Мерцающий остров (СИ) [Елена Владимировна Крыжановская] (fb2) читать онлайн

Мерцающий остров Елена  Крыжановская

1. ЧАСТЬ : Компаньоны

Десятью стихиями правят дэкайи,

Любовь зовут первой из всех и она выше всех,

Но есть двенадцатая… Дорога.

Голоса и перестук копыт заставили солнечный свет в лесу вибрировать, словно марево над раскаленным песком, но вскоре стихли за деревьями. На перекресток двух проезжих тропинок бесшумно вышел стройный парень в кожаном лесном костюме. Куртка без рукавов не стесняла движений. Бурой тенью он скользил по тропе, настороженно оглядываясь и прислушиваясь. Явно не хотел встречи с другими гостями леса.

Впрочем, сам он был в лесу, скорее, абориген, чем гость. Оттого так и напоминал потревоженного охотниками зверька. Присев на перекрестке, парень внимательно рассмотрел следы проезжих купцов — небольшой караван, всего шесть лошадей и пара тяжелых повозок. Покрутил головой, проверяя ветер, протянул ладонь над засыпанной сосновой хвоей тропинкой. Несколько хвоинок поднялись, словно примагниченные. Их иголки соединились, составив «шалашик». Вертолов[1] взял их на ладонь, покачал, взвешивая что-то неосязаемое для других. Хвоинки зашевелились, из них сложилась стрелка, вполне четко указав направление от развилки. В другую сторону от тропы, где прошли торговцы.

Непринужденно отряхнув ладони, парень встал и позвал через плечо:

— Они отдаляются. Путь свободен.

Заскрипели большие деревянные колеса ручной тележки. Спутники молодого вертолова покинули укрытие в зарослях бузины и подкатили тележку к перекрестку.

Высокий загорелый мужчина с густыми каштановыми волосами, почти в таком же лесном костюме, похожий на странствующего рыцаря Братства Дороги или охотника-одиночку — иногда их трудно отличить, особенно, без меча. И девушка с длинными темными волосами, серьезная и независимая, что традиционно подчеркивалось черным корсажем и красной юбкой — крайне неуместной в лесу и прикрытой куском маскировочной паутинной ткани. Наряд сильных независимых барышень из народа — дочерей кузнецов, военных, лесничих, подразумевал умение обращаться с оружием и не хуже защитной окраски ядовитых животных сигнализировал издали чужакам: «Не лезь, я кусаюсь»!

Честно говоря, лицо и фигура выдавали в ней слишком образованную горожанку, а не дочь кузнеца, но жесткое выражение светлых глаз и охотничий нож на поясе подтверждали право на красную юбку.

— Нам сюда, — вертолов показал прямо.

— Как ты это делаешь, Сильф? — с тихим восхищением спросил сын дороги.

Парень скромно двинул плечом:

— Я просто смотрю и слушаю.

— Все смотрят и слушают. Но получается только у тебя, — мужчина улыбнулся, покатив тележку мимо развилки. Девушка шла за ним, вертолов — чуть впереди. В тележке играл солнечными зайчиками медный чайник, отлично маскируясь среди солнечно-рыжих сосновых стволов. Его поместили среди походных одеял, плаща и мешка с продуктами, чтобы ненароком не звякал, поссорившись с черным обугленным котелком. Другого скарба в тележке не было, но и этого хватит для дальней дороги в теплое время года. Тем более тем, кто умеет находить в лесу не только направление, но пристанище и еду.

— Сильф, ты знаешь следующую примету? — негромко спросила девушка у следопыта.

— Озеро. Я чувствую его впереди и слышу тихое журчание. Думаю, рядом родник или чистый ручей. Хорошее место для привала.

— Далеко? — уточнил мужчина.

— Может — час, может — два.

Троица путешественников с тележкой, в отличие от группы торговцев, всё дальше уходила от выхода на торный путь. Они шли почти параллельно большой дороге, незаметно углубляясь в лес.

[1] Вертолов — ловец вероятностей, он же ловкий проводник. В свободных мирах одно из званий, определяемых по крови, дающих способность видеть переходы и сознательно проходить в другие миры. У проводников каждого звания свой способ перехода.

2

— Эй, бабуся! Не видала похожую девку? — В клубах пыли патруль обогнал одинокую старушку с клюкой и притормозил коней, чтобы показать объявление о розыске.

— Ась? Такую? Не, не, не видала, — затрясла головой сгорбленная бабка в дорожном плаще, кашляя и отгоняя клюкой пыль заодно с ближайшим нетерпеливо храпящим конём (с одинаковым успехом). — Глупостями занимаетесь! Дайте пройти… не то, прокляну!

— Извините, госпожа. Служба! — Старший в отряде сам отодвинул коня и поднес объявление поближе к лицу старухи: — Посмотрите хорошенько. Это опасная преступница, хоть и выглядит ангелочком!

Не переставая кашлять и махать перед лицом клюкой, разгоняя пыль, старуха глянула из-под капюшона плаща на листок с портретом молодой остролицей блондинки.

— Беглая принцесса, что ль? — проскрипела она. — Небось, из-под венца сбежала?

— Вроде того, — не стал спорить глава патруля, решив, что старушка не слишком хорошо слышит. — Не видели такую?

— Я с утра только три крестьянских подводы и встретила, милок, все из города шли, видать, с ярмарки, — старуха указала вперед клюкой. — Барышни такой с ними не было. И вовсе никакой, одни пьяные мужики. Ааах, неет, вроде почтовая карета меня обогнала… Точно, запамятовала. Была карета. Уже часа три назад, если верить солнцу. Такие барышни пешком не ходят, если и была, то пронеслась мимо… фить! Где уж мне разглядеть…

— Почтовая карета? — переговаривались патрульные. — По времени сходится. Она, небось, уже в городе! Спасибо, бабуся! Доброй дороги!

— Фрр-апчхи! И вам не споткнуться… Ишь, окаянные, пыль гоняют… покоя бедной старушке нет… — бормотала себе под нос бабка с клюкой. Седая, как присыпанная серой пылью, длинная прядь волос выбивалась из-под капюшона. Рука, совсем скрытая широким рукавом, тяжело опиралась на клюку. Сгорбленная фигура медленно тащилась по дороге вдоль леса до тех пор, пока всадники патруля не скрылись вдали.

Быстро глянув по сторонам, «бабка» выпрямилась, разминая скрюченную спину. Резко помолодев и постройнев, но не бросив удобную крепкую палку, девичья фигурка в плаще с капюшоном ловко перемахнула через поваленное на обочине дерево и скрылась в лесу. Не рискнула дальше идти открыто по большой дороге. У каждого патруля есть этот проклятущий портрет!

* * *

Беглянка в нищенском плаще лавировала между колючими кустами, буреломом и рыжими стволами сосен. Шагов через триста, считая по прямой от дороги, она наткнулась на тропу, ведущую вдоль опушки. Плавно изгибаясь, тропинка увела ненастоящую старушку поглубже в лес, на поляну к лесному озерцу.

Треугольный камень на берегу, выше человеческого роста, но недостаточно огромный, чтобы называться скалой, повернулся к озеру отвесной стенкой, будто ножом срезанной. Скорее, отколотой молнией. По каменной стене водяной змейкой струился в озеро чистый родник.

Всё так же насторожено прислушиваясь и простреливая лес острыми взглядами, девица в розыске скользнула к роднику. Убедилась, что вода не солёная — хотя минеральные источники в этих краях не редкость. Жадно подставила ладони, напилась, освежила лицо и смыла с волос маскировочную «седую» пыль. Юное треугольное лицо с острыми чертами и огромными, по-лисьи раскосыми льдисто-голубыми глазами, обрамленное светлыми волнистыми локонами, подходило только аристократке западного края. Хотя происхождение и поведение беглянки выглядело весьма сомнительным, если знать, как она обманула патруль.

Вскрикнула и спорхнула с низкой ветки сорока. Беглянка услышала вдалеке скрип колес и мигом отпрянула за камень. Притаилась и наблюдала, как довольно безобидная с виду троица молодых людей: высокий мужчина, его спутница и кареглазый парень расположились на пикник возле озера. Они развели костер, набрав родниковой воды, подвесили над огнем чайник, о чем-то негромко совещались, с аппетитом жуя хлеб, сыр, зелень и ветчину. Увидев, что красавчик, похожий одновременно на рыцаря и следопыта, второй раз отрезал всем по толстому ломтю ветчины, беглянка не выдержала.

Низко надвинула капюшон, снова в образе старушки, попросилась к огоньку добрых путников.

— Садитесь, госпожа. Угощайтесь, — барышня в красной юбке вежливо предложила гостье присесть на низкий заросший мхом валун, и на листе лопуха, как на тарелке, протянула еду.

— Благодарствую, — проскрипела «старушка». — Не часто встретишь таких добрых людей. Откуда вы?

— Издалека, — раньше остальных кратко ответил парень. — Лишних встреч в дороге не ищем, но лиц своих не скрываем. И не обманываем незнакомцев, натягивая чужие шкуры!

— О чем ты? — мужчина нахмурился, пытаясь заглянуть под капюшон, прежде чем обижать их гостью словом или делом. Та отвернулась, ещё больше сгорбившись.

Вертолов засмеялся:

— Молодую старушку зубы выдают! Руки и лицо она прячет, но вгрызлась в хлеб не так уж незаметно. Не бойтесь нас, можете снять маскарад, вас тут не обидят… Если первая на нападёте.

— Очень нужно мне на вас нападать, — капризно отозвалась блондинка, откинув капюшон и тряхнув локонами. Заодно распахнула плащ, открыв голубое шелковое платье без видимого оружия на поясе. — Я вас сама боялась, вот и…

— Здорово получилось, у вас талант, — путешественники весело обсуждали, кто и когда заметил, что со «старушкой» что-то так.

— Отчего юная горожанка бродит по лесу одна? — с легким недовольством хрипло спросил мужчина, очевидно, считающий своим долгом защищать неразумных барышень, но не испытывающий восторга от их умения влипать в неприятности.

— Госпожа прячется от дорожных патрулей, ибо не желает идти в тюрьму за то, чего не совершала, — в тон ему отозвалась беглянка. — Мои портреты на всех перекрестках! Потому, хоть вы угадали, что я предпочитаю город диким краям, приходится держаться подальше от постоялых дворов, почтовых карет, гостеприимных селений и прочих благ цивилизации. Меня сцапают еще до ночи, если я туда сунусь. По вашим лицам не скажешь, что вы захотите выдать меня… но если всё-таки задумаете получить награду — не советую. Я знаю некоторые болевые приёмы и могу невзначай пырнуть кого-то ножом.

— Это мы и сами умеем, — беззаботно улыбнулась ее соседка возле костра. — Сильф уже сказал, не бойся. Расскажи нам свою историю, вместе что-нибудь придумаем.

— Расскажу, отчего же не поделиться с хорошей компанией. Но пропасть мне на месте, если я сама до конца понимаю, что происходит, — вздохнула блондинка.

3

Это было два дня назад.

Я остановилась в маленьком отеле «Хризанта» в ближайшем городке Стильоне. Сказать по правде, я не получила богатого наследства, не считая отцовского азарта и ловких пальцев матери. Она прекрасно музицировала. Мне ноты даются хуже, чем счет карт и ставок. Так что, я много играю, позволяя ещё более азартным и довольно глупым господам обеспечивать мне проживание в отелях и переезды из города в город. Нигде подолгу не задерживаюсь, день-два — и дальше. Как накоплю на месяц тихой жизни в скромном пансионе, желательно с видом на море, тогда и до клавиш руки иногда доходят. Но редко.

Двое суток подошли к последнему обеду, когда в «Хризанте» появился важный гость. Такой высокий, лощеный — или банкир, или чиновник торгового министерства, точно не простой лавочник. Перстень-печатка, толстая часовая цепочка поперек жилета — все дела.

Окинул зал ресторана победительным взглядом и сам — представьте, сам! — предложил составить мне компанию. Прямо-таки навязывался, надеясь осчастливить своим вниманием бедную гувернантку или безработную компаньонку, за кого он там меня принял? Но где-то через час, пока мы трапезничали за его счет, он признал во мне светскую особу, охочую до игр и развлечений. Я его снова не разубеждала.

Мы пошли в игорный зал и весело провели там время до позднего вечера, переходя от карточного столика к рулетке, не забыв шахматы и бильярд. Он оказался не так прост, как я ожидала, возможно, даже тайный дипломат, играющий в банкира. Но меня его тайна не интересовала. К десяти вечера я выиграла достаточно, чтобы пойти спать. У меня было куплено место в первом почтовом дилижансе — вставать в пять утра.

Но господин (я так и не знала его полного имени, он просил называть себя Донатоном. Я тоже назвала ему что-то вроде Сюзи или Селесты — всегда приходят на ум такие имена) не желал отпускать меня. Он уже много выпил, но падать с ног и засыпать не собирался. Мы ещё танцевали до полуночи, и моё новое голубое платье запомнил весь ресторан. В конце концов, я ускользнула, твердо решив хоть немного поспать (не люблю спать в дороге, рядом с незнакомцами).

Наутро меня разбудил слуга, как условлено. Пришлось снова пройти через ресторан, но я рассчитывала задеть его лишь краем своего плаща. Но когда я спустилась, чтобы распрощаться с «Хризантой», внизу были люди из особого ведомства. Я сразу их узнала — тайная полиция! Хотят выглядеть как обычные шпики, но на лицах легко читаются знание государственных тайн, эти печати не подделать.

Прежде, чем я сообразила, что происходит, мне преградили путь и стали задавать вопросы. Хозяин, сам стоящий за стойкой, указал на меня: «Она была с ним здесь до ночи!» И тут я наконец узнала, что ищут в пустом зале тайнецы.

Донатона — кем бы он ни был на самом деле, — служанка утром нашла мертвым. Оказывается, он тоже просил себя рано разбудить. В каком-то смысле мне повезло, что он не проснулся, был шанс застрять с ним в одном дилижансе ещё на целый день. Спасибо, нет! Но подлость в том, что с первого взгляда хозяин понял — это яд. Не знаю, как он догадался, видно у них в «Хризанте» травить гостей в порядке вещей. Хозяин вызвал полицию, а те по документам смекнули, что это дело тайнецов. Видно, уж очень важной шишкой был покойный. Ехал куда-то под прикрытием по сверхсекретному делу, старательно изображал беспечного богатого гуляку, ещё и меня выбрал себе в прикрытие, но… Кто-то за ним следил и знал, кто он на самом деле. Так я полагаю. Потому что после веселой пьянки псевдобанкир лег спать уже отравленным, а при нём были какие-то важные бумаги. Они пропали.

И вся эта шайка тайнецов решила, что единственный свидетель, он же — отличная подозреваемая, — я! Пришлось внезапно бросить в них свой саквояжик и бежать через окно. Потом петлять по городу, залечь в трущобах, понимая, что все выходы уже перекрыты, меня ищут. Дилижанс ушел без меня, ночью я выбралась через потайной лаз в стене вместе с нищими. Вы видели, каким способом я маскируюсь, до вас все верили! — беззаботно закончила блондинка.

— Один вопрос, — высокий мужчина пристально смотрел в ее светлые раскосые глаза. — Обычно ты играешь честно?

— Ну… как пойдет. В основном, да. У меня дар считать, запоминать цифры. Я вижу множество комбинаций карт или рулетки как узоры на скатерти — они все передо мной. Но главное, я никого не убивала! Не в этот раз, — с вызовом уточнила ложная старушка.

— Мы верим, что у тебя не было времени и большого желания доказывать это. Проще сбежать, — мирно кивнул ей сын дороги. — Куда теперь?

— Подальше. Нужно залечь на дно. Но вряд ли я далеко и быстро уйду сама через лес. А на дорогах мне опасно. Можно узнать, куда вы направляетесь?

— Вот с направлением у нас большие сложности, — весело ответила девушка в красной юбке. — Есть цель, но нет прямого пути к ней. Мы ищем Мерцающий остров.

Изящные брови блондинки удивленно взлетели.

— Разве это не сказка? В смысле, что остров можно найти по своему желанию, или что он появится сам, когда очень нужен? Не верю, что к нему можно пройти без проводника.

— У нас есть проводник.

— Тогда, умоляю, возьмите меня с собой! — беглянка стиснула руки на груди. — Мне не нужен сам остров, но если вы будете срезать пространство, и в один миг окажетесь за сотню миль отсюда, это то, чего я сейчас больше всего желаю! Если хотите, я щедро оплачу этот переход. У меня есть деньги.

— Дело не в этом, — пробормотал вертолов, пристально глядя в огонь, словно видел там карту их загадочного маршрута. — Если дорога захочет, мы сможем взять четвертого. А нет… извините, барышня. С компасом вероятностей не шутят.

— Так спрашивай скорей, если умеешь, — беглянка нетерпеливо подалась вперед, к костру, где собирался с силами, чтобы закипеть, чайник. — Разбросай камушки, или как ты это делаешь? Гадаешь на птичьих перьях? Чего ждешь?

— Не сейчас, — парень поднял сухой прутик из кучи хвороста, сосредоточенно прочертил им линию от костра к себе и воткнул палку как стрелку солнечных часов. — Когда тень пересечет эту черту, спрошу.

— Подождем, — девица в красной юбке заварила чай и поставила наготове полукругом возле костра четыре кружки. Всего в их багаже было шесть кружек и шесть мисок с ложками — на всякий случай, если в дороге что-то пропадет.

— Может, пока расскажете, зачем вам этот остров? Кто вы, откуда, если не секрет, — вежливо поинтересовалась блондинка, так чтобы ее не обвинили в лишнем любопытстве.

— Это моя история, — улыбнулась соседка. — Если остальные не против делиться подробностями нашего знакомства, я расскажу.

Мужчины не возражали. Разлили по кружкам первый некрепкий чай и ради гостьи трое путешественников вернулись в недавнее прошлое, когда у них ещё не было общей цели.

4

Девица в красной юбке переступила порог трактира «Орешка» и решительно направилась к стойке. Веселый крупный трактирщик кивком приветствовал гостью. Не дождавшись пароля, спросил сам:

— Чем могу помочь, госпожа?

— Мне нужен вертолов.

— Гм… редкое умение. Очень нужен?

— Я могу заплатить.

— Это само собой, только не мне, — трактирщик доверительно наклонился, понизив голос: — Оглянитесь, видите, за столиком у стены мрачный красавчик? Пьёт, будто он один в целом свете. Попробуйте поговорить, он может помочь, если захочет.

— Это он? — девица заинтересованно смотрела на высокого стройного мужчину с широкими плечами и густыми каштановыми волосами. Пожалуй, роскошная шевелюра — его особая примета, в остальном, обычный следопыт или странник, кто их разберет.

— Нет, но ему известен тот, кто вам нужен. Сможете убедить его покинуть наш уютный кров, он вас проводит. Предупреждаю, будет нелегко. Не хотите сначала поесть? Или возьмите еду с собой. Нельзя отправляться в дальний трудный путь не подкрепив хорошенько свои силы.

— Благодарю. Пожалуйста, принесите мне обед за соседний с ним столик, — согласилась одинокая путешественница. — У вас есть что-нибудь дежурное, подешевле?

— Будет сделано, госпожа, не волнуйтесь. Моя жена очень вкусно готовит, — заверил румяный трактирщик. Глядя на его широкое лицо, мощную фигуру, ничуть не страдающую худобой, верилось каждому его слову.

Может, всё дело в приятном голосе? В нём такая уверенность. Или она просто слишком устала? Даже не спросила имя незнакомца. Как к нему обращаться? Впрочем, вовремя вспомнив, что в дороге сходу спрашивать имя невежливо, порадовалась своей рассеянности. Трактирщик, должно быть, принял ее за опытную путешественницу. В его тоне мелькнула искренняя забота, как о своей, посвященной гостье, а не просто прохожей.

Или они в своем Братстве Дороги так внимательны ко всем, кто переступил их порог? Кто подскажет? Она изо всех сил изображает независимость, стараясь держаться так, будто отлично знает, что делает. На самом деле, отчаянно стараясь связать обрывки всего где-либо слышанного о трактирах и правилах общения с детьми дороги.

— Здесь, правда, вкусно кормят? — Увидев, что хмурый сосед не только пьет, но перед ним поставили блюдо с дымящимся мясом на костях, девица решила начать беседу без пустых слов о хорошей погоде. Имеет она право поинтересоваться? Ей ведь пока не принесли заказ.

Вместо ответа мужчина молча передвинул на другой край от блюда свою еще чистую тарелку и указал на нее, мол, хочешь знать? Попробуй.

— Спасибо за приглашение, — она вежливо кивнула, чуть привстав. — Но я же не могу оставить вас голодным!

— А я съем ваш заказ, — невозмутимо, чуть хрипло ответил сосед, даже не глянув в ее сторону. — Если вы заказали не только десерт, меня устроит любой обед из рук Фортины.

— Я заказала дежурное блюдо, даже не знаю, что именно, — смущенно призналась она. Сосед одобрительно двинул бровями:

— Значит, такое же жаркое дикой козы, с полным эскортом. Мы ничего не теряем, присоединяйтесь! Оберих! Еще тарелку! — завсегдатай возвысил голос, но веселый трактирщик уже был тут как тут, и протирал полотняной салфеткой второй прибор и тарелку, прежде чем выставить всё на стол.

— Вы уже за одним столиком? Поздравляю! Стремительный прогресс, — он подмигнул гостье. — Ты, грубиян, не откажи девушке в малюсенькой просьбе. Я поручился за тебя.

— Ещё в одной?

— А я пока ничего не просила. Вы сами предложили отобедать, — девица улыбалась с полным самообладанием. Сосед по столику откинулся на спинку кресла и наконец перевел взгляд на незнакомку. Глаза блеснули сдержанным интересом.

— Ладно, говори. Что надо?

— Мне нужен вертолов. Хозяин сказал, вы можете помочь.

— Могу? Я знаю одного мальчишку с таким умением, тут, поблизости. Но совершенно не уверен, что он свободен, и что возьмется за твое дело.

— Но вы можете нас познакомить? Я буду очень благодарна… Сколько вы хотите за эту услугу?

Мрачный красавчик в это время нёс на тарелку кусок жаркого. И уронил мясо, а не нормально положил, услышав последний вопрос. Скулы мужчины заострились, он угрожающе сузил глаза:

— В любом другом случае я бы уже опрокинул стол и начал драку, — абсолютно ровным голосом сообщил он, разделывая жаркое ножом и вилкой. — Но не могу же громить свой любимый трактир и ломать мебель Обериху. Я буду переваривать обиду не меньше получаса. Так что, раньше десерта больше ни слова о вашем деле. Угощайтесь. Этот румяный увалень, сейчас принесет салаты и сыр.

Она молча потупилась, приняв к сведению бестактность своей фразы о деньгах и отстраняющую вежливость собеседника. И занялась обедом. Запеченное мясо таяло во рту. Соус из лесных ягод, в меру кислый и острый, не обжигал нёбо, а только чуть согревал его, помогая раскрыть вкус жарко́го. Сыр, зелень, тонко нарезанные томигриды, очень похожие на мелкие оранжевые помидоры кисло-сладкого вкуса, прекрасно сочетались с мясом. Огромные запеченные корни батата желтели на серебряном блюде для гарнира, приглашая полить их бока тем же соусом и густыми сливками, пока не остыли.

Молчать до конца обеда оказалось совсем нетрудно. Задним умом путешественница обдумывала, как повести разговор дальше, чтобы помощь этого странного человека не сорвалась. Если такие они — рыцари дороги, никак не скажешь, будто они только и мечтают скорее оказать услугу одинокой даме.

— Угу, из меня рыцарь так себе, — хрипло пробормотал сосед по столику, словно расслышал ее мысли. — Уж какой есть!

Она на несколько секунд застыла, приоткрыв рот от удивления. Потом сообразила, что это проверка, и молча сосредоточенно жевала, не подав виду, будто что-то слышала.

Им принесли бутылку дорогого красного вина «Солнце в бокале». Поймав обеспокоенный взгляд, трактирщик заверил, что это подарок за счет заведения. За знакомство!

На десерт был пирог с той же красной ягодой, что и соус. В сладком тесте она казалась ещё вкуснее. В каждой ягодке внутри хрустел маленький сладкий орешек. Сосед поднял кружку с вином в безмолвном тосте «за знакомство». Готья приняла это как признание того, что она выдержала условие и уже можно говорить.

— Что за ягода? Такая вкусная… не пробовала раньше.

— Дикая вишня-орешка. У нее мягкие косточки, как орехи, чуть заостренные плоды, ее не спутаешь. Растет на кустах, а не на дереве — мечта лентяя. Думаете, почему Оберих обосновался именно здесь? Из-за орешки.

— Так вот почему трактир так сильно сдвинут от перекрестка к лесу! Я чуть не заблудилась, когда его искала! — засмеялась путешественница.

— Мда, похоже, барышне в самом деле нужен проводник.

Нельзя точно сказать, укор или насмешка звучали в хриплом голосе, но собеседник уткнулся в кружку, явно на что-то решившись. То же самое странное новое чувство покоя и уверенности в чужой помощи снова согрело одинокую путешественницу изнутри. Что бы она ни сделала, сейчас она выиграла. Он отведет её к тому, кто умеет читать знаки вероятностей и находить путь в бездорожье.

5

— Вы так и не назвали своё имя.

— Оно не тайна, но в братстве не слишком любят имена, которые ничего не значат. Предпочитаем прозвища. Их у меня немало. Друг, к которому мы идем, назвал меня Верен. Можешь звать так. Лучше на «ты».

— Верен от слова «верный»? — иронично уточнила его спутница. Сын дороги чуть поморщился, сделав жест кистью, означающий: «Ну, примерно».

— Скорее, «надежный». Я не могу хранить верность, если никому не присягал и ничего не обещал.

— А верность избранному пути? Дороге?

— Это не выбор, а данность.

— Что ж, надеюсь, это имя что-то значит. Мы идем всё дальше в лес, и мне бы очень хотелось доверять вам! Тебе…

Ее проводник хмыкнул.

— Стоило подумать раньше, если боишься идти в лес с незнакомцем на поиски другого незнакомца. За меня поручился Оберих, но вертолов — тоже мужчина.

— Нравится меня дразнить? — она смеялась, скрывая волнение.

— Но ты же не искала вертоловку!

— Потому что, насколько я знаю, это не человек, а инструмент, что-то вроде волчка. Верно, Верен?

— Именно так, — он склонил голову к плечу, оценив ее дерзость. — Как мне тебя представить? Или подождем? Сильф любит давать прозвища, он сам тебя назовет, когда увидит.

— А что во мне видишь ты?

— Искательницу приключений. Авантюристку поневоле. Не думаю, что это любовь к риску, ради самого риска. У тебя нет выхода, верно?

— Верно, Верен, — смеясь, передразнила она. — Авантюристка? Пусть. Но я бы сократила этот пышный титул.

— Аванта? Идущая только вперед? Будем знакомы, — он подал ей широкую ладонь. Она ответила крепким рукопожатием без кокетства. Аванта смотрела прямо в глаза своему спутнику и наконец разобрала их цвет — светлый орехово-зеленый. Глаза сына дороги темнели и светлели в зависимости от солнца и от мыслей. Светлели, если он смеялся, и хмурые брови расходились, словно тучи в небе. Сейчас он усмехнулся.

Аванта, наоборот, нахмурилась:

— Всё-таки, кто ты? Следопыт? Рыцарь? Бродяга? Я слабо разбираюсь в устройстве вашего братства.

— Всего понемногу. Не знаешь тонкости, так какая тебе разница? Как видишь, у меня лесной нож вместо меча. Впрочем, в наше время, рыцари сражаются любым удобным оружием, это не примета.

— Так всё-таки, ты рыцарь? Ах, нет, ты же не давал присягу!

— Я сын дороги. Иду по зову сердца, не связывая себя чужими правилами. Со стороны покажется, я служу братству, но это не обязанность. Само получается. Никто не может приказать мне, у нас нет начальства. Наши интересы всегда совпадают, помогая братству, я защищаю себя. Все мы одиночки, но все заодно. Одна дорога на всех.

— И в чем тогда надежность? Чтобы верить тебе, нужно хорошо тебя знать, а я совсем не знаю, — заметила Аванта. — Расскажи что-нибудь.

— Думаешь, скажу правду?

— Неважно. Просто хочу знать, что ты скажешь.

— Сначала ты. Что ты хочешь найти с помощью вертолова?

— Мерцающий остров.

— Ого! Запросы… Ну, предположим, ты его нашла. А как попадешь внутрь?

— Постучу в ворота. Надеюсь, там есть стража? Я им скажу, кого ищу, меня пропустят. По крайней мере, я надеюсь.

— У тебя там родня?

— Не совсем так… будущая родня, возможно.

— Жених? Друг?

— Да, — Аванта опустила взгляд на свои кожаные башмачки, ступающие по незаметной лесной тропке, усыпанной сосновой хвоей.

— Он служит в гарнизоне, где не бывает отпусков? Но письма ходят?

— Ты знаешь правила Мерцающего острова?

— Об этом все наслышаны, — Верен равнодушно пожал плечами. — В ворота гостей иногда впускают, но вот обратно хода нет.

— Ты видел его когда-нибудь? Не на картинке.

— Видел. Издали, когда шел к морю. С высокого холма открылся великолепный вид на приморскую долину. Река там огибала кольцом прекрасный город с острым шпилем белой башни в центре. Он сверкал на солнце, как хрустальный витой рог единорога. Вокруг раскинулись богатые кварталы с мраморными особняками, цветущие сады, широкие площади… Но стоило спуститься в долину, волшебный город на острове, окруженный рекой, исчез. Сама река исчезла! Я думал, это невозможно. Нарочно смотрел боковым зрением, не пристально, и был уверен, что уж река-то настоящая! Мираж…

Аванта только вздохнула. Хотелось бы ей так же ясно представлять, что она ищет.

6

Верен остановился возле огромного дуба с большим дуплом и стволом в три обхвата. Глянув по сторонам, убедившись по неизвестным Аванте приметам, что они на месте, условным стуком дал о себе знать. На удивление, дупло так резонировало, что стук разнесся далеко по лесу, как барабанная дробь дятла.

— Что теперь?

— Ждем, — спутник Аванты прислонился спиной к дереву и подставил лицо солнцу. Она присела на сильно выступающий корень, как на скамейку.

— Как думаешь, Верен, сколько вертолов запросит за услугу? Наслышана, будто они не просят больше, чем можешь заплатить, но, всё-таки, примерно сколько?

— Зависит от работы. Как он оценит сложность — заранее не угадаешь, там уже вмешивается вероятность. Но если ты о золоте, не беспокойся. Десяти золотых хватит. У тебя ведь есть столько?

— Так говоришь, будто деньги — не вся плата.

— Само собой. Обычно они просят что-нибудь из будущего, чего ты ещё не знаешь. Услуга за услугу.

— Спасибо, поняла. Почему мы не идем дальше? Здесь место встречи?

— Это граница. Пойдем мы дальше или нет, решать не нам.

Минут через десять по веткам над ними мелькнула длинная тень. Аванта не смогла рассмотреть животное вроде очень большой куницы, мелькнувшее абсолютно бесшумно. Издали донесся тихий мелодичный свист, на который Верен ответил. На тропинке появилась темная невысокая фигура. Совсем молодой парень подошел к дубу, где ждали гости, настороженно кивнул им, не подал Верену руки, хотя эти двое несомненно были знакомы.

— Камни мне намекнули, что у тебя новое дело. Я ждал. А это кто? — большие карие глаза на смуглом лице, как у ночного существа, сильно напоминали детей леса из древних сказок. Аванта сразу поняла, парень непрост. Это и есть тот самый вертолов?

— Авантюристка, считающая себя недостойной столь «пышного титула», — ответил Верен. — Предпочитает зваться Авантой. Это у нее дело, твои камни ошиблись.

— Они не ошибаются. Идемте.

* * *

Мальчишка, не оглядываясь, петлял по незаметной тропке. Аванта слегка сердилась на игру в таинственность и мысленно называла парня именно так. Вертолов вывел их к верховьям широкой балки. По склону вела тропка вниз. Они недолго шли по дну, похожему на высохшую реку среди леса. Балка расширилась и «вылилась» в огромную поляну, застроенную шалашами, навесами, невысокими домами с небольшими пристройками: сарайчиками, ульями, погребами, колодцами и открытыми очагами.

Лесное селение, всё из темного дерева, без улиц, общей ограды и заборов, выглядело как единый большой-пребольшой двор, его границы терялись за пределами поляны. Людей в лесу жило немало, все занимались своими делами, но как-то непривычно мирно. Тихий гомон людских голосов смешивался с птичьим щебетом. В обычных селениях кричат, рубят дрова, соседи вечно что-то делят. Здесь хворост собирали без топора и говорили тихо. Чего ещё здесь не было, это собачьих будок. Остроухие псы с желтой шерстью, похожие на диких, свободно курсировали по селению. Полосатые и пятнистые кошки вполне привычно грелись на подоконниках и крышах, щурясь на солнышке. Они не трогали нахальных птиц и не боялись собак.

— Опять уходишь, Сильф? — приветливо окликнула вертолова из окна одна из хозяек.

— Собираюсь.

— Твои друзья не голодны? У меня скоро будет готов суп и пирог.

Парень вопросительно оглянулся. Верен, смягчив свой хриплый голос, заверил добрую хозяйку, что они уже отобедали, благодарят за приглашение, но, увы, очень спешат.

— Если дорога опасная, зайдите к Аэндоре, так надежней, — посоветовала хозяйка и ушла в дом.

— Мы к ней и направляемся, — подтвердил в опустевшее окно лесной мальчишка.

— Сильф, кстати, я нанимался только проводить барышню сюда и познакомить вас. Аванта убедилась, что тут довольно мило и почти безопасно? По крайней мере, пока она с тобой. Надеюсь, вы найдете общий язык. Не буду отвлекать, мне пора, — Верен хотел откланяться, но вертолов просил его остаться до встречи с загадочной Аэндорой.

Аванта поняла, что это местная провидица или мудрая старейшина. Во всяком случае, хороший тон перед дальней дорогой заглянуть к ней и выслушать совет. Жила она где-то далеко, на самом краю лесного поселения, не просто за пределами поляны.

Си́львецы — как называли себя лесные люди (не путать с коренным лесным народом — сильва́рами), раскинули свой городок на многих полянах. Как рыбацкие поселения в плавнях они, словно мостиками, соединялись лабиринтом тропинок, перекинутыми с острова на остров. Добираясь к дому Аэндоры, гости миновали несколько полян, полных солнца и жизни, но потом долго углублялись в темную чащу, мимо неприветливых буреломов и глубоких оврагов.

Местность всё больше понижалась и светлела. Но солнце уже не прибавляло радости. Лес поредел и побурел. Под ногами отчетливо хлюпало, хотя Сильф вёл гостей по сухим кочкам. Всё подсказывало, что где-то совсем недалеко, невидимое за деревьями раскинулось обширное болото. И точно, на самом краю заросшего камышами берега возвышался самый большой, из виденных ими в лесу, и самый необычный дом. Жилище Аэндоры.

7

— Зачем строить дом в таком жутком месте? — Аванта смотрела вверх, на выросший на сваях трехэтажный деревянный гриб, все этажи которого были чуть смещены в разные стороны. Казалось, эта слишком высокая для топкой почвы конструкция начала рассыпаться, надстройки и крыша съехали в разные стороны, но чудом застыли и держатся на чьем-то честном слове или заклинании. — Ближайшее озеро еще чистое, но дальше — сплошная топь! Неужели кому-то нравится такой мёртвый лес?

— Для растительности тут и правда не весело, — заметил Верен, — но немало живности, верно? Птицы, зайцы, бобры… а, Сильф? Много тут шалашей охотников?

— Место богатейшее живностью, — совершенно серьезно подхватил парень. — Особенно по ночам… Так и шуршат, воют, рычат, сверкают глазами… проходу не дают. Не завидую тем, кто встретится с ними на том берегу. Но сюда не лезут.

— Так зачем же…? — снова ужаснулась Аванта. — Мне показалось, у вас говорят об Аэндоре с почтением. Почему она живет в такой глуши, если люди ее не изгнали?

— Как раз поэтому, — терпеливо пояснил вертолов. — Наша граница остановилась тут, потому что Аэндора сдерживает болото. Рядом с ней оно почти стало озером.

— Значит, этот берег — ваша граница. А за ней…

— Сумрачный Недобрый край, где водится всякое. Только Аэндора может жить здесь. Она не боится. А… я уже думал, тебя нет дома! — Сильф обернулся на скрип двери.

Выше их голов появился силуэт хозяйки, тощий и прямой, как крепкая сухая ветка.

— Здравствуй, малыш. Я собираю травы намного раньше или позже, под вечер. Куда же мне деться?

— Мало ли… тварь под воду утащит и хрум-хрум, никто не узнает!

Аванта удивилась, слыша в голосе мальчишки ироничное веселье, до сих пор ей казалось, вертолов напрочь лишен чувства юмора.

— Кого ты привёл в гости, малыш?

— Ты мне скажи. Верен, лезь сперва ты. Если тебя лестница выдержит, под нами точно не треснет!

— Добрый мальчик, — хмыкнул сын дороги. Легко поднялся на несколько ступеней приставной лестницы и обернулся, протянув руку барышне.

— Благодарю, я сама, — Аванта следом за ним взобралась на высокое крыльцо и прошла внутрь странного дома. Сильф появился на пороге последним и прикрыл за собой дверь.

Солнца из окон, выходящих на все стороны света, хватало, чтобы рассмотреть жилище провидицы. Там стояла печь прямо в центре комнаты, как несущий столб. С потолка свисали ароматные лечебные травы и целые лианы заплетенных в косы низок сушеных грибов, дикого чеснока, лука и зеленых листьев разных приправ. Удивительно смотрелись в лесном доме большие квадратные зеркала под каждым окном. Только через несколько мгновений Аванта поняла, что это блестящие стальные ставни-отражатели. Видно, порой в эти окна рвется нечто настолько враждебное, что без отражателей не обойтись.

Аэндора оказалась не такой, как представлялось гостям. Не старуха-знахарка, скромная или властная, но самим обликом вросшая в родной лес и этот кривобокий дом. Но высокая, с порывистыми движениями, острым взглядом хищной птицы, в пестрой шали с кистями, она выглядела странницей, случайно заглянувшей в пустующий дом, решив заночевать в нём, несмотря на его дурную славу.

Единственное, что соответствовало представлениям о местной волшебнице, на поясе у нее бряцали амулеты и шуршали маленькие пучки сухих трав. Шею и смуглые кисти рук обвивали ритуальные браслеты и ожерелья со старинными монетами, золотые, серебряные, медные и с вмонтированными в центр камушками — чередовались и мелодично звенели. В ушах тоже поблескивали серьги-амулеты, похожие на легкие виноградные грозди, составленные из тончайших блестящих чешуек разных металлов.

По ее красивому, но слишком худому, выдубленному ветрами лице, темному, как морёный дуб, трудно было угадать возраст. Не юный, но далеко не старый. Или… вечный?

— Ищете совета перед дорогой? — Аэндора не спрашивала, она знала.

— Мне нужен совет, — подала голос Аванта, стараясь звучать уверенно. — Я ищу Мерцающий остров! Он прячется от путешественников, но, надеюсь, Сильф выведет меня к цели. Что посоветуете, чтобы Сильф согласился мне помогать, и я достигла успеха?

— Это две разные цели, деточка, — чуть усмехнулась провидица, склонив голову набок, прислушиваясь к тому, что говорила гостья, слыша намного больше, чем просто слова и голос. — Сильф поможет. Стоит ему только бросить камушки, и он будет готов идти с тобой на край света. О плате не беспокойся, настоящий вертолов никогда не знает, сколько сил отнимет у него новое задание, поэтому не просит плату наперед. Но успех твоей цели зависит не только от умения Сильфа. И не только от твоей настойчивости. Твоё сердце рвется в белую башню посреди острова. Но город, скрытый от глаз чужаков, постоянно перемещается — он неприступен. Вам троим не по силам войти туда. Вас должно быть больше… вдвое больше! И до самых ворот, нет, до самой верхней лестницы белой башни, вы не будете знать, кто из вас — проводник, кто — ключ, кто — карта, а кто — жертва. Ваши способности могут объединяться, у каждого — своя роль, только тогда ты, детка, пройдешь туда и выберешься обратно.

— Одна? — вырвалось у Аванты.

Провидица успокаивающе улыбнулась и покачала головой.

8

— Из ворот Мерцающего острова нет обратного хода, — хрипло пробормотал Верен. — И я вовсе не собираюсь пропасть там…

— Помолчи, Бард, — Аэндора спокойно назвала его другим именем. — Ты не откажешься от этого приключения, даже за щедрую плату. Так что не трать своё ворчание впустую. Дай мальчику заглянуть в расклад. Сильф, они в печке.

— Я знаю, — вертолов зачерпнул из зева печки горсть остывших угольков, сдул золу, и на ладони у него заблестела дюжина разноцветных камушков. Не обточенных, но за многие годы сглаженных пальцами гадателей.

Парень несколько раз медленно обошел всю комнату по солнцу, задерживаясь перед каждым окном, пока не выбрал то, что смотрело точно на болотную пустошь, в даль. Передвинул к нему легкий столик и трехногий табурет, поставил в центр широкую керамическую чашу с водой, бросил туда камешки. Они ярко сверкали на дне, а вода осталась прозрачной, без следа пепла.

Сильф закрыл глаза и водил руками над поверхностью воды, едва касаясь ее пальцами. Камни в чаше двигались, ползали по дну, даже стали подпрыгивать и резвились в воде, как рыбки. Постепенно, один за другим, они выпрыгивали в ладонь вертолова. Он вслепую раскладывал их по столу в только ему понятном порядке. Вероятно, считал камушки или просто почувствовал, когда чаша опустела, и осторожно отставил ее в сторону, чтобы не разлить. Ресницы парня слегка вздрагивали, между бровями появлялась и исчезала морщинка. Он прислушивался и передвигал камушки, выстраивая подобие карты. Но не касался их и глаз не открывал.

Наконец Сильф решил посмотреть, что получилось. Даже непосвященные ясно видели, что все камни выстроились извилистой треугольной дорожкой к белому камню, который венчал весь путь. Башня в центре Мерцающего острова.

— Ловушки… обманы… стрелы… клыки… когти… ничего не понимаю! Много обманов… — едва слышно шептал Сильф. — Переходы через огонь и воду… Мы точно должны быть вместе? — спросил он Аэндору.

— Не верится? Да, вы слишком разные. Но иначе не будет успеха. И… жертв станет больше.

Аванта вздрогнула, почувствовав холодок.

— Смотри, Верен, — не оглядываясь, парень сделал подзывающий жест. — Здесь начало пути. Этот плоский камень — болото. А там — остров с белой башней, до него не так далеко, как трудно добраться. Что ты видишь почти у ворот? Этот красный с черными полосками камень похож на Аванту? Темный с гладкими боками, обычно, я. Ну а этот, острый обломок кремния с зелеными точками, кто? Сам догадаешься?

— Гхм… — приглушенно кашлянул за его плечом Верен, удержав возражения. Три камня действительно лежали близко один к другому и очень далеко от условного начала пути.

— Не споришь с предсказанием? — удивилась Аэндора. — Неужели так поумнел? Что-то быстро. Нет ли здесь обмана?

— Я хочу знать, что говорит расклад о трудностях на пути, — хрипло сказал Верен. — Спорить я буду после.

— Мне пока неясны все значения, я их просто запомню, — спокойно ответил Сильф. — Вижу только, что препятствия идут несколькими грядами. Может, это горы? Или наши неприятности будут цепляться одна за другую — каскадом. Так что нужно быть осторожными. Вот этотрозовый камушек мне не нравится. Он не просто близко к нам, он — опасность в самом безобидном обличье.

— А вот этот, огненный? — показала Аванта.

— Сердолик? Я не думаю, что это настоящее пламя, рядом нет знака угля. Это что-то страстное, много нервов, сердечные дела.

— И почти рядом с башней, — заметил Верен. — Всё верно, Аванта идет к жениху…

— Скажи прямо, боишься идти с нами? — бросила ему вызов девушка. Верен промолчал. Вид у него был очень хмурый, даже обреченный. Но слов возражения от него никто не услышал.

— Я не откажусь от этого приключения, — повторил он, скрипнув зубами.

Аэндора раскатисто рассмеялась:

— Вот и славно! Чаю на дорожку? Вы должны выйти на тот берег до темноты.

— На тот берег? Мы пойдем через болото? — Аванта не нашла слов, чтобы как следует возмутиться. Она смотрела сквозь открытое окно на бурую пустошь. И неотвратимо понимала, что Сильф не зря выбрал это направление для расклада. Стрела-карта вела вперед, а потом уходила вправо.

Им придется перейти через сильно неприветливую местность, чтобы только начать свой путь. Они молча смирились с таким началом.

9

Аэндора развела огонь в печке. Но прежде, чем поставить чайник с отваром бодрящих трав, она бросила в печь гадальные камушки. Огонь вспыхнул белыми колючими искрами, на миг посинел и опал, стал обычным.

— После каждого сеанса нужно сжечь тени, — буднично пояснила провидица. — Малыш, не теряй время, сам знаешь, другого ответа не будет. Собирай вещи.

Сильф со вздохом отложил в сторону плоский волчок размером с ладонь, расписанный знаками, цифрами и словами: да — нет, день — ночь, немедленно — позже, гроза, ясно, туман и прочее. Это и была обычная вертоловка. И как ее ни крутил парень, она упорно падала на бок, показывая: «немедленно».

— Разве это разумно, идти через гиблую трясину под вечер? Нельзя пересидеть ночь у тебя, а утром…

— Утром сильный туман. Ночью в Недобром краю легче выжить и схорониться, чем при свете дня, — Аэндора невозмутимо кивнула на люк с большим ржавым кольцом.

Сильф ее отлично понял. С усилием поднял крышку и скрылся в подполе, висящем в метре над землей, на сваях. Там что-то поскрипывало и гремело. Провидица разлила настоянный чай по чашкам, поставила в центр стола банку свежего лесного мёда, предложила угощаться. В ее странной избушке была на удивление дорогая посуда, тонкие расписные чашки, серебряные ложечки. Перед тем, как они начали пить, хозяйка взяла с полки стеклянный флакончик, отсыпала полную ложку темного травяного порошка и добавила персонально в чашку Верена.

— Для твоего горла.

Он молча кивнул и без опаски пил чай и вдыхал пар с ароматом розмарина и неизвестных Аванте смолистых трав. Ее чай холодил голову мятой, согревал кровь имбирным корнем и щекотал нос и нёбо ягодно-земляничным духом.

Хозяйка не сидела за столом с гостями, смотрела в окно, держа свою чашку на весу. Казалось, всё ее внимание носится над просторами болот, временно покинув свой дом.

— На самом деле твоё имя Бард? — тихо спросила Аванта.

— Это старое прозвище. Когда-то считалось, у меня красивый голос. Я рассказывал истории… — Верен сухо кашлянул, съел полную ложку мёда, запил волшебным чаем, и его хриплый голос действительно чуть смягчился.

— Что произошло?

— Не стоит глотать огонь, если не хочешь обжечься, — равнодушно ответил он.

— Ты дрался с драконом? Или это был пожар? Ты кого-нибудь спас? — вопросы Аванты звучали без сочувствия, иронично. Ей казалось, собеседник не простит жалости и снова замкнется.

— Да… огонь дракона, — медленно проговорил Верен. — Для этого не нужно вызывать на бой древнего ящера. Есть такое оружие, огненная трубка, в ней именно такой состав пламени. Один из подарков того самого Мерцающего острова, куда ты так стремишься.

— О чем ты?

— Все научные идеи, изобретения (легальные, разумеется) проходят испытания в белой башне, прежде чем выйти в свет. Всё слишком вредное, опасное, бесчеловечное навсегда остаётся в её стенах, не получив разрешения круга магистров. Или становится глубоко секретным, не для народа. Огненные трубки признаны законным оружием.

Аванта вздрогнула, словно была причастна к созданию драконьего пламени.

— Они очень мощные?

— Нет. Вот такая штука, длиной в локоть. Действует всего на три метра, в упор. Я и был слишком близко. Говорю же, глотать или выдыхать огонь безвредно для здоровья только на ярмарках. Да и этот старый трюк доступен не всем, верно?

— А что в том поединке потерял твой противник?

— Жизнь, — всё так же ровно, без эмоций ответил Верен. — Не хочу вспоминать подробности, это было давно. Уже больше трех лет. Но и я, и он были не одни, и драконово пламя им не помогло. Хочешь знать, я жалею? Не особо. Мы спасли две юные жизни… А горло когда-нибудь восстановится, если верить Аэндоре. А я ей верю.

Загрохотало громче, Сильф вынырнул из люка и вытащил большую деревянную тачку на двух колёсах. Верен помог ему сложить вещи в дорогу.

— Если бы я знал, что мы не вернемся в селение, сразу всё взял бы, — сокрушался вертолов. — У тебя есть оружие?

— Лесной нож и всякие дорожные мелочи — кремень, фляга… Я вообще не собирался идти с вами, но у меня всегда всё при мне. Гхм, только плащ не взял, остался в «Орешке».

— А у меня в сумке есть теплый плащ, крепкие башмаки, если мы заберемся в горы, смена одежды и деньги. Но нет ничего для ночевки в лесу, — сказала Аванта.

— Походные одеяла, котелок и самое необходимое — крючья, веревки, хлеб, сушеное мясо, сыр, соль, посуду я взял, — вздохнул Сильф, обозревая гору имущества на тележке. — Придется обойтись тем, что есть. Арбалет Аэндора не отдаст, ладно, Верен сделает по пути лук и стрелы. Верно?

— Угу.

— Что ж, пора. Солнца здесь почти не видать, но я чувствую, оно уже слишком высоко. Вот-вот и покатится на запад.

— Счастливой дороги, малыш. Всем вам удачи, не отступайтесь от трудной цели! — пожелала им Аэндора. — Остерегайтесь чужаков, но и расходиться не торопитесь. Помните — только вместе откроете… то, что скрыто на острове.

— Спасибо, госпожа Аэндора, — поклонилась Аванта. — И вам — сил и удачи здесь, на границе.

10

В зарослях камыша нашлась припрятанная широкая плоскодонка. Они с трудом втолкнули туда тележку, Аванта перебралась на нос, Верен сел на вёсла, Сильф держал руль. Бурый бугристый берег болотной пустоши приближался, но лодка никак не могла его достичь. Озеро оказалось намного шире, чем выглядело. Аванта ожидала, что всего несколько сильных взмахов вёсел, и они уткнутся носом в противоположный берег. Но они плыли уже минут десять, и берег только казался близко.

— Кто же вернет лодку обратно? — Аванта поняла, что лучше смотреть на удаляющийся дом провидицы, чем на неуловимый берег.

— Граница, — спокойно ответил Сильф. — Вода сама пригонит лодку на то же место, прямо к дому. Здесь всё стремится на тот берег, к Аэндоре, но не всё может туда вылезти. Потому и нам трудно плыть против общего течения.

— Но вода спокойна, разве тут есть течение?

— Видимого нет.

— Понятно, — Аванта перевела взгляд за борт и всматривалась в прозрачные воды озера, отвоеванного у болота. В глубине ходили темные тени, сомы или другие крупные темные твари. Все они, как сказал Сильф, стремились против хода лодки, в сторону дома провидицы. — Ты хорошо знаешь Аэндору?

— Она меня вырастила, — Сильф тоже смотрел на уходящий всё дальше странный дом на сваях. — Считается, она моя тётка. Другой родни нет, Аэндора, всё-таки, родная душа, хоть не думаю, что по крови.

— Почему не по крови? Мне показалось, вы похожи.

— У нас похожее призвание. Я спрашивал, она бы сказала, если что. Думаю, она нашла меня на дороге или ей кто-то отдал ребенка. Мне известно, что на свете есть места, откуда люди стараются передать хотя бы детей, если не могут выбраться сами. Аэндора родом оттуда. Возможно, она помогала другим. Но сейчас уже давно не странствует. Граница держит, не бросишь. А я не могу сидеть на месте.

— Она первая заметила твой дар? Или вертолова можно научить чувствовать вероятности?

— Учиться пришлось, но способности либо есть, либо нет. Аэндора не могла мне в этом помочь. Я вижу иначе, не могу читать будущее в снах или в зеркале. У меня получается только слышать лес, камни, воду, огонь, ветер… Но лучше всего я понимаю лес. Не могу удержать границы, наоборот, разрушаю их. Потому я почти не жил в ее доме, она устроила меня в селение и навещала, пока я был маленьким. А потом уже я ходил к ней.

— Сильф, ты был раньше на том берегу? — спросил Верен.

— Да, не раз. Но не ночью. И не уходил до сих пор в Негостеприимный край, как называют лес за болотной равниной. Это огромный овраг. Жуткое место. Там и в полдень темно!

— Тебе не странно, что мы должны заночевать там? — напомнила Аванта.

— Логику Аэндоры я понимаю, хотя не все в нее верят, — племянник провидицы хмыкнул. — Все опасные твари, которых на болоте полным-полно, по ночам стягиваются к границе, а днем прячутся в норах и расползаются по всему Недоброму краю. Значит, ночью у нас меньше шансов их встретить в овраге. И легче найти брошенное логово для ночевки — пещеры на склоне должны быть пустыми. Нам бы только успеть перейти болото до сумерек. А когда все сползутся штурмовать границу, мы будем уже далеко.

— Такой свет… похоже, тут всегда сумерки, — пробормотал Верен.

— Верно, — слегка улыбнулся вертолов. — Но не зря нам выпадало «немедленно». Компас вероятностей не врёт, сейчас у нас есть шанс перейти болото, позже будет только труднее. Запомните, там всё опасно! Не расходимся, идите за мной след в след. На голоса со стороны ни в коем случае не отзывайтесь, внимательно смотрите под ноги, а по сторонам не глазейте! Если что померещится, не присматривайтесь, отвернитесь, смотрите искоса, боковым зрением. Можно бы запастись амулетами чистого видения, но мы не на охоту идем, нам бы скорее миновать эту пустошь и не пропасть в ней. Худшее, чего нужно опасаться — тумана, видений, ложного зова и не наступить на спящую тварь. Верен, видишь пятачок для причала? Нам туда.

Примерившись, сильным рывком Верен вытолкнул лодку на берег. Плоскодонка въехала брюхом на травянистую кочку. Подождала, пока трое путешественников высадились в плавнях и, как живая, скользнула обратно в воду. Лодку быстро уносило невидимое течение. Верен выкатил тележку на ту условную «твердь», к которой они пристали. От колес оставались глубокие борозды, сразу залитые водой.

— За мной, след в след, — повторил Сильф, разматывая веревку. — Привязаться по-настоящему не получится, нужна свобода действий, но держитесь за вервь и не теряйте друг друга из виду. Я иду впереди, Аванта — сразу за мной, Верен, ты смотришь сзади. Далеко не расходитесь. Прежде чем говорить, дотроньтесь до собеседника, чтобы знать, что голос — не иллюзия. Мне это труднее, но я обернусь, если будет что сказать. Готовы?

— Даже если не очень, не возвращаться же, верно? — усмехнулся сын дороги.

— Если намекаете на меня, я пока не боюсь, — заметила Аванта. — Не знаю, как дальше, но пока это просто болото. Шорох трав, плеск воды, запах тины и торфа. Ночью у костра страшные истории об этих кочках наверное впечатляют, но не сейчас.

— Не нужно лишней бравады, — хрипло сказал Верен. — Приятно, что ты не трусиха, но отнесись к словам Сильфа серьезно. Тут коварное место.

— Я верю. Но всё равно не боюсь. Пока что, — со значением добавила Аванта. Спутники должны были понять, когда придет время ее успокаивать и подбадривать, они узнают. Но нет смысла пугать ее раньше времени.

В последний раз они оглянулись на безопасный берег. Темная ломаная башня дома Аэндоры торчала из камышей, похожая на маяк. В одном из окон пожаром горело солнце. Путешественники поняли, провидица не смотрит им вслед, она закрыла окно отражателем. Не хочет своим беспокойством притягивать к ним неприятности.

Стальной щит, отражающий солнце, подсказал всем троим одну и ту же мысль: обратной дороги нет.

11

Бурая равнина казалась бескрайней, но нигде не выглядела однообразной. Каждая коряга служила особой приметой, и для знающих местность, не должно составлять труда находить в ней привычную тропу. Так обманывался взгляд чужака. Но Сильф показал, насколько вокруг всё ложно. Пройдя шагов десять по бурым травяным кочкам, он обернулся к спутникам:

— Оглядываться тут почти смертельно. Только отвернешься, всё впереди переменится, нужно снова прокладывать путь. Но один раз можно. Смотрите…

Они повернулись к берегу озера. Оно точно должно быть близко, это путешественники понимали. Но не увидели даже заросли камыша и черное поваленное дерево, мимо его вывернутых корней они только что прошли. Во все стороны одинаково далеко вперед раскинулось болото. Край его терялся в низко стелющемся тумане. Но и видимый край равнины везде перекрывали травяные шалаши, щупальца черных, словно сгоревших, коряг, высокие бурые кочки, обманывающие глаз — они выглядели далекими холмами, а могли оказаться высотой по колено. С уменьшением силуэтов по мере отдаления тут не сложилось, болото играло с размером наоборот. Путешественники чувствовали себя на дне плоской миски с невысокими краями, в которую с аппетитом заглядывает много невидимых голодных глаз.

Аванта и Верен, вопреки предупреждению, не могли не искать опасности по сторонам. Отвести пристальный взгляд от туманной кромки болота не получалось.

— Смотрите под ноги! — заставил их очнуться Сильф. — Нельзя долго стоять на месте, вода набирается. За мной, след в след…

Они поспешно переступили на сухую кочку, вытащив ноги из мокрой чавкающей глины. А ведь пару секунд назад было сухо. Топь коварно притаилась под слоем мертвой травы. Странно, обычно растительность на болотах буйная, сочная, воды корням хватает. Но если воды слишком много, всё гибнет. Даже корни вездесущей непобедимой травы захлебываются в топи.

Аванта осторожно ступала на те же точки, откуда только что убрал ногу вертолов. Сильф ступал легко, его следы не наполнялись бурой водой, они почти не приминали траву. Приходилось смотреть в оба, чтобы успевать за ним. За спиной она слышала скрип деревянных колёс, но Верена не видела и оглянуться не могла. Совсем не было времени обозревать окрестности, пусть даже боковым взглядом. Аванта верила, что замыкающий их цепочку опытный путешественник не отстанет, тележка не утянет его в топь, и он еще успеет глянут по сторонам. Сама Аванта мельком видела только спину вертолова и шла по его следу. Идя так, невозможно оценить, много ли пройдено и сколько осталось, но на болоте привязываться и к приметам, и к внутреннему чувству бесполезно. Это чужаки уже поняли. Проводник видит путь, ему решать как их вести, только он заметит край болота и выведет их… Они надеялись, что выведет.

Сильф потянул руку за спину, он не хотел оглядываться полностью, но подал знак:

— Осторожно, не заденьте эту корягу. Даже не трясите ее, проходя мимо, даже не задевайте ее тень! — в два прыжка он ловко обогнул большую зеленую лужу, показав путь. Повторить его манёвр, не прыгнув прямо перед длинной корягой, Аванте было непросто, она замешкалась. Верен в таком случае делал не прыжки, а шаги, длинные ноги ему это позволяли, тележку переносил рывком, ставя колёса только куда нужно.

Аванта почувствовала, как он подергал веревку, привлекая внимание:

— Не бойся, просто прыгай. Он спит…

Аванта похолодела, поняв опасность. То, что выглядело сухим голым стволом тонкого дерева, со множеством шипов из старых сучков, если смотреть на него сбоку, имело лапы, голову и хвост. Узкие челюсти почти перегораживали путь, указанный Сильфом.

Подобрав юбку, Аванта прыгнула с расчетом, чтобы ее нога лишь долю секунды касалась травяной кочки возле головы зубастого чудища. Двойной прыжок перенес ее на другой берег озерца, где ждал Сильф.

Верен чуть задержался. Длинная трещина в «дереве» открылась, показав острые зубки, стоящие зигзагом в два ряда. Обитатель болот зевнул, но не проснулся. Зато чуть передвинул голову. И вовремя! Иначе бы ему на нос обрушилась тяжелая тачка. Но Верен смог перенести ее по воздуху, легко ступив раз и два мимо болотного дрила, повадки которого он знал. Словно почувствовав, что упустил добычу, или разбуженный вибрацией зыбкой почвы, дрил сухо щелкнул зубами, в точности, как стучат ветки, и скользнул в воду. Словно коряга случайно свалилась с берега. Но чудище уже никого не обмануло.

— Что это было? — спросила Аванта в миг передышки.

— Дрил. Древесный крокодил, как его глупо классифицируют ученые, как будто дрил — рептилия, — хрипло ответил Верен.

— А разве нет?

— Вообще, он нежить, верно Сильф? Умеет не только полностью превращаться в дерево, но, к сожалению, и лазит по деревьям, правда, не высоко.

— Идемте, — Сильф спрятал вертоловку в полукруглую сумку-карман на поясе. — Нам туда.

12

Они шли, трясина не кончалась. Не то чтобы сильно стемнело или похолодало, как сказал Верен — на болоте всегда сумерки. Но путешественники всё сильнее чувствовали тревогу, что им не хватит времени, чтоб выйти на берег до темноты. В серой мгле солнца не было видно, да и никто, даже Сильф не смотрел в небо, выбирая следующее направление.

Они передвигались ломаной линией, обходя самые топкие места. Аванта двигалась за проводником бездумно, как привязанная, хотя веревка между ними не натягивалась. В момент резкого поворота иногда трудно было попасть в след, но она оступилась всего раз. Нога случайно соскользнула с кочки на пару дюймов в сторону от следа Сильфа. Тут же что-то хлопнуло и вертикальной струйкой взметнулся дымок.

— Не вдыхай! — мигом обернулся проводник. Аванта успела задержать дыхание, Верен — тем более. Сильф за руку вытащил спутницу на ближайший безопасный островок, метра на три подальше, и тогда велел глубоко вдохнуть пару раз.

— Всё нормально, я не вдыхала этот дым.

— Ты не знаешь. Оно не сразу заметно.

— Это болотный газ? Ядовитый?

К ним присоединился Верен, сделал глубокий вдох и закашлялся. Но тоже уверял, что ловушка болота его не задела.

— Гриб-морочак, — Сильф беспокойно вглядывался в лица спутников. — Уже созрел, значит. Морочаки — круглые пузыри, растут без света под травой и корягами, горят на солнце, лопаются, как дождевики, и плюются спорами. Вдохнешь такой дымок, а потом видишь и слышишь то, чего нет. Неприятно, ведь тут и постоянного морока хватает!

— Я в порядке, — повторила Аванта. — Смотри, туман наползает. Вы его видите?

— Угу, — хмуро подтвердил Верен.

— Зажгите фонари, держитесь ближе за веревку и светите под ноги, — скомандовал Сильф, достав из тележки три небьющиеся походные лампы в проволочной сетке. — На чужие огоньки не отвлекайтесь. Сейчас их будет много…

* * *

Туман клубился длинными завитками, свет проявлял в нём переплетения и окошки, это была сеть из тумана. Казалось, вот ещё чуть-чуть, белесые занавеси разойдутся и впереди будет чисто. Но щупальца тумана только колыхались, приоткрываясь и затягиваясь плотнее, меняя цвет с лунной дымки на грозовой серый. В прорехах мелькали огоньки. Чужие. Они старались держаться на том уровне, что лампы путешественников, но выдавали себя, паря, то выше, то ниже, сбиваясь в стайки, подмигивая почти из-под ног. Имитировать упавшую лампу — намёк, что с идущим впереди что-то случилось, огоньки умели неплохо. Но повторяли этот трюк слишком часто.

Кроме мерцания, в тумане перекликались голоса. Обрывки фраз, тающий смех, зловещий шепот. Но больше — далекая чарующая песня. Со звуком на болоте получалось так же, как с видимостью. Чем внимательнее прислушиваешься, тем больше искажение. Только голоса приближались, а огоньки убегали, заманивая в трясину.

Сосредоточенно высвечивая следы вертолова, Аванта не слушала голоса, не отвлекалась на хороводы огоньков. Быстрый взгляд на темную спину Сильфа в тумане, и снова шаг в шаг за ним, в одной руке фонарик, в другой — веревка.

В один момент ей показалось, что Сильф слишком далеко, хотя как она могла отстать от него больше, чем на шаг? Аванта рванулась догонять, наступив точно на круг сухой травы, где еще темнел след ноги. И не поняла, куда проваливается.

Веревка растаяла в кулаке, лампа взметнулась над головой, со всех сторон ее охватила узкая труба, на удивление сухая. Что за трясина без воды?

Земля над головой сомкнулась, Аванта провалилась глубоко под болотную равнину, всё ещё изумляясь, что может дышать. Но раз она не тонет, невозможно и всплыть! Она съезжала всё глубже, не в силах зацепиться ни за что, мучительно вспоминала, успела ли крикнуть: «На помощь!» — или нет? И не могла вспомнить…

13

— Эй! Помог-и-и-и! — услышал Верен так близко, что невольно сбил шаг и на секунду отвел взгляд от тропы. Туман расхохотался икающим смехом гиены, стая огоньков сложилась в зубастый оскал.

Верен потянул за веревку, сигнализируя опасность, и беспокойно озирался, не в силах рассмотреть Аванту. Её красная юбка была ему надежным маяком в тумане, и вдруг исчезла. Из мутной пелены вынырнул Сильф.

— Где она? — вертолов тоже заметил пропажу спутницы и совершенно точно знал, что ее нет и впереди.

— Только что была и пропала. Мне послышался крик… оттуда.

— Значит, там ее точно нет. Ни впереди, ни позади, ни справа от тебя. Направление ясно, надеюсь, мы не опоздаем! — Сильф раскрутил в ладони вертоловку. Что бы он ни спросил, ответ был «да» три раза. — Давай за мной, но осторожно тащи тележку, её может не выдержать. Бросить нельзя, засосёт, и вообще не найдем.

— Что с ней случилось?

— Морочак. Вдохнула совсем мало, проявился не сразу. Она сошла с тропы, это всё, что мы знаем, — вертолов высвечивал каждую кочку, заглядывал в бурые чавкающие лужи. В тумане постоянно что-то чавкало и хрустело, но голоса заметно отдалились.

— Думала, что идет за тобой, а пошла за мороком, верно? В одну секунду на дно бы не пошла… деревьев нет, крылатых теней не пролетало, я бы заметил. Кто-то унёс?

— Более вероятно, утащил, — Сильф показал фонарем вниз. — Большой ямы, волнения воды не вижу, но она где-то там. Тут есть нора или берлога.

— Чья?

— В этом и весь вопрос.

* * *

Аванта отряхнула пучки травы и осветила фонарем стены своей темницы. Она попала в травяной мешок с очень длинным и узким горлышком. Сверху ловушку прикрывал настил, как ей помнилось, она туда наступила и провалилась. Но как же Сильф прошел?

Ладно, главное, вокруг сухо. И она даже не покрыта слом мокрой глины или торфа, хотя катилась в узкую подболотную нору несколько метров, как с горки. Но стены были застланы сухой травой. Специально, чтобы нельзя было уцепиться и затормозить! Уж она так старалась, упиралась, хваталась за всё и только собрала на себя целый стог болотного сена. Отсюда вывод: ловушку строили специально. Это что-то вроде воздушного колокола, какие строят пауки под водой. Только не из пузырьков воздуха, а из травы и глины.

Аванта зябко свела плечи. Провались она в случайную яму, было бы проще. Она бы сразу стала звать на помощь. Хотя такая толща мокрой глины и травы глушит все звуки. Счастье, что походная лампа осталась в руке. Устойчивая к любой тряске, лампа не погасла. Осветив внутренности травяного «мешка», в котором она могла только стоять во весь рост, чуть задевая головой потолок, и достаточно развести руки в стороны, чтобы коснуться стен, пленница заметила один слишком темный угол. Ступив поближе, протянув туда фонарик, поняла, что это низкий боковой ход. Сразу стало ещё холоднее. Если бы очень постаралась, она могла туда пролезть, но отшатнулась к самой дальней стене ловушки. Под ногой хрустнули кости мелких водяных крыс или птиц.

Отлично! Значит, добыча попадает сюда сверху, а снизу за ней приходят… Не стоит лезть в тот ход, откуда вот-вот может вылезти что-то жуткое и голодное. Если она правильно оценила инженерные способности хозяина ловушки, этот кто-то мог снабдить свой травяной «мешок» сигнализацией. И очень вероятно, уже спешит сюда по темному узкому ходу. Там точно нет выхода, там вход!

Вытащив еще охапку травы из «горлышка мешка», Аванта сгребла всё трофейное сено со стен и забила им нижний вход в нору. Не веря, что пробка надолго задержит хозяина, но хоть предупредит о его появлении. Вскарабкаться вверх всё равно невозможно. Стены оказались не глиняные, а торфяные. Она не соскальзывала, а только расширяла ход. Стены осыпались под пальцами бурой крошкой. Аванта подняла лампу, пытаясь высветить дыру. Прислушалась и стала кричать:

— Я здесь, здесь! Внизу! Вытащите меня!

14

Чутьё привело вертолова на ровную относительно сухую полянку. Под ногами зыбко ходил влажный торф, но даже не хлюпало.

— Вот она где, — Сильф опустился на колени возле вдавленной травяной кочки. Трава узкой воронкой уходила внутрь болота. — Аванта! Ты там?

— Я здесь, внизу-у! — приглушенно долетело из травяной норы.

— Держи веревку! Обвяжись за пояс. Ты там одна?

— Пока одна! Скорее, оно вот-вот…

Едва веревка натянулась, Верен выдернул девицу из-под земли, как морковку с грядки. Аванта стучала зубами и стягивала на груди теплый плащ, при этом не роняя лампу.

— Спасибо! Вы меня спасли. Но как? Я же всё время шла…

— Последние шаги ты шла за призраком. Морочак всё-таки сбил тебя с тропы, но всё обошлось. А теперь, ходу отсюда! — скомандовал Сильф и отвернулся, прокладывая новый маршрут по топи.

Верен обнял спутницу за плечи, растирая и согревая.

— Сможешь идти? Ногу не подвернула?

— Смогу. Там внутри мягко, я съехала, как на перину. Надеюсь, тварь, что строила ловушку, не вылезет за нами? — Аванта покосилась на почти сразу затянувшуюся дыру. Вместо широкой норы в торфе снова зияла воронка, куда, казалось, пролезет только одна нога или рука.

— Ещё как вылезет, — «успокоил» Верен. — Отсюда вряд ли выпрыгнет, но у него в норе не зря есть второй ход, верно?

— Ты знаешь, чья это ловушка?

— Догадываюсь. Но вопреки всему надеюсь, что она давно заброшена хозяином. Может, он за нами и не погонится… тогда к чему тебя пугать?

— Похоже, я его слышала, — возразила Аванта. — Я забила ему выход травой, но она стала шевелиться, когда вы меня позвали. Боюсь, оно уже там, — она показала на дыру.

— Что ж, взрывчатки и даже дымной шашки, чтобы отбить ему нюх, у нас нет, только нож и тачка для битвы, — криво усмехнулся Верен. — Сильф, ты скоро?

— Мы словно в паутине, — бормотал вертолов. — Куда ни кинь, везде опасность. Ладно, пока сюда. За мной, держитесь рядом.

— А на что похож хозяин норы? — успела спросить Аванта. — Я хочу знать заранее!

— Гхм, если напрячь воображение, пожалуй, он похож на краба, верно?

— Похож, — откликнулся Сильф. — Только панцирь не гладкий. На волосатого краба.

— Ми-лаш-ка, — оценила Аванта, скрывая дрожь. — Скорей, подальше от него.

15

Туман рассеялся, словно само болото хотело ясно видеть, что будет дальше. Без туманной пелены, рассеивающей свет летающих огоньков, трое путешественников сразу заметили, насколько стемнело. Начинались настоящие сумерки. По равнине повсюду задвигались тени. Зловеще перекликались птицы, болотное эхо искажало их голоса, так, что не отличить — вскрикнула цапля, стонет выпь или воет голодная нежить, выходя на охоту.

Но кое-что обнадеживало: без тумана впереди зачернел лесной склон. Край болота близко! Сильф заметно спешил, петляя по кочкам. Все трое торопились, позволял себе изредка оглянуться только Верен. И зря. Тот, кого они ожидали и не хотели встретить, вынырнул слева впереди, а вовсе не позади них.

Одна из больших травяных кочек, бледно-желтая, безжизненно выцветшая, вдруг медленно поднялась. Под ней словно забурлил грязевой гейзер. Но вместо жидкой глины на поверхность выплеснулся десяток тонких суставчатых лап, покрытых бурой шерстью, в цвет сухой травы. Под кочкой на стебельках выдвинулись злющие красные глазки. Они быстро нашли добычу. Взмахнув передними щупальцами, похожими на две мягкие клешни, чудовище стряхнуло с себя маскировку, открыв круглое бронированное единое с головой тело, заросшее редкой взлохмаченной шерстью. Больше похожий на странного паука, чем на краба, травяной охотник — так его скромно именовали, чтобы не привлечь упоминанием, рывком выскочил из ямы и засеменил на приседающих, постоянно меняющих длину ногах к недавно сбежавшей от него Аванте.

Семенил слишком быстро! Волосатый паук находил десяток точек опоры в мелких кочках, распределял вес, хоть по высоте превосходил человека, но был легче, подвижнее. Он скользил по поверхности топкой равнины, ничуть не проваливаясь, как водомерка. Явно, травяному охотнику не нравилось касаться воды, хоть он и жил на болоте.

— Скорей, скорей! Берег близко! — подгонял Сильф своих спутников.

— А что помешает ему бежать за нами на берег? — задыхаясь от бега, спросила Аванта.

— Ничего, но там удобнее драться. На твердой почте у твари нет шанса против Верена! Верно?

— Он догонит нас раньше! — отозвался Верен. — Бегите вперед, уходите как можно дальше. Я задержу его здесь. — Он уже хотел развернуть тачку и двинуться на паука-краба, но спутники, даже не оглядываясь, угадали его намерение. И хором завопили, чтобы не делал глупостей. Бежим, сколько можем, до края болота не больше ста метров!

Травяной паук тоже угадал их намеренья и перешел на гигантские прыжки. Он уже настигал их и тянул извивающиеся клешни к Верену. Стало ясно, что поединка на болоте не избежать.

В этот момент колесо тачки, которая катилась не так осторожно как раньше, соскочило в ямку и тут же увязло в топкой жиже. Верен рванул тачку вверх, под колесом возмущенно запищало. И штук пять водяных крыс с перепончатыми лапами, голыми хвостами и болотно-зеленым оттенком шерсти, от растущих в ней водорослей ринулись врассыпную. Тачка зацепила гнездо.

Между кочками мгновенно поднялась и забурлила темно-коричневая вода. Она пенилась, как темное торфяное пиво, и уже десятки крыс со злобно оскаленными мордами выпрыгивали на обидчика. Верен едва успел перескочить на сухое, иначе оказался бы в окружении на быстро тонущем островке.

Следом нёсся волосатый паук. Разозленные крысы узнали своего врага, ведь они были частой добычей травяного охотника, и многие их родичи провалилась в его ловушки. Это их косточки видела Аванта в норе. С яростным писком больше сотни крыс кинулись на паука, первым делом повисли у него на ногах, мешая сбежать. Краб-паук хватал их щупальцами, тряс ногами, отбрасывая на пару метров. Но новые и новые крысы впивались в него, и суставчатые шерстистые ноги захрустели в их пастях.

Сильф уже стоял на твердой полоске берега за краем болотной равнины. Только он видел, как их преследователь рухнул в темные воды и очень скоро скрылся в пенистой воронке. Крысы тащили его на дно, чтобы разобраться по-своему с губителем их стаи.

Аванта выпрыгнула на берег в тот момент, когда округлый панцирь уже ушел в трясину. Верен выкатил тачку на лесной склон ещё мгновением позже. Не останавливаясь, не тратя времени, чтобы понаблюдать за сумеречной жизнью болота, все трое помчались как можно дальше и выше по склону.

Но, перевалив хребет, они стали спускаться в обширнейший темный овраг. Недобрый край раскинулся перед ними во всей красе. Над ним уже поднимался молодой месяц.

— Нам бы согреться после этой скачки, — хрипло заметил Верен.

— Тебе холодно? Мне, скорей, жарко! — хмыкнул вертолов.

— Это — пока. Я имел в виду горячий чай, чтобы барышня не простудилась.

— Я в порядке! — Аванта сердито стучала зубами. — Что б вы ни думали, я не неженка! Но… от кружки чая не откажусь, — выдохнула она, держась за ствол дерева, чтобы не упасть.

— Костер без укрытии разводить не будем, — предупредил Сильф. — Если повезет, сейчас у нас будет роскошный ночлег. Вон в том склоне должны быть пещеры.

— Надеюсь, уже пустые? — Верен присматривался к возможному укрытию, готовый драться за него и с более жутким хозяином, чем травяной охотник.

— Спокойно, — ладонью остановил его Сильф и достал вертоловку. — Нам сюда. Проверь вот эту, с самым высоким входом.

Из пустой пещеры тянуло мокрой гарью. Словно логово пережило подряд пожар и наводнение. Снова надеясь, что им не придется знакомиться с хозяином, уползшим штурмовать границу, спутники не сказали Аванте, кто тут обитал днем. Она могла представлять что угодно, от болотного дракона, до любой мокрой нежити с дымящейся шкурой.

Они свободно разместились в логове втроем, развели костер — благо, лишний дым никак не мог выдать их присутствия здесь. Вскипятили чай, съели по краюшке хлеба с сыром, даже посмеялись, вспоминая свои приключения. Верен набрал в лесу три кучи еловых лап и огромного папоротника, соорудил три походных ложа. Они расстелили двойные одеяла, завернулись в них и заснули. Сильф заверил, что можно не сторожить. Его чутье поднимет их еще до рассвета, а до того момента лес будет спать. Ни ветер, ни звезды, ни камни или деревья вокруг них не шепчут об опасности, как бы зловеще ни казалось вокруг чужакам. Кроме того, у них есть тайный страж, который позволит им спокойно поспать…

Аванта хотела спросить, что за страж, но глаза сами собой закрывались, она уплывала, и провалилась в сон ещё быстрее, чем скользнула в травяную ловушку.

16

Сильф разбудил их до рассвета, как обещал. И вместе с набирающим высоту солнцем они прошли еще пару часов, выбрались из оврага, оставив позади Недобрый край.

Лес вокруг стал приветливым, солнечным, как тот, где они встретили вертолова. Он объяснил, рядом проходит большая проезжая дорога — граница братства. Болотные и прочие нежити и всякие кровожадные твари туда не суются. Боятся такого соседства.

— Получается, они чувствуют себя хозяевами только в овраге и на топкой равнине? Поэтому хотят расширить свои владения и лезут к вашему селению? — спросила Аванта.

— Наших они не считают людьми большого мира, — кивнул вертолов. — Лесные жители для них, как все животные — или добыча или враги. Дерёмся за каждую полянку и тропинку. Только дай слабину, тут же всё буреломом зарастет. А следом и болото подступит. Другое дело здесь — чистый лес. Если не забираться слишком далеко в чащу, там-то всякое водится…

Они шли по довольно широкой звериной тропе, где не нужно было выбирать путь. Вертоловка показала: до развилки всё прямо. Верен беззаботно катил тележку, насвистывал, передразнивая птиц. Сильф чуть отстал и теперь шел последним. Аванта беспокойно поглядывала на нижние ветки деревьев. Сперва она считала это игрой света и ветра с листьями, теперь уверилась, что за ними следят.

— Сильф! За нами крадется какая-то зверюга, побольше куницы. Я давно ее вижу.

— Ты зоркая, — оценил вертолов. — Всё нормально, она не опасна.

— Будь осторожен, мне показалось, она присматривается именно к тебе, — предупредила Аванта.

— Само собой. Это Тень.

— Нет, она настоящая! Просто темная!

— Конечно. Я зову ее Тень. — Сильф улыбнулся, глянул на темное существо среди ветвей и похлопал себя по плечу. Длинное, похожее на очень изящную дикую кошку или большую куницу, животное стрелой прыгнуло с дерева и улеглось на плечах вертолова, как воротник. Прищуренные глаза поблескивали и казались очень живыми, но само тело с узором кружевных черных пятен на темно-сером фоне слегка просвечивало, точно сотканное из теней. Аванта неодобрительно рассматривала их тайного спутника.

— Давно она с тобой?

— Всё время.

— Почему ты скрывал ее от нас? Твоя подружка двигается бесшумно и почти прозрачна. Она нежить? Призрак?

— Тень моя ойра.

— Она не понимает, — вмешался Верен. — Покажи. Аванта возьми желудь и спрячь в одной руке, чтоб мы не видели.

Их спутница послушалась. Старательно прятала руки за спиной и несколько раз меняла, в какой ладони желудь. Сильф для чистоты опыта отвернулся. Тень следила своими глазками за всеми движениями, и в глубине ее зрачков иногда вспыхивал красный огонек, как угольки в золе.

— Готово? — вертолов так и не обернулся. Он никак не мог видеть Аванту, зато Тень кошкой скользнула с его плеча, не коснулась травы, а поднялась над поляной темной хищной птицей. Описав круг над их головами, снова вернулась на плечо хозяину. — В левой руке, — спокойно угадал Сильф.

— Она тебе сказала? — восхитилась Аванта, показав желудь.

— Я видел! Ойра — часть меня. Она отдельная личность, но всё же мы — одно целое. Я могу видеть ее глазами, слышу ее ушами, я знаю то, что она знает.

— Она — твоё звериное чутьё? — сообразила Аванта. — Живая интуиция?

— Вроде того. Тень и есть моя самостоятельная тень. Круг ее видения метров сто, не больше. Но это она сторожила нас ночью, и сразу подняла бы тревогу, если кто полез бы к пещере. Она вела нас по болоту, заглядывая вперед, чтобы выбирать лучший путь и тащила нас как на буксире. Она может принимать любой облик. Но из четвероногих ей нравится циветта, вроде пятнистой длиннохвостой кошки, а из птиц — коршун. Это ее личный вкус.

— А как она… откуда? Ты приручил ее после посвящения? Или…

— Разве не знаешь, как узнают, что у ребенка будет дар вертолова? — удивился Сильф. — Ну да, ты городская… Когда дитя начинает играть со своей тенью, а та сперва просто меняет форму, а потом убегает всё дальше и принимает вид зверька, этого трудно не заметить! Но как ты раньше не увидела, что у меня нет тени? Ты же глазастая.

— Мне даже в голову не пришло смотреть на твою тень. Это особая примета? Значит, так я могла узнать, что ты — настоящий вертолов, а не самозванец, — соображала Аванта. — Я тебе верила потому, что Верен мне сказал, что знает тебя. Но я ничего не понимала и не могла узнать, если б вы захотели обмануть меня!

— Мы не хотели, — хрипло отозвался Верен. — Хотя я сразу понял, что ты не в курсе его приметы. Забавно было ждать, когда ваше знакомство с ойрой состоится? Тень, помнишь, меня? — Он протянул руку, птица снова обернулась существом длинно-кошачьих очертаний с маленькой острой мордочкой, которое Сильф назвал циветтой. Спокойно подошла по траве, не задев ни одной травинки, и потерлась головой и спинкой о ладонь Верена. Другой рукой он поманил к себе Аванту, предлагая тоже погладить Тень.

На удивление ойра была материальной. Пушистой, теплой, хотя и невесомой. Под ладонью чувствовалась вибрация, как от беззвучного мурлыканья. Округлые ушки щекотали пальцы своей призрачной шерсткой.

— Я могу тебя поднять? Иди ко мне, — Аванта тоже похлопала себя по плечу. Тень поднялась на задние лапы, вытянулась так, что с земли достала до плеча, плавно перетекла туда, снова уменьшаясь. Уселась, как белка и водила головой, приглядываясь и прислушиваясь.

— Всё спокойно, — сообщил Сильф. — Но нужно быть настороже. Мы в обитаемом лесу. Дорога близко. Тень, смотри сверху…

Послушная ему ойра взвилась птицей, поблекла под солнцем до дымчато-прозрачного облачка и поднялась выше деревьев. Путешественники ее не видели, зато Тень видела намного дальше их. Если что-то вызовет ее тревогу или любопытство, Сильф узнает об этом. Почувствует, где впереди их что-то ждет.

После полудня они вышли к перекрестку, где едва разминулись с торговцами. Оттуда свернули к лесному озеру. Там на привале возле родника встретили беглянку, выдающую себя за старушку.

17

Тень от прутика медленно подползла к черте, нарисованной Сильфом. Аванта закончила рассказ об их знакомстве. Все замолчали и ждали, что скажет вертолов. А он боковым зрением смотрел в огонь.

Едва тень пересекла черту, в костре треснул уголек, высвободив фонтанчик искр. Даже беглянка поняла, что это знак. Но что он предвещает?

— Зачем ты хочешь идти с нами? — Сильф не поднимал головы, смотрел в огонь. Что он там видел?

— Сейчас вы — единственные, кого я не боюсь, — прямо ответила беглянка. — Другие, кто угодно, могут сдать меня властям за награду. Но сын дороги, как я понимаю, этого не сделает и вам не позволит. Я прошу помощи и защиты, пока не окажусь в безопасном месте, откуда наши пути разойдутся. Возьмите меня туда, где меня не ищут, и я сразу уйду, не буду мешать вам.

— Это вряд ли так просто, — возразил парень. — Обещай идти с нами до самой двери белой башни, только там наши пути разойдутся, если захочешь. Похоже, ты нужна нам не меньше, чем мы тебе. Но как тебе доверять? Кто ты на самом деле?

Она стрельнула лисьими глазами и пожала плечами:

— Я — это я, не больше и не меньше.

— Внутри — возможно. Но ты не то, чем кажешься, — воспитанник провидицы пристально посмотрел ей в глаза и сразу прикрыл веки, раньше, чем блондинка сама стала избегать его взгляда. — Как тебя называть?

— Ты ведь любишь давать всем прозвища? Придумай что-нибудь для меня. А сам ты почему без клички?

— Сильф или сильвец и так «лесной человек», что тут ещё придумать? Тебя я звал бы Бабочкой, если не будешь сердиться на прозвище.

Беглянка милостиво улыбнулась:

— Хочешь — зови. Красиво. Но почему? Считаешь, я так беззаботно порхаю?

— Твоя душа будто вырвалась из кокона и где-то летает, а тело занято совсем другим, чем это выглядит со стороны.

— Звучит зловеще. Впрочем, непосвященным это имя покажется безобидным. Потому Бабочка мне нравится.

— Двойственность — твоя суть?

Бабочка сама отлично слышала неправду и понимала, если соврать, ее тут же раскусят. Она задумалась, подыскивая точный ответ:

— Я почти всегда притворяюсь перед другими. Работа требует от меня выглядеть наивной и беззащитной, чтобы не спугнуть простака.

— Тогда ты похожа ещё на цветок, который приманивает сладким ароматом, а потом пожирает добычу.

— Ну спасибо!

— Не за что, я просто забыл его название, — невозмутимо ответил Сильф без тени иронии, — Бабочка вспомнилась первой.

— Добрый мальчик, верно? — хрипло засмеялся Верен, опередив возмущение их новой компаньонки. — Привал окончен, пора.

Они собрали вещи и погасили костер.

18. ЧАСТЬ 2: Третий шанс

От озера чутьё повело вертолова и егоспутников глубже в чащу, оставив далеко позади проезжую дорогу. Бабочку это устраивало, Верен воспринимал любые зигзаги пути безразлично, его радовала сама дорога. Аванта нервничала.

— Никак нельзя узнать, где сейчас Мерцающий остров?

— Можно, — спокойно отозвался Сильф. — Но мы сейчас не там. К нему нет прямого пути и, чтобы наконец где-то встретиться с ним, нам нужно сейчас идти туда, — он махнул рукой вперед мимо бурелома. — Дальше, понятия не имею. Координаты острова постоянно меняются. Тихо, стойте! Впереди кто-то есть, я слышу.

— Ойра? — шепотом спросила Аванта. Парень незаметно кивнул.

Бабочка перестала хихикать и замерла на месте. До того она легкомысленно болтала с Вереном, расспрашивая его о жизни, но он почти не отвечал. Услышав призыв, остановил тележку и прислушался.

— Зверь или человек? — приглушенно спросил Верен.

— Человек. Кажется, он ранен, — вертолов прислушивался к чутью внутри себя. — По крайней мере, рядом с ним опасность, но зверей рядом нет.

— Я пойду вперед.

Верен передал тележку Аванте, скользнул в сторону от тропы и вскоре показал остальным взрытую землю — много круглых ямок. Следы копыт. Минимум трое всадников не так давно промчались здесь, по кустам, не разбирая дороги. Радует, что следы вели из леса, но ведь раньше они въехали верхом в чащу, могут еще вернуться. Или их что-то жутко напугало, или торопились они по другой причине. Гнались за кем-то, что более вероятно. Охотники?

Оставив чуть в стороне следы, чтобы не затоптать их, путешественники шли туда, откуда появились всадники. Верен пробирался метров на десять впереди, бесшумно ступал, так что листья не шуршали и ветки не хрустели под ногой. Потом он подавал сигнал спутникам, те осторожно приближались, а разведчик уже шел дальше.

Перейдя небольшой овражек, обойдя упавшие деревья и баррикады из кустов, растущих по краю поляны, Верен, а по его знаку и остальные, приблизились к поляне, где по кругу росли толстые дубы, а не только дикие черешни и старые сосны.

Перед дубом, на другом краю полянки, стоял человек. Молодой худощавый мужчина в сером городском костюме, в лучшие дни, возможно, щеголь, если бы не его потрепанный облик. Стоял он под дубом не по своей воле, а потому что был привязан. Причем, руки его были свободны. Но, судя по обрывкам веревки на запястьях, свободны недавно.

Заметив возникших из лесу свидетелей его бедственного положения, не стал немедленно звать на помощь. Сперва присмотрелся и убедился, что это незнакомые ему путешественники. Только тогда он подал голос.

— Добрые господа! Как бы ни было сильно ́ваше стремление помочь мне, не торопитесь! Заклинаю вас, будьте осторожны, не заденьте охотничью ловушку с нацеленным арбалетом. Точнее, их тут три, как раз рядом с вами.

Бабочка ахнула, поняв причину, по которой пленник не мог самостоятельно сорвать путы со своей шеи и с пояса, хотя освободил руки.

— Не волнуйся, приятель, сейчас я уберу стрелы, — небрежно пообещал Верен.

— Поосторожней! Они сорвутся, если…

— Тут два способа, — Верен уже обращался к прекрасным дамам, одновременно достав охотничий нож. — Подставить под арбалет колоду, чтобы стрела вонзилась в нее, или, если умеешь… — он чиркнул ножом по натянутой веревке, успев другой рукой опрокинуть закрепленный в кустах маленький арбалет так, чтобы стрела улетела вверх. Верен проследил за ней взглядом. — Эх, жаль, застряла… Придется делать новые.

Он срезал арбалет с веревки, которой тот крепился к ветке, а другой край недавно обвивал курок. Повесил трофей на пояс за крючок на ложе арбалета. Заметил, по идущим от пленника веревкам, где спрятаны ловушки, и ещё дважды повторил тот же трюк. Собрав три арбалета и одну стрелу, кивнул барышням.

И у блондинки в бледно-голубом платье, и у брюнетки в красной юбке на поясе были ножи, и девицы мигом освободили пленника. Он галантно расцеловал ручки обеим. Его манеры выдавали человека светского. Либо в прах проигравшегося богатого сынка, либо прожженного мошенника. Судя по ухмылке на худом хитром лице, острому прищуру и хищному оскалу, едва прикрытому тонкими пшеничными усиками, намного вероятнее — второе.

— Благодарю моих спасителей, — он отвесил путешественникам общий поклон. — В качестве ответной услуги примите добрый совет: ни мне, ни вам нельзя здесь задерживаться. И даже на расстоянии трех миль мы ещё не будем в полной безопасности, так что — ходу, если вам дорога жизнь.

— Они скоро вернутся? — угадал Верен. — Те, кто очень старались, чтобы ты не сбежал и дождался их.

— Надеюсь, не так скоро… Очень неприятные типы, поверьте на слово.

— К тому же, они верхом, верно?

— Увы. У нас нет этого преимущества. Так что — бежим.

Свой собственный призыв спасенный не мог выполнить сразу. Ноги тоже были притянуты к дереву, хоть и без угрожающей стрелы. Но из-за тех трех, направленных ему в грудь и в горло, он всё равно не мог освободиться, и ноги онемели. Недавний пленник спотыкался, опираясь на руку блондинки и плечо Верена.

— Они же не погонятся за нами только из-за того, что я присвоил их арбалеты? — хрипло пошутил Верен. — Военные трофеи мои по праву. Рассказывай, что натворил? Много проиграл в долг?

— Вроде того. Только я выиграл.

— Сильф, куда нам лучше скрыться?

— Мы всё ещё должны двигаться прямо, — хмуро ответил вертолов. — На первом повороте посмотрим, что можно сделать.

— Парень, так ты… ловкий проводник? — сообразил спасенный и полез во внутренний карман мятого пиджака своего серого костюма-тройки. Обычно там хранят бумажник. Но игрок достал светлое перо с серо-лазоревым отливом. Если особо не присматриваться, оно казалось просто неярко-белым. — У меня есть отличная вещь, перо удачи. Лови. Если умеешь обращаться, оно укажет лучший путь!

Сильф осторожно взял перышко, повертел в пальцах и… выпустил. Перо взлетело невысоко над ладонью, рванулось, рыская, как стрелка компаса, легло на курс и уверенно поплыло вперед. Вертолов быстро шел за ним, указывая дорогу остальным.

19

— Пока нас не догнали твои… если не кредиторы, кто они? Подельники? Придумай историю, почему нам не отдать тебя им, если на кону будут наши жизни? — насмешливо посоветовал Верен.

— Даже мысли не допускаешь, что я скажу правду? — окрысился спасённый.

— Жулика видно за версту, — сын дороги зевнул, небрежно махнув рукой, мол, не старайся. — История бедной невинной жертвы тронула бы сердца наших барышень, будь они менее проницательны. Обманывать того, кто слышит ложь, тем более бесполезно, да и я не из легковерных. Поэтому говори, что хочешь. Всё равно расскажешь многое о тебе.

— Ладно, поймал, — спасённый ощерился, продемонстрировав свою фирменную недобрую ухмылку. — Обойдемся без красочных описаний моих подвигов, только факты.

Две недели назад, я играл в отвратительном клубе для тёмных личностей, в трущобах Марилунда. Никогда бы не полез туда, будь у меня больше денег, но на ужин в приличном месте у меня не хватало. Без шикарного ужина играть можно только там, где некому пускать пыль в глаза. В том гадюшнике, открытом для любого небогатого простака, ко мне сразу приклеились двое. Видно, себя они считали опытными, а меня глупым богатым сынком, легкой добычей. На кармане у меня было меньше золотого, как сейчас помню. Неудачно, в узком коридоре возможностей не развернёшься. Но я чуял, у них денежек много. Видно, выпотрошили кого-то удачно, головы слегка закружились.

Сначала мне дали выиграть, пару партий я взял сам и удачно сбежал, когда они думали, что игра по-крупному только начинается. Тем же вечером я покинул Марилунд и думать забыл о тех неприятных рожах. С капиталом мои дела пошли в гору, я успешно собирал золото и серебро, пока вчера дьявол не заманил меня на постоялый двор «Жареный голубь». По вывеске-то он «почтовый», но уже тот, который так усердно летел с письмом, что спёкся в полёте. У этой станции недобрая слава среди курьеров, хотя лошади там хорошие. Я всё не понимал, почему, а теперь понял! Взаправду гиблое местечко.

Утром спускаюсь в зал, какой-то подорожный с кислой миной, по всему — военный почтарь из мелких, предложил мне сыграть, пока ждет эстафету. Посидели, постучали костями по маленькой, я его даже не обыгрывал — смысл? И откуда ни возьмись — те двое.

Только я их заметил в дверях, понял, что дело плохо. Меня узнали вчера и сделали засаду. Так оно и было. Они даже не пытались скрыть свой интерес, Мелкий курьер оказался полицейским шпиком, с ними в доле. Они заявили, что я обокрал их, и объявили игру без правил. Просто вытрясли у меня всю наличность. Я особо не возражал — шкура дороже. Но этого им оказалось мало.

— Ты ловкий парень, — сказали мне эти два костолома. Думал — братья, оказались, дядюшка и племянник. Когда разбойничают, когда делают вид, что играют, но пустыми — как они похвастались, никогда не уходят. Вся их ловкость рук в кулаках и ножах — грязная работа. — За то время, что мы не виделись, к твоим пальцам прилипло намного, намного больше золотишка. Где припрятал? Отдай по-хорошему.

— Отбирать последнее — грех.

Они, видно, подумали, я так пошутил, потому что двинули мне по ребрам и заметили, что пока просят вежливо, но умеют и грубо.

— Где гарантия, что разойдемся мирно, если отдам?

Они совершенно не знают хороших манер, стали угрожать — свидетелей, кроме их продажного шпика, утром в зале не было, хозяин предпочёл не вмешиваться.

— Не из братства? — уточнил Верен.

— Нет. На вашей территории я редко играю. Я же говорю, я не ищу неприятностей! Они сами как-то… В общем, их позиция была: хочешь жить, отдай кровно заработанное до гроша. Тогда, может быть, уйдешь целым. Если нет, обещали ломать пальцы… всё как обычно. Я говорю:

— Господа, зачем впадать в крайности? Пока мы ведем светскую беседу всего лишь о деньгах, я могу вам помочь. Исключительно из симпатии и доброго сердца. Но если вы причините мне непоправимый вред, или надолго лишите возможности работать, я возненавижу вас и сделаю что угодно, лишь бы назло вам. Даже сдохну. Не советую проверять предел моего упрямства. Я человек нежный, разозлить и глубоко ранить меня вы можете слишком легко, даже сами того не желая.

— Получил ещё пару раз, чтоб не умничал, и они перешли к конкретным переговорам, верно? — угадал Верен.

— Ну да, — кивнул игрок. — Только лес в мои планы не входил… Я надеялся, они оставят шпика с оружием охранять меня, а они… не доверяя друг другу, надежно подстраховались. Убийцы!

— Почему? — не поняла Аванта. — Ты же говорил, они собирались вернуться…

— Угу. И? Думаете, красавица, в их паны входило освободить меня… в любом случае.

— То есть, даже если бы ты не кинул их с координатами своих тайников? — снова угадал Верен.

— Я же не сумасшедший, — ухмыльнулся игрок. — Понимаю, кому из людей нельзя верить ни в коем случае. Приметы первого тайника я дал настоящие. Второго — тоже…

— А доехать до третьего и вернуться займет одинаково времени, нашли они там золото или не нашли, верно?

— В самом лучшем случае, найдя всё, они могли бы вообще не вернуться, бросить меня подыхать. Но только не они. Эти дядюшка и племянник доводят всё до конца и привыкли подходить к делу основательно, видно, из крепкого крестьянского хозяйства подались в бандиты. Уверен, шпика после первой добычи уже нет в доле, погонятся за нами двое, а не трое. Но эти двое — не подарок.

— На что ты рассчитывал? — вдруг подал голос Сильф. Парень шел впереди, будто совсем не слушая историю спасенного, но слышал каждое слово.

— На перо удачи! Откуда мне знать… просто надеялся, лезвие в рукаве даст освободить руки, и смогу ослабить путы на поясе и на шее, не дернув курки арбалетов. А потом резко рвануть в сторону… Если повезёт, раны будут не смертельны. Но появились вы, мои спасители. Премного вам благодарен!

— Тебя не обыскивали? — слегка удивился Верен. — Почему?

— Карманы не проверяли, тем более тайники. Они видели, что я отдал все деньги. Со стороны должно было выглядеть, что я с ними играю, пусть не совсем добровольно. Вдруг кто зайдет. Только ножик забрали, якобы, для честной игры. Поздно я понял, к чему дело идет. Когда мы вышли из «Жареного голубя», сперва подумал, хотят, чтоб я лично проводил их до тайников. Не дрался, не стал привлекать свидетелей, а ведь люди рядом были — слуги в конюшне. Когда свернули в лес, было поздно.

— Занимательная история. Как тебя называть?

— Обычно меня величают маркиз Венса́н или граф Верле́н, но в вашем благородном обществе, право, неловко бряцать этой мишурой. Я — жулик, азартный игрок, у меня очень много имен, на все случаи жизни. Родовое потеряно ещё в розовом детстве, собственно, не нашел его до сих пор. А для честной компании ничего не припас, уж простите.

— Сильф, на кого похож этот хитрец? — подзадорила Бабочка. — На волка? Весь серый и встретился нам в лесном капкане!

— Тощий для волка, — скептически отозвался вертолов, не теряя из виду перо. — Скулы острые, уши, ухмылка… пожалуй, шакал. Можем звать тебя Шакли. Идёт?

— Почему нет, — слегка обижено ответил на вызов игрок. Явно, он рассчитывал на более крупного и благородного хищника. — Если до волка в ваших глазах я не дорос… лучше быть хитрым шакалом, чем слишком правильным верным псом!

— Камень в мою сторону? — прищурился Верен.

— Ни в коем случае не хотел обидеть своих спасителей. Я принимаю имя, — иронично поклонился на ходу Шакли.

Перо дернулось, очертило крутую волну, словно лазурный дельфин с белым боком выпрыгнул из воды, и когда острие направилось вниз, перо завертелось на месте, словно волчок. Так крутятся, падая, все длинные семена и легкие стебельки, но перо удачи висело на одной высоте. Сильф поймал его на ладонь.

— Где ты взял это?

— Естественно, выиграл, — охотно похвастался Шакли. — Был один случай…

— Сейчас некогда рассказывать. Вот и они… Твои недруги рыщут по поляне, где оставили тебя и скоро заметят следы тележки.

— Их двое?

— Четверо!

20

Игрок изумленно вытаращился на проводника. Недоуменным взглядом обвел напряженные лица других спутников. Он искренне не понимал, что происходит.

— Ты был прав, шпика с ними нет. Никого в почтовом или военном костюме. Здоровенные верзилы, все очень злые.

— Проклятье! Неужели встретили подельников? — пробормотал Шакли. — Что если разделиться? Я влезу на дерево и спрячусь, а вы пойдете дальше, как мирные… скажете, что не видели меня… ч-ч-чёрт! С вами барышни, они вас не пропустят по-хорошему. Защитник, ты одолеешь четверых всадников? — бросил он вызов Верену.

— Навряд ли, — флегматично отозвался тот, полуприкрыв глаза. Обманчивая расслабленность скрывала готовность к мгновенному броску. — У меня арбалет с одной стрелой. Остальное, только для ближнего боя. Для начала попробую сбросить их с коней. Барышни, вы крепко сидите в седле?

— Я умею, — заверила Аванта.

— Я — не особенно, — призналась Бабочка. — Отдайте мне тележку и прячьтесь все. Авось, старушку они не тронут?

— Нам лучше всем влезть на деревья, — сердито отмела все варианты самопожертвования и разделения Аванта. — Пусть даже заметят, не достанут! А, может, не заметят, правда, Сильф?

— Я думаю, — вертолов сохранял мечтательное спокойствие. На самом деле, парень слушал лес, и ойра точно сообщила, как далеко сейчас преследователи. — Деревья — вариант в сумерках. И если у них точно нет стрел и пуль. А у них могут быть… арбалеты ведь были. Веревка есть, но высоко залезть успеют не все… Если верить твоему перу, Шакли, оно способно открыть воронку. Самое время попробовать. Но если не получится, другую маскировку не успеем. Верен готовься, все — оружие наготове. Бабочка, лучше набрось плащ и постарей, как ты умеешь. Станьте вокруг меня в кольцо. Поближе…

— Стадо диких коз готовится к битве, — проворчал Шакли, заняв свое место, слева от Сильфа, прикрывая девиц. — Стройся в круг! Рога наружу!

— Замолкни, — попросил Верен. — Кстати, не только рога, тачки тоже наружу. Колёсами на врага! Держи, — он закончил привязывать накрытую одеялом поклажу к тачке и передал ее Шакли. — Без шуток, ее можно использовать как щит или таран.

— Надеюсь, не придётся, — вертолов держал перо высоко над их головами. — Прижмитесь ближе, чтобы круг занял меньше места.

Сильф отпустил перо. Оно сверкало то стальным сполохом, то розовым, то лазурью, как «зеркальце» на крыле сойки. Перо вращалось, чуть поднимаясь, и словно набирало силу воздуха. Следом за ним пошел ветер. Скоро всех путешественников окружила плотная воронка смерча.

В этот момент далеко на тропе показались всадники. Перед ними длинными прыжками, не приминая лапами траву, распушив хвост, бежала серая пятнистая тень с невероятно длинным кольчатым хвостом. Неизвестно, за какого зверя приняли ее бандиты, но ойра их отвлекала от погони за другой добычей. Сейчас хозяин позвал ее.

Всадники мчались галопом, уже нацелив оружие, злые перекошенные лица не обещали снисхождения, кони храпели. Двое впереди заметили и узнали Шакли. Они ещё пришпорили коней. Клубящийся вокруг их добычи странный ветер бандитов не волновал. Они выкрикивали угрозы вору и мошеннику.

— Сами-то хороши, — процедил сквозь зубы Шакли, крепче сжав тачку. Если удар будет достаточно сильным и точным, он собьет с ног одного коня. На котором впереди скачет «дядюшка». А там, пользуясь замешательством врагов…

— Тень! — Сильф протянул руку, ойра прыгнула и втянулась в спираль густого воздуха. Из-за нее или просто настал момент, прозрачный смерч потемнел, скрывая тех кто стоял внутри от преследователей.

Силуэты всадников тоже помутнели. То ли дядя, то ли племянник метнули нож в центр смерча. Бабочка ахнула, нож отлетел, со всей центробежной силой и воткнулся в дерево. Оскаленные морды коней мелькнули очень близко и пропали. К первой паре преследователей как раз подоспела вторая, но смерч опал, развеявшись по лесу. Только качнулись верхушки сосен. А никого внутри воронки уже не было.

— Куда они пропали? — рычали бандиты. — Ушёл, гад!

— Но куда? Как они это?.. Чары?

— Эй, что ж вы не сказали, что он такое может? С колдуном стоило связываться?

— Заткнись, какие чары? Мошенничество! Он украл наши деньги!

— Теперь его не достать! Ладно, поделим, что нашли…

Четверка всадников продолжала гарцевать на месте, кони вскидывались, бандиты спорили и всё сильней натягивали поводья. Пока один вороной не изловчился и не вывернулся так, чтобы сбросить жестокого седока. И сразу поскакал, потянув бандита за ногу, тот застрял в стремени. Только тогда остальные отвлеклись от неудачной погони, и дядя кинулся спасать племянничка.

Сильф и его спутники в один момент, когда вихрь слишком сгустился и потемнел, тоже потеряли из виду бандитов, а когда воронка раскрутилась и пропала, обнаружили, что стоят посреди совсем незнакомой полянки.

— Получилось! — первым возликовал Шакли. Перо ещё вращалось над ними, но постепенно замедлялось. И плавно опустилось на ладонь вертолова, словно устав.

21

— Где мы? — оглядывались путешественники, видя, как изменился лес вокруг.

— Точно не знаю, надеюсь, миль на двадцать юго-восточнее, чем были, — ответил Сильф. — Тень, посмотри, — он поднял руку. Ойра птицей спорхнула с его пальцев и сразу улетела выше деревьев.

— Главное, мы далеко от этих милых блюстителей закона и приличий, желающих, чтобы в мире стало не только одним жуликом меньше, но и нас бы заодно стёрли из летописи живущих, — бодро заметил Верен. — А ты не промах, — он хлопнул Шакли по плечу. — Сумел подставить всех, сумел и найти выход. Часто тебе так везет?

— Это не я, а всё ваш проводник… И это даже не моя удача… скорее, общая. Согласен, повезло! Хотите и дальше пользоваться этим волшебным перышком?

— Ты нам его подаришь за своё спасение? — живо поинтересовалась Бабочка.

— Нет, дам во временное пользование. Возьмите меня с собой, и пока нам по пути, перо ваше! — Шакли горделиво обвел взглядом своих новых спутников, выискивая того, кто посмеет отказаться от столь выгодного предложения. Все переглядывались, сомневаясь, на что решиться. Взять в компанию ещё одного заведомого жулика, игрока и хвастуна в придачу…

Сильф молча подбросил перо. Оно заколебалось в воздухе, словно не зная, лететь ли к прежнему хозяину, или остаться с тем, кто может выпускать на волю его способности? Сверкнуло голубым и плавно вернулось к Сильфу.

— «Возьми меня, я тебе пригожусь», — иронично перевёл поведение своего талисмана Шакли. — Что ж, бери, но только вместе со мной. Решайте. Теперь я никуда не тороплюсь. Охотно подожду час или два… У вас, кстати, нет чего-нибудь выпить? Вода сойдет. Ужасно в горле пересохло.

Верен протянул спасённому шантажисту кожаную флягу с водой. Шакли жадно пил, одним глазом посматривая на своих спутников. Что они решили?

— Берём? — уточнила Аванта.

— Берём, — без восторга кивнул вертолов. — Он нам ещё пригодится.

— Целый шакал? Не его пёрышко? — ехидно уточнила Бабочка.

— Оба.

22

До вечера осталось пройти немного. Вертолов заранее подыскивал удобную полянку для ночлега. Пока Верен разжег костер, собрал хворост, нашел чистую воду, поставил кипеть густой суп из крупы, трав и сушеной рыбы, Шакли выспросил цель их путешествия. Привилегия Аванты — рассказывать про Мерцающий остров, как говорил Верен, «это ее дорога». Так что пока та, что негласно считалась главой их похода, не соизволила просветить нового спутника, остальные молчали.

Аванта заварила чай и рассказала о друге, который служит в закрытой крепости, куда невозможно найти дорогу. Услышав о женихе, Шакли выдал полный набор шуточек: «Ах, если бы он знал заранее…» да «Если бы Аванта внимательнее огляделась по сторонам…» и «Служит-то он в надежно закрытой от мира крепости, но не в пустыне же, а городке мало ли красавиц…» и прочее всё в том же духе. Мол, нечего тратить столько сил, его искать, на свете есть и другие бравые парни. Но перспектива найти неуловимый неприступный остров и, если повезет, не только издали повидать его, привлекала Шакли, как всякого игрока. Так что его трёп никого не обманул.

Сильф играл с Тенью, а та играла с пером, изучая его свойства на своём полуневидимом уровне.

— Интересная у тебя подружка, — заметил Шакли, сев неподалеку, так чтобы хорошо видеть грациозные прыжки Тени. Ойра растягивалась в полёте, но от кончика носа до кончика сильно сужающегося полосатого хвоста, ее силуэт очерчивался единой плавной линией. — Всё-таки, она кошка или куница?

— Нет, это виверрела. Моя ойра похожа на циветту с южных островов.

— Бывали там?

— Я — нет. Тень долго искала идеальную форму. Трудно подобрать кого-то изящнее кошки или круглее ёжика, но вот она нашла. Мне пришлось искать зверя по книгам и спрашивать у знающих людей. Сказали, это кто-то из виверр. Больше всего похожа на циветту.

— Скорее, на генетту. Смотри, какой бесконечный хвост и мордочка более ушастая… Хотя, нет, теперь у нее снова хвост морковкой и ушки, как у мышки…

— Да всё равно виверра[1]. Так, как ойра их представляет, я виды не различаю, — от души потянулся Сильф. — Хорошее у тебя пёрышко. А ты бывал на островах?

Шакли неопределенно кивнул, мол, всюду побывал, многое видел. Это было хвастливое преувеличение. Или хорошее образование, которого жулик слегка стеснялся.

— Любишь животных?

— Для этого они должны быть вкусными или очень ласковыми. Тень кусается?

— Погладь ее, узнаешь, — улыбнулся вертолов.

— Нет уж, благодарю. Пальцы мой ценный инструмент, — засмеялся Шакли. — Я что хотел… За моё спасение (дважды!) я готов покараулить ночью. Вам… нам ведь нужна охрана? Великому защитнику даже не предлагаю уступить мне вахту, он сразу ударится в обиду, я таких знаю. Что скажешь?

— В тихое время у нас постоянный сторож — Тень. Так что не беспокойся об охране, отдохни. Завтра какой-то суматошный день. Не знаю, о хорошем или плохом речь, но нам понадобятся силы и терпение.

— Откуда знаешь?

— Так выпадает. Вчера я даже не подумал покрутить компас. Не верил, что день в обычном лесу для нас после болота станет впечатляющим. А зря. И завтра что-то будет.

[1] Циветты или Виверры — хищники, отдельное семейство. Умеют лазить по деревьям. Виверрела — конкретно, малая или индийская циветта, размером с домашнюю кошку. Внешне — среднее между сервалом и гиеной. Золотисто-коричневая шкура в мелких темных пятнах, лапки короткие, более темные. Острая мордочка, длинное тело, длинный, сильно сужающийся к концу хвост, толстый у основания, с поперечными полосками. Генетта — более серая, с более крупными пятнами, больше похожа на маленького ягуара. Хвост ровный, с кольцами, как у кошачьего лемура, очень длинный. При этом «чиветта» (итал.) (пишется civetta, лат. циветта) — сова. Тень превращается в сову тоже. «Вивера» (лат.) — обобщённо хищная тварь.

23

Ночью все спали спокойно, кроме Шакли. Не привычный к открытому пространству дикого леса, игрок постоянно поднимал голову от лиственной подушки, накрытой походным одеялом, и прислушивался. Костер не поддерживали, он только дышал остатком жара на всех, кто улёгся вокруг. Живая темнота не внушала доверия игроку. Казалось, каждое дерево шепчет, шуршит листьями, переговариваясь с соседями. За любым кустом и стволом может прятаться хищник. То спящая птица вскрикнет, то сова низко пролетит над поляной, чуть не задев их стоянку мягким крылом. Один раз игрок подскочил, заметив на ветке желтые горящие глаза.

Золотые огоньки мигнули, сменив цвет на приглушенно красный. Длинная тень циветты бесшумно стекла на поляну. Когда ее передние лапки уже касались поляны, хвост ещё реял на уровне той ветки, где Тень сторожила их сон. Сев по ту сторону костра на задних лапах, как белка, она насмешливо склонила голову набок.

Шакли выдохнул и улёгся обратно, укрывшись с головой одеялом.

Утром ему приснилось, что уже развели костер, огонь светит прямо в лицо и ветки весело трещат, вставай, мол, пора завтракать. Махнув рукой, защищая глаза от света, он наткнулся на что-то круглое, пушистое… и тут же ощутил острые зубы, куснувшие его за палец.

— Ай! Мы так не договаривались, Тень, что за шутки!

Отдернув руку, Шакли окончательно проснулся, открыл глаза, понял, что солнце уже высоко, все его спутники куда-то разбрелись по лесу, бросив стоянку. А копошится у костра вовсе не Тень!

Да и хрустели не ветки в огне (костер ещё не разводили), а сухари в пасти рыжего вора! Из развязанного мешка с сухарями доносился смачный хруст и чавканье. Там орудовал некто с красной шерстью и красно-полосатым пушистым хвостом. Только округлая задняя часть и хвост торчали из мешка. Шакли мог видеть, что зверь размером с енота, намного толще и тяжелее Тени, и у него точно острые зубы.

Игрок бесшумно приподнялся, взял из кучи походных вещей грубые кожаные перчатки для лазанья в горах по веревке, натянул их и смело ринулся в бой. Точным броском он схватил пожирателя сухарей за загривок и выдернул из мешка.

Но чуть не выпустил, увидев смешную круглую мордашку, то ли енота, то ли медвежонка в белой маске. Зверек замер, прижав круглые красно-белые ушки и закрыв глаза. Уловив мгновение нерешительности своего пленителя, стал изворачиваться, пытаясь подрать Шакли задними лапами. Кроме того, пушистый вор ещё и обиженно мяукал. Сиплое «уа-уа» одинаково напоминало плач младенца и брачный рёв кота.

Опасаясь, что когтистый пленник преуспеет в ударах по его запястьям, только слегка прикрытым краями перчаток, Шакли перехватил его за бока. И видно сжал слишком крепко, потому что «красный енот» обиженно взвизгнул и стал ругаться ещё хуже.

К своему удивлению, Шакли понял, чего зверь хочет.

— Ты мне ещё будешь рассказывать о правах заключенных и зверствах тюремщиков! — возмутился жулик со стажем. — Ага, запихнуть тебя в мешок, чтобы ты спокойно доел всё, что там ещё осталось? Ладно, не хнычь… сейчас… — он сумел снова перехватить одной рукой зверя за шкирку, вытряхнул остаток сухарей себе на одеяло и ловко запихнул вора в мешок. Стянул завязки так, чтобы в отверстие выглядывал только нос, глаз или маленькая пятипалая ладошка, очень похожая на человеческую или енотовую, но не в черных перчатках, а в темно-красных.

Из мешка донеслось сердитое пыхтение и ворчание.

— Это ты мне? — скривился Шакли. — Нет, я не жадный. И вообще, эти запасы не мои. Они принадлежат хорошим людям, которые вчера меня спасли. Дважды! Так что я точно не позволю грабить их. Тем более, всяким там… кстати, ты кто такой, кроме того, что наглый толстый ворюга? Не толстый? Но и не тощий, знаешь ли. Ладно, не ворчи, я не хотел тебя обидеть. Просто ответь, друг мой, что за нелегкий жребий толкнул тебя на этот скорбный путь? Ведь ты живешь в благословенном лесу, где зверю твоего размера нетрудно прокормиться. Для чего же ты опустился до неподобающего поведения и грыз наши сухари, если мог добыть себе на завтрак что-нибудь получше?

Только не ври, я видел у тебя клыки, ты хищник! Что тебе эти сухари? Почему бы тебе не охотиться на мышек или птичек, кого ты там предпочитаешь? Вместо того, чтобы рисковать подходить к людям и лезть в чужой мешок. Ты был настолько голоден и слаб? Не верится…

В это время на поляну вернулся Сильф. Похоже, ему уже доложили, что на лагерь напал какой-то зверь, которого поймал Шакли. Вертолов бросил охапку собранного хвороста возле костра и сразу глянул на торчащий бело-рыжий нос пленника.

— А, у тебя тут медлис, — склонив голову к плечу, парень внимательно слушал ворчание мешка. — Вы с ним уже подружились?

— Чего? — нахмурился игрок. — Я знать не знаю, что это за чудище. Кстати, он укусил меня! Это не опасно?

— Чтобы палец не распух, посыпь ранку золой и приложи подорожник. Это сияющий кот, хотя и похож на кота не больше, чем Тень на кошку. Мы зовем их медлисами.

— Мне он не показался таким медленным. Вырывался довольно резво.

— Медлис, это медвежий лис, — засмеялся вертолов. — Или красный древесный медведь. Но мне больше нравится медлис. Так почему он просит передать, что он тебе не друг, хотя и готов договариваться, но только не с таким грубияном, как ты?

— Да как он смеет! Я обращался с ним так вежливо, как только мог! — взорвался Шакли. — Эта зверюга вообще не ценит светские манеры!

Секунду спустя до него дошел полный смысл слов Сильфа:

— Ты тоже его понимаешь? Вернее, ты хорошо его понимаешь? Он, в самом деле, ругается и жалуется так, как я это представляю?

— Даже ещё похуже. И ты неуважительно отзывался о его внешности, а потом издевался над его кулинарными пристрастиями.

— Он жрал наш запас сухарей! Кстати, если ты знаешь повадки этих медлисов, хоть ты мне объясни: он хищник или всеядный, как енот?

Мешок злобно заворчал и запрыгал на месте. Похоже, его обитатель ещё сильнее оскорбился.

— Лучше не сравнивай его… с вот этим, что ты сказал, — посоветовал лесной житель, — если не хочешь совсем лишиться пальцев. Медлисы этого не любят. Он говорит, что никого не грабил, мы показались ему добрыми людьми, он думал, мы поделимся с бедным голодным зверьком, но жестоко ошибся. Сияющие коты очень странные хищники, всеядные по сути, но на практике едят почти одни растения. Он уникальный хищник-вегетарианец, поэтому всегда голодный. Он может слопать птичку, мышку, ящерицу или яйцо, если уж те сами прыгнут ему в рот, но ни разу не слышал, чтобы медлис по-настоящему охотился для пропитания. С тем же успехом он собирает ягоды или грибы, но постоянно жует орехи или листья, как корова!

— Но почему? У него же острые клыки и ловкие лапы, — изумился Шакли. — Вот что он сейчас сказал, когда так обидно фыркнул?

— Обозвал тебя не самым умным человеком, — терпеливо перевел Сильф, явно смягчая выражение как опытный дипломат. — Сказал, что самый жесткий и невкусный листик поймать легче, чем самую медленную мышь.

— Да он лентяй! Но чтобы звери ради своего покоя довольствовались более простой пищей или жили за чужой счет, такого я не слышал! Думал, так ведут себя только люди. И что он хочет? Чтобы я извинился и выпустил его?

— Он предлагает сделку. Он знает место, где много каштанового мёда. Он нам покажет…

— Если мы его отпустим?

— Нет, если мы его накормим. Он согласен поделиться, если мы, добыв мёд, отдадим половину ему.

— Не только профессиональный вор, но и вымогатель! И шантажист! Да он мне нравится всё больше! Почему же он сам не достанет те запасы мёда, которых, если ему верить, хватит на всех нас?

— Каштановый мёд горький, — от себя пояснил вертолов. — Люди убирают горечь, слегка прогрев мёд на огне. Сам медлис сделать этого не может, но милостиво позволит накормить его вкусненьким. Они такие.

— Чудо! Настоящее пушистое чудо. Друг мой, прости, что я сразу не знал, насколько ты уникальный и неповторимый, — искренне провозгласил Шакли. — Я бы не стал тебя грубо хватать, а просто запихнул в мешок вместе с сухарями. Но раз так вышло, когда тебя будут судить, я обещаю защищать тебя, чтобы искупить свою вину. Сухари всё-таки не мои, пусть их хозяева решат, принять твои условия или… А, барышни! Смотрите, какой у нас чудесный гость!

24

Бабочка и Аванта ходили к ручью и принесли воды. Они сразу стали ахать вокруг «бедняжки» медлиса, просунули ему в мешок несколько сухарей, чтобы пленник там не скучал.

— Вам решать, что с ним делать, — заметил Шакли, пока ленивый хищник хрустел хлебной добычей. — Я не могу судить моего собрата по ремеслу.

— За что его судить! — воскликнули девицы в один голос. — Бедняжка был так голоден, он вышел к людям, а мы его так встретили! Нужно его отпустить… и накормить чем-то получше сухарей.

Медлис в мешке одобрительно заурчал, не переставая чавкать. Сильф передал его идею совместной медовой охоты. Бабочка пришла в восторг, Аванта просто удивилась сообразительности зверя.

— Он не обманет? Но тогда нужно его выпустить. Мы хотим видеть это чудо, бедняжке, наверное, тесно и плохо в мешке.

— Да ему там прекрасно и удобно, — проворчал Шакли. — Не понимаю я вас, барышни. Думал, воришку от вас придется защищать, а вы… Предлагаете его сытно накормить? Предположим, у каждой из вас есть по огромному бриллианту. Разве вы так же снисходительно отнесетесь ко мне, если бы я пытался их украсть? Вы бы предложили мне эти бриллианты добровольно? И дали ещё денег сверху? Или просто предложили деньги, ведь, несомненно, они мне нужны, если я хотел украсть ценности. Или хотя бы спросили, как я живу, и что толкает меня на кражи? Не верю! Но с диким чудищем вы ведете себя именно так! Только потому, что у него милая мордашка и пушистый хвост?

— Лучшая обвинительная речь, какую я слышала! Браво, — Бабочка демонстративно поаплодировала красноречию уязвлённого жулика. — Да, у него пушистый хвост и сам бедняжка ростом с кошку, поэтому к нему другое отношение, чем к здоровенному парню, способному, но не желающему добывать свои сухари честным путем.

— Самое смешное, он готов заплатить за свой завтрак, добыв обед для всех, — добавила Аванта. — А ты так можешь?

— Меня и убеждать не нужно, а ваш весь такой честный и правильный защитник думает так же? — спросил Шакли. К его удивлению Верен, когда явился, сразу предложил выпустить зверя из мешка.

— Сильф, ты с ним договорился? Пусть погуляет, пока мы поедим. И сразу пойдем за мёдом. У нас есть подходящая посуда, кроме фляг?

— Сначала наберем в котелок или в чайник, мёд нужно прогреть. Поедим и посмотрим, сколько останется. Возможно, там не такой уж большой запас… Нет, если большой, оно и к лучшему, — сердитое мяуканье медлиса заставило Сильфа изменить конец фразы.

— Капризный парень, — вздохнул Верен.

— Справедливый, — заступился за своего пленника Шакли. — Любит точность и вежливость, это я уже понял. Если медлис вечно голодный, он маленький запас еды большим не назовет, особенно, когда ему достанется всего лишь половина. Серьёзно, выпускать его? Потом не пожалеем?

— А что он может сделать хуже, чем просто убежит, оставив нас без мёда? Так, ладно, не кричи, ты никуда не собираешься бежать, верно? Ты самый честный зверь на свете.

— Меня он покусал, — предупредил Шакли, подняв пострадавший палец.

— Приложи подорожник, — в точности как его друг чуть раньше, посоветовал Верен, развязывая мешок.

Недовольный красный медвежий лис выполз на траву и встряхнулся, расправляя помятую шерсть. В каждой ручонке у него было зажато по сухарю, и медлис догрызал их, пока вся компания любовалась им.

— Хочешь водички? — предложила Аванта, поставив перед зверем миску.

— Тень за ним присмотрит, — сказал вертолов. — Оставьте его в покое, этот красавчик не пропадёт. Позавтракаем поскорее, нас ждет сладкая охота. Точнее, пока немного горькая, но…

25

На удивление медлис выполнил свою часть сделки честно. Как заправский медоед он проводил людей к каменному гроту с росшими вокруг съедобными каштанами. Треугольный вход в грот был замурован изнутри пчелиными сотами. Причем, росли они явно не один год. Только наверху оставался открытым маленький леток — окошко в улье.

Им даже не пришлось окуривать грот дымом, выгоняя рой. Сильф поиграл что-то на тонкой дудочке из камышинки, и пчелы улетели. Как вертолов предупредил, всего на полчаса. По цвету сот они сориентировались, где мед постарше, где новее — чем старше, там темнее. Выбрали не самый новый, выдержанный пару лет. Раз он остался, эти запасы пчелам точно лишние.

Вырезав такие куски сот, чтобы заполнить котелок и чайник, медовые охотники быстро вернулись на свою стоянку подальше от грота. Медлиса, который охотно показал тайник пчёл, но отказывался идти пешком, Шакли нёс на руках. Игрок снова надел перчатки, на всякий случай, но пушистый вымогатель вёл себя мирно. Только нервно поводил носом, предвкушая сладкую трапезу.

— И, всё-таки, друг мой, не бывает такого, чтобы хищник добровольно предпочел мясо листикам-цветочкам, — вслух рассуждал Шакли. — Не верю я, знаешь ли, таким волкам, в шкурках ягнят. Признайся, в чем твой интерес? Зубы болят? Но тогда сладкое тебе нельзя… Ай, я же не в том смысле! Тебе как лучше хочу сделать!

Медлис ощерил клыки и грозно щелкнул челюстями, доказывая, что зубы у него в порядке. Вздыбил шерсть на загривке и сердито сопел, обиженный недоверием человека.

— Я понял, понял, чем бы ты иначе грыз сухари? Зубки у тебя крепкие, — успокаивал его Шакли, не решаясь погладить вздыбленную шерсть. — Но согласись, для хищника твоё поведение странно. Я бы даже сказал, загадочно. И мне оно внушает подозрения. Мой опыт убеждает не верить никому, кто хочет казаться лучше, чем он есть. Раскаявшиеся грешники, травоядные хищники[1]… это что-то из области сказок для простаков. Согласен, ты получил шанс показать себя в деле и ты не обманул. Мёд у нас, посмотрим, такой ли он вкусный, как обещалось… Да-да, я верю, всё будет высшего качества, если только мы, глупые двуногие, правильно его приготовим. Но это может быть уловка. Сладенькое все любят, но мёд не может быть твоей единственной едой! Что ты задумал на самом деле? Мы не проснёмся с перекушенными глотками, когда ты приведешь свою родню? Не фыркай! Я хочу знать, во что ввязываюсь? Пусть я глупый, но самый осторожный из всех, кто от тебя без ума!

— Кеех, кеех, уа-а, — медлис закряхтел, словно подавился крошкой сухаря. На самом деле он устал объясняться с тем, кто его понимает столь превратно, и звал переводчика.

Вертолов услышал и пошел рядом с ними. Медлис моментально стал жаловаться на жизнь и тупость окружающих. Он снова издавал плачуще-мяукающие звуки, уже не так громко, как при поимке, но всё равно был недоволен. Сильф молча выслушал его, кивнул и сказал Шакли выпустить зверя.

— Да не на землю, а в тележку. Он от тебя устал. Но это не значит, что медлис готов идти пешком.

— Итак, что он тебе сказал? — Шакли пересадил пушистого лентяя на тележку и подождал, пока он уедет вперед, чтобы не слышал их разговора с вертоловом.

— Он возмущен твоим невежеством. Очень обижен всеми твоими ошибочными суждениями о медлисах. Придется просветить тебя. Во-первых, медлис действительно загадка для науки, ещё никто не понял, почему хищник ест траву. Его мнение, он это делает просто потому, что хочет так. И всё. А я так думаю, что по упрямству, лени, желанию жить за чужой счет, медлисы слишком похожи на людей. Вот потому они такие странные. Он может себе позволить выбирать еду, вот он и выбрал.

Кстати, просил особо подчеркнуть, что если ты будешь ловить для него ящериц или мышей, он готов их есть, чтобы сделать тебе приятное. И доказать, что он способен есть мясо, но не замышляет убийство. Не знаю, о чем это он?

Второе: он одинок, у него нет семьи. Он ещё слишком молод, чтобы жениться, и слишком независим, чтобы пожертвовать своей свободой. Но если мы согласны его кормить, он, так и быть, готов остаться с нами.

— Чего⁈ — Шакли не верил своим ушам. — Этот хвостатый шантажист считает…

— Он милостиво позволит тебе лично кормить его. Впрочем, ничего не обещает заранее. Всё дело в том, как мы справимся с первым медовым заданием. Когда он попробует, что мы там наготовим, тогда решит.

— Вот это блеф! Высший класс! — не находя слов, игрок воздел руки к небу и уронил их, резко хлопнув себя по коленям. — Я разрываюсь между желанием придушить маленького мерзавца и одновременно восхищаюсь им. Нет, если медлисы в самом деле такие удивительные, нельзя упустить шанс узнать хоть одного поближе! Пожалуй, я с ним не расстанусь. Но чем кормить это ненасытное чудовище? Он, правда, думает, я буду бегать, ловить для него ящериц или лягушек?

— Ты можешь собирать грибы и ягоды. Хотя с грибами он обещал справиться сам, я тоже тебе сбор грибов не доверил бы, — усмехнулся Сильф. — У этого медлиса есть предпочтение, он очень любит каштаны. Не только сладкие, как те, что росли возле медового грота. Буковые орешки и бу-каштаны в стручках тоже сойдут. Их можно набрать много вокруг нашей стоянки. Потом покажу, если хочешь.

— Что ж, почему бы не дать бедному голодному зверьку второй шанс, — высокопарно произнёс Шакли, явно передразнив сентиментальных барышень, которых медлис очаровал сразу. — Впрочем, второй мы ему уже давали, он его оправдал.Значит, третий шанс. Последний! А что ты скажешь как проводник? Нам нужно в компании хвостатое чудовище? У нас уже есть Тень. Она такая лапочка, тихая, ласковая, совсем не ест…

— Я думаю, ты всё-таки любишь животных, — хитро заметил Сильф. — С ним тебе точно не будет одиноко. А если ты о знаках нашего пути, они не возражают. Решать тебе.

[1] Малая красная панда или сияющая кошка, внешне и по повадкам очень похожая на медлиса, имеет именно эту особенность. Будучи хищником по строению зубов и желудка, 95% ее рациона тем не менее составляют побеги бамбука и прочие жесткие листья. А так же фрукты, ягоды, грибы… можно и мясо. Ученые пока не знают ответа на эту загадку.

26

Пробную партию мёда вытопили в миске, слегка прогрели над костром, чтобы мёд вылился из сот и ушла горечь, и поделили на всех. Люди попробовали сладкую добычу, щедро полили своей порцией хлеб и запили холодным чаем, который утром перед охотой слили во фляги. Бабочка изящно облизывала пальцы, успевая делиться восторгами по поводу вкуса божественного нектара. Верен заметил вскользь, что если мёда останется много, в пути он начнет бродить, можно действительно сделать нектар.

Медлису осталась часть в миске. Он чавкал сотами, обсасывая и выплевывая воск, его урчание все понимали однозначно — обжора доволен. И не жалеет, что связался с двуногими. Мёд они сделали на его вкус очень правильный.

Люди наелись быстрее. Медлис слопал ещё порцию мёда, высосал соты и завалился дрыхнуть пузом кверху на солнышке. Совершенно уверенный, что его охраняют и ему ничего не грозит. Тень обнюхала его сладкую мордашку, беззвучно вздохнула и пошла караулить стоянку, как обычно.

* * *

Пока Верен с Авантой занимались остальным добытым мёдом и колдовали над костром, Шакли подошел к вертолову.

— Ты говорил, сегодня беспокойный день? Я уже чувствую. Что едят медлисы? Из того, что можно собрать прямо здесь.

— Он уже снова голоден? — удивился Сильф.

— Пока нет. Чудовище спит. Но если мы берем его с собой, нужно две вещи: персональный запас еды, чтобы уберечь нашу провизию, и ему нужно имя.

— Я бы сказал, что тебе нужен мешок, чтобы нести его на спине. А имя… зачем? Медлис есть медлис. Ну, хочешь, назови его Жадина.

— Нет, если это видовая жадность, такое имя ничуть не лучше, чем просто Медлис. Он особенный. Пожалуй, я назову его Тришанций. Потому что для него путь с нами это третий шанс. Чтобы не забывал, что моему терпению есть предел!

— Звучит красиво. Но как ты ему втолкуешь, что значит «третий шанс»? Этого не поймёт самое сообразительное животное.

— Как-нибудь объясню. Покажи, где растут те орехи, которые он любит.

— Да вот, — Сильф, не вставая, пошарил в сухих листьях и вытащил большой коричневый стручок. — Таких под каждым деревом полно. Видишь, внутри каштаны, — он нажал на сухой стручок, тот раскрылся. Шакли увидел внутри шесть крупных гладких шариков в ряд, очень похожих на съедобные каштаны. — Смотри, где листья как у бука, и наверху висят зеленые стручки.

— И как я их достану?

— Никак. Зеленые пусть дальше зреют. Тебе нужны сухие, прошлогодние. Они валяются внизу. Белки растаскивают их и зарывают в тайники, но их так много, тебе хватит. Смотри внимательно, стручки должны быть целыми, но то, что рядом есть погрызенная шелуха — хорошая примета. Значит, эти каштаны съедобны.

— Спасибо, понял, шеф! — шутя откланялся Шакли и отправился на поиски буковых каштанов. За час он набрал полный продуктовый мешок. Но медлис, который к тому времени проснулся, отчего-то не восторгался любимым лакомством. В недоумении Шакли снова отправился советоваться с вертоловом.

— Не понимаю, что ему не в масть? — жаловался он Сильфу. — Я принес целую гору стручков. А этот красно-полосатый гад роется в них, ругается, орёт, и даже запустил в меня вот этим, — Шакли показал особо крупный стручок.

— Ого! И много ты таких принёс? — заинтересовался вертолов.

— Я же сказал, целую гору! Сколько влезло в мешок. Что, нужно было всё почистить? Лентяй не хочет видеть стручки?

— Наоборот, стручки это — удача. Понятно, что он злится. Медлис не золушка! Его не очень обрадовала перспектива перебирать всю твою гору вручную. Что ты ему принёс?

— То, что ты сказал.

— Я-то сказал тебе искать «бушки», даже дал образец. А ты набрал бобовых ядовитых каштанов. У них стручки похожи. Вот только листья на деревьях разные. У бобовых — блестящий лист, как у лимонного или апельсинового дерева, они более южные. А у съедобного бу-каштана листья с зубчиками. Ну и сами орехи отличаются, смотри…

Сильф разломал стручок побольше, который принёс Шакли, и показал два рядом.

— Ты б ему ещё горького каштана собрал, такие, знаешь, зеленые ёжики, которые совсем никто не ест.

— Ничего не понимаю, — потряс головой Шакли. — Ну как их отличать? Так значит, эти — ядовитые? Он там перебирает, что можно есть, а что нельзя. Неправильные выбросить?

— Зачем же? Ты старался… Медлис не зря бросил бобовый стручок тебе. Ядовитые они, только пока сырые. Люди сумеют их приготовить. Из них варят пюре, по вкусу типа земляных яблок или тапиоки. Так что пока ты обеспечил прибавку к нашему столу, а не для своего приятеля. Собери всё, что он выбросит, пригодится.

— Ясненько, — Шакли почесал макушку. — Выходит, ядовитые стручки жрут только люди… Бедняжка Тришанций, он расстроился. Но как мне отличать их?

— Позови Тень, она поможет. А там — научишься.

— Благодарю.

Шакли нашел Тень под деревом на другом краю поляны. Ойра как раз рыла невесомой лапой сухие листья. Вместе они собрали второй мешок, теперь уже съедобных «бушек», а не «бобиков». Медлис одобрил улов, наглядно показал, что это другое дело: раскрыл один стручок и стал сгрызать коричневую твердую шелуху с бу-каштана. Внутри открылась светло-желтая сердцевина, богатая белком и жиром, которой травоядный хищник с аппетитом чавкал.

— Ну, слава Всевышнему, угодили. Спасибо, Тень, я твой должник. Хотя не знаю, как вернуть услугу. Но если что-то в моих силах — обращайся.

Ойра ткнула его холодным носиком в ладонь и растаяла. Тришанций, ещё не зная, что обзавёлся не только персональным слугой, но и новым именем, сосредоточено продолжал лущить стручки. Не ел, но таким способом отделил съедобные от несъедобных. Горка каштанов перед ним росла. Теперь запасы занимали меньше места, Шакли скоро присоединился к работе, и они с медлисом в полном согласии наперегонки чистили бу-каштаны.

«Неправильные» стручки игрок с важным видом отнес к костру и вручил Бабочке. Как будто только и думал, чем внести свою долю в общий котёл.

— Тришанций передал, велел вам кланяться. Мы с ним совсем не дармоеды!

— Как ты его назвал?

— Тришка. В честь третьего шанса, который мы ему дали. Как бы ему объяснить, что значит его имя?

— Животные могут считать, до трёх уж точно. Ты только объясни ему, что значит «три» на конкретных вещах. Привязка памяти, — посоветовала Бабочка.

— К чему же привязать? Он слопает всё, что для него ценно, или просто забудет.

— У него три полоски на хвосте! Они всегда при нём, захочет — не забудет. Я думала, поэтому Тришка.

— Хм, тоже вариант, — одобрил Шакли. — Пойдем, поможешь с ним договориться. Будешь его феей-крёстной.

Вдвоём с Бабочкой они долго втолковывали медлису, что ему дано столько шансов, сколько полос у него на хвосте. Действительно, на закругленном рыжем хвосте, пушистом, как бутылочный ёрш, ярко проступали три красных кольца. Его лисье медвежество не возражал, чтобы его отныне звали Тришкой. Полное имя, данное ему Шакли, звучало: сиятельный Медлис Триполос Каштанский. Он же — Тришанций.

За всеми заботами они остались на поляне до обеда. Разобрались с новыми припасами, наскоро перекусили, выпили на этот раз горячий медовый чай и тронулись в путь, куда их повело перо удачи.

27

Сильф больше не пускал перо по воздуху. На стоянке он достаточно крутил компас вероятностей, чтобы хорошо знать, куда идти ближайшие часы. В маршруте была сложность. Когда их затянула воронка перехода через грань, они переместились в лес намного юго-восточнее, как и предполагал Сильф, но оказались не в сердце леса, а почти на опушке. Проезжая дорога снова была рядом. Им предстояло пересечь ее и перейти в другую часть леса. Туда вёл неуловимый след Мерцающего острова. Если они хотели рано или поздно встретиться, должны идти навстречу миражу.

— Нам придется долго идти по дороге? — Бабочка нервничала. Шакли тоже был не в восторге, но помалкивал.

— Придётся. Я не выбираю путь, я его только вижу, — напомнил вертолов.

— Почему мы не можем просто прошмыгнуть через дорогу, сразу в лес, на ту сторону?

— Не знаю, Бабочка. Тень сверху видит там глубокий шрам. То ли большой овраг с ручьем на дне, то ли приток реки. Там нет тропы, пробираться через кусты вдоль опушки, пока это препятствие не кончится, неудобно. Лучше свернуть с дороги там, где этот «шрам» делает поворот, и обогнуть его.

— Но на дороге может ждать патруль!

— Да, я почти уверен, нам встретится сначала много селян, а потом солдаты. Там застава на повороте. Вероятность большая, что они ищут именно тебя.

— Я могу сделать маскировку под «старушку».

— Опасно, — предупредил Верен. — Им могли дать приказ присматриваться к лицам всех, кто может оказаться переодетой девицей в розыске. То есть, старушки и молодые парни — тоже рискуют, верно, Сильф?

— Я-то пройду спокойно, — заметил тот. — У меня есть особая примета, а вот вы…

— Почему только ты? — удивилась Аванта. — Разве кто-то из нас похож на Бабочку?

— К тебе будут приглядываться и, скорее всего, пропустят. С тобой рядом мужчины, вряд ли кто из солдат захочет связываться. Тем более, приметы не похожи. Но если рядом будет ещё одна девица, она невольно станет ещё сильней похожа на саму себя, потому что ее будут сравнивать с тобой!

— Какую маскировку предлагаешь? — сразу уловил суть Верен. — Белладонну?

— Ложную чернику. Трудно не заметить, что у вас у всех светлые глаза… кроме меня. Даже у Верена на солнце — светлые. Если Бабочка временно станет темноглазой, сойдет за мою сестру, и нас пропустят без проверки. Заодно ягода скроет светлые волосы.

— Я могу что-то съесть, чтобы изменить внешность? — оживилась беглянка. — Так скорее, ищи эти волшебные ягоды!

— А я что делаю? — Сильф раскручивал над ладонью перо удачи. — Ищу…

28

Через полчаса Бабочка не узнавала саму себя. Она заглядывала в зеркальце, пытаясь рассмотреть себя со всех сторон, и ругалась. Съев ложную чернику, она сначала не почувствовала ничего особенного, а потом вскрикнула, увидев, что ее ногти стали темно-фиолетового цвета. Только тогда Сильф разрешил ей глянуть в зеркало. Глаза и волосы блондинки тоже потемнели.

— Что ты наделал, негодный мальчишка! Они же синие! Предупреждать надо! Я думала, стану брюнеткой, а так я на кого похожа? Меня заметят и запомнят даже слепые!

— Так даже лучше, — посмеивался Сильф. — Ты будешь моя странная сестрёнка. Не разговаривай, только хихикай, если спросят. Они заметят и запомнят тебя такую, но никакого сходства с беглой Сюзи, или как там тебя звали? — не найдут. Шакли, медлиса лучше понесу я. Сажай его в мешок с каштанами.

— Он не захочет! Тришке нравится ехать на мешке. Скажи?

— Уау, — зевнул медлис, болтаясь на плече своего личного слуги.

— Шакли, говорят у жули… профессиональных игроков глаз намётан различать людей. Скажи, на кого я похож? — терпеливо спросил вертолов.

— На того, кто бегает по лесу без оружия, — мигом ответил игрок. — Значит, на следопыта или его помощника.

— Так кто из нас спокойно может нести в мешке дикого зверя, скажем, на ярмарку?

— Вау-ау! — взвизгнул медлис, подобрав все лапы и сжавшись на плече у Шакли, чтобы казаться меньше.

— Не бойся, мы не пойдем на ярмарку, никто не собирается тебя продавать, — успокаивал приятеля Шакли. — Это болваны, которых мы встретим, должны так думать. Они ничего не понимают в сиятельных медвежествах. Как только мы их увидим, ты спрячешься и будешь сидеть тихо. Они и не узнают, какой пушистый красавец проехал мимо них в мешке. Договорились? Мы все готовы защищать тебя. Скажите ему, ну!

Вся компания наперебой подтвердила Тришке, что никому его не отдадут. Но безопаснее ему не показываться чужим. Особенно, чужакам с оружием.

Пока что медлис по-прежнему ехал на мешке с каштанами, который Шакли повесил себе за спину. Сверху мешок прикрывал пушистый хвост и круглый зад Тришки, а его голова и лапы свисали с плеча Шакли. Если медлис не спал, он потихоньку на ходу таскал из мешка и грыз буковые каштаны. Они с Шакли о чем-то ворковали, чудесно понимая друг друга. Точнее, любящий поговорить городской жулик рассказывал лесному жулику и лентяю разные случаи из своей жизни. Тришка понимающе хрюкал, чавкал и всячески выражал нужные эмоции. Конкретных фраз медлис не произносил, так что перевод не требовался.

— Как мы пойдем? — заранее уточнил Верен. — Как одна группа или две?

— Как две, но рядом, — отозвался вертолов. — Сначала вы втроём, и сразу мы с сестрицей. Как только появятся попутчики, отдашь мне медлиса вместе с мешком.

— Угу, — хмуро кивнул Шакли, щекой погладив ухо и мохнатую щёку своего сообщника. То, что хищник кусается, он твердил всем с утра, но сейчас его совершенно не смущало, что эта клыкастая морда болтается рядом с его лицом.

— Сильф, этот синий ужас, который ты сотворил, надолго? — спросила Бабочка.

— До завтра, думаю, пройдёт. Если пить много воды, эффект сойдет быстрее. Вы слышите? Копыта на дороге. Едет телега. Вот и попутчики… Давай мешок, идите чуть вперед, будто мы не знакомы.

— Тришка, спрячь хвост, — уговаривал Шакли. — Громко не чавкай, затаись там, свернись клубочком. Это ненадолго, я скоро заберу тебя, приятель. Честное благородное слово, заберу!

— У тебя есть дети? — хмуро спросил Верен.

— Надеюсь, нет, тьфу, тьфу. Этого не хватало!

Морщинка между бровей сына дороги разгладилась, глаза посветлели и сверкнули:

— Значит, сам вырос в приюте? Говоришь в точности, как обещают тамошним деткам. О том, что расстаются ненадолго.

— Тебе-то что? — огрызнулся Шакли.

— Так… надеюсь, нас не арестуют на заставе, и ты свою пушистую деточку не подведёшь.

— Кретин! Сплюнь, чтоб не сглазить! И постучи себе по лбу, он у тебя тупее дерева!

Верен посмеялся над суеверием жулика, но трижды постучал в свою открытую ладонь, которая у него тоже ничуть не мягче доски. Аванта подавила вздох. Ей казалось глупым взрослым мужчинам соперничать, как детям с соседних дворов. Бабочка была слишком занята своей новой внешностью, чтобы отпустить в их сторону насмешку или колкость, что обычно охлаждало Шакли. Перед блондинкой шакал держал образ и манеры светского льва.

Две группы пеших путников обогнал селянин на подводе с сеном. Аванта ему приглянулась, предложил подвезти барышню. Она села сбоку, остальные шли пешком. Дорога плавно обогнула лес, впереди они увидели ещё несколько телег с товаром.

Патруль проверял всех, расспрашивал, куда едут, показывал розыскной листок с «беглой принцессой». Бабочка невольно спряталась за спину «братца».

Но Сильф был прав, на них почти не посмотрели. То есть, смотрели и слушали мальчишку-следопыта, его «сестра» глупо хихикала. Рядом с Авантой оказалось даже не двое, а сразу трое мужчин, считая мужичка с телегой. Ее приняли за дочь кузнеца, как обычно, и даже не расспрашивали. Легкое подозрение солдат вызвал только Шакли, в котором за милю чувствовался авантюрист с богатым прошлым. Но внешне у него не было оружия, его примет солдатам не сообщали, так что его тоже пропустили без лишних вопросов. Звучало только «откуда?» и «куда?»

Шакли понятия не имел, в каком краю они сейчас находятся. Так что мог честно сказать, что «из Марилунда», но вот «куда»… Патрульных вполне устроил их с Вереном общий ответ: идем, куда ведёт дорога.

Пройдя ещё около мили после поворота, дождавшись, чтобы все попутчики разъехались, компания свернула в лес. Сильф поднял обе руки, сделав всем знак не ходить дальше. Сам сделал шагов десять, прислушиваясь к дыханию другого леса. Перевернул одну ладонь вверх, поймал солнце. На ярко освещенную ладонь сразу села красно-черная бабочка.

— Сюда, — вертолов выбрал тропу, протоптанную кабанами или оленями, по ней легко поехала тележка, не только прошли люди. Тришка наконец мог вылезти из мешка и снова вольготно раскинулся на плече Шакли.

— Видишь, маленький, я тебя не обманул, мы опять вместе, — приятель потрепал зверя по когтистой передней лапе. Медлис широко зевнул и закрыл глаза.

29

Вертолов вывел их на небольшую круглую полянку, там сделали привал. Сильф очень взволнованный кружил по краю поляны, как цирковая лошадь по манежу.

— Поешьте и хорошенько отдохните! Костер можно не разводить, мы не останемся тут на ночь. У нас время до вечера, точнее, до светлых сумерек. Как только солнце скроется за лесом, мы уходим.

— Ты хочешь, чтобы мы шли ночью? — спутники вертолова удивились. Но сам он тоже глянул на всех с недоумением:

— Ночью? Вряд ли там, куда мы идём, бывает ночь. Гряда… Теперь я понимаю. Цепочка испытаний… Верен, помнишь расклад у Аэндоры? Нас ждёт особенное место. Туда трудно попасть, но ещё труднее перейти его без потерь. Готовьтесь. Время — до заката.

Они поели, запив ранний ужин холодным чаем. Запасы мёда таяли, пустые соты высасывал медлис. Чайник уже освободился, остался только полный котелок. Шакли расстелил одеяло на траве, отпустил медлиса «пастись». Тришка бродил зигзагом по полянке и собирал грибы. Остальные последовали примеру игрока, улеглись или удобно уселись на полянке. Верен смотрел в небо на зависшую над ними почти в зените ойру в облике коршуна. Тень не помогала выбрать путь, не летала на разведку, вообще, похоже не разделяла чувства своего хозяина. Вертолов нервничал, будто не мог решить, куда идти дальше. Спутники понимали, что он-то знает больше них, и беспокоится именно оттого, что ЗНАЕТ.

Поляна забавной формы действительно могла кого угодно сбить с пути. От круглого пятачка в центре расходились два десятка тропинок, словно лучи на детском рисунке солнышка. Сильф считал их, но постоянно сбивался, потому и кружил по краю поляны. Ему не нужно было знать, сколько тропинок ведёт в лес, не требовалось запоминать их все «в лицо», направление определяла другая примета. Движение против солнца сильф выбрал, чтобы бороться с беспокойством. Так ему лучше думалось. Он растворялся в лесной тишине, прислушиваясь к тому, что их подстерегает впереди. Вот только «где» или «когда»?

Часы дремотного отдыха и тишины прошли. Солнце скрылось за окаёмкой поляны, но ещё не садилось. Когда оно склонилось к краю леса, ойра сложила крылья и спикировала на плечо парню. На удивление, не обернулась как обычно циветтой, стала серой совой с огромными глазами. Из глаз светили два закатных золотых солнца. Тень повернула голову почти на полный круг, высматривая нужную тропинку.

Сильф понял. Они должны идти по той тропе, которую укажет самая длинная тень на заходе солнца. Поляна сработала как солнечные часы, тропинки — румбы компаса. Они собрались, нашли самую длинную тень, и вся компания направилась по ней.

— Ты не мог просто бросить перо? — нахмурился Шакли. Чем-то ему не нравилась эта тропинка.

— Там, куда мы идём, перо не работает. В лучшем случае оно просто повиснет в воздухе, но как бы вообще не улетело. Так что — нет, я не хочу рисковать.

— Понятно. Тришка, иди на ручки!

30

Земля медленно поднималась. Они шли, словно по подножью огромной горы, до вершины которой ещё несколько дней, а то и неделя пути. Сколько они идут, никто не мог определить. Прошли они два часа или шесть, путешественники не знали. Они пока не чувствовали усталости и голода, никто не хотел спать.

Солнце село, в лесу плавали светлые сумерки. Обычно в лесу вечер кажется темнее, но сейчас воздух был насыщен светом. Ночь не то что не торопилась, совсем не собиралась наступать. Глаза Тени теперь светились двумя полными лунами.

Первым нарушил общее молчание Шакли:

— Слышите?

— Я ничего не слышу, даже хруста веток. Идём как в тумане, — отозвался Верен.

— Вот именно! Тришка уже давно не грыз каштан. Он постоянно их таскает, а тут… Я думал, он заснул, но нет. Что-то тревожит его до такой степени, что отвлекает от еды. Друг мой, что ты там видишь? — Медлис подобрался, как белка, распушил хвост, сидел на плече Шакли и таращился на кусты и деревья, политые ненастоящим лунным светом.

— Что это значит? Что за странное место? Заколдованный лес? — все ждали ответа от вертолова. Сильф показал на множество треугольных сланцевых плиток тут и там торчащих из палых листьев и хвои.

— Это и есть наша гряда. Видите, камни похожи на хребет ящера. Эта часть леса так и называется: Хребет. Если пройти её, мы выйдем на обрыв. Оттуда можно увидеть Мерцающий остров.

— Там каждый видит то, куда хочет прийти? — угадал Верен.

— Да, я рассчитываю, что мы первый раз увидим остров там. Но перевалить Хребет нелегко. Он просто так не пропускает. По крайней мере, мы на месте.

— А почему Тришка боится до потери аппетита? Тот ящер… он существует?

— Этим местом владеет что-то разумное, — спокойно отозвался лесной житель. — Не думаю, что ящер. То, что никому из нас не хочется есть и спать, всего лишь означает, что время тут стоит на месте, хотя мы движемся. — Сильф достал вертоловку и показал, что здесь она не крутился на ладони. Шакли попробовал сам раскрутить волчок, но убедился, что это невозможно.

— Что нужно сделать, чтобы пройти дальше? Мне здесь не нравится, — Бабочка дрожала, хотя воздух не двигался. Ни холодка, ни ветерка. Блондинка так переживала, когда ее волосы и ногти вернут нормальный цвет, а сейчас не заметила, что ее волосы серебрятся, так же как лучи ложного света среди деревьев.

— Я говорил, нас ждет цепочка испытаний. Каждый пройдет поодиночке — пройдут и все. Но хоть один споткнётся, всем не пройти. Хребет хочет слышать нашу правду. У каждого найдется тайна, которая касается всех, но пока скрыта. Это не обязательно обман, но то, чем вы не хвастаетесь и не хотите вытащить на свет. Придётся. Эти вечные сумерки отсвет многих секретов, которые открылись здесь и ушли в землю. Они проросли в корнях этого леса. Выходят из земли хребтом ящера.

— А если не готов делиться своими тайнами? — Верен мрачно хмурился, и голос его хрипел сильней, чем обычно.

— Время стоит именно потому, что ждёт, когда ты будешь готов. Оно не устанет ждать целую вечность. Но, кажется, мы хотели добраться до цели ещё в этом столетии? Тень, покажи. Это не так уж страшно…

Лунноокая сова спорхнула с плеча Сильфа, полетела, но только махала крыльями в пустоте, стоя на месте. Она не могла перелететь низкую гряду из камней. С видимой неохотой Тень стекла вниз, покрутилась ужом и наконец распласталась тонкой плоской фигурой парня в лесном костюме. В таком виде она переползла преграду, двинулась вверх по склону и пропала среди деревьев.

— Правда ойры в том, что она не хочет быть человеческой тенью, — с легкой усмешкой пояснил этот театр теней Сильф. — Кем угодно, только не мной. Тень это признала. Ваша очередь.

С минуту все молчали, думая, какой секрет можно считать наименьшей жертвой Хребту.

31

— Ладно, — решился Верен. — Я не верю Аванте! Вся эта история с женихом… Не знаю, чем, но мне она не нравится. В ней явно слышится… эхо огромной пустоты. В этой истории пропущено так много, что сама главная цель мерцает, как наш неуловимый остров. Я бы молчал и дальше, но раз такой случай… Что скажешь? Я не прав?

— Ты прав… отчасти, — Аванта подняла на него взгляд. — Моя цель — Мерцающий остров, это правда. Но я сначала не настолько верила тебе и Сильфу, что совсем не хотела рассказывать подробности. Могу сказать, что я не просто так решилась на это путешествие. Я получила странное письмо. Оттуда. И поняла, что дорогому мне человеку грозит серьезная опасность. Он на грани смерти, если ещё жив. Если я доберусь туда, это последняя возможность помочь… или хотя бы увидеться на прощанье. Только там я могу узнать, что по-настоящему происходит, так что, мне почти нечего рассказать вам, я сама мало что понимаю. Но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ему.

— Ты его любишь? — придирчиво спросил Шакли.

— Да. Мы мало виделись, но я люблю его всю жизнь.

— Я тебе верю, — вздохнул игрок. — Твои глаза не лгут. А вот я… Конечно, не сказал вам всей правды о себе. Ты, парень, точно угадал — этим не хвастаются! С того момента, как я столкнулся с двумя разбойничками в Марилунде и до того, как вы спасли мне жизнь, случился ещё один крутой поворот в моей судьбе. Я был на мели, вы уже знаете. Только начал поправлять дела, как меня сцапали. И не полиция. Точнее, тайная полиция. Они были настроены серьезно, мне пришлось кое-что подписать. Я не хотел на каторгу. Для вида, дал согласие сотрудничать. Пока искал момент, чтобы сбежать, прикидывался, что сломался и служу им.

Те две недели, что назвал удачными, были не лучшими днями в моей жизни. Я мог играть по своим правилам, но клиентов мне подбирали тайнецы. Они указывали — где, с кем, когда, что я должен слушать, что записать в отчет. В «Жареном голубе» я был не просто так. Я ждал гонца, чтоб передать ему первый отчет.

Когда нежданно на пороге нарисовались другие мои недоброжелатели, я им почти обрадовался. Воспринял это как спасение от позора. Ясно ведь, никакого гонца я уже не встречу. Не по своей вине, если свидетели. Хозяин скажет, как было дело. Я же не знал, что задумали мои кредиторы. И поначалу беспокоился только о том, что вернуться в комнату и сжечь отчет я не успел… Мне и сейчас это грызёт душу. Надеюсь, мастера пыток незримо присутствующие в этом лесу, вам подтвердят мои чувства, пропустив нас. Кто следующий?

— Я? — Бабочка испуганно озиралась, не зная, как избежать откровений. — А ты, Сильф? У тебя есть тайна?

— Мне особенно нечего скрывать, — пожал плечами вертолов. — Я что-нибудь придумаю… но сперва — ты.

— Я не могу сказать то, чего хочет каменный ящер. У меня есть тайна, но открыть ее будет намного глупее, чем сохранить. Как же мне выполнить условие?

— Скажи любую правду, важную для нас. Этого хватит.

Блондинка обхватила голову руками, мучительно подбирая слова:

— Единственное, что могу сказать: я пока никого не убивала! Но правда в том, что я опасна для тех, кто со мной рядом. Больше всего рискуют те, кто принимает меня в свою компанию. Вот моя правда, насколько я могу предупредить вас.

— Гхм, неплохо знать заранее, верно? — кашлянул Верен. — Но правда Сильфа в том, что он всегда чует слишком много наперед. Когда он делал расклад на наш поход, он тебя видел. Розовый камушек, я помню. Так что особо не переживай. Мы сразу знали, с первой встречи, что в тебе тайная угроза. Но и сейчас не знаем, о чём речь. Надеюсь, Хребет засчитает твой секрет, а ты когда-нибудь расскажешь…

— Если успею, расскажу, — Бабочка прятала лицо и отводила глаза, скрывая слёзы.

— Сильф? Какой же твой секрет? — весело спросила Аванта, чтобы отвлечь всех.

— Сперва не мой. У нас есть ещё кому признаваться в своих тайных чувствах!

Они переглянулись, не понимая, а медлис недовольно заворчал, нахохлился и переступал лапами по плечу Шакли.

— Что, Тришка? Кто тебя обидел? Рассказывай, не бойся, тут все свои.

— Он не обижен, — заверил Сильф. — Только сердится, что правда так скоро выплыла наружу.

— Мне послышалось, он сказал «друг»? — много странствуя, Верен примерно понимал общелесной, на котором общались многие животные.

— Да, ему стыдно, что он не хотел называть Шакли другом. На самом деле… — вертолов сделал многозначительную паузу, дав медлису возможность признаться самому. Тот застонал и обнял своего приятеля за шею, прижав пушистую морду к его щеке. — … ты ему сразу понравился, — закончил Сильф.

— Я подозревал это, — Шакли старался, чтобы голос не дрогнул от сантиментов. Он похлопал медлиса по пушистому боку: — Не переживай, друг мой. Можешь и дальше делать вид, что тебе наплевать на нас и на меня — особенно, если тебе приятно.

— Тогда и я признаюсь, — сказал Сильф. — Красный сердолик в раскладе, помнишь, Аванта, я думал, это твоё сердце. Но это медлис. Теперь-то ясно. Хотя, если учесть, что ему дали имя Тришанций, возможно тройное толкование. Это и медлис, и твои сердечные дела, и… что-то третье, пока не знаю, что. Ещё могу сказать, это не последняя полоса испытаний, которую нам предстоит пройти всем вместе. Надеюсь, Хребет нас уже пропустит? Шагайте. В этот раз я пойду последним.

Вертолов подождал, пока все его спутники переступили цепочку острых сланцев и стали подниматься на склон. Убедившись, что расстояние и время для них снова существует, Сильф догнал их и повёл коротким путем на гребень над обрывом.

Резко стемнело, ночь вступила в свои права. Но взошла настоящая луна и в ясном небе подмигивали звёзды. Путешественники натянули между деревьев большой тент из запасного одеяла, завернулись в свои походные постели и устроились на ночлег. Усталость, которая не чувствовалась в зачарованном лесу на Хребте, теперь настигла их, выбив лишние мысли о вскрывшихся секретах. Тень, как обычно, охраняла сон людей. Тришка сгрыз парочку каштанов и тоже свернулся клубком под боком у Шакли.

* * *

Ни утренний холод, ни сырость, ни яркие лучи солнца, встающего прямо перед ними, словно со дна обрыва, не могли пробиться в сон путешественников. Все, кроме Тени, спали до полудня, восстанавливая силы. А когда открыли глаза, подскочили сразу. Потому что внизу, в долине у реки, точнее, посреди реки на искусственном острове сверкал большой гранёный шпиль — белая башня.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

32. ЧАСТЬ 3: У ворот

— Так близко? — Аванта смотрела на красивый город на острове. С обрыва он казался детской игрушкой — искусно сделанной музыкальной шкатулкой с фигурками.

— Пока ты смотришь на белую башню сверху, а не стоишь у ворот, Мерцающий остров никогда не бывает близко. Верно? — скептически заметил Верен.

— Нам придется ещё побегать за ним, — согласился Сильф. — Но первая встреча даст четкое направление. Остров ещё много раз появится и пропадёт, но уже далеко не сбежит. Если скроется на далеком берегу северного моря, у нас есть перо, чтобы перенестись за ним. Теперь не уйдёт, — вертолов прищурился, иначе, чем остальные, рассматривая цель. Для него неуловимый остров был личным вызовом, а не просто трудной загадкой. Остальные компаньоны полагались на его талант ловкого проводника.

— Я вижу тропу, по которой пройдут только козы, да ещё Тень, — Верен осматривал склон. Прикидывал, как прокатить тачку и не уронить всё их имущество с обрыва. — Но главное, внизу есть городок. Похож на селение горняков, большое, много каменных домов и торговая площадь в центре. Богато для рабочего посёлка. Сильф, не знаешь, тут в горах добывается что-то ценное?

— Золото, — пожал плечами вертолов. — В реке водится золото и форель. Под горой добывают песок, горный хрусталь, аметисты, топазы, хризолиты и прочее — рядом с золотом полно кварцевых жил. Это Юзефель — городок ювелиров. Они гранят камушки, точат хрустальные линзы для биноклей и подзорных труб, выплавляют стекло и режут из хрусталя гранёные кубки. Хочешь навестить их?

— Придётся. До Мерцающего острова ещё не один день пути и не всё по безлюдной местности. Лес закончился, а для выхода к людям нам многого не хватает.

— Мне нужна хорошая маскировка, — поддержала Бабочка. — Больше я с синими волосами и фиолетовыми ногтями ходить не буду! Да и Шакли выглядит как беглый брачный аферист. В крайнем случае, как безработный актер, только зверь у него не дрессированный. Не ворчи, Триша, я имела в виду, что это хорошо, ты — свободная личность. Но как тебя показать людям? Ты хочешь постоянно сидеть в мешке?

— Ему не так важно демонстрировать народу свою красоту, если только в мешке будет много еды, — заметил Шакли. — У нас закончились бу-каштаны. Нужно собрать, прежде чем уходить из леса. Здесь они растут?

— Найдём, — заверил Сильф.

— Нам с Бабочкой не помешает сменить костюмы, — продолжал Шакли. — И для мёда нужны бутыли или бочонок.

— Две больших бутыли в тростниковой оплётке, — уточнил Верен. — Чтобы не разбились случайно. Неприятный вопрос, но у кого есть деньги и сколько? Только у Аванты?

— Денег нет только у зверей и тех… кто предпочитает вольный образ жизни вдали от цивилизации. Никого не хочу обидеть, но вы меня поняли, — надменно отозвался Шакли. — Ты, что ли, пойдешь в город?

— А кто? — Верен остался совершенно равнодушен к шпильке насчет вечного безденежья вольных бродяг и других детей дороги, кроме трактирщиков. — Мне положено ходить повсюду и никто этому не удивится. А ты себя со стороны представь.

— Я представляю. Но разумно ли доверять деньги тому, кто их не ценит?

— Разумно дать деньги на важные покупки тому, кто их не проиграет, не потеряет, не пропьёт всё и пустит в дело.

— Мальчики, не ссорьтесь, — кисло попросила Бабочка. — Мне страшно представить, что мне одежду будет выбирать мужчина. Но я молчу.

— Дай нож, — буркнул Шакли, сбросив свои воровские штиблеты. Вскрыл каблуки, добыл из тайников по два золотых. Демонстративно пересчитал и половину вручил Верену: — Хватит на первый раз?

— Вполне. На всякие мелочи и гардероб для дамы. А сам так и будешь народ пугать?

— Имейте в виду, я не люблю охотничьи костюмы. Не надо уговаривать меня рядиться в лесные шкуры, как у вас! Я вообще не люблю одежду из чужой кожи.

— Тебе никто не предлагает, верно?

— Но в таком виде, как сейчас, он слишком бросается в глаза, — предупредил Сильф.

— Не нужно на меня тратиться, у меня при себе выигрыш из гостиницы, — вмешалась Бабочка. — Я бросила только саквояж, когда бежала. Но деньги обычно я держу не в сумках, так надёжнее. У меня десять золотых.

— Дай три, — умерил ее щедрость Верен. — Этого хватит на любое платье. Тебе нужно что-то нормальное, неприметное…

— Пожалуйста, самое неприметное. Лишь бы ткань крепкая и размер подошел. О красоте не думай. Лучше серое?

— Бабочка хочет превратиться в моль? — усмехнулся Верен. — Серый — городской цвет. В дороге его носят редко, разве что в горах на Западе, но чаще только плащи. А серый плащ у тебя уже есть.

— Несите что угодно, на ваш вкус. Надену, что дадите, — смиренно пообещала Бабочка.

— Может, наоборот, лучше приметное? — размышлял Сильф. — Она смахивает на фею, только волосы слишком короткие. Лесной народ все патрули уважают, не посмеют приставать с приметами. Денег хватит на что-нибудь лесное. Если не самое шикарное.

— Мда, будь у нее защитник, не посмели бы, — поморщился Верен. — Внешне Шакли смахивает на лесного красавчика, но на костюм принца фей у нас не хватит, верно?

Вертолов прищурился, кинув на Шакли оценивающий взгляд. Задумчиво почесал нос:

— Полный костюм не надо. Для леса и гор нужны только мягкие сапоги.

— И куртка, — добавил Верен.

— И простая рубашка на перемену. Только не грубая, холщовую он не наденет. И можно серый плащ.

— Хамелеон? Настоящий дорого встанет, — усомнился Верен.

— Просто серый дождевик, полухамелеон сойдет. Они гроши стоят.

— Я вам что, вешалка, чтобы меня так одевать? — возмутился Шакли бесцеремонным обсуждением его будущего костюма.

— Бабочка правильно сказала, наденешь, что дадим, — хрипло напомнил Верен.

— Не буду я бродить по вашим дорогам в крестьянской куртке и полосатых брюках от городского костюма-тройки! Раз уж на то пошло, мне нужны нормальные штаны для верховой езды. Не кожаные! Самые обычные, узкие, неприметного цвета.

— В обтяжку? — ехидно уточнил Верен.

— Нормальные! — зарычал Шакли.

— Ладненько, присмотрю. Хватит финансов куплю, а нет — так сойдет. Ты в этом костюме столько отмахал по лесу, что он уже не очень городской. Новые брюки, пока эти ещё целы — лишние траты, верно?

— Прекращай издеваться, — попросила Аванта, с трудом сдерживая улыбку. Немое возмущение шакала действительно повеселило всех, кажется, даже медлис хрюкал, деликатно скрывая смех.

— Тришка, что тебе принести из города? — Бабочка почесывала медлиса за ухом. Все ожидали, что зверь презрительно фыркнет, высказываясь о преимуществах леса перед людским селением, но глазки медлиса заблестели, и он отчетливо мяукнул:

— Уау-ням-ням!

— Гранатомёд, — чётко перевёл вертолов.

— Что? — нахмурился Шакли. — Это оружие? Бросает гранаты?

Верен не сдержал усмешку:

— Что не понятно? Он просит гранатомёд. Такой красный сиропчик, острый кисло-сладкий соус, мёд из граната. Тришка, один? — Верен показал один палец. — Одну бутылку?

Медлис тяжко и скромно вздохнул, мол, сколько принесёте… целиком полагаюсь на вашу щедрость, благородные господа.

— Мало ему мёда, — проворчал Шакли. — Ладно, купи за мой счёт побольше, сколько сможем нести без проблем.

— Куплю, мне не трудно, если соус порадует малыша. Сильф, ему это не вредно?

— Конечно, вредно. Но если не давать сожрать всё сразу, это мощное оружие в споре с пушистым лакомкой.

— Надеюсь, денег у нас хватит на всё, что нужно, — Аванта нерешительно посмотрела на Верена: — Ты хочешь идти один? Я думала, безопаснее, если мы пойдем вместе.

— Чем безопаснее? — удивленно поднял брови сын дороги. Аванта не знала, как объяснить свою мысль.

— Ты для них чужак, а если нас будет двое… Может быть…

— Меня не захотят ограбить? Или с тобой я не напьюсь, потому что меня не будут зазывать в каждую компанию, выспрашивая новости из дальних краёв?

— Вроде того, — Аванта смутилась. — Я не знаю, как обычно встречают детей дороги, но подумала…

— … что с тобой мы обернёмся быстрее, верно? — спокойно закончил Верен. — Возможно, ты права. Меня будут меньше расспрашивать, видя рядом тебя. Лишь бы сама не привлекла недоброго внимания. Не знаю, как у них там с женщинами. Давно ли им приходилось видеть красивую незнакомую барышню? Но не бойся. Если придётся драться, я разберусь.

— Один? — недоверчиво ухмыльнулся Шакли. Верен утвердительно прикрыл глаза:

— Я — разберусь. Не в первый раз. Я не совсем один, я из братства. Всем это видно.

— Аванте ничего не грозит, — вертолов сосредоточенно перекатывал на ладони каплю воды, пытаясь просчитать грядущий выход в люди. — А вот ты… Пожалуй, вам и правда лучше идти вместе. Будь осторожен, Верен. Там кто-то есть, с кем тебе опасно встречаться. Но я не понимаю причину… Наверное, он тоже чужак, не из их городка. Просто будь осторожен.

— Постараюсь. А вы тут лес не спалите, с обрыва не свалитесь без присмотра. Шакли, у тебя уйма времени набрать каштанов своему дружку. Вряд ли мы вернемся раньше позднего вечера. Если не повезет со спуском, придется ночевать там. Так что обедайте сами, нас не ждите.

— Разберемся, — с уверенной улыбкой лесного жителя пообещал Сильф.

33

Верен и Аванта ушли на разведку, Сильф занялся обедом и прочими делами по хозяйству. Собирал хворост, разведал, где есть вода. Тень охраняла стоянку, Шакли взял сумку для каштанов и подошел к Бабочке.

— Ты не собиралась отдыхать или предаваться мрачным мыслям? Нет? Составишь мне компанию, сестрёнка?

Бабочка рассчитано по-кошачьи потянулась. Игриво склонила голову набок:

— Хочешь привлечь меня к сбору еды для своего приятеля?

— Ты можешь не работать, просто будь рядом. Скрашивай моё одиночество.

— Идём, братец. Только уговор: руки займи работой, ко мне не приставай.

Шакли в преувеличенном изумлении вскинул брови:

— Вот так поворот! Зачем тогда нам уединяться в лесу, если приставать нельзя?

— Не знаю. Собирать каштаны? — Бабочка засмеялась и легко побежала с поляны по тропе, что вела в десяти метрах от края обрыва. Шакли потащился за ней. Долго вздыхал, что она жестока, холодна и немилосердна, но так прекрасна! Бабочка смеялась.

Они действительно начали собирать стручки бу-каштанов, но вскоре нашли чудесную полянку, присели отдохнуть на сером плаще Бабочки. Сидели близко, и Шакли мигом забыл условие не приставать. Его рука обняла спутницу за плечи. Блондинка его не поощряла, но не возражала. Их губы сблизились… Бабочка улыбнулась и прижала к его губам палец, словно призывая к молчанию.

— Почему? — всё-таки спросил Шакли. — У нас не так много свободного времени, зачем его терять? Мне показалось, ты мне симпатизируешь, сестрёнка?

— Ты мне нравишься больше, чем это прилично, братец. Но сейчас я не хочу думать ни о чем другом, кроме опасности, которая грозит нам со всех сторон. Тебе, и мне, и остальным. Это сбивает мой романтический настрой.

— Да наплевать на всех, мы сейчас можем делать что хотим, никто нас не достанет. Почему бы немножко не развлечься? — игрок шутя ухватил ее пальчик губами, стал целовать руку, скоро добрался до ямочки на шее, а потом их губы слились.

От поцелуя закружилась голова, но вдруг в кустах зашуршало. Бабочка вывернулась из захвата и отстранилась, высматривая опасность. Увидев красно-полосатый хвост медлиса, длинно выдохнула.

— Тришка! Разбойник… Я подумала, дикий зверь. Ох, испугалась… Твой рыжий дружок следит за нами. Ревнует? По-моему, смотрит осуждающе.

— Не осуждает он, не осуждает, не волнуйся. Тришка беспокоится о нас. Но не так сильно, как о том, чтобы поесть.

— Ты хорошо его понимаешь. Отвечай быстро: собаки или кошки?

— Кошки. Не знаю — что, но кошки.

— Конечно, кошки. Они нам ближе и понятнее, хоть ты и шакал, — нежно провела ему по щеке Бабочка. — Люди, которым понятнее кошки, а не собаки, лучше других читают в чужих душах. Ты умеешь читать в женской душе, признайся?

— О, эта грамота никогда не бывает изучена настолько, чтобы читать без словаря, — Шакли криво ухмыльнулся, открыв зубы только с одной стороны. — Но Верен точно сказал бы — собаки.

— Наверняка не угадаешь. Придет, спрошу, если хочешь. Он не так прост, как тебе кажется. Это рядом с нами на твоём фоне он выглядит верным сторожевым псом, защитником справедливости и чести. А насвоей дороге он, скорее, волк.

— А я — всего лишь шакал, да? Намекаешь, рылом не вышел? — он снова попытался поцеловать ее. Блондинка уперлась обеими руками ему в грудь и удерживала на расстоянии.

— Ну что ты, братец, ты мне намного ближе, как я могу тебя обидеть? Я просто с недавних пор учусь говорить правду. А ты? Что ты обо мне думаешь на самом деле?

Шакли отпустил ее и отвернулся:

— Что я тебя не знаю. И не уверен, что мне хватит смелости узнать о тебе всё. Но я хочу, чтоб мы были друзьями. Ты мне очень нравишься, Бабочка. А как тебя по-настоящему зовут? Не хочешь, не говори. Я просто так…

— А как бы ты назвал?

— Алисой.

Она вздрогнула. Вцепилась ему в отвороты пиджака.

— Ты просто сказал, не думая? Поклянись, что ничего не знаешь обо мне! Тебя подослали к нам? Кто? Зачем?

Шакли крепко взял ее за плечи, приводя в чувство:

— Успокойся, сестрёнка. Клянусь жизнью, я просто так ляпнул. Ты похожа на лисичку, это имя тебе подходит, поверь, я без задних мыслей! Если бы я что-то знал или был на задании, разве мог бы выдать себя так глупо? Я — профессиональный игрок. Неужели я бы не продумал свой ход?

Бабочка отвела глаза. Стыдилась своей вспышки страха.

— Прости, я…

— Угадал?

— Почти. Очень близко. Меня назвали Хризалисой, мать считала это имя золотым и сверкающим. Роскошным. По ее мнению, это должно принести счастье. Вообще-то, «хризалида» — куколка стрекозы, они красивые, как драгоценности. Папа хотел, чтобы моё имя сокращалось Алиса или Халиса, и слегка изменил слово для меня. Когда Сильф назвал меня Бабочкой я совершенно не удивилась, но ты… Математически такое совпадение мне показалось невозможным. Я иногда зависима от цифр и точных линий. Мой отец — крупный математик, профессор. И мне что-то слегка передалось. Может, потому, что я слышала о цифрах с детства? Я лучше большинства играю в шахматы, быстро считаю в уме — вижу ответ. Так что меня действительно так звали, хотя полное имя — другое.

— Почему ты не спрашиваешь моё имя?

— Ты не скажешь, — беглянка проницательно улыбнулась. — Моего настоящего имени никто никогда не знал, а твоё, вероятно, хорошо известно в профессиональных кругах.

— Угадала, — он опустил глаза, рассматривая травинки, мелкие цветочки, заодно и колени Бабочки, обтянутые голубым шёлком.

— Расскажи о себе, что хочешь. Ты, правда, вырос в приюте? Найдёныш?

— Нет.

— Значит, я похожа на твою мать?

— Почему так решила? Думаешь, непохожих на нее девиц я совсем не уважаю? Хватаю без церемоний? Может, я не такой ловелас, как ты думаешь?

— Такой, такой! — засмеялась Бабочка. — Знаю таких! Железные маски! А внутри — мамины детки. Ну, признайся, похожа?

— Твои руки похожи. Ты играешь не только в карты, но и на клавишах, это видно. А лицо мамино я не помню. Духи помню, украшения, прическу с филигранными локонами. Иногда она была сказочной феей — ослепительно красивым видением в шелках. А когда — по-домашнему, в сером халатике, я видел только ее руки.

— Она сама вела хозяйство? У тебя не было няни?

— Не было, только мама. Мы жили в бедном квартале, в мансарде, считай, что на чердаке. Но у мамы было много богатых знакомых. Они увозили и привозили ее в каретах. Она часто бывала в театрах и ресторанах. Ей дарили цветы и бриллианты. Я ненавидел, когда она поздно приходит, рыдал, но мама очень интересно рассказывала о красивых залах, бархатных креслах, хрустальных люстрах и прочее. Мы потом в это играли. Одевалась она и я не как бедняки. Я был жутко милым белокурым ребенком в матросском костюмчике. И мама почему-то меня очень любила, постоянно баловала. А я обожал её.

— Это ничуть не странно. Будь я твоей мамочкой, я бы тоже баловала моего милого и послушного сына. Ты ведь не был сорванцом, ты был умницей?

— Только при ней, — хитро ухмыльнулся Шакли.

— Матери большего и не нужно. Хорошо учился?

— Я был слишком мал. Рано научился читать и писать, потому что она мне оставляла записки. Нотной грамоты до сих пор не знаю, играл по памяти.

— Кем она была?

— Не знаю. Не учительницей музыки, точно. Прекрасно пела, но не знаю, была ли она артисткой. Не оперной дивой, по крайней мере. У меня богатый выбор для фантазии: содержанка, воровка, беглянка из высшего света из-за незаконного ребенка… мало ли?

— Вы жили только вдвоём? Ни слуг, ни мужчин?

— Увы, кроме светских кавалеров, мама иногда пригревала нахлебников из низов — все как на подбор грубые безработные пьяницы. С нами они не жили, но навещали, на мой взгляд, слишком часто и подолгу. Ненавидел делить с ними маму, но вёл себя прилично. Знал, что пока она не видит, со мной никто цацкаться не будет. Я же не смел пожаловаться. Так что старался не давать повод.

— Страх или гордость? — игриво спросила блондинка. Шакли прикусил губу, одновременно скривив рот в ухмылке:

— Второе. Я избалованный маменькин сынок с большим самолюбием, ты права.

— Сколько тебе было, когда вы расстались?

— Четыре или пять. Шести не было, точно.

— Что случилось?

— Она пропала. Просто исчезла. Очередной пьяный дружок сказал, что она умерла. Но он был так пьян и так зол на неё, что верить его словам неразумно. Думаю, она уехала с кем-то, кого не устраивало наличие сына. Её могло не быть дома три дня, неделю — такое случалось. Тогда меня кормила соседка. Почему однажды мать не вернулась — не знаю. Она могла попасть под пулю, под нож, в тюрьму. В любом случае, ее приятель сильно пожалел о своих словах. Я так ревел, что схватил нервную горячку. Пришлось звать доктора, а это недёшево. Когда поправился, этот гад отвёл меня в приют. И уже тогда по его словам выходило, что пусть мать меня сама отсюда и забирает.

— Тебя кто-нибудь навещал?

— Он и навещал. Дважды. В те дни, когда нас посещали благотворители, приносили подарки. Ему кто-то сказал, и он хотел у меня разжиться деньгами. У меня была только еда. И, в отличие от матери, я не дал бы ему ни крошки, как бы он ни жаловался на свою проклятую жизнь. Но я был заинтересован. Пьяница теперь жил в нашей квартире, оплаченной за всю зиму вперед. Я хотел, чтобы он предал соседке моё письмо для матери. Потом ждал новостей. Но никто больше не приходил.

— Ты ничего не знаешь об отце?

— Я не спрашивал. Даже не знал, что они бывают на свете. Я думал, отец — это спутник матери. Когда дети в парке спрашивали, кто мой отец? — я весело отвечал, что у меня их много! Потом в приюте, тоже благодаря одной настойчивой девочке, задающей много вопросов, выяснилось, что это несколько другая роль. Я не хотел, чтобы того, кто привёл меня, считали моим отцом. Пришлось подраться пару раз, но ничего существенного я не вспомнил.

— Неужели ты не сбежал?

— Сбежал. Очень скоро. И потом ещё много раз. Меня возвращали, но в итоге я сбежал на один раз больше, чем вернулся. Это уже когда я стал опытным и самостоятельным, через два года. Да, лет в шесть-семь я себе таким и казался. Прибился к уличной детской банде и начал новую жизнь.

— Третью по счёту? — спросила Бабочка.

— Пожалуй, четвертую. Вторая, всё-таки, была до первого побега в приюте. Когда ещё надеялся вернуться в прежнюю жизнь. Но к шести годам я в такие чудеса уже не верил.

— В банде ты нашел своё призвание?

— Не сразу. Там хозяйкой была такая худая тётка, знаешь, похожая на многодетную селянку. Таких называют «наседками». Почему-то все верят, видя наседку с кучей детей, что это все её дети. Очень удобно для уличного промысла. Некрасивых детей она учила воровать, а милашки просили грошики у богатых дамочек. Всё приносили ей. Она точно знала, сколько мы заработали. Я был очень милым, поэтому начал воровать сразу. У «наседки». Одной рукой просил грошик, честно глядя в глаза и пуская слезу, а другой выуживал кошельки из карманов. Очень старался, чтобы не только кавалер доброй дамочки, главное — хозяйка не заметила мой успех. Заработок у меня сразу делился: «для нее» и «для себя». Свои деньги я прятал на улице, в тайниках.

— Как и сейчас! — не удержалась Бабочка. — Хозяйка узнала?

— Да. Довольно скоро. По глазам понятно, когда кто-то не очень голоден и ведёт свободную жизнь вне банды.

— Что сделала «наседка»?

— Сказала, что очень гордится мной. Наказывать не стала, привела меня на экзамен к маэстро в настоящую воровскую банду.

— Даже не пыталась отнять твои деньги?

— Она знала, если меня примут, ей заплатят намного больше за юный талант. Меня приняли. Там уж я научился многому. Манерам, игре в карты, вести светские беседы, выбирать модные галстуки, танцевать, делать комплементы дамам разного возраста и положения, есть ножом и вилкой. И когда заметил, что живу в трущобах, а почти каждый вечер провожу в сверкающих зеркальных залах с хрустальными люстрами, золочеными вилками и тонким фарфором, или в бархатных ложах, понял — это и есть моё место в жизни.

— Животных ты ещё с улицы любишь?

— Я? Никогда не замечал за собой. Скорее, считал, что недолюбливаю их. Нахлебники!

Бабочка звонко расхохоталась.

— Пойди, Тришке расскажи!

— Это невероятное нежданное исключение, — Шакли с полным недоумением развел руками. — Просто я раньше не видел медлисов. Откуда мне знать, что такие существа бывают на свете. Я всегда считал, что самые воровские животные — обезьянки, а самые умные — коты. Они настолько умело устроились, что могут позволить себе не работать. Кошки суетятся, заботятся о хозяевах или детях, ловят мышей, а коты только валяются на подушках, орут и дерутся. Иногда, если не повезло с хозяевами, попрошайничают или грабят. Если повезло — тоже. А котята — просто милые и с них этого довольно. Они — как люди, но коты — хозяева жизни. Я учился у них и завидовал, потому недолюбливал. Кто же знал… Вообще, я и лес не особо люблю. Я — городская крыса, дитя подворотен, подвалов и крыш!

Бабочка ласково провела ему пальцами по щеке:

— Ты не крыса. Шакал — дитя бескрайних степных просторов. Умеет рыть норы, но и без норы не пропадёт. Хитрый, жадный, трусливый и одновременно смелый до безрассудства. Потому что наглый. И ценит свою свободу. Он почти одинокий волк, только помельче. Или стоило назвать тебя лисом?

— Ты выбирала!

— Я не могла выбрать имя, так созвучное моему. Это было уж слишком. Говоришь, сразу почувствовал в Тришке родственную душу? А я — в тебе.

— Так зачем ты мне отказываешь, сестрёнка?

— Не отказываю. Не хочу нарушить нашу гармонию родственных душ. Сейчас не время для лишних переживаний, понимаешь?

— Почему? — Шакли вернул жест, погладив ее по щеке и по волосам. Бабочка запрокинула голову и потерлась об его руку, как кошка.

— Потому что мне страшно. Не хочу бояться ещё и тебя.

— Ты боишься повредить мне? Или наоборот? — уточнил игрок.

— Сама не знаю, братец. Возможно и то, и то. Мы так мало друг друга знаем. По времени мало. Ещё не привыкли. Ещё не так страшно вдруг потерять. Понимаешь?

— Понял. Ты не хочешь сближения, пока не все карты на руках. Чтобы при дальнейшем раскладе мы внезапно не оказались по разные стороны баррикад, — грустно кивнул Шакли. — Ты права. Такие как мы не должны доверять никому. Но теперь я верю в исключения из самых разумных правил. Тебе нужно время? Бери. Если доведётся проверить друг дружку в серьезном деле, я тоже надеюсь не разочароваться в тебе. И тогда…

— Тогда, — улыбнулась Бабочка-Халиса.

Одни долго смотрели друг дружке в глаза, дожидаясь, кто первый моргнёт. Вопреки соглашению и своим опасениям, внезапно потянулись навстречу, обнялись, стали яростно целоваться, чуть ли не кусаясь. Потом смеялись, отбивались, ускользая и снова сплетаясь руками и губами. До любовных ласк всерьез не дошло, они беззаботно играли, точно котята, которые, то лижутся, то царапаются, не думая ни о чём, кроме охотничьего азарта. Звериное чутье не давало им полностью отдаться друг другу, но не давало и разойтись. Они должны были так набегаться, насмеяться, устать, чтобы уснуть в объятьях друг дружки, по-другому никак. И они действительно свалились на поляне без сил.

Из кустов медлис с научным интересом наблюдал за людьми, машинально обгрызая кожуру бу-каштана.

34

— Пусть играют, — кивнул вертолов, когда Тень сообщила ему о терзаниях Бабочки и шакала. — Меня больше волнует, где наши разведчики. Дашь мне знать, когда они спустятся и войдут в Юзефель.

Ойра махнула длиннейшим полосатым хвостом, подпрыгнула, взмыла птицей и зависла над обрывом. Изгибы тропы скрывали от нее путешественников. Но ворота, прорезанные в деревянном частоколе, окружающем городок, для орлиного зрения были как на ладони. Ещё не скоро, но в поле зрения Тени, перед воротами мелькнули две точки: темная и красная. Верен и Аванта спустились с горы.

— Входной пошлины и жесткой охраны нет, их впустили, — понял Сильф, когда на плечо ему вспрыгнула невесомая полупрозрачная циветта. — Что значит, этот городок как бы существует, но его как бы нет? Он же не мерцает! А… в этом смысле, у Юзефеля недавно появилась призрачная часть. Ясно. Что ж, удачного им похода. Я почему-то волнуюсь.

Тень потерлась остренькой мордочкой о его щёку, намекая, что волноваться не о чем. Верен не пропадет.

* * *

Когда ему надоело слушать нарочитое шуршание, чавканье и тяжкие вздохи в кустах, Шакли с усилием встал. Оставил Бабочку нежиться на солнечной полянке, сам взял мешок и отправился на сбор бу-каштанов. Медлис топал следом, держась на расстоянии. Но его вздохи и сопение всё равно долетали до ушей Шакли. Медлис бормотал что-то горестное, по смыслу близкое к «нас на девку променял».

Через полчаса непрерывного бурчания за спиной, игрок не выдержал:

— Друг мой, крайне неучтиво так высказываться о нашей спутнице. Я точно не понимаю, какой образ ты использовал и не хочу уточнять у вертолова, но в чём я совершенно уверен, что если бы ты встретил симпатичную медлису… Медлисицу? Сияющую кошку? Разве я строил бы такую недовольную морду? Никогда! Бабочка мне нравится, очень нравится. Признаю. Но это никак не влияет на мужскую дружбу! Если ты, разумеется, не собираешься отбить у меня девушку. Меня сочтут наивным, но я почему-то верю, что ты не настолько коварный и лицемерный зверь. Всеми лапами против, демонстрируешь, как тебе не нравится моё увлечение, а сам…

Тришка фыркнул. Вроде бы даже не презрительно, а от смеха. Шакли верил, что медлисам не чуждо чувство юмора, но сомневался, правильно ли понял реакцию. На всякий случай, поспешил задобрить приятеля проверенным ходом: «Иди на ручки».

Тришанций живо потопал вперед, ткнулся носом в колени друга, влез к нему на плечи. Устроился вместо воротника и расслабленно свесил лапы, словно спал на ветке дерева.

Наученный опытом, игрок показывал каждый стручок бу-каштана сначала медлису и, только когда тот одобрительно хрюкал, отправлял добычу в мешок.

35

— Эй, бродяга!

Гости прошли за воротами от силы двадцать шагов, как в спину полетел этот развязный оклик. Под забором отдыхал и пил темный эль потрепанный незнакомец безработно-бандитской наружности. Его костюм был так же сильно помят, как и лицо, и одинаково присыпан пылью. Нищенская внешность не вязалась с наглой ухмылкой и вызывающим тоном.

— Не тебя ли я помню по драке в Городе на празднике Цветов? День, третий ярус возле кафе… Было? Мы тогда, кажется, не всё выяснили? Каким ветром сюда? На поиски золотишка?

— Золотом не интересуюсь, — Верен равнодушно скользнул по нему взглядом, как по пустому забору. — Воспоминаниями проходимцев, тем более.

— Да брось, Бард… так, кажется, тебя звать? Впрочем, у таких, как ты, десятки имён. В этом мы, пожалуй, похожи. А что у тебя с голосом? Вроде, мне другой помнится.

— Или ты помнишь не меня? Нас в братстве много, — хрипло заметил Верен. — Я спешу. У тебя дело или просто язык чешется?

— Иди-иди, — проходимец уткнулся в кружку. Он был низкорослый и щуплый — никаких шансов задержать Верена силой. — Городок небольшой, ворота одни. Никуда не денешься…

Сын дороги всё-таки оглянулся:

— Угроза или пожелание? — с улыбкой спросил он через плечо.

— Мне нужна твоя голова, — прямо ответил бандит, в его глазах блеснула жадность. — Она дорого стоит!

— Здесь? — удивился Верен.

— Нет, за воротами.

— А, тогда жди. Если уверен, что не ошибся, можешь помечтать о несбыточном за ещё одной кружкой, — Верен щелчком бросил ему монету в десять грошей.

Проходимец не дернулся, чтобы поймать, серебряный кружочек упал в пыль у его ног. Дождался, пока бродяга и девушка уйдут, только тогда поднял монету. Оскорбительная плата. Угрозу принять за предупреждение!

— Кто это? — тревожно шепнула Аванта, когда они шли в сторону торговых рядов.

— Понятия не имею. Давняя встреча в столице, за меня кто-то даёт награду… Возможно, правда. Мало ли кто из моих врагов мечтает о новой встрече. Я предпочитаю забывать их.

— Он опасен?

— Непохож на шпика и по нему не скажешь, что проходимцы на хорошем счету у здешних властей. Надеюсь, это пустые слова. Он не пойдет за нами, не бойся. Пока всё не выпьет, не тронется с места. А у нас впереди много дел.

36

Торговые ряды в Юзефеле тянулись не вдоль центральной улицы, а по окраине. Так людям, идущим от горы с уловом, удобнее сразу оценивать находки. Верен спросил первого попавшегося торговца хлебом:

— Любезный, где у вас лучшая недорогая одежда? В каком ряду посуда? А приправы? Благодарю. Дай пять больших кругов, — он выбрал белые лепёшки с пряными семенами сверху. Их пекли в земляной печи. — Мм-м… ещё теплые, — Верен оторвал корочку с одной лепешки и поделился с Авантой. Заплатил не торгуясь, хлеб стоит всего десять серебряных грошей. Спрятав припасы в дорожный мешок, они с аппетитом жевали, пока шли к указанному ряду с одеждой.

— Два дорожных платья, — Верен указал пальцем на серо-зеленый наряд со шнурками спереди. — Два верхних, два нижних. Нижние, с паутиной.

— Ого, — удивился торговец. — У тебя, друг, большое сердце. Но я в счет братства не продаю. Два золотых!

— Пол-золотого хватит, — невозмутимо сбросил Верен. — Я беру оптом.

— Ах, это не всё… Плащик? — услужливо предложил торговец. Не дожидаясь ответа, порылся в сундуке, достал клубок, что умещался в одной горсти. Серый клубок развернулся, став невесомым, как облачко, слегка переливающимся шелковым плащом с капюшоном. Верен придирчиво проверил ткань хамелеона.

— Прекрасное качество, не сомневайтесь! Полная маскировка, водо- и ветронепроницаемость. Где вы найдете такой всего за три?

— Один.

— Два! Я и так уступаю… себе в убыток.

— Он этого не заслуживает, верно? — шепнул Верен в сторону, имея в виду Шакли. — Беру.

Аванта прыснула в ладони. Торговец просиял.

— Ещё найдите дорожную куртку и штаны для верховой езды. Можно, неновые. Нет, не охотничьи, для франтов, из тонкого сукна. Черные или коричневые? Серые, с хорошими карманами. Куртку вот эту, рябую… Не промокает?

— Что вы, покрытие как на лучшей замше! Чуток поношенная, так ведь это говорит только в ее пользу — практичная вещь!

— Годится, — Верен выбрал единственную не кожаную куртку (кроме синих и серых рабочих), подходящую с его точки зрения для всех дорожных приключений. Куртка была сшита из разных кусков коричневого сукна, оттенков от светло-бежевого до шоколадного. Мягкая, легкая, с десятком явных и потайных карманов, на холодящей в жару подкладке, с водоотталкивающим напылением сверху на плечах и рукавах. Верен попросил ещё две дворянские рубашки, самые простые, и мягкие сапоги — мечту следопыта, светло-бежевые (дешевле, чем темные).

— Примерите?

— Не мне, — Верен достал из кармана вырезанный из широкого листа след, торговец подобрал нужный размер сапог.

— Ещё пол-золотого за всё.

— Побойтесь Бога, два! — всплеснул руками торговец.

— Один. Или плащ не возьму.

— Ладно, берите, — поспешно согласился хозяин, не желая упускать такую удачу. Верен выбрал то из мужской одежды, что местные никогда не купят, а у чужаков, кроме дней больших ярмарок, нет сразу такой суммы на обновление дорожных костюмов.

— Два гроша сверху за вместительный дорожный мешок, — напоследок ещё раз порадовал торговца Верен. Все обновки он снова придирчиво рассмотрел по одной и аккуратно сложил в мешок.

— Удачи в дороге, — торговец проводил их с поклоном.

37

Верен спросил, где ряд недорогих украшений из местных камней, и они шли туда.

— А зачем Бабочке два платья? Если я правильно поняла, даже четыре? — спросила Аванта, когда они отошли подальше.

— Правильно поняла. Второе для тебя. У тебя обе юбки красные. Самостоятельная барышня, а в воротах Мерцающего города — солдатская невеста, отличный вариант. Но не всегда уместный на природе.

— Но нижнее зачем? У меня есть хорошие сорочки, — Аванту смущал выбор дорогой ткани с паутинным шелком.

— Сильф намекал, что вам бы не помешал лесной наряд. Хорошие нижние платья похожи на лесной лунный шелк, если особо не присматриваться. Они в полную длину и сшиты не так, как обычные женские сорочки, потому и дорогие. Пару цветочков в волосах и вы сойдете за фей, если понадобится. Не беспокойся, это не расход.

— Я не волнуюсь о деньгах. Ещё много осталось! — Аванта засмеялась. — Ты нарочно взял больше, хотя знал, что самая дорогая одежда больше пяти не стоит!

— Предпочитаю свободу манёвра. Не знал ведь, что ещё нам встретится. А так можно купить милые безделушки для барышень. Смотри, что выбираешь?

— Зачем мне украшения?

— Здесь они стоят гроши, а камни хорошие. Когда-нибудь посмотришь и вспомнишь городок Юзефель. Выбирай, не бойся. Твой дорожный запас мы еще не тратим. Только Бабочкин.

— Тогда купим и ей что-нибудь. Вот это какой камень, аметист?

— Это редкий гранат-топаз, госпожа, — охотно рассказал молоденький продавец. — Я сам его добыл месяц назад. — Ну да, тоже всего лишь цветной кварц, но не лиловый, как аметист и не дымчатый, как раух-топаз — таких полно за грош, а винно-красный. Подвеска три гроша, госпожа. Сережки к ней подобрать нелегко, но…

— Только кулон, пожалуйста, — Аванта рассматривала на ладони длинный кристалл, в форме карандаша, длиной с ее мизинец. К нему крепилось серебряное ушко. — Цепочку не нужно, дайте черный шнурок, это надежнее. Спасибо.

— Думал, ты выберешь авантюрин, — иронично заметил Верен. — Дайте мне этот камушек, на удачу, — за серебряный грош он выбрал красно-золотой брелок, похожий на сердце, из красного авантюрина с блёстками. За эту россыпь золотых веснушек авантюрин прозвали «золотой песок». Верен не стал цеплять брелок на пояс, положил в карман. И выбрал ещё подвеску из голубого перламутра, похожую на крыло бабочки, на позолоченном шнурке.

— Ей понравится, — улыбнулась Аванта. Все «драгоценности» обошлись им всего в пять грошей. На ярмарке в любом другом месте они бы стоили не меньше тридцати.

— Что с вашим забором? — Верен заметил, что самые престижные торговые ряды, где продают драгоценные камни и взвешивают золото, упираются в серую каменистую пустошь, точнее, обрываются на ней. Забора впереди не было, торчали несколько обломков от столбов частокола и сразу начиналось подгорье и берег реки, засыпанный серой галькой. — Река сильно разлилась?

— Хуже, недавно этот край Юзефеля накрыл горный поток. Чудовищный сель из-за дождей. Забора и квартала бедных хибар как не бывало. Будем отстраивать.

— Так вот почему в городок пускают сомнительных проходимцев. Нужны рабочие руки, верно?

— Да, собираем жуликов по всей долине, — неохотно признал молодой горняк. Ему было неловко за непорядок в родном городке. — Если им не слишком везёт на реке, могут подзаработать на строительстве.

— Кто-то погиб?

— Обошлось. Раненых много. Дозор вовремя протрубил тревогу, успели выскочить из домов.

— Вас накрыл горный обвал? — уточнила Аванта.

— Сель, госпожа, порой похуже обвала. Это, скорее, каменное наводнение. Поток камней, воды, песка и глины. Камни в нем часто совсем мелкие, но силища… сметает все постройки, как ледник. Из-за дождя река высоко в скалах перелилась через обрыв. И понесла за собой камни и землю. Забить частокол в камни нелегко, но ничего, отстроим.

— Вы собираете на помощь семьям, оставшимся без крыши? Возьмите, — Аванта протянула золотой из своих личных запасов.

— Не нужно, госпожа. Мы отдаём в общий котёл малый процент с каждой выручки в конце дня. Оттуда и берем деньги на помощь и ремонт. Вы уже заплатили.

Аванта надела на шею новую подвеску с винно-красным кристалликом. Они с Вереном продолжили покупки. В рядах, где продавалась стеклянная посуда, выбрали две большие оплетенные тростником зелёные бутыли с плотными пробками, закрывающимися хитрым механизмом, как маленький капкан. И выбрав самый вкусный и сладкий гранатовый соус, купили дюжину бутылочек для Тришки. И пополнили запас очень крепкого дубового сока, который хорош как лекарство от простуд и от ран.

— Давай поделим наши приобретения, — предложила Аванта. — Я понесу мешок с одеждой, а ты — стекло. Не хочу отвечать за его сохранность.

— Ерунда, одежда тяжелее припасов, — взвесил Верен. — Возьми хамелеон, заверни все бутылочки с соусом, они не разобьются. Хочешь помочь, неси их.

Аванта согласилась. Они не торопясь прошлись по городу, посмотрели, как живут люди, полюбовались витринами самых дорогих ювелирных и часовых магазинов, и другой дорогой вернулись к воротам.

38

— Уже уходишь? Слишком быстро. Тебе не нравится наш город? — тот самый проходимец, только с поддержкой двух дружков, окликнул Верена на выходе из переулка. Им с Авантой оставалось только выйти на площадку к воротам, но двое, ухмыляясь, преградили путь.

— Крапс, да у него хорошенькая подружка! А ты не говорил, — упрекнули они предводителя. — Пощупаем, что в мешке?

— Не поверите, бутылки! — дерзко ответила Аванта, пока Верен опустил с плеча сумки с покупками. — Пустые и небьющиеся. Личное оскорбление таким, как вы!

— Заходи с боку, — кивнул один проходимец другому. Они боялись сразу соваться под руку бродяге и кружили на расстоянии.

— Окажешь нам любезность, примешь бой? — пьяно оскалился первый, кого они назвали Крапсом. — Только по-честному! Я жажду получить реванш…

— Почему бы не размяться, — глядя поверх крыш, демонстративно не замечая противников, кивнул Верен. — Погода отличная, но ваши морды не украшают пейзаж. Готов их слегка начистить. Только если дама не будет против…

— А я думаю, вы сейчас не станете драться, — Аванта вызывающе склонила голову набок и накручивала на палец прядь темных волос.

— Почему, красотка? Ты помешаешь? — посмеивались трое.

— Именно я. Даже не представляете, как громко и пронзительно я умею кричать. Интересно, насколько быстро бегают стражи в этом городишке? Или вы убежите быстрее? Проверим? — Она демонстративно набрала воздух в грудь. Проходимцы чуть присели и съёжились, не желая проверки на громкость и скорость.

Верен встал между девушкой и шайкой, как на ринге.

— Спокойствие. Аванта пошутила, она любезно даст вам шанс, верно? Но если победа — за мной, хочу знать, кто меня ищет. Скажете? Или не тратим зря время и силы?

— Налетай, ребята! — в устах предводителя этот призыв прозвучал, как согласие на условия Верена. Ещё до начала драки Крапс и его дружки почувствовали себя обиженными.

Сын дороги снисходительно дождался, когда они нападут, отвёл все удары, увернулся, с легкостью побросал троих на землю, подбив или дернув так, чтобы они теряли равновесие.

Отплёвываясь от коричневой пыли, проходимцы снова сползлись и напружинились для нового броска. Теперь двое достали ножи, у третьего была свинцовая гирька в кулаке.

— Другое дело, — одобрил Верен. — Серьёзный разговор — больше уважения.

Теперь проходимцы кинулись остервенело, готовые убивать. Верен так и не доставал свой лесной нож. Предпочёл точными ударами по запястьям и захватом вырвать и далеко отбросить их оружие, так что один нож воткнулся в бревенчатый частокол, а гирька покатилась по земле. Молниеносные удары ниже колен, по хребту, под дых, и трое снова сидели в пыли, пытаясь отдышаться.

Вокруг стали собираться зрители. Глядя на их азартные лица и блеск в глазах, Аванта понимала, что ещё очень рано беспокоиться за Верена. Но с огромным трудом сдерживалась, чтобы не прервать нечестный поединок.

Третья атака не состоялась в полной мере. Они только набросились, но всех отвлёк от драки вибрирующий рёв сигнального рожка. Как будто слон сердился и ругался.

— Трое на одного? Так-так, господа… достойно, нечего сказать, — укоризненно качал головой страж городка с металлическим наплечником капрала. Вместе с ним со стороны площади подошли ещё двое в мундирах.

— Благодарю за помощь, — шутливо поклонился их группе Верен. — Но в нашем случае силы только так можно примерно уравнять. Ребята просто пошутили, верно?

— Тебе видней, настолько велика была опасность, — мирно сказал капрал. — Но безобразие вы сейчас же прекратите. Ворота — не место для кулачных боёв. Хотите драться, идите на ярмарку, в манеж. А здесь мы отвечаем за порядок! Всё-таки, я спрошу вашу даму, стоил ли нам забрать этих троих господ в городскую тюрьму или отпустить?

— Заберите и держите не меньше двух суток, — холодно посоветовала Аванта.

Бандиты зароптали, бормоча что-то об уговоре, о работе и своих правах.

— Разве что этот, главный, принесёт свои извинения. Давай, скажи то, что мы хотим слышать, — Аванта поманила рукой Крапса.

Нагнув голову, словно готовясь броситься в последнюю атаку, главарь проходимцев бочком приблизился. И что-то шепнул Верену.

— Имя мне ни о чём не говорит. Назови причину охоты.

— Не знаю, — буркнул Крапс. — Только у заказчика много денег и он очень зол на тебя за своих друзей…

Так же бочком, точно краб в море, Крапс ускользнул в тень переулка, подальше от стражей. Его дружки давно слиняли. Верен на ходу кивнул стражникам, те приложили пальцы к козырькам, салютуя воинской доблести. Аванта вслух поблагодарила их городок за помощь и гостеприимство, заверила, что никогда их не забудет и машинально сжала подвеску на груди — символ Юзефеля.

39

— У тебя кровь на щеке, — Аванта протянула защитнику платок. Они вышли из города и подходили к подъему на гору. — Полей дубовым соком.

— Спасибо, — Верен капнул из фляжки на пальцы и протёр ссадину на скуле. — На ощупь ничего страшного. А как на вид?

— Смотри, — Аванта сняла с пояса складное зеркальце.

— Царапина. Гирькой с когтями зацепил. Частый риск, когда их трое или больше. Хоть руки и одежду не порезали и то славно. Спасибо, что молчала. — Он вернул зеркальце.

— Мне было очень трудно, — призналась Аванта. — Ты узнал, что хотел. Есть соображения, кто твой враг?

— Пока нет, — хрипло ответил Верен, пытаясь успокоить приступ кашля, прикрыл горло рукой. — На ум приходит только срок, больше трёх лет. Крапс помнит меня ещё как Барда, видимо, заказчик — тоже. Заказчик был не один, но с его приятелями что-то случилось из-за меня… Картина в точности, как та, с огненными трубками.

— Драконий огонь?

— Да… Предводитель той банды тоже был богат, со связями и считал себя безнаказанным. Но я числил его среди мёртвых врагов.

— Из-за чего всё было между вами?

— Не между нами, — угол рта Верена дёрнулся в усмешке, больше похожей на нервный тик. — Политика. Он был сынок министра. И давил на других в королевском круге, чтобы министры приняли сторону его отца. Какой-то мерзкий закон. Не помню. Мне это всё равно. Братство Дороги выше государства. Мы можем вмешиваться в их дела, а они нет. Обычно происходит наоборот, но по всеобщему закону — так.

Нас часто просят быть гонцами и парламентерами в безнадёжных делах. Сынок министра взял в заложники детей двух других министров. Девочка и мальчик, десять и двенадцать лет. Я вёл переговоры в самом конце, при обмене. Сынок министра и его дружки внезапно передумали отдавать детей. Нас было двое, их — трое. По условиям обмена только мы были без оружия…

— Но вы спасли детей, ты говорил, — Аванта видела, что её спутнику трудно рассказывать, поднимаясь в гору, но Верен продолжал:

— В братстве знают достаточно уловок, чтобы отнять оружие у противника, если уж слишком припечёт. У них были не только огненные трубки… пришлось делиться с нами.

Похитители требовали политической уступки втайне, а явно — денег. Чтоб не узнала тайная полиция, обе стороны до последнего разыгрывали обычное похищение за выкуп. Открылось, только когда с тел сняли маски. Мне и тогда было всё равно, я этого не видел. Но потом говорили, что дети целы, а из троих бандитов никто не выжил. Вероятно, сынок министра долго не мог встать после нашей встречи, так же, как я, раз объявился только сейчас. Если это и правда он… Не понимаю. Кхм… В нём была дыра насквозь, даже светилась.

— Как он был ранен?

— Так же, как я, направленным огнём. Только намного ближе, в грудь.

— А двое других?

— По старинке, пуля и нож.

— У министров большие связи, — задумчиво признала Аванта. — Могли собрать, если хорошо постарались. И скрыть. Ведь если сынок выжил, он — государственный преступник. Клеймо, каторга или вечное изгнание… Министр этого не хотел бы. Дыра была не в сердце?

— Нет. Выше. Могли собрать… Или это совсем не он. — Верен довольно долго молчал. Аванта уже думала, вопроса не проследует. Но сын дороги всё-таки спросил:

— А ты? Расскажешь, наконец, всю правду? К кому ты идёшь на остров?

— В крепость, к жениху, — Аванта упрямо смотрела под ноги, роняя слова, как слёзы. — Это моя легенда. Так я скажу в воротах.

— Тот парень, чьё имя ты назовешь страже, существует?

— Да.

— Он в самом деле тебя знает?

— Да.

— И если вы столкнётесь, то не выдаст, верно? Но ты уверена, что он сейчас не в форте?

— Надеюсь. Мы давние друзья детства, изредка переписывались, пока я училась в пансионе. В последнем письме Яно писал, что хочет сбежать во время вылазки. Надеюсь, он больше не служит в крепости. В крайнем случае, сидит под арестом.

— Или казнен за дезертирство?

— Вряд ли. Там каждый на счету. Новых солдат и новых ученых, посвященных во все тайны острова, набрать слишком трудно. Если бы ты его видел, посмеялся бы. Он такой тощий, долговязый, очень бледный, а волосы — как мех у нашего Тришки, рыжие. Никого лучше не роль жениха не было. Но Яно добрый, насколько я его знаю.

— Судьба бедного парня тебя не слишком волнует. А чья?

— Я не могу сказать. Не потому, что не верю тебе… Боюсь говорить заранее, пока сама толком ничего не знаю. Понимаешь? Такая примета. Вообще боюсь говорить об этом вслух.

— Ты получила тревожное известие с острова. От кого?

— Не уверена, что то письмо не ловушка. Но если всё правда, мне написал отец. Писал, чтоб я ни в коем случае не вздумала явиться. Я только переехала из пансиона к тётке, сестре отца, я там жила в детстве. Письмо явилось следом, с опозданием больше недели. Я сразу собралась и…

— … сделала именно то, от чего тебя просили держаться подальше, — усмехнулся Верен. — Похоже на тебя. Вопрос жизни и смерти того, кого ты любишь и просьба не вмешиваться… да, это может быть ловушка. Скажи, представим, что тебя взяли в заложники. Ты ценная добыча?

— Боюсь, что да. Если нужно убедить… сломать… — Аванта не поднимала лица. Верен положил руку ей на плечо.

— И ты решила проникнуть в самую неприступную цитадель тайно, по чужой легенде, верно? Понимаю. Постараюсь помочь.

— Я знаю, — шепотом ответила Аванта. — Сильф тебя правильно прозвал. И Шакли не зря дразнит тебя защитником. Но я не хочу рисковать никем. Тем более…

— Мы все рискуем сами по себе, — равнодушно отозвался Верен. — Ты не смогла бы удержать от риска Бабочку и даже Тришку. Он только махнёт хвостом, тут ты его и видела… Мне тоже не требуется твоя просьба или разрешение.

— Верен… — она резко остановилась и посмотрела на него. В широко открытых светлых глазах на дне зрачков корчилась от страха беспомощная маленькая девочка. Высокий сильный временами мрачный мужчина погладил её по волосам.

— Так любишь держать всё под контролем. Строгие у вас были правила в пансионе? Но ты сама знаешь, толком ещё ничего неизвестно. Значит, просчитать план заранее не может даже вертолов. Хватит так сильно бояться жизни. Она непредсказуема, но это не всегда плохо. Те, у кого большой опыт, угадывают повороты в ней заранее. Но не пытаются взять всё в свои руки. Жизнь — слишком дикий конь. Не пытайся им править, главное, не свалиться во время скачки. Я буду рядом, если хочешь. — Выдержав паузу, он усмехнулся: — Если не хочешь, всё равно буду. Я отвечаю за твою дорогу, ты наняла меня в защитники. Сильф тоже не уйдет, пока ты не достигнешь цели. Мы связаны раскладом Аэндоры. Помнишь?

— Почему она говорила, — медленно успокаиваясь, снова шла по тропе Аванта, — что до последнего мы не узнаем, кто — проводник, а кто — ключ?

— И что-то ещё было о жертве. Сам иногда об этом думаю. Как подберемся ближе к Мерцающему острову, попрошу Сильфа сделать новый расклад и прояснить наши действия и роли. Заранее это делать бесполезно. Наша судьба меняется с каждым шагом. Вертолов знает это лучше всех. Одна дорога, но подробности на поворотах совсем разные.

— Я поняла, — кивнула Аванта. — Подождём. Пусть идёт, как идёт.

— Золотые слова, — одобрил Верен. И освещенные улыбкой его глаза позеленели.

40

Компаньоны собрались вокруг костра только за ужином, когда красное солнце уже болталось где-то внизу под горой. Вскоре солнце коснулось широко разливающейся в долине горной реки. Зашипело, окутавшись облаками, остыло и нырнуло за горизонт.

Верен и Аванта успели подняться на гору до заката, но сумерки вползли за ними на обрыв почти след в след.

— Обновки завтра, — остановил любопытных Верен. — Сейчас поесть. Тришка, держи! — Он открыл одну бутылочку гранатового соуса и дал медлису. Тот сразу присосался к горлышку, урчал, просовывая длинный язык в бутылку.

— Сразу много не давай, для него это закуска, а не еда, — предупредили Шакли.

— Так зачем отдал? Попробуй, отними! — горестно вздохнул шакал, показывая на восторженного Тришку, скачущего с бутылкой по свей поляне, только полосатый хвост мелькал.

— Зачем отнимать, гранатомёд густой, горлышко узкое. Скоро сам придёт, попросит тебя вытрясти ему остаток в миску, вот и заберешь.

Наконец освободился большой котелок. В малый котелок перелили остаток чистого мёда. В две бутыли налили мёд, всего на четверть высоты.

— Вот и отлично, дольём воды, пусть бродит, — оценил Верен. — Будет сперва пенистый квас, а там и медовуха созреет. К чаю, по глоточку — великая вещь!

В малом котелке Сильф заранее сварил очень густой вкусный суп, теперь они только вскипятили воду и развели концентрат, чтобы хватило на всех с добавкой. На сладкое ели чудесный свежий хлеб с мёдом и очень солёным острым сыром. Сыр экономно крошили сверху на мёд, получалось сказочно вкусно. Мёда ещё осталось много. Запивали ароматным чаем, который настаивался целый день.

— Есть новости? — настороженно спросил Шакли. Ссадину на скуле Верена острый глаз игрока заметил мгновенно, но не давал Бабочке задать вопрос и сам молчал почти до конца ужина.

— Особых нет. Поход удался. Разве что, если за вами двумя идёт по следу тайная полиция, то и меня теперь ищет какой-то давний враг. Точно не знаю, кто, но дорого платит за мою голову.

— Ты знаешь имя! — напомнила Аванта. — Тебе оно не знакомо, но назови нам, на всякий случай.

— Да, верно. Меня ищет некто Фанбран.

— Советник Фанбран? — даже подпрыгнул Шакли, так что медлис, сидящий на бревне рядом, хрюкнул и скатился в траву. — Новый помощник главы тайной полиции⁈

— Возможно, если туда берут мальчишек с тёмным прошлым, — растеряно двинул плечом Верен. — Ты лично видел его? Он молодой?

— Две недели назад я общался с ним в кабинете с глазу на глаз, — буркнул Шакли. — И желал бы скорее забыть подробности той беседы. Да, он молод… слишком для такой должности. Но, поверь, даже старики его боятся. Тайнецы говорят о Фанбране только шепотом. А те, кто выживают после беседы с ним, обычно ничего не говорят. Бьются в истерике. После вербовки я тоже был на грани.

— Значит, ты видел его близко. Опиши внешность, — попросил Верен. — Нет, лучше сравним. Ему едва тридцать. Очень узкое, очень злое лицо, вечно прищуренные глаза, щегольские черные усики? Аристократичный холёный красавчик?

На все приметы Шакли молча кивал. Верен коснулся лба мизинцем, на границе роста волос:

— Небольшой вертикальный шрам тут?

— Да, — Шакли закрыл глаза, нервно глотнул и даже в сумерках была заметна его бледность. Верен криво усмехнулся:

— Надо же, угадал. Его папаша всё ещё министр?

— Вот этого не знаю, — отозвался Шакли. — Но категорически не завидую тебе, брат. Фанбран — страшный противник. Чем ты заслужил его личную ненависть?

— Вообще-то, я его убил. Не знаю, почему он жив… этого не должно быть. И брата-близнеца у него точно не было, — единственный сыночек очень влиятельной семьи. Но в лесу и на дороге их влияние ничего не стоит. — Верен говорил абсолютно ровно, скорее, с облегчением, что знает наконец, у кого к нему кровный счет. Вдруг, хлопнув себя по карману куртки, он резко сменил тему: — Сильф, глянь, то, что лежит у меня в кармане, чьё оно?

Вертолов начал палкой медленно мешать угли, вглядываясь в сияющие круги.

— Огонь, золото, время, сердце, камень, игра, песок, риск, удача, — шептал Сильф. — Как много в одном… Не знаю, Верен. Как будто эта вещь принадлежат всем нам. И будет у всех по очереди. Сейчас — твоя. Покажи!

Верен положил в открытую ладонь вертолова брелок из авантюрина. Золотой песок сверкал искрами в свете огня. Кроме Аванты, все заинтересованно вытянули шеи, чтобы разглядеть красно-золотое сердечко. Медлис тоже протянул к нему лапку.

— Постой, Тришка, сейчас это не наше, — остановил его Шакли, — но штучка симпатичная, согласен. Приносит удачу?

— Авантюрин, знак нашей цели, он мерцает, для непрозрачного камня в нём потрясающе подвижный свет, — Сильф зачарованно смотрел на камушек. — Мерцает, как остров, который мы должны поймать. Нотеперь он у тебя в руках, Верен. Ты пройдёшь ворота первым — верный знак. И тогда передашь камень нам.

— Получается, это ключ? — тихо спросила Бабочка.

— Это знак, — повторил вертолов, сам до конца не понимая смысла своих слов. — Когда увидим, мы узнаем. Шакли, знаю, тебе неприятно, но сейчас самое время вспомнить, кто дал тебе путеводное перо. Можешь не говорить. Но это ведь твой пароль?

— Угу, — не разжимая челюстей, рыкнул шакал и взял перо из рук проводника. Долго смотрел на него, поворачивал, любуясь переливчатым блеском, потом сжал в кулаке и отбросил прямо в огонь. Тонкий стерженёк вспыхнул на миг огненным пером, почернел и пропал.

— Зачем⁈ — хором вскрикнули Бабочка и Аванта.

— Потому что такое перо не одно на свете, — слишком спокойно вместо Шакли ответил Сильф. — Их семь. Маховые перья из левого крыла жемчужной горлицы. Те, кто владеет перьями из одного крыла, в любом момент могут проследить пути друг друга. И даже перенестись прямо сюда. Именно так тайная полиция…

— О, боже, — ахнула Бабочка. — Так мы всё время были на крючке? Здесь? И в самой глухой чаще? Везде?

— Он не знал, — заступился за шакала лесной мальчишка. — Я сам понял только сейчас, когда почувствовал связь вас троих с этим далёким страшным Фанбраном. От него сюда потянулась ниточка, и я увидел.

— Вовремя, — выдохнул Верен. — Повезло.

— Вот так работает удача, — вертолов улыбнулся, вернув авантюриновый брелок сыну дороги. — Храни. Сейчас он твой.

— Сильф, ниже по склону есть пещера, — подала голос Аванта. — Мы её проходили дважды, но заметили только, когда поднимались. Сверху она совсем не видна, камень скрывает вход. Давай сбежим отсюда прямо сейчас. Ведь до этого обрыва нас легко проследить, мы шли с пером.

— Нет, только до Хребта правды, — возразил Сильф. — В том лесу время застыло, там перо не действует, надеюсь, после Хребта они нас потеряли.

— Лучше подстраховаться, верно? Тем более, убежище недалеко. Гаси костёр, — Верен, словно подброшенный пружиной, уже был на ногах и собирал вещи в тележку.

— Надеюсь, мы набрали достаточно бу-каштанов, хватит на пару дней, — проворчал Шакли, забрасывая мешок и медлиса себе на плечи. — Идёмте, будем спать под крышей.

— Тень, останься, проследи, — вертолов быстро засыпал землей угли и затоптал последние искорки. Потом раскатал вырезанный заранее круг дёрна, чтобы прикрыть след их стоянки. Бабочка металась по большой поляне, ворошила сосновой лапой примятую траву, разбрасывала хворост, стирала следы на проплешинах сухой глины. Тень совой вспорхнула на ветку и водила светящимися лунными глазами по лесу, сообщая, что пока всё спокойно.

Заметая за собой следы в пыли, компания спустилась по горной дороге метров на сто и юркнула в небольшую пещеру, где они с трудом разместились на ночлег. Но там все чувствовали себя уютнее, чем на открытом всем ветрам обрыве. Проснуться утром в обществе тайнецов, только этого не хватало!

41

Наутро преследователи не появились, Тень никого не заметила и ночью. Все выдохнули с облегчением. Но всё-таки поспешили спускаться в долину и заметали за собой следы. Угроза встречи с тайной полицией ещё витала над ними.

— Зачем им торопиться. Уверены, что я бы от них не ушёл, — буркнул Шакли. — Через это пёрышко они могли знать, жив я или нет?

— Через пёрышко не знали, но если нашли тех, кто гнался за тобой в лесу, то вытрясли из них много сведений, где ты и с кем сбежал, — заметил Сильф. — Жаль, мы теперь не сможем переноситься так легко куда угодно вслед за островом. Но постараемся и без пера удачи, своими силами подобраться к Мерцающему острову поближе. Не дрожи, Шакли, достаточно одной петли в пространстве и тайнецы потеряют твой след.

— У них тоже хватит своих сил выследить нас, если не будем осторожны, — Бабочка нервно повела плечами. — Пора сделать расчеты, куда идти, чтоб не столкнуться с ними.

— Как только спустимся в долину, — обещал Сильф. — Пока старайтесь все не упускать из виду белую башню. Если у кого-то она исчезнет, сразу скажите мне.

Минут через десять Аванта остановилась, показав рукой в долину:

— Всё. У меня острова нет. А вы его видите?

— Ещё вижу, но понятно, что это мираж, он дрожит мелкой рябью, — ответил Верен. Остальные растеряно моргали. С ними произошло то же, что и с Авантой: стоило на секунду отвести глаза от города на острове, как он исчезал.

— Кое-что из-за грани можно видеть, только если смотреть не прямо, а боковым зрением, — напомнил Сильф. — Но Мерцающий остров явно не из таких. Я тоже вижу, как он плывёт и тает в воздухе. Что ж, другой дороги с горы нет, проверим, появится ли он снова перед нами.

Они шли, с удивлением поглядывая на пустую излучину реки, где так отчетливо видели большой песчаный остров, скорее всего, искусственно насыпанный для строительства города, окруженного круглой каменной стеной и неприступными барьерами в пространстве. Примерно через час, Мерцающий остров снова появился, и снова пропал, стоило им ступить на зеленый луг у реки. Гора осталась позади, но впереди широко разлилась быстрая река. Сильф бросил в воду несколько острых и гладких камушков, посмотрел на круги, склонив голову к плечу, слушал плеск от камня.

— Туда, вдоль берега. Но нам придется переправиться вброд по камням. Вон там, на повороте.

— Смысл? Разве остров может появиться вне реки? — спросил Верен.

— Здесь мы его не догоним. Нужно подняться на тот холм за рекой, и в следующей долине он появится.

— И сколько раз ещё придется подниматься на холм и спускаться в долину прямо к острову, чтобы он снова и снова исчезал? — спросила Бабочка.

— Знаешь другой путь?

— Может быть. Сперва поднимемся на холм, а там посмотрим.

Загадочный намёк блондинки не особенно обнадёжил ее спутников. Но впереди был каменистый брод, все мысли сконцентрировались на переправе. Острые скользкие камни, быстрое течение…

— Ерунда, лишь бы веревки хватило, — Верен взял из багажа моток прочного шнура, подходящего для спуска с гор, бросил конец Сильфу и беззаботно ступил на камни, цепочкой торчащие из воды, точно акульи зубы. Играючи перешёл реку, перебросил веревку вокруг кривой вербы выше первой развилки, и так же легко принёс конец веревки обратно, на тот берег, где ждали компаньоны.

— Мда, здесь закрепить негде, — Верен связал концы шнура в кольцо и натянул. — Что ж, деревом буду я. Барышни, перейдите сначала вы. Держитесь за поручни, не упадёте.

Аванта перешла первой. Со страховкой переправа оказалось несложной. Аванта даже одной рукой держалась за веревку, а другой придерживала сумку. Бабочка повторила ее манёвр, только перед этим сняла туфельки, чтобы не потерять и не намочить их.

— Босиком надёжнее, — согласился Шакли и начал разуваться.

— Куда собрался, помоги переправить весь багаж, — остановил его Верен.

Вертолов и шакал собрали всё имущество с тележки, подвешивали по одному свертку к веревке. Верен тянул в одну сторону, а вещи по кольцу двигались через реку на другой берег. Так же переправили пустую тележку. Наконец Шакли рискнул перейти сам, вместе с медлисом. Тришка взобрался ему на плечи, но для надежности придерживался одной «ручкой» за веревку. Верен оглянулся на Сильфа.

— Сворачивайся, идём вместе, — улыбнулся их проводник. — Я не свалюсь.

Более осторожно, чем в первый раз, они вдвоём перешли реку, по пути сматывая верёвку. И покатили снова нагруженную тележку на холм. Бабочка взлетела на вершину холма первой.

— Вот он! — она замахала рукой, давая знак, что видит цель. Мерцающий остров преспокойно ждал их в долине посреди реки.

— Далеко, — приставив руку козырьком, Аванта смотрела на ровную высокую башню, слепящую глаза сахарной белизной. — Думаешь, снова сбежит?

— Точно. Но тут я кое-что придумала, — Бабочка оглянулась, ища вертолова. — Отдохнём? Отсюда хороший обзор и мне нужно проверить мою идею. Сильф, объясни, как работает твой компас…

42

Мерцающий остров заманивал путешественников. Позволял сколько угодно отворачиваться, моргать, но не исчезал. Казалось, он лежит в долине, как на ладони, но Верен с небольшой подзорной трубой и даже Тень своим чутьём мало что могли рассмотреть за стенами города. Чем пристальнее взгляд, тем туманнее становились очертания крыш и белой башни. Даже стражников на стене сосчитать было невозможно. Зато интересно следить за птицами. Стоило маленькому крылатому пятнышку пересечь границу острова, птица либо исчезала для наблюдателя, либо появлялась из ниоткуда.

Махнув кольчатым хвостом, ойра бросила бесполезное занятие и убежала к хозяину. Верен держался дольше, но его отвлёк Шакли. Обе девицы ещё в пещере, с утра, а игрок только сейчас переоделся в обновки и вышел показаться. Шакал с сомнением рассматривал пёструю бежево-коричневую куртку.

— Слушай, а не слишком красиво? Ты считаешь это маскировочной одеждой? Честно, мне всё нравится, не ожидал такой заботы, но… Сомнения гложут насчет легенды, понимаешь? На кого я в этом похож? На пастуха? Точно нет. На охотника? Вряд ли. Для бродяги я одет слишком шикарно!

— На тебя не угодишь, мой привередливый брат, — с усмешкой передразнил Верен, напомнив обращение, которым невольно наградил его вчера Шакли. — Ты похож на странствующего артиста. У тебя зверь на плече, какая ещё может быть легенда? Вопросов не будет.

— Вопрос есть у меня, — не сдался Шакли. — Что мы с Тришкой умеем? Как можем выступать? Он только ест. Хотя делает это бесспорно талантливо, даже гениально… ай! Тришанций, отпусти, порвёшь!

Медлис поглядывал на нарядного приятеля снизу, но услышав оценку его артистических талантов, мгновенно встал на задние лапы, дотянулся и вцепился зубами в рукав новой куртки. Тришанций помнил, что руку кусать нельзя, но куртку…

Шакли долго гладил «его медвежество» по голове и уговаривал разжать зубы, пока Тришка, ворча, согласился за пару глотков гранатомёда.

— То, как ты с ним общаешься, уже смешное представление. Медлис тебе стал явно ближе, чем все мы.

— Потому что я понимаю его лучше, чем вас! — огрызнулся Шакли. — У него свои четкие цели, но ему не плевать на мои чувства. Вы… порой демонстрируете иное, хотя в душе, я понимаю, вы слишком добры ко мне, вы меня спасли, но считаете чужаком и до конца не доверяете. Не обижаюсь, я сам себе не доверял бы. Но сейчас я честно хочу быть в команде! Без задних мыслей. А верит мне, кажется, только Тришка.

— Уверен, что правильно его понимаешь? Может, спросим у Сильфа? — подколол Верен. — Хватит крыситься, мы в одной лодке. Я не считаю тебя совсем чужим… В общем, твой коронный номер как артиста — беседа с Тришкой. С переводчиком или без. Смешно будет в любом случае. Ты хочешь разговора по душам после того, как признался, что служишь в тайной полиции? Пусть для тебя это обман, но тайнецы считают тебя своим агентом.

— Я… — Шакли отвёл взгляд. Верен взял его за плечо, заставляя снова обернуться:

— Мне нужна твоя помощь, только не виляй, лучше молчи. Ты только надел маску сына дороги, но у нас и так много общего. Думаю, у нас с тобой большой опыт разных бесед со множеством людей, которые нам не друзья. И с угрозами, и с шантажом, и с убеждением силой, верно?

Игрок молча кивнул, выжидая. Под сердцем Шакли кольнул холодок, он уже видел, к чему клонит Верен. И вопрос прозвучал:

— Поделись, что такого сделал Фанбран, чтобы задеть тебя за живое? Мне кажется, тебя нелегко сломать и влезть в душу. К чему мне готовиться? Я не шучу, что мы теперь собратья по несчастью. Не можешь — не говори, но сам понимаешь, мне это жутко интересно.

— Насколько хорошо ты его знал? — с усилием спросил Шакли.

— Совсем не знал. Столкнулись раз, случайно. Я знаю, что он холодный мерзавец, способный на любые ставки. Он угрожал убить едва совершеннолетнего ребенка. Я различаю, мог бы шантажист это сделать или нет. Он — может.

— Может, — эхом подтвердил Шакли. — Если ему это выгодно. Фанбран, которого я видел, пойдёт на всё, но очень тонко чувствует границы других. Он убивает волю бессмысленностью сопротивления. Своим чудовищным холодным жестоким равнодушием. Оно в его глазах. Скучающего, пресыщенного удовольствиями молодчика, ни в чем никогда не знавшего отказа. Кое-что он мне говорил, но теперь кажется, я больше слышал его мысли. Читал в глазах. Он мёртвый изнутри, но если чужая боль эхом хоть на секунду пробудит в нем искру интереса… Тогда в его зрачках зажигается огонёк. Это страшно.

Он словно сам подсказывал мне ход:

'Согласись только для вида. Мне не нужна твоя преданность, я ни на грош тебе не верю, мне нужна только подпись. Признай, что согласился служить мне, и выйдешь отсюда. Иначе тебя могут просто забыть в тюрьме на годы, без суда. Мне не нужны твои страдания, не нужен приговор преступнику, не нужен твой труд на каторге. Мне безразлично, что с тобой будет дальше. Главное, ты — попался.

Ты можешь согласиться и радоваться, что дёшево отделался, что обманул отдел тайнецов, гордись собой! А можешь мучиться всю жизнь пятном на совести, что предал свою честь вора, подписал это треклятое согласие… Мне всё равно. Ты можешь возражать, проявить твёрдость, и тебе очень долго будет очень больно. В пальцах так много косточек, даже удивительно!

Ты можешь пожалеть о своём упрямстве через минуту, но я не дам приказ остановиться. Просто потому, что я люблю мучить, и хочу знать, сколько ты продержишься, пока не сдохнешь? Или, если я начну с левой руки и соглашусь оставить тебе правую, приняв твои мольбы о преданности и сотрудничестве, левую кисть тебе всё равно сломают на мелкие кусочки. Чтобы преподать урок бессмысленности и опасности упрямства.

Ты сам решай, что будет, как агент ты не имеешь для меня никакой ценности. Ты, сотни других — не важно. Мне только самую капельку интересно, что ты выберешь?..'

Шакли замолчал, закрыв глаза.

— Ты сейчас слышишь его голос, верно? Постой, огонёк интереса в глазах это буквально? В обоих зрачках или только в одном?

43

— Что? — игрок очнулся от воспоминаний. Изумлённо глянул на Верена: — В одном. Левый зрачок сверкал. Я думал, это огонь лампы, но свет была справа, довольно далеко. Что это значит?

— Значит, и мне не показалось, — Верен поднял лицо к небу, усмехнулся, сильно закашлялся. — Огонь дракона… Фанбран наполовину дракон! Возможно, более дальнее родство, но огонёк в одном глазу — примета верная. То, как ты точно описал его телепатическое красноречие, убивает всякие сомнения. Вот почему огонь полностью не убил его… Всё сходится.

— Ты будто рад, — кисло проворчал Шакли. — Давно мечтал сразиться с драконом?

— Благодарю покорно, я уже сражался, — засмеялся Верен. — Приятно точно понимать опасность. Кому-то так страшнее, но мне легче. Только что делать с этим знанием… Считаешь, у меня нет шансов?

— У тебя наверняка есть какие-то болевые точки. Даже не сомневайся, он их найдёт, — мрачно предсказал Шакли. — Просто не дай ему шанса добраться до нас, брат.

— Как это сделать?

— Ты — защитник, ты и думай. А я даже говорить вслух это имя не хочу. Дракон? Всё может быть. Скорее, змей. Он ужалил меня в самое сердце и укус точно ядовитый. Я теперь не совсем тот, что раньше. Раньше я легко врал другим, но себе верил полностью, а теперь…

— Меня он тоже укусил, — шепотом хрипло сказал Верен. — Если тебе от этого легче, из-за него я тоже потерял себя. Не совсем, но… кхм, часть.

Шакли так широко раскрыл глаза, пораженный догадкой, что не мог моргнуть, даже если бы постарался. Горло его перехватило, он сипло прошептал:

— Ты не рыцарь и не бродяга! Ты был… — Шакли невольно скосил глаза на свою новую куртку, даже погладил темные ромбы на светлом фоне, — … артистом. А здорово играешь новую роль, я б ни за что не догадался.

— Я сын дороги, — хрипло ответил Верен, — значит, всего понемногу. Не важно, что часть меня умерла, ещё много осталось. Пожалуйста, не болтай об этом.

— Ты знаешь это слово? — шакал почти развеселился. — Ладно, не буду я, не буду! Кулаки у тебя как… не хочу тебя злить. А что ты делал? Фокусы показывал? Знаешь, в движениях что-то есть, если хорошо присмотреться. По камням ты прыгал… акробатически!

— Заткнись, — процедил Верен.

— Я всего лишь рад, что ты поможешь нам с Тришкой выступить перед публикой, если что. У меня просто камень с души… И с проклятым драконом я теперь не один на один… Давай это отметим, брат. По глоточку…

— Медовуха ещё не созрела. Но если добавить по капле дубового сока… Давай. Неси кружки.

— Мигом, — шутовски откланялся Шакли. Медлис за время их откровений свернулся клубочком и спал на траве.

44

В десяти метрах дальше на ровной вершине холма вертолов объяснял блондинке тонкости совмещения пространств и выбора пути между гранями. Аванта молча сидела на камне чуть поодаль, рассеяно слушала и смотрела то на них, то на белую башню. Девицу беспокоило, не собираются ли Верен и Шакли снова сцепиться, как обычно. Но заметив, что беседа идёт мирно, без криков, она полностью переключилась на сложный выбор дальнейшего маршрута.

— Смотри, — Бабочка рисовала пальцем в траве. — Вот мы сейчас, а вот — остров. Точка отсчета этот холм, а вот наша цель. Если я правильно поняла, следуя за указаниями твоего компаса, мы будем двигаться так: — Бабочка начертила пунктиром спираль, выходящую из точки отсчета и кружащую вокруг цели. Петли спирали ложились всё ближе к цели и наконец поймали её в свой центр. — Но если вычислить направление, мы можем пройти так: — Она прочертила через спирать прямую линию, соединив две точки. Разве не так могло провести нас перо?

— Примерно, — кивнул Сильф. — Ты хочешь срезать путь, но понимаешь, что остров мерцает, так? Линия будет не прямой, но кратчайшей, относительно всех моих поворотов.

— Именно. Ты говоришь, вокруг нас всегда пересекаются грани. Можешь нарисовать, где они проходят здесь, на холме? Или в долине. В общем, те, что ты видишь между нами и островом. Как они идут, под каким углом? Я тоже должна их видеть хотя бы на схеме. Объединим наши умения. Я умею считать, а ты узнаешь, какие из цифр — правильные.

— Вот так примерно, — Сильф очертил пальцем вокруг исходной точки ломанный пятиугольник. — Важно, что место пересечения граней, не точка, а перекрёсток. Представляй их стеклянными, как оконные рамы, которые входят друг в дружку. Именно в пересечение граней мы можем пройти, там есть коридор вероятностей, — для наглядности он скрестил ладони, как две пересекающиеся грани.

— Поняла. Остров всегда в долине, не на холме? И когда начнет убегать, он не может оказаться позади нас?

— Может. Со следующей возвышенности мы можем увидеть его с любой стороны, не обязательно впереди. Ты сама начертила спираль. Он вращается вокруг нас, а мы — вокруг него. И совпасть можем только в одной точке.

— Я могу просчитать, какая грань приведёт нас прямо к нему. Только мне нужно знать нынешнее расстояние до миража и точную высоту холма. Сделаешь?

— Тень это может выяснить. Где будешь писать?

— На камне. Сейчас сделаю уголёк…

— Лучше поищи белый камушек. Уголь оставит слишком заметный след, — сказал вертолов.

— Откуда ты знаешь, что твой краткий путь будет безопасным? — вмешалась Аванта. — А если там нас поджидают неприятные встречи или смертельная опасность?

— Это уж Сильф проверит, работа для вертолова, — Бабочка перепробовала несколько камешков, наконец нашла тот, что оставляет на сером базальте белую нитку следа. Ойра как раз вернулась и вспрыгнула на плечо хозяина.

— Пиши, — Сильф диктовал расстояния в средних шагах, а углы по румбам горизонта. Бабочка очень быстро и точно подставляла их в свой чертёж. А потом что-то считала по формуле треугольника. Наконец нарисовала ломаную линию между исходной точкой и точкой цели. В ней было всего две поворотных точки, не считая заданного направления отсюда, с холма.

Теперь за дело взялся ловкий проводник. Сильф водил ладонью над местом первой схемы и травинки то поднимались, как намагниченные, то падали, словно прибитые сильным ветром. В итоге трава на лужайке точно повторила линии чертежа на камне.

— Годится. Короткий путь не опаснее длинного. Но под самыми стенами города нас в любом случае ждет нечто, что мне сильно не нравится. Обойти его не удастся. Значит, мы прыгаем через юго-восточную грань, а потом резко свернём на запад… Должно получиться.

— Если получится, я вручу тебе орден, — Аванта торжественно достала из кармашка на поясе перламутровое крылышко кулона и подала Бабочке. — Впрочем, он и так уже твой. Бери.

— Какая красота… откуда?

— Сувенир из горного городка. Верен купил тебе, но не успел отдать. А у меня вот, — Аванта показала вино-красный кристалл. — Сильф я хотела попросить, чтобы ты уточнил то предсказание Аэндоры. Помнишь, она говорила, что мы до последнего не узнаем, кто из нас проводник, кто — ключ… и ещё что-то. Ты можешь разгадать этот шифр?

— Попробую. Нужно, чтобы собрались все.

45

Они расселись на лужайке рядком, лесной мальчишка сел напротив, так что бы видеть всех. Каждый дал свой личный предмет, выбрав самый маленький: Верен — авантюриновое сердечко, Аванта — красный кристалл, Бабочка — перламутровый кулон, сам Сильф — вертоловку, Шакли — игральную карту, крестового валета. Медлис неохотно расстался с одним бу-каштаном, который предварительно подержал в маленькой ладошке. Ойра считалась за одно лицо с Сильфом и не участвовала в раскладе. Сидела на камне, обвив лапы длиннейшим полосатым хвостом и пристально, как кошка за мышами, следила за предметами.

— Сильф, ты точно помнишь слова Аэндоры? — тихо спросила Аванта. — Провидица что-то говорила о наших тайных ролях, но я никак не могу вспомнить дословно.

— Помню. Она сказала: «Вам троим не по силам пробраться на остров. Вас должно быть вдвое больше». Это уже сбылось. Считая Тришку, нас шестеро. Ещё Аэндора предсказала: «До самых ворот, даже до самой верхней лестницы белой башни, вы не будете знать, кто из вас — проводник, кто — ключ, кто — карта, а кто — жертва. Ваши способности могут объединяться, у каждого — своя роль…» Но вот нас шестеро, а она назвала всего четыре роли. Попробую восстановить весь круг. Сейчас потише, не мешайте…

Вертолов собрал все именные предметы в горсть двумя руками, высоко подбросил их и закрыл глаза. Вместо того, чтобы беспорядочно упасть на траву, предметы плавно закружились по ветру. Сперва из них выстроилась воронка, так что воздушный водоворот по очереди засасывал один предмет и выбрасывал из тонкого хвостика воронки. Так он прокачал все шесть символов, и круг по которому они вращались, стал расширяться. Личные вещи плыли по воздуху против часовой стрелки, не задевая вертолова и его раскрытых ладоней. Постепенно они понизились и так же по кругу упали на траву. Сильф, не глядя, почувствовал это и вслепую водил ладонями по кругу, пытаясь считать общий расклад.

— Карта… ключ… жертва… Роли как бы плывут по кругу, перемещаясь от одного к другому. Как камень Верена будет менять хозяев, я это чувствую. Вот знак удачи, он горит красным, — не открывая глаз, Сильф спокойно остановил ладонь прямо над авантюриновым сердечком. — Но его роль я не могу назвать. Так же я не могу назвать игральную карту — картой, она всего лишь символ игры.

— Но проводник это точно ты, разве нет? — спросила Аванта.

— Почему не ты? Наш поход начался из-за тебя, ты указала цель. Почему не Бабочка? Она только что рассчитала прямой путь к цели.

— Скорее, тогда, ты — ключ, — подала голос Бабочка.

— А почему не Верен, если ему суждено первому пройти в ворота? Почему не Шакли, если нам понадобится его ловкость рук, чтобы открыть хитрый замок внутри, на лестнице в башне?

— Мне всё равно, кто есть кто, — буркнул Шакли. — Лишь бы Тришанций не был жертвой.

— Что значит — жертва? — спокойно и звонко рассуждал вертолов. — Аванта принесёт жертву, чтобы её слова открыли нам ворота, она должна солгать. Или это значит, что она — ключ? Я вижу круг предметов, вижу роли, они движутся по кругу сверху, по часовой стрелке. Проводник, карта, ключ, шифр, жертва, сердце. Есть ещё тень, но с ней, как раз, всё понятно. Пожалуй, могу ещё сказать определённо, что за воротами я точно не проводник. Моя роль заканчивается под стенами Мерцающего острова. Карта — не игральная карта, наверное, карта города. Чем она отличается от выбора пути проводником — понятия не имею. Но это разные роли. Ключ и шифр — явно пара. Значит, карта и проводник — тоже. Сердце и жертва — подходят в пару. Что это нам даёт, не знаю.

— Если великая провидица сказала, что до последнего мы эти роли не поймём, чего мучиться раньше времени? — беспечно сказал Верен.

— Она ещё сказала, всё это дополняет друг друга, общий круг, — напомнил Шакли.

— Ты сложил пары, сложи весь круг, — подсказала Бабочка. — С чего нужно начать?

— Круг, где вначале и в конце сердце, — сразу ответил вертолов, поймав подсказку. — Сердце — проводник — карта — ключ — шифр — жертва — сердце. Сердце укажет путь, найдет сокровище, но нужен ключ к шифру, иначе его не взять. Когда откроем, спасём жертву, поставив на кон свои жизни и чувства. Если все связаны цепочкой, жертва не одна, опасность грозит не одному, это я тоже понимаю.

— Ничего больше мы не узнаем, пока не подойдем к воротам, — вздохнула Аванта. — Ответы не здесь, они на острове, за стенами Мерцающего города, или даже в самом его сердце — белой башне. «Сердце подскажет» — наверное, сейчас речь обо мне, потому что я вас притащила на охоту за неуловимым островом. Только для меня пока это личное дело, моё сердце рвётся туда и разрывается от беспокойства. Первый шаг трудно понять иначе.

— Мы уже в игре, — подтвердил Шакли. — Все в этом круге. Надеюсь, я уже был «жертвой»? Я больше не хочу!

— Никто не хочет, — отозвался вертолов. — Думаю, Аванта была жертвой, когда ее пытался сожрать болотный паук, а медлис — когда ты поймал его в мешок. Бабочку тоже ловили, но… Кажется, она была жертвой на Хребте.

— Мы точно не знаем, что уже засчитано. Но с этой карусели нам не соскочить, верно? — добавил Верен. — Лично я даже не пытаюсь. Шаг второй — добраться до острова, его мы тоже знаем. Вперёд. Там посмотрим, что дальше…

46

Под вечер компаньоны устроили привал в долине. Но не с видом на Мерцающий остров. Краткий путь через грани, предложенный Бабочкой, привёл их к роще у реки. Ольховая роща закрывала от них остров, не давая ему бежать от взглядов. Тень постоянно проверяла, остров всё ещё там? Не переместился? Но люди не видели за деревьями даже верхушки белой башни.

Верен спокойно развёл костёр и занялся ужином. Шакли бродил по роще, собирая хворост, и на ходу по привычке обсуждал свои мысли с медлисом. Тришка почти не возражал, слушал внимательно, только изредка скептически хрюкал, что вызывало у шакала прилив красноречия. Ему казалось крайне важным убедить пушистого друга в правоте своих рассуждений. Бабочка делала прическу, старательно укладывая локоны, но всё никак не могла выбрать наилучшую форму. Сильф слушал окрестности.

Аванта сидела в сторонке, наблюдая за остальными. Дождалась, когда Тень вернулась, подсела ближе и тихо спросила:

— На месте? Раз остров не исчезает, значит, мы и правда близко?

— Возможно. Если пройдём последний барьер, коснёмся стен. Тогда он больше никуда не денется, мы будем на одной грани.

— Скажи, а ойра может заглянуть сейчас за стены? Например, птицей?

Сильф потерся щекой о пушистый теплый бок невесомой циветты, сидящей на его плече.

— Попробует. Что ей искать, если получится?

— Одного человека. Особая примета — у нас общая кровь, вот, — Аванта сняла с пояса ножик, кольнула палец и показала Тени каплю крови. — Возьми.

Ойра уже приняла вид крупного взъерошенного ворона. Осторожно втянула клювом образец крови, встряхнулась и улетела.

— Близкое родство? — уточнил вертолов, играя сухими травинками. Из них складывался узор, понятный ему одному.

— Близкое, — Аванта не поднимала глаз. — Первая степень.

— Это судейские так говорят об очереди наследства, — усмехнулся Сильф. — Для ойры первая степень родства это близнецы. Или твоя пара, если вы уже признали друг друга. Семейное близкое родство: родители, дети, братья-сёстры — это вторая.

— Значит, вторая.

— Женский род у вас совпадает?

— Нет.

— Ещё на полступени дальше. Вторая с половиной. Ничего, Тень его почувствует. Если только он нарочно не скрыт за особым экраном.

— Это заклятье? Или защита стен? Или глубокое подземелье?

— Что угодно. Темница без окон, например. Грот под водой. Купол огня, но это редкость.

— Мне бы только узнать там он или нет? И жив ли он? — Аванта сидела, нервно обхватив колени. На привале, когда они подобрались так близко к острову, она снова переоделась в красную юбку. Как будто это знак для кого-то, кто далеко за стенами.

— А если его нет, значит, мы зря шли?

— Всё равно не зря, — Аванта смотрела прямо перед собой, не видя травы и ясного дня. — Но тогда у меня будет иная цель…

— Понятно.

Бабочка всё смотрелась в закрепленное на древесном наросте зеркальце и накручивала локоны. Она укладывала их с такой страстью и математической точностью, словно складывала головоломку. Наконец, заколола последнюю прядь, с минуту полюбовалась на себя во всех ракурсах, насколько позволяло маленькое зеркало, тяжко вздохнула и неожиданно быстро-быстро распустила всё. Выдернула шпильки, гладко расчесала волосы и оставила распущенными. Заплела от висков две тонкие косички и сплела их в одну на затылке, только чтобы пряди не лезли в глаза. Спрятала все шпильки, кроме одной, а той царапала на земле схему пересечения пространств, как её себе представляла со слов Сильфа. Шевелила губами, высчитывая углы, находя точки пересечения линий в треугольниках, образованных высотами над уровнем реки и высотой солнца над горизонтом.

— Сходится? — спросил вертолов, стоя у нее за плечом.

— Почти. Вот — мы, вот — остров. Мы на одном уровне. Но между нами есть какой-то последний барьер, не роща, не река. Что-то перекошенное в пространстве. Видишь? — Бабочка показала линию перечеркивающую треугольник, деля его на два. — Если грань проходит вот здесь, мы не можем её пройти напрямик. Нужно повернуть вот тут, где острый угол, и пройти в щель.

— Грань можно повернуть, как вращающуюся дверь, — кивнул Сильф. — Но где гарантия, что остров тогда не останется за гранью.

— Нам нужно повернуть чуть-чуть, чтоб линии сошлись. Тогда мы пойдём прямо к острову, а не мимо, — показала на чертеже Бабочка.

— Понятно. Пройти строго меж гранями, в зазор. Это я могу сделать. Зачем ты всё распустила? Было красиво…

— Неуместно, — сухо ответила Бабочка. — У меня нет наряда к этой прическе. Если бы даже было подходящее платье, в таком виде точно не стоит появляться в чужом городе. Слишком приметно. Ты говорил, я могу сойти за лесную фею? Как это?

— Белое шелковое нижнее платье, несколько цветов в волосах, лучше выбирай светлые, они нежнее. Загадочная улыбка и больше ничего не нужно. Смотри на всех свысока, но не презрительно, а с отстраненным любопытством, ты это умеешь. И старайся молчать, только улыбайся. Ещё, разумеется, нужно следить, чтобы не ходить по грязи, песку и пыли, а если случайно ступила, сделай так, чтобы юбка замела твой след. Лесные не оставляют следов на земле и траве. Но в городе это попроще, там мощеные дорожки или так гладко выбитые, что следов не бывает.

— Спасибо за науку, — Бабочка слегка склонила голову и продемонстрировала легкую загадочную улыбку. — Так?

— Точно так, — одобрил лесной житель. — Только не попадись и не заполняй карту крови, ручаюсь, никто не отличит тебя от феи. Особенно, если мы вокруг подыграем. И медлис рядом тоже станет твоим пропуском. Чего ты боишься? Это закрытый город, там вряд ли тебя ищут.

— Ты мог бы узнать точно? — с тревогой попросила блондинка.

— Это сиюминутный ответ. В любой момент они могут получить новые сведения. Но я могу попробовать заговорить твою подвеску. Чтобы она дала тебе знать об опасности. Если получится, она ведь у тебя недавно.

— Пожалуйста, попробуй, — Бабочка быстро сняла с шеи перламутровое «крылышко» и протянула Сильфу.

— Не отдавай, нужно настраивать в твоих руках, — вертолов поводил ладонью вокруг, и голубенькое «бабочкино крыло» качалось за ним, тянулось, словно игла к магниту. — Отзывается хорошо, главное, чтобы память в нём крепко держалась. А это сразу не проверишь. В минуту опасности «крыло» сильно похолодеет. Но до первой опасности, боюсь, мы не узнаем, работает оно или нет. Держи.

Сильф убрал ладонь, Бабочка снова надела подвеску на шею. И невольно ахнула, когда «крыло» коснулось кожи.

— Оно ледяное!

Вертолов глянул в небо. Тень птицы, больше похожая на трепещущее лоскутами темное облачко, падала на них.

— Опасность! — крикнул Сильф. — Все ко мне, немедленно! Вещи захватите, нашу стоянку не должны найти!

47

— Это из-за меня? — взволнованно спросила Аванта, первой после Бабочки встав за плечом Сильфа. — Тень что-то узнала?

— Нет, её спугнули. До цели она не долетела. Была за стенами, но очень близко за воротами. Оттуда и вернулась, предупредить. Сюда идет отряд, разведка. Верен! Брось костёр! Просто засыпь землей, не важно, скорее в круг!

— Тришка, иди ко мне, — нервно ловил медлиса Шакли. — Куда же ты? Не убегай, друг мой, сейчас не до твоих штучек! Тень, помоги!

Тень прыгнула, заступив дорогу рыже-полосатому приятелю, и погнала его в нужную сторону. Верен поймал зверя на руки. Шакли последним еле успел встать в круг. Тут же вертолов вскинул руки, и небо резко потемнело. Над ними сгущался, чернел и опускался купол из облаков. Скоро вокруг спирально засвистел ветер, как было при перемещении с пером, но все оставались на той же полянке, где их застиг сигнал тревоги.

Вращение воздуха и плотный сумрак ограждали их тесную компанию. По знаку Сильфа все жались друг к дружке. Тришка вырывался и Верен передал его Шакли. Тот прижал медлиса к груди, успокаивая. Тришка недовольно ворчал, но уступил. В чем-то медлис был прав: люди, кто бы они ни были, вряд ли сочтут подозрительным рыжего сияющего кота, даже если заметят его на дереве. А если лежать на ветке неподвижно, то и не заметят. Откуда им знать, что Тришанций заодно с тёмными личностями? Но Шакли ни за что не стал бы так рисковать. Если вертолов мог скрыть их с глаз островной стражи и как-то защитить, пусть защищает всех.

Никто не говорил ни слова, они почти не двигались, не зная, как работает этот вихрь.

Внезапно вертолов сделал другой жест, не опуская рук, и ветер стих. Купол никуда не делся, небо словно упало на землю, накрыв их, но тьма стала прозрачными сумерками. Роща, поляна вокруг виделась, как сквозь толщу серой воды. В ней шевелились тени. Со стороны дороги и прямо из рощи, тропинками вышли два десятка солдат. Отряд рыскал по поляне, нашел недавний костёр и старательно прочесывал рощу. Но через то место, где стояла вся компания, никто не проходил. Солдаты шли прямо на чужаков, но проходили мимо. Звук шагов то усиливался до сильнейшего треска веток под ногами, то совсем пропадал. Голосов не было слышно, всё приглушала толстая полупрозрачная стена. Лица и форму разведчиков нельзя было рассмотреть сквозь купол, казалось на них черные доспехи.

— Это не… — в страхе шепнула Бабочка, накрыв ладонью подвеску на груди.

Верен прижал палец к губам: «Ни слова!»

Сколько они стояли неподвижно в абсолютном молчании, никто не мог сказать. Время будто остановилось. Были солдаты вокруг или это рыскали их тени, уже никто не мог понять. И снова Бабочка шевельнулась первой. Она потянула подвеску за шнурок и прижала перламутровое крылышко к щеке Сильфа. Тот скосил глаза на блондинку и кивнул. Подвеска пульсировала теплом.

Вертолов осторожно очень плавно опустил скрещенные над головой руки до уровня плеч. Над ними открылось чистое небо. Солнце, звуки, дыхание обычного дня всё хлынуло сверху в круглое окошко. Из него выпорхнула почти прозрачная Тень.

Ойра осмотрелась и дала хозяину сигнал, что опасность миновала. Все облегченно выдохнули, когда купол рассеялся.

— Отомри, — Верен похлопал Шакли по плечу. — Уже можно.

— Тришка, поросёнок, ты впился в меня своей когтистой лапой! — пожаловался тот, опуская медлиса на землю и потирая царапины на запястье. — Испугался, маленький? Всё уже позади… Кто это был? Что они искали?

— Нас, — выдвинула версию Аванта. — Узнали, что поблизости есть чужаки, почему-то сочли нас опасными.

— Как узнали? — вкрадчиво поинтересовался Верен. — Они гнались за Тенью?

— Разве вы не видели? Не поняли? — взволновано спрашивала Бабочка. — Это же были тайнецы! Их эмблемы на нагрудниках!

— Где ты рассмотрела эмблемы? — проворчал Шакли. — Впрочем, никогда не видел их в полной форме, со шлемами и развевающимися перьями. Как на параде… Ради чего?

— Не знаю, кто это был и против кого они шли, но они готовились принять бой, — сказал Верен. — Потому в полной форме. Вооруженный до зубов отряд… Возможно, у них так принято вести разведку? Но я бы сказал, что это слишком нарочитое выступление, верно? Как вам кажется?

— Мы видели их искаженно сквозь защитную стену, — напомнил Сильф. — Трудно судить, как они выглядят на самом деле. Возможно, каждый из нас видел что-то своё. Но их было много. Я насчитал почти две дюжины. А вы?

Все подтвердили это количество солдат. Они снова рассыпались по полянке, тяжело дыша, будто долго бежали и нуждаются в отдыхе. Стоять неподвижно оказалось очень утомительно.

— Ух ты, смотрите! — Бабочка указала на место, где их накрыл защитный купол. Трава лежала идеально ровным кругом. От центра, против часовой стрелки, каждая травинка словно завилась по спирали, подчиняясь ветру. — Это же настоящий ведьмин круг! Так вот откуда они берутся на полях! Их все делают вертоловы?

— Нет, я бы сказал, вертоловы устраивают такие круги исключительно редко, — покачал головой Сильф. — Но появляются они именно так, под ветряным коконом.

— И кто их ставит? Ведьмы? — наперебой спрашивали спутники вертолова.

— Чаще всего.

— А что ведьмы делают под куполами? Прячутся от людей?

— Танцуют, — Сильф улыбнулся, явно у него был опыт этого действа. — Вспомните, как трудно было не двигаться, потому что так хотелось вращаться вместе с ветром. Если дать себе волю и вращаться, будет казаться, что растворяешься и летишь выше, выше, выше… Я часто летаю с Тенью, могу смотреть ее глазами, это будто самому парить в небе, но всё-таки… не то! В круге действительно летишь. Но вся эта пляска стихий выйдет нам боком, ведь круг в траве не исчезнет. Другой отряд поймёт, что здесь не только жгли костёр, но и творилось что-то странное. Они будут искать снова и снова.

— Не найдут, если мы окажемся достаточно далеко, — сказал Верен. — Мы можем подойти к острову с другой стороны?

— Нам осталось пройти всего ничего и мы — под стенами, — отозвалась Бабочка. — Но если пойдем напрямик, пересечем грань, нас выбросит неведомо куда, придется снова ловить его. Теперь мы знаем как и…

— … и рядом уже не будет этой рощи, — закончил её мысль Шакли. — Что ж, лучше потерять ещё день в пути, но больше не встречаться с таким отрядом. Неужели они рыскают вокруг острова каждый день?

— Нет, выход на задание большая редкость, — сказала Аванта. — Я знаю, друг писал мне о своей службе. Они почти не покидают остров. Но если выходят отрядом, всегда попадают в разную местность. В каменистую пустошь, в степь, на берег моря, на снежные горные равнины, на луга возле леса, как тут. Для них опасно надолго покидать Мерцающий остров. Он может переместиться, и тогда отряд не вернётся.

— Значит, нечто воистину важное выгнало их за стены крепости, — подытожил Шакли. — Надеюсь, они всё-таки искали не нас.

— Как знать, — прошептала Бабочка, сжимая в кулаке подвеску. — Одно мы точно выяснили, сигнал опасности работает.

— И то хлеб, — одобрил Верен. — Значит, идём прямо к острову, но мы туда не попадём?

— Если идти напрямик, нет, — усмехнулся вертолов. — Но это нам сейчас и нужно.

Собрав вещи, они с опаской вышли на проезжую дорогу, открыто миновали рощу и минут десять шли в сторону реки. Опасности не было. Белая башня поблескивала на солнце. Но стоило моргнуть или случайно отвести глаза… Мерцающий остров исчез.

Компания устроила привал на берегу реки. Местность была тихая, безлюдная, путники вволю поплавали и спокойно жгли костёр, не боясь столкнуться с неприветливым вооруженным отрядом.

48

Всё утро следующего дня они шли вдоль реки наугад, вниз по течению. «Не плывём, но идём по течению», — как выразился Шакли. После полудня Мерцающий остров снова появился. Где-то за поворотом реки, полный обзор закрывал невысокий пригорок, блеснула белая башня. И какое-то время путешественникам видна была только она.

— Странное дело, — Аванта заметила, что верхняя часть белой башни по форме и количеству граней очень похожа на ее кристаллик гранат-топаза. Держа подвеску в руке, Аванта попробовала совместить кристалл с башней и заметила, что пока они движутся по берегу реки, башня время от времени смещается в сторону. Хотя Аванта старалась держать кристалл ровно на ней, башня совершала незаметные глазу скачки туда-сюда.

— Смотрите, что за фокус? — Аванта привлекла внимание остальных. — Видите, наверху, где башня ровная, еще до ярусов и балкончиков, она такой же «карандаш», как мой кристалл. Сильф, попробуй удержать в совмещении кристалл и башню хотя бы минуту. Не знаю, получится ли, стоя на месте, но на ходу не получается!

— Получится, если идти зигзагом, — понял Сильф. — Та вот что может указать путь к башне! Её нужно прижать хотя бы пальцем! И следить, чтобы цель не уходила в сторону!

— Так дело не в кристалле?

— Дело как всегда в совмещении граней. Мы видим белую башню сейчас через несколько пространств. Оттого она и «мерцает». Чтобы попасть в одно пространство с ней, нужно…

— В самом конце нас снова разделит хотя бы одна грань, как уже было, — напомнила Бабочка. — Интересно, как это выглядит в реальности, а не начертеже? Мы её увидим?

— Сейчас ведёт Аванта, — Верен показал, чтобы она шла впереди.

Сверяясь с кристаллом, компаньоны обогнули пригорок и увидели посреди реки Мерцающий остров. Ближе, чем когда-либо. Но стоило пройти ещё сотню шагов напрямик к цели, остров стал ускользать. Все ещё ясно видели его, но Аванта остановилась и не могла попасть в совмещение.

— Попробуйте вы, башня постоянно «прыгает», — пожаловалась она.

Все проверили и убедились, что если попытаться закрыть башню пальцем или другим подходящим предметом, который послужит оружейной мушкой для наведения на цель, башня перемещается. Для совмещения приходилось закрыть один глаз, но башня «прыгала» словно глаза закрывались попеременно и цель смещалась. Но верхушка белой башни двигалась не только левее и правее, ещё и немного смещалась выше — ниже. Её никак не удавалось поймать, отходя в сторону или вперед-назад.

— Это и есть мерцание грани, — сказал вертолов. — Грань прямо перед нами, её никак не обойти, потому и направление не ловится. Но если пойти в сторону… как ты предлагала Бабочка, повернуть грани на самый острый угол и пройти в щель между ними, тогда получится. Между нами и этим городом больше не будет преград. Вопрос, насколько там сейчас безопасно?

Сильф взял красный кристалл и следил за его колебаниями, используя маятник, вместо волчка-вертоловки. Через некоторое время он поймал благоприятный момент, и путешественники пошли, выстроившись цепочкой за проводником. Со стороны казалось, они идут совсем не в ту сторону, не к острову. Но что-то изменилось вокруг, в невидимую щель между гранями подул сильный ветер, его почувствовали все. И пройдя сквозь ветер, они увидели, что стоят на опушке леса.

Впереди расстилался пологий берег, а посреди реки на острове высились стены города с белой башней по центру.

— Мерцающий остров, — тихо сказала Аванта.

— Настоящий, — хрипло откликнулся Верен. — Пришли.

49

Чего проще, видя перед собой цель всего пути, пройти по подъемному мосту на остров, постучать в ворота. Мост сейчас опущен и путь открыт. Но компаньоны расположились на опушке леса и спорили, кому идти.

— Я пойду одна, — настаивала Аванта. — У меня есть пропуск, причина пройти за стены.

— У нас тоже причина — идти всем вместе, — напомнил игрок. — Разве ваша провидица не говорила, что только вместе мы войдём в город на острове?

— Аэндора не уточняла, случится это одновременно или по очереди, — справедливости ради уточнил Сильф. — Только, что за стенами мы будем все вместе, и поодиночке у нас не получится войти и выйти.

— Это меня и беспокоит, — продолжала Аванта. — Вам придется объясняться со стражей. Вас запомнят. А если легенды говорят, что на Мерцающий остров очень трудно попасть, то выбраться оттуда ещё труднее. Я не хочу, чтобы все… из-за меня… Со мной незаметно пойдёт Тень, ойра сообщит вам, как я устроилась внутри. И если я найду безопасный ход и место, где можно остановиться без риска оказаться в ловушке, я вас вызову.

— Так не пойдёт, сестрёнка, — поморщился Шакли. — Нам либо придется пробираться всем порознь, либо вместе, но внутри этих стен рано или поздно окажемся мы все. Хотя бы потому, что не можем тебя бросить… Это версия для защитника. Или потому, что слишком редкий шанс оказаться прямо у ворот Мерцающего города, и лично я не упущу возможность покорить этот остров и побывать там. Хотя бы из преступного тщеславия.

— Полностью согласна с шакалом, — поддержала Бабочка. — Я старалась, высчитывала путь, и не коснусь рукой стены белой башни? Это город ученых! Мне здесь многое интересно. И вообще, я соскучилась по городской жизни. Нам, что, снова в лесу прятаться? Нужно только придумать хорошую легенду и выбрать правильный образ. Я мечтаю примерить роль феи!

— Не вздумай, — предостерегла подругу Аванта. — Если ты так сходу заявишь в воротах, что ты из лесного народа, тебя тут же проверят по крови. Правда, Сильф?

— Возможно. Мы можем сделать так, как на заставе, разбиться на несколько менее подозрительных групп и пробираться в город по очереди. Неизвестно, как часто тут вообще бывают гости? И насколько подозрительным будет появление многих чужаков подряд.

— Нужна разведка, — подытожил Верен. — Пойду я. Разумеется, Тень тоже, но незаметно, не со мной.

— Почему ты? — возмутились сразу трое компаньонов.

— А кого ещё может занести сюда случайно? Только бродягу, верно? Я из братства, никто не удивится, если я постучу в ворота. Возможно, их удивит, как я нашёл их потайной остров, но я знаю секрет — целиться в башню. Никто не заподозрит, что со мной ещё кто-то есть. Повод — действительно, редкий шанс. Раз мне удалось найти Мерцающий город, интересно его посетить. Другой причины мне не требуется.

— Верен, это закрытый город, в нём нет Братства Дороги, — с грустью напомнил Сильф. — Круг магистров или кто там правит учёными, соблюдают секретность и не желают пускать в свой мир бродяг.

— Я знаю. Но не прочь стать исключением. В отличие от Бабочки, меня мало волнуют научные споры и открытия. Мне достаточно пошататься по улицам, и стража это понимает. Братство не сталкивалось с кругом магистров, мы никогда не проверяли их работу, но каким бы закрытым или вольным городом ни был этот, Братство Дороги, по-прежнему, не подчиняется любой власти. Постучать в ворота я могу смело, там — как пойдёт. Возможно, если меня не впустят, Тень подскажет мне ночью ход через стену?

Вертолов безнадежно покачал головой:

— Ни одна идея мне не нравится полностью. Нужна разведка, я проведу её сам. Нужно выбрать безопасный момент, чтобы пройти ворота, иначе будет плохо, это я чувствую. Больше всего я хочу знать, что за отряд спугнул нас вчера? Кого они искали?

— Не сомневаюсь, они искали не меня, — снова попыталась убедить всех Аванта. — У меня неплохая легенда, я пройду внутрь. Сама не найду то, что ищу, но Тень поможет. А вы пока спрячьтесь и подождите весточки от меня. Это самое разумное, правда! В конце концов, это мой путь, проводник и защитник нужны были мне ради этого. Зачем вам рисковать лишний раз? Я осмотрюсь на месте, выясню, какое там отношение к чужакам, тогда уж вы решите, идти внутрь или нет.

— Ты говоришь разумно, — кивнул Верен, — но сейчас этого мало. По-моему, самое время рассказать.

— О чём? — напряглась Аванта.

— Ты уже получала весточку из этих стен. Знаешь об этом острове больше всех нас. Справедливо поделить тайное знание на всех.

— В сказку о женихе я сразу не поверил, — оживился Шакли. — Но тревожное известие, оно было?

— Да, — Аванта опустила лицо. — Сильф, спроси у своих подсказок, действительно ли я должна рассказать? Мне и так страшно, не хочу страдать ещё из-за вас.

— Твой рассказ может повредить нам? — удивилась Бабочка.

— Если вы начнете сознательно помогать мне в городе, — да. Я понятия не имею, чем это может обернуться. Судя по строгой секретности, которую хранит этот город — не изгнанием. Наоборот, мы можем все пропасть там.

— Ничего сестрёнка, — утешил ее Шакли, поглаживая спящего у него на коленях медлиса. — Выдай весь расклад, потом решим, с какой карты зайти. Что на кону? Что в козырях? Даже если дело безнадежное, нам лучше знать. Не люблю играть втёмную.

— Письмо пришло, когда я вернулась из пансиона, — начала Аванта. — Я расскажу вам.

50

Солнечное утро на старинной узкой улочке юго-западного вольного города. Крыши горят на солнце оранжевым огнем в каждой черепице. Под самой крышей углового дома открыто окошко. В окно выглядывает улыбающаяся девушка с черными искристыми волосами, что свободно рассыпаются по плечам. Она радуется долгожданной свободе. С учёбой в пансионе наконец-то покончено, она вернулась в дом ее детства. Правда, рядом нет любимого отца, только строгая тётушка, но… Радость девушки неспособно ничто омрачить. Даже ворчливый голос из комнаты:

— Амита, закрой окно! Тебя видят все соседи!

— И что? — смеётся девушка. — Пусть видят! Я готова обнять весь мир!

— Ты не настолько прилично одета, чтобы торчать в окне.

Амита не слушает. Она вдыхает сладкое облачко, поднимающееся от домашних роз на подоконнике. Это пьянит её, как настоящий нектар.

По воздуху хлопают крылья, на окно приземляется голубь. Бежевый, стройный, похожий на дикую горлицу — почтарь. Амита не предчувствует ничего плохо, она даже не уверена, что голубь прилетел к ним, а не просто устал и присел отдохнуть на ближайшее окно. Голубь прохаживается, громко воркует. На лапке у него капсула с запиской.

Амита достаёт послание…

Его невозможно прочесть без сильного увеличительного стекла. Специальный прибор на столе, прямоугольная линза закреплена на ножках. Амита кладёт послание на стол и крутит боковое колёсико, регулируя точную высоту линзы, наводя резкость. Именно под такой линзой письмо и было написано. На крошечном тончайшем листке уместилось довольно большое послание. Они с отцом всегда писали такие письма, стараясь уместить на листок побольше слов.

Амита увидела первую строчку и…

Снаружи ничего не изменилось, всё то же солнечное утро. Но сердце девушки больше не беззаботно, между бровей обозначилась тревожная стрелка.

«Дорогое дитя», — так к ней обращался отец, только когда предстоял серьезный разговор. Этими словами он отправил её в пансион, с ними же сообщил, что уезжает работать на закрытый остров, откуда не возвращаются.

— Может, ты когда-то приедешь ко мне, если не сумеешь устроить свою жизнь снаружи. Но я не желаю, чтобы белая башня стала твоей тюрьмой. Мир огромен, поищи своё место в нём. Я — ученый, мне нет места лучше, чем самое сердце секретного научного архива. Доступ к нашим новейшим изобретениям, испытания их в первый раз, и оценка, можно ли выпускать это знание за стены, для всех? От таких назначений не отказываются. Пойми меня, дочка. После смерти твоей матушки мне осталось две радости в жизни: ты и наука.

— И меня ты прогоняешь! — со слезами выкрикнула маленькая Амита.

— О, нет, дитя, я всего лишь не смею эгоистично держать тебя всегда при себе. Хотя этого хочу больше всего на свете. Все мы идём на жертвы ради чего-то важного. Я хочу тебе счастья и свободы.

— А я хочу жить с тобой! На Мерцающем острове самое лучшее образование, ты мне сам говорил!

— Но свободы там нет, — печально возразил отец. — Я уже готов от нее отказаться, но ты… Сперва вырасти, Амита. Посмотри мир. Потом сможешь сделать выбор, когда узнаешь, от чего отказываешься.

— Я хочу с тобой! — плакала Амита. Отец обнял её и носил на руках по комнате, не желая отпускать. Но потом прошёл месяц и он уехал. С тех пор были только письма и посылки с обеих сторон. Десять лет…

'Дорогое дитя, боюсь, нам снова предстоит прощание, даже краткое свидание у ворот, о котором мы смели мечтать, теперь невозможно.

Как ты знаешь, я работал над очень важным изобретением и наделся, что успешное завершение испытаний даст мне отпуск и возможность увидеть тебя, мою уже взрослую девочку. Не судьба.

Не могу объяснить, что случилось, для меня самого это загадка, но я больше не учёный, которым ты можешь гордиться. Отныне я — государственный преступник. Испытания сорваны. Не по моей вине! Но… никто в это не верит. Улики против меня.

Это письмо — моя последняя просьба перед судом. Суд будет через три месяца. Мне дают возможность раскаяться, хотя я не знаю, в чём. Если бы я мог использовать это время, чтобы всё исправить, я бы отдал все силы. Но пока сам ничего не понимаю.

У тебя есть время начать новую жизнь, пока моё имя ещё чисто, и тебе ничего не грозит. Уезжай. Моя сестра — добрая душа, но характер у неё… Ты лучше меня знаешь твою тетушку. Она будет страдать, вымещая свое несчастье на всех вокруг. Не позволяй пилить себя и ни в чём упрекать. Помни, ты — свободна. И ни к чему непричастна.

Не плачь. Постарайся быть сильной. Ты умеешь теперь жить без меня, ты не пропадёшь, я в это верю. Весь мир открыт перед тобой.

Прощай. Я люблю тебя, доченька.

Подписи не было. На неё пришлось бы потратить лишнюю строчку. Они никогда не подписывались, экономя место в послании, но ставили дату в начале. Голубь продолжал беспокойно ходить по подоконнику. Амита механически взяла мисочку, налила гонцу воды. Теперь она так же взад-вперед ходила по комнате, не зная, как понять обрушившуюся на нее новость.

51

Меньше всего девушку волновало, что теперь она — дочь государственного преступника. Ей хотелось знать, что случилось с отцом, и все мысли были только о том, как помочь ему?

Судя по дате, письмо шло слишком долго. Голубь полетел в пансион и уже оттуда последовал за ней в город. Они разминулись на целую неделю. А в такой момент, когда идёт отсчет дней до суда, потерянная неделя бесценна! Что же делать? Денег на адвоката у нее нет. Даже если бы были, на самого лучшего, его не допустят в закрытый город. Там свои юристы, своя власть. И свои законы. Там для государственных преступников не существует клейма и изгнания. Только смерть. Мерцающий остров не отпустит за свои стены никого, кого принял. И если этот человек его предал… Пощады не будет.

Единственный шанс, если жуткое недоразумение разъяснится. Но отец пишет, что бессилен что-либо исправить. И все улики против него. Значит, это не случайность. У него есть враги. Что Амита может сделать отсюда? Ничего. У неё две возможности: устроить побег преступнику или успеть попрощаться. Как устроить побег, придумает по дороге. Если не получится… Лучше они умрут вместе, чем она сделает вид, что свободна и отца у нее просто нет. Впрочем, она не знает никаких тайн, её могут вышвырнуть из города или отправить на обычную каторгу за пределы Мерцающего острова. Решено, она этого так не оставит.

«Я иду, папочка. Даже не надейся избавиться от меня. Ты хотел, чтобы я сделала свободный выбор? Вот мой выбор. Одна загвоздка. Как найти Мерцающий остров, если он скрыт от чужих, и пути к нему нет? Ничего, с этим я разберусь. Я тоже тебя люблю. Не прощаюсь».

Мысленно написав это послание, понимая, что отец его не получит, если отправить с крылатым гонцом, Амита сжала кулаки и глубоко вдохнула. Почему такая несправедливость? Отец ни в чем не виноват, она точно знает. За что ему грозит смерть? За неосторожность? Он доверился кому-то, кто его предал? Или по рассеянности потерял что-то очень важное? Почему первые дни ее вольной жизни обернулись таким несчастьем? Что она неправильно сделала?

— Амита, спускайся! — окликнула тётка. — Завтрак готов.

— Иду, — она прихватила крошечное послание, чтобы ещё несколько раз прочесть его и хорошенько выучить, прежде чем уничтожить. Вдруг там есть тайные знаки? Шифр? Ясно, что отец писал под надзором, его письмо проверяли опытные стражи. Но он — великий изобретатель, вдруг да смог придумать, как передать ей ещё что-то важное?

52

— И что, нашла тайные знаки? — сразу спросил Шакли, когда Аванта дословно процитировала им загадочное письмо отца. Она не стала объяснять своими словами, просто зачитала послание, выученное наизусть, сказав: «Теперь вы знаете столько же, сколько я».

Аванта безнадежно покачала головой.

— Я прогрела письмо над свечкой, проверила несколькими простыми реактивами — ничего. Мне казалось, там непременно есть шифр, но он скрыт у всех на виду, в самих словах. Но я так ничего и не нашла.

— Может быть, дата? — предположила Бабочка. — Письмо, случайно, не было написано одиннадцатого дня?

— Нет, отправлено двадцать первого.

— Тоже подходит! Ты хорошо помнишь, твой папа ставил нижние черточки на семёрках?

Глаза Аванты широко распахнулись.

— Не ставил, — уронила она, начиная кое-что понимать. — Отправлено было двадцать седьмого и прилетело вовремя! Проверка не заметила подмену даты, но отец для чего-то хотел передать мне цифру «двадцать один»?

— Я только предположила, — пожала плечами блондинка. — Можешь написать дату в письме, точно как она выглядела?

— Как обычно: 21/3в/10н, — нацарапала ножом на сухой глине Аванта. Все уставились на возможную подсказку.

— Двадцать первый день, третий месяц весны, а что значит «десять эн»?

— Мы вели отсчет годам от нашей разлуки. Значит, десятый год по нашему счету.

— Самое простое, если цифры перевести в буквы, — сразу сообразили компаньоны. — но как переводить? Двадцать один или два и один?

— Записать все возможные варианты, а потом Сильф своей магнитной силой притянет правильный, — с легкостью предложил Шакли.

— Шифр и ключ, — пробормотал вертолов. — Похоже, вот и они.

— Но ты можешь сначала проверить, это вообще не бред? То, что я написала действительно шифр? — Аванта показала нацарапанные знаки.

— Не могу. Для меня это пока ничего не значит. Значит для тебя. Нужна ты и варианты, тогда я смогу что-то выбрать. Или ни один не откликнется.

— Пишем, — кивнул Верен. — Как понимать черточки? Просто пропускаем?

— На всякий случай пишем по слогам, — предупредила Бабочка. — Возможно, там разделение слов или отсутствующая буква, о которой мы должны догадаться. Главный вопрос: на ноль буквы быть не может, значит, 10 — это десятая буква И? Или ноль означает что-то другое?

— Я сразу подумала, что ноль заменил букву О, — сказала Аванта. — Папа не мог изменять всё, дата должна была совпасть почти точно с тем, что он хотел зашифровать.

— Значит, в самом конце послания «он» или «ин», — понял Шакли. — Мне неясно, что делать с тройкой? Третья буква — В, но у нас уже есть В от весны. Две подряд, в обычных словах этого не бывает. Либо там разделение слов, либо зашифровано чьё-то имя.

— Либо, название изобретения, например, лекарства, — возразил Верен. — Если брать парные цифры, то первая будет У, а десятка, как мы уже знаем, И. «Уввин». Или тройка это действительно тройка. Цифра или слог «три». Утривин, может быть, у-3-вин — похоже на кодировку винного ряда, тогда что-то спрятано в бочке или на полке с бутылками. «У три вин» — как бы намекает на название известного места, типа «У трех виноградарей». Или у дома 3 на улице Винтовой, Винной, Виноградной. Или в городе есть мастерская «Три винта», например. Или «Тривин» — чье-то имя или название ломбарда или банка, и у него хранится что-то важное. Или, если ноль можно считать буквой О, тройку всегда можно счесть буквой З.

— Цифры могут быть только цифрами, тогда комбинация 21310 или всё-таки 27310, если мы ошиблись с изменением даты, это ключ к сейфу или номер ящика в городском архиве, — заметила Бабочка. — Но тогда буквы, возможно, указывают, что или где искать.

— Вариантов много, верно. Пишем всё, что придет в голову. Бабочка, пиши. Ты лучше видишь варианты и не допустишь повторов.

Несколько минут они сосредоточенно подсчитывали буквы и составляли разные комбинации. Не забыли проверить, что даёт 27 по счету буква или 2+7, но это была явная бессмыслица. Наконец весь пятачок сухой глины был испещрён непонятными письменами. У-3-вин, утривин, утриваон, узвин, уввин, базвин, базваон, ба-три-ваон, батривин, базваон, бавваон, 21310.

— Дай-ка, — вертолов поднял открытую ладонь, Аванта сразу поняла, что он просит снять подвеску, чтобы снова раскачивать кристалл как маятник.

— Можешь проверить, но я, кажется, уже знаю, что мне нужно, — прошептала Аванта. — Так что лучше проверяй без меня, потом сравним.

Она оставила подвеску в ладони Сильфа, встала и отошла шагов на десять от всей компании. Чтобы не видеть, что выберет вертолов. Когда он махнул рукой, снова подошла. Уже зная версию Сильфа, все ждали её ответа.

— Бавваон. Мне знакомо это имя. Отец упоминал его в письмах, минимум, дважды, но я не помню, в связи с чем. Что-то по работе. Возможно, кодовое название, но о том, с чем папа работал, он подробно никогда не писал. Значит, это человек, причастный к новым изобретениям и проверкам. Если это не совпадение, папа хотел, чтобы я о нём помнила.

— Он мог назвать тебе только имя человека, которого подозревает в своем несчастье (если его подставили), или единственного, кому ты можешь доверять, — сказал Шакли.

— Отец не думал, что я появлюсь здесь. Может, этот Бавваон должен был разыскать меня позже и что-то передать? Или это действительно указание виновного, — грустно согласилась Аванта.

— Я уже спросил, враг это или друг, — сообщил Сильф. — Маятник уверяет, и то, и другое.

— Значит, враг, которого считали другом. Предатель, — уверенно угадала Бабочка.

— Маятник откликнулся ещё на варианты «У 3 вин…» и на чистые цифры, — вертолов вернул Аванте подвеску. — Разобраться можно только на месте.

— Ты не пойдешь одна, даже не думай, — хмуро глянул на нее Верен.

Аванта пожала плечами и слабо улыбнулась, смиряясь, что ей не отвязаться от помощи компаньонов.

53

Верен собирался на разведку. Теперь Аванта не возражала, чтобы он попробовал пройти в город первым. Сына дороги грядущее приключение не радовало. Погруженный в свои мысли, почти сросшийся с окружающим лесом, он сидел на выступающем из травы валуне, бросив руки на колени — скрытая пружина перед броском, таящаяся в хищниках. Вокруг него ходил медлис и ворчал.

— Уймись, — хрипло попросил Верен. — Мне уже тошно. Ты причитаешь, как строгая тётушка.

— А что он говорит? — Шакли старательно уничтожал все их чертежи и надписи. Его давно удивляло поведение Тришки. Шакли слышал, что пушистый друг чем-то сильно недоволен, но чем ему мешал Верен, сидящий неподвижно, понять не мог.

— Что всё это добром не кончится, — синхронно, той же фразой, обобщили ворчание зверя Верен и Сильф. Вертолов уже третий раз бросал камешки и результат ему тоже не нравится.

— Я слышу постоянное «охо-хо, плохо, опасно», и он мне мешает думать. А что слышишь ты, в подробностях? — уточнил Верен.

— То же самое, — отозвался вертолов. — «Опасно ходить, опасно ходить, плохо идти и плохо сидеть на месте».

— Если ты так прозорлив, друг мой Тришанций, какие у тебя предложения? — спросил Шакли.

— «Бежать!» — медлис распушил полосатый хвост, не поднимая его победно, а держа вниз «поленом», как у волка. Выгнул спину и поскуливал, скаля зубы. Его обычное «уа-уа» звучало очень нервно.

— Ну так я ничего не вспомню, — сдался Верен и потянулся, раскинув руки.

— Поисковый отряд его напугал, — гладил приятеля Шакли. — А что за идея тебя посетила? Издали на лбу читается.

— Идеи нет, есть сомнение. «Бавваон» — знакомое имя. Напоминает что-то эпическое, из древних героев. Естественно, всем дают имена, связанные с приметами или известными людьми, но тут, мне кажется, форма старая. Возможно, отец Аванты назвал важного человека по прозвищу, передав его особые черты… Мучаюсь, не могу вспомнить. Сильф, что у тебя?

— Примерно то же, что у Тришки. Когда бы ни идти, всё равно опасно. И, кажется, опасность у врат больше для тебя, чем сам город.

— Странно. Разве стража получила приказ стрелять в любого чужака из лука?

— Нет, я проверил. Опасность не от стражи. Возможно, тот отряд снова вне стен. И вам нельзя столкнуться.

— Мне бы тоже не хотелось знакомиться с ними ближе, — кивнул Верен. И быстрым взглядом подал знак приглушить военный совет. На поляну, держа вдвоём самый большой котёл, полный воды, вышли девицы. Они ходили на разведку в поисках ручья, и очевидно нашли его там, где предполагал Сильф.

— Кто обидел маленького? — Бабочка поставила котёл и присела на корточки возле медлиса. — Не плачь. Сладенького хочешь?

— Уходишь сейчас? — Аванта подошла к Верену. — Я волнуюсь… А ты?

— Не особо, — слегка поморщился Верен. — Скажи, это имя… у вас с отцом раньше с ним что-то было связано? Не по работе, какие-то приметы?

— Не помню. Считаешь, это прозвище? Я тоже так подумала. Папа любил давать всем секретные имена, прямо как наш Сильф. Но я не помню, что на древнем значит Бавваон. Это нетипичное удвоение «в» меня тоже настораживает.

— Что ж, хоть для бродяги это странный маршрут, не только поищу нужные нам приметы и сведения по городу, но загляну в библиотеку, проверю список исторических имён. Кажется, что-то в этом есть. Всё, — Верен пружинисто встал: — посидели на дорожку. Сильф?

— Не называй ни одно из своих имён, — не поднимая глаз от разбросанных камушков, тихо проговорил вертолов. — Это их задержит…

— Кого? — заволновался Шакли. — О чём ты?

— Он понятия не имеет, — улыбнулся Верен. — Это наш штучки, Братства Дороги. Он предсказывает мою дорогу, сам её не зная. Главное, это всегда сбывается. Понял, я человек без имени, это важно. Пошёл, — дойдя до опушки, сын дороги махнул рукой и растворился среди деревьев. Он не взял с собой ни денег, ни припасов, только краюху хлеба и на поясе как обычно висели фляга с водой и нож.

Компаньоны мгновенно потеряли его из виду, но все хотели посмотреть, как Верен войдёт в город. Они рассыпались на опушке, притаились за деревьями и смотрели. Бродяга уже вышел на широкую проезжую дорожку, ведущую к подъёмному мосту. Но чтобы подойти к берегу реки, он должен был спуститься с пригорка. Гребень холма ненадолго закрыл Верена от глаз его друзей. И довольно скоро, во всех взглядах возник напряженный прищур и тревога, когда он слишком долго не появлялся на мосту.

— Что-то случилось! — первой рванулась вперед Аванта.

— Куда ты в красном, накинь плащ, — удержал её вертолов. — Сидите, я посмотрю.

— И я, — вызвался Шакли. — Девочки, охраняйте Тришку, чтобы за мной не побежал.

Две гибкие тени скользили в траве по обочине дороги. Ойры с ними не было, она выжидала момент, чтобы отправиться по следу Верена в город, а пока охраняла стоянку в лесу.

— Всё нормально, — Бабочка сжала холодную руку Аванты. — Его что-то отвлекло на берегу. Но я опасности не чувствую, «крылышко» тёплое.

— Значит, опасности нет здесь, для нас. Но его что-то задержало!

— Почему мы думаешь худшее?

— Просто знаю, — шепотом ответила Аванта. — Его дороге кто-то помешал. А это не к добру.

54

Верен только перевалил за гребень холма, ему открылся вид на берег, и моментально стало ясно, что медлис прав, надо бежать! По берегу рыщет тот самый черный отряд. При свете дня, без защитной стены не такой черный, но бронированные нагрудники частной гвардии с воронёными стальными пластинами, выглядели угрожающе. Верен сбил шаг, остановился. Уже поздно отступать, его заметили. Солдат-наблюдатель вытянул руку, что-то крикнул, указывая на вершину холма. Вести погоню за собой и подвергать опасности друзей и их стоянку Верен не мог. Сомнительно, что отряд ищет именно его. Но будут приставать с расспросами, тоже радости мало.

Похоже, вооруженный отряд топчется по берегу давно и уходить не собирался. Вот почему вход в город казался опасным, почти перекрытым. Что ж, придётся пройти сквозь них.

Стараясь выглядеть усталым и беззаботным, он медленно пошёл с холма. Смотрел поверх голов отряда и поверх стен, на сверкающие на солнце флюгера и заостренную верхушку белой башни.

— Эй, бродяга, стой! — навстречу ему выехали два всадника, перегородив путь к мосту. — Кто ты?

— Вольный человек, вы сами догадались, — Верен старался говорить мирно и открыто.

— Назовись!

— У бродяг нет имени.

— Но как-то же тебя называют, — один из всадников, званием постарше, начал сердиться.

— Зовите как угодно. Своё имя я позабыл много лет назад, отправляясь в дорогу. И нашёл там множество новых имён.

— Назовись, — настаивал старший. — Прозвище в братстве, кличка, всё равно. Скажи, кто ты?

— Вообще-то, приказы любой власти моего имени не касаются, — отстранённо заметил Верен. — Я иду в город. Можете проводить до ворот, узнаете, как я назовусь.

— Не хочешь по-хорошему? Шагай, — двинул на него коня старший всадник. — Наша забота отвести тебя к командиру. Ему расскажешь, кто ты.

Можно было броситься на ближайшего всадника, свалить его с коня, прыгнуть в седло и… Ещё десяток всадников поскачет за ним. Где гарантия, что украденный конь самый резвый? Хуже того, некоторые военные лошади обучены вставать, как вкопанные, если не получат особой команды. Противоугонная школа.

В отличие от многих обывателей, связанных даже в момент опасности правилами приличий, пожалуй, никто в Братстве Дороги не верит, что бегство — худший путь, бежит только виновный. Худший путь — попасть в лапы недружелюбного отряда. Но у Верена была ещё надежда тянуть время, изобразить мирного бродягу и выкрутиться. Неохотно, но без возражений он шёл по берегу к тому, кого в этом отряде считали главным.

Немолодой мужчина с цепким взглядом, без военного нагрудника, больше смахивающий на деятеля тайной полиции, чем на гвардейца, сидел в походном раскладном кресле и молча изучал стоящего перед ним бродягу.

— Хочешь пробраться на остров? Что ты забыл в закрытом городе?

— Это и любопытно, что они прячут от меня? — усмехнулся Верен. — Для меня нет границ и стен.

— Тебя ведёт сюда только любопытство?

— А что ещё? Оно и чувство дороги. Хотелось доказать, что я смогу найти этот тайный остров и я нашёл.

— А не собирался ли ты скрываться тут от розыска за убийство?

Верен удивлённо вскинул брови.

— Не понимаю. Нарушение городских правил — могло быть. По незнанию. Но преступления уровня убийств и грабежей не мой профиль.

— Как знать? — хитро прищурился командир. — Если в случайной драке?

— Не было такого. Для меня драки не случайны. Меня могли хотеть убить, бывало. Но я их не ищу, — улыбнулся бродяга.

— Какой твой род занятий?

— Вольный путешественник.

— Иными словами бродяга по призванию? Имя?

— Уже сказал вашим любезным подручным, у меня нет имени, я отступник рода и крови. А свои прозвища я не обязан называть никому, делаю это только по желанию.

— Да, все имеют право на такой отказ… при аресте. Тем более, бродяги. Но мы тут кое-кого ждём. Есть сведения, что в эти края вот-вот нагрянет опасный преступник. Приметы… — командир сделал требовательный жест. Ему тут же подали листок со списком. — Рост выше среднего, сложение атлетическое, сухое, волосы густые каштановые, длиннее среднего, глаза не голубые и не темные… Особая примета — сорванный голос. Оружием владеет хорошо. Разве это не твой портрет? Тот, кого мы ищем тоже сын дороги. Предположительно, он мог маскироваться под охотника или следопыта, но ты идеально подходишь. Поэтому, имя большого значения не имеет. Ты арестован, следуй за нами в крепость.

— Какое обвинение? — холодно спросил Верен, стараясь, чтобы голос звучал нормально. Но, как обычно в таких случаях, его особая примета стала только заметнее.

— Убийство, я уже сказал! — театрально воскликнул командир, дав знак помощнику собрать отряд. — Убит некий Крапс, бандит, наемник, никчемный тип. Но два его дружка, чтобы самим не быть обвиненными, указали, что у их предводителя недавно случилась крупная ссора с дракой прямо в воротах горного городка Юзефеля. Дали описание врага Крапса, и стража подтвердила факт драки и приметы. Тот бродяга был со спутницей. А ты — путешествуешь один?

— Как видите, — развёл руками Верен, заодно поверяя, свободу движений в плечах.

— Приметы той девицы у нас есть. Мои люди на всякий случай обыщут окрестности. А ты до полного выяснения взят под стражу.

— Вы меня спутали с кем-то из моих братьев. Но даже если так, драка в защиту девушки и убийство, пусть даже мерзкого бандита — разные вещи. Надеюсь, в крепости меня ждет очная ставка с теми двумя, кто дал вам приметы, и недоразумение быстро разъяснится?

— Ага, вот ты себя и выдал, — хохотнул один из гвардейцев, приближенных к командиру. По крайней мере, он бездельничал и слушал, пока другие собирали вещи и седлали коней. — Ты знал, что очной ставки тебе бояться нечего! Те двое тоже мертвы! Так что, похоже, опасный тип с твоими приметами — ты и есть!

— Ах так… — скучающе протянул Верен, отведя взгляд в сторону, оценивая, сколько солдат у него за спиной. — Но если я не мирный бродяга, никто меня не упрекнет за сопротивление произволу властей, верно? Вы же понимаете, что я хорошо владею оружием. У вас так написано. А ещё я любитель драться, а в драке может кто-то пострадать. У вас же, вероятно, предписание доставить убийцу живым и невредимым? Как же нам быть?

— Взять его! — внезапно истерически крикнул командир, предугадав бросок бродяги, хоть тот смотрел совсем в другую сторону. Нож сверкнул в дюйме от его горла, двое помощников закрыли командира, ещё двое кинулись на преступника. Остальные сбегались на крик.

Когда попытка взять в заложники командира и нейтрализовать весь отряд провалилась, Верен кинулся к ближайшей лошади. Отшвырнул с пути хозяина коня и ещё троих по очереди, кто пытался помешать ему вскочить в седло.

Конь послушался и с места взял в галоп, но и погоня не отставала. Ехать вверх по склону было трудно, но Верен зачем-то заложил крюк, проскакав обратно, а потом по дуге выехав на берег. Пересекая проезжую дорогу, он махнул рукой, бросая что-то подальше на обочину. Преследователи этого не заметили, а беглец, низко пригнувшись в седле, надеясь избежать стрел и пуль с парализующим ядом, уже мчался под гору и дальше вдоль по берегу. С разгону проскочить городские ворота или попросить убежища на Мерцающем острове надежды не было. Отряд, даже пришлый, остановился в этой крепости. В городе у них связи, а его схватит стража. Когда его догонят — только вопрос времени.

55

В момент, когда Верен повёл погоню за собой, Шакли и Сильф уже подползли к гребню холма и видели, что задержало разведчика. Отряд они заметили ещё раньше и пробирались на холм скрытно. Как только их глазам открылась вся картина на берегу, ниже по склону промчались лошади.

— Вот он, — шепнул вертолов. — Ему не уйти…

— Что делать? — Шакли вцепился ногтями в землю, стараясь слиться с каждой травинкой. — Нам нельзя высовываться. Девочки там одни!

— Иди к ним, — тихо сказал Сильф. — Спрячьтесь так, чтобы и я вас не нашел. Когда его схватят, отряд разделится. Будут искать сообщников.

— Откуда им знать, что бродяга не один?

— Они видели ведьмин круг, если помнишь. Прочешут окрестности хотя бы на всякий случай.

— А ты?

— Что я могу? — вздохнул вертолов. — Ты видишь, сколько их? Вызвать небольшой ураган? Их это не задержит и не напугает. Что я действительно могу, это сам не попасться. На такое моих способностей хватит. Иди. Он звал меня.

— Когда? — не понял Шакли.

— Разве не видел, что он бросил? Я подберусь поближе и найду, попробую установить связь. Идите за Тенью, она поможет вам скрыться.

Шакал крепко сжал плечо лесного парня и бесшумно отполз. Сильф остался на месте. Видел издали, как на скаку кто-то прыгнул Верену на плечи и стащил с лошади. Оба покатились по берегу, завязалась борьба. Пока беглец отбивался от двоих, троих, четверых, подоспели ещё и ещё всадники из отряда. Его схватили. Двое, ещё не потрепанных в драке, размотали арканы с сёдел. Бродяге связали руки за спиной, застегнули твёрдый ошейник, пропустив сквозь кольца по бокам арканы. Обратно он шёл между двух лошадей, на привязи. Солдаты переговаривались и смеялись, радуясь, что поймали добычу.

Как только они прошли дорогу, Сильф незаметно подобрался ближе. Его ладонь, как магнитная стрелка уловила сигнал. Вертолов протянул руку и полз, пока не нащупал в траве гладкий камушек. Сердечко из авантюрина. Верен знал, его компания не пройдёт мимо, Сильф найдёт знак. Они поймут, что с разведчиком что-то случилось, если талисман потерян. Так и произошло, даже быстрее, чем ожидал Верен.

Вертолов сжал находку в кулаке. Ладонь щекотало, словно искорки золотого песка в камне кололись.

— Ну-с, стоило тратить силы на побег? — отдался в голове Сильфа голос командира отряда. Парень видел важного невысокого типа в чиновничьей, а не военной форме, перед которым стоял Верен. Но за сто метров никак не мог услышать их разговор без помощи камушка. — Ты только доказал всем, что ты — тот самый преступник и убийца. Так что не жалуйся на некоторую грубость моих ребят. Ты это заслужил.

— Что же я никого из них не убил, пока имел возможность? — спокойно спросил Верен. Сильф слышал в его голосе усмешку. — Если я что и доказал, только свою невиновность, верно?

— Так ты вздумал играть со мной! — командир разозлился. Вертолов издали видел, как штатский тип взмахнул перчаткой, наверное, сильно хлестнул пленника по лицу. — Скоро у тебя отобьют охоту к таким шуткам. Возвращаемся в крепость.

Командир приказал что-то неразборчивое, видно, отошел слишком далеко от источника связи. По жестам Сильф отлично понял, что часть отряда должна прочесать лес, другие оставили коней и потащили пленника за ошейник в большую спрятанную под берегом лодку. Сам командир и его окружение, забрав свободных лошадей, поехали верхом через мост.

Сильф дождался, когда лодка отчалит и отойдет подальше.

— Верен, ты слышишь? — шепнул он в ладонь с зажатым камнем-авантюрином. Увидел, что пленник обернулся и смотрит на берег. — Если слышишь, просто знай, что мы рядом. Я позабочусь обо всех. Внутри стен связь, наверняка, прервётся. Там защита, плотный экран. Надеюсь, Тень найдёт тебя. Я слышал обвинение в убийстве. Ты всё правильно сделал. Ясно, почему нельзя было называть имя. Ты — не ты, не докажут. Постарайся теперь их поменьше злить, ты ещё нужен нам. Прости…

Пленник не мог подать знак, что слышит, не мог ответить даже свистом, чтобы не сердить своих конвоиров. Но Сильфу показалось, он кивнул, насколько позволял ошейник, и отвернулся. Вероятность, по которой Верен первый, один попадет за стены Мерцающего города, сбывалась совсем не так, как они хотели. Лодка подплыла к той части крепости, где нельзя было ступить на остров, стены уходили прямо в воду. В стене открылся небольшой шлюз, лодка нырнула туда и скрылась с глаз. Последнее, что Сильф услышал — лязг подъемной решетки, когда та снова опустилась, отрезав связь.

56. ЧАСТЬ 4: Белая башня

— Как мы пройдём в город? — сухо спросила Аванта, когда облава уже прошла, вертолов нашёл компаньонов, а страсти от потери Верена отгорели, вылились слезами и присыпались пеплом, от которого жгло глаза.

— Сюда идёт большой торговый караван. Тень его видит, — так же безжизненно ответил Сильф. — Пойдём рядом с их повозками.

— В качестве кого? — Шакли рассеяно гладил взъерошенную красную шерсть медлиса. Тришка ворчал на тему «я же предупреждал». Даже бутылочка гранатомёда не могла его успокоить. Медлис успевал есть и ругаться одновременно.

— Видел бы ты себя, — заметила Бабочка. — Вы с медлисом готовые артисты. Я — лесная дева, и сопровождаю вас, потому что зверь на самом деле — мой подданный. Сильф тоже с нами, он лесной житель и переводчик медлиса. Так что мы трое, несомненно, свита его медвежества!

— А я пройду по своей легенде, к жениху, — кивнула Аванта.

— И думать забудь! — отрезала Бабочка, схватив подругу за руку. — Ты говоришь, тот парень, твой знакомый, хотел сбежать? Возможно, его нет в крепости. А если его поймали, если он под стражей? Тебе мало того, что ты для них дочь государственного преступника? Не нужно с первых шагов связываться с другим преступником, вероятным дезертиром. Пойдём все вместе. Говори быстро, что лучше умеешь, петь или танцевать?

— Пожалуй, танцевать, — со вздохом выбрала Аванта. — Если очень нужно, петь тоже могу.

— Отлично, значит, мы с тобой ещё и танцовщицы. Было бы хоть что-нибудь музыкальное… Сильф, у тебя же есть губная гармошка!

— Угу, я понял, — кивнул вертолов. — Аванта, надень зеленое платье. А ты, наоборот, зелёное сними, караван уже близко.

— И непременно заплети волосы, заколи их покороче, — сказала Бабочка Аванте.

— Зачем?

— Зачем, что они — длинные и чёрные! Особая примета. В причёске, украшенной цветами они не так заметны. Давай, я помогу…

Обе барышни, так быстро, как только могли, приняли новый облик и украшали свои волосы цветами. Бабочка застегнула на нижнем шелковом платье красивый серебристый пояс и была уже неотличимо похожа на лесную деву. Но в артистическом образе Аванты чего-то не хватало.

— Дорожное платье — не одежда артистки, — сокрушалась Бабочка. — Слишком простое! Наденешь моё, голубенькое?

— Не хочу, оно мне напоминает времена пансиона и тоже не артистическое. Может, я тоже буду феей?

— Две сразу — не поверят, — вмешался Шакли. — Верен мне тоже говорил, что мы с Тришанцием — готовые артисты. Даже сказал, какой номер показывать. Как будто знал… и платья вам выбирал он! Тебе нужно сверху набросить что-то яркое… Стоп, знаю! У тебя две красные юбки? Пожертвуй одну на лоскутки. Это поможет!

— Ладно, — Аванта быстро порылась в багаже, выхватив из своей дорожной сумки обе юбки. — Эта или эта?

— Эта темнее, — придирчиво сказал Шакли. — Оставь её, порежем другую, она поярче. Надевай.

— Сверху?

— Да. Стой ровно… Сильф, помоги вырезать четыре клина, как цветок.

— Крестом?

— Спереди, сзади и по бокам. Бабочка, сделай нам из остатков красные шейные платки, и ещё выкрои пару длинных лент, завяжешь ей банты на рукавах. А Тришка… ему нужен мягкий ошейник, хотя бы ленточка. Тришанций, не скули и не срывай её, это для маскировки.

— А это для связи. Чтобы не сбежал далеко, — Сильф повесил на шею медлису брелок из авантюрина. — Так я его всегда услышу.

Тришка потрогал когтистой лапой драгоценное украшение, мигом успокоился и долизывал любимый гранатовый соус и догрызал бу-каштан, пока остальные лихорадочно готовились к встрече с караваном.

— Мы должны выйти на дорогу впереди, чтобы они будто случайно догнали нас, — командовал Шакли. — Прозвища у нас безопасные, надеюсь, но стараемся их лишний раз не называть для чужих ушей. Тришка, полезай в тачку, я тебя повезу. Да, все обращайтесь к нему «ваше медвежество». Сильф, что показывает твой волчок?

— Пора.

57

Чтобы пройти врата без лишних вопросов, Тень пошла на жертвы. Она могла легко в образе птицы перемахнуть стену, а пришлось идти пешком, месте со всей компанией. Ойра терпеть не могла изображать человеческую тень, но ещё в караване приклеилась к хозяину. Парень без тени мог привлечь ненужное внимание.

Купцы приняли артистов дружелюбно. Старший в караване сам предложил им присоединиться. Решающую роль в этомприглашении сыграл остаток каштанового мёда. Караван состоял из многих телег, нагруженных товарами и дюжины фургонов, где ехали семьи, многие с детьми. Увидев любопытные блестящие глаза, следящие за красивым пушистым зверем, Шакли в роли главы труппы сделал широкий жест. Предложил мёд главе каравана.

— Возьмите для ваших детей. Угостите всех.

— О, это слишком щедро, вам ничего не останется, — отказывался купец.

— Да мы уже наелись. Берите всё.

— И сколько вы хотите за мёд? Тут больше двух литров. Если…

Удивлённое веселье артистов привели купца в замешательство.

— Берите так, это подарок, — напевно, красивым «театральным» голосом заверила Аванта.

— Дар от его медвежества! — поддержала Бабочка, тоже усилив «волшебные» переливы тембра, достойного феи.

— От имени всех моих людей — благодарю, — поклонился им старший в караване, приняв котелок. И все повозки, едущие позади, видели этот жест.

Передав подарок для детей своему помощнику, который поспешил вдоль каравана, раздавать мёд, красивый статный купец (в главы всегда выбирали не самого богатого, но самого представительного и красноречивого) предложил артистам ответную услугу:

— Можем ли мы подвезти вас? Вы, кажется, давно в дороге и всё пешком?

— Что делать, — философски пожал плечами Шакли. — Карета у нас только для его медвежества. Все — не поместимся.

Тришка возлежал в тачке поверх дорожных сумок и походных одеял, свернувшись кольцом вокруг своего мешка с бу-каштанами. Обхватив его всеми лапами, медлис таскал по одному блестящему шарику, обгрызал кожицу и беззаботно чавкал, показывая, кто тут главная «звезда».

— Какой забавный, — долетал шепот сопровождающих телеги торговцев и их жён.

— Как называется ваш театр?

— «Третий шанс», — без запинки ответил Шакли. — Мы странствовали в прошлом году на юге. Но что-то на берегу теплого моря у нас не задалось. Конкурентов слишком много, публика избалована большими представлениями. Решили поискать удачу здесь. Думаю, сюда редко кто забредает? — Шакли прикусил язык, чтобы не сказать «верно?» Он словно натянул на себя вместе с новой курткой шкуру опытного бродяги. И чувствовал, будто Верен рядом и подсказывает ему слова.

— Мы так же думали, наладив постоянную торговлю с Мерцающим островом, — кивнул старший в караване. — Они нас уже знают, а мы знаем дорогу, знаем, что им везти. Удобно. А вы впервые посетите остров? Никто ещё там не бывал?

Артисты энергично подтвердили, что для них это место — полная экзотика, даже не знают, чего ждать. Будут рады рассказам и советам опытных путешественников.

— Совет один, в воротах не ждите нас, проходите вперед, отдельно. Мы гарантированно застрянем на таможне до вечера, а то и ночевать будем в крепости. Не в плохом смысле, там есть огромная гостиница для всех, кого не пропускают сразу. Мерцающий остров, как огня опасается контрабанды, так что проверяют все товары по описи. А вам, если скрывать нечего, зачем так долго ждать. Вас пропустят быстрее.

— Ценный совет, — одобрил Шакли. — Так мы, пожалуй, ещё успеем дать первое представление!

— И не одно. Внутри на острове особый мир, там даже солнце ходит не как снаружи. Вот здесь, у реки, к восьми часам был бы уже тёмный вечер, а там, увидите, до десяти будет ещё светло. Долгие сумерки, как у северо-западного моря.

— Интересная особенность, — заметила Бабочка. — Почему так?

— Да кто поймёт, как у них там устроено? Ученые! Путаница из-за совмещения пространств. Остров «мерцает» одновременно в разных краях. Видно, часть, что отвечает за небо над ним, притянута с севера. Я не могу этого толком объяснить, спрашивал стражников, да они сами не знают, чай, не магистры. Но для торговли или выступлений на улицах очень удобно. Мне большего знать и не нужно, — усмехнулся купец.

— Гостиница в стене? — спросила Аванта. — Я думала, там крепость. А где живёт гарнизон стражи?

— Там же и гарнизон. Вам, барышня, только видится, будто стена вокруг города неширокая, как в других крепостях. А это целый город! Под аркой ворот мы проезжаем метров двадцать. Такой туннель. Внутри помещается и таможня, и форт, все склады, где можно хранить товары под охраной, гостиница для приезжих и другое её крыло, казённый дом, больше похожий на тюрьму, где держат тех, кого подозревают в контрабанде. Некоторые месяцами там живут, не входя в город, пока с ними не разберутся, не установят личность и благонадёжность. И настоящие темницы там же, в подземельях. Ну и винные погреба всего города, военные склады форта, конюшни всей гвардии, и прочее. Там столько места! Ещё и для ученых что-то есть в стене и в её подземельях — лаборатории, крепкие каменные залы для испытаний, где не слышно даже взрывов. Всякое там есть. И, говорят, под всем городом идут потайные ходы, и все они сходятся в белой башне. Учёным так удобнее. Чтоб не петлять по улочкам, по площадям, а напрямик… говорят, там даже подземные кареты для них ездят, во как устроились!

— Настоящие чудеса. Вот бы посмотреть, — подал голос Сильф. Обычно вертолов держался в стороне от встречных чужаков, если его не спрашивали. Он не слишком любил общаться с людьми большого мира. Его не привлекали новости об изменении цен и политики в разных краях, а чужаки мало понимали в лесной жизни. О чем говорить с ними? Но сейчас, в образе артиста, парень решил, что невежливо держаться дикарём. Артисты должны уметь болтать о пустяках и находить общий язык со всеми встречными. Как Шакли.

— Если накопите немного лишних монет, вас пустят в подземные галереи, — заверил купец. — Они водят туда гостей, всё показывают. Откуда же я это знаю? Бывал, видел. Даже можно дойти до двери белой башни. Представьте, она и внизу под землей — белая! Шестигранный фундамент обложен мраморными плитами, но целиком её обойти вокруг в подземном ходе невозможно. Каждая грань — в одной отдельной галерее. И в этих гранях прорезаны фигурные двери, окованные косой сеткой медных полос, с золоченым гвоздиками, украшенные медными цветами. Точно, как во дворце.

— А что там, в башне? Хранятся все секретные изобретения? Туда можно попасть? — глаза Бабочки горели любопытством.

— Вот, где хранят изобретения — не ведаю. И там, наверное, и где-то ёще, под надёжными замками. В башне точно есть архивы, огромная библиотека научных трудов и всяких редкостей. Там внутри что-то вроде университета, там живут молодые ученые, читают общие лекции, принимают экзамены. Ведь учатся все малыми группками, ходят в помощниках у своего профессора, это всё в крепости. В башне ещё винтовая лестница до самого верха. И на последнем балкончике — смотровая площадка. Туда пускают гостей города, а выше — уже нельзя. Окон там нет, и вообще строгая секретность. Что наверху в самом шпиле, можно только гадать. Никто этого вам не скажет. Легенды говорят, там живёт самый главный магистр и его помощники. И что-то они там сверхсекретное изобретают.

— Я думала, на острове проверяют чужие изобретения из всех миров, — разыграла удивление Аванта.

— И так, и эдак. Им свозят все новшества для экспертизы, но и сами они великие изобретатели, — пояснил купец.

— Нравится вам это местечко? — весело подмигнул Шакли. И снова язык кольнуло непроизнесённое утверждение. Игроку казалось, все его спутники ясно слышат эту паузу и понимают, чей голос звучит в памяти шакала.

— Мерцающий остров впечатляет. Так красиво, удобно… и слегка жутковато. В нём полно тайн и, когда задумаешься, кожей чувствуешь, как они гудят вокруг и под ногами, точно улёй. Сами увидите.

58

К знакомому каравану и странствующим артистам стража отнеслась благосклонно. Простившись с попутчиками, Шакли и его «театр» прошли вперёд, почти к самому выходу из туннеля. Там орудовали таможенники. У артистов было так мало имущества с собой, что его можно было окинуть одним профессиональным взглядом. Таможенная стража перетрясла тюки с походными одеялами, задала несколько вопросов Шакли, признав в нём старшего. Они заглянули даже в чайник, убедившись, что внутри нет тайника.

— А это что? — подозрительно указал на бутыли один таможенник. — Везёте на продажу? Тогда нужно оформлять, как положено.

— Что вы, господин офицер, — засмеялась Аванта, сверкая зубами. — Это даже не крепкий напиток. Всего лишь медовый квас. Попробуйте по стаканчику, он вкусный.

— И продавать мы его не собираемся, — у Шакли родилась идея. — Это реквизит для нашего первого выступления в вашем чудесном городе.

Два эксперта выпили по кружке кваса, дав первым отпить артистам. Признали, что напиток неопасный, но записали факт его ввоза на остров. С подозрением косились они на медлиса, но, сидя на руках у прекрасной феи, зверь наглядно доказывал, что он ручной.

— Проходите.

Выйдя из-под арки на свет, гости Мерцающего острова увидели последний кордон стражи. Солдаты гарнизона записали название их странствующего театра «Третий шанс» и приметы всех артистов, без имён.

— Добро пожаловать в столицу и единственный город Мерцающего острова. Удачных выступлений.

— Благодарим. За встречу? — предложил Шакли, налив страже по кружке кваса. Солдаты не отказались. Шутили с барышнями и попросили погладить медлиса.

— Если его медвежество соизволит… Спроси его, — Шакли кивнул Сильфу, как переводчику. Тот пошептался со зверем на общелесном и кивнул. Тришка ворчал, но позволил почесать свои пушистые щечки и погладить себя по голове. За что получил право вскрыть новую бутылочку гранатомёда. Один глоток лакомства отлично успокаивал ворчуна, заставляя смотреть на всё в розовом… то есть гранатовом свете.

— Эх, красавицы, оставайтесь! У нас в крепости столько женихов. Мы вас на руках носить будем, — подкатывались к артисткам молодые стражники.

— Посмотрим, как пройдут гастроли, — подмигнула Аванта. — Скажите, лет пять назад, тут не было другого странствующего театра? Там ещё была красивая танцовщица, блондинка, не помните?

— Как будто припоминаем, но не ручаемся. А что с ней?

— Это моя подруга, мы раньше вместе выступали. Она рассказывала, один из ваших молодцов, тоже всё уговаривал ее остаться, даже обещал жениться. Писал письма, а потом — раз! Пропал. Как в воду канул.

— Не может этого быть, — старший стражник горделиво подкрутил рыжие усы. — Только не из моих ребят! За весь гарнизон, я не в ответе, но за своих… Имя знаешь?

— Яно Сантарин. Он, вроде бы, такой длинный, рыжий с веснушками. Я-то его не видела…

— Ах, Яно, слышали. Это не в нашей роте. Он дезертир! Три года уж как смылся… а может и погиб. Ясно, почему не пишет.

— Так он, наоборот, может, к ней сбежал, — искали оправдание молодые. — Или к другой…

— Да не вернулся он с одной вылазки, скорее всего, погиб на болоте, тварь какая-то парня сожрала, а вы сочиняете, — хмуро прервал бурное обсуждение самый старый солдат. — Если б Яно жив был, его б уж давно нашли. Из нашей крепости в самоволки не бегут, не та школа. Да и гвардейская метка на вас не для красоты стоит. Выследить дезертира — раз плюнуть.

— А что это за метки? — захлопала голубыми глазками Бабочка. — Как выглядят? Это татуировки?

— Вроде того, госпожа. Овальная печать с гербом Мерцающего острова вот тут, — солдат показал сгиб чуть пониже локтя. — Как встретите парня с такой меткой, знайте, что он из нашего гарнизона. А если метки нет, то самозванец!

— Спасибо, будем знать, — кокетливо улыбнулись артистки, и грациозно побежали догонять тележку с его медвежеством. На ходу развернулись и послали стражникам воздушные поцелуи.

59

— В город мы пробрались, я даже узнала, что Яно здесь нет. Что дальше? Как спасать Верена? — Аванта тревожно оглядывалась на крепость. Артисты отдыхали и совещались в ближайшем сквере, на скамейке в тени огромного платана.

Сильф отпустил Тень. Ойра взмахнула крыльями и радостно взмыла в бледное северное небо.

— Если Тень почует его в крепости, мы узнаем. Но, скорее всего, он внизу, где нет окон. Сама проверь. Возьми в руку сердечко из авантюрина. Ничего не слышишь?

— Совсем ничего. Связи нет. Думаешь, оно ещё работает?

— Должно работать. Тришку я через него слышу.

— Но только ты, — Шакли всматривался в густые кроны окружающих их южных клёнов и платанов. Нигде не видел колебания листьев или рыже-полосатого хвоста. Медлис оставил компаньонов и гулял по окрестным деревьям, они даже не знали, на каком дереве обосновалось его медвежество сейчас.

— Главное, связь есть. Нам нужно думать, где устроиться на ночь. Для этого не помешает немного подзаработать.

— А если мы проберемся в подземелья, услышим? — оживилась Бабочка. — Гостиница в крепости — там и заночуем. А ночью…

— Гостиница сверху, думаю, вход в подземелье под охраной, — поморщился Шакли. — Ничуть не проще пробраться туда из гостиницы, чем просто с улицы. Вы помните о подземных ходах под всем городом? Монеты нужны в любом случае. У нас есть небольшой запас, но сперва нужно оправдать наше появление на острове. Придется выступать. Согласны?

— Ты у нас главный артист, ты командуй, — единодушно решили компаньоны.

— Вообще-то, главный — Тришка, но я понял, репертуар на мне. Тришанций, друг мой, спускайся! Будем репетировать!

* * *

Тем вечером на площади Хрустальной арки собралась большая толпа. Зрители смеялись над проделками его медвежества. Хотя Тришка вёл себя как обычно, ничего специально не делал. Как в пословице, короля полностью играло окружение.

Артисты расположились не в центре площади, а ближе к сверкающей на закате Хрустальной арке, используя её как декорацию. Тележку — Тришкин трон поставили по центру.

Светловолосая лесная фея ходила вокруг, делала перед медлисом реверансы, восхваляла его красоту, сияющий мех, ловкие лапки, модную маску, полосы на хвосте и невероятную пышность самого хвоста. Тришка смущенно ворчал. Шакли громко и не всегда точно предполагал, что говорит его медвежество. Сильф переводил буквально и реакцию медлиса на слова девушки, и реакцию на слова друга.

Аванта играла просительницу, не состоящую в свите сияющего кота. Она будто бы раньше никогда не видела его медвежество, и первое знакомство обыгрывалось на все лады. Сильф полностью переводил, что думал Тришка о странностях его друзей, внезапно начавших вести себя, словно они незнакомы ни с ним, ни между собой.

Публика умирала со смеху. В задних рядах зрители толкались и подпрыгивали, стараясь лучше рассмотреть удивительного зверя. Медведя, ростом ненамного крупнее кота, с пушистым енотовым хвостом, только ещё потолще.

Как только Тришанций уставал от публики и намертво вгрызался в бу-каштан или присасывался к гранатомёду, пытаясь протолкнуть язык в слишком узкое горлышко бутылочки, Сильф брался за гармошку, играл весёлый или «придворный» танец. Две красавицы танцевали по большому кругу, где в центре оставался медлис.

В другой раз паузу заполнял Шакли, рассказывая или выдумывая смешные случаи его отношений с медлисом. Наконец Тришка не выдерживал и снова включался в разговор, обиженно мяукая: «Не было этого!» или «Всё не так!»

— Но наш поход за мёдом был? — настаивал Шакли.

Тришанций неохотно подтверждал. Разумеется, Шакли даже не открывал публике настоящее имя сиятельного Медлиса Триполоса Каштанского. Не объяснял, откуда его прозвище Тришанций, тем более, фамильярно не смел называть его Тришкой. Зато рассказывал, как собирал запас еды, и вместо буковых набрал бобовые каштаны. И что его медвежество устроил нерадивому слуге.

На третьей паузе Шакли подал знак. Сильф заиграл весёленький мотив, подходящий для шутовского шествия. Он был бы маршем, не будь счёт трёхдольным. Две барышни мигом выкатили из-за тележки припрятанные в тени бутыли с медовым квасом. Шакли заверил народ, что в квасе тот самый мёд, собственнолапно указанный его медвежеством, и послушно собранный его слугами.

— Поднимем кружки за здоровье его медвежества! Наливаем всем желающим, даже детям! Напиток некрепкий, таможня подтвердила! У кого есть собственная кружка, тому нальём вне очереди! Девочки, вперёд!

Перед выступлением артисты нарочно купили дюжину дешевых глиняных кружек. Аванта и Бабочка, наливали полные кружки кваса и в танцевальном ритме разносили зрителям. Люди передавали кружки из рук в руки, чтобы выпить хоть по глоточку пенного напитка в честь его медвежества. Когда кружки пустели, барышни снова наполняли их и пускали в толпу. Кто-то бегал домой или в ближайшую харчевню за собственной кружкой и гордо протягивал её вне очереди. Но потом всё равно делился со своим ближним кругом родных или приятелей.

Игры, пока не опустели оба бутыля, хватило публике надолго. Потом Шакли спросил его медвежество, что он думает, не пора ли расходиться? Не надоели публике артисты?

«Давно пора», — проворчал Тришка. Но люди бурными аплодисментами заверили, что ещё и ещё слушали бы его ворчание. Две артистки и сам Шакли обходили публику, собирая монетки. Горожане Мерцающего острова платили щедро — насколько им понравилось представление. Под конец Шакли изысканно поклонился и заверил, что они только сегодня прибыли, но не собираются сразу покидать такой гостеприимный город! У его жителей ещё будет шанс пообщаться с несравненным неподражаемым его медвежеством.

Представление закончилось, но ещё долго артистов не отпускали с площади. К ним подходили горожане, в основном, родители с милыми детьми, и умоляли позволить ребенку погладить медлиса. После уточнения через переводчика, это, обычно, позволялось. Потом в большинстве случаев следовало уточнение, чем можно угостить его медвежество. Кроме денег за представление Тришка собрал гору подношений. От печенья и свежих фруктов, до вяленого мяса (несолёного) и жареных настоящих каштанов. Некоторые обещали найти артистов завтра, где бы в городе они ни выступали, только бы ещё раз увидеть говорящего зверя. И обещали принести ещё печенье или сушеные грибы и ягоды.

— Тришанций имел успех, — в пространство сообщил Шакли.

— Ты сомневался? — удивился вертолов. Бабочка подсчитывала выручку от первого представления:

— Если даже вычесть те десять грошей, потраченные на кружки, и помнить, что мы лишились будущей медовухи, бесплатно раздав весь квас, у нас прибавилось почти пять золотых. Мы в чистом выигрыше! Я ожидала собрать — два, ну, два с половиной!

— Шакли, ты сомневаешься, что мы будем выступать завтра? — уловила печаль руководителя их «театра» Аванта.

— Да. Я надеюсь, завтра у нас будут более важные и срочные дела. Но жаль разочаровывать публику… Я чувствую себя артистом. Не в том смысле, в каком привык играть разные роли перед простаками, чтобы удобнее вскрывать их кошельки. А в чистом смысле, без мошенничества. Уникальные животные медлисы. Тришка не перестаёт меня удивлять…

— Точнее, ты удивляешься переменам из-за него в самом себе, — не промолчал Сильф. Шакли криво усмехнулся, больше похоже на гримасу, но мимикой подтвердил, что лесной парень прав.

— Мы выполнили то, что обещали на таможне, — заметила Аванта. — Не продавали квас, а угостили всех желающих. Я ни на миг не забывала, зачем мы здесь, но выступать было так весело, люди смеялись, и мы тоже… А сейчас такая тоска!

— Угу, — единодушно согласились все её компаньоны, кроме Тришки. Его медвежество грыз заработанное вяленое мясо и ни о чём в этот момент не тосковал.

60

На город наконец спускался вечер. Светлые долгие сумерки потемнели. Только тогда вернулась Тень.

Ойра пришла, прикинувшись серой уличной кошкой. Невесомым боком тёрлась о ноги хозяина и заметно вибрировала. Многим казалось, они слышат мурлыканье, которого не могло быть. Тень не умела говорить и даже шуметь. Она не могла с треском наступить на ветку или поскрести когтями по коре, привлекая внимание. Даже со свистом рассечь воздух крыльями ей не дано.

— Она нашла, в каком крыле тюрьма, — погладив её, сообщил друзьям Сильф. — В нескольких кварталах отсюда. Не та, где держат подозрительных чужаков. Казённая гостиница, по сути — полицейский участок. А настоящая секретная тюрьма. Стражи упоминали в разговоре о подземельях и контрабандистах. Скорее всего, Верен тоже там. Но что толку? Нам до него пока не добраться.

— Связь там не ловит? — спросил Шакли.

— Тень не почуяла его. Значит, и связи нет. Можно проверить. Хотим просто быть ближе? Тогда нужно искать ночлег рядом с тем крылом. Идёмте, скоро ночь.

— Считаете, сегодня уже слишком поздно? — Аванта не могла скрыть нервную дрожь. Вечер был прохладным, но не настолько, чтобы даже в плаще зуб на зуб не попадал. — Нельзя найти библиотеку или подземный ход?

— Зачем нам библиотека? — не поняла Бабочка.

— Имя «Бавваон» очень загадочное. Я бы порылась в древних словарях. Хочу понять, что оно значит.

— Верен считал, оно известно в истории. Сказал, звучит знакомо, — признался Шакли. — Я бы тоже хотел выяснить. Сильф?

— Проверю, — вертолов уже тряс в закрытых ладонях гадальные камешки, как игральные кости. Бросил на мостовую. Присел, рассматривая, что выпало. Собрал камни в карман, покрутил на ладони вертоловку. И этот ответ его чем-то не устроил. Снова попросил у Аванты красный кристалл для маятника.

— Ты связана с этим городом, — мельком пояснил Сильф. — Мда, теперь нет сомнений. Сейчас идти в библиотеку слишком рано, мы должны отдохнуть. Но завтра — уже поздно. На рассвете. Там будет пусто, даже без охраны. На рассвете узнаем что-то важное.

— Что ж, подождём. Пока есть время, лучше поспать, вер… да что это такое! — Шакли устало закрыл лицо руками. На языке снова вертелось: «Верно?» Будто и так неясно.

— Ты почему-то его чувствуешь, — Сильф ободряюще коснулся плеча шакала. — Видно, сейчас между вами больше общего, чем с нами.

— Ты смеялся над этой ролью, а теперь — ты наш защитник, — Бабочка обняла Шакли за другое плечо.

— Чушь, Сильф нас ведёт.

— Нет. Ты лидер, ты решаешь, что делать. Я только проверяю вероятности.

— Вы говорили, сначала вас вела Аванта, — сообразила Бабочка. — Роли меняются. Помнишь, ты говорил, что всё по кругу и неясно, кто есть кто? Я бы составила таблицу, чтобы проверить, что мы знаем. Кто уже был проводником, ключом, жертвой, и что осталось?

— Посчитай, если можешь, — одобрили компаньоны. — Что ж, вот постоялый двор, прямо в крепости. Тень, здесь? Да, ближе некуда. Чудное название для гостиницы: «Тёмная». В ней окошки только в дорогих номерах и те крошечные. Годится?

Они наняли четыре одинарные каморки. Так оказалось дешевле, чем брать номера на двоих. Шакли, естественно, взял к себе в номер Тришку. Устав от кучи новых впечатлений, медлис и так спал в мешке всю дорогу, но друг отвёл ему местечко на кровати.

Аванта не могла заснуть. Сидела, глядя в одну точку, гладила грубые каменные стены, без кладки, без обоев и обшивки. Гостиница вырублена в цельной скале.

Удивительно, что Мерцающий остров — скалистый. Песок намыт только сверху, а весь город стоит на цельном кряже, выросшем со дна реки. Скорее всего, он поднят магистрами искусственно. Тут совмещение пространств не только в небе, город на Мерцающем острове построен где-то на скалистом обрыве Северо-Западного моря, он только для вида перенесен в реку. Получается, самая главная защита Мерцающего острова от чужаков, не стены крепости, а ложное кольцо пресной воды.

Крепость тоже окружает город огромным широким и глубоким кольцом. Что с того, что Верен и её отец где-то здесь? Она не может угадать, что с ними сейчас, даже, живы ли они? Камни крепости рядом с ней и с ними одни и те же. Сильф сказал, где-то близко, по крайней мере, в этой части города. Да, они теперь ближе, чем утром. Эта стена — часть камеры кого-то из них. Но чем это поможет, если между ними столько стен, тяжелых дверей и стражи? Как добраться снаружи до тех, кто ей дорог?

По щекам Аванты текли слёзы. Пальцы машинально царапали бесчувственные камни.

61

Лодка причалила к подземной пристани, откуда сразу начинался коридор в темницы. Скорее всего, среди вырубленных в скале помещений есть арсеналы, винные и пороховые погреба, склады продовольствия, сокровищницы… это не только таможня и военная тюрьма. Но Верену подземелья открылись именно с этой стороны.

Мельком удивившись столь мощному каменному основанию якобы песчаного острова, арестованный под конвоем прошёл в участок. В небольшой каморке сидел пожилой стражник с огромной книгой учёта всех, кто проходит водные врата города, всё равно в ту или другую сторону.

Страж потребовал освободить руки арестанта и записал его наравне с его конвоирами, как входящего. Снова спросили имя, но легко записали как безымянного бродягу, вкратце перечислив особые приметы внешности. Карту крови не проверяли, образец крови всё равно остался вместо подписи. На основании того, какой палец Верен приложил к документу, решили, левша он или правша. Солдаты ещё на берегу отобрали у него пояс с ножом, но даже обычной полицейской просветки, показывающей весь скрытый металл и самые заметные шрамы и родинки, при записи не проводили. Страж дал понять, что пленник — личная забота отряда, который его привёз на остров. Вам надо — вы его и оформляйте по всем правилам.

Нигде не горело ни одного факела, всё подземелье освещалось стеклянными газовыми трубками. Сжатый газ ярко светился под давлением белым, силу вращения поршней, которыми все трубки включались и выключались, не экономили, иначе свет был бы тусклым, желто-зеленым, как болотный огонёк. Ясное дело, техники здесь хватает, и освещение лабораторий для научных работ должно быть ярким.

«Наверняка, в их камере пыток освещение — как в операционной», — хмуро подумал Верен, гадая, закроют его на несколько часов в одиночке, дав потомиться неизвестностью (на самом деле, он бы в это время поспал) или сразу…?

Конвой остановился. Лязгнул засов тяжёлой двери. Камеру, куда привели пленника, не заливал чересчур яркий свет, скорее там было сумрачно, как в обычной комнате пасмурным днём. Уже неплохо. Увы, темница слишком велика, чтобы считать её обычной камерой, а не местом для допросов. Окон, естественно, нет. Высокий полукруглый свод. По центру стол и пара удобных кресел, хотя и с твердыми деревянными поручнями. В стенах есть кольца для цепей.

Конвой разделился. Двое по-прежнему держали пленника на аркане за ошейник, ещё один принёс странные кандалы, совсем без цепи, только с одним широким кольцом между браслетами. Сковал руки Верена впереди. Наверное, это «украшение» считалось временной мерой, поскольку закрывались цепи ключом, а не заклёпывались наглухо на жаровне. Ещё один солдат потянул из угла длиннейшую цепь. Пленника подвели к боковой стене, толкнули спиной к камням и протянули тонкую цепь в кольцо на кандалах, закрепив её в противоположном углу. Теперь цепь струной натянулась от стены к стене. Пленник стоял посередине. Он не мог вытянуть вперед руки, приходилось держать их у груди, но мог ходить из угла в угол по цепи или сесть на пол, если хотел.

— Готово, — только теперь с него сняли ошейник. — Жди. Как только мы доложим о поимке, вскоре тебя посетит высокий гость. Он разберется, кто ты на самом деле.

— Как мне его называть, чтобы не показаться невежливым? — закинул удочку пленник.

— Господин тайный советник.

— А разве он… — Верен осёкся. — Я думал, на Мерцающем острове нет тайной полиции.

— Ты прав, у нас другое ведомство для внутренних расследований, — с гордостью сообщили солдаты. Видно, среди конвоя были не только наёмники, но и местные «островитяне». — Но мы отправим новость господину советнику, и он мигом явится. Перенесётся сюда, где бы он ни был, через единственный на острове переход внутри белой башни. Так что ждать долго не придется, обещаем.

— Если он подтвердит вашу ошибку, что убийца в розыске — вовсе не я, смогу я тогда войти в город? Если обвинение снимут? Хочется, всё же, побывать на вашем интересном острове, я довольно долго искал дорогу сюда.

— М-да, не повезло тебе, парень, — посочувствовал один из стражей. — Но если господин советник подтвердит… тогда ты — гость Мерцающего острова. Даже получишь золотой, в уплату за нерадушный приём. Так что не обижайся, мы на службе, у нас приказ.

Верен промолчал, глядя в сторону. Он-то ещё на берегу знал, что вероятность ошибки его ареста, чем дальше, тем больше стремится к нулю. Но даже представить не мог, что его враг, если он правильно вычислил тайного советника Фанбрана, может так скоро оказаться здесь, на Мерцающем острове, закрытом не только от чужаков, но и от тайной полиции. Раньше ещё можно было надеяться на формальный допрос, в худшем случае, на отправку его с отрядом к заказчику, который платит за его голову награду. Теперь, похоже, личной встречи не избежать.

Если это не уловка, лишь бы придумать обвинение, то Крапс, скорее всего, действительно мёртв. Если проходимцу хватило глупости вернуться к заказчику с пустыми руками, сообщив, что его враг найден, но остался на свободе, он заслужил расплату. Возможно, все трое мертвы, очная ставке не нужна, потому что заказчик сам знает, кого ищёт. Играть с ним в «я — не я» долго не удастся. Что ж, по крайней мере, Верен точно узнает, кто так высоко ценит его голову.

62

— Господин тайный советник Фанбран! — церемонно объявил стражник, пропуская в камеру стройного молодого человека. Очень бледного, в длинном черном сюртуке высокого чина тайной полиции. Высокий гость подошел к столу и первое, что сделал, даже не глянув на пленника, снял шелковые черные перчатки. Верен видел, что это его фирменный отработанный жест перед допросом. Жертве это должно казаться знаком, что советник ни в коем случае не отнесётся к делу формально. Он вникнет в суть и собственноручно готов вытрясти душу из виновного. У сына дороги это вызвало усмешку.

Эффекты! Когда-то, пока этот мелкий хлыщ не помешал ему, он сам был артистом. И кое-что в тонких внешних демонстрациях понимает. Но Верен невольно вздрогнул, услышав вкрадчивый голос, уничтожающий последнее сомнение. Это тот самый наглый сынок министра, который вот уже три года должен быть мёртв.

— Здравствуй, Бард… или как там тебя теперь называют? Не важно, мне не нужно твоё имя, которого — вот забавное совпадение! — не знает никто в крепости. Ты нарочно не назвался? Ты знал, что это я тебя ищу? Болван Крапс рассказал тебе?

— Вы меня с кем-то путаете, господин дракон, — негромко откликнулся пленник. Теперь Фанбран дёрнулся, и левый глаз сверкнул красным огнём, подтвердив догадку.

— Ты знаешь? — протянул он с лёгким восхищением в голосе. — Приятно, когда тебя так ценят. Ты тоже искал сведения обо мне? Удивлён, что я жив?

— Нисколько. Разве вам, при такой очевидной молодости, что-то грозило? — разыграл непонимание Верен. — Какая была бы потеря для тайной полиции. Мы не встречались, но я наслышан о советнике Фанбране. И слухи утверждали, что он — полудракон. Значит, это вы и слухи верны?

Советник медленно смерил пленника тяжелым взглядом из-под полуприкрытых век. Холодным типичным взглядом ящера, от которого у Шакли пробегали мурашки по хребту.

— Ты, правда, хочешь разозлить меня? — медленно спросил он. — Не советую играть в это, Бард. Не делай вид, что ты меня не помнишь. Меня это… огорчает. Ты делаешь мне больно, и мне придётся ответить тем же.

— Я не хотел вас огорчать, господин советник. Но докажите, хотя бы мне, что вы не ошиблись…

— Ах, всё-таки не признаёшься? — сожалеющее улыбнулся Фанбран. — Но я это предвидел. Мы ведь на острове, где в чести всякие штучки, очень похожие на волшебные. Но это передовая наука. Смотри… если мы раньше не встречались, ты и не знаешь что это?

Тайный советник достал из кармана мундира небольшую трубку, в точности, как прибор полицейской просветки, но помеченный красной молнией. Такой же знак был на трубках драконьего огня, только те побольше, как половина длины руки. Держа палец на кнопке, полудракон вопросительно качнул трубкой. Мол, знаешь, что за штука?

Пленник медленно покачал головой и с трудом глотнул. Горло мгновенно пересохло и сжалось в спазме.

Расплывшись в жестокой улыбке, враг подошел на расстояние вытянутой руки к пленнику и направил трубку, всего на пару дюймов не достав до шеи. Нажал «курок».

Красный свет, намного более тусклый, чем просветка, и чем ожидал Верен, загорелся, но шёл не из трубки. Опустив глаза, пленник видел красное свечение на своей груди. Горло сильно покалывало, чувствовался предгрозовой запах озона. Ясно, что шея тоже светится красным, и Фанбран это видит.

Не переставая довольно улыбаться, советник направил трубку на себя. И на его груди чуть ниже ключиц, прямо по центру высветился красный круг. Как раз там, где Верен помнил в нём дыру насквозь.

— Чуть-чуть усовершенствованная просветка, работа местных мастеров, — мягко пояснил Фанбран. — Показывает единственный вид шрамов, раны драконьего огня. На втором режиме умеет сама ставить такие метки, неопасные для жизни. Видишь ли, у нас обоих есть эти раны. Слишком невероятно для совпадения. Согласен?

Верен прикрыл веки, признавая, что доказательство принято.

— Удивительное свойство у таких меток. Битвы с драконами большая редкость в наше время. Если есть радар чувствительный к огню дракона, как те, что отслеживают кровь, можно всегда узнать, где примерно находится твой враг. Увы, действует только на близкое расстояние, пятьдесят миль для радара уже слишком. Но именно так я знал, где тебя ждать. И посылал за этот год многих, чтобы найти и схватить тебя. Увы, ты ускользал, как угорь. Но Крапс и его шайка — последняя капля! Найти тебя и отпустить, это уж слишком. Я всерьез огорчился, узнав, что наша встреча снова откладывается. Но тут… Невероятно, даже не представляешь, как я был удивлён, узнав, что ты преследуешь Мерцающий остров. Вот это была удача! Неуловимый Бард сам шёл мне в руки.

Спрятав трубку в карман, Фанбран в волнении расхаживал по камере.

— Ты ведь уже догадался, что меня здесь спасли? Отец не пожалел денег, чтобы замять тот неприятный случай с шантажом… Но главное, я должен был исчезнуть на время. Больше года я провёл тут, в руках лучших лекарей, на самых дорогих эликсирах. Теперь не забываю моих благодетелей, навещаю, изучаю научные новинки. Тут столько возможностей… Для моей новой работы в тайной полиции, я имею в виду. Что скажешь?

— Славно устроился, поздравляю, — хрипло ответил Верен. — А я тебе зачем? Хотел убить, уже убил бы. Если ты нанял Крапса, сам знаешь, я его не убивал.

— Прекрасно знаю, ведь я сам его убил. А что ещё он заслужил, если после провала посмел требовать половину награды, чтобы снова найти тебя? Двух его дружков тоже пришлось убрать, они всё видели. Разумеется, я дождался, чтобы они, надеясь выжить, официально заявили на тебя в мою полицию.

— Твою! Снова путаешь все круги власти со своим игровым манежем? Что сказать, детка выросла в кругу министров, — открыто усмехнулся Верен.

Полудракон скорчил гримасу, укоризненно покачивая головой. Мол, как ты неосторожен, враг мой, я ведь могу принять эти слова всерьез.

— Надуманное обвинение пустяк, — отмахнулся советник тайной полиции. — Всё равно ты убийца. Ты пытался убить меня! Твои «братья» убили моих друзей, загубили репутацию моей семьи, что стоило отцу кресла министра. Ему пришлось подать в отставку, пока всё не раскрылось. Газетчики разнюхали подробности о похищении детишек, представляешь? Кто, как не ваше братство разболтало им? Не думаю, что лично ты, но это и не важно. Мог ли я всё оставить безнаказанно, узнав, что и ты выжил? Насколько всем известно из легенд, ни один дракон бы такого не простил, — Фанбран снова расплылся в многозначительной улыбке. — Разве я мог подвести своих славных предков? И я тебя нашёл. Признай, теперь ты полностью в моей власти.

— Только физически, — возразил Верен. — Тебе этого явно мало.

— О, да, речь о борьбе за твою душу, — кивнул тайный советник. — Мне очень не хватает в тайной полиции кого-нибудь из братства. Но не отступника, нет, того, кто для них свой. Жуликов и бандитов всех мастей у нас в агентах полно, а вот из братства — никого. Поверишь ли в такую странность?

— Поверишь ли, что я не удивлён, — хмыкнул Верен.

— Отчего же? Только не рассказывай, как в Братстве Дороги ценят свободу, что даже невидимая цепь для вас невыносима. Ваше упрямство для меня загадка. Впрочем, не только для меня. Как можно променять хотя бы видимость свободы на полную несвободу, тюрьму или каторгу! Это нелогично.

— Для бандита почти всё равно, какой банде служить, работать на своих или на тебя. Братство не может променять своих на что-либо другое. Слишком неравноценно. Каторга или работа на тайнецов для нас без разницы. Каторга даже свободнее.

— Не понимаю, — признался полудракон. Верен глубоко вздохнул и закашлялся.

— Воды дай, иначе не скажу, — между спазмами выговорил он.

На допросном столе, кроме принадлежностей для письма, карт крови, гербовых бланков, всегда стояли стаканы и графин с водой. Тайный советник молча налил полстакана и подал пленнику. Ждал, пока Верен выпьет и забрал стакан.

— Есть две несвободы — внешняя и внутренняя, — отдышавшись, ответил пленник. — Кто выбирает одну, кто — другую. Всё логично.

— Но это выбор каждого! — азартно возразил Фанбран. — Не массовый! Как можно утверждать, что никто в вашем братстве, никогда…

— А что такое братство? Мы собрались, уже сделав этот выбор. Твои предложения опоздали.

— Но, если я не ошибаюсь, ты не рыцарь и не вольный бродяга. Ты не давал такой присяги, от которой меняется карта крови, — коварно напомнил полудракон. — Когда мы встретились, ты был странствующим рассказчиком и певцом, Бардом Солно. Как у вас это называют — голос братства? Вестник. Разносил новости и напоминал людям уроки прошлого. Разве твоё звание изменилось? Не считая того, как изменился голос, — Фанбран по-змеиному ухмыльнулся, надеясь, задеть чувства врага.

— И что? — равнодушно спросил Верен. — Поэтому я побегу искать покровительства тайной полиции? У нас много званий, но никакого превосходства между ними. Я сын дороги навсегда, светится на мне след твоего огня или нет.

— И всё-таки, я постараюсь убедить тебя начать новую жизнь на службе государства. Ты можешь оставаться в своем братстве, если угодно, но согласишься стать моим агентом.

Почему все так не хотят этого? Я же не требую становиться злодеем и убийцей! Речь о почетной службе государству! — Нервничая, тайный советник кружил возле врага, как мелкий хищник возле лакомой, но слишком опасной добычи. — Выбор довольно прост: твоё согласие или очень медленная мучительная смерть. Это кольцо и цепь дают значительное пространство для манёвра. Скоро оценишь их удобство. Ты можешь летать здесь из угла в угол, биться об стенки и ползать на коленях не один день, пока не станет слишком поздно соглашаться. Избавь себя от этой участи. Ты же разумный человек, способный мыслить и с воображением. Представь, как это будет, и просто скажи «да».

— Навряд ли, — кисло поморщился пленник. — Как человек с воображением, я как представлю своё согласие и твою радость, так сразу жить не хочется. Пожалуй, нет.

— Подумай хорошенько, пока можешь.

— И правда, нелёгкий выбор, — Верен театрально изобразил раздумья. — Думаю, я всё-таки не соглашусь. Во всяком случае, не так сразу.

— Ты мстишь себе за что-то? Или тебе нравятся мучения?

— Они нравятся тебе. Но ты слишком привык полагаться на слова, играть страхом своих жертв. Со мной этот номер не пройдёт. Поищи другие способы убеждения.

— Думаешь, ты уже очень скоро не пожалеешь о своём выборе? — недоверчиво сузил глаза Фанбран. Верен равнодушно качнул головой к плечу:

— Кто знает. Хоть попробуем. Я-то не рыцарь, но ты… хм! В общем, я не могу уступить без боя, уж извини. Разве ты сам не стал бы презирать меня за слишком легкую победу? Ты так давно мечтал поквитаться со своим убийцей. Так начинай, чего ты ждёшь?

— Зачем напрасно тратить силы? Пытки довольно изнурительны. По крайней мере, я тебе обещаю именно такие. Чего ты добиваешься?

— Это испытание для обеих сторон. Хочу узнать тебя поближе, найти слабые места, — невозмутимо сказал пленник. Заместитель главы тайной полиции настолько не ожидал подобной наглости, что его левый глаз сверкнул алой искрой. Верен усмехнулся, словно только того и ждал. И вызывающе добавил:

— Возможно, будь здесь твоя матушка, у нее было бы больше шансов убедить меня «по-хорошему». Но тебе этого не дано…

Фанбран настороженно остановился. Шагнул вперед и придвинулся близко-близко к лицу пленника, рискуя, что тот может схватить его или даже укусить:

— Что ты имел в виду?

— Нужны объяснения? — хрипло удивился Верен. И даже не сдержал улыбки, тоже рискуя нарваться на удар.

— Я понял, что ты пытался оскорбить меня, намёком на моё происхождение. Но что ты на самом деле хотел этим сказать?

— Красноречие — известная фамильная черта драконов, — спокойно ответил пленник. — Кажется, тебе оно перешло не от отца, хоть для господина министра привычны выступления, но… нет. Я предположил, что твоя мать была бы сейчас более убедительна, она ведь — не наполовину, у неё дополнительная сила убеждения.

— У меня для тебя тоже найдутся не только слова, — ласково прошипел Фанбран, действительно задетый упоминанием своего драконьего бессилия. — Я не умею облачаться в шкуру и у меня нет стальных когтей… как жаль! — Он сделал угрожающий жест, целя в глаза врагу. — Но в крепости есть мастера высокого класса, и есть средства… довольно новые и необычные. Здесь много внутренних изобретений.

— Прекрасно, — сын дороги сглотнул и закрыл глаза, прислонясь затылком к стене. — Скорей бы уж…

— Ты в самом деле предпочитаешь пытки? — полудракон красиво приподнял бровь, но Верен не оценил эту игру, он не видел лица врага. — И снова, умоляю, скажи правду. Я ведь не спрашиваю у тебя имён твоих сообщников или место, где их можно найти… Ничего такого, за что ты готов держаться зубами, что можно вырвать только с кровью. Просто ответь, почему?

— В беседе с палачом, я смогу больше не разговаривать с тобой, — с усилием проговорил Верен, еле сдерживая кашель. — И даже не обязан слушать. Я лишь выбираю пытку, которую мне проще выдержать…

— Ну-ну, посмотрим, что ты запоёшь через часок,Бард, — зловеще усмехнулся Фанбран. — Сам напросился. Разумеется, я никуда не уйду… и не заткнусь, если ты об этом мечтаешь.

— Мне наплевать, скоро я тебя не услышу. Вернее, как бы ты ни старался, это будет уже очень издалека…

Полудракон с огромной злостью сжал кулак, сдерживаясь, чтобы не врезать изо всех сил по губам пленника. Сейчас это было бы равносильно проигрышу. Резко развернувшись, он процокал каблуками до двери, вызвал стражу и распорядился прислать команду лучших палачей.

— Не одного мастера с помощниками? — не поверил стражник.

— Троих, не меньше! — рявкнул Фанбран. — Немедленно! И пусть захватят что-нибудь интересное из новейших разработок. Моя личная просьба.

— Слушаюсь, господин тайный советник, — стражник поспешил исполнять приказ.

Враг с пристальным интересом всматривался издали в лицо Верена. И не мог заметить ни малейшей реакции. Лицо пленника в подвальном освещении казалось бледным, но отрешенным, как у спящего. Он словно был душой где-то не здесь. Фанбран придвинул кресло и уселся, закинув ногу на ногу, с удобством ожидая появления на сцене иных средств убеждения. Молчал, наблюдая за пленником, внутренне медленно закипая. Примерно через минуту до него дошло, что эту краткую передышку, эти тишину и покой до начала новой пытки враг у него коварно выиграл. Возможно, его хитрый расчет простирается и дальше? Что ж… посмотрим, за кем сегодня будет окончательная победа!

63

Пока Аванта гадала, что происходило в крепости почти весь этот день и ночь, Бабочка тоже сидела в своей каморке без сна. Она заказала принадлежности для письма и старательно рисовала квадратную таблицу на шесть ячеек.

Написала сверху: Сердце — проводник — карта — ключ — шифр — жертва.

И сбоку: Аванта — Верен — Сильф — Бабочка — Медлис — Шакли.

Как ей казалось, первую позицию, кто кем был в самом начале, они уже выяснили.

В первой строке против имени Аванты она поставила сердечко. Именно чувства Аванты вели остальных к острову. Возле Верена поставила стрелку, указатель пути. Именно он свёл Аванту и вертолова, значит, в этот момент Верен сам был проводником. Сильфа она отметила трилистником, заключенным в квадрат. Карта, как игральная, гадальная, так и путеводная. У него вначале была гадальная карта, а не карта местности. Аванта знала, куда идёт. Себя в первую встречу Бабочка не совсем понятно отметила ключом. Возможно, потому, что она открыла замкнутый круг их компании, когда присоединилась. Она могла в тот момент быть и жертвой, но эта роль намного больше подходила Шакли. Для него она нарисовала условную решетку. В то же время, он был скрытым агентом тайнецов, поэтому мог быть шифром. Но загадочный медлис с наиболее зашифрованным прозвищем, пойманный на месте преступления, тоже мог назваться жертвой, но подходил на роль шифра больше. Перевёрнутый знак вопроса достался ему.

Итак, Аванта — сердце. Была ли она уже в других ролях? Шифр — безусловно, когда они разгадывали ее письмо. Ключ? Может, когда они с Вереном ходили в город? Она помогла ему выбраться, но, главное, заставила бандитов назвать имя его врага, и Шакли тогда понял… Аванта — проводник? Пожалуй, да, хоть недавно, когда Сильф её подвеской проверял ответ о библиотеке. Нет, раньше! Своим кристаллом Аванта случайно разгадала, как находить путь к острову, ориентируясь по шпилю белой башни! Жертва? Само собой, ведь у них здесь друг, а у нее ещё и отец. И с Вереном у них, похоже, взаимные чувства… значит, ей сейчас хуже всех. Что остаётся? Карта! Не сходится… Картой, если эта карта «дама», она была как раз в городке Юзефеле. И ловко разыграла эту карту. Значит, остался ключ. В белой башне Аванта должна стать их ключом.

Кто ещё? Шакли. С ним, как будто, ей угадывать легче, чем с остальными. Жертвой он был, ключом — тоже, как раз когда узнал имя врага Верена и рассказал, кто это. Шифром, видимо был, пока скрывал свою связь с тайной полицией. Сердце? Ей ли не помнить, сколько раз шакал демонстрировал сентиментальность? Он почти объяснялся ей в любви, и постоянно жалел Тришку. Проводник он сейчас. Как правильно сказал Сильф, шакал занял место их предводителя. Если Аванта — ключ, ключом он быть не может, только «картой». Значит, его роль ключа действительно уже была, сходится. Для башни Шакли — карта. Какого рода карта, вот вопрос.

Сильф? Был картой, был проводником, был сердцем совсем недавно, когда первым унаследовал от Верена авантюриновое сердечко и установил связь через него. Или это всего лишь зримый символ, а роль у него — шифр? Нет, Сильф был шифром, когда помог им перейти Хребет. Только он знал, как его взломать — правдой. Или это был ключ? В чем можно быть уверенным с вертоловом! Он неизменен и при этом изменчив и неуловим, как его вертушка. Но хотя бы предположения нужно подсчитать. Не так важно, в какой момент, но ключом, шифром, сердцем, картой, проводником Сильф точно был. А не был — жертвой! Это страшно. Чего башня потребует от него?

Верен точно был проводником и жертвой. Карта и ключ уже заняты. Сердце или шифр? Пока, скорее, сердце.

Медлис был жертвой, когда его поймали в мешок, был проводником, когда повёл их за мёдом или помог пройти заставу. Был шифром при знакомстве — странный зверь. Был кем-то очень важным сегодня, вдохновляющим центром их представления. Ключ это, карта или сердце? — что ни решай, все роли уже заняты. Впрочем, если Верен всё-таки — шифр, то медлис ещё покажет своё сердце? Красное сердечко сейчас именно у него.

А что она сама? Шифром, ключом, проводником, картой она точно была. Искала путь через грани, давала ключ к шифру письма… Была и жертвой, хотя бы при встречах с патрулями. И снова остаётся сердце, которое никак не поделить на троих. Или это возможно?

Что получилось: Аванта — ключ, Верен — шифр, Сильф — жертва. Она или Тришанций — сердце. Шакли — карта. А кто же проводник?

Если предположить, что её ход сквозь грани был путеводной картой, но не ролью проводника, то получается, проводник — она, ведь Тришка точно уже был. Значит, медлис — сердце.

Она — проводник, Аванта — ключ, Верен — шифр, Шакли — карта, Сильф — жертва, Тришка — сердце.

Что это им даёт? И не притянут ли весь её расчет за уши, ради красивой математической картинки? Скоро они это узнают. Сильф сказал — на рассвете. Впереди долгая ночь. А для кого-то и вечер был, наверняка, невыносимо долог. Пока они выступали перед публикой, что же происходило здесь, в подземелье?

64

— Верните его! Воды! — резко приказал Фанбран. Тут же ведро воды выплеснулось на сидящего без сознания под стеной пленника.

Верен облизал губы. Нехотя приоткрыл глаза. Цепляясь за цепь, попробовал подтянуться и встать, но его враг нетерпеливо ринулся вперед, в обход палачей. Новый удар — пленник поскользнулся на мокрых камнях и снова съехал по стене.

— Господин тайный советник, успокойтесь, — вполголоса урезонил его один из мастеров. — Пусть полностью очнётся. Или мы его снова потеряем.

— Да вы больше времени приводили его в чувство, чем выполняли свою работу! — рычал разъяренный полудракон.

— Это тоже наша работа, — невозмутимо заметил палач. — Делаем, как положено, по порядку.

— Когда же он, по-вашему, попросит пощады? — со злостью спросил Фанбран, сверкнув драконьей искрой в глазу.

— Никогда, — пожал плечами мастер. — Если человек совсем не рассматривает возможность остановить всё одним словом, он не может сам прекратить пытку. Он просто ждёт, когда вам надоест.

— Мне уже надоело, черт возьми! — рявкнул тайный советник. — Попробуйте что-нибудь более действенное!

— Но если не ломать кости…

— Ломайте!

— Если вы покалечите его так, что на восстановление до следующей беседы потребуется месяц, но всё равно ничего не добьётесь, вы снова будете недовольны. Рёбра у него и так уже не все целы…

— Не следовало размахивать раскалённым прутом с криками: «Да он холодный!» — обиженно пробасил другой мастер, пониже ростом. — Если хотите особенный эффект, самое время уступить место магистру.

— Пожалуй, да, придётся уступить, — глубоко вдохнув и наконец разжав кулаки, признал Фанбран. — Если старая система не даёт результата, попробуем что-нибудь новенькое. Бард, слышишь? — он толкнул пленника ногой. — Долго ты ещё собираешься издеваться над всеми? Ты не устал? Я вот, не скрою, уже готов сменить развлечение. Подумай снова и ответь, ты готов подписать согласие работать на меня? Пустая формальность — подпись кровью, тебе это сейчас ничего не стоит. А тебя оставят в покое. Надолго, пока не наберешься сил. Лучшие лекари залечат твои раны… Кому нужно твоё глупое упрямство, никто ведь не узнает!

— Мне, — еле слышно ответил Верен.

— Так значит, нет? — полудракон сжал челюсти, проглатывая злость. — Магистр, ваш выход. Что вы можете предложить?

— Вы хотите усилить до предела физическую боль, чтобы он не терял сознание, но потерял контроль и безумно кричал, словно горит в огне?

— Хотелось бы, — прищурился тайный советник. — Это сравнимо с раскалённым железом?

— Поверхность психического ожога совсем другая, — задумался ученый маг. — Это сравнимо с полностью содранной кожей и ещё судорогами внутри.

— А что кроме физической боли вы умеете? Нельзя ли воздействовать на его память, вернуть и бесконечно длить самые страшные моменты в жизни?

— Можно. Что выберете, то и сделаем.

— А одновременно физические и моральные страдания нельзя? — просительно протянул Фанбран. Профессор в светло-серой мантии остался невозмутим.

— Можно. Но два препарата невольно ослабят действие друг друга. Лучше применять их воздействие по очереди.

— Что выбираешь, Бард? — окликнул тайный советник своего врага, даже не надеясь на ответ. И сам выбрал начать с адской боли. Сейчас полудракон сомневался, что даже новое изобретение с первого раза сломает упрямца. Фанбрану просто хотелось, чтобы он мучился.

— Так нельзя, отцепите. Он должен лежать ровно, — распорядился магистр.

— Нет, — остановил палачей полудракон. — Путь остаётся на цепи. Для нашей общей безопасности. Просто переставьте эту штуку к стене! — он указал на длинный складной стол на колесах. Подручные мастеров подкатили стол, развернули вдоль цепи, и уложили туда пленника. Теперь он лежал ровно на спине, как требовал магистр.

Учёный проверил пульс, открыл одну из скованных рук до локтя, потребовав смыть кровь, чтобы видеть вены. От куртки и рубашки остались одни ленточки, так что убрать их было несложно. Один из мастеров дал магистру скальпель, надрезать вену. Ученый маг извлёк нужную склянку и капнул в кровь. Лицо Верена разгладилось, Фанбран, напротив, подозрительно свёл брови.

— Он улыбается!

— Это средство снимает спазмы сосудов и убирает чувствительность. Он перестал чувствовать боль. Перед её сильнейшим возвращением организм не должен сопротивляться. Иначе высок риск быстрой смерти от остановки сердца. Обычно болевой препарат вливают в бессознательном состоянии. Но он нас слышит. Поэтому нужна первая ступень. Подействовало. Можно продолжать…

Магистр достал другой пузырёк с ярко-лазурной жидкостью, цвета купороса. Тонкой струйкой полил на рану. Лазурная струйка свернулась узким смерчем и быстро всосалась в кровь.

Тайный советник с жадностью наблюдал, ожидая желанной реакции. Через пару секунд Верен сжал кулаки, по его скулам прошла волна, он стиснул челюсти, зажмурился, откинул голову, чуть не выгнувшись дугой и коротко застонал сквозь зубы. Его тело трясла сильная дрожь, как в лихорадке. Но через некоторое время он стал дышать полуоткрытым ртом, сначала коротко, как после быстрого бега, потом всё глубже. И напряжение спадало. Он даже мог открыть глаза и облизать запекшиеся губы.

— В чём дело, магистр? — возмутился тайный советник. — Вы это называете безумием от боли?

— Невероятно! Доза оказалась мала для него. Он сохранил сознание и заставляет организм не сопротивляться судорогам. От этого они становятся слабее.

— Добавьте!

— Сейчас нельзя. Придется подождать конца предыдущего действия. Уверяю вас, он чувствует адскую боль, но пытается не обращать внимания. Вероятно, уже был опыт магических пыток.

— Мне нужно чтобы он потерял контроль! Добавьте другое средство, моральные мучения! Удвойте дозу, мне всё равно!

— Вам — да, советник, но я отвечаю перед внутренним законом нашего города и кругом магистров. Два варианта: ввести противоядие, чтобы мучения закончились скорее. Подождать два часа, пока кровь полностью очистится, и начать снова с другой дозой или другим средством. Или дождаться, пока перегорит эта доза, выждать ещё пару часов для восстановления и добавить новый сеанс. Раньше никак нельзя. Сердце не выдержит. Хоть бы вы начали не с традиционных пыток, у него бы ещё оставался запас прочности, а так… Я не возьму ответственность, я не убийца, я учёный.

— Благодарю за помощь, магистр, — зловеще прошипел Фанбран. — И сколько будет длиться этот «сеанс», без противоядия?

— Часов пять-шесть.

— И вы уверены, сейчас он испытывает боль?

— Взгляните сами… Зрачки расширены, пульс лихорадочный, частый и неровный. Бледность, запавшие глаза… Фактически он умирает от боли, но не может даже потерять сознание. Давление всё поднимается, любая попытка двинуть хоть пальцем усиливает боль. Каждый дюйм кожи, каждый сосуд, каждая вена в его теле жалит его как ядовитая змея. Думаете, почему он не бьётся в судорогах? Не может шевельнуться. Ему кажется, голова взорвётся, стоит только моргнуть или повернуть глаза.

— Уговорили, магистр. Пусть мучается. Значит, его можно оставить без риска, скажем, до завтра?

— Не совсем так… — поморщился учёный. — Если вовремя не дать ему воды, он умрёт.

— Так дайте.

— Не сейчас, когда он очнётся. Адская жажда будет сравнима с лучшей пыткой, но её нужно прервать как можно скорее. Поверьте, советник, мы проводили много опытов. Как только он сможет двигаться, ему нужно пить. По глотку, но часто. И, вероятно, сам он сразу не сообразит, откуда новое мучение.

— Предлагаете оставить с ним стражу?

— Зачем, отправьте его не в одиночку. Предупредите сокамерников.

— Тут в крепости полно задержанных таможней и прочих проходимцев, чью личность выясняют. Но у меня секретный пленник. Я не могу его бросить с кем попало, — надменно прищурился Фанбран.

— У нас тоже есть внутренние секретные заключенные, — заверил магистр. — Я всё устрою.

65

Той ночью многие не спали. Но для тех, кто в помещении без окон не хотел пропустить рассвет, бессонница лишь к лучшему. Вертолов до утра не прикидывал вероятности, не задавал вопросы, не бросал камешки, но сидел неподвижно за столом, уперев подборок в кулаки. Не моргая, смотрел на лежащую на боку вертоловку.

Он растворился в окружающей ночи, спал наяву, с открытыми глазами. Слышал далёкие крики, которые не могли в реальности пробиться сквозь толщу скалы. Видел пляшущие тени. Они метались, словно от факелов, но в крепости не горели факелы. Он знал, что-то происходит. Где-то там, в подземелье, произошёл перелом прежних вероятностей. Начался новый виток. И такой же виток ожидает их на рассвете. Он просто ждал, когда, пройдя невидимый круг, серый горизонт снова прожгут первые лучи солнца. Они не пробьются горячим розовым светом сквозь блеклое небо сразу. Сперва проявится, расширится светящаяся полоса. Верный знак — солнце близко!

Сильф не чувствовал времени. Часы текли мимо него. Но стоило вертоловке шевельнуться, спящее сознание вернулось. Парень моргнул, покрутил волчок, проверив знак, и встал. Постучал в двери всех компаньонов, собирая их в рассветный поход.

Этот слишком ранний, холодный совершенно пустой город хорошо знала лишь рассветная стража, да самые ранние хозяева наёмных карет и пролёток. Они уже колесили по спящему городу в поисках первых клиентов.

Серые плащи путешественников скрыли яркие наряды, никто с первого взгляда не принял бы их за артистов. Тришка спал в мешке, не высовываясь. Его медвежество единственный спокойно проспал всю ночь и мог не вставать на рассвете. Шакли собирал его в дорогу сонным. Медлис, не открывая глаз, почавкал вкусненьким из вчерашних трофеев и снова заснул.

— Куда идём? — уточнил Шакли у вертолова.

— Белую башню найти нетрудно, — Сильф кивком указал выше деревьев. — Но как в неё войти?

— Неужели в городе учёных можно посмотреть книги только там? — намекнула бабочка. Сильф, как обычно, ответил невозмутимо:

— Не знаю. Нам нужно туда.

На пустой круглой площади, тоже отлично подходящей для представления, их заметил возница. Зацокали копыта, свободная пролётка подкатила к ранним пешеходам.

— Эгей, благородные господа! С добрым утречком! Сейчас все улицы свободны, я мигом домчу вас, куда скажете!

— И вам доброго утра, — вежливо отозвалась Аванта. — Вы не знаете, где тут вход в подземные ходы, в галереи ученых?

— Зачем вам? Поверху сейчас быстрее будет, — весело заверил немолодой кучер.

— Мы всего день в городе, нам интересно взглянуть на ваши чудеса, — пояснили туристы. — Хотели погулять по достопримечательностям без толпы. Особенно нам интересны подземные ходы, коллекция редкостей белой башни, вид со смотровой площадки наверху. Когда можно туда попасть? Ещё слишком рано?

— Да нет, в любое время можно, — ответил словоохотливый возница. — Садитесь, хоть довезу до входа. Это бесплатно. Говорят, красивые барышни, если первыми сели в пролётку, приносят удачу на весь день.

— А нам пешком бежать? — пошутил Шакли. Возница бесшабашно махнул рукой:

— И вы садитесь. Не бойтесь, не украду я ваших дам.

— Вам следует бояться! Они прекрасны, и, безусловно, приносят удачу, но характер у них не самый покладистый. Честно предупреждаю, раз уж вы так добры к нам.

Они посмеялись, забрались в пролётку, кучер через три подворотни и маленькую площадь довёз их до закрытой арки в стене. На ней ярко белела цифра «три».

— Главных галерей от крепости до башни всего шесть, как граней башни. Третий ход оказался ближайшим, но ежели вам не всё равно, так они сообщаются под зёмлей. Как увидите на боковом ходе нужную вам цифру, туда сворачивайте. Внизу светло и есть схемы на стенах, вроде карты подземного города. Так что, не заплутаете! Удачи вам.

— И вам, любезный, — Шакли всё-таки дал кучеру десять грошей. Довольный возница развернул лошадку и покатил обратно, к широким улицам и главным площадям.

— Нам всё равно? — спросила Бабочка.

— Пока — да, — Сильф сосредоточенно крутил головой, прислушивался к только ему понятным знакам. — Ты иди первой.

— Почему?

— Не знаю. Я пойду последним.

Тяжелая дверь с тройкой наверху оказалась открытой, но плотная пружина удерживала её так, что Бабочке понадобилась помощь, чтобы открыть ход. Шакли галантно пропустил ее вперед. Вертолов пропустил всех компаньонов, и уходя в арку последним, оглянулся. Ровно в это мгновение из-за крыши дома напротив показалась розовая полоса утреннего света. Горячая и яркая. Так и не скажешь, что это северное небо. А, может, по утрам остров перемещается на юг, к тёплому морю? Кто знает. Тут полно чудес.

66

Изучив схему на стене, компания выбрала ход мимо архива и музея редкостей прямо к библиотеке. Подъём на башню они тоже отложили до лучших времён. Туда вёл коридор номер один, а к открытой библиотеке — четвёртый.

Открыв тяжелую дверь в мраморной нише, украшенной резьбой, они оказались в залитом светом царстве книг. В этот час там было пусто и без охраны, как предсказал Сильф. Свет шёл сквозь стрельчатые окна с витражами. Казалось, за ними яркий день. Когда из любопытства все пытались рассмотреть, что за окнами, они видели только прекрасный залитый солнцем сад с яркими птицами на ветках, тенистыми уголками и танцующими фонтанами, что невозможно под землёй.

— Где искать? Словарь древнего языка? Справочники имён? — Аванта первой кинулась в полкам.

— Ищем книгу с картинками, — огорошил всех вертолов. — Довольно толстая, и там не маленькие картинки и не гравюры, как в обычных словарях, а цветные красивые иллюстрации к легендам. Это что-то из мифологии, кажется, на обложке или на корешке вытиснен золотой дракон. Книга не очень старая. Большего не знаю.

Рассыпавшись по залу, они просматривали тома лежащие повсюду на столах, взбирались на подвижные стремянки, наугад рассматривая верхние полки.

— Нашла! — звонко сообщила Бабочка, показывая на одну из полок, где стоял ряд одинаковых толстых темно-зелёных корешков. На каждом сверху поблескивал контур золотого дракона. — Энциклопедия легенд! Десять томов. Который нужен?

— Надеюсь, первый или второй, если там имена по алфавиту, — Сильф сделал призывный жест: — Тащи все!

Бабочка передавала тома друзьям, они раскладывали их на столе. Сильф снова воспользовался маятником-кристаллом, чтобы точно определить нужный том. Он оказался шестой, вовсе не первый.

— Шакли, читай.

— Где, что?

— Там картинка на всю страницу. Нам нужен текст соседней страницы. Проверь все картинки.

Шакал по срезу сразу видел, где более плотные листы с картинкой, и открывал там. Половина вариантов сразу отпадала, нужно было читать только страницы слева от иллюстраций.

— «…дракон был страшен и свиреп. Но рыцарь…» Не то.

«В райском саду пела эта птица, своим голосом предсказывая грядущие несчастья. Но те, кто слышал Алконоста, забывал обо всём и не могли предупредить…» Не то.

«…ночью, когда все спасли, хорошенький мальчик превратился в чудовище. Тех, кто пригрел его, дал кров и еду, было уже не спасти. Ибо, не свирепостью отличается демон Бавваон, а дьявольской хитростью. Под личиной наиболее безобидных созданий он входит в дом, и горе дому тому. Уличить Бавваона может только его отражение в бегущей воде. И часто его встретишь на берегах рек и озёр. Но, видя прекрасную деву, дитя или цветок, мало кто оторвётся от зрелища красоты и глянет в отражение. Символом Бавваона назван мотылёк, главной чертой — коварство и двуличие. Ничто не доставляет демону большей радости, как обмануть доверие тех, кто был добр к нему…»

Шакли поднял невидящий взгляд от книги. Он ничего не говорил, только сильно побледнел. Кровь отхлынула от щёк и в голове слегка шумело. Сильф положил ему руку на плечо, не давая упасть.

— Что это? — глухо спросил Шакли.

— Я думаю, все узнали отражение, — Бабочка стояла прямо перед ним, но пораженный догадкой шакал её не видел. Аванта беспокойно переводила взгляд с бледного игрока на залившуюся краской блондинку и обратно.

— Скажи сама, — попросил вертолов.

— Бавваон это я, — Бабочка закусила губу. Щёки ее горели от разоблачения. — Я и понятия не имела, что значит это имя. Что есть такая легенда. Смотрите, это я, — она указала на картинку. Там у реки сидела неправдоподобно прекрасная блондинка, сильно похожая на фею. Над ней порхал большой голубой мотылёк. А по дороге вдалеке шёл в её сторону ничего не подозревающий путник, будущая жертва хитрого демона.

— Что это значит? — настаивала на подробностях Аванта. — в чём твоя роль? Кто тебя подослал к нам? Для чего?

— Не к вам, — покачала головой Бабочка. — Нас действительно свела судьба. Моей целью был Мерцающий остров. А тут вы… я напросилась идти с вами, ведь у вас уже был проводник. Как я могла отказаться от этой возможности?

— Зачем ты шла сюда?

— Я этого не хотела. Мне приказали. В тайной полиции умеют убеждать… Шакли! Посмотри на меня! Не отводи взгляд, пожалуйста! Тебе ли не понять меня лучше всех?

— Я пытаюсь переварить это, сестрёнка, — так же глухо, как из ямы ответил шакал. — Но почему ты не сказала?

— Я говорила! — от напряжения у Бабочки брызнули слёзы. — Вы знали, что у меня на совести страшная тайна. Что я опасна для вас! Что я никого не убивала, но, может быть, мне ещё предстоит совершить кое-что похуже одного убийства. Сильф! Ты сам решил, что я должна идти с вами. Ты знал о скрытой угрозе, но…

— Я не решал. Знаки были такими, — лесного парня как будто совершенно не смущала новость, что рядом с ними постоянно находилась шпионка. — Теперь ты можешь рассказать всё по порядку?

— Давайте сядем, или я сейчас упаду, — взмолилась Бабочка. — Шакли! Да посмотри же на меня! Я тебе говорила, что не хочу вам зла. Помнишь, там, на поляне…

— Не мне тебя судить, — отстранённо заметил игрок, так и не глядя в огромные, наполненные слезами глаза блондинки. — Всякое бывает… Рассказывай. Только не бей на жалость. Пока я вижу эту книгу, мне очень трудно тебе верить.

— Но я…

— Я помню, как ты боялась в итоге оказаться по разные стороны с нами. Теперь я хочу знать весь расклад. Аванта, что ты думаешь?

— Я верю, Сильф распознает неправду. Хочу послушать.

— Согласен, — кивнул шакал, спрятав лицо в ладони, чтобы не видеть Бабочку и проклятую иллюстрацию в книге.

— Клянусь жизнью, я никогда не желала вам зла, — начала Бабочка. — Я просто не была до конца честной. Потому что боялась… вот этого всего. Я и сейчас боюсь. Это вам только кажется, что больше мне терять нечего. Но я-то знаю, как много для меня значило считать вас «своими». У меня этого раньше не было. Только в семье, и то не полностью. Вы ждёте, что я скажу. Придерживаете окончательный приговор, пока не узнаете всех обстоятельств. Но потом всё равно придётся принимать решение. И этого я боюсь до потери сознания. Пожалуйста, если я грохнусь в обморок, не думайте, что это игра. Я не хочу «бить на жалость», как сказал Шакли. Из-за такого вы только ещё больше станете презирать меня. Я понимаю, пришло время последней правды. Не половинок и четвертей, которые проходили на Хребте, а самой настоящей, без прикрас.

— Твои чувства, это прекрасно, но давай ближе к фактам, — буркнул Шакли.

— Прости. Мне нелегко собраться с мыслями. С чего начать?

— Когда мы встретились, тебя действительно искали по всем дорогам. А ты в это время уже работала на тайнецов? Зачем тебя искали, если ты не сбежала? — задала направление Аванта.

— Прикрытие, — пожала плечами Бабочка. — Они хотели проверить, действительно ли я пройду через посты? Меня ведь не готовили перед заданием, это был мой экзамен. Проводники — дети дороги, в братстве должны были увидеть, что меня ищут и мне нужна помощь. Меня искали на самом деле, если бы схватили, передали в руки тайной полиции. Там бы снова отпустили, наверное. Это жестокая игра в прятки, тренировка нового агента.

— При первой встрече ты рассказала нам фальшивую историю, о гостинице и обвинении в убийстве?

— Нет, всё было почти так. Но кое-что я не сказала…

67

Только приехав в городок Стильон, я увидела вывеску гостиницы «Хризанта». Она привлекла меня, потому что это похоже на моё настоящее имя. Шакли его знает. Надеялась, мне это принесёт удачу. Но всё случилось, как я говорила: утром нашли тело, и началось расследование.

Богатого постояльца, с которым я играла, отравили. Донатона, как бы его ни звали на самом деле, убили из-за секретных документов. Он был не простым агентом тайнецов — советником, взялся сам доставить документы и провести секретные переговоры. Сменил внешность, отказался от охраны, поехал с документами один и… За ним следили и убили.

Тайная полиция пришла в ярость. Не думаю, что там всерьез подозревали меня. Меня не арестовали сразу, хотели только допросить. Думаю, тот, кто прибыл вести расследование, считал, что я сыграла роль наживки. Советник увлёкся мною, раскрылся, забыл об осторожности… Они хотели знать, кто мой сообщник. Но я действительно случайно столкнулась с этим типом! Если бы сходу поняла, что этот Донатон связан с тайной полицией, я бы к нему на милю не подошла, тем более — играть!

— Постой, — Шакли потёр лоб. — Когда точно это было? Накануне того дня, как мы встретились?

— Разумеется, нет, — вздохнула Бабочка. — Намного раньше. Мы встретились… на тридцать второй день после убийства.

— Но ты говорила… — невольно вспомнила Аванта. — Прости. Рассказывай новую версию, настоящую.

— Меня не выпустили из гостиницы в то утро. Вежливый господин в мундире и трое вооруженных полицейских приказал мне подняться на второй этаж, в номер Донатона. В пустую комнату рядом с той, где лежало тело, и лекари-эксперты вычисляли яд. Он сел за стол спиной к открытому окну. Думал, его манеры и внушительное: «Нам всё известно! Даже не думай мне врать, рассказывай, кто подослал тебя к покойному?» — произведут на меня впечатление, я заплачу и стану каяться во всём. Я, как могла, изобразила испуганную дурочку, пустила слезу и расспрашивала, кто этот Донатон, почему они подозревают меня, кто и ради чего мог его убить. В общем, допрос на самом деле вела я.

Мне не было никакого дела до мёртвого тайного советника. Я выжидала момент, прыгнуть в окно. Высокий второй этаж, следователь не думал, что я могла бежать оттуда. Но у меня пространственная память, я не была в этой комнате, но знала, куда выходят окна. И помнила, что там внизу брезентовый навес какой-то лавки. Я попросила воды, следователь отвлёкся, и я выскочила мимо него в окно. Упала на косой навес, съехала по нему и спрыгнула на улицу. Когда из парадных дверей «Хризанты» выбежали полицейские, я была уже на другой улице. А там — до вечера петляла по трущобам.

— Это почти совпадает с тем, что ты говорила раньше, — заметила Аванта. — Кроме подробностей, как именно и когда ты сбежала через окно.

— Нет, я сказала, что пряталась в трущобах, но этого не было, — возразила Бабочка. — Я знала, что по городу пойдут облавы. И первое место, где меня будут искать — среди нищих, в беднейших кварталах. Там меня бы, как приютили за монетку, так бы и сразу выдали властям. Я быстренько купила старое платье за гроши, переоделась, потом пошла в более приличный магазин, купила новое, похожее на дорожный наряд скромной учительницы музыки. Прихватила папку с нотами и устроилась в другую гостиницу. Старое платье, в котором меня видели в магазине, сожгла. Хотела сжечь и голубое, да пожалела, оно было дорогим и совсем новым. Такая глупая ошибка, чисто женская…

Неделю я сидела как мышь в дешевой комнатке, только время от времени выходила в холл на этаже, играла самые нудные произведения. По улицам прокатывались облавы, в гостиницу тоже заходили, но меня не узнали. Я жила очень скромно, мне приносили газету с объявлениями, по которым гувернантки, компаньонки и прочие небогатые барышни ищут приличную работу. Но я не собиралась оставаться в Стильоне, я только и мечтала сбежать оттуда. Когда я рискнула наконец покинуть своё убежище и уехать в вечернем дилижансе из города, в воротах меня узнали по приметам и арестовали. Приметы были такие: «Задерживать для выяснения личности всех женщин любого возраста, со спутниками и без». Всех, кого наловили за день, допрашивал тот самый агент из гостиницы. И он меня узнал, как я ни старалась изменить голос и внешность. Сказал, что меня выдали глаза. А потом нашёл платье и убедился.

— Выходит, сестрёнка, ты первый раз попала на заметку к тайной полиции, примерно, в те же дни, что и я, — проговорил Шакли.

— На три дня раньше, если я правильно считала. А что? Тебя радует или огорчает это совпадение?

— Я думаю, что твой Донатон — большая шишка в тайной полиции, был заместителем главы. Ведь сразу, как его убили, Фанбран стал новым тайным советником. И у меня такое чувство, что не секретные документы были целью убийц, а сделать так, чтобы освободилась должность.

— Ты думаешь?.. Он сам убил и занял его место? — сообразили все.

— Чужими руками, разумеется. Но именно так и думаю. Он мог убить. По срокам сходится. Но ты попала в лапы не к нему?

— Нет. Тот следователь, что упустил меня, видно, считал своим личным долгом заставить меня на них работать. За то время, пока я пряталась, не знаю как, но тайнецы выяснили, кто я на самом деле. А у меня семья… как бы сказать… — Бабочка опустила глаза.

— Слишком знатная? — угадал Сильф. — Ты похожа на беглую принцессу.

— Ну, не настолько знатная, — криво улыбнулась Бабочка. — Моего отца не называли его высочеством, только сиятельством, но этого достаточно, чтобы неблагонадёжная дочь очень осложнила им жизнь. Хоть он действительно профессор математики, но только одной ногой отец в научном кругу, а другой… Слухи, светские сплетни, репутация в обществе, в их мире это страшное оружие.

— А почему ты сбежала от семьи? — спросил Шакли. — Надоело быть слишком хорошей девочкой?

— И это тоже. Хотелось жить без правил. Вернее, по своим правилам. Я жаждала свободы. Но могла бы ещё долго не решиться, если бы не глупое решение родителей устроить мне помолвку. Смешно, но перспектива замужества не с тем, с кем хочет невеста, или с кем хотят родители, — самая частая причина для «принцесс» начать самостоятельную жизнь. Не думала, что окажусь рядом с ними в этой статистике. Привыкла считать, что у меня более широкое взаимопонимание с родителями. С отцом — да, но этого оказалось мало.

— Тайнецы пригрозили выдать тебя родным?

— И это тоже. Как вариант. Меня могли отправить на каторгу за убийство, которого я не совершала, могли созвать газетчиков и выдать сенсацию, что дочь знатного рода стала мошенницей и перебивается случайными подачками от богатых мужчин. Могли… всё, что угодно. Я быстро подписала согласие, в обмен на неразглашение моей тайны и свободу от тюрьмы. Мне сразу дали первое задание. Самой найти Мерцающий остров и встретить там связного. «Бавваон» — моё новое имя в списках агентов и наш пароль. Я его не выбирала.

— А что ты подумала, когда разгадывала шифр в моём письме? — спросила Аванта.

— Сначала я не знала, какая именно комбинация букв нам нужна. Потом решила, что речь о том связном. У них есть другой агент в городе, который ждёт меня, он связан с изобретениями, всё сходилось.

— В чём суть твоей встречи с агентом? — хмуро спросил Шакли. — И как они рассчитывали, что ты найдешь неуловимый остров? Ты знала способ?

— Тот же, что и все — нанять ловкого проводника. Мне не давали инструкций, как пройти ворота, как найти остров, только сказали: каждый полдень в течение месяца связной ждёт на перекрёстке возле площади Тени. Там должна быть оплетенная виноградом арка. Сама площадь маленькая, на углу каждого дома — дерево, они дают тень. Меня предупредили, что контрабанда в этом городе карается смертью. В моих интересах не попадаться. С собой мне ничего не передали, значит, я должна тайно что-то вынести, что передаст тот Бавваон. Что можно украсть из центра проверки изобретений? Только запрещенное изобретение, это — как дважды два. Но что?

Совсем недавно, когда Аванта нам открыла свою цель, я подумала, что мы связаны сильнее, чем подозревали. Необъяснимо сорвались испытания одного изобретения, а кто-то хочет вынести другое? А если, то же самое?

Что, по-вашему, значит «срыв испытаний»? Изобретение сломалось? Его подменили? Украли? Или оно подействовало не так, как ожидалось? Твой отец знал, что рядом с ним есть вредитель. И это тот, кому он доверял. Если он назвал своего врага Бавваоном, демоном двуличия, вряд ли это совпадение. Хотя… возможно. Для нас это не настолько популярное древнее существо из легенд, но на Мерцающем острове каждый ребенок может знать это имя.

— Халиса, почему ты в самом деле пошла сюда? Почему не сбежала? — Бабочка вздрогнула. Шакли впервые назвал её настоящим именем. — Ты понимаешь, чем опасны все запрещенные разработки. Это что-то способное убивать слишком многих сразу или иначе слишком жестоко действовать. Технологии, способные разрушать миры. Понятно, почему ты согласилась работать на них. Но почему действительно работаешь? Из-за семьи? Только бы они не узнали? Или другой крючок?

— Когда меня нет рядом, чтобы доказать слухи, пусть болтают что угодно. Родителям это не понравится, но не повредит настолько, чтобы я гробила свою жизнь. У тайнецов есть метки. Меня везде найдут по ней, мне не скрыться.

— Какая метка? — заинтересовался Сильф.

— Аванта, помнишь, в крепости все солдаты меченые. У них татуировки, по которым всегда можно знать, где они. Так выслеживают беглецов. Они сказали, что твой знакомый Яно мёртв, раз его метка молчит. У меня тоже есть такая, только ее не видно, — Бабочка подняла правый рукав до локтевого сгиба. — Здесь. Ты её чувствуешь?

Сильф провёл ладонью, не касаясь кожи. Бабочка вздрогнула от щекотки.

— Я вижу просто небольшое пятнышко, как золотая монета, только овальное. Красное, как солнечный ожог.

— Так и было сначала. Мне посветили на руку каким-то особым фонариком, вроде просветки. Я почувствовала жжение, не сильное. На следующий день появился розовый ожог, пекло, как от солнца, но скоро всё прошло и пятно пропало. Но теперь они всегда знают, где я.

— Такую метку можно убрать, — равнодушно сообщил Сильф. — Совсем несложный ритуал. У тебя под кожей мёртвый огонь, и если чем-то проверить, печать светится. Но её можно выманить на дорогую тебе вещь, хоть на твоё перламутровое крылышко. А потом очистить вещь обычным огнём. Метка сгорит.

— Ты мог убрать её в любой момент⁈ — воскликнула Бабочка.

— Ты не просила, — Сильф скромно ухмыльнулся. — Хочешь? — он снова потянулся к ее руке.

— Нет, не сейчас! Я должна выманить связного на эту метку. Вдруг он проверит? Я получу то, что он принесёт, а уж потом… — Бабочка прерывисто со всхлипом выдохнула. — Простите. Какая я была дура, что не сказала вам!

— Ничего, — мягко улыбнулась Аванта. — У всех свои тайны. Шакли, ты слышишь? — она толкнула компаньона локтем, но шакал не обернулся. Был занят мешком, в котором беспокойно ворочался медлис.

— Тришка проголодался, — буркнул Шакли. — Мы выяснили всё? Можем идти?

— А почему у тебя нет такой метки? — настаивала Аванта. — Или есть?

— Нет, — Шакал раздраженно дернул плечом. Всё-таки оглянулся. Кинул быстрый взгляд на компаньонов, сбросил куртку, рывком поднял оба рукава рубашки: — Проверь.

— Нету, — подтвердил Сильф. — Но за тобой тоже следили: перо удачи.

— Может, у тайнецов ко всем свой подход, — поморщился Шакли, снова одеваясь. — Не знаю, почему мне дали только перо. Но за мной постоянно таскалась живая слежка. Возможно, в кругу банд умеют сводить такие метки, и со мной они посчитали этот способ ненадежным? Они не знали, что я одиночка.

— А меня это подвело, — вздохнула Бабочка. — Я поклялась им, что работаю без сообщников.

— Так вот что изменилось вчера ночью, — поймал подсказку Сильф.

— Что? — дёрнулась Аванта.

— Не только мы раскрыли тайну Бавваона, Верен тоже вчера узнал важную новость, и она многое меняет. Та, неизвестная нам перемена, связана с этой. И это перемена к лучшему. Всё, что я знаю.

— Ты точно чувствуешь, что Верен жив? — хмурился Шакли. Сильф двинул плечами:

— Это и вы все знаете. Он не просто жив, он сейчас знает, что делает. Это важно.

— Но как связано с нами? В подземелье он столкнулся с другим Бавваоном? — волновались Бабочка и Аванта.

— Возможно. Я не вижу его одного, у него было уже много встреч. Главное, он узнал то, что нам поможет.

— Поможет обмануть демона хитрости? — с отчаянной надеждой смотрела на него Бабочка. Вертолов развёл руками, не зная всех подробностей ответа.

68

Верен шевельнулся и застонал. В углу камеры тут же поднял голову и поспешил подойти старик в балахоне, больше похожий на призрака. В полумраке можно было разобрать, что он седой, бледное измождённое лицо, как у тяжелобольного, руки с длинными пальцами почти прозрачны и дрожат. Двигался он свободно, только на левой щиколотке позвякивало кольцо кандалов. Всего одно и без цепи.

— Осторожно, — удержал старожил нового соседа за плечи. — Подвижность вернулась, теперь вы можете упасть отсюда. Погодите, я сделаю пониже, — он что-то покрутил в длинном столе на колесиках и тот опустился на полметра. — Теперь попробуйте сесть. Без резких движений, боль ещё не ушла. Держитесь за меня…

Верен хотел что-то сказать, но получился хриплый кашель. Горло неимоверно ссохлось, словно он ел раскаленный песок. Цепляясь за край своей койки, он смог сесть, и когда чуть отдышался, незнакомый старик принёс ему кружку воды.

— Пейте понемножку, но часто. Боль не растворится совсем, у вас не только иллюзорные раны. Но станет легче, поверьте.

— Благодарю. — Глотнув ещё воды, Верен со стоном выдохнул и провёл скованными руками по лбу, не отпуская кружку. — Как будто отмороженную руку сразу сунуть в горячую воду, только сильнее. И не рука, а всё, особенно мозги. Что за отрава во мне бродит?

— Название препарата вам ничего не скажет, — заверил сосед. — Это химическое средство воздействует на зону боли в мозгу. Мозг даёт телу ложные сигналы, пытаясь оправдать беспричинную боль. Пейте воду и ждите, когда яд уйдёт.

Верен смерил старика подозрительным взглядом. Его балахон, сильно потрепанный, почти превратился в лохмотья, но раньше, нет сомнений, был мантией учёного.

— Так вы из этих?

— Был из них, — прошелестел сокамерник. — А вы, молодой человек, контрабандист?

— Почему? — удивился Верен.

— У вас вид искателя приключений, если я в этом что-нибудь понимаю. Сюда нечасто, но забредают отчаянные ребята, хотят пробраться в город в обход таможни. С ними обходятся неласково, если поймают. Но никогда — публично. Здесь ведь не тюрьма. Нельзя, нервировать жителей этого благословенного места. Мерцающий остров свято хранит свои тайны. И главное правило, чтобы ни человек, ни вещь, ничто без разрешения не проникло сюда и не покинуло этих стен.

— Меня арестовали не на острове, на берегу. Свободный путешественник, — представился Верен.

— Сейчас не совсем свободный, — заметил иронию старик ученый. Его измученное лицо преобразила тень улыбки. Верен усмехнулся, пожав плечами:

— Пустяки. Превратности странствий. Звание от этого не меняется.

От движения он почувствовал сильную колющую боль в боку. Поморщился, с трудом приподнял разодранную рубашку и скосил глаза на огромный черный синяк.

— Три ребра, как минимум.

— Если позволите, я помогу. Проверю, чтобы не было смещений, — предложил сосед. Его чуткие пальцы постоянно дрожали.

— Сам справлюсь, — Верен прижал одну ладонь к боку и, шипя сквозь зубы, исследовал синяк. — Нормально, только трещины. Всерьёз ничего не задето, не волнуйтесь. Со мной работали мастера. Вижу,вам знакомо действие этого чудного изобретения, от которого буквально кровь кипит в жилах. Приходилось?

— Нет, — сосед по камере отвёл глаза. — Если вы спрашиваете, делал ли я такие опыты, то это не мой профиль, молодой человек. Но действие знаю. Кстати, первые испытания ведутся на добровольцах, можете представить? Доза очень мала и это не настолько страшно… они должны подробно описать свои чувства, а уж потом крайние дозы высчитывают для преступников.

Наверное, трудно поверить, но вам ещё повезло. И я бы с вами поменялся. Физическая боль — не худшее, чем они могут мучить. Мне достаётся боль памяти. Я без конца переживаю смерть жены, разлуку с маленькой дочерью, невозможность её увидеть уже взрослой. И это заточение… быть в нём не так страшно, как снова и снова осознавать тот миг, когда наконец понял — это смешное недоразумение не разрешится, это не сон, выхода нет…

— Много ли учёных, обвиненных в измене своему кругу и этому городу сейчас в подземельях?

— Не знаю, право, — растерялся сокамерник. — Может быть, я один. О внутренних расследованиях я слышал раньше, пока сам не попал сюда. Но чтобы настоящий приговор, скандал… не помню. Вероятно, от нас тоже скрывали. А для чего вам знать?

— Бывают же совпадения, — Верен кашлянул, отпил ещё глоток и кружка опустела. Он пристально смотрел на старика. — Я не провидец, но для вас могу немного побыть им. Скажете, если угадаю. Вы не магистр, внутренней магии не имеете, вы настоящий изобретатель, практик. Вас ложно обвинили после срыва испытаний какого-то важного изобретения, верно? У вас есть любимая дочь… Не знаю имени, но ясно вижу её перед собой. Красавица, гладкие темные волосы, ясные серо-голубые глаза, сообразительная, но без хитрости. Отважная и упрямая, горы свернёт, если что решила. Совсем недавно она училась в пансионе, жила со строгой тётушкой. Теперь…

— Молчите! — отец Аванты страшно побледнел. — Больше ни слова! Ничего мне не говорите, умоляю вас. Я не должен слушать ничего такого, из области ваших фантазий.

— Считаете, я шпион тайной полиции, или как она называется у вас? Внутренняя?

— Я думаю, нас слушают, — шепнул старик. — Ни вы, ни я не подсадные, но если не хотите выдать этим чудовищам что-либо важное для себя, не говорите со мной.

— Они решили совместить наши пытки? Разумно, — прохрипел Верен, снова чувствуя иссушающий жар в горле. — Сразу видно, изобретатели. Общаться очень тихо не поможет?

— Откуда мы знаем, где скрытые прослушки, — печально ответил сокамерник. — В стенах, в полу? Какая их чувствительность? Не знаем, видят ли нас. Что-то писать или общаться жестами тоже рискованно.

— Неужели, ничего не придумать? Шептать на ухо — самый надежный способ, если только шпион не сидит у вас в черепе.

— Вы наивны, молодой человек. Даже не представляете, где вы. У вас скованы руки. У меня браслет на ноге. Если через них установлена примитивная связь на крови, они передадут самые тихие слова, чуть ли не наши мысли.

— А мой друг говорил, плотный экран мешает связи, — вспомнил Верен. — Разве стены и дверь здесь не экраны?

— Для тех, кто пытается пробиться к нам снаружи — да. Но в двери есть окошко, и её стальная оковка может работать как резонатор. Тем, кто рядом, в подземелье, нас будет отлично слышно. И даже видно, если им это нужно. Выпейте ещё, вам нужно пить часто. — Он взял кружку и набрал ещё воды. — Пересядьте на лавку, там удобнее, чем на этом пыточном одре. Сможете встать?

С поддержкой соседа Верен перебрался под стену на деревянную лежанку. Выпил воды.

— Благодарю за помощь. Но то, что уже известно нашим шпикам, говорить можно? За что вы здесь?

— Хочется верить, что по ложному обвинению, и что моей вины тут нет. Но это неправда. Я вовремя не разглядел врага в ближнем кругу и угодил в ловушку. Получается, я виновен как его пособник.

— Но вы хотя бы знаете его? Уверены?

— Я не могу об этом говорить, — отец Аванты опустил глаза, глядя на свои дрожащие от нервного истощения пальцы. — У меня есть подозрение, не более того.

— Что ж, если нельзя говорить ни о чём важном, что касается вашей работы, и мы даже не знаем имён друг друга, но хоть немного поболтаем об отвлёчённых понятиях, — с лёгкостью согласился Верен. — Меня это отвлекает от сломанных рёбер и прочих подарков вашего гостеприимного города. Причудлива человеческая память, мне бы думать, как выбраться отсюда, а я вспоминаю одну глупость… Привязалась, покоя не даёт. Однажды, мы с приятелем, чтобы скоротать время, вспоминали древних героев. Он называет имя, если я знаю, кто это, тогда я называю. И вот он назвал имя, которое я никогда не слышал, и настаивал, что не придумал его, но не мог толком сказать, чем знаменит этот древний персонаж. Тогда он выиграл, а я вот теперь думаю, правду он сказал или нет? Вы человек учёный, может, вы слышали? Есть в истории некто по имени Бавваон?

Отец Аванты вздрогнул, испуганно покосился на дверь, потом на собеседника. Верен сохранял безмятежное выражение лица. Только глазами чуть заметно подал знак поддержать игру.

— Как говорите… Бавваон? Да, ваш приятель не ошибся. Но это не герой. Если вы играли только на героев, тогда это нечестно. Бавваон — легендарное существо, демон хитрости и двуличия. Умеет принимать самые безобидные формы, его никогда не распознаешь сразу в прекрасной девушке или в ребенке. Бавваон не искуситель, не разрушитель, даже не клеветник, скорее, шантажист. Под маской он узнаёт чужие тайны, обманом выведывает важное и пользуется этим. Его символ, кажется, мотылёк.

— Что? Мотылёк? — Верен закусил губу. — Вы не ошиблись?

— Я уж сейчас не помню, но что-то безобидное, точно, — заверил опальный ученый.

— Благодарю, что разрешили мои сомнения, — скрипя зубами, стараясь говорить спокойно, кивнул Верен. — Теперь припоминаю, действительно, слышал когда-то легенду о демоне-хитреце. Не было там подсказки, как его обезвредить? Не помните?

— Увы, не знаю, — печально откликнулся старик.

— А этот Бавваон крадёт только секреты или ценные вещи тоже?

— То, что он присвоил обманом и считает своим, разумеется, украдёт, — голос отца Аванты стал строже. — Но одному ему не справиться. Нужны помощники.

— Так это имя целой банды демонов?

— Пожалуй. Я знал одного… одну легенду о нём здесь, — чуть не забывшись, но вовремя вернувшись к шифру, сказал учёный. — А вы?

— И я встречал упоминание о нём, но далеко, не в этих стенах.

— По крайней мере, две легенды? Любопытно.

— Я бы сказал, их больше. Должен быть главный демон и его помощники. Уверены, ваша легенда говорит о главном?

— Как учёный, пусть бывший, я не берусь судить на глазок, вот если бы проверить источники, — подыграл сокамерник.

— И какая примета, или предмет отличает того, кого знаете вы? Чтобы сравнить, нужно найти отличия.

— Такое маленькое блестящее колёсико, как шестеренка от часов, — старик ученый пальцами показал диаметр. В нём три отверстия и знак, печать. Без него… демон лишится силы.

— Я понял, — кивнул Верен. — Всё из-за этой небольшой детали?

— Если бы так. Сперва пропала деталь, а позже… всё остальное. И не вернуть.

— А стоило возвращать? — многозначительно уточнил Верен.

— Это снова из области фантазий, — упрекнул его отец Аванты. — Но если хорошо подумать, эта деталь, кажется, приводила в движение весьма опасный механизм.

— Для демона просто находка?

Сокамерник прерывисто вдохнул. Нервно сплёл пальцы, чтобы унять дрожь. Верен видел его состояние и мучился невозможностью рассказать отцу, что Аванта рядом, что она не одна и, возможно, вместе друзья что-нибудь придумают.

— У меня странное чувство, будто рядом со мной знаменитый изобретатель. Если не можете придумать, как нам выбраться, придумайте, как безопасно разговаривать в этом аквариуме.

— Не обещаю напрасно, молодой человек, но постараюсь. А вы точно со своим приятелем играли лично? Может быть, письменно?

— Хотите знать, не прочитал ли я где-то это странное имя, верно? — Верен изобразил задумчивость. — Хм, кто его знает, теперь кажется, будто читал. Отчетливо помню две «в» подряд. Кажется, там ещё было три чего-то?

— Мастерская «Три винта» — лучшая в городе. Я даже думал, они могли бы сделать замену любому талисману. Не наделив его волшебной силой, но внешне — точная копия.

— И, говорите, вы успели передать заказ на копию этого талисмана?

— Увы, даже в руках подержать не довелось. А такая забавная блестящая вещица…

— Она бы скрасила вам заточение? Понятно. Но на просветке, обычно, отбирают все металлы. Благородные, обычное железо, сплавы…

— Тут нужен редкий сплав, но объективно его ценность небольшая. Любимый металл колдунов — нейзильбер. «Новое серебро», родной брат мельхиора, но намного прочнее. Сплав меди, никеля и цинка в равных долях.

— Впервые слышу, надо же, какие чудеса бывают, — Верен отчетливо кивнул. — Постараюсь запомнить.

— Что толку, — прошептал опальный учёный, — Теперь уж не поможет. Вы не останетесь здесь вечно, а мне отсюда не выбраться. Силы на исходе. И скоро…

— Гоните от себя уныние, пока вы живы. Всё может очень резко измениться не только в худшую сторону, — подмигнул Верен. Его сокамерник ответил бледной улыбкой.

Лязгнул засов в двери:

— Обед! — объявил стражник.

— Вот видите, нас ещё и кормят! А уж с компанией как повезло… готов благодарить своих мучителей. Почему, всё-таки, меня не отправили в одиночку? Судьба?

— Вы бы один не выжили, — бесцветно проговорил отец Аванты, глядя в одну точку и механически поднося ложку ко рту. На обед им принесли суп с краюхой хлеба. — По правилам вас должны поместить в лечебный корпус, где постоянное дежурство и контроль лекарей. — Но кто-то рискнул нарушить правила. Вы можете описать магистра, который…

— Я его не очень разглядел. Сухонький, непонятного возраста, кажется, в очках. Волосы гладко зачесаны, светлые или седые? Впрочем, не ручаюсь. Думаю, это не он, а мой… личный следователь был против лечебного корпуса. Оттуда проще сбежать.

— Не так легко, как кажется.

— Но там не подземелье? Солнце? Даже с решетками на окнах это сочли слишком мягким для меня. А если, к примеру, кому-то из нас резко станет хуже?.. Вы здесь дольше меня, вы старше и отнюдь не блещете здоровьем. Мало ли что случится ночью.

— Прекратите свои глупые фантазии, — ворчливо оборвал его сокамерник. — Скорей уж вы… побочный эффект от первой дозы. Случается у пяти процентов жертв… хотел сказать, добровольцев. Эта ночь будет для вас опасной, очень опасной. Я бы даже не рекомендовал вам вообще спать. Если вас настигнет бесконтрольный бред, ваше сознание раздвоится, начнётся сон наяву. А во сне человек далеко не та же личность, что в здравом уме.

— Ну вот, теперь вы меня пугаете, — легкомысленно хмыкнул Верен.

— Напротив, это я боюсь остаться с вами рядом в эту ночь, — сокрушенно покачал головой отец Аванты, незаметно сжав руку сокамерника. — Я, всё-таки, учёный, молодой человек, я знаю, как бывает… Впрочем, если даже вы впадёте в безумие и растерзаете меня в бреду, приняв за злейшего врага, вы лишь прекратите мои мучения. Я сочту это милосердным и не стану винить вас. Так и знайте, я вас заранее прощаю. Но почему вам не дали противоядие! Для профилактики его нужно принимать всем после… сеанса.

— Да бросьте, — тон Верена был недоверчиво-снисходительным, но рука вернула незаметный жест понимания. — Зачем заранее хоронить себя? И меня тоже! Разве я похож на буйно помешанного? У меня сил не хватит догнать вас или схватить, вы легко ускользнёте от монстра, который, по вашим словам, дремлет во мне.

— В момент приступа и помрачения рассудка человеком обладает сверхъестественной силой тела. Это шоковое состояние, в нём не чувствуют боли, не помнят себя, не видят препятствий.

— Это состояние кажется привлекательным. Серьёзно? Выбор между мучительной бессонницей и буйным забытьём? Я выберу второе!

— Не шутите так, молодой человек, — напряженно предупредил сокамерник. — Я замечаю лихорадочный блеск в ваших глазах и бессознательные движения пальцев и век. Меня это всерьез беспокоит. Дай Боже нам пережить эту ночь без происшествий. Ложитесь отдыхать. Но, я вас умоляю, постарайтесь не заснуть!

Верен не послушался. Сидя на лавке, привалился к стене и закрыл глаза. Он чувствовал, как болезненно бьётся пульс в каждой ране. Постепенно поднимался жар, как всегда после сильной перегрузки. Ни одна серьезная рана не обходится без лихорадки, а тут возможен ещё более интересный побочный эффект…

69

— На помощь! Помогите! — посреди ночного обхода стражники услышали отчаянные крики и стук в дверь секретной камеры. Стучали изнутри.

— Прекратить шум! — гаркнул старший в карауле. — Время для сна!

— Спасите нас, — слабо донеслось из-за двери. — Вызовите дежурного магистра… Он… Я ведь предупреждал! Зовите других, сами не справитесь… — голос старожила этой камеры прервался. Его заглушил бешеный рёв, треск дерева, звон железа — хотя ломать в камере было нечего, лавку невозможно оторвать от стены.

— Скорее, ключи, — стражи сбегали в караулку, нашли ключ от камеры, вернулись вместе с начальником обхода. Открыли замок, отодвинули засов. С опаской заглянули в камеру.

Картина, представшая их глазам, напугала даже самых опытных. Опальный учёный был прав, минимум сутки после применения магических или химических пыток, жертвы оставались под надзором специалистов в лечебном корпусе. На этот раз порядок был нарушен. Расплата за беспечность не заставила себя ждать.

Стражи увидели несчастного старика, который кинулся к ним в поисках защиты. Его потрепанная мантия теперь висела лохмотьями, залитыми кровью. Его словно драл когтями зверь. На лице тоже была кровь, худые запястья и шея все в синяках, в глазах застыл ужас. Последним усилием он кинулся к выходу из камеры, но на пороге споткнулся и упал без чувств. Тогда среди седых волос стала заметна рана.

Новичок, молодой сокамерник, чужак, с пеной на губах и горящим невидящим взглядом методично крушил операционный стол, на котором его сюда привезли из камеры пыток. Видно, старик смог забаррикадироваться столом, переключив на него внимание безумца, а сам успел позвать на помощь. Безумец оторвал стальную крестовину, на которой крепилась узкая лежанка, уже разломанная на щепки. И колотил железом в стену, выбивая из камней искры.

Стража не рисковала подойти, но молодой солдат окликнул заключенного. Вряд ли тот понял, что обращаются к нему, но уловил какую-то помеху. Медленно повернулся и пошёл на стражников, угрожая размозжить всем головы остатками стола.

— Парализатор! Скорее! У кого есть? — панически крикнул начальник ночного обхода. Все лихорадочно шарили по карманам и отступали к двери. Наконец тот же молодой, трясущимися руками зарядил ампулу и выстрелил в упор в разъярённое чудовище. Зарычав так, что у привычных ко многому стражей подземелья кровь застыла в жилах, безумец швырнул в них покорёженной железякой, покачнулся и рухнул рядом со своей жертвой.

— Ничего себе, — пробормотали стражники. — Бедный старик этого не заслужил. Ему неделя до суда осталась. Думаете, он выживет?

— Бегом в лечебное крыло! — прервал их сетования старший. — Зовите магистров и подмогу с носилками! Пусть забирают их, пока этот не очнулся! Живо!

— Так точно, господин капрал!

70

Выбравшись из подземной библиотеки к солнцу, компания наскоро перекусила в парковой беседке. Ранним утром по-прежнему вокруг никого не было. Тришка отправился гулять. Он влез на дерево и медленно перелезал с ветки на ветку, гулял по воздуху. И постепенно отдалялся от друзей. Чтобы занять руки, Шакли репетировал внутри беседки шулерские карточные фокусы, которые можно включить в представление, если оно состоится. Снаружи Бабочка и Аванта разучивали новую песенку, Сильф подыгрывал им на гармошке.

— Проклятье, — в очередной раз ругнулся шакал, когда карты снова выпали из рук и не слушались. — Как это делается? На публике подмены и замены выглядят глупо, и… я умею делать фокусы незаметно, а не так! Где Тришка? Он не слишком далеко сбежал?

— Не волнуйся, он где-то на краю парка, — в беседку проскользнула Бабочка и села за столик напротив шакала. — Всё у тебя получится. Покажи мне.

— Да можно обойтись и без фокусов, — Шакли небрежно тасовал карты, не глядя на блондинку. Бабочка остановила его, положив свою руку сверху на колоду.

— Теперь ты знаешь всё. Что между нами изменилось?

— Лично между нами?

— Посмотри на меня, пожалуйста, — голос Бабочки дрогнул. Шакли упорно смотрел в сторону:

— Не хочу. Сейчас ты заплачешь, мне станет тебя жаль.

— А ты боишься пожалеть меня? Почему?

— Да так, — Шакли перестал юлить и смотрел ей прямо в глаза. Бабочка не могла удержать слёзы, они катились сами собой, но игрок делал вид, что его это не волнует. — Ты хочешь знать, что изменилось? Я теперь знаю, что влипнув в крупные неприятности, ты не позвала нас на помощь. Хотя, кажется, помогать друг другу в нашей компании естественно. По дороге сюда многое изменилось, а ты… вернула нас обратно, в мир одиночек.

— Почему только тебя? — шепотом спросила Бабочка.

— Не только. Себя тоже. Другие в нём и не жили. Аванта совсем не удивилась твоей тайне. Для женщин так привычно хранить секреты даже от близких? Или надеется, что твоя встреча со связным поможет ее отцу. Наш вертолов вообще ничему не удивляется. Ему, как Тришке — всё равно, о чём люди думают, важно, что они делают для него. А что бы сказал Верен?

— Ничего, — Бабочка слабо улыбнулась. — Для него все, кто вне братства, слегка нелогичные ненадёжные дикари, которым невозможно доверять до конца. Он этого не признает, но это так. Потому Верен очень снисходителен к нашим слабостям. А ты? Ты же хотел проверки в деле, чтобы узнать нас настоящих. Разве твоё желание не исполнилось? Но ты не рад.

— Я уже говорил, не мне тебя судить. Я — не святой и не герой. Но я держал одну мечту где-то в глубине сердца, что если всё закончится благополучно, мы найдём остров, поможем Аванте, а потом выберемся отсюда живыми, то мы с тобой могли быть вместе, сестрёнка. Хоть попробовать. Но сейчас… я что-то перестал в это верить.

— А я наоборот, — Бабочка перегнулась через стол, ближе в нему. — Я знала, что на мне метка, и мне нельзя быть рядом с тобой. Сегодня утром я была несчастнее всех, когда ты прочитал про Бавваона и сразу понял, кто это. Но теперь у меня есть надежда. Если я снова вырвусь на свободу, то не хочу больше быть одна! Скажи, что ты простишь меня. Пусть не сегодня, но потом…

— Я злюсь не на тебя, а на себя, — Шакли продолжал тасовать карты, раскладывая их веерами, перебрасывая из руки в руку, переворачивал колоду одним пальцем. — Почему для них всех твоё предательство не важно? И моё тоже. И почему я не могу так?

— Ну давай, думай, почему я не рассказала сразу? Когда в шифре вылезло имя «Бавваон», молчать, кажется, было дальше некуда. Но я молчала. И дальше бы молчала. Если бы с нами не было мальчишки, который умеет читать знаки! Скажи, почему.

— Боялась? Вот этого отчуждения? Пока мы никто друг дружке, безымянные попутчики, то всё легко и просто. Чем больше тайн открыто, тем больше обязательств, верно? Чёрт… Я угадал, сестрёнка?

— Почти. Вся горечь оттого, что мы с тобой боимся доверять людям. И если уж готовы поверить, они должны быть безупречны. Потому что любая мелочь ломает нашу веру. Я угадала, братец?

Шакли бросил карты на стол, утвердительно улыбнулся, прикрыв глаза. Бабочка потянулась к нему и поцеловала. Он ответил. Рывком перетащил её через стол и усадил к себе на колени. Она крепко прижалась к нему и ревела, уткнувшись в его плечо. Он гладил её по волосам и успокаивал:

— Ну, ну, не плачь, малышка. Мы научимся. Смотри, Тришка бежит. Что это с ним?

Медлис нёсся по траве, задрав хвост трубой, словно за ним гналась свора собак. Влетел прямо в беседку, запрыгнул на стол, чесал лапой ошейник с брелком, вертелся, словно звал за собой и что-то ворчал.

— Голос? — первым понял Сильф. — За ним, скорей! Он нашёл место, где ловит связь!

71

Первое, что Верен почувствовал, придя в себя, касание чистой простыни. И то, что скованные руки больше не давят на грудь. Не открывая глаз сразу и не двигаясь, он обнаружил, что сквозь ресницы просачивается белый свет. Далеко не так холодно, как в подземелье. Пахнет лекарственным маслом, успокаивающим, но прочищающим мозги. Не лимон, не мята, не лаванда, а что-то хвойное, вроде кипариса. Пленник ничего не видел, но чувствовал, что он здесь не один.

Верен попробовал двинуть рукой. Сразу выяснилось, что-то удерживает его на койке. Но на запястье не железо.

— Вам лучше? Вы очнулись? — услышал он тревожный голос, в котором сразу узнал отца Аванты. Скрипнула соседняя койка. — Ну и напугали вы меня!

Верен, щурясь на яркий свет, с трудом приоткрыл глаза. В трепещущих движениях век только его сообщник разглядел подмигивание.

— Что случилось? Я ничего не помню. Как мы сюда попали?

— Сбылись мои худшие предчувствия. А я предупреждал, я же вас умолял не спать! У вас начался бред и…

— Я ранил вас? — забеспокоился «безумец», пытаясь сесть на койке. Оба запястья удерживались короткими цепочками и плотными кожаными браслетами.

— Не так сильно, как могли. Думаю, рана не опасна, только большая потеря крови. Вы напали на стражей, которые пытались нам помочь. Тоже не помните?

Верен отрицательно качнул головой и перевел взгляд вверх.

— Тут есть окно.

— Это лечебный корпус, я говорил вам. За нами наблюдают. Сейчас дежурные заметят, что вы очнулись, сообщат тому лекарю, который займётся вами.

— Со мной всё в порядке! Только рёбра болят, но в остальном…

— О наших ранах позаботились ещё ночью. Если обещаете вести себя спокойно, я дам вам воды и горькую настойку. После парализатора нужно восстановить силы.

— Парализатор? — хмурился Верен, стараясь «вспомнить». — Зачем? А где моя одежда?

— То, что от нее осталось? — иронично уточнил старый учёный, налив кружку воды, и накапав в ложку горькой настойки. Они оба были одеты в белые сорочки без воротников, слишком длинные для обычных мужских, со слишком широкими рукавами — нижние мантии. Верен проглотил лекарство и запивал водой из рук соседа. Сам он не мог поднести кружку ко рту, разве что если сильно потянуться к прикованной руке. А это больно.

— Сапоги были очень хорошие, — не заметил насмешку Верен. — Настоящие, для странников! Им сносу нет, где теперь такие достану… А, вот и гости! Не знаю, кто вы и что произошло, но я не должен быть здесь! Это ошибка.

— Я твердил им это больше месяца, — горько усмехнулся отец Аванты. — Думаете, меня послушали?

— Гантар, вы неблагодарный мерзавец. Мы спасли вам жизнь, — надменно сообщил один из вошедших, тот самый магистр, что был недавно рядом с Фанбраном на «сеансе убеждения». Впрочем, тайный советник и сейчас стоял рядом, держась за спинами двух младших лекарей и явно недовольный новостями о безумии своего пленника.

— Не вам учить меня благодарности, магистр Селван, — проворчал отец Аванты. — Я вовсе не рад, что вы меня спасли. Лучше было истечь кровью, чем…

— О, нет, дорогой профессор Гантар, вы — мой учитель, я перед вами в долгу. И чтобы вы дожили до суда невредимым — моя личная забота. Сожалею, что вам причинили неудобства, помести в вашу камеру опасного преступника. Но, право, кто мог предвидеть?

— Вы считаете странным, что после единственной встречи с вами мирный путешественник превратился в кровожадного убийцу? Это ведь вы вводили ему в кровь опасный препарат, я не ошибаюсь? — спросил бывший профессор.

— Я действовал по протоколу, — поджал губы магистр Селван, метнув быстрый взгляд на тайного советника. Фанбран скучающе кивнул, но уверения чужака не имели веса для круга магистров. Впрочем, как и любые обвинения того, кто сам под стражей как государственный преступник. — Доза была обычной. А он даже…

— А, так вы заметили некие странности в реакции на препарат? И, тем не менее, бросили человека без квалифицированной лекарской помощи?

— На ваше попечение, профессор!

— Не обращайтесь ко мне так, Селван, я лишен звания! И, да, я сразу обратил внимание на лихорадку, но как я могу предотвратить надвигающийся приступ? И как мог быть уверен? Все пытки вызывают лихорадку и помутнение сознания. Вы даже не дали противоядие!

— Тайный советник запретил мне прерывать сеанс, — сквозь зубы процедил Салван.

— Вы могли прийти позже! Или втайне надеялись, что мою смерть спишут на несчастный случай?

— Хватит научных споров, — лениво прервал двух учёных Фанбран. — Что с моим пленником? Когда он будет готов к следующей беседе?

— Господа, я вас вообще не понимаю, — не дав ответить, вмешался Верен. — Вы говорите обо мне? У меня пара синяков и царапин, но с головой всё в порядке!

— Не вам об этом судить, молодой человек, — скептически заметил его сосед по камере, как выяснилось, бывший профессор Гантар. — Вы ничего не помните о вчерашнем. И это грозный симптом. Яд продолжает действовать. Сознание ещё не восстановило целостность, и никто не скажет, когда оно полностью восстановит контроль.

— Не читайте нам лекций, Гантар, — оборвал бывшего коллегу магистр. — Он в руках специалистов, мы сами разберемся. Скажите, что последнее вы помните, до того, как очнулись здесь?

— Ваш голос, — спокойно ответил Верен. — Вы говорили «боль ушла», но потом… — он морщил лоб, пытаясь вспомнить. — Пусто, темно, не знаю. Думаю, потом я спал.

— А этого человека вы знаете? — магистр указал на Гантара.

— Да. Он мне снился, мы беседовали. Ай… — Верен сделал одновременное движение рукой и головой, пытаясь дотянуться пальцами к лицу.

— Что случилось? — пристально глянул на него сквозь очки магистр Селван.

— Колет висок. Я что-то слышу.

— Что именно? Какой это звук? Голос? Свист?

На самом деле Верен услышал знакомое ворчание «уау, уа-уа». Медлис, где бы он ни был, сейчас достаточно близко, чтобы слышать его по связи через брелок. Верен не знал, что сердечко авантюрина висит у Тришки на шее, но слышал чавканье и мяуканье сияющего кота.

— Амар тедэ, ийа-ая, амар, триш… — вполголоса забормотал Верен, блуждая взглядом по стенам. Чем вызвал напряженную стойку у лекарей. Магистр нахмурился, прислушиваясь.

— Что это значит? — Фанбран приблизился к Селвану, чтобы говорить шепотом. — Это общелесной?

— Вы его понимаете?

— Немного. «Отдай, что не твоё… или я до тебя доберусь!» По-моему, это угроза.

— Красный, сладкий… очень сладкий, — повторял Верен. — Не будет шакала, не будет мёда. Мёд у шакала!

— Вот это я называю бредом, — заметил Гантар, сидя на соседней койке.

— Да успокойтесь, я в порядке, — Верен снова заметил встревоженные лица вокруг. — Вы же хотели знать, что я слышу? Я повторяю вам.

— Слуховые галлюцинации? Необычно, — пристально наблюдал за пациентом магистр. — Вы слышите один голос или разные?

— Пока один. Это не то чтобы настоящий голос, эхо в голове. И плавают яркие образы. Если настроиться, я вижу их на потолке. Но я не сплю. Вас я тоже отлично вижу и слышу.

В этот момент Тришка уже добежал до компаньонов и прыгнул на руки Шакли, словно за ним гнались собаки.

— Что, маленький?

— Уа-яу! — Тришанций почесал лапой брелок, пытаясь сорвать его со своей шеи.

— Сними, — сказал Сильф. — Кажется, есть связь.

Шакли схватил камушек, снял с Тришки ошейник и сжал в кулаке. Компания осторожно шла в том направлении, откуда прибежал медлис.

— Брат, ты нас слышишь? — негромко спросил Шакли. — Живой? Говори всё, что можешь!

72

— Вот, теперь другой голос, — отдалась в ладони и во всех нервах связного усмешка Верена. — Шакал… Никакой это не бред, я же прекрасно понимаю, где нахожусь. Хотите, опишу это помещение и вас? Тут четыре стены и белый потолок… вас тоже четверо. Двоих я уже видел. Вы, магистр… как вас? Селван? И этот… Ах, да, и этот странный старичок, как вы его назвали? Гантар? Вот уж у кого бред, а ему вы ничего такого… И да, я вижу окно с решетками и солнце… Я вижу солнце! Не будете вы отрицать, что оно есть? Я могу даже определить, что это восточное окно. Сейчас ведь утро, верно? Солнце светит в окно… значит, там восток. Я в порядке, если не считать… подумаешь, царапины и пара рёбер. Я же не псих? Почему я здесь? Это лечебница?

— Это лечебный корпус. У вас был приступ, опасный для здоровья… окружающих, — задребезжал чужой голос, некто стоял совсем рядом с Вереном.

— Магистр, — послышался тихий вкрадчивый вопрос, и Шакли чуть не выронил камушек, мгновенно узнав Фанбрана. — А он не притворяется?

— Такая реакция на препарат бывает, — отозвался магистр. — Редко, но мозг может, защищаясь от боли, уцепиться за некие яркие детали, пойдёт цепочка внушений, как результат — буйный бред, лихорадка, приступы ярости. Откуда бы он узнал о симптомах?

— Вы сами говорили, у него был опыт!

— Я предположил знакомство с магической пыткой. Наш препарат уникален, его нет за пределами Мерцающего острова.

— Вам ли не знать, магистр… — по-драконьи зашипел Фанбран.

— Я отвечаю за свои слова, советник, — холодно возразил Селван.

— Да ваш профессор ему и рассказал! — слушатели не видели, как Фанбран резко дернул головой. — Это внушение!

— И он поэтому набросился на своего соседа? Чуть не убил его?

— Шакал бежит к большой букве А, она красная, — вмешался в их разговор Верен. — Он должен передать голос… У-три-вин… нейзильбер!

— Проклятье, что он говорит? — нахмурился Фанбран.

— Так это улица? Нет, человек? Место? — быстро перебирал Шакли. Верен бормотал: «Нет-нет…» — и промолчал на правильный вариант. — Место! Виноградник? Вино? Винтовая лестница? Чья-то вина?

— Нет!.. — стон Верена словно отгонял невыносимое видение.

— Гхм, боюсь, это моя вина, вы, господин тайный советник в чем-то правы, — послышался новый мужской голос. В нём звучала характерная дрожь. Шакли делал отчаянные знаки Аванте, чтобы она скорей взяла камень, но сам отпускать связь не хотел. Сильф быстро показал, чтобы все коснулись сердечка, лежащего на ладони у Шакала.

Аванта ахнула, услышав голос отца, хоть не могла поверить, что это он. Голос так изменился, звучал разбито, глухо, и эта странная дрожь крайней слабости…

Верен отчетливо прикрыл глаза, давая знак, что дочь там, она слышит.

— Это ведь я ему сказал про нейзильбер. Колдовской сплав, редкий металл. Кто знал, что новое слово щёлкнет у него в мозгу и спровоцирует безумие. Он вообразил себя в руках злых колдунов, стал мне кричать: «Так ты тоже из них!» Потом набросился…

— У-три-вин, нейзильбер! — настойчиво повторял Верен, стуча кулаком по койке. — Не золотое колесо, не солнце… нет, колесо, нейзильбер! Там есть медь, цинк, и злое колдовство! Шакал… там есть винты из этого…

— Три винта? — сообразил Шакли. — Там что-то важное? Круглое, из этого металла? Позолоченное? Большое?

— Нет-нет… это не солнце!

— А, белый металл, понял. Больше золотой монеты?

— Нет… — пленник метался на койке. — Я вижу на решетке… в окне… красное! Это хвост!

— Белка? — саркастично спросил Фанбран. Все взгляды в этот момент невольно повернулись к окну, только сам Верен не смотрел туда, его глаза дико блуждали.

— Больше! Намного больше! Да… точно, это медведь! Он машет лапой!

— Бред усиливается, вот-вот начнется новый приступ. Вы так и будете просто смотреть и ждать? — спросил бывший профессор.

— А что вы предлагаете, Гантар?

— Я здесь магистр⁈ — со всем доступным ему сейчас возмущением переспросил отец Аванты. Она не удержалась, фыркнула, услышав тон отца. Все уже поняли по названию «три винта» и вещи из редкого сплава, что они с Вереном заодно и «бред» соседа ничуть не пугает опального учёного. — Попробуйте хотя бы черный лёд или другой сильнейший очиститель крови. И мощное успокоительное, он должен проспать не меньше двенадцати часов! Не говоря уж о противоядии, которое вы должны были…

Бормотание магистра заглушило последние слова.

— Нам непременно нужно срочно добыть эту вещь в «Трех винтах»? И передать вам? Надеюсь, она лёгкая? Тришка сможет поднять? — зачастил Шакли.

Короткий стон друзья Верена приняли за утвердительный ответ, зрители «спектакля» поняли, что новое видение всерьёз напугало безумца.

— Вижу, летит большой мотылёк, огромный! У него зубы! Острые, ядовитые! Берегитесь!

Лекари бросились к Верену, удерживая его, чтобы не вывернул себе руки из суставов, пытаясь убежать от галлюцинации.

— Мы знаем, — со смехом отозвался Шакли. — Бабочка с нами. Она всё рассказала про демона. Устроим ему хорошую ловушку. Она неядовитая… для нас.

— Это правда, — подала голос Бабочка. — Я вас не предавала и не собираюсь!

— Осторожнее!.. Улетел, — выдохнул Верен, закрыл глаза и будто бы без сил откинулся на подушку. — Дайте воды…

Гантар отодвинул лекарей и снова помог соседу отпить из кружки.

— Держитесь, ждите посылку. Разумеется, не только ваш нель… чёрт, как это выговорить? Нейзильбер? Правильно?

— Угу… Сколько же вас там?

— Все здесь, — улыбнулся Сильф. — У нас всё хорошо. Знать бы, сколько у нас времени?

— Два… три…

— Часа?

— Угу…

— Похоже, у вас подобралась отличная компания галлюцинаций, — саркастично заметил отец Аванты. — Передайте от меня привет хотя бы одной из них!

— Вам просят передать привет, — немедленно повторил Верен. — Видите, я всё слышу, я не сошел с ума. Всего лишь страшно завидую тем, у кого есть нормальная одежда. И сапоги! Проклятье! Где мои сапоги? — Он снова дернулся и обвёл всех посетителей крайне недружелюбным подозрительным взглядом. Дыхание, и без того прерывистое, стало хриплым рычанием. — Вы взяли мои сапоги, советник?

— Так что вы предлагаете, магистр? Как это прекратить? — нервно спросил Фанбран, отступая. — Он нужен мне в здравом уме! И поскорее.

Шакли криво усмехнулся, слыша, как отдалился голос полудракона.

— Прогоните его кровь через сильный сорбент, — голос магистра тоже звучал издалека, он отвернулся и говорил не с советником. — Запаса чёрного льда у нас сейчас нет. Надеюсь, кора белой ели подействует. Потом дайте противоядие. Проверьте кровь через два часа. Позовите меня, если что-нибудь… Мда, вам Гантар ещё повезло.

— Постойте, вы хотите снова оставить меня с ним без охраны? — заволновался бывший профессор.

— Стража за дверью. Вам нечего бояться.

— Уверены, он не вырвется? Эти кожаные наручники не кажутся мне достаточно… Железный стол он разломал в два счёта!

— Здесь нет каменных стен, — со смешком ответил магистр Селван. — Койка привинчена к полу. Если он даже опрокинет её каким-то чудом, поднимется шум, дежурный будет у вас через несколько секунд. Счастливо оставаться, Гантар!

73

Магистр и советник ушли первыми, но лекари ещё долго суетились, выслушивая пульс больного. Проверяли сухость кожи, светили в зрачки, записывали приметы в специальный лист. Потом гадали, как лучше присоединить капельницу буйному пациенту, учитывая, что он должен быть в сознании. Только так можно убедиться, что средство действует. Иначе нужно подбирать другое, время терять нельзя. В конце концов, решили, раз у него есть персональный помощник, первые три порции очистителя крови безумец просто выпьет с перерывом строго в полчаса. К тому времени блуждающая отрава в его крови должна нейтрализоваться настолько, что придёт время снотворного. Гантару поручили позвать дежурного, когда больной успокоится.

— Это в ваших интересах, верно? — натянуто усмехнулся больной, скрипя зубами. Он словно не мог дождаться момента броситься на соседа и растерзать его.

— Я умоляю вас, следите за ним, — повторял Гантар. — У вас же есть экран?

— Само собой, ага, делать нам больше нечего, следить за каждым психом, — посмеивались прихвостни Селвана.

— У вас экран со звуком? — настаивал отец Аванты, словно от этого зависит его жизнь. И по легенде так оно и было.

— Нет. Не хватало нам ещё слушать всякий бред! Будет критическая ситуация, позовёте. Вам самому не нужно ещё что-то? У вас, кажется, сотрясение? Накапать успокоительного?

— Благодарю, лекарство для восстановления крови у меня есть, — холодно кивнул бывший профессор. — Вы пожалеете о своём бесчувствии. Когда я здесь умру, Селван не огорчится, но свалит всё на вас, я его знаю. Так что внимательно следить за нашей камерой… Впрочем, кого я уговариваю? Таких как вы, за пределами нашего острова не взяли бы в медицине даже в сторожа. Ваши родители вряд ли будут гордиться, когда вас выгонят отсюда с позором.

— Не тяни время, старик, мы всё равно уходим, — всё так же перебрасываясь глупыми шуточками, лекари проверили крепления на руках буйного больного, убедились, что решетка и дверь надёжны, и ушли…

…пьянствовать и бездельничать, — с тихим воодушевлением заверил профессор Гантар. — Ручаюсь, ближайшие два часа они не глянут в наш экран, назло мне! Думаю, и дежурных они предупредили не слишком напрягаться, прислушиваясь, не зову ли я на помощь. Всё складывается удачно… Вы — великий артист! Я до сих пор не знаю вашего имени.

— Сейчас не важно, можете называть Верен, как зовёт ваша дочь. Её настоящего имени я тоже не знаю. Она у вас великий конспиратор.

— Амита, — с нежностью назвал опальный учёный.

— Годится. Я знаю ее как Аванту. От слова «авантюристка». Это я сам придумал. Она вас слышала. Так странно говорить прямо… может, я в самом деле схожу с ума? К чёрту лирику. Сюда из подземелья мы забрались, как выбраться отсюда?

— Я говорил, это не так легко. Ваши друзья поняли про деталь из редкого сплава?

— Да, постараются достать и передать.

— Как? Лечебный корпус — часть крепости, отдельное крыло. Внизу ходит стража, и наверху на стене тоже. К решетке никому не подобраться, — голос и руки Гантара дрожали не от страха или волнения. Крайняя слабость после долгих пыток проявлялась головокружениями и тремором.

— У нас есть друг с очень цепкими лапами и пушистым хвостом, — улыбнулся Верен.

— Медведь? — пошутил отец Аванты.

— Зря смеётесь. Правда всегда звучит как бред. Он — медлис. Знаете такого зверя?

— М-м, не видел никогда, но где-то слышал. Что-то вроде енота? — припомнил бывший профессор.

— Надеюсь, Тришка сейчас вас не слышал. Это сравнение медвежьему лису кажется крайне неуместным. Они ведь не придут проверять нас, если будет тихо? Уверены?

— Только бы ваши друзья успели добыть эту проклятую деталь.

— И что, вас оправдают?

— Кто меня станет слушать, — устало вздохнул Гантар. Он старался расстегнуть кожаный наручник, но непослушные пальцы соскальзывали с крепкой пряжки. — Со мной всё кончено. Я подписал признание. Суд — формальность, жалкая отсрочка смерти. Вы не представляете, что значит полное одиночество на этом острове. У меня был только мой профессиональный круг, и они отказались от меня. А препарат, в котором острая боль памяти — он всего лишь способствует осознанию того, как я бессилен. Не на что опереться…

— Селван — тот самый, кто сорвал ваш эксперимент, верно?

— Сперва пропала главная деталь, без которой оружие не работает. Да, это было страшное оружие. И я не собирался давать ему разрешение на выход за стены. Но Селван, как мне кажется теперь, уже давно вёл делишки с внутренними контрабандистами. Кто-то перекупил несколько запрещённых разработок.

— Трубки, стреляющие огнём дракона среди них? — безразличным тоном уточнил Верен.

— Да. Как вы догадались?

— Пожалуй, я даже знаю, кто стоит за кражей опасных изобретений. Вы его только что видели рядом с Селваном.

— Этот слишком молодой тайный советник? Я его не знаю.

— Вам очень повезло. Не открывается?

— Никак, — пожаловался Гантар.

— Полейте наручники водой и помогайте мне тянуть. Надеюсь, это натуральная кожа, а не местный синтетический сюрприз, — Верен с силой вращал запястьями на пределе натянутых цепей. Мокрые кожаные наручники стали чуть свободнее. Верен старался выдернуть правую руку, но даже с помощью Гантара у него это получилось далеко не сразу. Потом, ломая ногти, он всё-таки открыл замок на левом запястье. Скатился с койки, встав босиком на пол. Покачнулся, задел синяк на боку, с шипением втянул воздух сквозь зубы.

— Нормально, — быстро заверил он сообщника, надеясь, что друзья давно ушли так далеко, что ничего не слышат. — Ваши бывшие коллеги даже сделали мне повязку на рёбра и мазь от ожогов здорово помогает… Но вряд ли я сейчас одолею больше одного стражника, и то, если поможет внезапность. Что будем делать?

— Подождём посылку, — опальный учёный шарил по комнате в поисках бумаги и хотя бы карандаша. — Я должен написать письмо… Нет, ничего нет. Придется попросить у ваших друзей бумагу, что-то пишущее и конверт.

— А ваш свинцовый карандаш? Остался в камере? Или от него совсем ничего не осталось? Кстати, поосторожнее со своими синяками, если сотрутся, это будет подозрительно.

— Да кто заметит, теперь не важно.

— Когда деталь перед испытанием пропала, вы заказали копию? — угадал Верен.

— Её не успели сделать. Но да, сначала я пытался что-то исправить. Если я приложу эту адскую шестеренку к письму, укажу свидетеля, который подтвердит мой заказ и сроки, то смогу доказать, что не пытался сорвать испытания. Чертёж детали тогда тоже пропал. Но я хорошо помню все параметры.

— Вы хотели рассказать это в суде?

— Нет, — безнадежно покачал головой Гантар. — Если бы я назвал мастерскую и своего приятеля, которому передал заказ, я думаю, он не пришёл бы в суд. В таком деле смерть одного свидетеля ничего не значит. Селван мог сделать это легко и незаметно, одним из своих ядов. Сошло бы за несчастный случай, больное сердце… Но если у меня есть шанс сбежать отсюда, хотя бы избежать суда, я так хотел, чтобы хоть кто-то узнал правду. Передать письмо в магистрат несложно и совсем не задержит нас.

— Вы надеетесь на переход в белой башне?

— Если успеем. А что вы передали своим о страшном мотыльке? Это ведь символ Бавваона? Вчера вы так встревожились, узнав это.

— Ха, этого я пока не понимаю, — Верен смотрел в окно на внутренний дворик крепости, похожий на часть парка с деревьями,скамейками и дорожками для прогулок. — Помните, я предположил, что имя демона — пароль, общий для целой группы «внутренних контрабандистов», как вы их называете. Вы зашифровали его в письме, имея в виду Селвана. Но в моей компании, рядом с вашей дочерью всё время была шпионка. Её прозвище Бабочка. Вы помогли мне разгадать её. Но друзья раскрыли её раньше. Вернее, она сама раскрылась и, вероятно, пришла сюда на встречу с вашим магистром. Ей он должен передать украденное у вас. Что это было за оружие?

— Чудовищная вещь. Снова похожа на трубку для просветки. Но это веер смерти. Всё живое, что попадает в поле действия, буквально рассыпается на атомы. Почти тот же принцип, что в переходе, только эти атомы никогда не соберутся вместе. Живая материя просто испаряется. И этот луч… там нет яркого света, есть волна, воздух как бы рябит, как в мираже. Эта волна со стен крепости может уничтожить любую армию. Радиус действия всего до ста метров. Но это крошечная модель. А речь шла о пушке, если будет принято положительное решение о разработке этого оружия.

— Вы перешли им дорогу, — понял Верен. — Но тогда к лучшему, если наша Бабочка сумеет отобрать опасную игрушку у вашего бывшего ученика. Надеюсь, не у самого любимого?

— О, нет. Селван всегда раздражал меня своим жестоким карьеризмом и уклоном в манипуляцию сознанием. А для чего передавать украденное оружие за стены так сложно, с тайным гонцом. Ведь сам заказчик здесь?

— Фанбран не знал, что явится сюда. Он здесь ловил меня. Ужасно, если они успеют сговориться, и Селван отдаст ему заказ без посредников.

— Не думаю. Если он сам не слишком доверяет заказчику, то в его интересах сперва получить большие деньги, а передать украденное изобретение позже, и не здесь. Бавваон отлично заметает следы.

— И выглядит совершенно безобидным? — усмехнулся Верен. — Похоже на Бабочку. Но я бы на месте демона хитрости пошёл по вашим следам и разделил заказ. То самое колёсико, без которого невозможно запустить оружие, и саму трубку отдал отдельно. В разные руки. И только я бы знал, как их соединить.

— Умно, — согласился Гантар. — Похоже на Селвана. Но… что-то не сходится. Вы говорите, заказчик не планировал появляться на острове? Но Селван мог вызвать его в любой момент. Если нужен ещё один гонец… Скорее, это страховка не для Селвана. Гонец возьмет бесполезное оружие. Никто не сможет им воспользоваться. Доставит кому-то, для кого это украдено. И сам тайный советник — тоже посредник. Это он получит награду от заказчика, ведь главная деталь будет у него. Селван работает за небольшую долю того, что можно выручить, продав новейшее оружие кому-то из правителей, недовольных масштабами своего городка или даже края.

— Похоже. Но если главный ключ у Фанбрана… что будет, если в наших руках окажется запасной ключ? Допустим, не будем мечтать заранее, но Бабочка сможет получить оружие. И… Скажите, снаружи стены лечебного корпуса из красного кирпича или из того же серого камня, что внешняя стена города?

— Из кирпича, — растеряно ответил Гантар. — А что это меняет?

— Нам очень повезло. Я вижу Тришку на дереве. Когда он полезет по стене, красный мех медлиса будет не так заметен на кирпичной стене.

— Думаете, им удастся передать нам что-то для побега?

— В них я не сомневаюсь. Дело за нами. Перепилить самое меньшее пять прутьев и отогнуть решетку? Хватит нам сил? А пилить больше, хватит времени? Внизу стража, но её можно отвлечь. А если будет оружие… По крайней мере, можно рискнуть. Пробиться через коридор заведомо не получится. Чем бы закрыть дверь, чтобы задержать их?

— Верен, ты меня слышишь? — отдался в его висках взволнованный голос Аванты.

— Да, Амита, — он улыбнулся, она поняла по голосу. — Слышу тебя, вижу Тришку. А нет, уже не вижу. Маленький бандит ползёт по стене?

— Да. Принимайте посылку. Папе тоже нужна нормальная одежда?

— Желательно что-нибудь неброское, не мантия.

— Мы так и думали. Найти лавку «Три винта» оказалось несложно. Но убедить этого недоверчивого… не знаю точно, кто он — слесарь или ювелир, а может, часовщик? В общем, он непременно требовал разрешение, написанное рукой отца. К счастью, я смогла доказать кровью, что профессор Гантар — мой отец. Только тогда он отдал эту штуковину. Такая маленькая. Она действительно настолько важна для папы?

— Уже не столько для него, как для нас всех. И многих людей за стенами Мерцающего острова. Пока вы добывали деталь, план изменился. Теперь это колёсико не будет послано с письмом в магистрат. Бабочка нашла своего связного?

— У неё не было времени на эти глупости, — сердито ответила Аванта. — Мы пытаемся вытащить тебя! Прости, у меня столько вопросов… как вы? Почему вместе? Почему те люди говорили, что ты чуть не убил моего отца?

— Это была его идея, чтобы нам вместе оказаться в лечебном корпусе. То есть, сама идея частично моя, но покушение на себя профессор устроил сам. Подробности потом. Я слышу, как царапаются чьи-то когти по кирпичам. Надеюсь, это Тришка. Звук очень жуткий. Прикройте его, чтобы стража не заметила. Надежная веревка есть?

— Всё есть. Там в сумке не напильник, если ты его ждал. В «Трех винтах» мы купили круглую алмазную пилку. Поосторожней, она автоматическая и жутко острая. Режет металл, как масло, но звук хуже, чем скрежет по кирпичу. Как-нибудь отвлеките свою охрану. Я не могу говорить, тут ходят стражники. Бабочка флиртует с одним, так что… Удачи вам! Мы ждем в глубине сада, в заборе уже готова дыра. Тришка покажет дорогу. Передай папе, как я люблю его.

— Это я и сам бы догадался сказать, — хмыкнул Верен. — А меня?

— Тебя я ненавижу! За то, что ты заставил нас всех пережить. Только вернись, мы тебе выкажем всю любовь, которую ты заслуживаешь!

Верен смеялся. Гантар жадно смотрел на него, понимая, что разговор с его дочерью.

— Сказала, что очень любит вас. И убьёт меня лично, если у нас не получится сбежать. Тришка… Разбойник мой ушастый, иди сюда, — Верен просунул пальцы сквозь решетку, чтобы погладить медлиса по голове. Тот заворчал и полез выше по перекладинам. В зубах Тришанций держал конец веревки. — Спасибо, друг.

— Уа, — сипло мяукнул медлис.

Верен втащил веревку внутрь и подтягивал к себе сверток, плывущий по воздуху — не снизу, со двора, а с дерева. Нижняя охрана его не видела. Только бы не заметила стража на стене…

— Ого, посылочка. И не пролезет ведь. Профессор, ваша дочь сказала, они добыли для нас автоматическую пилку. Она визжит. Придумаете, чем её заглушить?

— Ничем. Здесь звукоизоляция. Когда они говорили, что стоит мне позвать на помощь, дежурные прибегут, они издевались. Только в экран можно увидеть, что творится неладное. Надеюсь, наши дежурные лоботрясы туда не смотрят. Пилите смело.

Тришка сидел на решетке над их головами. На предложение спускаться, пока его не заметили, медлис только фыркнул. Верен развязал горловину дорожного мешка и вытащил сквозь ячейку в решетке маленькую пилку: удобная тонкая рукоятка и зубчатый алмазный диск. Нажал кнопку. Пилка взвизгнула. Её чуть искривлённые зубцы размазались в единый круг. Стоило поднести её к прутьям, и они словно таяли, как лёд под горячим ножом.

74

Выпилив дыру, в которую они могли пролезть, Верен снял часть решетки внутрь. Втянул сумку с одеждой и прочими полезными вещами, вроде охотничьего ножа, взамен того, что отобрали при входе в крепость. Гантар вцепился в крошечный свёрток с колёсиком из нейзильбера. Убедился, что деталь та самая и снова завернул её в тонкий пергамент. Теперь отец Аванты оставил мысль расстаться с колёсиком, весьма похожим на головку алмазной пилки, только с ровными зубцами и тремя отверстиями. Эта деталь ему слишком дорого стоила, чтобы просто отдать её.

— Одевайтесь, — Верен уже застегнул пояс и натягивал сапоги. Узнал те самые, желтые, которые сам покупал для Шакли. Видимо, игрок снова щеголяет в городских штиблетах. И правильно, в городе его серый костюм смотрится так естественно, что запасным «артистическим» комплектом он смог поделиться с «братом». Но пёструю куртку всё-таки не отдал. Она ведь слишком тяжелая и не пролезет сквозь решетку!

Гантар вместо привычной мантии облачился в скромный неновый городской костюм мелкого торговца. Верен уже закрепил веревку на решетке.

— Вам придется спускаться первым. Я обвяжу вас страховочным узлом, вам ничего не придется делать, только постарайтесь не попасть в руки стражи. Сразу отвязывайте… ладно, просто расстегните пояс и бегите за деревья. Вас встретят. Тришка, бандит, иди на ручки, — Верен обнял медлиса, даже не представляя, что так скучал по этому капризному пушистому дружку шакала. — Спуская вместе с профессором.

— Я-уау.

— Никаких, «уа», что я тебе говорил про мёд? Больше ни глоточка гранатомёда, если не будешь слушаться. Вы должны идти первыми, я прикрою. Понял? Возьмите его, он не такой тяжелый, как кажется, и не кусается.

— До скорой встречи, — чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, профессор выбрался за окно и повис на страховке. Медлис, ворча, что это произвол и он больше никогда не станет помогать людям, перелез к нему на руки. На удивление, обняв теплого зверя, Гантар сразу почувствовал себя лучше. Верен не мог сам удержать их на весу, но перекинув веревку через прут регулировал скорость спуска.

У всех, кто участвовал в побеге, замирало сердце. Только бы не заметили!

Едва Гантар почувствовал под ногами мощёный дворик, он выпустил медлиса. Тришка рванул за деревья, где ждал Шакли. Охая, старик поспешил за ним.

Только веревка ослабла, Верен закрепил другой конец, выскользнул через дыру в решетке и начал спуск. И сразу понял, что до сих пор сломанные рёбра ещё не слишком мешали, а вот теперь… К счастью, он догадался отрезать широкие рукава больничной сорочки и замотал ими ладони. Верен просто скользил вниз, а чтобы тормозить зажал веревку щиколотками и каблуками сапог. Вдруг над его головой мелькнула большая серая птица. Он узнал Тень в обличье сокола. Тень зависла, раскинув крылья. Даже без подсказки Верен догадался, что ему тоже нужно замереть.

Два стражника только что разминулись наверху, и что-то привлекло их внимание во дворе. Оба смотрели вниз. Тень закрывала беглеца зыбким щитом, но только если он не шевелился. Провисеть целую минуту оказалось невыносимо долгим мучением. Верен готов был разжать руки и рухнуть вниз, только бы прекратить эту добровольную пытку.

Наконец Тень махнула крыльями и закружилась над двором. Верен осторожно закончил спуск, мягко приземлился и дёрнул верёвку. Хитрый узел обычно развязывался, но в этот раз, как назло застрял. Пришлось бросить вопиющую улику и бежать самому. Подхватив на плечо сумку, он скользнул вслед за Тенью в самую глухую часть сада. Там у калитки его ждали друзья в полном составе. Аванта поддерживала и обнимала отца, на её щеках блестели дорожки слёз. В лапе Тришки победно горела рубиновой искрой бутылочка гранатомёда. Медлис чмокал, не обращая внимания ни на кого вокруг.

— С возвращением, — всхлипнула Бабочка, пока остальные не находили слов. Все хотели обнять Верена, но знали, что дружеское проявление чувств отзовётся в нем дикой болью и не решались.

— Пора, — Сильф сунул вертоловку в карман и первым юркнул в дыру в заборе.

75

По городу во все кварталы направили совместные патрули городской гвардии и внутренней полиции, которая сейчас помогала тайнецам. Частым гребнем они прочёсывали город, все площади, все харчевни и прочие собрания людей. В это время на углу ровной шестиугольной площадки с названием Пчелиный двор шло представление. Тришанций привёл своих компаньонов сюда из парка, ведь здесь вокруг шестиугольной площади находилось шесть лучших медовых лавок в городе.

Тришка вошёл во вкус выступлений. Если вчера он делал на публике ровно то же, что и всегда в общении с компаньонами, сегодня он заметил зрителей. Медлис понял, что им восхищается не только Шакли. И если он сумеет зацепить, удивить и рассмешить всю эту толпу, его угостят вкусненьким. Тришанций был в ударе. Он феерично капризничал, хвастался, высокомерно требовал от своей свиты всячески ублажать его. Сильф, как обычно, бестрепетно переводил, не поддаваясь на провокации хитрого зверя. Он только сообщал, что Тришка хочет. Эмоционально реагировали шакал и барышни.

Профессор Гантар, неузнаваемый в скромном наряде среди толпы, веселился и восторгался вместе с публикой. Не мог насмотреться на свою взрослую дочь, но Тришка иногда умудрялся завладеть вниманием даже отца Аванты.

Верен не участвовал в представлении. Его высокая фигура, приметная внешность и характерный голос могли привлечь внимание шпиков. Он сидел на тюке походных одеял в подворотне, за спинами артистов, прячась за тележкой. Пил по глотку крепкий дубовый сок, надеясь справиться с лихорадкой. Они снова выбрали место ближе к арке, на этот раз сквозной. Сквозь нее был видел близкий парк и широкая проезжая Парковая аллея. На ней постоянно цокали копыта и катились пролётки.

Дожидаясь, пока уйдет холод, от которого зубы выбивали дробь, не хуже копыт по мостовой, Верен краем уха слушал вступление, больше прислушиваясь к шуму на площади, чем к шуткам артистов. При этом он смотрел на потайную дверь в стене подворотни. На ней смутно белела цифра «четыре».

Отец Аванты считал близость входа в подземные галереи непременным условием хорошего места выступления артистов. Верен не хотел снова возвращаться в подземелья, но признавал, что профессор хорошо знает эти переходы. Хуже, что и преследователи могли ориентироваться там как дома. Всё решил Тришка, выбрав Пчелиный двор, где так удачно оказался один из входов в подземный город.

— Прекратить балаган! — перекрыл голоса артистов начальственный рык старшего в патруле. Верен осторожно выглянул на площадь. Рядом с артистами гарцевали верхом трое гвардейцев, другие оцепили Пчелиный двор. На возмущение толпы старший ответил:

— Продолжите развлекаться, как только мы проверим всех! Ловим контрабандистов!

— К вашим услугам, — вежливо поклонился всаднику Шакли. — Мы сделаем перерыв. Музыка вам не помешает?

Сильф заиграл на губной гармошке спокойную мелодию. Тришка что-то проворчал, Шакли взял его на руки. Артисты стояли тесной группой, якобы демонстрируя полную покорность властям. При этом закрывали собой вход в подворотню.

Публика возмущалась, особенно женщины. Люди сердились, что патруль устроил демонстрацию власти. Походили бы в толпе без шума, ловили бы своих преступников, не прерывая представления, никто бы вам слова не сказал!

Беглый профессор Гантар стоял в первом ряду с краю, близко к артистам. Шакли глазами показал ему незаметно присоединиться к ним. Если бы гвардейцы заметили этот манёвр, шакал назвал бы старичка из публики их подсадным — артистом, и поручился за него. Но всё обошлось. Тот патрульный, что стоял рядом с артистами и наблюдал за публикой, заметил тень в подворотне.

— Кто там? — спросил он Шакли, как главу театра.

— Наш друг. Он силовой жонглёр, но сегодня не выступает, потянул руку. Охраняет наши вещи, тут же сквозная подворотня, как уследить, — совершенно ровным тоном ответил Шакли. — Боюсь, пользуясь передышкой в работе, напивается, как обычно. Думает, я не вижу. Позвать?

— Если он постоянно ходит с вами, зачем нам этот пьяница, — пожал плечами гвардеец. — К артистам у нас претензий нет.

В этот момент дверь тайного хода открылась. Оттуда высыпал в подворотню ещё один патруль, пеший, они проверяли подземные галереи. Встретив своих коллег, обменялись новостями. Те ничего подозрительного не нашли на площади, все горожане казались благонадёжными и знали друг друга. Каждый мог поручиться за личность хотя бы нескольких соседей в толпе.

— Продолжайте, — разрешил гвардеец.

Всадники выехали через подворотню на Парковою. Верену пришлось подобрать ноги, чтобы его не задели. Пеший патруль нырнул туда же, только направился в другую сторону.

— Итак, друзья, мы продолжаем, — Шакли поклонился публике. — Хотелось бы знать мнение его медвежества об этих благородных господах.

— Мняу-уау, — зевнул медлис.

— Он говорит, почаще бы заглядывали, его медвежество любит лошадок, и вежливые господа его очень развлекли, — спокойно сказал Сильф.

— Уа! — возмутился Тришка. «Я сказал, грубияны!»

— Ты, кажется, неверно переводишь, — вмешалась Бабочка.

— Ах да, ещё его медвежество сказали, что рад был отдохнуть, пока они работали за нас.

— Мау!

— Ты уверен, что хорошо расслышал? — настаивал Шакли. Сильф картинно развёл руками:

— Что ещё мог сказать, его медвежество? Очень приятные господа.

— Яу! — взвизгнул Тришка, считая, что вертолов смеется над ним.

— Укусишь меня? — переспросил Сильф. — Ну хорошо, они невежи и грубияны. Заметьте, это не моё мнение, — он почтительно указал на Тришку и поклонился. Медлис довольно заворчал, щуря глазки, словно посмеивался. Вскарабкался на плечо Шакли, потоптался там и лёг, точно пышный красно-белый воротник.

— Их медвежество устали? — Шакли погладил широкую ушастую голову у себя на плече и почесал Тришке подбородок. Медлис сонно зевнул. — Спойте им колыбельную!

Сильф снова заиграл, Аванта с Бабочкой запели новую песню, которую выучили утром в парке. Когда театр «Третий шанс» с успехом закончил представление и публика разошлась, оставалось ещё сорок минут до полудня. По уверению профессора Гантара, на площадь Тени добираться максимум полчаса пешком по переулкам, если не срезать путь под землёй и не нанять пролётку. Бабочка точно успеет на встречу со связным.

76

— Кого-то ждёте, молодая госпожа? — магистр Селван в обычном темном городском костюме и без очков выглядел как адвокат или нотариус. — Я не смогу его вам заменить?

— Только если вы назовёте имя, которое покажется мне знакомым, — с кокетливой улыбкой оглянулась Бабочка.

— Бавваон.

— О, да, я что-то слышала о нём. Кажется, вы хотите сделать мне подарок?

— Позвольте сначала вашу ручку. Я должен убедиться, что мой подарок предназначен именно вам.

— Прошу, — Бабочка протянула руку. Магистр извлёк из кармана стёклышко, похожее на маленькую лупу из сине-фиолетового стекла. Глянул сквозь стёклышко на невидимую метку возле сгиба локтя. Сухо кивнул и отбросил светский тон.

— У меня нет вещи при себе. Я не знал, когда вы появитесь. Ждите здесь, или лучше там, на любой скамейке. Только без фокусов. Этот заказ очень ждут.

— Боитесь, что сбегу? Или выдам всё вашему кругу?

— Не думаю, что вы так глупы. Точнее, верю, мне не прислали бы особу, способную на такие выходки. Но вы должны понимать, что вещь опасная, дорогая, заказчик должен получить ее точно в руки и в срок. Это ваша забота не опоздать и не попасться нашей таможне.

— А эта вещь исправна? Ее можно проверить?

— Нет. Она, скажем так, не заряжена. Заряд будет нести другой курьер. Проверить всё сможет только заказчик, в других руках вещь бесполезна.

— Страховка? Понимаю, — кивнула Бабочка. — Несите. Надеюсь, она не слишком большая и тяжелая?

— Не больше складного арбалета, — заверил Селван.

— Как скоро вы вернетесь?

— Не успеете соскучиться, барышня, — магистр пытался говорить сухо, по-деловому, но это прозвучало грубо, тем более, что Селван двусмысленно подмигнул. Бабочка холодно пожала плечами и отвернулась, давая понять — ей всё равно, куда он пойдёт, следить она не собирается.

Впрочем, благодаря профессору Гантару, вся компания уже знала, что в переулке, смежном с площадью Тени, находится дверь номер шесть. Скорее всего, Селван в обход проскользнёт туда. Где бы он ни хранил украденное, подземные ходы сократят путь к тайнику. Бабочка села на скамейку в тени. Она нарочно не оглядывалась, не искала ни сообщников, ни связного. Её компаньоны, разбившись на пары, с трёх сторон наблюдали за местом встречи, сами оставаясь в глухой тени.

Аванта каждую свободную минуту, пока они не выступали, не отпускала руку отца. Они всё не могли поверить, что снова вместе. Шакли, как всегда, нянчился с медлисом. Верена трясло в лихорадке, Сильф искал средство снять жар. Тень, как огромная почти прозрачная птица зависла над площадью-тёзкой.

— Папочка, вы оба так и не рассказали, какой гениальный план вытащил вас из подземелья среди ночи? Чем вы напугали охрану? Ты был ранен?

— С таким напарником, который схватывает всё на лету, это было нетрудно, — дрожь в голосе опального ученого сейчас подчеркивала иронию. — Я только намекнул, что у него могут быть последствия от яда — буйство, галлюцинации… мы не могли сговариваться открыто, я не мог объяснить, что хочу сделать. Верен словно читал мои мысли. Он отлично разыграл бешеную ярость, рычал, крушил всё в камере, разбил все лампы и дал мне время войти в образ жертвы. Я знал местечко на стене, где очень острый камень. Стоило немного задеть его головой, из поверхностного пореза хлынуло столько крови, что хватило разукрасить себя. Кроме того я поцарапал щеку, мочку уха, натер шею и запястья свинцовым карандашом, изображая синяки. И убедительно стонал, стоило лекарям до них дотронуться. Просветка показала, что глубоких ран у меня нет, но сотрясение мозга легко сыграть. А Верен продолжал нести бред, особенно, когда говорил с вами. Вот и всё. Он знал, что вы рядом и услышите, если нам повезёт.

— Мы его искали, точнее, ойра искала. Сильф многое чувствует, но без твоей помощи в темнице не нашли бы. А как найти в крепости тебя, я даже не представляла. Отец, неужели ты правда признал себя виновным и собирался умереть с позором? А если бы мы не успели?

— Дитя моё, — профессор погладил дочку по щеке. — Я будто вижу прекрасный сон… Главное, чтобы он не обернулся худшей пыткой, если ты снова исчезнешь. Да, я почти убедил себя, что ты не существуешь. Ничто за пределами Мерцающего острова, в большом мире для нас не существует по-настоящему. А без тебя, одному, ради кого мне бороться за своё доброе имя? Тем более, его защита оказалась не в моей власти. Я знал виновного, но ничего не мог доказать. Сейчас могу. Но ещё меньше собираюсь вмешиваться в дела круга магистров. Я для них уже умер.

— Не говори так, — Аванта крепче сжала его руку.

— Отчего же, в этом мой шанс на свободу. Я больше не считаю себя частью Мерцающего острова и его ученого круга. Новую жизнь, в которую я так старательно выталкивал тебя одну, мы можем начать вместе. Или ты… так и не простишь мне долгую разлуку? — Гантар с тревогой вглядывался в лицо дочери.

— Я слишком счастлива сейчас, чтобы объяснять, какие глупости ты говоришь, отец, — упрекнула его Аванта. — А ещё ученый мирового уровня! Скажи лучше, ты веришь, что мы сбежим? Нас ищут. Точнее, вас. Даже, думаю, Верена — больше, чем тебя. Это всё из-за ваших заговорщиков-контрабандистов. Тайный советник принёс сюда свою власть. И для него это личный интерес, а не по службе. Вероятно, служба для него совсем ничего не значит, он только использует должность и ресурсы тайной полиции в своих жестоких играх. Кажется, он даже убил своего предшественника.

— Это Верен тебе сказал? — удивился отец. — Да вы почти не говорили после нашего побега, ты всё время со мной… Отцовский эгоизм, дитя моё, страшная сила.

Аванта невольно улыбнулась. Разве важны сейчас её чувства, пока в любую секунду на них может наткнуться патруль? Мужчины такие смешные… Особенно те, кто поселился в её сердце. О чём они вообще думают?

— Сейчас он этого не говорил. Но Шакли тоже знает тайного советника. Они делились впечатлениями… И когда шакал узнал голос Фанбрана, мы уже знали, с кем имеем дело. Он явился сюда, чтоб поквитаться с давним врагом. Не совсем получилось. Теперь он рвётся отомстить за проигрыш. Верен обставил его и сбежал, прихватив ещё одного пленника. Он не забудет. Ты не знаешь, новый тайный советник не просто человек, он полудракон. У него армия шпиков и личная гвардия. Они найдут нас рано или поздно.

— Но если тому бавваону, что на нашей стороне, удастся обмануть их бавваона…

— Надеюсь, что удастся. Но что дальше? Пусть даже мы вернём украденное изобретение и сбежим с ним. Настоящие преступники всё равно останутся на свободе. Что мы можем сделать? Проследить за твоим бывшим учеником и угостить его одним из его ядов? Мы же не станем так рисковать? А что тогда? Они будут преследовать нас в любом уголке мира, называя преступниками. По-твоему, это справедливо?

— Моё дорогое дитя, — усмехнулся бывший профессор. — Нам нужно спасать себя, а не разоблачать контрабандистов. Они сами на чём-то попадутся и очень скоро. Они зарвались, считают себя хозяевами положения, и забывают как следует заметать следы. Я тоже думал, напишу письмо, приложу в нему деталь из нейзильбера, объясню всё, как было, и обвинения снимут… не могут не снять… Но твой друг убедил меня не разбрасываться страшным оружием. Пока веер смерти у меня, мои бывшие коллеги верят, что я сумею им воспользоваться. Они убедят в этом и тайную полицию. К нам не полезут. А сейчас это главное. Чтобы я мог защитить мою девочку, даже если ты теперь очень самостоятельная и больше не одинока.

— Я чувствую себя сейчас такой маленькой, — вздохнула Аванта. — Я очень люблю тебя, папа, но больше не верю, что ты — самый сильный, самый изобретательный и защитишь нас, что бы ни случилось. И я боюсь.

— Я тоже боюсь, доченька. Боюсь, что нас выследят или ход на верхушку белой башни станет неприступным, всего боюсь. Я больше не уверен своих силах, но зато видел в деле твоих друзей. Я верю в них, Амита. Никакой бавваон нас не достанет, пока мы вместе.

Она молча обняла отца. Беспокоилась не только о нём. Но Верен сейчас еле говорил и с трудом открывал глаза, обожженные жаром лихорадки. Аванта следила за ним издали, но ничем не могла помочь. Сильф сидел рядом с другом, он лучше разбирается и в таких ранах, и ловит вероятную опасность вокруг их компании. Ей остается держаться в стороне, лишь бы не навредить.

Аванта видела, как Сильф раскрутил свой волчок на ладони и пристально смотрит на вертоловку, высчитывая безопасный путь.

— Послушай, — прохрипел Верен. — Тот гад, Фанбран, он всегда знает, где я. На мне печать драконьего огня. Поэтому патрули ходят так близко. Вам лучше…

— Ты даже не представляешь, сколько меченых на этом острове, — беспечно хмыкнул вертолов. — Вся стража, все агенты… и вы с Бабочкой. Думаешь, вас легко найти в этой толпе?

— У меня другая метка.

— Такая же. Их все ставят драконьим огнём, я узнавал. У тебя это глубокий шрам, а у них — крошечный поверхностный ожог. Но без специальных приборов все метки невидимы. И все светятся на радаре. Все! Их несколько тысяч, понимаешь? Даже если твоя самая яркая, она всё равно теряется на фоне тех, что ближе. Успокойся, не напрягай горло, жар скоро пройдёт.

— Как скоро?

— В лечебном корпусе тебе давали столько лекарств… должно же что-нибудь подействовать. Или, дубовый сок. Просто жди, скоро перегорит. Быстро идти сможешь?

— Когда магистр отдаст Бабочке посылку, придется бежать? — заплетающимся языком, с трудом дыша, спросил Верен. — Постараюсь. Если б ещё каждый шаг не отдавал в рёбра…

— Переживёшь. Не в первый раз, — Сильф потрепал друга по руке.

— Переживу, — криво усмехнулся Верен. — Но пока приятного мало. Одно меня радует: Аванта нашла отца. За это стоило… Я полежу пока. Скажешь, когда пора бежать, — он осторожно вытянулся на скамейке и закрыл глаза. Сильф сидел рядом, на краешке и единственный не переживал, как скоро появится магистр. Он чувствовал его передвижения по галереям и знал, что у них ещё почти полчаса отдыха.

77

— Знаете, кому передать? — Селван неохотно отдал Бабочке сверток, длиной в полруки. Она легкомысленно мотнула светлыми локонами:

— Нет. Моя задача вынести это из городских врат и вообще с острова. Потом меня найдут. Целиком полагаюсь на вашу честность, магистр. Ведь я понятия не имею, что это, как должно действовать и как оно выглядит. Всё на вашей совести, магистр.

— Откуда знаете, что я магистр? — напрягся Селван.

— А разве нет? — томно удивилась блондинка. — Значит, скоро будете. Прощайте.

Селван коротко поклонился и сбежал первым. Бабочка стояла под аркой и смотрела, пока связной не свернул в переулок.

— Пора, — Сильф неожиданно возник рядом. — Белая башня ждёт.

— Мы тоже спустимся в галерею? Но там же он! — испугалась Бабочка.

— И он нам нужен как свидетель. Скорей, пока далеко не ушёл.

— Профессор, посмотрите, то самое? — Бабочка протянула сверток отцу Аванты.

— Да, веер смерти, нет сомнений, — голос Гантара дрогнул, но опальный ученый без колебаний поставил в паз на корпусе недостающую деталь. Колёсико щелкнуло, с жужжанием провернулось и точно встало на место. — И теперь… он работает.

* * *

Выждав, чтобы связной только успел проскочить в дверь тайного хода, компаньоны пробрались следом. Перед дверью чуть задержались, бывший профессор рассказал свой план, как получить нужное им свидетельство. Шакли быстро уловил суть и сам командовал. Он передал Бабочке мешок Тришкиных запасов и самого медлиса, сидящего в другом заплечном мешке. Сбросил яркую куртку.

— Девочки, вы спрячьтесь и не высовывайтесь. Я сам разберусь с этим ядовитым слизняком. Он не должен видеть никого из вас. Бабочка, следи, чтобы Тришка не шумел. Сильф, ждем твоего сигнала. Профессор, накиньте серый плащ, капюшон тоже. Предателю незачем знать, как вы одеты.

— Как ты его задержишь? — взволнованно шепнула Аванта.

— Нападу сзади, захват на шею, чтобы не дернулся. А потом тресну по затылку, чтобы отключился. Чего проще?

— Ты во всём прав, брат, — одобрил Верен, стараясь скрыть стук зубов. — Только идти мне. Мы с профессором вместе сбежали, пусть думает, мы одни.

— Он так и подумает, — заверил Шакли. — Моя рука будет действовать от твоего имени. Уверяю, удар я нанесу точно. И риск для меня меньше, поскольку свободы движений больше. Я верю, что тебе хватит сил, но зачем так… Я же рядом. Изобразить твой голос, прости, сейчас несложно. Он не узнает. И даже не узнает, насколько ты горишь, брат. Признай, это неплохо.

Верен молча сжал плечо Шакли, предав ему свою роль.

— Сильф, дай мне какую-то отраву, которую магистр сочтет лекарством. Он должен запомнить запах горькой травы, иначе подозрительно, — Шакли растёр в ладонях семена полыни и черного тмина из дорожных запасов против лихорадки. Натер лицо. Разжевал маленький кусочек сухого имбирного корня, который Верен жевал непрерывно. Верен подал ему почти пустую флажку. Шакал вытряс в руку каплю дубового сока и с силой провёл по лбу и волосам, чтобы любимое пойло эльфов не сразу выветрилось.

— Готов? — Сильф отсчитывал секунды. Тень ползла по потолку, не выпуская из виду магистра-контрабандиста. — Беги. Он свернул в левый коридор с белой пятёркой. Ты должен взять его ровно на выходе в соседнюю галерею. Профессор — за тобой, мы — следом.

Шакал бесшумно скользнул по ступенькам. В подземной галерее было слишком светло. Но вертолов сказал, она пуста. Шакли бегом метнулся ко второму повороту влево, отмеченному белой пятёркой, без раздумий нырнул в него и в три прыжка нагнал спокойно идущего магистра. Как только шакал бросился на него, с потолка серым покрывалом слетела Тень. Мелькнув перед глазами Селвана, не дала толком рассмотреть нападавшего. Магистр пытался крикнуть, но чужая рука на шее помешала, нажав на сонную артерию. Хриплый голос шепнул: «Без глупостей!» — и Селван отключился.

78

Когда магистр очнулся, лёжа на полу, та же рука помешала ему обернуться и встать. Он мог лишь приподняться и смутно видел сбоку бывшего учителя. Тот стоял у стены, почти сливаясь с ней, как призрак.

— Здравствуй, Селван. Давно мы не говорили по душам, — саркастично проскрипел Гантар. — Не хочешь ли похвастать удачной сделкой? Твой дружок, тайный советник, тебя щедро похвалил за предательство своего круга и клятвы магистра?

— Ты опоздал, Гантар, — злорадно бросил снизу Селван. — Веера смерти у меня больше нет. Его вообще скоро не будет на острове, и ты ничем не сможешь помешать!

— Естественно, он не у тебя, — Гантар отвёл полу плаща-хамелеона, показывая свою правую руку. — Он у меня! Девчонка, которой ты отдал опасное оружие, оказалась не слишком храброй и слишком легковерной. Даже я с ней справился. Представь, дурочка испугалась простой иголки, поверив, что на ней страшный яд. Она привыкла иметь дело с такими, как, ты, где же ей было распознать обман?

— Тебе эта кража уже ничем не поможет, Гантар! Если даже избежишь суда ещё пару дней, тебя всё равно схватят. И ничего не докажешь! — магистр порывался встать, но сильная рука сдавила его за шкирку, удерживая на полу галереи. Ноздрей Селвана касалась едкая горечь, привычная для лечебного корпуса: полынь и прочие ингредиенты горькой настойки, включая каплю змеиного яда, который здорово стимулировал внутренние силы больного организма.

— Ты обвиняешь меня в краже? — опальный профессор мелко прерывисто рассмеялся. Потом подошёл и близко-близко показал фигурную трубку, похожую на старинный пистоль с широким дулом-воронкой. Сверху, где полагалось взводить курок, как рыбий плавник или гребешок дракона, торчали серебристые зубчики глубоко утопленного в корпус пускового колёсика. Выставляя мощность, бывший профессор за зубчики подкрутил колесо до упора. Слыша знакомые щелчки, рассмотрев деталь, Селван в ужасе отшатнулся и забился, пытаясь вырваться. Но сообщник профессора держал его крепко.

Сильф, Верен и Аванта осторожно выглядывали из бокового туннеля, издали наблюдая за спектаклем. Мысленно Верен благодарил шакала, что тот взял роль на себя. Из его рук сейчас, тощий, смертельно напуганный пленник, пожалуй, мог бы вырваться.

Бабочка гладила постоянно высовывающийся из мешка сквозь незатянутые завязки красно-белый нос медлиса. Если высовывалась когтистая лапа, в ней тотчас оказывался бу-каштан или кусочек вяленого мяса. Медлис хотел печенье, но грыз его слишком шумно, сейчас нельзя.

— Понял, что это значит? — обычно мирный профессор прищурился так, что его глаза стали, как два лезвия. — Я не собираюсь искать твой тайник, у меня есть всё, что нужно.

Он небрежно направил раструб оружия на дальние лампы на потолке. Нажал рычаг на корпусе. Нейзильберовое колёсико с жужжанием провернулось на один полный оборот. Часть коридора погрузилась во тьму. Не было ни хлопка, ни вспышки. Только легкое движение воздуха, хорошо ощутимое в узком коридоре. Словно взмахнули большим крылом.

— Самый минимум. Веер смерти намного лучше уничтожает живую материю, но сжатый газ для демонстрации подходит. Он просто разлетелся и погас, лампы на месте. Живой организм рассыпается полностью. Редкая избирательность! Помнится, на совете ты предлагал с помощью увеличенной копии этого аппарата мгновенно расчищать участки леса и осушать болота? Хотя только безумец не заметит, что это мощное оружие.

Ты вывел веер смерти из реестра изобретений до того, как он получил вечный запрет, как слишком опасный. Теперь он числится всего лишь пропавшим, а не запрещенным к использованию и производству. Полные испытания этой чудесной вещицы сорвались не по моей вине, уж ты-то знаешь. Но я охотно испытаю веер смерти самостоятельно. Так и передай всем, кто пожелает сунуться ко мне. Какие сегодня координаты белой башни? Только попробуй спутать хоть одну цифру, змеёныш!

— Я… не знаю, не помню… — дрожа бормотал Селван, теперь сам цепляясь за камни пола и прижимаясь к ним, словно хотел врасти.

— Что может освежить вам память, магистр? — услышал он над ухом жестокий хриплый голос. — Профессор, зачем нам живой свидетель? Его исчезновение будет более красноречиво, чем его слова. Напишите записку, что оружие у вас и кончим дело.

— Нет! Нет! — завизжал Селван. — Не смейте! Я вспомнил… координаты всегда можно проверить в тайнике! Шифр, два коротких звонка, один долгий. Там есть все координаты и дата… должны быть!

— Даже примерное место не знаешь?

— Не помню! Зачем мне это, я не звездочёт!

— Заткнись, или профессор передумает. Как, по-вашему, Гантар, он не врёт?

— Боюсь, что нет, — бывший коллега Селвана пожал плечами. — Проверим сами. Селван, надеюсь, это воспоминание станет одним из замечательных моментов твоего допроса. Ты будешь переживать его снова и снова под действием пытки памяти.

— Но…

— Вы, магистр, ещё глупее своей подружки-агентки. Когда Фанбран узнает, что вы нас упустили и потеряли его заказ… вы сильно пожалеете, что не стали мишенью для испытаний веера смерти. Чего я вам от души желаю, — в голосе помощника беглого профессора слышалась насмешка. Когда до Селвана дошёл смысл этих слов, он снова отчаянно дернулся, но точный удар по затылку надолго успокоил его, погрузив в забытье.

— Готово, — Шакли не мог сразу вернуть себе обычный тембр. Откашлялся, встал с колен и замахал рукой, вызывая компаньонов. — Надеюсь, он убедительно опишет всю серьёзность вашего настроя. Полгода тихой жизни у вас будет.

— Я на это надеялся, но теперь сомневаюсь. Хотя бы месяц передышки, прежде чем полезут, — вздохнул Гантар. Осторожно извлёк пусковое колёсико из оружия, спрятал его в карман отдельно. И крепко обнял дочь, уже подбежавшую к ним.

Сильф хлопнул Шакли по плечу и поспешил вперед, проверить все боковые туннели. Верен подал руку шакалу и улыбнулся с благодарностью. Игрок смущенно качнул головой к плечу, мол, не за что. Бабочка помогла ему надеть куртку, крепко поцеловала, вернула мешок с припасами и самого медлиса. Не отпуская одной рукой Бабочку, Шакли прижал к груди Тришку и чмокнул в любопытный нос. Медлис чихнул, фыркнул и нырнул обратно в мешок.

— Не привередничай, друг мой, — ухмыльнулся Шакли. — Некоторым нравится! — Он потерся щекой о висок Бабочки. И та нисколько не возражала против лёгкого имбирного аромата и терпкой горечи дубовой коры.

79

Вслед за профессором они без задержек, не тормозя около схем, пробирались ко второй двери белой башни. За ней винтовая лестница ведёт в таинственный закрытый для чужих шпиль без окон.

По примеру намного более смелой с мужчинами Бабочки, Аванта наконец рискнула обнять Верена за пояс, под предлогом, чтобы он опирался на неё, так легче идти, и больше не отпускала. Шакли с блондинкой обнимались вполне откровенно. Сильф без просьбы забрал мешок с Тришкой себе на плечо, полностью развязав шакалу руки. Герой заслужил награду. Но была ещё тележка с дорожным имуществом, которая отказывалась катиться сама, если не толкать её хоть одним пальцем. Сейчас она казалась Шакли слишком тяжелой и громоздкой, вечно путалась под ногами.

Где-то на третьем повороте, Бабочку внезапно осенило.

— Ты знаешь, кем ты был сейчас? Когда схватил магистра?

— Играл роль Верена, сестрёнка.

— Нет, ты был картой! Джокером. Заменой любой карты. Кажется, я рассчитала правильно… — Бабочка отстранилась от объятий игрока и лихорадочно рылась в карманах. — Где же, где же… Но мы ещё не в башне, а роли сокращаются. Карты выходят из колоды!

— Что это значит? — промурлыкал Шакли, пока не чувствуя беспокойства.

— Помнишь, те роли, самые последние, которых мы не будем знать до самой верхушки белой башни, — бормотала Бабочка. — Кажется, я уже знаю!

Их пара шла последней, друзья ещё не обратили внимания на странное волнение блондинки. Для встречи под виноградной аркой она снова нарядилась в голубое платье и теперь рылась в своей сумке. Наконец, вытащила зеленое дорожное платье и нашла в его кармане листок расчерченный таблицей на шесть клеток.

— Подержи. Я, кстати, переоденусь. Отвернись!

— Нашла момент, может, не стоило? — просительно изогнул брови Шакли.

— Во-первых, я ненавижу это платье, оно несчастливое, во-вторых, моя роль в нём, кажется, сыграна… Ах, ты о том, что не хочешь отворачиваться? Ну-ка, не капризничай, братец, — Бабочка обеими руками шутя развернула его спиной к боковому ходу, в который юркнула вместе с нижним шелковым и верхним зелёным платьем. Через полминуты вернулась и безжалостно затолкала голубой сверток в сумку. Они поспешили догонять остальных. На ходу Бабочка объясняла свою теорию.

— У меня Тришка записан как «сердце». И когда он установил связь с Вереном, он сам нашёл место, мы сидели в беседке, помнишь? Авантюриновое сердечко было у него. И он буквально стал нашим сердцем, когда принёс весточку о друге.

— А сердцем наших выступлений медлиса нельзя считать?

— Это всего лишь моя ставка. Можно спросить у Сильфа и проверить, но… слушай дальше. Для наших представлений медлис был скорее картой, разумеется, красной. Бубновым тузом, символом отличного заработка.

— Пожалуй, — согласился Шакли. — А теперь карта — я? У тебя тут и нарисован трефовый туз с трилистником, символ удачи.

— Но ты не туз, а джокер. В данном конкретном случае, замена Крестового короля. Друга. Я не знала, в каком смысле «карта», у тебя оказалось игральная. А сам Верен был шифром. Когда он говорил с нами, понимаешь? Мы нашли по этому шифру драгоценную деталь, и место, и способ, как их вытащить. И моя ставка была, что Верен — «шифр».

— Это какой-то крючок, — присмотрелся шакал.

— Перевернутый знак вопроса, — вздохнула Бабочка. — Уже три из шести, есть о чём волноваться. Ладно, если я, в самом деле, проводник, то разве весь этот ход с веером смерти случился не из-за меня? Я вас толкнула на этот путь, ведь только мне магистр не просто сам отдал секретное запрещенное оружие, даже приказывал его взять и передать, кому следует. Вот я кому следует и отдала. Мирный профессор из-за меня играет роль настоящего государственного преступника, похитителя и убийцы. А ты из-за меня, не из-за друга стал картой. Не будь у нас на руках веера смерти, нападение на Селвана и свидетель перед кругом магистров нам бы вообще не понадобились. Как считаешь, сбылось?

— Похоже, — кивнул Шакли. — И ты права, карты выходят из колоды. Осталось две.

— Аванту я считала ключом. Думаю, это сбылось. Только благодаря ей с нами профессор Гантар. И мы знаем ход к башне. И то, что там нужен пароль, точные цифры.

— Я бы сказал, скорее, она проводник, ты — ключ.

— Аванта уже была проводником в самом начале круга наших ролей. И даже если…

— О чем вы спорите? — Веренобернулся, притормозив. Бабочка с Шакли сразу нагнали их с Авантой.

— Это не спор, брат. Бабочка делает ставки по математике. И слишком эмоционально к ним относится.

— Мы обсуждаем, могла ли Аванта сыграть для тебя в темнице роль ключа. Ведь ты оказался в одной камере с Гантаром, поэтому…

— Она при чём? — Верен крепче прижал девушку к себе. К счастью, Аванта шла не со стороны сломанных рёбер. — Мы оказались в одной камере из-за Селвана. Можно сказать, меня с профессором свёл демон хитрости, который случайно перехитрил сам себя.

— Да, это точно не я, — смущенно засмеялась Аванта. — Хотя я рада больше всех.

— Не торопись отказываться, — предупредила Бабочка, серьёзно глянув на Верена. — Только благодаря Аванте вы сразу доверились друг другу. Ты знал, что это её отец!

— Да, верно… Аванта стала ключом к темнице. Буквально выбрались к солнцу мы только потому, что действовали вместе.

— Из-за неё, — подчеркнула Бабочка. Возразить было нечего. До Шакли тоже дошло, что следующий шаг — последний.

— Осталась одна роль. Что там?

— Жертва, — выдохнула Бабочка.

— О, дьявол… Сильф! Скорей, — Шакли отчаянно замахал рукой, подзывая вертолова. И подал ему смятый листок: — Проверь эти расчеты. Ошибки есть?

Сильф осторожно повёл ладонью над листком. Внезапно чертёж вспыхнул. Шакли выронил горящий листок. Кружась, тот летел на пол. Но до камней добрался только крошечный обгорелый лоскуток. Сильф присел, чтобы поднять его.

— Чистая правда. Надеюсь, вы запомнили, что там было? Иначе мне придется вопрошать пепел, я в этом не силён. Вот, осталось. Что это? — он поднял на пальце клочок бумаги, меньше одной ячейки из таблицы. По центру чернел уцелевший в огне значок решётки.

— Твой жребий, — заморожено ответила Бабочка. — Жертва.

80

Они молча, как только могли быстро, шли по тёмному участку туннеля. Последний боковой отросток галереи не петлял и дополнительно не освещался. Они видели впереди выход в галерею номер два и шли на свет. Профессор ждал их там и очень удивился, увидев, с какими лицами компаньоны вышли в широкий коридор.

— Что-то случилось? — настороженно спросил Гантар.

— Пустяки, — в своей непроницаемой манере отмахнулся Сильф. То, что он относился к своему жребию серьёзно, выдавало лишь то, что он снова отдал спящего в мешке медлиса Шакли, чтобы не подвергать Тришку опасности рядом с собой.

— Вовсе нет, папа, — взорвалась Аванта. — У нас есть предсказание. Оно уже почти сбылось, кроме последней части. Которая нас пугает, если учесть всё то, что уже было. Но мы не должны теперь рассказывать об этом. Сильф так считает!

— Вертолов знает лучше, — осторожно сказал опальный учёный, видя, что дочь вот-вот заплачет. — Ему подвластны знаки. Раз Сильф сказал…

— Он так считает не как вертолов, а как упрямец, — буркнул Шакли.

— Хоть намекните, в чём главная опасность? — взмолился Гантар. — Если нам лучше не входить в башню сейчас…

— Нет, с этим всё нормально. План в силе, — заверил вертолов.

— Хуже всего, что мы не можем изменить свои роли! — трагически воскликнула Бабочка. — До сих пор всё сбывалось!

— Потому, что мы не знали, чего ждать, — предположил Верен. — И… никто из вас не скажет этого вслух, но до сих пор всё оборачивалось к лучшему, верно?

— Не говори так, пожалуйста, — страдальчески прошептала Аванта. — Ты был жертвой в предпоследнем круге и тебе мало?

— А ставки, похоже, всё растут и растут, — проворчал Шакли. — Хотел бы я ошибиться.

— Нам туда, — Сильф кивком указал на мраморную стену и украшенную медными цветами тяжелую фигурную дверь. В резьбе вокруг двери, среди виноградной лозы наверху четко виднелась двойка. — Я пойду вторым. Профессор, сможете открыть?

— Силы не те, — печально вздохнул Гантар. — Нужна помощь крепких рук.

— Не я, — сразу предупредил Сильф. — И тележку придётся бросить сразу за дверью. Аэндора меня убьёт… вот всё и сбудется.

Шакли шагнул вперёд, толкнул дверь. Потом надавил обеими руками. Тяжёлая пружина загудела, дверь медленно поддалась внутрь. Шакли держал её, пока все не прошли. Они разобрали багаж, каждый взял на плечо походную сумку с одеждой и одеялом, котелки и чайник тоже не бросили. Тележку вкатили внутрь. В какой-то момент, открывшись шире, дверь стала лёгкой. Шакал рискнул отпустить и проскочил, дверь плавно закрылась.

Впереди изгибалась мраморная винтовая лестница. Гантар первым, налегке, держа наготове «спящий» сейчас веер смерти, шагал по мраморным ступеням. Которые думал пройти последний раз в жизни в день суда. В стенах вдоль лестницы белело множество закрытых дверей. Удивлял слишком свежий и слегка разреженный, как в горах воздух. Словно вместо дверей огромные настежь раскрытые окна, но за ними не город, а горный простор.

— Идите осторожно, тихо, не спешите. Почаще отдыхайте, — предупредил профессор. — Лестница будет казаться бесконечной.

— Нам бы поторопиться, — спокойно подал голос Сильф. — Магистра только что нашли. Приводят в чувство.

— Погоня скоро будет здесь? — дёрнулась Бабочка.

— Не так скоро, — тяжело дыша, заверил Гантар. — Пока он вспомнит, куда я собирался, пока стража сбегает за помощью, пока доберется до нашей галереи. Из пятёрки сюда путь неблизкий.

— Разве они не могут ворваться в ближайшую к ним дверь и передать тревогу всем патрулям? — Верен тоже задыхался на плавном подъёме.

— Так вы не знаете… Белая башня это шесть разных башен, они совмещены в одну только внешне. На самом деле они находятся на разных гранях, в разных мирах. Нельзя пройти сюда в любую дверь, кроме второй.

— Мы были в библиотеке, — вспомнила Аванта. — Там нам казалось, что вокруг неё прекрасный сад и светит солнце.

— Так и есть. Всегда открыта только нижняя библиотека, городской зал. Но всю четвёртую башню от подвалов до верхушки занимает научная библиотека. Сотни залов, редчайшие книжные сокровища… — Гантар мечтательно вздохнул, прощаясь с каждой книгой. — Шестая башня полностью отдана под архив. Все юридические документы, исторические хроники, переписи, всё там, и еле помещается. По чёрной кованой лестнице в первой университетской башне водят туристов. Но им никогда не попасть на эти ступени.

— Так значит, в первой башне наверху нет перехода? — сообразил Шакли. — Он только здесь? А что это, вокруг, там за дверьми?

— Обсерватория. Это астрономическая башня. Тут изучают небеса, потоки времени, погоду, сверяют звёздные карты… За каждой дверью трудятся помощники звездочётов. Самих звёздных магистров у нас только двое. А наверху, в шестигранной пирамиде, все главные приборы. Телескоп, хронометр… И переход там же.

— Почему наверху башни нет окон или площадки, папа? Как же наблюдать за небом?

— Верхняя шестигранная пирамида — сплошное окно, дитя моё. Она прозрачна изнутри. А внешне мы видим блеск её зеркальных стёкол. Потому башня издали сияет, как маяк, маня путешественников. Мы попросту зовём её «фонарь». Думаю, там сейчас ночь и под звёздами полно народу. Работают.

— Уже ночь? Как? — удивилась Бабочка.

— Время здесь идёт по своим законам. В обсерватории то время суток, которое сейчас нужно астрономам. Нам бы успеть подняться до «экватора» — так называли мои студенты единственную площадку, где можно отдохнуть и включить сигнализацию. Как услышим, что погоня ломится сквозь защитный барьер, будем готовиться к серьезной обороне.

Шакли чутко повёл глазами и прислушался. Пока всё тихо.

— Профессор Гантар, — осторожно поинтересовался игрок. — А если вдруг придётся… Вы сможете пустить в ход веер смерти против своих бывших коллег? Или против тайной полиции? Хотя, насколько я понял, эта штука не знает прицельных жертв, погибнут все, кого заденет?

— Увы, она работает именно так. Останутся одни голые стены и двери — скелет второй башни. Но стены призрачны, так что уцелеют все те, кто за дверьми.

Смогу ли я?.. Сам постоянно задаю себе этот вопрос, молодой человек. Мне очень не хотелось бы… Но, кажется, смогу. Постараюсь уговорить их не проверять предел моей решимости. Надеюсь, они поймут меня правильно. Гвардия не вникает в тонкости наших изобретений, но в погоне, безусловно, будут и магистры. Они наслышаны про веер смерти. Громкий скандал был, когда эта проклятая игрушка пропала.

— Дыши ровнее, отец, — попросила Аванта. — Хватит лекций. Ты вот-вот свалишься, даже не сможешь удержать в руках свою сверхмощную «игрушку». Придется ее кому-то передать. И это буду я! Уж я испепелю любого, кто встанет между нами и выходом на свободу.

— Я тебе верю, — тихо усмехнулся Верен. — Только не доказывай делом.

Аванта непримиримо хмыкнула и тащила его по лестнице вверх, параллельно переживая за отца, еле идущего от слабости. Между ними, позади Гантара, тихо шёл Сильф. Так тихо, словно сам стал своей свободной тенью. Аванта только сейчас заметила, что ойра слилась с ним. Тень не скользила рядом по стене, как обычная человеческая тень. Ойра обняла хозяина за плечи, зыбким плащом, чтобы как можно раньше заметить и успеть отбить любую угрозу.

81

— Вот он, тайник, — дрожащие худые пальцы нащупали незаметную кнопку в стене. «Экватор» они благополучно прошли, опустив за собой тревожную защиту. Астрономы придумали её для тех, кто мог побеспокоить их не вовремя, в самый разгар сложных счислений и астрономических явлений, когда счет на секунды.

Отец Аванты дважды коротко нажал кнопку, на третий раз вдавил её надолго. Откидная ниша в стене открылась. Там лежали принадлежности для письма, в серебряном стаканчике для перьев торчал небольшой свиток. Гантар достал и развернул его:

— А вот и координаты. Останьтесь здесь. Спрячьте их, — намекнул учёный вертолову.

Тень сползла с Сильфа, отделив всех полупрозрачным маскировочным экраном-хамелеоном от Гантара. Бывший профессор так и остался в сером плаще-хамелеоне. Долгополая одежда больше напоминала мантию ученого, он чувствовал себя в ней уютнее. Снова вставил пусковое колёсико в аппарат полного уничтожения живой материи. И резко толкнул дверь.

— Не двигаться! Все плавно повернулись ко мне, держа руки на виду. Не вздумайте поднять тревогу, так мы избежим лишних жертв.

— Гантар! Откуда? Что вы задумали? — донёсся удивлённый голос, явно принадлежащий солидному учёному, не помощнику.

— Спокойно, Тан. Скажите всем, что я не сумасшедший, и лично вы знали меня, как вполне уравновешенного человека. Я ничего плохого вам не сделаю, если не будете мешать, — стараясь говорить внушительно, без дрожи, опальный профессор напомнил всем, что именно в связи с несостоявшимся испытанием веера смерти его арестовали. — Я невиновен, магистр Танал. Не сомневаюсь, заочный суд всё равно будет. Знайте, моё признание написано после долгих сеансов пыток менталмаром***, — (он назвал номер, который наверняка запомнила только Бабочка, а понял магистр Танал). — Сейчас я не жалею об этом. Мне уже безразлично моё доброе имя, и я не требую оправдания в суде. Но знайте, я был категорически против выпуска вот этого чудесного аппарата за стены Мерцающего острова, даже до официальных испытаний. Это пришлось не по вкусу кое-кому в круге. И меня устранили. А теперь я просто хочу уйти. Ирония в том, что это мерзкое изобретение я заберу с собой. Здесь веер смерти не будет уничтожен, я присмотрю за ним лучше целого круга магистров, не сочтите это манией величия, хотя звёздная болезнь по вашей части! — Гантар нервно усмехнулся. — Все тихо по одному встали и вышли в ближайший открытый кабинет. Танал, останетесь последним.

— Я заложник? — всплеснул пухлыми руками кругленький астроном. Из своего тайника спутники Гантара видели его в приоткрытую дверь.

— Когда-то я надеялся, что у нас дружеские отношения, — сухо ответил опальный ученый. — Но я не помню вашей и ничьей ноты протеста под моим приговором. Вы просто подождете рядом со мной, пока все выйдут из «фонаря», и зайдёте в кабинет последним.

Гантар дождался, пока вереница астрономов втянулась в ближайшую дверь, тогда отпустил Танала.

— Ключ! — руки захватчика башни заметно дрожали, но сам он был полон решимости. Так что ключ незамедлительно вылетел на верхнюю площадку лестницу и звякнул у ног Гантара. Сбросив маскировку, Шакли метнулся к трофею первым, как кот за мышью. Схватил ключ и ловко запер дверь снаружи. И успел подхватить теряющего сознание отца Аванты. Верен поддержал его с другого бока, чтобы профессор не выронил страшную вещь из рук. Веер смерти был сейчас в боевой готовности.

— Благодарю, — прошептал Гантар. — Воды… И достаньте его… проверните за зубчики в сторону раструба, колесо выскочит.

Шакли успешно справился и с этой задачей, требующей ловкости рук. Держал отдельно оружие и съемную деталь. Верен снял с пояса флягу с водой, отвинтил пробку и подал флягу опальному профессору, пошутив: «Моя очередь».

Гантар быстро пришёл в себя. С поддержкой более молодых сообщников прошёл в шестигранный зал обсерватории и упал на ближайший стул, где недавно сидел магистр Танал. Остальные заперли дверь, заложили засов изнутри, не слишком уповая на прочность этой преграды в стеклянной клетке. Пусть даже из особого свинцового стекла — закалённого хрусталя.

82

Самая странная и прекрасная комната белой башни раскинула над их головами шестигранное звёздное небо. Изнутри пирамида была прозрачна, но купол неба над ней не был единым. Он даже не был одного ровного цвета. В одну грань светила луна, другая поражала безлунной глубиной вселенной. На рёбрах пирамиды были заметны переходы, когда созвездия менялись слишком резко. Небо над белой башней было лоскутным, как купол шапито.

Невысокий шестигранник белых стен, в котором прорезана дверь, чуть возвышался над рабочими столами, стоящими вдоль всех огромных наклонных окон. Круглый старинный очаг посреди комнаты на самом деле был звёздным туннелем. Переходом в любую точку мира. Аванта с тревогой посматривала на чёрный зев бездонного колодца и на листок с координатами.

— Это место, куда мы попадём? Но почему только одно, без вариантов? И разве его должны знать все астрономы?

Гантар уже отдышался, хотя ещё не мог встать сам.

— Это координаты башни. В нормальном переходе нужно только задать вектор движения. Представить, куда хочешь попасть. И попадёшь в ближайший переход в той местности. Нормальный переход стабилен, привязан хотя бы одним концом к определенному месту. Но в пирамиде совмещаются все шесть вершин шести белых башен. Сами видите… Этот зал постоянно мерцает в пространстве. На вершине пирамиды есть переменная точка. Именно от неё зависит, где сейчас находится весь Мерцающий остров.

— Я знаю! Поэтому мы не могли поймать верхушку башни, когда шли сюда. Но я первая догадалась, как это работает, — похвасталась Аванта.

— Вот-вот. Каждый день на рассвете астрономы вычисляют новые координаты на ближайшие сутки. И чтобы запустить переход, нужно ввести там с краю, точное место, где мы находимся в этот час. Сверьтесь по хронометру и…

— Секунду, — Верен заглядывал в открытый свиток, который держала в руке Аванта. — Сейчас я соображаю не лучшим образом, так что не настаиваю, но проверьте не только час! Мне кажется, тут не сегодняшнее число.

— Я давно потерял счёт дням, — устало откликнулся Гантар. — В хронометре есть окошко с числом и днём недели.

— А я вот не могу потерять счёт дням, даже если хочу, — вмешалась Бабочка, взглянув на цифры. — Точно, сегодня уже тринадцатое. А здесь двенадцатое.

— Не может быть, — потеряно прошептал опальный профессор. — Почему они забыли сегодня обновить данные? Их кто-то предупредил о нашем побеге? И что? Какое астрономам дело? Необъяснимо… Неужели всё зря? Провести даже одно счисление сейчас, когда сюда в любой момент ворвутся наши преследователи, я не успею.

— А кто обычно их проводит? — прищурился Шакли. — Там, за дверью, наверняка найдется пара-тройка добровольцев?

— Старшие астрономы могут вычислить координаты по звёздным таблицам. Но проверит по всем шести граням или найдёт их с нуля только звёздный лоцман. Тем, кто заперт в кабинете, нельзя верить, — предупредил Гантар. — Риск слишком велик. В переход встроена страховка. Чтобы нас не разметало пылью по всем мирам из-за неверных координат, переход закрывается на сутки, если ввести неверные данные. Случайная ошибка и…

— Здесь есть общий звёздный атлас? — спокойно спросил Сильф. — Я, хоть не звёздный лоцман, всего лишь ловец вероятностей, мне игры с координатами вполне по силам. Вот эта точка нам нужна? — парень показал на вершину пирамиды.

— Ты чудо, юный ойер, — осипшим голосом проговорил Гантар. И жестом попросил ещё воды. Верен сразу подал ему флягу.

— Я обычный ойер, — скромно улыбнулся Сильф, повторив научное название вертолова. — Тень! Сделай отвес.

Ойра метнулась под самый купол, прилипла к пересечению граней и спустилась оттуда тонкой вертикальной струной. Она должна была попасть ровно по центру колодца-перехода. Но нижний конец струны постоянно перемещался, не попадая в сам колодец.

— Ну и что это? — двинул бровью Сильф. — Нам нужны среднечасовые координаты, а не на каждую секунду.

Ойра послушно спрыгнула из-под купола, снова став невесомой дымчато-пятнистой виверой. Тень по-кошачьи села на краешек колодца, а её бесконечный кольчатый хвост поднялся к высшей точке пирамиды и снова прилип к точке пересечения граней.

— Другое дело, — одобрил вертолов, листая огромный том общего звёздного атласа. Такие лежали на каждом столе. Сильф держал ладони над открытым томом и гонял страницы магнитной волной, как ветром, пока не открылась нужная карта. Дальше дело было за вертоловкой и обычным умением находить координаты любой точки.

— Запоминайте: тридцать шесть градусов северной широты, пятнадцать градусов, пять минут восточной долготы. Сектор двадцать. Угол над горизонтом сто шестьдесят пять. Бабочка, точно скажешь? Или лучше запиши?

— Запомнила, — кивнула блондинка. — Это координаты входа. А куда мы направимся?

— Куда угодно, — Сильф пожал плечами. Оторвался от атласа и пересел на бортик колодца-перехода, рядом с Тенью. — Куда хотите?

— К морю, — не задумываясь, выдохнула Аванта.

— Морей много. Профессор, что посоветуете?

— Родной кряж Мерцающего острова, Северо-Западное побережье, — так же без раздумий откликнулся Гантар. — Там всегда сильный ветер, холодно, но есть отличные глубокие ущелья, пещеры и гроты, где можно спрятаться. Экраны неплохо скрывают метки…

— Папа, так Яно не пропал на болоте? Ты помог ему сбежать отсюда, из башни? — сообразила Аванта.

— Не в таком смысле помог, как сейчас, парень всё сделал сам. Я только дал практический совет. Стражи думают, Яно умер? Он просто снял метку. Нашёл кого-то, хорошо заплатил. Благо, жалование в крепости щедрое даже для младших стражей. Если ваша метка, барышня, тоже не будет подавать признаков жизни…

— Магистр Селван точно решит, что вы меня испепелили, — фыркнула Бабочка. — И это к лучшему! Её, правда, возможно снять? Сильф обещал…

— Тем, кто владеет нужной магией это доступно и нетрудно, — заверил учёный. И удивлённо глянул на вертолова, застывшего над бортиком колодца. Под его пальцами что-то вспыхивало на сером каменном бортике оранжевыми линиями, точно раскалённая медная проволока. — Что-то не так? Там есть окошки для цифр.

— Вижу, — Сильф даже не обернулся. — Тут, что, светятся и координаты выхода? И у этой каменной печки есть память последнего перемещения?

— Да, — Гантар откинулся на стуле, уронил руки и обречённо закрыл глаза.

83

Компаньоны с тревогой наблюдали за мертвенной бледностью профессора и напряженной спиной Сильфа.

— Что происходит? — первой не выдержала Аванта. Она обращалась к отцу. Ответил Сильф. Самым ровным голосом, как обычно:

— Внизу уже ломают тревожный барьер, сейчас он взвоет.

— Тоже весело, — хрипло заметил Верен. — Но вопрос о другом. Что там с переходом?

— Две новости, — бодро откликнулся Сильф и встал, обернувшись к друзьям. — С какой начать?

— С хорошей, — Верен и Шакли переглянулись, поняв, что говорят хором.

— Можете выдохнуть, мой жребий уже сработал. Никто меня не убьёт… во всяком случае, не здесь.

— Вторая новость? — на этот раз Верен успел первым. Шакал только повторил вопрос взглядом.

— Один должен остаться.

— Зачем? — вопрос Бабочки прозвучал очень тихо. Но тут же, не дав ответить, башню сотряс грозный рёв тревожной сирены. Стёкла в пирамиде зазвенели жалобным эхом. Первые секунды было громче всего. Потом, очевидно, щит слабел, трескался, с ним рассыпалось и заклятье предупреждения.

— Чтобы сбить их со следа, — невозмутимо ответил Сильф. — В ближайший час, пока не сменятся входные координаты, они могут узнать место последнего перемещения. Но не предпоследнего. Сначала уйдёте вы. На берег северного моря, как условились. Потом — я. Этим сотрутся ваши координаты.

— Почему ты? — безнадёжно спросил Верен.

Сильф с улыбкой развёл руками.

— А кто? Ты сейчас не можешь водить погоню за собой. А я выпрыгну где-то возле леса и сразу уйду на другую грань, ищите меня! Вас я найду чуть позже, убедившись, что скинул «хвост». Хотя бы три дня сидите на берегу в пещерах, ждите весточки от меня. Если нет… уходите.

Огромные голубые глаза Бабочки быстро наполнялись слезами.

— Ты не останешься. Среди нас — двое меченых, мы пропадём без тебя. Идём все вместе, и сразу выведешь нас в другое безопасное место. Зигзаг перемещения они не отследят? Профессор Гантар?

— Магистры могут пройти по свежему следу, если перемещения подряд, — опальный учёный в раздумье тёр лоб, потом решительно встал. — У меня тоже две новости, детки.

— Папа!

— Ничего страшного, дитя моё. Никаких трагедий не будет. И юный ойер не станет жертвой. Он по-прежнему нужен вам как ловкий проводник. Меня в вашем предсказании не было? Напрасно. Останусь я. Нет-нет, никаких возражений, — отец Аванты помахал дрожащей рукой, останавливая лавину сердитых слов. — У меня есть невероятно весомый аргумент, — он снова взял со стола трубку-оружие и толкнул в щель колёсико, как монетку в парке аттракционов. Пусковое колесо привычно зажужжало, уходя в корпус, выставив только край зубчиков. — Я задержу их этой игрушкой. Для верности оставлю записку, чтобы не вздумали идти за мной. Ни в ближайший час, никогда. Кто сунется — сам виноват. Думаете, не поверят? Ещё как. Так что поторопитесь. Успеете уйти вы, может, и я сбегу без очередного спектакля. Надеюсь на встречу, дорогие друзья, так что долго прощаться не будем, — Гантар крепко, как мог, обнял дочь, словно набираясь от нее сил.

— Я вас найду, — Сильф пожал ему руку. Первым подошёл к бортику колодца, на котором мерцали раскалённые цифры. Тень прыгнула ему на плечо. — Все возьмитесь за руки, чтобы не разбросало. О, нам пора… За мной, на счёт «три». Профессор, сразу за нами, не медлите!

По лестнице уже грохотали гвардейские сапоги, в пирамиду мчался хорошо знакомый им (особенно Верену) черный отряд. Личная гвардия Фанбрана. Это не считая местной гвардии и отряда внутренней полиции. Магистры слегка отстали.

Тришка, напуганный топотом и криком, проснулся и отчаянно пытался вылезти из мешка. Шакли схватил его в охапку, другой рукой держа Бабочку за талию. Кроме Гантара все встали цепью на край колодца. Не нужно прыгать, чтобы не столкнуться. Прыгнет Сильф и потянет всех за собой. Им только быть готовыми, не отпустить руки, не споткнуться на краю, не разбить цепь. Вертолов глубоко вдохнул, нажал ногой черную выжженную руну на бортике. Знак готовности перехода вспыхнул. И зев колодца осветился изнутри голубым светом множества звёзд, слитым вместе.

— Раз… два… три!

Гантар видел, как они все цепочкой ухнули в колодец, как падают выстроенные в ряд костяшки домино, стоит задеть одну.

Едва горящий знак погас, бывший профессор тоже забрался на низкий бортик, встав спиной к бездонному колодцу. Двери уже ломали, в стеклянные грани «фонаря» безуспешно стреляли. Свинцовое стекло пока держалось.

Нажав ногой знак перехода, Гантар замешкался на секунду, заворожено наблюдая, как беснуются по ту сторону стен его преследователи. Среди них, наконец, мелькнул Селван и ещё два знакомых магистра. Он даже успел увидеть растерянное круглое лицо Танала. Оживлённо жестикулируя, тот что-то доказывал штурмовому отряду. Значит, «заложников» уже выпустили.

Дверь затрещала и прогнулась. Сжав обеими руками опасное изобретение, Гантар сделал шаг назад, в пустоту. Он исчез в переходе одновременно с грохотом упавшей на пол выломанной двери.

84. ЧАСТЬ 5: Огонь дракона

— Разведите костёр, быстро, — бросил через плечо Сильф, только они оказались на высокой скалистой стене над морем. Компаньоны даже не успели осмотреться. Тут царили светлые сумерки, то ли уже рассвет, то ли долгий северный вечер. Вертолов уронил свою сумку на камни, не останавливаясь, прошёл к самому краю скалы и смотрел в море. В лицо ему ударил резкий солёный ветер. Внизу в серую скалистую стену бились и бессильно шипели волны.

После сильного нервного напряжения в башне, беглецы с Мерцающего острова, попадали, кто где стоял. Верен прислонился спиной к скошенному обломку скалы и вытянул ноги, о чем давно мечтал. Аванта и Бабочка, обнявшись, выронили котелки и бессильно осели на тюки с одеялами. Шакли выпустил перепуганного Тришку на землю, строго велев не убегать далеко. Медлис просто не мог бежать, он припал к пятачку чахлой травы, распушил шерсть и шипел, как сердитый кот. Но, изучив новое место, придирчиво подняв нос, ловя морской ветер, Тришанций успокоился и растянулся на камнях. Шакли заметил остатки углей старого костра. Дополз туда, где ещё лежал запас сухих коряг, с трудом поджёг одну, защищая слабый огонь от ветра. Но вскоре сухое дерево разгорелось и затрещало. Только тогда Сильф вернулся с разведки.

— Бабочка, как давно твой кулон холодел или теплел? — спросил он, ничего не объясняя.

— Сегодня он постоянно ледяной! Столько опасности вокруг. Я думала, крылышко никогда уж не согреется. Я не замечала на груди иголок льда только в те краткие моменты… — она смущённо запнулась, — … когда чувствовала себя в безопасности, рядом…

— Со мной? — издали услышал шакал. — Это приятно!

— А сейчас как? — уточнил Сильф.

Бабочка прислушалась к себе, даже накрыла кулон ладонью.

— Нормально, тёплый. Я уж думала, он никогда не оттает!

— Связь с талисманом не пропала, хорошо, — отрывисто кивнул Сильф. — Сними, — он протянул ладонь. Взял перламутровое крылышко за шнурок, покачал в воздухе. — Сядь где-нибудь с опорой, так чтобы не тратить лишних сил и не двигаться, как Тришка. Или как Верен. Туда, вот подходящая скала, — он кивнул на гладкий камень без острых зубцов и мелких камней вокруг. Бабочка перетащила туда сложенное одеяло и откинулась на камень, как на спинку дивана. — Открой обе руки, не только с меткой, — вертолов дождался, пока она закатала рукава выше локтя и водил над ее руками кулон, как маятник от ладоней до локтевых сгибов. — Ты помнишь, как пекло, когда ставили метку? Наверное, ты снова почувствуешь ожог, как от солнца. Не дёргайся. Постарайся вообще не напрягать мышцы. Не только руки. Всё тело, голова. Не держись за то, что тебе чужое. Отпусти. Я её вытащу, как занозу. Скорее, как ядовитую стрелу…

— Ей будет больно? — Шакли стоял за плечом вертолова.

— Не мешай. Если не вцепится от страха, не будет со мной бороться, то нет.

— Я готова, — Бабочка прикрыла глаза и приоткрыла губы, как во сне.

— Я ещё нет, — мрачно ответил Сильф. Он редко нервничал напоказ, как тогда, провожая Верена на разведку, но сейчас все видели, что вертолов сплошная взведённая пружина. — Если захочется кричать, не сдерживайся, не сжимай зубы. Полная свобода. Ты качаешься, как на волнах, чувствуешь ветер… Тебя уносит далеко в море…

Сильф раскачивал маятник, еле-еле касаясь пальцами шнурка. Казалось, кулон в любой момент выскользнет. И вот его действительно потянуло магнитом к правой руке расслабленной Бабочки. Перламутровое крылышко легло точно на метку и присосалось к ней, дёрнув шнурок. Но Сильф его не выпустил. Не сжимая пальцы, он продолжал покачивать неподвижный кулон за шнурок, словно расшатывал упрямый гвоздь.

— Ааах, — тихо выдохнула Бабочка, когда голубой кулон порозовел, словно подсвеченный изнутри солнцем. Когда он раскалился докрасна и отстал от кожи, сильф быстро перенёс его к костру, как ядовитую змею. И трижды омыл обычным огнём.

— Потрогай, — как только перламутровое крылышко вернуло свой обычный цвет, Сильф бросил его в ладонь Шакли. Тот от неожиданности перекинул кулон в другую руку, как остужают запечённое земляное яблоко. Но тут же сообразил, что перламутр не обжигает.

— Это всё? Тебе удалось полностью?

— Вроде, — кисло поморщился Сильф. — Впервые делал этот обряд. Надень ей сам.

Шакли вернул на шею Бабочке её талисман и помог подняться. Блондинка еле встала, тяжело дыша и цепляясь за помощника обеими руками.

— Я будто тонула. Ноги не держат… Это надолго?

— Должна быть слабость, но как долго, не знаю, — виновато пожал плечами Сильф.

— Её, правда, больше нет? Спасибо!

— С крыла сгорела точно. Главное, чтоб в тебе ничего не осталось. Дай руку, — он погладил кончиками чутких пальцев кожу бабочки чуть ниже локтя. — Я больше её не чувствую.

— Ушла, — устало выдохнула Бабочка. — Я знаю, что ушла. Она мне так давила на сердце! Я постоянно чувствовала себя на крючке, дышать свободно не могла. А теперь — могу. Стало, как раньше. И даже лучше. Я свободна, — она улыбнулась, подняв лицо к Шакли.

— Знаешь, — переждав их поцелуй, глядя в сторону, заметил вертолов, — девчонок вертоловов не бывает. У них не отходит тень. И звёздных проводников из них не получается. С такими способностями становятся провидицами. Но у тебя своя система, ты что-то понимаешь в гранях и, по-моему, могла бы научиться.

— Ты так считаешь? — до слёз растрогалась Бабочка. — А как этому учатся?

— Не знаю, — засмеялся Сильф. — Пробуй, ищи. Сделай самый простой волчок или маятник и пробуй. Говори с картами, линиями, цифрами, следи за искрами костра, слушай море. Не знаю, что тебе откликнется. Вокруг нас постоянный ветер. Его потоки свистят со всех сторон, сталкиваются, перекрещиваются… Не представляю, как это можно не чувствовать. Но не все люди — флюгера.

— Спасибо, — повторила Бабочка и потянулась обнять лесного мальчишку. Она поцеловала его в щеку. Сильф тоже легонько обнял её и передал на руки Шакли.

— Я буду ревновать, сестрёнка, — проворчал тот.

— Теперь она больше моя сестра, чем твоя, — весело парировал Сильф. — Кому и ревновать, так мне! Но я одобряю ваш выбор, будьте счастливы. И постарайтесь собрать что-нибудь на ужин. Иначе нам придётся поделить Тришкины запасы, если он ещё не слопал всё печенье и яблоки.

— Нельзя обижать маленького, — сквозь смех укорила Бабочка. — Мы поищем, что осталось. Думаешь, рядом есть пресная вода?

— Ищите, — развёл руками Сильф. — Берег широк. До утра нам ничего не грозит.

85

Бабочка не могла пойти на разведку, завернулась в одеяло и отдыхала. Шакли ушёл с Тришкой, который оживился и бегал по берегу в поисках съестного. Их целью была вода или хотя бы съедобные ягоды и удобная пещера для ночлега.

Аванта следила за костром, проверяла остатки припасов. После недолгих, но успешных гастролей на площадях Мерцающего острова у них прибавилось денег, но закупить на них еду в дорогу они не успели, а воду почти всю уже выпили. Большим запасом еды мог похвастать только его медвежество.

Сильф опустился на траву рядом с Вереном. Пружина внутри вертолова растаяла, но вместе с ней ушла и злая решимость. Сквозь внешнюю беззаботность просвечивала сильная усталость.

— Ничего не хочешь мне сказать? — Верен чуть приоткрыл глаза. Ровно настолько, чтобы увидеть, как Сильф мотнул головой. — Ты столько времени знал, как это сделать и даже не попробовал?

— Мне нечем, — сипло ответил вертолов. — Ты держишься за свою метку зубами. Похоже, тебе нравится страдать.

— Речь-то не обо мне.

— Ладно, — Сильф осторожно растянулся на камнях, подняв руки за голову. — Давай попробуем. На что пойдёт драконий огонь? У тебя есть вещь, которая тебе очень дорога?

— Не знаю… Нет. Был нож…

— Он не именной. В это всё упирается. У тебя нет талисмана, нет связи с вещами. Конечно, в этом виноват я, верно? — ехидно передразнил вертолов. И глубоко вздохнул. — Давай, ищи. Что тебе в жизни дорого, кроме свободы? Не места, не люди, не чувства, не ветер, море и звезды. Что-то материальное, простое, что можно положить тебе на грудь, и оно тебя не раздавит, как эта прекрасная скалистая стена, которую, я не сомневаюсь, ты уже любишь всей душой.

— А тот авантюрин, сердечко? — хрипло прошептал Верен.

— Тот, что у Шакли? Он не твой. Ты его всего лишь подержал при себе и выбросил. Связь получилась именно потому, что нам этот камушек намного дороже, чем тебе. Поверь, я не придираюсь. Я не один день думал и уже голову сломал, как тебе помочь. Пора и самому что-нибудь сделать для своего спасения. Ищи, думай.

— У меня была дорогая вещь, — помолчав, вспомнил Верен. — Моя арфея. Знаешь, как лютня, только плоская, струны натянуты на рамку. И резонатор в рамке.

— Знаю, — равнодушно отозвался Сильф. — И куда ты её дел? Сразу пустил на дрова или хоть месяц подождал?

— Ты прав, её давно нет, — еле слышно признался бывший певец.

— Про́дал струнную подругу?

— Зачем, просто отдал. В братстве она многим нужнее, чем мне.

Сильф резко сел.

— Верен, я тоже в братстве. Но у меня есть дорогая вещь, — он за хвостик вытащил из кармана вертоловку. — Она со мной уже много лет, и буду горевать, если потеряю. Хоть сделать новый волчок проще простого, а можно обойтись и без волчка. Но эту мне подарили!

— Кто?

— Не твоё дело. Речь-то не обо мне! — огрызнулся Сильф. — У тебя выжжена дырка в горле и её нечем заполнить. Даже у вольных бродяг нет такой пустоты вокруг, как та, что ты старательно вырастил вокруг себя. Ты даже имени своего толком не знаешь. И звания. Вот кто ты?

— Сын дороги, — прохрипел Верен.

— Конкретнее! Я — ойер, как выражается твой будущий тесть. Шакли — странствующий артист, даже если сам ещё этого не принял до конца. Бабочка, по всем данным может стать странницей и будет совмещать это с призванием артистки. Они — наследники древних игрисков. А ты — кто? Вестник? И давно ты приносил новости из города в город? Последний раз года три назад? Артист? Не смеши меня, или я сейчас заплачу. Рыцарь? Не помнишь, как Аванта упрашивала тебя помочь ей? Она рассказывала. И как тебя насильно толкнули в нашу общую дорогу. Если б не предсказание, с места бы не двинулся, сидел бы на краю болота, пока мхом не зарос! Скажи нормально, в чём твоё призвание? Кто — ты?

— Никто.

— Вольные бродяги — никто. Их не тянет к оружию и поединкам так, как тебя. И это подтверждает их карта крови. А у тебя клетка звания черная или желтая? Проверим?

— Здесь нет карточки.

— Ничего, я достану в любом трактире, завтра же. Проверим?

— Нет, — Верен бессильно покачал головой. — Меня уже чуть не поймали на этом в крепости. Больше не хочу.

— Ну и кто ты тогда? Существо двойственной природы? Ни то, ни сё? — безжалостно настаивал Сильф.

— Угу. Когда в дерево бьёт молния, ствол может расщепиться. У меня так. Я хожу по дорогам, которые раньше знал. Слушаю разные голоса. Что-то откликается, но не полностью. Я — никто, в том смысле, как сказал ты. Неизвестно, кто. Но пока мы шли вместе, и была цель, мне было хорошо. Я будто знал, кто я.

— Врёшь. Все с первого взгляда знали, что ты — наш защитник, только не ты. Так кто же ты?

— Непременно нужно найти слово? — Верен сжал зубы, пытаясь проглотить слюну. Горло жгло огнём не хуже, чем на допросе. — Хорошо, я знаю это звание. Я — отступник. Отступник крови и рода, как все бродяги, но ещё и отступник призвания. Позор братства. Но я никогда не отказывался от дороги…

— … только от себя, — жёстко закончил Сильф. — И что я должен вернуть, если тебя там нет? — он легонько постучал пальцем в грудь Верена. Тот закашлялся и долго не мог унять спазм.

86

Прибежала Аванта, принесла полкружки воды — последние капли. Верен сделал отстраняющий жест: «Не надо, всё нормально».

Посмотрев на них сверху, по блеску в глазах и заострённым скулам лесного парня Аванта поняла, что тут мужской разговор. Оставила кружку и ушла.

— Прости, — наконец смог выговорить Верен.

— Выпей. Хоть ненадолго поможет, — Сильф сидел вполоборота, почти спиной к другу. Сын дороги одним глотком осушил кружку, выдохнул, устало провёл рукой по лицу.

— Но, пожалуйста, придумай что-нибудь. Я не могу так больше.

Вертолов удивлённо обернулся:

— Слуховые галлюцинации или бред? Неужели ты всё-таки это сказал? Ну да, теперь тебе снова есть что терять. Ты же не собираешься молча отпустить её?

— А что я могу ей предложить?

— Себя!

— Небогатый подарок, — усмехнулся Верен. — К тому же, меченый. Давай исправим хоть что-нибудь.

— Золотые слова, — оживился Сильф. — Если хочешь знать моё мнение, всё-таки ты больше поэт и зарабатывать должен языком, а не мечом. Но Шакли может совмещать красноречие и ловкость рук, вот и ты что-нибудь совместишь. Закрой глаза. Пусть все мысли уйдут. Какой цвет видишь? Быстро, не думая.

— Красный.

— Надеюсь, это не её юбка? Ладно, кровь так кровь. Можно попробовать выманить из тебя метку на твою кровь. Теоретически если приложить тебе к горлу не настоящий талисман, а твою руку, метка может перейти на ладонь. Но всё равно останется внутри.

— А…? — сообразил Верен.

— Не знаю, — прервал его Сильф. — Сейчас это не важно. Главное, метка не должна быть внутри. Значит, кровь должна быть снаружи. Давай покажи свои «пару царапин», из какого-нибудь свежего рубца можно пустить кровь. Попробуем.

Верен многозначительно двинул бровью. Вертолов оглянулся:

— Ладно, никому дела нет. Никто не увидит, снимай куртку. Давай, помогу.

Верен не шевельнулся, только смотрел. Этот взгляд был как прочный щит от чужих рук.

— Проклятье, да говорю же, тебе нравится быть вечной жертвой! Давай, ещё укуси меня! Это легко списать на действие мерцающего яда, никто тебя не осудит. Если бы ты держался хоть за что-то так же крепко, как за свою свободу действий, мы бы уже закончили!

— Шуточки не помогут, — каменно проговорил Верен, едва разжав губы. — Не сниму.

— О, Боже мой, — со стоном сдался Сильф. Встал и обошел весь берег, уговаривая всех компаньонов по отдельности ненадолго отойти достаточно далеко от костра. Он даст знак, когда можно вернуться. И пусть Тень будет с ними, караулит Тришку. Шакал пытался прорваться, но вертолов не позволил. Тогда Шакли взял большой котелок и хмуро потопал по тропе вниз, к пещерам, продолжать разведку.

— Я могу чем-то помочь? — спросила Аванта.

— Ты уже помогаешь. Но сейчас ему не нужны свидетели. Это будет намного хуже, чем с Бабочкой. У тебя есть… вот эта лента годится. Отдашь?

Аванта мигом сдернула и развязала один из своих артистических бантов, вырезанных из красной юбки. Сильф забрал широкую ленту, вернулся к другу и отвесил шутовской поклон, помахав в воздухе трофеем.

— Теперь ваше отступничество довольны? Берег пуст.

— Помоги, — Верен толкнулся спиной от камня и пытался снять куртку, но не мог завести руку за спину, чтобы ухватить рукав. Сильф осторожно стащил с него жесткую кожаную куртку и серую холщовую рубашку, купленную за гроши в лавке около «Трех винтов».

Вертолов прекрасно умел разыгрывать невозмутимость. Но не сейчас, когда прикидываться было не перед кем. Увидев поле боя, скрытое рубашкой, он длинно свистнул. Верен показал зубы в усмешке:

— Иногда я бываю прав, верно?

— Пожалуй, — проворчал Сильф. — Синяки и ожоги — не так интересны, но рубцов на руках достаточно. Вот этот, если ты не против. Да что за варварство, лучше бы я, ножом, — возмутился он, когда Верен просто сжал предплечье и с силой провёл по нему пальцами. Длинные рубцы от плетеного кнута потрескались, пошла кровь.

— Тебе же не одна капля нужна. Бери.

87

Сильф щедро пропитал кровью красный лоскут ткани, на котором кровь была не очень заметна. Достал из дорожного запаса лекарств круглую жестяную банку мази от синяков и ожогов, пакет коричного порошка, зубами разорвал край и посыпал открытые раны, особенно там, где рубцы уже воспалились.

— Эй, мы так не договаривались, — поморщился Верен, когда друг осторожно проводил пальцем по ранам, чтобы корица глубже попала внутрь, уронил пустой пакет на траву и занялся ожогами. — Брось, само заживёт. Лекари всё уже обработали чем-то, вроде живицы. Она просто стёрлась.

— Чем-то, от чего у тебя жар не проходит, — не слушал Сильф. — Они учёные убийцы, что, им трудно за гроши купить настоящую « Я лицу»? Старое средство точно не повредит… Вроде, всё. Повернись.

Верен неохотно пошевелился.

— Да спина почти цела. Там стенка была рядом. Только плечи…

— Ага, и рёбра, — оценил Сильф. — У стены вдруг выросли здоровенные сапоги с тяжелыми подковами на каблуках. Смотри-ка, могу все гвоздики пересчитать!

— Убери руки, — сквозь зубы зашипел Верен.

— Больно? Странно, с чего вдруг? Тебе всего лишь чудом не переломили хребет. Нервы задеты… только не простуди! Холод к спине сейчас твой злейший враг, а «Ялица» согреет…

— Хватит.

— Сейчас… На меня ты рычишь, а им, небось, слова плохого не сказал. Слушай, а если эта подкова на удачу? Может, это и есть твой главный талисман? Хорошо, дальше само заживёт. — Сильф закрыл почти пустую банку «Ялицы», набросил Верену на плечи сложенную рубашку, камень, который служил ему спинкой кресла, накрыл свернутым вчетверо одеялом. — Устройся как-нибудь поудобнее. Я подожду.

— Куда ещё удобнее? На камнях жестко, одеяло колется, — капризным тоном, пародируя ворчание Тришки, пожаловался Верен.

— Я серьёзно. Будет очень плохо, — предупредил Сильф.

— И я серьёзно, — вздохнул сын дороги. — Мне исейчас не так уж хорошо. Хотя лучше, твоими стараниями.

— Вежливость сейчас лишняя. Не вздумай потерять сознание, мне нужно твоё сотрудничество.

— Все палачи так говорят, — хрипло усмехнулся Верен. — Что нужно делать?

— Отдать. Сбросить, как старую шкуру, с мясом, с кровью то, что к тебе приросло. Метка пожирает тебя изнутри и добровольно не уйдёт. Он не такая слабая, как у других. Но зато менее чёткая, без номера. Тебя по ней труднее искать. Ты не можешь вернуться таким, как был, Барда больше нет, и я его даже не знал. Нужно, чтобы ты прямо отсюда шагнул к себе будущему. Думай о том, каким ты хочешь стать. Ты её любишь?

— Надеюсь… Хочу любить.

— Так начинай. Профессор сказал, от того, чем его травили, он снова и снова переживал худшие моменты своей жизни. С тобой будет так же. Ты должен собрать всё, что ненавидишь в себе, всё отчаяние, страх, горечь, боль, сожаления о прошлом и выплеснуть сюда, — вертолов приложил ему к груди ровно свернутый красный прямоугольник ленты. — Отдай!

Бесконечный хриплый вдох был ему ответом. Словно наступила агония. Верен смотрел и не видел, его глаза были открыты, но видел он только картины перед своим мысленным взором. Слышал голос Сильфа очень издалека. В горле снова горел огонь. По-настоящему, как тогда, когда незнакомый молодчик в маске полыхнул ему в лицо драконьим пламенем из короткой трубки. Из-за разницы в росте не попал по глазам, но, к несчастью, он вдохнул огонь. И одновременно выстрелил в ответ. Успел увидеть в шантажисте дыру насквозь и… тьма надолго забрала его с собой. А вернула уже другим, потерянным.

— Думай обо всём, что тебе мешает быть, кем ты хочешь, — вместе с шумом прибоя, который стал в десять раз громче, долетел голос Сильфа. — Думай о ней. Отбрось всё лишнее, ради неё.

Краем сознания, сын дороги отметил, что вертолов нарочно не зовёт ни его, ни его возлюбленную по имени. Потому что это не те имена, на которые можно опереться в буре, как на якорь, они условные, зыбкие. Сильф улавливал все его мысли, видел или слышал их направление. И твёрдо вёл сознание сквозь все рифы, как лодку в бурном течении, когда впереди водопад.

— Я назвал тебя Верен для того, чтобы ты больше не был отступником, и вспомнил, чему ты хочешь быть верным. Но ты плевал на иронию, упрямо цеплялся за свою мёртвую часть, а не за живую. Отдай, отпусти… пусть сожженная молнией сухая ветка отвалится. Но дерево будет целым и будет жить. Дыши! Слушай меня и делай, что я прошу! Отпусти!

Вертолов видел, что дело плохо. Он ладонью нажал на грудь Верена, и рука проваливалась бесконечно, словно его друг летел в пропасть. Он со свистом втягивал воздух, но легкие не наполнялись, и он никак не мог выдохнуть. Не отпуская красную ленту, Сильф припал ухом к его груди. Сердце ещё билось, всё слабея и уходя всё дальше. Кровь в ладони горела, обжигая так, что на секунду вертолов испугался: не перейдёт ли метка на него самого? А что, он Верену друг и, в каком-то смысле, дорог ему как талисман удачи.

— Дьявол, голос дракона, — Сильф потряс головой, прогоняя чужие мысли. — Зато теперь я знаю, оно работает. Верен! Не падай, лети! Вздохни свободно! Отпусти, или эта боль, как свинцовое ядро утащит тебя в бездну. Брось балласт! Не тони, вынырни, наконец! Я не могу удержать тебя, ты слишком тяжелый, брось!

Издалека Верен слышал этот призыв, но перед его глазами проносились бесконечные стены темного ущелья. Он падал.

— Вспомни её голос! Её лицо! Лети к ним! Видишь, она смотрит сверху, давай к ней, это твой маяк, — уговаривал вертолов. — Отпусти! Пошевели руками, проверь каждый палец, они должны быть свободны. Тянись к ней!

88

По слабым движениям кистей, когда Верен пытался раскрыть их, освободив пальцы, Сильф понимал, связь есть, друг слышит. И пытается взлететь, но не может. Приоткрытые губы совсем побелели, хрип стал тише, воздух отказывался идти в обожженные мертвые легкие, и попытки дышать почти прекратились. Только короткие судорожные вдохи, такие же слабые, как пульс.

— Ладно, вижу, этого мало. Думай не только о ней, о всех нас! О нашей дороге. Вспомни, когда ты будто бы знал, кто ты, знал свою цель, вспомни то чувство! Видишь край пропасти далеко над собой? Смотри внимательно, хорошенько смотри, кто лежит на краю и смотрит вниз? Узнаёшь эту рыжую морду в белой маске? А рядом сидит Тень, когда она такая, как кошка — циветта. Она бросила тебе в пропасть свой длинный хвост. Он всё тянется, он бесконечный, не может не достать до тебя, уже достал. Уцепись чем-нибудь, хоть зубами! Ей не больно, она же Тень! Она тянет тебя наверх. Видишь рядом с медлисом Шакала и Бабочку? Они зовут тебя. Слышишь? И она тоже рядом. Твоя любимая авантюристка. Ты знаешь её настоящее имя? Скажи. Глубоко вдохни и скажи. Если ты не можешь шевелить языком, я всё равно услышу. Скажи!

— Амита, — почти беззвучно произнёс Верен. Судорожно вдохнул, уже глубже. И ещё раз, и снова, и резкий выдох, как будто из последних сил поднялся на высокую гору и упал на вершине.

— Дыши спокойно. Ты меня видишь?

— Угу.

— Я попробую снять, — Сильф осторожно поднял ленту, но она будто приросла к коже. И Верен потянулся следом. — Нет, — вертолов удержал его за плечо, заставляя снова откинуться на каменную спинку. — Отпусти. Кровь спеклась дочерна, но к тебе не присохла. Это ты держишь. Здесь, — он ладонью легонько толкнул друга в лоб.

— Не знаю, как, — прошептал Верен. — Я не держу… — он закрыл глаза, полулёжа на камне, пытаясь вытолкнуть из груди огненную змею, которая продолжала душить его. — Уходи, — тихо приказал он. — Уходи. Ты больше не я.

Лента освободилась и размоталась так стремительно, словно пыталась напасть на вертолова. Он невольно дёрнул её и встал. Потом педантично смотал и зажал у кулаке.

— Ну, допустим, — своим фирменным ровным тоном сказал Сильф. — И куда деть твою метку? Сжечь её нельзя. Кровь из пепла моментально высветит наши точные координаты на всех радарах. Тайная полиция будет здесь раньше, чем мы успеем сползти с берега в пещеры. Полагаю, после твоего официального визита на Мерцающий остров, у них есть образец твоей крови?

— Более чем достаточно, — слабо усмехнулся Верен. — А в море?

— Тоже вылетит. Испарится и вылетит. Только позже, когда мы заснём. Нужен герметичный сосуд… Пожертвуй свою флягу.

— Новая. Жалко…

— Кто бы говорил. Купишь другую! — Сильф бесцеремонно отстегнул с его пояса пустую флягу, затолкал туда красную ленту, потом долго собирал мелкие камни, которые пролезут в горлышко, и набивал флягу балластом, чтобы скорей утонула.

Верен молча следил за ним глазами, не двигаясь, чувствую невероятную лёгкость. Он будто не лежал на камнях, а невесомо парил пушинкой по ветру. На границе яви и сна, не чувствуя лихорадки, боли, без привычной тяжести в груди, когда трудно вдохнуть и сердце в постоянном капкане жестоких холодных когтей. От слабости он не мог даже сесть прямо, но двигаться не хотелось. Хотелось смеяться. И чтобы солнце светило в глаза. Но звёзды — тоже неплохо. Тут над морем они такие яркие, как бывают только под конец сезона дороги. На границе лета и осени. Видны все мельчайшие самые далёкие звёздочки и туманности, кажется, будто их в сто раз больше, чем обычно. Словно видишь сразу несколько прозрачных звёздных карт из разных миров, наложенных одна на другую. Как в белой башне, давным-давно…

Сильф завинтил пробку на фляге и наконец обернулся. Их глаза встретились. Угол губ вертолова дёрнулся в ироничной усмешке.

— Рад, что твоё самочувствие изменилось. Но загорать так дальше времени нет. Одевайся. Я позову всех. Или тебе уже всё равно?

— Ооой, — простонал Верен, царапаясь о камни, чтобы сесть прямо. Сдёрнул с плеч рубашку. — Совершенно не всё равно. Но так трудно двигаться… — Он нырнул в рубашку и осторожно натянул её, чтобы лишний раз не задеть синяк на рёбрах. — Зови.

— Огромное спасибо за разрешение, — сделал намёк на саркастичный поклон Сильф. — Даже не представляешь, как я зверски голоден. Готов камни грызть. Надеюсь, хоть краюху хлеба и пару яблок я заслужил?

— Угу, — глубокомысленно кивнул Верен. — Слышишь? Хрипа как будто нет. Но я думал, голос сразу восстановится.

— Подожди хотя бы дней десять. Затянутся раны сверху, заживут и внутри.

— Не знаю, что сказать, — Верен отвёл глаза. — Ты сам понимаешь. Слова только всё путают.

— Так молчи. И дай мне избавиться от этой дохлой змеи!

— Это дракон! — обиженно засмеялся Верен.

— Мда? — Сильф картинно повертел флягу. — Невелик. Во всяком случае, какая-то его часть. Одна сотая? Хвост ящера, брошенный во время бегства. Да покоится он с миром на дне морском. — Вертолов быстро подошёл к обрыву, размахнулся и как можно дальше забросил флягу, чтобы не застряла в прибрежных скалах. Проводил метку взглядом, пока место, куда она упала, начисто не зализали волны. Только тогда подал знак остальным компаньонам возвращаться.

89

Оказалось, спутники вертолова не теряли времени даром. В одной из пещер Шакли наткнулся на горный источник. Вкусная холодная вода лучше всякого чудесного эликсира подкрепила из силы и пополнила дорожный запас (без одной фляги). Но и настоящий ужин был почти готов. Шакли развёл за камнями второй костёр, Аванта варила суп с сухарями из остатков крупы и вяленого мяса. В котелок бросили последнюю горсть сухого белого корня лопуха, легко заменяющего картошку. Дикий укроп для приправы нашли на склоне. В скалах мало что росло, но кусты вишни-орешки медлис всё-таки отыскал. Сам упоённо чавкал, и друзьям досталось каждому по горсти ягод — прибавка к ужину.

— Неужели это сегодня на рассвете мы искали в библиотеке след загадочного демона, и ещё не знали, что с тобой? — Аванта недоверчиво вздохнула. — Хочешь добавки?

— Благодарю, мне пока хватит. Очень вкусно, — Верен передал ей пустую миску. Его голос заметно стал чище, с него словно слетела ржавчина. Но ещё далеко не вошел в полную силу. Сын дороги старался говорить тихо, привычным для друзей тембром.

— Кажется, мы неделями блуждали по тем жутким галереям. Неужели, отец пробыл с нами меньше одного дня? Мы встретились только утром… И снова расстались. Как думаете, что с ним сейчас?

— Он жив, — отозвался Сильф. — Никакая связь сюда не достаёт, стена и море всё глушат, что нам и нужно, тут удобнее прятаться. Особых новых трагедий в его судьбе я не чувствую. Значит, выбрался. Профессор Гантар не пропадёт, в этом не сомневайтесь.

— Я нашёл отличную пещеру для сна, — похвастался Шакли. — То есть, Тень нашла. И тот грот, где источник, там близко. Но не настолько, чтобы вода мешала нам спать. Это был невероятно долгий день, но удачный, как ни крути. Мы выбрались. А сейчас, кто как, лично я уже сплю на ходу. Ещё чуть-чуть и свалюсь в море. Прекрасно понимаю, что мне грех жаловаться и в турнире стойкости среди вас я займу последнее место, но…

— Предпоследнее, — хмыкнула Бабочка. — Твой пушистый приятель уже спит. Бери его, если поднимешь, гаси костёр и показывай дорогу к чудесной пещере.

— Нет уж, я отсюда не двинусь, — предупредил Верен. — Костёр оставьте. Я посплю наверху, к чёрту пещеру. Здесь звёзды… Забирай Тришку и девочек, брат. Хоть вы поспите под крышей. Доброй ночи.

— Тогда я тоже останусь, — вертолов уловил тревогу женской половины компаньонов и успокоил их. — Тень за вами присмотрит, — Сильф раскатал своё походное одеяло, устраиваясь на ночлег. — Идите, встретимся утром. Сладких снов.

Шакли с девицами ещё не успели отойти на десять шагов, как он уже спал, укрывшись и от ветра с моря и от жара костра. Верен, завернувшись в одеяло, неподвижно сидел, глядя, то в огонь, то на звёзды. Слушал бесконечную песню прибоя и совсем не чувствовал приближения сна. Что ему хотелось, так это прыгнуть с отвесной стены и поплавать в волнах. Но, увы, внизу острые скалы. А спускаться по тропе, которую нашёл Шакли, даже если она выведет к морю, бесконечно долго, на это не хватит сил. Ещё более тяжким будет подъём обратно. Так что встречу с морем придется отложить до утра.

90

Короткое лето уже вступило на севере в свои права, а здесь, у скалистой стены Северо-Западного моря было не так жарко. День выдался ясным. Но все компаньоны, и те, кто мог непосредственно нежиться под солнышком, и те, кто прятался от него в пещере, после вчерашних скачек проснулись очень поздно, после полудня. Солнце на них не обижалось, но кое-кому, с красным мехом и пышным трижды полосатым хвостом, было не всё равно.

— Тришка! Что за фокусы? Кто укусил меня на палец? Ты нарушил уговор, зверь! — спросонок возмутился Шакли. Открыв глаза, удивленно обнаружил, что половину пещеры ближе к выходу, где он лежит, заливает яркий свет. Тришанций сидел рядом и ворчал, нетерпеливо переступая передними лапами.

— Чего тебе? — зевнул Шакли. — Уже утро? И что? У тебя полно еды, вода рядом… Тень на страже и тебе просто скучно? Маленький зубастый бандит… а где девочки?

— Уау, — ехидно мяукнул медлис. Что означало: «Вот-вот, так ты всё проспишь», — если шакал его правильно понял.

Зевая и от души потягиваясь, Шакли вышел из пещеры на узкую тропу, змеящуюся в скалах. Вчера даже он, хотя бродил здесь больше всех, подыскивая временное жильё, не успел проверить, ведёт ли тропа к морю и какой там спуск? Но сейчас снизу поднимались две красавицы, в одинаковых светло-зеленых платьях, сияющие свежестью и весельем. Юбки обеих были высоко заткнуты за пояс, открывая стройные босые ножки. Светлые и черные волосы, одинаково мокрые от моря, полоскались на ветру.

— С добрым утром! — засмеялись они.

— Как вы прекрасны, — Шакли смотрел сквозь растопыренные пальцы, смягчая сияние великолепного видения. — Даже не сразу узнаю, кто вы? Морские феи? Сирены? Мы знакомы?

Девицы по очереди сделали изящный реверанс:

— Халиса. Амита.

— И вы одни плескались в море? Это опасно. Вода, небось, холодная?

— Прекрасная! — весело заверила Бабочка. Избавившись от метки, она полностью вернула себе силы и чувствовала особую радостную легкость. — Мы этого уже наслушались от твоего приятеля! Я думала, медлисы умеют плавать, но, видимо, не в море. Да-да, вода слишком мокрая и солёная, волны высокие, камни острые, а море… слишком огромное. Сам проверь!

— Не его медвежество, а строгая тётушка, — добавила Аванта.

Шакли нагнулся и погладил между ушами медлиса, сидящего у его ноги, как сторожевой пёс.

— Прости, друг Тришанций. Ты звал меня на помощь, а я не понял. Это не считается.

Тришка, как обычно запричитал, что люди — эгоисты, не ценят и не понимают его заботы. Это всем было ясно без перевода.

— Ну что опять бур-бур-бур? Ох, любишь ты ворчать, дорогой друг мой, действительно, как строгая тётушка. Я же извинился! Что ж, пойду и правда сам проверю, хороша ли морская водичка? Ты со мной? — Шакли развязно двинулся по тропинке, отвесив учтивый поклон барышням, когда разминулся с ними. Медлис, ворча, поплёлся за ним.

91

Поздний завтрак составил только чай, вишни со съедобными орешками вместо косточек и непочатый пакет галетного печенья из Тришкиных запасов. Дня отдыха на море не получилось, Сильф сразу велел собираться в дорогу.

Перед выходом из убежища, все, как могли, старались привести себя в порядок.

— Амита, считаешь, лучше промыть волосы пресной водой? — советовалась с подругой Бабочка. — Можем нагреть маленький котелок и разбавлять холодной водой в пещере, если хочешь.

— Я не хочу, — помотала головой Аванта. Она как раз расчесывала волосы. — Морская вода полезна, и мне нравится. От неё волосы крепче и лучше вьются!

— Это точно. И я не хочу, — смеялась Бабочка. — Унесём с собой поцелуй моря. Всё равно ненадолго.

Сильф и Верен тоже спорили о пользе морской воды. Верен обнаружил, что в его вещах, которые он не брал с собой для рокового похода в город, осталась вторая рубашка. Он возмущался, почему должен ходить в серой дерюге, когда есть нормальная одежда?

— И во что бы она превратилась в сегодняшнему утру? — резонно спросил вертолов. — А сейчас можешь постирать и есть во что переодеться, кто тебе запрещает? Ты у нас вольный человек, свобода нужна тебе как воздух.

— Издеваешься? Шагу не могу ступить без твоего разрешения. Пусти. Я очень хочу в море. Слышал? Это полезно и для ран тоже. Я уже проверял. Ничего со мной не случится.

— Не пущу, — непреклонно покачал головой лесной мальчишка. — Для тебя там опасно. И неразумно. Спуск и подъем в гору отнимут слишком много сил. Нагрей большой котелок воды, иди в пещеру, разбавляй водой из родника. Сегодня там твоё море. Я помогу отнести. Тебя тянет в скалы, потому что на дне твоя метка. Она жива-здорова, фляга только мешает ей подать моментальный сигнал, но её скоро заметят. Нужно уходить. Собирайся. А я как раз успею поплавать в море!

Скрипя зубами, Верен признал, что время дорого, и его личные желания не должны подвергать опасности всю компанию. В пещеру, так в пещеру. Стоя на пороге, он смотрел, как Сильф сбегал по извилистой тропе, прыгая по камням ловким диким зверьком. Иногда он пропадал с глаз и снова выныривал. А внизу появился, уже сбросив верхнюю одежду. Взобрался на обломок скалы и ласточкой нырнул в море.

С искренней завистью вздохнув, Верен скрылся в пещере.

* * *

— Что ж, нам пора, — Сильф встал и закинул на плечо лёгкую дорожную сумку.

— Однажды, когда не услышу этих слов утром, я буду очень скучать, — усмехнулся Шакли. Но улыбка бывшего игрока погасла, когда он прочёл в глазах вертолова, что это вовсе не шутка.

— Значит, будешь скучать уже завтра, — вслух повторил Сильф.

— Мы расходимся?

Вертолов двинул плечом:

— Пора. Наша общая дорога закончилась. На Мерцающем острове мы побывали. Моя цель исчерпана, у каждого теперь свои дела. Я доведу вас до леса, там перекрёсток.

Компаньоны молча переглянулись и пошли за проводником, разбившись на пары. Костры не просто загасили, их угли разметали и засыпали камнями так, что не найдёшь следа. Сильф вёл их напрямик, через равнину. Чем дальше за спиной оставалась каменная отвесная стена, тем гуще зеленела трава под ногами. Горный луг обнимал их от края небес до края, с одной стороны на горизонте переходя в серый горный хребет, с другой — просто сливаясь с небом.

Моря, куда ни смотри, не было видно. Оно открывалось внизу под стеной совершенно нежданно для путников. Но сейчас путешественники уходили от моря. И чувствовали светлую грусть слишком короткой встречи, прощаясь не только с ним.

Больше двух часов они шли через горный луг без признаков дорог и людского жилья. Равнина постепенно понижалась и наконец спустилась к широкой проезжей дороге. По другую сторону дороги чернел лес.

Сильф остановился, присел на краю дороги и зачерпнул горсть пыли. Пустил её по ветру и, когда облачко рассеялось, повернулся, став спиной к дороге и к лесу. Улыбнулся своим спутникам.

92

— И куда вы теперь?

— Разве не ты скажешь? — удивилась Бабочка-Халиса.

— Скажу, в какую вам сторону, когда сами решите, куда идёте. Делите деньги.

— Сильф, я же нанимала тебя как ловкого проводника, — спохватилась Аванта-Амита. — Деньги должен взять ты.

— Я возьму один золотой, остальное делите пополам. Надеюсь, благородные спутники не бросят своих спутниц прямо здесь?

— Золотой — слишком мало. Как же плата за твою помощь?

— Вертолов сам назначает цену, — ухмыльнулся лесной парень. — Так что я получу то, что мне причитается. И ещё… — он протянул открытую ладонь в сторону Шакли.

— Ах, да, это не моё, — сообразил шакал, достав из кармана авантюриновое сердечко и положив в ладонь вертолова. Сильф передал брелок Аванте.

— Держи.

Она взяла, но крутила в пальцах вино-красный кристалл, висящий на шнурке:

— У меня уже есть кое-что на память о белой башне. Они похожи. Теперь всегда буду думать, что в ней полно не самых светлых чувств и мрачных тайн. Изнутри башня вовсе не белая, только издали сверкает.

— Точно, у тебя есть талисман. Подари ему, — Сильф кивнул на спутника Аванты.

— Зачем? Мы не собираемся расставаться, и на память я пока не жалуюсь, — запротестовал Верен.

— Опять? — вертолов мученически закатил глаза. — Это тебе от всех нас. И когда купишь новый дорожный пояс, пожалуйста, пристегни сердечко во внутренний кармашек и береги. Когда-нибудь точно пригодится.

— Раз такое пожелание на дорожку, возьму, — Верен подбросил красный камушек в ладони, поймал и зажал в кулаке. — Спасибо.

— Намучаешься ты с ним, сестрёнка, — весело посочувствовал Шакли. — То ли дело я — умён, красив, весел, очарователен! Любая будет счастлива. Скажи, Халиса?

Бабочка только рассмеялась. Обняла и расцеловала на прощание подругу.

— Кстати, — вспомнил Верен. — Шакли, я тебе должен ещё одни новые сапоги. Не могу уйти босиком, прости…

— Забирай. Повезло, что у нас один размер, брат. Хотя, они мне очень-очень нравились. В первом торговом ряду куплю себе такие же.

— Оценил? Теперь знаешь, как выбрать настоящие, для странников. Бери желтые, они дешевле, а для артиста — в самый раз, верно?

— Думаешь, у нас получится? — Шакли привлёк к себе Бабочку за талию, но смотрел на Верена. Тот авторитетно кивнул.

— Я вас видел.

— Выступлениям с Тришкой, успех гарантирован, — заверила Аванта. — А вы и сами настоящие артисты. Театр «Третий шанс» скоро узнают по всем мирам. Какой край покорите сначала?

— Я бы шла через весь континент на юг, — не задумываясь, ответила Бабочка. — К тёплому морю. По дороге будем выступать и наслаждаться новой свободой. Согласен?

— Я-то, да, — вздохнул Шакли. Достал медлиса из мешка, подержал на руках, взъерошил ему шерсть на загривке и шутя коснулся носом его любопытного носа. Ещё раз погладил пушистого компаньона и поставил на землю. — А ваше медвежество, сиятельный Медлис Триполос Каштанский, пойдёт ли с нами добровольно неизвестно куда? Может, в тех краях нет твоего любимого леса и бу-каштанов. Я не могу насильно тащить тебя с собой, друг мой. Если ты выберешь свободу, вот перекрёсток. А вот — лес.

Бабочка испуганно вцепилась в локоть Шакли, не веря своим глазам. Добровольно расстаться с Тришкой? Как можно?

Медлис встряхнулся, засопел и неспешно потрусил к обочине дороги. Сел на пригорок и задумчиво тёр лапой морду, глядя на лес. Все ждали, замерев, глядя на маленькую пушистую красную фигурку. Тень сидела на плече Сильфа, нервно дёргая хвостом.

Наконец Тришанций встал на четыре лапы, вытянул морду, нюхая лесной воздух. Круто развернулся, как флюгер, и большими прыжками помчался к Шакли. Он брал разгон, чтобы запрыгнуть ему на руки. И сентиментальный шакал поймал его в объятья, крепко прижав к себе.

— Тришка! Рыжий разбойник! Я почти поверил, что ты нас бросишь! Негодяй, как можно быть таким коварным лицемером?

Медлис презрительно фыркнул и облизывал щеки Шакли, отплёвываясь от морской соли, но не прекращал лизать.

— Нет, вы видели? Видали, как он выдерживал трагическую паузу! Я ведь почти поверил! — восторгался глава театра «Третий шанс». — А может, ты просто разучился сам добывать еду в лесу? Не можешь жить без своих верных слуг? Так-так, зубы скалить на меня? На лучшего друга? Даже не думай укусить, это уже точно будет считаться!

93

Все свидетели трогательного воссоединения смеялись от счастья. Даже Тень вспорхнула и птицей сделала пируэт в воздухе, выражая свою радость.

— Яу-ням-ням, — Тришка беспокойно облизнулся.

— Что он сказал? — уточнил Шакли, понимая, что если бы медлис просто хотел поесть, он бы влез к нему на плечо, протянул лапу и достал из мешка то, что хочет.

— Просит глоточек гранотомёда, — перевёл Сильф.

— Нету, — посочувствовал пушистому приятелю Шакли. — Ты вылизал последнюю бутылочку ещё на острове, в парке, помнишь? Но я скоро куплю, обещаю. В первом же городке.

Тришка обиженно ворчал и наконец юркнул в свой мешок. Прихватил остатки бу-каштанов и печенье и чавкал там, свернувшись клубочком.

— Тяжело будет говорить с ним на людях без переводчика, — заметила Бабочка. — Без тебя, Сильф, нам остаётся только научить Тришку читать или писать. Или, хотя бы, различать картинки. Чтобы общаться с ним более конкретно.

— Отличная идея, займусь этим, — воодушевился Шакли.

— На юг туда, — вертолов указал часть дороги, над которой стояло солнце. — Удачных выступлений. Возьмите себе котелки и чайник, вам нужнее.

— Почему всё нам? — спросила Бабочка.

— За них я спокоен, — улыбнулся вертолов. — Верен в дороге — дома. К тому же, в ту сторону трактир намного ближе, чем у вас.

— Куда мы пойдём? — Аванта подняла голову, заглядывая в обычно загорелое, но сейчас слишком бледное лицо высокого мужчины.

— Сколько у нас времени, Сильф? — спросил он глубоким красивым голосом, так что все даже вздрогнули, услышав незнакомый баритон. Но все ноты в нём были прежние, Веренские.

— Примерно месяц. Полтора.

— Вот и славно, — сын дороги обнял за плечи свою спутницу.

— У нас есть время найти твоего отца и уже вместе дожидаться Фанбрана. Однажды он явится лично, чтобы наконец выяснить, кто из нас двоих единственный после этой встречи останется жить. Это будет наш третий раз, тогда уж всё решится. И в тот раз я не буду полагаться на веер смерти и другие новейшие средства. А не пожалею для него хорошего клинка под рёбра ли в горло. Говорят, закалённая сталь и на полных драконов действует безотказно, тем более, на потомство.

— Ты говоришь так, что мне страшно, — Аванта крепко прижалась к его плечу.

— Не бойся, — улыбнулся Верен. — Если посчитает Бабочка, она подтвердит, что у нас счёт не один — один, а где-то один — полтора в мою пользу, верно? В честном поединке я сильнее.

— Будет ли он честным, брат? — беспокойно хмурился Шакли.

— О, да, другой ему не нужен. Просто убить легко и быстро Фанбран мог уже тысячу раз, верно? Ему нужна моральная победа. Сам знаешь, как он любит поиграть. Не волнуйтесь за нас.

— Ты знаешь свою ближайшую цель, неплохо, — одобрил Сильф. — Кто ты сейчас?

— Пока не разберусь с долгами, я невольник. Бродяга с заданием и с оружием. Кстати, оружие придется подыскать… Мой долг снова вернуть Амиту отцу и защитить их. Как пойдёт дальше, поглядим.

— Держи остаток, — вертолов протянул другу почти пустую банку «Ялицы». — Сразу купи себе ещё, не жадничай. Идите туда, куда ведёт дорога, скоро она свернёт на восток, легкий путь под гору. В первом трактире спросишь, как скорей пройти к Селебору и подождите эстафету. Где сейчас профессор, не знаю, но встретитесь вы недалеко от Селебора. Он тоже зашёл в ближайший трактир, оставил для вас весточку. Гонцы в братстве передадут, как его найти. Он не назвал своё имя, но его дочь сразу поймёт шифр. Удачи.

Верен провёл ладонью по горлу и крепко пожал руку лесному парню:

— А ты передай от меня привёт Аэндоре, скажи: «Сбылось». И… будь острожен один в лесу. Даже с Тенью. Знаю, это твой родной мир, но чувствую тревогу. Наше напутствие?

— Сразу возьми себе хотя бы гитару, не тяни. Скоротаешь время и будешь восстанавливать форму.

— Ты сейчас имел в виду форму для заработка или для удовольствия? — усмехнулся Верен. Вертолов пожал плечами:

— Это не совет. Я просто вижу у тебя в руках гитару, так и сказал. Амите тоже не помешает яркое платье для выступлений, но на первое время сойдёт и так.

— А нам что пожелаешь, брат? — Шакли тоже подал Верену руку на прощанье.

— Ты сам всё знаешь. Купи новые сапоги и у тебя всё есть. Вот Бабочка… прости, Халиса. Не продавай голубое платье, сожги. И возьми для афиши другое имя. Помни, что сказал Сильф о твоих способностях, у тебя всё получится. Так что пусть привыкают к твоему новому имени, оно станет известным.

— Я сама думала об этом, — кивнула Бабочка. — Хризалиса слишком приметное имя, родители меня по нему найдут, а я этого пока не хочу. А прозвище от вас, символ Бавваона, мне уже не подходит. Пора придумать что-то новенькое для новой жизни.

— Ответ, — намекнул Верен. Шакли напряженно свёл брови:

— Когда упадёшь в бою, не вставай. Дёрни этого гада за ногу. Ты победишь.

— Запомню, брат. Слушай, как твоё настоящее имя для эстафеты?

— Анрикет. Вряд ли смогу его оставить на афише. В моём прежнем кругу его хорошо знают, непременно кто-нибудь вспомнит. Называй Шакли, я не против. И что делать с моей подписью на договоре в тайной полиции?

— Кровь была?

— Нет.

— Ну и не признавайся. Ты — не ты, не докажут. Всё равно это было ложное согласие, военная хитрость. Если мне повезёт, Фанбран никогда о тебе не вспомнит. И больше ни о ком из своих агентов. Эстафетой братства пользоваться умеешь?

Шакли с улыбкой покачал головой.

— Знаю только, что ваш… наш пароль: «Помощи и защиты». Помогут?

— Всегда. С эстафетой просто. В трактире спроси любого человека за стойкой, что предавали для Анрикета. Или для Шакли. Или вообще, что слышно о том, что тебе интересно. Узнаешь все новости. При встрече с любым из братства, то же самое. И сам запоминай. Когда пойдут первые выступления, брось весточку.

— Для кого передать? Тебя-то как называть, брат?

— Даже не знаю теперь. Моё самое первое имя означало «каланча» или «сторожевая башня» на древнем языке — Вергрант. Я его давно позабыл. Башней ещё с детства прозвали, когда стало ясно, что рост даёт основания. Потом долго жил Граном и Бардом. Но это осталось позади. Пусть будет Верен, я уже привык.

Они с неохотой расцепили руки, по-настоящему прощаясь. Одновременно посмотрели на Сильфа. Парень засмеялся и протянул компаньонам обе руки сразу.

— Прощайте. Тень посмотрит, как вы уходите, если что, успеет помочь. А я подожду.

— Прощай, Сильф, — девушки по очереди обняли и поцеловали вертолова.

— Не могу поверить, что расстаёмся. Я тебе точно ничего не должна? — повторила Аванта.

— Должна. Своё счастье. Будь счастлива, иначе мой престиж проводника лопнет вдребезги. Старайтесь! Ко всем относится.

— Непременно сообщим, если достигнем большего счастья, чем сейчас. А как тебя найти по эстафете? Сильф — общее название лесного жителя, — спохватилась Бабочка. — У тебя ведь есть своё имя?

— Есть. Но его знает только моя тётка Аэндора. И даже мне не говорит, — усмехнулся лесной парень. — Для вертолова это принципиально. Нас всех называют сильфами, монтинами — если живём в горах, или ойерами. Как ойра, только мужского рода. Такие, как я, привыкли жить с отдельной тенью и общим именем. В детстве соседи по селению меня чаще звали Ойер, профессор точно угадал. А вы зовите, как хотите. По эстафете скажете, что вам нужен племянник Аэндоры, меня сразу найдут.

— Мне страшно расставаться, — признался Шакли. — Надеюсь поскорее узнать добрые новости о вас. Передайте от нас привет профессору Гантару, мы его не забудем. И этой получешуйчатой твари не забудь передать что-нибудь крепкое, лично от меня, — он с силой сжал кулак, многозначительно глянув на Верена. Тот прикрыл веки, обещая. — Халиса права. Трудно представить, что мы с ней будем ещё счастливее, чем сейчас. Но я больше не отдам то, что нашёл с вами. Продолжим выступать. Накопим деньжат и снимем хорошенький летний домик с видом на море. Чтоб всегда знать, куда возвращаться. Там непременно будет огромный рояль, не крашенный, только под лаком, золотого цвета, какими обычно строят клавесины. Что скажешь, сестрёнка? — он нежно обнял Бабочку за талию.

Она с улыбкой кивнула. И устремила ясный голубой взгляд на друзей. В глазах читалась грусть расставания.

— Ещё не имея дома, мы уже ждём вас в гости, — горячо заверила Халиса. — Как только он появится, сразу пришлём весточку.

— Ещё увидимся, — улыбнулась Амита.

94

Две пары медленно расходились. Никто не решался первым отвернуться и сразу потерять из виду стоящего на обочине Сильфа и уходящих друзей. Они даже не шли по дороге, а всё так же по лугу, параллельно проезжей дороге. Но когда разошлись настолько, что Верену и Амите стало трудно смотреть против солнца на силуэты Халисы и Шакли, охваченные золотым светом, они напоследок помахали друзьям и повернулись лицом к новой дороге.

Обнявшись, прошли всего десяток метров и не могли побороть желание снова обернуться. Крошечная черная против света парочка уходила к горизонту, и уже не рассмотреть мешок на плече Шакли, в котором едет медлис. Они увидели, что вертолов сел на обочине дороги, обхватив руками колени, и смотрит прямо перед собой, ни на кого из уходящих компаньонов. А высоко-высоко над ними парит, раскинув крылья, полупрозрачная серая птица. Сильф глазами Тени видит сразу обе пары, как они расходятся всё дальше. И видит, что одна остановилась.

Верен отсалютовал рукой в пространство лично для вертолова, обнял любимую за плечи, и они вдвоём не спеша пошли, куда вела дорога.

КОНЕЦ

Оглавление

1. ЧАСТЬ : Компаньоны

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18. ЧАСТЬ 2: Третий шанс

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32. ЧАСТЬ 3: У ворот

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56. ЧАСТЬ 4: Белая башня

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

67

68

69

70

71

72

73

74

75

76

77

78

79

80

81

82

83

84. ЧАСТЬ 5: Огонь дракона

85

86

87

88

89

90

91

92

93

94