Хрупкий побег [Кэтрин Коулс] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Кэтрин Коулс Хрупкий побег

Это для меня.

И для всех, кого когда-либо заставляли чувствовать себя ничтожеством.

Заглушите этот шум.

Вы прекрасны и удивительны такими, какие вы есть.

Пролог

Сколько способов можно придумать, чтобы убить кого-нибудь... в мыслях? За последние несколько месяцев мы с Никки стали настоящими мастерами в этом деле, придумывая такие изыски, что дух захватывало.

— Живьем закопать в муравейник с огненными муравьями, — сказала я, глубже устраиваясь в мягкие подушки дивана в ее маленькой квартирке.

Она фыркнула со своего места на полу, развалившись с бокалом вина, который едва держался у нее в руке.

— Слишком легко. Я за то, чтобы его сожрали пираньи, начиная с его члена.

Я прыснула со смеху и отпила из бокала.

— Может, он мог бы просто захлебнуться в своих собственных лживых словах, — пробормотала я.

Никки резко села, ее рыжие волосы взметнулись, а вино выплеснулось из бокала. Хорошо хоть белое — не оставит пятен. Несмотря на легкое опьянение, она сузила глаза, глядя на меня взглядом, который я уже знала: одновременно суровым и нежным. Она была той самой подругой, что всегда прикроет спину — одной из немногих, кого не обманул Брендан со своими сладкими речами.

— Тебе нужно кому-то все рассказать. Тому, кто может что-то с ним сделать. Или я сама его перееду своей машиной, — пробурчала Никки, ставя бокал на стол.

Я обхватила колени, пытаясь найти утешение в этом движении, словно могла бы сама себя обнять и согреть.

— И что я скажу? Что мне звонят с незнакомого номера и тяжело дышат в трубку?

— Сел, он тебя уволил. С работы, в которую ты столько сил вложила.

Это правда. Бакалавр в сфере бизнеса. Магистратура по некоммерческому управлению. Бесконечные часы неоплачиваемых стажировок и волонтерства. Все ради работы в моей мечте — проекте по ликвидации неграмотности. Но все рухнуло сегодня утром, когда меня уволили.

— Нет доказательств, — прошептала я. Но в груди разлилась боль. Я знала, что Никки права, хоть и не было ни единой улики. Руки Брендана тянулись далеко, его хватка душила.

Никки тяжело выдохнула:

— Ты же знаешь, что это он. Разбрасывается деньгами, дергает за ниточки.

Я закусила губу, чувствуя, как на меня наваливается давление, словно сам воздух пытался меня раздавить. Казалось, Брендан был везде. Я думала, что после расставания все закончится. Что я буду свободна. Но это было только начало.

— Может, это и есть конец, — наконец встретила ее взгляд. — Он выиграл. Думаю, этого он и хотел. Может, теперь я смогу двинуться дальше.

Вот только я не знала — куда. Лос-Анджелес больше не казался домом. Когда-то я любила здесь жить — живая музыка, музеи, рестораны с любой кухней мира. Мне нравилось растворяться в толпе, теряться среди яркой, разнообразной публики. А теперь казалось, что за мной следят все глаза вокруг.

— Может быть, — пробормотала Никки.

Я потянулась через стол и сжала ее руку:

— Спасибо, что ты у меня есть. Ты — лучшая подруга в мире.

Она нахмурилась:

— Хочу сначала ударить его промеж ног, а потом скормить пираньям.

Я прыснула со смеху:

— Дерзай.

Но смех быстро угас. Я рассказывала Никки лишь часть того, что происходило. Если бы она знала все, точно уже сидела бы за рулем с намерением устроить наезд. И именно это заставляло любить ее еще сильнее.

Я встала, взяла бокал и допила вино:

— Пора домой. Скоро кормить ужином Лося.

Никки покачала головой:

— Лучше корми этого зверя вовремя. А то отгрызет тебе палец во сне.

Я улыбнулась по-настоящему, направляясь с бокалом на кухню:

— Никогда бы не посмел.

Никки с трудом поднялась на ноги:

— Продолжай себя в этом убеждать. Ты машину вызвала?

Я покачала головой:

— После первого бокала перешла на «Фреску».

Ее рот распахнулся:

— Ах ты ж, зараза! Я тут напилась, а ты весь вечер пьешь газировку?!

Я рассмеялась, обняв ее:

— Прости, солнышко.

Правда в том, что я уже давно не пью больше одного бокала. С тревожностью и так все на грани — мне нужно держать голову ясной.

Никки крепко меня обняла:

— Хочешь, я поеду с тобой? Переночую на диване.

Боже, какая же она потрясающая.

— Все будет хорошо. Я, скорее всего, просто засижусь за поиском вакансий в других фондах.

Но она не отпускала:

— Ты потрясающий человек. Не позволяй его дерьму заставить тебя думать иначе.

Глаза защипало, слезы рвались наружу. Я изо всех сил старалась их сдержать. Потому что иногда я сама начинала верить в то, каким меня описывал Брендан. Манипулятивной. Жестокой. Больной. Шлюхой.

Два года назад я бы рассмеялась, услышав, что могу так о себе подумать. Поразительно, как быстро все меняется. Как легко искривляется сознание. И как долго потом приходится расхлебывать последствия.

— Люблю тебя, Никс, — прошептала я.

— Я тебя тоже, — сказала она, наконец отпуская. — Напиши, когда доберешься домой. Или звони по дороге, если вдруг станет не по себе.

Глаза опять защипало. Никки уже не раз слушала мои панические звонки, когда я думала, что за мной кто-то идет, а оказывалось — просто прохожие. И ни разу не пожаловалась.

— Спасибо, — быстро чмокнув ее в щеку, я схватила сумочку.

Вышла из ее маленькой квартиры на окраине Сильверлейка и пошла по тротуару к машине. Было еще светло, но я все равно окидывала взглядом окружающих. Пара, целующаяся у кафе. Семья с двумя детьми, которые бегали вокруг родителей. Обычная картина.

Но нервозность не отпускала. Я ускорила шаг, направляясь к своему старенькому Subaru. Она повидала многое ещё до того, как я купила ее в колледже, и сейчас уже доживала свой век. О новой машине при отсутствии работы пока можно было не мечтать.

Открыв двери, я забралась внутрь и вздохнула, заметив на полу сумку с овощами — совсем забыла о ней. Надеюсь, с фермерскими покупками все будет в порядке.

Закрыв дверь, тут же ее заблокировала и поймала свой взгляд в зеркале заднего вида. Светлые волосы растрепаны, под зелеными глазами темные круги. Но я не отвела взгляда, даже когда глаза наполнились слезами.

— Ты хороший человек, — прошептала я. — Ты не такая, какой он тебя описывает.

Телефон пискнул. Я нащупала его в сумочке. Он снова пискнул, экран засветился. У меня в животе все оборвалось, когда на дисплее высветилось сообщение.


Неизвестный номер: Видела? 😉


На экране был скриншот статьи. Заголовок: Актер Брендан Босман жертвует миллион долларов Проекту по ликвидации неграмотности. У меня задрожали руки, пока я читала короткую заметку.

Господин Босман, наиболее известный своими ролями в кассовых романтических комедиях и супергеройских блокбастерах, был замечен во время экскурсии по офису некоммерческой организации в районе Уэст-Адамс в Лос-Анджелесе. «Чтение — это то, что всегда было моей страстью. Быть частью миссии Проекта по ликвидации неграмотности и помогать людям получать необходимые знания — большая честь для меня».

Слезы опять жгли глаза — смесь злости, страха и раздражения от той лжи, что лилась из его уст. Брендан считал чтением просмотр The Hollywood Reporter и проклятия в адрес тех, кто получал роли, на которые он сам претендовал. Я не смогла дочитать. Это было слишком.

Я отдала Проекту по ликвидации неграмотности все: бесконечные часы за гроши, поиски благотворителей, чтобы организация не ушла в минус, выполнение работы, которой не было в моей должностной инструкции. Все ради их миссии. Ради того, чтобы быть частью чего-то, что меняет жизни людей. А теперь все кончено. Потеряно.

Слеза скатилась по щеке и впиталась в джинсы, оставляя темное пятно на ткани. Может, именно этого мне и не хватало — последней капли, чтобы решиться уехать из Лос-Анджелеса и начать все с чистого листа. Шанс на настоящую свободу.

Здесь у меня, кроме Никки, уже ничего не осталось. Все остальное он отбирал медленно и методично. Я проглотила подступившую ярость, схватила ключи с сиденья и вставила в замок зажигания. С третьей попытки двигатель завелся.

Еще одна поломка, которую я не могла себе позволить починить. Но я проигнорировала это и направилась домой. Даже в четыре часа дня пробки уже начинались, и дорога, которая обычно занимала десять минут, растянулась на двадцать. Подъехав к старенькому четырехквартирному дому, я почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом.

Оглядела улицу, как делала это уже на автомате. Ничего подозрительного: парочка выгуливала своего лохматого пса, девушка катала коляску, пара подростков наперегонки гнала свои прокачанные велосипеды. Все привычно.

Но я ощущала чей-то взгляд. Старая тревога закралась в грудь, а за ней пришло раздражение. Я не могла понять: это реальность или мои нервы сдают. Достала телефон и быстро набрала сообщение.

Я: Дома. Пойду кормить Лося и готовить ужин. Поешь что-нибудь, чтобы завтра не мучиться от похмелья.

Никки: Уже заказала пад тай и пад си ю. Нужно как-то впитать весь этот алкоголь.

Я попыталась улыбнуться, глуша двигатель, но уголки губ так и не поднялись. Взяла сумочку, сумку с фермерскими покупками и выбралась из машины. Засунув телефон в карман, еще раз окинула взглядом улицу и пошла к дому.

Каждое движение вокруг заставляло меня вздрагивать. Но я продолжала идти. Это был единственный способ — просто двигаться вперед. Если дам слабину, больше не встану.

Быстро пересекла потрескавшийся тротуар, поднялась по сколотым бетонным ступеням. Набрала код на домофоне, дождалась звукового сигнала и вошла. Захлопнула за собой дверь, убедившись, что она закрылась, и направилась к квартире 1B.

Открыла замок, потом защелку. Как только дверь распахнулась, послышался звуковой сигнал. В темной комнате меня встретило низкое мяуканье.

— Привет, Лось, — сказала я в темноту — шторы были плотно задернуты.

Когда я только нашла эту квартирку, меня покорили ее окна — так много дневного света. Теперь здесь царил только искусственный свет.

Я включила свет, и Лось тут же закружился вокруг моих ног. Заперев дверь на засов, я нагнулась и подняла его, едва сдержав стон от тяжести — все восемь килограммов его мейн-куна. Он замурлыкал, уткнувшись головой мне в подбородок.

Я прижала его к себе, позволяя этому звуку и мягкой шерсти немного меня успокоить:

— Как думаешь, пора уезжать из ЛА? Может, найдем дом с двориком. Я бы научила тебя гулять на поводке.

Мус протяжно мяукнул, будто сказал: «Ты что, совсем?»

Я рассмеялась:

— Ладно, с поводком пока повременим. А как насчет ужина?

Он снова мяукнул.

Я улыбнулась, опустив его на пол, не снимая сумку с плеча. Руки все еще слегка дрожали, когда я проходила по квартире, включая один свет за другим. Эта дрожь говорила правду — Брендан действительно победил.

Моя жизнь здесь закончилась. Оставался только один выход — уехать. И молиться, чтобы он не решил и дальше ломать мою жизнь где бы я ни оказалась.

Нащупала выключатель на кухне и включила свет. На столешнице царил бардак: из фруктовой миски выкатилась пара плодов, апельсин был исцарапан и прокусан.

— Опять в футбол играл? — бросила я взгляд на Лося.

Он усердно умывался, вылизывая лапку.

А потом я увидела истинную цель его возни — кормушка с камерой валялась на боку, явно побывав в эпицентре кошачьих атак. Я поставила ее обратно, собрала фрукты в миску.

— Серьезно? Ветеринар сказал, что ты и так весишь больше нормы.

Казалось, Лось на меня свирепо уставился. Потом громко мяукнул.

— Не умничай. Будешь так себя вести — без лакомств после ужина.

Он фыркнул. Я едва удержалась от смеха. По крайней мере, у меня был Лось. Какими бы ни были трудности, он всегда умел меня развеселить.

Поставив сумку на столешницу, я занялась раскладыванием покупок, пытаясь уклоняться от его игривых лап. Пока я убирала овощи и фрукты, в голове уже рождался рецепт — одно из моих любимых развлечений: придумывать блюда из того, что удавалось найти на фермерском рынке.

Теперь, когда зарплаты больше не было, приходилось проявлять больше изобретательности, но именно в этом и заключалась вся прелесть игры. Начался сезон персиков, я схватила парочку. Еще удалось взять первые мини-помидоры сорта херилум. Немного бурраты, свежих трав, бальзамического уксуса — и все это идеально пойдет с хрустящим хлебом, который я купила у местного пекаря.

Живот заурчал, поддерживая мои планы. Я начала доставать продукты, как вдруг телефон в кармане затрясся. Раздалась какофония звуков — уведомления сыпались одно за другим: сообщения, письма, звонки. Все сразу.

Сигнализация издала предупреждающий писк — если ввести код не успею за две минуты, сработает тревога. В этот же момент стереосистема взревела какой-то рок-композицией, а телевизор включился на оглушительной громкости.

Лось недовольно заорал. Я бросилась к панели сигнализации, вбивая код, одновременно вытаскивая из кармана телефон, который продолжал вибрировать. Экран заполнила бесконечная череда уведомлений, они мелькали так быстро, что я не успевала сосредоточиться на каком-то одном. А звуки уведомлений продолжали сыпаться.

Я отключила звук телефона и открыла почту. На экране — 1653 новых письма. Сердце забилось быстрее. Утром было шесть непрочитанных. Всего шесть.

Попыталась пробежаться по темам писем, но новые сообщения прибавлялись так стремительно, что я едва успела зацепить пару заголовков: предупреждения о компрометации кредитной карты, реклама увеличения члена, средства для похудения. И порнография. Так много отвратительной порнографии, что желудок сводило.

Закрыв почту, я перешла к сообщениям. Их было уже не сосчитать. Одна из цепочек — от банка.

Вы подтверждаете эту покупку? 1309 долларов 13 центов — Sex Toys, Inc.

Вы подтверждаете эту покупку? 10237 долларов 53 цента — Hollywood Escorts.

Платеж за платежом — каждый хуже предыдущего. А потом кровь застыла в жилах.

Неизвестный номер: Это ты?

Никаких ссылок. Просто скриншот. С порносайта. Со мной.

Мое тело задрожало, в ушах звенело. Где-то на заднем плане мозга вспыхнула мысль, что сигнализация снова начала обратный отсчет, но я не могла пошевелиться. Только смотрела на снимок.

Это была я. Без сомнений. Яркий плед на кровати выдавал комнату. Я стояла посреди спальни, снимая майку и расстегивая джинсы, светлые волосы каскадом спадали на обнаженную спину.

Я переодевалась. Это был скриншот с видео. Пяти минут видео. Значит, там было и дальше.

Дыхание стало прерывистым, всхлипы прорывались сквозь рваные вдохи. Еще один скриншот. Я — лицом прямо в камеру. Зеленые глаза, не подозревающие, что их снимают. Я раздевалась. Голая. Вся — на всеобщее обозрение. В Интернете.

Этого не может быть.

Телефон продолжал заливаться уведомлениями. Письма, сообщения, звонки. Уведомления о мошенничестве. Предупреждения о низком балансе. Ссылки на новые порно-ролики со мной. И все это — под ревущую музыку и телевизор на заднем фоне.

Слезы хлынули, как кислота, обжигая щеки. И тут раздался голос. Знакомый голос.

— Помни, кто здесь главный, Селли.

Кровь превратилась в лед. Я судорожно нащупывала хоть что-то, чем можно было бы защититься. Под руку попался каменный пресс-папье в виде цветка. Я вцепилась в него и медленно пошла на звук.

С каждым шагом сердце бешено колотилось. Но, войдя на кухню, я никого не увидела.

И тогда раздался смешок — низкий, хриплый, а индикатор камеры на кормушке Лося сменил синий цвет на красный — значит, шла запись.

— Ты хотела быть шлюхой, Селли. Я просто помог исполнить твою мечту.

Брендан.

Я метнулась к розетке, выдернула вилку и с размаху швырнула камеру об стену. Но уже было поздно. Я знала это.

Ведь если были снимки из спальни, значит, камеры стояли и в других местах. Они могли быть повсюду. Он мог смотреть на меня даже сейчас.

Мне нужно было бежать, срочно, но ноги не слушались.

Края обзора начали темнеть, пальцы покалывало. А потом меня накрыла тьма.

1

Тея

Два года спустя


Первые лучи солнца проникли сквозь окно моей кухни, а внизу раздалось почти лающее мяуканье.

Я бросила на Лося предостерегающий взгляд:

— Я иду так быстро, как могу.

Этого ему было недостаточно. Он с разбегу запрыгнул на столешницу — что, учитывая его почти девятикилограммовый вес, было настоящим подвигом. Подойдя, он тут же шлепнул меня лапой по руке.

Я сузила глаза:

— Серьезно?

Он просто облизал лапу и принялся умываться.

— Не думай, что я хоть на секунду купилась на это невинное выражение, — проворчала я, смешивая ему влажный корм с сухим. Закончив, я отнесла тарелку в уголок гостиной, где стояли коврик и кошачье дерево. Колокольчик на ошейнике звякнул, когда он поспешил за мной.

Я нагнулась и опустила миску. Лось тут же кинулся к еде, отмахнув мою руку своей пушистой лапищей — маленький прожорливый монстр. Но очаровательный монстр.

Выпрямившись, я краем глаза зацепила загончик, который приготовила для приемных котят, что должны были приехать через пару дней. Там уже стоял лоток, лежали теплые одеяльца и маленький домик для уединения. Уютный уголок. Сам процесс его создания успокаивал меня. Я обустраивала им дом, где будет тепло, безопасно и хорошо. Это дарило мне надежду.

Пусть мой собственный мир развалился на части, я могла собрать заново их маленький мир.

Я взглянула на Лося. Половина миски уже была пуста. Настоящий обжора. Я повернулась и пошла по скрипящему полу дальше по коридору.

Старый домик в горах Центрального Орегона пустовал много лет. Предыдущий владелец с возрастом распродал большую часть земли. После его смерти дом вместе с оставшимся участком отошел государству. Строение было в таком запустении, что никому не было до него дела. Кроме меня.

Я купила его за сущие копейки, хоть горячей воды тут хватало всего на четыре минуты, а пол в гостиной кренился вправо. Но главное — вокруг были либо государственные заповедные земли, либо пастбища, уходящие за горизонт. Единственными гостями теперь были коровы и лошади. Как раз так, как мне нравилось.

Небольшая бревенчатая хижина утопала в лесу, но часть высоких сосен вокруг дома вырубили, пропуская солнечный свет — его хватало для огорода и теплицы. А оставшиеся деревья создавали ощущение защищенности.

Этот дом был идеален. И все это стало возможным благодаря Никки. Она помогла оформить трастовый фонд для покупки участка. Каждый месяц я отправляла ей наличные, спрятанные на дне банки с выпечкой, а она платила за меня небольшую ипотеку. Никаких следов. Ничего, что Брендан мог бы отследить.

Потому что я практически исчезла.

Никакой электронной почты. Телефона. Интернета. Техники в принципе. Я закрыла все аккаунты, удалила все следы в сети, которые могла контролировать.

Но были те, которые я контролировать не могла. Фотографии и видео, снятые в самые уязвимые моменты, до сих пор плавали в интернете. И я ничего не могла с этим сделать.

Горло сжалось, пока я с трудом глотала горечь. Я пробовала. Но на это потребовались бы тысячи долларов на адвокатов, которых у меня не было. Да и даже в этом случае не факт, что удалось бы убрать все. Потому что уроды из темных уголков сети живут ради таких шантажей.

Вместо этого я позволила Селене умереть. Она просто исчезла — как надпись на песке, смытая приливом. Теперь я — Тея. Мои светлые волосы стали темно-каштановыми, а светло-зеленые глаза — мутно-карими благодаря линзам. Никто бы меня не узнал — ни по тем ужасным фото, ни по кадрам папарацци, что когда-то снимали меня с Бренданом.

Я провела щеткой по темным волосам, проверяя корни. На выходных придется подкраситься. Запас краски у меня в кладовке был практически бесконечный. Умылась, нанесла крем и солнцезащитный. После смены в пекарне я отправлюсь на работу в питомник, а солнце тут жарит быстро — за час можно сгореть.

Проверив часы, я поспешила одеться — джинсы и футболка без новых дыр. Натянула ботинки и вернулась к Лосю:

— Будешь сегодня паинькой?

Он мяукнул с вершины своего дерева у окна.

— Кого я обманываю? Ты всегда замышляешь что-то эдакое. — Я быстро проверила замки на всех окнах, почесала Лося напоследок.

Он снова издал свое стрекочущее мяуканье, словно уговаривая меня остаться. Но он будет в порядке. У него было свое «кошачье ТВ» — огромное панорамное окно с видом на сад и лес.

Однажды я подарю ему еще лучший вид — огромное окно с панорамой на Касл-Рок или горный хребет на востоке. А может, и то, и другое.

Именно этот вид остановил меня во время бегства из Лос-Анджелеса в Орегон. Захватывающая красота, от которой перехватывало дыхание: золотые вершины Касл-Рок и пурпурно-снежные пики Монарх Маунтинс. Широта просторов заставляла мои проблемы казаться мелкими. А маленький городок Спэрроу-Фоллс, затерянный в этой необъятности, впервые за долгое время подарил мне чувство безопасности.

Я глубоко вдохнула, выходя на улицу. Хоть и был июнь, по утрам в горах все еще прохладно. Но колибри уже сновали у кормушек в моем саду. Я улыбнулась, наблюдая за их ловкими маневрами. Они были хрупкими, но по-своему настоящими воинами — ускользали от врагов снова и снова.

Отведя взгляд, я натянула толстовку и заперла дверь. Для кого-то мой замок показался бы чрезмерным. Это был не просто обычный дверной замок — он обошелся мне в 1600 долларов, на которые я долго откладывала. Но когда переживаешь то, что выпало на мою долю, пойдешь на все, чтобы никто не смог проникнуть в твой дом. Да хоть десяток таких замков.

Я понимала — это способ справляться. Маленькая иллюзия контроля в мире, где у меня отняли почти все. Но это помогало. Щелчок замка. Ключи всегда при мне. Никогда не оставляю их без присмотра, чтобы никто не смог снять копию.

Так же, как и сигнализация на каждом окне. Безо всяких электронных систем — только гремящие сирены, которые взвывали при малейшем открытии. Если проявить фантазию, можно создать вполне надежную систему без единой микросхемы. Я нашла в библиотеке книгу с идеями: датчики движения, зеркальные пленки на стеклах, через которые я вижу, а снаружи — никто, и даже сад, по которому сразу видно, если кто-то в нем побывал.

Неважно, что я не слышала о Брендане почти два года. Этот распорядок врос в меня. Он успокаивал. Даже больше, чем сами замки и сирены. Это как постучать по дереву на удачу. Сам ритуал защищал меня больше, чем техника.

Хотя первые месяцы в Спэрроу-Фоллс я прожила в постоянной настороженности, Брендан так меня и не нашёл. И с каждым прожитым днем в груди теплилась предательская надежда, что он и не найдет. Что забыл обо мне и живет своей жизнью.

Сунув ключи в передний карман, я взяла шлем. Я обожала те месяцы, когда можно было ездить в город на велосипеде. Пусть дорога занимала больше получаса, зато экономия на бензине и — своего рода медитация. А уж с таким видом вокруг и подавно.

Сегодняшнее утро не стало исключением. Я оттолкнулась и покатила по гравийной дороге, ведущей к двухполосному шоссе в город. Прохладный утренний воздух обжигал щеки, но это только напоминало мне, что я жива. Я не позволяла себе забывать об этом.

Когда лес остался позади, и я въехала на пастбища, одна из коров приветственно протянула протяжное «Мууу».

— Доброе утро, Бесси! — откликнулась я. Не имела понятия, была ли это та же корова, что и вчера. Все они выглядели одинаково. Но все равно чертовски милые.

Повернув на восток в сторону города, я впервые за утро увидела завораживающие горы — солнце только-только поднялось над их вершинами. Первые лучи окрасили леса и поля в невероятную палитру красок — такое в Лос-Анджелесе мне и не снилось. И в этом тоже был дар судьбы. Путь, о котором я никогда бы не подумала, но за который была безмерно благодарна.

Колесо наехало на ребристую полосу, велосипед тряхнуло. Я выругалась и выровняла его. Не стоит позволять благодарности отправить меня на тот свет.

Остаток пути я ехала внимательнее. Вскоре показались окраины города. Спэрроу-Фоллс был словно кадр из фильма — тот самый уютный городок, о существовании которых думаешь: «Ну нет, такие только в кино бывают». Многие кирпичные здания на главной улице стояли еще с начала прошлого века, но их тщательно восстановили. А новые постройки проверялись особенно строго, чтобы не нарушить общий стиль.

Горожане гордились своим городом. Это чувствовалось во всем: в идеальных клумбах на каждом углу Каскад-авеню, в чистоте улиц — здесь редко можно было найти хоть клочок мусора. Но главное — в атмосфере. Она сперва меня пугала.

В Лос-Анджелесе люди, в основном, не вмешивались в чужие дела. А здесь каждый встречный здоровался — кивком или словами. Могли подержать дверь, помочь, если у тебя заняты руки.

Эти маленькие проявления доброты мешали оставаться в тени. Балансировать между осторожностью и вежливостью порой было непросто. Но внутри теплилась надежда, что здесь, наконец, я смогу просто жить.

Я остановила велосипед у витрины с огромными окнами и бирюзовой вывеской The Mix Up. Буквы на ней были нарочито неидеальными, как и владелица заведения. Но взбалмошность Саттон лишь подчеркивала ее доброту, делая ее невероятно обаятельной.

Пристегнув велосипед к фонарному столбу, я подошла к двери пекарни и ввела код на электронном замке. Он зажужжал, потом щелкнул. Я открыла дверь, и над головой зазвенел колокольчик. Из кухни доносились аккорды кантри, в помещении было приятно тепло.

— Доброе утро! — позвала я.

Через секунду в дверном проеме кухни появилась Саттон. Ее светлые волосы были собраны в небрежный пучок, который держался на воткнутом в него ножике для масла. Щека и волосы были припорошены мукой, а под глазами залегли темные круги.

Я не представляла, как Саттон умудряется вставать между тремя и четырьмя утра, чтобы все подготовить. А ведь у нее еще бизнес и семилетний сын. Настоящая супергероиня.

— Доброе утро, Тея. Как там на улице?

— День будет шикарным.

— Надеюсь, туристы раскошелятся, — улыбнулась она. — Хлеб, сконы, маффины и круассаны уже готовы. Сладкие и несладкие датские булочки остывают. Сейчас занимаюсь кексами.

Я нахмурилась:

— Сколько уже чашек кофе?

Губы Саттон дернулись:

— Пару.

— Мааам? — раздался сонный голос с лестницы, ведущей в маленькую квартирку над пекарней.

— Я здесь, малыш, — отозвалась она, направляясь к сыну.

Он появился через секунду в пижаме с разноцветными хоккейными клюшками и шайбами. Волосы у него были темнее, чем у мамы, но глаза — такие же ярко-бирюзовые.

Заметив маму, он тут же бросился к ней. Саттон поймала его с легким «ух», прижала и стала гладить по спине:

— Хорошо спал?

— Угу… — пробурчал он.

Саттон укачивала его легко и естественно — как будто это было в ее крови.

— До сих пор наполовину спит, — усмехнулась она.

Я улыбнулась:

— Просыпаться — тяжело. — Обогнув их, я пощекотала мальчику бочок. — Доброе утро, Лука.

— Привет, Ти-Ти, — прошептал он.

Саттон рассмеялась:

— Пойду соберу его в лагерь. Справишься с открытием?

Я кивнула:

— Сейчас поставлю кофе и переключусь на кексы.

— Спасительница. Я как раз на монстриках из печенья остановилась.

— Я хо' печенье, — пробурчал Лука, уткнувшись в маму.

Я рассмеялась:

— Постараюсь успеть украсить одно, чтобы ты взял его на обед.

Лука приподнял голову, его бирюзовые глаза встретились с моими. Он сонно улыбнулся:

— Ты лучшая, Ти-Ти.

Сердце сжалось. Господи, какой же он милый.

— Это ты лучший.

Саттон благодарно улыбнулась и поднялась по лестнице. Лука уже был тяжеловат для ношения на руках, но меня это не удивляло — она одна из сильнейших людей, кого я знала.

Я прошлась по залу. За этот год Саттон невероятно преобразила это место. Стены сияли белизной, высокие темные балки уходили вверх, а старинные люстры создавали уютный свет. Бирюзовые банкетки вдоль стен добавляли озорную нотку.

Но главной звездой были, конечно, ее кулинарные шедевры. Особенно кексы — настоящие произведения искусства. Бабочки, радуги, принцессы, тематические украшения к каждому празднику. Даже ко Дню деревьев.

Я запустила кофеварки — обычную и без кофеина — напевая в такт кантри, что лилось из колонок. Никогда раньше я не любила кантри, но работа здесь изменила вкусы. Вернее, я просто раньше с ним почти не сталкивалась — в Лос-Анджелесе кантри не в моде, а в долине, где я выросла, его тоже особо не слушали.

Со временем я начала наслаждаться историями в песнях и звучанием гитары. Напевая, я взглянула на часы — оставалось еще пятнадцать минут до открытия.

Я перешла на кухню — здесь музыка звучала громче — надела фартук, вымыла руки и взяла краситель, чтобы превратить белую глазурь в голубую. Заиграла новая песня.

Я улыбнулась, помешивая большую миску, вплетая в крем синий цвет и одновременно фальшиво подпевала строчкам о том, как поцеловать кого-то нового и больше не думать о бывшем. Боже, как же я мечтала о такой свободе. Вспомнить, как это — когда от поцелуя в животе порхают бабочки, а в груди трепещет надежда на нечто новое.

— Звучит так, будто замученных котов заставили брать высокие ноты, — раздался низкий голос с явной насмешкой.

От неожиданности я резко обернулась. Глубина тембра, хрипотца в его голосе, само его присутствие — все это накрыло меня, заставив развернуться молниеносно. Только вот в руках у меня все еще была миска с ярко-голубой глазурью. Я остановилась, а вот глазурь — нет.

Содержимое миски вылетело наружу и смачно впечаталось в грудь мужчины, стоявшего напротив. Именно в грудь, потому что, несмотря на мой вполне приличный рост, он возвышался надо мной минимум на добрых 190–193 сантиметра. Белая футболка натянулась на его широкую, жилистую грудь — теперь украшенную голубой глазурью.

У меня отвисла челюсть, а взгляд пополз вверх… вверх… еще выше — пока не встретился с уже знакомыми янтарными глазами. От неожиданности я резко втянула воздух. В этих глазах искрилось веселье, но вместе с тем в них таилось что-то острее, чем у других.

Они заставили мой живот скрутиться узлом, сердце — забиться быстрее. В голове замигал гигантский красный сигнал: ОПАСНОСТЬ. Оставалось сказать только одно:

— Ох, дерьмо.

2

Шеп


Господи, какая же она красивая. Стояла посреди кухни, пела так фальшиво, что уши вяли — но пела с такой свободой. Надо было задержаться в дверях подольше, чтобы насладиться этим зрелищем.

Потому что я никогда раньше не видел Тею такой раскованной. Обычно вокруг нее — словно крепость: десяток замков, тройные стены, колючая проволока поверху. Но за те месяцы, что я захаживал в пекарню, иногда удавалось поймать проблески настоящей Теи. Маленькие намеки, говорящие о женщине за этими стенами. И именно они заставляли меня хотеть подойти ближе.

Но сейчас, глядя на нее, я не мог не усмехнуться. Она хлопала ртом, глядя, как ярко-голубая глазурь стекает по моей груди. Когда ей все-таки удалось что-то сказать, это была ругань.

Я расхохотался еще громче, и она тут же сверкнула глазами.

— Это не смешно! — рявкнула она.

— Да брось, Колючка. Чуть-чуть смешно, — ухмыльнулся я.

Тея выпрямилась, словно в позвоночник вставили стальной прут:

— Колючка?

Я поднял бровь, потянувшись за полотенцем, чтобы вытереть липкую массу. Футболке пришел конец. Но оно того стоило — ради того, чтобы увидеть Тею в таком состоянии. Ее карие глаза сверкали так, что я с трудом сдерживал фантазии, в которых этот огонь разгорался бы в совсем других обстоятельствах.

— Колючка. По тебе видно — вся в шипах.

Она снова захлопала ртом:

— Это ты вломился в пекарню и напугал меня до смерти, а колючая здесь я?!

Я лишь усмехнулся. Разозленная Тея — куда интереснее, чем ее обычная замкнутость.

— Дверь была открыта.

Тея резко замолчала.

— Я решил, что вы открылись пораньше. Позвал, никто не ответил. Зато услышал душераздирающее пение — пришлось проверить.

Щеки Теи полыхнули, когда она поставила миску с глазурью на столешницу.

— Я думала, что одна.

— Я знаю, — мягко ответил я. Потому это и было таким подарком — видеть Тею настоящей.

Она обошла меня, стараясь держаться на приличном расстоянии:

— Сейчас принесу тебе футболку взамен.

— Не стоит…

— Стоит, — отрезала она, нагибаясь к стопке с фирменными футболками пекарни.

Я, конечно, отправлюсь в ад. Потому что, когда она наклонилась, а джинсы натянулись на ее округлых бедрах, я не мог отвести взгляд.

Она вытащила сиреневую футболку и протянула мне:

— Вот.

Размер подходил, но на груди красовался ярко-розовый кекс и надпись витиеватым шрифтом: Cupcake Cutie.

Ее губы дрогнули:

— Проблема?

Я встретил ее взгляд. Вызов понят. Схватив подол своей футболки, я стянул ее через голову и бросил в мусорку за стойкой:

— Настоящие мужчины носят сиреневое.

Глаза Теи скользнули с моего лица вниз по обнаженной груди. Я не пропустил, как расширились ее зрачки и как она нервно сглотнула.

Я протянул руку за новой футболкой:

— Увидела что-то, что понравилось?

Ее взгляд метнулся обратно к моему лицу:

— Просто удивляюсь, почему золотой мальчик города раздевается посреди рабочего дня.

Я пожал плечами, натягивая сиреневую футболку:

— У меня с наготой проблем нет. А у тебя?

Как только эти слова сорвались с языка, Тея напряглась, лицо побледнело.

Черт.

— Прости, — быстро сказал я. — Я придурок. Пытался пошутить…

Она покачала головой:

— Все нормально. Просто скажи, что будешь заказывать. За счет заведения.

Но я видел, что вовсе не нормально. В животе неприятно заныло. Я облажался. И меня это волновало куда больше, чем хотелось бы.

— Не нужно оплачивать мой завтрак, — тихо возразил я.

— Это мое решение, — парировала она, снова обходя меня с запасом. — Черный кофе?

— Да, — пробормотал я, обойдя прилавок, стараясь оставить ей достаточно пространства.

— Выпечку будешь?

Я окинул взглядом витрину. Что-то сладкое сейчас есть совсем не хотелось. Но среди прочего я выбрал:

— Возьму круассан с ветчиной и сыром.

Тея кивнула, темные волосы скользнули по щеке. Она молчала. Я не стал давить — уже и так сказал лишнего.

Как раз в этот момент из глубины пекарни вышла Саттон, держа Луку за руку. Она улыбнулась мне, стряхивая муку с футболки:

— Доброе утро, Шеп.

— Доброе, — кивнул я, глянув на Луку. — Привет, приятель.

Он засиял, демонстрируя отсутствующий передний зуб:

— Мистер Шеп! Можно мне опять помогать строить?

Я усмехнулся:

— В любое время. На стройке всегда нужны хорошие ребята.

Лука расправил плечи:

— Мам, можно? Ну можно?

Саттон покачала головой:

— Сначала в лагерь.

— А после? Пожа-а-а-алуйста? — взмолился он.

— Может, позже на неделе. Ты ведь сегодня хотел на каток.

Лука выглядел, будто ему предстоит решить судьбу человечества.

— Стройка подождет, дружище. Никуда не денется, — заверил я его.

Лука тяжело вздохнул:

— Лед сегодня, стройка завтра.

Я протянул ему ладонь для пятюни:

— Отличный выбор, мой парень.

Саттон благодарно улыбнулась:

— Спасибо.

— Всегда рад, — ответил я.

Когда она торопливо направилась к двери, в поле зрения мелькнула знакомая фигура, и меня тут же кольнуло чувство вины. Я заставил себя улыбнуться:

— Привет, Мара. Как ты?

Она засияла так, что внутри у меня все сжалось сильнее:

— Все отлично. А ты?

— Неплохо. Пришел позавтракать, — ответил я, глянув в сторону Теи, пока доставал кошелек.

Она тут же отвела взгляд:

— Я же сказала, за счет заведения. Из-за всего… — Она сделала какой-то невообразимый жест рукой, отчего я чуть не рассмеялся. — Из-за этой… глазурной ситуации.

Мара переводила взгляд с Теи на меня:

— Глазурная ситуация?

— Небольшая утренняя неурядица, — пояснил я, вытаскивая две двадцатки и опуская их в банку для чаевых.

— Шеп… — укоризненно прошептала Тея.

Я опустил голову, чтобы встретиться с ней взглядом:

— Брать с меня деньги или нет — это твое решение. А вот сколько оставить на чай — мое. Прости за то, что вел себя как придурок.

Ее пухлые розовые губы плотно сжались, но потом снова разомкнулись:

— Все нормально.

Но это была неправда. Поведение Теи говорило совсем о другом. Так себя ведут те, кого уже ранили. И где-то глубоко во мне от этого начала закипать злость — странное, неуместное, но очень горячее чувство.

Я не знал Тею. Не по-настоящему. Захаживал в пекарню с самого ее открытия — сперва привлекла внешность. Но она так и не поделилась со мной ничем, что позволило бы узнать ее по-настоящему.

Я ловил лишь крошечные обрывки. Короткие моменты, когда ее защита ослабевала. Обычно — когда она дразнила Луку или смеялась с Саттон.

И даже от сестры, которая работала с Теей в питомнике, я узнал немногое. Все, что удалось вытянуть из Роудс — это то, что Тея явно от кого-то или от чего-то бежит. Но от кого?

— Шеп? — позвала Мара, возвращая меня к разговору.

Внутри тут же кольнуло чувство вины за то, что меня отвлекли от Теи. Я правда был ослом.

Мара неуверенно улыбнулась:

— Может, посидим вместе? Позавтракаем. У меня есть час до смены в хозяйственном.

Черт. Мы с Марой расстались несколько месяцев назад. Встречались всего около шести недель, пока я не понял, что между нами ничего серьезного не будет. Она была хорошим человеком, и оттого расставание далось тяжело. Сказать кому-то, что вы лучше как друзья — всегда сложно.

А теперь казалось, будто Мара пытается меня переубедить. Не навязчиво, но с постоянным давлением. Каждые пару недель она находила повод предложить встретиться. У меня уже заканчивались идеи для вежливых отказов.

Я прочистил горло:

— Встречаюсь с Энсоном на новом объекте.

Лицо Мары тут же потемнело, и в груди снова заныло от вины:

— Поняла. Может, в другой раз.

Я попытался скрыть свою неловкость:

— Хорошего дня.

Повернувшись к двери, я еще раз глянул через плечо:

— И держись пока подальше от голубой глазури, Колючка.

Тея тут же нахмурилась, но в глазах вспыхнул знакомый жар — куда приятнее страха, который я видел ранее.

Что-то внутри снова потянуло меня — узнать, что ее так напугало, и уничтожить это. Но я знал: это пустая трата сил. Я, скорее всего, подведу ее так же, как и все остальные.

3

Тея


Пекарня гудела, наполняясь утренней толпой. Обычно именно утренние и обеденные часы были моими любимыми — столько дел, что я полностью погружалась в поток: заказы, разнос еды. Не оставалось времени ни на что, кроме следующей задачи.

Но не сегодня.

Сегодня в голове крутился только Шепард Колсон. То, как его глаза озорно сверкали, когда он поддевал. Как утреннее солнце зацепилось за его волосы, высветив рыжеватые отблески среди темно-каштановых прядей. И как напряглись его мышцы, когда он снял испорченную футболку.

— Эй, Тея, прием! — донесся до меня игривый голос Саттон.

Я вздрогнула:

— Прости, что?

Она едва сдерживала улыбку:

— Уолтер передал заказ.

Повар, которому было уже далеко за семьдесят, помахал мне и подмигнул.

— Извини, — пробормотала я снова.

— Такое чувство, будто что-то тебя выбило из колеи, — пропела Саттон. — Или кто-то.

Мышцы непроизвольно напряглись — напряжение пронизало их, будто стальная проволока.

— Просто плохо спала, — буркнула я, хватая два блюда, которые приготовил Уолтер.

Я проскользнула мимо Саттон и подошла к столику, где сидела приезжая пара:

— Вот ваш заказ. Нужно что-то еще?

Женщина засияла:

— Все отлично. Очень аппетитно выглядит.

Я попыталась улыбнуться в ответ, но получилось лишь наполовину:

— Если что — зовите.

Когда я вернулась за стойку, Саттон уже рассчиталась с покупателем и повернулась ко мне:

— Он тебе нравится.

Напряжение усилилось:

— Кто? — прикинулась я дурочкой, переключившись на витрину с выпечкой, начав тщательно поправлять ассортимент.

— Тея, — мягко сказала Саттон, облокотившись на стойку.

— Ммм? — я продолжала переставлять кексы так, что даже сержант-инструктор остался бы доволен.

Саттон молчала. Настоящий материнский прием — выждать, пока я сама не подниму глаза. Когда я все-таки посмотрела на нее, в ее взгляде была только мягкость и легкая тревога.

А это было хуже. Я не хотела, чтобы она копала глубже. Знала, что она уже видела больше, чем должна была. Так бывает, когда впускаешь людей хоть на шаг ближе. И она, и Роудс уже заметили трещины в моей маске.

— Он хороший человек, — тихо сказала Саттон. — Знаешь, он помог мне с ремонтом здесь. Просто так. Увидел, что мне тяжело одной.

Живот скрутило. Я этого не знала, но не удивилась. Роудс рассказывала немало историй о том, как ее брат всегда готов прийти на помощь тем, кто ему дорог. Но я не хотела этого знать. Не когда внутри уже гудел этот опасный, почти смертельный ток влечения. А значит — нужно держаться подальше.

— Я не собираюсь с кем-то встречаться, — сказала я. — Ни с Шепом, ни с кем бы то ни было.

Саттон вздохнула:

— Я понимаю. Правда. Я знаю, каково обжечься. После такого страшно даже подходить к плите.

— Это мягко сказано, — тихо отозвалась я. — Все хорошо, Саттон. Мне и так достаточно. После того, как Брендан разрушил почти все, я еще больше ценю то, что у меня осталось: Лось, мой дом, сад, дружба с тобой и Роудс. Мне не нужно большего.

Саттон плотно сжала губы, будто пыталась сдержать то, что очень хотела сказать. Но в итоге не выдержала:

— Я просто боюсь, что ты упустишь нечто прекрасное только из-за страха. Мужчины, как Шеп, — на вес золота.

Я изучала ее, пока внутри не вспыхнула ревнивая искорка:

— Он тебе нравится?

Глаза Саттон округлились:

— Нет! Не так. Он просто друг. Но я видела, как он на тебя смотрит.

Я снова напряглась, и Саттон это заметила:

— Не так, чтобы пугаться. Скорее так, будто он готов отдать все, лишь бы ты просто посмотрела на него.

Я закусила щеку. Надо было дать ей хоть что-то, иначе она не отстанет. А мне хотелось, чтобы она отпустила тему.

— Я просто не могу, — посмотрела ей прямо в глаза. — Это не для меня.

Потому что даже если мужчина будет самым лучшим человеком на свете, мой мозг все равно будет искать подвох. Ждать, когда он изменится. Постоянно искать скрытый мотив за каждым добрым словом. И спрашивать себя, как он в итоге меня разрушит.

Это не было бы честно ни по отношению к нему, ни ко мне самой. Я не хотела снова через это проходить.

Лицо Саттон погрустнело, но она сжала мою руку:

— Хорошо. Но я всегда рядом. Если что — обращайся.

Я кивнула:

— Спасибо.

— Сможешь постоять за прилавком? Думаю, мой торт уже остыл, пора покрывать его глазурью.

— Конечно. — Меня тут же накрыло облегчение, смешанное с виной. Но мне нужно было время, чтобы снова собрать свои баррикады. Они становились опасно тонкими.

Саттон скрылась на кухне, и вскоре они с Уолтером запели в такт старой балладе Тима МакГроу. Я принялась вытирать стойку и витрину, сосредотачиваясь на каждом пятнышке, лишь бы не думать о том, как мне одиноко. Здесь, в Спэрроу-Фоллс, никто не знал, кто я на самом деле.

Раздались шаги. Я выпрямилась и бросила тряпку в раковину. Натянула улыбку, приветствуя постоянную клиентку:

— Доброе утро, Райна.

Она ответила той же робкой улыбкой, что и всегда, ее светло-каштановые волосы прикрывали лицо, словно служили ей щитом.

— Доброе.

— Маффин с нутеллой и чай Эрл Грей? — уточнила я.

Райна кивнула, и волосы чуть сдвинулись, открывая ореховые глаза. Макияж у нее был сдержанным, но безупречным. И все равно я заметила слабый синяк под слоем тонального крема — прямо на скуле.

В горле запекло. Это был не первый раз, когда я замечала что-то подобное: синяк на руке, выглядывающий из-под рукава, пятна на запястье, когда она протягивала деньги. Но на лице — впервые.

Райна протянула десятку:

— Сдачи не надо.

— Спасибо, — постаралась я сохранить ровный голос, пробивая заказ. В ушах зазвенело, мысли завертелись. Может, я и правда выдумываю лишнего… но что, если нет?

Я почти ничего не знала о Райне. Только то, что она примерно моего возраста, молчалива и каждый день заказывает одно и то же. Может, она ходит на кикбоксинг. Или получила удар мячом на тренировке по софтболу. А может… все куда мрачнее.

Мысли вихрем крутились в голове, пока я сжимала щипцы, перекладывая маффин в бумажный пакет. Приготовить чай заняло всего пару секунд. Повернувшись к ней, я натянула на лицо радушную улыбку:

— Вот, держите.

Райна ответила своей привычной осторожной улыбкой:

— Спасибо.

Я пыталась уловить что-то за ее словами — хоть какой-то немой крик о помощи. Но ничего не прочитала. Она взяла свой завтрак и направилась к выходу. Внешне — та же сдержанная, спокойная Райна, какой я видела ее каждое утро.

Но я знала, как это — рисовать для окружающих картинку, которая не имеет ничего общего с тем, что чувствуешь на самом деле. Я сама в этом преуспела настолько, что временами начинала верить своим собственным лживым фасадам. Пока все не рухнуло.

У Брендана не было кулаков. Его оружием были слова и манипуляции. Он не оставлял синяков. А шрамы, что он оставил, были невидимы глазу.

И именно поэтому я иногда начинала думать, что схожу с ума — так, как он всегда и твердил.

Это напоминание о том, почему мне стоит держаться подальше от Шепа Колсона. Или любого мужчины вроде него. Если что-то кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, так оно, скорее всего, и есть. А даже если и нет — я все равно буду слишком напугана, чтобы за это потянуться.

4

Шеп

Дом требовал капитальной перестройки. Но именно это вызывало тот самый фантомный прилив энергии, словно мурашки бежали под кожей. Пальцы чесались взять карандаш и начать набрасывать эскизы того, что могло бы здесь появиться.

В этом всегда и был кайф — превращать то, что другие считали мусором, в нечто ценное. Да, я обожал задействовать всевозможные технологии, чтобы воплотить задуманное, но начинал всегда по-старинке — с карандаша и бумаги. Что-то в этом шуршании грифеля по листу открывало во мне поток идей и возможностей. А здесь их было предостаточно.

Этот проект был масштабнее всего, что я делал для себя, раз в десять. И от этого адреналин только усиливался.

Я смотрел на огромный фермерский дом, которому наверняка было не меньше ста лет — примерно с тех пор, как начали заселять эту часть штата. Обшивка — выгоревшая до серого, когда-то, наверное, была белой. Крыша требовала полной замены. Но основа — крепкая.

Хотелось снести с полдюжины стен, врезать новые окна. Но все это со временем. И, конечно, с изрядной долей личного труда.

Зато владеть строительной компанией имело свои плюсы: скидки на материалы и доступ к рабочим.

Телефон пискнул. Я опустил взгляд и покачал головой. Мои братья и сестры — просто цирк на колесах. Неважно, что только двое из нас были связаны кровью, и что мы попадали в семью кто при рождении, а кто уже подростком — наши перепалки в чате были эпичны.

Общий чат из семи человек постоянно переименовывался — кто кого перещеголяет или потроллит. Сегодня он назывался: Групповое имя изменено на Ханс Броло.

Коуп: Проверка на выживших. Уже сорок восемь часов как никто из вас, ублюдков, не выходил на связь.

Сейчас Коуп снова был в Сиэтле — дорабатывал остаток сезона после окончания игр в НХЛ. Так что не удивительно, что он требовал отчетов. Тем более последние недели чат стал заметно тише — больше личных созвонов после того, как Роудс похитили, пытали и едва не убили человек, которого я сам нанял и долгое время считал другом и коллегой.

Старая знакомая боль подступила к горлу — как кислота, разъедающая грудную клетку и кости. Я не разглядел, чем на самом деле был Сайлас. И моя сестра чуть не поплатилась за это жизнью.

Кай: Чувак, может, пока завязывай с шутками про смерть, а?

Фэллон: Больше чуткости, Коупленд.

Кай: Оу. Если Фэл назвала тебя полным именем — ты в жопе. Беги и прячься.

Фэллон и Кай всегда держались друг за друга, как будто общались без слов. Когда Кай попал к нам в шестнадцать, он вообще ни с кем не хотел разговаривать. Но Фэл как-то сумела его достать из скорлупы.

В чат прилетела фотка — Роудс держала вилы, стоя перед горой навоза, а другая рука у нее была в гипсе.

Роудс: Сегодня ко мне лучше не лезть.

Кай: Да потому что ты стоишь в куче дерьма.

Роудс: Что работает — то работает.

Коуп: Прости, Ро. Я был тупым ублюдком.

Роудс: Думала, мы уже перестали со мной цацкаться. Я лучше с шутками.

Прошел почти месяц с того кошмара. И хоть она не хотела, чтобы мы волновались, я знал: шрамы остались — и не только на коже.

Я был благодарен, что она нашла утешение в моем лучшем друге Энсоне — фраза, которую я сам не верил, что говорю. Но как-то этот угрюмый парень оказался идеальной парой для моей солнечной сестры. И это работало.

Понимая, что Коуп и Ро будут еще долго обмениваться извинениями, я выбрал единственный отвлекающий ход — сфотографировал дом и отправил в чат.

Я: Дал задаток. Ну как вам?

Коуп: Думаю, твою задницу тут же заколдуют, как только ты войдешь.

Кай: Или зарубят топором. Дом выглядит так, будто там живет маньяк-лесоруб.

Дом стоял посреди абсолютной глуши. Больше пятисот акров земли: с одной стороны — национальный лес, с другой — ранчо на десять тысяч акров.

Но именно эта изоляция притягивала меня как никогда раньше. Мне нужно было место, где я мог бы просто быть. Без ожиданий. Без груза всех тех, кого я подвел в разные моменты жизни.

Я не дурак. Я знал, что этот груз тащил с самого рождения. Но что еще ожидать от младенца, которого бросили через пару недель после рождения? Подкинули в бокс для младенцев при пожарной станции в соседнем городе. Без записок. Без имени. Без прошлого.

Мне невероятно повезло, что семья Колсон меня усыновила. Они были моей единственной семьей. Но я не мог не задумываться: что заставило кого-то оставить меня в том ящике? Что во мне было такого, что меня было так легко бросить?

Телефон снова пискнул, выдернув из этой спирали мыслей.

Коуп: Ну вот, теперь уже ты шутишь про смерть.

Я вздохнул и отключил звук в чате. Трейс и Арден уже давно так поступили. Сообщений от них в группе было все меньше. Арден в основном язвила о том, что у нас, видимо, нет жизни. А Трейс — шериф округа до мозга костей — вмешивался только, чтобы навести порядок.

Но я не винил их. Коуп и Кай могли крутиться в одном и том же кругу часами. А у меня сейчас были дела поважнее. Взглянув на дом в последний раз, я направился к пикапу. Щелкнув брелком, сел в кабину и завел двигатель.

Часы показывали три тридцать. Времени хватало, чтобы заехать в питомник перед тем, как нырнуть в план реконструкции дома. Бросив телефон в подстаканник, я выехал.

Минут через пятнадцать показалась деревянная вывеска Bloom & Berry. Это место было моей главной точкой по ландшафтному обеспечению, а еще — рабочим домом моей неофициальной консультантки. Я припарковался на краю гравийной стоянки и пошел искать Роудс.

Фотка, что она прислала в чате, дала мне подсказку. Я обошел теплицы, прошел через центральный дворик с крошечным кафе. И только когда в воздухе почувствовался легкий запах навоза, я понял, где она.

Роудс собрала свои темные волосы в хвост, который торчал из отверстия в бейсболке. С каждым вонзанием вил в огромную кучу компоста и навоза ее хвостик покачивался. Я поморщился, глядя, как она одной рукой переворачивает эту жижу.

— Тебе вообще стоит этим заниматься? — спросил я, поправляя козырек кепки, чтобы защититься от солнца.

Роудс выпрямилась, обернулась и облокотилась на вилы:

— Я знаю, что ты следишь за мной через Энсона, а значит, ты в курсе, что доктор Эйвери разрешил физическую нагрузку. Этот гипс меня не остановит. — Она махнула рукой с гипсом, подтверждая сказанное.

— Может, стоит чуть полегче, все-таки первая полноценная рабочая неделя.

В глазах Роудс мелькнуло раздражение:

— Я задницей приросла к кассе за последние дни. Мне нужен свежий воздух и ощущение, что я опять что-то делаю.

Я вздохнул:

— Прости, Ро-Ро.

— Только не ты, — простонала она.

Я усмехнулся:

— Что могу сказать — Коуп на меня влияет.

— Ему бы хобби завести, — пробурчала она. — Кроме как следить за мной.

— А профессиональный хоккеист за баснословные деньги — это не хобби?

— Видимо, нет. — Она наклонила голову, разглядывая меня внимательнее. — Уже новый дом?

Я попытался не выдать своего напряжения, но тело предательски дернулось:

— Дом на Джунипер-Лейн готов. Пришло время двигаться дальше.

Роудс покачала головой:

— Ты когда-нибудь вообще собираешься пожить в каком-нибудь из домов, которые так кропотливо переделываешь?

Нет. Дольше двух месяцев после завершения проекта я нигде не задерживался. Все становилось слишком стерильным, идеальным. Мне нужна была суета, хаос, возможность что-то чинить, строить, создавать заново.

— Разве преступление — любить свою работу? — спросил я, не сумев скрыть легкую оборонительную нотку.

Роудс немного помолчала, пристально глядя в меня:

— Конечно, нет. Но я все-таки иногда задумываюсь — от чего ты бежишь?

— Может, я ни от чего не бегу. Может, я бегу к чему-то, — пожал я плечами. Я всегда так себе объяснял: я гонюсь за этим кайфом созидания. За восстановлением.

— Может быть, — пробормотала Роудс, прислоняя вилы к тачке. — Как ты вообще держишься после всего?

Под «всем» она имела в виду вчерашний выпуск Dateline, где целый выпуск посвятили расследованию по делу Сайласа Арнетта и его многолетнему кошмару. Меня замутило:

— Разве это не мне тебя надо об этом спрашивать?

Роудс пожала плечами:

— Можно и друг друга. Мы оба прошли через дерьмо и волнуемся друг за друга.

Я не прошел ни через что. По сравнению с Роудс — ничто. Я не заслуживал ее заботы. А она — заслуживала. Потерять всю семью в тринадцать, а потом, спустя годы, снова оказаться лицом к лицу с тем, кто хотел добить — и все это из-за того, что он пришел через меня…

— Я в порядке. А ты? — на самом деле только это я и хотел узнать. Нет — мне это было необходимо. Может, если я буду уверен, что с ней действительно все хорошо, то смогу отпустить часть вины, что разъедала меня изнутри.

— Если бы я поверила в твое «в порядке», то и сама бы была в норме. Но так как не верю — я злюсь.

Я невольно рассмеялся, обнял ее и потрепал по голове через кепку.

Роудс вывернулась, стукнула меня свободной рукой:

— Перестань!

Она развернулась и больно ущипнула меня в бок:

— Ай, Ро! — зашипел я, отпуская ее и потирая место укуса.

Тут она внимательно меня разглядела:

— Что ты надел?

Я опустил глаза — только теперь вспомнил, что на мне все еще сиреневая футболка Cupcake Cutie с кексом. Команда весь день не давала мне спуску.

— Небольшой инцидент в пекарне.

Роудс вскинула бровь:

— Инцидент, говоришь?

— Просто маленькая авария.

— Тея облила тебя кофе?

Я нахмурился:

— Ты как будто гордилась бы ей, если бы так и было.

В уголке ее губ дернулась улыбка:

— Мне нравится, что она держит тебя в тонусе. Ты слишком привык, что женщины сами к тебе липнут.

Я нахмурился еще сильнее:

— Никто ко мне не липнет.

Роудс фыркнула:

— Ты у нас золотой мальчик. Они на тебя вешаются. Тебе нужна та, которая не будет у тебя в руках, как пластилин.

Я себя золотым не чувствовал. Особенно в последние месяцы.

— Черт, — сказала Роудс, глянув на часы. — Я совсем забыла забрать новых котят для Теи.

— Для Теи? — переспросил я, сам не заметив, как в голосе прозвучал слишком живой интерес.

Роудс кивнула:

— Она теперь официально в списке приемных семей у Nancy's Wags & Whiskers.

Роудс и наша бабушка Лолли уже давно работали с этим приютом, но я не знал, что туда подключилась и Тея. Хотя меня это не удивило. И прежде чем я успел заткнуться, сам выдал:

— Я могу их отвезти.

На лице Роудс расползлась понимающая улыбка, но подкалывать она меня не стала:

— Уверен?

— Я закончил на сегодня.

— Ладно. Сейчас пришлю тебе адрес Теи. Нэнси ты и так знаешь.

Я уже не раз помогал приюту — в основном развозил пожертвования: еду, игрушки, одеяла от Лолли. Она умела уговорить даже самых жадных бизнесменов раскошелиться на благое дело.

— Договорились, — кивнул я.

Роудс замолчала на мгновение, будто что-то обдумывая. Потом произнесла:

— Ты правда хороший брат. Знаешь это?

Ее слова резанули, будто каждый слог — это острое лезвие, впивающееся под кожу.

— Ро…

— Серьезно. В том, что случилось, не больше твоей вины, чем моей или Энсона.

Жжение в груди вернулось — сильнее, глубже.

— Я должен был это заметить.

— Никто не заметил. Но если ты продолжишь таскать эту вину, которая тебе не принадлежит, она тебя утопит.

Я слышал страх в ее голосе. И от этого становилось только хуже. Поэтому я сделал единственное, что мог — обнял ее.

— Люблю тебя, Ро-Ро. Даже несмотря на то, что сейчас ты воняешь как конский навоз.

Она рассмеялась — как я и надеялся. Этот ее смех, сам факт, что она жива и дышит, что Сайлас не одержал победу — пока этого должно было хватить.

5

Тея


Позднее дневное солнце палило с небес, и я позволяла ему согревать мою кожу, идя через заднюю часть участка. Вид бескрайнего леса никогда не надоедал. Я замедлила шаги, по-настоящему впитывая все вокруг.

Легкий аромат сосен был чуть другим, чем у всех сосен, что я когда-либо знала — что-то уникальное для Спэрроу-Фоллс. Как и это небесно-голубое небо с ватными облаками, плывущими мимо, и эта безмерная широта природы, заставляющая меня чувствовать себя такой крошечной.

Иногда я, конечно, ощущала одиночество, хотелось, чтобы кто-то действительно знал меня. Но мне чертовски повезло оказаться здесь, иметь этот дом.

В груди кольнуло от мысли, как бы мне хотелось, чтобы Никки увидела все это. Я отправляла ей пару полароидных снимков вместе с деньгами в одном из месяцев, но фото не передавали всей красоты этого места.

Я задрала лицо к небу, позволяя солнцу еще немного погреть мою кожу. Этого достаточно. У меня есть огород, книги, Лось. Я в безопасности. Хотеть большего — это уже жадность.

Вздохнув, я направилась к теплице. В Лос-Анджелесе я часто ходила на фермерские рынки в своем районе. Обожала придумывать рецепты из всего, что удавалось там найти. Но тогда я понятия не имела, сколько труда стоит за всем этим урожаем.

Теперь знала.

Уголки моих губ приподнялись, когда я увидела старую теплицу. Когда я только переехала, она сразу меня очаровала. Нижняя четверть каждой стены была из благородного состаренного дерева, а выше — чистое стекло.

Некоторые стекла были разбиты, но я нашла инструкции, поднапряглась и починила их. Гораздо сложнее оказалось научиться сохранять растения живыми. Я читала книги и статьи в библиотеке, проводила бесконечные эксперименты. Но спустя почти два года у меня уже все получалось.

Подправив на плече большую плетеную корзину, я открыла дверь свободной рукой. В нос ударил влажный воздух — такой, в каком растения себя чувствуют счастливыми. Я поставила корзину на стол посередине.

Что-то в заботе о растениях успокаивало меня. Создавать что-то хорошее, лелеять это, помогать расти — все это будто исцеляло. Так же, как и забота о приемных котятах. Будто вместе с ними я собирала себя заново.

Я принялась за поливку, прополку и обрезку. Одновременно прикидывала, что можно собрать: лук-порей, летние кабачки, первые крошечные клубнички. Авокадо уже упиралось в потолок — придется что-то с этим делать. А кукуруза, растущая снаружи, уже давала початки.

В голове уже крутились варианты ужина. Салат из кабачков и кукурузы с запеченным луком для вкуса. А из клубники — может, что-нибудь сладкое. Тут у Саттон наверняка идей больше, чем у меня — хоть я с ней и работаю уже несколько месяцев, но до ее уровня мне далеко.

Быстро собрав нужное, я подошла к кусту кошачьей мяты, отломила веточку и положила в корзину.

Возвращаясь к дому, я поднялась по ступеням задней террасы — ее явно пристроили позже. Сегодня я поужинаю здесь. Пусть у меня нет стола, но и на шезлонге вполне удобно. А Лося выведу на поводке — пусть тоже подышит воздухом.

Достав из кармана ключи, я открыла замок на задней двери. Как только вошла, Лось приветствовал меня своим фирменным каркающим мяуканьем. Я улыбнулась и погладила его за ушами. Нос у него уже подергивался:

— Сейчас, сейчас, дам тебе твою дозу.

Он ответил характерным стрекотанием, от которого я всегда смеялась. Быстро высыпав овощи из корзины, я достала кошачью мяту. Глянув на часы, выругалась — Роудс могла приехать с минуты на минуту.

Я протянула Лосю веточку — он тут же встал на задние лапы, обхватил мою руку передними и потянул ее ко рту.

— Аккуратнее! Оттяпаешь палец к черту.

Он уже вовсю грыз листья, блаженно щурясь. Я улыбнулась и пошла проверить загончик для котят. Им было шесть недель — пока перелезть через стенки они не могли, но скоро это изменится. Котята — мастера побега.

Лось издал недовольное мяуканье.

Я выпрямилась и строго на него посмотрела:

— Котята твою мяту не отберут, расслабься.

Осмотрев загон, я нахмурилась — в лотке стоило добавить наполнителя. Я направилась в маленький санузел, который служил мне еще и складом для припасов. Открыв шкаф под раковиной, я потянула мешок и замерла.

Где-то внизу живота закрутился тяжелый клубок. Под раковиной была вода. Я вытащила все из шкафа и обнаружила еще больше воды. Не лужи, но все было как будто давно и равномерно промочено. Я провела рукой по трубе, изучая ее. Видимых протечек не было. Но это не значило, что их нет.

Выпрямившись, я заметила слабый блеск на линолеуме возле раковины. Присела. Там тоже было мокро.

Черт. Черт. Черт.

Нужно перекрыть воду. Наверное, стоит вызвать сантехника. Одна мысль о том, что кто-то чужой появится в моем доме — особенно незнакомец — вызывала в груди давление. Ребра стягивали легкие, не давая вдохнуть.

— Все по порядку, — прошептала я.

Может, я и сама смогу разобраться. Наверняка в библиотеке найдется книга о поиске протечек. Но сначала — перекрыть воду, пока все не стало хуже. Это последнее, что мне сейчас нужно.

Быстро выйдя из ванной, я направилась к парадной. Гостевой санузел находился у внешней стены, так что я надеялась, что ущерб минимален. Осмотрела двор — пытаясь найти крышку или люк.

До этого дома у меня не было собственного жилья. В ЛА — одна съемная квартира за другой. Да и в детстве дома с двором у нас не было — родители не могли себе этого позволить.

Наконец, взгляд упал на маленький люк в земле. Я подбежала, приподняла крышку и увидела старый ржавый вентиль перекрытия воды — судя по виду, он старше самого дома.

Я попыталась провернуть его, но тот заупрямился. В глазах начало давить.

— Ну же, — пробормотала я, прилагая больше усилий. Со скрипом и тихим стоном вентиль сдвинулся... но не в лучшую сторону.

В одну секунду я еще стояла, склонившись над люком. В следующую — поток воды ударил мне в лицо. Меня намочило до нитки за считаные секунды: волосы, майка — все насквозь.

Я отшатнулась, охваченная паникой. Потом поняла — вентиль все еще в моей руке. Он просто отломился.

Снова присев, я попыталась подлезть сбоку, чтобы хоть немного уклониться от струи, но вода все равно била меня, а труба истошно завывала под напором.

Черт. Черт. Черт.

Я понятия не имела, что делать. Как это остановить. Как починить. Ничего.

Где-то хлопнула дверь. Я резко выпрямилась и обернулась.

Передо мной стоял Шеп, на лице смесь полной растерянности и сдерживаемого веселья.

— Что, черт возьми, с тобой случилось? — спросил он.

6

Шеп

Абсолютно ужас в глазах Теи едва не заставил меня рассмеяться. Она была мокрая с головы до ног, будто решила искупаться прямо в одежде. Ее каштановые волосы превратились в хаос, словно в них поселился какой-то зверек и свил себе гнездо.


Ее рот открылся, закрылся, потом снова открылся.


— Вентиль перекрытия воды, — сказала она, указывая на гейзер у себя за спиной.


Блядь.


Я так залюбовался этой женщиной, что даже не сразу заметил фонтан за ней. Пересек двор, в который Теа явно вложила немало сил. У нее определенно был талант к ландшафтному дизайну — сочетание цветов и местных растений идеально вписывалось в окружающую природу.


Я присел, стараясь подобраться к вентилю сбоку, чтобы не попасть под струю. Теа склонилась рядом, протягивая мне заржавевший кусок металла.


— Он отломился.


Господи. Эта штука древнее самой земли. Неудивительно, что она сломалась прямо в ее руках.


— Сейчас, — сказал я, поднимаясь на ноги и направляясь к своему пикапу. Котята были надежно устроены в переноске, кондиционер работал на полную, так что с ними все было в порядке, пока я занимался водой. Открыв ящик с инструментами в кузове, я порылся в нем, пока не нашел нужный ключ.


Схватив его, я бегом вернулся к Тее и гейзеру. Она стояла, промокшая насквозь, и смотрела на фонтан. Я ее понимал — никто не хочет устроить у себя перед домом реку или опустошить запасы воды в колодце.


Снова присев, я принялся перекрывать воду у самого основания. Эта чертова штука прикипела от ржавчины, и мне пришлось вложить весь вес, заливая плечо водой. После нескольких попыток напор стал снижаться, а затем вода и вовсе прекратила течь.


Выпрямившись, я с облегчением вздохнул. Теа стояла совсем рядом. Наверное, так близко ко мне она еще никогда не подходила. Ее запах обволакивал, пробираясь куда-то внутрь — что-то цветочное с ноткой кокоса. Она смотрела на вентиль, словно на змею, а потом ее взгляд поднялся и встретился с моим.


И только тогда я до конца осознал, как близко мы стоим — настолько близко, что я видел каждую складку мокрой одежды, облепившей ее стройное, подвижное тело. В ней была завораживающая грация, та, что притягивает и удерживает.


Взгляд Теи на мгновение опустился на мои губы. На одно, два сердцебиения. Потом что-то в ней щелкнуло. Она отступила, сжав руки перед собой.


— Что ты здесь делаешь?


Это не прозвучало резко или сердито, но в ее словах сквозила настороженность, отчего у меня по коже побежали мурашки.


— Ро задержался на работе и попросил меня привезти котят от Нэнси.


— А. — Губы Теи сложились в идеальный круг — такой, что я тут же представил, как мог бы обвести его языком. Черт.


Чуть-чуть напряжение спало.


— Спасибо. И за котят, и за воду. Я не знала, что делать.


— Без проблем. — Я протянул руку, давая понять, что хочу взять у нее железку.


Тея опустила взгляд на вентиль, который все еще сжимала мертвой хваткой. Она уронила его мне на ладонь, а я внимательно его осмотрел.


— Он весь проржавел. — Я перевел взгляд на трубу, ведущую к дому. — Не удивлюсь, если и остальные трубы повреждены.


Пальцы Теи сплелись, она сжимала их так крепко, будто только это удерживало ее.


— Кажется, в гостевом санузле течь, — тихо сказала она.


Блядь. Это плохой знак. Протечки могут нанести кучу вреда, прежде чем их заметят.


— Может, я загляну и посмотрю? Я…


— Нет. — Слово прозвучало резко, как хлесткий удар кнута.


Я приподнял брови от такой неожиданной резкости.


— Ничего сложного. — Я кивнул в сторону своей машины, на борту которой красовалась надпись: Colson Construction. — Я этим зарабатываю на жизнь.


Она тут же покачала головой.


— Я не хочу, чтобы ты заходил в дом.


Во мне вспыхнули раздражение и, может быть, даже злость. Я ведь хотел помочь. Я… Эта мысль оборвалась, когда я увидел — ее тело мелко дрожало. Она пыталась скрыть это, сцепив руки, но она до черта боялась. Меня?


Я быстро отступил на пару шагов, оставляя ей достаточно пространства. Волна вины накрыла меня, а за ней пришло нечто, похожее на горечь. Кто-то сделал Тее больно. Я не сомневался в этом ни секунды. Ее ранили так сильно, что она даже впускать меня в дом боялась.


— Ладно, — сказал я как можно мягче. — Мы сделаем только то, что ты сама захочешь. Ты здесь главная.


Тея долго смотрела на меня, ее глаза блестели в лучах вечернего солнца. Она облизнула губы, по-прежнему сжимая руки в замок.


— А ты можешь объяснить мне, как починить это?


Господи, это разбивало сердце. Я знал, что Теа живет в Спэрроу-Фоллс почти два года. Работала на поденных работах, пока не устроилась к Саттону в The Mix Up и не получила подработку в Bloom. Вежливая со всеми, но вокруг нее словно стоял невидимый забор: «Не приближаться». Она все делала одна. Никого, кто мог бы помочь. Никого, кто снял бы с нее хоть часть груза.


Я тщательно подбирал слова.


— Возможно. Но с сантехникой лучше не шутить — ее надо делать правильно.


Ее нижняя губа дрогнула, но она сжала рот в тонкую линию, стараясь сдержаться.

Господи.


— Можно я посмотрю снаружи? Только фасад? — быстро спросил я.


Тея перевела взгляд на стену, вдоль которой, вероятно, шла труба. Задержалась там на мгновение. Я видел — этот дом для нее как крепость. Единственное место, где она чувствует себя в безопасности.


— Ладно.


Слово прозвучало едва слышно, но я настолько ловил каждую ее интонацию, что услышал его, словно крик.


— Ладно, — повторил я. — Сейчас принесу лопату.


Я не дал ей времени передумать — направился к пикапу и достал лопату из кузова. Когда обернулся, она внимательно наблюдала за каждым моим движением. Я позволил ей смотреть. Все, что нужно, чтобы она чувствовала себя спокойно.


Желудок скрутило. Меня охватывала злость, смешанная с болью. На того, кто заставил ее так бояться.


Я заставил себя подавить это. Последнее, что ей сейчас нужно — видеть мою ярость. Я сосредоточился на деле, рассказывая ей о каждом шаге и дожидаясь ее согласия.


— Выкопаю яму там, где труба соединяется с домом, чтобы проверить, нет ли утечки.


Тея снова провела языком по губам, нервный жест. Но кивнула.


Я быстро добрался до нужного места — вода уже начинала собираться там, даже копать толком не пришлось. Немного, но и такой влаги достаточно, чтобы нанести вред дому.


Подняв глаза на Тею, я увидел, как натянуто её тело, а оливковая кожа побелела.


— Где находится ванная?


— Прямо здесь. С той стороны стены.

Я вздохнул и повернул голову, осматривая проржавевшую трубу.

— Точно сказать не могу, пока не зайду внутрь, но похоже, утечка продолжается уже давно. Здесь я протечек не вижу, так что непонятно, где именно все началось.

Суставы Теи побелели, когда она еще сильнее сжала пальцы.

Черт, последняя, кому я хотел бы сообщать плохие новости, — это она. Будто щенка пнуть.

— С такими утечками надо быть осторожной. Они могут привести к гниению, плесени. А то и к тому и другому сразу. Необязательно звать меня, но тебе нужен кто-то, кто разбирается, чтобы посмотреть все внутри.

Может быть, именно во мне что-то вызывало у неё эту реакцию. Мысль резанула неприятно, но всё же лучше, чем думать, что она вообще никого не готова впустить.

Ее глаза заблестели сильнее, пока она пыталась подобрать слова.

— Я не могу.

То, как она сдерживала слезы, вонзалось в самое сердце.

— Ты меня убиваешь, Колючка. Дай мне помочь.

Тея вся задрожала.

— П-прости. Просто... я не могу.

7

Тея


Глаза жгло, пока я моргала, глядя на кухонную стойку в утреннем свете. Казалось, что мои веки сделаны из наждачной бумаги и кислоты. Не лучшее сочетание.

Лось ударил лапой по моей ноге, издав протяжное мяуканье.

— Ты уже завтракал, — пробормотала я, размешивая жидкую кашицу для котят. — Это для малышей.

Лось зашипел в ответ.

— Такой король драмы.

Наверное, он еще злился из-за того, как я ворочалась ночью. Пока я пыталась уснуть, а потом металась в кошмарах, где Брендан стоял у моей кровати и орал о всех моих провалах, я едва наскребла три часа сна.

Впрочем, не в первый раз. Когда я только уехала из Лос-Анджелеса, почти не могла спать. Ждала, что Брендан выломает дверь любого мотеля, где я остановлюсь. А когда перебралась в Спэрроу-Фоллс, была уверена, что он все равно меня найдет.

К этому добавлялся страх, что любой, кто задерживал на мне взгляд, видел мои голые фото в интернете. Я была в полном раздрае. Когда впервые удалось проспать всю ночь, я проплакала все утро от облегчения. А теперь, вновь не в силах заснуть, я снова скатилась в то состояние.

Не помогало и то, что к этому добавилось чувство вины. Я видела, как обиделся Шеп, когда я не впустила его в дом. А его понимание и сочувствие только усугубляли ситуацию.

Отогнав эти образы, я отнесла две тарелочки в загон для котят. Четыре крохи были для меня настоящей отдушиной. Они спали кучкой, но стоило запаху еды добраться до их носов, как началось визгливое мяуканье.

Я доставала их по двое из домика. Двух полосатиков посадила у одной миски, черного с белыми лапками и серенькую с белой грудкой — у другой. Серая девочка была меньше всех — явно самая слабенькая. Я постояла, наблюдая, чтобы она получила свою долю и начала набирать вес.

Лось встал на задние лапы, положив передние на край загона, и с презрением посмотрел на меня.

Я усмехнулась:

— Не волнуйся. Я беру их с собой на работу.

У меня был велоприцеп для детей, куда я закрепила переноску. К счастью, мой начальник в Bloom давно привык, что в его офисе или за прилавком постоянно кто-то из зверья. Данкан был терпеливым и даже подкармливал котят за меня и Ро, если становилось слишком много дел.

Малыши быстро расправились с завтраком, и, поскольку они еще крошечные, загрузить их в переноску было легко. С Лосем такого бы не вышло — я бы уже истекала кровью.

Дорога до Bloom была длиннее, чем до пекарни, но день выдался чудесный. Я обожала приезжать в питомник до открытия. Куча воробьев, колибри и бабочек порхали в утренней тишине.

Когда я остановилась возле главного здания, хлопнула дверь. Ро шла ко мне, сияя.

— Ты привезла малышей?

Я кивнула:

— Они такие чудесные.

— Дай посмотреть! — потребовала она.

Я рассмеялась, отстегнула переноску и протянула ее Ро.

Она наклонилась, заглянула внутрь, провела пальцем по прутьям:

— Привет, малыши, — пропела она.

Котята замяукали, один попробовал укусить ее палец. Ро усмехнулась, отдернув руку:

— Серая совсем маленькая.

— Думаю, добавлю ей еще одну порцию смеси, если согласится есть.

— Правильное решение, — согласилась Ро, выпрямляясь и доставая ключи. Но тут замерла, всматриваясь в мое лицо. — Ты в порядке?

Я попыталась не напрягать мышцы.

— Просто не выспалась.

Она понимающе улыбнулась:

— Котята не давали спать?

Я уже открыла рот, чтобы соврать, но не смогла. Врать Ро в лицо казалось неправильным. Я чуть покачала головой:

— У меня протечка дома. Там полный бардак.

— Черт, — пробормотала она, вставляя ключ в замок и приглашая меня внутрь. — Уже вызвала сантехника? Шеп мог бы помочь. Он в этом деле ас.

Живот скрутило при мысли о Шепе. Перед глазами всплыло, как внимательно, почти нежно смотрели на меня его янтарные глаза. Как солнце играло в рыжеватых отблесках его густых каштановых волос. И его голос — почти умоляющий, чтобы я позволила ему помочь.

Я проглотила чувство вины.

— Он как раз оказался там, когда все случилось. Перекрыл для меня вентиль. После работы пойду в библиотеку — почитаю, как можно самому это починить. Очень надеюсь, что справлюсь.

Шаги Ро замедлились в коридоре к офису Данкана. Потом она остановилась и повернулась ко мне:

— Ты сама собираешься чинить?

Я выпрямилась, немного защищаясь:

— Все остальное сама починила.

— И это замечательно. Но, Тея, это серьезно. У Викторианского дома была утечка — ушло несколько недель на восстановление. — Ро прекрасно знала все сложности ремонта: Шеп со своей бригадой восстанавливал старинный дом ее семьи. Но пускать людей к себе домой для Ро не было проблемой.

Когда я промолчала, она продолжила:

— Если начнет расти плесень из-за того, что все сделано не как надо, ты можешь серьезно заболеть. И Лось тоже.

Она била по самому больному. Собой я могла рискнуть, но котом — нет. Ощущение тревоги и ловушки снова навалилось, будто комната стала тесной.

Ро внимательно изучала мое лицо:

— Шеп поможет. Обещаю.

Я быстро замотала головой:

— Нет. — Последнее, чего я хотела — еще одна его услуга. Да и находиться рядом с ним — слишком опасно. — Он и так уже сделал достаточно. Я поищу другие фирмы.

Ро нахмурилась:

— В городе есть только одна другая компания по ремонту, и работают они куда хуже Шепа. К тому же владельцы — полные уроды.

Работу Шепа действительно никто не мог переплюнуть. Я видела вывески Colson Construction и на новостройках, и на реставрациях. Их объединяло одно: они были великолепны.

Стиль — любой: от современного до «крафтсман», но всегда — безупречное сочетание старого и нового, создающее единую картину. Но я смотрела цены на его проекты — для меня это было недостижимо.

— Мне не нужно красиво, Ро. Мне нужно, чтобы работало.

Ее губы плотно сжались:

— Тея…

— Я справлюсь. Обещаю.


Остановившись перед кирпичным зданием на северной окраине города, я слезла с велосипеда, перекинула ногу через раму и подошла к двери. Это было одно из тех зданий в городке, где внизу располагался уютный магазинчик, а наверху — несколько офисов. На первом этаже находился магазин с мебелью в стиле «шебби-шик» с легким налетом деревенского шарма. Я много раз засматривалась на него.

Но сегодня я сюда пришла не за покупками. В этот обеденный перерыв мне нужно было узнать, сколько в Castle Rock Construction возьмут за осмотр моей утечки. Всю дорогу я уговаривала себя, что все будет нормально. Я смогу следить за рабочими, кого бы они ни прислали. Если я обращусь в компанию, а не приму услугу от брата подруги, дело пойдет быстрее.

И, что важнее всего, мне не придется быть рядом с Шепом. Не придется видеть сочувствие в его глазах. Не придется снова ощущать это притяжение. Не придется бояться, что он видит во мне слишком много.

Именно поэтому я справлюсь. Сердце бешено колотилось, пока я опустила взгляд на себя и поморщилась. Быстро попыталась стряхнуть грязь с футболки Bloom & Berry. На бежевых шортах тоже были пятна, но хотя бы там они сливались с тканью.

Когда привела себя в относительный порядок, подняла глаза на стеклянные двери. На них был аккуратный список компаний, выполненный изящным шрифтом. Я нашла глазами строительную фирму и с трудом сглотнула.

Я справлюсь.

Я повторяла это снова и снова, открывая дверь и заходя внутрь. Разумом я понимала, что шансы, что кто-то еще когда-нибудь попытается установить в моем доме камеры, близки к нулю. Но мозг не мог переубедить тело.

Стоило подумать о том, что в дом кто-то войдет — даже Саттон или Ро — как руки становились влажными, сердце учащенно билось. И все возвращалось. Те интимные фотографии в сети. Мои снимки на сайтах эскорт-услуг с номером телефона рядом. Я просто не могла.

Но выбора у меня теперь не было. Я напомнила себе об этом, поднимаясь по лестнице. Здесь было четыре двери и несколько диванов — для тех, кто ожидал. Я прошла мимо бухгалтерии и юридической фирмы и остановилась у двери Castle Rock Construction.

Моя рука зависла над ручкой. В одно движение я надавила, пока не передумала.

За стойкой сидела женщина. Она подняла голову, и в ее взгляде мелькнуло удивление — наверное, такое же, как в моем.

— Райна.

Она неуверенно улыбнулась:

— Привет, Тея.

— Я не знала, что ты здесь работаешь.

Она кивнула:

— Да, это мой…

— Эй, милая, ты можешь мне… — голос мужской оборвался, когда мужчина вышел из кабинета и уставился на меня. — Ты не сказала, что у нас клиент.

Я уловила в его тоне упрек. Он был едва различим, но я хорошо знала такие предупреждающие нотки. Я привыкла ходить по тонкому льду и отслеживать любые признаки недовольства партнера. Поэтому я услышала его отчетливо.

Райна тоже. Ее лицо побледнело.

— Прости, Расс. Она только что вошла.

Я выдавила улыбку, хотя кожа натянулась так, будто я была готова сорваться и сбежать.

— Просто поздоровалась с Райной — мы знакомы из пекарни.

Расс задумался.

— Никогда не понимал, зачем моей жене туда ходить, когда у нас есть кипяток дома.

Его жена. Я изо всех сил старалась не смотреть на Райну. Особенно на тот синяк, что скрывался под ее тональным кремом. Вместо этого я еще шире натянула улыбку:

— Наверное, вы просто не пробовали нашу выпечку.

Его взгляд скользнул с моего лица на грудь.

— Возможно, стоит это исправить.

Противно.

— Итак, — продолжил он, — чем можем помочь?

От одной мысли, что этот человек окажется у меня в доме, у меня внутри всё перевернулось. Но если он сидит в офисе, значит, на объект он сам не ездит. Сделав глубокий вдох, я заставила себя продолжить:

— У меня дома утечка. Не знаю, откуда она началась, но пол в гостевом санузле уже пострадал. И основная труба, ведущая к дому, тоже. Хотела узнать, сколько у вас стоит осмотр.

Расс присвистнул:

— Утечки много вреда наносят. Пока не увидим, не поймем масштаб. Обычно консультация стоит двести пятьдесят, но… — Его взгляд снова заскользил по мне. — Могу сделать скидку, раз ты подруга Райны.

Он даже не скрывал, как изучает мои открытые ноги. Хотелось либо скрестить их, либо найти мебель, за которой можно укрыться. Я невольно бросила короткий взгляд на Райну. Ее глаза были опущены, щеки залились краской.

— И раз уж ты подруга, сам приеду на осмотр, — расправил грудь Расс. — Не каждый получает возможность, чтобы хозяин лично выезжал.

Я резко посмотрела на него. Только не это. Язык стал тяжелым, словно опух от аллергии. Я сглотнула, стараясь говорить ровно:

— Спасибо большое. У меня есть еще несколько вариантов, с кем обсудить, но я дам знать.

Глаза Расса сузились:

— С кем еще ты разговариваешь?

Что это, строительные разборки?

— С Clear Choice Plumbing и, э-э… Colson Construction. — Не знаю, почему запнулась на названии компании Шепа или вообще упомянула ее. Наверное, в отчаянии хотела хоть какую-то альтернативу.

Губы Расса сжались еще сильнее:

— Clear Choice работают хорошо, но они займутся только трубами, а не восстановлением.

Я лишь кивнула, не соглашаясь и не споря.

— А в Colson обращаться — себя не уважать. Они сдерут с тебя деньги за каждую мелочь. Удивительно, что их еще не засудили за мошенничество. К тому же владелец — конченый мудак.

Я напряглась. Шеп мог быть разным. Назойливым. Вмешивающимся. Слишком обаятельным. Но последнее, что я могла о нём сказать — что он пользуется людьми. Ро рассказывала, что он со своей бригадой каждый месяц бесплатно помогает местной организации «Habitat for Humanity», оплачивая эти дни из своего кармана.

— У меня другое мнение, но спасибо, что поделились. Если решу, что вы мне подходите, свяжусь. Благодарю за информацию. — Я повернулась к Райне и дождалась, пока она встретится со мной взглядом: — До завтра.

Она быстро кивнула, мельком посмотрев на мужа, словно ища одобрения:

— Хорошего дня.

Я практически вылетела из офиса, пока добрый Расс не передумал меня задерживать. Запрыгнула на велосипед и со всех сил помчалась обратно в Bloom. Доехала в рекордные сроки — тревога, злость и раздражение гнали меня вперед.

Теперь я была уверена, что Райна живет в ужасной ситуации. В лучшем случае — с тираном. В худшем… она в настоящем кошмаре.

Эта мысль перевернула мне желудок, когда я слезла с велосипеда.

Ро пересекала площадку, неся две огромные эхинацеи.

— Куда ты ездила?

Губы сами скривились в гримасе:

— В Castle Rock Construction. Ты была права. Хозяин — редкостный урод.

На лице Ро появилось беспокойство:

— Кто из этих придурков тебе попался — Боб или Расс?

— Расс, — буркнула я.

— Дай угадаю. Он заигрывал с тобой, одновременно объявляя, что за починку тебе придется отдать целое состояние.

— Надо было тебя послушать.

Ро поставила растения в новую композицию, которую, судя по всему, только что собирала.

— Обычно я наслаждаюсь моментами, когда ты признаешь, что была неправа. Но жаль, что тебе пришлось столкнуться с его мерзостью в и без того паршивый день.

Я вздохнула:

— Что у него за дела? Я же знаю Райну из пекарни… — Я замолчала, заметив, как что-то промелькнуло в лице Ро. — Что? — надавила я.

Она покачала головой:

— Я не знаю точно. Только то, что Трейс пару раз выезжал к ним домой. Соседи жаловались на крики.

Комок в желудке стал еще тяжелее. Трейс был старшим братом Ро и шерифом округа.

— Она хоть раз заявляла на него?

Ро покачала головой:

— Ни разу. Единственное, за что Трейс мог его привлечь — это пьяное буйство.

— У меня плохое предчувствие, — тихо сказала я.

Ро коснулась моей руки, сжала пальцы, ее лицо светилось сочувствием:

— У меня тоже. Но ты ведь знаешь — нельзя заставить человека попросить о помощи.

Господи, как же я это знала. Никки давно почувствовала неладное в моих отношениях с Бренданом. Она осторожно задавала вопросы, но яврала, будто от этого зависела моя жизнь. Лишь после того, как он меня окончательно сломал, я призналась ей в большинстве вещей. Хотя и тогда не смогла рассказать все.

В глазах потемнело — прошлое смешалось с настоящим.

— Хотелось бы, чтобы мы могли чем-то помочь.

— Ты хороший человек, Тея.

Я моргнула, возвращаясь к реальности, и покачала головой:

— Я полный бардак.

Она улыбнулась:

— Все лучшие люди — такие.

Может, она и права.

Ро постучала пальцами по бедру:

— Так можно я попрошу Шепа помочь тебе?

У меня в животе все оборвалось от надежды в ее глазах.

— Не знаю, Ро. Кажется, будто я пользуюсь им, а…

Она резко схватила меня за руку, сжала мои пальцы:

— Я думаю, ему это нужно.

Я нахмурилась:

— Нужно починить мою утечку?

— Нужно почувствовать, что он может кому-то помочь, — Ро отпустила мою руку и запустила пальцы в темные волосы. — Не тебе. Кому-то. Хоть кому-то.

В ее словах звучала легкая отчаянность, от чего внутри у меня стало тревожно.

— Все в порядке? — спросила я.

Она покачала головой, глядя куда-то поверх теплицы, но взгляд был рассеянным:

— Он винит себя в том, что случилось со мной.

Что-то дрогнуло в груди, вызвав неловкое внутреннее покалывание. Ро прошла через настоящий ад, оказавшись в руках серийного убийцы. Мы об этом не говорили, но я знала, что у неё остались шрамы — и физические, и душевные.

— Почему он винит себя в том, что сделал монстр? — спросила я, понижая голос.

Ро устало провела рукой по лицу, будто тяжесть всего случившегося только сейчас начала ее давить:

— Потому что он нанял Сайласа. Работал с ним много лет. Шеп считает, что именно из-за него Сайлас получил доступ ко мне.

Неловкое покалывание сменилось болью. За Шепа. Это было на него похоже. Он брал на себя все. Конечно, он взвалил на себя и это. Я сглотнула, вспоминая, как сама долго не замечала монстра в Брендане:

— Мы не всегда видим, на что способен человек. Но это не делает нас виноватыми. Просто мы привыкли видеть в людях хорошее.

Я потеряла эту способность. Теперь я первым делом ищу тьму, а не свет. И этим обидела Шепа. Перед глазами всплыло его лицо, угловатая линия подбородка, небритость и раненый взгляд янтарных глаз.

Я моргнула, прогоняя образ, и встретила взгляд Ро. В ее глазах читались и любопытство, и легкое беспокойство, но она не стала давить.

— Можешь попросить его помочь, — сказала я.

Лицо Ро вспыхнуло от радости:

— Спасибо! Правда. Думаю, ему это сейчас необходимо.

— Но я заплачу ему, — сразу добавила я. — Я знаю, он начнет спорить и попытается сделать скидку, но работать бесплатно он не будет.

Ро рассмеялась:

— Ты уже слишком хорошо его знаешь.

А ведь так и было. Всего несколько коротких разговоров. Взгляды издалека. Рассказы Ро. И все же я уже знала — стены, которые я воздвигла, чтобы не подпускать людей к себе, рядом с ним придется укреплять втрое. Не потому что он хотел бы сделать мне больно. А потому что у него, как я чувствовала, есть сила пройти сквозь любую мою защиту.

8

Шеп


Я захлопнул дверцу пикапа и вышел в гараж как раз в тот момент, когда за мной опустилась дверь. Повернув шею, почувствовал характерный хруст — напряжение немного отпустило, но все равно недостаточно. Мы взяли на себя больше работы, чем следовало. А добавление личного проекта окончательно вывело нас за пределы разумного. Но я не смог устоять перед этим старым фермерским домом — уж больно удачная находка.

Достав телефон, я открыл с помощью приложения дверь в дом. Большинство людей не ставят замок между гаражом и домом. Но я — не большинство.

Я вырос в доме, где постоянно появлялись дети из самых тяжелых жизненных ситуаций. Я знал: беда может настичь тебя где угодно, поэтому всегда был готов. Просто использовал для этого современные технологии.

Как только дверь открылась, раздался тихий писк сигнализации. Вводя код, я услышал, как заработал кондиционер. Лето в Спэрроу-Фоллс непостоянное: ночью температура опускается до четырех-пяти градусов, а днем может подняться до сорока. Пока меня не было, я оставлял на двадцать шесть, но срабатывание электронного замка снижало ее до двадцати трех.

По мере того как я проходил по дому в стиле модерн-крафтсман, автоматически включался свет. Пространства здесь было куда больше, чем мне нужно — четыре спальни и пять санузлов. Но это означало лишь одно: высокая стоимость при продаже. А выставить дом на рынок я собирался уже на следующей неделе. Открыв холодильник, я услышал, как телефон пикнул — пришло сообщение.

Мара: Ты не сказал, что дом на Джунипер Лэйн попал в Tribune. Это же здорово! Надо отпраздновать!

Я нахмурился, уставившись в экран. Если читать между строк, сообщение звучало как смесь упрека, поздравления и ненавязчивого приглашения провести время вместе. Меня накрыла волна раздражения. А следом — вина.

Как раз в этот момент экран сменился на входящий видеозвонок. Я с облегчением принял вызов — отличный повод не отвечать Мaре. На экране появился Коуп с видом на свой пентхаус в центре Сиэтла.

— Эй, чувак, — коротко бросил он. — Ты меня избегаешь?

Я взял пиво из холодильника и, захлопнув дверцу, выпрямился:

— Некоторые из нас, в отличие от тебя, реально работают, придурок.

— Сейчас не сезон, но я уже в шесть утра был в зале.

Роется в ящике, я нашел открывалку.

— Хочешь звездочку за старание? Могу нарисовать табличку. Я встал в пять тридцать, а домой только сейчас приехал. И чем ты занимался весь день?

Коуп скривился, но промолчал.

Я рассмеялся:

— Валялся на диване с Xbox?

Молчание было ответом.

— Так и думал. Ладно, раз уж позвонил… — я мельком глянул на экран с уведомлениями — восемь пропущенных вызовов. — Чего ты добивался? Скучно стало?

Я знал, что ничего серьезного не случилось. Если бы что-то горело, Коуп написал бы сообщение, что надо срочно поговорить. Но в последнее время младший брат стал слишком настойчивым, а я начал избегать общения.

Коуп поерзал на диване:

— Хотел узнать про твой дом с привидениями.

— Там нет привидений.

Он приподнял бровь:

— Там надо провести обряд изгнания. Лучше сразу зови священника. Может, святую воду на Amazon заказать можно.

Уголки губ дернулись:

— Думаю, обойдусь.

— Ты собираешься жить в этом доме, пока ремонтируешь?

Я покачал головой:

— Дженни выставляет его на продажу на следующей неделе.

Коуп присвистнул:

— А где жить будешь?

— Пока не знаю. Наверное, арендую что-нибудь. Дел навалилось столько, что времени искать не было. Поручу Дженни.

— Можешь пожить у меня. Места полно, а я ближайшие недели дома не появлюсь.

Я сделал хороший глоток пива, позволяя прохладе смыть усталость дня:

— Ты же меня знаешь. Мне нужно личное пространство.

У Коупа дом на огромном пруду за городом — настоящий дворец. Но как только он вернется, начнет вмешиваться. Да еще и Арден, наша младшая сестра, живет в гостевом домике на том же участке — слишком много семейной суеты.

Не то чтобы я не любил их. Просто мне нужно знать, что у меня есть угол, где можно расслабиться. Где не нужно постоянно быть «в строю».

Коуп нахмурился — на его лице это смотрелось странно:

— Ты всегда любил свои странные уединения.

Я усмехнулся. Коуп и Фэллон — родные дети Колсонов, вместе с Джейкобом, которого мы потеряли. Мы росли вместе с самого их рождения. Он знал, как я люблю уединение. В детстве я уходил в домик на дереве или к ручью — лишь бы остаться наедине с собой.

— Может, я в медитации нашел себя. Или просто хотел сбежать от твоей любопытной рожи. — Коуп младше меня на четыре года. Я ему как хвостик был все детство.

— Эй, вообще-то ты просил у меня билеты на плей-офф. Кто теперь хвостик?

Я ухмыльнулся:

— Ладно, тут ты меня подловил. Но что я могу сказать? Всегда приятно смотреть, как тебе на льду надирают задницу.

Коуп зыркнул в экран:

— Когда я вернусь, мы с тобой сходим на новый каток. Посмотрим, кому надут задницу.

Шансов у меня бы не было. Коуп на льду — зверь. В жизни он спокойный, но надевает коньки и превращается в другого человека. Иногда мне казалось, что он что-то скрывает внутри.

— Договорились. — Я посмотрел на часы. — Мне пора. Нужно заехать к Арден перед ужином.

— Окей, но быстро. Как ты сам?

Живот скрутило от того, как у него вдруг пропал весь юмор, а в голосе прозвучала настоящая тревога:

— Все нормально. Почему нет?

Он пристально посмотрел на меня:

— Только не гони мне пургу. Я тебя слишком хорошо знаю.

Я стиснул зубы:

— С Ро все хорошо. Она идет на поправку. Энсон говорит, что кошмары у нее почти прошли. Так что если с ней все в порядке — со мной тоже.

Коуп долго молчал, внимательно изучая меня. Его взгляд говорил, что он мне не верит, но на этот раз решил не давить:

— Ладно. Если захочешь поговорить — звони.

— Конечно. — Но я не позвоню. Я просто закопаю это внутри. Или выплесну на очередной ремонтный проект. Так я справлялся всю жизнь. Отец это понимал. Он первый увидел, что мне нужно работать руками, чтобы выпускать пар.

Он ставил меня чинить заборы на ранчо, помогать с постройкой сараев и амбаров. Благодаря ему я полюбил создавать новое и возвращать к жизни старое. Мы потеряли его много лет назад, но каждый раз, начиная новый проект, я снова ощущаю эту боль.

— Передавай всем привет, — сказал Коуп, возвращая меня к реальности.

— Обязательно.

— Пока, Боб-строитель, — усмехнулся он, отключаясь раньше, чем я успел ответить.

Я только покачал головой и пошел в душ. Уже через полчаса был чистый, переодетый и ехал к дому Коупа. Подъехав к воротам, опустил окно и услышал, как зашуршала камера — объектив поймал мое лицо, пока я вводил код.

Такие меры безопасности для Коупа необходимы — все-таки хоккейная звезда. Конечно, здесь, в глуши, не так много зевак, но фанаты все же порой добираются. Без охраны некоторые вполне бы заехали к нему прямо к крыльцу.

Но защита обеспечивала безопасность и Арден. Хотя она и сама могла за себя постоять.

Как только ворота распахнулись, я плавно отпустил тормоз. С дороги отсюда не видно было ни одного строения — только асфальт между рядами осин. Серпантин петлял несколько минут, пересекал ручей, впадавший в большое озеро, у которого и стоял основной дом. Наконец, дорога открыла завораживающий пейзаж.

Сам дом — сочетание темного красноватого дерева, камня и стекла. Внутрь через огромные окна заглянуть нельзя, но я-то знал по проекту: изнутри видно все. С одной стороны открывался вид на золотистые скалы Касл-Рок, с другой — на горы Монарх и озеро под ними. Не понимаю, как Коуп может оставлять всё это пустовать большую часть года.

Я проехал мимо главного дома, пересек еще один мостик и остановился у гостевого коттеджа. Архитектурно он повторял основное строение, но за ним высился огромный цех — Арден нужен был простор для ее проектов. Чуть дальше стоял амбар, где жили ее две обожаемые лошади.

Увидев рядом ее старенький пикап, я скривился. Эта машина с ней еще со школьных времен — теперь уже поржавела в нескольких местах, кузов исцарапан до безобразия от перевозки материалов и готовых скульптур. Ей давно пора купить новую. Учитывая, сколько ей платят за ее работы, она вполне могла себе это позволить.

Выключив двигатель, я вышел из пикапа и направился к дверям мастерской. Где еще ее искать — тем более что тяжелый рок гремел на всю округу. Иногда мне казалось, что Арден вообще домой не возвращается, а дремлет по паре часов прямо на диване в цеху.

Я проверил ручку — дверь была не заперта. Мое раздражение усилилось, как только я открыл ее и шагнул внутрь в оглушительный грохот, который с натяжкой можно было назвать музыкой.

На моем пути тут же вырос огромный кане-корсо. Если бы не он, Арден вообще бы не заметила, что кто-то вошел.

— Beruhigen, — скомандовал я, и пес моментально расслабился. Я почесал его за ушами. — Как жизнь, Брут?

Он лениво прижался ко мне, принимая ласку.

Музыка выключилась через пару секунд, но Арден даже не обернулась от чертежного стола, рука ее продолжала скользить по огромному листу бумаги:

— Что случилось, Шеп?

Я усмехнулся. Хоть сигнализацию она, слава богу, не отключила.

— Я пришел за тобой. Время ужина.

— Не могу. Я в процессе.

Я посмотрел на груду металла в центре мастерской. Пока неясно, что именно она творит, но я знал — со временем из этого родится нечто впечатляющее.

— Ты вечно в процессе. Но если сегодня не придешь, мама с Лолли приедут сюда сами. А ты знаешь: мама начнет убираться, расставлять все по местам и допрашивать, почему в холодильнике пусто.

Арден вскинула голову, и ее волосы разлетелись в стороны. Серо-фиолетовые глаза впились в меня:

— Я была у них две недели назад.

— Три, — поправил я.

Она выругалась и бросила карандаш на край стола.

Я усмехнулся:

— Это всего лишь семейный ужин, а не пытка.

— Да-да, — пробурчала она, убирая волосы с лица. Розовый мизинец и ладонь были в серых пятнах. — Я поймала поток.

— Да ты из него вообще не выходишь, — парировал я.

Она показала мне язык, но все же встала:

— Ладно. Только возьму сумку. У меня еще вечером спарринг с Каем.

Арден подошла к старому кожаному дивану, на котором валялась черная спортивная сумка. Там лежало ее снаряжение для джиу-джитсу. Пока она закидывала сумку на плечо, Брут вопросительно поднял голову.

— Берем зверюгу? — спросил я.

Арден кивнула:

— Komm, — скомандовала она, и пес радостно гавкнул.

Не везде она могла его брать, но с ним ей всегда было спокойнее. И я ее понимал — Брута она получила после двух лет серьезной дрессировки.

Она бросила на меня раздраженный взгляд:

— Пошли уже.

Я не удержался от усмешки:

— Какая требовательная.

Арден закатила глаза и направилась к моему пикапу, помогая Бруту забраться на заднее сиденье. Всю дорогу до дома она молчала, глядя в окно на проплывающие пейзажи. Я думал, что она ищет вдохновение для новой работы. Но когда заговорила, понял, что ошибался.

— Ты в порядке? — спросила она, опустив голос.

Блядь. Если уже Арден начала обо мне волноваться, значит, я плохо скрываю свои проблемы.

— Все нормально. Просто хочу поскорее взяться за новый проект реставрации. — Это была правда. Я жил, дышал. У меня не было шрамов, какие носила Ро.

Арден повернулась ко мне, ее серо-фиолетовые глаза сверлили насквозь:

— Я знаю, что значит жить с монстрами. С теми, кого видно. И с теми, кого не замечаешь. Это меняет человека.

Внутри все сжалось. Я не хотел, чтобы она снова возвращалась к тем ужасам — даже пытаясь помочь мне.

— Арден…

— Это не твоя вина, — перебила она.

Я резко закрыл рот.

Арден снова уставилась в окно:

— Однажды ты сам в это поверишь. А пока — я всегда рядом, если понадобится напомнить.

Я попытался сглотнуть ком в горле, но не смог. Это была милость. Подарок, который она мне давала. И я не был уверен, что заслуживаю его.

9

Тея


— Ты меня спасла, — сказала Саттон, перекладывая огромный мешок муки на другую сторону кладовки.

Я улыбнулась, наблюдая, как она проводит рукой по лицу, оставляя на коже белые разводы. Она вечно вся в муке.

— Да брось. Ты же знаешь, я люблю подработки.

На самом деле — я не просто любила, я нуждалась в этих часах. После всей истории с Бренданом моя кредитная история была в руинах. Единственный способ получить ипотеку — это то, что Никки согласилась формально возглавить траст, который купил для меня дом.

Я заморозила кредитные счета, чтобы никто не мог оформить новые карты или покупки на мое имя. Единственные деньги, что у меня были, — это то, что Саттон и Данкан платили мне наличными. Каждый раз, пряча их в жестяную банку под расшатанной половицей в шкафу, я чувствовала себя каким-то сумасшедшим параноиком, который не доверяет ни банкам, ни государству.

Хотя теперь я их понимала куда лучше. Все, что связано с технологиями, может дать сбой — риск, на который я не могла пойти.

Так что я экономила, копила и прятала.

Саттон повернулась ко мне:

— Все нормально? Если нужно, могу дать тебе еще смен…

Я покачала головой, не давая ей продолжить. У Саттон и так хлопот по горло — маленький бизнес, сын. Ей не нужна еще и я на совести.

— Все хорошо. Теперь у меня есть работа в питомнике, а Данк сказал, что оставит меня на круглый год.

Лицо Саттон просияло, и она обняла меня:

— Это же здорово! Я так рада за тебя. Знаю, как ты любишь это место.

— Я чуть больше разбираюсь в растениях, чем в выпечке.

Саттон рассмеялась, отпуская меня:

— Ты отлично справляешься с хлебом. И дегустатор из тебя экспертный — это тут даже важнее. Ты помогаешь клиентам найти идеальное лакомство.

Я улыбнулась:

— Вот именно. А тот капкейк с тыквенно-пряным латте, что ты тестируешь к осени? — я театрально изобразила обморок. — Совершенство.

Саттон подпрыгнула, визжа, как ребенок:

— Мне самой он жутко нравится! Поставлю в меню, как только начнется сентябрь. Самое то — поймать осеннее настроение.

— Народ будет в восторге. Особенно школьницы — они его разберут вмиг.

— Надеюсь. Завтра еще хочу попробовать сделать арбузные. Такие симпатичные: зеленый бисквит, розовая глазурь и мини-шоколадные капли вместо семечек.

Я поморщилась:

— Не знаю, как чувствовать себя по поводу зеленого торта.

Саттон хихикнула:

— Лука попросил сделать зомби-капкейки из этого теста.

— Вот уж не удивлена, — отметила я второй мешок муки в инвентарном листе и перенесла его на другую сторону комнаты. — Как сегодня прошли тренировки на льду?

Саттон вздохнула, поднимая третий мешок:

— Похоже, он реально увлекся. Конечно же, выбрал самое дорогое увлечение из возможных.

— Ну, хоть не верховая езда или Формула-1, — подбодрила я.

— Тут ты права. Но я бы предпочла, чтобы он влюбился в рисование или балет. Не сказать, что я в восторге от мысли, как мой ребенок врезается в других детей на ледяной площадке.

— Ну, в его возрасте, наверное, контакт пока ограничен? — спросила я.

— У них еще даже команды нет. Кажется, ищут тренера. Пока что они просто играют в хоккейных суперзвезд во время общего катания. Я все время сжимаюсь от страха, но хоть он счастлив.

В нотках Саттон звучала легкая грусть. Она никогда не говорила о бывшем, и я его ни разу не видела. Знала только, что она переехала в Спэрроу-Фоллс, чтобы начать всё заново. Похоже, это был подходящий город для таких, как мы.

Я сжала ее руку:

— Ты отличная мама.

Она слегка улыбнулась:

— Ты уверена? Мой ребенок сейчас сидит в зале, ест капкейки и играет на планшете.

— Все заслуживают вкусняшку в конце дня.

— Это точно, — Саттон выпрямилась. — И ты тоже. Потому что мы закончили. — Она отряхнула руки от муки. — Давай я соберу тебе немного сегодняшних остатков.

— Только немного, — предупредила я. — Ты вечно забываешь, что у меня один желудок.

— Тебе надо больше есть, — сказала она и направилась к залу пекарни.

Лука поднял голову, когда мы вошли. Его лицо было размазано в голубой глазури с капкейка «Улица Сезам», но он счастливо улыбался:

— Котята храпят.

Я взглянула на переноску, где в пушистой кучке спали малыши. Они все больше привыкали к людям — и в питомнике, и здесь.

— Они всегда любят поспать после еды.

— Можно я назову одного Зомби? — с надеждой спросил Лука.

Я рассмеялась:

— Не уверена, что с таким именем котенка захотят забрать.

Лука нахмурился:

— А Жнец? Так зовут моего любимого хоккеиста.

— Вот почему я переживаю, — пробурчала Саттон, вручая мне коробку из пекарни. — Что за спорт — где людям дают такие прозвища?

— Крутой, — ответил Лука с широкой голубой улыбкой.

Саттон только покачала головой и взяла переноску:

— Давай помогу загрузить их.

— Спасибо, — сказала я, потрепав Луку волосы. — Только не уничтожь слишком много зомби.

— Не могу этого обещать, — крикнул он, возвращаясь к своей игре.

Мы с Саттон вышли в теплый вечер. После дневной жары воздух все еще был прогрет. Солнце уже низко висело над горизонтом, но света хватало, чтобы я добралась до дома. Подходя к своему велосипеду, я прищурилась. Что-то было не так. Подойдя ближе, поняла — оба колеса спущены.

По спине пробежал холодок. Я присела у заднего колеса, провела по нему пальцами. Через резину шла длинная злая прорезь. Переднее колесо — точно такая же.

Тревога быстро переросла в панику, когда я осмотрела улицу. Никого. Только несколько человек у закусочной The Soda Pop в нескольких кварталах отсюда. Все остальное уже закрывалось — Спэрроу-Фоллс засыпал рано.

Мельчайшие волоски на моих руках встали дыбом. Кто-то сделал это намеренно. Кто-то взял лезвие, разрезал мои шины и спокойно продолжил свой вечер. Или, может быть, сейчас наблюдает за мной?

По спине скатилась струйка пота, сердце бешено заколотилось — паника накрыла с головой. Это Брендан? Мозг лихорадочно перебирал все меры предосторожности, что я приняла. Траст. Водительские права я так и не меняла — все еще с калифорнийским адресом. Машина оформлена на Никки. Абонентский ящик — в двух городах отсюда, на имя траста. Я была так осторожна.

— Господи, — выругалась Саттон. — Эти чертовы подростки!

Я резко обернулась к ней:

— Подростки?

Она зло уставилась на мой велосипед:

— Пара ребят уже несколько недель устраивают всякие пакости. Трейс задержал их на прошлой неделе — они разрисовали заднюю стену у The Pop. Но, судя по всему, не поняли намека. Другие владельцы магазинов жаловались: парни продолжают портить все, до чего дотянутся.

Саттон сжала мою руку:

— Прости. Я отвезу тебя домой и помогу купить новые шины.

Шалящие подростки. Случайный вандализм. Только это. Я повторяла это снова и снова. Но… не была уверена, что верю.

10

Шеп


Как только вдали показалось раскинувшееся ранчо, по телу разлилось знакомое чувство. Теплая тоска. Благодарность за то, что жизнь привела меня именно сюда — ведь все могло закончиться куда хуже.

Огромные пастбища, где паслись коровы и дюжина лошадей, обступали белый фермерский дом с верандой по периметру. После смерти отца мама сумела сохранить хозяйство благодаря команде опытных работников. Но ни один из нас, детей, так и не загорелся идеей продолжить дело семьи.

Я припарковался между темным пикапом Энсона и машиной Фэллон. На другой стороне стоял черный пикап Кая с витиеватыми узорами — они с Фэллон были неразлучны даже на парковке. Джип Трейса стоял ближе к амбару — я был почти уверен, что его дочка Кили выпросила приехать пораньше, чтобы успеть покататься верхом.

Заглушив двигатель, я потянулся за сумкой Арден.

— Я сама, — сказала она.

— Я тоже могу, — отозвался я.

Она показала мне язык:

— Вечно ты рыцарь в сияющих доспехах.

В последнее время я себя таковым не чувствовал. Разве что серым, и то мутноватым. Пока мы поднимались по ступенькам, из дома уже доносились голоса: визг восторга Кили, безудержный смех Роудс, крики Лолли кому-то в ответ.

Я потянулся к дверной ручке, проверил и, конечно же, дверь оказалась не заперта. Я поморщился, но все равно открыл.

Как только мы переступили порог, Кили вскочила:

— Дядя Шеп! Тетя Арден! — Она бросилась к нам, подпрыгнув со всей своей шестилетней силой. Я поймал ее и подхватил на руки. Она тут же потянулась к Арден: — Я каталась на Смоки, и мы мчались так быстро! Я хотела доехать до самых гор, но папа сказал, что надо возвращаться.

Арден улыбнулась и потрепала Кили по волосам. Брут сидел у нее у ног, как всегда, преданно и неподвижно.

— Может, съездим в поход, пока ты не вернулась в школу?

Глаза Кили загорелись от восторга, и она замерещилась в моих руках, пытаясь спрыгнуть. Сразу же подбежала к Трейсу:

— Папа, можно? Ну пожалуйста?

Он улыбнулся:

— Конечно. Через выходные подойдет?

Я знал, как тяжело Трейсу, что Кили не всегда рядом. Развод не был скандальным, но легким его точно не назовешь. Каждый раз, когда он оставался без дочки, у него будто вырывали часть сердца.

— Да! Да! Да! — закричала Кили и закружилась по комнате.

Мама засмеялась и подошла ко мне с Арден:

— Рада, что вы приехали. — Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать меня в щеку. Нора Колсон была невысокой, но силы в этой маленькой женщине было с избытком.

Мама обняла Арден, покачивая ее из стороны в сторону.

— Я по тебе скучала.

Арден немного смутилась от такой теплоты, но все же обняла маму в ответ:

— Прости, Нора. Я была вся в арт-тумане.

У каждого из нас было свое отношение к имени. Для меня она всегда была мамой — ведь я оказался у нее еще младенцем. Трейс переехал к нам в двенадцать, но тоже довольно быстро стал звать ее мамой. А вот Роудс, Арден и Кай выбрали «Нору». Мама не возражала. Она любила нас всех одинаково.

— Наконец-то, — проворчала Лолли с места у огромного окна. — Я только и ждала, когда вы приедете, чтобы показать свое новое творение.

Она встала — ее воздушное платье заколыхалось, а десятки ожерелий на шее весело зазвенели. Все повернулись к ней. Фэллон и Кай выглядывали с дивана. Роудс подняла взгляд из кресла, где свернулась на коленях у Энсона. Трейс смотрел с легким беспокойством.

Лолли быстро подошла к стене, у которой стоял предмет, накрытый полотенцем. Она сдернула его и показала всем. Холст был усыпан блестящими стразами — новое увлечение Лолли. Но она не могла просто так заполнять обычные схемы по номерам. Ей нужно было творить по-своему и обязательно с долей неприличия.

Кай закашлялся, пытаясь скрыть смех.

Фэллон уставилась на картину, вспыхнув от стыда:

— Это… Они что, голые? На лошади?

— Похоже, что они занимаются сексом на лошади, Фэл, — сказал Кай, с трудом сдерживая улыбку.

Я не мог отвести глаз от картины. Два человека на лошади вроде бы были людьми, но с огромными крыльями. И, безусловно, они были… слиты воедино.

— Не говорите слово на «с», — важно сказала Кили. — У папы тогда лицо краснеет.

— Господи, — пробормотал Трейс, стирая ладонью с лица воображаемый позор. — Молюсь, чтобы моя дочка не обсуждала это в лагере верховой езды.

Лолли резко повернулась к нему:

— Если в лагере не разрешают открыто и честно говорить о сексе — пусть приходят ко мне.

Роудс прыснула со смеху:

— Представляю себе этот разговор, Лолли.

Она фыркнула:

— Подавленные желания убивают. Так и до инсульта или инфаркта недалеко. Жить надо на полную.

— Аминь, — согласился Кай.

Фэллон бросила на него взгляд, в котором я не сразу разобрался. Тревога? Раздражение?

Кай и правда жил на полную катушку. После того как он оказался у нас в шестнадцать, проблем с ним было больше, чем со всеми предыдущими приемными детьми Норы. Поздние визиты в участок, бесконечные разговоры с директором. Но со временем он успокоился, нашел выход тому, что терзало его изнутри.

Смешанные боевые искусства. Гонки на мотоциклах. И, конечно, его искусство. Скорее всего, именно Лолли открыла в нем любовь к рисунку, но никто не ожидал, что он начнет наносить свои работы на кожу — себе и другим. Теперь к нему едут со всего света, чтобы попасть к нему на сеанс.

— Ну так что, — сказала Лолли, оглядывая комнату, — кто хочет повесить это у себя дома?

Ответом была гробовая тишина. Мне показалось, я даже слышу, как стрекочут сверчки. Но у меня и так уже висит за дверью офиса полуобнажённый эльф. Еще одну такую работу я не потяну.

— Зануды, — проворчала Лолли.

Кай расплылся в улыбке:

— Заберу в салон. У меня пирсер тащится по всяким фейским штукам. Ей точно понравится.

Мама метнула в Кая строгий взгляд:

— Следи за языком.

Уголки его губ дернулись:

— Извини, Нора.

Она только покачала головой:

— Надо было строже тебя воспитывать в старших классах.

Роудс соскользнула с коленей Энсона и направилась ко мне. Он провожал ее взглядом, не отрываясь — весь во внимании, будто проверяя: все ли с ней в порядке, в безопасности ли она.

— У тебя есть минутка? — спросила Роудс.

Я сразу напрягся, мышцы инстинктивно сжались, но я кивнул:

— Конечно.

Она жестом пригласила меня к входу. Сам тот факт, что разговор должен быть наедине, добавил тревоги. Но я все равно пошел за ней.

Роудс бросила взгляд на гостиную — будто проверяя, не подслушивает ли кто.

— С тобой все в порядке? — спросил я, чувствуя, как внутри поднимается новая волна беспокойства.

— Со мной? Все нормально, — быстро ответила она. — Я хотела поговорить о Тее.

Напряжение вернулось, но уже по совсем другой причине. Лицо Теи весь день стояло у меня перед глазами на стройке. Ее неподдельный страх, когда она увидела меня у себя дома. Упрямое желание справиться со всем самой. Я постарался, чтобы голос звучал ровно, почти безразлично:

— Что с ней?

— Она сказала, ты помог ей с протечкой в доме.

Я кивнул:

— Настолько, насколько она позволила.

Роудс прикусила уголок губы:

— Вчера она ходила в Castle Rock Construction.

Я не смог сдержать ругательство. Владелец, Боб, был старой закалки — слегка сексист и абсолютно оторванный от реальности. А его сын? Расс всегда был еще тем экземпляром.

Мы учились в одном классе, и он вел себя как законченный придурок. Особенно по отношению ко мне. В начальной школе обожал называть меня «малышом из коробки» и до сих пор, похоже, не перерос это.

— Только скажи, что она их не наняла. — Castle Rock делали все через пень-колоду и еще и брали втридорога за ту жалкую работу, что все-таки выполняли.

— К счастью, нет, — сказала Роудс. — Кажется, я смогла уговорить Тею позволить тебе помочь.

В теле будто вспыхнул разряд — фантомная энергия, пробежавшая по мускулам.

— Ты уверена? Она даже не пустила меня в дом, чтобы я осмотрел, что там сломалось.

На лице Роудс мелькнула боль, и мне захотелось самому себе врезать. Но она не отступила:

— Я не знаю, что с ней случилось, но она явно от чего-то бежит. Данк платит ей наличкой. У нее нет ни телефона, ни электронной почты.

Во мне сразу все напряглось:

— Ни телефона, ни почты? — Я не знал ни одного человека, у кого не было бы и того, и другого.

Роудс покачала головой:

— Думаю, ей нужен кто-то, кто будет двигаться в ее ритме. Делать все, чтобы ей было комфортно.

В голове пронеслась тысяча версий и ни одна из них не была хорошей. Все они вызывали неприятное, липкое ощущение в животе.

— Шеп? — позвала Роудс.

— Прости, — пробормотал я, выныривая из тяжелых мыслей.

— Ты поможешь ей?

Я сглотнул, пытаясь справиться с комом в горле:

— Конечно.

Но предложить помощь и чтобы Тея ее приняла — две большие разницы. И я не верил, что она скоро впустит меня в свою жизнь. Эта мысль обжигала. Оставляла болезненный след, который я отчаянно хотел залечить. Но первый шаг должна была сделать Тея. А я совсем не был уверен, что она решится.

11

Тея

Раздался громкий грохот, и я вздрогнула, чуть не испортив крем, который как раз окрашивала в нежно-розовый цвет.

Уолтер бросил на меня обеспокоенный взгляд от раковины, где мыл посуду:

— Извини. Все в порядке?

Он просто поставил кастрюлю в мойку — делал так тысячу раз раньше. Но сегодня я едва не устроила себе кремовую маску на лицо.

Неважно, что по дороге домой Саттон рассказала мне о вандалах-подростках и объяснила, что испорченные шины вписываются в их репутацию. Я была на взводе. Постоянно оглядывалась, будто искала угрозу в каждом посетителе. Напряжение не отпускало. Тело отказывалось расслабиться. Мышцы казались не мышцами, а цементом.

Но я все же выдавила улыбку для человека, который всегда относился ко мне как к внучке:

— Все хорошо. Просто плохо спала. Немного не в себе сегодня.

И это было правдой. Я просто не стала озвучивать причины.

Морщинки у глаз Уолтера углубились, когда он прищурился, явно пытаясь меня прочитать:

— Обязательно возьми домой наш травяной чай для сна. Он мне всегда помогает. Только капельку бурбона добавь.

Я усмехнулась, накрывая миску с кремом и ставя ее на станцию украшения Саттон:

— Мне кажется, дело как раз в бурбоне, а не в чае.

Уолтер расплылся в улыбке и вернулся к плите:

— Немного хорошего никогда никому не вредило.

Я уже давно не пила. Хотя жила в Спэрроу-Фоллс почти два года без всяких проблем, я по-прежнему не позволяла себе ничего, что могло бы затормозить мои реакции. Я не имела на это права.

Моей зависимостью были книги. Те, что я находила в комиссионке за пятак или брала в библиотеке по карточке Саттон. Читала все подряд: детективы, фантастику, но особенно обожала истории любви. И у меня было одно жесткое правило — финал должен быть счастливым. В жизни и так достаточно боли. В книгах мне нужно было надеяться.

Поэтому, когда я не могла уснуть прошлой ночью, я взяла роман о ворчливом ковбое-отце-одиночке, который изо всех сил пытался не влюбиться в свою няню. Он был со мной до трех ночи, пока я наконец не провалилась в сон.

Я похлопала Уолтера по плечу, проходя мимо на кассу:

— Всем нам нужно чуточку хорошего.

Он подмигнул:

— Сто процентов, девочка.

Я хихикнула и встала за стойку. Оглядевшись, увидела, что Саттон тонет — бегает от столика к столику, вытирает, убирает, а тем временем у кассы уже стоит очередь из двух человек.

Я подошла и улыбнулась женщине, которая стояла первой — той самой, что болтала с Шепом в день, когда я вывалила на него крем.

— Привет, Мара. Что будем заказывать?

Она улыбнулась в ответ — тепло, по-доброму. Вся ее внешность подходила под это описание. Золотисто-русые волосы, васильковые глаза, аккуратные черты лица, миниатюрная фигура — все в ней вызывало у мужчин желание оберегать.

А рядом с ней я чувствовала себя кем угодно, только не такой. Длинные нескладные конечности, поношенная одежда — я казалась себе неуклюжей великаншей.

— Мне карамельный латте с двойным эспрессо, пожалуйста. И кусочек лимонного кекса с маком.

Я кивнула и выбрала позиции на экране планшета:

— Девять пятьдесят.

Мара приложила карту к терминалу:

— Спасибо.

— Конечно. — Я поспешила приготовить заказ, но краем глаза заметила, как в пекарню вошла Роудс. Ее темные волосы были закручены в небрежный узел на макушке, на ней были футболка Bloom и шорты. Увидев меня, она тут же просияла и помахала рукой.

По спине пробежала нервная дрожь. Я знала, что она собиралась поговорить с Шепом и попросить его помочь мне с протечкой. Часть меня надеялась, что он отказался. Тогда не придется бороться с тревогой из-за чужого человека в моем доме.

Но другая часть — более разумная — молилась, чтобы он согласился. Сегодня утром мне пришлось ехать на кемпинг, чтобы принять душ. А туалеты я сейчас смываю из ведер, набранных в теплице. Мне срочно нужно найти эту утечку.

Саттон метнулась за стойку, выдернув меня из мыслей. Проходя мимо, она сжала мне руку:

— Я сделаю напиток. Что она заказала?

— Карамельный латте с двойным эспрессо.

— Принято.

Я быстро вручила Маре кусочек кекса:

— Вот ваш заказ. Напиток будет готов через минутку.

Я чувствовала на себе ее взгляд. Он был не злой, просто внимательный. Наверное, она вспомнила, как стала свидетельницей ссоры между мной и Шепом. Но мне не нравилось, когда на меня так пристально смотрят. Поэтому я просто проигнорировала это.

— Спасибо, — сказала Мара. Даже голос у нее был мелодичный, нежный.

Я вернулась к кассе и приняла заказ от мужчины, который, судя по всему, провел утро в горах. Он заказал чуть ли не половину меню — лучшее доказательство, что гулял на свежем воздухе.

Когда он ушел, я посмотрела на Роудс.

Она улыбнулась:

— Все больше и больше людей.

Я кивнула, радуясь, что за ней никого нет, и мне не нужно торопиться:

— Туристический сезон в самом разгаре.

— Не поспоришь. — Роудс взглянула на витрину. — Вишневые кексы с колой. Мне срочно нужно попробовать один.

Один уголок моих губ приподнялся:

— Я сначала скептически отнеслась, когда Саттон придумала этот рецепт, но они и правда потрясающие.

Роудс вытащила из кармана небольшой кардхолдер:

— Не сомневаюсь. У Саттон гениальный мозг, когда речь идет о выпечке.

— Я это слышала! — отозвалась Саттон от кофемашины.

Роудс рассмеялась:

— Я никогда не пойму, как у тебя это получается.

— У меня однорядный мозг, — ответила Саттон. — Всегда думаю о сладком.

— И мы безмерно за это благодарны, — крикнула ей в ответ Роудс, а потом повернулась ко мне, улыбаясь. — Шеп сказал, что с радостью поможет с твоей проблемой.

Облегчение и паника одновременно накрыли меня волной.

— Хорошо, — выдавила я. Голос прозвучал натянуто, как будто горло сжалось.

Роудс увидела мое напряжение и протянула руку через стойку, накрыв мою ладонь своей:

— Он все быстро починит, и тебе больше не придется волноваться. Ты заканчиваешь в три, да?

Я кивнула. Сегодня мне пришлось ехать на машине — велосипед по-прежнему без шин.

— Нужно будет заехать по пути домой в одно место, так что я буду дома после четырех.

— Передам ему, — сказала Роудс и убрала руку.

То, что у меня нет телефона, чтобы просто написать Шепу, заставило меня почувствовать себя еще большей чудачкой. У меня был один из этих дешевых предоплаченных телефонов, валяющийся в тумбочке — на случай, если вдруг понадобится вызвать пожарных или полицию. Я купила его за наличные на заправке, незадолго до того, как пересекла границу Орегона.

С тех пор как я переехала в Спэрроу-Фолс, я ни разу не включала этот телефон. Кто знает, работает ли он вообще. А тот факт, что это раскладушка, означал одно — на набор сообщения уйдет минимум полчаса.

— Спасибо, — прошептала я.

По коже пробежал знакомый холодок — тот самый, что подсказывает: за тобой наблюдают.

Я быстро окинула взглядом зал и взгляд снова остановился на Маре. Она опять смотрела на меня, будто пыталась сложить все кусочки пазла.

Черт.

Последнее, что мне сейчас нужно, — это чтобы кто-то начал копаться в моей жизни. Когда я переехала сюда, то стала представляться своим вторым именем, надеясь, что это хоть как-то защитит меня. Но у меня не было никакой тщательно продуманной фальшивой биографии. Стоило кому-то узнать мое настоящее имя и вбить его в Google — и все, вся правда всплывала. Включая фотографии. Все до одной.

Меня подташнивало, в животе закрутился знакомый тугой узел, а к щекам прилила горячая волна стыда. Но я задавила все это в себе. Я еще не сломалась. И сегодня не начну.

Вместо этого я протянула Роудс коробочку с кексом и добавила второй.

— Один для Энсона. От меня.

Роудс ухмыльнулась:

— Осторожно, а то еще подружитесь.

Я фыркнула. Ее парень был мрачнее тучи, но то, как он таял рядом с ней, было настоящим чудом.

— Не думаю, что это грозит. Он же общается только при помощи рычания и угрюмых взглядов.

Роудс расхохоталась:

— Ну вообще-то он стал получше с этим. Правда.

И это было правдой. Потому что она изменила его. Исцелила что-то внутри него. Вернула к жизни. А это — самый драгоценный дар.

Я вручила ей коробку как раз в тот момент, когда Саттон отдала Маре ее латте. Роудс кивнула мне:

— Спасибо, Тея. — Она помахала женщине рядом. — Рада была тебя увидеть, Мара. — Потом сделала шутливый поклон в сторону Саттон. — Благодарю, верховная королева всей выпечки!

Саттон рассмеялась:

— Обожаю ее.

— Я тоже, — отозвалась я, наблюдая, как Мара выходит вслед за Роудс.

Саттон повернулась ко мне:

— Значит, ты все-таки позволишь Шепу помочь?

— Подслушиваешь, да? — пробормотала я.

Саттон только усмехнулась:

— А как еще мне узнавать новости?

Я понимала, что она шутит, но все равно почувствовала укол вины. Она так много для меня сделала, а я… все, что я ей давала — это полуправда и замалчивание.

Улыбка тут же исчезла с ее лица.

— Эй, что случилось?

Я покачала головой:

— Ничего.

Саттон нахмурилась:

— Ты выглядишь так, будто тебя только что ранили. Это точно не «ничего».

Я сглотнула, пытаясь справиться с комом в горле:

— Просто… мне тяжело, когда кто-то оказывается у меня в доме.

Саттон прищурилась:

— А чтобы устранить протечку и все последствия, Шепу придется туда зайти.

Я кивнула. Это была не вся правда, но больше, чем я когда-либо ей рассказывала.

Саттон облокотилась на витрину:

— А ты знаешь, как Шеп начал помогать мне с ремонтом в этой пекарне?

Я покачала головой.

— Он проходил мимо и увидел, как я пытаюсь втащить скамейку в зал. Даже не остановился. Просто подошел и сказал: «Я с другой стороны возьму». — Саттон улыбнулась. — Когда мы затащили первую, он спросил, где остальные. Я была настолько в панике, что даже спорить не стала. А когда мы закончили, он попросил показать ему мои планы. Ну, я и показала.

Саттон хихикнула и покачала головой, вспоминая:

— Он не сказал, что я сошла с ума, раз взялась за это одна. Только произнес: «На некоторые этапы, возможно, пригодятся две пары рук. Я могу помочь по субботам в этом месяце. А когда балки доставят — мои ребята помогут их установить».

Потом она повернулась ко мне, и я увидела, как в ее глазах блестят слезы:

— Вот так просто. Он ничего не попросил взамен. Помогал каждую субботу целый месяц. И пару вечеров. Принес краскопульт, чтобы я в десять раз быстрее покрасила стены. Он хороший человек, Тея.

— Я знаю, — прошептала я, чувствуя, как горло снова сдавливает. — Но я когда-то тоже думала, что один человек хороший. А он оказался совсем не тем. Теперь я не могу никому доверять, как бы сильно мне этого ни хотелось.

Глаза Саттон сверкнули, и она резко протянула руку, схватила мою ладонь и сжала так сильно, что я перестала ее чувствовать.

— Я знаю, что это такое, Тея. Я знаю, как это — жить, думая, что все стабильно, а потом в один миг терять все.

Мое сердце бешено застучало, потому что в ее взгляде полыхал огонь — гнев, боль.

— Но мы не можем позволить одному плохому опыту испортить нам всю оставшуюся жизнь. Мы не можем дать злу победить. Не можем перестать жить. Если мы закроемся от мира, мы отгородимся не только от плохого… но и от всего хорошего.

У меня защипало глаза. Ее слова били точно в цель. Потому что я знала — она права. Я возвела стены и крепости. И да, внутри было безопасно. Но и одиноко.

Я мерила шагами передний двор. Взад-вперед, снова и снова. Чудо, что я еще не протоптала траншею в гравии своими ботинками.

За последние полтора часа я сделала все, что только могла придумать. После того как купила новые шины для велосипеда — влетела в остатки своихсбережений — я вернулась домой, устроила котят и поиграла с Лосем. Потом наполнила кормушки для колибри, но эти крошечные фокусники сегодня не вызвали у меня обычного восторга. Тогда я пошла в теплицу: полила растения, выполола сорняки. А после принялась за клумбы вокруг дома. Цветники теперь были в идеальном состоянии, но энергия продолжала бурлить во мне, и я не знала, куда ее деть.

Звук приближающегося двигателя заставил меня вскинуть голову. Дорога к дому шла сквозь деревья, и из-за листвы я не видела, кто подъезжает, пока не становилось совсем близко. Но по гравию я слышала все заранее.

Наконец из-за поворота показался серебристый пикап. Солнце отражалось в его металлике так, что машина казалась нереальной. Безупречно чистая и это при том, что я знала: Шеп регулярно ездит по пыльным проселкам. Сияющая и идеальная. Как и он сам.

Я опустила взгляд на себя. На мне были рабочие комбинезоны Carhartt, с грязью на коленях и разводами на животе. Майка под ними тоже давно видала лучшие дни. Я пыталась убедить себя, что такой неряшливый вид — к лучшему, но какая-то часть меня все равно жалела, что не надела те единственные приличные джинсы и хотя бы чистую футболку.

Хлопнула дверь, и я подняла голову. Шеп уже шагал ко мне. На нем были темные джинсы, идеально сидящие на бедрах и подчеркивающие мышцы ног. Белая футболка натягивалась на груди, обрисовывая сухую силу. На голове — бейсболка с надписью Colson Construction, скрывающая янтарные глаза, но я чувствовала их взгляд.

Я судорожно сглотнула, когда он остановился в нескольких шагах.

— Привет, — пискнула я.

— Привет, Колючка, — отозвался он хриплым голосом.

Я выдохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

— Спасибо, что… что пришел снова.

— Без проблем. Вода все еще перекрыта?

Я кивнула.

Он нахмурился:

— Ты ночевала в другом месте?

Я покачала головой. Кажется, я совсем разучилась говорить. Хотя он стоял всего в нескольких шагах, его запах витал в воздухе — древесные нотки, кедр, опилки и легкий аромат пота. Это было… лучшее, что я когда-либо чувствовала.

Но Шеп выглядел не так довольным. Его рот скривился в мрачной гримасе:

— Ты живешь в доме без воды?

Я попыталась сглотнуть еще раз, надеясь расчистить горло:

— В теплице есть вода. Я ношу ее ведрами в дом.

Челюсть Шепа задвигалась, по ней дернулась мышца:

— Сейчас все починим. Ты должна жить в доме, где есть чертова вода.

От его слов и тона я инстинктивно отступила на шаг. Это было автоматической реакцией, я бы не смогла остановиться даже если бы захотела. Но мой жест заставил Шепа замереть. Я не видела его глаз, но боль, промелькнувшую на лице, заметила отчетливо. Он тоже отступил на шаг.

— Прости, — сказал он мягко. — Я не на тебя злюсь. Я злюсь, потому что ты живешь в доме без воды. Так не должно быть.

Я с трудом разлепила язык от неба, но смогла выговорить:

— Правда, все в порядке. Почти как в походе.

Губы Шепа дернулись, будто он хотел улыбнуться, но не смог:

— Ну, это один способ на это посмотреть. — Он снял бейсболку и развернул ее в руках, и я наконец увидела его потрясающие янтарные глаза. — Ты готова пустить меня внутрь, чтобы я посмотрел на ванную?

Едва он это произнес, как все благоговение перед его глазами исчезло. Паника подкралась стремительно. В голове вспыхнули воспоминания, как будто кто-то начал вбивать их в стены, которые я так тщательно выстроила. Громкий голос из прошлого звучал внутри: «Ты все портишь».

Челюсть Шепа напряглась, но он тут же заставил себя ее расслабить:

— Ладно. Сегодня без заходов внутрь. Тут и снаружи есть чем заняться. Раскопаю водопровод, посмотрю, с чем мы имеем дело. Будем идти шаг за шагом. Ты командуешь.

За глазами жгло, и я не смогла сдержать слезы.

— Зачем ты все это терпишь? — прошептала я охрипшим голосом.

Шеп посмотрел прямо в меня:

— Потому что в тебе все кричит, что ты слишком долго борешься одна, Колючка. Тебе нужен кто-то, кто хоть немного поможет нести этот груз. Я, может, не смогу все починить. Но могу понести это с тобой. Хоть часть.

12

Шеп


Мне хотелось что-то сломать. Нет — кого-то. И этим кем-то был тот, кто заставил Тею бояться настолько сильно. Хотя нет. Это было не просто страх. Это был ужас.

Она моргала, изо всех сил стараясь сдержать слезы:

— Быть одной — это единственное безопасное место.

Ее слова прожгли меня насквозь, оставив невидимые шрамы.

— Одна — это не место. Это состояние. И никто не может оставаться в нем вечно. Всем людям нужен кто-то рядом. Кто-то, с кем можно разделить свою ношу.

Где-то глубоко внутри я почувствовал зов. Сильный, как приказ. Я должен быть этим «кем-то».

Тея долго смотрела на меня, темные глаза внимательно изучали. Это было в ней особенное — она смотрела не так, как другие. Не спешила. Оставалась в тишине, чтобы действительно увидеть. Я много раз замечал, как она делает это в пекарне — внимательно выслушивает пожилую женщину, которая приходит каждый день, потому что ей одиноко. Или садится на корточки перед витриной с малышом, помогая выбрать кекс.

А сейчас она смотрела так на меня. Ее умный, проницательный взгляд копался глубоко, оценивая молча, прежде чем что-то сказать. И когда она, наконец, заговорила, ее слова ударили в самое сердце:

— А ты делишься своей ношей, Шепард?

Голос ее был не громким, не тихим. Но врезался в грудь как удар.

Я обычно терпеть не мог, когда кто-то называл меня полным именем. Слишком длинное. Слишком официальное. Слишком напоминающее про пастухов и овец из старых времен.

Но когда это говорила Тея — звучало иначе. Будто каждое слог она произносила с осторожной нежностью. Как нечто ценное.

Я сглотнул:

— У меня семья, как футбольная команда. Они всегда рядом, если что-то нужно.

В глазах Теи промелькнула улыбка:

— А как часто ты позволяешь им помогать?

Я захлопнул рот. Не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то из моих братьев или сестер помогал мне — вместо того, чтобы я им. Дело было не в том, что они не хотели. Я сам не позволял. Или даже не говорил, что нуждаюсь в помощи.

Ее губы дернулись:

— Так и думала.

— Поверь, — усмехнулся я, — они вечно суют нос в мои дела. Любопытные, как черти.

Лицо Теи чуть смягчилось, и я почувствовал, как ее тревога немного отступила.

— Хорошо, что они у тебя есть.

У меня защемило в груди, потому что я знал — у Теи, скорее всего, никого не было.

— У тебя есть братья или сестры?

Я тут же пожалел о вопросе. Она напряглась, едва я его задал.

— Нет, никого.

Я кивнул. Хотел спросить еще, но знал, что если надавлю, она закроется.

— Это и благословение, и наказание, — сказал я.

Она снова улыбнулась:

— Уверена, что так и есть.

Я открыл рот, чтобы спросить что-нибудь безобидное — просто чтобы снова услышать ее голос, — как вдруг раздался электронный писк.

Тея вытащила из кармана что-то маленькое и нажала кнопку. Я понял, что это старенькие цифровые часы. Такие я не видел лет двадцать.

Она убрала прядь волос с лица:

— Мне нужно покормить котят. — Бросила взгляд на меня, потом на двор. — Тебе что-нибудь нужно? Или…

— Все хорошо, — ответил я. — Все у меня в грузовике. Если что — постучусь.

Она сунула часы обратно в карман комбинезона — комбинезона, который, по идее, не должен был быть сексуальным. Но, черт возьми, был. Как вырез спереди чуть приоткрывал линию декольте. Как вырезы по бокам позволяли воображению дорисовать мою ладонь, скользящую по ее талии… и ниже.

Господи. Соберись.

Тея подняла на меня глаза:

— Спасибо. За то, что делаешь это. За то, что… терпелив.

В груди будто что-то надломилось.

— У нас есть все время в мире.

Хотя это и не было правдой. Чем дольше я не мог попасть в дом, тем выше риск, что там появится плесень и гниль. Но я не собирался торопить ее. Даже если придется вырвать каждую испорченную балку и заменить. Сколько бы времени это ни заняло.

Она провела языком по нижней губе:

— Спасибо, — повторила тихо и поспешила в дом.

Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверью. Услышал, как щелкнул замок. И, если не ошибся, там был не только засов, но и цепочка. Я взглянул на массивный замок, установленный на куске дерева, и понял — не ошибся.

У меня дернулась щека.

От кого же ты прячешься, Тея?

13

Тея

Что, черт возьми, я творю? Веду себя невероятно глупо — вот что.

Лось прыгнул на табурет у стойки и хлопнул меня лапой по руке, будто ставил жирную точку в этом признании.

— Знаю, что дура, — сказала я ему. — Не обязательно это еще и ты подтверждаешь.

Он ответил своим фирменным гортанным мяуканьем.

Я кинула ему кусочек индейки. Я не гордая — иногда и подкуп срабатывает лучше всего.

Покормила котят и уделила каждому по минутке ласки. Они были крошечные, но за собой оставляли полный хаос.

Потом взялась за уборку на кухне. Сейчас на этих столешницах можно было бы операцию делать. Когда закончила, выглянула в окно… и тут же пожалела об этом.

За тот час, что я мыла и терла дом, Шеп успел снять футболку. Она теперь висела на борту его пикапа, хотя должна была быть на нем. Святой Бэтмен, какие у него бицепсы.

Волна жара прошла по телу при виде его работы: как напрягаются и перекатываются мышцы, когда он вонзает лопату в землю, а потом отбрасывает землю в сторону. Легкий блеск пота на загорелой коже сиял под закатным солнцем.

Я резко отпустила шторы, но это уже не имело значения. Этот образ навсегда отпечатался у меня в голове.

Мне срочно нужно было найти, чем занять руки. Я решила заняться готовкой — сказала себе, что это из вежливости, но в глубине души знала: вру. Я просто хотела еще немного побыть рядом с теплом и добротой Шепа. Потому что с ним я впервые за два года чувствовала себя живой.

И вот я стояла на кухне, пытаясь придумать идеальный сэндвич. Взяла идею из меню The Mix Up и немного ее доработала: два ломтика оливкового хлеба, испеченного мной с нуля, чесночный айоли, копченая индейка, самый острый чеддер, какой только смогла найти, и руккола. Сверху — карамелизованный лук.

Разрезала сэндвичи пополам, выложила на тарелки и достала пакет с картофельными чипсами, которые напекла вчера ночью от нервов. Щедро приправленные молотым перцем и солью, они отлично сочетались с острым вкусом начинки.

Опять лапа по руке.

Я взглянула на Лося, бросив строгий взгляд:

— Не будь наглым. Ты уже все получил.

Он залаял. Ну, как залаял… Это было что-то среднее между лаем и чириканьем. Единственный в мире кот, который лает. Абсолютно нелепое существо.

Я вздохнула:

— Хочешь пойти со мной?

Лось мяукнул в ответ.

— Ладно, принеси шлейку.

Возможно, Лось и правда станет нужным отвлекающим фактором, когда я снова окажусь лицом к лицу с Шепом. Через секунду кот вбежал в кухню с шлейкой в зубах. Я быстро надела ее на него, затем взяла две стеклянные бутылки с лимонадом и сунула в карман комбинезона.

Намотала поводок на запястье, взяла тарелки и направилась к двери. Открыть ее одной рукой, не выпуская Лося — было еще то испытание, но я справилась. На улице уже начинало смеркаться.

Я почувствовала взгляд Шепа прежде, чем увидела его. Его взгляд ощущался иначе, чем у других. Остальные люди — это уколы на коже. А он — теплый, окутывающий жар.

Я заставила себя двинуться вперед, сократив расстояние между нами. Его янтарные глаза были прикованы ко мне. Выражение на лице — непонятное, но теплое. Взгляд скользнул по моему лицу, опустился вниз, задержался на бутылках и еде… и замер на Лосе.

— Что это, черт возьми, за зверь?

Именно то, что мне было нужно. Я рассмеялась:

— Его зовут Лось.

— Ему бы подошло имя Зверюга, — не отрывая взгляда, сказал Шеп.

Лось зашипел в ответ, и брови Шепа взлетели вверх:

— Серьезно?

Я улыбнулась:

— Лось немного обидчивый. Он сразу чувствует, если кто-то его обсуждает.

Шеп снова посмотрел на меня. В его взгляде вспыхнул тот самый мягкий жар:

— А что у тебя там?

Я вдруг почувствовала себя неловко. Смущение оттого, что приготовила еду, даже не спросив, голоден ли он.

Шеп, похоже, уловил мою неуверенность:

— Колючка?

Я снова посмотрела на него:

— Подумала, ты, может, голоден.

Улыбка, которая озарила его лицо, была как солнечный удар. Свет и тепло. Она окутала меня и осветила те части внутри, что так давно погрузились во тьму.

— Правильно подумала. — Он кивнул в сторону пикапа. — Сейчас только возьму футболку.

Он не стал ждать ответа — просто быстро направился к машине. А я, конечно, не могла оторвать глаз от того, как его мышцы перекатывались в лучах заката.

Лапа хлопнула меня по ноге. Я посмотрела на Лося:

— Смотреть же не запрещено.

Кот только мяукнул в ответ.

— Давай, я возьму тарелки. А то чувствую, тебе нужно две руки, чтобы справиться с чудовищем, — предложил Шеп, уголки губ дернулись.

— Хорошо, — пробормотала я, голос стал мягче обычного.

— Где лучше перекусить?

Я не думала так далеко вперед. Теперь хотелось себя за это стукнуть. В доме мне было бы слишком тяжело сдерживать панику, но на заднем дворе у меня из мебели — только один лежак.

— Колючка, — тихо сказал Шеп. — Мы не идем в дом. Даже не рассматривай такой вариант. Я весь в грязи, мне нормально и здесь. Главное — чтобы ты чувствовала себя спокойно.

Его слова ранили. Тем, насколько они были добрыми. Настолько понимающими. Все во мне бурлило: стыд, благодарность, облегчение.

— Задняя веранда, — выдавила я. — Можно на ступеньках посидеть.

Шеп снова улыбнулся. И эта улыбка разогнала все тени в моей голове.

— Отлично. — Он уже шагал вперед — не спеша, но уверенно, ведя нас туда, куда нужно.

Новая веранда была с широкими ступенями — они вполне могли сойти за импровизированные стол и стулья. Шеп дождался, пока я устроюсь, и лишь потом сел — на небольшом расстоянии от меня.

Я прикусила щеку изнутри и заговорила:

— Я не боюсь тебя. Не в этом смысле.

Это было глупо — делиться этим. Давать ему такую деталь. Потому что за этим пойдут вопросы. А на них я не могла — или не хотела — отвечать. Но мысль, что Шеп может думать, будто я его боюсь, была невыносима.

Глаза Шепа сверкнули, и уголок его рта приподнялся:

— Может, это я боюсь чудовища?

Лось громко мяукнул, будто сказал: «Вот именно».

— Справедливо. Он и правда немного пугающий, — призналась я.

Но Шеп подвинулся ближе — настолько, что наши тарелки почти соприкасались. Несколько секунд он молчал, прежде чем заговорить:

— Я хочу узнать тебя. Думаю, это поможет нам обоим. Но не хочу задавать вопросы, которые поставят тебя в тупик. Можешь дать мне ориентиры?

Горло сжалось так, что дышать стало трудно, не говоря уже о том, чтобы что-то ответить. Я ценила его прямоту — без лишних заходов и уверток.

— Только про настоящее, — выдохнула я.

Шеп внимательно изучал мое лицо, будто пытался понять, почему именно так, но не стал задавать лишних вопросов. Просто кивнул и спросил:

— Любимый цветок в твоем саду?

Напряжение потихоньку ушло.

— Пионы, — ответила я, махнув рукой в сторону цветущих кустов. Они росли с такой силой, о какой я могла только мечтать. Оттенки розового и персикового, бесконечная красота.

— Они чертовски потрясающие.

Мне стало тепло от этой похвалы.

— И они привлекают колибри.

Шеп снова посмотрел на меня, вникнув в суть сказанного:

— У тебя и кормушек много.

Я кивнула:

— В них что-то есть. Дело не только в красоте. Они крошечные, но отчаянно смелые. И настоящие мастера побега.

Он надолго замолчал, и я сразу поняла, что сказала лишнего. Но, кажется, он понял это тоже. Его взгляд скользнул в сторону, на сад:

— Ты явно хорошо с ними ладишь — с растениями.

Меня охватило облегчение, и я заставила свои сжатые кулаки расслабиться.

— Сначала — нет. Многое погибло. Но примерно через полгода проб и ошибок я начала понимать, что к чему.

— Лучший способ учиться — на практике. Ни одна книга и курс не дадут того, что дает опыт.

Я некоторое время молча смотрела на него.

— Так ты и строительству научился?

Он кивнул, откинувшись на локоть:

— В основном. В колледже я учился на бизнес, брал курсы по дизайну и архитектуре. Все четыре года подрабатывал в строительной бригаде. Но основное — у отца научился.

Мне трудно было представить отца, который берет и учит тебя чему-то настолько сложному, как строительство. Моего почти не было рядом. А когда был — все заканчивалось криками, разбросанными вещами и приездом копов в нашу крошечную квартиру в Северном Голливуде.

Но раз Роудс не говорила ничего про приемного отца, я задумалась — что с ним случилось?

— Наверное, здорово — уметь делать что-то вместе.

Шеп кивнул, взял бутылку лимонада, сделал глоток:

— Он знал, что мне нужно работать руками, чтобы справляться с проблемами. Потому и дал инструменты — в прямом и переносном смысле. Иногда мы говорили, иногда просто работали, и это помогало мне самому дойти до решения. И до сих пор я слышу его голос, когда работаю.

Я сжала бутылку слишком сильно:

— Он умер?

Шеп сглотнул:

— Авария. Мне было семнадцать. Фэллон и Коуп выжили, а отец и мой брат Джейкоб — нет.

Все внутри меня сжалось. Потерять отца и брата в один миг… Мой собственный опыт поблек на фоне этого.

— Сочувствую, — тихо сказала я. Эти слова казались ничтожно слабыми, но других у меня не было.

Шеп встретился со мной взглядом:

— Спасибо.

Я опустила глаза. Это было слишком. Он открылся мне, показал себя настоящего — и это заставило меня захотеть выложить перед ним все свои тайны. Но я не могла. Просто не могла.

Я уставилась на тарелку, начала вертеть чипс в пальцах. Шеп двинулся, и я заметила, как он откусил сэндвич. Его стон удовольствия пронесся по моему телу, разбудив все, что во мне спало. Я непроизвольно посмотрела на его губы.

— Черт возьми, Колючка. Это лучшее, что я когда-либо ел. А в моей семье, между прочим, куча отменных поваров.

Щеки вспыхнули — не от смущения, а от радости. Я так давно не готовила для кого-то. Раньше я делала это почти каждую неделю для Никки. Устраивала званые ужины, где друзья набивались в мою маленькую квартиру… Пока все они не отвернулись.

Я отогнала эти мысли. Лучше сосредоточиться на настоящем. На том, как Шепу нравится мое творение.

— Я люблю придумывать рецепты. Это как игра. Беру, что есть под рукой, в теплице, и начинаю колдовать.

Шеп повернулся в сторону теплицы, присвистнул:

— Да у тебя тут целая лаборатория.

— Я всегда обожала покупать продукты на фермерских рынках, но в Спэрроу-Фоллс впервые решила сама вырастить что-то кроме базилика.

Он приоткрыл сэндвич, изучая начинку:

— Руккола — твоя?

— Да. И чеснок для айоли. И лук.

Шеп покачал головой:

— У мамы тоже есть грядка, но твоя все перекрывает. Она бы обомлела.

Я вцепилась в бутылку. Одного Шепа в моем мире уже было многовато. А чужой человек, пусть даже его мама… Это слишком.

— Колючка, — сказал он. Я сразу посмотрела на него. — Я не собирался приглашать ее на коктейли и икру. Просто сказал, что она бы оценила, потому что я видел, как она гордится своим садом и это даже близко не то, что у тебя.

Я перевела взгляд на Лося — он валялся на спине и гонялся за травинками.

— Прости.

— Тебе не за что извиняться. Это твой дом. И только ты устанавливаешь правила.

Опять защипало глаза. Слезы наворачивались от стыда и разочарования в самой себе. Я не хотела быть такой. Но не знала, как иначе.

Шеп накрыл мою ладонь своей. Это прикосновение было таким простым… и таким мощным. За последние два года меня касались только Саттон и Роудс. И это — было совсем другим.

Я почувствовала мозолистую кожу его ладони на своей. Его тепло. Словно солнечный свет, переданный прикосновением. Я резко подняла голову и встретилась с его взглядом, полным понимания и доброты.

— Мы все делаем то, что нужно, чтобы выжить, — сказал он. — Я никогда не буду тебя судить за то, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Я смотрела в эти янтарные глаза и знала: он говорит правду. И впервые за два года я пожалела, что мне вообще нужны были стены и системы защиты. Потому что, как бы ни было страшно… я хотела впустить его внутрь.

14

шеп

Энсон взглянул на старый фермерский дом и присвистнул:

— Ну ты и замахнулся на этот проект.

— Не так уж и плохо. У Роудс ее викторианский дом был куда хуже, — возразил я.

Он покачал головой и обошел к дому сбоку:

— Может, и так, но этот больше. А нас тут, в основном, всего двое.

Если бы я мог поставить сюда полноценную бригаду, работа пошла бы куда быстрее. Но у нас было слишком много других объектов, и как владелец Colson Construction я обязан был принимать решения, выгодные для всей компании. Я не мог задерживать чужой проект только потому, что хотел больше рабочих на своем — особенно когда речь шла, например, о доме моей сестры.

Лучшее, что я мог сделать, — это утащить к себе Энсона. И даже этого было достаточно. Потому что мой друг работал на совесть, и его внимание к деталям было на высоте. Наверное, это профайлер в нем сказывался. После работы в ФБР и погружений в головы маньяков он научился замечать даже малейшие детали. На стройке это качество особенно ценилось.

— Зато чем больше дом, тем дороже я его продам, — пробормотал я. Но как только слова сорвались с языка, я сам в них засомневался. В этом доме было что-то особенное. Что-то в его старых стенах отзывалось во мне. А тишина и красота вокруг успокаивали.

— Справедливо, — сказал Энсон, окидывая взглядом фасад. — Получил официальное предложение на свой Craftsman?

Я кивнул:

— Даже выше заявленной цены. Сделку закрываем на следующей неделе. Дженни выбила им отсрочку на въезд на две недели. Должно хватить, чтобы я успел найти, где жить.

— Удачи тебе, — проворчал Энсон. — Туристический сезон в самом разгаре, и каждый год все дольше тянется.

Он был прав, и это меня тревожило. Я провел рукой по лицу:

— Если не повезет, окажусь на пару недель у Коупа. А он — еще тот зануда.

Энсон усмехнулся:

— Зато наверняка не надолго. Он же вечно уезжает.

Коуп никогда не задерживался. Говорил, что из-за работы, но я подозревал, что дело в другом.

— Он и две недели будет невыносим. Слишком давит.

Энсон ненадолго замолчал, а потом посмотрел на меня:

— Они за тебя переживают.

Я напрягся:

— Не за меня им надо волноваться.

Он пожал плечами:

— Может, а может, и нет. Но это не меняет того, что они переживают. Потому что им не все равно.

— Знаешь, — буркнул я, — раньше мне больше нравилось, когда ты вообще ни с кем не разговаривал.

Энсон расхохотался. Сам факт, что он так смеется, говорил о том, как сильно он изменился за последние месяцы. Как сильно его изменила Роудс.

— Это ты все время хотел обсудить мои чувства. Как тебе теперь, когда роли поменялись?

— Отвратительно. Спасибо, — проворчал я.

Телефон пискнул. Я взглянул на экран.

Мара: У меня два билета на Design Fest в Роксбери в следующие выходные. Хочешь со мной?

Я нахмурился. Мара многое понимала в стройке, работая в хозяйственном магазине, но мои разговоры об архитектуре и дизайне откровенно ее утомляли. Она терпела их только ради меня, и делала это без особого таланта к притворству.

— Почему ты смотришь на телефон так, будто на экране лежит тухлый мусор? — спросил Энсон.

Я вздохнул и повернул к нему экран:

— Мара.

Он покачал головой:

— Ты точно дал ей понять, что между вами все?

Я нахмурился:

— Конечно, дал.

Энсон поднял ладони:

— Просто ты иногда не до конца ясен, потому что не хочешь задеть чувства. А иногда лучше ранить сразу, чем потом быть причиной глубокой боли.

— Ты кто вообще? Йода из Спэрроу-Фоллс? — огрызнулся я. — Я сказал ей, что не чувствую к ней ничего, кроме дружбы, и что лучше остановиться на этом.

Энсон кивнул:

— Звучит достаточно ясно. Но, похоже, ей нужно повторить, раз она продолжает звать тебя на такие штуки.

Я уставился на экран. Он был прав. Мы с Марой расстались еще весной, а она все пыталась найти повод провести со мной время. Даже когда я игнорировал ее сообщения. Я быстро набрал ответ:

Я: Спасибо за приглашение, но, думаю, нам не стоит проводить время наедине. Не хочу давать ложных надежд. Ты классная, но я не вижу у нас будущего.

Едва я нажал отправить, появились три точки. Потом исчезли. Потом снова появились.

Мара: Больно слышать это. Особенно после всего, что было. Но я отступлю.

Я поморщился.

— Уф, — выдал Энсон, заглядывая мне через плечо.

Я толкнул его локтем:

— Любопытный, что ли?

— Эй, ты же сам мне первую показал.

Это правда. Но я не хотел больше думать о Маре и ее эмоциональных посылах.

— Пошли, покажу задний двор. Я думаю — бассейн.

Энсон снова присвистнул:

— Ты решил идти на все пять звезд, да?

— Думаю, здесь это уместно. — Я не всегда делал люксовые проекты. Обычно я ориентировался на характер дома и участка. Я никогда не был из тех застройщиков, что лепят дворцы на крошечных участках. Но этот дом… Он просился. Здесь можно было вписать роскошь в ландшафт.

— Черт, — выдохнул Энсон, когда мы обошли угол дома, и перед нами открылся задний двор. — Если бы мы с Ро не переезжали в викторианский, я бы уже делал тебе предложение на этот дом.

Я напрягся. Потому что не был уверен, что хочу с ним расставаться.

— По крайней мере, ты видишь, что я хочу из него сделать. Я думаю вот тут — бассейн. — Вчерашний сад Теи вдохновил меня. — Природный ландшафт вокруг, никаких ровных краев. Пусть выглядит, как пруд.

— Будет выглядеть шикарно. А можно сделать водопадик — что-то вроде ручья, впадающего в лагуну.

Я прямо видел это, пока он говорил. Что-то, что напоминало бы тихий поток, стекающий в заводь.

— Отличная идея, — сказал я. — Мне нравится.

Он повернулся ко мне:

— И как, черт возьми, ты собираешься все это успевать? Ро сказала, что ты взялся еще и за проект у Теи.

Я заставил себя не напрягаться при ее имени, хотя она уже не раз всплывала у меня в голове. Ее нелепые комбинезоны и кот размером с льва. Потрясающий ужин и осторожная доброта.

— Надеюсь, много времени это не займет, — соврал я.

Энсон фыркнул:

— Ну конечно. У тебя появился шанс заполучить единственную женщину, которая за последние десять лет тебя отшила. Ты надеешься, что эта работа затянется до Рождества.

Из меня невольно вырвался смешок:

— Ладно, признаю. Мне действительно нравится возможность узнать ее поближе.

Он изучающе посмотрел на меня:

— И что ты узнал?

Меня не удивило, что Энсон интересуется. Он не мог выключить в себе профайлера, эту потребность разложить человека по полочкам. Особенно если речь шла о ком-то загадочном.

Я обдумывал, как бы точнее выразиться, размышляя, не будет ли это предательством — говорить о Тее. Но я знал, что Энсон — как сейф. И знал, что Ро, скорее всего, уже поделилась с ним многим.

— Ее кто-то сильно обидел. Это я точно понял.

Лицо Энсона стало каменным. Он видел немало ужасов, работая в ФБР, но особенно не выносил, когда страдали женщины.

— Не знаю, что именно произошло, но само присутствие меня в ее доме ее напрягло. Пока что я работаю только снаружи.

Энсон обдумывал мои слова, перебирая их в голове:

— Неважно, через что она прошла. Сейчас ей жизненно необходимо контролировать все сама. Ты должен позволить ей быть ведущей. Если она очерчивает границу — не переступай.

Я кивнул:

— Я не давлю. Но и не понимаю, как добиться ее доверия.

Энсон встретился со мной взглядом:

— Время. И готовность показать ей свои уязвимые стороны. Тогда, возможно, она найдет в себе смелость открыть тебе свои.

Моя машина тряслась на гравийной дороге, ведущей к дому Теи. Я невольно задумался: эта дорога в частной собственности или принадлежит округу? Ее срочно нужно было выровнять. Добавил этот пункт в мысленный список дел.

Когда я свернул за поворот, увидел вспышку темно-каштановых волос. Тея выпрямилась, сжала в руке шланг, поливая двор. Знал, что ей пришлось тащить этот шланг аж из теплицы — в доме-то до сих пор не было воды.

Раздражение вспыхнуло с новой силой — мне нужно было найти источник утечки, чтобы наконец вернуть ей воду.

Она внимательно посмотрела в мою сторону, и, когда поняла, что за рулем я, заметное напряжение немного спало. Черт, это едва уловимое облегчение ощущалось как выигрыш в лотерею.

Я припарковался у ее дома и заметил, как Лось гоняется за каким-то насекомым на траве. Покачал головой. Если бы кто-нибудь изучил это существо, то точно понял бы — это не кот, а какая-то мутантская помесь с чем-то другим.

Выключив двигатель, я взял пакет с едой и подстаканник. Еще вчера злился на себя за то, что не спросил, что она любит, но, по крайней мере, после вчерашнего обеда знал, что она не вегетарианка.

Выскочив из машины, направился к ней:

— Сад выглядит отлично. Ну, если не считать траншею, которую я в нем вырыл.

Ее пухлые губы дернулись:

— Засыпать яму гораздо проще, чем ее копать.

— Это точно. — Я приподнял пакет. — Как ты относишься к еде на вынос из Pop?

В ее глазах мелькнуло что-то, похожее на удовольствие. Потом уголки ее губ чуть приподнялись:

— У них лучшие луковые кольца в округе. Я пробовала повторить дома, но получается совсем не то.

— Рад сообщить, что в этом пакете есть луковые кольца.

Улыбка распустилась шире:

— Я только выключу воду.

Я было собрался предложить сделать это за нее, но Тея уже бежала к теплице. Я направился на заднюю террасу, туда, где мы сидели вчера. Лось наблюдал за мной с подозрением. И только тогда я заметил — на нем был шлейф, а поводок крепился к колышку в земле.

— Не доверяет тебе гулять без присмотра? — спросил я у него.

Лось зашипел.

— Эй, это не я тебя в шлейф засунул, приятель.

Он уселся на задницу и принялся умываться. Чудо-кот, не иначе.

Я разложил еду: клубный сэндвич, чизбургер, рубен и чизстейк. Гарниры: обычная картошка фри, луковые кольца, батат и картофельные шарики.

— А в Pop вообще осталась еда? — спросила Тея, подойдя к столу.

Я выпрямился и сунул руки в карманы:

— Я просто не знал, что тебе нравится.

— И решил купить все меню?

Я рассмеялся:

— Это еще не все.

Один локон выбился из её косы, когда она внимательно рассматривала еду. Потом подняла глаза на меня:

— Тебе не стоило все это делать.

— Хотелось. Это, конечно, не сравнится с твоими кулинарными шедеврами, но я не унаследовал кулинарный талант, как некоторые мои братья и сестры. — Я увидел, как она снова уставилась на еду, в ее взгляде было почти благоговение. — Ты выбирай первая, мне все нравится.

Она выбрала чизбургер. Я тут же запомнил.

— Есть еще шоколадный, ванильный и клубничный молочные коктейли. И кока-кола, — добавил я.

Тея села на ступеньку и взяла шоколадный коктейль. Потом посмотрела на меня:

— Спасибо. Я редко беру еду на вынос, так что это праздник.

Мне стало тяжело на душе. Подозревал, что дело в деньгах. И тут же понял: буду привозить ей еду со всех местных закусочных. Сам взял чизстейк и уселся рядом:

— На здоровье.

Тея откусила бургер, и ее глаза закрылись. Ни звука, но выражение лица было красноречивее слов. Чистое наслаждение. Я поймал себя на мысли, как бы это выражение выглядело в других обстоятельствах.

Блядь.

Я откашлялся, стараясь отогнать мысли:

— Ладно, расскажи, что любишь и чего терпеть не можешь из еды? Назови главных героев и злодеев.

Тея улыбнулась и сделала глоток коктейля:

— Люблю: чизбургеры, итальянскую кухню, фалафель и индийские самосы.

— Фалафель? Не уверен, что у нас тут такое найдешь.

Она засмеялась, и этот смех ударил мне прямо в грудь:

— В Спэрроу-Фоллс с этим беда, но в Роксбери есть отличный индийский ресторан.

— Не знал.

— Стоит заглянуть, если будешь в тех краях.

Роксбери — город покрупнее, минут тридцать отсюда. Иногда я туда ездил за чем-то специфическим для проектов.

— А что не любишь?

Она постучала пальцами по стакану:

— Морепродукты и дыню. Думаю, дело в консистенции.

— Справедливо.

Она помолчала, а потом спросила:

— А ты?

Я чуть не заулыбался от того, что она задала хоть один вопрос:

— Люблю: стейк, запеканку с сосисками и яйцами, которую делает мама, и арахисовый торт от Ро. Не люблю: пастернак, морковный торт и свеклу.

Уголки ее губ дернулись:

— Что тебе сделали корнеплоды?

— Может, их и не надо было вытаскивать из земли.

Она снова рассмеялась, и я почувствовал, что снова выиграл какой-то приз:

— Придется добыть рецепт этого арахисового торта у Ро. Звучит вкусно.

— Он великолепен.

Мы ели в тишине, перебрасываясь простыми вопросами. Ничего глубокого, ничего болезненного. Но это был лучший обед-не свидание за последние годы. Просто и легко.

Когда доели, я подтолкнул оставшиеся коробки к ней:

— Оставь себе остатки. У меня в машине все равно испортятся.

— Я могу убрать их в холодильник, но тебе стоит забрать. Особенно если ты не любишь готовить.

Я пытался придумать, как убедить ее забрать еду. Не то чтобы я мог решить все ее проблемы, но вот в этом — я мог помочь.

— Как насчет компромисса? Разделим пополам. Ни один из нас все это точно не съест.

Тея приподняла бровь:

— И чья же в этом вина, мистер «куплю все меню»?

Я ухмыльнулся:

— Проблемы с самоконтролем. — Быстро сложил остатки в пакет и протянул ей. — На, бери. Я пойду обратно к траншее. Сегодня вечером планирую осмотреть всю водопроводную линию.

Тея повертела пакет на пальцах, закручивая ручки все туже, но к дому не пошла.

В животе снова сгустился знакомый комок тревоги.

— Не спеши, Торн. Я не переступлю порог этого дома, пока ты сама не захочешь, чтобы я туда вошел.

Ее карие глаза метнулись ко мне:

— Почему ты такой добрый?

В голосе проскользнуло недоверие. И я понял — если не скажу ей правду сейчас, всю, то могу забыть о любом шансе. Будь то дружба или что-то большее. Ей нужно было знать: я не собираюсь от нее ничего скрывать. Не собираюсь врать. Поэтому я просто выложил все как есть.

— Ты мне нравишься. Даже когда ты была колючей до невозможности — мне это импонировало. В тебе есть что-то настоящее. Искренность, которую сейчас редко встретишь. И доброта. Ты пытаешься ее спрятать под своими колючками, которые так любишь, но я ее вижу. И, знаешь, от этого она становится еще сильнее. Потому что ты не выставляешь ее напоказ. Ты бы предпочла, чтобы никто не знал, что ты кому-то помогаешь. Вот почему.

— А, — только и выдохнула Тея, ее губы едва шевельнулись.

Я встал, прихватив свою колу:

— Ну и ты чертовски красивая, так что это тоже плюс.

С этими словами я повернулся и ушел.

15

Тея


Я вполголоса напевала себе под нос, крепко сжимая в одной руке переноску с котятами, а в другой — коробку с выпечкой, оставшейся после сегодняшней смены. Идеальный десерт на вечер. Мы с Шепом за последнюю неделю с лишним выработали некое подобие ритуала.

Он приезжал ко мне около четырех, когда я уже возвращалась из пекарни или с питомника, и всегда привозил с собой еду. Мы ели на заднем крыльце, и он задавал только те вопросы, которые касались настоящего. Никогда не лез глубже, позволяя мне самой решать, чем делиться. А потом принимался за работу.

А я случайно оказывалась у окна примерно через час — ну знаете, так, мимо проходила — и видела, как он работает без рубашки. Чистая случайность.

Я вынырнула из этой своей похотливой задумчивости как раз вовремя, чтобы не врезаться в широкоплечего мужчину, загораживавшего мне дорогу.

— Ой, извините, — пробормотала я.

— Осторожнее, милая. Если будешь ходить не глядя, рано или поздно влетишь в неприятности, — пропел тот самым тягучим голосом, от которого по моей спине пробежал холодок. Расс. Я не видела его с того самого дня, как зашла в Castle Rock Construction, и Рейну тоже. Иногда она не заходила в The Mix Up несколько дней подряд, но никогда не пропадала больше, чем на неделю. Я старалась не думать, что это может значить.

— Тяжелый день, — сказала я, пытаясь обойти его слева.

Но Расс сделал шаг в ту же сторону и выхватил у меня из рук коробку.

— Давай, я донесу до твоего велосипеда.

— Не стоит. Я сама…

— Я настаиваю, — перебил он.

Пульс глухо застучал в шее. Мне не хотелось, чтобы этот человек был рядом. Но и не хотелось усугублять ситуацию. Мы стояли на улице, посреди бела дня. Туристы заходили в магазинчики, местные прогуливались, наслаждаясь первыми летними деньками. Я в безопасности.

Я зашагала в сторону, где стоял мой велосипед, у самого угла здания, даже не поблагодарив Расса за «помощь», которую я не просила.

— Ну и кто тебе, скажи на милость, чинит утечку и водопровод? — заговорил он с фальшивой легкостью.

— Шепард Колсон, — ответила я.

Я не столько увидела, сколько почувствовала, как его шаг на долю секунды сбился.

— Богатеешь, значит.

Я стиснула зубы:

— Он просто делает мне одолжение. Я дружу с его сестрой.

На самом деле Шеп разрешил мне оплатить только материалы, и, я была уверена, сделал мне скидку по своей подрядной цене. Но я точно знала — как-нибудь, но я расплачусь с ним по-настоящему.

Русс усмехнулся:

— Малыш из коробки просто хочет затащить тебя в постель.

Я резко остановилась и развернулась к нему:

— Что ты сейчас сказал?

Он выпятил грудь, словно паяц:

— Ты прекрасно все слышала. Не строй из себя дурочку. Он просто хочет тебя трахнуть. А потом выкинет, как и всех остальных. Поспрашивай. Малыш из коробки только и делает, что разбивает девочкам сердца. Из себя строит золотого мальчика, а на деле — просто тот еще ублюдок.

Я даже не знала, с чего начать, чтобы разобрать эту кучу грязи. Но одно слово зацепилось особенно сильно.

— Малыш из коробки?

Глаза Расса зловеще загорелись:

— Не слышала историю? Его в коробке оставили у пожарной станции. Мать даже не захотела его воспитывать.

Желание влепить пощечину было таким сильным, что я прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не сорваться. Вместо этого я вырвала коробку с выпечкой из его рук.

— Убирайся к черту. Ты бы мечтать не смел быть хотя бы вполовину таким человеком, как Шеп. И никогда им не станешь. Потому что ты — подлый, грубый, отвратительный тип. И, боюсь, это еще далеко не все.

Расс на секунду застыл, явно ошарашенный, а потом ухмыльнулся:

— Ага, значит, уже трахаешься с ним. Удачи, когда он тебя выкинет, как мусор. Ты ведь, похоже, именно им и являешься.

Он зашагал прочь, а меня затрясло. Он всего лишь задира, но я знала — такие умеют быть по-настоящему опасными, когда хотят навредить.

— Все хорошо, — прошептала я котятам, завозившимся в переноске из-за нашей ссоры. — Мы в порядке.

У меня дрожали руки, когда я подняла переноску и водрузила ее в прицеп велосипеда. Мне понадобилось три попытки, чтобы застегнуть ремешки. Потом я поставила коробку перед котятами, чтобы она не перевернулась. Но когда я закинула ногу на велосипед, замерла.

Откуда Расс знал, что я езжу на велосипеде?


По дороге домой, которая заняла чуть больше получаса, нервы у меня так и не успокоились — я оглядывалась через плечо каждые две секунды, выискивая, не едет ли кто за мной. Возможно, Расс просто видел, как я катаюсь по городу. Это было самым вероятным объяснением. Этот велосипед был у меня почти столько же, сколько я жила здесь. Но его жестокость и то, как хорошо он осведомлен о моих привычках, выбили меня из колеи.

Это слишком напоминало мне Брендана. Он тоже выпытывал из меня каждую мелочь — якобы из интереса ко мне, из желания сблизиться. А потом использовал все это как оружие. Целился в самое больное, в то, что точно ранит.

Меня затрясло, когда я свернула на гравийную дорогу, объезжая ямы. И когда увидела свой дом и серебристый пикап, припаркованный рядом, в глазах тут же защипало. Потому что я знала — рядом с ним безопасно.

Я изо всех сил пыталась сдержать слезы. Думала о цветах, которые хотела посадить перед домом, когда Шеп засыплет траншею. Думала, что можно собрать в теплице и отдать Шепу, чтобы он передал его маме. Думала, как Лось любит играть во дворе и наблюдать за Шепом, пока тот работает.

И это немного помогло. Но недостаточно.

Я остановилась у дорожки к крыльцу. Шеп уже шел мне навстречу, на лице сияла улыбка.

— Я заезжал сегодня в Роксбери и взял индийской еды. Не уверен, что она станет моей любимой, но там было много всего — я взял попробовать разное. И самосы тоже захватил. Возможно, придется все это подогреть, но… — Его глаза остановились на моем лице, и радость мгновенно испарилась. — Что случилось? Все в порядке?

Конечно, Шеп видел меня насквозь, как бы я ни пыталась заглушить тревогу картинками уюта.

— Все нормально, — выдохнула я.

— Чепуха, — прорычал он. — Ты дрожишь как осиновый лист.

Я спрятала руки за спину, будто это могло что-то скрыть.

— Колючка, — прошептал он. — Что случилось? Пожалуйста.

Это его «пожалуйста» все и решило. В этом слове было столько мольбы, столько заботы. И тогда я почувствовала, как снова подступают слезы. Я изо всех сил моргала, пытаясь их прогнать.

— Это глупо.

Шеп медленно подошел ближе, оставляя мне пространство и выбор — принять его или отступить. Я не отступила. Его ладонь поднялась и откинула прядь волос с моего лица.

— Это не глупо. Не если ты из-за этого в таком состоянии.

Сердце бешено колотилось. Мне так хотелось рассказать Шепу все. Но я не могла. Вся эта история была слишком пропитана стыдом. И все же я хотела дать ему хотя бы крупицу правды. Хоть что-то, что поможет ему понять.

— Я столкнулась с Рассом Уилером.

Рука Шепа в моих волосах сжалась, и из его груди вырвался низкий гортанный звук, больше похожий на рычание.

— Что. Он. Сделал?

— Он меня не трогал, — поспешила я заверить. — Просто… вел себя как хам. Грубо, мерзко. Дело не в нем самом. Просто он напомнил мне о человеке, о котором я не хочу вспоминать.

В глазах Шепа отразилась боль.

— Блядь, — выдохнул он и обнял меня.

Я не раз за последние два года получала объятия — и от Саттон, и от Роудс. Но ничего подобного не было. Шеп заключил меня в свои сильные руки, прижал к широкой груди, и я чувствовала, как его сердце бьется в унисон с моим. Запах древесины и опилок окутал меня, словно плед.

Комок в горле сдавил горло. Я прижалась к нему. Дала ему поддержать ту тяжесть, которую так долго носила одна.

— Он разорвал тебя на части, — прохрипел Шеп, запуская пальцы в мои волосы. — Порезал доживого, потому что он именно такой. И мне хочется, чтобы он сам узнал, что такое настоящая боль.

Я вцепилась в его футболку.

— Я накричала на него.

Шеп чуть отстранился и приподнял бровь:

— Пустила в ход свои шипы?

Я едва улыбнулась:

— Он наговорил о тебе всякого. Меня это взбесило.

Рука Шепа застыла в моих волосах.

— Что именно он сказал?

Во рту пересохло.

— Неважно, — пробормотала я. Глупая я.

— Колючка, — мягко потянул он меня за волосы, возвращая мой взгляд к себе.

Я вздохнула:

— Что тебя бросили. Не очень деликатно выразился.

— Называл меня Малышом из коробки?

В голосе Шепа звучала пустота, от которой внутри все сжалось.

— Да, — прошептала я.

— Это еще со школы тянется. Расс просто не повзрослел, — буркнул он.

Я подняла глаза:

— Прости. Это жестоко.

Он пожал плечами:

— Такова жизнь. В конце концов, я все равно оказался в замечательной семье.

Но что-то подсказывало, что Шеп не договаривает. Что боль от этих слов все еще жива. Но я не винила его. У каждого из нас есть свои раны, которые мы не готовы никому показывать.

— Что еще он сказал? — спросил Шеп.

Я отвела взгляд.

— Колючка…

— Он сказал, что ты помогаешь мне только потому, что хочешь переспать со мной.

К моему удивлению, Шеп расхохотался. Это был удивительный смех и я не только слышала его, но и чувствовала каждой клеткой.

Он посмотрел на меня, весело сверкая глазами:

— Не буду врать, я бы с радостью прикоснулся к твоему телу. Но помогаю тебе потому, что могу. И потому что тебе это нужно. Это дает мне ощущение, что я чего-то стою. А мне это важно.

Внутри все заклокотало — тревога, желание, страх. Я подавила первые два и посмотрела прямо в глаза Шепу. Подняла ладонь и коснулась его щеки. Щетина покалывала кожу, посылая дрожь по спине.

— Ты уже стоишь многого, Шепард Колсон. Не нужно никого спасать, не нужно рвать жилы. Ты — ценный сам по себе. Просто за то, кто ты есть.

В его янтарных глазах вспыхнули золотистые искры.

— Теа… — хрипло выдохнул он.

Я опустила руку и сделала шаг назад. Потому что если бы осталась, то сделала бы то, чего пока не была готова сделать. Но могла предложить ему другое.

— Хочешь зайти? Я разогрею еду, и ты поможешь покормить котят.

Глаза Шепа снова вспыхнули:

— Ты уверена? Я не хочу…

— Я доверяю тебе, Шеп. Заходи.

Он не двинулся с места. Просто стоял, выжидая, не передумаю ли я. Это терпение, это мягкое уважение пробудили во мне что-то новое. Что-то, от чего хотелось сбежать, но уже не получалось. Я подавила в себе это чувство и направилась к велосипеду.

Это подстегнуло Шепа к действию. Настоящий джентльмен. Он взял из моих рук коробку с выпечкой, потом отстегнул переноску с котятами и аккуратно достал ее. Пока малыши жалобно мяукали, он провел пальцем по передней решетке, как будто пытаясь их успокоить.

Этот жест — такой простой, теплый — успокоил и меня. Вроде бы мелочь, но я заметила ее.

И все равно сердце колотилось, когда я подошла к двери. Я сунула свободную руку в карман и достала ключи. Пальцы дрожали, и только со второй попытки удалось попасть ключом в замочную скважину. Щелчок замка прозвучал в ушах как выстрел — громко, резко, оглушающе.

Я задержала руку на дверной ручке. Раз, два, три. Обратного пути уже не будет. Но все сильнее росло желание впустить кого-то в свою жизнь. Впустить Шепа.

Я повернула ручку и открыла дверь. Зайдя в дом, жестом показала вперед:

— Котята в загоне в гостиной, сразу по коридору.

Шеп вошел неторопливо, будто каждый шаг спрашивал у меня разрешения. Давая мне возможность остановить его в любой момент. Это тоже был подарок. Я закрыла за ним дверь и повернула замок, как делала это тысячу раз. Только теперь с внутренней стороны был кто-то еще.

Я дрожала от тревоги и предвкушения. Прошла по коридору на кухню, поставила коробку с выпечкой рядом с пакетами с индийской едой, которые оставил Шеп, и пошла на звук мяуканья. У порога гостиной остановилась.

Шеп аккуратно опускал пушистиков в загон. Осторожно, ласково. И с каждым движением он будто стирал остатки тревоги с моего сердца.

Поставив серую кошечку в загон, он выпрямился и повернулся ко мне. Не двинулся с места, просто посмотрел, словно спрашивая молча: «Ты в порядке?»

Я смотрела на него долго. А потом ответила честно:

— Хорошо. — Слезы подступили к глазам. — Я думала, я никогда не смогу на это решиться.

В глазах Шепа вспыхнул целый калейдоскоп чувств, но одно стало самым ярким — гордость.

— Я так чертовски горжусь тобой, Колючка. Как насчет того, чтобы отметить это индийской едой?

— Звучит идеально.

И это действительно было так.

16

Шеп

— Ладно, — сказал Энсон, опуская лом в перчатках. — И что это ты, черт возьми, все свистишь и свистишь?

Я застыл на полпути, держа в руках лист гипсокартона.

— Я свищу?

— Чувак, ты уже прошелся по всем лучшим хитам Rolling Stones. И поверь, они точно не позовут тебя в турне.

Я злобно зыркнул на него, швырнул гипсокартон в тачку.

— Извиняюсь, что у меня хорошее настроение. Не всем удается так мастерски хандрить, как тебе.

Энсон хмыкнул:

— Это требует серьезной подготовки и упорства.

Я швырнул в него обломок гипсокартона.

Он рассмеялся, увернувшись.

— Рад, что ты счастлив. Просто интересно, почему.

Я подхватил еще один лист и загрузил его в тачку.

— Тея пригласила меня на ужин.

Стоило произнести это вслух, как я сам почувствовал себя идиотом. С каких это пор ужин у женщины — повод для счастливого насвистывания? Но я не должен был сомневаться — Энсон-то меня точно поймет. Он знал, что такое жить с травмой. Знал, как она сдерживает, отнимает жизнь по кусочку.

Он уставился на меня с какой-то безумной кукольной улыбкой:

— Это круто. Ну и как прошло?

— Хорошо. — На самом деле это было гораздо больше, чем просто «хорошо». — Она нервничала, но это ее не остановило. Я еще наконец-то посмотрел на гостевой санузел.

— Насколько все плохо?

— Только выносить к черту все и начинать заново. — На недели работы. Вырезать гнилые доски, проверять все на плесень, потом заново класть.

— Говно вопрос, — пробормотал Энсон. — Ставлю, что во всем доме надо трубы заменить.

Я даже думать об этом не хотел. Терпеть не мог мысль о том, что Тея живет в доме, где столько работы, с которой она вряд ли справится одна. Но мы разберемся. Шаг за шагом. Сейчас у нее хотя бы снова есть вода.

— Трейс мне писал, — добавил Энсон, ослабляя очередной лист гипсокартона.

Я подхватил его, пока тот не рухнул.

— Вы теперь лучшие друзья?

— Ясное дело. Я ведь обожаю копов.

Это была недооценка века.

— Так, ты скажешь мне, что он хотел, или будешь намеками сыпать?

Энсон взялся за следующий лист:

— Хочет, чтобы я составил психологический портрет Рассела Уилера.

Я напрягся. Я сам звонил Трейсу по дороге от Теи. Мне было не по себе от того, что Расс вообще рядом с ней крутится. Но когда узнал, что он поймал ее прямо на улице, едва не сорвался действовать сам.

— Он ее здорово напугал, — сказал я, сжав пальцы на гипсокартоне.

— Трейс мне рассказал. Еще сказал, что подозревает: тот избивает жену.

Я бросил лист в тачку.

— Да, у них уже несколько вызовов было. Он пытался поговорить с Райной наедине, даже посылал женщин-офицеров. Но она ни жалоб не пишет, ни говорить не хочет. Трейс перепробовал все, что мог.

Энсон повернулся ко мне:

— Ее приучили молчать. Скорее всего, она отрезана от всех, кто был ей близок. Он — все, что у нее осталось. Так что даже если он ее бьет, она не рискнет это потерять.

Меня передернуло от этих слов. Само представление о такой жизни вызывало отвращение. Особенно если речь о девушке, которую я знал с детства. Райна училась на пару лет младше меня. Я не знал, с кем она дружит. Только то, что ее родители давно уехали из штата.

— Трейс просит совета, как к ней подступиться?

Энсон кивнул:

— И как прижать Рассела.

— Есть уже идеи?

— Пока нет. Но я работаю над этим, — пробормотал он.

Я стянул перчатку и вытер лоб:

— Заодно придумай, как держать его подальше от Тея.

— Ты за нее беспокоишься.

Это был не вопрос, но я все равно ответил:

— Не знаю, что она пережила, но это было нехорошо. И ей точно не нужен рядом такой ублюдок, как Расс.

— Ты правда к ней неравнодушен.

Что-то внутри меня сдвинулось. Это не было больно, но и комфортным тоже не назовешь.

— Да. Забочусь о ней.

Энсон с безумной улыбкой хлопнул меня по плечу:

— Пошли. Время обеда. Съездим к твоей девушке.

И мне это чертовски понравилось.

17

Тея

Слабый звонкий перебор кантри-гитары доносился из колонок, пока я переходила от одного столика к другому, проверяя, не нужны ли кому-то добавки, и собирая пустую посуду. Обеденный час был в самом разгаре, и я определенно не блистала своей формой.

Минувшей ночью мне почти не удалось поспать. Я и не должна была удивляться, когда около трех утра меня настиг кошмар. Вчерашний день выдался слишком насыщенным триггерами.

Я вспомнила, что читала в одной книге о посттравматическом расстройстве: факты важнее эмоций. Эмоции всегда имеют право на существование, но им нужно противопоставить факты.

Мне было страшно. Столкновение с Рассом всколыхнуло кучу травм, которые я до сих пор не смогла похоронить. Но факты таковы: я в безопасности, Брендан не знает, где я, а Расс — всего лишь жестокий хулиган.

Я сосредоточилась на хорошем. На настоящем моменте. Подошла к столику с туристами, их головы были склонены над путеводителем:

— Хотите что-нибудь долить?

Мужчина поднял взгляд и улыбнулся:

— Извините, мы тут как раз спорили, куда идти в поход.

— Все в порядке, — заверила я их.

Женщина подняла чашку:

— Я бы не отказалась от еще одной.

— Кофе обычный или без кофеина?

— Обычный, пожалуйста.

— Сейчас принесу.

— Постойте, — остановил меня мужчина. — Мы выбираем между маршрутом к Касл-Року и тропой с водопадом. Вы были на каком-нибудь из них?

Я наклонилась к путеводителю, пробежалась взглядом:

— Была на обоих. Но я бы на вашем месте пошла на перевал Брокен-Ридж. Там четыре водопада, и открываются отличные виды на Касл-Рок. Протяженность — около восьми километров.

Женщина засияла:

— Звучит потрясающе! Спасибо огромное.

Мужчина покачал головой:

— Вот почему всегда нужно спрашивать у местных.

— Всегда рада помочь, — сказала я, и в груди разлилось тепло. Потому что я действительно была местной. И, кажется, впервые по-настоящему ощущала, что строю здесь дом, в Спэрроу-Фоллс.

Я двигалась по залу, собирая тарелки и напоминая себе, что нужно не забыть кофе для той женщины. Остановилась у следующего столика, заставляя себя улыбнуться. Мне было неловко, потому что Мара всегда была со мной мила, но с тех пор как я узнала, что у нее с Шепом было прошлое, маленький зеленый монстр внутри поднимал голову.

— Привет, Мара. Что-нибудь еще принести?

Она резко подняла голову от журнала, рука метнулась к груди, и она засмеялась:

— Ой, извини! Я была в своем мире.

Теперь моя улыбка стала чуть искренней:

— Похоже, сегодня это общее настроение.

Мара улыбнулась в ответ:

— Пятница. Всегда выжимаю из себя последние силы.

— Знакомо. Все-таки ничего не нужно?

Она покачала головой:

— Уже пора возвращаться на работу, но спасибо. Это было именно то, что нужно в пятницу.

— Рада слышать. Хороших тебе выходных.

— И тебе, — ответила она, пока я переходила к следующему столику.

Закончив обход, я направилась за стойку и наполнила чашку туристки.

Саттон подошла ближе и понизила голос:

— Все в порядке? Можешь уйти пораньше, если хочешь.

Я думала, что хорошо скрыла свою бессонную ночь, но, похоже, нет.

— У меня сильно темные круги под глазами?

Один уголок ее губ приподнялся:

— Если ты хотела их спрятать, тебе понадобился бы мой суперконсилер.

Я фыркнула:

— Ну хоть вместе страдаем.

Она сжала мне руку:

— Все правда в порядке?

Я повернулась к ней:

— Да. Правда. — И это была правда. Вчера вечером я впустила в дом мужчину. Не просто кого-то, а человека, рядом с которым внутри снова вспыхнуло тепло, которое я не чувствовала уже много лет. И я не запаниковала. Не выгнала его. Да, я, возможно, немного зажалась, но Шеп уже привык к моей неловкости.

Саттон уставилась мне в лицо, а потом будто солнце взорвалось у нее внутри:

— Что-то произошло между тобой и Шепом! — завизжала она.

Я зажала ей рот ладонью:

— Тссс! — Мое лицо вспыхнуло. Половина пекарни, скорее всего, все слышала. — Ничего не произошло. Мы просто поужинали вместе.

— То есть это было свидание? — ее голос пробился сквозь мою ладонь.

Я отняла руку, все еще пылая:

— Нет. Ну... я не знаю. Он просто каждый день приносит еду, когда работает у меня.

Глаза Саттон начали увлажняться:

— Он приносит тебе ужин каждый вечер?

— Только не начинай плакать. Ты же знаешь, я не умею с этим справляться.

Она всхлипнула и отмахнулась:

— Все-все. Просто... я так рада за тебя. Ты это заслужила.

— Ничего еще не произошло, Саттон. — Мне не нужен был ее вечно витающий в облаках романтический ум, уносящий нас с Шепом прямиком к алтарю.

Но ее улыбка только расплылась шире:

— Пока не произошло. Но обязательно будет.

Я только покачала головой, быстро вымыла руки и схватила чашку:

— Мне надо отнести кофе за столик.

— Это правда! — крикнула Саттон мне вслед.

Я ускорила шаг, отнесла кофе туристам и окинула взглядом зал. Мара уже ушла, и я направилась к ее столику, чтобы убрать. Подняла ее тарелку, поставив сверху пустую чашку, и потянулась за журналом, который она оставила.

Но в тот момент, когда мой взгляд упал на глянцевую обложку, я застыла. Лед прошелся по коже, дыхание перехватило, сердце забилось, будто кто-то схватил его в кулак.

С обложки на меня смотрело лицо с безупречной улыбкой и сияющими голубыми глазами. Я помнила, как они светились для меня. Но это было ложью.

Я отдернула взгляд от фото и прочитала заголовок.

«Любимец Америки снимает в Орегоне вестерн».

18

Шеп

Мой телефон издал сигнал как раз в тот момент, когда мы с Энсоном выбрались из грузовика. Я вытащил его из кармана и глянул на экран.

Группа переименована в: Это могло быть письмом.

Коуп: Шеп, ты уже провел обряд изгнания духов в своем доме?

Я хмыкнул и быстро напечатал ответ.

Я: Нет, но и привидений тоже не видно.

Фэллон: А как ты узнаешь, если не был там после заката?

Я: Ты теперь эксперт по паранормальному?

Роудс: Она Сверхъестественное пересматривала как минимум три раза.

Фэллон: Скорее пять. Вы все будете рады, что я на вашей стороне, когда появится злая сущность.

Я покачал головой, выключил звук и сунул телефон обратно в карман. Пара туристов придержала нам двери в The Mix Up, и мы с Энсоном вошли внутрь. В воздухе витали такие ароматы, что у меня моментально заурчало в животе. Но даже голод не мог отвлечь меня от главной цели.

Я быстро окинул взглядом помещение и нашел ее. Каштановые волосы, свободно спадающие на плечи. Тея сегодня оставила их распущенными, и пряди вились мягкими завитками. Я уже двигался к ней, словно что-то невидимое притягивало меня. Но, подходя ближе, заметил, что она застыла на месте, уставившись на что-то на столе.

— Привет, — сказал я негромко.

Она вздрогнула, ее взгляд метнулся ко мне.

— Шеп.

Я вчитался в ее лицо. Кожа побледнела, в пальцах дрожь. Я не смог удержаться, подошел ближе.

— Ты в порядке?

Она попыталась улыбнуться.

— Конечно. А почему я не должна быть в порядке?

— Ты стояла как вкопанная. Бледная. — Гнев начал подниматься где-то в груди. — Расс приходил сюда? Он опять к тебе приставал?

Теа быстро покачала головой.

— Нет, ничего такого. Просто… не спала почти. Мысли улетели.

Невидимый кулак сжал грудную клетку. Она ведь не спала из-за Расса — потому что он снова пробудил в ней все то, что едва начало заживать. Я едва удержался от того, чтобы не заскрипеть зубами.

— Может, тебе стоит уйти пораньше. Поехала бы домой, отдохнула.

На ее губах появилась более искренняя улыбка.

— Ты звучишь как Саттон.

— Саттон явно гений, стоит ее послушать.

Тея усмехнулась.

— Приму к сведению. — Ее рука внезапно легла мне на предплечье. — Я в порядке, правда. Но спасибо, что заботишься.

Это прикосновение жгло, но приятно. Отметило меня. Я никогда не воспринимал как должное моменты, когда она прикасалась ко мне первой. Каждое ее движение ко мне — как подарок. Как доверие. И эта ее фраза… Ты достоин. Она заставляла меня чувствовать себя так, как я, возможно, никогда не чувствовал.

Когда ее ладонь отступила, я уже скучал по ней. Не только по теплу. По связи. По искре, что пронеслась между нами.

Ее взгляд скользнул за мое плечо.

— Привет, Энсон. Как ты?

— Хорошо. А ты?

— Тоже неплохо. Вы на обед?

Я кивнул.

— Не отказался бы от сэндвича с сыром, шпинатом и артишоками.

Теа улыбнулась, ее глаза засверкали.

— Один из моих любимых. Пошли, я оформлю заказ.

Мы обошли прилавок, и Саттон взглянула на нас из-за стойки.

— Привет, мальчики. Как жизнь?

— Сейчас станет лучше, — усмехнулся я.

Саттон рассмеялась.

— Обожаю делать чей-то день лучше.

Тея набрала заказ на планшете и посмотрела на Энсона:

— Один сэндвич готов. А тебе что?

Энсон все еще изучал ее. Я знал — не с вожделением. Он просто анализировал. Но даже от этого у меня внутри вспыхнула легкая ревность. И это чувство было таким новым, что я едва его узнал.

— Салат с курицей и Арнольд Палмер, — сказал он спокойно.

— А ты хочешь что-нибудь попить? — спросила Тея у меня.

— Лимонад. Ты меня подсадила на них.

Щеки Теа порозовели, она стала выглядеть живее.

— Здесь или с собой?

Я взглянул на часы. Хотелось бы остаться, просто смотреть, как она работает, но у нас было мало времени. Особенно если я собирался начать демонтаж в её доме сегодня днем.

— Лучше с собой.

— Принято. Добавлю печенья. За счет заведения.

— Не откажусь от печенья с монстрами, — крикнул Энсон.

— Рада знать твою слабость, — усмехнулась Тея.

Пока они с Саттон слаженно метались по залу, я не сводил глаз с Теа. Да, я все видел: ее движения, жесты, мельчайшие детали. И не хотел отрывать взгляда даже на секунду.

— Черт, ты пропал, — буркнул Энсон.

Я перевел взгляд на него.

— Говорит человек, у которого моя сестра держит яйца в кулаке.

Энсон фыркнул.

— И именно там им и место.

— Блин, фу. Мне такое знать необязательно.

— Сам начал.

— Ничего я не начинал. Господи, я же есть собирался.

Улыбка Энсона только шире стала.

— Ладно. А она знает, что ты к ней чувствуешь?

Я поерзал на месте.

— Она знает, что я считаю ее красивой. Но я пока не переходил черту. Не хочу давить. Особенно когда…

Энсон понизил голос:

— Когда ты не знаешь, через что ей пришлось пройти.

Я кивнул. У меня не было ни малейшего понятия, что пришлось пережить Тее. Но я знал точно — это было что-то тяжелое. И последнее, чего бы я хотел, — снова пробудить в ней эти воспоминания.

Энсон хлопнул меня по плечу.

— Ей повезло, что ты на ее стороне.

Я был уверен, что для Теи нашелся бы кто-то лучше. Кто-то, кто действительно ее заслуживал. Но я был слишком чертовски эгоистичен, чтобы отступить и дать ей шанс найти этого кого-то. Я сделаю все, чтобы быть тем, кто ей нужен.

— Вот, — сказала Тея, обходя стойку. — Я положила пару печенек с монстрами, брауни, сникердудл и лимонный батончик.

— Сахарная кома, мы идем, — пробормотал я, качая головой с улыбкой.

Она протянула мне пакет, и я не упустил легкую дрожь в ее руке. Наши пальцы слегка соприкоснулись, и я задержал взгляд на ее запястье.

— Уверена, ты все сожжешь, работая сегодня, — сказала она с легкой улыбкой.

Где-то в груди засела тревога — под этой уверенностью прятался страх.

— Спасибо, — ответил я, голос прозвучал хрипло.

Тея посмотрела на мои губы, будто пытаясь понять, откуда взялся такой голос. Потом снова встретилась со мной взглядом, сглотнула.

— Конечно. — Она замолчала на пару секунд. — Увидимся сегодня вечером?

Эти слова, произнесенные с такой едва уловимой надеждой, словно дали мне глоток воздуха. Что бы ни случилось, это не заставило Тею оттолкнуть меня.

— Я приду, — пообещал я.

— Сегодня я готовлю, — добавила она с голосом строгой училки.

— Но я…

Тея покачала головой.

— Моя теплица скоро лопнет, если мы не начнем есть то, что там растет.

— Ладно, — уступил я. — Тогда уборка на мне.

— Справедливо. До вечера.

Черт, как же мне хотелось прикоснуться к ней. Поцеловать прямо здесь, в пекарне, плевать, что все вокруг потом судачить начнут. Но я сдержался.

— До вечера.

— Увидимся, Энсон, — сказала она, переведя взгляд на него.

— До встречи, Тея, — отозвался он, а потом дернул меня за край футболки. — Пошли, пока ты тут не начал пускать слюни.

Я толкнул его, пока мы выходили на улицу.

— Придурок.

— Это давно известно, — бросил Энсон, направляясь к своей машине и нажимая на брелок.

Я залез в кабину и аккуратно поставил пакет с едой на пол у ног.

Энсон, поднимаясь в кабину, протянул мне журнал.

— Вот на это она смотрела. На обложку. Может, ничего, а может, ключ к разгадке.

Я посмотрел на глянцевую бумагу. Таблоид. Такой же, как те, которыми была одержима Мара. Я пробежался глазами по заголовкам в поисках чего-то, что могло бы так испугать Тею.

Развод звезд, измена, свадьба… и главный материал — какой-то актер, которого я знал по куче фильмов и сериалов.

— Может, скандал с изменой?

— Не знаю, — пробормотал Энсон, включая зажигание. — Не похоже, чтобы измена могла так выбить человека из колеи.

А Тея была выбита. До корней волос бледная.

Я стал изучать журнал внимательнее. Не обладал тем чутьем на психологию, как Энсон, но решил попробовать.

— Может, кто-то из них напоминает ей о чем-то… или о ком-то.

— Может быть. Погугли их. Читай вслух, что найдешь.

Я достал телефон и пошел по обложке по часовой стрелке, начиная с пары из реалити. Он изменял ей с ее лучшей подругой. Я вслух прочитал все, что выдал поиск.

Энсон только хмыкнул.

— Может быть, но не цепляет.

Потом я перешел к главной статье. Про актера, постоянно участвующего в благотворительности. Сплошные статьи про его заслуги. Противоположность тому реалити-дуэту.

Но взгляд зацепился за заголовок: Разбитое сердце Брендана.

Что-то внутри меня кольнуло. Я кликнул на ссылку.

«Роман между Бренданом Бозманом и его давней подругой Селеной Стюарт подошел к концу. Пара была известна своей скрытностью, но фанаты все же обожали их «историю Золушки». По слухам, Золушка загуляла и разбила сердце бедняге Брендану…»

Все вокруг будто разом померкло. Я уставился на фото. Если бы я не знал до мельчайших деталей черты лица Теи, я бы и не понял, что это она. Волосы на снимке были светлыми, глаза — зелеными. Но взгляд… он был пустой. Почти мертвый. А нос — все тот же. И крошечная родинка под глазом — тоже.

— Притормози, — хрипло выдавил я.

— Что? — Энсон резко повернул ко мне голову.

— Останови машину.

Он свернул к обочине, а я протянул ему телефон.

— Это она. — Я едва слышал собственный голос.

Энсон долго всматривался в изображение, потом медленно повернулся ко мне.

— Она сбежала.

Я и сам это знал. С самого начала. Но теперь я знал, от кого именно.

От одного из самых известных людей на планете.

19

Тея


Я бродила по теплице, проводя пальцами по листьям растений. Я гордилась этим местом. Гордилась тем, что смогла создать себе этот маленький уголок. Оно стало для меня опорой — доказательством, что я еще что-то стою. Что могу делать что-то хорошее, несмотря на годы, когда меня разрушали по кусочкам, заставляя чувствовать себя полной неудачницей.

Ком в горле рос с каждым шагом. Дом, который я выстроила здесь, был моим убежищем. Единственным местом, где я наконец почувствовала себя в безопасности. Но я с самого начала знала — Брендан и это у меня отнимет. Мой побег с самого начала был хрупким. Достаточно было одного порыва ветра, чтобы все рухнуло.

Во время перерыва я зашла в кабинет Саттон и воспользовалась ее компьютером, чтобы посмотреть, в каком проекте снимается Брендан. Он был всего в часе езды и уже три недели жил поблизости, участвуя в съемках какого-то исторического фильма про времена первооткрывателей. Все в восторге, сулят ему «Оскар», говорят, что это его звездный час.

Меня чуть не стошнило. Это был какой-то извращенный поворот судьбы — слышать, как люди восхищаются человеком, который тебя мучил. Как называют великодушным и добрым того, кто каждый день швырял в тебя твои же ошибки, обвинял в грязных поступках, которые родились только в его больном воображении.

Я вздрогнула, несмотря на жару — температура приближалась к тридцати пяти. Я опустилась на пол между растениями, прижала колени к груди. Нужно было это давление, как будто оно могло удержать сердце от того, чтобы разлететься на осколки.

Иногда я все еще слышала голос Брендана у себя в голове. Его колкие слова, полные злобы. Его обвинения.

— Ты правда собираешься это есть? Значит, твой бывший сделал из тебя худышку, а мне досталась жирная версия?

— Я видел, как ты на него смотрела. Он тебе по вкусу, да? Хотела, чтобы он оттрахал тебя прямо в коридоре, да?


— Такая же шлюха, как я и думал. Жаль, что не понял этого раньше. Теперь поздно. Ты разрушила мою чертову жизнь.

И звуки…

Стекло, разбивающееся о стену. Крик, не похожий на человеческий, прямо у меня перед лицом. Стол, с грохотом перевернутый на мраморный пол.

Одна-единственная слеза скатилась с щеки, оставив темное пятно на карамельной ткани комбинезона. Я смотрела, как влага растекается по нитям, заражая все вокруг — так же, как его слова отравили моё сознание.

А потом следовали извинения. Сладкие речи. Обещания.

— Селли… Прости. Я монстр, ты же знаешь. Я не заслуживаю тебя. Мне нужно отпустить тебя, но я не выживу без тебя. Я не знаю, что со мной будет.

Новая волна тошноты прокатилась по телу. Я видела это лицо и не понимала, что было искренне, а что было игрой.

Я до сих пор не знала. Потому что рядом с ним я сходила с ума — медленно и мучительно. Понадобились месяцы, чтобы начать дышать. Год — чтобы наконец понять, насколько все было сломано.

Но были ночи, когда закрадывались сомнения. А вдруг он был прав? А вдруг я действительно была такой, как он говорил?

Я ломала себе голову, пытаясь разобраться — где правда, а где ложь.

Я действительно задержала взгляд на официанте, когда поблагодарила его за ужин? Мне и правда было слишком интересно, как его друг борется с малярией в Африке?

Я вонзила пальцы в бедра, ногти впились даже сквозь плотную ткань.

— Ты хороший человек, — прошептала я в тишину. — Не идеальная. Но ты стараешься быть доброй. Ты стараешься поступать правильно. Ты не чудовище.

Я повторяла эти слова снова и снова, пока не почувствовала, как сердце немного отпускает. Пока дыхание не стало ровнее. Но я была вымотана. До глубины костей. Измотана вечной борьбой с призраком, который никак не уходил. И я не знала, уйдет ли когда-нибудь.

Сквозь открытую дверь теплицы донесся звук шин по гравию. Я не пошевелилась. Просто не могла. У меня не было сил встретить Шепа. Его доброта и свет — все это казалось недостижимым. Может, я даже не заслуживала этого.

Я заставила себя подняться и вышла наружу. С каждым шагом я будто надевала маску — слой за слоем. Спокойствие. Улыбка. Легкость. Ничего не случилось. Все как всегда.

Шеп вышел из своего пикапа — серебристый кузов сверкал на фоне солнца. Как всегда — все идеально чисто. Все в нем было противоположностью той грязи, что до сих пор жила внутри меня.

Он улыбнулся, как всегда — легко, открыто. С каждым шагом его белая футболка натягивалась на груди.

— Привет, Колючка.

Я натянула улыбку:

— Привет. Я немного не успела сегодня. Еще не приготовила еду. Думаю, просто отдам тебе твою порцию и вернусь за стол — я обещала Данкану поработать над проектом. Это большая возможность, и я хочу начать пораньше…

— Тея. — Его ладонь легла поверх моей. Теплая, крепкая. Такая… настоящая. — Что случилось?

Я резко выдернула руку. Глаза жгло. Я не могла — не могла чувствовать все, что шло от него. Все, что никогда не станет моим. Потому что мой разум все испортит. Я испорчу. И, может, даже его.

— Ничего. Просто дел много. Если что-то понадобится — я буду на кухне. — Я пошла к дому. Пусть делает, что хочет. Может, поймет наконец, что я стерва и уйдет. Так, наверное, будет лучше.

— Это из-за Брендана Бозмана?

Я застыла. Кровь зашумела в ушах, пульс ударил в виски. Я медленно повернулась.

— Что ты сказал?

Боль в янтарных глазах Шепа была почти физической.

— Я знаю, Тея.

И в этот момент мой мир рухнул.

20

шеп


Я видел, как кровь отхлынула от лица Теи. Мне хотелось возненавидеть себя за то, что стал причиной этого, но я не собирался позволить ей оттолкнуть меня. Захлопнуть дверь перед тем, что, как я знал, было чудом для нас обоих.

Но так же быстро, как она побледнела, к ней вернулся цвет и с избытком. Щеки Теи вспыхнули, глаза метнули молнии.

— Ты что, копал подо мной? — выплюнула она. — Попросил своего бывшего приятеля из ФБР пробить мои отпечатки или что-то в этом роде?

— Нет, — я изо всех сил старался сохранить спокойный, ровный голос. — Я просто видел, как ты смотрела на тот журнал. Заметил, что он тебя задел. И захотел понять, почему.

— А ты не думал, что это вообще не твое дело?! — закричала она.

— Я забочусь о тебе, Тея.

На ее глаза тут же навернулись слезы, сделав карие зрачки еще более блестящими.

— Ты не можешь.

— Уже поздно, — сказал я, делая шаг вперед.

Теа отступила на два шага, яростно мотая головой.

— Ты не можешь заботиться. Не можешь смотреть. Не можешь.

— А что будет, если я все-таки буду? Что будет, если я не отвернусь?

Она долго смотрела на меня, слезы текли по ее щекам.

— Ты возненавидишь меня.

Все внутри меня замерло. Будто сердце перестало биться... прямо перед тем, как разлететься на куски. Я больше не мог сдерживаться. За четыре широких шага я оказался рядом с ней.

Я провел рукой по ее щеке, обхватив лицо ладонями.

— Ничего из того, что ты скажешь, не изменит того, как я тебя вижу. Единственное, что изменится, — это понимание, насколько ты сильная, раз прошла через все это.

Из ее горла вырвался рыдающий всхлип, и я не смог сдержаться. Обнял ее, заключив в кольцо своих рук, пока ее тело сотрясали все новые и новые рыдания. Никогда бы не подумал, что такая хрупкая женщина может так судорожно плакать. Но, наверное, не стоило удивляться. Тея была железом, закаленным в огне. Гораздо сильнее, чем кто бы то ни было мог подумать.

Я держал ее, пока она плакала, и каждый всхлип будто ножом резал мне грудь. Но я был готов принять все, зная, что ей нужно было все это выпустить наружу.

— Тебе... тебе не понять. Ты не захочешь иметь со мной ничего общего.

Я поднял ее на руки, обошел дом и поднялся по ступеням на террасу, где стоял шезлонг. Осторожно опустился на него, прижимая Тею к себе, не выпуская из объятий.

— Попробуй, — прошептал я у нее на шее.

Она замотала головой, но уткнулась в меня еще сильнее.

— Я не хочу, чтобы ты смотрел на меня иначе.

Я провел рукой вверх-вниз по ее спине, другой поглаживая волосы.

— Ты убила кого-то с хладнокровием?

— Нет, — прошептала она.

— Воровала у пожилых?

— Нет.

— Издевалась над щенком?

— Конечно, нет, — голос Теи был едва слышным шорохом.

— Тогда я не стану смотреть на тебя иначе.

Она отстранилась и вгляделась мне в глаза.

— Ты не можешь этого знать.

— А ты не можешь знать, пока не попробуешь, — мои пальцы сплелись с ее. — Ты ведь говорила, что доверяешь мне.

— Я доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было. Кроме, пожалуй, моей лучшей подруги Никки.

Это было важно. Тея впервые упомянула кого-то из прошлого. Дала мне кусочек своей жизни, которой я раньше не знал.

— Спасибо, — прошептал я.

Она все еще молчала, не сводя с меня взгляда.

— Он причинил тебе боль?

Сказать это вслух было почти невыносимо. И если бы она ответила «да», я не был уверен, что смогу удержаться. Я бы нашел Брендана и показал ему, что такое настоящая боль — плевать на последствия.

— Он никогда меня не бил. Ни разу не поднял руку. Не было ни синяков, ни сломанных костей, никаких улик.

Мои брови сдвинулись.

— Никаких улик?

Тея выпрямилась, выдернула руку из моей и откинула волосы с лица. Я подумал, что она собирается сбежать, но вместо этого она подтянула колени к груди и обхватила их руками.

— Я раньше работала в некоммерческой организации. «Проект грамотности». Мне нравилось помогать людям влюбляться в книги, учиться, чтобы найти хорошую работу.

Это подходило. Тея была из тех, кто помогает. Брошенным котятам, девочке, не умеющей выбрать вкус капкейка, пожилой женщине, которой не с кем поговорить. А когда она впустила меня в свой дом накануне, я видел горы книг — от пособий по выращиванию грибов до готических триллеров и романов всех мастей.

— Там я и встретила Брендана, — Тея сжала ноги так крепко, что костяшки побелели. — Он пришел читать детскую книжку нашим подопечным. Был таким обаятельным, добрым. Когда пригласил на кофе после этого, я была в шоке. Но и польщена.

У меня сжалось внутри. Я знал, что дальше будет не сказка.

— Уже тогда я должна была насторожиться — он слишком быстро пошел в наступление. Кофе превратился в ужин, а на следующее утро он явился с завтраком ко мне домой. Он хотел, чтобы все мое время принадлежало ему. Даже шутил, что злился, когда мне приходилось работать. Мне это казалось милым.

Тея с трудом сглотнула.

— Очень скоро мы стали проводить вместе каждую ночь. А если я хотела выбраться с Никки или другими подругами, он начинал дуться. Никки поняла все раньше меня. Она увидела, куда все идет.

— И куда же все пришло? — спросил я. И сам едва узнал свой голос — в нем не было ни капли эмоций.

— Наверное, это можно назвать паранойей. Хотя часть меня до сих пор думает, что я сама все испортила.

— Паранойя какого рода?

Тея сжала губы.

— Он зациклился на моем прошлом.

По коже побежали мурашки, внутри все сжалось.

— Что именно в прошлом?

— Парни, с которыми я встречалась. Все, с кем была хоть какая-то близость, — она усмехнулась. — Их и не так много было. Я пахала на учебе, потом в аспирантуре. Не до свиданий и вечеринок. Но он хотел знать все.

Я слушал молча. Заставлять партнера отчитываться о прошлом — само по себе опасная дорожка, но это звучало как нечто большее.

Тея глубоко вдохнула.

— Он начал требовать подробности. Хотел, чтобы я составила список. Всех, кого когда-либо целовала. Всех, кто видел меня обнаженной. Сколько человек делали мне кунилингус. Сколько было настоящего секса.

Она раскачивалась взад-вперед, будто пыталась себя успокоить.

— Я думала, если просто все расскажу, он поймет, что мне нечего скрывать. Но этого оказалось мало.

Я сжал край шезлонга, стараясь дышать ровно.

— Ему нужно было знать где, кто. Полный список имен. Подробности. Он требовал пообещать, что я никогда больше не заговорю ни с одним из них.

Я закусил внутреннюю сторону щеки.

— Никто не имеет права требовать такую информацию, Тея. Ни один, блядь, человек.

Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Я не знаю. Он говорил, что ему нужно знать, что не вылезет наружу, потому что на него все смотрят. А если я не говорю, значит, скрываю. Манипулирую им. Но когда я все рассказала...

— Что он сделал?

Тело Теи содрогнулось, и мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы не обнять ее снова.

— Он стал больше пить. Принимать таблетки. Мог разбудить меня среди ночи, крича. Требовал рассказать, с кем и где у меня что-то было. Искал в интернете фотографии дома одного из бывших и начинал указывать на комнаты. Спрашивал, не трахались ли мы здесь. Или вот тут.

— Тея... — прошептал я, с трудом сдерживая комок в горле.

Слезы скатывались по ее щекам, но она даже не пыталась их вытереть. Похоже, она и сама не замечала, что снова плачет.

— Он стал требовать, чтобы я отчитывалась о каждом своем шаге. Если я собиралась в спортзал, он звонил до и после. Спрашивал, разговаривали ли со мной мужчины. Хотела пойти к Никки — почему? Что мы там такого делаем, куда он не может пойти? Я что, вру ему, что иду к ней? Что я надеваю?

Ее пальцы вцепились в ноги еще крепче.

— А когда он был на съемках, все становилось еще хуже. Я думала, что расстояние поможет. Но, оказывается, ошибалась. Если я шла с Никки на ужин, он обвинял меня в том, что я не ставлю наши отношения на первое место, ведь он мог захотеть позвонить. Он даже не хотел, чтобы я пошла на благотворительный вечер от той организации, где работала.

Каждый мой вдох будто обжигал изнутри. Ярость, копившаяся во мне, скручивалась, как змея, готовая наброситься при каждом новом слове.

— Так что я просто... постепенно перестала жить. Словно растворилась. Ходила на работу, возвращалась домой и ждала, когда он позвонит. Иногда все было будто нормально — настолько буднично, что я начинала сомневаться, не придумала ли все остальное.

Тея выдохнула с хрипом.

— Но чаще он звонил среди ночи. Кричал, словно обезумев. Я перестала спать — даже когда он не будил меня, я лежала в ожидании, что он это сделает. И никогда, ни разу, у меня не возникла мысль не брать трубку.

У меня все сжалось внутри от того, насколько тихо прозвучали ее слова.

— Но хуже всего были другие звонки. Когда он был добрым. Хвалил меня. Я цеплялась за это. — Слезы текли быстрее. — Мне стыдно. Я жила ради этих крошек внимания.

— Потому что он тебя к этому приучил, — тихо сказал я.

Темно-карие глаза Тея резко метнулись ко мне — будто она только сейчас вспомнила, что я рядом.

— Это и есть круг. Сначала хорошее — потом удар. — Я знал об этом не понаслышке. Рос в семье, которая брала детей под опеку, и видел самые страшные случаи. И знал: дольше всего заживают не физические, а душевные раны.

Слезы капали с ее подбородка на колени, обтянутые комбинезоном.

— Он меня не бил.

— Если ты думаешь, что это не насилие, потому что он не поднимал руку, то ты глубоко ошибаешься. Он изолировал тебя, отрезал от поддержки. Лишал сна, оскорблял. И, уверен, это еще не все.

Ее взгляд скользнул в сторону. Блядь. Все было еще хуже.

— Тебе не обязательно рассказывать все, — добавил я. Как бы мне ни хотелось знать, я не собирался превращаться в монстра, с которым она жила раньше. Пусть сама решит, что и когда говорить. — Но если захочешь — я здесь. И всегда буду рядом.

— Я оставалась с ним слишком долго, — прошептала Тея. — Даже сейчас не могу объяснить. Словно медленно теряла разум. Я была так вымотана, в панике, что не могла принимать разумные решения.

Я протянул руку, переплетая пальцы с ее.

— Но ты больше не с ним.

Она покачала головой:

— Нет. Не с ним.

— Ты скрываешься от него.

Это не был вопрос. Но Тея все равно кивнула.

— Никки мне помогла. У нее брат — бухгалтер. Мы оформили доверительный фонд, за которым я могла спрятаться. Именно он купил этот дом, оплачивает ипотеку и страховку на машину. Все остальное я оплачиваю наличкой. У меня нет ни телефона, ни компьютера — ничего, что можно отследить.

— Есть способы безопасно пользоваться этими вещами. Надежные...

— Нет. — Голос Теи пронесся сквозь пространство между нами, как пощечина. — Ты его не знаешь. У него связи повсюду. Люди готовы прыгать перед ним на задних лапках, лишь бы угодить. И он помешан на технике. Сам научился взламывать электронную почту и чужие системы.

У меня в животе сжался холодный ком. Я знал другого такого человека. Сайлас. Психопат, который охотился на Роудса и Энсона. Блядь. Мне нужно поговорить с Энсоном. Понять, что он думает, и как нам защитить Тею.

— Хорошо, — сказал я, сжимая ее пальцы. — Никакой техники.

Чуть-чуть напряжение в теле Теи ослабло.

— С тех пор, как ты сюда переехала, он не выходил на связь? — спросил я.

Она покачала головой:

— Нет. Ни разу. Но в той статье, из-за которой я так разволновалась, говорилось, что он снимается примерно в часе езды отсюда.

Мои зубы сжались. Слишком близко. И, к сожалению, слишком уж заманчиво. Не так уж сложно узнать, где именно он, и нанести визит этому ублюдку.

— Он тебя не найдет. А даже если найдет — у тебя есть люди рядом. Ты сильнее. Ты знаешь правду.

Тея всхлипнула:

— Ты не знаешь, на что он способен. Что он может разрушить.

И тогда я увидел это. Настоящий страх в ее глазах. Она была по-настоящему напугана.

— Он не сможет. Обещаю.

Она ничего не ответила. Потому что не верила. Но я это изменю. Я докажу ей, что был прав. Но не сейчас. Сейчас она устала. Лицо побледнело, глаза обведены красным.

— Пойдешь со мной кое-куда? — спросил я.

Ее брови нахмурились, недоверие отразилось на лице:

— Куда?

Ну конечно. Ей нужны все факты.

— Будет веселее, если ты не будешь знать заранее.

Тея задумалась на мгновение.

— Доверяешь мне? — спросил я. Это был главный вопрос. Вчера она уже доверилась мне, но теперь все стало иначе.

Ее взгляд встретился с моим, и она шумно втянула воздух:

— Я тебе доверяю.

И это был самый лучший, самый чертовски драгоценный дар на свете.

21

Тея

Я смотрела в окно грузовика Шепа, на поля, простиравшиеся вокруг нас. За ними начинались леса, а затем — горы. Колышущаяся от ветра трава успокаивала.

Я позволила себе погрузиться в это ощущение, пока Шеп вел машину. Он не задавал вопросов, не торопил. Он вообще ничего не говорил. Просто был рядом, как будто понимал, что мне нужно это молчание, чтобы прийти в себя. Голова гудела от легкой боли, глаза так жгло, что я вынула линзы.

Но это было неважно. Шеп теперь знал, кто я такая. Прятаться больше не имело смысла. Да и видеть я без них могла лучше. Они были вполне удобны, но иногда искажали изображение. А теперь все было ясно, как никогда.

Вся эта величественная красота — Касл-Рок и горы Монарх. Холмы, плавно переходящие в склоны, ведущие к горам. Мне никогда не надоест смотреть на это. Такой контраст с вечными пробками Лос-Анджелеса.

Шеп включил поворотник, хотя на дороге, насколько хватало взгляда, больше не было ни одноймашины. Уголки моих губ дрогнули. Настоящий законопослушный парень. Хороший до мозга костей.

Мы ехали по гравийной дороге минут пять, пока не подъехали к воротам, которые выглядели совсем новыми. Шеп опустил стекло и набрал код на панели. Через секунду ворота распахнулись.

И в тот же момент я увидела дом вдалеке. Он выглядел так, будто прошел сквозь ураганы, ливни и снегопады. Даже с такого расстояния было видно серо-коричневый оттенок, говорящий о пережитых испытаниях.

Этот цвет ему шел. Дом словно сливался с золотыми травами вокруг. В поле зрения не было ни одной другой постройки.

— Что это за место? — спросила я, и голос у меня был такой же скрипучий, как, вероятно, петли на каждой двери в этом доме.

— Мой. Новый проект.

Я с трудом оторвала взгляд от дома и посмотрела на Шепа:

— Ты его купил?

Он кивнул:

— Закрыли сделку пару недель назад. С Энсоном уже начали приводить в порядок, но, возможно, это займет лет десять.

— Хочешь его перепродать?

— Такая задумка. Хотя, думаю, расстаться с ним будет непросто. Уж больно тянет.

Я снова уставилась на дом. И правда тянет. В нем была особая величественность, отражавшая все вокруг. И чем ближе мы подъезжали, тем больше он завораживал.

— Сколько ему лет?

— Примерно с тех времен, когда начали осваивать эту территорию. Середина — конец девятнадцатого века.

— Ух ты, — выдохнула я. Сколько же в нем истории. Как же здорово стать ее частью.

Едва Шеп поставил машину на стоянку, я выскочила наружу, чтобы получше рассмотреть дом. Я подошла ближе. Не удержавшись, приложила ладонь к стене. Поверхность была шероховатой, дерево кое-где шелушилось. Теперь я видела — когда-то оно было белым.

— Придется полностью переделать фасад, — сказал Шеп, подходя ко мне.

— Ему идет этот цвет.

Я почувствовала, как он смотрит на меня:

— Думаю, ты права. Словно этот дом вырос прямо из земли.

Я кивнула, провела пальцами по доскам:

— Словно он здесь всегда был.

Мы немного помолчали, а потом Шеп спросил:

— Хочешь зайти внутрь?

Я едва заметно улыбнулась:

— А как ты думаешь?

Он усмехнулся:

— Надеялся, что ты это скажешь.

Шеп повел меня через заросший участок к крыльцу с разбитыми ступенями. На двери висел кодовый замок, который он быстро открыл, потом обернулся:

— Держись. Внутри все довольно... мрачно.

Но он зря предупредил. Как только я вошла, меня охватило восхищение. Несмотря на пыль и облезшие обои, я видела, какой этот дом в своей сути. Роскошные деревянные элементы, витиеватая лестница, высокие потолки.

Но было и ощущение замкнутости. Формальности. Словно в доме было слишком много комнат, созданных для бесконечных нужд богатых хозяев.

— Вижу сомнение у тебя на лице, но послушай мой план, — сказал Шеп, уже уходя дальше вглубь дома. — Мы снесем все эти стены. — Он постучал по одной из них, и я заметила, что гипсокартон в этом месте уже снят. — Смотри, что с другой стороны.

Я последовала за ним в большую гостиную с открытыми двойными дверьми и множеством окон.

— Эти старые окна мы уберем и поставим современные, энергоэффективные. Вся задняя стена будет стеклянной — будто живешь прямо на том поле. А эта перегородка уйдет, потому что там кухня. И получится открытое пространство: кухня-гостиная. Заходишь в дом и перед глазами сразу природа.

Я ясно представила картину, которую он описывал. И это было прекрасно.

— Ты соединяешь старое с новым.

Шеп кивнул, как ребенок, получивший подарок на Рождество:

— Все дерево оставлю. А наверху мы уберем несколько стен, чтобы увеличить маленькие спальни. Их было тринадцать.

У меня глаза округлились.

Шеп рассмеялся:

— Знаю. Что с ними всеми делать-то?

— Завести кучу детей?

Он усмехнулся:

— Тоже вариант. Но мне по душе просторные помещения. Я, наверное, часть комнат отдам под ванные и гардеробные. В девятнадцатом веке с этим туго было.

Я задумчиво хмыкнула. Гардеробы меня не волновали, а вот ванные — совсем другое дело:

— Обязательно нужна ванна перед огромным окном с этим видом.

Я всегда чувствовала, когда Шеп смотрит на меня. Это тепло, немного дымное. Но сейчас оно стало еще жарче.

— Любишь поваляться в ванной?

Я подошла к окну:

— Нет ничего лучше после тяжелого дня. А с таким видом? — я присвистнула. — Я бы вообще оттуда не вылезала.

— Буду иметь в виду, — голос Шепа стал чуть хриплым на концах.

Я повернулась к нему и поймалась на том, что застряла в его взгляде. Я не ошиблась насчет жара. Казалось, в янтарных глазах вспыхивали языки пламени. Но он не двигался. Просто смотрел. И этот взгляд прокатывался по моей коже, оставляя след.

— Спасибо, что привез меня сюда.

Жар в его глазах сменился нежностью:

— Почувствовал, что тебе может понравиться. И подумал, что, может, захочешь что-нибудь разрушить после такого дня.

Я невольно рассмеялась:

— Разрушить?

Шеп кивнул:

— Ну так как, Колючка? Поможешь мне снести эту стену, чтобы мы могли построить что-то лучшее?

Перед глазами всплыло воспоминание — как мы с Шепом сидели на моем заднем крыльце, и он рассказывал, как отец учил его справляться с эмоциями. Через дело. Через руки. Он хотел дать мне то же самое.

— Я бы с радостью что-нибудь расколошматила.

На лице Шепа расплылась широкая улыбка:

— Пошли крушить.

Он направился к аккуратно сложенной куче инструментов и строительного снаряжения. Порывшись в ней, вернулся с парой защитных очков — таких, какие я носила в школе на химии. Он надел их мне на голову, поправил, аккуратно устроив на месте. Его руки замерли.

Я шумно втянула воздух, глядя на него. Столько силы и нежности в одном человеке. Потом его руки исчезли — он надел очки себе. И протянул мне кувалду.

— Можешь разнести все, что вдоль этой стены, — сказал он, указав на широкий участок с обнаженными балками и гипсокартоном. — Все трубы и электрику мы уже убрали.

Я замерла, осматриваясь. Сила и разрушение — это было не мое. Особенно после всего, что я пережила с Бренданом. Но я знала — мне нужно выпустить наружу то уродство, что копилось во мне столько времени. Иначе оно меня сожрет.

Не успев передумать, я шагнула вперед и изо всех сил замахнулась кувалдой. Глухой удар сотряс доску. Она треснула, расколовшись в нескольких местах.

Я ощутила, как по телу прокатилась волна силы. Злость и страх, столько времени подавленные, теперь вырывались наружу, проходя сквозь каждое мое движение. Я снова ударила. И снова. Пока не обрушила балку. Перешла к следующей. И к следующей. Пока руки не начали ныть, а дыхание не стало сбивчивым.

Постепенно я вернулась к себе. Оглянулась в поисках Шепа.

Он смотрел на меня, сияя:

— Ну как ощущения?

Я прислушалась к себе. И внутри разлилось удивление:

— Потрясающе.

Но дело было не только в этом. Все дело было в Шепе. В том, как он просто был рядом. Слушал, не осуждая. Пытался понять. Помочь.

Если не быть осторожной, в такого мужчину, как Шепард Колсон, можно было влюбиться. Я только не знала, сможет ли он полюбить меня в ответ. Если узнает всё.

22

Шеп


Как только я переступил порог старого фермерского дома, выйдя из мягкого света раннего утра, меня встретил насмешливый голос Энсона:

— Ты что, выдул дюжину «5-часовой энергии» и фигачил всю ночь?

Вопрос был понятен. За несколько часов вчера вечером мы с Теей продвинулись дальше, чем с Энсоном за два предыдущих дня. Частично потому, что теперь я знал, где проложены трубы и электрика, и мог двигаться быстрее. Но еще и потому, что Теа оказалась прирожденной в деле сноса.

Я невольно усмехнулся, вспоминая ее: волосы собраны в пучок, огромные очки и респиратор, вся в пыли от гипсокартона и кричащая какую-то нелепицу, размахивая кувалдой, как настоящий берсерк.

— Эй, ты в порядке? — Энсон щелкнул пальцами перед моим лицом. — У тебя, случайно, не инсульт?

Я отмахнулся:

— Радуйся, что работа так продвинулась.

— Рад, конечно. Но решил, что что-то стряслось, раз ты пошел все сносить с таким остервенением. А ты, гляжу, еще и улыбаешься. Такого я от тебя уже месяц не видел.

С тех пор, как пропал Роудс. Он этого не сказал, но я и так понял.

Я провел рукой по щетине на щеке:

— Я вчера привез Тею. Ей нужно было выпустить пар. Через пару часов от стены ничего не осталось.

Энсон помолчал, а потом произнес:

— Ты спросил у нее про Брендана Босмана.

Одного упоминания имени хватило, чтобы ярость внутри меня снова вспыхнула, как пламя.

— Да, спросил.

Энсон молчал. Это было его умение — знать силу тишины.

Но я к этому привык. Уже несколько лет как он работал у меня, и я знал его мрачную манеру общаться. Я выдержал его взгляд, достал бумажник, вытащил однодолларовую купюру и протянул ему.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я стану танцевать для тебя стриптиз за один бакс.

Я показал ему средний палец:

— Я хочу тебя нанять.

— Шеп, я вообще-то уже работаю на тебя. Лет как сколько?

Я покачал головой:

— Я имею в виду твою «психотерапевтическую половину». То есть то, что сказано между нами, остается между нами, да?

Энсон напрягся. Сразу видно было — включилась тревога:

— Я больше не психолог. Никогда и не практиковал всерьез, кроме учебы.

— Но все равно связан профессиональной тайной.

Он прищурился:

— Даже если бы моя лицензия была действительной, конфиденциальность соблюдается, пока я не решу, что кто-то представляет угрозу себе или другим.

— За это не переживай. Только если Брендан, мать его, не твой пациент.

Энсон опять замолчал. Потом поднял купюру и, наигранно торжественно, убрал ее в карман:

— Хорошо. Конфиденциальность соблюдается. Хотя, знаешь, можно было бы и просто попросить.

Возможно, и можно было бы. Но Роудс дружит с Теей. Она ей небезразлична, и Энсон это знает. Он мог бы проболтаться, если бы я не дал четко понять, что речь идет о доверии — и о его нарушать нельзя.

— Теа была с Бренданом много лет, — начал я.

— Абьюзер? — быстро спросил Энсон. Ничего не упускал, как всегда.

— Да. Но не в том смысле, в каком ты подумал.

И я все выложил. Постарался говорить максимально обтекаемо — я знал, что Теа не хотела бы, чтобы я делился всем. Но я был в отчаянии. Я не знал, насколько все серьезно, и какие меры нам стоит предпринять. А Энсон — знал.

Чем дольше я говорил, тем мрачнее становилось его лицо. Он начал ходить по комнате, отбивая пальцами ритм по бедру. Когда я закончил, он остановился и повернулся ко мне.

— Ну и что думаешь?

— Думаю, все это полный пиздец. И я бы с удовольствием лично оторвал Брендану яйца.

— Благодарю за профессиональное мнение, доктор Хант.

Он вздохнул, потер шею сзади:

— Я не могу поставить диагноз без обследования или хотя бы очного общения.

— Но? — уточнил я, чувствуя, что он не договорил.

— Похоже, у него признаки личностного расстройства. Резкие перепады в восприятии людей — от идеализации до обесценивания, особенно в романтических отношениях. Рискованное поведение — вроде алкоголя и наркотиков, о которых упоминала Тея.

— И что это значит для нее сейчас? — спросил я, чувствуя, как сжимаются голосовые связки.

Энсон покачал головой:

— Может, ничего. Люди с такими расстройствами живут и лечатся. Методов полно. Но то, что она почувствовала необходимость исчезнуть с лица земли после разрыва… Это тревожно. Значит, есть еще что-то.

Я и так знал, что есть. Без малейших сомнений.

— Я не могу настаивать и копаться в ее прошлом.

— Нет. И не должен. Она сама решит, что рассказать. Но судя по поведению Брендана, там явный уровень одержимости.

— В смысле?

Энсон встретился со мной взглядом:

— Его объект зацикленности исчез из поля зрения. И если за это время у него не появился новый, значит, он все эти годы закипал изнутри.

Это не сулило ничего хорошего.

— А если он узнает, где она?

— Если Брендан сейчас узнает, где она, — это может привести к насилию. Даже если раньше его не было.

— Как нам ее защитить? — слова едва прошли сквозь стиснутое горло.

— Не думаю, что мы можем сделать многое, кроме как помочь ей восстановиться, — тихо ответил Энсон. — То, что она открылась тебе, — уже огромный шаг. То, что она впустила Саттон и Роудс хотя бы частично, — тоже хороший знак. Ей нужно вернуться к жизни, но в своем темпе. Все, что ты можешь — поддерживать ее в этом.

У меня все внутри сжалось, но я все же смог выговорить:

— Я не позволю ему причинить ей боль.

Энсон посмотрел на меня:

— Мы не всегда можем все контролировать. Но мы можем сделать все, что в наших силах, чтобы она была в безопасности.

Черта с два. Я уже однажды не уберег того, кто был мне дорог. И с Теей я такого не допущу.

23

Тея


— Как думаешь, туристический наплыв когда-нибудь закончится? — спросила Саттон, облокотившись на прилавок у задней стены.

— Будет продолжаться все лето. А потом еще один всплеск на День труда, — ответила я, протирая стойку у кассы. — Люди обожают выжать из лета максимум.

Саттон повернула шею, раздался характерный хруст.

— Я должна быть благодарна, но я уже выжата как лимон. Хочу просто передохнуть.

Я повернулась к подруге. Последние месяцы она вкалывала без остановки, чтобы воплотить свою мечту в реальность.

— Тебе нужно взять помощника. Ты слишком много на себя тащишь. Тебе хотя бы раз нужно поспать восемь часов подряд.

— Ммм... восемь часов... — мечтательно протянула Саттон. — Каково это вообще?

— Я серьезно. Так можно до выгорания или болезни дойти.

— Знаю, знаю. Просто не хочу кого-то нанимать, если впереди у нас спокойный сезон.

— А если взять пекаря? Чтобы тебе не приходилось вставать в три ночи?

Она покачала головой:

— Выпечка — это лучшее. Когда я одна на кухне и кругом тишина. Словно мир замирает.

— Я рада, что тебе это нравится, но, может, тебе бы хватило два утра в неделю?

Саттон рассмеялась:

— Со временем. Но пока — нет. Это должна быть я.

Я кивнула, хотя мне это не нравилось. Но правда в том, что я не знала, как у нее с деньгами. У меня было ощущение, что она во многом себе отказывает, лишь бы Лука имел все, что ему нужно. Но дела у пекарни шли отлично, так что, возможно, скоро все изменится.

— Ну что ж, — начала она, перебирая в пальцах кухонное полотенце. — Как тебе Шеп в роли помощника на участке?

Одно только его имя и все мое тело будто включили. Это уже должно было быть огромным красным флагом. Но я не могла себя остановить.

Я сглотнула, пытаясь избавиться от сухости в горле:

— Все... хорошо.

Саттон вопросительно приподняла бровь, не сказав ни слова. Самое материнское из выражений.

— Думаю, мы... друзья.

Она тяжело вздохнула, с ноткой разочарования:

— Тея, с таким мужчиной, как он, друзьями не остаются.

Теперь моя очередь была приподнять бровь:

— Ты осталась.

Саттон покачала головой:

— Это другое. Я — «закрыта на реконструкцию».

Я никогда не пыталась выспросить у нее, почему она переехала в Спэрроу-Фоллс или есть ли у Луки отец. Я не спрашивала, потому что не хотела, чтобы она задавала вопросы мне. Может, это делало меня плохой подругой. Но я в последнее время все равно нарушала все свои правила. Так что одним больше, одним меньше...

— Почему? Ты умная, смешная, красивая до неприличия. Я знаю как минимум пару парней, которые тебя приглашали на свидание.

На глаза Саттон набежала тень:

— Был у меня один... Он стал человеком, которого я не узнавала. Нужно время, чтобы я снова захотела вернуться в ту воду.

Я долго смотрела на нее, прежде чем собрать всю смелость:

— Я знаю, каково это. Ты чувствуешь себя сумасшедшей.

В ее взгляде отразилось сочувствие:

— Ты начинаешь смотреть на каждую минуту с ним по-новому. И все либо ложь, либо боль.

— Прости, — тихо сказала я.

Саттон выпрямилась:

— А я — нет. Это изменило меня. Но теперь я мне больше нравлюсь. Я нашла свою силу. Стою на своих ногах. Забочусь о себе и о сыне. И это, черт возьми, приятно.

Я улыбнулась. Она была права. Я никогда не поблагодарю судьбу за то, через что прошла. Но это помогло мне понять, что действительно важно. Сделало меня более чуткой к чужой боли.

— Ты — королева пекарни и супермама, — сказала я.

Саттон широко улыбнулась:

— Да, я такая. А ты тогда — мой верный помощник?

Я расхохоталась:

— Только если мне полагается крутая накидка.

— Договорились, — кивнула она.

Зазвенел колокольчик над дверью, и я обернулась, быстро оглядев почти пустую пекарню. Мой взгляд остановился на знакомом лице. Я невольно всмотрелась — нет ли синяков. Ни на лице, ни на руках.

Я тепло улыбнулась:

— Привет, Райна. Рада тебя видеть.

Ее губы дрогнули в неуверенной улыбке:

— И я тебя.

— Что тебе сегодня? — Обычно она приходила во время утреннего ажиотажа, но ее не было уже несколько недель.

— Мне, пожалуйста, салат с курицей и с яйцом. С собой.

— Конечно. — Я пробила заказ на планшете и озвучила сумму.

— Я передам Уолтеру, — сказала Саттон и ушла на кухню.

— Как ты? — спросила я, пока Райна прикладывала карту к терминалу.

Ее глаза резко метнулись ко мне — в них мелькнуло удивление. Мы не особо болтали. Она всегда была тихой, а я — не из тех, кто легко идет на разговор. Но сегодня я была смелее. Саттон напомнила мне, как я изменилась благодаря пережитому. Я не собиралась растрачивать эти дары зря. А что бы ни происходило с Рассом — Райне нужен был друг.

Она сглотнула и аккуратно убрала карту в кошелек:

— Хорошо. Очень занята. — Ее глаза снова поднялись на меня. — Прости за тот день в офисе. Просто... Расс... он не особо терпелив. И Шеп ему... не особо по душе.

Мне хотелось фыркнуть, но я сдержалась. Расс был не просто нетерпелив — в его отношении к Шепу была почти ненависть. Но я этого не сказала. Вместо этого подбирала слова осторожно:

— Когда поведение партнера выходит за грань, мы часто начинаем думать, что дело в нас. Но, поверь, это не так.

Глаза Райны расширились. Она открыла рот, потом закрыла. Повторила это несколько раз — но слов так и не вышло.

— Я тоже там была, — прошептала я. — Если тебе вдруг понадобится поговорить. Или просто безопасное место — я всегда рядом.

В глазах Райны засверкали слезы.

— Я...

— Райна! — донесся резкий голос от двери. — Ты что там застряла?

— Я, э-э... — пробормотала она.

Саттон появилась как по команде, с пакетом в руках и мрачным лицом:

— Вот ваш заказ, мистер Уилер. Положила пару печений в подарок.

Он лишь скривился:

— Говорил же, надо было идти в Pop. Тут всегда обслуживание — отстой.

Райна схватила пакет и опустила голову:

— Прости, — прошептала она так, что слышала только я. Потом быстро пошла к выходу.

Я долго смотрела на дверь, закрывшуюся за ними.

— Думаю, я ненавижу этого мужчину. А я редко использую это слово, — сказала Саттон за моей спиной.

— Я тоже, — пробормотала я.

Но больше всего на свете мне хотелось, чтобы Райна была свободна.

24

Шеп


Мой телефон зазвонил, подключенный к колонкам в грузовике, как раз в тот момент, когда я свернула на грунтовую дорогу, ведущую к дому Теи. С самого утра в теле поселилось какое-то напряжение, и оно не отпускало до сих пор. Мне не давал покоя тот факт, что я не могу проверить, как она там, просто потому что у неё нет телефона. Все из-за ублюдка, который превратил ее жизнь в кошмар.

Я заставил себя прогнать эти мысли и глянул на дисплей. На экране высветилось: Трейс. Звонит. Было только три тридцать, а значит, он был на смене. Мой брат всегда относился к своей работе серьезно. Для него это было больше, чем просто работа. Призвание. Что-то, что он просто должен был делать, учитывая, через что ему пришлось пройти в детстве. Так что в середине рабочего дня он звонил не просто так.

Я нажал кнопку на руле:

— Все в порядке?

— Все нормально, — быстро ответил он. — Не хотел пугать.

У меня внутри скрутилось. Пару месяцев назад Трейс обязательно бы подколол меня за такую реакцию. А теперь он, как и вся наша семья, ходил вокруг меня на цыпочках. Все знали, что история с Сайласом меня вымотала. Что я до сих пор не справился.

— Со мной все в порядке, — процедил я. — Просто ты обычно не звонишь в середине дня поболтать о чае с печеньем.

— Пошел ты, — пробормотал Трейс.

И от этих слов мне стало немного легче. Это было... по-настоящему.

— Что случилось?

— Хотел, чтобы ты знал — я снова попытался поговорить с Райной Уилер.

Я был дерьмовым человеком — с тех пор, как Тея рассказала мне свою историю, я даже не думал о Райне и Расселе. Вся моя злость была сосредоточена на Брендане, и я позволил Расселу просто исчезнуть на задний план. Но для Райны он не исчез. Она жила с этим каждый день.

— И как прошло?

— Как обычно. Она быстро свернула разговор и сказала, что мне лучше уйти, пока Расс не вернулся. Ему бы это не понравилось.

Я крепче сжал руль.

— Терпеть не могу смотреть, как она исчезает. В школе она была такой живой. Смешной. А теперь — будто боится пошевелиться.

Трейс долго молчал.

— Меня убивает то, что я не могу ничего сделать. Нет улик. Нет статьи, по которой можно было бы его задержать.

Это должно было пробуждать в нем нехорошие воспоминания. О том, как он сам жил. Через какие взрывы и страхи проходил каждый день.

— Позвонил Фэллон, — продолжил он. — Она попробует с ней поговорить. У нее есть связи, она может помочь.

Фэллон была соцработницей в округе Мерсер. Официально — в отделе по защите детей, но контора у них была небольшая, и она знала кучу людей, которые могли бы вытащить Райну.

— Отличная идея. Если кто и может достучаться до Райны, так это Фэл.

У Фэллон была какая-то особенная мягкость. Она была эмпатом до мозга костей. Брала на себя чужую боль и не отводила взгляд. Делала все, чтобы ее облегчить.

— Я тоже так подумал, — сказал Трейс. — Это моя последняя надежда. Я больше не знаю, что делать.

— Ты сделал все, что мог. Больше, чем сделал бы любой другой.

Трейс тяжело выдохнул:

— Не ощущается, будто это так.

— Поверь. Так и есть.

— Может быть. — Он на секунду замолчал. — А как ты? Ро говорит, вы с Теей хорошо продвигаетесь.

Я напрягся. Обычно я бы не обратил внимания на то, что Ро и Трейс обсуждают меня. В нашей семье это нормально — делиться новостями. Но сейчас это было нечто другое. Трейс проверял, как я держусь.

Я постарался не злиться. Не дать раздражению прорваться наружу.

— Да. Протечка была серьезной. Сейчас разбираю ее ванную.

— А как ты сам? С этим... совсем?

Он зашел в лоб, и, возможно, это было лучше, чем ходить вокруг да около. Но от этого мне не стало легче. Наоборот — раздражение усилилось.

— Со мной все в порядке. Это же не меня похитили и чуть не убили.

С другой стороны трубки я услышал, как Трейс шумно вдохнул.

Я был козлом. Без вариантов.

— Прости, — пробормотал я.

— Мы просто переживаем за тебя. Ты тяжело воспринял то, что это был Сайлас.

— А ты бы нет? — огрызнулся я.

— Конечно, да, — спокойно ответил он. — Именно поэтому я и звоню, чтобы проверить твою, черт возьми, задницу. Так что не откусывай мне голову. Просто скажи, как ты на самом деле.

Я глубоко выдохнул:

— Я справляюсь. Знаешь, проводить время с Теей... помогает.

Это было максимально честно. Даже больше, чем я хотел бы говорить вслух. Но деваться было некуда. Теа действительно успокаивала. Она приносила облегчение, которого у меня не было уже несколько месяцев. Но главное — помогать ей давало мне цель.

— Хочу познакомиться с этой девушкой. Приведешь ее на ужин?

Я тут же представил Тею за столом в доме Колсонов. Она бы подошла. Но, скорее всего, ее бы это тоже немного напугало.

— Не знаю. Она немного застенчивая.

Трейс рассмеялся:

— Что, пока не готов знакомить ее с безумием по фамилии Колсон?

Я усмехнулся, глядя в лобовое стекло — дом Теи уже показался впереди:

— Не хочу спугнуть.

— Она и права тебе нравится, — протянул Трейс.

— Да, — просто ответил я. Хотя на самом деле — все было гораздо глубже.

— Ну что ж. Жду встречи, когда будешь готов.

— Принято. Мне пора.

— Береги себя, Шеп.

— И ты тоже. Передай племяннице, что я ее люблю.

— Она хочет, чтобы ты поехал с ней и Арден покататься в следующие выходные.

— Постараюсь выкроить время.

Мы отключились как раз в тот момент, когда я припарковался у дома Теи. Она стояла у клумбы и поливала растения в этих чертовых комбинезонах, а ее кот пытался поймать струю воды. Зрелище было до смешного нелепым — но завораживало.

Как волосы у нее были собраны в пучок, открывая тонкую шею — такую, по которой хотелось провести языком. Как солнце ложилось на скулы, делая их еще ярче. Она была рождена для этого — быть на земле, в своём саду, среди солнца и природы.

Я заглушил двигатель и вышел из машины, захватив с собой пакет. Теа подняла взгляд, теперь уже зеленые глаза смотрели прямо на меня. В этом взгляде — в том, что она больше не пряталась от меня, даже цвет своих глаз — было что-то, что задело меня за живое.

Уголки ее губ поднялись:

— Привет.

— Как прошел день? Как ты?

— Хорошо, — сказала она. — Чувствую облегчение. Думаю, рассказать тебе... это сняло часть напряжения. Ну и стены сносить тоже помогло.

— Я рад, — сказал я, подходя ближе.

Лось взлетел в воздух, будто выполняя какой-то сальто, пытаясь атаковать струю воды.

Я покачал головой:

— Что не так с этим котом-мутантом?

Теа нахмурилась:

— С ним все в порядке. И он не мутант.

— Что ему сделала вода?

Тея усмехнулась:

— Может, она собиралась причинить нам всем тяжкий вред.

Лось продолжал лапами отбивать струю, но, кажется, понял, что мы говорим о нем — повернулся ко мне и зашипел.

— Лось, — укоризненно сказала Теа.

Кот издал нечто, похожее на хриплое мяу.

Я порылся в пакете и достал маленький пакетик с лакомствами. Стоило мне его встряхнуть, как Лось, будто хорошо натренированный пес, рванул ко мне и сел.

Я бросил взгляд на Тею:

— Ты его этому научила?

Она с трудом сдерживала смех:

— Нет. Но это его любимое. Он не против взяток.

Я открыл пакетик и присел, чтобы дать ему пару штук. Но как только моя рука приблизилась, Лось вцепился в нее передними лапами и потянул к себе.

— Господи, — пробормотал я, глядя, как он вырывает лакомства. — Он же мне палец откусит.

Теа лишь улыбнулась:

— Я не скажу, что это невозможно. Потому что это вполне возможно.

Я подошел ближе — настолько, что чувствовал ее тепло. Желание поцеловать Тею накрыло с такой силой, что мне пришлось прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержаться. Ее зеленые глаза поднялись на меня, и она сама подалась ближе.

Я обнял ее за талию, притянув к себе:

— Ты точно в порядке?

Тея смотрела на меня, не скрывая ничего. В ее взгляде бушевали эмоции:

— Я плохо спала.

— Черт, — выдохнул я.

— Все нормально.

— Ни черта не нормально. — Я ненавидел, что ей приходилось бороться с этим одной. Я хотел быть рядом. Укачать ее обратно в сон. Или вымотать нас обоих так, чтобы мы просто отключились. Второй вариант звучал куда заманчивей.

Ее взгляд стал мягче:

— Несмотря на то, что не спала, день был хороший. Я чувствую себя... лучше. Смелее.

Слова Теи ударили по мне, как волны тепла.

— Я рад.

— Я тоже.

Я наклонился, уже не в силах остановиться. Коснулся губами ее виска — едва-едва. Но прикосновение ее кожи обожгло в самом лучшем смысле.

— Ты одна из самых сильных людей, которых я знаю, — прошептала я.

Когда я отстранилась, наши взгляды встретились. Осталось только чуть наклониться и я коснусь ее губ. Тея приоткрыла рот, ее голова чуть откинулась назад. Молчаливое разрешение. Ее губы — словно спелые ягоды. Я так хотел знать, какие они на вкус, что...

Зазвонил телефон.

Резкий звук заставил Тею вздрогнуть в моих объятиях. Я чертыхнулся, отпуская ее и вытаскивая телефон из кармана. На экране — Дженни.

— Мой риелтор, — пробормотал я, прежде чем ответить. — Привет, Дженни.

— Шеп, — сразу заговорила она. — Ничего не получается с арендой, которая подходила бы под твои запросы. Самое раннее — сентябрь.

Я выругался.

— Можешь пожить пару месяцев у Коупа? Или у Норы?

Вот оно, очарование маленьких городов. Дженни знала всю мою семью и помогала почти всем с жильем.

— Разберусь. Давай оформляй договор на сентябрь.

— Сделаю. Если что понадобится — звони.

— Спасибо, Дженни.

— Всегда пожалуйста.

Я отключился и увидел, что Теа смотрит на меня.

— Что-то не так?

Я сунул телефон обратно в карман:

— Ничего серьезного. Просто мне нужно где-то пожить, пока я работаю над новым домом. Она не может найти вариант раньше сентября.

Тея продолжала смотреть, будто сквозь меня:

— Дело в чем-то еще.

Вот в чем особенность Теи. Она всегда видит больше. Я чувствовал это еще до того, как мы по-настоящему познакомились. А теперь знал точно. У нее был радар на боль и шрамы, на то, что скрыто.

— Это значит, что я должен пожить пару месяцев у мамы или брата. А они все еще... контролируют. С тех пор как пропала Ро. Я плохо справился, когда узнал, что это был Сайлас.

Если Тея была готова поделиться своими тяжелыми воспоминаниями, я хотя бы должен был ответить тем же. Пусть это выставляло меня слабым.

Но в глазах Теи не появилось жалости, как я ожидала. Вместо этого она выключила воду и подошла ко мне вплотную.

— Ты винишь себя.

К горлу подступила жгучая горечь:

— Я проработал с ним почти десять лет.

— А один агент ФБР, обученный профайлингу, работал с Сайласом еще дольше. И тоже ничего не заметил.

Я захлопнул рот.

— Шеп, — тихо сказала Тея, положив руку мне на грудь, — люди умеют нас обманывать. Мы думаем, что знаем их, а они оказываются совершенно другими. Это говорит не о нас. А о них.

Я знал, чего ей стоили эти слова. Как глубоко она понимала эту боль.

— Я ненавижу то, что Сайлас сделал с Ро. То, что сделал с Энсоном. И все потому, что через меня у него был к ним доступ.

— И ты правда думаешь, он не нашел бы другой путь? — возразила Теа. — Он же психопат.

Я тяжело выдохнул:

— Знаю. Просто... все это сидит во мне.

— Еще бы. И становится только хуже, когда вокруг тебя все наблюдают, будто ждут, когда ты сломаешься.

— Да, — признался я. — Это совсем не помогает.

Тея молчала, ее рука все еще лежала у меня на груди, взгляд искал мой. А потом она сказала два слова, от которых у меня подкосились ноги:

— Останься здесь.

25

Тея


Какого черта я творила? Видимо, я совсем не контролировала свои голосовые связки, потому что они сами собой выпалили: останься здесь. Ужасная, никудышная, катастрофически плохая идея.

Я бы все время была на взводе. Или, что еще хуже, набросилась бы на Шепа.

Потому что наблюдать, как он расхаживает в этих белых футболках, подчеркивающих рельеф мышц, за которыми я с вожделением следила из окна, пока он работал во дворе, — это было бы выше моих сил. А если он еще и по дому будет ходить в серых спортивных штанах?.. Господи, я окажусь совершенно бессильна.

Шеп смотрел на меня сверху вниз, янтарные глаза изучали мое лицо.

— Торн. Ты только пару дней назад впервые впустила меня в свой дом. Не уверен, что ты к этому готова.

Боже, какой же он хороший. Именно поэтому я глубоко вдохнула и сказала:

— Уверена.

Он продолжал смотреть на меня еще пару секунд.

— Правда, — добавила я, — будет здорово наконец-то отплатить тебе хоть чем-то за все, что ты для меня делаешь.

Похоже, это была не та фраза, которую стоило говорить, потому что лицо Шепа тут же омрачилось.

— Ты мне ничего не должна.

Я упрямо посмотрела ему в глаза:

— Я знаю, что ты берешь с меня примерно одну десятую от того, сколько это на самом деле стоит.

На днях я зашла в хозяйственный магазин во время обеденного перерыва в Bloom и прошлась по рядам. Цены там были на порядок выше, чем называл Шеп. Намного выше, чем может объяснить даже самая щедрая скидка.

Он отвел взгляд в сторону, и я поняла, что была права.

— Позволь мне сделать это для тебя. У меня есть гостевая комната, которая просто ждет тебя. Ванную придется делить, и, да, у меня не так шикарно, как ты привык, но...

Глаза Шепа метнулись обратно ко мне, перебив меня на полуслове.

— Если ты думаешь, что есть хоть одно место, где я бы хотел быть больше, чем здесь, ты глубоко ошибаешься.

Мое дыхание сбилось от того жара, что вспыхнул в его взгляде — смесь раздражения и чего-то еще, чего-то теплого и волнующего. Шеп пробуждал во мне те части, о существовании которых я уже и не помнила. Те, которые всплывали только при чтении особенно хорошего любовного романа — такого, что напоминал: хэппи-энды всё ещё существуют, даже если только на страницах книги.

— Значит, это да?

Он усмехнулся:

— Это чертовски да.

У меня вырвался смешок:

— Ладно, тогда...

Я уже собиралась отнять руку от его груди, но Шеп перехватил ее и прижал к себе:

— Тея, я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неловко. Так что ты устанавливаешь правила — я их соблюдаю. Все, как тебе надо.

Такой хороший. Слишком хороший, чтобы я могла позволить себе дотянуться... но я все равно это делала.

— Ты не заставляешь меня чувствовать себя неловко. Ты заставляешь меня хотеть... большего.

Янтарный взгляд блеснул золотом.

— Большего.

Я кивнула.

— Мне нравится большее, — его пальцы сомкнулись вокруг моих. — Спасибо, Тея.

— Пожалуйста.

Он сжал мою руку:

— А теперь как насчет того, чтобы я пригласил тебя на ужин?

— На ужин? — пискнула я.

— Ничего особенного, — успокоил Шеп. — Что насчет Рор? Горячее с гриля там намного вкуснее.

Я никогда не ела в Рор. Только брала еду на вынос или любовалась уютным интерьером сквозь окна, но ни разу не сидела в этих красных кабинках. Я не хотела рисковать — вдруг кто-то начнет разговор или проявит ко мне любопытство. Но с этим покончено. Если я хочу большего — придется тянуться за ним. А это значит, что у меня был только один ответ.

— Хорошо.

Шеп припарковал свой пикап у закусочной в стиле пятидесятых, над которой светилась неоновая бирюзово-красная вывеска The Soda Pop. Было еще рано, поэтому в заведении не толпилось, но и пустым его не назовешь. Я вытерла вдруг вспотевшие ладони о джинсы.

Это были самые приличные джинсы, какие у меня были. Я попросила Шепа немного подождать, пока приведу себя в порядок. Он сказал, что я и так выгляжу прекрасно, но я была не согласна. Поэтому, устроив Лося и котят, я постаралась на максимум за двадцать минут.

Темные джинсы и белая блузка с короткими рукавами и кружевными вставками. Немного теней, тушь и блеск для губ. И снова я решила обойтись без линз. Потому что хотела быть смелой. Хотела быть собой. Когда я вышла на улицу, Шеп окинул меня взглядом с головы до пят и сказал:

— Если это результат двадцати минут, мне крышка.

Мой живот тут же выдал целый акробатический номер, достойный Цирка дю Солей. Но теперь я задавалась вопросом — с чего я вообще решила, что такая уж храбрая? Что, если кто-то узнает меня как бывшую Брендана? Или, что еще хуже, с одного из тех сайтов?.. В горле запершило, но я сглотнула подступившую тошноту.

Чья-то рука скользнула в мою, пальцы переплелись. Такое простое движение — но оно тут же заземлило меня, сделало нас сильнее вместе, чем порознь.

— Если для тебя это слишком, я могу заказать еду навынос, и мы устроим пикник в каком-нибудь тихом месте.

Я перевела взгляд с закусочной на Шепа. В его лице было столько понимания.

— Я хочу зайти. Я всегда мечтала поесть здесь. У них на столах стоят маленькие музыкальные автоматы.

Уголки его губ дернулись в улыбке:

— Кажется, у меня даже найдутся пара монеток, чтобы заказать пару песен. — Он изучающе посмотрел на меня. — Договоримся так: если в какой-то момент станет тяжело — просто скажи, что тебе нужно уйти. Я попрошу счет, и мы уедем. Мы идем за большим, но не ценой боли.

Боль была и сейчас. Но она была красивой. От того, что мужчина давал мне то понимание, которое я даже не надеялась когда-либо получить.

— Иногда оно того стоит. Потому что то, что тебя ждет по ту сторону, становится в разы слаще после всего, через что ты прошла.

Шеп погладил мой палец большим, его движение было спокойным, уверенным.

— Обожаю, как ты видишь мир. — Он сжал мою руку чуть крепче, а потом отпустил. — Сиди здесь.

Я нахмурилась, когда Шеп выскочил из пикапа и обошёл машину, чтобы открыть мою дверь. И улыбнулся.

Живот снова перевернулся.

— Такой джентльмен.

Он тут же взял меня за руку, едва я встала на землю.

— Иногда, — прошептал он мне на ухо.

По коже пробежала дрожь — обещающая, многообещающая. Возьми себя в руки.

Если я едва держусь в руках по пути в закусочную, то как вообще собираюсь жить с этим мужчиной под одной крышей?

Будто услышав мои мысли, Шеп только шире улыбнулся, ведя меня ко входу в Рор.

— Не глумись, — буркнула я.

Он громко рассмеялся:

— Мне нравится знать, что я на тебя влияю.

Я метнула в него убийственный взгляд, но он только засмеялся сильнее.

Он уже тянулся к ручке двери, как вдруг она распахнулась изнутри. Шеп отступил, чтобы пропустить человека.

Мара.

Ее глаза засветились, когда она увидела Шепа, но мгновенно потухли, когда она заметила наши сцепленные руки.

— Шеп, — прохрипела она. — Тея. Рада вас видеть.

Я заметила, как Шеп поморщился.

— И мы тебя. Навынос?

Мара натянуто улыбнулась:

— Вечер кино с девчонками. Я отвечаю за еду.

— Здорово, — сказал Шеп.

— Ага, — ее взгляд скользнул на меня, потом снова на Шепа. — Хорошего вечера.

— И тебе, — пробормотала я.

Она развернулась и ушла так быстро, как только позволяли ноги.

Я подняла взгляд на Шепа:

— Такое ощущение, будто я только что вонзила ей нож в сердце.

Он тут же покачал головой:

— Мы с ней давно расстались. И все было не серьезно.

— А она хотела, чтобы было, — это не было вопросом. Я видела это по ее глазам, и раньше в пекарне, и сейчас.

— Возможно, — честно сказал Шеп. — Но я не чувствовал к ней того же. Это не было... больше.

Мое дыхание сбилось. Но я поняла.

Он сжал мою ладонь:

— Не позволяй этой встрече испортить вечер. Мы должны съесть столько жареного и выпить столько молочных коктейлей, сколько в нас влезет.

Он прав. Это должен был быть хороший вечер. Первый шаг к нормальной жизни. К настоящей жизни.

— Звучит идеально.

Он повел нас внутрь и усадил в свободную кабинку. Я скользнула по красной кожаной обивке, разглядывая очаровательную атмосферу пятидесятых, пока к нам не подошла женщина в розовом платье с красной отделкой — прямо как из той эпохи.

— Шепард Колсон, жива я или нет, — воскликнула она. — Я уж начала думать, что ты про нас совсем забыл.

— Ни за что, мисс Сэлли.

Женщина с проседью в волосах рассмеялась и повернулась ко мне:

— Этот слишком обаятелен для собственного блага.

Я невольно улыбнулась в ответ:

— И чересчур самоуверен.

Она опять рассмеялась:

— Ты мне нравишься. Тея, верно? Ты обычно забегаешь за едой. Любишь луковые колечки.

Я напряглась, но заставила себя дышать ровно. Это нормально. Так живет маленький город.

— Подумала, что пора получить полный опыт.

— Мне это нравится, — сказала Сэлли. — Знаете, что будете пить?

— Мне Арнольд Палмер, — сказал Шеп. — А ты?

— Диетическую колу. А над молочными коктейлями мне еще надо подумать.

Сэлли заулыбалась:

— Мне особенно нравится со вкусом праздничного торта. Звучит странно, но вкус потрясающий.

— Учту.

Она положила перед нами два меню:

— Не спешите. Сейчас принесу напитки.

Шеп не стал открывать меню. Он смотрел только на меня.

— Все в порядке?

Я кивнула:

— Она милая.

— Она дружит с моей мамой, так что, скорее всего, мне придется выслушать звонок с кучей расспросов.

Я закусила губу:

— Это плохо?

— Только если не считать восемьдесят два миллиона вопросов. И не удивлюсь, если она заглянет в пекарню.

Глубокий вдох. Жизнь в маленьком городе. Семья, которой не все равно. Это хорошие вещи. Просто надо научиться видеть их такими.

— Ну, если она заглянет, я хотя бы смогу покорить ее с помощью выпечки.

Шеп рассмеялся, громко и заразительно:

— В общем-то, неплохой план. — Он кивнул в сторону меню: — Что будешь брать?

Я опустила взгляд к списку блюд, но что-то привлекло мое внимание на другой стороне улицы. Человек стоял немного поодаль, в капюшоне, надвинутом так низко, что лица не было видно, но я готова была поклясться, что он смотрит прямо на меня.

— Тея?

Я резко перевела взгляд на Шепа:

— Прости, что?

— Ты в порядке? — Он обернулся, чтобы посмотреть, на что я смотрела, но когда я проследила за его взглядом, там уже никого не было.

— Все нормально. Мне просто показалось, что я кого-то… — Я покачала головой и глубоко вдохнула. — Пугаюсь теней.

Шеп протянул руку через стол и переплел пальцы с моими:

— Так, возможно, будет еще какое-то время. Пока не привыкнешь ко всему этому.

Я кивнула, оглядываясь через его плечо. В этом и была вся беда — я никогда не знала, когда мой разум просто играет со мной, а когда действительно стоит бежать.

26

Шеп

Мой телефон издал сигнал как раз в тот момент, когда я остановился перед домом Теи. Бросив взгляд на экран, я увидел, что кто-то из моих братьев или сестер переименовал семейный чат в Пожалуйста, верните адресату. Я усмехнулся и покачал головой.

Коуп: Шеп, какого хрена? Ты собираешься жить с ЖЕНЩИНОЙ? Такие вещи своему брату сообщают, между прочим.

С момента, как Тея пригласила меня остаться у нее, прошло уже несколько дней. Я дал ей время передумать или отказаться, но она не отступила. Так что вот я — все нужные вещи в кузове пикапа, остальное в хранилище.

Я: Успокойся. Это не «такое» совместное проживание.

Хотя, если быть честным, это тоже было не совсем правдой. Я сам не знал, что между нами с Теей. Мы были не просто друзьями, но и не чем-то большим. Что-то среднее. Но я бы выбрал это «среднее» в любой день недели.

Кай: Почему мне с трудом верится, что ты просто так въезжаешь в полуразвалившийся дом посреди глуши и у тебя ноль интереса к женщине, которая там живет?

Я: Ее дом вовсе не развалюха. А даже если бы и был — это все равно лучше, чем жить с тобой.

Кай: Ты мой дом построил, придурок.

Я рассмеялся и быстро напечатал:

Я: Дом — люблю. Тебя в нем — вот с этим уже сложнее.

Роудс: Дети, ведите себя прилично.

Коуп: Вы все —отстой. Никогда меня ни о чем не посвящаете.

Фэллон: Может, тебе стоит хоть раз за сто лет приехать домой. Скоро забуду, как ты выглядишь.

Кай: Да найди один из тех билбордов в паре городков отсюда. Что ты там теперь рекламируешь? Таблетки для стояка или носки по акции?

Я поставил чат на беззвучный режим. Они могли так переписываться часами. Но я знал, что дело времени — и меня прижмут на каком-нибудь семейном ужине, заставив объяснять, что между мной и Теей. А я не знал, как это описать. Единственное, в чем я был уверен — рядом с ней я чувствовал себя хорошо. А это уже было облегчением.

Я заглушил двигатель и вышел из машины — в тот же момент распахнулась входная дверь. На пороге появилась Тея, и солнечный свет упал прямо на нее. Я резко втянул воздух. Вот такая у нее была красота — та, от которой перехватывало дыхание.

Было видно, что она работала в саду или в теплице. Джинсовые шорты с потрепанными краями — с них свисали тонкие ниточки, которые мне до безумия захотелось провести пальцами. Захотелось почувствовать, какая у нее на ощупь эта гладкая, оливковая кожа.

Майка открывала плечи, загорелые от солнца, а впереди соблазнительно спадала, открывая немного больше. Ее тело — длинные, плавные изгибы — я бы с радостью изучил до последней линии.

Что я вообще себе думал? Жить под одной крышей с женщиной, о которой думал не переставая — и днем, и ночью? Я обрекал себя на то, чтобы однажды сделать что-то по-настоящему глупое. Что-то, к чему она еще не готова.

Тея неуверенно улыбнулась:

— Привет.

Именно эта неуверенность и толкнула меня вперед. Я преодолел расстояние между нами быстрее, чем успел подумать. И стоило мне подойти ближе, я уловил ее аромат — цветы и кокос. Этот запах мог бы сбить меня с ног.

— Все в порядке? — спросил я, голос охрип.

Она подняла голову, зеленые глаза смотрели прямо на меня:

— Немного нервничаю.

Я обожал эту честность. Она была настоящей. Я знал, сколько ей стоит признаться в этом. Я протянул руку и переплел наши пальцы:

— Ты можешь передумать. Я могу пожить у Коупа...

Тея покачала головой, и из ее пучка выскользнули темные пряди:

— Я хочу, чтобы ты остался. Иногда тревога — это даже хорошо. Значит, я иду навстречу неизвестному.

Я провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони:

— Ты устанавливаешь правила, помнишь?

— Помню. Но, по-моему, у меня их нет. Разве что: не подключай мой дом к интернету.

Я рассмеялся:

— Хотя мне бы очень хотелось проложить сюда скоростной оптоволоконный кабель, я воздержусь. У меня есть телефон, я могу раздавать вайфай с него.

Тея облегченно выдохнула:

— Ладно.

— Значит, делаем это?

Она кивнула:

— Да. Пойдем, я покажу тебе гостевую.

Как только мы вошли в дом, нас встретил Лось, издав что-то вроде мяуканья, прошедшего через мясорубку. Я присел и почесал его за ушами:

— Привет, дружище.

Он ткнулся головой в мою ладонь. Я выпрямился и в ответ он несколько раз хлопнул меня по ноге.

— Лось, — осудила Тея. — Это нехорошо.

Он издал что-то, напоминающее лай, и убежал.

Тея виновато улыбнулась:

— Прости. Он бывает требовательным — и к еде, и к вниманию. Но если честно, это хороший знак. Значит, ты ему нравишься.

Я приподнял бровь:

— А если бы не нравился?

— Ты не хочешь знать.

Я не сдержал смешка — и заметил, как ее взгляд скользнул к моим губам. Будто она мысленно обводила их, запоминая звук моего смеха.

Я прочистил горло:

— Ну, где мой угол?

Тея встрепенулась:

— Ах да, сюда.

Она провела меня по знакомому коридору, мимо ванной, которую я сейчас ремонтировал.

— Кухню и гостиную ты уже видел, — сказала она.

Из гостиной доносились тихие мяуканья, и я заметил, как котята возились в своем уголке для игр.

— Основная ванная — здесь, — Тея указала на небольшую комнату с душем в ванне и одной раковиной.

У меня аж руки зачесались при мысли, как можно было бы переделать это пространство. Потенциал у него был огромный.

— А это — моя комната, — сказала Тея, указывая на открытую дверь чуть дальше по коридору.

Я лишь мельком увидел мягкое зеленое покрывало с лавандовыми акцентами, фотографию поля над кроватью… всего в нескольких шагах от другой открытой двери.

— А это — твоя.

Я вошел в комнату. Она была небольшая, но уютная. На кровати лежало стеганое одеяло — выглядело теплым и домашним. Напротив стоял старенький комод. Но главное — два окна выходили прямо на потрясающий сад Теи, создавая ощущение, будто ты становишься частью этого пространства.

— Знаю, это немного...

— Это идеально, — сказал я, обернувшись к ней. — Я просто разбалуюсь, просыпаясь с видом на такой сад.

Щеки Теи окрасились в нежный розовый.

— Рада, что тебе нравится.

— Не просто нравится. Я в восторге, — поправил я.

— В восторге, — повторила она.

Мы замерли, и воздух между нами сразу наэлектризовался.

Тея провела языком по нижней губе.

— Хочешь, помогу занести вещи?

Я чуть не шагнул к ней — мне хотелось самому проследить этот влажный след. Блядь. Не прошло и пяти минут, а я уже терял голову.

Я с трудом подавил это желание.

— Спасибо, не надо. Сейчас все занесу, распакуюсь и примусь за гостевую ванную, если ты не против?

Тея закивала:

— Конечно. Я как раз собиралась заняться сбором урожая в теплице. Подумала, может, твоей маме пригодится кое-что из лишнего.

Эта забота ударила мне прямо в грудную клетку.

— Она будет в восторге.

Тея улыбнулась:

— Корзинка с вкусностями, будет сделано.

Она развернулась и вышла из комнаты. А я не смог не посмотреть ей вслед — точнее, на ее ягодицы идеальной формы. Пальцы зачесались — удержаться от того, чтобы протянуть руку, было настоящим подвигом.

Холодный душ. Мне теперь явно придется часто принимать холодный душ.

27

Тея

Моя тряпка двигалась по столу в пекарне кругами — я выискивала хоть крошку, хоть каплю, но мысли были где-то далеко-далеко. С Шепом. С его высоким, мускулистым телом, перемещающимся по моему дому. С тем, как напрягаются и двигаются его мышцы, когда он работает в ванной. С тем, как футболка задирается, когда он потягивается с кружкой кофе по утрам, обнажая намек на те самые V-образные линии у бедер.

Три дня.

Шеп жил у меня три дня, и я была на грани самовозгорания. Он же, наоборот, выглядел абсолютно спокойным. Иногда я ловила его взгляд на своих ногах или губах, но он ни разу не сделал ни малейшего движения навстречу.

Я-то думала, что после нашей псевдо-свиданки в Рор все идет в нужном направлении, но внезапно он снова начал вести себя так, будто я сделана из хрусталя. И дело не в том, что я не ценила его бережность — ценила. Это значило, что я для него важна. Но я была готова к… большему.

— Уверена, ты уже скоро сотрешь лак с этого стола, — раздался голос Саттон.

Я вздрогнула и подняла голову.

Она рассмеялась:

— Что там у тебя в голове творится?

Щеки вспыхнули, и я не смогла это остановить:

— Прости. Просто… отвлеклась.

К счастью, в пекарне сейчас было только двое посетителей, и, похоже, оба туристы — никто не запомнит мой позор.

Саттон усмехнулась:

— Я знаю, что за отвлеченность такая. Как твой новый сосед?

Щеки запылали еще сильнее.

— Значит, все так хорошо? Позволь мне пожить этой жизнью хоть через тебя.

— Это не то, что ты думаешь, — прошипела я.

Брови Саттон изогнулись:

— Я думала, ты собиралась исправить это недоразумение.

— Он не... Я не уверена, что я ему интересна в таком смысле. Иногда кажется — да. А потом...

— Поверь мне, дорогая. Он интересуется. С большой буквы И.

Живот скрутило:

— Я не уверена. Он меня даже ни разу не поцеловал.

— А ты хочешь, чтобы поцеловал? — Саттон, как всегда, шла прямо в лоб.

— Да, — ответила я. Все просто. Только я хотела от него гораздо большего, чем просто поцелуй.

Саттон выпрямилась, уперев руки в бока:

— На дворе двадцать первый век. Женщины управляют миллиардными корпорациями, правительством, да что там — на Луну летают. Уж сделать первый шаг — нам точно по силам.

Я инстинктивно отступила назад, покачала головой. А что, если он меня отвергнет? Если я все испорчу, и следующие пару месяцев, пока он живет у меня, будут кошмаром?

— Тея, — сказала Саттон. — Ты нравишься ему. Просто он, скорее всего, нутром чувствует, что ты прошла через непростое, и не хочет давить.

— Он знает, — прошептала я.

Лицо Саттон смягчилось:

— Ты ему рассказала?

Я кивнула.

— Обожаю, что ты почувствовала себя в безопасности, чтобы с ним этим поделиться. Шеп — один из тех редких, настоящих хороших парней. А значит, он будет действовать медленно.

— Настолько медленно, что я уже лезу на стену, — проворчала я.

Саттон расхохоталась, а потом понизила голос:

— Милая, для таких случаев и придумали вибраторы. Чтобы сбить напряжение.

— Мне, кажется, придется покупать батарейки оптом.

Саттон засмеялась еще громче, и я не смогла не заразиться этим смехом.

— Вы тут явно что-то замышляете. Мне тоже хочется участвовать.

Я обернулась на голос, который звучал так, будто его обладательница выкуривала по пять пачек в день. Лолли, бабушка Шепа, стояла в дверях с завернутой посылкой в одной руке и сумкой в другой — эта сумка выглядела как сверкающая версия листа марихуаны.

Все как обычно. Лолли Рейнольдс была та еще штучка — в своих хиппи-платьях и ожерельях, которые весили чуть ли не половину от ее собственного веса. Но при этом она была главной музой нашего повара Уолтера.

— Привет, Лолли, — сказала я.

Она сияюще улыбнулась:

— Мои дорогие! Как вы?

— Отлично, — ответила Саттон, обняв ее. — А ты?

— Прекрасно. Планирую поездку в Перу. Собираюсь пройти айяуасковое путешествие. Расширить свое сознание.

Мои брови взлетели вверх:

— Это же то, от чего галлюцинации бывают?

Лолли фыркнула:

— Психоделики — это будущее. Тебе стоит попробовать. Чувствую, у тебя энергетические блоки.

— Думаю, лучше пусть они останутся закрытыми, — пробормотала я.

Она только покачала головой и протянула мне упаковку:

— Я даже не буду тебя наказывать за то, что ты такой тормоз. Это тебе.

— Мне?

Лолли кивнула:

— В знак благодарности, что приютила Шепа на пару месяцев. Я знаю, он не захотел останавливаться у нас, потому что Нора постоянно висит над душой. Или, может, — она игриво подвигала бровями, — он надеется, что это сожительство будет иметь иные преимущества?

Саттон обняла Лолли за плечи:

— Вот и мои мысли.

Щеки у меня вспыхнули огнем.

— В этом нет ничего постыдного, дорогая. Секс — это абсолютно естественно, — сказала Лолли.

Господи, пусть кто-нибудь провалит меня под землю.

— Кто-то говорил про секс? — раздался голос Уолтера, выходящего из кухни, с озорным блеском в глазах.

Я готова была спрятаться под ближайший стол.

— Не тебе, старый извращенец, — отрезала Лолли.

— Сейчас ты так говоришь, — парировал Уолтер, — но ты ведь не видела моих приемы.

— Уолтер! — Саттон упрекнула его, хохоча.

— Дай мне шанс, — продолжил он. — Я бы на тебе женился хоть завтра, только скажи слово.

— Ни за что на свете, — отрезала Лолли.

— Может, я это открою, — быстро вставила я, прежде чем разговор снова ушел в сторону всяких «приемов» и «прижиманий» или чего похуже.

Лолли захлопала в ладоши, как ребенок:

— Да, пожалуйста!

Я начала разрывать коричневую оберточную бумагу.

Шеп тут же шагнул вперед:

— Лолли, скажи, что ты этого не сделала.

Мои руки замерли, а Лолли отмахнулась от него:

— Ой, тише ты. Не порть сюрприз.

— Сюрприз? — я сразу напряглась.

— Не слушай моего занудного внука. Я придумала это специально для тебя. Знаю, как ты обожаешь свою теплицу и все, что там растет, — сказала Лолли.

Это немного меня успокоило. Ну правда, насколько ужасным может быть подарок, связанный с теплицей?

Шеп зажал переносицу пальцами:

— Прости за то, что сейчас произойдет.

Я сорвала оставшуюся бумагу, позволила ей упасть на пол и уставилась на холст, покрытый сверкающими стразами. Это была одна из тех картин, которые выкладываются бриллиантовой мозаикой. На первый взгляд — поле из разных тыкв. Но чем дольше я вглядывалась, тем шире открывался рот.

Саттон зажала рот рукой, сдерживая смех:

— Тыквы-пенисы, — выдавила она.

Мое лицо мгновенно вспыхнуло. Вся картина была усыпана фаллическими тыквами — разных размеров, форм и цветов, но все они были... однозначны.

Шеп уставился на Лолли с укором:

— Почему ты не можешь быть обычной бабушкой и, не знаю, вязать свитера?

Лолли постучала пальцами по губам:

— Могу попробовать придумать интересный узор снежков...

— Ради всего святого, — пробормотал Шеп.

У меня вырвался смех, который тут же перешел в что-то дикое и неуправляемое. Я хрюкнула и прикрыла рот ладонью.

Шеп смотрел на меня, и в его глазах было столько тепла, даже нежности.

— Видишь? — сказала Лолли вызывающе. — Ей нравится. Но это не единственная причина, по которой я пришла.

— Ты пришла, чтобы принять мое предложение руки и сердца, — вмешался Уолтер.

Лолли только закатила глаза:

— Мы с Норой хотели пригласить тебя на ужин.

— Лолли, — предостерег ее Шеп. — Не дави на нее.

— Я не давлю, — тут же огрызнулась Лолли.

Мой смех тут же стих. Большой семейный ужин — это серьезно. Это тяжело. Но я ведь хотела узнать семью Шепа поближе. Хотя, может, он не хотел того же...

Шеп перевел взгляд на меня, как только я перестала смеяться. И это не удивило — он умел читать меня, как открытую книгу.

Тремя быстрыми шагами он оказался передо мной:

— Не думай, будто я не хочу, чтобы ты пошла, Торн. Я хочу тебя рядом везде, где только можно. Как думаешь, зачем я каждый день таскаюсь в пекарню уже несколько месяцев? Я вообще-то не люблю сладкое.

Мой рот приоткрылся от удивления, а Саттон издала какой-то придушенный звук.

— Вот это уже получше, — пробормотала Лолли.

Шеп бросил на нее предупреждающий взгляд:

— Думаю, на сегодня ты уже достаточно навела шороху.

— До полудня еще далеко, — возразила Лолли.

Шеп повернулся ко мне:

— Увидимся дома. — И, подмигнув, ушел.

28

Тея


Я поерзала на шезлонге, пытаясь устроиться поудобнее, но палящее солнце уже припекало. Я старалась сосредоточиться на книге. Она должна была держать меня в напряжении — ведь главный герой, шотландский горец, только что осознал, что влюбился в жену по договорному браку, несмотря на то, что она из враждебного клана. Все шло к настоящему взрыву.

Но вместо этого я в сотый раз прокручивала в голове слова Шепа:

— Не думай, будто я не хочу, чтобы ты была там, Колючка. Я хочу тебя везде, где только смогу. Как думаешь, зачем я каждый день ходил в пекарню несколько месяцев? Я ведь даже не люблю сладкое.

Он не любит сладкое?

А ведь Шеп почти каждый день бывал в The Mix Up с тех пор, как мы открылись. Но теперь, если хорошенько вспомнить… он и правда почти никогда не брал ничего сладкого.

Я снова сменила положение. Ничего не помогало. Будто я не в своем теле, будто что-то внутри зудит и требует вырваться наружу. Я попыталась снова сфокусироваться на странице, но слова сливались в сплошное пятно.

Я была настолько отвлеченной, что даже не услышала шагов на веранде — пока кто-то не потянул мою книгу из рук. Я резко поднялась и увидела Шепа, изучающего страницы, с широкой улыбкой на лице:

— Я не особо любитель читать, но, похоже, многое упустил.

Лед пробежал по моим венам, когда на меня обрушились воспоминания. Голос Брендана — извращенный и жестокий:

— Вот чем ты занимаешься, пока меня нет? Читаешь это дерьмо? Ну, а что еще может читать шлюха?

И тут же — руки, бережно охватывающие мое лицо.

— Тея. Посмотри на меня.

Я моргала, пытаясь вернуть четкость его лицу. Только тогда я поняла, что дрожу.

— Вот так. Все хорошо. — Его янтарные глаза заглядывали прямо в душу. — Прости. Я не хотел тебя напугать.

— Т-ты не напугал...

Он смотрел мягко, но молчание говорило само за себя — не верил.

Я с трудом выговорила:

— Он ненавидел, что я читала такие книги.

— Черт, — выдохнул Шеп.

— Я знаю, что ты не он. Ты вообще не такой. Просто… мое тело все еще реагирует. Как будто помнит и готовится снова.

Шеп провел большими пальцами по моим щекам:

— Это посттравматическое. ПТСР.

Я прикусила губу. Да, я сама это уже поняла. Я часами копалась в статьях, пытаясь разобраться, почему мне до сих пор страшно, даже когда я в безопасности.

— Будто мое тело снова предает меня.

— Нет, — покачал головой Шеп. — Оно тебя защищает. Старается уберечь. Просто ему нужно время, чтобы понять — все позади. Больше никто тебя не обидит.

Глаза заслезились:

— Я чувствую себя чудовищем.

В его взгляде вспыхнула ярость:

— Ты — последнее, кого можно так назвать. — Его пальцы скользнули ниже, к пульсу на шее. — Ты сильная. Чертовски храбрая. И ты не дала ему победить.

Слезы были уже на грани:

— Иногда мне кажется, что он уже победил.

— Нет, — резко сказал Шеп. — Не победил. Посмотри, какую прекрасную жизнь ты построила здесь. И она становится все лучше.

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула:

— Ты не знаешь всего.

Я не могла на него смотреть. Не в тот момент, когда собиралась сказать то, что боялась сказать даже себе.

Его палец провел по моей шее — бережно, спокойно:

— Я знаю, что есть еще что-то. Но я также знаю, что это не изменит того, что я к тебе чувствую.

Слезы заполнили глаза. Он ошибался. Это обязательно все изменит. И потерять ту надежду, что звучала в его голосе, будет невыносимо. Но лучше сейчас, чем потом. Просто сорвать пластырь.

— Я скрываю свою личность не только потому, что боюсь, что Брендан меня найдет, — прошептала я.

Шеп продолжал поглаживать меня:

— Хорошо.

Его прикосновения были слишком теплыми, слишком правильными. И именно из-за этого я чувствовала, как многое сейчас потеряю.

Я отстранилась, разрывая контакт. Подошла к краю веранды и уставилась на поля, уходящие к лесу и горам. Я хотела быть как этот пейзаж — изменчивая, свободная, такая, что никто не сможет поймать.

Я почувствовала, как Шеп подошел ближе, но он не тронул меня. Понимал — мне нужно пространство.

— Я говорила, что Брендан разбирается в технике. Но я не знала, насколько хорошо. Пока не стало поздно.

Он молчал. Ждал.

— Через пару месяцев после разрыва меня уволили. Обвинили в нарушении морального кодекса фонда, где я работала. А в тот же день я получила статью по ссылке от анонимного номера. О том, как Брендан пожертвовал миллион долларов проекту по развитию грамотности.

— Он подставил тебя, — прорычал Шеп.

Я кивнула, не оборачиваясь:

— Тогда я даже почувствовала облегчение. Думала, все — он закончил. Он уже отрезал меня от всех друзей, кроме Никки. У меня осталась только работа и она. Я подумала: вот он, шанс начать сначала. Быть свободной.

— Но это было не все?

— Нет, — прошептала я. — В тот же вечер в моей квартире начался настоящий хаос. Телевизор и стерео включились на полную громкость. Завопила сигнализация. Телефон стал вибрировать от сотен уведомлений — чуть не сгорел.

Я сжала руки в замок:

— Уведомления о мошенничестве с карты. Гигантские траты — эскорт-услуги, секс-игрушки, белье. Потом звонки и сообщения от незнакомцев — мои фото и номер оказались на сайте эскорта.

— Что за… — Шеп стиснул зубы.

А я еще даже не дошла до самого страшного. Слезы, долго сдерживаемые, потекли по щекам.

— Потом пошли письма от порносайтов. С благодарностями за регистрацию как исполнительницы. Со снимками. С видео. Потому что он поставил в квартире камеры. А я даже не знала, что они там были.

Голос дрожал, но я не могла остановиться:

— Сначала я пыталась все удалить. Писала. Удаляла. Некоторые соглашались. Другие — отказывали. Говорили, что я подписала контракт. Но большинство — в темных уголках интернета. Я даже не могла найти, как к ним добраться.

Я задыхалась, стараясь не разрыдаться вслух:

— В итоге я сдалась. Я никогда не знаю, кто из туристов, заходящих в пекарню, видел меня обнаженной. Не знаю, узнает ли кто-нибудь и скажет всем, что я, по их мнению, шлюха. Он победил. А я просто пытаюсь собрать осколки.

Шеп молчал. Я слышала только его тяжелое дыхание позади.

И когда он наконец заговорил, голос его дрожал от ярости:

— Я его, блядь, убью.

29

Шеп

Я не мог пошевелиться. Не мог даже нормально дышать. Напряжение и ярость сдавливали грудь, как удав, выжимая воздух из легких.

Какой же тварью надо быть, чтобы сотворить такое? Это, может, и не было физическим насилием, но в каком-то смысле — гораздо хуже. Фотографии. Видео. Тея в самых уязвимых моментах. И все это — на показ. Для любого.

Она обернулась, будто испугалась ярости в моем голосе. И когда я увидел ее лицо — по-настоящему увидел — меня чуть не сбило с ног. Дело было не только в слезах, бегущих по ее щекам. А в настоящем удивлении. Будто она не ожидала, что я буду злиться на него. Будто… она думала, что я разозлюсь на нее. Что посмотрю иначе.

— Тея, — выдавил я хрипло.

— Все нормально, — прошептала она. — Я пойму, если тебе нужно уйти.

Я не выдержал. Два шага — и она уже в моих объятиях. Я чувствовал, как ее слезы впитываются в мою футболку. Чувствовал, как все ее тело дрожит.

— Последнее, чего бы мне хотелось — уйти.

— Шеп… — ее голос дрожал.

— Это ничуть не меняет моего отношения к тебе. Разве что теперь я понимаю, насколько ты сильнее, чем я думал.

Она всхлипнула.

— Это не твоя вина. Ни на грамм. Ни в чем. — Я прижал ее крепче, будто мог впитать ее боль, все, через что она прошла.

— Я знаю это… большую часть времени. Но потом все переворачивается в голове. Будто я слышу его голос снова и снова. И иногда… я верю ему.

Я провел рукой по ее лицу, чуть приподнял подбородок, заставляя посмотреть на меня:

— Слышишь этот голос? Иди ко мне. Я скажу тебе правду. — Провел большим пальцем по ее щеке. — Добрая. Смелая. Сильная. С юмором. Чертовски умная.

— Шепард… — прошептала она.

— Человек, который примет от моей бабушки картину из страз с фаллосообразными тыквами, лишь бы не обидеть ее.

Она тихо засмеялась сквозь слезы:

— Я повесила ее в теплице. Над столом для пересадки.

Я покачал головой:

— Конечно, повесила. Лолли будет в восторге. — Я замолчал. — Значит, поэтому ты не хотела никого пускать в дом. Потому что он поставил камеры.

Тея медленно кивнула:

— Я не могу перестать представлять, как кто-то другой делает то же самое. Даже если понимаю, что шансов — один на миллион.

И при этом она все равно впустила меня. Позволила остаться. Теперь я понимал, насколько это был настоящий дар.

Тея замолчала. Долго.

— Дело не только в том, что эти фото до сих пор где-то есть. Моя голова… это чертов беспорядок.

Я остановил палец на ее щеке:

— Твой мозг пытается ухватиться за истину. — И чертов Брендан Бозман настолько ее сломал, что она не могла ее разглядеть.

— С тобой бывало, что кто-то врал о тебе так убедительно, что ты сам начинал в это верить?

Пульс стучал в висках, глухо отдаваясь в шее. Да. Я знал, каково это. И во мне до сих пор жило это проклятое убеждение — что я никому не нужен. Меня отдали. Меня бросили.

— Да, — ответил я. Тихо. Почти беззвучно.

Тея смягчилась. Положила ладонь мне на грудь:

— Я не хочу тебя втягивать в это. Ты… слишком хороший. Ты — все, к чему мне не стоит тянуться. Но я не могу себя остановить. Я не могу уйти. Это эгоистично. Мне не следует…

Я не дал ей продолжить. Не позволил этим сомнениям прорваться наружу. Я стер их с воздуха — поцелуем. Приблизился и просто накрыл ее губы своими.

Тея тут же вцепилась в мою футболку, притянула ближе. Ее вкус врезался в меня навсегда — клубника и мятный чай. Больше ничего не хотелось.

Она застонала, губы приоткрылись. Я провел языком по ее. Черт, как же чувствовались ее губы… Теплые. Влажные. Нежные до безумия. Та самая хрупкая сила — моя Колючка. Жесткая снаружи, чтобы защитить то, что внутри — мягкое, чувствующее.

Она прижалась ко мне сильнее. Искала. Хотела. Эта близость, это желание — все, чем она была, — разжигало меня. Я уже был тверд в джинсах, и этого было мало.

Тея вдруг рванулась вверх, обвив меня ногами, будто я дерево. Я поймал ее, продолжая целовать, в ней пылало пламя — и во мне, и между нами.

Высоко над нами раздался пронзительный крик птицы. Резкий, почти как выстрел. Тея дернулась, голова отпрянула. По ее лицу прошла волна осознания — сначала шок, потом ужас.

Она быстро соскользнула с меня, руки метнулись к губам:

— Боже, извини. Я не знаю, что…

— Уверен, это я тебя поцеловал, — мягко сказал я.

— Но я… я набросилась на тебя.

Я приподнял бровь:

— Если это была атака, то я доброволец.

— Не смешно. Я на тебя взгромоздилась, как какая-то бешеная мартышка. Вцепилась в губы.

Я не сдержался — рассмеялся:

— И очень надеюсь, что ты сделаешь это снова.

— Шеп, — рявкнула она.

Я шагнул вперед, снова сократив расстояние между нами:

— Колючка. — Я зацепил пальцем петлю ее шорт и подтянул ближе. Вгляделся в ее гипнотизирующие глаза. — Он стыдил тебя за секс?

Ее взгляд упал и ушел в сторону.

Бинго. Мудак.

Я провел пальцем по переднему карману ее шорт:

— Если ты хочешь меня — для меня это будет значить только одно. Что мне чертовски повезло. И что я благодарен. Ладно, два.

Ее светло-зеленые глаза снова нашли мои:

— Ты не думаешь, что это… странно?

— Ни хрена, — отрезал я. — Так же, как и то, что я в восторге от твоей книги. Правда, не уверен, что готов на ролевые игры в килте, но все остальное? Горячо.

Уголок ее губ дернулся:

— Думаю, в килте ты бы смотрелся неплохо.

Я рассмеялся:

— Ради тебя я на многое готов. Но килт — это уже за гранью.

— Зато удобен в доступе…

Господи. Мой член снова начинал вставать. Я притянул Тею к себе, откинул с ее лица прядь волос.

— Хочешь попробовать это со мной?

Дыхание Теи сбилось, но она кивнула.

По телу прошла волна облегчения.

— Отлично. Потому что я тоже этого хочу. Я хочу тебя. Но думаю, нам стоит двигаться медленно.

Я заметил разочарование на ее лице — и, черт подери, мне даже это понравилось.

— Ты прошла через слишком многое. Понадобится время, чтобы вытравить из головы те лживые голоса. Но мы справимся. Один за другим.

— Иногда мне просто хочется быть нормальной. Не чувствовать, будто внутри все перевернуто. Я ведь сбежала… но до сих пор не чувствую себя свободной.

Я никогда в жизни не чувствовал в себе такую ярость, как сейчас. Это было не просто желание — это была жгучая, почти животная потребность уничтожить того, кто довел Тею до такого состояния. Но даже этого было бы недостаточно. Как наказать того, кто отравил чей-то разум, заставил жить в страхе? Я не знал, существует ли вообще адекватная расплата.

— Мы обязательно придем к этому, — прошептал я и легко коснулся ее губ своими. — Ты не одна.

Ее глаза блестели от сдерживаемых слез, а свет закатного солнца превращал зелень ее взгляда в драгоценный камень.

— Я долгое время чувствовала себя одинокой, — сказала она.

Я наклонился и прижался лицом к ее шее:

— Я знаю. Но теперь ты больше не одна.

— Шеп… — прошептала она.

В тот же момент где-то совсем рядом раздался звук шин по гравию. Я резко поднял голову.

— Ты кого-то ждешь?

Тея покачала головой, лицо побледнело.

— Останься здесь, — зарычал я.

Половина меня надеялась, что это сам Брендан, гребаный Бозман. Я бы прикончил его до того, как он успел бы моргнуть.

30

Тея

— Шеп, подожди, — прошипела я, но он и не думал останавливаться. А по тому, как он уверенно обогнул угол дома, становилось ясно: кто бы там ни стоял — ему явно не обрадуется.

Я задержала дыхание и бросилась следом, выдыхая только тогда, когда услышала голос Роудс. Быстро вытерла лицо, убеждаясь, что ни одной слезы не осталось.

— Почему ты так на меня смотришь? Ты же сам — Мистер Анти-Цвет, — заявила она.

— Мистер Анти-Цвет? — переспросил Шеп, в голосе звучало раздражение.

Я обогнула дом как раз вовремя, чтобы увидеть, как Роудс указывает на своего парня:

— Ну да. Терпеть не может ничего, кроме черного и серого. Общается в основном ворчанием и недовольными взглядами.

— Безрассудная, — проворчал Энсон, сделав шаг к ней. Но в этом прозвище явно звучала и ласка.

Роудс закатила глаза:

— Разве я соврала хоть в чем-то?

Он обнял ее и чуть прикусил нижнюю губу:

— Веди себя хорошо, а то будут последствия.

Глаза Роудс сузились:

— А если я хочу этих последствий?

Шеп издал мучительный звук:

— Господи, пусть это прекратится. И вообще, что вы тут делаете? Телефон, может, слышали о таком?

Роудс показала ему язык:

— Мы пришли тебя похитить. Ужин и живая музыка в Sagebrush. Никаких отговорок. Нам всем нужно немного веселья. — Она посмотрела на меня, и в ее взгляде сквозила мольба. — Только не говори «нет». Кай с Фэллон тоже будут.

Я почувствовала, как во мне зашевелилось беспокойство. И тут же Шеп подошел ко мне и обнял за плечи.

— У нас тут были свои планы.

Я приложила ладонь к его животу, ощущая, как под ней напряглись мышцы:

— Все нормально. Мы можем пойти.

Шеп посмотрел на меня сверху вниз:

— Мы не обязаны.

— Я хочу.

Он долго вглядывался в меня, пытаясь понять, правда ли это. Но это была правда. Пришло время. Время жить. Я не боролась за свободу, чтобы потом все равно сидеть в клетке, даже если она без замков. Я не позволю Брендану и дальше держать меня на цепи.

Я обернулась к Роудс и увидела, что ее взгляд прикован к моей руке на животе Шепа. Она улыбалась так, будто я только что сообщила ей, что она выиграла в лотерею.

— Мне нужно минут пятнадцать, чтобы собраться. Хочешь зайти? Можешь покормить котят, пока я привожу себя в порядок.

Роудс резко перевела взгляд на мое лицо и засияла:

— Обожаю все это. Каждую секунду.

— Вот почему ты сейчас улыбаешься, как дикая участница конкурса красоты? — спросил Энсон, явно потрясенный.

— Заткнись, — отрезала Роудс и легонько шлепнула его по животу. — Мой брат счастлив. Моя подруга счастлива. Я счастлива.

Энсон с беспокойством посмотрел на Шепа:

— Можешь, пожалуйста, приглушить градус? Я волнуюсь, что у нее мозг взорвется от такого количества счастья.

Роудс обернулась и ущипнула его в бок. Пока они перешли к привычной перепалке, Шеп наклонился ко мне:

— Ты точно уверена? Они могут посидеть на веранде, а мы потом встретимся с ними в баре.

Я покачала головой:

— С прятками покончено. Осторожной — да, но жить в полсилы я больше не собираюсь.

Глаза Шепа вспыхнули янтарем. Он наклонился, его губы замерли в миллиметре от моих:

— Тогда пойдем жить по-настоящему.

Музыка гремела из динамиков на сцене — группа зажгла с кавером на Free Fallin'. Танцпол был полон, у бара толпились люди. Обычно такие вечеринки сводили бы меня с ума. Но с рукой Шепа, обвившей мои плечи, я чувствовала себя в полной безопасности. Я снова чувствовала себя собой.

Раньше я обожала ходить на концерты с Никки — в The Echo, Silverlake Lounge или The Greek. Я не была настоящей меломанкой, как она, но мне нравились разные стили музыки и атмосфера толпы. Это было еще одно из тех удовольствий, которые я потеряла… и теперь возвращала.

Как и свой настоящий цвет глаз. На секунду я запаниковала, вспомнив, что забыла надеть цветные линзы, а потом решила и не надену. Я терпеть не могла эти линзы. Глаза чесались, а ухаживать за ними было одно мучение.

Когда я вышла в своем лучшем летнем платье и поношенных светло-розовых ковбойских сапожках, с волосами в свободных локонах, Роудс заулыбалась:

— Обожаю твои глаза.

Шеп же просто смотрел. Его взгляд скользил по мне, как будто он касался меня пальцами. А сам он выглядел не менее сногсшибательно — волосы еще влажные после душа, свежая белая футболка, темные джинсы и ботинки.

Теперь я ощущала мягкий хлопок этой футболки, когда он наклонился к моему уху:

— Хочешь что-нибудь выпить?

Коктейль, наверное, был бы перебором для одного вечера.

— Газировку с лаймом?

Шеп кивнул:

— Будет сделано.

— Я захватила столик! — крикнула Фэллон, махнув нам рукой.

Я впервые встречала приемную сестру и лучшую подругу Роудс, но казалось, будто я уже знала ее по всем историям, что Роудс рассказывала на работе. Сначала она показалась немного замкнутой, но за ужином я увидела ту самую добрую и понимающую девушку, о которой говорила Роудс.

— Отлично, — сказала Роудс, хватая меня за руку и таща к столику.

Я уселась рядом с Фэллон:

— Ты уже заказала?

Она улыбнулась:

— Кай пошел за напитками. Он, похоже, уверен, что меня похитят байкеры по пути от бара до стола.

Уголки моих губ дернулись. Я и сама заметила, как бурый гигант в татуировках был особенно заботлив с Фэллон. Их отношения были… другими. Будто он чувствовал каждое ее движение.

— А тебе что-то взять? — спросила она. — Я могу написать Каю.

— Шеп пошел за моим.

Фэллон мягко улыбнулась:

— Ты делаешь его счастливым.

Это было просто, но от этих слов у меня внутри стало тепло. Правда, сразу за ним пришел и страх.

— Все еще очень ново, — пробормотала я.

Она сжала мою руку:

— Иногда не нужно всей жизни, чтобы увидеть, как человек меняется. Иногда хватает одного искреннего момента.

Горло защипало.

— Он меня меняет. Делает смелее. Помогает тянуться к тому, чего я раньше боялась.

Глаза Фэллон засветились в огнях бара:

— Это прекрасно.

В этот момент рядом с ней появилась татуированная рука и поставила перед ней розовый коктейль.

— Я до сих пор не верю, что ты заставила меня заказать peach crush.

Фэллон едва не поперхнулась от смеха:

— Он настаивает, чтобы сам выбирал мои напитки? Значит, будут настолько девчачьими, насколько возможно.

— Ты ужасна, — проворчал Кай.

— Ты хотел сказать — прекрасна, — парировала она.

Я почувствовала Шепа раньше, чем увидела. Его тепло было особенным, узнаваемым. Его сильная, загорелая рука обняла меня, поставила мою газировку, и он прошептал:

— Все в порядке?

Я кивнула:

— Группа отличная.

Он усмехнулся:

— Не верила, что в нашей глуши может быть хорошая музыка?

Я улыбнулась:

— Сомневалась — звучит слишком резко.

Зазвучали первые аккорды You Shook Me All Night Long, и Роудс мгновенно соскочила со стула:

— Пошли танцевать!

Я рассмеялась:

— Такая фанатка AC/DC?

— Это классика! — возразила она.

— Врет. Она просто любит танцевать, — буркнул Энсон.

Роудс закатила глаза:

— Он все равно не будет танцевать со мной. — Она повернулась ко мне и схватила за руку: — Пожалуйста?

— Роудс, — предостерег Шеп.

Но я уже встала со стула и потянула за собой Фэллон:

— Пошли.

Роудс радостно пискнула и потащила нас на танцпол. И впервые за долгие годы я просто отпустила все. Я не думала о Брендане, о фотографиях, о миллионах тревожных мыслей. Я чувствовала… свободу.

Мы танцевали под рок, кантри и даже под парочку поп-хитов. Вскоре я собрала волосы в пучок, потому что они липли к шее.

К какому-то моменту к Фэллон подошел парень, приобнял ее за талию. Она резко отпрянула, отмахнулась. Он извинился и начал отступать, но явно недостаточно быстро — потому что Кай уже прорвался сквозь толпу с лицом, полным ярости. Парень побледнел до мелового цвета. Фэллон потянула Кая за футболку, и вскоре они уже яростно спорили, а пьяный ухажер исчез в толпе.

Роудс закатила глаза:

— Сейчас они покричат друг на друга. Хочешь выпить?

— С Фэллон все нормально?

— Да, — отмахнулась она. — Она просто злится, когда Кай перегибает с опекой.

Я все же оглянулась. Кай возвышался над миниатюрной Фэллон. Но она, несмотря на свою застенчивость, совсем не боялась — смело тыкала в него пальцем. Интересно.

— Что будешь? — крикнула Роудс.

— Просто воды.

Пока она наклонялась к бару, чтобы сделать заказ, кто-то схватил меня за руку и резко дернул. Я едва не упала, но успела удержаться на ногах и столкнулась лицом к лицу с одним из последних, кого я хотела видеть.

Расс Уилер.

Глаза у него были мутные, он скользнул взглядом по моему телу и задержался на вырезе платья.

— Тея. А ты ничего так приоделась.

Мне захотелось скрестить руки на груди. Я попыталась выдернуть руку, но он только сжал ее сильнее — так, что я взвизгнула от боли.

Глаза Расса вспыхнули, он облизнул губы:

— Ты там на танцполе такое шоу устроила… А может, перенесем вечеринку в более приватное место?

Меня затошнило. Я рванулась:

— Отпусти.

— Не ломайся. Ты же сама напрашиваешься. Я сделаю тебе хорошо, детка.

Тошнота усилилась:

— Я сказала, отпусти, — рявкнула я, толкнув его в грудь свободной рукой.

— Не строй из себя невинную, — прошипел он. — Ты там вертелась, как последняя шлюха. Хотела, чтобы каждый мужик тут на тебя пялился? А теперь включаешь неприступную?

Он потянулся ко мне — но не успел. За моей спиной поднялась волна ярости.

— Убери от нее руки. Сейчас же, — прорычал Шеп.

Расс ухмыльнулся:

— Она твоя? Так научи ее вести себя прилично. А то шлюха себя ведет, как…

Он не договорил.

Шеп ударил его в нос с такой силой, что я услышала хруст даже сквозь музыку. Расс рухнул на пол, завывая:

— Ты с ума сошел?! — но говорил он гнусаво, будто простужен.

— Если ты еще раз заговоришь с ней или даже посмотришь в ее сторону, я сломаю тебе не только нос, — прошипел Шеп.

Расс вскочил:

— Думаешь, можешь меня запугать, ублюдок? Ты, малыш из коробки…

Шеп бросился на него.

31

Шеп


Перед глазами все застлало красным, когда я шагнул вперед, готовясь врезать ублюдку напротив. Но кто-то схватил меня за рубашку сзади, как раз в тот момент, когда Кай встал между нами и сильно оттолкнул Расса.

— Проваливай к черту, Уилер, — прорычал Кай. — Шеп сдержался. Я — нет.

— Его шлюха начала, — заскулил Расс.

Лицо Теи побледнело от этих слов, и волна ярости накрыла меня снова. Я рванулся вперед.

— Блядь, — выругался Энсон. — Помогите немного?

Кай обернулся, в глазах у него вспыхнуло. Он оттолкнул меня:

— Не стоит. Он того не стоит.

Но я не мог остановиться. Тее и так уже хватило боли. Я не позволю, чтобы это повторилось.

— Господи, — пробормотал Энсон, пытаясь меня удержать. — Ты что, на стероидах сидишь?

Чья-то мягкая ладонь коснулась моей щеки.

— Шепард.

Голос Теи был не громким, но я все равно услышал его сквозь весь шум — в нем была дымчатая нежность, обвивавшая меня, как объятие.

В ее глазах блестели слезы.

— Пожалуйста, не надо.

Я сразу обмяк. Энсон с Каем это почувствовали и отпустили, хотя остались начеку. Я шагнул к Тее, скользнул ладонями по ее телу:

— Ты в порядке? Он тебя не задел?

Позади нас Расс орал, пока вышибала тащил его к выходу.

— Все хорошо. Просто... неожиданно. Вот и все.

Но это было неправдой. Ее тело дрожало. Я прижал ее к себе:

— Пошли. Надо выбираться отсюда.

— Господи, Тея, — произнесла Роудс, подбегая к нам. — Прости. Я его не видела. Я разговаривала с барменом, а потом кто-то закричал…

— С ней все нормально, — сказал Энсон и аккуратно потянул Тею за руку. — Но нам точно пора уходить.

Фэллон бросила на меня обеспокоенный взгляд:

— Может, вызвать Трейса? Тея должна подать заявление. Это же нападение.

Тея резко вскинула голову:

— Нет! Никакой полиции. Я просто... я просто хочу домой.

Блядь.

Она не хотела звать копов, потому что не хотела, чтобы остался след.

Я с трудом сдерживал дыхание, обняв ее за плечи:

— Никакой полиции. — Я метнул предупреждающий взгляд на Фэллон. Она хотела помочь, верила, что закон — это защита. Но это не всегда так.

— Пошли, — буркнул Кай, обняв Фэллон за плечи. — Я отвезу тебя домой. Даже куплю тебе молочный коктейль по дороге.

С тех пор как он переехал к нам в шестнадцать, она была единственной, к кому он открыто проявлял нежность. Может, потому что ее мягкое сочувствие сумело пробиться сквозь его броню. Иногда мне казалось, что они вообще могут общаться без слов. Вот как сейчас — Фэллон взглянула на него с вызовом, а потом что-то в ней изменилось, и она просто кивнула.

Я облегченно выдохнул. Фэллон была способна устроить настоящий крестовый поход и сама отправиться в участок, чтобы все задокументировать, если решит, что так надо.

Я крепче прижал Тею к себе и направился к выходу. Прямо перед дверью нас перехватила Мара, вся в тревоге:

— Господи, Шеп, ты в порядке?

— Все нормально. — Но голос у меня дрогнул, и ложь сразу стала очевидной. Костяшки пальцев пульсировали, кожа была содрана — видимо, я все-таки задел зубы Расса.

— Тебе надо в больницу? Сделать рентген? — настаивала Мара.

— Все нормально, Мара. Мне просто нужно домой.

Она на секунду взглянула на Тею, потом сглотнула:

— Конечно. Понимаю.

Чувство вины не пришло. Гнев по-прежнему кипел во мне, и все, чего я хотел, — увезти Тею подальше и убедиться, что с ней все в порядке.

Энсон придержал дверь, и мы вышли в прохладный ночной воздух. Как только мы ступили на улицу, появился вышибала. Джон, крепкий парень лет на пять моложе меня, родом из Спэрроу-Фоллс, покачал головой.

— Простите за него, — пробормотал он, взглянув на Тею. — Мэм, могу вызвать шерифа, если захотите подать заявление. Но знайте, его сюда больше не пустят. Он в черном списке.

Тея слабо улыбнулась:

— Спасибо. Со мной все в порядке. Правда.

— Хорошо. Но в следующий раз, когда придете, напитки за счет заведения. Мы не терпим такого в нашем баре.

Тея чуть расслабилась в моих объятиях:

— Я ценю это. Спасибо, что не оставили без внимания.

Джон кивнул, хлопнул меня по плечу и ушел обратно.

— В следующий раз я ему яйца отобью, — буркнула Роудс, направляясь к нашей машине.

Энсон покачал головой, идя за ней:

— Придется мне завтра вытаскивать ее из тюрьмы?

— Очень может быть, — пропела Фэллон.

— Но оно того стоит, — проворчала Роудс.

Мы все притормозили, добравшись до машин.

Роудс пристально посмотрела на Тею:

— Хочешь, чтобы мы поехали с вами? Я бы заварила тебе чай...

Энсон обнял ее за плечи и сжал:

— Шеп с ней, Безрассудная.

Но Роудс все равно ждала ответа Теи.

— Все в порядке. Я уже не боюсь, теперь просто злюсь.

Фэллон мягко улыбнулась:

— Злость — это уже лучше.

Уголки губ Теи дрогнули:

— Согласна.

Кайпосмотрел на меня вопросительно:

— Ты как? Подстраховать?

Я понял, о чем он. Он отвез бы Фэллон домой, а потом поехал бы со мной, если бы я решил, что Рассу нужен более жесткий урок. Вот что значит братство. Даже с учетом его прошлого, он бы пошел — потому что всегда прикрывал меня.

— Не сегодня, — ответил я. Вдруг почувствовал себя выжатым до последней капли. Рука болела.

Кай кивнул:

— Только скажи слово.

Я кивнул в ответ ему и Фэллон.

— Напиши с утра, скажи, как рука. Если нужно, я справлюсь сам, — сказал Энсон.

— Спасибо, брат.

Он с Роудс сели в его грузовик, а я повел Тею к своей машине. Отпустил ее, чтобы открыть дверь. Она молча забралась внутрь, не шелохнувшись, пока я обходил капот и садился за руль.

— Тебе можно за руль? — тихо спросила Тея.

— За вечер я выпил только два пива — за ужином и потом в баре.

Она повернулась ко мне и провела пальцами по разбитым костяшкам:

— Я про руку.

Я машинально сжал ее и сразу поморщился. Боль вспыхнула, по коже размазалась кровь.

— Прости.

Я бросил на нее взгляд:

— Это не твоя вина.

— Я знаю. — В голосе Теи была такая уверенность, что гнев внутри меня немного стих. Она провела пальцами по тыльной стороне моей ладони. — Но все равно жаль.

— Выпью ибупрофен, и завтра буду как новенький.

Тея кивнула, но в ее лице было сомнение, когда я завел двигатель и направился к ее дому. Всю дорогу мы молчали, каждый погружен в свои мысли. Как только я припарковался у ее дома, она тут же выскочила из машины и ждала меня снаружи.

— Пошли. Нужно приложить лед к твоей руке.

— Не обязательно, — возразил я.

Тея вскинула голову, и из ее растрепанного пучка выпали пряди:

— Ты всегда заботишься о всех вокруг. Может, хоть раз позволишь позаботиться о себе?

Я посмотрел на Тею. Она всегда видела больше, чем остальные.

— Ладно.

— Вот и хорошо. — Она взяла меня за здоровую руку и потянула к дому. Подойдя к двери, достала ключи и отперла тяжелый замок. С каждым поворотом металла я вспоминал, насколько она мне доверяет, впуская в свое пространство. В свой уголок. В свое спасение.

Как только мы вошли, нас встретил Лось — со своими странными мяуканьями. Он лёгкой поступью пошел по коридору, удивительно тихо для такого здоровяка, и стал тереться о ноги Теи, громко жалуясь.

— Клянусь, он орет на тебя, — пробормотал я, проходя на кухню.

— Конечно, орет. Он не привык, что я ухожу по вечерам. — Она кивнула на маленький кухонный стол. — Садись.

В ее голосе прозвучали такие нотки, что уголки моих губ дернулись.

— Слушаюсь, мэм.

Тея покачала головой и пошла к холодильнику. Я смотрел, как она достает что-то оттуда, не особо вникая — просто наблюдая, как ее легкое платье колышется при каждом движении.

— Ты в порядке? — Этот вопрос ей сегодня задавали уже не раз. Но мне самому нужно было его произнести — надеясь услышать правду.

Тея застыла, потом повернулась ко мне. Оперлась на столешницу и выдохнула:

— Сначала мне было страшно. Потом — стыдно.

Я подался вперед, собираясь сказать, что ей не за что себя винить.

Но она подняла ладонь, останавливая меня:

— А потом поняла, что стыд — это еще одна ложь. Очередной яд, поселившийся у меня в голове. Платье и танцы с друзьями не делают то, что он сделал, нормальным. Расс — козел с искаженным восприятием реальности.

Она подняла имбирный лимонад и бутылку с таблетками в одной руке, а в другой — пакет со льдом и полотенце.

— Я не жалею, что ты его ударил. Иногда такой тип, как он, только это и понимает. — Тея взяла мою здоровую руку и насыпала в ладонь три таблетки. — Но мне жаль, что ты пострадал.

Она обработала содранную кожу перекисью, потом, хотя это и не было нужно, нанесла мазь. Завернула лед в полотенце и аккуратно приложила к разбитым костяшкам.

Я поднял взгляд и встретился с ее светло-зелеными глазами:

— Ты не злишься на меня?

Она подошла ближе, встала между моих ног и провела пальцами по моим волосам:

— Ты заставил его отпустить меня. С чего бы мне злиться?

— Я устроил сцену. — Вот об этом я и жалел. Тея не нуждалась в лишнем внимании. Она пыталась оставаться в тени.

— Он уже устроил сцену до тебя.

— У меня чуть сердце не остановилось, когда я увидел, как он хватает тебя. До чего бы я мог дойти в тот момент — самому страшно подумать.

Лоб Теи нахмурился, на нем прорезались тонкие складки. Ее пальцы скользнули к моей шее:

— Со мной все хорошо.

Я положил ладонь ей на бедро, просто чтобы убедиться, что это правда. Мои пальцы ласкали ее кожу, гладкую и теплую. Я зацепил край платья, чуть приподняв ткань, и большим пальцем стал чертить круги.

— Шеп, — прошептала она, голос стал низким.

— Это помогает. Просто чувствовать, что ты рядом. Это говорит моему мозгу, что с тобой правда всё хорошо.

Тея придвинулась еще ближе. Ее ноги уперлись во внутреннюю часть моих бедер, грудь почти касалась меня. Такая близость сводила с ума. Она подняла руку к моему лицу, провела пальцами по щетине:

— Может, и мне это нужно.

Черт.

— Тея... — голос сорвался. — Сегодня — не лучшая идея.

Ее глаза на миг потухли.

Я крепче сжал ее бедро:

— Не потому что я не хочу. Господи, я хочу. Просто в голове бардак.

Глаза Теи снова вспыхнули, стали ярче и глубже. Я видел, как внутри нее что-то борется. Потом она наклонилась, ее губы едва коснулись моих.

— Спокойной ночи, Шеп.

Черт подери.

Она отпустила меня и отступила назад, не отводя взгляда:

— Скажи, что тебе тяжело не пойти дальше.

Судя по тому, как болело внизу живота, да, мне было пиздец как тяжело.

— Больше, чем ты можешь представить.

Ее губы изогнулись:

— Вот и хорошо.

32

Тея


Глаза будто кто-то тер наждачкой всю ночь. Словно крошечный эльф взялся за них с особой жестокостью. Заснуть так и не удалось. Я ворочалась часами, снова и снова прокручивая события прошедшего вечера. Думала, что меня будет преследовать сцена с Рассом. Но нет.

В голове крутились ощущения от прикосновения — как мозолистые пальцы Шепа скользнули по моей ноге. Его жар. Я не могла не думать о том, что будет, если эти пальцы поднимутся чуть выше.

Черт.

Я сбросила с себя одеяло. Все равно было только пять тридцать. Если я не начну двигаться, то просто сойду с ума.

Лось недовольно мяукнул. Он терпеть не мог ранние подъёмы. Перевернулся на бок и прикрыл глаза лапой.

— Вот бы так, — проворчала я. Лось никогда не испытывал проблем со сном.

Я подошла к шкафу, стянула с себя пижамную майку и бросила ее в корзину, потом сняла шорты. Сняла полотенце с крючка и обернулась. У самой двери остановилась.

Прислушалась. Тишина. Ни малейшего признака того, что кто-то еще не спит — даже котята. Слишком рано даже для них.

Я приоткрыла дверь в темный коридор. Единственный источник света — легкое свечение из окна на кухне. Солнце еще не взошло, но его первые лучи должны были появиться минут через тридцать. Хоть будет светло, когда я возьмусь за дела.

Проходя босиком по коридору, я замерла рядом с дверью Шепа. Закрыта. Я крепче вцепилась в край полотенца — так хотелось протянуть руку, повернуть ручку, осмелиться зайти.

Вместо этого я пошла к ванной. Вздохнув, открыла дверь… и уткнулась в грудную клетку Шепа.

Я взвизгнула, едва не захлебнувшись собственным воздухом. Раньше я замечала лишь краем глаза, как он выглядит. Успевала уловить силуэт. Но не вот так. Не так близко. Сейчас я видела каждую линию и впадинку. Тонкий слой волос на груди. Как очерченные грудные мышцы переходят в рельефный пресс. Мне казалось, там больше шести кубиков.

А потом — этот V. Я чуть язык не проглотила, глядя, как линия мышц исчезает под низко сидящим полотенцем.

Святая Мария.

— Доброе утро, Колючка, — хрипло произнес Шеп.

Я резко вскинула взгляд к его лицу:

— Я-я... Прости. Я не знала, что ты не спишь. То есть, я не знала, что ты тут. Я сейчас уйду…

— Все в порядке. — Его янтарные глаза искрились весельем.

— Ничего смешного, — прошипела я. — Я могла застать тебя в душе.

— Тогда бы ты получила бесплатный концерт.

Я закипела — от его спокойствия, от того, как легко он это воспринимает, в отличие от меня.

— Ты что, о замках никогда не слышал?

Шеп шагнул ближе. От него все еще исходило тепло после душа. Плотное, обволакивающее, опьяняющее. Вместо привычного запаха древесной пыли теперь витал кедр — сильный, насыщенный. Наверное, шампунь или гель.

Мне вдруг захотелось перепробовать все флаконы в душе. Использовать каждый, чтобы хоть немного носить Шепа с собой. Кажется, я сходила с ума.

Он наклонился ближе, потянулся за моей спиной и повернул ручку:

— Замок сломан. Могу починить. Хотя будет жаль, если из-за этого я больше не увижу таких неожиданных визитов.

Я резко вдохнула. Он был так близко, что малейшее движение и мы столкнемся.

Взгляд Шепа опустился к моим губам, потом ниже, скользнул по всему телу. Я затаила дыхание, глядя, как в янтарных глазах вспыхнуло желание. Но потом он застыл — не на груди, не на ногах, а на моей руке.

Жар в его взгляде исчез в одно мгновение. Он стал ледяным.

— Он. Причинил. Тебе. Боль.

Я вздрогнула, посмотрела вниз, проследив за его взглядом. На коже четко отпечатался синяк — форма ладони, четыре пальца, как нарисованные.

Черт.

Я всегда легко покрывалась синяками, но это… это было другое. Я знала, что Расс сжал меня сильно. Но не думала, что останется такой след.

Я снова посмотрела на Шепа. Его грудь ходила ходуном, он сжимал и разжимал кулаки, будто боролся с собой. Я шагнула к нему, не думая ни о чем. Ни о том, что мы оба в одном лишь полотенце. Ни о его ярости. Только об одном — снять с него это напряжение, облегчить боль.

Я подняла руку и коснулась его щеки:

— Это ерунда. Со мной все в порядке.

— Ни черта ты не в порядке, — прорычал он. — У тебя на теле, мать его, следы от рук.

— Они исчезнут через пару дней. Я всегда была чувствительной к таким вещам.

Наконец он посмотрел мне в глаза. Лед исчез, но на смену ему пришел гнев:

— Мне нужно было сделать больше, чем просто сломать ему нос.

Я провела рукой по его шее и сжала:

— Не нужно было. И, думаю, он теперь будет обходить меня стороной.

Шеп протянул руку, взглянул на мою руку и едва-едва коснулся синяка кончиками пальцев:

— Этого не должно было случиться.

— Нет, не должно. Но в жизни случается всякое. Мне повезло — рядом было пятеро, кто стал за меня горой. Пятеро, кто решил проблему и сделал так, чтобы я была в безопасности. Но больше всего — мне повезло, что ты был среди них.

Дыхание Шепа стало резким и частым:

— Колючка… — Его взгляд снова опустился к моим губам.

Боже, как я хотела его поцеловать. Потеряться в нем. Раствориться в каждом прикосновении.

Он наклонился. Совсем близко.

Позади нас вдруг раздалось громкое мяуканье. Я дернулась, чуть не оступилась, когда Лось влез между нами, громко возмущаясь. Клянусь, он звучал, как разочарованный родитель.

— Прости, — пробормотала я. — Если он проснулся — требует еды.

Один уголок губ Шепа приподнялся:

— Я накормлю. А ты иди в душ.

— Уверен?

Он кивнул и собирался пройти мимо. Но вдруг остановился. Наклонился и поцеловал синяк.

— Я бы все отдал, чтобы этого не было.

Я застыла, дышать стало трудно. Шеп выпрямился, прошел мимо, за ним — Лось, все еще ворча. А я так и осталась стоять, не двигаясь. Место, к которому прикоснулись губы Шепа, продолжало гореть.


Я вытащила фриттату из духовки и поставила на плиту. Она выглядела потрясающе. И должна была — я постаралась на славу. Мне просто нужно было отвлечься. После очень холодного душа я разобралась с котятами, потом занялась теплицей.

Но мне все равно было не по себе, будто я вот-вот выпрыгну из собственной кожи. И я решила приготовить что-то посложнее на завтрак. Тем более у меня были те самые сезонные томаты. Я соединила их с моцареллой, пармезаном, свежим базиликом и рукколой, добавила карамелизированный лук.

Отступив назад, я сама собой восхитилась. Осталось только поджарить хлеб из свежего заквасочного багета, который я испекла пару дней назад и будет идеально.

Позади послышались шаги, но я не обернулась. Не могла. Одной мысли о том, что увижу Шепа, хватило, чтобы мои щеки загорелись. Я все еще ощущала его губы на своей коже. Как будто ожог, отпечатавшийся навсегда.

— Скажи, что бы это ни было — ты поделишься, — раздался за спиной голос Шепа.

Эти слова немного разрядили напряжение внутри меня. Я глубоко вдохнула, повернулась:

— Как ты смотришь на фриттату?

Он улыбнулся:

— Звучит изысканно.

— Мы тут вообще очень утонченные. Старинные томаты, два вида сыра, зелень, карамелизированный лук...

Шеп покачал головой:

— Осторожнее, а то потом тебя будет трудно выгнать через пару месяцев.

Я замерла. Он жил здесь всего несколько дней, а я уже не хотела, чтобы он уезжал. Мне нравилось, что он рядом. И не просто нравилось — я обожала, что он здесь. Словно его тепло наполняло дом светом, которого давно не хватало.

Отогнав эти мысли, я подошла ближе:

— Как рука?

— Все в порядке. — Он пошевелил пальцами, проверяя подвижность, но я заметила, как он чуть поморщился.

Я осторожно взяла его руку и подняла, чтобы осмотреть. Кожа на костяшках была содрана, суставы опухли и уже начали синеть.

— Шеп...

— Все нормально. — Он поднял мою подбородок, большим пальцем легко коснулся губ. — Цена, которую я бы заплатил снова и снова.

Я раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но в дверь постучали.

Шеп напрягся:

— Ты кого-то ждешь?

Я покачала головой. Волна тревоги подступила, но я заставила себя успокоиться. Люди, которые хотят тебе зла, не стучат в дверь. Я сделала вдох и направилась к прихожей, но Шеп остановил меня.

— Я открою. Наверное, это Ро, пришла проверить тебя.

Но то, что он не хотел, чтобы я открывала дверь, говорило о другом. О том, что он не был уверен. И что ему не все равно. Он хотел встать между мной и любой угрозой. От этой мысли внутри меня вспыхнула целая буря чувств.

Благодарность за его заботу. Облегчение — я больше не одна. И страх. Потому что Шеп не сможет защитить меня от всего. А он всё равно будет чувствовать в этом ответственность.

— Трейс, — сказал Шеп с удивлением в голосе. — Все в порядке?

— И да, и нет, — ответил глубокий голос.

Я раньше видела старшего брата Шепа и Ро по городу, но старалась держаться подальше. В Лос-Анджелесе у меня был печальный опыт общения с копами. В лучшем случае они были перегружены и не успевали разбираться в таких историях, как моя. В худшем — смотрели с осуждением, будто я сама была виновата во всём, что случилось.

— Мне можно войти? Или ты собираешься держать меня на морозе? — добавил Трейс.

Несмотря на лето, по утрам в горах было прохладно.

Шеп обернулся ко мне, не пуская брата, вопрос в глазах.

Я сцепила пальцы, сжала их, пытаясь сохранить равновесие:

— Пусть войдет.

Если я откажу — все будет выглядеть еще хуже. У Трейса появятся лишние вопросы. Он может начать копаться, узнавать обо мне больше.

Шеп на секунду замер, будто давая мне шанс передумать.

— Все в порядке, — прошептала я.

Он тяжело вздохнул — раздражение прозвучало в этом выдохе:

— Заходи. Но смотри — кот у нас суровый. Если у тебя еда, рискуешь остаться без руки.

Из гостиной донесся пронзительное мяуканье Лося.

— Принято, — отозвался Трейс, входя в дом. Его взгляд скользнул по прихожей, потом по коридору, пока не остановился на мне. Не грубый, не холодный, но оценивающий. В его зеленых глазах было что-то, что подмечало больше, чем обычно. От этого мне стало не по себе.

— Доброе утро, Тея. Прости, что так рано, — сказал он, стараясь говорить мягко.

— А мне извинений не будет? — вмешался Шеп, хлопнув брата по руке.

— Младший брат, который в детстве считал забавным кидаться в меня водяными шариками, не заслуживает извинений за ранние визиты.

Я не удержалась, губы дернулись:

— Водяные шарики, да?

Шеп с виноватой улыбкой:

— Ты бы слышала, как он ругался. У Трейса было богатое воображение.

Я хмыкнула:

— Я бы тоже ругалась.

Шеп встал рядом со мной, давая понять, что он здесь и поддерживает.

Трейс протянул руку:

— Рад, что наконец познакомились официально. Ро о тебе только хорошее говорила.

Я пожала его ладонь, заметив, насколько он обаятелен. Темные волосы с легкой проседью у висков подчеркивали его зеленые глаза. А шрам через бровь делал его лицо еще выразительнее.

— Ро просто рада, что ей больше не приходится все тащить одной, — ответила я, стараясь сохранить улыбку.

Трейс усмехнулся:

— Это точно.

Никто ничего не говорил. Будто все ждали, когда в комнату влетит бомба.

— Я как раз только что достала фриттату из духовки. Присоединитесь к завтраку? — голос у меня немного дрожал, но, по крайней мере, я предложила.

Трейс приподнял бровь:

— Фриттата, говоришь? Неудивительно, что Шеп выбрал жить у тебя, а не у Коупа.

Шеп расплылся в улыбке:

— Я же не идиот.

— Почти всегда, — бросил Трейс с усмешкой, а потом повернулся ко мне: — Я бы с удовольствием присоединился.

Хотя бы было, чем заняться. Я быстро нарезала фриттату и разложила по тарелкам, пока Шеп наливал сок и кофе.

— У тебя довольно впечатляющая теплица, — сказал Трейс, кивнув в сторону кухонного окна.

— Мое любимое хобби, — ответила я, ставя перед ним тарелку.

Трейс внимательно посмотрел на еду:

— Ты уверена, что твое хобби — не готовка? Это выглядит потрясающе.

— Это высокая похвала от Трейса. Он и сам шикарно готовит, — сказал Шеп, придвигая для меня стул.

Я взглянула на Трейса, любопытство заиграло.

Он улыбнулся легко и открыто:

— Это пришло не сразу. Учился с нуля. Но за годы это стало чем-то особенным. В самом процессе есть что-то… созидательное.

Мысли о том, что суровый шериф любит готовить, как-то сразу расслабили меня.

— Это как медитация, — мягко сказала я.

Трейс кивнул:

— Хорошее слово. А если удается угодить моей шестилетней, я чувствую себя героем.

Я рассмеялась:

— Привереда?

— Ужасная, — простонал Трейс.

Мы немного помолчали, поглощенные завтраком. Первым заговорил Шеп:

— Так ты скажешь, зачем пришел?

Трейс откинулся на спинку стула, вытер рот салфеткой:

— Расс Уилер пришел около шести утра и попытался подать заявление о нападении.

Куски фриттаты в моем желудке обернулись свинцом.

Шеп резко выпрямился:

— Да он издевается! Это он схватил Тею! Он…

Трейс поднял руку:

— Я знаю. Уже поговорил с Джоном и барменом, который был на смене в Sagebrush. Они рассказали, что произошло. Возьму показания у других свидетелей. Это никуда не приведет.

Шеп сжал челюсти:

— Он может подать гражданский иск.

— Может, — согласился Трейс. — Но и он развалится.

Но ведь даже такой процесс — это деньги и огласка. Мое имя появится в документах, и найти его будет легко. В животе скрутило. А еще больше — от мысли, что из-за этого пострадает Шеп. Его имя окажется рядом с моим. Мое присутствие может навредить его жизни и работе.

— Мне жаль, — прошептала я едва слышно.

Шеп сразу повернулся ко мне, будто заслоняя собой все вокруг:

— Это не твоя вина. Даже не смей брать это на себя.

— Если бы я не…

— Нет, — резко перебил он. — Это вина Расса. И, если честно, тут скорее дело во мне. Он всегда меня ненавидел. Даже не знаю, почему.

— Зависть, — сказал Трейс. — Ты же знаешь, у него в семье все было плохо. Отец у него такой же козел, как он сам. Давил на него. А он знал, что у тебя в семье Колсонов все иначе. И, будем честны, Шеп, ты всегда преуспевал в том, что у него не получалось.

Шеп глубоко выдохнул:

— В нем что-то по-настоящему темное.

Я не спорила. У Расса Уилера не было ни одной положительной черты, которую я могла бы вспомнить. Но Трейс не был таким категоричным.

— Зло редко бывает врожденным. Его формируют. Травмы, насилие, трудности. Но как только оно пускает корни — вырвать сложно. Я все надеюсь, что смогу зацепить его за что-то и встряхнуть. — Он посмотрел на меня, и я напряглась.

— Я-я не могу. Простите. Я просто… не могу подать заявление.

Я знала, чего он хочет. Но не могла этого сделать. По многим причинам.

Трейс тяжело вздохнул и пригубил кофе.

— Только не дави на нее, — прорычал Шеп.

Трейс поднял ладонь, отмахиваясь:

— Не давлю. Просто… хочу убрать его хотя бы на время. Чтобы Райна могла почувствовать, каково это — жить не под его каблуком.

У меня сжалось сердце, и в мыслях сразу вспыхнули глаза Райны, полные страха и блеска.

— Я хочу ей помочь, — прошептала я.

Шеп взял меня за руку, сжал:

— Я знаю. Но мы что-нибудь придумаем. Фэллон собирается с ней поговорить.

— Правда? — После вчерашнего я точно знала — если кто и может достучаться до Райны, так это Фэллон с ее теплом и добротой.

Трейс кивнул:

— Она все продумывает. Хочет выбрать момент, когда сможет поговорить с Райной наедине, без страха, что Расс появится.

Я задумалась на пару секунд:

— Может, ты вызовешь его на повторную беседу по заявлению. А Фэллон будет рядом. Просто дай ей знать, когда он уйдет из участка.

Брови Трейса чуть приподнялись:

— Неплохая идея. Ты раньше в секретных операциях участвовала?

Мои губы хотели улыбнуться, но не смогли. Все это — Расс, угроза Шепу, возможное положение Райны — давило слишком сильно.

— Мы обязаны ей помочь, — тихо сказала я.

В глазах Трейса мелькнула тень:

— Мы сделаем все, что сможем.

Шеп наклонился и коснулся губами моего виска:

— Мы протянем ей руку. Ей останется только взять ее.

Но когда тебя столько лет ломали — даже самый маленький шаг кажется пугающим. Даже если это твой единственный шанс на свободу.

33

Шеп

С грохотом захлопнув дверцу своего пикапа, я зашагал к старому фермерскому дому. Это было последнее место, где мне хотелось быть. Обычно, когда все шло наперекосяк, новая стройка — именно то, чего я жаждал. Она отвлекала, давала передышку. Но не сегодня.

Все, чего я хотел — быть рядом с Теей. Убедиться, что с ней все в порядке. Что ее демоны не одолели ее. Я знал, что Трейсу нужно было поговорить с нами обоими, но у меня руки чесались врезать ему за то, что он свалил все это на плечи Теи.

Я пытался уговорить ее взять выходной. После вчерашнего и утреннего визита она нуждалась в паузе. В том, чтобы перевести дух.

Разумеется, Тея отказалась. Ушла в Bloom, работать утреннюю смену с Роудс. А я вот здесь. Может, хоть часть злости и бессилия удастся выплеснуть через демонтаж.

Я прошел мимо пикапа Энсона к входной двери, но как только подошел, телефон завибрировал в кармане. Я вытащил его и, увидев экран, поморщился.

Мара: Как рука? Нужно что-нибудь? Могу привезти вам с Энсоном обед на стройку.

Учитывая, насколько маленький наш Спэрроу-Фоллс и что Мара работает в магазине стройматериалов, неудивительно, что она узнала о моем новом проекте. Но ее сообщение все равно показалось немного навязчивым. Обычно я бы не проигнорировал — ни ее, ни кого-либо еще, — но сегодня у меня просто не было сил. Я заблокировал экран и сунул телефон обратно в карман.

Открыв дверь, я направился на звук демонтажа. Когда вошел в наполовину разобранную гостиную, Энсон застыл с поднятым кувалдой. Он опустил ее, сдвинул защитные очки на макушку, вдавив их в темно-русые волосы.

— Не был уверен, что ты приедешь. Как рука?

Я поднял ее и пошевелил пальцами. Боль вспыхнула, но не такая, чтобы думать о переломах. Костяшки побиты, но ссадины уже начали затягиваться — спасибо Тее и ее аптечке.

— Терпимо, — ответил я.

Энсон приподнял бровь.

— Серьезно. Ничего не сломал.

— Хорошо, — буркнул он. — Как Тея?

Вот это вопрос посложнее. Пока я обдумывал ответ, вытащил бумажник из заднего кармана. Раскрыл его, достал еще один доллар и протянул Энсону.

Он нахмурился:

— Ты издеваешься?

Я пожал плечами:

— Мы же на сеансе, Док?

Энсон отложил кувалду, прислонил ее к каркасу стены и жестом показал — продолжай.

— Ты еще поддерживаешь связь с кем-то из тех хакеров, которые помогали вашей команде в отделе поведенческого анализа?

Глаза Энсона расширились. Обычно он отлично контролировал эмоции, но сейчас явно не ожидал такого поворота:

— Ты же знаешь, я со всеми порвал.

Так и было. Он не смог смириться с последствиями одного особенно жестокого дела. Оно нашло его даже после увольнения. Сайлас. И вот теперь я, идиот, снова все это поднимаю.

— Думаешь, ты бы смог выйти на кого-то из них? На того, кто знает, как копаться в даркнете? — спросил я. Не стал бы просить, если бы дело касалось меня. Но это было ради Теи. То, что она рассказала мне вчера, не отпускало. И все, что натворил Расс, только усиливало это чувство.

Энсон изучающе смотрел на меня пару долгих секунд.

— Один есть. Раньше был «черной шляпой». Сейчас скорее в роли мстителя.

— «Черной шляпой»? Это как, колдун что ли?

Он покачал головой, уголки губ дернулись:

— «Черная шляпа» — это хакер, который работает с преступными целями. «Белая шляпа» — наоборот, помогает выявлять уязвимости.

— А этот твой? Сейчас он белая?

— Скорее «серая», если можно так сказать. Все еще взламывает с умыслом, но мишенью выбирает тех, кто сам нарушает правила.

— Вот именно такой мне и нужен. — Во мне зародилась надежда. Может, я не смогу упрятать Расса за решетку или стереть с лица земли Брендана Бозмана, но, возможно, я смогу хотя бы частично исправить то, что было сделано Тее.

— Что, блядь, происходит, Шеп?

Я убрал кошелек обратно в карман:

— Конфиденциально.

— Да знаю я, — прорычал он. — Ты уже сто раз мне это твердил.

— Бозман установил в доме Теи камеры. Без ее ведома. А после расставания выложил ее интимные фото и видео на все возможные порносайты. Ей до сих пор не удалось их удалить.

Мой голос звучал чужим. Сухим. Полностью оторванным от бушующей внутри ярости.

— Да ты издеваешься... — выдохнул Энсон.

— Хотел бы. — Я провел рукой по волосам, стиснул пряди. — Он уничтожил ее по всем фронтам. Добился, чтобы ее уволили с любимой работы. Угробил ей кредитную историю. Разрушил жизнь. И никто не смог его поймать. Она боится, что если он ее найдет, все повторится.

Челюсть Энсона сжалась:

— Я позвоню Дексу. Если расскажу, он возьмется за это моментально. Может, заодно и прикопает Бозмана — для удовольствия.

Я бы не возражал. Только жаль, что не я сам.

Энсон снова посмотрел на меня. Долго. Потом заговорил:

— То, что ты рассказывал раньше — уже было жутко. Но это… Это уже не просто одержимость. Это патологическое преследование.

— Я знаю.

Эти слова выходили как сквозь нож. Потому что мы оба понимали, к чему может привести настоящая одержимость.

К крови.

34

Тея

Мой взгляд скользнул с кастрюли на плите, где с громкими хлопками лопалась кукуруза, к окну над раковиной. Полная луна заливала мой сад мягким светом. Обычно это зрелище казалось мне волшебным. Завораживающим. Но не сегодня. Сегодня оно не приносило покоя.

Я встряхнула кастрюлю, дожидаясь последних хлопков, и убрала ее с огня. Запах масла и соли щекотал нос, но не помогал заглушить раздражение, гудящее внутри. А стоило раздражению вспыхнуть сильнее — тут же подкатывала вина.

С той самой ночи в баре Шеп обращался со мной так, будто я сделана из хрусталя. Вначале это казалось заботой. Теплом. Но спустя три дня? Раздражение копилось. Больше не было поцелуев, от которых закипала кровь. Не было шепотов обещаний, скользящих по коже.

Шеп по-прежнему был ласков, да. Но все прикосновения стали... целомудренными. Поцелуй в висок или в волосы. Сцепленные пальцы. Ладонь, скользящая вдоль позвоночника. Но не больше.

Я вздохнула, высыпала попкорн в миску и поставила кастрюлю в раковину замочиться. Может, та ночь все изменила. Может, это просто еще одна вещь, которую мое прошлое у меня отняло.

— У тебя есть DVD-плеер, — сказал Шеп, глядя на устройство, когда я перешла из кухни в гостиную.

Вопроса в его голосе не было, но я все равно посмотрела на него, ставя миску с попкорном на кофейный столик. Котята весело носились в своем вольере, а Лось развалился на когтеточке и смотрел в окно.

— Смотреть DVD без плеера было бы затруднительно.

Шеп с недоумением и уважением уставился на коробку с фильмом Рокки:

— Кто вообще сейчас смотрит диски?

Я рассмеялась:

— Кто-то, у кого дома нет интернета.

Он покачал головой и вставил диск в проигрыватель:

— Когда в новом доме появится интернет, я познакомлю тебя со всеми культовыми стримингами. Начнем с Йеллоустоуна. — Он опустился на диван, как будто делал это сотню раз раньше.

Я села на другой конец и укрылась пледом. Пока Шеп здесь, я могу оставить окна приоткрытыми, впуская ночной прохладный воздух. Но дело было не только в этом. Рядом с ним я чувствовала себя в безопасности. Впервые за много лет. Это было по-настоящему красиво.

— У меня все классика, — возразила я, показывая на маленький стеллаж с дисками. Я собирала их по скидкам и в магазинах вроде Goodwill, постоянно пополняя коллекцию.

Шеп схватил мою ногу в носке и начал массировать свод стопы:

— Уважаю твою любовь к Рокки.

Я едва не застонала, когда он нащупал особенно чувствительное место:

— А кто не любит Рокки?

Он усмехнулся:

— Мы с братьями в детстве часто смотрели, но сестрам не особо нравилось. Хотя Арден, наверное, сейчас оценила бы.

Я нахмурилась.

— Она занялась джиу-джитсу, когда была подростком, — пояснил он. — Сейчас тренируется с Каем. Рокки — в ее духе.

— Впечатляет, — призналась я. Мне всегда хотелось пройти курсы самообороны, но так и не получилось.

Пальцы Шепа замерли.

— В зале, где тренируется Кай, есть курсы для новичков и ежемесячные семинары по женской самообороне.

— У тебя с чтением мыслей все становится страшновато, Шепард.

Что-то изменилось в его выражении — тепло, нежность... и огонь.

— Никогда не любил полное имя. Пока не услышал, как ты его произносишь.

У меня пересохло во рту. Я поерзала на месте:

— О.

Один уголок его губ дернулся:

— Ага.

— У тебя красивое имя, — честно сказала я.

— Красивое, значит? — с легким весельем переспросил он.

Я показала ему язык:

— Думаю, ты переживешь, если про тебя хоть что-то назовут красивым. Мужское начало в безопасности.

В янтарных глазах Шепа вспыхнула озорная искра:

— Ах ты язва.

И он резко рванул вперед. Цель — мои бока. Пальцы защекотали. Я завизжала от смеха и попыталась увернуться. Но Шеп не знал пощады.

— Шеп! — закричала я.

— Скажи еще раз, какое мое имя красивое.

Я выдернула подушку из-за спины и стукнула его.

— Все, ты доигралась, — зарычал он.

Он схватил мои запястья и прижал их к подушке над головой, нависнув надо мной:

— Сдаешься?

Смех застыл на губах. Он был так близко. Я почти ощущала его вкус в воздухе между нами. Его тепло пробирало до костей. Он буквально нависал и я хотела, чтобы он сделал больше, чем просто навис.

Я хотела почувствовать его всем телом. Узнать, каково это — когда Шеп прижимается ко мне. Когда вся эта сила, все эти мускулы... двигаются внутри меня. Я хотела утонуть в нем.

Голова сама потянулась вверх, как на ниточках желания и жажды. Глаза Шепа вспыхнули. Я преодолела оставшееся расстояние, мои губы нашли его. Его язык ворвался внутрь. Жадный, требовательный.

Шеп провел бедром между моих ног. Я выгнулась навстречу и стоны сами вырвались наружу. Услышав это, он резко отпрянул.

Ни тени желания или веселья в его лице не осталось.

— Блядь. Прости, Тея. Я не подумал.

Я заморгала, голова шла кругом от резкой перемены.

— За что ты извиняешься?

Шеп провел рукой по лицу:

— Последнее, что тебе нужно — это чтобы кто-то хватал тебя и наваливался сверху после всего, что с тобой было.

Все во мне замерло. Внутри меня разлился холод. После всего, что со мной было. Меня накрыла волна печали и разочарования, пока я смотрела на мужчину, в которого влюблялась. Который, возможно, навсегда будет видеть во мне только жертву.

— Я не слабая, — прошептала я.

Шеп вздрогнул, будто я ударила его:

— Я знаю. Но это не значит, что я не должен учитывать твой опыт.

Горячие слезы подступили, но я не позволила им выйти:

— Я не хочу, чтобы ты относился ко мне иначе из-за этого.

Шеп протянул руку, сжал мою ладонь:

— Просто... я думаю, нам стоит идти медленно.

Это была мягкая форма отказа. И оттого только больнее.

— Ладно.

— Ты убиваешь меня, Колючка.

Я посмотрела на него. Белая футболка натянулась на его груди. Темные волосы чуть растрепаны... Он был невероятно красив. И от этого становилось только хуже.

— Правда. Все нормально. Я понимаю, что сейчас все немного... размыто. Я не хочу все испортить…

Мои слова оборвались, когда губы Шепа накрыли мои. Его пальцы зарылись в волосы, откидывая голову назад, чтобы получить лучший доступ. Его язык скользнул внутрь — уверенно, настойчиво, так по-шеповски. Господи, это было все, чего я хотела. И даже больше.

Но поцелуй закончился слишком быстро. Я заморгала, глядя в пустоту между нами.

Шеп смотрел на меня, глаза горели.

— Если ты хоть на секунду думаешь, что я не хочу тебя — ты ошибаешься. Думаешь, я не хочу узнать, каково это — войти в тебя, зарыться так глубоко, чтобы забыть собственное имя? Ты чертовски ошибаешься.

Все мое тело напряглось, соски затвердели, будто каждая клеточка тянулась к нему, к тем словам, что он только что произнёс.

— А если я тоже этого хочу?

В голосе прозвучал вызов. Это было нарочно, осознанно. И я знала это.

Шеп напрягся, его янтарные глаза стали почти золотыми.

— Тея, — прорычал он.

Сердце стучало в груди, словно выламываясь изнутри. Каждое дыхание — рваное, отчаянное, просящее. Просящее его.

Он откинулся назад, покачал головой:

— Слишком рано. Ты еще не готова…

— Я не готова? — я резко села.

— Тея…

— Разве не мне решать, готова я или нет?

Шеп открыл рот, будто хотел возразить или успокоить — я не знала, что хуже. Но не собиралась ждать. Я уже поднималась с дивана, вышагивая из гостиной под вступительные аккорды Рокки.

Я свернула в коридор и зашла в спальню, закрыв за собой дверь с резким толчком. Мне хотелось хлопнуть ею так, чтобы сотрясло весь дом. Но, зная свою удачу, я бы просто сломала проклятую дверь.

Энергия кипела под кожей — злость, разочарование, страх, что я никогда больше не смогу быть «нормальной». Но громче всего сейчас звучало другое — я была чертовски возбуждена.

Та искра, которую я чувствовала к Шепу весь последний месяц, вспыхнула настоящим пожаром. И я едва сдерживалась, чтобы не сорвать с себя кожу. Я, может, и не могла пока справиться с гневом, страхом и обидой… но с влечением — черт возьми, с этим я вполне могла что-то сделать.

35

Шеп

— Блядь. — Я провел рукой по волосам и с силой дернул за пряди.

Я все испортил. Совсем. Едва не сошел с ума от того, насколько близко ко мне была Тея, как витал вокруг нее ее цветочно-кокосовый аромат. А то, как ее грудь прижималась ко мне с каждым вдохом...

Я хотел ее больше, чем кого-либо в своей жизни. Это притяжение, эта потребность — она пугала до чертиков. И наравне со страхом идти слишком быстро и все разрушить была тревога, а не сломаю ли я это все уже сейчас, если продолжу контролировать каждую деталь.

И вот в этом желании все держать под контролем я и совершил самую большую ошибку — отнял у Теи ее выбор. Неудивительно, что она злилась.

Лось недовольно мяукнул, словно выговаривая.

— Да знаю я, — буркнул я. — Не надо читать мне мораль.

Я поднялся с дивана и направился к ее комнате. Может, я все и запутал, но извиниться еще не поздно. Вернуть ей контроль. Позволить ей решать.

Босые ступни шлепали по паркету, пока я сворачивал за угол и останавливался у ее двери. В голове вспыхивали образы: Тея, сидящая в комнате одна, слезы текут по щекам… Я не дал себе времени передумать. Просто схватился за ручку и повернул.

Дверь распахнулась и я застыл.

Тея. На кровати, под одеялом. Голова откинута назад, щеки румяные, спина выгнута. Через тонкую хлопковую майку проступали затвердевшие соски, бледно-розовая ткань почти не скрывала более темные вершины. Ее дыхание было сбивчивым, рваным.

Мое тело напряглось, мышцы налились тяжестью. И без того наполовину твердый член резко напрягся до предела.

— Тея, — выдавил я хрипло.

Ее глаза распахнулись и встретились с моими. Я ждал, что она закричит, потребует уйти. Но нет. Она смотрела прямо на меня и не убрала руку из-под одеяла.

— Чего ты хочешь, Шепарт?

Я скучал по тому, как она произносит мое имя. Как ее губы обволакивают каждый слог.

Дыхание сбивалось, сердце рвалось из груди.

— Скажи мне уйти. — Я вцепился в ручку двери так сильно, что думал — пальцы треснут.

Но Тея была слишком смелой для этого.

— Останься, — прошептала она в темноте.

Я устал быть идиотом. А может, просто ее притяжение было сильнее любой воли. Я вошел в комнату и закрыл дверь, прислонившись к ней спиной.

— Скажи мне, что делают эти красивые пальчики, Колючка.

Ее глаза вспыхнули в лунном свете.

— То, что твои пальцы не захотели.

Из груди вырвался рык.

Тея изогнула бровь — и в вопросе, и в вызове.

— Покажи мне, — прохрипел я.

Ее зубы впились в нижнюю губу. А потом, медленно, мучительно медленно, она скинула с себя одеяло.

Я судорожно втянул воздух. На ней была только эта розовая маечка. И все. Длинные, стройные ноги. Бесконечно гладкая кожа. Ладонь — все еще прикрывала то место, которое я хотел увидеть больше всего.

Во рту пересохло. Блядь. Она и так была самым красивым, что я когда-либо видел. Но вся — вот так, передо мной… Это бы меня разрушило. И мне было плевать.

— Чего ты хочешь, Шепард? — прошептала она.

— Я хочу увидеть тебя всю. — Голос был хриплым, грубым. Голым от желания.

Тея не колебалась. Ни секунды. Она убрала руку в сторону.

Я оторвался от двери, медленно двигаясь к кровати, ловя взглядом каждый ее сантиметр.

— Такая, блядь, красивая.

Пальцы чесались прикоснуться. Язык — коснуться. Яйца ныли от желания.

Тея смотрела прямо в меня:

— Шепард.

— Я облажался. Не дал тебе того, что нужно было.

— Нет, не дал, — согласилась она. Не отводя взгляда. — Я не слабая.

— Ни капли, — прорычал я. — Это твое тело, твое удовольствие. Ты решаешь.

Во взгляде Теи промелькнула остринка. Любопытство и жар. Я обожал ее огонь. В любом виде.

— Но мне чертовски хочется увидеть, как ты берешь это удовольствие, — пробормотал я.

Ее грудь приподнялась в рваном вдохе, и соски натянулись под тканью. Мой член дернулся, отчаянно рвущийся к ней.

Рука Теи скользнула между бедер:

— Скажи, что мне делать. Как мне это взять.

Ад. Она — огонь. Чистый огонь. Ничто из того, что я себе представлял, не шло с ней ни в какое сравнение.

— Подними майку, — прохрипел я.

Она сдвинулась, стянула хлопок вверх, оголяя совершенные груди. Соски потемнели и напряглись от воздуха и возбуждения.

— Черт, — выдохнул я.

Уголки ее губ приподнялись.

Я сузил глаза:

— Нравится, что ты меня мучаешь, да?

— Может быть... чуть-чуть, — ее улыбка расплылась.

— Оближи палец, — выдохнул я сквозь стиснутые зубы.

Ее глаза вспыхнули, но она потянула указательный в рот, провела по нему языком.

— Проведи им по соску. Скажи, что чувствуешь. Какая ты.

Палец опустился, нарисовал круг вокруг ареолы, потом по самому центру:

— Жарко и холодно. Чувствительно.

— Продолжай, — просил я, дыша все чаще. — Другой рукой — к себе. Почувствуй, насколько ты горячая там, внизу.

Она сдвинулась, ладонь легла между бедер, пальцы заскользили.

— Проведи пальцами по этому жару. Скажи мне, ты влажная?

Спина Теи выгнулась, бедра разошлись. Губы приоткрылись и я хотел быть там, чувствовать, как ее нижняя губа дрожит под моим пальцем.

— Влажная, — выдохнула она. — Ты делаешь меня такой.

Я сжал челюсть до боли. Она была дерзкой, красивой, идеальной.

— Что именно во мне?

— Твой голос, — простонала она. — Как он скользит по моей коже...

Господи, я хотел прикоснуться. Хотел, чтобы она чувствовала не только голос. Но я не заслужил. Пока нет.

— Возьми эту влагу и подними на клитор.

Пальцы задвигались кругами, дыхание Теи сбилось.

Мой член рвался из штанов, пульсируя под тканью.

— Введи пальцы. Расскажи, что чувствуешь.

Пальцы двинулись снова, и из ее горла сорвался тихий всхлип:

— Тесно. Тепло. Сколько влаги...

Она убивала меня. Но я бы умер за это тысячу раз.

— Входи и выходи, Колючка. Медленно. Наслаждайся.

Ее движения стали глубже, влажные звуки наполняли комнату, как и ее тихие стоны. Я едва держался на ногах.

— Быстрее, — выдохнул я.

Пальцы задвигались быстрее, тело отзывалось на каждое движение.

— Этого мало, — простонала Тея.

— Что тебе нужно? — спросил я. Ее взгляд впился в мой, пальцы замерли. — Помни, ты здесь решаешь. Ты устанавливаешь правила.

Я увидел, как язык Теи скользнул по нижней губе, оставляя за собой влажный след.

— Твои руки. На мне.

Я с трудом сглотнул, кулаки сжались по бокам.

— Твои правила, Колючка, — пробормотал я, уголки губ дернулись в усмешке. — И… возможность извиниться. Как следует.

На ее губах появилась чертовски коварная улыбка.

— Вот это мне уже нравится.

Я подошел ближе к кровати.

— Такая ты красивая, черт подери. — Мои пальцы медленно скользнули вверх по ее ноге, впитывая ощущение гладкой, теплой кожи под шершавыми подушечками.

Я обхватил ее руки, приподнял и развернул так, чтобы она села на край кровати. А потом наклонился и заключил ее пальцы, те самые, что были внутри нее, в свои губы. Глубоко засосал, позволяя вкусу Теи разлиться по языку.

Это едва не свело меня с ума.

Я застонал, не отрываясь, позволяя ей заполнить меня полностью — вкусом, запахом, ощущением. Затем медленно открыл глаза и отпустил ее руку.

— Шепард… — Мое имя прозвучало шепотом, едва уловимым дыханием.

— Совершенство, — выдохнул я.

Я опустился на колени, чтобы быть ниже нее, чтобы отдать ей контроль. Мои ладони медленно поднялись по внешней стороне ее бедер.

— Прости, что хоть на секунду заставил тебя усомниться в том, как сильно я тебя хочу. Или в том, насколько ты сильная.

Тея смотрела на меня, ее бледно-зеленые глаза полыхали вихрем эмоций.

Пальцы добрались до подола ее майки, который едва прикрывал эти идеальные, тугие груди.

— Можно?

— Да, — прошептала она.

Я поднял ее майку одним движением, и Тея осталась передо мной совершенно обнаженной.

Боже, какая же она была красивая. Та красота, что никогда не наскучит, потому что в ней всегда будет что-то новое, неизведанное.

Пальцы чесались от желания прикоснуться, исследовать, дразнить. Ее соски напряглись от предвкушения, а грудь — идеальной каплевидной формы — казалась сотканной из самого нежного шелка.

Я провел рукой вверх, не в силах больше сдерживаться. Обхватил ее грудь, и Тея выгнулась мне навстречу. Большим пальцем я обвел сосок, наблюдая, как кожа там темнеет от возбуждения.

Мой член болезненно упирался в ткань спортивных штанов, умоляя о ее внимании.

— Ты прекрасна. В каждом из своих проявлений. — Вторая рука скользнула к ее шее, затем медленно спустилась вниз и легла на другую грудь. — Как светится твоя кожа. Как изгибается твое тело.

Глаза Теи нашли мои в лунном свете. Мы смотрели друг на друга, не отводя взгляда.

Я наклонился и сомкнул губы вокруг ее соска.

Тея застонала, снова выгибаясь мне навстречу. От этого звука, от этого движения по венам словно ударило напряжение — резкое, яркое, как ток.

Одна рука оставила ее грудь и начала скользить ниже. Еще ниже. Пока не оказалась между ее бедер. Я застонал, не отрываясь от ее соска, когда почувствовал, насколько она мокрая. Пальцы легко скользнули по ее щелочке.

Черт возьми. Тея и правда доведет меня до конца.

Я поигрался с ее влажностью, потом поднял ее вверх, обвел ею ее клитор.

Тея всхлипнула.

Я оторвался от ее груди и приподнялся.

— Скажи, чего ты хочешь. Моих пальцев или моего языка?

В ее глазах вспыхнуло пламя.

— И то, и другое.

Я рассмеялся, прижимаясь губами к ее коже:

— Моя жадная девочка.

Я опустился на пятки. Одним резким движением потянул ноги Теи, притянул ее к себе, устроив ее бедра у себя на плечах, спиной на матрасе.

И сразу нырнул туда.

Как только ее вкус взорвался у меня на языке, я застонал. Хотел утонуть в этом. В этом было все, чем была Тея, и в то же время — нечто, что невозможно описать. Я провел языком вглубь, и тело Теи задрожало.

Одеяло зашевелилось — я знал, что она вцепилась в него с силой.

— Шепард... — Мои имя прозвучало как мольба.

Я вытащил язык, провел им вверх, пока пальцы скользнули внутрь. Два — легко вошли и вышли, закручиваясь и извиваясь. Я не придерживался никакого ритма — чтобы Тея не могла предугадать, что будет дальше, чтобы ее тело не успело приготовиться или напрячься.

Кончик языка коснулся того крошечного чувствительного бугорка, и Тея вскрикнула, ее мышцы начали дрожать.

Я добавил третий палец, скользнув ими глубже, согнув в призывном движении, от которого ее внутренние стенки задрожали сильнее.

— Господи... Я… Шеп…

— Шепард, — прорычал я, прижавшись губами к ее клитору. — В этой постели ты зовешь меня Шепард.

Ее дыхание перехватило.

— Шепард…

Что-то в том, как она это произнесла, чуть не сломало меня.

Пальцы пошли глубже, быстрее. Языком я обвел ее клитор, дразня самую чувствительную точку. Ту, от которой она обязательно сломается.

Когда моя рука ускорилась, я втянул ее клитор глубоко в рот. Тея сжалась вокруг моих пальцев. Волна за волной пронеслась сквозь нее, выжимая из меня все до капли и чуть не доводя до оргазма прямо в спортивках, как у какого-нибудь озабоченного подростка.

Звуки, которые издавала Тея, были лучше любой симфонии. Настоящие. Искренние. Ее. Стоны и тихие вскрики, когда тело выгибалось, прося еще.

И наконец движения начали замедляться, звуки стихли, и Тея обмякла на матрасе. Я медленно вынул пальцы из ее тела и облизал их, смакуя. Ее голова поднялась, уловив звук и ощущение, и она покачала ею, на лице — легкая улыбка.

Я усмехнулся:

— Ты на вкус как наркотик. Я собираюсь взять все, что смогу.

Грудь Теи все еще поднималась и опускалась в попытке восстановить дыхание.

— Это было... Я никогда... У меня никогда так не было. Никогда.

Мои глаза вспыхнули:

— Так должно быть всегда. Умение слушать свое тело — это, черт возьми, настоящий дар.

Она пошевелилась, потянулась за одеялом, будто собиралась прикрыться.

— Не надо, — прошептал я.

Взгляд Теи метнулся ко мне.

— Не лишай меня этой красоты. Не стыдись того, что между нами только что произошло. Потому что это было все.

Она долго смотрела на меня.

— Хорошо, — сказала наконец. Потом её взгляд опустился ниже. — А… а как же ты?

Я улыбнулся ей снизу вверх:

— Это не было бы настоящим извинением, если бы мы шли по принципу «ты мне — я тебе».

У Теи вырвался смешок:

— Я могла бы привыкнуть к таким извинениям.

Я усмехнулся, поднялся на ноги и откинул одеяло. Лег позади нее, прижав к себе, мой член упирался в ее идеальную попку.

— Придется тогда почаще тебя злить.

36

тея

Утреннее солнце ласково светило нам с Шепом в спины, пока мы шли к The Mix Up. Его пальцы были переплетены с моими, как будто мы так ходили каждый день последние десять лет. Все ощущалось так естественно. Что-то изменилось прошлой ночью.

Шеп больше не сдерживал себя со мной. И хотя я не была уверена, что он когда-нибудь перестанет относиться ко мне как к чему-то хрупкому, теперь я понимала, что он делает это не потому, что сомневается в моей силе, а потому, что я дорога ему.

Мы замедлили шаг у входа в пекарню, и я обернулась к Шепу.

— Знаешь, тебе не обязательно было меня подвозить.

Он одной рукой убрал с моего лица прядь волос, не отпуская при этом мою ладонь.

— Я хотел. Я возьму любое время, что могу провести с тобой. Я в этом смысле эгоист.

Я улыбнулась ему так широко, что наверняка сияла вся, но мне было все равно.

— А мне нравится твой эгоизм.

Голос Шепа стал низким:

— Точно так же, как мне нравится твоя жадность.

Мое тело вспыхнуло изнутри — воспоминания о прошлой ночи хлынули, как волна.

— Вот этот румянец... Сводит меня с ума, Колючка. Я хочу провести по нему языком, — пробормотал он и наклонился ко мне, целуя долго и медленно, как будто у нас было целое море времени.

Позади раздался радостный возглас, мы оба вздрогнули и отпрянули друг от друга. Я обернулась и увидела Лолли, танцующую в нашу сторону, с поднятыми руками, браслеты звенели на ее запястьях.

— Я так и знала! — завопила она. — Наконец-то ты нашел себе кого-то, кто вернул тебя к жизни, Шеп!

— Лолли, — предупредил он.

— Не порть мне веселье. Разве бабушка не может порадоваться, что ее внук получает все, что надо? — Она повернулась ко мне и подмигнула: — Самые скромные джентльмены всегда самые умелые в постели.

— Лолли! — выкрикнули мы хором.

Я уткнулась лицом в грудь Шепа, задыхаясь от смеха.

— Границы, — прорычал он.

Лолли фыркнула:

— Надеюсь, ты не такой зажатый в спальне.

— Я не хочу это обсуждать, — отрезал он.

— Перестань быть занудой. Секс — это нормально. Нечего стыдиться.

— Я и не стыжусь. Я просто не хочу обсуждать это со своей бабушкой. И уж точно не перед своей девушкой.

Я отстранилась, уголки моих губ поползли вверх:

— Девушкой, да?

Щеки Шепа тронули легкий румянец.

— Очень надеюсь на это.

Лолли цокнула языком:

— Вы даже не обсудили отношения? Я думала, я тебя лучше воспитала, Шепард Колсон. Нельзя упускать хорошую девушку.

Шеп нахмурился:

— Обсудили?

Лолли громко вздохнула:

— Определили отношения. Подключайся уже к реальности.

Шеп только покачал головой и посмотрел на меня с насмешкой:

— Я бы извинился, но такое будет происходить постоянно, так что смысла в этом нет.

Один уголок моих губ дернулся вверх:

— А мне, знаешь ли, нравятся твои извинения.

Шеп зарычал, понизив голос:

— Если ты сейчас возбудишь меня при бабушке, ты потом за это заплатишь.

Я сдержала смех:

— Обещания, обещания.

Лолли захлопала в ладоши и визгнула:

— Обожаю вас!

Шеп вздохнул:

— А ты-то что так рано здесь делаешь? Ты же никогда не встаешь раньше восьми.

Она весело улыбнулась:

— У меня сегодня съезд Любителей Дьявольского Салата в Роксбери. Я продаю свои специальные кулинарные книги.

Я нахмурилась:

— Дьявольского Салата?

— Она имеет в виду травку, — пробормотал Шеп. — Она едет на конвенцию по марихуане. Господи.

Лолли зыркнула на внука:

— Прям как Трейс. Думает, что меня увезут в багажнике наркокартеля. Я просто продаю кулинарные книги.

— С рецептами с травкой, — добавил Шеп.

Она фыркнула, отряхивая воображаемые крошки с своего воздушного платья:

— Надо давать людям то, чего они хотят. У меня лучший рецепт брауни в трех округах.

Шеп глянул на меня:

— Когда будешь у нас на ужине, и Лолли предложит тебе выпечку — просто откажись.

— Ты совсем не веселый, — пожаловалась Лолли. — Знаешь, у меня есть новый сорт, говорят, он сильно усиливает возбуждение. Могу принести вам...

— Лолли!

Я протирала тряпкой один из множества пустых столиков, но с утра у нас уже была предвыходная суматоха. Если это хоть какой-то намек на то, что нас ждет, — нас накроет с головой.

Над дверью звякнул колокольчик, и я подняла взгляд — в пекарню вбежал Лука.

— Ти-Ти! Смотри, что я сделал! Это такая офигенская штука!

Этот восторженный, типично мальчишеский тон вызвал у меня улыбку.

— Покажи-ка.

— Это настоящая модель ледовой арены. Прямо как у Seattle Sparks. Теперь я смогу заучивать комбинации и все такое, — сказал Лука, поднимая макет, чтобы я могла рассмотреть его получше.

Саттон, переходя через зал, рассмеялась. Ее светлые волосы разметались по плечам. В руках у нее были пакеты, стопка писем и целый ворох детской одежды — Лука, видимо, скидывал с себя вещи весь день.

— Его вожатая в лагере сжалилась и сделала урок труда по теме хоккея — специально для него.

— Она меня понимает, — серьезно кивнул Лука. — Она знает, что я буду самым крутым тафгаем, прям как Жнец. Так что надо начинать уже сейчас.

Саттон сморщила нос:

— Очень надеюсь, что у тебя будет кличка получше, когда начнешь играть.

— Маааам, «Жнец» — это самая крутая кличка в лиге!

Саттон посмотрела на меня с притворной тоской:

— Когда-то я была крутой, но, видимо, мое сияние уже померкло.

— Ты снова станешь крутой, если захочешь научиться кататься на коньках. Тогда мы сможем тренироваться вместе, — предложил Лука с искренним энтузиазмом.

Уголки моих губ дрогнули:

— Я придумала тебе прозвище. Злобная Пекарша.

Саттон рассмеялась:

— Звучит звонко.

Лука поставил свою модель на стойку и принялся танцевать по пекарне, энергично виляя бедрами:

— Злобная Пекарша! Злобная Пекарша!

— Все, ты натворила дел, — простонала Саттон.

— Мы можем напечатать футболки, — усмехнулась я.

Она поставила свои пакеты на прилавок и начала разбирать почту, в то время как Лука юркнул за стойку — наверняка в поисках кексов.

— Ой, я забыла. В этой стопке было что-то для тебя.

Я напряглась. Мне никто не писал. Кроме Никки. И она всегда присылала письма на мой абонентский ящик в соседнем городке.

Горло тут же пересохло, когда я протянула руку за конвертом, который держала Саттон. Почерк был угловатый, без всяких зацепок — как будто специально, чтобы невозможно было определить, кто отправил. Где-то на краю сознания я слышала, как Саттон рассказывает о своих планах на выходные с Лукой, но я уже не могла сосредоточиться ни на чем, кроме письма.

Пальцы дрожали, когда я вскрыла конверт. Внутри оказался лист компьютерной бумаги. На нем — фотография. Моя. Снятая издалека, зернистая, но я узнала одежду, в которой была вчера, когда шла в The Mix Up.

Наверху страницы, размашисто, было выведено красными буквами: ШЛЮХА. Но дальше — только хуже.

Некоторые части моего тела были обведены. Рядом с ногами написано ЖИРНАЯ. Лицо — УРОДКА. Грудь — ШЛЮХА.

И все это звучало в точности как Брэндан.

37

Шеп

— Черт, это будет просто идеально, — сказал Энсон, пока мы стояли, разглядывая теперь уже объединенное пространство. Стены между прихожей и гостиной, а также между гостиной и кухней были полностью снесены. Дом стал неузнаваемым. Вместо официального и строгого — открытым и гостеприимным.

— Подожди, пока мы вставим огромные окна вон в ту стену.

Я уже видел все это в голове. Как они впустят в дом природу, как дом сольется с окружающим ландшафтом. А Тея предлагала такие идеи по озеленению, что они выведут все это на совершенно другой уровень. У нее действительно талант — она творит искусство с помощью растений.

— Не буду врать, у меня начинается зависть к дому, — пробормотал Энсон.

Я усмехнулся:

— Ты же знаешь, что викторианский дом получится крутым, когда закончим.

Уголки губ Энсона чуть дернулись:

— Получится.

И это действительно было важно для него — восстановить этот дом для Роудс. Так же, как было важно для меня, что Энсон согласился делить свое время между двумя проектами. Я знал, что он работает сверхурочно на обоих.

Я хлопнул друга по плечу:

— Спасибо, что взялся за это.

Он посмотрел на меня:

— Это моя работа.

Я закатил глаза. Каким бы влюбленным в Роудс он ни стал, некоторые его ворчливые замашки никуда не делись. Одна из них — не терпеть благодарности. Придется ему с этим смириться.

— Твоя работа — с восьми до четырех, с понедельника по пятницу. А ты приходишь на стройку раньше, уходишь позже. И я знаю, что в выходные ты работаешь над викторианским.

Энсон неловко переминался.

Я не выдержал и расхохотался.

— Да пошел ты, — буркнул он.

— Не можешь даже благодарность принять. — В этот момент телефон завибрировал в кармане, и я машинально ответил, не глядя на экран, все еще посмеиваясь над своим другом. — Алло?

— Шеп? Это Саттон.

Тревога в ее голосе моментально стерла всю весёлость с моего лица.

— Что случилось? С Теей все в порядке?

— С ней все хорошо, — поспешно ответила Саттон. — Но... ей пришло письмо. Не самое приятное. Его прислали в пекарню, но адресовано было ей. Она вся на взводе, Шеп.

— Уже выезжаю. Не уходите никуда.

— Хорошо. Я закрылась пораньше. Никто ее не побеспокоит.

— Спасибо, Саттон, — сказал я, уже направляясь к выходу.

Энсон сразу же двинулся за мной:

— Говори.

Я быстро прошел через дом, захлопнул за нами дверь и запер ее. Меня не волновали инструменты или снаряжение, что остались внутри. Я думал только об одном — о Тее.

Блядь. Неужели Брэндан ее нашел?

— Шеп, — коротко бросил Энсон.

— Саттон сказала, кто-то прислал Тее письмо в пекарню. Говорит, оно было мерзкое, и Тея на взводе.

— Вот дерьмо, — выдохнул Энсон. — Поехали.

Я бросил на него взгляд.

— Если смогу — помогу, — тихо сказал он.

Я понимал, что его предложение — не просто жест доброй воли. Это стоило ему немало. Он ушел из профайлеров из-за того, что потерял, и из-за того, что профессия у него отняла. Вернуться хотя бы на шаг назад в этот мир — значит снова заплатить цену.

— Спасибо, — выдавил я, горло сдавило, дыхание стало рваным.

— Пошли, — сказал Энсон. — Надо вернуть твою девушку.

Мы добрались до города за рекордное время. Я только надеялся, что если кто из заместителей Трейса увидит, как я гоню на пикапе, он сделает вид, что ничего не заметил. Шины взвизгнули, когда я затормозил у The Mix Up.

Я выскочил из машины за секунду, стремительно направляясь к двери, на которой теперь висела табличка Closed. Саттон увидела меня через стекло и поспешила к двери, чтобы отпереть ее. Но я смотрел только на Тею. Она сидела за столиком, уставившись в поверхность, но было видно, что на самом деле ничего не видит.

Я не сказал Саттон ни слова — просто прошел мимо нее и сел рядом с Теей. Но она никак не отреагировала — ни на звук, ни на движение. Этот отстраненный взгляд сжал мне грудь.

Все было не так. Тея — это огонь и жизнь. Колкая, упрямая, но только для того, чтобы скрыть ту нежность, что у неё внутри. А сейчас передо мной сидела не она.

— Тея, милая, — прошептал я.

Ответа не было.

Я скользнул рукой по ее щеке, осторожно повернул ее лицо, чтобы взять его в ладони:

— Колючка.

Она моргнула несколько раз, словно только сейчас увидела меня.

— Шепард?

Мое полное имя из ее уст ударило под дых, а ее растерянность — добила.

— Все хорошо. Ты в безопасности.

В ее глазах блестели слезы:

— Точно?

Блядь. В этих зеленых глазах было не только испуг. Там была безнадежность.

Я опустил взгляд на стол и кровь застыла в жилах. Там лежал лист бумаги. Самый обычный, формата А4. На нем — фотография Теи. Она шла в сторону The Mix Up, совершенно не замечая, что ее кто-то снимает. Вокруг фото — ужасные надписи. От них у меня руки зачесались перевернуть стол.

В этот момент появился Энсон, в руках — одноразовые перчатки, как для кухни, и новый зиплок.

— Лучше, чем ничего.

Он надел перчатки и потянулся к бумаге.

— Не надо! — вскрикнула Тея. — Не смотри. Я не хочу… — голос сорвался. — Я не хочу, чтобы кто-то это видел.

Блядь. Ее слова резанули прямо по сердцу. Я осторожно поднял Тею и усадил себе на колени, прижав к груди.

— Никто не увидит в этом гребаном письме ничего, кроме лжи.

Тея дрожала у меня в объятиях:

— Никто не должен знать. Если узнают, он может меня найти.

Мы с Энсоном переглянулись. Мы оба понимали, что Брэндан, возможно, уже и так ее нашел.

Энсон понизил голос:

— Нужно звонить Трейсу.

Тея резко отстранилась, замотала головой:

— Нет. Нельзя. Я не могу, чтобы в это вмешалась полиция. Все попадет в систему. Пожалуйста.

Мое сердце разрывалось от ее мольбы. Столько страха. Столько боли. Я поднял руку и коснулся ее щеки:

— Трейс сможет все обойти. Он тебя не подставит.

— Я не могу, — прошептала Тея. — Быть одной — это безопасно.

Я прижал лоб к ее лбу:

— Ты впустила меня. И все было безопасно, правда?

Тея тяжело выдохнула:

— Да.

Я чуть отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза:

— Трейс может помочь. Он нам нужен.

Тея прикусила губу.

— Пожалуйста? — прошептал я. — Поверь. Еще капельку доверия.

Тея вдохнула, и ее зеленые глаза встретились с моими:

— Я тебе верю.

И эти слова сразили меня наповал. Я только надеялся, что не подведу ее… как однажды подвел Роудс.

38

Тея

Я знала, что мне стоит соскочить с колен Шепа и сесть на стул. Со мной все в порядке. Я в безопасности. Кто-то прислал мне злобное письмо — и что?

Но каждый раз, когда я краем глаза замечала этот листок, по спине пробегал холодок, будто в меня вонзались ледяные когти. Настолько ледяной, что казался физически невозможным при температуре в тридцать градусов.

Рука Шепа скользила вверх-вниз по моей спине, стараясь меня успокоить. Я пыталась сосредоточиться только на этом — на его теплом прикосновении. На его спокойствии.

— Хочешь что-нибудь выпить? — мягко спросил он.

— Вот, — встряла Саттон. — Я заварила чай.

Я пару раз моргнула, только сейчас вспомнив, что она здесь, а я вообще-то на работе. Быстро соскользнула с колен Шепа и пересела на стул рядом с ним.

— Спасибо. Извини, я... Лука. — Я побледнела, представив, как он мог испугаться из-за моего срыва.

Саттон лишь сжала мое плечо:

— С ним все хорошо. Он наверху, играет на планшете. Даже не в курсе, что здесь что-то происходит. — В ее лице промелькнула тень. — Мне так жаль, что я отдала тебе это чертово письмо. Если бы я только знала...

Я покачала головой:

— Это не твоя вина.

Над дверью звякнул колокольчик, и я тут же вся напряглась. Тело словно приготовилось либо к бегству, либо к бою, будто Брэндан вот-вот ввалится сюда с топором. Глупо, конечно. Он никогда не поднимал на меня руку, но страх всё равно остался.

Но в дверях оказался не маньяк, а Трейс. Его темные волосы были чуть более растрепаны, чем обычно, но на лице — все то же собранное выражение, за которым он почти ничего не выдавал.

Я невольно уставилась на пистолет у него на бедре и значок на ремне. Глотнула воздух, и все внутри сжалось.

В мою ладонь скользнула другая — сильная, надежная. Пальцы сжали мои.

— Все хорошо, — прошептал Шеп.

В голове зазвучали его слова: «Ты впустила меня».

И ведь правда. Я позволила пробиться крошечной трещинке в своей крепости — и все рухнуло. Но я не могла пожалеть об этом. Никогда. Потому что вместе с Шепом в мою жизнь пришло нечто драгоценное. Его семья. Его друзья. Они дали мне понять, что жизнь — это не только бегство.

Я глубоко вдохнула и приготовилась превратить свою крепость в пепел.

— Тея, — произнес Трейс, его голос был настолько мягким, что резанул по сердцу. — Прежде всего, тебе нужна медицинская помощь?

Шеп тут же напрягся:

— Думаешь, если бы это было так, я бы не позвонил доктору Эйвери?

— Мне нужно уточнить это у Теи, — спокойно ответил Трейс, словно вовсе не заметил раздражения брата.

Я не винила его за вопрос. Уверена, я выглядела так, будто сейчас в обморок грохнусь.

— Врача не нужно. Просто... это был шок.

Энсон передал Трейсу письмо, запечатанное в зиплоке. Я увидела, как изменилось его лицо. Мельком, на секунду, но я заметила. Маска спокойствия исчезла, и вместо нее появилось выражение ярости. Но оно так же быстро исчезло.

Челюсть Трейса сжалась:

— Расс?

Я даже не подумала о том, что письмо мог прислать Расс Уилер. Хотя, пожалуй, злобы в нем хватало. Где-то внутри меня зародилось слабое облегчение. Лучше уж он, чем Брэндан.

Пальцы Шепа сильнее сжали мою руку:

— Может быть.

Энсон пристально уставился на письмо.

— Ты не согласен, — произнес Трейс. Это был не вопрос, но Энсон все равно ответил.

— Не укладывается в тот профиль, который я составлял. Расс любит видеть последствия своих действий. Ему нужно быть рядом. Он еще и импульсивен до крайности. А на это письмо потребовалось время — сделать снимок, распечатать, подбросить в почтовый ящик The Mix Up.

Меня снова затошнило, и я вцепилась в ладонь Шепа.

Трейс перевел взгляд с меня на Шепа:

— Есть кто-то еще, кого мне стоит проверить?

Шеп посмотрел на меня, дожидаясь. Он бы дал мне столько времени, сколько нужно. Это был его способ отдать контроль мне. А я знала, как тяжело ему дается подобная неопределенность.

Слюна скапливалась во рту, а слова — нет. С чего начать? Глаза жгло, живот скручивало от тревоги. Потому что всегда есть страх, что тебе не поверят. Что и Трейс не поверит.

Я закрыла глаза, пытаясь собраться. Все, что я могла — сказать правду. Я не могла контролировать, что с ней сделают другие. Но, может, хотя бы сам факт ее произнесения сделает меня сильнее. Я сделала шаг. Начала:

— Я раньше встречалась с Брэнданом Бозманом.

Дальше все выливалось из меня урывками. Я возвращалась назад, чтобы объяснить, добавляла детали, которые забыла. Это не было гладким рассказом, временами путаным. Но Трейс не перебивал, задавал вопросы только тогда, когда это действительно было необходимо.

Саттон вытирала молча текущие слезы. Пальцы ее побелели, сжимая чашку. Мне было больно видеть, как она переживает, но одновременно это было и даром — знать, что ей не все равно.

Энсон молчал. Наблюдал. В своей особенной манере, когда он соединял пазлы. Тянул за ниточки, которых я даже не видела. И не хотела. Потому что его дар имел свою цену.

— Так что я просто... живу здесь, — закончила я. — Подальше от всех. Пользуюсь вторым именем, ничего не выкладываю в интернет. Ни следа, ни намека.

Шеп наклонился, коснувшись губами моего виска:

— Такая, блин, смелая.

Трейс молчал долго. В какой-то момент он начал делать записи на блокноте, который ему передал Энсон. Страниц было уже не сосчитать. Наконец его темно-зеленые глаза встретились с моими.

— Мне жаль, что с тобой это случилось, Тея. Эти слова — ничто по сравнению с тем, что ты пережила, но это все, что я могу сказать.

По телу прошла волна облегчения. Как будто после дня под палящим солнцем тебя, наконец, окатил прохладный воздух кондиционера. Или как будто ты нырнул в реку после долгого лежания на берегу.

Я сглотнула, пытаясь избавиться от комка в горле. Перед глазами всё поплыло:

— Ты мне веришь?

Пальцы Шепа вздрогнули в моей ладони.

— Я тебе верю, Тея, — сказал Трейс, в его голосе слышалась боль. — И сделаю все, что смогу.

Я вдохнула через нос, чтобы сдержать слезы:

— Но, мне кажется, ничего делать нельзя. Любое движение приведет Брэндана ко мне.

— Тогда я прямо сейчас погуглю, как нанимают киллера, — отрезала Саттон. — И он больше тебя никогда не найдет.

На лице Трейса мелькнула тень улыбки:

— Сделаю вид, что не слышал.

— Все равно, — огрызнулась Саттон. — Когда это дело дойдет до присяжных, они увидят, что я сделала доброе дело — избавила мир от мрази.

— Аминь, — пробормотал Энсон.

Трейс тяжело вздохнул и сжал переносицу.

— Сначала посмотрим, что можно сделать через суд.

Шеп продолжал гладить меня по руке. Шершавые мозолистые пальцы скользили по коже, и от каждого движения я чувствовала себя чуть спокойнее. Он был рядом. Все еще со мной.

— Я думал насчет охранного ордера, — сказал он. — Но тогда будет раскрыто местоположение Теи. А с контактами Бозмана нам вряд ли удастся получить постоянный ордер.

Вот в чем дело с могущественными людьми: к ним не применяются те же законы, что к остальным. Они могли подстроить любую систему под себя. И какая бы команда юристов у Брэндана ни была — они меня раздавят.

На лице Трейса дернулась мышца.

— Может, он и звезда в Голливуде, но это тебе не Лос-Анджелес.

— Это не важно, — тихо сказала я. — Ты его не знаешь. Не знаешь, насколько он убедителен. Не просто так он в каждом списке номинантов. Он умеет использовать свои актерские навыки. И добился с их помощью успеха. Разве что использовал их, чтобы разрушить мою жизнь.

Трейс положил предплечья на стол и подался вперед:

— Я не поверю ему. Обещаю. И если понадобится, мы найдем судью, который встанет на нашу сторону. Но сейчас я хочу провести пару осторожных запросов. — Он откинулся на спинку стула и перевёл взгляд на Энсона. — В деле?

— Уже кое-что копаю, — спокойно ответил Энсон.

Шеп виновато посмотрел на меня:

— Я мог... заплатить Энсону, чтобы поговорить с ним по правилам конфиденциальности, как у психотерапевтов.

— Ты заплатил мне, блядь, доллар, — буркнул Энсон.

— Эй, два доллара, — возмутился Шеп. Потом снова посмотрел на меня. — Мне нужно было с кем-то поговорить. О тебе.

Меня это почему-то не разозлило, хотя вроде бы Шеп раскрыл чужому человеку то, что принадлежало только мне. Все, что я чувствовала, — это благодарность за то, как он постарался защитить мои тайны. И как нелепо, мило и по-шеповски было то, что он заплатил другу доллар за «терапию».

Я повернулась к Энсону:

— Один доллар, да? Дешево ты себя продаешь.

— Только не распространяй, — проворчал он. — Я не открываю частную практику.

Губы Трейса дернулись:

— Вряд ли ты подходишь под определение «доброго и чуткого», так что это, наверное, к лучшему.

Энсон показал ему средний палец.

Саттон, подняв голову от чая, не разделяла веселья:

— Ты что-нибудь нашел?

Энсон сначала посмотрел на нее, потом на меня:

— Пока все говорит о том, что Брэндан не покидал район Крэсент-Лейк, где идет съемка. Ни одной транзакции по его картам за пределами локации.

— Я этого не слышал, — проворчал Трейс.

У меня округлились глаза:

— Ты влез в его банковские счета?

Энсон оскалился, и от его ухмылки стало немного не по себе:

— Ну, технически — нет. Я привлек кое-какую помощь.

— Помощь? — переспросила я.

Шеп сжал мою руку:

— Когда Энсон работал в ФБР, он сотрудничал с лучшими хакерами мира.

— Один «белый хакер», — пояснил Энсон. — Этично работает. Но когда я рассказал ему кое-что о том, что с тобой сделали — особенно про техчасть — он тут же включился. Сказал, что фото и видео удалось удалить почти ото всюду, кроме пары уголков даркнета. Он сейчас сражается с ними. Обещал, что за неделю-две они исчезнут совсем.

Слезы хлынули тут же. Горячие, обжигающие щеки.

— Все удалено? Никто больше не увидит?

Шеп снова прижал меня к себе, усадив на колени и крепко обняв:

— Все исчезло, Колючка.

Из груди вырвался всхлип:

— Я думала, что это невозможно... Думала, никогда не исчезнет...

— Вот черт, — выдохнул Энсон.

— Пожалуй, пересмотрю свою позицию насчет Гугла и наемников, — буркнул Трейс.

— А я — нет, — огрызнулась Саттон. — Уж я-то прикончу его собственноручно.

Я оглядела всех, кто сидел за столом. Всех, кто был готов драться. Ради меня.

— Спасибо, — прошептала я сквозь слезы. — Спасибо, что помогаете мне вернуть мою жизнь.

И я имела в виду не только интимные фото. Благодаря им я снова поняла, что жизнь — это не прятки. Это про то, чтобы жить по-настоящему.

Шеп прижался губами к моей шее:

— Ты больше не одна. Никогда.

39

Шеп


Дорога до дома Теи прошла в тишине. Не той, что обычно бывала между нами — легкой и спокойной, — а какой-то глухой, замороженной. Я то и дело бросал на нее взгляды, будто этим мог удержать ее в реальности.

Но не мог.

Тея была где-то очень далеко. И я знал — в тех мрачных и искаженных уголках, в которые я бы сделал всё, лишь бы она больше не возвращалась.

Когда мы остановились у ее дома, она вздрогнула, словно только сейчас по-настоящему увидела, где находится. Я не стал медлить — заглушил двигатель и обошел капот, чтобы открыть ей дверь.

Пальцы Теи дрожали, пока она пыталась расстегнуть ремень безопасности. Каждый ее неловкий жест отдавался болью у меня в груди. Наконец ремень поддался, и я помог ей выбраться из машины. Не смог удержаться — прижал к себе, убедиться, что она в безопасности. Звук закрывающихся замков, и я обнял ее за плечи.

В тот момент, когда она прижалась ко мне, я почувствовал, как мелко содрогается ее тело. Стиснув челюсть, я взглянул на нее.

— Ты дрожишь.

— Я... мне холодно.

Голос у нее был такой же дрожащий, как тело. И это только усилило ярость, кипящую во мне. Я направил нас к дому, стараясь не сжать ее слишком крепко.

— Пойдем. Надо тебя согреть.

Яркое солнце и восемьдесят пять градусов жары — этого должно было бы быть достаточно. Но после всего, что случилось сегодня, этого не хватало.

Я быстро отпер дверь и провел Тею внутрь. Мус выдал одно из своих мутантских мяуканий, но на встречу не пошел. Котята тоже молчали, видимо, все еще дремали. И слава богу. Если бы Тея подумала, что с ее зверьками что-то не так, сразу побежала бы к ним, а не позволила мне позаботиться о ней.

Я взял ее за руку и повел по коридору в главную ванную. Отпустить ее было пыткой, даже зная, что она рядом и в безопасности. Я поспешно включил воду, выворачивая кран на максимум, насколько позволял ее дохлый бойлер. На бортике заметил пузырьковую пену и плеснул немного в воду. Пена пошла густая, пушистая.

Встав на ноги, я обернулся. И внутри все сжалось. В ее глазах не было ни жизни, ни чувств. Будто она вовсе исчезла.

Я сглотнул и шагнул ближе.

— Колючка.

Она моргнула.

— Прости, я... Ты что делаешь?

— Набираю тебе ванну. Надо, чтобы ты согрелась.

— Со мной все в порядке…

— Колючка, — мягко, но твердо перебил я. — Позволь мне это сделать.

Она выдохнула дрожащим вдохом:

— Хорошо.

Сняла сначала один ботинок, потом другой.

— Хочешь, я выйду? — Спросить это было чертовски трудно. Последнее, чего я хотел — это отдаляться. Но если ей нужно было побыть одной, я бы дал ей это.

Она покачала головой, волосы закачались вокруг ее лица.

— Останься.

Облегчение захлестнуло с головой.

— Хорошо.

Я не позволил себе опустить взгляд, пока она раздевалась. Ее тело было дьявольски соблазнительным, но последнее, что ей сейчас было нужно — это мое вожделение.

Когда она закончила, я помог ей опуститься в ванну. Как только ее тело скрылось под слоем пены, я выключил воду.

— Не слишком горячо?

— Идеально, — прошептала Тея, погружаясь глубже.

Я опустился на кафельный пол рядом, прислонившись к ванне.

— Нужно что-нибудь? Чай? Что-нибудь перекусить?

Тея посмотрела прямо в глаза.

— Только ты.

Где-то внутри вспыхнуло тепло, прокатилось огнем по костям.

— Я рядом, — хрипло ответил я.

Ее глаза вспыхнули чуть ярче.


— Спасибо, что не дал мне остаться одной.

— Я с тобой. Всегда.


Я шел по коридору дома Теи, щелкая выключателями один за другим. Она двигалась впереди меня, походка у нее была почти пьяной. Я бы, наверное, усмехнулся, если бы не сдерживал ярость, клокочущую внутри.

Увидеть, как она разрыдалась от осознания, что те фотографии исчезли из интернета, было почти невыносимо. Я знал, что все это оставило на ней шрамы, но сегодня стало ясно, насколько глубоко они ушли. Я проглотил весь гнев. Потому что Тее он был ни к чему.

После того как я накатал ей ванну, постарался приготовить хоть сколько-нибудь съедобный ужин. Это был не шедевр из ее арсенала, но испортить сэндвич с сыром — еще надо умудриться. Потом мы свернулись на диване и наконец посмотрели Рокки. Я думал, что два часа, просто обнимая ее, помогут унять злость.

Не помогли.

Это только напомнило мне, насколько Тея мне дорога. Насколько она важна. Насколько хрупкую, спрятанную от мира нежность она носит в себе. Я понял, что все это — не просто привязанность. Это любовь.

И от этого становилось страшно.

Тея чуть не запнулась, и я метнулся вперёд, чтобы удержать ее.

— Осторожно, Колючка.

Она сонно улыбнулась, глядя на меня снизу вверх.

— Прости... Я как выжатая.

Я не отпускал ее, пока мы не дошли до спальни.

— Адреналин спал. День был непростой.

Улыбка чуть погасла, и я мысленно выругался.

— Не верится, что Энсон сделал все это ради меня, — пробормотала она, скидывая тапки и забираясь в постель.

Я лег рядом, прижал ее к груди — мне по-прежнему нужно было чувствовать ее рядом.

— Людям не все равно.

Тея подняла на меня взгляд.

— Давно я не позволяла, чтобы им было.

Эти слова резанули меня, только подливая масла в огонь. Я поцеловал ее в лоб и щелкнул лампой.

— Спи. Тебе это нужно.

— Угу, — пробормотала она. Но уже почти уснула.

Ее тело расслабилось, дыхание стало ровным, и с каждым выдохом ткань моей футболки чуть поднималась. Я смотрел, как оно колышется в лунном свете, пробивающемся сквозь шторы, и пытался найти в этом покой. В ней. Но не получалось.

Я хотел поступить как сказала Саттон — выследить Брендана и стереть его с лица земли. И мне было бы мало. Я хотел, чтобы он страдал. Чтобы прочувствовал на себе все, через что прошла Тея, и больше.

Этот уровень ярости пугал. Я никогда не испытывал подобного. Даже когда умерли отец и брат. Даже после того, как похитили Роудс.

Казалось, кожа зудит, как будто тесна мне. Хотелось бежать, выжечь из себя это напряжение. Но я не пошевелился. Оставался рядом с Теей, слушал ее дыхание, которое порой срывалось в легкие смешки-скрипы.

Один час перетекал в другой. Потом в третий. Когда часы показали час ночи, я больше не выдержал. Осторожно, чтобы не потревожить ее, сдвинул Тею с себя. Замер. Ее дыхание стало мельче, но уже через несколько секунд вновь стало глубоким.

Я поднялся и пошел к двери. Когда обхватил ладонью холодную ручку, обернулся. Хоть и дергало всего изнутри, не смог не задержаться на ней взглядом. Как ее волосы колышутся от дыхания. Как спокойно она спит.

Я был за это благодарен. Она заслуживает спокойствия. Но я хотел, чтобы оно было и днем, когда она просыпается. Хотел, чтобы она больше никогда не боялась Брендана и его извращенной жестокости.

Я открыл дверь и шагнул в коридор. Закрывая ее, едва не выругался — Лось пронесся мимо меня, как комета. Тея предупреждала о его ночных безумствах, но сейчас я видел их воочию. Он сделал какой-то акробатический финт об стену и шмыгнул в мою комнату. При моей удаче, этот мутант еще и нассыт в кроссовки.

Хотелось бы рассмеяться. Хоть немного улыбнуться. Но не получалось. Все это давило слишком сильно.

Я прошел мимо кухни, через гостиную и вышел на задний двор. Как только прохладный горный воздух коснулся лица, я смог наконец дышать.

Аромат сосен пондероса всегда напоминал о доме. Но правда в том, что я до сих пор не знал, откуда родом. Может, мои родители просто проезжали мимо и оставили меня здесь. Но даже если так — Спэрроу-Фоллс стал моим домом. Моим убежищем. И он должен был остаться им и для Теи.

Я не позволю ей это потерять.

Не знаю, сколько я стоял, давая ночному воздуху остыть мой гнев. Но, казалось, чтобы это сработало, мне нужны были арктические температуры.

Петли на двери тихо скрипнули. Я не обернулся. Знал — это Тея. Не потому что она единственная, кто был в доме, а потому что чувствовал ее. Будто мое тело запоминало ее энергетику.

Ее ладонь скользнула вверх по моей спине, и даже сквозь футболку я почувствовал ее тепло. Она молчала. Просто была рядом. Считывала мое состояние без единого слова.

— Хочешь поговорить?

Я обнял ее, вдохнул знакомый цветочный запах с кокосовыми нотками. Он успокаивал больше, чем сосны вокруг.

— Прости, разбудил.

Тея подняла голову, посмотрела на меня.

— То есть ты не хочешь говорить?

Я вздохнул, провел большим пальцем по позвонкам под тонкой тканью майки и халата.

— Такое ощущение, что ярость прожигает меня изнутри. После всего, через что ты прошла, этот ублюдок просто живет себе как ни в чем не бывало.

Ее рука застыла у меня на спине.

— Нет. Не живет.

Я нахмурился.

— Он не может быть счастлив. Счастливые люди не ломают других. Не разрушают. Я поняла, что он, должно быть, ужасно несчастен. И это единственное утешение, что у меня есть.

Я покачал головой.

— Этого мало.

Несправедливо, что мир считает Брендана гением. Что никто не знает, кто он на самом деле. И мысль о том, что в его голове, может, и ад, меня не утешала. Это не снимало ярости.

Тея шагнула вперед, положила руки мне на грудь.

— Тебе нужно отпустить. Иначе это сожрет тебя.

Я не хотел держаться за этот гнев. Не хотел, чтобы он продолжал выжигать меня изнутри.

— Что помогает? — спросила Тея. — Когда ты злишься, что помогает? Мне обычно нужно засунуть руки в землю. Посадить что-нибудь или ухаживать за тем, что уже есть. Перенаправить энергию в что-то созидательное — это почти всегда работает. И когда мне грустно — тоже.

Господи, она такая светлая. Я поднял руку и провел пальцами по ее лицу.

— Строить. А ещё лучше — разрушать, чтобы потом создать что-то новое.

Губы Теи изогнулись в улыбке.

— Мы могли бы снести к чертовой матери гостевую ванну.

Я хотел рассмеяться, но во мне еще не было места для смеха. Хотя капитальный ремонт этой чертовой ванной я бы с радостью устроил — только нужных инструментов сейчас под рукой не было.

— Не сегодня.

На лице Теи промелькнуло разочарование, но тут же в глазах что-то вспыхнуло. Я не успел распознать, что именно.

Она встала на носки, прижалась ко мне всем телом. И как только ее губы коснулись моих, я пропал. Только она и я. Запах, вкус, ощущение. Мой язык скользнул внутрь и я взял. Все, что она давала.

Моя рука опустилась по ее спине к бедрам. Я притянул ее ближе, сильнее, жадно впитывая все, что было Тея. Где-то над головой ухнула сова, и я с усилием оторвался от ее губ, дыша тяжело, словно после бега.

— Прости, я...

Тея сжала мою футболку, сжав кулаки на груди.

— А я нет. — Ее глаза искали мои. — Позволь мне помочь тебе выжечь это.

Черт возьми.

Стоя передо мной в лунном свете, она была воплощением искушения. И предлагала целый мир.

— Я себе сейчас не доверяю, — выдавил я, чувствуя, как от этих слов всё внутри сжимается. Мрак внутри меня еще не рассеялся.

Ее выражение стало мягче.

— Но я тебе доверяю. И больше того — я хочу тебя всего. — Ее пальцы легко скользнули по моему лицу, словно запоминали его черты при свете луны. — Тебе не нужно быть идеальным для меня, Шепард. Не нужно держать все под контролем. Я хочу тебя таким, какой ты есть. Даже когда тебе хочется сжечь мир до тла.

Моя грудь судорожно вздымалась. В горле заполыхал огонь.

— Тея...

— Поверь, я справлюсь. Со всем тобой. Потому что это — ты. И я еще никогда никому так не доверяла.

Она даже не подозревала, что только что мне отдала. Эти три слова вертелись у меня на языке, но я проглотил их.

Я просто покажу ей.

40

Тея


Я думала, что Шеп оттолкнет меня. Что закроется, выстроит стену, и это убивало. Потому что с каждым днем, узнавая этого красивого, надломленного мужчину все глубже, я видела, как много шрамов он носит в себе. И эти шрамы шептали ему, что любое несовершенство — повод быть отвергнутым.

Я хотела, чтобы он знал: я принимаю его любого. Что я вижу его — по-настоящему.

Но как только мне показалось, что он отвернется и уйдет, все изменилось. В один миг он сдерживался, а в следующий — его накрыло.

Шеп впился в мои губы с отчаянной потребностью. Но это было больше, чем просто страсть. Он впускал меня. Не словами, но каждым касанием, каждым движением.

Его пальцы запутались в моих волосах, наклоняя голову назад, открывая доступ. Но мне нужно было больше. Я жаждала большего. Прижаться к нему. Почувствовать его силу, его вес, его реальность.

Прежде чем я поняла, как это произошло, мои ноги обвились вокруг его талии, и Шеп понес меня к двери. Мы чуть не врезались в нее, пока он, на ощупь, не нашел ручку и не провел нас внутрь, захлопнув дверь и повернув замок.

А потом снова движение. По коридору. Мы то и дело задевали стены, не замечая ничего, кроме друг друга. Добравшись до спальни, Шеп даже не включил свет, но стал осторожнее. Он медленно опустил меня вниз по своему телу, и это трение — это скольжение по нему — едва не свело меня с ума.

Я дышала прерывисто, стоя босиком на полу. Шеп был взъерошен, глаза светились в темноте.

Я не стала ждать. Пальцы потянулись к завязке халата, развязали ее, и он рухнул на пол. Затем мои руки сдвинулись к подолу майки, начали ее приподнимать.

— Не надо.

Единственные слова Шепа раздались, как раскат грома.

Я мгновенно посмотрела на него, ожидая отторжения, но его не последовало.

Он сделал шаг ко мне, потом еще один, пальцы его накрыли мои.

— Знаешь, сколько раз я мечтал снять с тебя одежду? Не лишай меня этого удовольствия.

Дыхание перехватило.

— Ох.

— Эти проклятые комбинезоны Carhartt. Ничто в них не должно быть сексуальным, но я все время думал лишь о том, что скрывается под ними. — Его пальцы скользнули по краю майки. — Что было бы, если я расстегнул одну застежку и дал всем этим упасть.

Он провелкончиками пальцев по нежной коже моего живота, приподнимая майку всего на сантиметров…

— Как гладко здесь было бы на ощупь.

Соски напряглись, отчетливо обозначившись под тонкой тканью майки. Я хотела, чтобы она исчезла. Хотела, чтобы и с Шепа не осталось ничего — между нами не должно быть ни малейшего барьера.

— Шепард, — прошептала я.

Его глаза сверкнули золотом.

— Не торопи меня. Дай мне насладиться каждой секундой.

Пальцы Шепа поднялись выше, костяшки легко коснулись нижней стороны груди.

— Такая идеальная. — Он обхватил ладонью одну грудь под тканью.

Я прикусила губу, сдерживая стон, и выгнулась навстречу, жаждая большего.

Второй рукой он стянул с меня майку, и она мягко упала на пол. Его взгляд потемнел, стал томным, когда он опустил глаза к моей груди.

— Эти милые соски просто умоляют о внимании.

Он склонился и сомкнул губы вокруг одного из них, глубоко втянув в рот.

Каждая клеточка моего тела ожила, словно пробудившись от сна. Нервы тянулись к нему, искали, жаждали большего.

Я не могла оторваться от ощущений — его язык обводил кружок за кружком, играя с моим соском, делая его всё туже и туже. Я не удержалась и вцепилась в его футболку, будто только это удерживало меня от полного растворения. Когда его зубы едва коснулись чувствительного бугорка, из моего горла вырвался стон.

Шеп тут же отстранился, но его рука поднялась, чтобы коснуться моего лица. Он провёл пальцем по моим губам, будто хотел узнать, откуда вырвался звук.

— Обожаю эти звуки, — прошептал он. — Никогда не хочу, чтобы они прекращались.

Его пальцы скользнули ниже — по линии подбородка, к пульсирующей точке на шее. Он обрисовал невидимую дорожку по ключице, вниз по груди и животу, пока не добрался до пояса моих хлопковых пижамных штанов.

— Все думаю, что ты там носишь, — прошептал он, голос стал хриплым. — До сих пор так и не увидел. Белый хлопок? Нежное кружево? Скользкий атлас?

Мой язык на миг показался изо рта, облизав нижнюю губу. Я почти проговорилась, но не захотела лишать его удовольствия открытия.

Рука Шепа опустилась ниже, и его янтарные глаза сверкнули вновь.

— Ничего? — хрипло спросил он.

Мои губы дрогнули в полуулыбке.

— В кровать — нет.

— И все это чертово время, пока мы смотрели фильм, — его голос стал ниже, — я только и думал о том, как засовываю руку в эти пижамные штаны?

То, с какой жадностью он меня хотел, разливалось по венам мощной волной. А его уверенность в этом желании давала мне силы. Делала смелее.

— Мне бы понравилось, если бы ты это сделал.

Улыбка расползлась по его лицу.

— Киноночи до конца недели, — пробормотал он.

Из меня вырвался смех, но он тут же перешел в стон, когда рука Шепа скользнула ниже и легла между моих бедер.

— Черт, — прошептал он, прижимаясь лицом к моей шее.

Я подалась вперед бедрами, прижимаясь к нему. Пальцы Шепа раздвинули меня, скользнув в нарастающую влагу. Он дразнил и терзал, заставляя меня цепляться за его рубашку, прижимая к себе, просто чтобы не потерять равновесие.

Два пальца медленно вошли внутрь, и его рука сместилась, одновременно с этим мои пижамные штаны с шорохом упали на пол.

— Такая жаркая. Такая гладкая, влажная и чертовски идеальная.

Из меня вырвался очередной стон.

— Дай мне больше, — пробормотал Шеп, добавляя третий палец.

Они двигались внутри — медленно, без спешки, будто у нас была вся вечность.

— Шепард, — выдохнула я.

— Даже не знаю, что лучше — эти твои звуки или мое имя на твоих губах, когда ты умоляешь.

Мое тело задрожало от его слов, и все внутри натянулось, как струна.

Шеп выругался сквозь зубы.

Я вцепилась в его футболку еще крепче:

— Пожалуйста. — Мой взгляд встретился с его. — Всего тебя. Я хочу всего тебя.

На челюсти Шепа дернулся мускул.

— Скажи, что ты уверена.

— Я хочу все, Шепард. И хорошее, и плохое. И красивое, и некрасивое.

Его пальцы исчезли в одно мгновение, и я вдруг оказалась в воздухе. Шеп подхватил меня на руки и уложил на кровать. Бедра сжались от желания, тело жаждало его как никогда.

Но в следующий миг его тепло исчезло. Он отступил на шаг, схватил футболку за ворот и снял ее одним резким движением.

Я не могла оторвать взгляд — завороженно провожала глазами каждую золотистую линию его тела, запоминая каждый изгиб, каждое напряжение мышцы.

Шеп опустил руки к резинке спортивных штанов, и те упали на пол. Когда я впервые увидела его, у меня перехватило дыхание. Его член стоял, длинный и толстый, вызывающий трепет. Шеп обхватил его рукой и провел по всей длине одним медленным движением.

Мое тело сжалось в предвкушении, будто уже знало, каково это — чувствовать его внутри. Но в то же время мои глаза расширились от удивления. Потому что Шеп был большим. Гораздо больше, чем кто-либо до него.

Он сделал шаг ко мне, и выражение его лица смягчилось:

— Расскажи, о чем думает эта прекрасная голова.

— Ты... большой, — выпалила я.

Один уголок его губ приподнялся в усмешке:

— Спасибо, что заметила.

Я нахмурилась:

— Просто... я не... я раньше...

Шеп провел большим пальцем по моей нижней губе:

— Это только ты и я. Если тебя что-то тревожит — скажи. Захочешь остановиться, сбавить темп — все в твоих руках. Мы можем обсудить что угодно.

Мои глаза жгло, а между бедрами скапливалась влага. Потому что во всем — в его теле, в его большом члене, в его нежном сердце — было нечто такое, от чего я вспыхивала мгновенно.

— Хорошо, — прошептала я.

Его вторая рука скользила по внутренней стороне моего бедра, вырисовывая невидимые узоры:

— Ты принимаешь таблетки?

— У меня спираль.

— Мне это нравится, Колючка. Потому что значит, если ты не против, я могу быть без презерватива. Мы почувствуем все. Я проверялся — со мной все в порядке.

— У меня тоже, — выдохнула я. — Я хочу этого. Почувствовать… все.

Шеп опустил голову и поцеловал меня в ключицу, в то время как его пальцы снова дразнили мой вход. Один из них скользнул по кругу, осторожно растягивая. Я не смогла сдержать стон.

— Эти звуки, — прорычал он. А потом его пальцы исчезли, и ладони легли мне на талию.

Мгновение и он уже лежал на матрасе, усадив меня на себя верхом:

— Хочу, чтобы ты управляла.

Меня накрыла горячая волна желания:

— Шеп...

— Шепард, — проворчал он.

— Я… у меня давно никого не было.

Его взгляд стал мягче. Он понял, что именно я имела в виду. Его ладонь поднялась к моему лицу, нежно обхватив щеку:

— Мы пройдем через это вместе. Только ты и я.

Господи, как же сильно я этого хотела. Хотела его.

Шеп положил руки мне на талию — чтобы поддержать, но не управлять. Для мужчины, который привык все контролировать, это было настоящим даром. Я прижала ладони к его груди, наслаждаясь ощущением силы под пальцами, и медленно опустилась на него.

Мой рот приоткрылся в беззвучном вдохе, когда я растягивалась, принимая его. Я зажмурилась, позволив боли пройти сквозь меня и ощутила, как та постепенно сменяется жаром. Таким, от которого перехватывало дыхание.

Рука Шепа скользнула между моей грудью и вдоль грудины к шее, к месту, где челюсть переходила в линию шеи:

— Не прячь эту красоту от меня. Я хочу видеть все. Все до последнего.

Я распахнула глаза. Потому что действительно не хотела ничего скрывать от него. Хотела, чтобы это было общее. Без тайн. Без стыда. Все — наружу.

Я задвигалась, осторожно покачивая бедрами, привыкая к его размеру. Потом стала опускаться глубже, принимая его полностью. Я видела напряжение, сдерживаемое усилием, по его челюсти и предплечьям. Видела, как он держится из последних сил. Но я не хотела, чтобы он сдерживался.

— Всего тебя, — прошептала я.

— Тея...

— Пожалуйста.

Контроль Шепа окончательно дал трещину и это было прекрасно. Он перевернул меня, не выпуская из объятий ни на мгновение.

— Ноги вокруг меня, — прорычал он.

Я подчинилась, обвивая его, пятками вжимаясь в его ягодицы. Шеп вонзился в меня, давая почувствовать все: свою силу, мощь, ту ярость, с которой он хотел меня… и насколько каждое мое ощущение жаждало только его.

Его тело двигалось в могучем ритме, подчиняя меня себе, выпуская наружу все, что он до этого сдерживал.

Мои пальцы вцепились в его плечи, ногти впились в спину. С каждым глубоким толчком Шепа перед глазами вспыхивали звездочки, а внутри все сжималось в предвкушении разрядки. Ноги дрожали, едва удерживая хватку, и я была уверена, что оставляю на его коже кровавые следы.

— Только не сейчас, — прохрипел Шеп, сдерживая себя на последнем издыхании.

— Шепард… — прошептала я его имя, как клятву, как признание в том, что он — все для меня.

Он ускорился. Толчки становились все глубже, все стремительнее. Его лицо расплывалось перед глазами, но я бы узнала его даже в полной темноте.

Я больше не могла сдерживаться.

Мое тело сжалось вокруг него, и я закричала от силы первой волны. Но для Шепа этого было недостаточно. Его рука скользнула между нами, пальцы нашли мой клитор и он снова и снова входил в меня, не давая передышки.

Удовольствие было таким сильным, что почти граничило с болью. Большой палец Шепа надавил на мой клитор, и перед глазами вспыхнули темные искры. Звук, с которым он достиг вершины, был почти звериным, и эта дикость лишь подстегнула мой собственный экстаз. Ощущение, как он кончает в меня, снова вызвало в теле мощную волну.

Но дело было не только в физическом. Это было осознание — мы могли быть теми, кто нужен друг другу, и в радости, и в беде.

Шеп перекатился на спину, прижимая меня к себе, и я рухнула на него, все еще наслаждаясь тем, что он был внутри. Я не хотела отпускать это ощущение. Грудная клетка тяжело поднималась, будто я только что прошла самую изнуряющую тренировку в жизни. Мы оба были покрыты потом.

Я запрокинула голову, глядя на него.

— Похоже, у нас проблема.

Шеп нахмурился:

— Проблема?

— Мне нравится, когда ты злишься и когда извиняешься. С такими темпами я начну ссориться с тобой по любому поводу.

Шеп рассмеялся, но от этого внутри меня снова все сжалось. Смех тут же оборвался, и он выругался:

— Ты решила меня убить, да?

Я расплылась в улыбке и посмотрела на него сверху вниз:

— Это ты все начал.

Он резко приподнялся, захватив мои губы в долгом, медленном поцелуе. Когда отстранился, в янтарных глазах промелькнуло что-то, что я не смогла сразу прочесть.

— Спасибо.

— За что? — прошептала я.

Большой палец нежно скользнул по моей нижней губе.

— За то, что заставила меня почувствовать себя достойным. Даже в самые мои худшие моменты.

Сердце болезненно сжалось, но эти треснувшие осколки будто сами нашли путь к Шепу. Именно туда, где им и было место.

— Шеп, твое «худшее» — это все равно хорошо. Потому что оно только доказывает, насколько ты заботишься.

Мне так хотелось сказать ему эти три слова. Потому что теперь я знала: я чувствую это каждой клеточкой своего тела.

Шеп провел пальцем по моему подбородку, скользнул вниз по шее и остановился в ложбинке у ключиц.

— Спасибо, что увидела меня.

— Спасибо, что впустил.

Потому что, позволив мне увидеть трещины наряду с совершенством, Шеп стал для меня еще красивее. И это дало мне шанс вернуть ему хотя бы малую часть того, что он отдал мне.

41

Тея

Я сжимала в руках корзину из лозы, полную фруктов и овощей с моего огорода и из теплицы, пока Шеп сворачивал с главной дороги на гравийную. Вдалеке показался дом и несколько хозяйственных построек, окруженные, казалось, километрами полей с пасущимися коровами. За ними — лес, тянущийся к горизонту, а за лесом — горы Монарх и замковидная скала Касл-Рок.

Я знала, что вид с семейного дома Колсонов должен быть захватывающим — ради такого пейзажа я бы многое отдала. Но сейчас он не успокаивал. Напротив — нервозность достигла предела.

Шеп убрал одну руку с руля и положил на мое бедро, легко сжав сквозь ткань сарафана, который я уже начинала жалеть, что надела.

— Хочешь, вернемся?

— Что? — я резко оторвалась от пейзажа и посмотрела на него.

Он мельком взглянул на меня, прежде чем снова сосредоточиться на дороге:

— Ты ни слова не сказала с тех пор, как мы сели в машину. Но я чувствую, как ты всё сильнее сжимаешься внутри. — Его большой палец начал рисовать круги на моей ноге. — Там будет моя семья. Но если ты не готова, не спеши. Все в порядке.

Я глубоко выдохнула, с трудом сглотнув:

— А что, если я им не понравлюсь?

Шеп сбавил скорость и съехал на обочину.

— Во-первых, ты уже знакома со всеми, кроме моей мамы, Арден и Коупа. Мама с Арден тоже тебя полюбят. А если бы Коуп был здесь, он бы наверняка попытался заигрывать с тобой, и мне пришлось бы выбить ему зубы. Так что, пожалуй, хорошо, что его нет.

Я едва заметно улыбнулась.

Шеп убрал локон с моего лица и заправил за ухо:

— Хочешь рассказать, что на самом деле тебя тревожит?

Я начала ковырять ногтем край корзины.

— Все это для меня в новинку. Моя семья... у нас не было таких отношений. Мы не были близки. А вдруг я скажу что-то не то или сделаю что-то, что кого-то обидит?

Он долго изучал мое лицо.

— Ты редко говоришь о своей семье.

Конечно, Шеп сразу попал в точку. Я уставилась на фрукты и овощи на коленях — единственный подарок, что пришёл в голову, вместе с букетом из сада. Даже в этом я сомневалась.

— Я не общалась с ними с колледжа. У мамы с папой были, мягко говоря, непростые отношения. Отец то уезжал по работе, то просто исчезал. Когда он был дома, они постоянно ругались. Кричали друг на друга. Половину времени будто забывали, что я вообще существую.

— Теа… — прошептал Шеп.

— Все было не так уж плохо. У меня всегда было все необходимое, но мне кажется, они не хотели ребенка. Мама, наверное, думала, что малыш все исправит. Но этого не произошло.

Шеп притянул меня к себе, его ладони обхватили мое лицо, лоб прижался к моему:

— Мне так чертовски жаль.

— Я мечтала о такой семье, как у тебя, — призналась я. — Представляла, как у меня куча братьев и сестер. Хотела делить комнату с сестрой, болтать ночами о всякой ерунде.

Большой палец Шепа скользил по моей челюсти:

— Мы не идеальны. Ни разу. Коуп, например, сливал воду в унитазе, когда я принимал душ. А Фэллон всегда съедала последний брауни.

Я хихикнула:

— Звучит идеально.

— Ты уже сама создаешь такую семью. Разве не видишь? Роудс, Саттон, Лука. Даже Энсон смотрит на тебя как на младшую сестру. — Он отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза. — Я лучше многих знаю: кровь — не главное. Иногда выбор — куда сильнее связующее звено.

В горле запекло, глаза защипало.

— Шепард…

— Ты называешь меня полным именем и мне сразу хочется тебя трахнуть. А, Колючка, тогда мы опоздаем к ужину, и ты занервничаешь еще больше.

Я засмеялась, притянула его за рубашку и поцеловала. Эти три слова горели у меня на языке, но я все еще не могла их сказать — сдерживало то самое крохотное чувство страха.

— А теперь мне придется идти на ужин, пряча стояк, — пробормотал он, запуская двигатель.

Нервозность вернулась, когда мы приближались к белому фермерскому дому, словно сошедшему со страниц сказки. Но я не дала волнению захлестнуть себя. Просто дышала. Семья Шепа была его частью. А значит, я уже любила их. Все, на что я могла надеяться, — что они увидят, насколько сильно я забочусь о нем.

Мы припарковались рядом с черным пикапом с замысловатыми узорами по бокам. Я знала, что он принадлежит Каю. Перед домом стояло еще с десяток машин: от седанов до огромного внедорожника.

Я сосредоточилась на дыхании, вылезая из машины. Шеп сразу оказался рядом, взял меня за руку и повёл к дому. Мы еще не дошли до крыльца, как дверь распахнулась.

Меня тут же окутали в объятиях. По запаху душистого горошка я поняла, что это Роудс, хотя и не могла ее увидеть сквозь силу объятий.

— Я так жалею, что тебе пришлось все это пережить. Знай, я всегда рядом. Что бы тебе ни понадобилось. Ты самая сильная женщина, которую я знаю.

У меня защипало нос. Я попросила Энсона рассказать Роудс все сам — не выдержала бы еще раз пересказывать. И теперь знала, что поступила правильно. Я обняла Роудс в ответ:

— Спасибо. Прости, что не рассказала раньше. Я…

— Даже не думай извиняться, — резко перебила она, отстраняясь. — Ты просто защищалась.

Я выдавила улыбку:

— Спасибо, что поняла.

— Конечно. — Она сжала мое плечо. — И да, я вчера устроила костер и сожгла все диски с фильмами Брендана Бозмена.

Я расхохоталась:

— Вот это я представляю с удовольствием.

Шеп покачал головой:

— Теперь понятно, почему у Тея все еще DVD. Ты застряла в прошлом веке.

Роудс закатила глаза:

— Когда у тебя отключат интернет, я буду сидеть и спокойно смотреть «Стражей Галактики».

— Я пыталась его переубедить. Не слушает, — сказала я, входя в дом.

Шеп положил ладонь мне на поясницу, показывая, что он рядом.

— У Шепа зависимость от техники. Прям настоящая, — добавила Роудс.

Я подняла на него взгляд:

— Как ты вообще выживаешь, живя у меня?

Он усмехнулся:

— Я был занят кое-чем другим.

— Фу-у-у! — простонала Роудс. — Мне совсем не нужно знать, чем вы там занимаетесь. Слишком много информации!

Я залилась румянцем, но не смогла сдержать смешок.

Смешок? Кто я вообще такая?

Голоса впереди становились все громче, и у меня скручивало живот, но как только мы переступили порог просторной кухни-гостиной-столовой, на меня налетело крохотное существо. Она была настоящим вихрем с темными блестящими волосами и зелеными глазами, как у Трейса.

— Ты Тея. Ты новая девушка дяди Шепа. А еще папа говорит, ты работаешь в пекарне. Принесешь мне кексик оттуда? Папа разрешает только по особым случаям. А я хочу их все время. Больше всего люблю с единорогами. Я...

Трейс подхватил дочку на руки и стал щекотать ее в бок:

— Кили, ты скоро совсем уши Тея заболтаешь.

— Неправда. Уши не отваливаются. Правда ведь?

Я не смогла не улыбнуться ее тревоге:

— Приятно познакомиться, Кили. Кексы с единорогами — мои любимые тоже. Приходи ко мне на работу, и, возможно, я смогу незаметно один тебе передать.

Лицо Кили засветилось от счастья:

— Ты просто СУПЕР!

Трейс рассмеялся:

— Ну все, теперь ты — ее вечная звезда.

— Я не против немного подкупать, — призналась я с улыбкой.

— Я отлично подкупаюсь, — с серьезным видом подтвердила Кили. Затем посмотрела на меня и Шепа. — Супербабушка сказала, что вы с дядей Шепом играете в «стукни сапогом». Это новая игра? Может, и я научусь...

— Лолли! — хором выкрикнули человек пять в огромной комнате, обернувшись на женщину.

Та подняла голову от коктейля, совершенно не смутившись:

— А разве я соврала?

— Господи, — проворчал Трейс. — Мой ребенок будет исключен из первого класса.

— Лето, папа. Меня не могут исключить.

— Профилактическое исключение, — вздохнул он.

Но дочка лишь расплылась в улыбке, словно он повесил ей на небо луну. Потом повернулась ко мне:

— Папа всегда боится, что меня выгонят, но этого ни разу не случилось. Учителя меня обожают.

Я еле сдержала смех:

— Охотно верю.

— Тея, — позвал теплый голос, прерывая разговор, — прости за столь сумбурную встречу. И за мою мать.

— Не смей извиняться за меня, девочка, — отозвалась Лолли.

— Если бы я не извинялась, нас бы уже выгнали из города, — бросила Нора, повернувшись ко мне. — Добро пожаловать в наш хаос.

Теперь я уже рассмеялась. В Норе было что-то такое — легкость, полное принятие происходящего вокруг — что помогло мне расслабиться:

— Спасибо, что пригласили. Я, э… принесла кое-что из своего сада.

Я протянула ей корзину, и тут же накатило сомнение. Это странно? Надо было приносить еду? Вдруг ее это обидит?

Но глаза Норы засияли, а кожа у уголков глаз сморщилась — я сразу поняла: она часто улыбается.

— Не скрою, я едва сдерживалась, чтобы не начать умолять Шепа принести еще твоих вкусняшек. Тот снежный горошек и руккола из прошлой корзины — просто потрясающие. А помидоры? Я все их сама съела.

— Эй, а я тоже люблю помидоры, — сказал Кай, развалившись в кресле с мотоциклетными ботинками на пуфе.

— Сам себе найди, — отрезала Нора.

Кай рассмеялся:

— Значит, они и правда хороши, если ты их от нас прячешь. Готов обменять сеанс татуировки на помидоры. Но только если они сортовые.

— А какие еще бывают? — усмехнулась я.

На лице Кая появилась довольная ухмылка:

— Если бы Шеп тебя не заполучил первым...

— Не заставляй меня врезать тебе и запачкать мамин стул, — проворчал Шеп.

Кай лишь сильнее усмехнулся:

— Забыл, у кого здесь тренировки по ММА?

— Тогда я тебе нос сломаю ладонью, — хрипловатым голосом вмешалась женщина на диване. — Ты же знаешь, что я смогу.

Кай поморщился:

— Когда тебе везет.

— Когда ты расслабляешься. А это происходит все чаще.

Я внимательно посмотрела на нее и поняла, что это, должно быть, Арден. Она была потрясающе красива: темно-каштановые волосы почти до талии, серые глаза с легким фиолетовым оттенком.

Арден перевела взгляд на меня:

— Прости Кая. Он — неандерталец.

— Истинная правда, — пробормотала Фэллон, сидя у стойки с бокалом вина.

Кай не особенно отреагировал на упрек Арден, но тут же нахмурился, услышав подтверждение от Фэллон, посмотрев на нее испытующе.

Арден встала и подошла ко мне:

— Приятно наконец познакомиться. Я — Арден.

— Мне тоже, — ответила я.

Нора обняла Арден за плечи:

— Кто бы мог подумать, что все, что нужно для твоего появления на семейном ужине, — это чтобы Шеп привел новую девушку?

Арден смущенно улыбнулась:

— Сейчас напряженный сезон.

Нора мягко убрала волосы с ее лица — жест, который сразу выдал: она делает это с самого детства:

— Когда у тебя, мини-Ван Гог, не напряженно?

Арден улыбнулась мне:

— Надеюсь, только не дойду до отрезания уха.

Нора сморщила нос:

— Без мрачных разговоров перед ужином.

Меня моментально приняли в круг, и уже через пару минут нервозность испарилась. За длинным столом Колсонов было столько людей, что внимание не задерживалось на мне надолго. А Кили отвлекала всех своими выходками.

На ужин подали стейк и овощное ассорти всех цветов радуги. Картофель грата, от которого мне не терпелось узнать рецепт, и булочки — мягкие, как облачко. На десерт Роудс принесла пирог с арахисовым маслом — не осталось ни крошки.

После ужина мы все помогали убирать со стола, но Нора мягко выставила всех из кухни, оставив только меня. У меня тут же подкосился желудок, но она улыбнулась виновато:

— Эгоизм, знаю. Все хотят с тобой поближе познакомиться, но Шеп — мой малыш, и я считаю, что заслужила первенство.

Я сгребала остатки еды в ее компостное ведро, стараясь вновь не поддаться нервам:

— Он очень тебя любит.

Это было очевидно. В том, как Шеп обращался с мамой, была нежность. И еще — благодарность.

Нора посмотрела в окно, на своих детей, собравшихся на заднем дворе и смеющихся над шоу, которое устраивала Кили:

— Он хороший человек.

— Лучший, — тихо сказала я, передавая ей тарелку для ополаскивания.

Она двигалась по кухне так, словно могла закрыть глаза и всё равно не промахнуться.

— Но он слишком многое берет на себя.

Я замолчала, отскребая остатки с очередной тарелки.

— Думаю, часть его всегда будет пытаться доказать свою ценность, — проговорила я наконец. Пальцы сжались на посуде, решая, говорить ли то, что вертелось в голове. Но я вспомнила всё, чему учил меня Шеп. Особенно — что я не выбралась, чтобы теперь не жить.

— Мы все носим в себе груз прошлого. Трудности нас меняют. Иногда оставляют шрамы. Но не все из этого — плохо. Они растят в нас сочувствие, понимание и умение заботиться о других. Шеп заботится о людях вокруг больше, чем кто-либо, кого я знала. Ему просто иногда нужно напоминать, что не нужно быть идеальным, чтобы его любили.

Я застыла, услышав последние слова, вылетевшие у меня изо рта. Я не собиралась их говорить, но отрицать их было бессмысленно — это была правда.

Руки Норы замерли в мыльной пене. Она повернулась ко мне:

— Ты его любишь?

Я с трудом сглотнула:

— Да. — Глубоко выдохнула. — Твой сын напомнил мне, что в этом мире все еще есть хорошие мужчины. В момент, когда мне отчаянно нужно было это напоминание. Он сделал меня смелее. Заставил тянуться к вещам, о которых я думала, что больше никогда не смогу их иметь.

В глазах Норы заблестели слезы:

— Тея...

— Ты вырастила удивительного сына.

Нора бросила тарелку в раковину и в одно мгновение оказалась рядом, заключив меня в крепкие объятия и не отпуская:

— Я вижу, как он изменился за этот месяц. В нем появилась легкость, которой давно не было. Это ты. Ты сделала его смелым в ответ. Смелым, чтобы поверить: он уже достаточно хорош, просто такой, какой есть.

У меня запекло в горле, а глаза наполнились слезами:

— Он больше чем «достаточно». Он — все.

Нора отстранилась, смахивая слезы, уже скатившиеся по щекам:

— И ты тоже, красавица моя. Это так ясно видно. Твоя доброта, забота, сила. Я не знаю, что с тобой случилось, но мне больно оттого, что это произошло.

— Это только заставляет меня еще сильнее ценить то, что у меня есть сейчас.

Нора всхлипнула:

— Я хочу, чтобы у тебя было все. И если тебе когда-нибудь понадобится кто-то, кто выслушает, обнимет или просто похлопочет вокруг тебя — я всегда рядом.

Теперь и мои слезы потекли. От ее доброты. От того, что она предложила мне то, чего у меня никогда по-настоящему не было:

— Спасибо, — прошептала я. — Это значит для меня больше, чем ты можешь представить.

— Все в порядке? — раздался глубокий голос Шепа, разрезая тишину кухни.

Мы с Норой подпрыгнули от неожиданности, а потом тут же расхохотались.

Нора вытерла лицо и отмахнулась от сына:

— Все хорошо. Просто разговор по душам с нашей девочкой.

Шеп тут же подошел ко мне, его большое тело обвило меня заботой, а большие пальцы нежно смахнули слезы с моих щек:

— Ты плачешь.

Я покачала головой:

— Я счастлива.

Он нахмурился, будто не до конца верил моим словам.

Я обхватила его за талию и крепко прижалась:

— Счастлива, — повторила я. — И это благодаря тебе.

Шероховатые руки Шепа обхватили мое лицо:

— Это ты подарила себе счастье. А я просто счастлив быть частью этой мозаики.

42

Шеп

— Улыбка у тебя какая-то пугающая.

Я скосил взгляд на Энсона, пока мы ехали в город в моей машине, пытаясь хоть немного убрать с лица идиотскую ухмылку, что не сходила с него весь уикенд. Но безуспешно. Не получалось. Ну не мог я иначе.

— То, что ты при улыбке выглядишь как одержимый демон, не значит, что мы все такие, — отозвался я.

Энсон только хмыкнул в ответ.

— У тебя щеки не болят? Ты все утро лыбишься.

Я закатил глаза и свернул на главную улицу. Каскад-авеню по-прежнему была битком — туристы тянули время, чтобы выжать максимум из праздничных выходных. Мой взгляд непроизвольно скользнул в сторону пекарни. Просто надеялся мельком увидеть темно-каштановые волосы за витриной.

— Господи, — рявкнул Энсон. — Следи за дорогой.

Я тут же вернул взгляд на проезжую часть и нажал на тормоз, чтобы не врезаться в минивэн с номерами Айдахо.

— Ты пропал, — пробормотал он.

— Как будто ты лучше, — парировал я.

Энсон по уши влип с Роудс. Она была его вселенной, центром, вокруг которого все вращалось.

Он криво усмехнулся.

— Ладно, справедливо. — Улыбка тут же погасла. — Все пока спокойно?

Я кивнул, и в животе сжался тяжелый ком.

— Трейс все еще ждет результаты по отпечаткам на письме. Расс в базе есть, а вот Брендана — нет.

— Ну конечно, — проворчал Энсон. — Может, я смогу как-нибудь достать его отпечатки...

— Законным способом?

Энсон поморщился, и я все понял без слов.

— Если Трейс не сможет ими воспользоваться, толку-то.

Энсон откинулся на спинку сиденья.

— Да знаю. Просто хочу, чтобы этот ублюдок ответил по полной.

Я крепче сжал руль.

— Думаешь, я не хочу? Он сломал ее. — Слова будто лезвия в горле. — Тея каждый день сражается с тем, что он сделал с ее сознанием. Он мог и пальцем ее не тронуть, но следы все равно остались.

Энсон молчал, пока я не припарковался у хозяйственного магазина.

— Иногда душевные раны хуже физических, — сказал он тихо.

Он это понимал. Наверное, как никто другой.

— Но она идет на поправку, — добавил я. Я видел это в том, как Тея становилась смелее. Как больше не вздрагивала. Как позволяла себе быть собой рядом с моей семьёй. Я посмотрел на Энсона. — И ты тоже.

Он уставился на меня.

— А ты?

Я на секунду напрягся, но потом выдохнул и позволил раздражению пройти. Он не лез из любопытства. Он волновался.

— Я, наверное, всегда буду корить себя за то, что не разглядел в Сайласе, кто он на самом деле. И за то, что по моей вине он добрался до тебя и Роудс.

— Но?.. — подтолкнул Энсон.

— Но я начинаю понимать, насколько убедительным может быть зло. Иногда оно приходит в красивой или безобидной оболочке. А я не хочу быть тем, кто в каждом новом человеке будет искать подвох. Не хочу позволить тому, что случилось, изменить меня.

Впервые я сказал это вслух. Но именно Тея помогла мне это осознать. Я видел, как Брендан обаятельно заманил ее в ловушку. И через сочувствие к ней я начал снисходительнее относиться и к себе.

— То есть ты наконец понял, что случившееся с Роудс — не твоя вина.

Я сглотнул, прогоняя ком в горле.

— Да. А ты?

Энсон смотрел на меня.

— Она меня заставила поверить в это. С боем, конечно.

Я не удержался от улыбки.

— Моя сестра — настоящая львица, когда дело касается близких.

Энсон хлопнул меня по плечу, дотягиваясь до ручки двери.

— Как и ты. И нам всем чертовски повезло, что ты с нами.

Когда я заглушил двигатель и вышел из машины, я по-настоящему позволил этим словам осесть внутри. Дал им разойтись в груди. Мне правда безмерно повезло — с семьей, с друзьями, с Теей. И я не собирался недооценивать чудо того, что у меня всё это есть.

Мы с Энсоном направились вглубь хозяйственного магазина, к задней стойке — сделать заказ на новые окна, прежде чем поехать на обед. Но чем ближе мы подходили, тем сильнее накатывало чувство вины.

Блондинистые волосы шевельнулись, когда женщина у стойки подняла взгляд. И в тот же миг в ее голубых глазах отразилась боль.

Черт.

— Привет, Мара, — сказал я, стараясь сохранить теплое выражение лица.

Она сглотнула, выдавив улыбку.

— Шеп, привет. — Она перевела взгляд на моего спутника. — Энсон.

Он просто кивнул.

Я достал из кармана лист бумаги и протянул ей через стойку.

— Закажешь это?

Мара опустила взгляд, пробежалась по размерам, брендам и артикулам. Уголки ее губ дрогнули в более искренней улыбке.

— Ремонтируешь старушку?

Напряжение внутри слегка ослабло. В этом мы с Марой всегда легко находили общий язык — стройка, восстановление, реставрация.

— Ага. Света там катастрофически не хватает.

— Верю. — Она начала стучать по клавиатуре. — Эти старые дома хоть и красивые, но тяжеловатые.

— Недолго осталось.

Мара вновь подняла глаза, взгляд ее стал мягче.

— Не сомневаюсь. — Ее пальцы остановились. — Как рука?

Я машинально пошевелил пальцами.

— Уже в порядке.

Она кивнула и прикусила губу.

— Слышала, Расс тебе опять палки в колеса ставит.

Вот дерьмо.

Мне не хотелось в это вдаваться.

— Пытался. Но все хорошо.

Мара снова вернулась к клавиатуре, но печатала медленнее, словно нарочно затягивала процесс.

— Будь осторожен с ним. Он змея. Всегда им был.

— Я осторожен.

Через несколько минут заказ был оформлен.

— На твой счет?

— Да.

— Принято. Придет через пару недель, но я постараюсь ускорить. Бесплатно.

— Не нужно…

— Хочу, — твердо сказала Мара.

И от этих слов в животе заскребло.

— Ладно. Спасибо. Хорошей недели.

Она задержала взгляд на моём лице чуть дольше, чем стоило.

— И тебе.

Мы с Энсоном пошли через магазин к выходу.

— Она не сдается, — пробормотал он, понизив голос.

Я бросил на него взгляд.

— Она хочет то, чего на самом деле никогда не было.

Потому что между мной и Марой никогда не было отношений. Мы делали все, что делают обычные пары, но ни разу не говорили по-настоящему — о важном. Она не заставляла меня чувствовать себя увиденным, как это делает Тея. Не зажигала во мне огонь.

— Может, и так, но воображение — вещь опасная, — пробормотал Энсон. — На твоем месте я бы держался подальше.

— Я стараюсь, — выдавил я сквозь зубы, выходя на солнце.

— Не стреляй в гонца, — отозвался Энсон.

— Гляди-ка, кого занесло. Если это не Малыш из коробки и Парень-Убийца.

Я поднял голову и увидел Расса, идущего к нам в компании отца — Боба. Прозвище всегда било по больному — напоминание о той боли, с которой я рос. Но на этот раз оно не задело. Не кольнуло. Не жгло. Наоборот — вызвало чувство благодарности.

И вот тогда я понял: что-то изменилось.

Это было не как в фильмах, когда вдруг весь мир становится ярче, а скорее легкий сдвиг, как если бы кто-то чуть подкрутил колки у гитары. Но даже такое крошечное изменение полностью меняет, как ты слышишь музыку.

Потому что в словах Расса я услышал не оскорбление, а напоминание. Напоминание о том, к чему привело то самое одиночество. К невероятной семье, о которой я и мечтать не мог. К осознанию своего места в жизни. К настоящему дому. И теперь я ясно понимал: чтобы быть частью семьи, не нужно было чего-то заслуживать. Не нужно быть идеальным. Эти узы возникают потому, что тебя выбирают. Просто так.

Так что вместо раздражения я улыбнулся. И не повредило то, что у Расса все еще был пластырь на носу и фингал под глазом.

— Расс, вижу, обаяния тебе по-прежнему не занимать.

Боб тут же напрягся:

— Не смей говорить с моим сыном. Думаешь, если Колсоны тебя приютили, ты теперь звезда? Ты — никто. Ублюдок и есть ублюдок.

Теперь я видел и это отчетливо. Откуда в Рассе столько злобы. Он не родился таким. Его так воспитали.

Я встретил злой взгляд Боба.

— Не хочешь, чтобы твой сын вляпался, стоило бы научить его не лапать женщин, если они этого не хотят. Хотя, подозреваю, он все это дерьмо у тебя и перенял.

Лицо Боба побагровело, и он рванулся вперед:

— Не смей так со мной разговаривать, сопляк! Я тебе сейчас…

— Думаю, хватит, — вмешался Энсон и оттолкнул Боба назад. — На том здании камера. И если ты сделаешь хоть шаг — Трейс получит об этом подробный отчет.

Боб кипел от ярости, но Расс даже не шелохнулся. Он смотрел на меня с ненавистью.

— Камеры не всегда рядом, Малыш из коробки. Берегись.

43

Тея


Колокольчик звякнул, когда дверь в пекарню распахнулась, и я внутренне напряглась. Три последних дня мы работали как проклятые — с открытия до закрытия, без передышки. Только сегодня к обеду поток хоть немного схлынул. Если этот звон означал новую волну, я не была уверена, что справлюсь.

Но стоило мне увидеть фигуру в дверях — все напряжение тут же ушло, и из меня вырвался смех. На пороге стояла Лолли — с серебристыми волосами, собранными в два пучка по бокам головы, в чем-то, похожем на спортивную форму. На ней были тай-дай-леггинсы, ярко-красные кроссовки, а футболка гласила: «Заведующая Плантацией», с огромным листом марихуаны по центру.

— Лолли, ты шикарна, — сказала я, расплываясь в улыбке.

Она сделала круг, и браслеты на ее запястьях весело звякнули.

— Я такую же футболку подарила Роудс. Сказала, чтобы показала Данкану в питомнике. Идеальная униформа, по-моему.

Я едва сдержалась, чтобы снова не рассмеяться.

— И что он сказал?

Лолли нахмурилась.

— У него нет моего воображения.

Не сомневаюсь. Данкан, конечно, вполне сносный начальник, но я с трудом могла представить, как он превращает семейный питомник, который существует уже несколько поколений, в плантацию каннабиса.

— Его потеря.

— А любовь всей моей жизни тут? — раздался голос Уолтера, когда он вышел из кухни.

— Только не начинай, старый козел, — отозвалась Лолли.

Глаза Уолтера заискрились от веселья, он расплылся в улыбке:

— Может, я и стар, но ты заставляешь меня чувствовать себя подростком в разгаре гормонального шторма.

Щеки Лолли слегка порозовели.

— Не пытайся меня заболтать.

Уолтер прижал руку к сердцу, будто его ранили:

— Я только правду говорю, когда дело касается тебя.

— Ну-ну, — отмахнулась Лолли и подошла к витрине. — Устала я сегодня. У меня новая тренерша, мы сегодня качались по полной. Теперь мне нужна награда.

Но Уолтера это не остановило:

— Если бы ты согласилась стать моей, тренеры бы не понадобились. Я бы тебе таких тренировок дома устраивал…

— Уолтер! — пискнула Саттон, как раз появившись на нижней ступеньке лестницы.

Он только рассмеялся:

— Должен же я напомнить своей девочке, что еще не сдал.

— Попробуй, — сказала Лолли, грозно махнув пальцем.

— У каждого должна быть цель в жизни, — крикнул он ей вслед.

Саттон стояла в шоке:

— Мне что, вас теперь разводить?

— Можешь попробовать… — подмигнул Уолтер.

— На кухню! — приказала Саттон.

Уолтер, хихикая, скрылся за дверью.

— Однажды ты скажешь «да», Лолли!

— Вот еще. Кто он вообще такой? Я не из тех, кого можно приручить, — фыркнула Лолли.

Я едва удержалась от смеха:

— Хотя, может, сто́ит дать ему шанс?

Саттон взмахнула руками и уставилась на меня:

— Ты тоже? Что за повальное помешательство на сексе?

Мы с Лолли переглянулись.

— Засуха, сладенькая? — поинтересовалась Лолли.

Саттон облокотилась на стойку, будто все силы покинули ее:

— Тут, как в пустыне Сахара.

Улыбка Лолли растянулась до ушей, и она захлопала в ладоши, издав радостный писк, больше похожий на девчачий восторг, чем на голос бабушки:

— Нам срочно нужна девичья ночь! Нарядимся, пойдем в тот кантри-бар на шоссе. Ничего нет лучше ковбоя. Я могу сделать нам особенные мармеладки, чтобы…

— Нет! — одновременно воскликнули мы с Саттон.

Лолли нахмурилась:

— Вам обеим нужно немного расслабиться.

— Думаю, бокал вина — это мой максимум на сегодня, — пробормотала Саттон.

— Ну ладно. Но ковбоев мы все равно найдем, — заявила Лолли. — А теперь давай мне кекс с единорогом на вынос. У меня в три дня церемония солнца.

Я не стала спрашивать. Вполне возможно, что она собиралась танцевать голышом в саду, поклоняясь солнцу. Я взяла один из последних кексов и упаковала его.

— За мой счет.

Лолли взяла коробочку с широкой улыбкой:

— Баловница ты моя, девочка. На следующей неделе я тебе пряники принесу в ответ.

Помахав рукой, она направилась к двери.

— Ты же знаешь, что тебе нельзя есть ее пряники? — спросила Саттон.

— Знаю. Роудс как-то в колледже случайно съела один. Потом часами видела галлюцинации.

Саттон покачала головой:

— Наверное, эти сумасшествия и держат ее в форме.

— Наверное, — согласилась я, поворачиваясь к ней. Саттон только что забрала Люку из лагеря и устроила его наверху со снэком и каким-нибудь занятием, чтобы мы могли спокойно закончить день. Даже покрытая мукой, она выглядела красиво, но я заметила тени под глазами, которые не скрыла даже тональная основа. — Ты в порядке?

— А? — Она встрепенулась. — Ага. Все нормально.

Я услышала в ее голосе ложь.

— Саттон.

— Ничего серьезного. Просто мой бывший нашел мой новый номер. Вчера названивал.

Я напряглась. Я не знала, что между ними было, но ясно одно — она не хотела с ним общаться.

Лицо Саттон побледнело.

— Черт. Прости, Тея. Это не о том, что ты подумала. Он просто денег хотел. Надоедливый, но не опасный.

Но глядя на нее, я не была уверена, что она говорит все.

— Ты знаешь, что я всегда рядом, если захочешь поговорить.

Она улыбнулась, но с трудом.

— Спасибо. Но, знаешь, думаю, мне правда нужна эта девичья ночь. Немного танцев, парочка коктейлей... может, я даже вспомню, как это — флиртовать.

Наверное, это и правда то, чего ей не хватало. Она вкладывала всю себя в пекарню и заботу о Луке — у нее почти не оставалось времени на себя.

— Ладно. Мы это устроим. Но если Лолли предложит тебе мармеладку...

Саттон хихикнула:

— Просто скажи «нет».

— Золотая звездочка, — ответила я, улыбаясь.

Медленные кантри-аккорды внезапно сменились оглушающим хард-роком.

Саттон вздрогнула и побежала к музыкальному пульту. Быстро убавила громкость и вернула музыку на кантри.

— Простите! — крикнула она нашему единственному оставшемуся покупателю.

Женщина средних лет махнула рукой, собирая сумку:

— Ничего страшного. Эта техника всегда такая капризная.

Саттон рассмеялась:

— Клянусь, если есть способ что-то настроить неправильно — я его найду.

— Мы с вами одной крови, — подмигнула женщина.

Колокольчик снова зазвенел, и я скривилась, глянув на часы. Кто вообще заходит в заведение за две минуты до закрытия? Я повернулась, натянув дежурную улыбку, и застыла. Все внутри меня превратилось в лед, когда я увидела загорелое лицо и голубые глаза. Глаза, за которыми скрывался холод, способный растоптать любую душу.

— Привет, Селли. Скучала?

44

тея

Я так пристально смотрела на Брендана, что у меня начали слезиться глаза. Жжение подсказало, что я даже не моргала. Слишком боялась — вдруг, стоит мне хотя бы на долю секунды закрыть глаза, и он снова набросится, разрушит мой мир до основания. А теперь у меня было слишком много, что я могла потерять.

Слюна скапливалась во рту, пока паника стремительно подбиралась к горлу. Мысль о том, что он мог настроить всех в Спэрроу-Фоллс против меня. Что мог опубликовать любые фото и видео, на которые я никогда не давала согласия. Ему ведь плевать, где и как. Пусть даже Шеп, Саттон и семья Колсонов будут на моей стороне, пусть даже Декс сумеет всё удалить — люди все равно будут шептаться за спиной, пялиться, обсуждать.

И мой спасительный уголок превратится в тюрьму.

— О. Боже. Мой! — завопила женщина, что уже почти вышла. — Вы же Брендан Боузман!

На лице Брендана мелькнуло раздражение, но тут же он обернулся к ней, вмиг натянув на себя образ — обаяние и голливудская улыбка.

— Это я. А как вас зовут?

— Нелли Паркер! Я ваша главная поклонница! Я видела «Поцелуи на Рождество» миллион раз. Знаю каждую реплику. А ваши фильмы про Маску? Я просто помешана на них!

Выражение лица Брендана сменилось на серьезное, глазаякобы увлажнились.

— Нелли, вы не представляете, как много для меня это значит. Такие поклонники, как вы, делают мой мир ярче.

Нелли замахала перед лицом рукой:

— Сейчас вы меня до слез доведете.

Брендан взял со стола салфетку:

— Только не это.

Она промокнула глаза:

— Можно селфи? Вся моя группа по лоскутному шитью вас обожает. Все говорят, какой вы щедрый и открытый. Мне нужно доказательство!

У меня скрутило живот. Все как всегда. Все видят то, что он хочет им показать.

— Конечно, — сказал он, обнимая женщину, пока она делала сразу несколько кадров.

— Спасибо вам огромное! Я знала, что вы в жизни такой же добрый! Вы сделали мой год!

Он подмигнул:

— Все для настоящей поклонницы.

Нелли радостно пискнула и выскочила за дверь, наверняка мчалась обзванивать всех своих подружек.

Брендан повернулся ко мне, и его взгляд врезался в меня, как груз. Мое дыхание участилось, он подошел к прилавку, и на лице снова появилась легкая, привычная улыбка. Даже сейчас мне было трудно уловить фальшь. Считать ложь под ее поверхностью.

— Осветитель на моем последнем фильме — просто помешан на пекарнях. Где бы мы ни снимали, она обязательно ищет лучшие места. Увидела статью в каком-то блоге и сказала, что женщина за прилавком — вылитая ты, только волосы темнее.

Капля пота скатилась по спине, будто кусочек льда растаял на раскаленной коже.

Улыбка Брендана стала шире:

— Даже не поздороваешься? Столько лет прошло. — Он повернулся к Саттон, нацепив ту самую обаятельную маску. — Здравствуйте. Я Брендан. Старый друг Селены.

По телу прошел разряд паники. Сколько раз он уже очаровывал моих друзей? Коллег? Так сильно, что после расставания они все начинали на меня смотреть по-другому. Начинали верить его лжи.

Я не могла допустить, чтобы он заразил своим ядом Саттон. Она была одной из первых настоящих подруг за столько лет. Я бы не пережила её потерю.

— Я знаю, кто вы, — ледяным голосом ответила Саттон. Я резко повернула к ней голову. Ее лицо пылало гневом. И если взгляды могли убивать, Брендан был бы мёртв. — И вам здесь не рады.

На лице Брендана мелькнула обида — настолько правдоподобная, что я бы и сама поверила, если бы не знала, на что он способен.

— Селена всегда перегибала палку. Вижу, ничего не изменилось.

— Я за ней такого не замечала, — отрезала Саттон.

Он одарил ее очередной натянутой улыбкой:

— Может, вы просто еще недостаточно ее знаете. Хотя с разбитым сердцем у всех бывает такое. Я сам был в жутком состоянии после того, как она ушла. — Он перевел взгляд на меня, и от этого зрительного контакта кожа словно вспыхнула. — Я бы хотел поговорить. Все исправить.

— Нет, — выдавила я. И мой голос оказался куда увереннее, чем я думала. Хотя внутри все дрожало, а я не сделала ни шага.

— Селли…

— Я сказала нет. Возвращайся на свою съемочную площадку, к своим подхалимам и прочим радостям. Просто оставь меня в покое.

В его глазах что-то мелькнуло. То самое, от чего я раньше сходила с ума, не понимая — это правда или мне показалось.

— Селена, это не очень мило…

— По-моему, даже слишком мило. Я позволяю тебе спокойно жить свою жалкую жизнь, хотя ты разрушил мою.

Он хмыкнул, но в этом смехе слышалось напряжение:

— По-моему, ты преувеличиваешь. Мы просто расстались. Нехорошо, да. Но такое случается каждый день. Это же не делает меня чудовищем.

Я вцепилась ногтями в ладони так сильно, что кожа прорвалась.

— Ты прекрасно знаешь, что сделал. В справедливом мире ты бы прочувствовал каждую крупицу той боли, что причинил.

— Осторожнее, — резко сказал он. — Не говори того, за что потом будешь отвечать. Юридически.

— Уходи, или я вызываю полицию, — рявкнула Саттон.

— Телефон у меня под рукой, — добавил Уолтер, выходя из кухни.

— Забавно, — сказал Брендан. — Все заведения в этом городе буквально наизнанку выворачивались, чтобы угодить мне. Было бы жаль, если слухи поползут о том, какое здесь «обслуживание».

Меня затошнило. Горло сжало, и казалось, сейчас меня вырвет.

Брендан повернулся ко мне:

— Селли, мы еще увидимся.

Это была угроза. Чистая, холодная угроза — и мне, и всем, кто осмелится быть рядом. Глаза начали жечь, слезы рвались наружу. На свободу. На ту, которой у меня никогда не будет. Потому что Брендан всегда найдёт меня. Разрушит любое счастье.

Сквозь пелену слез я смотрела, как он выходит из пекарни и исчезает за улицей. Неважно, что он уходит сейчас. Он никогда не исчезнет по-настоящему.

— Тея, — Саттон взяла меня за руку. — Хочешь, я позвоню Трейсу?

Я вздрогнула — и от прикосновения, и от ее слов. Покачала головой, резко, судорожно:

— Мне нужно уйти.

Я уже двигалась, хватая сумку и направляясь к выходу.

— Подожди! Тея! — крикнула она мне вслед, когда я выскочила наружу, ища глазами велосипед.

И вдруг все, что произошло за последние шесть недель, стало ясно. Проколотые шины. Человек, следивший за мной у закусочной. Записка.

Это был не Расс. Это все время был Брендан.

Меня затошнило еще сильнее, когда я вспомнила, как в пекарне внезапно заиграла громкая музыка прямо перед тем, как он вошел. Это был его способ сказать: я могу достать тебя где угодно. И всех, кто тебе дорог, тоже.

Я отперла велосипед и запрыгнула на сиденье. Засунула сумку в корзину — и сорвалась с места. Никогда в жизни я не ехала так быстро. Мышцы горели, легкие пылали. Но только когда ветер начал жалить лицо, я поняла, что плачу.

Он снова победил.

Я не могла остаться в Спэрроу-Фоллс. Не с Бренданом, витающим где-то поблизости, с его длинными, ядовитыми щупальцами, готовыми сомкнуться в любой момент. Не с мыслью, что он способен на худшее — когда угодно. Я не могла подвергать этому Саттон. Не после всего, через что она прошла, чтобы начать с чистого листа. И не могла втянуть в это Шепа. Потому что, если Брендан узнает, что у меня появился мужчина, он обрушит на него всё своё адское пламя.

Я должна была уехать. У меня не было выбора.

Стоило мне добраться до дома, я спрыгнула с велосипеда и бросилась к входной двери. Рука дрожала, пока я пыталась вставить ключ в замок. Мне понадобилось не меньше шести попыток, чтобы попасть в замочную скважину.

Я захлопнула за собой дверь и тут же повернула все замки. Лось издал сдавленное мяуканье, а котята откликнулись из гостиной. Нужно будет достать запасной телефон из тумбочки и написать Роудс, попросить ее забрать их. Но сейчас мне нужно было двигаться.

Я метнулась в спальню, подошла к шкафу и нащупала ту самую расшатанную доску в полу. Поддев ее, достала металлический ящик и ввела код. Как только он открылся, я начала засовывать все его содержимое в сумку: паспорт, деньги, документы.

Выпрямившись, я потянулась к верхней полке, туда, где лежал дорожный рюкзак. Пальцы сомкнулись на ручке, и тут слёзы хлынули сильнее. Я не хотела снова брать эту сумку. Никогда.

Этот рюкзак был моим единственным спутником, кроме Лося, в моем побеге из Лос-Анджелеса по всему Тихоокеанскому Северо-Западу. Пока я не нашла Спэрроу-Фоллс. Эти умиротворяющие горы. Воздух, что лечил душу. Я так старалась сделать это место своим домом.

И Брендан украл это тоже.

Я сдернула рюкзак и бросила его на кровать. Быстро подошла к комоду, выдвинула ящики и начала вытаскивать только самое необходимое — чтобы доехать туда, куда я направлялась. Теперь мне нужно было ехать дальше. Может, Восточное побережье? Канада?

Сердце сжалось в грудной клетке, словно сопротивляясь этой мысли. Потому что это означало быть далеко от единственного человека, с кем я не хотела расставаться. Слезы катились по щекам, падали с подбородка прямо на покрывало.

Я сжала в руках одежду и затолкала ее в рюкзак. Шеп не заслуживал того кошмара, что приближался. Он не заслуживал шепотков за спиной из-за того, что обнажённое тело его девушки кто-то видел на порносайтах. Не заслуживал, чтобы его банковские счета взломали, а бизнес разрушили слухами о некачественной работе или ещё каким кошмаром, который мог выдумать Брендан.

Он заслуживал гораздо большего. Он заслуживал все.

Я так увлеклась тем, что запихивала вещи в рюкзак, что не услышала шагов. Вообще ничего не услышала.

Пока в комнате не раздался глубокий голос, расколовший тишину:

— Какого хрена ты делаешь?

45

Шеп

Тея резко обернулась на мой голос, волосы разлетелись во все стороны. Выражение ее лица резануло по живому. Покрасневшие глаза, мокрые дорожки от слёз на щеках, бледная кожа. Но больше всего — паника. Настоящий ужас.

Она яростно замотала головой, сжимая в руках футболку:

— Я должна уйти.

Боль пронзила грудь, жгучая и беспощадная, будто раскаленное железо:

— Нет.

Взгляд Теи метался по комнате, она искала выход. Как принимающий в футболе, ищущий брешь в защите, чтобы проскочить.

— Я должна, Шеп. Он все разрушит. — Слезы хлынули сильнее. — Он уничтожит бизнес Саттон. Твой. Он раздавит каждого, кто встанет на мою сторону, просто потому что может. Он снова выложит эти фото. Сделает так, чтобы весь город их увидел.

Блядь.

Если я думал, что раньше хотел убить Брендана, то это было ничто по сравнению с тем, что я чувствовал сейчас. Саттон позвонила, в голосе — паника: Тея собиралась на какой-то безрассудный поступок. Я бросил все и сорвался домой. Я думал, хуже всего будет увидеть, как она собирает вещи. Но это ничто рядом с тем, чтобы видеть ее вот такой — сломанной.

Я пересек комнату за три шага.

— Не подходи, — голос Теи хлестнул, как кнут. — Будет только больнее, если ты меня тронешь. Я не смогу… не смогу сделать то, что должна. Что правильно. Я должна поступить правильно, Шепард.

— Тея, — мое собственное имя на ее губах прозвучало так отчаянно, что у меня перехватило дыхание.

— Если ты обнимешь меня, если я почувствую себя в безопасности, мне будет еще тяжелее уйти. А это и так уже рвет мне сердце.

— Если ты уйдешь, я уйду с тобой.

Слова вырвались прежде, чем я успел их осмыслить. Но как только я их произнес, понял — это правда.

— Ты не можешь, — прошептала она. — Это же твой дом.

— Ты — мой дом.

Это была простая истина. Тея стала тем местом, где я чувствовал себя собой. Где меня видели, понимали. Где я мог быть настоящим — без масок, без нужды что-то доказывать.

Слезы снова покатились по ее щекам.

— Я… я вся разбита. Ты не можешь считать меня своим домом.

— Тея, — ее имя прозвучало у меня срывающимся шепотом, — тогда мы все починим. Вместе. Потому что все, что мы строим, всегда лучше, когда в этом участвуют наши руки — обе.

Она смахнула слезы с лица, грубо, торопливо.

— Я люблю тебя, Колючка. И ничто не способно это изменить. Никакая ложь, никакие угрозы. Мне плевать, что этот ублюдок на нас обрушит. Я тебя люблю.

Грудь Теи судорожно поднималась и опускалась. Она пыталась обрести хоть каплю самообладания.

— Я всегда буду видеть в тебе совершенство. Не потому что ты не совершаешь ошибок, а потому что... — Я шагнул ближе и положил ладонь ей на грудь, влево. — Потому что твое сердце — самое прекрасное, что я когда-либо знал. Прекрасное, потому что было разбито. Потому что в этих трещинах оно стало другим. Сильнее. Мудрее. Это сердце — свирепый защитник для тех, кто нуждается. И самый нежный собеседник для тех, кому нужно понимание. Ты видишь все — и не отворачиваешься. Ты остаешься рядом, не осуждая. И просто… любишь. И ты не можешь просить меня уйти от этого, после того как я это почувствовал. Это как жить на солнце, а потом навсегда оказаться в темноте.

— Шепард, — ее голос дрогнул, мое имя разбилось на ее губах.

— Так что, если тебе нужно уйти — я ухожу с тобой. Где бы ты ни была, там и мое место.

Она долго молчала. Мы просто стояли, я держал ладонь у ее сердца, чувствуя, как оно бешено колотится. Тея смотрела мне в глаза, ее светло-зеленые глаза что-то искали. А потом она двинулась.

Так резко, что я не успел даже приготовиться. Она прыгнула ко мне, обвила ногами талию, руками — шею, спрятала лицо у меня в шее. И просто дала волю слезам. Всхлипы сотрясали её тело, и я принимал их всех. Всю ее боль. Весь страх. Все, что ей нужно было выпустить.

Я знал — это была последняя стена. Финальный барьер, который она выстроила, чтобы никого не пускать внутрь. И сейчас она позволила мне увидеть все. Большей чести быть не могло. Поэтому я просто держал ее крепче.

Постепенно всхлипы стихли, дрожь ослабла. Когда Тея наконец откинулась назад, глаза у нее были распухшими, но страха в них больше не было.

— Я тоже тебя люблю, — прошептала она, хрипло, почти беззвучно.

Я убрал с ее лица прядь волос:

— Я знаю.

Ее рот приоткрылся от удивления:

— Знаешь?

— Знаю.

Тея нахмурилась, все еще сидя у меня на руках:

— Ну ты и самоуверенный.

Я провел большим пальцем по ее щеке, убирая остатки слез:

— Это не самоуверенность. Ты просто показываешь мне это каждый день.

Она немного смягчилась:

— Ты тоже мне это показываешь. Я никогда раньше не знала, что значит чувствовать себя по-настоящему в безопасности. Не только физически. А быть собой — без страха, без масок, без осуждения.

Я прижался лбом к ее лбу, вдыхая этот ее цветочный аромат с нотками кокоса:

— Ты даришь мне то же самое.

— Я рада.

Мы долго стояли так. А потом я наконец задал единственный важный вопрос:

— Мы остаемся или уезжаем?

Потому что теперь все всегда будет мы. Тея и я — команда. Сильнее вместе. Всегда.

Тея отстранилась и внимательно посмотрела на меня:

— Я не хочу уезжать. Не хочу терять то, за что так боролась.

По мне прошла волна прохладного облегчения. Не только от того, что мне не придется покидать все, что я люблю, но и от того, что Тея готова бороться. Я провёл пальцем по ее нижней губе:

— Вот она, моя девочка.

46

Тея

Усталость навалилась на меня, как грузовик Mack, когда Шеп внес меня на руках на кухню.

— Я могу идти сама.

— Нет, — буркнул он.

— Шеп…

— Позволь мне это, Колючка. Мне нужно знать, что с тобой все в порядке.

Я только тяжело вздохнула и уткнулась носом ему в шею. Дело было не только в том, чтобы убедиться, что я цела. Шеп хотел быть уверен, что я не сбегаю от него. И от этого в груди кольнуло чувство вины.

— Я никуда не уеду, — прошептала я ему в шею. — Обещаю.

Он медленно опустил меня на стул у кухонного стола. Его руки задержались у меня на лице, и большие пальцы легко коснулись кожи под глазами, словно ища остатки слез. Потом скользнули ниже — по щекам, один — к губам, второй — к шее. Будто он запоминал прикосновением, какая я.

— Я знаю.

Он взглянул на мои колени, и на лице тут же появилось беспокойство. Он схватил мою руку и осмотрел ее. На ладонях были мазки крови и полумесяцы ран от ногтей.

— Что случилось? — прошептал он, еле касаясь пальцем повреждённой кожи.

Я поморщилась.

— Кажется, я сделала это, когда Брендан зашел в пекарню. Даже не заметила, что проколола кожу.

Мышца на его челюсти заиграла.

— Сиди здесь.

В голосе прозвучала привычная твердость, настоящий Мистер Контроль. Но я не стала спорить. У меня просто не было сил.

Через пару секунд Шеп вернулся, неся в руках кучу всякого. Он разложил все на столе, а сам подошёл к раковине и вымыл руки.

Я оглядела арсенал: перекись водорода, мазь, пластыри, марля, лейкопластырь.

— Все не так серьезно. Я просто помою руки…

Шеп обернулся, вытирая руки, и остановил меня одним взглядом.

— Нам нельзя допустить заражения. И, если не ошибаюсь, ты сделала то же самое для меня.

Я сразу закрыла рот. Он подошел ко мне, сел на второй стул. От него пахло кедром и свежими стружками — лучше любого лекарства. Потому что это был Шеп.

Он пропитал кусок марли перекисью, взял мою ладонь, изучая раны.

— Прости, что это случилось.

— Шеп…

Он начал обрабатывать раны.

— Прости, что меня не было рядом.

— Ты не можешь быть со мной каждую минуту каждого дня, — прошептала я.

— А я хочу.

— Шепард…

Он поднял на меня взгляд, услышав полное имя.

— Это не решение. Быть вместе двадцать четыре на семь — не лучшая идея для нас обоих.

Его губы сжались.

— Я не хочу, чтобы он снова застал тебя врасплох. Не хочу, чтобы он снова оказался рядом, когда ты одна.

— Я не была одна. И не буду. Потому что ты всегда со мной. — Я приложила свободную руку к груди, не заботясь о крови на футболке. — Ты показал мне мою силу. Смелость. Ты сделал из меня бойца.

— Колючка… — прошептал он.

— Это правда. И я знаю Брендана. Он не рискнет действовать открыто. Он сделает это исподтишка.

— Этого не случится, — стиснул зубы Шеп.

— Ты не можешь контролировать, что он сделает. Мы просто должны быть готовы.

Шеп поднял взгляд, янтарные глаза встретились с моими.

— И мы справимся. Вместе.

Эти слова согрели меня.

— Я тебя люблю.

Уголки его губ дрогнули.

— Обожаю слышать это от тебя.

— Привыкай.

Шеп снова занялся моими руками, аккуратно обработал раны, намазал мазью и заклеил обе ладони огромными пластырями.

— Не думаешь, это перебор? — усмехнулась я.

Он нахмурился:

— Мы не рискуем.

Я знала, он говорит не только о возможной инфекции. Я уже открыла рот, чтобы сказать, что со мной все в порядке, когда в дверь постучали.

Я инстинктивно поднялась, тело напряглось.

Шеп тут же оказался рядом и встал передо мной:

— Это Трейс. Я позвонил ему по дороге.

Все напряжение покинуло меня одним выдохом. Трейс. Не Брендан. Все хорошо.

Шеп коснулся губами моего виска:

— Ты в безопасности.

— Я знаю.

Он не отпускал меня сразу, и я чувствовала, как он сдерживается. Но когда стук повторился, он пошел открывать дверь.

— Спасибо, что пришел, — сказал он, впуская брата.

Трейс прошел по коридору в кухню, взгляд его быстро пробежался по мне и обстановке.

— Прости, что это случилось, Тея.

— Я тоже, — тихо ответила я. — Хочешь воды или…

— Я сам принесу. Сиди, — приказал Шеп.

Я показала ему язык:

— Ужасно командный, тебе не кажется?

Трейс рассмеялся:

— Он всегда такой был. Даже в подростковом возрасте пытался мной командовать, хотя я старше.

— Ты настучал на меня, когда я один раз прогулял школу, — отозвался Шеп.

Трейс усмехнулся, усаживаясь за стол:

— Месть — злая штука.

Я переводила взгляд с одного на другого. Между ними была та близость, о которой я всегда мечтала в детстве. И теперь я знала — со временем я тоже стану частью этого. Стану частью забавных историй с Колсонами, совместных шуток. Все это стоило того, чтобы бороться.

Шеп поставил на стол кувшин лимонада, который я сделала вчера, три стакана и тарелку с сыром и крекерами. Он сел рядом и пододвинул угощение ко мне:

— Тебе нужно что-нибудь съесть.

Я взяла крекер, чтобы его успокоить, но, подняв глаза, увидела, как Трейс смотрит на нас с Шепом. В его взгляде читалась радость… и тоска. Я не знала подробностей его развода, но было видно, как ему не хватает такой связи, какая есть у нас с Шепом. И от этого мне стало невыносимо жалко этого доброго, заботливого человека. Ему, наверное, тяжело — все время заботиться о дочери и обо всем городе, не получая заботы в ответ.

Трейс прокашлялся:

— Я должен спросить. Брендан угрожал тебе, когда пришел в пекарню?

Кусочек крекера тут же стал горьким на вкус.

— Он просто сказал, что будет жаль, если люди узнают о плохом сервисе в The Mix Up. И что мы еще увидимся. Это его версия угрозы.

Пальцы Шепа сжали стакан так сильно, что костяшки побелели.

— Должно же быть что-то, что ты можешь сделать. Он ее преследует.

Трейс провел рукой по челюсти:

— Чтобы подать на охранный ордер, нужны доказательства угроз.

— Он издевается над ней, — прорычал Шеп.

— Знаю, — уверенно сказал Трейс, а потом снова повернулся ко мне: — Энсон смог достать для меня материалы по делу из полиции Лос-Анджелеса. Они не узнают, кто именно запросил документы и зачем, но теперь я хотя бы могу посмотреть, какие улики были собраны.

У меня скрутило живот при воспоминании обо всех бесполезных разговорах с офицерами в ЛА, о том, как они снова и снова заставляли меня чувствовать, будто во всем виновата я.

— Они ужасно провели расследование, — продолжил Трейс.

— Расскажи что-нибудь новенькое, — пробормотала я.

— Энсон уже подключил Декса. Он попробует найти доказательства, связывающие Брендана с кибератаками на тебя.

Я выпрямилась на стуле.

— Думаешь, у него получится?

Сердце колотилось, будто хотело вырваться наружу. Я давно перестала верить, что Брендана когда-нибудь привлекут к ответственности. Я просто хотела, чтобы он исчез. Но если он наконец получит по заслугам? Если правда всплывет наружу, и весь мир увидит, кем он является на самом деле? Это было больше, чем я когда-либо осмеливалась надеяться.

— Если кто и сможет это сделать, то Декс, — сказал Трейс. — Энсон рассказывал, как он работает на ФБР. У него серьезные навыки. Я бы точно не хотел оказаться у него на пути. У него обостренное чувство справедливости.

Глаза Шепа сузились:

— Хочешь сказать, он мститель?

— Именно. Но мститель на нашей стороне.

Шеп кивнул:

— Скажи ему, что мы достанем все, что ему понадобится.

— Шеп…

Он снова повернулся ко мне, его ладонь легла мне на щеку.

— Брендан больше не будет тебя мучить. И получит по заслугам. Я прослежу за этим.

У меня ушла земля из-под ног. Как бы сильно я ни хотела, чтобы Брендан наконец понес наказание, я знала, на что он способен. Он разрушал тех, кто переходил ему дорогу.

47

Тея

I

Я закинула мешок с почвогрунтом с кузова «Гатора» на пирамиду, которую мы с Роуз складывали рядом с цветами в горшках.

— Думаю, в Древнем Египте мы бы сделали карьеру, — сказала Роудс, роняя на кучу очередной мешок. — Наши навыки строительства пирамид — просто на новом уровне.

Я усмехнулась, укладывая следующий мешок:

— Как рука?

Роудс закатала рукав футболки и продемонстрировала бицепс без гипса:

— Как новенькая. — Она снова опустила руку. — А ты как? Держишься?

Ее взгляд метнулся к парковке, где стояла машина управления шерифа округа Мерсер. Они стали моими почти постоянными спутниками на этой неделе. Не круглосуточно, но очень часто. Видимо, Трейс был на связи с Шепом, потому что в дни, когда Шеп забирал меня с работы, патрульная машина тут же уезжала. Но когда я приезжала сама, они либо ждали меня, либо сопровождали до дома.

Но все было тихо. Слишком тихо. От Брендана — ни слуху ни духу. И это пугало даже больше.

— Вроде бы нормально, — ответила я.

Это была не ложь, но и не вся правда. Нервы меня выматывали. Но было и хорошее. Каждый раз, когда я начинала слишком сильно напрягаться, Шеп находил, чем меня отвлечь.

А еще — между нами больше не было стен. Все стало открытым, настоящим. Мы проводили время в теплице или на участке, где Шеп работал над реставрацией дома, обсуждали, как будет выглядеть сад вокруг. Несмотря на весь хаос вокруг, мы строили жизнь.

Роудс прищурилась, поджав губы:

— Что-то мне кажется, ты врешь.

Я рассмеялась. Она смотрела на меня так, будто пыталась насквозь просверлить взглядом.

— Тренируешь рентгеновское зрение?

— Всю жизнь мечтала быть экстрасенсом. Это бы сильно пригодилось.

Я усмехнулась:

— Съешь один из пряников Лолли и, может, получишь суперспособности.

— Ни за что. Я уже проходила через это. До сих пор не оправилась.

Я снова рассмеялась, укладывая последний мешок на идеальную пирамиду:

— Похоже, она действительно изменила твою химию мозга.

Роудс покачала головой:

— За ней нужен глаз да глаз. Удивительно, как она до сих пор не угодила за решетку.

— Быть бабушкой шерифа все-таки выгодно.

Роудс потянулась, подняв руки над головой:

— Трейс первым бы ее туда упек — авось хоть как-то повлияет.

— Уже вижу ее фотографию с табличкой.

Роудс криво усмехнулась:

— Получилась бы отличная открытка к Рождеству.

Я отряхнула руки от земли:

— Прямо хочется ее за что-нибудь настучать.

Роудс вдруг замолчала.

Я посмотрела на нее:

— Ты в порядке?

Она моргнула, словно выходя из транса:

— Я так рада, что ты теперь часть нашей семьи.

Слова ударили внезапно, будто кулак в солнечное сплетение.

— Ро…

— Мне приятно, потому что ты классная, смешная, добрая. И можешь говорить со мной про растения до посинения.

Уголки губ дернулись, но я все еще пыталась удержаться на ногах под натиском ее слов.

Глаза Роудс затуманились:

— Но больше всего — потому что это важно для Шепа. Он изменился с тех пор, как вы начали проводить время вместе. Я не могу точно объяснить как, но он стал спокойнее. Цельнее. Я вижу, что он счастлив.

У меня защипало глаза:

— Он дает мне то же самое. Даже больше.

Роудс взяла меня за руку и сжала:

— Ты заслуживаешь все это. — Потом вытерла глаза. — Так, раз уж я заставила нас обеих расплыться в лужу, пойду отгоню «Гатора». Ты тут справишься?

Она огляделась по сторонам, как будто проверяя, не прячется ли поблизости какой-нибудь враг.

— Все в порядке, — уверила я. Вокруг было достаточно покупателей. Данкан помогал паре выбрать деревья, другие сотрудники занимались своими делами. — Шеп скоро заедет за мной.

— Хорошо. — Она уже собиралась уходить, когда обернулась и усмехнулась: — Жду с нетерпением нашу девичью ночь.

— Только не ты, — простонала я.

Роудс рассмеялась, забираясь в «Гатор»:

— Не хочу пропустить, как Лолли клеит ковбоев.

Я фыркнула, махнула ей рукой и направилась к парковке — ждать Шепа. По пути заметила женщину, грузившую тележку с цветами из секции распродаж. Один из горшков оказался особенно тяжелым, и я поспешила ей помочь.

— Давайте я подержу, — предложила я и наклонилась, чтобы подхватить растение.

Когда она выпрямилась, светло-каштановые волосы откинулись назад, и я увидела в ее глазах панику. Глаза Райны Уилер. И я тут же заметила — под макияжем скрывался синяк. Уже зеленовато-желтый, почти прошедший, но все еще заметный. Она хорошо его замаскировала, но я была слишком близко и увидела.

— Сп-спасибо, — пробормотала она.

— Конечно. — У меня скрутило живот. Я не знала, что сказать. Хотела бы, чтобы рядом была Фэллон. Она бы знала. — Над чем вы работаете?

Райна не останавливалась ни на секунду, хватая цветы как можно быстрее:

— Заканчиваю оформление двора у одного из домов.

Я переминалась с ноги на ногу:

— С таким количеством растений получится красиво. Вам нужна помощь? У меня скоро выходной…

— Нет. — Одно слово, резко, отрывисто. Райна тут же опустила голову, покраснев. — Прости. Просто… Расс не захочет, чтобы ты была там.

Боль в животе усилилась, превратившись в ледяной спазм.

— Тебе не нужно бояться собственного партнера, Райна. Есть выход. Я обещаю. Я через это проходила…

— Все в порядке. Мне не нужна ни твоя помощь, ни чья-либо еще. Просто перестань.

В ее голосе звучала такая отчаянность, что я сделала шаг назад. Это вернуло меня в то самое время, когда я в точности говорила то же самое. Лгала Никки в лицо, уверяя, что все хорошо. Что я счастлива. Потому что признать, насколько все плохо, было слишком больно.

— Хорошо. Но если ты передумаешь — я рядом. В любое время, днем и ночью.

Райна меня проигнорировала, продолжая загружать тележку.

Я постояла еще немного, надеясь, что она передумает. Что скажет, что хочет уйти от него.

Но она не сказала.

Опустив плечи, я повернулась к парковке. И едва подняла глаза, как они встретились с янтарными, сверкающими золотом в лучах послеполуденного солнца. Шеп облокотился на заднюю часть своего пикапа. От этого вида у меня моментально пересохло во рту.

Белая футболка, тёмные джинсы, бейсболка с логотипом Colson Construction, надвинутая на лоб. Но солнце падало под таким углом, что я все равно видела его глаза. Я направилась к нему, и он тут же оттолкнулся от кузова. Мышцы под футболкой напряглись, плечи, грудь, ноги — все в нем двигалось мощно и точно.

Стоило мне подойти на расстояние вытянутой руки, как он притянул меня к себе:

— Ты в порядке?

Я не стала ничего сдерживать — просто прижалась к нему. Потому что он стал для меня воплощением покоя, безопасности и уверенности, когда весь остальной мир рушился.

— У Райны синяк на щеке. Уже не свежий, но я его увидела.

Шеп тут же напрягся. Я почувствовала, как его внимание переключилось на Райну, а потом вернулось ко мне.

— Она что-нибудь сказала?

Я чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо, и покачала головой:

— Только то, что ей не нужна моя помощь.

Выражение Шепа смягчилось, но я не пропустила злость под поверхностью. Он поднял руку и убрал прядь волос с моего лица, пальцы задержались в прядях, будто не хотели отпускать.

— Ты попыталась. Но заставить ее принять помощь ты не можешь. Она сама должна сделать шаг.

— Я знаю, — прошептала я. — Просто… Я ненавижу его за то, что он с ней сделал. Он ее сломал.

— Колючка…

— Я знаю, что это такое. Когда ты так напугана, что даже просить о помощи не в силах.

Объятия Шепа стали крепче.

— Но ты все же смогла. Ты вырвалась. И нам остается только надеяться, что Райна тоже сможет. Мы показали ей, как выбраться.

Я вцепилась пальцами в его футболку. Мягкий хлопок успокаивал. Иногда мне казалось, что мое спасение от Брендана было настоящим чудом. Я была на грани. Готова сдаться. Тогда во мне вспыхнула крошечная искра силы — на фоне полной тьмы.

Вспышка ярости, с которой Брендан отреагировал, тогда даже принесла странное облегчение. Потому что он был за тысячи километров, на съемках, и я чувствовала себя в безопасности. До тех пор, пока не поняла, что он может дотянуться до меня даже оттуда.

Шеп провел большим пальцем по моей нижней губе:

— Я тобой восхищаюсь.

Я подняла взгляд.

— Ты такая сильная.

— Я совсем не чувствовала себя сильной. Тогда я была такой слабой…

Его палец все еще лежал у края моей губы:

— Но ты вырвалась, когда была слабее всего. Это и есть настоящая сила. Ты царапалась, ползла, но вышла. Сила важна не тогда, когда нам легко. А когда все плохо. И я не знаю никого сильнее тебя.

У меня сбилось дыхание. Шеп всегда умел так изменить мое восприятие, что мир становился другим.

— Мне нравится, как ты на меня смотришь.

Он заглянул мне в глаза:

— Я просто вижу правду.

В горле запершило, но я не позволю себе расплакаться второй раз за день.

— Может, увезешь меня домой, чтобы я показала тебе, что чувствую, Шепард?

Глаза Шепа вспыхнули золотом.

— Блядь.

Я не сдержалась — рассмеялась.

Он вдруг нагнулся, закинул меня через плечо и направился к своему пикапу.

— Шеп! — взвизгнула я, пытаясь вывернуться.

Он прижал меня крепче, обхватив за бедра.

— Это мое рабочее место, — зашипела я, но не смогла сдержать смех, прорвавшийся в голос.

— Тогда не стоило возбуждать меня посреди парковки. Ты же просто искушение, Терновник.

От его слов по телу разлилось тепло. Такое, от которого не хочется прятаться. Даже если тебя несут через весь двор, перекинутую через плечо.

Шеп открыл пассажирскую дверь и осторожно усадил меня внутрь. Пристегнул ремень, но не отстранился. Моя грудь почти касалась его при каждом вдохе, запах кедра и свежих опилок витал между нами.

— Ты сведешь меня с ума. — Он накрыл мои губы своими, язык мягко скользнул внутрь. Медленные, глубокие поцелуи сводили с ума. Обещали больше.

Когда он отстранился, мы оба едва дышали. Шеп покачал головой:

— Как наркотик. Однажды я точно не выдержу и пересплю с тобой в каком-нибудь неположенном месте. И меня упакуют за непристойное поведение.

Я фыркнула, прикрыв рот рукой, чтобы не захихикать.

— И, чтоб тебя, ты еще и чертовски милая, — пробормотал он. — Я абсолютно пропал.

Он захлопнул дверь и, бормоча что-то себе под нос, обошел машину, сел за руль. Когда мы выехали на главную дорогу, его ладонь легла мне на бедро, большой палец начал рисовать круги поверх джинсов.

— Вы сегодня хорошо продвинулись? — спросила я, глядя на дорогу.

Работа у него и так шла урывками — он половину времени был моим водителем. Он специально чередовал дни, когда забирал меня и отвозил, чтобы Брендан не мог просчитать момент, когда я окажусь одна. Между ним и сопровождением от департамента шерифа у Брендана не оставалось ни шанса.

— Все идет своим чередом. Надеюсь, когда одна из моих бригад закончит другой объект, я смогу перетянуть ее сюда на пару недель. Это бы сильно ускорило процесс.

Я ковыряла пальцем нитку на джинсах:

— Извини, что из-за меня все тормозится.

Шеп бросил на меня взгляд:

— Ничего не тормозится.

Я вскинула брови:

— Если бы не я, ты бы все это время работал.

— Нет. Я бы ушел пораньше, чтобы заняться твоей ванной. Надо ж мне как-то платить за жилье. Разве что ты принимаешь оплату натурой.

Я усмехнулась:

— Не думаю, что могу себе позволить твой язык.

Он ухмыльнулся:

— Вот именно. — Потом убрал руку с бедра и переплел наши пальцы. — Дом достроим. Спешки нет. А ты для меня важнее любого проекта.

Я сжала его руку:

— Люблю тебя.

— Я тебя тоже.

Шеп свернул на мою длинную гравийную подъездную дорожку. По мере приближения к дому, я заметила внедорожник, припаркованный у моего участка.

— Знаешь, чья это машина? — спросил он.

Я покачала головой:

— Нет. Не узнаю.

Машина была черная или, может, темно-синяя, с тонированными стеклами. Номера — Орегон, но я такие раньше не видела. А я обращала внимание на такие детали.

Шеп подъехал ближе, но оставил между пикапом и незнакомым автомобилем приличное расстояние.

— Сиди здесь.

— Шеп, подожди…

Но он уже вышел. Стоило ему обойти машину, как из внедорожника вышел человек.

У меня все сжалось внутри, когда я увидела светлые волосы и голубые глаза.

Я распахнула дверь и выскочила наружу, сердце колотилось в панике. Шеп стремительно шел по гравию к Брендану.

— Вам нужно уйти, — рявкнул он.

На лице Брендана застыла вежливая маска, но я видела ярость в его глазах — в той леденящей синеве, от которой обжигало.

— А ты кто такой?

— Не твое дело. Но ты на частной территории. У тебя есть до пяти, прежде чем я вызову шерифов.

— Но это ведь не твоя собственность, верно? — его взгляд метнулся ко мне. — Поговори со мной, Селли. Нам нужно обсудить кое-что.

— Мне нечего тебе сказать, — голос звучал спокойнее, чем я себя чувствовала. Одного его присутствия рядом с моим домом было слишком много.

Брендан выдал одну из тех своих улыбок, которые раньше сбивали меня с толку. Обаяние, обещающее весь мир и разрушающее все через пять минут.

— Не будь такой. Я скучал…

— Не разговаривай с ней. Даже не смотри на нее, — прошипел Шеп.

На лице Брендана вспыхнула ярость, но тут же ее сменила самодовольная усмешка:

— Но я с ней делал не только это, Шепард. Я знаю каждый сантиметр ее тела. Знаю, как она звучит, когда…

Шеп рванулся вперед. Он был быстр, но паника придала мне силы. Я вцепилась в его футболку, удерживая его от удара.

— Не надо, — взмолилась я. — Именно этого он и добивается. Он хочет, чтобы ты сорвался. Тогда он упакует тебя, не успеешь моргнуть.

Шеп с трудом сдерживал себя. Он знал, что я права, но его разум отказывался подчиняться.

Брендан начал смеяться:

— Она тебя на коротком поводке держит.

Мышца на челюсти Шепа вздулась, он вытащил телефон из кармана:

— Звоню в управление шерифа.

В лице Брендана снова мелькнула злость. Он знал, что публичный рапорт — последнее, что ему сейчас нужно. Но его взгляд снова нашел меня.

— Главное, что ты помнишь, кто здесь главный, Селена. Кто всегда будет главным.

Шеп сделал шаг вперед, но Брендан юркнул в свой внедорожник, завел двигатель и резко сорвался с места, швыряя гравий в сторону. Шеп успел отскочить, избежав прямого попадания.

Он не обернулся ко мне, пока машина окончательно не скрылась из виду. И когда повернулся, в его взгляде полыхала ярость.

— Ты в порядке? — выдавил он.

Нет. Я была далеко не в порядке. И не из-за того, что Брендан знает, где я живу. Не потому что он снова полез в мою жизнь. А из-за одного факта, который заставил все мои страхи вспыхнуть с новой силой.

— Шеп… Он знает, кто ты.

48

Шеп

Я захлопнул дверь своего пикапа так сильно, что вся машина задрожала. Зубы сжались, челюсть скрипела от напряжения, пока я шагал по дорожке к дому Трейса. Это был не мой проект, но я переделал там кухню и ванные, сделал подоконник в спальне Кили.

Обычно этот дом напоминал о семье, о том, как сильно мой брат старался дать дочери все, чего не было у нас с ним. Но сейчас я ничего этого не замечал — только бешенство.

Я убедился, что с Теей все в порядке, что она не напугана и не на грани срыва. Но все, о чем она думала, — это я. Что Брендан узнал, кто я такой. Что он навредит мне. Моей репутации, бизнесу. Но мне плевать. Единственное, что имело значение, — это она.

Я дождался, пока Энсон и Роудс приедут ко мне домой, прежде чем сорваться к Трейсу. Не мог оставить Тею одну, не после того как этот ублюдок решил, что может просто так заявиться к ней домой. Но поговорить с братом я должен был один на один.

Два пролета ступеней я преодолел в два шага, застучал в дверь. Ответа не было. Я знал, что он дома — смена закончилась час назад, а Кили была на этой неделе у матери.

Я постучал снова, громче.

Послышались шаги, и дверь распахнулась.

— Черт, Шеп, дай хотя бы секунду подойти… — Он осекся, глядя на мое лицо. — Что случилось?

Я стиснул зубы.

— Брендан поджидал Тею, когда мы вернулись домой.

Трейс тут же напрягся.

— В доме или на улице?

— Снаружи.

— Черт. Хотелось бы зацепить его за незаконное проникновение.

— Нарушение границ?

Трейс покачал головой, приглашая меня внутрь и захлопывая за нами дверь.

— Я был у Теи. У нее нигде не указано, что территория частная. В суде не устоит.

Я выругался.

— Рассказывай все, — сказал он, ведя меня на кухню.

Я выложил брату каждую мелочь. И с каждым словом злость во мне только росла. Вспоминать, как он издевался над ней, как провоцировал меня. Знать, что он и дальше может терзать Тею безнаказанно.

Трейс надолго замолчал — как всегда, прежде чем что-то сказать. Его ум работал как у Энсона, только смотрел на все с другого угла.

— Тея права. Брендан надеялся, что ты ударишь его. Что уберет тебя с дороги хотя бы на время и снова прорвется к ней. Заставит вернуться.

От одних этих слов у меня вырвался рык.

Трейс вскинул на меня взгляд:

— Этого не произойдет. Дыши, блядь.

Но я не мог. Каждый вдох был как лезвие по горлу.

— А ты бы как себя чувствовал, если бы кто-то, кто мучил женщину, которую ты любишь, мог просто вот так заявиться и снова начать разрушать ее?

Глаза Трейса расширились, прежде чем он успел спрятать реакцию.

— Женщину, которую ты любишь?

— Да. Я, блядь, люблю ее. И готов на все. Так что помоги мне.

Он облокотился на кухонную стойку.

— Я делаю все, что могу. Но это не просто. И Декс говорит, у Брендана либо есть хакер, либо он сам хорошо разбирается. Его техника полностью закрыта.

Тея говорила, что Брендан был асом в технологиях.

Я провел рукой по щетине на подбородке.

— То есть он может просто так появиться? Ломать ей жизнь?

— Я добавлю в рапорт, что вы с Теей потребовали, чтобы он покинул ее территорию. Саттон отказала ему в обслуживании в пекарне. Если он появится в одном из этих мест снова — будет повод для ордера. Я направлю уведомление его адвокатам, чтобы потом в суде они не притворялись, что это было недоразумение.

— Этого мало. — Я не был уверен, что что-то вообще будет достаточно, пока Брендан Босман дышит.

Трейс посмотрел мне в глаза.

— Ты должен быть осторожен. Этот ублюдок не потерпит, что ты рядом с Теей. Он может ударить по тебе в любой момент и в любой форме.

— Пусть попробует, — процедил я.

В глазах брата вспыхнуло беспокойство.

— Не будь идиотом. Мы должны думать головой.

В этот момент открылась входная дверь, и Трейс отвел взгляд.

— Эй, придурки, где вы?

Голос Коупа раздался с прихожей. Мы с Трейсом переглянулись с подозрением.

— На кухне, трусы, — крикнул он в ответ.

Послышались тяжелые шаги, и в дверях появился Коуп с фирменной ухмылкой. Он обнял Трейса с хлопком по спине, потом меня.

— Два идиота по цене одного. Как вы?

Трейс с подозрением уставился на него:

— Что ты тут делаешь? Ты же собирался остаться в Сиэтле.

Что-то промелькнуло в глазах Коупа — мимолётное, темное. Но он быстро спрятал это под своей дежурной улыбкой:

— Не могу разве соскучиться по семье?

Мы с Трейсом снова переглянулись.

— Идите вы, — фыркнул Коуп, толкнув меня. — Захотелось выбраться из города. Немного передохнуть.

— Ладно, — кивнул Трейс, но я знал, он не успокоится, пока не узнает, что за этим стоит. — Пиво или газировку?

— Пиво, — сказал Коуп и посмотрел на меня: — А у тебя что с рожей? Как будто лимоном закусил.

Прямо в точку, как всегда. Мы почти не переписывались последние недели, так что он понятия не имел, что происходит. И я не знал, с чего начать.

Но Трейс сделал это за меня:

— Шеп влюбился.

Коуп скривился, подняв пиво:

— Тогда понятно, откуда такая мина.

Я зыркнул на него:

— Не будь мудаком.

— Это его естественное состояние, — пробормотал Трейс.

Коуп показал ему средний палец:

— Давайте уже, рассказывайте.

Я все выложил. И к концу рассказа Коуп пылал не меньше моего.

— Как нам прижать этого ублюдка? Может, Кай еще на связи с парнями из…

— Нет, — перебил Трейс. И я не винил его. Когда Кай влип в подпольные бои, это чуть не стоило ему жизни.

Трейс вздохнул:

— Нужно действовать с умом. И вместе. Мы защитим Тею.

Я хотел поверить брату. И я знал, он прав, когда дело касалось физической безопасности. Но я видел, на что способен Брендан — всего лишь несколькими кликами по клавиатуре.

Как, черт возьми, мне защитить Тею от этого?

49

Тея

Я наблюдала, как Шеп проверяет замки на всех окнах в гостиной, пока кормила котят их последним ужином перед сном. Теперь они были официально выложены на сайте Wags & Whiskers, в поиске новых хозяев. Я была уверена, что их разберут в считанные дни — они слишком милые, чтобы быть незамеченными.

Это должно было бы порадовать меня, но радость никак не могла пробиться сквозь тревогу, которая засела где-то глубоко.

Шеп молчал весь вечер. Вернувшись от Трейса, он сказал только одно:

— Мы работаем над этим.

С тех пор он был словно где-тодалеко, в своих мыслях, и от этого мне было странно одиноко, хотя он был рядом физически.

Когда котята доели, я убрала миски и отнесла их в раковину, чтобы помыть. Я чувствовала, как Шеп продолжает обход дома, проверяя каждую потенциальную лазейку. Но я знала — Брендан не станет врываться через дверь или окно. Его удары будут невидимыми. И потому куда страшнее.

Я вымыла руки и пошла в ванную готовиться ко сну. Даже несмотря на то, что я сделала каждый шаг своего ухода за кожей, когда я вернулась в спальню, Шеп все еще обходил дом. Я переоделась в ночную рубашку, забралась под одеяло и взяла книгу с тумбочки.

Это был новый роман про мучимого героя с тягой к контролю. Я не стану врать: бывало, я задумывалась, выражается ли потребность Шепа в контроле в чем-то более чувственном — в грубой веревке или мягких шелковых лентах. Но сегодня я никак не могла сосредоточиться. Я перечитывала одно и то же предложение снова и снова, пока Шеп не появился в дверях спальни.

Я сразу посмотрела на него. Он был в темно-синих спортивных штанах, сидящих низко на бедрах, и в серой футболке, из тех, что идеально обтягивают и подчеркивают все нужное.

— Все хорошо? — спросила я.

Он кивнул.

— Устала?

— Не совсем. — На самом деле я хотела его. Хотела ощутить связь между нами, прочную и яркую. Хотела чувствовать его.

Шеп стянул с себя футболку, оголив рельефные мускулы.

— Читай сколько хочешь. Свет не помешает.

Он снял штаны и лег рядом. Поцеловал меня в плечо и отвернулся, устраиваясь спать.

Я смотрела на его широкую спину, и от этого зрелища у меня защипало в носу. Я чувствовала отдаление. Заставила себя снова уткнуться в книгу и дышать глубже. Я знала, что сейчас Шеп чувствует себя бессильным, а он это ненавидит. Ему не нужны мои обиды — только поддержка.

Думая об этом, я погрузилась в сюжет. Нашла в нем нужное мне сейчас — отдушину. Потерялась в противостоянии героев, которые не умели, но так старались быть нужными друг другу.

Когда я дошла до сцены, где героиня позволила герою реализовать его темные желания, я заерзала под одеялом. Мое дыхание участилось, когда он привязывал ее за щиколотки к изножью кровати, а руки — к изголовью.

И вдруг теплая ладонь легла мне на живот — я вздрогнула и встретилась взглядом с Шепом.

Он смотрел прямо на меня, глаза полуприкрыты.

— Книга хорошая?

Губы разомкнулись, но слова застряли в горле. Я только кивнула.

— Я вижу.

Я нахмурилась.

— Как?

Один уголок его рта приподнялся. Он провел пальцем по моей щеке:

— Румянец. — Опустился к ключице. — Учащенное дыхание. — Его рука скользнула ниже, к животу и бедру. — Сжимаешь эти прекрасные бедра.

В его взгляде сверкнуло золото.

— Ну что, расскажешь, что там происходит?

Меня на секунду охватил страх — вдруг его игра перерастет в нечто темное, как это бывало у Брендана. Но стоило мне посмотреть в лицо Шепа — все исчезло. Там не было осуждения. Только желание. Только тепло.

И от того, что то, что возбуждало меня, возбуждало его тоже, я влюблялась в него еще сильнее. Эта любовь сделала меня смелой.

— Он... он любит ее связывать.

Глаза Шепа вспыхнули.

— Тебе это нравится.

Это не был вопрос, но я снова кивнула.

— Хочешь попробовать?

Я прикусила губу и кивнула еще раз.

— Черт, — прошептал он. — Что еще?

— Он... завязывает ей глаза.

Шеп изучал меня долгий миг.

— И тебе это тоже нравится?

Сухо сглотнув, я кивнула.

— Да.

Он скользнул пальцами по моему бедру.

— Когда отнимаешь один из органов чувств — остальные обостряются. Все ощущается ярче.

У меня загудело в ушах. Как будто он действительно лишил меня слуха — все, что я чувствовала, было его прикосновением. Казалось, даже его легкие движения пальцев причиняли больше наслаждения, чем все, что я пыталась сделать с собой в одиночестве.

Он выводил восьмерки на моей коже, заставляя меня задыхаться. Шеп внимательно наблюдал за моим лицом — с благоговением, с восхищением.

— Я сегодня не дал тебе того, в чем ты нуждалась, да?

Я плотно сжала губы и покачала головой.

— Значит, мне нужно извиниться.

Я вдохнула.

— Мне нравятся твои извинения.

Шеп хмыкнул, отбросил одеяло и встал с кровати. Его мускулистая спина и зад были отчетливо видны сквозь черные боксеры. Он открыл шкаф и стал там что-то искать. Через пару минут он вернулся — с охапкой шарфов.

Мое дыхание участилось, пока он пересекал комнату. Он бросил разноцветные ткани на кровать — они опустились мягко, как взмах крыльев колибри. Его взгляд был полон желания, нежности и заботы.

— Ты уверена? У нас был тяжелый день.

— Уверена, — прошептала я.

— В любой момент можешь сказать «стоп», и мы остановимся. Ладно?

Я кивнула.

— Ладно.

Я ждала, что он начнет спорить, убеждать, что знает лучше. Но он не стал. И именно это сделало мою любовь к нему еще глубже. Мы могли расти, меняться — вместе.

Он не сводил с меня глаз, пока тянулся к шарфам. В его янтарных глазах плясало пламя. А когда он опустил взгляд на ткани, я вдруг поняла — скучаю по его вниманию. Оно создавало между нами искры, и теперь мне не хватало этого контакта.

Шеп вытащил из груды бледно-зеленый шарф и провел по ткани длинными, сильными пальцами, будто проверяя ее на ощупь. Затем резко натянул его, щелкнув тканью в воздухе дважды подряд.

Я почувствовала это движение на себе, будто оно ударило по коже. Всплеск жара прошел по телу, и я сжала бедра, пытаясь хоть как-то унять жжение внутри. Бесполезно.

Шеп достал еще несколько шарфов — один за другим — пока, наконец, не нашел шелковый. Я и сама не понимала, зачем тогда купила его. Шелковый шарф в Спэрроу-Фоллс? Да кому он тут нужен. Но в комиссионке он показался мне таким красивым — как картина, которую можно надеть.

Пока Шеп рассматривал его, поглаживая пальцами акварельный узор, я с благодарностью думала о той редкой минуте спонтанности, позволившей мне купить его. Он аккуратно отложил остальные шарфы на комод и вернулся к кровати. Мое сердце тут же забилось быстрее.

Он остановился у изножья, между двумя невысокими столбиками. Его янтарные глаза снова встретились с моими.

Он наклонился и сжал одеяло в кулаке, медленно стягивая его с меня. Прикосновение прохладной ткани к разгоряченной коже ощущалось почти как ласка. Простыни скользили все ниже, пока не исчезли совсем.

Шеп оглядел меня, взгляд его задерживался на отдельных участках. Он пробежался глазами по ключицам, груди, животу, задержался на бедрах, где моя ночнушка задралась вверх.

— Я когда-нибудь говорил тебе, как сильно я люблю эти твое гребаные ночнушки? — пробурчал он.

Я провела языком по нижней губе.

— Я не люблю пижамные штаны. Они задираются и перекручиваются во сне.

Глаза Шепа снова скользнули вверх по моим ногам к самой их вершине, будто он мог видеть сквозь ткань, что под ней.

— Такая красивая... Вся в этом мягком атласе и кружеве. А что ты под ней носишь, колючка?

Я вдохнула, губы приоткрылись.

— Ты же знаешь. Ничего.

Шеп издал звук, напоминающий рык. Не совсем рык, но в нем определенно была животная нотка. От этого звука между бедер тут же вспыхнула влага, а соски затвердели.

Он обхватил мои лодыжки и потянул вниз по кровати. Я ахнула. Его хватка не была жесткой, но за ней чувствовалась сила. И мне хотелось ее почувствовать.

Шеп взял один из шарфов, один конец привязал к столбику кровати, другой — к моей лодыжке. Как только мягкая ткань охватила ногу, по телу прокатилась волна жара.

— Не жмет? — спросил он хриплым голосом, проводя пальцем по узлу.

Я покачала головой.

— Слова, Колючка. Мне нужны твои слова, — голос Шепа прозвучал как приказ, и мои соски тут же затвердели почти до боли.

— Не слишком туго, — выдохнула я.

Он потянул шарф, проверяя натяжение.

— Отлично.

Затем Шеп перешел ко второй ноге, повторяя те же действия. Пока он обходил кровать, его рука не отрывалась от моего тела, оставаясь точкой контакта. Пальцы скользнули вверх по ноге, по животу, вдоль грудины и к подбородку. Большой палец прошёлся по нижней губе, будто он запоминал ее форму.

— Руки вверх. Держись за изголовье.

Мое тело подчинилось до того, как я успела осознать команду. Пальцы вцепились в деревянные перекладины кровати, и Шеп с ловкостью обвил их бледно-розовым шарфом, крепко завязав узел.

— Все в порядке? — спросил он хрипло.

— Да, — прошептала я.

Но это было больше, чем просто «в порядке». Мое дыхание стало прерывистым, грудь поднималась под атласной ночнушкой. Я попыталась сдвинуть ноги, чтобы хоть немного облегчить нарастающее напряжение, но не смогла — ступни были надежно привязаны.

Один уголок рта Шепа приподнялся.

— Не можешь сжать эти прекрасные бедра, да?

— Шепард... — Я и сама не знала, что хотела вложить в это слово. Оно было и упреком, и мольбой одновременно.

Но Шеп только ухмыльнулся.

— Вся в моей власти, — прошептал он, проводя пальцами по кружеву на груди. Затем он опустился ниже, очерчивая круги вокруг соска. — Ты понимаешь, какой это дар? Это доверие?

— Шепард... — Теперь это было уже не имя. Это была мольба.

— Не бойся, Колючка. Я о тебе позабочусь, — прошептал Шеп, и его пальцы в одно мгновение сомкнулись на моем соске. Резкий укол боли длился лишь долю секунды, прежде чем превратился в раскат удовольствия. Между ногами стало влажно.

Его рука исчезла, и он потянулся к последнему, шелковому шарфу. Осторожно накрыл им мои глаза, аккуратно обернул вокруг головы и завязал.

Тьма опустилась, поглотив меня полностью. На миг меня охватила паника — абсолютная пустота. Но потом Шеп снова коснулся меня. Его ладони скользнули по бокам к подолу ночнушки.

— Хочу видеть тебя всю, — выдохнул он. — Разреши мне.

— Да, — прошептала я. Я действительно хотела, чтобы он смотрел. Это чувство было таким новым, таким освобождающим.

Его загрубевшие от работы пальцы ощущались как поцелуи из наждачной бумаги, когда он поднимал ткань все выше. Прохладный воздух касался обнаженной кожи, ночнушка собралась под грудью. Это ощущение заставило мою спину выгнуться, искать большего.

— Черт, какая ты красивая. Ничего прекраснее в жизни не видел.

Слова Шепа были как еще одно прикосновение. Их сила проникала внутрь, разливала по телу другой, более глубокий жар.

Он снова отступил. Я слышала, как он двигается в тишине, в пустоте темноты. Но не могла понять, где он остановился. Я могла только ждать.

А это ожидание накручивало все внутри до предела. Напряжение пульсировало внизу живота, тело звало его. Я разомкнула губы, делая жадный вдох.

И тогда меня коснулись не пальцы — губы. Его рот сомкнулся на соске, жадно втянул его. Язык обвел его кругами, пока сосок не напрягся до боли. Вторая грудь оказалась в его руке — большой палец повторял движения языка.

Тело вновь затянуло в клубок напряжения. Мышцы свивались все туже, спина выгибалась, я тянулась к нему, к каждому касанию. Из горла вырвался сдавленный стон, крик, мольба.

Шеп тихо заурчал, не отпуская сосок, а потом внезапно убрал рот. Вспышка холода после жара оказалась почти невыносимой.

— Эти звуки... — прошептал он. — Лучшее, что я когда-либо слышал. Они как наркотик. Все мало и мало.

Я тяжело вдохнула, тело само потянулось к голосу Шепа, ища его, несмотря на слепоту.

И вот его руки снова были на мне, скользнули вверх по бёдрам.

— Колючка, ты такая чертовски мокрая. Вся сияешь для меня.

Его палец провел сквозь влагу, размазав ее по клитору. Я не смогла сдержать стон.

— Да, — прохрипел он. — Скажи мне, что ты чувствуешь. Чего хочешь. Что тебе нужно.

— Будто крошечные фейерверки взрываются по всей коже.

Два пальца вошли в меня, и я выгнулась навстречу, будто тело само вздохнуло с облегчением от того, что хоть какая-то часть Шепа оказалась внутри.

Он двигался легко, скользя внутрь и наружу.

— Это? — его голос стал почти мурлыкающим. — Или это? — Пальцы согнулись при выходе, создавая восхитительное трение. — Один? — Гладкий скользящий ритм. — Или два? — Трение и глубина.

— Два, — выдохнула я.

— Вот так. Умничка. Так четко знаешь, чего хочешь. Что тебе нужно.

Большой палец снова обвел круг вокруг клитора, все ближе и ближе к самой чувствительной точке. Я выгнулась навстречу, жадно и без остатка, нуждаясь в нем.

Мышцы напряглись, ноги потянулись, но шарфы держали крепко, пальцы вцепились в ткань, ища хоть какую-то опору.

— Обожаю, когда ты такая жадная. Обожаю смотреть, как ты извиваешься под моими пальцами. Скажи мне, что тебе нужно, Колючка.

— Еще. Мне нужно больше.

— Конкретнее, — потребовал он.

Это был весь Шеп. Он всегда подталкивал меня, помогал раскрыться. Делал так, чтобы я чувствовала себя свободной в этой своей стороне — женской, чувственной.

— Хочу тебя. Хочу почувствовать все.

— Моя девочка.

Его пальцы исчезли, и я едва не вскрикнула от этого отсутствия. Услышала шорох, движение над собой, потом Шеп приподнял мои бедра, подкладывая под них подушку.

— Этот вид, — выдохнул он. — Я запомню его навсегда.

— Шепард… — прошептала я, и его имя стало мольбой.

Он провел большим пальцем по моему входу.

— Такая красивая. Такая готовая.

Я ощутила его над собой. Кончик коснулся входа.

— Идеально, — прошептал он.

Шеп вошел в меня.

Его ширина заставила меня судорожно вдохнуть, тело напряглось, пытаясь привыкнуть, но даже легкая боль только усилила наслаждение.

Он двигался глубже, и благодаря подушке под бедрами каждый его толчок попадал точно в нужную точку. Глаза увлажнились под повязкой, а пальцы судорожно сжали деревянные перекладины.

Я пыталась двигаться навстречу, насколько позволяли оковы. Но именно в этом, в ограничении, в потере контроля, за который я держалась всю жизнь, и крылась настоящая свобода.

Я растворилась в этом гуле, жаре. В звуках наших тел. В том, как сила Шепа проходила сквозь меня. Он стал двигаться быстрее, глубже. Мои мышцы начали сжиматься вокруг него, и он выругался.

Его большой палец нашел клитор, описал круг и надавил ровно туда, где мне было нужнее всего. И я взорвалась с силой, которую никогда прежде не ощущала. Будто вес всего мира навалился сверху и со всех сторон, пока Шеп продолжал врываться в меня, кончая с громким криком. Волна за волной прокатывались по моему телу, пока он переживал свой оргазм.

Даже когда он начал замедляться, мое тело все еще дрожало от послевкусия. Подрагивания пробегали по коже, пока губы Шепа не нашли мои — нежный, едва ощутимый поцелуй, словно обещание. Его руки поднялись вверх и начали развязывать мои запястья.

Он вышел из меня, и это ощущение пустоты вызвало у меня тихий всхлип. Шарфы на ногах исчезли в одно мгновение, и вот уже тело Шепа прижалось к моему, укутывая собой, пока он снимал повязку с глаз.

Мягкий свет лампы казался ослепительным после полной темноты. Шеп притянул меня к себе еще ближе, обнял и устроился вокруг, как защита, как броня. Он вдохнул, прижавшись к моей шее, вбирая меня в себя.

— Это было… больше? — прошептал он.

Я полностью растворилась в его объятиях.

— Это было всем.

50

Шеп

— Опять насвистываешь.

Я остановился с гвоздезабивателем в руках, ослабляя нажим. Черт. Действительно насвистывал мелодию Wild Horses.

Энсон усмехнулся:

— Я правда думал, что после всего, что произошло вчера, ты будешь ходить как с цепи сорвавшийся и сносить тут все подряд. Рад, что ошибался.

Я загнал гвоздь в брус, который мы использовали для отделения прихожей от жилой зоны:

— Отвали.

Энсон только сильнее рассмеялся:

— Надо выяснить, что за наркотик вкалывает тебе Тея. Мы бы разбогатели, если бы начали его продавать.

Я покачал головой и вбил еще один гвоздь. Не то чтобы у нас с деньгами были проблемы. Энсон написал несколько книг о преступной психологии, которые хорошо продавались, а у Colson Construction дел было столько, что очередь на объекты растягивалась почти на год.

Энсон отпустил доску, как только я вбил последний гвоздь:

— Ну а по-честному, как ты?

— Пытаюсь держать себя в руках. — Хотя это было чертовски сложно. Мысль о том, что Брендан разгуливает на свободе, сводила меня с ума. — Трейс отправил официальное письмо адвокатам Брендана сегодня утром.

Энсон выпрямился, задумавшись:

— То, как он отреагирует, многое покажет. Вполне возможно, он просто перейдет к следующей жертве.

Я хотел, чтобы Брендан держался от Теи как можно дальше, но мысль о том, что он сделает это с кем-то еще, выворачивала наизнанку:

— Есть подвижки от Декса?

Вопрос был глупым. Если бы хакер Энсона что-то нашел, он бы сразу сообщил.

— Думает, что почти подобрался. У него есть почта Брендана, и если тот кликнет по ссылке, то Декс получит доступ. Я сейчас пытаюсь придумать, на что он точно клюнет.

Я посмотрел на Энсона:

— То есть ты составляешь его психологический портрет, чтобы взломать.

Уголок его рта дернулся:

— Так и есть.

— Спасибо. — Мои слова прозвучали хрипло. Потому что просто «спасибо» — это слишком мало.

Энсон хлопнул меня по плечу:

— Всегда прикрою тебя.

Раздался сигнал машины, и мы оба обернулись в сторону дороги.

— Ты кого-то ждешь?

Я покачал головой.

Мы оба напряглись. За последние месяцы было слишком много дерьма. Конечно, киллер не станет сигналить, прежде чем выстрелить, но мы были готовы ко всему.

На подъездной дорожке остановился грузовик с платформой. Не убийца, слава богу. Это были мои окна.

— Черт, красиво, — пробормотал Энсон.

— Я же говорил, что черные рамы — отличная идея.

Он кивнул:

— Я сомневался, не будет ли слишком современно, но это прям в тему.

— Особенно с тем серым, что мы выбрали для фасада, — подхватил я. Меня охватило приятное возбуждение. Руки чесались приступить к работе.

Машина заглушила двигатель, дверь открылась, и из кабины вышла Мара, с улыбкой на лице:

— Доставка, мальчики.

Мне не понравилось, как внутри все скрутило. Мара не сделала ничего плохого. Просто у меня не было сил танцевать вокруг чьих-то чувств.

— Спасибо, — выдавил я вежливую улыбку.

Она подошла ближе, волосы собраны в небрежный хвост:

— Они пришли сегодня утром. Хэл собирался везти только через три дня, так что я вызвалась. Единственная плата — экскурсия. Здесь обалденно.

Я чувствовал, как Энсон смотрит на меня — с оценкой и предупреждением. Я подписал накладную.

— Мы сегодня по уши в делах. Может, потом, когда будет больше готово.

Мара все равно улыбалась и шутливо хлопнула меня папкой:

— Да ну, всего пять минут. Хочу посмотреть, как ты ее распотрошил.

Блядь.

— Ладно, — скрипя зубами, сказал я. — А, пойдешь с нами?

Я не хотел быть грубым, но и давать Мара ложную надежду — тоже.

Энсон с трудом сдержал смешок:

— Конечно, босс.

Я показал ему средний палец за спиной Мары, пока она шла внутрь.

— Тут просто невероятно! — закричала она.

Я провел экскурсию максимально быстро, даже не поднимаясь на второй этаж. Энсон держался чуть поодаль. Когда мы дошли до входа, Мара повернулась ко мне:

— Ты сорвешь джекпот, когда продашь это место. А какая-то семья будет просто в восторге.

Ее слова были добрыми, но у меня они вызвали раздражение. Мне было не до миллионов. Я просто хотел хорошо делать свое дело. Обычно мне нравилась мысль о том, что кто-то будет счастлив в доме, который я построил. Но этот дом был другим. Он был моим. Потому что Тея тоже вложила в него часть себя.

От стен, которые мы с ней сносили, до ее терпеливого выслушивания моих бесконечных идей — она была вплетена в саму ткань этого дома. И я не мог представить, что когда-нибудь его отдам.

— Спасибо, — отозвался я чуть холоднее, чем следовало бы.

Брови Мары нахмурились — не удивительно.

Звук шин на гравии заставил нас всех обернуться. Когда я увидел старенькую машину Теи, на лице расплылась улыбка. Но она тут же исчезла, когда я вспомнил, кто рядом. Черт.

Энсон хлопнул меня по спине:

— Удачи.

Я бы снова показал ему палец, но мы были у всех на виду.

Тея припарковалась прямо у дома и вышла, оглядываясь.

— Ты одна приехала? — нахмурился я.

Она фыркнула:

— Меня довели до поворота. Убедились, что я доехала целой и невредимой.

Мое напряжение немного спало. Но все равно оставался страх. А вдруг бы меня здесь не было? А если бы Брендан ждал ее? Я пытался отогнать эти мысли. Она ведь видела мои машины и Энсона. Она была осторожна.

Я подошел, наклонился и чмокнул ее в губы:

— Работа прошла нормально?

Она поняла, что я имею в виду:

— Все отлично. Только Лука был с нами весь день и съел столько крема, сколько весит сам. К моменту, когда я уезжала, он уже бегал по стенам.

Я фыркнул, представляя семилетнего торпеду в кондитерской:

— Саттон заслуживает медаль и корону.

— И день в спа, — кивнула Тея, а потом перевела взгляд на других. — Привет, Мара. Как дела?

Женщина ответила натянутой улыбкой:

— Все хорошо. Только что получила экскурсию по новому детищу Шепа. — Она перевела взгляд на Тею, и в ее глазах появилась мягкость, от которой мне захотелось поморщиться. — Он делает такую потрясающую работу, правда ведь?

Тея чуть напряглась, но сохранила спокойную, вежливую улыбку:

— Впечатляет.

Взгляд Мары снова вернулся ко мне:

— Он всегда мечтал привести в порядок один из этих старинных фермерских домов. Здорово, что у него наконец получается.

Раздражение вспыхнуло во мне. Мара говорила так, будто знала все мои заветные мечты, но между нами никогда не было ничего подобного.

Тея промолчала, не клюнув на наживку, и этот ход оказался выигрышным. Молчание заставило Мару заметно поежиться.

— Ну что ж, пора, наверное, разгрузить окна.

Мы с Энсоном тут же принялись за дело — отстегнули крепления и аккуратно облокотили рамы на стену дома.

Мара все еще топталась рядом, не спеша садиться обратно в машину:

— Позвони, если тебе что-нибудь еще понадобится, Шеп. У меня есть пара выходных, если вдруг нужны будут лишние руки.

Я проигнорировал предложение:

— Спасибо, что привезла.

— Для тебя — что угодно. — С этими словами она вскочила в кабину, развернулась на площадке и выехала на дорогу.

Сжав челюсть, я повернулся к Тее:

— По шкале от одного до десяти… Насколько ты сейчас злишься?

51

Тея

Как только я увидела, как Мара выходит из дома Шепа, раздражение вспыхнуло во мне. Но я заставила себя проглотить это чувство, потому что Шеп не дал ни единого повода усомниться в нем.

Но каждое ее слово будто только сильнее вбивало клин — особенно это ее «все ради тебя». Оно эхом звучало у меня в голове, пока я смотрела на Шепа, пытаясь удержать вспышку злости.

— Я просто пойду внутрь, — пробормотал Энсон и исчез, словно тень.

Я перевела взгляд на Шепа. Его лицо было напряженным, в глазах читалась тревога, а неуверенность в том, как я отреагирую, только сильнее уколола сердце. Злость чуть отступила.

— На шкале от одного до десяти — я на тройку. Была на пятерке, но когда увидела твое лицо, сбавила.

Шеп прижал меня к себе:

— Прости. Я не просил ее везти окна. Она сама вызвалась.

— Я знаю, — пробормотала я, уткнувшись в его грудь. Запах опилок и кедра успокаивал, как и всегда. И вот раздражение уже скатилось до единицы. — Я не хочу становиться как Брендан.

Шеп отстранился, нахмурившись:

— О чем ты говоришь?

Я сжала его футболку в кулаке:

— Он ненавидел, когда я разговаривала с другими мужчинами. Даже с теми, с кем работала. Я не хочу быть такой.

— Ты не такая, — мягко сказал Шеп, убирая прядь волос с моего лица. — Ты никогда не будешь такой.

— Я все равно ревновала, — призналась я. — Она знает тебя с самого детства. А я… у меня нет с тобой такой общей истории.

— Колючка, — прошептал он, притягивая меня ближе. — Даже если бы я провел с ней каждую секунду с рождения, все равно была бы только одна женщина, которая знает меня по-настоящему. Это ты.

Его слова залечили еще одну трещинку. Шеп провел пальцем по моим губам:

— Ты увидела во мне то, что я сам в себе не видел. Залечила раны, о которых я и не знал. И есть только одна женщина, которую я когда-либо любил. Ты.

Я судорожно вдохнула:

— Не заставляй меня плакать, Шепард Колсон.

Уголки его губ дрогнули:

— Детка, если ты называешь меня полным именем, я обязан тебя отыметь.

— Шеп! — пискнула я, когда он легко перекинул меня через плечо. — Энсон же здесь!

— Хорошо, что у нас есть амбар.


Я не могла поверить, насколько сильно изменилось это пространство. Это было невероятно. Будто мы парили над полями за окном. Я отступила на шаг, с благоговением глядя на два огромных окна, которые мы с Энсоном и Шепом установили — уже после того, как мы с Шепом заехали в амбар.

Шеп обнял меня за плечи.

— Представляешь, как ты сидишь тут и продумываешь свои потрясающие идеи для ландшафта?

Меня окутало тепло от того, как он вдохновлялся моим видением заднего двора.

— Завернуться в плед с книжкой и чашкой чая, — мечтательно сказала я. — Боже, зимой тут будет сказка.

— Все, хватит, я начинаю завидовать, — проворчал Энсон, направляясь к двери. — Пойду к Викторианскому дому.

Я бросила взгляд через плечо:

— Передай привет Ро.

— Обязательно. — Он отдал честь Шепу. — До завтра, босс.

— Пока, — отозвался Шеп.

Я снова повернулась к окну. Сквозь эти огромные стекла было видно все: от Касл-Рока до гор Монарх.

— Мне кажется, я бы отсюда никогда не ушла.

Шеп усмехнулся, глядя вдаль.

— Даже ради огромной ванны, которую я заказал в хозяйскую спальню?

— Ладно, может, ради нее.

Шеп слегка крепче сжал мое плечо.

— Я, кажется, не хочу с этим домом прощаться.

Я вопросительно посмотрела на него.

— Я оставлю его себе.

На моих губах заиграла улыбка. Шеп постоянно переезжал с объекта на объект, не задерживаясь нигде больше года. Как только ремонт заканчивался, его тут же тянуло к следующему проекту.

— Ты уверен?

Шеп продолжал смотреть в окно.

— В этом доме есть что-то особенное. Я почувствовал это с первой минуты, как подъехал. И это место, где ты впервые впустила меня. Я не смогу отдать его кому-то, кто не поймет, что оно значит. Я не хочу отдавать его вообще. Я могу представить себе жизнь здесь. — Он опустил голову, перевел взгляд на меня. — Семью.

Сердце громко застучало в груди.

— Мне нравится эта идея.

И я хотела быть ее частью. Хотела вписать себя в эту картину. Заботиться о саде, наблюдать, как янтарноглазые малыши носятся по двору.

— Я рад, — тихо сказал Шеп и коснулся моих губ, мягко, нежно. Когда он отстранился, в его взгляде была не просто любовь — там была надежда. — Пойдем домой.

— С удовольствием. — Спина ныли и просила ванну, но сначала нужно было заняться делами. — Мне надо полить растения в теплице и в саду.

— Я помогу, — предложил Шеп и повел меня наружу.

— Я и не собиралась отказываться.

Вот что значило влюбиться в Шепа. Он был настоящим партнером. Я ни с чем не оставалась одна — если только сама не хотела. Пусть он и не был гениальным поваром, но всегда предлагал помощь. Всегда убирался после. Бросал мои вещи в стирку вместе со своими. Всегда участвовал в работе по двору.

— Оставь машину здесь. Я завтра отвезу тебя на работу и заберу, — сказал Шеп.

Я посмотрела на него.

— Не обязательно...

— Но я хочу.

Я не спорила. Как и не спорила, когда он взял меня за бедра, помогая сесть в машину. Или когда задержался рядом после того, как пристегнул ремень.

Когда Шеп направил грузовик в сторону дома, я изучала линию его подбородка, покрытого щетиной, и ровный изгиб носа.

— Ты знаешь, что ты — находка?

Он бросил на меня взгляд, в котором сверкала усмешка.

— Да ну?

— Еще бы. Мне нравится жить с тобой.

Слишком сильно, чтобы быть спокойной. Но мне было все равно. Впервые в жизни я готова была рискнуть и не думать о последствиях.

Шеп переплел пальцы с моими.

— А ты делаешь эту жизнь чертовски интересной.

Я улыбнулась:

— И ты тоже. Даже если у меня до сих пор в волосах сено.

Шеп громко рассмеялся. Но руку не отпустил — всю дорогу до дома. Это было похоже на обещание. На клятву. И я держалась за это ощущение, даже когда он вышел из машины.

Он открыл мне дверь и помог выбраться.

— Сначала ужин или теплица?

— Сначала теплица. Если сяду — уже не встану.

Шеп усмехнулся:

— Тогда после ужина я наберу тебе ванну.

Это простое, теплое обещание разлилось во мне приятным ощущением, пока мы шли к саду. Но оно мгновенно сменилось леденящим ужасом, когда мои шаги замедлились.

То, что я увидела, не сразу уложилось в голове.

Картинка складывалась по частям. Разбитые стекла в теплице. Сад, изуродованный до неузнаваемости. И на уцелевшей стороне стеклянной стены — надпись, выведенная аэрозольной краской.

ШЛЮХА.

52

Шеп

Я прижал Тею крепче к себе, пока мы наблюдали, как сотрудники правоохранительных органов заполонили ее задний двор. Она вздрогнула, несмотря на то что на улице было под тридцать. Эти едва заметные дрожи вызывали у меня одно желание — сжечь к чертовой матери весь этот мир.

Вместо этого я слегка постучал пальцем по ее кружке.

— Еще чаю?

Она покачала головой, глядя, как в сгущающихся сумерках вспыхивает фотовспышка. Криминалисты фотографировали буквально все. Каждый новый щелчок заставлял Тею вздрагивать и отнимал у меня по кусочку души.

— Это было мое любимое место, — прошептала она.

Словно ножом по груди. Как будто бритва, смоченная кислотой, врезалась в плоть.

Пальцы Теи сжали кружку так сильно, что костяшки побелели.

— Здесь я начинала заново. Начинала слышать собственный голос. Вспоминать, кто я есть, после всех его лживых слов, которые годами стирали меня до основания.

Блядь.

Я убью Брэндона Бозмена. И сделаю это медленно.

Я проглотил всю ту ярость, что бушевала внутри, и заставил себя обнять Тею нежно, насколько мог.

— Мы все исправим. Все отстроим заново. И сделаем лучше, чем было.

Тея не отрывала взгляда от теплицы и изуродованного сада. От того, как технари только сильнее все разрушали, топчась по клумбам.

— Это уже никогда не будет таким, как прежде.

Я провел ладонью по ее щеке, осторожно поворачивая лицо к себе.

— Да, не будет. Но это лишь доказывает, насколько ты сильная. Все, через что ты прошла...

В ее глазах блеснули слезы.

— Иногда я не хочу быть сильной. Я устала, Шеп.

Я с трудом сглотнул, в горле жгло.

— Тогда позволь мне понести это за тебя. Хоть немного.

Тея моргнула, будто пытаясь разогнать слезы.

— Хорошо.

— Хорошо.

Она уронила голову мне на грудь, и я обнял ее крепче. Это было слишком. Даже в лучшие дни Тею нужно было уговаривать принять помощь. А сейчас она сдалась без борьбы… Это разрывает меня. Мне не хватало ее упрямства. Ее огня.

Но я держал Тею, будто мог передать ей свою силу, уверенность, защиту.

Среди полицейских машин к дому подъехал черный пикап. Я сразу понял, чего стоило Энсону приехать сюда, несмотря на весь этот балаган. Он вернулся туда, куда зарекся больше не возвращаться. Но все равно приехал. Настоящий друг. Брат.

Первой из машины вышла Роудс. Темно-каштановые волосы разлетались по плечам, пока она мчалась к нам на задний двор. Даже при слабом вечернем свете я увидел тревогу и страх в глазах сестры.

Но на этот раз я не взвалил это на себя. Потому что это были не мои чувства. И я не бросился все исправлять. Потому что знал — ее тревога была подарком для подруги, которую она любит.

Тея выпрямилась, когда Роудс подошла ближе, и я аккуратно взял у нее кружку, поставив ее на столик рядом с шезлонгом. Хорошо, что я это сделал, потому что в следующую секунду Роудс подхватила Тею и крепко прижала к себе.

Роудс долго ее не отпускала, молчала. А потом процедила сквозь зубы:

— Я его убью. Но сначала помучаю. Пару пальцев отрежу. А может, начну с яиц.

— Господи, — пробормотал Энсон, поднимаясь на террасу. — Мне, похоже, придется построить тебе сарай для убийств, Безрассудная?

Роудс метнула в него гневный взгляд:

— Все, что нужно, лишь бы этот урод, это ничтожество, эта блевотная клякса, страдал как следует.

Из Теи вырвался смешок — самый сладкий звук, который я когда-либо слышал. Я ждал, что с этим смехом придет облегчение, но не пришло. Я все еще был на взводе.

— Блевотная клякса? — переспросила Тея, отстранившись от Роудс.

— Подходит. Даже его собственный желудок его не выносит.

Тея покачала головой, но на губах осталась легкая улыбка.

— Спасибо, что ты рядом.

— Пока еще просто рядом. Но вот когда сделаю из Брен-Брена кастрата — тогда уж заслужу золотую звезду.

Тея повернулась к Энсону:

— Ты хоть спишь спокойно? За спиной-то следишь?

Он усмехнулся:

— Еще как. Ни одного шага в сторону.

— Ты отшлепал меня перед всей бригадой сегодня утром, — напомнила Роудс, закатывая глаза.

Энсон только пожал плечами:

— Ты огрызалась. А ты же знаешь, что делают со мной эти твои шорты.

— Господи, да пусть это все закончится, — пробормотал я, поднимаясь.

Тэя снова засмеялась, подошла ко мне и обняла за талию.

— Затычки для ушей?

— Даже наушники с лучшей шумоизоляцией в мире не справятся.

— Прости, Шеп, — пропела Роудс.

— Ни капли не жалеешь.

Она только оскалилась в ответ. Но улыбка тут же исчезла, как только ее взгляд упал на теплицу.

— Я не знала, что все так плохо...

Тея напряглась рядом со мной, и я чуть не выругался. Но сдержался и заставил голос звучать спокойно.

— Мы все восстановим. И сделаем лучше, чем было.

Роудс снова посмотрела на нас, в глазах — беспокойство.

— Я помогу. И ты же знаешь, Данкан даст вам дополнительную скидку на растения.

— Не надо, — покачала головой Тея. — Он не должен...

— Он захочет, — перебила ее Роудс, глядя прямо в глаза. — Это то, что делает семья.

Пальцы Теи сжались на моей футболке. Эти слова задели ее по-настоящему.

— Спасибо, — прошептала она.

Тяжелые шаги послышались на задней террасе, и мы все обернулись — к нам направлялся Трейс. Лицо у него было сдержанным, но я видел, как под ним бушует напряжение.

— Мы почти закончили. Сейчас всех выведу с участка.

— Есть что-то обнадеживающее? — спросил Энсон.

— Пока рано говорить. Отпечатков много, но, скорее всего, это ваши с Теей. Надеюсь, повезет, и найдем еще один набор. — Он перевел взгляд на нас с Теей. — Позвонил адвокатам Бозмена, чтобы назначить встречу. Пока кормят завтраками.

— Конечно, — процедила Роудс. — А я его сам покормлю… садовыми ножницами.

Трейс округлил глаза:

— Я этого не слышал.

Роудс только зыркнула на него.

Он снова повернулся ко мне:

— По пути сюда мне позвонил окружной инспектор.

Я нахмурился, но Трейс продолжил:

— Поступили анонимные жалобы, будто ты халтурил на последних объектах. Теперь они обязаны провести повторную проверку.

— Шеп... — прошептала Тея, в голосе слышалась тревога.

Я стиснул челюсти.

— Не о чем волноваться. Я делаю качественную работу. Им нечего будет найти.

На лице Трейса дернулась мышца.

— Прости, Шеп. Знаешь же — ничего из этого не прилипнет. — Он повернулся к Тее. — Завтра я поеду туда, где он снимается. Поговорю кое с кем.

Тея напряглась рядом со мной. Я чувствовал, как в ней закипает страх. И во мне снова вспыхнула ярость. Я поцеловал ее в висок, вдохнул ее запах.

— Все будет хорошо, — пообещал я.

Тэя сглотнула.

— Это только разозлит его ещё сильнее. То, что вы вынесете все на публику.

— Может, это и неплохо, — тихо сказал Энсон.

Мы все обернулись к нему.

Он продолжил:

— Если Трейс сможет вызвать у Брендана вспышку ярости, тот может сорваться и совершить глупость. Тогда он вряд ли будет так же тщательно заметать следы, как обычно. Я предупрежу Декса, чтобы он был наготове. Трейс, сможешь пустить за ним хвост?

Трейс коротко кивнул:

— Попробую. Хотя я слышал, у него охрана, и подбираться близко непросто.

— Если он затеет что-то тёмное, то без охраны, — заметил Энсон.

— Верно, — согласился Трейс и повернулся к Тее: — Ты не против?

Она выдохнула, дрожащим, рваным вдохом:

— Пусть делают, что нужно. Я просто хочу, чтобы все это закончилось.

У меня в животе все скрутило, внутри закипала кислота. Потому что никто не произносил вслух то, что мы все думали. Что, если Брендан проскользнет мимо всех этих мер предосторожности? Что, если он доберется до Теи?

53

Тея


— Знаешь, твой телохранитель чертовски симпатичный, — сказала Саттон, протирая стойку возле кофейного аппарата.

Я посмотрела в сторону окон пекарни, ища того самого мужчину. Заместитель шерифа Аллен был чуть за тридцать, со светло-русыми волосами и внушительной фигурой. Он как раз проходил мимо, как делал это каждые сорок пять минут или около того последние три дня, внимательно осматривая окрестности во время обхода квартала.

В первый день после случившегося в теплице Шеп пошел со мной на работу. Он уселся за столик в углу с идеальным обзором всей пекарни и не двинулся с места. Я пыталась отправить его по делам, но он отказался. Не собирался рисковать, ведь в то утро Трейс собирался навестить Брендана. Даже несмотря на охрану, которую мне предоставили из департамента шерифа.

Я не могла себе врать — я волновалась. Вздрагивала от каждого звука и движения, все ожидая, что Брендан нападет. Но этого не произошло. Трейс потом сказал, что видел в нем скрытую ярость во время допроса, но Брендан сохранил маску и все отрицал. С тех пор он не делал ни одного шага. И Декс тоже ничего не нашел в его цифровом следе.

Так что мы ждали.

Во второй день Шеп снова хотел пойти со мной, но я пригрозила, что Саттон его из пекарни выгонит. Он поворчал, но в итоге отправился работать над домом.

Это не значит, что я осталась без защиты. Заместитель Аллен сопровождал меня с утра до позднего вечера. А другой дежурил у моей хижины всю ночь. Их присутствие приносило одновременно и спокойствие, и тревогу.

— Тея? — позвала Саттон, легко коснувшись моего плеча.

Я вынырнула из своих мыслей.


— Прости. — Покачала головой, заставляя себя улыбнуться. — Может, тебе стоит угостить заместителя чашкой кофе и одним из твоих фирменных кексов?

Саттон захихикала, чуть не захлебнувшись смехом:

— Как у тебя получилось, чтобы кекс прозвучал двусмысленно?

Я ухмыльнулась и пожала плечами:

— У меня талант.

— У меня сейчас нет времени на кексы — в том смысле, о котором ты подумала. Я едва сплю.

Я обошла витрину с тряпкой и бутылкой с моющим средством. Мы почти закончили на сегодня. Хотя два клиента еще оставались, мы уже начали уборку.

— Хотите, мы с Шепом посидим с Лукой на неделе?

Глаза Саттон засияли теплом.

— Тренировка?

В животе вспыхнуло что-то странное. Может, надежда?

— Нет. Просто отвлечься не помешает, да и я обожаю твоего малыша.

Она замолчала, а потом сказала:

— Из вас с Шепом получились бы очень красивые детки. И он был бы прекрасным отцом.

В ее голосе проскользнула тоска, когда она произнесла слово «отец». Я это заметила. Но мое сознание зацепилось за другое — красивые дети. Господи, как же я этого хотела.

Этот огонек надежды превратился в пламя, в жгучее желание увидеть, что могли бы создать мы с Шепом. Какие у ребенка будут глаза? Зеленые? Янтарные? Или вовсе иные? Волосы — светлые, как у него, или русые? Но я точно знала одно — у него будет папина доброта.

— Ну все, ты попалась, — дразняще протянула Саттон.

Я кинула в нее тряпкой:

— Это ты мне сказала, что я должна за него побороться.

Она швырнула тряпку обратно:

— И я рада, что была права. Как всегда.

Я засмеялась, сбрызнула витрину средством и провела по стеклу. Но краем глаза заметила движение за окном.

Узнаваемая громоздкая фигура стояла там и сверлила меня взглядом. В глазах у Расса Уилера читалась чистая ненависть. И изрядная порция презрения.

Еще несколько месяцев назад меня бы это вогнало в паническую атаку. Но теперь я была другой. Шеп помог мне вспомнить, что сила всегда была во мне — нужно было лишь осмелиться ее принять.

Поэтому я не отвела взгляд. Я встретила этот полный злобы взгляд и сделала нечто совсем не в моем духе. Показала ему средний палец.

На его лице мелькнуло удивление, и я едва не рассмеялась. Но затем в его глазах вспыхнула еще большая ярость.

— Да что ж такое… — пробормотала Саттон, проследив за моим взглядом. — Вот же урод...

Но она не успела закончить. Заместитель Аллен быстрым шагом направился к Рассу. Мы не слышали, что он говорил, но я по губам поняла суть:

— Вам нужно уйти.

Расс бросил в ответ что-то крепкое, но все-таки убрался с квартала.

— Ты в порядке? — спросила Саттон.

Я выпрямилась и продолжила протирать витрину.

— Более чем. Черт возьми, как же это приятно.

— Да, показать фак подонку всегда помогает.

Мы обе расхохотались и продолжили уборку. За следующий час мы подмели полы, собрали оставшуюся выпечку. Саттон всегда отвозила ее в приют в соседнем городке. Когда последние клиенты ушли, она перевернула табличку на двери — «Закрыто».

— Можешь идти. Осталось только помыть пол.

Я покачала головой:

— Вдвоем будет быстрее.

Я начала ставить стулья на столы, пока Саттон наполняла ведро с мыльной водой. Мы работали слаженно, а из колонок доносилась музыка в стиле кантри. Всё заняло у нас не больше часа.

— Пора за Лукой? — спросила я.

Саттон глянула на часы:

— Еще час. Он пошел на каток с другом после лагеря.

Я достала сумку из шкафа за стойкой:

— Он все еще мечтает стать звездой хоккея?

Саттон вздохнула, выжимая швабру:

— Принес домой бланки для детской хоккейной лиги. Ты знала, что там берут с пяти лет? С пяти.

Я поморщилась:

— Звучит немного жутковато. Но у них же вся защита...

— Наверное. Но они еще хотят организовать сборы перед началом сезона. Конечно, Лука уже загорелся.

Я улыбнулась:

— А его мама, которая его любит, конечно же, скажет «да».

— Потому что я тряпка, — пробормотала она.

Я обняла Саттон:

— Ты не тряпка. Ты замечательная мама.

— Спасибо, Ти-Ти. Люблю тебя.

— И я тебя. — Я отпустила ее. — Увидимся завтра.

— Доберись без приключений, — велела она.

— За это отвечает твой будущий бойфренд.

Саттон расплылась в улыбке и махнула мне на прощание.

Я вышла на улицу, и меня окутало приятное тепло. Я глубоко вдохнула воздух с запахом сосен — он чувствовался даже вцентре города.

Заместитель Аллен махнул рукой и подошёл:

— Как прошел день?

— Хорошо, — ответила я. — А у тебя? Не считая смертельной скуки?

Он усмехнулся:

— Мне не скучно. Это большая честь — то, что начальник доверил мне такое задание.

Какой милый взгляд на вещи.

— Я это очень ценю.

— Обращайся. Я поеду за тобой следом. Только не вздумай пролететь на красный.

Я усмехнулась:

— Постараюсь сдержаться.

Мы свернули за угол и пошли по кварталу к месту, где оставили машины — всего в нескольких местах друг от друга. Заместитель Аллен подождал, пока я села в свою, завела двигатель и тут же заблокировала двери. Потом я осталась в ожидании, пока он зайдет в свою.

Когда он оказался в машине, я включила заднюю передачу и вырулила с парковки. В центре было полно людей, и я то и дело окидывала взглядом прохожих, выискивая знакомые светлые волосы Брендана.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки, заставляя себя смотреть только на дорогу. Я не позволю ему и дальше преследовать меня. Все, хватит.

Потребовалось всего несколько минут, чтобы выбраться из туристического трафика и выехать на дорогу, ведущую домой. Домой, к Шепу и Лосю. Даже если какие-то постройки разрушены — важны люди и существа. Нужно просто держаться за это.

Холодный металл врезался мне в бок со стороны заднего сиденья, и я дернулась.

— Глаза вперед. Едь. Не хотелось бы всадить тебе пулю в селезенку.

Это был не голос — это было рычание. Но голос принадлежал не мужчине.

Я попыталась повернуться, чтобы разглядеть, кто это, потому что в голосе было что-то смутно знакомое. Но металлический предмет больно вонзился мне в ребра.

— Я сказала, глаза на дорогу, шлюха. А то, может, лучше сразу в сердце?

54

Шеп


Полуденное солнце палило землю за старым фермерским домом. Оно было тем самым летним солнцем, что окрашивало все вокруг в золотистый свет. И в этом свете я видел только одно — бесконечные возможности.

Я отсчитывал шаги, уходя от дома, прикидывая примерное расстояние. Живя с Теей последние несколько недель, я понял, насколько для нее важен ее двор. Она проводила на улице гораздо больше времени, чем в доме. И это заставило меня взглянуть на свое пространство иначе.

Дойдя до небольшого понижения в рельефе, я остановился. Это было идеальное место для бассейна. Но не обычного, а такого, что вписался бы в природу вокруг. Черт, может, я даже ленивую речку сделаю. Звучит дико, но мне плевать. Особенно когда я представлял Тею здесь в бикини, как она плывёт в надувном круге.

Я поднял взгляд, будто видел это перед собой. Тея смеется, пока я гоняюсь за ней в воде. Вокруг — пышные сады, слившиеся с ландшафтом, который она себе представляла. Сады, которые она сможет назвать своими.

И теплица. Теe нужна теплица. Самая крутая, какую я только смогу построить.

Я уставился на участок с восточной стороны и начал мысленно рисовать чертежи. Прокручивал разные стили, цвета — но ни один не был точным. Я обернулся к дому, посмотрел на обшарпанную обшивку, которая так нравилась Тее. И тогда понял.

Теплица должна быть с историей. Вписываться в атмосферу дома. Каркас должен выглядеть потёртым, состаренным — как и основное строение. Но все стены — стеклянные.

Придется использовать особое стекло, которое выдержит снег и град. Это обойдется недешево, но оно будет того стоить. Потому что в нем будет отражаться та же сила, что и в Тее.

— Чего ты так уставился? — послышался голос Энсона у меня за спиной.

— Хочу построить Тее теплицу. Вон там. — Я указал на выбранное место.

Энсон на секунду замолчал.

— Это теперь твой дом?

— Мой.

— Наконец-то, — пробормотал он.

Я повернулся к нему, уголки губ невольно приподнялись.

— Говорит тот, у кого до переезда к моей сестре были только древняя кровать и кресло-мешок.

Энсон усмехнулся:

— Начинаю понимать ценность оседлой жизни.

— Я тоже, — ответил я, снова глядя на то самое место.

— Ты ее любишь?

— Она — моя. — Это знание утвердилось во мне, где-то глубоко в костях. Это было чувство устойчивости, которого мне не хватало всю мою жизнь.

— Рад, что ты это нашел, — сказал Энсон, и в его голосе проскользнула хрипотца.

— И я за тебя тоже.

Потому что Роудс успокоила в Энсоне что-то похожее. Просто у него были другие раны.

— Мне только что позвонил Декс.

Я резко повернулся к нему — так, что в глазах потемнело.

— И?

Улыбка, что расползлась по лицу Энсона, была дикой, почти хищной.

— Он в деле.

Я вытаращился на него.

— Компьютер Брендана?

Он кивнул.

— Декс нашел достаточно, чтобы закопать его надолго. И дело не только в Тее. Этот ублюдок делал такое как минимум с шестью другими женщинами.

По мне прошел ток — смесь ярости и облегчения.

— Но как нам это использовать? Все ведь добыто незаконно…

Энсон отмахнулся:

— Я такое уже проходил. Все, что нужно — анонимно передать улики Трейсу и киберотделу ФБР. Никто не сможет доказать, что данные добыты нелегально.

— Ты уверен? Мы не можем допустить, чтобы Брендан выкрутился. В следующий раз он будет осторожнее.

— На все сто. Я попрошу Трейса связаться с ФБР. Они разработают план: изъять все его оборудование одновременно и из съемного дома здесь, и из квартиры в Лос-Анджелесе. Декс заморозит системы изнутри, чтобы ничего не стерлось. Мы его взяли.

Облегчение накрыло меня с такой силой, что ноги чуть не подогнулись. Это не была та расплата, которую он заслуживал, но хоть что-то. И он лишится своей репутации, когда правда всплывет наружу — а для него это, может, и будет самым страшным ударом.

Энсон хлопнул меня по плечу, сжав крепко.

— Все. Конец. Мы его достали.

У меня перехватило горло.

— Спасибо. Я знаю... знаю, как тебе непросто возвращаться в этот мир.

Энсон покачал головой:

— Оно того стоит. И честно? Становится легче. Когда рядом Ро, с которой можно все проговорить, даже если сработал триггер — справляться проще. Я рад, что могу помогать. Это, черт возьми, исцеляет.

Боже, как же я был рад это слышать. За него.

Он толкнул меня в плечо:

— А теперь давай, беги. Расскажи своей девушке хорошие новости.

Сказать Тее об этом… это будет по-настоящему сладкий момент.

Я направился к дому, но тут зазвонил телефон. Я вытащил его из кармана — на экране высветилось имя Трейса. Я расплылся в улыбке и принял вызов.

— Ты уже слышал, что…

— Шеп, — перебил он, голос напряжённый.

Я застыл. Все облегчение исчезло за долю секунды.

— Что случилось?

— Тея пропустила поворот на свою улицу. Аллен заподозрил неладное и прибавил ходу. Она не останавливается.

Лед окатил меня с головы до ног. Я обернулся. Знал, что Энсон рядом, но не видел его. Я видел только то место, где хотел построить теплицу для Теи.

Голос Трейса хрипел в трубке:

— Аллен попытался заглянуть в машину. Кто-то сидит на заднем сиденье, но он не может разглядеть, кто именно.

Я должен был догадаться. Стоило мне дотронуться до счастья — как оно снова ускользнуло из рук.

55

Тея

Дуло пистолета со всей силы вонзилось мне в бок, и боль разлилась по ребрам огненной волной.

— Я сказала, гони, — прорычала женщина. — Быстрее! — Она снова ткнула меня металлом, будто подчеркивая свою власть.

Голос был до боли знакомым, но каким-то искаженным. Изменившимся настолько, что я не могла до конца распознать его. А из-за того, как фигура пряталась за передним сиденьем, прямо у пола, я не могла разглядеть ее в зеркало заднего вида.

— Если я поеду быстрее, заместитель Аллен поймет, что-то не так, — мой голос не звучал как мой. Он был спокойным, собранным, будто не имел ко мне никакого отношения. Словно слова произносила не я.

Из-за спины донесся раздраженный выдох:

— Эти копы. Вечно суют свой нос не в свое дело. Вечно все только портят. Почему они просто не могут оставить нас в покое?

— Он хочет помочь. Защитить меня, — я и сама не знала, зачем это говорю. Женщина, направившая на меня пистолет, точно не заботилась о моей безопасности. Но молчание, казалось, только разозлило бы ее сильнее.

— Тебе не нужна защита! Тебя вообще не должно быть! Все будет хорошо, если ты просто исчезнешь! — Она отдернула оружие, а затем снова ударила им меня в ребра.

Я согнулась, задыхаясь, навалилась на руль, и машина начала съезжать с дороги, наезжая на грохочущие полосы.

— Назад на дорогу! Ты вообще хоть что-то умеешь делать?! — завопила она и выпрямилась, теперь сидя посередине заднего сиденья, так что я могла видеть ее лицо в зеркале.

Все завертелось в моей голове, детали начали складываться. Мне понадобилось несколько бесценных секунд, чтобы мозг осознал то, что я видела, когда выровняла машину.

— Почему кому-то вообще нравишься ты — загадка. Даже водить толком не умеешь, — процедила она.

— Райна? — прохрипела я.

Ее имя прозвучало, как вопрос, в то время как я металась взглядом между дорогой и зеркалом, все еще пытаясь понять, что, черт побери, происходит. Все казалось бредом в горячке.

Она никак не отреагировала на мое сомнение, только смерила меня взглядом:

— Ты уродина. Тело, как у пацана. Одеваешься, как серая мышь, а потом вдруг начинаешь вести себя, как шлюха. Шеп скажет спасибо небесам, когда ты исчезнешь из его жизни. Я делаю ему одолжение.

Ее слова были, как пулеметная очередь. Выстрел за выстрелом. Ритм ее речи был до боли знаком. Как у Брендана. Те же приемы — ломать, унижать. Сначала ты скучная, потом — развратная.

Эти качели, сумасшедшая манера говорить, разгоняли пульс до бешенства. Ладони вспотели, я вцепилась в руль и изо всех сил пыталась не потерять связь с реальностью.

— Ты хочешь помочь Шепу?

— Я всем помогаю. Всем будет лучше без тебя. Ты портишь хороших мужчин. Все рушишь.

Во рту пересохло, когда воспоминания навалились разом.

Ты все рушишь. Ты ломаешь людям жизни, и тебе наплевать. Эти слова снова зазвучали в голове. Перед глазами встал Брендан — с мутным взглядом, пьяным голосом, прежде чем он запустил стакан в стену. И как я потом свернулась калачиком на холодном кафеле в ванной и молилась, чтобы все это закончилось. Боль. Тревога. Все.

— Смотри, куда едешь! — взвизгнула Райна, снова ударив меня в то же самое место, куда уже пришелся удар.

Машина выехала на встречную полосу — дорога к горам Монарх, — но, к счастью, в этот момент встречных машин не было. Я быстро выровняла руль. Моргнула, пытаясь прогнать слезы и воспоминания.

Я крепче сжала руль, и взгляд снова упал в зеркало. Лицо Райны заполнило обзор — а за ее плечом я заметила мигалки машины заместителя Аллена. Он был близко. Мне оставалось только придумать, как дать ему шанс. Может, врезаться?

Но дуло пистолета, прижимающееся к боку, говорило, что это плохая идея. Палец у неё был на спусковом крючке. При любом ударе она точно выстрелит.

— Чего ты хочешь? — выдохнула я.

Глаза Райны, карие с золотистым отливом, сверкнули. Но это было не тёплое янтарное сияние, как у Шепа. Это была чистая ярость. Она крепче сжала пистолет:

— Я же сказала. Я хочу, чтобы ты исчезла. — Ее дыхание стало прерывистым. — Я пыталась тебя предупредить. Сначала — чтобы ты уехала, потом — чтобы остановилась. Но ты не слушала. Я проколола тебе шины, прислала то фото, разнесла твою тупую теплицу. Но ты такая тупая, что не понимаешь!

— Почему? — Это был самый простой вопрос. Но я не понимала. Я всегда была добра с ней.

Ее глаза сверкнули снова.

— Ты думаешь, я не знаю, что ты пытаешься увести у меня мужа? Разрушить наш брак? Что ты заставляешь его причинять мне боль?

Каждое ее слово било по мне, как удар. Они не имели смысла. Не полностью.

— Райна, я не хочу, чтобы Расс причинял тебе боль. Я хочу, чтобы ты от него ушла.

Она двигалась слишком быстро — я даже не успела поднять руки. Замахнулась пистолетом и ударила меня в висок. Перед глазами вспыхнули искры, и машина дернулась вбок, заставив Райну вцепиться в спинку сиденья, чтобы не упасть.

— Сучка! — взревела она. — Ты хочешь, чтобы я страдала. Ты соблазняешь Расса. Провоцируешь. Он рассказал мне, что произошло в баре. Что ты к нему лезла, трогала его. А потом включила жертву. Он пришел домой в ярости.

Меня затошнило. Я не хотела слышать, что было дальше. Но и так знала — ничего хорошего.

— Он швырнул меня о стену так, что я отключилась. На следующий день еле двигалась. И все из-за тебя.

Я задышала чаще, каждый вдох обжигал грудь в том месте, куда она ударила меня раньше.

— Мне очень жаль, — прошептала я.

Она вцепилась в мои волосы так сильно, что перед глазами замелькали звезды.

— Врешь. Ты шлюха. Такая же, как все остальные. Притворяешься невинной и идеальной. Но ты такая же дрянь. Все это увидят. Все увидят.

Паника разгорелась в груди, как пожар.

— Направо. На дорогу в горы, — скомандовала она.

— Нет, — прошептала я.

Я не могла. Если я сделаю, как она говорит — все закончится очень плохо.

Райна дернула мои волосы сильнее, потрясла меня.

— Ты будешь слушаться. Ты будешь повиноваться.

— Нет. — Это все, что я могла. Тихий протест.

Ее рука дернулась и раздался оглушительный выстрел. Стекло водительского окна разлетелось на тысячи осколков. Я дернула руль в сторону, едва не слетев с дороги в кювет.

— Следующая пуля — в колено, если не послушаешься.

Позади нас вспыхнули синие и красные огни, раздалась сирена.

Райна резко обернулась, увидела машину Аллена, а потом снова посмотрела на меня.

— Посмотри, что ты натворила. Ты за все заплатишь. За все свои грехи. — Она снова дернула меня за волосы. — Поворачивай, или я убью тебя прямо сейчас.

Слезы катились из уголков глаз — слезы страха и отчаяния. Потому что я не знала, что делать. Подчиниться или сопротивляться?

Я взглянула на поворот, куда она велела свернуть. Мы постепенно поднимались в горы по извилистой дороге. Но этот съезд вел прямо вверх. По бокам — высокие деревья. Возможно, я могла бы врезаться в них. Это был мой единственный шанс. Нужно было только молиться, чтобы, если она выстрелит, пуля не попала в меня… или хотя бы не оказалась смертельной.

— Поворачивай! — заорала Райна.

Я дернула руль, сделала резкий поворот, посылая гравий в стороны. Райна вцепилась в мои волосы еще сильнее, пытаясь удержаться на месте, и боль снова вспыхнула на коже головы.

Я как-то удержала машину на дороге, выровняла руль и поехала вверх по склону. Подъем был крутым, и разогнаться так, как мне хотелось, было трудно. Я вжала педаль газа, надеясь, что не совершаю ошибку и не отправлю нас в один из обрывов по левую сторону дороги.

Райна не отпускала моих волос, крепко их сжимая, и в то же время обернулась.

— Чертовы копы, — прошипела она и направила пистолет в заднее стекло.

Сердце екнуло от страха, и я молилась, чтобы она промахнулась. Чтобы она не ранила заместителя Аллена.

Раздался выстрел, и стекло растрескалось, покрывшись паутиной. Потом еще один. И еще. Сколько пуль вмещает ее пистолет? Я не имела ни малейшего понятия. Может, он уже пуст. А может, в запасе ещё целая обойма.

Воздух пронзил ее хриплый, жуткий смех:

— Посмотрим, как он будет подниматься в гору без переднего колеса.

Я взглянула в зеркало — всего на миг. Через разбитое стекло я увидела, как машина Аллена резко остановилась. Желудок скрутило. Если я сейчас врежусь — помощи не будет. Оставалось надеяться, что удар будет достаточной силы, чтобы хоть немного повредить Райну.

От самой этой мысли меня замутило. Несмотря на все, что она делала, я не хотела причинить ей боль. Она уже прошла через ад. Боль, которая, очевидно, изуродовала ее сознание.

Я знала, каково это — не доверять собственному разуму, собственным воспоминаниям. Они становились запутанным клубком, в котором невозможно найти ни начало, ни конец. Как провод, потерявший назначение. Ты уже не знал, чем он был прежде, потому что теперь он стал чем-то иным. Тем, из чего нет выхода.

Но теперь я видела. Теперь знала. Правда, наконец, нашла меня. А любовь к Шепу помогла мне это понять — будто он снял с моих глаз пелену. Я могла видеть мир новым взглядом, всеми его оттенками и красками.

Это был дар, за который я не смогу отплатить.

Но я могла быть достаточно смелой, чтобы бороться за то, что у нас было.

Я вцепилась взглядом в дорогу. Через деревья слева я знала — там резкие обрывы, утесы. Я не собиралась рисковать и лететь вниз к камням. Но с правой стороны был только лес.

Эти деревья когда-то стали моим утешением, когда я переехала в Спэрроу-Фоллс. Их бесконечная красота, их спокойный аромат. Я надеялась, что они спасут меня еще раз.

Я повернула руль вправо и вдавила педаль в пол. Райна закричала.

56

Шеп

— Садись, — скомандовал Энсон, распахивая дверь своего пикапа.

Я не стал ждать второго приказа. Просто забрался в кабину и захлопнул дверь, в тот момент как он обошёл и занял место за рулем.

Энсон завел мотор и резко сдал назад.

— Открой бардачок. Там полицейский сканер. Поймем, где они сейчас.

Трейс не стал делиться этой информацией со мной, велел ждать звонка. Черта с два я бы остался дома, сложа руки, пока Тея где-то там борется за свою жизнь.

Ее жизнь.

Одна только мысль об этом — как удар кулаком в живот. Из легких вышибло воздух. Все внутри пылало, будто меня целиком охватило пламя.

Именно так бы и было, если бы с Теей что-то случилось. Я больше не мог жить без нее. Не после того, как узнал, что значит быть любимым ею. Она делала все ярче, глубже. Просто ее присутствие рядом делало мир четче, красивее.

— Нажми оранжевую кнопку. Сканер уже должен быть настроен на канал округа Мерсер, — сказал Энсон, сильнее вжимая педаль газа, отчего щебень полетел из-под колес.

Я нащупал в бардачке прибор, похожий на рацию. Нажал на оранжевую кнопку и в динамике зашипела статика.

— Машина четыре ведет преследование Теи Стюарт и неизвестного лица на дороге Террас, чуть дальше отметки тридцать. Машина Аллена выведена из строя. Прозвучали выстрелы. Неизвестное лицо вооружено.

Я сжал сканер с такой силой, что пластик заскрипел. Тут же ослабил хватку, заставив себя не сломать единственную связь с Теей.

Прозвучали выстрелы.

Глаза жгло, будто их опустили в кислоту. Тея ранена? Кровоточит? Или того хуже?..

— Держись, брат. Мы ее найдем, — сказал Энсон, давя на газ. Пикап понесся по двухполоске.

Мы были недалеко от поворота, который упоминал диспетчер. Но все равно — не настолько близко. Когда на кону — человеческая жизнь, и особенно жизнь Теи, каждая секунда может все изменить.

Энсон резко свернул на дорогу Террас. Ее так назвали из-за многочисленных обзорных площадок, террасами уходящих с горы в долину. Красивая, живописная дорога. Но ночью или зимой — смертельно опасная.

Желудок скрутило, когда мы проехали мимо Аллена, стоявшего возле своей разбитой машины — стекло выбито, шина лопнула. Энсон не остановился. Не сбавил ходу, пока мы не увидели скопление машин правоохранителей впереди. Только тогда притормозил и встал.

Но я уже распахнул дверь. Вышел за долю секунды, рванул вперёд — и тогда увидел ее.

Машину Теи. Темно-синий седан теперь был похож на груду металлолома. Он врезался носом в огромное дерево — сосну пондерозу. Вся передняя часть всмятку. Все окна выбиты. Подушки безопасности сработали.

Я перестал дышать. Это кровь на подушке со стороны водителя? Где, черт возьми, Тея?

Чья-то рука легла мне на плечо.

— Я же сказал ждать моего звонка.

Я резко повернулся. Трейс.

— Это Тея.

Этого ответа было достаточно. Потому что Тея — это все.

В его взгляде промелькнула тень боли. Он знал. Знал, что именно Тея помогла мне найти ту часть себя, в которой я так отчаянно нуждался. Он сам видел, какая она особенная. Мир становился лучше просто потому, что в нем была она.

Трейс сглотнул:

— Они ушли в лес. Мы собираемся прочесать его.

Внутри пронесся всплеск облегчения — она жива. Но за ним пришла ярость, смешанная с ужасом.

— Куда он ее тащит? — прорычал я. Брендан не знал эти места. Даже не должен был знать про этот перевал.

— Он? — переспросил Трейс, нахмурившись.

— Брендан, — рыкнул я.

— Это не Брендан. Это Райна Уилер.

Имя ударило, как кулак в лицо. Та самая тихая женщина с вечно неловкой улыбкой? Последняя, кого я бы заподозрил в том, что она наставит на Тею пистолет.

— Что? Почему?

Слова срывались, путались, налетали друг на друга. Это не имело смысла.

Трейс покачал головой, его лицо прорезала тревога.

— Понятия не имею. Я думал, они подруги.

Энсон подошел ближе, оглядел машину, потом поднял взгляд к склону.

— Если она была жертвой постоянного насилия, такое может спровоцировать психоз.

Тошнота поднялась к горлу, сменившись удушьем. Мне нужно было двигаться. Я не мог больше ждать. Мне нужно было найти Тею. Сейчас.

— Шеп, стой! — крикнул Трейс. Но я продолжал идти. Он выругался: — Флетчер, со мной. Хансен, бери остальных, прочёсывай лес!

Энсон догнал меня.

— Стой.

Я проигнорировал его.

Он схватил меня за руку, но я вырвался.

— Как ты остановился, когда Сайлас держал Ро? Блядь, Энсон, ты же знаешь, я не могу остановиться. Я должен найти ее. Я не могу допустить, чтобы... — Голос сорвался. Разлетелся на осколки. — Я не могу, чтобы с ней что-то случилось.

Энсон не обиделся на толчок. Он снова подошел вплотную.

— Я не говорю не искать ее. Я говорю остановиться и подумать. Куда Райна могла ее утащить?

Я замер. Только звук собственного сердца и отдаленная радиопереговоры офицеров. Я оглядел леса по обе стороны.

— На вершине есть лесничья хижина. Но идти туда минимум два часа. — Я сглотнул, проглатывая тревожный ком. — Если они ранены, они туда не дойдут.

— Тогда куда ближе? Если бы Райна хотела просто убить ее — она бы уже это сделала.

Слова Энсона были жесткими, но в них был смысл. И они заставили мои мысли закрутиться — именно так, как умел думать Энсон. Райна явно хотела причинить вред. Но не действовала с кровожадной жестокостью. Почему?

Потому что какая-то ее часть не могла этого вынести. Возможно, ненавидела насилие — потому что сама была его жертвой. Так как же она может ранить Тею?

Моя спина выпрямилась.

— Обрывы.

Брови Энсона сдвинулись, но я уже бежал.

Трейс тоже рванул вперед, рядом с ним — заместитель Флетчер.

— Мы пойдем первыми. Ты сможешь быть с ней, как только все будет под контролем.

Блядь.

Я знал, что он прав. У меня не было ни оружия, ни бронежилета. У Трейса и Флетчера — было. Так что я позволил им идти первыми, хотя от этого меня буквально разрывало.

Энсон оказался рядом.

— Что за обрывы?

— Террасы на склоне горы, в честь которых названа дорога. Естественные обзорные площадки, — я сглотнул, горло горело. — Райна не хотела ее застрелить.

Я не смог выговорить остальное. Но Энсон уже знал. Его гениальный ум и без слов понимал, к чему все идет.

— Она хочет столкнуть Тею вниз.

Я резко кивнул, и острая боль пронзила меня. Я не мог об этом думать. Не мог позволить этому образу укорениться в голове — иначе бы я рухнул прямо здесь. Вместо этого я сосредоточился на спине Трейса, на бронежилете с надписью «Mercer Co.».

Я вцепился в эти буквы взглядом, пока мы медленно пробирались через лес. Пока вдалеке не послышались голоса.

— Шевелись, шлюха, — прорычала Райна. Ее голос был не тем, к которому я привык. Обычно в нем звучала мягкость. Сейчас — только ярость.

— Мне больно... Я не могу... — Голос Теи дрожал.

Я даже на расстоянии слышал хрипы в ее дыхании. Она страдала. Была ранена.

Трейс жестом велел нам с Энсоном оставаться на месте, вторым знаком отправил Флетчера в обход. Он щелкнул на рации какой-то переключатель, заглушив звук, и прошептал в нее команды.

В ушах гудела кровь, когда мы с Энсоном двинулись за моим братом. Деревья стали редеть, пространство открываться. И тогда я их увидел.

Тея стояла боком. Ее футболка с логотипом пекарни была разодрана, по виску стекала кровь. Она пыталась идти, прихрамывая, но споткнулась.

— Прекрати притворяться, — зарычала Райна. — Твой невинный образ на меня не действует. Я освобожу всех от твоих манипуляций, от твоей порчи.

— Я не хотела, чтобы он причинял тебе боль... — вымолвила Тея.

— Хотела, — заорала Райна. — Все становилось только хуже. Ты огрызалась в офисе, ты соблазняла его в баре. На ком, как ты думаешь, он потом срывался?! — Ее голос стал почти истеричным. — А потом ты хотела, чтобы я ушла от него. Ты хоть понимаешь, что он бы сделал со мной, если бы я попыталась уйти? Он бы убил меня!

Ее дыхание стало рваным, хриплым.

— Так что выбора нет. Ты должна умереть. — И она толкнула Тею.

Я рванул вперед, но Энсон вцепился в мою футболку, дернул назад.

Трейс вышел вперед, подняв пистолет.

— Департамент шерифа округа Мерсер. Бросьте оружие и лягте на землю.

Райна резко обернулась, в глазах — паника, но пистолет по-прежнему был направлен на Тею.

— Вас не должно быть здесь. Все не так должно было быть. Если я ее уничтожу — все будет хорошо. Все исправится.

— Райна, — мягко позвал Трейс. — Дай мне помочь тебе. Если опустишь пистолет, я смогу все уладить. Это моя работа.

В ее взгляде мелькнуло что-то болезненное.

— Каждый раз, когда ты приходил — он бил меня сильнее!

Кровь отхлынула от лица Трейса.

— Прости. Он был неправ. Но мы можем остановить его. Вместе. Мне просто нужна твоя помощь.

— Я и помогаю! — прорычала она, сжав челюсти. — Если я сотру ее — Расс станет нормальным. И тебе больше не придется приходить. И Шепу будет лучше. Эта лживая шлюха исчезнет из его жизни.

Я не выдержал.

— Не надо. — Мой голос дрожал от отчаяния. — Мне не будет лучше без нее. Я не смогу без нее.

Взгляд Райны метнулся ко мне.

— Нет. Нет. Нет! Она врет. Обманывает. Портит. Без нее тебе будет лучше. Нам всем будет.

— Пожалуйста, — выдохнул я. Глаза жгло от слез.

Наши взгляды встретились. Светло-зеленые глаза Теи, затопленные слезами, светились в сумерках. Ее губы беззвучно сложились в три слова: Я тебя люблю.

— Райна, — снова позвал Трейс, сделав шаг вперед. — Брось оружие. Мы позаботимся о тебе. Никто больше не сможет причинить тебе боль.

— Она причиняет! Это из-за нее все болит! — И она кинулась вперед, толкнув Тею со всей силы.

Хрупкое тело Теи полетело назад. Я закричал ее имя, сорвав его с горла, и бросился вперед.

Но было поздно.

Тея споткнулась. На одно страшное мгновение она зависла в воздухе — прямо над краем.

А потом… Просто исчезла.

57

Шеп


Все происходило в кадрах, как серия снимков, запечатленных каждым ударом моего сердца.

Ужас на лицах вокруг.

Крики.

Суета.

Мои ноги двигались сами по себе, не дожидаясь команды от разума. Тело знало: мне нужно к Тее. Это единственное, что имело значение.

Трейс опередил меня на три шага — он сбил Райну с ног, повалил ее на землю, пока та визжала и выла. Но я даже не посмотрел на них. Все мои мысли были только о Тее.

Я подскользнулся, затормозив у самого края обрыва, сыпануло гравием и землей — я сам едва не полетел вниз. Я замер, готовясь увидеть худшее. Камни внизу были острыми и злыми, как зубы хищника. Но там не было тела.

Я начал осматривать склон. И тогда увидел ее. Тею.

Все во мне застыло, когда ее светло-зеленые глаза встретились с моими. Она была в нескольких метрах ниже, цеплялась за острый выступ, а ногами отчаянно пыталась нащупать опору.

Волнение и облегчение сменяли друг друга, мешались, путались.

— Тея… — ее имя сорвалось с моих губ, едва слышное. Но я увидел, как во взгляде мелькнуло узнавание.

Крошки породы сыпались вниз, когда она попыталась зацепиться подошвами за склон.

— Блядь, — прошипел я, тут же упав на землю, потянулся к ней, пока позади кричала Райна.

Рядом со мной присел Энсон, выругался. Тея была не так уж далеко. Этот выступ прервал падение, возможно, причинив ей травмы, но она все еще боролась. Как настоящая боевая девчонка.

— Держись, Колючка, — крикнул я. — Мы сейчас тебя вытащим. Просто держись.

Энсон посмотрел на меня:

— Если ты ее схватишь, сам полетишь вниз.

— А если не схвачу — она сорвется. — Я готов был отдать жизнь, чтобы спасти Тею. Потому что без нее это уже не была бы жизнь.

Тея вскрикнула — еще кусок скалы обвалился.

— Держи мои ноги, — приказал я Энсону.

Он не стал спорить. Просто лег сверху, всем весом прижав мои ноги. Крикнул Трейсу, но я слышал, что брат с Флетчером все еще пытались надеть на Райну наручники. Возможно, мы с Энсоном останемся одни.

— Шеп…

Страх в ее голосе пронзал меня, но я не дал ему проявиться.

— Я держу тебя. Всегда буду держать.

Она медленно кивнула. По ее щекам текли слезы, смешиваясь с кровью на виске.

— И я тебя, — прошептала она.

Мои пальцы дотянулись до ее руки. От прикосновения ко мне прилила сила. Но я все еще не мог схватить ее запястья.

— Мне нужно опуститься еще на пять сантиметров.

— Шеп…

— Делай.

— Не надо, — прошептала Тея. — Я смогу удержаться. Я подожду помощи.

Но я видел, как дрожат ее пальцы. Она не выдержит.

— Энсон, — рыкнул я.

И тогда на мои ноги легло больше веса.

— Опускаем его вместе. На счет три, — скомандовал Трейс. — Раз, два, три.

Они чуть сдвинули меня вниз — этого хватило. Я крепко схватил Тею за запястья. Они казались такими хрупкими, будто могли сломаться у меня в ладонях.

Я поймал ее взгляд:

— На счет три отпускай камень и хватайся за меня.

— Я… я не могу. Я упаду. Утащу тебя с собой.

— Тея. — Я вложил все, что чувствую, в голос и взгляд. — Ты мне нужна. Мне нужно наше «больше». Пожалуйста, доверься мне.

Эти слова были волшебными. Она кивнула.

— Ладно, парни. На счет три вытягиваем меня тоже. Готовы?

— Готовы, — в один голос ответили Энсон и Трейс.

Я смотрел на Тею, запоминая, как сияют ее глаза. Как каждый ее момент со мной — ее покой, ее смех, ее огонь — стал частью меня. Все, за что стоило бороться, было передо мной.

— Раз.

Глаза Теи расширились.

— Два.

Она закрыла их, отгородившись от меня этим зеленым занавесом.

— Три.

Она отпустила камень в тот же миг, как Трейс и Энсон начали тянуть. Я вцепился в нее, держал, как мог. Мое тело скользило по земле, грудь и живот обдирало об острые камни, но я тащил Тею изо всех сил.

И когда она оказалась на краю, я рывком притянул ее к себе, прижал к груди, обнял крепко, как только мог, в тот момент, как она разрыдалась.

— Ты в порядке. Я держу тебя. Всегда буду держать.

58

Тея

Три Дня спустя

В доме было полно людей. Настоящая толпа. Лось устроился на вершине своей когтеточки и с любопытством наблюдал за всеми — потому что такого не было ни разу за те два года, что я жила в Спэрроу-Фоллс. Ни разу мой дом не наполнялся голосами, смехом и звуками готовки. А еще — цветами. Их было столько, что я могла бы открыть собственный цветочный магазин.

Одним из самых красивых букетов оказался тот, что пришел от самой неожиданной отправительницы — от Мары. С запиской: Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это. Скорейшего выздоровления.

Слухи о случившемся быстро разлетелись по городу, и Роудс заверила меня, что история отрезвила Мару. Как и то, что Шеп рисковал своей жизнью ради меня.

Шеп подвинул меня на диване, проверяя телефон. До сигнала таймера оставалась минута, но ему он был не нужен. У Шепа словно радар встроен — он чувствовал все раньше.

— Пора принять обезболивающее.

Я поднялась, сев прямо, укрывшись пледом до пояса.

— Думаю, можно чуть-чуть подождать.

Шеп нахмурился:

— Я не хочу, чтобы тебе стало больно.

Тело ныло, и было невыносимо тугим и тяжелым, но с учетом всего, что случилось, мне повезло. Швы на голове и на туловище, ушибы ребер и легкое сотрясение. Ни одного перелома. Ни одного по-настоящему серьезного повреждения.

— Шеп прав, — сказала Нора, подавая поднос с тарелкой супа, булочками и стаканом лимонада. — Сейчас важно опережать боль. Через пару дней подумаем о снижении дозировки.

Лолли держала в руке палочку с перьями — Лось пытался поймать ее лапами.

— Или можешь выпить мой маковый чай. Натурально. Лечит все, что угодно.

— Лолли, — рыкнул Трейс, входя в гостиную. — Это наркотик.

Она только ухмыльнулась внуку:

— Я ведь не продаю, мистер Полисмен. Не сможешь меня посадить.

— Господи, — проворчал Кай из кресла в углу. — Только помни, я не потяну твой залог.

Лолли фыркнула:

— У тебя же модная тату-студия, тебе хватит.

— С твоими темпами расходов — нет, — вмешалась Фэллон, покачав головой.

— Вот зануды. Ни капли веселья, — фыркнула Лолли.

— Я с тобой, — поддержал ее Коуп. — Им всем надо хоть немного поразвлечься.

Взгляд Трейса метнулся к брату:

— Ты про то, как нарушаешь все возможные скоростные режимы на внедорожнике за двести тысяч?

Коуп медленно повернулся на табурете, улыбаясь как дьявол:

— Я бы никогда...

Трейс сузил глаза:

— По словам троих моих заместителей, ты именно этим и занимался. Я велел им в следующий раз арестовать тебя. Будете с Лолли делить камеру.

Лолли подняла ладонь, прося «пятюню», и завыла:

— Живем на полную!

Коуп хлопнул по ее ладони:

— Вот это по-нашему.

Я смотрела, как у Трейса все сильнее прорезаются морщины. Он шутил, но за его словами стояло больше, чем просто усталость.

Зазвонил телефон, и Коуп соскользнул с табурета. Достав телефон из кармана, он сразу изменился. Дьявольская ухмылка исчезла, осталась только тень.

— Надо взять, — пробормотал он и вышел через заднюю дверь.

Трейс смотрел ему вслед, пока дверь не захлопнулась.

Роудс подтолкнула ко мне поднос, который оставила Нора:

— Тебе нужно поесть, чтобы принять лекарства.

Теплота ее заботы — как и всех Колсонов — действовала, как бальзам. Они лезли ко мне в жизнь только потому, что не были равнодушны.

Энсон откашлялся, взглянув на Трейса с пола, где сидел рядом с Ро:

— Есть новости?

Я напряглась, пальцы сильнее сжали тарелку. Последние дни Трейс появлялся редко — он работал без передышки по двум направлениям: Райна и Брендан.

Райна почти ничего не говорила, но Трейс сумел добиться того, чтобы ее отправили в закрытую психиатрическую клинику в соседнем округе, а не в тюрьму. Фэллон тоже помогла — нашла адвоката, который взялся за дело бесплатно. Я была им безмерно благодарна. Они видели за ее поступками боль. Райне не нужно было наказание. Ей нужна была помощь.

Шепу было куда сложнее принять это. Он видел, как я падала. Он тянул меня наверх, в крови и слезах, не зная, успеет ли.

Я поставила тарелку обратно и прижалась к Шепу. Его рука обвила мои плечи, нежно, но я чувствовала напряжение в каждом его мускуле.

Трейс посмотрел на меня, выждал секунду, пока в комнате не воцарилась тишина.

— Сегодня ФБР арестовало Брендана Бозмена прямо на съемочной площадке. Папарацци сняли кучу кадров. Ему предъявили обвинения по семи пунктам — за распространение интимных фото без согласия, двадцати двум — за мошенничество и десяти — за преследование. Одновременно с арестом прошли обыски в нескольких его домах и автомобилях. Изъято все электронное оборудование.

Я застыла. Глаза наполнились слезами. Я сглотнула, пытаясь сохранить самообладание.

— Ты его достал.

Трейс смягчился.

— Мы его достали. Он сядет. Надолго.

— Я свободна, — прошептала я.

Шеп коснулся губами моего виска:

— Ты свободна.

Раздался сигнал — сообщение. Я краем глаза увидела, как Энсон потянулся к телефону. Прочитал и его лицо расплылось в широкой улыбке.

— Меня всегда пугает, когда он улыбается, — пробормотал Кай.

Фэллон хлопнула его по груди:

— Не говори так.

Кай поймал ее за запястье, чуть потянул, усмехаясь:

— А что? Правда же.

Роудс повернулась к Энсону:

— Что там?

Он поднял голову, но смотрел не на нее, а на меня:

— Только что от Декса. Похоже, все деньги с аккаунтов Брендана исчезли за одну ночь. Ему будет тяжеловато оплачивать свою шикарную команду адвокатов.

У меня отвисла челюсть:

— Что?

Энсон только шире улыбнулся:

— И как-то так вышло, что вся исчезнувшая сумма была пожертвована в приюты для женщин и фонды помощи пострадавшим от домашнего насилия по всей стране.

Слезы вернулись. И я даже не пыталась их сдержать.

Шеп откинул одеяло на моей кровати и помог мне устроиться поудобнее. Он не сводил взгляда с моего лица, пока сам не забрался ко мне за спину.

— Как боль?

Я осторожно повернулась к нему.

— Не такая уж и сильная.

Он посмотрел на меня укоризненно.

— Честно, — возразила я. — Но если я сегодня усну, это будет чудо после всего того, чем меня накормили твоя мама и Лолли.

Шеп тихо рассмеялся:

— Так они проявляют свою любовь. Ну, а Лолли еще и с помощью макового чая, видимо.

Я улыбнулась ему:

— Обожаю, что она такая хулиганка.

Шеп провел кончиками пальцев по моей спине — осторожно, избегая всех мест, где были раны. Он уже знал их наизусть и обходил так, будто это было инстинктивно.

— А как ты себя чувствуешь вообще?

— Мне кажется, будто это не по-настоящему. — Грудь сдавило, и за глазами нарастало давление. — Все, о чем я мечтала, — чтобы Брендан просто оставил меня в покое. А то, что он реально понесет наказание? Это как настоящее чудо.

И это было чудом не только для меня. Декс нашел еще девять женщин, которым Брендан причинил такое же зло. Теперь и они могли обрести ту самую точку завершения. Мир, который приходит с этим знанием, был слаще всего, что я могла вообразить.

— Это ты чудо, — прошептал Шеп. — Ты не переставала бороться. Никогда не сдалась.

Глаза наполнились слезами.

— Я не смогла противостоять ему. Потому что в голове все еще были темные уголки, которые верили в его ложь. Но ты… ты показал мне правду.

— Колючка… — хрипло произнес Шеп.

— Ты вернул мне жизнь. Я стала другой. Но это — лучшая версия меня. Я знаю, в чем моя ценность. Я не воспринимаю ничего как должное.

Он поцеловал меня в лоб, глубоко вдыхая мой запах.

Но я не остановилась:

— Как сегодня. Такой подарок. Шеп, ты подарил мне семью, которой у меня никогда не было. И ты прав — то, что мы выбрали ее сами, делает все еще слаще. И крепче.

Он отстранился, в глазах блестели слезы.

— Люблю тебя, Тея. Это слово не передает и половины того, что я чувствую, но оно — лучшее, что у меня есть.

Я улыбнулась:

— И его хватит.

Шеп большим пальцем провел по моей нижней губе.

— Я не хочу переезжать в ту съемную квартиру.

Я замерла. Я знала, что его аренда уже началась. Просто не хотела думать о том, что он может уйти из моего домика в лесу.

— Не хочешь?

— Не могу представить, как это — спать без тебя. Или как Лось опять напугает меня своей ночной дурью. Не хочу просыпаться и не видеть первым делом твое лицо.

— Шепард… — прошептала я.

— Вот это Шепард я воспринимаю как твое чертово да, — зарычал он.

— Да, — выдохнула я. — Останься.

Эпилог

Тея

Один год спустя

— Наконец-то! — воскликнула Никки, когда взяла трубку. — Я только полдюжины раз звонила тебе сегодня.

Я не смогла сдержать улыбку, услышав ее голос по громкой связи в салоне внедорожника. Того самого, который Шеп уговаривал меня купить после истории с Райной.

Я уступила ему. Как и в случае с мобильным телефоном и установкой высокоскоростного интернета в доме. Но кабель я позволила проложить Шепу. Все-таки он теперь мой сосед.

Сосед, без которого я не хотела жить ни дня. Мы пережили худшее и вышли из этого еще сильнее, еще ближе. И было особенно приятно наблюдать, как рухнула репутация Брендана.

Пресса любит золотых героев, но еще больше — разрушать их образ. Люди появлялись словно из ниоткуда, делясь историями о настоящем лице Брендана. Эти истории освободили меня. И тот факт, что Брендан теперь сядет в тюрьму на годы, был настоящим подарком.

К сожалению, Райна тоже не выйдет на свободу в ближайшее время. К счастью, суд направил ее не в тюрьму, а в психиатрическую лечебницу. Ей наконец начали оказывать помощь, и в процессе она открылась, рассказав об издевательствах, которые пережила.

Ее слова, рентгеновские снимки и свидетельские показания привели к тому, что Расс получил пять лет в государственной тюрьме и штраф, который оставил его без гроша. В каком-то смысле он отбывал срок Райны — как и должно было быть с самого начала. Ведь именно он сломал ее. А его отец, Боб, закрыл компанию Castle Rock Construction и уехал из штата, сгорая от стыда.

— Земля вызывает Тею! — пропела Никки. За последний год она привыкла звать меня по второму имени. Мне нравилось быть Теей. Потому что это имя было символом новой жизни.

— Прости, в мыслях витала. Что ты сказала?

Она вздохнула:

— Я спросила, как прошел последний день.

Я улыбнулась, глядя в окно на вечерние сумерки. Я обожала это время суток, когда все вокруг окрашивалось в сказочные сиреневые тона.

— Хорошо. Немного грустно. Но Данкан принес торт, а Ро — шампанское.

— Идеально. А теперь ты будешь каждый день видеть этого красавца прямо перед собой.

Я снова рассмеялась. Никки приезжала в гости трижды, и успела насладиться всей красотой Шепа. Я начала помогать ему с ландшафтными проектами около девяти месяцев назад, и теперь работы было столько, что он взял меня в штат.

Эта работа была мечтой. Я возилась с землей, творила красоту рядом с человеком, которого люблю больше всего на свете. А в теплое время года — еще и любовалась им без рубашки. И вишенкой на торте было то, что я начала волонтерить в местной библиотеке, участвуя в программе по обучению грамоте.

— Преимущества новой работы, — с улыбкой произнесла я, поворачивая на длинную подъездную дорогу, ведущую к старому фермерскому дому.

— Уже едешь к новому дому? — спросила Никки.

— Почти приехала. Шеп сказал, они сегодня все закончили.

Последние несколько недель он и его команда дорабатывали каждый штрих, пока я трудилась в цветниках. Территория вокруг дома превратилась в фейерверк красок и фактур. А этот безумный бассейн с ленивой рекой стал финальной жемчужиной.

Но всю последнюю неделю Шеп не пускал меня сюда, чтобы все подготовить к финальному «вау»-моменту. Он хотел услышать этот вздох.

— Ты же знаешь, как я люблю звуки, которые ты издаешь, Колючка. Не лишай меня этого удовольствия.

— Жду завтра фото и рассказы! — взвизгнула Никки.

Я улыбнулась, вводя код от ворот.

— Договорились.

— Люблю тебя, Тея.

Горло сжалось.

— И я тебя. Больше, чем словамипередать можно.

Она отключилась — к счастью, потому что в последнее время я могла расплакаться от малейшего. Открытость сделала меня более чувствительной. Я свернула на гравийную дорогу и нахмурилась, увидев, что в огромном доме не горит ни один огонек. Хотя машина Шепа стояла у входа.

Я замедлилась, заметив, что вдоль каменной дорожки расставлены фонари. Сердце забилось быстрее, и я заглушила двигатель, вышла из машины и закрыла дверь.

Фонарики вели меня мимо прекрасного дома, который мы с Шепом построили своими руками, слезами и любовью. И, когда я вышла на задний двор, я ахнула. Вдали стоял стеклянный дом, полностью залитый светом фонариков и гирлянд. Теплица. Она сияла.

Глаза заслезились, и я ускорила шаг, подол платья развевался в теплом вечернем ветерке. Мне пришлось сдерживать себя, чтобы не побежать. Каблуки моих светло-розовых ковбойских сапожек цокали по камням.

Чем ближе я подходила, тем сильнее подступали слезы. Огни были повсюду, сплетенные с крошечными светящимися колибри. Повсюду росли растения — овощи, фрукты. Я сразу поняла, что Ро помогала Шепу выбрать, потому что все здесь — мои любимые. И все в идеальном состоянии.

Но сквозь все это мой взгляд упал на одно. На мое большее. Шепа.

Он стоял в центре теплицы, янтарные глаза смотрели на меня, пока я подходила к двери. Свет озарял его, но сияние шло не только от фонарей. Оно исходило изнутри. Из любви, которую он излучал ко мне.

Я обхватила стеклянную ручку двери и повернула. Глаза горели, когда я шагнула внутрь.

На губах Шепа появилась мягкая улыбка и стало еще светлее.

— Теплица была тем, чего не хватало нашему дому для завершения.

— Теплица? — хрипло переспросила я, слёзы катились по щекам. — Это дворец для растений.

Он рассмеялся — его голос обволакивал, как теплый шершавый бархат.

— Нравится?

— Нравится? — прошептала я. — Это потрясающе. Ты потрясающий.

Я не смогла больше ждать и бросилась к нему, обняв за талию.

— Я рад, что ты так думаешь, — прошептал Шеп, вытягивая что-то из заднего кармана. — Построишь со мной еще больше? Жизнь. Семью. Этот дом?

Он взял мою левую руку и надел кольцо с овальным бриллиантом. Камень был словно сам Шеп — как его белые футболки, серебристый пикап и врожденная доброта. Безупречный. Сияющий. Он был напоминанием о том, как любовь Шепа вернула меня к жизни и заставила снова верить в добро.

Слезы хлынули сильнее, текли по щекам.

— Ты даже не дождался моего ответа.

Шеп снова рассмеялся, теплым бархатом.

— А ты все равно скажешь «да».

— Самоуверенный.

— Уверен, — твердо произнес он. — Уверен в том, что ты даешь мне каждый день. В том, что мы делим, что мы строим. Уверен в том, что люблю тебя до глубин своей души.

— Да, — прошептала я. Ему не нужно было слышать это слово, но я все равно подарила его ему.

Шеп притянул меня к себе, поцеловал и этот поцелуй сказал больше любых слов, зажег все внутри. Когда он отстранился, в его глазах вспыхнуло золото.

— У нас будет прекрасная жизнь.

— Я знаю.

Он усмехнулся, обнял меня и повел к двери.

— Подожди, — запротестовала я. — Я должна увидеть все растения!

— Это подождет, — улыбка на его лице стала шире.

Стоило нам выйти наружу, как вспыхнуло больше огней — фонарики и гирлянды на огромной террасе за домом. Из моего горла вырвался сдавленный звук, когда я увидела всех, кто заполнил пространство. Никки, моя маленькая обманщица, сияла и махала рукой. Энсон и Ро, обнявшись, смотрели на нас. Данкан и Уолтер стояли рядом, наблюдая. Мара с женихом, помощником шерифа Алленом, были неподалеку. Саттон держала Лука за руки, пока тот прыгал от радости. Коуп стоял рядом и открывал бутылку шампанского, а Лолли визжала от восторга. Трейс кружил Кили, а Арден подняла бокал. Фэллон вытирала глаза, пока Кай протягивал ей салфетку. Но Нора уже бежала по садовой дорожке к нам.

Она обняла нас с Шепом так крепко, что я и не подозревала, что в ее хрупком теле столько силы.

— Люблю вас обоих, — прошептала она, прижавшись щекой к моей. — Ты уже часть нашей семьи, но я так счастлива официально принять тебя в неё.

Слезы хлынули сильнее, когда я отстранилась.

— Спасибо. Я и мечтать не могла о семье лучше.

Губы Шепа коснулись моего виска.

— Семья, которую мы выбираем снова и снова, каждый день.

Я подняла на него глаза.

— Самый легкий выбор в моей жизни — выбрать тебя, Шепард Колсон.

— Детка, ты же знаешь, что со мной делает полное имя. Мне что, снова нести тебя в теплицу?

Я расхохоталась, и вместе с этим смехом, как с ветром, исчезли последние обрывки моего кошмара. Я наконец-то, по-настоящему, вошла в свет.

ОТРЫВОК ИЗ «РАЗБИТОЙ ГАВАНИ»

Саттон

Двумя годами Ранее


— Если я буду есть все овощи, я стану достаточно большим, чтобы играть в хоккей? — пробормотал Лука, слова сливались в единый поток, пока сон не затянул его совсем.

Я усмехнулась, подправляя одеяло вокруг него.

— Думаю, это хорошее начало.

Последнее, о чем мне хотелось думать, — это как мой чувствительный пятилетний сын занимается таким жестким видом спорта, как хоккей. Или вообще каким-либо контактным. Я слишком хорошо знала, чем это может закончиться.

— Мы можем... пойти на каток... завтра? — спросил Лука, зевая на каждом слове.

— Посмотрим, — уклончиво ответила я. Внутри же сжалась, быстро прикидывая, хватит ли денег на вход, аренду коньков и перекус, который Лука неизбежно захочет. В ресторане, где я работала, чаевые были неплохими, но жизнь в Балтиморе стоила дорого. И я не могла выходить в вечерние смены — нельзя было рассчитывать, что Роман будет дома и присмотрит за Лукой.

В перерывах между завтраком и обедом я бродила по ближайшему парку и мечтала о месте, где воздух всегда чистый, а у Луки есть двор, где он может бегать. О месте, где безопасно.

Когда-то у нас это было. До того, как все пошло наперекосяк. Сейчас я изо всех сил старалась держаться на плаву.

— Мам? — голос Луки стал почти неразличимым.

— Да, малыш.

— Люблю тебя.

У меня сжалось сердце.

— Я люблю тебя сильнее, чем пчелы любят мед.

Лука ничего не ответил — сон все-таки победил. Каждый вечер у нас был один и тот же ритуал: книжка, а потом бесконечные вопросы, которые становились все тише и реже, пока не прекращались совсем.

Но даже когда я была до предела вымотана, я ловила каждую секунду этого времени. Потому что знала — они не вечны.

Я наклонилась над Лукой и провела пальцами по его светло-русым волосам — вылитый Роман. А вот глаза у него мои — редкий сине-зеленый оттенок, почти бирюзовый. Роман когда-то сказал, что именно они его сразили наповал.

Иногда мне хотелось, чтобы у меня были ничем не примечательные глаза. Тогда бы Роман прошел мимо. Но тогда у меня бы не было Луки. А он — подарок всей моей жизни.

Я медленно поднялась на ноги, затаив дыхание, вдруг он шевельнется. Но нет — его крошечная грудная клетка спокойно поднималась и опускалась, пока он не всхрапнул тихо и по-детски. Улыбка скользнула по моим губам.

Теперь можно было приступать к уборке. Только в такие моменты, когда Лука уже без сознания, мне удавалось пройтись с тряпкой и шваброй. В противном случае я таскалась за маленьким ураганом, который разбрасывал игрушки, книжки и пазлы. Или думал, что может кататься по только что вымытому полу, как по катку.

Я взяла тряпку, которая стояла у двери, и начала протирать крохотную комнату. Когда жизнь была хорошей, детская Луки была в четыре раза больше. До того как все рухнуло.

Но дело было не в размере комнаты. Я скучала по тому, какой у нас была семья. По тому, каким отцом был Роман. Он шутил, рассказывал сказки перед сном... До тех пор, пока не начал падать в пропасть опиоидов, из которой уже не выбрался.

Я посмотрела на левую руку, туда, где раньше было кольцо. Линия осталась. Может, она навсегда — след от того, что было утеряно. Или чего, возможно, никогда и не было.

Роман вроде бы теперь старался. Посещал программу, держался. Но слишком многое было разрушено, чтобы склеить обратно — по крайней мере, для меня. Но я всё ещё надеялась, что он сможет стать тем отцом, которого заслуживает Лука.

Я провела тряпкой по фигуркам супергероев и роботу. По футбольному мячу, который подарил Лука папа — до сих пор екало внутри, ведь именно спортивная травма в свое время затолкала Романа на темную дорожку. Затем я прошлась по фотографиям — старым, где мы втроем, и новым, где только я и Лука.

Остановилась у комода с кубиками, куда складывались все игрушки Луки. Закинула туда парочку валявшихся и нахмурилась, заметив шнур зарядки, свисающий с ящика. Наверное, выпал, когда Лука что-то доставал. Он закатит истерику, если завтра утром не найдет планшет — он всегда смотрит что-то в автобусе по пути в школу.

Открыла ящик — планшета нет. Черт.

Быстро выдвинула все ящики по очереди. Ничего. Он был не особенно дорогой, но мне пришлось копить на него неделями. Я бросилась к тумбочке у кровати — пусто.

Невесомое беспокойство пронеслось внутри, и я закрыла глаза. Это ощущение — слишком знакомое. Пропавшие ценные вещи. Обвинения Романа, что я небрежная и все теряю. Но это никогда не была моя вина. Он просто закладывал их ради дозы.

Я выпрямилась и мысленно велела себе не паниковать. Наверное, планшет просто затерялся под подушкой на диване или в моей сумке-тоуте, где я таскаю все необходимое на день. Я вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Я отдала Луке спальню, а себе устроила откидную кровать в общей зоне. Это было самым разумным решением. А значит, мои вещи и немногочисленные ценности хранились где придется — в шкафу в прихожей, в старом буфете, купленном на распродаже и отреставрированном мной, даже в кухонном шкафу.

Я быстро оглядела крошечную квартирку. Планшета нигде. Подушки на диване — пусто. И тут я увидела: один из ящиков в буфете приоткрыт.

На этот раз я почувствовала не тревогу, а тошноту. Настоящую, с подкатывающей к горлу желчью.

Я кинулась к буфету и выдвинула ящик. У меня не было дорогих украшений. Все, что когда-либо дарил Роман, давно было продано — им ради облегчения, мной ради выживания. Все, что оставалось — бижутерия для работы.

Единственное по-настоящему ценное — ожерелье моей бабушки. Без камней, но из настоящего золота. Медальон с изображением пчелки — символ слов, которые она всегда повторяла дедушке и мне: «Люблю тебя сильнее, чем пчелы любят мед». Внутри — фото бабушки с дедом перед его отправкой на Вторую мировую. Это фото — настоящая драгоценность. Там была запечатлена любовь. Та, о которой я мечтала, но так и не испытала.

Я потянулась к задней части ящика, нащупала коробочку и чуть глубже вдохнула. Открыла и мир рухнул.

Медальона внутри не было.

За весь день Роман провел у нас тридцать минут. Этого оказалось достаточно.

Я никогда не оставляла Луку с ним без присмотра. Проверяла зрачки, когда он приходил — раньше я бы и не подумала делать такое. Сегодня он выглядел нормально. Был рад видеть сына. Был вежлив со мной.

Но ожерелье пропало.

Я снова и снова прокручивала в голове тот визит. Угощение, которое я поставила перед ними, пока Лука болтал о школе и показывал Роману видео про хоккей на планшете. А потом позвонил мой менеджер из ресторана, и я вышла в комнату Луки буквально на пять минут, чтобы ответить.

Пять минут. Пять минут полной свободы для Романа в моей квартире.

Я была такой дурой. Если последние годы чему-то меня и научили, так это тому, что я не могу себе позволить никому доверять. Горячие слезы обожгли глаза, пальцы сжались на пустой коробочке. Видимо, этот урок я еще не до конца усвоила.

В дверь постучали. Я поспешно вытерла лицо. Это должна была быть Мэрил, мы собирались смотреть очередную подростковую драму про любовный треугольник: вампир, оборотень и наивная человеческая девушка. Но наивной оказалась я.

Я бросилась к двери, стараясь изобразить бодрое настроение — если Мэрил узнает, что Роман опять влез в мою жизнь, она устроит мне разнос. Я щелкнула замком, не заглянув в глазок, и распахнула дверь.

— Извини, я...

Слова замерли на полуслове, когда я увидела двух громил в дверном проеме. Живя в не самом благополучном районе, я давно научилась распознавать тех, кого стоит обходить стороной. Увидь я этих двоих на улице — сразу бы перешла на другую сторону.

Оба были массивными, с короткими шеями, мускулами, которые казались нарощенными и переходили прямо в плечи. Вся кожа покрыта татуировками — изображения, надписи на языке, которого я не знала.

— Роман дома? — спросил тот, что повыше. Акцент — восточноевропейский. Возможно, русский?

У меня подступило к горлу.

— Он здесь не живет. Никогда не жил.

Уголок его рта приподнялся.

— Не ври. Говорят, от этого морщины появляются. А ты такая красивая.

Желчь подступила к горлу, но я выпрямила спину, не давая ни намека на страх.

— Обратитесь в суд округа Балтимор. Мы в разводе уже больше года. Он живет в Пуласки.

У второго на мгновение в глазах вспыхнуло удивление, но он быстро скрыл его.

— Его оттуда выгнали три месяца назад. Сказал, что теперь живет здесь.

Выселили? В голове пронеслись все последние лжи, которые Роман плел за последний месяц.

— Насколько я знала, он жил там. У меня нет денег, чтобы покрывать его долги. Если бы он и правда был здесь, я бы сама выставила его за дверь. Он врет мне уже три года …

— У нас есть источник, который сказал, что он был здесь сегодня, — перебил меня тот, что повыше.

Я застыла. Черт. Кто бы они ни были, они явно не шутили, если следили за моей квартирой. Я молилась, чтобы кто-то из соседей вышел из квартиры. Лучше всего — тот парень с конца коридора, который увлекался смешанными единоборствами.

— Был. Примерно полчаса. Потом ушел, — сказала я, чувствуя, как начинают дрожать руки. — Его здесь нет. Я не знаю, куда он направился.

Глаза громилы сузились.

— Хорошо, что он нам здесь не нужен. Ты передашь ему предупреждение. А если не дойдет — мы доберемся до мальчишки.

Я среагировала быстрее, чем когда-либо в жизни, бросившись закрыть дверь. Но не успела. Его ботинок остановил створку, и он толкнул меня с силой внутрь квартиры. Я открыла рот, чтобы закричать, но удар в висок ослепил меня звездами.

Я не успела прийти в себя, как кулак ударил в ребра, вышибая воздух из легких. Но мне было плевать на боль. Вся я была мыслью о Луке, который спал в двадцати шагах. Никто, кроме меня, не защитит его. Я — его единственный щит.

Я ударила ладонью в лицо нападавшего, и тот заорал, когда из носа пошла кровь. Второй рассмеялся, сказал что-то на своем языке и тут же ударил меня в скулу.

Боль пронзила лицо, как огнем, но я все равно попыталась ударить и его. Не хватило сил. Первый плюнул на пол и пнул меня так, что я рухнула.

Они не остановились. Удар за ударом. Мир начинал темнеть, все расплывалось. И в этом мраке на моих губах оставалось только одно имя:

— Лука...

1

Саттон

Два года спустя

— Все взяла? Обещаешь? Моя клюшка, защита, шлем, коньки, и еще...

— Малыш, — перебила Теа с веселой ноткой в голосе. — Я видела, как твоя мама трижды проверила список. У тебя все с собой.

Я благодарно улыбнулась ей, хотя улыбка, наверное, вышла усталой. Я была на ногах с трех утра: испекла все для The Mix Up, как обычно, плюс три десятка капкейков к дню рождения на шестнадцать лет. Глаза жгло, и единственное, что держало меня на плаву, — это самая крепкая из всех наших сортов кофе.

Но оно того стоило. Потому что я жила своей мечтой. Пекарня, своя собственная. А над ней — квартира, и это позволяло мне спокойно работать с раннего утра, оставляя включенную радионяню, чтобы услышать, как проснется Лука. Я не могла сказать, что благодарна за то, что со мной произошло, но компенсация, которую я получила после нападения, позволила мне переехать через всю страну и открыть The Mix Up.

Лука наклонил голову на бок — как он всегда это делал, глядя на мою напарницу и лучшую подругу.

— Ты уверена, Ти-Ти?

Она изобразила строгий взгляд:

— Ну я бы стала тебя обманывать?

Он расплылся в улыбке:

— Ты спрятала в ланчбокс капкейк с печенькой?

Тея протянула кулак. Лука еще шире улыбнулся и чиркнул кулачком о ее.

— Ты лучшая!

Я закинула на плечо огромную сумку с хоккейной экипировкой — вещами, на которые копила месяцами, даже несмотря на то, что почти все было куплено с рук.

— А я тогда кто? Паштет из печени?

Лука сморщился:

— Фу, мам.

Он перестал называть меня «мамочкой» больше года назад, и я до сих пор скучала по этому.

— Поехали, звезда ледовой арены. А то опоздаем.

Он сорвался с места и побежал к заднему коридору.

Теа сжала мне руку:

— Ты в порядке?

— Это я у тебя должна спросить, — парировала я. Несколько недель назад с ней произошло ужасное, и она чуть не потеряла все. Но я совсем не удивилась, что она уже снова вышла на работу, несмотря на мои и Шепа — ее парня — протесты.

Тея закатила глаза:

— Врачи разрешили мне работать уже две недели назад. Я сделала Шепу одолжение и подождала еще неделю. Но ты же знаешь, я сходила с ума дома.

Я обняла ее на секунду:

— Понимаю. Просто знай: мы все будем за тебя переживать еще долго.

Она обняла меня в ответ крепко:

— Мне так с вами повезло.

— Еще бы, — хмыкнула я и отпустила ее.

— Мааааам! — позвал Лука от задней двери.

Тея рассмеялась:

— Беги, а то мистер Уэйн Гретцки сейчас угонит твою машину и сам поедет на каток.

Я покачала головой, но знала — она может быть права.

— Звони, если у вас с Уолтером будут проблемы.

— Все под контролем, босс, — крикнула она мне вслед, пока я шла по коридору.

Лука подпрыгивал на месте от нетерпения, едва сдерживаясь, чтобы не нарушить правило: не выходить на парковку без меня.

— Ну что ж, — сказала я, и он распахнул дверь, впуская лучи утреннего солнца.

Я глубоко вдохнула, позволяя свежему горному воздуху наполнить легкие. Переезд в Спэрроу-Фоллс был еще одной сбывшейся мечтой. Маленький городок в горах Центрального Орегона — с воздухом, что звенит от чистоты. Здесь соседи помогали друг другу. И я чувствовала себя... в безопасности.

Телефон завибрировал, будто проверяя это чувство.

Я зажмурилась и наощупь достала его из кармана, молясь, чтобы это был не Роман. Облегчение пронеслось по телу, когда я увидела знакомое имя.

Роудс: Семейный ужин в воскресенье. Вы придете? Скажи, что придете. Мне нужно пообниматься с моим любимым мальчиком.

Я улыбнулась экрану. Сестра Шепа, Роудс, всеми силами старалась втянуть меня в семью Колсонов — родных, приемных, бывших приемных — связанных любовью, крепче крови.

Я: Мы бы с радостью. Спроси у Норы, можно ли я принесу десерт.

Роудс: Все только этого и ждут. Иначе Лолли опять предложит свои «брауни».

Я прыснула, представляя бабушку Роудс, которая постоянно пыталась испечь что-нибудь с добавлением... особых ингредиентов.

Я: Обещаю спасти всех от неконтролируемого аппетита.

Я пошла к багажнику, пока Лука запрыгивал в свое автокресло. Но мой взгляд все равно упал на имя, от которого сжимался желудок.

Неизвестный номер: Давай, Голубоглазка, выручай. Ради старых времен. Как только я расплачусь, мы оба будем свободны. xx Роман

Проблема в том, что его долг перед Петровыми уже составлял десятки тысяч долларов. А кто знает, у кого еще он одалживал? Но я знала одно — даже если бы у меня были эти деньги, конца выплатам бы все равно не было.

Я сунула телефон обратно в карман и подняла багажник. Подальше от глаз — подальше от сердца. Застонав, втащила внутрь огромную сумку. Если снаряжение семилетнего ребенка такое тяжелое, страшно представить, сколько весит взрослое.

Закрыв багажник с глухим «ух», я подошла к двери Луки. Он знал порядок: сам пристёгивался, но я всегда проверяла. Дернула ремень, осмотрела крепления.

— Все готово.

— Да уж, мам.

Я улыбнулась. Семь лет, а ведет себя как семнадцатилетний.

— Поехали, звезда.

Я села за руль. Солнце уже поднималось. Было странно ехать на хоккейный лагерь в середине июля, но я была благодарна за эту возможность. Лето — это лагеря для Луки, потому что мне нужно работать. К счастью, ему они нравились. Особенно этот — хоккейный.

Я свернула на Каскейд-авеню — главную улицу Спэрроу-Фоллс. В городе всего три светофора. Большинство зданий — из состаренного кирпича, с налетом Дикого Запада. На каждом углу — клумбы, у витрин — ящики с цветами. Спэрроу-Фоллс был очарователен.

Но главное — природа. На востоке — хребет Монарх с четырьмя заснеженными пиками даже в июле. На западе — Золотые скалы Касл-Рок. Это место магнитом тянет любителей активного отдыха.

Но для меня здесь было главное другое.

Покой.

После всего, что случилось в Балтиморе — нападения, месяцев восстановления, когда Марили спала на полу, чтобы помогать ухаживать за Лукой, пока я приходила в себя после того, что мы сказали ему было «аварией на такси», страха, охватывающего меня каждый раз, когда кто-то стучал в дверь... Мне нужен был этот покой сильнее воздуха.

— Мам, а ты знала, что Жнец начал играть, когда ему было шесть? — спросил Лука, вырывая меня из закручивающихся мыслей.

— Кажется, ты мне это уже говорил, — ответила я, с трудом сдерживая улыбку. Благодаря Луке я знала почти все факты о его любимом хоккеисте из нашей ближайшей команды — Seattle Sparks.

— У него было третье место по количеству голов во всей лиге, мам. Я буду таким же крутым, как он. Вот увидишь. И я тоже буду свирепым. Он так врезался в одного парня, что тот руку сломал!

Я поморщилась.

— Причинять боль — не лучшая цель, Лука. И мне не нравится, когда ты так говоришь.

Мой сын фыркнул:

— Он не хотел ему руку ломать. Но тот специально ударил по другу Жнеца. Тедди сильно пострадал. А Жнец просто хотел защитить брата.

Брата?

Меня передернуло от всей этой информации.

— Это, наверное, не самый лучший спорт для тебя. А как насчет футбола?

— Футбол — это тупо, мам.

— Кому-то он не кажется тупым, — парировала я.

Лука лишь посмотрел на меня в зеркало заднего вида, пока я сворачивала к Роксбери — соседнему городку с ледовым катком и магазинами, в которые нам время от времени приходилось ездить.

— А гольф? — спросила я с надеждой. Гольф казался мне вполне безопасным.

— Маааам, ты видела, в чем они там ходят?

Тут он попал в точку. Я опустилась на спинку сиденья. Может, он просто походит в этот лагерь и поймет, что хоккей — это не его. Вся эта экипировка жутко неудобная. Да и на катке холодно.

Лука без умолку болтал о хоккее, о Жнеце, о Sparks, о всем, что хоть как-то касалось льда. И, как всегда, я не могла лишить его того, что зажигало в нем свет. Поэтому уступала. Я наскребла на экипировку, сэкономила на безумно дорогом лагере и везла его двадцать с лишним минут до катка, чтобы он мог мечтать.

Мы подъехали к парковке у катка, и я заняла место в конце ряда. Поморщилась, увидев Эвелин Энгел, помогавшую своему сыну Даниэлю выбраться из машины. Все в этой женщине было... идеальным. Даже имя. Не броское, но такое, что сразу ясно — у нее все под контролем.

Ее кроссовер был до блеска чистым, в салоне, наверное, ни крошки от крекеров. На ней были идеально отутюженные шорты цвета хаки и светло-розовая блузка с короткими рукавами. Украшения, конечно же, подходили по цвету.

Меня накрыла волна зависти, от которой было тошно. Сколько бы я ни старалась, мне все время казалось, что я не справляюсь. Я взглянула на себя: джинсы в пятнах от муки, синяя глазурь на футболке — теперь там точно будет пятно. Волосы — в пучке, который я, кажется, закрутила ножом для масла.

Вздохнув, я заглушила двигатель.

— Готов?

Лука вдруг притих, прикусил губу.

Я повернулась к нему.

— Что случилось?

Он не ответил сразу. Я подождала. Знала, что он скажет, когда будет готов. Его взгляд упал на колени.

— А если у меня не получится?

Сердце сжалось.

— Всегда сложно начинать что-то новое, правда?

Лука поднял на меня свои бирюзовые глаза.

— Помнишь, как я училась готовить суфле? — спросила я.

Лука улыбнулся:

— Ты тогда много плохих слов говорила.

Я поморщилась, но рассмеялась:

— Тех, что нам нельзя говорить, верно?

— Верно, — быстро кивнул Лука.

— Но я не сдавалась, и в конце концов получилось. Никто не ждет, что ты будешь все уметь сразу. В этом и смысл лагеря. Было бы скучно, если бы ты уже все умел.

Лука вздохнул:

— Если бы я все умел, то уже играл бы за Sparks. Это было бы круто.

Я улыбнулась. Он уже мечтал о будущем, а я пыталась удержать настоящее, пока оно не исчезло.

— Знаешь, наверное, будет еще круче, когда ты попадешь туда, помня, сколько труда вложил.

Он задумался:

— Жнец говорил, что ему больше всего нравилось играть в малышах.

— Вот видишь? — Я не имела ни малейшего понятия, что значит «малыши», но если это держит его в моменте, я согласна.

— Все, я готов, — сказал Лука, в нем снова проснулась уверенность, и он расстегнул ремень.

— Вот это я понимаю, — я дотянулась и сжала его коленку. — Люблю тебя больше, чем пчелы любят мед.

Он закатил глаза, но все же сказал то, чего я ждала:

— Я тебя тоже люблю, мам.

Я выбралась из машины и тут меня встретила приветливая улыбка Эвелин.

— Привет, Саттон. Как дела?

— Хорошо, спасибо. У тебя?

— Прекрасно. С нетерпением жду начала лагеря. Ты сможешь остаться и посмотреть?

Вопрос был безобидный, но все равно ранил. Я не могла остаться больше, чем на пару минут — мне нужно было встретиться с поставщиком в пекарне. Мне казалось, что я постоянно что-то пропускаю. Моменты, которые не вернуть.

— Сегодня нет, но позже на неделе — обязательно, — ответила я.

Она кивнула, но губы сжались.

Я почувствовала осуждение. Мне не нужно было еще одно напоминание о том, что я уронила один из бесконечных мячей, которые жонглировала. Я развернулась и направилась к багажнику, где Лука прыгал от нетерпения.

Я не смогла сдержать смех. Видеть его радость — было лучшим лекарством. Я открыла багажник и достала сумку.

— Готов, звезда?

— Сейчас я как врежу в борт, как Жнец! — радостно выкрикнул он.

Меня накрыла волна тошноты, но я натянула улыбку.

— Или просто научишься быстро кататься?

Лука пожал плечами:

— Ну, и это тоже.

— Саттон, — позвала Эвелин, обходя мою машину.

Я постаралась не застонать и улыбнулась:

— Да?

Она посмотрела на меня с жалостью:

— У тебя шина. — Она указала на заднее колесо. — Кажется, она спускает.

Я резко повернулась. Шина почти полностью сдулась. За глазами тут же запекло. Это означало, что менять придется не одну — а все четыре. Я так старалась накопить на полноприводный SUV, ведь в Спэрроу-Фоллс снежные зимы, а значит, менять нужно все сразу.

Я на секунду закрыла глаза, пытаясь прикинуть в уме, сколько это обойдется. Я и так почти опустошила сбережения, чтобы оплатить Луке лагерь. Это окончательно прикончит мой резервный фонд.

— Мам?

Голос Луки вырвал меня из водоворота мыслей, и я заставила себя шире улыбнуться, поворачиваясь к сыну:

— Все в порядке. Мне просто нужно быстро поменять шину.

— У меня есть карта AAA, — предложила Эвелин.

— Все нормально, — ответила я, чувствуя, как щеки заливает жар. — Я справлюсь сама.

— Давай я возьму сумку Луки с формой. Пока ты разберешься с этим, я их обоих зарегистрирую.

У меня сжалось сердце, но я кивнула и передала ей сумку:

— Спасибо. — Я повернулась к Луке. — Ты справишься?

Он просто улыбнулся и кивнул:

— Мы с Даниэлем сейчас всех разнесем!

Я хотела рассмеяться, но не смогла.

— Я зайду через минутку. Успейте повеселиться до моего прихода.

Эвелин помахала мне, уводя мальчишек к катку. Все болело. Казалось, что я держу свою жизнь на соплях и молитвах — и только что у меня закончились и то и другое. Но остановиться я не могла. Надо было идти дальше.

Я обошла машину сзади и открыла панель, за которой пряталось запасное колесо. На нем было написано, что его хватит на 100 километров. Я вздохнула. Придется ехать к механику по дороге домой. Прикинула в уме, сколько времени займет дорога, и помолилась, чтобы успеть к встрече с поставщиком.

Я вытащила колесо и домкрат вместе с инструкцией. Прочитала все внимательно, поставила домкрат и начала крутить. Как назло, уже через секунду тяжело задышала. Физические упражнения тоже давно ушли на второй план. Хорошо хоть мышцы рук были в порядке — спасибо пекарне.

Мои руки соскользнули с рычага.

— Да чтоб тебя, бабушка с печеньками, — пробормотала я сквозь зубы.

Позади послышался приглушенный смешок, и я застыла. В нем было что-то особенное. Как будто дым растекся по воздуху и прошел по моей коже, оставив после себя дрожь.

Черт.

Я попыталась сохранить злость, пока поворачивалась на звук, но она улетучилась, стоило только увидеть мужчину. Он был в спортивных джоггерах и футболке, натянутой на широкую грудь. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы добраться взглядом до его лица — он был чертовски высоким. Все в нем было сплошной рельефной мышцей. Как произведение искусства. Или оружие.

Крупная щетина покрывала резкий подбородок, нос имел легкую искривленность, как будто когда-то был сломан. Козырек бейсболки скрывал часть лица, но я все же уловила оттенок глаз — синий, настолько темный, что напоминал глубину океана.

— Должен сказать, у тебя весьма креативная лексика, — сказал он.

Господи. Голос у него был ничуть не лучше, чем смех. Такой, от которого мурашки бежали по коже.

— Я не знала, что тут кто-то подслушивает, как маньяк, — огрызнулась я.

Он поднял руки в знак капитуляции. Сильные руки. Длинные, мощные пальцы, ладони с мозолями. Такие могли бы поднять тебя и швырнуть на кровать... Стоп. Немедленно прекрати.

— Я просто шел посмотреть, нужна ли помощь, — сказал он. — Похоже, ты ведешь бой с этой шиной.

— Я справлюсь. — Голос прозвучал резко, челюсти сжались.

Он приподнял бровь:

— Точно? А то мне бы не хотелось, чтобы что-то случилось с бабушкой, которая любит печенье.

Я уставилась на него. Серьезно? Он решил подшутить надо мной, когда я и так на грани?

— Я все чиню. И мне не нужен какой-то перекачанный спортсмен, путающийся под ногами.

Уголки его губ дернулись:

— Перекачанный спортсмен?

Я махнула рукой в его сторону:

— Ты явно какой-то атлет. Этот наряд. Эти мышцы...

— Мышцы, да? — переспросил он, с нескрываемым весельем в голосе.

Я перешла от гримасы к убийственному взгляду:

— Не интересует.

Он снова усмехнулся:

— Принято. Удачи тебе и бабушке. Только не кради у нее печенье.

— Ага, — пробурчала я.

— Воительница?

Я подняла глаза, теперь уже сверкая от злости — он еще и прозвище мне дал.

Он усмехнулся шире, и что-то внутри у меня болезненно откликнулось. Он указал на свою щеку:

— У тебя тут что-то.

Я застыла, наблюдая, как он уходит. Даже походка у него была чертовски сексуальная. Наверное, потому что его зад в этих проклятых джоггерах выглядел так, что в него можно было бросать монетки.

Мне срочно нужен был секс.

Вскакивая, я рванула к водительской двери и откинула козырек. Щеку заляпало черным. Смазка.

Прекрасно. Просто прекрасно.

2

Коуп

Я отошел от этой женщины с ощущением, будто впервые за много месяцев на моем лице появилась настоящая улыбка. Перед глазами все еще стояли ее гипнотические бирюзовые глаза. Она была огонь — это точно. Упрямая, решительная, дерзкая. И я чертовски уважал это. Хотя очень хотелось, чтобы она позволила мне помочь.

Я не удержался и оглянулся. И едва не споткнулся. Она наклонилась к переднему сиденью своего внедорожника, разглядывая свое отражение в зеркале, и при этом джинсы натянулись по ее идеально округленной попке и бедрам. По тем самым бедрам, в которые мне хотелось вцепиться пальцами, пока я... блядь. Мне точно прямая дорога в ад.

Резко отведя взгляд, я заставил себя сосредоточиться на здании передо мной. Даже снаружи было видно — это место в разы лучше, чем та развалюха, где я когда-то тренировался. Конечно, до нашей базы в Сиэтле не дотягивает, но немногие могут сравниться. И местным повезло, что Арни решил построить здесь такую площадку.

Я уже почти дошел до входа, когда телефон пискнул. Перехватив сумку на плече, достал его из кармана и увидел имя друга и товарища по команде.

Тедди: Не убей гонца, но кто-то достал видео драки.

Я выругался. Не так творчески, как Воительница с ее «бабушкой, жрущей печеньки», но с кучей букв Б — точно.

Открыл не сообщения, а зашел сразу в хоккейный блог. Видео стояло первым на главной. Я нажал на него.

Мы с Маркусом кружим друг вокруг друга, пока за кадром голос говорит: «Мы привыкли к потасовкам на льду, но не между товарищами по команде».

На записи видно, как я срываю перчатки и заезжаю Маркусу по лицу. Видео, судя по всему, снято с камер наблюдения на катке — зернистое, без звука. То есть никто не услышит ту грязь, что нес этот ублюдок перед тем, как я его приложил.

Голос за кадром продолжает рассуждать, что со мной последнее время не так. Миллионный вопрос. Сам бы с радостью узнал ответ. Но пока все, что просачивается в прессу, только усугубляет ситуацию.

Каждую мою ошибку рассматривают под микроскопом. А еще хуже — откровенное вранье. Вроде того, что я грублю официанткам или сплю со всем, что движется. Это не про меня. Я не святой, но и не последняя сволочь. Меня воспитали две потрясающие женщины — мать и бабушка Лолли, — и они бы мне задницу надрали, узнай, что я плохо обращаюсь с женщинами.

Кто бы ни вел войну против меня в прессе, они копались в моем мусоре, взламывали аккаунты бывшей, воровали личные фото... А теперь вот это.

Телефон пискнул снова.

Линк: Забей на видео и не облажайся. Если все пройдет как надо, это может немного очистить твою репутацию.

Я натянул бейсболку пониже, будто это могло защитить от потока внимания. Мне повезло, что владелец Seattle Sparks стоял за меня горой. Он был не просто начальник — он был другом. Может, потому что мы оба прошли через дерьмо. Может, из-за общей любви к льду и к самой игре без всей этой мишуры. В любом случае, я был ему благодарен.

Я: Понял, босс.

Линк: Отвали.

Губы дернулись в усмешке, но она быстро исчезла — воспоминание о видео испортило настроение. Это последнее, что мне сейчас нужно, особенно когда я и так на тонком льду. Я хрустнул шеей, пытаясь сбросить напряжение, которое неизменно накапливалось после старой травмы плеча, и толкнул дверь катка.

Как только прохладный воздух коснулся кожи, в голове вспыхнули воспоминания: отец, помогающий зашнуровать коньки, мама и вся семья Колсонов, кричащие с трибун на моих детских матчах. Я скучал по этому. По тому времени до профессионального спорта и всей этой показухи.

Я прошел через помещение, разглядывая, что Арни тут построил. Два катка, ресторан и буфет, несколько раздевалок и даже тренажерный зал. Шел дальше, пока не добрался до проката. За стойкой стояла девчонка лет пятнадцати.

— Можешь подсказать, где кабинет Арни? — спросил я.

— Конечно… — Она осеклась, уставившись на меня. Глаза распахнулись. — Копленд Колсон? — пискнула она.

Я поморщился.

— Зови меня Коуп. И давай сохраним мое присутствие здесь между нами.

Я понимал, что это надежда на пару минут. Скоро все узнают, что я вернулся. Что я волонтер в детском хоккейном лагере. Но Арни пообещал выставлять за дверь любопытных. Я просто хотел чуть дольше побыть в тени.

Глаза у девушки распахнулись еще шире.

— К-конечно. Я не стану тебя сдавать. Просто… я… — Она зажмурилась, будто пытаясь взять себя в руки. — Я играю на позиции центра, как ты. Пересматривала твои движения ног сотни раз. И твой кистевой бросок? Он просто убийственный.

Я приподнял брови от удивления. По внешности я бы подумал, что она фигуристка. Наверное, подрабатывает на стойке, чтобы платить за лед.

— Ты играешь в хоккей?

Она кивнула.

— Арни пытается собрать женскую команду на следующий год.

— Это круто. Я тренирую детей этим летом. Если останешься после лагеря как-нибудь, дам тебе полчаса.

Девчонка засияла так, будто я пообещал ей пони.

— Серьезно?

Я кивнул.

— Пустяки. Только скажи, где кабинет Арни.

Она покраснела.

— Простите. Коридор туда, по лестнице вверх. Первая дверь справа.

— Спасибо.

Она закивала так, что стала похожа на фигурку с покачивающейся головой. Я усмехнулся и пошел прочь.

До кабинета Арни я добрался меньше чем за две минуты. На табличке значилось Владелец и Главный Задира. Подходило под характер этого ворчливого старика.

Я трижды постучал, и изнутри раздалось:

— Заходи уже, не сноси мне дверь!

Я ухмыльнулся, входя.

— Тебя еще никто не учил держать язык за зубами? Тут, между прочим, дети.

Арни скривился.

— А тебя никто не учил уважать старших? То, что ты звезда, не дает тебе права вести себя как придурок.

Я плюхнулся в кресло напротив и бросил сумку на пол.

— Как ты, старик?

— Лучше, чем ты, судя по виду, — прищурился он.

— Пресса — та еще сволочь, — пробормотал я.

Арни откинулся на спинку кресла — то же самое, что было у него, когда мне было шесть, и я впервые пришел на его каток.

— Пресса не может сделать многого, если ты не даешь им материала.

У меня дернулась челюсть.

— Я делаю, что могу.

— Не хочу слышать список оправданий. Делай свою работу и делай хорошо.

— Это не совсем работа, если я не получаю за нее денег.

Арни сверкнул глазами, морщины стали еще глубже.

— Не умничай. Я хоть и старый, но могу надрать тебе задницу.

Один уголок губ дернулся.

— Ни капли не сомневаюсь. Ладно, расскажи про лагерь.

Он кивнул.

— У нас группа до десяти лет. Когда начнете мини-матчи, разобьешь их на команды. Поможет тебе наш постоянный тренер. Думаю, вы вдвоем справитесь.

— Звучит просто.

— Даже ты справишься.

Я усмехнулся.

— Скучал по тебе, Арни.

— Отвали, — буркнул он.

— Слушай, та девчонка на стойке. Она сказала, что играет в хоккей. Что с ней?

Тень пробежала по его лицу.

— Хейден. Хорошая девочка. Мать — беда. Хейден работает здесь летом и после школы. Часто приводит своих младших сестер. По-моему, она им не сестра, а вторая мама.

Черт.

— Если что, ты можешь позвонить Фэллон. Она с этим поможет, — напомнил я. Моя младшая сестра работала соцработником и готова была грызть глотки за каждого ребенка, попавшегося ей на пути.

— Иногда система больше вредит, чем помогает. Не всем везет попасть к таким, как Колсоны.

Мои родители занимались приемными детьми столько, сколько я себя помню. У меня один усыновленный брат — Шеп, и четверо приемных — Трейс, Кайлер, Роудс и Арден. Фэллон — единственная моя кровная сестра. Кроме брата, которого мы потеряли. Я отогнал мысли о Джейкобе. Сегодня не тот день.

— Понимаю, — кивнул я. — Но если вдруг станет совсем плохо, звони. Или я сам.

Арни отмахнулся.

— Знаю я. А теперь марш на лед.

Я встал, схватил сумку. Было чертовски приятно вернуться. Странная, колючая забота Арни была куда лучше политики, что творилась в Sparks. С ним хотя бы знал — ему не плевать. В Сиэтле каждый думал только о своей заднице.

Спускаясь по лестнице, я услышал гам голосов. Лагерь должен был принять двадцать четыре ребенка. Не толпа, но более чем достаточно. Почти целый день с ними — то еще испытание.

Я свернул в сторону шума и застыл. Женщина с парковки. Она сидела на корточках перед мальчиком с такими же бирюзовыми глазами. Склонилась к нему, что-то тихо говорила. На щеке — мазок масла, оставшийся с парковки. А мальчишка смотрел на нее так, будто она лично повесила на небе Луну.

Я не винил его. Но потом до меня дошло. У нее ребенок в моем лагере. Значит, скорее всего, у нее есть муж. Или партнер.

Что-то неприятно кольнуло в груди. Неожиданно. Мой последний роман закончился катастрофой. Я вообще не про отношения. Люди лезут слишком близко, хотят знать секреты, которые я тщательно прячу. Лучше уж так. Лучше быть занятым.

Потому что есть правда, которую я не мог отрицать: мне всегда будет лучше одному.


Оглавление

  • Пролог
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20
  • 21
  • 22
  • 23
  • 24
  • 25
  • 26
  • 27
  • 28
  • 29
  • 30
  • 31
  • 32
  • 33
  • 34
  • 35
  • 36
  • 37
  • 38
  • 39
  • 40
  • 41
  • 42
  • 43
  • 44
  • 45
  • 46
  • 47
  • 48
  • 49
  • 50
  • 51
  • 52
  • 53
  • 54
  • 55
  • 56
  • 57
  • 58
  • Эпилог
  • ОТРЫВОК ИЗ «РАЗБИТОЙ ГАВАНИ»
  • 1
  • 2