кем идёт. Следы ведут к скалам. Следов много. Значит и профессор впереди.

— Ты уже мертвец, Грабовский, — повторял про себя проводник, внимательно и чутко осматриваясь вокруг.

********

…Агент вышел из пещеры задолго до рассвета. По его подсчётам он должен был догнать группу профессора уже к ночи. Цель была одна. Так как алмаз уцелел и остался при нём, следовало ликвидировать проводника, сопливого пацана и того придурка, у которого он нашёл алмаз, затем, прикрываясь профессором как щитом, пересечь с его документами границу и, высадившись в Лиссабоне, где-нибудь в туалете аэропорта избавиться от самого начальника экспедиции, будь он проклят. Из-за него Грабовский потерял весь золотой запас, который намеревался переправить в Западный Берлин, где его уже поджидали свои коллеги по партии. Четвёртый рейх должен возвыситься вновь, став господствующим кланом в Новом мире, и именно он способствует этому возвеличиванию, ежегодно переправляя десятки килограммов золота на европейский континент. Всё было налажено, везде подкуплено, всё предусмотрено, пока не появился этот чёртов профессор с его командой.

Фотограф пробирался весь день среди скал, пил воду из дождевых луж, питался жуками и личинками, отдыхал в расселинах, всматривался в следы, и догонял, догонял, догонял.

Уже скоро.

********

С наступлением сумерек мы продвинулись по плоскогорью довольно порядочно, изрядно истратив свои силы и мечтающие о скором ночлеге. Местность не менялась в течение всего дня, переходя из скал в ущелья, овраги, каньоны с малым количеством зелени. Это был участок джунглей, который можно было назвать «голым». Исчезли пальмы, каучуковые и хлебные деревья, а с ними и обезьяны, столь ненавистные нам. Когда уже темнело, мы расположились у разведённого костра. Поджаривали на огне черепаху и заваривали последний чай из наших оставшихся запасов. Во фляге ещё оставалось немного спирта, но мы его не трогали, предпочитая экономить для медицинских нужд. По-прежнему ждали Габриэля, не имея от него абсолютно никаких вестей.

— Вся экспедиция насмарку из-за какого-то одного подлеца! — тихо выговаривался Костик, вспоминая Олю, Даниэля и Мишу с Семёном. — Алмаз жалко. Я уже и о богатстве не думаю, просто хочется вернуть его себе, как память о происшедших здесь событиях.

Он всхлипнул носом и замолчал.

— Будем надеяться, что Габриэль найдёт способ вернуть его нам, — поддержал разговор Андрей Сергеевич. — Конечно, при условии, что Грабовский выжил после водопада. Раз наш проводник задерживается, значит, напал на след и преследует этого мерзавца.

— А направляется он за нами, в нашу сторону, — добавил я. Другой дороги к Карвуэйру нет.

— Да. И поэтому следует вдвойне усилить бдительность, — согласился профессор. — Ни днём, ни ночью не выпускайте из рук оружие.

Время приближалось к десяти, вечер был тихим, москиты в этой части плоскогорья не тревожили, а небо сверкало мириадами звёзд.

********

Грабовский отклонился от маршрута профессора буквально на пару километров, сделав небольшой крюк и вернувшись назад к своим следам, как бы беря пройденную территорию в кольцо. Он делал так всегда ещё во времена своей подготовки в нацистской школе агентов. Путая, таким образом, следы, он как заяц петлял то в одну сторону, то в другую, то назад, возвращаясь затем след в след к уже пройденной тропе, по которой шёл прежде. Этому его учила система выживания, разработанная им же ещё на заре своих первых посещений южноамериканских джунглей Боливии, Венесуэлы и Бразилии. Следы впереди идущей группы он видел отчётливо, и поэтому сразу заметил, что не хватает мокасин одного из проводников, отчего и пришёл к выводу, что нужно сделать петлю и вернуться назад. Если проводник на каком-то участке отстал от группы и, вполне возможно, устремился на поиски его, Грабовского, то тогда стоит вернуться. Теперь он будет идти за проводником, если обнаружит его следы, а не проводник за ним.

Что, собственно, и произошло.

Сделав крюк в несколько километров, Грабовский, как и предполагал, с внутренним удовлетворением наткнулся на следы только что прошедшего здесь проводника, от которого его отделяло не более трёх часов пути. Значит, индеец-креол всё же выследил его после водопада и все эти два дня шёл за ним, постепенно сокращая расстояние. Цель его, в общем-то, тоже была ясна: отомстить за друзей и вернуть похищенный алмаз. Что ж, думал он, замечая в себе небывалый всплеск адреналина, теперь мы поменялись местами, и к тому времени, как ты увидишь, что я сделал петлю и вернулся на свои собственные следы, я уже буду у тебя за спиной и воткну нож тебе между лопаток.

Что он, собственно и сделал.

********

…Габриэль был мёртв уже три с половиной минуты.

Вот как это произошло.

Он тихо подкрался в темноте к дереву и замер, держа в руках винтовку, наблюдая издалека за костром, который, к его крайнему удивлению, горел ярко, совершенно не соблюдая режим маскировки. Следы тракторных подошв привели его к этому костру, и если это был Грабовский, то отчего он так беспечен, выставляя напоказ всему плоскогорью своё местонахождение? Людей здесь, конечно, быть не могло, но такой подготовленный убийца и профессиональный агент никак не мог не позаботиться о степени безопасности: в школах агентуры их этому учат в первую очередь, Габриэль знал об этом. И это было непонятно.

Он насторожился. Костёр горел, мерно потрескивая среди небольших деревьев, а самого фотографа не было.

И когда к нему сзади подкрался убийца, наивный проводник даже не услышал хруста веток, которые могли бы выдать нападавшего. Грабовский неслышно подошёл к соседнему дереву, нашёл точку опоры и, оттолкнувшись, обрушился всей своей массой прямо на спину проводника. Дальше было дело техники. Схватив его за шею, он стремительно нанёс четыре удара ножом: в бок, затем, в спину, и тут же, повернув уже обмякшее тело, полоснул по горлу контрольным взмахом. Всё заняло не более трёх секунд. Кровь брызнула ему в лицо, и он испытал настоящий экстаз, который испытывают самые натуральные маньяки, приближая смертельный конец своей жертве. Какое блаженство видеть, как стекленеют глаза, как открывается рот в смертельной судороге, как, чёрт возьми, вырывается булькающий хрип из недр уже мёртвого тела…

Габриэль свалился на землю. Грабовский обшарил карманы, взял винтовку и, даже не взглянув на поверженную жертву, отошёл к дереву справить малую нужду.

Одним меньше…

Тело Габриэля осталось лежать под деревьями. Сначала его Земли, затем мелкие грызуны и змеи, а довершат начатое пиршество грифы. Ягуары и пумы обойдут это место стороной, будто воздавая должное отважному воину джунглей, но тело не пролежит и суток, оставив после себя воспоминания лишь обглоданными костями.

Такова будет могила Габриэля.

А ведь прошло только три с половиной минуты.

Мир праху этому доблестному человеку, сыну джунглей, как и его брату.

Аминь.

Глава 9

Амазонская низменность.

Перед плотиной.

Впереди последний день перед извилиной рукава Риу-Бранку, перед таможней и границей государства Гайана. Мы так и не попали на прииски Боа-Висты, изменив маршрут по независимым от нас причинам, поскольку близость военного гарнизона вселяла в нас уверенность, что мы останемся живы, а не будем истреблены наёмниками Грабовского. Минас-Жейрас с его берилловыми залежами остался в стороне от нашего пути, и мы спешили как можно скорее покинуть эту часть негостеприимных джунглей, покрывая ежедневное расстояние в несколько десятков километров. Там мы пересядем в лодку, доплывём до водопада Кайету, и уже на джипах — к Атлантическому океану, к столице Джорджтауну.

Чувствовалось приближение Риу-Бранку, воздух был насыщен озоном, изменилась местность, появились водяные млекопитающие и пресмыкающиеся всех мастей и расцветок. Проводника так и не было. Теперь, когда мы уже были уверены в смерти Габриэля, нам хотелось быстрее добраться до границы, так как мы не знали о количестве вражеской силы, следующей за нами.

Профессор подстрелил речную выдру и, освежевав тушку, мы разложили её на горячих камнях вокруг дымного костра. Настроение было тревожным. Чем ближе мы подбирались к конечной цели нашего путешествия, тем больше одолевали мрачные предчувствия чего-то скверного. Плюс воспоминания о наших друзьях, погибших или убитых в дебрях Амазонки. Об алмазе уже никто не думал.

А напрасно…

Камень находился в кармане убийцы, а сам Грабовский находился на расстоянии часа ходьбы до нашего костра. Он уже догнал нас, но мы, разумеется, не знали об этом.

Всю ночь дежурили по очереди. Присутствие чего-то злого и неведомого не покидало даже во сне. Костик отдежурил первым, улёгся в спальник возле костра, но всю ночь ворочался, вскрикивал в тревожной дрёме и что-то бормотал во сне, вспоминая Олю. Казалось, даже окружающие нас деревья затаили в себе неизбежное. Сменив его, я крепко сжимал винтовку и, напрягая зрение, всматривался в темноту за освещённым кругом костра, пока не начинали болеть глаза. Становилось жутко, и ощущение, что ты стоишь как на ладони, а из темноты на тебя смотрят враждебные глаза, не покидало ни на минуту. В затылке щемило от сверлящего взгляда, по спине пробегали мурашки: всё это напоминало мне, когда мы возвращались в лагерь после смерти Миши, где я нашёл алмаз.

Сейчас за мной тоже кто-то следил.

Отдежурив, я в полчетвёртого утра разбудил профессора, поделившись с ним своими ночными страхами и опасениями. Он молча кивнул головой, вгляделся пристально в начинающийся рассвет, крепче перехватил ружьё и стал прислушиваться к каждому подозрительному шороху пробуждавшегося леса. Мне осталось поспать полтора часа, поэтому я завернулся в спальный мешок, тут же забывшись беспокойным сном.

********

Грабовский остановился метрах в сорока от поляны, спрятавшись за деревьями. Свет от пламени освещал небольшой круг, где лагерем расположились его будущие жертвы. После того, как он расправился с проводником, ему уже не казалось таким трудным исполнить свой заранее намеченный план нападения. Теперь, когда был убит самый опасный из группы, наёмный агент Четвёртого рейха чувствовал себя довольно спокойно, абсолютно не заботясь о дальнейших судьбах остальных: ему нужен был только начальник экспедиции.

********

…Очнулся я в мокрой траве оттого, что за воротник моей куртки хлестали струи ливня, начавшегося, очевидно, сразу после того, как я потерял сознание. Вода забивалась в рот, нос, уши, а сознание, как назло, приходило медленно. Сообразив, что случилось нечто непоправимое и худшее из всего, я убедился, что мои ноги и руки привязаны к дереву, обуви на ногах нет, а глаза застилает сплошная пелена тропического дождя. Рядом кто-то кричал, но из-за буйства стихии я не мог разобрать, ни слов, ни тембра голоса кричавшего. Аккуратно повернув голову в сторону крика, я едва разглядел расплывчатый силуэт Костика, как и я, привязанного к дереву.

Спустя минуту ливень утих таким же стремительным образом, как и начался, остался только остаточный звук капающих листьев, и только тогда я смог различить его душевные возгласы.

— Саня! — кричал он, извиваясь всем телом, пытаясь освободиться из пут.

— Слышу тебя, Костя! — ответил я осипшим голосом и тут же получил мощный пульсирующий толчок в виски. Голова раскалывалась от нестерпимой боли, под ногами образовалась лужа алого цвета, очевидно из-за крови, сочившейся на затылке.

— Грабовский? — поморщился я, разглядывая босые ноги Костика.

— Он самый, — сплюнул на землю комок земли младший друг. — И меня огрел по голове, прежде чем я успел дотянуться до винтовки.

Я уже понял, что произошло внезапное нападение: оставалось выяснить, где сам Грабовский и отчего молчит Андрей Сергеевич.

— Профессор у него в плену, — будто прочёл мои мысли Костя. — Он стоял на плоту, принимая от тебя вещи, я тушил костёр, а когда оглянулся, было уже поздно. Этот гад выскочил внезапно из-за дерева, оглушил тебя, ударил Андрея Сергеевича и тот повалился ничком на плот. Пока я тянулся к карабину, Грабовский навёл ружьё и приказал привязать тебя к дереву. Пришедший в себя профессор попытался с ним заговорить, но Грабовский ударил его прикладом, велев замолчать. Когда я тебя привязал, он проверил узлы, заставив Андрея Сергеевича проделать то же самое со мной. Дальше я ничего не помню, по всей видимости, он меня тоже грохнул по голове, так как болит сейчас нестерпимо. Очнулся, когда шёл ливень, увидел тебя, и принялся орать, что есть мочи. Вот и всё. Андрея Сергеевича нет, как, собственно, и самого Грабовского. Они скрылись. Профессор ему для чего-то нужен.

Я предполагал, для чего именно. Тут нетрудно было догадаться. Ему нужен был своеобразный живой щит, документами которого он мог бы прикрываться, проходя таможенный досмотр в аэропорту Джорджтауна. Алмаз-то при нём, и профессор с его связями, как нельзя лучше подходил на эту роль. А потом, добравшись до Лиссабона, он его где-нибудь тихонько ликвидирует, как нежелательный элемент.

Всё просто.

— Как думаешь, почему он нас оставил в живых? — спросил Костик, дёргаясь всем телом и кряхтя от напряжения. Узлы не поддавались: очевидно, Грабовский позже сам перевязал их, когда мы были без сознания. Я тоже шевелил запястьями, однако безрезультатно: верёвки были завязаны особым морским узлом, ведь недаром этот убийца проходил специальную подготовку в агентурной школе возрождающегося рейха.

— Тут, Костя, одно из двух, — ответил я. — Либо он ради забавы играет с нами, как с пешками на шахматной доске, либо приготовил нам смерть более изысканную.

— Какую? — голос Костика слегка вздрогнул.

— Например, от ягуаров или пум, — хмуро предположил я. — Ботинки он с нас снял в качестве приманки. Пройдя несколько сот метров, он кинет в кусты один, затем, ещё через сто метров — другой… и так, пока не отойдёт на порядочное расстояние, чтобы ягуар или самец пумы, не боясь его, по запаху нашли нас. Изощрённая пытка в его стиле.

Я внезапно что-то вспомнил и, осенённый мыслью, вскрикнул:

— Ты не помнишь, когда ты завязывал мне узлы, он приказывал тебе верёвку крутить вокруг запястья по часовой стрелке или против?

— А это важно?

— Да. Вспоминай быстрее, а то ливень кончился, и к нам с минуты на минуту могут пожаловать гости. Мне когда-то попадалась брошюра, как избавляться от узлов на руках. Там было описание движений, расслабляющих хватку обвитой верёвки, если руки находятся за спиной. У тебя сейчас руки, в каком положении находятся?

— Крест-накрест.

— У меня тоже. Кулаки сжимать-разжимать можешь?

— Могу. Я уже давно так делаю, но они немеют, и я их уже не чувствую.

— Левая рука находится сверху правой?

— Да.

— Отлично. Значит, против часовой стрелки. Итак, слушай меня. Двигай запястьями, пока правая рука постепенно не окажется сверху левой. Займёт изрядно времени, но оно того стоит.

Мы оба принялись двигать запястьями, усердно извиваясь во все стороны. Прошло около получаса, во время которого мы делали кратковременные перерывы отдышаться, прежде чем мы смогли почувствовать некоторое расслабление обвивавших нас пут. На удивление, ягуары и пумы пока не посетили нас, и уже через десять минут я смог освободить сначала левую, а затем и правую руку. Дальше было дело техники. Затёкшие руки и ноги не слушались нас, но мы бросились обнимать друг друга, подпрыгивая и восстанавливая кровообращение, избежав ужасной смерти, уготованной нам безжалостным убийцей.

Теперь мы живы.

И мы готовы бороться!

********

Грабовский обтёр приклад пучком травы, оттащил безвольного профессора к плоту, последний раз взглянул на обоих привязанных к деревьям друзей и, прихватив ботинки, оттолкнулся шестом от берега. Теперь их удел — безвестная смерть в пастях ягуаров или пум.

— Вставай, старый хрыч, — толкнул он ногой тело профессора и окатил его водой. Плот медленно набирал скорость по течению и Грабовскому необходим был второй помощник, чтобы править среди попадавшихся отмелей, коряг и порогов. — Берись за шест и толкай вместо меня.

Андрей Сергеевич потряс головой, приходя в сознание, беспомощно огляделся, и только тут заметил, что они уже плывут по реке.

— Где мои ребята? — с усилием выдавил он из себя, осторожно трогая подбородок, куда прикладом приложился фотограф.

— Загорают, — хохотнул тот ехидно. — Я оставил их на ужин пумам и ягуарам.

Профессор, было, дёрнулся прыгнуть с плота в воду, но Грабовский навёл на него пистолет, изъятый из собственного кармана начальника экспедиции.

— Только попробуй, гнида. Сразу пойдёшь ко дну, а кайманы и пираньи только этого и ждут. — Он вручил ему шест и подтолкнул к краю плота, не сводя пистолета с его спины. — Правь, давай. Нам ещё засветло нужно добраться да плотины.

— Что ты задумал? Что мы тебе сделали плохого, из-за чего ты истребляешь нас постепенно.

— Я уже говорил вашему придурку, что вы влезли не в своё дело. Если бы ваш поход состоял только в том, чтобы добраться до приисков Минас-Жейрас, я бы и пальцем вас не тронул. Но вы, как те любопытные кролики, сунули нос в обнаруженный мною брошенный город, и мне пришлось от вас избавляться. К тому же, из-за тебя и твоих приятелей я начисто лишился ценного груза, который низвергся в водопад вместе с баркасом. Потерял компаньона. Этого мало тебе?

Он приподнялся на носках, размахнулся, и, что есть силы, закинул один ботинок в заросли нависавших над водой деревьев. Спустя несколько минут проделал то же самое со вторым, затем и с остальными, чередуя их между собой.

— Доберёмся до таможни, там я тебя отпущу, — пообещал он, отчего у профессора пробежал холодок по коже. — Но прежде, ты предъявишь им алмаз, документы и разъяснишь, что я твой помощник по экспедиции, мы нашли его в джунглях, а остальные члены команды погибли при столкновении с метеоритом. Усёк? Я постоянно буду держать пистолет в кармане, и он будет наведён на тебя. Я знаю эти места, бывал здесь. В той таможне у плотины дежурят всего четверо охранников, не слишком отягощённые службой. Кроме них никого нет в радиусе нескольких десятков километров, и меняются они раз в два месяца. При необходимости, если ты что-нибудь надумаешь им вякнуть, я пришью и их. Согласись, мне это раз плюнуть.

— А через аэропорт ты как думаешь меня вести? Тоже под прицелом? Не так-то легко будет проникнуть в самолёт с пистолетом.

— А это уже не твоя забота. Он мне и не понадобится. На этот случай у меня припасены транквилизаторы, — похлопал он по карману. — Я просто всажу тебе под мышку укол, ты отключишься, и я проведу тебя через терминал, как пьяного приятеля, глотнувшего лишку перед полётом. В аэропорту у меня есть знакомые, и меня пропустят, тем более с твоими документами. Всё ясно? А в Лиссабоне я тебя отпущу хоть на все четыре стороны. Там ты мне больше не понадобишься. Если захочешь нарушить все мои планы, пуля тебе обеспечена. Первая же! — добавил он. — А в Европе тебе уже никто не поверит, вздумай ты рассказывать о моих подвигах. Меня и след простынет, прежде чем ты доберёшься до советского посольства. Со мной алмаз, и теперь я обеспечен на всю оставшуюся жизнь. Сделаю пластическую операцию, сменю имя, и затеряюсь где-нибудь в бескрайних просторах Западной Африки, — мечтательно протянул он.

Беседуя, они медленно, но верно плыли по течению реки, приближаясь к плотине. У Андрея Сергеевича не было никаких иллюзий, как поведёт себя убийца, стоит им только ступить на землю португальской столицы.

Поэтому он начал лихорадочно обдумывать план спасения.

А ещё он думал о друзьях, оставленных на съедения ягуарам.

Вещи лежали кучей недалеко от него, и, улучив минуту, когда Грабовский задремал (всё так же, не выпуская пистолет из рук), он решил действовать. Дождавшись, когда шум бурлящей воды перекроет шум от его движения, он дотянулся до кучи, быстро отыскал в ней нож, зажигалку, ракетницу, ещё что-то (в лихорадке он не запомнил, что именно), оторвал кусок бумаги, нацарапал две строчки карандашом, завернул всё в тряпку и, осторожно размахнувшись, бросил свёрток на берег. Если Костя с Сашей выпутаются из узлов и пойдут по берегу вдоль течения к плотине, они непременно заметят белую тряпицу в кустах, а для их выживания это будет как нельзя кстати. Профессор успел им написать, чтобы они, ровно в полночь этого или следующего дня послали в небо ракету, и тогда он будет знать, что они выжили, следуя за ним пешком.

Грабовский не заметил его маневра.

Оставалась надежда только ждать.

Что, собственно он и делал, направляя плот к берегу реки.

Предстояла ночёвка.

********

Впрочем, радость постепенно улеглась и уступила место здравому смыслу. Всё хорошо, но мы остались, буквально, ни с чем: Грабовский забрал у нас всё, обчистив карманы пока мы были без сознания, даже ботинки снял.

Присев около дерева, мы уже более спокойно стали обдумывать наше незавидное положение. Кругом непроходимые леса, вокруг полно всякого зверья, скоро будет темнеть, а у нас нет даже обычного перочинного ножа, не говоря уже об обуви. Ни спичек, ни фонарика, ничего. Дело скверное.

— Что у тебя было, Костя?

— Лопатка сапёрная, штык-нож, фонарик, зажигалка, фляга на поясе… — начал перечислять он, загибая пальцы. — В жилетке соль в пакетике, табак рассыпной, моток верёвки, консервный нож…

Он вдруг запнулся.

— Всё?

— Почти.

Я сразу понял, о чём он вспомнил. Эту фотографию я видел миллион раз, когда он её доставал у костра, беспрерывно всматриваясь в милый образ и вытирая наворачивающиеся слёзы. Спрашивать не имело смысла, чтобы не тревожить душу хотя бы в этот момент, когда мы были бессильны перед ожидавшим нас будущим.

— Сейчас ничего нет?

— Нет, — всхлипнул он. — Даже Олину память забрал.

У меня карманы тоже были пусты, ещё с того момента, как он первый раз забрал меня в плен и оставил у себя мешочек с алмазом.

— В первую очередь, — решился я, — делаем себе что-то подобие обуви. Сандалии из коры и лиан. Видел в той же брошюре для выживания. Потом нужно будет позаботиться о костре, благо одной проблемой меньше, что хоть вода рядом. Но кипятить её, всё же предстоит, чтобы не слечь здесь с дизентерией. Итак, — я решительно поднялся, — то, что у нас остались на ногах носки, уже воодушевляет, не правда ли? — я похлопал его по плечу, стараясь отвлечь от горестных мыслей. — Не переживай, Костя, вернём мы твою фотографию. На кой-ляд она ему нужна? Бросил с остальными вещами в кучу и забыл. Давай, лучше позаботимся о сандалиях. Подложим под ступни вот эти куски коры пробкового дерева, сверху натянем носки и перевяжем это всё тонкими лианами. На первое время, думаю, сойдёт — километров десять отшагаем в них. Если по пути не наткнёмся на свои ботинки, проделаем ту же процедуру, и так — до самой плотины. Идти, конечно, будет неудобно, потеряем много времени, но это лучше, чем вообще сидеть здесь и ждать второго пришествия Христа.

— Или ягуаров, — согласился он.

Так мы и поступили. В течение получаса мы мастерили себе довольно убогую с первого взгляда обувь, разламывая куски коры и разгрызая лианы зубами, отчего во рту образовался неприятный привкус, который пришлось запить природной некипячёной водой.

— А костёр как будем разводить? — спросил Костик, пробуя пройтись вокруг дерева в новой импровизированной обуви. Идти было действительно неудобно, лианы впивались в ступни, а носки тут же набухали от влаги, но это было единственное наше спасение в данной ситуации, и что-либо другое мы просто не в состоянии были придумать.

— Огонь придётся добывать старым дедовским способом, — ответил я. — Будем тереть трут о дерево. Гнёзда видишь наверху? Залезь, набери внутри пуха и спускайся. Это будет нам в качестве растопки.

Солнце уже начинало спускаться за деревья, и мы принялись за дело, стараясь успеть до сумерек. Я насобирал сухих веток, Коля спустился с дерева и, начав тереть, сменяя друг друга, мы, таким образом, добыли огонёк спустя ещё полчаса усердных трудов. Летучие лисицы, висевшие гроздьями на ветвях, сорвались с мест, едва заалел огонь костра, принимаясь носиться у нас над головами. Жутко хотелось есть, но ничего подходящего, чтобы подбить их налету, у нас не было.

Нам предстояла голодная и бессонная ночь под открытым небом, без оружия, но то, что мы каким-то чудом остались живы и выпутались из верёвок, уже вселяло хоть какую-то надежду.

Хищники так и не появились.

…И это, тем более, было странным.

********

А для Грабовского ночь прошла довольно спокойно. Фотограф проснулся всего лишь раз, подкинул в костёр дрова, проверил узлы на привязанном к дереву профессоре, и снова погрузился в сон, совершенно не заботясь о ночных хищниках. Он не первый раз был в джунглях и, владея всеми навыками выживания, отлично знал их повадки, чтобы пугаться ночью их приближениям. Только за час до рассвета Андрею Сергеевичу удалось едва вздремнуть, как его уже будил выспавшийся фотограф.

— Как спалось? — хохотнул он своим мерзким смехом, почёсываясь. — Змеи не кусали? Ничего там у тебя не отгрызли?

Начальник экспедиции только устало отвернулся, совершенно измученный ночной бессонницей из-за насекомых и тропического гнуса, причинившего ему немало страданий.

— Ладно, — потянулся Грабовский, зевая раскрытым ртом, в который мог бы вместиться целый рой москитов. — Сейчас развяжу. Иди в кусты, а я возьму с плота рюкзак с провизией. Что там у вас было, копчёная на дыму выдра? Перекусим и двинемся дальше. Сегодня мы должны добраться до таможни, и смотри, старый хрыч, ты у меня всё время на мушке. Усёк?

Он развязал профессора, довольно чувствительно ткнув его под рёбра пистолетом, и уже минут через двадцать они расположились у костра, принявшись за еду. На этот раз Грабовский не обделял пленника пищей, поскольку понимал, что тому нужны силы, чтобы править плотом. Перед водопадом Кайету, а, следовательно, и перед плотиной, река будет убыстрять своё течение, появятся пороги, и ему совершенно не хотелось из-за слабости пленника оказаться за бортом, как с ним уже случилось прежде.

Профессор был очень голоден, да он и сам понимал, что силы ему необходимы, тут уж не до гордости. Нужно закончить этот путь по возможности здоровым, нужно теперь добраться домой, во что бы то ни стало, нужно применить все свои силы и связи, чтобы там, на родине узнали всю правду. Если понадобится — добраться до самой верхушки правительства, поднять на ноги все средства массовой информации, раструбить по всему миру об этом пресловутом Четвёртом рейхе и его агентах во всех странах, снабжающих золотом свою возрождающую партию.

Ровно в 6:00 утра они отчалили.

Грабовский специально засёк время отплытия, чтобы проверить, за сколько времени они доберутся до таможни. Сейчас было пять штук часов: Семёна, Габриэля, обоих придурков, связанных у дерева, да плюс ещё этого старика. Свои командирские «Восток» он в расчёт не брал. С давних пор он решил коллекционировать все часы своих жертв, поскольку это было забавным занятием, а в его уютном домике в центре Западного Берлина коллекция насчитывала уже двадцать экземпляров различных фирм и модификаций. Были даже швейцарские «Патек Филипп», снятые им ещё в Боливии, у одного из убитых им же членов такой же экспедиции.

Давно это было…

Плот спокойно плыл вдоль берега, изредка подправляемый Андреем Сергеевичем.

Грабовский с любовью сложил свои трофеи в отдельный мешочек, туда же, где покоился драгоценный камень под названием «Фея Амазонки».

Они приближались к таможне.

********

Голодные, не выспавшиеся и едва обсохшие после ливня, мы направили свои стопы в самодельных сандалиях вдоль берега, стараясь обходить заросли стороной, но и не удаляясь от течения, чтобы не пропустить нашу обувь, выкинутую, как мы полагали, Грабовским для приманки ягуарам. Отчего хищники не посетили нашу ночёвку, мы так и не узнали. Видимо, в этой части джунглей им хватало добычи и помимо нас, а может, просто испугались костра, кто его знает… Так или иначе, мы остались живы и, на удивлению, не подверглись нападению ни в каком его виде. Это радовало.

Носки, обёрнутые пальмовыми листьями, пока ещё служили нам службу. В руках у нас были длинные шесты и увесистые дубинки. Больше ничего.

— Слушай, — предложил я Косте, когда мы сполоснули лица у реки. — У тебя же остался ремень с железной пряжкой, верно? Давай-ка попробуем её заточить о камень, а ты обвяжешься лианой. В ней есть два медных язычка для дырок, — принялся я рассматривать ремень, поданный Костей, — вот тебе и наконечники для самодельных копий. Будем идти, и по ходу движения затачивать их, а когда они станут острыми, воткнём в копья, туго перевязав их лианами.

Я разбил камнем клёпки, державшие пряжку, вынул два медных длинных язычка и подал их Костику. Сам взял квадратную пряжку, принявшись обтачивать её о камень во время нашего движения. Таким образом, миновав пару километров, в наших руках оказались два тонких заострённых штырька, которые мы приспособили под копья: теперь, хоть какое-никакое оружие у нас появилось. Сразу стали присматриваться к кустам, где повсюду под ногами шныряли мелкие грызуны, и уже спустя несколько минут мы проткнули копьями небольшого агути. Затем была черепаха. Всё это время, пока мы пробирались вдоль реки, я нёс с собой тлеющий уголёк из костра, который всунул в трухлявую ветку пробкового дерева. Лелея и оберегая его как зеницу ока, я нёс искорку огня, словно Прометей, подаривший людям огонь в незапамятные времена. Не дожидаясь, когда тушка агути прожарится, мы съели её едва поджаренной, урча от удовольствия и запивая вскипяченной на огне водой. Кипятили в панцире черепахи, предварительно выскоблив его и прожарив на огне. В ход пошли и яйца древесных попугаев, которые Костя похитил из их гнёзд, едва не поплатившись за это своим затылком. Птицы накинулись на него с отчаянной отвагой, и ему пришлось в срочном порядке спускаться с дерева, зато на обед у нас была восхитительное блюдо из четырёх мелких, запеченных в костре яиц. Сандалии распадались прямо на глазах, носки пришли в полный хлам, когда спустя полчаса Костя внезапно вскрикнул и показал в кусты у берега.

— Ботинок! — заорал он, распугивая обезьян и шарахнувшихся во все стороны грызунов. — Твой! — пробрался он в кусты и извлёк первую обувку. Позже, через некоторые промежутки времени мы подобрали остальные три, никем, к счастью не тронутые, и уже, обувшись, в прекрасном расположении духа двинулись дальше, смеясь, и хлопая друг друга по плечам. Грабовский, мать его, оказался не столь уж и дальновидным, раз мы предсказали все его действия.

Но об этом позже.

Колесо роковой фортуны всё ещё продолжало свои обороты.

Глава 10

Побережье притоков Амазонки.

Таможня.

8:00 утра по местному времени.

— Стой! Кто такие? Документы!

Обычная проверка, обычная таможня, стандартные вопросы по-бразильски, по-португальски, вперемежку с английским. Грабовский, вместе с ним и профессор причалили к первому блокпосту.

Здесь только трое, заметил про себя бывший фотограф, а ныне тайный агент возрождающегося рейха. С этими проблем не будет.

Гайанская таможня ничем не отличалась от бразильской, суринамской или аргентинской. Та же форма, те же лица, те же вопросы, с единственным различием, что рядом чувствовался водопад Кайету с примыкавшей к нему плотиной.

Они причалили к небольшой дамбе рядом с будкой, похожей на большую сторожку охотников, если бы не антенна на крыше, «Виллис» со спущенным колесом и пары собак на цепи, которые принялись лаять, стоило им только ступить на землю. Флаг на высокой пальме, прицепленная к пристани моторная лодка, бельё, сушащееся на верёвках — всё это и другую мелочь Грабовский сразу выхватил для себя из общей картины своим цепким профессиональным взглядом.

Один пограничник остался в сторожке, двое других подошли к незнакомцам, протягивая руки за документами. Говорили на местном наречии из смешанных диалектов английского и португальского — смесь настолько нелепая, что фотограф едва понимал значения слов.

— Откуда плывёте? — спросил первый, коверкая фразы.

— По Амазонке плыли, амиго! — в тон ему ответил Грабовский на чистом английском. Профессор пока молчал. — Нам на самолёт нужно, окей? Мы есть путешественники, оставшиеся в живых после метеорита. Может, слышали, как упал?

Грабовский говорил жалобным тоном, попутно оценивая обстановку и подавая свои и начальника экспедиции документы. — Дайте нам лодку, мы домой направляемся, в Европу.

Первый таможенник внимательно принялся изучать визы, паспорта и разрешение на проведение раскопок в области Боа-Висты, удивлённо поднимая брови.

— А как вы тут оказались? Прииски Минас-Жейрас в трёхстах километрах отсюда…

— Я же и говорю: заблудились. Наши товарищи погибли, а мы голодные пробираемся на плоту ближе к Джорджтауну.

— А это кто с тобой?

— Он немного контуженый после метеорита. Нас едва не накрыло всей массой, и он онемел. Но слышать может, так что вас понимает.

Второй пограничник, обследуя плот, поинтересовался:

— Я вижу, у вас винтовка есть. А вещей маловато.

— Всё что осталось, — развёл руками фотограф, при этом цепким взглядом оценивая расстояние до сторожки, в окнекоторой маячил силуэт третьего солдата.

— Ты тоже из Европы? — спросил первый таможенник, возвращая документы Андрею Сергеевичу.

Тот, поддерживая навязанную ему Грабовским игру, молча кивнул.

— В Лиссабон лететь?

…Профессор не успел кивнуть второй раз. Внезапно раздался выстрел.

Первая пуля вышла навылет через грудную клетку ближайшего пограничника. Агент рейха особо не целился, поскольку тот стоял почти вплотную, и это было его первой ошибкой: сначала обыщи карманы, затем задавай вопросы. Пистолет как раз и был в кармане Грабовского и, подавая документы, он незаметно извлёк его, направив в грудь, пока таможенник беседовал с профессором. Второй ошибкой пограничников было их разделение: один в будке, другой на плоту, отчего третий сразу выбыл из строя. Он так и повалился в реку с настила пристани, окрашивая её в красный цвет. Второй только поворачивался, скидывая ружьё с плеча, как Грабовский профессионально всадил в него следующую пулю и, не оборачиваясь на предсмертный крик, в три прыжка ринулся к сторожке, из которой только начинал выходить третий, с открытым от изумления ртом. Он так и не успел его закрыть, поскольку третий заряд из пистолета разворотил ему подбородок и вышиб мозги ещё прежде, чем тот успел вскрикнуть. В долю секунды, пихнув оседающее тело ногой, убийца развернулся как волчок на сто восемьдесят градусов и послал последний, четвёртый заряд во второго солдата на плоту, который ещё дёргался в судорогах. Всё произошло быстро, профессионально и без какой-либо суеты. Четыре выстрела, восемь секунд, по две на каждый выстрел, несколько секунд на быструю оценку проделанной стремительной операции, анализ обстановки, и всё. Итог — три трупа и абсолютное спокойствие натасканного для таких случаев убийцы.

Когда до Андрея Сергеевича дошло, наконец, что можно воспользоваться оставленным на плоту ружьём, или, на крайний конец, пистолетом первого солдата, было уже поздно. Грабовский возник перед ним, словно чёрт из табакерки, ухмыляясь во весь рот и давая понять, что он предвидел этот фортель пленника. Вся операция по уничтожению заняла не больше пятнадцати секунд, и профессор просто не смог физически кинуться к плоту, чтобы успеть схватить ружьё.

— Что? — хохотнул агент, быстро оглядывая поле боя. Собаки выли и рвались с цепей, но он не обращал на них внимания. — Хотелось взять пистолет из кобуры? — кивнул он на второго солдата, вытянувшегося в предсмертной судороге на плоту. — Ты думаешь, я не предвидел этого?

Начальника едва не выворотило, наблюдая, как мародёр копается в карманах убитого. Покончив с этой мерзкой процедурой и столкнув воду тело, Грабовский, насвистывая беззаботно себе под нос, направился к домику, где всё ещё лежал труп последнего пограничника с развороченным черепом и разбрызганными по стенам мозгами. По пути он подошёл к отчаянно вывшим собакам, разрядил в них половину обоймы, по два выстрела в каждую и, даже не обернувшись, поспешил к трупу: там его ждали очередные заработанные в «бою» трофеи.

После оборвавшегося лая собак на таможне наступила удивительная и зловещая тишина.

— Потом уберёшь, — кивнул Грабовский на раздетое тело пограничника. — Когда приготовишь ужин.

Профессор поднял брови:

— Я тебе что, ещё и за кухарку буду? Ошибаешься…

Он не успел договорить, как Грабовский наотмашь врезал ему пистолетом, едва не попав в висок, но удар был рассчитан до миллиметра, заставив пленника осесть на пол и потерять на несколько секунд сознания.

— Будешь говорить, собака, когда я того захочу! Понял?

Пошатываясь, начальник экспедиции добрался до стола и привалился спиной к стене, тяжело дыша и ловя ртом душный воздух. Голова кружилась, и только спустя минуту он смог осмотреться. Фотограф, раскрыв настежь холодильник, доставал из него всё, что попадалось под руку. Рядом стояла на тумбе электрическая плита, по стенам висели полки с жестяной посудой, в соседней комнате, очевидно приспособленной под спальный угол, просматривался радиопередатчик внушительных размеров. Заметив неясный взгляд профессора, и кинув на стол несколько банок тушёнки, Грабовский разгадал его мысли, направившись к радиоаппаратуре. Взмахом приклада подобранного им ружья, он всадил удар прямо в центр переговорного устройства, выдернул провода и повалил ящик на пол, расшвыривая ногами выкатившиеся лампы триодов и диодов.

— Чтобы у тебя не было никаких намерений связаться со следующим блокпостом, — пояснил он, осклабившись. — Разогревай на плите ужин, а я осмотрю комнаты.

Профессору пришлось покориться.

На стене напротив окна он заметил карту местности, обозначавшую красным флажком месторасположения данного пункта таможни. Дальше шли сплошные леса, слева река, впереди водопад с плотиной и, собственно, дальше уже шла цивилизация.

Вместе с банками Грабовский вынул из холодильника кусок сыра, варёные яйца, ломоть копчёной ветчины и запотевший бутыль, очевидно, с местным самогоном. Сделав большой глоток, он довольно крякнул, вытер рот рукавом и, даже не поморщившись, приступил к осмотру арсенального шкафа, сбив с него небольшой замок ударом приклада.

— О! — удовлетворённо выдохнул он из себя. — Да тут целый военный комплекс! Гарнизон можно вооружить.

Отбросив в сторону надоевшее ружьё, он принялся вынимать винтовки последнего образца, довольно бормоча себе что-то под нос. Андрей Сергеевич насчитал четыре (видимо, запасные) винтовки, несколько ракетниц, два пистолета системы «Смит-Вессон», коробки с патронами, несколько противогазов и шахтёрские фонари. О четвёртом пограничнике он спрашивать не стал.

Будто прочитав его мысли, Грабовский, выбрав себе новое оружие, захлопнул дверцу шкафа, навесил замок и, принюхавшись к запаху разогретой еды, пояснил:

— Думаешь о четвёртом пограничнике? Напрасно. Я бывал на таких таможнях, затерянных в джунглях, что у чёрта за пазухой. Четверым здесь делать нечего, они меняются по трое. Связь поддерживают через передатчики, и, спустя месяц, меняют друг друга на вахте.

Он остался довольный осмотром.

— Пойдём, глянем, что у них в сарае, во дворе, заодно посмотрим «Виллис». Возможно, на нём мы и будем добираться к Джорджтауну, раз он тут стоит. Потом поужинаем. Спать ляжем. Выспимся — и в дорогу! — прищёлкнул он пальцами. — Тут ещё должны быть бланки пропуска через границу, нужно будет их заполнить. Фамилию, паспортные данные, визу… ну ты знаешь.

Выдвинув ящик стола, он сразу же нашёл требуемое. Грабовский не раз пересекал границы южноамериканского континента и был знаком с подобной процедурой.

Весь вечер они обходили территорию, причём агент держал пленника на мушке, а когда, обследовав сарай, погреб, спущенный на колёсах джип и проверив запасы провизии, вернулись в сторожку, сразу накинулись на еду. Потом Андрей Сергеевич копал яму, хоронил двух пограничников, рядом собак, накачивал колёса на джипе и проверял заправку бензином. Бак оказался полным, но сам «Виллис» казался старой развалюхой, и профессор решительно не знал, каким образом они смогут продвигаться на нём по едва заметным колеям, проложенным в джунглях ещё со времён его юности.

— Спать будешь в лодке, — предупредил пленника фотограф. — Не хватало мне здесь ещё твоего храпа. Я тебя свяжу, и корми комаров всю ночь, — хохотнул он. — Утром разбужу, позавтракаем, и двинем. Водить такие джипы умеешь?

— Умею. По лендлизу получали во время войны.

Профессор едва сдерживал себя от радости. Если он будет спать на открытом воздухе в лодке, то и спать-то он, в общем-то, не будет, ожидая ракеты в небе. Друзья должны её выпустить ровно в полночь, если, конечно, они нашли посылку, брошенную им с плота. Тогда он будет знать, что они живы, тогда ему будет нипочём ни бессонница, ни этот проклятый гнус.

Через пару часов будет смеркаться.

Он этого ждал.

 ********

— Смотри! Там что-то белое в кустах виднеется! — крикнул Костик.

Мы шли уже часа четыре. Отдохнув несколько минут на дневном привале и перекусив ломтями мяса печёной черепахи, мы пробирались сквозь джунгли вдоль берега реки, повторяя все её изгибы, повороты, застревая в болотах и затоках, переправляясь налегке через бурные, но не слишком широкие ручьи, пока, наконец, не вышли к этим кустам. В глаза сразу бросилось что-то белое, завёрнутое в тряпку, и Костик тут же вытащил свёрток наружу. Трясущимися руками, сгорая от нетерпения, мы едва не разорвали на части нашу находку.

На землю упал нож, так хорошо нам знакомый, зажигалка и одна маленькая ракетница. В руках остался клочок бумаги. Неровным прыгающим почерком было написано всего три предложения:

«Плывём к плотине, я на руле, Грабовский задремал. Кидаю на берег то, что есть под рукой. Если живы — выстрелите ровно в полночь в небо ракетой, буду ждать. А. С.»

Минуты две мы оторопело смотрели на выпавшие предметы, затем начали прыгать от радости, обнимать друг друга и пританцовывать на ходу.

— Жив! Жив наш старик! Плывёт к плотине, а там таможня!

Теперь у нас был нож, средство выстрелить в небо, и самое главное — зажигалка! Уголёк потух ещё днём, и мы не представляли, как снова будем мучиться, разжигая огонь древним дедовским способом, от которого до сих пор были натёртые волдыри на руках.

В таком возвышенном настроении мы к вечеру сделали привал, обосновавшись под деревом на ночёвку. Убили ножом двух игуан, вполне пригодных на вкус, вскипятили воду, нарвали каких-то плодов. Позже немного вздремнули, а когда уже луна полностью оказалась в небе, приготовились отсчитывать минуты до предполагаемой нами полуночи. Дерево было высокое, метров тридцати высотой, и голос Кости, когда он взобрался, доносился сверху, будто он парил где-то в небесах. Через несколько минут крикнул:

— Запускаю!

Я отошёл на несколько шагов назад и задрал голову. Хлопка слышно не было, зато высоко над кронами остальных деревьев вверх взмыла светящаяся прямая черта, на секунду вспыхнула и тут же распалась на три огненных шара, сверкая и переливаясь ярко малиновым светом, затмевая своим сиянием даже луну. Деревья на несколько секунд отбросили тени. Шары зависли в воздухе, затем медленно, как бы нехотя, стали спускаться к земле, покачиваясь в чёрном небосводе на маленьких, раскрывшихся автоматически парашютах. Костя слез быстрее, чем поднялся.

Так и прошла ночь, пожалуй, одна из тех тихих ночей, которую я потом часто буду вспоминать. Когда Костя разбудил меня, едва только затеплился рассвет, мы, умывшись и наскоро позавтракав, двинулись в путь, размышляя вслух на ходу, обходя различные препятствия. Нож мы привязали лианами к длинной палке, и теперь у нас было оружие более грозное, нежели с язычками от ремня. По нашим подсчётам к таможне мы должны будем добраться не раньше вечера, где, как мы надеялись, разузнаем что-нибудь о проплывших ранее на плоте двух путешественниках.

— Я думаю, нас накормят, верно? — мечтательно проговорил Костик, перепрыгивая по кочкам очередное болото. Местность была водянистая, под ногами постоянно хлюпало и мы нарадоваться не могли, что на нас снова обувь, выброшенная так кстати Грабовским.

— Нам дадут катер, провожатого, — рассуждал Костик, — мы ведь всё-таки члены международной экспедиции как-никак. Пару звонков в столицу, в посольство, упомянуть имя Андрея Сергеевича, он же известен в своих научных кругах, верно? И вперёд — в Европу, домой, вместе с профессором!

— А если не застанем или вообще не найдём нашего старика? Нужно учитывать и такой факт. Грабовский профессионал, и просто так нашего начальника не отпустит. Даже если будет скрываться, оставит его при себе в качестве заложника.

— Ему нужно добраться до аэропорта. Так? — кряхтя и вытаскивая ногу из разбухшей тины, размышлял Костик. — Алмаз при нём, профессор под дулом пистолета, это всё понятно. Но каким лешим, чёрт возьми, он думает пробраться на борт самолёта с оружием? Любой пограничник засечёт пистолет в одну секунду, да и Андрей Сергеевич при большом скоплении народа в зале ожидания наверняка не будет сидеть сложа руки, а поднимет какой-нибудь скандал, привлекая к себе внимание. Дальше уже по обстоятельствам.

— Ты забываешь о багаже.

— А что, багаж?

— Его не будет. Они ведь плывут налегке, а Грабовский совсем упустил из виду это, казалось бы, совсем незначительное обстоятельство. Пассажиры без багажа, да ещё и пересекающие Атлантику могут вызвать подозрение у кого угодно.

— Точно! — прищёлкнул пальцами мой друг. — Об этом и я не подумал. Выходит, этот мерзавец не такой уж и профессиональный…

— Если только… — невольно перебил я его.

— Если только… что? — Костя даже остановился, стряхивая с лица паутину.

— Если Грабовский не выкинет какой-нибудь из своих гнусных фортелей на таможне.

— А что он там сможет сделать? Пограничников четверо, насколько мне говорил Андрей Сергеевич, все солдаты…

— Не забывай, — грустно подвёл я итог, — что нас тоже вначале было больше. Однако он постепенно от нас избавился, не считая Даниэля и Оли, конечно. Но то, что он справился с Габриэлем, который так и не вернулся, и который способен заменить не четверых, а восьмерых таможенников, это тоже надо учитывать. В их агентурной школе и не тому учили. Предположим, он каким-то образом завладеет вещами пограничников, — тоже кряхтя и вытаскивая ногу из болота, размышлял я вслух. — Вот тебе и багаж для самолёта. Наплетёт в аэропорту, что они с профессором остались одни из экспедиции после крушения метеорита, так их ещё и с почестями отправят, посчитав героями. А там — Лиссабон, и ищи ветра в поле.

Костик чертыхнулся и надолго замолчал, обдумывая услышанное. Сквозь заросли нам было не совсем видно, куда именно поворачивает рукав реки, но то, что мы были на верном пути, не вызывало никаких сомнений. Уже к вечеру мы вышли на расстояние нескольких километров от таможни.

Так нам, во всяком случае, казалось.

Колесо роковой фортуны на этот раз обошло нас стороной. Неизбежного не случилось.

Надолго ли?

********

— Машина на ходу, свечи в порядке, масло есть, бензина полный бак, — констатировал Грабовский, привязав начальника к уключине лодки. — Спи спокойно, старый болван. Утром в дорогу.

Профессор лежал и всматривался в далёкие звёзды.

А полночь тем временем уже приближалась, профессор видел это по расположениям звёзд. Его часы постигла та же участь, что и остальные трофеи, снятые мародёром с запястий умерших.

У Андрея Сергеевича на глаза навернулись слёзы.

…И в это время, далеко-далеко в небе взмыла маленькая искорка, взлетела, вспыхнула, и спустя несколько секунд погасла. Пропала, растворилась в темноте, упала в чёрный океан ночных джунглей. Но этих секунд хватило, чтобы начальнику экспедиции захотелось снова жить, кричать мысленно от радости, извиваться всем телом и пытаться выбраться из пут, даже не боясь последствий от его мучителя.

Живы! Живы, ребятки мои!

Нашли записку!

Идут по пятам!

Профессор едва не выпрыгивал наружу, но, тем не менее, не забывал лихорадочно размышлять:

«Нужно будет утром незаметно оставить ещё одну записку: дескать, мы поехали на джипе, углубляемся внутрь страны, и Грабовский пробивается к Джорджтауну. Плывите к гарнизону и расскажите, что я у него в заложниках, а вместе со мной и алмаз…»

Вот нечто такое. Так он и напишет, когда будет заполнять бланки. Записку подсунет под клеёнку. После того как они нашли его посылку, он не сомневается, что и здесь они перевернут всё вверх дном, лишь бы найти весточку от своего начальника. Теперь они знают, что он жив, и думает о них.

Самое главное, не выдать себя и свою радость.

…Впервые за последние несколько дней Андрей Сергеевич спокойно и безмятежно уснул.

Глава 11

Последние дни перехода через джунгли.

Пункт назначения — столица Гайаны, город Джорджтаун.

Шли весь день, почти не останавливаясь. Настроение было приподнятое, вперёд нас гнало чувство облегчения и радости. Один раз пришлось убить крупного питона, метра три длиной, который внезапно обвился кольцом вокруг моей щиколотки. Удавы не ядовиты, но силой сжатия своих колец способны раздавить позвоночник любому крупному зверю. Это мы узнали на печальном и трагическом опыте с нашей Олечкой. Костя кинулся на мой крик в тот момент, когда я, присев от боли, принялся от безысходности что есть мочи, тыкать ножом в траву куда попало, лишь бы попасть в одно из колец. С помощью моего друга, мы совместными усилиями разрубили тварюку на несколько кусков и, отдышавшись, с выпученными от страха глазами, я едва вымолвил:

— А ведь мог раздавить ступню, что твой бульдозер.

Костя был напуган не меньше моего, очевидно, вспомнив такую же сцену со своей любимой, когда она погибала на его глазах в петлях мерзкой анаконды. Здесь тоже всё произошло за какую-то минуту, я даже не успел, как следует разглядеть нападавшего. Нога немного покраснела, и если бы не ботинки с брюками, возможно, нога осталась бы у меня с содранной кожей. — Следующую ночь мы уже поспим на кроватях, — пообещал я Костику, вглядываясь в дивную картину наступающего вечера. Весь небосвод был усыпан звёздами, словно там, в небесной канцелярии, нам в подарок на прощанье зажгли миллионы лампочек праздничной гирлянды. Зрелище было настолько прекрасным, что захватывало дух, жаль только оценить его уже не могли ни Даниэль, ни Оля, ни Семён, ни Миша с Габриэлем .

Господи, как нас стало мало…

Костя вздохнул и закрыл глаза.

********

Андрей Сергеевич проснулся раньше Грабовского. Тот, видимо, ночью ещё не раз прикладывался к бутылке, поскольку вышел из сторожки хмурым, злым, и в парах неизбежного похмелья.

Профессор прекрасно выспался, несмотря на нестерпимый гнус, настроение было бодрое, голова свежая и, наблюдая, как его мучитель справляет малую нужду прямо на могилы убитых им пограничников, начальник экспедиции возненавидел его ещё больше, презирая тот день, когда предложил ему место в своей команде. Хмурым взглядом тот посмотрел на лодку, безразлично взглянул на оскверненную могилу и, потянувшись, направился к профессору.

— Как спалось, старик?

— Развяжи меня. Всё тело онемело, и я не чувствую рук.

Профессор помнил, что не нужно никаким образом выдавать свою радость, поэтому он сделал акцент на своём плачевном состоянии.

Спустя несколько минут, сходив в кусты и умывшись из ведра, стоящего у порога, Андрей Сергеевич был в норме, растирая запястья и щиколотки от колючих спазмов судорог.

— Как я буду вести машину, если по твоей милости у меня все конечности затекли?

— Не моё дело, — выпалил Грабовский. — Главное выехать из джунглей на какую-нибудь просёлочную дорогу, а там поменяемся местами: тебя свяжу, сам сяду за руль. Но когда будем подъезжать к населённым пунктам, снова будешь садиться на место водителя. И помни, ты всё время у меня на прицеле. Усёк?

Профессору ничего не оставалось, как только кивнуть.

— А сейчас разогревай завтрак и заполни бланки — они лежат на столе. Через час выезжаем.

Пока агент очередной раз прикладывался к бутылке и шумно ел, запихивая в рот куски сыра с жареной яичницей, Андрей Сергеевич заполнил бланки таможни, а когда фотограф полез в холодильник за пивом, вытаскивая сразу дюжину банок в дорогу, он успел нацарапать несколько слов своим друзьям.

« Выезжаем на джипе к Джорджтауну. Грабовский убил трёх пограничников и подстрелил собак. Передайте это войскам и правительству. Что будет дальше, не знаю. Поспешите за нами в аэропорт. Ваш А.С.»

И спрятал под клеёнку в тот момент, когда убийца приказал ему нести в машину припасы на дорогу.

— Готово?

— Да.

В течение получаса они приготавливались к дальней дороге, затем, уложив всё в багажник, двинулись на «Виллисе» по извилистой колее к заграждению из колючей проволоки. Там были ворота. За рулём — профессор; на заднем сиденье фотограф с бутылкой в руке и ружьём на коленях. Он даже не обернулся, посмотреть на дело своих рук. Позади себя он оставлял разграбленную таможню, убитых собак и три трупа.

О лодке Грабовский не вспомнил.

********

Давно рассвело и солнце золотило верхушки пальм, когда в сопровождение надоедливых обезьян мы вышли к открытой пристани, рядом с которой на песке лежала моторная лодка. Везде было тихо, что нас немало удивило.

— Силуэт домика видишь? — спросил я Костю, указывая не неприметное строение за колючей проволокой.

— Видеть-то вижу, только отчего так тихо, даже сторожевые собаки не лают? Может это и не таможня вовсе, а какой-нибудь склад с марихуаной?

— Брось. Это тебе не Боливия и не Венесуэла.

— Да? А почему нас тогда никто не встречает?

Действительно, почему, мысленно спросил я себя. Должны дежурить пограничники, бегать собаки…

Что-то неясное и тревожное закралось в душу.

— Держи копьё наготове, — тихо предупредил я. — Здесь что-то не так.

Мы как можно тише обогнули лодку. Дверь в сторожке была распахнута настежь, внутри никого не было, и кругом царила гнетущая тишина, разбавляемая лишь далёким рокотом водопада, да жужжанием настырного гнуса.

— А если это ловушка? — шёпотом спросил Костя. — Сейчас выскочит из-за угла, выстрелит, а потом будет разбираться, кто есть кто.

Мы с опаской вошли внутрь, осматриваясь и держа копья вытянутыми вперёд.

Сразу в глаза бросился беспорядок на столе, неубранная посуда, вывернутые ящики, раскрытый холодильник. Всё говорило о том, что жилище было покинуто наспех и, причём, сравнительно недавно, не более суток назад. Возможно, вчера утром.

Пока Костик обводил взглядом погром, учинённый, как мы уже убедились, Грабовским, я метнулся в соседнюю комнату и, убедившись, что она пуста, тут же вернулся назад.

— Здесь что-то произошло, — Костя переводил взгляд с одного разбросанного предмета на другой, уже понимая случившееся. — И передатчики разбиты, — указал он рукой на развороченную аппаратуру. Я заметил шкаф за холодильником и кинулся к оружию. Каждую секунду могло что-нибудь произойти, и пистолет в руках сейчас был как нельзя кстати.

— Держи, — сбив замок, я кинул одно из ружей, а сам схватил рукоятку пистолета системы «Смит-Вессон». — Проверь, заряжено?

— Да. Что будем делать? — спросил он уже более уверенно.

— Нужно смотреть всё внутри и снаружи, — предложил я. — Грабовский уже тут побывал, иначе нас встретили бы пограничники. Боюсь, он их убил таким же хладнокровным образом, как и Семёна с Габриэлем.

— Всех? — у Костика поползли вверх брови.

— Если он застал их врасплох, ему не составило труда их прикончить тремя — четырьмя выстрелами. Он же профессионал, забыл? Будь наготове на всякий случай.

Оглядываясь по сторонам и сжимая оружие, мы вышли наружу.

— Будки собак пустые, — констатировал он, когда мы обошли территорию и, никого не найдя, приблизились к сараю. В нём был такой же погром, что и внутри сторожки, поэтому мы не удивились: здесь побывал наш убийца. Удручающее состояние покинутой и разграбленной таможни как нельзя лучше подтверждало наши догадки. Невероятным было лишь то, как этот негодяй смог справиться сразу с целой вооружённой группой пограничников? И только когда мы увидели свежевырытые могилы, мы, наконец, осознали всю грандиозность трагедии, произошедшей здесь до нас.

Мы опоздали на сутки.

Постояв около насыпи, мы поняли, что их похоронил Андрей Сергеевич, поскольку сам фотограф не стал бы этого делать, даже будучи в хорошем расположении духа. Сантименты и уважение к противнику были ему чужды.

— Что ж… — вздохнул Костик. — Вот ещё одна причина, чтобы этого редкостного негодяя искала теперь вся армия и полиция страны. Видел свежую колею от колёс? — обернулся он ко мне. Я кивнул, и мы молча вернулись назад в сторожку. — Если лодка на месте, значит, здесь была машина, — принялся рассуждать он, перебирая на столе неубранную посуду. Я занялся ящиками, шкафами и полками, оставив кровать с топчаном в комнате на потом. — А если тут была машина, то по следам протекторов это был джип, — продолжил он, вытряхивая из ящика стола какие-то бланки бумаг. — И если это джип, то только он один сможет проехать по бездорожью прилегающего леса, чтобы выехать затем на просёлочные дороги.

— А потом и на шоссе, — согласился я. — Остаётся только добраться до столицы, там — аэропорт, и…

— Ищи ветра в поле, — закончил он, внезапно встрепенувшись от неожиданности:

— Стоп! — он поднял клеёнку. — Нашё-ёл!

Костик буквально заорал от восторга, захлёбываясь и глотая слова.

— Е-есть! Вот она, Саня!

Мы с волнением принялись читать корявые строки, нацарапанные впопыхах на клочке бумаги, а когда прочли, кинулись друг другу в объятия.

— Ай да старик! Ай да чертяка! Какой молодец, что догадался!

— Жив наш предводитель! — ликовал Костик. — Знает о нас, видел ракету!

— Теперь, Костя, — с восторгом предложил я, когда первые эмоции улеглись, — можно и основательно подкрепиться, благо, что Боровский не всё опустошил в холодильнике.

Радости нашей не было предела, разве что немного огорчала смерть пограничников.

— Разогревай, а я проверю лодку, в рабочем ли она состоянии. Быстро перекусим, и если она на ходу, поплывём к плотине оповестить войска о сбежавшем нацисте.

Было тихо, обезьяны попрятались от полуденного солнца в кроны деревьев, и только звук далёкого водопада воодушевлял нас на дальнейшие действия.

Теперь только к Джорджтауну.

********

…Выехав утром на джипе, беглец с пленником углубились по наезженной колее внутрь густого леса. Андрей Сергеевич вёл машину по ухабам. Грабовский, сидя на жёстком заднем сиденье, негромко командовал, сверяясь с картой, захваченной им в сторожке пограничников. В его планы не входили нежелательные встречи с местными жителями, и тем более он не хотел попасть в ту деревню, откуда были родом убитые им солдаты. Там остались их семьи, а значит, увидев знакомый «Виллис» с чужими людьми, у людей могли возникнуть вопросы, какие обернулись бы для Грабовского на редкость скверными неприятностями. Поэтому, сверяясь с картой, они огибали наезженные тропы и старались держаться безлюдных мест с едва заметными звериными следами. Дальше пойдёт Гвианская низменность, которая непосредственно уткнётся своими болотами в побережье Атлантического океана. А там уже и Джорджтаун.

— Разжигай костёр, — велел он профессору, когда они остановились на привал. — Здесь нас никто не увидит. И не смотри по сторонам, всё равно никто не придёт на помощь. Твои сосунки уже давно перевариваются в желудках пум или ягуаров, — хохотнул он. — Недаром я их ботинки выкинул для приманки. А будешь мне перечить, пристрелю.

— Я тебя не боюсь, — ответил старик, разжигая костёр и раскладывая на захваченном в сторожке одеяле съестные припасы. — Бояться мне тебя нужно будет в Лиссабоне, там я тебе уже стану обузой и нежелательным свидетелем.

— Да нужен ты мне там! Отпущу на все четыре стороны, и катись к ядрёной фене к такой-то матери.

Беседуя в таком духе, они перекусили, отдохнули, и спустя два часа двинулись дальше. Спать агент решил в пещере. Благо здесь было безлюдно, и лишь старые наезженные колеи прочерчивали каньон в различных его направлениях. В этом плане Грабовскому повезло. Мёртвых пограничников хватятся нескоро, по всей видимости, только при пересменке, думая, что у тех просто вышел из строя передатчик, а когда хватятся, он будет уже далеко в Европе.

В полночь они остановились у небольшой пещеры, огонь разводить не стали, заправили из канистр бак и, привязав профессора на ночь, оба уснули, утомленные дорогой.

Луна светила сверху своим серебристым сиянием, кругом ползали змеи, копошились скорпионы, но путники не уделяли им внимания.

Они спали.

А когда проснулись, уже светлело.

Когда рассвело, они покинули пещеру.

Следы двух путешественников исчезли навсегда, как и их машина: никто и никогда их больше не видел, а вся дальнейшая информация о них — лишь наши домыслы и предположения. В тот день они канули в вечность, растворились в пространстве, исчезли с лица земли.

Повинуясь собственной интуиции, мы с Костиком продолжали нагонять их по воде, пересев на катер в срочном порядке и, отправившись к плотине, совершенно не подозревая, что этот день станет последним для нашего начальника экспедиции.

Что стало с ним дальше — навсегда осталось загадкой.

********

Шум водопада Кайету остался где-то слева от нас.

Река разветвлялась на несколько рукавов, мы плыли по карте весь день, благо горючего в лодке было достаточно, двигатель работал исправно, и уже к вечеру нам, наконец, стали попадаться мелкие поселения, разбросанные по обеим сторонам реки. Сначала две-три хижины, затем домики на сваях, потом стали встречаться рыбацкие донки, с которых нам приветливо махали руками. Хижины и домики на сваях постепенно сменялись более крупными населёнными посёлками. Костры сменились электричеством, берег, из дикого, превратился в ухоженные причалы и бетонные пристани; нам что-то весело кричали, предлагали рыбу, и везде улыбались. Я сидел сзади на руле, Костик отвешивал всем поклоны, один раз даже запустил ракету из арсенала таможни, чем привёл в неописуемый восторг местных ребятишек на берегу. Я радовался вместе с Костей, который в эти моменты казался на редкость счастливым.

Появились катера: один из них, военный, стал сопровождать нас к причалу, а когда пограничники отдали нам честь, как полагается по службе, Костик едва не прослезился.

— Я хотеть говорить с ваш адмирал! — кричал он, коверкая португальские и английские слова.

— Понимать меня? Мы есть искать наш начальник экспедиций. Нам быть срочно Джорджтаун!

И в том же духе.

Я не мешал ему радоваться. Я видел, как он преобразился, как снова вдохнул в себя жизнь, как отверг от себя всё плохое и пережитое за последнее время. Перед нами возвышались речные портовые сооружения, доки, шлюзы, ворота в искусственный канал, и, рассматривая их, мой друг восторгался буквально всем, даже местными собаками, которых мы давно не видели.

Часам к восьми вечера, в сопровождение катера охраны, мы причалили к большой пристани, на которой виднелись казармы воинских частей.

— Пограничный гарнизон государства Гайаны, — наконец вздохнул я свободно. — Мы в безопасности, Костя.

Через минуту появился молодой улыбчивый офицер, и Костик, недолго думая, сразу же взял инициативу в свои руки:

— Мы есть потерпеть катастрофа. Найн? Не понимать?

Он удивлённо уставился на офицера:

— Я говорить, мы искать свой друг, начальник. Йес?

— Йес, сэр!

— О! — Костик опешил, едва не сев на пол. — Ты слышал, Саня? Он назвал меня сэром!

Я рассмеялся и обратился к офицеру на английском (насколько мог, конечно).

Подбирая и так же коверкая слова, я поведал ему вкратце наше положение, упомянул Грабовского и профессора, а когда закончил, пограничник, немного подумав, пригласил нас следовать за собой, направляясь к одному из зданий, очевидно, к их военному штабу. Там нас встретил офицер с погонами полковника (если я сумел правильно разобраться), усадил в кабинете, предложил горячий кофе с коньяком, и принялся слушать мою, не совсем связную речь о наших приключениях в джунглях.

Отказавшись от еды (поскольку она была у нас с собой в лодке, и мы успели перекусить), я начал с первого дня, когда мы высадились в Парамарибо. Постепенно, в течение часа я рассказал ему и двум его помощникам, слушавших мой рассказ с нескрываемым интересом, все ключевые моменты нашей трагической одиссеи похода. Рассказал о метеорите, о смерти Даниэля, Оли, гибели Миши и Семёна, о водопаде, брошенном городе и находке алмаза. О Габриэле и рыжем нацисте, напарнике Грабовского. Когда я дошёл до фамилии фотографа и пленённого им профессора, у полковника нахмурились брови. Бросив взгляд на своих помощников, один из которых весьма скудно владел английским, он через него ответил:

— Знаем этого негодяя. Не первый год охотимся за ним, но он всегда ускользает из наших рук благодаря своим связям, как в Европе, так и здесь. Под разными личинами и фамилиями он уже несколько лет посещает Южную Америку, и всегда после него остаются, либо пропавшие без вести члены той или иной экспедиции, либо трупы, которых мы потом обнаруживаем. По нему давно объявлен международный розыск, но даже Интерпол оказывается иногда бессильным.

Он вздохнул, понимая наше состояние.

— Вам, друзья мои, ещё несказанно повезло, что он вас оставил в живых, надеясь на пум и ягуаров. Обычно он убивает свидетелей, а затем, пользуясь своими связями и документами какого-нибудь пленника, изменив внешность, покидает наш континент, перелетая Атлантику в Лиссабон. Спустя год-два, снова оказывается где-нибудь в Боливии, Перу или Венесуэле, но всегда непременно возвращается в упомянутый вами Золотой город за новой партией сокровищ. Наши службы до сих пор не знают месторасположения и координаты этого города в джунглях, поэтому и теряем следы Грабовского, ещё прежде, чем он успевает скрыться с награбленным. Вам пришлось столкнуться с настоящим монстром убийцей, и я буду счастлив, оказать вам любую помощь, чтобы как можно скорее вызволить вашего начальника экспедиции.

Пока он говорил, второй помощник уже отдавал какие-то громкие команды по телефону, а когда мы расстались, полковник проводил нас в одну из казарм, заверив, что облава на Грабовского началась. Нам отвели отдельную комнату с двумя кроватями и, пообещав встретиться завтра утром, он пожелал нам спокойной ночи, чем мы, собственно говоря, тут же и воспользовались, свалившись на кровати как убитые.

…В шесть часов утра на двух джипах мы ехали к столице Гайаны. В первом — полковник с помощниками, во втором — мы и двое сопровождавших нас охранников.

Нас уже поджидал самолёт.

Глава 12

Последующие дни после возвращения домой.

В память о погибшей экспедиции.

Это последняя глава в моих записях и дневниках.

Мы с Костиком давно уже дома, в своих родных пенатах. Встретив нас в международном аэропорту после того, как мы пролетели пол Европы, наши родные и друзья были несколько удивлены, что нас вернулось только двое. Позже, конечно, были слёзы по Оле, Семёну и Мише, но описывать крайне трагичное состояние родственников, сейчас, я думаю, не имеет смысла. Вся страна уже знала о гибели остальных участников экспедиции и о пропаже самого Андрея Сергеевича. В газетах выходили статьи с заголовками о таинственном нацисте, его компаньоне, о брошенном городе и тайных запасах Четвёртого рейха.

Мы с Костиком готовимся к новой экспедиции, и теперь нам помогает правительство вместе с другими силовыми структурами страны.

Профессора мы так и не обнаружили. Мы прибыли поздно, хотя пикеты стояли уже на всех подъездах и магистралях к Джорджтауну. Видимо, Грабовский, либо остался в стране, заметив войска, либо успел всё-таки пройти контроль и, благодаря подкупу чиновников аэропорта, всё же вылетел в Европу каким-либо другим рейсом. Так или иначе, фамилии Андрея Сергеевича среди отбывших за последние несколько дней пассажиров никто не нашёл, хотя проверяли каждый вылетевший рейс. Мы предоставили службам аэропорта подробное описание Грабовского и его пленника, но это ничего не дало: за последние двое суток из Джорджтауна через Атлантику было совершено двадцать восемь вылетов: восемь из них в разные государства Западной Африки, остальные в Европу. Перед нами стояла дилемма. Либо Грабовский всё же успел покинуть страну, либо развернул машину назад и теперь прячется где-то в бескрайних джунглях Бразилии, Суринама или Гайаны.

Вот и всё.

В Лиссабоне нас встретили сотрудники советского посольства, и уже с их помощью мы попали домой.

Сейчас, когда пишу эти последние строки, пошёл третий месяц, как совершенно ничего не слышно ни о Грабовском, ни о профессоре, хотя их поисками занимаются КГБ, Интерпол и множество других служб, теперь уже четырёх государств, включая наше. С Костиком мы заранее договорились, что Андрей Сергеевич жив, поскольку смерть его мы не видели, следовательно, надежда нас не покидает и по сей день. Цель второй экспедиции — вернуться назад и разыскать профессора. Об алмазе мы умолчали, поскольку сам факт, что он остался у Грабовского давал нам возможность ничего не говорить ни прессе, ни родным, ни близким знакомым.

Зачем?

Людям нужен был Золотой город, а не какой-то там эфемерный камешек, который, к тому же, был утерян нами навсегда.

Мы хотели с Костей вновь побывать в тех местах, где погибли наши друзья: наша Оля, Семён, Михаил. Навестить их, пусть уже несуществующие могилки, провести новую экспедицию по нашим следам, побывать у водопада, в сторожке. Состав новой экспедиции был уже одобрен в Географическом обществе при Академии наук СССР, в неё кроме нас вошли два кандидата наук, врач, историк, три археолога, специалисты по артефактам исчезнувших цивилизаций и несколько десантников, которые совместно с местными войсками будут прочёсывать джунгли в поисках Грабовского. Это была уже сила! Это была экспедиция на правительственном уровне, и нам с Костей отводилась роль проводников по прежним нашим следам, какими были в своё время Даниэль с Габриэлем.

Вещи и рюкзаки были собраны. Дочь с супругой прекрасно вошли в моё положение, что я не успокоюсь, пока не найду профессора и не побываю на могилке Семёна, а Костик на могилках Оли и Миши, поэтому, тихо, без скандала смирились с моим предстоящим отбытием.

Таким образом, по истечении трёх месяцев безвестности, мы снова готовы были выступить в поход.

Оставалось дождаться звонка.

********

…И он поступил.

С утра зазвонил телефон и, беря в волнении трубку, я уже знал, что голос на том конце провода оповестит меня, что нас ждут в аэропорту на следующий день со всеми необходимыми вещами.

Так и случилось. Выслушав с замиранием сердца приятную новость, я тотчас позвонил Косте, который, как и я был в возбуждённом от радости состоянии, кидая в рюкзак всё, что попадалось под руку. Кто знает, сколько времени мы будем скитаться по джунглям в поисках Грабовского и Андрея Сергеевича: может пару месяцев, а может и все полгода. В прошлой экспедиции у нас был лимит по времени. Сейчас же лимит времени был неограничен. Нам будут содействовать правительства Португалии, Суринама, Бразилии, Гайаны, а если возникнет необходимость, то и Венесуэлы, Колумбии и прочих, где, по предположениям мог скрываться бывший фотограф, а ныне тайный агент нацистской партии Четвёртого рейха.

В нашем распоряжении будут находиться рации, собаки, современное оружие и обмундирование. С продовольствием проблем не возникнет, поскольку во всех намеченных точках нашего маршрута мы будем пополнять запасы всего необходимого; с нами будут постоянно держать связь, и в случае чего-то неожиданного, начальник группы всегда сможет вызвать на помощь вертолёты.

…И вот день отбытия настал.

Нас провожали с почестями, едва ли не с оркестром. Провожающих в зале ожидания просторного международного аэропорта набилось, что селёдок в банке. Кругом цветы, репортёры, бесполезные интервью, но мы с Костей старались затеряться в толпе, пытаясь находиться ближе к своим родным и близким. Супруга и дочь Семёна так же пришли с нами проститься, вытирая платком давно выплаканные слёзы. Были дальние родственники Миши, подарившие Костику сберегающий амулет на дорогу.

Наконец, поцеловав последний раз свою супругу и дочь, я направился к трапу самолёта, где нас с Костей уже поджидали остальные участники похода.

ВТОРАЯ экспедиция в дельту Амазонки началась.

Что ждёт нас впереди?

…Никто, разумеется, не знал.

Примечание от автора

На этом записи в старых дневниках обрывались…

Когда несколько лет назад мне в руки попали эти пожелтевшие тетради, мы с друзьями принялись разыскивать таинственного Александра, от лица которого автор написал данную книгу, однако что-либо узнать о нём нам практически ничего не удалось. Просматривая газетные и журнальные подшивки тех лет, влезая в интернет и обходя по залам множество библиотек, мы везде натыкались на сплошную глухую стену молчания. Ни одного упоминания о Золотом городе, ни одного репортажа с аэропорта, когда Вторую экспедицию провожала едва ли не вся страна. Мало того, мы не обнаружили абсолютно никаких сведений об участниках обеих экспедиций. Тайна накрыла и первых участников похода, и вторых.

Конечно, предполагали мы, по истечении стольких лет, все события, связанные с Золотым городом, гибелью команды и исчезновением наёмника с пленником могли кануть в Лету, но…

Люди?

Они-то должны были существовать?

Во время описываемых событий Александру должно было быть около тридцати лет (он, кстати, так и писал в дневниках). У него осталась семья — жена и дочь, которой в тот момент исполнилось десять лет.

Где они?

Его друг Костик был самым молодым в группе, и на данный момент ему едва бы исполнилось семьдесят- семьдесят пять лет, а в таком возрасте ещё можно по горячим следам искать человека, даже если он умер.

Искали.

Не нашли.

Единственная зацепка у нас была с фамилией Грабовского.

Но эта личность в дневниках до такой степени была завуалирована, до такой степени таинственна и непонятна, что мы, для видимости покопавшись в архивах, с горечью опустили руки и оставили эту затею, прекрасно понимая, что этот персонаж мог путешествовать по континенту с любой фамилией, какая приходила ему в голову. Имея за собой нацистскую разведывательную школу и деловые связи абсолютно на всех континентах, исключая, разве что Антарктиду, он мог пробираться через границы, оставаясь для своих преследователей неким неуловимым мифом, беспрепятственно скрывавшимся от посторонних глаз в джунглях одного из перечисленных государств Южной Америки. От Атлантики до Анд, от Венесуэльского залива в Карибском море до мыса Горн в Тихом океане, на что, собственно, и наводила мысль, судя по тому, что отчётов и результатов экспедиции мы так и не обнаружили.

Нигде.

Никогда.

Мои коллеги смогли откопать в дебрях архивов, что действительно в 1976 году в джунглях Бразилии имело место падение небольшого метеорита, но так как небесный осколок упал не в густонаселённые районы, а в непроходимые леса дельты Амазонки, то крупной сенсации и большого резонанса это событие не вызвало. Ни в самой стране, ни за её пределами.

Далее…

Информация о племени янамами и гуарани, а также племени тупинамба вообще не рассматривалась прессой, сколько мы не искали. А ведь, судя по дневникам Саши, по возвращении их с Костиком на родину, ониосветили в прессе все свои трагические приключения, не упомянув только о камне, найденном Александром. Позже, как выяснилось, этот дикий народ на деревьях открыли миру американцы, в 1981 году, следовательно, спустя пять лет после экспедиции профессора. Это тоже стоит учитывать.

Оставалась последняя надежда.

Алмаз.

…И вот здесь-то начиналось самое интересное.

А, точнее, непонятное.

Обратимся к историческим фактам.

Впервые упоминание похожего камня датируется 1976 годом, иными словами, через десять лет, после описанных Александром событий.

Он ещё не имеет названия.

Якобы, некий неизвестный путешественник по Южной Америке привозит его с собой в Европу, декларирует в таможенных ведомостях и, минуя различные бюрократические волокиты с помощью всевозможных взяток и подкупов чиновников, отдаёт его в малоизвестную ювелирную фирму в Швейцарии. Название фирмы не упоминается.

После нескольких месяцев шлифовки и огранки, неизвестный кристалл получает статус бриллианта и весит 82 карата, что делает его таким же знаменитым среди таких камней, как «Сан си», «Шах», Сердце океана», «Глаз тигра» и других.

Он обретает имя.

Его изображения начинают мелькать в различных изданиях и журналах мира, а ещё через год за ним охотятся уже все коллекционеры планеты.

В 1979 году бриллиант «ФЕЯ АМАЗОНКИ» выставляется впервые на аукционе «Кристи» в Лондоне, и начинается повальный ажиотаж: желающих приобрести бриллиант зашкаливает все мыслимые и немыслимые списки миллиардеров. Торги выигрывает холдинговая компания «Сосьёте д, энвестисман дю Нор», принадлежащая французской линии семейства Ротшильдов.

Сумма сделки не разглашается.

До 1988 года «Фея Амазонки» находится в частном музее Ротшильдов.

В 1988 году, по непонятным причинам бриллиант снова выставляют на аукцион в салоне «Кристи». После довольно продолжительных торгов, восьмидесятидвухкаратная «Фея Амазонки», обрамлённая изумрудами и сапфирами, оказывается в руках миллиардера, пожелавшего остаться неизвестным.

Последнее упоминание о «Фее Амазонки» мои коллеги нашли в американских журналах «Тайм» и «Форчун» за 1989 год. В небольшой, но весьма загадочной статье говорилось, что красавец-бриллиант на тот момент находился в частной коллекции одного из принцев Кувейта, а позже перешёл в руки какому-то шейху из Саудовской Аравии. Но попытки найти или связаться с ними не принесли никаких результатов.

Бриллиант исчез от людей навсегда.

Он канул в вечность.

…Вот, собственно, и всё.

Глава 13

1977 год.

Вторая экспедиция в Южную Америку к дельте Амазонки.

Спустя год после описываемых ранее событий.

Столица Суринама.

11 часов 18 минут по местному часовому поясу.

— Приплыли, — пошутил Костик, выходя из салона. — Добро пожаловать в Южную Америку!

Как помнит читатель, прошлая экспедиция потеряла почти всех членов команды. Из двух братьев-проводников первым погиб Даниэль, оказавшись погребённым под массой метеорита, упавшего в джунгли. Габриэль был жестоко убит Грабовским, как и Семён, которому тот всадил в грудь кинжал из предательской засады. Оля погибла от удушающих колец гигантской анаконды. Миша был растерзан кайманами при возвращении из Золотого города, когда мы переходили навесной мост над рекой. Грабовский со своими сподвижниками постарался и там, подпилив держащие опоры виадука. А самого Андрея Сергеевича, руководителя экспедиции, он хитростью взял в плен, где и исчез с ним перед отправкой в Европу из столицы Гайаны.

— Потеряли всех, кого не смогли уберечь, — сокрушался печально Костя, вспоминая Олю, любовь всей его жизни. Сейчас он распаковывал рюкзак, бросая взгляды на летающих жирных мух, осоловевших от жары. — А ведь мне достался тот же номер, что и год назад. Помнишь?

— Мне тоже, — кивнул я, оставив свои вещи, чтобы помочь другу. Первые минуты воспоминаний были для него самыми тяжёлыми, и я хотел быть рядом, отвлекая от тягостных мыслей.

— Странно, — заключил он, отмахиваясь от настырных насекомых — Хозяин гостиницы поменялся, а мухи, вроде, те же. Даже «душевую» в конце коридора помню.

Костик приуныл.

— Алмаз «Фею Амазонки» помнишь? — постарался я отвлечь.

— А как же! Весь прошедший год только о нём и вспоминал! — отмахнулся он. — Шутишь? На кой-бес он мне сдался после всех смертей наших товарищей? Явно же, что Грабовский успел перевезти его в Европу. Вопрос только в том, захватил ли он с собой и нашего профессора? Или Андрей Сергеевич продолжает оставаться где-нибудь в плену одного из племени?

— Для того мы и прибыли сюда, Костя. Чтобы выяснить судьбу нашего начальника экспедиции.

В первый же день пятерых десантников увезли куда-то секретным рейсом. Старший группы, профессор археологии Вязов, оповестил всех, что суринамские силовые структуры напали на след Грабовского. Не то в Перу, не то в Боливии. Мы остались без сопровождения, совершенно одни, имея в команде врача Светлану, кандидата наук Горцева, историка Дёмина и трех молодых археологов Костика возраста: Артёма, Руслана и Геннадия. Итого вместе с нами девять человек.

— Будем в джунглях с пацанами футбол гонять, — шутил он в полёте над Атлантикой, присматриваясь к ребятам. — Зачем таких молодых набрали? Лопатами грести, откапывая артефакты?

— Забыл, как сам таким же был? — шутил я вместе с ним.

Об Андрее Сергеевиче по-прежнему ничего не было слышно. Нам предстояло пройти тем же маршрутом, показав новой экспедиции координаты Золотого города, затерянного в джунглях, но мы с Костиком преследовали и побочную цель: побывать на тех местах, где погибли Оля, Семён и Миша, наш добродушный гигант.

—Уф-ф… — вытер пот Костик, задвинув под койку рюкзак. — От души душевно в душу. Жарища хуже, чем тогда!

Характерный для этого времени года климат давал о себе знать. По коридору прошла сонная горничная с ведром в руках. Прошмыгнул таракан. Под потолком едва гудел сломанный вентилятор.

— Как же мы теперь без десантников? Без военного сопровождения?

— Так нам даже лучше, — резюмировал я. — Будем знать, что Грабовского в джунглях нет. Пусть его ловят в Перу или Боливии. А нам прямая дорога к месту гибели наших друзей.

Мы спустились вниз в общую столовую, где уже собрались все члены команды, разрабатывая план будущего похода. У Вязова в правительстве Суринама и Бразилии были свои люди, как в своё время у Андрея Сергеевича, поэтому со средствами передвижения до границ джунглей проблем не возникало. Три джипа ждали нас на следующий день у гостиницы, заправленные под завязку, нагруженные провизией, обмундированием и прочими необходимыми вещами. Хотели взять собак, но переубедила Светлана.

— Собак сразу разорвут либо пумы, либо ягуары, — приводила она доводы. — Они нам будут только обузой. К тому же, не забывайте об обезьянах. Те только и будут, что третировать наших животных весь поход, бросая в них с веток чем попало.

— Я поддерживаю, — подал голос историк Дёмин, человек неопределённого возраста, как и Грабовский, обладавший бегающими глазами с взглядом полным недоверия.

— В семье не без урода, — заявил мне Костик, когда мы только собирались вылетать из Лиссабона, проехав всю Европу транзитом. — Ну почему всегда в команде окажется кто-то посторонний? В тот раз Грабовский, погубивший всю нашу экспедицию. Теперь этот Дёмин, бросающий вожделенные алчные взгляды на Светлану. Чуют мои ботинки, что нам с ним придётся туго. Как бы не загубил нынешнюю миссию.

— Будем приглядывать, — сделал я вывод.

— Трудновато будет, — отмахнулся Костик. — В прошлой экспедиции у нас были Габриэль с Мишей, готовые скрутить Грабовского в бараний рог. Правда, что потом из этого вышло… — вздохнул он. — А сейчас?

— Сейчас мы, и трое наших парней-археологов. Присмотримся к ним. Может, даже подружимся. От нас ждут только одного: чтобы провели группу к Золотому городу. А кто там будет, Дёмин или ещё кто — для них из Академии наук без разницы. Главное конечная цель — заброшенный город с золотыми статуями.

— Помешались они там, в Географическом обществе что ли, на этих статуях?

— Ну, ты же помнишь, какой ажиотаж был, когда мы вернулись домой без наших погибших друзей, рассказав о городе. Потому мы с тобой и согласились в качестве проводников, чтобы навестить места гибели. Без этой экспедиции нам бы ни за что не удалось вновь вырваться в Южную Америку. Заодно узнаем и об участи Андрея Сергеевича.

— Если узнаем, — сделал он ударение на слове «если».

Этот разговор происходил накануне вылета из Лиссабона.

Сейчас в столовой за общим столом собрались все, кто был причастен к экспедиции, за минусом пятерых десантников, отправившихся по следам Грабовского на другой край континента.

— Саша, — подала голос Светлана. — Вы хотели побывать на местах гибели своих товарищей. Не отклонимся ли мы от намеченного курса? Я понимаю ваши чувства, полностью их поддерживаю.

— Не отклонимся, — заверил я. — Всё будет по пути. Единственное, мы не пойдём той дорогой, где упал метеорит, погубивший проводника Даниэля. Тогда бы мы сделали большой крюк. Но будем искать следы агента нацистов.

Если бы в этот момент при упоминании агента Костик бросил взгляд на Дёмина, он смог бы различить скрытую искру, промелькнувшую в его настороженных глазах. Искра блеснула и тотчас угасла, затаившись внутри.

Это уже навевало на кое-какие мысли.

Но Костик этого не заметил.

А потом наступил первый день похода в джунглях. Он принёс и первую смерть в начавшейся экспедиции.

…Вот как это произошло.

 ********

— Прибыли? — спустя два дня езды на джипах, выпрыгнул из кабины Руслан, самый младший в группе археологов.

За время поездки с двумя ночёвками, группа преодолела Бразильское плоскогорье с Гвианской котловиной, пересекла несколько речушек с мостами, побывала в крупных селениях и проехала таможню. Теперь перед нами начинались джунгли. Последнее селение — последняя ночёвка в местах цивилизации, углубляясь по старому маршруту. Собак решили не брать: Светлана, как биолог, убедила всех, что они будут обузой.

— Встречайте нас, джунгли! — заорал Костик, толкнув Руслана в бок. — А? Как тебе, рудокоп с лопатой? Ягуаров не боишься?

Тот только отмахнулся:

— Нас много. К тому же, Геннадий самый сильный из нас. Отлично владеет винтовкой.

— Ну-ну… — скептически хмыкнул Костя. — Габриэль в нашей команде тоже отлично владел. А потом его кости растащили трупоеды.

— Не пугай, — отшутилась Светлана. Дёмин в это время тайком оглядывал её сзади, украдкой что-то прикидывая в уме. Он уже составил план. И план этот был отнюдь не в пользу каждого члена команды.

Весь день шли в тумане испарений, волоча на спинах объёмные рюкзаки. Светлана несла через плечо большую сумку с необходимыми вещами и медикаментами, на спине висела рулоном скрученная палатка и спальный мешок. У каждого, включая и молодых парней было по винтовке. К вечеру углубились в непроходимые дебри уже довольно далеко. Справа — незримо — шмыгали всевозможные грызуны. Сверху орали обезьяны. Слева журчал ручей, впереди слышались рыки невидимых пока хищников. Стена леса встретила нас недружелюбно. Полчища пауков и сколопендр, величиною с ладонь, того и гляди норовили заползти в ботинки. И муравьи. Сотни тысяч муравьёв. Они были повсюду!

— Чёртов туман! — бесился Руслан, когда остановились на ночлег. — Откуда столько испарений в лесу?

— Джунгли, дружочек мой, — объяснил Горцев, — это «лёгкие» Земли. Наша планета как бы дышит ими.

Там, в глубине зарослей таилось что-то загадочное. При треске костра новички невольно вслушивались в тайны леса. Растянули палатку, в которой укрылась Светлана, деля её пополам с Вязовым. Остальные предпочитали спать в спальных мешках. У костра, отгоняемого дымом, гнуса было меньше, но днём он досаждал путешественникам, абсолютно игнорируя лицевые сетки. Спасал своеобразный репеллент, столь любезно предоставленный нам суринамским правительством.

…Вот и первая ночь.

— Дежурим по очереди, — объявил начальник экспедиции. — Так как на наших бравых вояк теперь рассчитывать не приходится, придётся обходиться своими силами. Светлана, дочка, отдыхай. Мы сами.

Он подмигнул ободряюще девушке.

— Первыми дежурят ребята. Молодость в этом случае им в подмогу. Через каждые два часа сменяйте друг друга, а под утро разбудите меня. Следующей ночью будут дежурить Костя, Саша, Дёмин и мой помощник Горцев. Так и сохраним порядок вплоть до непредвиденных обстоятельств, если они возникнут.

— Типун тебе на язык, — проворчал про себя Дёмин, неуслышанный другими. Он уже начинал тревожиться за свою никчёмную жизнь. Как потом стало известно, много позднее, когда исправить всё будет уже невозможно, этот мелкий человек был тайным сотрудником КГБ, приставленным к нам для наблюдения. Структуры всемогущих органов преследовали только одну цель: иметь координаты заброшенного города, чтобы потом, избавившись от конкурентов в лице Географического общества Академии наук СССР, единолично владеть его золотыми артефактами. Кроме профессора Вязова это никто не знал. Факт причастия к структурам КГБ выяснится позднее, при весьма трагических обстоятельствах.

Но об этом в своё время.

А пока…

 ********

— Пойду-ка я схожу к ручью, пока не заступил на дежурство, — поднимаясь и потягиваясь, оповестил Геннадий, беря в руку котелок. — Заодно и воды наберу к утреннему чаю.

— Винтовку захвати, — посоветовал Костик.

— Зачем она? Тут же рядом.

Костя нахмурился, болезненно вспоминая случай смерти с Олей, когда он отпустил её одну к такому же ручью. Громадная анаконда удушила девушку в считанные секунды, очевидно, настолько голодная, что решилась напасть на неведомое ей двуногое существо.

— Первое правило, заведённое ещё нашим исчезнувшим Андреем Сергеевичем, гласило, чтобы отлучались по нужде вдвоём, дублируя друг друга в случае опасности, — предупредил он.

— Какая может быть опасность здесь, если мы только немного углубились, пройдя не больше десяти километров? Или сюда уже не забредают местные жители племён?

— Сюда как раз не забредают. Мы выбрали тот самый маршрут, каким шли год назад, и кроме нас, здесь больше никого с тех пор не бывало. Разве что Грабовский, шедший по нашим следам с оравой своих головорезов.

— А племена?

— Те охотятся и проникают в джунгли намного западнее. Не слышал разве рыка хищников в листве? Обычно ягуары и пумы не нападают на человека, но мы ещё в прошлый раз слышали от вождя племени гуарани, что в этих районах бродят ягуары-людоеды. Потому и избегают этих мест индейцы. Берёшь винтовку?

Но Геннадий уже спускался в заросли, пренебрегая советом опытного Костика.

— Пойду за ним, — поднялся я со вздохом, перекидывая винтовку в правую руку. Артём виновато развёл руками, как бы показывая, что решительно не разделяет мнения своего молодого коллеги-археолога. Правила есть правила, джунгли есть джунгли.

И вышло так, что он, как в воду глядел.

Я уже сделал несколько шагов, видя перед собой пляшущий луч фонарика Геннадия, уже видел качающиеся впереди раздвинутые кусты, когда… ЭТО произошло.

У ручья метнулась чья-то тень. Парень, склонившийся с котелком к воде, успел всхлипнуть только раз, когда на него с вожделенным утробным урчанием накинулся огромный ягуар, показавшийся мне в лунном свете настоящим монстром. Клыки вонзились в шейные позвонки, перегрызая их с омерзительным хрустом. Из разорванной артерии брызнула пульсирующая кровь. Послышался протяжный вздох, будто из разорванной вмиг грудной клетки выпустили воздух. Звук разрываемой на части плоти заставил меня заорать на месте диким безысходным криком. В пасти были видны ошметки кровоточащих кусков, с которых на землю — потоками! — стекали пенящиеся струи зловещего красного цвета. Яростные глаза блеснули в темноте вертикальными зрачками, машина убийства оторвала кусок ещё трепыхающейся плоти, в одну секунду метнулась в кусты и пропала. Я орал и слышал звук волочившегося в кустах огрызка тела, только что бывшего полноценным организмом. То, что осталось от Геннадия лежало теперь передо мной бесформенной окровавленной массой, не имея ни облика, ни очертаний: сплошное месиво трепыхающихся останков, без кожи, без лица, без рук, будто прошедших сквозь кухонную мясорубку. Ободранный без волос череп с выкатившимися от ужаса глазами одиноко валялся в стороне, оторванный от туловища ровно на третьем позвонке. Это был страшный, окровавленный и ещё тёплый сгусток фарша с переломанными в беспорядке костями.

Уже позднее, когда меня привели в чувство, сидя в трагическом молчании у костра, я мог вспомнить этого громадного монстра, величиной с настоящего тигра. Какой надо обладать неслыханной мощью, чтобы в несколько секунд превратить человека в бесформенную груду костей, мускулов, сухожилий и мяса? Насколько он должен был быть голодным и яростным, чтобы в один миг растерзать взрослого человека, что тот даже не успел как следует крикнуть? Единственное что вырвалось у Геннадия, это предсмертный всхлип и протяжное хрипение, когда ему перегрызали позвонки.

Я долго стоял в потрясении, пока не подскочили Костик с Артёмом, а потом и все остальные, разбуженные моим диким криком. Стоял и продолжал орать. Переполошились обезьяны. Лес наполнился испуганными криками всевозможных зверей. Вспорхнули сонные птицы. Когда меня привели в чувство, я смог вымолвить только одно:

— Не успел. Винтовка была при мне, а я не успел.

И провалился забытье.

********

…Когда пришёл в себя от нескольких глотков коньяку, припасённого нами в трёхлитровой фляге, останки Геннадия уже похоронили, вырыв первую могилу в нашей экспедиции.

Описывать состояние моих попутчиков у костра не имеет смысла. Все были потрясены, ошеломленно уставившись в теперь уже неуютный огонь. До утра никто не сомкнул глаз. Светлана тихо плакала. Артём с Русланом растерянно переводили взгляд на своих старших товарищей. Горцев писал записку о трагедии, которую потом закопает в банке рядом с наспех сооруженным крестиком. Зайчик, очевидно, вспоминал такой же крестик, когда мы хоронили Семёна, убитого Грабовским из засады. Дёмина била крупная дрожь.

— Потому и не взяли собак, — печально заметил профессор. Вязов был потрясён не меньше других, хотя и встречался с тиграми в Уссурийской тайге. — Собаки были бы первыми жертвами. Верно подсказала дочка как биолог. Увы! Могли быть собаки, а вышло, что первой жертвой стал наш товарищ.

Он решительно поднялся, бросив сучья в костёр:

— Отныне отлучаться даже по нужде только двоим, дублируя друг друга! Я не шучу! Там, где один людоед, может быть и другой. И ни при каких обстоятельствах не расставаться с винтовками! Если Светлане необходимо будет уединиться, я буду рядом, отвернувшись. Если кому из вас приспичит во время похода, останавливаемся все без исключения, ожидая товарища. Всё ясно?

— Простите…

— Что, Саша?

— Простите, что не успел вскинуть ружьё и выстрелить.

— Никаких извинений, мальчик мой! На твоём месте мог оказаться кто угодно.

— Он напал так быстро, мелькнув молнией, что я… что я даже не успел как следует испугаться. А это исчадие ада пожирало Геннадия живьём у меня на глазах, отрывая куски плоти по частям.

Я бессильно опустил руки. Сказать было нечего. Все понимающе молчали, один Дёмин, как показалось Костику, немного откинулся спиной к дереву с расширенными от страха глазами. В них читался самый настоящий ужас, переходящий в тотальную панику.

Утром, покидая наспех опустевшую стоянку, Костя подошёл к Руслану, помогая нацепить рюкзак.

— Ну что? — спросил он поникшим от трагедии голосом. — Всё ещё не страшно? Говоришь, Геннадий был самым сильным? — и похлопал его по плечу. — Погоди. Путешествие только начинается.

И он был прав. Скоро могилок в джунглях станет больше.

Но об этом позднее.

…Пока же перейдём к Грабовскому, бывшему фотографу первой экспедиции, а ныне агенту возрождающегося четвертого рейха.

Глава 14

1977 год.

Европа.

Окрестности Западного Берлина.

Время: 20 часов 32 минуты.

…Грабовский продвигался строго на восток. Город был ему знаком как свои пять пальцев, поскольку Западный Берлин он считал своим домом.

Он чудом сумел год назад вылететь из аэропорта столицы Гайаны Джорджтауна, прикрываясь профессором в качестве дипломатического «щита». Алмаз «Фея Амазонки», отобранный у Александра во время пленения, он отдал на огранку в малоизвестную ювелирную фирму, а сам, пользуясь передышкой и, накачав Андрея Сергеевича наркотиками, с его международными документами, снова отправился через Атлантику. Только уже в Перу. Щупальца Четвертого рейха раскинули свои сети по всей Европе и Южной Америке, так что ему без труда удалось скрыться на Западном побережье континента.

— Очухался, старый хрыч? — с осклабленной ухмылкой поинтересовался он, когда остались ночевать в одном из селений близ горных отрогов Анд. Профессор в наркотическом тумане приоткрыл глаза. Всё плыло и колыхалось, превращая реальность в сюрреалистические картины Сальвадора Дали. Они только что вышли из джипа, и Грабовский, войдя в убогую хижину, толкнул профессора на солому. Где-то пробежала крыса. Гавкнула во дворе собака.

— Побудешь здесь, — агент. — С помощью тебя, твоих документов и моих связей на таможнях, мы благополучно пересекли Атлантику, а потом, меняя машины, добрались сюда. Ты временами приходил в себя, но я добавлял дозы, пока не миновали последнюю границу. Теперь мы на месте.

— Где? — прохрипел Андрей Сергеевич, глотая вязкую слюну. Отчаянно хотелось пить.

— В Перу! — хохотнул Грабовский. — Нас уже никто здесь не задержит. Здесь у меня кругом связи и расширенная сеть агентов.

— Где Саша с Костей?

— Это те, что в прошлом году шли по нашим следам, пытаясь тебя спасти?

— Да.

— А болт их знает. Наверное, уже дома. Я вылетел с тобой из Джорджтауна, когда они оповестили гайанские власти о нашем исчезновении. Потом мы перебрались в Западный Берлин на одну из законсервированных квартир, а теперь вот, минуя Атлантику и весь континент, оказались здесь. Как тебе такой расклад?

Профессор закашлялся.

— Зачем я тебе нужен?

— В качестве прикрытия, на случай обнаружения Интерполом. Меня продолжают искать в шести государствах. А ты у меня заложник: мировое имя в Географическом обществе, знаменитый исследователь… Что может быть лучше?

Вошла смуглая перуанка, поставила кувшин с водой и, потупив взор, поспешно удалилась.

Грабовский хохотнул вторично:

— Здесь будут за тобой следить. Кормить тоже. Селение маленькое, затерянное среди Анд, никто не будет знать, что ты здесь. Женщине и её мужу даны указания не спускать с тебя глаз, в противном случае переломаю все кости. Да и бежать тебе, собственно, некуда. Кругом горы, кондоры, падальщики. Захолустье. Забытое богом место.

— И долго я здесь пробуду?

— Пока не вернусь. Мне нужно отлучиться, сделав кое-какие дела. Как снова соберусь в Европу, полетим вместе. Ты для меня — дипломатическое прикрытие.

Он уже направился к низкому выходу из лачуги, как вдруг профессор вспомнил:

— Алмаз! Что с ним? Ты ведь забрал его у Саши.

— Забрал. Ваша, а, точнее, теперь моя «Фея Амазонки» проходит сейчас стадию огранки, превращаясь в бриллиант. Как только возвратимся в Западный Берлин, выставлю его на аукционе «Кристи». Думаю, миллионов на сорок потянет! — он потёр руки в предвкушение.

— Ты же самый настоящий мародёр! — не выдержал пленник. — Не думаешь ли ты, что Саша с Костиком, добравшись до Европы, не рассказали о нём во все газеты?

— А мне плевать! Кто им поверит? Алмаз-то вот-вот превратится в бриллиант. О первоисточнике никто не знает.

Он толкнул кувшин ногой. Тот упал, разливая на солому прохладную жидкость.

— Это чтобы не скучал. Имей в виду: попытаешься сбежать — перережу глотку жене и мужу. А ещё у них есть дочь. Усёк? Их жизнь будет зависеть от твоей сознательности. А пока можешь наслаждаться горным пейзажем. Я тебя не связываю. Считай, ты в отпуске, пользуясь моим тёплым гостеприимством.

И ушёл, хлопнув дверью, довольный своим остроумием. За порогом ещё долго раздавалось эхо его омерзительного хохота.

Так, волею судьбы и похищению Боровского, профессор исторических наук, член-корреспондент Международного Географического общества, Андрей Сергеевич, оказался у подножия Анд, в заброшенной и никому не известной перуанской деревушке с населением не больше сотни человек. На равнине у отрогов гор паслись ламы, в небе летали грифы, под ногами сновали вездесущие крысы. Тощие собаки брехали во дворе. Грабовский исчез. Наступила полная безысходность.

Интересно, пронеслось у профессора в голове, может ли человек заставить себя умереть усилием воли?

Он с сожалением бросил взгляд на перевёрнутый кувшин. Снова хотелось пить. Чёртовы наркотики! Чем он его накачал?

А между тем…

 ********

— Хайль Гитлер! — по привычке вытянулся бывший фотограф, переступая порог шикарной усадьбы с фонтаном в центре мраморного ансамбля. — Прибыл в ваше распоряжение, господин шарфюрер.

— Это кстати, — поднялся из кресла приземистый пожилой незнакомец. Грабовский видел его впервые.

— Мне доложили, что герр Каунц отбыл в иной мир, земля ему пухом?

— Верно доложили, — приглашая жестом сесть, ответил шарфюрер. — Теперь будете вести все дела только через мою службу. Называйте меня герр Шольцем. Этого для конспирации хватит.

— Яволь, герр Шольц. Как вам будет угодно.

Шарфюрер закурил гаванскую сигару, предложив Грабовскому.

— А как величать вас в новом обличии? Под какими документами вы прибыли в Перу, пересекая континент?

— Для вас я Грабовский, пусть остаётся неизменным. А по документам моё имя сейчас Вольфганг Прам. Идиотское прозвище и легенда, по которой я прибыл, но иного в Бонне не смогли придумать. Русская разведка с Интерполом расставили ловушки по всей Европе. Не будь этого чокнутого профессора с его дипломатическим паспортом, ни за что бы сюда не выбрался.

— Да, — выпустил дым начальник агентуры. — Мне телеграфировали из Берлина. Был разговор и с Бонном. По их версии, вы слишком наследили в экспедиции на Амазонке. Много трупов. Всплыл в печати какой-то алмаз, будто некий Грабовский похитил его у членов советской экспедиции, перерезав едва ли не всю команду.

Агент хмыкнул:

— Если бы не тот рыжий остолоп из агентуры Каунца, и не потеря багажа в потоках бешеного водопада, я бы доставил все золотые артефакты вовремя. Но помешали как раз эти идиоты русские, наняв себе в проводники двух братьев-креолов. Пришлось устранять. Они узнали о существовании Золотого города. Мало того, насколько мне известно, сейчас, год спустя, в Амазонку выдвинулась уже вторая экспедиция, на этот раз с воинским подразделением, чтобы вновь посетить заброшенный город. Это их конечная цель.

— Ошибаетесь, любезный герр Грабовский. Воинское подразделение уже не присутствует в качестве их охраны.

У агента вскинулись кверху брови:

— Как вас понимать, простите?

— А так и понимайте. По нашим данным, пятеро солдат из советов пересекли границу Перу вчера вечером. С ними несколько сотрудников Интерпола. Группа вооружена и идёт по вашим следам.

— Вот, дьявол! — выругался бывший фотограф. — Пресвятая дева Мария, как им удалось узнать мой маршрут?

— А вы не догадываетесь?

— Я где-то совершил ошибку?

— Ещё какую, голубчик мой! — дым сигары ушёл в потолок.

— Позвольте спросить, какую?

— Вы пользовались загранпаспортом профессора, который числится без вести пропавшим. Вот ваша ошибка! Его уцелевшие друзья… как их там…

— Александр и Константин, бес их возьми!

— Вот-вот. Эти уцелевшие растрезвонили по всей Европе, что вы пленили профессора, а затем исчезли бесследно на пути из Джорджтауна к Лиссабону через Атлантику.

— Каунц помог.

— Я знаю. Знаю, что вы скрывались в Западном Берлине. Знаю, что отдали алмаз в безызвестную фирму, и в данный момент идёт его шлифовка.

Новоявленный Вольфганг Прам с уважением взглянул на нового начальника:

— Черт побери, ваша разведка превосходит ту, что была у моего покойного шефа.

— Сейчас не об этом, — отмахнулся польщенный Шольц. — Вы поняли свою ошибку?

— Теперь да. Я засветился с документами без вести пропавшего профессора.

— Именно! По этому шлейфу Интерпол и вышел на ваш след.

— И что теперь?

— Не переживайте. Перу — страна обширная, горная и скалистая. О той деревушке пока никто не догадывается.

— Пока… — повторил Грабовский. — Но ведь узнают, верно? Интерпол вкупе с советами — дотошные ребята, по себе знаю.

— Тем не менее, герр Вольфганг… буду называть вас так, чтобы обвыкнуться. Профессора долго скрывать там считаю нецелесообразным. Мы подготовим ещё пару-тройку запасных мест, на случай, если советы всё же пронюхают о вас. Анды громадные, и заброшенных селений, похожих на ваше укрытие, хоть отбавляй. Тем более вам предстоит как раз выдвинуться в тот район Анд, где мы подготовим новое укрытие.

— Яволь. Какова моя задача? Снова искать древние артефакты? Золото-алмазы?

Шольц хитро прищурился:

— А вам мало своего? Того, что вы планируете выставить на аукционе Кристи»?

— Вы и это знаете? — потрясенно откинулся на спинку Грабовский. — Но, позвольте… это же лично мои собственные мысли! Я ни с одной живой душой ею не делился.

Шарфюрер расхохотался:

— Вы сами себя выдали. Я просто взял наугад, фигурально выражаясь, с потолка. Здесь не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы сложить два плюс два. Раз вы отдали его в шлифовку, следовательно, он после огранки получит статус бриллианта. А бриллианты, как известно, самым анонимным способом можно продать только через аукцион. — Он прищёлкнул пальцами. Хитро подмигнул. — «Кристи» я выбрал спонтанно.

Грабовский мысленно обругал себя настоящим ослом, попавшим в ловушку.

— Впрочем, мне нет дела до вашей собственной прибыли. Алмаз уже засвечен, так что нашей возрождающейся партии он будет только обузой. Вы его украли — вам и карты в руки. Но, как бы с помощью этого красивого булыжника, Интерпол не вышел на мою агентуру? Я ясно выражаюсь? Как ему имя?

— «Фея Амазонки». Будто вы не знали, — обозлился фотограф. — Я уже не удивлюсь, если вы назовёте мне кличку моей собаки, умершей, когда мне было три года.

— Надо будет, назову, — посерьёзнел начальник. — А теперь к делу. Джипом вас доставят к отрогу ущелья, — он протянул через стол карту. — Все названия переведены по-русски.

— Я могу читать и разговаривать на четырёх языках, в том числе и на наречии перуанских индейцев. Можно было не переводить.

— Это мелочи. Вас будет трое. В этот раз помощи в виде местных племён не предвидится. Если вы, разумеется, сами их не завербуете. За свои деньги, — добавил хитро Шольц. — Вы ведь скоро станете миллионером!

Грабовский пропустил сарказм мимо уха, внимательно всматриваясь в карту. Потом сложил её вчетверо, опустил в карман и встал.

— Слушаю ваши указания.

— Вам предстоит втроём перебраться через перевал, обозначенный на карте. Там вы разобьёте лагерь и вскроете вот этот пакет. — Он щелчком пальца переправил конверт по крышке стола в руки собеседника. — Там инструкции, что вам предстоит делать дальше. До перевала ни в коем случае не открывать. Вы меня поняли? Задание совершенно секретное, разработанное в бункерах Западного Берлина нашими партийцами. Верхушка четвертого рейха посвящена в план разработки, но кроме неё, вас и меня, никто об операции не знает.

— Каунц знал?

— Каунц знал, — многозначительно подтвердил новый шеф. — Потому и отошёл в мир иной.

У Грабовского по коже пробежали мурашки. Он хотел было спросить, а не постигнет ли и его та же участь, но вовремя сдержался. Кто ему ответит? Этот хитрый упитанный начальник агентуры? Придётся после выполнения задания рвать когти и полагаться только на собственные силы.

— Вас понял: открыть пакет после перевала. Кто будет со мной?

— Познакомитесь завтра утром. Они о цели похода не знают. Им даны указания сопровождать вас, и полностью подчиняться вашим приказам. Своеобразная охрана, носильщики и помощники в операции. Буду откровенен: по её завершению, эти двое будут устранены.

У Грабовского вторично возникло желание спросить о своей участи. Будто читая его мысли, Шольц ухмыльнулся:

— Вам это, голубчик, не грозит! Рейх весьма дорожит таким агентом. — Его лицо внезапно изменилось, потеряв всякую учтивость. — Тем более вам потом предстоит снова вернуться в Золотой город, наверстать то, что вы утеряли при водопаде. И наверстать с процентами!

От этого внезапно изменившегося взгляда Грабовский похолодел. Теперь ему было ясно, что просто так его не отпустят.

— Но туда уже пошли русские с новой экспедицией! Они разберут этот заброшенный город, что называется, на молекулы. Потом оповестят весь мир о своём открытии, указав координаты и застолбив его за собой, как «советскую собственность».

— Об этом не беспокойтесь, — загадочно произнёс Шольц, позвонив в колокольчик. Он сделал эффектную выжидательную паузу, наслаждаясь ошеломлением собеседника. — Они туда не дойдут. Точнее, дойдут — мы им позволим — но войти не смогут. Я послал по их следам своих агентов с завербованными вами индейцами. Когда экспедиция пересечёт стены, тотчас будет уничтожена.

И умолк, зловеще смерив вошедшего слугу своим фирменным взглядом, от которого многие подчинённые теряли присутствие духа.

— Проводи герр Вольфганга к воротам. Вызови машину, пусть его отвезут в гостиницу.

Слуга поклонился, пятясь спиной к дверям.

— А вы, друг мой, отдыхайте до утра. Закажите в номер ужин. Можете и девочку посмазливей. Здесь в Перу такого товара навалом. Утром будьте готовы к семи часам. Познакомитесь с попутчиками и сразу отправитесь к отрогу хребта. Джип будет заправлен под завязку, оставшись ждать вас через две недели. Место операции будет справа от ущелья. Пять дней туда, пять назад, два на саму операцию и два в запасе, на случай непредвиденных осложнений.

— Амуниция, провизия, оружие?

— Всё в джипе. Там же и вода, и компас, и прочие необходимые вещи. Всё понесут ваши помощники.

— Они хоть европейцы?

— О да! Такие же агенты, как и вы, только рангом помельче. Те, которыми в случае необходимости не жалко пожертвовать. Вы меня понимаете? Оружие мы подготовили сообразно вашим предпочтениям.

— И это знаете?

— У меня полное досье на вас, герр Вольфганг Прам, начиная с вашей собаки, когда вам было три года.

С этим Грабовский ушёл, провожаемый хитрым взглядом нового шефа.

Так и в могилу раньше времени можно сыграть, думал он после впечатлений о Шольце. Подъехал джип. Кивнул водитель. За виллой на горизонте, обрамлённом высокими горами, виднелся небольшой административный центр. Тут Грабовского никто не знал.

Следующая остановка — гостиница.

********

Наутро, проснувшись с тяжёлой головой, он наскоро умылся, хлебнул горячего кофе и отправился на встречу с помощниками. Пожалуй, вчера вечером он переборщил с выпивкой, да и девица попалась не из стеснительных — перед походом выжала из него все соки.

Когда теперь в следующий раз он увидит виски с голой бабой?

Двое незнакомцев вполне респектабельно европейского вида уже поджидали его у микроавтобуса.

— Мне сказали, что будет джип, — вместо приветствия заявил он, окидывая их придирчивым взглядом. С этими людьми ему предстояло провести две недели в безжизненных горах, деля на троих палатку, еду, а возможно и жизнь.

— В последний момент кто-то из начальства заменил джип на этот передвижной сарай, — саркастически ответил по-русски мускулистый парень лет тридцати, с такими же рыжими веснушками, как у того подельника, что утонул в водопаде вместе с грузом золота из заброшенного города.

— Немец?

— Так точно.

— Откуда русский знаешь?

— Отец был долго в плену, и я в отместку пять лет зубрил. Потом практиковался в Ленинграде в посольстве.

— Давно в агентуре?

— Третий год.

— Имя?

— Курт Бромер.

— Я спросил имя. Фамилия мне ни к чёрту. Ясно?

— Яволь. То есть, понял вас.

— Отныне я для вас герр Вольфганг. А ты? — обернулся он ко второму.

— Пауль.

— Откуда?

— Из Франкфурта. Пять лет в рейхе.

Этот был постарше.

— Будете сопровождать меня в горах. Все приказы выполнять беспрекословно. Лишние вопросы не задавать. Операция на контроле у верхушки рейха. Усекли?

— Нас предупредили.

— Тем лучше. Сюсюканий не люблю. Панибратства тоже. Что сказал — то будете делать. Как с провизией и прочим необходимым?

— Полный салон, — высунулся из кабины водитель. — На все случаи жизни.

Грабовский едва взглянул на третьего: с ним ему не лазить по горам.

— Задачу знаешь?

— Доставить до места «икс», выгрузить, остаться ждать две недели, помирая со скуки в соседстве с грифами.

— Если и помрёшь, то от моей пули, — не дал ему развить шутку Грабовский, затыкая рот. — Две недели плюс два дня.

— Но… — осёкся тот, — мне даны указания ровно две недели.

— И два дня! — сделал ударение бывший фотограф. — Иначе по возвращению перегрызу горло, никакое начальство не поможет. Усёк?

…Спустя несколько минут они уже покидали унылый городок с единственной гостиницей. Ночная девица проводила машину взглядом, так и не узнав настоящего имени Грабовского.

Их ждала неизвестность.

********

Два дня пролетели как одно мгновение. Машину кидало по ухабам, дороги кончились, они пересекли вначале плоскогорье, потом скалистое плато, едва не сорвавшись в пропасть. Грабовский все два дня отсыпался, совершенно не чувствуя тряски. Этому его учили в подготовительной школе агентуры — спать на ходу, где бы ты ни оказался. Всё это время он предпочитал отмалчиваться, предоставляя троим помощникам болтать между собой без умолку. Особенно раздражал водитель. Курт был не лучше; один Пауль, как более старший, иногда молчал, тупо уставившись в окно на пробегающие мимо унылые пейзажи. На третий день они прибыли.

— Здесь развернёшь палатку и будешь ждать, — приказал мнимый фотограф водителю. — Шестнадцать дней.

Кругом скалистыми выступами громоздились великие Анды. Это были уже не отроги. Это были самые настоящие громады гор.

— Как будем возвращаться, издали посветим фонарями условным сигналом. Смотри в оба. Если тебя не навестят нежелательные гости, ответишь нам тремя короткими вспышками. Не будет вспышек — мы не выйдем. Пойдём другой дорогой. Усёк? Но не дай тебе господь, заснуть или прозевать наше возвращение! Мы будем голодными и зверски злыми. Подумай, что может статься с твоей глупой рожей…

Взвалив рюкзаки и, не оборачиваясь на ошалевшего от страха водителя, все трое углубились в первое ущелье на их пути. Дорога предстояла неблизкая. Впереди восхождение к перевалу.

Там — вскрытие пакета.

Там — неизвестность.

Глава 15

1977 год.

Джунгли Амазонки.

Вторая экспедиция.

Вторая неделя похода.

Время: 19 часов 38 минут по местному часовому поясу.

— Коля! — крикнул Вязов, руководитель экспедиции. — Привязывай плот: на сегодня хватит.

— Есть, привязывать плот! — откликнулся неутомимый Костик, манипулируя самодельным рулем в виде привязанной жерди. Второй плот шёл по реке следом; третий, гружёный амуницией и провизией, замыкал водный караван. На первом находился Костик, Дёмин и Артём. Вторым правил Горцев в компании Светланы с профессором. Мы с Русланом придерживали на третьем гору вьюков и рюкзаков со скатанными спальными мешками. Здесь же были привязаны и брезентовые палатки, собранные в один большой узел.

— Причалил! — крикнул мой друг, спрыгивая на глинистое скользкое побережье. Сразу во все стороны кинулись выдры и другие обитатели мангровых зарослей. Ветви и лианы нависали над головами, сверху визжали потревоженные ревуны с семействами капуцинов. Агути бросились врассыпную, а из воды показалась острая морда каймана.

— Не слишком великий, — успокоил сам себя Костик, первый увидевший его. — Но мамаша может быть где-то рядом.

— Оружие наготове! — скомандовал Вязов. — Не мне вас учить после недели похода.

Мы прибыли.

При свете костра за ужином стали подводить итоги прошедших семи дней после страшной гибели Геннадия. Коптилась выдра. Светлана варила похлёбку из диких уток, подстреленных Горцевым. Дёмин что-то строчил в своём походном дневнике.

Руслан принялся загибать пальцы:

— Даже лошадями не пришлось пользоваться. Саша сократил маршрут.

— Дорого бы нам обошлось гостеприимство местных племен, — ответил я, вспоминая наш первый поход, когда нас едва не опоили местной брагой, от которой мы могли не проснуться.

— Потом три дня шли лесами, — продолжил Руслан, — болотами, топями, проваливаясь по пояс в расхлябанную жижу. — Он намеренно не вспоминал первую смерть в экспедиции, начав с самого незначительного. — Шесть ночёвок, сегодня седьмая. — Загнул второй палец. — Дичи навалом, не голодаем, вода тоже рядом, — третий палец. — Слышали вдалеке шум водопада, но это не тот, что проходили Саша с Костиком, где Грабовский, этот гений зла первой экспедиции, потопил всё золото из заброшенного города. Потом шли ещё. На Артёма напали шустрые обезьяны, — загнул четвертый палец. — Вышли к реке, но ещё не к Амазонке, а притоку. — Пятый палец. — И, наконец, вчера сделали плоты, — сжал в кулак и растопырил. — Итог: все целы.

Немного помолчали, отдавая дань первому товарищу, погибшему в экспедиции.

— Карты у них там в Географическом обществе никудышные, — после паузы заметил Артём. — Кто их составлял?

— А чёрт там разберёт, — сплюнул в траву Костик, почесав спину о дерево. — У нас Саня проводник.

— Я руководствуюсь дневниками, зарисовками и картами Семёна, которые у нас сохранились, — пояснил я. — Он выверял по компасу каждый пройденный день маршрута, от руки занося все вычисления в тетради. Четыре штуки. Вот они, — я передал исписанные разрисованные листы, которые пошли по кругу.

— А я вспоминаю по ориентирам, — добавил Костя. — С закрытыми глазами, кажется, найду место гибели Оли. Падение метеорита, где погиб Даниэль-проводник мы оставили в стороне. Потом будет водопад с погибшим в нём рыжим нацистом, подельником Грабовского. За водопадом река кайманов с навесным мостиком, где нашёл свою гибель мой друг Миша. А там и Золотой город.После него будет место, где Саша обнаружил алмаз, названный нами «Феей Амазонки». За ним последует могилка Семёна, убитого Грабовским. Дальше — таможня. Там мы потеряли Андрея Сергеевича. Фотограф взял его в плен. Вот и все мои ориентиры. Мне и карта не нужна. Закрою глаза — и как в мираже — вижу могилку Олечки, которую сам и выкопал.

— Вместе копали, — поправил я. — Ты забыл ещё место, где Грабовский убил Габриэля, второго из братьев.

— Не забыл. Просто мы того места никогда не видели. Гибель брата-близнеца свершилась без нас.

Светлана тихо всхлипнула. С дерева свесился двупалый ленивец, бессмысленным взглядом уставившись на огонь костра.

— Вот и ужин на завтрашний день, — разряжая обстановку, пошутил Горцев.

Мы ещё немного поговорили, потом уснули. Дежурили по очереди. Утром, оставив лагерь, плыли весь день караваном. Река почти ласково стелила перед нами свои желтоватые — все в тине — воды. После полудня приток реки влился в могучее течение великой Амазонки. К вечеру пристали у берега с мангровыми зарослями. За ними просматривалось болото. Разбили лагерь, привязав плоты. Артём отправился к ручью за чистой водой, поскольку в этом разливе Амазонка бурлила порогами, неся в себе тонны песка и глины. Пить было невозможно. Светлана через самодельный фильтр процеживала то, что удавалось набрать в ручьях, кипятила, и только тогда вода была пригодна к употреблению. За Артёмом увязался Горцев, помня наказ начальника похода, отлучаться по двое, дублируя друг друга.

…Там-то, у болот ЭТО и произошло.

********

— Господи! — спохватился Артём, только сейчас почувствовав, что его затягивает в пучину. Одна нога уже полностью всосалась болотом, месиво которого он не заметил. — Мама дорогая! — взвыл он, бросая котелок с ружьём, пытаясь ухватиться за свисающую ветвь. Лиана была настолько тонкой, что не выдержала его веса, оборвавшись на конце. — Меня затягивает в трясину! — проорал он хриплым от ужаса голосом. Шедший сзади Горцев, этот добродушный, преклонного возраста кандидат исторических наук и по совместительству помощник Вязова, на миг замешкался, потрясённый внезапностью.

— Сейчас, голубчик, сейчас… — засуетился он. — Сейчас кину какую-нибудь ветку. — Эй! — беспомощно закричал он сиплым голосом в кусты. — Кто-нибудь, по-мо-гите!

Артёма уже засасывало по пояс. Потом по грудь. Стало трудно дышать, передавило лёгкие.

— Мама-а… — кричал он. — По-ги-баю! Бросайте верёвку!

— У меня… — лихорадочно мельтешил Горцев, — у меня нет с собой верёвки. Кто же знал… господи! Кто же знал…

От его суетливости не было пользы. Он бегал вокруг засасывающей воронки кругами, кричал что-то, кидал короткие палки, непригодные в данном случае, падал на колени, тянул руки к парню, но до него было слишком далеко. Слёзы катились из глаз Артёма, он уже не кричал, а просто хрипел, с каждым выдохом выпуская из себя пенящиеся кровавые пузыри. Колоссальным давлением ему раздавило диафрагму, лёгкие внутри превратились в мочалку, из горла хлынул извергающийся поток крови. В один миг трясина сомкнулась, оставляя на колыхающейся поверхности только голову с выкатившимися от давления глазами. Открытый рот в безмолвном хрипе пытался ловить глотки воздуха, но Артём уже не подавал признаков жизни. Расплющенное давлением тело увлекало в пучину. Глаза последний раз моргнули, скатилась слеза, открытый рот ушёл под жижу и молодой археолог, так и не дошедший до конечной цели экспедиции, захлебнулся. Месиво жидкой субстанции сомкнулось, поколыхалось и затихло, будто ничего не произошло. Ненасытная утроба топи поглотила в себя отважного изыскателя. Всё было кончено. Не прошло и минуты. Последними в трясине скрылись котелок и винтовка. Учёный стоял, бессильно опустив ходившие ходуном руки и, задрав голову, безудержно орал куда-то в пустоту. Крик отчаяния привлёк обитателей соседних деревьев. Завыли ревуны, заголосили капуцины, заухали птицы, как бы отдавая дань только что погибшему члену экспедиции.

— А-а-а… — дико орал Горцев.

Там его и нашли подбежавшие в испуге товарищи, ещё не зная, что произошло на болоте. Первым кинулся Руслан. Увидев Горцева, он опешил, не сразу понимая изменения, произошедшего с учёным.

Тот стоял и хрипел, потеряв голос от натуги. Красные глаза, все в слезах, полные боли, уставились в невидимую точку бессмысленным взглядом.

Научный сотрудник Международного Географического общества, кандидат и член-корреспондент Академии наук СССР, в один миг… поседел.

На его глазах только что болото поглотило ещё одного участника похода.

Это была уже вторая смерть в исследовательской экспедиции.

…Скоро их станет больше.

********

Костик, как заботливая нянька, давал Руслану — самому юному из нас — хлебнуть коньяку. Бедный парень никак не мог осознать страшную гибель своего товарища. Его колотило с ног до головы.

— Господи… — повторял он потрясенно. — Уже второй! И оба мои друзья.

— Наши тоже, — печально заметил Вязов.

Прошла ночь. За костром никто не следил, он утихал под утро едва заметным огоньком. Светлана плакала. Хоронить было некого. Записку о гибели составил Вязов. У болот мы закопали жестяную банку с ней, поставив для ориентира наскоро сложенный из веток крестик. При этом Костик тихо прошептал:

— Что-то мне начинает это напоминать…

И умолк надолго, не произнеся больше ни слова.

В наступившем рассвете, покинув поляну, вся группа распределилась по плотам. Одно место теперь было свободно.

Плыли долго и мучительно. Казалось, этот день никогда не закончится. Горцев так и не приходил в себя, сколько его ни пытались разговорить. Руслан тоже был в состоянии прострации.

Прошёл ещё день. За ним ещё. Они не принесли никаких изменений. Вскоре начал прослушиваться гул приближающегося водопада.

— Здесь нашёл свою смерть рыжий нацист, сподвижник Грабовского, — объявил Костик, когда мы пристали к берегу. — Здесь же был утоплен и золотой груз, когда баркас разметало в щепки. Об этом нам с Сашей потом рассказывал Грабовский, когда привязывал к дереву на съедение хищникам.

Ночевали за пределами реки.

Следующим утром нам предстояло распрощаться с плотами, водрузив всю оставшуюся поклажу на плечи. Кругом стеной стояло влажное марево испарений. Грохот низвергающихся потоков забивал барабанные перепонки. С момента гибели Артёма прошло пять дней. Джунгли жили своей жизнью. Видели издалека ягуара, но он не рискнул приблизиться к столь многочисленной группе. Причаливая к берегу, заметили внушительного вида анаконду, при виде которой Костик вскинул ружьё:

— Убью, гадину!

Я успел перехватить его руку.

— Не стоит, Костя. Это не она задушила Олю. Та была в два раза огромнее.

— Всё равно прибью! Одно семейство — одни выродки.

Змея успела уползти и тем самым спасла себе жизнь.

Настроение в группе было подавленным. В воздухе, казалось, витало что-то нехорошее.

Отходя от водопада, Дёмин едко заметил:

— Могли и спасти золото, если бы как следует постарались.

Никто не обратил на него внимания. Он постоянно по ночам что-то бурчал, заворачиваясь в спальный мешок, был всегда недоволен, постепенно опускаясь на самое дно социальной прослойки. Перестал следить за собой и, очевидно, уже проклинал тот день, когда вызвался сопровождать экспедицию к стенам Золотого города. Его уже не интересовала девушка, отважная душа всей группы. Только бы дойти. Только бы выбраться из этих чёртовых джунглей!

Ничто не предвещало ничего опасного. Кайманы были далеко, путь к мостику над рекой подходил к концу, однако самое страшное всё же произошло.

Спускаясь по скользкой скале следом за Дёминым, помощник начальника экспедиции Горцев, едва смотрящий себе под ноги после пережитого потрясения, как-то неуклюже вскинул руками, теряя равновесие. Шедший сзади Руслан, поддерживающий его в случае непредвиденной ситуации, неловко запутался в свисающих лианах, тем самым, не успев вовремя схватить за рукав. Горцев машинально вскрикнул, теряя под ногами опору:

— О-ох!

И тут же, нелепо разбрасывая в стороны руки, хватаясь за пустоту, покатился вниз, увлекая за собой сплошной поток мелких камней. Раз! — и понеслось! Его тело, кувыркаясь по склону ребристой скалы, в одну секунду обрушилось вниз. Руслан не успел даже крикнуть, призвав на помощь остальных. Тело размозжилось о камни, так и не достигнув ущелья. Струи боковых ответвлений водопада накрыли его потоками воды, которая бурлила в месте падения, превращаясь в алую пену.

— Мамочки-и! — взвизгнула Светлана, оседая кулем на скользкие камни. Заваливаясь набок, она от ужаса потеряла сознание. Взрыв иступленных криков перекрыл шум водопада: орали все. Орали дико и безысходно.

— Горцев! — кричал в отчаянии профессор. — Друг мо-ой! Как же та-ак! Как тебя угораздило!

Один Дёмин не проявлял никаких чувств.

— Третий, — произнёс он с тихим ехидством, чтобы не быть услышанным.

…Да. Это была уже третья смерть в экспедиции.

Не верите?

Хорошо. Пойдём дальше.

 ********

Описывать события последующих трёх дней, когда каждый не находил себе места от случившейся — уже третьей — катастрофы, я не буду. И так всё ясно. Иначе как катастрофой это не назовёшь. Смерть Горцева поразила всех настолько, что эти дни почти никто не разговаривал, предпочитая оставаться со своими неутешительными мыслями наедине. Потрясение было всепоглощающим!

— Говорю тебе, — шептал мне с тревогой Костик, — мы проходим сейчас все стадии истребления, подобно тем, что уже испытали в прошлой экспедиции. Только там был ещё фотограф.

— Метеорит, анаконда, кайманы, — перечислил я причины смертей наших товарищей. — Немного отличается, Костенька.

— Ну и что? Суть-то одна. Над нами будто давлеет какая-то мистическая потусторонняя сила, неведомая нашему разуму. Уже три смерти, подумать только! — взъерошивал он волосы, хватаясь за голову. — И кто мне после этого скажет, что все попытки добраться до заброшенного города не оканчиваются чудовищными смертями? А ведь нас увещевали перед отбытием — там, в Географическом обществе Академии наук — что эта экспедиция, созданная на правительственном уровне, пройдёт без сучка и задоринки. Побываете на могилках своих друзей, говорили нам. Помнишь? Типа это будет простой прогулкой, тем более под прикрытием солдат. И где они, эти солдаты?

— Очевидно, уже в Перу, — пожимал я плечами, чувствуя в его рассуждениях безупречную логику. Над нами висело что-то гнетущее душу: что-то такое, что заставляло постоянно оглядываться назад в поисках невидимой опасности. Она — эта опасность — незримо преследовала нас повсюду, начиная с первого дня похода. Я чувствовал её затылком! Что-то сверлило мне в спину. Зайчик был прав: над нами нависал какой-то неведомый злой рок.

— Я тоже чувствую спиной, что за нами постоянно следят, — делился он со мной у костра. К нам подсел Руслан. Вязов скрылся в палатке, где уже спала уставшая Светлана. Девушка проявляла неслыханное мужество, но и её моральные силы были истощены до предела. Один Дёмин сидел в стороне, наслаждаясь, как нам показалось, полным одиночеством.

Первым дежурил как раз он.

— Может, этот тип чем-то связан с происшедшими смертями? — рассуждал тихо Костик. — Мы тут едва с ума не сходим от горя и потрясения, а ему хоть бы хны. Молчит всю дорогу, тайком ухмыляясь про себя. Несколько раз видел, как он, отдалившись от всех, что-то строчит у себя в блокноте. Блаженная ухмылочка так и блуждает по его морде.

— Просто пишет дневник, — предположил Руслан. — Как ваш Семён.

— Наш Сёма, — назидательно прервал его Костик, — занося записи в дневник, никогда не ухмылялся столь глумливо, скажу я тебе. А этот, будто ржёт мысленно, потешаясь над очередной гибелью. Вот попомните моё слово — нам ещё предстоит натерпеться бед от него.

Я дежурил вслед за Дёминым. Костик — последним.

…Наступила ночь.

********

А наутро он разбудил меня, зажав рот рукой. Я хотел было вскрикнуть спросонья, но он предостерегающе поднёс палец к губам:

— Тихо, Саня, не ори.

Рассветные сумерки только-только начинали расползаться, уступая место восходящему солнцу. Из-за кроны листвы зыбкие лучи ещё не проникали, поэтому я едва различил склонившееся надо мной лицо. Костя выглядел тревожным и напуганным. Давно я не видел его в таком растерянном состоянии. Убедившись, что я не заору, он осторожно отнял руку, указывая взглядом в сторону зарослей:

— Там кто-то есть, — прошептал он.

— Зверь? — в тон ему прошептал я.

— Нет. Не из зверей.

— А кто может быть, если не зверь?

— Бестолочь ты, Саня, — прошипел он злобно. — Если не зверь, то может быть только один вариант.

— Человек?

— Конечно, академик ты хренов! И он не один.

Я привстал на локте, незаметно придвигая коленом винтовку.

— Давно заметил?

— Не заметил, а услышал. Я сменил Руслана. Тот отправился спать. Первый час ничего подозрительного не происходило. Где-то плеснула выдра, где-то далеко рыкнул ягуар. А потом…

Он судорожно сглотнул.

— Потом я различил едва слышимые голоса. Они шептались так же, как мы сейчас. — Костик судорожно передёрнул плечами. — Шептались! — понимаешь? Это значит, что те, кто прячется, затевают что-то нехорошее.

Скосив взгляд на стену зарослей, я невольно прислушался. Где-то там таилась незримая опасность. Опасность неведомая, и оттого жуткая.

— Что будем делать, Сань?

Я лихорадочно соображал, ещё не полностью придя в себя после резко оборванного сна.

— Вот что… — предложил я шепотом. — Сделай вид, что подкидываешь сучья в костёр. Сколько время? Мои часы стоят.

— Полшестого.

— Значит, наши будут спать ещё полтора часа. Я поднимусь, вроде как сходить в кусты по нужде. Те, кто там прячется, переведут всё внимание на меня, а ты тем временем, толкни Руслана. Только незаметно. Как он проснётся, пали из винтовки в воздух. Я тоже выстрелю. Образуется суматоха. Руслан должен сразу смекнуть и тоже выстрелить. А там уже проснутся и профессор с Дёминым. Действуй!

И не дав опомниться, я решительно поднялся, направляясь к кустам. Сердце, казалось, выскочит сейчас наружу, помчавшись впереди меня вприпрыжку. Остановившись у дерева, я нарочито громко закашлялся. Справа послышалась какая-то скрытая кустами возня. Кто-то на цыпочках обходил меня сбоку.

— Стреляй! — заорал я.

БА-ААМ! — раздался оглушительный грохот. Я пальнул следом. Никто ничего не понял. Захрустели кусты. Завыли ревуны вверху деревьев. Лес сразу наполнился какофонией всевозможных криков и звуков. Шум и переполох от выстрелов разом разбудили весь животный биом в радиусе сотен метров. Кто-то поспешно ломился в обратном от меня направлении. Выстрелил Руслан, не совсем понимая, куда именно ему целиться.

БА-ААХ!

Из палатки выскочил профессор, близоруко щурясь, впопыхах водружая на нос непослушные очки. Следом выпрыгнула Светлана, держа в руке пистолет системы Макарова. Это было её личное оружие, чтобы не обременять себя тяжестью винтовки. Один Дёмин ничего не предпринял, растерянно мечась по поляне, опрокидывая котелки, едва не угодив ногой в костёр.

— А-а… — скулил он. — Что… что происходит?

— Заткнись! — оборвал Костик, впервые назвав на «ты». Тут было не до сантиментов.

БА-ААХ! — грянул выстрел, ушедший в шевелящиеся кусты. Это Руслан разрядил винтовку. Славный парень, не из робких!

Когда гул последнего выстрела стих, весь лес в окружности сотни метров представлял собой внезапно потревоженный муравейник. Орали ревуны, выли капуцины, кричал струсивший Дёмин. Только позже, когда всё кое-как утихомирилось, мы смогли наконец вкратце передать остальным положение дел. Оно было неутешительным. Наш лагерь перед рассветом посетил кто-то посторонний, неведомый нам, и оттого крайне опасный.

— Неужели снова Грабовский объявился? — предположил Костик.

— Не похоже, — заверил его начальник похода. — Интерпол, если напал на его след, не выпустил бы его из рук, вцепившись зубами. А там и наши пятеро десантников.

— Тогда кто? — Дёмин, немного придя в себя, тем не менее, трясся от страха. — Индейцы?

— Они бы не шептались, — перебила Светлана, питавшая к тайному особисту такие же чувства, что и мы. — Вышли бы из кустов с почтительным поклоном. А те, кто скрывался, явно затевали какую-нибудь гнусность.

— За нами следят уже давно, — напомнил Руслан. — И Саша это чувствовал, и Костя.

— А мы сейчас проверим! — вскинув ружьё, решительно направился к кустам Вязов.

— Эй! — крикнул он. — Кто бы вы ни были, знайте, что мы вооружены.

В ответ тишина. Незнакомцы исчезли.

— Тут следы, — известил Руслан, обшаривая кусты с наведённым ружьём. — Три пары. Протекторы армейских ботинок. Тракторная подошва. Такими ботинками оснащают американскую армию.

— Откуда знаешь? — изумился Костик.

— Мой отец атташе в американском посольстве. Много чего рассказывал. Явно американского производства.

— Или немецкого, — язвительно вставил Дёмин. — Солдаты ФРГ тоже носят такую обувь. — И тут же замолк, спохватившись, что брякнул лишнее. Благо, на него никто не обратил внимания. Всех отвлёк возглас Руслана. — Да тут целый взвод побывал! Правда, следы босые.

— А вот это уже индейцы, — с нехорошим предчувствием заявил Вязов. — Причём, индейцы такие, что не будут слишком церемониться, захватив нас в плен, если они кем-то завербованы.

— Кем? — спросила Светлана.

— Очевидно теми, девочка моя, кто так настырно преследует нас с момента вхождения в джунгли. Одно удивляет: почему они никак не решались напасть на нас раньше?

— Я знаю, почему! — вскинулся Костик, озаренный внезапной догадкой. — Им нужно следовать за нами, пока не достигнем Золотого города. Маршрут-то знаем только мы с Саней…

И замолчал, предчувствуя что-то нехорошее, окутавшее воздух.

…Теперь нам срочно необходимо поворачивать назад.

Глава 16

1977 год.

Государство Перу.

Горный массив Анды.

Перевал Западных Кордильер.

Время: 20 часов 42 минуты.

— Подкинь сучьев в костёр, — приказал Грабовский, он же Клаус Куртц, он же Дмитрий Дементьев, он же новоявленный Вольфганг Прам, бывший фотограф первой пропавшей экспедиции.

— Это последние, — с жалобой в голосе, стуча зубами, оповестил Курт. Его била крупная дрожь. Три полных дня они пробирались сквозь ущелья, перекаты скал, звериные тропы, приближаясь к первой точке своего маршрута. Сейчас и тропы исчезли. Горные бараны сюда уже не забредали. Растительность исчахла. Воздух был разряженный. Сухих ветвей катастрофически не хватало.

— На этот случай у нас есть прессованный спирт, — заметил нацист. — И мешок угля. Но это, когда вообще дуба врежем. А пока, походи, поищи — может что насобираешь.

— Мне холодно, — признался Курт, едва не пуская слезу.

— И какой ты, к чертям собачьим агент, скажи на милость? Бери пример с Пауля. Старше тебя, а переносит холод более стойко. И молчит. Откуда вас таких молокососов-неженок берут в разведшколу? — Грабовский махнул пистолетом в сторону переката. — Пшёл! Без топлива не возвращайся. Пришибу!

Сегодня они вплотную подошли к перевалу, где ему надлежало вскрыть пакет. Последний спуск был особенно крутой, едва не погубивший Курта. Оступившись под тяжестью огромного рюкзака, в котором лежали спальные мешки и прочая амуниция сразу на троих, неловко подвернув ногу, его инерцией потащило вниз. Увлекаемые следом потоки камней вызвали акустическое эхо: горы, казалось, завибрировали, дрожа всей могучей массой, обрушивая в бездну мощный камнепад. Не подхвати его Пауль, молодому агенту была бы прямая дорога в недра подземного ада. Там бурлила магма, там вздымались протуберанцы раскалённой лавы.

Очутился он на твердом неровном выступе. Склон покрывал слой рыжеватой пыли. Задрал голову, увидев вверху Грабовского. Тот презрительно плюнул, не предложив помощи. Пауль вытаскивал парня, ухватывая его за лямки рюкзака, хотя и сам имел за плечами такой же груз необъятных размеров.

— Тебя не жалко, — съязвил Грабовский. — Но, если бы вместе с тобой в жерле сгинул рюкзак, останься ты жив, я бы размозжил тебе череп. Наверх, быстро!

Сейчас они сидели у редкого пламени почти не греющего костра. Перевал был прямо под ними.

— Хорошо, что спускаться, а не подниматься, — заметил неразговорчивый Пауль, когда Курт отправился за сучьями. — Парень не из выносливых, вот-вот расклеится.

— Разорви его дьяволы, этого Шольца! — выругался сквозь зубы Грабовский. Холод и разряженный воздух, казалось, был ему нипочём. В разведшколе агентуры их учили выживать при любой погоде и любых обстоятельствах. — Подкинул мне молокососа, шарфюрер, ничего не скажешь. А ведь знал, что нам придётся буквально вгрызаться зубами в эти чертовы Анды.

— Других не было в этом секторе, — пожал плечами Пауль.

— Откуда знаешь, старый пень? — Вольфганг Прам злился, причём с ярко выраженной яростью.

— Слышал телефонный разговор шефа, когда он давал нам указания сопровождать вас, вызвав к себе в кабинет.

— И что он болтал?

— Отдавал распоряжения какому-то Гуверу, чтобы тот с группой наёмных индейцев шёл по следу экспедиции, сопровождая их на расстоянии к неизвестному мне золотому городу. Где-то в Бразилии, не то в Гайане, я не разобрал. Туда он и направил троих лучших агентов. Мы с Куртом остались в резерве. Что за город такой, золотой?

— Прикрой хлебало, — хмуро скосился на него Грабовский. — Много будешь знать, быстро окажешься на дне ущелья.

А сам подумал: вот чертов начальник. Как же повезло этому Гуверу. На его месте должен быть он сам, но из-за Интерпола, ему теперь дорога в джунгли заказана. Его особу ищут сразу четыре силовые структуры государств Бразилии, Суринама, Гайаны и Советского Союза. Плюс Штази, плюс Интеллиндженс, плюс британская Ми-6, плюс КГБ. Разве что ЦРУ он пока не нужен. Но, кто знает…

С этими неутешительными мыслями он достал пакет, весь измятый за время прохождения по горам. Сверился с картой маршрута, определив азимут по компасу. Свесил голову влево над перевалом, засёк по часам время.

— Утром будем на перевале. Там и сориентируемся. Пришло время вскрыть поручение Шольца, куда нам идти и что предстоит делать. — Он выругался вторично. — Секретность у этих сукиных детей как в былые года у Шелленберга с Кальтербруннером. Все желают походить на своих кумиров! А мне что делать? Вместо жарких джунглей, где я знаю каждую тропинку, я нахожусь в компании двух идиотов, трясущихся от холода. Сейчас попивал бы гавайский ром где-нибудь в Парамарибо, так занесли же черти вглубь самых настоящих Анд!

Пауль молча слушал эту гневную тираду, опасаясь, что старший агент может ненароком выйти из себя и выстрелом разворотить ему мозги.

— Что будем делать? — тихо спросил он. Костёр почти догорал. Две банки тушёнки пузырились жиром на углях.

— Пакет вскрывать, что ещё! — едва не заорал начальник похода. — Завтра будет поздно, сегодня ещё рано, но мне, мать его в жопу этого Шольца, уже плевать!

Он с яростью сорвал полиэтиленовую плёнку, разорвал пакет и вывалил всё на камень, подставив большой шахтёрский фонарь.

— Отвернись!

Из пакета вывалилась карта, сложенная замысловатым образом. Она была настолько подробно и досконально выверенной, расчерченной в мелочах, что Грабовский диву дался.

— Это какой же умник составлял такое чудо?

Географические координаты были испещрены всевозможными значками, пунктирами, показаниями высот горных пиков и глубин обрывистых расщелин. С поразительной математической точностью выявленные координаты не давали никаких сомнений в их точности. Ущелья, каскады, уступы, гроты и перекаты. Протяни, казалось, руку, и дотронешься до любого ориентира.

— И здесь эти сукины сыны из Аненербе побывали! — осенился он догадкой. — Но когда, дьявол их возьми?

Следом за картой он принялся изучать выпавший листок. Исписанный ровным каллиграфическим почерком, очевидно, принадлежавшем самому Шольцу, указание гласило:

«По перевалу пройти влево до расщелины (маршрут обозначен пунктирной линией), подняться на выступ скалы, пройти через пещеру, выйдя к конечной цели. Вы увидите перед собой небольшое заброшенное селение, в котором проживают на данный момент не более десяти семей общим количеством шестьдесят человек, включая женщин и детей. Это богом забытое племя, отставшее от цивилизации, является ответвленной ветвью перуанских инков, исчезнувших с лица планеты несколько веков назад. При встрече с вождём окажите ему всяческие почести, приложив в качестве доказательств этот амулет, находящийся в пакете. Группа отдела Аненербе бывала здесь перед началом войны, оставив после себя некие артефакты, которые вам и надлежит забрать. Их вы найдёте под скалой на одном из уступов. Приложение к карте с местом нахождения тайника вам передаст вождь племени. Амулет отдайте ему, он будет крайне признателен, поскольку эта вещица является для них божественным тотемом, своеобразным идолом процветания их племени. Вождь (или его потомок) знает английский и немецкий в равной степени, чтобы можно было общаться без переводчика. Вам надлежит забрать то, что находится в тайнике и, вернувшись назад, отдать мне. Удачи и да хранит вас покойный прах нашего фюрера.

Хайль, Гитлер!

(шарфюрер Шольц)»

Грабовский дважды перечитал послание, перевернул лист, там была приписка:

«В случае непредвиденных обстоятельств на обратном пути, содержимое тайника следует уничтожить любым способом, чтобы оно не попало в чужие руки. Этот секретный биологический материал не должен пересечь границы нашего ведомства, оказавшись в Европе. Это приказ Верхушки рейха!»

И печать герба со свастикой в центре лавровых венков.

Всё.

Бывший фотограф мысленно выругался. Шольц имел в виду Интерпол, когда писал приписку, сукин сын. Не отдавать в руки, уничтожив содержимое. Как же! Это мы ещё посмотрим, что находится внутри тайника. Если возникнет необходимость купить себе жизнь, он, Грабовский, этим непременно воспользуется. Если его настигнут, он просто обменяет содержимое тайника на цену своей свободы. Всё просто. Пошёл к чертям этот Шольц вместе со своим ведомством! С него, с Грабовского, довольно! После этого задания он возвратится в Западный Берлин, выставит бриллиант «Фею Амазонки» на аукцион и скроется под вымышленным именем куда-нибудь в Сьерра-Леоне, изменив внешность. Став неслыханным богачом, он сможет себе это позволить. Осталось всего ничего: добраться до селения, вручить вождю амулет и выбраться из этих чёртовых гор. Если его не вычислят, он просто отдаст тайник Шольцу и, сев на самолёт до Лиссабона, навсегда выйдет из игры.

С этими мыслями он вынул из пакета замысловатый предмет.

— Ничего себе! — невольно вырвался у него вздох недоумения. Пауль машинально обернулся.

— Спрячь свою рожу! — заорал Грабовский. — Пойди, встреть Курта. Немедленно! А то мозги вышибу, — навёл на него маузер, прикрывая амулет ладонью. Пауль послушно ретировался.

То, что лежало под ладонью, было для Грабовского настоящим чудом.

Древний утерянный артефакт из чистого золота, обрамлённый рядом сверкающих камней, представлял собой пентаграмму (или Пифагорейский пентакль) в форме звёздчатого многоугольника небывалой красоты! Его ценность была несравнима со стоимостью алмаза!

У Грабовского перехватило дух.

Богатство, невиданное, грандиозное и ошеломительное, само шло к нему в руки! Этот артефакт был, по крайней мере, раз в сто ценнее бриллианта! Он сверкал в отблесках костра всеми цветами радуги. Одних сапфиров, рубинов и изумрудов в нём было не менее десятка. Какой там к чёрту вождь! Какой тайник! Хватать эту бесценную вещицу и рвать когти прямо сейчас! В одиночку пересечь перевал, вернуться к водителю, приставить пистолет, приказав гнать в аэропорт.

Он уже начал засовывать золотой амулет в карман, как внезапно спохватился, осенённый неутешительной мыслью.

А если эти двое получили от Шольца указ тайком приглядывать за ним, когда он вскроет пакет? Может эти немощные помощники не такие уж и немощные? Может, они специально приставлены к нему и в случае бегства — пустят пулю в спину?

Агент быстро обернулся. Пауль с Куртом возвращались, волоча на спинах тощие охапки древесного топлива. Лучи фонарей плясали в их руках.

Что-то быстро вернулись, мелькнуло у фотографа.

— Собрали? — своему голосу он придал оттенок дружелюбия. Необходимо было выявить степень их участия в этом задании: в поход они вышли как его помощники, или как тайные соглядатаи?

Всю ночь он не сомкнул глаз, поглаживая пентакль через ткань комбинезона. Он уже понял, что здесь, в отрогах Анд, он мог встретить эту вещицу, принадлежащую только одной цивилизации. Такой артефакт мог принадлежать только исчезнувшей цивилизации инков. Об этом и было написано Шольцем.

А если инки и всё связанное с ними, то это уже приближает его к Нобелевской премии!

А что?

Чем чёрт не шутит? Здесь в Андах где-то должен находиться легендарный Мачу-Пикчу, ещё не открытый европейцами, но уже известный ведомству четвёртого рейха. Где-то здесь в Западных Кордильерах разбросаны руины не менее легендарного города Чан-Чан с цивилизацией чиму.

СКОРО Я СТАНУ БОГАТ!

С этими мыслями он бросил взгляд на помощников. Те, подбросив сучья в костёр, уже забылись тревожным сном, прижавшись друг к другу спальными мешками. Дежурить по очереди здесь не было необходимости, поскольку все хищники с их ареалами обитания остались за перевалом.

Что-то нехорошее зашевелилось у Грабовского в мозгу. Что-то яростное и гневное выплеснулось наружу. Вот он! Вот этот момент, которого он не упустит!

Перебирая осторожно ногами и вынимая армейский нож, он тихо подполз к первому. Не важно, кто это будет. Им оказался Пауль, нервно дышащий паром испарений. Грабовский с силой вонзил ему нож в грудь по самую рукоятку, потом, не дав опомниться, выдернул, полоснув от уха до уха по сонной артерии.

— Грхы-ы… — выпустил тот воздух из лёгких. — Мм-ы-ы… — словно промычал он, захлёбываясь в булькающих струях крови. Вспучилась красная пена, тут же превращаясь в чёрную от пробитого лёгкого. Так Грабовского учили в агентуре разведшколы: сначала в грудь, потом по горлу. Раз! Два! И перед тобой потенциальный покойник.

— А-а-а! — заорал ошарашенный Курт. Он только сейчас непонимающе открыл глаза. Остекленевшим от ужаса взглядом, парализованный страхом, не в силах пошевелиться, он потрясённо наблюдал в течение долгой секунды, как из развороченного горла пульсирует фонтан крови.

— А-а-а… — заорал он вторично. — О, госпо… ди-и-и!

— Тише, щенок! — шикнул Грабовский. Потом приподнялся, с ухмылкой созерцая трепыхающееся в конвульсиях тело. — А, впрочем, ори на здоровье. Никто не слышит.

Пауль бился в агонии, дёргая ногами внутри мешка, который на глазах взбухал от пропитавшейся крови. Его глаза выкатились наружу, готовые вот-вот лопнуть от давления.

— Хргры-ы… — хрипел он предсмертными судорогами.

Потом изогнулся дугой, захлебнулся в хлынувшем чёрном потоке и, дёрнувшись последний раз, вытянулся во всё тело.

— Долго ещё будешь орать, ублюдок?

Курт только сейчас перевёл на него взгляд, полный оторопи вперемежку с ужасом.

— Вы… вы… — задыхаясь, выдавливал он по слогам. — Вы… убили его?

— Убил.

— За… ох, господи-и… за что?

— Много знал. Пришью и тебя, если сейчас же не расскажешь, для чего вас послали вместе со мной. Видишь эти фонтаны крови? Они могут быть твоими. Говори, паскуда!

— Но я… — Курт пытался вылезть из мешка. — Я…

Грабовский не дал ему этого, толкнув ногой назад. Занеся нож над головой парня, он с яростью дышал.

— Я… я не знаю. Знал он, — лепетал Курт.

— Что знал?

— Что нам нужно было за вами следить… — Он едва не рыдал, переводя взгляд на растерзанный труп и обратно.

— Я так и думал. Дальше! — подгонял убийца.

— Дальше знал он. Мне только нужно было отчитаться в конце перед Шольцем о ваших действиях.

— И всё?

— Так точно.

— А убить?

— Что, убить? Кого?

— Меня. Когда заберу тайник.

— Какой тайник? — выпучил глаза ошалевший парень.

— Тот, что мне надлежит забрать у вождя племени.

— Какого вождя? У какого племени?

— Всё ясно… — с досадой плюнул Грабовский. — Прирезал не того, кого надо. Тот бы рассказал больше. — Потом взглянул на трясущегося помощника, добавив:

— Не колотись. Ты мне пока необходим. Тебя не прирежу. Будешь нести поклажу.

— Б-бу-ду…

— А если где-нибудь проговоришься, когда мы вернёмся, найду тебя и твою семью. Есть семья?

— Так точно, яволь.

— Где?

— В Западном Берлине.

— Да ну? Так мы земляки с тобой, братец! Я тоже временами обитаю в Берлине. Где живут твои, кто там у тебя?

— На Югендштрассе… жена и дочка.

— Дом?

— 221.

— Вот и познакомились, голубчик мой. Если хоть слово вякнешь, что я прирезал этого сморчка, наведаюсь к твоим домочадцам. Можешь представить, что потом найдёшь от них после моего визита? Отныне… — он на секунду скосил взгляд в сторону, прикидывая в уме глубину обрыва под ногами, — отныне твой Пауль свалился в бездну пропасти. Ясно?

— Так точно.

— Пропасти! Понятно?

— Я… — принялся лопотать Курт, — я всё сделаю, всё как вы скажете. Только семью не трогайте.

— Не трону. А Шольцу передашь отчёт, какой я тебе продиктую. Усёк?

— Да-да…

Курт отчаянно кивал, пытаясь выбраться из мешка.

— Герр Вольфганг…

— Что?

Грабовский уже не смотрел на него, мысленно поздравляя себя с новым завербованным союзником. Чего, собственно, проще? Припугнул семьёй, и твой соглядатай становится твоим преданным слугой. И подкупать не надо.

— Чего тебе? — бросил он взгляд через плечо.

— Мне это… можно мне выбраться из мешка?

— Зачем? Спи ещё. До рассвета пара часов осталась.

— Мне это… мне в туалет нужно. Я… я обмочился, простите.

Нацист смерил его презрительным взглядом.

— До чего же мнительные эти молокососы, — сплюнул он на камни. — Ладно. Иди в свой сортир.

И надолго задумался, глядя в чёрное нависающее небо, обсыпанное звёздами. По его лицу блуждала глумливая улыбка.

Я СКОРО СТАНУ БОГАТ!

Потом столкнул тело в обрыв. Потом заснул. Потом ему снились приятные сны.

А между тем, в нескольких километрах от него, происходило следующее…

********

— Чёрт бы побрал эти перекаты со скалами! — горячился в трансивер Паша, самый молодой из группы захвата. — Все ботики себе изорвал! А ещё говорят, наша кожа самая кожистая кожа в мире кож. — И хохотнул, не теряя присутствия духа.

— Ты бы ещё о трусах вспомнил, — проворчал самый старший по возрасту, уже с сединой в висках, Трофим. Просто «Трофим» — и позывной и имя в одном лице. Паше было двадцать пять, Трофиму сорок четыре, можно сказать, ветеран. Оба были друзьями не разлей вода, но при каждом удобном случае не забывали подтрунивать друг над другом. Причём, молодой выступал всегда в качестве нападающего, Трофиму же приходилось отбиваться от его шуток: иногда прикладом.

Их было пятеро. Кроме Паши с Трофимом в группу входил майор Немцов, командир отряда быстрого реагирования, чуть младше Трофима. Плюс радист Березняк с позывным «Берёза», плюс подрывник широкого профиля Куживани, молдаванин. Клички не было. «Куживан» и всё. Тому и другому было под тридцать. В группу входили также шестеро сотрудников Интерпола, командиром которой был безликий англичанин Смит. Просто Смит и никаких вопросов. Общались по-русски, коверкая слова на манер Туманного Альбиона.

— Сэр! — обращался по трансиверу Смит, досаждая майору Немцову своим корявым диалектом. — Я есть, сэр, идти вперёд свой групп, а вы нас догоняйт. Так у вас по-русски?

— Так, — снисходительно отвечал в нарукавную рацию Немцов с позывным «Немец». Над ним втихомолку подтрунивали его младшие товарищи:

— Идём искать немца-нациста с Немцем-русским.

— Отставить, идти вперёд! — выдал в трансивер Немец. — Командую парадом я, мне и подчиняйтесь. Мы уже близко.

— Но, сэр! — доносилось из мембраны. — Мы пройти уже перевал. Где ваш нацист?

— Скоро будет. Но, судя по указаниям Кремля, мы задерживать его здесь не будем. Дождёмся, когда он двинется обратно.

— Он идти тем же маршрут?

— Этим же, этим, не волнуйтесь. Других лазеек и троп здесь нет. Даже звери нечасто забредают в эти горы. Орланы да грифы, альпака да ламы… может, горные бараны и барсы. Мы на высоте трёх километров сейчас. Это как раз ареал их обитания.

— Но почему, сэр, мы не смотреть их?

— А потому, друг мой, что Грабовский, пройдя этим перевалом день назад, распугал всех обитателей. Видите, следы костра? Его ещё не занесло снежной пылью. Ему от силы сутки, даже меньше. Завтра утром мы сможем разглядеть Грабовского в бинокль. Инструкции вы знаете. Ни при каких обстоятельствах не спугнуть, выказывая своё присутствие. Дождёмся, когда он выполнит миссию, возложенную на него ведомством Шольца, тогда и возьмём тёпленьким.

— По наш сведений из отдел Ми-6, он взять в селений у вождя какой есть артефакт…

— Правильный сведений, — откликнулся Паша, имитируя голос англичанина. Немцов шикнул на него, но мысленно улыбнулся шутке. На Пашу невозможно было обижаться, он был душой всей группы, тут же заведя знакомство с коллегами Интерпола. По вечерам у костра, прикрытого брезентом от глаз далёкого ещё агента, он расхваливал родные органы КГБ, стараясь, однако не унизить и достоинство британской Ми-6. Операция захвата была интернациональной, поддержанной правительством сразу нескольких стран, включая и Великобританию. Грабовский успел наследить и там, убив три года назад двух сотрудников Интерпола, шедших по его следам.

Сейчас группа захвата, считая иностранцев, составляла одиннадцать великолепно обученных солдат, экипированных под завязку в условиях выживания среди горных массивов.

— Здесь есть жить когда-то цивилизаций инков? — не то напомнил, не то спросил британец. Последнюю ночёвку они проводили без костра, прижавшись друг к другу в небольшом гроте. Светили только красными фонарями: Грабовский мог быть где-то рядом, где угодно, хоть за спиной.

Ответить Немцов не успел.

Что-то произошло в эту секунду.

Волна воздуха, до этого спокойная, вдруг откачнулась назад, в лицо ударило напором ветра. Раздался оглушительный взрыв, вырастая в небе гигантским «грибом» пыли с осколками камней. Это обрушился утёс, нависавший над пещерой. Кто-то из интерполовцев зацепил ногой натянутую Грабовским стальную нить, прикреплённую к детонатору взрывчатки. Недаром его помощник Курт тащил в рюкзаке пару килограмм тротила. Это была первая ловушка, в которую угодила группа захвата. Как ни старался Куживан, будучи сапером, смотреть по сторонам и особенно под ноги, хитрый нацист абвершколы опередил его на несколько шагов.

ГРЖА-АААХХ!!!

Взрыв был мощным. Горный кряж закачало; скалы, пришедшие в движение, казалось, раздвоились, вибрируя в разряженном воздухе. Весь хребет будто сдвинулся в сторону, обрушивая на группу Немцова сотни тонн расщепленных обломков. Березняк и трое интерполовцев были тут же погребены под завалом, исчезая в пропасти с диким криком.

— Па-ша-а! — донёсся вопль радиста, когда его снесло вниз потоками камнепада. — Па-ша-а…

Трофим кинулся за скользящим потоком, но было поздно. Вызванное взрывом землетрясение пошло по цепочке, поглощая все близлежащие скалы по принципу домино.

— Берёза-а! — кричал Трофим, но радист Березняк уже превратился в сплошной комок раздавленного, перемешанного с костями мяса.

Немцов только сейчас, рванув навстречу камнепаду, краем глаза заметил, как Смит старается укрыться под нишей, вместо того, чтобы спасать своих подчинённых. Впрочем, мелькнуло у него, и спасать-то уже было некого: всех четверых, включая Березняка, в долю секунды поглотило под собой то, что обрушилось с гор при взрыве.

— Паша! — кричал в трансивер Немцов. — Назад, чтоб тебя черти сожрали! Сейчас и тебя зацепит!

Ошеломленный Паша, никогда не терявший присутствия духа, на этот раз от неожиданности растерялся, не успев сообразить, что ему надлежит делать в первую очередь: кидаться вниз за Березняком или прятаться в разломе как британец Смит.

— Наза-ад! — орал майор Немцов.

Вокруг всё гудело, вибрируя под ногами. Эхо грохота ушло куда-то в горы. Потом, напоследок вздрогнув последний раз, хребет утих так же внезапно, как перед этим прогремел взрыв. Раз! — и словно выключили из розетки. Рядом со Смитом обрушился последний кусок каменного монолита. Дунуло ветром и воцарилась тишина. Ни криков птиц, ни стонов раненых. Четыре тела были погребены под обвалом навечно. Сверху это представлялось каким-то бесформенным нагромождением природного обелиска. Матушка-природа сама позаботилась о погребении.

— Мир их праху, — перекрестился Трофим, откашливаясь поднятыми вихрями пыли.

Остаток ночи до рассвета провели в полном молчании, воздав память погибшим. Теперь о конспирации не могло быть и речи. Взрыв был слышен Грабовскому за несколько километров, тут и математиком не надо быть. Оставалось уповать на то, что нацист может посчитать этот взрыв случайностью, когда какое-нибудь заблудившееся животное — та же лама, к примеру — могла наткнуться на стальную растяжку. Но агент разведшколы в случайность, разумеется, не поверит.

—Теперь что? — хмуро спросил Куживан. — Теперь только догонять?

— Да, — не менее хмуро ответил Немцов, кося взгляд на приунывшего Смита. — Теперь только догонять. Он слышал грохот, сразу поймёт, что его преследуют.

Потом всё же спросил англичанина:

— Что же вы, хваленый Интерпол, прячетесь от взрывов, вместо того, чтобы бросится на помощь своим товарищам?

— Их не есть спасти, — виновато парировал Смит. — Как и ваш радист Берьоза.

— Ну, мы хоть пытались, а вы…

— А он в пещере прятался, сукин сын! — злобно выругался Пашка. — Даже верёвку не удосужился кинуть.

— Отставить! — перебил майор. — Мы тоже с верёвками не успели. Всё произошло за какие-то секунды.

— Нас теперь есть семьеро… — с горечью констатировал британец. — И Грабовский знать, что мы есть идти по следу.

И он был прав.

…В нескольких километрах от них, уже на той стороне перевала, бывший фотограф, он же новоявленный Вольфганг Прам, перерезав глотку своему помощнику Паулю, мирно спал под неусыпным взором сторожащего Курта. Как только вдалеке прогремел взрыв, Боровский резво вскочил, уставившись в сумрачные пики скалистых вершин.

Теперь он знал, что в ущельях и обвалах горных Анд он не один.

За ним идутпо следу.

Глава 17

1977 год.

Джунгли Амазонки.

Спустя месяц после выхода экспедиции в поход.

18 часов 14 минут по местному часовому поясу.

— Придётся пожертвовать конечной целью экспедиции, — печально заявил профессор Вязов, оглядывая хмурые тревожные лица.

Мы только что миновали разлив трёх притоков, приблизившись, судя по старой карте Семёна, к месту, где наша прежняя экспедиция похоронила Олю. Сколько Костик не высматривал хоть какие-нибудь следы, сколько не сверялся с картой, компасом и ориентирами, ничего похожего на холмик с крестиком не обнаружил.

— Оно и немудрено, — пытался облегчить его страдания Вязов. — За год с лишним экосистема здесь претерпела значительные изменения. Не хочу тебя расстраивать, мальчик мой, но останки тела давно растащили трупоеды, а сам холмик покрылся буйной растительностью.

— Да, но крестик… — безысходно опустил тот руки. — Я же его сам смастерил. И записку тут в банке где-то закопали. Андрей Сергеевич собственноручно писал.

— Банка сгнила под землёй, а крестик превратился в труху.

Костик обшарил едва ли не каждый куст, я тоже помогал ему, вспоминая хоть какие-нибудь знакомые ориентиры.

Ничего.

Ни следов стоянки, ни головешек костра — всё покрылось разросшимися кустами, лишь заводь та, где на Олю напала анаконда, продолжала колыхаться своей подрагивающей поверхностью.

— Не пойдёшь туда, не взглянешь?

— Нет. Толку вспоминать, ведь год уже прошёл, как она погибла.

Здесь и заночевали. После пережитых нами волнений, связанных с обнаружением следов армейских ботинок, мы дежурили ночью с особой бдительностью. Пока ничего страшного не произошло, но ощущение постоянного слежения не покидало нас ни на минуту. Спина буквально горела от сверлящих взглядов, затаенных где-то в кустах.

За нами следили. Методично. Неуклонно. С постоянным вниманием, не теряя из виду.

Они ждали.

— Придётся жертвовать конечной целью, — повторил Вязов, когда мы расположились на ужин. — Без группы охраны нам до Золотого города не добраться. Нас хоть и берегут в своём роде, чтобы по нашим следам прийти в город, но кто знает, что у них на уме. Эти невидимые враги могут в любой момент избавиться от любого из нас, исключая Костика с Сашей. Только они двое представляют ценность для незнакомцев. Только они знают маршрут с ориентирами.

— Вдвоём без нас они бы тоже не пошли в город. Зачем им? — спросила Светлана.

— Затем, чтобы потом обнародовать в мировой печати, что город принадлежит Советской стране, — бросил реплику Дёмин.

— Сомневаюсь, что ООН и Юнеско отдадут эту историческую ценность, — парировал начальник экспедиции. — В любом случае они внесут его как мировое наследие для всего человечества.

— Так что? — спросил Руслан, как самый юный из команды. — К городу уже не идём?

— В таком урезанном составе — нет.

— Нам бы с Саней хотелось ещё побывать на том навесном мостике, где Мишу сожрали кайманы, — предложил Костя. — Такое входит в планы возвращения? Тут недалеко осталось, километров шесть. А на обратном пути сделаем небольшой крюк в сторону, где погиб Сёма.

— Хорошо, — поразмыслив, принял решение Вязов. — Раз не доберёмся до конечной цели, так хоть побываете на местах гибели своих друзей. Завтра с утра и двинемся к виадуку.

На том и решили.

Дежурили по очереди, не выпуская из рук винтовок.

А на следующий день наступила ещё одна смерть в нашей экспедиции.

Вот как это произошло…

 ********

— Ну, это уже совсем нагло! — возмутился Костик, заметив, как Дёмин, вместо того, чтобы ступить на шаткий мост первым, пихнул туда Светлану. Девушка от неожиданности по инерции сделала шаг и замерла, покачиваясь в такт ветру. Нависший виадук шатало из стороны в сторону, он ещё больше обветшал, спустя год, превратившись в развалины.

— Туда мы не пойдём! — оттащил её за руку профессор. — А вам, Дёмин, было бы стыдно толкать девушку вперёд.

Костик не удержался, чтобы не двинуть Дёмину под зад коленом. Пинок был замечателен!

— Я просто хотел проверить прочность, — огрызнулся кэгэбист.

— Ке-еем? — взревел Костя. — Девушкой?

В этот момент и произошло то непредвиденное, что потом я буду вспоминать всю оставшуюся жизнь.

Дёмин как-то неловко сделал шаг назад, опасаясь Костика, подвернулся на скользком глинистом склоне, повалился на спину и, увлекаемый силой притяжения, съехал ногами вперёд в камышовый берег, где на песке лежали застывшие кайманы. Их были десятки, греющихся на солнце! Всей массой он плюхнулся в воду, переполошив местных лягушек, забарахтался, чем и привлёк внимание рептилий.

Громадный кайман — просто титан колоссальных размеров! — разинув пасть, вцепился в Дёмина, распарывая поясницу надвое. Позвоночник переломился пополам и сложился как книжка.

— А-а! — заорал Дёмин, захлёбываясь в собственной крови.

Всё заняло не больше пяти секунд. Мы даже не успели закричать. Останки Дёмина пожирались живьём. Вместо лица — маска алого, изрубленного как котлета мяса. Тело превратилось в лохмотья, и вряд ли оно достигнет дна. От него уже остался один размолотый в мясорубке череп, но глаза ещё жили, со страшной мукой, будто в удивлении наблюдая, как его тело перемалывают челюсти.

Светлана, заваливаясь на бок, упала в обморок. Руслан в беспамятстве, наклонившись, поднял что-то из бурлящего потока. Теперь он стоял и бессмысленно держал в руках кусок окровавленной ноги. Кайман перегрыз её ровно на коленной чашечке, оставив бедро растерзанным до копчика. Парень ошарашенно оглядывался, куда бы этот ошмёток положить. Затем, на секунду придя в себя, дико взвизгнул фальцетом, отбрасывая ногу, будто прокаженную. Его бурно вырвало. К ноге подполз не слишком поворотливый зверь, как бы прицеливаясь, повернул клыкастую пасть вбок, ухватил за лодыжку и, подбросив в воздухе, мощно щёлкнул челюстями. Оторванные глазные яблоки ещё колыхались на вспученных волнах. Кайман ростом поменьше заглотил их, даже не почувствовав вкуса. От Дёмина, сотрудника КГБ, остались только рваные куски одежды, но и они были в секунду растерзаны пираньями.

Костик одурел от толчков исторгаемой рвоты. Он видел, как Дёмину оторвало руку, и эта рука, крутясь палкой, в один миг исчезла в пастях. Остатки тела дёргались в агонии. Потом всё утихло, кайманы расползлись, не осталось даже алого пятна крови.

Светлана, придя в себя, стоя на коленях, плакала навзрыд. Вокруг неё сновали шустрые муравьи.

Никто из нас не любил Дёмина, но произошедшая на наших глазах смерть была настолько ужасна, что её не пожелаешь и врагу. Последними этот мир покинули глаза — всё, что осталось от бывшего сотрудника силовой структуры КГБ.

Пусть земля ему будет пухом.

Когда уже более-менее пришли в себя после потрясения, на обратном пути Костик в растерянности произнёс, рассуждая:

— Тебе не кажется странным?

— Что?

— Что Дёмин погиб таким же образом, как и наш Миша. И того, и того сожрали просто живьём! На одном и том же месте. Пройди мы дальше по мосту и попади в город, я сомневаюсь, что кто-нибудь из нас вернулся бы живым.

— Да, — согласился я. — Тут пахнет мистикой.

…Теперь нас осталось пятеро.

 ********

К месту гибели Семёна мы пробирались сквозь стену джунглей четыре дня, сделав дугообразный крюк в сторону. Ни о каких золотых артефактах теперь не могло быть и речи.

— Если бы нас не покинул взвод охраны, может этого и не произошло бы, — рассуждал профессор, продвигаясь следом за мной, нагруженный внушительным рюкзаком. Я шёл первым, с такой же ношей на плечах, за Русланом шла Светлана, отважно перенося все невзгоды неудавшегося похода. Замыкающим был Костик.

— И до города бы дошли, и людей не потеряли, и вернулись назад с образцами древней неизвестной культуры. Теперь предстоят хлопоты со снаряжением ТРЕТЬЕЙ по счёту экспедиции, но вряд ли кто из нас захочет в ней участвовать, верно?

— Уж не мы, точно! — откликнулся Костя. — Сейчас повидаем Сёму, воздадим ему память, и нам тут делать нечего.

— Да. Пускай правительства государств сами решают, кому будет принадлежать заброшенный город. Мы с дочкой тоже не горим желанием снова посетить эти места. Солдаты даже раций нам не оставили, чтобы связаться с вертолётами. А убеждали, что это будет простой прогулкой.

Вязов с шумом выдохнул, привалившись спиной к дереву.

— Долго ещё? Я теперь и не знаю, начальник ли я по-прежнему экспедиции? То, что от неё осталось, можно смело назвать жалкими крохами.

И он был прав.

Экспедиция уже не шла своим путём, пожертвовав её конечной целью.

Она бежала.

Бежала от преследователей, постоянно находящихся за спиной — незримо, невидимо, угрожающе.

Так, собственно, и произошло.

Когда мы достигли ориентиров и сверились с картой, вместо бугорка с крестиком мы наткнулись на давно ожидаемую опасность.

— СТОЙ! — раздался властный голос на совершенно безупречном русском языке.

Там, где должна была находиться могилка Семёна, на поваленном дереве сидел с автоматом на коленях какой-то незнакомец в камуфляжной безрукавке. Рядом с наведённым на нас ручным пулемётом — подумать только! — стоял второй, обвешанный накрест лентами патронов. Третий зашёл нам за спину и грубо сдёрнул с Руслана винтовку.

— Хенде хох! — скомандовал он.

По поляне рассредоточились с десяток полуголых индейцев, все как один обвешанные какими-то замысловатыми погремушками. Свирепые лица были размалёваны боевой раскраской, в носах торчали кольца, в руках натянутые луки со стрелами. Дикари!

— Оружие на землю! — повысил голос первый, очевидно, начальник.

Помощник с пулемётом сноровисто кинулся ко мне, врезал под дых, отчего у меня вывернулись внутренности, выхватил винтовку и отшвырнул к ногам первого.

— На землю! — взревел тот. — Повторять не буду. Вашу девку прирежем первой, если вздумаете не подчиниться. Но сперва отдадим её на растерзание нашим головорезам, — кивнул он в сторону наёмных индейцев.

Вязов покорился первым, выпустив ружьё из рук. Костик, ещё не придя в себя от внезапности происшедшего, сжимал ружьё в побелевших костяшках пальцев, не желая с ним расставаться. Один из наёмников — креол гигантского роста — с глумливой улыбкой беззубого рта подскочил к Косте, занёс кулак и впечатал им в затылок. Зайчик охнул, выпуская воздух из лёгких, заваливаясь набок.

— Теперь девка, — обернулся он к ней. — Выкидывай что есть.

Светлана бросила взгляд на профессора и, уловив его кивок, бросила из кармана комбинезона пистолет Макарова. Другого оружия она не носила. Мужеству девушки можно было только восхищаться.

— А теперь в кучу! — приказал первый. — Повернуться спинами. Вам завяжут руки.

Мы подчинились. Костик тряс головой, приходя в себя после оглушительного удара. В ветвях бесились обезьяны. Из кроны нависшего лианами дерева показалась чрезмерно любопытная голова сонного удава, будто интересуясь, какой нахал отважился его разбудить. Один из индейцев ловко перехватил шею змеи, полоснул ножом, отделяя извивающиеся в агонии кольца. На ужин сгодится.

Я перевёл взгляд на незнакомца.

— Отныне ваша жалкая свора наши пленники. Почему не перешли мост и не отправились к заброшенному городу, я узнаю от вас позднее. Знакомство наше будет долгим, — «обнадёжил» он глумливым тоном. — Можете называть меня Гувером.

— Вы же русский! — отчеканил со злобой профессор. — И судя по диалекту наш соотечественник, тут и лингвистом не надо быть.

— Может и русский, — согласился тот. — А может и немец.

— Он из той же шайки Грабовского! — вспылил Костик. — Такой же агент четвертого рейха. У них тут целая разветвлённая сеть по всему континенту.

— А молокосос прав! — неожиданно довольно заключил не то немец, не то русский. — Да. Грабовский, как вы его называете, состоит при нашей организации. Он облажался — мы пришли на замену. Завтра снова повернёте к городу!

— Ни за что! — запальчиво выкрикнул Вязов. — Это вы следили за нами весь поход, начиная, когда мы только ступили в джунгли?

— Ну, положим, не я лично, но мои помощники — да. Я присоединился только недавно.

— Ага, — съехидничал Костик. — Когда мы обнаружили следы сразу трёх ботинок. Вы скрылись от нас как трусливые зайцы… — и осёкся, сам едва не расхохотавшись. — Аж пятки сверкали после наших выстрелов!

Гувер угрожающе перебил его:

— Не бежали, а благоразумно отступили, давая вам возможность продвигаться вперёд к Золотому городу. Его координаты знал Грабовский, но не желал делиться с конкурентами, зарабатывая этим себе на жизнь. А когда он исчез с вашим начальником, встал вопрос следить за новой экспедицией, которая последует за первой. Ими оказались вы. — Он развёл руками. — Всё просто. Вы оказались, сами того не желая, нашими проводниками по джунглям. Плюс местные индейцы, завербованные Грабовским. А ваша охрана, оставившая вас, как нельзя лучше сыграла нам на руку. К тому же ваша баба в экспедиции. В качестве заложницы она будет лакомым кусочком.

Гувер умолк, потирая руки от удовольствия.

Мы стояли вплотную друг к другу, окружённые разрисованными верзилами, не в силах дать отпор. Речь его, сказать по чести, была с моей точки зрения довольно разумной: перед нами был не просто наёмник-убийца как Грабовский, а вполне европейский человек, даже с неким налётом интеллекта.

— Что с рами будет, если откажемся? — за всех спросил Руслан, беспокоясь не столько за себя, сколько за девушку.

— Будем отрезать уши. По частям. А девку пустим по кругу. Решать вам, — пожал плечами Гувер.

— Да ты ещё хуже изверг, чем Грабовский! — взвыл в ярости Костик. — Жаль, что нас осталось так мало. Мы бы с Геннадием выбили тебе все зубы.

— Геннадия вашего нет, — осклабился тот. — Как нет и Артёма, Дёмина, Горцева. Мои люди видели все их смерти.

— А откуда знаешь их имена?

— Подслушивали! — захохотал он. — Эти двое, — Гувер махнул рукой в сторону, —хоть и являются чистыми арийцами, но русскую речь понимают. Когда я примкнул, они мне всё рассказали.

— А сам-то откуда будешь, прыщ плюгавый? — почесал ногу о ногу Костик.

— Из Калининграда, — не обратив внимания на невежливость, ответил тот. Очевидно, его забавляла перепалка с этим юным отпрыском давно забытой родины. — Когда он вновь станет Кенигсбергом, я вернусь под крылышко матушки-России. Только уже с легионами нового возрождающегося РЕЙХА! — последнее слово он произнёс с ударением, в исступлении закатив глаза, словно в наркотическом экстазе. — Неисчислимые богатства Золотого города помогут нашей партии фюрера вновь пойти походом на Россию!

— Говна вам не хватит, чтобы устелить им дорогу к нашей стране! — запальчиво выкрикнул мой друг, но профессор укротил его взглядом. — Тише, Костенька. Мы не знаем, что можно ожидать от этого психа.

Гувер тем временем отдал какие-то указания по-немецки. Никто из нас не знал этого языка: даже профессор, хотя мог общаться и по-английски, и по-испански, и по-французски.

Нас повели в сторону от места гибели Семёна.

— Кстати! — выкрикнул, оборачиваясь, Костик. — А откуда вы узнали, что мы придём именно к этому месту, ожидая нас в засаде?

Гувер сделал знак остановиться.

— Хороший вопрос, придурок. Так и быть отвечу. В первые дни похода мои люди аккуратно стащили из рюкзака дневники вашего Семёна. Дальше дело техники. За десять минут сфотографировали страницы. Положили обратно. Никто не заметил, даже ваш дежурный у костра.

— А кто это был?

— Лейтенант КГБ Дёмин.

— Кто-о… — осёкся Костик. — Какой-какой лейтенант?

— Вашего КГБ, — ухмыльнулся нацист. — Ваш начальник знал это с самого начала. Но вам не говорил.

Костик в недоумении бросил взгляд на профессора:

— Что за хрень…

— Потом, Костя, — ответил Вязов. — Будет время, объясню.

А мне всё не давала покоя моя оплошность. Как я мог не заметить, что дневник лежал, допустим, не так, как я его всовывал в рюкзак? Как я мог проморгать столь очевидное мародёрство?

— Если дежурил Дёмин, то немудрено, что не заметил ваших подельников, — хмыкнул Руслан. — Он у нас был не из храбрых. — Может и заметил, так не рассказал нам.

— Моих индейцев трудно разглядеть в темноте. Они прирождённые охотники и дети джунглей. Подкрались, пошарили, передали помощникам, те быстро засняли, отдали, вернули. На всё про всё — не более десяти минут. Ваш Дёмин даже не проснулся.

— Так он, паршивец, дрых в дежурство! — в ярости вспылил Костик.

— А потом мне передали плёнку, я увеличил снимки и принялся за изучение дневников, — прервал его Гувер. — Из них и узнал о местах гибели ваших придурков, начиная с девки. Сопоставив с маршрутом, которым вы идёте и из обрывков ваших разговоров, переданных мне моими помощниками, я сложил два плюс два. Получилось пять. Иными словами, я понял, что вы будете навещать все места, где год назад хоронили своих друзей. Поэтому я и задержался, изучая дневники. Потом видел, как разрывали на части этого Дёмина. Но не мог предположить, что вы раздумаете навестить город с его золотыми статуями. Вывод был очевиден: если вы возвращаетесь, то непременно сделаете крюк, навестив последнюю могилу. И вот вы здесь.

— Из-за вас! — поднял палец профессор. — Мы чувствовали слежку, потому и не решились идти в город. К тому же нас стало меньше.

— Станет ещё меньше, если не согласитесь пойти начатым маршрутом, — хохотнул нацист. — А теперь вперёд! Завтра нас ждут великие дела!

Нас толкнули — мы пошли.

…Плен только начинался.

Глава 18

1977 год.

Западные Кордильеры великих Анд.

Заброшенное селение ниже перевала.

20 часов 16 минут по местному часовому поясу.

Вольфганг Прам, он же Грабовский, он же агент Четвертого рейха, вышел к селению на рассвете следующего дня после прогремевшего вдалеке взрыва. Оставив за спиной перевал, они с Куртом преодолели последние расщелины, выйдя на травянистое плато, где паслись альпака с ламами, бродили коровы и лаяли собаки. Вдалеке на обширной равнине высились две пирамидальные башни зиккуратов, поросшие растительностью. Что-то божественное и тревожное было в этих пирамидах, с которых древние инки скидывали к ногам народа вырванные из жертв сердца. Высокие и грандиозные каменные барельефы с изображениями богов, подобно египетским сфинксам окружали первый зиккурат. За ним высился второй, почти близнец первому. Каменные лестницы уступами уходили к вершинам, на которых располагался алтарь жертвоприношений.

Вождь затерянного в горах неизвестного человечеству племени встретил их подобающим образом, словно ждал их появления, ниспосланного свыше.

— Приветствую вас, чужестранцы! — произнёс он каким-то птичьим голосом на корявом английском языке.

— Давай по-немецки, — без обиняков прервал нацист. — Рассусоливать тут нечего. За нами погоня, так что выкладывай карту с местом тайника и ауффидерзейн, ходячий монумент!

Вождь едва понял его, но поклонился, протягивая костлявую руку:

— Вы принесли наш священный тотем?

Курт тем временем, скинув с плеч рюкзак — всё, что они в спешке захватили с собой, покидая перевал — рассматривал высыпавший из хижин народец. Все были низкорослые, с горбатыми носами, даже женщины отличались некоей печатью древних поверий шаманов — или кто они там были у инков, подумал Курт.

— Гутентаг… — не представляя, как с ними общаться, вертел он головой. Взрослых мужчин и женщин было около сорока. Плюс дети разных возрастов. Итого человек шестьдесят, не более. Женщины в юбках из пальмовых листьев с открытыми напоказ обвислыми грудями и мужчины, раскрашенные боевыми красками, смотрели на европейцев во все глаза, нерешительно сжимая копья. Два незнакомца представлялись им высшей расой, ниспосланной с небес их богами.

Два или три десятка низких соломенных строений, очаг внутри каменного круга, растянутые между деревьями лианы, на которых сушились пучки неведомых растений, большая хижина прорицателя бога и вождя — вот и вся деревня. Антураж дополняли возделанные вокруг каскадами поля, домашний скот и вездесущие собаки. Дети тянули руки, ощупывая одежду незнакомцев, женщины, все в золотых украшениях, стыдливо прятали глаза, поднося незваным гостям дары со стола.

— О каком тотеме ты лопочешь? — намеренно ушёл от ответа Грабовский. — Мне никто ничего не передавал. Нам приказано забрать у вас из тайника то, что когда-то оставили здесь наши предшественники. Усёк, старая обезьяна?

Вождь изменился в лице. Теперь в нём уже не было того первичного подобострастия, с которым он встретил незнакомых европейцев.

— Нет священного тотема, нет и карты тайника, — провозгласил он. — Можете возвращаться туда, из каких земель вы пришли. — Он дал знак охотникам, и те направили на пришедших свои копья. — Я не буду вас задерживать. Вы нас обманули.

— Ну, уж нет! — взорвался Грабовский. — Назад мне дороги нет, нас преследуют. А тайник я всё равно заберу, или перегрызу горло любому, кто приблизится. — С этими словами он внезапно метнулся к вождю, заломил тощую руку и, приставив нож к горлу, прошипел зловещим голосом:

— Курт, мальчик мой, подержи этих собак на прицеле.

Курт резво высвободился от окружающих его рук, схватил маузер, кинутый Грабовским, и наставил на группу охотников. Всё действие заняло не более пяти секунд: те даже не успели направить копья на новую цель. Кто-то из женщин взвизгнул. Ребятня рассыпалась в стороны, прячась за хижины.

— Хорошо, — процедил невозмутимо нацист. — Теперь без паники. Переведи своим псам, чтобы бросили копья, — рванул он вождя на себя. Столетний старик повис у него на руках, безжизненно мотая головой. — Быстро! — проорал Грабовский. Курт водил пистолетом из стороны в сторону, боясь нарушить уговор со своим, теперь уже навеки, хозяином.

Вождь что-то пролепетал на птичьем языке, копья посыпались на землю. Пятясь спиной к равнине с зиккуратами и прикрываясь телом вождя в качестве щита, Грабовский на удивление спокойно оценивал обстановку. Его этому учили. Его к таким ситуациям готовили в школе агентов.

— Где тайник? — развернул он к себе вождя, приставив нож к сонной артерии. — Ты и без карты знаешь, верно?

Слабеющей рукой старик указал на пирамиды:

— У подножия одной из них. В каменной кладке.

— Веди! И не вздумай шутить. Прикажи всем, чтобы оставались на месте. Перережу горло, только кто двинется.

— Тайник в земле. Придётся копать, — хрипел вождь с покидающими его силами.

— Значит, прикажи своим обезьянам взять лопаты. Двоих хватит.

Обернулся к Курту.

— А ты возьми кого-нибудь в заложники. Хотя бы вон ту бабу.

Курт выдернул из онемевшей толпы молодую девушку, приставив к ней маузер. Ему не хотелось это делать, но ослушаться Вольфганга Прама означало подставить под удар свою семью. С виноватым видом он утешил:

— Прошу вас, фройляйн. Лучше, если вы будете исполнять его приказы.

Разумеется, она его не поняла, но услышав призыв вождя, покорилась, волоча ноги за Куртом.

Вскоре они вшестером добрались до громадного цоколя первого зиккурата, сопровождаемые на расстоянии оробевшей толпой. Индейцы были растеряны, впервые увидев, как их вождь подвергается опасности. Мирный и добродушный народ, дальние потомки некогда могучих инков, они совершенно не подозревали о существовании европейцев, пока к ним два с лишним десятилетия назад не добрались сотрудники тайного института Аненербе. Но те были дружелюбны, покопались в могилах древних праотцов и скоропостижно скрылись, оставив что-то в тайнике. Место захоронения и так считалось священным, никто туда не ходил, а те европейцы напугали ещё какой-то болезнью, которая может вырваться из подземелья, если потревожить дух покойников. Вождь наложил проклятие на тайник, и с тех пор подножие зиккурата никто не посещал. Теперь толпа нерешительно топталась на месте, с ужасом наблюдая, как двое европейцев пересекли условную границу запрета, волоча за собой заложников.

— Давай-давай! — подгонял их Грабовский. — Нам утром нужно быть по ту сторону вашей вонючей деревни.

Двое копателей с лопатами наперевес едва дышали от страха. Громадная мощь зиккурата нависала над всеми, подавляя своей грандиозностью. Грабовскому некогда было разглядывать высеченные на камнях барельефы с пиктограммами в виде звездчатых пентаклей, золотая копия которых лежала у него в кармане. Он был доволен. И тайник получит и вождя с глупым Шольцем обведёт вокруг пальца.

Я СТАНУ БОГАТ! — сверлила в голове блаженная мысль.

— Здесь! — Вождь бессильно указал рукой на ряд камней, пригнанных друг к другу с идеальной математической точностью. Одна кладка выделялась цветом, очевидно потревоженная лет двадцать назад.

— Прикажи копать.

Услышав вождя, двое охотников принялись с ожесточением разворачивать камни, спеша скорее вернуться за границу наложенного проклятия. Бедные индейцы уже не считали себя жильцами на этом свете.

Нацист оттолкнул вождя в руки Курта, когда в кладке образовался провал в форме чёрной бездонной дыры.

— Держи под прицелом его и бабу! — приказал он.

Из провала подземелья дохнуло смрадом с примесью затхлой сырости. Летучие мыши безмолвно и страшно пронеслись над головами, вырвавшись наружу, но, ослеплённые солнцем, тут же вслепую врезались в косые стены гигантской пирамиды. Курт подхватил вождя, приставив к виску маузер. Странно, но парализованному волей парню совершенно не приходило в голову, что этим маузером он может пришить и Грабовского, навсегда избавив свою семью от опасности. Только потом он вспомнил, что, швыряя ему пистолет, Грабовский скосил взгляд на свой карман, давая понять, что обойму он вынул заранее. При этом у агента на губах играла глумливая улыбка. Мол, ничего у тебя, паршивец не выйдет: патроны я спрятал, а эти придурки всё равно не поймут.

Перед Куртом открылась подземная площадка, едва видневшаяся в черноте провала. Нацист присвистнул:

— Господь мой фюрер! Да тут целое захоронение!

Курт подался вперёд и потрясенно уставился на увиденное. Спазмы тошноты сдавили грудную клетку. И было отчего!

Сплошными рядами, по два — по три десятка, обёрнутыми в пропитавшиеся бальзамом ткани, лежали… иссохшие мумии. Их были сотни! Они представляли собой громадное подземное кладбище захоронений, никем не потревоженное с 1940-го года, когда Аненербе единственный раз открывали эти склепы. Им было сотни и сотни лет! Детские мумии, похожие на обвёрнутые кулёчки в анатомическом театре, были привязаны к дощечкам. Больше сотни черепов, вытянутых у затылка, покоились на каменных плитах своеобразными штабелями.

Они пролежали здесь несколько веков, как и мумии… — разочарованно догадался Курт. Так вот для чего они втроём пробирались сквозь перевалы и расщелины Анд. Чтобы посмотреть на этих сморщенных иссохших кукол, завёрнутых в тряпки? Из-за этого был убит Пауль? Из-за этого их преследует кто-то неведомый и опасный? Из-за этого он должен держать язык за зубами, чтобы Вольфганг Прам не прирезал его семью?

Эти неутешительные мысли пронеслись в голове молодого агента со скоростью транснационального экспресса. Чудеса! — подумал он.

Тем временем Грабовский, превозмогая удушливые спазмы от подземных испарений, вытащил из тайника большую металлическую коробку, которая сразу бросалась в глаза. Такой металлический предмет, покрытый слоем пыли с гербом института Аненербе, могли оставить только его предшественники. Остальное уже не интересовало. Он шестым чувством уловил, что пришёл сюда именно за этим ящиком. Осветив напоследок стены склепа фонариком и оставив мумии без внимания, он, отдуваясь выволок ящик на свет.

— Отойдите все! — скомандовал он. Где-то из-под ног выползла игуана. Над головой кружил белогрудый кондор. Пахло плесенью.

Курт оттолкнул вождя с девушкой, по-прежнему наводя на них пустой маузер. Двое с лопатами уже давно отскочили за границу заклятия, присоединившись к остальной толпе.

Бросив взгляд за спину, бывший фотограф сковырнул ножом печать герба. Раздался противный скрип железа о железо. В нетерпении сорвав крышку, Грабовский погрузил внутрь руку. Та упёрлась во что-то тяжёлое. Он издал вздох облегчения. Нашёл! Половина задания выполнена!

Извлекая на свет какой-то свёрток, он заметил на дне пожелтевшие листы, иссохшие от времени. Убедившись, что в ящике больше ничего нет, он выложил на траву содержимое. Солнце уже перевалило за полдень. Никто не шевелился. Старый вождь прикрыл глаза и молчал. Курт переводил пистолет с него на девушку, которую трясло крупной дрожью.

— Хрень собачья какая-то… — разочарованно изрёк Грабовский, разворачивая заплесневевший свёрток. Из него на траву выпали два предмета. Поначалу он не разобрал, что вывалилось из рук, но, присмотревшись, с досадой плюнул.

— И вот это СОКРОВИЩЕ? — едва не проорал он в ярости. — Из-за этого бреда я рисковал жизнью, чуть не оборвавшись в пропасть? О Пауле он не вспомнил.

Перед ним на траве лежали две железные капсулы, запаянные колпачками в верхнем основании, похожие на гильзы крупнокалиберного пулемёта. Вроде как лабораторные ампулы, пронеслось у него в голове.

Две гильзы были с налётом ржавчины и не представляли никакой ценности. Не золото, не платина… От досады фотограф пришёл в ярость.

— Дай пистолет! — приказал он Курту. — А сам возьми нож и приставь к горлу этой старой обезьяне.

Тот нерешительно кинул оружие с пустой обоймой, поймав на лету брошенный нож.

Лихорадочно вставляя обойму, Грабовский едва не выл от гнева.

— Посылать меня за такой хренью? МЕНЯ? Лучшего агента ведомственной структуры?

Щёлкнув предохранителем, он в исступлении навёл оружие на двух землекопов. Раздались подряд два выстрела, грохотом прокатившиеся по равнине. В толпе завизжали, в селении испуганно залаяли собаки.

— Получайте, гниды паскудные! — всадил он по одной пуле в каждого землекопа. — Двумя дикарями меньше. — Перевёл маузер на вождя. — А тебя, собака паршивая, я возьму с собой в качестве отхода. Да и девка, пожалуй, пригодится на ночлег. Свяжи их между собой, — приказал он Курту. — Но, чтобы они могли передвигать своими косолапыми ногами. Пойдут с нами.

Курт достал из рюкзака верёвку, послушно исполняя приказание.

— И забери еду, что эти уроды вынесли нам для приветствия. Забивай рюкзак под завязку. Мы отчаливаем!

Толкнув вождя вперёд, он свирепо выдавил из себя:

— А ты прикажи своим подопечным, чтоб не двигались с места. Как только мы отойдём на порядочное расстояние, отпустим и тебя и твою шлюху.

Вождь покорно повиновался. После его приказа вся толпа отхлынула к хижинам. Грабовский на прощанье выстрелил в воздух, отчего индейцы ещё больше прижались друг к другу.

— Кроме обратного пути, есть какая дорога по ту сторону деревни?

— Есть, — ответил старик.

— Куда ведёт?

— Вниз до самого подножия хребта.

Грабовский окинул взглядом окрестности равнины. Вокруг сплошной стеной возвышались величественные горы, на фоне которых пирамиды зиккуратов казались игрушечными домиками. По спине дунуло сквозняком. Что-то тревожное закралось в душу.

— Ладно, чёрт с тобой: веди по этой дороге.

И не оглядываясь на оробевших индейцев, все четверо двинулись в путь. Рюкзак был полон еды и местного самогона. Солнце клонилось к закату. Впереди шли старик с девушкой, подталкиваемые Куртом, замыкал группу Грабовский, постоянно оглядываясь назад.

…Именно в 20 часов 16 минут в расположение индейской деревни вошла группа майора Немцова, держа автоматы наперевес.

Но агента Четвёртого рейха они уже не застали.

Глава 19

1977 год.

Джунгли Амазонки.

На подходе к заброшенному городу.

Второй месяц экспедиции.

Время: 06 часов 11 минут.

Из кустов выползла черепаха. Глядя на неё, Костик призадумался:

— Интересно, когда она втягивает внутрь шею, у неё позвоночник сокращается, или складывается как звенья цепочки?

Было раннее утро, когда нас вывели из лагеря под конвоем наёмников. Светлана стойко перенесла ночь под неусыпными взглядами индейцев, глумливо наблюдавших за ней.

— Дочка, не отходи ни на шаг, — старался ободрить её профессор. — Этим подонкам только дай волю, тем более, если перед ними европейка.

Наскоро сжевав по чёрствой лепёшке с кружкой кипятка — всё, что нам предложили — мы отправились гуськом к оставленному виадуку. Предстояло перейти его, углубившись в джунгли по зарисованному маршруту Семёна.

— В общем-то, вы нам все не нужны, — будто издеваясь, напомнил утром Гувер. — Хватает и этих двоих, — указал он на нас с Зайчиком. — Остальные будут только обузой, — он расхохотался. — Но я проявлю милосердие, нехарактерное Грабовскому. Тот оставил вас на съедение ягуарам, я же отпущу вас на все четыре стороны, оставив даже один нож на всех.

Амуницию и продукты у нас, разумеется, отобрали. Никто в его мнимое милосердие не верил. Связанные, но лежащие рядом ночью, мы тихо перешёптывались на фоне потрескивающего костра, вынашивая план бегства.

— После того, как мы приведём вас к золотым статуям, вы нас отпустите? — презрительно уточнил Костик. — Вы? Куча грязных убийц?

— А почему нет? Вас отпустим — девку оставим.

Всё стало ясно. В качестве залога нашего молчания, даже если мы доберёмся в Европу, он оставлял при себе Светлану.

— Ох! — только и смогла выдохнуть она.

— Никто тебя не бросит! — шепнул Костик, когда утром вышли в поход. — Я первый буду грызть глотки тому, кто посмеет к тебе прикоснуться!

— Я тоже! — поддержал Руслан.

К исходу второго дня, переночевав у притока Амазонки, мы вышли к навесному мосту.

— Не желаешь последовать за Дёминым в пасти кайманов? — с издевкой продолжал подтрунивать Коля. — Здесь его и растерзали, не оставив даже ботинок. Я могу помочь подтолкнуть.

Гувер приблизил искажённое яростью лицо, дохнул перегаром и, размахнувшись, впечатал кулаком под дых. Костик перегнулся пополам, хватая пустой воздух непослушными руками. Нацист смерил его довольным взглядом:

— Захочешь ещё пошутить, я всегда рядом. Обращайся. — Потом более серьёзно добавил, толкнув вперёд Руслана. — Первый пошёл!

За юным археологом последовал профессор, за ним Светлана, подгоняемая тремя индейцами, потом мы с Костей и все остальные. Переходили по двое, пока оставшиеся на том берегу удерживали качающуюся трухлявую конструкцию. Не обошлось без инцидента: двое последних индейцев во главе с помощником Гувера, тащившего на плечах пулемёт, дико вскрикнув, провалились между настилов, образовав прореху. Две доски улетели вниз, увлекая за собой орущих наёмников. Там их с радостью встретили кайманы в количестве двух десятков.

— Одним пулемётом меньше, — загнул палец профессор.

— И минус три гнусных рожи, — поддержал мой друг.

Мы без сожаления наблюдали с высоты, как бурлящая кайманами вода сразу окрасилась в клокотавший красный цвет. Рептилии вырывали куски ещё трепыхавшейся плоти, раздирая тела на части. Довершили пиршество вездесущие пираньи. Прошла минута, и всё было кончено. Гувер даже не повёл бровью, приказав четырём индейцам на их корявом наречии:

— Останетесь здесь, залатаете дырку, укрепив мост и с той, и с этой стороны. Обвяжете лианами, чтобы мы могли перейти, возвращаясь с грузом золота. Ясно? Два дня вам на это. Деревьев вокруг полно, что-нибудь придумаете. — Он смерил их взглядом. — Если не сделаете вовремя, перережу всю вашу деревню с детьми и бабами.

Уходя, саркастически добавил:

— А чтоб не скучно было, поджарьте себе того каймана, что сожрал ваших родственников. — И загоготал, довольный своей шуткой.

Таким образом, при подходе к Золотому городу, нас было пятеро, а сопровождающих восемь. Троих можно списать навечно, четверых — временно.

У нас появилась зыбкая надежда.

…И именно при таком удачном раскладе дел, произошло непоправимое.

 ********

У Гувера теперь остался один помощник с шестью индейцами.

Идущий сзади Руслан, передал шёпотом по цепочке, что как только процессия остановится, он берётся напасть на заднего конвоира, замыкавшего группу. Тот имел при себе только лук с вложенной в тетиву стрелой. По бокам шли двое с одной стороны и двое с другой. Костик шёл первым, я за ним с картой Семёна, в средине Светлана, рядом с ней Гувер с помощником. Вязов и последний — восьмой наёмник — замыкали шествие. Гувер разглагольствовал перед девушкой о своих богатствах после окончания операции. Звал к себе на виллу, находящуюся якобы на побережье Атлантики. Улучив секунду, профессор шепнул ей, чтобы была наготове.

…Тут-то ЭТО и свершилось.

— Привал! — скомандовал Гувер, отдуваясь и отмахиваясь от гнуса.

Индейцы тут же бросили рюкзаки.

— Кто-нибудь! Сходите за водой: ручей рядом…

Договорить он не успел. Стоящий последним Руслан, с юной прытью бросился на конвоира, не дав ему разогнуться, когда тот опускал в траву рюкзак. Индеец от неожиданности потерял равновесие, получив удар по затылку. Всё произошло в считанные секунды. Индейцы, распаковывавшие поклажу, не успели заметить метнувшегося к ним Костика, за которым последовал и я. Началась суматоха, крики, свалка. Профессор подмял под себя помощника Гувера, Светлана вцепилась в волосы самого нациста, повиснув на нём как болванка. Образовалась куча-мала. Крики, ругань, стоны, звуки порванной одежды, треск сучьев под ногами. Всё перемешалось, но силы явно были неравны. Раздалось сразу два выстрела. Освободив на миг руку от вцепившейся девушки, Гувер грохнул наугад из маузера, разразившись потоком отборной брани.

— Швайне! — заорал по-немецки. — Сволочи русские, суки, всех перешибу! — он водил пистолетом, ходившим ходуном от вцепившейся Светланы. Выстрел был сделан впопыхах, наугад, но нашёл свою цель в неразберихи. Минуя несколько живых мишеней, пуля вонзилась в живот Руслана. Тот сразу обмяк, подламываясь на ногах, издал сиплый выдох, удивлённо посмотрел на вывернутую дыру и осел на траву. Выстрел разнёс ему полживота с внутренностями. Свесились кольцами кишки. Прижимая их к развороченной ране, Руслан бессмысленно пытался засунуть их обратно. Потом недоумённо попросил:

— Не вываливайтесь, прошу вас… ох… мамочки, больно-то как…

И, завалившись боком, дёрнувшись в конвульсиях, затих. Последняя агония прошлась по мёртвому телу, исказив мукой лицо. Юный археолог умер, так и не увидев Золотой город. Никто в переполохе не обратил внимания. Всех отвлёк второй выстрел.

— Сто-о-ять, мать вашу! Назад! Ещё движение, и перебью всех нахрен!

Гувер обводил маузером переплетённую кучу тел. Меня оглушили по затылку. Всё плыло перед глазами. Вязов с перебитым носом, весь в ссадинах, с усилием поднимался с земли. Светлана была отброшена вправо от нациста. Костик, дёрнул ружьём в сторону Гувера, наводя на него ствол.

— Бросай! — заорал он.

Только потом я узнал, как Костя, уложив помощника ударом в грудь, успел завладеть его винтовкой. Второй выстрел как раз разворотил тому череп.

— Бросай, или вышибу мозги!

В это время за его спиной послышался протяжный вздох: вскрикнула Светлана. Могучий индеец, оставленный на миг без внимания, рванул её за волосы, взял «в замок», приставив к сонной артерии здоровенный тесак.

— Г-гы-ы… — промычал он беззубым ртом.

— Это ты бросай, подлюка! — осклабился Гувер Костику, заметив перемену обстановки. — Иначе он перережет ей горло.

Костя резко обернулся, ему тут же врезали в зубы, отобрав винтовку, но было уже поздно. Девушка дёрнулась навстречу, отпихивая верзилу. Тот машинально от внезапности полоснул ножом, сам испугавшись, что не удержал пленницу. Оседая на траву с бьющим фонтаном крови, Светлана недоумённым взглядом уставилась на профессора.

— О-охх… к-как же это?

Слеза скатилась к воротнику изодранного комбинезона. Полный любви мучительный и затухающий взгляд переместился на Костика:

— М-мальчик мой…

Дёрнув в конвульсии ногами, отважная девушка издала предсмертный всхлип:

— Я лю… любила тебя, Костенька…

И затихла с последней скатившейся слезой.

Всё было кончено.

— А-а… — заорал мой друг, задыхаясь в исступлении, бросаясь к нацисту. — Гадина!

Но былсшиблен с ног.

Только теперь мы заметили безвольно лежащее тело Руслана.

— Господи! — почти взвыл профессор, постаревший сразу на десяток лет. — И его убили… самого младшего из нас.

Теряя опору под ногами, Вязов завалился набок. Он полностью поседел за несколько минут.

Итог всей бойни был таков:

Светлана и Руслан с нашей стороны. Двое индейцев и помощник — со стороны нациста.

Подсчитать нетрудно. Теперь нас трое против пятерых. Плюс четверо, оставшихся ремонтировать навесной мост.

Как выразился потом мерзавец Гувер:

— Избавились от лишнего груза. Всё равно были обузой. Правда, девку жалко: могли бы позабавиться с этой шлюхой.

 ********

Пятеро против троих… размышлял я. Трое против пятерых…

Ночь прошла скверно. Раны саднили, перевязывать было нечем. Никто не сомкнул глаз. Один Гувер по-прежнему не выказывал никакого сочувствия, не удосужившись похоронить своего подельника.

— Ягуары и пумы сожрут, — отмахнулся он, когда мы покидали место трагедии. — А своих можете закопать, мне не жалко. Только быстро!

Втроём мы наскоро предали земле наших товарищей. Опуская в землю окровавленную девушку, Костик плакал навзрыд:

— Одну любовь похоронил, теперь вторую, ещё не успев влюбиться…

— Ничего, сынок, — утешил профессор, шепелявя от выбитых зубов. — Зато она успела полюбить тебя! Теперь и я осиротел…

— Даже крестик не поставили… — на прощание смахнул я слезу.

Шли весь день, едва волоча ноги. По картам Семёна город должен был показаться к вечеру, выступив из зарослей своей грандиозной красотой.

— Подходим? — едва ли не через час справлялся нацист. Каждый шаг приближал его к вожделенной цели.

У меня раскалывалась голова. Костик брёл за мной, не разбирая дороги, блуждающим взглядом смотря куда-то в пустоту. Вязову было особенно тяжело. Профессор, казалось, иссох всем телом за последние несколько часов.

— Знаете, что? — вдруг озарился он на очередном привале, приблизившись к самому уху. — Терять нам теперь нечего и некого: все, кем дорожили так или иначе погибли. Мы уже не экспедиция. Мы жалкие останки постигнувшей нас катастрофы. — Он бросил взгляд через плечо, проверяя, не подслушивают ли нас. — Предлагаю, мальчики мои, не выводить их на этот злополучный город. Светочки теперь нет в качестве заложницы, так что мы можемих увести ложным маршрутом.

— Трудно будет его обмануть, — воодушевился идеей Костик, кося взгляд на Гувера. Тот развалился в траве с автоматом в руках, лениво потягивая коньяк из нашей объёмной фляги, почти опустошенной. — Да и копии карт у него.

— Там чёрт ногу сломает для непосвященных, — напомнил я. — Семён зашифровал многие записи и координаты, даже показания компаса менял. Мы-то с тобой знаем расшифровку, а он с Грабовским не знал. Потому и держат при себе в качестве невольных проводников.

— Так что? — тихо спросил профессор. — Пока не поздно, уведём этих мерзавцев к чёрту на кулички?

— Согласен! — потёр руки Костик, все в шрамах и царапинах.

— Согласен, — в тон ему добавил я в свою очередь, дотрагиваясь до затылка. Кровь свернулась, превратившись в сгустки засохших струпьев.

— Правда, нас могут грохнуть в любой момент, когда догадаются, — невесело заметил Вязов. — По их подсчётам мы должны быть уже у стен города.

— Плевать! — отмахнулся Костик. — Я просто так в руки не дамся.

— Я тоже.

— Тогда, решено? — поднялся профессор, подмигнув нам. — Уж если отдадим жизнь, то не напрасно. Нацистам четвертого рейха не бывать в этом городе!

Заметив его движение, Гувер лениво направил автомат:

— Чего встал, придурок? Отдыхай ещё минут десять, пока есть время. Или хочешь отдохнуть на том свете? Ты мне по сути уже непригоден, как и те двое. Правда, шлюху вашу жалко — мола быть украшением моей походной постели. — И загоготал.

…Как окажется позднее, хохотал он последний раз в своей жизни.

 ********

Было похоже, что у нациста в мозгу перегорели пробки. Он метался между нами, тыкая автоматом под рёбра. Вопил что есть мочи:

— Где город, уроды? Где золотые статуи, я вас спрашиваю, безмозглых тварей?

Пена скопилась у рта, вытекая толчками. Мы невозмутимо стояли, прижавшись друг к другу. Четверо наёмников держали нас под прицелом, направив натянутые стрелы.

— Ночь наступила! — выл он. — Город должен был показаться ещё два часа назад!

— Заблудились, — бесстрашно пожал плечами профессор. — С каждым бывает.

— Ты… — орал Гувер. — Т-ты… гнида, а карта вам на что? — ударял он прикладом мне в грудь. Сразу сдавило дыхание. Вступился Костик:

— Будешь бить, вообще забудем, как идти. Все мозги отшиб, паскуда. Думаешь, легко по зашифрованным записям Семёна отыскать в бескрайних джунглях заросшее лианами место? Сам попробуй — мы не против.

От бессильной ярости тот колотил прикладом всё, что попадалось на пути. Взвыв от негодования, разрядил пистолет в крону деревьев, переполошив семейства обезьян.

— Первым на тот свет отправлю вашего профессора! К дереву! — заорал он, теряя облик человека.

Я бросился наперерез, но не успел. Меня опрокинули на спину, прижав коленями к земле. Костика отшвырнули, врезав под дых. Нацист схватил почти уже старика за отворот комбинезона, сбивая с ног. Потом с силой встряхнул, отчего у Вязова бессильно замоталась голова.

— Встать, русская свинья! К дереву!

Заплетаясь непослушными ногами, профессор шагнул…, но не к дереву, а впритык к нацисту. Успел замахнуться. Успел крикнуть: — Получай, сволочь! — Успел ударить, разбивая в кровь орущий рот. Успел даже оглянуться на нас и подмигнуть на прощание. Раздался выстрел. Тело отбросило к тому дереву, где орал нацист. Разнесённый огнём силуэт профессора померк в моих глазах, превращаясь в бесформенную массу. Последние слова, что я услышал, находясь ещё по эту сторону реальности, был стон профессора:

— Прощайте сы-ночки… кхр-кх… Было честью отправиться с вами в поход… кх-хр-хы-ы…

Потом бульканье, хрип и спазмы смерти. Сразу стало как-то пусто, серо, бессмысленно.

Я провалился в черноту.

Профессор Вязов, член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат всевозможных научных премий, первооткрыватель аномальных зон и просто хороший добрый человек, потеряв Светлану с половиной экспедиции, перестал существовать в этом мире.

…Земля ему пухом.

Аминь.

Глава 20

1977 год.

Государство Перу.

Подножие Западных Кордильер.

Время: 22 часа 08 минут.

Вольфганг Прам, он же Грабовский, он же бывший фотограф первой пропавшей миссии, он же тайный агент возрождающегося четвертого рейха, стоял над поверженным трупом, бессмысленным взглядом уставившись в разнесённый выстрелом череп.

— Где профессор? — орал он на перепуганную в истерике женщину. — Когда ушёл? Куда? Отвечай, стерва!

Жена убитого рыдала, заламывая руки, прикрывая собой крохотную дочурку. Девочка не понимала, отчего этот злой незнакомец, ворвавшись в дом, перевернул всё вверх дном, разыскивая доброго старичка.

Не найдя Андрея Сергеевича, руководителя первой экспедиции, которого он оставил здесь под присмотром, Грабовский приставил пистолет к лицу главы семьи, выбивая из него разлетевшиеся мозги. Женщина завизжала, кидаясь к поверженному телу.

— Я не знаю… — захлёбывалась она, теряя облик.

— Говори, курва, иначе выбью из твоей дочки весь её поганый дух!

Хватая воздух и раскрывая рот в безудержных рыданиях, женщина сбивчиво поведала, что профессор всегда выходил гулять в одно и то же время, подружившись с собакой, которую и брал с собой к подножию хребта. Бежать тут некуда. Кругом стена гор, ущелья и расщелины с обрывами. Единственная дорога только та, по которой герр Вольфганг приехал сам, привезя с собой профессора.

— Значит, он ушёл именно той дорогой, овца ты паршивая! — орал Грабовский. — Понимаешь?

— Но мой муж охранял её с соседями, как вы и велели.

— Где соседи, мать твою? Разбежались, сукины дети, завидев моё возвращение?

Бывший фотограф рвал и метал. Ему срочно необходимо было переправить найденные в тайнике ампулы. Куда? В Европу, разумеется! Не Шольцу, не ведомству, а именно в Европу. Там он найдёт американское посольство. Американцы — парни богатые: за эти гильзы с образцами проб они дадут ему богатств намного больше, чем какой-то Шольц с его уже порядком надоевшим рейхом.

Когда он, Грабовский, у костра просматривал исписанные листы пожелтевшего документа, то сразу почуял оглушительную сенсацию, которая могла обрушиться на него, взметнув на недосягаемую высоту, куда Шольцу было как голой жопой до Китая.

Документ, написанный, по всей видимости, одним из сотрудников Аненербе, гласил:

«Наткнувшись в общественных захоронениях инков на множество детских мумий, черепа которых были непропорционально вытянуты в длину и взяв образцы анализов, наша группа биологов пришла к выводу:

1-е. Останки принадлежат неизвестному науке антропоморфному виду человеческих существ, которых смело можно было бы назвать ГУМАНОИДНЫМИ.

2-е. Этот обнаруженный вид является уникальным в своём роде и нигде больше не встречается на планете.

3-е. Поверхностный анализ образцов тканей, взятых нами для исследования, показал, что все мумии и скелеты были заражены в своё время неким чужеродным вирусом, не существующим в природе — иными словами — внеземным, возникшим на Земле из КОСМОСА.

4-Я. Генетический мутант бактериального заражения не поддаётся классификации: он неизвестен человечеству.

5-е. Более углубленные анализы невозможно провести без специального оборудования, поэтому было принято решение закопать ампулы с образцами для следующей экспедиции, которая доставит их в отделы института Аненербе. Мы же сами подверглись внезапной атаке вырвавшихся наружу микробов неведомого вируса, иссыхая и превращаясь в мумии за несколько часов. Я остался один, ухожу в горы, покидая деревню, чтобы вирус не пошёл своей косой уничтожать население.

Прощайте!

Иоганн Вайцзеккер, штандартенфюрер СД, биолог, сотрудник отдела биологических разработок Аненербе.

Приписка:

В лабораториях при открытии капсул необходимо находиться в костюмах химзащиты повышенной степени безопасности. Вирус несёт в себе генетический код ДНК неизвестной нам цивилизации. Возможно, НЕЗЕМНОЙ. Он представляет собой новый вид бактериального оружия, так необходимого сейчас рейху. С его помощью Великая Германия станет Властелинами планеты.

Хайль Гитлер!»

Эти листы с капсулами он сунул глубоко во внутренний карман комбинезона, предвкушая сногсшибательный взлёт своей новой, уже без рейха, жизни.

Они только что спустились с Куртом через перекат высохшего водопада, проведя в горах больше недели. Оба были до крайности истощены, небриты, едва передвигаясь от усталости, в надежде отлежаться здесь хотя бы сутки, чтобы потом, прихватив пленника-профессора, двинуться окольными путями к столице Гайаны. Там Джорджтаун, там аэропорт, там — воздушный рейс до Лиссабона. Курта Грабовский держал при себе на случай опасности, пообещав отпустить его к семье, когда доберутся до Западного Берлина.

Старика-вождя Вольфганг Прам отпустил сразу, как только убедился, что их из племени никто не преследует. Правда, отпустил своеобразным образом. На второй день после покинутой ими деревни он понял, что старик только задерживает их в пути: никто из индейцев и не думал настигать беглецов, раз и навсегда следуя указаниям своего вождя. Поэтому Грабовский просто толкнул последнего потомка цивилизации инков в разверзшуюся пропасть.

— А-а… — кричал старик, обрушиваясь вниз вместе с ручьями камнепада. — Будь ты про-о-клят! — звучало уходящее в бездну эхо.

— Буду-буду! — свесив голову над ущельем, наблюдал за падением нацист. — Ещё и тебя в твои сто лет переживу.

Он был доволен шуткой. Девку оставил себе на несколько ночей, измываясь над ней садистским извращением. Потом и она надоела. К исходу четвертого дня, когда вся провизия подошла к концу, и лишний рот кормить стало нечем, Грабовский просто расчленил её на части, прожарив на костре великолепную грудинку человеческого мяса. Курта выворачивало наизнанку, наблюдая, как этот недочеловек обгладывает лоснящиеся жиром кости, превращаясь в самого настоящего каннибала. Но людоед недолго наслаждался человечиной. Ночью, привлечённые жареным запахом мяса, на них напали сразу четыре реликтовых очковых медведя, являющихся эндемиками Анд. Оба хищника, а возможно и брата, как подумал Грабовский, читавший о них раньше, напали внезапно, когда тот спал после сытного ужина. Третий сразу стал наступать на Курта, оскаливая голодную пасть, а четвертый уже вонзился клыками в то, что осталось от трупа. Сами медведи не были большими, как это принято у их грозных собратьев Северной Америки, но атака была столь неожиданной, что пришлось отступить. Они накинулись на расчленённые куски, с урчанием вгрызаясь в ещё тёплые останки.

— Вот сволочи! — навёл на них пистолет, ещё не проснувшийся агент. Зверь издал рык, яростно бросившись на незнакомца. Пятясь назад, Грабовский оступился, теряя равновесие и роняя маузер в пропасть. Теперь он остался без оружия, с одним армейским ножом. Только потом, удалившись от хищников на безопасное расстояние, он осознал неутешительную мысль: если бы он выстрелил, то тем самым обнаружил бы своё местоположение для тех невидимых преследователей, что упорно идут по его следу. Пришлось поспешно спускаться вниз перевала. Куски человечины остались лишь в его памяти. Вспоминая о них, он не забывал и о золотом артефакте баснословной ценности, лежащем в кармане. Судя по карте, селение, где он оставил профессора, должно было появиться внизу через пару дней. Но он просчитался. Ещё четыре дня они спускались с Куртом, терпя голод и подвергаясь всевозможным лишениям. Интерполовцев он за собой не замечал, постепенно приходя к убеждению, что тот взрыв на перевале был вызван какой-то споткнувшейся о проволоку ламой.

И вот когда, казалось, всё позади, они вышли к деревне, тут и выяснилось, что этот урод-профессор исчез, обведя вокруг пальца доверчивых жителей. Теперь Грабовский был в ярости.

— Я тебе зубы вырву, шлюха паршивая! — орал он. — Будешь мне сапоги лизать! Как он мог уйти без оружия, продуктов и воды? Встать, паскуда!

— Не знаю-ю! — вопила женщина. Девочка пряталась за её спину.

— Наверное, подготавливал заранее, — предположил Курт. После акта каннибализма он стал бояться хозяина гораздо больше, чем до этого.

— И вы, мать вашу, с мужем не видели, как он припасал продукты для бегства? — рвал изверг женщину за волосы, разбивая ногами лицо. — А я тебе скажу, где он прятал запасы! — с этими словами Грабовский потащил её по полу к выходу из хижины. Во дворе стояла пустая будка.

— Говоришь, с собакой дружил? Так он, гнида, как раз в этой будке и прятал всё припасённое!

Отшвырнув ударом ноги конуру, он перевернул её, тыкая окровавленным лицом женщину:

— Вот! Видишь, тварь безмозглая?

В будке валялись обрывки верёвки, скомканные кульки и куча промасленных жиром газет.

— Всё, чем вы его кормили, он делил пополам. Прикармливал пса и складывал остатки в пакеты!

Грабовский врезал женщине ботинком в лицо, разбивая его в кровь. Заверещала девочка.

— Когда ушёл?

— Два дня назад… мы с мужем не дождались его к ужину.

Разъяренный фотограф на миг задумался, вычисляя что-то в уме.

— Два дня… так… Он без карты, компаса. Провизии тоже на пару дней… что ещё? Ах да, сволочь, он и без оружия. Вокруг на сотни километров ни одного крупного населённого пункта. Значит можно догнать ещё завтра к вечеру.

— Зачем он вам нужен, герр Вольфганг? — с опаской спросил Курт. — Документы-то его у вас: куда он денется без них?

— Его примут с распростёртыми объятьями в любом посольстве, бестолочь! Он знает обо мне столько, что может до конца жизни писать диссертацию. И алмаз «Фею Амазонки» вспомнит, и всех, кого я уничтожил. Знает и местонахождение Золотого города… — потом вдруг спохватился, поняв, что брякнул лишнее. — Впрочем, тебя это не касается. Обшарь всю кухню, собери продукты. Надо — к соседям загляни, всё равно разбежались. Мы выступаем завтра на рассвете. Старик уже в годах — далеко не уйдёт.

— С ним собака…

— Пристрелим! Вместо маузера я конфискую у этих ублюдков ружьё.

Курт поспешил в соседние опустевшие хижины, где принялся набивать рюкзак.

— И самогона побольше захвати! — крикнул вслед Грабовский. — Как они его там называют… пульке что ли?

…Таким образом, на утро следующего дня они двинулись по следам Андрея Сергеевича.

Глава 21

— Тихо-то как… — проворчал Трофим, водя автоматом по хижинам. — Даже кур не слыхать.

— Откель здесь куры, академик? — хохотнул Пашка. — Кругом грифы да ламы.

— Тише вы! — оборвал их по трансиверу Немцов. — Забыли, для чего мы здесь?

Майор шёл впереди, пригибаясь к земле, настороженно обводя глазами объект. Следы двух ботинок, по которым они шли по горам восьмой день, были настолько свежими, что присутствие нациста в этой деревушке было неизбежным. За Немцовым рассредоточились остальные. Куживан замыкал группу.

— Сэр, — раздался тихий голос в мембране микрофона. — Мы есть выйти на место? — Смит, невидимый из-за высокой травы, дошёл уже, очевидно, до первых хижин.

— Куда тебя прёт, товарищ Ми-6! — огорчился про себя Немцов. Вместо этого так же тихо ответил:

— Судя по нашим данным, Грабовский сюда и стремился, захватив из тайника какие-то предметы. Помните, в деревне рассказали, что он взял с собой старика-вождя с молодой девушкой. Потом следы обоих исчезли, вы сами видели. Значит, он от них избавился. А сюда пробирался, чтобы забрать Андрея Сергеевича, начальника первой экспедиции. Прикрываясь им как дипломатическим щитом, он намерен покинуть континент. Мы это уже обсуждали, господин Смит.

— Да, но мой люди не видеть никакой его след.

— Значит, мы опоздали. Он ушёл, прежде чем мы сюда вошли.

— Вижу плачущую девочку у хижины, — предупредил по рации Пашка. — Склонилась над телом женщины. Возможно, мать.

— Убита?

— Разворочена выстрелом!

— Вот вам и Грабовский, — заметил Немцов. — Внимание! Заходим!

Павел осторожно, с автоматом наперевес, уже входил в хижину, прикрываемый Куживаном.

— Труп мужчины на полу, — тихо оповестил он по рации. — Много крови со следами борьбы. Этот ублюдок размозжил ему выстрелом череп! Мама дорогая… каким же подлецом нужно быть, чтобы оставить девочку сиротой.

Трофим во дворе склонился над изувеченным телом женщины, подхватывая на руки маленькую дочурку. Та сразу уткнулась ему в плечо, вздрагивая от рыданий. Остальные спецназовцы рассредоточились по пустым хижинам, из которых хозяева попрятались, завидев вооружённый отряд. Деревня безмолвствовала. Ни лая собак, ни голосов людей: лишь кондоры в небе, да ламы, пасущиеся на лугу.

— Будто вымерло всё, — констатировал Трофим. — Нужно их похоронить.

— У нас ни есть никто, — известил по микрофону Смит. — Пусто.

— У нас тоже, — откликнулся майор. — Только два трупа да перевёрнутая будка.

— И кухня, шаром покати, — добавил Пашка. — Вывернуты все шкафчики.

— Запасались продуктами, — впервые подал голос молчаливый сапёр-подрывник Куживани. — На много дней похода.

Когда все собрались у хижины, Немцов подвёл неутешительные итоги.

— Выходит, и на этот раз опоздали. Не знаю, что уж тут случилось, но то, что Грабовский покидал селение в бешеной ярости, и ежу понятно. Об этом говорит его гнев, с которым он разворотил выстрелами отца и мать ребёнка. Причём, выстрелы были произведены из ружья.

— Значит, свой пистолет обронил где-то в горах, — предположил Трофим.

— Где он взять винтовка с таким калибр? — усомнился Смит.

— У хозяина, где же ещё, — пожал плечами Павел. — Здесь любой житель с детства потенциальный охотник. Разрешения не требуется. Да и от кого разрешение? Эту забытую богом дыру не навещали лет тридцать, не говоря уже, что она не обозначена на картах. Правительство поди и не слыхало о её существовании. Десяток дворов, возделанное поле, кругом горы сплошной стеной. Даже автомобилей нет.

— О чём ты говоришь? — поддел его Трофим. — Какие автомобили, если и электричество элементарное отсутствует. Ни проводов, ни ламп, ни розеток.

— Дыра, одним словом. — Тут Павел спохватился, озаренный промелькнувшей мыслью. — Стоп! Но он же на чём-то сюда приехал, привозя с собой профессора?

— Приехать, да… — согласился Смит. — Мой люди видеть протектор колеса, когда машина ехать назад.

— Всё ясно, — подытожил Немцов. — Он оставил Андрея Сергеевича под присмотром этой семьи и соседей, запугав их, что расправится с ними, если профессор сбежит. Сам же отправился на встречу со своим начальством, получил задание, вышел с двумя помощниками в горы, дальше мы знаем.

— А господин профессор где есть быть?

— Очевидно, ему удалось бежать, так как мы не видим свежих следов шин. Это означает лишь одно. Грабовский возвращается — уже вдвоём, без старика-вождя и девушки — застаёт хозяев одних без профессора, в ярости убивает их и, не дожидаясь связи с шефом ведомства, поспешно покидает деревню, прихватив как можно больше продуктов. Сейчас он, видимо, идёт по следу сбежавшего пленника и опережает нас всего на несколько часов.

— Неплохо бы и нам пополнить запасы, командир, — напомнил Куживани.

— Тут кроме лепёшек ничего не осталось, — разочарованно выдохнул Пашка. — Стервец всё унёс, не оставив даже девчушке. — А её-то куда девать?

В это время по трансиверу Смита раздался голос одного из интерполовцев. Тот быстро с ним переговорил по-английски, косясь на притихшую малютку.

— Мой люди найти два из местных. Ведут сюда.

— Вот им и отдадим, — подмигну радостно Трофим. — Заодно и продуктов попросим.

Вошли двое: мужчина и женщина. Оба были перепуганы, трясясь от страха.

— Мы ничего не знаем, — коверкая слова, произнёс по-английски мужчина.

— Вас никто не тронет, — успокоил его Смит, тоже по-английски. И принялся беседовать, усадив обоих на стул. Женщина плакала, прижимая к себе девочку, которая тут же кинулась ей в объятия. Лежащий на полу окровавленный труп хозяина хижины, приводил обоих в неописуемый ужас. После нескольких минут беседы Смит разъяснил присутствующим:

— Всё есть ясно. Грабовский вернуться с помощник. Эти с другими сосед прятаться в поле с ячмень.

— С чем? — переспросил молодой боец, разглядывая перепуганных людей.

— С ячменем, тундра! — перебил его Трофим. — На этих высотах, из злаковых больше ничего не растёт.

— Потом они слышать ругань и два выстрел, — продолжил Смит. — Видеть, как злой нацист уходить с полный рюкзак по той дорога, на который приехать с профессор в машине.

— Тогда в путь! — решительно поднялся Немцов. — Отдыхать будем, когда поймаем убийцу. Куживан, твоя задача — продукты.

Молдаванин отправился с мужчиной по хижинам, набивая рюкзак провизией.

…Через час они выступили.

********

Нагромождённые одна на другую скалы, казалось, вот-вот упадут, и можно было только удивляться, что они так долго держатся вопреки всем законам природы. При взгляде на эту сплошную стену острых пиков и покосившихся набок вершин у Андрея Сергеевича захватывало дух, когда он задирал голову. Звёзды на ночном небе были незнакомы, но он вполне ориентировался по ним ещё со школьных учебников, помня расположения южных созвездий. Собака бежала рядом.

— Куда идём, не знаешь? — обращался он к ней, кидая последний кусок ячменной лепёшки. Наступила ночь второго дня, как он решился покинуть селение. Добрая душа профессора совсем не предполагала, что после его исчезновения Грабовский набросится на семью, разворотив выстрелами их тела. Прошло больше трёх недель с момента отбытия нациста, и, предполагая, что того уже поймали, профессор рискнул уйти. Теперь он продвигался по едва заметным следам машины, когда Грабовский вёз его в деревню индейцев.

— Бесполезный ты пёс, всё равно дороги не знаешь, — шутливо переговаривался он с собакой. Та виляла хвостом, иногда гавкая на парящих в небе кондоров. Еда закончилась. Частые землетрясения постоянно изменяют профиль горных массивов, и находить дорогу в таких условиях было крайне сложно. Шёл по наитию, лишь бы идти. Он помнил, как накачанный наркотиками, всё же сознавал подспудным чутьём, что ехали они долго. А, следовательно, идти предстояло и того дольше. Но лишь бы не плен, лишь бы не этот изверг, лишь бы, пусть зыбкая, но всё же свобода!

Спичками он запасся, как и кухонным ржавым ножом с мотком верёвки. С наступлением третьей ночи он развёл костёр у восточной стены ущелья, засыпая на голодный желудок рядом с притихшим псом. Мох и корни растения льяретта служили неплохим топливом. Было ветрено. За весь прошлый день он видел на перекатах лишь горных козлов да пару крохотных шиншилл, прошмыгнувших под ногами. Пёс кинулся к ним, но они нырнули в норки.

В пять часов утра его разбудил странный звук, прокатившийся эхом вдоль расселин. Вскочив, он близоруко нацепил очки, всматриваясь в предрассветный туман. В молочной пелене двигался какой-то неясный силуэт, меняясь очертаниями как призрак.

Гавкнул пёс. Фигура замерла. В тот же миг за спиной неслышно возник второй силуэт. У профессора подкосили ноги. Настиг всё-таки, мерзавец! Значит, выжил. Значит, вернулся в селение и, не застав пленника, пустился за ним в погоню.

— Да, это я, паршивый ты ублюдок, — будто читая его мысли, раздался голос Грабовского. — Думал скрыться от меня?

Резкая боль пронзила поясницу в области печени. Андрей Сергеевич сложился пополам словно книжка.

— О-ох! — вырвалось из лёгких. Подобно чёрному облаку на профессора обрушилась целая лавина всепоглощающего страха. Теперь не выбраться. Не сбежать. Не оторваться.

Собака взвизгнула, раздался выстрел, животное подбросило в воздухе, переворачивая на спину. Взметнулась пыль от предсмертных конвульсий.

— Будет на ужин, — довольно осклабился убийца. — Курт, сдери с пса шкуру и выпотроши кишки, — обратился он к силуэту. Только теперь профессор смог разглядеть второго. Молодой парень, пряча глаза, виновато бросил взгляд на затихшую собаку.

— Хорошо, герр Вольфганг.

У профессора взметнулись брови. Хрипя от боли, засмеялся:

— Так ты уже какой-то Вольфганг?

— Молчи, старый хрен, а то мозги вышибу!

— Не вышибешь! — осмелел пленник. — Я тебе по-прежнему необходим в качестве заложника. Кого истерзал на этот раз?

Грабовский сдавил ему горло, отчего начальник первой экспедиции на время лишился сознания.

…Всё провалилось в темноту.

********

Из чёрных лабиринтов небытия его вывел звук выстрелов. Кто-то стрелял: стрелял методично, причём, автоматными очередями.

Профессор поднял голову. Казалось, небо сейчас упадёт на горы, обрушив на них всю свою массу. Ворочаясь, тучи опоясывали вершины скалистых пиков, разбухая от предстоящего ливня.

— Не дамся, сучьи выродки! — орал сбоку Грабовский, перезаряжая ружьё. Частые автоматные трассы пригибали его к земле. В секунду затишья послышался исковерканный английским акцентом голос:

— Ты есть сдаваться, Вольфганг Прам! Отпустить профессор! С тобой говорить сотрудник Интерпол.

— Захлебни шарманку, сотрудник! Я ему разворочу мозги, если кто-то приблизится!

Андрей Сергеевич перевёл мутный, ещё не сфокусированный взгляд с Грабовского на парня по имени Курт. Тот лежал в траве за камнями, выдавая зубами барабанную дробь. Его безумный взгляд лихорадочно перескакивал с нациста на кусты, где затаились преследователи. Затем, видимо не выдержав, он внезапно вскочил, бросившись вперёд:

— Не стреляйте! Я не хочу быть с ним. Он меня заставлял, угрожая убить семью!

Очередь на миг прекратилась.

— Ложись! — крикнули из кустов.

Поздно.

— Ах ты сука! — разряжая в спину ствол, взревел Грабовский. — Паршивая овца! — На тебе, паскуда! Грохот выстрела опрокинул бежавшего навзничь, брызнул фонтан крови.

— Хры-ы-ы… — прохрипела предсмертная агония. Курт недоумённо уставился стеклянными глазами в пустоту.

— Дочка… — прошептал он, захлёбываясь. Кровь била из разнесённого выстрелом позвоночника, пульсируя толчками. — Я тебя спас…

И затих, вытянувшись в последней судороге.

— Давно пора! — сплюнул Грабовский, рывком притягивая к себе профессора. — Лежи рядом, сволочь. Не выберусь сам, отправимся на тот свет вместе.

Андрей Сергеевич тряс головой от нахлынувшей слабости. Ноги отказывались слушаться, тело парализовало. Настал тот момент, когда организм исчерпывает все запасы, безвольно подчиняясь неизбежному.

— Вот это ты зря сделал, собака! — метнулся Пашка к соседнему камню. — Трофим, прикрой!

Вместо Трофима в узкую лазейку между скалами бросился Куживан. Этот маневр Грабовский предвидел, тут же грохнув из ружья, снося пол головы отважному сапёру. Молдаванин дёрнулся, по инерции пробежав ещё два метра, уже с развороченным предплечьем. Ему снесло половину черепа, будто на завтрак срезали верхушку варёного яйца. Крика не было. Парень просто осел на землю изуродованным туловищем, рядом с которым валялась половина черепной коробки с вытекающими мозгами. Вот и всё.

— А-а! — заорал Пашка, посылая очередь за очередью, опустошая магазин. Отстрелянные гильзы кучами валились к его ногам. — Паскуда-а! Это тебе за Куживана!

Немцов бросился к парню, наваливаясь на него телом, чтобы тот в порыве ярости не вскочил во весь рост, представляя собой превосходную мишень.

— Отставить! — затряс майор парня. — Прекрати! Погубишь и себя и профессора!

Молодой спецназовец бессмысленно уставился на командира, моргая глазами.

— Но… — запнулся он. — Куживан ведь… он ведь мёртв.

— Мёртв. И мы не поможем. А этого ублюдка нужно обезвредить, спасая профессора. Понял?

— Т-так т-точно…

Тем временем Смит кричал из-за пригорка:

— Если ты освободить профессор, мы гарантировать жизнь!

— Пошёл к еб… матери! Знаем мы ваши гарантии. Отведи своих людей и дай нам машину. Потом свободный вылет до Лиссабона. Там и отпущу вашего старика.

Смит притиснулся к Немцову, судорожно дыша от возбуждения:

— Что есть делать, сэр?

Майор только отмахнулся. Он уже несколько секунд наблюдал за Трофимом, который ползком, укрываясь за камнями, медленно и неуклонно подбирался сзади к Грабовскому. Старый вояка был профессионалом, но и нациста учили в школе выживания, поэтому он старался не издавать ни единого шороха.

— Может, нам есть послать парламентёр? — не унимался британец.

— Да иди ты… — запнулся Немцов, — покури ваше благородие!

Трофим был уже в трёх метрах, стараясь не дышать. Грабовский заряжал ружьё, старик лежал бессильно рядом.

Плох профессор, пронеслось у Трофима. Как бы сердце не подвело.

И тут…

********

Нацист каким-то шестым чувством уловил за спиной чьё-то присутствие. Недаром его учили в разведшколе иметь на затылке запасные глаза. Резко обернувшись, он вскинул винтовку. Грохнул выстрел. Ударом пули Трофиму разнесло в клочья лицо, превратившееся в кровавую маску. Мешанина из скул, подбородка и височных долей мозга представляла собой сплошное месиво окровавленного мяса. Ни глаз, ни рта, ни зубов. Кровавый комок чего-то бесформенного и страшного.

— О-ох… — вырвалось из лёгких профессора. Его выворотило наизнанку. Грабовский, даже не взглянув на разнесённую голову Трофима, резко вскинул ружьё, не успев лишь на секунду. Ворвавшийся Павел выбил винтовку из рук, остервенело кинувшись нацисту прямо в объятия. Тот успел выхватить нож. Следом за Павлом на Грабовского навалился Немцов. Всё произошло настолько стремительно, что обезглавленное тело Трофима ещё только заваливалось набок, мешая профессору высвободиться.

— А-а, собаки позорные! — орал Грабовский. — Не дамся, гниды! — и, улучив секунду, всадил нож в горло профессора. — Получай, ублюдок! Погибать — так вместе!

Андрей Сергеевич захрипел. Агония предсмертных судорог прошла по телу, выгибая его в дугу. Конвульсивно дёрнулись ноги.

— Проклятье! — взвыл Немцов. — Паша, останови ему кровь!

Профессор уже не хрипел. Было поздно.

Подоспел Смит со своими людьми. Началась свалка. В суматохе и неразберихе Грабовский умудрился зубами вцепиться кому-то в глотку. Но силы были не равны. Всё, что помнил потом Пашка, это свою безудержную ярость, граничащую с безумством.

— Трофи-им! — дико кричал он, подхватывая вырванную из рук Грабовского винтовку. Не помня себя от потрясения, с рыданиями, он передёрнул затвор, откинув автомат за плечо. В свалке показалось искажённое яростью лицо Грабовского с раскрытым в крике ртом. Раздался грохот. Тело агента подбросило вверх, разворотив пулей грудную клетку. Зияющая дыра с обнажёнными, вывороченными наружу окровавленными рёбрами, на миг показалась в поле зрения, тело забилось в конвульсиях. Потом обмякло, выпуская наружу протяжный хрип с кровавой пеной. Прямым выстрелом ему перебило лёгкое.

— Я БЫЛ ПОЧТИ БОГАТ… — вырвался захлебнувшийся стон вместе с толчками пульсирующих сгустков. Разинутый в зеве рот с золотыми пломбами так и остался открыт в застывшей агонии. Паша бессильно выронил оружие, только сейчас, в эту долю секунды осознав — что именно он натворил!

— Господи… — вырвалось у него.

И сел возле Трофима, подложив под кровавое месиво свою руку. Глаза его наполнились слезами.

— Друг мой… как же это…

Всё было кончено. Наступила тишина.

********

…Андрея Сергеевича похоронили вечером того же дня.

У подножия великих Анд ему предстояло теперь лежать в выкопанной могилке, как в своё время лежали останки его друзей первой экспедиции, с той лишь разницей, что те нашли свои могилы в джунглях великой Амазонки.

Рядом предали земле лейтенанта Куживани и старшину Трофимова.

Курта тоже упокоили в землю. Никто не знал, какую роль он играл при Грабовском, но то, что он под конец хотел сдаться, придавало ему если не уважения, то хотя бы сочувствия.

Прошла ночь, наступило утро. Костёр горел, никто ночью не сомкнул глаз. Пашка самолично изготовил нехитрый крестик на могилку своего друга. Смит молчал, боясь разгневать Немцова.

Тело Грабовского с вывороченной выстрелом грудью, так и валялось на камнях, пропитанных засохшей кровью. Единственное что с ним сделали, это обыскали, опустошив карманы.

В них оказались:

1.Золотой пентакль неизвестной цивилизации, предположительно инков.

2.Листы дневников с гербовой печатью института Аненербе.

3.Запаянные ампулы какого-то непонятного предназначения, похожие на гильзы крупнокалиберного пулемёта.

4.Документы Андрея Сергеевича, теперь не нужные отважному профессору.

5.Фонарик, перочинный нож, деньги, отрезанный палец женской руки.

Тут стошнило даже Смита. Отпрянув от начинавшей издавать запах фаланги, он подавил рвоту:

— Какой гадость! Кто есть был жертва?

— Наверное, та девушка, которую он забрал вместе с вождём, — пожал устало плечами майор Немцов.

— Йес. Но палец? Для чего есть такой страшный… — и запнулся.

— Сувенир, вы хотите сказать? — командир печально посмотрел на две могилки-близнецы рядом с третьей. — На то он и изверг, это чудовище! Прежнюю экспедицию тоже едва не уничтожил. Но теперь ему конец.

Немцов отвечал неохотно. Они лишились двух отважных друзей, если не считать радиста Березняка. Паша не отходил от холмика Трофима, своего закадычного друга. Сам же майор сейчас знакомился с пожелтевшими листами документа, по мере прочтения становясь всё более озабоченным. К концу текста у него взметнулись вверх брови.

— Пресвятая дева Мария! — выдохнул он в смятении. — Паша, подойди сюда.

Понурый боец тихо присел рядом, вытирая иссохшие слёзы. Командир хотел хоть чем-то отвлечь горечь утраты, подавая листы:

— Прочти, друг мой.

Парень прочёл, повертел в руках, взглянул на печать. Передал Смиту.

— И что?

— Не понимаешь? Написано-то по-русски! — сделал он ударение. — Четверть века назад, немецким сотрудником тайного ордена. Не по-немецки, а по-русски. Всё ещё не улавливаешь?

— Нет… — печально ответил юнец.

— Этот неведомый нам сотрудник ордена, наспех составляя послание незнакомому ему человеку, предупреждая о страшном вирусе, будто заранее знал, что документ попадёт в руки не немца, а русского агента разведшколы.

Слово «заранее» командир выдал по слогам с каким-то зловещим подтекстом.

— Понимаешь? Двадцать с лишним лет назад тот эсэсовец как бы уже предвидел, что читать послание будет кто-то из русских! — Он поднял палец. — А эти гильзы в форме ампул несут в себе чудовищный генетический мутант бактериального заражения! — Он взъерошил волосы руками. — Грабовский как раз и отправился на задание в Анды, чтобы доставить эти ампулы в своё ведомство, проехав через всю Европу. Представь, если бы у него всё вышло! Какая бактериальная угроза нависла бы над всем человечеством!

— Да… — безучастно согласился боец, отрешенным взглядом смотря на гильзы. — Но друзей наших уже не вернёшь.

Майор Немцов с горечью вздохнул.

— Ты прав. Не вернёшь. — Потом поднялся и поклонился могилам. — Но благодаря нашим отважным друзьям, мы хотя бы спасли человечество от глобального заражения.

И это были его последние слова, отдавая дань последним героям похода.

Задание было выполнено. Грабовский обезврежен. Старика не вернули, троих потеряли, однако самое важное теперь находилось в их руках. До нацистских лабораторий образцы чужеродного генетического кода инков не доберутся.

Майор опустил капсулы в карман, передавая золотой массивный пентакль Смиту.

— Поступим по-честному, — невесело похлопал его по плечу. — Вам бесценный артефакт исчезнувшей цивилизации, нам — их неизвестный вирус. Миссия окончена.

И, не прощаясь, зашагал прочь, обняв Пашу.

Вскоре за ними последовали остальные.

Тело Грабовского с развороченной грудной клеткой так и осталось валяться среди камней в нелепой позе.

Над ним уже кружили кондоры.

И будто подводя итог всем произошедшим событиям, небо разверзлось, обрушивая на великие Анды потоки непрерывного яростного ливня.

…Это гневались боги некогда исчезнувшего древнего конгломерата, имя которому…

ЦИВИЛИЗАЦИЯ ИНКОВ.

Глава 22

1977 год.

Джунгли Амазонки.

Последние часы пропавшей экспедиции.

Мы с Костиком остались одни. Нацист Гувер не разрешил хоронить профессора, бросив его тело на съеденье трупоедам. После смерти Вязова нас долго и методично пытали, применяя все зверства гестаповских молодчиков.

О, как наслаждался агент Четвертого рейха!

Его усилиями Костя превратился в бесформенную мочалку, потеряв вид некогда задорного весёлого рубахи-парня, души всей нашей команды.

Как он кричал!

Ему выворачивали локтевые суставы.

Как он стонал!

Полоумные индейцы, руководимые наёмником, сами, очевидно, не видывали сроду таких измывательств над человеческим телом. Что там иголки под ногти! Что там прижигание окурком горящей сигареты! Изощренный нацист превозмог пытками самого Грабовского. Безвольное тело Костика, в котором уже едва теплилась жизнь, подвешивали на ветвях над костром, оставляя голые пятки обугливаться на пылающем огне. Меня рвало, выворачивая внутренности от сладкого тошнотворного запаха подгоревшего мяса, но я был не в силах прийти на помощь. Этот омерзительный запах распространялся по всему лесу в радиусе нескольких километров, приманивая к себе неосторожных зверей. Приходя на миг в себя, когда изуверы собирали новые ветки для костра, Костик неизменно хрипел:

— Саша! Не выдавай им город… — и проваливался в небытие. Потом со стекающими по щекам слезами, стонал:

— Не выдавай координат, прошу тебя… я перенесу… я всё перенесу… только не выводи их на город! Иногда он в пытках бредил Олей.

О, как он любил её!

— Олечка… светлая, любимая… где ты? Как мне больно! Если бы ты знала, как мне больно!!!

Меня тоже били, выкручивая суставы, но щадили, подразумевая, что я всё же надломлюсь, указав координаты, и поведу их по джунглям. Я был им нужен!

Потом Костю, обожжённого, с обуглившимися ногами, беспамятного, кинули рядом со мной. Наступила ночь. Палачи устали. Им тоже, на удивление, был необходим отдых. Гувер сразу захрапел, нахлебавшись коньяка от гнева, что ему не поддаются какие-то безмозглые сморчки, возомнившие себя героями.

Я как мог, пытался облегчить своему другу страдания. Кто-то из индейцев, видимо, чувствуя некую неловкость, кинул тряпку, и поставили котелок с водой. Делая компресс и протирая раны, останавливая кровь, я шептал обессиленному изможденному телу:

— Терпи, Костенька. Больнее уже не будет… терпи, братик мой… — а сам тихо рыдал, осматривая его ступни ниже лодыжек. Их попросту не существовало! Два обугленных черных обрубка, превратившихся в культяшки – вот всё, что осталось от ног. Костик не приходил в сознание. Сверху свисали лианы, я подолгу глядел в обрывки черного неба между кронами пальм. Сам иногда проваливаясь в чёрную пустоту, я продолжал бессознательно шептать слова утешения. Коля бредил и метался, иногда приходя в себя, повторяя: «Оленька… Светочка… мама… как же мне больно…»

Потом вдруг после полуночи, в просветах сознания, я ощутил, что лежу один. Костёр мирно потрескивал, вокруг была подозрительная тягучая тишина. У огня дремал индеец, остальные вповалку лежали, укрывшись листьями. Гувер храпел. Ещё не понимая, что именно меня разбудило, я вдруг осознал всем своим воспалённым разумом, что вижу Костика последний раз в своей жизни. Хотел окликнуть его, но какая-то нескончаемая нега сковала всё тело, будто обволокла прозрачным неподатливым коконом. Из груди вырвалось только нечто похожее на мычание, когда рот полностью онемел, не в силах вымолвить ни звука.

— М-мзжыы… — издал я, выкатывая от ужаса глаза. То, что я увидел, заставило меня оцепенеть на месте.

Костик, наш отважный милый Костя, полз! Полз по траве, волоча за собой искалеченные обрубки ног. Его парализовало ниже поясницы, но, закусив до крови губы, превозмогая нечеловеческие страдания, он медленно и неуклонно передвигал руками, методично приближая тело к спящему нацисту. Толчок – подтяжка на локтях – толчок – передышка. Толчок – подбор изувеченных ног – подтяжка – толчок – передышка. Судороги сводили его локтевые суставы, но спящий изувер был уже на расстояние руки.

У меня перехватило дыхание. Кричать я не мог. Навалившаяся внезапно апатия сковала всё тело. Коля уже добрался до автомата, лежащего рядом с рукой нациста. В пьяном угаре, ворочаясь во сне, тот, очевидно, выпустил лямку: оружие лежало в нескольких сантиметрах от раскинутых рук наёмника. Ещё пять сантиметров… ещё сантиметр… Костя подтянулся из последних сил, теряя сознание, перехватил лямку, подтащил автомат, взял в ослабевшие непослушные руки и навёл на дремавшего стражника.

— Сначала этот! – прохрипел он.

Раздался грохот. Очередь прошила тело по диагонали, оставляя рваные дырки от шеи до копчика. Скошенное внезапным напором свинца, тело индейца завалилось набок. Костя тут же переместил ствол на остальных всполошившихся конвоиров. Всё заняло не больше четырёх секунд. У меня хватило разума досчитать мысленно до четырёх. Грохот – очередь – падение тела – снова грохот – очередь – крики дикой боли – перевод ствола на Гувера. Костик полулежал, привалившись парализованной спиной к стволу упавшего дерева. Нацист только сейчас, на пятой секунде, бессмысленно раскрыл мутные глаза, ощеривая рот в безмолвном крике. Он ещё был в состоянии пробуждения – внезапного, тяжёлого, непонимающего. Костик с искажённым от боли лицом даже не взглянул в глаза своего мучителя, прошив очередью его правую ногу.

— А-а… — дико заревел тот, корчась от боли.

— Это чтоб не убежал, гнида! – процедил Костя. – Полоснул ещё очередью, которая тут же превратила руку в лоскуты кровавой каши.

— А это, чтобы не дотянулся до пистолета, сволочь!

С выкатившимися от потрясения шоком глазами, нацист орал протяжно и безысходно. Кто-то пустил стрелу, но она воткнулась сбоку от Костика. Тот мигом перевёл автомат в гущу неясных фигур и пронзил очередью мелькавшие силуэты. Вопль сразу трёх дико орущих глоток заполнил лес, рассеиваясь эхом на ближайшие сотни метров. Поляна превратилась в один сплошной сгусток орущих расстрелянных тел. Теперь двигалась только одна тень, ковыляя и припадая на пробитую ногу. Уцелевший индеец – тот самый, что оставил нам тряпку с котелком воды - пытался бежать, удаляясь в кусты. Остальные стонали от ран, прошитые насквозь очередями. Костик навёл ствол на убегающего, пытаясь сфокусировать утихающее непослушное зрение.

— Не надо, Костя… — прохрипел я, не в силах подняться. Бешеный скачок температуры и полное обессиливаниепригвоздили моё тело, казалось, навеки. – Не убивай его… — я попробовал подняться на локте. – Он облегчил нам страдания…

Потом всё поплыло перед глазами. Навалилась безмерная усталость. Проваливаясь в черноту, я видел неясным силуэтом, как Костик навёл ствол на уже хрипевшего нациста.

— Это тебе за Светлану, профессора и всех остальных! – слабо прошептал он, теряя силы. – От души душевно в душу, мерзость ты паршивая! – и последней очередью прошил тело насквозь. Гувер дернулся в агонии, конвульсии прошлись по его мышцам, глазные яблоки выкатились наружу, и, отдавая богу душу, он просипел:

— Город… кхр-кхры… золотой город…

Костик пригвоздил его последним выстрелом, напрочь разнося черепную коробку, из которой во все стороны брызнули мозги.

Больше я ничего не видел.

********

…А, когда спустя какое-то время пришёл в себя, на поляне всё было тихо. Костёр угасал, но поддержать огонь было некому. Над лесом нависла вязкая и всепоглощающая тишина. Казалось, протяни руку, и ты почувствуешь её наощупь.

— Костя! – позвал я в пустоту неузнаваемым голосом. Голова бешено кружилась, руки ходили ходуном, жар от лихорадки был способен взорвать тело изнутри.

— Костя, где ты?

Сквозь пелену красного колыхающегося тумана в глазах, я сумел различить два неподвижных тела, лежащих, казалось, в обнимку.

Палач и жертва.

Истязатель и юный парень.

Безжалостный нацист-убийца и добрый, некогда весёлый гражданин самой свободной страны мира.

Гувер и мой младший друг.

Костя не шевелился.

Превозмогая рвоту и полное отсутствие сил, я всё же сумел доползти до своего друга. Он лежал с откинутой навзничь головой, отсутствующим взглядом уставившись куда-то в пустоту. Заметив моё появление, он мучительно улыбнулся:

— А? Как я их, Санечка?

— Лежи, — подползая вплотную, сквозь колыхающееся завесой сознание, ласково произнёс я. – Ты их хорошо уделал.

— Да… — прошептал он. – Не хотел тебя будить. Посчитал, что эта гнида заслуживает справедливой смерти, вот и пополз… — он уже задыхался. – Господи, больно-то как, Саша! Я хотел отомстить за всех.

— Знаю, Костенька, знаю, друг мой единственный… — обильный поток слёз катился у меня ручьями. Он постепенно отходил в мир иной, туда, где в вышине небесной канцелярии ему уготовано самое лучшее место, тихое и спокойное, рядом с его Олей, с которой они так и не успели сыграть свадьбу. Туда, где в божественном зените его ждали друзья. Где были Семён, Андрей Сергеевич, Миша, Даниэль с Габриэлем – два брата-проводника. Туда, куда ушли наши новые товарищи: Геннадий, Горцев, Артём, Руслан, Светлана и Вязов.

— Прощай, Саша…

Глаза его закатились, взгляд остановился на далёкой точке, известной только ему одному, вздох вырвался из груди и тихо ушёл в пустоту. Трепыхаясь в конвульсиях агонии, Костик напоследок прошептал всего два слова.

Первым было: МАМОЧКА.

Вторым: ОЛЯ.

И затих, больше не произведя ни одного движения.

Скатилась последняя слеза.

Мой друг умер.

********

Я в прощании смотрел на остатки вещей, отобранных у моих товарищей и брошенных индейцами на произвол судьбы. На остатки той экспедиции, которой уже не существовало.

Вот они:

* Фонарик Геннадия, нашего силача, так и не успевшего показать свою силу.

* Блокнотик добродушного Горцева, нашего помощника во всём, что бы мы ни просили.

* Ремень Артёма, так и не успевшего стать великим археологом.

* Перочинный ножик Руслана, застенчивого парня, самого юного из нас, тайно влюблённого в Светлану.

* Тесёмка Светланы, отважной и славной девушки, которую мы не уберегли.

* Компас Вязова, нашего начальника теперь уже погибшей команды.

Не было только вещей Дёмина, сотрудника органов Госбезопасности, трусливого и низменного человека нашей сплоченной группы.

И наконец… больно! Очень больно! – маленькая расчёска Костика – всё, что осталось от него. От моего неутомимого друга, товарища и брата ещё со времён прежнего похода.

Вот и всё.

Что ещё сказать напоследок?

Наверное, вот это. Последнее в моих дневниках.

 ********

…Спустя несколько дней меня подобрали охотники далёкого племени, забредшие в эту часть джунглей, очевидно, по ошибке. Как мне потом рассказывали, я едва держался на ногах. Почти полз, не разбирая дороги, натыкаясь на коренья и муравейники. Проваливался в ямы и болота, падая со склонов, ночуя в оврагах, весь израненный, искусанный, побитый. Лохмотья одежды свисали, мешая двигаться вперёд. Когда меня подняли, я что-то мычал, не узнавая лиц. Мне несказанно повезло, что индейцы гуарани не были диким племенем. Они встречали раньше европейцев, возможно того же Грабовского. Переправив меня на лодке в большую деревню, они отступили вглубь джунглей. Позднее меня на катере доставили к таможне государства Гайаны: оттуда, из аэропорта столицы Джорджтауна отправили самолётом в Лиссабон. Там меня встретил советский посол. Дальше – транзитом через Европу в свою родную страну Советский Союз.

Из всей группы, вышедшей в джунгли к Золотому городу, я единственный кто остался в живых.

Глава 23

1979 год.

Спустя полтора года после Второй экспедиции в джунгли Амазонки.

Да. Увы. Из двух экспедиций, оправленных вглубь Южноамериканского континента, я остался один. Первый маршрут к берилловым приискам Минас-Жейрас так и не состоялся. Экспедиция, возглавляемая Андреем Сергеевичем, потерпела крах. Второй маршрут, под предводительством профессора Вязова, предполагал продвинуть новую группу к Золотому городу. Но и этот поход оказался полной катастрофой. Погибли все.

Я утратил своих друзей. А выжил один. Чудом уцелел, когда меня — беспамятного и лишенного разума — подобрало племя индейцев. Затем был долгий путь домой через Атлантический океан, через Европу, до самой столицы моей Родины. По прибытии меня поместили в оздоровительный санаторий. Были газетчики, репортеры. Камеры, микрофоны. Сыпались вопросы:

— Ка вам удалось выжить одному в джунглях?

— Что стало с наследием двух экспедиций?

— Куда исчез алмаз «Фея Амазонки»?

— Какова судьба группы спецназа Немцова?

— Где можно отыскать следы Золотого города?

— Вы еще раз хотите посетить места гибели своих друзей?

…Прошло полтора года.

Канул в бесславную вечность агент Четвертого рейха Грабовский. Осталась память в веках и в сердечных воспоминаниях о Семёне, Оле, Мише. Глубокой раной в душе остались образы Светланы, Горцева, Руслана, Артёма. Не было места только Дёмину, особисту из КГБ. Зато все мои скупые мужские слезы возвращали к лучшему другу — веселому и неугомонному Костику.

О, как он мучился, обожженный, когда покидал меня и этот мир навсегда! Как отважный мой друг испускал последние стоны! Как бредил мамой и Олей! Мне никогда не забыть последние секунды его смерти. Никогда!

Теперь я один…

***

Впрочем, отчего один? Покидая санаторий, я думал только об одном: у меня засела в голове мысль, разыскать Пашу. Того самого Пашу, самого молодого из команды Немцова, кто был при последних мгновениях жизни Андрея Сергеевича. Сам командир отряда был для меня недоступен, находясь, вероятно, на новых заданиях. А вот Пашу мне разыскать было вполне под силу. Однако, случилось как раз наоборот. Не я его разыскивал. Он сам нашел.

— Здорово, Санек! — как всегда с распахнутыми объятиями рубахи-парня сгреб он меня в охапку.

Вышло так, что командир Немцов послал его за мной, как только я выписался из санатория.

— Готовится новая экспедиция! — сразу огласил Пашка новость. — С Грабовским покончено, но к Золотому городу мы так и не вышли прошлый раз. Ты как? Согласен провести нас тем же маршрутом?

— Это Немцов передал? Получается, уже третий поход? В джунгли Амазонки?

— Ага. На этот раз группа будет еще более укомплектована военным снаряжением. Ориентируясь на те трагедии, что нам удалось пережить, Немцов собрал команду настоящих профессионалов. Но нужен ты в качестве проводника. Местонахождение Золотого города осталось только в твоей памяти. Остальные погибли…

Мы молча подняли бокалы с пивом. Не чокаясь, помянули своих друзей. Сидели в закусочной. Беседовали. Вспоминали.

— Дёмин мне ваш не нравился с самого начала, — откровенничал Пашка. — Поделом ему досталось. Ничем не лучше Грабовского. Тот же вид, яйца сбоку.

Я лишь отмахнулся. Вспоминать сейчас особиста КГБ не было никакого желания. Вместо этого нахлынули воспоминания о Семёне, Мише, Оле, Андрее Сергеевиче…

— Этих, из первой экспедиции я не застал, — кивнул Пашка. — Но наслышан от тебя. Да и во втором походе были достойные люди. Руслан, Антон, Светлана, Горцев. Опять же, профессор Вязов…

— И Костик, — вздохнув, добавил я.

— Да. И Костик. Твой лучший друг.

Помедлив, заметил:

— Подумать только! Из двух экспедиций остался в живых только ты один!

Я нахмурился, потупив взор. С сожалением прокашлялся:

— Сам не верю в столь чудное спасение. Лучше бы вместо меня живыми остались Костя со Светой. Молодыми погибли — жалко-то как! — взъерошил я волосы.

— Потому Немцов и послал меня за тобой. Команда готова. Прошло полтора года. Ты окреп, набрался сил. Наверняка есть желание взглянуть на место гибели своих друзей еще раз.

— Наших друзей, — поправил я с ударением. — Наших с тобой друзей.

— Так точно. Наших друзей.

И, пожав друг другу руки, мы покинули закусочную. Договор был скреплен рукопожатием. Маршрут похода сохранился у меня в памяти. На крайний случай были записи Семёна. Грабовский не успел их отнять у меня. Предстояла новая, третья по счету экспедиция.

Что принесет она нам в этот раз? Какие сюрпризы? Что ожидает нас впереди?

Колесо роковой фортуны незримо сделало свой очередной оборот.

…Третий поход в джунгли Амазонки вступил в начальную фазу своего существования.

***

Сразу по прибытию в Лиссабон, столицу Португалии, мы пересели на межатлантический рейс. Самолет, как и в прошлые два раза, доставил нас на берег государства Суринам.

— Пойдем тем же маршрутом? — еще в салоне лайнера уточнил Немцов.

— Тем же, — кивнул я. — Мне так проще будет ориентироваться в джунглях. К тому же хочу пройти теми путями, где были утрачены мои товарищи.

Группа похода состояла из двенадцати человек. Кроме десантников Пашки и его командира Немцова, в силовой отряд входило еще шесть человек. Здоровые крепкие парни — элита наших силовых подразделений. Научный состав представлял доктор наук Галина Даниловна, женщина тридцати восьми лет. С ней были заявлены в экспедиции два специалиста по древним артефактам: Вадим Борисович Юрский и Валентин Степанович Ромиков. Первому было за сорок; второй — он же Ромик, как мы его прозвали, был младше меня. Однако был настоящим вундеркиндом по части словесности и символики исчезнувших цивилизаций. Подружились сразу. Валик оказался на редкость общительным парнем. Совсем как прежний мой Костик.

— Два сапога пара, — окрестил Пашку и Ромика Немцов. — Один бестолковый, но отважный боец. Второй — молодой языковед, которому сидеть в кабинете со словарем, а не шастать по джунглям.

Потом, подумав, добавил:

— Но за Пашку своего я ручаюсь. Лихой парень. Показал себя в прошлом походе настоящим бойцом. А вот этот Ромиков…

Он хмыкнул, скосив взгляд на юного следопыта.

— Какой толк от юнца?

— Вы забываете, — шепнул я на ухо, — что Костя тоже был юным. А оказался героем!

— М-да уж… — нехотя согласился командир отряда. — Про Костю разговора нет. Славный был парень.

— Думаю, Валентин будет не хуже. Гляньте, как они сразу с Пашкой сдружились! Знают друг друга шесть часов, а уже не разлей вода.

Этот разговор происходил на подлете к Лиссабону. Всю дорогу оба новых приятеля резались в карты. Знакомились, подшучивали друг над другом. Галина Даниловна — или просто Галина, как я буду ее называть — тоже с улыбкой присматривалась к новым друзьям. Она считалась старшей в нашей экспедиции, если не брать Немцова. Тот был командиром десантников. А Вадим Борисович Юрский, забавный археолог, постоянно чем-то недовольный, но добродушный, был заместителем Галины. Плюс бойцы отряд Немцова. Плюс я в качестве проводника. Вот, собственно, и весь состав нашей новой, уже третьей по счету экспедиции.

— Шестерку тебе на погоны! — завопил Ромик, с размаху хлопая по плечу Пашку. Тот обиженно надулся. Глянул в иллюминатор. Мы подлетали.

Перелет через Атлантику прошел без происшествий. Прибыв в столицу Суринама, я, как и в прежние два раза, повел всех в уже знакомую гостиницу.

— Господи! Как давно все это было! — окинул я взглядом номера, в которых мы когда-то размещались.

— Вот в этом жил Семен, — проходя по коридору, указывал я Галине. — В этом Андрей Сергеевич. А в этом, в сто шестнадцатом, обитал Грабовский.

— Тот самый агент четвертого рейха?

— Да. Тот самый, из-за которого погибли мои товарищи. Благодаря этому извергу были утрачены две экспедиции.

Галина знала из моих рассказов всю подоплеку прошлых походов. В джунглях она не бывала. Вся надежда на нашу охрану возлагалась на группу Немцова.

— А в этом номере жила Оля. Потом Светлана из второго похода, — знакомил я с гостиницей своих новых попутчиков. — Вот тут мы с Костей.

При виде своего некогда номера, у меня навернулись слезы. Все оставалось по-прежнему. Мухи на окнах. Вентилятор. Две койки. Шкаф, стол. Появился, правда, телевизор — тогда его не было.

— Куда нам разместиться? — спросила она по-английски владельца гостиницы.

— А этого парня я помню, — отозвался толстый метис, которого я тоже вспомнил. — Вы есть из… м-мм… Советский Союз? — ломая русский язык, переспросил он.

— Из СССР, — подтвердила Галина. — Географическое общество Академии Наук СССР.

— Тогда пожалуйте в эти номера. Мне звонить из посольства. Сказать, что вы прилететь. Экспедиций?

— Экспедиций, — передразнил Ромик. — Самый есть экспедиций из Советский Союз. Ферштейн?

Мне досталась наша с Костей бывшая комната. Второй этаж. Общий туалет и душевая. Прошла горничная с ведром в руках. Где-то во дворе заливалась лаем собака. Когда расселились бойцы, весь научный состав экспедиции собрался на первом этаже, в столовой комнате. Присутствовали: Вадим Борисович Юрский, помощник Галины. Сама Галина Даниловна. Валентин Ромиков, он же Валька-Ромик. Плюс я, плюс Немцов. Пашка отправился в город за джипами.

— Нам нужны будут проводники? — поставила первый вопрос Галина.

Пили кофе. Хрустели сладостями. Такие поблажки изысканной кухни нам предстояли нескоро.

— Нет, — ответил я. — В первом походе у нас были два брата проводника, Габриэль и Даниэль. Оба погибли. Один от падения метеорита, второй от рук Грабовского.

— Да, Саша. Ты рассказывал, — кивнула Галина, делая пометки на картах маршрута. Помогал Вадим Борисович. Стол был завален документами, схемами продвижений, точками локаций.

— Весь путь по джунглям у меня в голове, — постучал я пальцем по лбу. — Ориентиры помню как сейчас. Даже если прошло полтора года, все равно смогу отыскать тот мост над рекой, где погиб Миша в пастях кайманов.

— А сам Золотой город? Как с ним, — спросил Немцов. — Его сможешь найти? Мы ведь, по сути, из-за него и прибыли.

— Смогу. По скалам, притокам и прочим ориентирам, я выведу вас на тропу. А дальше по обстановке.

— Договорились. По рукам! — воскликнул вернувшийся Пашка, любовно поглаживая армейскую винтовку специального образца. Оружие было с укороченным прикладом, изготовленное в секретном отделе армейского ведомства. Джипы он заказал. Через два дня их доставят.

— Руководство Географического общества дало нам задание отыскать этот пресловутый город Статуй, — добавила Галина. — Академия наук СССР договорилась с местными властями, чтобы нас беспрепятственно пропустили в джунгли у берегов Амазонки. Якобы мы ищем следы двух прежних экспедиций. Это как раз рассеивает все подозрения властей Бразилии и Гайаны, почему с нами вооруженный отряд.

— Они уже наслышаны были о Грабовском, — уточнил я. — Собственно, из-за него и была вторая экспедиция. Его ловила полиция Гайаны, Суринама, Бразилии. Он убил таможенников на границе. Как и других членов команды. — Немного помедлив, закончил. — Остались только вот Пашка с Немцовым.

Командир кивнул в знак согласия.

— Ну что ж… — подвела итог доктор наук. — Раз с правительственными структурами все учтено, нам ничто не мешает заняться подготовкой к походу. Сделаю несколько звонков, свяжусь с местными властями. Те дадут команду пограничникам пропустить нас в джунгли. На джипах доедем, как в прошлые разы до границы с Гайаной — Саша покажет. — Итак, — отпуская всех, встала из-за стола, — принимаемся за провизию и снаряжение.

Два следующих дня мы готовились к походу. Запасались консервами, сахаром, чаем. Сухие концентраты укладывали в мешки. Памятуя о наших продвижениях в джунглях, я руководил сборами. У военных были ракетницы, винтовки, фонари, фильтры очищения воды, прочая амуниция. Наши запасы, как и в первых двух экспедициях, понесут на себе мулы. Оставив джипы, мы пересечем притоки Амазонки, пройдем маршрутом Семёна до навесного моста, где погиб Миша. Перейдём на тот берег реки.

— Где-то в тех местах ты нашел алмаз, который вы назвали «Феей Амазонки»? — во время сборов допытывался Пашка. — Нас же с Немцовым тогда с вами не было.

— Там и нашел, — кивал я. — А вас не было и во второй поход, когда нас взяли в плен нацисты из банды Грабовского. Вы гонялись за ним в горах Анд, а его подельники в это время пытали Свету, Вязова, меня, Костю. Утратили мы тогда и других членов команды.

— Знаю, — печально вздыхал Пашка. — Гонялись мы за Грабовским едва ли по всем Андам. Искали твоего Андрея Сергеевича. Интерпол привлекли. А когда наткнулись на них в одном из ущелий — не успели. Погиб и твой профессор, и наши люди. Куживан, мой друг погиб. Из Молдавии был парень. Но зато обезвредили Грабовского.

Я кивал головой. История обоим была известна.

Вещи собраны. Пора выдвигаться.

Глава 24

1979 год.

Джунгли Гайаны.

Гвианское плоскогорье, река Эссекибо.

Третья экспедиция.

Поездка на четырех джипах прошла отменно. Галина заранее договорилась с властями, что нас встретят на границе с Гайаной. Дальше наш путь лежал к реке Эссекибо. До мангровых зарослей на мулах, потом их оставим местному племени. Там на плотах к месту гибели Миши. У моста найдем тропу, по которой мы спасались от наемников Грабовского. Возможно, я отыщу место находки алмаза. Помнится, после смерти нашего добродушного гиганта, друга Кости, я ломился сквозь заросли, не разбирая дороги. Душили слезы, ничего не видел перед собой. Там и упал. А когда поднимался, скользнул ногой в яму. Цепляясь за корни, выбирался наружу. В руке оказался грязный камень, который я принял за кварц. Дальше все было как во сне. Им оказался восхитительный алмаз, принесший нам много несчастий.

Сейчас, попрощавшись с водителями, наша третья экспедиция, взвалив на лошадей припасы, отправилась в джунгли. По пути лекцию прочел Вадим Борисович Юрский:

— Гайана, — начал он для непросвещенных. — Государство на северо-востоке Южной Америки. С севера омывается Атлантическим океаном, на западе граничит с Венесуэлой, на юге — с Бразилией, на востоке — с Суринамом. Единственная континентальная страна Южной Америки, входящая в Содружество наций. Единственная на континенте англоязычная страна и единственная континентальная страна Южной Америки, где ни разу не было государственного переворота. Столица — Джорджтаун. Официальный язык — английский. Денежная единица — гайанский доллар. Форма правления: парламентская республика.

Отдуваясь, продолжал:

Гайана расположена в восточной части Гвианского плоскогорья. На западе страны находится самая высокая точка Гайаны — гора Рорайма, почти под три километра. Вдоль Атлантического побережья тянется сильно заболоченная низменность. В стране много рек, озёр, водопадов, самый крупный из которых — водопад Кайетур — в пять раз выше Ниагарского. Почти девяносто процентов территории покрыто влажными джунглями. Животный мир богат и разнообразен. Более ста видов млекопитающих, в том числе ленивцы, муравьеды, броненосцы, тапиры. Множество различных обезьян. В реках водятся выдры. Среди птиц — гоацины, колибри, попугаи, туканы, фазаны, цапли. Среди насекомых — гигантские жуки и бабочки. В прибрежных водах океана — изобилие креветок.

Сверяясь с записями, докладывал как на кафедре института:

— До прихода европейцев на территории жили индейцы араваки. В конце пятнадцатого века испанцы открыли побережье Гайаны, но их не привлекла эта болотистая местность с нездоровым климатом. Однако Гайана заинтересовала других европейцев.

— Каких европейцев? — из чувства солидарности спрашивал Ромик. Хотя, по сути, знал историю страны не хуже коллеги.

— На протяжении трех веков между Великобританией, Нидерландами и Францией шла борьба за право владения Гайаной. Первых успехов достигла Голландия, основав в восемнадцатом веке три своих поселения в устьях рек Эссекибо. Сначала голландцы в основном занимались торговлей с индейскими племенами. Затем стали развивать плантационное хозяйство, культивируя табак, хлопок, кофе, сахарный тростник. Попытки использовать на плантациях труд индейцев провалились, поскольку индейцы не желали работать. С середины семнадцатого века голландцы стали завозить чернокожих рабов из Африки. Однако и они зачастую убегали с плантаций в джунгли, образовав там общины так называемых «лесных негров». В начале девятнадцатого века Британия захватила голландские поселения. Нежелание освобождённых африканцев работать на плантациях вновь поставило вопрос о рабочей силе. Англичане стали вербовать рабочих-контрактников. Это были португальцы с острова Мадейра, китайцы, но больше всего — индийцы. Из Индии, одним словом. С конца девятнадцатого века британцы стали развивать в колонии добычу бокситов, золота, алмазов, а также производство сахара. Сейчас страна считается Республикой. Население не более миллиона человек. И, заметь, Павел, это на все джунгли Гайаны! У нас в одной столице в семь раз больше. А тут на всю страну едва миллион наберется.

— Всё? И где ты только начитался этой чепухой! — съехидничал Пашка, понукая вьючных животных. Мулы шли гуськом, мы прокладывали дорогу. Селения и граница остались позади. Впереди только джунгли. Где-то здесь, в первой экспедиции упал метеорит, погубивший проводника Даниэля — первого из братьев-близнецов.

— А тебе мало? — в шутку откликнулся юный языковед Валька. Заведя дружбу с таким же молодым бойцом, он постоянно над ним подтрунивал. Галина с Немцовым не обращали внимания. Остальные десантники тоже. Их задача была охрана. Грабовский приказал долго жить, но у меня из памяти не пропадал образ Гувера, второго нациста из его шайки. Того агента рейха, что истязался над Светой, Вязовым и Костей.

— Небось, в ваших десантных войсках такой информации не узнаешь, дружище! — хохотнул Ромик. — А тут тебе Юрский всё как на тарелочке преподнес. Будешь знать географию, куда направляемся.

— Привал бы сейчас, — отдувался добродушный Вадим Борисович. Ему перевалило за сорок пять, и он был старший по возрасту. Шел, нагруженный рюкзаками. В перекурах проводил лекции с бойцами. Делился знаниями доктора наук. — Никогда не бывал дальше своей родины, — между делом жаловался он. — А тут, на тебе! Звонят из Географического общества. Приказывают! — поднимал палец вверх. — Понимаете? Приказывают! Вам, товарищ Юрский, надлежит выехать в поход к джунглям Амазонки. Там, в лесах, прежними экспедициями обнаружен город с золотыми статуями. А это по вашей части. С вами будут помощники, — Вадим Борисович кивал на сияющего Вальку. — Молодой специалист по знанию древних языков, артефактов и письменности. А я и рот разинул. Кладу трубку, а у самого в ушах: «Амазонка, Амазонка…». — Сплевывал в траву табак из трубки. — И вот я здесь с вами.

— А мог бы сидеть в кабинете с микроскопом, — подшучивал Ромик. — Зато, какой простор! Какая природа!

— Иди ты лесом со своей природой! — встревал Пашка. — Я на нее насмотрелся в прошлом походе. Погоди. Еще ягуаров увидишь. Анаконд. Кайманов. А пираньи, если свалишься с плота, сожрут тебя живьем вместе с носками. — И, довольный шуткой, хохотал, отгоняя мошкару.

Гнус особо не тревожил. Мы запаслись репеллентами. Пузырьки любезно предоставили местные власти. А мне сразу вспоминались настойки и мази, которые готовил на костре Даниэль. Собирал корни, ягоды, варил, обмазывая нас — гнус отступал. Потом Даниэля накрыл метеорит. Я вздохнул. Считай, два года прошло. Место падения я не узнал. Все заросло, покрылось бескрайними джунглями.

После привала двигались дальше. К ночи третьего дня похода приблизились к водоему, который я сразу узнал по ориентирам. Скала. Пороги реки. Заводь у обрыва. Здесь Оля из первой экспедиции спустилась мыть посуду. Залюбовалась орхидеями. И…

И была атакована громадным питоном. Анакондой. Ни Костик, ни Семён с Андреем Сергеевичем, не успели спасти. Смерть девушки явилась вторым фатальным эпизодом тогдашнего похода.

Сейчас я смотрел на эту тихую заводь, в которую когда-то скрылась мерзкая тварь десяти метров длиной. Ни могилки Оли, ни крестика, сооруженного Костей, я не обнаружил. За два года все было переработано природой в земельный грунт.

Наутро, попрощавшись с местом гибели Оли, мы двинулись дальше. Предстояло отдать лошадей. Последнее племя местных индейцев приняло животных с радостью. Они уже встречали нас, европейцев. Здесь когда-то скрывался Грабовский.

Переночевав, взвалив мешки и рюкзаки на плечи, мы двинулись к реке. Предстояло сделать плоты, куда мы сложим всю нашу кладь.

Весь следующий день бойцы командира Немцова сооружали плавсредства. Рубили топорами бревна, связывали лианами. Летели щепки. Пугались обезьяны. Порхали разноцветные попугаи. Слушали ученого. Вадим Борисович, прохаживаясь по берегу в качестве лектора, вещал аудитории:

— Большой Скачок Вперед — пожалуй, предмет самых жарких дискуссий в эволюционной генетике, друзья. На самом деле это загадка всей жизни человечества. Нам известно, что около шестидесяти тысяч лет назад человеческий интеллект претерпел своего рода Большой Взрыв. Мы стали намного умнее, причем очень быстро. Первобытные люди впервые начали пользоваться сложной речью, создавать произведение искусства, делать совершенные орудия.

Видя, как бойцы недоуменно смотрят в его сторону, опустив топоры, вздохнул:

— Ладно, давайте начну сначала.

Взял тростинку, сунул в зубы, глянул задумчиво на костер, у которого готовили еду Галина с Ромиком. Я помогал варить в котле ужин.

— Человечеству около двухсот тысяч лет, — продолжил Юрский. — Но мы являемсясовременными людьми — очень-очень умным видом. Мы захватили планету каких-то пятьдесят тысяч лет назад. А пятьдесят тысяч лет назад, как нам известно, существовало как минимум еще три других вида гоминидов.

— Неандертальцы? — подал голос Пашка, отдуваясь под тяжестью бревна. Принес, бросил к связке плота. — Мне твой Валик все уши про них прожужжал. Якобы, те полуобезьяны уже могли рисовать на скалах рисунки.

— Не полуобезьяны, — поправил Юрский на правах лектора. — Неандертальцы уже были людьми. Homo Sapiens — по-английски. Наравне с ними в пещерах обитали низкорослые гоминиды. Позднее в сказках их назовут хоббитами. Третья ветвь — денисовцы.

Подошел, пнул ботинком бревно, проверил прочность. Солдаты слушали, связывая настилы плотов. Галина улыбалась, не мешая коллеге проводить лекцию.

— На самом деле, вероятно, существовала еще пара видов гоминидов, — продолжал тот. — Но суть в том, что в общей сложности имелось пять или шесть подвидов людей. А затем наша с вами ветвь древа человечества разрастается буквально на глазах, в то время как остальные виды вымирают. На протяжении пятидесяти тысяч лет мы от нескольких сотен размножаемся до шести миллиардов, а остальные человеческие подвиды вымирают. Мы завоевываем планету, а они умирают в пещерах. Это я образно. Величайшая загадка всех времен. Ученые бьются над ней испокон веков. И религия тоже. Что дало нам такое грандиозное преимущество? Мы называем эту трансформацию Большим Скачком Вперед. Мы стали интеллектуалами, в то время как неандертальцы, хоббиты и денисовцы остались поголовно пещерными людьми.

Он поднял палец. Пашка с Немцовым обменялись улыбками. Пусть продолжает. Бойцы под его речь спорно водружали бревна плотов.

— Примерно семьдесят тысяч лет назад, утверждает гипотеза, произошло извержение супервулкана Тоба, находящегося в Индонезии. Пепел извержения застлал солнце, вызвав наступление вулканической зимы. Это стремительное изменение климата разительно сократило численность человеческой популяции — возможно, тысяч до десяти, а то и меньше.

— До десяти тысяч? — впервые заинтересовался Пашка.

— Так мы полагаем. Ну, эти оценки на точность не претендуют. Однако факт есть факт: популяция чудовищно сократилась, причем у нашего подвиды особенно. Неандертальцы были сосредоточены в Европе, хоббиты находились по ветру от Тобы. Всю тяжесть последствий извержения приняли на себя Африка, Ближний Восток и Южная Азия. Иными словами, по человечеству супервулкан Тоба ударил очень сильно. Мы были на грани вымирания.

Стук топоров, жужжание гнуса. Речь Вадима Борисовича помогала спорой работе.

— Катастрофа вызвала то, что ученые называют «эффектом бутылочного горлышка». Узкий проход заставил небольшую группу людей эволюционировать, выживая благодаря мутациям. Что привело к взрыву развития интеллекта. Нам известно, что каждое человеческое существо на планете является прямым потомком одного первичного человека. Жил в Африке около шестидесяти тысяч лет назад. Индивидуум, который в генетике называется Y-хромосомным Адамом. Фактически все за пределами Африки — потомки небольшой группки людей из ста человек, покинувшей Африку пятьдесят тысяч лет назад.

Пашка присвистнул:

— И я тоже?

— И ты, и мы все. Даже наша прелестная Галина, — пошутил Юрский. — По сути, все мы члены маленького первичного племени после взрыва Тобы. Правда в том, что мы фактически даже не знаем, как наш подвид пережил катастрофу. Как он стал настолько разумнее остальных человеческих подвидов, живших в то время. Должно быть, дело в каком-то изменении связей мозга, но никто не знает, как этот Большой Скачок Вперед произошел. Возможно, спонтанная мутация из-за изменений в диете. А может, это произошло постепенно. Гипотеза катастрофического извержения Тобы и последующего популяционного бутылочного горлышка — только одна из возможностей. Но число ее приверженцев растет.

Он остановился, переводя дух. Солдаты продолжали работать. Один Пашка не унимался.

— И к чему ты это все, академик, нам рассказал?

— Ну, ты же должен узнать, откуда здесь в Гайане появились первые поселенцы. Методом узкого горлышка.

— У него горлышко в мыслях другое, — захохотал у костра Валька-Ромик. — Как бы где садануть сто грамм для согрева.

Молодой языковед не пропускал случая подтрунить своего нового друга, отчего тот впадал в ярость. Схватив ветку, боец запустил ею в костер. Взвился сноп искр, едва не опрокинув котел. В кронах деревьев заверещали обезьяны.

— Ужин готов, вы, черти, — успокоила обоих Галина.

Вымывшись по пояс в реке, бойцы охраны подсели к костру.

Потом была ночь.

И день отплытия на плотах наступил.

 ***

Три широких связки бревен, по четыре человека на каждой. Первым плотом рулил я. Показывал путь по реке. Посередине бревен палатка. Под навесом мешки и сумки с провизией. Соседями оказались Пашка и два бойца группы Немцова. На втором сам командир с неугомонным Валькой и двумя солдатами. На замыкающем плоту — Вадим Борисович, Галина и два члена охраны. Всё разделили поровну. Снаряжение, амуницию, припасы, сложили по кучкам, чтобы в случае затопления одного плота, на других находились резервы.

— Так держать! — поучал Немцова Валька, вроде сам был капитаном.

Проплывали вдоль берега. Терялись в изгибах притоков. Застревали в мангровых зарослях. С веток к поверхности глади реки спускались хвостатые обезьяны. Всплывали морды хищных кайманов.

— Гляди, арапаима утащит под воду! — орал Валик Пашке на другом плоту.

Один раз видели ягуара. Пятнистый хозяин джунглей жадно лакал воду. Рядов валялась истерзанная в крови выдра. Охотник проводил нас плотоядным взглядом вертикальных кошачьих зрачков.

— Ух, зверюка! — вспомнил Пашка, как я ему рассказывал нападение ягуара на нашу команду, когда шли здесь второй экспедицией. — Засадить бы ему заряд промеж глаз. Да жалко, дичь распугаем.

А дичи было — бери, не хочу. Здесь никогда не ступала нога человека. Возможно, дикие племена и охотились где-то рядом, но, судя по доверчивости животных, они раньше не встречали человека. Разве что обезьяны портили нам весь ход путешествия. Кидаясь, чем попало с верхушек деревьев, они поднимали гвалт на всю округу.

— Олю из первой экспедиции невзлюбили с самого начала, — вспоминал я потом у костра, когда причалили к берегу на ночлег. — Её светлые волосы сводили приматов с ума. Всё время цепляли с ветвей, норовили содрать с головы.

После таких разговоров Галина собрала свою прическу в пучок, прикрыв её пробковым шлемом.

Спустя три дня, когда последние притоки Амазонки остались в стороне, мы по узкой протоке, сквозь болота, перетащили плоты к новой воде. Тащили волоком, увязая по пояс в трясине. Пугали кайманы. Анаконды — порою громадные по размерам — скользили длинными телами под ряской.

С утра следующего дня я увидел в бинокль знакомый ориентир. Теперь мы были в водоеме реки Эссекибо. А это означало, что Амазонка осталась позади.

И именно в этот момент с последнего замыкающего плота раздался возглас Вадима Борисовича.

— О-ох!

Выпущенная из зарослей стрела, вонзилась в боковое бревно плота.

— Внимание! — скомандовал Немцов. Отреагировал быстро. — Оружие к бою!

На всех трех плотах ощетинились дула автоматов. Галина укрылась в палатке. Остальные распластались по бревнам.

— Вижу цель, — доложил по ларингофону боец.

— Вижу тоже, — откликнулись на втором плоту.

— У меня на полпервого к востоку, — отреагировали на третьем.

И тут… началось.

ВЖУ-УХ!

ВЖУ-УУУХХХ!

Градом посыпались стрелы, рассекая воздух отвратительным свистом. Одна, особо нацеленная стрела, пронзила палатку Галины. Послышался всхлип. Юрский перекатился по бревнам, нырнул внутрь.

— Не ранена?

— Нет. Кто они?

— А бес его знает. Племена гуарани тут не живут.

— Дикари?

— Похоже на то.

— Нас атакуют! — азартно выпалил Пашка. — Командир! Отвечаем огнем?

Немцов, припав животом к настилу плота, обводил биноклем заросли.

— На полпервого… ОГОНЬ!

Полоснули грохотом автоматные очереди. Заработали одиночными выстрелами винтовки.

БА-АМ! БА-АМ! БА-АМ!

Это была первая стычка с местными дикими племенами. День превратился в настоящую бойню.

Падая на настил, Пашка посылал трассирующие очереди по мангровым зарослям. Казалось, нападавшие были повсюду. Сквозь грохот пуль слышалось их улюлюканье. Воинственные кличи прерывались стонами раненых. Одного бойца на плоту пронзила в горло стрела. Хлынула кровь. Его тело не успели оттащить — оно камнем рухнуло в воду. Тут же вскипел кровавый бульон. Сотни пираний набросились рвать податливое мясо, еще трепыхавшееся в конвульсиях. Полминуты, и все было кончено. Появились кайманы, ожидая новые жертвы. Нас закрутило в водовороте. Расписанные красками дикари метали копья, закидывали камнями. Одно копье пронзило бедро второго бойца. Охая и припадая на колено, он сложился пополам как книжка.

— Дымовая завеса! — отдал команду Немцов. В заросли полетели дымовые шашки. Берег окутался клубящим дымом. Из-за грохота очередей невозможно было что-то услышать. Сразу несколько дикарей с остервенелыми криками перевернули первый плот. Отстреливаясь направо и налево, Пашка упал в воду. Кругом забурлило от пираний. На мой затылок обрушился невероятной силы удар. Последними проблесками сознания я успел заметить, как молодого бойца схватили несколько татуированных рук. Оглушили, потащили в заросли. А потом…

Потом меня окутала тьма. Голос кричащей Галины потонул в грохоте выстрелов. Немцов бросился ко мне, по пояс в воде, но было поздно. Руки схватили за волосы. Потом — пустота.

…А между тем, далеко за последним плотом, в изгибах реки, показалась маленькаяточка. Её трудно было разглядеть в бинокль. Но она приближалась. Мы не заметили, поглощенные боем.

Как покажут дальнейшие события, за нами снова следили.

 ***

— Все живы? — осматривая поле боя, пересчитал бойцов Немцов.

Недоставало трех человек. Бой закончился так же стремительно, как начался. Дикари отступили внутрь джунглей. Разом все стихло. Обезьяны прекратили свой гвалт. Река опустела.

— Василий убит, — доложили со второго плота. — Упал в пасти пираний. Стрела пронзила горло.

— Видел. Кто ранен?

— В меня попали копьем, — отозвался потерпевший боец. Из мяса торчал обрубок, переломанный пополам.

— Оказать быстро помощь! Где Павел с Александром? — раздался встревоженный голос Галины. — О, боже! И Валика нет!

— Взяты в плен, — отрезал Немцов. — Больше я их не видел.

Солдаты водили автоматами по джунглям, но атака была отбита.

— Им нужны были кто-то из нас, — заключил Вадим Борисович, помогая Галине выбраться из палатки. Брезент был истыкан стрелами, зияли порванные дыры. Вокруг разбитых плотов колыхались на воде куски одежды, перья, разбросанные ящики с провизией. Воняло гарью дымовых шашек. Кое-где на листьях виднелась кровь. Два индейца были разорваны кайманами. Раненых и убитых дикари оттащили в джунгли с собой. Разодранный огрызок руки с татуировкой прибивало волной к берегу. Это уродливое зрелище оборвал громадный кайман. Вынырнув, схватил челюстями запястье. Щелкнул пастью, раздался отвратительный звук перемалывания костей.

— Кто-то из нас? — переспросила потрясенная Галина. — Сразу трое?

— Павел не в счет, — заметил Немцов. — Им нужны были кто-то из вас, из гражданских. А мой боец оказался рядом — его и схватили.

— Но…, но зачем? Мы же просто мирно плыли. Кто они такие? Ох, боже! Валик, Саша! С ними-то что будет?

— Это нам и предстоит узнать, — заключил Немцов. — Очевидно, дело не в дикарях. Это была не спонтанная атака. Их кто-то направил по нашему следу. Нападение было спланировано.

— Но…, но кто?

Пока бойцы собирали вещи, продолжая направлять автоматы в джунгли, командир всё время всматривался в какую-то далекую точку. Бинокль был выбит из рук копьем. Дали другой. Перевязали рану пострадавшему. Оттянули остатки плотов в гущу листвы.

— Они больше не нападут, — сделал вывод Немцов, опуская бинокль. — За нами следят.

— Кто? — опешил Юрский.

Теперь они вышли на сушу. Раздался рык ягуара. Зверь оттаскивал в заросли останки человечины.

— Посмотрите сами, — передал бинокль старший отряда.

Вадим Борисович навел окуляры. Тихо охнул. Передал Галине. Та всмотрелась в далекую точку.

— Военная лодка! Пограничники!

— Нет. Не они, — отрезал Немцов. — Я знаю их катера. Это наемники. И они за нами следят. Вся атака индейцев была запланирована. Дикарями кто-то руководил. Им нужны были ваши гражданские. Валентина с Сашей схватили сразу. Павел оказался под рукой, его оглушили. На нас напали человек пятьдесят. В этой суматохе мы не успели.

— Да, — согласился Юрский, снова наводя бинокль. — Они так внезапно отступили, унося с собой наших троих, будто повинуясь приказу.

— В этом и дело. У Павла осталась винтовка, но ее отобрали. Что было у Валентина и Саши?

— У Ромика… — осекся Юрский, — у Вальки ничего важного. Он просто языковед, специалист по словесности народов.

— О, господи! Карта! — всплеснула руками Галина. — У Саши в кармане была карта маршрута!

Наступила пауза.

— Вот! — сделал вывод Немцов. — Вот это и нужно было дикарям. — Потом добавил. — Точнее не дикарям, а тем, кто их нанял.

Весь последующий день группа устраняла ущерб, нанесенный атакой. Бойца похоронили заочно, поскольку от него ничего не осталось. Раненого уложили в палатку, которую наскоро подлатали. Исправили повреждения плотов. Пересчитали боезапас. Отыскали разбросанные банки тушенки, прочую провизию. Лодка скрылась за изгибами реки. Ничто больше не тревожило группу. Стих гомон обезьян. Мелкие падальщики подчистили поле боя, вылизав дочиста кровавые пятна. Течением унесло обломки стрел и копий. Взошла луна. Наступил вечер.

— Дежурить по двое! — в свете костра приказал Немцов. Распределил дежурства. — Вы тоже под утро, — обратился к профессору. Вадим Борисович согласно кивнул. Галину оградили от смены. Она ухаживала за раненым.

— Подведем итог, — на правах командира, стал вносить правки Немцов. — Павел, Ромиков и Саша в руках незнакомцев. Дикари были просто прикрытием в качестве атаки. С Павлом все ясно, он им не нужен. Схватили машинально, оказался под рукой. Плюс оружие при нем. Главная цель была пленить кого-то из вас. Это наводит на мысль, что незнакомцы, скорее всего европейцы, наняли дикарей для атаки. Те незнакомцы, что преследуют нас на расстоянии в лодке. Сколько их, разглядеть не удалось. Отсюда вывод: им нужна либо карта, либо тот, кто знает маршрут.

— К городу Статуй?

— А куда же еще?

— Тогда, почему сразу троих?

— Двоих. Павла забрали из-за оружия. А может, для пыток.

— О-ох! — простонала Галина.

— Им, этим неизвестным нам людям, непременно нужно пробраться в Золотой город. И, вероятно, они знали, что карта находится у Александра. Вот и напали.

— Но, позвольте… каким образом они узнали нашу цель экспедиции?

— А не вы ли вдвоем расстрезвонили местным властям, что мы пойдем по следу двух прежних групп? Не вы ли поставили в известность руководство двух стран, что советская экспедиция с вооруженным десантом пройдет по следам двух исчезнувших походов два года назад? Не вы?

Галина умолкла. Юрский потупил взор.

— Иначе нас не пропустили бы через границы.

— Это ясно, — отмахнулся Немцов. — Но так же ясно, что за нами сразу началась охота. Всем же известно, что где-то в джунглях советские геологи обнаружили заброшенный город с золотыми статуями. Только никто не знает, как туда добраться. Знал только Саша. По его следам и надеялись выйти на этот объект. В прошлые два разаэтой операцией занимался агент рейха Грабовский. Потом был нацист Гувер, которого убил Костик из Сашиной экспедиции. Уже второй экспедиции. Моя команда в это время охотилась на Грабовского в горах Анд. Гувер и тогда не смог с помощью Саши достигнуть города. Вот тайные организации и активизировались, узнав, что из Советского Союза прибыла третья экспедиция. Теперь становится ясно, что за нами идут по пятам все те же агенты Четвертого рейха, — умолк он на этом.

Повисла гнетущая пауза. Костер потрескивал. Ужинать никому не хотелось. Два дозорных бойца сверлили взглядом листву. Было тихо и как-то трагично. Воздали минуту молчания погибшему десантнику. Это была первая смерть в команде. Плюс трое пленников, угодивших в лапы нацистов.

— С утра пойдем по следам дикарей, — заключил напоследок Немцов. — Если они утащили наших товарищей внутрь джунглей — пойдем следом за ними. Раненого понесем на себе. Ты как, Николай? — обратился он к бойцу.

— Ковылять смогу. Если попадется деревня, оставьте меня. Вождь племени присмотрит, пока не пришлете подмогу.

— Здесь нет деревень. Сплошь дикие джунгли.

— Тогда смогу идти. Буду опираться на руки коллег. Через пару дней встану на ногу.

— Хорошо. Галина поможет.

— Первоначальный план отпадает, — согласилась Галина. — Пока не выручим наших друзей, нечего и думать о городе Статуй.

— Они как раз и приведут к нему, — поставил точку Немцов.

Наступила ночь.

Глава 25

1979 год.

На подходе к Золотому городу.

Как раз в это время группа дикарей проходила густыми джунглями, возле реки — узкими заболоченными тропами. В лесу было влажно. Нас тащили беспамятных, влив сквозь зубы какое-то мерзкое пойло. Дурман сразу сковал разум. Наркотик, — пульсировала мысль сквозь проблески сознания.

— Яхатла мжи… — доносилось местное наречие конвоиров.

— Гры-ымм скво трымша-аа…

— Ахор сскомнужа-аа…

Я несколько раз открывал глаза. Привязанные к толстой ветке руки не давали возможности пошевелиться. Несли на плечах как ягненка к костру. Я висел вниз головой, словно кусок мяса для костра. Отчаянно хотелось пить. Голова туманилась от галлюцинаций. Конвоиры раздваивались в воспаленных глазах. При каждом их шаге мое тело болталось из стороны в сторону, будто маятник. Наконец вышли на узкую равнину, топкую и неровную, поросшую кустами.

— Этого бросить здесь, — услышал я по-английски.

Ага. Значит, всё же европеец.

Дикари кинули вниз. Больно ударился спиной о корни. Сразу засаднило в пояснице. Тут же оглядел поляну. Человек тридцать разукрашенных татуировками индейцев. Боевая раскраска, серьги в ушах. Проколотые ноздри. На головах оперение, в руках копья и луки.

— Развести огонь, — командовал человек в военной форме камуфляжа. — Выставить дозор. Приготовить ужин.

Потом к соседям:

— Этих двоих отдельно. Привязать к дереву. Всем дать напиться.

«Этих двоих…» — мелькнуло в голове. Кто еще? Кого захватили? Последним я видел Пашку, как его огрели по затылку корягой. Где Немцов? Где Галина? Где остальные?

Старший группы присел рядом. Перешел на русский язык:

— А с тобой я побеседую отдельно.

Обернулся. Бросил в сторону по-английски:

— Ночуем здесь. Утром двинемся дальше.

Дикари засуетились. Быстро собрали шалаши. Рядом журчал ручей. Наловили лягушек и раков. Над костром повесил походный котел армейского образца. Закипела вода. Воздух пропитался вареной рыбой. Пока готовилась еда, европеец переходил от меня к другому дереву. Тормошил кого-то. Все плыло перед глазами. Одурманенный наркотиком, я едва приходил в себя. Дали напиться. Повернул голову. Сквозь пелену различил две привязанные фигуры. И тут…

— Ах ты мразь поганая, мать тебя в душу!

Я тотчас узнал голос Вальки Ромикова.

— Продался нацистам, тварь! Погоди! Наши друзья выпустят тебе кишки, паскуда!

— Молча-ать! — заорал незнакомец.

Подошел второй, тоже в камуфляжной одежде. Заговорил по-русски:

— А на кой-хрен нам трое? Нянькаться с ними. Карта вон у того, — указал на меня. — Этих в расход. А тот покажет нам путь.

— Забыл, что приказал Куртиц? Доставить всех, кого захватим. Захватили троих.

— А скажем, что одного.

— Один будет мало.

— Ну, двоих от силы.

— Кого предлагаешь?

— Вон того с картой и… ну, хотя бы вот этого, горластого.

Валька продолжал изрыгать проклятия, извиваясь в путах веревок. Кто был третий, я еще не различил.

— У меня нет карты, — с хрипом выдавил я. — Вы русские?

— Русские, — хохотнул первый. — А карты у тебя точно нет. Я первым делом обшарил карманы.

— И где она? — приблизился второй.

— В голове, — ответил я, бесстрашно взглянув убийце в лицо. Подобное у меня уже было. Нас с Костиком взяли в плен наемники нациста Гувера. Все повторялось.

— Пустить на корм кайманам вон того, третьего, — пожал плечами напарник старшего группы.

— А этих двоих?

— Заберем Куртицу. Первого в качестве трофея, второй будет проводником к объекту.

— Если карта у него в голове, мы ее выудим! — решительно шагнул ко мне первый. Достал громадный тесак. Поднес лезвие к глазам. — Буду вырезать твой зрачок, пока глаз не превратится в комок слизи. Потом перейду к мошонке.

— Что с третьим делать? — прервал его напарник.

Тот поднялся, одарив меня зловещим оскалом.

— Пока Куртиц не прибыл, ты прав. Давай, скормим его кайманам.

У меня похолодело в груди. Кто третий? Кого захватили?

И тут я увидел…

О, господи!

Пашка!

Два дикаря рывком подняли безвольное тело. Да. Это был Павел. Мой друг после Костика. Тот, кто предложил мне после санатория отправиться в третью экспедицию. Рубаха-парень, балагур. Кто выжил с Немцовым во втором походе, обезвредив Грабовского. Кто хоронил моего начальника Андрея Сергеевича в отрогах Анд. Кто сразу подружился с Валькой-Ромиком.

Теперь его тело болталось в руках дикарей. Голова свесилась на грудь. Из губ текла слюна. Его опоили дурманом похлеще нас с Ромиком.

— Трофей я забрал, — похвастался винтовкой специального образца второй наемник. — Он нам не нужен.

Пашка встряхнул головой, отгоняя видения. Поднял мутный взгляд. По рукам прошла судорога.

— Не давайся им, друг! — завопил Валька. — Я рядом!

Второй наемник с размаху всадил ногой в живот Ромику. Тот охнул, складываясь пополам. У Пашки прояснилось в глазах. Дернулся вперед, но был сбит с ног. Подняли. Толкнули к кустам. В просвете между деревьев блестела гладь озера.

Кайманы! — пронеслось у меня в голове.

— Стойте! — заорал я, пытаясь вскочить на ноги.

— Саня? — удивился Валька, только сейчас заметив меня.

— Сашок? — в тон ему, кашляя, прохрипел Пашка. — Так мы втроем тут? А где остальные?

— Остальные бросили вас, — изрек начальник, тот, что был первым в камуфляже. — Они далеко. А тебя мы скормим кайманам. Нехрен с тобой нянькаться. — И подтолкнул дулом пистолета вперед. Там водоем. Там смерть.

— Стойте! — прокричал я вторично. — Вам нужно в Золотой город? Я проведу. Оставьте в живых Павла, и я укажу вам дорогу.

— Он нам условия ставит! — хохотнул первый наемник. — Ты слышал? Этот ублюдок диктует нам правила.

— Ты нам и так и так укажешь дорогу, — подтвердил второй. — Иначе твои яйца будут висеть на деревьях. Обезьянам на потеху.

И, не обращая внимания, схватил Пашку за куртку. Два дикаря подхватили под руки. Толкая перед собой, двинулись к озеру.

— Сто-ойте! — орал я вне себя. Мне вторил Валька. Выкатив от ужаса глаза, он провожал взглядом своего нового друга. Пашка извивался в руках. Хрипел, плевался, рвал зубами воротник. Отбивался ногами, но все было тщетно. Сквозь стену деревьев я увидел чудовищную картину. Кто-то из дикарей бросил в воду кусок недоеденного мяса. Вода сразу пошла кругами. Показались ноздри кайманов.

— А-аа-а! — орал дико Пашка, отбиваясь, чем мог. Его скрутили, подвели к кромке воды. Мне было плохо видно, я слышал лишь его крик. Душераздирающий вопль.

— Па-аша-а! — орал со своего места привязанный Валька. — О, твари! Паскуды!

Миг… и Пашку толкнули в гладь водоема.

Вода забурлила. Десятки кайманов набросились на бесплатный обед. Раззинулись пасти. Раздиралась одежда.

— Братцы! — хрипел и стонал исчезающий Пашка. — Простите меня! Не сумел защитить…

И умолк.

Его разодрали на части. Пасти рептилий рвали мясо. Крутились, бросались, чавкали, поглощали куски. Кровь бурлила вместе с водой. Всплыл и исчез в утробе ботинок. Огрызок ноги на секунду мелькнул в водоеме, тотчас превратившись в молотый фарш. Секунд пять — и Пашки не стало. Вода побурлила, утихая. Бились хвосты. Сомкнулись пасти рептилий. Меню для них опустело.

Меня вывернуло наружу.

— О, господи! Па-ша-а… — продолжал захлебываться в истерике Валька.

Пока кайманы пожирали жертву, оба наемника смотрели на процесс поглощения с отсутствующим видом. Когда все закончилось, ударили по рукам:

— Одним стало меньше.

Отшвырнув ветку куста в сторону, направились к нам. Первый подошел. Склонился.

— Теперь видишь, что будет со вторым твоим другом, — кивнул он на Ромика. — Если не покажешь господину Куртицу дорогу, скормим и его. Понял, слюнтяй?

Меня душили слезы. Все нутро рвалось наружу. Изрыгая проклятия, я бился в истерике. Узы веревок не давали свободы. Извиваясь, я хотел встать. Получил удар в грудь. На миг задохнулся.

— Бейте меня, — дергаясь в путах, орал Валька. — Его не троньте! Меня, меня бейте!

— И тебя! — с охотой подскочил второй. С размаху всадил кулак в челюсть парня, отчего его голова ударилась о ствол дерева.

— Найн! — раздался вдруг голос. — Нихт пытка. Нихт бить!

Сквозь кровавую пелену я различил вновь прибывшего. Слезы и синяки мешали, как следует рассмотреть незнакомца. Неясный силуэт в камуфляже. С ним трое. На плечах рюкзаки. В руках автоматы. На ремнях рации. Начальство.

Куртиц! — напоследок мелькнуло в затухающем разуме.

Дальше все происходило без моего участия. Проваливаясь в небытие, я мог усилием воли вспомнить только чудовищную картину гибели Пашки.

О, как он стонал, когда его раздирали на части! Как хрипел, как хлестал кровью! Его последний крик: «Братцы!..»

Наш Павел. Весельчак и балагур. Младший член группы Немцова. Отважный умелый боец, убивший Грабовского. Вечная память тебе, дорогой друг!

Теряя сознания, проваливаясь в бездну нирваны, я услышал последние слова Куртица:

— Мой прибыть сюда в Золотой город. Эти два нам помочь. Один показать дорога. Второй перевести язык древний м-мм… артефакт.

— Яволь, герр Куртиц, — ответил помощник.

Потом…

Потом пустота.

Сознание померкло. Обрушилось, исчезая в тумане.

А в это время….

 ***

У бойцов группы Немцова были совершенные навыки отыскания следа. Будь преступник в Африке, будь в снегах Антарктиды, следопыты Немцова непременно напали бы на след — это было у них отработано годами упорных тренировок. Это входило в базу их знаний. Поэтому, когда десантники двинулись следом за отступившими дикарями, они уже знали, куда те скрылись. Два опытных бойца вели вооруженный отряд по следам индейцев. Где сломанная ветка, где отпечатки босых ног, где обрывок одежды или упавшее перо — все это говорило им, куду уводят следы.

— Ты как? — на привале спросил командир раненого бойца.

Тот мужественно сносил переход, опираясь на плечи коллег по оружию. Шли неспешным темпом, и Немцов начинал нервничать.

— Оставьте меня где-нибудь у ручья, — просил раненый. — Оставьте продуктов. Винтовка у меня есть. Через пару дней я встану на ноги. Или пойду догонять, или буду ждать помощи.

— Так не годится, — парировал Немцов. — Мы не можем жертвовать своим товарищем. Оставлять тебя одного, следовательно, обречь на гибель. А приставить к тебе еще кого-то у нас нет возможности. Группа сократилась, и важен каждый боец. Их там человек тридцать, а из наших рядов уже выбыли двое.

— Тогда… что прикажешь делать, командир? Я же вижу, что затрудняю погоню.

— Как только доберемся до какого-то племени, отправим к пограничникам посыльного. Ты будешь ждать. Таможенники заберут тебя, а мы тем временем попытаемся спасти наших экспедицию. Там наш Павел.

Шли долго. Местность была незнакома. Здесь никто из них не был. Из всех трех экспедиций один Саша знал эти джунгли. Но он был в руках наемников. После второй ночевки следопыты заявили, что заметили тропу. Она уводила в сторону от следов дикарей.

— Значит где-то селение, — заключил Немцов. — И наемники свернули в сторону, чтобы в него не заходить.

— Мы видим среди босых следов отпечатки ботинок, — оповестил следопыт.

— Сколько?

— По меньшей мере, пять пар. Плюс кого-то тянули волоком. Потом привязали к палкам.

— Наших товарищей, ясно как день.

— Ох, мальчики… — выдохнула Галина, когда сделали привал. Вверху сновали обезьяны. Джунгли жили своей жизнью. Два раза видели ягуара.

— Вот что, — решительно поднялся Немцов. — Ты, Игорь, — указал на бойца, — отведешь Галину, Юрского и раненого в селение. Они останутся с ним. Делать нечего, нам сейчас предстоит марш-бросок. Потом стрельба и выручение из плена. Двое гражданских будут только помехой.

— А город? — слабо спросила Галина. — Как же Золотой город?

— Пока не избавимся от наемников и не выудим ваших коллег, о городе можно забыть. Останетесь с раненым. Игорь догонит нас. А вы уж там поставьте его на ноги. Когда выручим из плена друзей, вернемся за вами и продолжим поход. Но это в том случае, если Саша останется жив. Только он сможет провести нас к городу Статуй.

На том и решили. Возражать было нечем. Боец по имени Игорь повел троицу к селению. Вадим Борисович с Галиной Даниловной поддерживали раненого.

— А мы тем временем пойдем по следу наемников, — приказал Немцов. — Игорь опытный солдат, быстро догонит.

Таким образом, четыре живых единиц спецназа углубились в джунгли. Скоро к ним присоединится пятый. Шестой был ранен, седьмой член команды был мертв. Как был мертв и отважный Пашка. Но Немцов, разумеется, об этом не знал.

Спустя восемь часов ускоренного марш-броска, группа Немцова оказалась в поле видимости отряда наемников. Расположились в полукилометре от них. Огонь не разводили, наблюдая в бинокли. Ожидали возвращения Игоря. К ночи он прибыл.

— Отвел, товарищ командир, — доложился боец шепотом.

— Что за деревня? Как приняли?

— Приняли мирно. Селение убогое, пара десятков хижин. Европейцев встречали, но только мужчин. Окружили Галину, щупали ее светлые волосы. Дарили подарки.

— Остались без пререканий?

— Так точно. Будут ждать нашего возвращения. Просили, чтобы вернули живыми Пашку, Валика и Александра.

— Вернем, — заверил Немцов, оглядев свою бравую группу. С некоторыми из них он не раз бывал в перестрелках. Доверять мужеству бойцов было радостно. Он знал, что не подведут.

— Итак, нас теперь пятеро. Пашка у них. Первым делом освобождаем его, чтобы был огневой единицей. Вы двое, — указал на солдат, — займетесь европейцами.

Навел бинокль.

— Их трое. Один, видимо, немец. Два помощника. И десятка два дикарей.

— Делов-то! — хмыкнул кто-то из боевиков. — Видали и похлеще.

— Ты прав. Огнестрельное оружие только у троих. Остальные снабжены стрелами и копьями.

— Раз плюнуть, — подтвердил Игорь.

— Не забывайте, братцы, нас только пятеро. И они обезвредили Пашку, лучшегонашего бойца.

— Он отвлекся на Ромикова, — заявил кто-то. — Хотел помочь во время перестрелки, вот и получил удар по затылку. Причем, из зарослей. Тут любой бы мог попасть впросак.

— Пусть будет так. Но, повторяю. Внимание! Нас пятеро, их двадцать пять. На одного нашего по пять единиц. Иными словами, каждый из нас берет на себя по пять человек. Все усекли?

— Так точно!

— Тогда проверить оружие! Дежурить по очереди. Подкрепиться сухпайками. На рассвете атакуем!

На том конце глубокого оврага, поросшего кустами, разожгли костры. В бинокли были видны часовые. Трое европейцев скрылись в растянутой палатке. Пленных было не видно. Немцов несколько раз менял позицию, менял наблюдателей, посылая в разные точки обзора. Все было напрасно. Ни Пашку, ни Ромика, ни Саши они не заметили.

— Может, их держат в палатке? — шепотом спросил Игорь.

— Может и там. Но не всех же троих одновременно?

Командиру не хотелось верить, что кого-то уже пустили в расход. Кто им наиболее важен? Разумеется, Саша. Кто будет переводить древние письмена артефактов? Конечно, Ромиков. А вот Пашка… Он им зачем?

С такими тревожными мыслями он на пару часов провалился в сон.

…А едва забрезжил рассвет, они атаковали.

***

Первый часовой с луком в руках был мертв уже на третьей секунде атаки. Пронзивший горло армейский нож разворотил сонную артерию: хлынула кровь. Заваливаясь набок, он не издал ни звука. Второй часовой так и умер на месте, не успев даже выдохнуть. Ему сломали хребет могучим ударом приклада. Третий индеец только поворачивал голову на отдаленный шорох, приняв его за звук обезьян, как был опрокинут на спину. Сверху навалился боец, перерезав горло одним взмахом ножа. Четвертый так и не успел издать крик. К его виску был приставлен пистолет, рот зажат рукой. По-английски шепотом спросили:

— Понимаешь меня?

Индеец кивнул.

— Ответишь на вопрос, останешься жить.

Индеец кивнул вторично. Краем глаза он приметил две мелькнувшие в кустах тени. Все происходило настолько бесшумно и быстро, что был слышен журчащий ручей. Еще двое охранников неслышно повалились на землю. Под ногами проползла змея, но держащий его под прицелом, не отнимая пистолет от виска, левой рукой пригвоздил змею ножом к земле. РАЗ! — и готово. Извивающийся в конвульсиях клубок был отсечен от головы. Все заняло две-три секунды. Индеец даже не успел что-то предпринять для побега. БАЦ! — и пистолет снова у виска.

— Так будет и с тобой, если не ответишь, — прошептал вкрадчивый голос. — Я сейчас отниму руку, а ты мне скажешь, где трое пленных.

Индеец закивал. Рука отнялась ото рта. Прошептал, коверкая английскую речь:

— Не три пленник. А два.

Незнакомец в военной маске на миг замер. Острие лезвия уперлось в живот.

— Говори. Кто?

— Ваш солдат. Он, м-мм… есть сожрать кайманы.

Боец издал тихий вздох.

— Пашка?

— Так есть. Так его называть два пленник.

На секунду наступило молчание. Боец обернулся, кивком головы подозвав кого-то. Из тени деревьев выступил неслышно второй силуэт.

— Товарищ командир, — не отнимая пистолет от виска индейца, доложил Игорь. — Они убили…

— Не тяни, — едва слышно выдохнул Немцов.

— Пашка… погиб.

Обрушилась тишина. Казалось, все джунгли замерли в одном едином порыве. Ни шороха, ни ветра. Ни крика обезьян. Журчание ручья разбавляла эту горестную новость. Немцов на миг потерял дар речи. Потом быстро пришел в себя.

—Ясно. Горевать будем потом.

Обратился к индейцу по-английски:

— Где остальные два пленника?

— Палатка, — сдерживая дрожь, прошептал тот. Еще секунда, и ему в ярости перережут глотку.

— Кто в палатке?

— Герр Куртиц. И два ваш, м-мм… русский.

Немцов ошарашено глянул на часового.

— Немец и… и русские?

— Так есть.

Потом индеец, коверкая слова на свой диалект, быстро-быстро залепетал:

— Нас есть нанять в деревне. Далеко в джунглях. Мы есть не из местный племени.

— Продолжай.

— Нам заплатить. Повести через лес. Сказать, что дать много золото. Есть город в джунгли. Знает дорога один экспедиций. Мы захватить.

— Что дальше?

— Ваш, м-мм… Па-ша быть бесполезен. Его скормить кайман А те два в палатка. Прибыть герр Куртиц.

— Он начальник?

— Так есть.

— Что потом?

— Ваш друг повести нас в город золота. Там с нами рассчитаться и мы понести золото к машинам.

— К джипам, ты хочешь сказать? Куда?

— Они показывать дорога. Пять день пути.

— Пять дней по джунглям? — обернулся Немцов к Игорю. — Проверь по карте, где ближайшие пункты. Где могут храниться в укрытии джипы, чтобы сразу выехать на дорогу. Есть такие?

Потом к индейцу:

— А вы вернуться в село?

— Так есть. Нам обещать деньги. И мы пять дня по джунглям домой.

— А они?

— Кто есть они?

— Ваши наниматели. Немец и русские?

— Они вернуться втроем на машин.

— А пленники?

— После города их убить.

Немцов принялся лихорадочно размышлять. Часовые были сняты, но в любой миг мог проснуться кто-то из спящих. Вся операция по снятию охраны заняла три с половиной минуты. Еще не успело, как следует заняться рассвету, но индейцы спят быстро. Оставались какие-то минуты.

— Сунь ему кляп, — приказал Игорю, забирая карту. Боец обвел карандашом две ближайшие точки в лесах, где могут скрываться джипы с водителями.

— А теперь, братцы… начали! — махнул он рукой.

…И в этот миг джунгли озарились очередями автоматов.

Закружилось! Понеслось!

Грохот выстрелов разбудил первобытный лес. Рассредоточившиеся бойцы с пяти направлений поливали огнем все, что имело возможность подпрыгнуть или вскочить на ноги.

Внутри палатки это выглядело так…

Глава 26

1979 год.

Джунгли государства Гайаны.

Третья неделя похода.

Я лежал, привязанный к корню дерева. Палатку растянули прямо над ним. Рядом бессильно всхлипывал Ромик. Слезы душили юного языковеда, недавно потерявшего нового друга.

Вошел Куртиц.

— Вам есть остаться жить четыре часа, если не сказать, где золотой статуй. Я спросить еще раз утром. Если отвести нас к объект, я оставить вас живым.

Он улегся спать, выхлестав флягу коньяка. Нас с Ромиком оттащили к выходу. Снаружи стоял часовой. Индеец в татуировке сонно следил за нашими шевелениями. Два русских спали в шалаше.

— Что будем делать, Санёк? — распухшими губами прошептал Валька.

— Как пить дать нас все равно пустят в расход, — ответил я тихо. — Даже если приведу их к городу, потом от нас избавятся как от свидетелей. Мне это знакомо, Ромик. В прошлый поход точно так обещал нацист Гувер. Это одна одна организация, одно агентство возрождающегося рейха, Ромик.

— Откуда был твой Грабовский?

— Он не мой. Но да. Он был первым. Потом Гувер. Теперь вот Куртц. Как только стало известно о третьей экспедиции из Советского Союза, тут же направили по нашим следам следующих агентов. Стоит нам открыть им месторасположение Золотого города, от нас сразу избавятся. Мы им попросту не будем нужны. А, набив карманы сокровищами, они, тем самым, откроют дорогу своим следующим агентам. Все просто.

Перешептываясь и ловя на себе сонный взгляд индейца, мы строили план побега.

Но как? Куда?

Мы даже не знали, в каком месте сейчас наши друзья. Пошли ли они по нашему следу?

Вскоре стало наступать утро.

Едва рассеялся мрак, и тени от луны удалились прочь, как к палатке вышел из шалаша старший смотритель — тот, что из русских. Сливаясь с сумраком, подошел. Сменил индейца. Наклонился.

— Ну что, сучьи выродки? Надумали отвести нас к заброшенному городу?

Мы дружно отвернулись, сплюнув ему под ноги.

— Гы-гы… — заржал он, выдыхая пары перегара. — Значит, ваши яйца будут всмятку. — Глумливо почесал между ног. — Ели когда-нибудь на завтрак яйца всмятку? М-мм… объедение! Сначала я зажму твои причиндалы, — это он мне, — между двумя корягами. Затем буду скручивать в узел, пока они не расплющатся от давления. Ты будешь орать, просить бога о помощи. Твой сопляк будет смотреть и рыдать. Но я уже не остановлюсь. Когда твои яйца лопнут, я просто отрежу их на приманку пираньям. Здесь в притоке реки их навалом. Когда они соберутся стаей, я опущу туда твои ноги. Их обглодают до кости, но ты еще будешь жить…

Казалось, извергу доставляло удовольствие мечтать о подобном. Закатив глаза, он уже плотоядно представлял себе всю картину пыток. Подобные угрозы я слышал и от Гувера, прежде чем он принялся пытать Костика в прошлом походе. А этот все продолжал:

— Когда пираньи обгрызут твои ноги, я опущу тебя по пояс. Тогда они разорвут то, что останется от твоей мошонки. Потом они выгрызут желудок. А ты все еще будешь жить и орать.

Я издал безумный смешок. Крыша уже поехала. На миг представилась чудовищная расправа с уродливыми обглоданными конечностями.

И тут… началось.

Сменившийся индеец, еще не дойдя до своих соплеменников, спавших вповалку, как-то вдруг по-особенному всхлипнул. Подкосился ногами. Уткнулся размалеванной рожей в траву. Сложился как переломанный прут. В деревьях мелькнула тень. Русский еще что-то говорил, дыша перегаром, а у спящих индейцев уже стояли два автоматчика.

БА-АМ! БА-АМ! БА-АМ! — загрохотали выстрелы. Полоснуло огнем. Темный воздух прочертили трассирующие пули.

— А-а-аа… — раздались вопли индейцев.

— У-уа-а…

Все в один миг смешалось без разбора. Кто вскакивал, кто падал, скошенный очередью автоматов. Кто хватался за лук, кто за копье. Два десятка дикарей мигом проснулись. Сквозь огонь метали копья, стреляли из луков. Шалаш вспыхнул пламенем. Я видел из входа палатки, как два спецназовца упали, пронзенные копьями, продолжая палить из оружия. Кругом свистело, громыхало, ухало. Орали, стонали, улюлюкали на свой индейский манер. Десяток индейцев выбыли из строя в первые же секунды атаки. Остальные десять успели разбежаться под прикрытия деревьев, и теперь отвечали оттуда стрелами. Из горящего шалаша выкатился перепуганный второй русский, но тотчас был снесен автоматной очередью. Его внутренности разлетелись по кустам. Голова откинулась с половиной туловища назад, оставляя за собой полосу вывернутых наружу кишок. Первый русский схватил Вальку, дернул на себя, прикрываясь как щитом.

— Игорь, на полпервого цель! — узнал я голос Немцова.

Вокруг бесновалась настоящая бойня. Визжали, хрипели, стреляли. Срезались очередями половины тел. Выкашивались огнем оставшиеся наемники. Громыхнуло гранатой: БА-АА-АХХ!

Заложило уши. Запахло гарью. Занялись языками огня ближайшие кусты. Шалаш почти догорел. Из палатки выполз полупьяный Куртиц. Не понимая спросонья, пополз ко мне.

— Что есть за стрель… за стрельба? О, май гот!

Он заикался с похмелья:

— Нихт стрелять. Найн! Найн!

Игорь, промчавшийся мимо, с размаху всадил ботинком в грудь немцу.

— О-ох… — оседая, выдавил тот.

А Игорь уже бежал дальше, преследуя индейца. Потом как-то внезапно споткнулся. На миг замер, и кулем, словно мешок цемента, повалился на землю. Из спины торчало сразу две стрелы.

Я видел, как дико заорал Немцов:

— Паскуды наемные!

И грохнул автоматной очередью сразу по трем индейцам. Прошивая тела, пули умчались в деревья. Гомонили обезьяны. Весь лес проснулся. Где-то стонали раненые. Прикрываясь связанным Валькой, Куртиц впер ему пистолет в грудь.

— Найн стрелять! — с пеной у рта вопил он. — Мой сдаться. Нихт убить!

Первый русский — тот, что был у моего лица — изрыгая блевотину, рвал на себе одежду. Развороченная выстрелом грудь обвисла окровавленными лоскутами. Дохнуло смрадом — наружу вырвалась вонь организма, пропитавшаяся спиртом.

— А-аа-а… — хрипел он, пуская кровавую пену.

Куртиц, выпучив глаза, в исступлении орал, глядя, как гибнет помощник:

— Я… мой сдаться плен! Нихт стрелять!

Усилием воли Ромиков, извиваясь в путах веревки, сумел оттолкнуть нациста. Тот как-то сразу обмяк, потеряв щит прикрытия. Машинально вскинул браунинг, отупело навел на пленника:

БА-АММ! — грянул выстрел.

Валька как-то по-особенному охнул, опустив взгляд на рваную дыру в животе.

— Не-е-ееет! — заорал я в диком ужасе.

Подскочил Немцов. Два оставшихся бойца расстреливали последних уцелевших индейцев. Игорь так и остался лежать на траве, сложившись пополам как книжка. Две стрелы торчали из спины.

— Ва-алька-а! — орал душераздирающим криком я. — Эта… гнида убила Вальку! — глотая рыдания, кричал я Немцову.

Командир подскочил ко мне. Одним махом разрезал веревку. Теряя опору, я опрокинулся навзничь. Куртиц отупелыми глазами смотрел перед собой, все еще сжимая в руках пистолет. Он даже не шелохнулся, когда Немцов выбил его из рук. Просто сидел и пьяно смотрел, как из Валькиного желудка вываливаются кишки. Бедный парень, юный языковед, пытался затолкать их руками внутрь. Сидел и отрешенно приговаривал, пуская красную слюну:

— Ну-ну, куда вы, братцы… Мне плохо…

Потом завалился набок. Из горла хлынула кровь.

— Они… — сипел он, — они выползают наружу…

Теряя облик, я в какой-то миг увидел, как внутренности, толчок за толчком, высвобождаются из разорванной дыры. Это было настолько отвратительно и мерзко, что в долю секунды я лишился чувств.

…А когда пришел в себя, все было кончено.

Валька, милый и чудный Ромик, юный следопыт, владевший тайной словесности, так и не успел побывать в Золотом городе. Он умер с вывернутым наружу желудком, устремив улыбающийся взгляд к небу. Стеклянные глаза смотрели куда-то в высоту — туда, к небесной канцелярии. Мир его праху, отважному юному ученому.

Аминь.

***

Когда все было кончено, Немцов подсчитал убытки. Два бойца убиты. Игорь третий. Остался сам командир, плюс я, плюс последний десантник. Нас теперь было трое.

— Бедный Валентин. Бедный Ромиков, — воздал он парню честь.

Потом были похороны.

Мы предали земле наших товарищей. Два уцелевших индейца из двух десятков дикарей, сидели связанные у дерева. Пожар потух во влажной листве джунглей. Обезьяны и звери разбежались прочь. Весь день занимались погребением. Под дулом автомата два дикаря вырыли ямы своим соплеменникам. Туда же бросили и двух русских, имен которых я так и не узнал. Пусть будет им бесславная могила. Куртиц всячески лобызаясь и приседая в поклонах, старался нам угодить.

— Мой помогать. Я-я… помогать.

— Иди к такой-то матери, вшивый нацист! — врезал ему кулаком в морду Немцов.

К вечеру разожгли огонь. Есть не хотелось. Картина настоящей кровавой бойни все время стояла перед глазами. Я смотрел на четыре отдельные могилки. Два бойца спецназа. Игорь. Валька Ромиков.

В душе все время звучал его прощальный голос: «Куда вы, братцы… Мне плохо…» — это он обращался к своим внутренностям, кольцами вываливавшимся из живота.

Меня с натугой вырвало.

— Ничего, — невесело похлопал по спине командир. — Я терял друзей и похлеще этой заварушки. Пашку жалко, конечно. И Игоря. И остальных. Как умер Павел?

Пришлось рассказать. Подавляя позывы тошноты, я поведал, как его скормили кайманам. Умиротворяющее потрескивание костра на время притупило боль. Пришлось рассказать, что я видел.

— И этот гад допустил? — кивнул он на немца.

— Нет. Тот прибыл позднее. Издевались в основном русские.

— Откуда они тут взялись, товарищ командир? — спросил уцелевший десантник.

— А бес его знает. Был же когда-то Грабовский. Он тоже из русских.

Немцов подкинул веток в костер. Куртиц сидел присмиревшим, изредка льстиво поддакивая: «Я-я! Мой быть у вас в плен». Два индейца, связанные в пару, не подавали признаков жизни. Лежали вповалку, молчали.

— Полагаю, здесь в Южной Америке разветвленная сеть агентуры нового рейха, — продолжал делиться Немцов. — Она настолько расширилась, что окутала своей паутиной сразу несколько государств. Судя по рассказам Саши, Грабовский имел доступ к структурам и Бразилии, и Перу, и Гайаны. А рядом, как известно, Аргентина — оплот сбежавших от расправы нацистов третьего рейха. Теперь рейх возрождается в четвертый. И им нужен Золотой город.

— Зачем?

— Наивный ты, Олег, — усмехнулся бойцу командир. — Город им нужен в качестве финансирования. Там громадное количество золота и камней, так ведь, Саня? Только ты из нас всех его видел.

— Точно так, — кивнул я. — Из-за этих сокровищ уже столько погибло моих друзей. — Горестно вздохнул. — И Андрея Сергеевича потерял. И Семёна и Мишу. Оля погибла.

С глаз скатилась слеза.

— Потом были смерти Вязова, Горцева. Руслана и Гены. Артема и Светы. А потом на моих глазах умер Костик.

Наступила траурная пауза.

— Дёмина забыл, — после молчания напомнил Немцов.

— Не забыл. Просто не хотел вспоминать. Гадом был. Сволочью.

Еще помолчали.

— Был и алмаз «Фея Амазонки». Где он сейчас, неизвестно. И вот этот проклятый город с золотыми статуями. Снова экспедиция, и снова смерть-смерть-смерть. Вместо Грабовского и Гувера — вот этот Куртиц. Прибить бы его, собаку! — я сплюнул.

— Найн! — встрепенулся тот. — Мой у вас плен. Нихт убить. Пленный нихт убивать. Женевский конвенций о пленных…

— Иди к черту со своей Женевской конвенцией! — взревел командир. — Ишь как залопотал, мерзавец! Суд тебя ждет Гаагский, а не конвенция. Мало вас расстреляли на Нюрнбергском процессе. Отвезем в Советский Союз, там пусть решают.

— Найн-найн СССР! Мой надо в Западный Берлин. В ФРГ.

— А хрен тебе ФРГ! Таких-ка ты там оправдают. Будешь перед Гаагским судом нести ответственность. Но сначала посидишь в советской тюрьме.

— Нихт тюрьма. Нихт Советы! — запричитал испуганно нацист. — Мой все рассказать. Я-я, рассказать.

— Вот и расскажешь в тюрьме, — устало отмахнулся Немцов.

— Теперь что? — слабо спросил я, когда немец умолк. — О Золотом городе нет и речи?

— Выходит, что так. Мой боец ранен. Там у вождя племени еще двое твоих гражданских. Итого нас шесть человек. А выходило в поход двенадцать. Шестерых утратили.

И зло ткнул палкой в костер.

— Вероятно, и в этот раз нам не доведется наведаться к золотым статуям. Нужна еще экспедиция… — и тут же осекся, сам поразившись нелепой мысли. — Выходит, что? Уже по планам — четвертой? — сделал ударение, округлив глаза.

— Ну, уж нет! — всплеснул я руками. — Будь проклят этот Золотой город, из-за которого столько смертей. Я потерял лучших друзей. Сам все время остаюсь живым, а вокруг меня гибнут люди. И черт с ним, с алмазом. К чертям собачьим «Фею Амазонки». За нами будут охотиться постоянно, сколько сюда не направляй экспедиций. Хоть четвертую, хоть десятую. Пока город где-то существует в лесах, пока у меня в голове карта маршрута к нему, за нами постоянно будет охота. Мне просто нужно домой. Я устал от смертей!

Последнюю фразу я выкрикнул едва ли не в исступлении. В глазах слезы. Передо мной Пашка, Костик, Семён, Оля со Светой, плюс Валик Ромиков — все, кого я утратил, теперь уже в трех походах.

— Хватит! Пусть катится к чертям этот город Статуй!

Немцов понимающе молчал.

Потом мы заснули. Дежурили по очереди. Индейцы лежали как трупы. Куртиц возился во сне, связанный по рукам и ногам.

А наутро, едва забрезжил рассвет, мы покинули поле боя. За нашими спинами остались четыре могилки. Таков был исход нападения группы Немцова, чтобы вызволить нас с Валькой из плена. Теперь ни Вальки, ни Паши, ни Игоря.

В селении нас ждали раненый боец, Вадим Борисович Юрский и Галина Даниловна — начальник похода.

Хотя, впрочем, какой к черту поход? Экспедиция просто перестала существовать.

Толкая перед собой трех пленных, мы втроем направились в селение.

Там вождь. Там нас встретят.

Эпилог

В то утро нам так и не удалось выбраться из племени. Пришлось ночевать два дня, пока доброжелательный лесной народ не отпустил нашу поредевшую группу к границе. Рана бойца заживала. Галина с Вадимом Борисовичем стойко восприняли весть о гибели Ромика. Не обошлось без слез, но Галина была женщиной сдержанной. Все знали заранее, отправляясь в поход, что экспедиция чревата смертельной опасностью. После трагических минут молчания Немцов велел вождю племени отправить двух наемных убийц к властям таможни. Куртица мы взяли с собой. Теперь предстоял визит в посольство. Где-то скрывались джипы с водителями, ожидая возвращения Куртица. Возвращения с золотом. Немец льстиво пошел нам навстречу, сразу указав на карте место парковки джипов. С этим все ясно.

Неясным оставался вопрос о городе Золотых статуй. Мы так и не вышли к нему. Зыбкий мифический фантом так и остался в моей голове. Никто о нем больше не знал.

— Пройдет много времени, прежде чем кто-то его обнаружит, — с печальной улыбкой подвела итог Галина. — И Саша уже вряд ли захочет войти в состав новой, а значит, уже четвертой по счету экспедиции.

Мне оставалось лишь пожать плечами. Слишком уж много смертей случилось за три последних похода.

Впрочем, кто его знает…

Оглавление

Виктор Жуков Последняя тайна Амазонки

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Эпилог