Разрушенная гавань (ЛП) [Кэтрин Коулс] (fb2) читать онлайн

Разбитая гавань Кэтрин Коулc

Для всех, кто думает, что не заслуживает любви.

Спойлер: заслуживаете.

Просто впустите ее в свое сердце.

Саттон

Двумя годами ранее

— Если я буду есть все овощи, я стану достаточно большим, чтобы играть в хоккей? — пробормотал Лука, слова сливались в единый поток, пока сон не затянул его совсем.

Я усмехнулась, подправляя одеяло вокруг него.

— Думаю, это хорошее начало.

Последнее, о чем мне хотелось думать, — это как мой чувствительный пятилетний сын занимается таким жестким видом спорта, как хоккей. Или вообще каким-либо контактным. Я слишком хорошо знала, чем это может закончиться.

— Мы можем... пойти на каток... завтра? — спросил Лука, зевая на каждом слове.

— Посмотрим, — уклончиво ответила я. Внутри же сжалась, быстро прикидывая, хватит ли денег на вход, аренду коньков и перекус, который Лука неизбежно захочет. В ресторане, где я работала, чаевые были неплохими, но жизнь в Балтиморе стоила дорого. И я не могла выходить в вечерние смены — нельзя было рассчитывать, что Роман будет дома и присмотрит за Лукой.

В перерывах между завтраком и обедом я бродила по ближайшему парку и мечтала о месте, где воздух всегда чистый, а у Луки есть двор, где он может бегать. О месте, где безопасно.

Когда-то у нас это было. До того, как все пошло наперекосяк. Сейчас я изо всех сил старалась держаться на плаву.

— Мам? — голос Луки стал почти неразличимым.

— Да, малыш.

— Люблю тебя.

У меня сжалось сердце.

— Я люблю тебя сильнее, чем пчелы любят мед.

Лука ничего не ответил — сон все-таки победил. Каждый вечер у нас был один и тот же ритуал: книжка, а потом бесконечные вопросы, которые становились все тише и реже, пока не прекращались совсем.

Но даже когда я была до предела вымотана, я ловила каждую секунду этого времени. Потому что знала — они не вечны.

Я наклонилась над Лукой и провела пальцами по его светло-русым волосам — вылитый Роман. А вот глаза у него мои — редкий сине-зеленый оттенок, почти бирюзовый. Роман когда-то сказал, что именно они его сразили наповал.

Иногда мне хотелось, чтобы у меня были ничем не примечательные глаза. Тогда бы Роман прошел мимо. Но тогда у меня бы не было Луки. А он — подарок всей моей жизни.

Я медленно поднялась на ноги, затаив дыхание, вдруг он шевельнется. Но нет — его крошечная грудная клетка спокойно поднималась и опускалась, пока он не всхрапнул тихо и по-детски. Улыбка скользнула по моим губам.

Теперь можно было приступать к уборке. Только в такие моменты, когда Лука уже без сознания, мне удавалось пройтись с тряпкой и шваброй. В противном случае я таскалась за маленьким ураганом, который разбрасывал игрушки, книжки и пазлы. Или думал, что может кататься по только что вымытому полу, как по катку.

Я взяла тряпку, которая стояла у двери, и начала протирать крохотную комнату. Когда жизнь была хорошей, детская Луки была в четыре раза больше. До того как все рухнуло.

Но дело было не в размере комнаты. Я скучала по тому, какой у нас была семья. По тому, каким отцом был Роман. Он шутил, рассказывал сказки перед сном... До тех пор, пока не начал падать в пропасть опиоидов, из которой уже не выбрался.

Я посмотрела на левую руку, туда, где раньше было кольцо. Линия осталась. Может, она навсегда — след от того, что было утеряно. Или чего, возможно, никогда и не было.

Роман вроде бы теперь старался. Посещал программу, держался. Но слишком многое было разрушено, чтобы склеить обратно — по крайней мере, для меня. Но я все еще надеялась, что он сможет стать тем отцом, которого заслуживает Лука.

Я провела тряпкой по фигуркам супергероев и роботу. По футбольному мячу, который подарил Лука папа — до сих пор екало внутри, ведь именно спортивная травма в свое время затолкала Романа на темную дорожку. Затем я прошлась по фотографиям — старым, где мы втроем, и новым, где только я и Лука.

Остановилась у комода с кубиками, куда складывались все игрушки Луки. Закинула туда парочку валявшихся и нахмурилась, заметив шнур зарядки, свисающий с ящика. Наверное, выпал, когда Лука что-то доставал. Он закатит истерику, если завтра утром не найдет планшет — он всегда смотрит что-то в автобусе по пути в школу.

Открыла ящик — планшета нет. Черт.

Быстро выдвинула все ящики по очереди. Ничего. Он был не особенно дорогой, но мне пришлось копить на него неделями. Я бросилась к тумбочке у кровати — пусто.

Невесомое беспокойство пронеслось внутри, и я закрыла глаза. Это ощущение — слишком знакомое. Пропавшие ценные вещи. Обвинения Романа, что я небрежная и все теряю. Но это никогда не была моя вина. Он просто закладывал их ради дозы.

Я выпрямилась и мысленно велела себе не паниковать. Наверное, планшет просто затерялся под подушкой на диване или в моей сумке-тоуте, где я таскаю все необходимое на день. Я вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Я отдала Луке спальню, а себе устроила откидную кровать в общей зоне. Это было самым разумным решением. А значит, мои вещи и немногочисленные ценности хранились где придется — в шкафу в прихожей, в старом буфете, купленном на распродаже и отреставрированном мной, даже в кухонном шкафу.

Я быстро оглядела крошечную квартирку. Планшета нигде. Подушки на диване — пусто. И тут я увидела: один из ящиков в буфете приоткрыт.

На этот раз я почувствовала не тревогу, а тошноту. Настоящую, с подкатывающей к горлу желчью.

Я кинулась к буфету и выдвинула ящик. У меня не было дорогих украшений. Все, что когда-либо дарил Роман, давно было продано — им ради облегчения, мной ради выживания. Все, что оставалось — бижутерия для работы.

Единственное по-настоящему ценное — ожерелье моей бабушки. Без камней, но из настоящего золота. Медальон с изображением пчелки — символ слов, которые она всегда повторяла дедушке и мне: «Люблю тебя сильнее, чем пчелы любят мед». Внутри — фото бабушки с дедом перед его отправкой на Вторую мировую. Это фото — настоящая драгоценность. Там была запечатлена любовь. Та, о которой я мечтала, но так и не испытала.

Я потянулась к задней части ящика, нащупала коробочку и чуть глубже вдохнула. Открыла и мир рухнул.

Медальона внутри не было.

За весь день Роман провел у нас тридцать минут. Этого оказалось достаточно.

Я никогда не оставляла Луку с ним без присмотра. Проверяла зрачки, когда он приходил — раньше я бы и не подумала делать такое. Сегодня он выглядел нормально. Был рад видеть сына. Был вежлив со мной.

Но ожерелье пропало.

Я снова и снова прокручивала в голове тот визит. Угощение, которое я поставила перед ними, пока Лука болтал о школе и показывал Роману видео про хоккей на планшете. А потом позвонил мой менеджер из ресторана, и я вышла в комнату Луки буквально на пять минут, чтобы ответить.

Пять минут. Пять минут полной свободы для Романа в моей квартире.

Я была такой дурой. Если последние годы чему-то меня и научили, так это тому, что я не могу себе позволить никому доверять. Горячие слезы обожгли глаза, пальцы сжались на пустой коробочке. Видимо, этот урок я еще не до конца усвоила.

В дверь постучали. Я поспешно вытерла лицо. Это должна была быть Мэрил, мы собирались смотреть очередную подростковую драму про любовный треугольник: вампир, оборотень и наивная человеческая девушка. Но наивной оказалась я.

Я бросилась к двери, стараясь изобразить бодрое настроение — если Мэрил узнает, что Роман опять влез в мою жизнь, она устроит мне разнос. Я щелкнула замком, не заглянув в глазок, и распахнула дверь.

— Извини, я...

Слова замерли на полуслове, когда я увидела двух громил в дверном проеме. Живя в не самом благополучном районе, я давно научилась распознавать тех, кого стоит обходить стороной. Увидь я этих двоих на улице — сразу бы перешла на другую сторону.

Оба были массивными, с короткими шеями, мускулами, которые казались нарощенными и переходили прямо в плечи. Вся кожа покрыта татуировками — изображения, надписи на языке, которого я не знала.

— Роман дома? — спросил тот, что повыше. Акцент — восточноевропейский. Возможно, русский?

У меня подступило к горлу.

— Он здесь не живет. Никогда не жил.

Уголок его рта приподнялся.

— Не ври. Говорят, от этого морщины появляются. А ты такая красивая.

Желчь подступила к горлу, но я выпрямила спину, не давая ни намека на страх.

— Обратитесь в суд округа Балтимор. Мы в разводе уже больше года. Он живет в Пуласки.

У второго на мгновение в глазах вспыхнуло удивление, но он быстро скрыл его.

— Его оттуда выгнали три месяца назад. Сказал, что теперь живет здесь.

Выселили? В голове пронеслись все последние лжи, которые Роман плел за последний месяц.

— Насколько я знала, он жил там. У меня нет денег, чтобы покрывать его долги. Если бы он и правда был здесь, я бы сама выставила его за дверь. Он врет мне уже три года …

— У нас есть источник, который сказал, что он был здесь сегодня, — перебил меня тот, что повыше.

Я застыла. Черт. Кто бы они ни были, они явно не шутили, если следили за моей квартирой. Я молилась, чтобы кто-то из соседей вышел из квартиры. Лучше всего — тот парень с конца коридора, который увлекался смешанными единоборствами.

— Был. Примерно полчаса. Потом ушел, — сказала я, чувствуя, как начинают дрожать руки. — Его здесь нет. Я не знаю, куда он направился.

Глаза громилы сузились.

— Хорошо, что он нам здесь не нужен. Ты передашь ему предупреждение. А если не дойдет — мы доберемся до мальчишки.

Я среагировала быстрее, чем когда-либо в жизни, бросившись закрыть дверь. Но не успела. Его ботинок остановил створку, и он толкнул меня с силой внутрь квартиры. Я открыла рот, чтобы закричать, но удар в висок ослепил меня звездами.

Я не успела прийти в себя, как кулак ударил в ребра, вышибая воздух из легких. Но мне было плевать на боль. Вся я была мыслью о Луке, который спал в двадцати шагах. Никто, кроме меня, не защитит его. Я — его единственный щит.

Я ударила ладонью в лицо нападавшего, и тот заорал, когда из носа пошла кровь. Второй рассмеялся, сказал что-то на своем языке и тут же ударил меня в скулу.

Боль пронзила лицо, как огнем, но я все равно попыталась ударить и его. Не хватило сил. Первый плюнул на пол и пнул меня так, что я рухнула.

Они не остановились. Удар за ударом. Мир начинал темнеть, все расплывалось. И в этом мраке на моих губах оставалось только одно имя:

— Лука...

1

Саттон

Два года спустя

— Все взяла? Обещаешь? Моя клюшка, защита, шлем, коньки, и еще...

— Малыш, — перебила Тея с веселой ноткой в голосе. — Я видела, как твоя мама трижды проверила список. У тебя все с собой.

Я благодарно улыбнулась ей, хотя улыбка, наверное, вышла усталой. Я была на ногах с трех утра: испекла все для The Mix Up, как обычно, плюс три десятка капкейков к дню рождения на шестнадцать лет. Глаза жгло, и единственное, что держало меня на плаву, — это самая крепкая из всех наших сортов кофе.

Но оно того стоило. Потому что я жила своей мечтой. Пекарня, своя собственная. А над ней — квартира, и это позволяло мне спокойно работать с раннего утра, оставляя включенную радионяню, чтобы услышать, как проснется Лука. Я не могла сказать, что благодарна за то, что со мной произошло, но компенсация, которую я получила после нападения, позволила мне переехать через всю страну и открыть The Mix Up.

Лука наклонил голову на бок — как он всегда это делал, глядя на мою напарницу и лучшую подругу.

— Ты уверена, Ти-Ти?

Она изобразила строгий взгляд:

— Ну я бы стала тебя обманывать?

Он расплылся в улыбке:

— Ты спрятала в ланчбокс капкейк с печенькой?

Тея протянула кулак. Лука еще шире улыбнулся и чиркнул кулачком о ее.

— Ты лучшая!

Я закинула на плечо огромную сумку с хоккейной экипировкой — вещами, на которые копила месяцами, даже несмотря на то, что почти все было куплено с рук.

— А я тогда кто? Паштет из печени?

Лука сморщился:

— Фу, мам.

Он перестал называть меня «мамочкой» больше года назад, и я до сих пор скучала по этому.

— Поехали, звезда ледовой арены. А то опоздаем.

Он сорвался с места и побежал к заднему коридору.

Тея сжала мне руку:

— Ты в порядке?

— Это я у тебя должна спросить, — парировала я. Несколько недель назад с ней произошло ужасное, и она чуть не потеряла все. Но я совсем не удивилась, что она уже снова вышла на работу, несмотря на мои и Шепа — ее парня — протесты.

Тея закатила глаза:

— Врачи разрешили мне работать уже две недели назад. Я сделала Шепу одолжение и подождала еще неделю. Но ты же знаешь, я сходила с ума дома.

Я обняла ее на секунду:

— Понимаю. Просто знай: мы все будем за тебя переживать еще долго.

Она обняла меня в ответ крепко:

— Мне так с вами повезло.

— Еще бы, — хмыкнула я и отпустила ее.

— Мааааам! — позвал Лука от задней двери.

Тея рассмеялась:

— Беги, а то мистер Уэйн Гретцки сейчас угонит твою машину и сам поедет на каток.

Я покачала головой, но знала — она может быть права.

— Звони, если у вас с Уолтером будут проблемы.

— Все под контролем, босс, — крикнула она мне вслед, пока я шла по коридору.

Лука подпрыгивал на месте от нетерпения, едва сдерживаясь, чтобы не нарушить правило: не выходить на парковку без меня.

— Ну что ж, — сказала я, и он распахнул дверь, впуская лучи утреннего солнца.

Я глубоко вдохнула, позволяя свежему горному воздуху наполнить легкие. Переезд в Спэрроу-Фоллс был еще одной сбывшейся мечтой. Маленький городок в горах Центрального Орегона — с воздухом, что звенит от чистоты. Здесь соседи помогали друг другу. И я чувствовала себя... в безопасности.

Телефон завибрировал, будто проверяя это чувство.

Я зажмурилась и наощупь достала его из кармана, молясь, чтобы это был не Роман. Облегчение пронеслось по телу, когда я увидела знакомое имя.

Роудс: Семейный ужин в воскресенье. Вы придете? Скажи, что придете. Мне нужно пообниматься с моим любимым мальчиком.

Я улыбнулась экрану. Сестра Шепа, Роудс, всеми силами старалась втянуть меня в семью Колсонов — родных, приемных, бывших приемных — связанных любовью, крепче крови.

Я: Мы бы с радостью. Спроси у Норы, можно ли я принесу десерт.

Роудс: Все только этого и ждут. Иначе Лолли опять предложит свои «брауни».

Я прыснула, представляя бабушку Роудс, которая постоянно пыталась испечь что-нибудь с добавлением... особых ингредиентов.

Я: Обещаю спасти всех от неконтролируемого аппетита.

Я пошла к багажнику, пока Лука запрыгивал в свое автокресло. Но мой взгляд все равно упал на имя, от которого сжимался желудок.

Неизвестный номер: Давай, Голубоглазка, выручай. Ради старых времен. Как только я расплачусь, мы оба будем свободны. xx Роман

Проблема в том, что его долг перед Петровыми уже составлял десятки тысяч долларов. А кто знает, у кого еще он одалживал? Но я знала одно — даже если бы у меня были эти деньги, конца выплатам бы все равно не было.

Я сунула телефон обратно в карман и подняла багажник. Подальше от глаз — подальше от сердца. Застонав, втащила внутрь огромную сумку. Если снаряжение семилетнего ребенка такое тяжелое, страшно представить, сколько весит взрослое.

Закрыв багажник с глухим «ух», я подошла к двери Луки. Он знал порядок: сам пристегивался, но я всегда проверяла. Дернула ремень, осмотрела крепления.

— Все готово.

— Да уж, мам.

Я улыбнулась. Семь лет, а ведет себя как семнадцатилетний.

— Поехали, звезда.

Я села за руль. Солнце уже поднималось. Было странно ехать на хоккейный лагерь в середине июля, но я была благодарна за эту возможность. Лето — это лагеря для Луки, потому что мне нужно работать. К счастью, ему они нравились. Особенно этот — хоккейный.

Я свернула на Каскейд-авеню — главную улицу Спэрроу-Фоллс. В городе всего три светофора. Большинство зданий — из состаренного кирпича, с налетом Дикого Запада. На каждом углу — клумбы, у витрин — ящики с цветами. Спэрроу-Фоллс был очарователен.

Но главное — природа. На востоке — хребет Монарх с четырьмя заснеженными пиками даже в июле. На западе — Золотые скалы Касл-Рок. Это место магнитом тянет любителей активного отдыха.

Но для меня здесь было главное другое.

Покой.

После всего, что случилось в Балтиморе — нападения, месяцев восстановления, когда Марили спала на полу, чтобы помогать ухаживать за Лукой, пока я приходила в себя после того, что мы сказали ему было «аварией на такси», страха, охватывающего меня каждый раз, когда кто-то стучал в дверь... Мне нужен был этот покой сильнее воздуха.

— Мам, а ты знала, что Жнец начал играть, когда ему было шесть? — спросил Лука, вырывая меня из закручивающихся мыслей.

— Кажется, ты мне это уже говорил, — ответила я, с трудом сдерживая улыбку. Благодаря Луке я знала почти все факты о его любимом хоккеисте из нашей ближайшей команды — Seattle Sparks.

— У него было третье место по количеству голов во всей лиге, мам. Я буду таким же крутым, как он. Вот увидишь. И я тоже буду свирепым. Он так врезался в одного парня, что тот руку сломал!

Я поморщилась.

— Причинять боль — не лучшая цель, Лука. И мне не нравится, когда ты так говоришь.

Мой сын фыркнул:

— Он не хотел ему руку ломать. Но тот специально ударил по другу Жнеца. Тедди сильно пострадал. А Жнец просто хотел защитить брата.

Брата?

Меня передернуло от всей этой информации.

— Это, наверное, не самый лучший спорт для тебя. А как насчет футбола?

— Футбол — это тупо, мам.

— Кому-то он не кажется тупым, — парировала я.

Лука лишь посмотрел на меня в зеркало заднего вида, пока я сворачивала к Роксбери — соседнему городку с ледовым катком и магазинами, в которые нам время от времени приходилось ездить.

— А гольф? — спросила я с надеждой. Гольф казался мне вполне безопасным.

— Маааам, ты видела, в чем они там ходят?

Тут он попал в точку. Я опустилась на спинку сиденья. Может, он просто походит в этот лагерь и поймет, что хоккей — это не его. Вся эта экипировка жутко неудобная. Да и на катке холодно.

Лука без умолку болтал о хоккее, о Жнеце, о Sparks, о всем, что хоть как-то касалось льда. И, как всегда, я не могла лишить его того, что зажигало в нем свет. Поэтому уступала. Я наскребла на экипировку, сэкономила на безумно дорогом лагере и везла его двадцать с лишним минут до катка, чтобы он мог мечтать.

Мы подъехали к парковке у катка, и я заняла место в конце ряда. Поморщилась, увидев Эвелин Энгел, помогавшую своему сыну Даниэлю выбраться из машины. Все в этой женщине было... идеальным. Даже имя. Не броское, но такое, что сразу ясно — у нее все под контролем.

Ее кроссовер был до блеска чистым, в салоне, наверное, ни крошки от крекеров. На ней были идеально отутюженные шорты цвета хаки и светло-розовая блузка с короткими рукавами. Украшения, конечно же, подходили по цвету.

Меня накрыла волна зависти, от которой было тошно. Сколько бы я ни старалась, мне все время казалось, что я не справляюсь. Я взглянула на себя: джинсы в пятнах от муки, синяя глазурь на футболке — теперь там точно будет пятно. Волосы — в пучке, который я, кажется, закрутила ножом для масла.

Вздохнув, я заглушила двигатель.

— Готов?

Лука вдруг притих, прикусил губу.

Я повернулась к нему.

— Что случилось?

Он не ответил сразу. Я подождала. Знала, что он скажет, когда будет готов. Его взгляд упал на колени.

— А если у меня не получится?

Сердце сжалось.

— Всегда сложно начинать что-то новое, правда?

Лука поднял на меня свои бирюзовые глаза.

— Помнишь, как я училась готовить суфле? — спросила я.

Лука улыбнулся:

— Ты тогда много плохих слов говорила.

Я поморщилась, но рассмеялась:

— Тех, что нам нельзя говорить, верно?

— Верно, — быстро кивнул Лука.

— Но я не сдавалась, и в конце концов получилось. Никто не ждет, что ты будешь все уметь сразу. В этом и смысл лагеря. Было бы скучно, если бы ты уже все умел.

Лука вздохнул:

— Если бы я все умел, то уже играл бы за Sparks. Это было бы круто.

Я улыбнулась. Он уже мечтал о будущем, а я пыталась удержать настоящее, пока оно не исчезло.

— Знаешь, наверное, будет еще круче, когда ты попадешь туда, помня, сколько труда вложил.

Он задумался:

— Жнец говорил, что ему больше всего нравилось играть в малышах.

— Вот видишь? — Я не имела ни малейшего понятия, что значит «малыши», но если это держит его в моменте, я согласна.

— Все, я готов, — сказал Лука, в нем снова проснулась уверенность, и он расстегнул ремень.

— Вот это я понимаю, — я дотянулась и сжала его коленку. — Люблю тебя больше, чем пчелы любят мед.

Он закатил глаза, но все же сказал то, чего я ждала:

— Я тебя тоже люблю, мам.

Я выбралась из машины и тут меня встретила приветливая улыбка Эвелин.

— Привет, Саттон. Как дела?

— Хорошо, спасибо. У тебя?

— Прекрасно. С нетерпением жду начала лагеря. Ты сможешь остаться и посмотреть?

Вопрос был безобидный, но все равно ранил. Я не могла остаться больше, чем на пару минут — мне нужно было встретиться с поставщиком в пекарне. Мне казалось, что я постоянно что-то пропускаю. Моменты, которые не вернуть.

— Сегодня нет, но позже на неделе — обязательно, — ответила я.

Она кивнула, но губы сжались.

Я почувствовала осуждение. Мне не нужно было еще одно напоминание о том, что я уронила один из бесконечных мячей, которые жонглировала. Я развернулась и направилась к багажнику, где Лука прыгал от нетерпения.

Я не смогла сдержать смех. Видеть его радость — было лучшим лекарством. Я открыла багажник и достала сумку.

— Готов, звезда?

— Сейчас я как врежу в борт, как Жнец! — радостно выкрикнул он.

Меня накрыла волна тошноты, но я натянула улыбку.

— Или просто научишься быстро кататься?

Лука пожал плечами:

— Ну, и это тоже.

— Саттон, — позвала Эвелин, обходя мою машину.

Я постаралась не застонать и улыбнулась:

— Да?

Она посмотрела на меня с жалостью:

— У тебя шина. — Она указала на заднее колесо. — Кажется, она спускает.

Я резко повернулась. Шина почти полностью сдулась. За глазами тут же запекло. Это означало, что менять придется не одну — а все четыре. Я так старалась накопить на полноприводный SUV, ведь в Спэрроу-Фоллс снежные зимы, а значит, менять нужно все сразу.

Я на секунду закрыла глаза, пытаясь прикинуть в уме, сколько это обойдется. Я и так почти опустошила сбережения, чтобы оплатить Луке лагерь. Это окончательно прикончит мой резервный фонд.

— Мам?

Голос Луки вырвал меня из водоворота мыслей, и я заставила себя шире улыбнуться, поворачиваясь к сыну:

— Все в порядке. Мне просто нужно быстро поменять шину.

— У меня есть карта AAA, — предложила Эвелин.

— Все нормально, — ответила я, чувствуя, как щеки заливает жар. — Я справлюсь сама.

— Давай я возьму сумку Луки с формой. Пока ты разберешься с этим, я их обоих зарегистрирую.

У меня сжалось сердце, но я кивнула и передала ей сумку:

— Спасибо. — Я повернулась к Луке. — Ты справишься?

Он просто улыбнулся и кивнул:

— Мы с Даниэлем сейчас всех разнесем!

Я хотела рассмеяться, но не смогла.

— Я зайду через минутку. Успейте повеселиться до моего прихода.

Эвелин помахала мне, уводя мальчишек к катку. Все болело. Казалось, что я держу свою жизнь на соплях и молитвах — и только что у меня закончились и то и другое. Но остановиться я не могла. Надо было идти дальше.

Я обошла машину сзади и открыла панель, за которой пряталось запасное колесо. На нем было написано, что его хватит на 100 километров. Я вздохнула. Придется ехать к механику по дороге домой. Прикинула в уме, сколько времени займет дорога, и помолилась, чтобы успеть к встрече с поставщиком.

Я вытащила колесо и домкрат вместе с инструкцией. Прочитала все внимательно, поставила домкрат и начала крутить. Как назло, уже через секунду тяжело задышала. Физические упражнения тоже давно ушли на второй план. Хорошо хоть мышцы рук были в порядке — спасибо пекарне.

Мои руки соскользнули с рычага.

— Да чтоб тебя, бабушка с печеньками, — пробормотала я сквозь зубы.

Позади послышался приглушенный смешок, и я застыла. В нем было что-то особенное. Как будто дым растекся по воздуху и прошел по моей коже, оставив после себя дрожь.

Черт.

Я попыталась сохранить злость, пока поворачивалась на звук, но она улетучилась, стоило только увидеть мужчину. Он был в спортивных джоггерах и футболке, натянутой на широкую грудь. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы добраться взглядом до его лица — он был чертовски высоким. Все в нем было сплошной рельефной мышцей. Как произведение искусства. Или оружие.

Крупная щетина покрывала резкий подбородок, нос имел легкую искривленность, как будто когда-то был сломан. Козырек бейсболки скрывал часть лица, но я все же уловила оттенок глаз — синий, настолько темный, что напоминал глубину океана.

— Должен сказать, у тебя весьма креативная лексика, — сказал он.

Господи. Голос у него был ничуть не лучше, чем смех. Такой, от которого мурашки бежали по коже.

— Я не знала, что тут кто-то подслушивает, как маньяк, — огрызнулась я.

Он поднял руки в знак капитуляции. Сильные руки. Длинные, мощные пальцы, ладони с мозолями. Такие могли бы поднять тебя и швырнуть на кровать... Стоп. Немедленно прекрати.

— Я просто шел посмотреть, нужна ли помощь, — сказал он. — Похоже, ты ведешь бой с этой шиной.

— Я справлюсь. — Голос прозвучал резко, челюсти сжались.

Он приподнял бровь:

— Точно? А то мне бы не хотелось, чтобы что-то случилось с бабушкой, которая любит печенье.

Я уставилась на него. Серьезно? Он решил подшутить надо мной, когда я и так на грани?

— Я все чиню. И мне не нужен какой-то перекачанный спортсмен, путающийся под ногами.

Уголки его губ дернулись:

— Перекачанный спортсмен?

Я махнула рукой в его сторону:

— Ты явно какой-то атлет. Этот наряд. Эти мышцы...

— Мышцы, да? — переспросил он, с нескрываемым весельем в голосе.

Я перешла от гримасы к убийственному взгляду:

— Не интересует.

Он снова усмехнулся:

— Принято. Удачи тебе и бабушке. Только не кради у нее печенье.

— Ага, — пробурчала я.

— Воительница?

Я подняла глаза, теперь уже сверкая от злости — он еще и прозвище мне дал.

Он усмехнулся шире, и что-то внутри у меня болезненно откликнулось. Он указал на свою щеку:

— У тебя тут что-то.

Я застыла, наблюдая, как он уходит. Даже походка у него была чертовски сексуальная. Наверное, потому что его зад в этих проклятых джоггерах выглядел так, что в него можно было бросать монетки.

Мне срочно нужен был секс.

Вскакивая, я рванула к водительской двери и откинула козырек. Щеку заляпало черным. Смазка.

Прекрасно. Просто прекрасно.

2

Коуп

Я отошел от этой женщины с ощущением, будто впервые за много месяцев на моем лице появилась настоящая улыбка. Перед глазами все еще стояли ее гипнотические бирюзовые глаза. Она была огонь — это точно. Упрямая, решительная, дерзкая. И я чертовски уважал это. Хотя очень хотелось, чтобы она позволила мне помочь.

Я не удержался и оглянулся. И едва не споткнулся. Она наклонилась к переднему сиденью своего внедорожника, разглядывая свое отражение в зеркале, и при этом джинсы натянулись по ее идеально округленной попке и бедрам. По тем самым бедрам, в которые мне хотелось вцепиться пальцами, пока я... блядь. Мне точно прямая дорога в ад.

Резко отведя взгляд, я заставил себя сосредоточиться на здании передо мной. Даже снаружи было видно — это место в разы лучше, чем та развалюха, где я когда-то тренировался. Конечно, до нашей базы в Сиэтле не дотягивает, но немногие могут сравниться. И местным повезло, что Арни решил построить здесь такую площадку.

Я уже почти дошел до входа, когда телефон пискнул. Перехватив сумку на плече, достал его из кармана и увидел имя друга и товарища по команде.

Тедди: Не убей гонца, но кто-то достал видео драки.

Я выругался. Не так творчески, как Воительница с ее «бабушкой, жрущей печеньки», но с кучей букв Б — точно.

Открыл не сообщения, а зашел сразу в хоккейный блог. Видео стояло первым на главной. Я нажал на него.

Мы с Маркусом кружим друг вокруг друга, пока за кадром голос говорит: «Мы привыкли к потасовкам на льду, но не между товарищами по команде».

На записи видно, как я срываю перчатки и заезжаю Маркусу по лицу. Видео, судя по всему, снято с камер наблюдения на катке — зернистое, без звука. То есть никто не услышит ту грязь, что нес этот ублюдок перед тем, как я его приложил.

Голос за кадром продолжает рассуждать, что со мной последнее время не так. Миллионный вопрос. Сам бы с радостью узнал ответ. Но пока все, что просачивается в прессу, только усугубляет ситуацию.

Каждую мою ошибку рассматривают под микроскопом. А еще хуже — откровенное вранье. Вроде того, что я грублю официанткам или сплю со всем, что движется. Это не про меня. Я не святой, но и не последняя сволочь. Меня воспитали две потрясающие женщины — мать и бабушка Лолли, — и они бы мне задницу надрали, узнай, что я плохо обращаюсь с женщинами.

Кто бы ни вел войну против меня в прессе, они копались в моем мусоре, взламывали аккаунты бывшей, воровали личные фото... А теперь вот это.

Телефон пискнул снова.

Линк: Забей на видео и не облажайся. Если все пройдет как надо, это может немного очистить твою репутацию.

Я натянул бейсболку пониже, будто это могло защитить от потока внимания. Мне повезло, что владелец Seattle Sparks стоял за меня горой. Он был не просто начальник — он был другом. Может, потому что мы оба прошли через дерьмо. Может, из-за общей любви к льду и к самой игре без всей этой мишуры. В любом случае, я был ему благодарен.

Я: Понял, босс.

Линк: Отвали.

Губы дернулись в усмешке, но она быстро исчезла — воспоминание о видео испортило настроение. Это последнее, что мне сейчас нужно, особенно когда я и так на тонком льду. Я хрустнул шеей, пытаясь сбросить напряжение, которое неизменно накапливалось после старой травмы плеча, и толкнул дверь катка.

Как только прохладный воздух коснулся кожи, в голове вспыхнули воспоминания: отец, помогающий зашнуровать коньки, мама и вся семья Колсонов, кричащие с трибун на моих детских матчах. Я скучал по этому. По тому времени до профессионального спорта и всей этой показухи.

Я прошел через помещение, разглядывая, что Арни тут построил. Два катка, ресторан и буфет, несколько раздевалок и даже тренажерный зал. Шел дальше, пока не добрался до проката. За стойкой стояла девчонка лет пятнадцати.

— Можешь подсказать, где кабинет Арни? — спросил я.

— Конечно… — Она осеклась, уставившись на меня. Глаза распахнулись. — Копленд Колсон? — пискнула она.

Я поморщился.

— Зови меня Коуп. И давай сохраним мое присутствие здесь между нами.

Я понимал, что это надежда на пару минут. Скоро все узнают, что я вернулся. Что я волонтер в детском хоккейном лагере. Но Арни пообещал выставлять за дверь любопытных. Я просто хотел чуть дольше побыть в тени.

Глаза у девушки распахнулись еще шире.

— К-конечно. Я не стану тебя сдавать. Просто… я… — Она зажмурилась, будто пытаясь взять себя в руки. — Я играю на позиции центра, как ты. Пересматривала твои движения ног сотни раз. И твой кистевой бросок? Он просто убийственный.

Я приподнял брови от удивления. По внешности я бы подумал, что она фигуристка. Наверное, подрабатывает на стойке, чтобы платить за лед.

— Ты играешь в хоккей?

Она кивнула.

— Арни пытается собрать женскую команду на следующий год.

— Это круто. Я тренирую детей этим летом. Если останешься после лагеря как-нибудь, дам тебе полчаса.

Девчонка засияла так, будто я пообещал ей пони.

— Серьезно?

Я кивнул.

— Пустяки. Только скажи, где кабинет Арни.

Она покраснела.

— Простите. Коридор туда, по лестнице вверх. Первая дверь справа.

— Спасибо.

Она закивала так, что стала похожа на фигурку с покачивающейся головой. Я усмехнулся и пошел прочь.

До кабинета Арни я добрался меньше чем за две минуты. На табличке значилось Владелец и Главный Задира. Подходило под характер этого ворчливого старика.

Я трижды постучал, и изнутри раздалось:

— Заходи уже, не сноси мне дверь!

Я ухмыльнулся, входя.

— Тебя еще никто не учил держать язык за зубами? Тут, между прочим, дети.

Арни скривился.

— А тебя никто не учил уважать старших? То, что ты звезда, не дает тебе права вести себя как придурок.

Я плюхнулся в кресло напротив и бросил сумку на пол.

— Как ты, старик?

— Лучше, чем ты, судя по виду, — прищурился он.

— Пресса — та еще сволочь, — пробормотал я.

Арни откинулся на спинку кресла — то же самое, что было у него, когда мне было шесть, и я впервые пришел на его каток.

— Пресса не может сделать многого, если ты не даешь им материала.

У меня дернулась челюсть.

— Я делаю, что могу.

— Не хочу слышать список оправданий. Делай свою работу и делай хорошо.

— Это не совсем работа, если я не получаю за нее денег.

Арни сверкнул глазами, морщины стали еще глубже.

— Не умничай. Я хоть и старый, но могу надрать тебе задницу.

Один уголок губ дернулся.

— Ни капли не сомневаюсь. Ладно, расскажи про лагерь.

Он кивнул.

— У нас группа до десяти лет. Когда начнете мини-матчи, разобьешь их на команды. Поможет тебе наш постоянный тренер. Думаю, вы вдвоем справитесь.

— Звучит просто.

— Даже ты справишься.

Я усмехнулся.

— Скучал по тебе, Арни.

— Отвали, — буркнул он.

— Слушай, та девчонка на стойке. Она сказала, что играет в хоккей. Что с ней?

Тень пробежала по его лицу.

— Хейден. Хорошая девочка. Мать — беда. Хейден работает здесь летом и после школы. Часто приводит своих младших сестер. По-моему, она им не сестра, а вторая мама.

Черт.

— Если что, ты можешь позвонить Фэллон. Она с этим поможет, — напомнил я. Моя младшая сестра работала соцработником и готова была грызть глотки за каждого ребенка, попавшегося ей на пути.

— Иногда система больше вредит, чем помогает. Не всем везет попасть к таким, как Колсоны.

Мои родители занимались приемными детьми столько, сколько я себя помню. У меня один усыновленный брат — Шеп, и четверо приемных — Трейс, Кайлер, Роудс и Арден. Фэллон — единственная моя кровная сестра. Кроме брата, которого мы потеряли. Я отогнал мысли о Джейкобе. Сегодня не тот день.

— Понимаю, — кивнул я. — Но если вдруг станет совсем плохо, звони. Или я сам.

Арни отмахнулся.

— Знаю я. А теперь марш на лед.

Я встал, схватил сумку. Было чертовски приятно вернуться. Странная, колючая забота Арни была куда лучше политики, что творилась в Sparks. С ним хотя бы знал — ему не плевать. В Сиэтле каждый думал только о своей заднице.

Спускаясь по лестнице, я услышал гам голосов. Лагерь должен был принять двадцать четыре ребенка. Не толпа, но более чем достаточно. Почти целый день с ними — то еще испытание.

Я свернул в сторону шума и застыл. Женщина с парковки. Она сидела на корточках перед мальчиком с такими же бирюзовыми глазами. Склонилась к нему, что-то тихо говорила. На щеке — мазок масла, оставшийся с парковки. А мальчишка смотрел на нее так, будто она лично повесила на небе Луну.

Я не винил его. Но потом до меня дошло. У нее ребенок в моем лагере. Значит, скорее всего, у нее есть муж. Или партнер.

Что-то неприятно кольнуло в груди. Неожиданно. Мой последний роман закончился катастрофой. Я вообще не про отношения. Люди лезут слишком близко, хотят знать секреты, которые я тщательно прячу. Лучше уж так. Лучше быть занятым.

Потому что есть правда, которую я не мог отрицать: мне всегда будет лучше одному.

3

Саттон

Лука подпрыгивал на скамейке, пока тренер, которого я узнавала по предыдущим визитам на свободные катания, вышел перед трибунами.

— Приветствую всех, — громко сказал тренер Кеннер.

Дети дружно закричали в ответ.

Кеннер улыбнулся:

— Рад слышать, что вы так рады. — Его взгляд скользнул по толпе и остановился на мне. Улыбка потеплела. Ему, вероятно, было за сорок, на десяток лет больше моих двадцати девяти, но он выглядел привлекательно и спортивно.

Я попыталась уловить хоть какое-то волнение, хоть малейший трепет, но ничего. Совсем ничего. А ведь он был именно тем мужчиной, за которого мне следовало бы уцепиться: добрый, ответственный, ладит с детьми, с надежной работой. Но внутри — пусто. Словно я умерла.

А потом я вспомнила, как обожгло мою кожу, когда заговорил тот мужчина на парковке. Как по всему телу прошла дрожь, кожа вспыхнула жаром. Черт. Вот такие обаятельные негодяи мне точно не нужны.

— Ладно, если сейчас вы радуетесь, то подождите, что будет дальше, — продолжил Кеннер. — У меня для вас потрясающий сюрприз. Позвольте представить второго тренера, который будет с нами весь лагерь. Встречайте — Коупленд Колсон. Также известный как...

— Жнец! — хором закричали дети, включая моего сына.

Лука вскочил на ноги, крича и хлопая в ладоши, а я могла только смотреть вверх, выше, еще выше, прямо в темно-синие глаза. В голове все сложилось рывками. Я знала, что один из братьев Колсон играет в хоккей, но думала, что он живет в Сиэтле и приезжает домой всего на неделю-другую. Но вот он стоит передо мной. И он не просто хоккеист — он кумир моего сына. И тот самый человек, которого я назвала извращенцем на парковке.

Я бы с радостью провалилась сквозь землю.

— Привет всем, — сказал он. — Можете звать меня тренером Коупом или тренером Жнецом, как хотите. Всегда мечтал, чтобы меня так называли.

Толпа засмеялась, и я была почти уверена, что мама рядом со мной мечтательно вздохнула.

— Мне не терпится провести с вами этот месяц. Нас ждет море веселья и масса хоккея!

Раздались еще более громкие возгласы.

— Ладно, ребята, — сказал Кеннер. — На лед для легкой разминки.

Вокруг все начали вставать, но я схватила Луку за руку:

— Ты точно уверен?

У него был тот самый безумный взгляд, который появляется, когда он съест слишком много сладкого:

— Ты шутишь, мам? Это же мечта! — Он выдернул руку и, ковыляя в экипировке, напоминавшей костюм Умпа-Лумпа, побежал к катку. Мне оставалось только смотреть ему вслед.

Кто-то прокашлялся. Я сразу поняла, кто это, даже не поворачиваясь. Коуп стоял тут же, с улыбкой на губах — губах, созданных для поцелуев и... Я встряхнула головой, прогоняя глупые мысли.

Нет уж, не пойду по этому пути.

Я выпрямилась, встретив его взгляд прямо. Ну, насколько могла, будучи как минимум на тридцать сантиметров ниже.

— Тренер, — кивнула я.

Улыбка стала еще шире:

— Мне нравится, как это звучит.

— Жажда власти? — пробормотала я себе под нос.

Коуп тихо рассмеялся, и, черт побери, моя кожа снова отреагировала, как и раньше. Каждое нервное окончание будто взывало к нему. Я обхватила себя руками, стараясь подавить дрожь.

Коуп нахмурился:

— Замерзла?

— Все нормально.

— Завтра прихвати с собой что-нибудь потеплее. У борта катка довольно прохладно.

— Учту.

— Саттон, — поприветствовал меня Кеннер. — Рад тебя видеть. Вижу, ты уже познакомилась с Коупом.

Я натянуто улыбнулась Кеннеру:

— Тоже рада видеть. Мне нужно возвращаться в пекарню, но номер моего телефона указан в анкете, если возникнут какие-то проблемы.

Лицо Кеннера смягчилось:

— Лука будет в порядке, не переживай. Мы не будем играть в полный контакт.

Я с облегчением выдохнула:

— Лучше Луке этого не говорите. Он мечтает впечатать кого-нибудь в бортик. — Я бросила на Коупа убийственный взгляд. — Говорят, он научился этому у своего кумира — Жнеца.

Коуп поморщился, выглядя слегка виноватым. А я просто развернулась и пошла к парковке — подальше от мужчины с пугающе синими глазами. Потому что в жизни у меня был один нерушимый принцип.

Никаких спортсменов. Никогда больше.

Это был один из тех дней. Из тех самых ужасных, когда все идет наперекосяк. Я пыталась напомнить себе, что ничего катастрофического не произошло. Мы с Лукой были живы и здоровы. У нас был дом над головой и еда на столе. Но даже повторяя это про себя раз за разом, я все равно была на грани.

— Настолько плохо? — спросила Тея, когда я уронила голову на дверь холодильника на кухне пекарни.

Я только что закончила встречу с новым поставщиком. Прежний ушел на пенсию. Новый парень казался толковым, вежливым и деловым, но его цены были почти в два раза выше.

— Все будет хорошо, — солгала я. Я научилась хорошо врать. Потому что если не врать, Тея с Уолтером тут же попытаются помочь. А им не нужно было тащить на себе мои проблемы.

Уолтер по-отечески похлопал меня по плечу:

— Вот это у тебя сегодня денек.

— И еще даже полдень не наступил, — пробормотала я, заставляя себя выпрямиться. Я повернулась и прислонилась спиной к холодильнику, позволяя холодному металлу остудить мою кожу. Хотя бы на этот раз она горела от паники, а не от взгляда гипнотических синих глаз и всех этих мышц. — Почему ты не сказала мне, что брат Шепа тренирует хоккейный лагерь? — спросила я Тею.

Она нахмурилась:

— Трейс или Кай? Я даже не знала, что они играют в хоккей.

Я покачала головой:

— Коуп. — Даже произнося его имя, я чувствовала, как вспыхивает кожа. Черт бы его побрал.

Глаза Теи округлились:

— Коуп тренирует лагерь Луки?

Я кивнула.

— Шеп говорил, что он возвращается в Сиэтл.

— Видимо, передумал. Потому что он был там во всей красе, и Лука чуть не лишился дара речи — Коуп его любимый игрок.

Теперь глаза Теи стали просто огромными:

— Коуп — это Жнец?

— Ты разве не должна была знать? — упрекнула я. — Все-таки он брат твоего парня.

Тея пожала плечами:

— Я не особо разбираюсь в спорте. Шеп рассказывает про Коупа, но не особо про его карьеру. И я сомневаюсь, что он знает про лагерь. — Она вытащила телефон и начала быстро печатать. — Сейчас спрошу у него, что происходит.

Раздался звонок, оповещая о новом посетителе. Я натянула на лицоулыбку и вышла из-за прилавка. Но с трудом удерживала ее, когда увидела, кто вошел. Рик Андерсон выглядел здесь чужаком, хотя и владел этим зданием. Честно говоря, он вообще выглядел чужаком в нашем маленьком городке.

Он был в темном костюме, который должен был заставлять его изнывать от жары — на улице почти тридцать градусов. Волосы прилизаны с избытком геля, а глаза были узкие, как у крысы.

— Саттон, как я рад тебя видеть. Как вы с Лукой поживаете?

У меня дернулась щека:

— Хорошо. Все отлично. А вы?

— Не жалуюсь. Только что купил еще два здания, так что дела идут прекрасно.

— Поздравляю. Это замечательно. Чем могу помочь? — спросила я, молясь про себя, чтобы разговор поскорее закончился.

Рик разочарованно посмотрел на меня, и этот взгляд был фальшивее его фарфоровой улыбки:

— Я, собственно, по делу. В процессе расширения я понял, что слишком снисходительно отношусь к арендаторам. Придется поднять вам арендную плату за пекарню и квартиру наверху. Вот все подробности. — Он вытащил сложенный лист бумаги из кармана и положил его на прилавок. — Новая ставка вступит в силу с начала месяца для пекарни, а для квартиры — уже на следующей неделе, так как у вас посуточная аренда.

— Но разве вы можете повышать аренду чаще одного раза в год? — Рик уже повысил плату три месяца назад. Тогда это было больно, но я справилась. Сдача квартиры наверху посуточно немного помогала, но от нового повышения меня ничто не спасет.

Узкие глаза сузились еще сильнее:

— Наш договор этого не предусматривает, Саттон. А цены в Спэрроу-Фоллс растут. Мне нужно держать руку на пульсе. Уверен, ты понимаешь.

Я не понимала. Но и возразить не могла. В голове крутилась только одна мысль — даже если Рик действовал нечестно, у меня не было денег, чтобы нанять юриста и оспорить это. И никто не появится из ниоткуда, чтобы меня выручить.

Где-то на заднем плане я услышала, как его слишком дорогие туфли цокают по полу, пока он уходил, разрушив мой мир до основания. Руки дрожали, когда я подняла со стола бумагу. И стоило мне ее развернуть, как слезы сами собой навернулись на глаза.

Цифры на листе были непреодолимыми. Я могла оставить либо пекарню, либо квартиру. Но не обе сразу. Это было невозможно. А если я потеряю хотя бы что-то одно, потеряю все.

4

Коуп

На льду царил полный хаос — дети носились в разные стороны, крича и вопя боевые возгласы. Кто-то устраивал гонки, кто-то нарочно врезался в других, радуясь, что защитная амуниция надежно прикрывает их от ударов. Черт возьми, это было чертовски мило.

Кеннер подъехал ко мне и остановился:

— Каково это — быть по другую сторону баррикад?

Я смотрел, как Лука обходит другого мальчишку по имени Дэниел. Для новичка он катался чертовски хорошо.

— Знаешь, неплохо, — признался я. — Напоминает, каким чистым был хоккей в детстве.

Кеннер вопросительно приподнял бровь.

Я тут же сменил тему, чувствуя, как неприятно скручивает изнутри — слишком уж откровенно я ляпнул.

— Да и вообще, приятно, что теперь у меня свисток. — Я поднес его к губам и дал два коротких сигнала. — На сегодня все, чудовища. Увидимся завтра.

Раздался гул одобрения вперемешку с недовольными возгласами, но все дети начали направляться к бортику, где их ждали родители. Я невольно начал искать в толпе светлые волосы и бирюзовые глаза. И как только увидел ее, уже не смог отвести взгляда.

Дело было не только в ее красоте. А в том, как она обнимала сына, в каждой мелочи ее движений, полных одновременно заботы и полного внимания, словно слова Луки — самое важное в мире. Я рос с такими братьями и знал, по каким причинам большинство из них оказались в приемных семьях. Такое отношение к ребенку встречается слишком редко.

Я знал, какое это сокровище. Я сам это чувствовал. Как будто то, что я говорю, — важнее всего на свете. И эта мысль ударила меня в солнечное сплетение, словно каменный кулак. Прошло семнадцать лет с тех пор, как я потерял Джейкоба и отца, но горе все так же било исподтишка. Горе и вина.

— Не советую туда лезть.

Голос Кеннера вырвал меня из болезненных воспоминаний. Я моргнул, пытаясь выбраться из мрака и картин, полных визга шин и звука разбивающегося стекла. Так много боли. Постепенно каток снова начал обретать очертания.

Саттон почти закончила помогать Луке снимать экипировку. Блядь. Сколько времени я ее разглядывал? Я резко отвел взгляд к коллеге:

— Прости, что?

Кеннер кивнул в ее сторону:

— Саттон Холланд. Не стоит. Чувствую, у нее за плечами многое.

Я напрягся, и причин для этого было слишком много. Во-первых, Кеннер явно положил на нее глаз. Мое раздражение по этому поводу было нелепым, учитывая, что между нами с ней было всего несколько ехидных реплик. Во-вторых, женщина, которая никак не выходила у меня из головы, судя по всему, была свободна — искушение, которое мне совсем ни к чему. Но больше всего меня задело то, что у Саттон, возможно, был тяжелый прошлый опыт.

Кеннер, скорее всего, имел в виду какого-то придурка-бывшего. Но я почему-то подумал, что все могло быть куда хуже. Я снова посмотрел на нее, будто мои глаза жили отдельной жизнью. Лука держал ее за руку, пока они направлялись к выходу из здания, а она несла огромную сумку с экипировкой так, словно это был пакет с хлебом.

Было ясно, что она привыкла нести на себе весь мир. И мне вдруг до абсурда захотелось подойти, вырвать эту сумку из ее рук и донести до ее гребаного внедорожника. Очень надеялся, что она уже поставила там новое колесо.

— Коуп? — окликнул меня Кеннер.

Я покачал головой:

— Нет, дело не в этом. Она просто напомнила мне кое-кого.

Какой идиотский ответ. Я знал ее всего десять минут, но уже понимал, что она ни на кого не похожа.

— Ой, извини, — пробормотал Кеннер. — Не хотел лезть не в свое дело.

Как бы не так. Он хотел обозначить территорию. Я знал таких типов. Они делают вид, что просто друзья, но всегда преследуют одну цель — затащить в постель.

Я скрипнул зубами, заставляя себя улыбнуться:

— Ничего страшного, мужик.

В это время кто-то выехал на лед, и я заметил ее движение — уверенное, отточенное. Она была как дома на этом катке. Фигуристка.

Она пересекла каток за шесть длинных шагов:

— Говорят, у нас тут легенда.

Ее взгляд скользнул по мне так, что я с трудом сдержался, чтобы не отступить назад. Господи. Девчонке, на вид, едва исполнилось восемнадцать. И это точно было не мое. Даже когда мне самому было восемнадцать. А с тех пор прошло уже двенадцать лет.

— Рэйвен, — сухо поприветствовал ее Кеннер.

Девушка сладко ему улыбнулась, накручивая на палец кончик черного как смоль хвоста:

— Тренер. А ты не представишь меня своему другу?

Блядь. Мне бы очень не хотелось знакомиться.

Губы Кеннера тронула усмешка:

— Судя по всему, вы уже знакомы.

Ее щеки порозовели:

— Ты же понял, о чем я.

— Приятно познакомиться, Рэйвен. Мне пора. Увидимся завтра, тренер. — Я оттолкнулся от бортика и быстро обогнул девчонку, направляясь к выходу, но стоило мне увидеть две фигуры у борта, как я почти готов был вернуться к этой акуле в обтягивающем трико.

Из всех моих братьев, конечно же, именно Трейс и Шеп пришли сюда. В нашей семье у каждого была своя роль. Трейс всегда следил за порядком, что неудивительно — он старший и по совместительству шериф округа Мерсер.

Шеп был заботливым, тем, кто всегда следил, чтобы с нами все было в порядке. Иногда его забота о других обходилась ему самому слишком дорого. Но с тех пор, как он встретил Тею, я замечал перемены. Он стал уравновешеннее. Хотя количество его проверок нас всех это не уменьшило.

Я натянул на лицо привычную легкую улыбку, подъезжая к выходу — ту самую, которую от меня ждали братья. Потому что у меня тоже была своя роль. Весельчак. Сорвиголова. Немного безрассудный. Так проще — не пускать никого глубже.

— Кто меня сдал? — спросил я, выходя с льда на резиновое покрытие.

— Спокойно, — сказал Шеп. — Никто тебя не сдавал. У Теи есть подруга, у которой ребенок в этом лагере. Она просто удивилась, что Тея не сказала, что ты здесь тренером.

Я поморщился, садясь на скамейку и развязывая шнурки на коньках. В словах Шепа скрывался вполне явный упрек. Ему явно не понравилось, что я не сказал об этом сам. А молчаливый взгляд Трейса только подчеркивал это.

Сняв один конек, я закинул его в сумку:

— Недавнее решение. Линк и тренер Филдер подумали, что это будет полезно.

Повисла долгая пауза, пока я снимал второй конек. Наконец заговорил Трейс:

— Из-за всей этой шумихи в прессе?

В его голосе не было осуждения, но я все равно почувствовал его. Потому что знал — он следил за мной. Иногда Трейс казался больше надзирателем, чем братом.

Я закинул коньки в сумку и натянул кроссовки:

— Знаете же, как пресса любит падаль.

Опять молчание. Теперь уже заговорил Шеп. Словно они специально разыгрывали спектакль в духе «плохой полицейский — хороший полицейский».

— Что происходит? В сети полно видео, где ты бьешь Маркуса Уорнера без всякой причины. Это не похоже на тебя.

Я сжал лямку сумки до побелевших костяшек. Нет, это действительно был не я. И в этом должна была быть первая подсказка, что история не так проста. Но Шеп даже не оставил мне шанса объясниться.

И в какой-то степени я его понимал. Недаром же меня прозвали Жнецом. Потому что я славился своей жесткостью на льду. Если ты тронул моего напарника, я трону тебя.

Именно это и произошло в той игре против Далласа. С самого выхода на лед это была кровавая бойня. Но я почувствовал неладное еще до начала — тревога буквально искрилась в воздухе.

Наш левый нападающий Луи получил удар клюшкой под ребра, и я не мог оставить это просто так. Я пошел на игрока Далласа, который в этом замешан, но этим открыл зону для атаки. Два соперника сразу же налетели на Тедди, и он получил глубокий порез на предплечье, из-за которого выбыл из игры на несколько матчей.

Я до сих пор слышал, как на следующей тренировке Маркус язвительно бросил:

— Наш капитан просто обязан был сыграть героя, да, Колсон? Но все же прекрасно знают правду. Ты заботишься только о себе. И из-за тебя остальные могут погибнуть.

— Коуп, — надавил Шеп. — Расскажи, что происходит на самом деле.

Я резко поднялся на ноги:

— Ничего. Я в порядке. Просто пресса вечно на хвосте висит. Было бы неплохо, если бы братья поддержали, а не думали, что я вот-вот сорвусь с катушек.

Это было подло сказано, но я не стал извиняться. Просто развернулся и вышел наружу, в летнюю жару. Только вот жара не смогла растопить тот холод, который сковал меня изнутри. Холод, шепчущий, что я гораздо хуже, чем просто неуправляемая мина. И врезать кого-нибудь в бортик уже не помогало сдержать ярость, как раньше.

5

Саттон

Глаза жгло, пока я подъезжала к парковке у катка. Эти чертовски ранние утра явно пытались меня доконать. Сегодняшний дополнительный заказ капкейков был для вечеринки по случаю помолвки. К счастью, невеста решила отказаться от банального белого оформления в пользу чего-то более веселого. Она попросила сделать капкейки, отражающие важные моменты их с женихом истории.

Это был по-настоящему интересный проект, и я с удовольствием слушала, как она рассказывала о их пути друг к другу. Мы выбрали символ их колледжа — милейшего бобра, фрисби для их любимого занятия — соревнований по фрисби-гольфу, закат над горами, где он сделал ей предложение, и, мой любимый вариант, фигурку их любимого шнауцера по кличке Сэмсон.

Но такая кропотливая работа отнимала в три раза больше времени, чем мои обычные заказы. Я была вымотана, спина болела, а зрение, кажется, так и не восстановилось после всех этих часов напряженного разглядывания мелочей. Но оно того стоило. Потому что все больше людей из города советовали мою пекарню друзьям и знакомым. А может, если так пойдет и дальше, я найду способ сохранить и пекарню, и квартиру.

— Тренер Жнец говорит, что в конце недели мы сами себе выберем прозвища, — сказал Лука, пока я парковалась.

Я все еще невольно морщилась от этого ужасного прозвища. Жнец? Ну кто вообще выбирает себе такое имя для всей карьеры?

— Я бы выбрала «Суперзвезда», — сказала я, заглушив двигатель.

Лука закатил глаза, выглядя намного старше своих семи лет:

— Маам, ну это же глупо.

Я театрально схватилась за сердце:

— Ах, удар в самое сердце. Тебе не нравится мое прозвище?

Лука хихикнул, снова став похожим на ребенка:

— Оно звучит так, как будто я хвастаюсь.

В этом он был прав. Я повернулась к нему на сиденье:

— Знаешь, мне нравится, что ты думаешь о том, как твое прозвище может повлиять на других. Это говорит о том, какой ты добрый.

Щеки Луки порозовели:

— Мне не нравится, когда кто-то заставляет меня чувствовать себя хуже. Как будто я не такой хороший, как они.

Во мне вскипела волна ярости, и мне пришлось сдерживать желание немедленно выяснить, кто именно заставил моего сына чувствовать себя плохо, чтобы пойти и разобраться с кучкой второклассников. Но вслух я спокойно сказала:

— Это здорово, что ты это понимаешь и стараешься сам так не поступать.

Лука с трудом сдерживал улыбку:

— Но я все равно хочу, чтобы мое прозвище было крутым.

Я улыбнулась:

— Конечно хочешь. Нам нужно время, чтобы все обдумать. Как насчет того, чтобы вечером посмотреть «Могучих утят», съесть столько капкейков, сколько в нас влезет, и составить список вариантов?

Он засиял, и, Боже, эта улыбка была настоящим подарком. Та самая улыбка, которая говорила, что у моего ребенка нет других забот, кроме как выбрать самое крутое хоккейное прозвище. Ради этого я и работала ночами напролет. Ради этого я однажды собрала вещи среди ночи, села в машину и несколько дней гнала через всю страну. Ради этого я брала двойные смены и сдавала плазму. Ради этого у меня остались шрамы.

Пальцы невольно потянулись к тонкому следу на губе и грубой рубцовой полосе на боку, где стальной носок ботинка одного «вышибалы» оставил свой след. Но я удержалась. И так было чудом, что я смогла скрыть от Луки самые страшные следы. Не собиралась сама ему о них напоминать.

— Мам, ты самая ЛУЧШАЯ! — радостно закричал Лука.

Я рассмеялась, отпуская тяжелые воспоминания и удерживая светлые.

— Люблю быть самой лучшей. Готов идти и показать всем, как играют настоящие хоккеисты?

— А то! — Лука отстегнул ремень безопасности. — Можно выходить?

Я быстро осмотрела парковку:

— Можно. Но стой рядом с машиной.

Лука кивнул, соскочил с бустера и распахнул дверцу. Я поспешила выйти сама, потому что не слишком доверяла его способности оставаться на месте. Обойдя машину, я открыла багажник.

Лука подпрыгивал, в десятый раз рассказывая мне о вчерашней тренировке. Похоже, этот хоккейный вирус плотно в нем поселился. И я никак не могла избавиться от беспокойства, которое прочно укоренилось внутри.

Мне казалось неправильным надеяться, что Лука не окажется настолько хорош, чтобы пойти дальше в этом спорте. Но разве плохо хотеть, чтобы он просто играл в школе, а потом выбрал что-то более спокойное? Бухгалтер или дерматолог звучали бы отлично.

Но когда я закинула тяжелую сумку с экипировкой на плечо и закрыла багажник, не смогла не заметить, с каким счастьем светится лицо Луки. Именно этого я хотела для него больше всего. Чтобы он был счастлив.

И если хоккей приносит ему радость — пусть так. Я стану самой преданной хоккейной мамой. Наверное, стоит посмотреть пару роликов на YouTube. Или, может, где-то есть пособие для начинающих.

Я протянула руку, и Лука вложил в нее свою, весело размахивая нашими руками взад-вперед, пока тараторил без умолку, сыпля хоккейными терминами, которые для меня звучали как иностранный язык. Подойдя к тротуару, он отпустил мою руку и побежал вперед, чтобы открыть дверь.

Я чуть склонила голову в шуточном поклоне:

— Благодарю вас, добрый сэр.

Лука снова засмеялся. Как только мы вошли внутрь, он тут же умчался к своим товарищам по лагерю. Вот и вся моя крутость. Я поставила сумку в ряд с другими и подошла к витрине с трофеями у дальней стены.

Глаза слегка затуманились, когда я посмотрела на ряды наград и командных фотографий. Я моргнула несколько раз, пытаясь прогнать жжение, и потерла ноющую спину. Мой взгляд остановился на одном фото. Мальчишки на нем были на год-два старше Луки. Они радостно праздновали победу, держа над головой большой кубок. Кто-то смеялся, кто-то кричал, но я не могла отвести взгляд от одного мальчика в центре.

Он помогал тренеру держать кубок, но смотрел не на камеру, а на самого тренера. В этом взгляде было столько восхищения и уважения. Волосы на фото были светлее, чем сейчас, но эти темно-синие глаза я бы узнала везде.

Эта мысль должна была напугать меня до чертиков. Но я не могла отвести взгляда. Мужчина, на которого смотрел Коуп, был так на него похож, что я сразу поняла: это должен быть его отец или другой близкий родственник. Я знала от Теи, что семья Колсон потеряла старшего брата и отца в автокатастрофе много лет назад. И, глядя сейчас на эту фотографию, я понимала, какой огромной была эта потеря.

— Почему такие грустные глаза?

Я резко обернулась на знакомый голос — тот самый, от которого хотелось кататься, как собака по любимой грязной луже. Что со мной не так?

— Коуп, — сказала я.

Он улыбнулся, но в этой улыбке чувствовалась тяжесть. Что-то говорило мне: его жизнь была далека от идеала, несмотря на его статус хоккейной звезды. Или, может, я просто знала, что он потерял.

Улыбка чуть померкла:

— Ты в порядке, Воительница?

— Что за прозвище такое? — спросила я, пытаясь сменить тему и не дать ему увидеть, как я трещу по швам.

Один уголок его рта снова приподнялся. И я заметила тонкий шрам на его губе.

— Не говори, что ты не из тех, кто привык сам за себя сражаться, — сказал Коуп, и его улыбка снова исчезла. — Но ты выглядишь усталой.

Это задело мое самолюбие. Видимо, мой тщательно нанесенный консилер сегодня не справился.

— Это ты так вежливо намекаешь, что я выгляжу как смерть?

Я ожидала, что Коуп растеряется, покраснеет, извинится — что угодно. Но он просто посмотрел на меня, слегка приподняв бровь:

— Я похож на идиота?

— Не уверена, что ты хочешь услышать мой ответ, Крутой парень.

— Настоящая воительница, — пробормотал Коуп с усмешкой в голосе. — Не боится нанести сокрушительный удар. Я могу многого не замечать, но одного никогда не упущу — ты чертовски красивая. И не важно, вся ли ты в муке или машинном масле, или круги под глазами такие, что хоть вплавь уходи. Ни капли из этого не уменьшит твою красоту.

Я застыла, уставившись на Коупа с открытым ртом. Опыт в свиданиях у меня был небольшой. С Романом мы начали встречаться на первом курсе колледжа, а после расставания я сходила всего на три свидания. Но даже с таким скромным опытом я уже хорошо знала одно — игры.

Тактика и стратегии у всех разные, но поле одно и то же. И это утомляло до невозможности. А Коуп… он просто говорил прямо.

— Я, э-э...

— Мам! — позвал Лука, неуклюже ковыляя ко мне в своей экипировке и коньках, с недовольной гримасой на лице. — Коньки жмут.

Паника мгновенно сжала горло, когда я почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Если Лука за ночь вырос из своих коньков, у меня не было выхода. Запасной фонд иссяк, а арендная плата за пекарню и квартиру снова выросла. Я еле держалась на плаву.

Взгляд Коупа скользнул от Луки ко мне и задержался на моем лице.

— Ну что, Спиди, можно я посмотрю?

Лука поднял на него глаза и засиял, тут же кивнув:

— Конечно, тренер Жнец.

Коуп улыбнулся и сразу же присел на корточки, бросив сумку на пол. Его пальцы ловко занялись шнуровкой коньков Луки, потом он поднял взгляд на меня:

— Ты использовала восковые шнурки?

Я нахмурилась:

— Эм, не уверена. Там были новые шнурки, я их и поставила. — Я посмотрела три ролика на YouTube, чтобы все правильно сделать. Очень надеялась, что магазин секонд-хенда не подсунул мне что-то не то.

Коуп быстро развязал шнурок и потер его между пальцами.

— Восковые.

— Это плохо? — спросила я, прикусывая губу.

— Вовсе нет, — успокоил он. — Просто с ними конек сидит плотнее, жестче. — Он посмотрел на Луку. — Ты ведь катался в прокатных коньках отсюда?

Лука кивнул:

— Мама купила мне эти перед лагерем.

— Вот оно что, — усмехнулся Коуп. — В прокате ставят тканевые шнурки. Они дают больше свободы ноге. Я сам катался с тканевыми, пока не перешел на восковые в старших классах.

Лука прикусил губу — жест, который я знала, он перенял у меня:

— А сейчас ты катаешься с восковыми?

Коуп кивнул:

— Мне нужно, чтобы ботинки сидели максимально плотно.

— Я оставлю восковые, — быстро сказал Лука.

Коуп тихо рассмеялся и потянулся к своей сумке:

— У тебя еще будет время для этого. Давай пока перейдем на тканевые, чтобы не натереть мозоли.

— Ладно, — неохотно согласился Лука.

Коуп достал белые шнурки.

— Не стоит, — начала я.

Темно-синий взгляд Коупа встретился с моим:

— Нет проблем. Я всегда беру запасные на случай, если у кого-то возникнут трудности.

— Спасибо, — прошептала я. — Только скажи, сколько я тебе должна...

— Воительница, — мягко остановил он. — Дай мне просто сделать что-то хорошее. Это полезно для моей самооценки.

Я слабо улыбнулась:

— Не уверена, что твоей самооценке нужна помощь.

Коуп широко усмехнулся, снова принимаясь за дело:

— Тут ты права.

— Саттон! — позвала Эвелин, направляясь ко мне. — Хочешь, я сегодня отвезу Луку обратно в пекарню?

— Пекарню? — переспросил Коуп, снимая один из коньков Луки.

Эвелин подарила ему одну из своих идеально выверенных улыбок, поправляя рыжие волосы, собранные в идеальный пучок:

— Да, наша Саттон очень занята в The Mix Up. Ей сложно успевать и на тренировку, и забирать сына.

Меня тут же охватила досада от напоминания обо всем, что я не успеваю.

Взгляд Коупа резко вернулся ко мне:

— Ты работаешь в The Mix Up?

Я кивнула:

— Я ее владею.

И тут его лицо осветила такая искренняя улыбка, что у меня перехватило дыхание. Она была настоящей. Без показной любезности. И когда Коуп улыбался по-настоящему… это было опасно.

— Тея на прошлой неделе притащила на семейный ужин твои капкейки. Это было нечто. Чертовски мило. С пчелками сверху.

Эвелин ахнула:

— Тренер Колсон, следите за выражениями.

Коуп удивленно поднял брови:

— А что я сказал?

— Слово на букву «ч», — прошипела она.

Лука захихикал:

— Если я скажу плохое слово, мне придется выполнять дополнительные задания по дому.

Коуп с трудом сдержал улыбку и снова посмотрел на меня:

— Хочешь, я после работы заеду и помою полы в пекарне? Или могу подбросить Спиди домой.

Эвелин с раздраженным вздохом скрестила руки:

— Уверена, что в вашей машине нет детского сиденья, мистер Колсон. По закону все дети младше восьми лет и ростом менее ста сорока пяти сантиметров обязаны ездить в таком. К счастью, у меня в внедорожнике есть запасное, так что я могу безопасно отвезти друзей Дэниела.

Коуп смотрел на нее несколько секунд:

— А не думали устроиться на работу к моему брату Трейсу? Думаю, вы бы отлично сработались.

— Простите? — она чуть не поперхнулась.

— Любовь к деталям и слепое следование правилам? Вы как две капли воды.

Я с трудом сдержала смех, прикрыв рот рукой, чтобы замаскировать его под кашель.

Эвелин выпрямилась и повернулась ко мне:

— Так ты хочешь, чтобы я отвезла Луку?

В груди снова вспыхнуло знакомое чувство — горький стыд за то, что не справляюсь со всем сама:

— Я была бы очень благодарна. Спасибо.

— Конечно. — Эвелин бросила на Коупа убийственный взгляд и пошла к Дэниелу.

Коуп похлопал Луку по конькам:

— Готов. Встретимся на льду?

Лука с восторгом закивал:

— Спасибо, тренер Жнец. — Он бодро заковылял прочь, не дав нам вставить ни слова.

Коуп выпрямился, и разница в росте снова заставила меня слегка закружиться. Его футболка натянулась на рельефных мышцах груди, когда он засунул руки в карманы.

— Вот же женщина, — пробормотал он.

Я покачала головой:

— Просто у нее все под контролем. Думаю, она не привыкла иметь дело с людьми, которые не идеальны.

Коуп какое-то время молчал, изучая меня:

— Если ей нравится следить за правилами — отлично. Но если она под видом «помощи» заставляет тебя чувствовать себя неудачницей за то, что ты работаешь, это уже хрень полная. Ты должна гордиться собой. Я слышал, что ты подняла эту пекарню с колен. А твои капкейки — одни из лучших, что я ел в жизни. И я не чужд сладкому.

Странное чувство охватило меня. Будто кожа стала мне мала.

— Все не совсем так…

— Именно так, — перебил Коуп. — И не позволяй никому так с тобой разговаривать. Я, черт побери, точно не позволю.

— Коуп...

— Ты же Воительница, помнишь? Это значит — не давать идиотам себя принижать.

Где-то глубоко внутри что-то зажглось — болезненное напоминание о том, как давно никто не говорил мне, что я чего-то стою. Возможно, с тех пор, как не стало моей бабушки.

Не то чтобы у меня не было хороших друзей. Были. Но с ними я всегда старалась выглядеть сильной. Словно ничего меня не трогает.

Так почему же именно этот хоккейный хулиган увидел меня насквозь? Почему именно он увидел... настоящую меня?

6

Коуп

Тренер Кеннер поднес свисток к губам и дал сигнал:

— Ну что, команда, заканчиваем сегодняшний день на высокой ноте. Еще одно упражнение на катание.

Прошло всего два дня, а мы уже начинали видеть, у кого из ребят есть талант к хоккею, а кто, скорее всего, так и останется на уровне увлечения. Конечно, многое могло измениться, если ребенок по-настоящему влюбится в этот спорт и будет вкалывать, чтобы стать лучше. Но некоторые вещи невозможно было привить.

Инстинкт. Чувство льда. Полное отсутствие страха.

Я уже приметил нескольких ребят. Двенадцатилетний Эдди играл почти на профессиональном уровне. Девятилетний Джейден блестяще управлялся со шайбой. И одна из немногих девочек в лагере, Шэннон, показывала отличные результаты.

Но больше всего меня поражал Лука. Этот мальчишка летал по льду. Будто родился на нем. Ни капли страха. Только чистая радость каждый раз, когда он выкладывался по полной. После пары показательных выступлений он уже умел резко тормозить. Работа со шайбой придет, как только он привыкнет кататься с клюшкой в руках.

— Жнец, объясни им, что делать, — сказал Кеннер.

Я кивнул:

— Представьте себе полосу препятствий на льду. — Я показал на оранжевые конусы, расставленные по катку на разном расстоянии друг от друга. — Наша задача — научиться менять постановку ног на высокой скорости. Катитесь так быстро, как вам комфортно, стараясь не задеть ни один конус.

— Вперед, — крикнул Кеннер и снова дал свисток.

Дети выстроились в очередь и по очереди начали проходить трассу с разной степенью успеха. Один мальчик так стремился побить рекорд скорости, что споткнулся и снес все конусы на своем пути. Я уже приготовился к слезам, но он, сев на лед, победно вскинул руки вверх, вызвав взрыв хохота у всей группы.

Лука шел предпоследним. Я заметил, как внимательно он наблюдал за всеми, кто проходил до него, запоминая, где они ошибались, а где справлялись. Смышленый парень.

Кеннер дал свисток, и Лука сорвался с места. Он прошел трассу в два раза быстрее, чем предыдущий ребенок. Летел, как ветер. На втором круге еще добавил скорости. Остальные ребята замерли, наблюдая за ним, но за несколько метров до финиша его клюшка задела конус, и тот улетел в сторону.

Лука резко остановился, опустив плечи в разочаровании. Лицо сморщилось — он изо всех сил сдерживал слезы. Черт, этот парень сведет меня с ума.

Я оттолкнулся от борта и за несколько длинных шагов оказался рядом с ним, пока Кеннер ставил конус обратно для последнего участника. Я похлопал Луку по плечу, так же, как когда-то делал мой отец и тренер. Присел, чтобы оказаться с ним на одном уровне.

— Не давай одному конусу испортить такой крутой забег.

Лука уставился в лед:

— Я почти справился.

— Хочешь узнать, что было самым крутым в твоем забеге? — спросил я.

Лука поднял глаза, так похожие на глаза его мамы. И в них уже была мудрость, не по возрасту.

— Что? — прошептал он.

— Ты пошел ва-банк. Ты не стал играть безопасно. И ты летел по льду. У тебя есть талант, Спиди.

Эти бирюзовые глаза распахнулись от удивления и радости:

— Правда?

— Черт, правда.

Лука сдержал смешок:

— Миссис Энгел очень разозлится, если услышит, что ты сказал слово на «ч».

Я засмеялся:

— Хорошо, что она далеко и не слышит. — Хотя я прекрасно замечал, как она следит за мной во время занятий, будто я собирался увезти всех детей без автокресла в багажнике.

— Хорошо, — повторил Лука, чуть улыбнувшись. Он прикусил губу, задумавшись, и наконец спросил то, что явно давно крутилось в голове: — А как стараться изо всех сил и при этом не ошибаться?

Боже, какой же он был милый.

— Мы учимся на ошибках. Что ты почувствовал, когда сбил конус?

Лука нахмурился, явно прокручивая в голове весь забег:

— До того, как я задел его, я постоянно переводил взгляд то на конусы, то вперед. А под конец забыл посмотреть на конус. И про клюшку забыл.

— Вот именно. Теперь ты это запомнишь. А еще ты пока только привыкаешь к клюшке. Чем больше будешь с ней кататься, тем легче станет. Ты отлично справляешься.

Лука покраснел, но широко улыбнулся:

— Спасибо, тренер Жнец.

Кеннер дал свисток:

— На сегодня все. До завтра, ребята.

Одни дети сразу побежали к выходу, где их ждали родители, другие остались гонять по льду, выдумывая какую-то новую игру. Я направился к скамейке, когда в кармане завибрировал телефон. Замедлил шаг и достал его.

Энджи: Как там у вас дела?

Я поморщился. Трудно было понять, пишет ли она как глава PR Sparks или как моя бывшая. А значит, отвечать надо было аккуратно. Последнее, чего я хотел, — чтобы она решила, что у нас снова что-то возможно.

Я: Все хорошо. Надеюсь, у тебя тоже.

Вежливо, по делу, и точка в разговоре. Но телефон тут же снова завибрировал.

Энджи: Нужна там моя помощь?

Вот этого мне сейчас не хватало. Хотя, признаться, сам виноват, что однажды открыл для нее эту дверь.

Я: Нет, все в порядке.

Я убрал телефон в карман, и в этот момент мимо меня пронеслись два ребенка, один из которых был Лука. Я проследил за ними взглядом и тут заметил знакомую фигуру у края катка. Не успел я махнуть рукой или пойти в ее сторону, как Лука опередил меня.

— Роудс! — закричал он, мчась к моей сестре.

Она сразу заулыбалась, ее карие глаза засияли от радости. Черт, как же было хорошо это видеть. Последние месяцы мы все за нее переживали. Но, видимо, оправиться после встречи с психопатом проще, когда ты по уши влюблен. Ее парень, бывший профайлер ФБР, Энсон, был угрюмым засранцем, но ради Роудс он готов был на все.

— Лука! — позвала она сквозь детский шум. — Ты был потрясающий! Почему же ты не сказал мне, что ты будущая хоккейная звезда?

Улыбка Луки была такой широкой, что наверняка свело скулы:

— Я буду играть за Sparks, как тренер Жнец!

В глазах Роудс заплясали смешинки, когда она посмотрела на меня:

— Тренер Жнец, да?

Я показал ей средний палец за спиной у Луки, и она только рассмеялась.

— Лука, — позвала Эвелин. — Пора идти. — Взгляд, которым она одарила меня, ясно говорил, что она видела мой жест.

— Эх, ну ладно, — вздохнул Лука.

Я похлопал его по спине:

— Увидимся завтра, Спиди.

Он кивнул, потом посмотрел на Роудс:

— Я скоро смогу помочь с ремонтом в Викторианском доме?

С помощью строительной компании Шепа моя сестра восстанавливала их старый семейный дом, почти уничтоженный пожаром много лет назад.

— Конечно, — улыбнулась она. — Энсон будет рад твоей помощи.

Я едва не захлебнулся от смеха. Потому что ну никак не мог представить себе ворчливого бывшего профайлера, ставшего подрядчиком, с маленьким помощником в нагрузку. Даже если ради моей сестры он и готов был на многое.

Роудс метнула в меня взгляд и беззвучно прошептала: «Грубиян», пока Лука направлялся к выходу с катка. Я подошел ближе к борту, рядом с сестрой. Она переехала к нам только в тринадцать, после того как ее родители и сестра погибли при пожаре. Но ее давняя дружба с Фэллон была настолько близкой, что я всегда считал ее своей младшей сестрой.

— Тебе идет быть тренером, — сказала Роуз, облокотившись на борт.

— Осторожнее, власть этого свистка уже ударила мне в голову.

Она рассмеялась:

— Я не удивлена.

— Ну что, — начал я, — кто тебя попросил прийти и проверить, как у меня дела?

Эти визиты братьев и сестер вызывали во мне странную смесь чувств: благодарность за то, что им не наплевать, и раздражение от их сомнений в моей способности держать себя в руках.

Роуз только закатила глаза:

— Никто, Коупленд.

— Черт. Полное имя. Похоже, мне конец.

— Точно. Но не думай, что я пришла надеть на тебя наручники и увезти на допрос.

— Ты бы никогда так не поступила, — усмехнулся я. — Ты же не Трейс.

Роудс посмотрела на меня так, что я тут же захлопнул рот.

— Не будь идиотом. Трейс любит твою вредную задницу так же, как и я.

Меня снова накрыло чувство вины за то, как я отшил его с Шепом вчера. Как бы удушающе ни казались их проверки, я знал, что они от любви.

— Прости, — пробормотал я. — Ты права.

— Подожди секунду. — Роудс достала телефон. — Хочу записать это на видео для семейного чата. Повтори еще раз.

— Ага, сейчас. Мечтай, — проворчал я.

Она засмеялась и убрала телефон обратно в карман.

— Ну как тебе быть тренером вместо игрока?

— Знаешь, мне это даже нравится больше, чем я думал. Напоминает, как папа тренировал нашу детскую команду до восьми лет.

Роудс застыла, и я сразу понял, что ляпнул лишнего. Я никогда не говорил о папе или Джейкобе. Не потому что не думал о них каждый чертов день, а потому что говорить об этом было слишком больно. Но, проведя в Спэрроу-Фоллс больше времени, чем за последние годы, и работая с этими мальчишками, воспоминания нахлынули с новой силой.

И у меня не осталось привычных способов справляться с ними. Ни игр, ни тренировок, ни матчей. Вчера я четыре часа провел в спортзале и впервые по-настоящему порадовался, что установил у себя дома крутую качалку, хоть и пользовался ей всего пару недель в году.

— Иногда вспоминать их больнее всего, — тихо сказала Роудс. — Но я обещаю, это нужно.

Блядь. Она знала, что такое боль потери, лучше всех. Но она не знала, каково это — жить с осознанием, что в их смерти есть и твоя вина.

Жгучая боль пронзила меня изнутри. Как лесной пожар, выжигающий все на своем пути.

— Ага, — выдавил я. — Слушай, мне пора. Я обещал кое-кому показать бросок кистью.

Это было не совсем ложь, но и не вся правда. Лучше так, чем снова срываться, как на Трейса и Шепа вчера.

Роудс долго смотрела на меня, потом кивнула:

— Не забудь про семейный ужин в субботу.

Я простонал. Последнее, чего мне хотелось. Но, может, если я там появлюсь, поиграю роль весельчака и балагура, они перестанут таскаться ко мне на каток.

Роудс потянулась и щелкнула меня по уху.

— Какая пытка — есть вкусную еду и проводить пару часов с семьей.

— Ты меня сейчас щелкнула?

Она приподняла бровь:

— И что ты с этим сделаешь, ледяной мальчик?

Я резко наклонился через борт, поймал ее в захват и как следует взъерошил ей волосы.

Роудс взвизгнула, отпихивая меня:

— Коупленд Колсон, я тебе это припомню!

Я только рассмеялся, отъезжая назад к выходу:

— Буду смотреть в оба, Ро Ро. А у меня, между прочим, реакция как у пантеры.

— Реакция тебе не поможет, когда я подсыплю слабительное в твой кофе! — крикнула она мне вслед.

Хэйден засмеялась, подходя к льду, переводя взгляд с Роудс на меня:

— Сестра?

Я усмехнулся:

— Настолько очевидно?

— Одна из моих сестер сказала бы то же самое.

— Хорошо знать, что я не один такой. — Я оттолкнулся от борта и покатился назад. — Ну что, покажешь, на что способна? Поработаем над броском кистью.

Золотистые глаза Хэйден расширились:

— Прямо сейчас?

— У меня есть ровно пятнадцать минут. Думаю, этого хватит, чтобы задать тебе направление.

Она не стала тянуть. Бросилась к стойке проката, схватила коньки с полки и клюшку, а потом пулей вернулась обратно.

Я рассмеялся, глядя, как она торопливо зашнуровывает коньки:

— Я же не исчезну.

Она покачала головой:

— Не хочу терять ни минуты из твоих пятнадцати.

Черт, я уважал такую решимость.

— Ладно, сделай пару кругов для разминки и вперед. — Я выехал в центр катка, наблюдая, как Хэйден уверенно скользит по льду. В ее движениях была грация фигуристки, но и сила чувствовалась.

Хэйден обогнула каток трижды, потом взяла шайбу и направилась к воротам. Она правильно отработала три позиции для броска, и шайба попала в сетку, но силы явно не хватало.

Я подъехал ближе:

— Ты все еще думаешь о правильной стойке, да?

Она смущенно кивнула:

— Еще не получается делать это автоматически.

— Со временем получится, — заверил я. — А пока давай поработаем над хватом. Большой палец должен быть направлен вниз, а у тебя он уходит в сторону. Из-за этого теряется сила и точность.

Не все любят слушать критику. Кто-то спорит, кто-то утверждает, что делает все правильно. Но не Хэйден. Она просто кивнула и снова пошла на круг. На этот раз ее бросок был гораздо мощнее и попал точно в верхний левый угол.

— Вот это да! — крикнул я.

Хэйден засияла:

— Спасибо, мистер Колсон.

Я поморщился:

— Ну все, теперь я чувствую себя на восемьдесят лет. Просто зови меня Тренер.

— Я буду звать тебя Тренером, — прозвучал рядом томный голос.

Лицо само собой скривилось, прежде чем я успел себя остановить, и Хэйден с трудом сдержала смешок. Я быстро стер выражение раздражения и обернулся:

— Рэйвен.

— Хочешь помочь мне с техникой катания? — пропела она.

— Вообще-то, я как раз опаздываю на встречу, про которую совсем забыл. Хэйден, продолжай работать. Скоро все станет для тебя естественным, как дыхание.

Она отдала мне шуточное военное приветствие и вернулась к воротам.

Рэйвен недовольно фыркнула, но я ее проигнорировал и направился прямиком к выходу с катка. Эта девчонка пугала меня до чертиков.

Я соскочил со льда, прошел по прорезиненной дорожке и уселся на скамейку. Поболтал с несколькими родителями и детьми, которые еще задержались в зале. Мамы хлопали ресницами в откровенно флиртующих взглядах, надеюсь, без особых последствий — у всех троих на пальцах блестели обручальные кольца.

Зашнуровав кроссовки, я поднялся на ноги — и в этот момент телефон завибрировал в кармане. Достал — и, как обычно, в чате с братьями и сестрами началась переписка. Мы постоянно соревновались, кто даст чату самое идиотское название. Сейчас он назывался «Логово хаоса».

Кто-то скинул фото, где я наперегонки гоняю с парой детей по льду.

Роудс: Наш дорогой братец прирожденный укротитель мелких монстров.

Ответ Кайла не заставил себя ждать. Он всегда подкалывал меня больше всех, наверное, потому что именно мы с ним чаще всего вляпывались в неприятности. Кай пришел в нашу семью, когда ему было шестнадцать, и даже тогда было видно, что за его плечами стоит целая армия демонов. Хотя мы и были близки, он так и не открылся мне полностью.

На самом деле, казалось, что по-настоящему он разговаривал только с Фэллон. Неудивительно. Она была нашей семейной эмпаткой, которая всегда брала на себя чужую боль.

Кай: Наверное, и хорошо. Кто знает, когда начнут выползать потенциальные матери твоих детей.

Я нажал на иконку камеры, щелкнул фото с демонстративно вытянутым средним пальцем и отправил ему.

Кай: Ого, какой нежный, хоккейный мальчик.

Фэллон: Будь добрее. Мне кажется, это мило, что ты волонтеришь, Коуп.

Кай: Слышал? Ты теперь просто душка, милашка, Коупик-пупик.

Фэллон в ответ накатала ему серию эмодзи, которые, как я понял, означали прямую угрозу жизни. Я покачал головой, наклонился, чтобы взять сумку, и закинул ее на плечо. Когда выпрямился, передо мной стоял Арни с недовольным выражением лица.

— Что случилось?

Он покачал головой:

— Проблема. — И протянул мне телефон.

На экране был текст от знакомого имени. Владельца Sparks. Моего друга. Но он написал не мне напрямую, вероятно, потому что сам оказался загнан в угол.

Линкольн Пирс: Поступил анонимный донос, что Коуп принимает стероиды. Нужно взять у него тест на наркотики сегодня. Я не могу предупредить его заранее, иначе результаты будут под сомнением.

Блядь. Сливы в прессу — это одно. Но обвинения в приеме допинга — совсем другое. И это означало только одно.

Кто-то пытался уничтожить мою карьеру.

7

Саттон

— Ты должен стоять вот здесь, помнишь? — сказала я Луке.

Он кивнул, и его шапочка для пчеловодства смешно съехала на бок.

— Я не боюсь. Они меня не ужалят.

Я улыбнулась своему сыну. Он был самым крутым мальчишкой на свете. И куда смелее меня, когда я только начинала этим заниматься.

Столько рецептов, которые я готовила, требовали меда, и однажды мне пришла в голову гениальная мысль — завести собственные ульи прямо на крыше здания. Я прочитала кучу статей, пересмотрела бесконечное количество роликов на YouTube про городское пчеловодство, стараясь разобраться, как все устроено. Мы, конечно, жили не в большом городе, но и акров земли, чтобы ставить ульи на земле, у нас не было.

Но этот вариант подошел. У меня было три улья и куча цветов в горшках, которые Тея помогала мне не угробить, потому что у меня совсем не было таланта к садоводству. Зато у пчел здесь был настоящий рай. Лука и я вместе собирали ульи в течение нескольких выходных прошлым летом. Атеперь пришло время собирать мед.

В этом занятии было что-то медитативное. Надо было уметь сосредоточиться, не позволять мелким вспышкам агрессии или страху перед укусами остановить себя. Потому что, в конце концов, мы с пчелами помогали друг другу.

Я опрыскала ульи смесью эфирных масел, чтобы пчелы ушли глубже внутрь, и осторожно сняла рамку с сотами на верхнем уровне. Это был запасной уровень, так что пчелам хватало меда, чтобы пережить зиму — а зимы в Спэрроу-Фоллс могли быть суровыми.

Мои пальцы крепче сжали рамку, когда несколько пчел выползли наружу и пробежали по перчатке. Я просто продолжала дышать, напоминая себе, что я в безопасности. Это стало для меня чем-то вроде тренировки. Способом учиться успокаивать мысли, когда накатит страх.

А страх накрывал иногда. Воспоминания о тех мужчинах в моей квартире. О том, как их ботинок сломал мне ребра. Как лопнула губа. Как болело. Как страшно было за Луку.

Просто дыши.

Я подняла первую рамку и положила ее на тележку. Пчелы на моих пальцах взлетели и вернулись в улей. Я восхищалась их смелостью. Их разумом. Они знали, как выбраться из опасной ситуации и найти безопасное место. В этом мы с ними были похожи.

— Они красивые, — сказал Лука у меня за спиной. — И мне нравится, как они жужжат. Прямо как на тех больших концертах. Знаешь, когда все инструменты вместе играют?

— Ты про симфонию? — уточнила я.

Лука кивнул, пока я доставала еще одну рамку.

— Все вместе жужжат, как будто музыку сочиняют.

Мне понравилась эта мысль. Они ведь действительно создавали что-то вместе. Мед, дом, безопасность.

— Как думаешь, Тренер Жнец придет сегодня на ужин? — спросил Лука, переключившись с пчел на другую тему.

Я сжала третью рамку крепче.

— Может быть. Не знаю. — Но в глубине души надеялась, что нет, хотя прекрасно понимала, что Лука расстроится. Он буквально боготворил его, особенно после того, как Жнец придумал ему прозвище.

Я понимала это чувство. На этой неделе я видела, как Коулсон катался по льду. Это было что-то невероятное — как он двигался, сочетание силы и грации в одном человеке. Но меня нервировало то, что он заметил трещины в моей маске силы. Меня пугало, что именно он может разгадать все мои тайны, всю мою боль — то, о чем я не хотела, чтобы кто-то знал.

— Я очень надеюсь, — продолжил Лука, не замечая моего внутреннего напряжения. — Я всю неделю тренировал контроль шайбы, как он меня учил, хочу ему показать.

Я сжала губы, чтобы не выдать улыбку.

— В понедельник покажешь.

— Знаю. Но чем раньше, тем лучше. Тогда он даст мне еще советы. Ты скажешь ему, что я все время тренируюсь, мам?

Я не смогла сдержать улыбку, ставя последнюю рамку на тележку.

— Ни один ребенок не тренируется так усердно, как ты. Я обязательно скажу Тренеру Коулсону.

Вчера вечером мне даже пришлось вытащить у Луки из рук клюшку, когда он заснул с ней.

— Ладно, хорошо, — Лука закусил губу, пока я закрывала улей крышкой. — Знаешь, может, нам стоит поставить тут маленький каток, чтобы я мог по-настоящему тренироваться?

Я расхохоталась.

— Лука, тебе не кажется, что собственный каток — это уже чересчур?

Он улыбнулся, и из-за выбитого переднего зуба выглядел еще более обаятельно.

— А вдруг сработает? Спросить-то можно.

Вот он мой сын. Может, я и не была идеальной мамой, но уж мечтать по-крупному я его точно научила.

Лука переминался с ноги на ногу, пока я стучала в дверь дома Норы и Лолли Коулсон. Эта удивительная семейная парочка держала ранчо в идеальном порядке. Конечно, у них работало немало помощников, но именно они управляли всем этим хозяйством.

Хотя я бывала здесь уже бесчисленное количество раз, не могла не восхищаться окружающей красотой. С территории открывался потрясающий вид на горы Монарх и скалу Касл-Рок. Именно о таком пейзаже я мечтала, но понимала, что для этого мне придется продать еще очень много капкейков.

И все же я не переставала мечтать. Как и не переставала представлять себе этот фермерский дом — с белыми стенами, идеальным крыльцом, опоясывающим весь дом, качелями и креслами-качалками.

Я мечтала подарить Луке такой дом. Дело было не только в его красоте и размерах. Главное — это ощущение безопасности, когда ребенок может без страха бегать по полям. Это тепло, которое царит внутри. Это семья, наполняющая дом жизнью.

Мне очень хотелось этого. Для Луки и для себя.

Дверь распахнулась, и я увидела улыбающуюся Нору. Светло-каштановые волосы были собраны в небрежный пучок, а поверх одежды она надела фартук. Она посмотрела на Луку, и ее зеленые глаза весело сверкнули.

— О, как здорово! Два моих любимых человека.

Лука обнял ее за талию.

— Мама принесла пав... пав... как это называется?

— Павлова, — сказала я, не сдержав улыбку.

Нора притянула меня для короткого объятия.

— О-о-о, звучит шикарно.

— На самом деле это просто безе со взбитыми сливками и ягодами. А ягоды добавлены, чтобы мы могли делать вид, будто десерт хоть немного полезный.

Нора хихикнула, отпуская меня, и жестом пригласила внутрь.

— Я тоже люблю обманывать себя, когда дело касается сахара.

Мы прошли в просторную гостиную, совмещенную со столовой и кухней, где огромные окна от пола до потолка открывали потрясающий вид на окрестности. В комнате уже собралась почти вся семья Коулсонов.

Роудс и Энсон возились на кухне, похоже, готовили салат. Кай развалился в мягком кресле с бутылкой пива в руке. Фэллон собирала пазл с шестилетней Кили, дочкой Трейса, а рядом наблюдала сестра Коулсонов, с которой я была знакома меньше всего.

Арден была невероятно красива — темные волосы, глаза, в которых смешивались серый и фиолетовый оттенки. Но она держалась особняком и редко выходила в свет. Если бы я умела создавать такие скульптуры, как она, наверное, тоже не покидала бы мастерскую.

Тея и Шеп уютно устроились на диване, излучая счастье, а Трейс сидел, уткнувшись в телефон, быстро набирая что-то на клавиатуре. Старший из Коулсонов, как я узнала за последние месяцы, был предан правосудию как никто другой.

Я с облегчением заметила, что Коупа здесь нет. Наверное, он уехал в Сиэтл на выходные или что-то в этом роде. Единственным человеком, кого я еще не видела, была…

— Лолли! — пискнула Фэллон. — Что на тебе надето?!

Я невольно напряглась, когда из коридора появилась женщина лет восьмидесяти с чем-то, крутанувшись на месте. На ней были ковбойские сапоги, мини-юбка, усыпанная блестками, и футболка с блестящей надписью Mary Jane Queen и изображением конопляного листа.

— Как вам? — весело спросила она. — Футболку сама сделала. Думала, мы с девчонками после ужина в город выберемся. Немного развлечемся.

— Супербабушка, ты такая блестящая, — с восхищением прошептала Кили. — А мне можно такую же футболку?

Лолли наклонилась к правнучке:

— Конечно, тебе…

— Даже не думай об этом, — резко перебил Трейс. — Мало того, что ее вожатый на прошлой неделе подошел ко мне и сказал, что она всем рассказывает про какую-то новую игру, которую услышала от супербабушки, — как там? — «стучать сапогами».

Кай поперхнулся пивом, а потом поднял бутылку в сторону Лолли:

— Давай, Лоллс.

Она подмигнула ему:

— Еще бы.

Шеп застонал:

— Вот это информация, которая мне вообще не нужна... никогда.

— Хватит строить из себя святош. Живите полной жизнью. Ну что, девчонки, после ужина — в ковбойский бар? — предложила Лолли, покачивая бедрами.

— Не могу, — ответила Фэллон, вставляя новый кусочек в пазл. — Мне нужно навестить одну семью после ужина.

Кай сузил глаза:

— Куда?

Она тяжело выдохнула:

— Неважно.

— Фэллон... — прорычал он.

За те месяцы, что я общалась с Коулсонами, я заметила, что Кай особенно опекал Фэллон. И я его понимала. Было видно, что у нее доброе сердце, а между ними особая связь. Иногда казалось, что они вообще общаются без слов, как будто у них есть свой тайный язык.

— В Пайнс, — пробормотала она, вставая.

— Я еду с тобой, — твердо сказал Кай.

Фэллон выпрямилась и посмотрела на него так, что я бы на ее месте сделала шаг назад.

— Это моя работа, Кайлер. Я не могу таскать тебя с собой, чтобы ты пялился на каждого, кто на меня не так посмотрит.

У Кая на щеке задергался мускул, а пальцы сжали бутылку так крепко, что узоры на коже словно ожили.

— Я останусь в машине. Но ты не поедешь одна. Ты знаешь, что этот район не самый спокойный.

Ее темно-синие глаза, так похожие на глаза Коупа, сверкнули:

— Да. И я также знаю, что там есть хорошие люди, которым просто тяжело живется.

— Меня беспокоят не хорошие люди, — тихо ответил Кай.

— Возьми Флетчера, — вмешался Трейс. — Он сегодня дежурит.

— Мне не нужен…

— Фэллон, — перебил ее Трейс. — Есть упорство, а есть глупость. Ехать одной ночью в район, где полно наркоторговцев и насилия, — это второе. Ты ведь знаешь, что по просьбе соцработника шериф всегда выделяет сопровождение.

Фэллон выдохнула, и несколько прядей волос упали ей на лицо:

— Ладно.

Кай чуть расслабил пальцы, и татуировки на его руках снова замерли, но напряжение в плечах осталось, как и тревога в глазах.

— Спасибо, — тихо сказал Трейс, опустив голову, чтобы встретиться с ней взглядом.

Она кивнула, потом улыбнулась Луке:

— Поможешь нам с пазлом?

Он прижался ко мне, внезапно застеснявшись.

Словно почувствовав это, Кили ослепительно ему улыбнулась:

— Давай, Лука. Здесь очень сложно. Нам без тебя не справиться.

Щеки Луки порозовели, а глаза вдруг стали чуть рассеянными. О, нет. Похоже, он влюбился. Интересно, как на это отреагирует Трейс? Но прежде чем я успела что-то сказать, Лука рванул к столу, оставив меня ни с чем.

— Что тебе налить? — крикнула Тея, направляясь на кухню.

Я радовалась, видя ее такой счастливой, такой уютной здесь. Раньше она не подпускала никого близко, но теперь рядом с ней была целая армия людей, готовых поддержать в любую минуту.

— Я бы с радостью выпила холодного чая. Спаси... — Мои слова оборвались, когда зазвонил телефон. Я вытащила его из кармана и увидела на экране незнакомый номер.

У меня похолодело внутри. Я сменила номер в тот же день, когда сняла свою новую квартиру. Если это Роман, значит, он начал находить мои контакты все быстрее. А количество раз, когда я могла сменить номер, прежде чем люди начнут задавать вопросы, было ограничено. В какой-то момент у меня просто не останется убедительных отговорок.

— Ты в порядке? — Этот голос я совсем не ожидала услышать. Я даже не заметила, как подошла Арден, но теперь она стояла рядом, ее серо-фиолетовые глаза задавали тысячу вопросов. Она была не из тех, кто болтает попусту. Арден говорила, когда действительно имела что сказать.

Я натянуто улыбнулась:

— Все хорошо. Это поставщик. Нужно ответить. Сейчас вернусь.

Оставив Луку за пазлом с Кили и Фэллон, я направилась к задней двери. Я не остановилась на веранде — все внутри бы смотрели на меня. Вместо этого я спустилась по ступенькам и пошла по направлению к полям, где паслись коровы и лошади.

Меня всегда тянуло к лошадям. В них удивительно сочетались спокойствие и сила. Я оперлась о забор, глядя на экран телефона, который все продолжал звонить. Я не осмеливалась ответить. Не могла.

После нападения я надеялась, что для Романа это станет сигналом: пора остановиться. Но все вышло наоборот — он погрузился в еще более темную бездну. Детектив, который вел мое дело, сказал, что Роман перешел с опиоидов и кокаина на героин и фентанил.

Глаза болезненно защипало. Раньше у него было все. Второй раунд драфта в Baltimore Blackbirds. Один из лучших принимающих в лиге. А я бросила все свои мечты, чтобы поехать с ним.

Я так и не закончила колледж, даже не устроилась на работу, когда мы переехали в Балтимор. Мне казалось, что это не имеет значения. Мы собирались построить семью. Это было главное. Я была готова полностью положиться на Романа, забыв о своих собственных мечтах — открыть когда-нибудь кондитерскую.

А все изменилось после одного неудачного столкновения на поле. После одной операции на колене за другой. И я не заметила, как таблетки начали управлять Романом, пока не стало слишком поздно. Пока его не выгнали из команды после положительного теста на наркотики, и мы не оказались по уши в долгах.

Я пыталась помочь. Водила его на собрания анонимных наркоманов, записывала на терапию, избавлялась от всего алкоголя в доме и сама не пила в его присутствии. Но ничего не помогло. И в итоге страдали я и Лука. Потому что после развода, когда я подала на полную опеку, Роман даже не пришел на слушание в суд.

Экран телефона мигнул — пришло новое сообщение. Только тогда я заметила, что звонки прекратились.

Неизвестный номер: Ты, маленькая дрянь. Я отдал тебе ВСЕ. Я лишь прошу вернуть хоть что-то. Это слишком много, да? Ты забрала у меня все.

Жгучая боль разлилась за глазами.

Неизвестный номер: Ты мне должна. Если не вернешь, я пришлю к тебе людей Петрова. Ты знаешь, на что он способен.

Меня охватил озноб, хотя на улице было больше двадцати пяти градусов. Петров. После нападения я узнала, что Роман связался с русской мафией. Эти люди не церемонились, когда дело касалось возврата долгов. И от них невозможно было просто избавиться.

Двое, напавшие на меня, получили по пятнадцать лет благодаря записи с камеры наблюдения возле моего дома, но, скорее всего, выйдут через пять. За все время допросов и на суде они не проронили ни слова. Просто приняли приговор, пока их босс наблюдал за ними из зала. Человек, чье пристальное внимание я чувствовала на себе в тот день в суде. Человек, которого я не хотела бы больше никогда видеть.

Чья-то рука легла мне на плечо, и я резко обернулась, вскинув колено, готовая к обороне.

— Полегче, Воительница.

8

Коуп

Она выглядела чертовски грустной. А еще хуже — напуганной. Эта смесь эмоций зацепила меня сильнее, чем я ожидал. Где-то глубоко внутри вспыхнуло желание помочь. Вот только я не был таким мастером на все руки, как Шеп или Трейс. Но черт побери, я не мог удержаться от того, чтобы хотя бы попробовать.

Моя рука инстинктивно опустилась, чтобы защититься, когда Саттон попыталась ударить меня по самому больному месту. Меня это не удивило. Она была настоящим бойцом. Настоящим воином.

— Никто тебе не говорил, что подкрадываться к людям невежливо? — Ее бирюзовые глаза вспыхнули злостью, и мне это понравилось куда больше, чем страх и боль, которые я видел раньше.

— Не думаю, что это можно назвать подкрадыванием, если я позвал тебя по имени, — спокойно ответил я.

Удивление мелькнуло на ее лице.

— Ты просто была слишком увлечена тем, что читала в телефоне, чтобы услышать.

Взгляд Саттон метнулся к экрану. Она быстро заблокировала телефон и сунула его в карман, но я успел заметить панику в ее глазах. Меня пробрало какое-то беспокойство, но я постарался сохранить спокойствие.

— Хочешь рассказать, что случилось?

Ее красивые глаза встретились с моими.

— Зачем? Чтобы ты налетел и все за меня исправил?

Это не про меня. Это Шеп так делает. Главный спасатель всех и вся. Но с Саттон мне вдруг захотелось быть именно таким.

— Может быть. Или просто чтобы ты выговорилась и перестала держать это в себе.

Саттон тяжело выдохнула и оперлась о забор.

— Это ты так поступаешь? Разговариваешь о своих проблемах?

Я невольно усмехнулся.

— Справедливое замечание. Один-один.

Она нахмурилась, немного сбитая с толку.

Я решил не тянуть:

— Я врезал одному из игроков своей команды, и это попало в прессу. Некоторые из начальства теперь хотят меня обменять.

Саттон замерла, ее челюсть отвисла.

— Почему ты его ударил?

Я застыл, напрягся, наклонил голову, изучая ее. Обычно люди, узнав о драке, спрашивали не это. Их волновало, смогу ли я продолжать играть, сколько игр мне запретят. Или сколько штрафов я схвачу. Со временем я стал для всех просто хоккеистом, а не человеком.

Но не для Саттон. Может, потому что она вообще ничего не знала о хоккее. А может, потому что она всегда пыталась докопаться до сути. До настоящего.

Я еще немного помолчал, прежде чем ответить:

— Он сказал, что это из-за меня наш напарник получил травму в плей-офф.

Саттон не отвела взгляда, ища правду в моих глазах.

— Так это правда?

Вот она опять, ее беспощадная честность, с хирургической точностью разрезающая ложь. И на фоне всех красивых сказок мира это было неожиданно приятно.

— Да и нет.

Ее взгляд требовательно впился в меня, заставляя говорить дальше.

— Хоккей — это не только шайба и ворота. Это еще и показать сопернику, что ты не позволишь ему калечить своих.

Саттон скривила нос в очаровательной гримасе.

— Вот где начинается ваше любимое врезание в борта, да?

Я усмехнулся, сам не ожидая этого звука после такого разговора.

— Смотри-ка, уже начинаешь разбираться в хоккейной терминологии.

Она покачала головой, и ее светлые волосы мягко скользнули по плечам. Мне вдруг до боли захотелось протянуть руку и коснуться их, проверить, такие ли они мягкие, как кажутся. Запустить пальцы в эти пряди, пока целую ее...

Черт.

Я выгнал эту картинку из головы и мысленно приказал себе успокоиться. Вспомнил что-нибудь отвратительное. Например, запах раздевалки после матча, когда мы все сбрасываем свое потное снаряжение.

— Бить кого-то — не лучший способ решить проблему, — пробормотала Саттон.

— В обычной жизни — да. Но не на льду. Там это что-то вроде обозначения границ. Или последствий.

Она посмотрела на меня с откровенным скепсисом.

— То есть, ты хочешь сказать, что врезаться в кого-то — это как если бы я забрала у Луки игрушки на два дня за то, что он не убрал их, когда я просила?

Я с трудом сдержал улыбку.

— Именно так.

— Слабо в это верится.

Я пожал плечами.

— Надо самому поиграть, чтобы понять. Если другая команда почувствует, что за их удары никто не ответит, они продолжат калечить наших игроков.

— А разве для этого нет судей? Чтобы такое останавливать? — спросила она, и в ее глазах снова мелькнула тревога.

— Иногда есть. А иногда — нет.

— Значит, они плохо справляются со своей работой, — резко сказала Саттон.

Я не смог удержаться от улыбки.

— Приходи на мой следующий матч и прочитай им лекцию.

Она закатила глаза.

— Ладно, допустим, судьи не справляются. Но ты-то должен это исправлять?

— Именно так. — Меня снова сжало в животе, когда я вспомнил ту игру. Предпоследнюю в сезоне. — Один игрок из другой команды грязно сыграл против нашего левого нападающего. Я пошел его остановить, но оставил открытым другого напарника. И тогда его атаковали.

Саттон мгновенно уловила перемену в моем голосе.

— Кто? — тихо спросила она.

— Мой друг, Тедди. Наш правый нападающий. Он немного меньше остальных, но дьявольски быстрый. Но тогда двое из соперников добрались до него. Один подножку поставил, второй — ударил исподтишка. Он упал очень сильно. Конек порезал руку. Сильно. Перерезал важные сосуды. Крови было много.

Воспоминания обрушились на меня — лед, залитый кровью, медики, спешащие на помощь. Этот запах. И другие, более старые воспоминания, где в воздухе витал тот же металлический привкус. И звуки боли из переднего сиденья...

— Коуп.

Чья-то рука мягко коснулась моего предплечья, вырывая меня из клубка мрачных мыслей. Из тех, что не отпускали меня по ночам и не давали даже делить комнату с кем-то, не говоря уже о кровати. Я моргнул несколько раз, возвращаясь в реальность.

— Прости, — хрипло сказал я.

— Не извиняйся, — тихо ответила Саттон. — Я знаю, как это — теряться в воспоминаниях.

Ее рука исчезла, и я тут же почувствовал потерю. Ее тепло ушло, но место, где она меня коснулась, все еще покалывало, как онемевшая часть тела, которая только начинает приходить в себя. Почти больно, но я бы ни за что не отказался от этого ощущения.

— Твой друг Тедди... с ним все в порядке?

Я кивнул.

— Перенес несложную операцию. Должен вернуться в игру к следующему сезону.

Я напоминал себе об этом каждый раз, когда чувство вины начинало сжигать изнутри.

Саттон немного помолчала.

— А ты и тот парень, которого ты ударил... вы нормально общаетесь? Все в порядке?

Я покачал головой и цокнул языком:

— Ты уже выведала у меня больше, чем нужно. Теперь твоя очередь. Расскажи, что прячется за твоими грустными глазами.

Саттон не отвела взгляд, но в ее бирюзовых глазах закружились тени. Я видел, как внутри нее идет борьба, и молился про себя, чтобы она не отмахнулась, а наконец-то сказала что-то настоящее. Ее взгляд скользнул мимо меня, устремившись к горам, прежде чем она, наконец, заговорила.

— Призрак.

Прежде чем я успел что-то спросить, она уже двинулась прочь — от меня, обратно к дому. И через пару секунд сама стала похожа на призрак, оставив меня в сомнениях, было ли все это на самом деле.

9

Саттон

Воскресенья были золотыми днями. Смесь суеты и счастья. Хотя по утрам в пекарне творился полный хаос, после обеда всегда наступала ленивая тишина, и даже летом заглядывали лишь редкие покупатели.

Лука стоял на своем специальном табурете, с которого мог готовить вместе со мной или Уолтером. Сегодня Уолтер учил его готовить свое фирменное куриное рагу с белой фасолью.

— Лук нужно хорошенько обжарить, почти до карамельного состояния, — объяснял Уолтер.

Лука кивнул и быстро взглянул на своего наставника:

— Карамельный? Как конфеты?

Уолтер рассмеялся и бросил взгляд на меня:

— Умный мальчишка у тебя растет.

— Слишком умный для меня, я не успеваю за ним, — отозвалась я, раскладывая тесто по формочкам для кексов.

Это действительно так. Я уже давно не понимала, чему их сейчас учат в школе, а Лука только что закончил первый класс и скоро шел во второй.

Лука сморщил нос так же, как обычно это делала я:

— Конфетный лук — это невкусно.

Уолтер засмеялся еще сильнее:

— Тут главное баланс — немного сладости и соли, не до сахара, конечно, но вкус становится мягче. А если сверху еще посыпать острым чеддером... — он театрально поцеловал пальцы, как настоящий итальянский шеф. — Божественно!

Лука все равно смотрел на него с сомнением.

— Увидишь сам, когда попробуешь, — пообещал Уолтер.

Лука улыбнулся, обнажив щербинку от выпавшего зуба:

— Пробовать — моя любимая часть.

— Говорил же, что он гений, — крикнул Уолтер, пока я ставила кексы в духовку.

Боже, как нам с ним повезло. Уолтер родился и вырос в Спэрроу-Фоллс, потом ушел в армию в двадцать два года. Правда, выбрал не фронт, а профессию повара, говоря: «Я больше по любви, чем по войне».

Вернувшись домой, он много лет проработал в страховой компании, но после выхода на пенсию быстро заскучал. А когда я повесила в окне The Mix Up объявление о поиске помощника, он откликнулся — и с тех пор всегда с нами.

— Ну что, два гения, справитесь тут сами, если я немного займусь бумагами? — спросила я, вытирая руки о полотенце.

— Мам, ну конечно, — отозвался Лука.

Я бросила на Уолтера строгий взгляд:

— Никаких кексов, пока не поедите рагу.

— Маааам, — запротестовал Лука.

— Ты и так уже два съел сегодня. Хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму для плохих мам, которые кормят детей сахаром?

Лука захихикал:

— Мистер Трейс никогда тебя не посадит.

Я улыбнулась и подошла, чтобы пощекотать его сбоку:

— Не знаю, Трейс мне кажется человеком, который всегда следует правилам. — И во всем. Я давно заметила, что он не терпит беспорядка, всегда держит слово и требует от других не меньше, чем от себя.

Лука заверещал, вырываясь из моих рук:

— Не волнуйся, я буду тебя навещать и приносить кексы.

— Лучший ребенок на свете, — сказала я, направляясь в основную часть кафе.

— А то!

— Люблю тебя больше, чем пчелы любят мед!

— Два раза а то!

Я рассмеялась, взяла круассан с ветчиной и сыром, а заодно и пачку бумаг, и направилась к столику в углу. По пути заглянула к нашей единственной клиентке — женщине, которая с головой ушла в книгу. Она улыбнулась и жестом показала, что ее не нужно беспокоить, и я прошла дальше.

Опустившись на стул, я тяжело выдохнула. Все тело ныло от усталости, голова была тяжелая. Я понимала, что в последнее время надрываюсь слишком сильно, но просто не видела другого выхода.

Пачка бумаг передо мной как будто напоминала, почему я так себя загоняю. Я откусила круассан и уткнулась в банковские счета и накладные на поставки. Считала и пересчитывала цифры. Даже несмотря на то, что аренду за квартиру я платила по неделям, свести все воедино было почти невозможно. Я даже посмотрела цены на консультации юриста по поводу повышения аренды, но их почасовые ставки были выше, чем то, что я платила за жилье.

Слезы жгли глаза, подступая к горлу, как будто вот-вот прорвутся. Но я не позволю. Не могу. Не с Лукой на кухне. Мне нужно было просто дотянуть этот день.

Зазвонил дверной колокольчик, и я подняла голову — ко мне направлялись Шеп и Тея с пакетами в руках. Я натянула улыбку, но по взгляду Теи поняла сразу — она все увидела.

— Что случилось? — спросила она резко. — С Лукой все в порядке?

— С ним все хорошо, — поспешила успокоить я. — На кухне, готовит рагу с Уолтером.

Плечи Теи поникли от облегчения, и сердце сжалось от того, как сильно она любила моего сына. Она внимательно посмотрела мне в лицо:

— А что тогда происходит?

Я открыла рот, чтобы соврать, но тут же поняла — смысла нет. Я все равно скоро должна буду съезжать, и Тея это заметит. Я протянула ей письмо от Рика.

Она схватила листок, и ее лицо покраснело, пока она читала.

— Вот же мерзавец. Он уже повышал тебе аренду несколько месяцев назад.

Шеп подошел ближе, переводя взгляд с Теи на меня и ставя пакеты на пол:

— Можно?

Мне стало неловко, но прятать было бессмысленно.

— Конечно.

Он взял письмо из рук Теи, быстро пробежался по нему глазами, и его челюсть сжалась, а на щеке задергался мускул.

Наконец он посмотрел на меня:

— Это незаконно, Саттон. Я знаю, у меня есть несколько сдаваемых в аренду помещений. В Орегоне можно повышать аренду только один раз в год. И обязательно за тридцать дней предупреждать об этом арендаторов.

Я прикусила губу:

— Я сейчас плачу за пекарню помесячно, потому что прошло больше года, но за квартиру плачу понедельно. Так мне проще было, больше гибкости…

— Не нужно объяснять, — мягко перебил Шеп. — Даже если аренда понедельная, правила все равно действуют. После года он может повысить ставку, но обязан предупредить хотя бы за неделю.

У меня сжалось внутри. Не стоило удивляться, что Рик опять мутит что-то грязное. Он всегда казался мне скользким и надменным.

— Я все равно ничего не смогу с этим сделать. У меня нет денег на юриста, чтобы судиться с ним.

— Может, я ему позвоню и расскажу, куда он может засунуть свою аренду? — предложила Тея.

У Шепа задергались губы, сдерживая улыбку:

— Не давай Трейсу поводов тебя арестовать, Колючка.

Она злобно на него посмотрела:

— Я бы и срок отсидела. Этот придурок постоянно пялится на задницу Саттон, когда заходит сюда.

Шеп напрягся, его взгляд метнулся ко мне.

— Он доставляет тебе неудобства? Хочешь, я с ним поговорю?

Я быстро покачала головой:

— Он мерзкий, но не настолько, чтобы я не справилась сама.

Шеп не выглядел успокоенным:

— Напиши ему по почте или в сообщении, чтобы все было зафиксировано. Если начнет выкручиваться, у меня есть знакомый в округе, который занимается такими вопросами.

Боже, какой же Шеп хороший. Именно такого человека заслуживала моя лучшая подруга. Глубоко вздохнув, я взяла телефон и начала набирать сообщение.

Я: Привет, Рик. Думаю, ты ошибся в расчетах, когда снова повысил мне аренду. Мою ставку уже повышали в апреле, так что, согласно законодательству штата Орегон о правах арендаторов, ты не можешь сделать это снова до следующего апреля. Дай знать, если тебе нужна копия того уведомления или еще что-то. Спасибо!

Я прикусила губу и отложила телефон.

— Видите? Все, готово.

Хотя бы несколько месяцев у меня теперь есть, чтобы все обдумать и найти выход. Но что-то подсказывало мне, что весной Рик поднимет аренду максимально возможным по закону процентом.

Тея пристально на меня посмотрела:

— Ты совсем не спишь, да?

— Все нормально, мама.

Она уперла руки в бока:

— Только попробуй так со мной разговаривать, юная леди.

Я усмехнулась:

— Спасибо вам обоим, что всегда рядом.

Шеп обнял Тею за плечи, притянув ее к себе. Это движение было таким естественным и простым, что у меня внутри все сжалось. Я тоже хотела этого. Знать, что есть кто-то, на кого можно опереться. Кто всегда рядом. Настоящий партнер.

Он тепло улыбнулся мне:

— Если что-то понадобится — просто скажи. Рик никогда не славился своей честностью.

Конечно. Кому же еще мне мог достаться в арендодатели, как не такому типу? В моей жизни все всегда так складывалось. Но я вложила слишком много сил и денег в эту пекарню и не могла позволить себе сменить помещение. Это было бы моим концом.

Телефон тихо звякнул, и я опустила взгляд на экран. Как только я прочитала сообщение, из головы моментально ушла вся кровь.

Рик: Это я еще шел тебе навстречу, Саттон. Я не хотел играть по жестким правилам, но ты не оставила мне выбора. Ты должна съехать из квартиры над магазином в установленный срок согласно законам штата Орегон. У тебя десять дней.

10

Коуп

Двигатель моего внедорожника еще гудел, пока я сидел на парковке у катка, уставившись на экран телефона. Тедди прислал мне статью с коротким сообщением: Что, черт возьми, происходит, Жнец?

А у меня не было ответа. Я просто тупо смотрел на заголовок:

Звезда Seattle Sparks, Коупленд Коулсон, сдал тест на наркотики.

Я стиснул челюсти так сильно, что скрипнули коренные зубы, а пальцы сжали телефон до побелевших костяшек. Естественно, эти чертовы журналисты-сплетники не стали уточнять, что мой тест оказался отрицательным. Им нужно было лишь бросить в воздух обвинение, чтобы все обсуждали, что меня подозревают в приеме допинга.

Когда Линк сегодня утром позвонил и сказал, что тест чистый, я наконец смог дышать спокойно. Я знал, что не принимал никаких запрещенных веществ. Ни единого. Но с моим-то везением я бы не удивился, если бы кто-то специально подделал результаты. Эта мысль сжала живот, как в тисках, в тот момент, когда телефон снова зазвонил.

Тедди: Не давай этим ублюдкам сломать тебя. Команда выпустит заявление, и все уляжется. А теперь рассказывай, каково это — управляться с кучкой маленьких монстриков?

Я хотел верить Тедди, но мысль уже запала в головы людей. Я мог потерять спонсорские контракты или что еще хуже. И я знал, что на Линка теперь надавят еще сильнее, заставляя обменять меня. Ему и так было хреново оттого, что пришлось меня проверять, но если бы он не поступил по правилам, давления было бы еще больше.

Я: Они чертовски милые. Некоторые реально подают большие надежды.

Тедди: Признайся, они тебя выматывают, да?

Я невольно усмехнулся. Черт, мне это было нужно.

Я: У них энергии в разы больше, чем у меня. Чувствую себя стариком.

Тедди прислал гифку с дедушкой на ходунках.

Тедди: Думаешь, тебя пустят на лед с таким?

Я ответил ему эмодзи со средним пальцем и гифкой, где два старика устраивают бой на ринге.

Я: Я еще в любой день задам тебе трепку.

Тедди: Только во сне. Я обкручу тебя кругами.

И это правда. Он был быстрее любого, с кем я когда-либо играл. Лука мог бы стать таким же.

Я: Здесь есть один пацан, который однажды тебя обгонит. Он летит по льду, как будто коньки едва касаются поверхности.

Тедди: Чувак. Мне нужно это увидеть. Может, заеду как-нибудь на выходных. Помогу потренировать.

Я усмехнулся в экран. Было бы круто его увидеть, убедиться, что он действительно идет на поправку.

Я: Дети с ума сойдут. Давай сделаем это.

Тедди: Договорились. Напишу, как определюсь с датами.

Я уже собирался ответить, как экран сменился на входящий вызов. Я не сдержал стон, увидев имя Энджи. Вот дурак, зачем я вообще когда-то с ней связался? Не потому что она была плохим человеком — просто смешивать работу и отношения всегда плохая идея. Теперь между нами остались только натянутые разговоры и неловкость.

Я заглушил двигатель и откинулся на сиденье. Обычно я любил ощущение мягкой кожи в этом чертовски дорогом Bentley, но сегодня не чувствовал ничего, кроме неудобства. Кожа была слишком горячей, сиденье казалось жестким.

Я смотрел на экран, размышляя, не отправить ли вызов на автоответчик. Блядь, ну и придурок я все-таки.

Я все-таки принял звонок.

— Привет, Эндж.

— Долго думал, отвечать или нет? — В ее голосе слышалась слабая усмешка. Это было хорошим знаком.

— Возможно, — признался я.

Она тяжело вздохнула, словно неся на плечах весь груз мира.

— Коуп, я ведь не твой враг.

Я напрягся, сильнее сжав телефон.

— Я знаю.

По крайней мере, она не была той, кто дергал за ниточки. Но Энджи знала, как я ненавидел эту игру с прессой. Да, я мог включить обаяние, но только чтобы отвлечь их и не дать добраться до правды.

— А ведешь себя так, будто не знаешь, — тихо сказала она.

Я замолчал на долгое время, не зная, что сказать. Потому что и нечего было. Между нами повисла та самая неловкая тишина, которая говорит больше любых слов.

И это было логично. Мы с Энджи никогда по-настоящему не подходили друг другу. Притяжение было, не спорю, но большего — нет. В итоге ее присутствие только усиливало мое внутреннее опустошение.

Наконец она заговорила:

— Я отправила тебе по почте текст заявления. Скажи, устраивает тебя оно или что-то поменять. Суть такая: Seattle Sparks регулярно тестируют своих игроков на запрещенные вещества. Это необходимо для поддержания здоровья команды на протяжении всего сезона. Коупленд Коулсон был одним из недавно проверенных игроков. Его тест оказался чистым, как и всегда. Дальше все стандартно.

— Подойдет, Энджи. Остальное можешь не читать. Я тебе доверяю.

Меня вдруг накрыла такая усталость, что казалось, она въелась в кости, и никакой сон не поможет. Я обожал хоккей, но до чертиков устал от всего, что происходило вне льда.

Энджи помолчала, словно собираясь с духом:

— Что с тобой, Коуп? Ты от всех отдалился. Ты врезал Маркусу на ровном месте—

— Этот ублюдок это заслужил, — резко перебил я.

— Я не сомневаюсь. Но Маркус всегда был тем еще придурком, который любит всех провоцировать. И раньше ты его не бил.

Блядь.

Энджи была права. Я играл с большинством парней из команды уже много лет, Маркус не исключение. Мир юношеского хоккея довольно тесный, и мы все как будто вместе выросли. Хотя было довольно странно, что сын одного из самых уважаемых игроков лиги оказался таким придурком, я давно привык к его подколам и мерзкому характеру.

Я никогда не срывался. Просто выпускал злость на льду — на соперниках, на себе самом, загоняя себя в тренировки сильнее всех. Это делало из меня отличного хоккеиста. Но сейчас ничего из этого больше не помогало. И кошмары стали чаще. Раньше они приходили раз в месяц, теперь — по несколько раз в неделю.

Я трещал по швам. И понятия не имел, как это остановить.

— Коуп. — Голос Энджи стал мягче. — Поговори со мной.

Блядь.

Она была последним человеком, с кем я хотел сейчас говорить. Потому что, если откроюсь ей хоть чуть-чуть, это будет выглядеть так, будто между нами что-то есть. А это было бы нечестно по отношению к ней.

— Все нормально, Эндж. Собираю себя в кучу. Ты же знаешь, этот анонимный донос насчет теста — не моя тема.

Она снова замолчала, а потом я услышал знакомые нотки злости.

— Почему я вообще надеялась, что ты хоть что-то мне расскажешь? Ты ведь никогда не подпускаешь никого ближе. Как бы я ни старалась.

Связь оборвалась, и я откинул голову на подголовник. Еще один провал в копилку. Хотя Энджи была права. Я не подпускал ее к себе. Ни на йоту.

Да, я играл роль: ужины, мероприятия. Секс был частым и хорошим. Но я никогда не оставался у нее на ночь. Не мог. Потому что не знал, что сделаю, если кто-то окажется рядом, когда я снова проснусь в холодном поту — от тех кошмаров, где я снова застрял в чертовой машине и не могу добраться до отца и брата.

Я сжал глаза, пытаясь удержать подступающую головную боль. Оставаться одному — лучше. Необходимо. Со временем я научусь с этим жить.

Вытащив ключи из зажигания, я выбрался из внедорожника и достал сумку из багажника. Уже почти дойдя до дверей катка, я услышал знакомый голос:

— Тренер Жнец! Тренер Жнец! — закричал Лука.

Я внутренне напрягся, готовясь к тому, что увижу Саттон. Как ее светлые волосы сияют на солнце, как вспыхивают бирюзовые глаза, когда она спорит со мной. Ужин в субботу был настоящей пыткой, потому что все, чего я хотел, — смотреть на нее. Но я знал, что не могу. Не хотел светить свою заинтересованность перед своей вечно любопытной семьей. Хотя это не мешало мне красть взгляды каждый раз, как только удавалось.

Я обернулся и разочарование кольнуло сильнее, чем ожидал, когда я увидел только Луку и Тею, идущих ко мне. Разочарование тут же сменилось тревогой.

— С Саттон все в порядке? — спросил я, прежде чем успел остановиться. И плевать, что этим я себя выдал. Мне просто нужно было знать, что с ней все хорошо.

Тея быстро кивнула, но на ее лице скользнула тень.

— Все нормально. У нее сегодня утром было несколько встреч. Так что я провела немного времени с моим любимым парнем.

Я попытался натянуть привычную беззаботную улыбку:

— Шеп в курсе, что никогда не будет у тебя на первом месте?

— Уже в курсе, — мягко усмехнулась Тея.

— Ти Ти всегда будет любить меня больше, — заявил Лука, раскачивая их сцепленные руки.

— Потому что она умная, — прошептал я заговорщически, придерживая дверь.

Лука засмеялся, отпустил Тею и побежал внутрь к друзьям. Я подождал, пока Тея пройдет, и тут же шагнул за ней.

— Что происходит на самом деле?

Тея вздрогнула и резко посмотрела на меня.

— О чем ты?

— Что-то не так. Ты переживаешь за Саттон.

Тея тихо выругалась:

— Она бы не хотела, чтобы я тебе рассказывала.

Живот скрутило, холодная тревога растеклась по венам, как нефтяное пятно в океане.

— Но ты все равно мне скажешь. Может, я смогу помочь.

Тея покачала головой, ее каштановые волосы рассыпались по плечам.

— Не в этот раз.

— Тея, — рыкнул я.

Она посмотрела на меня долго, внимательно, будто заглядывая под кожу. Наконец тяжело вздохнула:

— Ее арендодатель ведет себя, как последний козел. Пытался дважды за год поднять аренду за пекарню и квартиру наверху.

— Это незаконно, — процедил я сквозь зубы.

— Шеп сказал ей то же самое. И когда Саттон ему об этом сказала, тот потребовал, чтобы она съехала из квартиры за десять дней.

Гнев захлестнул меня с головой. Какого черта кто-то так поступает? Тем более с женщиной, которая одна растит ребенка.

— Он обязан дать тридцать дней на выселение.

Тея снова покачала головой:

— Она снимала жилье понедельно, там не такие гарантии.

Понедельно. Потому что, скорее всего, она не могла позволить себе другой вариант. В голове пронеслось несколько отборных ругательств, но за ними сразу пришло беспокойство. Найти приличное жилье в середине месяца почти невозможно. А я не хотел, чтобы Саттон и Лука оказались в какой-то дыре.

— Как зовут этого ублюдка? — потребовал я.

Тея приподняла бровь:

— Ты все равно ничего не сможешь сделать. Он действует по закону.

— Тея, — прошипел я. — Назови его имя.

Ее глаза расширились от удивления.

— Рик Андерсон.

Я найду этого гада. И уничтожу.

11

Саттон

Если раньше мне казалось, что я устала, то сегодняшний день доказал: я вообще не понимала, что такое усталость. Казалось, что каждая клеточка моего тела побывала под прессом. Возможно, так оно и было.

Я встала в три часа утра, чтобы успеть все испечь до того, как поеду смотреть квартиры для нас с Лукой. Спасибо небесам за Уолтера и Тею — они отвезли Луку на хоккей. Если бы мне пришлось еще раз просить Эвелин о помощи, я бы этого не вынесла.

Покрутила плечами, пытаясь хоть немного снять напряжение. Бесполезно. То ли из-за многочасовой возни с тестом, то ли из-за стресса — я снова переворачивала жизнь Луки с ног на голову. Но еще больше вымотали меня те квартиры, что я сегодня посмотрела. Каждая была хуже другой. Ни одна не подходила для того, чтобы привезти туда моего сына.

Я посмотрела на небольшой жилой дом в районе, который мне был почти незнаком. Поморщилась, разглядывая облупленную краску на фасаде, траву, пробивающуюся сквозь трещины в асфальте, и дверь, оставленную открытой так, что зайти мог кто угодно. Где-то в глубине живота сжался неприятный комок. У меня было плохое предчувствие. Но это был последний адрес на сегодня, а потом нужно было ехать за Лукой в лагерь. Может, внутри все окажется лучше.

Заглушив двигатель, я выбралась из своей небольшой машины, захлопнула дверь и нажала на кнопку блокировки. Быстро проверила телефон. Управляющий написал, чтобы я поднималась в квартиру 4F — он сегодня весь день показывал это жилье.

Глубоко вздохнув, я направилась к подъезду. Дверь была приоткрыта, так что звонить в домофон не пришлось. Возможно, так оставили специально, чтобы не бегать вниз открывать — я надеялась, что причина именно в этом.

Лифта, конечно, не было, хотя здание четырехэтажное. И, разумеется, нужная мне квартира оказалась на самом верху. Хотя в этом был плюс — под нами никто не будет топать.

Как назло, стоило мне подумать о тишине, как с лестничной площадки второго этажа донеслись крики — совсем не дружелюбные. Я сжала зубы и заставила себя продолжать подниматься. На четвертом этаже яостановилась, прислушалась. Доносилась музыка, голоса из телевизора, но, по крайней мере, ничего сверх шумного.

Это уже что-то. Я повторяла себе это снова и снова, пока шла по коридору к двери, подпертой раскрошившимся бетонным блоком.

— Эй? — окликнула я, просунув голову внутрь.

Мужчина лет сорока пяти поднялся с складного стула, затушив сигарету в переполненной пепельнице. Запах дыма висел в воздухе, и я невольно поморщилась.

— Саттон Холланд? — спросил он, окидывая меня взглядом, от которого по коже пробежал холодок.

Я кивнула, резко и неловко.

— Бен?

Он ухмыльнулся.

— Это я. Управляющий высшего класса. — Его взгляд скользнул вниз и явно задержался там, где не должен был. — Готова к экскурсии?

Я прочистила горло, и он наконец посмотрел мне в лицо, даже не попытавшись скрыть, что разглядывал меня. Прекрасно.

Выпрямив плечи, я шагнула внутрь.

— Думаю, я сама все посмотрю. Квартира ведь не большая.

Бен уставился на меня, потом ухмыльнулся:

— Но мне же нужно делать свою работу. Да и я вообще-то джентльмен.

Я с трудом сдержала смешок. Ну конечно, джентльмен.

Он начал рассказывать про стоимость аренды и коммунальные платежи, но я уже все это знала по объявлению. Поэтому просто ходила по квартире, стараясь осмотреть как можно больше. Свет сюда попадал неплохой, но он только подчеркивал все недостатки.

Линолеум везде был порван и отклеивался, а пол под ним выглядел не лучше. Заглянув в маленькую спальню, которая больше напоминала кладовку, я увидела на ковре пятна неизвестного происхождения. В ванной по краю сливного отверстия виднелись бурые разводы, от одного вида которых меня чуть не стошнило. А когда я зашла в основную спальню, в нос ударил жуткий запах табака, пота и чего-то еще, что я даже не смогла опознать.

— Отличный вариант, — сказал Бен, заходя следом. — Такую дешевую двухкомнатную квартиру в Спэрроу-Фоллс больше не найдешь. — Его взгляд снова скользнул по мне. — Хотя, возможно, мы могли бы договориться об еще большей скидке.

У меня отвисла челюсть. Он что, всерьез это предлагает?

Он сделал шаг ко мне, а я инстинктивно отступила назад, сердце забилось, как бешеное. Черт, черт, черт. Я нащупала в сумке мини-баллончик с перцовым газом, который подарила мне Тея. Если бы только успеть…

— Бен. — Его имя прозвучало, как удар плетью, и я едва не разрыдалась от облегчения, увидев в дверях знакомое лицо.

Управляющий резко обернулся, и по его шее пошла красная полоса, когда он увидел Трейса в форме шерифа.

— Чего тебе надо? — огрызнулся Бен.

— Для начала объясни, зачем ты загонял женщину в угол, — прорычал Трейс, на лице которого отразилась ярость.

Бен надулся:

— Я просто показывал квартиру. Ты теперь и за это арестовывать будешь?

Глаза Трейса сузились.

— Ты же пропустил встречу со своим инспектором по надзору.

Бен отвел взгляд в сторону.

— Мне нужно было работать. Потеряю работу — потеряю условное освобождение.

— Ты пять дней подряд показываешь эту квартиру? — прищурился Трейс.

Бен переступил с ноги на ногу.

— Ее надо было подготовить.

Трейс усмехнулся.

— Ну конечно. К счастью, мы сейчас как раз проводим тебя на встречу.

Лицо Бена исказила паника, и вдруг он рванул к выходу. Несмотря на его габариты, двигался он как балерина, ловко увернувшись от Трейса и выскочив наружу.

У меня отвисла челюсть, я переводила взгляд с двери на Трейса:

— Ты что, не собираешься его догонять?

Трейс лишь покачал головой:

— В коридоре его уже поджидают мои ребята.

Раздался чей-то окрик, потом шум борьбы, и кто-то сказал:

— Он попытался ударить меня, шеф. Арестовать его за нападение на сотрудника?

— Арестовывайте, — отозвался Трейс. Потом повернулся ко мне: — Что ты здесь вообще делаешь, Саттон?

Я закусила губу, чувствуя, как пылают щеки.

— Мне нужно… найти новое жилье.

Брови Трейса сдвинулись.

— Зачем? У тебя же сейчас отличный вариант.

Я заколебалась, покусывая губу.

— Рик меня выселяет. Хочет поднять аренду и…

— Чертов ублюдок, — выругался Трейс.

— Все нормально.

— Ни черта не нормально, — отрезал Трейс, все еще полыхая злостью. — И уж точно ты не будешь снимать квартиру в этом гадюшнике. Здесь столько подозрительных типов, что на весь Спэрроу-Фоллс не наберется. Это небезопасно. Можешь пожить у Норы с Лолли…

— Нет, — быстро перебила я. — Я не собираюсь навязываться. Буду искать дальше. У меня есть еще девять дней. Найду что-нибудь.

А если не найду? Что тогда?

Я так крепко сжимала ключи, что совсем не удивилась бы, если бы острые зубцы врезались в ладонь. Боль даже показалась бы облегчением по сравнению с тем полным бессилием и ощущением, что выхода просто нет.

Я пыталась дышать ровно, когда открывала дверь катка, и натягивала на лицо радостную улыбку, чтобы Лука ничего не заподозрил. Повторяла себе снова и снова: я что-нибудь придумаю. Возможно, придется перебраться в соседний город, где аренда чуть дешевле. Я потеряю деньги на бензин, но сэкономлю на жилье.

Горечь и разочарование жгли изнутри. Соседний город — значит, Луке придется перейти в другую школу, похуже. Мы окажемся дальше от семьи Колсонов, что стали нам почти родными. Придется снова искать свое место в мире.

Но зато мы будем в безопасности. Я твердилa себе это снова и снова, пока шагала дальше по ледовой арене. Мы больше не в Балтиморе, вне досягаемости Романа и, что еще хуже, тех, кому он задолжал. Остальное я как-нибудь решу.

— Воительница?

Я обернулась, вздрогнув от неожиданного голоса Коупа.

Он сразу нахмурился, увидев мое лицо.

— Что случилось?

Я открыла рот, чтобы соврать, но не смогла. Сил не осталось. Плечи опустились, и удивительно, что я вообще стояла на ногах.

— Не самый удачный день, — выдохнула я.

Коуп шагнул ко мне, на мгновение замер, словно борясь с собой.

— Я тебя обниму.

Я удивленно распахнула глаза и от самого жеста, и от того, как он потребовал разрешения:

— Х-хорошо.

Он не стал ждать. Просто обнял. От него пахло мятой и шалфеем. Чисто, подумала я. Так, будто этот запах мог смыть с меня весь сегодняшний ужас. Но было и другое — под его мягкими, но сильными объятиями я чувствовала ту самую опору, которой мне так не хватало.

И я позволила себе опереться. Безрассудно, но иначе я бы просто упала. Коуп крепче прижал меня, принимая на себя часть моего веса.

Хотелось расплакаться. До боли хотелось. Слезы подступили, но я изо всех сил держалась. Вместо этого я просто дышала.

Позволяла мяте и шалфею пройти сквозь меня, смывая страх и панику, стирая тревогу и усталость. Его сердце билось у меня под щекой — ровно, уверенно. Такого я не чувствовала почти десять лет. Я понимала, что нельзя позволять себе зависеть от чьего-то присутствия, от чьего-то прикосновения. Это слишком опасно. Но вырваться я не могла.

Еще минуту. Дай мне еще несколько секунд, чтобы снова собрать себя по кусочкам. А потом я снова смогу сражаться.

Коуп провел рукой под моими волосами, нащупал плечо и шею, начал мягко разминать забитые мышцы.

Я не удержала тихого звука, вырвавшегося у меня из горла. Уговаривала себя, что это не стон, но кому я врала?

Голос Коупа прозвучал низко, хрипло, как у медведя, проснувшегося после спячки:

— У тебя плечи, как каменные.

— Спасибо? — пробормотала я, будто в полусне.

— Тебе нужен массаж. Или хотя бы мышечный релаксант, — проворчал он.

— А я бы за горячую ванну убила. Час в кипятке, чтобы никто не трогал и не приставал с проблемами.

Пальцы Коупа замерли.

— У тебя в квартире нет ванны?

Слово «квартира» мгновенно вернуло меня в реальность. Я отступила, вырвавшись из его тепла, и это было настоящей пыткой. Но я уже через худшее проходила.

Покачала головой:

— Нет ванны, но ничего. Сегодня обойдусь грелкой.

Я заерзала, ощущая взгляды. Несколько мам смотрели на нас с любопытством, кто-то с осуждением, а кто-то с завистью. Фигуристка, которая, кажется, еще не достигла двадцати, бросала в мою сторону колючие взгляды. А в глазах тренера Кеннера светилась боль.

Черт.

Вот тебе и напоминание, почему мне нужно держаться подальше от Коупа Колсона.

Он нахмурился, явно недовольный тем, что я отдалилась, и, возможно, еще больше — тем, что у меня нет ванны, будто это личное оскорбление.

— Слышал, твой арендодатель ведет себя, как последний козел.

Я напряглась. Трейс ему написал? Или Тея проговорилась? Хотя в итоге какая разница — слухи все равно расползутся.

— Сейчас он мне не особо нравится, — коротко ответила я.

— Можешь пожить у меня, — сказал Коуп просто, будто предложил одолжить зонт на случай дождя. Как будто пустить под крышу почти незнакомую женщину с ребенком — ерунда.

— Ты же меня не знаешь, — вырвалось у меня.

Он пожал плечами:

— Знаю достаточно. Ты делаешь все, чтобы у твоего сына была лучшая жизнь. Работаешь больше всех, кого я знаю. И не разбрасываешься словами, не врешь, не строишь иллюзий. Ты хорошая женщина, Саттон. И заслуживаешь, чтобы жизнь хоть раз тебе подыграла.

Глаза снова защипало.

— Спасибо, — прошептала я.

Уголки его губ дрогнули в улыбке.

— Пустяки. Дом у меня такой большой, что мы, может, и не увидимся.

Я невольно хмыкнула:

— Не удивлена.

Он молчал, давая мне время на ответ.

— Я не могу, — выдохнула я наконец. — Но я ценю твое предложение. Правда. Просто… не могу.

Как объяснить ему, что мне нужно стоять на собственных ногах? Что в прошлый раз, когда я позволила кому-то обо мне позаботиться, я чуть все не потеряла? Я должна справляться сама.

В глазах Коупа мелькнуло раздражение, но он быстро подавил его.

— Ладно. Тогда хотя бы разреши мне подвозить Спиди. Не нужно тебе тратить время на поездки из пекарни, когда я все равно проезжаю мимо.

— Не нужно, — возразила я.

— Я хочу, — упрямо сказал он.

— Тебе понадобится бустер и...

— Я уже купил.

Я моргнула, не веря своим ушам:

— Ты купил бустер?

Я проговорила это медленно, будто пытаясь перевести с иностранного языка.

Он кивнул:

— Clek Oobr. Мамы в блоге писали, что он лучший. Еще вызвал специалиста, чтобы правильно установил. Говорят, это важно.

Я уставилась на него, разинув рот. Этот хоккеист, которого боялись на льду, что, читал мамские блоги? Я сглотнула, пытаясь подобрать слова. Но вырвался совсем другой, глупый вопрос:

— То есть ты катаешься по городу с детским креслом на заднем сиденье своего модного внедорожника?

Я уже несколько раз видела эту машину и не могла не заметить эмблему Bentley на капоте. Даже думать не хотелось, сколько она стоит. Или как быстро мой ребенок превратит заднее сиденье в крошечный хаос из печенюшек и липких следов от пальчиков.

Коуп улыбнулся во всю ширь, и этот эффект был сокрушительным.

— Детское кресло никак не мешает оставаться крутым.

Я приподняла бровь:

— Может подпортить твою репутацию, крутыш.

Глаза Коупа потемнели, взгляд скользнул к моим губам.

— Воительница, с моими навыками ничто не испортит мою игру.

Теплая волна вспыхнула внизу живота. Эта уверенность, почти граничащая с самоуверенностью, не должна была меня заводить. Но заводила. Я поймала себя на том, что хочу узнать, каково это — отпустить контроль и позволить Коупу взять все в свои руки. Что значит чувствовать, как это мощное тело прижимает меня к матрасу или берет сзади. Как он врывается в меня, и...

Я резко зажмурилась.

Нет. Об этом даже думать нельзя. Потому что этого не будет. А значит, Коуп свободен, чтобы делить такие моменты с кем-то другим.

От этой мысли внутри все скрутило в тугой узел. Гораздо хуже, чем когда я вдыхала затхлый воздух той жуткой квартиры. Но придется справиться. Я уже привыкла к разочарованиям.

12

Саттон

Я смотрела на мужчину, склонившегося над водонагревателем в одной из задних кладовок. Комната была забита до потолка моющими средствами — швабрами, тряпками, бутылками и ведрами. Между этим, огромным бойлером и габаритами сантехника места почти не оставалось, становилось душно.

Наверное, стоило бы сохранить это тепло в себе, впитать его в кости, чтобы хватило на ледяной душ, который меня снова ждал сегодня вечером. Как и предыдущие пять дней. Единственное спасение — Лука мог мыться после лагеря прямо на катке.

Пять дней.

Это число висело в воздухе, доказывая две вещи: мой арендодатель — конченый ублюдок, а я — полный неудачник. Мне понадобилось несколько дней, чтобы заставить Рика отправить сюда сантехника. А квартиру для нас с Лукой я так и не нашла.

За глазами нарастало давление. Все доступные варианты были либо в небезопасных районах и домах, либо настолько крошечные, что туда не поместишься. Лучший вариант сейчас — гостевой домик с мини-кухней. Готовить нормальную еду там не получится, но хотя бы мы будем в безопасности.

Как по заказу, на экране телефона всплыло новое сообщение.

Неизвестный номер: Помоги мне хоть раз, Голубоглазая. А то придется идти в суд за опекой над Лукой.

Гнев мгновенно смыл накатившее чувство беспомощности. Для Романа Лука был всего лишь пешкой в его грязной игре. Он не видел, каким добрым, веселым и невероятным ребенком был мой мальчик. Не понимал, что Лука — лучшее, что случилось с любым из нас.

У меня скрутило желудок, пока я смотрела на это сообщение. Роман никогда не получит опеку, но он может превратить нашу жизнь в настоящий ад, пытаясь добиться своего. А с учетом того, что сейчас творилось в моей жизни, денег на хорошего адвоката у меня точно не было.

Я быстро заблокировала номер. Больше менять свой номер я не собиралась — отговорки закончились, а Роман все равно каким-то образом находил меня.

Глубоко вдохнув, я напомнила себе, что он не знает, где мы. И даже если бы знал, он сейчас слишком погряз в своей зависимости, чтобы тащиться через всю страну или подавать какие-либо документы на опеку.

— Мисс Холланд, с какого дня у вас нет горячей воды? — вывел меня из мыслей голос Берни.

Я постаралась прийти в себя.

— Называй меня Саттон, Берни. Примерно с понедельника. Я заметила это, когда мы заканчивали уборку.

А еще это означало, что посуду мы мыли вручную, обрабатывая ее хлоркой. Но самое главное — наши посетители мыли руки ледяной водой.

Берни нахмурился, разглядывая водонагреватель:

— Его давно пора менять. Этому агрегату лет десять.

У меня опустилась голова, а к глазам снова подступили слезы. Это ответственность Рика, а не моя. Но каковы шансы, что он согласится быстро купить новый бойлер?

— Сколько это обычно стоит?

Берни почесал рыжую бороду.

— Где-то от тысячи до двух тысяч долларов.

Я зажмурилась, заставляя себя дышать ровно. Если не терять самообладания, все можно пережить.

— Дай я позвоню Рику.

Берни хмыкнул себе под нос так, что стало ясно — он не верил в удачный исход. Я его не винила. Поэтому просто вышла в коридор. Из основного зала доносились знакомые аккорды одной из моих любимых кантри-композиций. Я нашла в контактах номер Рика и нажала вызов.

Он ответил на четвертом гудке:

— Что еще? — рявкнул он.

Я напряглась, но пыталась говорить спокойно:

— Берни сейчас осматривает водонагреватель.

— И ты мне за это спасибо не скажешь? Это мне стоило двести баксов.

Я прикусила щеку изнутри:

— Он говорит, что бойлер нужно менять. Еще много лет назад стоило это сделать.

Повисла тишина, а потом в трубке посыпались ругательства.

— Он просто пытается содрать с меня деньги. Я не собираюсь платить за новый. Это бред. Ты, наверное, сама что-то там сломала.

Я стиснула зубы:

— Рик, я никогда в жизни не трогала этот водонагреватель. И зачем мне это? Ты обязан содержать здание в рабочем состоянии, это твоя ответственность, а не моя. Так что...

— Дай мне поговорить с Берни, — оборвал он.

Я сжала телефон крепче, но вернулась в кладовку.

— Он хочет с тобой поговорить, — сказала я Берни, протягивая ему трубку с сочувствующим взглядом.

Берни тяжело вздохнул, но взял телефон:

— Перестань быть идиотом и дай мне починить водонагреватель этой замечательной леди.

У меня приподнялись брови. Видимо, Берни уже привык к выкрутасам Рика. Я слышала только одну сторону разговора, но было понятно, что Берни давал отпор не хуже, чем получал. Хотя бы я не бросила его на растерзание неподготовленным.

— Да, да, — пробурчал Берни и вернул мне телефон.

Я снова приложила его к уху и вышла в коридор.

— Рик?

Он хмыкнул в трубке:

— Куплю я тебе бойлер, но это займет несколько дней. У меня нет таких денег под рукой.

Как бы не так. Я видела, в каком особняке он живет и на чем ездит. Держать резервный фонд для пары десятков арендуемых объектов — его прямая обязанность.

— Пожалуйста, Рик, — горько проглотила я собственную гордость. — Это последний день лагеря на неделе. Луке нужно будет принять душ на выходных. Я не заставлю его лезть под холодную воду.

— Это лучшее, что я могу сделать, — отрезал Рик и бросил трубку.

Я так сжала телефон, что удивительно, как экран не треснул. Медленно опустила его, глядя в пустоту. Что теперь?

За глазами снова вспыхнуло болью. С каждой вспышкой горло сжималось сильнее. Слезы требовали выйти наружу. Но я не могла им этого позволить. Потому что если я сейчас сломаюсь, то уже не смогу подняться.

Вдруг снаружи распахнулась дверь, впуская в коридор свет и шум.

— Мам! — закричал Лука. — Ты не поверишь! У нас была первая игра, и я забил гол! Это было круче всего на свете!

Я натянула улыбку, чувствуя, как мышцы щек дергаются от напряжения.

— Это потрясающе, малыш. Расскажи мне все до мелочей.

За ним вошел Коуп, на губах которого играла улыбка.

— Думаю, за такое надо отметить кексиками. Что сегодня в меню?

Он возил Луку в лагерь и обратно каждый день с того момента, как предложил помощь. Единственная оплата, на которую он соглашался, — кексы. Особенно он любил мои самые необычные.

— Как тебе апельсиновый Creamsicle? — голос дрогнул, и я молилась, чтобы Коуп этого не заметил.

Его взгляд сузился, скользя по моему лицу. Я заметила, как дернулся мускул на его челюсти.

— Спиди, сходи расскажи Уолтеру про свой гол. А я сейчас догоню тебя с кексиками и молоком.

Я открыла рот, чтобы возразить. Лука был моим щитом, моей безопасной зоной. С ним рядом Коуп не стал бы давить на меня с расспросами. Но мой мальчик, услышав про новую аудиторию для рассказов, сорвался с места, как ракета.

Коуп сделал шаг ко мне, и коридор мгновенно стал таким же тесным, как кладовка.

— Что случилось, Воительница?

Эта кличка резанула по сердцу, словно нож, оставив после себя резкую, острую боль. Давление за глазами стало таким сильным, что я с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться прямо здесь.

— Я не воительница. Даже близко. Я еле держусь на плаву.

Коуп подошел еще ближе, его рука скользнула под мои волосы, пальцы мягко, но настойчиво размяли затекшие мышцы шеи.

— Расскажи мне.

Он был последним человеком, с которым я должна была этим делиться. Последним, на чьи плечи стоило взваливать свои проблемы. Но слова сами срывались с губ: бесконечная череда ужасных квартир, встреча с Трейсом, который сказал, что здание небезопасно, выходки Рика...

Я умолчала только об одном — о Романе. Потому что этот кусок правды был слишком стыдным.

— А потом в понедельник сломался водонагреватель. Берни сказал, что нужно ставить новый, но Рик тянет время.

Пальцы Коупа сжались у меня на затылке, а на лице проступила мрачная ярость. Захотелось сделать шаг назад. Я знала этот гнев — с ним Коуп выходил на лед, с ним его соперники сталкивались лицом к лицу.

— Ты сейчас серьезно говоришь, что всю неделю мылись ледяной, мать его, водой? — прорычал он.

Я с трудом сглотнула:

— Лука может мыться на катке, так что это только я. Ничего страшного. Я...

— Собирай вещи. Сейчас же. И Луки тоже, — рявкнул Коуп.

У меня отвисла челюсть.

— Что?

Его взгляд сузился, стал твердым, как сталь:

— Ты не останешься в доме, где нет горячей воды. Ни минуты больше. Так что собирай все. Ты переезжаешь ко мне.

13

коуп

Я чувствовал, как ярость пульсирует во мне, словно волны огня. Мне стоило огромных усилий удержаться, чтобы не схватить Саттон, не перекинуть ее через плечо и не увезти вместе с Лукой домой, туда, где им будет безопасно. Но злился я не только на этого ублюдка Рика, который довел ее до такого состояния.

Меня бесило то, что у нее не было другого выхода. Она собиралась переехать с Лукой в крошечный гостевой домик, потому что считала его единственным безопасным вариантом. Хотя это было далеко не так.

Когда я поручил Шепу спроектировать мой дом, он только закатил глаза на все мои запросы. Но я никогда особо не транжирил деньги. Да, у меня дурацки дорогая машина, но настоящие вложения я делал в дома — пентхаус в Сиэтле и дом здесь, в Спэрроу-Фоллс.

Здесь я выбрал простор. Место, где можно дышать. Я хотел, чтобы сам дом дарил такое же чувство уюта. Потому и сделал спортзал и кинотеатр. Огромные гостиные, столовые и кухню. Библиотеку и кабинет. Десять спален, тринадцать ванных, бассейн и джакузи.

Плюс, я обустроил пространство для Арден, дав ей работу управляющей. У нее был небольшой гостевой домик и огромная мастерская, где она могла хранить свои монструозные скульптуры и прочие безумные арт-объекты. Еще — конюшня и загон для ее двух лошадей. Все это должно было создать для нее ощущение безопасности.

Я хотел дать такое место и Саттон с Лукой. Только старался не задумываться, почему.

Саттон смотрела на меня широко раскрытыми бирюзовыми глазами, полными изумления.

— Коуп, я не могу...

— Можешь. И сделаешь это, — перебил я. — Я понимаю, что ты привыкла справляться сама. Но рядом есть люди, которым ты не безразлична. Позволь нам помочь.

Она закусила нижнюю губу:

— Я завтра подпишу договор на этот гостевой домик, и...

— Воительница, — прорычал я. — Тридцать квадратных метров на двоих — это не жизнь. У тебя с Лукой будет целое крыло дома. Куча места для игр, бассейн, пруд. Ему там понравится.

Саттон сильнее прикусила губу, и я почувствовал ее колебание.

— Если тебе некомфортно жить со мной, остановись у мамы с Лолли. Они будут только рады.

Ее глаза заблестели.

— Почему вы все такие хорошие?

Эти несказанные слезы что-то сломали во мне. Я прижал ее к груди:

— Ты заслуживаешь гораздо большего, чем просто «хорошие», Воительница.

Она вздрогнула у меня в руках:

— Ты этого не знаешь.

Мои пальцы замерли на ее шее, а потом снова начали мягко разминать напряженные мышцы.

— Может, я и не знаю, через что ты прошла, но знаю одно — это было непросто.

Каждой клеткой я чувствовал: за ее спиной что-то тяжелое. И мысль о том, что кто-то причинил ей боль... рвала меня на части.

— Ты заслуживаешь передышки. Дай мне помочь.

Пальцы Саттон вцепились в мой свитер так, будто она держалась за него из последних сил.

— Я столько сил вложила в то, чтобы стоять на своих ногах. Я не могу это отпустить.

— Ты и не отпускаешь. — Я провел рукой по ее шелковистым светлым волосам. — Просто иногда человеку нужно место, чтобы передохнуть. Это не значит, что он перестал быть самостоятельным.

Она подняла голову, и наши взгляды встретились. Она что-то искала в моих глазах, и я чертовски надеялся, что нашла.

Она сглотнула.

— Ты уверен? Я ненадолго. Только пока немного подкоплю и...

— Оставайся столько, сколько нужно. Мой дом большую часть года стоит пустой. Будет здорово, если там снова появится жизнь.

Признаться вслух в этом было как удар под дых. Моя жизнь давно превратилась в бесконечный цикл: хоккей, тренировки, обязательные мероприятия. И все. Ни радости, ни настоящей связи, кроме нашего дурацкого семейного чата.

Что-то болезненно сдвинулось внутри, словно кости терлись друг о друга, потому что там, где должно быть сердце, давно зияла пустота. И впервые за долгое время я захотел ее заполнить.

Саттон долго молчала, не отводя взгляда.

— Мне нужно вставать до рассвета, а Лука... Ему нужен кто-то, кто будет с ним.

— Воительница, — я сжал ее шею чуть крепче. — Я разбужу его сам и приготовлю нам завтрак. Каждый день делаю это для себя. Я и так встаю рано, чтобы успеть потренироваться перед лагерем.

Она тяжело выдохнула.

— Он милый, но с ним не так просто, — предупредила она. — Он будет болтать без умолку и уговаривать тебя кормить его одними сладостями на завтрак, обед и ужин.

Я усмехнулся:

— Парень по моему сердцу. Но я напомню ему, что для хоккейных мышц нужен белок.

Губы Саттон дрогнули в улыбке, и мне захотелось провести по ним языком, узнать, каково это — когда они обхватывают мой... Стоп. Туда не думай.

— Я буду платить хоть какую-то аренду, — начала она.

— Ни за что.

— Коуп...

— Нет. Хочешь платить? Тогда позволь мне быть твоим дегустатором на новых кексах.

Она слабо улыбнулась:

— Это работа Луки. И он ее обожает.

— Две пары вкусовых рецепторов лучше, чем одна, — парировал я.

Она помолчала секунду, потом другую.

— Хорошо.

Я почувствовал вкус победы. Черт возьми, даже когда мы выиграли Кубок два года назад, я не ощущал такого кайфа. И не смог сдержать идиотскую улыбку.

— Правда?

Саттон пожала плечом:

— Только потом не жалуйся, когда Лука разбудит тебя в пять утра, чтобы попрактиковаться в своих «спортивных шайбах».

Я расхохотался:

— Спортивных шайбах?

Она подняла на меня озорной взгляд, и этот момент словно выбил из меня весь воздух.

— Я в теме, как видишь.

Я покачал головой, не сдерживая улыбку.

— Пошли. Пора собирать вас двоих.

Я включил поворотник и свернул на Каскейд-авеню. Мельком глянул в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что Саттон и Лука едут за мной. Адрес у нее уже был забит в навигаторе, но я не хотел, чтобы она хоть на минуту почувствовала себя одинокой в этом пути.

Когда мы выехали на основную дорогу за городом, я нажал кнопку на руле:

— Позвони Энсону.

Не то чтобы я часто ему звонил. Его номер был у меня в телефоне, но уж точно не в избранных. Честно говоря, поначалу я с недоверием относился к парню своей сестры. Но этот бывший профайлер был рядом с ней в самые трудные моменты, и постепенно я начал менять свое мнение.

— Коуп, — ответил Энсон. Хмурый ублюдок вроде стал немного живее в последнее время, но до душевности ему все равно было далеко.

Я не стал ходить вокруг да около:

— Мне нужна помощь.

— Какая?

Его осторожность была понятна. По сути, я мог просить его о чем угодно — хоть избавиться от тела в кислоте. Я сжал руль сильнее.

— У тебя есть знакомый хакер, так? Кто-то, кто может нарыть компромат?

Его друг уже однажды помог уничтожить бывшего Теи и добиться справедливости для множества женщин, которых тот мучил.

— У меня нет друзей, — буркнул Энсон.

Я фыркнул.

— Как скажешь. Ассоциированный партнер?

Он помолчал.

— Что нужно?

Знакомая ярость снова рвалась наружу, из той коробки, куда я пытался ее запихнуть.

— Все, что можно накопать на Рика Андерсона. Так, чтобы заставить его продать мне все свои дома. Дешево. Потому что этот ублюдок должен потерять хоть что-то.

До меня донеслись звуки стройки, потом они затихли — видимо, Энсон отошел в сторону.

— Кто он и что натворил?

— Какая разница?

— Если хочешь, чтобы Декс взялся за это дело, разница есть. Сейчас он берется только за те истории, в которых видит смысл. Крестовый поход, понимаешь ли.

Я стиснул челюсть.

— Местный урод, который издевается над Саттон. Постоянно повышает ей аренду. А когда она напомнила ему о своих правах, выкинул ее с Лукой из квартиры над пекарней. И сейчас она не может позволить себе нормальное жилье.

В трубке раздалось низкое рычание.

— Ты серьезно?

— Более чем. Хотел бы я, чтобы это было не так.

— Ее кексы — это, черт возьми, рай, — пробормотал Энсон.

Я с трудом сдержал смех. Конечно, именно кексы Саттон растопили сердце этого мрачного ублюдка.

— Значит, поможешь?

— Я подключу Декса как можно скорее. — Энсон помолчал. — А пока где она будет жить?

Я сдвинулся на сиденье:

— Везу ее с Лукой ко мне.

Повисла пауза.

— Тебе она нравится.

Я слышал ухмылку в его голосе, и это только сильнее меня взбесило.

— Вот это ты вынес из всего разговора?

— Именно.

— Отвали и помоги мне решить проблему.

— Уже решаю, — коротко бросил Энсон и отключился, не дав мне даже сказать спасибо. Как обычно.

Я подъехал к массивным воротам, которые Шеп установил у въезда на мою территорию. Может, со стороны это выглядело чересчур, но фанаты иногда пытались пробраться на участок. Да и мне спокойнее, особенно ради безопасности Арден.

Я подождал, пока позади меня остановится машина Саттон. Я уже дал ей код от ворот, но сейчас проще было просто проехать за мной. Нажал кнопку на козырьке и подумал, как все это выглядит ее глазами.

Для меня это было идеальное место. Далеко от города, с потрясающим видом на горы Монарх и утесы Касл-Рок. Эта тишина всегда помогала мне успокоить мысли. Хотелось верить, что для нее это будет так же.

Как только ворота открылись, я нажал на газ, и Саттон поехала следом. Пейзаж пока скрывали ряды осин вдоль извилистой дорожки. Мы ехали так несколько минут, переехали мост через ручей, и только потом перед нами открылось пространство.

Я на секунду остановился, чтобы просто посмотреть. Золотистые скалы Касл-Рок, величественные вершины Монарх, на которых еще лежал снег. Все это напоминало, насколько мы малы в этом огромном мире.

Сам дом органично вписывался в окружающий ландшафт. Глубокие красноватые тона дерева, камень и стекло. Он был огромным, но на фоне бескрайней природы не выглядел вычурным.

Я обогнул круговую подъездную дорожку и остановился у главного входа. Потом выдам Саттон пульт для гаража, чтобы она могла ставить машину под крышу, но сейчас и так сойдет. Заглушил двигатель и вылез из машины — как раз в тот момент, когда Лука выскочил из ее внедорожника.

— Тренер Жнец! Это твой дом? — крикнул он.

В его голосе звучало неподдельное восхищение, и я почувствовал, как по венам разливается гордость.

— Мой, Спиди.

— Это просто ОФИГЕННО! — Лука подпрыгнул, а потом начал танцевать что-то совершенно несуразное, но чертовски забавное.

Саттон закрыла дверь своей машины, ее взгляд скользнул от дома ко мне, и она сглотнула.

— Он, конечно, красивый. И большой.

— Большой — это плохо? — нахмурился я.

— Смотря для чего, — ответила она, понизив голос.

— Например?

Бирюзовые глаза вспыхнули.

— Если не забываешь, что по-настоящему важно.

14

Саттон

Я не должна была позволять этой маленькой правде вырваться наружу. Потому что, когда Коуп внимательно посмотрел на меня, я поняла: он начинает складывать слишком много частей в одну картину. В картину, которую я не хотела ему показывать.

Я слишком дорого заплатила за эти уроки. Дело не в вещах, которыми ты себя окружаешь, а в людях рядом с тобой. Если погоня за следующим удовольствием — в какой бы форме оно ни было — затмевает все остальное, ты рискуешь потерять самое важное.

Словно читая мои мысли, Коуп сделал шаг ближе, не давя, но создавая между нами ту самую близость.

— Этот дом — для семьи.

Я подняла брови, не понимая, как это.

— Десять спален. По одной для каждого из моих братьев и сестер, для мамы и Лолли. Еще чердак с двухъярусными кроватями для Кили. Так что если все соберутся здесь на Рождество, места хватит.

У меня сжалось сердце. Ровно столько комнат, чтобы вместить всю семью Колсонов. Потому что они для него важны.

— Проектировка — это была первая большая работа Шепа в Colson Construction. С этого он начал свой путь в архитектуре.

Я с трудом сглотнула.

— Ты дал ему шанс. — И я знала, что потом он построил успешный бизнес.

Коуп пожал плечами:

— Как видишь, это не было каким-то особым подвигом.

Я невольно улыбнулась одним уголком губ, оглядывая дом уже другими глазами.

— Нет, не было. Он прекрасен.

Коуп кивнул в сторону:

— Арден живет вон там, по той дороге. У нее есть гостевой домик и мастерская для ее арт-проектов. Еще мы построили конюшню, чтобы она могла держать лошадей, и Кили могла приезжать кататься.

Что-то болезненно вспыхнуло в груди. Столько заботы о других.

— А для себя ты что сделал?

Он улыбнулся:

— Пошли, покажу.

Он поднялся по ступеням крыльца, пока Лука скакал вокруг нас. Набрав на замке код, Коуп открыл дверь и вошел внутрь.

— Офигеть, мам! Это же настоящий особняк! Тренер Жнец, это особняк? — закричал Лука.

Я даже не смогла ответить, потому что онемела от вида за огромными окнами. Задняя стена дома почти полностью состояла из стекла. Почти все три стороны. И этот пейзаж словно притянул меня за собой, ноги сами несли вперед.

Я слышала, как Коуп и Лука что-то говорят на фоне, но продолжала идти, пока не оказалась прямо перед этим завораживающим видом. Я чувствовала Коупа рядом больше, чем видела его. Его тепло, силу, которая исходила от него словно волны.

— Это стекло с односторонним обзором. Мы видим улицу, но никто не видит нас, — пояснил Коуп, потянувшись к ручке раздвижной двери. — Но вот это я сделал для себя.

Он легко открыл дверь, отодвинув целую стену, но я уже сделала шаг на улицу, не в силах устоять. Задняя терраса была настоящей мечтой любителя природы. Просторный двор был разделен на несколько уровней. Наверху слева — большая обеденная зона под навесом от солнца. Справа — уличный диван с кострищем посередине, идеально подходящий для прохладных вечеров в горах. Второй уровень — бесчисленные скамейки и клумбы, образующие лабиринт уютных уголков. И наконец, великолепный бассейн, плавно переходящий в пруд, создающий ощущение, будто ты паришь над водой. Коуп создал идеальную гавань.

— Тут есть бассейн?! — взвизгнул Лука.

В глазах Коупа мелькнула паника:

— Он умеет плавать?

— Как рыба, — улыбнулась я. — Нам еще повезет, если мы вообще вытащим его из воды.

Коуп с облегчением выдохнул:

— С рыбой я справлюсь.

— Коуп, — прошептала я. — Это волшебно.

Он улыбнулся мне вниз:

— Мое любимое место во всем доме.

— Понимаю почему. Здесь можно жить.

— Я так и делаю. Ну, кроме времени, что провожу в спортзале.

Я приподняла бровь.

Он пожал плечами:

— Профессиональный хоккеист. Логично иметь место, где можно держать себя в форме. Тренажерный зал в подвале. Там же кинотеатр — Шеп фанат фильмов, я уступил ему в этом.

— Ну конечно, кинотеатр, — пробормотала я.

Коуп усмехнулся:

— Хочешь посмотреть свои комнаты?

— Да! Покажите мне мою комнату! — закричал Лука, подслушав.

Мне было трудно оторваться от этой красоты, от тишины и покоя. Я слышала, как журчит ручей, впадая в пруд. Хотелось остаться здесь на часы, но я заставила себя последовать за сыном и Коупом внутрь.

Коуп повел нас по широкой лестнице. Я тут же начала представлять, как украшу ее к Рождеству: сосновые гирлянды, красные винтажные банты. Это будет сказка.

— Моя комната в конце того коридора, — сказал Коуп, указывая налево.

Щеки у меня вспыхнули при мысли о том, как я ночью в пижаме встречу его на кухне, наливая себе воду.

— А моя где? — нетерпеливо спросил Лука, подпрыгивая на месте.

— Лука, манеры, — напомнила я.

Он закатил глаза:

— А моя где, пожалуйста?

Один уголок губ Коупа дрогнул:

— Сюда.

Я понизила голос:

— Он уже считает себя самым крутым ребенком на свете, потому что ты его водитель. Теперь он вообще вознесется.

— Я живу, чтобы служить, — с озорной улыбкой сказал Коуп и завел нас в потрясающую комнату. Стены были спокойного серого цвета, а на акцентной стене — словно черно-белая фотография леса в тумане, с высокими деревьями, окутанными дымкой.

— Это офигенно! — закричал Лука, подпрыгнув.

— Я думал, тебе понравится, — улыбнулся Коуп. — У тебя здесь своя ванная. А на этом телевизоре стоит игровая приставка. Кай любит играть, так что пришлось поставить.

Конечно, пришлось.

Коуп поморщился:

— Только надо будет проверить, все ли игры подходят по возрасту.

— Это я возьму на себя, — пообещала я.

Лука с разбега прыгнул на кровать:

— Я отсюда никогда не уйду!

Коуп улыбнулся мне одной из тех настоящих, счастливых улыбок. Я начинала понимать: самые искренние его радости были связаны с тем, что он делал счастливыми других. И мне хотелось подарить ему что-то в ответ.

Он повернулся ко мне, все с той же улыбкой, от которой у меня внутри делало какое-то акробатическое сальто.

— А ты как, Воительница? Готова посмотреть свою комнату?

Новое сальто и еще пару кувырков. Нет, я не была готова. Потому что все это слишком хорошо. Слишком правильно. А мы с Лукой не можем к этому привыкать.

— Конечно, — сказала я, выдавив улыбку. — Лука, пойдешь со мной?

— Не, я хочу просто потусоваться у себя, — сказал Лука, заложив руки за голову.

Господи, ему семь или семнадцать? У меня сжалось в груди так сильно, что стало трудно дышать. Эти моменты с ним будут такими мимолетными. Совсем скоро он не захочет устраивать киновечера с кексами вместе со мной, а побежит тусоваться с друзьями. Потом — водительские права, колледж, и он уйдет в большой мир.

Коуп наклонился ко мне, его рука слегка коснулась моей.

— Эй, ты в порядке?

Я сглотнула, пытаясь проглотить комок эмоций в горле.

— Иногда я просто моргаю и он уже вырос на пару сантиметров.

Коуп обнял меня за плечи.

— Уверен, он все еще твой маленький мальчик.

— Может быть, сегодня, — прошептала я.

— Пошли, мама. Покажу тебе твое место, — мягко сказал он, ведя меня из комнаты Луки через коридор.

Я даже не пыталась вырваться из этого теплого, бережного объятия. Должна была бы, но сил не хватало. Тепло Коупа было как самый уютный плед, которым хочется укутаться с головой и никогда не снимать.

Он открыл дверь, его ладонь мягко скользнула к моей пояснице, подталкивая внутрь. Ноги налились свинцом. Какая-то часть меня боялась увидеть то, что скрывается за порогом.

Я сделала шаг и резко вдохнула. Я была права. Здесь было красиво. Слишком красиво. Стены — самого светлого бирюзового оттенка, настолько нежного, что казалось, его почти нет. И в то же время этот цвет наполнял все пространство спокойствием.

Возле стены, что ближе к выходу, стояла огромная кровать с белоснежным пуховым одеялом и бесконечным множеством подушек — она выглядела как облако. Но больше всего поразил вид, который открывался прямо из этой постели.

Тот же захватывающий дух пейзаж, что и внизу, но с высоты второго этажа казалось, будто ты паришь над миром. Будто плаваешь на огромном океане леса, гор и воды.

Глаза защипало, в носу закололо. Я никогда раньше не жила в комнате, которая была настолько… моей.

— Как тебе? — спросил Коуп, голос у него стал почти шепотом.

— Это прекрасно, — честно сказала я.

— Цвет напомнил мне твои глаза. Казалось, что он просто обязан быть таким.

Я резко посмотрела на него:

— Мои глаза?

— Бирюзовые. Как Карибское море. В них можно найти целый мир покоя.

Теперь горели не только глаза. Все внутри. Люди говорили о моих глазах почти всю мою жизнь. Роман тоже когда-то поддался их обаянию. Но кто-нибудь хоть раз всматривался глубже, за рамки обычного синего цвета? Голубоглазая. Даже мысленно это прозвище причиняло боль.

Но не Коуп. Он видел оттенки, глубину. И, что важнее всего, он видел чувства.

— Пошли, — снова улыбнулся он, уголки его губ дрогнули. — Ты еще не видела самое лучшее.

Он направился к открытой двери — я сразу поняла, что там ванная. Но я не была уверена, что готова к еще большей красоте. Или к тому, что кто-то будет видеть меня настолько ясно. Но все же пошла за ним. И когда вошла, не смогла сдержать восхищенного вздоха.

Старинная ванна стояла прямо перед огромным окном, за которым открывался тот же невероятный вид. Здесь можно было утонуть не только в горячей воде, но и в этом спокойствии.

— Коуп...

— Неплохо, да? Тут еще и душ есть, — он кивнул в сторону просторной душевой с мраморной плиткой в дальнем углу. — Полки вроде бы полностью укомплектованы, но если чего-то не хватит, скажи — я попрошу домработницу привезти.

Я все еще стояла, не в силах отвести взгляд от ванны.

Коуп снова коснулся моей шеи, мягко массируя напряженные мышцы.

— Включи воду так горячо, как только сможешь, и хорошенько расслабься. Я подниму твои вещи и приготовлю ужин, пока ты будешь отдыхать.

Я изумленно посмотрела на него. Мозг с трудом переваривал происходящее. Кто-то впервые за много лет заботился обо мне. Это само по себе было слишком непривычно. Но я зацепилась за мелкую деталь:

— Ты умеешь готовить?

Уголок его губ дернулся в лукавой улыбке:

— Я полон сюрпризов, Воительница.

15

Саттон

Мои пальцы выглядывали из-под пены, а нежно-лиловый лак, который я недавно нанесла, резко выделялся на фоне белоснежной керамики. Где-то вдалеке, за дверью, доносились звуки того, как Лука играет в видеоигру, но этот шум растворялся в спокойном фоне, напоминая мне, что мой сын в безопасности и счастлив.

Я же сама напоминала сморщенный чернослив. Но довольный чернослив. Уже дважды добавляла горячей воды, чтобы впитать каждую крупицу тепла. Я даже не знала, из чего сделана эта пена для ванны — надписи были на французском, но запах был божественным.

Я понимала, что не стоит привыкать ко всему этому, но это не значит, что я не могла позволить себе насладиться моментом. Я закрыла глаза, стараясь впитать в себя каждую деталь. Может быть, если я запомню это достаточно ясно,этого хватит, чтобы согреться, когда нам придется уйти отсюда.

Спустя еще пару минут я заставила себя выдернуть пробку. Было бы невежливо сидеть в ванной всю ночь, да и солнце уже опускалось к горизонту, заливая территорию Коупа розово-красными красками заката. Какой-нибудь художник мог бы рисовать этот пейзаж сотню раз и все равно не передал бы его полностью.

Может, Арден и пыталась, подумала я, выходя из ванны и заворачиваясь в пушистое белое полотенце. Я знала, что она работает с металлом, но, наверное, и ее вдохновляли эти пейзажи.

Быстро вытеревшись, я обмотала полотенце вокруг себя и выглянула в спальню. Дверь теперь была закрыта, а три моих дорожные сумки аккуратно стояли на скамье у подножия огромной кровати. Я вытащила из одной пары мягкие спортивные штаны и свитшот с абстрактными изображениями шмелей. Наверное, стоило надеть что-то более приличное, например, джинсы и футболку, но после всего сегодняшнего я не могла заставить себя натянуть «жесткие» вещи.

Я натянула мягкий, уютный хлопок, поправила пучок на голове, вытащила из другой сумки любимые тапочки и, сунув в них ноги, направилась через коридор.

Лука, уткнувшись в экран, лихо нажимал кнопки на контроллере.

— Я иду вниз. Коуп готовит нам ужин, — сказала я ему.

— Угу, — кивнул он, не отрываясь от игры.

— Может, пойдешь со мной? А то еще умрешь с голоду от игровой зависимости, — поддразнила я.

Уголки его губ дрогнули в улыбке:

— Дай мне только этот уровень закончить, и я пойду.

— Обещаешь?

— Клянусь, — серьезно сказал Лука.

Знала я эти клятвы: он наверняка попробует пройти еще три уровня, но все-таки спустится. И на том спасибо.

— Ладно. Кричи, если заблудишься. Тут место как целый мир.

— Тут круто, — поправил меня Лука.

Где-то внутри сжалось тяжелое чувство. Я хотела быть той, кто даст своему сыну все это. Дом, которым можно гордиться. Комнату мечты. Простор для игр и свободы.

Однажды.

Однажды я дам ему и себе все это. А пока — просто шаг за шагом. Я пошла по коридору к лестнице, замечая каждую деталь. Дом был смесью старого и нового. Старинные деревянные балки сочетались с современным металлом. Черно-белые фотографии чередовались с яркими, текстурными картинами. Все здесь было со вкусом.

До меня донеслись мягкие звуки блюза и аромат чеснока. Желудок предательски заурчал, и я пошла на этот зов. Дойдя до кухни, я застыла на месте.

Меня должен был поразить сам кухонный интерьер, но нет. Меня сразил человек, который этой кухней правил. Коуп стоял у плиты, сосредоточенно помешивая соус в сотейнике. Его волосы, чуть потемневшие после душа, выглядели еще светлее в полумраке. Он переоделся в серые спортивные штаны, которые держались низко на бедрах, и старую футболку с логотипом какой-то спортивной команды. Эта футболка выглядела настолько мягкой, будто ее стирали тысячу раз. А еще он ритмично постукивал босой ногой в такт музыке.

Почему-то именно это — его босые пальцы, выглядывающие из-под свободных штанов, это простое движение — показалось мне чем-то слишком личным. Словно я не имела права на этот взгляд.

Я заставила себя поднять глаза к его лицу, но и там не нашла спасения. Его красота ударила, как пощечина, оставив меня без воздуха. Мой взгляд невольно остановился на шраме, пересекающем его губу, так похожем на мой.

Я прочистила горло и пересекла порог:

— Когда ты сказал, что полон сюрпризов, ты не шутил.

Коуп не сразу посмотрел на меня. Сначала снял с плиты сотейник.

— Я не шучу, когда дело касается еды. — Он поставил кастрюлю на холодную конфорку, повернулся и облокотился на столешницу. Его губы тронула едва заметная улыбка, шрам углубился. — Мне нравится твоя пижама.

Щеки вспыхнули, но я подняла подбородок:

— Это очень серьезная пижама, между прочим.

— Чертовски милая, — пробормотал он.

Эти слова осели где-то глубоко в груди, укоренились там.

— Я люблю пчел.

Он приподнял бровь:

— Тех, что жалят?

— Тех, что делают мед. Они жалят только когда ты идешь на них войной. А если оставить их в покое, они дадут тебе самые сладкие дары.

Коуп долго смотрел на меня, будто видел слишком многое между строк.

— К тому же я просто не могла заставить себя надеть нормальную одежду после той ванны, — добавила я, пытаясь сбить его проницательный взгляд.

Это сработало, и Коуп снова улыбнулся так, что у меня внутри все дрогнуло.

— Как тебе?

Я подошла чуть ближе, играя с огнем:

— Рай. Хотя ты и сам это знаешь, раз я целых два часа не выходила оттуда.

Коуп усмехнулся, и от этого звука по моей коже прошел приятный озноб.

— Как Лука? — спросил он.

Боже, как же я любила, что он так заботился о моем сыне. Я и представить не могла, что стоять на кухне с мужчиной будет так опасно.

— Похоже, он играет во что-то с драконами и лучниками. Насколько я поняла.

— О, это одна из любимых игр Кая, — усмехнулся Коуп. — У них, видимо, одинаковый уровень зрелости.

Я рассмеялась:

— Я ему это передам.

— Он и сам это прекрасно знает, — усмехнулся Коуп.

Мы оба замолчали, и вокруг нас закружилась музыка.

— И что же тут так вкусно пахнет? — спросила я, пытаясь хоть как-то отвлечь себя от Коупа.

— Паста помодоро. Я не был уверен, есть ли у вас с Лукой какие-то запреты, так что выбрал безопасный вариант. К этому еще салат и чесночный хлеб.

Я вдохнула запах томатов и чеснока и не смогла сдержать мечтательного вздоха:

— Итальянская кухня — моя любимая.

Когда я открыла глаза, его синие глаза уже смотрели прямо на меня.

— Случайное совпадение. Это и моя любимая кухня для готовки.

Сердце забилось быстрее, словно пошло вразнос.

— С каких пор ты любишь готовить?

Что-то промелькнуло в его темно-синих глазах, какая-то тень, которую я не смогла распознать. Коуп переместился, повернувшись обратно к плите, будто проверяя что-то в сотейнике.

— После смерти отца это было единственное, чем я мог помочь. Я вдруг понял, что у меня получается, — тихо сказал он.

В груди больно заныло. Я не знала, каково это — потерять родителя. Не по-настоящему. Мой отец никогда не был частью моей жизни, а мама оставила меня на пороге бабушки, когда мне было три. Понадобилось время, чтобы понять, что этим поступком она сделала мне самое большое одолжение.

Моя мама не умела заботиться, не умела быть рядом. Она все время гналась за новыми приключениями. А бабушка подарила мне ту любовь, о которой я не могла и мечтать. И я знала, что ее потеря стоила мне слишком многого.

Я вгляделась в лицо Коупа, желая узнать больше, но не желая причинять боль.

— Авария, да?

Пальцы Коупа побелели, сжав ручку сотейника.

— Да, — выдохнул он.

Я поняла, что задала неправильный вопрос, и вина обожгла меня мгновенно.

— А какое твое любимое блюдо? — поспешила сменить тему.

Его пальцы расслабились.

— Я делаю убийственно вкусное рагу из свинины с полентой.

Я широко раскрыла глаза:

— Ты не шутишь, когда говоришь о еде.

Уголок его губ чуть дрогнул в улыбке:

— Времени на это почти нет. Зато вне сезона могу себе позволить.

— Я официально вызываюсь на роль дегустатора, потому что в готовке я полный профан.

Коуп долго смотрел на меня, не отводя взгляда:

— Саттон, твоя выпечка — одно из лучших, что я когда-либо пробовал.

— Я умею печь, — поправила я. — А это совсем другое. Выпечка — это точные пропорции и четкие расчеты. Это я понимаю. А вот готовка... Я в ней как слон в посудной лавке.

Коуп шагнул ближе — настолько, что между нами почти не осталось воздуха. Я уловила знакомые нотки мяты и шалфея.

— Похоже, мы отличная команда, — хрипло сказал он. — Ужин и десерт. Соленое и сладкое.

Господи.

Я уже не могла остановить те образы, что вспыхнули в голове: Коуп облизывает шоколадную глазурь с моей шеи, опускаясь все ниже. Его тепло окутывало меня, а взгляд скользнул к моим губам. Я чуть приоткрыла рот, дыхание сбилось.

— Мам! Я умираю от голода! — раздался голос Луки с лестницы.

Я вздрогнула, отступила назад и прижала руку к груди, пытаясь хоть как-то усмирить бешеное сердце. Но Коуп, кажется, не растерялся ни на секунду. Он просто глянул через мое плечо и крикнул:

— Давай сюда, Спиди!

Черт. Черт. Черт.

Первый же вечер в этом доме и я чуть не поцеловала Коупа прямо на его кухне. Где бы все это закончилось? Мне срочно нужно было взять себя в руки и научиться контролировать свои гормоны. Но когда Лука вбежал на кухню, а Коуп подарил ему ту самую ослепительную улыбку, от которой мои яичники буквально закричали: «Давай уже заводить маленьких Коупов прямо сейчас!» — я поняла одно.

Я в полной заднице.

16

Коуп

Лука сидел в углу кухни за встроенной лавкой, сонный, с помятым лицом. За эти почти две недели я уже понял — утро явно не его время суток. Это был единственный момент в день, когда он был тихим. Но при этом чертовски милым, с растрепанными волосами, пока я готовил нам завтрак.

Телефон пискнул на столешнице, и я потянулся за ним, одновременно помешивая яичницу с ветчиной и овощами. Свайпнул экран, и открылся семейный чат.

Кай изменил название группы на Only Fams.

Кай: Как там у тебя смена подгузников, Коупи?

Я уставился на экран. Знал, что он просто прикалывается, особенно учитывая, что именно он больше всех помогал Трейсу с Кили после развода. Он и водителем подрабатывал, и няней, и сказки на ночь читал с разными голосами.

Я: Напомнить тебе про вот это?

Я пролистал свою папку с избранными фотками, пока не нашел нужную. Кай сидит за крошечным столиком в комнате Кили, на чаепитии. Его громадное тело, усеянное татуировками, и так выглядело забавно, но розовая пачка, тиара и боа из перьев делали эту картину просто шедевральной.

Роудс: Я уже забыл про это фото. Надо его распечатать и повесить в рамке.

Кай: Ты же сказал, что удалил его, придурок.

Я: Я соврал. От такого компромата я бы никогда не избавился.

Феллон: Не вздумай его удалять! Арден, нарисуешь нам маслом? Я повешу это в тату-салоне Кая.

Фэллон упомянула Арден, чтобы та получила уведомление. Она и Трейс — самые тихие в этих переписках. Трейс иногда врывался, чтобы вернуть нас на землю, а Арден вообще с техникой на «вы».

Кай: Арден, даже не думай.

Арден:

Вы, уроды, вообще в курсе, сколько сейчас времени?

Феллон: Прости, А. Не заметила.

Шеп: Некоторые из нас работают в нормальное время, вампиры.

Арден прислала рисунок — рожицу с клыками. Я невольно усмехнулся. Она ночная сова, которая могла настолько залипнуть в работу, что забывала поесть, поспать или хотя бы подышать свежим воздухом.

Трейс: Как там Саттон и Лука?

От его вопроса внутри что-то кольнуло. Я быстро подавил это чувство, перекладывая яичницу на тарелки, где уже лежал поджаренный цельнозерновой тост. Саттон и Лука заслуживали как можно больше людей, готовых быть на их стороне.

Я: Все хорошо. Мы со Спиди сейчас позавтракаем и поедем на каток. Саттон уже на пекарне.

Она привыкла к этим ранним часам, но меня бесило, что ей приходится в темноте ехать по этим извилистым проселочным дорогам. В какой-то безумной части моей головы уже зрела мысль нанять ей личного водителя. Или хотя бы ночную няню, чтобы она не беспокоилась за Лука, пока я бы сам отвозил ее на работу.

Роудс: Рада, что она у тебя. Побалуй их немного, они это заслужили.

Шеп: Сомневаюсь, что с этим будут проблемы. Маленькая птичка нашептала мне, что Коуп уже поставил батут во дворе и купил кучу кондитерских приблуд, чтобы превратить кухню в мини-пекарню.

Я стиснул зубы и быстро набрал ответ.

Я: Передай Тее, что она предатель.

Прямо видел, как они там у себя ржут. Перевел чат в режим «Не беспокоить», засунул телефон в карман и понес тарелки к столу.

— Выбрался из страны зомби? — спросил я.

Лука поднял взгляд от салфетки и пробормотал что-то невнятное. Но стоило мне поставить тарелку перед ним, как он начал загребать еду ложкой так, будто не ел неделю.

— Полегче, чемпион. Твоя мама убьет меня, если ты подавишься у меня на глазах.

Лука ухмыльнулся, показав полный рот яичницы:

— Очень вкусно. Только маме не говори, но ты готовишь лучше.

Я рассмеялся:

— Наш секрет.

Правда в том, что я обожал готовить для Луки и Саттон. Иногда удавалось побаловать чем-то семью, но чаще я готовил только для себя. И это всегда ощущалось каким-то пустым занятием.

Раздался звонок в дверь, нарушив утреннюю тишину, и Лука тут же вскинул голову:

— Кто там? Еще же совсем рано.

Я усмехнулся, вставая из-за стола:

— Сюрприз.

Глаза Луки загорелись:

— Щенок?!

Я замер.

— Ты хочешь щенка?

— Я давно прошу маму, но в нашей прошлой квартире нельзя было. Наверное, и в следующей нельзя будет. А у тебя он мог бы жить. Тут столько места для игр.

Черт. Этот парень действительно заслуживал собаку. Это же часть детства. Мне дико не нравилась мысль о том, что Лука может остаться без этого.

Но я пока отодвинул эти мысли в сторону.

— Сегодня без собак. Но этот сюрприз тебе точно понравится.

Лука пошел за мной в прихожую. Я набрал код сигнализации, повернул замок и открыл дверь.

На пороге стоял Тедди, ухмыляясь:

— Черт, как же хорошо тебя видеть, брат.

Он сжал меня в крепком медвежьем объятии с парой дружеских хлопков по спине, и я сразу понял — двигается он куда лучше, чем в последний раз, когда мы виделись. Меня охватило облегчение. Все в порядке. А значит, совсем скоро он снова выйдет на лед, туда, где ему и место.

Тедди отпустил меня и повернулся к маленькому человеку, который смотрел на него с открытым ртом.

— Ты, должно быть, Лука. Слышал, ты творишь чудеса на льду.

Лука то открывал рот, то закрывал.

— Ты же Тедди Джексон. Молния. Это что, сон? — Он потер глаза, проверяя реальность.

Тедди рассмеялся и хлопнул меня по животу:

— А ты мне никогда так не радуешься.

Я усмехнулся, глядя на Луку:

— Нормальный сюрприз?

— Лучший! — Он развернулся к Тедди: — Коуп тебе про меня рассказывал?

— Не заткнется никак, — ухмыльнулся Тедди. — Говорит, ты будущая звезда.

Лука резко повернулся ко мне, голос стал тише:

— Ты правда так сказал?

Черт, этот ребенок убьет меня.

— Говорил. И я всегда говорю правду.

Лука замолчал на секунду, а потом бросился ко мне, обхватив руками мою талию так сильно, как только мог. Я тут же обнял его в ответ, крепко прижав к себе.

Взгляд Тедди встретился с моим над головой Луки, и он беззвучно произнес:

— Ты попал.

Я и так это знал. Потому что прошло меньше двух недель с тех пор, как они вошли в этот дом, а я уже не мог вспомнить, каким он был без них. И это было чертовски неправильно. Потому что после той первой ночи на кухне Саттон будто снова выстроила стены между нами —и на этот раз из самого прочного на земле металла.

Но она допустила одну роковую ошибку. Она не учла, что я слишком хорошо знаю, как ломаются стены. И сколько бы синяков и ран мне ни досталось в этом бою, я не сдамся. Особенно если в конце пути — ее свет.

Свисток тренера Кеннера пронзил воздух, и четверо ребят вылетели на лед. Лука был вторым слева, в паре с теми, кто на два-четыре года старше него. Но это не имело значения. Уже на середине дистанции он начал вырываться вперед.

— Черт, чувак. Ты не шутил. Этот мелкий и правда с талантом, — пробормотал Тедди, не отрывая взгляда от Луки.

— Знаю. Если не бросит, далеко пойдет.

— А его мама как к этому относится?

Я усмехнулся, вспомнив, как на днях мы смотрели старую хоккейную запись, и Саттон назвала матч настоящей кровавой бойней.

— Хоккей для нее слишком жестокий. Она бы предпочла, чтобы Лука выбрал что-то вроде гольфа.

Тедди скривился, будто ему под нос подсунули тухлую рыбу.

— Гольф? Это же пытка.

— Не мне рассказывать. Только Маркусу не говори. Этот придурок в гольф тащится.

Тедди расхохотался:

— Вот что бывает, когда у тебя папа — хоккейный бог. Начинаешь увлекаться всякими элитными хобби. Надо будет подарить ему шапку с помпоном перед сезоном.

Я покачал головой, с трудом сдерживая улыбку:

— Я бы заплатил хорошие деньги, чтобы на это посмотреть.

Четверо ребят мчались обратно, но Лука уже опережал всех метров на десять. Он пролетел мимо нас, резко затормозив на ребре коньков. Иногда он еще падал, но становился все устойчивее.

— Малыш! — крикнул Тедди. — Это было чертовски круто!

Хотя бы не выругался. Кеннер уже не раз делал Тедди замечания по поводу языка, и я заметил, как Эвелин Энгел хмуро смотрит на нас с трибун. Ну вот.

Я дал пятюню остальным ребятам, а потом подошел к Луке. Тедди уже присел рядом, объясняя нюансы поворотов и остановок. Лука буквально ожил, впитывая каждое слово, тут же пробуя повторить, чтобы убедиться, что правильно понял. Мне нравилось, что Тедди дал ему это. Да, я был быстрым, но Тедди — король скорости. Если кто и мог сделать из Луки настоящего профи, так это он.

Лука поднял на меня сияющий взгляд, в дырке от выпавшего зуба уже начинал расти новый:

— Мы можем остаться после и еще потренироваться?

— Ты катался уже несколько часов. Разве не устал? — спросил я с улыбкой, катясь вместе с ним к борту.

Лука мотнул головой:

— Я мог бы кататься вечно!

Тедди усмехнулся:

— Может, ты и мог бы. Но я вот проголодался. А еще слышал, что у твоей мамы лучшая пекарня на свете. Покажешь, что там брать?

Лука засиял:

— Конечно, тренер Джексон! Я знаю все лучшие кексы. Мама всегда дает мне один после школы или тренировки.

Сзади раздалось пренебрежительное фырканье, и я поднял взгляд на Эвелин, стоящую у борта с плотно скрещенными на груди руками. Глубоко внутри во мне вспыхнуло раздражение. Я поднял бровь:

— Что-то сказать хотите?

Эвелин резко выдохнула:

— Просто считаю, что давать ребенку сахар каждый день — не совсем правильно.

Лука сверкнул на нее взглядом:

— Просто вы злитесь, потому что Дэниел ненавидит ваши кексы. Он говорит, что вы делаете их с морковкой вместо нормального сахара. И все время просит меня тайком принести ему один из маминых.

Эвелин выпучила глаза, а Тедди с трудом сдержал смех, прикрывшись рукой. Она выпрямилась, будто проглотила палку.

— Это не морковка, а кэроб. И это совершенно замечательно.

— Продолжайте так думать, леди, — пробормотал Тедди.

— Дэниел, нам пора. У тебя урок виолончели, — завизжала Эвелин.

Тедди покачал головой:

— Бедный пацан. Наверняка у него расписание расписано по минутам.

Дэниел закатил глаза, проходя мимо Луки, и я похлопал его по защите на плече:

— Отлично стрелял сегодня. Так держать.

Мальчишка улыбнулся мне снизу вверх:

— Спасибо, тренер Жнец. Я сегодня еще потренируюсь.

— После виолончели, — резко напомнила Эвелин.

Дэниел поник:

— После виолончели.

Черт побери. Да этой мамаше срочно нужны брауни Лолли с травкой. И не один.

17

Саттон

Мелодичный кантри, льющийся из колонок, сопровождал меня, пока я лавировала между столиками, балансируя с подносом, полным кофе, чая и выпечки. Этот танец я отточила до автоматизма за годы работы официанткой — задолго до того, как наскребла денег на покупку этой пекарни и превратила ее в The Mix Up. Сейчас поднос был продолжением моих рук.

По пути я останавливалась поболтать с туристами и завсегдатаями. Даже сделала для приезжих небольшую брошюру с местными рекомендациями — так хотелось хоть чем-то отплатить сообществу, которое когда-то приняло меня с распростертыми объятиями в самый трудный для меня момент.

Я поставила на стол стакан со льдом и бутерброд, улыбнувшись женщине, сидящей за ним:

— Один панини с курицей и песто, с добавкой вяленых томатов.

Фэллон подняла на меня взгляд и улыбнулась:

— Спасибо, Саттон. Это мой любимый обед.

Я заметила тени усталости под ее глазами и знала — она этого заслужила.

— Рада, что ты нашла время позаботиться о себе. — Я кивнула на стопку папок. — Или хотя бы поесть, пока работаешь.

Она усмехнулась:

— Жизнь — это баланс.

— О да, мне это знакомо.

Фэллон задержала на мне взгляд:

— Ты как там, держишься?

Я быстро кивнула:

— Коуп — просто спасение. — Я старалась не краснеть от мысли, что теперь вся его семья и, кажется, половина города знают, что он мне помогает. — Надеюсь, я скоро перестану обременять его.

Фэллон протянула руку и сжала мою руку:

— Не спеши. Всем иногда нужно место, где можно передохнуть. Это не делает тебя слабее.

Я сглотнула, пытаясь проглотить жжение в горле. Я и не хотела быть сильной. Но и привыкать к чьей-то поддержке — тоже не хотела. Потому что Коуп здесь ненадолго.

— И, знаешь, это полезно для моего брата, — добавила Фэллон. — Он стал другим. Не просто снаружи, где все прикрыто шуточками. Работа с этой командой, помощь Луке… Все это дало ему цель, которой ему так не хватало.

Что-то дрогнуло в груди. Не больно, но и не комфортно.

— Он хороший человек. Лука его просто обожает.

Фэллон чуть усмехнулась:

— А ты что думаешь?

У меня перехватило дыхание. Я не знала, как ответить, не соврав ей в лицо. К счастью, меня спас Рик, спустившийся по задней лестнице и ведущий к выходу пару, которая смотрела мою старую квартиру.

Все наше с Лукой было уже вывезено и хранилось у Коупа. Еще одна причина, по которой я ему так обязана. Но, как я поняла, Рику не удавалось сдать квартиру. То ли из-за шума от ресторана под ней, то ли из-за заоблачной аренды. Так или иначе, пока что он терпел неудачу.

Рик метнул в мою сторону яростный взгляд, от которого внутри все сжалось. У меня было нехорошее предчувствие, что с окончанием аренды я могу остаться и без помещения для пекарни.

Колокольчик над дверью звякнул раньше, чем Рик успел выйти, и внутрь влетела Лолли. Она была как всегда неотразима в своей развевающейся юбке всех цветов радуги и в футболке с надписью «Фотосинтез — это ВЕСЕЛО» и огромным листом конопли. Браслеты и ожерелья звенели с каждым ее движением.

— Осторожнее, Рики Бой, а то с таким лицом у тебя оно так и останется. Как ты тогда будешь убеждать людей, что ты добрый домовладелец, а не змей подколодный? — сказала она с легкой интонацией.

Пара с интересом переводила взгляд с нее на Рика. Тот сузил глаза:

— Видимо, травка уже добралась до твоей головы.

Лолли взмахнула серебристыми волосами:

— Думаю, тебе бы не помешала немного Мэри Джейн. Может, расслабишься и начнешь думать о людях, а не только о том, как с них побольше содрать. А если честно, может, тебе стоит попробовать клизму с травкой — вдруг всю эту твою чушь из тебя вымоет.

— Лолли, — прошипела я.

— Что? — сделала она невинные глаза. — Я же правду говорю.

— Прислушайся к своей подружке, — огрызнулся Рик. — А то боюсь, как бы тебе тут совсем не стало неуютно.

В животе будто все обвалилось. Я не сомневалась, что Рик способен устроить мне жизнь здесь в аду.

Он вылетел из пекарни под взглядами всех присутствующих. Прекрасно. Просто прекрасно.

Лолли тут же подошла ко мне:

— Этот надменный ублюдок с мордой хорька… В следующий раз я не стану тратить время на слова. Арден показала мне пару приемов джиу-джитсу — вот их я и применю.

— Боже, — простонала Фэллон, опуская лицо в ладони. — Только не заставляй Трейса арестовывать тебя за нападение.

— Оно того стоит, — пробормотала Лолли, потом посмотрела на меня мягче и потерла мне руку. — Ты как, милая?

Я кивнула, но слова не нашла. Потому что теперь я точно знала: Рик не остановится.

Я так утонула в этих мыслях, что даже не заметила, как снова звякнул колокольчик. И только когда маленький вихрь влетел в меня сбоку, обхватив руками, я вернулась в реальность.

— Мам! Ты не поверишь! Сегодня на тренировке был Тедди Молния Джексон! Он меня учил крутым трюкам на скорости. А еще он хочет попробовать твои кексы! Я пообещал, что выберу для него самые лучшие.

Я подняла взгляд от той пустоты, куда уставилась, и встретила взгляд мужчины, стоявшего рядом с Коупом. Он был стройным, спортивным, с озорной улыбкой мальчишки.

— Говорят, ты лучшая из лучших. Думаю, мне нужно хотя бы с дюжину взять с собой в Сиэтл.

Щеки мои тут же вспыхнули.

— Постараюсь не разочаровать. Давайте я соберу для вас ассорти? За счет заведения.

Улыбка Тедди стала еще шире:

— Ты хочешь, чтобы Жнец надрал мне задницу? Он меня прикончит на льду, если узнает, что его девушка платит за мои кексы.

Его девушка?

Эти слова прошли по мне острым лезвием — смесью желания и боли. Потому что где-то по дороге я начала этого хотеть. Пусть это было глупо и опасно, но мне хотелось знать, каково это — быть для Коупа не просто кем-то, а именно той, кого он выбирает всем сердцем.

— Воительница, — тихо сказал Коуп, и от его голоса я встрепенулась. — Что случилось? Когда мы вошли, на твоем лице…

Это вернуло меня к реальности. Я сжала плечо Луки:

— Хочешь помочь Уолтеру выбрать дюжину кексов для Тедди?

Глаза Луки загорелись еще ярче:

— Конечно! Я возьму «Печеньку Монстра», пчелок и тройной шоколадный слайд. И печеньки положу в пакет.

— Спасибо, малыш, — сказал Тедди, но в его взгляде теперь тоже читалась тревога.

Черт.

Как только Лука ушел, Коуп подошел еще ближе. Его рука скользнула под мои волосы, пальцы крепко сжали шею.

— Что случилось?

В голосе звучала мягкость, но за словами стояло требование, от которого по спине пробежала дрожь. Не страх, а что-то другое. Обещание.

— Этот хрен моржовый Рик тут глазки строил и пялился на нее, — с раздражением сказала Лолли. — Я ему сказала, чтоб поостерегся, а он начал угрожать Саттон.

Пальцы Коупа сжались сильнее.

— Он. Что. Сделал?

— Только не говорите рядом с ним слово «угрожал», — простонала Фэллон. — Вы что, хотите, чтобы он сорвался?

— Но это правда, — упрямо фыркнула Лолли. — Я до сих пор считаю, что клизма с травкой вычистила бы из Рика всю его дрянь.

Брови Тедди взлетели вверх.

— Клизма с травкой?

— Очищает от всякой фигни, — с улыбкой пояснила Лолли.

— Спасите меня кто-нибудь, — простонала Фэллон.

Я надеялась, что этот обмен репликами хоть немного разрядит обстановку, но стоило мне встретиться с темно-синими глазами Коупа, я поняла — зря. В них пылала ярость.

— Что. Он. Сказал? — повторил он.

Я машинально положила ладонь ему на грудь, пытаясь его успокоить. Но стоило почувствовать под пальцами твердые, как скала, мышцы пресса, я поняла, что зря это сделала. Мое сердце пропустило удар, а язык будто прилип к небу.

— Он просто вел себя как всегда. Ничего нового, — выдавила я.

Это было чудо, что я вообще смогла говорить, учитывая, как пересохло в горле.

— Кто-нибудь, объясните уже, что произошло, — рыкнул Коуп.

Тедди хлопнул его по спине:

— Дыши, пещерный человек. Твоя девчонка здесь, и с ней все в порядке.

Я попыталась не зацикливаться на словах твоя девчонка.

Фэллон посмотрела сначала на Коупа, потом на меня и, наконец, сказала:

— Лолли права. Он полный мудак. Намекнул, что, мол, было бы обидно, если бы здесь все стало еще менее комфортным для Саттон.

Челюсть Коупа так напряглась, что мышцы начали подергиваться, будто под кожей трепыхалось крыло бабочки.

— Я его убью.

Тедди схватил его за плечи и слегка встряхнул:

— Полегче с этим словом на «у». Последнее, что тебе сейчас нужно, чтобы об этом написали в прессе. А еще меньше тебе нужно уголовное дело.

— Не переживайте, — вмешалась Лолли. — Я с ним сама разберусь с джиу-джитсу. — Она изобразила какой-то странный удар с разворотом, который вряд ли имел хоть какое-то отношение к боевым искусствам.

— Вот это моя девочка! — крикнул Уолтер из-за стойки. — Покажи им, тигрица!

— Я тебе не девочка, старый хрыч! — крикнула она в ответ.

— Будешь, когда наконец согласишься выйти за меня! — не унимался Уолтер.

Посетители разразились смехом. Ну хоть это отвлекло их от сцены с Риком.

Тедди рассмеялся и отпустил Коупа:

— Знаешь, я, наверное, перееду в Спэрроу-Фолс. Обожаю твою семейку.

— Их проще любить, когда живешь чуть дальше, поверь, — буркнул Коуп.

— Эй! — возмутилась Фэллон и хлопнула брата по плечу. — Мы — лучшие.

— Продолжай в это верить, Фэл, — усмехнулся он и наклонился ко мне, опускаясь на уровень глаз, так что наши лбы оказались почти вплотную. — Ты в порядке, Воительница?

Дыхание застряло в горле. Зря я вдохнула, когда он приблизился — теперь чувствовала только мяту, шалфей и легкий оттенок пота. И, черт побери, это было сводящее с ума сочетание.

— Все хорошо, — пискнула я.

— Точно?

Я кивнула:

— Клянусь.

И это была самая большая ложь за многие годы. А я ведь держала при себе немало секретов. Но ничто не сравнится с тем, как я обманывала саму себя. Например, в том, что я не влюбляюсь в Коупа Колсона до беспамятства.

Лука сморщил лицо, откинувшись на спинку стула:

— Я не хотел, чтобы мне понравилась брокколи.

Я попыталась скрыть улыбку за салфеткой, но глаза уже предательски смеялись, когда я встретила взгляд Коупа через стол. Он и не думал сдерживать смешок.

— Это брокколи рабе, а не обычная брокколи. Так что можешь не волноваться.

Лицо Луки стало еще более недовольным:

— То есть оно все равно связано с брокколи?

Коуп покачал головой:

— Вообще-то, это совсем другое растение.

Лука вскинул руки:

— Тогда зачем его так называть? Брокколи — это гадость. Бедное рабе, его, наверное, никто не ест из-за этого названия.

Уголки губ Коупа дрогнули, он потянулся за бокалом вина:

— Считаю это признанием, что ужин тебе понравился.

Когда Лука впервые увидел зелень в своей тарелке с пастой, чуть было не устроил сцену. Это была бы далеко не первая наша битва за овощи, но Коуп спас ситуацию.

Он сказал, что ему нужен помощник для рецепта и эксперт-дегустатор. Лука сначала заявил, что зеленые штуки нужно убрать, но попробовав блюдо, выдал только одно замечание: «Добавить больше сыра». А что вообще не становится лучше с сыром?

— Трудно признать, что овощи могут быть вкусными, — сказала я с улыбкой.

Лука закатил глаза:

— Не думайте, что такое будет часто.

Я подняла обе руки в притворной покорности:

— И не подумаю.

— Раз я все съел, можно теперь поиграть в приставку? — с надеждой спросил он.

Я махнула рукой:

— Тридцать минут. Потом ванна и спать.

— Отлично! Успею дважды спалить Землю.

Я запрокинула голову и тихо простонала:

— Я не превращу своего ребенка в кровожадного гения преступного мира, если буду разрешать ему сжигать планету каждый вечер?

Коуп усмехнулся:

— Думаю, ты в безопасности. Там же драконы и злые волшебники.

Я повернула шею, и та ответила серией хрустов:

— Надеюсь, ты прав.

Коуп наклонился и нащупал мою шею пальцами, вдавливая их в мышцу:

— Снова болит?

Я встретила его взгляд:

— Как ты всегда это понимаешь?

Он пожал плечами и продолжил массажировать с идеальным давлением:

— У меня тоже бывает — из-за травмы плеча. Я знаю эти движения. Ты наклоняешь голову особым образом, когда она болит.

Я прикусила губу, не желая думать о том, насколько внимательно он за мной наблюдает. И еще меньше — привыкать к тому, как хорошо он меня чувствует. Но я не могла заставить себя отстраниться.

Глаза Коупа потемнели, став почти грозовыми. Его взгляд упал на мои губы, сердце рванулось вперед. Он был так близко. Я почти чувствовала, как его дыхание касается моих губ, обещая нечто большее.

— Воительница, — прошептал он, голосом, полным хриплого желания.

Я открыла рот, не зная, хочу ли оттолкнуть его или поцеловать, но не успела решить. Раздался звонок в дверь, вырвав нас из этого момента.

Коуп выругался сквозь зубы:

— Поменяю, к черту, код от ворот.

Я прикусила губу, сдерживая смешок.

Он бросил на меня темный взгляд:

— Ни хрена не смешно. Мои братья и сестры вообще не понимают, что такое личные границы.

— Эй, кто бы там ни был, они хотя бы позвонили. Если бы хотели, давно бы уже зашли по коду.

Коуп что-то пробормотал себе под нос, отодвинул стул и поднялся. Я пошла за ним, собирая тарелки. Пока я убирала на кухне, его голос донесся из прихожей:

— Отличное, мать его, время выбрал, шериф.

Я снова прикусила губу, чтобы не расхохотаться, когда услышала шаги, приближающиеся к кухне.

— Привет, Трейс, — сказала я, поворачиваясь.

Но как только я увидела его лицо, сердце сжалось. Трейс, самый серьезный из Колсонов, обычно хоть улыбнется или отшутится в ответ на брата. Сейчас же его лицо было совершенно пустым. Я медленно поставила миску в раковину.

— Что случилось?

Коуп тут же обернулся к нему, тоже что-то почувствовав. Он был слишком занят раздражением на внезапный визит, чтобы сразу это заметить.

— Трейс?

Тот сглотнул, с трудом подбирая слова:

— Тедди попал в аварию по дороге в Сиэтл.

Коуп напрягся, словно его ударило током.

— Где он? В какой больнице?

Боль скользнула по лицу Трейса.

— Прости, Коуп. Он не выжил. Его больше нет.

18

Коуп

Прости, Коуп. Он не выжил. Его больше нет.

Слова Трейса снова и снова звучали у меня в голове, пока я смотрел в окно. Вид, который обычно приносил покой, теперь не давал вообще ничего. Перед глазами мелькала бесконечная череда картинок, бросающая меня из боли в пустоту и обратно.

Я знал, что должен что-то делать, хоть что-то, но не мог заставить себя подняться. Дом превратился в проходной двор для семьи, но от этого становилось только хуже. Потому что боль была не только из-за Тедди. Она тащила за собой воспоминания о тех днях, когда я потерял отца и Джейкоба.

Трейс даже не понял, как его слова напомнили мне мамины тогда, в больнице. Я только пришел в себя, а ее лицо было таким бледным, что я подумал: она привидение.

— Папа? — прохрипел я, горло так пересохло, что будто готово было треснуть.

Боль исказила ее лицо, оно просто рассыпалось на глазах.

— Прости, Коуп. Папа и Джейкоб… Они не выжили. Их больше нет.

Эта новость разорвала меня в клочья. Швы на губе, сломанные ребра, сотрясение — ничто не могло сравниться с болью от осознания, что все это из-за меня. По моей вине. Во всем.

Теперь у меня на душе еще одно черное пятно. Еще одна жизнь, за которую мне придется расплачиваться. И нет такой цены, которая была бы достаточной.

Чьи-то пальцы обхватили мои.

— Коуп?

Я вздрогнул, осознавая, что Саттон, наверное, звала меня уже не раз. Поморгал, разгоняя пелену перед глазами, и сфокусировался на ней.

— Прости, что?

— Принести тебе суп с сэндвичем? — спросила она, в ее голосе слышалась надежда. — Только не волнуйся, суп не я готовила. Его мама привезла.

Я знал, что она пытается заставить меня улыбнуться. Хотел подарить ей это. Саттон заботилась обо мне последние сорок восемь часов, следила, чтобы я ел, пыталась уложить спать. Но улыбнуться я так и не смог.

— Я пока не хочу.

— Коуп, — мягко сказала она. — Ты сегодня вообще ничего не ел.

Желудок у меня и правда пустой, но разве это отличалось от всего остального?

— Не смогу. Просто... Не думаю, что смогу что-то удержать.

Саттон сжала мою руку крепче, давая понять, что не отпустит.

— Что мне сделать? Что тебе нужно?

— Ты уже делаешь, — прошептал я. — Это. Этого достаточно.

Я не заслуживал ее доброты. Но все равно принимал ее. Потому что был эгоистом. Хотя внутри все равно рвалось наружу то, что она должна знать.

— Этого бы не случилось, если бы он не приехал из-за меня.

Потому что Тедди всегда был таким. Лучший друг. Всегда рядом, всегда готов прийти на помощь. А теперь, из-за того, что он приехал ко мне, все они навсегда потеряли его свет.

Саттон стиснула мою руку еще сильнее, почти встряхнула ее.

— Даже не думай.

Я замер, шок от ее слов пробежал по венам.

— Даже не смей винить себя. Это трагедия, ужасная. Но в ней нет ничьей вины.

Но она ошибалась. Это была вина Тедди, который слишком быстро вошел в поворот на мокрой дороге. Вина дождя, который смешался с дорожным маслом, превратив асфальт в каток. Но больше всего — моя. Я дал Тедди повод быть здесь. Точно так же, как когда-то дал своей семье повод оказаться в том внедорожнике.

— Его бы здесь не было, если бы не я, — прошептал я, и голос прозвучал одновременно тихо, как шепот, и громко, как выстрел.

Саттон вдруг опустилась на пол, колени утонули в ковре, и она втиснулась между моими ногами, обхватив мое лицо ладонями.

— Коуп. Он был здесь, потому что любил тебя. Потому что ты для него был важен. И, судя по тому, что я слышала за эти дни, он не только для тебя таким был. Он всегда приходил к тем, кого любил. Вот в чем его наследие. И это самое прекрасное наследие из возможных. Не отнимай у него это.

Все горело. Глаза, горло, чертова душа. Но она была права. Я не мог перечеркнуть то, что оставил после себя Тедди. Я просто должен был научиться жить с виной. Как уже делал раньше. Смогу и теперь.

Саттон прижалась ко мне лбом, ее дыхание смешалось с моим.

— Мне так жаль. Я бы сделала все, чтобы забрать у тебя эту боль. Чтобы исправить это. Так же, как ты сделал для меня.

Я обхватил ее руками. Не мог остановиться. Ее тепло, ее близость — я тянулся к этому, хотел утонуть в ней, чтобы забыть весь этот мрак.

— Воительница, — прохрипел я.

— Я здесь, — прошептала она. — Я никуда не уйду.

Так близко. Я почти чувствовал ее вкус. Корица, сахар и что-то еще. Чистота. Спасение. Я хотел все это. Мои пальцы сжались на ее рубашке, притягивая еще ближе. И тогда зазвонил чертов телефон.

Мы не отдернулись, как в тот раз, когда пришел Трейс. Просто замерли так, пока звонок не повторился.

Я с усилием отпустил Саттон и потянулся за телефоном на подлокотнике дивана. На экране светилось имя Линка. Все во мне снова скрутило в узел, но я заставил себя ответить.

— Линк, — сказал я.

Он помолчал пару секунд.

— Спросил бы, как ты держишься, но глупые вопросы я не задаю.

Губы чуть дрогнули, будто они помнили, что такое улыбка, но разучились ее изображать.

— Рад, что ты этим не занимаешься.

И я знал, что он не станет нести эту дежурную чушь про «мои соболезнования». Потому что Линк знал, что это такое. Он сам потерял кого-то очень близкого и знал, каково это — остаться с этим. Но я понимал, что и для него сейчас все это поднимает старые раны.

— Ты как? — спросил я.

Он понял, о чем я. Мы говорили об этом однажды, почти в стельку пьяные, после жестокого проигрыша в плей-офф. Курили сигары, пили виски до утра. Больше никогда это не обсуждали.

— Держусь, — резко сказал он.

Я хотел усмехнуться. Мы оба сейчас паршиво врали.

— Ты просто решил позвонить или есть что-то конкретное?

Линк тяжело выдохнул:

— Только что вернулся со встречи с родителями Тедди.

Этот нож в сердце я почувствовал сразу.

— Ты в Айове?

— Они в Сиэтле.

— Понятно.

Конечно. Им нужно было забрать тело. Разобрать дом. Меня скрутило от мысли, как они будут выносить каждую вещь, которая осталась от него.

— Они хотят устроить небольшую церемонию здесь, в воскресенье. Я предложил все организовать, но они попросили тебя сказать речь.

— Что? — выпалил я, не успев сдержаться. В голосе звенело напряжение.

Саттон сжала мои бедра сильнее, напоминая, что она здесь. Как и обещала.

— Ты был его лучшим другом. Они хотят, чтобы ты это сделал, — тихо сказал Линк.

Я несколько раз пытался сглотнуть, пока горло наконец не подчинилось.

— Конечно. — Я сказал это, хотя внутри все кричало: нет. — Сегодня выезжаю.

— Не садись за руль, — резко перебил Линк. — Я отправляю за тобой самолет. Будет на вашей площадке после трех.

Это действительно упростило бы все. Мне не пришлось бы ехать по той же дороге, что и Тедди, или добираться целый час до аэропорта в Центральном Орегоне, чтобы успеть на рейс.

— Спасибо.

— Я рядом. Что бы ни понадобилось.

— Ты тоже. — Но я знал, что Линк сам никогда не примет помощь.

Я завершил звонок и опустил взгляд на Саттон. Она смотрела на меня, на ее прекрасном лице залегла морщинка тревоги.

— Что он сказал?

— Похороны в воскресенье. Они хотят, чтобы я сказал речь.

В ее чертах промелькнула жалость.

— Это честь. Но ужасно тяжелая.

Честь, которой я не заслуживал. И не знал, смогу ли справиться с этим. По крайней мере, в одиночку.

— Поедешь со мной?

В ее глазах мелькнуло не сочувствие, а паника — эмоция, которую я никак не ожидал увидеть.

— Я... эм... У меня Лука.

— Мама останется с ним. Она его обожает.

Саттон сглотнула, борясь со словами.

— Я не уверена, что это хорошая идея.

— Воительница, — прошептал я, чувствуя, как во мне застывает шок.

— Я... Я не могу. Прости, Коуп.

— Ты не можешь поехать на похороны моего лучшего друга? — В моем голосе зазвучало обвинение, ярость. Я цеплялся за нее, потому что злость была легче, чем боль.

— Прости меня, я...

— Это не важно, — резко оборвал я, поднимаясь на ноги. Саттон резко отпрянула назад, опираясь на пятки. Все перестало иметь значение. Мне не привыкать оставаться одному наедине со своей болью и виной.

19

Саттон

Тишина отражалась от стен гостиной и отдавала гулом в ушах. Что-то в этом отсутствии звуков было по-настоящему оглушающим. Я не могла пошевелиться. Хотя разум кричал: вставай, догоняй Коупа, — тело меня не слушалось.

И, может быть, это было к лучшему. Потому что что бы я сделала, если бы догнала его? Сочинила бы очередную ложь? Сказала бы, что не могу быть рядом, когда он нуждается во мне больше всего? После всего, что он для меня сделал?

Боль накатывала волнами, сжимая грудь так, что я перестала чувствовать колени. Покалывание растекалось по ногам, а грудная клетка словно разрывалась от боли. Было так легко сказать «да», поехать с Коупом, стать для него опорой. Но язнала, что меня ждет на похоронах такого масштаба.

Пресса.

Те же самые стервятники, что поджидали меня у больницы, когда меня выписали. Я, конечно, не была главной новостью, но этого хватило, чтобы история разошлась по всей стране. Бывшая жена опозорившегося футболиста, пострадавшая от его грязных связей. Фото моего опухшего, перевязанного лица, когда друг вез меня домой. Освещение судебного процесса, который последовал за этим.

Я не могла позволить себе такую огласку сейчас — не могла рисковать тем, что Роман узнает, где я нахожусь. И тем, что случится, если он решит сообщить об этом Петрову.

И это была не ложь, что я была нужна Луке. Он разрыдался, когда узнал, что его новый лучший друг больше не здесь. Конечно, он быстро отвлекся, как умеют дети, и сейчас играл с Кили, но это не значит, что у него не будет моментов, когда я понадоблюсь ему рядом. Проблема была в том, что Коупу я тоже была нужна.

Электронный замок на входной двери издал короткий сигнал. Я знала, что должна встать. Подняться. Мне не следовало сидеть здесь, когда кто-то войдет и увидит меня на коленях, просто уставившуюся в точку, где стоял Коуп.

По лестнице грохотали шаги, дверь резко распахнулась.

— Коуп... — голос Арден оборвался, когда он прошел мимо нее, закинув на плечо спортивную сумку. — Куда ты собрался? — крикнула она ему вслед.

Но он не ответил. Где-то вдалеке хлопнула дверь, и я поняла, что он уже за рулем своего дорогого внедорожника. Я лишь молилась, чтобы он был осторожен. Безопасен. Местный аэродром, в основном используемый любителями, был всего в нескольких минутах отсюда. Я успела услышать достаточно из разговора с Линком, чтобы понять — самолет будет ждать Коупа там. Это хорошо. Значит, он доберется в порядке.

Но стоило мне подумать эту последнюю мысль, как я поняла, что это ложь. Физически он, может быть, и будет в безопасности, но в душе ему сейчас хуже некуда.

— Саттон, — голос Арден был мягким, не хрупким, но по-женски теплым.

Этот звук вырвал меня из плена вины, который держал меня в своих цепких лапах. Она была совсем рядом. Стояла рядом со мной. Я даже не заметила, как она переступила порог и вошла в гостиную. Я знала, что должна что-то сказать, но тело снова меня не слушалось.

Я ожидала, что Арден поднимет меня, усадит на диван, но вместо этого она села рядом на пол. Не тронула меня, просто устроилась рядом, ее спокойные, серо-фиолетовые глаза внимательно всматривались в меня. И она не задала ни единого вопроса.

В этом вся Арден. Она не боялась тишины. Говорила и действовала лишь тогда, когда это действительно было нужно, а не потому, что так требовало общество.

В конце концов, мои колени не выдержали, и я легла на ковер. Спина неприятно ударилась о пол, зубы стукнулись друг о друга.

— Я причинила ему боль, — прошептала я.

Взгляд Арден изменился, но в нем не было ни осуждения, ни жалости — только понимание.

— Быть человеком — дело грязное. Мы раним и сами получаем раны.

Я подтянула колени к груди, будто могла обнять себя и хоть немного утешить.

— Это было последнее, чего я хотела. Особенно когда он и так уже страдает.

В этот раз я уловила в ее взгляде слабое отражение боли Коупа. Она любила своего брата так глубоко, что не могла не чувствовать часть его боли.

— Что-то мне подсказывает, ты сделала это не ради забавы.

— Он хотел, чтобы я поехала с ним на похороны.

Мои слова прозвучали почти неслышно, но Арден сразу поняла, куда направился ее брат, и ее взгляд метнулся к двери.

— Черт, — выдохнула она, а потом снова посмотрела на меня. — А ты не готова ко всей этой шумихе.

Нет, я совсем не была готова. Внимание общественности никогда мне не нравилось. Но я бы снова и снова платила эту цену, если бы это помогло быть рядом с Коупом. К сожалению, все было гораздо сложнее.

— Дело не в готовности. Я не могу.

Я вложила в эти слова всю боль, надеясь, что Арден поймет, не требуя объяснений.

Она напряглась, сжала ладони в кулаки, и я видела, как в ее голове складываются кусочки этой головоломки.

— Есть кто-то, кого ты не хочешь, чтобы тебя нашел?

Я молча кивнула.

— Он представляет угрозу для твоей безопасности? — спросила Арден сразу, и я поняла, почему. Тея совсем недавно пережила тяжелую историю со своим бывшим, и теперь семья Колсонов была особенно внимательна к таким вещам.

Но когда я задумалась, действительно ли Роман опасен для меня, я не была уверена. Он мог бы попытаться выкачать из меня все до последнего, мог бы сообщить Петрову, где я. Но станет ли кто-то из них садиться в самолет и лететь через всю страну? Ради чего? Чтобы проучить меня? У меня ведь даже денег нет.

— Я не знаю, — это были первые слова, которые я произнесла вслух. Впервые я призналась себе, что, возможно, бегу от собственных страхов.

Арден медленно накрыла мою руку своей.

— Я знаю, каково это, — прошептала она. — Это реальная угроза или мы просто перестали жить?

В ее словах было что-то такое, что говорило — она понимает лучше многих. Я невольно задумалась, почему. Я не знала, по какой причине Арден оказалась в приемной семье Колсонов, только что попала она туда в двенадцать лет и была самой младшей.

Но сейчас, глядя в ее глубоко задумчивые глаза, я не видела в ней ребенка. Она была старше своих лет. Человек, переживший слишком многое.

— Мне кажется, я больше не могу доверять собственному восприятию, — призналась я. Я вспомнила психиатра, который приходил ко мне в больницу. Добрый человек с седыми волосами и морщинками у глаз. Он сказал, что у меня может быть посттравматический синдром, и посоветовал быть терпеливее к собственному разуму, который пытается защитить меня.

Уголки губ Арден дрогнули в легкой улыбке.

— Иногда чудовища кажутся страшнее, просто потому что мы не включили свет.

Боже, как же это верно.

— Я устала жить в темноте. Устала чувствовать себя беглянкой, хотя ничего плохого не сделала.

Ее улыбка стала шире.

— Может быть, пора выйти на свет?

20

Коуп

Этот костюм точно меня задушит. Сколько бы я ни поправлял чертов галстук, все равно казалось, что мне не хватает воздуха. И не важно, сколько он стоил — по ощущениям ткань была как колючий мешковина.

— Коуп. — Голос был тихим, полным сочувствия. И, черт возьми, как же это делало меня последним ублюдком, но именно сейчас это был не тот голос, который я хотел услышать.

Я обернулся.

— Привет, Эндж.

Она сразу подошла ближе, обняла меня за талию и прижалась лицом к моей груди. Этот жест она повторяла уже сотни раз, но сейчас он был пустым. Я не чувствовал того покоя, который дарило мне одно лишь присутствие Саттон. Не чувствовал того понимания, что она дарила одним лишь взглядом. Я не чувствовал… ничего.

И все же я ответил на объятие, мягко похлопал ее по спине. Она держала меня чуть дольше, чем стоило, прежде чем наконец отступить. Когда она подняла голову, ее рыжие волосы упали на спину, а зеленые глаза блестели несдержанными слезами.

— Ты в порядке?

Последний, мать его, вопрос, на который я хотел сейчас отвечать. Но я изобразил улыбку, которая, скорее всего, больше напоминала болезненную гримасу.

— Держусь. А ты?

Она опустила руки и взяла мои ладони в свои.

— Я просто не могу поверить, что это все происходит на самом деле.

Я был мерзавцем. Холодным ублюдком, потому что все, о чем я мог думать в этот момент, — как бы аккуратно высвободить свои гребаные руки.

— Энджи. — Голос Линка разрезал воздух, как нож. В нем была власть, привитая ему с детства. Так бывает, когда растешь в одной из самых богатых семей мира. Правда, я-то знал, что он всей душой ненавидит свою семью — по крайней мере, отца.

Энджи отпустила мои руки и резко отступила.

— Линкольн.

Он коротко кивнул ей.

— Не могла бы ты проверить охрану? Хочу убедиться, что ни один журналист не проникнет в церковь.

Она сжала губы — я знал этот жест, он значил, что она раздражена, но вслух она этого не сказала.

— Конечно.

Когда она ушла, я повернулся к владельцу Sparks.

— Мы оба знаем, что ты уже все предусмотрел.

Линк не был человеком, который что-то оставляет на волю случая. Он знал все возможные риски и имел на каждый из них по нескольку запасных планов.

Он приподнял бровь.

— Ты что, не нуждался в спасении?

— Я тебе что, девица в беде?

Линк тихо усмехнулся:

— Ну, судя по твоей физиономии, ты как минимум разрывался между паникой и тошнотой.

Я провел рукой по небритой щеке.

— Мне не стоило связываться с кем-то из окружения команды.

— Не хочу говорить «я же тебя предупреждал», но...

— Пошел ты, — буркнул я.

— Готов? — спросил он, и в голосе больше не осталось ни грамма шутки.

Нет. Последнее, чего я хотел, — это выйти перед толпой и рассказывать, почему я никогда не был достоин друга, как Тедди. Стоило представить себе скамьи, полные людей, как грудь сжалось еще сильнее.

— Готов, — выдавил я из себя.

— Ты хреновый лжец, — пробормотал Линк.

— Я сделаю, что должен, — отрезал я.

Линк вгляделся в мое лицо.

— Я могу сказать Джексонам, что ты не готов…

— Нет. Я справлюсь.

Он явно мне не поверил, но кивнул.

— Ладно. Я пойду обойду всех. Если что-то нужно — зови.

— Хорошо. — Ладони уже были влажными, дыхание — сбивчивым. Черт. Мне нужен был воздух.

Я пробрался сквозь толпу игроков, которые толпились в маленькой комнате сбоку от алтаря, заставляя себя кивать и поднимать подбородок в знак приветствия, проходя мимо товарищей по команде. С каждой секундой грудь сжимало все сильнее. Я быстро выскользнул в коридор и чуть не врезался в кого-то.

— Извини, — пробормотал я.

Человек напротив лишь хмыкнул и злобно посмотрел на меня.

— Удивлен, что ты вообще приперся. Видимо, приходится играть роль золотого мальчика, — рявкнул Маркус.

— Не сегодня, ладно? Выбери любой другой день, чтобы быть заносчивым придурком. Можешь даже влепить мне пощечину за то, что я унизил тебя перед всей командой. Только не сегодня.

Удар прилетел из ниоткуда. Еще секунду назад я просто стоял, а потом кулак Маркуса врезался мне в челюсть. Голова откинулась назад с громким треском.

Но, черт побери, эта боль и вспыхнувший вслед за ней гнев были куда лучше того горя, вины и паники, что терзали меня секунду назад. Как только я выровнялся, я всадил Маркусу удар в ребра, и он застонал от боли.

Он быстро ответил, пытаясь повалить меня на пол. Вместо этого мы врезались в стену, с грохотом уронив на пол какую-то рамку с фотографией. Видимо, шум привлек остальных, потому что через несколько мгновений коридор заполнили наши ребята.

Двое схватили меня за руки и оттащили назад, еще двое — Маркуса. Он выругался и попытался вырваться, но парни держали крепко.

Линк ворвался между нами, на его лице бушевал гнев.

— Вы что, с ума сошли? Это, черт возьми, похороны. Церковь.

— Может, не стоит говорить «черт возьми» в церкви, босс, — пробормотал Фрэнки, не отпуская мою руку. Линк метнул в него уничтожающий взгляд. — Понял. Молчу, босс.

Линк посмотрел на нас обоих.

— Не знаю, что у вас там за разборки, но прекратите это. Мы команда. И Тедди бы сейчас за вас обоих стыдился.

Эти слова были хуже любого удара, который мог нанести Маркус. Потому что это была правда. Тедди бы мне врезал за такой номер, даже если бы Маркус начал первым.

Боль снова накрыла, обжигающая, прожигающая мышцы и нервы.

— Мне нужно немного времени, — прохрипел я. В моем голосе звучала такая отчаянная мольба, что Фрэнки и второй парень сразу отпустили меня.

Я не стал ждать очередной тирады от Линка, просто развернулся и пошел по коридору. Энджи стояла там, на лице застыл шок.

— Коуп…

Она протянула руку, но я увернулся.

— Не надо, — отрезал я. — Просто не надо.

Я зашагал дальше, толкнув дверь с надписью «Выход» так сильно, что от удара задребезжали кости. Как только я вышел наружу, я жадно втянул воздух. Пусть это был не тот свежий воздух, что в Спэрроу-Фоллс, но он все равно был лучше душного, тяжелого воздуха церкви.

Над головой собрались тучи, как это часто бывает в Сиэтле, угрожая пролиться дождем. Но сегодня это было как нельзя кстати. Часть меня даже надеялась, что небо расколется и молния сразит меня на месте. Так было бы проще.

Дыхание сбивалось все сильнее, каждый вдох становился короче предыдущего. Грудь будто полыхала изнутри, и каждый глоток воздуха казался кислотой. Это было невыносимо. Перед глазами мелькали образы Тедди, перемешиваясь с лицами брата и отца. Картинки смятого металла и звуки боли.

Черные пятна заплясали перед глазами, и мир сужался в узкий тоннель. И вдруг рядом кто-то появился. Хрупкое тело подхватило меня, чья-то ладонь прижалась к моей груди. И я услышал ее голос.

— Дыши, Коуп. Дыши вместе со мной.

21

Саттон

В ту же секунду, как я увидела его сбоку от церкви, согнувшегося пополам и судорожно хватавшего ртом воздух, мое сердце сжалось. Все в этом моменте было до боли чужим тому сильному, жизнелюбивому мужчине, которого я знала. Все в этом было неправильно.

Я действовала на чистом инстинкте, пытаясь хоть немного разделить ту ношу, которую Коуп слишком долго нес в одиночку. Хотела вернуть ему хотя бы часть того, что он дал мне. Я сильнее прижала ладонь к его груди.

— Дыши вместе со мной.

Я узнала признаки панической атаки. После того, что со мной случилось, я пережила их несколько и знала — единственное, что помогало, это вещи, которые возвращали тебя в реальность, вытаскивали из плена страха. Я только надеялась, что тепло моей руки над его сердцем сможет стать для него этим якорем.

— Воительница? — прохрипел он.

Это было больше похоже на сдавленный звук, чем на слово, скомканные слоги, которые разбили мое сердце в дребезги.

— Я здесь. Посмотри на меня.

Я видела, как его темно-синие глаза изо всех сил пытаются сфокусироваться. Его дыхание походило на болезненные, прерывистые вздохи. Я сильнее прижала ладонь к его груди.

— Я рядом. Я с тобой.

Часть затуманенного взгляда прояснилась, и дыхание Коупа чуть-чуть, но выровнялось.

— Вот так. Спокойно, вместе со мной. — Мне было больно не из-за того, что происходило со мной, а из-за того, что я чувствовала его боль. Она словно пропитывала воздух вокруг нас, впитывалась в кожу и оставалась внутри.

— Моя воительница, — выдохнул он, склоняя лоб к моему. Его дыхание становилось все ровнее.

Мы так и стояли, я не знала сколько времени, просто дышали вместе. Потому что иногда это все, что можно сделать. Ни одно слово не залечит раны утраты. Все, что остается, — быть рядом в этой боли. Это бесценный дар, ведь мало кто способен вынести чужую скорбь.

Но я могла выдержать ее ради Коупа. Потому что он заслуживал этого и гораздо большего.

— Ты пришла, — прошептал он.

— Прости, что мне понадобилось немного времени, чтобы найти дорогу.

Коуп чуть отстранился, его глаза искали что-то в моих, а потом он снова склонился ко мне и коснулся губами моего лба, оставив на нем свой вечный след.

— Это не важно. Главное — ты здесь.

Сердце дрогнуло в груди, предупреждая об опасности, которую этот человек представлял для меня во многих смыслах. Но я слишком долго жила во тьме. И Арден была права — пора было выйти на свет.

Когда Коуп отстранился, я подняла руки к его лицу, позволяя щетине уколоть мои ладони.

— Скажи, что тебе нужно.

Коуп с трудом сглотнул.

— Я не знаю, смогу ли я это сделать.

— Речь?

Он резко кивнул.

— Черт, я не уверен, что вообще смогу снова войти в эту церковь. — Он замолчал на секунду, его взгляд устремился куда-то к деревьям за переулком. — Я не был в храме со дня похорон отца и брата.

Я сжала его лицо крепче.

— Даже на свадьбах не был?

Коуп покачал головой.

— Всегда находил отговорки, почему не могу прийти на церемонию. Просто... это словно возвращение туда.

Боль пронзила мои кости, как будто мое тело пыталось впитать его страдания.

— А что бы сказал Тедди?

Уголки его губ дернулись.

— Ему было бы плевать на все это.

— А тебе не плевать? Ты ведь тот, кому потом жить с этим выбором.

Он тяжело выдохнул.

— Я хочу почтить его память. Хочу сказать его родителям, каким счастьем было быть его другом.

Я опустила руки с его лица и переплела наши пальцы.

— Тогда давай сделаем это. Я буду рядом на каждом шагу.

Коуп сжал мою руку так, будто боялся, что я исчезну.

— Обещаешь?

— Я с тобой.

Он снова сглотнул, затем медленно кивнул.

— Пойдем. — Я повела его к боковому входу, и Коуп открыл дверь.

Как минимум с десяток глаз уставились на нас в ту же секунду, как мы вошли внутрь. Холодный пот скатился по моей спине, но я не сбежала. Я держала Коупа за руку и не отпускала, как и обещала. Рыжеволосая женщина в элегантном черном платье с удивлением уставилась на нас, ее рот приоткрылся, когда она перевела взгляд на наши сцепленные пальцы. Видимо, для Коупа это было не совсем привычное зрелище.

Навстречу нам направился высокий мужчина в безупречно сшитом костюме. Я сразу поняла, что он пошит на заказ — настолько высоким он был, что мне пришлось задрать голову, чтобы встретиться с его ореховыми глазами. Он посмотрел на меня с любопытством, в котором читалось легкое недоумение, а потом перевел взгляд на Коупа.

— Взял себя в руки?

Коуп кивнул.

— Извини, Линк.

— Не извиняйся. Просто скажи, если понадобится рентген, и пообещай, что драки в часовне не будет.

Я распахнула глаза и уставилась на Коупа.

— Ты дрался?

— Пустяки, — быстро сказал он.

— Скажи это разбитой рамке и синякам на ребрах Маркуса, — парировал Линк.

Вот дерьмо. Ничего хорошего в этом не было. Я крепче сжала руку Коупа и прямо встретила взгляд владельца команды. Это было непросто — он был высоким и подтянутым, как боец, но я не дрогнула.

— Коуп справится.

Один уголок его рта приподнялся.

— Похоже, теперь ты следишь, чтобы он вел себя прилично. — Он протянул руку, и я заметила на запястье татуировку, выглядывающую из-под рукава. — Линкольн Пирс.

Я приняла рукопожатие, стараясь, чтобы рука не дрожала.

— Саттон Холланд.

— Рад познакомиться, мисс Холланд.

— Просто Саттон.

Он кивнул.

— Тогда зови меня Линк. Все мои друзья так делают.

Коуп издал звук, больше похожий на рычание, а лицо Линка расплылось в широкой улыбке.

— Будет чертовски интересно наблюдать, как этот парень сдаст позиции.

Я проводила Линка взглядом, пока он уходил по коридору.

Что, черт возьми, он имел в виду?

Прощание с Тедди было именно таким, какими должны быть все поминальные службы. Смесью юмора и искренности, смеха и слез. Мне понадобилось всего несколько минут, чтобы понять, с кем из товарищей по команде Коуп подрался. Светловолосый парень с зелеными глазами первые пятнадцать минут службы сверлил нас взглядом, пока кто-то рядом не толкнул его локтем в ребра так, что он поморщился и отвел глаза. Я знала, что это Маркус.

К счастью, после этого он сосредоточился на происходящем у алтаря. Один за другим товарищи по команде, друзья и тренеры выходили к трибуне и делились своими воспоминаниями и историями. Каждое из них заставляло мое сердце болеть еще сильнее из-за того, кого мир потерял вместе с Тедди. Он был ярким светом, который погас слишком рано.

Когда главный тренер закончил свою историю, он повернулся к Коупу:

— Есть еще один человек, который должен сегодня сказать несколько слов. Партнер Тедди по приключениям и наказаниям — Коупленд Колсон.

По залу пробежал легкий смех после слов тренера Филдера, но Коуп не сразу сдвинулся с места. Я наклонилась к нему, крепче сжимая его руку, которую все это время не отпускала.

— Просто расскажи мне. Расскажи, каким был Тедди. Я рядом.

Он по-прежнему не двигался еще несколько секунд. Но потом все же поднялся, отпуская мои пальцы в самую последнюю минуту. Он поднялся по ступеням к трибуне, на мгновение задержался, пожимая руку тренеру. Когда, наконец, подошел к микрофону, его взгляд сразу нашел меня и больше не отвел.

И он не говорил.

Я беззвучно произнесла:

— Я здесь.

Надеясь, что он прочитает по губам.

Грудная клетка Коупа поднялась на вдохе, и он заговорил:

— Первое, что сказал мне Тедди Джексон, было: если я хочу быть крутым хоккеистом, мне нужно срочно сменить стиль.

Зал разразился смехом, и на лице Коупа появилась слабая улыбка, но он по-прежнему не отводил от меня взгляда.

— Нам было по шестнадцать, и мы проводили лето в каком-то глухом лагере в Миннесоте. Полтора часа до ближайшего города, но Тедди каким-то образом умудрился устроить вечеринку в лесу — с диджеем и алкоголем. И именно тогда он впервые добился того, чтобы меня посадили под домашний арест.

Коуп продолжал делиться веселыми и теплыми историями, которые постепенно складывались в образ Тедди — такого, каким он был на самом деле. Его пальцы крепко сжали край трибуны, когда он, наконец, перевел взгляд на родителей Тедди, сидящих в первом ряду. Коуп с трудом сглотнул и снова заговорил.

— Вы воспитали потрясающего сына. Человека, который приносил радость и смех каждому, кто был рядом с ним. Но не только это. Он был тем, кто всегда прикрывал друзей. Тем, кто не забывал спросить, как я держусь, когда знал, что мне тяжело. Тем, кто всегда отдавал больше, чем получал. И я обещаю вам — я стал лучше благодаря тому, что знал вашего сына.

Мама Тедди не выдержала и разрыдалась, не пытаясь сдерживать слезы. Коуп спустился с трибуны прямо к ней, и, когда она поднялась, крепко ее обнял. Сам он сдерживал слезы, но его темно-синие глаза блестели под светом церкви.

Когда он отпустил ее, священник попросил всех встать. Я почти не слышала ее заключительные слова, только отдельные фразы о том, что Тедди продолжает жить в каждом из нас и в тех, чьих жизней он коснулся. Я смотрела только на Коупа, который снова шел ко мне.

Он сел рядом, обнял меня за плечи и прижался лицом к моей шее, глубоко вдохнув.

— Спасибо тебе, Воительница.

— Я ничего не сделала.

Коуп отстранился, в его глазах блестел свет.

— Ты дала мне свою силу.

22

Коуп

Моя рука снова нашла ладонь Саттон, когда мы вышли из ряда. Я не мог перестать прикасаться к ней. Казалось, она удерживала меня на земле, давала хотя бы искру покоя в этом хаосе, который сейчас бушевал внутри. Стоило мне коснуться ее кожи, как все обвиняющие голоса в голове стихали, приглушенные чем-то, что было только в ней одной.

Я не отпустил ее руку, когда вышел в проход и сразу оказался лицом к лицу с Маркусом. Его зеленые глаза сверкали грозовыми вспышками. Волна вины снова накрыла меня с головой. Он, конечно, ударил первым, но я сам его на это спровоцировал. Я все исправлю. Как хотел бы Тедди. Но не сегодня.

Я дал Маркусу пройти вперед, рядом с ним держались еще двое парней из команды — наверное, на случай, если мы опять полезем друг на друга прямо посреди церкви. Я их не винил. Люди вокруг говорили вполголоса, пока мы медленно шли по проходу.

Когда мы подошли к дверям, я услышал, как охрана отгоняет фотографов.

— Черт, — пробормотал я.

Саттон посмотрела на меня, глаза широко распахнулись.

— Что случилось?

— Стервятники пытаются урвать кадр, чтобы потом продать его журналам или спортивным блогам, — процедил я сквозь зубы.

Лицо Саттон побледнело, она судорожно полезла в сумочку.

— Ты в порядке? Ты вся побелела.

Она кивнула, но слишком резко, почти судорожно.

— Не могу поверить, что они пришли даже в церковь.

Я мог. Такие люди питались чужой болью, словно падальщики.

— Не переживай, их близко не подпустят.

Ее руки дрожали, пока она доставала из сумочки огромные солнцезащитные очки.

— Я знаю.

Когда она надела их, очки закрыли чуть ли не пол-лица. Я не особо разбирался в моде, может, так и должно быть.

— Коуп, — раздался мягкий голос.

Я обернулся и увидел Энджи у дверей. Она пыталась скрыть боль в глазах, но я все равно ее заметил. И я, чертов ублюдок, все еще держал Саттон за руку, даже когда взгляд Энджи опустился на наши сцепленные пальцы.

— Линкольн заказал для тебя машину, она ждет сбоку от церкви. Она отвезет тебя в аэропорт.

— Спасибо, Эндж. Я ценю это.

Это было все, что я мог ей дать. И, может быть, так было правильно. Пусть она подумает, что Саттон рядом со мной — это что-то большее, чем просто проявление доброты. Хотя, стоит признаться себе честно, я и сам уже знал одно: я хотел, чтобы это было больше.

Как только мы с Саттон приземлились в Спэрроу-Фоллс, реальность обрушилась на меня со всей силой. Помогая ей устроиться в моем внедорожнике, который я оставил на стоянке у аэропорта, я с трудом заставил себя не взять ее за руку за рулем. Вместо этого обе руки крепко сжимали руль, пока я вел машину по двухполосной дороге к дому.

— Кто остался с Лукой? — спросил я, сбавляя скорость у ворот на свою территорию.

Саттон улыбнулась.

— Арден. Он был в восторге, когда она сказала, что возьмет его покататься верхом.

Хорошо. Это было правильно. Лука заслуживал как можно больше приключений и радости в своей жизни.

— Она обожает знакомить людей со своими лошадками. Клянусь, они у нее лучше обучены, чем любые другие. Приходят по зову, как собаки. И трюки умеют делать не хуже псов.

Саттон посмотрела в окно на темнеющее небо.

— Мне нравится за ними наблюдать, гладить их даже... Но представить себя в седле я никак не могу.

Я усмехнулся, сворачивая на аллею, обсаженную осинами.

— Почему?

— Это седло слишком далеко от земли.

Я рассмеялся:

— Справедливо. Но может, тебя все-таки зацепит, когда увидишь, как катаются Лука и Арден. Это, черт возьми, круто.

Саттон приподняла бровь:

— Удивлена, что команда разрешает тебе кататься. Разве у вас нет ограничений на всякие активности?

— Есть, конечно. Но что они не знают — не повредит. Странно, что ты об этом знаешь, учитывая, что спорт — не твоя тема.

Что-то промелькнуло в ее взгляде, что я не успел уловить. Ее улыбка казалась натянутой.

— Кажется, я где-то читала статью про правила для профи-спортсменов.

Я заставил себя снова смотреть на дорогу, как раз когда мы переезжали мост через ручей. Уже можно было разглядеть огоньки в окнах дома — места, которое теперь по-настоящему было домом. Потому что там был Лука. И скоро будет Саттон. Это больше не было пустым холодным пространством. Теперь здесь чувствовалась жизнь.

Я припарковался у ступенек, но не заглушил двигатель. Вместо этого повернулся к Саттон, всматриваясь в нее. Ее светлые волосы мягкими волнами спадали на плечи. Бирюзовые глаза казались еще ярче из-за темно-синих теней в уголках век. Она была той женщиной, из-за которых ведут войны. Но дело было не только во внешности.

— Ты слетала в Сиэтл ради меня. — В моем голосе была хрипотца, от которой я не мог избавиться. Потому что она поехала. Потратила деньги, которые она сейчас отчаянно экономила. Оставила Луку, с которым обычно не расставалась. Ради меня.

Лицо Саттон смягчилось.

— Мне стоило поехать с тобой с самого начала. Прости…

Я покачал головой, перебивая ее:

— Ты была там, когда я больше всего в тебе нуждался. — Я не смог удержаться и провел рукой по ее щеке, зарывшись пальцами в еемягкие волосы. — Спасибо тебе. Я не знаю, что бы я сегодня без тебя делал.

Губы Саттон чуть приоткрылись, и в последних лучах света они мерцали, как будто на них было что-то блестящее.

— Я просто хотела дать тебе хоть часть того, что ты дал мне. Пусть это и капля в море, но все же что-то.

Черт. Она сведет меня с ума.

Большой палец скользнул по ее щеке, опасно близко к губам. Весь салон наполнился ее запахом — смесью корицы, сахара и тонкой нотки ванили. Наверное, от часов, проведенных в пекарне. Эти ароматы будто впитались в ее кожу.

Они дразнили, манили, тянули меня ближе. Потому что я хотел узнать, так ли вкусна ее кожа, как пахнет.

— Коуп!

Голос Луки прорвал мое туманное состояние, и мы оба резко отпрянули. Я не сдержал ругательства.

Саттон тихо рассмеялась:

— У детей всегда идеальное чувство времени.

Я тоже усмехнулся:

— Ему просто повезло, что он чертовски милый.

Мы выбрались из внедорожника, но Лука уже сбегал по ступенькам и обегал машину. Он кинулся ко мне, крепко обняв.

— Ты в порядке? Мам сказала, что тебе нужно было попрощаться с Тедди.

Черт. Меня добьет не только Саттон, но и этот пацан.

Я обнял его в ответ:

— Все хорошо.

Лука поднял на меня глаза, бирюзовые и сияющие:

— Было грустно? Прощаться?

— Было все сразу, — честно ответил я. — Грустно, но и весело, и радостно. Мы много вспоминали истории про Тедди.

Лука закусил губу:

— Ты когда-нибудь расскажешь мне эти истории?

Грудь сжалась, я с трудом проглотил ком в горле.

— Конечно, расскажу.

— Отлично, — радостно сказал Лука и расплылся в улыбке. — Я устроил нам кино-марафон. Все три части «Могучих утят», плюс попкорн, брауни и кучу других вкусняшек. Арден помогла мне, когда мы катались верхом. «Могучие утята» всегда поднимают мне настроение, когда грустно. И вкусняшки тоже.

Я усмехнулся:

— Как я могу сказать на это «нет»? — Я поднял глаза к двери, где ждала Арден. — Спасибо, что посидела со Спиди.

Она только покачала головой:

— Лука — замечательный парень. Я всегда с радостью проведу с ним время.

Лука засиял еще шире:

— Арден будет учить меня скакать галопом!

Лицо Саттон побледнело:

— Галопом? — еле выдохнула она.

Лука закивал так быстро, что его голова стала просто пятном.

— Ага! А еще, может, я когда-нибудь буду участвовать в соревнованиях по баррел-рейсингу.

Саттон прижала руку к груди:

— А нельзя полюбить гольф?

Лука скривился:

— Свитера, мама. Фу.

Я рассмеялся и обнял Саттон за плечи:

— Сдавайся, мама. Твой сын слишком крут для гольфа.

Она тяжело вздохнула и прислонилась ко мне:

— Ну, я пыталась.

В этот момент в кармане зазвонил телефон, и я отпустил Саттон, чтобы достать его.

Энджи: Это только что прислали мне. Подумала, что тебе стоит знать заранее.

В сообщении была ссылка на статью с крупного спортивного сайта:

«Коупленд Колсон использует похороны друга, чтобы показать новую девушку».

Я пробежался глазами по статье, и с каждой строчкой во мне закипала злость. Авторы намекали, что мне якобы было наплевать на память о Тедди.

Блядь.

А потом страница обновилась, и появился новый заголовок.

Срочные новости. Поступила информация, что Коуп врезал своему товарищу по команде Маркусу Уорнеру, сыну легендарного Уэстона Уорнера. Сколько еще Sparks будут терпеть игрока, который представляет такой риск для всей организации? По слухам, обмен может состояться раньше, чем ожидалось.

23

Саттон

— С тобой все будет хорошо, Коуп? — спросил Лука, когда я положила книгу на прикроватную тумбочку.

Мой ласковый мальчик. Да, он был маленьким искателем приключений, обожающим адреналин, но это не мешало ему иметь мягкое сердце. Я любила ту гармонию, которая росла в нем день за днем, и хотела сохранить эти черты, даже если ради этого ему придется жить с тревогой. Потому что, если бы я могла загадать для него одно желание, я бы попросила, чтобы он всегда оставался добрым. А доброта — это чувствовать боль глубоко.

Я убрала светло-каштановые пряди с его лица, открывая глаза, почти точь-в-точь как у меня.

— Думаю, ему сейчас больно, но он справится.

Лука надул губы.

— Хотел бы я помочь ему.

— Я тоже, малыш. Но я знаю, что ты сегодня уже помог.

Он удивленно поднял брови:

— Правда?

— Ты шутишь? Марафон «Могучих утят» со всеми возможными вкусняшками? Что может быть лучше?

Лука тихонько хихикнул:

— Это же лучший фильм на свете.

Я улыбнулась своему сыну. За последние пару лет я выучила все реплики этого фильма наизусть. Настоящее чудо, что мы еще не стерли диск до дыр от постоянного просмотра.

Я наклонилась и поцеловала его в висок:

— Я так горжусь тобой.

Щеки Луки порозовели:

— Мам...

— Правда. Ничто не радует меня больше, чем видеть, как ты заботишься о людях, как ты добрый.

— Это от тебя, — тихо сказал Лука. — Ты заботишься о всех. Даже о пчелах.

Сердце болезненно сжалось.

— Я люблю тебя, Лука. Больше, чем пчелы любят мед.

— Больше, чем пчелы любят мед, — повторил он сонным голосом.

— Спи. Тебе нужно выспаться, чтобы стать суперзвездой хоккея.

— Нужно...

Его голос затих, и я выключила свет, задержавшись на секунду, чтобы просто посмотреть, как он спит. Я отсутствовала всего двенадцать часов, а он, кажется, уже подрос. Иногда мне казалось, что я моргну и он станет еще старше.

Боль сжала грудь. Я хотела заморозить эти моменты навсегда, запомнить их до мельчайших деталей.

Наконец, я заставила себя уйти. Бесшумно, на мягких тапочках, пересекла комнату и прикрыла за собой дверь.

Но не смогла не пройти дальше по коридору, к противоположному концу, туда, где была комната Коупа. Дверь была закрыта, из-под нее не пробивался свет.

Это было логично. Уже больше девяти вечера. Лука засиделся допоздна из-за всего этого сахара. А Коуп за последние дни прошел через ад. Наверняка не высыпался и сейчас просто вырубился. Но все равно во мне вспыхнуло разочарование.

Не уверена, что бы я сделала, если бы под дверью все-таки горел свет. Пошла бы к нему? Постучала? Открыла дверь? Я не знала, готова ли к этому. По тысяче причин.

Но стоя там, в темном коридоре, я все еще чувствовала его руку в своей. Шершавые пальцы, сжимающие мои, тепло, которое он дарил одним прикосновением. Это было такое тепло, которого мне давно не хватало.

В воздухе послышался звук, сначала еле слышный, как будто кто-то тихо стонал. Я нахмурилась, не понимая, откуда он. Потом шум стал громче, наполненный болью.

Он шел из той самой комнаты, на которую я смотрела. Мои ноги двинулись сами собой, прежде чем я успела все обдумать. За дверью послышался крик, и я ускорилась.

Я даже не колебалась. Обхватила ладонью дверную ручку и решительно открыла дверь, тут же прикрыв ее за собой, чтобы не разбудить Луку. Комната Коупа была огромной, выполненной в серых тонах, и лунный свет свободно лился через большие окна без штор.

Я не стала задерживаться, разглядывая красивые фотографии на стенах или стильный интерьер. Мое внимание полностью поглотил мужчина, мечущийся на кровати, которая казалась больше королевской. Простыни и одеяла сбились у него на поясе, обнажая мускулистую грудь.

В другой момент я, может, и отвлеклась бы на всю эту красоту, но не сейчас. Не когда его лицо, обычно такое сильное и красивое, искажалось от боли. Я сразу поняла — это был кошмар. Жестокий, изматывающий. Но настолько сильный, что я не знала, как поступить.

Я помнила, что будить человека в состоянии ночного ужаса опасно — и для него, и для тебя. Особенно если будить прикосновением. Но я не могла просто так смотреть, как он страдает.

Я подошла к краю кровати, достаточно близко, чтобы он услышал меня, но вне зоны удара.

— Коуп, — тихо позвала я, стараясь говорить спокойно и мягко, как советовали в статьях.

Он не реагировал. Резко дернул рукой в сторону.

— Папа! — вырвалось у него.

Этот крик пронзил мое сердце. Конечно, смерть Тедди всколыхнула в нем воспоминания о потере отца и брата. Но видеть, как глубоко он страдает, было больнее всего, что я помнила за последние годы.

— Коуп, ты в безопасности. Я рядом. — Я старалась говорить спокойно, но чуть повысила голос, надеясь пробиться к нему.

Он вскинул руки, словно пытался кого-то поймать, вырваться из плена сна.

— Я здесь. Я не уйду. Возвращайся, Коуп. Возвращайся ко мне.

Его тело дернулось, и, наконец, веки начали дрожать.

— Саттон? — хрипло произнес он.

Голос был таким, словно он кричал несколько часов подряд, но я почувствовала, как облегчение накрывает меня с головой. Я тут же села на край кровати и взяла его за руку. Мне нужно было прикоснуться, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

— Это был просто кошмар, — прошептала я. — Ты в порядке.

Пальцы Коупа сжались вокруг моей руки.

— Как ты узнала?

— Я услышала, как ты вскрикнул, когда уложила Луку. Я… просто хотела убедиться, что с тобой все хорошо. Прости, что вломилась без стука…

Он крепче сжал мою руку.

— Спасибо.

Я выдохнула с новой волной облегчения. Только сейчас я осознала, что вторглась в его личное пространство, но тот факт, что он не рассердился, снял с меня какую-то тяжесть, которую я не хотела рассматривать слишком подробно.

Я долго смотрела на него. Его светло-каштановые волосы прилипли ко лбу, и я, не думая, убрала их свободной рукой — так же, как делала это с Лукой. Но сейчас это было совсем другое.

— Хочешь поговорить об этом?

Его темно-синие глаза тут же закрылись.

— Не особо.

Я постаралась не показать, как это больно. Я плохо переносила секреты — слишком много их было в моем прошлом с Романом. Но я глубоко вдохнула, напомнив себе: я не имею права знать все раны Коупа, те, что он хранит в себе. Я ведь и сама не рассказала ему всего. Иногда мне казалось, что вся моя жизнь состоит из полуправды.

— Что я могу для тебя сделать? — наконец спросила я. Это был единственный вопрос, который действительно имел значение.

Коуп долго смотрел на меня, не отпуская моей руки.

— Останься.

24

Коуп

Я проснулся от жара. От такого жара, который мог бы сжечь человека заживо, но был таким притягательным, что ты с радостью бы обратился в пепел. Он был повсюду, затягивал глубже, пока я не потерялся в нем.

Передо мной выгнулась фигура, издав тихий стон. Глаза распахнулись, наконец позволяя разглядеть источник этого жара. Светлые волосы Саттон раскинулись вокруг, словно золотая вуаль. Сквозь них проступали лишь отдельные черты: длинные ресницы, вздрагивающие при каждом выдохе, ее очаровательный нос, пухлые губы, чуть приоткрытые, нежно-розового оттенка.

Черт. Мое тело уже само нашло ее, мой стояк удобно устроился у нее под поясницей. Черт, черт, черт. Но я не отстранился. Не отпустил ее. Не мог.

Саттон наложила на меня какое-то заклятие. И я не хотел из него вырываться.

Она снова тихо простонала, и у меня все внутри сжалось, требуя ледяного душа после этого утра. Она пошевелилась... и тут же застыла, осознав, где находится. Но я все еще не отпускал ее. Должен был бы. Я прекрасно знал, что последнее, что сейчас нужно Саттон, — это я. Но не мог заставить себя ее отпустить.

— Доброе утро, — хрипло сказал я, дразня ее ухо губами.

— Ты не спишь, — пискнула она.

— Я не говорю во сне.

— Тебе... э-э... мне стоит отодвинуться.

Я усмехнулся:

— Правда стоит?

— У тебя... э... — Она запнулась.

— Я возбужден, Саттон. Потому что утро, и я, скорее всего, всю ночь держал тебя в объятиях. Ну и потому что у тебя потрясающая задница.

Она фыркнула, пытаясь подавить смех:

— Спасибо, что ли?

— На самом деле, я должен быть чертовски зол. Просыпаться в таком состоянии — чистая пытка.

Саттон тут же отодвинулась, и я не смог сдержать стон разочарования. Она перевернулась лицом ко мне, и в утреннем свете ее кожа отливала мягким розовым светом. Эти чертовы штаны с пчелками делали ее еще милее.

— Ты в порядке?

— Если не считать стояка адских масштабов, — усмехнулся я.

Она одарила меня вымученным взглядом:

— Коуп.

Я рассмеялся, а потом прислушался к себе. Чувствовал я себя куда лучше, чем заслуживал.

— Все хорошо. Спасибо, что разбудила меня. И что осталась.

Лицо Саттон смягчилось, она нашла мою руку под одеялом и переплела наши пальцы:

— Конечно. Как ты сейчас? Смог уснуть?

Я посмотрел на нее:

— Лучше, чем за последние десять лет.

Ее бирюзовые глаза округлились:

— Десять лет?

Я чуть пошевелился, но не отпустил ее пальцы.

— Я не спал нормально с тех пор, как мы потеряли отца и Джейкоба.

— Кошмары? — прошептала она.

Я кивнул:

— С тех пор я не мог спать рядом ни с кем. Ты же видела, почему.

Ее рот приоткрылся, образуя умильный кружочек.

— Но прошлой ночью... ты...

— Ты другая. — Где-то внутри меня я понял это еще в полусне. Может, потому что почувствовал ее спокойствие на похоронах. Может, потому что мне просто отчаянно нужна была она.

В ее взгляде мелькнуло замешательство, но она не озвучила его.

— Я рада, что смогла помочь. Что мое присутствие было важно. Если захочешь поговорить...

Я быстро покачал головой. Туда я не мог пойти. Никогда. Если я действительно погружусь в те воспоминания, в ту боль, я уже не всплыву. Она утопит меня.

Саттон закусила губу.

— Хорошо.

В этом слове прозвучала боль. Черт. Она была последним человеком, которого я хотел ранить.

— Дело не в тебе. Просто... я не могу, Воительница. Ни с кем. Это слишком тяжело.

Боль в ее глазах сменилась пониманием.

— Это нездорово — держать все в себе. Тебе не обязательно говорить об этом со мной, но поговорить все равно нужно.

Желудок сжался.

— Я подумаю, — соврал я.

Саттон молчала несколько секунд, а потом коснулась ладонью моей щеки.

— Я знаю, каково это — жить с призраками прошлого. Я рядом, если когда-нибудь захочешь.

Что-то внутри меня сжалось от страха.

— Саттон...

Но тут сработал будильник. Я выругался, разрывая наш контакт, и потянулся к телефону. Пока я ковырялся с гребаным устройством, Саттон уже встала с кровати и направилась к двери.

— Мне нужно в душ и разбудить Луку. Ты не против отвезти его сегодня на хоккей?

В ее голосе не было холода, но я почувствовал ту стену, которую она между нами воздвигла. Стену, за которой прятались ее собственные призраки. Ледяные когти страха впились в сердце.

— Конечно.

— Спасибо, —быстро сказала она и вышла.

Я рухнул обратно на подушки, снова и снова прокручивая в голове разные моменты. Те, что намекали: Саттон пережила гораздо больше, чем рассказывала. Меня так и тянуло набрать Энсону и попросить его подключить своего хакера, чтобы раскопать что-то про Саттон. Кроме того, что он уже искал по ее арендодателю.

Я сжал кулак, борясь с этим желанием. Она воспримет это как предательство. А я чувствовал, что единственный способ заставить ее открыться — это самому показать свои шрамы.

Телефон завибрировал, вырывая меня из этих мыслей. Я глянул на экран. Наш семейный чат. Сегодня его название было «Клуб фанатов Камбалы». Камбала — это была наша детская рыбка, о которой мама потом призналась: на самом деле их было штук шесть, она просто подменяла их, когда они умирали.

Фэллон: Коуп, ты добрался нормально?

Не удивительно, что первой написала она. И, скорее всего, уже все узнала у Арден.

Я: Я дома. Все нормально. Возвращаюсь к тренерству.

Кай: Главное, не сломай нос какому-нибудь пацану, если он не так на тебя посмотрит.

Я уставился на экран.

Роудс: Не помогаешь, татуированный гений.

Кай: А что? Вы и так будете вокруг да около ходить, а я кофе еще не пил.

Фэллон: Вот теперь пей осторожнее, я в сливки тебе слабительного подмешаю.

Шеп: Если даже Фэл угрожает — дело плохо.

Отлично. Видимо, у них уже есть отдельный чат, где все обсуждают, как я медленно схожу с ума.

Я: Я в порядке, честно. Потерять Тедди было адски больно, и да, я дал по ребрам Маркусу, но я держу себя в руках. Больше никаких драк в церкви.

Кай: Заметьте, он не сказал, что не будет драться где-нибудь еще.

Фэллон: Ты ДРАЛСЯ В ЦЕРКВИ? Я думала, это было на парковке или типа того!

Шеп: Фэл права. Тебя за такое вообще-то могут сверху прихлопнуть.

Я: Вы мне уже мигрень устроили.

Роудс: Серьезно, Коуп. Ты как там? Мы переживаем.

Эти слова вонзились глубже любого удара. Моим братьям и сестрам сейчас и так хватало проблем, особенно после того, через что прошли Роудс и Шеп. Но я знал: чтобы хоть немного успокоить их, мне нужно сказать правду. Хотя бы ее часть.

Я: Нет, я не в порядке. Потеря Тедди разнесла меня к чертовой матери. Но я собираюсь собраться. Саттон помогла.

На несколько секунд чат замолчал. Я уже начал бояться, что сказал лишнего. В нашей семье такие признания могли закончиться тем, что через час у тебя на пороге стояло бы восемь человек.

Фэллон: Она мне нравится.

Кай: Осторожнее, братец. Когда Фэл говорит «она мне нравится», это значит, что она уже планирует твою свадьбу.

Я не сдержал тихого смешка. Фэллон была безнадежным романтиком, и ничто не могло этого изменить.

Фэллон: Кайлер Блэкхарт... вернее, Блэквуд, я засыплю твой офис блестками.

И тут же пошли гифки с взрывами блесток.

Трейс: Совет: не игнорируй ее. Помнишь мой пикап?

В этот раз я засмеялся вслух.

Роудс: Она мелкая, но опасная. У нее вендетта похлеще любого мужика.

Фэллон: Он рассказал маме, что я сбегала к Куперу на реку. Он заслужил гораздо больше, чем грузовик, забитый розовыми блестками.

Трейс: Я месяцами пытался отмыть эту машину. В итоге пришлось продать. И это был даже не я, а Кай!

Кай: Чувак, ты серьезно сейчас подставил меня?

Фэллон: Ты попал, Блэкхарт. Готовься к блестящей каре.

Снова посыпались гифки, эмодзи и даже видео.

Арден: Сейчас шесть утра. Почему у меня в телефоне восемьдесят два миллиона взрывов блесток?

Роудс: Фэл планирует эпическую месть.

Арден: Ну, тогда понятно.

Я выключил звук в чате и положил телефон на кровать, вставая. Да, мои братья и сестры лезли во все подряд, но, черт возьми, как же мне с ними повезло.

Что-то болезненно кольнуло в груди, когда перед глазами всплыла улыбка Джейкоба. Интересно, кем бы он был в этих переписках? Таким же провокатором, как я и Кай? Голосом разума, как Трейс? Или кем-то совсем особенным, только им самим?

Мы никогда не узнаем. И мне придется нести эту боль всю оставшуюся жизнь.

25

Саттон

Легкие ноты старого Гарта Брукса тихо звучали из динамиков, пока я аккуратно сжимала кондитерский мешок. Это было тонкое искусство, которое я оттачивала годами. Нельзя давить слишком сильно, чтобы глазурь не выстрелила фонтаном, но и слишком слабо тоже нельзя — тогда не получится нужного потока для идеального узора.

Сегодняшний проект — единороги и радуги для восьмилетней девочки. Я выложилась на полную с этими радугами: синий фон из крема, пушистые белые облака и закрепленные на них жевательные конфетки в виде радуги. Я знала, мама именинницы будет в восторге от результата.

Я перешла к следующему облаку, пытаясь сосредоточиться на музыке. Потому что если я не думаю о музыке, мысли тут же заполняются Коупом. Тем, как я проснулась в его объятиях на днях. Как чувствовала его сильное тело у себя за спиной. Как мне хотелось прижаться еще сильнее и...

— Саттон? — голос Теи вырвал меня из этой опасной грезы.

Я слишком сильно сжала мешок, и кусок глазури выстрелил в сторону.

Глаза Теи округлились, и она прикрыла рот рукой:

— Прости! Я думала, ты слышала, как я вошла.

Я покачала головой, хватаясь за полотенце, чтобы убрать этот беспорядок. К счастью, сам кекс я не испортила.

— Не твоя вина. Видимо, я улетела в облака.

В облака, где все, о чем я могла думать, — это руки Коупа и... нет, нет, нет. Туда мне нельзя.

Тея обошла рабочий стол и встала напротив меня, глядя прямо в глаза.

— Ты в порядке?

— Конечно, — ответила я, пытаясь снова сосредоточиться на украшении. — Почему нет?

— Ну, не знаю... Может, потому что ты переехала к командиру-хоккеисту несколько недель назад и до сих пор не рассказала об этом своей лучшей подруге. Потом он теряет друга, ты летишь с ним в Сиэтл на похороны — и снова ни слова своей лучшей подруге. А в итоге мне приходится узнавать из спортивных и светских блогов, что вы там выглядели ну о-очень уютно вместе, выходя из церкви. И даже после этого — тишина.

В этот раз я не выстрелила глазурью, а просто уронила мешок, почувствовав, как кровь отхлынула от лица.

— Там есть наши фотографии?

Я знала, что фотографы там были, но надеялась, что снимали игроков, а я просто случайно попала в кадр на заднем плане.

Тея нахмурилась и достала телефон.

— Много сплетен о вас двоих.

Мои руки дрожали, когда я взяла у нее телефон.

«Коупленду Колсону становится очень уютно с таинственной женщиной».

И вот мы — прямо в центре фотографии на светском блоге. Подпись упоминала драку между Маркусом и Коупом и даже намекала, что причиной могла быть я.

— Почему люди такие мерзкие? — прошептала я.

— Поверь, я сама терпеть не могу папарацци и эти гадкие сайты. Но ничего слишком ужасного я там не увидела.

Тея, как никто другой, понимала, что это такое. У нее в прошлом был роман с известным актером, который чуть не разрушил ее жизнь.

Она обошла стол и встала рядом, положив руку мне на плечо.

— Что происходит?

Горло сжало. Я не могла солгать ей после всего, чем она делилась со мной. Но и всю правду выложить тоже не могла.

— Я просто... не хочу, чтобы кто-то увидел мое фото. Есть люди, которым лучше не знать, где я нахожусь.

Тея напряглась рядом со мной.

— Отец Луки?

Я кивнула.

— Он один из них.

— Он тебя обижал? Клянусь, я найду его и кастрирую ржавой вилкой.

Я хмыкнула, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку:

— Вилкой?

Но Тея не улыбнулась.

— Саттон.

— Он не бил меня. Не так, как ты думаешь.

Ее это не успокоило.

— Я знаю, что есть много способов причинить боль.

Тяжесть опустилась в животе.

— Он не был жестоким. Он зависимый. Подсел после травмы, и эта болезнь разрушила всю нашу жизнь. Он связался с очень опасными людьми, и мне пришлось увезти Луку подальше.

Вот. Я это сказала. Больше, чем рассказывала кому-либо за последние годы.

Воспоминания тут же толпой накатили на стены, которые я так долго выстраивала в голове. Удар в ребра и жгучая боль после него. Жжение, когда лопнула губа. Страх, что те люди могут сделать куда хуже.

— Саттон, — прошептала Тея, накрывая мою руку своей.

— Со мной все хорошо, — с трудом выдавила я. — Я просто не хочу возвращаться туда. В те воспоминания. Мы с Лукой начали новую жизнь, и я хочу, чтобы она такой и осталась.

Тея крепко сжала мою ладонь.

— Хорошо. Скажи только одно: Коуп знает?

Я покачала головой.

— Зачем ему знать?

— Может, потому что вы почти месяц не расстаетесь, и он смотрит на тебя, как на солнце, луну и звезды сразу.

Сердце сжалось.

— Ничего он так не смотрит.

Тея смерила меня ехидным взглядом:

— Девочка моя, я тебя люблю, но притворяться дурочкой я не собираюсь. Ты не можешь скрыть, что вы уже как два сапога пара.

И ведь она права. Тея выбрала самое точное слово. Потому что Коуп и правда вор. Незаметно, без моего разрешения, он украл мое сердце.

— Саттон. Я знаю, у него свои демоны, но он хороший человек.

— Самый лучший, — прошептала я, сдерживая слезы.

— Эй, эй. — Тея обняла меня. — Что за слезы?

— Мне страшно, — призналась я.

Она отстранилась.

— Тебе страшно из-за Коупа?

Я резко покачала головой.

— Ну... отчасти. Я не уверена, что он готов быть кем-то большим, чем мы сейчас есть.

— А вы кто сейчас?

— Друзья? — пробормотала я. — Лучшие друзья?

— Вот негодяй, — усмехнулась Тея. — Пытается отнять у меня статус лучшей подруги...

Я попыталась улыбнуться, но не смогла.

— Я не знаю, как это объяснить. Мы поддерживаем друг друга. Говорим о вещах, о которых никому больше не говорили. Но при этом каждый из нас все равно что-то недоговаривает.

Тея нахмурилась, обдумывая мои слова.

— Понимаю. У нас с Шепом тоже были такие моменты.

— Это другое, — возразила я. — Шеп с самого начала ясно дал понять, что ты ему нравишься. Он был одержим.

— Если ты думаешь, что Коуп смотрит на тебя по-другому, тебе стоит проверить зрение.

Я покачала головой.

— Он даже не поцеловал меня ни разу.

Губы Теи сжались в тонкую линию.

— Может, он ждет, когда ты покажешь, что готова.

— Не думаю. Я знаю, что он меня хочет, но не уверена, что он когда-нибудь решится на этот шаг. И, возможно, так даже лучше.

Тея отпустила меня.

— Знаешь, что нам нужно?

— Маргариты и двухнедельный отпуск на Карибах?

Она рассмеялась:

— Надо будет это обсудить. Но пока нам нужен девичник.

Я уже открыла рот, чтобы возразить, как вдруг послышался новый голос:

— Кто-то сказал «девичник»? — пропела Лолли. — Я столько его ждала! У меня как раз есть новые ковбойские сапоги, которые пора выгулять на танцполе.

Улыбка расползлась по лицу Теи:

— В кантри-бар?

Лолли сделала что-то похожее на элемент линейных танцев и завершила все пируэтом.

— Меня уже зовут ковбои!

— У меня есть ковбойская шляпа, — раздался голос Уолтера из-за стойки. — И я мог бы придумать, как интересно использовать веревку.

Я поперхнулась смехом, чувствуя, как заливаюсь краской.

— Я не женщина, которую можно привязать, Уолтер. Мне нужно летать свободной птицей, — парировала Лолли, уперев руки в бока так, что ее браслеты зазвенели, как колокольчики.

Он только шире улыбнулся, и морщинки на его лице стали еще заметнее.

— Может, у меня и не получится, но попытка будет чертовски веселой.

Тея прикрыла смех кашлем:

— Дай ему хоть шанс, Лолли. Он же годами за тобой ухаживает.

Лолли гордо вскинула подбородок:

— Я слишком дикая для него.

— Сейчас покажу тебе, что такое дикость, — с игривым рычанием сказал Уолтер.

Ох, началось...

— Простите, — раздался мужской голос, прервав наш нелепый разговор.

Уолтер повернулся к мужчине средних лет, стоявшему у стойки:

— Добро пожаловать в The Mix Up. Что вам приготовить?

Бедняга, наверное, сейчас мечтал, чтобы на него кто-нибудь направил тот самый прибор из «Людей в черном», стирающий память после того, что он случайно подслушал.

— Здесь есть владелец или управляющий? — спросил он.

В голосе мужчины звучала деловая интонация, и я тут же перешла в рабочий режим. Быстро его окинула взглядом. Лет сорок с небольшим, бежевые брюки, поло, в руках планшет. Я вышла вперед, к стойке:

— Здравствуйте, я Саттон Холланд, владелица пекарни. Чем могу помочь?

Он коротко кивнул, не холодно, но деловито.

— Я Крейг Леонард, представляю Департамент здравоохранения штата Орегон. Поступила анонимная жалоба на ваше заведение. Я пришел провести внеплановую проверку.

И в этот момент земля ушла из-под ног.

Я всегда была помешана на чистоте в своей пекарне, из тех, кто до абсурда боится микробов. Но инспектор всегда мог найти что-то, что по букве закона не соответствовало нормам.

А если он выпишет штраф или приостановит работу? Я не переживу этого.

26

Саттон

Последнее, чего мне хотелось сегодня вечером, — это идти в бар. Даже в тот, где играет кантри-группа. Не после такого дня.

Инспектор из Департамента здравоохранения не нашел ничего, что могло бы повлиять на мою лицензию на продажу еды и напитков, но когда я спросила, с чем было связано его появление, он начал юлить. Тея тут же вмешалась, чтобы узнать подробности, объяснив, что мы хотим устранить все, что хоть как-то не соответствует нашим высоким стандартам.

Похоже, это его немного успокоило, и он признался, что кто-то пожаловался на то, что мы якобы плохо моем посуду. Полная чушь. У нас трехступенчатая система очистки, а потом все отправляется в промышленную посудомоечную машину.

Это наверняка Рик решил напакостить моему бизнесу. Я знала, что его злит невозможность повысить мне арендную плату, но не думала, что он опустится до того, чтобы пытаться закрыть мое заведение. От одной этой мысли у меня скрутило живот. Если меня выгонят с нынешнего места, у меня не хватит накоплений, чтобы открыть кафе где-то еще. А каждый цент, который я сейчас экономлю на аренде, мне нужен, чтобы обустроиться в новой квартире.

Телефон пискнул на ванной полке, и я насильно отвлекла мысли от всех этих мрачных вариантов.

Тея: Мы будем через пять минут. Даже если ты в пижаме, все равно вытащим тебя из дома.

Уголки губ дернулись в улыбке. Я схватила телефон и быстро набрала ответ.

Я: Меня пугаешь не ты, а Лолли. Так что я почти готова.

Тея: Подожди, пока увидишь ее наряд…

Я усмехнулась, глядя на экран. Лолли никогда не разочаровывала.

Отложив телефон, я взяла кисть для макияжа. Раз уж у нас девичник, нужно идти по полной. Я нанесла темные тени на внешние уголки глаз, растушевывая их по веку. Потом сменила цвет на более светлый с блестящими частицами, которые подчеркивали бирюзовый оттенок моих глаз. Затем подвела глаза и нанесла блеск для губ. Пожалуй, готово.

Отступив назад, я окинула себя взглядом. Вышло неплохо. Я так давно не наряжалась по-настоящему. Не сказать, чтобы мой наряд был слишком нарядным, но приятно было просто приложить немного больше усилий. На мне было воздушное платье темно-синего цвета, доходившее до середины бедер. Тонкие бретели и кружевной лиф отлично подчеркивали грудь, а легкая ткань юбки придавала образу игривость и легкость.

Я была рада, что несколько месяцев назад купила ковбойские сапоги в секонд-хенде. Единственное, чего не хватало, — это шляпы. Но она бы испортила укладку, на которую я потратила целый час, завивая волосы в свободные локоны.

Глубоко вдохнув, я взяла клатч и вышла из комнаты. В коридоре снизу доносились голоса. Там были не только Лука и Коуп — я услышала и Арден. Похоже, они играли во что-то.

Лука радостно воскликнул:

— Четыре клеточки, бейби-и-и!

Спускаясь по лестнице и поворачивая к гостиной, я уже улыбалась. Лука стоял на диване, нелепо тряся попой в каком-то безумном танце, а Арден и Коуп едва сдерживали смех.

— Он снова всех уделал в Кэндиленде?

Они обернулись ко мне, и Арден улыбнулась с явным весельем:

— Я никогда не встречала человека с такой удачей. Тебе нужно везти его в Лас-Вегас.

— Мам, — почти с благоговением сказал Лука. — Ты такая красивая.

Я с трудом сдержала румянец, смутившись и от его внимания, и оттого, что мой собственный сын так удивился моему виду. Но я не успела ничего ответить, потому что меня накрыла волна жара. Я чувствовала, как взгляд Коупа скользит по мне, задерживаясь на самых разных местах. На ногах. На груди. На лице.

— Он прав, — сказал Коуп, его голос стал хриплым. — Ты потрясающе выглядишь.

Я прикусила нижнюю губу.

— Спасибо, — выдохнула я, чуть запнувшись на этом простом слове. — Арден, ты идешь с нами?

Ее губы дернулись в усмешке, серо-фиолетовые глаза заискрились, будто она прекрасно понимала, зачем я это спрашиваю.

— А похоже, что я собираюсь?

Я быстро осмотрела сестру Коупа. Она была в спортивных леггинсах и футболке, которая спадала с одного плеча, открывая спортивный топ.

— По виду готова к танцам.

Арден усмехнулась:

— Это не совсем мое.

— И мое не совсем, — призналась я.

— Тебе не обязательно идти, — тут же вставил Коуп. — Можешь остаться с нами. Мы собираемся сыграть в «Монополию Джуниор». Вечеринка века.

Арден хлопнула Коупа ладонью по животу:

— Саттон заслужила вечер с подругами. Дай ей отдохнуть.

Коуп нахмурился:

— Это тоже отдых, — буркнул он.

Арден закатила глаза, потом покачала головой:

— Иди. Веселись. И не возвращайся домой хотя бы до полуночи. — Она лукаво подняла брови. — Или вообще не возвращайся.

Взгляд, который Коуп бросил на сестру, заставил бы меня подавиться собственным языком, но Арден, похоже, совсем не волновалась. Но прежде чем он успел что-то сказать, входная дверь распахнулась, и в прихожей появились Тея и Роудс.

— Пошли трясти задницами с ковбоями! — закричала Роудс.

— Она всех нас вместе взятых за пояс заткнет, — пробормотала Роудс, отпивая маргариту со льдом.

Тея усмехнулась:

— Никогда бы не стала с ней конкурировать из-за мужчины. Я бы проиграла вчистую.

Я сделала глоток своей маргариты, чувствуя, как текила разливается теплой волной внутри, и посмотрела на Лолли, танцующую на площадке. Она пришла сюда с намерением повеселиться по полной. Черные сапоги, черные джинсы, черная рубашка на пуговицах — вся ее одежда была выполнена в западном стиле, но узоры на ней сложены из крошечных стразов с листиками конопли в центре. Сейчас она уже очаровала троих ковбоев, и я бы не удивилась, если бы скоро к ним присоединились еще двое.

— Она настоящая легенда, — сказала я, с трудом сдерживая смех.

— Так-о-о-о, — протянула Роудс, и в ее светло-карих глазах вспыхнули озорные огоньки. — Мой брат явно не сводил с тебя глаз, когда мы сегодня уходили.

Я вспыхнула:

— Он, скорее всего, просто переживает, что я не замечу, как меня кто-нибудь похитит. Типа, не слежу за обстановкой вокруг.

— Кай тоже такой, — пробормотала Фэллон, отпивая розовый коктейль. — Это вообще чудо, что мне удается хоть что-то от него скрыть.

Я едва удержалась от улыбки. Защитные замашки Кайлера в отношении Фэллон были легендарными.

— Ну, хоть сегодня выбрались без нянек.

— Вот именно, — сказала Фэллон, поднимая бокал. Мы чокнулись, после чего она встала. — Ну что, раз уж мы свободны, пошли танцевать.

Я спрыгнула со стула как раз в тот момент, когда группа заиграла веселую песню, которую я часто слышала по радио в пекарне.

— Мне нравится, как ты мыслишь.

Подняв бокал, я залпом допила остатки маргариты.

— Ого, — сказала Тея, в ее голосе звучало веселье. — Похоже, Лолли не единственная, кто пришла повеселиться.

Я усмехнулась:

— Как сказала Шанайя Твейн: «Ну что, девчонки, вперед!»

Роудс радостно выкрикнула что-то, опрокинула свой стакан, и мы втроем отправились на танцпол, пока группа пела про холодное пиво и джинсы, которые сидят как влитые. Мы танцевали, прыгали и смеялись до слез.

Тея была права. Мне это нужно было. Напоминание о том, зачем я так упорно борюсь. Чтобы по-настоящему жить. А я слишком мало себе это позволяла.

Музыка замедлилась, и в мое пространство шагнул мужчина в ковбойской шляпе, протягивая руку.

— Разрешите этот танец?

Он был высокий и более чем симпатичный, но я невольно сравнивала его с Коупом. Его плечи были не такими широкими. На губе не было шрама, который, как ни странно, только добавлял Коупу привлекательности. Не было и той милой неровности на переносице.

Глупая я.

Коупа здесь не было. Он ни разу не дал понять, что хочет чего-то большего, чем просто дружеского флирта. И в тех нескольких почти-событиях между нами не было ничего, что говорило бы о серьезных намерениях. А тут передо мной стоял красивый мужчина, ясно давая понять, чего он хочет.

Я вложила ладонь в его руку:

— С удовольствием.

Он легко притянул меня к себе, сразу видно было, что он умеет танцевать. Я позволила ему увлечь меня за собой, пока группа перешла к балладе. Но его объятия не дарили того ощущения тепла и уюта, как у Коупа. Мне не хотелось прижиматься ближе.

Он закружил меня в повороте, потом притянул обратно, и я поняла, что должна бы получать от этого больше удовольствия. Мужчина подтянул меня чуть ближе, его лицо оказалось совсем рядом с моим.

И тут на его плечо опустилась чья-то рука.

— Боюсь, мне придется попросить уступить партнершу.

Этот голос. Этот хрипловатый, теплый баритон тут же отозвался во мне каждой клеточкой. Я резко вдохнула, встретив темно-синие глаза. И смогла произнести только одно слово.

— Коуп.

27

Коуп

Я хотел убить его. И не просто — быстро и безболезненно. Мне хотелось разорвать его на части, и это желание было таким яростным, что будто лишило меня воздуха.

Но убийство — это преступление. А я не особенно стремился загреметь за решетку лет на двадцать за то, что забил мужика до смерти его же руками. Хотя, когда я увидел, как его ладонь опустилась ниже на спине Саттон, мне на секунду показалось, что оно того стоит.

Она моргнула, глядя на меня, в ее завораживающих бирюзовых глазах читалось удивление — в тех самых глазах, в которых я мог бы утонуть навеки и ни на миг не заскучать.

— Ч-что ты здесь делаешь? — пробормотала она.

Мужик, который все еще держал на ней свои чертовы руки, перевел взгляд с нее на меня.

— Ты его знаешь?

Саттон быстро кивнула:

— Это мой, э… друг.

Блядь. Друг? Услышав это слово от нее, я вдруг отчетливо осознал, насколько все не так. Я хотел быть кем-то гораздо большим. И сегодня, в один короткий миг, все причины, по которым я сдерживал себя, просто испарились. Саттон медленно, шаг за шагом, разрушала мою оборону, но когда я увидел ее в этом платье… мои стены просто рассыпались в прах.

— Хочешь с ним поговорить? — спросил мужчина.

Во мне вспыхнул гнев, но вместе с ним и уважение: он хотел убедиться, что Саттон будет в безопасности. Парень даже не знал, кто я такой — бейсболка прикрывала половину лица. Но даже если бы знал, то поступил правильно, спросив у нее.

Она кивнула:

— Все в порядке. Спасибо за, э… танец.

Он приподнял шляпу:

— И вам спасибо. Приятного вечера, мэм.

— Мэм? — фыркнул я, едва он отошел на достаточное расстояние.

Растерянность в лице Саттон сменилась раздражением.

— Это было вежливо. Особенно после того, как ты грубо вмешался.

Я почувствовал, как в шею приливает жар.

— Ты хотела продолжать с ним танцевать?

Я ненавидел ту яркую, слепящую ревность, что разлилась по венам.

— Было приятно, — отрезала Саттон.

— Приятно? — прорычал я, притягивая ее к себе, пока группа заиграла новую песню — не медленную, но и не быструю, что-то среднее.

— Да, — резко ответила она. — Это был девичник. Мальчикам вход воспрещен.

— Хорошо, что я не мальчишка, — пробормотал я, подвинув ее ближе, так что мое бедро оказалось между ее ног. В глазах Саттон вспыхнуло пламя, и я бы с гордостью носил ожоги от этого взгляда.

— Ты понимаешь, о чем я, — выдохнула она, а ее голос был таким, что у меня тут же напряглось все в джинсах.

— Мы подумали, что, может, вам понадобится подвезти вас домой, — сказал я, хотя это была чистая ложь. Когда я написал Шепу, он сказал, что они с Энсоном собирались заехать за девчонками ближе к полуночи. Но я тут же все изменил. И слава богу, что сделал это.

Меня распирало от ревности. Я не хотел, чтобы Саттон танцевала с каким-то посторонним уродом. Я хотел быть единственным, кто ее держит. И это было дерьмово. Потому что я не был ее достоин. Даже близко.

Я не заслуживал прикосновений к ее бархатной коже, не заслуживал зарыться пальцами в ее мягкие волосы, не заслуживал жадно целовать ее губы. Ей нужен кто-то лучше. Намного лучше. Но это не меняло того, что я все равно ее хотел. И был готов на все, чтобы получить хотя бы то, что она готова дать.

Цвет ее глаз потемнел, став глубоким, как карибское море перед штормом.

— Коуп…

— Я тебя не достоин, — хрипло сказал я.

Она расширила глаза от удивления.

— Тебе нужно все. Кто-то, кто не сломан и не изуродован. У кого в голове не ад, даже в самые хорошие дни. Кто-то, кто будет заботиться о тебе и о Луке. Кто-то лучше, чем я.

Саттон резко вывернулась из моих рук и толкнула меня в грудь:

— А не думаешь, что я сама могу решать, чего и кого я достойна? Что мне нужно?

— Саттон…

— Нет, — отрезала она, перебивая. — Я слишком много работала, чтобы стоять на собственных ногах. Это моя жизнь, Коуп. И если бы ты хоть на секунду остановился и спросил, чего я хочу, ты бы понял, что хочу тебя.

Прежде чем я успел сказать хоть слово, она развернулась и ушла.

Блядь.

Ноги сами понесли меня за ней. Надо было сразу довериться телу, а не голове. Мозг все время искажает реальность. А когда не можешь верить тому, что видишь — это настоящий ад.

Я проталкивался сквозь толпу, стараясь догнать Саттон, но она была маленькой, и ловко проскальзывала между людьми, двигаясь в сторону заднего коридора. Там было меньше народу. Несколько человек ждали своей очереди в туалет, но Саттон прошла мимо них.

Красная вывеска «Выход» маячила в конце, и я понял, куда она направляется. Перешел на бег и настиг ее прямо перед дверью.

— Коуп…

Я перехватил ее ладонь и повел в сторону офиса. Чувство облегчения накрыло, когда дверная ручка поддалась. Придется потом поблагодарить Роба, что оставил замок открытым.

— Ты что творишь? — возмутилась Саттон, пылая от гнева. — Ты не можешь вот так просто врываться в чужой офис.

— Это не взлом, если дверь не заперта. И я знаю владельца, — буркнул я, запирая дверь за собой. Я не собирался позволить, чтобы нас кто-то прервал.

Саттон скрестила руки под грудью. Она сделала это от раздражения, но все, что я мог думать — это как ее грудь приподнялась, и у меня в голове началось короткое замыкание.

— Ну? — спросила она. — Что такого срочного, что ты должен был влезть и испортить мне вечер, только чтобы сказать, что не хочешь меня? Думаешь, нам не стоит быть вместе? Отлично. Тогда, может, покончим с этим?

Я двинулся к ней, большими шагами преодолевая расстояние между нами.

— Я ни разу не сказал, что не хочу тебя. Черт, Воительница. Я думаю о тебе через каждый вдох. Я вижу тебя во сне. А когда просыпаюсь, клянусь, вкус твой все еще на моем языке.

Глаза Саттон округлились:

— Ты видишь меня во сне?

— У меня не было таких снов с тринадцати лет, с того самого пубертатного ада, — прорычал я. — Но теперь все гораздо хуже. Твой запах повсюду. Корица, сахар и чуть-чуть ванили. Кажется, он впитался в стены. Я не менял постель с той ночи, когда ты спала в моей кровати, потому что не хочу вдыхать ничего другого. Это ад. Но я готов гореть в этом пламени.

— Коуп, — прошептала она.

— Это мучение. Быть так близко к тебе и не иметь всего. Всей тебя. Знать, какая у тебя кожа, и хотеть знать, как она ощущается повсюду. Представлять, на вкус ли ты такая же, как пахнешь.

— Коуп…

— И то, как ты произносишь мое чертово имя... Хочу знать, как твой язык обвивает его, когда я вхожу в тебя. Когда ты сжимаешь меня своими сладкими муками и тянешь глубже.

Саттон чуть сместилась, меняя стойку, и мой взгляд упал на ее ноги.

— Сводишь меня с ума... Как ты сжимаешь эти красивые стройные бедра... Но если такова моя смерть — я готов принять ее снова и снова.

Ее рот приоткрылся, образовав идеальный маленький овал.

— Скажи, чего хочешь, Воительница. Хочешь быть главной? Забирай.

В ее бирюзовых глазах вспыхнули искры, озарив их изнутри.

— Я хочу тебя, Коуп. Хочу, чтобы ты взял меня. Хочу узнать, каково это — потеряться в тебе и забыть собственное имя. Хочу все.

— Ну наконец-то, — пробормотал я.

А потом я просто набросился на нее.

28

Саттон

Коуп не колебался ни секунды. Исчезла вся та нерешительность, что была на танцполе. Исчезло и его упорное желание защитить меня от самого себя. Казалось, мои слова прорвали какую-то дамбу, за которой скрывалось одно лишь желание.

Он преодолел оставшееся между нами расстояние в два шага. Его руки зарылись в мои волосы, притягивая меня к себе. Не было никакой осторожности, никакого плавного перехода. Коуп дал мне ровно то, о чем я просила. Он взял.

Пальцы крепче сжали мои волосы, откинув голову назад и открыв ему доступ. Его язык ворвался в меня требовательно, без промедления. Вкус мяты, смешанный с чем-то неповторимо его, заполнил меня, и ноги чуть не подкосились.

Но Коуп не дал мне упасть. Одна рука скользнула на талию, удерживая меня рядом с собой. Именно тогда я почувствовала это — его напряженную, твердую длину, давящую через джинсы. Мой живот сжался, я хотела только одного — ощутить Коупа внутри себя. Узнать, каково это — когда он входит в меня с той самой силой, на которую способен.

Он оторвался от моих губ, тяжело дыша:

— Блядь, Воительница. Ты еще слаще, чем в моих снах.

Мое тело отозвалось на эти слова, будто он говорил прямо с моим сердцем, с самым центром моей сущности.

— Коуп... — только и смогла выдохнуть я.

Его темно-синие глаза потемнели еще больше, и он начал отступать, пока я не уперлась в стол. В одно плавное движение Коуп поднял меня и усадил на край, смахнув со стола подставку для карандашей, ее содержимое рассыпалось по деревянной поверхности. Мои ноги сами обвили его бедра, я не хотела терять даже через одежду это ощущение близости. Коуп зарычал, когда я сильнее прижала его к себе.

— Своенравная ты штучка, да? — усмехнулся он, уголок его губ дернулся вверх.

Я улыбнулась в ответ и сбила с него бейсболку.

— Так добиваются желаемого.

— Вот именно, — сказал Коуп, и его пальцы скользнули по моей шее, к ключице. Легкими, почти невесомыми прикосновениями он очертил ее, пока не добрался до тонкой бретельки моего платья.

Мои соски напряглись от его прикосновений, от этого обещания, от него самого. Он медленно, мучительно медленно потянул ткань вниз. Еще одно движение и грудь освободилась, а зрачки Коупа расширились.

— Без лифчика? — его голос сорвался на рычание.

Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Такое платье не позволит его надеть.

— Черт побери, Воительница. Ты безумно красивая.

Его умелые пальцы очертили низ моей груди, и я резко вдохнула, опираясь ладонями о стол.

— Идеальная, — выдохнул он, поднимая руку, чтобы одним пальцем провести по краю моего соска.

Тело отозвалось настолько остро, что это было почти больно, словно каждая клеточка проснулась после долгих лет оцепенения. Коуп опустил голову и взял один сосок в рот, втянув его глубоко.

Я почти выгнулась над столом, прижимаясь к нему сильнее. Стоны сами сорвались с моих губ, когда я зарылась пальцами в его густые волосы, сжала их, удерживая его крепко.

Коуп зарычал, и вибрации этого звука прошли по моей коже, а между ног разлилось тепло и влажность.

— Коуп, — его имя сорвалось у меня стоном, но мне было все равно. Как и на то, что мы находимся в чьем-то офисе прямо в баре. Это только усиливало остроту ощущений.

Его зубы легко прикусили сосок, и я сжала его волосы сильнее, одновременно прижимая к себе ногами.

— Сводишь меня с ума, — прорычал Коуп, отрываясь.

Он опустился на колени прежде, чем я успела что-то сказать, и сделал это с такой силой, что мои ноги сами разъединились, соскользнув с его бедер. Его руки скользнули вверх по моим икрам, к бедрам.

— Я мечтал узнать, какая у тебя кожа. Мечтал держать руки между этими красивыми бедрами. Скажи, что ты подаришь мне это.

Я задышала быстрее и лишь кивнула.

Коуп крепче сжал мои ноги.

— Слова, Воительница. Мне нужны твои слова.

— Да, — выдохнула я.

Этого было достаточно. Он раздвинул меня шире и склонился, проведя носом по кружевной ткани моих трусиков.

— Ты пахнешь даже слаще, чем в моих снах.

Я попыталась сжать ноги, но Коуп не позволил. Бежать было некуда. С губ сорвался тихий стон, когда его палец скользнул по мне поверх ткани.

— Запоминаю каждую деталь. Знаю, дальше будет только лучше. Но я не пропущу ни единого гребаного мгновения.

Все тело затрепетало, а между ног стало влажно и жарко. Сердце глухо стучало в груди, пока Коуп потянулся за чем-то на столе. Через секунду я почувствовала, как по коже скользнул холодный металл. Этот резкий контраст с разливающимся во мне жаром заставил меня содрогнуться от наслаждения. Я резко опустила взгляд, ища, что это.

Ножницы.

Я ошеломленно уставилась на него, когда он подцепил поясок моих трусиков с одной стороны и одним движением перерезал ткань. Холодное лезвие скользнуло по моему животу, заставив меня резко вдохнуть. Но прежде чем я смогла что-то сказать, он разрезал и другую сторону.

— Ты не мог этого сделать, — прошептала я, все еще не веря глазам.

На лице Коупа расплылась хищная улыбка, и он вытащил кружевной лоскуток, убирая его в задний карман джинсов.

— Оставлю на память.

Это зрелище только усилило жар внизу живота. Он отложил ножницы на стол, а его руки вновь вернулись к моим бедрам, раздвигая их еще шире. Я была полностью открыта перед ним. Только для него. И он смотрел на меня так, как художник смотрит на потолок Сикстинской капеллы.

Я неловко заерзала на столе, но Коуп крепче сжал мои бедра, поднимая взгляд к моему лицу.

— Не прячься от меня. — Одна его рука скользнула выше, пальцы нежно коснулись моего самого чувствительного места. — Хочу видеть тебя всю. Хочу, чтобы мои сны стали явью.

Теперь это было не просто желание. Это был взрыв всех тех чувств, которые я так долго держала взаперти. Коуп был вором, который прокрался внутрь и забрал то, что я не думала когда-либо вновь кому-то отдать. Глаза защипало от слез, но он украл и их, когда его ловкие пальцы коснулись моего входа.

— Коуп, — выдохнула я.

— Обожаю слышать свое имя на твоих губах. Но еще больше люблю твои сладкие стоны.

Он склонился ниже и ввел в меня два пальца, а его язык коснулся самого чувствительного места. Я резко выгнулась, отрываясь от стола, а он перекинул мои ноги себе на плечи.

Его язык обвел мой клитор, дразня, играя, заставляя его пробудиться. Мои ноги сжали его крепче, а из моих губ сорвался звук, больше похожий на звериный рык, чем на человеческий стон. Я, наверное, должна была бы стыдиться этого. Должна была бы попытаться взять себя в руки. Но не могла.

А может, просто не хотела. Коуп заставлял меня чувствовать себя безрассудной впервые за многие годы. Заставлял захотеть свободы, о которой я уже и думать перестала, решив, что навсегда ее потеряла.

И я позволила себе это.

Мое тело выгнулось, когда я вцепилась пальцами в край стола позади себя. Пальцы Коупа проникли глубже, закручиваясь внутри меня так, что все внутри дрожало.

— Не смей кончать, — приказал он, шепча прямо на мой пульсирующий нервный узел. Вибрация его слов только подкинула меня еще выше.

— Я не совсем контролирую это, — выдохнула я между прерывистыми вдохами.

— Моя девочка сможет удержаться. Поборется. Ради меня, — его пальцы вновь закружили внутри, и я всхлипнула. — Такая красивая. Моя Воительница.

Его пальцы ритмично входили и выходили, язык неожиданно ласкал мой клитор, то сбиваясь с ритма, то возвращаясь к нему. Этот непредсказуемый темп сводил меня с ума. Я чувствовала, что у меня сейчас случится удар, пока я пытаюсь сдержать этот взрыв.

Край стола больно впивался в ладони, и эта боль помогала мне хоть как-то удержаться, но стоило пальцам Коупа провести дугой по моим внутренним стенкам, я вскрикнула.

— Пожалуйста.

— Думал, она уже не может быть красивее… А потом услышал, как она умоляет.

В голосе Коупа было столько хриплого желания, что от этого мне становилось еще горячее. Каблуки моих сапог уперлись в его спину, будто я пыталась передать ему хоть часть той сладкой муки, что разрывала меня изнутри. Эту нестерпимую пытку, когда пытаешься сдержать нарастающую волну.

Он зарычал мне прямо в клитор:

— Хочу почувствовать, как эти каблуки врезаются мне в зад, когда я буду входить в тебя.

Господи. Этот мужчина меня убьет.

— Тогда сделай это, — выпалила я, и в моем голосе смешались отчаяние и невыносимое желание.

Коуп понял мой тон сразу и не стал медлить.

— Скажи мне, что ты предохраняешься.

Этот почти требовательный вопрос только усилил мою влажность, мое тело пульсировало, скучая по его пальцам.

— Пью таблетки. Я проверяюсь.

— Я регулярно сдаю анализы. Скажи мне, что я могу взять тебя без всего.

Его голос стал еще грубее, и от этого мои соски напряглись до боли. Я хотела этого. Хотела почувствовать его полностью, без преград, ощутить, как он двигается во мне, как теряет контроль. Хотела все.

— Да, — прошептала я.

Его руки тут же потянулись к пуговице джинсов, ловко расстегнули ее и стянули их вниз. Его член предстал передо мной, длинный и толстый, и я невольно сглотнула.

— Коуп...

Он обхватил себя рукой, провел вверх-вниз один, потом второй раз.

— Ради всего святого, скажи мне, что ты не передумала.

— У тебя большой, — вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать.

Его губы дернулись в полуулыбке.

— Спасибо, детка, что заметила.

— Я, эм, ну...

Коуп оказался между моими ногами, одной рукой зарываясь в мои волосы.

— Ты готова. Не переживай, Воительница. Ты справишься.

Я содрогнулась, когда его головка коснулась моего входа, но нервы сразу отступили, потому что я так сильно хотела его в себе. Его губы скользнули по моей шее.

— Скажи мне, что готова.

Ответ был только один.

— Да.

Его пальцы крепче сжали мои волосы, выгибая меня назад, и он вошел в меня одним длинным, сильным толчком. Мой рот раскрылся беззвучным стоном, пока он заполнял меня полностью. Это ощущение балансировало на грани боли и наслаждения, только усиливая каждую эмоцию, каждый вздох.

Коуп вышел из меня, а потом снова вошел, на этот раз глубже.

— Чертов рай, — выдохнул он.

Мои ноги обвили его крепче, каблуки впились ему в ягодицы, загоняя глубже. Этого ему и было нужно. Коуп двигался во мне с такой силой, что у меня защипало глаза, а мышцы начали дрожать.

— Коуп, — прошептала я.

Его пальцы сильнее сжали мои волосы.

— Держись. Мне нужно еще больше тебя. Еще больше этого идеального жара.

Он брал меня снова и снова. Мое тело полностью подстроилось под его движения, следовало за каждым его толчком.

— Воительница, — прорычал он.

Я знала — он был близко. И это прозвище, произнесенное таким грубым, сдержанным голосом, стало последней каплей. Я сжалась вокруг него, мои внутренние мышцы сотрясались в конвульсиях, а каблуки врезались в его спину еще сильнее. Но он не остановился. Каждая волна моего оргазма лишь загоняла его глубже.

С глухим проклятием Коуп сорвался сам. И ощущение, как он разряжается внутри меня, вызвало новую волну, вырвавшую из меня крик, который я уже не могла сдержать.

Коуп не отпускал меня, продолжая двигаться, пока последние дрожащие толчки не стихли и я не рухнула обратно на стол.

Он провел рукой по моей шее, между грудей и по смявшемуся платью, обвел пупок.

— Никогда не видел ничего красивее. Хочу навсегда запомнить этот момент.

Я пыталась отдышаться, а его образ складывался передо мной, будто отдельными кадрами. Его волосы стали растрепанными, темно-синие глаза посветлели, на щеках появился румянец. Он выглядел живым, как никогда раньше. Я тоже не хотела забывать эту минуту.

— Ты красивый, — прошептала я.

Он усмехнулся:

— Рядом с тобой я ничто.

Он медленно вышел из меня, и я не смогла сдержать легкий вздох боли. Его руки тут же оказались подо мной, осторожно приподнимая, а в лице отразилось беспокойство.

— Я был слишком груб?

Я коснулась его щек, щетина защекотала ладони, напомнив, как она терлась о мою кожу.

— Это было идеально.

Его тревога растаяла, уступив место мягкости, от которой мое сердце перевернулось. Коуп наклонился и легко коснулся моих губ.

— И стоило ради этого нарушить девичник?

Я не сдержала смех:

— Однозначно стоило.

Он всмотрелся в мои глаза:

— Останься со мной сегодня?

Сердце громко стукнуло в груди. Это было не так, как раньше. Я не утешала его после кошмара. Это было больше. Мы стали чем-то большим. Но все равно одно безрассудное слово сорвалось само собой:

— Да.

29

Коуп

Тренер Кеннер свистнул, и маленькие монстры на льду тут же рванули вперед. Некоторые из них действительно обладали талантом, но другие выглядели как ходячая комедия ошибок. Впрочем, все они были счастливы, и именно это имело значение.

Кеннер бросил на меня взгляд:

— Они становятся лучше.

— Так и есть, — согласился я, но поморщился, когда один из ребят врезался в борт.

Кеннер усмехнулся:

— Иногда.

Он ненадолго замолчал, наблюдая за игрой.

— Слышал, Саттон с Лукой сейчас живут у тебя.

От его слов я внутренне напрягся. Вряд ли это должно было меняудивлять, учитывая, как быстро разносятся слухи в Спэрроу-Фоллс, но мне совсем не хотелось, чтобы кто-то обсуждал Саттон.

— Да, живут, — отрезал я. Больше говорить не собирался. Если ему что-то нужно, пусть наберется смелости и задаст вопрос прямо.

Кеннер некоторое время изучал меня, потом снова перевел взгляд на лед.

— Это мило с твоей стороны. Знаю, она дружит с твоей сестрой.

Я почувствовал раздражение. Понимал, к чему он клонит.

— Я не настолько люблю свою сестру, — буркнул я. Хотя это была ложь. Ради Роудс или любого из своих братьев и сестер я бы сделал что угодно. Но Кеннер начинал меня бесить.

Он резко повернулся ко мне, и я заметил, как вспыхнуло что-то в его взгляде.

— Между вами что-то есть?

Я почувствовал, как дернулся мускул на челюсти. Мы с Саттон толком еще не обсудили, что между нами происходит. Вчера мы вернулись домой, где была Арден, и просто рухнули спать. А утром Саттон уже встала ни свет ни заря. Нам с ней еще предстоял разговор — особенно о том, что она ушла, не попрощавшись.

Я понимал: ей нужно время все обдумать, но я не собирался давать ее сомнениям хоть малейший шанс. И уж точно не собирался позволять Кеннеру все испортить.

Я развернулся к нему, скрестив руки на груди:

— Есть.

Я ожидал, что коллега начнет язвить или строить из себя альфу. Вместо этого он тяжело вздохнул и покачал головой:

— Черт побери. Надо было раньше ее пригласить на свидание.

Я усмехнулся:

— Что ж, не жалею, что ты этого не сделал.

— По крайней мере, я знаю, что ты не такой уж плохой парень, — пробормотал Кеннер.

— Осторожней, от таких комплиментов у меня корона вырастет.

Кеннер рассмеялся:

— Думаю, у тебя и так эго больше, чем надо.

— Тут ты прав. — Я краем глаза заметил движение: Энсон и Шеп вошли в здание и направлялись к катку. Сердце сжалось от тревоги. — Сейчас вернусь, — бросил я, уже двигаясь к ним, не дожидаясь ответа Кеннера.

Я пересек помещение за несколько секунд:

— Что случилось? С Саттон все в порядке? Или Лу...

Шеп положил руку мне на плечо:

— Все хорошо.

По телу прокатилась волна облегчения, но пульс по-прежнему бешено стучал в висках.

— Может, не стоит так внезапно появляться, мужик? Это низко. Хуже, чем текст с фразой «нам надо поговорить».

— Я же говорил, — вставил Энсон.

Шеп бросил на него раздраженный взгляд:

— Если бы я спросил его, он бы сказал не приходить.

— Эй, вы, влюбленные голубки, может, все-таки расскажете, в чем дело? — рявкнул я.

Улыбка тут же исчезла с лица Энсона.

— Декс нашел целую кучу компромата на арендодателя Саттон.

По спине пробежал холодок.

— Это твой хакер?

Энсон кивнул:

— Рик Андерсон — редкостная мразь. Декс выяснил, что тот систематически повышает аренду во всех своих зданиях, подделывает акты ремонтов, за которые потом выставляет жильцам счета, и даже отключает воду тем, кто не может вовремя заплатить.

— Это незаконно. Почему его еще никто не привлек? — закипая, спросил я.

— Он наживается на тех, кто плохо знает свои права, — ответил Шеп, стиснув челюсть.

— И это еще не все, — добавил Энсон. — У него мутные инвестиции. Декс скинул мне отчеты. Этот урод лишил людей сбережений, вкладывая их деньги в липовые ремонты зданий.

Моя злость превратилась в ярость. Этот ублюдок наверняка рассчитывал вытрясти из Саттон все до последнего цента. Но я этого не допущу.

— Соберите мне все материалы, — приказал я. — Сегодня же пойду к этому ублюдку. Он продаст мне все свои здания.

Шеп сдвинулся с места:

— Я так и знал, что ты это скажешь.

— А ты бы поступил по-другому, если бы речь шла о Тея? — огрызнулся я.

Брови Шепа взлетели вверх:

— Так вот что это?

Блядь.

Последнее, чего я хотел, — чтобы моя семья лезла в мои отношения с Саттон. Но после вчерашнего я знал, что долго скрывать не получится.

— Она мне не безразлична.

Это и близко не отражало всей правды. Все было гораздо глубже. Но сказать это вслух — звучало бы глупо. Мы знакомы всего месяц, но она уже перевернула мой мир вверх дном. И я сделаю все, чтобы защитить ее.

Энсон протянул руку Шепу:

— Давай сюда двадцатку.

Я посмотрел на них обоих:

— Вы что, поспорили из-за меня?

Шеп почесал затылок:

— Просто дружеская ставка: потонешь ты или нет.

Я прищурился:

— Знаете, я прикрывал тебя, когда ты пришел домой пьяный после той вечеринки на поле в выпускном классе. Как думаешь, что скажет мама, если узнает, что ее любимая фикус-лира сдохла, потому что ты использовал горшок как туалет?

Глаза Шепа сузились:

— Ты не посмеешь.

Я приподнял бровь:

— Думаешь, не посмею?

Энсон усмехнулся:

— Иногда я просто обожаю вашу семейку.

— Господи, — пробормотал Шеп. — Меня до сих пор пугает, когда ты так улыбаешься.

Энсон ухмыльнулся как настоящий псих, отчего меня передернуло.

— Дайте мне этот чертов файл, — потребовал я.

— Коуп, — начал Шеп. — Думаю, надо передать все Трейсу. Декс может отправить материалы анонимно.

Я встретился с его взглядом:

— Этого хватит, чтобы прижать Рика по полной? Чтобы он сел и отдал здания?

Шеп и Энсон переглянулись.

— Понимаю, что нет. Значит, делаем так: сначала он продает, а потом Декс сливает документы Трейсу. Потому что я не позволю Саттон потерять ее бизнес. Она слишком много вложила в эту пекарню.

— Это может аукнуться тебе самому. По сути, ты его шантажируешь, — предупредил Шеп. — Ты и так ходишь по тонкому льду со своей командой. Оно того стоит?

— Стоит, — рыкнул я.

Потому что ради Саттон я был готов на все. Какой бы ценой это ни обошлось.

30

Саттон

Нервы комком скрутились в животе, когда я поднималась по ступенькам к дому Коупа. Это тревожное ощущение преследовало меня весь день, так же как и тихое покалывание под кожей. Будто мое тело до сих пор помнило прикосновения Коупа. Его руки, его губы, его... Нет, нет, нет.

Мне нужно было взять себя в руки. Все это глупо. Коуп — просто мужчина. Мужчина, который подарил тебе лучшие оргазмы в жизни. Я тут же загнала эту мысль поглубже, набрала код на дверном замке и открыла дверь.

Собравшись с духом, я вошла внутрь. Сначала не услышала ничего, а потом раздался визг. Не испуга, а радости. Я прошла дальше по дому, двигаясь на звук смеха, доносившийся из заднего двора.

Стоило увидеть, что происходит за окнами, все тревоги растаяли. Я больше не думала о том, была ли ночь с Коупом ужасной ошибкой, разобьет ли он мое сердце сильнее, чем Роман. Все, что занимало мои мысли, — это насколько счастлив сейчас мой сын.

Лука заливисто засмеялся, когда Коуп подбросил его в воздух. Малыш с плеском упал в воду, а Коуп довольно улыбнулся. Я сдвинула стеклянную дверь как раз в тот момент, когда Лука вынырнул. Он встряхнул голову, как пес, стряхивающий воду с шерсти.

— Это было... ОГОНЬ! — крикнул Лука.

Коуп повернулся, услышав, как за мной закрылась дверь. Его загорелая кожа блестела на солнце.

— Она дома. Наконец-то.

— Мы тебя сто лет ждали, — пожаловался Лука.

Я почувствовала укол вины. Сегодня я задержалась дольше обычного и это было еще не все. Торт все еще ждал своего крема, так что мне придется вернуться после ужина. Или, может, после того, как уложу Луку спать.

— Почему хмуришься, Воительница? — спросил Коуп.

Я покачала головой, стягивая кроссовки и ступая босыми ногами на мягкую траву у бассейна.

— Просто тяжелый день. И мне надо вернуться после ужина, доделать торт.

— Эх, — разочарованно протянул Лука.

— Прости, малыш, — сказала я, чувствуя, как вина еще сильнее впивается в сердце.

— Значит, у нас с тобой будет мальчишник, — широко улыбнулся Коуп.

— Тея сказала, что может посидеть с ним, — поспешно вставила я. — Тебе не обязательно...

Коуп бросил на меня взгляд, от которого я тут же замолчала. Пока Лука радостно болтал, рассказывая, что входит в программу мальчишника, Коуп выбрался из бассейна и направился ко мне. Его плавки висели низко на бедрах, обнажая бесконечные кубики пресса и полоску волос, уходящую вниз. Я чуть не подавилась собственным дыханием.

Он подошел вплотную, его ладонь скользнула под мои волосы.

— Мне очень хочется стереть этот тревожный взгляд с твоего лица поцелуем.

— Коуп...

Он заглянул мне в глаза, пальцы крепче сжали мою шею.

— Я знаю, ты, наверное, не готова к этому. Не при Луке. Но знай, что я хочу этого.

В груди разгорелось тепло, и я вдруг поняла, чего на самом деле боялась. Я боялась, что для Коупа это была просто одна ночь. Что он украл мое сердце, но не отдал мне свое взамен.

— Хорошо, — выдохнула я.

И в следующее мгновение он подхватил меня на руки, как невесту.

— А теперь, думаю, самое время немного поплавать.

— Коупленд Колсон, даже не думай! — завизжала я.

Но было уже поздно. Коуп с разбега прыгнул в бассейн, держа меня на руках. Мы с грохотом рухнули в воду. Я вынырнула, отплевываясь и кашляя, а Коуп рассмеялся, пока Лука радостно вопил:

— Вы оба наказаны! — закричала я.

Они только смеялись сильнее. Но, по правде говоря, именно этого мне сейчас и не хватало. Мы плавали и играли, пока у меня совсем не закончились силы. Тогда я выбралась на край бассейна, надеясь, что мои шорты и футболка хоть немного подсохнут, прежде чем я пойду внутрь.

Коуп выбрался рядом со мной, легко подтянувшись из воды. Мы сидели, наблюдая, как Лука показывает свои прыжки и бомбочки, и Коуп положил руку поверх моей. Он не переплел наши пальцы, но дал понять, что рядом.

От этого жеста у меня сжалось сердце. Он уважал мои границы, но все равно дарил мне частичку тепла. Я повернулась к нему, любуясь этим загорелым, красивым лицом.

— Надеюсь, вы оба намазались солнцезащитным кремом.

Коуп усмехнулся, его шрам стал чуть заметнее.

— Мама меня хорошо воспитала. Взял спрей и заставил Луку крутиться, как курицу на гриле.

От этой картины я едва сдержала улыбку.

— Спасибо, что подарил ему такой день.

— Бомбочка! — заорал Лука, с грохотом плюхнувшись в воду, словно ставя точку в нашем разговоре.

Мое сердце болезненно сжалось от тысячи тревог. Лука привыкает к этой жизни. К Коупу. А ведь все это не навсегда.

— Где папа Луки? — тихо спросил Коуп.

Я напряглась, готовая сорваться на него. Но на самом деле это было чудом, что он только сейчас задал этот вопрос. Я сглотнула, пытаясь справиться с комком в горле.

— Наверное, в Балтиморе. Он больше не участвует в нашей жизни.

Коуп молчал, но я чувствовала на себе его внимательный взгляд.

— Не могу представить, как можно добровольно отказаться от отношений с таким ребенком.

Глаза защипало, вместе с этим подступило давление в груди. Разве не этого я всегда хотела? Чтобы кто-то увидел в Луке того невероятного малыша, которым он был? Так почему же это так страшно?

— Он о нем не спрашивает. О папе, — осторожно уточнил Коуп.

— Нет, — выдохнула я. Потому что не спрашивал. После того как я оправилась от аварии — или того, что выдала за нее — и мы уехали из Балтимора, Лука сказал только одно: «Папа ведь не приедет, правда?» Боже, это разорвало мне сердце. Потому что, хоть Роман никогда не причинял нам физической боли, он раз за разом разочаровывал нас. Нарушал обещания. Крал у нас надежду.

— Он причинял тебе боль? — голос Коупа стал низким, почти рычанием, резко контрастируя с веселыми криками Луки на фоне.

— Нет, — прошептала я. — Не так. Но он слишком болен, чтобы быть частью жизни Луки. Суд признал это.

Я почувствовала, как напряжение чуть отпустило Коупа.

— Потерять вас двоих должно было стать для него поводом измениться.

Наверное, должно было. Но так и не стало. И в глубине души мне всегда будет больно от того, что, возможно, я оказалась для него недостаточной причиной, чтобы стать лучше.

Коуп схватил меня за руку и потянул обратно, когда я направилась к входной двери. Я с глухим звуком врезалась в его грудь и посмотрела на него укоризненно.

— Мне нужно идти. И Лука устроит бунт, если ты не спустишься смотреть матч примерно через минуту.

Коуп надул губы:

— Ты слишком много работаешь.

Я почувствовала, как напряглись плечи.

— Я строю бизнес.

— Да, и была там с четырех утра. Работать допоздна — это нездорово. Ты загоняешь себя.

Я оттолкнулась от его груди:

— Я так упорно работаю, потому что для меня важно стоять на собственных ногах. — После того, что я сегодня рассказала ему о своем прошлом, он должен был это понять.

Он провел рукой по лицу:

— Ладно, понял. Просто… я переживаю за тебя. Это слишком долгие смены, я не хочу, чтобы ты свалилась с болезнью.

В его голосе было столько искреннего беспокойства, что я невольно смягчилась и снова сделала шаг к нему:

— Осталось только украсить торт. Час-два максимум. Потом я вернусь и...

— И пойдешь со мной в кровать, — сказал Коуп, и в его голосе прозвучало рычание.

Я не смогла сдержать улыбку:

— Это зависит от одного условия. Обещаешь, что больше не бросишь меня в бассейн? — Мои волосы до сих пор были слегка влажными после душа.

Он снова хищно улыбнулся:

— Такого обещания дать не могу. Ты слишком хорошо выглядишь в мокрой футболке.

Я хлопнула его по груди:

— Безнадежный ты.

— Зато честный, — усмехнулся он, прижимая меня к себе. — Напиши мне, когда приедешь и когда будешь выезжать обратно.

Он стал просить такие отчеты даже в ранние утренние часы. Говорил, что ему спокойнее просыпаться, зная, что со мной все в порядке. И что-то в этом навсегда зацепило мое сердце.

— Можешь вживить мне маячок под кожу.

Коуп улыбнулся, касаясь моих губ:

— Не искушай.

Я подарила ему ленивый поцелуй, который легко мог бы перерасти в нечто большее, но вовремя отстранилась.

— Мне нужно идти.

Но он не отпускал.

— Чем быстрее я уйду, тем быстрее вернусь.

Только тогда он разжал руки.

— Может, я даже устрою тебе награду, если уложишься меньше чем в два часа.

Я рассмеялась:

— Шантаж?

— Я никогда не говорил, что я святой.

И правда, не говорил.

— Ты гораздо лучше, чем святой, Коуп. Ты лучший мужчина из всех, кого я когда-либо знала.

В его глазах мелькнуло удивление, сменившееся чем-то похожим на боль, но он быстро спрятал это выражение.

— Напиши мне, когда приедешь.

Я нахмурилась, но кивнула:

— Хорошо.

Я вышла за дверь и спустилась по ступенькам к своему внедорожнику, чувствуя на себе его взгляд. Этот взгляд был другим. В нем была какая-то теплая сила, которая одновременно согревала и придавала устойчивость.

Запирая машину и усаживаясь за руль, я подняла глаза к входу дома. Коуп стоял там, засунув руки в карманы тренировочных штанов, которые опасно подчеркивали его бедра. И что-то в его темно-синих глазах в этот момент... Я поклялась бы, что это была печаль. Может, он вспоминал Тедди. А может, что-то другое. Но сердце подсказывало — дело не в Тедди.

Я еще долго смотрела на него, прежде чем заставила себя завести двигатель и поехать в город. Сумерки опускались на землю, окрашивая ее в потрясающий темно-фиолетовый оттенок. Мне нравилась эта дорога, особенно когда вокруг такая красота. Но я скучала по тем вечерам, когда можно было спуститься вниз в пекарню в пижаме или выйти на крышу к пчелам в халате.

Эта мысль напомнила, что пора собирать соты с одного из ульев. Коуп говорил, что хочет научиться. Я добавила это в мысленный список дел, когда припарковалась за пекарней. Насколько я знала, Рику так и не удалось сдать в аренду квартиру наверху. Это вызывало во мне небольшое удовлетворение. Иногда карма все-таки работает.

Я взяла ключи и сумку, подошла к черному входу и через несколько секунд уже была внутри, надежно заперев за собой дверь. Быстро отправила Коупу сообщение, что добралась, и включила свет. Затем подошла к стерео и наполнила помещение волнами кантри-музыки.

Войдя на кухню, я снова собрала волосы в тугой пучок. Это была привычка, когда я пекла или украшала — терпеть не могла, когда волосы лезли в лицо и мешали сосредоточиться. Правда, я постоянно теряла резинки, так что приходилось импровизировать — использовать ножи, кондитерские мешки и все, что попадалось под руку.

Сегодня, к счастью, в арсенале оказалась шелковая резинка, так что обошлось без кухонной утвари. Я подошла к раковине, тщательно вымыла руки и вытерла их свежим полотенцем. Потом повернулась к торту.

Это был один из самых больших заказов — четырехъярусный торт для выпускного вечеринки местного парня. Я его не знала, как и его семью, но у меня был список его увлечений, а мама сказала лишь одно: «Сделай весело».

С этим я справлюсь. Парень увлекался мотокроссом, и я собиралась создать трассу по всему периметру торта, а его другие хобби изобразить как достопримечательности по пути. На вершине должен был стоять он сам на мотоцикле.

Улыбаясь, я взялась за крем и начала работу. Больше всего в выпечке я любила то, как процесс увлекал меня целиком. Могло пройти пять минут или пять часов, и я бы даже не заметила. Все исчезало, оставалась только музыка и то, что я создаю. Это было как активная медитация.

И именно эта сосредоточенность и музыка не позволили мне услышать то, что должна была. Скрип подошвы по кафелю заставил меня замереть, а потом резко обернуться.

Я увидела все как через кадры. Высокая, широкоплечая фигура. Мужчина. Весь в черном. Лицо закрыто лыжной маской, видно было только белую кожу рук.

Мгновения, пока мой мозг осознавал, что я вижу, оказались слишком длинными. Мужчина бросился на меня. Я попыталась увернуться, но не успела. Он схватил меня за волосы, прижал спиной к себе. К щеке хладнокровно прижался металл.

— Открывай кассу, — прорычал он. Но голос был неестественный. Как будто пропущенный через компьютерный фильтр. Или искаженный каким-то прибором.

Сердце грохотало в груди, кровь стучала в ушах. Он дернул меня за волосы, и я не смогла сдержать крик боли.

— Открывай, сука, кассу. — Он толкнул меня вперед, к прилавку, и ствол больно ткнулся в челюсть.

В голове пронеслось миллион мыслей: перцовый баллончик на дне сумки, приемы самообороны, вроде удара локтем по ребрам. Но все это бессильно, когда у виска — пистолет.

Руки дрожали, пока я набирала код, и ящик с деньгами выскочил наружу. Там почти ничего не было — только сумма, чтобы открыть завтра. Все остальное я всегда относила в банк перед тем, как ехать домой. Так я делала с тех пор, как переехала к Коупу.

— Пакуй. Медленно.

Я дрожащими пальцами потянулась за одним из бумажных пакетов под прилавком. В голове вспыхнуло лицо Луки.

— Пожалуйста, не трогайте меня. У меня есть сын...

Мужчина сжал волосы сильнее и дернул меня так, что из груди вышибло воздух.

— Мне плевать, сука.

Сдавленный звук вырвался из моего горла, но я проглотила все слова, которые рвались наружу. Я схватила купюры из кассы и начала запихивать их в бумажный пакет. Я столько сил вложила в этот дизайн. Милый маленький логотип с надписью The Mix U». Он был таким уютным, немного странным — полной противоположностью тому насилию, которое сейчас происходило здесь.

— Где остальное? Я знаю, у тебя наверняка есть еще, с твоим крутым хоккеистом-любовничком.

Мои мышцы напряглись так сильно, будто кто-то залил их цементом.

— Э-это все, что у меня есть, — прошептала я.

Хватка мужчины сместилась — от волос к горлу. Его пальцы сжали мою шею, перехватывая дыхание.

— Лучше бы ты не врала, сука. Потому что если здесь нет больше денег, я возьму свое другим способом.

Меня охватила дрожь, я судорожно пыталась вдохнуть.

— Я каждый день отношу деньги в банк, — прохрипела я.

Его хватка стала еще сильнее, и в следующий миг он резко развернул меня и со всей силы прижал к прилавку. Острая, обжигающая боль вспыхнула внутри, и я на мгновение ослепла.

— Я сам все найду, сука.

В свете кухонных ламп что-то блеснуло за его спиной. А потом это что-то со всей силы ударило меня по лицу.

Боль заполнила собой все. Каждый миллиметр моего тела. Мир вокруг исчез, и я провалилась в долгожданную пустоту.

31

Коуп

Телефон звонил уже в который раз, пока я прижимал трубку к уху так крепко, будто от этого зависело, ответит ли Саттон. В ответ я снова услышал ее голос — только не живой, а записанный в автоответчике. Такой светлый, радостный... Полная противоположность той тревоге, что сейчас разрывала меня изнутри.

Я посмотрел на часы, сбросил звонок. Она должна была вернуться домой почти час назад. Лука уже давно спал наверху.

Живот скрутило от дурного предчувствия, и я набрал другой номер. Арден ответила на третий гудок, ее тяжелая музыка тут же оборвалась.

— Надеюсь, это важно, я только что вошла в поток.

В ее голосе сквозила раздраженная нотка, но я не обиделся. Знал, как сильно она меня любит, раз вообще ответила в такое время — вечер был ее любимым временем для работы.

— Мне нужно, чтобы ты приехала ко мне домой.

— Что случилось? — спросила Арден, и я уже слышал, как она встает, щелкает пальцами, чтобы ее здоровенный пес Брут пошел за ней.

— Саттон должна была вернуться из пекарни час назад. Она не отвечает на звонки. — Я слышал напряжение в собственном голосе и знал, что Арден тоже не могла его не заметить.

Она замолчала на мгновение, и я услышал хруст гравия под ее ногами, пока она выходила из мастерской.

— Наверное, просто увлеклась. Когда работаешь с вдохновением, легко потерять счет времени.

Господи, как же я хотел верить, что дело только в этом. Я видел Саттон за работой: когда она творила, остального мира для нее просто не существовало.

— Наверное, так и есть.

Но даже в своих словах я слышал сомнение. Она всегда предупреждала меня, если задерживалась. А в голове крутились мысли о темных дорогах от города до моего дома, без единого фонаря. И о том, что Тедди потребовалось куда меньше времени, чтобы погибнуть.

Я схватил ключи с кухни и пошел к двери. Когда открыл ее, заметил движение сбоку. Арден выходила из-за дома с фонариком в руке, волосы собраны в небрежный пучок, одежда заляпана краской и бог знает чем еще. Брут, огромный кане-корсо, шел рядом, его голова доходила ей до талии.

— Где мой парень? — спросила Арден.

— Спит наверху.

Она кивнула:

— Я возьму перекус и посижу с Брутом. Остались остатки?

Я знал, что она делает — пытается разрядить обстановку, будто волноваться не о чем.

— В холодильнике — спагетти с фрикадельками.

Она улыбнулась:

— Вот это я понимаю, плата. Я как раз голодная.

— Ты вообще сегодня ела? — прищурился я. Она была известна тем, что могла забыть про еду, увлекшись работой.

Арден сморщилась:

— Кажется, я пропустила завтрак.

— Ешь, — велел я. — Я вернусь максимум через час.

— Напиши мне, когда найдешь Саттон, хорошо? — попросила Арден.

Сам факт, что она это сказала, говорил о том, что она тоже начала волноваться. А это еще сильнее подстегнуло тревогу.

Я кивнул и направился в гараж. Уже через несколько минут я выехал с участка и доехал до города втрое быстрее, чем следовало бы. Если копы захотят выписать штраф, пусть подождут у пекарни.

Фары осветили внедорожник Саттон, припаркованный за зданием. Я заметил заднюю дверь — она была приоткрыта, как будто ее не закрыли как следует.

Я схватил телефон и заглушил двигатель. Пальцы дрожали, пока я набирал номер Трейса. Он ответил на второй гудок:

— Эй, Коуп...

— Я у пекарни. Саттон опаздывает и не берет трубку. Задняя дверь открыта...

— Сиди в машине, — резко приказал Трейс. — Я высылаю наряд, сам еду.

— Ты же знаешь, что я не смогу ждать, — сказал я, уже подойдя к двери.

— Блядь, Коуп. Ты не знаешь, что там внутри.

Мне было плевать. Я знал только одно: там была Саттон. В голове проносились тысячи вариантов — ни один из них не сулил ничего хорошего.

Примерно треть лампочек в пекарне горела, создавая странные тени, из-за которых все казалось чужим и зловещим. Кантри-баллада, звучавшая из колонок, резала слух, совсем не подходя к происходящему.

Я крался по коридору, сканируя помещение. Трейс на другом конце линии требовал отчета о ситуации.

Я обвел взглядом кафе, но не увидел ни души. Тогда направился к прилавку. Там, за ним, шкафчики были раскрыты, а их содержимое разбросано по полу. Сердце больно дернулось, я ускорил шаг, обогнув витрину с десертами.

И тут замер.

Кровь застыла в жилах, когда я увидел Саттон, лежащую на полу. Ее кожа была пугающе бледной, от привычного золотистого сияния не осталось и следа. Единственным пятном цвета была темно-красная полоса на виске.

Этот цвет вернул меня в движение. Я закричал Трейсу, чтобы срочно вызывал скорую, и бросился к ней, уронив телефон на пол. Упал на колени, чувствуя, как они гулко ударились о деревянный пол, и потянулся к ее шее. Затаив дыхание, прижал два пальца к ее коже, молясь, чтобы почувствовать хоть что-то. Хоть малейшее биение.

Когда под пальцами отозвался слабый пульс, я выдохнул так резко, что воздух резанул изнутри.

— Саттон, — прохрипел я.

Ответа не последовало. Тогда я заметил красные отметины на ее горле — очертания пальцев. Волна ярости вспыхнула во мне, но я осторожно убрал ее волосы с лица.

— Саттон, малышка, давай, открой глаза. Пожалуйста.

Сердце сжалось от ее бледности и крови на виске. Я понятия не имел, что делать. Если бы здесь были Трейс или Шеп, они бы знали. Они прошли курс первой помощи, а я... я просто идиот, который когда-то играл в хоккей.

Послышались сирены. Это хорошо. Помощь уже близко. Главное — чтобы она держалась.

Я провел большим пальцем по ее щеке:

— Давай, Воительница. Борись. Ради меня. Ради нас.

Под ее веками что-то дрогнуло, словно она пыталась открыть глаза.

— Вот так, Воительница. Покажи мне свои ледяные глаза. Эти бирюзовые глубины, в которых я мог бы утонуть.

Теперь веки дрогнули сильнее, подстраиваясь под бешеный ритм моего сердца. И вот они распахнулись. Саттон тут же зажмурилась от света и тихо застонала.

— Все хорошо. Ты в порядке, — сказал я, скорее убеждая себя, чем ее.

— Коуп? — хрипло прошептала она.

— Я здесь. Держу тебя. Помощь уже в пути.

— Что случилось? — прохрипела она.

Я не мог ответить на этот вопрос. Но я найду того, кто это сделал. И он заплатит.

32

Саттон

Болело все. Как тогда, когда я каталась на волнах в Мэриленде и врезалась в скалы. Только сейчас ко всему добавилась самая ужасная мигрень в моей жизни. Я, наверное, должна была быть благодарна за то, что свет в палате приемного покоя хотя бы приглушили. Но это произошло только после того, как Коуп зарычал так, что медбрат, кажется, чуть не обмочился.

У меня было ощущение, что именно благодаря Коупу нас определили в отдельную палату с дверью, а не в одну из тех, что отделены только занавеской, как у большинства пациентов. Но я не жаловалась. Меньше шума, меньше света.

Коуп большим пальцем рисовал восьмерки на тыльной стороне моей ладони.

— Врач должен был уже вернуться. Результаты МРТ не занимают столько времени. — Он отпустил мою руку и резко поднялся. — Пойду найду его и...

— Коуп, — позвала я. Голос хрипел после того, как мне сдавили горло, но это ничто по сравнению с новыми швами на лбу.

Он обернулся ко мне, в его глазах смешались боль и ярость.

— Тебе нужно обезболивающее.

— Они делают все, что могут. Возможно, есть люди, которым сейчас нужна помощь больше, чем мне.

Похоже, это было не то, что он хотел услышать, потому что мышца на его челюсти задергалась еще сильнее.

— Пусть тогда нанимают больше персонала, — процедил он сквозь зубы.

И будто по его велению дверь распахнулась, и в палату зашел врач в белом халате с неестественно оранжевым загаром.

— Как чувствует себя моя пациентка?

Его слишком широкая улыбка вызвала у Коупа настоящий рык. Улыбка доктора тут же потускнела.

— Где ее обезболивающее? — прорычал Коуп.

Доктор похлопал по карману, вновь натянув ослепительную улыбку.

— Уже здесь. Мы получили результаты МРТ и рентгена. Переломов, внутричерепного кровотечения или черепно-мозговой травмы нет.

Мышца на челюсти Коупа задергалась еще сильнее.

— Тогда вколите ей, черт побери, лекарства и избавьте ее от боли.

— Коуп, — мягко одернула я его.

Он перевел на меня взгляд:

— Ты лежишь тут часами и мучаешься, пока они бездельничают.

Я слышала в его голосе: он из последних сил держал себя в руках. И не винила его за это. Сейчас он был похож на разъяренного медведя, но все из-за страха. Если бы я нашла его без сознания и в крови, я бы тоже вышла из себя.

Доктор напрягся:

— Я заведующий этим отделением. Пациенты просят, чтобы их лечил именно я. Меня знают далеко за пределами округа...

— Док, — рыкнул Коуп. — Дайте ей лекарства.

— Он хотел добавить «пожалуйста», — вставила я.

Доктор бросил на меня взгляд и тяжело вздохнул:

— Знаю, что у профессиональных спортсменов характер сложный, но это уже перебор.

Я метнула взгляд на Коупа, призывая его успокоиться. Видимо, несмотря на боль, мне удалось донести мысль.

Доктор надел перчатки, достал шприц из кармана, снял колпачок и ввел лекарство в капельницу.

— Начнем с более сильного обезболивающего. Тошнит?

— Немного, — призналась я.

Он достал второй шприц:

— Сейчас добавлю Зофран. Я выпишу вам рецепт на него и на оксикодон, чтобы вы могли принять их дома.

В груди поднялась волна страха:

— Мне не нужен оксикодон.

Брови доктора поползли вверх:

— Есть проблемы с зависимостью, о которых я должен знать?

— Нет. Но я не люблю принимать такие препараты. — Я не собиралась пускать этот яд в свою жизнь.

— Саттон, — мягко сказал Коуп, подойдя ближе и взяв меня за руку. — Тебе нужно обезболивающее, чтобы восстановиться. У тебя сотрясение и швы. На это потребуется время.

— Я могу пить Тайленол. — То, что уже капало мне в вену, потихоньку снимало боль и делало голову немного легкой. Мне невольно подумалось, не это ли ощущение Роман всегда пытался поймать.

Доктор прочистил горло:

— Я все равно выпишу рецепт. Если не понадобится — отлично. Но если станет хуже, пусть будет под рукой.

— Мне не...

— Воительница, — перебил меня Коуп. — Мы забираем рецепт.

Я тут же закрыла рот, и этот резкий жест снова отдал болью в виске.

Коуп повернулся к доктору:

— Она может поехать домой сегодня или ее оставляют в больнице?

Доктор внимательно посмотрел на меня:

— Я хочу понаблюдать за ней еще час, чтобы убедиться, что после лекарств ее не стошнит. Если все будет в порядке — домой. Но рядом с ней должен быть кто-то.

— Я буду рядом, — отрезал Коуп.

— Хорошо. Ее нужно будет будить каждые три часа. Задавать простые вопросы: имя, год и так далее.

— Без проблем, — уверенно сказал Коуп.

— Отлично, — коротко бросил доктор. — Я подготовлю документы на выписку.

Когда он вышел, Коуп опустился на стул рядом с кроватью. Я посмотрела на него с укором:

— Ты был с ним не слишком вежлив.

— Этот тип — надменный кретин.

Я пожала плечами:

— Возможно, такая уверенность нужна, когда каждый день держишь в руках человеческие жизни.

Коуп тяжело вздохнул и провел рукой по небритому подбородку:

— Прости. Я просто не могу смотреть, как ты мучаешься.

— Лекарство уже помогает. — Я хотела его успокоить, но никак не могла избавиться от тревоги из-за того, что сильный наркотик сейчас циркулирует по моим венам.

— Саттон...

Его слова прервал звук открывающейся двери. Но на этот раз это был не врач и не медсестра, а знакомое лицо. Трейс быстро окинул меня взглядом, изучая каждую царапину и синяк. Лицо у него оставалось спокойным, но я заметила, как во взгляде вспыхнул гнев.

— Как ты? — спросил он, сделав три быстрых шага ко мне.

— Уже лучше.

— Что-нибудь нашли? — тут же спросил Коуп.

Трейс покачал головой:

— Криминалисты все еще работают на месте. Из твоей сумки пропал кошелек. Тея передала нам данные твоих карт из экстренного файла. Мы уже их заблокировали. Банк выпускает новые.

У меня сжалось все внутри, словно желудок залили кислотой.

— Были списания?

— Несколько покупок, но банк уже все отменил. Ты ни за что не будешь отвечать, — заверил Трейс.

— Спасибо, — прошептала я. Вдруг стало ужасно не по себе. Я чувствовала себя не просто уязвимой — грязной. Все, чего я хотела, — это отскоблить с себя каждое прикосновение этого человека, стереть следы его рук и ту боль, которую он причинил.

Коуп, кажется, почувствовал перемену в моем настроении и снова взял меня за руку, переплетая наши пальцы. Трейс заметил этот жест, но я не смогла понять, что промелькнуло в его взгляде.

— Все, кроме Арден, ждут в приемной. Она сказала, что Лука все еще крепко спит. Все хотят знать, как ты, — сказал Трейс. — Что сказал врач?

— Им не стоило приходить посреди ночи, — пробормотала я.

Губы Трейса дрогнули в почти незаметной улыбке:

— Если ты еще не поняла, ты теперь почетный член семьи Колсон. Что бы ни случилось — хорошее или плохое — мы всегда вместе.

Почему-то эти слова причинили боль сильнее, чем моя голова сейчас. Потому что я так отчаянно хотела, чтобы это было правдой. Мне нужно было принадлежать такой семье, как Колсоны. Но казалось, что мне этого не дано.

Коуп наклонился ко мне и коснулся губами моего не тронутого раной виска:

— Они о тебе заботятся. Позволь им это делать.

Глаза защипало, горло сжалось. Когда в последний раз кто-то вот так приходил ко мне на помощь? Наверное, когда я подхватила сильнейший грипп в колледже, и бабушка проехала пять часов, чтобы ухаживать за мной в общежитии.

С тех пор рядом никого не было. Роман раздавал деньги, чтобы заглушить проблемы, но если задуматься, он ни разу не решил их просто своим присутствием, просто тем, что был рядом.

Во мне боролись боль и благодарность, но я изо всех сил старалась держаться за хорошее:

— Передай им спасибо. И скажи, что со мной все в порядке. Через час меня отпустят домой.

Трейс кивнул:

— Конечно. Мне еще нужно будет взять с тебя показания. Но ты сама решишь — сегодня или завтра.

— Завтра, — проревел Коуп. — Она и так достаточно натерпелась.

Я сжала его руку:

— Нет. Я хочу покончить с этим сейчас. Чтобы оставить все позади. — Я знала, что должна все рассказать Трейсу. И пришло время, чтобы Коуп тоже все узнал. Даже если мне меньше всего хотелось, чтобы он это слышал.

— Понимаю, — мягко ответил Трейс. — Хочешь, чтобы показания записала женщина? Могу позвать Бет.

— Нет, — быстро сказала я. — Лучше ты. — По крайней мере, я знала Трейса и ему доверяла. С незнакомцем было бы гораздо хуже.

Трейс кивнул, достал телефон и что-то нажал на экране:

— Я буду записывать на диктофон, чтобы потом не возвращаться к этим вопросам. Ты не против?

— Все нормально, — солгала я. Я не хотела, чтобы это было где-то записано. Не хотела, чтобы чужие люди слышали, какой глупой я была. Не хотела, чтобы они слушали, как меня ломали.

Трейс положил телефон на каталку и опустился в кресло напротив:

— Начнем с самого начала. Ты часто задерживаешься в пекарне допоздна?

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чувствуя, как Коуп крепко держит мою руку, давая мне опору.

— Не часто. Раз в неделю, когда есть особенный заказ.

— Что было на этот раз?

— Выпускной торт. — Только сказав это, я вспомнила, что семья собиралась забрать его завтра к полудню. — Мне нужно позвонить клиентке, она ждет...

— Тея сказала, что утром доделает все сама. Она все организует, — успокоил меня Трейс.

Я выдохнула с облегчением. Хорошо. Это хорошо.

Трейс опустил взгляд в блокнот:

— Во сколько ты приехала в пекарню?

— Где-то в 7:45. Немного раньше восьми.

— Кто-то еще был рядом?

Я покачала головой и тут же пожалела об этом, когда все вокруг поплыло.

— Тише, Воительница, — прошептал Коуп, продолжая ласково водить большим пальцем по моей руке.

Я закрыла глаза на несколько секунд, а потом снова открыла:

— Я не видела ни людей, ни машин. Зашла, закрыла за собой дверь. Никто не должен был попасть внутрь.

Трейс посмотрел на меня с сочувствием:

— Замок взломали. Ты ничего не сделала неправильно.

Я прикусила губу, но все же кивнула — аккуратно, чтобы не закружилась голова.

— Расскажи, что было дальше.

Я сглотнула, пытаясь избавиться от комка страха в горле:

— Я включила радио и начала работать над тортом. Когда я этим занимаюсь, забываю обо всем. Часы пролетают, как минуты. Я не услышала, как он вошел. Только когда что-то скрипнуло на полу.

Я сжала руку Коупа сильнее, словно хваталась за нее, как за спасательный круг. Может, так оно и было.

— Сначала я не поняла, что вижу. Мужчина весь в черном, в лыжной маске.

— Балаклава? — уточнил Трейс.

— Да. А потом он схватил меня и потребовал открыть кассу.

— Его голос показался тебе знакомым? — спросил Трейс.

Я вздрогнула, и Коуп подтянул одеяло повыше. Губы пересохли, когда я вспомнила этот жуткий голос:

— Он звучал, как из компьютера. Будто его специально изменили. Как в фильмах ужасов. Ну, в этих... «Крик».

Трейс и Коуп переглянулись, но ответил Трейс:

— Такие модуляторы легко купить. Двадцать долларов в интернете и готово. Наверняка у него под маской была такая штука.

Значит, это мог быть кто угодно. От этого становилось еще страшнее. Я проглотила эту мысль и продолжила:

— Я отдала ему все, что было в кассе, но его это не устроило — денег было мало. Тогда он сказал, что сам все найдет, и ударил меня чем-то тяжелым. Думаю, прикладом пистолета.

В голове всплыли его мерзкие слова про Коупа и меня, но я не могла их озвучить. Коуп бы тут же винил себя в том, что я стала мишенью. Хотя какая теперь разница? Любой мог увидеть те статьи в таблоидах или услышать слухи в городе.

— Нужно допросить Рика Андерсона, — приказал Коуп.

— Я загляну к нему сразу после тебя, — пообещал Трейс.

Я выпрямилась на каталке:

— Ты правда думаешь, что мой арендодатель на такое способен? Он, конечно, мудак, но это перебор.

Коуп сжал мою руку крепче:

— Он замешан в темных делах. Не удивлюсь, если он решил напугать тебя, чтобы выжить из помещения.

Меня не удивляло, что Рик нечист на руку. Я и так подозревала, что именно он подослал инспекцию из санитарной службы. Но до насилия... это совсем другое.

Трейс внимательно посмотрел на меня, в его взгляде было одновременно и сочувствие, и настойчивость:

— Есть кто-то еще, кого ты подозреваешь?

Я почувствовала, как язык прилип к небу, будто я только что проглотила ложку арахисового масла. Я не была готова. Не готова, чтобы Колсоны увидели меня по-другому. А уж Коуп — тем более.

Его рука в моей замерла, словно мышцы стали свинцовыми.

— Кто, по-твоему, это мог быть?

Глаза защипало, но я заставила себя смотреть в колени, не на Трейса. И уж точно не на Коупа. Надо было сказать быстро. Чем быстрее, тем лучше.

— Отец Луки и мой бывший муж. Он был профессиональным футболистом. Роман Бойер.

— Принимающий из Балтимора, да? — уточнил Трейс.

Я кивнула, не отрывая взгляда от дешевого больничного одеяла с торчащими нитками, изношенного после сотен стирок.

— Несколько лет назад он получил травму. Разрыв крестообразной связки. Операция прошла с осложнениями, ему прописали оксикодон. — Рука Коупа дернулась, сжав мою сильнее. — Он подсел.

Они наверняка уже догадывались, но я все равно продолжила. Мне нужно было выговориться, выплеснуть из себя этот яд.

— Я поняла это слишком поздно. Его выгнали из команды, и он ударился в более тяжелые вещества. Опустошил все наши счета, мог пропадать неделями. А когда возвращался домой — вел себя непредсказуемо. У меня не было выбора.

— Ты подала на развод, — спокойно уточнил Трейс.

— Да, — прошептала я. — Подала в тот же день, когда наш дом забрали за долги. Мы с Лукой переехали в самое приличное жилье, которое я могла себе позволить на зарплату официантки. Но район был так себе.

Я почувствовала, как Коуп сдержанно содрогнулся, но так и не смогла посмотреть ему в глаза. Щеки горели, и я пыталась прогнать стыд.

— Роман объявился через полгода. Сказал, что завязал, ходит на собрания. Казался... лучше. Но я не могла доверить ему Луку. Разрешала приходить только в мое присутствие. Чтобы помочь с уроками или поужинать вместе. Я не хотела, чтобы Лука потерял отца.

— Ты все делала правильно, Саттон. Ты старалась, как могла, — тихо сказал Трейс.

Глаза жгло, но я заставила себя продолжить. Пока не скажу все, не смогу дышать.

— Однажды он зашел ненадолго. Был какой-то нервный. Я вышла из комнаты поговорить с начальником — на пять минут, не больше. Вернулась, вроде все нормально, но Роман вдруг сказал, что ему надо идти. — Я сжала зубы. — А потом обнаружила, что он украл планшет Луки, ожерелье моей бабушки и еще кое-какие украшения — все, что можно было быстро сбыть.

— Ублюдок, — процедил Коуп.

— Все остальное было просто вещами. Но это ожерелье... Оно было единственным, что осталось у меня от бабушки. Дедушка подарил ей его. Там был кулон в виде пчелки, потому что она всегда говорила: «Я люблю тебя больше, чем пчелы любят...»

— Мед, — закончил Коуп, услышавший эту фразу от меня не раз, когда я говорила ее Луке. Его голос был полон боли. — Черт побери, Воительница, мне так жаль.

Но я не могла остановиться. Если сейчас не скажу, потом не смогу.

— А потом в дверь постучали. Я думала, это моя подруга из соседней квартиры. Но нет. Там были двое — из русской мафии. Сказали, что Роман им должен, и что я должна стать предупреждением. Они избили меня. Сломали ребра, ключицу, разбили губу. Мне удалили селезенку. И все это — в нескольких метрах от спящего Луки.

Вот что окончательно меня сломало: мысль о том, как легко они могли добраться до Луки. Чудо, что Марили меня нашла и вызвала скорую. Чудо, что мой мальчик ничего не услышал и остался жив и невредим.

Слезы текли по моимщекам, капали с подбородка, скатывались по шее. Коуп не стал ждать. В одно движение он забрался ко мне на кровать и осторожно обнял:

— Ты в безопасности, Воительница. Вы оба в безопасности.

Но я чувствовала, как в нем пульсирует ярость, такая же, как в голосе Трейса:

— Скажи, полиция Балтимора их посадила.

— Исполнителей да. Они получили по пятнадцать лет и выплатили небольшую компенсацию. А вот их босс, Петров? Нет. Они не сдали его.

— Черт возьми, — выдохнул Коуп, прижимаясь лбом к моим волосам, как будто ему нужно было убедиться, что я все еще здесь.

— Я поняла, что нам нужно бежать, — голос дрожал, но я не могла это остановить. — Далеко от Петрова и Романа. Опекунство над Лукой уже было полностью у меня. Роман даже не явился на слушание.

— Я помню, читал об этом, — тихо сказал Трейс.

Я наконец подняла глаза и увидела ярость в его взгляде. Но эта ярость была не на меня.

Я сглотнула:

— Роман не был суперзвездой. Он был хорошим игроком, но не топовым. Но когда все это произошло, о нем написали все.

Коуп напрягся, отстраняясь:

— Поэтому ты не хотела ехать на похороны. Боялась, что тебя узнают. Боялась, что он или его дружки узнают, где ты.

Я заставила себя посмотреть ему в глаза. Просто повернуться уже было больно, но я старалась не показывать этого.

— Прости. Это было глупо. Я должна была быть рядом с тобой с самого начала. Я...

— Чушь. Ты должна была остаться здесь. Это я, чертов эгоист, заставил тебя пойти туда, куда тебе не хотелось. Подверг тебя опасности. Как ты вообще можешь смотреть на меня после этого?

33

Коуп

Я уставился в звездное небо и глубоко вдохнул ночной воздух, который всегда помогал мне успокоиться, но сейчас казалось, что до этого покоя я просто не могу дотянуться. Крепче сжав телефон в руке, я прошел дальше по траве вокруг бассейна.

— Вам удалось сегодня начать? — спросил я.

— Коуп, — Шеп произнес мое имя с таким тоном, будто уговаривал непослушного ребенка. — Мы только что закончили с планом. Еще нужно дождаться поставки материалов и...

— Но ты говорил, что демонтаж, возможно, начнется скоро, — перебил я. Мне нужно было хоть что-то делать. Хоть что-то, когда последние две недели я только и чувствовал себя беспомощным. Саттон восстанавливалась и даже вернулась на работу, но у Трейса не было ни единой зацепки. Ни чертовой крупицы, которая бы вывела на того, кто причинил ей боль.

Через связи Трейса и Энсона в бюро у нас была отличная картина того, чем занимается Петров и его люди. И от этой информации у меня выворачивало желудок. Но все это ничто по сравнению с фотографиями побоев на лице Саттон, которые я нашел в материалах ее дела. Снимки, ставшие частью общественного достояния на процессе тех двоих, кто на нее напал.

Эти образы до сих пор вспыхивали перед глазами, преследовали каждый день с тех пор, как я их увидел. Саттон. Моя Воительница. Сломленная. Только потому, что когда-то полюбила слабого человека. И пусть где-то глубоко я понимал, что это была не слабость, а болезнь, — мне было плевать. Роман Бойер втянул ее в жизнь, которая принесла ей столько боли.

— Коуп, — резко сказал Шеп.

— Прости, я слушаю.

Он тяжело выдохнул:

— Мы приведем эту квартиру в порядок. Она будет потрясающей, но на это нужно время.

Я кивнул, хоть он и не видел:

— Хорошо.

Это было единственное, на чем я мог сейчас сосредоточиться. После того, как заставил этого ублюдка Рика продать мне его здания по дешевке. Он, конечно, строил из себя невинного, но, когда я положил на его стол папку с доказательствами, сдулся моментально.

Мы с Трейсом работали над тем, чтобы часть этих денег вернуть тем, кого он обманул. А поскольку Декс слил информацию Трейсу через абсолютно анонимный канал, Рик теперь еще и юридически по уши в дерьме. На момент нападения у него было алиби, но кто знает — может, он купил его на грязные деньги. Я молился, чтобы это оказалось не так, иначе на мне будет еще одна вина.

Я сильнее сжал телефон. Может, я пока и не могу отправить Рика за решетку или разобраться с русской мафией, но я мог сделать хоть что-то для Саттон. Построить для нее красивую квартиру, которая станет ее тихой гаванью.

Одной мысли о том, что она уедет из моего дома, хватало, чтобы сердце сжалось. Я знал, что ее независимость — это правильно для нее. Но не для меня. А времени у нас оставалось мало. Всего несколько недель, прежде чем мне придется вернуться в Сиэтл — к хоккею и своей пустой жизни.

— Коуп, ты в порядке? — В голосе Шепа звучала искренняя тревога, которая только добавляла вины.

— Нет, — честно сказал я.

— Хочешь, приеду? Выпьем пива, поговорим?

Я ценил его предложение больше, чем он мог себе представить. Но это ничего бы не изменило. Это не из тех вещей, что можно исправить. Я сделаю все, что смогу для Саттон и Луки, но им будет лучше без меня в их повседневной жизни. Потому что то внимание, что вертится вокруг меня, ставит их под угрозу.

— В другой раз, — сказал я, сжимая шею так, будто пытался выдавить из себя напряжение. — Но спасибо.

Он помолчал, потом тяжело вздохнул:

— Я за тебя волнуюсь.

Черт.

— Не стоит. — Я заставил себя говорить легче. — Ты же знаешь, я всегда выкарабкиваюсь.

Он снова помолчал, потом сказал тихо:

— Я рядом, когда ты захочешь по-настоящему поговорить.

— Спокойной ночи, Шеп.

Это все, что я мог сказать. Я не был готов к такому разговору.

— Спокойной ночи, Коуп. Люблю тебя.

Горло обожгло, как всегда, когда кто-то из семьи произносил эти слова. Потому что я не чувствовал себя достойным их любви. Но я все равно ответил, чтобы не ранить его:

— Я тебя тоже.

Я сбросил вызов, не дав ему сказать ничего еще, и направился обратно к дому. Закрыл за собой дверь, включил сигнализацию. Друг Энсона на днях приедет оценить безопасность моего дома и пекарни.

Холт Хартли, бывший партнер в охранной фирме, делал это как личное одолжение Энсону. Говорили, он лучший из лучших. А Саттон и Лука заслуживали именно такого уровня защиты.

Я поднялся по лестнице на второй этаж и остановился, услышав смех из коридора. Этот невинный звук больно сжал сердце. Лука понятия не имел, что окружает его и маму. Он думал, что Саттон просто упала в пекарне и ударилась головой. А теперь, когда швы сняли и осталась лишь слабая синяя тень, он и вовсе забыл об этом.

А потом прозвучал ее голос — тихий, теплый, обнимающий душу. Она читала ему сказку. И это было единственное, о чем она должна была думать — какую книгу выбрать и как изобразить всех персонажей разными голосами.

Я с трудом оторвался от этого звука и заставил себя уйти в спальню. Быстро переоделся в спортивные шорты, футболку и надел кроссовки.

Мне нужно было побегать. И не легкий пробежкой, а так, чтобы легкие горели, а мышцы дрожали. Мне нужно было сжечь все внутри.

Я спустился двумя пролетами и направился к беговой дорожке. На улицу я не пошел бы, даже при включенной сигнализации — не мог оставить их одних. Я включил стерео, выбрал что-то из рока — Арден бы почти одобрила, хотя для нее это было бы слишком мягко.

Начал с легкой разминки, чувствуя, как тело постепенно включается в работу. В голове все еще крутились образы Саттон — бесконечная карусель, от которой подступала тошнота. Я ускорился, переходя на бег. Вспышки из прошлого сменяли друг друга: искореженный металл, стоны боли, фотографии с места аварии...

Я сорвал с себя футболку, бросив ее на пол, когда по спине потекли капли пота. Еще увеличил скорость, когда заиграла следующая песня, и почувствовал, как мышцы разогреваются.

Я бил ногами по дорожке так, что она едва не трещала подо мной. Позволял боли разъедать меня изнутри. Потому что я заслуживал ее. Каждую каплю.

Внезапно музыка оборвалась, и я едва не потерял равновесие. На такой скорости это могло закончиться катастрофой, но я вовремя снизил темп, сбавив до легкого бега.

И тут в комнату вошла Саттон — с таким видом, будто сейчас меня прикончит.

— Что случилось? — Я выключил дорожку и одним движением спрыгнул с нее.

— Что случилось? — повторила она. — Что случилось, так это то, что я хочу знать, какого черта ты пытаешься себя убить!

Я резко вскинул голову:

— Я просто бегал.

— Это был не бег, — с вызовом бросила Саттон. — Это была попытка сбежать от самого ада.

Она и понятия не имела, насколько близка была к правде. Не знала, как кошмары вернулись с новой силой, когда я предложил ей остаться в своей постели, пока она выздоравливает.

Боль исказила ее лицо:

— Поговори со мной, Коуп. Не отталкивай меня.

В груди вспыхнуло новое пламя, жгучее, но уже не от бега:

— Я в порядке.

— Ты не в порядке, — ее голос стал тише, но от этого еще сильнее бил по нервам. — Пожалуйста, не лги мне в лицо. Если ты хочешь, чтобы мы с Лукой ушли, я пойму. Наверное, ты смотришь на меня иначе...

— О чем ты вообще говоришь? — резко перебил я.

Саттон сжала руки в кулаки, ногти вонзились в ладони:

— Ты почти не прикасался ко мне с тех пор, как я вернулась из больницы. Следишь за мной, как ястреб, но даже не обнимаешь.

Блядь.

— Дело не в тебе, — выдавил я сквозь зубы.

Она горько усмехнулась:

— Дай угадаю. «Это не ты, это я»?

— Ты ни в чем не виновата. Во всем виноват Роман и те ублюдки. Ты не заслужила всего этого. Ни капли. Ты боролась за Луку, за себя. Ты была умной, вырвалась. Работала как проклятая, чтобы построить новую жизнь для себя и сына.

Ее глаза заблестели несдержанными слезами:

— Тогда почему ты выстроил вокруг себя стену?

Я сжал кулаки:

— Я тебя не заслуживаю. Я опасен для тебя и Луки. Я подвергаю вас риску.

Лицо Саттон преобразилось, наполнившись сочувствием. Она сделала шаг ко мне:

— Кажется, мы это уже обсуждали. Я сама решаю, чего я достойна и что для меня хорошо.

— Ты не понимаешь, — горло жгло, как огнем. — Ты не знаешь.

Эти бирюзовые глаза искали мои, не отводя взгляда:

— Тогда расскажи мне.

Я понял в тот момент. Это был единственный выход. Правда заставит ее уйти. Я произнес то, что прятал в себе семнадцать лет:

— Я убил своего отца и брата.

34

Саттон

Слова Коупа эхом разнеслись по комнате, словно пушечный выстрел, отразились от стен и пронзили меня насквозь. Я смотрела на мужчину, в которого, кажется, начинала влюбляться. В его лице было лишь одно слово — израненное.

— Что? — прошептала я, не желая добавлять тяжести к его признанию.

— Я. Их. Убил. — Слова, словно вырванные из его горла, оставили за собой кровавый след.

— Это был несчастный случай…

— А был ли? — перебил он меня.

— Коуп. — Его имя прозвучало у меня так тихо, что едва ли его можно было услышать, но это было все, на что я сейчас была способна.

— Мы возвращались домой после моей игры. Если бы не я, их бы там вообще не было.

— Это не…

— Замолчи, — резко бросил он. Мои губы сомкнулись, и Коуп продолжил, будто находясь в каком-то забытьи. — Это была зима. Рано стемнело. Было всего половина восьмого вечера, а на улице — кромешная тьма. Мы ехали домой по двухполосной дороге, папа и Джейкоб спереди, Фэллон и я сзади.

Коуп больше не видел меня. Он был где-то там, в тот день.

— Мы проиграли, и я был в отвратительном настроении. Сорвался на Фэл, задирал ее по какой-то глупости. Она огрызнулась, и мы начали по-настоящему ссориться. Орали друг на друга, кто займет комнату Джейкоба, когда он летом уедет в колледж. Такая чушь.

Грудная клетка сжалась так сильно, что стало трудно дышать. Я чувствовала его боль, как живого, дышащего монстра между нами. Только невидимого. Того, с которым не сразишься, но который оставляет после себя руины.

— Папа обернулся всего на секунду. Только чтобы сказать нам прекратить. Но этого оказалось достаточно. Джейкоб закричал. На дороге стоял чертов олень. Папа попытался вывернуть руль, но было скользко. Мы съехали с обрыва и врезались в дерево. Когда я очнулся, единственное, что я слышал, — это боль.

Мне нестерпимо хотелось прикоснуться к Коупу, как-то успокоить его. Но я знала, если моя рука дотронется до него, этот рассказ прервется, а Коупу сейчас важнее всего было выговориться.

— Я слушал, как умирают мой отец и брат, но не мог добраться до них. Не мог помочь. Им нужна была моя помощь, а я, блядь, не мог ничего сделать. Я застрял на заднем сиденье рядом с сестрой без сознания, не зная, жива она или нет, зная только одно — это все моя вина.

Слезы струились по щекам Коупа, капали с его подбородка на пол, оставляя темные пятна вокруг нас.

— Я убил их. Фэл этого не помнит, у нее была травма головы. Вся та ночь для нее просто исчезла. Но я помню. Я живу с этим каждый день — с осознанием того, что разрушил свою семью.

Я больше не могла стоять на месте. Какая разница, что Коуп весь в поту после пробежки или что он считал себя недостойным. Я обняла его за талию, прижалась лицом к его груди и держалась изо всех сил.

— Как ты можешь меня касаться? — выдавил он.

— Коуп, — хрипло ответила я. — Ты хороший человек.

— Нет.

— Ты хороший человек, и это не твоя вина.

— Это на моей совести, — прорычал он.

Я отстранилась и взяла его лицо в ладони.

— Ты был тринадцатилетним мальчишкой, который ссорился с сестрой. Если ты думаешь, что это повод обречь себя на вечные страдания, тогда любой человек с братом или сестрой давно уже был бы проклят.

Остатки слез мерцали в его темно-синих глазах.

— Они погибли из-за меня. И я никому об этом не рассказывал.

— Они не погибли из-за тебя. В их смерти нет смысла. Именно поэтому это называется несчастным случаем. Потому что никто не виноват. И уж точно не ты.

Меня разрывало на части от мысли, что Коуп носил в себе эту боль семнадцать лет. Что он тащил этот груз в одиночку, ни с кем не поделившись. Но многое стало понятно.

Почему он держался на расстоянии от семьи, хотя ради нее был готов на все. Почему не любил бывать в Спэрроу-Фоллс, будто пытался убежать от воспоминаний. Почему бросался защищать своих товарищей на льду, будто пытался спасти их так, как не смог спасти брата и отца. И почему сейчас он отталкивал меня, будто это могло уберечь его от новой боли.

Страх и искупление.

Смертельная смесь. Гораздо опаснее любых наркотиков, которые когда-то погубили Романа.

Грудь Коупа тяжело вздымалась, он пытался восстановить дыхание после изнурительной пробежки и исповеди. Я не отпускала его лица.

— Это не твоя вина.

— Саттон, — прохрипел он.

— Это не твоя вина. — Я готова была повторять эти слова столько раз, сколько потребуется, пока он, наконец, не поверит.

— Ты не знаешь…

— Знаю, — перебила я его. — Ты думаешь, я не узнала твою семью за этот год? Думаешь, я не понимаю, как они отреагируют, когда узнают, что ты столько лет носил это в себе? Их сердце разорвется. Не потому что они винят тебя, а потому что ты столько лет страдал в одиночку, не позволив им помочь.

Я знала это всей душой. Потому что такие они, Колсоны. Они всегда встречают тебя там, где ты есть, и окружают любовью и принятием. Больно думать, что Коуп боялся получить от них что-то иное.

Он смотрел на меня, тяжело дыша. В его взгляде что-то искал, но я так и не поняла, что именно.

— Я безрассуден. И дело не только в той ночи. Я сорвался на льду и из-за меня пострадал Тедди. Сорвался на тренировке и чуть не получил дисквалификацию. Мог серьезно покалечить товарища по команде, который хоть и козел, но такого не заслуживал. И все это привело к тому, что Тедди оказался здесь. Потому что он пришел разбираться с моим бардаком. Если бы не он, он бы был жив.

Это было как нож в сердце.

— Коуп.

— Но еще хуже, что я вынудил тебя поехать на похороны, где ты столкнулась с людьми, от которых прячешься. Людьми, которые тебя чуть не убили.

Его грудь вздымалась от тяжелого дыхания, и причиной тому была не пробежка.

Но я не отпускала его лица.

— Во-первых, ты человек. Ты заступился за друга. Насколько я поняла, для хоккея это обычное дело.

— Саттон…

— Я говорю, — резко оборвала я его, с трудом сдерживая гнев. Гнев не на Коупа, а на ту пытку, которую устраивал ему собственный разум.

Коуп послушно закрыл рот.

— Насколько я понимаю, Тедди пострадал после того случая из-за того, что другой игрок схитрил. И вина за это лежит только на нем.

Челюсть Коупа сжалась, но он больше не пытался меня перебить.

— А Маркус? — спросила я. — Этот парень — надменный, завистливый придурок.

Губы Коупа чуть дрогнули.

— Придурок?

— Я не права?

— Права, Воительница. Хотя, наверное, он все-таки не заслужил удара.

Я выдохнула.

— Да, наверное. По крайней мере, не прям в лицо.

Теперь я увидела чуть более явную усмешку, но я знала, что надолго ее не хватит. Потому что следующее, что мне нужно было сказать, причинит боль. Я крепче сжала его лицо в ладонях.

— Тедди погиб. И это случилось по дороге домой от тебя.

Коуп попытался отстраниться.

— Саттон…

— Он погиб, возвращаясь домой от человека, которого любил. После того, как делился любимым видом спорта с молодыми игроками. Если ты винишь себя за это, ты что, собираешься обвинить и детей? Ты собираешься обвинить Луку?

— Конечно, нет.

— Вот и хорошо. — Я приподнялась на носках, прижалась лбом к его лбу. — Потому что это ничья вина. И я знаю, что это подняло на поверхность всех твоих демонов, но ты не можешь позволить им победить.

Коуп обнял меня, глубоко вдохнул, словно запоминая меня.

— Хорошо.

Я отпрянула, удивление широко раскрывало мои глаза.

— Хорошо?

Он кивнул.

— Прости, что хоть на мгновение позволил демонам победить.

Воздух вырвался из моих легких со свистом.

— Мне тоже жаль. Потому что ты должен знать — ты для меня лучший. Ты сразу пришел на помощь с Лукой. Приютил нас у себя. Готовишь нам ужин каждый вечер. Ты даешь Луке все, о чем он только мечтал. Может, у нас нет вечности, но это не значит, что мы не должны наслаждаться каждым мгновением сейчас.

Последнюю часть я сказала не только для него, но и для себя. Словно вслух напомнила себе, что всему этому отведено время. Потому что Коуп вернется в Сиэтл, а моя и Лукина жизнь останется здесь, в Спэрроу-Фоллс. Но я не собиралась отказывать себе в Коупе. Я хотела взять от него все, что могла, чтобы потом остались воспоминания, которые будут согревать, когда он уйдет. И чтобы у него остались воспоминания обо мне, чтобы он помнил, что он хороший человек.

В глазах Коупа вспыхнул яркий синий свет, упрямство поселилось там.

— Наслаждаться каждым мгновением, потому что у этого есть срок годности, да? — Его рука скользнула к моей талии, и я почувствовала ее жар сквозь тонкий хлопок майки.

— Это правда. Ты уедешь в Сиэтл, а я останусь в Спэрроу-Фоллс.

Эта рука скользнула под ткань, обвела мой живот.

— Слыхала когда-нибудь про отношения на расстоянии?

— Коуп… — Это было совсем неразумно. По миллиону причин.

— Если хочешь попробовать — пробуем. Без полумер. И без того, чтобы ты строила стены, когда я разрушил свои.

Эти слова разозлили меня.

— Говорит тот, кто две недели от меня бегал.

Грубая ладонь Коупа надавила на мой живот, заставляя меня отступить на шаг, потом еще, и еще, пока я не уперлась спиной во что-то твердое, но не болезненное. По ощущениям, это был боксерский мешок.

— Потому что ты меня пугаешь, Воительница. Потому что ты заставляешь меня чувствовать больше, чем я думал возможным.

Воздух застрял в легких, сводя мышцы и сухожилия. Меня накрывал собственный страх. Страх влюбиться в мужчину, который может меня уничтожить.

— Коуп.

— Так скажи мне, готова ли ты пойти туда вместе со мной?

Все, что я чувствовала, — это его ладонь на моем животе. Ее тепло, мое желание большего. Больше прикосновений, больше его.

Пальцы Коупа ухватили край моей майки и одним рывком стянули ее через голову.

Холодный воздух зала моментально вызвал мурашки по моей коже и заставил соски напрячься. Но в глазах Коупа была лишь огненная жажда.

— Хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе, Воительница?

— Да, — выдохнула я.

Он не колебался. В одно мгновение поднял мои руки над головой.

— Держись за цепи.

Приказ прозвучал жестко, приятно пробежав по моей спине дрожью. Я тут же послушалась, обхватив пальцами толстые цепи мешка. Мгновение меня раздражало, как охотно мое тело подчинялось ему, но раздражение быстро сменилось шоком, когда Коуп использовал мою майку, чтобы привязать мои руки к цепям.

— Коуп, — процедила я сквозь зубы.

Он только ухмыльнулся, по-хищному, так, что у кого-то другого эта улыбка вызвала бы тревогу. Но не у меня. У меня между ног мгновенно вспыхнул жар, а за ним пришло и предательское желание.

— Я спросил, хочешь ли ты, чтобы я прикоснулся к тебе, а не наоборот. — Коуп отступил на шаг, проводя большим пальцем по нижней губе, оглядывая меня с головы до ног. — Такая чертовски красивая. Спина выгнута, милые сосочки так и просятся ко мне.

Мое дыхание участилось. Что-то в его взгляде и в этой беспомощной позе вызывало еще больше желания, еще больше влаги между бедер.

— Коуп.

Темно-синие глаза сверкнули лукавством.

— Тебе что-то нужно, Саттон?

Я сузила глаза.

— Хватит играть.

Один уголок его рта приподнялся.

— Ты будешь со мной в этом?

Мои губы приоткрылись от возмущения.

— Это сексуальный шантаж.

Коуп усмехнулся, низко и хрипло.

— Обожаю, как твой рот делает это милое «О», когда ты удивляешься. Заставляет меня думать, как бы он выглядел, когда ты берешь мой член в рот.

Господи.

Теперь я могла думать только об этом. О себе на коленях перед Коупом.

— Тебе нравится эта мысль.

Это был не вопрос. Мой взгляд метнулся обратно к его лицу.

— Развяжи мне руки, может, и узнаешь.

— Моя Воительница любит поиграть. — Он улыбнулся шире. — Но не сегодня. Сегодня у меня для тебя другие планы.

Коуп двинулся ко мне, как хищник, медленно и уверенно.

— Планы заставить тебя умолять. И если будешь хорошей девочкой — может, я тебя награжу. Так, что звезды перед глазами пойдут.

Я дышала быстро и прерывисто, сжимая цепи так сильно, что они оставляли следы на ладонях.

Коуп поднял руки. Одной сжал мою грудь, а большим пальцем другой начал водить по соску.

— Смотри, как ты реагируешь на мои прикосновения. Грудь тянется ко мне сама. Твое тело — со мной. Но мне этого мало. Я хочу всего тебя. Твои мысли, сердце и, черт возьми, твою душу.

Я вцепилась в цепи еще сильнее, заставляя их звенеть.

— Коуп.

— Ты готова к этому? — прохрипел он.

Нет. Пока нет. Эта мысль пугала меня до дрожи. Потому что в последний раз, когда я действительно открылась кому-то, мой мир рухнул в одно мгновение.

Большой палец Коупа закружил ближе к вершине, заставляя чувствительную точку напрячься почти до болезненности.

— Пока нет, — сказал Коуп, — но скоро будешь. — Он опустил голову и взял сосок в рот, глубоко втянув его.

Я издала какой-то бессвязный звук, выгибаясь навстречу ему. Это было и слишком много, и слишком мало одновременно. Но тот факт, что я сама сильнее прижималась к его лицу, говорил лишь об одном — я хотела большего.

Рука Коупа скользнула между моих бедер, сжав меня через тонкие спортивные штаны. Я толкнулась навстречу, ища трения, ища большего контакта. Но его рука исчезла в одно мгновение, а губы покинули мою грудь. Он цокнул языком.

— Сегодня ты не управляешь процессом.

Я издала звук, больше похожий на рычание.

Коуп лишь ухмыльнулся.

— Обожаю, когда ты умоляешь.

— Посмотрим, как ты запоешь, когда я отплачу тебе тем же.

Коуп усмехнулся.

— Возможно, не понравится. Но оно того стоит.

И опустился на колени. Я резко втянула воздух от одного только вида. Его светло-каштановые волосы были чуть взъерошены, а темно-синие глаза горели огнем.

Он поднял руки, зацепил пальцами пояс моих штанов и трусиков. Медленно начал стягивать их вниз.

Эта мучительно неторопливая скорость могла свести с ума. Костяшки его пальцев скользили по моим бедрам, по ногам, но взгляд он не отрывал от моего.

Наконец, штаны упали на пол, и Коуп легко обхватил мою ногу.

— Подними, — приказал он.

Что-то было в этих грубых приказах такое, что мое тело тут же подчинилось. Я подняла правую ногу.

Коуп стянул ткань с ноги.

— Еще раз, — снова скомандовал он.

Левая нога поднялась, прежде чем он успел закончить слово.

Он отшвырнул штаны и белье в сторону, а потом откинулся на пятки. Смотрел на меня, как на произведение искусства в музее. И от этого взгляда я почувствовала себя невероятно сильной.

— Мог бы смотреть на тебя вечно, — прошептал он, но в голосе прозвучала хрипотца, такая же грубая и настоящая, как и сам Коуп.

Сердце бешено стучало в груди, будто пыталось вырваться наружу. Я изо всех сил старалась удержать его на месте.

— Ты со мной в этом? — спросил Коуп. — Куда бы ни завела нас дорога?

— Коуп, — хрипло выговорила я.

— Ты еще не готова. Посмотрим, смогу ли я это изменить. — Он поднялся с колен, его рука скользнула от моей голени к бедру. — Как золотой шелк.

Я задрожала от его слов и прикосновений, упрямо пытаясь не сломаться. И именно тогда я поняла: все это время я не позволяла себе впустить его полностью. Я впустила его в дружбу, я впустила его в свое тело, но не позволила себе надеяться на большее. Потому что именно это «большее» разорвет меня на части, когда он уйдет.

Костяшки пальцев Коупа скользнули по внутренней стороне моих бедер.

— Рай. Я мечтал о твоем вкусе с той ночи в баре.

Щеки вспыхнули, а кожа вспоминала тот момент, когда Коуп был внутри меня, когда мы оба потеряли голову. Потому что именно с ним мне хотелось рисковать. Хотелось снова по-настоящему жить.

Пальцы Коупа раздвинули меня, и я резко вдохнула от его прикосновения. Он еще даже не вошел в меня, а я уже была готова умолять о пощаде. Руки сильнее сжали цепи, и звенящий металл только подтверждал, насколько я слаба перед ним.

— Ты со мной? — голос Коупа был хриплым, шероховатым, как наждак.

— Коуп, — простонала я.

Его большой палец обвел кругами мой клитор.

— Давай, Воительница. Раздели это со мной. Отпусти все.

Но я знала, что речь идет не только о теле. Коуп сказал, что хочет всего.

Два пальца скользнули внутрь, пока его большой палец продолжал мучительно ласкать мой клитор. Я не смогла сдержать стон, выгибаясь навстречу ему.

— Блядь, Воительница. Хочу утонуть в этих стонах. Больше ничего не хочу слышать до конца своих дней.

И я хотела подарить ему это. Даже понимая, насколько это безрассудно. Я хотела утонуть вместе с ним в этих стонах. Потеряться в Коупе и никогда не возвращаться на поверхность.

Он добавил третий палец, делая изогнутые движения, скользя по внутренним стенкам. Крик вырвался сам собой, и я мысленно поблагодарила богов этого здания за звукоизоляцию подвала.

— Еще рано, Воительница. Пока ты не отдашь мне все.

Внутри меня все дрожало от этой внутренней борьбы.

Коуп наклонился ближе, и его язык заменил большой палец, лаская клитор. Он дразнил кожицу, заставляя чувствительную точку освободиться. Колени подгибались от этого.

— Коуп, пожалуйста, — умоляла я.

Он чуть отстранился, посмотрел мне в глаза.

— Все, о чем я прошу, — это попробовать. Без полумер. В полную силу. Может, не получится, но если уж играть с огнем, давай не ограничиваться спичками. Нам нужны фейерверки и пламя.

Я смотрела на него сверху вниз, осознавая, насколько осторожно я жила с тех пор, как ушел Роман. Насколько осторожно выбирала каждый шаг. И что часть этой осторожности была необходимостью, а другая — эгоистичной защитой. Жизнью в страхе. И как я могу просить Коупа отдать мне все, если сама все еще держу многое при себе?

— Хорошо, — прошептала я. Это слово вырвалось само, прежде чем я успела его остановить. Но стоило ему прозвучать, как я поняла, что не хочу его забирать обратно.

В глазах Коупа вспыхнул яркий синий свет — цвет надежды и удовольствия.

— Хорошо?

— Хорошо, — повторила я.

Коуп больше не медлил. До этого он действовал дразняще, но теперь — так, чтобы оставить на мне отпечаток навсегда. Его пальцы внутри меня начали скручиваться и вращаться. Губы сомкнулись на клиторе, и он сильно втянул его в рот.

Я вскрикнула, сильнее вцепляясь в цепи. Эта боль только подталкивала меня выше, а кончик его языка дразнил самое чувствительное место. Ноги дрожали, когда пальцы Коупа нашли ту самую точку внутри, от которой перед глазами начали мелькать черные точки.

Я не знала, дышу ли вообще, но это уже не имело значения. Я отдала себя Коупу. Доверие. То, что я так долго никому не дарила. Доверие, которое вернуло мне свободу, о которой я даже не подозревала, что потеряла.

Я прижалась к его лицу еще сильнее, позволяя каждому ощущению накрыть меня с головой. Я взяла все, что он мог дать. Пальцы двигались быстрее, а язык Коупа неустанно ласкал клитор. Я задрожала, снова увидев перед глазами вспышки тьмы.

Я потянулась к ним, чувствуя, как все внутри натянулось, как тетива. И тогда Коуп выпустил стрелу. Его губы снова сомкнулись на этом чувствительном месте, и он глубоко втянул его, одновременно надавив языком.

Я не просто сломалась. Я разбилась вдребезги.

Осколки разлетелись вокруг нас, когда я наконец разрушила последние стены, которые выстроила много лет назад. Те самые, что когда-то защищали меня, но вместе с тем оставляли в одиночестве. Коуп был рядом, провел меня через эту бурю, заставляя ее длиться дольше, чем я могла себе представить. Пока мои ноги окончательно не подкосились.

Он поймал меня одной рукой, пока мои пальцы все еще держались за цепи, а потом поддержал, вынимая из моего тела последние остатки чувств.

Мир стал расплывчатым, когда Коуп убрал пальцы и губы, удерживая меня, пока освобождал мои руки. Затем он легко поднял меня на руки.

— Спасибо, что впустила меня.

Я посмотрела на него сквозь легкую дымку.

— Вор, — пробормотала я.

Его губы тронула улыбка.

— Ради тебя я всегда готов играть нечестно.

35

Коуп

Я понял, что Саттон все еще переживает за меня, когда она не пошла на утреннюю смену в пекарне. Вместо этого она осталась и помогала мне готовить завтрак для нас троих, не сводя с меня глаз, как ястреб.

— Мам, ты уверена, что тебе стоит помогать? — спросил Лука, сидя на скамье у стены кухни.

Саттон бросила на него чуть раздраженный взгляд:

— Я не испорчу завтрак.

Лука выглядел неуверенно.

— Выпечка у тебя потрясающая, но яичница... ну, так себе.

Саттон тут же повернулась ко мне с укоризненным взглядом:

— Ты портишь моего ребенка.

Я усмехнулся и поднял обе руки в знак капитуляции:

— Торжественно прошу прощения за то, что я самый крутой шеф-повар, ступавший по этой земле.

Саттон нахмурилась:

— Эго у тебя под стать, Крутыш.

Лука хихикнул:

— Он правда классный.

— Ты все собрал? — спросила она, ловко сменив тему.

Лука нахмурился, задумавшись:

— Лучше я еще раз проверю.

Он соскочил со скамьи и помчался в прихожую быстрее, чем мы успели что-то сказать.

— Надо отдать ему должное, — сказал я. — Он предан хоккею.

Саттон вздохнула, и в ее взгляде появилась мечтательная нотка:

— А я так надеялась на гольф.

Я рассмеялся, наклонился и поцеловал ее в висок:

— Прости, детка. Хоккей у него в крови. Все уже решено.

Саттон посмотрела на меня. В ее бирюзовых глазах горело какое-то новое тепло. С прошлой ночи все изменилось, и хотя часть этих перемен пугала меня до чертиков, я не собирался позволить страху разрушить то, что начало зарождаться между нами.

Она отложила нож, которым резала зеленый перец, и подошла ближе. Встала на носочки и поцеловала меня под подбородком:

— Как ты сегодня себя чувствуешь?

Еще один ловкий переход к теме, которую она хотела затронуть с того самого момента, как мы проснулись в моей постели. Я обнял ее крепче:

— Чувствую себя хорошо.

Это не была ложь. Я действительно чувствовал себя легче — словно сбросил с плеч груз этих уродливых воспоминаний и эмоций, которые годами грызли меня изнутри. И от того, что Саттон не сбежала от меня после этого. Она даже не догадывалась, что для меня это значило.

Саттон запрокинула голову, глядя на меня:

— Хорошо. — Она прикусила уголок губы.

Я поднял руку и аккуратно освободил ее губу:

— Скажи, что творится в твоей красивой голове.

— Думаю, тебе стоит поговорить с мамой, — слова вылетели у нее слишком быстро. — Рассказать ей, что случилось. О том, что ты носишь в себе. Думаю, тебе станет легче.

Я отпустил Саттон и вернулся к яичной смеси, над которой возился:

— Не нужно. Я рассказал тебе. Этого достаточно.

— Коуп…

— Я не хочу бередить старые раны. Она и так ужасно по ним скучает. Это будет все равно что соль на рану сыпать.

Саттон облокотилась на край стола и повернулась ко мне лицом:

— Конечно, она по ним скучает. Она их любит. Но она любит и тебя.

Я резко покачал головой:

— Это не стоит той боли, которую ей причинит. — Но какая-то часть меня знала, что я лгу. На самом деле я боялся другого — что мама посмотрит на меня по-другому. Что вся моя семья посмотрит. А на это я не был готов пойти.

Лука молчал, пока мы с тренером Кеннером убирали снаряжение после лагеря. Обычно он наперебой пересказывал все события дня, но сегодня — нет. Я уже собрался пойти к стойке проката коньков и спросить, все ли с ним в порядке, когда краем глаза заметил движение.

Эвелин Энгел что-то яростно жестикулировала, остановив Кеннера посреди пути. Он держал сетчатую сумку, полную конусов и мячей для игры, в которую мы играли в конце смены, и смотрел на нее с выражением полной паники, как олень, попавший в свет фар.

Эвелин не прекращала свою тираду, была как женщина, решившая во что бы то ни стало добиться своего. Кеннер поднял руку в примирительном жесте, но она что-то выкрикнула ему в лицо и с гневом ушла. Кеннер еще какое-то время смотрел ей вслед, а потом медленно повернулся и направился ко мне.

— Что это было? — спросил я, понизив голос, чтобы Лука не услышал.

Кеннер скосил взгляд на Луку. Убедившись, что тот увлеченно помогает Хейден расставлять прокатные коньки по полкам, он повернулся ко мне. Я не пропустил, как он поморщился.

— Похоже, Эвелин увидела в новостях сюжет, как ты сцепился с Маркусом Уорнером. Она заявила, что ты плохой пример для детей и тебя нужно уволить.

Я напрягся, но постарался, чтобы голос звучал легко:

— Она знает, что я тут на волонтерских началах? Не думаю, что меня вообще можно уволить.

Кеннер усмехнулся:

— Возможно, этот момент она упустила. А еще обвинила тебя в том, что ты уделяешь слишком много внимания Луке и совсем не занимаешься Даниэлем.

— Черт. Ей бы определиться — либо уволить меня, либо требовать, чтобы я больше занимался ее сыном.

Кеннер провел рукой по лицу и тяжело вздохнул:

— Скоро поймешь — с некоторыми родителями невозможно выиграть. Они хотят, чтобы их ребенка считали вторым пришествием и ни в чем не упрекали.

— Бедный Даниэль, — пробормотал я.

— Тут ты прав. Этот пацан несет на плечах столько давления, что у него к семи годам может быть язва.

Это было ужасно неправильно. Даже когда я стал играть в более серьезных лигах, отец всегда напоминал мне, что хоккей — это прежде всего удовольствие. Я сам успел об этом забыть. Но работа с этими детьми напомнила.

— Завтра уделю ему время один на один. Не ради нее, а ради Даниэля.

Брови Кеннера удивленно приподнялись, в его взгляде появилось уважение. Он хлопнул меня по плечу:

— Ты хороший человек, Колсон.

Эти слова болезненно отозвались где-то внутри, но на этот раз я не посчитал их полной чушью. И все это — благодаря Саттон.

Я усмехнулся:

— Иди выпей пива. Ты это заслужил.

Кеннер рассмеялся:

— Истинная правда.

Я направился к прокату коньков и улыбнулся Хейден:

— Как успехи с броском кистью?

Она улыбнулась в ответ, ее янтарные глаза засияли:

— Не всегда получается, но когда выходит — это просто огонь.

Я рассмеялся. Ее радость от игры была заразительной. И у нее были способности. Если продолжит работать, вполне сможет получить спортивную стипендию в колледже. Я собирался спросить у Линка, сможет ли он пригласить скаутов посмотреть на нее осенью.

— Нет ничего круче, когда все складывается.

Хейден кивнула, но прежде чем успела ответить, к стойке подошла девочка. Она была ее точной копией — темные волосы, янтарные глаза.

— Хэй Хэй, я хочу кушать, — сказала она.

Хейден тут же обошла стойку и подняла ее на руки:

— Тогда пойдем поищем перекус. — Она пощекотала ее животик, и девочка весело захихикала. — Грейси, скажи привет мистеру Колсону.

Грейси застенчиво опустила взгляд, но махнула мне рукой:

— Привет, мистер Колсон.

Я вспомнил, как Арни говорил, что Хейден часто заботится о своих младших сестрах. Эта мысль сжала мне живот, но я улыбнулся:

— Очень приятно познакомиться, мисс Грейси.

— Мне лучше ее покормить, пока она не превратилась в голодное чудовище, — улыбнулась Хейден.

— Никогда не стоит выпускать на свободу голодное чудовище, — рассмеялся я.

Хейден махнула мне рукой и понесла Грейси к киоску с закусками. Я не пропустил, как легко и уверенно она ее несла — слишком легко для подростка. Видно было, что делала это не раз. Арни может и не хотел говорить о ней с Фэллон, но я поговорю.

Я повернулся к Луке, который как раз ставил последние коньки на полку.

— Готов?

Он кивнул, но так и не сказал ни слова. Это сразу включило мое внутреннее тревожное чутье, но я не стал давить — вокруг было слишком много людей.

Я взял наши сумки с экипировкой и направился к выходу. Уложив все в багажник своего внедорожника, помог Луке забраться в детское кресло и проверил ремень безопасности после того, как он сам пристегнулся. Он по-прежнему молчал.

Я сжал челюсти, закрыл дверь и сел за руль. Но не стал заводить двигатель. Вместо этого повернулся к Луке:

— Хочешь рассказать, что случилось?

— Ничего, — тихо пробормотал он.

— Нет, не ничего. Ты слишком тихий для «ничего». Ты не обязан мне рассказывать, но мне тяжело думать, что тебе грустно. Может, если поговорим, я смогу помочь.

Это было лучшее, что я мог придумать. Хотя я не сомневался, что Саттон справилась бы с этим куда лучше.

Лука молчал, глядя на свои ботинки. Молчание затянулось настолько, что я уже почти сдался и хотел завести машину, чтобы отвезти его в пекарню, к маме. Но он заговорил так тихо, что я едва расслышал:

— Это глупо.

— Если из-за этого тебе грустно, значит, не глупо. Иногда меня тоже расстраивают совсем маленькие вещи.

Бирюзовые глаза Луки поднялись на меня:

— Правда?

Я кивнул:

— Например, проигрыш в предсезонной игре. Или когда кто-то пишет обо мне гадости в интернете.

Лука нахмурился:

— Люди иногда бывают злыми.

Эти слова сжали мне грудь невидимой рукой.

— Кто-то тебя обидел?

Лука быстро покачал головой:

— Нет. Даниэль завел собаку.

Я нахмурился:

— Даниэль завел собаку... — я повторил его слова, пытаясь понять, в чем дело.

— Я хочу собаку, — прошептал Лука.

Я вспомнил, как он говорил, что в квартире над пекарней держать животных нельзя. Единственные звери, которые у них с Саттон были, — это пчелы на крыше здания, и их, мягко говоря, не особо потискаешь.

— Ты завидуешь, — тихо сказал я.

Лука кивнул, снова опустив взгляд.

— Я знаю, что это плохо, но это несправедливо. Я всегда мечтал о собаке, а Даниэль просто решил завести ее на прошлой неделе. И теперь у него есть щенок.

— Эй, — мягко сказал я. — Я понимаю, что это может казаться несправедливым, но давай не будем умалять радость Даниэля только потому, что он мечтал об этом меньше времени, чем ты. Мне кажется, на него и так давят. Может, ему действительно нужен пушистый друг.

Глаза Луки чуть поднялись, он закусил губу.

— Его мама все время кричит на него, чтобы он больше занимался. И в комнате у него всегда должно быть идеально.

— Это, наверное, тяжело. Твоя мама так с тобой не поступает?

Лука задвигал ногами по сиденью:

— Она говорит мне убирать комнату, но только когда там совсем уже бардак.

Я усмехнулся:

— Моя мама тоже так делала.

— Мне повезло. Мама всегда разрешает мне угощения, а Даниэлю вообще нельзя сладкое.

— По-моему, тебе и правда повезло.

Лука вздохнул так тяжело, как будто ему было лет сорок:

— Может, Даниэлю и правда нужна эта собака.

— Может быть. — Но глядя на разочарованное лицо Луки, я не мог с этим смириться. — Знаешь, я тут думал завести собаку.

Глаза Луки расширились:

— Правда?

Я кивнул. Это было не совсем ложью. Моя квартира в Сиэтле и правда казалась слишком пустой.

— Можешь помочь мне выбрать ее и дрессировать. Это будет отличной подготовкой к тому дню, когда у тебя появится своя.

Лука резко выпрямился:

— Я буду лучшим выборщиком! Найду самую классную собаку и научу ее всему, что нужно. Даже за ней убирать буду!

Я не смог сдержать смех:

— Вот за уборку я как раз особо не горел.

Лука широко улыбнулся:

— Не переживай, я обо всем позабочусь.

— Ну что, пойдем искать мне собаку?

36

Саттон

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Тея, и привычная теперь складочка между ее бровями тут же проступила. — Сегодня был тяжелый день.

Она была права. Мы с самого утра работали в бешеном ритме, и только минут тридцать назад поток посетителей наконец схлынул. Закрытие с двух до четырех всегда было самым спокойным временем, особенно летом. Когда начнется учебный год, дети будут заглядывать после школы, а родители — приводить малышей. Но в основном это время мы оставляли для самовывоза индивидуальных заказов.

— Я в порядке, — заверила я Тею. — Доктор же меня уже выписал, помнишь?

Онаподжала губы.

— Я просто хотела убедиться.

Я обняла ее на секунду.

— Я знаю. И я это ценю. Так же, как и то, что ты ни разу не оставила меня здесь одну. Но правда, мне уже лучше.

Я не собиралась позволить какому-то ублюдку разрушить то, что я так долго строила. Не позволю ему забрать у меня мое счастливое место. Трейс и Энсон зашли к Коупу пару дней назад после нападения и сказали, что никто из людей Петрова в последнее время не приезжал в Орегон. Похоже, ФБР плотно за ними следит.

Что никто не мог понять — так это где сейчас Роман. Он как в воду канул: пропал из поля зрения полиции, не появлялся ни в одном из приютов, где раньше останавливался. А то, что я больше не получала от него сообщений, вызывало во мне тревогу — но не за себя, а за него.

Теперь я могла представить это нападение как случайное преступление. Какого-то местного, который заметил, что Коуп часто бывает в моей пекарне, увидел нашу близость и решил, что здесь всегда много налички.

— Я просто не хочу, чтобы ты перегружала себя, — Тея вновь прервала мои мысли.

— Не перегружаю. Честно. Я правда чувствую себя хорошо. — И это была правда. После прошлой ночи я чувствовала себя великолепно. И на физическом уровне, и на душевном. Потому что мы с Коупом решили попробовать. И пусть меня это до смерти пугало, но еще больше вселяло надежду.

Тея долго вглядывалась в меня, а потом ее рот округлился, и она прошептала:

— Ты переспала с ним.

— Тссс! — я схватила ее за руку. — Мне совсем не нужно, чтобы Уолтер или кто-нибудь из посетителей знал подробности моей личной жизни.

Тея заулыбалась как маньячка:

— Личная жизнь — это значит не один раз.

Щеки запылали.

— В баре? — продолжила она допытываться.

— Возможно, — прошептала я.

— Я так и знала! Я сказала Шепу, что вы двое выглядели слишком взъерошенными, чтобы просто болтать там.

Я прикусила губу:

— Скажи, что я не самая глупая женщина на свете.

Улыбка тут же исчезла с лица Тея. Она посмотрела на меня серьезно:

— Ты не глупая. Я видела, как Коуп на тебя смотрит. А в ту ночь, когда на тебя напали, он был вне себя. Я думала, он спалит больницу дотла, если тебя не примут как следует.

— Мне страшно, — призналась я.

— Конечно, страшно. Ты человек, и тебя уже ранили раньше. Но если мы не рискуем сердцем, то упускаем самое прекрасное в жизни. Без риска нет награды. Поверь мне, я это проходила.

Она и правда знала, о чем говорит. Тея умела строить стены вокруг себя, чтобы никого не подпускать. И только когда Шеп разрушил их все до основания, я увидела, какой она может быть по-настоящему счастливой.

Я снова обняла ее:

— Люблю тебя, Ти-Ти.

Она улыбнулась, когда я ее отпустила:

— И я тебя. И мне нравится видеть тебя с этим светом в глазах и румянцем на щеках.

Я точно знала, кто подарил мне это сияние.

— О, — сказала Тея, повернувшись и схватив стопку писем. — Чуть не забыла. Я захватила это для тебя по дороге.

— Спасибо. — Я взяла почту и начала ее просматривать. В основном спам, но кое-что — счета и каталоги — стоило оставить. Потом я увидела конверт с местным обратным адресом: Monarch Property Management.

Многие компании в этих краях использовали названия с Monarch Mountains или Castle Rock, но эту я раньше не встречала. Хотя, возможно, я просто попала в какую-то рассылку после поиска квартиры. Я вскрыла конверт и развернула письмо. Пробежала глазами текст — и застыла.

— Что там? — Тея подошла поближе.

— Мое здание сменило владельца. Они снижают арендную плату и собираются отремонтировать квартиру наверху. Мне предлагают арендовать ее снова, но уже дешевле. Меня что, разыгрывают?

Тея выхватила письмо:

— Нет, все по-настоящему. Они много работают с Шепом. Может, он и будет заниматься ремонтом.

— Это странно. Рик так рвался скупить полгорода. С чего бы ему продавать?

Она пожала плечами:

— Наверное, не смог сдавать эту квартиру по своим сумасшедшим ценам. Каждый день терял деньги.

Логично. Хотя Рик не из тех, кто легко сдается.

Дверной колокольчик звякнул, и я попыталась отогнать мысли о Рике и новой аренде, подняв взгляд:

— Эвелин, здравствуйте.

Я попыталась улыбнуться, стряхивая с себя муку. Она, как всегда, выглядела идеально: светлая блузка, бежевые шорты, жемчужные сережки, ни единого выбившегося из прически медного локона. А у меня, кажется, волосы держались в пучке благодаря случайно воткнутому туда ножу для глазури.

Эвелин ответила мне улыбкой, но в ней было больше натянутости, чем дружелюбия.

— Здравствуйте, Саттон.

Даниэль оббежал ее и подбежал к витрине:

— Да ладно! У вас есть капкейки со скейтбордами? Это же круто!

Я улыбнулась уже по-настоящему:

— Один точно с твоим именем…

— Это не нужно, — резко перебила Эвелин.

Я выпрямилась, держа в руке капкейк для Даниэля. Похоже, это был не дружеский визит.

— Мам, ну пожалуйста, — взмолился Даниэль.

Она бросила на него такой взгляд, от которого мне бы самой захотелось спрятаться:

— У нас дома есть десерт собственного приготовления.

— Без сахара, — буркнул он себе под нос.

Я невольно поморщилась, но все же натянуто улыбнулась:

— Чем могу помочь?

Тея тихо ускользнула на кухню — предательница — но я чувствовала на себе ее взгляд, наверняка она наблюдала за этим спектаклем с живейшим интересом.

Губы Эвелин сжались, как будто она только что съела лимон:

— Нам нужно поговорить о Коупленде.

— Почему? — вырвалось у меня прежде, чем я успела себя остановить. Я тут же напряглась, как только она назвала его полным именем. И сама мысль обсуждать Коупа за его спиной была противна до глубины души.

Эвелин выпрямилась, расправив плечи, и посмотрела на меня свысока:

— Потому что он ужасный пример для детей, которые ходят в лагерь. Он ругается матом по нескольку раз в день, устраивает драки…

— Он дрался в лагере? — с притворным недоумением спросила я.

На ее лице дернулась жилка:

— Нет. Но дети могут зайти в интернет.

— Звучит так, будто это вопрос родительского контроля.

Эвелин стиснула задние зубы.

— Может быть, вы и считаете нормальным подвергать своего сына влиянию такого человека, как Коупленд Колсон, но я — нет.

Во мне вспыхнула ярость — глубокая и неукротимая.

— Это ваше право. Можете забрать Даниэля из лагеря, если вас так это задевает. Но скажу вам одно: вы лишите его возможности учиться у лучшего. И я говорю не только о хоккее. Я говорю о том, как стать лучшим человеком.

Я глубоко вдохнула, стараясь сохранить ровный голос.

— Как быть щедрым, добрым и чутким. Как ставить других выше себя. Как отдавать этому миру все, что можешь. Но если вы хотите, чтобы ваш сын всего этого не увидел — пожалуйста, это ваш выбор.

— Мам, — умоляюще позвал Даниэль, — хватит плохо говорить про тренера. Он самый лучший. И гораздо добрее тебя.

Эвелин повернулась к сыну, потрясенная:

— Даниэль…

— Нет! Ты плохо говоришь про всех за их спиной. А я знаю, что так нельзя. Я знаю, что ты не права.

Щеки Эвелин налились краской, и она резко обернулась ко мне:

— Видите, до чего вы довели моего сына?

Я встретила ее взгляд и не отвела глаз:

— Похоже, это исключительно ваша заслуга.

Я припарковалась у дома Коупа и на минуту просто позволила себе насладиться его красотой. Дело было не только в самом доме, а в том, с какой душой он был построен. В том, как Коуп продумал каждый уголок, чтобы учесть и свою семью, и окружающий ландшафт.

Я повернула голову в сторону, пытаясь размять затекшую шею. Похоже, я сегодня слегка переборщила. А визит Эвелин и вовсе не добавил позитива. Сердце болело за Даниэля, и мне было немного стыдно, что я поспорила с его мамой прямо при нем, даже если я и сдержалась, не сказав всего, что думала.

Я заглушила двигатель, схватила сумку и выбралась из машины. Больше всего на свете мне сейчас хотелось залечь в ванну Коупа, съесть целую кастрюлю его пасты и спать неделю подряд. Подойдя к двери, я услышала изнутри визг и хохот.

Эти звуки согрели меня изнутри — радость от того, что мой сын получает такие моменты счастья каждый раз, когда я не могу быть с ним рядом. Я набрала код на двери и вошла внутрь. Шум стал громче, а по полу ко мне метнулась серая комочка шерсти.

Я поспешно закрыла за собой дверь и опустилась на колени, чтобы поприветствовать малыша. Похоже, это был щенок питбуля с темными, глубокими глазами и розовым языком, весело свисающим изо рта.

— Привет, — сказала я, почесав его за ушком. На вид ему было несколько месяцев, но точно меньше полугода.

Лука примчался ко мне почти так же стремительно, как и щенок.

— Мам! Коуп завел мне щенка! — Сердце тут же опустилось у меня в живот. — Ну, вообще, это его собака, но я придумал ему имя — Гретцки! И теперь я могу его обнимать сколько захочу!

Я подняла взгляд на мужчину, стоящего за моим сыном.

— Правда?

Коуп ухмыльнулся, засунув руки в карманы.

— Я давно хотел собаку.

— Конечно, — пробормотала я.

Я знала, как Лука умеет надавить на больные струны, когда чего-то хочет, но, глядя на этого щенка, поняла — я бы и сама не устояла.

— Гретцки, да?

Щенок тявкнул и тут же умчался по коридору в гостиную, а Лука ринулся за ним. Я глубоко вздохнула и поднялась на ноги, слушая веселый смех из гостиной.

— По шкале от одного до десяти, насколько ты сейчас злишься? — спросил Коуп.

Я устало оглядела его: светло-каштановые волосы растрепаны, футболка и спортивные штаны измяты. Я сразу поняла — он валялся на полу, играя с Лукой и собакой.

— Коуп, а что будет, когда мы переедем, и Луке придется оставить щенка? Или если у нас с тобой ничего не получится? Он привык к этому. К тебе. И я даже не хочу думать, как ему будет больно, если он все это потеряет.

Коуп пересек расстояние между нами за три шага. Его рука легла на мою щеку и скользнула в волосы, аккуратно убирая их с лица.

— Думал, ты со мной и готова попробовать по-настоящему.

— Готова. Но это не значит, что я не должна думать о Луке. О том, как ему будет больно, если ты просто исчезнешь из его жизни. — Только произнеся это вслух, я почувствовала, как страх с новой силой пронзил меня.

Пальцы Коупа чуть крепче сжали мои волосы.

— Воительница, мне не нравится, что ты сразу думаешь, будто у нас ничего не выйдет. Но даже если вдруг так случится, я никогда не брошу Луку. Я всегда буду рядом. Всю его жизнь. И ничто этого не изменит.

Сердце громко забилось в груди. Он не мог бы сказать ничего лучше. Это было обещание, которое забрало еще кусочек моего сердца.

— Вор, — прошептала я.

Коуп улыбнулся:

— Что угодно, чтобы быть рядом.

— Мам? — позвал Лука. В его голосе что-то изменилось, и это сразу насторожило меня.

Коуп отпустил меня как раз вовремя, чтобы мы успели увидеть, как Лука медленно вышел из коридора, чуть покачиваясь, держась за живот.

— Мне плохо, — сказал он.

Он едва успел закончить фразу, как его стошнило прямо на пол у входа.

37

Саттон

Термометр пискнул, и я убрала его ото лба Луки. 38,7. Я поморщилась. Надо было срочно дать ему что-нибудь жаропонижающее, но как это сделать, если его уже три раза подряд вырвало?

Коуп стоял за моей спиной, заглядывая через плечо.

— Черт. Может, отвезти его в больницу? Это высокая температура.

Его тревога согрела меня до самых кончиков пальцев. Боже, как же хорошо, что я не одна. Что рядом есть кто-то, кто может сбегать в аптеку или за чем-то еще. Впервые за долгое время я почувствовала себя не такой одинокой.

— С ним все будет хорошо. Главное — сбить температуру, но сначала нужно, чтобы его перестало тошнить, — сказала я.

— Может, я смогу помочь, — послышался голос Арден с порога. Она зашла, чтобы забрать к себе Гретцки — ее огромный пес Брут явно пока не решил, как относиться к новому «двоюродному брату». В руках у нее была стеклянная банка с чем-то, напоминающим кусочки коры. — Чай из сассапариля. Моя мама всегда заваривала мне его, когда меня тошнило. Лучше любой таблетки помогает от тошноты.

Это был первый раз, когда я услышала от Арден хоть что-то о ее матери. Или вообще о семье. Я почти ничего о ней не знала, только то, что она переехала жить к Колсонам, когда ей было двенадцать.

Я поднялась с кровати и подошла к ней.

— Слышала о таком, давно хотела попробовать.

Она мягко улыбнулась, но тут же перевела взгляд на Луку, лежащего на кровати, — в ее глазах появилась тревога.

— Если не поможет, вызовем доктора Эйвери. Он приедет домой.

— Может, стоит вызвать его прямо сейчас? — вмешался Коуп.

— Давай сначала попробуем этот вариант, — сказала я. — Не хочу зря гонять врача ради обычного желудочного вируса.

Лука зашевелился под одеялом, сонно позвал:

— Мамочка?

Боже, как давно я не слышала от него этого слова. Оно словно ножом полоснуло по сердцу. Я поспешила вернуться к нему, опустилась на край кровати:

— Я здесь, родной. — Я поставила банку с чаем на тумбочку и взяла тряпку из миски с холодной водой. Отжав ее, приложила к его лбу.

— Болит, — прохрипел он.

— Где? — тревога усилилась.

— Везде.

Коуп схватил банку с чаем с тумбочки.

— Сейчас я заварю этот дурацкий чай, но если не поможет — я звоню доктору Эйвери. — С этими словами он выскочил из комнаты.

— Не принимай близко к сердцу, — сказала Арден, подходя ближе. — Коуп не умеет спокойно смотреть, когда страдают те, кого он любит.

Это слово — «любит» — заставило мое сердце биться быстрее. Я передвинула тряпку с его лба на щеку.

— Я его понимаю. Ненавижу, когда Лука болеет.

— Я тоже ненавижу, — пробормотал сам Лука и снова провалился в беспокойный сон.

— Я не знаю, как ты с этим справляешься, — тихо сказала Арден. — Это как будто сердце ходит отдельно от тебя.

Я снова опустила тряпку в воду.

— Иногда мне кажется, что я уже не раз от этого умерла.

Арден перевела взгляд с Луки на меня:

— Ему с тобой повезло.

— Я ничего особенного не делаю.

— Еще как делаешь, — в ее голосе зазвучала сталь. — Не все ставят ребенка на первое место. А ты ставишь.

С этими словами она развернулась и вышла.

И я невольно задумалась: какая же у Арден своя история?

Чья-то рука мягко легла мне на плечо, и я резко открыла глаза.

— Чт..?

— Это всего лишь я, — тихо сказал Коуп.

Я моргнула, пытаясь привыкнуть к тусклому свету в комнате Луки. Маленькие часы на тумбочке показывали 3:15 утра. Я поднялась с мягкого кресла и подошла к кровати, чтобы снова измерить температуру. Щеки Луки все еще оставались розовыми, но уже не такими горячими, как раньше. Я надеялась, что это значит — жара спадает.

После еще одного приступа рвоты нам все-таки удалось дать ему Тайленол.

Термометр пискнул. 38,1. Уже лучше.

— Это хорошо, да? — спросил Коуп, в голосе все еще слышалась тревога.

Я кивнула, чувствуя, как глаза начинают жечь от усталости.

— Хорошо. Теперь главное — не пропустить следующую дозу. Ее можно дать через два часа.

— Тогда ты сможешь хоть немного поспать, — Коуп взял меня за руку, собираясь увести из комнаты, но я покачала головой.

— Нет. Я хочу остаться здесь.

— Саттон. — Он посмотрел на меня тем самым взглядом, с которым не спорят. — Ты не сможешь помочь Луке, если сама свалишься. Ты ведь еще не до конца восстановилась.

— Я в порядке. Я…

— Может, ты и чувствуешь себя лучше, но твое тело еще не полностью окрепло, — возразил Коуп.

И я вынуждена была признать: он прав. Меня слегка покачивало. После длинного дня в пекарне, стычки с Эвелин, появления щенка и эпопеи Луки с рвотой я была просто выжата.

— Ладно, — пробормотала я, поворачиваясь к Коупу. — Но мне нужно поставить будильник, чтобы разбудиться через два часа.

Коуп нахмурился, внимательно всматриваясь в мое лицо.

— Дай сюда термометр.

— Зачем?

Он выхватил его из моих рук, направил на мой лоб и нажал кнопку.

— Коуп, я в порядке.

— Ты раскраснелась, — отрезал он. Через секунду термометр пискнул. — Тридцать восемь с половиной. Немедленно в постель.

— Этого не может быть. Я… — я потянулась, чтобы забрать у него термометр, но в тот же миг голова закружилась. За головокружением тут же пришла и тошнота. — Ох, нет.

Я бросилась в ванную.

38

Коуп

Лука хихикнул, как только я шагнул в комнату:

— Что это на тебе надето?

Он все еще был чуть бледнее обычного и спал больше, чем хотелось бы, но явно пошел на поправку. Сегодня он большую часть времени провел за видеоиграми и нескончаемыми вопросами, когда Гретцки вернется от Арден.

Я театрально щелкнул длинной резиновой перчаткой и поправил на лице медицинскую маску и лыжные очки:

— Остался только один, кто еще не слег. И я сделаю все, чтобы остаться без рвотных приключений.

Лука бросил тоскливый взгляд на миску рядом с кроватью:

— Ты умный. Рвать — это самое ужасное.

И ведь не поспоришь. Я эту миску в мусорку выкину, как только Лука поправится. А лучше вообще весь дом дезинфицировать.

— Суп доел?

Лука кивнул:

— И хлеб, и имбирный лимонад. Думаешь, можно будет поесть что-то нормальное?

Я усмехнулся, но внутри облегченно выдохнул. Лука был таким маленьким. Видеть его таким больным напугало меня до чертиков. Но еще сильнее напомнило, как много он для меня значит.

— Моя мама говорит, что после супа и сухого тоста следующий этап — картофельное пюре.

Мама с Лолли приехали утром с огромной кастрюлей куриного супа. Лолли даже пыталась убедить нас, что каннабис лечит тошноту у детей с раком, и предлагала приготовить что-то особенное для Луки. Мама чуть в обморок не упала. Я сказал Лолли, что не хочу, чтобы Саттон, когда очнется от гриппа, убила меня за то, что я накачал ее ребенка наркотой.

— Картошка — это огонь! Я готов, — широко улыбнулся Лука.

— Ну, давай надеяться, что она не будет буквально «огонь». Я принесу тебе ее через час-два, сначала проверю, как там твоя мама.

Лука сморщил нос:

— Ее все еще тошнит?

— Сейчас больше температура, — объяснил я. Саттон вырвало вчера ночью так основательно, что я думал, стены снесет. Но после чая из сассапариля вроде бы полегчало. Правда, даже с Тайленолом жар не до конца спадает.

— Она поправится?

Я ненавидел слышать этот тонкий страх в голосе Луки.

— Конечно. Она просто спит. Как медведь в спячке. Главное, чтобы, когда проснется, нас с тобой не съела.

Лука прыснул от смеха:

— Запасай еду заранее.

— Уже в пути. — Я кивнул на телевизор: — «Могучие утята»?

Лука кивнул так, что чуть с кровати не упал:

— Собираюсь пересмотреть все три фильма подряд.

Не знаю, как он их до сих пор не выучил наизусть, но если они делают его счастливым — пусть хоть сто раз пересмотрит.

— Нет лекарства лучше, чем хорошая порция глупого кино.

Лука улыбнулся, и я заметил, как в углу его десны проклевывается новый зуб.

— Лучшее лекарство на свете!

Я усмехнулся и показал на рацию на его тумбочке:

— Зови, если что-то нужно.

Попросил маму принести старые рации, с которыми мы с братьями в детстве играли, — с таким домом это реально спасение.

— Кодовое имя «Спиди», на связи! — отчеканил Лука.

Я отдал ему честь и вышел в коридор. Остановился у следующей комнаты и медленно приоткрыл дверь. Саттон раскинулась посреди кровати, словно морская звезда, волосы растрепаны. Я тихо подошел ближе, чтобы увидеть ее лицо. Щеки уже не такие красные — может, температура начала спадать.

Я наклонился над ней, и тут ее веки дрогнули. Когда она наконец открыла глаза, то испуганно вскрикнула:

— Что за... — хрипло выдохнула она. — Что ты на себя напялил?

Голос все еще чуть хриплый, но уже гораздо больше похожий на ее нормальный. Я отступил назад, развел руками:

— На войну нельзя идти без оружия.

Губы Саттон дрогнули в попытке улыбки, она села, опершись на подушки:

— Это лыжные очки?

— Удивительно, но с химии у меня не осталось защитных.

Она моргнула, прогоняя сон, и тут же напряглась:

— Лука…

— Все хорошо. Температуры нет, суп и хлеб удержал. Скоро переходим на пюре.

Саттон приложила руку к животу:

— Не говори о еде. Рано еще.

Новая волна тревоги пронзила меня.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ужасно, — пробормотала она. — Кажется, температура спала, потому что я вся мокрая.

Я взял с тумбочки термометр и поднес к ее лбу. Через пару секунд он пискнул.

— Тридцать шесть с половиной.

— Слава богу, — выдохнула Саттон, снова падая на подушки. — Чувствую себя так, будто пробежала марафон.

— Давай я наберу тебе ванну, а потом согрею бульон. Посмотрим, как пойдет. Моя мама привезла свой фирменный куриный суп — он лечит все.

Саттон моргнула, и ее глаза тут же наполнились слезами.

Я поспешно сорвал с себя очки и маску, подошел ближе:

— Эй, что случилось?

— Ты можешь заболеть. Тебе нельзя рядом быть.

Я снял перчатки и бросил их на пол, а потом сел рядом с ней на кровать:

— Даже самая противная зараза не оттолкнет меня, если тебе плохо.

Саттон уткнулась лицом мне в грудь.

— Расскажи, что с тобой, — тихо сказал я.

— Ты заботишься о нас, — хрипло выдохнула она.

— Ну да…

— Со мной никто не заботился с тех пор, как не стало бабушки. Родителей рядом не было. Роман никогда не помогал. И когда Лука болеет, я всегда справляюсь одна.

Боль пронзила меня насквозь. Я крепче прижал ее к себе.

— Я всегда буду о вас заботиться. Всегда.

Саттон заплакала еще сильнее.

— Не обещай мне этого.

— Почему? — мой голос стал тише, ниже.

— Потому что если я потеряю это обещание, я не выдержу.

— Черт, — выдохнул я, обнимая ее еще крепче. — Похоже, уже поздно.

— Поздно? — прошептала она.

Мои пальцы скользнули в ее волосы, запутались в них.

— Я уже влюбился в тебя.

39

Саттон

Я расчесала влажные волосы, потом провела пальцами по прядям, пытаясь хоть как-то подсушить их на воздухе. На фен сил не хватало, но хоть волосы были чистыми. А еще меня не тошнило уже больше суток и я чувствовала себя совершенно другим человеком.

Перед глазами вспыхнуло воспоминание о том, как Коуп держал мои волосы и гладил по спине, пока меня трясло над унитазом. И снова в голове зазвучали его вчерашние слова: «Я уже влюбился в тебя».

Я прокручивала их в мыслях раз за разом, пугающе часто. Это было нечестно. Я ведь так и не ответила ему тем же. Его признание ошеломило меня, но он даже не стал ждать ответа. Просто поднял меня на руки, отнес в ванну и не оставил ни на минуту.

Я посмотрела на свое отражение в зеркале. Кожа вернула прежний цвет, а глаза больше не выглядели тусклыми и уставшими. Пару нормальных приемов пищи и я вернусь к привычной жизни, смогу снова выйти на работу.

Снизу донесся детский смех, и я невольно улыбнулась. Пора было дать Коупу и Арден немного отдыха. Они и так сделали больше, чем могли, пока заботились о Луке. Я надела мягкие тапочки и направилась к лестнице.

Да, пока я дошла до первого этажа, дыхание сбилось, но все это перестало иметь значение, когда я увидела картину перед собой. Лука носился по гостиной кругами. Невозможно было понять, то ли он гонится за огромным кане-корсо и неуклюжим щенком, то ли они за ним.

— Брось мне! — крикнул Лука.

— Лови! — отозвался Коуп и запустил теннисный мяч сыну.

Я невольно остановилась, просто чтобы посмотреть. На Коупе были черные спортивные штаны, свободно сидящие на бедрах, и серая футболка Seattle Sparks, обтягивавшая его грудь. Мышцы напряглись, когда он бросал мяч, но дело было не в его теле. Сердце сжалось от того, каким светом горели его темно-синие глаза, когда он смотрел на моего сына. Сколько радости было в его лице среди этого хаоса.

Теплая волна наполнила меня, но за ней тут же пришел страх. Потому что, как бы сказочно все это ни казалось, ощущение хрупкости не покидало меня. Казалось, что то безопасное место, которое Коуп создал для нас, может рассыпаться в любой момент.

Лука поймал мяч с криком, и я с замиранием сердца посмотрела, как бы Арденов пес не сбил его с ног. Он ведь в два раза тяжелее Луки. Но пес просто радостно залаял. А Гретцки, пытаясь подпрыгнуть, неуклюже перекатился через себя и ускакал на другой конец комнаты.

— Арден, ты видела? — крикнул Лука. — Какой у меня был прием!

Арден, сидевшая на полу, улыбнулась:

— Может, бейсбол тоже твое будущее?

Лука покачал головой:

— Нет, я только хоккей и джиу-джитсу, как ты.

Я не удержалась и простонала. Все трое повернулись ко мне.

— Хоккей тебе показался недостаточно опасным? — спросила я, приподнимая уголки губ. — Теперь ты еще и драться хочешь?

Лука расплылся в широкой улыбке, показывая новый зуб:

— Драки — лучшая часть хоккея! Конечно, хочу.

Я посмотрела на Коупа:

— Я виню тебя.

Он поднял руки в притворной капитуляции:

— Это не я разрешил Луке смотреть, как я спаррингуюсь с Каем.

— И это было просто ОФИГЕННО! — заорал Лука.

Арден только пожала плечами:

— Я не могла пропустить тренировку, а в зале Кая есть занятия для детей.

— Осенью начинают, — добавил Лука, подпрыгивая на месте. — Кай сказал, что я как раз подхожу по возрасту. Думаете, у меня получится? А?

У меня замерло сердце, и я точно знала, что это не из-за вируса. Коуп подошел ближе, обнял за плечи:

— Давай дадим твоей маме передохнуть. Она только отошла от своей болезни. Ей еще рано представлять тебя дерущимся в клетке.

Лука упрямо сжал подбородок:

— Я все равно не забуду про это.

Коуп усмехнулся:

— Я уже понял, что твоя упрямость легендарна.

Лука снова широко улыбнулся:

— Значит, я добьюсь своего.

Коуп наклонился ко мне ближе, заговорив заговорщическим тоном:

— Иногда он меня пугает.

— Кай еще показал мне свою тату-машинку, — продолжал Лука. — Я точно хочу набить татуировку, когда мне исполнится восемнадцать. А если вы разрешите, то и раньше.

Я вышла из объятий Коупа и оглядела его с Арден:

— Может, есть еще что-то, что я должна знать о последних сутках? Прокалывание ушей? Текила с рок-группой?

Лука расхохотался, но стоило мне шагнуть к нему, как Брут встал между нами, встал в защитную стойку и зарычал.

— Ruhig (Тихо), — коротко сказала Арден. — Komm (Сюда).

В тот же миг пес расслабился и, опустив уши, трусцой направился к Арден. Он уселся рядом, и она почесала его по голове.

— Извини. Он теперь слишком прикипел к Луке.

— Что это было? — спросила я, не отрывая взгляда от Брут.

Арден опустила руку ему на грудь:

— Он обученный охранный пес. Личная защита. Привязан ко мне, но инстинкты срабатывают на Луку, потому что он его любит.

— А-а-а, — сказал Лука, обняв пса за шею. — Я тоже тебя люблю, дружище.

Брут лизнул его в щеку в ответ.

Коуп подошел ко мне ближе:

— Ему можно доверять. Обещаю. Трейс отправил его в одну из лучших школ страны. С тех пор, как Арден было семнадцать, он с нашей семьей.

Я снова посмотрела на Брута, потом на Арден, все больше задумываясь о ее прошлом. Но прежде чем я успела задать хоть один вопрос, по комнате пронесся клубок голубовато-серой шерсти с чем-то в зубах.

— Гретцки! — крикнул Лука и помчался за ним.

— Это мой тапок! — закричал Коуп и тоже рванул следом.

Брут с радостным лаем бросился за ними, решив, что это новая игра.

Арден встала, покачала головой:

— Их не стоит догонять. Так они только сильнее думают, что это игра.

— Скажи это моему тапку, — бросил Коуп, пытаясь догнать Гретцки, но тот ловко увернулся и помчался в мою сторону.

— Кто-нибудь найдите второй тапок, — предупредила я. — Он наверняка уже в дырках.

— Я найду, — сказала Арден и направилась в дальний коридор, пока мальчишки с собаками носились по дому.

Я опустилась в мягкое кресло. Для первого дня вне постели этого и правда было слишком много.

— Нашла второй, — крикнула Арден. — Но, Коуп, думаю, ты уже не захочешь его надевать.

Коуп вернулся в гостиную, за ним следом Лука, Гретцки и Брут, как раз в тот момент, когда Арден появилась с тапком, держа его за край, как ядовитую змею. Внутри красовалась огромная собачья куча.

Коуп уставился на это с открытым ртом:

— Нет, ну не может же вся эта куча выйти из этого маленького милого существа.

Гретцки радостно тявкнул и выпустил второй тапок из пасти.

Коуп посмотрел на щенка:

— Скажи мне, что это не из тебя вылезло. Это был Брут, да?

Арден фыркнула:

— Если бы это был Брут, я бы этот тапок вообще не подняла.

Коуп сморщил нос:

— Ради всего святого, вынеси это на улицу. И щенка тоже.

— Все в порядке, Гретцки, — сказал Лука, поглаживая щенка.

Коуп бросил на них притворно сердитый взгляд:

— Скажи это моему несчастному тапку.

В этот момент телефон пискнул у меня в кармане. Я машинально потянулась за ним, надеясь, что Тея не захлебывается на работе без меня. Но когда я открыла сообщения, кровь стремительно отхлынула от лица.

Скриншот с какого-то спортивного блога: фотография, где мы с Коупом выходим из церкви после похорон Тедди. Я опустила голову, а лицо скрывали темные очки. Никто не должен был узнать меня. Но кто-то узнал.

Неизвестный номер: Думаешь, я не узнаю твое сладенькое тельце, Голубоглазка?

Телефон снова запищал. И снова.

Неизвестный номер: Или, может, ты думала, что я не замечу это долбаное ожерелье у тебя на шее?

Мои пальцы сами собой поднялись к горлу. Тонкая серебряная звезда с камнями. Я носила ее со времен колледжа. Единственное украшение, которое осталось у меня, потому что Роман знал — серебро и камни фальшивые.

Неизвестный номер: Лучше бы ты заложила его вместо того дурацкого медальона. С него я получил всего пятьдесят баксов. А ты мне должна куда больше.

Неизвестный номер: Я дал тебе все. Одежду, машины, дом твоей мечты. А ты с этим пацаном только брали и брали. Пора расплачиваться. Теперь я знаю, где ты. Знаю, что твой хоккеист с деньгами. Я всегда знал, что ты сможешь продать себя, чтобы достать то, что мне нужно.

Неизвестный номер Плати, Голубоглазка. Или я приду за тобой и за этим ребенком.

40

Коуп

Я видел, как из лица Саттон стремительно уходит кровь, пока она смотрела на экран телефона. Один сигнал за другим. Но она просто продолжала смотреть.

— Арден, выведи Луку и Гретцки на улицу, — сказал я резко.

Взгляд Арден метнулся от Саттон ко мне и обратно.

— Коуп...

— Пожалуйста, — мой голос стал тише, и я постарался вложить в него мольбу.

Челюсть Арден напряглась, упрямство начало проступать в ее взгляде, но потом она коротко кивнула.

— Пошли, Лука. Поможешь мне избавиться от этой туфли.

— Мам, ты в порядке? — спросил Лука.

Я уже давно понял, что он — эмпат до мозга костей. В лагере он всегда следил, чтобы никто из ребят не чувствовал себя лишним. Подбадривал, поддерживал. Но больше всего он чувствовал свою маму. Это многое говорило об их связи.

Саттон несколько раз моргнула, а потом выдавила из себя улыбку:

— Все хорошо, чемпион. Просто какие-то сложные подсчеты для пекарни.

Он нахмурился, но кивнул.

— Ну пошли, — подтолкнула его Арден. — Пока весь дом не начал вонять, как попа Гретцки.

Лука захихикал и побежал за ней. Как только они с собаками вышли на улицу, я взял телефон из рук Саттон.

— Коуп, я...

— Что за хрень? — каждое новое сообщение было мерзее предыдущего.

— Роман, — прошептала она.

Я поднял взгляд от экрана к ней. Увидев, как в ее глазах собираются слезы, я готов был убить кого угодно.

— Ты уверена?

Она сглотнула, стараясь сдержать эмоции.

— Только он называет меня Голубоглазкой.

Я стиснул зубы, но осторожно притянул Саттон к себе, обнял ее. Пальцами провел по нежной коже под одним из ее чарующих глаз.

— Воительница, твои глаза гораздо больше, чем просто голубые. Это море в тропиках. Они меняют оттенки вместе с твоими чувствами. Становятся бурей, когда ты злишься, или вспыхивают светом, когда я рядом с тобой. А когда ты смотришь на Луку, становятся мягкими, цвета морской волны.

Саттон всхлипнула и прижалась ко мне.

— Коуп...

— Ты совсем не такая, как он тебя описывает. Ты гораздо больше.

Она уткнулась лицом в мою грудь, словно пытаясь спрятаться от всего мира.

— Я его даже не узнаю теперь. Раньше он был смешным. Заботливым. Ему было важно, чтобы нам было хорошо. А теперь он даже имени Луки не произносит.

В груди больно кольнуло — боль за все, через что ей пришлось пройти. Я прижал ее крепче, опустил подбородок на ее голову.

— Иногда такая отрава меняет человека. Перекраивает его разум.

— А может, я вообще его никогда не знала, — тихо сказала Саттон.

Я хотел все исправить. Стереть из ее жизни каждую боль, которую причинил ей этот ублюдок, каждое его решение, из-за которого пострадали те, кого он должен был любить больше всего. Но я не мог изменить прошлое. Единственное, что я мог — сделать все, чтобы сейчас Саттон и Лука были в безопасности.

— Нам нужно позвонить Трейсу.

Саттон отпрянула, и в ее глазах появилась смесь стыда и боли.

— Обязательно?

Я кивнул.

— Прости. Но он должен знать. Мы обязаны сделать все, чтобы защитить тебя и Луку.

Она прикусила нижнюю губу.

— Делай. Просто покончи с этим.

В ее голосе звучала такая усталость, что во мне снова вскипела ярость. Я найду Романа Бойера. И когда найду, у него не останется ни единого шанса снова добраться до Саттон.

Если о нашей семье можно было сказать что-то одно, так это то, что в кризисных ситуациях мы держались вместе. Навязчивые? Да. Немного не в себе? Вполне возможно. Но мы всегда приходили на помощь. Как и сейчас.

Когда я сказал Трейсу, что не хочу, чтобы Лука испугался, он ответил, что все устроит. Как выяснилось, «устроит» означало, что у меня дома одновременно собралась чуть ли не вся семья Колсонов.

Из кухни доносились голоса мамы и Роудс — они устраивали там настоящий кулинарный марафон. Трейс привез с собой Кили, и сейчас она вместе с Лукой соревновалась в поисках колец на дне бассейна. Кай, судя по всему, отвечал за броски, не вставая с шезлонга, весь в черном и в мотоциклетных ботинках, в темных очках.

Фэллон сидела рядом, на соседнем шезлонге, и привычно поддевала его, критикуя технику бросков. Шеп и Тея играли с Гретцки на лужайке, а Лолли, кажется, показывала Арден какую-то новую картину.

Сквозь открытые двери доносились обрывки разговоров, но даже несмотря на то что Трейс и Энсон сидели напротив нас, Саттон не сводила глаз с Луки. Каждый раз, когда он нырял, она затаивала дыхание, а когда его голова вновь показывалась над водой, облегченно выдыхала. Каждый его шаг вдоль бассейна она провожала взглядом.

— Саттон, — мягко сказал Трейс.

Она вздрогнула.

— Прости, что ты сказал?

Я придвинулся к ней поближе на диване и переплел пальцы с ее пальцами, просто давая понять, что я рядом и никуда не уйду.

— Когда в последний раз ты слышала что-то от Романа? До этого случая, — спросил Трейс. Он специально выбрал нужный тон: за годы службы он знал, как говорить так, чтобы его грубый голос не напугал человека.

Пальцы Саттон вцепились в мою руку с такой силой, что побелели костяшки. Она с трудом сглотнула:

— Он иногда пишет. Раньше я меняла номера, но он все равно находил новые, и я сдалась. Если блокирую его, он пишет с другого номера.

Я с Энсоном обменялся взглядом. Ничего хорошего в этом не было. Человек в состоянии наркотической зависимости не должен был иметь столько ресурсов, чтобы отслеживать номер женщины, которая переехала на другой конец страны.

— Но прошло уже какое-то время. Кажется, последний раз... — Саттон замолчала, потом повернулась ко мне: — В тот день, когда была семейная встреча, около месяца назад. Когда ты вышел ко мне на пастбище.

Теперь уже я крепче сжал ее руку.

— Тогда ты выглядела грустной. И немного напуганной.

Черт бы побрал. Если бы я тогда понял, что происходит, сразу бы забрал ее с Лукой к себе.

— То есть во время нападения он тебе не писал? — уточнил Трейс.

— Нет, я... — глаза Саттон расширились. — Ты думаешь, это мог быть он? Думаешь, он сейчас в Спэрроу-Фоллс?

— Пока нет оснований полагать, что он здесь, — быстро сказал Трейс, вновь смягчая голос. — Но полиция Балтимора не смогла найти его ни по одному из последних адресов. Даже его обычные дилеры давно его не видели.

Колено Саттон начало нервно подрагивать.

— Я не понимаю, как это возможно. После всего, что он сделал со мной, семья от него отвернулась. Они и раньше не были особо теплыми, но я их не виню за то, что они поставили точку. А друзей он всех разогнал. Занимал у всех деньги, пока с ним просто не перестали общаться.

Раздался звонок телефона, и Энсон потянулся в карман. Он выключил звук, но встал.

— Мне нужно ответить.

Взгляд Трейса стал внимательнее:

— Что-то серьезное?

— Пока не знаю, — Энсон ушел вглубь дома.

Было почти чудо видеть, как эти двое работают вместе. Трейс поначалу не переваривал этого мрачного бывшего профайлера, когда тот стал встречаться с нашей сестрой Роудс. Но Энсон доказал, чего стоит, борясь за нее и делая все, чтобы защитить.

— Ты не думаешь, что Роман мог занять деньги у кого-то, кто теперь может потребовать вернуть их любыми способами? — спросил Трейс.

Саттон забеспокоилась еще сильнее, и я положил ладонь ей на колено, чтобы успокоить.

— Ты в безопасности, слышишь? Лука тоже. Я с вами. Завтра приедет команда Холта Хартли устанавливать новую охранную систему здесь и в пекарне.

Она напряглась.

— Пекарня. Я совсем забыла, там ведь новый владелец. Ему это может не понравиться...

Я сжал ее колено чуть крепче.

— Я предупредил управляющую компанию. Они сказали, все в порядке.

Трейс бросил на меня внимательный взгляд. Он знал, что это я купил здание. Знал и то, что Саттон придушит меня, когда узнает об этом. Но сейчас не время было обсуждать такие детали. У нас были дела поважнее.

— Ладно, — выдохнула она и повернулась к Трейсу. — Честно, я не знаю. Он от меня все скрывал. Я узнала о проблемах только когда его начали отстранять от команды. И даже тогда он все выставлял, как единственный случай. Я не сразу поняла, что у него зависимость. Только когда он стал пропадать на несколько дней и вести себя странно, я поняла, что пора уходить. Я была такой наивной. Глупой.

— Эй, — мягко перебил я ее. — Не смей так говорить о моей девушке.

Саттон посмотрела на меня своими бирюзовыми глазами.

— Я должна была заметить.

— Иногда те, кто рядом с нами, лучше всех умеют скрывать правду, — тихо сказал Трейс.

От этих слов у меня внутри все сжалось. Он знал, о чем говорил. В его жизни тоже было достаточно тайн и лжи. Доверие давалось Трейсу нелегко. Но он всегда был рядом с теми, кто ему дорог, и со своим городом.

— Я бы так хотела все изменить. Уйти гораздо раньше, — прошептала Саттон.

Я крепче сжал ее пальцы.

— Ты делала все, что могла, с тем, что знала тогда. Ты не могла предугадать, как все обернется.

— Может быть, — пробормотала она.

Послышались шаги Энсона по деревянному полу.

— Декс что-то нашел.

В его голосе была сталь, от которой у меня по коже пробежали мурашки. Сдерживаемая ярость звенела в каждом слове. Когда я посмотрел в его серо-голубые глаза, я понял — он еле сдерживается.

— Что? — резко спросил Трейс.

Энсон убрал телефон в карман.

— Декс, возможно, нашел доступ к компьютерной системе Петрова.

Трейс сжал переносицу.

— Я этого не слышал. — Для моего брата, который всегда действовал по правилам, подобные вещи были худшим из зол.

— Тогда тебе точно не понравится, что Декс узнал, почему Роман так долго не появляется ни на каких радарах.

Взгляд Трейса стал еще острее.

— Почему?

— Он отрабатывает долг. В организации, — холодно сказал Энсон. — Проблема только в том, что чем дольше он там работает, тем больше становится его долг.

Пальцы Саттон вцепились в тыльную сторону моей ладони.

— Они все еще снабжают его наркотиками?

Энсон кивнул, лицо его было мрачным.

— Так они держат его на поводке. Он продает, он употребляет. И так по кругу. Но, судя по внутренним сообщениям, теперь его стали использовать как выбивалу. Похоже, ему это даже нравится.

Из лица Саттон мгновенно ушла краска, и я метнул в Энсона раздраженный взгляд.

— Обязательно было говорить это вслух?

Саттон покачала головой:

— Мне нужно было знать. — Она подняла глаза на Энсона. — А если они узнают, что я теперь с Коупом... Что у него есть деньги...

Лицо Энсона снова перекосилось от злости.

— Тогда они могут прийти и за тобой, и за Лукой.

41

Саттон

Уолтер поставил тарелку на стопку чистой посуды, и я едва не подпрыгнула от неожиданности. Он тут же застыл, и морщинки у его глаз углубились от тревоги.

— Ты в порядке?

Я попыталась изобразить улыбку, но выходило у меня, мягко говоря, неубедительно.

— Сбился режим сна из-за тех пары дней болезни. Сегодня плохо спала.

Это было не совсем ложью. Мой сон был беспокойным, как минимум. Каждый раз, когда мне удавалось уснуть, меня будили кошмары — то Роман хватал Луку, то причинял боль Коупу. В итоге я вообще перестала пытаться.

Но когда Коуп нашел меня на кухне с чашкой чая в руках, он отвел меня обратно в постель и отвлек совершенно другими способами. Это мне понравилось куда больше.

Губы Уолтера сжались в тонкую линию.

— Ты можешь мне не рассказывать все до мелочей, но я вижу, что дело не только во взломе. Те ребята, что ставят сигнализацию, выглядят как бывшие военные. Так что скажи мне, за чем мне тут приглядывать.

Я тяжело вздохнула. Врать Уолтеру было неправильно. Он этого не заслуживал. Достав телефон, янашла то фото, что Трейс с утра отправил мне и Коупу. Это был последний снимок Романа, который удалось найти.

Человек, что смотрел на меня с экрана, был мне совершенно незнаком. Он похудел килограммов на двадцать, под глазами залегли тени, а кожа приобрела сероватый оттенок. Но я заставила себя показать фото Уолтеру.

— Если увидишь этого человека или если кто-то придет сюда с русским акцентом, звони Трейсу.

Уолтер зло уставился на фото.

— Кто это? Русская мафия?

— Он... раньше был моим мужем, — прошептала я.

Глаза Уолтера округлились.

— Серьезно?

Я кивнула.

— И сейчас он — большая проблема.

Челюсть Уолтера напряглась, во взгляде промелькнула злость.

— Здесь он тебя не тронет. У меня есть сковорода, и я знаю, как ей пользоваться.

Теплая волна наполнила мою грудь, и я не смогла сдержаться — бросилась ему на шею.

— Я тебя люблю.

Он похлопал меня по спине.

— Люблю тебя, как родную. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем все, что он тебе дал.

— Оно того стоило. Ради Луки. Даже если бы пришлось пройти через боль еще раз — я бы выбрала это ради сына.

Уолтер отстранился, и гнев в его глазах сменился болью — за меня.

— Этот мальчик счастливчик, что у него такая мама.

— Уолтер, пожалуйста, мне и так сегодня плакать хочется, не усугубляй.

Он усмехнулся:

— Ладно-ладно. Но если тебе что-то понадобится — говори.

— Обязательно. Обещаю. Но, думаю, Коуп и его семья уже все под контролем.

Уолтер хитро усмехнулся.

— Рад слышать, что парню уже не нужно вбивать в голову здравый смысл. Но я все равно напомню ему, что с тобой надо обращаться правильно.

— Уолтер...

— Это мой священный долг как твоего почетного дедушки.

Слезы подступили к горлу, но я сглотнула их.

— Ладно. Думаю, он справится.

— Мисс Холланд, — раздался глубокий голос из прохода на кухню.

Я обернулась и увидела друга Энсона, Холта Хартли. Говорили, что он больше не работает в охранной фирме, совладельцем которой был, но ради друга приехал сюда аж из Сидар-Ридж. Это уже многое говорило о нем.

— Я же просила. Просто Саттон.

Он чуть улыбнулся и кивнул:

— Привычка. Снова на службе.

— Понимаю. Чем могу помочь?

— Мы закончили установку системы. Могу показать тебе и сотрудникам, как ей пользоваться.

— Святой тестостерон, — воскликнула Лолли, влетая следом за Холтом с посылкой под мышкой, и ее многочисленные украшения весело звякнули. — Мои гормоны не выдерживают столько красоты сразу.

— Сейчас я дам твоим гормонам повод для работы, — рыкнул Уолтер.

Лолли отмахнулась:

— Ой, молчи, старый брюзга. Не мешай мне любоваться. — Она окинула Холта оценивающим взглядом с головы до ног. — Ты, конечно, умеешь подбирать персонал, Саттон.

Щеки Холта слегка покраснели, и он наклонился ко мне, прошептав:

— А у нее на ковбойских сапогах что, нарисованы листья конопли?

Лолли театрально застонала:

— Только не говори, что ты из этих скучных блюстителей закона, как мой внук. Совсем без огонька. — Она постучала пальцами по свертку, глаза озорно блеснули. — Хотя, может, будет весело заставить тебя нарушить правила.

— Мне стоит бояться? — спросил Холт.

— Очень, — пробормотала я.

— Ой, не строй из себя святошу, — отмахнулась Лолли. — Ты хоть и занята теперь, но еще живая.

Я улыбнулась ей:

— Живая, но не хочу никого ставить в неловкое положение.

Легкое разочарование промелькнуло в ее лице.

— Ладно. Держи. — Она протянула мне пакет, завернутый в коричневую бумагу. — Это тебе. Хотела хоть как-то поднять тебе настроение. Думаю, для пекарни подойдет идеально.

Во мне закралась тревога, когда я взяла сверток. По его форме было понятно — это картина или что-то подобное. Зная подарки Лолли, там могло быть все что угодно. Но само то, что она нашла время сделать что-то для меня, просто чтобы поддержать в трудный момент, вызвало у меня чувство, которого я давно не испытывала. Чувство, что я кому-то нужна. И, черт возьми, это было так приятно.

Я поддела край бумаги пальцами и развернула ее, давая упаковке упасть на пол. Передо мной оказалось панно из алмазной мозаики — натюрморт из блестящих камней, выложенных в виде башни из выпечки. Пироги, торты, сконы, круассаны. А на вершине — три пончика: два круглых и один вытянутый, как батончик ириски. Силуэт вышел весьма... характерный.

— Это что, пончиковый... член? — пробормотал Холт.

Лолли засияла:

— Я знала, что он мне понравится. Искусство — это про скрытые смыслы.

— И этот смысл — пенисы из выпечки? — пискнула я.

— Не будь ханжой, Саттон, — строго сказала Лолли. — Секс и человеческое тело нужно праздновать.

Холт достал телефон.

— Я должен это сфотографировать. Моему брату Нэшу такое точно понравится. Его две любимые вещи — пончики и пошлые шутки.

— Ну, непристойная алмазная мозаика — это Лолли по части, — усмехнулась я.

— Скажи ему, что я делаю на заказ, — скомандовала Лолли.

— Саттон.

Я обернулась на голос, который за последнее время стал для меня таким родным. Но, увидев лицо Коупа, я поняла, что что-то случилось. Не раздумывая, я протянула Холту картину и шагнула к Коупу.

— Что случилось?

Он с трудом сглотнул:

— В прессе вышла статья о нас. Они опубликовали твое имя и фотографии с нападения в Балтиморе.

42

Коуп

Я усадил Саттон в ее крошечном кабинете в дальнем коридоре, и гнев снова накрыл меня с головой. Здесь едва помещались маленький стол и два стула. Она села в один из них, а я придвинул второй ближе, обхватив ее бедра руками.

— Говори со мной.

Саттон смотрела прямо на меня, но взгляд ее был отстраненный, как будто она была совсем в другом месте.

— Я знала, что это рано или поздно случится. Что кто-то сложит два и два. Просто думала, у меня будет больше времени.

Новая волна ярости вспыхнула во мне. Эти сплетники никогда не задумываются о том, как их грязные статьи ломают чужие жизни. Меня бесило еще сильнее то, что Саттон не просила этой публичности — это я втянул ее в этот мир.

И мне предстояло сказать ей кое-что еще.

Я сжал ее бедра чуть крепче, пытаясь вернуть ее внимание ко мне.

— Роман дал интервью.

Саттон дернулась, словно ее ударили.

— Что?

— Одному из самых паршивых сайтов. Видимо, они платят наличкой за такие истории. Он изобразил из себя бедного несчастного, который боролся с проблемами и которому ты отказалась помочь в самый трудный момент. — Будто мало того, что половина сайтов растиражировала ее фотографии после нападения в Балтиморе. Нет, один из них решил добить ее, дав Роману возможность наврать с три короба.

Я ожидал увидеть боль, может быть, слезы. Вместо этого Саттон резко поднялась и начала метаться по тесной комнатке.

— В самый трудный момент для него? А как насчет того, когда трудно было мне? Когда его дружки избили меня так, что я не думала, что выживу. Когда я лежала в больнице, и мне больно было даже дышать. Когда мне пришлось умолять подругу приглядеть за Лукой, чтобы его не отправили в приют, пока я восстанавливалась.

Каждое ее слово било больнее любого удара на льду или за его пределами. То, что пришлось пережить Саттон, разрывало меня изнутри.

Она остановилась на полпути, взглянув на мое лицо. И, выругавшись весьма красочно, вернулась ко мне и опустилась на колени, усевшись ко мне на колени.

— Прости.

Я крепко прижал ее к себе, стараясь убедить себя, что с ней все в порядке. Что она в безопасности.

— Это я должен тебя утешать.

— Я знаю, как тяжело это слышать, — голос ее стал тише.

— Тяжело. Но пройти через это было куда хуже. — Я провел рукой по ее щеке, большим пальцем скользнув по тонкому шраму на ее губе, почти такому же, как у меня. — Ненавижу, что они причинили тебе боль. Отдал бы все, чтобы стереть из памяти эти раны, эти воспоминания.

— Коуп, — прошептала она. — Я в порядке. Я выбралась. Я выжила. И теперь знаю, что могу стоять на собственных ногах. Заботиться о себе и Луке. Это дар. Но еще большее счастье — что ты появился именно тогда, когда я в тебе нуждалась.

Она провела пальцами по моему лицу, коснувшись шрама.

— Ты стал для нас тихой гаванью. Пристанищем в шторм.

— Воительница, — выдавил я.

— Я...

Дверь распахнулась, прерывая ее слова.

— Что, тут уже жарко пошло? — раздался голос Лолли. — Я вообще-то чай принесла, но, похоже, он вам тут и не нужен.

Саттон покраснела.

— Все на месте, Лолли.

— Да ладно, может, просто без проникновения. Лично я уважаю старую добрую сухую возню.

— Лолли! — резко сказал я.

Она только фыркнула:

— Я думала, на тебя хоть можно положиться, а ты зануда, как и все.

Я сжал переносицу пальцами.

— Кто-нибудь, спасите меня от этого кошмара.

Саттон тихо засмеялась, и этот звук наполнил меня облегчением. Она жива. Она справится. Мы справимся вместе.

Саттон соскользнула с моих колен.

— Мне нужно вернуться к работе.

— Никуда ты не пойдешь, — отрезала Лолли. — Я помогу Уолтеру все закончить. Потом мы с Хоти Холтом освоим эту вашу сигнализацию, он еще и видеоинструкцию тебе на телефон пришлет. А Коуп отвезет тебя домой.

Брови Саттон удивленно взметнулись.

— Кто бы мог подумать, что Лолли может быть строгой не только по части лечебных свойств травки.

— Черт возьми, детка, — усмехнулась Лолли. Она подошла и крепко обняла Саттон. — Ты важна. И я сделаю все, чтобы ты не забыла заботиться о себе.

Саттон посмотрела на меня через ее плечо, глаза ее блестели от слез. Но я знал, что это не от грусти. Это была сила любви Лолли. Я знал, что Саттон была ближе всего со своей бабушкой и потеряла ее сразу после колледжа. За это я готов был расцеловать Лолли — за то, что она хоть немного заполнила эту пустоту.

Когда Лолли ее отпустила, я встал.

— Пошли. По дороге заберем Луку. Кеннер приглядывает за ним, Арни тоже.

Саттон кивнула, повернулась к Лолли и сжала ее руку.

— Хотела бы ты знать, как много это для меня значит. Спасибо.

Теперь уже у Лолли в глазах заблестели слезы.

— Только не вздумай заставить меня расплакаться, девочка. А то Уолтер решит, что у него есть шанс меня утешить.

Саттон рассмеялась.

— Дай человеку хоть шанс.

Лолли фыркнула:

— Еще не заслужил. — И с этими словами гордо вышла из кабинета.

Саттон повернулась ко мне, на губах ее играла улыбка.

— Вот бы мне когда-нибудь быть такой, как она.

Я обнял ее за плечи.

— Только не говори Лолли, что ты так думаешь.

Дорога до катка прошла в основном молча, и я не торопил Саттон с разговорами. Знал, что у нее сейчас в голове слишком много мыслей, и был готов дать ей столько времени, сколько потребуется. Но как только я припарковал машину, она заговорила.

— Другие издания подхватили интервью с Романом? Не только этот сплетнический сайт?

Я поморщился. Хотелось бы обойтись без этого разговора, но выбора не было.

— Подхватили. Не скажу, что это стало сенсацией, но публикаций хватает.

Оригинальное интервью выложили прошлой ночью. Более серьезные СМИ начали перепечатывать его с утра. А к этому часу подхватили и другие. Я бы и не узнал, если бы не сообщение от Энджи. Оставалось только надеяться, что фотографы и репортеры не доберутся до Спэрроу-Фоллс.

Саттон тяжело выдохнула и откинулась на спинку сиденья.

— Справимся, да?

Я выключил двигатель, взял ее за руку и прижал пальцы к губам.

— Мы же договорились — ты и я. Вместе справимся.

Она прикусила уголок губы.

— Прости, что тебе приходится через все это проходить из-за меня.

Я сжал ее пальцы крепче.

— Даже не думай об этом. Ради тебя я хоть в огонь пойду.

— Но ты не должен, — тихо сказала Саттон.

— Жизнь не идеальна. Это не всегда солнце и радуга. Главное — найти тех, кто пройдет с тобой через шторм. Кто научится танцевать под дождем.

Один уголок ее губ дрогнул в улыбке.

— Хочешь со мной танцевать под дождем?

Я наклонился через консоль и поцеловал ее — долго и нежно.

— Всегда. А теперь поехали забирать нашего мальчика.

— Ладно, — прошептала она.

Я отпустил ее руку только на то время, пока мы выбрались из машины, а потом снова взял ее ладонь в свою. Когда мы вошли на каток, вокруг толпились родители и дети, собираясь уходить. Я не пропустил грязного взгляда Эвелин, когда она заметила, что мы держимся за руки, и презрительного взгляда фигуристки, прежде чем она переключила внимание на кого-то более подходящего по возрасту. Но сегодня мне было плевать на их бред.

Кеннер помахал нам.

— Лука уже собрал свои вещи.

— Спасибо, что помог, — сказала Саттон.

Взгляд Кеннера стал мягче.

— Всегда рад. Сегодня у Луки был лучший результат в спринте.

— Молодец, Спиди, — сказал я.

Лука едва поднял взгляд.

— Я готов идти.

Мы с Саттон переглянулись. Что-то было не так. Я наклонился, чтобы поднять его спортивную сумку, закинул ее на плечо.

— Увидимся завтра, Кеннер.

— До встречи, Колсон, — отозвался он, отворачиваясь, когда кто-то из родителей позвал его.

Лука молчал, пока мы загружались в машину, и не проронил ни слова всю дорогу домой. Чем дольше он молчал, тем больше я видел, как тревога отражается на лице Саттон. Как только я припарковался у дома, Лука тут же отстегнул ремень и выпрыгнул из машины.

— Лука, — строго сказала Саттон, быстро выходя из внедорожника. — Ты же знаешь, что нельзя выходить, пока я не разрешу.

— Все равно, — пробурчал он.

— Это не «все равно». Это правило для твоей безопасности, — напомнила она.

Я достал из багажника сумки — его и свою, внимательно глядя то на него, то на Саттон.

— Я уже не маленький! — выкрикнул Лука. — Я сам знаю, что безопасно!

— Эй, — тихо сказал я. — Не кричи на маму.

Он зло посмотрел на меня.

— А тебе-то какое дело?

От этого удара я на секунду опешил.

— Потому что я люблю ее. И тебя. А это значит, что я всегда хочу, чтобы с вами обращались с уважением и добротой. И я всегда вмешаюсь, если этого не будет.

Подбородок Луки дрогнул, глаза наполнились слезами. Он перевел взгляд на Саттон.

— Он причинил тебе боль, да? Папа тебя бил?

Черт побери.

43

Саттон

Мир исчез для меня в тот момент, когда Лука задал этот вопрос. Остались только его слова и боль в его глазах.

— Папа тебя бил?

Я могла бы справиться со всей этой шумихой в прессе, если бы это касалось только меня. Но если это ранило моего сына... я бы сожгла к чертям все эти блоги, газеты и развлекательные шоу.

Я заставила себя дышать. Вдох. Выдох. Медленно, ровно.

Я всегда знала, что этот день настанет. Что мне придутся всу объяснить Луке. Но я надеялась, что у меня будет больше времени на подготовку.

Потому что до этого момента Лука вообще не задавал вопросов о своем отце. Он не спрашивал, где он, не просил поговорить с ним. Просто не поднимал эту тему.

— Давай сначала зайдем в дом, — мой голос звучал на удивление спокойно, совсем не так, как я чувствовала себя внутри.

— Только не ври мне, — его слова прозвучали с мольбой, словно он боялся, что я воспользуюсь временем, чтобы придумать оправдание.

Я подошла и прижала его к себе, поднимая на руки. Совсем скоро я уже не смогу так носить его, но пока еще могла. Я погладила его по спине, пока Коуп открывал дверь.

— Я не буду врать, малыш. Можешь спросить у меня все, что хочешь.

Я подбирала слова осторожно, но лгать не собиралась. Потому что если однажды потерять доверие ребенка, вернуть его будет почти невозможно.

Коуп придержал для нас дверь, и я понесла Луку внутрь. Я не остановилась в прихожей, а сразу пошла в гостиную и уселась с ним на диван. Половину меня ждала, что Коуп уйдет, чтобы дать нам поговорить наедине. Но он остался, сел рядом и помог устроить Луку между нами.

Я убрала волосы с его лба.

— Хочешь рассказать, что случилось?

Лука закусил губу.

— Даниэль спросил, правда ли мой папа плохой. Сказал, что слышал, как его мама утром по телефону говорила, что мой папа плохой человек. Что он мусор и что он причинил тебе боль.

Черт. Я убью Эвелин. Мне не нравилось, что она вообще обсуждала меня, но могла бы хотя бы убедиться, что ее ребенок не слышит таких разговоров.

— Значит, это был не несчастный случай? Он правда тебя ударил? — продолжал Лука.

Я глубоко вдохнула, встретилась взглядом с Коупом. И с этим вдохом я взяла всю ту силу, которую он мне сейчас отдавал, и повернулась к сыну.

— Помнишь, мы с тобой говорили, что причинить боль можно по-разному?

Лука кивнул.

— Что дело не только в ударах. Что словами или тем, что игнорируешь кого-то, тоже можно ранить.

— Правильно. Твой папа меня не бил. Но он болен. И из-за этой болезни он причиняет боль тем, кто рядом.

Лука нахмурился.

— Но ведь врач может помочь. Даже если нужно поставить укол — это все равно лучше.

Сердце сжалось от боли.

— Его болезнь такая, что он сам не хочет идти к врачу. По крайней мере, пока. Может быть, когда-нибудь захочет, но сейчас он не может себя заставить.

— Потому что он нас не любит? — прошептал Лука, и по его щекам потекли слезы. — Поэтому он мне никогда не звонит и не присылает открытку на день рождения?

— О, малыш, — я крепко обняла его, прижимая к себе. — Он всегда будет тебя любить. Даже если не умеет это показывать.

— Недостаточно сильно! — всхлипнул Лука. — Я не хочу, чтобы он был моим папой! Я хочу, чтобы папой был Коуп!

Я застыла, пронзенная одновременно болью и надеждой. Я встретилась взглядом с Коупом и увидела в его глазах ту же самую боль... и бесконечную любовь. Коуп наклонился ближе, поглаживая Луку по спине.

— Для меня было бы самой большой честью на свете стать папой для такого потрясающего мальчишки, как ты, — хрипло сказал он.

Лука повернулся ко мне спиной и посмотрел на Коупа.

— Я хочу, чтобы ты им был. Я не хочу плохого папу.

Коуп сжал ему колено.

— Семья — это не только про кровь.

Лука снова нахмурился, не веря.

— Как это?

— Посмотри на мою семью. По крови связаны только я, Фэллон, мама и Лолли.

Брови Луки поднялись.

— Серьезно?

Коуп кивнул.

— Шепа усыновили, когда он был младенцем. Арден и Трейс пришли к нам жить, когда им было по двенадцать. Роудс — когда ей было тринадцать. Кай появился только в шестнадцать.

— Но вы такие близкие. Как настоящая семья, — прошептал Лука.

Я крепко прижала его к себе.

— Потому что они и есть настоящая семья.

— Семья — это не кровь, — сказал Коуп. — Это то, как мы заботимся друг о друге. Как остаемся рядом в хорошие и плохие времена. Как любим друг друга.

Новая волна слез хлынула по лицу Луки.

— Я тоже так хочу.

Господи, я никогда в жизни не чувствовала себя таким никчемной. Я не дала ему этого. Не дала того, в чем он так нуждался.

— Спиди, у тебя уже есть это, — прошептал Коуп. — Теперь ты с нами. Ты часть семьи Колсонов, хочешь ты того или нет.

Губы Луки дрогнули.

— Но у меня не такая же фамилия.

— У Арден, Роудс и Кая тоже другие фамилии. Это не делает их менее частью нашей семьи.

— Правда? — спросил Лука.

— Правда, — повторил Коуп. — Ты с нами. Ты наша семья. И всегда будешь с нами.

Лука бросился ему на шею, и Коуп легко подхватил его. Лука разрыдался по-настоящему. Это были слезы облегчения, слезы, с которыми он наконец-то мог отпустить боль.

— Я тебя люблю, — всхлипывая, сказал Лука.

— Я тоже тебя люблю, — прошептал Коуп. — Больше, чем ты можешь себе представить.

И в этот момент все стены, за которые я цеплялась, рухнули. Все, что я сдерживала внутри, отдалось Коупу. Я знала точно, как никогда прежде, что люблю его. И это никогда не изменится.

44

Коуп

Постепенно рыдания Луки стихли, дыхание выровнялось. Он обмяк в моих руках, полностью доверившись мне. Такой маленький и беззащитный. Меня разрывало на части от того, что он чувствовал себя чужим, и я бы отдал что угодно, чтобы это изменить.

— Он уснул, — прошептала Саттон.

Я и сам это знал, но не мог заставить себя заговорить. В голове крутились тысячи вопросов. Правильно ли я поступил? Не переступил ли грань? Будет ли Лука в порядке?

Я осторожно перехватил его, готовясь подняться.

— Давай я отнесу его в постель. Ему нужен отдых.

Саттон кивнула:

— Ты точно справишься?

Я едва заметно улыбнулся, хоть и без особого веселья:

— Если я не смогу донести семилетнего ребенка до кровати, со мной что-то не так.

Саттон ответила той же слабой улыбкой. Как она могла улыбаться по-настоящему, если ее сыну причинили боль? Мне самому хотелось стереть с лица земли все те новостные издания, что раздули эту историю.

Но пока я не мог этого сделать, я просто поднялся на ноги, крепко прижимая Луку к себе. Его ровное дыхание было слышно прямо у моего уха — тихое подтверждение того, что с ним все будет хорошо. Или станет хорошо со временем. Я поклялся дать ему все, что значит семья. Завтра же позвоню маме и расскажу ей обо всем. Если кто и умел собирать разбитые сердца воедино, так это Нора Колсон.

Я поднимался по ступеням медленно, зная, что несу самое дорогое. Добравшись до комнаты Луки — комнаты, которую давно пора было сделать по-настоящему его, — я твердо решил заняться этим в ближайшее время. Как и тем, чтобы Саттон почувствовала себя здесь как дома.

Потому что я не хотел, чтобы они возвращались в ту квартирку над пекарней, как бы круто Шеп и его команда ее ни обустроили. Я хотел, чтобы Саттон и Лука были здесь. Со мной. Навсегда.

Саттон обошла меня и быстро откинула одеяло. Я уложил Луку, и мы с ней одновременно начали снимать с него кроссовки. Я бросил на нее взгляд:

— В этой одежде он может спать?

Спортивные штаны и футболка с надписью «Хоккей — это жизнь» казались достаточно удобными, но я не знал всех правил.

В ее взгляде появилась мягкость, и она кивнула:

— Пусть поспит так. Я переодену его, когда разбужу на ужин. Хочу, чтобы он потом нормально уснул ночью.

— Ладно. — Я аккуратно укрыл Луку одеялом, поправив его по бокам. Но не отходил сразу. Просто смотрел на него, думая обо всем, что упустил Роман, и о той боли, что он оставил после себя.

Наконец я заставил себя повернуться к Саттон и обнять ее, прижимая к себе.

— Ты в порядке?

Она не ответила сразу, но потом ее взгляд нашел мой, полный поисков и сомнений.

— Я люблю тебя.

По телу прошел ток. Я изо всех сил старался не зацикливаться на том, что Саттон не сказала мне этого, когда я признался ей в своих чувствах пару дней назад. Пытался не накручивать себя, не додумывать лишнего. Я знал, что ей тяжело доверять, что сердце она отдает с трудом.

— Скажи еще раз, — хрипло попросил я.

Ее губы дрогнули в улыбке:

— Я люблю тебя.

— Черт. Ты не представляешь, как мне нужно было это услышать.

— Прости, что мне понадобилось время, чтобы сказать это.

Я покачал головой:

— Ты сказала, когда была готова.

Ее глаза засверкали:

— То, что ты сейчас сделал для Луки… Я поняла, что ты подарил нам обоим самое важное — чувство семьи, принадлежности.

— Воительница, — прорычал я. — Скажи, что ты останешься. Здесь. Со мной. Скажи, что мы справимся.

— Да, — выдохнула она.

Я не стал ждать ни секунды, подхватил ее на руки и понес из комнаты. Ее ноги обвились вокруг моей талии, а губы прижались к моим. Если бы я заранее не выучил этот коридор наизусть, то точно врезался бы в стены и сшиб с них все картины.

Вкус этой женщины… Черт. Я мог бы утонуть в нем навсегда. Она пахла так же, как и на вкус: корицей, сахаром и чуть-чуть ванилью. Запах пекарни пропитал ее насквозь. Почему так? Да мне все равно. Я только знал, что не хочу, чтобы это заканчивалось.

Переступив порог своей комнаты, я захлопнул за нами дверь и быстро повернул ключ.

— Скажи еще раз, — потребовал я.

— Я люблю тебя, — прошептала Саттон, прикасаясь губами к моим так, что я не только слышал эти слова, но и чувствовал их.

— Придется повторять их еще долго, Воительница. Я буду жадным.

Я медленно опустил ее на пол, и пока ее тело скользило по моему, я уже чувствовал, как внизу нарастает жар. Ни одна женщина прежде не действовала на меня так сильно. Это было гораздо больше, чем просто желание. Будто она держала мою душу в плену. И мне было наплевать. Я готов быть ее пленником до конца своих дней.

Моя рука скользнула по ее щеке, запуталась в волосах.

— Такая чертовски красивая.

Она криво улыбнулась:

— Я, наверное, вся в муке.

Саттон частенько приходила домой с мукой в самых неожиданных местах.

— А мне нравится искать, куда она еще попала.

Ее дыхание участилось, и я с удовольствием наблюдал, как тело реагирует на мои слова, на прикосновения. Я крепче сжал ее волосы, слегка отклонив голову назад.

Зрачки ее невероятно голубых глаз расширились, губы приоткрылись. Я поцеловал ее, не давая шанса на передышку. Мой язык ворвался внутрь, требуя большего — требуя всего.

Саттон застонала, и этот звук отозвался прямым ударом в пах. Ее голос, ее вибрация... она могла свести меня с ума одним только этим.

— Коуп, — прошептала она мое имя, словно молитву.

Я оторвал губы от ее рта. Мне нужно было видеть ее, касаться ее, погрузиться в нее так глубоко, чтобы она никогда не забыла, каково это — быть со мной.

Мои пальцы нашли край ее футболки с надписью «The Mix Up». Я одним движением стянул ее через голову и затаил дыхание. Под ней оказалось бледно-розовое кружево. Такой лифчик, сквозь который отчетливо виднелись розовые соски.

— Ты меня убить хочешь, Воительница?

Ее брови чуть нахмурились от удивления.

Мой палец легко коснулся соска, обвел его кругами.

— Знать, что ты ходила в этом весь день... Одна сплошная попытка соблазнить, прикрытая хлопком.

Я наклонился и взял ее сосок в рот прямо через кружево. Саттон выгнулась, отдаваясь мне без остатка.

— Коуп.

Я отпустил ее, мои пальцы потянулись к пуговице на джинсах.

— Снимай обувь, — хрипло скомандовал я, чувствуя, как страсть рвется наружу.

Саттон быстро скинула любимые для работы слипоны, а я стянул с нее джинсы, пока они не упали на пол. Задержал дыхание, когда увидел крошечный кусочек розового кружева. Настолько тонкий, что я мог бы разорвать его одним движением.

— Шагай. Выйди из них, — приказал я.

Ее тело дрожало, дыхание участилось. Она подняла одну ногу, потом другую. Я отбросил джинсы в сторону. Мне не нужно было ничего, что мешало бы мне любоваться ею. Запоминать ее каждую черту.

— Никогда не забуду этот момент. Такая идеальная, окутанная кружевом. — Я провел костяшками пальцев по ее самому центру. — Уже мокрая. Скажи, Воительница, ты хочешь меня?

В ее глазах вспыхнул голубой огонь — самый горячий, какой только бывает.

— Да.

— Сейчас разберемся с этим, — пробормотал я, запуская пальцы под поясок ее трусиков. И одним резким движением сорвал их с ее тела.

45

Саттон

Я уставилась на Коупа, не веря своим глазам:

— Ты снова это сделал? Серьезно?

Он улыбнулся мне своей озорной улыбкой, от которой кровь закипела в венах. Кружево упало на пол через пару секунд.

— Ты правда будешь жаловаться из-за еще одной пары испорченного белья, если взамен получаешь вот это?

Коуп двинулся так быстро, что я не успела опомниться. Его пальцы раздвинули меня, и я резко вдохнула, вцепившись в его плечи, когда два пальца скользнули внутрь. Бедра сами подались вперед, откликнувшись на него инстинктивно, и с моих губ сорвался стон.

— Чистый рай, — выдохнул Коуп сквозь зубы. — Ты знаешь, какая ты на ощупь? Мягкий шелк, сжимающий мои пальцы так же, как скоро будешь сжимать мой член.

Сочетание его слов и прикосновений было почти невыносимым. Я вжалась пальцами в его плечи, ногти оставляли следы на коже.

— Коуп, — его имя сорвалось с моих губ как мольба.

— Еще рано. — Его чертовски искусные пальцы двигались внутри меня, скручивались, а потом — то самое движение.

Я вцепилась руками в его футболку:

— Пожалуйста.

В его темно-синих глазах вспыхнул огонь:

— Ты хочешь кончить, когда я буду в тебе, когда буду брать тебя, напоминая, что ты моя?

— Да, — выдохнула я.

— Я всегда буду давать тебе то, что ты хочешь. И что тебе нужно, Воительница.

И тут он убрал руки. Их отсутствие стало почти болезненным. Мое тело, жаждущее его, почти взбесилось от этой пустоты.

И тогда он поднял меня на руки и понес к кровати. Опустил меня так осторожно, будто я была самым ценным в его жизни, несмотря на то, как пульсировала между нами страсть. Отступив на шаг, Коуп не сводил с меня глаз.

Одним движением он стянул с себя футболку. Я не отводила взгляда. Мои глаза жадно скользили по его телу — мощному, натренированному, созданному быть идеальным оружием. Рельефная грудь, покрытая тонким слоем волос, переходила в бесконечный пресс, сбивший меня со счета. Но я мысленно прошлась по каждой линии.

Коуп скинул обувь, а потом, зацепив пальцами пояс спортивных штанов, стянул их вместе с трусами за одно движение, оставшись передо мной полностью обнаженным. Между нами больше не было никаких преград.

Его пальцы обхватили член, и он провел по нему раз, другой, третий. Внутри меня все сжалось, желая того, что он мне обещал.

— Ложись на подушки, Воительница. Раздвинь ноги. Я хочу видеть тебя. Всю тебя, — приказал Коуп.

По коже пробежала дрожь, между бедрами стало еще влажнее. Я сделала, как он сказал, откинулась на подушки и скользнула босыми ногами по мягкому покрывалу. Холодный воздух коснулся оголенной кожи, заставив соски напрячься.

Я никогда не чувствовала себя такой уязвимой, но в то же время — такой сильной, смелой, свободной. И под взглядом Коупа я никогда не чувствовала себя такой красивой.

Его темно-синие глаза потемнели, когда он приблизился к кровати:

— Ты даже не представляешь, как идеально выглядишь сейчас. Раздвинутые ноги, блестящая от желания... Соски, прижатые к кружеву, которые так и просятся на свободу.

Мои пальцы сжались в покрывале, я не отводила взгляда от мужчины, в которого была по уши влюблена.

— Возьми меня, Коуп. Сделай меня своей.

Мне нужно было не владение, а принадлежность. И Коуп это понимал. Он знал, что принадлежит мне так же, как я ему. Что мы нашли друг в друге дом, которого нам так не хватало.

Он не заставил меня ждать. В одно мгновение оказался между моими бедрами, и мои ноги обвились вокруг его талии. Его взгляд встретился с моим. В нем полыхал огонь, но было и кое-что еще.

— Скажи еще раз.

— Я люблю тебя.

— Я хочу это почувствовать, — прорычал он.

И с этими словами он вошел в меня. Мое тело выгнулось, бедра сами подались ему навстречу. Это было почти больно, но не настолько — словно я была создана для него. Как будто все это было написано где-то на звездах.

Мои губы приоткрылись, когда Коуп вошел глубже, глаза заслезились, а пятки вонзились ему в бедра. Он на секунду замер.

— Почувствуй эту любовь, Воительница. То, как ты сжимаешь меня, говорит о том, что ты никогда не отпустишь.

Слезы теперь текли совсем по другой причине.

— Никогда.

— Пообещай мне, — хрипло сказал Коуп.

— Обещаю.

Ему этого хватило. Коуп отступил и снова вошел, на этот раз глубже. Мое тело встретило его, требуя еще. Бедра сами искали его движения, находя их там, где теперь были только мы.

Наши тела говорили без слов. Но я хотела подарить ему и слова тоже. Я вцепилась в его плечи, пока мое тело дрожало вокруг него. Каждый его толчок приближал меня к краю.

— Держись, — прорычал Коуп. — Мне нужно больше тебя. Больше этого. Я не хочу, чтобы это когда-либо закончилось.

Мои ногти вонзились в его плечи так глубоко, что я знала — оставлю следы, может быть, даже кровь.

— Коуп, — умоляюще прошептала я.

Он двинулся сильнее, и перед глазами вспыхнули искры. Я знала, что долго не продержусь. Заставила себя открыть глаза и посмотреть на него.

Коуп встретил мой взгляд, и я не отвела глаз, когда снова произнесла:

— Я люблю тебя.

И с этими тремя словами я рухнула в бездну. Сжалась вокруг него так сильно, что он вырвал рычание. Но он не остановился. Продолжал двигаться, пока сам не достиг вершины, разрядившись во мне. И я приняла все. Мне нужно было каждое его прикосновение, каждый кусочек его души.

Лоб Коупа опустился на мой, и наши тяжелые дыхания переплелись.

— Я люблю тебя. Всем, что есть во мне. Все мое — твое. Со всеми моими ранами и сломанными кусочками.

Мои пальцы переплелись с пальцами Коупа, пока мы ехали по Спэрроу-Фоллс. Я крутила головой, пытаясь заметить хоть какие-то следы их появления — журналистов, которые набросились на наш маленький городок. Место, которое стало для меня тихой гаванью.

— Прости, — тихо сказал Коуп. Не шепотом, но и не громко.

Я развернулась к нему на сиденье:

— Это не твоя вина.

На его щеке дернулась мышца.

— Они здесь из-за меня. Из-за моей идиотской карьеры.

Я сжала его руку так сильно, как только могла.

— Они здесь, потому что они стервятники.

Вчера вечером Трейс звонил нам, сообщив, что в нескольких отелях и мотелях города уже остановились новостные фургоны. А новые камеры наблюдения Коупа — спасибо Холту Хартли — показали, что у его ворот уже толпятся несколько репортеров.

— Мне ненавистно, что я втягиваю тебя во все это.

— Ты не втягиваешь. — Мой голос звенел, как плеть. — Если ты начнешь брать это на себя, я действительно разозлюсь. А тебе не стоит злить меня, Коупленд Колсон.

Его губы дрогнули в улыбке:

— Раз уж пошло полное имя, мне стоит быть осторожнее.

— Еще бы.

Коуп притормозил, когда один из трех светофоров в городе загорелся красным. Он повернулся ко мне:

— Я люблю тебя.

Господи, это были самые прекрасные слова, что я когда-либо слышала. И страх, который раньше всегда сопутствовал этим словам, исчез. Все, что мы пережили с Лукой, научило меня одному: вместе мы сильнее. И справимся с чем угодно.

Я наклонилась через консоль, коснулась его губ и осталась близко, чтобы он не только услышал, но и почувствовал мои слова:

— Я тоже тебя люблю. Мы справимся вместе.

Его пальцы скользнули в мои волосы, удерживая меня рядом.

— Вместе.

Сзади посигналили, и Коуп с недовольным взглядом посмотрел в зеркало заднего вида, но отпустил тормоз.

— Все куда-то спешат.

Я рассмеялась:

— Не стоит тормозить движение ради поцелуев.

— Детка, если ты начнешь меня по-настоящему целовать, я на одних поцелуях не остановлюсь.

Я прикусила нижнюю губу:

— Вот уж что действительно порадовало бы журналистов.

Коуп усмехнулся и свернул на боковую улицу:

— Думаю, Линк уволил бы меня, если бы я показал публике свою задницу.

— Когда они приедут? — спросила я.

Коуп бросил на меня взгляд, направляясь к пекарне:

— Завтра. Думаю, это хорошая идея. Линк прав. Это переключит внимание прессы.

Владелец команды Коупа позвонил вчера вечером с предложением. Он собирался привезти команду Sparks в Спэрроу-Фоллс на недельные детские хоккейные сборы в честь Тедди. Раз уж журналисты уже здесь, появление всей команды устроит им настоящий переполох. И, возможно, они забудут обо мне.

— Просто немного нервничаю перед встречей с ними, — призналась я. Конечно, я видела их на похоронах, но там было не до официальных знакомств, особенно с учетом всей той драмы с Маркусом. А теперь, когда моя личная жизнь оказалась на виду у всей страны, я не знала, что они обо мне подумают.

Коуп припарковался в переулке за The Mix Up и повернулся ко мне:

— Саттон, ты самая невероятная женщина, которую я когда-либо встречал. Такая сильная... выбралась из того, из чего невозможно выбраться. Такая умная — построила бизнес с нуля. И такая преданная мама. Одна из лучших людей, которых я знаю.

Глаза запекло от слез:

— Я говорила тебе сегодня, что люблю тебя?

Один уголок его рта дрогнул в улыбке:

— Никогда не устану это слышать.

Я наклонилась через консоль и прошептала эти слова прямо на его губах:

— Я. Люблю. Тебя.

В его темно-синих глазах вспыхнул огонь:

— Воительница, а теперь мне срочно нужно тебя трахнуть. И это, черт возьми, крайне неудобно.

Я начала смеяться, но звук тут же оборвался криками. Я обернулась и увидела, как репортеры несутся к внедорожнику, размахивая камерами, выкрикивая вопросы. Будет ли Коуп переведен в другую команду из-за конфликта с Маркусом? Когда Роман узнал о том, что я встречаюсь с другим спортсменом? Прячусь ли я от русской мафии?

Коуп выругался, но я схватила его за руку и сжала.

— Мы справимся вместе.

Он встретился со мной взглядом. В этих темно-синих глубинах был только один ответ:

— Вместе.

И мы пошли навстречу хаосу.

46

Коуп

Лука подпрыгивал на носках, едва сдерживая восторг:

— Не верю, что встречу их всех. Каждого. Рэндал Разрушитель. Фрэнки Финишер. И Маркус, черт возьми, Уорнер.

Гретцки тявкнул, словно соглашаясь, и тут же завалился на бок, пытаясь схватить поводок. Я сдерживал гримасу при упоминании последнего имени. Если Маркус позволит себе быть грубым с Лукой только из-за того, что ненавидит меня, я не уверен, что смогу сдержаться и не врезать ему прямо перед толпой детей. По крайней мере, пока большинство из них еще не пришло.

Арден, стоявшая позади Луки, едва заметно улыбнулась:

— Да, Маркус — мой любимый игрок в Sparks тоже.

На этот раз сдержать гримасу не получилось:

— Предательница, — бросил я ей.

Арден рассмеялась, подхватывая Гретцки. Но я заметил, как ее взгляд скользнул по катку с легким напряжением. Она не любила большие скопления народа — всегда боялась, что кто-то из ее прошлого может появиться и узнать ее. Поэтому ее присутствие здесь значило еще больше.

— Не переживай, Коуп. Ты все равно навсегда останешься моим любимым, — заверил меня Лука.

Я усмехнулся и протянул кулак для приветственного удара:

— Рад слышать, что ты все еще за меня.

— Всегда, — пообещал Лука.

Как только дети умеют, он уже оправился после того, как узнал часть правды о своем отце, и спокойно воспринял внимание прессы. Мы с Саттон договорились, что его будут возить на хоккей и обратно Арден с Каем или Энсон с Роудсом, чтобы его фотографии не попали в СМИ. Лука же превратил все это в игру, воображая себя супергероем, сбегающим от злодеев — журналистов. И он не так уж ошибался.

Но мы с Саттон все равно держали ухо востро. Она пару раз спрашивала, есть ли у него еще вопросы, но Лука каждый раз отвечал — нет. А моя семья обрушила на него всю свою любовь. Поэтому все они сейчас стояли в самодельных джерси с фамилией Холланд на спине и его номером.

Но стоило мне увидеть фамилию Холланд, как внутри что-то загорелось. Я хотел, чтобы на этих майках было написано Колсон. Хотел, чтобы Саттон и Лука носили мою фамилию. Чтобы они чувствовали себя частью нашей семьи полностью.

— Ооо, я вижу горячих хоккеистов, — выкрикнула Лолли, пританцовывая. Ее джерси сверкало в свете катка благодаря стразам. — Как думаешь, кто-нибудь из них захочет прижать меня к борту?

— Лолли, — зашипела мама. — Здесь будут дети. Соберись.

Лолли лишь отмахнулась:

— Им полезно видеть здоровое проявление сексуальности.

Фэллон смерила ее тяжелым взглядом:

— Не уверена, что предложение прижать тебя к борту — это здоровая сексуальность.

Лолли фыркнула:

— Ты всегда портишь мне все веселье.

Кай обнял ее за плечи:

— Пошли ко мне. Будем вместе наслаждаться насилием и кровопролитием.

Лолли одарила его широкой улыбкой:

— Ну, это мое второе любимое занятие.

Тея подняла взгляд от стола, где она с Саттон разложила выпечку для всех, пока мы готовились и ждали детей:

— Я думала, твой второй любимый — это особенные брауни.

— Это уже образ жизни, дорогая, — уверила ее Лолли.

Саттон рассмеялась, свет заиграл в ее глазах. Господи, она была невероятна. Я мог бы смотреть на нее вечно.

— У тебя там слюна потекла, — пробормотала Арден, с усмешкой вытирая угол рта.

Меня подмывало толкнуть сестру локтем в бок:

— Заткнись. — Я снова посмотрел на Саттон и беззвучно спросил: — Ты в порядке?

Она кивнула, но я заметил, как прикусила губу. Я уже собирался пойти к ней, как двери катка распахнулись, и внутрь начали заходить игроки и персонал. Моя семья тут же их приветствовала, ведь за эти годы они познакомились со многими.

Лука теперь уже не просто подпрыгивал — он прыгал на месте:

— Фрэнки Финишер!

Уголки губ Фрэнки дрогнули:

— Должен быть Лука. Много о тебе слышал.

Лука замер:

— Правда?

Фрэнки бросил на меня взгляд:

— Жнец только и говорит, что о тебе. Говорит, ты летаешь по льду.

Глаза Луки расширились, он резко повернулся ко мне, потом обратно к Фрэнки:

— Я стараюсь стать быстрее. Тедди тоже учил меня.

По лицу Фрэнки скользнула тень, но он присел перед Лукой:

— Знаешь, Тедди многому меня научил за эти годы. Может, я смогу продолжить учить тебя тому, что он начал.

— Правда? — тихо спросил Лука.

— Правда. — Фрэнки протянул кулак для приветствия.

Лука с улыбкой ответил ему тем же:

— Тебе стоит подкрепиться. Моя мама привезла сюда всю самую вкусную выпечку из пекарни, но кексы — мои любимые!

Фрэнки выпрямился и похлопал себя по животу:

— Я никогда не отказываюсь от выпечки.

Пока он направлялся к столу с угощениями, мой взгляд встретился с Маркусом. В его глазах не было ни капли тепла.

— Как обычно, нам приходится спасать твою задницу, — бросил он.

На моей щеке дернулась мышца, но прежде чем я успел ответить, Арден сделала шаг вперед, а из ее рук послышалось рычание Гретцки:

— Просто считай, что это благодарность за тот раз, когда он спас твою задницу, когда ты потерял шайбу в матче с Финиксом.

Взеленых глазах Маркуса вспыхнуло раздражение и... что-то еще. Возможно, удивление?

Лука захихикал рядом со мной, не замечая напряженности момента:

— Значит, он тебя правда спас.

Взгляд Маркуса скользнул к Луке, и я напрягся. Уверен, если бы он сказал что-то резкое, и я, и Арден разом бы на него набросились. Но Маркус улыбнулся и присел, чтобы оказаться с Лукой на одном уровне:

— Уверен, ты бы справился лучше. Ты бы выхватил ту шайбу куда быстрее.

Я положил руку Луке на плечо:

— Даже не сомневаюсь.

Лука поднял на меня сияющий взгляд:

— Не могу дождаться, когда стану профи.

— О, мои кексные боги, — почти выкрикнул Фрэнки с полным ртом кекса. — Это же рай в форме выпечки. Тут есть Орео! — Он поднял кекс, еще не надкусанный. — И посмотрите на этого маленького хоккеиста сверху.

Все повернулись к нему, несколько ребят из команды тоже взяли угощения и начали пробовать.

Фрэнки, проглотив, повернулся к Саттон:

— Пожалуйста, скажи, что переедешь в Сиэтл и откроешь там пекарню. Черт с ним, просто переезжай в Сиэтл и выходи за меня.

Один из нападающих поперхнулся от смеха:

— Эм, Фрэнки, тебе, наверное, стоит пересмотреть свои слова. Жнец сейчас смотрит на тебя так, будто собирается тебя убить.

Фрэнки запихнул в рот еще кусок кекса:

— Плевать. Оно того стоит.

Саттон покраснела и бросила на меня взгляд, покачав головой.

Краем глаза я заметил вспышку рыжих волос и внутренне поморщился. Надо было догадаться, что Линк захочет пригласить Энджи, но я совсем не подумал о том, что ей и Саттон придется провести рядом много времени.

Энджи подошла ко мне с теплой улыбкой. Даже в строгом деловом костюме, узкой юбке и на каблуках ей пришлось приподняться на носочках, чтобы поцеловать меня в щеку.

Блядь.

Я сразу сделал шаг назад, но Энджи не заметила этого. Она лишь продолжала светиться улыбкой:

— Как ты, Коуп?

— Нормально, Энджи. А ты? — ответил я, но взгляд уже искал Саттон.

Она сосредоточенно возилась на столе с выпечкой, но я заметил, как ее лицо стало бесстрастным. Не злым и не обиженным... просто пустым.

Чья-то рука легла мне на предплечье:

— Коуп, ты вообще меня слушаешь?

— Прости. — Я снова отошел подальше от Энджи. — Что?

— Я подумала, может, тебе стоит выйти на пару минут к журналистам. Я все время буду рядом.

Я не смог сдержать гримасу:

— Ты понимаешь, что это полностью противоречит всей идее? Мы же хотим, чтобы внимание переключилось с меня на команду. Пусть выступят кто-нибудь из ребят. Маркус и Фрэнки отлично держатся перед камерами.

Может, так хоть Лука своим обаянием немного остудит Маркуса.

Губы Энджи сжались в тонкую линию:

— Они хотят поговорить именно с тобой. Не уверена, что Маркус и Фрэнки их устроят. Я смогу увести разговор от твоих отношений с мисс Холланд.

— Моих отношений, — поправил я, опуская голос, пока не убедился, что Лука не слушает. Мы с Саттон еще не обсуждали, как объяснить это ему, и я бы не стал говорить об этом без ее согласия. Но Лука уже убежал туда, где Лолли с явным удовольствием щупала руку одного из защитников, пока тот демонстрировал мышцы.

Я снова посмотрел на Энджи:

— Саттон — моя женщина. Я люблю ее. И сделаю все, чтобы эти стервятники оставили ее в покое. А сейчас для этого нужно держаться подальше от центра внимания.

Глаза Энджи широко раскрылись, лицо побледнело:

— Ты… любишь ее?

— Да, — снова тихо сказал я. Мне не хотелось ранить ее, но она должна была знать правду.

— Но ты… ты же говорил, что не создан для таких чувств. Что тебе не нужно ничего серьезного.

Блядь.

— Я и сам так думал. Но иногда встречается человек, который меняет все.

Боль отразилась на лице Энджи:

— И этим человеком оказалась не я.

— Я не был тем, кто тебе нужен. Но ты еще встретишь своего человека. Я точно знаю.

Энджи покачала головой:

— Я уже встретила. Жаль только, что он даже не дал мне шанса.

У меня в животе все скрутило от вины, когда она развернулась на каблуках и быстро ушла, ее шаги гулко раздавались по полу. Но вина стала еще сильнее, когда я поднял взгляд и встретился с бирюзовыми глазами Саттон через всю комнату. Взглядом, полным только боли.

47

Саттон

Я пыталась сосредоточиться на том, чтобы красиво разложить кексы и другую выпечку, которую мы с Теей принесли с собой. Будто идеальная выкладка могла стереть из памяти эти образы. Но не могла. Перед глазами снова и снова вставали ее губы на щеке Коупа, ее рука на его руке.

Живот скрутило, подступила тошнота. Дело было не в том, что я думала, будто Коуп сделал что-то неправильное. Просто он не сказал мне, что работает с бывшей. Может, это и не совсем ложь, но уж точно огромное умолчание.

— Саттон.

Его голос скользнул по моей коже той самой знакомой, слегка хрипловатой интонацией. Мое тело тут же откликнулось, предательски. Я подняла взгляд и выдавила улыбку:

— Что тебе нужно?

Коуп сжал губы в тонкую линию, обошел стол и мягко взял меня за руку, увлекая в сторону.

— Мне нужно помочь. Я...

— Воительница, — перебил он меня. — Между мной и Энджи больше ничего нет.

Я сжала губы, челюсти стиснулись так сильно, что я почти услышала, как скрипнули зубы.

— Но раньше было.

Это был не вопрос, но он все равно ответил:

— Мы встречались пару месяцев. Ничего серьезного.

— Для нее это выглядело серьезно.

Я знала, каково это — смотреть на Коупа и мечтать о том, чего не можешь иметь. Но он вошел в мою жизнь и дал мне мечту, в которую я даже не верила. А сегодня напомнило мне, как легко все это можно потерять.

Коуп устало провел рукой по лицу, вина отразилась на его чертах.

— Я не знал, что она до сих пор так ко мне относится. До сегодняшнего дня.

Я прикусила уголок губы:

— Ты должен был мне сказать. Я понимаю, что у тебя есть прошлое, но ты мог бы предупредить, что мне придется столкнуться с ним лицом к лицу.

— Я не знал, что она будет здесь...

— Коуп. — Я остановила его одним словом.

— Я должен был это предположить.

— И ты должен был сказать мне, что работаешь с женщиной, с которой у тебя были отношения. Это называется уважение. Ты хочешь, чтобы у нас было что-то большее, так будь добр относиться к этому как к чему-то серьезному. Я не хочу снова оказаться в отношениях, где мне лгут. Даже если это ложь умолчания.

На его щеке дернулась мышца. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Фрэнки его опередил:

— Жнец, хватит флиртовать. Нам нужно переодеваться.

Коуп еще раз внимательно посмотрел мне в глаза:

— Позже.

Я коротко кивнула, но внутри все равно засело беспокойство. Мне не нравилось спорить с Коупом. Не нравилось, что между нами повисло что-то недосказанное. Но еще больше я ненавидела то болезненное чувство сомнения, которое сейчас поселилось у меня в груди.

Игроки Sparks скользили по льду с такой легкостью, какой я раньше никогда не видела, и ведь это был всего лишь показательный матч. В этом действии была красота, которой я совсем не ожидала. А Коуп был одним из лучших на площадке. По крайней мере, насколько я могла судить.

Он лавировал между игроками, обходил одного за другим, и, наконец, отправил шайбу прямо в ворота. Дети вскочили на ногах на трибунах, неистово аплодируя. Я заметила, как Лука подпрыгивает, совсем обезумев от восторга.

— Спасибо, что накормили мою команду, — послышался рядом глубокий голос.

Я обернулась и увидела Линкольна Пирса. Он был не в костюме, как я ожидала, а в джинсах, поношенных ботинках и рубашке на пуговицах. Но что-то подсказывало мне, что каждая из этих вещей стоит больше, чем я зарабатываю за день в пекарне. Я также заметила золотой блеск часов на его запястье.

— Это самое малое, что я могла сделать. Спасибо вам за то, что подарили этим детям такое счастье. Думаю, они не забудут эту неделю никогда.

Линк посмотрел, как игроки снова пересекают лед.

— Это полезно и для моей команды. Напомнить им, ради чего они вообще играют. Может, стоит делать такое каждый год.

— Это было бы потрясающе. Я уверена, весь город был бы счастлив.

Фрэнки пробил по шайбе, и она едва-едва влетела в ворота. Дети закричали, а он отпраздновал гол каким-то нелепым танцем на льду. Я не смогла сдержать смех.

— Это совсем другой мир, — пробормотала я.

Я почувствовала, как Линк посмотрел на меня.

— Ты привыкнешь. Все это внимание к ребятам поначалу кажется чересчур, но скоро ты перестанешь его замечать.

Я постаралась не показать, как точно он угадал мои мысли. Потому что сама не была уверена, что когда-нибудь смогу привыкнуть к такому вниманию.

— Мне с этим сложно. Со вниманием. По очевидным причинам.

Не было смысла делать вид, что Линк не видел статей и новостей. Он приехал сюда не просто так. Чтобы изменить ход истории. А это значило, что он, как и тысячи других, видел мои фотографии, где я была сломлена и изранена.

— Мне жаль, что с тобой такое случилось. Мужчина, который поднимает руку на женщину... да хоть на кого-то, кто слабее, — не мужчина вовсе.

В его голосе прозвучала такая ярость, что я невольно всмотрелась в его лицо. В ореховых глазах пылал золотой огонь — не та злость, что ждешь от человека, который почти тебя не знает. Мне даже захотелось его успокоить.

— Сейчас я в порядке. Я выбралась. Стала свободной.

Линк коротко кивнул.

— И это говорит о том, что ты чертовски сильная.

Я едва улыбнулась:

— Стараюсь изо всех сил.

— Ты и для Коупа стала важным человеком.

Я смутилась, переступив с ноги на ногу:

— Думаю, мы оба стали важными друг для друга.

Сами эти слова напомнили мне об этом. О том, как мы подарили друг другу ощущение дома, принадлежности. О том, как Коуп любит моего сына и меня. И не важно, сколько бывших скрывается в его прошлом и сколько глаз следят за ним сейчас. Что бы ни ждало нас впереди, мы справимся.

Линк улыбнулся, и его лицо изменилось. Тогда я поняла, что он улыбается редко. Я видела, как он ухмыляется, как дрожит уголок его губ, но настоящей улыбки не было — до этого момента. И когда она появилась, она была потрясающей.

— Так и должно быть, — сказал Линк. — Давать и получать. Два человека делают друг друга сильнее.

— А у вас есть кто-то такой? — спросила я. — Тот, кто делает вас сильнее?

Его улыбка погасла, а из глаз исчез свет.

— Нет. Пока мне это не выпало.

Мне стало жаль, что я задала этот вопрос. Было грустно видеть, как тень вновь опустилась на его лицо.

— Вы обязательно встретите такого человека. Я уверена. Иногда они появляются тогда, когда совсем этого не ждешь.

Уголок его губ дернулся:

— Может, мне стоит переехать в Спэрроу-Фоллс. Похоже, у вас тут вода какая-то особенная.

Движение на льду привлекло мое внимание. Коуп боролся за шайбу с другим игроком. Тот развернулся, и я увидела фамилию на спине. Уорнер.

Черт.

Они толкались, пока Маркус не врезался в Коупа, отбросив его на несколько шагов назад и выхватив шайбу. Маркус действовал не так изящно, как Коуп, но все же смог обойти нескольких игроков и забросить шайбу в ворота.

Линк покачал головой:

— Очень надеюсь, что эти двое однажды друг друга не прикончат.

Я поморщилась:

— Вся эта жестокость в спорте — не самая моя любимая часть.

Линк посмотрел на меня и внезапно рассмеялся:

— Саттон, мне прямо сейчас это было нужно.

Я сдержала улыбку:

— Хочешь сказать, мне придется к этому привыкнуть?

— Или купить повязку на глаза для матчей. Выбор за тобой.

Я тяжело вздохнула:

— Кровь и синяки, ура.

Линк просто улыбнулся:

— Теперь понятно, почему ты так хороша для Коупа. Не останавливайся. Если кто и заслуживает света в жизни, так это он.

С этими словами Линк развернулся и ушел. Но что-то подсказывало мне: свет нужен и самому Линку.

48

Коуп

— Ты где вообще летаешь, чувак? — пробормотал Фрэнки, вытирая короткие волосы полотенцем.

Я вытащил футболку из шкафчика и натянул ее, чувствуя, как внутри нарастает раздражение.

— Это был всего лишь показательный матч для детей.

Но я знал, что он прав. Играл я как дерьмо, пропуская ходы от тех, кто обычно и близко не подбирался.

— Сделай нам одолжение, приведи голову в порядок до начала сезона, — резко бросил Маркус, доставая из шкафчика дезодорант.

— Следи за своей игрой, — парировал я.

Маркус усмехнулся, но в этой усмешке была хищная нотка.

— Мне и не нужно. Я занят тем, что ворую твою.

Я показал ему средний палец, закинул сумку с формой на плечо и вышел из раздевалки. Сделал всего пару шагов и чуть не врезался в Саттон. Она стояла такая неуверенная, кусала нижнюю губу, скручивала пальцы, словно пыталась выжать из них воду.

К черту все.

Я схватил ее за руку и втянул в ближайший офис с табличкой «Менеджер» на двери. Чудо, что он оказался открыт в выходные — Арни обычно давал руководству выходные. Я включил свет и закрыл за нами дверь.

— Прости, — выпалила Саттон.

Я подошел ближе, провел ладонью по ее щеке, зарываясь пальцами в волосы.

— Это я должен извиняться, Воительница. Должен был сказать тебе про Энджи. Но я о ней даже не думаю больше. Может, это делает меня ублюдком, но это правда.

Губы Саттон дрогнули.

— Может, чуть-чуть ублюдком.

Я усмехнулся.

— В моей постели спала только одна женщина, и это ты. — Ее глаза смягчились, когда мои губы едва коснулись ее. Я опустил сумку на пол. — Только ты. Потому что ты единственная, кого я по-настоящему впустил. Единственная, кто успокаивает моих демонов.

— Коуп, — прошептала она у моих губ.

— Я не хочу, чтобы ты хоть когда-то сомневалась в том, как много ты для меня значишь. Как сильно я тебя люблю.

Эти бирюзовые глаза искали правду в моих.

— Твой мир… он такой огромный. Наверное, я чуть не сорвалась, потому что испугалась, что не готова.

Мои пальцы крепче сжали ее волосы, сердце кольнула паника.

— Воительница, — прорычал я. — Скажи, что ты не сдаешься.

— Нет, — быстро ответила она. — Просто мне стало страшно. — В ее глазах блеснули слезы. — Ты дал мне так много, что сама мысль потерять все это, потерять тебя… будто дышать невозможно.

— Я никуда не уйду. Только ты и я. Что бы ни случилось, мы справимся вместе. — Потому что я знал, что чувствует Саттон. Одна мысль о жизни без нее давила на грудь, будто кирпичами.

Саттон поднялась на цыпочки:

— Я люблю тебя.

Я почувствовал эти слова не только ушами — всем телом. Их тепло, вибрацию. Мой любимый способ слышать их — когда они проникают в меня полностью.

— Блядь, Воительница.

Она прижалась ко мне, и стоило почувствовать ее тепло, как я тут же возбудился.

— Я люблю тебя.

— Еще раз, — приказал я, проводя рукой по ее бедру, скользя под тонкую ткань сарафана.

— Я люблю тебя, — прошептала Саттон.

Мои пальцы ласкали ее сквозь кружево, скрывавшее ее самое сокровенное.

— Больше всего меня заводят именно эти слова. Они обвивают меня так же, как твои маленькие пальчики, как твои губы, как твое тепло.

Бедра Саттон подались вперед, требуя большего.

— Моя девочка жадная?

— Да, — выдохнула она. — Мне всегда мало тебя.

Блядь.

Мне нужна была она. Полностью. Затеряться в ней, почувствовать, что это навсегда.

Мои пальцы скользили по ее коже, пока я не сжал ее идеальную попку. Саттон застонала в мои губы, и этот звук... Господи, как же я хотел утонуть в нем навсегда.

Я с трудом оторвал руку от ее тела, ухватился за тонкое кружево на ее бедрах. Она отстранилась, ее глаза вспыхнули:

— Даже не думай, Коуп. Не смей снова. Я не собираюсь разгуливать по арене без белья.

Я усмехнулся, склонившись к ее губам:

— Но именно так я тебя и хочу. Чтобы каждый раз, когда ты почувствуешь сквозняк, вспоминала меня. Вспоминала, как я был в тебе. Вспоминала, что ты моя.

Саттон застонала, прижавшись ко мне.

Этот звук сорвал последние остатки самоконтроля. Я скрутил ткань, резко рванул и кружево мягко упало на пол. А мои пальцы уже скользнули внутрь ее влажного тепла. Черт, я едва не кончил от одного этого ощущения.

— Тебе нравится эта мысль? Ходить по катку и все еще чувствовать меня внутри. Знать, что я оставил в тебе свой след.

Ее глаза разгорелись огнем, когда она сжала мои волосы, заставив откинуть голову назад:

— Только если я тоже смогу оставить след на тебе.

— Детка, — прорычал я. — У меня вся спина в твоих царапинах. Я бы попросил Кая набить их в виде татуировки, но ты и так выжжена в моей душе. Я несу тебя с собой каждую секунду, каждый день.

Ее пальцы потянули за мои волосы сильнее, приятная боль пронзила кожу.

— Коуп?

— Воительница.

— Трахни меня.

Я подхватил ее на руки, и ее ноги обвились вокруг моей талии.

— С огромным удовольствием.

Я быстро подошел к столу, опустил ее на пол, потом развернул лицом к мебели, не будучи уверенным, выдержит ли она нас обоих. Но если что — куплю Арни новый.

— Держись за стол, — мой голос стал хриплым, срывающимся.

Саттон глубоко вдохнула, но не раздумывала ни секунды — просто наклонилась вперед и ухватилась за деревянную кромку. Ее идеальная попка выгнулась, тонкая ткань сарафана обтянула ее так, как мне самому хотелось бы сделать это руками... или языком.

Я провел рукой по ее спине, и она вздрогнула от этого прикосновения. Тепло ее кожи жгло ладонь, когда я добрался до ее бедер. Сжал ткань и закинул юбку наверх.

— Блядь, — выдохнул я. — Ты даже не представляешь, насколько ты совершенна.

Мои пальцы скользнули по ее влажности, задержались на клиторе. Саттон простонала.

— Я мог бы смотреть на тебя вечно. Играть с тобой, пока твоя влажность не стечет по твоим бедрам.

Ее грудь часто вздымалась:

— Не дразни меня.

Моя девочка не хотела ждать, и кто я такой, чтобы отказывать ей в этом? Я отнял руку от ее тепла, и тут же почувствовал, как мне ее не хватает. Ее пульсация, ее желание... Но я верну это. Верну все.

Я стянул обувь и штаны, даже не заморачиваясь с футболкой — слишком долго. Пальцы скользнули в ее волосы, обвили их вокруг кулака, чтобы дать ей за что держаться, дать ту самую сладкую боль, которая усилит удовольствие.

Мой член коснулся ее входа, и я едва не рухнул на колени от одного только прикосновения.

— Коуп, — выдохнула она.

— Скажи мне, чего ты хочешь, — выдавил я сквозь зубы, едва сдерживаясь.

— Трахни меня. Сделай так, чтобы я чувствовала тебя еще несколько дней.

Я всегда давал Саттон то, что ей было нужно. Но она давала мне то же самое. А сейчас нам обоим нужно было напомнить себе, что мы принадлежим друг другу. Я сжал ее волосы и вошел одним резким, глубоким толчком.

Звук, что сорвался с моих губ, был почти звериным, но мне было плевать. Все, о чем я мог думать, — это о том блаженстве, что я снова внутри нее. Внутри Саттон.

Я снова взял ее, с каждым толчком входя глубже, чем прежде. Саттон подалась мне навстречу, требуя большего, желая, чтобы я проник в нее настолько, чтобы уже никогда не покидал. Я отдался этому полностью, отдал ей все, что у меня было.

Ее идеальные стенки сжались вокруг меня, давая понять, что она почти на грани. Я изо всех сил пытался удержаться.

— Пальцем... — голос сорвался, стал хриплым. — Найди клитор, Воительница. Найди его вместе со мной.

Саттон тихо всхлипнула, и одна рука оставила опору стола, скользнув между ее бедер. Когда ее палец коснулся той самой точки, это уже был не всхлип, а крик:

— Коуп.

Ее тело сжалось вокруг меня, как стальная хватка. Мне пришлось собрать всю силу, чтобы продолжать двигаться внутри нее, пока ее тело вздрагивало в оргазме. Я не мог больше сдерживаться. Ее имя сорвалось с моих губ в громком стоне, когда я отдал ей все, что у меня было. Именно так, как она хотела.

Мы дрожали вместе, постепенно успокаиваясь. Вот что значит быть единым целым. Не важно, было ли это нежно или грубо — в итоге всегда оставалось одно чувство: мы одно целое. Команда.

Я отпустил ее волосы, убрал их с шеи и оставил поцелуй в том месте, где начинался ее позвоночник. Затем прошептал прямо на кожу:

— Я люблю тебя. Сейчас. Завтра. Через двадцать лет. Через пятьдесят. Это никогда не закончится.

— Коуп, — ее голос был почти неслышным, когда я вышел из нее. Она повернулась, ее ладонь легла мне на щеку.

— Люблю тебя. Спасибо, что напомнил, что у нас с тобой есть.

Я поцеловал ее, позволяя нашим языкам переплестись, снова находя в ней свой дом.

— Всегда, — прошептал я у ее губ.

Отстранившись, я быстро подтянул штаны и натянул кроссовки, пока Саттон тихонько смеялась.

— Что это у нас с тобой за тяга к столам? — пробормотала она.

Я усмехнулся, достал из сумки чистую футболку и опустился на колени перед ней.

— Как думаешь, если я поставлю стол в каждой комнате дома, ты не будешь против?

Ее губы дрогнули, когда я как можно осторожнее провел тканью между ее бедер, а ее руки легли мне на плечи.

— Даже не знаю. Мне ведь еще и груши для бокса нравятся.

Мой член болезненно дернулся.

— Блядь. Пожалуйста, не заводи меня снова. Я ж тут прямо сейчас от инсульта умру.

Саттон рассмеялась:

— Не хочу, чтобы ты валялся тут без сознания.

Я запихнул футболку обратно в сумку, закинул ее на плечо и подхватил Саттон на руки.

— Придется тебя разочаровать, ты со мной надолго.

Она легко коснулась моих губ:

— И не хочу быть нигде больше.

Взяв ее за руку, я вывел нас в коридор. Мы направились к катку и на полпути наткнулись на Фрэнки и Маркуса.

Фрэнки покачал головой, ухмыляясь:

— Похоже, вы уже помирились.

Саттон пискнула и уткнулась лицом мне в грудь, пока я мрачно смотрел на напарника:

— Хочешь, чтобы я тебе врезал, придурок?

— А я-то думал, что только мне достается от Жнеца, — ухмыльнулся Маркус.

— Могу и тебе зарядить, не переживай, — бросил я.

— Господи, — пробормотал Фрэнки. — Казалось бы, трахнулся — должен быть в лучшем настроении.

Я показал им обоим средний палец, увлекая Саттон дальше.

— Я теперь никогда не смогу смотреть им в глаза, — прошептала она в мою грудь.

Я только усмехнулся:

— Поверь, они видели и похуже.

Саттон бросила на меня взгляд, щеки у нее порозовели:

— Но не при мне.

Я поцеловал кончик ее носа:

— Ты такая милая, когда смущаешься.

— Это не смешно, Коупленд!

Я только шире улыбнулся:

— Воительница, мне всегда будет наплевать на то, что люди знают: мы не можем держать руки подальше друг от друга.

Она лишь фыркнула.

— Что? — спросил я.

— Почему ты должен быть таким милым, когда я злюсь?

Моя улыбка стала еще шире:

— Могу снова тебя трахнуть, чтобы помочь с этим.

Саттон с силой толкнула меня в грудь:

— Мужчины!

Я рассмеялся, пока она пошла искать Луку. Черт, как же хорошо это было. Словно вся та тревога последних часов наконец ушла. Но главное — я знал, что даже если впереди будут трудности, мы справимся. Каждый чертов раз. Вместе.

49

Саттон

Неделя хоккейного лагеря с командой Sparks пролетела на одном дыхании — тренировки, показательные матчи, и сегодня все завершилось товарищеской игрой, где профессионалы и дети объединились в две команды. Ребята были на седьмом небе от счастья, играя так, будто сами вышли на лед в составе профессиональной лиги. И, к счастью, Маркус с Коупом больше не пытались выяснить отношения на льду.

В целом все прошло идеально — и для команды, и для детей, и для нашей маленькой семьи. Потому что, пока не всплыла новая порция драмы, почти все репортеры покинули Спэрроу-Фоллс. Мы решили отпраздновать все это грандиозным барбекю для всех: игроков Sparks, детей с их семьями и, конечно, всей семьи Колсонов.

Но что-то было не так с Коупом. С тех пор как мы уехали с катка, он был какой-то напряженный: постукивал ногой и барабанил пальцами по рулю. Когда мы остановились у его дома, возле которого стояли два больших фургона с кейтерингом, он почему-то не спешил заглушить двигатель.

Я немного повернулась к нему:

— Так, что с тобой творится?

Его взгляд скользнул к зеркалу заднего вида, проверяя Луку, который с головой ушел в игру на планшете. По моему телу пробежала новая волна тревоги, и я понизила голос:

— Коуп. Ты в порядке?

Он тихо выругался:

— Я хотел, чтобы все было сюрпризом. Но теперь понимаю, что сначала нужно было спросить.

Я протянула руку, сняла его ладонь с руля и переплела наши пальцы:

— Эй. Мы же вместе, помнишь?

Один уголок его губ дрогнул:

— Вместе. — Его пальцы сжали мои. — Ты готова рассказать Спиди о нас? О том, что вы остаетесь?

Эта волна тревоги превратилась в целое цунами. Но я знала: пора. Лука будет счастлив. И он заслуживает знать, что между мной и Коупом больше, чем просто дружба.

— Готова.

— О чем вы там шепчетесь? — раздался голос Луки с заднего сиденья. Он отложил планшет и сузил глаза, а рядом с ним тяжело дышал Гретцки.

Коуп усмехнулся:

— От него ничего не утаишь.

Я повернулась к сыну:

— Коуп и я... Нам нужно тебе кое-что сказать.

Лука положил планшет рядом:

— Что? — В его голосе звучали и настороженность, и тихая надежда.

В животе запорхали бабочки.

— Коуп и я... ну, мы больше, чем просто друзья. Мы встречаемся. Мы — пара.

Лука долго смотрел на меня.

— Я знаю.

У меня отвисла челюсть:

— Ты знаешь?

Лука тяжело вздохнул, по-взрослому:

— Я же не глупый. Вы все время держитесь за руки. Коуп постоянно тебя трогает. А еще мы с Гретцки видели, как вы целовались на кухне той ночью.

Щеки у меня загорелись, а Коуп только расхохотался, и щенок залаял, поддерживая его.

— Что? — спросил Лука.

Коуп улыбнулся моему сыну:

— Ты чертовски умен.

Лука расправил плечи, гордость засветилась на его лице:

— Лучше не забывай об этом.

Коуп поднял обе руки:

— Никогда.

Я покачала головой:

— Есть у тебя вопросы по поводу того, что мы встречаемся?

Брови Луки нахмурились:

— Вы теперь все время будете вот так... с сюсюканьем?

— Я надеюсь, что да, — сказал Коуп с явной усмешкой.

— Фу, — пробормотал Лука.

— Тебе не нравится, что мы встречаемся? — спросила я, чувствуя, как тревога снова закрадывается внутрь.

— Думаю, вам лучше сразу пожениться, чтобы мы навсегда здесь остались. Но без сюсюканья.

Я не сдержала смешок:

— Значит, ты за нас, но без лишних нежностей.

— Ага, — сказал Лука, выразительно хлопнув губами на «п».

— Раз уж ты не против, как ты смотришь на то, чтобы остаться жить здесь с Коупом? Не искать новую квартиру.

Лука замер, его взгляд метался между мной и Коупом:

— Серьезно?

Улыбка Коупа стала еще шире:

— Я был бы счастливее некуда.

— Да! Да! Да! Миллион раз да! У меня будет своя комната, бассейн, ручей и верховая езда с Арден, и...

— Дыши, — сказала я, смеясь.

Из заднего сиденья донесся глубокий вдох:

— Это будет просто офигенно! Коуп, а пруд зимой замерзает? Мы сможем кататься по нему на коньках?

— Конечно. Мы с братьями и сестрами каждый Рождество там устраиваем игры, — ответил Коуп.

Глаза Луки стали огромными:

— И я смогу играть с вами?

— Спиди, ты же знаешь: без тебя мне не выиграть. А я не люблю проигрывать.

Где-то в глубине груди кольнуло. Коуп дарил нам с Лукой не просто дом. Он дарил нам семью. Настоящую.

Я сжала его пальцы:

— Я люблю тебя.

В его темно-синих глазах вспыхнул огонь:

— Воительница...

Я наклонилась через консоль и нежно коснулась его губ.

— Фу-у-у, — простонал Лука сзади. — Вы же теперь все время будете такими сюсюкающимися, да?

Я засмеялась, не отрываясь от губ Коупа:

— Еще бы.

— Ну ладно... ради бассейна потерплю, — буркнул Лука, почесав Гретцки за ухом.

Коуп усмехнулся и наконец заглушил двигатель:

— У меня, между прочим, есть еще парочка сюрпризов. Может, так станет еще веселее.

Глаза Луки загорелись:

— Я обожаю сюрпризы!

Он выскочил из машины раньше, чем я успела его одернуть, а Гретцки тут же понесся за ним. Мне ничего не оставалось, кроме как следовать за ними. Коуп набрал код на двери и впустил нас внутрь. Где-то на кухне гремели звуки готовки — кейтеринг готовил обед для всех гостей, но Коуп кивнул на лестницу:

— Сюда.

Лука понесся вверх по ступенькам, Гретцки впереди него, а потом оба замерли на площадке, обернувшись:

— Куда теперь?

Губы Коупа дрогнули:

— Давай посмотрим твою комнату.

Лука сорвался с места, и прежде чем я успела что-то спросить, по дому разнесся восторженный вопль:

— Да ла-а-а-дно!

Я вопросительно посмотрела на Коупа. Он просто обнял меня за плечи и притянул к себе:

— Пора было сделать для него настоящую комнату.

Мы остановились в дверях, и я просто остолбенела. Комната превратилась в рай для мальчишки. У дальней стены стояла двухъярусная кровать с постельным бельем, украшенным хоккейными принтами. В углу — письменный стол с полками, полными книг, которые Лука обожал.

У другой стены почти целая хоккейная сцена из наклеек — игроки, замершие в ожидании стартового свистка. Между ними — огромный телевизор, под которым стояла игровая приставка, а перед ней — кресла-мешки.

Лука с разбега бросился к Коупу и обвил его руками за шею. Коуп легко поймал его:

— Это лучшее на свете! Спасибо!

— Я сам получил огромное удовольствие, выбирая все это, — сказал Коуп, обнимая его в ответ. — А еще мы повесим здесь подписанные джерси.

Лука вывернулся из объятий и понесся по комнате, чтобы рассмотреть все в деталях, а Гретцки не отставал, обнюхивая каждый уголок.

Я повернулась к Коупу, чувствуя, как в глазах жжет:

— Спасибо, — тихо прошептала я.

Он усмехнулся:

— Я еще не закончил, Воительница.

— Мне кажется, я больше не вынесу ни одного сюрприза, — прошептала я.

Коуп переплел свои пальцы с моими:

— Моя девочка справится со всем.

Он потянул меня за собой в коридор, вернул на лестничную площадку и подвел к огромному панорамному окну, из которого открывался вид на задний двор, пруд и лесной участок.

— Смотри вон туда. — Он указал на рощу осин. В самом центре стояло шесть ульев. — Я знаю, как ты любишь возиться со своими пчелами. Как тебе нравится печь с медом. Я хотел, чтобы у тебя были свои ульи и здесь.

Глаза заслезились, и по щекам покатились слезы:

— Ты подарил мне пчел?

Коуп обнял меня, прижимая к себе:

— Ты же знаешь, я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Я хочу, чтобы это было твоим домом. Мы можем решить, хотим ли еще жилье в Сиэтле, или я буду ездить туда во время сезона. Линк уже предложил дать мне свой самолет, если мы захотим оставаться в Спэрроу-Фоллс в хоккейные месяцы.

— Коуп, — выдавила я сквозь слёзы.

— Есть еще кое-что.

— Я не вынесу еще кое-что.

Он коснулся моих губ поцелуем:

— Справишься. — Затем он нагнулся и поднял с пола какие-то свернутые листы бумаги. — Я попросил Шепа разработать проект для твоей профессиональной кухни прямо здесь, на участке.

Я резко вдохнула. Это было слишком. Все это вместе. Казалось, тело не выдержит такого счастья, такого количества заботы, которое Коуп отдавал мне и Луке.

Он развернул бумаги:

— Мы можем изменить план как угодно. Кухня будет на другой стороне гаража. Так тебе не придется ездить туда-сюда рано утром или поздно ночью. Ты сможешь готовить все здесь и возить в пекарню на фургоне, который я уже заказал.

— Коуп...

Он посмотрел мне в лицо:

— Слишком много?

Я бросилась к нему, как Лука чуть раньше. Коуп поймал меня, издав глухой звук от неожиданности.

— Не слишком?

— Я люблю тебя.

— Воительница, ты знаешь, что эти слова со мной делают.

Я улыбнулась, прикасаясь губами к его губам:

— Как думаешь, у нас есть время до прихода всех гостей?

— Я найду время, — прорычал Коуп у моих губ.

И он действительно нашел.

50

Саттон

Из динамиков, спрятанных Коупом с такой тщательностью, плавно лилась музыка. Я не смогла удержаться от улыбки, когда услышала знакомые аккорды старого хита Тима Макгро. Будто мне было мало доказательств того, что Коуп меня любит — разрешить включить кантри, который он терпеть не может, было окончательным подтверждением.

Тея толкнула меня бедром:

— Вот это улыбка счастливой женщины.

Щеки у меня разгорелись:

— Такое чувство, что счастливее уже просто невозможно стать.

В глазах Теи на солнце заблестели слезы:

— Никто этого не заслуживает больше, чем ты.

Я крепко обняла ее:

— Пожалуйста, только не заставляй меня плакать. Если Коуп увидит, он будет не в духе.

Тея рассмеялась, отстраняясь:

— Ладно-ладно.

Я отошла на шаг и окинула взглядом стол с десертами. Линк оплатил кейтеринг для барбекю, и хотя он вернулся в Сиэтл еще в первый день лагеря, для вечеринки он устроил настоящий размах — несмотря на то, что сам ее не увидит. Но я попросила оставить за мной десерты, и он нехотя согласился.

К счастью, мы с Теей тоже выложились по полной. Печенье в форме шайб, клюшек и хоккеистов с логотипом Seattle Sparks. Но настоящим хитом стали капкейки. Мы сделали любимые Фрэнки капкейки с Орео в виде хоккеистов, клубнично-лимонные с сахарными молниями и тройной шоколад с номерами всех игроков.

И хорошо, что мы сделали их много — они исчезали с невероятной скоростью. Как только мы подошли к столу, Фрэнки обернулся ко мне, весь в крошках:

— Что нужно, чтобы ты бросила Жнеца и вышла за меня?

Маркус усмехнулся, поднял с тарелки печенье:

— Серьезно, было бы куда более разумное решение.

Я покачала головой:

— Перестаньте мутить воду, а то я вас от стола отгоню.

Маркус сунул печенье в рот, поднял обе руки и, уходя, пробормотал сквозь крошки:

— Я ничего не говорил.

— Вот так-то, — крикнул ему вслед Фрэнки. — Потому что эта чертова штука — огонь!

— Следи за языком, — резко произнесла Эвелин, появившись рядом, словно у нее встроенный радар на неприличные слова.

Брови Фрэнки поползли вверх:

— Что не так со словом «огонь»?

Челюсть Эвелин сжалась:

— Не это слово, а другое.

Фрэнки только непонимающе уставился на нее.

— То самое. На букву «ч», — процедила она.

— Леди, да это даже не ругательство.

Эвелин перевела гневный взгляд на меня:

— Вот чему вы хотите учить наших детей? И все это, — она яростно обвела рукой стол, — сахар?

Я спокойно посмотрела ей в глаза:

— Эвелин, оглянись вокруг. Все здесь счастливы. Кроме тебя. Может, тебе стоит просто на секунду расслабиться и попробовать повеселиться?

Фрэнки обнял ее за плечи и протянул капкейк:

— Один укус. Все изменит.

Эвелин крепко сжала губы и покачала головой, издавая нечто похожее на негодующее бормотание.

— Ну же. Немного тройного шоколада никому еще не вредило, — подбодрил ее Фрэнки.

— Я сказала... — начала она, но Фрэнки оказался быстрее. Он пытался просто поднести капкейк к ее губам, но по факту почти вмазал его ей в лицо.

Все застыли.

А потом Тея захихикала так, что едва не задохнулась. Я не смогла сдержаться и рассмеялась вместе с ней. Фрэнки виновато поморщился, осторожно отпуская Эвелин, с лица которой капал шоколад на белоснежную блузку.

— Простите, я...

— Боже мой, — пробормотала она, прожевывая. — Это лучшее, что я когда-либо пробовала.

Я в изумлении распахнула глаза и уставилась на Тею, та только захохотала громче.

— Мы же говорили тебе, я бы не стала дурить сестре голову, — сквозь смех сказала Тея.

— Это потрясающе. О чем я только думала? Чертов кэроб и рядом не стоял.

На лице Фрэнки засияла победная улыбка:

— Она сказала слово на «ч».

— Я слышала, — прошипела Тея.

Фрэнки снова обнял Эвелин за плечи, увлекая прочь от стола:

— Это только начало. Дальше будет батут.

Эвелин посмотрела на него с круглыми глазами и лицом, перемазанным шоколадом:

— Батут?

— Черт возьми, да.

Когда они исчезли из виду, Тея буквально повисла на мне:

— Кто бы мог подумать, что все, что нужно, чтобы растопить ледяную королеву, — это Фрэнки и твой тройной шоколад?

Я покачала головой, наблюдая, как Фрэнки поднимает Эвелин на батут, и она начинает... прыгать.

— Может, это и есть тот прорыв, которого она так ждала.

— Господи, надеюсь. Иначе я боюсь за ее ребенка.

Я тоже.

— Мааам! — раздался крик Луки. Он несся ко мне с водяным пистолетом в руках. — Мы играем в водяные прятки! Ты с нами!

— Это супер, мисс Саттон! — закричала Кили, стреляя в кого-то из детей.

Я должна была отказаться. Мне нужно было следить за столом. Я была в летнем платье и сандалиях. Но я бросила все эти «должна» к черту. Потому что еще немного и мой сын перестанет звать меня играть с ним и его друзьями.

Я улыбнулась Луке:

— Где мое оружие?

Он захихикал и протянул мне какой-то совершенно нелепый, огромный водяной автомат:

— Прячемся до счета ста, а потом все — под обстрел. Чем больше попадешь — тем лучше. Готова, марш!

Я не стала ждать. Сорвалась с места, бегом направляясь к деревьям. Там я смогу спрятаться. Я не собиралась позориться и вылететь из игры за первые пять секунд. Затаилась среди веток, наблюдая, куда кто бежит.

Двое юркнули к батуту, трое спрятались среди гостей — лавируя между игроками, родителями и тренером Кеннером. А Лука, мой умный мальчик, пошел к ульям — знал, что большинство детей туда не сунутся из-за страха перед пчелами, и сможет обойти всех с фланга.

Я не смогла сдержать смех, наблюдая, как он с поднятым кулаком празднует победу над остальными. Но смех тут же застрял в горле, когда кто-то схватил меня за волосы и резко дернул назад, зажимая рукой рот.

— Соскучилась, Голубоглазая?

51

Коуп

Я поднял бутылку с местным элем и сделал глоток, ощущая вкус хмеля на языке. Неплохо. Конечно, не сравнится со вкусом Саттон, но сойдет. Я до сих пор видел ее перед собой после того, как мы украли пару мгновений друг для друга сегодня днем.

Ее голова была запрокинута, солнце играло в ее светлых волосах, а она смеялась во весь голос, когда Лолли застала нас на лестнице после всего этого. Я замечал это все чаще: Саттон стала смеяться больше. Громче. В ее глазах почти не осталось теней.

— Никогда не видела тебя таким счастливым.

Я вздрогнул, услышав голос мамы. Посмотрел вниз — ее глаза сияли от с трудом сдерживаемых эмоций.

— Мам.

Она обняла меня за талию и крепко прижала к себе:

— После аварии ты был весь в тенях. Это было понятно, но видеть, как ты страдаешь, разрывало мне сердце.

В груди сжалось так сильно, что стало трудно дышать.

— Я только и мечтала, чтобы ты нашел кого-то, кто поможет тебе справиться. Кто станет тебе опорой. Саттон именно такая. Она настоящий партнер, — прошептала мама.

— Так и есть, — выдавил я хрипло. — Она заставила меня посмотреть правде в глаза.

Мама посмотрела на меня, и в ее взгляде было столько вопросов.

Черт. Я не хотел сейчас этого касаться. Не сегодня, когда вокруг столько хорошего. Но часть меня понимала: если я не скажу это сейчас, то не скажу никогда.

— Это была моя вина. Или я так думал, — начал я, сам не веря своему голосу.

Мамины зеленые глаза расширились:

— Коупленд...

Я покачал головой:

— Дай мне сказать. Иначе я так и не решусь.

Ее губы сжались, на лице отразилась боль.

— Это была моя игра. Джейкоб и Фэллон вообще не хотели ехать, но отец, как всегда, уговорил их. Сладостями заманил Фэллон, а Джейкобу пообещал выходные без работы на ранчо.

Я глубоко вдохнул, пытаясь удержаться на плаву. Как же мне хотелось, чтобы сейчас Саттон держала меня за руку. Но, кажется, даже на расстоянии я чувствовал ее. Ту энергию, что всегда окружала меня, спокойную и принимающую. Неважно, была ли она сейчас в нескольких метрах или за тысячу километров — она всегда была со мной.

Держась за это чувство, я продолжил:

— Мы выехали позже, чем планировали. Я слишком долго дурачился с друзьями в раздевалке. А потом, когда мы ехали, я начал задирать Фэл. Дразнил ее, что, когда Джейкоб уедет учиться, я заберу его комнату.

Хотя на самом деле никто бы ее не тронул. Мы все знали: как только он уедет, в ней не захочет жить никто.

— Папа велел нам прекратить. Обернулся буквально на секунду, чтобы одарить нас своим знаменитым взглядом. Но этой секунды хватило. Джейкоб пытался его предупредить о олене на дороге. Отец дернул руль. Но было уже поздно.

Мамины руки упали с моей талии, и я на миг подумал, что она уйдет, что мои худшие страхи оправдаются. Но вместо этого она обняла меня крепче:

— Мой мальчик. Ты столько лет носил это в себе. — Ее объятия стали еще крепче. — Это не твоя вина. Это был несчастный случай. Никто не мог этого предотвратить.

— Я отвлек его, — хрипло прошептал я.

— Ты был ребенком, который спорил с сестрой. Сколько раз мне самой приходилось разнимать вас?

— Слишком много, чтобы посчитать, — пробормотал я в ее плечо.

Мама отстранилась, но не отпустила мои руки:

— Вот именно. Такова жизнь. Ссориться и мириться. Любить и злиться друг на друга одновременно. Это не делает тебя чудовищем. Это делает тебя человеком.

Она покачала головой, и в ее глазах блестели слезы:

— Как же мне больно, что ты столько лет держал это в себе в одиночку.

— Я больше не один, — тихо сказал я.

Одна-единственная слеза скатилась по ее щеке:

— Я так обниму за это Саттон.

Я усмехнулся:

— Ей понравится.

— Ты собираешься сделать ей предложение? — спросила мама, и в её глазах вспыхнул совсем другой огонек.

— Мам, — с упреком произнес я.

Она рассмеялась и отпустила меня:

— Моя работа — совать нос не в свое дело.

— Я на ней женюсь.

В моих словах не было ни капли сомнений. Я знал, каким хочу видеть свое будущее. Саттон и Лука. Я хотел, чтобы они чувствовали себя в безопасности и любимыми. Чтобы у нихбыла та семья, которую они всегда заслуживали.

Мама засмеялась:

— Даже не собираешься спрашивать?

Я усмехнулся:

— Я просто знаю. Знаю, что мы с ней судьба. Знаю, что мы все вместе дадим Саттон и Луке ту семью, которую они всегда искали. Дадим им ту самую любовь, которая не заканчивается, несмотря ни на что.

— Коуп, — прошептала мама, голос ее дрогнул.

Я вытер слезу с ее щеки:

— Я люблю тебя. Спасибо, что любила меня даже тогда, когда я был далеко не идеален.

Она снова обняла меня:

— Для меня ты всегда идеален. Ну, может, за исключением того раза, когда вы с Каем проблевались в моих сиренях после ночной вылазки на вечеринку.

Я громко рассмеялся, отпуская ее:

— Я думал, ты не знала об этом.

Мама сморщила нос:

— Я все знаю.

В этот момент я заметил движение: Лука мчался через весь задний двор, лавируя между детьми и взрослыми:

— Ты не видел маму? Я ее не могу найти.

Я огляделся, ища ее знакомые бирюзовые глаза. Тею я увидел у стола с десертами, Арден — играющую с Брутом и Гретцки, но Саттон нигде не было.

— Наверняка она где-то рядом.

Телефон завибрировал у меня в кармане. Я достал его и увидел на экране имя Саттон. Меня охватило облегчение, когда я провел пальцем по экрану:

— Это мама. Наверное, нужно было срочно съездить в пекарню — монстры съели все ее капкейки.

Лука хихикнул:

— Это точно Фрэнки виноват.

— Точно, — усмехнулся я. Но как только я посмотрел на экран, все внутри застыло. На весь дисплей было фото: Саттон, с испуганными глазами, заклеенным ртом и руками, стянутыми стяжками. Сообщение пришло с ее телефона, но написано было не ею.

Саттон: Я наблюдаю. Если кто-то узнает, что что-то не так, я вышибу ей мозги. Скажи, что тебе нужно что-то взять в доме. Иди в амбар. Возьми телефон и логин от банка.

Деньги. Все ради денег? Это должен быть Роман. Кровь зашумела в ушах, а внутри разрослась паника.

Я: Не трогай ее.

Саттон: Зависит от тебя. Отойди от старушки и мальчишки. Начинай идти.

Я должен был догадаться. Все было слишком хорошо. Слишком спокойно. А я слишком хорошо знал, как легко счастье уходит из рук.

52

Саттон

Стяжки больно впивались в запястья, пока я смотрела на человека, которого когда-то знала. Кого-то, кого когда-то считала любимым. Человека, который дал мне Луку.

Теперь передо мной стоял чужак в униформе кейтеринга. Слишком худой для своего высокого роста — метр девяносто, бледный, как никогда раньше. Он даже внешне не напоминал того мужчину с фотографии, которую я недавно показывала Уолтеру. Но дело было не только во внешности. Дело было в поступках.

Роман причинял мне и Луке боль тысячу раз — ложью, изменами, воровством. Своим отсутствием в самые важные моменты. Но это... Это было осознанное зло. Сознательный выбор причинить боль матери своего ребенка.

Его глаза сузились. Когда-то я называла их янтарными, а сейчас видела лишь мутную коричневую грязь. Он перехватил пистолет поудобнее, сунул один телефон в карман и поднял другой — мой.

— Только попробуй закричать, и я вышибу тебе мозги быстрее, чем ты успеешь моргнуть. А потом займусь этим мелким ублюдком.

Я прижалась к стене амбара, будто она могла меня защитить. Но не могла.

Роман сделал шаг вперед, сорвал с моего рта ленту одним резким движением. Хотелось выругаться или застонать от боли, но я не собиралась давать ему такое удовольствие. И не закричу. Пока не буду уверена, что Лука в безопасности.

А вдруг с ним люди Петрова? Сколько их могло пробраться в провинциальную кейтеринговую компанию? Я не слышала русских акцентов, но это ничего не значило.

Пока я должна была молчать. Думать. Ждать. И когда придет время — сражаться.

Потому что у меня было ради чего жить. Мой сын. Коуп. Семья, которую мы строили.

Слезы подступили к горлу, но я заставила себя их проглотить. Сейчас нельзя.

Роман скривил губы в издевательской улыбке, как пародия на злодея из фильма:

— Что случилось, Голубоглазая? Язык проглотила? Обычно тебя не заткнешь. Вечно меня пилила.

Кто он теперь? Это было больше, чем просто перемена. Казалось, я никогда его и не знала.

— И что ты хочешь услышать, Роман?

Он вздрогнул, услышав свое имя, будто я ударила его по лицу. Может, хоть что-то в нем еще живо.

— Хочу, чтобы ты, блядь, сказала, что виновата, — прорычал он.

Я отпрянула:

— Виновата?

— Да, сука. Ты все у меня отняла. Деньги. Дом. Моего ребенка.

Я смотрела на него, не веря своим ушам:

— Это твоя зависимость все разрушила. Твои поступки.

Его рука взметнулась так быстро, что я не успела даже подумать о защите. Его ладонь с грохотом врезалась в мою щеку, и я почувствовала вкус крови. Ржавое послевкусие наполнило рот, пока я согнулась, пытаясь дышать сквозь боль.

— Может, я и принимал наркотики, чтобы хоть как-то вынести жизнь с тобой.

Я сосредоточилась на дыхании: вдох через нос, выдох через рот. Выплюнула кровь на каменный пол амбара, где вперемешку с сеном валялись старые опилки.

Перед глазами стояла улыбка Луки, когда Арден катала его по манежу верхом. Коуп, обнявший меня за плечи, пока мы смотрели на это. Наш мальчик. Наш.

Не его. Не Романа. Тот давно утратил право называться отцом.

Я выпрямилась, хоть голова и кружилась. Встретила взгляд мутных темных глаз:

— Ты никогда не заслуживал ни меня, ни Луку.

Роман оскалился, открыв желтые зубы:

— А твой хоккеист, по-твоему, заслуживает?

Я выпрямила плечи. Я больше не буду прятаться. Ни от Романа, ни от тех, с кем он водится.

— Да. Коуп гораздо больший человек, чем ты когда-либо был. Он больше отец для Луки, чем ты за всю свою жизнь.

Пальцы Романа сжались на рукоятке пистолета, дыхание стало резким, рваным:

— Посмотрим, как сильно ты его полюбишь, когда я опустошу его банковский счет.

Я замерла. Так вот что это? Опять деньги. Только деньги.

— Тебя только это и волнует? Очередная доза?

— Меня волнует то, что принадлежит мне, — процедил он. — Ты выжала меня досуха, теперь я сделаю то же самое с твоим сутенером.

— Как? — спросила я просто. Этот вопрос должен был быть легким, но у меня было нехорошее предчувствие.

Челюсть Романа сжалась, лицо передернулось от раздражения:

— Он переведет деньги. Двадцать миллионов. Со своего банка на тот, что я открыл в Мексике. Ты для него — стимул. — Он показал мне экран телефона с сообщением, которое отправил Коупу с моего номера.

Желудок скрутило в узел. Роман действительно настолько слетел с катушек? Совсем забыл, что такие суммы просто так не переводятся? Может, он и получит пару сотен тысяч, но миллионы? Это нереально.

Но хуже было другое. Коуп уже шел сюда. Бросится, как всегда, не думая о себе, только обо мне.

— Вижу, до тебя наконец-то доходит, Голубоглазая. Но не все. — Роман поднял пистолет, нацелив его мне прямо в голову. — Потому что как только перевод пройдет, вы оба получите по пуле в лоб. А может, я еще прихвачу мальчишку по дороге, для веселья.

И я ничего не смогу сделать, чтобы остановить его. Если прямо сейчас не попробую сбежать.

53

Коуп

Все внутри меня онемело. Все, кроме сердца. Оно рвалось на куски от паники и страха, превращаясь в пыль, потому что кто-то схватил Саттон. Заклеил ей рот, стянул руки стяжками... И кто знает, что еще сделал.

Я с трудом проглотил ком в горле и повернулся к маме:

— Мам, не приготовишь Луке сэндвич? Я сейчас помогу Саттон с одной вещью.

Мама посмотрела на меня озадаченно:

— Ты уверен? Я...

— Уверен, — перебил я ее.

Наверное, что-то в моем лице показало, как сильно мне нужно, чтобы она меня отпустила, потому что она кивнула и обняла Луку за плечи:

— Пойдем, дружок, перекусим. А то ты сам скоро станешь глазурью.

Лука засмеялся:

— Глазурь — самая вкусная часть, меня это устраивает.

Мама усмехнулась:

— Конечно.

— Скажи маме, что она нарушила правила, спрятавшись в доме! Так что теперь я король водяных пряток! — крикнул Лука, пока мама уводила его прочь.

Каждое его слово резало меня, как нож. Все, что я мог сейчас сделать, — держаться и идти. Так, как сказано в сообщении. Но была еще одна вещь, которая крутилась у меня в голове.

Я наблюдаю.

Я огляделся вокруг. Дети и мои товарищи по команде играли, родители разговаривали, официанты разносили еду.

В животе скрутило. Я не знал, кто следит за мной. Или, может быть, они просто используют технику. Если им удалось обойти охрану, которая проверяла всех гостей, и схватить Саттон, значит, они действовали грамотно.

Так что мне оставалось одно — идти.

Это было глупо, безумно, но у меня не было выбора. Я бы отдал свою жизнь, лишь бы Саттон осталась в безопасности.

Но я не собирался идти туда совсем без поддержки. Я направился в сторону дома, а потом свернул на дорожку, ведущую к владениям Арден и амбару, как и велели. Не знал, кто именно следит, но хотя бы понимал: здесь вокруг никого нет, кто услышал бы меня.

Я зажал кнопку на телефоне.

— Написать Трейсу.

Я не мог позволить себе звонок — если за мной наблюдают, они заметят, как я говорю, и, возможно, увидят, как Трейс берет трубку. Мне оставалось надеяться, что он увидит сообщение и сделает все правильно. Что вытащит Саттон, даже если я не смогу.

Роботизированный голос прозвучал глухо:

— Что отправить Трейсу?

Вот это вопрос на миллион.

Я сглотнул и ускорил шаг:

— Кто-то схватил Саттон. Сказали идти в амбар и принести банковские данные. За мной следят. Доказали это. Не знаю, один он там или несколько. Мне нужна подмога. Нужен мой брат. Доверься мне, действуй тихо. Уведи Луку и маму в дом. Я уже иду за Саттон.

Я снова нажал кнопку, и телефон прочитал сообщение вслух. Он немного перепутал слова, но Трейс все поймет.

— Отправить?

— Да, — выдохнул я и пошел быстрее, насколько мог, не переходя на бег. Перевел телефон в беззвучный режим. Не мог рисковать, если Трейс вдруг решит перезвонить или написать.

Вдалеке показался амбар — то место, что я построил для Арден, чтобы она могла там находить покой. Но сейчас там не было покоя. Совсем нет.

Перед глазами мелькали образы Саттон — наши лучшие и худшие моменты. Смазанная мазутом щека в день нашей первой встречи на парковке. Побледневшее лицо и кровь на виске после нападения. Огонь в ее бирюзовых глазах, когда я брал ее прямо на столе в баре. Фотография ее избитого лица после Балтимора. И то, как этот взгляд становился мягким, когда она впервые сказала в комнате Луки то, что я так нуждался услышать.

Я люблю тебя.

Я не мог ее потерять. Она была всем для меня. И не только для меня. Для Луки тоже. Я не позволю у нее нас отнять.

Отчаяние сжимало грудь, и я ускорил шаг под жаркими лучами солнца. Лоб покрылся потом, мышцы дрожали от напряжения между необходимостью торопиться и удерживать себя от безрассудства.

И тогда я увидел это.

Мелькнуло движение. Светлые волосы. Кто-то бежал.

Я успел заметить лишь ее глаза — вспышку бирюзовой надежды.

— Беги! — ее голос, сорвавшийся в воздухе, был полон отчаяния.

Но этого оказалось мало. Она сделала лишь пару шагов за пределы амбара, прежде чем кто-то схватил ее сзади.

И тогда все, что я услышал, — это ее крик.

54

Саттон

Мой крик застрял в горле, когда удар в бок выбил из легких весь воздух.

— Я тебя предупреждал, сука! — прорычал Роман.

Он дернул меня за волосы, прижав к себе, и ткнул дулом пистолета в висок:

— Дернешься — труп. Но я сделаю так, что тебе будет больно.

Слабый всхлип вырвался у меня прежде, чем я успела его сдержать. Я была так близко к свободе... но все же недостаточно близко.

По гравию застучали быстрые шаги. Кто-то бежал. Я знала — это Коуп.

Я не хотела, чтобы это был он. Но он бы не был тем человеком, которого я полюбила, если бы не пришел сюда сейчас, готовый отдать все ради меня.

— Не надо, — выдохнула я хрипло, голос срывался от боли и усталости от попытки бежать.

Роман затащил меня обратно в тень амбара, еще сильнее вдавив дуло мне в голову:

— Ты сделала свой выбор. С того момента, как бросила меня, как украла у меня ребенка.

Ребенка, которым он никогда не интересовался. Которого ни разу не просил у суда увидеть. И за которого я бы отдала все на свете.

— Не трогай ее. Я сделаю все, что ты скажешь. Просто не трогай ее.

Голос Коупа был таким, каким я его никогда не слышала. Грубым, сорванным. Переполненным яростью, зашкаливающей за грань возможного.

Роман усмехнулся и выдернул меня вперед, как живой щит:

— Всегда играешь в героя, да? Слышал, тебе нравится эта роль.

— Я не играю, — процедил Коуп, и в его голосе дрожала ярость. — Просто скажи, что тебе нужно, и я сделаю это. Только отпусти ее.

— Не надо. Он все равно тебя... — начала я, но Роман встряхнул меня, как тряпичную куклу, и ткнул ствол под подбородок:

— Хочешь повторить, Голубоглазая?

Челюсть Коупа дернулась при этом прозвище — подтверждение, что он понял, кто стоит перед ним, и что этот человек уже украл у меня слишком много.

— Тебе нужны деньги. У меня они есть, — сказал Коуп.

Роман дернул меня за волосы:

— Великий хоккеист с мешками денег. Посмотрим, как тебе будет, когда будешь считать каждую копейку, как все мы. Двадцать миллионов или твоя шлюха умрет.

В глазах Коупа мелькнуло что-то, и я надеялась, что Роман примет это за злость, а не за удивление. Хотя злость там точно была. И ярость. Но, я уверена, он еще гадал, как Роман вообще рассчитывает получить такие деньги. Коуп открыл рот, но я едва заметно покачала головой — не сейчас.

Он замер, пересматривая план:

— Ты хочешь, чтобы я перевел их?

— Нет, напиши мне чек, — усмехнулся Роман. — Конечно, переводи. — Он медленно ослабил хватку на моих волосах. — Даже не думай двигаться. Я и одной рукой отлично стреляю.

Я сглотнула, сердце грохотало в груди. Вот он — мой шанс. Не прямо сейчас, Роман будет ждать подвоха, но скоро. Как только он хоть чуть-чуть отвлечется.

Взгляд Коупа встретился с моим, и в нем я увидела паническую боль. Но сквозь все это светилась любовь. Та, что могла нас спасти.

Я беззвучно прошептала:

— Доверься мне.

Коуп не ответил, но я почувствовала: он понял. Доверяет. Любит.

Роман схватил телефон из ящика для сбруи у двери амбара, не убирая пистолет с моей головы. Как только устройство оказалось у него в руках, он снова прикрылся мной. И это было даже лучше для меня. Мне нужно было именно так.

— Я отправлю тебе реквизиты. Попробуешь что-то глупое — позвать копов или своего брата и она умрет, — процедил он, снова впечатывая ствол в мою челюсть.

— Все равно они не успеют приехать, так что звать их смысла нет, правда? — глухо отозвался Коуп.

— Вот именно, придурок. — Роман возился с телефоном, неловко копируя данные из заметок.

Я знала: вот он, момент.

Но прежде чем действовать, мне нужно было еще раз посмотреть на Коупа.

— Люблю тебя, — беззвучно сказала я.

А потом резко развернулась и ударила коленом в пах.

Он завыл от боли — это был звук не человека, а зверя, и, черт возьми, он был прекрасен. Пока он сгибался, я, сцепив руки в кулаке, изо всех сил ударила его по виску.

Я промахнулась мимо носа, видеть мне мешали стяжки, но этого хватило. Роман просто рухнул, как марионетка, у которой перерезали все нити. Без звука.

Коуп бросился ко мне, подхватил, когда я покачнулась:

— Ты цела? Тебя не ранили?

— Я... я в порядке. Лука? — паника с новой силой обожгла грудь.

Коуп сжал меня крепче, прижимая к себе:

— Он в безопасности. Все в порядке.

Но тут голос за нашей спиной заставил кровь застыть в венах.

Он был знакомым, но теперь полным злобы:

— А ты, Жнец, уверен в этом?

Я обернулась. Передо мной стоял человек, которого я всю неделю видела на катке. Тот, о ком знала, что у него есть проблемы, но не подозревала такой тьмы.

— Маркус? — выдавила я.

— Извини, Саттон. Ничего личного, — произнес он.

И, не дрогнув, поднял пистолет и нажал на курок.

55

Коуп

Выстрел оказался не таким громким, как я ожидал, но этого хватило. Тело Романа дернулось, будто его ударило током. Посреди лба зияла одна-единственная дырка от пули.

Саттон сдавленно всхлипнула и прижалась лицом к моей спине, не в силах смотреть на этот ужас. Ей было бы все равно, что этот человек желал ей зла, даже смерти. Она никогда бы не пожелала ему того же.

Маркус шагнул вперед, на лице у него читалось раздражение. Он пнул Романа в ногу, потом наклонился и подобрал его пистолет.

— Знаешь, Саттон, у тебя отвратительный вкус на мужчин. Сначала наркоман, потом идиот, который чуть не погубил тебя, — бросил он с издевкой.

Холод пробежал по моей коже:

— Ты ее не тронешь.

Раздражение на лице Маркуса сменилось насмешкой:

— Не трону? А по-моему, я тут сейчас как раз герой. Это я получу всю славу. Не ты, мать твою.

— Ты все это спланировал, — прошептала Саттон.

Маркус усмехнулся, но в этом не было ни капли тепла:

— Конечно, спланировал. Как только понял, кто ты такая, полетел в Балтимор и вытащил твоего мерзкого бывшего из его помойной жизни. Раззадорил его, рассказал, как мой славный напарник, любимец публики, трахается с его женой.

— Я ему не жена, — жестко бросила Саттон, и я сжал ее бок, напоминая, что она не одна.

Маркус ухмыльнулся:

— А он все равно считал тебя своей. И ненавидел за то, что ты его бросила. Я лишь подлил масла в огонь. Рассказал ему, сколько у Коупа денег. Деньги, которые могли быть его. Должны были быть его. И все, что нужно было сделать, — это взять их.

В ушах зашумела кровь:

— Ты его подставил.

— Бедный Роман все равно не должен был выйти отсюда живым. Но в каждой истории нужен злодей. И герой. Как думаешь, что подумают все, когда я найду его здесь, убивающим вас обоих? Я якобы опоздал всего на пару секунд, но успел пристрелить убийцу. Представляешь, как СМИ сожрут эту историю?

— Не уверен, что у тебя это получится, — голос Трейса разрезал воздух, как лезвие ножа. — Маркус Уорнер, это шерифское управление округа Мерсер. Бросай оружие.

Все произошло за считаные секунды. Маркус вздрогнул от неожиданности, а потом рванул меня к себе, как щит. Как Роман делал с Саттон. Два ублюдка, играющие по одному сценарию.

Но хотя бы я знал, что у него нет Саттон. Она спасется. Трейс не допустит другого исхода.

Маркус прижал пистолет к моему виску:

— Еще шаг и мой палец случайно дернется.

Трейс замер, но я видел, как холодная ярость затопила его зеленые глаза. Я не мог позволить себе отвлечься на это. Сейчас мне нужно было лишь одно.

Я посмотрел на Саттон. В ее взгляде застыл ужас.

— Беги, — выдохнул я.

Она сразу же замотала головой.

— Саттон, беги! — я вложил в эти слова всю силу, на какую был способен.

По ее щекам потекли слезы:

— Я не могу тебя оставить.

— Можешь. И сделаешь это. Ты пойдешь к нашему прекрасному мальчику, который сейчас злится, что ты нарушила правила в водяных прятках. И скажешь ему, что любишь его. И что я тоже люблю.

— Коуп... — ее голос сломался на моем имени, слезы лились еще сильнее.

— Ради меня.

— Господи, — зарычал Маркус. — Я пристрелю вас обоих, лишь бы не слушать этот сопливый бред.

Он перевел оружие на Саттон — всего на миг. Этого было достаточно. Я рванулся, сбив его с равновесия:

— Беги!

Саттон отступила назад и выбежала из амбара. И тогда я увидел его. Лишь на мгновение, но я узнал хмурый взгляд Энсона, который схватил ее и увел из зоны обстрела. Значит, помощь уже здесь. Больше, чем один Трейс. Мне оставалось только тянуть время.

Пистолет с глухим звуком ударил меня по лицу, перед глазами все поплыло. Маркус сжал мою рубашку:

— Ты за это ответишь.

— Бросай оружие, Маркус, — снова приказал Трейс. Со стороны его голос звучал равнодушно, но я знал: он ушел в то самое состояние, когда выключал все эмоции.

Маркус усмехнулся:

— Прости, Трейс. Но нет. Против тебя ничего не имею. Это твой гребаный брат заслуживает урока.

Его пальцы сжимались на моей рубашке все сильнее. Я чувствовал, как ярость пульсирует в нем волнами. Только вот я никак не мог понять, за что. Может, эта злость даст нам драгоценные секунды.

— Что я тебе сделал? — процедил я.

Глаза Трейса метнули предупреждение: не провоцируй.

— Что ты мне сделал? — Маркус натянул ворот так, что он давил мне на горло. — Ты украл у меня все.

Я нахмурился, пытаясь понять. Нас всегда сравнивали, да, мы вместе росли в спорте. Он был с соседнего города, мы часто играли на одних льдах еще детьми. Но мне всегда казалось, что у нас был паритет. То я лидировал, то он. Нас оба считали звездными новичками в Sparks.

Я понизил голос:

— Что я украл?

— Все должно было быть моим, — рявкнул Маркус. — Награда MVP в Тихоокеанской юношеской лиге. Ее дали тебе только потому, что твой отец и брат погибли.

Мое тело окаменело. Эта награда пришла через полгода после аварии. Тогда хоккей был моим единственным выходом. Я тренировался часами, терзая себя до изнеможения.

Теперь я понимал, что это было наказанием самому себе. Побегом, который никогда не спасал. И только Саттон с Лукой помогли мне вернуть радость игры. Вернуть отца ко мне через память о нем. Они воскресили его для меня.

Маркус отдернул пистолет, а потом так сильно ткнул им мне под подбородок, что кожа треснула, а зубы стукнулись друг о друга.

— А знаешь, что сделал мой отец после той церемонии? Избил меня ремнем так, что я неделями не мог сидеть и даже лежать на спине. А на следующий день выгнал обратно на лед. Сказал, что я должен быть как ты.

Мозг лихорадочно пытался собрать воедино все кусочки этой истории. Но я никак не мог уложить их в голове. Потому что все это не вязалось с человеком, которого я знал с детства. Уэстон Уорнер всегда был одним из тех родителей, кто первым хлопал меня по плечу и говорил: «Молодец!», когда я забивал гол. Он даже давал мне советы по броскам, делился опытом, накопленным за годы в профессиональном хоккее.

Но дело было не только в спорте. Уэстон входил в попечительские советы благотворительных организаций, собирал средства для юношеских хоккейных программ по всей стране, нередко спонсировал экипировку для детей из малообеспеченных семей в нашей лиге.

— Что? — скривился Маркус. — Не веришь, что папаша был монстром? Он отлично умел строить из себя хорошего парня. Прямо как ты.

Каждое его слово он подчеркивал ударом дула в мой подбородок:

— Улыбки для камер, а за закрытыми дверями — побои. Тебе он говорил, какой ты молодец, а мне — что я его главное разочарование.

От боли в его голосе у меня сжалось все внутри. Он не лгал.

— Знаешь, что он сказал мне на смертном одре? — голос Маркуса опустился до ледяного шепота.

Я не сразу нашел, что ответить.

— ЗНАЕШЬ?! — рявкнул он, встряхивая меня так, что Трейс вскинул пистолет, ища удобный угол для выстрела.

— Нет... — прохрипел я.

— Он сказал, что хотел бы хоть один день прожить, думая, что ты — его сын, а не я.

Господи. Его отец использовал меня, чтобы мучить собственного ребенка. Он мог быть монстром, но я был орудием в его руках.

— Мне жаль, — с трудом выговорил я, несмотря на ствол у горла. Но это была правда. Ни один ребенок не заслуживал того, что выпало Маркусу.

Маркус отдернул руку и ударил меня рукояткой пистолета по челюсти. Перед глазами поплыли круги.

— Тебе жаль? Ты такой же, как он.

Я попытался сосредоточиться, но мир раскачивался.

— Как он?

— Все думали, что он добрый, умный, щедрый. Деньгами завоевывал расположение людей. А какой он был на самом деле — никто не знал. Точно так же и ты. Все считают тебя золотым мальчиком. Летние лагеря, благотворительные сборы, наставничество для юных игроков. А на деле тебе плевать на команду и всех остальных.

Он резко втянул воздух и сжал мою рубашку еще сильнее:

— Я пытался показать им правду. Подкинул журналистам информацию, слил видео, где ты меня ударил. Хотел, чтобы все увидели, как ты обращаешься со своими.

Меня осенило:

— Ты сам спровоцировал ту драку.

— Я показал им, кто ты есть на самом деле, — прорычал он. — Но этого было мало. Не помог и анонимный донос о стероидах. Даже когда я подрезал тормоза у Тедди. Им все равно казалось, что ты святой. Это ведь из-за тебя он поехал в ту глушь — проверить, как ты держишься. И даже твое прощальное слово на похоронах они сожрали, как последние лицемеры.

Он сжал мою рубашку так, что она впилась мне в горло:

— Знаешь, сколько времени я потратил, чтобы выследить его здесь? Нанял хакера, чтобы тот зациклил запись с твоих камер, пока я возился с его машиной.

В ушах зазвенело:

— Ты убил Тедди.

— Нет, ты его убил. Он бы не погиб, если бы не ты. Как и твой брат с отцом.

Ярость взорвалась во мне мгновенно, как спичка. Тедди у нас отнял он. Не случайность. Не дождь на трассе. А тот, кого мы считали братом по команде.

— И теперь я убью тебя, — процедил Маркус.

Я не стал ждать. Не надеялся, что смогу выиграть время разговорами, пока Трейс или Энсон найдут возможность выстрелить. Нужно было действовать сейчас.

Я резко дернул головой вперед, а потом со всей силы откинул ее назад, ударив его по носу. Хруст был мерзкий, но чертовски приятный. Маркус заорал от боли, пистолет дрогнул.

Я не терял ни секунды. Попытался вспомнить хоть что-то из спаррингов с Каем. Схватил его руку с оружием и ударил коленом. Хотел, как Саттон с Романом, попасть в пах, но промахнулся — попал по внутренней стороне бедра.

— Ты не победишь! — завопил Маркус.

Он снова навел пистолет на меня. Я боролся изо всех сил, помня, ради чего сражаюсь. Ради Луки. Ради Саттон. Ради нашей семьи.

Маркус взвыл от ярости, и в следующее мгновение прогремел выстрел. Адская боль пронзила мои ребра, дыхание сбилось. Глаза распахнулись от шока, мир закружился.

Вокруг кричали, но казалось, что звуки доносились откуда-то издалека.

Огонь охватил всю грудь, и я упал на землю.

Перед глазами померкло, но прежде чем темнота накрыла меня, я успел услышать, как Саттон зовет меня по имени.

56

Саттон

Я слышала выстрел дважды, но он все равно звучал не так, как я себе представляла. Это был не оглушительный треск, как в кино. Скорее, тихий хлопок. Такой звук я бы ни за что не связала с пулей, если бы не увидела, как кровь стремительно уходит с лица Коупа, пока я бежала за угол амбара.

Все происходило, как в комиксе или супергеройском фильме — кадры сменялись то в замедленном действии, то в ускоренном, будто время сошло с ума.

Только это была не выдумка. Это была наша жизнь. Моя и Коупа. И когда он рухнул на землю, а кровь расползлась по его белой футболке, я поняла — его жизнь ускользает. Утекает по каменному полу, исчезая навсегда.

Вокруг раздались крики. Трейс повалил Маркуса на землю, но его яростные выкрики не доходили до моего сознания — весь мир сузился до Коупа.

Я не заметила, как побежала, пока почти не достигла его. Упала на колени так сильно, что боль пронзила позвоночник, а челюсть щёлкнула от удара. Но все это не имело значения.

Я видела только кровь. Она растекалась по левой стороне его груди, слишком близко к сердцу.

— Прижми, — скомандовал Трейс, борясь с Маркусом, чтобы надеть на него наручники. — Держи рану.

Я не колебалась ни секунды. Склонилась над Коупом, прижала ладони к ране и навалилась всем весом. Его веки дрогнули — я знала, что причиняю ему боль.

Слезы потекли по щекам, смешиваясь с кровью, что просачивалась сквозь мои пальцы.

— Прости меня. Я не хочу тебе больно, но иначе нельзя. Ты должен остаться. Ты не можешь уйти сейчас, когда все только началось. Лука нуждается в тебе. Я нуждаюсь в тебе.

Вдалеке послышались сирены, все ближе с каждой секундой. Энсон опустился рядом, его пальцы нашли пульс на шее Коупа.

— Есть. Слабый, но есть.

Слезы хлынули сильнее, но я не издала ни звука. Я просто продолжала давить на рану, будто силой своих рук могла удержать в нем жизнь. Удержать его целым, как он держал меня столько раз.

Новые голоса пробились сквозь звон в ушах. В амбар хлынули люди из управления шерифа. Кто-то звал медиков.

Чьи-то руки легли мне на плечи.

— Теперь можешь отпустить. Медики уже здесь.

По голосу я узнала Трейса, но не смогла поднять голову, не смогла оторвать взгляд от Коупа. Я боялась, что стоит мне отвернуться — и он исчезнет.

— Я не могу, — прошептала я. — Я держу его здесь. Я не отпущу.

Трейс сжал мои плечи крепче.

— Ты все равно с ним. Всегда с ним. Но сейчас нужно дать медикам работать.

Один из фельдшеров уже стоял с другой стороны, вставляя катетер в вену Коупа. Другой готовил кислородную маску. Но я не могла сдвинуться. Казалось, мое тело превратилось в камень.

— Я... я не могу. Я не оставлю его. Он ведь не оставил меня. Даже когда должен был.

Энсон пошевелился рядом, позади меня разлилась какая-то чужая энергия, и вдруг меня подняли на руки. Звук, что вырвался из меня, был звериным, нечеловеческим. Крик боли и отчаяния, обращенный только к Коупу.

— Я должна его спасти! — закричала я, почти не узнавая собственный голос, пока Трейс прижимал меня к себе.

— Ты уже спасла его, Саттон. Но теперь должны помочь медики, чтобы он добрался до больницы.

Позади раздался чей-то крик, кто-то требовал дефибриллятор. Я вывернулась из объятий Трейса, мне нужно было видеть Коупа.

Я застыла в ужасе, когда фельдшер разрезал футболку Коупа по центру, а другой приложил электроды к его груди.

— Отойти! — скомандовал кто-то.

Тело Коупа дернулось от разряда, неестественно выгнувшись.

А потом вокруг наступила гробовая тишина.

Вокруг меня звучала целая симфония: гул ламп под потолком, равномерное тиканье настенных часов, пронзительные сигналы монитора сердцебиения. Я цеплялась за этот последний звук, позволяя ему успокаивать меня каждым своим коротким «бип».

Он был обещанием. Сигналом, что медики успели вернуть Коупу сердце. Что врачи зашили пробоину в легком и заставили его снова работать.

Теперь оставалось только ждать.

Никто не мог сказать, как эти минуты без кислорода отразятся на Коупе, пока он не очнется. Никто не знал, будут ли осложнения. Сможет ли он снова играть в хоккей.

Мои пальцы сплелись с его, и я не собиралась их отпускать. Я не могла оторвать взгляда от пятен на своих руках. Кровь Коупа въелась в линии и завитки моих ладоней, словно напоминание. Я перевернула руку, рассматривая, как его жизнь отпечаталась в линиях судьбы и сердца — тех самых, о которых когда-то рассказывали, что они отражают путь человека.

И это было справедливо. Коуп оставил свой след в моей жизни. Навсегда. Я больше никогда не буду прежней и именно этого я и хотела.

Слезы снова подступили к глазам, падая в эти линии, но даже они не могли смыть розоватые следы крови.

Я склонилась над кроватью, коснувшись губами тыльной стороны его ладони.

— Мы вместе, помнишь? Ты всегда держишь свои обещания. — Слезы катились все быстрее. — Ты дал нам семью, дал нам дом. А без тебя это все пусто.

Под моими губами что-то дрогнуло — пальцы Коупа едва заметно пошевелились. Я резко выпрямилась, взгляд метнулся к его лицу.

Длинные ресницы дрогнули, веки начали медленно открываться.

И вот я увидела их. Эти завораживающие темно-синие глаза, в которые я хотела смотреть до конца своих дней.

Его губы дрогнули, сорвав с себя хриплый шепот:

— Воительница.

57

Коуп

Три недели спустя

В дверь постучали, и я нахмурился, уставившись на деревянное полотно.

— Заходи.

Она распахнулась, и в проеме показалась знакомая фигура.

— Слушай, человек, которому дали второй шанс, мог бы звучать хоть немного радостнее. Хотя бы чуточку счастливее.

Я нахмурился еще сильнее, глядя на Линка.

— Попробуй сам месяц пролежать в постели и потерпеть, как вся твоя семья кружит над тобой, как стая ястребов, каждую секунду бодрствования.

Губы Линка дернулись в усмешке, когда он уселся на стул рядом с кроватью.

— Ты же пробил себе дыру в груди насквозь. Логично, что за тебя переживают. По какой-то странной причине, эти люди любят твою мрачную задницу.

Он был прав, и я что-то недовольно пробурчал себе под нос.

Линк усмехнулся:

— Самолет заправлен и готов отвезти вас в Сиэтл. Кстати, я оставил тебе досье на пять потенциальных площадок для новой кофейни The Mix Up в Сиэтле.

Черт, мне повезло иметь такого босса и друга.

— Ты же понимаешь, что не обязан был это делать.

Он приподнял бровь:

— Я не идиот. Я вижу хорошую бизнес-возможность, когда она передо мной. А еще я пробовал выпечку Саттон. Если она захочет — я сделаю ее сетью по всей стране.

Я в этом не сомневался. Бизнес-чутье у Линка было феноменальным, но меня заботило только одно — чтобы Саттон и Лука были счастливы. Они и так многое отдали, соглашаясь проводить большую часть года в Сиэтле ради того, чтобы я смог попробовать вернуться на лед.

Мы с Саттон долго спорили, стоит ли все это того. Но я понял одно: я не хочу, чтобы хоккей для меня закончился вот так. Я хочу закончить эту историю на своих условиях, вернуть себе ту радость, которую раньше мне дарила игра.

— Может, у меня и не получится, — тихо сказал я, впервые вслух озвучивая этот страх.

Линк наклонился вперед, и золотые отблески его часов не вязались с поношенными джинсами и старыми ботинками:

— Все, что мы можем — это сделать все возможное. Лучшая команда реабилитологов северо-западного побережья готова встретить тебя в понедельник.

Я кивнул, стиснув зубы:

— Я готов двигаться по-настоящему. А не эти глупые прогулки до ворот и обратно.

Линк усмехнулся:

— Кай тут недавно прислал красочные сообщения о том, как помогал тебе добраться до ванной в первые дни.

Я снова нахмурился:

— Я его убью.

Линк рассмеялся:

— Нет лучшей мотивации, чем накостылять брату.

— Истинная правда. — Я поудобнее устроился на подушках, ощущая привычную боль в боку. — А ты-то чего здесь делаешь? Мог бы не тащиться с нами в Сиэтл.

Линк откинулся на спинку стула:

— Я вообще-то вчера прилетел. Присмотрел пару участков под строительство и встретился с Шепом.

Я приподнял брови:

— Ты задумал строиться здесь?

— Есть в этом месте что-то особенное. Эти золотистые скалы, суровые вершины... Кажется, тут может быть хорошая база.

В принципе, неудивительно. Линк мог купаться в миллиардах, но в душе всегда был человеком природы. Он предпочитал загородные поместья стеклянным пентхаусам.

— Можешь жить у меня, если хочешь, — предложил я. — Это будет лучше, чем искать аренду на время стройки.

— Возможно, я так и сделаю, — кивнул Линк.

— Только надо предупредить Арден. Она тут за всем следит, пока меня нет.

Он поморщился:

— Предупреждение не помешает. Она чуть не убила меня при нашей последней встрече.

— Что?.. — я не успел договорить — в комнату вошла Саттон с подносом в руках.

— Время обеда и лекарств. Потом выезжаем.

Господи, какая же она красивая. Эти бирюзовые глаза не потускнели ни на секунду, несмотря на все мои приступы ворчливости во время восстановления. Она и Лука не отходили от меня ни на шаг. Я уже сбился со счета, сколько раз мы пересмотрели «Могучих утят».

Линк поднялся:

— Оставлю вас. Я буду внизу, помогу с чемоданами, если что.

Саттон поставила поднос и поцеловала Линка в щеку:

— Спасибо за все.

— Всегда готов помочь, — сказал он и ушел.

Саттон обернулась ко мне:

— Как боль?

— Пока в рамках парацетамола, — сказал я, хотя, по-хорошему, границу уже перешел.

Она сузила глаза:

— Сегодня ты будешь больше двигаться. Даже с помощью Норы ты рискуешь переусердствовать.

Когда врач прописал мне опиоиды, я увидел страх в ее глазах. И не винил ее. Именно такие таблетки когда-то потянули ее бывшего вниз. Поэтому я сразу отдал управление лекарствами Саттон и предупредил врача.

— Я хочу обходиться без них, пока не начну реабилитацию. Там они мне точно понадобятся.

Саттон задумалась:

— Начнем с парацетамола. Если почувствуешь, что нужно что-то посильнее, сразу скажи.

— Договорились. А теперь иди сюда.

Как только она подошла ближе, я притянул ее к себе и поцеловал. Она застонала, и мой член болезненно дернулся. Черт, как же я скучал по ней. Если мне что-то и нужно было, чтобы вернуться в форму, так это это.

Кашель у дверей заставил Саттон резко отпрянуть, а ее щеки залились румянцем. Энсон усмехнулся с порога:

— Извините, что прерываю.

— Ни черта ты не извиняешься, — буркнул я.

Он рассмеялся — по-прежнему странно было слышать этот звук от мрачного Энсона:

— Хотел сообщить кое-что лично.

Саттон сжала мою руку.

— Петров?

— Да, — лицо Энсона посерьезнело. — Мой человек из CID сообщил час назад. Сегодня утром провели совместную операцию по всей организации Петрова. Трое его людей пошли на сделку со следствием. Ликвидированы нарколаборатории и бордели. Они все надолго отправятся за решетку. Включая Петрова.

Слезы блеснули в глазах Саттон:

— Точно? Они не смогут навредить Луке?

Энсон смягчился:

— Лука в безопасности. Ты тоже.

Черт, как же хорошо было это слышать. Я знал, что с Маркусом за решеткой большая часть угрозы устранена. Полиция Вашингтона нашла его дневники за двадцать лет — сплошная одержимость мной. Именно он слил все истории про меня в прессу, отправил жалобу в санитарную службу на The Mix Up, подослал человека в пекарню, чтобы напугать Саттон, надеясь, что она обвинит меня. Или, еще лучше, чтобы я сам винил себя. Этот тип теперь сядет минимум лет на пятнадцать.

Маркус хотел причинить мне боль любыми способами. И во многом у него получилось. Но именно его действия вернули меня в Спэрроу-Фоллс. Где я нашел Саттон и Луку. За это я не смогу пожалеть. Только жаль, что Тедди заплатил за все слишком высокую цену.

Саттон крепче сжала мою ладонь и посмотрела на Энсона:

— Спасибо. Не представляю лучшего подарка.

Он смущенно повел плечами:

— Главное, что их поймали.

— Бесплатные капкейки на всю жизнь, — улыбнулась она.

Энсон усмехнулся:

— Это я приму.

— Спасибо, брат, — сказал я, встречаясь с ним взглядом, чтобы он понял, насколько я серьезен. — Я у тебя в долгу.

— Нет, не в долгу. Мы семья. Мы заботимся друг о друге.

Сквозь меня прошла другая боль. Хорошая. Та, что говорила: я принадлежу этому месту, этой семье. Как и все мы. Мы не идеальны, но всегда рядом, когда это важно.

— Чертовски верно.

— Нора сказала, что есть чемоданы, которые нужно погрузить, — сказал Энсон, уходя от эмоций. — Пойду займусь этим, пока она не пригрозила оставить меня без обеда.

Я усмехнулся:

— Мудрое решение.

Он исчез в коридоре, а Саттон повернулась ко мне:

— Мы свободны.

Я убрал с ее лица выбившуюся прядь:

— Мы свободны.

— Я тебя люблю, — прошептала она.

— Знаешь, эти слова всегда вызывают у меня желание заняться с тобой сексом.

Саттон рассмеялась и легонько хлопнула меня по нераненой стороне груди:

— Еще пару недель, герой.

Я улыбнулся шире:

— Не переживай, я уже отметил это в календаре.

— Ну конечно.

Я приподнялся на подушках:

— Знаю, ты сказала, что новость Энсона — лучший подарок сегодня. Но у меня кое-что есть для тебя тоже.

Саттон приподняла бровь:

— Как у тебя может быть для меня подарок? Ты же даже из дома не выходил.

— У меня есть свои способы. Открой ящик тумбочки. Сначала возьми документы.

Ее глаза цвета морской воды засияли, когда она потянулась к ящику.

— Коуп, здесь три вещи.

Так и должно было быть.

— Сначала документы.

Саттон прикусила губу, потом осторожно вынула связку бумаг, перевязанную бирюзовой лентой — самой близкой к ее глазам, какую только смогла найти Тея.

Развязав ленту, она развернула бумаги и начала читать.

— Здание пекарни. Ты его купил? Теперь оно мое?

— Именно так и должно было быть с самого начала. Ты боролась за эту мечту до последнего. Ты должна владеть всем этим.

А теперь, когда Рик отправится под суд за мошенничество, она могла не бояться последствий с той стороны.

Улыбка, которая расплылась на ее лице, ударила мне прямо в грудь. Это была самая красивая боль на свете.

— Коуп... — прошептала она.

— Следующая коробочка побольше.

Саттон засмеялась:

— Ты такой командир. Тебе мало целого здания?

— Даже близко, — хрипло ответил я.

Она нежно улыбнулась и с затаенным дыханием достала следующий подарок. Размером с колоду карт, чуть толще. Сняла блестящую обертку, открыла коробочку для украшений и замерла.

— Коуп. — Мое имя сорвалось с ее губ почти неслышно, слезы наполнили ее глаза. Дрожащими пальцами она достала золотой медальон и раскрыла его. — Как? Это же бабушкин... Даже фото то же самое.

— Я нашел его через частного детектива, которого посоветовал Энсон. Он обошел все ломбарды, куда Роман мог сдать вещи. В одном нашли след, а хозяйке, которая купила медальон, предложили втрое больше. Но когда она услышала твою историю, просто отдала его бесплатно. Сказала, что он должен вернуться к тебе.

Слезы потекли по ее щекам:

— Я не могу... Это слишком...

— Потерпи, Воительница. Остался последний.

Она судорожно вдохнула и в последний раз потянулась в ящик. Когда увидела его, все поняла сразу. Темно-синий бархат. Коробочка для кольца. Ее взгляд метнулся ко мне.

— Открывай, — прошептал я.

Саттон открыла крышку, не отрывая взгляда от меня. Только потом посмотрела вниз, и слезы хлынули еще сильнее. Внутри лежало кольцо с овальным бриллиантом, окруженным бирюзовыми сапфирами — цвета ее глаз.

Я взял коробочку из ее рук:

— Выходи за меня. Давай станем семьей. Ты, я и Лука.Давай навсегда.

Она уже кивала:

— Да. Ты даже не спросил, но да.

Я рассмеялся и надел кольцо ей на палец, притянув к себе для поцелуя:

— Я тебя люблю.

— Навсегда, — прошептала она, касаясь моих губ.

— А теперь ты можешь стать моим папой? — раздался тихий голосок рядом.

Саттон отпрянула, ее лицо все еще было в слезах. Она посмотрела на меня, даря мне самое ценное — возможность сказать это мальчику, который украл мое сердце вместе с ней. После всего, что он пережил, быть его папой было самым важным в мире.

— Никогда не будет работы лучше, чем быть твоим папой, — сказал я Луке.

Он прыгнул на кровать, обняв нас обоих. Я не обратил внимания на вспышку боли. У меня было все, что мне нужно. Все, о чем я мечтал. И это никогда не изменится.

Эпилог

Саттон

Два года спустя

Толпа ревела так, что, казалось, вибрировало не только уши, но и все тело. Я никогда не привыкну к этому чувству. Лука жил ради него. Он не пропускал ни одного домашнего матча, если мог помочь.

За последние два года мы нашли наш баланс. The Mix Up прочно обосновалась и в Сиэтле, и в Спэрроу-Фоллс. И благодаря потрясающей управляющей команде я всерьез задумывалась открыть третью пекарню в Портленде. Что касается нас троих, учебный год мы проводили в Сиэтле, а лето и все возможные каникулы — дома, в Спэрроу-Фоллс. Потому что именно так всегда будет. Это дом.

В том доме, который Коуп построил с мыслью о своей семье, но который он сделал нашим. Я машинально положила ладонь на пока еще плоский живот и не могла не задуматься, в какой комнате поселится наш малыш. Одна мысль об этом вызывала волнение и радость.

И время было идеальным. Независимо от того, победят они сегодня в финале или нет, Коуп уходил из хоккея. Он сделал то, что обещал себе. Вернул хоккей в свое сердце. Обрел любовь к игре заново. И благодаря этому сейчас играл лучше, чем когда-либо.

Некоторые из его товарищей по команде в шутку называли его Стариком, но я знала — они будут скучать по своему капитану, тому, кто поднял команду после того, как правда о Маркусе едва не разорвала ее на части. Пока Маркус отбывал пожизненное заключение без права на досрочное освобождение, Sparks заново строили себя. И сейчас они были единым целым.

Я подняла глаза к ложам, где собралась половина семьи Колсонов. Фэллон отчаянно махала руками, отплясывая в окне так, что я не смогла сдержать смех. За ней стоял Кай, как всегда, на чеку. Кили тоже была у окна, следила за всем происходящим, и я знала — Трейс где-то рядом. Как и Арден с Линком.

Линк не раз уговаривал Коупа остаться в команде тренером, но у Коупа были другие планы. Он купил каток в Роксбери у Арни и собирался тренировать команду Луки и других ребят дома. Больше никаких бесконечных поездок и бесконечных интервью.

Просто... мы. Как всегда должно было быть.

— Оооо, детка, — выкрикнула Лолли, когда лед оказался в поле зрения. — Я готова смотреть, как наши ребята разнесут Lions!

Лука рассмеялся:

— Кровожадная ты, Супербабушка. Мне нравится.

Он перенял прозвище Кили для ее прабабушки, так же как называл Нору бабушкой Грэмс. Обе были счастливы, но ничто не могло сравниться с тем, как светились глаза Коупа, когда Лука звал его папой.

Нора сжала мою ладонь:

— Ты взяла плакат?

Я подняла свернутую бумагу, чувствуя, как нервы снова сжимаются:

— Может, это плохая идея? Может, стоит рассказать ему дома?

— Ни за что, — вмешалась Тея позади меня. — Победа или поражение — это будет лучший приз сегодняшнего вечера.

— Победа, Колючка, — поправил ее Шеп. — Они победят.

Тея закатила глаза:

— Кажется, Шеп стал суевернее всей команды вместе взятой.

— Господи, скажи мне только, что ты стираешь свое нижнее белье, — пробормотал Энсон.

Шеп показал ему средний палец:

— Стираю. Но свою счастливую кепку на сегодня я не забыл.

Я взглянула на его кепку Sparks с номером Коупа.

— Мне больше нравится та, что Кай мне сделал, — вмешалась Роудс, поправляя бейсболку с надписью: «Я знала Жнеца, когда он боялся, что его украдет инопланетянин из «Инопланетянина»».

Я усмехнулась и заняла место в первом ряду:

— Полезно немного сдерживать его эго.

— Ты уверена, что тебе нормально здесь сидеть? — спросил Энсон.

Я оценила его заботу. Сегодня толпа была особенно шумной, но я хотела быть как можно ближе к Коупу.

— Мам, все окей. Она справится, дядя Энсон, не переживай, — уверенно сказал Лука.

Энсон дождался моего кивка. После всего, что произошло с Петровыми и Маркусом, вся семья Колсонов стала особенно защищать нас с Лукой. Энсон — особенно. Его суровая забота значила для меня мир.

— Я в порядке, — сказала я. — Готова смотреть, как Коуп победит.

— Вот это правильно, — крикнула Лолли с другого конца ряда. — Я пообещала ребятам свои особые брауни, если они победят.

— Пожалуйста, не заставь команду провалить допинг-тест, — строго сказал Шеп.

— Ты звучишь как Трейс, — фыркнула Лолли.

Я только покачала головой. Нет другой семьи, как эта. И ни на какую другую я бы не променяла свою.

Свет в зале погас, музыка взорвалась, началось световое шоу. Лука схватил меня за руку, что случалось все реже, и потянул вниз, к своему уровню:

— Папа знает, что мы его любим, да?

Мое сердце сжалось:

— Знает, малыш. Мы говорим ему об этом каждый матч. И сегодня сказали втройне.

Лука кивнул:

— Больше, чем пчелы любят мед?

— Больше, чем пчелы любят мед, — повторила я, поглаживая медальон на шее, который почти никогда не снимала.

Его глаза покраснели:

— Он лучший папа, которого я мог бы себе представить.

Мои глаза наполнились слезами. Чертова беременность.

— Я знаю.

Секунды на табло отсчитывали время угрожающим отрывистым ритмом. Восемь секунд. Семь. Шесть.

Коуп выскользнул между двумя игроками, перекинув шайбу между ног одного из них. Он подхватил ее с другой стороны, и я затаила дыхание. В ушах звенело от криков трибун, но для меня существовали только Коуп, шайба и лед.

Он сделал ложный финт влево, а затем резко ушел вправо. Больше между ним и вратарем никого не осталось.

Пять секунд. Четыре.

До ворот оставалось всего несколько метров.

Три секунды. Две.

Коуп перенес вес тела и взмахнул клюшкой, выполнив знакомый мне теперь кистевой бросок. У вратаря не было ни единого шанса. Шайба влетела в верхний левый угол ворот, и сирена взревела. Трибуны взорвались. Люди кричали, прыгали, обнимались.

Игроки Sparks высыпали на лед, сминая Коупа в огромном командном объятии. Слезы катились по моим щекам — я чувствовала их радость, видела воплощение всей их работы, исполнение мечты Коупа.

Понадобилась всего минута-другая, чтобы Коуп выбрался из этого хаоса. И первым делом он устремился к нам.

— Мам! Плакат! — закричал Лука.

Я схватила его с пола, развернула. Лука помог мне прижать его к стеклу. Мы рисовали его вместе — с Арден, настоящей художницей. Крупные буквы гласили: «КАК НАСЧЕТ ЕЩЕ ОДНОЙ МАЙКИ ДЛЯ КОМАНДЫ, ПАПА КОЛСОН?» А внизу были нарисованы майки: Коупа, меня, Луки и крошечная — для Малыша Колсона.

Я видела, как Коуп замедлил шаг, вчитываясь в надпись. Его челюсть отвисла, а взгляд сразу нашел мой. «Ты уверена?» — прочитала я по его губам.

Его слова были неслышны, но я поняла их безошибочно. Мы пытались уже целый год, безуспешно. Даже записались на прием к специалисту на следующую неделю. Но несколько дней назад я поняла, что у меня задержка. Больше чем на два месяца. После быстрого визита к врачу я узнала наверняка. Но решила сохранить этот момент для сегодняшнего дня.

— Уверена, — беззвучно ответила я.

Коуп рванулся вперед, опускаясь к стеклу. Он сбросил перчатки прямо на лед и прижал ладони к стеклу. Я приложила свою руку напротив его, а Лука — свою, как мы делали всегда.

— Я люблю вас! — закричал он, так громко, как только мог.

Я улыбнулась сквозь слезы. Вся моя жизнь была здесь, на этой арене. И мы все вместе стали свидетелями того, как Коуп получил две своих мечты: Кубок и малыша. Ничего слаще в жизни не было.

отрывок из «Прекрасного изгнания»

пролог

Возраст одиннадцать лет

Папа вытянул карту из колоды, разглядывая ее так, будто перед ним был древний артефакт, а не очередная подделка. Мы с мамой обменялись взглядами, каждая по-своему пытаясь догадаться, что он задумал. Он сунул карту в веер остальных и потянулся за следующей, сделав паузу.

Подняв голову, он сначала посмотрел на маму, потом на меня. Его темно-каштановые волосы были чуть растрепаны, а не идеально зачесаны назад, как он привык делать для суда. И на нем были джинсы с поло, а не один из тех дорогих костюмов. Но больше всего мне нравился огонек озорства в его зеленых глазах – тот самый, который говорил, что он затеял какую-то пакость и получает от этого удовольствие. В последнее время я почти его не видела. Со всеми этими бесконечными делами, в которых он утопал с головой, этот взгляд стал редкостью. Наверное, поэтому я ценила его еще больше.

Папа поднял карту, покрутил ее в пальцах и бросил рубашкой вниз.

— Джин, — объявил он.

— Он жульничает, — обвинила его мама, но в ее голосе звучала только улыбка, а в ее взгляде — одна лишь любовь.

— Ничего подобного, — возразил он, выпрямив спину с напускной важностью. Он разложил карты, чтобы мы увидели.

Он нас снова разгромил. Три туза. Три девятки. И стрит на четыре карты по червам.

Я села глубже в огромное кожаное кресло и швырнула свои карты на журнальный столик:

— Ну точно жулик. Три раза подряд.

Папа усмехнулся, собирая карты, чтобы перетасовать:

— Может быть, в этот раз тебе повезет.

— Зато ты хотя бы раз выиграла, — сказала мама мне. — А я еще ни одной партии не взяла.

— Мы всегда можем перейти на скрэббл. Ты нас тогда точно уделаешь, — я прикусила язык под маминым взглядом. — Вернее, сделаешь нам всем по полной программе.

Мамино строгое выражение смягчилось, в ее глазах мелькнуло веселье:

— Хорошо выкрутилась. После этой партии — скрэббл.

Так всегда и было: сначала джин рамми, где побеждал папа, потом скрэббл, где мама выигрывала у нас обоих. Впрочем, неудивительно: она ведь все время проводила среди книг. Все в нашем пригороде под Бостоном чем-то помогали, участвовали в благотворительности. Мама поддерживала библиотеку.

Это было ее любимое место, как и библиотека в нашем доме — ее любимая комната. Поэтому семейные вечера мы проводили именно здесь. Для меня комната казалась слишком строгой: темные деревянные панели, полки от пола до потолка. Днем сюда лился свет из сада и леса за окном, но ночью... казалось, будто стены и книги давят со всех сторон.

— А давайте так: если я выиграю следующую партию, можно будет позвонить Клэр? — с надеждой спросила я.

Мамин взгляд ясно дал понять, что шансов у меня почти нет:

— Шеридан, это семейный вечер. Дай маме хоть раз победить.

Папа усмехнулся:

— Ей одиннадцать. Она уже начинает считать нас скучными.

— Даже не напоминай, — вздохнула мама нарочито трагично. — Не успеем оглянуться, как будем провожать ее в колледж.

Я закатила глаза и подтянула колени к груди:

— До колледжа мне еще долго. Надо хотя бы школу закончить.

В этот момент зазвонил телефон. Папа достал его из кармана. Мама бросила на него взгляд, который заставил бы меня отказаться от любой затеи, но папа только ответил:

— Привет, Нолан. — Пауза. — Да, у меня тут есть нужные бумаги. — Еще пауза. — Дай я их найду и перезвоню.

Папа убрал телефон и поднялся с кресла.

— Робби, — сказала мама тихо, но жестко. — Сегодня семейный вечер. Ты обещал.

В ее серо-сиреневых глазах — таких же, как у меня, — была мольба.

— Нолану просто нужно кое-что по делу. Пять минут.

Но это никогда не было пять минут. Стоило папе уйти в кабинет, он пропадал там часами. Я понимала: он любил свою работу, относился к ней серьезно. Но в последнее время все чаще и чаще она забирала его у нас.

— Пять минут, — пробормотала мама, отбрасывая с лица светлые волосы.

— Блайт, — его голос стал жестким, — не начинай. — И он вышел из комнаты.

Я представила, как он идет по коридору, спускается по лестнице и заходит в свой кабинет с огромным камином и темной деревянной отделкой. Когда-нибудь в моём доме не будет ни панелей, ни обоев — только свет и окна.

Я посмотрела на маму. Она сидела в таком же кожаном кресле, как у меня, и смотрела на место на диване, где только что сидел папа, будто там могла найти ответы.

Я опустила взгляд на свои джинсы, намотала на палец торчащую нитку. Мама терпеть не могла эти джинсы с дырками и потертостями. Я натянула нитку так сильно, что она перетянула палец.

— Вы с папой разведетесь? — тихо спросила я.

Я посмотрела на нее, чтобы уловить малейший признак лжи — ее рот тогда становился тонкой линией, а у уголков появлялись скобки морщинок.

Ее глаза широко распахнулись от удивления:

— Нет. Конечно нет. С чего ты это взяла?

Я натянула нитку еще сильнее:

— Вы много ссоритесь. И папы почти не бывает дома.

Мама вздохнула, наклонилась ко мне и освободила мой палец от нитки, разогревая его в своих ладонях:

— У него сейчас сложный период на работе. Но он старается все исправить. Быть с нами чаще.

Я кивнула, не до конца веря.

— Ты в порядке?

Ее лицо стало мягче, нежнее:

— Моя милая девочка. — Она поцеловала меня в висок. — Со мной все хорошо.

Но это была ложь. Она не была в порядке. Сегодня был первый вечер за долгое время, когда все напоминало о прошлом. Может, она и правда верила, что мы вернемся туда — к тому, что было.

Я не могла представить, как можно быть с кем-то так долго, как мама с папой. Они познакомились, когда она только поступила в Йель, а он был на третьем курсе. С тех пор вместе. Он сделал ей предложение сразу после окончания юрфака. Наверное, за столько лет у всех бывают трудные времена. Просто у многих моих подруг родители решили, что этих трудностей хватит для развода.

Раздался звонок в дверь — трехтональный звон, эхом разнесшийся по старому дому. Я невольно напряглась. Если еще один коллега папы сорвет семейный вечер, мама будет в бешенстве.

Мама сжала мою руку:

— Шеридан. У нас все хорошо. Я обещаю. Ничего не изменится.

Господи, как же мне хотелось в это верить.

Снизу донесся голос папы, но его внезапно прервал странный звук. Что-то между хлопком и треском. Как фейерверк.

Но в фойе, полном антиквариата, фейерверков точно быть не могло.

Пока я пыталась сложить все в голове, я видела, как кровь отхлынула от и без того бледного лица мамы. Я всегда была их смесью. У меня были темно-каштановые волосы от папы, и кожа с легким оливковым оттенком, как у него. Но глаза были мамиными — серо-сиреневыми, которые темнели, когда я злилась или расстраивалась.

Мамина кожа напоминала слоновую кость, из-за чего ей приходилось пользоваться солнцезащитным кремом даже в пасмурные дни. Но сейчас ее лицо было почти серым. Еще один хлопок, как фейерверк, и мама резко вскочила, бросившись к телефону, спрятанному в углу библиотеки. Она прижала трубку к уху, пальцы уже нажимали клавишу набора, но тут она замерла.

— Мертв. — Она хлопнула себя по карману и выругалась — словом, которое я раньше от нее не слышала. — Я оставила мобильный на кухне... — Ее голос оборвался, и она на секунду застыла. Раз. Два. Три. А потом резко сорвалась с места, схватила меня за руку и рывком подняла.

— Что..?

Мама зажала мне рот ладонью, не дав договорить. Другой рукой она приложила палец к губам, требуя тишины. Паника вспыхнула во мне и разлилась по мышцам, как электрический ток.

Она снова схватила меня за руку и потащила в коридор. Внизу послышались голоса. Шаги.

— Где, блядь, они? — раздался злой голос.

Пальцы мамы дрожали на моем запястье.

— Вы платили ему слишком много. Этот дом слишком большой, — сказал второй голос, в котором сквозила усмешка.

— Ну, теперь мне больше не придется этого делать, правда? — отозвался первый.

Мама быстро пошла по коридору и внезапно остановилась у одной из стеновых панелей. Ее пальцы скользили по шву, пока она не нашла нужное место. Она надавила, и панель со щелчком открылась.

В доме было полно таких потайных мест: от тайных шкафов до мини-лифта для посуды. Раньше они служили лучшими укрытиями в игре в прятки, но сейчас все было иначе. Сейчас это было по-настоящему страшно.

Мама запихнула меня внутрь, где хранились швабра и хозяйственные принадлежности. Место было таким узким, что я не верила, что она сможет закрыть панель снаружи. Я схватила ее за руку.

— Мам, что ты..?

— Сиди здесь. Что бы ты ни услышала — не выходи. Поняла?

— Мам…

Она обняла меня крепко-крепко.

— Люблю тебя до последнего уголка Земли.

Я вцепилась в ее свитер, в мягкий кашемир.

— Залезь сюда со мной.

Она аккуратно разжала мои пальцы и покачала головой.

— Я не могу.

Снизу послышались шаги.

— Мам, — прохрипела я.

— Ни звука. — Она быстро закрыла панель.

В укрытии было так тесно, что мне казалось, будто я задыхаюсь. Здесь не пахло нашим домом. Только пыль и чистящие средства забивали нос. Было темно. Совсем темно, кроме тонкой полоски света, просачивающейся через стык досок.

— Блайт, — произнес кто-то. Голос был мягкий, но в этой мягкости что-то неестественное, как улыбка, за которой пряталась ложь. Точно так же мамино лицо выдавали морщинки у губ, когда она пыталась скрыть правду.

Я прижалась лицом к щели, пытаясь увидеть хоть что-то. Прямо передо мной виднелся коридор: старинный ковер на блестящем паркете, картина на противоположной стене.

Я уставилась на мазки кисти. Некоторые были резкими и злыми, другие — плавными и спокойными. Никогда раньше я этого не замечала, хотя проходила мимо этой картины каждый день.

— Что вы здесь делаете? — мама старалась говорить спокойно, но голос ее дрожал. — Где Роберт?

Раздался укоряющий цокот.

— Ну же, Блайт. Не притворяйся дурочкой. Тебе это не идет.

Мама на мгновение замолчала.

— Что вам нужно? Что бы ни понадобилось, я вам все отдам.

— Как мило с твоей стороны. Правда, трогательно. Всегда была ты почище своего благоверного. — Голос звучал так, будто этот человек знал моих родителей, но я не могла припомнить ни имени, ни лица.

— Пожалуйста, — выдохнула мама. — Не причиняйте нам вреда. У нас есть дочь.

Шаги, приглушенные ковром.

— И где же эта дочь сейчас?

Все мое тело затряслось. Будто молния ударила в меня, и теперь по венам текли одни только ее остаточные разряды.

— Она на ночёвке. У подруг по школе, — ответила мама, и голос ее дрожал так же, как я.

Молчание.

— Ты бы мне не солгала, Блайт? Я не люблю, когда мне лгут.

Слезы катились по моим щекам, пока я снова наматывала на палец ту самую нитку от джинсов. Так туго, что, наверное, до крови.

— Я не лгу, — прошептала мама.

Мужчина задумчиво хмыкнул, и его тень заслонила ее. Я сильнее прижалась лицом к щели, чтобы лучше видеть. В поле зрения попал носок ботинка. Кожаная, темно-коричневая обувь с изящной строчкой. В центре — герб в форме щита с львом. Над ним — надпись на латыни, но разобрать ее я не смогла.

— Знаешь, я тебе верю, — сказал он. — Ты всегда была послушнее Робби. Но боюсь, уже слишком поздно. Что он мне задолжал, оплачено кровью. А из-за его предательства придется расплачиваться и тебе.

Ботинок исчез, и снова раздался тот самый хлопок.

Но теперь я знала, что это не петарда. Это было нечто гораздо хуже.

Мама дернулась, исчезла из моего поля зрения, а потом снова появилась, пошатнувшись. Она прижала руку к груди и медленно опустилась на пол. Кровь растекалась по ее светло-сиреневому кашемировому свитеру — тому самому, что так мягко ощущался под моими пальцами.

Перед глазами поплыли черные пятна. Дышать. Я должна дышать.

Я делала короткие глотки воздуха. Больше не получалось.

Мамины серо-сиреневые глаза — наши глаза — распахнулись широко... и застыли, больше не мигая. Ее руки обмякли, раскинувшись на старом ковре. Тот самый, на который она всегда велела мне не проливать сок.

Но теперь проливалась она сама. Ее жизнь стекала в узоры ковра.

Тень снова скользнула по ее телу, и в поле моего зрения вошел мужчина. Он выглядел так, будто принадлежал этому миру. Будто жил в одном из особняков за несколькими акрами отсюда. Человек, которого мы могли встретить в клубе или на воскресной службе. Светло-коричневые брюки, рубашка на пуговицах, немного растрепанные светло-русые волосы.

Но руки выдавали в нем совсем другого человека: черные перчатки и пистолет в ближайшей ко мне руке.

Меня затрясло так сильно, что я почувствовала, как по ногам стекает горячая жидкость, пропитывая джинсы.

— Проверь ее, — сказал другой голос. Тот самый, что насмехался над моей мамой. Тот, кто приказал пролить ее кровь. Тот, чей ботинок со львом я запомнила навсегда.

Мужчина передо мной присел на корточки, стараясь не наступить в лужу крови — в мамину кровь. Два пальца в перчатках осторожно коснулись ее шеи. Он повернулся, глядя на того, кого я не видела.

— Мертва.

Мои ноги подкосились. Ушла. Моя мама. Черные пятна снова заплясали перед глазами, грозя утащить меня в небытие.

— И слава Богу, — прошипел тот голос. — Обыщите каждый угол этого дома. Я хочу быть уверен, что эта соплячка действительно на ночевке. Если нет — убить.

Его шаги начали удаляться по коридору, но слова продолжали гудеть в моих ушах.

Ночевка… Мамино спасение для меня. Ее красивая ложь, которая дарила мне жизнь.

Но это не та, что была теперь мама. И не та, что стал папа. В груди разлился огонь, когда я медленно сползла на пол, сжимаясь, чтобы поместиться в узком укрытии. Я больше не могла держаться на ногах.

Все, чего я хотела, — уйти вместе с ними. В ту же тьму. В тот же покой.

1

Арден

Настоящее

Я уставилась на картину, ощущая, как внутри поднимается волна раздражения, закручиваясь темными клубами, пока я всматривалась в изображение и мазки кисти, а из динамиков гремела тяжелая музыка. Ничего не выходило. Чего-то не хватало. Возможно, работа слишком напоминала мои прежние картины. Или, может быть, в ней чувствовалась какая-то фальшь.

Я работала в разных техниках: металл для скульптур, масло для холстов, иногда пастель или уголь. Это был мой способ справляться с тьмой внутри. Пропускать ее сквозь себя и изливать на поверхность.

Кто-то сказал бы, что это полезно. Приемная семья, в которую я попала на другом конце страны, так и считала. Но правда была в том, что я так и не нашла общий язык с этой тьмой. Мы бесконечно сражались, но я ни разу не выигрывала войну — даже сейчас, в двадцать пять.

Поэтому моя мастерская, спрятанная в горах Центрального Орегона, сейчас была залита светом. Так я прогоняла собственные страхи, так же как изгоняла их на холстах. Ирония в том, что при всей моей боязни темноты вдохновение ко мне приходило именно ночью.

Возможно, тьма так пыталась удержать меня в своих объятиях, проверяя, хватит ли у меня смелости снова встретиться с ней лицом к лицу. Я уставилась на холст еще сильнее. Картина вышла тревожной, мрачной: деревья, сливающиеся в туннель, будто манили подойти ближе. Но чего-то все равно не хватало.

Я раздраженно зарычала, и Брут поднял голову со своего лежака в углу, серые уши дернулись. Этот огромный кане корсо всегда следил за мной. Он был еще одним оружием в моем арсенале против тьмы.

— Все нормально, — пробормотала я, направляясь к раковине у дальней стены. Наполнив миску растворителем, я принялась отмывать кисти.

Эта рутина была для меня своего рода медитацией — редкой для меня вещью. Потому что сидеть на подушке под тихую музыку было явно не моим способом очищения. Мне нужно было движение, ярость, ритм тяжелого рока и металла. Я находила это в искусстве и джиу-джитсу.

Обе вещи стали для меня подарком. Их мне дали люди, которых я встретила там, где меньше всего ожидала. После месяцев в приемных семьях и программы защиты свидетелей в Бостоне меня отправили далеко от того мира, в новую семью, которая ничего не знала ни о бостонской элите, ни о судьях, берущих взятки и губящих этим целые жизни.

Когда привычный коктейль из злости и вины снова заплескался внутри меня, я сделала глубокий вдох и напомнила себе, где я сейчас.

С Колсонами.

Семья, которая состояла из родных детей, усыновленных и приемных, но была ближе любой, что я знала раньше. Может, именно осознанный выбор делал нас такими.

Нора Колсон выбрала продолжать брать в дом детей даже после того, как потеряла мужа и одного из сыновей в автокатастрофе. И брала не простых детей, а самых сложных, самых сломленных. Так что неудивительно, что именно к ней я попала — почти немая, боящаяся даже собственной тени.

Но она и ее мама, Лолли, помогли мне выкарабкаться из этой раковины, насколько это было возможно. Так же, как они помогли каждому, кто переступил их порог. Там были Коуп и Фэллон, ее родные дети, усыновленный сын Шеп, и еще Роудс, Трейс и Кайлер, такие же приемные, как я.

Мы были лоскутным одеялом из разных нитей и тканей, но вместе создавали нечто гораздо большее, чем по отдельности. Что-то по-настоящему красивое.

Но это не отменяло того, что я порой чувствовала себя лишней. Слишком странной. Не особенно хорошей в общении с людьми. Мне лучше давались краски, металл, животные и спарринги — все то, где не нужно было подбирать слова.

Разложив последнюю кисть на полотенце, я выгнула спину, пытаясь снять напряжение. Позже придется залечь в ванну с солью — вечная проблема после того, как проведешь слишком много часов на ногах. Но сначала нужно было размяться.

Я взглянула на часы. Чуть больше пяти утра. Потом перевела взгляд на Брута.

— Пойдем в зал?

Пес глухо зарычал, мгновенно поднявшись на лапы. Он обожал зал Кая, не за само помещение, а за то, сколько внимания ему там уделяли.

Я усмехнулась.

— Тебя расстроит, что сейчас там никого нет.

Брут просто продолжал тяжело дышать, словно говоря, что его это не волнует.

Я схватила спортивную сумку с видавшего виды кожаного дивана и выключила музыку. Диван был мне и складом, и кроватью, и иногда даже обеденным столом, потому что я проводила здесь больше времени, чем в гостевом домике по соседству. Но этого было достаточно. И спалось мне здесь все равно лучше, чем в настоящей кровати.

Забежав в маленькую ванную, я быстро переоделась в тренировочную форму и направилась к выходу. Брут уже был рядом, мой почти безмолвный спутник.

Как только я вышла на улицу, включились автоматические фонари, осветив гравийную стоянку и подсветив мою главную гордость: красный Ford F-150 1979 года. Снаружи он выглядел так себе, но внутри был идеален.

Это была первая вещь, которую я купила на деньги, заработанные своим трудом. Хотя по закону мне принадлежал внушительный трастовый фонд, доставшийся от родителей, я не могла прикасаться к этим деньгам. Они казались мне запятнанными кровью. Именно за них мои родители лишились жизни.

Часть этих денег была честно заработана отцовской работой юриста и судьи, но когда ФБР раскопало их дело, стало ясно, что кто-то подкупал отца. Кто — так и не выяснили.

ФБР конфисковало все выявленные средства, но я всегда сомневалась: вдруг не все нашли? Вдруг часть успела уйти в тень? Эта мысль отравляла все.

Так что я оставила деньги на счете и ни разу не прикоснулась к ним. Лишь пару месяцев назад пришлось перевести их в другой банк, и когда я увидела сумму, меня буквально стошнило.

Но покупка Ванды — моего старенького пикапа — из собственных заработанных денег была для меня победой. Братья постоянно уговаривали меня продать ее или хотя бы отреставрировать, но я любила ее именно такой — с ржавчиной и вмятинами. В этом был ее характер.

Вставив ключ в замок, я открыла водительскую дверь и жестом пригласила Брута внутрь. Он запрыгнул в салон с грацией и силой — качествами, которые не раз спасали мне жизнь, так же как и его многолетняя подготовка в качестве собаки личной охраны.

Брут был подарком от моего старшего брата Трейса. Самого осторожного, самого правильного из нас всех. Впрочем, неудивительно, учитывая его прошлое. И не стало шоком, что в итоге он стал шерифом всего нашего округа.

Я завела Ванду, и она мягко заурчала, ее заново собранный двигатель работал идеально. Фары прорезали утреннюю темноту, освещая дороги, которые я теперь знала наизусть. И с этим светом тьма уже не казалась такой пугающей, скорее напоминала тихое одеяло. Я жаждала этого не меньше, чем желания выкрутить громкость любимой музыки на максимум.

Тишина или оглушительный хаос — у меня не было середины.

Плюс поездки в спортзал в пять утра заключался в том, что улицы были абсолютно пусты. Хотя был август, разгар туристического сезона в Спэрроу-Фоллс, в это время даже самые рьяные любители хайкинга еще спали. Так что дорога заняла всего две трети от обычного времени.

Когда я въехала на парковку за зданием на окраине города, включились дополнительные фонари. Еще один способ, которым мои братья заботились обо мне. Кай поставил их, как только я начала приходить в Haven на тренировки ранним утром или поздней ночью.

Выключив двигатель, я выскользнула из кабины и взглянула на Брута. Он терпеливо ждал, но подергивающиеся мышцы выдавали его нетерпение. Мои губы скривились в полуулыбке, которая была бы шире, если бы не ощущение пустоты после бессмысленной ночи у мольберта.

— Komm, — сказала я по-немецки.

По команде Брут спрыгнул с машины и встал рядом. Я должна была держать его на поводке. Если бы Трейс увидел нас сейчас, выписал бы мне штраф быстрее, чем я успела бы моргнуть. Но что он не знает — тому не повредит.

Мой взгляд автоматически скользнул по парковке, проверяя обстановку. Я ощущала, как в кармане у пояса упирается складной нож. Кто-то счел бы меня параноиком, но я лучше буду осторожной и живой, чем беспечной и мертвой.

Дойдя до двери спортзала, я ввела код. Кожа уже зудела от нетерпения — мне нужно было движение, нужно было почувствовать, как мои кулаки сталкиваются с грушей. Спарринг был бы еще лучше: обмен ударами, борьба с кем-то другим, но Кай бы убил меня, если бы я разбудила его до восхода солнца.

Я вошла внутрь и включила свет, озарив просторное помещение. Пространство было оформлено в черных и серых тонах, за исключением двух стен, покрытых сложными фресками, которые, я знала, Кай нарисовал сам. Я могла часами рассматривать эти яркие узоры и не уставать. Он был художником. И хотя его стиль и материалы были совсем не похожи на мои, именно это и завораживало. Я понимала, почему люди приезжали со всей страны и даже мира, чтобы он оставил на их коже неизгладимый след.

Я достала телефон из сумки, проигнорировала бесконечные уведомления и сообщения и включила музыку. Мне нужно было что-то, что заглушит шум в голове. Как только в колонках зазвучали рифы атакующего гитарного рока, напряжение немного отпустило.

Я начала с разминки, прыгала через скакалку, а затем натянула перчатки без пальцев для MMA. И перешла к той части тренировки, ради которой сюда пришла. К тяжелому мешку. Его вес был именно тем, что мне нужно. Что-то достаточно крепкое, чтобы выдержать все, что я в нем выплесну. Что-то, что я не смогу сломать всей своей злостью и тьмой, живущей внутри.

Перевалившись на носки, я подняла руки в защитной стойке перед лицом. Сначала нанесла несколько пробных ударов, а потом полностью отдалась силе своих движений. Я терялась в музыке и ритме, в этой своей медитации, которая была только моей. Это было одно из немногих мест, где я могла быть собой без страха и осуждения. Одно из двух мест, где я отпускала все, что таилось внутри.

Именно из-за этого состояния полного погружения я не услышала ничего, пока Брут не зарычал низко, предостерегающе. Сердце пропустило один удар. Только один. Я позволила себе лишь этот крошечный момент страха и слабости.

Пальцы сомкнулись на рукояти ножа. Я нажала кнопку, выпуская лезвие, и развернулась, прижимая его к горлу незнакомца, заставляя того замереть на месте. Лишь когда я убедилась, что он не двинется, подняла взгляд. И посмотрела в лицо самого красивого мужчины, которого когда-либо видела.

Но я уже однажды узнала, как обманчивы бывают внешности. Никогда не знаешь, что скрывается под маской. Поэтому я оставила нож на месте, пока его ореховые глаза не расширились от удивления.

— Кто. Черт. Побери. Ты?

2

Линкольн

Господи, какая же она была красивая. Дикая, сильная красота. Та, что невозможно укротить. Та, что нельзя запереть в клетке.

Я стоял в тени, как последний извращенец, и наблюдал за ней: за тем, как она двигалась, как раскачивался ее длинный темно-каштановый хвост с каждым ударом. Ее смуглая кожа натягивалась на подтянутых мышцах. Она была невысокой, но по тому, с какой силой наносила удары, этого было не скажешь.

Было видно, что у нее серьезная подготовка. И тот факт, что она сейчас прижимала лезвие к моей шее, говорил о том, что она не боится им воспользоваться. Первой моей реакцией было восхищение — такая крохотная, но с таким пламенем внутри.

Она сильнее вжала нож в мою кожу — не до крови, но достаточно, чтобы почувствовать укол. Эта боль захватила меня так же, как и ее красота.

— Я спросила, кто ты, — процедила она сквозь зубы, ее серо-фиолетовые глаза сверкнули.

В этом пламени не осталось места для веселья. Потому что так защищаются только те, кого уже ранили раньше.

Блядь.

Я медленно поднял руку, показывая связку ключей с брелком от спортзала Haven, который забрал вчера. Там был код, открывающий двери после шести утра.

— Новый клиент, — спокойно сказал я.

Она не расслабилась ни на секунду. Только прищурилась сильнее, будто выискивая все мои тайны.

— Спортзал еще закрыт.

Я держал руку на виду, не желая провоцировать ее еще больше, но и не желая ее пугать. Хотя за это я уже хотел себе врезать.

— Мне сказали, что он открывается в шесть.

Ее взгляд метнулся к огромным часам на стене, и она тихо выругалась, наконец убирая нож от моей шеи.

— Конечно, Кай опаздывает, — пробормотала она.

Значит, она знала владельца. Того самого Кая, брата моего лучшего друга, который все уши прожужжал мне про лучший зал в Спэрроу-Фоллс. Что-то странное кольнуло внутри. Неужели они вместе? Мне совсем не понравилась эта мысль. Хотя это полный бред — я знал о ней только то, что она моментально достает нож и что выглядит как ходячее искушение во время бокса.

Огромный серый пес рядом с ней снова тихо зарычал. Она бросила на него взгляд:

— Beruhigen, — произнесла она так легко, будто родилась с немецким на устах.

Пес расслабился, но не спускал с меня взгляда. Я был даже рад, что у нее есть такой защитник.

Она внимательно следила за мной, пока медленно закрывала нож и отступала назад. На ней были леггинсы, облегающие подтянутые ноги, и черная майка, чуть открывающая вид на то, что мне точно не следовало разглядывать. Но мой взгляд все равно зацепился за что-то еще.

На ее загорелой коже были пятна краски. Серой, черной, фиолетовой, синей. Без всякого порядка, просто хаос цвета. Но мне почему-то хотелось отыскать каждое из них.

Она недовольно кашлянула.

Я перевел взгляд на ее лицо, на эти вихри в серо-фиолетовые глаза, которые могли заворожить и разбить вдребезги.

Пятнышко краски на ее щеке дрогнуло, когда она нахмурилась.

— Чего уставился?

— Ты не собираешься извиниться за то, что чуть не распорола мне горло? — бросил я, пытаясь перевести разговор, чтобы отвлечь себя от внезапно нахлынувшей одержимости.

Она вскинула бровь.

— Это ты вломился сюда до открытия. Еще повезло, что дышишь.

Ее глаза вспыхнули, и я, кажется, чуть-чуть влюбился в ее огонь.

— Яростная, — пробормотал я с явным восхищением. — Хотя не уверен, что это называется взломом, если дверь была не заперта, и я позвал. Просто музыку не слышно.

На ее лице промелькнуло раздражение. Она нагнулась, подняла телефон с мата и отключила музыку несколькими касаниями.

— Это не просто музыка. Это Cradle of Filth.

Уголки моих губ дернулись.

— Ты сама это сказала, не я.

Она закатила глаза:

— Это название группы.

— Назвать это группой — спорный момент.

— Томат, помидор, — бросила она и поморщилась, двинувшись к стопке полотенец. — Прости за шею.

Я машинально пошел за ней, будто она заколдовала меня, но огромный серый зверь встал у меня на пути, оскалив зубы.

— Твой пес собирается перегрызть мне глотку?

Она хрипло рассмеялась, и этот звук пробежал мурашками по коже.

— Если останешься там, где стоишь, то нет, — сказала она, протягивая мне бумажное полотенце.

Она посмотрела на пса и улыбнулась ему:

— Freund, Брут.

После этих слов напряжение в псе спало, но взгляд с меня он не отвел.

— Брут знает немецкий.

Она пожала плечами:

— Так его учили.

— Охранник?

Что-то темное промелькнуло в ее взгляде.

— Личная защита. Здесь у многих есть такие собаки. Фермы и все такое.

Но это прозвучало как ложь. Люди не таскают своих фермерских псов в спортзал без причины. Я хотел копнуть глубже. Узнать ее секреты.

Хотя это совсем не в моем стиле. Я строил свою империю терпением и настойчивостью. Никогда не показывал, что чего-то хочу. Потому что люди могут этим воспользоваться. Я уже однажды усвоил этот урок.

Она подошла к полке, схватила свою сумку и закинула ее на плечо.

— Наслаждайся тренировкой. Постарайся ничего не украсть. Хотя, может, моему брату и полезно было бы остаться без пары гантелей.

Я застыл, сжимая ключи крепче.

— Твоему брату?

— Кай. Ему принадлежит зал. И да, он вечно пропускает будильник.

Кай. То есть брат Коупа.

А если Кай брат Коупа, то…

Черт. Моя сирена — сестра моего лучшего друга.

Оглавление

Разбитая гавань Кэтрин Коулc