Патруль 2 [Макс Гудвин] (fb2) читать онлайн

Патруль 2

Глава 1 Служба вне штата

— А где вы сейчас находитесь? — спросил меня голос.

— Давайте вы говорите, где. И я подъеду, — постарался я перехватить инициативу.

— Хорошо. Тогда кальянная на Красноармейской, 135, прямо сейчас. Вам удобно? — спросили меня, и я опешил.

Кальянная на Красноармейской? А память Славы уже кричала во весь внутренний голос, что я уже нахожусь по адресу.

Значит, за мной следили. А значит, и суетиться бессмысленно. Машинально я проверил наличие ножа в кармане. Последний аргумент был на месте.

— Да, очень удобно, я как раз тут, — выдохнул я.

— Закажите пуэра, будьте так любезны, это чай такой, у них есть, — попросил говоривший. — А я сейчас подойду.

Я положил телефон, ощущая, как по спине пробежал холодок. Не от страха — от адреналина и осознания, что я в ловушке, которую не заметил. Ира, благо, уже ушла.

Подозвав официанта, я заказал тот самый пуэр. Пока тот ходил, я пытался сообразить, где мой прокол. Машина? Её мы бросили у аптеки. Вроде бы вели себя аккуратно, даже гайцов не провоцировали. Мысли метались, как мыши в замкнутом пространстве, не находя выхода. Внутри всё сжималось от неприятного, знакомого чувства — чувства ошибки, цены которой я ещё не знал.

Чайник с тёмным, почти чёрным чаем поставили передо мной. Пар от него поднимался густой струйкой, пахнувшей то ли рыбой, то ли носками, то ли землёй. Как его пьют вообще? Я взялся за бутилированную колу, чтобы проверить свой хват, пальцы дрожали, а нервы сдавали свою позицию за позицией. Ничего, прорвусь как-нибудь, хотели бы взять — уже бы взяли, хотели бы убить — убили бы.

И вот дверь в зал открылась. Вошёл человек. В приталенном сером костюме, сидевшем на нём так, будто он только что сошёл с портрета в чьём-то кабинете. Светлые седые волосы были тщательно уложены, открывая залысины. Лицо гладко выбрито, прямой нос, поломанные уши — характерная метка бойца. И руки — большие, с раздавленными костяшками и проступающими венами, руки, которые привыкли сжимать что-то гораздо тяжелее чашки. Лет ему было, пожалуй, за шестьдесят, но двигался он легко и собранно, без старческой суетливости, отчего становилось только не по себе.

Он обвёл спокойным, оценивающим взглядом полупустой зал, нашёл меня глазами и направился к моему столику. И в этот момент моя память выдала чёткий, как отпечаток на фотобумаге, кадр. Горы. Грязь. Сырость. Вонь горелой техники и разложения. И это же лицо, двадцать пять лет назад, молодое, дерзкое, но уже с тем самым несгибаемым взглядом, я видел на том КПП. Именно его мне тогда передал Зубчихин, а потом продал боевикам информацию о нашей колонне.

Журналист. Как тогда он мне представился, говоря на ломанном русском с американским акцентом. И без акцента, чисто для меня, чтобы я слышал: «Все профессии нужны, все профессии важны. Не поможешь мне, майор, погибнет очень много русских парней».

Еще тогда я понял: передо мной был «возвращенец». Разведчик, которого мы тогда сопровождали до штаба.

Он подошёл к столу и без приглашения опустился в кресло напротив. Его взгляд скользнул по моей чашке, потом поднялся на меня.

— Вячеслав Игоревич, — произнёс он тихо, и в его голосе не было ни угрозы, ни дружелюбия. Была лишь констатация факта. — Чай-то что не пьёте. Остынет.

На вороте его костюма слева поблёскивал значок, маленький золотой щит с мечом на фоне звезды, серпа и молота. И надпись: «КГБ СССР».

«Я тебя помню. Мы тебя везли из Грозного в 1994 том… А потом… А что потом? А потом я волшебным образом переродился тут», — подумалось мне. Наехал на сына Зубчихина за сходство с отцом и получил, что получил.

Нет. Больше никого в этом времени я «узнавать» не буду, мало ли что.

Ведь если меня убили в 1994, то как я могу быть сейчас тут живым и здоровым? Правильный ответ — «никак».

— Я, знаете ли, не любитель, да и запах у него странный, — произнёс я. — Но вы меня знаете, а я вас — нет.

— Зовут меня Александр Сергеевич, как Пушкина, но все называют меня дядя Миша. Собственно, о вас я знаю не очень много. В поле нашего зрения вы попали случайно. Когда господин Зубчихин пытался вас устранить. Вы, наверное, удивлены, что вы так легко отделались на том суде? Ну, вот это наша работа — стоять у зла на пути.

Он потянулся своей правой лапой к чайнику, эту руку нельзя было назвать рукой, переломанные костяшки пальцев, трясущихся, как у меня, но уверенно наливающие себе чая.

— Знаете, Вячеслав Игоревич, когда мы увидели, что вас собираются уничтожать, мы сразу же задали себе вопрос: что такого в двадцатилетнем парне, чтобы целый, без пяти минут, мэр так хотел его закопать? — он задал вопрос и пригубил чашку, взяв её двумя руками, словно это было что-то очень ценное, а его взгляд внимательно смотрел на меня.

— Я тоже не очень понимаю, возможно, я некоторое время встречался с девушкой, которая нравилась его сыну…

— И он решил на день рождения мальчику подарить вашу голову, прямо библейская история с Иоанном Крестителем. Нет, уважаемый мой друг, что-то тут не сходится, — перебил он меня.

— … — я только пожал плечами.

— А потом мы стали свидетелем, как вас взяли. Операм и СК мы, уж простите, мешать не стали. Их использовали втёмную. А вот дальше… Меня поразило, как вы пошли выручать девушку, и чуть не сорвали нам операцию. Записи с камер в ЧОПе мы тоже посмотрели, хорошо работаете. Видна база, — проговорил он и поставил чашку на стол. — База, которой просто неоткуда взяться у молодого человека вашего возраста.

— Простите, но я не очень понимаю, о чём вы и чего вы хотите, — проговорил я.

— Важно не то, чего мы хотим, а то, чего вы хотите, Слава? Вы же, наверное, желаете как-то повлиять на этот мир, а не вечно гоняться за преступниками мелкого звена в патруле?

— Предлагаете к вам податься? — указал я взглядом на значок КГБ, явно ветеранский и раритетный.

— Контора очень скована в действиях, много бумаги и согласования, а иногда надо работать быстро, как вы сегодня, — произнёс он. — Знаете, я в молодости тоже чем только не занимался: и кур ощипывал на фабрике, и трансформаторы наматывал, лишь бы с деньгами проблем не было. И вот их нет. А хотите анекдот из моего времени?

— Давайте, — проговорил я, всё еще не понимая, чего он хочет, больше всего это походило на вербовку, вербовку того, о ком знают больше, чем ему говорят.

— Хорошо быть полковником — у полковника деньги есть, правда, хер уже не стоит; хорошо быть лейтенантом — у него хоть и денег нет, но зато хер ещё стоит… — он посмотрел на меня изучающе, — хуже всего быть майором — у майора и денег ещё нет, и хер уже не стоит.

Я улыбнулся, помня, что ушёл из жизни я именно майором, знал бы рассказчик анекдота, как стоит у сержантского состава…

— Вы сейчас домик сняли, с гаражом, за 30 тысяч, и мы вас выпустили из окружения на чужой BMW, с оружием на борту, не просто так.

— Слушайте… — начал было я, но был прерван.

— Не перебивайте меня, мой юный друг, от нашего с вами разговора зависит очень многое.

— На что вы меня вербуете, чтобы я на своих стучал в подразделении? — спросил я.

— Упаси вас Господь, кто я, по-вашему, оперативник ОСБ? Хотя две последние буквы наших контор и вправду схожи. Я вам предлагаю послужить государству вне штата. Повыполнять квесты, если хотите. Вы, молодёжь, же любите РПГ-игры?

— Я как-то… — хотел я что-то сказать.

— Забыли, что такое РПГ, и удивляетесь, какую игру можно играть с ручным противотанковым гранатомётом? Возможно, вы и родителей своих не помните, потому как решили не уведомлять их о вашем задержании с наркотиками?

Он снова отпил из кружки. А в моём мозгу крутились мысли, я не мог понять, кто, чёрт возьми, он такой, и почему он так точно улавливает, то, на что надо давить в диалоге со мной.

— Против себя идти не потребуется, — холодно сообщил он. — Конверт с квестом и наличные деньги будут приходить прямо в ваш ящик. В будущем, когда освоитесь, заведём вам криптокошелёк.

— В какой ящик? — спросил я, игнорируя новое слово про кошелёк.

— Вы оборудуете себе в том доме почтовый ящик в воротах с прорезью внутрь усадьбы, чтобы письма падали в короб, к которому будете иметь доступ только вы. Заведёте собаку, а лучше двух, чтобы они бегали по усадьбе.

— Я работаю сутками и сейчас пойду работать сутки через сутки, — покачал я головой.

— На время выполнения заданий будете брать больничный.

— Я про собак, мне просто некогда будет за ними следить, — ответил я и продолжил: — Что за задания и что будет, если я откажусь?

— Против совести идти не попросим, вы всегда можете отказаться от задания, повесив на черёмуху у дома скворечник. Мы даём вам право на три отказа в год. Это сделано для того, чтобы вы могли изучить поставленную вам задачу и понять, почему важно её выполнить, и не шли против своей морали и нравственности.

— Понятно. Задачи будут связаны с пролитием крови?

— Вы сегодня стреляли в людей только за то, что они похитили вашу любовницу (с которой вы знакомы меньше недели), действующую стриптизёршу, а ведь те, кто от вас получил пулю, были гораздо безопасней того же Зубчихина, или тех, на кого он раньше работал, — произнёс дядя Миша.

«Мне показалось, или он снова сделал отсылку к Чечне?»

— Это значит, что будут, — проговорил я, понурив голову. — А если я откажусь от всех заданий?

— Вообще от всех? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Тогда останетесь один на один с суровой реальностью. А зная ваш характер и упорство наших с вами врагов, рано или поздно сядете и покончите с собой в тюрьме. И тут уже мы не сможем вам помочь, мы ведь не совсем комитет добрых дел… Я вижу и знаю, что смерти вы не боитесь. Но разве вы не страшитесь прожить эту жизнь зря? А со мной у вас есть возможность помочь России. Спасибо за чай, Вячеслав. Хотите новые номера и документы на вашу машину? Это тоже в нашей власти, ведь мы стоим на правильной стороне закона. Ну и Иру не будем мучать, у нас и без неё доказательств достаточно, чтобы весь этот Лес.охран.строй за решёткой лет десять мариновать.

Он встал и, улыбнувшись возрастной улыбкой, протянул мне свою лапу в прощальном рукопожатии.

Что я понял из сего разговора: Контора, которая сегодня брала «лосей», знала обо мне и с самого начала конфликта с Зубчихиным прикрывала меня. Что этой Конторе нужны люди, которые не связаны рамками, у бандитов это называлось торпедой, человеком, которого запускают на решение тех или иных задач и которого не жалко. Но разве торпедам обещают гонорары и делают документы на машину, разве торпедам дают право на отказ от задания. Да и мужик этот почему-то вызывал во мне симпатию.

И я пожал ему руку, словно прикоснулся к стальной клешне, обтянутой кожей.

— Мы уже многое сделали, а с вами, Слава, мы сделаем ещё больше, — произнёс он на последок, улыбнувшись. — Сейчас в телеграм придёт видео, посмотрите его сразу же и сравните с тем, что видите вокруг. Хорошего вечера.

— Хорошего вечера, — повторил я и сел обратно, к пустым тарелкам, которые никто не убирал, и к недопитой коле.

Подумав, что, неверное, хорошо, когда за тобой приглядывают и где-то даже помогают, я решил, что буду решать проблемы по мере их поступления. Оплатив картой за кальян, я поехал на встречу с бабушкой.

Дом оказался на отшибе Степановки, за вокзалом, как она и говорила. Деревянный, некогда зелёный, но сейчас краска облупилась, открывая седую, потрескавшуюся древесину. Резные наличники на окнах, почерневшие от времени, напоминали кружево, которое вот-вот рассыплется. Однако сами рамы были пластиковые и сейчас стояли в режиме проветривания. Острая крыша поросла мхом, а из трубы печки вился тонкий, едва заметный дымок. Гараж был не совсем гаражом, а скорее сараем впритык располагавшимся к воротам. Бабушка, представившаяся Анной Петровной, ждала меня на крыльце. Хрупкая, словно птичка, в стёганой безрукавке и платке, повязанном под самым подбородком. Её лицо покрывала сеть морщин, но глаза смотрели остро и умно, без старческой мути.

— Заходи, кормилец, поглядишь, — сказала она хрипловатым голосом и пропустила меня вперед.

В сенях пахло старой древесиной, сушёными травами. В самой избе было чисто, но бедно. Печь, занимавшая добрую четверть комнаты, два кресла с провалившимися сиденьями и стол, застеленный выцветшей клеёнкой. На подоконнике грелся на последнем осеннем солнце рыжий кот, настоящий богатырь с потрёпанными ушами и взглядом опытного бойца. У меня мелькнула мысль, что я уже видел такого сегодня, но тот был человеком, седым и в костюме.

— А это Рыжик, — кивнула бабушка в его сторону. — Можешь о нём заботиться, а можешь выгнать в шею. Но мышей и крыс он ловит. Да так, что когда тут всех передушит, к соседям бегает работу делать.

Кот лениво открыл один глаз, оценивающе посмотрел на меня и снова его прикрыл.

Я осмотрел дом, заглянул в крошечную спаленку и в подвал, где стояли банки с соленьями. Всё было просто, крепко и дышало таким спокойствием, какого я не ощущал, кажется, никогда. Идеальное место, чтобы залечить раны и спрятаться от всего мира. Дом был тёплый, а это самое главное.

— Беру, — сказал я, доставая из карта пачку купюр. — Вот за первый месяц.

Анна Петровна, не пересчитывая, аккуратно убрала деньги в складки своей безрукавки.

— Ключи на гвозде. Дрова в сарае. Соседи не пьют, сами бывшие военные. Если что — стучи к ним. Вода подведена, отопление центральное и когда отключают, как сейчас, — печное. За коммуналку тоже ты платить будешь, счета я буду скидывать тебе по Ватсапу.

И тут в кармане зазвонил телефон. Я посмотрел на экран, наблюдая номер. Сердце на мгновение ёкнуло — опять они? Но я поднял трубку.

— Слав? Это я, Ира! — раздался её голос, и в нём слышались и радость, и слёзы. — Это мой новый номер! Я только что от чекистов… меня отпустили! Так быстро, я даже не поняла как. Следователь… можно сказать, за меня всё написал, мне только подписать надо было… Я дома. Но мне… мне страшно. Одной. Ты не мог бы… приехать?

— В течение часа буду, — без раздумий ответил я, глядя на старую бабушку и её рыжего кота. Одна проблема сменяла другую. Но это была та проблема, решать которую я был готов хоть сейчас.

— Ну, прощай, дорогой человек, беспокоить не буду, деньги за месяц можешь мне по этому номеру слать. Тебе договор нужен? — спросила она меня.

— Нет, не нужен, — покачал я головой.

И, провожая её взглядом, я увидел, как закрывается калитка, слева от которой было самое место для почтового ящика. И так: сегодня суббота, поздний вечер, у меня смена только во вторник. В понедельник у меня поход в клуб «Аурум», а воскресенье я могу потратить на то, чтобы отдохнуть и перевезти вещи. Но тут в стекло дома что-то ударилось, и я нагнулся, мало ли, слыша, как быстро удаляется машина.

Что за чёрт? — я выключил свет и, также пригнувшись, вышел, наблюдая, как у окна лежит пластиковый конверт, больше похожий на маленький пакет. Была бы граната — уже бы взорвалась, хотели бы убить — жахнули бы из «Мухи». Я подошёл к пакету, осматривая его, он прилетел так тяжело, что в нём было что-то тяжёлое. И, взяв его, я вернулся в дом, пребывая в нерешительности, открывать или нет? И решение было принято на выдохе резко, словно я был сапёром и резал неизвестный мне провод у найденного СВУ. Хотя найденные СВУ лучше вообще не трогать, но пакет был уже у меня в руках, а в кармане пиликнул сотовый. И я остановился. Осознавая, что сегодня мир меня буквально награждал новостями: и пакет, и сообщение, что же будет завтра? И доживу ли я до этого завтра?

Глава 2 Ликвидировать

Вернувшись, я первым делом обошёл все комнаты, все две: зал и спальню, кухня с печкой она же коридор и туалет с ванной не в счёт. Заглянул в подпол через люк в полу и нашёл калиточку с лестницей из сеней на крышу. За всем этим наблюдал Рыжик с невозмутимым видом, умывался на кухонном столе, бросив на меня короткий оценивающий взгляд. Похоже, он уже понял, что я новый двуногий источник тепла и еды. Миски с едой и водой у кота были, а вот лотка нигде не было. И в доме не воняло ничем, странное дело, на улицу что ли ходит?

И, усевшись на ветхий диванчик в зале, подальше от окон, выходящих на дорогу, я достал свёрток. Это был плотный серый конверт формата А4. Сверху не было ни имени, ни адреса. Только серая, чуть шершавая поверхность пластика.

Вскрыв конверт лезвием трофейного ножа, я вытащил содержимое. Внутри лежала пачка пятитысячных купюр, тугая и новая, будто только что из банка. И сложенный в несколько раз лист бумаги. А еще белая балаклава в пакетике. Ушки на вязанной шапочке Иры в структуре не оценили и прислали мне новую? И неизвестный ключ.

А на листке печатными буквами говорилось:

Задача: оборудование места жизни.

Список был написан сухим, казённым языком, будто техническое задание:

1. Покупка штор «блэкаут» и установка их на окна.

2. Покупка почтового ящика и установка его.

3. Получение груза по месту геолокации (56.458699, 84.995472). Вместе груза оставить оружие, изъятое в последнем бою.

4. Закупить на маркетплейсе средства индивидуальной защиты скрытого ношения.

5. Приобретение компьютера и комплектующих к нему с параметрами не ниже (Intel Core i7–7700, RAM 32 ГБ, SSD 1024 ГБ, AMD Radeon RX 580 (8 Гб)).

Параметры, значения которых не понимал в упор, я просто выпишу и докопаюсь до продавца в магазине.

6. Подключение места базирования к сети интернет.

7. Оборудовать периметр места базирования системой видеонаблюдения от фирмы Xiaomi. Окна и двери оборудовать датчиками открытия. Внутри жилища в каждую комнату установить датчик движения, настроить аппаратно на вес человека.

8. Создать аккаунт и предоставить доступ следующему пользователю (ссылка на аккаунт).

9. В понедельник приехать на Энтузиастов, 7, на трофейной машине, приготовить с собой паспорт и права.

Я перечитал список ещё раз. Всё по делу. Никакой лирики. Никаких намёков на «служение Родине». Просто лист для обустройства норы. Норы, из которой можно вести какую-то деятельность.

И деньги, наличными, на всё это. Я не стал пересчитывать купюры. И так видно, что дали щедро. С запасом.

Внизу, под пунктами, стояла временная метка:

Срок исполнения, 48 часов.

И рекомендации: Деньги не экономить, заботиться о качестве.

«Как раз до моей смены, — машинально прикинул я. — Удобно».

В голове всё встало на свои места с холодной, железной ясностью. Дядя Миша не шутил. Это не просто вербовка с чаем и анекдотами. Это инкорпорация меня в механизм. Меня встроили или встраивали в систему. Не основным колесом в машине, а запаской, на которую, если что, можно рассчитывать. Сначала, конечно, дали почувствовать ИХ силу и всевидение, прикрыв от Зубчихина и избавив от сложностей бюрократии Иру. Потом показали, что знают обо мне больше, чем следует. А теперь выдали первый рабочий инструмент и задание.

Право на три отказа в год? Звучало почти благородно, не по-чекистски, которых постоянно указывали в постперестроечных фильмах какими-то зверьми. Уверен, что проверки на лояльность еще будут. А это первое задание — как обучение в играх, специально для зуммера Кузнецова. Посмотрят, как я справлюсь с обустройством быта. Если справлюсь — дадут что-то посерьёзнее.

Я еще раз посмотрел на список. Шторы «блэкаут». Чтобы скрыть от посторонних глаз, что происходит внутри. Почтовый ящик. Для получения следующих конвертов. Сдать оружие — значит, полностью отрезать себя от прошлых методов, перейти на ИХ снабжение. Компьютер, интернет, видеонаблюдение — создать защищённый центр для связи и работы.

Всё логично. Всё правильно.

И всё это нужно было сделать за двое суток, параллельно решая проблемы с Ирой, перевозом вещей и выходом на смену. Я собрал деньги и листок обратно в конверт и спрятал его в подпол, и уже хотел вылезать по лестнице, как Рыжик мявкнул.

— Ты что тут делаешь? — спросил я его, видя, как зверь стоит на досках в подполье. Кстати, тут виднелась и вентиляция, решетчатые дыры в фундаменте, идущие прямо наружу. Сойдут за бойницы.

И, взяв наблюдавшего за моими телодвижениями кота, я вышел из подпола, закрыв его тяжёлым деревянным люком, окрашенным, как и весь пол тут, в алое.

«Ладно, — подумал я, глядя в тёмное окно, за которым скрывался недружелюбный мир. — Начнём со штор и ящика».

Но пункт 9…, а паспорт мой всё еще на Макрушино, а прав у Кузнецова отродясь не было. Придётся ездить без прав. Или сказать об этом чекистам, пусть думают, что с этим делать.

Я достал телефон и увидел, что там еще несколько сообщений от Иры, и, отписав номеру, с которого звонил Дядя Миша, что у меня нет прав на вождение авто, и получив в ответ смайлик с наложенной на лицо рукой, я перепарковал машину в гараж, убрав ту с улицы. Взял немного наличных и, развесив форму в стареньком пустом шкафу, я закрыл дом и вызвал такси на Лыткнина, 2, с места моего базирования ул. 350-летия города Златоводска, дом 5.

Такси везло меня сквозь темноту Златоводских улиц прямо до подъезда её многоэтажки. Набрав домофон и поднявшись, я обнаружил, что дверь Иры не заперта. Она меня не встречала. Войдя внутрь, я замер на секунду. В квартире пахло чистотой, каким-то цветочным средством, и пробивался вкусный, согревающий душу запах жареного.

Ира выглянула в коридор. На ней были короткие шорты и просторная серая футболка с загадочной надписью: «Ты не пройдёшь… в мой DD-клуб». Я, конечно, не понял ни слова, но выглядело это на ней мило.

— Привет! — улыбнулась она. — Я тут готовлю. И купила тебе домашнюю одежду. А твоё давай постираем, подождёшь меня, я пока еду доделаю.

Я посмотрел на полочку, там лежали сложенные шорты и футболка-оверсайз. На ней красовался забавный робот и надпись: «404 Error. Girlfriend not found». Честно говоря, смысл был от меня скрыт, но ткань оказалась приятной.

Пока Ира суетилась и закидывала мои вещи в стиральную машину, я переоделся. Неловко было сидеть в её гостях в том, в чём вчера вёл бой и ползал по подполу.

Сам ужин прошёл спокойно. Ира налила себе красного вина, мне — апельсинового сока. На столе оказалась жареная картошка с хрустящим салом, стояли покупные салаты: «Греческий» и какая-то рыба в красной панировке.

— Это — хе, — пояснила Ира, увидев мой взгляд.

Я кивнул, делая вид, что понимаю.

Она болтала, заметно нервничая, выпивая быстрее обычного.

— В ФСБ, — произнесла она, отодвигая тарелку с едой, к которой не прикоснулась, — мне сказали, что главный фигурант… убит. В ходе возникшей среди бандитов ссоры. Есть раненые, которые дают показания.

Я молча кивнул, понимая, чья это работа. Дядя Миша чистил мои хвосты, а моя пуля всё-таки отправила бывшего Иры к его бандитским богам.

— А еще я купила новый телефон, — продолжила она, переключаясь с темы на тему и показывая новый розовенький аппарат. — Хонор, флагман. Меня теперь тошнит от айфонов, после всего этого.

И её взгляд стал серьёзным.

— Слав, а почему ты до сих пор не женат?

Вопрос застал врасплох. Я честно ответил, глядя на сок в стакане:

— До недавнего момента был диким бабником.

Ира улыбнулась, её глаза блеснули сквозь винный хмель.

— Перестанешь быть бабником — приходи. Этот дом, который ты у них отвоевал, теперь и твой дом тоже. И эта девушка, которую ты спас, теперь твоя. Навсегда.

Я улыбнулся. Ира явно перебрала, но в целом было… приятно. Непривычно приятно.

— Ты мне не веришь? — надула она щёчки, заметив мою улыбку.

И, встав, подошла к прихожей и сняла с ключницы ключ с дополнительным брелком от сигнализации.

— Держи. Это теперь твои. На всякий случай. — ключи легли на стол передо мной. Повисла пауза, сквозь которую я слышал, как работает барабан стиральной машины, непривычно тихой, в этом времени научились делать вещи для людей.

А Ира медленно опустилась на колени и так же медленно, мягко ступая по ковру на четвереньках, подошла ко мне. Она проскользила лицом по моим бёдрам и взглянула на меня снизу вверх. Глаза её были серьёзными, почти трезвыми.

— Я потеряла работу, но сохранила жизнь. И судьба подарила мне тебя. Поэтому, мой дорогой друг… — она улыбнулась, и её ладонь нежно коснулась моего поднявшегося через ткань шорт естества. — Если вдруг передумаешь быть бабником, приходи. Тебя тут будет ждать рабыня на кухне, шлюха в постели и леди в любом обществе. А если не передумаешь… — её улыбка стала хитрой и вызывающей, — то я бы посмотрела на ту, кто со мной сравнится.

Она улыбнулась мне и, оттянув резинку моих новых шорт, поглотила меня.

* * *

Я проснулся глубокой ночью, под самое утро. Недосып на сменах научил меня высыпаться урывками. Рядом лежала обнажённая Ира, оставив руку на моей груди, исполняя сегодня роль «шлюхи в постели». Я нежно погладил её по волосам и аккуратно выбрался из-под одеяла. Переоделся в своё чистое, которое было развешано на специальной раскладной сушилке после автоматической сушки. Именно на эти дела Ира прерывалась сегодня ночью, давая мне отдыхать.

И, написав на телефоне ей сообщение: «Уехал по делам, если что — пиши», — я вышел из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь.

На улице было еще темно, и, вызвав такси обратно, на улицу 350-летия Златоводска, 5, я принялся ждать.

На ум почему-то пришла песня про дельфина и русалку, но больной юношеский ум Кузнецова уже переделывал её, получилось странно: Стрипуха и киллер, они если честно не пара, не пара, не пара…

Стоя у подъезда, где меня еще недавно задерживали опера из ОСБ, я думал, а ведь и правда, в этой жизни я ведь первый раз поучаствовал в перестрелке. И не прав мозг Кузнецова хотя бы в том, что я не киллер, киллер это же убийца за деньги, а вчера я убивал, освобождая друга, да, друга-женщину, но друга же…

Да и Ира говорит, что завязала, её слова мы конечно проверим временем, и кто я такой, чтобы, во-первых, не доверять боевой подруге, а во-вторых, это как бы её жизнь. Хотя я бы не хотел, чтобы моя девушка танцевала на публику. Прикинув в душе, кем я всё-таки считаю Иру, я понял, что мне не всё равно, и дружба дружбой, но танцем своим торговать я ей больше не дам, по крайней мере, пока мы типа встречаемся.

Вот ты, Кузнецов Слава, такой умный, а скажи-ка мне, как сержант майору, с кем должен жить киллер, кроме как не со стрипухой? В свою службу в 90-тых я встречал жуликов, которые со шлюхами жили. И не мудрено, даже на самом дне всё равно нужен кто-то тёплый под бок. А я, Слава, не на дне. Я работаю на Родину, как уж умею. И если в конверте вдруг окажется бандит какой, то задачу я выполню, и не за деньги, я же не киллер, а просто потому, что иногда и добро должно быть с кулаками.

Во двор завернула машина, освещая меня фарами. Моё такси до нового дома с питомцем не шибко-то спешило меня забрать. Я поймал себя на мысли, что в возрасте Славы я так, как сейчас, не думал, а после Афгана и начала Чеченской кампании всё как-то стало проще… Если есть урод какой, и я точно знаю, что он урод, то зачем бумагу марать, если можно его ликвидировать. И тут до меня дошло. Именно на это мне и дали три права на отказ от задания. Мне предоставляли право самому, как этакому полевому судье, решать, виноват человек или нет. Без этих всех ходатайств и сотрясания тоннами бумаг, собирания консилиума из правоохранителей ради одного единственного гада.

Тут главное с этой службой самому уродом не стать. Предложи мне дядя Миша эту работу в 90-тых, я б с радостью согласился, тогда столько зла было, что и 1000 таких, как я, не справились бы. Проверяли ли моё личное дело перед вербовкой? Или это новый способ работать с нынешним поколением? Забавно будет, если, как-нибудь отказавшись от четвёртого контракта в году, ко мне самому придёт парень с ружьём в белой балаклаве. И, поймав себя на мысли, что негативлю, я сел в такси.

Такси вернуло меня в мои новые владения, что теперь значится в чекистских бумагах как «место базирования». В доме было тихо, пусто и прохладно. Рыжик, услышав скрип двери, вышел из зала, потянулся, изогнув спину дугой, и издал короткое, требовательное «мяу». Вид у него был такой, будто он не спал всю ночь, терпеливо дожидаясь своего двуногого слугу.

— Скоро разберёмся с твоим пайком, поставим на довольствие. — пробурчал я, включая свет.

Но сначала — дела. Спать не хотелось больше категорически. В висках стучало адреналиновое похмелье после вчерашнего дня и странной, пьяной нежности Иры. Мозг требовал действий.

И, достав телефон, нашёл в памяти координаты из списка — (56.458699, 84.995472) — и вбил их в «Яндекс-Карты». Синяя булавка упёрлась в участок леса прямо через дорогу, метров через триста от моего дома. Удобно. Не придётся никуда ехать.

Выйдя на улицу, я стал свидетелем свиста ветра в проводах ЛЭП. Ночь казалась глухой, ни тебе машин, ни людей. Только ветер пел в проводах и шелестя ветками деревьев, да где-то вдалеке лаяла собака. Войдя в гараж, я открыл бэху и достал оттуда пакет с оружием, протёр все стволы тряпочкой от отпечатков и биологии Иры, я положил туда еще и пакет с наркотой, мне-то он не нужен, а чекисты применят или утилизируют.

Перейдя пустынную дорогу, я нырнул в лес. Под ногами хрустел прошлогодний лист и всякая другая начинка лесного ковра. Карта на телефоне вела меня с пугающей точностью. Я шёл по азимуту, отключив внутреннего паникёра, который опасался, что это ловушка. Что что-то может случиться. Но вокруг была только ночная тишина и лес.

Вот и сосна, одинокая, чуть поодаль от остальных. У её корней — едва заметный бугорок, припорошенный листвой и прикрытый куском старой, облупившейся зеленоватой фанеры. Я отбросил фанеру в сторону и руками, в перчатках, начал разгребать холодную землю. Неглубоко, сантиметров десять, пока мои пальцы не наткнулись на металл.

Через пару минут извлёк из ямы железный короб, чуть меньше 14-дюймового монитора. Он был тяжеленный, прохладный на ощупь, покрытый тёмной, почти чёрной краской. На передней панели — массивный висячий замок. На задней — широкое прямоугольное отверстие, как копилка для конвертов, и петли, на которых этот сейф должен крепиться к стене.

Я положил короб на землю, а на его место, в яму, водрузил пакет с трофеями. Прикрыл всё той же фанерой, сверху забросал листьями и хворостом. Получилось даже аккуратнее, чем было. Теперь это была не моя головная боль, а головная боль дяди Миши и его конторы.

С коробом в руках я тем же путём вернулся домой. Рыжик встретил меня на крыльце, как сторожевой пёс.

— Как ты вышел? — спросил я его, но он не удостоил меня мявка. Ладно, потом разберусь, сначала дела.

Войдя внутрь, я первым делом запер дверь и пошёл в крошечную ванную с туалетом. Тщательно вымыл руки, смывая с них земляную грязь и пыль. Потом умыл лицо, пытаясь смыть и остатки недавнего сна. Стало немного бодрее.

Вернувшись в зал, я поставил ящик на стол. Сейф был невелик, но вес имел солидный. Чёрный, матовый, с петлями для креплений и с замком. Я потрогал его пальцем, оценивая вес и качество.

И тут я вспомнил. Ключ. Мне же дали ключ. В том самом сером конверте, вместе с деньгами и списком, он лежал, ничем не примечательный, маленький. Я полез в подпол, достал конверт и вытряхнул его содержимое на стол. Среди пачки купюр и листа с заданием на пол упал тот самый ключ. Простой, стальной, с мелкой насечкой.

Подобрав его и ощущая лёгкое покалывание в кончиках пальцев, я вставил его в замок и провернул. Сердце застучало чуть чаще. Что внутри? Оружие? Документы? Деньги? Следующее задание?

Раздался металлический щелчок, и, убирая замок, я потянул на себя массивную крышку сейфа.

А внутри, аккуратно уложенные в сером поролоне, лежали: Деньги.

Снова деньги, мне их что, солить? Было и оружие. Я взял в руки ствол, это был пистолет Стечкина, с магазином на 20 патронов и два доп. магазина к нему. Если хотели мне дать что-то убойное и маленькое, есть же Кедр, или Кипарис, но к Стечкину была и банка глушителя, и отдельный ствол-переходник, удлиняющий штатную конструкцию ствола. Приклада к АПСу не было. Зато был листок, сложенный пополам. Снова задание?

И только я начал его разворачивать, как первое слово обожгло, словно кипятком, на «шапке» документа крупными буквами было написано: ЛИКВИДИРОВАТЬ…

Глава 3 Объект

Развернутый листок не был похож на предыдущее сухое техническое задание. В моих руках лежала ёмкая досье-выписка:

ЛИКВИДИРОВАТЬ

Объект: Кротов Василий Игнатьевич, тюремная кличка «Крот».

Дата рождения: 12.04.1961

Место проживания: г. Златоводск, ул. Нахимова, 8/4, кв. 14.

Приговор: Осужден в 1994 году по ст. 131 ч.4 п. б УК РФ (Изнасилование потерпевшей, не достигшей четырнадцатилетнего возраста,), ст. 132 ч.1 УК РФ (Насильственные действия сексуального характера) осуждён к 20 годам лишения свободы. Отбывал срок в колонии строгого режима «Янтарная-4».

Справка: Освободился в 2014 году. По официальным данным, работает сторожем на заброшенном овощехранилище. По неофициальным — продолжает представлять социальную опасность. В поле зрения попал в связи с расследованием серии исчезновений несовершеннолетних из неблагополучных семей в Кировском и Советском районах за последние 3 года. Прямых доказательств нет. Официальные органы интереса к объекту не проявляют ввиду отсутствия улик.

Внешние параметры:

Рост: 178 см

Вес: ~90 кг

Телосложение: Полное, рыхлое, с признаками мышечной атрофии и дряблости. Сутулая осанка.

Описание лица:

Форма: Овальное, обрюзгшее, с одутловатыми щеками и тяжелым, отвислым подбородком.

Кожа: Землисто-серого оттенка, с крупными порами и признаками купероза на носу и щеках.

Левый глаз: Полностью закрыт бельмом (лейкома) молочно-белого цвета. Над этим глазом, рассекая бровь по диагонали, проходит старый, багрово-синий гипертрофированный шрам длиной ~4 см.

Правый глаз: Глаз серого цвета, маленький, глубоко посаженный. Взгляд бегающий, затравленный.

Волосы: Жирные, редкие, темно-пепельного цвета с обильной сединой, зачёсаны на лысеющую макушку.

Особые приметы:

Хромота на левую ногу (последствие бытовой травмы в колонии).

Шрам над левым глазом с сопутствующим бельмом.

Татуировки: на ягодицах — два чёрта с лопатами; на указательном пальце левой руки — чёрный «перстень» с белой диагональной полосой и тремя точками; на правой стороне шеи — четырёхзубая корона с карточными мастями на зубцах.

Срок исполнения: 72 часа.

Рекомендации: Использовать предоставленные средства. Действия максимально скрыть под бытовую драку или самоубийство. Внимание: объект труслив, может быть вооружён.

Я перечитал текст ещё раз, потом ещё. Бумага в руках ощущалась невероятно тяжёлой. Не то что техническое задание по обустройству быта. Конкретный человек. С послужным таким, что его нельзя было выпускать на свободу, но наш суд — самый справедливый суд в мире. И, похоже, эта тварь, вышедшая на свободу и, судя по заказу для меня, не исправилась. Ну что ж, выясним…

В горле встал ком. Нет, не от страха, а от другого чувства, старого, знакомого по тем самым 90-м. Горячей, ядовитой ненависти. Именно на таких в своей первой жизни я тратил больше всего сил, и именно их чаще всего приходилось отпускать из-за дырок в законах или банального бюрократического бардака.

«Право на три отказа в год…» — пронеслись в голове слова дяди Миши. Я посмотрел на фотографию, распечатанную на том же листе. Обрюзгшее лицо с маленькими, заплывшими глазками.

Отказываться? Нет. Ни в коем случае. И, похоже, это не просто «квест». Это моя проверка на профпригодность. И они знали, на какую кнопку нажать. Они подсунули мне цель, против которой моя душа не просто не возражала, а требовала действия. А кто бы не требовал?

Я медленно опустил листок на стол и взял в руки Стечкин. Холодный и ухватистый, идеально сбалансированный. Глушитель с резьбой под ствол-переходник намекал на то, что «Контора» ценит меня и мою безопасность. Чтобы я как можно дольше работал и гады бесследно исчезли с улиц города. Но сегодня задача не для этого крепыша, в приказе чётко указано — бытовая драка или самоубийство. Что, если я нарушу рекомендацию и просто застрелю урода? Вместо конверта в окно кинут скворечник? В стиле Дона Корлеоне с уже мёртвым скворцом? Я улыбнулся. Знала бы мама Кузнецова, что он снова идёт убивать. А если бы и знала, она бы заботливо спрашивала сына: «Славик, а ты маску надел, а бронежилет?» Надо будет, кстати, выучить его легенду, а то спалюсь ненароком.

Рыжик, запрыгнув на стол, потянулся к листку, понюхал его и, фыркнув, отошёл, как будто учуял что-то неприятное.

— Чуешь, да? — тихо произнёс я, смотря в патронник Стечкина, оттягивая затвор. — Вот и я чую.

Адреналин снова заструился по венам, но теперь это была не готовность к бою, как в кальянной, а холодная, сфокусированная решимость. Моя охота началась. Точнее, пока что расследование.

Первым делом — разведка. Улица Нахимова, мой район, рядом с Лагерным садом. Пустующая овощебаза на Московском тракте, почти у самого моста через Томь. Далее шёл частный сектор. Идеальное логово для такого зверя.

Я спрятал оружие и патроны в подпол, посмотрев на сейф, который еще предстоит прикрепить и замаскировать под ящик. Деньги из конверта и из сейфа сложил вместе. Теперь у меня был серьёзный оперативный бюджет.

Затем, достал телефон, я открыл браузер. И первым делом я вбил в поиск: «Исчез подросток/ребёнок Златоводск».

Поиск выдал скудные результаты. Парочка статей в старых местных пабликах о том, что «подростки ушли из дома и не вернулись». Комментарии самых добрых людей сводились к «сами виноваты» и «в наше время молодёжь пошла не та». Комментаторы такие комментаторы, чего хорошего никогда не напишут, а вот плохого — завсегда! Но никакой общественной паники не было, ушли — да ушли. Как будто несколько детей просто растворились в воздухе. И, походу, никто, кроме «Конторы», не связал это в одну цепь. И не прицепил на её конец фамилию Кротов. Ну правильно, мало ли уродов по миру, всех не проверишь. Я помню, у оперов наших была поговорка: как только ты начинаешь пытать жулика, пути два — либо он садится, либо ты. А что сейчас? Наверно пришёл участковый, спросил: «Кротов, случайно не ты?» А он ему такой: «Да ты чё, начальник, я своё уже отсидел!»

Я выключил телефон. Всё стало на свои места. Это была не задача по ликвидации. Это был заказ на расследование с последующим правосудием. То самое, о котором я и мечтать не мог в своей первой жизни. Кроме того, тут явно по выполнению данной миссии будут оценивать и меня, давать ли мне бездумные задачи на ликвидацию, или сложные дела, где нужен мой боевой и оперативный опыт.

«Вторую жизнь надо использовать полезней, чем первую». Слова, которые я сам себе сказал, прозвучали в голове с новой силой. Ну что ж. Начнём с самого очевидного зла.

Взяв часть наличных, рюкзак, в который положил наручники, резиновые перчатки и белую балаклаву и, на всякий случай, удостоверение, я вышел из дома. Я решил, что сначала пойду наказывать, а уже потом обустраивать быт. А по пути я думал решить, как именно исчезнет Василий Игнатьевич по кличке «Крот» и достоин ли он исчезновения за старые грехи или уже успел натворить новых.

И, глядя на черно-серое, предрассветное небо Златоводска, я впервые за эту новую жизнь почувствовал, что нахожусь на своём месте. В карманах был сотовый и нож-складник, ключ от дома. И, застегнув костюм СССР под горло, я легко побежал. Просто потому что атлетика тела Кузнецова мне совсем не нравилась и её надо было тренировать, а когда еще, с моим-то графиком. Можно не уметь драться, можно не уметь хорошо стрелять, но подвижность должна быть на высшем уровне. Чтобы сэкономить время, я побежал через ЖД пути, вернее через целую вокзальную паутину продольных рельс со шпалами, с тянущимися над ними проводами, и выбежал на привокзальную площадь, где ЖД вокзал соседствовал с автовокзалом. Было еще темно, но на улице уже собирались люди, ожидающие автобуса.

А водители-частники, как их называли в моё время, кучковались у главного входа автовокзала, выкрикивая, словно чайки, название населённых пунктов: Курлек, Каргасок, Новосибирск, Бакчар недорого!

Я бежал мимо, мимикрируя под спортсмена, бежал медленней, чем мог, ведь впереди еще много точек, на которые нужно посмотреть. Магазины еще не открылись, а с маркетплейсом я еще не разобрался. Надо будет наушники купить для бега, чтоб не скучно было. Вдыхая еще чистый воздух просыпающегося города, я рассуждал по заданию по ликвидации: отбросим виновность Крота за прошлые деяния, если Контора выписала на него заказ, значит, он виновен и должен быть устранён. Виновен ли он в других делах? Вот что надо выяснить. Потому, как родителям в неблагополучных семьях может быть и всё равно на детей, даже зная, что их дитё пропало без вести. Что говорить, бывают семьи, когда исчезающий ребёнок воспринимается как облегчение. И первым делом, расследуя такие дела об исчезновении, правильнее искать не маньяка, а подозревать самых, что ни на есть, близких людей.

«Ой, найдите мою жену, она исчезла!!!» — заявляет подозреваемый муж.

А опер ему такой и говорит: — А почему она перед тем, как исчезнуть, вам на карту 30 тысяч перевела?

И тот начинает елозить, сочинять… Тут главное — додавить, предложить полиграф, если ему скрывать нечего, а по пути на полиграф стращать, как бывает плохо людям, которые не сотрудничают с правосудием. И вот ОН колится, мол, супругу убил в результате бытовой пьяной ссоры, и расчленил, а потом та лежала в ванной, и ОН её неделю по городу ездил, распихивал по мусорным бакам.

Чем плохо выпускать детских насильников? Да потому что, если до тюрьмы он как-то испытывал к своим жертвам какое-то сострадание, которое не может быть без влечения, то после тюрьмы его деяния перестают воспринимать романтику в схемы «украл — выпил — в тюрьму». Ведь в тюрьме всем несладко, а насильникам и того хуже.

И вот педофил не просто насилует, он убивает свою жертву и избавляется от тела, да так, чтобы не нашли. Но для такого деяния нужно место. Где ЕГО не потревожат, где ОН может всё это провернуть. И ведь ОН знает, что за ним придут. Первым делом его будет отрабатывать участковый уполномоченный, домой придёт, может даже с кинологом. И потому это у Крота — если он виновен в новых эпизодах — не дом. Хотя…

А если это не дом, то участковый с кинологом обломятся, наталкиваясь на статью 51, и всеобщее отрицание всего. Вам, мусора, надо, вы и ищите, а я перед законом чист.

Я бежал по Елизаровых, где утренние фонари освещали только одну сторону проезжей части, а уже она делилась светом со всей улицей. Власти Златоводска, видимо, подумали, что для одной из центральных улиц будет достаточно и одной освещённой стороны.

Пробежав мимо Ленты, мимо «Вкусно— и точка», я повернул на Нахимова. Мимо меня плавно проплывали дом Иры (прилегающей улицы Лыткина), Первый лицей, кафеха ресторанного типа «Ай да баран», Кировское РОВД, Тюрьма, Третья горбольница, какой-то уличный бар, закрытая бургерная «Молчание Ягнят», магазин «Оружие», и вот, наконец, адрес места жительства цели. Ну, поехали!

И я надел перчатки и набрал номер его квартиры на домофоне. Тишина. Потом еще несколько номеров, и меня постигла та же история. Но выходящий из подъезда хмурый мужичок дал мне доступ в подъезд, и я поднялся к 14-й квартире и позвонил, а потом и постучал. Прислонившись ухом, я понял, что дома никого нет. Дверь была старая, еще деревянная, висящая на двух петлях и на деревянном дверном косяке, мало того, в ней были щели, ведущие внутрь, такие выбиваются с пинка, но цели дома не было, я посмотрел в скважину. И не увидел ничего.

— А вы к кому? — спросил меня женский голос из двери справа, кто бы это ни был, он видел меня в глазок.

— Здравствуйте, я к Кротову Василию Игнатьевичу по поводу долга. — ответил предложенной мозгом Кузнецова схемой я, вступая в коммуникацию (сам Слава это почему-то называл «скриптом»).

— А вы из коллекторского агентства? — спросили у меня.

— Да, именно. А вы не знаете, когда он дома будет?

— Не знаю, как и не знаю, кто ему кредиты выдаёт еще. Он же прощелыга!

— А где он сейчас, не знаете? — спросил снова я.

— На овощебазе на своей. Наверное, только денег у него нет и не будет. Зря сходите.

— Спасибо, что сказали. Ну, на овощебазу я не пойду, я сюда еще позже зайду, а у себя помечу, что человек неблагонадёжный. — ответил я и пошёл вниз.

А спустившись на улицу, побежал дальше. Овощебаза, значит. До неё еще два километра, а я изрядно уже вымок. На теле выступила та самая биология, которая может меня выдать в любой момент, при контакте с целью. Тело-то будут обследовать, особенно если инсценировать пьяную ссору, значит, ссора отменяется.

Пробежав последние метры по щебню обочины, я затормозил у забора. Впереди, за ржавой сеткой-рабицей, тянувшейся куда-то вдаль, виднелась территория бывшей овощебазы. Гигантские призраки складов с выбитыми стеклами, покосившиеся сараи и полуразобранные конвейеры. В воздухе висела сладковато-горькая пыль тления и где-то близко, за грудой шлакоблоков, доносилось хриплое бормотание радио, мало того, на территории виднелась бытовка с горящим из окна светом.

Я обошел периметр, отыскивая точку входа, чтобы не лезть через забор снова. Камер тут не было. Видимо, вся охрана заключалась в нанятом для его миссии сторожем и, возможно, в паре прикормленных псов, но их лай я бы уже услышал. А в самом углу периметра в кустах, рабица чуть отходила от столба и зияла дыра.

Достав из кармана белую балаклаву, я натянул ее на голову. Мир сузился до прорези для глаз. Потом — перчатки. Моя мокрая кожа прилипла к резине, и теперь они ощущались как влитые. Глубокий вдох-выдох — и я бесшумно проскользнул внутрь периметра, подбираясь к сторожке. И, заглянув внутрь через окно, увидел похожего по описаниям человека, он сидел на стуле за столом. В руках Крот держал мобильник, на котором крутилось какое-то динамичное видео, на столе — пластиковая бутылка с чем-то мутным. Его хромота была видна даже в сидячей позе — левая нога вывернута неестественно и отведена в сторону.

Я ждал некоторое время, наблюдая, пока он насмотрится своих видосов и, кряхтя, поднимаясь на больную ногу, пойдёт в сторону выхода из бытовки. И я двинулся за ним вдоль стены, снаружи.

Крот вышел, кашлянул и сплюнул, и, отойдя пару шагов, он приспустил штаны и замер в звуке журчащего ручья. Я хотел атаковать сразу, но ждал, не возиться же с обоссанным, и когда преступник закончил своё мокрое дело, я ударил кулаком в затылок. И, подхватив рухнувшее вперёд тело, потащил его назад в бытовку. Туда, где он устроил себе настоящую нору, тут была железная кровать с металлическими спинками, стол и пара стульев возле. У самого выхода на тумбочке стоял чайник, на столе пачка сигарет, сотовый, бутылка с неизвестной жижей. В углу инструмент: лопата, метла, коробка со всякой всячиной, из которой торчали толстые пластиковые хомуты.

Там я положил его на стул и стянул ему ноги стяжками, закрепив на задней спинке кровати, руки же заковал в наручники, продев их через верхнее изголовье кровати. А в рот засунул кляп и, дождавшись, пока клиент придёт в себя, заглянул в его широкие от ужаса и непонимания глаза, а по факту — один глаз, пялящийся на мою белую, безликую маску.

— Вот так, наверное, и дети на тебя смотрели, когда ты их насиловал? — проговорил я. — А ты, тварь, лыбился и издевался над ними, да?

Он замотал головой, захлебываясь соплями и слюной.

— Но правосудие пришло, и ты можешь всё мне рассказать. Скажи, куда дел тела детей, которых замучил последними? — проговорил я, видя, что клиент еще не готов.

— Дети, — тихо сказал я, и мой голос под маской прозвучал чужим и металлическим. — Где дети?

Он снова затряс головой, мыча что-то невнятное. Испуганный, тупой отказ взаимодействовать.

Я вздохнул. Но иного пути не было. Я пошёл к коробке, откуда были взяты хомуты, и достал оттуда плоскую ржавую отвёртку и плоскогубцы. Взвесив оба инструмента в руках. Плойки и утюга не было, зато был чайник. Но кипяток в роток не добавляет к красноречию. А мне нужно, чтобы он говорил.

Я сел рядом с его ногами. Снимая левый ботинок. Грубый и стоптанный. Я прижал его голень стопой к кровати, а плоскогубцами взял его мизинец прямо через чёрный дырявый носок и резко повернул в бок. Сустав под таким углом еще никогда не сгибался. Раздался хруст кости и приглушённый кляпом вопль. Все его тело Крота затряслось в конвульсиях. В попытках вырваться, а наручники звякали об железо кровати.

— Где дети? — повторил я с прежней ледяной спокойностью. — Которых ты задушегубил.

Далее были мычание и слезы, отрицательные качания головой. И я перешел на следующий палец. Раздался еще один короткий хруст. На этот раз он закатил глаза и выключился.

Я ждал этого и снова подождал, пока «тело» придёт в себя. В следующий раз возьму с собой нашатырь и что-нибудь для сердца.

— Третий, — сообщил я и снова сжал плоскогубцы.

Он забился, заурчал, пытаясь вырвать голову. Его взгляд умолял. Я не видел в этом взгляде ничего, кроме страха животного, пойманного в капкан. Ни раскаяния, ни понимания. Только инстинктивный ужас.

— Где дети? — спокойно повторил я, снова перемещая инструмент к ноге.

В его горле что-то клокотало. Он судорожно кивнул. И я медленно вынул кляп.

— Я участковому уже сказал, что это не я! — завопил он, а кляп снова вернулся в его поганый рот.

— А знаешь, я тебе верю! Ведь твой глаз не может врать!

И третий палец его ноги резко посмотрел в сторону, а койка снова заходила ходуном.

— Ты, когда в хату впервые входил, на вопрос «вилкой в глаз или в жопу раз», решил оба варианта попробовать? — спросил я, беря в щипцы четвёртый палец.

А у меня в голове на мгновение пронеслась мысль, а что, если он и правда не виноват? И я сейчас просто пытаю бывшего педофила… Да не, отмахнулся я от этой мысли, педофилы, как и гомосеки, бывшими не бывают. И я взглянул на его сотовый, который мирно лежал на столе вниз экраном светился в показывании вниз какой-то картинки. Ну-ка, что там?

Глава 4 Первый скворечник

Я поднял телефон и приложил к экрану палец Крота, и видео начало проигрываться заново.

И от увиденного в моих ушах зашумело так, что я совсем не слышал звукового ряда, я не слышал, как тварь говорит с ребёнком, какие аргументы оно приводит, пока девочка в летнем платьице, снимаемая на телефон, играет на детской площадке совершенно одна, а потом видео оборвалось. И чтобы удостовериться, я открыл новостной сайт, на котором было фото потеряшки. На жизнерадостной фотографии сводки и том видео с телефона «объекта» была одна и та же девчушка.

Я положил сотовый на стол. Внутри всё кипело, и видео тоже не было прямым доказательством, но они мне и не были нужны. И я достал нож и приставил остриё к виску Кротова.

— Я тебя завалю сейчас, и это будет ещё по-божески. — прорычал я.

— Не надо, я всё скажу!!! — завопил он, выплёвывая кляп.

— Говори, — произнёс я скрипя зубами.

— Обещай, что не убьёшь, — заскулил он.

Секунду я колебался между тем, чтобы поддаться эмоциям и воткнуть нож в голову, и тем чтобы идти до конца в своём расследовании.

— Обещаю не убивать, если всё расскажешь и покажешь, — произнёс я, включая камеру на своём сотовом и снимая Крота крупным планом.

— Я её… закопал… — выдохнул он, захлёбываясь слезами и слюной. — Здесь… на территории… За… за старой мусоркой… за синим гаражом…

«Чтобы собака не учуяла», — мелькнула у меня мысль. Слишком общее описание. Я снова приставил нож к его голове.

И он, рыдая, описал кучу подробностей, торчащую из земли арматуру и пень срезанной берёзы и стоящую на месте захоронения тележку с застывшим в ней бетоном. Я встал, взял из угла старую, ржавую лопату и вышел.

Снимая свой путь на видео, я не думал ни о чём.

Место он описал точно. Потребовалось не больше двух минут, чтобы лопата уткнулась во что-то мягкое и упругое. Я расчистил яму свободной рукой, ведя свою страшную хронику. Внизу был свёрток, грязный целлофан. Я развернул край. И… Трупов и частей тел я видел в прошлой жизни много, встречались и детские, и сегодня, к сожалению, был такой же случай. По сравнению с которым найденный в первую смену череп, отполированный ради игры, тихо курил в углу. В свёртке угадывалось маленькое тело.

«Ну что, майор, нашёл, что искал?» — словно бы спросило во мне что-то, оставшееся от гражданского человека. Майор во мне не ответил. А я лишь закрыл глаза, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Потом аккуратно и бережно закрыл целлофан и, зачем-то нанеся на свою грудь крестное знамение, покинул место.

А вернувшись, я снова вставил кляп преступнику в рот.

— Ну что, как я и обещал, я тебя не убью. Но и так я тебя оставить не могу. У нас в Афгане мы заметили, что когда боец получал ранение и жгут по какой-нибудь причине не ослаблялся каждые полчаса, был достаточно высок процент ампутаций. А если же жгут был на конечности слишком долго, от часа и больше, то когда его ослабляли и застоялая кровь попадала в кровоток, человек с большой вероятностью гиб от интоксикации. Радуйся, Крот, ты хотел жизнь, и она тебе будет, если тебе снова повезёт.

Проговорив это, я взял стяжку и затянул её на его левой ноге чуть ниже таза, потом взял вторую и наложил на правую, далее стяжки легли на плечи каждой из рук.

— Я почему-то сомневаюсь, что за полчаса к тебе успеют, я почему-то сомневаюсь, что и за час. Но когда к тебе кто-нибудь придёт, не забудь сказать ему, чтоб вызвал скорую, и тогда они, ампутировав тебе ноги и руки, сохранят жизнь, как ты и хотел. Но это ещё не всё…

С этими словами я снял с него штаны и воняющие говном трусы и затянул стяжку на сморщенном от страха члене и яйцах, произнеся: — Тебя ждёт уникальная жизнь, без рук, ног и хера. Наслаждайся. А девочка эта, — я ткнул пальцем на лежащий на столе сотовый, — пусть тебе снится и играет с твоими конечностями в той песочнице.

Сделав фото казнённого мной зарёванного педофила, я подождал, пока руки у него онемеют, и снял свои наручники, поменяв их на ещё пару стяжек. А сам ушёл точно таким же путём, как и пришёл, и, за периметром сняв маску с перчатками, направился вверх по улице, уходя с Московского тракта.

Я был уверен, что Крот обречён, а если нет, то я вернусь снова в течение двух суток и добью цель. А пока, пройдя с полчаса, я добрался туда, куда хотел, это была церковь при монастыре, аккурат у трамвайных путей. Я вошёл молча, купил за наличные у бабушки свечку и поставил её напротив иконы, где Богоматерь держит ребёнка. Я не знаю, как это работает, я даже не знаю, правильно ли я крестился на могиле, но мои мысли были направлены в Небо. Я не молился, потому что не умел, но, поставив свечу за упокой всех детей-мучеников, немного постоял стиснув кулаки и до скрежета челюсть. А потом я вышел из Божьего дома прочь, золотые убранства храма показались мне слишком чистыми для такой души, как моя. Возможно, я и переродился тут потому, что на Верху не знали, куда меня девать, с таким послужным за мои две войны.

Я брёл домой через парк буф-сада, возле бывшего дворца пионеров, и вдруг увидел двух школьников, несущих скворечник.

— Ребят, — окликнул я их. — А продайте мне его за 5000 ₽?

И ребята вприпрыжку, получив от меня ценную бумажку, побежали её тратить, и раз бизнес имеет спрос, то, возможно, делать другие скворечники.

Неся его под мышкой, я дошёл до дома и, взобравшись на черёмуху, приколотил его к ней. Ведь задача была замаскировать под самоубийство или бытовую драку. А значит, юридически задание не было выполнено.

Первым делом после миссии я помылся и уже хотел заняться домом, как звонок заставил меня вздрогнуть, Дядя Миша звонил мне на прямую, снова.

— Доброе утро, — взял я трубку.

— Слава, как понимать твой скворечник? У тебя что, рука на безоружного не поднялась? Ну дал бы ему нож!

— Дядь Миш, вскрылись новые обстоятельства…

— Какие на хрен, Слава, обстоятельства, там на человеке клейма негде ставить?..

И я рассказал ему всё и даже скинул видео и фото. Некоторое время в трубке молчали.

— Слав, ты всё правильно сделал. Таких бесов с земли отпускать с руками и ногами нельзя. А скворечник свой сними к чёртовой матери, миссию твою тебе засчитают. И, спасибо тебе.

— За что? — удивился я.

— За то, что девчонку похороним и всю овощебазу с собаками перетрясём, скорее всего, там ещё тела. Спасибо тебе! Ты справился.

— Служу России, — выдохнул я, а на другой стороне повесили трубку.

Настроение было такое, что крокодил не ловился и кокос не рос, первый квест от структуры не выполнялся, всё-таки нервы не железные, а слово, данное спортикам, я нарушать не хотел. И пускай за окном только-только начинался день, я вышел в зал и лёг на диван, замечая, что постельного белья тут тоже нет, но любой диван всегда лучше любых нар. А постельное я потом сюда куплю.

Положив под голову валик, скрученный из покрывала, я закрыл глаза. И что-то мягкое и увесистое запрыгнуло и легло рядом, открыв один глаз, я увидел Рыжика, он лежал рядом и тихо урчал. Точно, еще же корм, так надо список составить, а то я всего не упомню.

Сон накатил сразу, тяжёлый и бездонный. А в этом сне я словно шёл в чёрном грязном киселе, снова и снова пробираясь на ту овощебазу, пока в какой-то момент в этом мороке не возникла точка света. Она росла, произрастая из кучи мусора, поглощая тачку с застывшим в ней бетоном, превращаясь в ослепительную, золотым сиянием сотканную лестницу, что уходила ввысь, в бесконечную лазурь недостижимого неба, до которого если даже будешь иметь крылья, не долететь.

А на лестнице была она. Та самая девчушка. В своём летнем платьице, только теперь оно было чистейшим, словно состояло из солнечного света. Она стояла и смотрела на меня свысока. Смотрела с тихой, безмерной благодарностью. А потом она легко и уверенно пошла наверх. И перед тем как раствориться в сиянии, она обернулась в последний раз и помахала мне рукой.

Я проснулся резко… На груди, сквозь тонкую ткань футболки, лежал и грел Рыжик, собравшись комком, а его мерное урчание было единственным звуком в тишине утреннего дома.

«Но крокодил не ловился, не рос кокос…» — пронеслось в голове обрывком песни. Второй квест от Структуры был выполнен, а вот первый еще нет. Зуммер бы реально рассматривал возможность вывесить второй скворечник, мол, убивать убиваю, но оборудование дома — это ту-матч (слишком — переводя с современного на нормальный язык).

За окном только-только начинался новый день.

И мысленно я стал составлять список: шторы-блэкаут, ящик почтовый, компьютер, корм кошачий, миски, лоток не нужен (надо же, а он, оказывается, и правда на улицу ходит), постельное бельё, подушка, одеяло, наушники для бега, инструменты для установки почтового ящика и сейфа за ним, второй костюм для боевых операций, чтоб не светить везде СССР-овским… Компьютер, маму его за ногу, интернет, умный дом от Xiаomi.

Список рос, наваливаясь тяжёлым, но понятным грузом бытовых забот. И под этот внутренний монолог и под тёплое, размеренное урчание рыжего кота я наконец встал. Продолжая считать дела: Еды купить в холодильник, шмотки от Лёхи привезти. А завтра приехать на Энтузиастов, 7?

Блин, главное — начать это всё разгребать, а то и правда, как зуммер. Хотя Слава Кузнецов им и являлся по году рождения, 16-тое августа 2002 года. Молодой совсем. Что там за окном — начало дня? Надо дождаться 10 утра и ехать, чтобы в пробки не попасть. Опять же, гайцы днём не работают, а как-то больше по вечерам. А пока попробую найти то, что мне нужно, в сети для понимания хотя бы, куда мне ехать.

Надо еще что-нибудь от стресса себе завести. На фоне всех навалившихся на меня событий стрелка, забитая с сыном Зубчихина на подраться на кулаках, казалась детской шалостью. И я залез в телефон и, найдя бойцовский клуб, воспользовавшись зелёным мессенджером, написал их тренеру.

9.00 утра воскресенья — у всех нормальных людей спокойный сон, лишь у ненормальных — отложенная ампутация педофильских конечностей.

«Здравствуйте, хотел у вас позаниматься, давно когда-то тренировался рукопашному бою, но надо всё повторять с нуля». — написал я и, на моё удивление, мне ответили.

«Группа работает ежедневно по будням в 21.00, собой берите шорты, футболку, воду и 450 ₽ денег. Будем рады».

«Я бы хотел позаниматься сегодня и сейчас. Возможно ли это?» — спросил я.

«Братух, а что у тебя за срочность такая, завтра в клетку на чемпионате России?» — внезапно поменялся язык и слог.

Мало того, предложение было составлено с диким количеством опечаток и редактировалось на моих глазах, меняясь и становясь читаемым. Я улыбнулся. Видимо, человек в постели пишет, тоже работает на износ, как и я.

«Непреодолимое желание стать лучше». — написал я.

«Ну, добро». — ответили мне, — «Персональная тренировка в воскресенье стоит 7000 ₽, в субботу 3000, в будние 2000. Оплачиваете, и я приезжаю».

«Через полчаса буду на Комсомольском, 66» — кивнул я, залезая в приложение зелёного банка, и только сейчас я понял, что у меня нет больше безналичных денег.

«Сначала оплата, потом уточняем время и моё прибытие». — написал мне тренер, видимо, тренер.

«Слушай», — написал я, он же сам назвал меня братухой, — «У меня, к сожалению, только нал».

И я взял и сфотографировал две пятитысячные купюры на фоне кота Рыжика.

«Чем докажешь, что ты не фейк и сейчас приедешь?» — спросил у меня тренер.

Я задумался, сначала копаясь в памяти Кузнецова, что такое «фейк», потом думая над доказательством моей реальности, и я придумал, и взял абонемент Саши Шарыхина и сфоткал ему в качестве доказательства.

«Я знаю Сашу».

«Саша хороший спортсмен, давай не через полчаса, хотя сейчас что, воскресенье? Можно и через полчаса. Мне ехать 20 минут. У меня один вопрос».

«Какой?» — насторожился я.

«Ты пу-эр пьёшь?»

«По необходимости». — ответил я и начал собираться.

Взяв с собой пачку денег и удостоверение, так как прав пока нет, им удобней от гайцов отмахиваться, и надев тот самый костюм СССР, который надо будет сегодня поменять, вышел, открыл гараж, выгнал «бэху», закрыл гараж. Интересно, в этом мире есть автоматические открыватели дверей?

И поехал, медленно и неспеша, разрушая легенды о водителях БМВ, показывая поворотники на поворотах и показывая их туда, куда надо.

К клубу я прибыл, естественно, раньше тренера, бойцовский центр находился на балконном здании, кто бы мог подумать, в ДЮСШ по волейболу, немыслимое соседство. Жёлтый сайдинг, пустая парковка показались передо мной, и я вышел из машины и направился в здание. Но здание оказалось закрытым, а вахта пустовала. И, постучав в дверь и никого не дождавшись, принялся ждать. А тем временем за моей спиной припарковался серебристый, старенький джип типа «Ниссан», тонированный вокруг, с слабым затемнением лишь передних стёкол.

Из «Нисана» вышел бородатый мужчина, высокий и крепкий хотя по телосложению всё-таки эктоморф (снова всплыло новое слово от Кузнецова). Мужчина был не Дядя Миша, конечно, но тоже, видно, что боролся и боксировал всю жизнь. На вид ему было лет сорок, и, окинув меня взглядом, он закрыл «Нисан» и направился ко мне.

— Привет, ты мне писал? — спросил он.

— Я, только я без формы. — ответил я.

— Ничего, подберём тебе что-нибудь. Не открывают? — Уточнил он и достал телефон. Точь-в-точь как у Лаечко. И, набрав номер, принялся ждать. — Привет, это Илья с балкона, откройте дверь, я тут у входа стою.

— … —

— Давно еще приватизировал балкон и теперь хожу туда через проходную, в мой личный Калининград. — произнёс он, поясняя, — А тебе что больше надо, бороться или боксировать?

— Мне подготовится к бою. Знаешь Зубчихина? — произнёс я.

— Зубчихин — сложный. — Покачал головой тренер, — У него бесконечные ресурсы, и он может четыре кэмпа в год за границей собирать. Даже твой друг Саша Шарыхин его не осилит.

— И Сашу Шарыхина тоже, завтра на групповой. — признался я.

И тут тренер повернулся ко мне.

— Есть еще те, с кем надо тебе подраться, чтобы я сразу знал, какую технику тебе давать? — спросил он.

— А это важно? Просто научи меня и всё.

— Э нет, это не совсем так работает. Если ты хочешь в целом стать сильнее и бить и бороть — это одна программа, а если тебе под конкретного человека надо подстроиться и его победить — это другая программа.

— В 7 тысяч сегодняшних входит? — уточнил я, улыбаясь.

— Входит, просто ты за эти 7 мог бы два абонемента у меня на пару месяцев купить. Что за срочность у тебя?

— Говоришь так, как тот, у кого аллергия на деньги. — улыбнулся я.

— Ага, крапивница, как только их касаюсь. — тоже пошутил тренер с серьёзным выражением лица.

«О, это же английский юмор». — подумалось мне.

Наконец зал открыли.

— Чё-то ты сегодня рано. — спросил у тренера вахтёр.

— Да, парню не спится, хочет знать кунг-фу как в «Матрице» уже завтра.

— Где ваша Тринити тогда? — широко улыбнулся нам дед в чёрной форме.

— Пойдём. — кивнул тренер Илья, и я продолжил идти за ним, — На вахте главное не разговаривать, а то заболтают тебя, на «Навуходоносор» не попадём.

Это была какая-то отсылка к какому-то культурному событию или фильму, которую я не понимал. Ну да ничего, главное, чтобы тренировал хорошо, а там хоть пусть песни поёт…

Мне дали расклешённые шорты и обтягивающую футболку с рукавами, называя её странным словом «рашгард», и сказали бежать по кругу в маленьком балконном зале квадратов на 60, но тут был чёрно-белый борцовский ковёр, мешки по стенам, а сами стены были мягкие, как в дурке, по верху стены были полочки с кубками, а на самом верху главной стены располагалась огромная надпись два метра на пять: «АУРУМ», видимо, чтобы когда ты получаешь в голову на тренировке, люди не забывали, в каком они клубе тренируются. Было бы еще хорошо указать полный адрес, куда вызывать такси. Типа, получил в голову и зовёшь такси, читая прямо с главной стены: «к „АУРУМу“ на Комсомольский, 66, г. Златоводск».

И я, блин, угадал, тренер, перевернув песочные часы, начал суетиться, наливая воду из бутылок в электрочайник, и тихо петь:

«Под ногами тонкий лёд, взвод уходит на восход, тени на снегу — отпечатки душ, не загадывай вперёд, кто кого проживёт, если Бог за нас — отведёт беду…»

Видимо, какая-то военная группа или певец, может, новая композиция «Любэ» или те же «Голубые береты»…

— Капа у тебя есть? — спросил внезапно он.

— Нет, что это? — уточнил я.

— Неплохие у тебя вводные для того, кто собрался драться с перворазрядником и чемпионом области по ММА и спортивной борьбе.

— Шутишь? — раскусил я его подход, видя, как тренер наливает закипевшую воду в заварник и отщипывает туда часть от дискообразной, словно тарелка, формы прессованного чая.

— У меня к тебе один только вопрос, — произнёс тренер, а потом поправился, — то есть два, — первое, как тебя зовут, а второе, как серьёзно ты относишься к тому, что тебя опиздюлит и Шарыхин, и Зубчихин?..

— Крутая поддержка за 7000 ₽ — улыбнулся я, пробегая очередной круг.

— За эти деньги ты купил честного тренера, поздравляю. Но нет добра без худа, уязвимости этих двух спортсменов я знаю и знаю, как тебя к ним подготовить. Но это задача не решается до «завтра».

— А до послезавтра? — тоже пошутил я.

И лицо тренера Ильи тронула улыбка, он выкупил мой юмор, значит, сработаемся.

Полтора часа тренировки пролетело незаметно. Несмотря на странный подход, Илья доходчиво объяснял и терпеливо повторял, когда я тупил, а я тупил. Тело Кузнецова не слушалось. Не хотело синхронизировать импульс от стоп, не хотело вставлять плечо в удар, а когда мы перешли от генерации и проведения импульса к подбору дистанции, я вообще поплыл.

Но тренер Илюха, со странной фамилией Захарчук и с еще более странным боевым именем «Ангел» — это как наши позывные, но только для бойцов, — терпеливо работал. Еще бы, такая сумма за тренировку в выходной день.

В результате я сегодня за тренировку ударил по мешкам и по падам (это такие лапы из Таиланда) много больше, чем Кузнецов ударил за всю свою жизнь, и не только руками, но и ногами. Если честно, я был удивлён, такую методику я еще не встречал, а когда всё закончилось, мне выдали полотенце, сказав оставить его на вахте, так как душевые были на первом пустующем этаже здания, а мы были, по ощущениям, на третьем. И, пожав руку, пожелали удачи, подбодрив, что современные технологии спорта требуют времени на освоение.

Я уходил из зала с ощущением доброго спокойствия, как сказал Илья, работающие мышцы выделяют антидепрессант, он вообще много чего говорил, и наливал мне и себе чай всю тренировку. Рассказывал, что когда-то был чемпионом Сибири по пяти видам спорта, что немного тренировался у Фёдора Емельяненко, что основную свою технику взял заграницей в зале Алистара Оверима, где проходил подготовку много лет назад, что когда-то выигрывал тот же турнир по любителям, который выигрывал и Пётр Ян. Я не знал, кто все эти люди. Но внимательно слушал между подходами, распивая с поющим тренером чёрный, словно чифир, чай пу-эр, я думал, что будет мне плохо, это же кофеин, да еще и в такой дозировке, но сегодня тренировка прошла легко и продуктивно.

В конце перед самым уходом я положил абонемент Шарыхина Саши на стол и купил свой личный. Сильнее буду, а чужое должно быть возвращено. Но не успел я выйти из душа, как мне позвонили. Я вальяжно взял трубку, и взволнованный голос Мухматдиева буквально вопил: — Слава, срочно в отдел! Без тебя никак!

Что там у них стряслось, что без меня никак? Потапов же обещал меня не трогать…

Глава 5 Героическая гибель

Если это не очередной вызов от ОСБ, то я в теме! Чем еще заняться после казни педофила, как не выйти в свой выходной на работу? И моя машина сорвалась сначала на Степановку. Не заезжая в гараж моего дома, я забежал внутрь и, переодевшись в уставное, вызвал такси. Не зачем ребятам в отделе видеть, как парень, снимающий квартиру с другим ментом и недавно побывавший под подозрением в торговле дрянью, катается на новенькой Бэхе. И, долив Рыжику воды из старого чайника, который тоже надо заменить, я вышел, забравшись по подставленной лестнице к дереву, содрал с него скворечник. Машина такси не спешила, не спешил и я, и всё-таки загнал тачку в гараж.

Последние мои приготовления были: похлопать по карманам. Проверяя наличие удостоверения, наручников, ключей, жетона, ножа — на всякий. Плюс кошелёк и пара крупных купюр в нём.

И вот наконец Яндекс-сервис удосужился прислать за мной «карету» с «возницей» по имени Абдуламат, и я сел на заднее сидение, поздоровавшись, и всю дорогу проехал молча. После тренировки меня отпустило, зло присутствует и в этом мире, наполненном камерами, и, видимо, глобальное добро прислало сюда именно меня не зря, к слову, у Конторы скорее всего есть и другие ликвидаторы. И тут в этой борьбе за справедливость главное не принять своих за противника, потому как методы других ликвидаторов скорее всего не шибко-то будут отличаться от методой преступников. Портят ли деньги и безнаказанность людей? Абсолютно! И возможно когда-нибудь мне придётся выезжать на ликвидацию ликвидатора, как, собственно, такой же малый может в какой-то момент прибыть и ко мне. Я улыбнулся, в голове крутился современный тезис: «А нас-то за что?».

Прибыв в отдел, я первым делом зашёл в роту. Там сидели все: ротный, взводный, не было только секретаря Елены, был даже замполит Приматов (хотя сейчас эту должность называют: Заместитель командира роты по кадровой и воспитательной работе, но для всех замполит оставался именно замполитом). Сидел в роте и какой-то мужчина средних лет в зелёной форме в звании подполковника.

— Здравия желаю, господа офицеры. — произнёс я, подходя к ним и здороваясь за руку.

Протянул я руку и подполковнику, который пожал её, словно снизошёл до меня.

— Это ваш лучший сотрудник? — спросил подпол у ротного Потапова.

— Лучшие на смене или отдыхают. — парировал ротный.

— Да всё равно, у вас роль в учениях эпизодическая. — произнёс он. — Инструктируйте бойца.

— Смотри, — произнёс Потапов, обращаясь ко мне, — твоя задача — выехать на снятие и героически погибнуть там.

— В смысле? — широко улыбнулся я.

— В том, что это учения по захвату особо важного объекта городской инфраструктуры, играет СОБР против СОБРа, первый экипаж мы «теряем». Он прибывает и условно уничтожается, дежурный ОВО слышит, что в радиоэфире нет доклада и посылает второй экипаж, а тот как раз поднимает общую тревогу, ОМОН и мы оцепляем местность, на объект выдвигается переговорщик, террористы требуют денег и самолёт, представитель ФСБ условно расстраиваются, что это не их компетенция, и СОБР приступает к штурму. И вот тебе, Слава, предстоит командовать этим первым экипажем.

— Разрешите вопрос? — спросил я.

— Давай. — устало выдохнул ротный, это был тоже его выходной.

— Почему считается, что мы обязательно теряем первый экипаж?

— Вы, младший сержант, можете ничего не считать, ваша задача — отработать нажатие тревожной кнопки и выйти из учений, как только по вам попадёт шарик. — пояснил подполковник тоном, будто я ему должен двадцать тысяч рублей и не отдаю с прошлого нового года.

— Какой шарик? — спросил я.

— Этот. — подполковник достал из коробки у его ног АК-74У и пистолет, и выложил их на стол, к ним присоединилась сетчатая маска и сетчатые же очки. И пластиковый пакет с белыми шарами внутри. И, видя моё непонимание, он спросил у ротного: — Потапов, это правда нормальный боец?

И уже мне стал разжёвывать, что учения решено провести по правилам страйкбола, автомат стреляет шариками 0.25 грамма, а меня выбрали погибнуть от засевшего на объекте СОБРа, потому нельзя отвлекать рабочие экипажи от работы.

— А кто второй экипаж? — спросил я.

— Вторым пошлём 305-ый с Лаечко. — произнёс Мухаматдиев.

— Понято. Разрешите экипироваться? — уточнил я.

— Разрешаю, у вас будет 30 шаров в автомате и 16 в пистолете. Но вам они не понадобятся. Учения будем проводить на запасной волне, там и будет весе радио переговоры. — выдал подпол, и я взял АК-74У и пистолет неизвестной мне марки.

— Кобуру и броню получи. — посоветовал Мухаматдиев, давая мне рацию. — Этим шарики больно прилетают.

— Принято, какая машина у меня? — уточнил я.

— 320-ый у входа ждёт. Водитель у тебя не аттестованный, вооружён только ты. — произнёс Мухаматдиев.

И я, взяв железную маску с рацией и страйкбольным снаряжением, направился в оружейку. Заглянув в окно, поздоровался с капитаном Мельниковым, протянув туда руку.

— А, Пабло Эскобар. — узнал меня Мельников. — Вот твои карточки на пистолет и автомат. Тебя на учения дёрнули?

— Типа того. — вздохнул я, забирая заламинированные карточки: зелёную на пистолет с моим фото и красную на автомат тоже с моим фото, далее я показал дежурному выданный мне пистолет. — Мне каску, и броню, кобуру под пистолет. Не знаете, кстати, под что эта копия?

— Это Глок. Там два вида огня, автоматический и одиночный, у нас таких нет и не будет, — произнёс с сожалением Мельников.

— Почему? — спросил я.

— А там предохранителя нет. Для США хорошо, а для нас… — он помедлил, — а для нас пацаны себе ноги поотстреливают просто.

Немного стало обидно за наших ребят, но, помня саркастическое выражение прошлого, что худший враг нашего ОМОНа в Чечне — это наш ОМОН в Чечне, согласился с мыслью, что нам оружие без предохранителя давать нельзя.

Во-первых, мы не так часто применяем, во-вторых, всё-таки предохранитель — это не только защита от дурака, это еще и спокойствие коллектива, что случайно тебе в спину никто не выстрелит. Положив карточки в удостоверение, я получил бронежилет и кобуру открытого типа, но с поводком под ПМ, надо сказать, у Глока никакого отверстия под поводок не было. И я просто намотал поводок на приклад страйкбольной реплики АК-74У.

— Товарищ капитан, а кто у меня водитель и где черепашка-ниндзя? — спросил я видя пустую тумбочку у входа в холл перед дежуркой.

— Всё увидишь. — отмахнулся капитан. — Тебе сгонять-то на пару часов, быстро погибнуть и снова отдыхать в выходной.

— Звучит так себе. — произнёс я, уходя из оружейной комнаты. И, зажав кнопку на рации, позвал: — 320-ый, 720-ому?

Но мне никто не ответил, потом я ещё раз позвал. И получил такой же эффект. Дежурный, слыша это всё, вышел из дежурки, произнеся: — Это… Он во дворе в машине, я его по камерам вижу.

— Понял, спасибо. — ответил я и пошёл во двор.

Во дворе было пусто, лишь одна машина 320-го экипажа стояла на парковке, где обычно проходят разводы. И я, обойдя авто, открыл пассажирскую дверь, заглянув внутрь.

Витя Бахматский спал, теперь уже не на картонке, а за рулём. И, сразу надев на себя броню, я положил каску на заднее сидение, а автомат, поставив в отсек в двери, уперев его туда ручкой и магазином.

— Ну, спящая красавица. — начал я, видя, как Витя открывает глаза, удивлённо смотря на меня. — Семь гномов сказали, что разбудить тебя можно лишь поцелуем. И говорят, что всё остальное они с тобой уже перепробовали, всё, кроме поцелуев.

— Ага, привет. — выдал стажёр.

— Как тебя угораздило водителем сесть? — спросил я, поднимая рацию и докладывая, что я в районе.

— А меня не жалко условно убивать. — зевнул он. — Тебя, я вижу, тоже дёрнули?

— Как видишь.

— Слушай, я всё хотел тебя спросить, тебе же не просто так с мефом взяли? — спросил он.

— Меня оправдали и я не знаю чей там был меф. — выдал я, понимая, что стажёр ведёт разговор куда-то не туда.

— А вот, к примеру, сколько можно заработать на закладках? — словно бы в слух подумав произнёс он.

— Я откуда знаю. — пожал я плечами.

— Ну ты же глубоко в теме? — продолжил болтать со мной стажёр.

— Ты долбоёб? — спросил я у него. Подумав, что зря спросил, ответ был очевиден, это же этот персонаж на картонке в подъезде спал.

— Не, а чё ты ругаешься, понятно же, что твой был меф. Повезло, что не закрыли. Так сколько?

И я выхватил Глок и, направив его стажёру в шею, нажал на спуск. Прозвучал щелчок и сразу же за ним вопль.

— А! За что⁈ — взывал тот, хватаясь за горло.

— 15 шаров. — посчитал я, направляя реплику Глока во внутреннюю часть ноги стажёра. — Вить, не разговаривай со мной, пожалуйста, никогда больше! Понял⁈

— Да понял! Зачем ты это сделал?

И следующий выстрел пришёлся туда куда я и целился. Привод стрелял со звуком быстрого плевка, с механическим жужжанием моторчика внутри.

— 14 шаров. — проговорил я, смотря, как стажёр корчится от боли.

Шар 0.25 грамма не мог пробить даже ткань, но зато как бодрил? Убирал тупые мысли из головы. Возможно, его можно было даже прикладывать вместо подорожника к больным местам, предварительно поплевав на пластик. Но это было не точно.

— Еще раз для тебя, черепашка-ниндзя: ты со мной не говоришь больше никогда, едешь туда, куда я скажу, стукнёшь взводному или ротному — я найду гранату для страйкбола и тебе за шиворот засуну. Понял! Кивни!

Мне кивнули. Головой, на шее которой был багровый кровоподтёк от шарика, маленький — не больше квадратного сантиметра.

— 320-ый, Казанка? — вызвали меня.

— Слушаю. — ответил я.

— Нахимова, ⅓, «Златоводск-водоканал», нажали тревожку и не берут трубку, проедь, посмотри.

— С Шевченко пошёл. — произнёс я, повесив головку рации, вопросительно смотря на водителя. — Еще выстрелить?

Стрелять не потребовалось, водитель поехал быстро, нарушая правила дорожного движения, но после первого проезда на красный я включил СГУ. И под мерцания сине-лунных огней мы полетели до Нахимова и повернули вниз к мосту через Томь, у которого и стояло здание водоканала.

Я надел страйкбольную маску, каску, Глок закрепил в броне на грудь, туда же — переносную рацию. Стажер со мной больше не говорил, а лишь всхлипывал, везя меня к месту. Свернув на Ленина, мы проехали до Учебной и снова повернули на Московский тракт. «Златоводск-водоканал» имел два подъезда: со стороны моста через Томь и со стороны Московского тракта. Притом впереди нас должен был встретить дорожный знак «кирпич», сигнализирующий об одностороннем движении, но СГУ этот вопрос решит. Хотя, какое нафиг СГУ, если впереди объект, захваченный кем-то, наоборот, надо прибыть скрытно. Да даже если там не захват, о котором мы по вводным учений не знаем, на тревогу подъезжать надо тихо, чтобы не терять фактор внезапности. Конечно, у нас первый экипаж «гибнет», мы ведь правила соблюдаем и едем под кирпич с СГУ, тем самым говоря: «Вот они мы».

Летя по Московскому, я заметил, как скорая помощь только сейчас поехала куда-то в сторону овощебазы, и, посмотрев на время на сотовом, я кивнул сам себе. Объект уже без ручек и без ножек, если, конечно, жив, если какой-нибудь сердобольный не ослабил стяжки и не отравил педофила его же гнилой кровью. Как-то этот эффект назывался, по-научному, но я не помнил, как.

— СГУ выключить. — скомандовал я.

— Туда же нельзя проезжать. — запротестовал Бахматский.

— После тревоги доложишь на меня! А сейчас слушай мою команду, СГУ выключить! Сейчас поиграем в их игры.

— У нас задача — просто приехать и погибнуть. — запротестовал стажёр.

— Да легко, высади меня у колонн моста, за двадцать метров до ворот, а сам заезжай и вставай в воротах.

Сказано — сделано. И я выскочил у колонн, на самом подъезде. Здание «Златоводск-водоканала» находилось под горой Лагерного сада и было обнесено бетонным забором голубого цвета, в котором с моей позиции виднелись любезно открытые ворота. «Террористы же всегда так делают, чтобы расстрелять первый экипаж, чтобы с их требованиями считались.» — пошутилось у меня в голове.

О времена, о нравы! Последняя война закончилась более 15 лет назад, и мы снова начали учиться по учебникам.

Я бежал к забору, и в этот момент на пути у машины, которой рулил стажёр, возник офицер в жёлтой жилетке, подняв вверх красный флажок.

Машина остановилась.

— Вы уничтожены автоматной очередью! — изрёк офицер, тоже в страйкбольной маске, на что Бахматский просто кивнул, его машина заблокировала подъезд к объекту. И откуда-то из здания вылетела граната и, закатившись под машину, хлопнула, раскидывая то ли горох, то ли шарики.

Видя заброс, я успел залечь, исполняя команду «вспышка справа», а после я ползком приблизился к забору. Офицер, проводящий мероприятие, видел меня и не нашёл в моих действиях ничего, нарушающего протокол учений. Запахло порохом.

И в этот самый момент я зажал кнопку рации.

— Казанка, 720-ому, Казанка, 720-ому. — проговорил я, но база меня не слышала из-за маломощности моей рации и нахождения меня под горой.

— 720-ый, 305-ому. — позвал меня по рации Лаечко.

— 305-ый, — сказал я, — передай Казанке, что на адресе засел противник, вооружён автоматическим оружием и гранатами, вызывай скорую, у меня водитель…

Я посмотрел на смотрящего в сотовый «уставшего» от службы Бахматского и произнёс:

— Или тяжёлый триста, или двести.

И тут мне позвонили.

— Да? — поднял я трубку от Лаечко.

— А ты что, почему не умер?

— Не получилось умереть, тут ситуация бесперспективная. В лоб штурмовать только с дымом и превосходящим числом, я бы по засевшим из гранатомёта шмальнул. Разобрал бы переднюю стенку и потом уже зачищал здание.

— Ты чё там, под грибами⁈ — спросил меня старший 305-го. — Это учения СОБРа, они должны работать. Я, короче, докладываю, что ты жив, а машина твоя условно уничтожена. Иначе меня, да и тебя, трахнут по прибытию.

— Саш, ты скажи, что плохо меня слышишь и проедешь посмотреть, а потом уже говори, что машина на адресе горит, — предложил я.

— А ты чё будешь делать?

— А я постреляю, зря нам что ли страйкбольные привода выдали.

— Тебя уволят. — выдал Лаечко.

— У меня на глазах водителя убили, я пошёл мстить. — улыбнулся я.

— Кабздец ты отбитый. — похвалил меня Лаечко и положив трубку взял рацию.

— Казанка, 305-ому, тут 720-ый связывается, говорит, что там что-то не в порядке, я проеду?

— Конечно, давай, от него нет новостей уже две минуты, должен был прибыть на адрес. — ответил Мельников.

А я пошёл вдоль бетонного забора, по внешнему периметру объекта, шёл не по тропинке, и не зря: через дорогу была натянута леска, детектор цели. Я улыбнулся, не я ставил, не мне и разминировать.

Проводив леску глазами, заметил, как в траве лежит граната на своём рычаге под своим же весом, а под ней лежит прикопанная еще одна. Я снова зашёл на тропу и, перешагнув леску, двинулся дальше, по-любому в траве еще мины, или звукошумовые. Тем временем Лаечко прибыл к объекту.

— Казанка, 305-ому, машина двадцатки горит, въезд в объект заблокирован. Мои действия? — вызвал Лаечко базу.

— 305-ый, держи периметр, внутрь не ходи, ожидай подкрепления. Как понял? — было ему ответом.

— Понял. — выдал Лаечко.

И набрал меня снова. — Ты что, где?

— Обхожу, ищу уязвимости объекта, за мной не ходи, тут мины. — ответил я.

— Ни хера себе… Какие планы?

— Саш, а можешь начать бой⁈ — спросил я.

— Как это? — заинтересовался меня Лаечко.

— Сквозь горящую 320-тку, увидь окно и дай по ним короткую очередь.

— С ума сошёл? — спросил у меня Саша.

— А я пока сзади пройду, как-нибудь… Пусть в тебя еще гранату кинут, мне шум нужен.

— Да и похер, давай поиграем! — выдал Лаечко, и там на фасаде объекта раздались звуки убивающихся о стекло пластиковых шариков.

Так, а как же мне успеть на эту битву? Япродолжал искать уязвимости в периметре…

Глава 6 Учить так учить

Бронежилет пришлось снять. Ведь в нём тело не гнулось. Глок с брони вернулся на пояс в кобуру, рацию прищепкой зацепил за пояс, и, снова надев маску и каску, я подтянулся на бетонном заборе, заглянув за периметр.

Объект, на который мы прибыли, был одним из ключевых узлов городского водоснабжения. Комплекс старых кирпичных зданий советской постройки, обнесенный бетонным забором. Главный корпус, стоял как испилин среди карликов двухэтажный, с массивными чугунными трубами из крыши, и высокими, запыленными окнами. Рядом с ним стояло приземистое одноэтажное здание с массивными стальными дверями. За периметром это было не очевидно, но тут на заборе слышался беспрерывный гул работающих насосов. Вся территория была выложена бетонными плитами, в которых кое-где виднелись чугунные люки колодцев. Внутри по периметру кто-то кому надоели бетонные блоки, заботливо высадил кусты сирени, теперь превратившимися в дикие заросли. На территории также лежали штабеля старых труб и покрышек. По сути Златоводскводоканал был идеальным местом для тактических игр — с кучей укрытий, мертвых зон и сложной геометрией.

Шаров в голову не полетело, зато я увидел скучающего офицера с флажком и в светоотражающем жилете. И троих ребят с синим скотчем на предплечьях и касках, контролирующих внутреннюю часть объекта. Это были собровцы, и даже в условном бою их экипировка выдавала профессионалов. На них были современные разгрузочные системы, с подсумками под магазины, радиостанции, медпакеты и фонари. Каски — не как у нас противоударные, а тактические шлемы с креплениями для ПНВ и гарнитур, правда вместо ПНВ на касках сейчас были установлены камеры. Оружие правда было типовым, страйкбольные реплики отечественных калашей правда с планками Пикатинни, на которые были установлены коллиматорные прицелы, тактические рукоятки и мощные тактические фонари. Даже в этой игре они выглядели как настоящая штурмовая группа, резко контрастируя с тем что выдали мне.

Они сидели за стопками покрышек и ждали штурма с фасада. Скорее всего, этих парней поставили тут для охраны периметра, но периметр — дело скучное, кроме того, тропу они заминировали. А по вводной, видимо, рассматривался вариант встречного боя. С дымом, с вбеганием с фронта, может даже с бронетехникой.

Всё понятно: защищающиеся — «синие», атакующие — «красные», а ментам сержантского состава скотча не досталось, дали хотя бы белый. И я, сев на забор, снял привод с предохранителя, не зная, нужно ли тут передёргивать затвор, на всякий случай передёрнул — вдруг «шар» не подастся. И тремя короткими очередями выстрелил в синих.

— А, ссука!

— Бля, больно!

— Откуда⁈

И с забора, в пятнистом комуфляже и без скотча помахал им рукой. И спрыгнув за забор, полуприсядом подбежал к их позиции. На всё это уже обратил внимание дежурный на учениях офицер. В этот момент со стороны фасада раздалось два хлопка.

— Казанка, 705-ый, Казанка, 705-ый, — закричал в радиоэфир Лаечко, — у меня машину условно взорвали. Нужна скорая.

— Братух, они тебя не слышат, мы в низине. — произнёс я в рацию, подбегая к собровцам у которых в гарнитурах слышались наши переговоры.

— Ты вошёл за периметр? — спросил Лаечко.

— Нас могут слушать. Продолжай работать в своём секторе! — выдал я, обращаясь к парням, — Господа офицеры, вы условно убиты.

— Ты бля кто такой, сержант? — произнёс один из них. Он даже не удосужился назвать меня младшим сержантом, ему было пофиг, пускай бы я был даже старшим сержантом.

— 720-ый. — улыбнулся я. — Дайте я ваши шары затрофею, а то у вас там ещё много ребят, а нам большой БК не положен по сроку службы.

— А тебе звиздюлей не завернуть? — уточнил другой, намекая на то, что, во-первых, брать чужое оружие запрещено уставом, а во-вторых, это обидно, когда тебя расстреливает младший сержант.

— Да ладно тебе, — осадил его второй, вытаскивая магазин с разгрузки. На его бронепластине был наклеен пиратский «Веселый Роджер». — Парень молодец, с тыла обошёл, даже на минах не подорвался.

Нехотя, под надзором дежурного офицера, который подошёл и сказал нам, что мёртвые не говорят, они отдали мне свои магазины и пару страйкбольных гранат, несказанно лёгких, но с чекой и рычагом, такие же, как я видел на тропе.

С одного я даже снял разгрузку — модульную систему, с подсумками, боковыми планками и, похоже, мешком для сброса магазинов — дико удобная вещь по сравнению с моей старым «лифчиком».

А сами собрята сели на трубу и, достав сигареты, принялись отдыхать — их игра была на сегодня закончена. Они сняли каски, обнажив стриженые под ноль головы, и теперь выглядели не как грозные штурмовики, а как уставшие мужики после тяжелой смены.

Бегом я направился к двухэтажному зданию, прижимаясь к шершавой кирпичной стене. Судя по всему, условные террористы захватили всего один корпус — центральный. Во втором, техническом, всё это время работали люди — не останавливать же всю работу ради учений. Хотя по-хорошему надо останавливать. Сквозь зарешеченные окна было слышно, как из глубины здания доносится ровный, мощный гул насосов, перекачивающих воду для половины города.

И, подойдя к железной двери сбоку задания, — я хотел было её дёрнуть, но дежурный офицер шёл недалеко от меня у стены напротив, наблюдая. И что-то мне подсказывало, что дверь прикрыта не просто так, и, сняв с привода ремень, я обвязал его за ручку и, чуть отойдя к стене, дёрнул на себя, одновременно ложась на асфальт и открывая рот.

Прозвучал гулкий взрыв, шары зарикошетили по стенам напротив, возможно, даже попали по дежурному, но на излёте и не больно. А я, взяв привод и под углом заглянул в здание и, увидев синий скотч где-то внутри, в полутьме коридора, высадил туда очередь. Внутри айкнули, и тут же шары зарикошетили по дверному косяку, откалывая куски старой штукатурки.

Я прижался к холодному кирпичу и, высунув привод по-самалийски, нажал на спуск и, разрядив магазин внутрь здания, спрятался за выступ стены на перезарядку. Воздух пах пылью, гарью от взрыва и хлоркой.

Со стороны центрального входа на территорию раздалось несколько хлопков, а где-то там впереди, из-за угла главного корпуса, пошёл белый дым — похоже, «красные» СОБРовцы начали полноценный штурм, используя дымовую завесу. Это хорошо, а то я тут, похоже, застрял в этом узком месте.

— 705-ый, 720-ому? — позвал я Лаечко, — скажи парням, что я тут есть, контролирую двор, справа от здания.

— Принял, скажу. — ответил он мне.

— 705-ый, Будулаю! — вызвал меня чей-то голос, хриплый и злой.

— Слушаю, ты кто такой, Будулай? — спросил я.

— Это бля, ты кто такой⁈ — спросили у меня. — Это наши учения, что ты внутри делаешь?

— Это зависит от того, на чьей ты стороне, Будулай. Если на стороне красных, то вам помогаю, если на стороне синих, то троих ваших я минуснул во дворе и одного в здании.

— Учения закончатся, я тебе звиздюлей отвешаю! — выкрикнули мне.

— Будулай, Жаворонку. — вмешался кто-то еще.

— Слушаю. — ответил Будулай.

— Не гони на пацана, прими поражение и выходи с поднятыми руками! — выдал Жаворонок. В его голосе чувствовалась весёлая власть.

— Хер тебе на погоны! — прозвучало от Будулая.

— Это дежурный по учениям, говорит. Отставить ругань в эфире! — вмешался четвёртый голос, официальный и холодный.

И рация замолчала.

И я увидел, как из-за дыма, клубящегося у главного входа, ко мне, пригнувшись, бегут двое в красном скотче. В их беге видна была выучка: движение от укрытия к укрытию, взаимное прикрытие. На экипировке одного из бойцов болталась кошка — верёвка с крюком, подручное средство для разминирования в том числе закрытых дверей. У другого был, и автомат и какой-то ручной гранатамёт, ГМ-94 (подсказал мне ум Славы Кузнецова)

— Дверь под огнём! — предупредил их я.

— Молодец, боец! — похвалил меня первый, его глаза за стёклами защитных очков бегло оценили мою позицию. А следом за этой двойкой я увидел, как к зданию, используя груду старых труб как прикрытие, приближаются ещё ребята, четыре человека в красном скотче. У одного из них был массивный штурмовой щит. Держат ли в этом времени щиты автоматный выстрел, я не знал, но выстрел пластикового шара естественно они держали.

— Гранату? — уточнил я, показывая подошедшим трофейную пиротехнику.

— Давай. — кивнул командир группы, тот кто подошёл первым, и быстро распределял задачи жестами.

И я закатил сначала одну, а потом вторую гранату в темный провал двери. Послышались два глухих хлопка и матершинный вопль изнутри.

— Внутрь не лезь! — скомандовал командир и сам закинул ещё одну гранату, уже свою, светошумовую и, махнув рукой, дал команду щитоносцу. Тот, пригнувшись за щитом, первым вломился в проём, а остальные четверо, мгновенно ринулись за ним внутрь под нарастающие звуки весёлой, но интенсивной стрельбы шариками.

— Дежурный по учениям, Жаворонку. — вызвали по рации минутой позже.

— Дежурный, слушаю. — ответили по рации.

— Здание зачищено, условный враг уничтожен, условные заложники не выжили.

— Принято, сворачиваемся. Общая команда: учения окончены! Участники встречаемся у фасада.

СОБРы выходили из здания, хлопая друг друга по плечам, снимая маски, кто-то закуривал, кто-то с кем-то болтал.

— А я слышу, что 720-ый говорит в рацию, что слева мины, ну я такой, ну нафиг, пойдём в лоб.

— Где он? — спросил огромный мужик в синем скотче и поспешил ко мне, — Ты 720-ый?

— Я, — улыбнулся я, снимая страйкбольную маску.

— Молодец, все бы в ППС такие были! Я там на тебя наорал по рации на эмоциях, не обессудь!

— Служу России, — улыбнулся я, не став поправлять человека, что ОВО — это не совсем ППС, не став рассуждать, что за такую инициативу мне, скорее всего, будут пытаться крутить голову в отделе.

А в целом народ уходил на позитиве, а я пошёл отдать ребятам магазины, которые тоже делились ощущениями с командой соперника. — Сидим мы, ждём штурма с фронта, сзади минные поля, и тут этот сзади, через забор перелез.

— А вы в следующий раз здание с колючкой по забору захватывайте! — подхватил кто-то.

— Чё вы, радуетесь, заложники-то мертвы!

— Как сказал Верховный, мы с террористами переговоры не ведём. — отшутились на тезис про заложников.

Мы собрались у входа в штурмуемое здание: все дежурные на учениях офицеры, человек тридцать СОБРа, примерно десять в синем скотче и двадцать в красном. Тут всё еще дымило. Подошёл Лаечко и Дима, водитель 305-го, поздоровавшись со мной за руку, подтянулся и Бахматский.

— Так, господа офицеры, — произнёс подполковник, тот, что выдавал мне экипировку, — считаю учения успешными. Синие уничтожены полностью, среди красных — четверо «триста», двое «двести». Заложники погибли, водители охраны погибли, взорваны две машины. Но по заложникам и так понятно — учения не вошли в фазу переговоров из-за отчаянного поступка одного сержанта.

По взводу СОБРа прокатились смешки.

— В целом все молодцы. Охрана, спасибо, сдайте экипировку и можете быть свободны.

Мы — я, Дима и Саша — подошли к крупной зелёной грузовой машине. Издалека было видно, что она бронированная, и внутри нас ожидал мужчина в маске, который и принял у нас привода и страйкбольные маски.

— Ты чё, куда дальше? — спросил меня Лаечко.

— У меня вообще выходной сегодня, сдамся да пойду батониться. — ответил я.

— Везёт, а мне еще целую смену пахать.

— Чё везёт, я его в графике усилений видел, он вообще сутки через сутки работает. — выдал Дима.

— Смотри, Слав, все деньги не заработаешь. — покачал головой Саша Лаечко.

— Да я не ради денег, я чтоб меньше дома быть. — улыбнулся я готовя шутку.

— А что такое? — настрожился Саша.

— Да мне туда дурь подкидывают, и уже половина отдела считает, что я приторговываю. — широко оскалился я.

— Это они шутят. — проговорил Дима. — Если бы реально торговал, тебя бы не выпустили.

— Это да. — кивнул Лаечко. — А тебе мало, что не посадили, так ещё и повысили, и автомат с пистолетом дали. Ладно, увидимся! — произнёс Саша, пожимая мне руку, а потом и Дима.

Они направлялись в отдел, чтобы получить настоящее оружие и заступить на смену, а я подошёл к Бахматскому и сказал: — Отгони машину и жди меня у ворот. Я броню заберу и к тебе.

И, получив кивок, я пошёл по той самой тропе по которой оббегал периметр.

Думая что СОБР уже снялся, забыв и не убрав за собой пиротехнику. Понятное дело, это же не настоящее всё, можно об этом не думать. Настоящие бы не забыли. И, подойдя к растяжке, я достал нож и еще раз осмотрел «нагороженное».

Детектор цели, толстая леска была воткнута в отверстие для усиков чеки верхней гранаты справа, которая, как я и заметил ранее, лежала на другой гранате уже без чеки и держала её своим весом.

А сама леска с другой стороны уходила к берёзе и обвивала её. Но, медленно убрав свежесорванную веточку, положенную на место «вязки», я увидел еще одну гранату, которую держала эта самая леска обмотанная вокруг берёзы. Хитро: режешь леску — взрывается левая граната, как и если обезвреживаешь правую пирамидку. Не заметил леску — взорвутся все три.

Но это было еще не всё. Я отодвинул траву ножом и увидел, что в траве, рядом, прямо врезаны в дёрн, и поставлены в шахматном порядке противопехотные мины ПМН-2, маленькие, зелененькие с чёрными крестообразными — кнопками.

Вот это улов, — подумал я. — Было бы это настоящее, я бы снимать никогда не стал, да ну его нафиг — оторвёт всё, что движется. А пиротехнику — почему бы и нет.

И, наклонившись, пронзил ножом землю под ПМНкой. Мягко, значит, можно вынимать.

— Ты еще и инженер⁈ — напугали меня, и я обернулся, держа перед собой нож.

Передо мной стоял мужчина лет тридцати в форме СОБРа, в синем скотче.

— Да так, решил внимательней посмотреть на шедевр. — соврал я.

— Да ладно заливать, тиснуть хотел себе что-нибудь? — улыбнулся СОБРовец.

Как он узнал?

— А если нож твой мимо пройдёт, а под какой-нибудь из ПМНок граната? — спрсоил собровец.

— Были бы не учения, я бы даже не сунулся, крюком бы разминировал. — проговорил я. Кража пиротехники отменялась.

— Это да. — кивнул тот. — Я эту специально заметной сделал. На прошлых учениях корочку от ксивы на тропу положил, гранату ей прижал, так проверяющий нашёл, зараза, и орал на меня, заикаясь, что ему чуть пальцы не оторвало.

— Прикол. — улыбнулся я. — У меня там броня, я за ней шёл, в броне через забор неудобно было лазить.

— ВДВ? — спросил он меня, намекая на место службы.

— ВВ, — покачал я головой, вспоминая жизнь Кузнецова.

— Ну, ментам тоже толковые парни нужны. Фёдор, «Злыдень», — протянул он мне руку.

— Слава, «Кузя», — улыбнулся я, принимая рукопожатие.

— Ну, увидимся, Кузя! — проговорил Злыдень и принялся снимать своё добро.

А я пошёл по тропе и, не дойдя до угла, под ногой жахнуло! Разбрасывая почву, кормя меня грунтом. А мою ногу наступившую на что-то чуть подбросило вверх. От шума взрыва, в голове зазвенело.

— Теперь ты «триста», минус нога! — крикнул мне, улыбаясь, собровец.

— … — а я только улыбнулся, выдавливая из себя показное веселье сквозь звон в ушах.

И, забрав броню, я пошёл назад, пожелав Злыдню хорошего дня. Теперь уже смотря под ноги, чтоб больше ни на что не наступить — не критично, но неприятно. И пахну теперь порохом. Не самый плохой запах.

А, вернувшись в патрульку, я скинул броню и каску назад, а сам плюхнулся на место старшего.

— Казанка, 720-ому, — вызвал я базу.

— Да? — ответил Мельников.

— Снимаюсь с учений.

— Отлично! — произнёс Мельников и мой телефон тут же ожил входящим звонком.

Это был снова Мельников:

Слав, срочно проедь на Московский тракт, 76, кв 44, там крики доносятся о том, что кого-то убивают, и участковый туда пошёл и трубку не берёт. РОВД слёзно просит помощи, как бы уже поздно не было!

— Товарищ капитан, я оружие уже сдал. И у меня водитель — стажёр ниндзя-черепашка. — воспротивился я.

— Я знаю, возьми у него спецсредства! Ты один щас там! — настаивал дежурный.

— Принял. — выдохнул я вешая трубку, а голосом произнёс: — Отдохнул, блин, в воскресенье…

Но в голове мелькнуло: А вдруг это не преувеличение и участковый залез куда-то, куда не следовало? Или где следовало и правда вдруг стало «жарко».

Глава 7 Резинка и палка

Машина ехала. Стажёр Бахматский молчал, но я чувствовал его настроение. Собственно, может на меня обижаться сколько влезет, я не ради этого работаю. СГУ мы не включали. Московский тракт, 76. Типичный «коридор» на выезде из города: с одной стороны гаражные кооперативы, с другой — трёхэтажные хрущёвки поздней застройки, выкрашенные когда-то в грязно-жёлтый цвет, а ныне испещрённые трещинами и следами вечного ремонта, который случается под выборы, когда очередной кандидат приходит дуть людям в уши ради голосов. Нужный мне дом стоял чуть в глубине, отгороженный от дороги чередой кустарника.

Между домами, на вытоптанной до земли полосе, копошилась разумная жизнь. Дети. Их было человек пять-шесть, от мала до велика. Самые маленькие, копались в пыли палками, рядом девочка постарше пыталась закрутить обруч на талии, а два пацана лет десяти носились друг за другом, дико крича, играя в догонялки. Воздух звенел от их визгов и смеха — звук бесхитростный и громкий, заглушавший на мгновение гул тракта. Первым, что бросилось в глаза, это старые окна, еще деревянные, а кое-где даже плёнка вместо стекол. У подъезда, на асфальте, мелом красовались детские рисунки — кривые солнышки, домики, цветы. Тут же рядом были нарисованы клетки «классиков». Тут в этом районе не могли, или не хотели купить детям планшет, чтобы те отстали. Тут до сих пор просто выгоняли детишек на улицу, и они сами находили себе занятие в этом мире трещин и пыли. Не мудрено, что именно тут и охотился Крот.

Стажёр остановился у подъезда и заглушил двигатель. Детская игра на секунду замерла — пацаны, запыхавшиеся, обернулись на патрульную машину. В их глазах не было страха, лишь любопытство. Машина полиции здесь, видимо, была таким же обычным явлением, как и бродячая собака. Через мгновение же они уже снова носились, забыв про нас.

Тишина в салоне навалилась густая, прерываемая только этим детским гамом.

— Ты что получил сегодня из спецсредств? — спросил я, не глядя на стажёра.

— Палку… и газ.

— Дай сюда.

— На заднем сидении. — продолжал обижаться Витя Бахматский.

Зря обижается, я ему сегодня преподал урок работы в коллективе, что за любое тупое слово тебя могут взгреть. Я улыбнулся своим мыслям, слово «взгреть» это поколение уже не помнит, или надо применять великий и могучий русский мат, который по праву является жемчужиной русского языка, по моему мнению несправедливо и даже стыдливо игнорирующийся. На войне, так радиоэфир весь пестрит этим. Что ни говори, измельчало общество. Но, что имеем…

Я потянулся за резиновой палкой и баллоном «Черемухи», и засунул их в разгрузку ремня. Броню решил не надевать, подвижнее буду, тем более в помещении.

— А мне… что делать? — спросил Бахматский, и в его голосе слышалась детская беспомощность и нежелание принимать решения, хотя, возможно, решение спать на картонке и было его протестом против несправедливости, выраженной в охране объекта без должного комфорта.

Я повернулся и посмотрел ему прямо в глаза.

— Запереться в машине. Никому не открывать. Даже если будут стучать. Если кто-то постучит — говори: взрослых нет дома.

— Очень смешно. — нахмурился Бахматский.

И я вышел, проходя мимо играющих, я почувствовал на себе их быстрые, скользящие взгляды. Войдя в подъезд, погрузился в уныние, в первую очередь от тяжёлой, знакомой вони, тут не было запирающейся подъездной двери, и потому тут ссали, видимо прямо на ступени. Затхлая сырость, мочевина, мокрые бычки в банках из-под кофе между этажами — именно этим и пах тот мир, в котором приходилось трудиться участковым полиции. На стенах подъезда всё изрисовано маркерами или нацарапано чем-то острым, от простого «Сёпа — лох» и «Яна — блядина», до фашистской свастики. Деревянная лестница скрипела под моими ногами, и сейчас я ощущал себя в своих 90-х.

Нужная мне квартира была сразу напротив лестничной площадки на втором этаже. Дверь, обитая потёртым дерматином, была приоткрыта. Не взломана, а именно приоткрыта, на пару сантиметров. Из щели лился тусклый свет и доносились приглушённые голоса — мужской, хриплый, и другой, напряжённо-официальный. И ещё один звук, пробивающийся сквозь них, чужеродный и жалобный в этом подъезде — тонкий, надрывный плач ребёнка. Видимо, грудничка. Не из-за двери, а, казалось, из самой глубины квартиры.

Адреналин, ещё не успевший сойти после учений, снова ударил в виски. И, упираясь плечом в дверь рядом с косяком, я подал весом вперёд. Дверь со скрипом и глухим стуком распахнулась, ударившись о что-то внутри.

Картина встала передо мной как кадр из дешёвого, но оттого не менее жуткого криминального сериала, контрастом к беззаботной игре детей на улице. Прихожая была крошечной, захламлённой горами тряпья, пустых бутылок и обуви. Дальше находился проход в комнату едав закрытый «водопадом» из висящих в проёме деревянных бус сверху до самого пола. Я вошёл наблюдая, как в центре этой комнаты, освещённые тусклой лампой под засиженным мухами плафоном, стояли трое.

Ко мне спиной, лицом к окну, замер участковый. Молодой парень, лейтенант, на вид лет двадцати пяти. Лицо белое, будто его обсыпали мукой. В его вытянутой руке, дрожащей от напряжения, сидел ожидая команды стрелять ПМ. Дуло смотрело в центр комнаты.

А в центре комнаты стоял мужик лет пятидесяти, но выглядевший весьма хреново даже для его лет. Тощее, костлявое тело в грязной тельняшке и рваных трениках. Лицо обвисшее, землистое, с паутиной лопнувших капилляров на щеках и носу-картофелиной. Из его рта, беззубого впереди, неслось сиплое, захлёбывающееся бормотание:

— Отойди! Я её завалю, нахрен!

В его жилистой, трясущейся руке был зажат длинный кухонный нож с обломанным кончиком. Лезвие прижималось к желтоватой, дряблой коже шеи женщины, которую он держал перед собой словно щит.

Походу, жена его. Такая же отрепанная и убитая жизнью. Растрёпанные седые волосы, лицо опухшее от слёз и, видимо, постоянного пьянства. Халат на ней был очень грязный, рваный под мышкой. Она не кричала, а тихо хныкала, зажмурившись, и её тело обмякло в захвате мужа, будто она была тряпичной куклой.

А ещё тут воняло. Сладковато-тошный перегар, вперемешку с вонью немытого тела, прокисших остатков еды и детских испражнений. Почти квартира-притон. В углу комнаты — заляпанный стол, заваленный окурками в блюдцах и пустыми стаканами, как раритет среди использованного на ближнем углу стола лежал одинокий презерватив. На полу — пятна и ошмётки одежды, пустые пачки из под сигарет с различными картинками болезней вызываемых курением, тут они выглядели вполне органично. И сквозь всю эту вонь и этот ужас, из соседней комнаты, бился, как крошечное живое сердце, тот самый плач. Надрывный, беспомощный, требующий. Плач грудного ребёнка, который хочет есть, или чтобы его просто взяли на руки, а взять некому. И этот плач как будто вытекал из этой квартиры на улицу, к тем детям, что рисовали мелом на асфальте, но они его не слышали, заглушая своим смехом.

Всё это я увидел за долю секунды. И в эту же долю секунды взгляд участкового метнулся на меня. Его глаза, полные животного страха, расширились ещё больше, но теперь в них вспыхнуло не понимание, а чистая, немедленная паника.

— Ты чё, один⁈ — выдохнул он, и его голос сорвался на фальцет. — Где еще? Где оружие?

Мужик с ножом, увидев меня, заёрзал, прижал лезвие сильнее. На шее женщины выступила тонкая красная полоска.

— Еще одного привёл⁈ — завопил он, и брызги слюны полетели с его губ. — Всех перережу! Всех! Но сначала её, тварь!

— Отдел прислал меня, — сказал я, и медленно, на полшага, смещаясь в сторону, чтобы зайти в комнату полноценно. Тут был еще и диван, и старенький цветной телевизор, который сейчас не работал.

Участковый смотрел на меня как на призрака. Его пистолет теперь дрожал не только от напряжения, но и от недоумения. Он ждал подспорье, а пришёл один младший сержант с резиновой палкой. В его взгляде читался немой вопрос: «И что теперь делать?»

А ребёнок в соседней комнате плакал всё громче.

— Эй, бедолага, — обратился я к мужичку с ножом. — За что хоть бабу завалить хочешь⁈

— Не твоё ментяра, дело.

— Согласен. Не моё. — кивнул я, и мой взгляд побежал по комнате, скользнул по деревянному окну без штор, по дивану, по столу, на котором лежал одинокий дешёвый презерватив фирмы «Эрос». — Ну тогда я подожду.

Я протянул руку и взял резинку и, открывая её, принялся демонстративно натягивать на палку.

Участковый и алкаш смотрели на меня крайне странно.

— Что вы на меня так смотрите? — спросил я, — Щас он её зарежет, ты, лейтенант, ему в руку выстрелишь, а я наручники надену, достану сотовый и буду снимать как я его палко в задницу дрючу. А потом этой же палкой ему по лицу повожу.

— Младшой, ты совсем с дубу рухнул? — прошипел лейтенант.

— А чего? — удивился я. — Это же 105-тая будет, сядет он надолго, а в камеру мы видео перешлём, чтобы он все годы спал известно где.

— Я её всё равно завалю, с-с-суку!

— За базар отвечаешь? — спросил я у него. — Тебе палку под горячей водой погреть, чтоб теплее было, или на холодную будем?

— Ты чё, на понт меня берёшь! Тварь! — спросил он.

— В принципе, нормальный такой расклад: бабу в ящик и под землю, дитё твоё в детдом, тебя — на петушатню. Лейтенанту отпуска неделю после применения оружия! Мне сержантские лычки, потому что я молодец, рецидивиста поймал. Все в плюсе. Все кроме тебя!

— Какого еще рецидивиста⁈ — выпалил жулик.

— Слышал про биохимический анализ? Мы мазок из твоего зада по всем висякам раскидаем. Как идея, а лейтенант? Сразу такого маньячелу возьмём⁈ Ну ты, режь, давай, у меня обед сейчас должен быть! Режь! — последние слова я выкрикнул.

— Это, лейтенант, ты лучше убери этого! — запротестовал мужик.

— А знаешь, как меня в отделе зовут? — спросил я у мужичка, — Мегапихарем! Мне даже оружие потому не дают. Почему-то считают, что я шизонутый! А у меня раскрываемость прям прёт!

— Слышь, лейтенант, я тебе лучше сдамся, только без этого дебила!

— Не дебила, а Мегапихаря! — продолжил я.

— Убери дубинку! — попросил лейтенант примеряюще. — А ты, Чунин, нож убери!

— Ну или не убирай. Ну, пожалуйста! — взмолился я. — Знаешь, как меня ругают, когда я не раскрываю⁈

— Нож на пол, бабу в сторону, а сам — ко мне. И слово офицера тебе даю — тебя никто не тронет. — пообещал лейтенант.

Чунин недоверчиво опустил нож и медленно положил его на стол, а сам шагнул к участковому.

— Наручники? — предложил я, протягивая их офицеру.

— Ты обещал! — воскликнул Чунин.

— Младшой, не провоцируй. — попросил лейтенант, но браслеты мои взял.

И, спрятав ПМ, он застегнул наручники на дебошире.

— Внизу машина, куда-то подвезти? — спросил я.

— До опорника, если можно.

А сам я подошёл к женщине и похлопал её по плечу.

— Уважаемая, у тебя ребёнок плачет, иди успокаивай, иначе КДН к тебе вызову.

Я уходил, а женщина шла к своему ребёнку. Прикрыв за собой дверь, я вдруг подумал, что из таких вот мест и вырастают такие вот Чунины.

Спустившись вниз, я посадил участкового и Чунина на заднее, а сам сел на переднее. Палку я держал перед собой как символ успешной операции по спасению женщины и оказанию помощи участковому.

— Знаешь, где опорник наш? — спросил лейтенант.

— Это что? — спросил Бахматский.

— Опорник — это пункт, где участковые находятся. — пояснил я.

— Нет, с палкой что?

— Твоя палка теперь взрослая. — резонно заявил я. — Сегодня чуть сексом не занялась. Но не срослось, видимо, было мало алкоголя и не было подходящей музыки.

— Ты зачем на неё это надел?

— Пацаны, давайте его уже отвезём, — попросил участковый, — а то он у вас всю машину провоняет.

Подъехав к опорнику, участковый увёл Чунина в здание, а потом вышел и отдал мне наручники.

— Младшой, ты, конечно, безумен, в хорошем смысле, но спасибо!

— Не за что. — улыбнулся я. И, пожав ему руку, я махнул защищённой палкой в машине вперёд, дав команду стажёру ехать в отдел.

— Ты не будешь докладывать, что участковому помогли? — спросил меня Бахматский.

— Не, не буду. У меня и так выходной под угрозой. А у Мельникова похоже постоянно есть куда меня отправить. А у меня как назло, Глок отобрали, в стажёра стрелять не из чего.

— Правильно сделали, что отобрали! — хмыкнул Витя.

— Но палка заряжена и не стреляет! Пока что! — пригрозил я. — Так что дуй в отдел и не бухти!

Отдел встретил меня привычным полумраком коридоров — тут зачем-то приглушили свет. А я направился прямиком в оружейку, чтобы списать с себя всё это добро — кобуру, рацию, бронежилет и каску. Капитан Мельников, увидев меня, лишь молча кивнул, принимая броню. Ему уже доложили, что участковый в порядке.

Казалось, вот она, долгожданная точка в этом бесконечном выходном, можно, наконец, слинять и направиться на выполнение своих задач.

Мысль о том, что я могу обставить свой съёмный дом, радовала, кстати, это еще одно изобретение этого времени — «шопинг»: поиск вещей и их покупка запускает гормональные процессы, выделяя дофамин (подсказало мне память Славы), поэтому и существуют своего рода магазинные наркоманы, шопоголики, и те, кто сидят в интернете на маркетплейсах, которые я еще не прошарил для себя.

Но не успел я сделать и шага от оружейной комнаты, как через щель в двери меня позвал взводный.

— Слава, зайди в роту.

В голосе Мухаматдиева не было привычной хрипловатой размеренности. Его голос звучал сейчас настороженно.

В роте пахло кофе. Мухаматдиев сидел за столом, перебирая какие-то бумаги, но взгляд его был расфокусирован. На столе стояла чашка с напитком. Увидев вошедшего меня, он отложил папку в сторону и жестом предложил сесть.

— Ну что, герой, — начал он без предисловий. — Отметился.

Это была констатация. Я промолчал, ожидая продолжения.

— Звонили тут, — взводный тяжело вздохнул, потирая переносицу. — Из СОБРа. Интересовались тобой. Очень.

Я поднял брови. Кому я там нужен, парень, кто не слушает приказов, даже своего начальства, условно умереть на входе в зону учений? Мысли закрутились в догадках.

— Спрашивали, что за младший сержант такой шустрый на учениях, кто по образованию, откуда, — продолжал Мухаматдиев, глядя на меня оценивающе. — Очень, говорю, интересовались. А потом очень расстроились.

Он сделал паузу для драматического эффекта.

— Оказалось, что ты у нас… без высшего. Даже без среднего специального. Так, школа да армейка.

Я пожал плечами. В этом не было для меня ничего нового или обидного. Факт есть факт.

— Тогда спросили, — взводный произнес следующую фразу медленно, отчеканивая слова, — может, хотя бы в ОМОН его перевести, сам он не хочет? Мол, парень явно не на своем месте в патрульной службе.

В комнате повисла тишина. Предложение из СОБРа, даже такое окольное, — это как брызги дождя из шампанского. Туда я и хотел в самом начале своего пробуждения в теле Кузнецова.

— Короче, — Мухаматдиев отхлебнул из кружки, — с Управы тоже звонили. В понедельник, с утра, являйся в кадры. На Фрунзе, знаешь здание?

Я кивнул. Хмурая четырёхэтажка, обнесённая забором, делила здание со старым советским отделом охраны.

— Вот туда и шпарь. Разговор, видимо, с тобой будет.

Он отставил кружку и посмотрел на меня уже без всякой озадаченности, а с прямотой старого мента, дающего товарищу единственно верный совет.

— Вот только я тебе крайне не советую… — его голос понизился. — Если в Управу будут звать на постоянку — не соглашайся. Ни в коем случае. Делать там нечего. Это конец всего. ЗП ниже, чем на земле, обязанностей больше, каждый второй стучит и норовит на тебя рапорт написать. Попадёшь или в дежурную часть управления — там бумажки три года перекладывать будешь, и ничего никогда не происходит. Или, что ещё хуже, во взвод охраны объектов. Там одни прапорщики-долгожители, которым от жизни надо лишь одно — чтобы их никто не трогал. Ты там сдохнешь за год. Забухаешь или просто превратишься в овощ. Так что отказывайся, и мне потом еще спасибо не скажешь.

Он откинулся на спинку стула, дав мне переварить информацию.

— А что с СОБРом? — не удержался я.

— С СОБРом? — Мухаматдиев фыркнул. — Да нихрена с ним. Без образования — не вариант. Они могут хоть сто раз расстроиться. Так что не обольщайся. Поедешь на Фрунзе — будь готов, что предложат «повышение» в управление. Вежливо отказывайся. Говори, что на месте служить желаешь, опыт перенимать. Ну а если в ОМОН позовут, то тут уж сам решай. Парни тренируются по три раза в день, ЗП от 70 000 ₽, как и мы, на футболах стоят да демонстрации охраняют, бабушек из КПРФ стерегут.

— Ну, понял, — ответил я автоматически. В голове гудело. Предложение, которое выглядело как шанс для меня, старого, сейчас вовсе не было шансом. Тупиковая ветка в Управу, и ОМОН, а потом отучиться и снова в СОБР. Парни, конечно, делом заняты, но у меня теперь служба поинтересней.

— Ну я тебя не держу, во всех смыслах, — махнул рукой взводный. — Выходной у тебя, в конце-то концов. Хотя бы сегодня отдохни, переспи с этой мыслью. Завтра уже думать будешь.

Я вышел из роты. Сняв кепку и засунув её под погон, вальяжно пошёл домой, благо тут было недалеко. Связан ли звонок из Управы с учениями с СОБРом или там хотят уточнить вопрос по моей недавней посадке на сутки, стоит ли об этом волноваться — настанет время, и я подумаю и над этим.

И новый звонок заставил меня потянуться к телефону, лежащему в правом нагрудном кармане, я взглянул на экран: это была Даша. Что ей-то от меня надо, она же теперь с Сашей?

Глава 8 Поле чудес

И я взял трубку.

— Да, Даш? — спросил я.

— Привет, Слав, как ты? — начала она разговор.

— Ты же обычно пишешь? — удивился я.

— Слушай, ты же не против, что мы с Лёшой съедемся? — спросила она у меня.

— Я не против. Я даже за. — произнёс я.

— Но только не в этом клоповнике, мы решили хорошую квартиру снять.

— Молодцы! — похвалил я, всё еще не понимая, что от меня хотят.

— Мы съезжаем, и Лёша поехал варианты смотреть, а я вещи собираю. Твои собрать?

— Я сейчас приеду и заберу. — произнёс я.

Там вещей-то у меня — зимняя и осенняя форма одежды, документы, вещмешок — он же тревожный чемоданчик с бирочкой В. И. Кузнецов. Вот и все мои вещи. И, дойдя до дома, я переоделся в гражданку, снова в костюм СССР, и, сев в «Бэху», поехал на Макрушино. Через Степановку было даже ближе.

Привычный подъезд, привычный этаж, привычная дверь в наш отсек коридора, как всегда не закрытая из-за соседа-пьяницы, и вот я уже у своей бывшей двери и, постучав, мне открыла Даша по иронии судьбы тоже бывшая.

— Ой, ты так быстро! — выдавила она. — А я…

Она посмотрела на себя: на ней были тапочки и Лёшина футболка, сквозь которую просвечивались ореолы сосков.

— А ты в домашнем… — продолжил я, входя дополнив. — Привет, Даш.

И тут она прильнула ко мне, вставая на цыпочки, касаясь меня своей грудью, кладя голову мне на грудь.

— Я так и не успела тебе сказать, как я за тебя волновалась, когда тебя взяли. — произнесла она.

— Ну, что было, то было. — выдохнул я, чуть отодвигая тело Даши от себя.

— Ты мне не рад? — насупилась она, и я почувствовал в воздухе запах выпитого алкоголя.

— Смотри, Даш, давай присядем и поговорим. — указал я ей на диванчик, на котором у меня нашли наркоту.

И она, смущённо и нарочито обиженно насупив брови и собрав губки бантиком, пошла и села туда.

— Я знаю, что сейчас будет. Ты мне скажешь, что тогда ошиблась, что была расстроена, и вы с Лёшей тогда друг друга хотели как-то поддержать и оказались в постели. Принимаю и даже в чём-то поддерживаю. Вы же оба мои друзья. — говоря это, я вытаскивал из шкафа форму, клал в неё мои документы; в качестве баула подошёл большой пакет с «ОЗОНа», куда влез и бушлат, и зимняя шапка, и тёплые штаны, и фуражка с кителем.

— Ты такой хороший. — выдохнула она.

— А сейчас ты предложишь как бы прощальный секс — ведь мы не чужие люди, — секс, о котором мы Лёше не скажем, а потом начнёшь истерить в личных сообщениях, просить приехать, вот как сейчас, говорить, что запуталась, что не можешь больше лгать и что ты всё должна рассказать Лёше. И в качестве утешения примешь ещё один прощальный секс, а потом ещё, и ещё, и ещё… И вот я уже сплю с девушкой друга у него за спиной, а она спит с нами двумя и во всём выигрывает.

— Разве твои чувства ко мне остыли? — она встала и снова оказалась возле меня, и я выставил между мной и ею ладонь, чтобы указать дистанцию.

Но тут Даша взяла мою руку и приложила к своей груди, заставив её пальцами мои пальцы сжаться и ощущать упругость и теплоту её кожи сквозь тонкую ткань футболки. Нафига я вообще сюда поехал? Надо было Лёху дождаться.

— Ну, хочешь, я с ним расстанусь? — произнесла она заглядывая в мои глаза.

— Нет, Даш, я как раз обратного хочу — чтобы такая игривая девочка, как ты, радовала моего друга по техникуму каждую ночь.

— Но ведь нам это не мешает? — протянула она.

— Нам троим дружить — конечно, нет. — согласился я, хотя Даша имела в виду наши с ней гипотетические отношения.

— Я же люблю тебя! — выдала она последний свой козырь.

— Слушай… — примиряюще я взял её за плечи. — Давай я на твоём языке тебе объясню. Я не сержусь на тебя и не мщу тебе, я искренне благодарен за то, что между нами было, но Лёша же тебя возбуждает? Поживите с ним, пока искра не потухнет, пусть парень хоть жизнь почувствует, а то у него в техчасти одни платы да провода горелые. А тебе я предлагаю нечто большее, чем секс на стороне.

— Что? — спросила она.

— Честную дружбу, которая выше любви. Насладись Лёшей, пожалуйста, и пусть он вдохнёт тебя настолько, насколько сможет.

— Я тебя всё равно буду любить, буду трахать его, а представлять тебя. — проскулила она.

— Да хоть Алена Делона. Главное — кайфоните вместе. Хорошо?

— Хорошо, — пискнула она.

— Зовите меня в полном составе вашей семьи! В ваш новый домик! — произнёс я, и Даша снова приблизилась и внезапно поцеловала меня в губы.

Я же, отстранившись лицом, подарил ей лишь дружеские объятия, видя, как по её лицу текут слёзы, но губы девушки складывались в нечто похожее на улыбку.

— Спасибо тебе, Слав! — всхлипнула она.

— Даш, я вас с Лёхой обоих очень ценю — одинаково, с недавнего времени вас вместе. Вот вас вместе я, возможно, даже люблю. Что бы это ни значило. Пока и зовите в гости! — я уходил с пакетом «Озона», уходил быстро, словно бежал от чего-то страшного. Сегодня я подарил Даше важный урок, я рассказал ей, что значит проявлять жертвенность в отношениях. Поймёт ли она что-нибудь — время покажет. А сам я, погрузив шмот в «Бэху», упал на пассажирское сиденье ощущая что в штанах сильно выпирало, мешая думать и скорее всего водить. Вовремя ушёл, не доводя до греха, получается.

И снова раздался звонок на мой телефон. Блин, как же суетно тут жить, вот раньше никаких тебе сотовых — живёшь себе спокойно. Но на этот раз звонила Ира.

— Привет, — произнесла она. — Ты снова исчез.

— Да, дела были по работе.

— У понятно. А может, поедим вместе? — предложила она.

— Давай поедим, а то я без обеда. Но для начала у меня к тебе вопрос: у тебя чёрный парик есть?

— И чёрный, и рыжий, и лисий хвостик с пробкой. — начала она перечислять, но я её остановил.

— Минут через двадцать я у тебя, встреть в чёрном парике. — произнёс я, понятия не имея, что такое хвостики с пробками, и, наверное, и не хотел узнавать.

И, приехав к Ире, я набросился на неё с порога, так что наша одежда, словно ложные тепловые цели, опускалась на пол, пока я нёс её в спальню. В этот раз долго не получилось, и, пройдя вдвоём в тропический душ, мы смывали с себя пот, празднуя начало хорошего вечера словно африканские дети — водой.

— Я даже не буду спрашивать, зачем тебе нужен был этот чёрный парик, но если тебя гаишники остановят, у меня есть ещё и форма служителей ГИБДД, и меня в ней тоже можно наказывать.

— Пойдёт. — улыбнулся я.

— Ты хотел поесть, но я ничего не взяла. А давай, в «Изумрудку» заедем или в «Лето». — предложила она. — Там фуд-корт есть, и как раз пошопимся, а то у тебя такое ощущение, что один костюм всего.

— У меня ещё три набора формы: лето, зима и осень, совмещённая с весной. — пошутил я, ничего не придумав.

— А еще ты оброс. — произнесла она, прикасаясь к моему лицу.

— Точно, надо ещё мыльно-рыльные купить.

— Что купить? — спросила она.

— Бритву, — перевёл я.

— Там всё есть. Поехали?

— Поехали. — произнёс я. — Адрес покажешь?

Торгово-развлекательный центр «ЛЕТО» спрятался чуть в глубине пересечения Нахимова и Вершинина, сразу напротив Третьей горбольницы, рядом с «Молчанием Ягнят». Тут было две парковки — крытая и открытая. И масса марок стоящих там авто, которые я не знал.

И, встав под крышу, я вышел из «Бэхи» и поставил её на сигнализацию, ловя себя на мысли, что никак не могу привыкнуть, что из машин теперь не воруют магнитолы и тачки можно оставлять вот так вот, открыто. На парковке тоже были камеры — молчаливые созерцатели порядка. Ира сегодня не надела своё платье и каблуки, она оделась в белый спортивный костюм, в белых же кроссовках, а волосы, расчесав, убрала в хвост.

Такой я её ещё не видел: она могла бы сойти за спортсменку любой сборной, её походка изменилась — стала простой и уверенной.

— Ты что это сегодня в спортивном? — спросил я.

— У меня мужчина «на спорте», я должна соответствовать. Если бы ты был в строгом костюме, я бы надела вечернее платье, а так как ты в отечественной импортозамещённой реплике, я тоже буду как ты. Чтобы смотреться вместе хорошо, а то представь: ты на спорте, а я в платье и на каблуках, мы на чёрной «Бэхе» — это же кринж в стиле «привет, девяностые».

…Я ничего не ответил, вспоминая кучу бандитов и ментов-спортивников, которые именно так со своими девушками и перемещались по городу.

Первым делом мы поели в грузинской кухне. Тут в «ЛЕТО» было ещё много чего, но Ира сказала, что там вредно, произнеся ещё два новых для меня слова — «канцерогены» и «трансжиры». А потом пошли, как она говорила, «шопиться». Я пошёл в спортивный магазин, где выбрал пару неброских чёрных и серых костюмов, ещё паруспортивной обуви, неброский рюкзак на спину. Главным критерием для меня была прочность, а обувь так вообще надо будет менять после каждой ликвидации. Ира тем временем пошла в отделы косметики, предоставив меня своим мыслям о покупках полностью. Что там мне ещё нужно? Инструменты для установки ящика, инструменты для пропила отверстия в стене у калитки и бытовая техника. В том числе компьютер нужных параметров и доступ в интернет. Где бы и его купить этот доступ?

Встретились мы где-то между магазинами, возле кресел-капсул с мудрёным названием «Ямогучи». Как оказалось, оно за деньги массирует тело. Как-нибудь потом попробую.

— Слушай, — начала она. В её руках был бумажный пакет с косметикой, в моих — пакет со спортивными костюмами. — Я же сейчас не танцую, так вот, я думала, как мне дальше зарабатывать и жить.

— А кто ты по профессии? — спросил я.

— Филолог я. — выдала она.

— Это кто? — спросил я снова.

— Ну, филологи изучают язык, литературу и культуру, анализируют тексты, их историю и структуру. Наша работа включает научные исследования, преподавание, переводы, а также мы можем быть в издательском деле — редактор, корректор — и медиаиндустрии, как журналист или копирайтер.

— А деньги им за что дают? — перефразировал я, просто пока было не очень понятно.

— Знаешь, я могу книги писать — есть куча сайтов с самиздатом, где много девочек хорошо зарабатывают.

— Книги — это хорошо. — вспоминая, какую я последнюю читал.

— А какие тебе нравятся? — как на зло спросила она меня.

И не признаваться же, что последнее, что я читал, это были регламентирующие мою службу документы.

— «Срок для бешенного», — вспомнил я навскидку новинку 1993 года.

— Про что там?

— Спецназовец попадает в тюрьму и… — далее я забыл, помню только, что в первой главе он становится свидетелем детального изнасилования одного зека другим зеком, но надо было импровизировать, и я выдал сюжет: — И, короче, его с воли заказали, и герою приходится сбегать из тюрьмы, чтобы его не убили. Он сбегает и валит всех на глушняк.

— Ух, триллер из девяностых?.. — удивилась она.

— Почти как наша с тобой жизнь, Ир. — пожал я плечами.

— Так вот, мне чтобы писать нужен компьютер, лучше ноутбук, хороший.

— А ты в этом разбираешься? Я просто не очень. И бук мне бы тоже не повредил. С интернетом. — произнёс я.

— Интернет можно с сотового раздать — мобильный, а можно вайфай-роутер поставить, но к нему нужен кабель тянуть — провайдера.

— Сложно что-то. — покачал я головой.

— Я тебе во всём помогу. Ну так что, можно?

— Что можно? — не понял я.

— Я себе бук куплю на те деньги? Просто я же больше не танцую, я тогда совсем без финансов останусь.

— Слушай. Ты можешь танцевать для меня, пока твои книги не начнут тебе приносить деньги. — предложил я выход.

— Для тебя я и приваты буду брать, и просто брать. — прошептала она мне на ухо.

— Ир, у нас дел ещё буран, а ты мне штаны взрываешь! — укорил я её с улыбкой.

«Что, майор, нашёл себе девочку на содержание, за деньги?» — усмехнулся надо мной память Славы Кузнецова в моём сознании.

«Как спать с танцовщицей — главное, он не возражал, а за деньги „вылез“ с подколами своими, сержантскими».

И я начал внутренний диалог, по сути, с самим собой:

«Я, Слава, все твои кобелиные дела завершаю наоборот, потому как не должен сотрудник всех вокруг накуконивать ходить. Ты посмотри на него: то что красивая тачка требует денег и ухода, то что всё в этом мире требует денег и ухода — это его не смущает, а то что девочку спортивную майор в новой жизни себе завёл, это надо подколоть обязательно! Иди к своему убийце Лаечко в голову и там, и подкалывай! Его есть за что…»

— Ты чего? — спросила у меня Ира.

— А? — не понял я.

— Ты встал, словно что-то вспомнил.

— Это усталость, Ир, сам с собой поговорил, подумал, хватит ли меня на всё.

— И как?

— Без изысков — хватит. На твои приваты точно хватит. — притянул я её к себе за талию.

— Тогда поехали, купим тебе и мне компьютер? — предложила она.

— Поехали. Только недалеко — мне ещё инструмент нужен и ящик почтовый.

— Тогда тебе в «Стройпарк», он как раз недалеко от ДНСа, на той же улице.

И мы заехали сначала в компьютерный центр, где было выбрано два ноутбука, вай-фай роутер для меня, беспроводная мышь. Ире взяли ещё наушники для работы, а мне — для бега.

После я отвёз её домой и чмокнув в лоб пожелал доброго вечера. Она расстроившись спросила, увидит ли меня сегодня снова. А я сказал, что ещё много работы. И я не соврал. Далее я направился в «Стройпарк», чтобы купить перфоратор, дрель-шуруповёрт и электролобзик, а также железный почтовый ящик, который, покрутив в руках, я понял, что нужны ещё и ножницы по жести, прихватив также набор свёрл и крупный удлинитель. Всё это добро заняло почти весь багажник и салон авто. А уже от туда, проезжая мимо магазина для животных, зашёл и купил Рыжику по словам консультантки самый лучший корм в которых я не разбирался — «Роял Канин». Правда, продавщица принялась меня мучить: какой у меня кот, на что я отвечал, что рыжий, и она уточняла, стерилизован ли он, сколько ему лет, имеет ли он диплом о высшем юридическом образовании. Как будто я с ним беседую ежедневно и знаком всю жизнь. И, заплатив за корм и новую миску, я поехал домой по-настоящему.

Первым делом, покормив Рыжика, я разложил вещи, повесил костюмы, прикинул, где будет стоять рабочий стол, который тоже надо купить. Решив, что остальным займусь завтра.

Но одно меня гложимо, то что всплыло вместе с воспоминаниями сюжета из книги «Срок для бешенного», и я сел на диванчик, достал сотовый и принялся гуглить.

Меня интересовало одно: где живёт кандидат в мэры Зубчихин. Информация была не секретной — публичная персона, афиширует свои благотворительные акции. Через двадцать минут я знал не только адрес его таунхауса в коттеджном посёлке «Поле чудес», но и марку его машины (чёрный Mercedes GLS), имена жены и дочки-школьницы, а также сына, с которым я уже виделся, и даже то, что каждое воскресенье он играет в теннис в закрытом клубе «Ракетка». Посмотрев на гугл-карту, где этот дом и его план, я сделав скриншот убрал сотовый.

В квартире было тихо, только Рыжик мурлыкал, уплетая корм за обе щёки. А я не мог допустить второго хода Зубчихина. В голове, словно шестерёнки, начали прокручиваться варианты ликвидации: подходы, вероятный распорядок дня цели, слабые места. Слава Кузьмин в моём сознании больше не появлялся, что было самым добрым знаком. Видимо, понимал субординацию — и что когда работа идёт, болтовне не место. При всём притом, похоже, это я сам с собой играюсь и говорю за двоих, так как информация в мозгу хоть и была для меня новой, но не была прямо-таки прямой речью, что ещё раз говорило, что я более чем вменяем. Хотя услышь мою историю врачи психдиспансера, меня бы оттуда уже не выпустили.

«Поле чудес», — подумал я громко, возвращаясь к мыслям о цели… Ирония названия не вызывала у меня улыбки. Другое дело — кто организовывал это самое «поле», недвусмысленно намекал, что находится в стране дураков.

И вот теперь такой вот дурак, в моём лице, переоделся в черное, взял белую балаклаву, тряпичные перчатки из строительного, и, достав «Стечкин», снял затвор, установил ствол-переходник на раму поверх штатного ствола, и, вернув затвор, накрутил банку глушителя на выпирающий переходник. Патроны я взял из погреба все. И, посмотрев за окно, что там уже вечер, поехал за Академгородок.

Дом Зубчихина в этом «Поле чудес» стоял особняком — не в первом ряду у дороги, а чуть в глубине, как бы подчеркивая статус. Я притормозил за пару кварталов, втиснув «Бэху» между каким-то забором и кустарником.

И я не спеша побежал, надев наушники, словно был спортсменом в белой шапочке. И, пробегая мимо дома Зубчихина, взглянул на окна — они светились. А забор…

Забор был не шибко-то и высоким — кованые, длинные, витые прутья, больше для красоты, чем для безопасности. Через них отлично просматривался весь участок. Дом был не таунхаус, а целый особняк в каком-то псевдоевропейском стиле: два этажа, мансардные окна на крыше, облицованный светлым камнем, который в свете уличных фонарей отдавал желтизной. Крыша — сложная, ломаная, из темно-красной черепицы. У главного входа — крыльцо с колоннами, которые казались тоньше, чем должны были быть, — как будто их сделали из пенопласта и покрасили под мрамор. Над дверью — кованый фонарь, копирующий старинные, но с современной светодиодной лампой.

От ворот шла широкая дорожка из плитки, разбивавшая идеальный, как на картинке, газон на две симметричные половины. Слева, под окнами, — детская площадка, качели и горка, выглядевшие новыми и неистрепанными, будто их поставили для фотосессии, а не для игр. Справа — беседка с остроконечной крышей, увитая каким-то увядшим вьюнком, а рядом — мангал-печь сложной конструкции, накрытый брезентом. Гараж на две машины был пристроен сбоку, его ворота — под цвет забора, тоже кованые, но уже сплошные. Одна створка была чуть приоткрыта, и внутри угадывался силуэт того самого чёрного «Мерседеса». Второе место пустовало.

«Перелезу, и дело с концом», — мелькнула мысль, но я её отогнал. Слишком просто. Слишком открыто. Весь этот пафосный домик кричал — о желании казаться, а не быть. И такая показуха всегда сопровождается паранойей. Камеры. На столбах забора они были — маленькие чёрные купола. Я замедлил бег, делая вид, что поправляю наушник, и скользнул взглядом по фасаду. Да, ещё две под карнизом крыши, одна смотрит на вход, другая — на гараж. Возможно, есть и в доме, смотрящие на задний двор.

Я пробежал мимо, не поворачивая головы, и свернул за угол соседнего участка.

«Поле чудес», — подумал я снова. Организаторы этого самого «поля» недвусмысленно намекали, что находятся в стране дураков. А я теперь бегал среди их аккуратных домиков, как призрак, которого они сами же и вызвали. Иронии не было. Была только холодная прикидка. Сегодня эта тварь исчезнет и я натянул на лицо белую балаклаву…

Глава 9 Его там нет

И телефонный звонок прервал моё настроение убивать злодея, пришлось снова скатать балаклаву в шапочку и взять трубку. Надо будет его (мобильник) или в машине оставлять, или отключать, жалко батарею нельзя вытащить из этих «Самсунгов».

А на экране был номер, который записан у меня как «Дядя Миша», надо подписать «из Саратова» и вообще будет непонятно, кто мне звонит.

— Слушаю? — поднял я трубку, а точнее сдвинул зелёный кружочек с экрана в соторону.

— Контора запрещает тебе убивать семью Зубчихина, — раздался его голос в трубке.

— Семья не пострадает, погибнет только он, — ответил я, не особо догоняя, как они узнали о моих замыслах.

— Зачем ты тогда в Академе на «Поле чудес» сейчас?

— Как зачем? Зубчихин много наших парней в Чечне подставил. Орден вручаю с закруткой на спине, за былые заслуги, — произнёс я, планируя идти дальше.

— Ну, во-первых, там его сейчас нет. А во-вторых, причём тут Чечня и ты?

— Долгая история… — отмахнулся я, переспросив, — В смысле, его там нет? Откуда вы знаете?

— Оттуда же, откуда знаем, что ты на «Поле чудес». Скажи, ты к операциям вообще не готовишься, просто бежишь и крошишь негодяев и всё? — спросили меня.

— … — Собственно, что тут ответить? Обычно да, мы так и делаем, ну, если противник засел в доме и никуда не собирается вылазить, то ещё план можем изучить. А так — короткий брифинг и в бой.

— Всё, Слав, у меня пазл сошёлся по тебе. Почему тебе человека легче убрать, чем камеры установить и купить компьютер, да к интернету его подключить.

Что он имеет в виду? Словно он знает, что я из другого времени, но не знает — из будущего или из прошлого.

— Почему вы мне запрещаете убивать Зубчихина? — спросил я.

— Я тебе ещё раз говорю, он в этом доме полтора года как не живёт, это раз. А два — дублирую команду: Контора тебе запрещает охотиться на Зубчихина.

— А как быть, если за мной придут еще раз? — спросил я.

— Если не будешь мимо домов с камерами с открытым лицом бегать в одной одежде, а потом в этой же одежде и в маске к мирняку вырваться — не придут. Так, сейчас давай на берегу договоримся: либо ты со мной работаешь, либо ты сам по себе. Но если работаешь, то будь добр, исполняй команды куратора.

— Принято, не убивать Зубчихина, — выдохнул я и медленно пошёл к «Бэхе», проверять врут ли мне я не стал, маловероятно что врут, а вломлюсь в дом без скорейшей ликвидации Зуба, и правда будут последствия.

— Вот и молодец. А камеры мы тебе и интернет проведём завтра, сказал бы сразу, что не разбираешься, обычно такие, как ты, хорошо с техникой и приложениями ладят.

Такие, как я? Есть ещё кто-то? Почему они лучше разбираются в технике? Возможно… В моей голове побежали предположения.

— Какие такие, как я? — переспросил я.

— Молодые, — ответил Дядя Миша после короткой паузы, — На «Энтузиастов» завтра не забудь заехать.

— Мне завтра в Управу вызывают, я тут на учениях отличился.

— Будут награждать — награждайся, будут повышать в должности — не соглашайся. У тебя и так работы хватает, что даже если тебя уволят, ты без денег не останешься. Хватит и на платья для девушки, и на обустройство съёмной избушки.

— Принято, — снова ответил я.

— Завтра первым делом на Энтузиастов, а уже потом в Управу. И если из мебели или техники что-то нужно, ты толкьо скажи.

— Спасибо. Да, ничего особо не надо. Крыша есть над домом — и ладно.

— Не скажи, от отдыха ликвидатора 3-его разряда зависит, как он работает. А нам с тобой важно, чтобы ты работал хорошо, иначе зачем всё это. А сейчас, едь домой и не вздумай самодеятельность включать. Зубчихина убирать рано.

— Я понял, мне не надо два раза повторять, — ответил я, подумав, что хотя иногда надо, для ясности.

— Вот и молодец! Тренируйся больше, это стресс снимает!

Трубку положили, а я тем временем дошёл до машины. На ней жучок? На сотовом прослушка? Они с помощью чего меня отслеживают? Спутники? Хотя, наверное, правильно делают.

Вообще за завербованными убийцами, а именно так расшифровывалась должность «ликвидатор», надо наблюдать во все глаза. Я бы лично наблюдал. Я бы и не доверял таких заданий кому не попадя. А долго бы наблюдал, изучал бы, потом узнал, чем человек дышит, и постарался бы предложить ему максимально подходящие для него условия, если, конечно, он способен, не думая, стрелять по целям. В этом времени видимо у них всё проще. А если я где-нибудь ошибусь, Контора будет ни при чём.

Спать не хотелось, и, доехав до дома, я принялся мастерить почтовый ящик. В задней части было проделано отверстие, а сам ящик установлен на забор, в котором я тоже просверлил отверстие и вырезал такую же дыру, и из жестянки выполнил направляющие, чтобы что бы ни было скинуто в ящик, оно падало сквозь дыру в заборе. И, убедившись, что из десяти раз броска конвертов все десять попали внутрь, я закрепил на внутренней стороне сейф, подогнав его под направляющую из ящика. Теперь маскировка — идея пришла внезапно. И пришлось немного поработать и уложить поленницу вдоль стены здания, чтобы дрова закрывали сейф, чуть с нахлёстом, а потом я отрезал несколько поленьев и, скрепив их вместе, получил деревянную крышку, которую и прислонил к сейфу. Получилась поленница у калитки и никакого видимого схрона для секретных заданий.

Кто молодец? Я молодец! Вернувшись домой, я осмотрел бедноватое убранство домика и, спрятав «Стечкин» обратно в подпол, долил Рыжику воды и досыпал корма. А далее вызвал такси туда, где мне рады и где мягкая постель, а не продавленный диван.

Ключи у меня были, как сказала Ира, этот дом и эту девушку я отвоевал. На дворе уже стояла ночь. А в голове метались слова Дяди Миши: «Зубчихина убивать рано». Это какая-то игра, которую я не понимаю? Убивать негодяев всегда к месту. Главное, Крота, который мучил детей, было пора, а Зуба, который предавал пацанов во время войны, — рано. Между Зубом и Кротом я не видел особой разницы. И вдруг меня посетила мысль, что, может быть, просто смерть для кандидата в мэры Златоводска — это слишком мало. Его бы в зиндан посадить, чтоб ссал в ведро, а из другого ведра пил тухлую воду, чтобы жрал с земляного пола брошенное духами через решётку. Или чтобы ежедневно работал на благо общества, а за любое отклонение от курса партии был бит, чтобы боль испытывал непрерывную и сам хотел умереть, но не умирал.

Дверь в квартиру открылась под натиском моего плеча, а я вошёл и снял с себя удобную спортивную обувь, оставаясь лишь в носках, которые попахивали от моего активного образа жизни. Точно! Надо докупить носки, трусы, футболки. Дискошар медленно крутился, давая по залу плывущие блики. Я заглянул в спальню — Ира спала. А на прозрачном столике напротив пилона стоял свеженький бук, открытый в каком-то текстовом документе.

И я полюбопытствовал. Это было редактирование первой только начатой книги «(Не)стриптизёрша для киллера», у книги была даже обложка, где были персонажи: полуголый черноволосый мужчина с пистолетом в руках неизвестной мне марки и маленькая рыженькая девочка, стоящая в соблазнительной позе.

«Я бы вдул», — резюмировала память Кузнецова.

Я сел читать, и суммарно из текста книги следовало, что ОН заметил её танцующую в клубе и, пьяный, подошёл к ней, сказав: «Ты теперь моей будешь!» А она такая: «Я — не я, попа не моя, танцую для души, но шлюхой не являюсь!» И вот он к ней подкатывает, она его отшивает, а потом в какой-то момент её пытаются продать в рабство в Дубай, и тот самый парень с чёрными волосами, плечистый и с кубиками пресса, идёт её спасать убивая всех…

Читал я медленно и не заметил, как наступило утро. Утро, в котором надо ещё столько всего сделать. Ира мирно спала, а я написал в редакторе книги под конец художественного текста: «У тебя здорово получается, не бросай, главное».

Естественно, я знал, что книгами зарабатывать нельзя, только если публиковаться на бумаге, но до этого Ире ещё было далеко. Но пусть занимается! Девушка без занятия — это головомойка мужчине. И я очень рад, что она так быстро отошла от той перестрелки, так переключаться умеют роботы и дети, видимо, Ира в душе ещё ребёнок. Ну что ж, красивая девушка может быть инфантильной или играть в инфантильность, это с мужика спрос как с космонавта, и я, встав, пошёл на кухню, согрел себе чая и, найдя в холодильнике бутерброды, позавтракал ими. Как раз пришло сообщение в зелёный мессенджер, где и куда мне приезжать за документами, а по приезду написать, что прибыл.

Снова такси, снова я покидаю домик спящей девушки, снова еду и, как ни странно, в сторону «Поля чудес».

Но в последний момент такси свернуло и повезло меня на другой адрес. По месту прибытия справа располагалась ментовская учебка, высокий забор, камеры, ворота, перед которыми лежали шипастые железные трубы, выкрашенные в красно-белый цвет. Память Кузнецова сразу же начала делиться всем тем, что он запомнил из этого «чудесного» заведения. Как он вставал в 7, чтобы на развод приехать к 8-ми, как он пересаживался с маршрутки на маршрутку, чтобы успеть сюда, потому как прямого рейса с Макрушино до места, называемого Бактином, не было. Как они маршировали на плацу, будто на срочке этого не хватило, движение строем же для мента — самое главное в его службе, как очищали стоянку от снега вручную, как у них подполковник в уличном туалете поскользнулся на сталагмитах дерьма и им пришлось ломами его очищать от замёрзших экскрементов. Как он выступал за его взвод по толчку гири 24 кг и еле-еле толкнул двадцать раз, а вышел мастер по гирям, и судьи устали считать сколько он сделал на легке. Как в марте делали из грязи и талого снега горку, как заливали её по ночам, стряхивая с веников воду из вёдер, а днём она всё равно таяла и теряла форму. Из положительного Слава запомнил только тир и боевую подготовку, правда, в первый день их прокачали, так что всех тошнило, зато потом было проще. Помнил Кузнецов и матершинника-начальника курса, сурового начальника УЦ, и едкого и мерзкого зама начальника курса, из-за которого он за пропущенные занятия частенько попадал на колку льда ломом. И на этом всё. Мне же нужно было не туда, а на территорию левее, где стояли машины без номеров, где стоял гаец, который проверял машины, и было выстроено административное здание, куда тоже вела очередь.

И я, достав сотовый, написал на неизвестный контакт: «Я прибыл». И сразу же получил ответ: «Слева от забора ЗИЛ, иди туда!»

Очередной, как говорит молодёжь, квест-бродилка, и я пошёл.

Слева от забора, вне территории, и правда стоял ЗИЛ, а за ЗИЛом — серебристая «Тойота»-седан, которая мне как раз поморгала дальним светом.

Подойдя к ней, я сел в салон на пассажирское. Только сейчас ощущая, что ночью я не спал.

— Здравствуйте, — поздоровался я.

— Здравствуй, — кивнул парень в чёрных очках, словно на дворе был солнцепёк. — Так, вот твои права, вот ПТС, вот СТС, вот страховка ОСАГО. Права реальные, страховка тоже, а вот машину продавать не рекомендую, вскроются несовпадения. Держи.

И я взял кучу документов, не понимая, зачем они мне все нужны.

— Товарищу генерал-лейтенанту привет, — выдохнул водитель, намекая, что тут на сегодня всё.

— Хорошего дня, — произнёс я, выходя из машины.

У меня на руках были водительские права с моей фотографией, годные по 2034 год. Но меня поразило другое — это Дядя Миша генерал-лейтенант? А чем он таким командует? Или командовал. И почему сам лично встречается со мной, а не через подчинённых при таком-то звании.

«Галантерейщик и кардинал» — это звучит сильно… Младший сержант и целый генерал, который не гнушается позвонить и сказать: «Слава, я запрещаю тебе убивать Зуба!» Ну, раз такие игроки в этой игре, значит, и правда рано убивать кандидата в мэры. Надо хотя бы дождаться, пока он станет мэром, чтобы было как по Чехову о Златоводске, о его грязи и мрущих губернаторах.

И тут у меня мелькнула память Кузнецова, который действительно подтверждал, что в этом городе уже третий мэр подряд был посажен. Видимо, старшие братья всё-таки работают. И старшим братьям нужны отморозки из прошлого типа меня.

Ну что, а теперь с новыми правами можно и до Управления Росгвардии доехать. И для разнообразия я решил прокатиться на маршрутке. Сев в автобус на остановке, где была пивная и магазин «Ярко 24», я вспомнил, как Кузнецов покупал тут вафельную трубочку с кофе и сосиску в тесте, а после тяжёлых суточных нарядов бывало и пиво, пока не обязали надеть форму всему аттестованному составу. Вообще с учебкой было связано ещё одно воспоминание — множество девушек, которые обитали тут поблизости и крутились вокруг ребят в погонах, что проживали на казарменном положении в УЦ УМВД. Славе, к слову, было немного не по себе, потому как менты таскали этих баб в казарму ночью по простыням, на тросах, кто-то даже покупал и связывал вместе верёвочные лестницы с детских спортивных наборов, всё для того, чтобы не светиться перед дежурным, который естественно никого бы внутрь не пустил. Проб на этих барышнях, конечно, ставить было негде, и потому, хоть Кузнецов и пользовался вниманием женщин, местный контингент он старался обходить.

Я сел в маршрутку, ещё был один забавный момент — тут, в Златоводске, оплачивался проезд в конце поездки, а не в начале. Что ж, это как с мультифорами и с колбой — специфика региона. По раздолбанной улице Энтузиастов, мимо бассейна «Звёздного», через Клюевское кольцо маршрутка выехала на улицу Осеннюю, которая достаточно круто уходила вниз, чтобы проехать под мостом-развязкой, также круто поехать наверх, но уже по Балтийской. Одно из опаснейших мест в Златоводске для автолюбителей, именно тут, на этой низине, происходит выброс машин на разделительную полосу, особенно в гололёд, особенно в дождь. Маршрутка забиралась в горку по трёхполосой дороге медленно, не вывозя нагрузку, и её обгоняли все, кому не лень, но зато справа открывался прекрасный вид на город, который возвышался над зелёной впадиной, так называемой Михайловской рощей. Тут особенно красиво вечером, и Кузнецов, когда только-только начинал жить половой жизнью, часто ездил тут на маршрутке, показывая эту мерцающую красоту разным девушкам, тем, что были из числа «мытых и бритых».

Вспышка боли в мозгу заставила меня поморщившись закрыть глаза, и я вдруг увидел команду КВН — «Дети лейтенанта Шмидта» в их полосатых рубашках и клетчатых кепках, потом команду «Максимум» с их шутками. Слава был ещё маленький совсем и не помнит всё в подробностях, но шутка про «мытых девушек» принадлежала именно «Шмидтам». А ещё в этом городе была написана песня — хит двухтысячных: «Тополиный пух, жара, июль, Ночи такие звёздные, Ты пойми, что первый поцелуй — Это ещё не любовь, это лишь Такой закон противоположностей. Тополиный пух, жара, июль, Ветер уносит в небо, Только ты не веришь никому, Ждёшь ты только снега, снега, снега».

И только сейчас я задумался о природе своего тут появления. Кто я — другая душа, вошедшая в тело Кузнецова, или реинкарнация майора СОБРа Ивана, погибшего и родившегося уже Кузнецовым? Мои воспоминания были неполными, я многого не помнил, не помнил, была ли у меня семья тогда, в 1994-том, не помнил имён родителей тут, в 2025-том. Что-то от майора СОБРа, что-то от младшего сержанта, эта путаница сбивала меня с мысли, а попытки покопаться в памяти отзывались новой головной болью.

И главное, нет того, кто бы дал мне ответ на эти вопросы, зато дали «Стечкин» и завалили деньгами. «После того, как я исполню Зубчихина, что будет дальше? Кем я буду дальше?» — задал я себе самый сложный вопрос.

А тем временем маршрутка подъехала к остановке «Шевченко», и я вышел, оплатив картой через терминал. Управление стояло чуть в глубине от дороги. Хотя КПП из красного кирпича было видно и отсюда. Я перешёл через дорогу и повернул во двор территории, КПП и шлагбаум было лишь для авто, пешие могли проходить мимо без проблем. В окне будки КПП сидел прапорщик, грустно свайпая ленту на телефоне. Вот он, взвод охраны, о котором говорил Мухаматдиев куча прапорщиков «доживающих» тут до пенсии, словно слоны уходящие умирать в особое место, прапорщики уходили сюда чтобы встретить «мечту» — пенсию через 20 лет службы. Пройдя на закрытую стоянку напротив Управы, я вошёл в центральную дверь этого четырёхэтажного здания.

— Здравия желаю, — обратился я к дежурному сквозь бронированное окно. Старший лейтенант поднял на меня вопросительный взгляд, и я показал удостоверение. — Мне назначено, я Кузнецов с Кировской охраны.

— Куда тебе — в «службу» или «кадры»? — спросил у меня старлей.

— Разрешите уточнить, — кивнул я и набрал взводного.

— Слушаю, — ответил невыспавшийся Мухаматдиев.

— Ратмир Минисович, это Кузнецов, а кто меня вызывал с Управы — кадры или служба? Тут в дежурке интересуются.

Взводный немного подумал, может, вспоминая, может, приходя в себя, и ответил…

Глава 10 Гражданский человек

— Начальник отдела кадров вызывал, — выдал Мухаматдиев, и я, пожелав доброй ночи, продублировал это дежурному.

— Ожидай, — произнёс старлей и набрал номер на проводном телефоне. — Николай Максимович, тут к вам Кузнецов подошёл, пропускать и сопроводить? Антох, проводи парня к Пруту!

И из бокового помещения дежурки вышел старший сержант — низкий и загарелый. Такой загар я видел только в Афгане, но этот парень был без следов обветривания. Голубая рубаха с коротким рукавом еле сидела на его корпусе, неумело скрывая проработанную мускулатуру.

Он что-то ел и вышел ко мне ещё жуя. Тяжелоатлет в форме пошёл наверх по лестнице, махнув рукой: мол, иди за мной, если хочешь накачаться и загареть. Я не хотел, но пошёл следом. На втором этаже находился советский отдел охраны, на третьем — само управление, первый этаж же был уделом взвода охраны, столовой и отдела по связям с ветеранскими объединениями. Кузнецов знал это, знал это и я.

В фойе на третьем этаже стоял кулер, стояло два дивана и росли пальмы и какие-то длиннолистые растения. Интересно, кто ухаживает за растениями в управе? Есть ли специальная должность ландшафтного дизайнера?

Мы свернули налево и, пройдя чуть-чуть вперёд, ещё раз остановившись у двери, я взглянул на табличку: «Прут Николай Максимович. Начальник отдела кадров управления Росгвардии».

Старший сержант постучал в дверь и, приоткрыв её, спросил:

— Николай Максимович, к вам пришли.

— Пусть заходит, — прозвучало из-за двери.

— Заходи, — продублировал помощник дежурного.

— Захожу, — улыбнулся я, заходя.

За Т-образным столом на мягком большой кресле сидел капитан — настолько худощавый, что одежда на нём буквально казалась с чужого плеча, хотя всегда, когда получаешь её на складе, ты её меришь. Может, болеет, а может, Прут — просто фамилия говорящая?

— Товарищ капитан, младший сержант полиции Кузнецов по вашему приказанию прибыл, — проговорил я, входя в кабинет.

— Почему без формы, сержант? — спросил он меня.

— Виноват, товарищ капитан, не доведено. Если у вас есть час, я сгоняю, переоденусь? — спросил я, точно зная, что второй раз я сюда не поеду. Пошёл он нахер.

— Да заходи уже. Садись, — указал он на один из стульев у его стола.

Стулья были не в пример его мягкому креслу из кожи — они были железные, словно должны были показать, кто тут начальник, а кто «бесформенный» младший сержант.

И я сел, внимательно повернув голову к капитану Пруту.

— Я не буду тебя спрашивать, откуда в твоём доме взялись наркосодержащие вещества. Надо сказать, когда я узнал, я сразу же подумал: как хорошо, что ты уже две недели назад уволен. А потом, после того как тебя выпустили и я получил справку с твоего полиграфа, понял, что хорошо, что не уволили. Я даже поручил по тебе провести служебную проверку. Но потом ко мне пришли из Управления УМВД и забрали твоё личное дело куда-то наверх. А потом, правда, вернули — и мне это ещё более странным показалось. А вчера мне звонил начальник СОБРа и просил тебя к себе, но у него сержантских должностей нет, а ты — без образования. И я подумал: что тебе пора расти, если ты хороший парень, и тебя надо держать поближе, а если ты плохой — тем более. В общем, пиши рапорт на перевод, на повышение.

— Так какое повышение? Я и так на старшего группы перевожусь. — возразил я.

— Это всё хорошо. А тут ты будешь командиром отделения особого взвода по сопровождению грузов, будешь ездить с оружием, возить боеприпасы, наркотики! А?

«Я и так вожу оружие и наркотики, которые мне ни к чему», — подумал я и произнёс:

— Большое спасибо, товарищ капитан, за оказанное доверие, но я, пожалуй, откажусь. Я ещё не всю службу познал в группе задержания.

— А ты не понял. Это не предложение. Это добровольно-принудительный перевод. Но если ты, конечно, расти не хочешь, тогда правильно мы сделали, что тебя уволили задним числом. Потому как лох тот солдат, который не мечтает быть генералом. — выдал мне капитан.

Ну лох — так лох, мне слава богу не 14 лет чтобы на это реагировать.

В голове прозвучала шутка: «Подполковником быть хорошо, а под генералом ещё лучше». А под мерзким капитаном с говорящей фамилией Прут я быть уж точно не хочу.

— Так что либо ты — командир отделения особого взвода, либо ты с этого дня гражданский человек. Выбирай.

Капитан протянул мне два рапорта — один на перевод, другой на увольнение — и положил ручку между ними, добавив:

— И отказа я не приму.

«А куда ты нахрен денешься?» — улыбнулся я своей мысли и росчерком шарикового «пера» подписал рапорт на увольнение.

— Пока, — произнёс я, вставая.

— Стой, я тебе не отпускал! — выкрикнул капитан.

— Хуёвый ты кадровик, капитан, — выдохнул я, покидая кабинет. — Одним словом — «прут».

Спускаясь по лестнице, я не думал ни о чём, но старлей уже вышел мне навстречу.

— Боец, стой!

— А чё будет⁈ — спросил я его, не останавливаясь.

— Я тебя задерживаю!

— Ты хоть помнишь, как это делается? — спросил я.

— Помощник, жми на тревожку! — крикнул старлей, а я, освобождаясь от простого захвата руки, просто вышел из управления и направился к выходу с территории.

И тут у вас, мои уважаемые менты, два выхода: либо вызывать патруль с составлением материала по 19.3 КоАП РФ, если вы уверены, что ваши требования законны, либо позволить гражданскому человеку жить своей жизнью.

Что там надо дальше? Удостоверение в отдел сдать, жетон, карточки на оружие… С этими мыслями я проходил мимо КПП. Усталый от жизни прапорщик взглянул на меня, и я весело помахал ему рукой, и он даже поднял свою руку и махнул мне в ответ. Наверное, думал, что я его приветствую. Вот удивится, когда узнает, что мимо него прошёл тот, кого надо было задержать и вернуть к Пруту на неудобные стулья.

А я пошёл дальше — медленно, не спеша — в сторону моего дома. Тут минут двадцать, по улице Шевченко, как раз мимо отдела.

Ну нет, сегодня я туда не поеду, завтра отнесу все документы.

Но тут снова меня потревожил мобильник. Звонил Мухаматдиев.

— Доброе утро, — проговорил я.

— Ты чё там наговорил, почему мне Прут лично звонит⁈

— А почему ты на меня орёшь, Ратмир⁈ — громко спросил я.

— В смысле, блядь, почему⁈ — захлебнулся он своими словами.

— Я две недели назад как рапорт подписал и сегодня как раз уволен. Ты разве не знал?

— Ты чё, там пьяный что ли? — спросил у меня Ратмир.

— Пока ещё нет, — ответил я.

— А чё тогда с тобой там происходит?

И я в двух словах рассказал какой разговор состоялся с Прутом, закончив на фразе:

— Короче, я был рад с тобой работать.

— Бля… — выдохнули на том конце трубки. — Ты сейчас где, по месту?

— К отделу подхожу, могу сразу удостоверение и карточки с жетоном сдать.

— Давай заходи и жди меня.

— Меня не пустят, я гражданский. И честно говоря, этому даже рад.

— Заходи, говорю, и жди. Рад он, — настоял Мухаматдиев.

— Тебя плохо слышно, перезвони, — выдал я и повесил трубку, а боковой кнопкой выключил телефон.

Домой я пришёл быстро. Наверное, сейчас уже был полдень. Я не хотел включать мобильный, чтобы посмотреть точнее. Пчелиный улей не даст — разорвут телефон. Пусть сначала друг с другом разберутся, а потом уже мне нервы треплют.

Войдя домой, я сразу почувствовал запах — тут пахло проводкой и пылью, а из-под пола мявкнули.

Я окинул взглядом дом и увидел, что на стенах стоят датчики, белые датчики — мы их ещё называли объёмниками, они засекают движение; на двери и на окнах тоже — датчики на открытие. На кухонном столе стоит открытый ноутбук, на холодильнике — белый корпус какого-то прибора, мигающий лампочками, с двумя антенками.

— Мау! — мяукнули сзади, и я увидел, как кот вылезает откуда-то из-за раковины. А заглянув туда, я нашёл дыру в подпол. Понятно, в моё отсутствие тут установили всё, что им было нужно для моей службы.

И тут заиграла музыка:

«Там та там, тару рару рару там та там…»

Я пошёл к ноуту и сел на стул, взял мышку в руки, кликнул на «принять входящий вызов».

— Доброго утра, — поздоровался с экрана генерал-лейтенант в гражданке. — Как сходил?

— Всё хорошо. Вам привет от парня в чёрных очках.

— А, понял, о ком ты… — немного подумав, выдал дядя Миша. — Мы у тебя всё поставили, интернет тебе провели с вай-фаем и даже Алису подключили. Тебе ещё сегодня кое-что от нас придёт, чтобы твой дом меньше напоминал дом отшельника-душителя. Так что сотовый включи, чтобы курьер до тебя дозвонился.

— Мне туда сейчас все звонить будут — от командира взвода до начальника ОВО, — произнёс я.

— Зачем? У тебя же выходной. — не понял Дядя Миша.

— Да меня же уволили задним числом за то, что я переводиться во взвод охраны при Управлении не захотел.

— Это очень странно. У них там что, крыша совсем течёт?

— Не знаю. Хотели, чтобы я поближе был, а я хотел быть подальше. Ну и подписал рапорт.

И я снова рассказал всё коротко, что произошло.

— Короче, сегодня живи своей жизнью, а завтра выходи как ни в чём не бывало на работу. Взводный скорее всего от тебя откажется, потому как ты проблемный, а вот ротный попробует отстоять и сам пойдёт в Управу разбираться с Прутом, с вашим. Тебе предложат извиниться — скажи им: «Пацаны не извиняются». — на этой фразе дядя Миша усмехнулся. — После таких слов тебе больше никаких повышений в ОВО не светит, только через увольнение. Но ты, я думаю, уже понял, что патруль — это не самое важное в жизни.

— А почему после фразы «пацаны не извиняются» будет именно такой эффект? — удивился я.

— А это маркер, что ты инфантил и ничего серьёзнее автомата, водителя и третьей группы задержания доверить нельзя. Если будут на тебя орать — вежливо, но жёстко скажи, что не надо так делать. Не поймут — повтори.

— А они меня на дальний пост не поставят?

— Ну, поставят — тогда и правда уволишься. И помни, Слав: ты им нужен больше, чем они тебе. Осознавая это, никакой Прут в капитанских погонах с тобой ничего сделать не сможет. Ну, бывай!

И трансляция прекратилась.

— Алиса, ты тут? — спросил я.

— Да, я здесь! — ответила она с холодильника, а я, привстав, увидел там ещё одно устройство — круглое, небольшое, словно крупная шайба, тоже белого цвета.

Я хотел было ещё что-то спросить, но за окном остановилась фура, прямо фура. И оттуда вышел человек с бумажкой, принявшись осваивать мой дом. Точно! Шторы забыл купить, и теперь, когда у меня есть документы на авто и права, можно сгонять и выбрать что-нибудь достойное. И я вышел на улицу, встречая человека.

— Здравствуйте, вы Кузнецов? — спросил паренёк в синей униформе у меня.

— Я, — подтвердил я.

— Мы вам звоним, звоним, а вы недоступны. — посетовал он.

— От ментов прячусь, телефон выключил. Нервируют, — выдал я.

— А ясно, у самого три кредита. — понимающе произнёс парень, — у вас диван, кресло компьютерное, мягкое кресло-качалка и кровать плюс матрац.

— Оплачено? — спросил я.

— Да, — после короткой сверки с документами ответил курьер. — Куда заносить?

— Внутрь домика, — ответил я, открывая калитку и удерживая её.

Места в доме оказалось меньше, чем хотелось, и старый диван, старую кровать и ещё одну кровать пришлось выкинуть. Грузчики стаскали всё внутрь, а потом остались и собрали мебель. Я уточнил, входит ли это в стоимость, и они ответили, что да. Тогда я дал им по пятисотке каждому на пиво — которого мне тоже хотелось, но обещание есть обещание. Вообще, если до ума тут всё доводить, то надо новый дом строить, а не постели переставлять.

Вся возня с мебелью у них заняла два часа, и они покинули дом в хорошем расположении духа. А я поехал в место, называемое «Постелька», и закупил для себя подушку и одеяло, простыни и плотные шторы, пушистые тапочки и полотенца. И, вернувшись домой, понял, что успеваю даже поспать и в «АУРУМ» на тренировку. То, что у меня в доме хозяйничали чекисты, меня не волновало; не волновало меня и то, что мой командир взвода сейчас не знает, что объяснить ротному, которому уже доложили о моём увольнении.

Дядя Миша прав во всём: когда я системе нужен больше, чем она мне, она теряет надо мной власть. Ну, завтра, конечно, начнётся давление на «гнилуху»: вот, ты телефон выключил, подставил командиров, послал Прута, сбежал из Управления. Не вам решать, что я делаю со своей судьбой! Хотя, будь я простым парнем с патруля, я бы согласился на перевод в Управу и попал бы на все усиления и патрули, на все проверки и постоянно был бы под наблюдением. Но я не был. Точнее, у меня был план «Б», который позволял мне никогда больше не работать в экипаже, но совсем без работы скучно.

С этими мыслями я поставил будильник на 20:20 и под мурчание Рыжика, который снова вылез из подпола, обнюхивая новую мебель, я заснул без сновидений.

Сегодня был первый раз за это время, когда я выспался хорошо, встав раньше будильника. Осталось время даже на то, чтобы повесить шторы, сполоснуться в скромненькой ванной и отправиться в спортивный клуб. Но там же меня будут бить в лицо, а значит, нужна капа. Однако сейчас было слишком поздно для каких-либо магазинов. О чём я спросил у Алисы, которая не нашла мне ни одного подходящего места, где можно сейчас купить спорт инвентарь.

И я поехал без неё. В клубе была пересменка: как раз уходила юношеская группа — множество мальчиков и девушек в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. И прибывали хмурые мужчины — от восемнадцати до бесконечности. Были среди них и те двое, которые сделали мне замечание по поводу пива. Первым делом я поздоровался со всеми, подойдя к ним.

— Дарова. Не зассал, я вижу, прийти, — похвалил меня Саша Шарыхин.

— А чё мне ссать, я в целом за однополые драки, — выдал я.

Спортсмены некоторое время переваривали мою шутку, пока до них не дошло, и на лицах не расцвела улыбка.

— Ну-ну, — ответил второй крепыш. — Сегодня и посмотрим.

Тренер пришёл за десять минут до тренировки, и я, хоть и положил карточку клуба, подошёл и, поздоровавшись, спросил:

— У меня капы нет, шорт и футболки тоже.

— Капа — триста пятьдесят, шорты, футболка, перчатки — это ещё сто пятьдесят. Голени нужны?

— Нужны, — кивнул я.

— Голени в аренду сегодня в подарок. Капу знаешь, как варить? — спросил тренер, доставая новую капу.

— Надо помогать, — покачал я головой.

И мне стали объяснять, а потом и сразу же «варить». Капу сначала кинули в кипяток, который был заварен тут же, потом вытащили через двадцать пять секунд, которые тренер отсчитывал лично, тыкая в неё вилкой, будто она и правда была съедобной. Затем он дал её мне, и я, чуть встряхнув силиконовое изделие, приложил её к верхним зубам, закрыл рот и изнутри разглаживал языком, а с внешней стороны вдавливал её через губы пальцами в кости зубов.

Арендованные перчатки воняли застоялым потом, и тренер, заметив, что я к ним принюхиваюсь, сообщил, что новые перчатки ждут меня на полке магазина. К слову, когда я у этого же мужчины покупал тренировку за семь тысяч, перчатки были чистейшие, а эти… В этих только за сегодня потренировалось уже человека три, и так изо дня в день. Шорты и рашгард (такая обтягивающая футболка) были чистыми, а вот тряпичные голени тоже чуть фонили. Ну, то что экипировка за пятьдесят рублей пахнет, — это как раз понятно. Купи свою — и будет тебе комфорт. К слову, тренер продавал только капы, да и то делал это нехотя. Хотя тут можно было бы и рашгарды, и шорты продавать, и перчатки, но, видимо, не хватило бы места.

А народ всё прибывал и прибывал. И вот нас собралось шестнадцать человек — пятнадцать парней и одна хрупкая девушка. Наконец, в 21.00 прозвучала команда к началу:

— Становись! — Видимо, тренер тоже успел послужить на офицерских должностях.

— Всем привет, — начал он. — Сегодня у нас троеновеньких. Меня зовут Илья, и я вас научу за короткое время быть чемпионами. Главное — вам за это короткое время от меня не свалить. Я никого не мучаю, каждый за собой следит сам. И сегодня у нас боксинг — руки плюс ноги, борьба в стойке до падения. Работаем на баллы, никто никого не пробивает. У меня, слава богу, не секция бокса.

Какое-то событие, связанное с пробитием в секции бокса, было? Почему он так на этом акцентирует внимание?

— Сейчас лёгкая разминка, потом растяжка, потом обязательная накачка шеи и плеч, а далее приступаем к специальной выносливости бойца — к спаррингам. Пожелания по тренировке есть?

— Тренер, — обратился к нему Шарыхин Саша из строя. — Разрешите с новым парнем встать в первую пару.

— Разрешаю, но увижу, что ты рубишься, — уйдёшь на мешок навечно!

— Вы же меня знаете, — возразил тот.

— Вот именно, что знаю, — покачал головой тренер и скомандовал: — Легко по кругу, побежали!

И мы побежали, а Саша смотрел на меня словно на лакомый кусок. Видимо, будет пытаться выбивать из меня всю дурь. Ну, посмотрим, как у него это удастся…

Глава 11 Бой и карта

Поделившись на пары, мы встали напротив друг друга — я и Саша. На нём был серый рашгард и серые шорты с каким-то рисунком, где было много черепов и костей, а перчатки с изображением головы змеи. В этом мире вообще было много такого — каждая шмотка на каждом человеке пыталась показать максимальную агрессивность и мужественность. Даже девочка была одета в форму цвета бушующего пламени.

Мой же рашгард был белым и имел рисунок боевого анимированного медведя — панды со сжатыми кулаками в широкой китайской шляпе.

«Бешеные панды умирают стоя!» — подумал я и начался бой.

Приняв левостороннюю стойку, я первым делом выкинул в сторону Саши джеб — лёгкий удар левой рукой. Правую же свою руку я положил себе на лицо, пусть лежит как защита и ждёт своего шанса.

И, естественно, мой оппонент ушёл от первого панча оттяжкой, и я чуть подшагнул, выкинув в его сторону ещё один джеб, и ещё, и ещё. И в какой-то момент Саша нырнул под мою руку и «взорвался» на ногах, выбросив в мою голову серию из боковых ударов. Благо, моя правая рука лежала где надо, а я на мгновение ощутил, что было бы, если бы её там не было.

Лежал бы уже, смотрел на надпись клуба под потолком и думал где я. Но я шагнул вперёд, обнимая человека за корпус, смыкая перчатки за его спиной. И вдруг Саша скрутился, поворачиваясь ко мне спиной, и я полетел через его бедро, падая вместе с ним на ковёр, выдыхая воздух и прижимая голову к груди. И мы рухнули — я снизу, он сверху.

— Упали — встали! — скомандовал тренер. В этот момент какая-то пара в глубине зала тоже лежала.

Понятненько, в клинч к этому парню я больше не лезу. И мы встали в стойку. Далее повторилось всё то же самое — Саша буквально бежал на меня, набрасывая мне коряги боковых ударов, которые тревожили мою защиту и медленно, запредельными компрессионными волнами, проходили в голову в виде звона. И в какой-то момент он пошёл в клинч, но я вставил руку между собой и им и двумя кулаками оттолкнул его от своей груди — старый приём из советского бокса. И на разрыве дистанции снова сунул ему мой джеб, который едва попал противнику в подбородок, но вот второй джеб с корректировкой на подскоке прилетел значительно тяжелее.

«Отлично! Лови еще и кросс!»

И мой правый прямой полетел добивать спортсмена, но тут тот ушёл вниз и, скользнув мне в ноги, свалил меня, и тут же нанёс удар мне в голову. Сознание поплыло, а следующий удар по мне пришёлся совсем безболезненно, и третий и вовсе был неощутим. Нокаут похоже, раз я не чувствую боли или урона.

— Упали — встали! — снова скомандовал тренер, но это прозвучало очень медленно, словно время стало тягучим как смола.

И Саша встал, а вот я — нет. Приподнявшись на локтях, меня качнуло, и на мгновение свет погас и снова включился.

Я отполз спиной к мягкой стене и сел, как плюшевый мишка, а не боевая панда в китайской шляпе.

— Саша, бля, иди нахуй, на мешок!! — выкрикнул тренер, замечая меня сидящим на заднице.

— Илья, да мы легко, — произнёс Шарыхин, разведя руками в разные стороны.

— Да, нормально! — выдохнул я, вставая, а на самом деле меня штормило что любой поток ветра мог меня унести в сказочную страну на голову ведьме Бастинде. — Работаем.

— Отставить! Ты! — указал тренер Илья на Сашу. — Иди мешок бей!

— Ты! — указал Илья на меня. — Раунд пропускаешь и с мудилой больше не встаёшь!

— Илюх, да мы легко, он просто тоже начал, — проговорил Саша из угла, уже подходя к мешку.

— Не пизди мне! Человек второй раз в клуб пришёл, ты на хер с ним рубишься⁈ Как на турнир — так болеешь, как с новичками — так герой. Я сейчас сам с тобой встану, будешь знать!

— О, давай! — воодушевился Саша.

— Дебил, конечно, — послышалось мне. Кто-то оценил согласие Саши.

И тренер ушёл в тренерскую и вернулся в стареньких чёрных перчатках, которые казались огромными, потом достал из коробочки синюю капу и, побрызгав её чем-то, что пахло как спирт, вставил её в рот.

— Иди ка сюда! — выдал тренер, заходя на ковёр.

И Саша подошёл с глуповатой улыбкой на лице.

Их бой начался, а народ прекратил работу, чтобы посмотреть на то, как работает тренер, который лет как десять уже не выходил в клетку и вообще не поднимал ничего тяжелее песочных часов.

Бой начался с тренерского джеба, потом ещё, потом ещё. Удары были не столько сильные и быстрые, сколько неотвратимые. Тренер не пытался выиграть молодого спортсмена за счёт физики — он подбирал дистанцию так, что бил только он. И вот второй джеб попал, а следом за ним прилетело ещё три!

Будто этих джебов у Ильи была гора и маленькая тележка, и нужно было все отдать именно в этом бою.

На мгновение мне показалось, что Саша уходит от каждого второго, а левая рука тренера словно бы крестила пространство перед оппонентом, наполняя собой весь воздух, где был Саша, и, естественно, попадая.

Саша попробовал сократить дистанцию, как со мной, но Илья ушёл назад, выбросил в сторону спортсмена ещё четыре джеба.

Планирует ли Илья применять правую руку или хочет показать, что может уработать агрессора одной левой? И вот попытки клинча от Саши прекратились, а вот джебы Ильи не прекратились, и следующие три раздражающих лёгких удара прилетели в маску лица спортсмену вообще безнаказанно. И Саша пошёл в ноги, как раз так, как он прошёл мне, а тренер вставил между собой и им локоть правой руки, всё-таки пригодившейся, и, отбросив ноги назад, накрыл Сашу собой.

И тут же, зайдя сбоку уже на ковре, тренер обнимая спортсмена за корпус и спину правой рукой, а левой наносил удары в голову.

— Нельзя! Бить! Новичков! — приговаривал тренер с каждым ударом по защите спортсмена. — Ты меня понял?

— Понял, — прозвучало из-под защиты.

— Стоп, раунд. Пиздуй нахуй на мешок! — произнёс Илья вставая, и снова уходя в тренерскую.

А Саша встал, когда тренер удалился, и с улыбкой через окровавленную капу произнёс:

— Немножко не хватило тренера победить.

И по залу прокатился хохот.

А Илья, вернувшись из тренерской, в грубой форме спросил, почему ещё не встали в пары, и снова запустил таймер, перевернув песочные часы.

Далее тренировка была лайтовее. Я работал со всеми, в том числе и с девочкой, которая оказалась весьма проворной. И, уходя с линии моих обозначений ударов, в какой-то момент она вынула капу и подошла ко мне впритык, чтобы перекричать гул — в основном зале играли волейболисты и почему-то радовались как дети каждой подаче мяча.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— … — и я на мгновение задумался, вспоминая. — Ваня.

Проговорил я своё старое имя из прошлой жизни, и только когда сказал, вспомнил, что теперь я Слава. Всё-таки удары в голову на полу здоровья не добавляют.

— Вань, я Вика. Нахуй ты меня жалеешь? Мне через месяц на кубок области выходить, ты хочешь, чтобы меня там убили, да?

— Вик, ты же девочка! — улыбнулся я, ощущая привкус крови во рту.

— Хуевочка! — ответила она мне. — Бей меня, я тебе говорю!

И она вставила капу снова.

Джентльмена дважды просить не надо, и я чуть усилил напор, стараясь попадать по девочке-хуевочке. Несколько раз даже она нарвалась на мой прямой, и её даже шатнуло. Пускай я не вкладывался в удары, я старался попадать. И от этих панчей по ней она, рыжеволосая, курносая и веснушчатая, расплывалась в улыбке.

Мы менялись в парах, боксируя и борясь. За эту тренировку я ещё много раз побывал на ковре, но каждый раз мне давали руку, чтобы я встал, и никто больше жёстко меня не добивал, как Саша. А последние тридцать минут тренировки между раундами началась «физика». Тренер командовал: «Всё по десять!» — и это означало, что надо сделать десять отжиманий, выпрыгиваний вверх и пресса.

Закончилось всё дружными аплодисментами, и мы, забрав свои абонементы, пошли по домам. Я сдал свою форму в тренерскую, а тренер произнёс мне тихо, чтобы слышал только я:

— У тебя в целом хорошо всё, борьбу надо подтянуть — и можно собирать поединки. Пока что с такими, как Саша, тебе вставать рано, а Зубчихин Сашу рвёт как грелку. Саша — хороший спортсмен, но не думает, бежит и бьёт из-за жопы, очень спешит победить. Зубчихин же осторожен и расчётлив. Если будешь персональки брать, то пиши мне в ВК, я Илья Ангел там.

— А почему Ангел? — спросил я.

— А я раньше в хеви-метал-группе пел. Сейчас по мне и не скажешь, что я в прошлом профмузыкант ещё до службы. Волосы были ниже плеч, — произнёс он, а я не мог представить этого большого лысого и бородатого мужика с волосами и на сцене. — Оттуда и осталось.

— Понял, — произнёс я и, пожав тренеру руку, пошёл в душ.

Душ был как душ, вот только полотенце я забыл, и пришлось одеваться на мокрое тело — ту самую футболку с принтом «Ошибка 404 — девушка не найдена» и штаны нового чёрного спортивного костюма. Положив свою капу в карман, я вышел, заводя «Бэху».

Отъезжая от клуба, я и правда чувствовал себя лучше — возможно, после сна, возможно, после тренировки, а все заботы, связанные со службой, казались мне какой-то мелочью. Выезжая с парковки, я решил поехать налево, для разнообразия, через дорогу к вокзалу, и вдруг увидел, как одинокая фигура стоит на остановке и ждёт своего автобуса.

Вика ждала маршрутку, напряжённо смотря вдаль, совсем по-мужски расставив ноги на ширину плеч. Она была одета в тёмный спортивный костюм фирмы «Форвард» с триколором на груди, за спиной у девушки была сумка на ремне, а волосы собраны в рыжий хвост. И я, понимая, что своей маршрутки она не дождётся, развернулся на кольце и подъехал к остановке, открывая окно передней пассажирской двери.

— Вик, садись, подвезу.

— А ты не насильник, случайно? — спросила она меня, наклонившись и уже видя, кто подъехал к ней.

— Нет, ты что, — улыбнулся я.

— Смысл тогда к тебе садиться? — отмахнулась она.

— Маршрутка может и не прийти, — произнёс я. — Тебе куда?

— На Каштак, — выдала она.

Карта Златоводска побежала перед моими глазами. Да, тут ехать-то по прямой километра четыре, а потом налево.

— Падай, Вик, — снова позвал я её.

И она, что-то пробурчав, открыла дверь и рухнула на пассажирское сиденье.

— Ты что, давно занимаешься? — спросил я у неё.

— С детства, — ответила она, явно будучи чем-то расстроена и хмура.

— А я на вторую тренировку пришёл, — признался я.

— Лей в уши кому другому, у тебя по движениям явно боевой опыт. А то что ты от Саши пропустил пару проходов — так это многие пропускают, он вообще новичков любит бить. Зато с разрядниками работает легко. Боится, потому что.

— Понял. А у вас часто тренер сам заходит в пары? — спросил я.

— Лет десять назад заходил постоянно, а сейчас изредка, так, когда надо урода какого побить, и то обычно он урода с тем же Сашей ставит и его руками уже бьёт, — произнесла она, а тем временем мы ехали по проспекту Комсомольскому в сторону Каштака.

— Ясненько, значит, мне повезло сегодня и с Сашей подраться, и тренера в бою увидеть, — произнёс я, перестраиваясь в левый ряд.

— А ты кем работаешь, что у тебя такая тачка? — вдруг спросила она меня.

И это был самый сложный вопрос, на который надо было бы уже заготовить ответ. Ведь они будут регулярно возникать.

— Тачка кредитная, — пожал я плечами.

— Ясен пень, что не за нал, — хмыкнула Вика.

И в сознании снова побежали варианты высокооплачиваемых профессий на данное время.

— Я в банке, руковожу одним звеном, связанным с компьютерами, — произнёс я.

— Я не тупая, Вань. Так и скажи, что айтишник.

— Айтишник, — улыбнулся я.

Повисла пауза. На эту девушку природное обаяние Кузнецова почему-то не работало или работало, но не так.

— Куда тебя на Каштаке? — спросил я.

— А кинь меня у «Ленты», я еды домой куплю.

— Добро. — произнёс поворачивая в сторону гипермаркета.

— Добро? — в первый раз улыбнулась она. — Тебе сколько, 80?

И я улыбнулся ей в ответ, а она вышла из машины, наклонившись в окно и подав мне руку.

— Хороший джеб, Вань, и спасибо, что повёз. Рестлинг качай, иначе «летать» будешь от каждого второго. Добавляйся в друзья в ВК, я там Вика Пика.

Приняв её рукопожатие, я произнёс: — Да, не за что.

Произнёс не понимая, почему они в этом клубе борьбу в стойке называют рестлингом.

«Точно, а у меня же тоже дома шаром покати. Только Рыжик есть, профкорм и пьёт профводу.»

И, припарковавшись, я пошёл в «Ленту» и уже через минут тридцать вышел из неё с пакетом еды, а ещё через полчаса приехал домой. За окном стояла полночь.

Подойдя к компьютеру и, включив его в сеть, я подключился к «РуТубу», чтобы продолжить изучать события этого мира. Попутно поедая йогурты и готовые бутерброды, запивая всё это морсом со вкусом шиповника. Слава же наверное был зареган в ВК — надо тоже добавиться, создав новый профиль, чтобы не копаться в его прежней жизни. И телефон новый завести, а то слишком часто мне звонят люди, от которых не дождёшься ничего хорошего.

И вдруг, на весь экран всплыло сообщение: «Проверь почтовый ящик!»

Что там говорил волк из мультика псу, которого выгнали из дома? «Шо, опять?»

Ну, в целом, я поел, попил, потренировался — можно было бы и поспать, но ящик… У меня есть ящик…

И, встав из-за стола, я пошёл на улицу и, отодвинув маскировочный люк, ключом открыл сейф для почты. В сейфе валялся толстый пакет, который я понёс домой, закрыв и снова замаскировав сейф.

Открыв пакет, я снова увидел деньги. Ну, это-то понятно, непонятно только, что сколько стоит. Но в целом поднимать мотивацию сотрудника постоянно проверять сейф надо — не под страхом же смерти, или как в случае с ментовкой — увольнения. Был в конверте и листок и какой-то пакет.

«Ну, барабанная дробь!» — вздохнул я, развернув листок.

«СРОЧНО» — было первое слово. Уже хорошо, а раз срочно — почему через почту, а не приказ в виде того же всплывающего окна?

«Уничтожение собственности» — следовало далее.

«Методом поджога автомашины марки „Чери“ белого цвета, гос. номер В 856 АП 70, припаркованной у дома Елизаровых, 17».

«На месте „работы“ повесить игральную карту».

И в целлофановом пакетике лежала та самая карта — «туз пики».

«При исполнении соблюдать осторожность.»

«Надеть бронежилет.»

Точно, броню-то я и не купил. Опять как тогда в Чечне еду на задание без брони.

Странно конечно, что теперь я занимаюсь уничтожением собственности, причём в своём же Кировском районе. Тут главное — себя не поджечь. Зачем Конторе уничтожать «Чери»? Или тут речь идёт о том, что в этом «Чери» лежит? Ну, тогда бы написали: «Выкрасть и уничтожить». И я посмотрел в «Гугле» подъезды к дому и в целом понял, что можно сработать и пешим.

И, одевшись в рабочий костюм, я пошёл в гараж, взяв с собой удостоверение, балаклаву, нож, тряпочные перчатки и карту. Причём тут всё таки карта? Я вытащил из «Бэхи» канистру, взял мешок для мусора и сухую половую тряпку, набрал в три пластиковые бутылки бензин, потом подумал и вернулся, взяв спички и «Стечкин». Надо будет кобуру завести для него, а то таскаю в штанах, словно бандит какой.

Положив всё остальное в пакет, а «Стечкин» засунув за резинку штанов, я пошёл в путь — дорогу. Мой путь пролегал через железнодорожные линии и лежал круто наискосок, налево, туда, где расположился магазин «Лента», тот самый, который пылал недавно, а требуемый адрес был как раз правее.

Я шёл, а собаки прилегающего частного сектора лаяли, слыша мои шаги. И в какой-то момент я попал во двор стоящей углом девятиэтажки, у которой не было свободных мест для парковки. Идя вдоль припаркованных тачек, я смотрел на окна домов — некоторые ещё светились огнями, народ в городах позже ложится спать, а в некоторых мелькали одинокие огоньки горящих сигарет.

Найдя нужную машину, я натянул на лицо балаклаву и, расстелив половую тряпку у капота, залил её бензином из одной бутылки, засунул тряпку под двигатель авто и пролил из другой бутылки дорожку с лужицей на конце. Вспомнил про карту. Извлекая её из целлофана, я насадил её на ветку дерева. И теперь — самое громкое, после чего мне нужно будет очень быстро эвакуироваться. И я пнул ногой в боковое стекло авто, и то, покрывшись сеточкой, выгнулось в салон. Тут же сработала сигнализация, а «Чери» начала кричать, что с ней делают что-то непотребное. Я пнул второй раз, чтобы пробить паутину стекла, и, просунув в стекло третью бутылку, стал проливать её в салон, где лежали какие-то спортивные сумки.

Вылив всё как можно обширнее и чтобы не быть самому охваченным огнём, я отбежал к лужице, открыл коробок, вытащив одну спичку и, поджигая всю коробку, бросил её в лужицу бензина.

Огонь побежал по дорожке быстро, а я уже убегал, как за моей спиной полыхнуло.

И почти сразу же что-то громыхнуло, а асфальт под моими ногами брызнул осколками камней.

«Ссука, да по мне стреляют!» — подумал я и рванул в полуприсяде, прячась за машинами, уходя тем же путём, каким и пришёл, а выстрелы за моей спиной дырявили тачки, били стёкла припаркованных машин, и всё мимо меня. Стреляли из чего-то недальнобойного — походу, пистолет или даже несколько. Стреляли откуда-то сверху, судя по тому, что первая пуля прилетела возле ног. И, завернув за мусорный бак, выкинув туда пакет из «ОЗОНа», я взялся за «Стечкин», греющийся об мои полузадия за моей спиной. Решая: принять бой или отступить?

Глава 12 Ночной дозор

И тут машина полыхнула с новой силой, походу это огонь добрался до горючих жидкостей. Во дворе же стояла дискотека из десятков мигающих и кричащих машин. Сейчас народ выбежит тушить, сейчас вызовут пожарную службу, сейчас приедут мои коллеги на выстрелы.

А я, вспоминая, был ли пункт в задании «охранять костёр до появления углей», обнаружил, что всё ещё болит голова после добиваний Саши, и единственный тактический манёвр, который я мог себе сейчас позволить, — это отступление.

Выстрелов больше не было, а я рванул прочь, пользуясь мерцающим полумраком, добежал до железной дороги и, перейдя через неё, снял с себя маску и перчатки и пошёл в сторону дома.

Задача была вроде как выполнена, и дико хотелось спать, ведь завтра еще разговаривать, как бы сказала молодёжь, с токсичным начальством. И, прибыв домой, я первым делом снова залез в душ, смывая с себя запахи бензина и пот быстрого отступления. Точно, надо ещё завести стиральную машинку с сушилкой, как у Иры.

Спрятав оружие в подпол, я расстелился на новом матрасе, на новой кровати, с новым постельным, на новой подушке и постарался перевернуть страницу этого дня.

Проснувшись по будильнику в 8:00, я первым делом пошёл на кухню, налил коту воды и досыпал корма. Рыжика не было, видимо, шарится где-то по своим кошачьим делам. Сходил в туалет, почистил зубы, надел форму, взял удостоверение, жетон, карточки на оружие и, выйдя на улицу, проверил ящик. Сегодня тут было пусто. И пошёл в отдел пешим. Тут, во-первых, недалеко, а во-вторых, ходьба полезна. Надо будет ещё, как у Лёхи, милдронат с фенотропилом купить и закидываться по утрам.

И вот, войдя в роту, я дежурно со всеми поздоровался. Но руку жать никому не стал. Ибо они были хмуры, словно грозовые тучи. Тут был ротный, секретарь и командир другого взвода, старший лейтенант Димокрик Дмитрий Дмитриевич (кругленький, невысокий, по-моему, перевёлся к нам откуда-то с Северов), куда я выходил сегодня на замену.

— Вот он, лично пришёл, — выдал Потапов.

На его столе лежало моё заявление на увольнение. Подписанное мной судя по дате две недели назад и командиром моего взвода Мухаматдиевым (ведь я с ним так и не встретился вчера), а так же начальником отдела кадров Прутом Николаем Максимовичем.

— А что с ним? — спросил Дмитрий Дмитриевич у ротного.

— И мне вот интересно, что с ним! — проговорил ротный, повышая тон.

— Боец, ты чего уволиться решил? — спросил у меня взводный Димокрик.

— Господа офицеры, ваши кони медленно скачут, там дата две недели назад стоит. И даже резолюция моего непосредственного командира. Так что, я уже сегодня гражданский человек, пришёл карточки сдать и удостоверение.

— Бля, — закрыл лицо руками командир роты. — Вы меня до инсульта все доведёте: один кричит, что я с ним работать не буду, другой орёт: «Да как он посмел меня хуёвым кадровиком назвать! Потапов, лиши его девственности, иначе я тебя лишу тринадцатой зарплаты!»

— Ну, Прут и правда долбанафт редкостный, — выдал с улыбкой Дмитрий Дмитриевич.

Этому мужчине явно не повезло с отцом, а его отцу — с его отцом, и, видимо, ещё с имперских крестьян, получив фамилию Димокрик, они называли детей Дмитриями, чтобы хоть как-то подсластить родовую пилюлю. Вот и до наших дней получился целый род Дмитриев, сынов Дмитрия Димокрика.

— Мне с этой писулькой что делать? — спросил Потапов у взводного.

— Ну, тут два пути: подписать или не подписать, — пожал плечами взводный.

— А Пруту что сказать, что парень прав во всём⁈ В общем, так: Кузнецов, сейчас едем в Управу, ты перед ним извиняешься и говоришь, что погорячился.

— Зачем? — спросил я. — Чтобы меня во взвод охраны к дубам-колдунам засунули? Я лучше уволюсь.

— Я ебал… — выдохнул ротный и подтянул к себе листок, занеся над ним свою руку с ручкой. — И ведь меня начальник спросит: «А ты почему людей увольняешь, у тебя что, людей много⁈» И у этого вот спросил парня…

Ротный ткнул в воздух ручкой, словно хотел меня пронзить ей на расстоянии, продолжил,

— Ты почему увольняешься⁈

— И что он ответит? — спросил Димокрик уже у меня.

— Правду, товарищ старший лейтенант. Как классик сказал, её говорить легко и приятно. А Пруту передайте, что предложили мне извиниться, но я сказал вам, что «пацаны не извиняются», — применил я приём дяди Миши.

И секретарь Елена хихикнула.

— Ты мне скажи, — спросил у ротного Димокрик, — он нормальный боец?

— После стоп-слова «пацана» уже не знаю… — покачал головой ротный.

— Ты нормальный? — спросил у меня взводный на серьёзных щах. — Перефразирую: ты работать тут ещё хочешь?

— Если мозги трахать мне не будете — буду работать, — ответил я.

— Так зачем ты тогда у Прута рапорт подписал⁈ — прокричал Потапов.

— А там было два рапорта: во взвод сопровождения, где наркотики надо возить, и на увольнение. И я после того раза наркотиков как огня боюсь, вот и выбрал меньшее зло.

— Он ещё и шутит, — вздохнул ротный.

— Значит, голова есть на плечах. А переведи его ко мне во взвод, если Ратмир с ним работать не может, давай я попробую? — попросил Димокрик. — А начальнику я сам всё объясню. Дайте мне рапорт.

— Господа офицеры, я в принципе готов работать, и Мухаматдиеву я всё объясню, но в управу я больше ходить не буду — ни за извинениями, ни за наградами.

— Дождёшься от них наград! — хмыкнул взводный и, взяв мой рапорт, хлопнул меня по плечу. — Иди вооружайся, сегодня старшим на 322-й будешь.

— Зря, Дим, намучаешься ты с ним, — произнёс ротный, когда мы выходили из роты.

— Николай Павлович, так может, всё-таки подпишите тогда? — спросил я.

— Ты мне, блядь, говорить будешь, что делать⁈ — воскликнул командир роты, вставая, а ручка полетела в меня, но ударилась об косяк и, разлетевшись на три поражающие части — стержень, корпус и колпачок, — никого не убила. — Наберут по объявлению дураков!..

— Пойдём, пойдём! — поторопил меня взводный, выводя меня из роты.

— Зря. Всем было бы легче, — пожал я плечами и пошёл в оружейку.

— Ты же понимаешь, что Прут к тебе на разводы будет приходить и законы спрашивать?

— Главное, чтобы боевые приёмы борьбы не спросил, — ответил я. — А то ведь я отвечу.

— А ты знаешь, как Прут начальником отдела кадров стал? — спросил у меня взводный.

— Нет.

— Служил он замом в Стрежевском МОВО по технической части. И вот уходит на пенсию Арсеньтьев, их начальник, и ежу понятно, что из замов кто-то будет назначен вместо него. Так вот, он подходит к своему коллеге, тоже заму по служебной линии, и говорит: «Борисыч, мы же с тобой друганы, давай выпьем за повышение Арсеньтьева». Ну вот, подняли они рюмки, чокнулись, и его коллега выпил, а Прут — нет. И говорит: «Нифига! Не знал я, Луцких, что ты такой пьяница! А у меня и рапорт вот он». Ну, Луцких взял ему да в лицо засветил. Скандал этот до Управы дошёл. Луцких уволили за рукоприкладство и пьянство, поставили на должность начальника МОВО Шикова, третьего зама по кадрам. А Прута перевели в Златоводск простым кадровиком. И представь, тут он вырос до начальника отдела кадров всего за три года. Мораль чувствуешь?

— Не бухать с Прутом на службе? — предположил я.

— И если бухаешь вне службы, либо задом к нему не поворачивайся, либо чугунную сковородку в штанах носи.

Взводный казался весёлым, и я пошёл вооружаться, а он пошёл наверх, куда-то в кабинет начальника.

Я же поздоровался с дежурным и, положив карточки на оружие в окошко, произнёс, что мне нужна ещё и кобура.

На что мне кивнули и выдали.

И вот я уже был с бронёй и с каской, с автоматом и пистолетом на поводке, пристёгнутом к ремню. Выйдя к машине, я вздохнул: за рулём 322-го экипажа сидел стажёр Бахмацкий.

Закинув броню и каску на задние сидения, я, не проронив и слова, пошёл в дежурку.

Навстречу мне как раз шёл взводный.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился я, — разрешите вопрос.

— Дмитрий Дмитриевич, можно меня звать. Разрешаю.

— У вас хобби такое — собирать фриков у себя во взводе? Просто у меня водитель — стажёр Бахматский, который скорее всего аттестацию не пройдёт по причине инфантилизма.

— Слава, да? — спросил у меня взводный, и я кивнул. — У меня выговор уже есть, у меня и так всё по минимуму, и я единственный, как и ты, собственно, наказания уже не боюсь, потому как некуда меня уже больше наказывать. Но зато знаешь, что у меня во взводе хорошо?

— Что? — спросил я.

— У меня комплект по личному составу из отверженных, прокажённых и фриков — как ты говоришь. Можно сказать, мой взвод — это ночной дозор. Мы — меч во тьме; мы — дозорные на Стене; мы — щит, охраняющий царство людей!

«Отбитый…» — подумал я.

— Ещё вопросы будут? — закончил он читать стихи.

— Будут. Что с рапортом?

— С рапортом? — переспросил он.

— Ну да, с моим рапортом, который Мухаматдиев подписал и Прутов.

— Первый раз слышу, ты что-то писал? Ну, в следующий раз будешь в секретариате — штамп регистрации ставь, а то документы они теряются. Но ты не переживай, тебе у нас понравится.

— У вас во взводе есть люди с максимальным окладом? — спросил я, уже зная ответ.

— Нет, Слава, мы таких слов даже не знаем, но и за АППГ нас не дрючят. Добро пожаловать в доблестный Димокриковый взвод.

— Ура-ура-ура, — тихо произнёс я, и в знак одобрения меня похлопали по плечу и весело пошли в роту, видимо, рассказывать ротному, что рапорт где-то потерялся — может, на пути к начальству, может, уже у начальника в кабинете…

Тем временем взвод из пяти машин собрался во дворе здания. Перед каждым авто стояли водитель, старший и третий — перед всеми, кроме моей. У меня третьего не было, а водитель вообще был стажёр. По ним было прямо видно, что они странненькие: у кого-то лишний вес (притом он был «старшим»), у кого-то, наоборот, недобор, и они двое были вместе в экипаже; был прапорщик на должности водителя, и у него была борода и лысина на голове (борода, блин, в патруле!), водитель был у него сержант с усами, закрученными вверх, как у мушкетёров. Старшим третьей группы задержания вообще была девушка, и я был в крайней стадии удивления — это была Вика, та самая Вика «Пика» из зала, целый сержант полиции, а водитель у неё был молодой паренёк с причёской, выходящей из-под кепки, — это было не каре, но очень близко. Четвёртым экипажем командовал прям дед — это был старшина с сединами, конечно, ему не было больше сорока пяти, но выглядел он на все сто, у него был водитель, как и у меня, гражданский. Ничего больше не предвещало сюрпризов, кроме того, что наш бедовый взвод заступал на охрану правопорядка в Кировский район, где из окон могут стрелять. И среди всего этого балагана я — «наркобарыга» — и любящий сон на картонках стажёр Бахматский.

Вышел дежурный сегодняшней смены, старший лейтенант, вышел Потапов, вышел и Димокрик, и в какой-то момент ротный скомандовал: «Смирно!»

На плацу (хотя я бы назвал эту территорию парковкой) появился мужчина в строгом костюме, мордатый, невысокий, черноволосый. Я уже сталкивался с ним в коридорах и видел его висящим на стенах отдела. Майор полиции Бабылин Виктор Витальевич.

— Товарищи сержанты, старшины и прапорщики, всем доброго утра, — произнёс начальник.

Вдох. Раз, два, три…

— Здравия желаем, товарищ майор!!! — прокричал бедовый взвод.

— Вольно, — произнёс он.

— Вольно, — скомандовал Потапов.

— Так, ребят, я ненадолго. Вам ещё не доводили, но доведу я: сегодня ночью во дворах Елизаровых, 17 сожгли машину. Так вот, эта машина по предварительным данным принадлежит непростым и интересным людям из Кемерова. Уже вчера была слышна стрельба. Возможно, в нашем городе проходит передел сфер влияния бандитских групп, которые не вымерли ещё с мезозоя. Всем соблюдать осторожность, бронежилеты не снимаем даже на обеде. У меня всё, доводите сводку и командуйте, — произнёс он и уже хотел уходить, и обернулся. — Кузнецов кто?

— Я, — произнёс я и сделал шаг вперёд.

— Ваш рапорт я потерял. В следующий раз через голову не прыгайте. Если собираетесь переводиться в Управление, то идите туда с командиром взвода и ротным.

— Есть не прыгать через голову, — произнёс я.

— СОБРята тебя хвалили сильно. Такого человека я не могу отпустить ни в Управу, ни на гражданку.

— Благодарю за доверие, — ответил я.

— Вам как третьему группы задержания задним числом объявлено неполное служебное соответствие. Нечего на офицера кадрового аппарата матом восклицать. Две недели назад. А на вас как на старшего группы задержания мы ещё посмотрим. Работайте пока.

— Есть работать! — проговорил я.

А далее дежурный проверил наличие удостоверений и жетонов, статей сегодня не спрашивали, боевых приёмов не повторяли, просто записали ориентировки и условились, кто какой квадрат района контролирует. Мы с Бахматским были на подлёте, перекрывали взвод в сложных моментах, и, судя по тому, как Мухаматдиев отказался от меня, меня снова перевели на стуки трое. Ну и отлично.

Медленно мы разъезжались по маршрутам, только Вика «Пика» подошла ко мне и ткнула меня в ребро кулаком.

— А говорил, в банке работаешь⁈

— Чтобы девушку не отпугивать ментовской романтикой, — парировал я.

— Я глупых всё равно не особо люблю, — отмахнулась она.

— С чего это я глупый? — осведомился я.

— Ты на кредитную тачку поди всю ЗП отдаёшь. Понтишь перед тёлками, что типа богатый, а сам «Ролтоном» питаешься, пади. У тебя сколько кредитная нагрузка?

— Никому не говорит только, — прошептал я ей на ухо. И она уже готовилась слушать. — Она не в кредит. Я просто наркобарыга.

— Ой, иди в жопу! — отмахнулась она, садясь в машину. — Надеюсь, тебе в ней хотя бы дают!

— Ой, и в жопу даже, — сюморил я, проваливая фрейм её наезда.

— Фу, бля. Иди на хрен! — закончила она разговор, скривив лицом.

Сев к Бахматскому, я потянулся к бронежилету и, надев на себя, принялся подгонять под постоянную носку в эту смену.

— Зачем тебе с утра? — удивился Бахматский.

— Товарищ стажёр полиции, как старший экипажа приказываю вам надеть броню! — произнёс я, доставая газ и направляя его на стажёра.

— Нет, с-сука! Не надо! Я надену! — запротестовал стажёр, всё ещё помня мой выстрел ему в шею из пневматики.

— Так, вези по району, — сказал я Бахматскому когда мы только выехали, пока он, стоя на светофоре, всё еще ковыряя застёжку бронежилета. — Маршрут у нас сегодня стандартный: центральный квадрат, колесим по Кирова и Усово со скоростью потока в правой полосе.

Бахматский кивнул, наконец-то экипировавшись, и сосредоточенно глядел на дорогу, будто от этого зависела его жизнь. А наша машина медленно поползла по асфальту.

День начался как обычно — скучное патрулирование. Солнце уже припекало, отражаясь в стёклах старых домиков на Усово, которые ближе к Ленина превращались в строения современной архитектуры. Этот квадрат пока был тихим и даже сонным. Это только вечером начнутся приколы у «Белых досок» и у магазина «Калибри», а пока — тишина и покой. Мы ехали так медленно, что казалось, сейчас уснём. Бахматский то и дело поглядывал на меня, словно ждал, что я вот-вот снова достану газовый баллончик. Но я молчал, наблюдая за улицей, мысленно вглядываясь в студентов и прохожих, в людей на остановках и за ними.

Первые пару часов прошли в рутине. Нас кидали на «снятия» — подменять экипажи, когда те уезжали на вызов. Мы перекрывали то один, то другой квадрат, пока более укомплектованные машины разбирались с проблемами района. Всё было тихо, мирно, даже тоскливо. Район, где этой ночью горела машина и стреляли, сейчас спал под полуденным солнцем, притворяясь благополучным.

И вот мы свернули на Ленина.

Я уже начал думать, что день пройдёт без сучка без задорины, как вдруг в эфире раздался голос помощника дежурного:

— 322-й, Казанке.

— 322-й на связи, — ответил я.

— Направление на сообщение о нажатии тревожной кнопки. Адрес: Ботанический сад ЗГУ, Ленина 36, центральная аллея, возле оранжереи номер три. Подтвердите.

— Подтверждаю, снятие, Ботанический сад, Ленина 36, с Ленина-Кирова пошёл.

— Подъезд к объекту между зданиями Ленина 32 и Ленина 34, через КПП ЗГУ, — начал читать карточку объекта помощник дежурного.

— У библиотеки ЗГУ налево, — произнёс я Бахматскому, и тот остановил машину, включив поворотник, пропуская встречное движение. А повернув, подъехал к КПП — невысокой будке с белым шлакбаумом, перекрывающим проезд между двумя учебными зданиями. Бахматский притормозил. Я высунулся в окно, кивнул дежурному — усатому мужику в форменной жилетке. Тот лениво махнул рукой, и шлакбаум пополз вверх.

Мы въехали на территорию. Дорога была узкой, но асфальт был ровным, по бокам росли деревья и дорожки с лавочками. Проехали до самого конца, упираясь в учебные корпуса, и совершили поворот налево. И прямо перед нами возникло одноэтажное здание с большими окнами и закрытыми на навесной замок воротами. Тут и начиналась территория ботанического сада ЗГУ. Мой водитель поморгал дальним светом, но никто не вышел и не открыл нам дверь. Однако калитка для пешеходов была открыта.

А за забором простилался совершенно другой мир — густая зелень ботанического сада, фонтаны утопающие в цветах, виднеющиеся вдалеке за кустами теплицы. Всё было тихо. Слишком тихо. Ни студентов, ни садовников, только шум листвы да журчание воды. Я подёргал ручку двери у здания.

— Казанка, 322-ому, — позвал я.

— Говори. — произнёс в рацию уже дежурный.

— Прибыл. А подскажи, где именно тут тревожка?

— Тревожная кнопка в здании у входа в сад.

— У него стою, тут никого, — произнёс я.

Бахматский стоял у машины, держа рацию у рта и палку в руках.

И тут, где-то в глубине и тишине этого эдема, закричали. Вопила женщина, словно её резали.

Глава 13 Кастанеда и цветок пути

— За мной! — махнул я Бахматскому и побежал туда.

Вдоль аллей, мимо стёкол больших теплиц, туда, откуда доносился крик.

Девушка стояла у входа в очередную теплицу, застыв в проёме. В простом, запачканном землёй халате поверх джинс она казалась хрупкой на фоне буйной зелени за её спиной. На бледном от испуга лице проступали веснушки, похожие на рассыпанный кофе, а её зелёные глаза, были заплаканы и широко раскрыты. Светлые волосы стянуты на затылке в небрежный, сбившийся пучок, пара непослушных прядей прилипла ко лбу и шее. Руки в зелёных садовых перчатках с обрезанными пальцами судорожно сжимали секатор, как последний аргумент против невидимой угрозы.

Она не плакала, но дыханье её срывалось на короткие, прерывистые всхлипы, а взгляд метался, не находя фокуса. Казалось, она была испугана, и столкнулась с тем, что в её понимании не должно было произойти никогда.

Увидев мою форму, она сделала шаг вперёд, и из её сжатых губ вырвался хриплый, сорванный шёпот, полный немого ужаса:

— Они убили Сергея Петровича… он в третьей оранжерее… среди орхидей…

— Где те, кто убил⁈ — спросил я.

Убили — не убили, еще надо разобраться, а вот подозреваемых надо задержать.

— Они побежали через стекло, в рощу!

Женщина лет тридцати была по-своему красива, её шёл этот румянец, я как опытный офицер мог различать эту красоту, Кузнецов, конечно, вряд ли, а я мог.

И я рванул в теплицу, пробежав пару отделений направо, мимо водоёмов, которые и создавали тут тропическую влажность, я увидел в конце коридора лежащее тело.

И, первым делом подбежав к нему, потрогал на шее пульс. Лежащий был седым и кругленьким дядечкой в чёрной форме, похоже, сторож ЧОПа, и он был жив.

— Этому окажи первую помощь, вызови скорую через дежурного, и… — я замялся, смотря на осколки стекла и выбитую раму, спросив у девушки или женщины — по мне так я бы всех, кому до сорока, смело называл девушками, но от Кузнецова это будет звучать странновато, — Сколько их было, приметы?..

— Двое, один с волосами, такими со светлыми, с пробором, другой низкий и крепенький. И у них кактус.

— Кактус? — переспросил я.

— Да, Пейотль — лофофора Уильямса.

— Понял, большой? — спросил я.

— Как тыква.

— В чём одеты?

— Я не рассмотрела.

— Принял, далеко не уйдут.

И я побежал через разбитое окно, по пересечённой местности, по лесу, который был совсем как наш дикий лес, но только тут было убрано и даже похоже подстрижено в плане травы.

— Казанка, 722-ому, — позвал я, зажимая кнопку рации у себя на «броне». — Казанка, 722-ому, — повторил я.

— 722-ому 324-й, — вызвал меня женский голос, говорила Вика, и я сообразил, что меня из леса база не услышит.

— 324-й, 722-ому, преследую двоих подозреваемых, двигаюсь вниз к Московскому тракту через лесной массив ботанического сада. Приметы: один низкий и крепкий, коротко стриженный, другой повыше и со светлыми волосами, разделёнными пробором.

— 722-й, 324-му, в чём одеты и в чём подозреваешь их?

«Пиздец у нас общение по радиосвязи», — подумал я, но вслух на бегу сказал другое.

— Потерпевший одежду не запомнил, запомнил, что у них в руках большой кактус размером с тыкву.

— Кактус? — переспросила Вика.

— Точно так, в руках огромный кактус. Визуально не наблюдаю, бегу в сторону Тракта.

— Принято. Иду по Московскому, у психологического корпуса сейчас буду. Казанка 324-й, — произнесла Вика.

— Говори, — ответил дежурный.

— 722-ой гонит воров кактуса в ботаническом саду, пометь, что я иду на перерез. — и Вика описала мою ориентировку.

— 324-й, 722-му, — позвал я, — Они не воры, это или 162-я (разбой), или 161-я с 112-й, у меня на Ленина 36 человек без сознания, вызови скорую, а то у меня стажёр за рулём.

— Принято, — ответила Вика.

— 324-й, 512-му, — прозвучал третий голос.

— Да? — ответила Вика.

— Туда СОГ нужен будет? А то мы недалеко, — произнесли в эфире.

— Ленина 36, скорее всего нужен будет, если мы жулика догоним.

— А если не догоните, то хрен с ним? — усмехнулись по рации.

— Всем, работающим по ботаническому саду, помощь нужна? — спросил четвёртый голос.

Дежурный по РОВД подключился? Ну правильно, если СОГ заинтересовалась.

— Пока не знаю, — выдала Вика, — прибыла к воротам ботаники с тракта, вижу! Двое с чем-то в руках! Увидели меня и ушли в глубь леса. Преследую!

Я бежал вниз по крутому лесному склону, и эти двое выскочили прямо на меня, не останавливаясь, в прыжке я пробил высокому в грудину с ноги, и того скрючило пополам, а в низкого, державшего нечто большое и зелёное, я разрядил газовый баллончик в лицо, он казался мне крепче и опаснее. Тыквовидный кактус полетел на траву, а крепыш принялся жалеть своё лицо, катаясь по стриженному зелёному ковру. Тем временем я достал наручники и, положив колено на грудь высокому, застегнул ему на одной из рук наручники, а потом, повернув мордой в пол, застегнул и второй.

Тут подоспела Вика с третьим группы задержания — младшим сержантом.

— Фу, а чё без газа нельзя было? — поморщилась она, смотря на катающегося крепыша.

— Нельзя, — выдал я, — Они деда из ЧОПа чуть не угрохали, пусть поплачет о своей судьбе.

— Пиздец, тебе удары в голову тоже нельзя пропускать. Или тебя вчера Шарыхин ещё и покусал, и ты, как он, стал? Ему теперь помощь оказывать надо!

— У нас в машине сода с водой есть, можем промыть глаза, — произнёс её третий.

— Ну, забирайте тогда этого, а я наверх волосатого поведу, — ответил я.

— Этот кактус такой? — спросил Викин третий. — Его же изымать надо.

— Не надо, — проговорил я и, подходя к своему пленному, перестегнул ему наручники вперёд, сказал: — Бери кактус и неси!

— Вы не имеете права, это не моё! — запротестовал жулик.

— Может, и тебе газом в глаза брызнуть? — предложил я.

И тот, всхлипнув, подошёл и, подняв кактус, пошёл наверх.

Вика увела мелкого с собой, а я сопровождал волосатого вверх по лесу.

— Слушай, отпусти меня, а? — вдруг попросил он.

— А ты исполнишь три моих желания, да? — спросил я, идя сзади.

— Да! — вдруг оживился светленький, и такое ощущение, что не евший ничего задержанный.

— Опоздал ты, мои желания уже исполняет девушка, словно сошедшая с журнала «Плейбой». — повалился я.

— Я не об этом, я маг, понимаешь? — удивил меня задержанный.

— Понимаю, — кивнул я, второго мага получается за неделю задержал, я прям инквизитор, — А кактус тебе зачем, маг?

— Длятрансцендентных опытов по Кастанеде! — выдал он, и я понял, что для опытов, но не понял, для каких и по кому.

— Давай для тех, у кого нет магического дара? — произнёс я, идти было ещё долго, а, как говорит молодёжь, контент намечался знатный.

— Я маг, я прошёл путь воина и победил союзника, презрев бытие, я преисполнился мудростью. И говорю тебе, у тебя он есть! Дар! Без дара просто так серого мага не победить!

— Слу-шай, а если ты маг, то почему порталом не пользовался? — спросил я.

— Тут место заговорённое, сюда порталы не ведут, — выдал он на серьёзных щах.

— Ну так тебе не ко мне с этой сказкой, тебе судью надо будет убеждать, что ты волшебник и тебя лечить надо срочно. А трансцендентный, — выговорил, смотри-ка, — опыт его и на тюрьме можно обрести.

— Я не волшебник, волшебник получает дар от рождения, а я маг, я всему научился сам! Ты тоже можешь!

— Так ты говоришь, что ты был воином, победил союзника и стал магом, а я значит победил мага и теперь по вашей схеме я кто? — рассуждал я.

— Ты нагуаль, — выдал сумасшедший.

И не надо было быть медиком, чтобы понимать, что это тяжёлый случай, а задержанный продолжал,

— Нагуаль это не столько маг, сколько архетип — тот, кто полностью освободился от эго, управляет своим вниманием, он «видит»! Нагуаль может быть проводником для других. Дон Хуан был Нагуалем.

— Всё, утомил, маг, иди молча! — и я подтолкнул серого мага в спину автоматом.

Обратную дорогу к теплице в этом лесу я не нашёл, а вышел сразу к воротам в ботанический сад. А наверху уже стояла «газелька» с СОГ из РОВД, и скорая, и Вика с 324-м экипажем. Мужичок из ЧОПа пришёл в себя и сидел в скорой, а рядом с ним что то записывала девушка в офицерских погонах.

— Господа офицеры, — бодро поприветствовал я всех. — У вас иммунитет к волшебству есть? У меня тут серый маг.

— Так, мага вези в РОВД, уточняй личность, передавай рапортом, — распорядился мне крепкий мужчина в гражданке, и добавив, — А тыкву…

— Это кактус Пейотль — лофофора Уильямса, Lophophora williamsii, — произнесла девушка садовник. — Его нельзя никуда, его надо срочно укоренить, а то погибнет.

— Девушка, а где можно добыть справку о его стоимости? — уточнил опер.

— Стоимость? Это не же просто цветок. Вы спрашиваете о цене десятилетий научной работы и уникального генетического материала. Этому растению 15 лет. На чёрном рынке для коллекционеров его могут оценить в свыше 500 долларов США. Но это ведомственный референтный образец. Мы изучали его фенологию (циклы роста) и биохимию в контролируемых условиях. В этом кактусе 15 лет адаптации под наши Сибирские условия — это незаменимая научная информация. Восстановить такой образец с нуля займёт ещё 15 лет. Я уже не говорю, что растение выделяет и содержит в себе мескалин, а это приравнивает его к запрещённым к хранению и купле-продаже на территории РФ. Lophophora williamsii бесценен!

— Итак, что мы имеем: разбойное нападение с группой лиц по предварительному сговору с целью похищения дорогостоящего наркотического вещества… Красота неописанная, — выдал опер. — Сейчас наш криминалист с него биологию соберёт и можете укоренять его дальше.

Кактус был отдан девушке-ботаничке, которая подошла ко мне и тихо произнесла: — Спасибо вам, я так испугалась, что… — она захлебнулась от эмоций и продолжила уже с заплаканным лицом, — я Лена, я тут работаю постоянно, и если я чем-то могу вам помочь, обращайтесь. Я всегда тут.

— Не переживайте, — произнёс я, — я вас услышал и буду иметь в виду, я Слава, кстати.

— Лена, — снова представилась она, чуть смущаясь.

А голос Кузнецова в голове, словно бы уже начитывал мне план:

«Смотри, вечером надо приехать к ней, с чаем, посидеть, поговорить, пораспрашивать про растения, погулять по парковой зоне и как бы нечаянно коснуться своими пальцами её груди, далее посмотреть в её глаза, повесить неловкую паузу и произнести что-нибудь, показывающее твоё вовлечение в её мир, например, „ты очень классная“, и чуть наклониться к ней. Если повезёт, тебе отдадутся под пальмой!»

И я улыбнулся Лене в ответ. — Хорошей вам работы, если что, вот мой номер. Пишите, если будет страшно или скучно.

Далее я записал ей мой телефон на бумажку. И, повернувшись, пошёл к машине. «Мне вот почему-то кажется, что я в этой жизни не для того, чтобы придаваться любовным утехам», — подумалось мне, опять же сумасшедший Нагуалем обозвал, тоже не просто так.

На что гипотетический Кузнецов громко выдохнул и закатил глаза, мол, не свисти мне в уши. Девушка была старше него лет на 8, и он был не прочь войти в её внутренний мир. Я как бы тоже не был лишён мужских концепций поведения, но не ставить же их во главу угла всей моей второй жизни.

Изнутри меня бы назвали занудой. Но я знал точно, что раздвоение личности — это не про меня, просто другой уровень гормонов входит в противоречие с моей житейской мудростью.

Димокрик подъехал тоже, он вышел из своей машины — это была пузатенькая «Хонда» синего цвета. И, первым делом подойдя ко мне, произнёс: — Вот, а ты увольняться хотел, смотри, какого гуся поймал.

— Это не гусь, это серый маг, — поправил я его.

— Главное, чтобы в сводку прошёл, а мне хоть оборотень без погон. Молодцы, парни! — похвалил он.

— Служим России! — выдал Бахматский.

— Хорошо служите! — уже спиной к нам похвалил взводный.

— Так, служащий, — обратился я к водителю, я сел рядом с задержанным на заднее сиденье, — едь в РОВД.

— Я тебя проклинаю! — прошипел маг.

— Фамилия, имя, отчество? — спросил я у задержанного.

— У мага нет имени! — выдал он.

— Ух ты, — удивился Бахмацкий.

— Вези в РОВД. Там у нас как раз клетка для безымянных магов есть. — продублировал я команду.

И приехав, сдав похитителя кактусов дежурному в РОВД, мы с Викой встретились в комнате разборов, сев под камерами за стол, чтобы набросать рапорт о задержании. Вообще-то это надо делать заранее, но тут удобней. Документов у любителей кактусов не было, мобильных не было тоже, люди шли на операцию по завладению кактусом подготовленными средь бела дня, видимо, так в своих трудах их учил их учитель. Вика меня успела обсмеять, что я никогда не слышал о Доне Хуане Матусе и Карлосе Кастанеде.

Светловолосый так и не назвался и всю дорогу просидел в клетке, зато его подельник, чернявенький парень по имени Руслан, говорил как не в себя, имени он своего друга тоже не знал, говорил, что они познакомились на форуме «Оккультный Златоводск» и что тот назвался серым магом Флеем. Слишком много «магов» для Кировского района, они опиоидных что ли победили и теперь толкают не дурь, а кактусы? Но те роевики из общаги хотя бы в них играют и из-за их игр, по сути, не страдает никто, эти же пошли на разбой средь бела дня.

— А что днём-то? — спросила у Рустика Вика, — дождались бы ночи.

— Флей сказал, что наилучшее время для взятия «цветка пути» — двенадцать часов дня, — выдал Рустик.

— И правда наилучшее, — похвалила Вика, смотря на красное лицо разбойника. В экипаже 324 ему умыли лицо содой с водой, и теперь тот мог видеть.

Оставив оккультистов в РОВД, мы вышли на улицу, и я заметил, как Бахмацкий ходит вокруг патрульного автомобиля и что-то шепчет.

— Вы самые отбитые в нашем взводе, — проговорила Вика.

— Я его не знаю, — покачал я головой, смотря на Бахмацкого, который остановился перед капотом, сплюнул через левое плечо и перекрестил авто.

— Я тоже, — выдохнула Вика и пошла в свой экипаж, где её ждали её третий и водитель.

А я пошёл в перекрёщенную машину.

И, упав на место старшего ГЗ, дождался, пока мой водитель сядет обратно, спросил:

— Ты веришь в магию и его проклятие и потому решил перекрестить авто?

— Цыгане как-то же людей обворовывают. А крест лишним не будет.

— А по дереву постучал? — спросил я.

— Точно! Ну нет, же. Дай цевьё у автомата постучу⁈

— Иди лесом, — улыбнулся я, что должно было означать «Нет».

— Точно, лес! — воскликнул Бахматский, останавливая авто у тротуара и, дойдя до дерева, постучал по его стволу.

— А если чёрная кошка дорогу перебежит, мы к объекту на снятие не подъедем? — спросил я его когда он вернулся.

— Почему? Подъедем, просто нужно, чтобы кто-то вперёд эту линию перешёл, — заключил Бахматский.

— Хорошо. А вот представь: мы едем ночью на объект, к примеру, гаражные боксы, к которым только один путь, и вдруг нам дорогу перебегает чёрная кошка и, добежав до противоположной стороны дороги, видит нас и, разворачиваясь, бежит назад. Как это трактовать? Как усиленное кошачье проклятие или как отмену кошкой своего решения преграждать нам путь?

— … — Бахматский глубоко задумался, видно было, что на его лице сейчас происходит сложная мыслительная деятельность.

— И как в твоём случае надо отменять проклятие, если оно есть? — добил я «задачу трёх тел», где присутствовал я, он и кошка-заклинатель.

— Ну, я так понимаю, что по этой дороге никто больше не пройдёт, потому как ночь, — начал рассуждать гений. — Ну, тут всё понятно, у меня старший не суеверный, надо его вперёд пустить.

— Вот тут-то у тебя и ошибочка. Старший пройдёт только по одной линии, а вторая-то будет не снята.

И тут мне позвонили. Звонили со стационарного.

— Да? — я взял трубку.

— Пацаны, у вас кнопка на рации зажата, вы в эфире и мешаете всем работать, у меня все экипажи ржут над вашей кошкой, — произнёс мне в трубку дежурный ОВО.

— Понял, сейчас решим, — произнёс я, вешая трубку.

И я взглянул на заднее сиденье. Бронежилет Бахматского, который лежал на боку, уперся кнопкой рации в пластик двери.

— Капец, — выдохнул я, оттаскивая броню от двери, тем самым выводя наш разговор из радиоэфира.

Оказалось, что я рацию сделал тише, когда в РОВД заходил, а он стационарную машинную выключил, чтобы она не орала перед входом в ботанический сад. Скорую он вызывал тоже с переносной, поэтому она и не приехала сразу, а была вызвана уже, когда Вика включилась в погоню за кактусафилами.

Мои мысли метались, нет, не потому что было стыдно за курьёз, а потому что, что с ним, с Бахматским, делать? Бить постоянно, стрелять в него из пневматики? Учить, походу, такого бесполезно, придётся контролировать каждый его шаг.

И, повернув громкость рации в машине, я отключил свою переносную.

— 322-й, Казанке, — тут же вызвали меня.

— Да? — ответил я.

— С РОВД поедешь, встань на треугольнике за площадью Транспортной, и дождись взводного, для тебя есть задача…

Глава 14 Виктимность — это талант

Развернувшись на кольце, мы встали на разделительной разметке, в расширяющемся месте, где улица Елизаровых «врезается» в Транспортное кольцо, — тот самый «треугольник». Именно тут встаёт экипаж во время введения плана «Перехват», иногда тут дежурят гаишники, сюда может отъехать машина, если у неё что-то случилось, чтоб не перекрывать движение остального потока. К слову, сейчас тут особо потока-то не было. Уже не 9 утра и еще не обед, хотя и близится. Комвзвода подъехал минут через пять, у него было хорошее настроение.

— Так, парни, по кактусу молодцы, еще раз, там скорее всего 158-я будет через попытку и 112-я, а нам сегодня надо изъять спирт, — произнёс Дима Димокрик.

— Это как? — спросил Бахматский.

— Подъезжаете, стучитесь в окно, протягиваете мятые деньги и просите пол-литра.

— Нам не продадут, мы же полиция, — выдал Бахматский.

— Вам не продадут, но ты же в гражданке, покупать будешь ты. Как только тебе продадут, показываешь удостоверение, говоришь, что это контрольная закупка, просишь открыть дверь. Докладываешь в радиоэфир, мы подъезжаем, изымаем всё спиртосодержащее, составляем протокол.

— Дмитрий Дмитриевич, почему там 158-я? Там же на лицо разбой, они туда специально шли, группой лиц, сговор имели? — спросил я.

— Они вломились в помещение и искали кактус, в этот момент их заметила девушка — ботаник и нажал на кнопку, задерживать воров двинулся сторож, он и получил средний тяжести вред здоровью. То есть, Слав, это не налёт на поезд, это кража, которая расширилась вредом здоровью. Вот если бы они вбежали с оружием в дом к деду и сказали: «А ну давай свои медали за Берлин!» — это да, был бы разбой, потому как дело происходило в жилище. Они, конечно, дебилы. Теперь по поводу тебя, Вить, у нас батюшка приезжает, освящает машины регулярно, так что никакая чёрная кошка тебе не страшна, смело проезжай на место снятий.

— Только если кошка тоже не крещёная, — подлил я масла в огонь.

— Кошка — она существо не религиозное, — резюмировал взводный. — А вот вы, если не изымете спирта, в ад попадёте.

— В ад? — переспросил Бахматский.

— Филиал ада у нас в Управлении, во взводе охраны находится, — дополнил я.

— Так. Вот вам адреса, где продают. Наличных на пол-литра хватит? — спросил взводный, давая мне список на листке.

— Сколько он сейчас стоит? — спросил я.

— Около двухсот рублей за литр, — произнёс взводный. — Ну, удачи, на снятия вас сегодня посылать больше не будут, работаете по спирту.

— А обед? — уточнил Бахматский.

— Обед будет после изъятия! — резюмировал взводный.

Я садился в машину с полным ощущением, что в случае с кактусом могут и поднять квалификацию с кражи до разбоя, это же наркосодержащее, и это же группа. Но, может, времена поменялись, в любом случае какая разница, дело сделано, преступление раскрыто по горячим следам, а так как они еще не вынесли с территории ботанического сада, то через тридцатую статью, типа попытка кражи, а не кража.

— Всё плохо, — выдохнул Бахматский, — мы сегодня без обеда.

— Почему? Вон сколько адресов, обрабатывай — не хочу, — показал я ему листок.

— На той неделе соседний взвод работал по ним, и ничего.

— Но у соседнего взвода не было тебя. — нашёл я плюсы в нашей ситуации.

— В смысле?

— В том, что на мента ты не похож, тебе точно продадут! — пошутил я, хотя получилось и токсично, как говорят здешние психологически проработанные.

Итак, мы выехали в «район» максимального скопления спиртовых точек, почему-то это были не очень благополучные дома, сейчас это бы назвали частным сектором, а по сути — ветхие домики без оград, с окнами, выходящими прямо к земле, так что можно было подойти к ним и постучать.

Первым делом мы проверили ближайшие у кольцу. И остановившись у переделанной, старой водонапорной башни, сейчас это было какое-то частное жилище на возвышении. Я сверился со списком.

— Так, на тебе двести рублей, — проговорил я. — Иди и пробуй добыть.

— Куда? — спросил меня стажёр.

— Вон за тот забор, там вроде как наливают.

— Как я пойму, где наливают? — спросил он у меня.

— К окну должна быть тропа, окно должно быть похоже на то, откуда будут продавать, — выдал я и понял, что с ним я каши не сварю. Это же чувствовать надо, а работа по спирту — это конспиративная деятельность. Я бы мог переодеться в гражданку, но куда девать оружие? Стажёру я автомат и пистолет не доверю.

И, достав телефон, я набрал взводного.

— Слушаю⁈ Уже изъяли? — начал он.

— Смотри, командир, я тут выяснил, что у меня у третьего актёрских талантов нет, разреши оружие сдать в оружейку и, переодевшись в гражданское, самому поработать. Только мне бы двух третьих еще на борт, чтобы страховать меня.

— Разрешаю. А вот третьих я тебе не дам. Сам работай.

— Принято, — произнёс я, вешая трубку.

— Что это, у меня таланта нет? — возразил Бахматский.

— А что есть? — удивился я.

— Есть, — произнёс он, беря у меня две купюры по сто рублей.

— Рацию на тихую поставь, если купишь — кричи, я подлечу, — произнёс я.

— Хорошо.

Бахматский вышел из авто и пошёл за синий забор, в проём к домикам.

Некоторое время ничего не происходило, но тут рация авто заговорила.

— Вы чё, мужики, это мои последние деньги! — говорил Бахматский.

— Мужики в поле сено косят, а я — вор! Понял! Эр-р-р! — донёсся второй голос, хриплый и подпитый.

— Чё у тебя еще есть? Выворачивай карманы! — выдал третий голос.

Я не верил своим ушам.

— Дяденьки, не надо, а? — взмолился Бахматский.

— Смотри, как блеет, — усмехнулся один из голосов.

— Короче, твои двести вопрос не решат, нужно еще столько же! — потребовали от него.

Чё это — грабёж или вымогательство? Причём на ровном месте!

— У меня больше нет. И принести я не смогу! — продолжал играть стажёр.

— Намути! Укради! Роди! А мусарнёшся — продырявим!

— Дяденьки, ну не надо, я никому ничего не скажу! Уберите нож, пожалуйста!

Ну, походу, мой выход, и я, выйдя из авто, побежал за забор. Где есть нож там есть и «разбой».

— Казанка, 722-й, а дай наряд на 17-ю Гвардейскую, 27! — крикнул я в рацию.

И, забежав за забор, я стал свидетелем, как двое обшарпанных мужчин прессуют моего стажёра, у одного был нож, а другой держал его за горло, тряся перед его лицом моими деньгами.

— А ну на пол, с-суки! — закричал я, подлетая к первому и дёргая его за плечо вниз, нанося удар под дых.

— Ты чё, начальник, мы же говорим просто! — выдал второй, отбрасывая куда-то в заросли кустов нож.

И тут стажёр вошёл с ним в клинч и, завернув руку, тоже положил жулика на пол. И даже надел на него наручники.

— 722-й, Казанке? — запросили у меня. — Что там у тебя?

— Разбой. На ровном месте, — проговорил я в рацию. — Но орудие выброшено подозреваемым в кусты.

— Потерпевший будет писать? — спросил у меня подключившийся Курган.

— Буду, — проговорил раскрасневшийся Бахматский, прижимая коленом преступника.

«Да… Купили спирта. Ушли на обед раньше…» — подумалось мне.

— Курган, потерпевший будет писать, мы на месте, дайте группу для изъятия, — произнёс я в рацию.

А дальше тут стало людно, приехали наш экипаж с бородатым водителем и усатым старшим, приехал командир взвода, СОГ с РОВД.

— А ты говорил, у него таланта нет, — произнёс взводный.

— Мы так-то спирт пытались изъять, а не бомжей на себя приманить, — проговорил я.

— Э-нет. Виктимность — это особый талант. Это ж надо разбой на себя притянуть!

— Какой разбой, командир? Мы просто милостыню просили! — захрипел с пола жулик.

— Ваш скрипт по прошению милостыни весь район слышал, сейчас запись эта ляжет главным доказательством вашей вины.

— Он мент, а значит, это мусорская провокация! — продолжал вещать снизу жулик.

— Не пиздите, сударь, — ответил взводный и обратился ко мне. — Слушай, за два преступления в начале дня это ты молодец вдвойне, но спирт сам себя не изымет.

— Дайте переодеться, посадите на экипаж и проедем по точкам, стажёр всё равно полдня в РОВД проведёт.

— А вот и ножик! Понятые! — воскликнул криминалист, показывая понятым на складник где-то в гуще куста. — Сейчас я при вас его извлеку оттуда, и мы отправим его на экспертизу.

— Задержанный, вы узнаёте этот нож? — спросил опер в гражданке у лежащего на земле жулика.

— Первый раз вижу! — выдал тот.

— А вот экспертиза и показания потерпевшего, скорее всего, будут с тобой не согласны. Ребят, грузите их и в дежурку.

И снова был РОВД, и снова рапорта в комнате разборов, но на этот раз я вышел из задания, и мне некуда было садиться, потому как Бахматский давал показания наверху.

Вышли из РОВД и усачи с бородачами, 323-й экипаж в полном составе.

— Пацаны, киньте до отдела? — попросил я.

— Садись. Мы с твоей кошки, конечно, ржали, — заметил бородатый водитель.

— Приметы — это серьёзно, — заявил я. — Вон, стажёр у меня в зеркало не посмотрел перед работой по спирту и на разбой нарвался.

Сев в чужой экипаж к третьему на заднее сидение, я всё думал, как же спросить у водителя про бороду.

— Казанка, 323-й, — вызвал отдел их старший, тот что с мушкетёрскими усами.

— Да?

— Уйдём с квадрата, проедем до отдела?

— Давай.

И мы поехали.

— Слушай, — обратился я к водителю, — а тебя не дрючат за бороду?

— 89-й, — выдохнул прапорщик.

— Что 89-й? — улыбнулся я, предвкушая интересную историю.

— 89-й кто спросил, — ответил прапор, но продолжил. — У меня с Сирии шрам на шее, я рапорт на имя генерала писал, чтобы мне позволили носить бороду.

— Понял, — произнёс я.

— Кроме того, борода, она, как и усы, уставом не запрещены, — произнёс его старший.

— Тогда у тебя должен быть чуб, — посмотрел я на третьего.

— Э! Нет… — протянул младший сержант. — Чуб, говорят, от старшего сержанта можно носить.

У них явно эта шутка в экипаже ни раз звучала, и всё равно они улыбались, как в первый раз. Вот что значит сплочённый боевой коллектив. А я без проблем доехал до отдела и, подойдя к дежурному, произнёс:

— Мне бы оружие сдать, я по спирту буду работать.

— Какой спирт, ты два преступления сегодня догнал? — начал дежурный.

— Взводный сказал «спирт» нужен, а значит надо оружие сдать и в гражданку переодеться.

— Ну, раз взводный сказал, — протянул дежурный и пошёл открывать оружейку, снимать её с охраны «Советского» пульта, всё ради того чтобы принять у меня оружие и патроны к нему. А, сдав стволы, я сдал и броню, чтобы не мешалась, и газ.

И, выйдя во двор, сел на 323-й экипаж и, назвав им мой адрес на Степановке, поехал переодеваться.

Зайдя домой, я долил воды Рыжику, досыпал корма, неизвестно, когда будет перерыв. И, надев чёрный спортивный костюм и кеды, вышел к ребятам.

— Ну что, парни, изымем пару четушек?

— Чего изымем? — спросил старший.

— Это одна пятидесятая ведра, 250, по-моему, миллилитров, суммарно две четушки как раз пол-литра дают, — перевёл прапорщик.

— Это что-то на запойном языке, — улыбнулся сержант.

— Чтобы купить спирт, нужно думать как алкаш, — поддержал я.

— Я думал, ты скажешь: «Надо быть спиртом», — произнёс сержант. — Это, но если нас вызовут, то мы сворачиваем операцию.

— Да не вопрос, — согласился я, доставая список домов, где продают.

Мы подъехали к двухэтажному зданию, выкрашенному в грязно-жёлтый цвет, похожий на выцветшую яичную скорлупу. Краска на углах давно облупилась, обнажая серую штукатурку. Окна на первом этаже почти все были деревянные и закрыты решётками, но одно из них выделялось тем, что было пластиковым и сейчас слегка приоткрытым для проветривания. Помню, когда они только появились, жулики ориентировались по ним, определяя, в какой квартире водятся деньги. Сейчас я шёл по тому же принципу, окошко было прилавком хорошо работающего бизнеса.

А подойдя я постучал костяшками пальцев по стеклу.

Из полумрака комнаты к окну выдвинулась фигура. Мужчина восточной внешности, лет пятидесяти, с лицом цвета старого воска, прорезанным глубокими морщинами. Его густые, седеющие брови почти срослись на переносице, создавая постоянное выражение сурового внимания. Он был в поношенной, но чистой домашней футболке с растянутым воротом с надписью «Турция». Его тёмные, почти чёрные глаза оценивающе скользнули по мне, по моему спортивному костюму, задержались на пустых руках, а потом бесстрастно уставились мне прямо в лицо. Он ничего не сказал, только медленно кивнул, давая понять, что слушает.

— Мне пол-литра, — произнёс я, сворачивая две сотенные купюры в тугую трубочку и протягивая их в узкую щель между рамой и створкой.

Его крупная, с узловатыми суставами рука ловко, почти незаметным движением, приняла деньги. Купюры исчезли в темноте комнаты, словно их проглотила тень. Он всё так же молчал, лишь его взгляд на секунду опустился к купюрам, а затем снова вернулся ко мне, ожидая продолжения или готовый в любой момент захлопнуть створку. Тишина затягивалась, нарушаемая только отдалённым гулом улиц и жужжанием бьющейся мухи в углу оконного стекла.

— Ой, друг, — ответил мне мужчина, его голос хриплый, будто просеянный через ту самую щель, — я не продаю же. Но я знаю, где продают. Вон, в соседнем доме. Подойди, скажи, что у Марата нет.

Купюры мне отдали назад. Я кивнул, понимая, что меня рассекретили. Походка, взгляд, слишком прямая спина — для местных, что живут в этих стенах, это читалось как открытая книга. Но мне, в общем-то, было всё равно, где изымать. Главное — изъять.

Переступив через разбитую бетонную плиту, я подошёл к соседнему, такому же жёлтому, но ещё более обшарпанному дому. Окно было похоже на первое, только грязнее. Стекло мутное, заляпанное следами брызг. Я постучал.

— Привет, — произнёс я, пригнувшись к щели, протягивая две сотни. — Мне бы пол-литра! У Марата нет, просто.

Из темноты на меня уставилась физиономия, полностью покрытая сине-зелёными татуировками. Узоры, буквы, паутины — всё сползло в единую размытую маску на лице мужика лет сорока. Он щурился, будто пытаясь разглядеть меня сквозь грязное стекло и собственные наколки.

— А чё, сегодня день полиции, что ли? — раздался хриплый, насмешливый голос. — Таким, как ты, наливают в Кировском РОВД! А Марату передайте, чтобы он нахер шёл. Понял?

Он не кричал. Он говорил спокойно, даже с какой-то усталой издевкой, от которой по спине пробежал холодок. Это было осознание: моя игра закончилась, не успев и начаться. Они здесь все на связи. Один телефонный звонок — и все точки в радиусе километра «отморозятся» до конца нашей смены. А возможно, машину срисовали уже на подъезде к домикам и отзвонились, мол, менты едут!

Я не стал настаивать и ничего не ответил. Просто развернулся и пошёл назад к машине, чувствуя на спине его тяжёлый, презрительный взгляд.

Вернувшись, я сел на заднее сиденье, и машина тронулась, оставляя позади жёлтые стены, глядящие на нас слепыми, зарешеченными глазами. Вот и первый провал.

— Пацаны, что-то мне не продают, — пожаловался я команде 323 экипажа.

— А был бы с бородой или с усами — продали бы. От тебя же уставом за километр несёт. Вон, по Бахматскому хрен скажешь, что он мент, — поддержал меня сержант, старший ГЗ.

— Бахматский сегодня уже разбой к себе притянул, я, если честно, боюсь его куда-то отпускать, как бы «износ» не пришлось раскрывать по горячим следам, — покачал я головой.

— Насильственные действия сексуального характера, — поправил меня старший. — «Износ» — это конкретно мужчина, конкретно женщину и конкретно вагинально. Всё остальное — это насильственные действия…

— Спасибо, — кивнул я.

— 323, Казанке, — вызвали ребят.

— Да? — спросил старший.

— Принимай снятие… — а далее дежурный начал диктовать адрес и карточку объекта.

— Братух, не судьба по спирту, мы тебя домой кинем, взводному сам отпишешься? — спросили у меня.

— Да, не вопрос, — ответил я.

И меня высадили у дома. Административный правонарушитель, конечно, пошёл умный, расколол меня. И, войдя в калитку, я на мгновение задержался, посмотрев на поленницу, и, открыв ящик, обнаружил там письмо.

Зайдя в дом, я, присев на кресло для компьютера, открыл необычайно тонкий для Конторы конверт. Пускай на смене не смогу выполнить, но после — вполне получится. И я кажется догадался как спиртовики поняли, что я мент, а на разворачиваемом листе из конверта были…

Глава 15 Ну, сказочное Бали, ну погоди!

На листке были цифры, снова координаты. И снова, похоже, те самые, совсем недалеко от моего нового дома.

И я поднял трубку телефона, чтобы позвонить взводному.

— Это Кузнецов, — представился я.

— У меня определился номер. Говори, — поторопил меня взводный.

— Короче, не получилось по спирту отработать, меня рассекретили, и экипаж ушёл на снятие. Как там стажёр? Я к тому, когда я в район возвращаюсь?

— Так, будь дома пока, я стажёру твой номер скину, он тебя заберёт, а ты пока обедай, его после РОВД я тоже на обед отправлю.

— Принято, ждать стажёра. Я без оружия нахожусь, дома на Степановке. Время 14:20.

— Давай, приятного аппетита. Дежурному доложи об этом по телефону. 522201 — номер.

— Есть, — выдохнул я и, набрав дежурного сообщил ему всю ситуацию, запомнив время доклада.

Итак, у меня обед! А в холодильнике ничего. И первым делом я «пошёл» за едой: сев в «Бэху», я доехал до магазина и закупился всем, что мне хотелось, а потом погнал на точку с координатами. С одной стороны, сейчас день, с другой — кому я, на хрен, нужен, за мной следить. В тайнике оказался бронежилет, чёрный, в сумке под него с лямками. И, вернувшись к «Бэхе», я устремился домой, где мог бы спокойно поесть и посмотреть историческую передачу про Россию сегодня.

Но только я зажувал первый сэндвич, запивая его «Доброколой», мне позвонили. Я взял трубку с незнакомого номера резонно предположив — вдруг это Бахматский.

— Здравствуйте, это служба безопасности вашего банка беспокоит, — проговорил приятный женский голос.

— Здравствуйте, — улыбнулся я их сервису.

— На вашем счёте замечена подозрительная операция, скажите, вы переводили 10 000 рублей Ковальковой Светлане Анатольевне?

— Нет, не переводил, — ответил я.

— Понятно, значит, это мошенники. Сейчас вам на телефон придёт код подтверждения, нужно будет мне его сообщить, чтобы я эту операцию заблокировала.

— Давайте, — произнёс я, и на экране и правда высветился код с фигурирующей суммой, и я произнёс его девушке. — 0584.

— Спасибо, операция по вашему счёту была заблокирована. Хорошего вам дня! — выдала она и повесила трубку.

Надо же, мошенники какие-то тут еще есть, как-то они счета взламывают…

В этот самый миг на телефон пришло ещё одно СМС: «Отказ в покупке на 10 000 ₽ Недостаточно средств». Ну да, логично, я же деньги на счёт не кладу.

И снова звонок с того же номера.

— Здравствуйте, — проговорил я беря трубку.

— Это снова служба безопасности вашего банка, скажите, сейчас сколько у вас на счету денег?

— Не знаю, я не очень умею этим всем пользоваться, — жуя бутер, произнёс я.

— Ну, это очень важно, — взмолилась она.

— Ну, ладно. — И я посмотрел на счёт: «99 рублей». — А вы почему не можете видеть мой счёт? — уточнил я.

— Это конфиденциальная информация и доступна только вам.

— А если она конфиденциальная, то зачем мне её вам говорить? — насторожился я.

— Потому что только это спасёт ваши деньги. — заверила меня девушка.

— А, ну понял. Полтора миллиона шестьсот сорок семь тысяч рублей 22 копейки. — назвал я примерное количество денег, которые остались у меня в виде нала.

— Сейчас код придёт, мне нужно будет его продиктовать. Это нужно, Вячеслав Игоревич, чтобы ваши деньги не попали в руки мошенников.

Я посмотрел на люк погреба, где и были сложены в пачки за соленьями лежали все мои деньги, придавленные «Стечкиным», и произнёс:

— Шлите код, ни рубля не отдадим врагу! О, пришло: 4856!

— Сейчас ожидайте, — произнесла девушка.

И тут пришло сообщение от банка: «Недостаточно средств».

— Вячеслав Игоревич, — медленно произнесла девушка. — Что происходит?

— Что происходит? — переспросил я.

— Вы думаете, это шутки?

— Шутки? — не понял я.

— Пошёл ты в жопу! Урод! Нищеброд вонючий! Чтоб у тебя хуй отсох, гнида! — пожелали мне и скинули трубку.

Так, ну пять звёзд я вам не поставлю… — решил я. — Что за обращение к клиенту, у вас, значит, деньги воруют мошенники из банков, а орёте вы на меня.

И, доев бутер, положил пальцы на ноут, выбивая: «Мошеннические схемы наши дни».

И комп выдал:

«В 2024 г. мошенники похитили у россиян рекордные 27,5 млрд рублей с банковских счетов — на 74,4% больше, чем в 2023 г. Основной объём средств (26,9 млрд рублей) был украден у физических лиц. По оценке Моегобанка, ущерб от телефонного мошенничества в 2024 г. составил не менее 295 млрд руб. Согласно опросу Банка России, 34% граждан сталкивались с различными видами кибермошенничества, при этом 9% из них потеряли деньги. Мошенники используют разнообразные методы: от телефонных звонков от имени госструктур до фальшивых сайтов и вредоносных приложений…»

А далее шли десять распространённых схем по мнению моего банка. Пум-пум-пум, я, получается, сейчас дважды дал мошенникам ключ от квартиры, где денег нет.

Надо быть осторожней. Или хранить деньги наличным не в банках, а за банками, в подполе.

Итак, (переключил я свой разум на мои дела) у меня есть броня и пистолет, но как ребята из структуры поняли, что я ещё его не купил, вероятно, также как Дядя Миша нашёл меня на поле чудес. А ещё я знаю, что подожжённая вчера тачка принадлежит кому-то из бандитской группировки, притом кому-то отмороженному, судя по тому, что по мне начали стрелять.

Ну, сам называл это время волшебным раем с непугаными детьми, накликал, получается. Хотя, берёшь деньги у спецслужбы, будешь вовлечён в спецзадания. Но сегодня у меня смена, сегодня всё не очень-то и обязательно.

И кем бы я был, если бы не попытался поспать в обед? И я, оставив сотовый на звуке, прилёг.

Меня разбудил звонок. Звонил взводный:

— Ты что, не в районе ещё?

— В районе, я жду, пока Бахматский освободится, — произнёс я просыпаясь.

— Так он освободился уже, ушёл на обед и пропал. На связь не выходит.

— А где он обедает? — спросил я.

— У него машина стоит в Тимирязево, мы его по GPS-у видим, как раз у его дома.

— Понял, мои какие действия?

— Ты от отдела далеко? — уточнил взводный.

— 10 минут.

— Вот, дуй к отделу, и там я тебя подхвачу, поедем, тебя снова на машину сажать.

— Вооружаюсь? Я спирт так и не изъял.

— Отбой по спирту. Да, вооружайся!

И я, накинув форму, побрёл в сторону отдела, в дежурке дал свои карточки и получил всё, что и получал ранее, и, уже экипированный, вышел из отдела с тыла, где меня уже ждала димокриковская «Хонда». Я поместился на пассажирское сиденье, поставил рацию на минимум, чтобы не орала, и посмотрел на командира взвода, который сидел на месте водителя.

— Ты, кстати, прав был, ввиду того что это была не просто кража кактуса, её сейчас будут переквалифицировать в разбой, так что ты, получается, два разбоя за сутки раскрыл. Так не бывает, — улыбнувшись своим мыслям, выдал взводник.

— Ну, по первому это сторож тревожку нажал, а по второму подфартило, что Бахматский на терпилу похож и всё.

— Как говорила одна старая черепаха, случайности не случайны! — процитировал взводный кого-то или что-то, что я не знал.

Ещё раз давая мне осознать, как же я далёк от этого времени. Ведь их культурный код изучать и изучать, притом они же поглощают кучу информации в короткие сроки. Я как-то видел, как ребята листают ленту. У них же даже не получается ролики до конца досмотреть, они просто листают, потому что могут листать… Листания ради листания или я чего-то не понимаю…

— Служу России, — запоздало выдал я. Если случайности не случайны, как говорила неизвестная мне черепаха, тогда это похвала. По сути, я знал пять говорящих черепах: Тортила из «Буратино», четыре брата из «Черепашек-ниндзя» и всё… А нет! Была ещё та, которая катала львёнка и лежала на солнышке. Шесть, получается.

Тимирязево казалось небольшой деревней или селом возле Златоводска, на левом берегу, как ехать — направо в сторону северных трактов. Километров десять по тёмной дороге без освещения, почему власти не могут сделать сюда хорошую освещённую дорогу, я не знал.

Примечательно, что само Тимирязево относилось к Кировскому району города, и тут на постоянку дежурил экипаж, но сейчас он был на выезде. И ехали мы.

— Вот тут, у вот этих вот магазинов, в 2006-том наш экипаж расстреляли, — начал взводный. — Попытка захвата оружия, двое уродов с дробовиками. Они на обеде были, третьего высадили в городе, сами кушали тут напротив и, видать, не увидели подходящих к ним преступников.

— И что было дальше? — спросил я.

— Это был август, я как раз в отпуске был, тогда ещё младшим сержантом, как ты. Это была моя рота… И вот, кровь всем городом сдавали.

— Сожалею. — произнёс я.

— Говорят, водитель погиб сразу, а старший был ранен и вёл бой, высадил в уродов почти всё, что имел из БК, одного убил, второго тяжело ранил и сам упал без сознания, благо, ГАИ подоспело и задержало, скорую вызвали. У водителя дочка осталась, 5 месяцев, а старшему за этот бой дали орден Мужества, и он благополучно доработал у нас в дежурке.

— А преступники что?

— Пожизненное получил тот, кто выжил. Их связь с крупными ОПГ так и не была доказана. Я помню этого старшего, он, знаешь, шутил постоянно, на приколе, как сейчас говорят, был, а после этого боя больше не улыбался. Поэтому броню я вам всем сказал носить, чтобы ситуация не повторилась. Мало ли что будет с этими залётными, у которых тачку сожгли.

Орден Мужества — это награда, которая заменила советский орден «За личное мужество», серьёзная награда за очень непростые действия. Я пытался вспомнить, носил ли я что-нибудь подобное в прошлой жизни, но в памяти на моей груди будто всё было смазано, словно бы награды за прошлую жизнь никак меня не касались. Больше не касались. Не касалась меня и моя бывшая семья, мои бывшие друзья, и даже фамилии тех, с кем я воевал в свой последний день, я не помнил. Но отчётливо помнил молодого Дядю Мишу и старлея Зубчихина.

Возможно, когда-нибудь я доберусь до имён и права на память, но сейчас я был этого лишён, я даже родителей Кузнецова не знал, не помнил. А пока понятно, почему Димокрик меня вооружил: он был дружен с попавшими в переделку ребятами тогда, в 2006-том, и очень не хотел, чтобы эта же канитель повторилась.

И вот мы прибыли на место, где стояла 322-я машина, она была заглушена, и в ней никого не было. Перед нами была ограда дома, а сам дом, стоял в глубине участка, отгороженный от мира старым, покосившимся забором из тёмного, почти чёрного штакетника. Строение было невысоким, одноэтажным, сложенным из тёмно-красного кирпича, который местами выцвел до ржавого оттенка. Крыша, когда-то крытая шифером, теперь была покрыта пятнами серого лишайника и ржавыми подтёками.

Выделялись окна. Они были маленькими, почти квадратными, с массивными деревянными рамами, выкрашенными когда-то в зелёный цвет. Краска на них давно облупилась, обнажив седую, потрескавшуюся древесину. Стекла, тусклые от многолетней пыли и близости дороги, но в одном из окон, том, что выходило на крыльцо, виднелась тонкая, почти невидимая щель — форточка была приоткрыта для проветривания. Подоконник, широкая, потрескавшаяся доска, был пуст, если не считать пары пустых жестяных банок из-под консервов, служивших, видимо, пепельницами.

К двери вела узкая бетонная плита, заменявшая крыльцо. Дверь же, массивная, филёнчатая, когда-то синяя, была исцарапана и покрыта сколами.

Слева к дому примыкала открытая веранда, затянутая снаружи потертой полиэтиленовой плёнкой, которая хлопала на ветру. За мутной плёнкой угадывался хаос: тени старых ящиков, бочки и сложенного хлама.

А весь участок перед домом представлял собой заросший пустырь с жухлой, вытоптанной травой, среди которой торчали ржавые остатки какой-то техники и валялись покрышки.

— Я ещё раз позвоню, — произнёс взводный и набрал телефонный номер.

И где-то там, в глубине дома, заиграла музыка, голос пел в нос: «Вы меня все зае… я хочу на Бали! Там море, тус… Увезите меня на Дип-Хаус… Я здесь усну и там проснусь!»

— Ну, сказочное Бали, ну погоди! — прошипел взводный и достал рацию. — 322, 311-му.

Его голос отразился изнутри.

— Что мы имеем: сотовый и рация у него дома, — начал рассуждать взводный, — а самого виктимного Вити нет.

— Может, он всё-таки там? — спросил я. — Может, ему нужна помощь или скорая?

— Правильно мыслишь. У нас с тобой есть все основания полагать, что с ним беда. И это даёт нам что?

— Что? — не понял я.

— Право на вторжение в частную собственность! Но давай сначала крикнем его, может, он уснул?

— А если он в заложниках? — спросил я.

— Ну, тогда у нас есть ты, которого СОБРовцы хвалят. — И взводный набрал побольше воздуха и закричал: — Бахматский!!!

— Я тут… Помогите! — проскулили изнутри.

— Ну всё, Слав, иди ломай дверь, у нас разрешение!

И, открыв калитку, сняв со столба проволочную петлю, я направился к веранде, куда вошёл, отодвинув целлофан, и предо мной, и правда, оказалась дверь, которую я потянул на себя, и та открылась, обнажая щель, сквозь которую было видно, что она закрыта на крючок. Следом за мной следовал взводный, и я, достал нож и, раскрыв его, поддел крючок, отворяя дверь.

Мы вошли в дом. Взгляд сразу выхватил привычную, но от этого не менее унылую картину: тесная прихожая, пропахшая сыростью. Налево — проход на кухню, где в раковине громоздилась гора немытой посуды. Направо — дверь в комнату. Там, у окна, стояла старая чугунная батарея, почерневшая от времени. И к ней был прикован Бахматский.

Он сидел на полу, в семейных трусах в красное сердечко прислонившись спиной к ребристому чугуну. Одна его рука была пристёгнута к трубе наручниками. На лице — не страх, а какая-то собачья, виноватая грусть, когда смотришь в глаза, понимая, что накосячил. Увидев нас, он лишь безнадёжно вздохнул.

Я привёл автомат в боевое состояние и, прикрывшись косяком двери, бросил команду внутрь комнаты, где ещё было много углов, в которых могли затаиться враги:

— Выходите с поднятыми руками! Вы окружены!

Но вместо ответа из комнаты раздался только жалобный всхлип Бахматского:

— Тут никого нет… Я один…

— Не пизди мне, — прошипел я себе под нос, не отводя ствол от проёма. Это могла быть засада. Это 100% была засада.

— Отбой, Слава, — тихо, но твёрдо сказал взводный, положив руку мне на предплечье и мягко прижимая его вниз. — Отбой. Я зайду.

И он, не спеша, вошёл в комнату. Его силуэт замер на пороге, затем сделал шаг влево, потом вправо. Ни выстрелов, ни криков, ни нападений. Тишина, нарушаемая только тяжёлым дыханием Бахматского.

Взводный обернулся ко мне, лицо его было невозмутимо, но в глазах стоял немой вопрос.

— Ты срочку что, в Сирии служил? — спросил он тихо, с лёгкой усмешкой в углу губ.

— Нет, — буркнул я, отдалённо вспоминая афганские и чеченские горы, всё ещё думая, где может быть противник.

— Заходи, — кивнул он. — Тут, действительно, никого. Кроме нашего страдальца.

Я с недоверием, всё ещё держа АК наготове, проскользнул внутрь. Комната была маленькой, захламлённой. Кровать, застеленная мятым бельём, телевизор старой модели, потёртый диван. В углу, на полу, лежала его броня, а на ней, в кармане разгрузки, — рация. На кухонном столе рядом с пустой пачкой сигарет лежал телефон Бахматского.

Теперь я видел всё. Никаких бандитов, никакой засады. Только запах немытых ног и пыли.

Я опустил оружие, отцепил магазин, передёрнул затвор, извлекая патрон, произвёл в сторону пола контрольный спуск и, снарядив патрон в магазин, снова его примкнул ставя АК на предохранитель, но напряжение не ушло, оно лишь сменилось другим чувством — холодным, нарастающим раздражением. Я пристально посмотрел на Бахматского, прикованного к батарее.

— Ну, дружочек, — медленно начал взводный, и его голос прозвучал ледянойсталью. — Расскажи-ка, кто это с тобой сделал?

У меня в голове Кузнецов уже добавлял: «Пользовались ли злоумышленники презервативами?» — но я не стал ничего говорить. Субординация всё-таки, решив дать взводному все карты в этих непростых переговорах с потерпевшим.

Глава 16 Узник замка Иф

— Я случайно пристегнулся, а ключ остался на столе, — произнёс стажёр.

— Ключ, коллега, — протянул ко мне руку взводный, и я дал ему лежащий на столе ключик.

И командир взвода отстегнул Бахматского, чтобы тот мог потереть руки и потянуться к одежде на стуле.

— Ну, ладно, в голый почему? — не унимался взводный.

— Думал поспать на обеде.

— Думал поспать и случайно пристегнулся к батарее? — «пытал» его офицер.

— Ну да, — протянул стажёр.

— Давай правду говори! — выпалил я. — Я бы ещё понял, что тебя пристегнули, но я сам крючок поднимал ножом.

— Я смотрел видео, как люди открывают их скрепками, и у меня даже пару раз получилось, и для чистого эксперимента я оставил ключ на столе и пристегнулся к батарее, — начал интереснейшую историю Бахматский.

— И что? — спросил взводный.

— Скрепка упала в щель, — произнёс уже одетый Бахматский.

— Беда… — протянул взводный.

И тут я был с ним согласен, хотя прошлое его чудачество с картонкой было не хуже этого.

— Ну всё, Добби, теперь у тебя есть одежда и ты свободен. Заступайте на маршрут патрулирования, — произнёс Дмитрий Дмитриевич и, хлопнув меня по плечу, мол, это теперь твоя проблема, убыл из дома.

Окинув взором стол, я взял оттуда ключи от патрульки и просто вышел, открывая авто и садясь на место старшего.

— Казанка, 322? — позвал я.

— Говори, — ответил мне дежурный.

— С обеда вышел. Нахожусь в квадрате Тимирязево.

— Приняно, — снова произнёс дежурный.

— Нифига у вас обед! — возмутилась Вика в радиоэфире.

— У меня водитель голодный был как цепной пёс, — ответил я.

— Сразу видно, что старший стажировался у Лаечки, — дополнил кто-то.

— Тишина в эфире! — потребовал дежурный ОВО. — 322?

— Да, — ответил я.

— К завтрому объяснение, пусть виновный в этом всём подготовит, не надо говорить, на какую тему?

— Принято, будет объяснение, — произнёс я, серьёзно думая, есть ли такая форма слова, как «завтрому».

Тем временем Бахматский прибыл в экипаж и сел в машину, жуя что-то вынимая это из пакетика.

— Ты ещё не наелся? — спросил я его. — У тебя был самый длинный обед со времён обедов.

— Так я не ел, я всё это время в наручниках просидел, — на серьёзных щах произнёс он.

Я закрыл глаза, а открыв, посмотрел на часы: терпеть стажёра по должности водителя оставалось чуть больше пятнадцати часов. И чтобы оправдать свои догадки я начал беседу:

— Ты служил? — спросил я.

— Не, у меня военная кафедра была, — пояснил он, уплетая маленькие бутерброды доставаемые из пакета. А потом, он извлёк из кармана белую банку энергетика и, открыв её, принялся запивать. Кроша бутеры на руль, мусоря у себя в машине. Да и пофиг ему же убирать.

— И ты пошёл в «сержанты», чтобы после аттестации год ходить рядовым, вместо того чтобы сразу идти в офицеры? — удивился я что-то тут не сходилось.

— Ну, я считаю, что в жизни надо всё попробовать, — ответил мне Бахматский.

— Как тебе некрофилия? Или для начала капрофилия? Тоже нужно пробовать? — спросил я.

— Фу, блин! — скривился стажёр.

— А там и до гомосятины недалеко, тоже неиспробованное, или я что-то про тебя не знаю?

Стажёр вздохнул, смотря на маленький бутерброд в своей руке с колбасой, сыром и белым хлебом, и, кладя его обратно в пакет, произнёс:

— Ты специально мне аппетит сбил, да?

— Да, — произнёс я. — Поехали в район, узник замка Иф.

— 322, Казанке? — запросили нас.

— 322, слушаю, — ответил я.

— С вас 30 реальных карточек предложения охраны объектов по договорам или одно согласие на обследование объекта.

— Где их взять? — спросил я, выдавая мысли вслух, но не нажимая на рацию.

— В бардачке пустые бланки, — произнёс водитель, вытирая руки о карманы которые высунул изнутри штанов.

Тут похоже придётся с азов начинать, гигиена, служебная этика, чувство долга… — подумал я и, открыв бардачок, я увидел кучу листков формата А5, пытаясь сквозь хмурые мысли понять, что же это такое.

— Как понял? — потребовали с базы ответа.

— Понял! 30 или одно согласование, — словно попугай, повторил я, всё ещё смотря на карточки.

Судя по тому, что в них написано, я должен был с этими листками подходить по-форме к собственнику объекта или квартиры и говорить: «Не желаете ли поговорить о Боге? Нет? Ну тогда давайте вашу квартиру на охрану поставим, всего ничего, в месяц платить будете не больше 350 ₽, а если тревожная кнопка будет стоять, то всего 2100 ₽ в месяц», — это, конечно, без монтажа и комплектующих, цена которого тут не была указана.

И я набрал дежурку на телефоне.

— Дежурная часть Отдела вневедомственной охраны Росгвардии Кировского района города Златоводска, старший лейтенант Ягодин, — выдали мне по телефону.

— Это Кузнецов, — представился я.

— Говори, — ответил дежурный.

— Тут в листках не указано, сколько стоит сама установка и комплектующие?

— Потому что они разные — от 5000 рублей до бесконечности, — пояснил Ягодин.

— Я уточняю, чтобы предлагать не абстракцию, а что-то реальное людям. — пояснил я.

— А чё ты то будешь предлагать? Пусть твоя спящая принцесса в кандалах ходит по объектам и предлагает. — с усмешкой проговорил дежурный.

«Значит взводный уже доложил, что Бахматский был найден нами живым и здоровым, физически, но вряд ли психически…»

— Он находит нам… — покачал я головой и конечно же этого не видно было дежурному через телефон.

— Это всё равно формализм, но его требуют. Поэтому давай стажёру в зубы бумажки и пусть работает. — настаивал Ягодин.

— Тогда целый экипаж работать не будет. Лучше я найду объект под установку. — решил я в слух.

— Ну, смотри, у нас план — один объект в месяц на смену, и его пока не нашли. Всем уже по сто раз предлагали. Так что заполняйте карточки реальными фамилиями и телефонами, потому как проверяют их подлинность, и везите их обратно.

— Принято, — произнёс я и положил трубку.

И следующим номером я набрал Иру, потому как на снова жующего Бахматского смотреть не мог. И мы очень хорошо поболтали, она, естественно, говорила, что скучает, и её напрягает, что я не отвечаю на сообщения, а я отнекивался, что я просто забыл, что можно общаться и через современный аналог пейджеров, называемый мессенджерами. В итоге я пообещал приехать на ужин. И мы попрощались до позднего вечера, а хомяк на водительском месте как раз закончил трапезу.

— Так, у нас с тобой самая тупая задача в мире, — произнёс я Бахматскому. — Собирать подписи и телефоны тех, с кем беседуем по поводу предложения услуг ОВО.

— В Тимирязево нас с порога будут на хрен посылать.

— Отлично, оскорбление представителя власти — 319-ю напишем, — резюмировал я.

— А ещё оно должно быть публично, то есть совершённо в обществе, а тут одни частные домики. А общественное место — это место, где собираются три и более человек, — произнёс Бахматский.

— Это откуда такая трактовка? Мне кажется, это не зависит от того, сколько там граждан собралось. К примеру, площадь Ленина днём — общественное место, там люди ходят, но глухой ночью оно тоже общественное, или ты хочешь сказать, что на площади Ленина ночью можно смело нужду, к примеру, справлять?

— ВНИМАНИЕ!!! Всем постам и экипажам! Вводится план «Перехват». По подозрению в наезде на сотрудника ГАИ от Лагерного сада в сторону Тимирязево двигается серебристый «Ленд Крузер», госномер не определён. Сбил сотрудника и скрылся, возможно, за рулём пьяный, — прогремел Курган.

— Курган, 322-му, нахожусь в Тимирязево. Разрешите блокировку трассы.

— Разрешаю, действовать в рамках закона Российской Федерации. И аккуратнее, 322.

Это означало: «Делай, но на свой страх и риск!»

— Вить, машину ставь поперёк на светофоре, собирай пробку. Экипируйся в каске, броню, — проговорил я.

И Бахматский выехал трассу, перегораживая въезд в село, вставая поперёк узкой, двухполосной дороги. Конечно, для «крузака» на полном ходу пробить такую баррикаду — ничего не стоит, но не вместе со столпотворением машин на обоих сторонах.

Экипировка была делом пяти секунд. Хотя Бахматский кряхтел, надевая броню, которая уже должна была быть для него привычной, следом на его мудрую голову налезла каска. А я проверил автомат, даст Бог, не пригодится, хотя наезд на полицейского — это как раз основания для его использования и применения, потому как идёт задержание лица, подозреваемого в совершении тяжкого преступления, пытающегося скрыться. Опять же тяжкое это от десяти лет, а я толком не знаю какие травмы были нанесены сотруднику и по каким статьям их квалифицировать. Считать ли наезд умышленным нападением на сотрудника? 318-тая, или 317-тая УК РФ?.. Ладно, буду работать исходя из обстоятельств. Но так, чтобы не иметь долгих разговоров с хмурыми ребятами из ОСБ, которые уже меня брали, постараюсь не применять, или применять в крайнем случае.

На светофоре уже клубилась пробка. Гружёная «Газель» впереди, за ней пара легковушек, дальше — пятнистая вереница машин, чьи водители с любопытством и раздражением тыкали в клаксоны, не понимая, почему их не пускают. С обратной стороны картина была зеркальной — пара авто уже упёрлась в наш бампер, образуя живой, хотя и хрупкий, барьер. Мы стояли в центре этого стихийного затора, как пробка в бутылке.

— Уважаемые автолюбители, оставайтесь в своих машинах и закройте двери, — скомандовал я, воспользовавшись включённым СГУ.

А вдали, на прямой как стрела дороге, показался он. Серебристый «Ленд Крузер». Он не ехал — он летел, пожирая асфальт, и с каждой секундой из далёкой блестящей точки превращался в разъярённого металлического зверя. Свернуть ему было некуда — по бокам лишь кюветы да лесисто-болотистая местность.

«Крузак» летел к нам, не зная, что проезд уже наглухо забаррикадирован примкнувшими к нашему плану машинами. И вместо того чтобы сбавить ход, водитель «Тойоты» лишь ускорился. Фары его яростно замерцали — длинный-длинный, короткий, снова длинный, — а из-под капота вырвался протяжный, хриплый рёв клаксона, требовавший расступиться. Словно мы были лишь назойливой помехой на его пути и могли вот так запросто отъехать в сторону.

Складывалось полное и абсолютное ощущение, что этот огромный кусок стали сейчас протаранит нас, лишь бы пробить себе дорогу. Эх, была бы это операция по ликвидации, прострелил бы им лобовое, и дело с концом. Но надо отличать себя в маске от себя на службе.

Но в последний миг, когда до нашего бампера оставались какие-то метры, из-под колёс «крузака» взметнулся визг резины и клубы сизого дыма. Машина зарылась носом в асфальт и, остановившись в метре от нашей, поднимаясь задним мостом от резкого торможения.

Тишина длилась доли секунды. Потом дверь со стороны водителя с лязгом распахнулась. И из салона начали вываливаться молодые парни. Красивые, модные, с зализанными причёсками. Один в яркой жёлтой куртке, другой в обтягивающей голубоватой футболке, третий — в белой футболке и обтягивающих штанишках. Двое других одеты попроще, в тёмное. Всё, как я «люблю». На их загорелых, накачанных в спортзале руках красовались замысловатые татуировки, а на лицах читалась наглая, «пьяная» уверенность в своей безнаказанности. Они не выглядели как испуганные беглецы. Они смотрели на нас, словно ежедневно сбивают ментов, а потом прут на баррикады как на досадное недоразумение, и которое сейчас можно решить парой громких фраз и звонком «нужному человеку».

— Старший кто⁈ — завопил первый, тот, что в жёлтом.

И вся пятёрка двинулась ко мне.

— Ты знаешь, кто мой батя, а⁈ — выдал он протягивая руки в мою сторону.

— А что твоя мама тебе так и не сказала⁈ — спросил я, забирая у Бахматского газ.

— Чё, мусарилло? Чё ты там сказал?

— Всем на пол, руки за голову, вам вменяется наезд на полицейского! — произнёс я, выходя из-за укрытия.

— Кого, на? — спросил первый, и я залил ему глаза газом.

— На пол, бляди!!! — рявкнул я, идя вперёд. Залитого газом не надо было уговаривать, он сам рухнул на колени вопя и жалея свои глаза.

Тот, что был в голубоватой футболке, шёл следующим и тоже получил свою струю газа, просто потому что шагнул слишком быстро ко мне или к первому, уже лежащему, мне было всё равно. Так и отпишу в рапорте. «Не подчинились законным требованиям сотрудника полиции, угрожали увольнением, хватали за форменное обмундирование, оторвали фальш-погон.»

— Вить! В наручники мудил! — крикнул я на Бахматского, и тот вышел из-за автомашины, доставая его любимую БДСМ-игрушку.

— Э, вы чё? — спросил тот, кто в белом.

— На пол! — приказал я, шагая к нему, и тот, не дожидаясь газа в глаза, лёг на пол и положил руки за голову.

— А нас вообще эти психи подвезли! Мы на остановке у ЗГУ сели, — заелозил один из тех, кто в чёрном.

Газ слегка щепал мне глаза тоже, но несопоставимо с тем, как было плохо первым двоим.

— На пол! Пойдёте свидетелями, того как эти таври людей давили, — выдал я, застёгивая наручники на ярком и в обтягивающих штанах, при этом не трогая чёрно-белых.

Во-первых, у меня больше не было наручников. А во-вторых, эти двое в тёмном очень уж сильно отличались от цветастых, не то чтобы они совсем не были при делах, но обычно вот такие вот цветастые и становятся жертвами таких вот, в чёрном.

Попросили подвести, пока эти нажрутся, обчистить их или путём вымогательства забрать что-нибудь.

Собственно, так и работает весь их АУЕ*, недаром признанное в России экстремистской организацией, а значит, запрещённое. Есть воры, короли преступного мира, под ними положенцы, еще ниже смотрящие и блатные поменьше, а есть те, кто свою жизнь с тюрьмой связывать не хочет, но кому добавляет статуса общение с «другом», откинувшимся из мест не столь отдалённых, так вот они и становятся их первыми жертвами. На них оформляют кредиты, у них занимают деньги, которые, конечно же, обещают отдать «по возможности», возможность эта, конечно же, не возникает. Именно такие ребята и рассказывают своей прикентовке, что мусарнуться, то есть сходить и подать заявление на вымогательство — это «западло», а вот взять кредит и отдать долги пацанам — это святое — «заположняк». По факту же получается совсем интересное: берёшь «ты» такую вот «бригаду», и они начинают друг друга сдавать как стеклотару.

Сирены и проблесковые маячки наполнили собой эту пробку. ГАИ, ППС, 324 экипаж с Викой Пикой, третий член экипажа которой уже спешил ко мне с бутылкой разведённой соды.

Далее — всё по протоколу: оказание помощи задержанным, освобождение проезжей части, приглашение понятых, личный досмотр каждого под протокол и досмотр «крузака». Я, ППС и экипаж Вики взяли преступников на борт. ГАИ же собиралось отгонять «крузак» на штрафстоянку, а пробка, медленно и небрежно, начала рассасываться. И мы потянулись в ней же колонной к РОВД.

А доставив всех в отдел, мы расположили их в ряд у синей стены, заляпанной свежей кровью, напротив столов в комнате разборов. Тут, как всегда, смердело перегаром, блювотой, так что ощутимый запах пота из-под моей брони был тут неуловим. Порядок построения был не важен, но ближе к зарешёченному окну стояли цветастые трое — жёлтый, голубой, белый, — а их два тёмных попутчика — ближе к выходу; они, кстати, теперь старались держаться от первых подальше. Началась рутинная волокита: составление протоколов, рапортов.

Комната гудела голосами. Задержанные пытались что-то говорить, но их просили молчать под предлогом, что посадим в клетку с обоссавшимся бомжом. Жёлтая куртка всё ещё пытался что-то бубнить про «батю», но его уже никто не слушал. И вот, когда бумажная канитель достигла своего пика, дверь скрипнула.

В комнату вошёл один из гайцов, что перепарковывал «крузак». Он был средних лет, с усталым, но сейчас странно оживлённым лицом. Целый капитан. Он легко, почти танцуя, прошёл мимо нас, подошёл к парню в жёлтой куртке, наклонился к его уху. Вся комната затихла, будто на невидимую паузу нажали. Я видел, как губы офицера шевельнулись, произнеся всего три слова: «Батя уже едет». И видел, как вся наглая спесь с лица жёлтого куртки стекла мгновенно, сменившись абсолютной, животной бледностью. Глаза стали круглыми и пустыми. Гаец отошёл, кивнул дежурному, и с той же лёгкой улыбкой растворился в коридоре.

А минут через десять в отделение вкатилась волна свежего воздуха. Та, что пролетает тут, когда открываются двери, впуская в этот мирок свежесть вольного ветра.

— Дежурный! Покажи мне этого ссучёнка, я ему сам всыплю по первое число! — раздался до боли знакомый голос, и я, кажется, понял, кто отец охеревшего мажора…

Глава 17 Судья и сын

Он возник в открытом проёме комнаты разборов, словно РОВД было его родным домом и в его вотчину ворвались заигравшиеся дети. Как же мал Златоводск, подумал я, узнавая судью Ребрикова — того самого, кто отчитывал следователя по моему делу, того самого, кто не дал мне сидеть в камере, пока недоразумение не разрешится. Но сейчас он, хоть и полыхал яростью, однако без мантии уже был не суровым и беспристрастным служителем Фемиды, а человеком, который, к его сожалению, имеет такого вот сына.

Его взгляд метнулся по комнате, нащупывая виновника всего этого бардака, и впился в отпрыска. Кирилл (как мы узнали из прав подозреваемого) стоял, сгорбившись, с лицом, ещё алым и опухшим от перцового газа, в наручниках, застёгнутых за его спиной.

Инстинктивная, отцовская ярость дёрнула судью вперёд. Он резко замахнулся, чтобы врезать по наглой, испорченной роже. Но рука, словно наткнувшись на невидимый барьер, застыла в воздухе. Пальцы сжались в кулак и медленно опустились. Он не мог. Не здесь. Не при всех.

И тогда Ребриков, собрав всё своё ледяное самообладание, медленно повернулся. Его взгляд скользнул по усатому сержанту, Вике, по моему взводному и, наконец, упёрся в меня. В его глазах читалось, что я был им узнан. Словно тень из прошлого, младший сержант с того самого процесса, который он так мастерски, с таким хладнокровием к обвинению, развалил.

— Товарищ младший сержант, — голос его был тихим, но в нём звенела сталь, натянутая до предела. — Это вы… брали этих подонков?

Он сделал маленькую, едва заметную паузу, вкладывая в последнее слово весь свой немой укор, всё своё возмущение от того, что его сына, его кровь, назвали этим словом в его присутствии. Вопрос висел в воздухе, и это был не запрос о процедуре. Это был выстрел. Выстрел, в котором смешались ярость отца, холодная злоба судьи и крик человека, чей мир только что рухнул из-за того, отпущенный им подозреваемый, сегодня поймал его сына.

— Точно так. В рамках объявленного плана «Перехват», — ответил я.

Взгляд судьи, острый как скальпель, переключился с меня на жёлтую куртку, на покрасневшее от перца лицо собственного сына. Эта краснота, видимо, была воспринята им как следствие побоев, а не действия газа. В его глазах вспыхнула новая волна ярости, уже направленная в нашу сторону.

— Что вы к ним применили? — голос его дрогнул, едва не потеряв весь судебный лоск.

— Спецсредства: газ и наручники, с оказанием первой медицинской помощи.

Димокрик, молча наблюдавший до этого, сделал шаг вперёд, блокируя собой прямую линию между судьёй и мной. Его поза была спокойной, но в ней читалась готовность к любому развитию событий.

— Товарищ судья, — голос взводного прозвучал тихо, но так, что его было слышно в каждом углу комнаты. — Задержанный оказал активное сопротивление. Всё применённое будет отражено в рапорте. Мало того, вскоре всё это будет в сети, потому как задержание видела куча людей и снимала на регистраторы и телефоны. Как и сбитие инспектора ГАИ вашим парнем, с последующим убытием с места происшествия.

— Вы уверены, что за рулём был именно он? — спросил судья.

— В момент задержания из авто вышло пятеро, и лишь он вышел с водительского сидения, — озвучил я.

— Вы уверены, что с момента наезда не была произведена смена водителей? Что некое третье лицо, совершившее наезд на сотрудника, не выскочило по дороге, а молодёжь от страха решила ехать дальше. В этот момент мой сын и занял место водителя? Возможно, он сам был в заложниках у этого того третьего лица.

— Ну тогда у парня были очень странные аргументы. Вместо «товарищи полицейские, меня держали в заложниках», он вместе с группой товарищей принялся оскорблять сотрудников полиции и угрожать им вашей персоной, — произнёс Димокрик.

— У ребят был шок, — произнёс судья.

Ребриков-младший, услышав это, попытался выпрямиться, в его мутных глазах снова вспыхнула искра наглости.

— Пап, да они просто на нас набросились…

— Молчать! — рёв отца был подобен раскату грома. Он снова замахнулся, и на этот раз пощёчина звонко хлопнула по щеке сына, заставив того ахнуть. Судья тяжело дышал, его рука дрожала. Но он повернулся к нам, и в его взгляде уже не было чистой ярости. Там бушевала буря из-за стыда, но не от бессилия. Он явно понимал, что в юридическом плане — скорее всего, ситуацию эту они развалят как раз-таки с неопознанным третьим лицом. А вот с детём-мажором дальше как жить?

— Товарищ младший сержант… Кузнецов, кажется, — он произнёс мою фамилию, и каждый слог давался ему с трудом. — Разрешите вас с глазу на глаз.

— Слушайте… — воспрепятствовал командир взвода.

— Старлей, дайте отцу узнать о том, что натворил его сын, из первых уст, без свидетелей, — произнёс судья и пошёл в коридор.

Я кивнул, вставая, проследовал за ним в коридор и, подойдя к судье, остановившемуся у зарешёченного окна возле лестницы на второй этаж, приготовился слушать.

— Ещё в субботу я по просьбе Дяди Миши вытаскиваю тебя из тюрьмы, а уже во вторник ты ловишь моего сына и заливаешь его газом, — холодно произнёс он.

— Их было пятеро, я был один, объявлен был план «Перехват». Если бы я был уверен, что именно он сбил человека и сбил умышленно, то я бы мог использовать оружие: приведя его в боевую готовность, я бы обозначил границы, за которые подозреваемым нельзя переходить, скомандовал бы лечь на землю, руки за спину. И представьте, что было бы, если бы ваш сын проигнорировал неоднократные законные требования сотрудника полиции или, например, сократил указанное расстояние и попытался прикоснуться к оружию?

— То я бы тебя распял. Несмотря на то, что тебе благоволит генерал Медведев. — холодно прошипел судья.

— Выбирая между оружием и газом, я выбрал газ, хотя и рисковал. Или вы не считаете, что за сбитие инспектора ГАИ людей надо наказывать? — продолжил я.

— Номера в ориентировке не было, это означает, что неизвестно, какой именно «Ленд Крузер» сбил сотрудника, — начал он струю песню про зыбкость будущих обвинений.

— Если бы на той трассе был ещё один «Курзак», я бы и его задержал. Вы уж извините, но по ряду признаков я могу полагать, что именно ваш сын и есть преступник. И таких надо воспитывать.

— А давайте, товарищ младший сержант, я буду сам решать, как воспитывать своего сына⁈ — надавил он.

— Давайте. Но, по-моему, у вас уже не получилось. Да хер с ним. Допустим, вы договоритесь с ГАИ, и сопоставление вмятин от сбития, частиц на форме сотрудника и бампере машины чудесным образом не совпадёт. Допустим, вы протолкнёте, что там был кто-то третий…

(хотя, судя по количеству, уже шестой), — подумалось мне.

…допустим, поведение и угрозы вашего сына в мой адрес спишете на аффект от похищения его и его товарищей неустановленным лицом, допустим, что он отделается административкой и лишением прав. Но вы, товарищ судья, и я знаем, что завтра его возьмёт кто-то покруче и уже не косвенно, а с реальными вещами, например, с тем же «весом». Я, кстати, уверен, что он и сейчас под кайфом, потому как алкашкой от них не пахнет, а адекваты так себя не ведут. Я к тому, что ваша проблема не во мне — на моём месте мог быть кто угодно, ваша проблема в нём, — закончил я.

— Я тебя услышал, — выдохнул судья. Я был во всём прав. — Делайте свою работу, а я сделаю так, как и должен поступить любой отец.

О том, что отец должен своих чад воспитывать, я судье не сказал. Но вот какая новость: судья знал Дядю Мишу и по его просьбе освободил меня от бремени долгого сидения в камере в ожидании всех этих судов и экспертиз по расследованию моего дела. Это наталкивало на мысль, что я зачислен в игру власть имущих: условно Зубчихинские против условно Правоохранительных.

Ну, правда, откуда тогда берутся те пачки денег, которые мне сыплют в каждом из конвертов с заданием, вряд ли ФСБ выделяет их по всем документам, значит, есть какой-то ресурс на ликвидаторов типа меня и, соответственно, аппарат, который направляет этих ликвидаторов. Кто бы мог это всё организовать? Явно бывшие служители закона, у которых власть и деньги, но нет должного контроля ввиду негибкости законов.

У меня мелькнула страшная мысль: а что если этот самый судья и подобные ему сидят и координируют, кого убрать, а кому сжечь машину, где кто будет работать?

«Да ну, бред!» — осадил я себя и пошёл обратно в комнату разборов.

В любом случае, передав мажоров дежурному, а тот, отправив их на второй этаж, мы убыли из РОВД. Я вышел на крыльцо, где стоял Димокрик, тут пахло сигаретным дымом и свежестью, накрапывал тёплый августовский дождь, — вот и хорошо, прибьёт пыль и пух.

— О чём говорили с судьёй? — спросил меня взводный.

— Он интересовался подробностями, как вёл себя его сын в этой ситуации.

— Походу, вся эта «война» ради административного протокола. Если честно, я бы дал своему сыну посидеть пару месяцев, ну чтоб одумался, — проговорил взводный, — а то «Крузака» ему купили, а мозгов не купили.

— Мозги — дороже просто, — выдохнул я.

— Вероятно. Ладно, давай в район.

— Есть, в район. — ответил я.

И, сев в машину, я информировал дежурного, что выдвигаюсь в свой квадрат с РОВД.

Вроде как уже отлично поработали на сегодня, но дела всё накапливались: не изъятый спирт, не подписанные листки уведомлений об услугах ОВО, хотя если АППГ ложится на весь отдел, то очевидно, что спирт и акты объектов должны по-хорошему нести менее занятые смены. А с мажорами на джипе, неприятная конечно ситуация, но зато я знаю фамилию Дяди Миши — Медведев.

И рация снова заговорила голосом дежурного по РОВД: — Всем экипажам, звонок через «02»: во дворе по улице Ленина, 25, происходит массовая драка с применением подручных средств. Кто свободен?

— 322, Казанке, — вызвал нас дежурный ОВО.

— Да? — спросил я.

— Чем занят?

— Акты и спирт, — ответил я, точно зная, что на массовые драки не надо приезжать вначале.

На массовые драки надо приезжать собирать заявления с потерпевших и задерживать подозреваемых. То есть надо дать людям подраться, чтобы не быть между ними забором. Иногда мне, кстати, казалось, что в этом мире зря запретили дуэли. Когда два благородных, или не очень, мужчины (или не два), берут в руки оружие и в присутствии секундантов и кареты скорой помощи начинают выбивать из друг друга дурь, вырезать, отстреливать, что называется, нужное — подчеркнуть. Люди были бы повежливее и негодяев стало бы мешьне

— За тобой косяк сегодня по затяжному обеду, поэтому принимай адрес! — продолжил дежурный ОВО, перешедший в радиоэфире на сленг, понятное дело — вечереет и накапливается усталость.

— Курган, 322, — позвал я.

— Да? — ответил Курган.

— Могу проехать, с вашего позволения. Дайте кого-нибудь ещё, у меня стажёр за рулём, без оружия.

— Ты один, походу свободный. Доложи, как прибудешь, — ответил мне Курган.

«Вот и расплата за спирт», — подумал я, указывая жестом Бахматскому ехать по адресу.

Двор дома по Ленина, 25 открылся нам картиной сюрреалистического театра абсурда. Двухэтажный, зелёный, деревянный, свежепокрашенный, с белыми резными наличниками, представлял из себя предмет Златоводского зодчества, но сегодня он служил лишь декорацией к цирку с конями. Потому как на сцене метались сразу семь фигур.

По двору, квадратов 100 не больше, бегало четверо зачуханных мужчин, голых по пояс, с худощавыми телами, покрытыми тюремными татуировками, и три женщины в домашних халатах, походу надетых на голые дряблые тела. Мужики были босиком, бабы — в растоптанных тапочках. Однако, вопреки вводным, они не дрались — они совершали какой-то хаотичный бег друг за другом, чуть ли не по кругу. Они двигались, размахивая сжатыми кулаками, но не попадая. Спотыкаясь и падая, тут же вскакивая и возобновляя погоню. Иногда они сходились в клинче и, не борясь, скользили по друг другу ненаносящими урона кулаками. Все они были залиты кровью с головы до пят, будто только что принимали в ней душ. И при этом на их лицах не было ни злобы, ни азарта — только какое-то пустое, почти трансовое остервенение. И самое странное — они дрались почти молча. Ни криков, ни мата, только тяжёлое сопение и шлёпанье босых ног по асфальту. Или может это я застал такую, тихую фазу их конфликта?

Я обмер на секунду, пытаясь понять логику этого побоища, которое вероятнее всего переросло из совместного поПоища.

— Вить, снимай на сотовый это всё, нам не поверят, — тихо скомандовал я. Надо было зафиксировать это до нашего вмешательства. Бахматский, бледный, с широко раскрытыми глазами, послушно навёл камеру.

Алкашка — зло, — подумал я и взял рацию и нажал кнопку вызова:

— Курган, 322. Я прибыл.

— Докладывай обстановку.

Я сделал паузу, подбирая слова, которые не звучали бы как бред.

— Курган, тут… люди безоружные. Все в крови. Оживлённо и хаотично бегают друг за другом. Все вроде живы. Никакой агрессии к посторонним не проявляют. Похоже на… массовый психоз, — выдохнул я в микрофон. — Мои действия? Ждать подкрепления или пытаться прекратить этот… цирк? Сюда бы медиков со смирительными рубашками.

— Погоди, кровь на них откуда? — заинтересовался Курган.

— Не могу знать, она тут везде. Дублирую, вызовите сюда скорую.

— Понял, скорая будет. Приказываю остановить хаос и выяснить, откуда кровь, и доложить.

— Понял, — проговорил я в рацию и включил СГУ, дав кратковременный звуковой сигнал, — Граждане отдыхающие!!!Ну-ка всем встать смирно! А то собаку на вас из багажника спущу!

На мгновение они замерли, только сейчас увидев нас. И я вышел из машины пройдя вперёд.

— Раненые есть? — спросил я.

— Я, я — раненый! — завизжал невысокий мужичок, — это он меня этой палкой бил!

С этими словами «обморок» подхватил с пола серебристый стержень сантиметров сорок, а другой рукой указал на мужичка побольше. Какие-то приметы их я бы всё равно не запомнил, настолько все были окровавлены.

— Брось палку! — скомандовал я, вскидывая автомат больше для острастки, чем для чего-то серьёзного, и палка полетела вниз, к ногам получившегося строя. Они стояли, словно бы объединились против пришедших на их праздник ментов.

Палка покатилась по асфальту и остановилась у ног другого фигуранта.

— Писать заявление будете? — спросил я у мелкого.

— На кого? На меня? — вздыбился тот, на кого указали, — да он сам меня этой палкой бил!

С этими словами палка была поднята с асфальта снова.

— Палку на пол! — прорычал я, что вновь возымело эффект.

Стержень вновь рухнул на асфальт.

— Он всё врёт! — завопила женщина, одна из трёх, и, наклонившись, подхватила палку и, словно показывая её мне, выкрикнула: — Они друг дружку ей били и мне угрожали в жопу засунуть!

— Чё ж ты пиздишь, мочалка старая! — закричала другая женщина, — Да кому твоя дырка нужна!

— Это я-то старая⁈ — воспротивилась та, что с палкой, и, замахнувшись на обидчицу стержнем, пошла в атаку.

— Убива-ют! — заорала третья.

И, не попав в голову, палка выскользнула из окровавленных рук, и обе женщины сцепились в захвате за волосы.

— Маша, Маша, не надо, ну пойдём домой! — взмолился третий мужичок и начал теребить верхнюю женщину за халат.

— Отстать, скотина! Думаешь, я не знаю, что ты её трахаешь после смены! — выпалила та.

— Ты чё, мою жену шпилишь? — возмутился четвёртый мужик и с разбега пнул ногой в лицо пытающемуся разнять женщин мужичку.

Удар получился вскользь, потому как слетевший тапок не обеспечил плотности соприкосновения ноги с челюстью, зато упавшая палка снова сыграла, и, наступив на неё во время удара, обманутый муж высоко подлетел ногами вверх и рухнул с метровой высоты головой о камни.

— Милиция, ну что вы стоите! Ну, сделайте же что-нибудь! — завопили сверху; это одна из соседей открыла окно и уже выглядывала во двор.

— Были бы мы милиция, я бы в свисток свистнул, и все угомонилось бы, — произнёс я, возвращаясь в экипаж и беря рацию, — Курган, ты был прав, тут массовая драка. И теперь уже точно нужна скорая.

— А ты там зачем⁈ Приказываю прекратить драку, соблюдая все законы и нормы личной безопасности! — продекларировал Курган.

О! Почти карт-бланш дали! Но как не переборщить с мерами остановки кровопролития среди аборигенов неблагополучной части проспекта Ленина?..

Глава 18 Спирт со вкусом «Тархуна»

— Вить, для чего у нас ПР используется? — спросил я.

— Полицейским разрешено использовать резиновую палку для отражения нападений, задержания сопротивляющихся, пресечения массовых беспорядков, с ограничениями: запрещено бить женщин с признаками беременности, инвалидов и несовершеннолетних (кроме случаев вооружённого сопротивления), а также наносить удары в голову, шею, ключицы, живот, половые органы, область сердца, пах, не бить многократно в одно место. Применение палки должно быть соразмерным и не превышать необходимости! — как по заученному выдал он.

— Наведи камеру на меня, — попросил я и, видя, что он наводит, начал говорить. — Есть приказ остановить драку, которая подпадает под массовый беспорядок. В толпе женщины, но без признаков беременности, видимых инвалидов я тут не вижу, и всем явно за +18. Почему не газ? Опасаюсь, что среди людей будут астматики! Выходи!

Бахматский без лишних вопросов вышел.

Следом вышел и я, скомандовав через СГУ:

— Граждане, прекратите беспорядки! Иначе к вам будут применены специальные средства и боевые приёмы борьбы!

И, видя, что меня не слушают, пошёл, выделив в толпе самого буйного — того, кто как раз кого-то держал на полу и бил коленом. Я жахнул ему по бёдрам палкой и потащил на себя за шею и подмышку подойдя сзади, заваливая на пол. И прямо тут, на краю массовой драки, надел на него наручники и поволок к машине, где аккуратно уложил его у капота.

— Будет пытаться убегать — залей его газом, — приказал я Бахматскому.

Вытаскивая из его разгрузки ещё одни наручники, снова пошёл в толпу. Где я в основном отталкивал и угрожал ударить палкой, на все восклицания в мою сторону кричал: — Шаг назад! Встал смирно!

— Ты, ещё раз ко мне подойдёшь к ней — получишь палкой!

— Куда⁈ Стоять! Ну-ка, шаг назад!

Оттаскивая одних от других, я больше никого не заковал, но наручники держал наготове в нагрудной разгрузке. И тут из окна на меня обрушился поток холодной воды, сопровождаемый криком:

— Да задолбали вы меня, да дайте ребёнка уложить!

Капец! Я посмотрел наверх: в каждом из окон был наблюдающий местный житель, ребёнок, или взрослый, кое-кто даже снимал на видео. А вот кто именно меня окатил из кастрюли или ведра, было непонятно. Спасибо что водой, а не помоями. Отойдя к машине, я отдал Бахматскому рацию, отряхнув её от воды и вытащив батарею.

В целом бойня прекратилась, теперь все фигуранты стояли полукругом спинами к спине и тяжело дышали, но я ещё раз вернулся на поле боя и, забрав с асфальта серебристую палку, которая и сделала конфликт кровавым, пошёл к машине положил её в мультифору (она же файл, она же папочка для документов, она же пакетик с дырочками).

— Ещё раз! Кто будет писать заявление и на кого⁈ — спросил я у стоящих полукругом мокрых и окровавленных аборигенов проспекта Ленина. И как говорила моя учительница… Так, стоп, не моя, а Кузнецова: «Лес рук» желающих мусорнуться не было. Жаль. В понятиях жить в крови ходить.

Далее я прошёл по всем участникам битвы по очереди слева направо, записав их данные, попутно пригрозив, что если какие-то из них не будут «биться» по базам, поедем в РОВД выяснять истинную личность и причину сокрытия. А потом приказал всем:

— Так, сейчас все идём по домам и своим квартирам, и через пять минут, чтоб вышли с объяснениями, что тут произошло. Начните писать: «Я, Тамара Степановна Вяземцева, (ФИО своё вставьте), по факту массовой драки, в которой участвовала, могу пояснить следующее:…» Далее — свою версию событий и почему и с кого всё началось. Кто не выйдет, к тому приду сам.

— А ты кто сам-то⁈ Участковый упал намоченный? — выдал шутку лежащий к машины.

И я присел на корточки рядом с ожившим мужичком и прошептал:

— Я тот, у кого ключ от твоих наручников. Молча лежи, если не хочешь в них провести вечность.

— Ты права не имеешь⁈ Я тебя в ОСБ сдам! — выдал он.

— Ну, пойдём, поговорим за ОСБ, — произнёс я, поднимая задержанного и загружая его в машину.

Он был окровавлен, окровавлен был и я, но я ещё и был мокрый.

— Курган, 322, — вызвал я.

— Слушаю, — отозвалось РОВД.

— Драки больше нет, собираю объяснения. Поставь пометку участковому сюда зайти, тут конфликт начинающийся ещё с Рюриковичей.

— Принято. Работай. Задержанные есть? — спросил Курган.

— Есть, устанавливаю личность.

— Зовут тебя как? — спросил я у полуголого в наколках гражданина.

— Юра!

— Юр, ты первый раз что ли попадаешься? Давай ФИО и дату рождения.

— Не скажу, — широко заулыбался задержанный.

— А я тебя тогда в клетку с опущенными кину. До выяснения. — пригрозил я.

— Ты не посмеешь, с тебя спросят⁈

— Кто? — спросил я, поворачиваясь и смотря вокруг. — Но ты уже в другой касте будешь, пускай и по беспределу.

— Заранов Юрий Анатольевич, 12.05.1983 года рождения, ранее не судим, — выдал он.

— Не пизди — «не судим» он! Твои партаки за тебя всё мне говорят. — усмехнулся я, записывая его данные.

— Это я на воле набил по незнанке.

— Курган, 322, проверь человека. Заранов Юрий Анатольевич, 12.05.1983 года рождения. — вызвал я РОВД.

И через минуты три я получил ответ:

— Заранов Юрий Анатольевич, 12.05.1983 года рождения, в розыске за Красноярским краем по ст. 158. Прописан: город Красноярск, улица Советская, 22, квартира 4. Вези его сюда, скорей же!

— Понял. Сейчас объяснения соберу и к тебе. Скорая сюда так и не приехала.

— Давай мы тут его очень ждём, — произнёс Курган, игнорируя моё замечание про скорую.

Люди принялись подходить, объяснения начали потихонечку собираться, набралось всего четыре штуки. Задержанный на глазах погрустнел.

— Вить, сходи в третью квартиру, оттуда ещё два объяснения я не получил, — попросил я Бахматского.

— Понял, — произнёс он и вышел.

— Чё такой грустный? — спросил я у Юрия Анатольевича.

— Да обидно, глупо попался. Сейчас поеду обратно, а там закроют. Да выпить хочется ещё, а у них на кухне ещё полбутылки оставалось.

— Выпить, говоришь? — призадумался я. — Смотри, я тебе выпить дам и даже сигарет в камеру насыплю. Но надо помочь Родине.

— Чё надо делать?

— Погоди, — произнёс я, когда Бахматский вернулся.

— Они не открывают, а, судя по звукам, они там в квартире мирятся с помощью секса.

— Понято. Ладно, поехали на Степановку. — решил я, пошли они в баню, пусть участковый к ним подходы находит.

И мы отправились на Степановку. Я отцепил Юру от браслетов и, подъехав к спиртовым точкам, откуда меня послали с утра, дал ему двести рублей.

— Видишь окно? Сходи, возьми пол-литра спирта. А мы точку примем. Что выпить сможешь — то твоё. — Мы встали так, чтобы быть невидимыми с окна.

— Тут на литр хватит, — возразил Юрий.

— Добро, бери литр, — согласился я.

— Только я сразу рвану, а вы меня на пол положите, что типа я не с вами⁈ — попросил он.

— Замётано. Вить, идёшь следом, за жулика отвечаешь головой. Если что — кричи в рацию и стреляй на поражение, прямо в хер ему стреляй. Потом отпишемся, что он нам им угрожал, — приказал я стажёру, зная что никакого оружия у него нет, но есть резиновая палка, а как известно, раз в год и палка стреляет. Но жулик о том что у стажёра нет оружия конечно же не знает. Хотя эти типы обычно свои права защищают лучше чем гражданские.

Я наблюдал со стороны, как Бахматский, пожевав губы, двинулся следом за Зарановым, держа дистанцию. Жулик подошёл к тому самому окну, находящемуся в режиме верхнего проветривания. Он был страшен: полуголый, в одних штанах, весь в запёкшейся и свежей крови, с диковатой хмурой миной на лице. Юрий постучал костяшками по раме.

* * *

Из темноты высунулась та же самая настороженная физиономия Марата. Его взгляд скользнул по купюрам, а потом с недоумением и брезгливостью — по самому покупателю.

— Чё с тобой, брат? Что такой голый и в крови? — хрипло спросил Марат.

— Я от Светки! — Заранов осклабился, делая вид, что осматривает себя. — Нужна спиртяга, чтобы помириться с мужем её!

Марат что-то буркнул недовольно, но деньги уже исчезли в щели. Через мгновение обратно просунулась запотевшая «полторашка» с прозрачной жидкостью.

* * *

— Спирт есть! — тут же, не сдерживаясь, выпалил Бахматский в рацию, и его голос прозвучал слишком громко в вечерней тишине.

Он бросился к окну, как ему и приказали, крича:

— Не с места, полиция! Это контрольная закупка!

А Заранов, вместо того чтобы замереть, дико оглянулся. Словно впервые увидев бегущего на него стажёра, а потом и меня, выходящего из тени у машины, он не стал разыгрывать пленение. Инстинкт жулика сработал моментально. Он рванул прочь, сжимая в руке бутылку, бежал резво, отчаянно, словно планировал уйти от розыска по 158 и тупых ментов. Но Бахматский, на удивление, оказался быстрее. Он настиг его через два десятка метров, мастерски сватил за ноги и, подсев, повалил на асфальт. Через секунду щёлкнули наручники, застёгнутые за спиной.

Я же, не спеша, подошёл к окну. Марат ещё не успел захлопнуть окошко. На его лице было написано всё: шок, злость и полное понимание, что его подставили.

— Привет, Марат. Что, не рад? — спросил я, придерживая форточку.

По взгляду было видно, что он меня узнал. Узнал мгновенно. Его глаза сузились ещё уже, чем положено азиату. — Ты… Ты уже приходил. Я же сказал — у Маратанет.

— А вот, оказывается, есть, — кивнул я на бутылку, которую уже отобрал у Заранова Бахматский. — Составляем протокол. Статья КоАП 14.17.1. Незаконная розничная продажа этилового спирта. Штраф и конфискация.

Марат побледнел, не от страха, но от бешенства. — Вы что ко мне прикопались⁈ Зачем регулярно ходите? Бизнесу мешаете!

Я дал ему выговориться, а потом, опустив голос, сказал:

— А хочешь сделку, Марат?

Он насторожился, притих.

— Я твою хату на сигнализацию поставлю. Официально, через отдел. И за это… я твой дом из списков постараюсь убрать. Только и ты стиль работы смени чтоб не так палиться с окнами.

Марат молчал, его мозг лихорадочно взвешивал риски. Штраф, конфискация, постоянные визиты полиции… Или разовый платёж за сигнализацию и относительный покой. Он ненавидяще посмотрел на меня, потом на бутылку, потом снова на меня.

— … И из списков уберёшь? — переспросил он хрипло.

— Ну, я не один работаю, надо с командиром поговорить, а так — постараюсь.

Он медленно, будто через силу, кивнул.

— Понял тебя, командир. Оформляй свою сигнализацию.

— Вот это я понимаю, восточная мудрость, — без тени улыбки сказал я. — Смотри, если мой командир добро даст, завтра с утра тебе позвонит наш специалист. Ну а если не получится, то будет протокол. Тут не мне решать.

Пока Бахматский, сияя, укладывал в багажник изъятый спирт и сажал обратно в машину Заранова, я заполнял бланки и протоколы. Марат подписывал, почти не глядя.

— А ты меня брат не обманываешь? — спросил он.

— Век свободы не видеть, — произнёс я привычное для них аналог: «честного пионерского».

Со Степановки мы ехали молча. Юра был хмурый, его второй раз за день поймали и ткнули мордой в грунт, Бахматский сиял лицом, а я думал, как это всё хорошо обставить.

И попросив остановиться у магазина. Я зашёл туда и купил бутылку «Тархуна» и сигарет с картинкой «импотенция». Мне было мокро и холодно, а продавщицы удивлённо смотрели на меня всего в крови, кинув мне реплику:

— У вас там что, война?

На что я ответил улыбнувшись как можно добродушнее:

— Зато у вас тут мир. Ради этого и работаем.

Вернувшись к машине, я отпил из бутылки «Тархуна» и вылил примерно треть на пол. Потом взял воронку в багажнике и залил в «Тархун» изъятый спирт. Закрыв обе бутылки, я взболтав и выпустив газ, дал «Тархун» задержанному. Перестегнув тому наручники, чтобы руки были перед грудью.

— Как и обещал, пей, сколько сможешь, — а сам достал сотовый из кармана нагрудного кармана и позвонил взводному.

— Да-да! — произнёс Димокрик.

— Товарищ командир, а можно вас к магазину «Степановский»? У меня тут изъятие и акт-заявка на обследование, но есть нюанс.

— Слав, ты чего мне загадками говоришь, щас подъеду, — ответил он, и я стал ждать, пока сходил себе и Бахматскому за кофе — придумали же автоматы, самостоятельно наливающие и даже выдающие стаканы.

Кофе согревало меня, пока в машине не начались блатные песнопения.

Командир подъехал на своей «Хонде» и, увидев меня, охнул.

— Ты чё, в таком виде Слав?

— Меня Курган на массовую драку послал, там все в крови были, ну, и из ведра меня кто-то со второго этажа окатил. Но трусы сухие, тельник сухой, а значит, работать можно, — объяснил я.

— Так. Пиздец, конечно. Не надо было ехать туда.

— Меня наш дежурный ему в усиление Кургану дал.

— А это что за тело у вас? — заглянул Димокрик в машину. В сумерках этой улицы оттуда жулик помахал ему рукой, отпивая из «Тархуна».

И я в двух словах объяснил, что тот в розыске и помог нам за вознаграждение, а с адреса Марата был изъят спирт, но взята заявка на обследование квартиры с целью установки сигнализации.

— Короче, командир, я барыге обещал, что его точку из списков вычеркнут, если мы его хату на охрану поставим. И тут дилемма: нам что важнее — привлечь под охрану объект, или изъятие спирта на данный момент? Можно, конечно, Марата кинуть и обследовать, и материалы подать в суд. Но тогда мы с барыгами больше там сделки заключать не сможем, когда понадобится.

Взводный задумался. Спиртовых точек ещё очень много, и штраф явно не причинит им огромного урона, и они всё равно продолжат торговать. По сути, вся наша работа — это подорожник на гангрену. Но АППГ есть АППГ, за невыполненный план будут жёстко спрашивать.

— Друг, ты кто? — спросил взводный у задержанного и уже Бахматскому: — Выведи его.

Жулика вывели, и я дал ему сигарету и даже зажёг огонь.

— Я Юра, — выдал Юра.

— Юр, так ты всё равно по 158-й сядешь, продай нам этот спирт?

— Триста! — выдал жулик.

— Как у тракториста, — сюморил Бахматский.

— Чё так дорого? — спросил Дмитрий Дмитриевич.

— Со вкусом «Тархуна», потому что! — выдал он.

— Дорого. — отрезал взводный, — Вить, прячь его назад. А Марата мы потом накроем, пока пусть сигнализацию себе поставит за свой счёт.

— Принято, — кивнул Бахматский и, погрузил жулика с бутылкой в салон.

— Жаль не 2000-ные, мы бы с ним и изъятие провели. Вообще, так нельзя делать, Слав. Сделки с административными правонарушителями это какая-то дичь. И если вскроется, — служебки и увольнения не миновать. Не 90-тые, чай. Так что, везите жулика в РОВД, сдавайте рапортом, ставьте пометку, потом на ужин. И сколько тебе надо времени, чтобы себя в порядок привести?

— Часа три, наверное, — пожал я плечами, форму надо было погладить и высушить.

— Дежурному я скажу. Тогда в два ночи жду в районе. Без доклада в радио эфире, чтобы ребята не паниковали, что у тебя обеды и ужины ненормированные, они же не знают, какие ты задачи для нас всех выполняешь, будут завидовать. А так — молодец, много за сегодня головняков закрыл.

— Служу России, — выдал я. — У меня сегодня Бахматский хорошо поработал, даже жулика в броне догнал.

— А чё ты хотел, он же в дублёре «Томи» играл.

— Во что играл? — не понял я.

— В футбол, Слава, ты как с ёлки упал!

— Он играл в дублёре? Это типа второй состав? А «Томь» — это главная команда Златоводска?

— Представь, да?.. — улыбнулся взводный. — Его поэтому в армию и не взяли, и к нам взяли поэтому же. Он норматив по бегу, как Флеш, сдаёт.

— Как кто? — не понял я.

— Бля… — протянул взводный. — Тяжёлый ты, Слав. Отдохнуть тебе надо. Сдавай жулика, протоколы и рапорта, и дуйте на обед! А спирт потом изымем, не будем судьбу гневить, а то натянет нам судья, потому как не поверит что человек в розыске спирт продавал в чужом городе. Раньше у нас и бомжи мусор разбрасывали. И проститутки дорогу не в правильном месте переходили, а сейчас так нельзя к сожалению.

Помахав Юре рукой напоследок, взводник нас покинул, а я рухнул в экипаж. Спину под бронёй неприятно холодило.

Жулик на заднем сидении задремал почти сразу же так и не допив «Тархун».

— Поехали, — произнёс я Бахматскому.

— Куда?

— В РОВД, потом в отдел. Квартиру мы привели, розыск догнали, днём два разбоя. Так, обещание барыге забыл. — произнёс я набирая, сообщение взводному, о том, что нужно убрать приведённую хату из наших списков. В ответ получив, смайлик чешущий голову и сообщение: «Это гениально „Слав“ теперь у нас потенциально есть список людей, которые захотят квартиры на охрану поставить. Правда ППС их всё равно будет дрючить за спирт, но это уже не наша головная боль»

Лично я не видел разницы, где люди стремящиеся умереть интересней, покупают себе смерть в магазине с наклейкой и маркой, или у Марата без наклейки. Была бы это точка с опиумом (если он сейчас есть), я бы провёл её по всей строгости закона, а со спиртом пусть балуются.

— 322, Кургану. — позвучало снова.

— Курган я везу тебе жулика, на заправку заезжал, — проговорил я.

— Проедь снова на Ленина 25.

— Что там? — спросил я. Надеясь, «хоть бы не убийство».

Глава 19 Почти насильники

— 322, там женщина будет писать заявление, говорит, её изнасиловали!

— Как фамилия женщины? — спросил я, доставая списки, готовясь сверять, не мои ли это недавние клиенты.

— Какразова Мария Геннадьевна, находится на пр. Ленина, 25, кв. 4, — продублировал Курган.

— Еду, с жуликом назад, — произнёс я.

— Да, шлюха она! — проснулся сзади меня Юра.

— Ты что про это знаешь? — спросил я у жулика.

— А есть еще «Тархун»? — попросил задержанный.

— На! — дал я ему бутылку, которую он честно заработал, и тот, звеня цепью надетых спереди браслетов, отпил.

— Она — провокатор в юбке, — продолжил он. — Ходит дома в одном бюстгалтере, глазки мужикам строит. Из-за неё вся драка и была.

— Как это? — спросил Бахматский.

— Она сначала глазки строила всем, потом мужу своему сказала: «Они меня трахнуть хотят, а ты не мужик, если свою жену защитить не можешь!» А мы и правда хотели, хотели даже все вместе, чтобы как в «Пусть говорят» на первом канале было, по-красоте! Но муж воспрял духом и говорит нам: «Кто на Машку еще раз взглянет, того убью вот этой вот штукой».

Тут, видимо, была речь про серебристый стержень, который валялся у меня в ногах в мультифоре.

— А дальше что? — спросил его Бахматский.

— А дальше — за сигарету расскажу только!

— Эй, король клифхенгеров, давай продолжай, в патруле курить всё равно нельзя! — осадил его я.

— Ты, начальник, обещал мне «сиги» насыпать.

— Сиги — на, а зажигалку получишь только перед РОВД, — произнёс я, кидая ему на заднее сиденье пачку с картинкой «импотенция».

— Сосёмся мы, значит, с Машей в коридоре, и тут её муж выходит и видит эту картину. А она такая отпрянула от меня и говорит: «Ой, я такая беззащитная, меня сейчас чуть не изнасиловали». Ну, муж — за стержень, я, соответственно, думаю: на хрен мне еще и побои к моей 158-й, — и побежал на улицу. А сзади слышу: «Борь, и этот тоже меня хотел!» Выхожу я на улицу, а за мной уже бегут трое: один в крови, другой с палкой, третий — за тем, кто с палкой, и три бабы — Маша, и две жены: одна — терпилы, тому кому голову разбили, а другая — друга, который Борю пытался удержать. Пацаны, а можно я в машине закурю?

— Это тебе что, патруль бизнес-класса? — вопросом на вопрос ответил Бахматский.

— Ну, пока похоже. Сюда бы Машку для продолжения банкета!

— Это я тебе сейчас устою, — заверил я жулика и взяв рацию протизнёс, — Курган, я прибыл на Ленина, 25!

— Принято, Марию Геннадьевну сюда вези, и подозреваемого вези тоже, — распорядилось РОВД голосом дежурного.

— Курган, у меня жулик на борту, и посадочных мест всего два, не считая багажника. А тут может так получиться, что она на нескольких укажет. Тут доп. подробности по «массовой» вскрылись.

— Всех грузи и всех вези! — выдал Курган.

— Вить, охраняй жулика, чтоб не убёг, — поручил я стажёру задание, взяв у него переносную рацию, пока моя сушилась у меня же под ногами в дуновениях автомобильной печки. Взяв и папку с документами, на всякий.

Вышел из патруля и направился в квартиру номер 4. Дверь в картиру оказалась открыта, и я, руководствуясь тем, что износ — это тяжкое, вошёл в жилище граждан. Лучше бы не входил. Тут воняло спиртовым перегаром настолько, что, отвези меня на освидетельствование прямо сейчас, у меня в крови тоже нашли бы промилле. А в маленькой однокомнатной квартире находились Маша, её муж Боря и Леонид. Четвёртого фигуранта массовой драки звали Фёдор, и его тут не было.

Комната была маленькой, захламлённой бутылками и мятой одеждой. Воздух стоял спёртый и горький от перегара. Трое её обитателей замерли при моём появлении, представляя собой законченный триптих похмельного и кровавого ада.

Мария Какразова сидела на краю продавленного дивана. Ей было лет тридцать, невысокая, с фигурой, которую не скрывал домашний халат с глубоким декольте, частично открывающим огромную грудь. Её чёрные волосы были растрёпаны, а на лице, несмотря на поздний час и общий бардак, держался яркий, почти театральный макияж — густо подведённые глаза и алая помада, кричащие о желании быть замеченной даже здесь и сейчас. Она нервно качала ногой, закинув одну на другую, и её взгляд, полный злобы и расчёта, впился в меня.

Рядом, на единственном стуле, сидел её муж, Борис. Мужик лет сорока, полуголый, в одних заляпанных кровью семейных трусах. Его тучное, обвисшее тело было покрыто потускневшими, синеватыми татуировками — якоря, черепа, надписи, — которые когда-то, наверное, должны были означать что-то важное. Сейчас он просто тяжело дышал, уставившись в пол, а на его плечах и груди красовались свежие царапины и подтёки запёкшейся крови.

У пепельно-серой стены, прислонившись к ней, стоял Леонид. Он был помоложе и подтянутее Бориса, но вид имел не менее жалкий. На нём были только рваные треники, также в бурых пятнах. Его торс, также покрытый татухами (какая-то гражданская, не тюремная, абстракция со змеями), он был исцарапан тоже. Он смотрел на Машу усталым, покорным взглядом человека, который уже навоевался и хочет только одного — чтобы это поскорее кончилось.

— Какразовы, Мария и Борис, вы что это, объяснения мне не принесли⁈ По факту драки. Я пришёл за ними, — начал я.

— А пока вы там прохлаждались, меня, между прочим, тут чуть не изнасиловали! — выдала Мария, её голос был резким и театральным.

— Это как? — спросил я. — Сняли штаны и отказались от своих действий в последний момент? И именно этим вы недовольны? В «02» зачем звонили?

— Потому что наша полиция нас не бережёт! — выдала Какразова.

— Смотрите, вы будете писать заявление о «почти изнасиловании»? — спросил я.

— Я буду, — заявила она.

— Ну, поехали, я вас до РОВД довезу. Уже определились, кто пытался вас «почти изнасиловать»?

— Все. И даже муж мой! — рьяно воскликнула она.

— Отлично, поехали!

— Я никуда не поеду, примите заявление сейчас! — манерно, почти что приказала она.

— Заявление принимает дежурный по РОВД. Сейчас свяжусь с ним. Курган, 322-му? — вызвал я.

— Да? — ответил Курган.

— У нас есть бланки для заявлений о «почти изнасилованиях»? — спросил я, — а-то Мария не уверена, что её почти изнасиловали, но точно знает, что все.

— 322, Кургану. Скажи этой барышне, что если она еще раз сюда позвонит, я её по статье «хулиганство» проведу. И всем, кто там у неё в кандидатах на насильников, скажи, что могут на неё писать за заведомо ложные показания, часть вторая статьи 307 УК РФ, так как она их под тяжкое преступление подвести хочет. Как понял?

— Мария Геннадьевна, как поняли? — уточнил я.

Она хмуро сидела и зло смотрела на меня, скрестив ногу на ногу и нервно тряся верхней ногой.

— Ну, похоже, молчание — знак согласия, — проговорил я и, вызвав Курган, добавил: — Никто тут никого не насилует, и никто не пытался.

— Объяснение возьми с мадмуазели, не захочет давать — вези её сюда, не захочет ехать — применяй спецсредства и физическую силу, будем по 19.3 проводить через неповиновение!!! — прокричал дежурный.

— Короче, расклад такой: либо пишете объяснение, Мария Геннадьевна, что никто вас не насиловал и вам всё приснилось ввиду алкогольной фантазии, либо едете со мной далеко и надолго. Решайте прямо сейчас.

— И что? Твою женщину в тюрьму собираются везти, а ты, Боря, просто так смотреть будешь? — ткнула она локтем своего мужа.

— Да пошла ты на хуй! Я с тобой завтра же разведусь! — выпалил муж и, встав, вышел из квартиры.

— Я хочу написать заявление! — потребовала она у меня.

— По факту чего? — спросил я.

— Меня только что послали на хуй!

— Могу вас в РОВД отвезти, там и напишете. Правда, дежурный будет не рад вас видеть.

— Машка, — проговорил Леонид, — да подпиши ты, и дальше пойдём отдыхать.

— Хорошо, я согласна! — снизошла она после некоторой паузы, видимо взвесив все «за» и «против».

Я уезжал оттуда с полным ощущением, что нырнул куда-то не туда, зашёл не в ту дверь, как подсказал мне память Кузнецова. Но на руках у меня было три объяснения: от Фёдора по факту массовой драки, от Марии по факту драки за её руку и сердце, и от Марии же, что по факту звонка и заявления об изнасиловании она может пояснить, что всё озвученное ей же и приснилось, и что ни к кому из фигурантов драки и отдыхающих с ней мужчин и женщин претензий не имеет.

Жулик Юра на заднем сидении спал. Стажёр Бахматский вёл машину, хотя его глаза уже слипались.

Прибыв в РОВД, я наконец-то отдал Юрия из рук в руки дежурному.

— Сержант, у тебя чё жулик такой пьяный? — спросил лысоватый капитан.

— Он живёт по принципу: Украл, выпил, в тюрьму — 158 же. — ответил я, протягивая капитану объяснения с драки, взамен получив штамп и подпись дежурного на рапорте. Я уже собирался уходить, как мне задали вопрос:

— Боец, а ты чё такой мокрый⁈

И я, улыбаясь, повернулся к дежурному РОВД, лысоватому капитану, и произнёс:

— Это слёзы насильников Марии Геннадьевны, которых вы сегодня спасли от посадки. Они обнимали меня и плакали.

— Тебе бы помыться, а то от тебя несёт, словно ты в притоне был, — покачал головой капитан-очевидность.

«Что вы, товарищ капитан, образцовая квартира была, только по Булгакову тесноватая. Поэтому и ебутся там на каждом углу все со всеми. Или уже все с Машей… Я не разобрался», — подумал я и, понимая, что наш диалог как-то не клеится, просто произнёс: — Есть, помыться.

Уже через три минуты мы въехали на тёмную парковку за зданием Кировского ОВО, поморгав дальним светом дремлющему бойцу на КПП. Я, всё ещё мокрый изнутри и в засохшей крови снаружи, вошёл в дежурку, оставив водителя в машине, взяв рацию и бумаги.

Дежурный старший лейтенант Ягодин, поднял голову от мониторов когда я постучал в бронестекло. Увидев меня, он поднял брови вверх, и встав открыл мне дверь. Его взгляд скользил по моим пропитанным кровью и водой рукавам, по пятнам на разгрузке, по моему лицу слегка улыбающемуся.

— Ты… это… с поля боя, что ли? — наконец выдавил он, отодвигая стул. — Докладывай.

— Сдаю акт-заявку обследования объекта, — произнёс я, кладя на стол бумагу. — Квартира готовая хоть завтра к установке сигнализации.

Ягодин машинально взял бумагу, пробежал глазами адрес, и брови его поползли на лоб уже по-другому.

— Степановка, А что то адрес больно знакомый… Это ж точка, узбек там спиртом барыжит.

— Была, — кивнул я, сдерживая зевок. — Я туда изымать спирт приезжал. А Марат вышел и говорит мне человеческим голосом: «У меня давно не наливают, брат. Поставь на охрану и всем скажи, что я теперь честный гражданин. Можете меня из своих списков злодеев вычеркнуть».

Ягодин откинулся на спинку стула, и на его лице появилось выражение человека, которому только что рассказали, то что не укладывалось в привычные схемы полицейского бытия, а попахивало благополучно забытыми двухтысячными.

— О-о-о-о-о как… — протянул он, растягивая гласные. — Марат? По-человечески? Сам предложил? Ты его, часом, не пытал?

— Нет, товарищ старший лейтенант. Марат… у него, видимо, просветление наступило. А можете его и правда из списков вычеркнуть. Он нам план по квартирам выполнил получается. На этот месяц.

Ягодин присвистнул, потирая переносицу. Потом вздохнул, и в его глазах появился циничный огонёк старого офицера слишком долго ходившего в сержантах.

— План-то он выполнил, да. Только вот не завяжет он, и даже если я его из списков удалю, ППС всё равно его вздрючит. У них там свой учёт, они на этом квадрате как ястребы последние два месяца охотятся.

— Но нам-то он добро, получается, хотел сделал, — резюмировал я, чувствуя, как усталость накатывает волной. — Сигнализацию поставит, деньги в кассу пойдут что нам это изъятие спирта? У других изымем. А ППС… ну, это уже его проблемы если не завяжет.

— Не завяжет это точно… — усмехнулся Ягодин, но в голосе его послышалось одобрение. — Но то что думать Марат начал, это хорошо. Да, начальник дежурной части не будет особо против. Ладно, принимается. Уберу твоего узбека из списков.

— Узбек не мой. И это, товарищ старший лейтенант, меня взводный отпустил форму в порядок привести. До четырёх утра думаю управлюсь. Я и стажёр мой — мы в крови все, — пояснил я. — Но надо так сделать, чтобы в эфире наши не буксовали. А то у нас сегодня проёб по обеду был, да ещё и ужин такой же будет. А вы же понимаете, экипаж в таком виде на маршрут не выставить, вдруг проверка из Управы. Да и на камеры людями попадаться будем, подрывая гуманную репутацию Росгвардии.

— Ну раз Дмитриевич отпусти. То хорошо, приводите себя в порядок, но только в 4 утра как штык чтоб были в районе. И мне доклад по сотовому.

— Есть доклад по сотовому. Это, поменяйте мне рацию?

— А с твоей что? — спросил Ягодин.

— Она в крови вся и в воде, нас в массовой драке кто-то из окна окатил. Пусть техники просушат да если надо платы почистят.

— Эх. Вот помогай после этого Кургану. Давай уже, — он взял у меня рацию и батарею к ней и выдал мне другую.

Я выходил обратно в тёмный двор отдела. Бахматский, похожий на сонную зомби-версию себя, сидел в машине.

— Вить, — окликнул я его. — У нас карт-бланш до 3.30 ночи, высадишь меня на Лыткина? Только не пристёгивайся как в прошлый раз.

— Не буду. И не просплю можешь не волноваться.

— Пока что, Вить, ты больше косячник, чем молодец. Но будешь стараться репутацию свою выправишь, — произнёс я.

Он что-то невнятно промычал в знак согласия. Я рухнул на сиденье старшего ГЗ, и единственной мыслью, плывущей в уставшем мозгу, был образ душа, горячего, как ад, и кровати, мягкой, как облако, и грелки во всё тело со светлыми волосами, идеальными формами и голубыми глазами. Златоводск на сегодня с меня взял свою дань сполна. Оставалось только отмыться и на пару часов выпасть из этой реальности.

Мы выехали с отдела, и я, погружённый в тягучее молчание усталости, лишь смутно следил за мелькающими за окном фонарями. Бахматский молчал тоже, сосредоточенно крутя баранку. Казалось, прошла вечность, прежде чем он сбавил ход и начал осторожно маневрировать в знакомом мне узком проезде между девятиэтажками.

— Вот тут, направо, у подъезда рядом с бетонным слоном останови, — буркнул я, едва шевеля губами.

Патрулька мягко остановилась. Бахматский выключил двигатель и повернулся ко мне. Его сонное лицо в свете уличного фонаря внезапно оживилось, глаза расширились.

— Стой… Слав, да я знаю этот дом! — произнёс он, всматриваясь в фасад и дверь подъезда. — Я тут, на картонке, случайно уснул, а меня тот страшный из Управы на ней спалил.

— Случайно? Да ты хер поклал на службу самым паскудным образом, там же даже не ночь была, — усмехнулся я, вытаскивая ключи из-под брони.

— Нет такого слова в русском языке, как «поклал», — обиженно произнёс Бахматский.

— Мне диктанты не писать. Я надеюсь. Короче, я тут хату снимаю. На втором. Будильник на 3.15 поставлю. Ты в 3.30 будешь тут как штык. Как понял? Никаких опозданий. Больше тебя офицеры не простят, и что-то мне подсказывает, что будешь ты всё оставшееся время стоять ниндзей-черепашкой на тумбочке у дежурки.

— Не будет этого. Я тебя понял, в 3.30 как штык, — поклялся Бахматский, и в его голосе прозвучала уверенность без былой робости.

Я махнул ему рукой, выкатился из машины и, не оглядываясь, направился к подъезду.

Ключ на магнитном замке активировал внутренний писк системы. А я дёрнул тяжёлую дверь и, цепляясь за перила, начал медленно подниматься по лестнице. Каждый шаг отдавался гулом в опустевшей голове. Наконец, моя дверь. Ещё один ключ и двойной поворот.

Дверь открылась, и в щелочку просочился тёплый свет из прихожей. Я вошёл и замер, пытаясь снять обувь, не касаясь грязными руками стен. В дверном проёме в комнату возникла Ира. На ней был растянутый свитер-оверсайз, под которым угадывались соблазнительные формы её тела, и пушистые тапочки на ногах. Её светлые волосы были растрёпаны, лицо бледно от недосыпа и беспокойства, но глаза сияли таким облегчением при виде меня, что на мгновение я забыл про всю грязь, кровь и усталость.

— Слава! — выдохнула она и бросилась ко мне, руки уже тянулись, чтобы обнять, прижаться, убедиться, что я цел.

Но за шаг до меня она вдруг резко остановилась, будто наткнувшись на невидимую стену. Её взгляд, скользнув по моему лицу, упал на рукава формы, пропитанные бурыми, засохшими пятнами, на разводы на разгрузке. Её глаза округлились от ужаса, а губы дрогнули. Она отпрянула, прижав ладонь ко рту.

— Боже… Что с тобой? — её голос стал тонким, почти шёпотом, полным леденящего страха.

Я улыбнулся.

— Нормально всё, служба. Кровь не моя. Форму надо постирать и выгладить к трём часам, ты говорила, у тебя чудо-машинка есть и сушилка для одежды? А мне бы помыться и чего-нибудь перекусить. И если получится… то поспать часок.

Ира стояла, не двигаясь, всё ещё глядя на меня широко раскрытыми глазами, в которых теперь смешались ужас и какая-то отстранённая растерянность. В тёплом, уютном свете её квартиры был я в своём окровавленном обмундировании.

— Милый, снимай это всё, бронежилет я потру перекисью, а форму тоже и сразу, потом постираю!

Я улыбнулся ещё шире, не в силах обнять бывшую стриптизёршу, боясь нарушить ламповость её образа писательницы, измазав в чужой крови. Пускай в нашей паре только я буду в кроваво-красных разводах.

Скинув броню на пол, положив автомат к ней же, я принялся медленно раздеваться. Но писк телефона заставил меня посмотреть на экран. А пришедшее сообщение от Дяди Миши обожгло мой утомлённый пьяным дурдомом ум: первое слово было написано капслоком — СРОЧНО…

Глава 20 Привет от Зимнего

«СРОЧНО проверить почту!»

Я взглянул на часы в правом верхнем углу экрана: было полдвенадцатого. Ира, видя мои манипуляции, насторожилась.

— Что там? — спросила она.

— Надо срочно выехать. Снова. У тебя есть пакет и гражданская одежда?

И мне были выданы шорты и футболка с какой-то рожицей, был выдан и пакет от OZON.

— Сможешь форму почистить, а я за ней приеду, а после смены сразу к тебе? — спросил я.

— Хорошо, — произнесла она, добавив: — А это не опасно?

— Да не, там делов-то на час. Я напишу, если что-нибудь пойдёт не так.

Сложив автомат и пистолет в пакет, туда же положив рацию, я вызвал такси и, попрощавшись с Ирой словами «Я скоро», поехал домой.

Войдя в калитку ограды моего дома, я первым делом проверил сейф за почтовым ящиком и снова нашёл там толстый конверт, почти посылку. А зайдя домой, долив коту воды и насыпав корм, я вскрыл пакет. Внутри снова оказались деньги, и много — миллиона три. Но был и листок с задачей. И еще два с какими-то картами.

Заголовок был написан также как и в сообщении заглавными: «СРОЧНАЯ ЛИКВИДАЦИЯ».

А далее была информационная справка.

Цель: Семёнов Аркадий Леонидович, кличка «Главбух».

52 года, рост 182 см, вес около 110 кг, коренастый, волосы седые, коротко стриженные, носит очки в тонкой металлической оправе, имеет шрам от ожога на тыльной стороне левой кисти.

Занимает высокое место в преступной иерархии, курирует финансовые потоки и «отмывание». Проявляет крайнюю осторожность, редко появляется в публичных местах без охраны. В данный момент находится в сауне «Славянские баньки» на Старо-деповской, 39, коттедж 4.

Приговор: ликвидация в связи с занимаемой должностью и категорическим отказом работать на благо государства. Уничтожить любым удобным способом, не допускать гибель непричастных к бандитскому миру людей.

Вместе с информационной справкой был распечатанный маршрут от меня до бань и пояснения: «Двигайтесь по выделенным зелёным улицам, чтобы избежать слежки и попадания в поле зрения камер 'Умного города». Паркуйтесь вплотную у баннерной вывески, так как камеры контролируют внутреннюю часть двора.

Конспирация: использовать маску и перчатки, номера машины перед операцией замазать грязью'.

На схеме двора с коттеджами, красным обозначены камеры.

После ликвидации оставить послание: «Привет вам от Зимнего».

Срок исполнения: до 3.00 часов 6.08.2025 года.

И я надел бронежилет, вытащил из подпола «Стечкин» и магазины к нему, нашёл и надел свой чёрный спортивный костюм, балаклаву в форме шапочки, перчатки и пошёл в гараж. Найдя во дворе грязь прямо у гаража в луже, я замазал ею номера «Бэхи» и, сев в машину, поставил в подстаканник рацию, положил план-схему проезда на приборную панель и поехал в «Славянские баньки».

В этот раз они мне даже времени на изучение цели не дали. Чтобы я шибко много не думал, наверное. «Достоин ли Главбух погибнуть или нет?» Конечно, всегда можно повесить скворечник как символ моего несогласия с таким их подходом. Но что-то мне подсказывало, что начни я копать Главбуха — вылезло бы столько грязи, сколько за целую жизнь не наделали бы и десять Кротов-педофилов.

Глядя на описание преступника, я думал: почему ты Главбух, а не, к примеру, Горбатый, Седой, Лысый или Кабан? И ответ родился в моей голове логичный и верный: потому что всех лютых давно пересажали или они погибли, сточившись о друг друга. Кто же остался? Консильери — советники, бухгалтера, дети, получившие по наследству наворованное у разрушенного государства. Давеча в интернете, смотря видео про новейшую историю России, я наткнулся на интересный термин, америкосовский, кстати, — «культура отмены». Кажется, это когда он наворовался, наубивался и успешно легализовал свой бизнес, и теперь он — бизнесмен, а никакой не преступник.

Но как кто-то сказал, жизнь — это супермаркет: бери что хочешь, но помни — впереди касса! Вот и я получается сегодня кассир. И занимаюсь тем, за что не дадут орден Мужества; мои дети, если такие будут, не будут в школе с радостью рассказывать, что их папа делал ради главенства закона; моя жена, если такая будет, не скажет, что у мужа моего профессия не пыльная, но одежду от крови она стирает регулярно.

И, конечно же, это совсем другое. Моя сегодняшняя работа очень похожа на работу артиллериста: мне дали координаты и сказали осуществить залп по ним, и я, сделав это, не буду знать, насколько правильно поступил. Но раз записался в артиллерию, будь добр — заряжай и стреляй, а в работу наводчика не лезь.

И вот эта формулировка приговора: «ликвидация в связи с занимаемой должностью и категорическим отказом работать на благо государства». То есть к Главбуху приходили и что-то предлагали, мол, одумайся, дружочек, нельзя такого делать в Златоводске, а он принципиально отказался. По каким соображениям? По понятиям или решил поиграть в закон? Мол, «уважаемые менты, а что вы мне сделаете? Я чист перед законом, а где не чист — там вы всё равно не докажите». И нарвался на тех, для кого и доказательств не нужно. Недоговороспособный, опасен для общества, занимаешь высокую должность в преступной иерархии — ну жди, Главбух, ревизор-кассир к тебе выехал.

Я неспеша ехал. Ужин был еще впереди, а голод добавит агрессивности, уберёт сомнения — уже убрал при принятии заказа. Маршрут, обозначенный зелёным, привёл меня точно к адресу. Я остановил машину возле вывешенного баннера с рекламой бань «Славянские баньки», на котором улыбались довольные люди с вениками. Натянув на лицо балаклаву, я привёл «Стечкин» в боевую готовность и, выйдя из машины, быстрым шагом пошёл искать коттедж №4.

Длинный внутренний двор банного комплекса, начинался с распахнутых широких ворот, а продолжался небольшими домиками с одной дверью, однотипными коттеджами из красного кирпича и тёмного дерева с покатыми крышами. На каждой двери блестела табличка с номером. Сегодня уже среда, и походу народу в парилках не очень много, не много и машин: У одного домика стоял чёрный внедорожник с тонировкой «в ноль», у другого — спортивная тачка алого цвета, у третьего — минивэн. У коттеджа №4 стояла машина, подтверждавшая статус: огромный серебристый джип с гордой буквой «L» на решётке радиатора. Дорогая, наверное. Очень.

Быстрым шагом я преодолел расстояние от входа до домика номер 4, опасаясь лишь внезапной очереди из тонированного джипа. Дёрнул ручку тяжелой деревянной двери сауны — и она открылась. Внутри, заглушая шум воды, громко играла музыка. Её я узнал мелодию с первых трёх нот: группа «Комбинация», «Американ бой» — тот самый хит про русскую девушку, которая играя на балалайке мечтала уехать в США на мерседесе и купаться в роскоши. Ирония судьбы. Какой же надо создать музыкальный упадок, чтобы нынешняя братва слушала музло из моей молодости?

Меня, конечно, не ждали. Войдя в помещение, мимо меня, едва не столкнувшись, прошла девчонка в бикини из ярко-розовых лоскутов, с банным полотенцем на плече. Увидев мою фигуру в маске и пистолет в руке, она завизжала. Но я ускорился в этой зачистке помещения, смотря на внутреннее убранство и держа «Стечкин» у бёдер, закрывая за собой дверь.

Бросив взгляд направо и налево, я оценил обстановку. Просторный зал с бассейном, из которого поднимался лёгкий пар. Слева — стеклянные двери в парную, откуда валил густой жар. Справа — душевые кабины и дверь в туалет. Посредине, на низком столике — пир: бутылки коньяка, водки, тарелки с нарезками, фрукты, шоколад. И девушки. Их было трое. Та, что визжала, теперь прижалась к подруге в таком же бикини. Третья, постарше, в шелковом халате, застыла с бокалом в руке, глаза полные животного ужаса.

А за столом, откинувшись на кожаный диван, сидел он. Коренастый, с седой щетиной, в одних плавках. Очки в тонкой оправе лежали рядом на столе. На тыльной стороне левой руки, лежавшей на колене, чётко читался старый, бледный шрам от ожога. Сомнений не было. Это он.

— Стой! — вдруг выкрикнул он, инстинктивно поднимая правую руку в мою сторону.

Но я уже выстрелил. Звук приглушался глушителем, но было понятно, что в моих руках мощное оружие.

Первый выстрел пробил выставленную ладонь и пуля прошла дальше, пробив череп в области правой надбровной дуги. Обрушение тела под стол вместе с падающей бутылкой алкашки и тут же разбивающейся на полу звучало не громче «Американ боя». Истеричным визгом девушек можно было с таким шумом пренебречь, но я не стал. Их было трое, и они блажили, словно резанные.

— Заткнулись да! — скомандовал я, имитируя грубый, кавказский акцент. — Усе в угол! Быстро!

Главбух грузно продолжал «устраиваться» под столом, скользя по луже вискаря и битого стекла, а я быстрым шагом подошёл к нему и, не глядя на продырявленное лицо, произвёл два выстрела в область сердца. Музыка всё так же наивно пела про «Американ бо-о-о-ой, о-ой, уеду с тобо-о-о-ой, о-ой! Американ! Американ! Американ бо-ой…», а девушки, заткнув рты ладонями, сбились в угол у бассейна.

«Комбинация» наконец заткнулась, система выбирала песню, а я опустил указательный палец левой руки в тёплую, липкую кровь, стекавшую с дивана на кафель. Подошёл к ближайшей светлой стене и печатными, квадратными буквами вывел требуемую фразу: ПРИВЕТ ВАМ ОТ ЗИМНЕГО.

И, благо, музло замолкло, потому как там снаружи, у сауны, резко затормозила машина. Послышались громкие, развязные мужские голоса, смех. А из салона ударила другая музыка — агрессивная, тяжёлая, с матерными речитативами. Такую я бы никогда не хотел слушать. Я приложил окровавленный палец к белой маске балаклавы, показывая девчонкам немой приказ молчать, и вышел в короткий коридор, ведущий к выходу.

Дверь распахнулась извне, и на пороге возник мужичина в чёрной футболке, с короткой бородой, крепкий и подкачанный. Его глаза, привыкшие к полумраку улицы, широко раскрылись, пытаясь за долю секунды осознать картину: моя фигура, пистолет, маска.

Я выстрелил. Дважды. В грудь. Он завалился назад, падая за порог, не успев издать и звука. И, перешагнув через повалившееся тело, я оказался на крыльце. Влажный вечерний воздух ударил в запотевшее лицо под маской после сауны. И я заметил другого: мужик в спортивных штанах, сгибаясь под тяжестью, нёс от неопознанной тачки ящик пива. Он не успел удивиться рухнувшему товарищу по бандитскому ремеслу, ящик выскользнул из его рук, а рука потянулась под пиджак.

Я снова нажал на спуск и снова дважды. Он дёрнулся и упал на асфальт, в пенящийся под его ногами фонтанирующий пивом повреждённый ящик. И только сейчас я понял, что это не ящик, а просто квадратная и прозрачная целлофановая коробка. Или как они тут называются? Упаковками.

На бегу окинув взглядом по сторонам, убедившись, что движения больше нет, я спешил к своей «Бэхе».

Но тут из головного, самого большого коттеджа выскочил мужичок в камуфляжной куртке, походу, сторож. Он что-то крикнул мне навстречу, неуверенно подняв руку, будто хотел остановить.

Пуля из «Стечкина» угодила ему в плечо. Он вскрикнул и кувыркнулся назад. Мирняк я не убиваю.

Прыгнув в машину, я рванул прочь. Ровно по тем же зелёным стрелочкам, по которым приехал. Не спеша. Соблюдая все правила дорожного движения, точно законопослушный гражданин, возвращающийся с ночной смены. Через полчаса я был дома. В гараже, переодевшись в чистое, я стёр грязь с номеров, придя в дом, погладил Рыжика, который терся об ноги, не понимая, куда это я отлучался. Спрятал оружие в подпол. И, взяв пакет с ментовским автоматом и пистолетом, вызвал такси. Рация в пакете молчала.

А доехав до Иры, как ни в чём не бывало, вошёл в дом. Тут пахло чем-то жареным — картошкой с луком, наверное.

Ира обняла меня с порога, крепко, как будто я вернулся из долгого похода.

— Всё нормально? — спросила она, отстраняясь и вглядываясь в моё лицо.

— Всё, — кивнул я. — Делов-то на час было, как я и говорил.

— Форма твоя досушивается в сушилке. Иди, можешь поесть, — она махнула рукой в сторону кухни.

Я разулся и прошёл внутрь. Конечно же, я не знал, что получится отработать быстро, но голод творит чудеса на коротких дистанциях, особенно если тебя никто не ждёт. Музыка из сауны, визги, приглушённые выстрелы, тяжёлый взгляд Главбуха — всё это осталось там, на Старо-деповской, 39, в коттедже №4 под аккомпанемент попсы восьмидесятых. Здесь же, у Иры, был тёплый свет, запах еды и тихий дом, где мою форму стирали и сушили, будто я просто испачкался на обычной работе.

А в голове, отдаваясь эхом, звучала мысль, пришедшая ещё по дороге: «Культура отмены» — красивое словосочетание. Но касса, в конце концов, находит каждого. Даже тех, кто давно забыл, где вход в этот супермаркет. А мне, кассиру, оставалось лишь выдавать чек. Кровью на стене. Но не исключено, что это послание не просто так.

Удалось поесть, удалось даже чуток поспать. Жареная картошка с салом зашла как родная. Ира уже спала, а вот меня разбудил писк: так сушилка для одежды сказала мне на своём роботизированном, что форма высушена.

И, камуфляж из барабана, я заметил, что форма не просто сухая — она ещё и тёплая. Ира что-то говорила про функцию глажки, когда я уплетал приготовленный ею картофель, и мне очень хотелось взглянуть на это чудо.

Глажкой тут и не пахло, то есть китель и брюки ПШ в ней не погладишь, а вот для моего «комка» самое то. И вдруг мне позвонили. Звонил взводный.

— Слушаю? — ответил я.

— Слав, срочно в район, введён план «Перехват».

— Принято. Жду водителя, — вновь ответил я.

— Водитель твой едет уже, я ему уже позвонил. У соседей какой-то треш произошёл в районе.

— Понял, — кивнул я, словно рация передавала бы кивки.

Форма была надета, сверху броня, каска осталась в машине. А руки помыты от запаха пороха и крови Главбуха.

«Алиса, — спросил я у сотового, — что такое треш?»

И она выдала мне:

«„Треш“ от английского trash — „мусор“ — это сленговое слово, обозначающее что-то очень низкого качества, абсурдное, отвратительное, вульгарное или шокирующее, выходящее за рамки общепринятого, а также целое направление в искусстве, культуре и музыке, которое использует эту эстетику для эпатажа. Оно описывает нечто нелепое, мерзкое, но иногда и намеренно провокационное».

А как-то так получилось, что у нас в лексиконе столько английских слов? Новая мода? Как во времена Льва Толстого на всё французское?

Бахматский приехал и тоже набрал меня. И, сев в машину, я отзвонился в дежурку, сказав, что я в районе.

— Внимание всем постам, — грозно продекларировал Курган. — Сегодня примерно в 00:45 по адресу Старо-деповская, 39, в Ленинском районе города Златоводск совершено групповое убийство. Подозревается мужчина высокого роста в белой балаклаве, в белых кроссовках и чёрном спортивном костюме. Вооружён пистолетом. Скрылся в неизвестном направлении на чёрном седане, гос. номер неизвестен. Кто принял?

И все, кто слышал, стали называть свои номера. Назвал его и я.

— 322 — принял.

— 322 — Кургану, встаёшь на площадь Транспортную. При обнаружении чёрного седана даёшь знать, с тобой будет экипаж ГАИ.

— 323 — Кургану, встаёшь…

Курган называл и расставлял экипажи. Скорее всего, это делалось всеми РОВД по всему городу. Я посмотрел на часы: было 2:20. Меня же на месте казни уже через тридцать минут не было. Это система, конечно, затупила. Или затупили те, кому принадлежат сауны. Или сначала братва предупредила своих, а уже потом — ментов. Отсюда и такой результат.

— Прикинь, поймаем? — выдал Бахматский, будучи воодушевлённым после массовой драки и ловли жулика Юры.

— Преступление произошло в 00:45, сейчас 2:25, полтора часа прошло. Он уже на пути в Новосибирск или по Иркутской трассе летит, — выдал я, а сам подумал: «А как ты собирался останавливать человека со стволом?»

На месте уже был патруль ГАИ, и мы припарковались с ними и вышли, чтобы грозно стоять на страже общества.

Гайцы все чёрные машины тормозили, независимо от марки, и записывали всех, кто в них был. Правда, за время стояния таких было всего четыре, и то потому, что рядом «Лента» и люди приезжают за продуктами. Но никого не досматривали — видимо, план был такой: махнуть полосатой палочкой, и если ускорится, пытаясь скрыться, то догонять! Убегает — значит, наш клиент.

Но я знал, что план «Перехват» — это на час не более, и ждал именно прошествия этого часа. В тёплой сухой форме это было не сложно. И вот очередная тёмненькая машина, и очередной взмах палочки — и она, ускорившись, рванула в сторону моста через реку.

— За ней! — крикнул старший лейтенант ГАИ и прыгнул в машину.

— С-сука, — выдохнул я и тоже сделал вид, что поспешил, а, рухнув к Бахматскому, сказал: — Гони за гайцами, типа мы отстаём и преследуем тоже.

И я вызвал Казанку, чтобы санкционировать погоню.

Я-то знал, что в машине не преступник, по крайней мере точно не тот, кто уничтожил Главбуха, но гайцы-то этого не знают — и сейчас угробят человека только за то, что он ускорился и не остановился. Но вот вопрос, почему чёрная KIA рванула в сторону выезда из города, оставался открытым…

Глава 21 Маугли и KiA

Бахматский топнул в пол, и машина рванула с места, шлифуя резиной об асфальт. Впереди, уже далеко, мелькали мигалки гайцов. Но всё равно мы отставали и от KIA, и от машины ГАИ.

Город в этот час был другим, нежели днём. Улицы, опустевшие и вымытые недавним дождём, отражали фонари в чёрном асфальте. Окнамногоэтажек были тёмными, лишь изредка светился одинокий квадрат за которым кто-то не спал. Пустые трамвайные рельсы. Редкие машины, рекламные щиты, в том числе предвыборные, зелёные парки вдоль улиц. Город спал, переваривая вчерашний день, и только наши сирены, воя, разрывали эту тяжёлую, предрассветную тишину.

Чёрная KIA, словно почуяв ловушку за мостом, рванула в последний момент направо, на проспект Ленина. Широкая, пустынный проспект принял её, и погоня понеслась вдоль тёмных фасадов, пестрящих подножьем закрытых магазинов и кафе, аптек, мимо сонных перекрёстков, мимо остеклённого торгового центра, похожего на четырёхэтажный стеклянный куб.

— Куда, тебя чёрт несёт? — проворчал Бахматский, вжимаясь в руль.

— Вить, не гони так. Мы его не догоним, это вообще гайцов работа, — произнёс я и узнал в себе старшего Лаечко, никуда не спешащего, знающего, что смена всегда заканчивается, а задолбаться можно меньше чем за час.

KIA ответила нам новым манёвром — резким поворотом на Московский тракт. Ещё минута — и мы уже летели по совершенно другой улице, что словно врата переносила нас из развитого центра в частный сектор, где до сих пор можно найти точки по продаже того же спирта. Потом — резкий съезд на Эуштинскую. Здесь уже начиналась настоящая глушь: разбитая дорога, редкие покосившиеся домики, тёмные массивы частного сектора, где только собаки, заслышав сирены, начинали тревожно лаять хором.

KIA металась, как затравленный зверь, ныряя в узкие проулки, снова выскакивая на широкие улицы. Мы въехали в лабиринт из деревянных заборов и сараев. Впереди у гайцов что-то мелькнуло, и они резко затормозили, перегородив узкую улицу. Бахматский ударил по тормозам и мы подъехали сзади.

В свете фар и мигалок картина была такая: Чёрная KIA стояла, брошенная, с открытой водительской дверью. Рядом с ней суетили два гаишника. Один, с рацией, что-то передовал в эфир. Второй, молоденький, с широко раскрытыми глазами, смотрел куда-то в темноту, за дома, туда, где угадывалось что-то большее, чем частные огороды.

Мы вылезли из патрульки. Ночной воздух здесь пах дымом от иногда сжигаемого в печах мусора, или готовки.

Старший лейтенант ГАИ, оторвавшись от рации, указал нам в сторону темноты.

— Ваш клиент. Дрызнул от машины — и в ту сторону. На пристань.

Он сказал это с такой интонацией, что дальнейшие действия казались само собой разумеющимися. «Вы — мобильные, вы — в бронежилетах, вы — ловите. А мы тут машину оформим». В его глазах читалось облегчение: передали эстафету.

Я посмотрел туда, куда указывал гаишник. Между двумя покосившимися домами угадывался спуск. И чувствовалось — там вода. Чуть дальше высился тёмный, угловатый силуэт общежития «Парус», похожий на корабль, севший на мель в этом океане частного сектора. В его тёмных окнах горело побольше огней, тут живут иностранные студенты.

— Не, пацаны, давайте ориентировку через Курган, как выглядел, куда направился, и от неё уже будем работать, — произнёс я, садясь в машину и вызывая базу. — Казанка, 322.

— Говори.

— Машина брошена, стоим с гайцами у «Паруса», подозреваемого не видим, наши действия?

— Погоди. Курган, Казанке, — позвал наш дежурный дежурного с РОВД.

— Я слышал, — ответил Курган. — 322, осматривай местность, соблюдая полную осторожность.

— Курган, 322. У меня водитель без оружия, жду подкрепления, я один без прикрытия в частный сектор не пойду, — проговорил я в рацию и уже голосом Бахматскому: — На хрен они идут, я-то знаю, что это какая-то алко-собака, но я уже сегодня дыры Кургана затыкал.

— 322, Казанке! Сейчас приблизим к тебе 323-тьего, — проговорил наш дежурный.

— Казанка, 323, — вызвала Вика. — Получается, снимаюсь с Новособорной и дую на помощь?

— Курган, Казанке? — запросил наш дежурный дежурного по РОВД.

— Да-да, давайте! Разрешаю 323-ему сняться с поста, — ответил тот

— Я 722, — произнёс я, выходя из машины. — Принято. Выдвигаюсь от Эуштинской в пешем порядке, за «Парус».

— Давай, 722, найди там его! — усмехнулись гайцы.

И я снова вызвал Курган:

— Курган, 722, дай мне одного инспектора ГАИ, я вижу, тут их двое, для оформления машины одного за глаза.

— Принято, сейчас свяжусь с их дежуркой, — было ответом мне.

Я шёл медленно, специально чтобы успеть, и вот экипаж ГАИ вызвали на их волне, и старший их группы, вздохнув, направил ко мне младшего лейтенанта. А тот понуро побрёл за мной.

— Младшой, вот зачем? — спросил он у меня, поравнявшись.

— Как зачем, в школе математику не учил? Младший на младшего равняется старшему, — произнёс я и, видя, что шутка не очень зашла, продолжил: — У тебя просто жилетка светоотражающая, а преступник вооружён. Короче, если что, с тобой, товарищ офицер, я и отомщу за тебя, и с поля боя на себе вынесу уже без чувств.

— Вас в ОВО по объявлению набирают? — спросил младлей.

— Судя по тому, как нам мозги ебут, нас набирают прямо с порно-кастинга, — ответил я. — Да мне просто скучно по трущобам да кустам лазить одному, вот тебя себе и попросил.

— Юридически я старший нашей группы, — произнёс он мне, — и вот мой первый приказ: заткнись!

— Не… — протянул я. — Я старший своего экипажа, и тебя мне дали в прикрытие, так что старший, походу, я.

Мне было всё равно, кто из нас старший, просто раз уж выдалась минутка развеять дурные мысли, что по сути миллионер лазит по кустам и ловит обрыганов, а мог бы… А что я мог бы?

Как бы повернулась моя жизнь, если бы не контракт от дяди Миши? Сидел бы сейчас, ожидал суда за то, что наехал на Зубчихина-младшего. На нарах смотрел бы на горящую лампочку под потолком.

— Младлей, этот хрен — он не тот, на кого «Перехват» объявлен, — начал я. — Слишком много времени прошло.

— Ничего себе, — выдал офицер. — Ты сам догадался?

— Сам. Короче, мы с тобой не с того начали. Предлагаю переиграть, я Слава, — произнёс я, протягивая руку.

— Младшой, давай работай, а, — не принял рукопожатия офицер, и мы пошли работать молча.

— 722, 323, — позвала меня Вика.

— Да, — ответил я.

— Я на Эуштинской, вы где?

— Вышли на набережную, предлагаю идти друг другу навстречу, — ответила она.

— Принято, — согласился я.

Далее мы шли молча. Он — по своей стороне, светя сотовым телефоном под кустами, идущими вдоль заборов. Я — по береговой бетонке, глядя в чёрную жижу Томи и слушая её ленивое, журчащее течение. Ветерок с воды был холоднее, чем в городе, и чуть пробирал. Занятная штука — эти сотовые телефоны, смартфоны, как их теперь называют. Кто бы мне в моём 94-м сказал, что мы будем ходить с компьютерами в кармане, где и калькулятор, и магнитофон, и телевизор, и фонарик, — я бы не поверил. А сейчас, вон, ещё и голосовые помощники есть, та же Алиса. Говорили, что где-то есть ещё и какая-то Сири, но я не встречал.

Реку почти не было видно, выдавало чёрное покрывало, накрывшее всё левее меня, лишь редкие отблески от далёких фонарей с трассы, проходившей на другом берегу.

И я тоже включил функцию фонаря. Чтобы ослеплять крыс в кустах у самой воды. Адреналин потихонечьку спадал, я ведь знал, что беглец не вооружён. А вот младлей был на взводе: он давно достал ПМ из своей белой кобуры и теперь направлял его на каждый шорох, благо патрон в патронник не досылал. А то знаем мы таких, послеинститутских: то ногу себе случайно прострелит, то напарнику в задницу пулю загонит.

Я обернулся, чтобы ещё раз проверить, где мой «напарник». Его фонарь всё так же скользил по кустам у самого края частных территорий.

Впереди, из темноты, выплыли контуры строений, возможно, старого причала. Старого и покосившегося.

— 323, 722. Я возле причала. Тебя не вижу, — доложил я в рацию.

— 722, я подхожу к тебе. Вижу ваши огни, — ответила Вика.

И через полминуты в проёме между домами показалась её фигура в каске и броне, с автоматом. Она подошла, кивнула мне, потом окинула взглядом причал и реку.

— Сзади чисто, — ответила она.

— Удрал, засланец, — пожал я плечами.

— Вижу, ты себе гайца выпросил, — посмотрела она на занятого разглядыванием кустов младлея.

— Ну да, со мной гуляет.

— Скорей бы отбой, — проговорила Вика. — Я на ужине не была ещё. Слышала, ты в массовой драке поучаствовал.

— Я не хотел, мне приказали.

— Как твой водитель?

— Работает. С него главное — глаз не спускать, — ответил я.

— Вот как докладывать, что тут никого? Он же куда-то должен был деться, — осмотрелась Вика.

— У меня тоже чисто, — произнёс её третий, выходя к нам из-за причала, и предложил дельную мысль: — Сюда бы собаку да от машины его пройтись.

— Курган, 722, — вызвал я.

— Тут низина, тебя не услышит, надо через экипаж, — подсказала Вика.

— 322, 722? — позвал я.

— Да, — взял рацию Бахматский.

— Запроси Кургана, скажи, что сюда бы дежурного кинолога, чтоб от машины пройтись по местности.

— Понято, — ответил Бахматский и слово в слово озвучил мои слова по рации, вызвав РОВД.

— Так, ждите, свяжусь с питомником, — ответили с РОВД.

— Курган, 512. Мы на районе, можем проехать к охране и ГАИ.

— Удивлён, что вы ещё не там. Конечно, давайте, — распорядился дежурный.

— 322, 722, скажи Кургану, что мы возвращаемся к машинам и ожидаем кинологов, — проговорил я в рацию.

— И мы тогда. Удачи с собаками, — махнула рукой Вика и вместе со своим третьим пошла назад.

— Младлей! Погнали назад, сейчас кинологи прибудут, — громко позвал я. Но фигура офицера подняла левую руку и поманила меня к себе.

И я, подойдя, услышал тихое:

— Смотри!..

В лучах вспышки офицерского мобильника под кустом сидел мужчина, он накрыл голову своими руками и шептал одну единственную фразу: «Меня тут нет, меня тут нет, всё не реально!»

— За-е-бись, — прошептал я. — Младлей, сам будешь шизика брать?

— У меня наручники в машине, — произнёс он.

— Держи мои, — улыбнулся я, протягивая младлею браслеты, дополнив фразой: — А прививка от бешенства с собой?

Меня могли бы обвинить в тупости моих шуток, но мужик восточной внешности убрал с головы одну руку и укусил её, ну как укусил — совершал над ней много маленьких жевательных движений челюстью. Буквально грыз свою руку, не до крови, хотя, возможно, с таким темпом оставалось совсем немного до.

— Давай ты, ты в каске и броне.

— Не броня делает человека, а человек броню, — ответил я и пошёл к мужичку.

Странно, но он не замечал нас, хотя мы светили ему в лицо, всё перемазанное грязью. Человек был одет в чёрную футболку и светлые джинсы, с грязевыми подтёками по всей длине, говорят, сейчас такие модные, особенно под определёнными кустами.

— Вика, — позвал я в рацию.

— Ты что, позывные забыл? — спросила она.

— У тебя в машине ещё сода есть с водой? Мы, походу, его нашли.

— Поздравляю, я уже наверху. Работайте братья!

Подкрадываться было незачем. Я взял браслеты за одну из дужек и, подойдя к бешенному азиату, с силой ударил дужкой по руке, которая была у того на голове. Дужка ловко застегнулась на запястье, и тут он меня заметил. Вскочив, он рванул на меня, но я дёрнул за наручники, и это развернуло его вокруг своей оси, а плечевой сустав неприятно так хрустнул. Оказавшись сзади, я взял человека за корпус и, «выдернув» его вверх, чтобы уронить перед собой, как учили в незабвенном самбо ещё в прошлой жизни. Охотясь за его второй рукой, я оказался на нём сверху, а без пяти минут задержанный барахтался на полу. О чистых коленях можно было забыть, но я боролся за овладение укушенной рукой. Правая же рука мужичка покинула плечевой сустав, однако ему было всё равно: он рычал, грыз землю, пытался развернуться. И ничего не выдавала в нём того, кто еще пол минуты назад говорил человеческим голосом.

Наконец офицер одумался и пришёл ко мне на помощь, убрав Макаров, он тоже схватил человека за руку и поволок её ему за спину, но тот извернулся и вцепился младлею в икроножную мышцу. Впрочем, всё было не зря, ведь вторая рука уже была у меня в браслетах.

Офицер взвыл, выдёргивая ногу из челюстей самоеда. Но удалось это лишь частично — клочок штанины остался в зубах навсегда. А задержанный вдруг зарычал совсем по звериному.

— За-е-бись. Осталось определить, собака у кинологов какого пола. Потому как у нас есть для неё заряженный суженый, — произнёс я, поднимая человека в милицейском захвате, на всякий случай, свободной рукой приподнимая ему голову и отворачивая его от себя. Вряд ли он что-то чистое с земли ел. — Младлей, ткни у меня на груди кнопку рации, нам нужна скорая сюда.

— Да он меня лишь царапнул, только брюки порвал, — выдал офицер.

— Да не тебе, а ему. Это наркоприход, похоже, плюс вывих плеча, — произнёс я, делая первые шаги с рычащим задержанным.

— Хорошо, — произнёс офицер, набирая на телефоне номер напарника.

И я повёл одержимого в сторону автомобилей. Поражаюсь, как он в собачей форме так ловко управлял машиной. Сидел, рулил и чесался задней лапой. Обуви на человеке, кстати, не было. Маугли, блин. И перед моим внутренним взором предстала картинка, как взращённый волками парень подходит к пантере и спрашивает её:

— Багира, послушай, как бьётся моё сердце…

— Ты обдолбался, Маугли! — отвечает она ему человеческим голосом.

А моему клиенту какая-то чёрная кошатина, видимо, рассказала, где взять красный цветок, или он сам нашёл… Возможно, это была та самая кошка, которая переходила через дорогу перед Бахматским в моих ему задачках. Сделала закладку и пошла, увидела ментов и решила свалить.

— Кинолог на месте, кстати. Скорая будет, — сообщил мне младлей.

— Принял, — ответил я, потёрся головой задержанному. — Друг, ты по-нашему говоришь?

И тут он начал рыдать, сильно и яростно, слёзы катились по его лицу, падая на мою кисть, которая фиксировала его под горло. И правда, что я лезу к нему, у него же траур, походу.

— Уважаемый? Вы что-то употребляли? — спросил младлей у моего пленного.

И я развернул его лицом к офицеру.

— Ты что остановился? — спросил у меня гаец.

— У вас же беседа намечается, я мешать не хотел.

— Ты если на офицерскую пойдёшь, то не пройдёшь психолога с такими шутками, — покачал головой инспектор.

— А тебе с твоими вопросами надо капитана «Очевидность» дать, видно же, что парень нормальный, просто запутался, погнался на КIА за одной ссучкой и не заметил, как попал под куст.

— Ях, ях, ях! — внезапно снова заговорил человек.

Но эти слоги были ничем иным, как очередным бредом от мужчины, судя по весу, килограммов 60. Разговоров с которым больше не получилось.

Прибыв к экипажам, собака кинологов покрутилась у машины, а потом подошла к рычащему «одержимому» и выдала своё «Гав!»

— Это он был в машине, — сообщил мне рослый кинолог-сержант. — Ну что, рапорт пишу, что участвовал в успешном плане «Перехват»?

Блин, как им всем объяснить, что этот парень не тот, кого все ищут.

— Вряд ли это он, — выдал я. — Подозреваемый был во всём чёрном, а у этого джинсы синие; тот был в белых кроссовках, а этот босиком, да и времени прошло полтора часа. Скорее эта наркособака не наш клиент, а скорой.

— Мы сначала его прав лишим. А потом пусть скорая забирает, — произнёс старший группы инспекторов ГАИ.

— Он вам вместе с подписью протокол облизнёт, — произнёс я.

Ждать скорую пришлось долго, но зато сразу приехали те, кто надо, — крупные парни со сломанными ушами, и вместо моих браслетов надели на мужчину смирительную рубашку. А я принялся писать рапорт о задержании в составе смешанной группы Кима Николая Сергеевича, именно на эту фамилию были выданы права, которые были найдены в сумке, лежащей в KIA.

Бахматский спал. И я не стал его будить, а, получив роспись гайцов, сложил все документы в папку, наблюдая, как далеко над городом со стороны востока встаёт ярко-огненный шар нашего светила. План «Перехват» отменили через час после начала мероприятий. И все, кто участвовал, должны были подготовить рапорта о проделанной работе в этом нелёгком деле.

Однако мой сотовый тревожно пискнул. Это снова было сообщение от товарища генерала, замаскированного под псевдонимом Дядя Миша. Я поднял палец, чтобы ткнуть на него, ещё раз взглянув на спящего напарника. А воздух вокруг начинал холодить — это с меня сошёл боевой жар, от реки пахло свежестью, и перед тем как решиться открыть сообщение или нет, я откинулся на спинку сидения.

Почему-то я знал, что они знают, когда я прочитал, а когда нет. Не повредит ли это моей сегодняшней работе, если сейчас воспользоваться моментом затишья и прочитать? Не попытаются ли выдернуть меня снова, на какой-нибудь вестерн?..

Глава 22 Последний враг

Я еще раз посмотрел на экран и на замерший в сантиметре от него палец. В горле запершило от сухости, а в машине — только изъятый спирт, который свежести не добавляет, а наоборот крадёт воду из любого организма куда попадает.

Спящий Бахматский тихо посапывал. Его не смущало, что машина открытая, что мы находимся в потенциально людном месте… Ну да, о чём это я, после картонки даже сиденья «Лады» будут казаться перинами царскими.

А можно не спать до конца смены? Можно. А зачем? Если можно спать!

Я снова обратился к мобильнику. «Читать или нет — это уже не столько выбор, — промелькнула мысль. — Сколько ритуал, подтверждающий лояльнось сотрудника тайной службы».

И я ткнул. Текст оказался сухим, как инструкция к бытовой технике.

'Поздравляем с успешным выполнением задачи.

Рекомендации:

Уничтожить одежду и обувь, в которых была выполнена работа. Сжечь.

Заменить резину на транспортном средстве. Шины утилизировать отдельно.

Изъять бонус из схрона (координаты будут сброшены позже).

Инструменты, использованные при выполнении работы, поместить в схрон.

За выходные пройти курс тактической подготовки современного боя в городской застройке, обратиться на Иркутский проезд, 5, в страйкбольный клуб «Тактика», спросить Витю «Сибиряка».

Желаем хороших выходных.'

Ни подписи, ни эмодзи. Только холодный, методичный список. «Инструменты». Так они называют «Стечкин» и боезапас к нему. Я выдохнул. «Хороших выходных». Какие, на хрен, выходные, когда моя ментовка меня дёргает через раз? А через четыре часа — явка в отдел, разбор полётов за прошедшие сутки, а дальше среда, которая пройдёт вся во сне, и четверг с традиционными занятиями.

Но разум, обученный выполнять приказы, уже начал раскладывать всё по полочкам.

Одежда: чёрный спортивный костюм, балаклава, перчатки, кроссовки. Всё это я сожгу в печи.

Резина: на «Бэхе» стоят летние шины, почти новые. Не думаю, что я много там следов оставил, но приказ есть приказ. Уже сегодня заеду в шиномонтажку на окраине Степановки, куплю такие же б/у и поставлю. Эти же закопаю до поры до времени. Резина не гниёт, а каждый раз менять — это дорогое удовольствие, но в Конторе, видимо, считают, что три миллиона — это и за расходники тоже.

Схрон: значит, скинут координаты, наверняка опять к тому месту под деревцем. Забрать бонус, что бы это ни было, оставить ствол. Логично.

И тактическая подготовка… Как будто мне моей не хватает.

Ну, теперь понятно, что Контора имеет в виду под хорошими выходными.

Я вновь посмотрел на спящего напарника и, растолкав его, произнёс:

— Погнали за кофе.

— Я, блин, только уснул, — проскулил он.

Однако завёл машину. Кряхтел, словно старый дед, но выполнял.

— Чё, Слав, по «Перехвату» отбой? — проговорил он, протирая глаза.

— Отбой, — кивнул я. — Всё. Поехали через кофейню в отдел, потихонечку.

— Уф… Ну и ночка, — он зевнул.

Круглосуточная кофейня располагалась как раз у дома Иры и представляла из себя ларёк с шестью столиками внутри и с тремя снаружи. Неформальная девушка с фиолетовыми волосами и пирсингом на всё лицо, в чёрном фартуке взглянула на нас вопросительным взглядом, произнеся дежурное: «Доброе утро».

И мы, купив по бумажному стакану капучино, отправились обратно в машину. Улицы начинали оживать, люди собирались на работу, формируя скопления на светофорах. А мы проложили свой маршрут к отделу, чтобы не стоять в утренних пробках, медленно и неспеша завершали свою смену. Конечно, всё могло обломаться, если очередная бабушка вызовет наряд на какую-нибудь пару, типа Гейши с Мойшей, или очередное снятие заставит меня поехать и покараулить чью-то собственность.

Прибыв в отдел, к нам подошёл водитель, усатый старшина, именно он принимал машину у Вити и со словами, что надо её отмыть после смены, мы отогнали авто в служебный бокс, огромное здание, наверное, на 20 машин, где Витя, вздохнув, принялся мыть тачку.

Ну что ж, водителем быть тяжело: приходишь раньше, а уходишь, когда помыл и отремонтировал авто. Зато старший за всё это отвечает. Благо, старшина сказал, что сейчас он сходит и перепишет броню, каску, палку и газ с наручниками на себя в дежурке, так что Бахматскому даже не надо будет идти в отдел. Собственно, я кивнул и, отписавшись взводному, нужен ли ему мой стажёр на подведении итогов, сообщил Вите, что после того, как домоет машину, он может быть свободен.

А сам забрал из багажника полторашку со спиртягой и пошёл разоружаться.

Я зашёл в оружейку, пристроив полторашку в угол за дверью, желая забрать после. Очередь сдающих оружие была недлинная: пара ночных с охраны КПП и я. Дежурный молча взял у меня деревянную колодку с ПМ-ом, колодку для патронов АК, пустой магазин к нему. Расписался в журнале.

— Броня, спецсредства, — буркнул я, снимая разгрузку.

И дежурный, старлей Ягодин молча принял «броник», каску, резиновую палку, наручники и баллончик. Всё это он бегло осматривал, проверяя целостность.

— Давай, хорошего дня, — кивнул он мне. Его взгляд уже скользнул к следующему в очереди.

Я вышел в коридор, забирая бутыль с полу и кладя его за пазуху. Без оружия и брони я ощущал лёгкость, словно могу летать. Хотя форма по-прежнему щемила под мышками и пахла речной сыростью, грязью и потом.

В помещении роты уже расположились на стульях все наши — весь аттестованный состав. Разговоры были негромкие и усталые.

Комната была столь невелика, что сидели плотно. Всё наше начальство — за столами, а мы — просто так. У получившегося «президиума» все смотрели на главный стол, стол командира роты, старшего лейтенанта Потапова. Рядом — взводный, наш непосредственный начальник, старший лейтенант Димокрик. Сержант Елена сидела, как всегда, у окна на своём месте у компьютера.

Димокрик обвёл нас взглядом, тихо произнёс Потапову:

— Все собрались, давайте начнём.

— Ну что, — начал командир роты. Голос у него был ровный, без привычного начальственного металла. — Вижу ночь прошла активно. «Перехват» объявляли.

Он сделал паузу, переложил бумаги на столе.

— Результат, который есть — задержан наркобот, машина изъята. Работали совместно с ГАИ и кинологами. Отличился Кузнецов, молодец, кстати, хвалили тебя сегодня. Мероприятие выполнено, задержания есть. Реально же слишком поздно объявили «Перехват», будто не хотели, чтобы в городе снова была стрельба.

Он посмотрел на нас, и в его взгляде читалась утренняя усталость. Кружка с кофесодержащим напитком стояла на его столе, неприкосновенная, видимо, остывала.

— Убийца персонажа, известного в определённых кругах под кличкой Главбух, написал на стене: «Привет вам от Зимнего». Кто забыл, или не знал, Зимний — это вор, сидящий в Кемерово и типа контролирующий наши две области. Кстати, машину его людей сожгли вчера. Я тут согласен с Дмитрием Дмитриевичем и доводил сегодня новой смене на разводе, что с этого дня броню не снимаем и везде проявляем бдительность. Если нам повезёт, ФСБ прикроет их бандитскую лавочку, если не повезёт — эти твари будут друг друга мочить прямо на улицах нашего города.

— Это же неплохо, да? Если блатота друг друга мочит? — спросила Вика.

— Фишка в том, что «блатота», как ты говоришь, стреляет по всем, кто стоит у них на пути. Сегодня, например, помимо убитого Главбуха и его охраны, пострадал охранник «Славянских банек», получил пулю в плечо, киллер бил в сердце, видимо, промазал. Что у вас ещё было сегодня?

— Ну и два разбоя раскрыли, тоже Кузнецов выезжал, — произнёс взводный. — По первому там повышение квалификации было, ввиду того что дятлы эти ради галлюциногенного кактуса деда-сторожа чуть к прадедам не отправили, а второй — стажёр Бахматский пошёл спирт изымать и нарвался на гоп-стоп. Есть у нас и розыск по 158-ой за Красноярском, тоже Кузнецов догнал…

— А что, у нас только Кузнецов работал сегодня? — спросила Вика.

— Субординацию, девочка, — осадил её ротный.

— Захарчук Вика работала по кактусу, по гоп-стопу работали в том числе Михеев, 325-тый простоял, проохранял склад, постоянно снимающийся, поэтому так плотно и получилось. Плюс Кузнецов как первый день в должности старшего — и драку массовую растолкал, и квартиру привёл под охрану.

— Арагорн бы ещё и спирт изъял, — поддела меня Вика, и вся рота закатилась смехом.

— А я изъял, — пожал я плечами, доставая из-за пазухи бутылку и ставя её на стол ротному.

— Это что? — спросил у меня Потапов.

— Это Марат просил передать, когда квартиру на сигнализацию ставил, говорит: «Возьмите, дорогие пацаны, мне больше не нужно, я завязал!» — произнёс я.

— Вам к кофе! — выдал старший 325-тки, и новая волна смеха прокатилась по роте.

— Лен, убери эту дрянь, на антисептики пустим! — распорядился ротный и спросил: — По протоколам что за сутки?

— Ну, мы план не выполнили по ним, но у нас и «Перехват» был, и розыск, и два материала по разбою, и один экипаж на снятии простоял, — ответил взводный.

— Понял. Плохо. Чтобы в следующий раз сделали план и работали чётче. Чтобы все были как Арагорн. На этом у меня всё, — Потапов встал. — У вас что-то будет, товарищ командир взвода?

— Нет, нет. Ребят, на выходных чат смотрим, могут быть тревоги. Всем отдыхать. Кузнецов, поздравляю с успешным входом во взвод.

— Служу России, — выдал я.

— Арагорн служит Гондору, — подкололи меня снова, а личный состав взвода, улыбаясь принялся расходиться по домам.

Разговоры стали громче, слышались усталые шутки. Я задержался, глядя в окно роты. За окном стояла пробка на светофоре. Город окончательно проснулся, и в его утренней суете уже не было места ночным перестрелкам, воющим сиренам и шёпоту сумасшедшего под кустом.

И я, сунув кепку под левый погон, а руки в карманы, пошёл домой.

Добравшись до усадьбы я проверил почтовый ящик, долил воды и досыпал корма Рыжику. Тот покрутился у ног, мурлыча на своём тайном кошачьем наречии. Я же погладил его по холке — единственное место, которое он подставлял безоговорочно.

Затем произвёл ритуал очищения. Снял форму, пахнущую потом и сурой грязью с пристани, положил её пакет с озона. Надел новый, но тоже спортивный костюм и тёмную футболку, свежие носки. Одежда, в которой я ещё никого не убивал.

Из склада с деньгами в подполе я взял пачку пятитысячных, очень странно, но в прошлой жизни я воевал за грамоты, да видимо так привык к ним, что в этой, стопка аккуратно сложенных купюр не приносила мне никакой радости. И если бы мне сказали, что Главбуха надо уничтожить просто так, я бы уничтожил. Может Контора специально заваливает меня деньгами, чтобы обесценить их в моём восприятии бытия. Что сделает меня неподкупным, и позволит думать лишь о работе. Отдаваться её полностью.

В памяти у Кузнецова на эту тему крутился психологический тест, «Представьте что у вас есть бесконечный доступ к любым деньгам любой страны. Что вы будете делать? И отвечая на этот вопрос люди сразу же покупают себе дома, дачи, машины, одежду, технику, летают на моря и океаны, шпилят лучших и красивейших девушек этой планеты, из тех кто продаются. А потом, пресытившись наконец-то начинают жить: Заниматься тем, чем всегда хотели, не оглядываясь на заработок, больше не считая деньги.»

Зачем я убиваю и казню? Нет, не потому что мне нравится, а потому что, кто если не я? Делал бы я это без денег? Делал бы. Но с деньгами естественно всё проще, а когда закончатся те, кого нужно будет убивать. Вот тогда и подумаю чем я еще могу заняться…

А пока, я обещал Ире вернуться и вышел из дома с пакетом с озона, закрыв за собой дверь. Вызывать такси было бессмысленно — город встал. Пробки душили Елизаровых и Шевченко, выплёскиваясь на все соседние улицы. Я посмотрел на этот металлический затор и решил, что мои ноги надёжнее.

Шел пешком по трамвайным рельсам, по тропкам вдоль железных дорог. Здесь было тихо, только гравий хрустел под подошвой и изредка вдалеке гудел товарняк. Заборы, облезлые гаражи, запах травы, той которая снится космонавту, а не той которая мерещится торчку. Всё это успокаивало, или может я уже сплю на ходу.

Этот путь был короче и прямее, чем все объезды на машине. Да и кататься по городу на Бэхе на второй день после ликвидации такое себе. Путь вёл меня прямо к той, которая стирала мои вещи от крови и нет-нет да готовила мне еду. К моему островку тишины в этом неспокойном мире. Вся дорога заняла от силы полчаса.

Прибыв к Ире, я первым делом залез в душ. Горячая вода смывала не столько грязь, сколько налёт прошедших суток. И тут случилось маленькое чудо: дверь приоткрылась, и она зашла ко мне. Без слов, просто прижалась спиной к моей груди, и мы стояли так под струями, смывая с себя всё лишнее, что накопилось снаружи. Это был лучший массаж для души, какой только можно представить.

А после душа, мы отправились досыпать. Её постель пахла чистотой и её собственным, едва уловимым ароматом. Я обнял её, уткнулся лицом в волосы, и сон накрыл меня с головой.

Сон навалился тяжёлым, мутным покрывалом, словно это был не отдых, а продолжение службы. Я шёл по длинному коридору с голыми бетонными стенами, окрашенными в унылый, больничный зелёный цвет. Под ногами хрустел песок и осколки штукатурки. Где-то вдали капала вода, эхо разносило каждый звук по этому подземному лабиринту.

На мне был тот же чёрный спортивный костюм, тот же бронежилет, отдавливающий плечи, и та же балаклава, от которой собственное дыхание казалось чужим и горячим. В руке — привычная тяжесть «Стечкина». Я шёл на новое задание. Очередное. Сотое? Двухсотое? Счёт давно потерян. Я прожил и прослужил более двадцати лет я ликвидатор ветеран, самый опытный и самый успешный на дворе 2045 год.

Дверь в конце коридора была единственным источником иного света — из-под неё струился холодный, синеватый отсвет. Я, не замедляя шага, с разгона высадил её пинком рядом с замком. Дерево треснуло, и створки с грохотом распахнулись.

И я замер.

Комната огромная, как ангар, словно белый куб. Где пол устлан — а ровным слоем банкнот, идеальным слоем хрустящих новеньких купюр. Они лежали, как осенние листья в безветренный день, покрывая каждый сантиметр. А поверх них, в безупречном порядке, были разложены десятки разноцветных воздушных шариков. Алые, изумрудные, лимонные, бирюзовые. Они не двигались, застыв, как нелепые грибы, выросшие на денежной почве.

Свет лился откуда-то сверху, выхватывая неестественную чистоту этого места. Не было ни пыли, ни теней, только это мертвенное, музейное великолепие. И в центре, на островке среди шаров и денег, стояла одинокая серая тумба, похожая на школьную парту. На ней лежала картонная папка.

А на стене прямо напротив, от пола до потолка, растеклась надпись. Не краской, а именно той тёмной, почти бурой кровью, которая густеет на воздухе. Буквы были корявыми, неровными, будто кто-то выводил их по бетону трясущейся рукой:

«ПОЗДРАВЛЯЕМ. ТЫ УБИЛ ВСЕХ ВРАГОВ РОДИНЫ. ВСЕХ, КРОМЕ ОДНОГО»

Тишина в комнате была абсолютной, звонкой. Даже моё дыхание под балаклавой казалось непозволительно громким.

«Всех, кроме одного», — эхом отозвалось в голове. Ирония была тоньше лезвия и горче полыни. Так вот он, конец пути. Последний враг. Логичный, неизбежный, как уравнение, где все переменные, кроме одной, давно решены.

Шарики поскрипывали под ботинками, а купюры шелестели от моих шагов к папке. Я не спускал с неё взгляд, ствол «Стечкина» двигался вместе с линией взгляда, выискивая в стерильном пространстве хоть какую-то угрозу. Но угроз не было. О да, я хорошо поработал в своей второй жизни.

Подойдя к тумбе, я увидел, что обложка перечёркнута жирным красным крестом. Я положил оружие на постамент и взяв папку открыл её левой рукой.

Первая страница. Знакомый шрифт, знакомый лаконизм:

ЛИКВИДИРОВАТЬ

Ниже — моя собственная фотография. Служебная, с угрюмым лицом и усталыми глазами. А под ней:

КУЗНЕЦОВ ВЯЧЕСЛАВ ИГОРЕВИЧ

ОБОСНОВАНИЕ ПРИГОВОРА: Опасен для общества. Не найдёт себя в новом счастливом Русском мире. Неподконтролен. Неисправим.

ПРИГОВОР: Ликвидировать в течение часа с момента получения задачи.

Внизу стояли цифры: номер приказа, дата. Сегодняшнее число.

Я оторвал взгляд от бумаги и посмотрел на стену с кровавой надписью. Потом на море безликих, ярких шариков. Потом на свои руки в чёрных перчатках.

И в этой абсолютной, бредовой тишине я рассмеялся. Тихим, беззвучным смехом. Смеялся над абсурдом, над идеальной логикой системы, которая, как пожиратель, в конце концов должна съесть сама себя. Над тем, что последним врагом Родины оказался её же самый исправный инструмент.

«Новый счастливый Русский мир», — прошипел я про себя, глядя на это ковёр денег и праздничных шаров. — «Красиво, блядь, придумали».

Я захлопнул папку. Звук был неожиданно громким, словно выстрел. Я развернулся и пошёл обратно к выходу, оставляя на идеальном слое купюр грязные следы от своих подошв.

Задание получено.

Остался один час.

Интересно сколько ликвидаторов за мной пошлют если сейчас я повешу скворечник?

Но не успел я выйти, как кто-то положил на моё плечо свою руку и я резко обернулся, готовясь разрядить ему в пузо снизу вверх очередь из Стечикна. Они знали какой будет мой ответ…

Глава 23 Сильным обещаны

Я развернулся быстрее, чем когда-либо, но боль уже прорезала мою бочину, однако я уже жал на спуск, стреляя от бедра, снизу вверх, куда-то в грудную клетку тому, кого я даже не успел рассмотреть.

— Эй! — произнесла Ира с обеспокоенностью и заботой, когда я вскочил с постели и, уткнув в её живот ладонь, несколько раз нажал на невидимый спусковой крючок невидимого пистолета. — Ты что-то невнятное говорил, во сне.

— … — выдохнул я носом. — Ты права, это просто плохой сон.

— Я снова закинула твою форму стираться. Ты её снова замарал. Будешь кофе? Я бутерброды с самоката к нему заказала. Ты даже не проснулся, когда приехал курьер.

— Сколько сейчас времени? — спросил я.

— Знаешь, ты немножечко странный, ты не берёшь с собой смартфон к кровати. У тебя ещё кто-то есть? И ты не хочешь меня расстраивать?

Как ей сказать, что у меня есть Дядя Миша и Дмитрий Дмитриевич, которые в любой момент могут вызвать на срочную работу. А я не могу в любой момент, мне надо иногда спать, вернее, могу, но тогда начну совершать ошибки и погибну.

— Даже если у тебя кто-то ещё есть, то пригласи её, или их в наш дом, сделаем ЖМЖЖ, и посмотри на их реакцию. Я к тому, что только я могу дать тебе столько, сколько ни одна не вывезет. А многие так сильно держатся за свои устои, что даже само такое предложение их оскорбит до глубины души, — глубокомысленно заявила Ира.

— Глубокомысленно, — выдал я, беря её за плечи и заваливая Иру на себя.

— Это я на курсах писателей женских романов узнала. Представь, люди пишут одно и тоже и достойно зарабатывают, как под копирку. Ты бы, кстати, тоже мог писать, про свою службу, завуалированно, конечно, но уже на мужском сайте.

— Вот мне делать нечего, — усмехнулся я, — вот станет мне лет 40–50, тогда и буду баловаться литературой.

«Когда ликвидировать уже не смогу. И если к тому моменту ещё сам буду живой-здоровенький.»

— А ещё, у меня с правописанием плохо. Оно хорошее, но иногда страдает, — произнес я, делая отсылку к Винни-Пуху, но Ира не смотрела, и не поняла отсылки, ибо была слишком молода для этого.

— Звучит так, как будто тебе нужен репетитор по русскому и литературе? — улыбнулась она и мягко отстранилась, вставая с кровати и уходя в другую комнату.

«Вот так вот, признался, что хромает правописание, лишился утреннего секса», — подумал я и остался валяться на кровати, думая о списке дел.

Но через некоторое время в дверь вошла Ира, на ней была белая блузка, а светлые волосы собраны в шар на голове, её голубые глаза смотрели на меня из под аккуратных, прямоугольных линз очков на тонких дужках, а на бедрах расположилась обтягивающая юбка тёмных тонов. В руках она держала длинную указку.

— Слава, сколько можно тебе говорить, «Жи, Ши» — пишется через «И»!

— Ёбушки-воробушки, — широко улыбнулся я, произнеся фразу из памяти Кузнецова, подчерпнутую из какого-то фильма.

— За твой убогий лексикон я вынуждена вызвать твоих родителей!

— Ир… — начал я.

— Ирина Анатольевна! — поправила она меня строго.

— Ирина Анатольевна, только не родителей, — сдерживая улыбку, произнёс я.

— А что мне прикажешь делать? — произнесла она, качая бёдрами, шагнув к кровати и мягко ступая коленями на постель.

— Кого угодно, только не родителей, — продолжал я, получая удовольствие от ситуации.

А её пальцы рук мягко, словно по-кошачьи, подбирались всё ближе, и, выпрямив спину, она посмотрела на меня строго, хмуря брови.

— Тогда мне придётся над тобой поработать! — произнесла она, распуская её волосы, которые тут же рухнули светлой лавиной на её хрупкие плечи.

Её пальцы стянули с меня моё нижнее бельё, а сама Ира, приподняв юбку одними бёдрами, взобралась на меня.

— Ну что ж, учитывая вашу тягу к знаниям и объем рвения, я думаю… — она задохнулась на вдохе, принимая меня в себя, — … обойдёмся и без родителей, и без блузки.

Раскачиваясь на мне, она, откинула непослушные волосы назад, обнажив свою грудь, а потом и вовсе отбросила белую ткань от себя в сторону. В какой-то момент она легла на меня, позволяя моим губам прикасаться к её груди, и, чтобы полностью насладиться моментом, я закрыл глаза, разрешая ей работать над моими пробелами в знаниях в области русского и литературы.

Как я снова провалился в сон, я не понял, помню, что было жутко приятно и легко, словно стресс и бессонная ночь отступали перед чарами бывшей стриптизёрши, а ныне писательницы женских романов. Однако во сне я почему-то сквозь память Кузнецова слышал закольцованную мелодию, там пелось странное: «Сильным обещаны, города и пастбища, деньги и женщины, камеры да кладбища…»

Я проснулся под шуршащее клацанье клавиатуры и, встав, надев трусы, лежащие в углу кровати и стены, пошёл в зал. Тут никого не было, и тогда я потопал на кухню. Тихо ступая, я подкрался к Ире и заглянул через её плечо.

На экране был текст, текст диалога, как кто-то выяснял отношения в их отношениях. Очень эмоционально, с чувствами, со слезами, с мыслями, совершенно противоречащими сказанному.

И я, медленно, чтобы не напугать, обнял её.

— Привет, — улыбнулась она, положив свою голову на мою правую руку.

— О чём пишешь сегодня? Как твоя стриптизёрша и киллер? — произнёс я.

— Сейчас пишу книгу: «Измена! Я (не) прощу!»

— О чём? — удивился я.

— Об измене с прощением.

— Так в названии же не должна быть раскрыта вся суть? — снова удивился я.

— В этом и парадокс, люди читают про то, что хотят читать. По сути, надо им показать, что у них-то жизнь лучше, чем у героини, их-то мужчина не изменяет, по крайней мере не так нагло. А вообще, это мой четвёртый «в-процессник», который я уже веду.

— Четыре книги — это дико много, как ты не сбиваешься? — спросил я.

— Ну, во-первых, женщины — мультизадачны, а во-вторых, тут всего в проде 5000 символов.

— Что такое «прода»? — не понял я.

— Это сленговое названия продолжения. Люди читают книгу поглавно. И каждая глава — 5000 символов, так работают алгоритмы розового сайта.

— Почему розовый? — уточнил я.

— Ну, у девочек — розовый сайт, у мужиков — голубой. Это как комбинезоны для детей: если мальчик — синенький, если девочка — розовенький.

— Слушай, интересно, но 5 тысяч символов — это же, наверное, много… — предположил я.

— Не, вот на синем сайте прода в 15000 — вот это много. Но я веду 4 книги, и потому общее число символов у меня превышает 20000, так что я — работяга!

— И большой молодец! — кивнул я. — Блин, уже полдевятого.

— И что, что в должно случится после полдевятого?

— Да у меня тренировка просто. Давай, я сгоняю в клуб, а потом к тебе снова?

— Форму я твою высушила и выгладила, поэтому ты можешь приходить и уходить, когда хочешь. Ты где, кстати, живёшь территориально? — спросила она.

— Да так, снимаю один домик на Степановке.

— Ты бы мог жить у меня.

— Не, лучше я как-нибудь перевезу тебя к себе, но не раньше, чем накоплю на большой дом, — улыбнулся я, чмокнув её в приятно пахнущую макушку.

А про себя подумал: «И в этом доме тебе будет дозволено ходить везде, но ни в коем случае не открывать одну из комнат».

— Ты со своею полицейской зарплатой никогда не накопишь, скорее уже я стану суперпопулярной.

— Ну или так, — улыбнулся я, одеваясь и вызывая такси до «Аурума».

Добравшись до клуба, я поднялся на третий этаж и, поздоровавшись с тренером, спросил форму в аренду, на что получил ответ, что это будет стоить ещё плюс 100 ₽ Получив рашгард и шорты, я прошёл в зал. Тут была и Вика, она сидела в углу, смотрела что-то на своём сотовом. И я, надев на себя сет белой панды, пошёл здороваться со всеми присутствующими.

А народа набралось пока не много. Пройдя через всех я молча пожал руку Вике и, найдя для себя место на мягком ковре, просто лёг, закрыл глаза и даже, походу, задремал. Но общая команда «становись!» ворвалась в моё сознание, пробуждая меня.

— Всем привет, — произнёс тренер Илья Захарчук перед строем спортсменов. — Сегодня боремся друг с другом, самочувствие у всех хорошее? Ну тогда побежали.

И мы побежали, потом были кувырки, потом накатка плеч и шеи, потом растяжка. Далее же шла отработка: мы сближались и боролись за захват, учились обходить захват противника своим захватом. Илья разжёвывал всё поэтапно, словно читая из учебника:

— Целью рестлинга является переведение спортсмена в партер с последующим его добиванием. Но бросок или сваливание невозможен, если не взят захват. Какие у нас есть захваты? Условно, мы можем взять за руку, за шею, за корпус и за ногу. Какой захват является самым «дорогим»? Который больше всего приближает нас к броску. Потому вы и отрабатываете входы в корпус и обходы андерхука противника.

Андерхук — подмышечный захват, если это касалось корпуса, опасен был тем, что человек мог взять замок за спиной и тем самым лишить тебя подвижности, с последующим подсаживаниемпод центр масс и запуском тебя по любой доступной траектории. Конечно, я привык больше к курткам, но работа без оных давала новый опыт, да и летом как ты схватишь за футболку? А уже тем более — как ты за неё бросишь? Порвёшь, но не бросишь. Техника же греко-римской и вольной борьбы для лета как раз подходила. Пускай Илья и называл это рестлингом, но всего-то семь нот, существует ограниченное количество возможных взаимодействий с человеком, и моя задача — научить моё новое тело этому.

В какой-то момент я заметил, как Вика, которая боролась с каким-то легковесом, как-то ушиблась и ушла на тренажёр — большой напольный мешок для добивания и бросков, чтобы крутить его перед собой. В этот момент тренер подошёл к ней близко и как-то уж очень заботливо приобнял.

Они что пара? Ему сколько — сорок с хвостом? А ей — двадцать три, пять? Ну что ж, кто я такой, чтобы осуждать. Убийца, живущий со стриптизёршей. Ну и что, что у них разница более двадцати лет. Можно лишь порадоваться за мужичка.

И я, улыбнувшись своим мыслям, продолжил заниматься дальше. Повторяя бросковую базу, забирая в стойке шею для удушающих, выходя самолично из таких захватов. Последним методическим моментом был бросок через себя с упором ног в соперника, когда тот «проходит в ноги». Техника переносила меня сразу же на грудь к человеку, в так называемый фулл-маунт — эффективную позицию для добиваний и для дальнейшей борьбы.

А потом были схватки до падения, и мы боролись, и в том числе с удушающими в стойке. До двойного хлопка оппонента, тренер снова делился своими наработками в области борьбы, казалось, что можно было задушить человека из стойки практически мгновенно. Возможно, где-то это пригодится в моей работе, если вдруг встречу безоружного и сам потеряю пистолет. Пять раундов по пять минут с минутными перерывами, выпили меня настолько, что пальцы отказывались шевелиться, хотя, как по мне, так я только и делал, что падал и вставал, но правда, пару раз получилось поймать на тот самый удушающий захват спереди, когда пропихиваешь голову человека себе подмышку и, застёгивая кистевой замок, тянешь руками вверх. В спорте это называлось «гильотина» с множеством её вариантов.

Но всё имеет свойство заканчиваться, закончилась и эта тренировка пятью минутами самоподготовки. Люди подходили, задавали вопросы, а я просто сидел и ждал, когда отойдут мои пальцы, чтобы мочь хотя бы шнурки завязать. В целом складывалось ощущение, что этот зал мал для такого тренера, и я задал ему вопрос на выходе:

— Илья, а почему ты себе большой зал не присмотришь?

— А зачем? Этот балкон — в моей собственности, а за большой зал нужно будет много аренды платить, а тут — только коммуналка и отопление, и то с ДЮСШ делим.

— Ну, больше денег, — пожал я плечами.

— Зачем больше денег? Вторую жизнь я себе не куплю, двадцатку лет не сброшу, чтобы быть как ты, хотя бы. Детям оставить? Вика у меня занимается постольку-поскольку, ей этот зал никуда не упирался.

О, он заговорил про Вику, интересно, что он не скрывает их отношений.

— А вы давно с ней вместе? — спросил я, и повисла неловкая пауза.

— С её рождения, — ответил тренер.

— Как это? — не понял я.

— Вика — моя дочь от первого брака, — выдал он, и меня постиг мой персональный стыд.

— А ты что подумал? — спросил меня тренер.

— Ну, я так и подумал, просто ты молодо выглядишь для такой взрослой дочери.

— Во-первых, я пью кровь девственников, — произнёс тренер, — а во-вторых, она в полиции работает, и эта работа её старит.

Точно, у них же даже фамилии одинаковые, вот я дебил.

— Понял, мы с ней в одном взводе служим, — произнёс я.

— Слушай, — заинтересовался тренер. — В пабликах писали, что авторитета какого-то тут грохнули. Вика не делится, говорит, что нечего мне голову забивать и волноваться каждый раз за неё.

— Да это же не в нашем районе было, — улыбнулся я.

— Да мало ли, «Перехват» объявят, и придётся задерживать группу лиц по предварительному сговору, — произнёс он как то грустно. — Ладно, хорошего тебе вечера.

— Хорошего вечера, — в ответ произнёс я и вышел на улицу.

Вика ждала в холле ДЮСШ.

— Тебя не подкинуть? — дежурно спросил я.

— Не, спасибо, я с тренером, ему по пути, — проговорила она.

Вот если бы я не спросил у Ильи, вот этот конкретный диалог казался бы мне супер подтверждающим мою теорию их отношений. Но, зная характер Вики-Пики, я лишь улыбнулся. Своих планов на неё я не имел, слишком дерзкая по-моему, а я люблю, чтобы было всё ласково, и о девушке хотелось заботиться, а тут она сама о ком угодно позаботится.

— Ну тогда пока! — помахал я ей рукой, выходя на улицу.

Снова такси довезло меня до моей усадьбы, как раз смеркалось.

По сути, я сегодня ничего не сделал из своего нового списка, и, долив и досыпав коту еды и воды, я присел у печи, открыв поддувало, сложил дрова буквой «Л», а между засунул берёзовую бересту, которую тут же нарвал с поленьев. И вдруг осознал, что я не имею инструментов для разведению огня, но печь-то есть, а значит, тут где-то же должны быть.

И правда, спички нашлись на печи, а, разведя огонь, я закрыл дверцу, оставив поддувало чуть открытым для тяги. Пойдя готовить к утилизации костюм и кроссовки, совершенно новый костюм и совершенно новые кроссовки, балаклаву и перчатки. За окном стемнело, и я с неким сожалением выбросил всё, в чём был в эту ночь на ликвидации, в печку, подкинув туда ещё пару поленьев.

И тут телефон снова пискнул, на экране высветились координаты того самого тайника с бонусом. Вбив координаты в гугл, я очень удивился, ведь тайник располагался в моём дворе, на территории мною снимаемого дома.

Это что-то новое… Собрав «Стечкин» и протерев его от своей биологии тряпочкой, я положил оружие в пакет и пошёл к тайнику.

Гугл показывал место между двух старых грядок, на которых ничего не росло, кроме травы, и тут из-за неба раздалось жужжание, мерзкое такое, что я подумал, что это у меня в голове жужжит, и, посмотрев наверх, обомлел. Сверху ко мне спускалась круглая дрянь на шести винтах, размером дрянь была с мотоцикл. Однако память Кузнецова поправила меня, что это не дрянь, а дрон, именуемый «Баба Яга», собираемой где-то под Днепром.

Машина опускалась медленно, и были видны её ножки, а между ними закреплён длинный ящик защитного зелёного цвета с шпингалетами.

Будущее, блин. Сколько эта машина может поднять? Утащит ли меня? Вряд ли, хотя надо проверять… Ох, уже эта пытливость Кузнецова, которая и привела меня в это тело, в прошлый раз они с Лаечко проверяли электрошок ударов в сердце, позапрошлый раз проверяли бронежилет на предмет удара по нему ногой, тогда обошлось без жертв.

Отстегнув шпингалеты, я открыл железный ящик. Внутри был ПСС с двумя магазинами к нему по шесть патронов каждый, РПК с пятью снаряжёнными магазинами к нему, четыре гранаты РГД-5, одна граната Ф-1. Всё оружие было из моего времени, словно кто-то знал, откуда я, и хотел, чтобы я не парился по поводу изучения нового вооружения. Словно кто-то видел, что я смотрю историю России на компьютере, начиная с 1994 года, что косвенно могло указать на мою принадлежность к той эпохе. Однако следующая вещь повергла меня в замешательство, но не столько вещь, сколько описание к ней.

В моих руках оказалась маска-шлем, очень похожая на чёрную морду муравья, на ней было так и написано на прикреплённой бумажке: «Devtac Ronin Kevlar» — японская баллистическая шлем-маска.

Боевые характеристики баллистического шлема «Ronin».

Вес — 1,81 кг (без навесного оборудования, оборудование прилагаем).

Защита — кевларовые пластины толщиной 7 мм.

Навесное оборудование — GPS-передатчик, приборы ИК и ночного видения, дисплей для выведения изображения с БПЛА.

Линзы — поликарбонатные повышенной прочности, не запотевают при перепаде температур.

Система вентиляции — два регулируемых микрокулера на батарейках ААА.

«БПЛА? — это что еще за хрень? — Не понял я. — Вы к чему это меня снаряжаете?»

Глава 24 Не забывай быть живым

Дрон не умел читать мысли, и поэтому не отвечал, он просто стоял, а я продолжал вытаскивать груз.

А то, что оказалось в моих руках следующим больше всего походило на разгрузку под РПК и с подсумками для гранат. Однако, помимо плотной наощупь, походу, кевларовой жилетки, тут был и воротник, тоже чёрный, плотный, похоже, тоже кевларовый, наплечники, защита паха спереди и сзади, защита предплечий и голеней. Тактические перчатки. Всё в чёрных тонах. Как по мне, так если работа предстоит в городе, подошёл бы камуфляж, размывающий силуэт. А это — чёрное пятно, его же отлично видно, по нему же отлично будут целиться…

Узнаю гос. службу: что было, то и прислали. Ну, не зелёный же слать? Хотя лучше бы зелёный.

В комплекте был также мешок для сброса магазинов, и каждая деталь снаряжения была подписана маленьким листком-стикером.

Далее в мои руки попали чёрные подсумки с крестом, три штуки, что в них — посмотрю позже.

И короткая записка: «Броню и шлем с обвесами „испытать“ на занятиях по боевой и тактической подготовке в „Тактике“. Легенда: на все вопросы отвечать, что предложили ехать „работать“ в Африку от ЧВК „Вивальди“, с ЗП в месяц от 150 000 ₽»

«Ну, „Вивальди“, значит, „Вивальди“», — подумал я, кладя в ящик дрона «Стечкин» и боезапас к нему.

Денег больше не было, а то я уже привык, что Контора, или тайное общество Судей, сорит ими.

Как только я отошёл от машины, она взмыла в воздух, и тут у меня закралась мысль: а я тут зачем? Если можно на такую «тачку» установить тот же пулемёт и мочить врагов государства штабелями, или вообще пусть эта штука на врагов гранаты скидывает, неужели в этом времени до этого не додумались или нужен человек везде, чтобы операция была более чем скрытая?

Опять же, по поводу скрытности: мне шлем дали и броню, явно же не для того чтобы на параде в ней пройтись.

С этими мыслями я пришёл в дом и принялся расфасовывать инвентарь по подполу. Я словно белка, прячущая всё в гнездо. И так, у меня два дня на всё про всё: замену шин, тактическую подготовку, а завтра еще и тупорылые занятия. Надо что-то думать.

Опять же, Ире обещал приехать. Но что мы имеем в сухом остатке? Я сжёг машину ребятам вора Зимнего, а потом оставил от него записку над трупом Главбуха. Что далее? Что бы было, если бы это было в 90-тых? Ну, перво-наперво, чтобы решить все непонятки, забивается стрела, где ведётся базар за весь этот кипишь. Естественно, там, на этой стреле, будут все. И, естественно, все будут вооружены. Это уже после, если не договорятся, будут посылать к друг другу киллеров, но сначала — крупные переговоры с демонстрацией силы. Или сейчас не так? И что-то мне кажется, что на эту сходку меня и снаряжают…

Что это будет: пустырь, территория заброшенного завода, конечная маршрутных автобусов, участок ночной трассы? И состоится ли эта самая стрелка, или члены группировок сразу начнут друг друга мочить? Я не знал. Возможно, знали те, кто меня посылают, скорее всего, у них в каждой из группировок есть осведомители. С такими деньгами, какие они кидают мне, купить кого-то несложно. Особенно если действует ещё и кнут — какое-нибудь старое дело, которое обещают пока не тормошить. Или, как в моём случае, присоединяйся к нам или останешься один на один с Зубчихиным, и, кстати, у нас для тебя есть бабки, много.

Спать после того, как я уже выспался, мне не хотелось, а времени было уже полдвенадцатого. И я пошёл по задачам, данным мне сегодня. Зашёл поискать в интернете, купить шины в Златоводске, и нашёл кучу, как говорили, в магазине на диване, лотов с б/у шинами требуемых мне параметров. Нескольким даже написал банальное: «Шины еще продаёте?» Но сов среди продавцов шин в этот раз не оказалось, а жаль… И тогда я вбил в адресной страйкбольный клуб «Тактика», в памяти ещё была та тренировка с СОБРом и те маленькие шарики. На сайте в группе во «Вконтакте» был номер телефона и приписка «звонить круглосуточно». Ну, сказано — сделано, и я набрал номер.

— Да⁈ — спросили на той стороне трубки, а фоном играла какая-то музыка, что-то булькало, или чайник кипел, или кальян, и кто-то что-то живо обсуждал.

— Доброго вечера. А как бы мне записаться на тренировку по тактике в городской застройке к Вите «Сибиряку»?

— Братух, ты когда хочешь? — спросили меня.

— Я сейчас хочу, — улыбнулся я.

— Бля, сейчас жёстко, до завтра не терпит? — спросили не том конце провода.

— А сколько тренировка стоит?

— Вообще — 1500, — озвучили мне цену.

— А если через полчаса, то сколько?

— С-сука… ну, давай 5000, — произнесли на той стороне.

— Даю. Ну что, подлетаю на Иркутский проезд, 5?

— Погоди. Вить⁈ — позвали там.

— Ау? — спросили в отдалении от говорящего со мной.

— Тренировку по тактике сейчас проведёшь?

— Только если они не пьяные, — выдал Витя.

— А если пьяные, то у тебя что, аллергия на деньги?

— А сколько там платят? — спросил Витя.

— Пятак грязными.

— Как говорил Морти: «О, с-сукин сын, я в деле!» — согласился Витя.

— Он в деле, — перевели мне, пускай я и не знал, кто такой Морти.

— Я еду, — улыбнулся я.

Броня полетела в пакет с OZON’а, подсумки и аптечки туда же, туда же щитки и шлем. А я надел своё старое — костюм СССР и белые кроссы. И, вызвав такси, доехал до требуемого места.

Вход в страйкбольный клуб был неброским: баннер четыре на четыре на стене и зелёные ворота, на которых написано расписание клуба, над дверью светилась зелёным вывеска с мужиком и одноимённым названием клуба, а возле двери стоял чёрный старенький «Крузак», не то что у сына судьи, с номером М 105 МА 70.

У меня с цифрами 105 ассоциировалась лишь статья «Убийство» УК РФ, ну, а буквы ММА — с тем местом, которое я посещал сегодня.

Из «Крузака» с пассажирского вышел высокий, поджарый парень, типа Бахматского, с прямыми чертами лица, лопоухий, но крепче, и принялся отпирать замок. В этот момент вышел из такси и я, попрощавшись с водилой, и направился к воротам. «Крузак» отъезжал от клуба, а тот, кто был на водительском сидении, смотрел на меня так, будто хотел вспомнить, но никак не мог.

— Привет, ты звонил? — спросил у меня парень в камуфляже без шевронов и погон, поворачиваясь ко мне.

— Я, — ответил я.

— Витя, — подал он мне руку для рукопожатия. — В чём срочность такая, друг? Ты, вроде, не пьяный.

— Слава, — представился я. — Да, работу в Африке предложили у «Вивальди», с приятной ЗП. Сказали, французский подучить и тактику боя в застройке.

— А, тогда понятно. А французский — чё, его учить? «Камбуля» — это граната, «порква» — почему, «бонжур» — это привет, «мерси» — спасибо, «как дела» — это «сова», а «сова» — ебу! Всё просто.

— … — я молчал и улыбался.

Мы спускались по лестнице в подвал, попадая в освещённое помещение со стендами ТТХ оружия, всё вокруг было в маскировочной сетке, всё вокруг очень напоминало тир.

— У меня снаряга пришла, надо проверить, — проговорил я, доставая всё, что у меня было.

— Ни хера себе, — удивился Витя, смотря на мой шлем. — Можно?

— Конечно, — ответил я, пока надевал броню и разгрузку.

— Настоящий, не страйкбольный? — уточнил он.

— Надеюсь, что да, — выдал я, смотря на стену, на которой были закреплены «калаши» и америкосовские М-ки.

— Дорого брал? — спросил у меня Витя.

— Да мне пацаны прислали оттуда. Я цен не знаю.

— Жесть. Я про такие только видосы смотрел, — ответил он, отдавая мне шлем. — С чем будешь работать?

— РПК есть?

— РПГ? — удивился он. — С такой снарягой и оружие времён Афгана?

— Почему, ещё и в Чечне было, — пожал я плечами.

РПК на стене у них был. А вот магазинов к нему сменных не было.

— А, понял, зачем тебе со старьём бегать, — заключил Витя.

Что он там понял, я уточнять не стал. Но мне всё равно пришлось взять реплику АКМ, и хотя в жизни магазины от РПК к АКМу подходили, всё-таки один патрон 7.62, магазины страйкбольных реплик почему-то не стыковались, видимо, фирмы разные. И, снарядив подсумки магазинами, я впервые надел на себя шлем. Темновато, но сразу же, как только голова погрузилась в него, едва слышно зажужжали кулеры, обдувающие линзы изнутри. Ротовая полость была изолирована от полости для глаз, и весь выдох и вдох осуществлялся снизу. Хорошо. Теперь ПНВ. Я опустил забрало-окуляр на левый глаз и, включив кнопкой на боковой крышке окуляра, мир стал красно-синим. Особенно были алыми провода и стоящий напротив меня Витя.

— Братух, а можно, пока ты не пропотел, я тоже разок надену?

Мужики в камуфляже — что те же дети. И я, конечно же, дал.

А дальше была тренировка. Витя очень удивлялся, что мне необходимы не работа в двойке, а соло, но как только я назвал, что у меня будет БПЛА, для чего в навесе на шлем есть доп. экран, он вообще воодушевился.

— Хоть с вами туда едь, только чтобы с этими штуками побегать. У нас на гражданке и внутри страны такие — хрен знает когда ещё появятся. Жаль, жена не пускает. Говорит: «К соседу уйду». А я ей: так у нас нет соседа. А она мне и говорит: ну, тогда к соседке… Ладно, давай тренироваться.

Мы прошли в тренировочную зону, стилизованную под кусок городской улицы: бетонные блоки, имитация стен, дверных проёмов, разбитые оконные рамы. Витя вдруг стал серьёзен.

— В общем так, африканец, — начал он, постукивая пальцем по моему налокотнику. — Первое, что убивает новичка в застройке — это его же собственная анатомия. Первым из-за укрытия тебя выдаст твой же локоть или колено. Нога развёрнута стопой наружу, это тоже проблема. Запоминай: если в эту ногу попадут, тело рефлекторно дёрнется по направлению её движений — и тебя выбросит из укрытия. Дальше осколок или пуля. И всё — приехали. Поэтому: локти прижаты к рёбрам. Стойка косолапая. Нога, с той стороны с которой выглядываешь, — носок всегда внутрь, к укрытию.

Он подошёл к углу, и показал. Взяв реплику укороченного калаша с какими мы ездим в патруле. За короткость АКС-74у, его — «Ксюху» окрестили не иначе как рогаткой.

Некоторое время мы двигались от укрытия к укрытию, косолапо, но быстро с прижатыми к корпусу локтями.

— И ещё. Перемещение между укрытиями. Бежишь с калашом, как с пистолетом — в одной руке, стволом вперёд. Вторая рука свободна — для баланса и инерции. Так мобильнее. А если зажать в обеих — ты будешь в разы медленнее.

— Далее — срезание углов. Это когда ты не выходишь всем телом, а только на долю секунды выглядываешь одним глазом и стволом. Взгляд, целик и мушка всё единое целое. Куда смотришь, туда и стреляешь. Не надо искать цель после выхода. Ты уже должен знать, где она. Ты выглянул — отработал! — и сразу назад. Это экономит кучу времени, пока он ещё только поднимает ствол. И учись менять плечо. Не залипай на правом. Некоторые углы левым плечом удобнее. А если правую руку тебе прострелят. Умей стрелять с левого. Это непривычно, но выжить поможет. И в будущем станет удобным.

Я попробовал. Делал это сотни раз, но тело помнило другие, более жёсткие правила перестрелок. Здесь же всё было проще, чище, почти спортивно.

— Но вся эта фигня, — Витя хитро прищурился, — это для пещерных людей, у которых нет вот этого! — он ткнул пальцем в экранчик на моём шлеме, куда должен был выводиться сигнал с дрона. — Если у тебя вверху глаз, зачем тебе вообще выглядывать? Сиди, изучай обстановку, принимай решение. Ты как птица, сверху. Видишь, где они прячутся, куда бегут. Только не увлекайся, а то забудешь, и превратишься из открывашки в дроновода.

Я с трудом понимал его сленг, Штурмовик и пилот воздушного робота, кажется так это переводилось.

— Ну и самое простое правило, которое новички забывают. Если ты видишь противника в застройке. Он тебя тоже видел. Значит, после контакта ты обязан сменить позицию. Допустим, ты вёл огонь со стойки из-за угла и ушёл за укрытие. Выглянешь снова получишь очередь, он будет ждать тебя именно там. Значит, что делаешь? Приседаешь или смещаешься на полметра вбок, и выглядываешь уже с другой высоты или из другой щели. И сразу с выстрелом в сторону, где, по твоим прикидкам, он может тебя ждать. Не давай ему предугадать твоё движение. Твоя позиция после первого выстрела его цель.

Потом мы перешли к гранатам. Витя достал из подсумка пластиковую болванку, похожую на РГД-5, но невероятно лёгкую словно игрушечную.

— Вот. У тебя в разгрузке такие же. Непривычно? Вес другой — траектория другая.

Я взял гранату. Он был прав. Рука, привыкшая к тяжести настоящего железа, обманывалась. Первый бросок ушёл куда-то в потолок.

— Видишь, — усмехнулся Витя.

— Мне с репликами не работать. — проговорил я.

Тогда он кивнул и подвёл меня к глухой бетонной стене, за которой, по легенде, сидел условный противник.

— Если ты на 100% уверен, что прямо за углом, в метре от тебя, стоит враг — есть «самалийская» техника. Не выглядывай. Просто высунь ствол за угол, навскидку, и дай очередь. Вероятность попадания — 50/50, но ему это точно не понравится. А ты уже готовишь гранату. Грязно, в страйкболе запрещено, но в деле работает.

Потом была отработка выхода за угол с превентивной пристрелкой.

— Если знаешь что за углом противник. Режешь угол не выглядываниями, а очередью в угол, и уже под эту канонаду дорезаешь пространство где находится противник. Пока пули летят, ты уже выходишь из-за укрытия. Экономишь те самые полсекунды, за которые он мог бы тебя поймать.

Мы отрабатывали это снова и снова. Под стрекотания пластиковых шаров о стены укрытия.

— Блок медицины тебе, кстати, нужен? — спросил вдруг Витя, когда мы сделали перерыв.

— Нужен, наверное, — ответил я.

— Вон я вижу у тебя аптечки. Представим, что тебя ранило в правую руку и нужно наложить жгут. У тебя есть жгуты в аптечках?

Я не знал, что там есть, а чего нет, и полез смотреть, сказав, что это тоже подарок. Вскрыв одну из чёрных, компактных аптечек, я увидел чёткий, продуманный набор: современный турникет CAT с пластиковой основой и прочной липучкой, упакованный для быстрого вскрытия. Рядом — гемостатические повязки, кровоостанавливающий тампон, стерильные бинты и салфетки разных размеров, хирургический лейкопластырь, ножницы, перчатки, маркер для отметки времени наложения жгута. И в отдельном запаянном пакете — шприц-тюбик с обезболивающим. Надпись гласила: «Фентанил. Для купирования сильного болевого синдрома».

— Ни хера себе комплектация, — присвистнул Витя, заглядывая через плечо. — И жгут CAT, и гемостатик, и… это что, обезболивающее? Фентанил? Да тебя, брат, наверное, очень ценят, раз так упаковали.

Он взял жгут и показал на себе, а потом на мне, как надо.

— Смотри. Твоя правая рука прострелена, ты её почти не чувствуешь. Жгут всегда накладывается выше раны, ближе к сердцу. Берёшь его в левую руку. Протягиваешь под конечностью, заводишь хвост в пряжку. Потом тянешь за свободный конец, пока кровь не остановится. Заводишь хвост под ветровую — и фиксируешь липучкой. Потом крутишь ветровую до предела, пока не пережмётся всё, что можно. Фиксируешь её в пазе. И обязательно пишешь время маркером прямо на лбу или на жгуте. Всё одной рукой. Болезненно, адски, но если делать быстро — выживешь. Не делать вытечешь.

Я попробовал, левой рукой накладывая жгут себе на правое плечо. Неудобно, когтисто, но после нескольких попыток начало получаться.

— Молоток, — кивнул Витя. — Запомни: тот, кто прислал тебе это, не хочет, чтобы ты сдох от потери крови. Ценят, значит.

Витя оказался отличным инструктором: жёстким, въедливым, но без лишней пафосной мути.

— Всё это, конечно, красиво, — сказал он в конце, вытирая пот. — Но в Африке, говорят, народ дикий. Могут и по дрону из дробовика палить, и гранатомёт из-за угла выставить. Никакой дрон не спасёт если сам зазеваешься. Так что запоминай базу. А навороты — это уже потом, там музыканты тебя научат.

Тренировка закончилась. Я кивнул, снимая шлем. Воздух в подвале был спёртым от пороховой пыли и пота с порохом от наших гранат. Что-то вспоминалось из СОБРА, или со срочки в Афгане, что-то я слышал впервые, например то что с дронов и правда скидывают гранаты, и даже существуют дроны камикадзе.

И в этот момент в кармане завибрировал телефон. Одно СМС. От Дяди Миши.

«Скажи инструктору. Что музыканты просили не болтать, что ты у него был и что при тебе было.»

Фэбосы следили за мной даже сейчас, через сотовый наверное? Или просто запоздалое сообщение?

— Вить, — сказал я тихо. — Ребята с оркестра просили сильно не распространяться, что я у тебя был и что у наших в Африке есть такая экипировка.

С этими словами я положил на стол пятитысячную купюру.

— Понял. Я же не дурачок совсем, — улыбнулся он, забирая пятёру. — Приходи тренить еще, или играть в страйкбол.

— Я не знаю когда у меня отправка, так что по тренам скорее всего да, а по играм нет. У спортсменов страйкболистов всё таки всё другое, — ответил я.

— Поэтому военные и менты тут так ценятся, чтобы показывать настоящие техники.

— Спасибо за тренировку, — я снова сложил экипировку в пакет.

— Не за что. Только смотри, не забывай быть живым.

— Не забуду.

Я улыбнулся. Специфическое чувство юмора было, кажется, у всех, с кем мне приходилось иметь дело в этой новой жизни. От Дяди Миши до ментов. Может, это и был главный закон выживания — вовремя понять, когда шутка заканчивается и нужно начинать стрелять. Или наоборот.

Я вышел на ночную улицу. В голове гудело от новой информации, а в кармане ждал очередной список дел. Шины, Ира… и тихая, навязчивая мысль о том, что все эти тренировки — не для Африки. Скорее всего они для той самой «стрелки», которая, может и не состояться.

И тут, пришло еще одно сообщение: ВНИМАНИЕ! Сегодня ночью…

Глава 25 Сон — смерти брат

«ВНИМАНИЕ! Сегодня ночью быть в полной боеготовности», — предупреждал меня текст.

«Желаем вам хороших выходных», — подумал я, вспоминая предпоследнее послание. Ну ничего, сон — смерти брат.

Вернувшись домой, я стал решать, в чём именно буду «работать», причём если говорят быть наготове, значит, это не обычная ликвидация, а прямо боевая задача. Ладушки, я всё равно не хотел спать. С одеждой я определился: старые кроссовки тёмного цвета, костюм с надписью «СССР», жаль, балаклаву сжёг, был бы подшлемник, ну а уже сверху надену всё своё снаряжение, если надо.

Всё это я разложил на стульях, проверил свой РПК — должен стрелять, на грудь в разгрузку сунул бесшумный пистолет, гранаты в подсумки, аптечку одну на правый бок, другую на левый.

Теперь — коммуникация. Я достал сотовый и набрал сообщение Ире: «Привет, к сожалению, дёрнули в усиление. Сегодня меня не будет. Целую». И, получив в ответ несколько грустных смайликов с поцелуйчиками и сердечками, переключил чат на взводного: «Дмитрий Дмитриевич, я что-то подстыл и температурю, завтра на занятия не смогу прийти, чтобы никого с роты не заражать, лекции потом перепишу, и в субботу буду как штык на работе. Сейчас ноги в тазик с горчицей суну». Ответом было: «Понял тебя, лечись! Об ухудшении дай знать и дуй на Макрушино в клинику».

Ну, вроде всё. Броню подготовил, оружие подготовил, коммуникацию отменил всякую, что же осталось? Шины.

Не успею. Придётся ехать на старых. Если вообще придётся ехать.

Посетив ванную со скупой душевой лейкой на воду, ввиду засорения той, я принялся ждать. Телефон, как всегда, был на звуке, и вот в этот момент что-то стукнулось в окно, а потом еще и еще раз. Выключив свет, я посмотрел сквозь стекло: напротив окна висел дрон, только маленький. Я вышел, и дрон скинул что-то на землю и взмыл в воздух. Полюбопытствовав, что именно, я подошёл и поднял лежащий на тропинке у поленницы квадратный свёрток.

А, вернувшись домой и включив свет, я развернул противоударную пузырчатую плёнку, в которой была гладкая шкатулка, наподобие тех, с какими делают предложения руки и сердца, вот только эта была пластиковая.

И бумажка: «Надень и подержи пальцами до сигнала».

В коробочке оказались беспроводные наушники, и я вставил их в уши. Поражаясь, до чего техника дошла. И, подержав, как сказано в бумажке, я действительно услышал писк. Девушка с азиатским акцентом говорила на английском: «Конекшен!», «Лефт девайс детектед», «Райт девайс детектед», «Вейт плиз», «Конекшен а комплит». И тут на мой сотовый позвонили. Неизвестный номер. Возьму, подумал я. Вряд ли по шинам.

— Здравствуйте, я главный следователь города Москвы Петрачук Евгений Сергеевич. Скажите, вы Кузнецов Вячеслав Михайлович? — задали мне вопрос почему-то не назвав звание и отдел, наберут же по объявлению.

— Игоревич, — поправил я.

— Погодите, Игоревич? — удивились на том конце. — Смотрите, на вас возбуждено уголовное дело о мошенничестве в сфере экономических преступлений. Но вы точно не Михайлович?

— Точно не Михайлович, — ответил я.

— Хорошо, тогда нужно от вас четыре цифры из СМС, которое сейчас придёт, чтобы я убедился, что вы — это вы, и мы больше вам не звонили. — проговорил голос, слишком молодой для старшего следователя города Москвы.

— Тцыц! Скамер! Ливай битчез. И жопу соси! — вмешался в разговор уже другой голос, заплетающийся словно жующий жвачку.

— Что? — не понял я.

— Я его забанил уже, сейчас на твой девайс антиспамер поставлю, будешь чекать, кто тебе коллит, — произнёс он.

— Ты кто? — не понял я. — И что ты мне говоришь?

— Я твой дроновод, тебе сейчас мошенники из Прибалтики звонили, хотели твои деньги украсть. — пояснил он.

— А как ты со мной говоришь? Вызова-то нет? Или ты в наушник как-то транслируешь? — заинтересовался я.

— Короче, некогда объяснять. Дядя Миша сказал, что я над тобой сегодня буду поле боя смотреть. Зовут меня ТиДи623, сокращённо Тим, для тебя, если и это сложно, — Тимофей.

— Слава, — представился я.

— Слав, это долго. Позывной у тебя какой?

— «Муравей» был. — признался я.

— Окей, будешь Мур. Смотри, шлем наденешь поверх «ушей», и всё, и килл-джобнем там всех!

— Ещё раз, что? — поморщился я, как по мне так именно этот Тим и походил на мошенника, а не предыдущий.

— Май Гад… — выдохнул Тим. — Хорошо, говорю: повоюем. Мне сказали, что ты странный, но запретили с тобой говорить. Но как не говорить, если мы сейчас в бой пойдём? Я бы их всех сам там размотал, но Миша говорит, нужно максимально по олдскульному, поэтому, видимо, и послали тебя.

— Добро, только гадом меня не называй, пожалуйста, — попросил я.

— Окей, бро! — ответили мне. — Ладно, пока скипаем, вейтим таргета от чифа.

— Что? — снова спросил я.

— Ну ты вообще… — протянули мне, но перевели. — Сейчас отдыхаем, можем даже поспать, ждём координаты цели от шефа.

— А ты уже знаешь, какое будет задание?

— За меня уже нейросети всё сложили, с вероятностью 99.9% будет ликвидация боевых групп противника в момент их столкновения. Бро, давай, до связи, мне тяжело с тобой полным текстом разговаривать.

— Давай, до связи, — подтвердил я.

Странный он, конечно, говор странный и эти американизмы в речи. Но, видимо, все компьютерщики такие — в моё время тоже были, ходили в одних и тех же потёртых штанах, обязательно в очках с широкой оправой и на голове будто стог сена взорвало чем-то.

Значит, всё-таки что-то планируется. Я развлекал себя тем, что смотрел РуТуб и ел орешковый микс в специальных пакетиках, но минут через двадцать смартфон снова пискнул.

И, разблокировав телефон, я взглянул на экран. На экране, сам по себе открылся какой-то мессенджер с тёмным интерфейсом. Ни имени отправителя, ни аватарки — только чёрный экран и бегущая строка статуса: «Шифрование… Передача…»

Через три секунды на экране высветилось даже не сообщение, а целый документ, свёрстанный как боевой приказ. Шрифт — строгий, моноширинный, как в старых телетайпах:

ЛИКВИДАЦИЯ БАНДИТСКИХ ФОРМИРОВАНИЙ

Дата/время: 07.08.2025 03:00.

Координаты цели: 56°28'43.7"N 85°04'20.5"E.

Вводные: В указанное время на строительном объекте состоится сходка представителей противоборствующих криминальных структур. Необходимо занять позицию заранее, обеспечив полную скрытность. При приближении и сборе всех участников — дождаться полного их сосредоточения на площадке. Позиция должна исключить возможность отхода противника в лесной массив на южной границе объекта. Задача — ликвидация всех боевиков.

Особое указание: Фигурант в головном уборе (кепка) с графическим изображением компаса — цель для несмертельного ранения. Точка поражения — нижняя часть корпуса, конечности. Исключить летальный исход.

Прочее: Соблюдать максимальную осторожность.

Вмешательство правоохранительных органов маловероятно в первые 15–20 минут в связи с заранее обеспеченным «прикрытием» со стороны ОПГ.

При получении ранения принять все действия по самостоятельной эвакуации. Исключить пленение даже ценой жизни. После выполнения задачи или в случае срыва операции — выйти на связь для доклада.

Я посмотрел координаты в гугле. Это была какая-то стройка, возле Академгородка, у посёлка Наука, почти в черте города. Интересно, как они не боялись вмешательства ментов в их междусобойчик? Или боялись — отсюда и выбор места на отшибе, но в то же время не в чистом поле, где каждая машина видна за версту.

Открыв карту детальнее, я начал изучать местность. Справа от стройплощадки мирно, как грибы, расположились домики частного сектора. Слева — широкий, пустынный в ночи проспект, ведущий в сторону города и из него. Прямо по курсу — сама площадка: огороженный забором участок с начатыми фундаментами, кучами песка, строительной техникой, есть кран, есть экскаватор. И главное — с юга, вплотную к забору, подступала та самая лесополоса, густой молодняк, уходящий в темноту. Именно туда организаторы моей миссии опасаются кого-то упустить. И моя задача эту лазейку закрыть.

За окном снова стукнуло. И я вышел забрать лежащий на полу пакет.

На нём было написано всё, что мне уже показали на телефоне, карты и дополнение к задаче.

Видимо, кураторы не до конца понимают, разобрался ли я в мобильном и насколько разобрался.

ВАРИАНТ ВЫПОЛНЕНИЯ ЗАДАЧИ:

К 02:30 занять скрытную огневую/наблюдательную позицию с обзором секторов «Центр» и «Южный».

Пропустить к объекту всех участников. Сигнал к началу активных действий — визуальное подтверждение присутствия цели «Компас» и начала переговоров (жестикуляция, активный диалог между главарями).

Первыми целями являются предполагаемые охранники на флангах и у транспортных средств.

Применение оружия: на ваше усмотрение, с учётом требования полной нейтрализации.

По цели «Компас»: разрешён огонь на поражение, но с гарантированным исключением летального исхода. Ранение в область таза/бедра. После ранения цель предоставить самому себе.

При возникновении угрозы вашему расположению (обход с тыла, попытка манёвра) — немедленная смена позиции по плану (схема в приложении 4).

После завершения работы — осмотр площадки не производить. Немедленный отход по маршруту эвакуации.

Я взглянул на маршрут: там снова были зелёные стрелочки, снова моя машина должна была проехать, миновав все камеры умного города.

А на смартфоне документ стал мерцать всё быстрее и быстрее, после чего вообще исчез, оставляя после себя только чёрный фон. В наушниках снова возник Тим, его голос был теперь абсолютно деловым, без тени сленга.

— Пакет принял? Все вводные ясны? — спросил он.

— Принял. Чертёж понятен, надо смотреть по месту, — ответил я, уже изучая карту.

— Хорошо. Я буду на связи. Выдвигайся туда. Жду на позиции. Удачи.

Связь прервалась. А на часах было половина второго. Уже пора. Я отложил телефон, поставив на беззвучный, и принялся собираться. Внутри я чувствовал себя более чем спокойно. Задача была предельно ясна. Осталось только дождаться, когда переменные сойдутся в одной точке, чтобы решить это кровавое уравнение раз и навсегда. Надев под костюм броню и защиту голеностопов и предплечий, я решил поехать по гражданке, а уже у позиции переодеться, мало ли в городе чего случится, а я в костюме супергероя. Погладив Рыжика словно в последний раз, я положил на заднее сиденье броню и шлем с оружием и поехал на объект.

И минут за тридцать неспеша я доехал, тихо крадясь по просёлочной дороге, и, найдя удобное место, накинул на себя броню, затягивая её так, чтобы ничего не бренчало и было удобно, а потом и шлем.

Машину я решил оставить прямо тут, в деревне, в тёмном переулке между сараями. Самому же предстояло прибыть на площадку с южной стороны. И только я собрался отправляться, как в моём ухе зазвучал Тим:

— Смотри, принимающая сторона уже на месте.

— Как я могу смотреть? — удивился я.

— Экран опусти на маску и кнопку включи, я законекчусь к девайсу, — попросили меня. И я сделал это.

А на экране сначала были какие-то японские иероглифы, а потом появилась картинка, словно с птичьего полёта: я видел стройку и стоящие там машины, много, штук 10, и люди, везде суетились люди, человек тридцать, и все с оружием.

— Смотри, видишь эти красные точки в отдалении на стройматериалах, это их снайперы, скорее всего с оптикой, так что будь там аккуратнее.

— Понял, — кивнул я, перелезая через деревянный забор. Главное, чтобы это всё не обвалилось под моим весом и что еще главнее — яйца не порвать об это вот всё, а то окрестят в конторе Слава «Фаберже» или Слава «Всмятку».

Далее шёл через огороды с домами, где уже не светились окна, через ломкий подлесок, разделявший посёлок и стройку. Меня сопровождала тишина, да редкий лай собак где-то в глубине посёлка. Я двигался медленно, прислушиваясь. В ушах по-прежнему сидели «уши», но Тим молчал. Видимо, ждал, когда я займу позицию.

И снова передо мной возник забор, на этот раз бетонный.

— Вижу тебя. За забором чисто, — произнесли мне, взирая на меня с неба.

Я перелез и пошёл за песчаными горками, перелез через ещё одну стену. А за ней вовсю замерла стройка — только начинали возводить первый этаж. А я шёл прямо туда пробираясь всё ближе и ближе.

— Вижу третьего снайпера, — проговорил Тим. — Прямо перед тобой.

Он стоял у оконного проёма и курил, вглядываясь в свой сектор, а его оружие, марки которой я не знал, стояло рядом. Сам снайпер был одет в обычную гражданскую одежду, какие-то джинсы, какая-то куртка с распиханными по карманам магазинами от его оружия.

И я извлёк пистолет и, плавно опуская сверху вниз, сделал бесшумный выстрел. Человек завалился на подоконник окна. Медленно приближаясь, я взглянул на винтовку убитого. Мне не померещилось, она была незнакомая. Словно не наша.

— Минус, — проговорил я.

— Что у него в руках? — спросил Тим.

— Не могу определить. Какая-то винтовка странная, — произнёс я.

— Наведи телефон.

И я навёл.

— Это СВ-8, — тут же отозвался Тим. — Наши делали, на экспорт в одиннадцатом году.

— Понял, — ответил я.

— Можешь пользоваться, — разрешил мне Тим.

— Я не знаю это оружие.

— Ну, сорри, копья и лука со стрелами тут не встретишь.

Я ничего не ответил, а только стащил тело вниз. У бандита нашлось пять магазинов под какой-то натовский патрон и рация. Я поставил её рядом и оглядел позицию.

— Позиция неплохая, под оптику, но не лучшая, — выдал я Тиму. — Территория большая. Если начнётся заваруха — надо отрезать отход. А здесь двое ворот. Я банально не успею.

— Пехоту как-нибудь сам ликвидируешь, — сказал Тим. — Машины я могу уничтожить, но ресурс невелик: у меня всего три Мавика на тройной сброс и два камикадзе. Больше современная технология не тянет.

— Понял. Пойду поближе, подкрадусь, — проговорил я, конечно же, не понимая, что такое Мавики, что за тройной сброс, и какие у Тима есть камикадзе. Но то, что он машины может уничтожать, это радовало.

И, взяв рацию, а также отцепив оптику у СВ-8 я пошёл по стройке, внутри строящегося здания чтобы быть ближе к стоящим снаружи машинам. На экране от дрона я видел, что бандиты расположились двойной линией, словно хотели держать строй, и вот одна из машин выехала со стройки и, отъехав от объекта на метров сто, встала, заглушив двигатель.

— Видал? Это их дверь на ворота, «хозяева» намерены стрелять, — произнёс мне Тим.

— Видал, — произнёс я, передвигаясь дальше. — Условно обозначим тех, кто стоит и ждёт, «хозяевами», а приезжих — «гостями».

— Мне всё равно, моя задача — чтобы со стройки никто не вышел, кроме парня с компасом на лбу, — как-то расслабленно произнёс Тим. Ему, наверное, было хорошо: он сейчас сидел и управлял своими летучими машинами где-нибудь в удобном кресле или на удалении в фургоне авто. А это я лезу в самую пасть к шакалу.

— Попробуй забраться на ту лестницу, направо, которая, — произнёс Тим, видимо, имея в виду место, где уже начали выкладывать угол и уже прорисовывался второй этаж.

И я взошёл по пыльной лестнице, выглянув во двор стройки.

Вот они, все почти как на ладони, а на верхотурах правее лежат ещё два красненьких объекта, их снайпера.

— Пацаны, общая готовность — едут! — выдала моя рация, и я сделал её тише. Собственно, она мне больше не нужна.

Большие и громоздкие машины колонной въезжали на стройку, все тонированные в хлам. Автомобилей было девять.

И они также въехали, расположившись двойной линией, почти кругом.

Сердце чуть сдавило, а по телу прошла лёгкая дрожь. Похоже, началось!

КОНЕЦ второго тома

Продолжение тут: https://author.today/reader/527286/4972745

Оглавление

Глава 1 Служба вне штата

Глава 2 Ликвидировать

Глава 3 Объект

Глава 4 Первый скворечник

Глава 5 Героическая гибель

Глава 6 Учить так учить

Глава 7 Резинка и палка

Глава 8 Поле чудес

Глава 9 Его там нет

Глава 10 Гражданский человек

Глава 11 Бой и карта

Глава 12 Ночной дозор

Глава 13 Кастанеда и цветок пути

Глава 14 Виктимность — это талант

Глава 15 Ну, сказочное Бали, ну погоди!

Глава 16 Узник замка Иф

Глава 17 Судья и сын

Глава 18 Спирт со вкусом «Тархуна»

Глава 19 Почти насильники

Глава 20 Привет от Зимнего

Глава 21 Маугли и KiA

Глава 22 Последний враг

Глава 23 Сильным обещаны

Глава 24 Не забывай быть живым

Глава 25 Сон — смерти брат