Боберман-стюдебеккер [Борис Александрович Алмазов] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

щенки от документов заводятся? Гы-гы!

— Вы меня не так поняли… Чтобы породистые были…

— Будут! — уверил Кактус. — Любые будут! Хошь — бульдоги, хошь — носороги! От этого — любые будут! Ну, а сильно подопрет — в милицию сходи! Там ему моментом паспорт оформят. Порода редкая… Привет!

— А зовут-то как? — крикнул Вовка в спину мужика, который уже ввинчивался в толпу.

— Зовут? — выдернулась откуда-то уже издалека, из-за прилавков, его колючая рожа. — Зовут, эта… Герой! Во! Можно по-родственному — Гера! В общем, Георгин!

Глава шестая

Странная все-таки порода…

…боберман-стюдебеккер! — бормотал себе под нос Резус, когда они шли домой. — Никогда про такую не слышал. В профиль на овчарку похож, а если прямо посмотреть — вроде эрдель, или боксер… Лапы-то передние, как у эрделя! Точно! А вот задние… Задние не знаю, как у кого…

Георгин тащился позади приятелей, как вьючная лошадь, преодолевшая тяжелый горный перевал, едва не подметая кудлатой мордой истоптанный снег.

Все шавки и волкодавы, выведенные на продажу, завидев бобермана, начинали биться в истерике, а их продавцы застывали с открытыми ртами.

«Во как смотрят!» — думал Вовка, уверяясь, что не промахнулся в покупке, и боберман, действительно, уникальная собака.

Сам же виновник переполоха совершенно не обращал внимания на шум. Только однажды, когда уж совсем наглая моська подскочила к самому его носу, Георгин остановился и, подняв над зеленым глазом развесистую бровь, по-человечьи мрачно спросил:

— Н-нннну?

Моська, жалобно пискнув, испарилась, а стюдебеккер, тяжко вздохнув, опять опустил разбойничью рожу к самой земле и поплелся дальше, виляя всеми позвонками и выставив тощие лопатки над облезлыми ребрами.

Однако на трамвайной остановке покорность его кончилась. Он упрямо мотал башкой и упирался всеми четырьмя лапами. А когда подкатил трамвай, пес так заголосил, что Вовка от неожиданности выронил веревку. До дому пришлось добираться пешком.

В парадной Вовкиного дома стюдебеккер с неудержимой силой поволок приятелей в подвал, и только убедившись, что вход туда прочно заколочен, дал втащить себя на шестой этаж.

Ехать в лифте он тоже не пожелал.

Глава седьмая

— Батюшки светы!..

…Да что это такое! — запричитала бабуля, когда Вовка затолкал упиравшегося Георгина в квартиру. — Мил мои! Да где ж ты таку страховину выискал? Да ведь это ж телок цельный! Мил мои!

— Погоди, бабуля! Мы его кашей подкормим, он еще больше вырастет! — обнадежил ее Вовка.

— Осподи! — застонала бабушка. — Да где же в таком разе мы сами ночевать-то станем?

— А что такого? — сказал отец. — «Помнится, прежде и не в такой тесноте жили, а не в пример дружнее как нонеча!»

Бабка поджала губу и ушла в свою комнату.

— Костя! — умоляюще посмотрела на отца мать. — Ну придумай же что-нибудь…

— Вот это — пардон! — сказал отец. — Что пардон, то пардон! Я умываю руки. — И действительно ушел в ванну бриться. — Это не моя идея! — закричал он оттуда. — Что хотите, то и делайте!

— Вовочка! — робко предложила мама, с опаской поглядывая на Георгина. — А может, мы его накормим да и отпустим на волю?..

— На какую волю! — закричал Вовка. — Что он, чижик в день птиц?!

Но мама уже открыла холодильник и вытащила оттуда кусок колбасы.

— Ну-ка, собачка, собачка…

Георгин, который смущенно жался в прихожей, вдруг вздыбился, в животе у него заурчало, точно там завели небольшой тракторный мотор.

Вовке показалось, что от тарелки с колбасой до клеенчатого псиного носа натянулась невидимая нить, прямая, как луч лазера, и Георгин пошел-пошел по этому лучу, перебирая кривыми задними лапами и нервно топоча передними… В какое-то неуловимое мгновение он скакнул (или мелькнул)!

Мама вскрикнула, тарелка грохнулась вдребезги! Георгин гамкнул, и колбасы, вместе с бумагой, как не бывало. Стюдебеккер ошалело завертел глазами, не веря своей удаче, и со страшным воплем ринулся в раскрытый холодильник.

— Костя! Костя! — отчаянно закричала мама.

— Что такое? — отец с намыленной щекой выскочил из ванной.

— А ну поди прочь! — Бабуля ворвалась в кухню, воинственно размахивая шваброй. — Осподи! Дак ведь он весь недельный провиант сничтожит!

Георгин, урча и постанывая, жрал все подряд вместе с полиэтиленовыми мешками и картоном упаковок. Его сутулая, с выпирающими позвонками спина дрожала от восторга. Ошалело вертелся обрубок хвоста.

— А вот я тебя, злыдню! — закричала бабуля басом, замахиваясь шваброй.

Вовка невольно зажмурился, понимая, что бабуле нет дела до уникальности бобермана, и что она не дрогнет…

— А вот это, мамаша, не стоит! — услышал он страшно спокойный голос отца.

Вовка раскрыл глаза и увидел, что швабра, только что будто карающий меч воздетая над бабулечкиной головой, — в руке отца. А сама бабуля открывает и закрывает беззвучно рот, как рыба.

— Не стоит, —