Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? 18+ [Игорь Некрасов] (fb2) читать онлайн

Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? 18+

Глава 1 Разминка

Вот так всегда. Сидишь себе, тупишь в конспекты по анатомии, мечтаешь стать крутым хирургом… а через три дня тебя вышвырнут из общаги за неуплату, вещи на улицу, а сам иди куда хочешь.

Соседи смотрят с таким видом, будто я уже бомжую.

— Эх…

Сидя в еще своей комнатушке, воняющей соседским самогоном и отчаянием, я понимал — хуже уже некуда.

Да, три года в медицинском явно не прошли даром — я идеально диагностировал у себя начальную стадию homelessness terribilis, «болезни бездомности».

Лекарство было одно — деньги. И быстро.

А вообще одна из причин, не то чтобы главная, но и не последняя, почему я когда-то пошел учиться на хирурга — это были слухи. Да-да, те самые похабные байки на студенческих форумах, что в медицинских общагах творится настоящий разврат. Мол, девушки-медички все такие умные и строгие на парах, а вечером в общаге скидывают халатики и устраивают такие оргии, что «Бразерс» со своими «ганбэнгами» отдыхает.

Мой дружок, честно говоря, дымился с того самого дня, как я поступил, но…

Три года, млять!

Три года я ходил с постоянным стояком по коридорам, наивно веря, что вот-вот случится та самая сказка.

А в итоге — ноль. Полный ноль. Нет, ну были, конечно, моменты…

Одна сокурсница как-то после пары пригласила к себе «конспекты посмотреть». А я, лох, правда конспекты взял и два часа ей про гистологию рассказывал! Идиот…

Другая как-то на вечеринке пьяная на шею вешалась, а я её как джентльмен до комнаты довёл и уложил спать… а сам не остался. Супер идиот…

Млять, мне до сих пор стыдно вспоминать, как я тупил в самые ответственные моменты. А после перевода в эту общагу два года назад вообще всё засохло, как и мой член в принципе.

Тут девушек — раз-два и обчёлся.

А те немногие, что есть, уже давно разобраны в личное пользование самыми наглыми пацанами. Я же всегда был из тех, кто в углу сидит и тихо мечтает. Не самый крутой, не самый наглый… Просто студент-медик с вечным стояком и пустым кошельком.

И вот, когда я уже практически видел себя спящим на вокзальных скамейках, зазвонил мой древний Nokia 3310. Гляжу на экран — дядя Витя. Мой единственный нормальный родственник. Он грубый, черствый, но по-своему заботливый. К примеру, после того, как я однажды завалил сессию, он поклялся «надрать мне уши так, что друзья не узнают». После этого ни одна сессия не была завалена, так же как и ни одна девушка…

— Лёха, слушай сюда, не перебивай! — сипел он в трубку, выдёргивая меня из воспоминаний, будто только что пробежал марафон с полной выкладкой.

— А-а? Что?

— Слушай, говорю, балбес ты недоделанный! У меня тут поясницу прихватило, доктор говорит — грыжа. На больничный на две недели, а то и на все три. А на моё место в «Ледовую Корону» срочно нужен массажист!

Я чуть не выронил телефон и не разбил пол. Руки задрожали, сердце заколотилось где-то в горле.

«Ледовая Корона» — это же та самая элитная школа, про которую даже в федеральных новостях говорят! Там одни чемпионки тренируются, будущие олимпийские надежды России. Я их по телевизору видел — все как на подбор: длинноногие, грациозные, с упругими попами и гордыми титями.

— Дядя Вить, — попытался я вставить слово, голос мой предательски задрожал, — я ж не специалист… И вообще!

— Молчи! — рявкнул он так, что я инстинктивно отдернул ухо от трубки, будто он мог меня через неё ударить. — Там не в хирурги готовиться, а мышцы разминать! Задницы у них все в синяках от падений, спины забитые, ноги ноют после каждых тренировок. Будешь мазать их разогревающей хренью и разминать, как тесто. Понял? Ничего сложного!

Мысль о том, что я буду «разминать, как тесто» задницы фигуристок, заставила кровь резко прихлынуть ниже пояса.

Черт, да я же их только по телевизору видел, а теперь я буду их трогать? Руками? Легально?

— Лёха, я тебя знаю! — голос дяди Вити стал зловещим, будто он говорил из преисподней. — Буду следить! Узнаю, что глазки строил — яйца оторву! Девчонки эти все как на подбор — соблазнительные, красивые, но ты держи себя в руках! Работать будешь, а не хуйней страдать! Понял меня?

— Да понял я, понял! — буркнул я, машинально прикрывая пах свободной рукой. — Спасибо, дядя Вить. Я… я потом тебе касарь отдам, как аванс получу. Честное слово!

— Какой касарь, млять⁈ — рявкнул дядя Витя так, что я снова отдернул ухо от трубки. — Ты меня лучше не подведи, понял? У тебя ведь даже опыт имеется, ты же год назад массажистом работал!

Ага, работал, — ехидно подумал я. — Купился на очередную байку из интернета, мол, массажистам часто перепадает, а в итоге мял бабушек да мужиков с дурацкими запрещенными в России предложениями.

Продержался всего два месяца. Ну, зато денег заработал… Кстати, а чего я сам не додумался вновь массажем заняться? Раз денег нет…

Мысль о собственной непрактичности была горькой, как полынь.

— Ладно, не подведу, — буркнул я в трубку. — Обещаю.

— Вот и отлично! — рявкнул он. — А теперь адрес записывай давай!

Я заёрзал на стуле, судорожно находя на столе ручку. Дрожащей рукой вывел на клочке бумаги продиктованный адрес: «Ледовая Корона, ул. Чемпионов, 15». А когда он наконец скинул трубку, я откинулся на скрипучую койку и ощутил, как по спине побежали мурашки.

Чёрт, да у меня аж дыхание перехватило! Эт как так вообще? Судьба что ли решила надо мной подшутить?

Если честно, я был в полном, млять, ауте от такого стечения обстоятельств.

Я вздохнул, встал с кровати и начал собирать свои нищенские пожитки. В голове крутилась только одна мысль: «Ну хоть тут-то мне повезёт? Или я снова облажаюсь, как с теми конспектами по гистологии?»

Чёрт, а ведь если бы дядя Витя знал, какие мысли сейчас бродят в моей голове насчёт его «девочек-фигуристок», он бы не просто яйца оторвал — он бы полную кастрацию провёл, живьём и без анестезии.

Но что поделать, если у меня встаёт при одной только мысли о том, что я буду трогать эти… эти идеальные спортивные тела…

Господи, только бы не облажаться, — взмолился я. — Хотя… с моей-то репутацией даже Всевышний, наверное, не справиться.

В этот же день. Немногим позже.

«Ледовая Корона» снаружи выглядела как дворец из стекла и хромированного металла, втиснутый между унылыми советскими панельками. Когда я подошёл к входу, меня чуть не снесла мощная раздвижная дверь, которая открылась автоматически, будто приглашая в другой мир. Внутри пахло так, будто тут только что прошёл парад богачей — аромат полированного мрамора, дорогой кожаной мебели, насыщенный кофе из автомата за пятьсот рублей и… что-то ещё. Что-то сладкое, женское, возбуждающее.

Меня встретила секретарь — брюнетка лет двадцати пяти, с такой грудью, жадно упрятанной в синюю рубашечку, что я сначала подумал — накладные.

Но когда она повернулась, чтобы проводить меня, я увидел, что это всё натурэль — пышные формы упруго колыхались при каждом её шаге.

И задница… боже, эта задница в обтягивающей серой юбке была таким произведением искусства, что я готов был упасть на колени и молиться на неё.

Её каблуки отбивали чёткую дробь по зеркальному полу — тук-тук-тук. И с каждым шагом я чувствовал, как мой член потихоньку просыпается, наполняясь кровью.

Чёрт, да я ещё даже никого из фигуристок не увидел, а уже возбуждаюсь! Это плохой знак.

Кабинет главного тренера был размером с нашу общажную кухню. Одна стена — полностью стеклянная, выходила на главный каток. Там какие-то девочки в обтягивающих трико выделывали пируэты — ноги, как у лани, попки упругие, груди…

Черт, я уже везде это вижу!

За массивным дубовым столом сидела Татьяна Викторовна. Бабища лет сорока, но ещё ого-го, прям сочно аппетитная. Грудь — четвёртый размер, даже через строгий пиджак видно, что там всё серьёзно. Попу… я видел только, когда она позже встала, но даже сидя было понятно — круче, чем у любой студентки в моей общаге.

А её взгляд… мля, это был взгляд хищницы. Холодный, пронизывающий, изучающий. Под этим взглядом мой дружок моментально съёжился, испугавшись за свою жизнь.

— Орлов Алексей? — сказала она, перебирая мои документы. Голос низкий, властный, будто она привыкла отдавать приказы и получать немедленное исполнение. — Рекомендации вашего дяди много значат. Виктор Петрович — профессионал с большой буквы, но я и сама должна во всём убедиться.

Она отложила бумаги и встала. Рост под метр семьдесят пять, плюс каблуки. Я со своими ста шестьдесят пятью почувствовал себя лилипутом рядом с этой женщиной-амазонкой. Она обошла стол, и я смог рассмотреть её получше — стройные ноги, упругая попа, грудь, которая так и просилась в мои ладони…

Черт, опять эти мысли!

— Пойдёмте, — бросила она через плечо и вышла из кабинета, не дожидаясь моего ответа.

Я поплёлся за ней, как побитая собака, и не мог оторвать глаз от её упругих ягодиц, игриво подрагивавших под строгим костюмом.

Да она старше моей матери! — промелькнуло в голове. — Но тело… тело у неё было такое, что все мои студенческие ровесницы нервно курили бы в сторонке вместе с моей мамой.

Каждый её шаг отдавался в моём паху лёгкой пульсацией. Я уже начал сомневаться, смогу ли я вообще работать в таком состоянии — с постоянной эрекцией и похабными мыслями.

Массажный кабинет оказался просторным и стерильным. Всё блестело — массажная кушетка, столик, даже пол. Пахло дорогими эфирными маслами и чистотой.

— Снимите пиджак и наденьте халат, — сказала она, расстёгивая свой. Под ним оказалась облегающая водолазка цвета шампанского, которая обрисовывала каждый изгиб её тела. Грудь оказалась ещё больше, чем я думал — пышные формы явно требовали поддержки дорогого бюстгальтера. — У меня старые проблемы с плечевым поясом. Травма молодости. Покажите, на что способны. Ваш дядя хвалил ваши руки.

Мои хвалёные руки тут же вспотели.

Первый сеанс — и сразу с главным тренером! Дядя Вить, прости, но тут без «хуйни» явно не обойдётся. Я сглотнул ком в горле и постарался выглядеть профессионально.

— Ложитесь, пожалуйста, на живот. Сначала я сделаю общую диагностику.

Она легла на кушетку с такой грацией, будто делала это тысячу раз. Каждое её движение было отточено до совершенства.

Я с лёгкой дрожью в руках прикоснулся к её спине, кожа под тонкой тканью водолазки была упругой и гладкой, как шёлк. Но мышцы… боже, это были стальные канаты! Трапеции напряжены так, будто она всю жизнь таскала мешки с цементом.

— Сильнее, — скомандовала она, не поворачивая головы. — Не бойтесь, я не сломаюсь. Мне нужен реальный результат, а не поглаживания.

Я начал с силой прощупывать узлы застарелых спазмов — следы многолетних тренировок, падений и побед. Усилил нажим, и под моими пальцами наконец зашевелились глубокие мышечные узлы. Она тихо застонала — низко, глубоко, почти животно. Этот звук ударил мне прямо в пах, заставив моего дружка вздрогнуть и начать медленно, но верно превращаться в дубину.

Черт, её стоны — это была самая эротичная музыка, которую я когда-либо слышал.

— Да… вот так… — прошептала она, и её голос прозвучал совсем иначе — томно, почти по-кошачьи, с ноткой скрытого удовольствия. — Как давно… Никто так… Не разминал…

Я продолжал мять её мышцы, а в голове прокручивал похабные картинки.

Вот она поворачивается, хватает меня за член и говорит: «Вот настоящий мышечный зажим, его тоже нужно размять», и как начинает…

Я одновременно чувствовал, как её тело постепенно расслабляется под моими руками, становится податливее, мягче. А мой член в это время без остановки наливается кровью, становясь твёрдым как камень.

Штаны превратились в настоящую пытку — ткань натянулась так, что я боялся, вот-вот лопнет по швам. Но я продолжал работать с её плечевым поясом, усердно разминая каждую мышцу, чувствуя, что еще немного и кончу в штаны.

— Хватит, — внезапно сказала она, и в её голосе снова появились стальные нотки. — Неплохо. Ощутимо. Чувствую, как отпустило.

Она встала, потянулась, и её грудь соблазнительно подпрыгнула, заставив мое сердце заколотиться чаще. Мне стоило невероятных усилий не уставиться на эту аппетитную тряску, и я отвёл взгляд, как настоящий джентльмен…

Ой, да кому я пизжу? — пролетела мысль в моей голове. — Конечно я смотрел! Что я, дурак что ли, от такого аппетитного зрелища отказываться?

— Виктор Петрович не соврал, — сказала она, изучая меня с новым интересом. — Руки и впрямь золотые. У вас хорошее чутьё на мышечные зажимы.

Её тело выглядело более расслабленным, движения стали более плавными.

Надевая пиджак, она бросила на меня такой взгляд, будто только что трахнула меня глазами. В её взгляде читалось одновременно удовлетворение, любопытство и что-то ещё… что-то хищное, что заставило меня внутренне содрогнуться.

— Вы приняты, — сказала она. — Через час у вас первый настоящий полноценный сеанс. Алиса Захарова. Считайте это последним экзаменом. Не подведите.

Когда дверь закрылась, я прислонился к стене и выдохнул, будто только что пробежал стометровку на скорость. Мой член всё ещё стоял колом, настойчиво напоминая о том, что я живой мужик, а не бесстрастный медицинский аппарат. Я посмотрел на часы. До прихода Алисы Захаровой — той самой, с ногами от ушей и холодным как лёд взглядом, — оставался ровно час.

Чёрт, — подумал я, с тоской глядя на свою безобразную выпуклость в штанах. — И как я с таким «аппаратом» буду работать? Он же меня выдаст с первой же секунды!

Ладно, с этой Татьяной мы быстро закончили, и я толком не двигался. Но если я буду кружиться вокруг массажного стола и задену им… эту Алису…

О-о-о-о-о! Даже представить боюсь!

Чёрт, похоже, эта неугомонная штука в штанах собирается принимать самое активное участие в моей новой работе. Хорошо ещё, что массажный халат был достаточно длинным, чтобы скрыть этот позор.

Но это ненадолго…

Мне нужно срочно придумать, как успокоить своего взбесившегося другана до прихода следующей клиентки.

Млять, другого выхода нет, — решил я и направился в санузел при массажном кабинете.

Войдя внутрь, я не закрыл дверь до конца — щеколда заела, да и думал я в этот момент совсем о другом. Образ Татьяны Викторовны не выходил из головы: её властный взгляд, упругая попа в строгом костюме, манящая грудь, колыхавшаяся при каждом движении…

Чёрт, даже сейчас, вспоминая это, мой член дёрнулся и стал ещё твёрже.

Расстегнув халат и спустив штаны, я взял в руку своего разбушевавшегося друга и принялся яростно его надрачивать.

Давай, быстрее, просто сделай дело и успокойся, — уговаривал я его мысленно.

— Вы тут? Я забыла сказать… — внезапно начал чей-то женский голос, сопровождаемый стуком, от силы которого дверь отворилась, и голос тут же оборвался.

Я остолбенел, просто замер с членом в руке, не в силах ни двинуться, ни отвернуться. На пороге стояла Татьяна Викторовна, её глаза были широко раскрыты от шока, а кулачок, которым она только что постучала в дверь, завис в воздухе.

— Ты… — она смотрела то на моё лицо, то на мой член, который я всё ещё держал в руке. Её взгляд плавно скользил вниз, затем снова поднимался на меня, и так несколько раз, пока она не произнесла: — У тебя… встал…

Чёрт, да я сейчас просто провалюсь сквозь землю! — пронеслось в голове. — Ещё и дядя Витя меня убьёт! В первый же день попался с членом в руке! Ну что я за идиот⁈

Я попытался прикрыться халатом, чувствуя, как горит всё лицо.

— Стой, — её голос прозвучал резко, но без злости. Она неожиданно вошла внутрь и прикрыла за собой дверь. — Не прячь. Я же всё равно уже всё увидела. — она прислонилась спиной к двери и вздохнула. — Ох, я, конечно, подозревала, что с молодым парнем могут быть проблемы… Но… не такие же явные…

Я замер, не понимая, что происходит, а она внимательно посмотрела на меня, и в её глазах появился странный, изучающий блеск.

— Так не пойдёт, — сказала она тише, делая шаг ближе. — Тебе… надо закончить. Нельзя, чтобы другие увидели твой… мощный стояк. — я заметил, как её язычок проскользнул между губ. — Особенно Алиса — она не поймёт. — она вновь облизнула губы, и её взгляд снова скользнул по моему члену и вверх к глазам. — Ты должен закончить, чтобы у тебя больше не встал.

— Он… он не встанет, — пробормотал я, чувствуя себя полным идиотом, какого-то хрена продолжающим стоять с обнажённым членом, который, вопреки моим словам, дёрнулся и разбух ещё сильнее.

— Почему? — она наклонила голову, и в её голосе появились лёгкие насмешливые нотки. — Тебе что… нравятся постарше?

Я не знал, что сказать, и просто кивнул, а затем мой взгляд самопроизвольно скользнул по её фигуре и остановился на груди, а член тут же дёрнулся в ответ, будто отвечая на её вопрос громким «ДА».

Она ахнула — тихо, почти шёпотом, и уголки её губ дрогнули в лёгкой улыбке.

— Так… тебе нравятся… — она медленно провела рукой по своей груди, слегка прижимая ткань. — Большие?

— Да… — неуверенно ответил я, чувствуя, как сгораю заживо. Голос мой предательски дрогнул.

Она сделала ещё шаг, сократив расстояние между нами до минимума.

— Тогда… закончи дело. Я подожду.

Её слова прозвучали как приказ, но в нём была какая-то странная нежность.

Что? Закончить? Прямо сейчас? Здесь? Перед ней? Почему она… собирается… смотреть? — пронеслись вопросы в голове огненным вихрем.

Это было за гранью любого моего опыта. Женщина, да еще такая, как Татьяна Викторовна, собиралась просто стоять и наблюдать за тем, как я дрочу? От этой мысли кровь ударила в голову, смешав панику с диким, запретным возбуждением.

Я нерешительно сжал свой член и начал медленно дрочить, пытаясь скрыть охватившую меня панику.

Ну ладно… посмотрим, чем это закончится.

Я дрочил, дыхание сбивалось, в горле стоял ком. Я отводил взгляд куда угодно — на кафель, на дверь, лишь бы не встречаться с ее глазами. В зеркале над раковиной мелькнуло мое отражение: растрёпанные темно-русые волосы, широко раскрытые карие глаза, полные немого ужаса, и губы, подрагивающие от нервного напряжения.

Я всегда считал себя симпатичным парнем, — пронеслось в голове, — ну, может, не супермоделью, но ничего так. А сейчас гляжу на этого перекошенного идиота в зеркале и понимаю — хорошо, что она смотрит только на мой член, а не на эту тупую физиономию.

Мысли путались: «Зачем я вообще согласился на это? Что я делаю? Хотя… ее взгляд — всё равно что дуло у виска. Отказаться было невозможно. Но, чёрт возьми, как же это странно, унизительно и… Нет, только странно и унизительно! Мне совсем не по кайфу!»

Под её пристальным взглядом я совершенно не мог расслабиться, руки дрожали, и спустя даже несколько минут нужного результата всё не было.

— Так долго… — удивлённо протянула она, наблюдая за моими тщетными попытками. — Что-то… не так?

Да, млять! — я был ошеломлён, почти оглушён собственным сердцебиением. — Что за вопросы? Она издевается?

— Ну… немного неуютно, — признался я, чувствуя, как потеют ладони. — Это первый раз, когда… смотрят.

Она задумалась на секунду, затем её лицо озарила понимающая улыбка. Она сделала последний шаг, прикоснулась к моей свободной руке и мягко положила её себе на грудь, просунув в разрез пиджака.

— Так лучше? — спросила она, и её голос снова приобрёл те томные нотки, что были во время массажа.

Мой взгляд тут же скользнул по её лицу: соблазнительно приоткрытые губы, тёмные глаза, в которых читалась странная смесь власти и участия. Она смотрела прямо на меня, не отводя взгляда, и это было одновременно и невыносимо, и порочно притягательно.

Её грудь оказалась такой же упругой и пышной, как я и представлял. Через ткань водолазки я чувствовал тёплое, живое тело. Близость стала почти невыносимой. Я чувствовал лёгкий, пудровый аромат её духов — что-то дорогое, с нотками сандала и ириски.

— Да… — выдохнул я.

Ощущение было ошеломляющим. Ладонь буквально горела, прижатая к этой податливой, но упругой плоти. Тепло от ее тела проходило через все слои одежды и разливалось по моей руке, достигая спинного мозга. Казалось, я чувствую каждую кружевную петельку ее бюстгальтера, каждое биение ее сердца под моими пальцами.

И этого оказалось достаточно.

Волна удовольствия накрыла меня моментально, и я начал кончать, выстреливая прямо на пол. Сперма пролетала мимо неё под аккомпанемент её тихих, одобрительных ахов и озорного, торжествующего блеска в глазах. Я кончал долго и обильно, стараясь при этом не смотреть ей в глаза от стыда, но не в силах оторвать взгляд от ее руки, все еще прижимавшей мою ладонь к ее груди.

Когда я пришёл в себя, она стояла с лёгкой, радостной улыбкой. Её рука всё ещё лежала поверх моей.

— Вот и хорошо, — сказала она, наконец отпуская мою руку и поправляя свой пиджак. — Теперь можешь спокойно работать. И… — она сделала паузу у двери, обернувшись, когда её рука легла на ручку, — это между нами, Алексей. Пускай это… — она взглянула на лужу спермы на полу, на мой всё еще напряженный член, а потом на меня прямо в глаза, — останется нашим маленьким секретом.

Когда дверь закрылась, я медленно опустился на унитаз. Мой член наконец-то успокоился, но в голове царил полный хаос.

Какого чёрта только что произошло? — лихорадочно думал я. — Почему она помогла мне? И была ли это вообще помощь? Какого чёрта только что произошло? — лихорадочно думал я. — Почему она помогла мне? И была ли это вообще помощь? Или это был какой-то изощренный тест, переросший в нечто неконтролируемое?

Я просидел так минут пять, блуждая в своих мыслях, затем умылся и привёл себя и пол в порядок. На душе было странно — смесь стыда, возбуждения и полнейшей растерянности.

Ну что ж, — подумал я, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Не знаю… можно ли произошедшее считать за интимный момент между нами, за какой-то первый шаг к чему-то большему…

Но, наверное, можно, да? Да и в целом… если честно… мне, млять, понравилось! — эта похабная мысль заставила меня снова покраснеть, но теперь уже с оттенком странной, виноватой гордости. — Да, меня будто использовали, подловили на слабости. Но, чёрт возьми, какая же у неё была потрясающая грудь!

И этот её похабный взгляд… радующийся потокам спермы, вырывающимся из моей головки… он… он был просто безумно возбуждающим!

Я вышел из санузла, всё еще чувствуя на ладони призрачное тепло ее тела и запах духов, смешанный с запахом моего позора. До прихода Алисы оставалось полчаса. Тридцать минут, чтобы попытаться собрать себя по кусочкам и хоть как-то подготовиться к следующему испытанию. Но как можно подготовиться к чему-либо после того, что только что произошло?

Эх, дядя Витя, прости меня грешного! Но, видимо, тут будет столько хуйни, сколько ты даже в самых своих смелых фантазиях не мог представить!

Глава 2 Хореография

Тридцать минут.

Тридцать долгих, мучительных минут я провел в состоянии, которое на медицинском языке можно было бы описать как «острая поствыбросовая астения, осложненная тревожным расстройством и когнитивным диссонансом».

Проще говоря, я чувствовал себя как выжатый лимончик.

Воздух в кабинете всё еще хранил сладковатый, пудровый шлейф духов Татьяны Викторовны. И, конечно же, запах моего собственного позора.

Я лихорадочно проветривал, размахивая полотенцем, как сумасшедший знаменосец. Каждая клетка моего тела помнила прикосновение к её груди.

Теплое, упругое, живое…

Я снова почувствовал предательский, щекочущий импульс в штанишках и судорожно тряхнул головой.

Нет, черт возьми, соберись, Орлов! — внушал я себе, расстилая свежую простыню на кушетке. — Ты — медик. Профессионал. Сейчас придет объект твоих тайных студенческих фантазий, и ты должен работать, а не пялиться на её… на её бедра!

Мысль о бёдрах Алисы Захаровой добила остатки моего спокойствия. Я представил эти ноги — длинные, с идеальной рельефной мускулатурой, которые в телевизоре казались недосягаемым произведением искусства. И вот сейчас они будут здесь, в метре от меня. Мои руки будут их касаться.

Боже, какой же я идиот.

Три года мечтал о женском внимании, а когда получил нечто большее, чем мог вообразить, — впал в панику.

Что вот вообще означал этот инцидент в санузле? Была ли это спонтанная помощь утопающему в море его же гормонов? Или это был тонкий, изощренный способ привязать меня и сделать своей игрушкой?

«Наш маленький секрет».

Фраза, которая отзывалась в ушах огненным эхом.

Я взглянул на часы. До прихода Алисы оставалось пятнадцать минут. Этого было более чем достаточно, чтобы окончательно сойти с ума.

Мое спасение пришло оттуда, откуда я не ждал — из глубин медицинского образования. Я сел на стул, закрыл глаза и начал мысленно прокручивать анатомию человека.

Не похабную, а самую что ни на есть научную: наружная поверхность подвздошной кости, крестец, копчик…

Сухие термины, и скучные схемы из учебника Грея — это был мой щит. Мой душевный анальгин.

К тому моменту, как дверь почти бесшумно открылась, мне практически удалось убедить себя, что я всего лишь бездушный биомеханический аппарат по устранению мышечных дисфункций. Почти…

Алиса Захарова вошла не как обычный смертный. Она вплыла. Дверь открылась, и в проеме возникла фигура в синем тренировочном костюме, который сидел на ней так, будто был создан по мерке парижским кутюрье. Рост под метр семьдесят пять, без учета коньков, которые она держала в руке. Серебристые лезвия блестели, как холодное оружие.

Ее волосы были белыми. Не седыми и не пепельными, а именно белыми, как первый снег, и заплетены в тугую, сложную косу, лежавшую на затылке тяжелым, идеально гладким жгутом. Они оттеняли ее кожу — молодую, нежную, которую хочется облизать, без единой веснушки. И на этом ослепительном фоне сияли ее глаза — холодные, пронзительные, цвета зимнего неба перед метелью.

Её глаза скользнули по мне, быстрые и оценивающие, и я почувствовал себя лабораторным препаратом под микроскопом.

— Алексей? — её голос был ровным, без тепла, но и без неприязни. Просто констатация факта. — Меня к вам направила Татьяна Викторовна. Захарова Алиса.

— Да-да, проходите, — я почувствовал, как голос срывается на фальцет, и сглотнул. — Рад… познакомиться. То есть, приступить к работе.

Она кивнула, поставила коньки у стены и, не говоря ни слова, принялась расстёгивать замок кофты. Под ней оказался простой чёрный топ, но на её теле он выглядел как верх эротики. Контраст чёрной ткани и её кожи был настолько резким, почти вызывающим. Каждый мускул торса был прорисован, словно у греческой статуи, высеченной из мрамора. Плечи, спина, упругий пресс, торчащие сосочки…

О-о-о-о-о… боже!

Я снова почувствовал слабость в коленях.

Musculus latissimus dorsi… musculus trapezius… — затараторил я в уме. — Только мышцы спины, только трапеции, только плечи, и ничего, млять, другого!

— На что жалуетесь? — выдавил я, стараясь звучать профессионально.

— Спина. Вся, — она сказала это так, будто это было общим местом. — И левая нога. Задняя поверхность бедра. Прошлогодняя травма.

Она легла на кушетку лицом вниз, положив голову в специальное отверстие. Белая коса лежала на простыне, как дорогая нить жемчуга. Ее поза была одновременно расслабленной и полной скрытой мощи.

Готовая к действию пантера, — пронеслось в голове.

Я глубоко вздохнул, налил в ладони масло — охлаждающее, с ментолом, специально выбранное, чтобы гасить любые непрофессиональные мысли, — и прикоснулся к ее спине.

Кожа была прохладной, как и подобает снежной королеве, и идеально гладкой, будто фарфоровой. Но то, что было под ней, заставило меня забыть о всех анатомических мантрах и даже попавших на глаза аккуратных маленьких сладеньких сосочках.

Это была не просто спортсменка. Это был ходячий мышечный панцирь…

Трапеции были налиты, как каменные глыбы. Длиннейшие мышцы спины напряжены до состояния стальных тросов.

Ого, да они себя прям загоняют на этих тренировках! — пролетела мысль в голове, и я начал с легких поглаживаний, пытаясь разогреть ткани, но под пальцами чувствовал лишь монолитный, неподатливый массив.

— Сильнее, — раздался ее голос из-под отверстия кушетки. Безразличный, но твердый. — Не надо меня щекотать. Мне нужен оздоровительный массаж, а не… ласка.

Отлично, значит, с самого начала решила показать, кто тут главный, да? Ладно, вызов принят!

Я усилил нажим, вкладывая в ладони весь вес. Мои пальцы упирались в сплошные узлы зажатий.

Это было похоже на попытку размять бетон.

Я работал молча, сосредоточившись на технике, забыв о любых извращениях, которые я мечтал вытворять с её телом.

Сейчас я лишь искал триггерные точки, источники боли. Производил глубокие разминания, трение, растяжение. Она не издавала ни звука. Её дыхание оставалось ровным и глубоким.

Прошло минут двадцать.

Мои собственные мышцы горели от напряжения, а её спина, казалось, лишь слегка поддалась. Следом я перешел на заднюю поверхность бедра, на ту самую «травму». Подколенное сухожилие было невероятно жестким. Я работал с ним, чувствуя под пальцами рубцовую ткань, память о старом надрыве.

И тут случилось нечто.

Когда я особенно глубоко прошелся большим пальцем по месту крепления сухожилия, она едва слышно ахнула. Не от боли, а скорее от неожиданного облегчения. Ее бедро, до этого лежавшее неподвижно, дрогнуло.

— Вот тут… — она произнесла, и в ее голосе впервые появились какие-то нотки, кроме ледяной вежливости. — Да… здесь.

Это «да» было тихим, почти интимным признанием. Оно неожиданно ударило мне в пах с той же силой, что и стоны Татьяны Викторовны, но по-другому.

Холодная королева растаяла на секунду, и это было чертовски сексуально. Даже сексуальнее её упругой маленькой попки, упрятанной в штанишки, ткань которых слегка зажевалась меж её…

О чёрт! Не смей! Не смей вставать!

Я сосредоточился на одной точке, работая с ней с особым тщанием, пытаясь отогнать дурацкие похабные мысли. И вскоре начал чувствовать, как под моими пальцами плотная ткань постепенно начинает отпускать, становится мягче, пластичнее.

Алиса снова задышала глубже, и я увидел, как расслабляются мышцы её шеи и плеч. Мое профессиональное эго, затоптанное её холодным приемом и воспоминаниями о санузле, воспряло духом.

Я делал своё дело. И делал его хорошо.

Внезапно дверь в кабинет распахнулась без стука.

На пороге появилась девушка. Рыжая, как осенний лист, с короткой стрижкой и глазами цвета зеленого льда. На ней был похожий тренировочный костюм, но надетый с таким вызовом, что он казался вечерним платьем.

— Алиска, вот ты где, оказывается! — её голос был звонким и насмешливым. — Я тебя везде ищу, а ты тут нежишься, значит!

Алиса не пошевелилась, лишь голос её снова стал ледяным.

— Я не нежусь, Ирина. Я восстанавливаюсь. Буду через десять минут.

Ирина — значит, вот как зовут эту девушку. — подумал я, и рыжуля вошла внутрь, позволив двери захлопнуться за собой.

Ее взгляд скользнул по мне с ног до головы, медленный, оценивающий, как будто она покупала лошадь на аукционе.

— Ну ладно. — она прищурилась. — А это? А это и есть наш новый… массажист? — она протянула слово, вложив в него целую гамму смыслов. — Молодой… а Виктор Петрович куда делся?

— На больничном он, — коротко ответил я, чувствуя, как под её взглядом закипает что-то между раздражением и интересом.

— Жаль, дядька был милый, — надула губки Ирина, но в её глазах плясали чертята. — Ну что, золотые ручки, поможешь нашей принцессе взлететь?

— Я стараюсь, — буркнул я, продолжая работать с бедром Алисы, и тут же про себя выругался.

Золотые ручки? Она что, решила мне погоняло присвоить прямо с порога? Какого хрена?

— Судя по тому, как она замерла, у тебя получается, — Ирина подошла ближе, её бедра двигались при ходьбе с вызывающей пластичностью. Она обошла кушетку и села на стул для клиентов, развалившись на нем с видом хозяйки положения. — Жду вместе с тобой, Алис, а то вдруг наш новый специалист тебя совсем расслабит, а нам ведь на лёд выходить надо.

Она устроилась поудобнее, закинув ногу на ногу, и уставилась на меня. Её присутствие было таким же физическим, как и прикосновение или даже удар по яйцам.

Я чувствовал ее взгляд на своей спине, на своих руках. Работать стало в сто раз труднее. Алиса снова застыла в прежней напряженной позе, но теперь ее молчание было наполнено неприязнью.

Следующие десять минут стали для меня пыткой. Я пытался сохранять профессионализм, но делал всё быстрее и грубее, стараясь поскорее закончить. Под занавес я едва не сорвался, когда Ирина сказала:

— Интересно, а ты и с мужчинами так же работаешь? Или только девочек балуешь?

Прежде чем я успел найти что ответить, Ирина стремительно поднялась со стула. С хитрой, озорной улыбкой она подошла к кушетке, наклонилась и… нежно, но точно щипнула Алису за упругую ягодицу, чуть ниже которой я прямо сейчас усердно разминал мышцы.

— И тут еще хорошенько разомни, золотые ручки! — бросила она мне и пулей вылетела из кабинета.

Алиса вскрикнула — коротко, больше от неожиданности, чем от боли, — и резко дёрнулась, начав подниматься с кушетки.

— Ирина! — гневно крикнула она в захлопнувшуюся дверь, ставя ножки на пол, а потом встав, сделала несколько стремительных шагов, словно собираясь броситься в погоню.

Но у самой двери она остановилась, сжала кулаки и громко, сдавленно выдохнула.

Постояв так секунду, она медленно, с королевским достоинством вернулась к кушетке, молча надела кофту, подобрала с пола свои коньки и, не глядя на меня, вышла, притворив дверь с такой аккуратностью, будто это была бомба.

Дверь закрылась.

И я остался один в тишине, пахнущей ментолом, женской враждой и… внезапной игрой, в правила которой я не был посвящён.

Я уставился на массажный стол, на ту самую простыню, где только что лежало тело, способное свести с ума.

Чёрт, какого хрена влетела эта Ирина со своими выходками…

Они что, подружки? — эта мысль вертелась в голове, обрастая абсурдными догадками. — Я вот думал, они соперницы…

Хотя, может, у них такие странные, соревновательные отношения? Или это просто способ вывести друг друга из равновесия? А может, Ирина просто бесит Алису, потому что та не отвечает ей взаимностью?

Боже, да я сейчас сойду с ума от этих домыслов. Зачем оно мне? Я тут, чтобы заработать на общагу, ну и помять попки фигуристок, — я похабно улыбнулся, лелея эту мысль, а затем в голову влезла ещё одна. — Хм, Татьяна… интересно, а она… ещё раз мне «поможет», если я попрошу? И куда, а точнее, насколько далеко может зайти наш с ней маленький секрет? Оо, я очень надеюсь, что до уровня, где я буду пыжить своим членом её прекрасную задницу!

— Фух. — я громко выдохнул.

Мне нужно привести в порядок кабинет. — подумал я, отбрасывая все прочие дурацкие мысли. И с механической точностью начал стирать следы сеанса: выбросил одноразовую простыню, протер стол антисептиком, расставил флаконы с маслами по полочкам.

Рутинные действия немного успокоили взбудораженные нервы. Я даже успел сделать пару записей в журнале, отметив основные жалобы Алисы и использованные техники, когда в дверь постучали.

— Можно? — в кабинет заглянула та самая секретарь-брюнетка с грудью — произведением искусства. Она улыбнулась мне дежурной, но симпатизирующей улыбкой. — Татьяна Викторовна просит вас к себе, для отчёта.

Сердце, только-только успокоившееся, снова сделало сальто в груди.

«Для отчёта».

Эти слова звучали теперь как приговор с отсрочкой. Вспомнилось всё: и её спина под моими руками, и её низкий стон, и санузел… и её рука, прижимающая мою ладонь к своей шикарной груди.

— Хорошо, я сейчас, — кивнул я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Секретарша не ушла. Она какого-то хрена сделала шаг в кабинет, и её взгляд скользнул по мне — не оценивающе, как у Ирины, а с лёгким, почти профессиональным любопытством, будто я был интересным случаем.

— Не волнуйтесь, — сказала она, и в уголках её губ дрогнула едва заметная улыбка. Она обвела кабинет взглядом, будто чувствуя остаточное напряжение в воздухе. — Она сегодня в хорошем настроении. Похоже, ваш сеанс пошёл на пользу.

Секретарша наконец выплыла из кабинета, оставив за собой шлейф парфюма и новую порцию неразрешимых вопросов.

В хорошем настроении? Звучит как бальзам на душу…

Но… какого чёрта всё-таки вообще здесь происходит? Почему эта секретутка выглядит как порномодель, млять⁈ Кто её нанял? Не, ну понимаю, если бы тут тренером был мужик, но не Татьяна же. Да с такими сиськами и жопами, я считаю, должно быть запрещено одеваться столь вызывающе!

Чёрт! — я почувствовал, как мой член снова окреп. — Все женщины в этом месте словно сговорились держать меня в состоянии перманентного возбуждения и полнейшей растерянности!

Я глубоко вздохнул, ещё раз провёл рукой по лицу и направился к кабинету Татьяны Викторовны. Предстоящий разговор пугал гораздо больше, чем любая сессия по анатомии.

Сердце уходило в пятки из-за мыслей, меняющихся слишком быстро. События могли развернуться совершенно неожиданно. Я мог бы зайти, и с порога она бы накинулась на меня, и мы бы трахнулись. Но она могла бы и пожалеть о случае в санузле, и уволить меня, сославшись на ошибку, или просто без объяснений.

В общем, разговор обещал быть… или приятным, или нет.

Я постучал в дверь.

— Войдите!

Татьяна Викторовна сидела за своим столом, а в руках она держала планшет, изучая какие-то графики. Она выглядела так, будто утреннего инцидента в санузле просто не было.

— Ну как, Алексей? — подняла она на меня взгляд. В её глазах читалась деловая заинтересованность, но в уголках губ пряталась та самая, знакомая мне улыбка. — Выжил?

— Вроде бы, — осторожно ответил я, останавливаясь перед столом.

— Алиса — сложный клиент. Ледяная стена. Но, судя по тому, что я вижу, — она перевела взгляд на стекло, за которым я увидел Алису уже на льду, — амплитуда в ронджампе увеличилась на пару градусов. Это хороший результат.

Я почувствовал небывалый прилив гордости. Значит, моя работа была не бесполезной.

— Спасибо.

— Не за что. Вы хороши, и я в этом не сомневалась, после того как вы… помяли и меня. — произнесла она с довольной и хитрой улыбкой.

Ох, она явно имеет в виду не только массаж!

Член тут же набух из-за картинок, возникших перед глазами.

В этот же момент Татьяна отложила планшет и сложила руки на столе.

— А теперь давайте поговорим о вашей… э… проблеме. Той, что в штанах.

Я покраснел, как рак… Как рак со стояком!

— Татьяна Викторовна, я…

— Успокойтесь, Алексей, — она мягко прервала меня. — Я не собираюсь вас увольнять или читать мораль. Напротив. Вы нам нужны, и я хочу вам помочь, но ваш… энтузиазм… может стать серьезной проблемой. Для вас. И для моих девочек.

Она откинулась на спинку кресла, изучая меня.

— Я… я не понимаю.

— Вы — молодой, симпатичный парень. Они — красивые, соблазнительные девушки, запертые в мире жесткой дисциплины и тотального контроля. Вы для них — как глоток свежего воздуха для узника. Новизна. Запретный плод. Понимаете?

Я неуверенно кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

— Алиса, хоть и ведёт себя как айсберг, наверняка где-то внутри заинтересовалась. А вот другая девушка, Ирина, она… она озорная хулиганка, и она будет вас провоцировать. Подшучивать. Вы с ней познакомитесь чуть позже.

Да уже познакомились, — пронеслось у меня в голове. — Чёрт, как же хорошо она их знает.

— Есть и другие, поэтому вам нужно научиться держать себя в руках и просто делать свою работу.

— А… как? — вырвалось у меня.

Она рассмеялась. Звонко, искренне. После чего с хитрой улыбкой прошлась по моему телу. Её взгляд был хищным, оценивающим, будто жаждущим мне отсосать. Потом она встала и подошла к окну, глядя на каток с задумчивым видом.

— Первое. — произнесла она на выдохе. — Дыхание. Когда чувствуешь прилив — дыши глубже. Кислород сжигает адреналин. — она направилась в угол кабинета, к неприметной двери. — Второе. Фокус. Концентрируйся на мышце, с которой работаешь. Представь ее схему, крепление, функцию. Ты же медик. — сказала она, открыв дверь, за которой показался небольшой гардероб. — Преврати это в научный эксперимент. И третье… — произнесла она, обернувшись, и в ее глазах снова заплясали те самые хищные огоньки. — … самое главное — я буду тебе помогать…

Она сделала паузу, и ее голос стал тише, интимнее. Пальцы потянулись к пуговицам строгого пиджака. Расстегнув его, она вальяжно сбросила его на полку. Затем последовала водолазка, открыв взору дорогой чёрный кружевной бюстгальтер, едва сдерживавший ее пышную, соблазнительную грудь. Движения её были медленными, ритуальными. Она повернулась спиной, и я замер, наблюдая, как она расстёгивает юбку и позволяет ей упасть на пол. Трусики были из той же чёрной кружевной коллекции, и они подчеркивали округлость ее аппетитно вкусных ягодиц, между которыми я возжелал зарыться.

Она осталась лишь в нижнем белье, её тело, несмотря на возраст, было упругим и возбуждающим, с мягкими, зрелыми изгибами, которые дышали опытом и уверенностью.

— Подойди, — мягко скомандовала она, отходя вглубь гардеробной, в угол, скрытый от случайных взглядов через стеклянную стену кабинета.

Я, завороженный, последовал за ней.

— Ты представляешь, что может случиться? — заговорила она соблазнительным шёпотом, от которого моё сердце застучало быстрее. — Тесный кабинет. Полумрак. Полуобнаженные, возбужденные тренировкой тела… — её рука легла на мой живот, заставляя мышцы пресса вздрагивать. — Они годами живут в режиме жесткого контроля, а тут появляется парень с руками, которые дарят невероятное расслабление… — её пальцы скользнули ниже, к ширинке моих брюк, и я ахнул. — Что ты будешь делать, если одна из них попросит тебя о… более глубокой релаксации? Если захочет, чтобы ты сделал массаж не только руками?

Она осторожно и медленно расстегнула мои брюки, и я почувствовал, как по телу разливается жар. Мой член, уже напряженный, упруго выпрямился.

— Т-такое… возможно? — выдавил я, и голос мой предательски дрогнул. — Они же спортсменки… профессионалы…

Татьяна Викторовна мягкоусмехнулась, обхватив мой член своей прохладной ладонью.

— Они прежде всего женщины, Алексей. — пальчики её правой руки нежно сжались вокруг ствола, предвещая что-то поистине божественное. — А женщины, лишенные… внимания, способны на многое. — она говорила так нежно и сладко, что в голове тут же пропали лишние мысли, я смотрел только в её завораживающие глаза, изредка поглядывая на её грудь. — Особенно когда им кажется, что ситуация под контролем. Вдруг Алиса захочет проверить, насколько ты… вынослив? Или Ирина решит, что лучший способ получить преимущество — это отвлечь массажиста своим телом от тела соперницы? — её рука начала ритмично двигаться, и я закатил глаза от нарастающего удовольствия. — Ты должен быть готов ко всему и не поддаваться. И помнить… — она наклонилась, и её губы коснулись моего уха. — … куда можно прийти за… помощью.

— Я буду… — с трудом произнес я, ощущая её горячее дыхание слева, запах её парфюма, смешанного со сладкой кожей, и моим животным возбуждением.

— Скажи это… — требовательно произнесла она, продолжая скользить ладонью по члену.

— Я буду помнить! — выпалил я, и получилось громче, чем стоило.

Она улыбнулась, мягко и довольно, явно добившись своего.

— Хорошо, а теперь наслаждайся. — сказала она, ускоряя ласки моего члена, её рука с профессиональной хваткой двигалась туда-сюда, доставляя мне наслаждение.

Чёрт, что же она вытворяет! Такое ощущение… что все её слова об…

— Ох… как приятно! — вырвалось из меня.

Слова о девушках и вся эта её тирада про «лишённые внимания» и прочее, ох… такое ощущение… что всё это касается в первую очередь её самой!

Её пышная грудь была так близко, что я не справился с желанием и скользнул рукой к ней, ловко пробравшись под правую чашку бюстгальтера, оттянув кончиком пальцев бретельку.

И, о боже, это было просто чудесно ощутить ладонью её чуть прохладную нежную кожу, и сосочек, ох… как только я его зацепил пальцами, понял, что я на грани, и моё тело напряглось в предвкушении разрядки.

Я впился пальцами в её грудь, сжав так сильно, как только мог, в своем полупомешаном состоянии.

О боже! О боже! — я запрокинул голову и закрыл глаза, она тут же ускорила движения, и я простонал:

— Я… я сейчас…

— Только не на пол, — прошептала она и резко опустилась передо мной на колени.

Её пальцы обхватили член крепче, движения стали быстрее, точнее. Она знала, что делает. Я не мог сдержаться и с тихим стоном начал обильно кончать, и она ловко подхватывала все теплые капли спермы своей ладонью, продолжая при этом дрочить второй рукой, но сбавляя темп с каждой секундой.

Она доила меня, доила мой член с минуту, будто желая забрать всё, что было.

Несколько капель нагло пролетели мимо ладони и упали на её грудь и руку выше локтя. От этого зрелища я почувствовал еще один спазм, и мой член напрягся, и следующая, последняя струя горячей спермы мощным выстрелом ударилась ей прямо между грудей, упруго зажатых в бюстгальтере, и потекла вниз в ложбинку.

— Аах, — она сексуально вздохнула, ощутив это, и прикусила губу, после чего смерила меня строгим взглядом. — Как метко…

— Я… я всё, — прошептал я, чувствуя, как земля уходит из-под ног, а ноги подкашиваются.

Я тяжело дышал. И не отрывал взгляда от того, что натворил.

Боже, я же её всю обкончал! И… о боже как же мне нравится этот вид!

Она поднялась, все так же держа ладонь смоченной, и смотрела на меня с теплой, почти нежной улыбкой.

— А теперь иди, и отдохни перед новым сеансом.

Я быстро натянул штаны и вышел из её кабинета с головой, идущей кругом. Шёл по коридору, пытаясь осмыслить все, что произошло за этот день.

От позорного инцидента в санузле до ледяного приема Алисы, от провокаций Ирины до странной, всепоглощающей заботы Татьяны Викторовны в гардеробной.

Внезапно из-за угла появилась Ирина. Она явно поджидала меня.

— Ну что, новичок, — она уперла руки в боки, оглядывая меня с ног до головы. — Отчитался перед начальством?

— Да, — коротко ответил я, вспоминая совет Татьяны Викторовны о уверенности.

— И что, поругала? — её глаза блестели от любопытства.

— Напротив. Похвалила, — я попытался вложить в голос как можно больше безразличия.

— Ого, — Ирина удивленно подняла брови. — Значит, и впрямь золотые ручки! Ладно, посмотрим. У меня скоро сеанс. Не опоздай. — она повернулась и пошла, на прощание бросив через плечо: — И готовься поработать как следует. У меня всё болит. Всё!

Я смотрел ей вслед, на её упругую, покачивающуюся в такт шагам попу, и чувствовал, как по спине бегут мурашки.

Совет Татьяны Викторовны о дыхании и фокусе внезапно показался просто смехотворным.

Фокус покус, млять… — мысленно произнёс я, глядя на удаляющуюся задницу Ирины, и тут же начал повторять. — Musculus glutaeus maximus… Musculus glutaeus maximus…

Мне предстояло провести сеанс с Ириной, той самой, что нагло ворвалась в кабинет и как будто проверяла меня на прочность.

Я продолжал стоять в коридоре с неким странным ощущением, что она обязательно что-нибудь выкинет во время сеанса.

Глава 3 Опорная рука

— Нужно выпить кофе, — пробормотал я себе под нос, словно эта мысль была единственным якорем, способным удержать меня в реальности.

Голова была тяжелой, мысли — разрозненными.

Я направился в холл, шаги отдавались глухим эхом в пустынном коридоре. По пути глазел вокруг, за стеклянной стеной, похожей на гигантский аквариум без воды, открывался вид на пустующую арену. Лёд поблескивал под софитами, как перламутр, храня безмолвную память о красивых фигуристках и скрежете коньков.

Куда все делись? — задумался я.

Зрелище было одновременно величественным и меланхоличным — огромное пространство, залитое светом, но лишенное жизни. Вокруг и за стеклом было пусто. Тишину в холле нарушал лишь монотонный гул кондиционера, напоминавший далекий прибой.

Я завернул за угол, уже мысленно ощущая горьковатый вкус напитка, и чуть более оживленно затопал в сторону небольшого кофейного автомата, обещавшего бодрящую дозу, столь необходимую мне сейчас.

— Как прошло? — послышался приятный женский голос, мягкий и бархатистый, словно струящийся шелк.

Он ворвался в гулкую тишину, заставив меня вздрогнуть и обернуться.

За стойкой ресепшена, подперев щеку изящной рукой с тонкими пальцами, сидела секретарша-брюнетка. Она лукаво улыбалась, и в уголках ее карих глаз собрались лучистые морщинки, придававшие ее взгляду и теплоту, и легкую озорную насмешку.

Её синяя рубашка, неожиданно расстёгнутая на две пуговицы сверх необходимого, открывала щедрый вырез декольте, обрамлявший соблазнительные изгибы.

Взгляд невольно скользил по этой линии, но каждый раз возвращался к ее глазам — умным, внимательным и явно читающим мою замешанную реакцию как открытую книгу.

— Всё хорошо, — честно ответил я, подходя к стойке, и, снова опустив взгляд на ее грудь, решил отшутиться. — Но ощущение, будто десять раундов отбоксировал с медведем. Причем не в свою пользу.

— А ты забавный! — она хихикнула, а потом сочувственно вздохнула, но в ее глазах читался неподдельный интерес. — Я тебя понимаю, но ты держись, — она многозначительно подмигнула. — Тут все, скажем так, с характером. Особенно наши красавицы спортсменки, и особенно до массажа. Ходят злые, прям как фурии. А вот после… иногда и самой записаться на массаж хочется, глядя, как они после сеанса выходят… такими… расслабленными и довольными.

Она сказала это с такой легкой, непринужденной грустью, что я, движимый внезапным порывом смелости или глупости, что более вероятно, проронил:

— Ну, я могу… вне рабочего графика, эм… помочь вам с расслаблением, — я по-глупому улыбнулся, — конечно… если хотите…

Она широко раскрыла глаза, а затем рассмеялась — звонко и искренне.

— Ой, ты что, предлагаешь меня расслабить? — она наклонилась через стойку, и я почувствовал легкий, цветочный аромат ее духов. — Это в каком смысле, а? — нахмурилась она, но глаза всё ещё смеялись. — Сначала хоть бы на свидание пригласил… — добавила она с надутыми губками.

Мой мозг сломался. Паника затопила с головой.

— Нет-нет! — я замахал руками, чувствуя себя полным идиотом. — Я не это имел в виду! Я просто… хотел предложить вам массаж! Как профессионал! Между сеансами у девушек-фигуристок… то есть не между, а… — я окончательно запутался и замолчал, готовый провалиться сквозь мраморный пол.

Она посмотрела на меня с теплой, снисходительной улыбкой.

— Ладно, ладно, не кипятись ты. — она заулыбалась еще сильнее. — Я же пошутила. Но… мы как-нибудь вернемся к этому разговору.

— Аа… хорошо, договорились. — я кивнул. — Ладно, пока есть минутка, пойду кофе выпью. — бросил я и, уже разворачиваясь, услышал:

— Ты что… к этому монстру собрался? — она произнесла это так, будто я собрался пить бензин. — Не смей. Иди сюда.

Не дав мне опомниться и понять, что тот кофе из автомата мне не по карману, она вынырнула из-за стойки и махнула рукой, чтобы я следовал за ней. Мы прошли в небольшую уютную комнатку, скрытую за дверью с табличкой «Персонал». Здесь пахло настоящим кофе и уютом. В углу стояла современная кофемашина, рядом — диванчик и небольшой стол.

— Вот тут мы, свои, кофе пьем, — объяснила она. — А тот автомат — для посетителей и страдающих мазохистов.

— Понял, буду знать. — я кивнул, продолжая бегать глазами по комнате.

Девушка улыбнулась и направилась к кофемашине. Встав у неё, она открыла крышку и, начав насыпать зерна, произнесла:

— Сейчас, подожди минутку, я всё сделаю.

— Хорошо, спасибо. — сказал я. — А этот огромный холл… — я кивнул в сторону пустого пространства за дверью. — Он всегда такой безлюдный?

— В такое время никого не бывает, — ответила она, не оборачиваясь. — Основной наплыв с утра, до обеда. Потом все разъезжаются.

— Вот как. — буркнул я, и пока кофемашина шипела и булькала под пристальным надзором брюнетки, я сделал пару шагов и присел на диванчик.

И практически сразу начал поглядывать на её соблазнительную фигуру, пока она готовила кофе, двигаясь в такт бесшумной мелодии.

Её бедра слегка покачивались, приманивая к себе взгляд. Я машинально достал телефон, чтобы якобы проверить время, сообщения и всё что угодно, лишь бы постараться отвлечься от её соблазнительных изгибов.

Уже шесть часов? Довольно поздно. — подумал я и вновь глянул на секретаршу, и на её сочный зад.

В голове тут же мелькнула похабная, навязчивая мысль: «сфоткать бы её сейчас, пока она спиной… Эту упругую, идеальную попку в обтягивающей юбке… пригодиться… точно пригодится». Палец уже потянулся к значку камеры, как она вдруг резко повернулась.

Её грудь соблазнительно колыхнулась в такт движению, а я судорожно, на нервяке, но стараясь сделать это неспешно, чтобы не спалиться, сунул телефон в карман, чувствуя, как горит лицо.

— Ты как вообще… — начала она, а я сглотнул, пытаясь скрыть смущение. — С молоком пьешь? А то я уже капучино сделала… машинально.

— А, да… конечно, спасибо. — закивал я. — Очень… люблю капучино.

Она улыбнулась и, подойдя, поставила чашку передо мной, сверкнув вырезом на груди.

Я аж закатил глаза с мыслью: «Да твою-то мать, мне же только что передернули, какого хрена я снова возбуждаюсь?»

— А вы…

— Давай на «ты». — перебила она.

— Хорошо, а ты, как ты здесь работаешь, со всеми этими… — я замялся, не зная, как назвать обитательниц «Ледовой Короны».

Она рассмеялась, выпрямляясь и смотря на меня, ответила:

— Со всеми этими принцессами и королевами? Да привыкла уже. Хотя иногда… — она подмигнула, — … хочется сбежать.

— Вот как… А как тебя, кстати, зовут?

— О, тебе интересно? — она улыбнулась и присела рядом, перехватывая мой растерянный взгляд. — Света.

— Приятно познакомиться, Света, — я сделал глоток капучино, пытаясь скрыть смущение.

— А я вот тут уже всё про тебя знаю, Лёша.

— Правда…? Откуда?

— Твой дядя рассказывал. — ответила она с милой улыбкой. — Он прям гордится тобой, но только ты ему не говори, что я тебе рассказала.

Дядя Витя, да гордится? Мной? Он? Серьёзно? — удивился я, а после спросил:

— А ты случайно не знаешь, почему меня вообще взяли на эту работу? Не только ведь из-за рекомендации дяди… Всё-таки в таком элитном месте… наверняка же был большой выбор из массажистов.

Света покачала головой и ответила:

— Ты не поверишь. Все хорошие специалисты расписаны на месяцы вперед. А те, кто свободен… — она скривилась, — у них руки растут не оттуда, во всяком случае, по словам главного тренера. Когда твой дядя слег, Татьяна Викторовна чуть не поседела, ища специалиста все выходные. А потом дядя Витя позвонил и сказал: «У меня племянник на хирурга учится, и с массажем знаком». Татьяна Викторовна, конечно, сначала сомневалась, но потом согласилась провести собеседование, и вот ты тут. Всё-таки у тебя и опыт есть, и образование, а с такими знаниями… уж сможешь дядю подменить, пока не поправится.

— Да, — пробормотал я. — Надеюсь, не подведу.

— Ой, да ты уже не подводишь, — она лукаво подмигнула. — После твоего массажа даже наша ледяная Алиса сегодня чуть ли не улыбалась.

— Неужели? — я невольно улыбнулся в ответ.

— Да, ты молодец… — сказала она и, посмотрев на дверь, добавила. — Мне уже пора, ах, и да… — она повернулась ко мне с лукавым взглядом. — … насчет того, чтобы меня… расслабить, — она игриво подмигнула. — Как-нибудь я к тебе обязательно за этим зайду. Посмотрим, на что способны твои ручки.

С этими словами она встала, поправила юбку и выплыла из комнаты, оставив меня наедине с благоухающим кофе и еще более запутанными мыслями.

Я зажмурился, пытаясь прогнать навязчивый образ — как её юбка обтягивала округлые, соблазнительные ягодицы, когда она уходила.

Боже, какая же сладкая жопа… Я не могу. Вот бы её облизать да расцеловать… — пронеслось в голове, и я почувствовал знакомое предательское тепло внизу живота.

Кажется, мое тело решило, что любой намек на женское внимание — это прямое приглашение к немедленной эрекции.

Выпив кофе, который оказался на удивление вкусным, я ещё пару минут посидел в комнатке персонала, пытаясь привести мысли в порядок и избавиться от стояка.

И наконец допив кофе и решив, что пора возвращаться к суровой реальности, я побрёл в свой кабинет. При этом по пути мысленно готовясь к встрече с Ириной, вспоминая всё её баловство и слова про то, что у неё болит всё тело… каждая мышца.

Явный пошлый намёк, — пронеслось в голове, когда я открывал дверь, а заглянув внутрь, обомлел на пороге…

На массажной кушетке, вытянувшись в струнку и глядя в потолок, лежала Алиса. Белая коса, идеальное тело, ледяные глаза. На ней был тот же синий тренировочный костюм, но на этот раз распахнутый. Чёрный топ, который я уже видел, вновь открывал вид на её выступающие через ткань сосочки.

— Есть время? Не помешаю? — спросила она своим ровным, безжизненным голосом.

Почему она решила прийти именно сейчас? — задумался я. — Перед самым сеансом с Ириной? Кстати, а какой вообще у меня график работы? Типа они могут вот так приходить, когда им вздумается, или что?

— Нет, конечно, — я попытался выдать за улыбку что-то похожее на профессиональную приветливость. — Что случилось?

— Свело икру. Левую. Спазм, — она не двигалась, а её поза кричала: «Сделай свое дело и не разговаривай со мной».

Хм, какая же она… чёрствая. А Света ведь говорила, что почти улыбалась сегодня. Что же изменилось? Неужели она просто выпендривается перед малознакомыми людьми?

Я подошел вплотную и осторожно прикоснулся к её икре через ткань штанины. Мышца была твердой, как камень.

— Сильный спазм, — констатировал я. — Нужно растянуть и размять.

— Делайте, что должны, — сказала она в ответ.

И я начал. Я работал с ее икрой, с ахилловым сухожилием и с камбаловидной мышцей. Делал это жестко, профессионально, без тени флирта или сомнения. Я вкладывал в работу всю свою накопившуюся нервозность.

Её длинная ножка стала моим антистрессом, который можно было помять, чтобы успокоиться.

Я чувствовал, как под моими пальцами каменная мышца постепенно сдается, становится мягче, пластичнее. Алиса не издала ни звука, но по тому, как расслабилась её спина, я понял — боль уходит.

Через десять минут я закончил и сказал:

— Попробуйте встать.

Она медленно поднялась, поставила ногу на пол, перенесла вес.

— Лучше, — коротко кивнула она, но на её лице ничего не отразилось. — Спасибо. — Алиса повернулась и пошла к двери, но на пороге она остановилась. — Удачи. С Ириной, — бросила она с неким предупреждением в голосе и вышла.

Я застыл на месте.

Её слова повисли в воздухе, холодные и многозначительные. Она знала. Знала о предстоящем сеансе и пожелала мне удачи. Это было похоже на то, как если бы палач накануне казни пожелал осужденному спокойной ночи.

Что это вообще значило? — опешил я, продолжая глазеть и хмурится в закрытую дверь. — Мне уже кажется, что Ирина — какая-то местная искусительница, которая соблазняет и пользует всех парней, которые ей повстречаются. Как странно… Это же не может быть правдой, так?

Я отвернулся и всё оставшееся до прихода Ирины время потратил на самую бесполезную и нервную деятельность: перемыл уже чистые руки, трижды перечитал этикетки на всех флаконах с маслами и даже попытался сделать пару дыхательных упражнений.

Не помогло.

Мое тело помнило и жесткие спазмы в икре Алисы, и ее холодный, многозначительный взгляд. Теперь же мне предстояло столкнуться с её полной противоположностью, и было неясно, чем эта встреча закончится.

Прошла пара минут, и эта противоположность… наконец пожаловала.

— Ну что, золотые ручки, отдохнул? Готов к тесту на прочность? — бросила она с порога, оглядывая меня с ног до головы.

Какая она наглая и самоуверенная… — подумал я, а затем ответил, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Я всегда готов к работе.

— Вижу, вижу, — она проскользила к кушетке и, не колеблясь ни секунды, расстегнула молнию и сняла верх спортивного костюма. Под ним оказался неожиданно нежный белый кружевной бюстгальтер, резко контрастирующий с ее дерзким характером.

Он был таким… на удивление милым.

В следующую секунду Ирина улеглась на спину, и произнесла:

— У меня сегодня просто всё болит, но давай начнем с ног? После вчерашних толчков икры просто горят.

Я кивнул, стараясь не смотреть на ее грудь, прикрытую лишь тонким кружевом, и уже собирался приступить к работе, как тут она выдала:

— Ох, а может, мне ещё и штанишки нужно снять? — с совершенно невозмутимым лицом заявила она. — Чтобы удобнее было?

Я на мгновение остолбенел, но тут же решил принять правила игры и произнес:

— Как будет удобно. — проговорил я спокойным тоном, хотя внутри всё горело, взгляд так и задерживался на ее груди.

— Ладно, не буду… легла ведь уже…

Я усмехнулся и, благодарный за хоть какой-то намек на её адекватность, начал с икр. Как только я прикоснулся к ней, она тут же закрыла глаза, а на её лице появилась лёгкая улыбка.

Когда она молчит выглядит очень милой. — подумал я, и начал.

Её мышцы были твёрдыми, но эластичными. Я работал глубоко, разминая камбаловидные и икроножные мышцы, периодически лелея глазами её молодое тело.

— М-м-м… да, вот тут… — она тихо застонала, когда я нашел особенно тугой узел. — Как хорошо… ты и впрямь волшебник.

Ее стоны были легкими, игривыми. Я сразу же подумал: «А она не сдается, похоже, хочет продолжать баловаться». Я старался не обращать внимания на её глупости, концентрируясь на её мышцах, на работе и на том, чтобы мой взгляд не соскальзывал к белому кружеву.

— Теперь… бедра, — скомандовала она, когда я закончил с икрами. — Квадрицепсы. Чувствую, как деревенеют.

Я перешел на переднюю поверхность бедер. Работа была интенсивной, я вкладывал в нее все силы. Она изредка вздыхала, но в целом вела себя довольно спокойно.

Я уже начал думать, что все мои страхи были напрасны, но…

— А теперь… плечи, — сказала она, когда я закончил с ногами. — Вчера Алиса чуть не вывихнула мне руку на поддержке.

Я переместился к изголовью. Она лежала на спине в одном лишь бюстгальтере, и мне пришлось встать сбоку от нее, почти над ней. Отсюда вид был еще лучше, прям идеальный.

Я начал работать с ее трапециями и дельтовидными мышцами, стараясь смотреть только на ее плечи. Но это было невозможно. Её аккуратные, сладкие сиськи так и попадались на глаза.

И тут она начала, точнее, продолжила свою игру.

— Сильные руки… — тихо прошептала она. — Чувствуется мощь… Мне нравится.

Я промолчал, стараясь не реагировать.

— А тебе нравится? — она приоткрыла один глаз. — Как тебе идея работать тут? С нами? Как ты вообще к этому относишься?

— Работа есть работа, — уклончиво ответил я.

— О, не скромничай, — она хихикнула. — Я видела, как ты на Алису смотрел. И она на тебя. Ледяная глыба, а ведь тоже растаяла, ну чуть-чуть.

— Я не заметил, — пробормотал я, чувствуя, как жар разливается по щекам.

— А вот замечай, — ее голос стал томным. — Здесь многое зависит от того, кто кого заметит первым. — сказав это, она расплылась в улыбке, явно довольная сказанным. — А ты вообще видел наши выступления по телеку?

— Парочку. — соврал я, и она тут же отреагировала одним многозначительным:

— Ммм…

Блин, а ей обязательно вот всё комментировать и что-то спрашивать? — задумался я и, пытаясь ее игнорировать, продолжил массаж, но мои движения стали менее уверенными.

Да, млять… вот что она имела в виду, говоря про Алису? И какого фига она ведёт себя так… развязно и вызывающе? Неужели хочет меня соблазнить? Или просто издевается, зная, что молодой парень будет сгорать от возбуждения из-за её вида и слов?

Вопросов было куча — ответов ноль.

— Знаешь, а ведь у меня еще кое-что болит… — она вдруг открыла глаза и заглянула в мои, и в её взгляде было неподдельное кокетство. — Грудь. Большую грудную потянула, наверное. После особо сложных поддержек… Не посмотришь?

Вот же чертенок! — промелькнуло в голове, и я замер, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

Она проверяет меня. Ждёт, откажусь или нет.

Я сделал глубокий вдох. Потом еще один. И принял решение. Не убегать. Не отступать. А нападать!

Ладно, вот он, решающий момент. Так. Дыхание. Фокус. Уверенность. Её рот. Член. Нет-нет. Без последних двух.

— Конечно, — сказал я, и мой голос прозвучал на удивление спокойно. — Это распространенная травма. Нужно оценить степень напряжения.

Я переместился так, чтобы было удобнее, оказавшись прямо у её головы своим пахом. Мои пальцы, еще влажные от масла, дрожали, но я наклонился, готовый начать.

Ирина лежала без движения, но ее дыхание стало чуть более частым. И перед тем как я прикоснулся к её ключице и нашел начало большой грудной мышцы, она резко зажмурилась и тихо, медленно выдохнула.

— Здесь? — спросил я, надавив на место крепления.

— М-м-м… ниже, — прошептала она, и её голос слегка дрогнул.

Я продолжил движение вдоль грудной клетки, все еще работая с мышечным креплением, стараясь не пересекать ту невидимую границу. Мои пальцы скользили по краю ее груди, ощущая под тонким кружевом бюстгальтера напряженные мышечные волокна.

— Да… вот тут… — она снова застонала, и этот стон был уже другим — более глубоким, более настоящим. Ее сосок под кружевом набух и стал твердым. Я видел это совершенно отчетливо, и мой член тут же отреагировал на сие зрелище. А ее лицо покрылось легким румянцем, и она с трудом, будто сама была неуверенна, произнесла: — Еще… ниже…

Сделав глубокий вдох, я наконец позволил подушечкам пальцев коснуться самой выпуклой части ее груди, пробравшись под чашки бюстгальтера. И тут же по ее лицу пробежала судорога удивления.

Ее глаза, до этого момента прикрытые, резко открылись на секунду, прежде чем она снова захлопнула веки, но было поздно — я уже видел в них шок, смешанный с чем-то еще. Алое пятно стыда или возбуждения залило её шею и щеки.

А я быстро усилил нажим, двигаясь пальцами по краю ее груди, иногда заходя дальше, чем того требовал массаж.

Ирина уже не шутила. Не дразнила. Она лежала с закрытыми глазами, ее губы были слегка приоткрыты, а дыхание стало прерывистым. Она ушла в ощущения, и ее собственная игра обернулась против нее.

Я чувствовал ее возбуждение. И свое тоже. Это была опасная, порочная граница, и я уже переступил через нее. Мой член становился твёрже, и мне пришлось чуть отодвиньте, чтобы не упираться ей в макушку.

Затем моя рука скользнула еще чуть дальше, снова касаясь самой выпуклой части ее груди, вершины этих маленьких горок, и маленького твёрдого соска под кружевом.

Ее глаза резко открылись. В них было не возбуждение, а паника. Быстрая, как вспышка. Она схватила меня за запястье, не сильно, но решительно.

— Х-х-хватит, — выдохнула она. Её голос был тихим, но в нем прозвучала сталь. — Всё. Достаточно. Мне… мне лучше.

Она оттолкнула мою руку и села на кушетке, отводя взгляд. Ее щеки пылали. Она была смущена. Смущена по-настоящему. Она потеряла контроль над ситуацией. Надо мной. И, казалось, была настолько поражена, что потеряла дар речи практически на целую минуту.

— Спа… сибо, — наконец пробормотала она, не глядя на меня. — Я… я всё. Спасибо.

Ирина спрыгнула с кушетки, натянула верх костюма и, не прощаясь, почти выбежала из кабинета.

Я остался один. С дрожащими руками, с бешено колотящимся сердцем и с громким, оглушительным вопросом в голове: «Нууууу? Кто кого только что соблазнил, а? И кто в итоге победил в этой странной, опасной дуэли, а, сучка? Я!»

Одно я понимал точно — лед тронулся. И течение уносило меня в самые опасные воды.

Но куда более насущным и физически ощутимым был другой факт — мой член снова стоял колом, налитый кровью и требовательный, как будто и не было недавней разрядки в гардеробной у Татьяны Викторовны.

Я машинально направился к двери, чтобы запереть ее на ключ, и мои ноги сами по себе потянулись в сторону кабинета главного тренера.

Я сделал всего пару шагов по коридору, в голове всплыли слова: «Наш маленький секрет» и «Ты знаешь, куда можно прийти за помощью». Но тут же я остановился, будто врезавшись в невидимую стену.

Третий раз за один день, Орлов? — прозвучал в голове едкий внутренний голос.

Да она подумает, что я законченный маньяк-извращенец! Что у меня вместо мозга один сплошной член!

Сначала утром в санузле, потом днем в гардеробной, а теперь, после сеанса с Ириной, снова бежать к ней с повинной и стояком? Она же профессиональный тренер, а не мой личный секс-терапевт!

Стыд, жгучий и едкий, залил меня с головой. Я представил ее взгляд — сначала удивленный, потом насмешливый, потом откровенно брезгливый. «Ну что, Алексей, опять приперло? Неужели ты сам не можешь справиться?» Да я сгорю на месте от одного такого взгляда.

Я вернулся в кабинет и рухнул на стул, схватившись за голову.

Я — студент-медик, человек, который должен владеть собой! — пролетело в голове. — А вместо этого мое тело живет своей отдельной, пошлой и неподконтрольной жизнью.

Ирина своим наглым, мастерским соблазном разнесла меня в щепки. Она не просто дразнила. Она проводила полноценное исследование на тему «сколько нужно намеков, чтобы массажист вспомнил о своем биологическом виде». И получила исчерпывающие данные.

Я сидел и тщетно пытался взять себя в руки, вызывая в памяти самые отвратительные образы из учебника по патологической анатомии. Не помогало. Память услужливо подсовывала вместо язв и некрозов горячее тело Ирины и ее тихие, прерывистые стоны, когда я касался её груди.

И тут я осознал.

Боже! — я посмотрел на свои руки. — Какой же я идиот! Взял и облапал молодую девчонку! А вдруг она испугалась того, что я сделал?

Да, она сама к этому вела, сама говорила, намекала и так далее, но она же молодая… наивная, глупая, озорная…

Вдруг она сейчас побежала жаловаться Татьяне или, что еще хуже, кому-то другому… маме, папе, полиции!

Это катастрофа! — констатировал я, и уже собирался встать и отправиться на разведку, как внезапно в дверь постучали.

Мое сердце замерло.

Ирина? Вернулась доделать начатое? А может, Татьяна Викторовна? Проверить, не свихнулся ли я? Или они пришли вместе, чтобы надавать мне пинков под зад и выгнать с позором?

— Войдите, — прохрипел я, чувствуя, как сердце начинает бешено стучать.

Глава 4 Анатомия искушения

Дверь открылась, и на пороге показалась… девушка. Или, скорее, энергетический сгусток в облике девушки. Невысокая, до моего плеча, но с такой осанкой, что казалась выше. Гибкая, с короткой стрижкой русых волос, от которой ее большие светло-жёлтые глаза казались еще больше.

В них плескалось озорство, любопытство и какая-то чертовская доброжелательность, от которой мой изможденный психически и физически организм взвыл в режиме тревоги. Слишком уж контрастировала она с ледяной Алисой и вызывающим огнем Ирины.

На ней была простая синяя футболочка и короткие шортики, делающие её образ… до невозможности домашним и оттого еще более опасным. В этом не было нарочитой эротики Ирины или холодного совершенства Алисы. Это была обманчивая простота, которая обнажала куда больше, чем скрывала.

Шортики обтягивали упругую, совсем не детскую попку, а тонкая ткань футболки соблазнительно тянулась над высокой молодой грудью. Она казалась живым воплощением того самого «глотка свежего воздуха», который сметает все барьеры и условности, включая профессиональную дистанцию.

Черт, — промелькнуло в голове. — Она специально так оделась? Выглядит как соседка по общаге, которую застукал в прачечной. Такая… простая.

— Привет! — она весело улыбнулась, оглядывая мой, вероятно, совершенно потерянный и перекошенный от переживаний вид. — Я не вовремя? Похоже, тебя уже кто-то хорошо помял. И не раз.

Ее слова прозвучали настолько метко, что я фыркнул — горько, безнадежно и с ощущением, что меня только что просканировали рентгеном.

— Что-то вроде того, — пробормотал я, с тоской глядя на массажный стол, который стал для меня полем боя, а не местом работы.

— Это Ирина постаралась, да? Я только что её видела. — она вошла и прикрыла за собой дверь с такой легкостью, будто это было перышко, и облокотилась на косяк. Ее взгляд стал понимающим, почти товарищеским. — Не переживай, она со всеми новичками так. Любит проверить на вшивость. Особенно мужчин. Говорит, что если мужчина выдержит ее атаку, значит, с психикой у него все в порядке, и с ним можно иметь дело.

Млять, — пронеслось у меня в голове. — Значит, это был не спонтанный порыв, а действия по плану? Но, похоже, в итоге всё у неё вышло из-под контроля.

— И много… она нашла психически устойчивых? — спросил я с иронией, которую сам же в себе и ненавидел. Голос прозвучал хрипло.

— Ноль, — девушка рассмеялась — звонко, заразительно, и от этого смеха в кабинете будто стало светлее. — Да и не важно, она просто придумала себе развлечение, пока ждет, когда ее тренерскую карьеру одобрят. Скучно ей, вот и изгаляется. Меня, кстати, Софьей зовут.

Развлечение, — с горькой усмешкой подумал я, чувствуя, как напряженная ткань моих штанов наконец-то пребывает в покое под атмосферой этого разговора.

— Честно говоря, я не понимаю, что здесь происходит, — признался я, смотря на ее доброе и приятное лицо. В ней не было ни капли фальши. — Я пришел работать. А тут… это.

— А это и есть работа, — Софья легко подошла к кушетке и устроилась на ней, свернувшись калачиком, как котенок, а не легла, как полагается клиенту. А как только она подперла голову ладошкой, с милой улыбкой спросила: — Что ты хотел от молодых девчонок, которые с пяти лет живут в мире льда, пота и адских нагрузок?

— Ну-у… — я растерялся, а затем, пожав плечами, ответил. — Другого…

— Ааа, ну получай что есть. — она засмеялась и добавила. — Я, кстати, тоже за массажем, ты не против? — она посмотрела на меня с хитрой улыбкой. — Не помнешь чуток? Чисто по-профессиональному? Я, пускай и молодая, но ерундой, как Ирина, не занимаюсь, и нормальная, в отличие от Алисы, разговорчивая. — она подмигнула, и я почувствовал, как напряжение потихоньку уходит.

Наконец-то. Нормальная работа. Без подтекстов, без игр. Просто массаж. Правда, судя по всему, с болтовнёй. Но после сегодняшнего дня простая болтовня казалась райским отдыхом. Пускай я и мечтал годами об женском внимании, но, похоже, совершенно не был к нему готов… Для начала бы привыкнуть к тому, что у нас происходит с Татьяной.

— Конечно, — я с облегчением кивнул, стараясь выглядеть профессионалом, а не перевозбужденным подростком. — На что жалуетесь?

— О-о-о, — протянула она с такой драматической интонацией, будто играла в школьном спектакле. — Спина, шея… Всё как у всех. После сегодняшних прыжков чувствую себя разбитой куклой, которую забыли собрать.

— Хорошо, — я кивнул, уже привыкая к ее театральности. — Ложись, пожалуйста, поудобнее.

— А, секундочку! — она с легкостью спрыгнула с кушетки, словно у нее в ногах были пружины. Схватив одноразовое полотенце со столика, она отвернулась и в одно мгновение, под моим ошарашенным взглядом, сняла футболку. Мой мозг успел зафиксировать лишь мелькнувшую в воздухе упругую спину, тугую, как два спелых яблока, попку в обтягивающих шортиках и тонкую талию, прежде чем она, ловко прикрывшись полотенцем, развернулась и подмигнула мне, снова запрыгивая на стол. — Теперь я готова! — объявила она и заулыбалась. — Ну не удивляйся ты так, а то мне стыдно становится. Я же на массаже…

Черт, а она права, — промелькнуло в голове. — Но от этого не легче!

— А да, прости, — выдавил я, чувствуя, как предательский жар разливается по щекам. — Просто… не привык еще.

Она понимающе улыбнулась и аккуратно перевернулась на живот, уткнувшись лицом в специальное отверстие. Ее голос стал приглушенным, но не менее насмешливым.

— Можешь начинать.

Я подошел ближе и несколько секунд потратил на то, чтобы прийти в себя.

Так, расслабься, ты же не увидел ничего такого! Да, не увидел… но вот сам факт, эта дерзкая, почти бытовая откровенность, сработала на мое возбуждение куда сильнее, чем все продуманные позы Ирины.

Я попытался внушить себе, что это ведь нормально… Так сказать, для лучшего доступа к телу. Чисто профессиональная необходимость. Но, черт возьми, какая уж тут профессиональность, когда перед тобой лежит полуголая гибкая фигуристка, от которой так и веет молодостью и озорством…

Ну-у… окей. — решился я, и налил в ладони масло — то самое, с ментолом, мой верный охлаждающий щит — и прикоснулся к ее спине.

И… обалдел.

Ее мышцы не были монолитом, как у Алисы, или упругим вызовом, как у Ирины. Они были… умными. Глубокими. Я чувствовал под пальцами каждую трапецию, каждую мышцу, вытянутую вдоль позвоночника, но они не сопротивлялись, а словно прислушивались, подсказывая, куда нажать.

— О, да у тебя и впрямь руки откуда надо растут, — прошептала она, и ее тело начало расслабляться почти мгновенно. — Прям как наш… Виктор Петрович.

Я невольно рассмеялся. Образ дяди Вити, делающего массаж таким красоткам. Неужели в его возрасте уже не влечёт к женскому телу? Сколько ему? Лет сорок пять вроде?

— Он… конечно, своеобразный специалист, — дипломатично добавила она, пока я находил особенно тугой узел между лопатками. — Однажды он мне столько синяков на ногах оставил, пытаясь «разбить соль», что я потом две недели ходила, как робот-убийца из дешевого боевика.

Я засмеялся. Было приятно. Вот так просто смеяться. Говорить о нормальных вещах.

Ее тело было живым, отзывчивым, и работа с ним приносила чисто профессиональное удовлетворение. Никакого стояка, никаких похабных мыслей. Только я, мои руки и мышечная ткань, которая благодарно откликалась на каждое движение.

— А ты давно в фигурном? — спросил я, переходя на плечи.

— С тех пор, как родители поняли, что на коньках я бегаю быстрее, чем на своих двоих, — ответила она. — Лет с семи. Сначала просто для здоровья, а потом… втянулась. Люблю лед. Люблю музыку. Люблю лететь, не чувствуя своего тела. Хотя после таких полетов оно напоминает о себе, как видишь.

— И как, не надоело? Столько лет одни и те же движения.

— Я тут слышала, что ты, хирург будущий, что-то еще скажешь мне про однообразные движения? — парировала она, и я представил, как она ухмыляется, уткнувшись лицом в отверстие кушетки. — Это как танец. Один и тот же, но каждый раз — другой. Зависит от музыки, от настроения, от льда…

Ее наивная формулировка снова заставила меня улыбнуться.

Боже, какая же она… солнечная и приятная, — пронеслось в голове. — После всей этой интриганки Ирины и снежной королевы Алисы, общение с ней — как глоток свежего воздуха в противогазе.

И тело у нее… приятное.

Не для похабных мыслей, хотя чего лукавить, задница просто шикарная, я бы с превеликим удовольствием зарылся в неё поглубже хоть прямо сейчас, но с ней всё как-то… просто… спокойно.

Она тёплая, живая, без подвоха.

Софья красивая девушка, но, как бы это сказать… Может, не в моём вкусе просто? Или, возможно, это я просто морально выгорел от последних событий и временно… недееспособен ниже пояса.

Мы болтали еще минут десять. Обо всем и ни о чем. О погоде, о сложной сессии, о дурацких трендах в «ТикТоке». Она была потрясающим собеседником. Легким, беззаботным.

Когда она ушла, послав мне на прощание шуточный воздушный поцелуй и крикнув: «Держись, новичок! Ты круто справляешься!», я почувствовал, что земля наконец-то перестала уходить из-под ног. Да, я все еще был в эпицентре странных событий, но теперь у меня появился… друг, ну или скорее приятель. Ну или, по крайней мере, дружелюбно настроенный клиент.

Я прибрался в кабинете, и мысль о необходимости обсудить график работы с Татьяной Викторовной стала актуальной, когда стрелка часов пробила восемь.

Эйфория от общения с Софьей потихоньку испарилась, сменившись привычной нервной дрожью.

Я вздохнул и направился к её кабинету, каждый шаг по коридору отдавался в висках тяжелым, отмеренным стуком.

Что я скажу? «Здравствуйте, я тут, можно расписание?» После всего, что было? После того, как она… помогала мне? А потом я… еще и кончил на её грудь. Звучало как… издевательство.

Я постучал, и тут же услышал.

— Войдите! — ее голос прозвучал собранно и энергично, будто того разговора в гардеробной и не было.

Она сидела за столом, уткнувшись в планшет, на ее лице застыла маска концентрации. Увидев меня, она отложила гаджет в сторону, и маска сменилась на легкую, почти незаметную улыбку. Не той хищной амазонки, что дышала мне в шею среди вешалок с костюмами, а улыбкой начальника, видящего ценного сотрудника. Это сбивало с толку.

— Ну, Алексей? — она откинулась на спинку кресла, оценивающе оглядывая меня. — Как прошел твой первый день? Если судить по внешнему виду — неплохо?

— Вроде… неплохо, — честно ответил я, останавливаясь перед столом, как школьник у директора.

— Главное — результат. — парировала она, скрестив руки на груди. Этот жест заставил ткань пиджака натянуться, и я с отчаянием понял, что мой мозг уже запрограммирован реагировать на это. К счастью, усталость была сильнее. — И он есть. Алиса сегодня выдала чистейший тройной на тренировке, чего не было с прошлого месяца. Я уже думала, она его забыла. Ирина… — она сделала многозначительную паузу, и мне показалось, что в ее глазах мелькнула та самая, знакомая искорка, — … Ирина была необычно сосредоточена. И молчалива. Что само по себе — событие из разряда фантастики. Видимо, твои методы… производят впечатление.

Неужели она имеет в виду под «методами» мой «контрнатиск» на грудь Ирины? Если так, то я просто гений импровизации.

— Благодарю… — я улыбнулся. — Рад, что могу помочь. — Эм… по поводу графика, — перевел я тему, чувствуя, как горит лицо. Мне нужно было вернуться на твердую почву формальностей. — Хотел узнать расписание сеансов, чтобы понимать, когда я нужен, а когда нет.

— Расписание? — она подняла бровь, словно я заговорил на древнекитайском. — Ах да… на самом деле, твой рабочий день официально начинается с завтрашнего дня, но я решила, что могу рассчитывать на твою помощь и сегодня. В качестве… вводного инструктажа и взамен за мои… услуги. — она подмигнула, и ее улыбка снова стала опасной.

Хо, да на такую сделку я согласен! — пронеслось в голове, но вслух я лишь кивнул.

— И да, раз уж я сегодня столько сделала для твоего… профессионального спокойствия, — она произнесла эти слова с такой сладкой интонацией, что у меня похолодело в животе, — мне и самой захотелось… кое-чего. В порядке взаимности.

О-о-о-о-о! Она хочет секса? Прямо сейчас? Здесь? — мой мозг завис, пытаясь обработать эту информацию. После относительно спокойного сеанса с Софьей это было как ведро ледяной воды. Или кипятка. — Я не готов!

— Да? — выдавил я неуверенно, чувствуя, как кровь, только-только успокоившаяся, снова начинает активно циркулировать по телу, устремляясь в одно, вполне определенное место. — Что вы имеете в виду?

— Ты слышал что-нибудь о куни? — ее голос был тихим, но каждое слово прозвучало с пулеметной отчетливостью.

От этого прямого вопроса у меня перехватило дыхание. Я смог только кивнуть, ощущая, как по телу разливается жар, а в ушах начинает шуметь кровь. Мой член, предательски оживавший при одной мысли о ней, теперь налился свинцовой тяжестью и уперся в ширинку, требуя свободы.

— Прекрасно. — она довольно улыбнулась, глядя мне прямо в глаза. — Значит, сэкономим время на ликбезе. — она перевела взгляд на часы и произнесла. — Пойдем, в такое время нам точно никто не помешает.

Она встала из-за стола с той же плавной, кошачьей грацией, что и утром, и жестом, не терпящим возражений, велела следовать за собой. Мы снова направились в ту самую гардеробную. Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухими ударами в висках.

Войдя в комнату, она закрыла дверь на ключ с таким щелчком, что я вздрогнул. Потом подошла к вешалке и плавно скинула свой пиджачок, оставшись в водолазке.

Она развернулась к невысокой банкетке, стоявшей у стены, и медленно, не сводя с меня горящих темных глаз, с театральной паузой подобрала подол строгой юбки, открывая взгляду еще больше безупречные, сильные бедра, а затем она опустилась на нееи поймала мой завороженный взгляд.

Я замер.

Я уже видел ее в нижнем белье, уже трогал ее грудь, но этот момент был другим. Невероятно интимным и властным. Она словно открывала очередную дверь в свой мир, и я был приглашен войти, но только на ее условиях.

Она медленно, почти лениво, отодвинула тонкую ткань дорогих кружевных трусиков в сторону, открывая взгляду аккуратно подстриженную темную шевелюру. Кровь ударила в голову, и я почувствовал, как мой член, будто по команде, напрягся и подпрыгнул, оттягивая ткань штанов с такой силой, что это должно было быть заметно даже слепому.

Эффект был настолько очевидным, что она тут же хищно ухмыльнулась.

— Да-а-а, молодость, — тихо прошептала она, и в ее голосе прозвучала смесь удивления, одобрения и какого-то хищного любопытства. — Ты уже третий раз возбудился за сегодня. Впечатляющая… выносливость.

Ее слова задели меня за живое. В них не было осуждения, но был вызов. И оценка. Как тренер оценивает потенциал нового спортсмена.

— Это еще не предел, — гордо выпалил я, сам удивляясь своей наглости. Адреналин и возбуждение делали свое дело. — Я и не на такое способен.

Татьяна усмехнулась, низко качнув грудью, и в ее глазах вспыхнул азартный огонек.

— Хорошо, мы это проверим… Но как-нибудь в другой раз. А сейчас… — она стрельнула глазками вниз, на свою обнаженную плоть, а потом снова уставилась на меня, — … покажи, на что способен твой язык. Я хочу кончить. Сейчас.

Это был приказ. Четкий, недвусмысленный.

Я осторожно подошел и опустился перед ней на колени. Воздух в гардеробной был густым и сладким от ее духов, смешанных с возбуждающим, терпким ароматом ее тела. Я положил руки ей на колени, ощущая под пальцами горячую, гладкую кожу ее бедер. Она смотрела на меня сверху вниз, ее взгляд был тяжелым, властным, полным ожидания.

Я медленно наклонился вперед. Позволил своему дыханию коснуться ее самой сокровенной плоти. Она вздрогнула, и я увидел, как сжались ее пальцы на краю банкетки. Затем я коснулся ее половых губ губами. Сначала легко, почти неуверенно, просто прижался к нежной, влажной коже. Она издала тихий, прерывистый вздох, и ее бедра слегка подались навстречу.

Ободренный, я стал действовать увереннее. Я целовал, ласкал ее языком, скользил по всем складкам промежности, находя тот маленький, напряженный, невероятно чувствительный бугорок, который заставил ее выгнуться в дугу и тихо, но отчетливо вскрикнуть. Ее руки впились мне в волосы, то притягивая ближе, с требовательной силой, то слегка отодвигая, направляя и показывая, что ей нужно.

Я слушал ее дыхание, ее тихие, сдавленные стоны, и это был самый сладостный звук на свете. Я полностью отдался этому процессу, забыв обо всем на свете — о стыде, о страхе, о Ирине, Алисе и Софии. Существовала только она, ее вкус — солоноватый, пряный, женский, ее запах, сводящий с ума, ее нарастающее, неконтролируемое возбуждение.

Мое собственное тело не желало оставаться в стороне. Член горел, пульсировал, требуя внимания. Одной рукой я продолжал держать ее за бедро, а другую, дрожащую, сунул в свои штаны. Расстегнув ширинку, я с облегчением высвободил своего взбесившегося дружка.

Он резко выпрямился, влажный от предсеменной жидкости, будто обвиняя меня в непозволительном промедлении. Я обхватил свой напряженный ствол, и стон вырвался уже из моей груди. Контраст был невероятным: нежность и влажность ее вагины на моих губах и грубая, твердая плоть в моей руке.

Я начал дрочить, синхронизируя движения языка с движениями руки. Быстро, жадно, отчаянно. Каждый взмах кулака по своей возбужденной плоти отзывался новым, более глубоким и настойчивым движением языка.

Я входил в неё, погружался глубоко в её горячую, трепещущую киску, чувствуя, как внутренние мышцы сжимаются вокруг моего языка, и это сводило меня с ума. Я ласкал клитор и снова… и снова проникал внутрь влагалища, пытаясь угодить, подчиниться, довести до края.

Ее стоны стали громче, отчаяннее, она начала двигать бедрами, встречая мои ласки. Ее движения становились все более беспорядочными, животными, и она уже не направляла, а просто держалась за мои волосы, как за якорь.

Ее тело изгибалось, подчиняясь нарастающему внутри давлению, а пальцы сжались в моих волосах так, что стало больно, вырывая у меня приглушенный стон, который терялся в сокровенной влаге между ее ног.

— Да… вот так… не останавливайся… — ее голос был хриплым, чужим.

Я чувствовал, как ее тело начинает содрогаться, как подходит та самая волна. И я сам был на грани. Мое дыхание сбилось, спина покрылась испариной.

— Я… я тоже… — простонал я, не в силах сдержаться.

— Вместе… — прошептала она, и это было последней каплей.

Ее тело взорвалось волнами наслаждения. Она громко, сдавленно вскрикнула, ее пальцы впились мне в кожу головы, а ноги на мгновение сомкнулись вокруг моей шеи, прижав плотно к влагалищу, прежде чем безвольно разжаться. В тот же миг мое тело пронзила судорога, и я, со стоном обречения, начал кончать, выстреливая горячими потоками спермы в свою ладонь.

Мы сидели так где-то с минуту, тяжело дыша, в полной тишине, нарушаемой лишь нашим учащенным дыханием. Она медленно открыла глаза. В них читалась глубокая, животная удовлетворенность. Она посмотрела на мою руку, все еще державшую твердый член, из головки которого выглядывала капелька спермы, на мое перекошенное от наслаждения и стыда лицо.

— Ну вот… — она облизнула губы, затем хриплым и ленивым голосом произнесла: — Ты хорошо постарался, очень хорошо… Давно мне не было так… приятно…

Она проговорила это с благодарностью и усталой удовлетворенностью. Затем встала, поправила трусики, вернув их на место, и скатала края юбки, её движения были плавными, ленивыми, исполненными сытой грации хищницы.

Затем она подошла к столу, взяла со стола заранее приготовленный листок бумаги и, вернувшись, протянула его мне, все еще стоявшему на коленях и пытающемуся прийти в себя после первого в своей жизни кунилингуса.

— Вот предварительное расписание. Основные сеансы — утром, после зарядки, и вечером, после основной тренировки. В случае растяжений и травм — внепланово, как было сегодня с Алисой.

Я взял листок дрожащей рукой. Имена, время… рядом с именем Ирины я невольно задержал взгляд.

— Есть вопросы? — её голос вернул меня к реальности. Он снова стал собран, деловым.

— В общем, нет. Всё понятно, — сумел я выдавить из себя.

— Прекрасно. — она снова улыбнулась, на этот раз улыбка стала теплее, почти интимной, но от этого не менее опасной. — И, Алексей… насчет нашего этого… взаимовыгодного сотрудничества. Не переживайте. Я ценю профессионализм. А всё остальное… — она медленно, наглядно провела языком по верхней губе. — … остальное — приятный бонус. При условии, что это не мешает работе. Твоей и моей.

Мой желудок сжался в тугой узел. Она обозначала границы. Свои границы. В пределах которых мне дозволялось существовать, быть полезным и… развлекать её. Я был и сотрудником, и любовником, и, чёрт побери, почти что проституткой.

Но почему-то в этот момент это не казалось унизительным. Это казалось… идеальным стечением обстоятельств.

— Я понял, — кивнул я, чувствуя, как этот разговор, как и мой рабочий день, окончательно заканчивается.

— Отлично. Завтра начинаем по расписанию. Первая у тебя — Софья. В семь утра. Не опаздывай.

Я вышел из её кабинета, крепко сжимая в руке листок с расписанием. Он был моим пропуском в этот мир. И моим приговором.

Семь утра. Софья. Хорошее, спокойное начало. Потом… потом Алиса, и, наконец, Ирина. И так по расписанию всего трижды: утром, перед обедом и вечером. Непростой график… однако.

Я направился в массажный кабинет, чтобы всё проверить и подготовить для завтрашнего дня.

Мысль о новой встрече с рыжей бестией заставила моё сердце сделать сальто. Но на этот раз к страху примешивалось что-то новое — азарт. И знание. Смущённая, растерянная Ирина была куда интереснее и опаснее, чем самоуверенная провокаторша. И я уже знал её слабое место. Её упругие сиськи.

С этими мыслями я закончил необходимую подготовку, всё прибрал и расставил по местам и вышел на улицу. Вечерний воздух был прохладен и свеж после насыщенной, густой атмосферы «Ледовой Короны».

Я шёл к остановке, к общаге, к своему захудалому миру, который всего за один день стал казаться таким далёким и чужим. В кармане зажужжал телефон, это был дядя Витя.

— Ну что, балбес, как устроился? — просипел он в трубку. — Девчонки не заели? Небось, глаза разбегаются!

— Вроде норм, дядь Вить, и устроился, и с девчонками порядок. — ответил я, с трудом возвращаясь в реальность. Мой голос звучал устало и отрешённо. — Спасибо ещё раз.

— Не благодари. Лучше следи за яйцами, напоминаю! — он рявкнул и бросил трубку.

Я убрал телефон и посмотрел на темнеющее небо. «Следи за яйцами». Хороший совет. Проблема в том, что в «Ледовой Короне» за ними следили слишком многие.

У меня было чуть меньше суток, чтобы подготовиться к следующему дню и сеансам массажа. И на этот раз я хотя бы приблизительно знал правила игры, и знал, с чем могу столкнуться, тоже приблизительно. Но, чёрт возьми, от этого не становилось спокойнее.

Впереди был новый день. Новые сеансы. Новые испытания на прочность. И я ещё не знал, что самое сложное, как всегда, было ещё впереди.

Глава 5 Пять причин для стояка

Я лежал на своем общажном матрасе, впитавшем все запахи отчаяния за последние годы, и зырил в потолок.

В потрескавшейся штукатурке проступали причудливые узоры, но сегодня утром я видел в них не абстракцию, а вполне конкретные образы: изгиб спины Алисы, хищную улыбку Татьяны Викторовны, дерзкий взгляд Ирины и ямочки на щеках улыбающейся Софьи и, конечно… конечно, трясущиеся сиськи Светы.

Боже, — медленно пронеслось в сознании, будто сквозь густой туман. — Это всё было на самом деле? Вчерашний день… он же мне не приснился?

Я повернулся на бок и схватил с тумбочки свой древний Nokia.

Вызовы: «Дядя Витя днём» и «Дядя Витя вечером». Эти звонки были самым вещественным доказательством реальности произошедшего.

Сон так подробно не снится. — заключил я с довольной улыбкой на лице. — я даже вспомнил, как он сипел в трубку, и затем отложил телефон и поднял руки перед лицом. — Эти самые руки. Вчера они касались… всего. Они мяли стальные мышцы Алисы и были совсем рядом с её маленькой сладкой попкой, скользили по упругому бедру Ирины, а потом и прикасались… к её обнажённой груди, чувствовали тепло кожи Софьи…

Я опустил взгляд ниже пояса. Мой дружок мирно почивал, видимо через чур утомленный вчерашними подвигами. Затем я дотронулся до собственных губ, и уголки сами собой поползли вверх, вырисовывая глупую, блаженную улыбку.

Боже, — снова подумал я, но уже с совсем другой интонацией. — Вчера… мои пошлые и тайные студенческие фантазии… они исполнялись. Пусть и с нюансами. А сегодня? Сегодня, может быть, будет ещё лучше?

С этой мыслью я тут же вскочил с кровати, будто меня ударило током. Взгляд снова упал на телефон.

Время — 5:29.

Отлично! Я не проспал. Пора собираться. — покидая свою комнатушку, я отправился в душ, затем, высохнув, нарядился в более-менее приличную рубашку и брюки и задумался. — Черт, а график-то получается насыщенный. Выходит, я буду проводить там почти весь день, с раннего утра до позднего вечера. И вчерашний день был всего лишь авансом, вводной главой в этот сумасшедший мир. А сколько событий втиснулось в эти несколько часов? И сколько их будет сегодня, на полноценном рабочем дне?

С этой тревожной и щекочущей нервы мыслью в голове я добрался до остановки и сел в автобус. Пока он качался на ухабах, я продолжал свои размышления, уставившись в запотевшее стекло.

Интересно, что… что у нас будет сегодня с Татьяной? — в голове тут же всплыл образ гардеробной, ее тяжелое дыхание и властный взгляд. — Будет ли у нас… продолжение? Может, она мне отсосёт? Черт, это было бы просто… нереально классно! Прям шикосс!

От одной этой мысли кровь ринулась вниз, и я начал мысленно повторять латинские названия костей в течение всего пути, пытаясь отвлечься.

Когда автобус добрался до остановки. Я выпрыгнул и почти бегом пустился к стеклянному дворцу «Ледовой Короны». Войдя внутрь, я снова ощутил тот самый запах — денег, чистоты и едва уловимого женского аромата, который сводил с ума.

За стойкой ресепшена, как и вчера, восседала Света, секретарша-брюнетка с божественными формами. Она была в расслабленной позе, говоря по телефону и чуть ли не закидывая ноги на стол.

Сегодня на ней была яркая красная блузка из тончайшего шифона и обтягивающие черные брюки. Глубокий вырез, будто ей было очень жарко, открывал приятный вид на соблазнительные пышные формы. Это выглядело одновременно и строго, и до неприличия похабно. Мой взгляд непроизвольно скользнул по контуру ее груди, и я почувствовал знакомое предательское тепло внизу живота.

Она так увлечённо что-то обсуждает, — заметил я, а затем с глупой улыбкой подумал: — На ее лице прям очень сосредоточенная гримаска, а лучше бы… была моя колбаска. Хе-хе.

После я на мгновение задумался: «А Татьяна, скорее всего, выглядела так же, когда была моложе? Такая же… аппетитная? Хотя она и сейчас не хуже, а в некоторых местах, возможно, и даже лучше».

— Доброе утро, Света, — поздоровался я, подходя к стойке.

Она подняла на меня взгляд, и ее лицо озарила теплая, немного хитрая улыбка.

— Лёша, привет! Татьяна Викторовна просила, как только ты придёшь, отправить тебя к ней. В зал.

— В зал? — я не понял. — То есть прямо… туда? К ним?

— Да, — кивнула она и многозначительно махнула головой в сторону коридора, ведущего к тренажерному залу. — Поспеши.

Я кивнул, сглотнув внезапно подступивший комок нервов, и направился к залу. После того как я открыл дверь, перед глазами открылось завораживающее зрелище: маты, тренажёры, шведские стенки и три фигуристки, выполняющие комплекс растяжки и разминки. Софья, Ирина и Алиса. И посреди них, в самом центре, стояла Татьяна Викторовна.

Но она была не в своем строгом костюме. На ней был такой же обтягивающий синий тренировочный костюм, как у девочек. Ткань обрисовывала каждый изгиб ее тела — мощные плечи, упругую грудь, узкую талию и округлые, соблазнительные бедра.

Она выглядела… своей. Частью их команды.

Я прошел внутрь, и воздух, наполненный запахом резины и разогретых мышц, ударил мне в нос. Тишину нарушали лишь сдержанное дыхание спортсменок и властные команды Татьяны.

Алиса, с лицом, выражающим ледяную концентрацию, сидела в продольном шпагате, ее стройное, почти неестественно гибкое тело образовывало идеальную линию. Попка, плотно обтянутая тканью, была упруго прижата к мату. Ирина, стоя в глубоком выпаде, тянула квадрицепс. Ее рыжие волосы были собраны в беспорядочный пучок, а спортивный топ обнажал гибкую спину, по которой струился пот. Каждое движение ее бедер было отточено и вместе с тем исполнено скрытой мощи. Софья, улыбаясь, делала «складку», легко касаясь головой коленей. Ее невысокое, но идеально сложенное тело гнулось с поразительной легкостью, а округлые, соблазнительные ягодицы в коротких шортах были обращены прямо в мою сторону.

Я подошел к группе, стараясь не смотреть пристально на это собрание совершенных тел.

— Здравствуйте, — произнес я, чувствуя себя немного не в своей тарелке.

Татьяна Викторовна обернулась. Ее взгляд скользнул по мне быстрой, оценивающей проверкой.

— Алексей, вовремя. Молодец, — сказала она деловым тоном, будто вчера не было ни гардеробной, ни ее стонов, ни вкуса ее вагины на моих губах. — Нужно оценить мышечный тонус и готовность девочек к нагрузке до начала интенсивной тренировки. Будешь работать прямо здесь. Быстро и точечно. Начнем с Ирины.

Мое сердце упало и тут же подпрыгнуло.

Ирина, поймав мой взгляд, резко отвела глаза, и на ее щеках выступил легкий румянец. Она неуверенно подошла ближе, ее поза была скованной.

— Привет, — прошептала она так, что услышал только я, и в ее голосе я явно заметил стыд и неловкость, — снова увиделись…

Татьяна, не обращая внимания на ее реплику, четко скомандовала:

— Спина, плечевой пояс. Быстро. У Ирины сегодня сложные поддержки.

Я кивнул, стараясь сосредоточиться на работе. Но как тут сосредоточишься, когда перед тобой стоит девушка, чью грудь ты лапал вчера, а рядом наблюдает та, кому ты вчера… делал куни, и все это на фоне того, как стройное тело Софи гнется в немыслимой позе, а упругая попка Алисы маняще подрагивает при каждом ее движении?

Ирина стояла, избегая прямого взгляда, что для нее было уже странно. Обычно ее глаза буравили тебя насквозь, а сейчас она будто изучала узоры на кафельном полу. Ее поза потеряла привычную дерзость, в ней появилась какая-то неуверенность, почти девичья скромность.

Даже ее «Ну?», сказанное вскоре после распоряжения Татьяны, прозвучало не как вызов, а скорее как робкая попытка вернуть себе почву под ногами. Воздух между нами был густым, как кисель, от невысказанных слов и припрятанных воспоминаний.

Мои пальцы, будто живые существа, сами потянулись к ее плечам. Я начал с легкого поглаживания, оценивая общее состояние. Кожа под тонкой тканью майки была горячей, почти обжигающей. Затем я усилил нажим, прощупывая трапеции. Они были упругими, как туго набитые подушки, но без привычной для нее каменной скованности.

— Подними правую руку, — тихо скомандовал я.

Она послушно подняла, и я пропальпировал дельтовидную мышцу, чувствуя под пальцами каждое волокно. Моя рука скользнула ниже, к трицепсу. Мышца дрогнула под моим прикосновением, и я почувствовал, как по ее телу пробежала легкая дрожь.

— Лопатка, — выдохнула она, и в голосе слышалась неуверенность.

Я переместил руки к краю лопатки, нашел знакомый узел напряжения и начал его разминать круговыми движениями. Она непроизвольно выгнулась, подставляя спину моим ладоням, и тихо ахнула, когда я попал в особенно болезненную точку.

— Мышцы в тонусе, — констатировал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и профессионально, хотя сам чувствовал, как учащенно бьется сердце. — Но есть небольшой зажим. Следствие нагрузок.

Ирина лишь кивнула, не вступая в словесный поединок. Эта новая, несвойственная ей сдержанность сбивала с толку сильнее любой ее наглости.

Татьяна Викторовна, наблюдая за этим молчаливым представлением, лишь слегка приподняла бровь. Казалось, она читала нас как открытую книгу.

— Софья, твоя очередь, — ее голос прозвучал как удар хлыста, возвращая всех к реальности.

Софья подкатилась, ее добродушная улыбка стала глотком свежего воздуха в этой напряженной атмосфере. Ее осмотр прошел быстро и без эксцессов, как и у Алисы, которая, ограничилась парой ледяных, но одобрительных слов.

— Хорошо, — подвела черту Татьяна, окидывая нас всех оценивающим взглядом, затем громко, командирским тоном начала раздавать указания. — Теперь за работу! Заканчиваем разминку, девочки! Интенсивная программа! Потом на лёд! — девушки разбежались по залу, продолжив разминку, а Татьяна повернулась ко мне. — Алексей, ты свободен до утренних сеансов. Иди готовься. Я начну отправлять их к тебе по очереди, а потом… и сама загляну.

Она подмигнула и начала медленно скользить взглядом вниз, и к тому времени, как она добралась до паха, член уже привстал. Она одобрительно улыбнулась, а я кивнул, сглотнул и ретировался.

Казалось, я унес с собой облако неловкости, и тут же в моей голове, пока я шёл по коридору, пронеслось:

Черт возьми, да они же все просто созданы для того, чтобы сводить с ума. Эта стеснительная Ирина — просто мечта любого, кто хочет почувствовать себя первооткрывателем. А я бы очень хотел воспользоваться своей открывашкой…

А Алиса… её холодность только подогревает желание растопить этот лёд, и я не против использовать для этого свой горячий язычок. И Софья со своей солнечной улыбкой и телом, которое так и просится на…

Ух, мляя… — я глянул вниз. — Ну привет… решил уже во всю длину показаться? Поздно, дружок, я уже покинул то сборище сладких задниц.

Я поднял голову и, поправив член, продолжил путь.

Нет, ну они все по-своему прекрасны, конечно… однако Татьяна… — при одной мысли о ней по спине пробежали мурашки. — Она просто богиня, которая решила поиграть со смертным! И, черт побери, как же она это делает! Всего пара слов, и я… просто готов обкончаться прямо в штаны!

Проходя мимо ресепшена, я заметил, что Света уже была не за столом. Она сидела на самом столе, свесив ножки, и что-то бойко печатала на своем смартфоне.

Она подняла на меня глаза и, поймав мой взгляд, лукаво улыбнулась.

— Ну как? Увидел девушек во всей красе? Посмотрел, как они гнутся? — спросила она, игриво покачивая ногой на высоком каблуке. — Ты, кстати, вообще смотришь фигурное катание? Тебе нравится такое или нет?

— Смотрел пару раз, — признался я, одновременно с этим надеясь, что она не заметит мой стояк. — По телевизору…

— Ну что, красавицы ведь, да? — спросила она внимательно изучая мою реакцию.

— Ну да, наверное, — пробормотал я, чувствуя, как снова краснею. Ее прямолинейность была ничуть не лучше интриг Ирины, только в другом ключе.

Она весело рассмеялась.

— «Наверное», — передразнила она меня снова. — Скромник. Ладно, будешь кофе?

— Ну давай, — согласился я, и она приподняла свою попку со стола, и я снова невольно отметил, как идеально сидят на ней эти черные брюки, подчеркивая каждую линию ее бедер.

Мы прошли в ту самую маленькую комнатку с кофемашиной. Пока она возилась с аппаратом, я сидел на диванчике и пытался не пялиться на ее упругую попу, которая находилась на опасном, манящем облизательножелательном расстоянии.

— Так что, у тебя сегодня первый рабочий день в качестве официального временного сотрудника? — спросила она, протягивая мне чашку с улыбкой на лице.

— Получается, что так, — вздохнул я, принимая дар. — Надеюсь, обойдется без… эксцессов.

— Ой, не надейся, — она хитро подмигнула и присела рядом. — С нашими девочками скучно не бывает. — Света сделала многозначительную паузу, наслаждаясь моим смущением. — Ну, я думаю, ты привыкнешь.

— Ну не знаю, — честно признался я, разглядывая кружку. — Успею ли…

— Да успеешь, с Татьяной Викторовной же нашел как-то общий язык, — вдруг сказала Света, пристально глядя на меня. — Как, кстати, тебе это удалось?

Я чуть не поперхнулся кофе.

— Нормально… В смысле, само собой как-то получилось. Я… я ничего такого не делал, все строго по-деловому.

Мляяя… — пронеслось в голове. — Что я несу⁈ Как же я палюсь!

— По-деловому, — протянула она с легкой усмешкой. — Она и вправду очень деловая и даже строгая… Но с твоего появления она как-то… подобрела, что ли.

— Правда?

— Ага, — она кивнула. — Я даже удивилась, когда она меня сегодня не отругала за то, что я по телефону болтала прямо перед ней.

— Вот как… Ну, может, у неё просто настроение хорошее?

— Ага, — Света многозначительно улыбнулась. — Хорошее.

Я опустил голову, чувствуя дикую неловкость, и отпил из кружки.

Неужели она поняла? — задумался я.

— Ну ты главное держи ухо востро, — посоветовала она, становясь серьезнее и кладя руку мне на запястье. Ее прикосновение было неожиданно теплым. — И если что — я всегда рядом. Можешь зайти, выпить со мной кофе или просто поболтать. Мы с твоим дядей так всегда делали, скрашивали друг другу рабочий день, и он пролетал незаметно. Тут, знаешь ли, бывает скучно, пока девочки на льду или в спортзале, да и поговорить ведь толком не с кем.

— Хорошо, — неуверенно ответил я, чувствуя как успевший уснуть член снова просыпается от её прикосновения. — А… где все остальные? Другие фигуристки? И… почему здесь так тихо и пустынно? Ты вчера говорила, что…

Света лениво махнула рукой, жестом охватывая все пространство вокруг.

— Сейчас у нас что-то вроде межсезонья. Основной состав на сборе в Казани, младшие группы — на учебно-тренировочной базе под Москвой. — она сделала глоток кофе. — Обычно весь этот ажиотаж — родители, спонсоры, журналисты, фанаты — начинается перед крупными соревнованиями. А сейчас… можно сказать, сезон тишины. Идеальное время, чтобы освоиться, не так ли?

— Понятно, — кивнул я, и в душе странным образом похолодело.

Получалось, все эти дни я находился в эпицентре бури, которая была всего лишь легким бризом по сравнению с тем, что ждало впереди.

— Ну ты не переживай, — она лукаво улыбнулась. — И в такие дни, бывает, кто-нибудь да приходит. Например, в прошлом месяце снимали рекламу для компании, производящей различные аксессуары для коньков, лыж и всего такого. Ох… Народу было просто тьма, камеры, операторы, продюсер. Такая толпа, будто кино настоящее снимали, а не маленькую рекламку.

— Ого, — удивился я, — а кто был в главной роли?

— Алиса, — ответила Света. — Она еще так долго отказывалась, а продюсер и её отец её чуть ли не со слезами на глазах уговаривали. Но потом пришла её мать… Тоже та еще льдинка, или скорее целый айсберг, и та сразу же согласилась, хватило одного холодного взгляда.

— Ничего себе… — вырвалось у меня, и я представил эту сцену:

Надменная Алиса, упрямо сжав губы, и ее мать — такая же прекрасная и неприступная, чей один лишь взгляд способен сломить любую волю. Воображение тут же нарисовало образ элегантной женщины с ледяными глазами и идеальной осанкой, от которой веяло такой же холодной мощью, как и от ее дочери.

Света, наблюдая за моей задумчивостью, тихонько хихикнула.

— Забавно, да? Говорят, в свое время она была настоящей звездой, но карьеру оборвала из-за серьезной травмы. Теперь все амбиции — на дочери.

Ого, да это, наверное, целая династия снежных королев, — с почти суеверным трепетом подумал я. — Хотел бы я посмотреть на её мать. Интересно, она такая же красивая и строгая? Судя по словам Светы, да…

— Да, интересно. — ответил я.

Мы поговорили еще несколько минут, и ее простой, спокойный и бесхитростный тон немного успокоил мои издерганные нервы. И выйдя из комнатки, я с новыми силами направился в свой кабинет и там принялся за подготовку.

Механические движения успокаивали. Я тщательно расстелил свежую простыню, разглаживая каждую складку. Аккуратно поставил флакон с ментоловым маслом на полку, проверил температуру в комнате — 22 градуса, идеально для массажа.

Так, Софья первая, — мысленно повторял я, готовясь к сеансу. — С ней всё просто. Она как живой щит от всего этого безумия… но… а что, если ее доброта — это тоже маска? — я резко встряхнул головой. — Нет, остановись. Паранойя — не лучший помощник в массаже. Просто работа. Дыхание. Фокус. Покус… млять…

Я вздохнул и посмотрел на часы. До ее прихода оставалось три минуты. Время тянулось невыносимо медленно, каждая секунда отдавалась гулким эхом в напряженной тишине кабинета.

И ровно в семь, как по волшебству, дверь открылась. На пороге стояла Софья. Ее улыбка была как луч солнца в серый пасмурный день.

— Привет еще раз! — весело бросила она, влетая в кабинет с такой энергией, что воздух вокруг словно зарядился позитивом. На ней были те же короткие шортики и синяя футболка, что и вчера, но сегодня они казались еще короче. — Готова к утреннему массажу! А то чувствую себя как пережеванный плюшевый мишка!

Я не мог не улыбнуться. Ее энергия была настолько заразительной, что напряжение начало потихоньку отступать.

— Ложись, — сказал я с улыбкой, уже наливая в ладони масло с освежающим ароматом ментола. — Сейчас приведем тебя в божеский вид. Постараюсь собрать весь пух обратно.

— Хорошо! — звонко сказала Софья с сияющей улыбкой. — Только секундочку! — добавила она, отворачиваясь и с легкостью снимая футболку, а затем, ловко прикрывая грудь небольшим полотенцем, развернулась. — Так, главное — осторожнее с этим, — она указала на полотенце, игриво подмигивая. — А то упадёт — придётся на мне жениться. По спортивным традициям, — пошутила она с серьезным видом. — У нас тут такие негласные правила — кто девушек раздевает, тот и отвечать должен!

— Понял… — ответил я с неловкостью в голосе, задержав взгляд на полотенце и скользнув по контуру её груди, затем, подняв глаза и посмотрев на неё, добавил с улыбкой. — Буду осторожен!

Она улеглась на спину, и я невольно вновь задержал взгляд на её груди, скрытой под тканью. Даже через полотенце угадывались соблазнительные округлости, а когда она сделала глубокий вдох, ткань слегка сдвинулась, на мгновение обнажив крошечный участок темного ареола.

Я быстро отвел глаза, чувствуя, как кровь приливает к лицу, и вновь произнёс:

— Постараюсь быть предельно внимательным…

— Вот как? — с наигранной обидой бросил она. — Не хочешь на мне жениться?

— Не готов пока… к такому серьезному обязательству. — пошутил я в ответ, начиная массаж с плеч. — Особенно по спортивным традициям.

Она весело захихикала, её плечи начали трястись, и я усилил нажим, как бы намекая, что хватит, и пора приступить к работе.

— О да… — тут же протянула она блаженно, когда я нашел особенно тугой узел между лопатками. — Вот тут меня вчера так приложило… Думала, ключица треснет. Представляешь, вращаюсь в тройном тулупе, а тут бац — и приземляюсь как мешок с картошкой!

— Ничего, — спокойно произнёс я. — Сейчас всё исправим.

Услышав мои слова, она закрыла глаза, и её губы расплылись в спокойной сдержанной улыбке. И начал работать, стараясь не задеть злополучное полотенце, которое продолжало свое рискованное путешествие по ее груди.

Оно лежало как зеница ока, создавая странное напряжение — одновременно защищая и подчеркивая то, что скрывало. Каждое мое движение было выверенным, чтобы случайно не сбить эту хрупкую защиту, хоть и очень хотелось.

— У вас тут, наверное, бешеный график, — начал я разговор, переходя к массажу рук и желая отвлечься от приятных холмиков, будто накрытых пушистым снегом. — Целый день на ногах, постоянные тренировки…

— О, это ты мягко сказал! — рассмеялась Софья. — У нас все расписано по минутам. Утро начинается с разминки — растяжка, ОФП. Потом лед — отрабатываем элементы до седьмого пота. Потом бежим сюда, к тебе, на массажик — спасать наши бедные задницы, ой, то есть мышцы. — она громко хихикнула. — Потом короткий перерыв, и снова лед или силовая тренировка. А вечером — теория, разбор программ, изучение новых движений по видео. Иногда кажется, что мы как белки в колесе — крутимся, крутимся без остановки!

— Ничего себе, — выдохнул я, впечатленный. — А когда же жить-то? Мальчики, тусовки, кино?

— Какие мальчики! Какие тусовки! — фыркнула она и подняла веки. — Иногда только и успеваешь домой дотащиться, рухнуть на кровать и вырубиться. Зато какие перспективы! — ее глаза загорелись энтузиазмом. — Скоро чемпионат, потом отбор на международные соревнования… Это того стоит!

В этот момент она слегка повернулась, и полотенце снова предательски съехало, открыв еще больший участок груди. Ореол выглядел невероятно соблазнительно. Весь этот момент, то, что грудь была прикрыта и потихоньку из-за моих и её движений открывалась, был столь возбуждающий, что член уже начал наливаться кровью и набухать.

Мдя-мля-мля! Это выглядит даже сексуальнее, чем бы я увидел полностью обнажённую грудь! Это чувство сводит с ума!

Я поспешил перевести взгляд на ее лицо, стараясь сохранить профессиональное выражение.

— Ирина, кажется, сегодня она не в себе, — заметила Софья, глядя в потолок и, к счастью, не заметившая моего смущения. — Ходит вся такая задумчивая. Обычно она как ураган, а сегодня — тихая, спокойная. Ты ничего такого с ней вчера не делал, а? — в ее голосе снова зазвучал знакомый подтекст.

— Только массаж, — ответил я, переходя к кистям рук и стараясь говорить как можно более нейтрально. — Честное слово.

— Массаж… — протянула она с явным недоверием. — А почему тогда она сегодня в раздевалке всё роняла? То полотенце, то бутылку с водой? И на тебя смотрела в спортзале, будто ты не массажист, а пришелец с другой планеты. Обычно она на парней косится как на недоразумение, а тут… настоящая загадка!

Я почувствовал, как снова краснею, и сделал вид, что усердно работаю с ее запястьем, разминая каждую мышцу и сухожилие.

— Наверное, не выспалась, — пробормотал я, понимая, насколько слабо это звучит. — Или, может, у нее личные проблемы…

— Конечно-конечно, — фыркнула Софья, но в ее голосе слышалась добродушная насмешка. — Ладно, не буду давить. Но будь готов — когда Ирина ведёт себя тихо, значит, готовит какую-то пакость. Это как затишье перед бурей. Уж я ее знаю!

— Учту, — вздохнул я, заканчивая сеанс и с облегчением отмечая, что полотенце все же удержалось на месте. — Спасибо за предупреждение.

Софья подняла корпус, придерживая полотенце, затем опустила ножки на пол и медленно потянулась одной рукой вверх. Ее тело издало довольный хруст, а мышцы красивой идеальной спины соблазнительно заиграли под кожей, демонстрируя прекрасную физическую форму.

— Супер! Теперь я снова человек, а не плюшевый мишка! — она весело подпрыгнула на месте. — Спасибо, Лёш! Ты просто волшебник!

И она, быстренько накинув майку и послав мне воздушный поцелуй точно так же, как и вчера, выпорхнула из кабинета, оставив после себя шлейф хорошего настроения и легкий аромат своих духов.

Я остался один, все еще чувствуя тепло ее тела на своих ладонях. Первый сеанс прошел идеально. И хоть полотенце и её грудь добавили изрядную долю нервов, в целом все было профессионально и спокойно.

Но предупреждение Софьи об Ирине заставляло задуматься. Что же готовит эта «рыжая бестия»? И готовит ли вообще?

Я начал нервно перекладывать флаконы с маслами с полки на полку, мысленно проигрывая возможные сценарии.

Затем подошел к раковине и умылся холодной водой, стараясь смыть и остатки неожиданно накатившего сна, видимо с непривычки, навязчивые женские образы и глупые мысли.

Нечего думать об этой рыжуле лишний раз. — заключил я. — Будь что будет! Просто буду вести себя профессионально и не обращать внимания на её выходки! И стараться больше её не лапать где не следует…

Мысль о её груди пронзила разум с такой силой, что член тут же встал, оттянув ткань брюк.

Да млять!

Соберись, Орлов, — сурово сказал я сам себе. — Ты медик. Анатомия. Мышцы. Кости. Все остальное — лишний шум.

— Нужно вести себя профессионально! — выговорил я вслух, но слово «профессионального» застряло в горле комом.

После вчерашнего с Татьяной Викторовной границы между профессионализмом и чем-то иным окончательно стерлись.

Ох, она же сказала, что зайдёт ко мне… после трёх утренних сеансов. — я сглотнул и машинально прикоснулся к губам. — Чего же она хочет? Массаж? Куни? Секса? Ухх… — я закрыл глаза и представил её в разных ракурсах, в разной одежде и даже без. — Я согласен на всё!

И тут ровно в восемь, без единой секунды опоздания, дверь открылась.

Глава 6 Запрещенный прием

На пороге появилась она — Алиса в плотных синих спортивных штанах, обтягивающих каждую линию ее стройных ног, и простой черной футболке, скрывающей, но не способной скрыть идеальные контуры ее торса. Сверху была накинута синяя олимпийка с эмблемой «Ледовой Короны», расстегнутая нараспашку.

— Спина. И левое бедро, — произнесла она, коротко кивнув, и ее лицо, как всегда, было безупречной холодной маской — фарфоровая кожа, лишенная и намека на эмоции, и пронзительные глаза цвета зимнего неба, в которых читалась лишь отстраненная сосредоточенность.

Она сняла олимпийку, повесила ее на спинку стула и легла на живот, заняла место на кушетке с той же плавной, отточенной грацией, будто восходила на трон.

— Принято, — кивнул я, стараясь, чтобы голос не выдавал внутренней дрожи. — Как… самочувствие?

— Хорошее, — был лаконичный ответ.

Я начал работу.

Первые десять минут прошли в гробовой тишине, нарушаемой лишь гулом вентиляции и звуком моего собственного дыхания. Я работал с ее спиной через ткань майки, чувствуя под пальцами знакомые каменные глыбы мышц.

Перейдя к бедру, я нашел тот самый зажим, следствие прошлогодней травмы. Работал тщательно, методично, вкладывая в пальцы всю свою концентрацию. Ее кожа под тканью была горячей, почти обжигающей.

И эта попа… нет, не смотреть на попу! Попа нельзя! Бедра! Только бедра!

Прошло еще минут пять, и тут я осознал — штаны серьезно мешают.

Я… не могу качественно проработать мышцы бедра, не чувствую мельчайших спазмов.

Сделав паузу и собравшись с духом, я произнес максимально профессиональным тоном, каким только мог:

— Алиса, для более качественной проработки мышц бедра и таза… я рекомендую снять… штаны. Плотная ткань ограничивает доступ и не дает возможности для… глубокого воздействия.

Она замерла. Ее холодные глаза, казалось, просверлили меня насквозь, оценивая не только мои слова, но и скрытые мотивы. В воздухе повисла напряженная пауза, длившаяся, как мне показалось, вечность.

— Полотенце, — наконец произнесла она.

Я кивнул и, схватив полотенце со шкафчика, протянул его ей.

Она плавно поднялась, расстегнула и сняла спортивные штаны с той же бесстрастной эффективностью, как, казалось, и всё, что она делала.

Алиса обернула полотенце вокруг бедер и, прикрыв ягодицы, снова легла.

Охренеть… ноги… у нее просто божественные ноги… Длинные, с идеальной рельефной мускулатурой, и эти чертовски сексуальные ляжки… И попа, хоть и прикрытая, но я ведь заметил, какая она упругая, красивая и соблазнительная… Так и хочется целовать её ягодицы до конца жизни, то одну… то другую…

О-о-о, боже…

Млять, Орлов, хватит! Ты членосувал…! Ой, то есть профессионал!

— Так лучше? — спросила она, и в голосе послышалась едва уловимая насмешка, будто она читала мои мысли.

— Несоизмеримо, — выдавил я, чувствуя, как по спине бегут мурашки, а в горле пересыхает.

Да уж, несоизмеримо — это мягко сказано. Теперь я вижу эти ноги во всей красе, и мой друг в штанах явно оценил вид больше, чем следовало бы.

Я продолжил массаж, и разница действительно была колоссальной. Теперь я мог работать с каждой мышцей бедра, чувствуя малейшие спазмы и уплотнения. Мои пальцы скользили по ее коже, разминая напряженные участки.

Боже, какая же у нее гладкая кожа… И эти икры… настоящая фигуристка. Так хочется укусить… Нет, Лёха! Нельзя! Держи зубки во рту!

Когда я перешел к внутренней поверхности бедра, сердце заколотилось чаще. Вот же черт, тут так близко ко всему самому интересному… Я работал максимально аккуратно и профессионально, но не мог не заметить, как ее тело иногда непроизвольно вздрагивало под моими прикосновениями.

Интересно, это чисто физиологическая реакция или… Нет, бред, это же Алиса, она из льда сделана. Тут не мои руки нужны, а целый ледокол…

В какой-то момент, прорабатывая зону у подвздошного гребня, я снова оказался опасно близко к той самой соблазнительной границе, где бедро переходило в упругий изгиб ягодиц, смутно угадывающихся под полотенцем.

Но я не отдернул руку, наоборот, продолжил профессиональные, и настойчивые манипуляции. Сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть из груди. Ее тело на мгновение замерло, и мне показалось, что ее дыхание на секунду сбилось.

Или померещилось? — подумал я, но она не подала и вида, но в воздухе повисло невысказанное напряжение, густое и сладкое. — Черт, а что, если она на самом деле не такая уж ледяная? Что, если под этой холодной оболочкой скрывается… Ай, неважно! Работай, дурак!

Когда сеанс был полностью закончен, она не сразу поднялась. Несколько секунд она просто лежала, словно прислушиваясь к новым ощущениям в своем теле, позволяя себе насладиться непривычной легкостью.

Затем, с той же королевской грацией, она поднялась, и на мгновение я вновь увидел её сладенькую попочку, затем она в спешке прикрылась полотенцем и повернулась ко мне.

Ее взгляд был все так же непроницаем, но в уголках губ таилась едва заметная тень чего-то, что можно было принять за… удовлетворение.

— Спасибо, — сказала она. И, после ощутимой паузы, добавила: — Становится… лучше. Намного…

Для Алисы Захаровой это была настоящая ода. Она не смотрела на меня с вызовом или холодным любопытством. Она просто констатировала факт. Факт моей профессиональной полезности.

И в этом был огромный, возбуждающий шаг. Мне хотелось слышать похвалу от неё еще и еще.

Она отвернулась, надела штаны и олимпийку, затем вышла, оставив после себя лишь легкий шлейф морозного аромата и странное чувство — смесь гордости за хорошо сделанную работу и щемящего разочарования, что на этом всё и закончилось.

Ну что ж, — подумал я, глядя на закрывшуюся дверь. — Кажется, я только что сделал массаж самой прекрасной паре ног в мире. И мой член, кажется, был полностью с этим согласен.

Черт, как же теперь работать с Ириной, когда все мысли только об этих ногах…

Да, следующей была Ирина, и после утренней неловкой встречи в спортзале я не знал, чего ждать. Предупреждение Софьи о том, что тихая Ирина — самая опасная, звенело в ушах, словно набат. Эта девушка была как граната с выдернутой чекой — никогда не знаешь, когда рванет.

Млять, Лёха, а ты конспекты по патофизиологии посмотрел? — вдруг предательски вернулось в голову. — Нет, конечно… вместо гистологии срезов теперь я изучаю анатомию фигуристок. Профессор Шевченко… если б он только знал, на что я трачу знания, полученные на его лекциях, наверное, сам бы вызвал дядю Витю для воспитательной беседы.

А экзамены… они ведь начнутся через пару недель, а я тут… А что я тут, собственно? А я тут зарабатываю на общагу, чтобы потом не учить конспекты на улице, живя в какой-нибудь коробке…

Пока я ждал Ирину, мне пришлось срочно прибираться после Алисы. Простыню — в стирку, пол протер, масла расставил по полочкам.

Вот она, реальная подготовка к сессии — наводить порядок в массажном кабинете после ледяной богини.

А может, стоит конспекты сюда принести? Повторить латынь, глядя на эти… эм-м-м… сладкие булочки. Нет-нет, плохая идея. Совсем плохая.

Через положенные полчаса… правда, с опозданием в пару минут дверь открылась.

Ирина вошла, не поднимая глаз, и, небрежно скинув олимпийку, молча улеглась на кушетку на спину, скрестив руки на груди в явно защитной позе.

На ней был открытый топ, практически не отличающейся от вчерашнего бюстгальтера из-за своего выреза, и спортивные штаны, обрисовывавшие каждую линию ее упругих бедер и плоского живота.

— Плечи? — спросил я, чувствуя, как нарастает напряжение. Воздух снова стал густым, как кисель, от невысказанных слов и припрятанных воспоминаний.

— Ага, — односложно бросила она в потолок, избегая моего взгляда. Ее голос прозвучал тихо, почти несмело.

Я улыбнулся и начал работу. Она лежала неподвижно, но все ее тело было натянуто, как струна, готовая лопнуть. Ни шуток, ни колкостей, ни даже саркастических усмешек. Эта тихая, смущенная Ирина была куда страшнее своей дерзкой версии. Ее молчание было оглушительным, давящим.

Ну и дела, — пронеслось в голове. — Превратилась в мышку. И от этого еще хреновей. Раньше хоть знал, чего ожидать — подколов и похабщины. А теперь что? Жди подвоха… Хотя бы до экзаменов дожить…

Я работал с ее плечами, трапециями. Мышцы были упругими, но не каменными, как у Алисы. Я сразу подумал, что она явно отлынивает от упражнений по сравнению с той льдышкой.

Когда мои пальцы приблизились к зоне возле ключиц, к началу большой грудной мышцы, я почувствовал, как ее дыхание стало сбивчивым. Она непроизвольно вцепилась пальцами в край стола, и ее костяшки побелели.

Я тут же поспешил отвести руки к более безопасным зонам, как будто обжегся.

Черт, да она вся изнутри дрожит, — пронеслось в голове. — И после вчерашнего… моего… э… самоуправства с ее грудью… она, видимо, теперь боится, что я снова полезу, куда не стоит? Или… ждет этого?

Я пытался вести себя сугубо профессионально, но каждый мой взгляд, случайно скользнувший по ее ногам в обтягивающих штанах или по изгибу талии, заставлял кровь приливать к щекам. Она была чертовски привлекательна в своей уязвимости, и это сводило с ума сильнее любой ее наглости. Мой член, уже взволнованный после сеанса с Алисой, начал наливаться кровью, предательски выдавая мой интерес к её персоне.

Соберись, Орлов! — сурово сказал я сам себе. — Не ведись на эту скромность! Вспомни таблицу ферментов поджелудочной железы! Трипсин, химотрипсин… амилаза… Блин, не помогает!

Я перешел к массажу рук, стараясь сосредоточиться на мышцах, а не на том, как обтягивающий топ подчеркивает каждую линию ее торса. И тут я заметил нечто странное. Пока я работал с ее левой рукой, ее правая рука лежала на животе. И пальцы… ее пальцы слегка, почти незаметно, шевелились, касаясь ткани штанов низко на животе, совсем рядом с той самой запретной зоной.

Что она делает? Она что, мастурбирует? — у меня тут же перехватило дыхание от этой мысли. — Неужели… ей невмоготу? — ехидно подумал я. — Не могу поверить! Да она сама не знает, чего хочет! То ведет себя нагло, дразнит, закидывает намёками, то, млять, становится стесняшкой, но при этом свою киску натирает!

Я продолжил массаж, но теперь уже следил за ней краем глаза. Да, ее пальцы действительно скользили по ткани опасно близко к промежности, едва касаясь, будто невольно.

Она старалась делать это незаметно, но я видел это легкое, почти судорожное движение. Ее дыхание снова участилось, а на щеках выступил румянец.

Неужели? Неужели мне не кажется? — удивлялся я. — Вот оно что… — в голове что-то щелкнуло. — Она не боится! Она возбуждена! Вспоминает вчерашнее! И похоже… просто сама не знает, как себя вести.

Жар разлился по моему телу. Вид ее смущения и тайного возбуждения был порочнее любой откровенной провокации. Мой стояк стал просто болезненным. Я чувствовал, как теряю контроль.

— Всё… хорошо? — спросил я, и мой голос прозвучал хриплее, чем я планировал.

— Да…

— Нужно поработать с грудными мышцами… более активно, там… в спортзале я заметил…

Она замерла, ее глаза широко распахнулись. В них читалась паника, но и что-то еще… предвкушение?

— Хорошо, — перебила она меня. — Если нужно, то… начинай…

Ее грудь под топом напряглась, соски выступили против тонкой ткани. И я тут же налил новую порцию масла на руки. Они дрожали.

Ох… последнее предупреждение, Орлов! Не делай этого! Сейчас она крикнет, убежит, и тебя вышвырнут отсюда пинком под зад, а ты останешься без денег, без общаги и без этих вкусненьких попочек! Вспомни про бездомность, идиот! Про дом-коробку!

Но я уже не мог остановиться. Вид ее беспомощности, ее тайного желания сводил с ума.

Мои руки снова легли на ее плечи, и я начал медленно, плавно спускаться к грудным мышцам. Она зажмурилась, ее губы приоткрылись. Когда мои пальцы оказались в сантиметре от ее груди, она резко вдохнула.

И в этот момент… ее собственная рука вдруг дернулась вниз, и ладонь прижалась к самой промежности, с силой, которая не оставляла сомнений — это не случайное движение.

— Уумх! — вырвалось у нее, и она вся задрожала, а затем резко открыла глаза.

Мы смотрели друг на друга в течение вечности, застывшие в этом непристойном, порочном моменте. Ее лицо пылало от стыда, но в глазах плескалась такая животная, неконтролируемая похоть, что у меня перехватило дыхание.

Она увидела мой взгляд, мое откровенное желание, плескающееся в глазах, и это, кажется, вернуло ее к реальности. Стыд затмил все остальное.

— Я! — выдохнула она, отшатнувшись, и села на кушетке, едва не падая. Затем она на мгновение бросила взгляд на меня и скользнула им от лица по груди вниз и на миг остановилась ниже пояса. Ее глаза вспыхнули удивлением, а сладкие губки распахнулись в немом выкрике, затем она резко отвернулась и, вставая, сказала: — Я… мне нужно…

Она не закончила фразу и, схватив свою одежду, пулей вылетела из кабинета, оставив дверь распахнутой. А я остался стоять, тяжело дыша, с бешено колотящимся сердцем и с таким стояком, что, казалось, он прорвет ткань штанов.

В воздухе витали ее запах, ее смущение и ее неутоленное желание.

Что, черт возьми, только что произошло? — лихорадочно думал я. — Она сама… и я…

Стоп… не может же быть, что она кончила? Прямо здесь, под моими руками, почти не прикасаясь к себе? Она… она так возбудилась? От… моих прикосновений? Боже, я сейчас сам кончу от одной этой мысли!

Софья была права. Тихая Ирина оказалась опаснее, чем я мог предположить. Она играла в какую-то свою игру, правила которой мне были неведомы.

И я, кажется, только что проиграл первый раунд. Или выиграл? Черт, я уже ничего не понимаю.

Чтобы прийти в себя и убить время до обещанного визита Татьяны, я с яростью принялся за уборку. Выбросил использованную простыню, протер стол и раковину до блеска, разложил инструменты с педантичной точностью, достойной лучших хирургических отделений.

Вот, надо бы и в общаге так прибраться. И за конспекты взяться. Но как засесть за эти дурацкие конспекты, когда тут на тебя смотрят такие глаза, такие ноги, такие си…

Размышления прервал четкий, властный стук в дверь. И прежде чем я успел ответить, на пороге, очертив собой весь проем, уже стояла Татьяна Викторовна. На ней был тот самый обтягивающий синий тренировочный костюмчик, в котором я видел ее утром в зале. Ткань подчеркивала каждый изгиб ее мощного, но женственного тела — плечи, грудь, бедра. Выглядела она еще опаснее, еще соблазнительнее.

— Алексей, — ее голос был ровным, но взгляд… Ее взгляд был тем самым, от которого кровь стынет в жилах и тут же вскипает. Она вошла, прикрыла за собой дверь и щелкнула замком. Звук прозвучал как выстрел. — Я тоже за массажем. Освободился? — она хитро улыбнулась.

Сердце у меня упало куда-то в ботинки и тут же оттуда выпрыгнуло, устроив сальто-мортале.

«Массаж».

После вчерашнего это слово звучало как сладкий и опасный код, от которого по спине побежали мурашки, а в паху все сжалось в тугой, болезненный узел ожидания.

Боже, она снова здесь. В этом проклятом-благословенном кабинете. И смотрит на меня так, будто я ее личная игрушка, которую она вот-вот сломает от удовольствия.

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова, чувствуя, как по спине бегут мурашки, а в горле пересыхает.

Она обвела кабинет властным взглядом, будто проверяя свои владения, затем медленно, с той самой хищной грацией, подошла к массажному столу и с легкостью, почти невесомо, уселась на него посередине, как на трон.

Затем медленно, не сводя с меня горящих темных глаз, раздвинула ноги. Ткань спортивных штанов натянулась на ее бедрах, подчеркивая каждую линию ее мощных, соблазнительных ног.

— Ноги, — скомандовала она тихим, властным голосом, не оставляющим места для сомнений. — Разомни как следует. После тренировки по ним будто самосвалом проехались.

Ох, эти ноги… эти чертовски соблазнительные ноги, которые сейчас будут в моих руках…

С тяжелым дыханием и гулко стучащим сердцем я подошел.

Она тут же слегка отстранилась назад, уперев ладони в стол, давая понять, что начинать нужно все же с профессиональной части… или своего рода прелюдии.

Мои руки дрожали, когда я прикоснулся к ее икрам через тонкую ткань штанов. Мышцы под ней были упругими, живыми, знакомыми.

О боже, какая же у нее кожа… гладкая, горячая, будто дорогой шелк… — пронеслось в голове, а следом, когда на глаза попалась её промежность, я тут же осознал. — Млять, а я ведь совершенно не помню, как выглядит её киска… прям совсем…

Неужели вчера я был так увлечен, что не смог всё рассмотреть и запомнить?

С этой последней мыслью, засевшей в голове, я начал разминать ее икроножные мышцы, чувствуя под пальцами крепкие узлы напряжений.

Она тихо, глубоко вздохнула, и ее тело стало начало понемногу расслабляться под моими руками. Но это было лишь затишье перед бурей, я это знал.

Черт, она так близко… ее запах… — дорогие духи смешивались с легким запахом пота, и это сводило меня с ума… — Вот черт, а ведь у нее и правда ноги… божественные. И сильные, рельефные, и эти лодыжки…

О-о-о-о… млять, Лёха, ты же должен мышцы разминать, а не глазеть на лодыжки, как извращенец! Вдруг она подумает, что ты футфетишист какой-нибудь!

Через несколько минут, когда я уже успел увлечься массажем, она внезапно положила руку мне на волосы — сначала почти нежно, но затем ее пальцы скользнули вперед, к затылку, и легким, но безошибочно властным движением притянули мое лицо ближе, вжав его в теплую ткань между своих ног и заставив опуститься на колени.

— Ммм… Алексей, — прошептала она, и ее голос прозвучал приглушенно, пока я упирался носом в ее промежность, вдыхая тот самый терпкий, соблазняющий аромат ее возбуждения, смешанный с легким запахом дорогого и приятного парфюма.

О боже… — пронеслось в голове, и мой член тут же болезненно напрягся, оттянув ткань брюк, а мои пальцы вжались в её упругие сильные бедра. — Этот запах… пьянящая смесь ее тела и духов… сводит с ума. Так т хочется… оказаться внутри неё…

Затем, так же внезапно, ее пальцы сжались в моих волосах, и она грубо оттянула мою голову назад, лишая меня этого опьяняющего контакта. После Татьяна плавно наклонилась, и наши взгляды встретились — ее глаза, темные и бездонные, смотрели на меня с таким весом скрытого смысла и обещаний, что у меня перехватило дыхание.

— А теперь… — ее голос был тихим, но каждое слово прожигало воздух, заставляя мое сердце биться чаще, — та самая часть, ради которой я пришла.

Она медленно, не сводя с меня горящего взгляда, поднялась с кушетки, встав прямо передо мной, все еще стоявшим на коленях. Ее руки скользнули по ее бедрам, подчеркивая их округлость, а затем одним отточенным, почти ритуальным движением она сбросила спортивные штаны на пол.

Боже… эта тонкая полоска кружева… она прячет то, о чем я мечтал, казалось, всю жизнь!

Мой член напрягся еще сильнее, пульсируя в такт бешеному сердцебиению. Я не мог оторвать глаз от того, как темное кружево контрастирует с ее кожей, как оно подчеркивает пышные, соблазнительные формы ее бедер.

Черт, она знает, что делает… эта пауза… эта демонстрация…

Взгляд ее не дрогнул под моим пристальным, замершим в одной точке. Она, не торопясь, подняла руки, подхватила край футболки и сняла ее через голову, отбросив в сторону.

Теперь передо мной предстала она во всей своей зрелой, могущественной красоте — в одном лишь черном кружевном белье.

Мои глаза в спешке пробежали по ее линии плеч, пышной груди, упругому животику и остановились на тонких кружевных трусиках, которые так откровенно обтягивали ее лоно, лишь намекая на скрытые под ними сокровища.

Она снова уселась на край кушетки и медленно, демонстративно вновь раздвинула передо мной свои ноги, а ее взгляд стал еще более интенсивным, горя темным, недвусмысленным огнем чистейшей похоти.

Вот они… эти чертовски сексуальные трусики… они такие тонкие, что я почти вижу очертания ее половых губ сквозь кружево… Они выглядят такими пухлыми, вкусными, налитыми… готовыми раскрыться. И этот влажный след на ткани… она уже вся мокрая для меня…

Мое дыхание перехватило, когда я разглядывал каждую деталь — как кружевная резинка впивается в ее полные бедра, как ткань натянута над ее бугорком… — Она вся пылает… и я чувствую этот жар даже на расстоянии… Хочется сорвать это кружево зубами… вдохнуть ее аромат полной грудью… прикоснуться языком к той самой капельке влаги, что проступила на ткани…

Ее глаза говорили мне всё — она видела мой голод, мою животную потребность, и ей это нравилось. Нравилась эта власть, эта пытка ожиданием.

— Вчера… мне так понравилось. Неожиданно. Приятно, — она сделала паузу, давая словам просочиться в сознание. — Я всю ночь и всё утро думала об этом. О твоем языке… у меня между ног. О твоих руках. Я хочу еще. Ты не против?

Боже, она говорит это так прямо… Так развратно… У меня кружится голова…

От такой прямоты, обрушившейся на меня посреди рабочего дня, у меня перехватило дыхание. Я стоял как вкопанный и мог только кивнуть, ощущая, как кровь бьет в висках, а по телу разливается жар. Мой член, мгновенно отозвавшись на ее слова, напрягся и встал уже на максимум своего размера, и уперся в ткань брюк, пульсируя в такт бешеному ритму сердца.

Она улыбнулась шире, довольная моей немой реакцией, ее губы изогнулись в сладострастной улыбке.

— Прекрасно.

С тяжелым дыханием и гулко стучащим сердцем я подошел и опустился перед ней на колени. Ковер мягко принял мой вес. Она ловко, одним движением, снова, как и в прошлый раз, отодвинула в сторону тонкую ткань своих кружевных трусиков.

Передо мной снова открылся вид на ее ухоженную, зрелую киску. Аккуратная темная шевелюра, влажные, приоткрытые, уже набухшие губы ее вагины, казалось, дышали жаром и ожиданием. От нее исходил терпкий, животный аромат возбуждения, смешанный с легким цветочные ноктки ее духов.

Боже, — пронеслось в голове, — она действительно королева. И она снова позволяет мне, простому смертному, прикасаться к своей самой сокровенной святыне. Это невероятно возбуждает.

Я наклонился и прикоснулся губами к ее клитору. Сначала легко, почти благоговейно, просто ощущая ее тепло, влажность и тот самый пьянящий аромат. Она вздохнула — низко, глубоко, почти стонуще, — и ее бедра дрогнули, слегка подавшись навстречу моему рту, приглашая, умоляя. Ободренный, я начал ласкать ее языком — скользя, кружа, входя внутрь, находя тот чувствительный, уже набухший бугорок и посвящая ему все свое внимание. Ее вкус, солоноватый, пряный, с легкой кислинкой, однозначно женский и дико возбуждающий, сводил с ума. Ее тихие, сдавленные стоны, которые она, казалось, старалась сдержать, перерастали в прерывистое, хриплое дыхание.

— Да… вот так… — прошептала она, и ее пальцы впились в мои волосы.

Возбуждение захлестывало меня с новой, неистовой силой, волнами, от которых темнело в глазах. Кровь пульсировала в висках и в паху, где мой член, твердый как камень, отчаянно требовал внимания. Как и в прошлый раз, я не удержался и одной дрожащей, потной рукой потянулся к своей ширинке, к тому самому месту, где пульсировала и ныла моя собственная плоть, жаждущая свободы и ласки.

Но в этот раз она была начеку. Ее пальцы, до этого лежавшие в моих волосах, резко сжались, и она дернула мою голову назад, заставляя меня встретиться с ее горящим, властным, полным похоти взглядом. Ее глаза были темными безднами, полными животного желания и абсолютной власти надо мной.

— Нет, — ее голос был тихим, но стальным, не терпящим возражений, хриплым от возбуждения. — В этот раз не смей. Я хочу, чтобы ты сосредоточился только на мне. Только на моем удовольствии. — В ее глазах читался не только приказ, но и дикий азарт, сладострастное удовольствие от тотального контроля, от моей муки и моего подчинения.

— Но я… я не могу… — попытался я возразить, задыхаясь от возбуждения, от ее близости, от этого пьянящего запаха ее тела, который заполнил собой все мое существо.

— Я сказала нет, — повторила она, и в голосе зазвучали опасные, влажные нотки похоти. Все еще держа меня за волосы, она снова притянула мое лицо к своей промежности, прижимая его с такой силой, что я почти задыхался, тонув в ее влаге, ее аромате, ее сущности. — Делай свое дело. И делай его хорошо. Доведи меня.

И я сдался. С рабским восторгом, с отчаянием затравленного зверя, но и с дикой, порочной страстью, я продолжил ласкать ее языком. Я пил ее, я поклонялся ей, я хотел довести ее до края и бросить в бездну наслаждения, доказав свою преданность. Я входил в нее глубже, ласкал клитор быстрее, язЫком и губами, чувствуя, как ее тело отвечает мне все более бурной дрожью, как ее внутренние мышцы сжимаются вокруг моего языка.

Ее стоны стали громче, менее сдержанными, переходя в откровенные, хриплые крики наслаждения.

— Да! Да, вот так! Глубже!

Тело ее затрепетало, бедра начали двигаться в такт моим ласкам, дико, неистово, подчиняясь первобытному ритму. И она внезапно громко, сдавленно, почти животно вскрикнула, ее оргазм накатил мощной, сокрушительной волной, заставив все ее тело выгнуться и затрястись в конвульсиях. Ее бедра сомкнулись вокруг моей головы, прижимая меня к ее горячей, трепещущей, извергающейся плоти так сильно, что у меня потемнело в глазах, и я почти потерял ориентацию в пространстве. Существовала только она, ее сокрушительное, всепоглощающее наслаждение, ее крик, ее вкус на моих губах, и я, был его причиной и свидетелем.

Она откинулась назад, тяжело и прерывисто дыша, ее грудь вздымалась, на лице застыла гримаса блаженного истощения. Несколько секунд она просто приходила в себя. Ее тело все еще подрагивало от пережитого, а затем легким, но уверенным толчком ног она отодвинула меня от себя.

Я отстранился все еще будучи на коленях, совершенно разбитый, опустошенный, пьяный от ее наслаждения, и одновременно переполненный странными, дикими чувствами — похоти, унижения, преклонения.

И тут она медленно, с кошачьей грацией, подняла ножки, ее босые ступни направились ко мне ниже пояса, и ее властный, удовлетворенный взгляд упал на мой член, который, несмотря ни на что, все еще напряженно, болезненно и требовательно торчал из расстегнутых штанов, влажный и пульсирующий.

— Теперь твоя очередь… Алексей, — прошептала она хрипло, облизнув верхнюю губу кончиком язычка, и в ее глазах заплясали знакомые хищные огоньки, обещая новую порцию сладостной пытки.

Глава 7 Прокат

— Ох… бедный… — ее голос прозвучал притворно-сочувственно, а в глазах плясали чертики. — Тебе, наверное, очень хочется сбросить напряжение с этой… внушительной штучки, — прошептала она с насмешкой, и ее взгляд скользнул по моему напряженному члену, который пульсировал в такт бешеному сердцебиению.

Она играет со мной, как кошка с мышкой! И, черт побери, мне это нравится! Ее грудь… боже, как она дышит… Каждый вздох заставляет эти божественные формы подрагивать под кружевом. А между ног… эта влажная темнота… так близко…

И затем она сделала нечто совершенно неожиданное. Она аккуратно, почти невесомо, подхватила мой член своими ступнями, зажав его между своими изящными, ухоженными пяточками и пальчиками, и начала ритмично, с отточенным мастерством двигать ногами, создавая невероятное, дразнящее, почти невыносимое трение.

Боже правый… ее ноги… ее чертовски сексуальные ноги… Она дрочит мне ногами! А ее киска… я вижу ее влажные губы… Они такие пухлые, налитые, вкусные… Черт, да она вся мокрая от этого! От моего члена!

Я застонал, не в силах вынести это:

— Аах…

— Нравится? — тихо спросила она, и в уголках ее губ играла та самая хитрая улыбка.

— Д-да… — выдавил я, чувствуя, как по телу разливается знакомый жар, а внизу живота сжимается тугой, болезненный узел.

Мы смотрели друг на друга. Ее взгляд был властным, полным торжества и наслаждения от моей немощи, а ее пышная грудь вздымалась в такт учащенному дыханию. Волна наслаждения накатывала, одолевая всё мое тело, неумолимая и сокрушительная.

Я не выдержу… сейчас кончу… глядя на ее мокрую сладкую киску…

— Если продержишься еще немного, — ее голос стал томным, соблазняющим, и она слегка наклонилась ко мне, так что я почувствовал тепло ее дыхания, — то я… может быть… возьму его в рот.

Мой мозг тут же взорвался. Ее слова, произнесенные с такой сладострастной интонацией, прозвучали как гром среди ясного неба. Перед глазами мгновенно возникла яркая, похабная картинка: ее губы, ее язык, ее влажный горячий рот на моем члене…

Она будет сосать мне? Она действительно это сделает? Ее слюна на моем стволе… ее язык под головкой… О-о-о-о, боже!

Это была последняя капля. Сдерживаться было уже невозможно. И тут она ускорила движения своими ступнями, будто специально, ее пятки давили на основание члена, а пальцы ног скользили по чувствительной головке, доводя до исступления. И вскоре я не смог сдержаться, и с громким, сдавленным стоном я начал кончать.

Первая горячая струя вырвалась с такой силой, что брызги разлетелись по ее ногам выше коленей. Следующие пульсирующие потоки спермы, густые и обильные, покрывали ее ухоженные ноги, заливая ступни и застревая между пальцами. Последние капли дрожащей дугой упали на пол, завершая этот непристойный акт.

Судороги удовольствия выгибали мое тело, и я, почти теряя сознание, смотрел, как мое семя медленно растекается по ее шёлковой коже. Она не сразу убрала ноги, продолжая движения еще несколько секунд. Она просто наблюдала — ее взгляд скользил по испачканным ногам, по блестящим следам на своей коже, по каплям, падающим на пол. В ее глазах читалось то же хищное, довольное удовлетворение, что и в прошлый раз, но теперь к нему добавилось нечто новое — любопытство, почти научный интерес к результатам своего эксперимента.

Ее глаза блестели, а на губах застыла улыбка охотницы. Следом ее голос прозвучал властно, но с новой, странной ноткой — какой-то смеси брезгливости и одобрения:

— Принеси полотенце и вытри то, что натворил. Аккуратно.

Я, все еще дрожа, поднялся и принес полотенце. Пока я наклонялся, чтобы вытереть ее ноги, мой член, к моему ужасу, снова начал наполняться кровью, подрагивая в такт учащенному сердцебиению.

Черт, она же видит… видит, как я снова возбуждаюсь… Видит, как мой опустошенный член реагирует на ее испачканные спермой ноги, на этот развратный вид, на ее власть надо мной.

Я украдкой взглянул на ее киску — такая близкая, такая мокрая, ммм… какие соблазнительные половые губки… Когда я закончил, она вдруг схватила меня за волосы и резко потянула к себе. Наши лица оказались в сантиметре друг от друга.

— Ты такой возбужденный… — прошептала она, и ее губы коснулись моих.

Поцелуй был влажным, жадным, полным обещаний. Мой член уперся в ее промежность, и я застонал, чувствуя ее тепло. Она одной рукой продолжала держать меня за волосы, а другой обхватила мой член и начала медленно, почти лениво дрочить, синхронизируя движения с поцелуем.

Ее язык играл с моим, то нежно, то агрессивно, а пальцы скользили по моему стволу, то ускоряясь, то замедляясь, доводя до безумия. Потом ее свободная рука скользнула к моей груди, щипнула сосок, заставив меня вздрогнуть, и она прервала поцелуй.

— Можешь посмотреть, — сказала она, бросая взгляд вниз на свой бюстгальтер, в ее глазах читался вызов. — Если хочешь…

Я дрожащими руками неумело расстегнул ее бюстгальтер, и грудь в тот же миг вывалилась наружу — пышная, тяжелая, с большими темными ареолами и набухшими сосками.

Боже… они еще прекраснее, чем я представлял… Такие полные…

Мой член дернулся в ее руке, и она снова принялась его дрочить, уже быстрее. Потом она снова схватила меня за волосы и с силой, грубо прижала к своей груди.

— Соси, — скомандовала она.

Я с жадностью приник к ее соску, обхватив его губами. Он был твердым, упругим. Я сосал, лизал, покусывал, а она в это время активно дрочила мой член, ее пальцы ловко скользили по напряженной плоти.

— Да… вот так… — стонала она, запрокинув голову.

Ее стоны, ее сосочек во рту, ее рука на моем члене — все это было слишком. Я чувствовал, как подходит новая волна оргазма, еще более мощная, чем первая.

— Я… я снова… — простонал я, чувствуя, как волна нарастает с невероятной силой.

— Кончай, — приказала она полушепотом, ускоряя движения руки. Ее пальцы сжимали мой член с почти болезненной интенсивностью. — Кончай на меня.

Мое тело содрогнулось в новом, еще более мощном оргазме. Первые горячие струи спермы вырвались из меня, попав ей на руку и запястье. Следующие пульсирующие потоки выплеснулись на ее живот, растекаясь по гладкой коже и образуя мутные дорожки, которые медленно стекали вниз, к тому самому темному треугольнику между ног. Отдельные капли долетели до массажного стола, создавая причудливые узоры на клеенке.

Я тяжело дышал, обессиленно прислонившись к ней, чувствуя, как ее грудь поднимается и опускается в такт ее собственному учащенному дыханию. Она не оттолкнула меня сразу, позволив несколько секунд просто стоять в этом интимном положении.

— Ну вот, — наконец произнесла она, и в ее голосе слышалась странная смесь усталости и удовлетворения. — Кажется, с тебя хватит.

Она медленно, почти небрежно провела чистой рукой по моей щеке, заставляя меня вздрогнуть. Ее пальцы были липкими от моей спермы, и этот контраст — ласковый жест и физическое напоминание о только что случившемся — сводил с ума.

Потом она отстранилась от меня и, вытерев следы нашей похоти со своего тела, начала медленно, с театральной неспешностью, одеваться. Каждое ее движение было отточенным, красивым, завораживающим. Я не мог оторвать глаз от ее тела — влажного от пота, испачканного моим семенем, но все еще невероятно прекрасного в своей зрелой, могущественной красоте.

— Ты сегодня был очень… старательным, — сказала она, застегивая бюстгальтер.

Ее пышная сочная грудь, еще секунду назад доступная моим взглядам и прикосновениям, снова оказалась скрыта кружевом. Затем она наклонилась, чтобы поднять штаны, и на мгновение я увидел соблазнительную округлость ее ягодиц, прежде чем ткань скрыла их от меня.

И только теперь, полностью одетая, собранная, она посмотрела на меня, и ее взгляд был тяжелым, полным того самого хищного удовлетворения, что и раньше, но теперь в нем читалась и тень усталости.

— Я ухожу, Алексей, — сказала она, и ее губы тронула легкая, почти невидимая улыбка, затем она развернулась и уже подходя к двери бросила через плечо. — Спина… она, наверное, будет болеть после сегодняшних нагрузок. — она остановилась у самой двери и, обернувшись вполоборота с задумчивым видом и хитрыми, слегка прищуренными глазками, проговорила: — Значит… нужно будет прийти к тебе снова на массаж?

Дверь закрылась за ней, оставив меня стоять в луже моего собственного добра и наслаждения, в воздухе, густом от запаха секса, ее духов и чего-то еще — чего-то нового, чего-то опасного и невероятно манящего.

Я сидел, опершись спиной о шкафчик с маслами, тяжело дыша, сердце колотилось как сумасшедшее. В голове был полный хаос, вихрь из обрывков мыслей и образов.

Да, мне снова понравилось. Пускай это и было отчасти унизительно, но в то же время так порочно и так невероятно возбуждающе. И в этот раз к знакомому коктейлю чувств добавилось новое — жгучее, навязчивое, почти болезненное желание. Желание не просто быть ее игрушкой, а получить больше.

Когда же, — подумал я, глядя на захлопнувшуюся дверь, — когда же она позволит мне не просто лизать ее или дрочить себе под ее взглядом? Когда она наклонится и возьмет мой член в свой рот? Когда ее губы обхватят головку, а язык будет скользить по самой чувствительной моей части? Или, о боже… когда я наконец смогу войти в нее, трахнуть эту величественную, властную богиню, почувствовать, как ее внутренности сжимаются вокруг члена?

Путь к этому, я чувствовал, будет долгим и полным новых, изощренных испытаний. Каждая наша встреча — это новый уровень в ее игре, новый виток манипуляции и страсти. И я, к своему ужасу и восторгу, сгорал от нетерпения узнать, что же она придумает в следующий раз.

Ну вот и всё, Орлов. Сеанс окончен. Пациентка, если можно так выразиться, довольна.

С силой оттолкнувшись от шкафчика, я заставил себя двигаться. Действия были механическими, отточенными до автоматизма: собрать испачканные полотенца, выбросить в специальный бак. Влажной тряпкой пройтись по полу, смывая следы моего удовлетворения — засохшие капли, пятна…

Боже, я кончал так много, будто годами копил… — пронеслось в голове.

…заправить массажный стол чистой, хрустящей простыней. Последним аккордом я распахнул окно. Свежий холодный воздух ворвался в комнату, словно пытаясь очистить ее от греха, но густой, сладковато-пряный аромат ее тела и ее власти, казалось, въелся в самые стены.

Не выветрить. Никогда не выветрить.

Потом был санузел. Я поймал свое отражение в зеркале — растрёпанные волосы, раскрасневшееся лицо, широко раскрытые глаза, в которых читалась смесь опустошения и дикого, ещё не остывшего возбуждения. Я выглядел как человек, переживший крушение поезда и оставшийся в живых лишь для того, чтобы помнить каждую деталь катастрофы.

Вода в кране была прохладной. Я намылил руки и принялся отмывать свой бедный, измождённый член. Он был чувствительным и слегка подрагивал, будто в нервной лихорадке, когда я проводил по нему ладонями и пальцами.

Вот он, главный виновник торжества. Мой верный спутник, который вечно меня подставляет. Сначала на Алису встал при виде её жопки, потом на Ирину… при мысли о её… млять, а теперь вот, после всей этой вакханалии с Татьяной, он всё ещё подаёт признаки жизни? Неужели тебе мало, а?

Я с силой тряхнул головой, пытаясь сбросить оцепенение. Вытерся жестким полотенцем, привёл в порядок волосы, поправил одежду. В зеркале теперь смотрел на меня не потерянный мальчик, а… уставший молодой мужчина с слишком взрослыми глазами. В них было что-то новое — тень, отблеск того порочного знания, которое мне подарила Татьяна Викторовна.

Мне позарез нужен кофе. Горячий, крепкий, обжигающий. Что-то, что вернёт меня к реальности, к тому, что я — Алексей Орлов, студент-медик и временный массажист, а не раб своей похоти и игрушка в руках властной женщины.

Я вышел в коридор. Он был пуст и безмолвен. Подойдя к ресепшену, я обнаружил, что стойка пуста.

Странно. Где же Света? Обычно она тут как тут.

Моё внутреннее чутьё, уже настроенное на режим постоянной боевой готовности, зашевелилось. Я прислушался и услышал приглушённые звуки из-за двери комнатки персонала.

Сделав глубокий вдох, я заглянул внутрь.

Света сидела на небольшом кресле, развалясь с такой небрежной, кошачьей грацией, что это само по себе было формой искусства. Одна её нога была свешена на пол, другая — поджата под попкой, а в изящной руке она держала чашку с дымящимся кофе.

Её волосы были слегка растрёпаны, а красная блузка, расстёгнутая на одну пуговицу больше, чем следовало, открывала взгляду соблазнительный изгиб груди. Она выглядела как картина в стиле «расслабленная секретарша» — недосягаемая, но в то же время такая открытая и притягательная.

Но не она заставила моё сердце совершить сальто-мортале в груди.

У кулера с водой, спиной ко мне, стояла Ирина. Она пила воду маленькими, нервными глоточками, и всё её тело в обтягивающем спортивном костюме было натянуто, как струна. Даже со спины было видно, как напряжены её плечи. Услышав мои шаги, она замерла, а затем медленно, будто против своей воли, обернулась.

Наши взгляды встретились. Всего на долю секунды. Но в её глазах — этих обычно дерзких, зелёных, как весенняя листва, — я прочитал целую бурю эмоций. Панику, стыд, смущение и… что-то ещё, какое-то тёмное, невысказанное любопытство. Её щёки вспыхнули ярким румянцем. Она резко, почти грубо, поставила стакан, громко сглотнула, словно в горле у неё стоял ком, и, не проронив ни слова, пулей вылетела из комнаты, будто её подожгли. Дверь захлопнулась с оглушительным стуком.

Света медленно опустила телефон и подняла на меня взгляд. Её улыбка стала шире, в уголках глаз собрались лучистые морщинки — смесь понимания и лёгкой насмешки.

— Испугалась, видимо, — прокомментировала она, словно наблюдала за интересным природным явлением. — Она тут минут пять воду пила, вся в себе, задумчивая такая, а ты тут как гром среди ясного неба. Интересно, что ты с ней сделал, Лёш? Что она чуть ли не в обморок падает при виде тебя?

Я почувствовал, как по моим щекам разливается предательский жар.

Если бы ты только знала, Свет… Если бы ты знала, что она сама… что делали её пальцы… и тот её тихий, единственный сдавленный стон…

— Ничего особенного, — пробормотал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, и с облегчением плюхнулся на свободный стул рядом с диваном. — Просто массаж. Наверное, перетренировалась.

— Ага-ага, «просто массаж», — она хмыкнула, явно не веря ни единому моему слову. Её взгляд был настолько проницательным, что мне казалось, она читает мои самые постыдные мысли. — Ладно, не буду допрашивать. Кофе хочешь?

Мысль о том, что она снова будет меня обслуживать, как какого-то беспомощного ребёнка, вызвала во мне странный, почти инстинктивный протест. В этом месте, где, казалось, мной помыкали все кому не лень, мне отчаянно захотелось хоть капельки самостоятельности, хоть какого-то контроля… прямо сейчас.

— Да, кофе, — кивнул я, заставляя себя встретиться с её взглядом. — Но, может, ты сама… То есть, ты покажешь мне, как его делать? А то не могу же я тебя постоянно просить, как маленький.

Она посмотрела на меня с лёгким, искренним удивлением, затем улыбнулась — теплее, по-домашнему.

— О, хочешь научиться премудростям высокого искусства? — подмигнула она. — Да мне несложно, конечно, тебе одну другую чашечку кофе сделать. Ну ладно, если хочешь, давай научу. Смотри и запоминай.

Она плавно, с кошачьей пластикой, поднялась с дивана, и я невольно проводил взглядом плавную линию её спины, изгиб талии и округлость бёдер в обтягивающих чёрных брюках. Она подошла к кофемашине и жестом велела мне встать рядом.

— Вставай вот сюда, наш главный специалист по женским мышцам, — сказала она, и её голос прозвучал так близко, что по моей спине пробежали мурашки.

Я послушно встал, как велели, лицом к блестящему аппарату. И тут случилось то, к чему я был совершенно не готов. Она приблизилась ко мне сзади, встала чуть боком, и я всем телом почувствовал её присутствие.

Её бедро, упругое и мягкое, плотно, почти намеренно упёрлось в мою ягодицу. Одновременно её грудь, пышная и невероятно соблазнительная, всей своей тяжестью и теплом легла мне на плечо и часть спины. От неё пахло кофе, дорогими духами с нотками жасмина и чем-то ещё безумно простым и женственным — чистотой, тёплой кожей.

Охренеть… Да она же прижалась ко мне! Всей своей… этой божественной грудью! Я чувствую её… и её бедро… Что это? Случайность? Или… очередная проверка?

Мой организм, только что выжатый досуха Татьяной, отреагировал предательской слабостью в коленях и лёгким, едва заметным, но отчётливым подрагиванием члена, который, казалось, в изнеможении прошептал:

Ну опять? Серьёзно? Я же только что отдал все соки той амазонке!

— Так вот, — её голос прозвучал у самого моего уха, тёплый, бархатный, интимный, пока её пальцы с маникюром двигались над панелью управления, — сначала открываешь вот этот отсек. Видишь? Сыплешь зёрна. — Она взяла мою руку и легонько направила к контейнеру с зёрнами. Её прикосновение было обжигающе-нежным. — Наши девочки вот любят покрепче. И я тоже.

Я кивал, как заводной, стараясь сосредоточиться на её словах, а не на том, как её грудь давит на мою лопатку, передавая каждый удар сердца, а бедро прижимается к моей заднице, создавая невыносимо интимное, почти домашнее трение. Это было опасно по-своему. Не так, как откровенно властные игры Татьяны. Это было… слаще, и оттого, возможно, рискованнее.

— Потом выбираешь тут… капучино, латте, эспрессо… — её палец скользнул по сенсорным кнопкам, почти касаясь моей руки. — Ставишь чашку… вот так, ровненько… и жмёшь «старт». Ну как, всё понял? Всё гениальное просто!

Я сглотнул ком в горле, чувствуя, как пылают мои уши.

— Понял, — выдавил я, и мой голос прозвучал сипло. — Спасибо. Кажется, справлюсь.

— Не за что, — она легко, как пушинка, отстранилась, и я почувствовал странную, внезапную пустоту и холод на том месте, где только что было её тело. — Теперь ты самостоятельный. — она ярко улыбнулась. — Почти как большой.

Я взял свою заветную кружку с только что созданным мною под её чутким и соблазнительным руководством кофе и с облегчением плюхнулся на диванчик. Света тем временем снова устроилась на своём месте, развалившись на кресле с той же небрежной легкостью. Она соблазнительно вытянула ноги, и мой взгляд самопроизвольно, против моей воли, скользнул по длинным, стройным линиям её бёдер, обтянутых тканью, к изгибу талии и снова упёрся в тот самый, гипнотизирующий вырез на груди. Света потягивала свой кофе маленькими глотками, и я не мог оторвать глаз от того, как её губы, подкрашенные нежной помадой, касаются края фарфоровой чашки. Каждый глоток был маленьким, невинным, но оттого не менее эротичным спектаклем.

Вот бы… она так мой член губами пощупала… — пронеслось в голове.

Затем она поставила чашку, медленно, томно потянулась, выгнув спину, и её грудь соблазнительно подпрыгнула, а округлые ягодицы, когда она, наконец, встала, на мгновение задержались в воздухе, будто на прощание дразня меня, демонстрируя свою идеальную форму.

— Ну, я побежала, — сказала она, поправляя блузку на груди, и этот жест был настолько откровенным, что у меня перехватило дыхание. — Дела еще есть. А то тут с тобой засижусь — забуду про работу. У нас тут, знаешь ли, не только массажные страсти кипят.

Она выплыла из комнаты, оставив за собой шлейф аромата жасмина, тепла и мои до предела смешанные чувства. Я же в полной тишине допивал свой кофе, который на вкус был уже не таким радостным и спасительным. Он был горьким, как правда.

Мысли путались, накладываясь друг на друга, как кадры дурного сна. Одна только что чуть ли не съела меня живьём, использовала и дважды выдоила досуха. Другая, рыжая бестия, сбегает от меня, как от прокажённого, но при этом сама… сама не может скрыть свою дрожь. А третья… третья, брюнетка-искусительница, вот так вот небрежно, по-домашнему прижимается ко мне грудью, учит меня варить кофе и смотрит на меня так, будто я… интересен.

Что, чёрт возьми, здесь вообще происходит? Я попал в сумасшедший дом или в рай для грешников?

Я помыл свою кружку, тщательно её вытер и поставил на полку — рядом с её чашкой. Простая бытовая деталь почему-то показалась мне невероятно значимой. Затем я побрёл обратно в свой кабинет. Приведение в порядок после Татьяны было лишь физическим, поверхностным. Внутри же царил полный, оглушительный хаос.

Я зашёл внутрь, закрыл дверь и прислонился к ней спиной, закрыв глаза. Кабинет блестел стерильной чистотой, пахло свежей простынёй и хлоркой. Всё было готово к новым сеансам, к новым клиенткам, к новым испытаниям на прочность моей психики и моральных устоев.

И тут до меня наконец дошла вся сюрреалистичность и абсурдность моей ситуации. Утром — почти клинический, профессиональный сеанс с Алисой, где я боролся с искушением укусить её за жопку и собственным стояком, как рыцарь на страже добродетели.

Потом — взрывоопасная, полная невысказанного напряжения и тайного возбуждения встреча с Ириной. Затем… затем властная, порочная, до основания разрушающая все барьеры игра с Татьяной, где я был всего лишь оральной игрушкой, инструментом для её удовольствия.

А теперь… почти домашний, но оттого не менее соблазнительный и опасный флирт со Светой.

Я открыл глаза и посмотрел на массажный стол. На этом столе ещё недавно была обнажённая Татьяна, и её сексуальное тело извивалось в оргазме.

И что теперь делать? — пронеслось в голове жгучим, неразрешимым вопросом. — Сидеть и ждать? Ждать, когда придёт Алиса со своим ледяным безразличием, за которым, возможно, скрывается буря? Или Ирина прибежит с новым вызовом из-за вновь изменившегося характера? Или Татьяна вернётся с новым, ещё более изощрённым планом моего морального разложения? Или… или Света заглянет «просто так», поправить эту чертовски соблазнительную блузку?

Путь, который я с ужасом и сладостным предвкушением ощущал впереди, обещал быть долгим, извилистым и полным новых невообразимых испытаний. Испытаний моей воли, моих принципов и, что самое страшное, моего собственного, всё более и более разгорающегося желания.

И я, к своему величайшему ужасу и пьянящему восторгу, сгорал от нетерпения и животного страха узнать, что же будет в следующей главе этого безумного романа.

Глава 8 Ледяной взгляд и танец стыда

Я оттолкнулся от двери и начал ходить из стороны в сторону, размышляя.

Тишина в кабинете после короткого, но такого насыщенного визита в комнату персонала была обманчивой.

Она не была пустой.

Она была густой, как кисель, наполненной эхом только что отзвучавших звуков и событий. Оглушительным грохотом захлопнувшейся двери, в которую умчалась Ирина, и эхом хихиканья Светы, и тем призрачным теплом от того момента, когда ее прекрасная грудь прижималась к моей спине и плечу.

Ну вот, Орлов. Поздравляю. Ты только начал, а уже умудрился превратить одну девушку в испуганного зайца, а другую… другую в кого? В соблазнительную кошку, что учит тебя готовить кофе, упираясь в тебя самым аппетитным местом?

Боже, этот запах ее духов… жасмин… и её тепло… мягкость… Млять, да сосредоточьсяты!

Я тяжело рухнул на стул и попытался заставить себя думать о чем-то нормальном. Об учебе. Об экзаменах.

Нарушения водно-солевого обмена… отеки… — думал я, но перед глазами надоедливо вставали то испуганные, широко раскрытые зеленые глаза Ирины, то хитрая, будто знающая обо всем на свете улыбка Светы, и, конечно, её грудь, подрагивавшая под тонкой тканью блузки, когда она тянулась к кнопке кофемашины…

Отеки… да у меня сейчас самый главный отёк встанет, если я не возьму себя в руки! Концентрация, Орлов! Musculus trapezius… начало верхней выйной линии… а конец… а черт, какой конец, когда все мысли только о том, как бы свой конец… помять или пристроить куда-нибудь…

Мои героические, но тщетные попытки вернуться в реальность и собраться с мыслями прервал тихий, но четкий стук в дверь.

Не властный и тяжелый, от которого сжимается всё внутри. Не нервный и робкий, как бы, наверное, постучала Ирина. И не тот, с легкой насмешкой, каким могла бы постучать Света или Софья. Этот стук был… вежливым. Почти безличным. Как стучит почтальон или курьер. От этого стало даже как-то не по себе.

— Войдите, — выдавил я, пытаясь взять себя в руки и принять вид профессионала.

Дверь открылась беззвучно, и в проеме, очертив собой идеально ровный силуэт, возникла Алиса. Она вошла и остановилась в метре от меня, не говоря ни слова. Просто смотрела. Ее взгляд был тяжелым, изучающим, но лишенным того хищного огня, что был у Татьяны. Она смотрела на меня, как на просто интересный, одушевленный объект.

— Меня попросили вас пригласить, — наконец произнесла она ровным, бесстрастным тоном, в котором не было ни «здравствуйте», ни «извините за беспокойство» — просто констатация факта.

Я молча поднял бровь, ожидая продолжения. А в голове пронеслось: «Пригласить». Звучит как вызов на дуэль… или на казнь.

— Тренер просит Вас оценить мою технику приземления после массажа, — продолжила она, не отводя от меня ледяного взгляда. — Ронджамп. Выйдите на лёд, когда освободитесь?

Фраза была выстроена безупречно с точки зрения субординации и профессионализма. Никакого намека на личный интерес, ни тени сомнения в моей компетентности или, наоборот, особого доверия.

Чистая, стерильная деловая коммуникация.

Но я, уже наученный горьким опытом читать подтекст в каждом взгляде обитательниц «Ледовой Короны», уловил в глубине её глаз, тех самых, что обычно смотрели сквозь человека, едва заметную тень чего-то… любопытства? Не как к мужчине, а как к специалисту.

— Конечно, — кивнул я, стараясь, чтобы голос не выдал внутренней дрожи и остатков недавнего возбуждения. — Подойду через пару минут.

Она кивнула столь же коротко и беззвучно, развернулась с отточенной грацией и вышла, закрыв за собой дверь так тихо, что я на секунду усомнился, была ли она здесь вообще.

Я остался сидеть, пытаясь осмыслить этот визит.

Тренер… значит? Татьяна Викторовна? Но зачем? Зачем ей, чтобы я вышел на лед? Снова проверить мою профессиональную компетентность? Или это её странный способ показать, что я полезен не только для… определенных процедур?

Мысль о том, что я могу быть чем-то большим, чем просто игрушка для удовлетворения её властных прихотей, вызвала странное, щемящее приятное чувство в груди.

Собрав волю в кулак, я вышел из кабинета и направился к главной арене.

Чем ближе я подходил к арене, тем громче становился многоголосый гул ледяного царства. Еще из коридора доносились лишь приглушенные звуки, но стоило сделать последние шаги — и меня накрыла настоящая симфония: ритмичные удары зубцов о лед, свист лезвий, рассекающих зеркальную поверхность, резкий скрежет торможений — и сквозь все это пробивалась мощная, драматичная музыка, под которую девушки отрабатывали свои программы.

Я вышел на бортик, и резкий, чистый холод ударил в лицо, заставив вздрогнуть после душного коридора. Воздух здесь был другим — ледяным и острым, пахло морозной свежестью, металлом лезвий и едва уловимым сладковатым запахом разогретых тел.

Передо мной разворачивалось гипнотизирующее зрелище: фигуристки, словно стрекозы, выписывали сложные пируэты, оставляя за собой призрачные белые следы на идеальной поверхности льда. Басы от музыки гулко отдавались в огромном пространстве, смешиваясь со звуковым калейдоскопом тренировки.

Это был другой мир. Мир абсолютной грации, сконцентрированной мощи и невероятной, почти мазохистской дисциплины. После душных, наполненных скрытыми страстями кабинетов и коридоров, эта арена казалась храмом, где поклонялись чистой, почти абстрактной красоте.

Алиса скользила по дальнему краю арены, ее движения были плавными, но скрывавшими взрывную мощь.

Она готовилась к прыжку. Разгон, мощный толчок — и она взмыла в воздух, ее тело свернулось в тугой комок, совершив несколько безупречных оборотов, и приземлилось с легким, почти неслышным шорохом лезвий, выбросив одну ногу вперед в изящной ласточке.

Движение со стороны выглядело безупречным. Но мой взгляд, настроенный на поиск мышечных дисфункций, уловил едва заметную, мгновенную асимметрию в момент касания льда.

Работа суставов… мышечный корсет… — тут же пролетело в голове, и мой мозг, привыкший выискивать в женских телах прежде всего объекты вожделения, против воли начал анализировать.

Через минуту она подкатилась ко мне, ее дыхание было ровным, лишь легкий, едва розовый румянец на идеально бледных щеках выдавал её колоссальное усилие.

Она остановилась в метре, положив руки на свою безупречную талию. Ее поза была одновременно закрытой и выжидательной.

— Ну? — коротко бросила она, и это слово прозвучало не как вопрос, а как требование отчета.

Я на секунду забыл, где нахожусь. Забыл про Ирину, про Свету, про свои похотливые мысли. Включился медик. Студент, который три года зубрил анатомию.

— Есть небольшой перекос, — сказал я громче, чтобы перекрыть шум и музыку. — При приземлении вы чуть заваливаетесь на левую сторону. Незначительно, но это видно. Нагрузка идет на внешний край стопы, вот тут, — я показал на свою собственную лодыжку, — идет перенапряжение малоберцовой группы. И отсюда, — я провел рукой по воздуху от голени к бедру, — идет отдача вверх, в двуглавую мышцу бедра. В ту самую, что мы разминали.

Алиса, обычно абсолютно невозмутимая, слегка, почти незаметно приподняла бровь. Ее ледяной взгляд растаял на долю секунды, сменившись пристальным, изучающим интересом. Не к моей персоне, а к информации, что я выдал. Мое замечание, сухое и профессиональное, попало в точку. Оно не было комплиментом её грации или упреком в ошибке. Это была диагностика.

— Понятно, — произнесла она, и в ее голосе, всегда ровном и безжизненном, впервые зазвучали какие-то новые нотки — не тепло, нет, скорее некое подобие уважения. — Спасибо.

В этот самый момент мимо нас, демонстративно и на опасно высокой скорости, пронеслась Ирина. Она выполняла сложную дорожку шагов, ее рыжие волосы развевались, как огненный шлейф.

Алиса медленно, с преувеличенным спокойствием, проводила ее холодным, безразличным взглядом, а затем так же медленно перевела его на меня. В ее глазах что-то мелькнуло — не ревность, не злорадство. Скорее… заинтересованность.

— А что вы думаете о ней? — неожиданно спросила она, кивком головы указывая на удаляющуюся Ирину. — Как её техника?

Вопрос застал меня врасплох. Я посмотрел на Ирину, которая в этот момент выполняла вращение. И заметил, что её движения были… иными. Не такими выверенными, как у Алисы, но в них была какая-то природная, почти животная грация.

Странно, сейчас, сравнивая Алису и Ирину, я вижу, что Ирина как будто грациознее. В ее движениях присутствует легкость, в то время как у Алисы — напряженность. Почему так? Алиса, судя по её зажатым мышцам и проблемным узлам под приятной молодой кожей, явно предпринимает больше усилий и больше тренируется.

Я задумался.

Наверное, это связано с ее воспитанием, характером и тем, что ее мать пытается заставить ее добиться тех успехов, что сама не смогла. Но Ирина… почему её движения теперь выглядят… более завораживающими и красивыми?

Хм. — в голове промелькнула забавная мысль. — Может, из-за того, что она так хорошо расслабилась у меня на столе? Эмм… кончила? Она же кончила?

— У неё… всё хорошо, — осторожно начал я, чувствуя, что попадаю на минное поле. — Техника чистая. Проблем не вижу. — Алиса молчала и просто смотрела на меня своим пронзительным взглядом, казалось, заставляя продолжать. — Просто… — я замялся, подбирая слова. — Не то чтобы лучше… э-э… просто немного плавнее. Расслабленнее.

Я увидел, как в глазах Алисы что-то изменилось. Не гнев, нет. Скорее… удивление. И что-то еще, что я не мог определить — может быть, зависть? А может, досада?

— Видимо, её Вы лучше разминаете, — неожиданно произнесла она своим ровным, бесстрастным тоном, но в этих словах прозвучал такой ледяной укор, что я почувствовал, как по спине побежали мурашки.

И прежде чем я успел что-то ответить, оправдаться или объяснить, она резко оттолкнулась и укатила, оставив меня на бортике с открытым ртом и смешанными чувствами.

Вот чёрт, кажется, я только что совершил непростительную ошибку! — сердце на мгновение остановилось. — Но… почему она так отреагировала? Неужели её задело, что я нашел в движениях Ирины какую-то… эм, легкость? Или дело наоборот в том… что я увидел проблему в её движениях…

Я постоял еще минуту, наблюдая за девушками, за их титаническим трудом, пытаясь осознать весь масштаб и безумие этого места. Это была не просто спортивная школа. Это был настоящий храм, где поклонялись красоте движения, силе, боли и победе.

И я, со своими вечными стояками, похабными мыслями и сложной сетью из стыда, похоти и странного, просыпающегося профессионализма, чувствовал себя чужаком, варваром, ворвавшимся в святилище с членом наголо, где все были невинными жрицами.

Но точно ли я варвар? — задумался я, вспоминая Татьяну и её властный тон, действия и приказы. — Может, скорее послушник? Адепт? Жертвенное животное? Или вообще раб?

Со смесью облегчения и сожаления я покинул арену и направился обратно в свой кабинет, в свою клетку, которая после ослепительного света и простора арены вдруг показалась мне единственным безопасным, хоть и немного душным, убежищем.

Коридор за дверями арены был пустым, прохладным и тихим после оглушительного гула. Я шел, думая о произошедшем, и в голове раз за разом мысли складывались в одну забавную идею:

Хм, а может, я создан для этого? Для массажа и оценки тел фигуристок, а не для хирургии? Лекции, учеба — довольно скучны и тяжелы, а тут я могу использовать свои знания в деле, при этом имея вокруг столько… развлекающих факторов…

Решив, что мои знания действительно могут пригодиться, я начал прокручивать в голове траекторию движения Алисы, пытаясь мысленно выстроить анатомическую цепочку, которая вела от её стопы к бедру.

Камбаловидная… икроножная… напрягатель широкой фасции… двуглавая бедра… ягодичные…

Картинки из учебника Грея накладывались на её стройную, мощную фигуру в движении, и это было на удивление… профессионально.

Не успел я дойти до своего кабинета, как из-за угла появилась Софья. В отличие от других, она не шла по коридору, а буквально плыла, будто в танце. Её милое лицо озаряла улыбка, а в руках она несла две бутылочки с йогуртом.

— Лёша! Привет! — весело крикнула она, подбегая ко мне. — Как дела? Чего тут гуляешь?

— Э-э, да, — растерялся я. — Привет.

— Вижу, ты тут весь в своих мыслях. Что, наши красотки не дают покоя? — подмигнула Софья, протягивая мне бутылочку. — Держи, угощаю!

Я взял йогурт, чувствуя себя неловко от её непосредственности.

— Просто работа, эм… давит, — пожал я плечами, машинально откручивая крышечку. — Ещё осваиваюсь.

— Понимаю, — кивнула Софья, и ее лицо стало серьезнее. — Я помню, как сама первый раз сюда пришла. Думала, не выдержу. Эти бесконечные тренировки, постоянный контроль… — она вздохнула, но в глазах светилась искорка. — Но когда выходишь на лед, все забываешь. Чувствуешь себя… свободной. Как птица.

Я с удивлением смотрел на нее. Обычно веселая и беззаботная, сейчас она говорила с такой искренностью, что это заставляло забыть о всех перипетиях моего дня.

— А родители не были против? — поинтересовался я. — Отдать ребенка в такой спорт?

— О! — Софья закатила глаза. — Мама сначала была в ужасе. Говорила, что это не спорт, а калечение. Но папа… папа всегда верил в меня. Он сам в молодости хоккеем занимался. Говорил: «Если нравится — иди до конца». — Она на мгновение замолчала, словно вспоминая что-то важное. — Он даже ночами шил мне первые платья для выступлений. Кривые, конечно, но я в них чувствовала себя принцессой.

Мы постояли еще минутку, пока я доедал йогурт. Разговор с Софьей был удивительно простым и легким — никаких подтекстов, никаких двойных смыслов. Как глоток свежего воздуха после удушающей атмосферы страстей и интриг.

— Знаешь, — Софья вдруг стала совсем серьезной, перестав вертеть бутылочку в руках. — Иногда мне кажется, что мы тут как рыбки в аквариуме. Всё на виду — каждое движение, каждая слеза. — она нервно провела рукой по коротким волосам. — Но вот недавно, например, я сбегала в кино. Просто так, одна. Смотрела какой-то глупый комедийный фильм и хохотала до слез. И никто об этом не знал. — она посмотрела на меня, и в ее глазах мелькнуло что-то неуловимое. — Такие моменты напоминают, что за этими стенами есть другая жизнь… — она сделала паузу. — Ладно, побегу я, — наконец сказала Софья, забирая у меня уже пустую бутылочку. — У меня через пару часов массаж. Ты же меня не забудешь?

— Конечно нет, — улыбнулся я, и на этот раз улыбка была совершенно искренней. — И… эм, спасибо за йогурт!

— Не за что! — ответила она и, развернувшись, шутливо повертела бедрами, будто зная, что я буду на них смотреть…

…и вскоре скрылась за углом, оставив меня с неожиданным чувством тепла к этой хрупкой снаружи, но такой казалось сильной внутри девушке.

С этой мыслью я наконец-то добрался до своего кабинета, готовый к новым вызовам, которые непременно приготовила мне судьба в лице обитательниц «Ледовой Короны». Но тут живот предательски заурчал, напоминая, что с утра я не ел ничего, лишь сделал пару глотков кофе.

Столовая? — пронеслось в голове. — Она же тут есть? Или буфет какой-нибудь? Надо спросить у Светы. — решил я и вновь вышел из кабинета.

Холл «Ледовой Короны» снова поражал своей пустотой. Солнечные лучи, преломляясь в стеклянных стенах, рисовали на полированном мраморе длинные призрачные полосы.

У стойки ресепшена не оказалось ни души. Тишина была настолько гулкой, что слышалось собственное дыхание.

Странно. — подумал я, начав оглядываться. — Света как минимум должна быть тут, щёлкать клавиатурой или болтать по телефону. Куда же она делась? Может, в комнате персонала? — пронеслось в голове, и я тут же туда направился.

Дверь была приоткрыта.

Я заглянул внутрь — пусто. На диване никого. Кофемашина молчала. Единственной находкой стала забытая яркая помада, и почему-то этот простой женский предмет вызвал странное умилительное чувство в груди.

Это же Светы? Или кого-то другого? Кто у нас с такой яркой помадой ходит? — задумался я, но быстро поймал себя на мысли, что кроме их грудей и задниц перед глазами ничего не появляется. — Так-так, успокойся. — я встряхнул головой, отгоняя соблазнительные образы. — Может… к Татьяне Викторовне зайти? Раз уж тут никого… — мелькнула следующая мысль.

Ее кабинет находился в противоположном конце коридора. Дверь была закрыта, а через щель внизу было понятно, что внутри темно и пусто. Странное беспокойство зашевелилось где-то под ложечкой.

Куда, млять, все подевались? — удивился я. — На собрание какое-то ушли? — с этой мыслью я достал телефон и быстро понял, что время уже перевалило за двенадцать. — Ааа, так у них обеденный перерыв! Вот в чём дело… Все просто разбежались по столовым и кафешкам. А я уж решил, что пропустил какое-нибудь важное объявление.

Я дошел до поворота, ведущего к раздевалкам и выходам на лед. Оттуда доносились всё те же приглушенные звуки — скрип коньков, отрывистые женские крики, музыка.

Ну да, конечно, — с иронией подумал я. — Фигуристки-то никуда не делись. Им не до обедов, тренируются, не жалея сил и себя. А вот административный персонал… Света, секретарь, и, по всей видимости, и Татьяна ушли подкрепиться. Логично… — подумал я, и еще раз глянул в сторону выхода на лёд.

Там кипит жизнь. Но идти туда, в этот эпицентр всего, что сводит меня с ума… А еще и зная, что там есть Ирина и Алиса…

Нет, уж лучше голодным останусь, — заключил я, но, вернувшись к стойке ресепшена и постояв в нерешительности у тяжелой двери, ведущей на улицу, которая казалась границей между двумя мирами, я глубоко вздохнул и, подойдя, надавил на ручку.

Ослепительный дневной свет ударил по глазам после полумрака «Ледовой Короны».

Улица встретила меня грохотом машин, криками чаек и резким порывистым ветром. Я постоял секунду, привыкая, потом сунул руки в карманы и побрел вдоль здания, высматривая хоть какое-то заведение.

«Биновар» обнаружилась за первым углом — небольшая, но уютная кофейня, затерявшаяся между пафосными бутиками. Дверь с дребезжащим колокольчиком, запах настоящего кофе, чего-то жареного и чего-то приятно домашнего.

Я заказал крепкий чай и круассан с ветчиной на последние деньги и, плюхнувшись у окна, впервые за сегодня позволил своим плечам расслабиться. Через пару минут мой заказ был уже на столе, и я откинулся на спинку стула, наблюдая за паром, поднимающимся от чашки.

И пусть этот круассан был слегка подсохшим, а чай — слишком крепким, но это была нормальность, та самая, которой мне сейчас так не хватало. Вот так… просто сидеть и быть никем — не массажистом, не объектом вожделения, не игрушкой в чьих-то руках, а просто парнем, который жует булку и пьет чай.

Ах… млять… да кого я обманываю? Надо признаться, мне всё это нравилось. Нравилось, что Татьяна смотрит на меня как на кусок мяса. Нравилось быть инструментом для её тайных желаний. Да черт возьми, после трех лет тотального игнора в общаге это было прям пьяняще…

Хотя… где-то глубоко в груди периодически всплывает странное чувство — будто я хочу поменяться местами с Татьяной…

Нет не стать женщиной, нет. А оказаться по ту сторону власти. Быть тем, кто дергает за ниточки, а не марионеткой. Вот бы взять её сейчас за волосы… прижать её надменное лицо к своему паху… схватит член свободной рукой и чувствовать, как головка отбивает ритм по её щекам, губам…

Ох… млять… это было бы прекрасно… Хочу заставить её смотреть на меня снизу вверх, как смотрел на неё в той гардеробной вчера или сегодня в массажном кабинете… Да-а… это было бы просто невероятно! Вот бы она позволила так сделать…

Я продолжал плыть по потоку своих пошлых фантазий и даже не заметил, как пролетело время — настолько яркими были картинки, рождавшиеся в воспаленном мозгу, пока я делал неспешные глотки и расправлялся с круассаном.

Всего полдня, млять, — размышлял я, уже с наслаждением закусывая последним кусочком круассана. — А ощущение, будто прошел весь курс терапии, причем в роли дивана…

Алиса с ее этим ледяным перфекционизмом, который, черт побери, на самом деле чертовски возбуждает. Хотя, может, тут дело не в её характере, а в соблазнительных изгибах… Хотя нет, скорее всего, и в том, и в том.

А Ирина? Боже… эта девушка со своей бурей эмоций, она ведь кончила прямо у меня на столе… прям под моими руками. Ох, эта мысль снова заставляет кровь прилить ниже пояса. Интересно, что она выкинет в следующий раз? Который, кстати, состоится всего через пару часов… чёрт, даже не представляю.

Света… Света с ее опасной домашней простотой и фигурой порно-модели. Она… чертовски сексуальна… но в то же время и просто интересная девушка, с ней приятно общаться, но особенно приятно, когда она прикасается ко мне своей грудью…

С этой мыслью я глубоко вздохнул через нос и медленно, не спеша выдохнул.

Млять… снова встал. Ну какого чёрта, а? А ну успокойся, а то я тебя вместо ложки использую, чтобы сахар размешать! А чай пиздец какой горячий!

Вот-вот, правильно. — я закрыл глаза, и тут же возникло весёлое лицо Софьи. — А она всё-таки прикольная, какая-то заводная… что ли.

Ну и под конец… над всеми этими столь разными девушками нависает… не тень Татьяны Викторовны, а её железная длань. Та самая, что могла ласкать до дрожи или сжать в кулак, выжимая все соки. Ох… и она их хорошенько так выжила… и ногами и руками… Чёрт… ну что я делаю? Не могу, что ли, думать о другом? Сейчас же опять стояк словлю!

Неожиданно мои мысли прервало знакомое лицо.

Дверь в кафе открылась с тем самым дребезжащим звуком и звоном колокольчика, и на пороге появилась Света. А увидев меня, ее лицо тут же озарила теплая, непринужденная улыбка, отчего мне стало приятно на душе.

— Места хватит? — спросила она, подходя к моему столику без тени сомнения. — Я тут обычно в гордом одиночестве пирожные уничтожаю.

Так она пирожных такие сочные сиски отъела, что ли? — пронеслось в голове, пока я наблюдал, как ее грудь колышется при каждом шаге.

— Хорошо, что ты к нам пришел. — произнесла она и села напротив. — А то скучно, знаешь ли, одной-то.

— О… — я удивился, и мне тут же стало стыдно, что при виде Светы первое, о чем я думаю, и первое, на что я смотрю, это её прелести. — Спасибо. Я… тоже рад.

— Ну ты-то понятно. — сказала она и улыбнулась.

— А? — я сделал притворно обиженное лицо и спросил. — А это что еще значит?

— Да шучу я, — она захихикала, ее плечики затряслись вместе с грудью.

Млять… Она специально? — задумался я, видя, как две божественные формы подпрыгивают.

От Светы пахло теми же духами с нотками жасмина, что и утром, но сейчас запах был смешан с ароматом свежего воздуха и чего-то простого, человеческого. Ну и, конечно же, кофе, которое она заказала.

Затем мы заговорили. О простых вещах. О том, как сегодня странно тепло для этого времени года, и как ее кот утром устроил погром на кухне. О дурацкой рекламе по телевизору, который висел за стойкой бара, где усатый мужчина с неестественной улыбкой пытался продать нам чудо-сковородку. О том, как тяжело рано вставать, особенно когда за окном темно и холодно, и единственное, что хочется, — это зарыться обратно в одеяло.

Это было настолько простое, ни к чему не обязывающее общение, что я по-настоящему расслабился. Впервые за сегодняшний день мой внутренний диалог не крутился вокруг фигуристок, их тел и скрытых желаний. Мой член, до этого находившийся в состоянии постоянной боевой готовности, наконец-то успокоился и заснул, уставший от бесконечных тревог.

Но… изредка все же давал о себе знать, чтобы я не расслаблялся.

Особенно когда Света смеялась, откидывая голову назад, и ее грудь соблазнительно подрагивала под тонким шифоном. Или когда, рассказывая что-то особенно забавное, она наклонялась ко мне, и ее пальцы и ладонь машинально касались моего колена, вызывая мурашки по коже.

В такие моменты мой «уснувший» друг тревожно вздрагивал, будто говоря: Эй, не засыпай там окончательно, эта грудь достойна внимания! Представь, как бы эти упругие сисечки смотрелись в твоих ладонях, как бы ты облизывал её соски…

И в этот момент… в момент, когда я уже вертел Свету на хую, я увидел ее.

Через большое панорамное окно к припаркованной у тротуара темной иномарке подошла Татьяна Викторовна. Она была в своем строгом костюме, лицо выражало привычную собранность и власть. Ее взгляд, скользнув по витрине кафе… остановился на нас. На мне и Свете, сидящих вместе за одним столиком, смеющихся над какой-то глупостью.

И… никакой улыбки. Никакого гнева. Лишь легкая, почти незаметная тень удивления промелькнула на ее идеально контролируемом лице, словно она увидела неожиданный ход в своей собственной шахматной партии. Она задержала взгляд на пару секунд — ровно столько, чтобы я успел ее заметить, и понять, что она нас видит, — затем села в машину и уехала, не подав и вида.

Блин, — похолодело у меня внутри, а в животе зашевелились тревожные черви. — Она что, ревнует? Или просто удивлена, что ее личный массажист и секретарша могут просто по-человечески общаться? Или… или это просто оценка ситуации? Как это теперь аукнется? Сделает вид, что ничего не было? Или устроит очередной «воспитательный» сеанс в гардеробной, где наглядно продемонстрирует, кто здесь главный и кому я должен уделять внимание… и лизать… лизать без остановки? При этом еще, наверное, и санкции на дрочку введет!

Покой, длившийся не более пятнадцати минут, был безжалостно разрушен. Оставшуюся часть обеда я провел в напряжении, снова и снова прокручивая в голове тот короткий, безмолвный взгляд.

Света, казалось, ничего не заметила, продолжая болтать о своем проказнике-коте, но я уже не мог избавиться от ощущения, что на меня снова надели невидимый ошейник и лишь ненадолго ослабили поводок.

— Ну что, пойдем? — наконец сказала Света, доедая свое пирожное. — Пора возвращаться.

— Я… я еще посижу, — выдавил я, стараясь звучать непринужденно. — Чай допью. Ты иди, я следом.

Когда она ушла, я еще минут десять просидел в кафе, оттягивая неизбежное возвращение. Наконец, собравшись с духом, я вышел на улицу — и тут же остолбенел. Та часть окна, за которой я сидел, снаружи оказалась… зеркальной. С улицы невозможно было разглядеть, кто находится внутри кафе.

Млять, да я зря парился! — мысленно выругался я. — Она вообще нас не видела! Наверное, думала зайти выпить ли кофе или нет! Вот я идиот!

С чувством глупого облегчения, смешанного с разочарованием, потому что где-то в глубине души эта игра в кошки-мышки с Татьяной начинала заводить, я направился обратно в «Ледовую Корону» — к новым приключениям, которые наверняка уже поджидали меня за ее стеклянными дверями.

Глава 9 Испытание на прочность

Дверь «Ледовой Короны» с тихим, едва слышным скрипом впустила меня обратно в стерильно-прохладную атмосферу этого храма спортивных достижений и скрытых страстей. Контраст был разительным: после уличного шума, яркого солнца и свежего ветра здесь царила почти гробовая тишина, нарушаемая лишь размеренным, убаюкивающим гудением системы вентиляции.

Однако, сделав несколько шагов вглубь холла, я увидел нечто новое. Чуть дальше, у стойки ресепшена, царило непривычное оживление, будто кто-то встряхнул этот обычно стерильно-спокойный, почти сонный мир. Света, уже вернувшаяся на свой пост после нашей посиделки в кофейне, оживленно беседовала с немолодым, но спортивного вида мужчиной в дорогой куртке с логотипом одного из федеральных спортивных каналов.

И я не мог не заметить, как взгляд журналиста — опытный, цепкий — периодически, будто против его воли, скользил по соблазнительным изгибам груди Светы, так явно проступавшим под тонкой тканью красной блузки.

Да, брат, понимаю тебя, — про себя ухмыльнулся я, чувствуя странную мужскую солидарность. — На такое богатство действительно сложно не смотреть. Держись.

— … и мы как раз думаем сделать большой репортаж о подготовке девушек к предстоящему чемпионату, — говорил журналист, энергично жестикулируя руками, когда я приближался. Его глаза, привыкшие выискивать интересные ракурсы, мгновенно переключились на меня, изучая с лёгким любопытством. — Хотим показать зрителю весь путь спортсменки за один день — от утренней разминки до работы на льду, включая работу со всеми специалистами. Массаж, конечно, будет одной из ключевых тем. Особенно интересны крупные планы — руки профессионала, снимающие напряжение с уставших мышц. Должна получиться очень сильная, человечная история.

— Лёш! Лёш! Иди сюда! — увидев меня, Света радостно, почти по-девичьи замахала рукой, ее лицо озарила широкая улыбка. — Вот как раз знакомься, это наш новый массажист, Алексей. Алексей, это Сергей Низович, специальный корреспондент с федерального канала. Я как раз ему рассказывала, что у нас появился молодой специалист, и что Виктор Петрович сейчас на больничном, а вы его достойно заменяете.

Я почувствовал легкую краску на своих щеках от такой прямолинейной похвалы и подошел ближе, чувствуя на себе спокойный, но теперь уже въедливо-оценивающий взгляд журналиста.

— Алексей Орлов, — представился я, пожимая его сильную, сухую руку. — Да, временно заменяю Виктора Петровича, пока он восстанавливается.

— О, вот как! — лицо мужчины озарилось неподдельным профессиональным интересом. — Виктор Петрович — настоящая легенда в мире спортивного массажа. Но, знаете, с молодым специалистом будет даже интереснее — свежий взгляд, новая энергия. Это отлично впишется в концепцию сюжета. Сходим на лёд к девушкам вы не против? Расскажу подробнее, о чем речь.

— Я с вами, — улыбнулась Света, поправляя прядь волос. — Очень любопытно, как вы будете выстраивать съемку. И интересно, какой ракурс выберете для показа работы наших специалистов. Да и вообще — всегда полезно узнать, как со стороны выглядит наша «Ледовая Корона».

— О, конечно, ваши комментарии как человека, который видит весь процесс изнутри, будут невероятно ценны, — обратился он к секретарше.

Мы втроем направились к массивной стеклянной стене, за которой открывалась панорама главной арены. Сергей Петрович уверенно шагал впереди, поглощенный будущим репортажем. Света шла за ним, необычно молчаливая и внимательная, а я замыкал эту процессию, стараясь сохранять профессиональный вид.

Её присутствие я ощущал физически — лёгкий шлейф духов, соблазнительное покачивание бёдер в обтягивающих брюках. И вот, когда мы уже почти подошли к стеклу, Света вдруг неловко выронила из рук карандаш, которым она крутила между пальцами.

— Ой! — ахнула она, тут же наклоняясь, чтобы поднять его.

Я, не ожидавший этой внезапной остановки, не успел затормозить, и мой пах врезался ей прямо в округлую, соблазнительно изогнутую попу. Контакт длился долю секунды, но я успел ощутить упругость и податливость ее тела сквозь тонкую ткань брюк.

Млять! — пронеслось в голове, и я тут же отпрянул, как от раскаленного железа, чувствуя, как по щекам разливается жар.

— Прости! — выдохнул я, стараясь не смотреть на ее фигуру, склонившуюся передо мной.

— Ничего страшного, — смущенно улыбнулась она, выпрямляясь. Ее щеки тоже порозовели. — Ты же нечаянно.

Неловкость повисла в воздухе, но Сергей Петрович, казалось, ничего не заметил. Он уже стоял у стеклянной стены, внимательно наблюдая за происходящим на льду.

— Вот это да, — произнес он, нарушая тишину. — Настоящая работа профессионалов. Видно, что каждая мышца работает на пределе.

Мы со Светой молча подошли и встали рядом с ним, тоже устремив взгляд на лед. Напряжение от недавнего контакта постепенно начало рассеиваться, уступая место профессиональному интересу.

Оттуда, из-за стекла, доносился знакомый, уже ставший фоном гул — пронзительный свист лезвий, режущих лед, мощные аккорды классической музыки и отрывистые выкрики девушек. Алиса и Ирина, как две стихии — ледяная и огненная, — отрабатывали элементы своей произвольной программы.

— Видите? — Сергей Петрович широким жестом охватил всю панораму катка, будто представляя нам готовый кадр. 'Две яркие звезды. Одного возраста, одного уровня, одна школа… и первое место тоже одно. Интересно наблюдать, как эта конкуренция, это вечное противостояние отражается на их подготовке, на психологии.

Я почувствовал, как внутри у меня всё сжалось в тугой, тревожный узел. Его слова звучали так спокойно, почти бесстрастно, но попадали прямо в цель, в самую суть того напряжения, что я почувствовал между девушками сегодня.

— Девушки просто очень целеустремленные, — уклончиво парировал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — И само собой, каждая хочет победить, это же нормально для спорта и будущих достижений.

— Безусловно, — кивнул журналист, доставая из кармана куртки блокнот и делая в нем пометку быстрым, четким почерком. — Конкуренция — двигатель прогресса. Кстати, Татьяна Викторовна как раз обещала дать нам развернутый комментарий о готовности команды. Материал не срочный, у нас в запасе время до конца месяца, но хочется успеть пообщаться, и прочувствовать атмосферу.

В этот момент Света посмотрела на свои изящные часики и ахнула, приложив ладонь к щеке в комичном ужасе:

— Ой! Совсем забыла! — Света хлопнула себя по лбу, ее лицо выражало легкое отчаяние. — Татьяна Викторовна же перед уходом поручила мне отчет составить к ее возвращению, а я тут с вами болтаюсь! Лёш, ты не проводишь потом Сергея Петровича к выходу?

Я кивнул, а журналист, поблагодарив ее обаятельной улыбкой, добавил:

— Спасибо вам огромное, Светлана! Было очень приятно пообщаться. Надеюсь, еще побеседуем в процессе съемок.

— Конечно! — бросила она уже на бегу и скрылась за поворотом коридора.

Сергей Петрович проводил ее заинтересованным взглядом, затем повернулся ко мне:

— Энергичная девушка. Чувствуется, что держит все под контролем…

Ага… разве что кроме своих сисек… — пронеслось в моей голове.

— … ну что, Алексей, может, расскажете, как вам работается в таком… особенном коллективе? Девушки, тут, все как на подбор — и спортсменки, и… сотрудницы.

Он подмигнул, и я почувствовал, как на щеках выступает краска. Журналист явно намекал на Свет, говоря «сотрудницы».

— Коллектив… да, интересный, — уклончиво ответил я, направляясь вместе с ним к выходу. — Все очень разные. Но я в основном общаюсь со спортсменками и сотрудниками — по работе.

— Понимаю, понимаю, — кивнул Сергей Петрович, делая заметку в блокноте. — Профессиональная дистанция. Это правильно. Хотя, признайтесь, работать в окружении таких девушек — это ведь настоящее испытание для молодого парня?

— Как и любая другая работа, — максимально нейтрально парировал я. — Главное — профессионализм. Да и потом это же мой первый день.

— Что ж, желаю вам удачи во всех последующих днях, — улыбнулся журналист, протягивая мне визитку. — Будем на связи? На днях позвоню по поводу съемок… очень надеюсь на сотрудничество.

— Спасибо, — взял я визитку, чувствуя, как в груди смешиваются легкая гордость и тревога. — До… связи.

Сергей на прощание еще раз обернулся к ледовой арене, задержав взгляд на фигурах Алисы и Ирины, застывших друг напротив друга будто в ожидании чего-то. Затем он что-то быстро записал в своем блокноте, бросил оценивающий взгляд на все пространство зала, будто уже выстраивая в голове будущие кадры, и лишь тогда решительным шагом направился к выходу.

Я пошел следом, и мы вернулись в холл, затем журналист отправился к выходу, а я остался стоять, разглядывая визитку и обдумывая наш разговор.

Журналист этот… чертовски проницательный, — промелькнуло у меня в голове, пока я вспоминал его цепляющие вопросы и тот хитрющий взгляд, будто он видел меня насквозь. Хотя, наверное, без этого качества хорошим журналистом не станешь. Он прям как будто уже раскусил нашу «особенную» атмосферу.

И как раз в этот самый момент, когда я уже собирался отправиться в кабинет, будто в хорошо срежиссированном спектакле, главные двери с легким шипением распахнулись, и в холл, словно торпедный катер с мощными такими торпедами, упрятанными в военный цвет, рассекая пространство, вошла Татьяна Викторовна.

Ее появление всегда ощущалось физически — будто давление в помещении менялось, а воздух становился плотнее и насыщеннее.

— Татьяна Викторовна! Здравствуйте! — лицо Сергея Петровича озарилось профессиональной радостью. — Как раз вас и надеялся застать! Можно пару слов о подготовке девушек к чемпионату?

— Здравствуйте, Сергей Петрович, — холодно, но вежливо кивнула она, попутно бросив на меня короткий, казалось ничего не выражающий взгляд и тут же вернув его к журналисту. — Давайте обсудим все детали в моем кабинете.

Мужчина с радостным видом кивнул и когда они удалились в сторону ее владений, я подошел к Свете, которая уже с головой ушла в работу, яростно печатая что-то за компьютером, но на ее губах играла легкая, торжествующая улыбка.

— Ну что, герой дня, готов к новым сеансам и будущей славе? — спросила она, не отрываясь от экрана.

— Вроде бы готов, — неуверенно ответил я, хотя на самом деле был совершенно не уверен ни в чем, особенно после этой встречи.

Голова кругом. — подумал я и решил что не готов к такому частому вниманию… к своей скромной персоне.

— Никаких «вроде»! — с напускной, почти материнской строгостью произнесла она, наконец подняв на меня свои лучистые карие глаза. — Смотри, время-то уже поджимает! Скоро они к тебе побегут, как на пожар! Так что беги готовься. А потом у них обед будет и перевыв, отдых. И… следующий твой «забег» только часа через три-четыре, не раньше. Так что… — она многозначительно подмигнула, и по моей спине пробежали предательские мурашки, — может, и я к тебе заскочу на массажик, в этот промежуток, если ты, конечно, не против.

Я сглотнул, чувствуя, как кровь начинает активно циркулировать по телу, и опустил взгляд на ее грудь, которая так соблазнительно подрагивала при каждом ее, даже самом маленьком движении, а затем, с усилием, поднял его обратно к ее лицу.

— К-конечно, нет… то есть, конечно, заходи. Всегда рад, — выдавил я, чувствуя себя полным идиотом. — И… и ты права. Пойду, пожалуй, готовиться.

— Ага, давай, не теряй времени, — бросила она мне вслед, уже снова погружаясь в монитор.

Топая в свой кабинет после этой встречи, я почувствовал странное, двойственное ощущение. С одной стороны, мысль о том, что наша работа, мои профессиональные навыки могут попасть в серьезный репортаж, вызывала невольное любопытство и даже легкую гордость.

Все-таки, это не просто подработка, а нечто большее — часть большого сложного механизма. И было лестно, что кто-то со стороны заметил и оценил эту важность. Но с другой стороны, нарастала тревога, липкая и неприятная.

Массаж на камеру… — пронеслось в голове. — Крупные планы руу, да? Журналист говорил именно о руках, но я-то прекрасно знал, что творится с моим собственным телом в присутствии этих девушек. А если в самый ответственный момент мой «друг» решит принять участие в съемках?

Если я буду мять, скажем, бедро Алисы или плечо Ирины, а в штанах начнется непроизвольное движение? Это же увидит вся страна!

Пускай в кадре только руки, но я-то буду весь на нервах, и тело может отреагировать самым неподходящим образом.

Становилось как-то не по себе от одной этой мысли.

Я прошел по пустынному коридору, прислушиваясь к эху собственных шагов, отдававшемуся в висках. Тишина здесь была особой — густой, насыщенной скрытыми смыслами и ожиданием, будто само здание затаило дыхание в преддверии новых бурь, которые я, сам того не желая, помогал разжечь.

— Так, Орлов, соберись, тряпка, — строго сказал я сам себе, заходя в кабинет и с решительным видом принимаясь расстилать на массажном столе свежую, хрустящую простынку. — Никаких тебе репортажей и стояков. Сейчас придет Софья. С ней всегда всё просто, ясно и понятно. Никаких подвохов, никаких двойных игр. Просто работа. Руки, мышцы, профессиональный подход.

Желая хоть как-то отгородиться от навязчивых мыслей, я достал с полки новый флакон с маслом — не с резким ментоловым, а с мягким, сладковатым ароматом ванили.

Думаю, что с Софьей можно использовать более расслабляющее масло. Пусть она хоть немного отдохнет от этой вечной спортивной строгости, почувствует что-то домашнее, уютное, — подумал я, наливая каплю масла в ладони и поднося их к лицу. — Уф… да, какой хороший, сильный и приятный запах. Прям успокаивает.

Ох… Света. — тут же возник её образ в голове, а точнее её попа и грудь. — Она действительно придет на массаж? Как это… будет? Как пройдёт? — я поймал себя на мысли, что очень хочется запустить руки в штаны и как следует вздрочнуть. — Млять… это масло действует слишком хорошо! Может, лучше вернуть… ментоловое? — задумался я, но тут в дверь постучали, и она тут же открылась, и в кабинет впорхнула Софья, словно лучик солнца, пробившийся сквозь зимнюю хмарь.

Ее лицо озаряла знакомая беззаботная улыбка, а в руках она держала два яблока, ярких и налитых, как и сама она.

— Привет, Лёш! — звонко бросила она, энергично протягивая мне один из фруктов. Вся она словно вибрировала от энергии, и от ее присутствия даже густой воздух кабинета, пропитанный запахом масел и тревог, становился светлее и легче. — Держи, витаминчики!

Что это она меня подкармливает? — промелькнула трогательная мысль, и неожиданно стало по-настоящему тепло на душе от этого незамысловатого, почти дружеского жеста.

Я не мог не улыбнуться в ответ ее заразительному энтузиазму, принимая прохладный гладкий плод. Ее простодушие было бальзамом для моей издерганной психики.

— Спасибо, — кивнул я, искренне тронутый, и отложил яблоко на край стола. — Очень мило с твоей стороны.

— Не за что. — она подмигнула. — В общем, Лёш, после утренней тренировки я чувствую себя как выжатый лимон, надеюсь, ты меня снова по волшебству «соберешь»!

— Ложись, — сказал я и указал на кушетку. — Начнем работать.

Она, задорно улыбаясь, тут же повернулась ко мне спиной и с привычной легкостью сняла футболку.

А… интересно, — тут же мелькнула у меня в голове «сугубо профессиональная мысль», — а почему, кстати, она всегда без бюстгальтера? И сосочков не видно… наверное, специальные спортивные накладки носит, как многие фигуристки, чтобы ничего не мешало и не натирало при сложных вращениях?

Прикрывая грудь смущенным, но привычным жестом, она спросила с игривой улыбкой:

— Ты же не смотришь?

— Нет, — буркнул я, чувствуя, как горит лицо, хотя, конечно же, краем глаза успел отметить упругость ее молодой соблазнительной спины.

— Я это… еще и штанишки сниму, ладно? — застенчиво добавила она, уже хватаясь за пояс. — Так же удобнее, да? Для массажа ног.

— Эм… да, конечно… удобнее, — согласился я, стараясь сохранять профессиональное хладнокровие.

Она ловко, одним движением сбросила спортивные штаны, оставшись в одних белоснежных трусиках, и потянулась руками вверх.

border=0 style='spacing 9px;' src="/i/60/808260/nonjpegpng_c8bc77bb-2d13-4c4a-a455-d125ff87da7b.png">
— Всё… я готова. — сказала Софья, и улеглась на живот, как котенок, готовый к ласке. — Можешь начинать. — добавила она, прикрывая попку полотенцем.

Я обернулся, и в голове тут же пронеслось: «Млять… Какая же красота! Так и хочется облизать!» Ее тело было идеальным творением спорта и молодости — упругие округлые ягодицы, стройные, с рельефными мышцами ноги, изящная линия спины, прорисованная каждым мускулом.

— Мне сегодня ноги особенно нужно размять, — объяснила она, утыкаясь лицом в отверстие. — После утренних прыжков голени просто горят, как в аду.

— Понял, — произнёс я, собираясь с мыслями, и начал с икр, втирая ароматное ванильное масло в ее горячую кожу.

Мои пальцы погружались в упругие, словно стальные пружины, мышцы, находили каждое микроскопическое напряжение. Она тихо, сдавленно застонала, когда я нашел особенно болезненную точку.

— Ой… да… вот тут… — ее голос дрогнул от смеси боли и облегчения. — Кажется, я его на том тройном тулупе потянула, когда приземлялась вчера.

Я усилил давление, чувствуя, как под моими пальцами мышечные волокна постепенно, нехотя отпускают зажим. Ее кожа была горячей, живой, каждый мускул отзывался на прикосновения благодарной дрожью.

— Расслабься, — мягко скомандовал я, переходя к бедрам.

Мои ладони скользили по задней поверхности ее ног, разминая напряженные участки квадрицепсов и бицепсов бедра. Она издала глубокий, томный вздох, когда я начал работать очень близко к ягодицам.

Мои пальцы легко погружались в упругую, податливую плоть, разминая глубокие мышечные слои. Я чувствовал, как все ее тело постепенно расслабляется, становится тяжелее, податливее, доверчиво отдаваясь в мои руки.

— Ммм… да… — прошептала она, и ее бедра непроизвольно, едва заметно подались навстречу моим рукам, будто ища большего контакта.

Я продолжил массаж, плавно перейдя на спину. Мои пальцы скользили вдоль позвоночника, находили каждый позвонок, каждую напряженную мышцу, вытянутую вдоль хребта. Она лежала совершенно расслабленная, почти безвольная, изредка издавая тихие, сонные стоны удовольствия, когда я попадал в особенно приятную точку.

— Ой… вот тут… да… — ее голос снова дрогнул, когда я обнаружил тугой узел между лопатками. — Кажется, это от тех поддержек, где Ирина… ах… меня чуть не уронила… или уронила… не помню уже.

Я усмехнулся и тут же усилил нажим, чувствуя, как под моими пальцами спазм медленно, но верно сдается. Ее кожа под моими ладонями казалась такой хрупкой, а под ней скрывалась стальная мощь.

— Расслабься, — повторил я, уже переходя к плечевому поясу. Мои ладони скользили по упругим дельтовидным мышцам и трапециям, разминая глубокие зажимы, оставленные часами изнурительных тренировок.

Она издала еще один глубокий, блаженный вздох, когда я начал работать с ее шеей. Мои пальцы находили каждое напряжение у основания черепа.

— Ммм… да… вот здесь… — прошептала она, когда я нашел особенно тугой узел. — Боже, как хорошо…

Черт, как же она стонет… ну сколько можно, а? — пронеслось в голове, пока пальцы глубже погружались в напряженную мышцу. — Так тихо, но так… выразительно. Будто специально издевается, зная, что каждый ее вздох бьет прямиком ниже пояса.

И действительно, предательский толчок в штанах подтвердил — мой «друг» уже проснулся и требовал внимания, совершенно некстати напоминая о своем существовании. Но я продолжил массаж, перейдя на ее руки и кисти, стараясь сосредоточиться на работе, а не на реакции собственного тела.

Ее мышцы были теплыми, живыми и удивительно податливыми, совсем не похожими на стальные канаты Алисы. Под моими пальцами ее тело постепенно полностью расслабилось, стало мягче, пластичнее, будто превратилось в теплый воск.

Но, желая хоть как-то отвлечься от нарастающего возбуждения, ибо мысли уже заполнялись похабными идеями и образами, я решил завести разговор на нейтральную тему.

— Кстати, ты слышала, что сегодня журналисты приходили? — спросил я, перебирая ее тонкие, но сильные пальцы. — Какой-то Сергей Петрович с федерального канала.

— О-о-о, этого дядьку я знаю! — сразу оживилась Софья, повернув голову набок. — Он, между прочим, в прошлом году чуть не уговорил нашу Алису на откровенность — рассказать в интервью про ее первую любовь. Татьяна Викторовна потом два месяца отходила, чуть не сойдя с ума от ярости. Говорила, что репутация школы важнее всяких девичьих секретов.

— Похоже, у него настоящий талант находить самые болевые точки, — усмехнулся я, чувствуя, как разговор хоть ненамного, но отвлек меня от навязчивых мыслей.

— Угу, — она снова застонала, когда я начал разминать напряженные мышцы ее предплечья, забитые от бесконечных вращений и поддержек. — Осторожнее… ах… да, вот так… ммм… да-да… тут…

Ее стоны становились все громче и менее сдержанными, и я с ужасом вновь почувствовал знакомое, предательское шевеление в штанах.

Нет, черт возьми, только не сейчас, — мысленно взмолился я. — С Софьей же всё просто и чисто! Разве нет? Эй ты внизу! Не смей! Она же как младшая сестра!

Когда я вернулся к завершающему массажу ног, ее дыхание стало особенно прерывистым и глубоким. Мои пальцы скользили по внутренней, невероятно нежной поверхности ее бедер, опасно близко к той самой соблазнительной границе, где начинался край ее трусиков.

— Да… вот тут… — прошептала она почти беззвучно, и ее бедра снова непроизвольно, уже более явно, подались навстречу моим рукам, будто неистово желая большего давления, большего облегчения.

Я чувствовал, как мой член наливается кровью, становясь твердым, требовательным и совершенно неуместным в этой ситуации.

Соберись, Орлов! Тварь ты дрожащая! Она же тебе доверяет как профессионалу! — кричал я сам себе в голове, чувствуя, как штаны превращаются в тесную клетку для разбушевавшегося зверя. — Хотя, черт возьми, с такими ягодицами, упругими и вкусными, как спелые персики, и этой бархатной облизательной кожей…

Черт! А может мне… попробовать? Совсем чуть-чуть? Нет-нет и еще раз нет! Медицина, млять, помни о медицине! Musculus glutaeus maximus… функция: сгибание бедра… Ох, я бы её сейчас согнул!

— А ты, Лёш, никогда не думал сам покататься? — неожиданно спросила Софья, нарушая мои похотливые мысли. — Вот так смотришь на нас со стороны и… М-м-м… вот тут чуть ниже, да…

— Кататься? — переспросил я, с трудом возвращаясь к реальности и слегка смещая руки чуть ниже, к самой верхней части ее бедер. — Я на коньках в последний раз… лет в десять стоял, и то больше времени проводил, цепляясь за бортик. Не самый грациозный вид, скажу я тебе.

— Да ладно! — она звонко рассмеялась, и ее ягодицы задрожали от смеха, заставляя мое сердце пропускать удары. — Я бы посмотрела! Представляю, как ты в своем халате выезжаешь на лед… М-м-м, да… вот именно в этом месте… — она сладко потянулась, как кошка. — Ты бы точно всех смешил своими пируэтами!

— Мои пируэты, — парировал я, переходя к массажу поясницы, пытаясь быть подальше от её попки, в этот же момент позволяя большим пальцам погрузиться в мягкие ямочки по обе стороны от позвоночника, — ограничиваются поворотами вокруг собственной оси и… глупыми падениями. Не очень зрелищно.

— Зато безопасно! Почти! — она снова захихикала, и этот звук смешивался с приглушенными стонами. — А то ведь можно и… Ай!.. И не так упасть, как… Ум-м-х… да-да… тут…

— Вот именно, — пробормотал я, уже с трудом улавливая, о чём она говорит, в этот же момент усиливая давление пальцами на поясницу, отчего Софья начала постанывать еще громче и чаще.

— Ай, ай, — начала прикрикивать она, и её тело начало извиваться будто от наслаждения, будто она делала это невольно. — Ох, как… да-да, хорошо, тут именно… — в этот момент ее ноги поднялись и короткой серией судорожных ударов прошлись по столу. — Ай-яй-яй…

— Что? — я резко остановился, испугавшись, что причинил боль. — Больно?

Она выдохнула и успокоилась, после чего растекалась по столу, ее руки безвольно упали вниз по обе стороны от стола.

— Нет… — выдохнула она, и голос ее звучал томно и лениво. — Наоборот… Ох, Лёш… Еще с ногами немного поработай, пожалуйста? Чуть-чуть…

Я кивнул, стараясь сохранять профессиональное спокойствие, хотя все мое существо было натянуто как струна.

— Хорошо, — сказал я, снова нанося масло на ладони, и с улыбкой добавил: — Видимо, со спиной тебе уже хватит.

— Да-а-а… — протянула она с таким блаженством в голосе, что у меня снова предательски зашевелилось в штанах.

Когда я перешел к ногам, то не мог не заметить, как после ее недавних судорожных движений небольшое полотенце, прикрывавшее ее ягодицы, немного сползло. Теперь оно лежало почти на самой границе, обнажая соблазнительный изгиб там, где бедро переходило в округлую, упругую плоть. Эта полоска обнаженной кожи казалась мне в тот момент самым эротичным зрелищем на свете.

Я чувствовал, как под тонким слоем ткани ее трусиков скрывается настоящая вселенная соблазна. Мои пальцы буквально горели, находясь в считанных сантиметрах от той запретной зоны, что так манила меня своей близостью.

Черт, а ведь достаточно одного неверного движения, одного «случайного» смещения руки… и всё…

Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не позволить рукам осуществить эту опасную фантазию. Каждая клетка моего тела кричала о том, как сильно хочется прикоснуться, исследовать, ощутить, облизать, понюхать… но я лишь глубже вдавил пальцы в мышцы ее бедер, пытаясь загнать похотливые мысли обратно в самый темный угол сознания.

— Всё, — наконец выдохнул я, убирая руки, будто от чего-то дорогого, прям бесценного, но такого, что ты только что едва не разбил по собственной глупости. — Готово… сеанс окончен.

Она медленно, с неохотой перевернулась, прикрывая грудь рукой, ее взгляд был томным, затуманенным, полным какой-то ленивой, животной удовлетворенности.

— Спасибо, — прошептала она губами, которые казались необычно пухлыми. — Мне… намного-намного лучше. Прям заново родилась.

Следом она быстро, почти по-воровски натянула одежду и, послав мне на прощание свой фирменный воздушный поцелуй, выпорхнула из кабинета, оставив меня наедине с бешено колотящимся сердцем, гулом в ушах и болезненным, стыдным стояком, который явно требовал к себе внимания.

Та-а-ак… — я открыл рот, продолжая пялиться на дверь, в которой только что исчезла Софья. — Она… когда она переворачивалась и прикрывалась… я, кажется… черт, я уверен, что я видел его. Этот маленький, аккуратный, темно-розовый сосочек, на секунду мелькнувший перед глазами, прежде чем она успела полностью прикрыть грудь.

Эта мимолетная картинка врезалась в память с четкостью фотографии.

Млять, — мысленно выругался я, чувствуя, как кровь с новой силой приливает к уже и без того переполненному кровью члену. — И ведь это еще цветочки… сейчас придет Алиса. С ее холодным взглядом, которым она меня сегодня чуть не заморозила, и телом, от которого у меня встает еще на стадии «здравствуйте».

Как я буду работать после Софьи? Почему она с каждым массажем становится все соблазнительнее? То ли это я с ума схожу, то ли она действительно… специально? Нет, не может быть, она же просто открытая и непосредственная.

Я подошел к зеркалу над раковиной. Мое отражение показывало раскрасневшееся лицо, блестящие глаза и выражение полнейшей растерянности. Я с силой умылся холодной водой, пытаясь сбить и жар с щек, и навязчивые образы, но они въелись в мозг. Затем я опустил взгляд на заметную, неприличную выпуклость в районе паха, отчаянно пытавшуюся прорвать ткань брюк.

Всего второй день, Орлов… — с горькой иронией подумал я, снова брызгая ледяной водой на лицо. — Всего второй день… держись…

Глава 10 Ледяная стена и огненный прорыв

Последующие минуты после ухода Софьи тянулись мучительно медленно. Я, словно запрограммированный автомат, прибирался на столе, механически протирая поверхности. И тут взгляд упал на яблоко, которое она мне оставила. Я взял его и откусил большой, хрустящий кусок. Кисло-сладкий сок немного освежил меня, помог отвлечься от похотливых мыслей, навеянных ее стонами и тем мелькнувшим сосочком.

Чувствую… будто она обо мне заботится, приятно… — с горьковатой усмешкой подумал я, и тут в голове всплыла Алиса. — Нет, а всё-таки, вот что значили ее слова: «Вы ее лучше разминаете»? Это что, ревность? Но к кому? Ко мне? Или к Ирине, потому что у той лучше пошла тренировка после моего массажа? Или это просто констатация факта, без всякого подтекста? Черт, эти девушки сводят с ума своей многозначительностью.

Каждая секунда ожидания следующей «пациентки» казалась вечностью, наполненной тревожным предвкушением. Холодный мрак грядущей встречи с ледяной королевой медленно надвигался на мое и без того расшатанное спокойствие.

Она вошла ровно в назначенное время — без стука, без опозданий, без приветствий, словно тень, материализовавшаяся из самого льда. Ее лицо было безупречной маской бесстрастия, а взгляд… взгляд был особенно — отстраненным, будто она смотрела сквозь меня, на что-то очень далекое и не представляющее для нее никакого интереса.

— Спина. И бедра, — коротко бросила она, снимая олимпийку и аккуратно вешая ее на спинку стула.

— Конечно… — с неловкостью на лице и в голосе ответил я.

А когда она легла на стол, я почувствовал разницу сразу же, кожей своих все еще помнивших тепло Софьи ладоней. Ее мышцы, обычно напряженные, но податливые под давлением, сейчас были настоящими каменными глыбами. Каждое мое прикосновение встречало глухое, молчаливое сопротивление, будто ее тело отвергало мои руки, выстраивая невидимый, но прочный барьер.

Что случилось? — лихорадочно думал я, работая с ее трапециями, которые напоминали спрессованный бетон. Мои пальцы натыкались на сплошные узлы напряжения. — Обиделась из-за того, что я на льду заметил легкость в движениях Ирины? М-да… не думал, что Алиса такая обидчивая, вообще не похоже на нее. Она всегда казалась выше таких мелочей. Хм, или это что-то другое? Может, проблемы на тренировке? Или этот чертов журналист, Сергей Низович, уже успел ей душу вымотать? Хотя нет, когда бы он успел… Или успел?

Я пытался работать как обычно — профессионально, внимательно, находя каждый мышечный зажим. Но чем дальше, тем больше ощущал ледяную стену, которую она выстроила между нами. Она не издавала ни звука, ее дыхание было ровным, как у спящей, но в каждом мускуле читалось напряжение, граничащее с полным отвержением.

— Алиса, — осторожно начал я, переходя к ее бедрам, мои ладони скользили по ткани штанов, ощущая стальные, неподатливые мышцы под ней, — вам… некомфортно? Может, уменьшить давление?

— Всё нормально, — последовал холодный, безжизненный ответ, прозвучавший так, будто его издавал робот, лишенный эмоционального модуля.

Это ложь, ее тело кричит об обратном. — пронеслось в голове.

Когда я начал работу с задней поверхностью бедра — с той самой, травмированной мышцей, что мы долго разминали, — я почувствовал, как она непроизвольно, мелко вздрагивает.

Не от боли, нет. Скорее… от сдержанного раздражения? Или от глухой, непробиваемой злости? Ее поза была неестественно скованной, будто она силой воли заставляла себя лежать неподвижно, терпя неизбежное.

Черт, да что же я такого сделал? — мучился я, чувствуя, как по спине бегут противные, холодные мурашки. — Неужели всё из-за пары неосторожных слов про Ирину? Или… я даже не знаю! Млять, да тут с ума можно сойти!

Я настырно пытался пробиться через этот лед — работал более тщательно, более внимательно, пытаясь найти потаенную щель в ее броне. Но чем больше я старался, тем более отстраненной и недосягаемой она становилась. Казалось, с каждой минутой она уходит все дальше в себя, в свой стерильный, ледяной мир, куда мне, смертному с вечным стояком, который сейчас, кстати, скукожился так, будто ему некомфортно куда больше, чем мне самому, не было хода.

Когда сеанс наконец подошел к концу, она поднялась с той же ледяной, отточенной грацией, что и всегда.

— Спасибо, — бросила она, не глядя на меня, и направилась к двери, ее прямая, негнущаяся спина была воплощением абсолютной неприступности.

— Алиса, подождите, — не удержался я, чувствуя, как что-то неприятное и тяжелое сжимается у меня в груди. — Я… кажется, вас чем-то обидел. Если это так, то я… прошу прощения.

Она остановилась у самой двери, взяла свою олимпийку, повернулась, и в ее глазах, обычно таких холодных и пустых, я увидел что-то сложное — не гнев, не обиду. Скорее… усталое, глубинное разочарование. Направленное не столько в меня, сколько в ситуацию в целом. В необходимость этого разговора. В мою навязчивую попытку докопаться.

— Вы ничего не сделали, — сказала она ровным, монотонным тоном, но в нем, как трещинка на гладком льду, прозвучала неуловимая усталость. — Дело не в вас… Просто… всё как всегда.

И она вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь, оставив меня в полном, оглушительном недоумении и с тяжелым, холодным камнем на душе.

Я стоял посреди кабинета, чувствуя себя последним идиотом, и думал:

Что, черт возьми, это значило? Она явно не в себе, но почему? И почему это меня так, млять, задевает? — я от злости хлопнул ладонью по кушетке. — Черт, да она же просто клиентка, в конце концов! Пусть холодная, пусть странная, но всего лишь клиентка!

Но что-то внутри упрямо твердило, что это не так. Казалось, в этой монолитной ледяной стене сегодня появилась трещина, и сквозь нее на миг проглянуло что-то живое, человеческое, уязвимое, и именно это «что-то» не давало мне покоя, царапая изнутри.

А может, у нее проблемы? С родителями? С той самой матерью-айсбергом? Эх, чёрт, это не твоё дело, Орлов!

Прошло минут пятнадцать.

Я приводил в порядок кабинет после Алисы, вытирал стол, проветривал, пытаясь выветрить остатки того ледяного настроения, что она принесла с собой. Тревожное ожидание следующего сеанса смешивалось с неприятным, липким осадком от предыдущего.

И вот раздался стук в дверь — нервный, отрывистый, в три быстрых касания. Затем дверь приоткрылась, и на пороге, словно вихрь, застыла Ирина. Ее взгляд избегал встречи с моим, а пальцы нервно теребили край футболки. Даже ее огненные, обычно такие яркие и небрежно-сексуальные волосы, сейчас были собраны в тугой, невзрачный пучок, будто она пыталась спрятать за ним свою сущность.

— Можно? — тихо, почти неслышно спросила она.

— Конечно, — кивнул я, отступая и давая ей войти. — Проходи.

Она вошла неуверенной, скованной походкой и, не глядя на меня, начала снимать футболку. Под ней оказался простой черный бюстгальтер без косточек, мягко облегающий ее небольшую, но идеальной формы грудь. Тонкие бретели подчеркивали хрупкость ее плеч, а открытая спина лишь акцентировала внимание на изящном изгибе талии — узкой, упругой, с прорисованными мышцами пресса, свидетельствующими о ежедневных часах тренировок.

Она была красивой и яркой, как и всегда, но сейчас её движения были какими-то деревянными, лишенными той изящной пластики, что я видел в ней на льду.

Когда она легла на стол, я заметил, как напряжены ее плечи и спина — будто она готовилась не к расслабляющему массажу, а к допросу с пристрастием.

Я начал работу с плечевого пояса, стараясь быть максимально профессиональным и собранным. Под моими пальцами я чувствовал легкую, едва уловимую дрожь — постоянную, назойливую, как будто по ее телу пробегал ток низкого напряжения.

— Расслабься, — тихо сказал я, переходя к трапециям. — Дыши глубже.

Она попыталась сделать глубокий вдох, но ее грудная клетка расширилась неестественно резко, будто ей не хватало воздуха.

Не расслабляется… — тут же пронеслось в голове. — Что ж, попробуем это исправить.

Я чувствовал, как под тонкой кожей ее спины играет каждое мышечное волокно.

Чёрт, а у нее прям хорошие данные, её тело будто создано для спорта… — подумал я, перейдя к длинным мышцам вдоль позвоночника.

Я работал медленно и тщательно, разминая каждый сантиметр. Ее кожа была горячей, почти обжигающей, и от нее исходил легкий, возбуждающий запах пота, смешанный с цветочным гелем для душа.

Когда я добрался до поясницы, мои большие пальцы утопились в ямках по обе стороны от позвоночника. Она непроизвольно ахнула, и ее таз слегка приподнялся над столом, прежде чем снова опуститься.

— Почти закончил, — тихо сказал я, завершая проработку длинных мышц спины.

Мои пальцы сделали несколько скользящих движений по ее пояснице, чуть выше линии спортивных штанов. И она тут же глубже уткнулась лицом в отверстие, но ее бедра снова предательски дрогнули.

Я отошел к столику за новой порцией масла, и тут до меня дошло. В руках у меня был все тот же флакон с ванильным маслом, который я подготавливал для Софьи.

Млять, я так и не поменял его на ментоловое. Черт, а если… — закралась первая мысль. И потом, вспоминая напряженную спину Алисы, то, как ее тело отзывалось на каждый мой жест, в голову полезла дурацкая, детская догадка: — А может, Алисе не понравилась ваниль? Ха? — мысль была глупой, почти смешной.

Но следом пришла другая, куда более взрослая и тревожная. Я вспомнил, как ягодицы Ирины только что непроизвольно приподнимались, когда я работал с поясницей.

Неужели это… действие масла? — ехидно пошутил я сам с собой. — Или чего-то еще? Моих рук? Атмосферы? Её фантазий? Всего вместе? — я обернулся и опустил взгляд на попку Ирины и тут же решил. — Надо заканчивать… а то чувствую, стояк надвигается…

— Перевернись, — сказал я, уже без тени сомнения в голосе.

Она послушно перевернулась, устроившись поудобнее. Я тем временем налил в ладони щедрую порцию масла и растер его между пальцами, чувствуя, как по телу разливается знакомое напряжение.

Просто работа, Орлов… трапеции, дельты, ничего больше…

Мои руки легли ей на плечи. Кожа была удивительно горячей. Я начал с легких поглаживаний, распределяя масло, ощущая под пальцами знакомые узлы напряжений в ее трапециевидных мышцах. Сладкий, теплый аромат ванили смешивался с естественным, чистым запахом ее кожи, создавая невыносимо интимный и возбуждающий коктейль. Этот запах въедался в сознание, казалось, снимая последние барьеры.

Когда я углубился в работу, прорабатывая дельтовидные мышцы, я не мог не заметить, как ее лопатки плавно сдвигались при каждом вдохе. А мой взгляд снова и снова соскальзывал вниз, на ее грудь, которая соблазнительно подрагивала в такт дыханию.

В голове всплыло воспоминание:

Ее грудь… была такая упругая и теплая… — я усилил нажим, пытаясь загнать похотливые мысли обратно в самый темный угол сознания. — Мышцы… надо сосредоточиться на мышцах…

Атмосфера в кабинете сгущалась с каждой следующей минутой, становясь густой и сладкой, как мед. А мое собственное дыхание начало сбиваться. Я заставил себя сосредоточиться на технике, на анатомии, на всем, кроме того, что происходило вон там, в моих штанах, где уже начиналось предательское шевеление из-за её тихих стонов и движений бёдрами и кратковременным поднятием таза.

И вот, когда я перешел к глубокому массажу ее плеч, я вновь заметил странное, предательское движение. Ее правая рука, лежавшая вдоль тела ладонью вниз, медленно, почти незаметно сдвинулась… и кончики пальцев коснулись ткани штанов в соблазнительной близости от промежности. Всё повторялось.

Я замер на секунду, но потом продолжил работу, делая вид, что просто ослабил нажим, переходя к нежному массажу ее предплечья.

Показалось же, да? — пытался я обмануть сам себя. — Просто непроизвольное движение уставших мышц, спазм…

Но нет — через пару минут движение повторилось. На этот раз более явное, осознанное. Ее пальцы слегка, но уверенно надавили на ткань в том самом месте, и я увидел, как ее бедра вновь будто непроизвольно мелко подрагивают, а ее дыхание становится чуть более прерывистым, горячим. Она как будто прислушивалась к чему-то внутри себя, к нарастающему напряжению, которое уже витало в воздухе, осязаемое и плотное.

— Ниже… — вдруг тихо, почти неслышно выдохнула Ирина.

— Про…сти? — переспросил я, прекращая движения, хотя прекрасно расслышал.

— Ниже, — повторила она, и в ее голосе, обычно таком дерзком и насмешливом, прозвучало не требование, не приказ, а… почти что мольба? Едва уловимая, стыдливая дрожь скользнула по ее голосу, и она добавила: — Грудь…

Осознание происходящего ударило мне в голову, словно молния… и мои руки тут же потянулись к её красивой упругой груди.

Нельзя! Это ловушка! Она снова проверяет, играет… — закричала во мне логика. Но я уже не мог думать. Мой взгляд был прикован к ее груди, подчеркнутой черной тканью бюстгальтера, на ее учащенно дышащий рот. И снова этот запах — ванили и ее кожи — ударил в голову, как наркотик, отключая все тревоги. — Черт с ним! Хоть умру, но… зато с сиськами в руках!

Моя рука, будто сама по себе, поползла вперед, и я накрыл ее грудь своей ладонью, скользнув под тонкую ткань.

Ооо… даа! Как же приятно!

Я чувствовал каждое ее дыхание, каждый удар сердца, отдававшийся в моей руке. Сначала я просто держал ее так, ощущая под пальцами идеальную округлость и упругость. Затем начал двигать ладонью — медленно, круговыми движениями, втирая в кожу остатки масла, смешивая запах ванили с ее собственным, все более густым и сладким ароматом.

Ее тело ответило немедленно. Она резко, с присвистом вдохнула, и ее грудная клетка вздыбилась под моей рукой. Я почувствовал, как ее сосок, уже твердый, стал буквально каменным. Я не удержался и большим пальцем начал водить по этому маленькому, напряженному бугорку, сначала легко, потом с нарастающим давлением.

— М-м-м… — тихий, сдавленный стон вырвался из ее губ.

Этот звук, полный стыда и невозможного наслаждения, ударил мне прямо в пах. Мой член дернулся, наливаясь кровью и требуя участия в этом безумии. Я видел, как ее живот напрягся, как изгиб ее талии стал еще более выразительным, когда она непроизвольно выгнулась навстречу моим прикосновениям. Ее кожа под моими пальцами прям горела, разжигая настоящее пламя возбуждения в моих штанах.

Я продолжил массировать ее грудь, уже более уверенно, почти грубо, сжимая упругую плоть, чувствуя, как она подается и пружинит. Моя вторая рука легла на ее живот, чуть ниже ребер, и я чувствовал, как он вздрагивает от каждого ее прерывистого вдоха. Она лежала с закрытыми глазами, ее лицо было искажено гримасой мучительного блаженства, губы приоткрыты, изредка выпуская тихие, хриплые вздохи.

Ее бедра начали двигаться — сначала едва заметно, потом все более явно, будто она уже не могла сдерживать нарастающую внутри бурю. Воздух в кабинете стал густым от похоти, тяжелым и сладким, как перезрелый плод. Я ждал. Мы оба ждали, когда же лопнет эта последняя нить контроля. И тогда случилось то, что перевернуло все с ног на голову.

Ее собственная рука, до этого лежавшая у промежности, резко, почти отчаянно сунулась под пояс спортивных штанов. Я застыл, наблюдая, как ткань натягивается и дергается от ритмичных, жадных движений ее руки, скрытой внутри. Она уже не просто касалась себя — она мастурбировала. Нагло, откровенно, прямо здесь, на моем столе, под моими руками.

Вот так просто? — пронеслось в голове, смешивая дикое возбуждение с протестом. — Я что, должен просто наблюдать? Позволить ей использовать меня, мои руки и мой кабинет как фон для ее утех? Делать все, что вздумается? Так нельзя! Я же тоже хочу!

Но вместо того, чтобы остановить ее или поддаться сиюминутному порыву, я убрал руку с ее живота и положил на вторую грудь. Мои пальцы, будто обезумев от близости и ее наглого поведения, с новой силой впились в упругую плоть.

Вот так, сучка… Нравится? — пронеслось в голове ослепительной вспышкой.

Я мял ее грудь, чувствуя, как сосок наливается и твердеет прямо в моей ладони, упираясь в нее крошечным камнем. Я делал это почти грубо, с немым вызовом, отвечая на ее наглость своей — мол, хочешь играть? Получай по полной!

Ирина ответила глухим, сдавленным стоном, который перешел в серию коротких, хриплых всхлипываний. Ее бедра заходили ходуном, движения руки под тканью стали более резкими, отчаянными. Влажный шорох кожи о кожу стал отчетливо слышен в звенящей тишине кабинета. Она была на грани, и мое животное начало ликовало от этого зрелища, от этой власти над ее телом в этот миг. Ее поза, ее стоны, ее полная отдача животному инстинкту — все это сводило меня с ума.

Всё, млять, я больше не могу терпеть! Сейчас достану член, и пусть она видит, до чего она меня довела!

Но именно в этот момент, когда моя рука соскользнула с ее груди и уже потянулась к ширинке, ее тело вздыбилось в финальном, сокрушительном спазме. Она издала звук, средний между стоном и рыданием, ее спина выгнулась дугой, а пальцы впились в край стола с такой силой, что костяшки побелели. Долгая, трепещущая волна прокатилась по ее животу и бедрам, и затем она вся обмякла, испустив тихий, прерывистый выдох.

Она кончила. Ровно в тот миг, когда я уже был готов переступить последнюю грань.

В кабинете воцарилась гробовая, оглушительная тишина, нарушаемая лишь ее тяжелым, неровным дыханием. Я все еще сжимал ее грудь в своей руке, чувствуя, как под ладонью бешено, как у пойманной птицы, бьется ее сердце. Мой собственный член напряженно пульсировал в тесных штанах, требуя внимания, оставшись неудовлетворенным.

И тут она резко, почти грубо встала, отбрасывая мою руку. Ее лицо было алым от стыда, щеки горели, но в глазах, влажных и блестящих, плескалась какая-то странная, болезненная решимость. Ее взгляд, скользнув по моим штанам, где явственно проступал внушительный, неприличный бугор, заставил ее покраснеть еще сильнее, а губы ее задрожали. Затем она посмотрела мне прямо в глаза, и в ее взгляде было что-то неуловимое, сложное — смесь стыда, животного торжества и какой-то щемящей, непонятной мне грусти.

— Спасибо, — бросила она уже тише, более осознанно, облизывая пересохшие губы. — Мне… намного лучше.

Да неужели, млять? — пронеслось в голове, и в следующую минуту она оделась и вышла, не закрыв за собой дверь, оставив меня в полном, оглушительном шоке, с бешено колотящимся сердцем и членом, который, казалось, вот-вот прорвет ткань брюк, так и не получив желанного освобождения.

Я стоял, не в силах пошевелиться, пытаясь осмыслить произошедшее. Она кончила. Прямо здесь. Под моими руками. Сознательно, почти что демонстративно. И ушла, бросив на прощание этот странный взгляд, как будто что-то доказала и себе, и мне.

Возбуждение, дикое и всепоглощающее, смешанное с оглушительным недоумением и щемящим чувством чего-то неправильного, поднималось во мне волной, грозя снести все барьеры. Мне нужно было… что-то делать. Куда-то идти. Выть от накопившегося напряжения.

И тогда я вспомнил. Вспомнил о Татьяне Викторовне. О ее тяжелом, властном взгляде. О ее, казалось, безраздельной власти в этих стенах. О том, что только она одна могла понять этот хаос. Только она могла… помочь. Или наказать. В данный момент разница казалась несущественной.

Не думая, почти на автомате, повинуясь какому-то животному инстинкту, я вышел и направился к ее кабинету. Мое тело горело, разум был в огненном вихре образов — мелькало лицо Софьи с ее мимолетным сосочком, ледяная маска Алисы, искаженное наслаждением лицо Ирины… А в паху пульсировало навязчивое, требовательное, невыносимое желание, заставлявшее идти вперед, как лунатика.

Добравшись в полупомешанном состоянии до двери её кабинета, я не постучал. Я просто вошел, отворив тяжелую дверь. Воздух в кабинете был густым и прохладным, пахло дорогим парфюмом, кожей и властью.

Татьяна Викторовна сидела за своим столом, углубленная в какие-то бумаги. На ней был всё тот же элегантный черный пиджак и строгие брюки, а из-под него виднелась шелковая рубашка насыщенного изумрудного цвета с парой расстёгнутых пуговок, открывавших соблазнительную ложбинку.

Услышав скрип двери, она резко подняла голову. В ее глазах мелькнуло неподдельное удивление, сменившееся через мгновение тем самым, знакомым мне до дрожи оценивающим взглядом.

Он всегда пробегал по мне, как рентген, видя все мои слабости и тайные желания. Затем ее губы тронула медленная, понимающая улыбка, и она игриво поднесла карандаш к губам, будто обдумывая, какую новую игру предложить своей игрушке.

— Алексей… — она отложила карандаш. Голос ее был низким, бархатным, и от него по спине побежали мурашки. — Закрой дверь. И подойди.

Я молча выполнил приказ, щелкнув замком. Звук прозвучал как приговор. Сделал несколько шагов к столу, чувствуя, как под ее тяжелым, изучающим взглядом мое возбуждение, и без того мощное, становится еще более очевидным, почти болезненным. Ткань брюк натянулась до предела, безнадежно выдавая мое состояние.

Она поднялась с невозмутимой грацией хищницы и жестом указала на свой вращающийся стул.

— Садись.

Я опустился в мягкое кожаное кресло, пока она медленной, уверенной походкой обходила стол.

Что же будет? Что она сделает? — пронеслось в голове, и по телу разлилось сладкое, тревожное предвкушение.

Ее взгляд скользнул к огромному стеклянному окну, выходящему на пустующую арену, будто проверяя, не видят ли нас. И убедившись в уединении, она встала позади меня. Мое сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухими ударами в висках, и тут ее пальцы, прохладные и невероятно сильные, легли мне на плечи.

— Ого, — прошептала она, начиная разминать мои зажатые трапеции. Ее прикосновение было одновременно болезненным и блаженным. — Кто же это тебя так… возбудил… а, шалунишка? — ее грудь, пышная и упругая, прижалась к моей спине, и я ощутил всю ее теплоту и новый прилив возбуждения.

В голове тут же пронеслось: «Боже, она же чувствует каждую мою дрожь…»

— У тебя вся спина кричит. — ее руки скользнули по моим бокам, ладони легли на мою грудь, прижимаясь к соскам сквозь рубашку, заставляя их набухнуть.

Она ведет себя как собственница… и, черт, мне это безумно нравится! Подрочит? Сядет на лицо? Да что угодно, лишь бы побыстрее, я готов на все!

— Ты такой напряженный… — ее губы, мягкие и влажные, коснулись моей шеи, а пальцы принялись мять мои грудные мышцы, в тот момент как её взгляд упал вниз, к моей пахоте. — И там… внизу… такой твердый, беспокойный… — ее рука опустилась к моему паху, накрыла собой мой напряженный член через ткань брюк и сжала с такой властной силой, что по моему телу пробежала судорога, и я вздрогнул. — Хочешь кончить, да? — прошептала она в самое ухо, ее горячее дыхание обжигало кожу.

Да… черт возьми, да! — пронеслось в голове.

— Чувствую, как ты пульсируешь… мой беспокойный мальчик… — она расстегнула мою ширинку одним ловким, отточенным движением. Ее пальцы, прохладные и уверенные, обхватили мой обнаженный член с убийственной точностью. — Но сейчас, Алексей, — она начала медленно и ритмично двигать рукой, смазывая его влагой, что выступила на головке, — ты будешь кончать, думая только об одном. О том, чьи это руки тебя ласкают. Чье дыхание ты чувствуешь на своей коже. — она ускорила движение, ее ладонь идеально скользила по моему стволу, сжимая его в нужных местах. Я застонал, чувствуя, как нарастает знакомый, неумолимый ком внизу живота. — Чей ты, — прошептала она, вцепившись в мои волосы и заставляя запрокинуть голову. Ее глаза горели темным огнем. — … скажи, чей…

— Твой… — вырвалось у меня хриплым, сдавленным стоном. — … я твой…

И в этот миг ее хищная улыбка стала еще шире. Она резко, с неожиданной силой развернула кресло, поставив меня лицом к ней. И не сводя с меня пламенеющего взгляда, медленно, с театральной паузой, опустилась передо мной на колени. Ее взгляд был прикован к моему лицу, она ловила каждую мою эмоцию.

Не может быть! Млять, это случится! — думал я, завороженно глядя то в ее глаза, то на ее губы, и вот она подхватила мой член своей изящной рукой, нежно обхватив его у основания, и без промедления, плавно и уверенно взяла в рот.

— Ох… Боже! О-о-о…!

Мир взорвался, сузившись до одной точки. До влажного, обжигающего тепла ее рта, до невероятного чувства, когда ее губы, мягкие и податливые, плотно обхватили член, а ловкий, проворный язычок тут же подхватил головку, заиграв с самой чувствительной ее частью. Я невольно вскинул голову, глаза закатились, и из моей груди вырвался низкий, блаженный хрип, который я сам с трудом узнал.

— Ахх… да…

Она смотрела на меня снизу вверх, ее глаза, полные абсолютной власти и торжества, не отрывались от моих. Я видел, как ее щеки втягиваются, слышал тихий, непристойный звук ее рта, скользящего по моей плоти. Запах ее духов, смешанный с возбуждающим ароматом ее кожи и моим собственным, пьянил и сводил с ума. Ее свободная рука ласкала мои яйца, то нежно перебирая, то слегка сжимая, посылая новые волны удовольствия.

Я не мог больше держаться. Граница между болью и наслаждением стерлась, оставив лишь животную, всепоглощающую потребность в разрядке.

Вот оно… сейчас! О-о-о, черт…

Чувствуя, как подходит финал, я судорожно впился пальцами в ее идеальную прическу, сжимая пряди волос. Она поняла все без слов — ее взгляд, полный торжествующей власти, выразил молчаливое одобрение. И она, не отрываясь от моего лица, поглотила меня еще глубже, до самого основания, заставляя меня почувствовать, как головка члена упирается в мягкое нёбо.

И тогда волна накатила сокрушительно, вырываясь из самых глубин моего существа. Я дико, почти бессознательно закричал, когда первая горячая, пульсирующая струя спермы вырвалась из члена. За ней последовали другие — мощные, неостанавливаемые спазмы, выжимающие из меня все до последней капли. Я чувствовал, как моя сперма заполняет ее рот, как ее щеки втягиваются с каждым моим пульсирующим толчком, как ее гортань ритмично сжимается, сглатывая мою сущность.

Она, не моргнув глазом и не отводя взгляда, принимала все. Ее глаза, темные и бездонные, были прикованы к моим, ловя каждую гримасу экстаза, каждую судорогу на моем лице. Я видел, как ее губы, плотно обхватившие мой ствол, растягиваются в едва заметной улыбке торжества.

Этот её взгляд, полный абсолютного контроля и порочного удовольствия, доводил оргазм до невыносимой остроты. Когда последние, уже почти болезненные спазмы отпустили меня, я откинулся на спинку кресла, совершенно разбитый, опустошенный, пытаясь ловить ртом воздух. В ушах звенело, а по телу растекалась тяжелая, свинцовая слабость.

Татьяна Викторовна медленно, с театральной неспешностью и довольным видом, вынула мой все еще пульсирующий и твердый как камень член изо рта. Она подняла голову, ее губы, влажные, распухшие и неестественно яркие от страсти, растянулись в порочной, самодовольной улыбке.

— Вкусно, — прошептала она хрипло, и ее язык медленно, соблазнительно провел по верхней губе, словно пробуя на вкус остатки моего семени. Затем она снова наклонилась и прикоснулась губами к самой чувствительной головке моего члена, поцеловав ее с такой порочной нежностью, что я снова вздрогнул. Этого было достаточно, чтобы мое бедное сердце снова заколотилось. — А теперь, — ее голос снова стал властным и твердым, когда она начала вставать, — если ты не против.

Поднявшись, она прошла мимо меня и плавно, с легким раскачиванием бедер, спустила свои строгие брюки на пол. Затем, с той же кошачьей грацией, уселась на край стола, откинувшись на локти. В этот момент я уже повернулся и увидел, как ее сексуальные ноги, сильные и стройные, медленно раздвинулись передо мной, открывая взгляду дорогие кружевные трусики с сеточкой, едва скрывавшие ее сокровенную киску.

— Подойди, — приказала она, и в ее глазах заплясали знакомые огоньки. — И тоже сделай мне приятно…

Глава 11 Власть и покорность

Слова Татьяны повисли в воздухе густым шлейфом из запаха её духов, моей спермы и её безраздельной власти надо мной. «…И тоже сделай мне приятно…» Это не было просьбой. Это был приказ, отлитый в бронзу и обернутый в бархат. Приказ, которого я и ждал, и боялся, и к которому моё тело, всё еще содрогающееся в посленервной дрожи от недавнего оргазма, но уже снова напряженное и отзывчивое, рвалось и трепетало одновременно.

Мой член, все еще влажный от её рта, пульсировал, будто второе, не мыслившее, но всепонимающее сердце, подтверждая свою животную готовность. Сознание затуманилось, потонув в сизой дымке, оставив лишь базовые инстинкты и порочное, сладостное желание угодить этой женщине, этой повелительнице моего личного ада и рая.

Я поднялся с кресла, чувствуя, как подкашиваются ватные ноги. Какая-то неведомая, темная сила заставляла их двигаться, вела меня, как марионетку.

Шаг. Еще шаг. Пол под ногами казался зыбким. И вот я оказался перед ней, в самом эпицентре бури, между ее раздвинутых ног.

Она полулежала на столе, опершись ладонью, и её поза — эта расслабленная, почти небрежная властность — была вызывающей и невероятно сексуальной.

Дорогие кружевные трусики, больше похожие на черную паутинку, лишь намекали на сокрытое, делая его вид еще более запретным, желанным и мучительным.

И ведь ради этого зрелища, ради возможности коснуться этой сладкой киски я и пришел сюда. И, черт возьми, я не жалею! Совсем!

— Ну же, Алексей, — её голос был тихим, но он резал слух, как отточенное лезвие. — Не заставляй себя ждать… и, что куда важнее, не заставляй ждать меня.

Ее взгляд, тяжелый, пронзительный и всевидящий, пригвоздил меня к месту, лишив последних остатков воли. Я опустился на колени, и мягкий, густой ковер в её кабинете принял меня, как принимает грешника церковная паперть.

Позади меня стояло её кресло, еще хранящее тепло моего тела и следы моего недавнего наслаждения, а передо мной — она. Вся ее сущность, вся ее власть, весь тот нектар, что отравлял и бодрил меня одновременно, был сосредоточен сейчас в этой одной точке — между ее бедер.

Я видел всё.

Ажурная паутинка трусиков была пропитана влагой в самом центре, темное пятно на черном кружеве, от него исходил терпкий, возбуждающий аромат чистого, ничем не прикрытого желания. Сквозь тонкую ткань угадывались очертания аккуратных, пухлых половых губ, сомкнутых в тугую, мокрую, заветную щель.

Мой рот наполнился слюной от предвкушения, а животсжался от спазма похоти. От Татьяны пахло чем-то глубоко мускусным, женственным, диким, что сводило с ума, выжигая остатки разума. Этот коктейль запахов ударил в голову, смешавшись с остатками адреналина, страха и похоти, и я тут же почувствовал головокружение, мир поплыл.

— Вижу, и ты еще не совсем… удовлетворен, — она игриво, с насмешкой пошевелила изящными пальцами ног.

Ее ноги, сильные, с рельефными икрами, длинные и безупречные, были идеальны. Я вспомнил, как она доводила меня ими до края, как эти самые ноги сжимали мой член, и я сглотнул комок, застрявший в горле.

— … мой маленький, ненасытный массажист. — продолжила она. — И что же мне с тобой делать?

Она проговорила это с такой снисходительной, почти усмешкой, будто я был непослушным щенком, которого она, сжалилась и, взялась дрессировать. И самое ужасное, что в этот момент я именно так себя и чувствовал — щенком, виляющим хвостом или же скорее… членом у ног своей госпожи.

Я медленно, почти с благоговением протянул руки и положил ладони на ее изящные лодыжки. Кожа была удивительно прохладной и невероятно гладкой, как отполированный мрамор. Она вздохнула, когда мои пальцы начали медленное, плавное движение вверх, по икрам, огибая упругие мышцы.

Я массировал их, чувствуя под тонкой, почти фарфоровой кожей каждое играющее волокно. Это была моя работа. Мой якорь, последняя соломинка здравомыслия в этом безумии. Профессионализм как последний оплот, попытка убедить себя, что я все еще что-то контролирую.

Но долго это продолжаться не могло.

Ее ноги раздвинулись чуть шире, немое, но не терпящее возражений приглашение, нет, требование. Мой взгляд снова и снова, словно притягиваемый магнитом, соскальзывал на эту ажурную черную паутинку, за которой скрывалось все, что сводило меня с ума, все, ради чего, по сути, я и пришел сюда.

— Хватит тянуть, — ее голос прозвучал тверже, в нем исчезла игривость, остался лишь требовательный тон. — Я не для того здесь лежу, чтобы ты массировал мне икры.

Я замер, мои пальцы остановились на ее внутренней стороне бедер, в нескольких сантиметрах от цели, где кожа там была самой нежной, какой я только касался в жизни, бархатистой и горячей. Она вздрогнула от моего прикосновения, и это мелкое, непроизвольное дрожание пронзило меня, как разряд тока, пробежав от кончиков пальцев до самого затылка.

Сделай это, Орлов. Сделай ей хорошо, — пронеслось в голове, заглушая последние жалкие остатки рациональности. — Заставь эту королеву, эту богиню кричать твое имя. Вознеси ее на пик наслаждения. Это теперь твоя задача. Самая главная задача.

Я наклонился ниже.

Мое горячее, сбивчивое дыхание коснулось тонкой, влажной ткани, и она, казалось, затрепетала в ответ. Я почувствовал исходящий от нее жар. Сладкий, густой, пьянящий, как крепкое вино. Я закрыл глаза и прижался губами к кружеву, как раз в том месте, где под ним скрывался ее клитор. И она тут же резко, с присвистом вдохнула, и ее бедра непроизвольно, по-животному приподнялись навстречу моему рту, ища большего контакта.

— Давай же, — прошептала она, и ее рука опустилась на мою голову, не давя, но утверждая свой контроль. — Сними их. Своими зубами. Я хочу видеть, как ты это сделаешь, как будешь стараться.

Слышать это было возбуждающе до боли, до спазмов в животе. Унизительно, но так сладостно.

Я снова открыл глаза и ухватил зубами край хрупкого, дорогого кружева. Ткань была тонкой, моя слюна моментально пропитала ее. Я потянул на себя, чувствуя, как она поддается мне, обнажая сантиметр за сантиметром ее идеально гладкую, почти сияющую кожу. Процесс казался бесконечным, ритуальным.

Но наконец, трусики соскользнули с ее упругих бедер, и я отбросил их в сторону, как ненужный хлам. И передо мной предстала она. Вся.

Ее киска была такой же безупречной — ухоженная, с аккуратными пухлыми нежными сладкими половыми губами, темно-розовыми от возбуждения и блестящими от влаги, как утренний цветок, покрытый росой. Ровная соблазнительная дорожка уходила вверх, к низу плоского упругого живота, а в самом центре этого совершенства, под тонким капюшончиком плоти, виднелся набухший твердый алый клитор, словно спелая ягода, манившая к себе.

Млять… как же вкусно она выглядит…

Я замер, завороженный этим откровенным прекрасным и порочным зрелищем, чувствуя, как последние остатки воли тают, словно лед на солнце.

— Целуй её, — скомандовала она, и в ее голосе, всегда таком уверенном, впервые прозвучала нетерпеливая жадная дрожь, выдавшая ее собственное возбуждение.

Я не заставил себя ждать и тут же приник к ней губами и языком, ее вкус был сложным, терпким. В нем была вся ее суть — власть, порок, чистое ничем не разбавленное первобытное желание. Я ласкал ее вначале неуверенно, почти робко, потом все более смело и настойчиво, находя интуитивно тот ритм, те движения, что заставляли ее стонать, издавать те самые звуки, ради которых, казалось, и стоило дышать.

Она стонала не стесненно, а властно и глубоко, будто каждый ее стон был подтверждением ее превосходства, печатью, которую она ставила на моей душе. Ее пальцы вцепились в мои волосы, то притягивая меня ближе, требуя большего, то слегка отстраняя, дирижируя мной, как она дирижировала всем в этом своем королевстве льда и страсти.

— Да… вот так… — ее голос был хриплым с едва звучными бархатными нотками. — Глубже… ох… да, именно там… Я чувствую… не останавливайся.

И я не останавливался. Я просто тонул в ней. Я растворялся в ее запахе, ее вкусе, в этих властных пьянящих стонах. Я был ее рабом, и в этом рабстве была какая-то извращенная свобода. Мой собственный член, забытый на время, снова напомнил о себе тупой ноющей требовательной болью возбуждения, пульсируя в такт биению моего сердца.

Вот чёрт… член снова каменный, будто недавнего оргазма и не было. Ведёт себя, словно в него вставили вечные батарейки… Млять… это её победа. Полная и безоговорочная. Я хочу её снова и снова…

Чёрт, снова и снова!

Татьяна была беспощадна в своем наслаждении. Она двигала бедрами, подставляя себя под мой язык, требуя все большего, быстрее, жестче. Я чувствовал, как ее тело напрягается, как внутри нее все сжимается в предвкушении финала, как дрожь в ее бедрах становится все сильнее.

Я ускорился, я сосредоточил все свое внимание на этом маленьком твердом невероятно чувствительном бугорке, водя вокруг него кончиком языка, рисуя восьмерки, а затем засасывая его, заставляя ее взвыть.

— Хороший мальчик… — прошептала она, и ее похвала, прозвучавшая как высшая милость, обожгла меня сильнее, чем любой упрек или приказ. — А теперь… пальцами… вставь их. Я хочу чувствовать тебя внутри. Хочу чувствовать, как ты наполняешь меня.

Ее требование, отданное таким томным, страстным голосом, заставило мое сердце екнуть и упасть куда-то в пятки. Я послушно, почти благоговейно, скользнул рукой между ее раздвинутых ног. Указательный палец сам, будто ведомый неведомой силой, нашел влажный, пылающий нестерпимым жаром вход. Она была невероятно обжигающе горячей внутри, ее внутренние мышцы сжимали мой палец с такой силой, что у меня перехватило дыхание, и в глазах потемнело.

— Еще… — выдохнула она, и в этом слове была не просьба, а жажда, и я, повинуясь, ввел второй палец.

Она застонала глубже, ее голос сорвался на низкую, горловую ноту. Ее бедра заходили в такт движениям моей руки, она двигалась навстречу моим пальцам, ища более глубокого проникновения. Я ласкал ее языком снаружи, а пальцами — изнутри, чувствуя, как ее киска все сильнее и сильнее сжимается вокруг меня, как нарастает мощная, сокрушительная дрожь в ее бедрах, как ее ноги напрягаются.

— Да… вот так… — ее голос сорвался на высокую, почти девичью, потерянную ноту. — Ах… да…

Она теряла контроль, и вид этого, вид того, как эта железная леди таяла под моими прикосновениями, казалось, был самым пьянящим зрелищем в моей жизни. Ее дыхание стало сбивчивым, и в следующую секунду её стройные ноги сомкнулись на моей шее, сжимая ее с такой силой, что у меня реально потемнело в глазах, и я почувствовал приступ легкого удушья, смешанный с невероятным возбуждением.

— Да… сейчас… я… сейчас… — прошипела она, и в ее голосе не было ни приказа, ни власти, только чистая, животная, неконтролируемая необходимость, предчувствие неминуемого финала.

И в следующий миг её прекрасное, соблазнительное, сексуальное тело взорвалось. Оно выгнулось в мощном, сокрушительном, волнообразном спазме, который буквально приподнял ее над столом. Из ее горла выпрыгнул низкий, горловой, почти звериный крик, в котором было все — и триумф, и боль, и бездонное, всепоглощающее наслаждение.

Ее внутренние мышцы судорожно, ритмично сжимали мои пальцы, выталкивая их из вагины и снова втягивая, ее бедра дрожали, а все ее существо билось в конвульсиях экстаза. Волны оргазма бились о ее тело, она вся трепетала, как тетива, а мой язык и губы, повинуясь какому-то высшему инстинкту, продолжали ласкать ее, продлевая ее блаженство, пока она не откинулась на стол, разбитая, побежденная и торжествующая, тяжело и прерывисто дыша.

Наступила тишина. Глубокая, оглушительная, наполненная лишь звуком нашего неровного дыхания.

Я все еще стоял на коленях, мое лицо было мокрым от нее, мои пальцы — липкими от ее соков. Мое тело горело, как в лихорадке. Я смотрел на Татьяну, на эту развенчанную, поверженную богиню, лежащую в соках собственной страсти, и чувствовал странную, противоречивую смесь торжества, унижения, страха и какой-то щемящей нежности.

Она медленно, словно через силу, открыла глаза. Они были темными, бездонными, как ночное небо, и в них не было ни капли стыда или смущения. Только глубочайшее животное удовлетворение сытой хищницы, добившейся своего. Она не спеша приподнялась на локтях, ее взгляд, тяжелый и оценивающий, скользнул по моему лицу, по моим все еще напряженным от пережитого плечам и медленно, неумолимо опустился вниз, к моей ширинке, где мой член, непокорный, страдающий и все еще явно неудовлетворенный, по-прежнему выпирал, безмолвно требуя внимания и нового завершения.

— Подойди ко мне, — скомандовала она тихо, но так, что это прозвучало громче любого крика.

Она оставалась сидеть на краю стола, величественно раздвинув передо мной ноги, выставляя напоказ свою влажную, разгоряченную киску. Я, все еще находясь в каком-то трансе, поднялся с одеревеневших колен и сделал шаг вперед, снова оказавшись в заветном пространстве между ее бедер. Она тут же обхватила мой член своей прохладной, уверенной ладонью, и я вздрогнул всем телом от этого внезапного прикосновения.

— Целуй меня, — приказала она, и ее губы, влажные, распухшие от страсти, сомкнулись с моими в жгучем, жадном, безжалостном поцелуе.

Это был не поцелуй любовников, не проявление нежности. Это был поцелуй завоевателя и пленника, повелителя и раба. Ее язык властно, почти агрессивно проник в мой рот, ее зубы слегка кусали мою губу. Все это время она держала мой член, направляя его чувствительную, возбужденную головку к своей киске. Я почувствовал, как она скользит по ее мокрым, горячим, шелковистым половым губам, касается ее возбужденного, все еще пульсирующего клитора.

Черт… она играет мной, — пронеслось в голове. — Дразнит, подпускает к самой грани, позволяет почувствовать тепло и влагу, но не дает переступить, не дает войти.

Казалось она контролировала каждый миллиметр, каждое движение. Ее рука двигала моим членом, водя его головкой по всей ее щели, смазывая его ее соками, доводя и ее, и меня до исступления, но никогда не позволяя ему коснуться входа, не давая ему даже немного погрузиться в желанную глубину. Это было самое сладкое и самое мучительное, самое изощренное испытание, которое только можно было придумать.

— Нравится? — прошептала она, разрывая наконец этот удушающий поцелуй. Ее глаза, темные и блестящие, сверкали злорадным, безраздельным торжеством. — Чувствуешь, какая я мокрая от тебя? Вся эта влага, вся эта страсть — твоя. Только твоя…

Она снова поцеловала меня, жестко и властно, в то время как ее пальцы сжимали основание моего члена, почти больно, не давая ему двигаться, полностью контролируя его.

— Я хочу… — вырвалось у меня, когда наши губы снова разомкнулись. Мой голос был хриплым, сорванным от страсти и отчаяния. — Я хочу войти в тебя… пожалуйста…

Она замерла, и в ее глазах, таких близких, вспыхнула опасная, яркая искра. Ее губы, влажные и распухшие, растянулись в медленной, победоносной, безжалостной улыбке. Она медленно распахнула губы, чтобы ответить, произнести свой вердикт, и в этот самый решающий момент…

ТУК-ТУК-ТУК.

Резкий, настойчивый, нетерпеливый стук в дверь прозвучал как гром среди ясного неба, как обух по голове, как окончательный приговор.

И мы застыли, словно два преступника, застигнутых с поличным на месте преступления. Ее рука все еще сжимала мой член, мои губы были в сантиметре от ее губ, ее дыхание смешивалось с моим. В воздухе, наполненном запахом секса, власти и страха, повисла давящая тишина, нарушаемая лишь бешеным, гулким стуком моего сердца, отдававшегося в висках.

— Татьяна Викторовна, вы здесь? — донесся из-за двери встревоженный, немного испуганный голос Светы. — К вам приехали родители одной из девушек!

— Ни звука, — шепот Татьяны был обжигающе горячим и властным, он впился в мое сознание. Она резко, почти оттолкнув, отпустила меня. — Под стол. Быстро. И не шевелись.

Приказ был отдан тоном, не терпящим ни малейших возражений, тоном, который вмиг вернул меня с небес экстаза на грешную землю унижения. Я, не раздумывая, повинуясь инстинкту самосохранения, отпрянул от стола и юркнул в просторное темное пространство под ним, едва не задев головой ее ножки. Было тесно, пыльно, пахло старым деревом и моим собственным страхом.

Млять… ну что за фигня… что за облом… Света… сука… — первое, что пронеслось в голове, пока я сидел на корточках, прижав колени к груди, стараясь дышать как можно тише, а затем появилась новая мысль: — А что… чтобы она ответила, если бы нас не прервали? — мой член, не получивший разрядки, тут же дёрнулся от мысли, что она могла бы сказать «да, разрешаю». — О чёрт… а что же будет теперь? Не был ли упущен хороший шанс? — задумался я, и пыль под столом неожиданно защекотала ноздри, я побоялся чихнуть и тут же прикрыл рот рукой.

В это время Татьяна, прежде чем подойти к двери, на несколько секунд замерла у своего стола. Ее пальцы с отточенными движениями поправили прядь волос, скользнули по шее, проверяя, на месте ли кулон. Она провела ладонями по бедрам, сглаживая невидимые складки на строгой юбке.

Затем ее взгляд упал на меня, застывшего под столом.

Она не просто смотрела — она поймала мой взгляд и приподняла бровь, ее выражение лица было красноречивым вопросом: «Ну как? Я нормально выгляжу? Ничего не выдает, что у меня во рту был твой член? А твой язык у меня между ног?» Я молча, будучи опьянённый всей этой ситуацией, просто кивнул.

Да, выглядела она безупречно — холодная, собранная, начальница. Ни тени страсти или смятения.

Увидев мой кивок, она усмехнулась — коротким, беззвучным выдохом, и в этой ухмылке было все: и насмешка над моим нынешним положением, и удовольствие от собственного актерства.

Следом она скрылась с моих глаз, и я лишь слышал, как Татьяна делает несколько быстрых, но абсолютно уверенных шагов к двери, а ее каблуки мерно отдаются в такт моему бешеному сердцебиению.

Дверь открывается с легким скрипом, и я слышу:

— Что случилось, Светлана? — голос Татьяны был абсолютно спокоен, ровен, в нем не было и тени той страсти, того хаоса, что царил здесь секунду назад. В нем не было ничего, кроме холодной, деловой собранности.

— Извините, Татьяна Викторовна, но к вам без предупреждения… — Света понизила голос, но я, затаив дыхание, все равно разбирал слова. — … приехали родители одной из девушек. Настроены очень… решительно. Хотят срочно обсудить подготовку к новому сезону. Ждут в приемной.

Родители… чьи? Чьи именно? — мысль застряла в мозгу, как заноза. — Может… это мать Алисы? Та самая, что и выковала в ней этот стальной характер? — сердце у меня ушло в пятки, а в желудке похолодело. — Интересно взглянуть на ту, что вырастила такую дочь… увидеть источник этого льда… Но… вряд ли я смогу вылезти отсюда прямо сейчас.

— Ясно, — в голосе Татьяны послышалась знакомая мне легкая, почти издевательская улыбка. — Проводите их в переговорную, Светлана. Я буду через минуту.

Минуту? — удивился я. — Значит, всё… мы тут закончили?

— Хорошо, Татьяна Викторовна, — ответила Света, и затем я услышал, как её быстрые шаги затихают в коридоре.

Следом дверь закрывается с мягким, но окончательным щелчком, и каблуки Татьяны не спеша возвращаются к столу. Она не садится на стул, а стоит над моим укрытием, над моей дурацкой норой. Я вижу только ее ноги в дорогих туфлях и чувствую ее тяжелый, властный взгляд, будто просвечивающий меня насквозь, где-то сверху.

— Слышал? — ее голос стал тише, но в этой тишине зазвучали новые, опасные обертоны. Она нагнулась и с улыбкой медленно провела ладонью по моей щеке, ее прикосновение заставило меня вздрогнуть. — Вылезай уже.

Черт, что со мной происходит? Почему… почему это всё меня так возбуждает…

Я послушно выполз из-под стола, чувствуя, как одежда прилипла к телу от пота. Пыль с пола покрывала мои брюки, и я безуспешно попытался отряхнуть ее дрожащими пальцами. Татьяна наблюдала за моими жалкими попытками с едва заметной усмешкой, затем решительным движением взяла меня за подбородок, развернула и твердо усадила в кресло.

— Я сейчас уйду, — ее пальцы все еще сжимали мой подбородок, вынуждая смотреть ей в глаза, кожа ее ладони была прохладной, почти холодной, и от этого контраста с моим горящим лицом я снова вздрогнул. — Но прежде чем оставить тебя тут… сидеть как мышку… — не закончив, она медленно и вальяжно опустилась передо мной на колени, и ее пальцы, холодные и умелые, обхватили мой член. — … нужно кое-что доделать, — прошептала она, и ее губы тут же жадно сомкнулись на моем члене.

Ох… снова? — удивился я, и она тут же принялась мне отсасывать. — Ох… боже…

Это не было лаской. Ее рот работал с безжалостной эффективностью, создавая вакуум, который лишал меня воли. Я тут же вцепился пальцами в подлокотники кресла, пытаясь удержаться в реальности, но мир сузился до ее властного взгляда, не отрывавшегося от моего лица.

Она так смотрит на меня, и боже, ее губы… эти ее губы такие мягкие, но движения… такие жесткие, требовательные. Я не должен… не должен поддаваться…

Хочу растянуть удовольствие, хочу подольше… Черт, нет, я сейчас точно кончу, а еще и минута не прошла… Сука… млять, а она была уверена в себе, когда говорила Свете, что будет… ооо, черт.

Когда я был на грани, она медленно вынула мой член изо рта, приоткрыла губы и чуть высунула кончик языка, розовый и влажный. Ее пальцы уверенно сжали меня у основания, а затем начали быстро и ритмично двигаться — точные, выверенные движения, не оставляющие места нерешительности. Каждая прожилка, каждый мускул на ее руке был напряжен в этом целенаправленном действии.

Я не мог оторвать глаз от ее полуоткрытого рта, от влажного блеска ее губ совсем рядом от члена, к которому они только что прикасались, и от ожидающего того, как я кончу, похотливого язычка.

— Кончай, — скомандовала она тихо, но так, что это прозвучало оглушительно в тишине кабинета. И ее рука начала двигаться еще требовательнее, еще усерднее, ускоряясь в такт моему дыханию. — Кончай мне в рот.

Ее слова, эти грубые, лишенные всякой нежности слова, возбудили меня до предела. Первая горячая струя тут же выстрелила ей прямо на язык. И она приняла ее, не моргнув глазом, не изменившись в лице, лишь слегка приоткрыв рот шире, чтобы принять все следующие импульсы.

И импульсы были, ох, черт, как же я мощно кончал.

Сперма продолжала выстреливать, и я видел, как она покрывает ее язык, и то, как Татьяна задерживает ее во рту на мгновение, давая мне прочувствовать всю вульгарность момента. Затем, когда основной поток уже вырвался из меня, она снова взяла член в рот, выжимая всё до последней капли при помощи своего языка, руки и сладких пухлых губ одновременно.

Я не удержался и зарылся пальцами в ее волосы и прижал ее голову к своему паху, проталкивая член глубже. По всему моему телу тут же прошлась дрожь удовольствия и неописуемого наслаждения. Но она не останавливалась, даже не думала, ее язык активно работал, скользя вдоль ствола, высасывая остатки, заставляя меня содрогаться в последних судорожных волнах удовольствия.

Затем, спустя несколько мучительных и одновременно сладострастных секунд, она сглотнула, смотря на меня с холодным торжеством, будто только что поставила победную точку в важном отчете.

Она проглотила. Все. Без единой гримасы на лице.

Как она это делает? — удивился я. — Как может оставаться такой… бесстрастной?

В ее глазах не было ни отвращения, ни удовольствия — лишь чистое, безраздельное торжество власти. Затем она плавно поднялась, словно только что провела успешную деловую встречу, и подошла к зеркалу.

Из сумочки появилось небольшое зеркальце в серебряной оправе. Она внимательно осмотрела свое отражение, поправила идеально уложенные волосы, провела пальцем по уголкам губ.

Через несколько секунд от только что произошедшего не осталось и следа — только легкий румянец на ее щеках, который можно было принять за следствие усталости или волнения перед встречей.

Она превращается обратно в Татьяну Викторовну. А я… я, похоже, остаюсь тем, кем она позволяет мне быть…

Или… нет?

Глава 12 Стирка грехов

Направляясь к двери, Татьяна обернулась на пороге. Ее взгляд скользнул по моей все еще дрожащей фигуре, задержался на расстегнутых брюках, на торчащем члене и на моих белых костяшках пальцев, все еще вцепившихся в подлокотники.

— Посиди тут минут пять, — бросила она через плечо, ее рука уже лежала на дверной ручке. — Потом уходи. Но перед этим… приведи себя в порядок. — она мягко улыбнулась. — А то на тебе прям написано всё, что здесь происходило.

Дверь закрылась с тихим щелчком. Я остался один в тишине кабинета, все еще чувствуя на члене ее губы и понимая, что стал заложником чего-то большего, чем просто физическое влечение.

Какая же она горячая… — пронеслось в голове. — Этот ее отсос… млять, это было… бесподобно. Вот бы каждый день утром, днем и вечером мне так сосали…

Медленно поднявшись, я подошел к углу стола и подхватил зеркальце, в которое только что смотрелась Татьяна. Отражение показало мне бледное лицо с расширенными зрачками, взъерошенные волосы, рубашку, съехавшую набок. Я видел в своих глазах странную смесь стыда и… возбуждения, которое все еще тлело где-то глубоко внутри.

Она права… на мне действительно все написано. Каждый след ее пальцев, каждый взгляд… И самое главное — что большая часть меня хочет, чтобы наши встречи никогда не заканчивались. — воспоминания только что случившегося пронеслись перед глазами: то, как она мной командовала, и то, как я прижимал ее лицо к своему паху и проталкивал член ей глубоко в горло. От этих мыслей мой дружок снова дернулся. — Как же мне нравится… и быть ее рабом, и доминировать… это вызывает такие разные, но такие сильные чувства. Боже…

Прошло, наверное, минут десять. Адреналин, заливавший меня волнами, начал понемногу отступать, как отлив, оставляя после себя пустоту, разбитость и щемящее, глупое, теплое чувство удовлетворения внутри.

Эх, Орлов, стоишь тут, дурак… притаился, как провинившийся школьник. Прячешься, боишься. Черт возьми, до чего я докатился. — мое возбуждение наконец утихло, сменившись тяжелой, свинцовой усталостью во всем теле и горьким осадком на душе. — Нужно выбираться отсюда. — подумал я и направился к двери, приоткрыл ее, высунул голову и, убедившись, что в длинном пустынном коридоре никого нет, выскользнул наружу, стараясь двигаться как можно быстрее и незаметнее.

И почти сразу же мне «повезло» — в дальнем конце коридора, у выхода в главный холл, я увидел саму Татьяну Викторовну. Она шла неторопливой, уверенной походкой в сопровождении двух элегантно, даже богато одетых людей — высокой, суровой на вид женщины в строгом деловом костюме и моложавого, подтянутого мужчины с неприятно-холодным выражением лица. Рядом с ними, виляя жопкой, шла Света, что-то озабоченно объясняя, жестикулируя. Я замер в дверном проеме, наблюдая за этой группой.

Так это и есть те самые родители? Интересно, чьи они? Выглядят серьёзно, наверное, это Алисы?

Женщина что-то резко, с нажимом говорила Татьяне, ее жест был отточенным и властным. Татьяна же кивала с тем самым знакомым мне видом вежливого, но непререкаемого, слегка надменного превосходства, который она умела принимать так виртуозно, будто даря собеседнику иллюзию значимости. Мне, само собой, смертельно не хотелось попадаться им на глаза в моем нынешнем, помятом и усталом прям вымотаном состоянии. Поэтому я резко развернулся и почти бегом, стараясь не стучать подошвами по полу, двинулся в противоположную сторону, вглубь здания, в сторону комнаты персонала.

Кофе. Мне срочно, до потери пульса, нужно кофе. Горячий, крепкий, черный. И немного тишины, чтобы прийти в себя.

Комната персонала, к моему глубочайшему облегчению, была пуста. Стояла благословенная тишина, нарушаемая лишь мерным гудением холодильника. Я подошел к сложной кофемашине, с которой мне так терпеливо помогала разобраться Света, и начал готовить себе двойной эспрессо, самый крепкий, какой только можно было выжать из зерен.

Запах свежемолотого кофе, горький, земной, реальный, ударил в ноздри, и я на мгновение закрыл глаза, пытаясь вдохнуть его глубже, пытаясь им напиться, стереть из памяти тот сладковатый, порочный коктейль из ее сладких духов, ее сексуального тела и власти.

Я стоял, опершись о столешницу, и потягивал обжигающе горячий, горький напиток, когда минут через пять дверь открылась. На пороге, слегка запыхавшаяся, стояла Света. Она выглядела измотанной, как после долгого боя.

— О, ты здесь, — она слабо, устало улыбнулась, увидев меня. — А я думала, ты, может, уже ушел.

— Нет, еще нет, — я отпил еще глоток, чувствуя, как кофе обжигает губы. — Кофе решил выпить. Ты как?

— Хорошо… терпимо, — Света вздохнула с таким глубоким, искренним облегчением, что стало почти смешно, и подошла к кофемашине, чтобы сделать и себе бодрящую порцию. — Только что вот встретила родителей Ирины. Опять приехали с целым ворохом претензий по поводу произвольной программы дочери. Вечный, уже надоевший всем спор.

Ирины? — удивился я. — Значит, ошибся. Это были не родители Алисы. Но какая, в сущности, разница? — подумалось мне, и я сделал ещё глоток. — Сейчас мне вообще на это плевать…

— Представляю, — сказал я, и мой голос прозвучал сипло, чужим, отстраненным.

Света повернулась ко мне, держа в руках дымящуюся кружку. Ее взгляд, обычно такой веселый и беззаботный, был сейчас внимательным, усталым и… немного грустным, что ли.

— Лёш, — начала она осторожно, подбирая слова. — Слушай, а ты в порядке? Выглядишь… ну, будто тебя через мясорубку пропустили, потом собрали и снова пропустили. Ничего не случилось?

Ох, если бы ты знала… если бы ты только знала, что со мной случилось…

— Кстати, — продолжила она, — насчет того массажа… Я же говорила, что хочу заскочить… и вот я захотела, но сейчас, глядя на тебя… Может, мне лучше в другой день? А то как-то неудобно — ты будешь меня расслаблять, а сам, похоже, из последних сил на ногах держишься.

Ох, если еще и она со своим телом окажется под моими руками… боюсь, я не выдержу и снова окажусь у Татьяны на ковре, в прямом и переносном смысле. И я… черт, я реально что-то устал. Выжат как лимончик и сейчас не готов к новому возбуждающему фактору… совершенно.

Однако ее такая простая, искренняя забота и попытка докопаться, понять была таким резким, болезненным контрастом с тем, что происходило в кабинете Татьяны, что у меня комом сжалось горло.

Наверное, всё же не стоит отказывать ей…

— Просто… устал, Свет, — я поставил пустую кружку в раковину с глухим стуком. — День выдался… очень насыщенным. Спасибо за то, что поинтересовалась. Это… много значит.

— Всегда пожалуйста, — она улыбнулась снова, и на этот раз улыбка была чуть теплее, живее, достигая глаз. — Ты держись, ладно? Не вешай нос. Сейчас все разъедутся до вечера, и сможешь отдохнуть, вон диванчик… он очень удобный. — она подмигнула. — Я иногда позволяю себе на нем покемарить, но ты только никому не говори, хорошо?

— Хорошо, — я фыркнул, не в силах сдержать улыбку. — Это… насчет массажа. Ты заходи, но попозже, а я действительно сначала немного отдохну.

— Договорились. — она радостно улыбнулась и сделала глоток, после чего направилась к диванчику, довольно виляя попкой.

Я вздохнул, провожая ее взглядом, и, поблагодарив за кофе, вышел из комнаты персонала, оставив Свету допивать свой напиток в одиночестве. В коридоре было пусто, тихо и прохладно.

Интересно, а у дяди Вити тоже были такие дни? — задумался я и тут же улыбнулся. — Наверняка нет. Вряд ли он тут Татьяне в рот давал… — я еще сильнее заулыбался, думая о том, какой я наглый в своих мыслях, а когда с ней наедине, всё, что могу, это выполнять ее приказы. — Да уж… он, скорее всего, просто делал массажи, пил чай или кофе и спокойно ждал конца рабочего дня. А я… блин, такое ощущение, что я работаю за троих и при этом умудряюсь «расслабляться» не совсем подходящим образом во время работы.

Мысли снова вернулись к Татьяне. К ее влажным губам, к тому, как она…

Нет-нет. Соберись, Орлов. Лучше не вспоминать. Нужно просто добраться до своего кабинета и прилечь. Хотя бы на пятнадцать минут.

Я вошел в кабинет, посмотрел на часы, висевшие на стене. До конца рабочего дня оставалось еще дохерища времени. Но учитывая слова Светы о том, что сейчас все уедут на перерыв, то я могу позволить себе передохнуть где-то час или два. Но раз я обещал ей массаж…

В голове тут же всплыли образы ее фигуры: грудь, попа, ноги.

Черт, массаж… она же словно Татьяна, но молодая. И я не могу решить, кто из них лучше и сексуальнее… Само собой, сейчас меня безумно влечет к Татьяне, к её сочной груди, которую я видел, к влагалищу, которое я лизал, и ко рту… ох… боже, её рот…

Я понимал, что каждая следующая минута будет тянуться мучительно долго, как часы в ожидании приговора, если я не отброшу эти пошлые мысли.

Я прилег на кушетку и глянул на дверь, почувствовав странный отголосок страха, будто я боялся, что дверь кабинета сейчас откроется, и я услышу ее голос, зовущий меня. С новым приказом. С новой изощренной пыткой. И я боялся еще больше, что часть меня, та самая зависимая часть… отчаянно, по-собачьи ждала этого.

Но чего именно я так страшусь? Возможно, того, что окончательно превращусь в безвольную игрушку, в раба, который уже не сможет и не захочет сопротивляться. Вдруг… она заставит меня ползать перед ней… Или заставит нацепить пояс верности… или еще что-нибудь, до чего мой мозг еще не может догадаться.

Эта перспектива пугала и в то же время… всем телом, каждой фиброй, особенно тем самым местом, что еще помнило ее пухлые губы, я жаждал повторения этого порочного удовольствия, этой сладкой пытки. Того, как она водила головкой моего члена и не давала проникнуть внутрь, того ее голоса, властно-требовательного, и той фразы, что она не смогла закончить…

Я так и не узнал, разрешила бы она мне вставить… О черт… Орлов! Млять! — я поймал себя на том, что прямо сейчас полез в штаны и начал медленно себе надрачивать. — Хватит!

Я закинул руки за голову и уставился в белый потолок, пытаясь выгнать из головы навязчивые образы, которые кружились в голове каруселью, смешиваясь и создавая невыносимый хаос.

Нужно начать все с чистого листа… разобраться… но… Чистый лист… хреновый там чистый лист у меня получается, если честно. Мой лист уже давно исписан похабными рисунками и залит спермой. И самое поганое, что часть моего существа с нетерпением ждала, когда художник в лице Татьяны вернется, чтобы добавить еще несколько мазков.

Внезапно в памяти всплыл момент, когда Татьяна смотрела на меня под столом — тот оценивающий, насмешливый взгляд. Она проверяла, насколько я сломлен. И ее молчаливый вопрос «Нормально?» был не только про ее внешность. Возможно, он был про нашу общую тайну, про мое новое место в ее мире. И мой кивок был не просто подтверждением… это была словно капитуляция?

Интересно, она сейчас там, в переговорной, с этими пафосными родителями? Сидит вся такая ледяная и неприступная, а у нее на языке… привкус моей спермы… И она знает, что я это знаю. И это ее заводит… или нет? Черт, зато меня это точно заводит! Вот же я конченый…

Я повернулся на бок, и взгляд мой упал на дверь. Я тут же резко перевернулся на другой бок, как будто дверь могла сама по себе открыться и впустить очередной виток безумия.

Расслабься, Орлов, это всего лишь дерево и фурнитура. — и именно в этот момент я заметил корзину в углу, доверху наполненную использованными полотенцами.

— Так… — пробормотал я, поднимаясь и садясь на кушетке. — А свежие-то у меня остались? Или я должен вытирать клиенток взглядом? Расслабься, Света, сейчас я тебя мысленно вытру. — пошутил я вслух и огляделся.

На полке, где обычно аккуратной стопкой лежали чистые простыни и полотенца, красовалась жалкая, одинокая складка. Одно. Всего одно полотенце на мой «плотный график». Отлично, значит, скоро придется вытирать пот со лба Алисе или масло с поясницы Ирине своим языком. Нет, это плохая идея. Хотя… нет, плохая… — в голове, затуманенной образами Татьяны, наконец-то прорезалась суровая бытовая реальность. — Работа. Расходники. Где-то же должен быть склад? Или… прачечная? Дядя Витя, конечно, ничего такого мне не говорил, он, видимо, предполагал, что я сам как-нибудь разберусь.

Мысль о необходимости что-то делать, совершить простое, понятное действие. Это было как глоток свежего воздуха. Рутина как спасение от безумия.

Я вышел в коридор и направился к комнате персонала. Света все еще сидела там, допивая свой кофе, уставившись в экран телефона.

— Свет, извини, — начал я, привлекая ее внимание. — У меня полотенца на исходе. Не подскажешь, где их взять? Может, склад какой-то есть или…

— А точно, тебя же ничему не научили толком… и ничего не показали, — она слабо улыбнулась. — Склад со всем необходимым прямо тут, за углом, дверь без таблички. Ключ в верхнем ящике моего стола, возьми. Там бери масла, салфетки, что нужно. А грязные полотенца неси в прачечную. Она в конце этого коридора, налево. Стиральная машинка там стоит, сушилка. Разберешься? Или помочь?

— Спасибо, Свет, — кивнул я, чувствуя странное облегчение от этих простых инструкций, — я разберусь, а ты отдыхай.

— Не за что, — она улыбнулась теплее, и в уголках ее глаз собрались лучики морщинок. — Если что, я тут.

Ее простые слова почему-то согрели что-то внутри, заставив на мгновение забыть о липком чувстве после кабинета Татьяны. Я кивнул в ответ и вышел в коридор, оставив ее допивать кофе в тишине комнаты персонала.

Ключ у Светы. Логично. В этом царстве хаоса должен быть хоть один островок нормальности, и это она. — я подошел к ее столу. Верхний ящик застрял, и мне пришлось слегка его подергать. — Ну да, конечно, даже ящик здесь с характером.

Когда я потянул ящик, взгляд мой упал не только на одинокий ключ, лежащий среди скрепок и ручек, но и на изящную тетрадь в темно-бордовом переплете, без опознавательных знаков.

Любопытство — мой главный грех и проклятие — заставило приоткрыть ее. И я обомлел. Это был рукописный текст — страницу за страницей заполнял аккуратный почерк, а закладка из черного шелка деликатно отделяла исписанные страницы от… от чистых.

Мой взгляд скользнул по строчкам, и мозг с трудом начал переваривать прочитанное. Это был не какой-то учебник… это был откровенный эротический роман. Ее роман. И остановилась она как раз на сцене, где главный герой — массажист, черт возьми… — после долгого, чувственного массажа… кхм… входил в свою клиентку не через парадную дверь, а через, так сказать, черный ход.

Сцена была написана с таким сладострастным упоением, с такими детальными описаниями, что у меня перехватило дыхание. Последний написанный абзац заканчивался на полуслове, будто Света сама не успела дописать его, увлекшись собственными фантазиями.

Ага, — пронеслось в голове, — значит, так выглядит в её представлении «окончание сеанса массажа»? Или это Света не просто намекает, а буквально описывает, что мои сеансы недостаточно… комплексные? Может, мне в прайс добавить пункт «Окончание пролонгированное, с доступом к скрытым ресурсам»?

Слова на странице, ее слова, сливались в яркие, порочные образы. Я представил, как это описание воплощается в жизнь. Здесь, в этих стенах. Со Светой. Жаркая волна тут же прокатилась по телу, смешав стыд с возбуждением, и я захлопнул тетрадь так громко, что звук прозвучал как выстрел в тишине холла.

Сердце колотилось где-то в горле. Я быстро схватил ключ и сунул его в карман, чувствуя, как пальцы слегка дрожат.

Нет, Орлов, нет, — твердил я себе, отходя от стола и выходя в коридор. — Ты здесь для того, чтобы разминать мышцы, а не… не вскрывать глубинные фантазии одиноких девушек. И уж точно не воплощать сцены из их рукописных порнороманов… — но червячок сомнения уже точил изнутри, а другой червячок уже начал толстеть. — А что, если это не просто случайная рукопись? Что, если это тихий, завуалированный запрос? — мысль об этом заставила кровь бежать быстрее, а в паху возникло знакомое, предательское напряжение.

Эта находка внезапно поставила под сомнение всё мое понимание работы.

Может, дядя Витя был не совсем прав, говоря «девчонок не трогать»? Может, их как раз нужно трогать? Но совсем не так, как я себе представлял… и не там, где я себе представлял…

С этими мыслями я добрался до склада и открыл его. Небольшая комнатушка, заставленная стеллажами, пахла как аптека, только с примесью пота и чьих-то амбиций. Я быстро оценил запасы: масла — хоть залейся, одноразовые простыни, перчатки. Я взял пачку свежих полотенец. Теперь дело было за малым — сдать грязные.

Вернувшись в кабинет, я на мгновение застыл с полотенцами в руках. Чистые, пахнущие свежестью… они были как метафора того, с чего я начинал сегодня утром. Теперь же предстояло вынести наружу груз реального, грязного и постыдного. Я сглотнул, взял корзину с использованными полотенцами. Они отяжелели не только от влаги, но и от памяти о прикосновениях, о срывах, о тех границах, что были перейдены. Таща ее за собой, я чувствовал, будто волоку шлейф этого сумасшедшего дня.

Черт… а ведь Света наверняка прокручивала в голове написанное ею же, когда говорила со мной о массаже, ведь так? Как иначе? Она же не могла не думать… Млять…

Мысль о том, что такая девушка фантазирует на тему того, что я после массажа отпыжу ее в зад, заставила меня остановиться и тяжело вздохнуть. Затем я пошел дальше, вглубь, в ту часть коридора, где еще не бывал, при этом стараясь выбросить из головы образ Светы, стоящей раком с голой задницей.

Стоило подойти к двери с табличкой «Прачечная», как я услышал ровный, монотонный гул работающей стиральной машины.

Хорошо, значит, кто-то уже там, — мелькнула мысль, но почему-то на душе стало тревожно. — Может, помогут мне разобраться.

Я замедлил шаг, подходя, потянулся к ручке, надавил, тихонько открыл дверь и застыл на пороге, не веря своим глазам. На стиральной машине, придвинутой к стене, сидела Алиса.

Она сидела на самой машинке, на ее белой крышке. Спина ее была прямой, а голова слегка запрокинута. Глаза были закрыты. Ее лицо, обычно такое холодное и бесстрастное, сейчас было искажено гримасой глубокого, почти болезненного сосредоточения. Ровный гул и вибрация машины, казалось, пронизывали все ее тело.

Одна ее рука была на талии, и я видел, как ладонь сжимает и мнет молодую кожу. Другая рука… другая рука находилась между ног, на внутренней стороне бедра. Ее пальцы выдавали ритмичные, давящие движения, а ее плечо и предплечье оставляли мало сомнений в том, чем она занимается.

Твою мать… — мозг отключился, не в силах обработать это зрелище. — Ледяная королева Алиса… мастурбирует… ээ… стиральной машинкой? Или это такой новый и не обвчный вид кардио? Вибрационная терапия для интимных мышц? Боже, да я, кажется, мешаю самой важной тренировке дня!

Она прикусывала нижнюю губу, издавая тихие, прерывистые всхлипы, которые тонули в гуле машинки. Ее бедра мелко, почти незаметно подрагивали, двигаясь навстречу пальцам. Она была полностью поглощена собой, отдаваясь вибрациям и собственному прикосновению в отчаянной попытке не выдать животную страсть, не дать ей вырваться, что у меня перехватило дыхание.

Это было одновременно и так похоже и непохоже на ту Алису, что лежала у меня на столе, сжавшись в комок напряжения. Это была голая, ничем не прикрытая, отчаянная потребность в раслаблении.

Боже, а я-то думал, у нее только одна программа «Ледяная королева»… а оказывается, нет, есть и «Отжим на максимальных оборотах». — я пошло улыбнулся, и мой язычок скользнул между губ. — Вот бы оказаться на месте этой машинки… чувствовать, как она вся трепещет, сидя на тебе, слышать эти сдавленные стоны прямо над ухом…

Или вдруг она прямо сейчас думает обо мне? Вдруг с ней как и с Ириной, вдруг она возбудилась от моих рук, но не такая наглая, чтобы мастурбировать прямо на месте, вот и решила спрятать и сделать это при помощи машинки.

А может… может, она хотела бы, чтобы это я был машинкой? «Алексей, встань в угол и включи вибрацию на максимум». Черт, да я бы не отказался…

Нет, остановись, дурак! Ты тут подглядываешь, как девушка… э-э-э… медитирует, а у тебя в голове одни пошлые мысли! Хотя какое еще подглядывание? Я вообще не причем! Это она тут чуть ли не на стиралке скачет!

Я стоял, вцепившись в ручки корзины, боясь пошевелиться, боясь издать любой звук. Мое тело отреагировало на эту картину мгновенно и предательски. Возбуждение, тупое и навязчивое, ударило в пах. После всего, что было сегодня, это было уже похоже на какую-то извращенную норму.

Эй, парень, ты сегодня уже четырижды отрабатывал! Может, хватит? Эх… видимо, нет.

Видимо, наш организм считает, что раз уж мы попали вэротическую комедию, то должны пахать как лошадь на ферме порно. Главное — чтобы этот стояк не приняли за новый массажный инструмент… типа: «Алексей, а что это у вас так профессионально выпирает?» — «Это, Алиса, для особенно глубокой проработки мышц, не обращайте внимания».

И в этот самый момент, пока я шутил сам с собой, как по какому-то злому року, ее глаза открылись. Казалось, она не сразу меня увидела. Ее взгляд был мутным, несфокусированным, утопающим в глубинах собственного наслаждения. Потом ее зрачки резко сузились. Она застыла, ее рука замерла в штанах, пальцы все еще прижаты к тому самому месту.

Секунда. Две. Тишину между нами разрывал только гул машинки.

Я видел, как ее лицо, секунду назад одновременно сосредоточенное и пылающее страстью, начало покрываться мертвенной бледностью. Как в ее широко раскрытых глазах сначала промелькнул дикий, животный ужас, а затем по щекам разлился яркий, пунцовый румянец, такой неестественный на ее обычно фарфоровой коже.

Она резко, почти грубо, выдернула руку из междуножья и сделала вид, что просто сидит и медитирует на гудящей бытовой технике. Но ее учащенно дышащая грудь и алые щеки кричали об обратном.

— Что вы здесь делаете? — ее голос был тихим, но каждое слово било как хлыст. В нем не было дрожи, только сталь, но я уловил в нем и едва заметную трещину.

Я открыл рот, чтобы что-то сказать, извиниться, объяснить про полотенца, но язык будто прилип к гортани.

Я? А я тут… полотенца… несу. А ты что? Стираешься? В прямом и переносном смысле?

Я просто стоял с этой дурацкой корзиной в руках и с глупыми мыслями в голове, чувствуя, как горит лицо, и понимая, что мой вздорный, предательский член все еще напоминает о себе плотной тяжестью в штанах.

Вот отличный момент, Орлов — стоишь с охапкой грязного белья и с торчащим членом перед девушкой, которую только что подловил на интимной, млять, гигиене. Романтика.

Она медленно подошла ко мне, все еще солчавышему, ее шаги были беззвучными на кафельном полу. Она остановилась так близко, что я почувствовал легкий, знакомый запах ее пота, смешанный с ароматом стирального порошка.

Пахнет стиркой и грехом. — подумал я. — Новый аромат ледяной королевы.

Алиса откашлялась, ее взгляд внезапно стал отстраненным, будто она просто размышляла о чем-то постороннем. Она провела рукой по волосам, поправила несуществующую прядь.

— Моя форма… — ее голос прозвучал нарочито обыденно, хотя я уловил легкое напряжение в нем. — Я просто ждала, пока постирается. Но… кажется… эм, мне пора.

Она сделала шаг к двери, но затем замерла и медленно повернула голову в мою сторону. Ее глаза сузились, а губы сжались в тонкую ниточку. Она еще секунду постояла, впиваясь в меня взглядом, будто ставя на моем мозгу несмываемую печать молчания. «Вы… ничего не видели» — именно это я прочитал в ее глазах. Затем она резко развернулась и вышла из прачечной, не оглядываясь. Я смог лишь запоздало кивнуть, завороженный ледяным огнем в ее глазах.

Я остался один с гудящей машинкой и корзиной грязных полотенец, с новым, еще более жутким и непреодолимым секретом, тяжелым грузом легшим на душу.

Видел? Я? Нет. Я слепой. Я тут просто проходил мимо со своей корзинкой и внезапно ослеп…

Капец, ну отлично… спасибо, дядя Витя. Ты оставил меня один на один с выводком нимфоманок, вооруженным лишь парой рук и скудными запасами белья. А теперь еще и… у меня случайным образом появилась очень интересная информация об этой льдинке. И мой «плотный график» внезапно приобрел совершенно новое, пугающее измерение.

Интересно, а она придет на массаж сегодня, а завтра? И что я вообще должен делать? Спросить, понравилась ли ей программа «полоскание» на стиралке? Боже… я бы пополоскал её киску своим язычком…

Млять, Орлов! Хватит уже!

Я сглотнул и наконец-то сунул полотенца в машинку. Закрыв дверцу, я почувствовал, как закрываю и очередную главу всего этого безумия. Но что-то подсказывало, что это всего лишь предисловие к чему-то гораздо более интересному и очень развратному.

Глава 13 Точка кипения

Я закидывал в барабан последнюю партию полотенец, и с каждым броском мне казалось, что я загружаю туда же обрывки сегодняшнего дня: сладкие стоны Ирины, ледяные и не только взгляды Алисы… и, конечно же, влажный хлюпающий звук, с которым Татьяна проглотила мою сперму.

Я стоял и смотрел на вращающийся барабан, гул стиральной машинки отдавался в висках назойливым эхом и вторил бешеному ритму моего сердца, навязчиво напоминая о сцене, свидетелем которой я стал здесь полчаса назад.

Ледяная королева на стиралке… боже, да это же готовый анекдот, только рассказывать его некому. — мысленно я уже проигрывал будущие сеансы с ней. — Интересно, а она придет после такого? Она вообще поняла, что я понял? И если да, то как она теперь сможет смотреть на меня… в мои глаза, зная, что я ее видел… такой… необычной?

Блин, обладать такой тайной… знать, что под этой ледяной коркой бушует вулкан… желающей извержения… извержения из ее киски. Хех… млять, да я сейчас снова стояком обзаведусь прямо здесь, в прачечной. Орлов, ты просто законченный маньяк-извращенец!

Я продолжал смотреть на вращающийся барабан. Мысли путались, создавая невыносимый хаос. С одной стороны — страх, что Алиса теперь вообще откажется от массажей. С другой — пошлая, навязчивая надежда, что эта тайна, наоборот, станет для нее тем крючком, который притянет ее ближе, заставит сбросить маску уже на моем столе.

Да уж… прям представляю, как ее строгое, холодное лицо искажается от наслаждения, как она пытается сдержать довольные стоны, но у нее не получается…

Член моментально налился тяжестью, предательски напоминая о себе. И тут же я вздрогнул, отброшенный от грешных фантазий обратно в реальность. В дверях, прислонившись к косяку, появилась Света. Она смотрела на меня с легкой, уставшей, но все такой же приветливой улыбкой.

— Ну что, справляешься? Не сломал еще нашу единственную надежду на чистоту?

— Пока да, — буркнул я, с силой захлопывая люк, будто пытаясь запереть там все свои пошлые мысли. — Всё по инструкции.

— И правильно, — кивнула она и, словно ища опоры, непринужденно облокотилась бедром о корпус работающей машинки. — Я вот решила заглянуть, проверить, не свалился ли ты с ног после всего этого цирка. День-то сегодня не сахарный.

И тут только стоило ей прислониться к стиралке, как началось самое интересное. Мощная вибрация от техники мгновенно передалась на ее тело. А поскольку она стояла вполоборота, я, как завороженный, наблюдал, как от этих колебаний под тонкой тканью ее блузки ритмично и соблазнительно подрагивает грудь. Каждый вибрационный цикл машины отзывался мелкой, но отчетливой дрожью в ее пышных округлостях, подчеркивая каждое движение.

Мля… она это специально что-ли⁈ — мозг заскрипел от перегрузки, пытаясь совместить ее простую бытовую заботу с этим откровенным, хоть и невольно открытым мне зрелищем. — Сначала рукопись с массажистом-анальным первооткрывателем, а теперь вот этот вибрационный стриптиз… Это уже не намек, это полноценный психологический террор под прикрытием милой улыбки! Или мне уже всюду мерещится похабщина? Да… скорее всего, второе…

Мой взгляд, предательский и неуправляемый, раз за разом соскальзывал на ее грудь, завороженно следя за этой мелкой дрожью. Возбуждение, которое я с таким трудом заглушал после кабинета Татьяны и образа Алисы, начало подниматься снова, тупое и навязчивое.

— Слушай, Лёш, — сказала она, и ее голос прозвучал мягко и с легкой, почти шутливой ноткой. — Мы же договорились о массаже… но, глядя на тебя, я серьезно начинаю волноваться за твое здоровье. Ты выглядишь таким измотанным, что, кажется, если ты ко мне прикоснешься, то просто рухнешь без сил. Может, махнем на все рукой? Может, лучше это я тебе сделаю массаж, чтобы ты не развалился?

Она произнесла это с такой искренней, почти дружеской заботой, что на фоне всей сегодняшней эротической мишуры и моих собственных пошлых мыслей это прозвучало просто обескураживающе.

Мой мозг на секунду завис, пытаясь обработать этот парадокс.

Не понял… она предлагает мне массаж? — удивился я. — Массаж массажисту? Прямо сейчас? Это какая-то новая, изощренная тактика? Или она, единственная во всей этой безумной конторе, и правда просто хочет помочь? Или… это прелюдия к чему-то, что будет описано на следующей странице ее тетради?

— Я… нет, спасибо, Свет, — я сглотнул ком в горле, чувствуя себя полным идиотом и подлецом за свои мысли. — Я… я справлюсь. Всё нормально. Просто нужно… еще полчаса отдохнуть. Чтобы прийти в себя.

— Как скажешь, — она мягко оттолкнулась от машинки, и дрожь её сисечек прекратилась, будто выключили этот источник соблазна. На ее лице застыла все та же загадочная, чуть знающая улыбка. — Я тогда пойду, и если что, я имею в виду — если передумаешь и захочешь просто поболтать за жизнь… ты знаешь, где меня найти.

И она вышла, оставив меня наедине с гулом машинки и оглушительной кашей в голове. Я закрыл глаза, пытаясь стереть навязчивый образ дрожащей груди, но он только стал ярче, смешавшись с взглядом Алисы и властной улыбкой Татьяны.

Я был в ловушке, а единственным глотком воздуха оказалась простая человеческая забота, в которую я уже боялся верить.

Справившись со стиркой и развесив полотенца в сушилке, я побрел в свой кабинет, мне остро требовалось не просто чистое пространство, а ощущение контроля, пусть и над этими жалкими четырьмя стенами.

Щелкнул замком, снял потную, пропахшую Татьяной и потом рубашку и включил воду в умывальнике. Ледяные струи, омывая лицо и шею, на секунду вернули чувство реальности, смывая липкую пленку похоти и страха.

Вот он, твой ковчег, Орлов. Спасайся тут, пока мир снаружи тонет в разврате.

Я повесил рубашку на спинку стула проветриваться. Оставшись в одних штанах, я почувствовал прохладу воздуха на коже. Голый торс делал меня уязвимым, но в этом был свой катарсис — будто я сдирал с себя не просто ткань, а весь сегодняшний день.

Затем я принялся за уборку. Механические, почти медитативные движения — протереть стол до блеска, разложить флаконы с маслами строго по линеечке, подмести пол — действовали лучше валерьянки. Идеальный порядок в кабинете как последний оплот здравомыслия. Попытка навести хоть какой-то порядок в собственной раздолбанной башке.

Тщетно, конечно, но попытка.

Когда последняя пылинка была сметена, а бутылочки с маслами выстроились в безупречный шеренгу, я снова облачился в свою пропахшую потом рубашку. Ткань, еще влажная в некоторых местах, неприятно прилипла к телу. Переодевание стало не ритуалом очищения, а возвращением в свою шкуру — шкуру того самого похотливого недомассажиста, которым я был сегодня. Доспехи были надеты. Ковчег был приведен в порядок. Можно было снова тонуть.

Я плюхнулся на кушетку, закинул руки за голову. Тело гудело, как трансформаторная будка, но мозг, будто раскаленный добела, отказывался отключаться. Перед глазами, как в похабном калейдоскопе, вновь проплывали обрывки дня, и мне казалось, что меня весь день водили по кругу, как щенка на поводке. Подводили к самой черте, к той заветной косточке, дразнили, но не давали её укусить.

И под конец активизировалась еще и Света с ее «может, это я тебя помассирую?», это сводило с ума…

Стук в дверь через двадцать минут прозвучал неожиданно, отозвавшись гулким эхом в звенящей тишине пустого кабинета.

Кто это? Света? — пронеслись мысли в голове, и я вздохнул. — Конечно же, Света…

— Входите.

Света переступила порог, и атмосфера в кабинете мгновенно сгустилась, стала плотной, интимной.

— Привет, — тихо сказала она, и ее голос прозвучал как-то по-домашнему, без привычного флирта. — Еще раз… тут такое дело, звонила Софья и сказала, что ее вечером не будет, какие-то семейные дела. И вот… я решила узнать, можно ли воспользоваться твоим предложением или ты слишком вымотался?

— Да всё нормально, — буркнул я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

Ври больше, Орлов. — пронеслось в голове. — Ты на последнем издыхании.

— Раздевайся… до белья. Ложись на спину.

Она кивнула и, повернувшись ко мне спиной, начала медленно, без тени кокетства, расстёгивать блузку. Я отвернулся, сделав вид, что снова копошусь с маслами, но краем глаза, как воришка, следил за этим ритуалом.

Она аккуратно сняла и повесила блузку на стул, затем сняла штаны и предстала передо мной она в одном лишь белье, подчёркивающем каждый изгиб её потрясающего тела. Оно было соблазнительным, пышным, но в нём не было хищной грации Татьяны или спортивной выточенности Алисы.

Это была… сладкая, почти бытовая, но оттого не менее сводящая с ума красота.

Она медленно, с какой-то обманчивой нерешительностью, подошла к столу, стараясь неловко прикрыться руками, что было невозможно из-за её пышной и сочной фигуры. Повернулась ко мне спиной, положила ладони на кушетку и, слегка согнув колени, плавно устроилась на ней, как кошка, устраивающаяся на отдых. Движение было простым, но оно показалось мне невероятно интимным.

Она легла на спину, и я набросил на нее большое белое полотенце, прикрыв от груди до бедер. Но это была насмешка. Ее грудь, пышная и высокая, так властно проступала под тканью, что полотенце лишь лепилось по ее формам, превращаясь в соблазнительную карту с двумя откровенными вершинами.

Несколько секунд царила тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием.

Потом ее голос прозвучал приглушенно, словно из другого конца туннеля:

— Лёш… — она слегка повернула голову. — А лифчик… снимать не надо? Для массажа спины… вроде же как правильнее будет снять, нет?

Вопрос повис в воздухе, простой и невинный по форме, но густой от подтекста. В ее голосе слышалась та же неуверенная, испытующая нотка, что и в ее движениях ранее. Она как будто проверяла почву, зондируя мою готовность нарушить еще один мелкий, но такой важный протокол.

Мой внутренний идиот тут же завопил: «ДА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ДА! КОНЕЧНО, СНИМАЙ! А ЕЩЕ И ОТСОСИ!» Но где-то глубже, под слоем похоти, шевельнулась тень того парня, который хотел быть профессионалом.

— Нет. — мой голос лязгнул, как щеколда, резче и громче, чем нужно. — Это не обязательно.

Врешь, сука! — тут же пронеслось в голове. — Обязательно! Это обязательно! Но нет… лучше нет, так будет удобнее для моего шаткого душевного равновесия. Боюсь, что не выдержу и суну лицо между этих двух благоухающих холмов. Черт, Орлов, да она вся изойдет криками, если ты только дотронешься до них… Прекрати! Ты массажист, а не сиси-маньяк!

Мне нужно было отвлечься. Хотя бы на выбор масла. Я уставился на полку. Ментоловое — слишком резкое, холодное, не для этой пышной теплоты. Ванильное — сладкое, душное, может вызвать тошноту в моем и без того взвинченном состоянии. Взгляд упал на флакон с фруктовой смесью — что-то с нотками персика и абрикоса. Да, идеально. Сладость, но без приторности. Теплый, летний аромат, который, возможно, не будет так сводить с ума, как ваниль.

Я глубоко, с присвистом, вдохнул, развернулся и подошел к столу. Вид ее груди, возвышающейся под белым полотенцем, сводил с ума. Поэтому я моментально отвернулся и начал с ног, пытаясь найти опору там.

Мои ладони, смазанные теплым маслом, обхватили ее стройную лодыжку. Я начал с плавных, разогревающих поглаживаний от щиколотки к колену, чувствуя под кожей каждое сухожилие, каждую мышцу. Затем перешел к более глубокой проработке икр — они были твердыми, но не сильно, не как у фигуристок, обычное напряжение от постоянной нагрузки.

Большие пальцы утопали в упругой плоти, разминая зажатые узлы. Она тихо стонала, когда я находил особенно болезненные точки. Медленно я поднимался выше, к бедрам, внутренняя поверхность которых была невероятно нежной, кожа — словно бархат, обтягивающий мышцы. Она тихо вздохнула, когда я добрался до этой самой уязвимой области, и ее ноги инстинктивно чуть раздвинулись.

О, не-е-ет… это слишком… — я тут же спустился ниже на несколько сантиметров. — Вот же черт, она раздвинула свои ножки! Вот бы сунуть туда лицо, вдохнуть этот терпкий, женский запах, и провести языком по всей этой её… а-а-а, нет, Орлов, прекрати!

— Здесь… сильнее, — прошептала она.

Так, ладно… держись, Орлов, ты только держись… Дыши. Просто дыши, молчи и работай. Она клиент. Просто клиент с очень соблазнительным телом, каждый сантиметр которого ты хочешь целовать и облизывать…

ЧЕРТ! — я мысленно выругался и усилил нажим, работая основанием ладони, разминая напряженные приводящие мышцы.

— Да… вот здесь… — выдохнула она, и ее голос был хриплым от наслаждения.

Издевательство… всё это какое-то издевательство. — подумал я и еще несколько минут поработал с её бёдрами, затем, чтобы не рисковать и не возбудиться еще больше, медленно, почти с сожалением, оторвал руки и переместился обратно к ступням. Обхватив ее пятку, я начал плавно, но глубоко разминать свод стопы, чувствуя, как под пальцами проступают мельчайшие косточки.

Она сладко вздохнула, и ее пальцы ног непроизвольно сжались от прикосновения. Прошло еще несколько минут, казалось, она привыкла к моим рукам, а я к ее сексуальному телу. И, почувствовав, что моё возбуждение немного стихло, я снова поднялся выше, к бедрам.

Начал с легких, почти невесомых поглаживаний, готовя мышцы к окончательному расслаблению. Плавно, следуя линиям ее тела, мои руки скользнули по внешней стороне бедер, коснулись напряженных боков её талии и, наконец, поднялись к плечам. Я встал у изголовья, и теперь ее грудь была прямо передо мной, под белым полотенцем-защитником.

Я положил ладони ей на плечи, ощущая под тонкой кожей все те же узлы стресса, и тут же в моей голове пронеслось: «Да, обычные проблемные зоны человека, сидящего в офисе, ноги, плечи… нужно будет еще поработать с её спиной». После столь профессионального заключения мои большие пальцы, будто против моей воли, поползли по ее ключицам, опускаясь все ниже, к началу ее декольте, к той самой ложбинке между грудями.

Я чувствовал тонкую, хрупкую кость под кожей и жар, исходящий от ее тела, он был почти осязаемый, смешиваясь с запахом масла. Ее дыхание стало прерывистым, губы приоткрылись, и на мгновение мне показалось, что я слышу, как бьется ее сердце — частый, нервный стук, в такт которому пульсировала кровь и в моих висках.

Один шаг… одно случайно-специальное движение… сорвать это полотенце… и прикоснуться к этой гладкой горячей коже… не как массажист… а как… возбужденный мужчина…

Мои пальцы замерли в сантиметре от той самой грани, где начинался ее пышный бюст. Я видел, как напряглось все ее тело, как она затаила дыхание в немом, тревожном ожидании. Воздух стал густым, как мед, сладким и удушающим.

Нет, Орлов! Ты не животное! Хотя, глядя на эту картину, очень сложно в этом убедить собственный член… Так бы и съел эти сиськи! А потом трахнул! Или наоборот! Или всё вместе! Ааа, я не знаю!

— Хорошо, — сказал я, отрывая руки, будто обжигаясь. Голос прозвучал хрипло. — Теперь… перевернись. На живот.

Она медленно, словно в полусне, приподнялась. Полотенце соскользнуло с ее тела, и на мгновение, прежде чем она легла и я успел отвернуться, я снова увидел все: изгиб талии, мягкую линию бедер и ее грудь, пышную и тяжелую, упругую. Затем она устроилась на животе, положив голову на сложенные руки, а ее сочнейшая грудь расплюснулась под весом тела, превратившись в две соблазнительные мягкие подушки.

А после, когда я обернулся, налив в ладони новую порцию масла, я увидел их, ее ягодицы — округлые, сочные, идеальной формы, призывно выделяющиеся на глазах.

У меня перехватило дыхание. Я просто тупо замер, не в силах оторвать взгляд, чувствуя, как кровь с грохотом приливает к паху. Прошло несколько секунд тягостного молчания, пока мой взгляд против воли скользил вниз.

Тонкая шелковая лента ее трусиков терялась между ягодиц, и там, где ткань слегка скрутилась, угадывался соблазнительный контур — тот самый, заветный, желанный, скрывающийся в глубине её попки.

— Все нормально? — ее голос прозвучал приглушенно, из-под руки. — Ты не прикроешь… меня?

Я вздрогнул, словно ошпаренный.

— Да… да, конечно, — я сглотнул ком в горле и, стараясь не смотреть, набросил полотенце, прикрыв ягодицы, но оставив открытой зону поясницы. — Извини… задумался просто.

— О чем? — она спросила с хитринкой в голосе, слегка повернув голову, и я увидел уголок ее улыбки.

О твоей рукописи, пока смотрел на твою задницу, дорогая моя писательница, — пронеслось в голове. — О том, как ты описала сцену, где массажист входит в клиентку через «черный ход». И о том, как чертовски соблазнительно, наверное, выглядит этот самый «черный ход»…

— Так… — буркнул я, сжимая флакон с маслом так, что костяшки побелели. — Приступаем к спине.

Мля, а может, я смогу случайно увидеть её анус? Хоть немного? Хоть на секундочку? Надо только…

— Плечи… — попросила она, выбивая меня из фантазий. — Ужасно устали. От компьютера и от нервов.

Я встал у изголовья и положил ладони ей на плечи.

И вновь убедился.

Ее тело было иным — не таким, как у фигуристок, не высеченным из мрамора и стали. Оно было мягким, податливым, по-женственному округлым. Под тонкой бархатистой кожей трапеции были забиты знакомыми узлами стресса и усталости, но сама плоть уступала под моими пальцами, как теплый воск.

Она застонала глубже, когда я большими пальцами прошелся вдоль ее позвоночника, разминая паравертебральные зоны. Я усилил давление, работая основанием ладони, чувствуя, как напряженные мышцы медленно, нехотя, но поддаются, отпуская многодневное напряжение.

Она запрокинула голову, обнажив уязвимое горло, и беззвучно шептала что-то, когда я находил особенно болезненные точки, вжимаясь в них с упорством, рожденным отчаянием и желанием сделать хоть что-то правильно.

Вот он, единственный тип женщин, с которыми у меня, похоже, получается иметь дело, — горько мелькнула мысль. — Лежащие и безмолвные.

Но безмолвной Света была лишь на словах. Всё ее будто тело кричало.

Мой взгляд, предательский и неукротимый, снова и снова соскальзывал с ее спины вниз, к тому месту, где полотенце, наброшенное на ягодицы, лежало неровно, подчеркивая, а не скрывая их соблазнительную, пышную форму. Они были идеально округлыми, двумя упругими полусферами, которые, казалось, дышали в такт ее участившемуся дыханию. Каждая моя работающая мышца на ее спине отзывалась мелкой дрожью в этой соблазнительной плоти.

А по бокам, из-под ее собственного веса, выпирали мягкие, расплющенные бока ее груди, растекавшиеся по столу двумя соблазнительными лужами плоти. Это зрелище было даже более интимным, чем если бы она лежала на спине. И мое воображение, отравленное прочитанной рукописью, тут же нарисовало яркую, похабную картинку.

Мои большие пальцы, будто против моей воли, поползли от ее поясницы вниз, к верхнему краю полотенца, к началу той самой ложбинки. Жар, исходящий от ее тела, был почти осязаем. И тут мои пальцы замерли в сантиметре от той самой грани.

Затем, собрав всю свою волю в кулак, я медленно, почти с болью, убрал руки, ощущая, как они дрожат от напряжения и нерешительности. Стыд обжег мне щеки.

— На сегодня… думаю, хватит, — прошептал я, и голос мой сорвался на хрип. — Мышцы… уже неплохо проработаны. Дальше… лучше не рисковать.

Света медленно открыла глаза и повернула голову, чтобы посмотреть на меня.

— Спасибо, Алексей, — сказала она тихо, поднимаясь и присаживаясь на край кушетки. Ее щеки пылали румянцем, а на лице отражалась довольная расслабленность. — Ты… профессионал. И такой… чуткий.

Сказав это, она опомнилась и прикрылась полотенцем, но её движения не были резкими, и я всласть успел насмотреться.

— Не за что, — кивнул я, и, не в силах выдержать ее взгляд, чувствуя, как стыд и досада сжигают меня изнутри, отвернулся, делая вид, что убираю масла. — Надеюсь, помог.

— Очень… правда. — её голосок был тихим, почти мурлыкающим. — Ух… к такому можно и привыкнуть. Если ты не против, я бы… еще пришла как-нибудь.

— Конечно, — ответил я и слегка обернулся. Света уже одевалась. — Приходи, буду рад… помочь…

Я дождался, пока она полностью спрячет свое тело в одежду, и обернулся, поймал её взгляд, затем она улыбнулась и сказала:

— И ты не забывай обращаться, если что будет нужно.

Сказав это, она подмигнула, а в моей голове сразу пронеслась одна единственная мысль: «Боюсь, Света, моё обращение будет звучать как „можно облизать твои сиськи или ягодицы“, и не факт, что тебе такая просьба понравится, хотя… кто знает».

— Конечно, учту. — я кивнул, и она еще раз одарив меня своей мягкой приятной улыбкой вышла из кабинета.

Дверь захлопнулась, и я рухнул на стул, вжавшись в спинку. Ладони, пропахшие фруктовым маслом и ее телом, содрогаясь, поехали вверх по лицу. Воздух в кабинете загустел, став сладким и тяжелым, как сироп. В горле застрял ком, а в штанах — тупая, ноющая пустота, напоминание о несостоявшейся разрядке.

Выдержал, сволочь. Не сломался. Не сунул лицо между этих двух благоухающих холмов, не разорвал зубами эту дурацкую шелковую преграду…

Но триумфа не было. Была только вымотанность, будто я протащил на себе весь этот проклятый день. И щемящее, пошлое сожаление, что я все-таки не сунул. Ее стон, тихий и хриплый, все еще стоял в ушах. А в ноздрях щекотал сладкий и нежный аромат ее кожи, смешанный с терпким запахом возбуждения.

Я сидел, уставившись в одну точку на полу, и чувствовал, как по мне ползут ее взгляды — тот самый, полный понимания и какого-то своего, тайного удовлетворения.

Она получила то, что хотела. А я? Я получил еще один виток внутренней пытки.

И тут, как по какому-то дьявольскому наитию, в голове сама собой выстроилась обжигающая мысль:

Это было тяжело… — заключил я, а затем, оттарабанив пальцами по коленке, задумался: — Интересно, а Татьяна сейчас свободна?

Глава 14 Клеймо собственности

И что же мне делать? — задумался я, продолжая сидеть на стуле, уперевшись локтями в колени, а голову положив на ладони. — Идти к Татьяне? Нет уж, увольте, хватит на сегодня. Хотя… нет, увольнять не надо. Работа мне нужна. Но и тупо сидеть тут я не могу. Мне нужно двигаться. Что-то сделать, чтобы выветрить из головы эти мысли о Свете.

Млять, а её слова все-таки были приятными: «Профессионал. Чуткий». Хах, интересно, а может ли эта секретарша-писательница на самом деле втайне мечтать, чтобы я стал героем ее порноромана? А может, она остановилась на том месте, потому что ей нужно вдохновение? И для вдохновения она хочет использовать меня?

Что ж, я не против, конечно, но… млять, снова в голову лезут пошлые мысли!

Нет, пора проветриться, пройтись. Пускай меня и снова тянет к Татьяне, как к отличному варианту сбросить это напряжение в паху, но на сегодня мой лимит на унижения и пиздолизание уже исчерпан.

Хотя… кому я звизжу?

В этом месте лимиты действуют не по моим правилам, и есть ощущение, что это не я решаю, исчерпаны они или нет. Но сейчас… сейчас я должен придумать что-то другое, а не идти к ней.

Через минуту размышлений я вышел из кабинета, и коридоры «Ледовой Короны» поглотили меня.

Опустевшие, залитые неестественно ярким светом люминесцентных ламп, они казались декорациями к постапокалиптическому триллеру. «Одиннадцать месяцев спустя. Последний массажист на Земле блуждает по руинам цивилизации, одержимый призраками нетраханных клиенток». Мои шаги гулко отдавались в тишине. Да и сам я, казалось, был призраком, блуждающим тут по коридорам.

И, как положено призраку, меня потянуло в места, где обитала память. Первой на моем пути оказалась дверь в архив. Я открыл её, и она скрипнула, словно старая дверь в склеп. Внутри пахло пылью, старым деревом и застоявшейся славой. Полки ломились от кубков, статуэток и медалей. Лица юных фигуристок с выцветших фотографий смотрели на меня пустыми, восковыми глазами.

Смотрите, коллеги, — мысленно обратился я к ним. — Перед вами новый экспонат. «Homo Erectus Massagus». В простонародье — «стоячий массажист» или… «массажист со стояком». Особь мужского пола, находящаяся в состоянии постоянной готовности к размножению, усугубленном рабочими условиями.

Сколько тут было вообще массажистов до дяди Вити? Сколько таких же лохматых юнцов приходило сюда с мыслью подзаработать или же пощупать попки фигуристок и теряло здесь же остатки рассудка и спермы? И где все они теперь? Сидят в каких-нибудь подвалах и пишут мемуары «Мои годы в сумасшедшем доме на льду»?

Я усмехнулся этой глупой фантазии и пошел дальше.

Следующей была костюмерная, и моё дыхание снова застряло в горле от открывшегося вида — десятки блестящих, струящихся платьев висели на вешалках, как сброшенные кожи, как отголоски несостоявшихся балетов и невыполненных обещаний. Я провел рукой по самому красивому и яркому, украшенному пайетками. Ткань казалась холодная и острая, как ледяная крошка.

Вот оно, их второе тело. Облегающее, открытое, кричащее о сексуальности, которую здесь одновременно культивируют и подавляют. В каком из этих нарядов бывали Софья, Алиса или Ирина? И когда я смогу воочию увидеть их в этих костюмах?

Возбуждение, приглушенное усилием воли и остатками стыда, снова шевельнулось где-то глубоко, тупым, навязчивым уколом в паху.

Эй, дружок, успокойся ты уже, — мысленно одернул я себя. — Ты сейчас в храме спортивных достижений, а не в подсобке порностудии. Хотя… грань, честно говоря, кажется очень и очень тонкой.

Не выдержав этого мертвого великолепия, я ринулся дальше и попал в подвал. Царство техников, котлов и прачечной. Гулкое, пахнущее машинным маслом, хлоркой и мужским потом. Я стоял среди этих труб, чувствуя себя винтиком в огромном, бездушном механизме. Таким же винтиком, гайкой на побегушках, разница лишь в температуре и запахе. Внизу пахло реальностью. Наверху — больными фантазиями, завернутыми в дорогой парфюм и ароматизированные масла.

Адреналин от этой бесцельной прогулки, смешанный с остатками похоти, наконец перешел в чистую, несфокусированную ярость. И мне нужно было во что-то ее вложить. Выплеснуть.

Идеальный план, Орлов, — пронеслось в голове. — Побегал по коридорам, как придурок, теперь иди покачай мышцы. Может, хоть мозги на место встанут.

Я направился в тренажерный зал, включил свет. Пусто. Только я.

Начал с простых отжиманий, после перешел к подтягиваниям. Мускулы налились тяжестью, дыхание стало глубже. Спустя десять минут я взял гантели и сделал несколько подходов. Знакомая, предсказуемая работа. Никаких двусмысленностей. Поднял вес — хорошо. Не поднял — плохо. Всё просто.

Пот тек ручьями, но это была чистая, честная усталость. Я сел на скамью, глотая воздух. Сознание очистилось. Никаких пошлых мыслей, только приятная тяжесть в мышцах и ровный гул в ушах. Я смотрел в потолок и чувствовал себя просто человеком, который устал после тренировки. Не игрушкой, не призом. Почти цельным.

Но недолго музыка играла, недолго Леша танцевал. Потому что стоило мне закрыть глаза, как они вернулись. Все. С еще большей силой. И я понял простую и ужасную вещь: от себя не убежишь. Ни в дурацких блужданиях по чужим углам, ни в этом бесполезном спортзале. Демоны похоти сидят внутри. И самое поганое, что один из этих демонов — это я сам. Мое собственное, похотливое, слабое отражение, которое облизывается при виде любой попки и трепещет от властного приказа.

Словно зомби, я поднялся и побрел в комнату персонала, молясь всем богам, чтобы там никого не было. Нужен был глоток воды. Просто глоток воды. Просто передышка.

Судьба, как всегда, оказалась стервой с пугающим чувством юмора.

Дверь была приоткрыта. Я сделал шаг и замер на пороге, как мальчишка, подслушивающий под дверью родительской спальни.

За столом, в кресле, с царственной небрежностью сидела Татьяна Викторовна. В ее руке была фарфоровая чашка с дымящимся кофе, от которого тянулся тонкий аромат. Она была в той же одежде, но пиджак был снят и висел на боковинке диванчика, а тонкая рубашка мягко облегала торс, подчеркивая линию плеч.

Она подняла на меня взгляд, и в ее глазах, ясных и трезвых, вспыхнула знакомая, оценивающая искорка, от которой у меня внутри все привычно сжалось, а в паху предательски зашевелилось что-то теплое и налитое.

Ну вот, приплыли, Орлов. Антракт закончился, спектакль продолжается.

— Алексей, — её голос был ровным, спокойным, без единой нотки усталости, лишь с той самой, привычной мне, властной интонацией, которая вмиг сковывала мою волю. — Заходи. Как дела?

Всегда вот так. Начинает с милой улыбки и якобы безобидного, почти дружеского вопроса. Как будто мы не начальница и подчиненный, а старые приятели, случайно встретившиеся в баре.

— Всё хорошо, — буркнул я, пробираясь к кулеру и стараясь не смотреть на ее расслабленную, но от этого не менее опасную позу, на то, как мягкий свет лампы падает на ее шею, на плавный изгиб руки, держащей чашку, и, конечно же, на соблазнительный вырез на груди. — Просто хотел пить, — пояснил я и, будто в подтверждение, стал давить на кнопку, наливая в стаканчик воду из кулера. — Тренировался немного.

— В нашем спортзале? — она сделала небольшой, изящный глоток кофе, и я невольно проследил за движением ее горла, и сразу в голову полезли пошлые мысли. — Молодец… физическая нагрузка благотворно влияет на мужчин, но… редко снимает главное напряжение. — её взгляд, тяжелый и пронзительный, скользнул по моему лицу, выискивая, вычисляя, и затем, как ни в чём не бывало, она подмигнула, добавив: — Присаживайся.

И я медленно, словно идущий на эшафот, подошёл к дивану и опустился рядом с ней, чувствуя, как привычное, липкое напряжение снова накатывает волной, смывая кратковременное умиротворение после спортзала.

— Просто… после… эм… как вышел из твоего кабинета… нужно было проветрить голову, — честно признался я, отпивая воду, которая казалась безвкусной от запаха ее ароматного кофе. — Вот и…

— Мудро, — перебила она и мягко улыбнулась, но в уголках ее глаз собрались лучики насмешливых морщинок, после чего она поставила чашку на блюдце с нежным звоном. — А я вот встретилась с родителями Ирины, которые нас так некстати прервали, и наша встреча закончилась благополучно. Правда, было немного напряженно, но я сохранила лицо. И контракт. Как видишь, Алексей, у каждого своя битва. И… своя… награда. — последнее она произнесла с паузами, при этом смотря на меня намекающим и возбуждающим взглядом. Затем она помолчала, давая мне прочувствовать всю двусмысленность своих слов, а затем ее голос стал тише и интимнее. — Кстати, о наградах… — она произнесла это так, будто выпустила в воздух комнаты порцию нервно-паралитического газа. — Света выглядела необычно… расслабленной, когда я шла сюда, чтобы выпить чашечку кофе. Она была… сияющей, я бы сказала. Прямо-таки светилась изнутри. Неужели ты решил побаловать ее своими чуткими, профессиональными ручками?

Мля, она что, всё поняла с одного взгляда на неё? Или эта Света, сука, всё выложила? Вот же подстава!

Это был точный, выверенный удар ниже пояса, но нанесенный в самой что ни на есть бархатной перчатке. Она все видела. Все знала. Будто чувствовала каждую вибрацию в своем королевстве.

— Я… я просто сделал ей массаж, — попытался я парировать, вжимаясь в спинку. — Это моя работа… да и она выглядела уставшей, и когда…

— Работа, — повторила она, перебив меня, растягивая, и в ее бархатном голосе зазвучала чистейшая сталь. Она медленно, с кошачьей грацией повернулась ко мне и наклонилась ближе. — Но разве она тоже есть в твоем рабочем расписании? — она улыбнулась, но в этой улыбке я видел угрозу, опасность. — Я прекрасно вижу грань, где работа переходит в нечто… более личное. И мне интересно, Алексей… где же проходит эта грань для тебя? Со… Светой?

Её лицо остановилось так близко перед моим, что я почувствовал исходящий от нее теплый, плотный жар. Ее губы почти касались моих, а взгляд был такой, что я нервно сглотнул. Вся эта ситуация выглядела так, будто меня поймали с поличным и прямо сейчас допрашивали. А после допроса следовало неминуемое наказание.

— Я… там просто… — язык заплетался, и смотреть в ее насмешливые, всепонимающие глаза было невыносимо.

— Молчи, — ее рука легла мне на плечо, и длинные, ухоженные пальцы впились в потную, уставшую мышцу, а вторая ее рука легла мне на пах и крепко, болезненно сжалась вокруг члена. Боль была резкой, властной, почти что сладостной. Она пронзила меня, и я едва смог сдержать стон. — Встань.

Я послушно поднялся, и она, держа меня за член, а второй рукой, которую переместила с плеча на талию, подталкивая, поставила меня перед собой. И вот я оказался вплотную перед ней. Я был выше ее, но ощущал себя карликом, даже когда она сидела и я смотрел на неё сверху вниз. Мое сердце заколотилось где-то в горле. Я ненавидел ее в этот момент. И в то же время мое тело реагировало на нее с животной, постыдной готовностью.

Ну всё… она может делать со мной что захочет. — пронеслось в голове. — Я сдаюсь, всё это слишком приятно, слишком опьяняюще, слишком сексуально, и я слишком возбуждён.

— Ты мой, Алексей, — прошептала она так тихо, что я почувствовал шепот скорее кожей, чем ушами. Ее палец провел по моему вспотевшему животу, и я ощутил, как член набухает в ее другой руке, которая уже успела незаметно оказаться на моей молнии. — И я не собираюсь делить твоё… внимание. Ты разве этого еще не понял?

Я мог лишь кивнуть, глотая ком в горле. Мой взгляд прилип к ее пальцам, которые с мертвой хваткой впились в язычок молнии. Громкий, резкий звук — «зззззз» — разрезал тишину комнаты, и молния поползла вниз, обнажая мои трусишки перед ее властным взглядом. Ее рука тут же скользнула внутрь, и ее прохладные, уверенные пальцы обхватили мой уже возбужденный, твердый член.

— Так-то лучше… — выдохнула она, и в ее голосе прозвучало низкое, похотливое удовлетворение. — Гораздо лучше.

Она смотрела мне прямо в глаза, бездонные зрачки пожирали мое смятение, пока ее рука медленно, с мучительной неспешностью, выводила мой член на свободу через образовавшуюся щель в штанах. В этот момент я был так возбужден, что член прям пульсировал у нее в руке, а дыхание сбивалось в прерывистый, хриплый свист. Я постоянно сглатывал солоноватую слюну, предвкушая то, что должно было случиться.

И вот она, не отрывая пронзительного взгляда, наклонилась. Ее губы, влажные и мягкие, сомкнулись на головке, и мое тело выгнулось от внезапного, обжигающего наслаждения. Ее рот был невероятно горячим и влажным, а язык — проворным и настойчивым. Она засасывала ствол пениса глубоко, до самого горла, заставляя меня блаженно стонать, затем отпускала, играя лишь кончиком, облизывая уздечку такими быстрыми, виртуозными движениями, что темнело в глазах.

Одной рукой она продолжала крепко держать член у основания, контролируя каждую пульсацию, а пальцы другой впились в мое бедро, оставляя на коже болезненные, но сладостные следы. Звуки, которые издавал ее рот, — влажные, чавкающие, похотливые — оглушали сильнее любого грома. Она сосала его с такой жадностью, будто пыталась высосать из меня саму душу, и я уже был готов отдать ее, готов был кончить ей в рот прямо сейчас, но она, словно читая мои мысли, замедлялась, давая передохнуть, лишь для того, чтобы снова наброситься с новой силой.

Затем она отстранилась, и мой член с мягким, влажным звуком покинул ее гостеприимный, горячий ротик. Ее взгляд, темный и блестящий от возбуждения, скользнул по моему перекошенному от страсти лицу, и она медленно, с театральной неспешностью, начала расстёгивать пуговицы на своей шелковой блузке.

Одна. Вторая. И тонкая ткань расступилась, открыв взгляду кружевное бельё и ту самую сочную, пышную, соблазнительную грудь, которую я желал всеми фибрами души.

— Нравится вид? — ее голос был хриплым, сорванным от недавней работы ртом. — Видишь, какая награда ждёт тех, кто подчиняется. Я снова смог лишь кивнуть, не в силах вымолвить и слова. Мой язык будто прилип к нёбу. — У меня есть идея, — прошептала она, и ее губы снова оказались в сантиметре от моего члена, обдав его кожу горячим, влажным дыханием. — Вставь его. Хочу почувствовать твой твёрдый член между ними.

— К-куда? — заикаясь, выдавил я. Мозг к этому моменту уже полностью отключился, отказываясь обрабатывать информацию, все мое тело дрожало мелкой, предательской дрожью, а разум медленно сходил с ума от нахлынувших ощущений. И тут мой взгляд упал на дверь. Она была приоткрыта, в щели виднелся темный пустой коридор. Вспомнилась Света, ее возможное возвращение, да и любой другой сотрудник ведь мог войти… — Татьяна… дверь… — с трудом выдохнул я. — Вдруг кто…

Она рассмеялась, коротко и тихо, и в ее смехе было что-то хищное и безумное, отчего по коже побежали мурашки.

— Так даже интереснее, — ее глаза сверкнули опасным азартом. — Но ты не бойся, я всё контролирую. Ее уверенность и ее откровенное безумие были заразительны. Мой член, и без того напряженный до боли, пульсировал в такт бешеному ритму сердца, требуя продолжения. — Похоже, он не против, — она с удовлетворением окинула его влажным, блестящим взглядом, затем наклонилась и на мгновение, всего на секунду, снова обхватила его губами, скользнув кончиком языка по самой чувствительной части головки, по той самой капельке смазки, что выступила на вершине.

Разряд возбуждения, резкий, острый и пронзительный, тут же прошел от основания позвоночника до самого затылка, заставив меня вздрогнуть. Затем она выгнула спину, выставив грудь вперед еще сильнее, взяла мой член в свою прохладную, уверенную руку и прижала его к своей обнаженной коже, между упругими, пышными грудями. Второй рукой она обхватила мою ягодицу и властно подтолкнула меня вперед, проталкивая член в теплую, бархатистую ложбинку.

— Теперь… двигайся, — приказала она, и ее взгляд, горящий торжеством и похотью, впился в меня, лишая последней воли. Затем она переместила руки и, сжимая свою грудь с двух сторон, чтобы усилить давление, произнесла, глядя мне прямо в глаза, полным безраздельной власти: — Используй их. Используй мои сиськи. Добейся того, чего так отчаянно хочешь.

Ее слова прозвучали как последний щелчок замка, запирающий меня в этой порочной реальности. Я, не в силахсопротивляться, положил руки ей на плечи и потянул на себя, ощутив под тонкой тканью рубашки упругий изгиб, и одновременно с этим двинул бедрами. Первое движение было неуверенным, почти робким, но затем ритм захватил меня, стал навязчивым и неумолимым.

Черт, какая же она… — пронеслась в голове незаконченная мысль, когда мой член скользнул между ее грудей, по ее обнаженной коже, смазанный ее слюной и моим собственным возбуждением. — Боже… млять, как же приятно…

Это было невероятно тесно, горячо и порочно. Каждый раз, когда я входил в эту упругую, бархатистую ловушку, меня охватывало блаженное чувство, но одновременно с этим и где-то глубоко витало чувство тревоги попасться. Но ощущения от её груди, сжимающей член, такой идеальной — мягкой, но в тоже время упругой, давящей по бокам, будто сжимая член с каждым движением всё сильнее, не давая ни малейшей передышки от нарастающего чувства удовольствия.

— Да… вот так… — ее голос был низким, хриплым от сдерживаемого возбуждения. — Глубже, Алексей. Сильнее. Заставь мою грудь служить тебе!

Я ускорился, чувствуя, как каждое движение становится все более навязчивым, неумолимым. Это было не просто скольжение — это был ритуал подчинения, где ее тело стало алтарем, а мой член — жертвенным инструментом. Кожа ее груди была невероятно гладкой и горячей, а упругая плоть сжимала меня с такой силой, будто пыталась вобрать в себя. С каждым толчком я погружался в эту бархатистую тесноту, чувствуя, как головка члена проскальзывает между сжатых грудей.

— Да, именно так! — ее дыхание стало прерывистым. — Трахай их! Сильнее!

Я видел, как ее соски затвердели под тканью блузки, как густая краска залила ее щеки. В тоже время её пальцы впивались в мои ягодицы, но они не отталкивали, а притягивали ближе, направляя ритм. Взгляд ее темных глаз не отрывался от моего лица, ловя каждую гримасу наслаждения, каждое проявление потери контроля.

— Ты же этого хотел? — продолжала она, и в ее голосе зазвучали нотки торжества. — Хотел видеть, как твой член исчезает между моих грудей? Чувствовать, как они сжимают тебя?

— Да-а… — с трудом смог произнести я, пока мои бедра работали в унисон с ее дыханием.

Я чувствовал, как нарастает знакомое напряжение — тупая, сладкая тяжесть внизу живота, предвестник неизбежной разрядки. Но теперь я не торопился. Я наслаждался каждым мгновением этого порочного танца, каждым касанием ее кожи, каждым стоном, который вырывался из ее похабного рта.

— Не останавливайся… — прошептала она, и в ее голосе впервые прозвучала настоящая, неподдельная нужда.

Это стало последней каплей. Спазм пронзил меня, заставив выгнуться в дугу. Я прижал ее к себе, чувствуя, как мой член пульсирует между ее грудей.

— Кончай! Давай! — ее приказ прозвучал как выстрел, и она начала давить грудью сильнее. И в то же время то поднимать её, то опускать в быстром темпе.

И я не сдержался.

Я вжался пальцами в её плечи и замер. Горячие струи спермы начали вырываться с такой силой, что проникали глубоко в ложбинку между ее ходящими вверх-вниз грудями, заливая кожу под блузкой. Я чувствовал, как сперма заполняет каждую складку, и представлял, как она стекает по ее животу, оставляя влажные пятна на шелке и её коже. Это было одновременно унизительно и невероятно возбуждающе.

Я тяжело дышал, все еще чувствуя последние спазмы, когда ее рука легла на мой живот.

— Ну вот… — ее голос снова стал ровным, она замедлила движения, и начала массировать, будто разминать ствол пениса своими сиськами делая круговые движения. — Отлично.

Ох, чёрт…! — пронеслось в голове, и еще я выдал еще несколько выстрелов спермы между её сочных грудей. — Как же приятно…

В следующую секунду движения прекратились, и грудь перестала так сильно сжимать мой член. В следующий миг ее ладонь легла на мой живот, чувствуя под тканью влажную кожу и напряженные мышцы. Пальцы медленно, неспешно поползли вниз, к поясу моих брюк… и она начала выжимать остатки спермы, скользя пальцами по чувствительному стволу.

— Осторожно… — прошептал я, но она лишь усмехнулась.

Ее движения были методичными — она выжимала последние капли, словно завершая какой-то важный ритуал. Это было невыносимо и блаженно одновременно, и я понимал, что даже в этом финальном акте она демонстрировала свою полную власть надо мной.

Боже, о да… — промелькнуло в голове. — Что же она вытворяет…

Каждое прикосновение ее прохладных пальцев к моему воспаленному, гиперчувствительному члену заставляло меня вздрагивать и мысленно кричать от переизбытка ощущений. Ее пальцы продолжали скользить по еще пульсирующему стволу, выжимая остатки семени, которые я думал уже отдал ей полностью.

Черт… это слишком… — мысленно застонал я, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Она выжимает из меня всё до капли, будто доит как коровку… А её грудь словно ведёрко… Бред, но, черт возьми, как это заводит…

Каждый сантиметр ее продвижения отзывался новой волной перегруженного наслаждения — странной смесью щекотки, легкой боли и остаточного удовольствия, от которого темнело в глазах и подкашивались ноги.

Я закусил губу до боли, чтобы не застонать снова, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Она делала это с таким видом, будто выполняла самую обычную процедуру — забрать у меня всё, до последней капли.

— Хва…тит… — хрипло выдохнул я, но она лишь усмехнулась в ответ, ее пальцы сжали чуть сильнее, выжимая из меня последнюю, прощальную пульсацию, заставляя мое тело содрогнуться в финальном спазме.

Затем, прежде чем я успел опомниться, она слегка оттолкнула меня и поднялась, и ее губы нашли мои. Это был не нежный поцелуй, а неожиданное властное, утверждающее прикосновение. Жесткое, требовательное. Ее язык тут же вторгся в мой рот, не оставляя места для сомнений или сопротивления, словно напоминание о том, что только что произошло.

Я ответил ей с той же яростью, в которой смешались ненависть, отчаяние и порочное влечение. Мои руки сами собой обхватили ее талию, прижимая к себе, чувствуя под тонкой тканью ее рубашки всю ту власть, что она надо мной имела. Она упиралась в меня бедрами, и сквозь ткань нашей одежды я чувствовал исходящий от нее жар — живое напоминание о только что пережитой близости, о той грани, что мы переступили, и о тех, что нам еще предстояло переступить.

Она разорвала поцелуй так же внезапно, как и начала. Ее взгляд скользнул вниз, на липкие белые пятна, растекшиеся по ее коже и испачкавшие шелк блузки, и на ее губах застыла легкая довольная улыбка.

— На сегодня… мы закончили, — сказала она, и в ее тоне прозвучала насмешка, смешанная с усталым удовлетворением хищницы, насытившейся игрой. — Приведи себя в порядок.

Она повернулась и быстро застегнула пуговицы, затем, схватив свой пиджак и накинув на плечо так, чтобы хоть немного скрыть то, что я натворил, с гордо поднятой головой и пятнами моей спермы на груди, как трофеями, вышла из комнаты. Ее каблуки отстучали по кафелю четкий, удаляющийся ритм, затем я услышал, как дверь захлопнулась. Этот глухой звук показался мне не случайностью, а расчетливым жестом, словно это закрылась не дверь комнаты персонала, а решетка клетки.

Она оставила меня одного в оглушающей тишине, где только гул в ушах смешивался с тяжелым ароматом ее духов, пота и секса. Воздух был густым, как сироп, и каждый вдох напоминал о только что случившемся. И да, чёрт возьми, часть меня — та самая, что только что дрожала от яростного наслаждения, — была совершенно не против.

Внутри бушевал странный, извращенный восторг, замешанный на злости и острой, как лезвие, признательности. Она… нашла во мне то, о чем я и сам не догадывался. Какой-то потаенный включатель, и нажала на него без зазрения совести.

Уголок моих губ дрогнул в подобии улыбки, и я подумал: «Ладно, Татьяна Викторовна. Хорошо. Ты выиграла». Я потянулся к своей ширинке и застегнул молнию с тихим, решительным «зззыык».

Глава 15 Инструкция к искушению

Выиграла… конечно, млять, выиграла! — пронеслось в голове. — А как ей не выиграть с такими сиськами? Они же как два козырных туза! Против них ничего и быть не может! Самая, млять, сильная карта!

Я стоял на том же месте еще с минуту, и всё моё тело мелко дрожало от странной, извращённой эйфории, смешанной с осознанием собственной низости. Я был полностью в её власти. И в понимании этого, чёрт возьми, была какая-то порочная, освобождающая простота. Я чувствовал себя выжатым, просто опустошённым до дна, но где-то в самой глубине, под слоем усталости и стыда, тлел тот самый демон, что был доволен, очень доволен произошедшим.

Сделав несколько неуверенных шагов, я вышел в коридор.

Он встретил меня той же зловещей, вымершей пустотой, что и полчаса назад. Я снова стал призраком, блуждающим по лабиринту собственного падения, где единственным маяком, единственным подобием убежища в этом море безумия был мой кабинет.

Я поплелся туда, волоча ноги, чувствуя, как каждый мускул ноет от напряжения и опустошённости. Когда дверь в кабинет закрылась, я прислонился к ней спиной, закрыл глаза и попытался отдышаться, выгнать из лёгких тот густой, опьяняющий воздух, что витал в комнате персонала.

Бесполезно. Он был во мне.

В ноздрях так и стоял терпкий, мускусный запах её кожи, смешанный с ароматом духов. На языке — привкус её власти, металлический и сладкий одновременно, а в паху — пустая лёгкость после мощнейшего оргазма.

Я плюхнулся на стул, уставившись на часы, висевшие на стене. Стрелки, казалось, застыли. Время остановилось, затаившись в ожидании новой катастрофы. Скоро. Совсем скоро должен был начаться сеанс с Алисой.

Алиса…

Само это имя, холодное и отточенное, как лезвие конька, вызвало во мне новую, совершенно иную волну смятения. Ледяная, неприступная Алиса. Та самая, которую я… застал в прачечной за тем самым интимным моментом.

После всего, что только что случилось с Татьяной, после той грубой, властной близости, я сомневался, что смогу вообще к кому-либо прикоснуться. Мои пальцы всё ещё хранили память о бархатистой груди Татьяны, о её властных, требовательных словах.

А уж прикасаться к Алисе, к этому фарфоровому созданию, чей холодный, пронизывающий взгляд сейчас казался мне страшнее любой ярости, — было бы высшей формой кощунства.

Минуты ползли, как израненные звери, тяжко и медленно. Кабинет был готов к новому сеансу, а я — нет, совершенно нет, поэтому я просто сидел, пытаясь сосредоточиться.

Десять минут позже положенного времени. Пятнадцать. Двадцать.

Тишина в кабинете из просто отсутствия звуков превратилась в нечто материальное, давящее, оглушительное. Эта тишина звенела в ушах, стучала в висках и шептала о том, что что-то не так.

Где она, млять? Забыла? Не рассчитала время? Нет, не может быть, она же сама пунктуальность… А значит, скорее всего, виной всему та дурацкая сцена в прачечной, и теперь она просто не может заставить себя лечь под мои руки.

Ладно, ледышка, — с горькой, усталой усмешкой подумал я. — Сиди в своей скорлупке. Прячься. Мне бы сейчас самого себя в порядок привести, а не твои выточенные мышцы разминать.

Но долг — или, вернее, его жалкая, избитая видимость, которую я тут отчаянно пытался сохранить, как утопающий держится за соломинку, — тянул меня из кабинета. Найти. Узнать. Сделать вид, что я всё ещё что-то контролирую в этом сумасшедшем доме. Что я не просто игрушка, которую завели и бросили, а специалист, который следит за графиком.

С трудом оторвав себя от стула, я вышел в коридор. И, как по какому-то дьявольскому наитию, почти сразу же наткнулся на Ирину. Она вынырнула из-за угла, словно её кто-то вызвал самим моим смятением, моим запахом страха и угасающей похоти.

Рыжая бестия предстала передо мной, загораживая путь. В её глазах цвета зелёного льда вновь плясали насмешливые чертики, как и в самый первый день.

Она вернулась, — пронеслось в голове, — настоящая она.

Ирина окинула меня с ног до головы насмешливым, всевидящим взглядом, будто рентгеном просвечивая мою помятую рубашку, мой уставший вид, мою душу, испачканную случившимся недавно.

— Что-то видок у тебя… не очень. — её голос был сладким и озорным. — Устал? Может, помочь тебе расслабиться… — она подчеркнуто медленно облизнула губы. — Как и ты мне… помогаешь?

Я на мгновение замер и потерял дар речи.

Капец! Да что она…! Что за…! Она что… решила в открытую говорить о случившемся в последний раз?

Я немного поглазел на неё молча, затем собрался с мыслями и ответил:

— Да так, самую малость, а ты случайно Алису не видела? — спросил я, пытаясь проигнорировать её колкость и в то же время пройти мимо. Голос мой прозвучал хрипло и устало. — Она на сеанс не пришла.

— Алису? — Ирина сделала преувеличенно печальное лицо, поджав губы. — Не знаю… наверное, у неё… голова разболелась. — она сделала шаг навстречу, сократив дистанцию до опасной и заставив меня остановиться. — А вот у меня, знаешь, голова не болит. — она томно потянулась, закинув руки за голову, и тонкая ткань ее топа демонстративно натянулась на груди, открыв вид на спортивный животик.

— Когда расслаблюсь… всегда чувствую себя очень… освежающе. Прямо будто заново рождаюсь. И всё благодаря тебе… так что спасибо.

— Эм… мне?

— Да, а кому? — она кивнула с довольной улыбкой. — Воспоминания о твоем массаже… самые, самые тёплые.

Она говорила не словами, а намёками, обволакивая каждую фразу таким плотным слоем двусмысленности, что воздух вокруг казался гуще. Её взгляд, тяжёлый и томный, скользнул по моему лицу, задержался на губах, потом опустился ниже, к моим рукам, будто она вновь ощущала их на своем теле, и томная улыбка вновь тронула уголки ее губ.

— Я даже подумала, — продолжила она, понизив голос до интимного, заговорщицкого шёпота, от которого по моей спине побежали мурашки, — что сегодняшний сеанс мог бы быть… Ну, знаешь… особенным… Немного разнообразия никогда не помешает, правда? А то как-то однообразно — легла… постонала… ушла. — она игриво прикусила губу, и в ее глазах вспыхнул озорной, опасный огонёк. — Я вот уже настроилась на нужную волну. Мысленно… подготовилась. — она сделала паузу, давая мне прочувствовать весь вес этого слова. — Поэтому… и ты подготовься. Ладно?

Она нежно, почти неосязаемо, провела кончиками пальцев по моему предплечью. И это прикосновение, лёгкое, как пух, обожгло меня сильнее, чем плен сисек Татьяны.

Затем, бросив мне многообещающий, полный тайны и откровенного желания взгляд, она прошла мимо и поплыла прочь.

Её упругая попка мерно покачивалась в такт шагам, будто дразня меня.

— Я буду ждать. — сказала она, обернувшись. — Очень ждать. А раз… Алиса не пришла, то я приду раньше, и тогда у нас… будет больше времени.

Я остался стоять, как вкопанный в пол, с бьющимся как сумасшедшее сердцем и медленно разгорающимся внизу живота предательским огнем.

Слово, которое она бросила, повисло в воздухе, обрастая в моём воспалённом, уставшем мозгу самыми похабными смыслами.

Это такое простое слово «подготовься» било точно в цель, в самое сердце моей похоти и страха. После её откровенной мастурбации на столе, после её влажных, требовательных стонов, после того, как она, не стесняясь, достигла оргазма под моими руками…

Что ещё, млять, могло означать это «разнообразие»? Что ещё могло следовать за этим «настроилась» и «подготовься»? Она же не намекала, она почти что прямо говорила! Она явно ждала, что сегодня наши игры перейдут в другую лигу. Что я, её «главный специалист по релаксации», предоставлю ей полный спектр услуг.

Она ждала… жаждала… требовала… секса? Мля! Да, мля, я не готов нифига! Секс? Сегодня после всего, что было? Мля! Мля! Мля!

Паника, острая, стремительная и леденящая, на мгновение затмила всё — и усталость, и опустошенность, и даже свежую память о Татьяне.

Чёрт, чёрт, чёрт! Одно дело — Татьяна Викторовна, которая существовала в своей собственной реальности, по своим таинственным, то ли капризным, то ли расчётливым правилам. С ней всё было одновременно сложно, легко и запутанно, это была игра в кошки-мышки на уровне психологии, где физиология была лишь инструментом.

Но Ирина… Ирина будто проще и прямее, и она игрок с другого поля, где правила ясны и понятны: она возбуждается и предпринимает действие, а потом следует разрядка. И теперь она явно готовилась к игре по взрослым, буквальным правилам. И в этой её игре теперь должен был появиться союзник…

Сходить купить презики, что ли? — мысль промелькнула, яркая и безумная, и тут же разбилась о суровую реальность. — Нет, какие еще презики, Орлов? Ты спятил? Во-первых, нет денег. У меня, нищего студента, не было ни копейки лишней. Те деньги, что я заработаю здесь, уйдут на долги, на еду и на то, чтобы не выгнали из общаги. Во-вторых… а если узнает или, не дай боже, увидит Татьяна?

Она же только что, буквально пятнадцать минут назад, напомнила, что я «её». И презервативы в моём кармане, купленные в разгар рабочего дня, были бы равносильны объявлению мятежа.

Прямому неповиновению…

После того, как я только что… кончил ей между сочных прекрасных сисек, это был бы мой окончательный и бесповоротный смертный приговор. Её месть была бы страшной!

Божечки, кошечки, — с отчаянием, граничащим с истерикой, подумал я, — я только что отдал все свои соки, всю свою волю, всю свою жалкую гордость одной женщине, а другая, похоже, не менее ненасытная, уже требует… своей порции?

Да я же пуст! Выжатый! Сухой! У меня ничего нет! Буквально нихера! Яйца пустые!

Нет. Покупать нельзя. Слишком опасно. Слишком дорого. Слишком поздно. Да даже сама эта мысль просто абсурдна!

Да и вдруг я вообще надумал себе это всё? Может, она имела в виду что-то другое? Млять…

Я стоял, как парализованный, посреди пустынного коридора, чувствуя, как на меня накатывает новая, ещё более изощрённая волна безумия. Моё тело, предательское и похотливое, уже откликалось на намёки Ирины, вспоминая её гибкое, отзывчивое тело, её наглые, требовательные стоны и её горячую, влажную кожу.

В паху заныла знакомая, тупая тяжесть, возвещая о том, что, вопреки всем законам физиологии, во мне ещё что-то осталось. Но разум, забитый страхом, усталостью и осознанием полной своей беспомощности, кричал одно-единственное слово: «СТОП!».

Ладно, — смирился я, чувствуя, как апатия, тяжёлая и серая, как свинец, снова затягивает меня в свои безразличные объятия. — Просто сделаю ей массаж. Как обычно. Разомну её длинные ножки, её упругие ягодички, её гибкую спинку и… сиськи…

А вдруг что — сделаю вид, что я глухой и слепой. А если она начнёт… это… если её рука снова поползет вниз… то что тогда? Резко одёрнуть? Сказать: «Ирина, хватит, мы не можем, я не готов, это непрофессионально»? Звучит до жути жалко, фальшиво и смешно, особенно после того, что уже успело случиться.

Я уже давно пересёк все возможные границы профессионализма. Где же та последняя, условная черта, за которую мне было страшно заступить? Та, что отделяла просто похабность от чего-то более серьёзного, более опасного?

Или… или пускай? Пускай делает что хочет. Чего я, в сущности, боюсь? У меня же ничего нет. Ни презервативов, ни сил на полноценный секс, ни воли, чтобы ей отказать.

Пусть развлекается, если ей так надо. А я просто буду лежать… нет, работать… и стараться не сделать ничего лишнего.

Это была слабая, никудышная, трусливая позиция, и я это прекрасно понимал. Но другой у меня не было. Я был полностью истощён, морально раздавлен, загнан в угол и физически, и психологически.

Сейчас я был пустой оболочкой, которую ветер порочных событий нёс прямо на скалы в виде сисек.

Бред, — с горькой, почти что болезненной усмешкой заключил я, медленно бредя обратно в свой кабинет. — Полный, окончательный и беспросветный бред. Ладно, выкручусь как смогу. Буду действовать по ситуации.

Я шагнул в свою клетку, захлопнув за собой дверь. Впереди был очередной виток этого сладострастного ада. Впереди была Ирина. А у меня в карманах была пустота, в голове — хаос, а в душе — смутная, идиотская надежда, что у меня хватит сил просто пережить этот бесконечный день.

Будь что будет, — прошипел я сам себе, плюхаясь на стул. — Действуй по ситуации. Главное — не смотреть ей в глаза. Не поддаваться на провокации. Просто работать руками. Руки помнят, что делать.

Я поднялся и принялся бешено наводить порядок, которого не было в моей голове. Поправил бутылочки с маслами, разгладил простыню на массажном столе до идеальной гладкости, подоткнул каждую складку. Это был глупый ритуал, попытка построить хлипкий частокол из профессионализма против надвигающегося хаоса.

И снова тишина. Но теперь она была иной — напряжённой и наполненной ожиданием. Каждый скрип половицы за стеной, каждый отдалённый голос заставлял моё сердце бешено колотиться.

Это она? Нет, не она.

Прошло ещё пять минут. Затем десять. И тут… «Тук-тук-тук».

Стук в дверь прозвучал не как робкий щелчок, а как уверенный, наглый ультиматум. Моё сердце ёкнуло и провалилось куда-то в пятки.

— Входите, — выдавил я, и голос мой предательски дрогнул.

Дверь открылась, и в кабинет впорхнула Ирина. Не вошла, а именно впорхнула, словно вихрь из рыжих волос, зелёных глаз и дерзкой улыбки. Её взгляд сразу же нашёл меня и пригвоздил к месту, заставив нервно сглотнуть.

— Ну что, готов? — бросила она, окидывая кабинет довольным взглядом хищницы, осматривающей свою территорию. — Я, как и обещала, пораньше и… — Она развернулась и щёлкнула замком, затем обернулась и произнесла: — Чтобы ничто… и никто… нам не мешал.

Ну пиздец… — пронеслось в голове. — Она явно настроена серьезно!

Она подошла к столу и провела по нему ладонью, будто проверяя качество работы. Её пальцы скользнули по ткани с таким сладострастием, что у меня по спине пробежали мурашки.

— Раздевайся… до белья, — скомандовал я, стараясь придать голосу металлические нотки, но получилось лишь жалкое подобие.

— Ох, сразу к делу? — она игриво надула губки, но в её глазах читалось торжество. — Мне нравится такая… решительность.

Она повернулась ко мне спиной, и её пальцы медленно, с театральной неспешностью, потянули за край топа. Ткань соскользнула, обнажив спину, покрытую лёгкими веснушками.

Затем последовали её штаны, которые она снимала так сексуально изгибаясь, что я тут же отвернулся.

Но когда я услышал, как они упали на пол, обернулся, и она предстала передо мной в одном лишь чёрном белье, которое подчёркивало каждую линию её молодого, гибкого и спортивного тела.

Увидев её, я сглотнул и резко отвернулся, делая вид, что что-то ищу среди масел, чувствуя, как жар разливается по моему лицу, а в паху начинает назойливо пульсировать предательский, едва заметный, но всё равно ощутимый отклик.

Сука ты, Орлов! Зачем ты вообще решил посмотреть? Полный придурок!

Краем глаза, этим предательским периферическим зрением, я видел, как она легко взобралась на стол и устроилась на животе, положив голову на сложенные руки. Её поза была одновременно расслабленной и вызывающей.

— Ну, я вся в твоих руках, — прошептала она, и её голос прозвучал томно и сладко. — Заставь меня чувствовать себя хорошо.

Я подошел, налив на ладони масло с запахом цитруса. Оно пахло слишком жизнерадостно для того, что должно было произойти.

Мои руки дрожали.

Я положил их ей на плечи, и кожа под моими пальцами оказалась удивительно горячей и шелковистой.

— Ой, какие холодные, — вздохнула она, слегка вздрагивая. — Согрей их… согрей свои руки об меня.

Мои руки замерли на её плечах, и в голове пронеслось: «Вот чёрт… она прям знает, что говорить!» Буквально каких-то десять минут назад мне даже казалось, что я ничего не чувствую ниже пояса, но сейчас я ощутил, как мой член начал предательски напрягаться.

Вздохнув воздух, в котором витал цитрусовый аромат, через нос и собравшись с мыслями, я продолжил массаж. Сначала были просто поглаживания, чтобы разогреть мышцы. Но под тонкой кожей плеч и лопаток я чувствовал не просто мышечные зажимы, а напряженное, живое ожидание. Казалось, каждое мое движение она встречала легким, едва слышным стоном, а каждое прикосновение, нажим — мелкой дрожью.

Через несколько минут я спустился к пояснице, а потом к ягодицам. Работал основанием ладони, глубоко и профессионально, пытаясь загнать себя в знакомую колею.

Musculus glutaeus maximus, — твердил я про себя. — Большая ягодичная мышца. Просто большая ягодичная мышца. Но… это была не просто мышца. Сука…

Это были две идеальные, упругие полусферы, обтянутые тончайшим черным шелком. И каждый раз, когда я надавливал, ткань сдвигалась, обнажая смуглую кожу, и мой взгляд против воли цеплялся за ту самую ленточку, что затерялась в ложбинке между ними.

— Да… вот здесь… — ее голос был приглушенным, но в нем слышалась знакомая, опасная нотка. — Сильнее… не бойся.

Я усилил нажим, чувствуя, как под моими пальцами мышцы постепенно отпускают зажимы. Но вместе с ними уходило и мое хрупкое самообладание. Ее стоны становились громче, глубже. Она не просто расслаблялась — она наслаждалась. И наслаждалась демонстративно.

— Ах, Алексей… — она повернула голову набок, и её зеленые глаза, полные хитрого огня, поймали мой взгляд. — Твои руки… они просто волшебные. Чувствуешь, как я вся горю?

Я чувствую… я, млять, чувствую…

Жар исходил от нее волнами. Воздух в кабинете быстро стал густым и сладким. Мое дыхание сбивалось. Я пытался сосредоточиться на технике, на анатомии, но все мысли уносились прочь, оставляя лишь животное осознание ее близости, ее запаха, ее звуков.

— Теперь… ноги, — скомандовал я, пытаясь вернуть контроль. — Перевернись.

Она медленно, с кошачьей грацией, перекатилась на спину. И тут мое сердце замерло. Грудь, высокая и упругая, почти вырывалась из чашечек лифчика. А тонкая ткань лишь подчеркивала форму и очертания сосков. Ее живот был плоским и гладким, а бедра… бедра, затянутые в эти трусики, казались воплощением порока и соблазна.

Я налил новую порцию масла и, стараясь не смотреть ей в лицо, принялся за ноги. Начал со стоп, с их сводов, но каждый раз, когда мои пальцы скользили по ее лодыжке, по икре, она томно вздыхала и слегка раздвигала свои стройные ноги.

— Выше… — прошептала она, когда я добрался до бедер. — Внутренняя сторона… там всегда так зажато.

Это была ловушка, и я в нее шагал уже не думая, будто не понимая, мой мозг был отключён. Мои ладони скользнули по ее внутренней поверхности бедер. Кожа здесь была самой нежной, какой я только касался. Бархатистой и обжигающе горячей.

Она застонала глубже, когда я начал разминать приводящие мышцы, и ее ноги инстинктивно разъехались еще шире.

Мой взгляд, предательский и неуправляемый, снова и снова соскальзывал в ту самую запретную зону, к тонкой полоске ткани, скрывавшей все, что сводило меня с ума. Я видел, как под тканью пульсирует ее киска, как она влажнеет прямо на моих глазах.

— Да… вот так… — ее рука вдруг легла поверх моей, останавливая ее. — Но… знаешь, мне кажется, тебе нужно подняться еще… немного выше.

Она приподнялась на локтях. Ее лицо было раскрасневшимся, губы — припухшими, а глаза горели таким огнем, что у меня перехватило дыхание.

— Я же говорила, что хочу разнообразия, помнишь? — ее пальцы сжали мою руку и медленно повели ее вверх, по своему животу, к груди. — Твои руки… они должны быть везде. Не только на спине и ногах. Понял?

Я понял. Понял все. И понял, что проиграл еще до начала. Моя «ситуация», на которую я так наивно надеялся, оказалась ловушкой без выхода. И единственное, что мне оставалось, — это действовать по ее сценарию.

Мои пальцы онемели. Они лежали на ее животе, под ее властной рукой, и чувствовали под тонкой, горячей кожей каждое напряжение, каждое биение ее пульса. Мой собственный пульс бешено стучал в висках, заглушая голос разума, который слабо пищал что-то о профессионализме, о Татьяне и о всём другом.

— Ну же, — её шепот был обжигающим, он впивался в сознание, выжигая последние островки сопротивления. — Я не буду кусаться… если ты сам не захочешь.

Млять… что за фигня? — пронеслось в голове, пока я смотрел в её выразительные глаза и на милую улыбку. — Почему каждая девушка тут заставляет меня сдаться? Я уже готов прям раствориться в ней! Какой же я слабак!

Ее пальцы отпустили мою руку, давая свободу, но это была свобода падения в пропасть. Я замер, не в силах пошевелиться. Вдох. Выдох. Запах масла, ее пота, ее духов и чего-то еще, чего-то дикого, сводил с ума.

— Или тебе… не нравится? — она приподняла бровь, и в ее глазах мелькнула насмешка. — Может, я не так хороша, как… другие твои клиентки?

Это был укол. Точный и болезненный. Она знала. Черт возьми, она всё знала или догадывалась, и теперь играла на этом.

— Нет, ты… — я сглотнул ком в горле. — Ты прекрасна.

Она тут же довольно улыбнулась, ее глаза сверкнули озорными искорками, и прежде чем я успел что-либо предпринять, она плавно поднялась с массажного стола и села на край прямо передо мной.

Ее пальцы сами нашли застежку на спине. Легкий щелчок — и лифчик ослаб. Она не стала его сбрасывать сразу, а лишь медленно стянула бретели с плеч, позволяя мне оценить момент. Потом, все с той же вызывающей улыбкой, сбросила его окончательно.

И передо мной предстала она. Вся. Ее грудь была идеальной — высокой, упругой, с темно-розовыми, набухшими от возбуждения ареолами.

Она сидела с гордо поднятой головой, и в её позе не было и тени стыдливости, только вызов и животная уверенность.

— А так… лучше? — она слегка выгнула спину, подавая грудь вперед.

Я не мог оторвать от неё взгляда. Горло пересохло, а сердце колотилось где-то в районе горла, и я смог лишь кивнуть, сглотнув ком.

— Да… — прохрипел я. — Лучше…

Услышав это, её улыбка стала еще шире и более торжественной.

— Тогда докажи это, — выпалила она своё требование и с той же кошачьей грацией снова улеглась на стол, её грудь выгнулась навстречу моим застывшим рукам.

Мои ладони, все еще смазанные маслом, наконец сдвинулись с мертвой точки. Я коснулся ее кожи чуть выше талии, и она вздрогнула, издав короткий, прерывистый вздох.

Я начал медленно, почти робко, подниматься вверх, скользя по ее бокам, огибая упругие ребра. Каждое движение было пыткой и наслаждением.

И я чувствовал, как под моими пальцами ее тело оживает, как напрягаются мышцы живота, как учащается ее дыхание.

Мои большие пальцы невольно провели по нижнему изгибу ее груди, и она застонала, еще больше выгнувшись навстречу.

— Да… ахх… вот так… — ее голос был хриплым. — Не бойся… касаться… меня.

Мои пальцы пошли дальше, нежно перемещаясь по изгибу ее груди, очерчивая вокруг, и ее соски затвердели, превратившись в маленькие твердые драгоценные камешки.

— Да… продолжай… — прошептала она, и это прозвучало как заклинание.

И я понял, что не могу больше сопротивляться. Я обхватил ее грудь ладонями, и она вся затрепетала, ее бедра непроизвольно приподнялись со стола.

Затем я, действуя как автомат, будто запрограммированный, наклонился ниже, мои губы оказались в сантиметре от ее кожи, от ее упругой груди, от ее твердого сосочка.

Я чувствовал исходящий от нее жар, сладкий и пьянящий. И мой шаловливый язык сам, будто мимо моей воли, провел по ее соску, и она взвыла, её рука взлетела и впилась пальцами мне в волосы.

Вскоре я потерял счет времени и растворился в пространстве, в ней. Был только он — этот кабинет, ее тело под моими руками и губами, и оглушительный грохот крови в ушах.

Я ласкал ее грудь то губами, то языком, то легкими покусываниями, и она отвечала мне дикими, неконтролируемыми стонами, пока её тело извивалось в такт моим прикосновениям.

Не знаю, сколько минут это продолжалось, но вдруг ее рука снова накрыла мою и резко, властно потянула вниз, к самому краю тех самых черных трусиков.

— Я хочу чувствовать тебя… там… — на выдохе произнесла она, и в её голосе не осталось ничего, кроме чистой, животной похоти. — Сейчас… быстрее…

Наши руки добрались до цели, и её пальцы, властные и наглые, еще крепче схватили мою ладонь, прижав ее к тонкой, уже влажной от её соков ткани трусиков. И я почувствовал пульсацию, жар, и мое собственное тело ответило на это мощной, болезненной пульсацией в паху.

У меня больше не было выхода. Не было сил бороться. Не было желания отказываться. Я готов быть её инструментом. И сейчас она явно собиралась сыграть на мне свою самую похабную симфонию.

Мои пальцы впились в шелк, чувствуя под ним пылающую плоть. Каждая клетка моего тела кричала, но теперь это был не крик о необходимости проникновения, а жажда дать ей наслаждение другими, не менее острыми способами.

Воздух стал густым, как сироп, и каждый её вздох приносил её запах — смесь пота, духов и чего-то дикого, первобытного женского сводила меня с ума.

— Давай, — ее голос был хриплым, уже лишенным всякой игривости. — Ну же…

Вместо того чтобы пытаться снять, я дрожащей рукой лишь отодвинул тонкую шелковую полоску в сторону, обнажая влажную, трепещущую плоть её киски.

Этого оказалось достаточно. Более чем достаточно.

— Видишь, какая я мокрая? — она прошептала, и ее рука снова легла на мою, ведя мои пальцы к тому самому сокровенному месту. — Из-за… тебя.

Мои пальцы коснулись ее половых губ, и она резко выгнулась, издав сдавленный стон. Ее киска была обжигающе горячей, приятной и невероятно влажной. Я замер, чувствуя, как под моим прикосновением ее тело содрогается в предвкушении.

— Не останавливайся, — ее ноги раздвинулись шире, приглашая, умоляя и требуя. — Сделай это… хочу… твои пальцы… внутри.

Ее слова, откровенные и влажные, ударили в голову сильнее любого алкоголя. И я послушно, почти благоговейно, скользнул рукой между ее раздвинутых ног. Кончик моего указательного пальца прошёлся по её влажным, вздувшимся губам, нащупав маленький, твердый, невероятно чувствительный бугорок. Она тут же вздрогнула всем телом, и ее низкий стон прозвучал как мольба.

— Да… вот… — прошипела она, и ее бедра приподнялись навстречу моей руке.

И тогда я проник внутрь. Мой палец медленно, преодолевая упругое, но податливое сопротивление, вошел в ее пылающую глубину. Ощущение было сногсшибательным. Она была невероятно тугой и обжигающе горячей. Ее внутренние мышцы влагалища тут же сжали мой палец с такой силой, словно пытались вобрать его в себя, не отпустить.

— О, боже… — ее голос сорвался на высокую ноту. Ее глаза были закрыты, лицо искажено гримасой наслаждения. — Да… так… ах…

Я начал двигать пальцем — сначала медленно, почти робко, затем увереннее, находя свой ритм. Каждое движение встречалось с её судорожными толчками бедер и прерывистыми, хриплыми стонами. Я чувствовал каждую бархатистую складку внутри неё, каждую пульсацию её дырочки. Это была самая интимная близость из всех возможных.

— Глубже… — она была вся во власти ощущений, ее слова были обрывистыми. — Больше… еще один… пожалуйста… еще… — выдохнула она, и в этом слове была не просьба, а жажда, и я, повинуясь, ввел второй палец внутрь.

Она застонала глубже, её голос сорвался на низкую, горловую ноту. Ее бедра активно заходили в такт движениям моей руки, она двигалась навстречу моим пальцам, ища ещё более глубокого проникновения.

И тут её собственная рука, дрожащая и нетерпеливая, потянулась ко мне. Ее пальцы нащупали болезненно напряженный выступ на моих брюках. Она обхватила его через ткань — неумело, но с такой жадной решимостью, что по моему позвоночнику пробежала судорога.

И ее рука на моем члене через ткань брюк начала свое неумелое, но невероятно возбуждающее действо. Она сжимала член то сильно, то слабо, водила вверх-вниз, сбиваясь с ритма, когда волны удовольствия от моих пальцев внутри нее накатывали с новой силой.

В тоже время я чувствовал каждую складку, каждую пульсацию внутри неё. То, что происходило, казалось мне интимнее любого секса. А её судорожные, беспомощные попытки «помассировать» меня через штаны сводили с ума, добавляя в эту гремучую смесь похоти щемящую нотку неловкости и искренности.

Мои губы снова нашли её грудь. Сначала я просто дунул на мокрый от масла и пота сосок, и она вздрогнула, ее пальцы на моем члене судорожно сжались. Затем я провел кончиком языка вокруг ареола, медленно рисуя круги, наслаждаясь тем, как она извивается подо мной.

— Ах… да… — ее стоны стали громче, отчаяннее.

Ее рука на моем члене двигалась все быстрее, но еще более беспорядочно, будто она сама не знала, чего хочет сильнее — кончить или заставить кончить меня.

Я взял её сосочек в рот, нежно засасывая, и одновременно пальцы внутри нее ускорили свой ритм, находя ту самую точку. Я давил на неё, грубо и настойчиво.

Ее свободная рука вцепилась в мои волосы, она потеряла всякий контроль. Ее дыхание превратилось в сплошной прерывистый стон.

— Да… да… вот там… да… ах… там! — ее крик был оглушительным. — Я сейчас… я…

Я чувствовал, как ее внутренние мышцы начали судорожно сжиматься вокруг моих пальцев. Ее тело напряглось, как тетива. Ее рука на моем члене замерла, вцепившись в него в наступающей судороге наслаждения.

И я прижался губами к ее груди, засасывая ее сосок еще сильнее, и в этот момент ее тело взорвалось. Мощный, сокрушительный оргазм буквально приподнял её над столом.

Из её горла вырвался низкий, почти звериный крик из-за волн удовольствия, что накатывались одна за другой. Она вся трепетала, а мои пальцы и губы, повинуясь инстинкту, продолжали ласкать ее, продлевая блаженство, пока она не разлеглась на столе, разбитая, тяжело и прерывисто дыша.

Ее рука безвольно соскользнула с моего члена, а на красивом лице застыла блаженная, умиротворенная улыбка.

Я смотрел на нее, на эту расслабившуюся, поверженную бестию, и чувствовал странную смесь торжества и щемящей нежности. Я не вошел в нее, и она не закончила начатое своей рукой, но было ощущение, что я обладал ею полностью. А ее неумелые, искренние попытки доставить удовольствие мне через ткань брюк оставили в душе странный, теплый и горький след.

Она продолжала лежать неподвижно с закрытыми глазами, словно выброшенная на берег морская нимфа. Ее грудь мерно вздымалась, а на коже проступали капельки пота. Тишину в кабинете нарушало лишь ее тяжелое, восстанавливающееся дыхание и бешеный стук моего собственного сердца.

Подождав немного, любуясь её блаженством, я медленно, стараясь не нарушить ее покой, вынул пальцы из её киски, они блестели, напоминая о только что случившемся безумии.

В тот миг, когда они покинули её влажную, трепещущую дырочку, она снова застонала — тихо, протяжно, словно сожалея об окончании этого порочного таинства. Ее тело еще несколько секунд мелко вздрагивало после столь мощного оргазма, а ее пальцы начали медленно, почти лениво, водить по собственному телу.

Легкие, едва ощутимые прикосновения скользили по влажному от пота животу, поднимались к груди, лаская ее, затем опускались вниз, к внутренней стороне бедер, останавливаясь в сантиметре от той самой чувствительной, разгоряченной зоны, будто дразня саму себя воспоминаниями.

Каждое такое прикосновение заставляло ее вновь слегка вздрагивать, и на ее лице проступало блаженное, сонное выражение.

Так прошла целая минута. Минута тяжелого, сладкого покоя. И только тогда она медленно открыла глаза. Взгляд ее был влажным, затуманенным, но в нем не было прежней хищной насмешки. Была лишь глубокая, почти что нежная усталость.

Она медленно приподнялась и села на край массажного стола, ее ноги свесились вниз. Несколько секунд она просто сидела, словно приходила в себя, затем наклонилась и подняла с пола свой бюстгальтер.

Она надела его, ловко продев руки в бретели, но застегнуть застежку сзади у нее, казалось, не было сил или желания, и тогда она повернулась ко мне спиной.

— Поможешь? — ее голос был тихим, без привычной дерзости.

Я молча подошел ближе. Мои пальцы, еще помнившие каждую складку ее горячей кожи, нашли маленький крючок. Я застегнул его, и этот простой бытовой жест почему-то показался мне невероятно интимным — куда более интимным, чем все, что было до этого.

Она обернулась, и прежде чем я успел что-то понять, ее губы нашли мои. Поцелуй был — быстрым, легким, почти дружеским, но в нем была капля той самой нежности, что размягчила ее взгляд.

— Спасибо, — прошептала она, едва оторвавшись, ее дыхание было теплым на моих губах. — Это было… невероятно.

Она молча принялась одеваться. Движения ее были плавными, умиротворенными. Натягивая штаны, она посмотрела на меня через плечо, и в ее глазах снова вспыхнул тот самый знакомый озорной огонек, но на сей раз без угрозы, а с обещанием.

— Знаешь, — сказала она, уже поправляя топ. — Мне кажется, у нас неплохо получается. Это… разнообразие… так что… готовься, завтра будет еще интереснее… в этот раз для тебя.

Она подмигнула легко, как ни в чем не бывало, и выпорхнула из кабинета, оставив дверь приоткрытой.

Я же стоял, все еще чувствуя на губах прикосновение её губ и запах ее кожи, смешанный с маслом. Слова «Завтра будет еще интереснее» висели в воздухе, словно не разорвавшаяся бомба.

Что она имела в виду? Больше пальцев? Нормальную дрочку? Минет? Или… что-то еще?

Мой мозг отказывался работать.

Я оперся ладонью о массажный стол и вдруг машинально поднес к лицу пальцы, все еще липкие от ее соков. Сначала просто вдохнул ее терпкий, мускусный аромат, от которого вновь закружилась голова. А потом, словно завороженный, коснулся подушечек пальцев кончиком языка. Сложный, солоновато-сладкий вкус ударил в нёбо, окончательно добивая меня.

Это её вкус… вкус её похоти и моего нового полного поражения.

Собрав волю в кулак, я прибрался в кабинете, смывая с рук следы греха. Затем вышел в коридор и направился в холл, но через несколько шагов замер и посмотрел в сторону двери в кабинет Татьяны Викторовны.

Стоит ли заходить? Прощаться? — мысли о том, чтобы просто уйти, не сказав ей, вызывали странное неприятное чувство. — Да, нужно. — решил я и направился к ней.

Постучал, и её властное «Войдите» прозвучало мгновенно, будто она ждала.

Я открыл дверь и, не заходя дальше порога, сказал:

— Я… ухожу, Татьяна Викторовна. До завтра.

Она сидела за своим столом, все так же безупречная и собранная. Ее взгляд скользнулпо мне, оценивающий, холодный. Уголки ее губ дрогнули в легкой, почти невидимой улыбке.

— До завтра, Алексей, — произнесла она ровным тоном, в котором не было ни капли сомнения, что это «завтра» обязательно наступит.

Это было не прощание. Это была констатация факта. Я кивнул и ретировался.

На выходе я столкнулся со Светой, которая что-то разбирала на своем столе.

— Всего хорошего, Лёш! — улыбнулась она мне своей обычной, солнечной улыбкой.

— До завтра, Свет, — буркнул я и вышел на улицу, в прохладный вечерний воздух.

Добравшись до автобусной остановки, я прислонился к стене и закрыл глаза. В голове билась одна-единственная фраза: «Завтра будет еще интереснее». Она была одновременно и угрозой, и обещанием.

Я был пуст, как выпотрошенная рыба, а она уже строила планы на завтра.

Я усмехнулся и, открыв глаза, заметил, как вдалеке показались огни автобуса. И уже через минуту, подчиняясь законам физики и расписанию, с шипением тормозов он остановился прямо передо мной. Двери открылись с привычным пневматическим вздохом.

Ну вот и всё, — мелькнула в голове мысль, пока я заносил ногу на подножку. — Обычный парень садится в обычный автобус после обычного рабочего дня. Никто даже и не догадывается, что у меня в штанах ноет напряжение, а на языке и пальцах — вкус женских сокровенных секретов.

Интересно, — подумал я, уже заняв место и глядя на свое отражение в темном стекле, — а есть ли в «Ледовой Короне» бонусная программа для массажистов? Типа, десять доведенных до оргазма клиенток — один бесплатный сеанс психотерапии? Или… хотя бы проездной на автобус?

Я фыркнул в пустоту. Ответ, увы, был очевиден. Никаких бонусов. Только растущий долг. Долг по воле. Долг по сперме. Долг по душе. И, видимо, расплачиваться по долгам мне предстоит очень и очень долго.

Глава 16 Новый день, старые демоны

Проснулся я не от света и не от птичек за окном, а от назойливой, булькающей вибрации своей допотопной моторолы. Голова гудела, будто в ней всю ночь шахтеры ебались, с трудом добывая уголь отбойными молотками. Это была густая, липкая усталость, застывшая между извилинами.

«Не выспался» — это слишком мягко сказано. Я чувствовал себя так, будто меня ночью вывернули наизнанку, прополоскали в ледяной воде, а потом кое-как, без чертежей и инструкции, запихнули обратно. И забыли несколько деталей или, наоборот, запихнули лишнее.

Но черт с ним. Сегодня — новый день. Не в том смысле, что всё волшебным образом изменится, и я проснусь уверенным в себе супермассажистом с железной волей и всегда каменным членом, а в том, что он просто есть. Как факт, как восход солнца, необходимость дышать и обязательная утренняя эрекция, которая сегодня, кстати, отсутствовала. Тело, похоже, сдало пустые тары и вывесило табличку «На восстановлении».

Я глянул на залитый утренним серым светом экран телефона и сказал:

— Пора.

Подъем дался тяжело, тело отзывалось мышечной памятью на вчерашние нагрузки — ныли плечи от постоянного напряжения, предплечья гудели, как после десятичасовой смены грузчика.

Вчера по приходу в общагу первым делом я отправился в общий душ, где стоял вечный, въевшийся в плитку запах сырости, дешевого мыла и чьей-то безысходности. Струи воды смыли с кожи пот, остатки вчерашнего масла и смутное ощущение греха. Поужинал тем, что было — вчерашней гречкой-размазней, разогретой на общей кухне, где вечно пахло пригоревшим молоком. Без энтузиазма, но методично. Топливо. Телу нужны калории, чтобы производить… ну, в моем случае в основном сперму, пот и глупые мысли.

Потом, вместо того чтобы валяться и вспоминать случившееся, засел за конспекты. Мозг поначалу скрипел и стонал, как неподмазанная дверь, отказываясь воспринимать латинские термины и замысловатые схемы кровообращения.

Circulus arteriosus cerebri…

Да уж, дружок, тебе не до артериального круга большого мозга, у тебя там свой, малый кругооборот, между ног, и то в состоянии стагнации! — издевался внутренний голос.

Но я заставил его. Не через силу, а через упрямое, механическое повторение. Слово за словом, схема за схемой. Я вбивал в себя знания, как гвозди в доску. К полуночи глаза слипались, буквы расплывались, но в голове наконец-то воцарилась благословенная, чистая пустота, заполненная не образами женских тел, а строением печени, селезенки и чертового артериального круга.

Еще час зубрежки, и я закончил, выключил свет и уснул, как будто кто-то щелкнул рубильник. Без снов. Без Татьян, Ирин и прочих бестий. И это было прекрасно.

И вот наступило новое утро, я встал по будильнику. Ровно. Не от кошмара, где за мной гналась разгневанная Татьяна на коньках, и не от тревоги — просто встал. Мышцы все еще гудели, но в голове было тихо и относительно ясно. Пусто, но чисто. Как после генеральной уборки в квартире психопата.

Сходил в душ, затем, высохнув, направился к шкафу, как сапёр к минному полю. Выбор пал на темные, немаркие штаны из плотного хлопка, чтобы не было видно стояка, если вдруг… Хотя что значит «вдруг»? Скорее «когда»…

Следом натянул серую однотонную футболку и простые черные кроссовки для быстрого отступления. Ничего лишнего. Ничего, что могло бы привлекать внимание, провоцировать или намекать. Костюм готовящегося к битве, на которую он не записывался, но от которой теперь было не отвертеться. Нейтральная униформа выживальщика.

Потом пришла пора решать финансовый вопрос.

Я вздохнул, ощущая себя персонажем социальной драмы, и пошел к соседу по комнате, Вадику, который уже натягивал кроссовки, куда-то собираясь.

— Вадь, — начал я с умоляющей интонацией, которую тут же попытался исправить на деловую. — Одолжи косарь. На следующей неделе верну. Точно.

Он поморщился, будто взвешивая мою кредитоспособность, и ответил:

— Сам в долгах, брат, — вздохнул он с таким видом, будто его собственный финансовый кризис был делом государственной важности.

— Ну… ясно, — буркнул я, разворачиваясь к выходу. — Еще кого-нибудь спрошу.

Не то чтобы я сильно расстроился. Скорее, подтвердил свою теорию: вселенная последовательно отбирает у меня последние опоры. «Сначала воля, потом деньги. Что дальше? Почки?» Вернувшись в свою комнату, я плюхнулся на кровать, достал телефон и решил, что проще будет позвонить дяде Вите.

И только я набрал номер, как уже начал представлять его ехидную ухмылку на том конце провода.

— Дядя Витя, привет. Ты как, восстанавливаешься? Спина не беспокоит?

— Привет, оболтус, да потихоньку, — буркнул он в трубку, и я услышал какой-то хруст на том конце провода. — Тянет, знаешь, но вроде на поправку иду. А чего спрашиваешь, неужели навестить хотел?

— Хотел, как время выкрою, — ответил я, чувствуя легкий укол совести. — … но пока вот на работу собираюсь. И тут у меня проблемка возникла… не мог бы ты подкинуть мне пару тысяч до конца недели? А то совсем концы с концами не сходятся…

На том конце провода хмыкнули, и я снова представил его ухмылку.

— Ладно, чёрт с тобой, — сказал он. — Вижу, совсем прижало, раз уж в такую рань звонишь.

— Спасибо! — выдохнул я с облегчением.

— Да не за что, щас скину. — буркнул он. — Давай, беги на работу. Смотри только не потрать всё в один день!

Связь прервалась, и через минуту на телефон пришло сообщение о зачислении. Деловой аванс. Инвестиция в моё выживание.

Он отправил три тысячи на карту, и я спокойно их снял в банкомате по дороге. Бумажки в кошельке, пусть и чужие, придавали какой-то смутный, призрачный контроль над ситуацией.

И я поехал на работу. Просто поехал. В голове не было никакого гениального плана по выживанию. Никакого «что-то новое придумать». Сегодняшний план был прост, как пять пальцев: делать свою работу. Не больше, но и не меньше. Не поддаваться на провокации или… поддаваться. Не загоняться в угол собственными фантазиями или… загоняться. В общем, просто дышать, массировать мышцы и думать о печени и артериальных кругах, а в остальном как получится.

Вот мантра для моего нового дня.

Автобус, фыркая, подъезжал к остановке у «Ледовой Короны». Я глянул на знакомое здание из стекла и бетона, где творилось мое личное мелкое безумие. Раньше оно казалось логовом дракона, сегодня — просто место работы. Сложное, адское, с извращенным коллективом и начальницей-садисткой, но — место работы. С зарплатой. И с четким, пусть и неписаным, уставом, главный пункт которого гласил: «Не обкончайся на рабочем месте или… хотя бы постарайся не обкончаться».

Я вышел на остановке, направился ко входу и, войдя в «Ледовую Корону», первым предсказуемо увидел Свету.

Она сидела за своим столом, что-то увлеченно печатая, и ее пышные, прямо-таки эпические формы, как всегда, были мастерски подчеркнуты облегающей блузкой.

Вырез был таким глубоким и стратегически важным, что туда, казалось, можно было безнаказанно спрятать не только мою зарплату, но и все мои грехи, надежды и студенческий билет — и они бы затерялись там без следа, утонув в этом великолепии.

— Привет, Лёш! — она одарила меня своей стоваттной солнечной улыбкой, от которой в глазах рябило. — Как самочувствие после вчерашнего?

— Привет, Свет. Нормально, почти выспался даже, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и не хрипел от проснувшегося где-то глубоко демонюги-на-сиськи-смотрюги. — У тебя как дела?

— Ой, знаешь, просто отлично! Мне вчера так хорошо было, спала как убитая, честное слово! — её улыбка засветилась еще ярче. — Слушай, а ты… — она понизила голос, хотя вокруг никого не было, — на дом не выезжаешь? Ну, массаж делать? Я хотела бы еще пару сеансов взять как минимум, и, конечно, заплачу, ради здоровья же!

Вопрос повис в воздухе, густой и сладкий, как сироп. Ещё день назад я бы начал заикаться, краснеть, как помидор, и видеть в этом прямой и безоговорочный сексуальный намёк. Сейчас я просто ощутил лёгкий, знакомый укол в виске. «Дополнительные сеансы». Фраза прямиком из её бордовой тетради.

В голове моментально всплыла картинка из недавно прочитанного, и я сглотнул, прежде чем ответить.

— Не знаю, Свет, — сказал я, пожимая плечами с такой неопределённостью, которая, как мне казалось, должна была выглядеть как взвешенное решение. — Учёба, времени в обрез, конспекты горят. Но… подумаю.

— Подумай, обязательно подумай! — она тут же оживилась ещё сильнее, словно я пообещал ей не массаж, а поездку на Мальдивы. — А, и кстати, Татьяна Викторовна просила тебя к ней зайти. У неё к тебе какой-то вопрос.

Я слегка удивился, но про себя отметил: я и так, конечно, собирался зайти поздороваться, но теперь стало даже как-то неловко. Что же за вопрос у неё там такой? Или это просто предлог для неминуемого утреннего куни?

— Понял, спасибо, — кивнул я, стараясь придать лицу выражение серьёзного профессионала. — Сейчас зайду.

— А потом возвращайся, кофе попьём, — бросила она мне вслед уже веселее, и я почувствовал на себе её взгляд, скользящий по моей спине.

— Ок, — бросил я через плечо, не оборачиваясь, и направился в сторону кабинета Татьяны.

Что ж, у нас со Светой более-менее получился нормальный диалог. Никакого явного подтекста, кроме её обычного фонового флирта. И я даже не особо-то и смотрел на её грудь. Не заёрзал. Не вспотел. Прогресс, чёрт возьми! Может, я адаптируюсь к общению с девушками? Или просто эмоционально выгорел?

Подходя к кабинету Татьяны Викторовны, я настроился на деловой лад. Сердце билось чаще, но это уже был не прежний животный страх или похотливый азарт, а скорее нервное ожидание перед сложной задачей. Как перед экзаменом у строгого, но уважаемого преподавателя.

Я постучал. В ответ — тишина.

Подождал пару секунд, постучал снова, чуть увереннее.

Опять ничего.

Неужели её ещё нет? Или намеренно не открывает? — мелькнула тревожная мысль.

Я уже собрался было уходить, решив заглянуть позже, как услышал:

— Алексей? — голос прозвучал прямо у меня за спиной — тихий, ровный, но настолько чёткий в утренней тишине коридора, что я вздрогнул, будто меня хлестнули по голой коже.

И я резко обернулся.

Передо мной стояла Татьяна Викторовна. Её волосы, обычно свободно лежащие на плечах, сегодня были собраны в тугую, безупречно аккуратную косу, лежащую на спине. Эта причёска обнажала шею и делала черты её лица ещё более чёткими, почти скульптурными.

Её сегодняшний облик в целом сбил меня с толку. Вместо привычного властного тёмного костюма на ней был светлый, почти песочный комплект: облегающая рубашка, мягко ниспадающая по фигуре, и прямая юбка до колена, подчёркивающая бёдра. Этот бежевый наряд делал её визуально мягче, теплее, но от этого она казалась только опаснее — как лезвие в бархатных ножнах.

— Ой, здравствуйте, — выдавил я, почувствовав, как голос на миг сорвался. — Я… Я думал, вы в кабинете.

Уголки ее губ дрогнули в легкой, почти невидимой улыбке.

— Ходила в уборную. Ручки помыть, — произнесла она с такой же обыденной интонацией, с какой могла бы сказать «проверила почту». — Проходи, не заперто.

Я кивнул, надавил на ручку и открыл дверь. Затем на мгновение замер, и сделал шаг в сторону, и жестом пропустил ее вперед, как джентльмен. Выглядело глупо со стороны, как мне показалось, но инстинкт сработал сам по себе.

Легкая, довольная ухмылка тронула ее губы — она оценила этот жест, как оценивают хорошо исполненный формальный поклон. Она плавно прошла мимо меня в кабинет, и я, входя следом и закрывая дверь, не мог не заметить, как бежевая юбка облегает ее соблазнительные, упругие ягодицы с каждым шагом.

Мля, какая задница… — пронеслось в голове мгновенным, похабным рефлексом.

В кабинете свежестью и теперь уже явственным, свежим шлейфом её духов — с цитрусом и чем-то холодным, как горный воздух.

Она не пошла к своему креслу, а, легко ступая на каблуках, подошла к столу и непринужденно опустилась попкой на его край, положив ладони по бокам от себя. Ее поза была одновременно расслабленной и невероятно уверенной.

— Ну что, Алексей? — ее голос прозвучал тихо, но заполнил собой все пространство кабинета. — У меня через десять минут запланирована встреча, так что говори, что хотел. — она сделала паузу, ее глаза игриво сузились, и она спросила: — Ты ведь еще не успел возбудиться, только придя на работу? Или, пока ехал, фантазия разыгралась… вспоминал о вчерашнем и…

Твою мать, — мгновенно прошипело у меня в голове. — Ну нет… нифига я не привык к общению с женщинами! И особенно к таким вот утренним разговорам!

И, как назло, где-то в глубине штанов дрогнуло, и я тут же сглотнул, стараясь не измениться в лице.

— Нет-нет, — поспешил я ответить. — Я просто хотел поздороваться и доложить о вчерашних сеансах, а то вчера что-то даже не подумал… И Света… она сказала, что вы просили зайти.

— Ах да, просила, — она кивнула, прикусила губу, и ее взгляд стал томным, изучающим, затем она продолжила. — Но из-за скорой встречи мы уже не успеем. Так что… докладывай. Только, пожалуйста, покороче, хорошо? — она сказала это с такой сладкой язвительностью, что по спине побежали мурашки.

Не успеем? Что не успеем? — стремительно пронеслось в голове. — Неужели она действительно хотела, чтобы я… ей отлизал? — в паху предательски зашевелилось, и член, будто получив прямой мысленный приказ, начал упрямо наполняться кровью, упираясь в ткань брюк. — Да, млять, ну нет… это невозможно. Я весь в её власти! Как можно отказаться от такого? Кем нужно быть? Если она прямо сейчас скажет мне опуститься на колени и отлизать ей — единственное, что я смогу вымолвить, это «да, с удовольствием!»

Я собрался, выпрямил спину, пытаясь хоть как-то отвлечь мозг от похабных картинок, и начал, стараясь говорить максимально сухо и по делу:

— В общем… вчерашние сеансы прошли в рабочем порядке. Софья. Жалобы на спазм в трапециевидных мышцах и тяжесть в пояснице. Работал над снятием гипертонуса, применял растяжку. Ирина. Отмечала сильное напряжение в приводящих мышцах правого бедра, работал на расслабление, но зажимы глубокие — потребуется еще пара сеансов. Алиса. Жаловалась на тянущую боль в левой икроножной мышце, возможно, микронадрыв. Работал… на улучшение кровотока. А еще… — я сделал паузу, — вечерние сеансы у Софьи и Алисы, они не пришли…

— Знаю, знаю, — она махнула рукой, будто отмахиваясь от надоедливой мухи. — Семейные обстоятельства. Очень удобное словосочетание, не находишь? — она слегка покачала головой, и ее коса мягко коснулась спины. — Ладно, спасибо за информацию. Ты сегодня, кстати, такой… собранный. Мне нравится. — её голос стал чуть ниже, интимнее. — Поэтому… я хочу, чтобы ты зашел ко мне чуть позже. После утренних сеансов.

И, словно невзначай, она провела ладонью по своему бедру, мягким, скользящим движением, которое закончилось едва заметным, аккуратным прикосновением к внутренней стороне бедра, почти у промежности. Жест был мгновенным, но невероятно откровенным.

— У нас будет минут пятнадцать, — продолжила она, и в ее глазах вспыхнули знакомые искорки азарта. — Чтобы обсудить… твои дальнейшие профессиональные обязанности. И, возможно, отметить твой прогресс.

Она улыбнулась, и в этой улыбке было обещание и вызов одновременно.

— Я… я понял, — сумел я выдавить из себя, чувствуя, как жар разливается по всему телу. — После сеансов… сюда.

— Прекрасно. А теперь беги, — она сделала легкий, отстраняющий жест. — … готовься, скоро они завершат тренировку и пойдут к тебе. — она подмигнула и добавила. — Не заставляй своих юных клиенток ждать, и не только их.

Я кивнул, развернулся и вышел, чувствуя ее взгляд на своей спине. Диалог длился считанные минуты, но он снова перевернул все с ног на голову. Она не просто играла. Она дирижировала. А я, похоже, снова был всего лишь инструментом в её оркестре, пусть сегодня и старался играть по нотам.

Выходя из кабинета, я почувствовал не облегчение, а новое, щемящее напряжение.

Капец… как же она меня… мля… возбуждает! Понравилась моя собранность? Ха-ха! Ага, и теперь она вызывает меня после сеансов на отлиз или еще бог знает что, чтобы всю мою собранность к чертям разрушить!

Фух, ладно… — я попытался откинуть мысли и, топая по коридору, неожиданно вспомнил про полотенца, которые оставил сушиться в прачечной вчера.

Я проследовал в прачечную, в царство гула машин и запаха порошка. Забрал стопку сухих, еще теплых от сушилки полотенец, пахнущих навязчивой химической свежестью, и отнес их к себе в кабинет, аккуратно сложив на полку. И тут мой взгляд упал на одинокий ключ, лежащий рядом, на той же полке. Обычный, металлический, с биркой от кладовой.

Млять, — мысленно выругался я. — Я же вчера совсем забыл его вернуть. Совершенно из головы вылетело после всего… Надо вернуть. Быть ответственным. Или хотя бы создавать видимость.

Подойдя к столу Светы, я обнаружил, что ее нет на месте. Стул был отодвинут, на мониторе горела заставка.

Наверное, кофе пьет… и ждет меня, — предположил я.

Верхний ящик стола, тот самый, был приоткрыт на сантиметр, будто манил. Я потянул его, чтобы просто бросить ключ внутрь, и мой взгляд, предательский и ведомый всё тем же проклятым любопытством, снова упал на ту самую темно-бордовую тетрадь. Она лежала поверх скучных папок с надписями «Накладные» и «Графики», как алый цветок на поле брюквы.

Любопытство — мой старый, верный и самый вредный грех — снова зашевелилось, затмевая на миг даже голос здравого смысла, который слабо пищал: «Не надо, Орлов, не лезь, оно тебя сожрет». Я огляделся по сторонам. В просторном, вымершем холле царила утренняя тишина. Ни души. Словно сама судьба подталкивала меня.

Я приоткрыл тетрадь. Она сама раскрылась на знакомой шелковой закладке. За последней недописанной сценой, которую я видел, следовали новые, исписанные ровным почерком страницы. Я не удержался и пробежал глазами.

Первые две страницы описывали, как героиня возвращалась домой после того самого сеанса, вся в приятной истоме, вспоминая каждое прикосновение. Как она принимала душ, и вода, стекая по коже, будто оживляла следы его пальцев. Как она легла в кровать и… не смогла заснуть, её тело требовало продолжения, а мысли упорно возвращались к тёмным глазам массажиста и его знающим рукам. Было много внутренних монологов и томных описаний её тоски.

А потом, на третьей странице, начинался новый сеанс. Её сердце бешено колотилось, а между ног уже было влажно от одного лишь ожидания. Героиня лежала расслабленная, а массажист, увлеченный совершенством ее форм и собственным внезапно проснувшимся голодом, начинал новый этап. Описывалось, как его сильные, натруженные руки, скользя по ее пояснице, непроизвольно, будто против его воли, сползали к подолу ее трусиков.

Как он крючком уверенного пальца зацепил тонкую шелковую полоску и медленно, с непереносимой нежностью, стянул их вниз, обнажая соблазнительную, скрытую до сей поры ложбинку. Дальше шел подробный, сладострастный абзац о том, как он раздвинул упругие половинки ее ягодиц и… приник губами и языком туда, куда не ступала нога мужчины, и начал вылизывать анус, доводя ее до неистовства, а она впивалась пальцами в простыню и глухо кричала, теряя рассудок.

А затем он вошел в нее сзади, и она закричала уже от смеси дикой боли и немыслимого, запретного наслаждения, пока оба не остались без сил. В конце сцены героиня, вся в испарине, с тлеющими угольками в глазах', говорила, облизывая пересохшие губы: Спасибо за массаж… а ты не выезжаешь на дом? Иногда так хочется получить дополнительный… совсем частный сеанс.

Я захлопнул тетрадь так резко, что звонко щелкнула пружина, и звук оглушительно громко прокатился по тихому холлу. Кровь ударила в лицо, в виски, в пах. Но на сей раз — и это было ново — не только от слепого, животного возбуждения. От осознания. От холодного, щемящего понимания.

Мля… мля-я-я! Да она реально вдохновляется нашим общением, моим массажем. Она не просто фантазирует в свободное время — она… прокручивает в голове эти сцены, детально, со мной в главной роли. И записывает… а еще и, судя по всему, ждет продолжения. И предлагает «частные сеансы» уже не как намек, а как прямой сценарий. Это уже не флирт. Это… черт, уже какая-то режиссура. А я у нее главный актер, даже не зная текста.

Я сунул ключ в ящик, толкнул его, чтобы он закрылся с глухим стуком, и, собрав всю свою волю в кулак, направился в комнату персонала, чувствуя, как ноги слегка подрагивают. Не от страха, скорее от напряжения. От абсурда происходящего.

Света сидела на диванчике с кружкой в руках. Услышав шаги, обернулась, и на ее лице снова расцвела та самая теплая, домашняя улыбка, которая никак не вязалась с только что прочитанным.

— А, вот и ты! — она обрадовалась, как ребенок. — Присаживайся, сейчас сделаю тебе кофе. Знаю, ты и сам умеешь, но давай хоть так отплачу за твой массажик. Ты как, кстати, с Татьяной Викторовной поговорил?

— Да, всё нормально, — буркнул я, опускаясь на диванчик рядом с тем местом, где только что сидела она. — Просто вопросы по работе.

Следующие несколько минут мы просто пили кофе и болтали о совершеннейших пустяках — о том, что на улице опять холодает, о том, как подорожал проезд, о новом сериале, который все смотрят. Простая, почти бытовая, уютная болтовня.

И глядя на ее милое, открытое, ничего не подозревающее лицо, на ее искренние глаза, я чувствовал себя последним подлецом и шизофреником одновременно. В голове был цирк: с одной стороны — милая девушка, с другой — автор порноромана, где я трахаю ее в зад. Мой мозг пытался совместить эти два образа и давал сбой.

И в какой-то момент, почти на автомате, глядя на пустую кружку, я решился. Не просто от желания осуществить написанное в ее тетради, а от какой-то странной, фаталистичной решимости. И раз уж игра началась, надо знать правила. Все правила. А также убедиться, что я понял всё правильно, а не надумал себе лишнего, ведь Света не знает, что я читал её чёртову рукопись. И если я всё себе напридумывал и во время массажа начну лизать её анус, то, возможно, она очень сильно удивится… А потом и я удивлюсь… ведь если она не подготовится, то… там явно будет не шоколадный фонтан.

— Насчет выезда на дом… — начал я, и мой голос прозвучал чуть хриплее, чем хотелось. Она замерла, кружка застыла на полпути к столу. — Если серьезно, и тебе правда нужно… то могу приехать. Но нужно будет посмотреть, в какие дни смогу.

Ее глаза заискрились такой неподдельной, детской радостью, что у меня на мгновение сжалось сердце.

— Правда? Леш, это было бы просто супер! — она хлопнула в ладоши, совсем как ребенок. — Позже телефонами обменяемся, договоримся! А пока давай кофе пей, остынет же.

Мы успели сделать еще по глотку и начали обсуждать новый сериал, который «все смотрят», хотя я, конечно, не смотрел — мне бы учебники одолеть, да и телевизора нет в комнате. Света же весело смеялась, рассказывая про нелепого главного героя, и на эти пару минут я почти забыл, где нахожусь.

Именно в этот момент, как по какому-то дурацкому режиссерскому ходу, когда я уже начал забывать о сегодняшних же запланированных мероприятиях с Ириной и Татьяной, в комнату зашла Софья.

Она была в своей привычной одежде, и ее появление мгновенно выдернуло нас из разговора.

— О, вы тут кофеёк устраиваете! — весело сказала она, направляясь к кулеру. — Лёш, перед моим сеансом бодришься? Правильно. Я, кстати, уже готова. Пойдем, если ты свободен? А то время как раз подходит.

Я кивнул, делая последний глоток уже остывшего кофе. Иллюзия обычного рабочего утра рассыпалась. Пора было возвращаться к реальной работе. Или к тому, что здесь ею называлось.

— Давай.

Мы вышли из комнаты и направились по длинному, светлому коридору к моему кабинету. Софья шла легкой, пружинистой походкой спортсменки.

— Света хорошая, да? — заметила она задумчиво. — Всегда всем поможет, всех выслушает. Редкость.

— Ага, — согласился я, чувствуя себя лицемером. — Кстати, а ты вчера почему не пришла на последний сеанс? — спросил я, стараясь, чтобы вопрос прозвучал просто из вежливости, а не из праздного любопытства.

Она на секунду, буквально на долю секунды, смутилась. Ее взгляд скользнул по стене, потом вернулся ко мне. Быстро, как вспышка.

— Да так… семейные дела неотложные, — она махнула рукой, изображая легкое раздражение. — Знаешь, как это бывает. Освободилась только к вечеру.

— Понимаю, — кивнул я, хотя «понимал» я лишь то, что это звучало как отговорка, причем не очень убедительная. Но лезть дальше, расспрашивать — значило нарушить хрупкое равновесие наших отношений. А Софья была, пожалуй, единственным человеком здесь, общение с которым не требовало от меня постоянной психической самозащиты. Я не стал давить.

В кабинете она, как всегда, без лишних слов и телодвижений, разделась до трусиков так, чтобы я ничего не видел, да я и сам если честно не пытался подглядеть, и улеглась на живот, положив голову на сложенные руки.

Она была моим «спасательным кругом» в этом море безумия — самой адекватной, самой нормальной, самой простой из всех.

В тоже время её тело, конечно, было прекрасным, спортивным, с идеальными линиями, выточенными годами тренировок. Но сегодня я смотрел на него не как на объект вожделения, а как на… рабочую поверхность. Сложный, живой механизм, который нужно настроить.

И для такого механизма требовалось правильное, нейтральное масло. Ваниль — слишком сладко и навязчиво, ментол — слишком резко. Лаванда. Лаванда была идеальна — успокаивающий, медицинский аромат, который не возбуждал, а настраивал на лечебный лад. Он должен был настроить на этот лад и меня.

Я налил в ладони теплое масло с легким, чистым запахом и начал работу.

Сначала пошли легкие, разогревающие поглаживания по всей спине. Кожа под моими пальцами была гладкой, упругой и прохладной, как мрамор, но живой, отзывающейся на тепло ладоней легкой дрожью.

— Как самочувствие после вчерашних нагрузок? — спросил я профессиональным тоном, который сегодня давался чуть легче.

— Да обычное, — ответила она, и голос ее был слегка приглушен. — … но вчера связку отрабатывали, с тройным тулупом. Чувствую, поясница гудит.

— Сейчас посмотрим, — сказал я и углубился в работу. Она что-то болтала о новых элементах в программе, о сложных вращениях, о том, как тренер требует невозможного. — … и починим, — сказал я, вжимаясь большими пальцами в ее напряженные, каменные трапеции. Мышцы были забиты, как у всех, кто таскает на себе не только физическую, но и психологическую нагрузку. — Нагрузка на крестец и поясничный отдел при таких прыжках должна быть просто бешеной. Плюс ударная волна при приземлении.

— О, ты прямо в теме! — она оживилась, повернув голову набок, и я увидел ее профиль, острый и решительный. — Прав! Вот здесь, чувствуешь, просто камень какой-то.

— Чувствую, — ответил я, находя заветную точку спазма, тот самый «триггер», и начал методично, но настойчиво разминать его круговыми движениями. — Это квадратная мышца поясницы, она вечно в тонусе у спортсменов, частая проблема. Поэтому надо растягивать дополнительно.

— Ага, растягиваю, — пробормотала она, и когда я надавил особенно сильно, найдя самый центр зажима, из ее горла вырвался тихий, но очень чувственный, глубокий стон. — Ммм-да-а…

Раньше этот звук, этот вибрационный выдох наслаждения, заставил бы мое сердце ёкнуть, как от удара током, и отправил бы кровь прямиком в одно-единственное место, полностью парализовав мозг.

Но сейчас в голове, поверх легкой волны тепла, пронеслась лишь четкая, холодная, профессиональная мысль: «Нашел. Триггерная точка. Локализация — на два пальца левее остистого отростка третьего поясничного позвонка. Надо запомнить для будущих сеансов, а лучше записать и составить правильные упражнения для растяжки».

Я работал сосредоточенно, технично, как хороший механик. Спросил о нагрузках на ноги, проработал икры, уделил особое внимание плечевому поясу, где копилось напряжение от постоянных взмахов руками на льду.

Мои руки помнили анатомию, они знали, куда надавить, где растянуть, как снять усталость. Это был хороший, честный медицинский сеанс.

Когда она наконец встала, прикрываясь полотенцем и потягиваясь одной рукой так, что каждое сухожилие заиграло под кожей, на её лице появилась блаженная, благодарная улыбка.

— Спасибо! — она вздохнула полной грудью. — Как будто заново родилась!

— Не за что, — улыбнулся я в ответ, и в этот момент почувствовал не смутное возбуждение и не гордость за похабные достижения, а профессиональное удовлетворение. Чистое, простое.

Маленькая, но важная победа. Я сделал человека лучше. Пусть ненадолго. Пусть в рамках этой сумасшедшей системы. Но сделал.

— Ох! Конечно есть за что! Чувствую себя прекрасно! Прям крылья выросли! На следующей тренировке буду летать!

Она сделала несколько легких, грациозных движений, будто на льду — плавный взмах рукой, имитация вращения, легкий наклон в сторону. Её тело двигалось с такой естественной, спортивной легкостью, что было действительно похоже на полет. Она улыбалась, явно наслаждаясь ощущением освобожденных мышц и будто желая доказать, насколько ей помог сеанс.

Я смотрел на неё с улыбкой, и в этот момент, завершая небольшой пируэт, она явно увлеклась и отмахнулась второй рукой, чтобы завершить движение правильно, так как учили… и полотенце, что она держала этой рукой, было просто вышвырнуто куда-то в угол комнаты.

И на мгновение, буквально на долю секунды, я увидел её обнаженную грудь. Идеальной спортивной формы, но без сосков — они были скрыты под небольшими телесными накладками, которые носят девушки, желая спрятать свои сосочки.

Кадр промелькнул, как вспышка, и она тут же резко прикрылась скрещенными руками и отвернулась, издав смущенный, нервный смешок. Я тоже невольно хихикнул — не от возбуждения, а от абсурдности ситуации и её милой, неловкой растерянности.

— Осторожнее, Соф, — сказал я, вежливо отводя взгляд.

— Блин, совсем увлеклась! Забыла что в одних… почти голая тут стою! — прозвучал её смущенный, но уже снова веселый голос. — Ты же… видел, да? Ну всё, теперь ты обязан делать мне предложение! По всем правилам!

— Не видел, — ответил я с нарочитой серьезностью, всё ещё глядя в сторону. — Я как раз в этот момент решил полюбоваться видом на стену. Прекрасный вид между прочем.

Она звонко рассмеялась, и я не смог сдержать улыбку. Потом послышался шелест одежды.

Забавная она, — подумал я. — И сейчас было скорее смешно и по-дружески неловко, чем возбуждающе. Хм, может, это потому, что сосков не было видно? Всё же если не увидел соски, эти маленькие мишени, то, считай, и саму грудь не видел… без них не считается.

— Ладно, я пошла! Еще раз спасибо! — Софья, уже одетая, направилась к двери, весело махнув рукой и все еще посмеиваясь. — И не говори никому про мой глупый стриптиз!

Я повернулся к ней с улыбкой, наши взгляды встретились, и я кивнул. Дверь закрылась, и её смех затих в коридоре. Она ушла, и в кабинете снова воцарилась знакомая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Я взглянул на них, и мысли сами собой переключились на следующую клиентку.

Скоро должно было подойти время Алисы.

Интересно, придет ли она сейчас? — подумал я, разглаживая ладонью свежую, чуть шершавую простыню на столе. — После дурацкой, порочной сцены в прачечной всё могло быть. Она могла прийти ледяной статуей. Могла не прийти вовсе. Могла прийти и… что? Сказать что-то? Но что?

Я приготовился ждать, но понимал, что это ожидание уже не сводило меня с ума от страха и похотливого любопытства, как раньше. Оно было просто частью рабочего графика. Частью этой странной, извращенной, но теперь уже чуть более понятной, чуть более предсказуемой рутины. Как мытье полов или заполнение журнала. Только с более красивым видом и гораздо более опасными последствиями в случае ошибки.

Я сел на свой стул, закинул ногу на ногу и уставился в потолок.

Впереди был долгий день… неделя… и где-то там впереди виднелся визит к Свете. К автору порноромана и девушке, которая спит как младенец после моего массажа.

Интересно, — мелькнула в голове идиотская мысль, — а в счете за «частный сеанс» она отдельной строкой выведет «Вдохновение для её следующей главы»? Или это будет включено в стоимость?

Я фыркнул. Глупости. Надо было просто работать. И постараться не сойти с ума до конца смены. Или хотя бы не делать этого громко и при свидетелях.

И тут в дверь кабинета раздался четкий, настойчивый стук: «Тук-тук-тук». Стук был не таким, как у Ирины, — не наглым и не игривым. Он был четким, ровным и немного отстраненным. Как будто стучали не рукой, а деревянной линейкой. В моей голове мгновенно сложился образ Алисы.

Сердце почему-то екнуло не от страха и не от похоти, а от любопытства, смешанного с легкой тревогой. После вчерашнего пропуска и той сцены в прачечной её визит сегодня был чем-то вроде дипломатической миссии. Или разведки боем.

Я быстро провел ладонью по лицу, сгоняя улыбку от собственных глупых мыслей, и произнёс сделав голос максимально нейтральным:

— Входите.

Глава 17 Между льдом и пламенем

Стук в дверь отзвучал, оставив после себя гулкую тишину.

— Входите, — выдавил я, и дверь отворилась бесшумно.

В проёме, словно призрак, материализовалась Алиса. Каждый её следующий шаг внутрь кабинета был отмерен, а каждый взгляд подконтролен. Но всё равно что-то было не так. Казалось, это была не та Алиса, что лежала у меня на столе вчера, сжавшись в комок молчаливого напряжения. И уж точно не та, которую я застал… ну, в процессе личной «разминки». Это была версия 3.0: Ультра-контроль.

Лицо — всё тот же бесстрастный фарфор, но под глазами лежали синеватые тени, а губы были сжаты так плотно, что почти исчезли. Она не смотрела на меня. Её взгляд, холодный и острый, как шило, был направлен куда-то в район моей грудины, будто она изучала анатомический атлас, нарисованный на моей футболке.

— Здравствуйте, — сказала она. Голос — ровная, монотонная волна, без единой эмоциональной ряби. Но в этой ровности сквозила такая сверхконцентрация, что воздух вокруг неё будто густел.

— Здравствуйте, Алиса, — кивнул я, отрываясь от стула.

Внутри всё ёкало, но уже не от страха, а от гипер-интереса: что же будет дальше? Что я увижу? Ледяной монолит? Или монолит с тайной трещиной?

— Проходи. — произнёс я и направился к шкафчику с маслами, затем, не оборачиваясь, спросил: — Как ноги? После вчерашнего, наверное, гудит всё.

Я нарочно сделал акцент на «вчерашнем». Пусть сама решает, о чём я думаю: о пропущенном вечернем сеансе или о… её вчерашней «активности». Она же едва заметно замерла, всего на долю секунды. Её взгляд дёрнулся, метнулся к моим глазам и тут же, словно обжегшись, отскочил обратно к изучению воображаемого атласа.

— Напряжение есть, — ответила она, сводя весь диалог к констатации факта. — В левой икре.

— Ясно, — сказал я, выбирая масло. Лаванда или ментол? Лаванда, она успокаивает, а ей это сейчас явно нужно. — Раздевайся до белья, ложись на живот. — произнёс я, обернувшись. — Сегодня сосредоточимся на ногах.

Она повернулась спиной, и её движения по снятию одежды, казалось, были лишены даже намёка на женственность. Чистая функциональность: футболка на стул, штаны аккуратно сверху.

На ней остались практичные чёрные спортивные трусы и такой же топ. Никаких кружев, никаких намёков. Боевая экипировка для ледового фронта.

Когда она улеглась на кушетку, её спина напоминала не расслабленное тело, а архитектурное сооружение. Каждая мышца была чётко очерчена, каждая лопатка лежала ровно, но под этой идеальной картинкой чувствовалась такая статичная напряжённость, будто внутри у неё был стальной стержень, раскалённый докрасна.

Интересно… о чём она сейчас думает? — задумался я сам и налил масло в ладони.

Запах лаванды вступил в странную дуэль с её холодным, чистым ароматом — чем-то вроде морозного воздуха и дорогого мыла. В следующую секунду мои руки легли на её ледяные лодыжки, и кожа была действительно холодной, будто её только что принесли с катка.

— Постарайся расслабиться, — сказал я, начиная плавные движения. — Иначе будет только хуже.

— Я расслаблена, — последовал мгновенный, безжизненный ответ.

Враньё! — тут же пронеслось в голове, и я даже чуть не фыркнул вслух, но сдержался и вместо этого просто усилил нажим.

Работа закипела.

Её икры казались не просто уставшими — они будто были сплетены из бетона и колючей проволоки. Я находил узел за узлом, триггер за триггером. Она не издавала ни звука. Её дыхание было настолько ровным и контролируемым, что становилось даже жутковато.

Мы словно участвовали в немом соревновании на выносливость.

Да уж… ей явно нельзя пропускать сеансы массажа с такими-то мышцами. Тут работать и работать… нужна минимум неделя, чтобы привести их в норму, и это еще не учитывая, что она постоянно будет их напрягать во время тренировок.

Я продолжал массаж еще где-то пять минут, успел подняться выше, и вот на правой икре, под самым выступающим местом, мои пальцы наткнулись на нечто странное. Не на просто зажим, а целую крепость из спазмированных волокон.

— Вот тут, — констатировал я. — Глубокий спазм. Микронадрыв, если не хуже. Чувствуешь боль? — в ответ молчание, но её нога под моей ладонью, под пальцами, давящими на участок, дёрнулась — крошечное, предательское судорожное движение. — Придётся поработать… серьёзно поработать, — заявил я без ухищрений. — Иначе нельзя. Так что терпи.

И я пошёл в атаку.

Теперь это был не просто массаж. Это была «хирургия без анестезии». Большими пальцами я вкручивался в самый эпицентр боли, разминая, раздавливая, заставляя каждое волокно сдаваться. Я делал это без злобы, но и без жалости. Чистая необходимость.

Её тело превратилось в струну, готовую лопнуть. Сухожилия на шее выступили буграми. По всей спине, на той самой идеальной коже, проступили капли пота, но не от жары — от нечеловеческого усилия сдержать всё внутри. Не закричать.

— Дыши, Алиса, — сказал я, и в голосе прозвучала не команда, а констатация факта её самоубийственной тактики. — Задерживаешь дыхание — боль становится только сильнее.

Послушалась. Резкий, судорожный вдох. Затем — такой же выдох. И на этом выдохе, в момент, когда контроль ослаб на микроскопическую долю, из её горла вырвалось нечто. Не крик. Не стон. Короткий, хриплый, животный звук. Что-то вроде «кхм-аах», придушенное в зародыше. И сразу после — снова ледяная тишина, ещё более плотная от смущения, витающего в воздухе.

Я почувствовал, как под пальцами крепость пала. Мышца сдалась, отпустила, превратилась из камня в податливую, но болезненную плоть.

— Готово, — объявил я, убирая руки. — Главный враг повержен. Ты как там?

Она не ответила. Её голова уткнулась в руки, и плечи один-единственный раз содрогнулись — не от рыдания, а от сброса колоссального напряжения. Как будто она только что держала само небо, и её наконец сменили.

— Передохни минутку, — сказал я тихо и отошёл на полшага, давая ей пространство.

Сам же остановился и, пока она приходила в себя, позволил взгляду медленно, почти клинически, пройтись по её телу. Длинные, идеально сложенные ноги, всё ещё слегка дрожащие от остаточной боли. Узкие, но сильные бёдра. Тонкая талия, резко контрастирующая с линией её спины.

И ягодицы… мой взгляд задержался на них чуть дольше, чем следовало бы. Затянутые в простые чёрные спортивные трусы, они были двумя упругими, безупречными полушариями — выточенными льдом и сталью, но в то же время… живыми. Сейчас они расслабленно лежали, но в каждой линии чувствовалась скрытая мощь.

Интересно, — пронеслось в голове, пока взгляд блуждал. — А вчера, после прачечной? Она ушла и… доделала начатое? Где? В раздевалке? Или ей стало так стыдно, что она сжалась в комок и пробыла в нём до вечера?

Хотя… стоп.

А если она из тех, кому этот риск, эта возможность быть пойманной… наоборот, добавляют остроты? Она же не дура, должна была понимать, что кто-то может войти. И это значит, либо она была на грани и ей было плевать, либо… ей это нравилось. Млять, Орлов, ты же не детектив, зачем ты вообще сейчас об этом думаешь, разглядывая её задницу? Пошляк конченый.

Я отогнал мысли о прачечной и, собравшись, продолжил сеанс.

Спина,поясница, трапеции. Всё так же молча, но атмосфера изменилась. Это было уже не противостояние, а тяжёлое общее дело. Мы вдвоем разбирали завалы в её теле, и когда я сказал: «Переворачивайся», она перевернулась без возражений и быстро, словно исполняла чёткий приказ. Улеглась на спину, закрыла глаза. Её лицо было бледным, но странно… умиротворённым. Как у человека после сложной, но успешной операции.

Я накрыл её грудь и живот полотенцем и отвернулся, сказав нейтральным тоном:

— Подожди секунду, мне нужно сделать запись.

Подойдя к своему столу, я открыл верхний ящик. Там, среди прочих мелочей, лежала простенькая тетрадь в чёрной обложке — «Журнал наблюдений и рекомендаций». Достал ручку, развернул на чистой странице и начал писать:

«Захарова А. Жалобы: тянущая боль в левой икроножной мышце. Диагноз (предв.): глубокий спазм квадрицепса и икроножной, триггерная точка в районе латеральной головки. Проведена глубокая работа на триггере, спазм снят. Рекомендация: наблюдать за нагрузкой, возможна ошибка в технике. Требует отдельного внимания».

Поставив дату, я задумался, глядя на сделанную запись.

Блин. А как вообще проходят её тренировки? Надо будет понаблюдать со стороны, а то, может, она что-то не то делает? Хм… может, стоит проверить её коньки? Или форму? Откуда у неё такое адское напряжение-то? У Софьи и Ирины не так — их тела усталые, но не «убитые» до такой степени. Тут что-то не просто с нагрузкой…

Я закрыл тетрадь и повернулся обратно к столу. И замер.

Алиса лежала на спине, как и положено. Но её глаза, которые секунду назад были закрыты, теперь были прищурены. Не полностью открыты, но достаточно, чтобы видно было блеск зрачков.

И они были направлены прямо на меня. Вернее, на мои руки, на тетрадь. А в тот миг, когда наши взгляды должны были встретиться, она резко зажмурилась и отвернула голову, изобразив полное безразличие. Слишком резко. Слишком неестественно.

Ась? — удивился я. — Ей что, было любопытно, что я делаю? Хах, чего это она? Могла бы просто спросить. Но она решила подглядывать… Это даже забавно.

Я медленно подошёл к столу, давая ей время «прийти в себя». Мысль промелькнула: «Сказать? Объяснить, что я просто записывал и что, возможно, мне понадобится взглянуть на её коньки?»

Но я тут же отдернулся от этой идеи.

Нет, не буду объяснять, сам проверю. Если скажу, что хочу осмотреть её форму, она не то подумает. Вдруг решит, что я какой-то изврат, который под видом заботы о здоровье хочет понюхать её потные гетры или потрогать лифчик. Млять, а может, я и правда изврат, раз хочу сделать это втихую, без спроса?

Мозг тут же выдал крамольную картинку: я в пустом гардеробе наклоняюсь над её коньками, а она застаёт меня с поличным…

И мы типа меняемся секретами… Нет, это уже паранойя.

Ай, не важно, — отрезал я сам себя же, — я же из лучших побуждений. Профессиональный интерес. Да и кто узнает? Сделаю незаметно, если представится случай.

— Всё, закончил, — сказал я обычным голосом, как будто не заметил её мимолётного интереса. — Продолжаем.

Я подошёл и снова начал с ног. Работал с квадрицепсами.

Прошло несколько минут, и вот, когда я массировал внутреннюю сторону бедра, палец по инерции скользнул чуть выше, почти коснувшись края трусиков.

Она вздрогнула. Глаза её открылись мгновенно, и взгляд, который она вонзила в меня, был не испуганным, не умоляющим. Он был острым, анализирующим, бездонно глубоким. В нём читался один вопрос: «Это случайность?»

Чёрт, какой у неё взгляд… — подумал я, слегка опешив. — Прям скальпелем режет. Такое ощущение, что она чувствует не только мою руку на своём бедре, но и все те идиотские мысли, что недавно крутились у меня в голове про стиралку и прочее. А я ведь совершенно случайно…

Я спокойно встретил её взгляд и так же спокойно, без суеты, продолжил массаж, медленно возвращая руки на «законное место».

— Всё в порядке? — спросил я. — Здесь тоже капитально забито. Не дай бог, приводящую потянешь, потом неделями на лёд выйти не сможешь.

Она лишь коротко кивнула, и я спокойно продолжал массаж. Но далее она не закрывала глаза. Она наблюдала. Её взгляд скользил по моим рукам, по моему лицу, будто что-то выискивая…

Но что? Подвох? Насмешку? Признаки того, что я помню и думаю о вчерашнем? Но я сегодня был чист. Вернее, не чист, а… отстранённо-любопытствующ. Как учёный перед редким экземпляром.

Мы закончили. Я сделал последние пассы по её стопам — долго, почти медитативно. Потом встал у изголовья, положил руки на её плечи для финального разминания трапеций.

— Всё, — сказал я через несколько минут. — Можешь идти. Но с ногой — аккуратней. Если будет ныть, лучше сделать перерыв в тренировках.

Она медленно села. Полотенце соскользнуло, но она на это даже не обратила внимания. Она сидела, свесив ноги, опустив голову. Белая коса спадала на грудь, скрывая её лицо.

Тишина.

Потом она спрыгнула со стола и посмотрела на меня. Прямо. В её глазах была сложная, недетская усталость и что-то ещё, чего я не мог расшифровать.

— Спасибо, — произнесла она. Одно слово. Но в нём был целый мир.

— Не за что, — ответил я. — Это моя работа.

Она кивнула и начала одеваться. Быстро, эффективно, но без той лихорадочной поспешности, с которой раздевалась.

Когда она была готова, она стояла уже не ледяной крепостью, а просто очень уставшим человеком, который несёт груз, неподъёмный для других.

На пороге она обернулась. Не полностью, только полуоборотом головы.

— Алексей.

— Да?

— Ты… знаешь своё дело.

Это прозвучало не как комплимент, а как высший вердикт. В её мире, где всё измеряется результатом и компетенцией, это стоило больше, чем все стоны Ирины и влажные взгляды Светы вместе взятые.

И она ушла.

Я остался один в кабинете, пропитанном запахом лаванды, и выдохнул, но затем взгляд, упавший на часы, отрезвил меня. Отведённое время кончилось.

Скоро… чёрт. — пронеслось в голове. — Вот и настал черёд Ирины. Интересно, что эта огненная бестия мне приготовила? И к чему мне нужно было готовиться самому? Я совсем ведь не готовился… мне было не до этого.

Хм, ну ведь она явно поняла, что я вчера не кончил, и значит, сегодня она планирует довести дело до конца, но вот каким способом?

Я плюхнулся на стул, чувствуя странную опустошённость. Не физическую — ментальную. После игры в молчаливые шахматы с Алисой, прямой и грубый напор Ирины казался почти… простым. Предсказуемо-непредсказуемым, как гроза после того, как ты взял и пёрнул, такое ведь не ожидаешь…

Млять, а у меня, если честно, даже мысль об этом не вызывает привычной паники. Скорее, усталое любопытство. А вот что действительно заставляет нервничать, так это последующий визит к Татьяне…

Мля, я ведь и так уже перешёл черту, чёрт возьми! Блин, если она узнает, что я тут вытворял вчера и буду вытворять сейчас с Ириной, меня же пиздой накроет! И ладно бы в прямом смысле, а вот в метафорическом это уже проблема…

Передышка. Нужна была передышка. Хотя бы на пять минут, чтобы мозг перезагрузился, но идти в комнату персонала не хочется. Туда, где стоит кофемашина и где может оказаться Света с её тёплой улыбкой и бордовой тетрадью, полной анальных сценариев. Нет уж, спасибо. Одно мета-безумие за раз.

Я прибрался, подготовил всё к приходу следующей клиентки и сел на стул, уставившись в стену. Мысли возвращались к Алисе. К тому, как её тело, такое сильное и выточенное, дрогнуло под нажимом боли. К тому, как она, вся в поту и напряжении, всё же выдала тот самый звук…

Эх, — подумал я с какой-то извращённой ностальгией. — Вот она, настоящая работа. Выявил проблему, устранил, клиент доволен. Никаких подтекстов. Ну, почти. А что дальше? Опять входить в роль то ли любовника-любителя, то ли секс-игрушки по требованию? Блин, да я уже, кажется, начинаю тосковать по простой старой доброй дрочке. Теперь у меня даже слишком много женского внимания, которого я так жаждал…

Я вздохнул, потянулся, заставив хрустеть позвонки.

Время пришло.

А я, как оказалось, сегодня был в том самом редком состоянии, когда тебе уже интересно, на что способен этот безумный день. Не страшно, не панически возбуждённо, а именно интересно. Как перед новой серией долбанутого сериала, от которого вроде и тошнит, а оторваться не можешь.

Ну что ж, рыжая, — мысленно обратился я к пустоте. — Выходи на арену. Покажи, что у тебя там приготовлено. А я посмотрю… и решу, участвовать ли в твоём шоу. Или просто отсижусь в суфлёрской будке, делая вид, что массирую.

Я встал, поправил футболку и сделал глубокий вдох. Пахло лавандой, болью и предвкушением очередного цирка.

Дверь в кабинет была закрыта. Снаружи — тишина. Но я уже знал, что эта тишина обманчива. Она была всего лишь антрактом. И сейчас занавес вот-вот дрогнет.

Мысли, которые только что казались такими философски-отстранёнными, вдруг накрыли меня новой, липкой волной тревоги.

Блин, а если у нас всё куда-то не туда зайдёт? — заёрзал я внутренне. — Она ведь ясно сказала: «В этот раз для тебя». А раз она настроена меня удовлетворить. То как именно, млять? Руками? Ртом? Пиз…

Чёрт, да какая разница! Проблема-то в другом! — я украдкой глянул на часы. — Потом будет встреча с Татьяной! Встреча с Татьяной!

Эти слова отдались в животе холодной тяжестью.

А вдруг… вдруг из-за этого всего, из-за страха, что она что-то заметит или почувствует… у меня не встанет с Ириной? — паническая мысль пронзила мозг, как раскалённая спица. — Представляю… Ирина там старается, а дружок висит, как смоченный бинт! Позор на всю жизнь!

Ну… ладно, может, я Ирине всё-таки смогу отказать, но вот будет хуже… если даже Татьяна просто потребует отлизать, то потом по-любому ведь захочет «убедиться», что я возбудился от её вкуснятины… А там в штанишках у меня тишина и пустота… Млять, это будет крах. Полный и окончательный. Меня вышвырнут отсюда не как развратника, а как импотента! Татьяна точно не захочет иметь дело с сломанной игрушкой…

Нужно что-то придумать. Если, предположим, с Ириной у меня встанет, то, может, не давать ей доводить до конца? Сделать вид, что увлёкся массажем? Заговорить о спортивных травмах? Мля, бред какой-то…

Я закусил губу, чувствуя, как по спине бегут предательские мурашки. Возбуждение, которое должно было быть приятным предвкушением, теперь смешалось с приступом беспокойства такой силы, что я чуть не застонал.

Эх, вот оно, моё бремя — бояться не того, что тебя используют, а того, что не сможешь качественно использоваться. Что со мной не так?

И тут, словно сама судьба решила прекратить мои метания, раздался стук. Не чёткий и ледяной, как у Алисы. И не робкий. Это был знакомый, наглый, ритмичный стук-притоп. Как будто кто-то стучал не костяшками, а каблучком в такт какой-то внутренней, похабной мелодии.

Сердце ёкнуло и упало куда-то в ботинки, а потом резко рвануло в горло. Время вышло…

— Входите, — сказал я, и голос слегка охрип.

Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался, словно порыв жаркого ветра, её смех. Ирина стояла на пороге, облокотившись о косяк, и смотрела на меня глазами, в которых плясали целые россыпи озорных зелёных чертиков.

— Привет. Ну что… соскучился? — протянула она, медленно входя и закрывая дверь за собой. На этот раз щелчок замка прозвучал особенно громко и окончательно. — Я вот дождаться не могла. Вспоминала вчерашнее… и предвкушала сегодняшнее.

На ней была облегающая футболка и короткие спортивные шорты обтягивали её бёдра так, что подчёркивали каждую линию и изгиб. От неё пахло чем-то сладким и дерзким, смесью духов, с которыми она явно переборщила, и чистой, животной уверенности в себе.

— Привет, — буркнул я. — Как самочувствие? Напряжение в мышцах… прошло?

— Ой, да какое там напряжение, — махнула она рукой, подходя ближе. Её взгляд скользнул по мне с ног до головы, будто оценивая товар. — Всё прошло, ведь расслабилась я знатно. Спасибо тебе. Но вот… новая проблема появилась…

— … какая? — спросил я, уже даже не зная зачем.

— Ну, думала много над тем, как же именно тебе… — она прикусила губу и сделала паузу, давая словам повиснуть в воздухе, а потом подмигнула. — Сделать приятно. Не могу же я быть эгоисткой, правда?

Правда, млять… Ирина, ты просто, млять, святая, — пронеслось в голове, и я почувствовал, как член, сука, начинает твердеть. — Ну всё… я готов причаститься её праведностью. Чем она там собирается меня… осчастливить?

— Ну-у… — осторожно начал я. — Может, начнём с массажа? А там… посмотрим.

— Начнём, конечно, начнём! — она радостно всплеснула руками, и её грудь игриво подпрыгнула под тканью. — С тебя и начнём. Давай, раздевайся!

Чего? — удивился я. — Стоп-стоп, она мне массаж предлагает? Ха-ха! Млять, почему уже вторая девушка тут предлагает мне массаж? Это я же тут массажист!

— Нет-нет, Ирина, ты раздевайся и ложись. Чтобы ты там ни задумала, я сначала должен сделать свою работу.

— Оо, ну хорошо, — она улыбнулась, и в уголках её глаз собрались лучики морщинок от искреннего веселья. — Приятно даже, когда командуют. Люблю подчиняться.

Она подошла к столу и уже молча начала раздеваться. Но, в отличие от Алисы, это было шоу. Каждое движение — с намёком. Сначала она сняла топ, повернулась слегка, давая мне оценить вид сбоку. Затем скинула шортики, изгибаясь так, что моё дыхание, несмотря на всю тревогу, на миг перехватило.

На ней было бельё — ярко-алого, огненного цвета кружевные трусики и такой же лифчик, который лишь подчёркивал, а не скрывал. Цвет был вызывающим, дерзким, как и она сама.

— Ну что, устраивает вид? — бросила она, забираясь на стол и укладываясь на спину.

Я кивнул в ответ, стараясь сохранить невозмутимость, и повернулся к полке с маслами.

Лаванда? Нет, нахер её, тут она точно не к месту. Нужно что-то… соответствующее. Хм… может, миндаль? Да, сойдёт, он успокаивает, так что, может, она успокоится?

Пока я размышлял, выбирая флакон, я почувствовал резкий щипковый удар по левой ягодице.

— Ай! — я вздрогнул всем телом и удивлённо обернулся.

Ирина лежала на столе, упираясь на локти, и смотрела на меня. Вся её поза и ярко-алый цвет белья кричали о вызове, но её щёки были раскрасневшимися, а в глазах, помимо озорства, читалось лёгкое, почти девичье смущение. Казалось, она сама удивилась своей наглости, но теперь уже не могла отступить и просто веселилась, наблюдая за моей реакцией.

— Что, словил зарядочку? — спросила она, и губы её дрогнули в сдерживаемой улыбке.

— Ага, почувствовал, — ответил я, стараясь не краснеть, но чувствуя, как по щеке разливается предательское тепло.

Чёрт, а ведь приятно… и даже возбуждающе как-то, — пронеслось в голове, став для меня сюрпризом. Не прям сам щипок, а эта её наглая, непосредственная игривость… Как будто мы не массажист и клиентка, а два подростка, которые тайком дурачатся на задней парте. И от этой мысли почему-то становится вдвое жарче.

— С чего начнём? — спросила она, томно облизнув губу и откидываясь на спину. — Может, с ножек?

— Хорошо, — ответил я, взяв себя в руки.

Ноги. Отлично. Самое безопасное место, нейтральное. Хотя с ней ничего не безопасно…

— Конечно, клиент всегда прав, — процедил я больше для себя, в напоминание, что она клиент, и для создания видимости порядка, в то же время наливая в ладони масло с тёплым миндальным запахом.

— О, и масло сегодня интересное! — она игриво потянула носом. — Мне нравится. Пахнет… приключениями. Или миндальным печеньем. В любом случае вкусно.

«Приключениями», — мысленно повторил я. — Ну ты, Ирин, угадала. Сегодняшнее приключение уже началось с твоего щипка и, судя по всему, закончится ещё более пикантно.

Я начал с ног, стараясь сохранять профессиональную дистанцию хотя бы вначале, но… это было невозможно.

Каждое моё прикосновение она встречала томным вздохом или мягким стоном. Но сегодня это были не просто звуки наслаждения. Это была игра на возбуждение.

Когда я работал с её стопами, её пальцы ног невольно сжимались, цепляясь за мою ладонь, будто играющие щупальца. Когда я поднялся выше, к её икрам, её колени «случайно» раздвигались чуть шире, а голени мягко покачивались из стороны в сторону, будто она не могла усидеть на месте от нетерпения, но на деле эти движения укорачивали дистанцию, пододвигая её тело ближе к моим рукам.

Когда я перешёл к бёдрам, её возможности расширились, будто её игра получила обновление. Её руки, лежащие вдоль тела, теперь обрели свободу. Сначала пальцы её левой руки коснулись моего запястья, когда я глубоко прорабатывал приводящую мышцу правого бедра. Лёгкое, едва заметное прикосновение. Потом, когда я наклонился ниже, её ладонь скользнула по моему предплечью, задержалась на сгибе локтя, её пальцы слегка сжали моё предплечье.

— Ты такой напряжённый, — прошептала она, её голос прозвучал как одобрение.

Я не ответил, стараясь сосредоточиться на работе. Но когда я перешёл к дальнему бедру и наклонился, её правая рука совершила более смелый манёвр. Она легла мне на поясницу, прямо на голую кожу там, где футболка задралась. Её ладонь была тёплой и влажной, пальцы впились в кожу, будто пытаясь сделать мне встречный массаж.

— Расслабься, — сказала она уже мне, и в её голосе звучала усмешка. — Клиенту приятнее, когда массажист не скрипит зубами от напряжения.

Когда я выпрямился, её рука соскользнула с поясницы и «случайно» провела костяшками пальцев по моему животу, чуть ниже пупка, где футболка уже заканчивалась. Прикосновение было быстрым, крадущимся, но от него по всему телу пробежали мурашки, а в штанах произошло недвусмысленное движение.

Я пытался игнорировать, концентрируясь на технике.

Расслабься? Ага… куда там… как тут расслабишься, когда полуголая девушка так и норовит тебя пощупать? Сука…

Тело откликалось на её прикосновения с предательской готовностью. Член, и без того взволнованный её видом и поведением, начал наливаться тяжестью, упираясь в ткань штанов.

И тут, когда я снова наклонился, чтобы проработать внутреннюю поверхность её бедра, она сделала самый наглый ход. Её ладонь, скользившая по моему бедру, «оступилась» и шлёпнулась мне прямо на пах. Именно туда, где под тканью уже отчётливо вырисовывался твёрдый, растущий бугор.

Я вздрогнул и замер. Её рука не убиралась пару долгих секунд. Она просто лежала там, наглая и тяжёлая, и я даже почувствовал, как её пальцы слегка, будто невольно, сжались, ощущая под тканью форму и размер.

Потом она так же «нечаянно» одёрнула руку.

— Ой, прости, — пробормотала она, но в её голосе не было ни капли раскаяния, только сдерживаемый смешок. — Неловко вышло. Но… ты же не против?

— Нет, — хрипло ответил я, чувствуя, как под её «случайным» касанием член дёрнулся и стал ещё твёрже, отчётливо выделяясь теперь уже на ткани штанов.

Она это абсолютно специально… И ей, чёрт возьми, видимо, очень весело смотреть, как я краснею и завожусь.

Я продолжил работать, стараясь сохранять ритм, будто ничего не произошло. Но внутри всё кипело. Перешёл от бёдер к ягодицам, прорабатывая большие ягодичные мышцы — упругие и сильные, но сейчас с неохотой поддающиеся. Затем снова поднялся к пояснице, работая с квадратными мышцами, чувствуя под пальцами, как её тело постепенно смягчается, но внутреннее напряжение лишь меняет форму — с игривого на томно-предвкушающее.

Встав у изголовья, я взялся за её плечи и трапеции. Мышцы здесь тоже были забиты, но работа с ними требовала другого, более тонкого подхода. Я погрузился в процесс, и на несколько минут в кабинете воцарилась почти медитативная тишина, нарушаемая лишь звуком трения ладоней о кожу, её ровным дыханием и далёким гулом здания.

— Ох… м-м-м… вот здесь, да, — она застонала, когда я нашёл особенно зажатую точку у неё на затылке. Но её стоны были лишь частью спектакля, фоном для её действий.

Её рука, лежавшая на животе, скользнула вниз, к самой границе алых трусиков. Она не лезла под ткань, а лишь водила кончиками пальцев по самой кромке кружева, вдоль линии бикини, едва касаясь лобка. Её бёдра слегка, почти незаметно, задвигались навстречу собственным прикосновениям. Ей явно было невтерпёж, но она сдерживалась, растягивая игру.

— А знаешь, что мне ещё нравится? — прошептала она, нарушая тишину, когда я, стоя у изголовья, глубоко прорабатывал её надостную мышцу.

— Что? — спросил я, чувствуя, как её взгляд скользит по моим предплечьям, по напряжённым мышцам шеи, будто изучая рельеф.

— Когда ты так сосредоточен… — её рука снова поднялась. На этот раз её пальцы легли не на меня, а на свою собственную грудь. Она провела указательным пальцем по краю алого кружева лифчика, прямо над соском. Жест был медленным, демонстративным, будто она подчёркивала контраст между моей профессиональной сосредоточенностью и её откровенным желанием. — … а тут всё кипит. И там… — её взгляд на секунду упал на мой пах, а затем вернулся к моим глазам, — … тоже, наверное, кипит.

Да уж… видит всё насквозь, — подумал я. — Хотя это не так уж и трудно, учитывая заметную выпуклость.

Я попытался сосредоточиться на технике, переводя руки на её ключицы и грудные мышцы, строго поверх лифчика, по профессиональной необходимости, конечно. Но Ирина, казалось, решила, что сегодняшний сеанс — это её персональное интерактивное шоу.

Она нежно потянула за тонкие бретельки, чуть сдвинув их с плеч. Потом, будто невзначай, крючком пальца слегка отдёрнула верхний край одной чашечки. И на мгновение я увидел не просто кожу, а тёмно-розовый, уже затвердевший сосок. Он мелькнул и скрылся, как только она отпустила кружево, но образ отпечатался в мозгу, яркий и чёткий, как вспышка.

Я закончил массаж верхней части тела, сделав последние, успокаивающие поглаживания по её рукам от плеч к кончикам пальцев. Всё. Работа сделана. Я отступил на шаг, вытирая руки полотенцем, чувствуя, как напряжённая тишина в кабинете вот-вот лопнет.

— Готово, — сказал я, и в голосе моём прозвучало лёгкое облегчение, что этот этап позади.

— Ну а теперь ты, — перебила она, садясь на краю стола. — Ложись.

— Чего?

— Ложись. Сюда. На стол. Но не тупи и не спорь. Так надо.

Она произнесла это не как приказ, а как непреложную истину. С таким видом, будто сообщала, что сейчас пойдёт дождь. В её тоне не было прежней игривости, только спокойная, уверенная решимость.

Я, не в силах придумать возражений, которые бы не звучали смешно, молча подошёл к столу. Ладно, Орлов. Раз уж попал в эту игру, играй по её правилам. Посмотрим, что у неё за «надо».

Я прилёг на спину, на то же место, где только что лежала она. Ткань простыни была тёплой от её тела и пахла её духами и тем самым миндальным маслом.

Ирина слезла со стола и встала рядом. Она прикусила губу, её взгляд упал на мой пах, где под тканью штанов уже отчётливо вырисовывался внушительный рельеф. Она сглотнула, и я увидел, как по её горлу пробежала судорога. Не от отвращения или страха, а от напряжённого, азартного интереса.

Затем она обернулась, схватила с полки полотенце и протянула его мне.

— Вот. Прикрой глаза.

— Зачем? — удивился я.

— Так надо. Не спорь. Я всё-таки… — она потупила взгляд, и на её щеках снова вспыхнул румянец. — … стесняюсь, знаешь ли.

Стесняется? Она-то⁈ — мысленно фыркнул я, но румянец на её лице казался искренним. В этом контрасте — наглая провокация и внезапная застенчивость — была своя, дикая прелесть.

— Ладно, — сказал я и накрыл лицо полотенцем.

Мир погрузился во тьму, и все ощущения будто в этот же миг обострились. Затем я услышал, как она делает шаг ближе. Потом почувствовал лёгкое прикосновение к ткани моих штанов в районе паха. Её пальцы, тёплые и чуть дрожащие, нащупали край и потянули, а вторая рука залезла под отдёрнутую ткань. Сначала она коснулась меня поверх боксёров, просто положила ладонь, будто оценивая твёрдость и размер.

Я вздрогнул, и её пальцы в следующую же секунду нашли резинку моих трусов, подсунулись под неё и медленно, будто с замиранием сердца, продвинулись вперёд. Они быстро нащупали свою цель, полувозбуждённую и тёплую. Ирина замерла, и я почувствовал, как её дыхание участилось где-то рядом. И тогда, будто её прикосновение были последним сигналом, кровь хлынула туда, куда нужно, мощным потоком. Член в её ладони начал быстро увеличиваться, твердеть, наполняться силой, превращаясь в напряжённый, пульсирующий стержень.

— Ух… — вырвалось у неё, тихий, полный искреннего изумления выдох.

Затем её пальцы сомкнулись вокруг ствола увереннее, и она медленно, почти нерешительно, вытащила мой член полностью наружу из-под резинки. Прохладный воздух кабинета коснулся горячей кожи, и это заставило меня содрогнуться. Теперь он был полностью обнажён, твёрдый как скала, и откровенно стоял торчком, будто приветствуя свою новую повелительницу.

Всё… она его видит. Весь. — пронеслось в голове, и я глотнул. — И он, сука, такой гордый и готовый, будто только этого и ждал. А я сам лежу тут с полотенцем на лице, как идиот на жертвенном алтаре. Чёрт, ну раз пути назад уже нет, мне очень интересно, какой же ритуал она собралась надо мной проводить?

Ирина в этот момент снова замерла. Я чувствовал, как её взгляд жжёт мою кожу.

Через секунду её ладонь ещё крепче обхватила ствол пениса, и на этот раз движение было совершенно уверенным. И вот… она начала мне дрочить. Медленно, вдумчиво, будто изучая каждую реакцию моего тела на её прикосновения. Её пальчики скользили по стволу, а большой изредка проводил по чувствительной головке, собирая выступавшие капли смазки.

— Тебе… нравится? — её голос прозвучал совсем рядом, хриплый от возбуждения и в то же время слегка неуверенный.

— Да… — выдавил я, и моё собственное дыхание стало сбивчивым.

Тело полностью отдалось ощущениям. А страх и тревога — всё это утонуло в нарастающем, сладком давлении внизу живота, когда её движения ускорились, а ритм стал более уверенным, настойчивым.

Потом её вторая рука присоединилась к первой. Одна продолжала работать со стволом, скользя вверх-вниз по всей длине, а вторая опустилась ниже, к мошонке. Её пальцы, нежные и в то же время решительные, твёрдые, начали массировать мои яйца, перекатывая их в ладони, слегка сжимая, задавая отдельный, низкий такт основному ритму.

Она мне дрочит. Млять, реально ведь дрочит, — пронеслось в голове сквозь нарастающий туман наслаждения. — Ирина, та самая рыжая бестия, которая ещё вчера просто стонала под моими руками, сейчас сама доводит меня до оргазма. Чёрт, как же это… классно! И она не просто трёт — она чувствует, будто учится на ходу, постепенно находит правильный темп, который просто сводит с ума.

Комбинация была убийственной. Чувствительность зашкаливала.

Её правая рука, сжатая в кулак вокруг ствола, создавала идеальное, тугое трение. Левая ладонь, окутавшая яйца, то сжимала их почти до боли, то отпускала, позволяя крови пульсировать в них в такт её движениям. Каждое скольжение, каждое сжатие отправляло в мозг разряды чистого, концентрированного, животного удовольствия, выжигая все мысли о чём бы то ни было, кроме этого нарастающего давления в самой глубине.

— Ох… Ирин… — застонал я, впиваясь пальцами в край массажного стола. Голос был хриплым, чужим. — Да… так… быстрее…

Она послушалась без слов. Её руки задвигались в бешеном, отточенном ритме, будто она нашла идеальную частоту и теперь только набирала скорость. Движения стали короче, резче, неумолимее. Её кулак скользил по моему члену почти без остановок, а пальцы второй руки сжимали основание, усиливая каждое трение, создавая вакуум наслаждения, из которого не было выхода.

Я чувствовал, как нарастает знакомая, неумолимая волна. Она копилась где-то в самой глубине таза, горячая и тяжёлая, готовая прорваться наружу. Всё тело сжалось в тугой, дрожащий комок в ожидании разрядки. Дыхание превратилось в сплошной хрип. Я был на грани. На самой острой, тонкой грани, где мыслей уже не оставалось, только чистая, слепая физиология.

Ещё секунда, и я прошипел, выгибаясь:

— Сейчас… сейчас…

И в этот самый момент, на пике, когда первый спазм уже готов был вырваться, я почувствовал нечто влажное и горячее. Это был её язык. Быстро, как змеиный щелчок, он лизнул головку моего члена, скользнул по самой чувствительной части, а потом прилип, словно к столбу на морозе.

Этого было достаточно, и я тут же дико вскрикнул, вцепившись одной рукой в её запястье, а второй — в край стола так, что пальцы онемели. Моё тело выгнулось в мощной судороге, и первая горячая струя спермы начала вырываться, подступать к вершине моего вулкана. И в ту же секунду её губы сомкнулись вокруг головки. Не полностью, не глубоко, а так, чтобы поймать этот мощный выброс.

Затем я чувствовал, как пульсирующий член бьётся о её нёбо, как она, слегка поперхнувшись, принимает в себя тёплые потоки спермы. В этот же момент её рука не останавливалась, продолжая ритмично сжимать и ласкать ствол, выжимая, выдаивая из меня всё до последней капельки, продлевая судороги наслаждения до болезненно-сладкого предела.

Я не выдержал. Мне дико захотелось это видеть.

Вторая рука, вцепившаяся в стол, моментально рванула вверх, схватила полотенце, лежавшее у меня на лице, и стянула его.

Мир вернулся. Я увидел её.

Она стояла, наклонившись над столом между моих ног, её губы, распухшие и блестящие, были плотно сжаты вокруг головки. Щёчки с легким румянцем на них начали втягиваться, когда она приступила к легкой неспешной ласке головки своими губами, принимая член чуть глубже.

Эта сцена длилась еще несколько секунд, и я, словно завороженный, наблюдал за происходящим, пока она медленно, с каким-то торжественным, почти ритуальным видом, не убрала губы. На её губах и подбородке блестела прозрачная капля, смешанная с моим семенем.

Она открыла глаза — они были огромными, тёмными от расширенных зрачков, и смотрели прямо на член. Он, всё ещё твёрдый, всё ещё подрагивая в её руке и окружающих его пальцах, заставил её улыбнуться, в её глазах появилось животное удовлетворение и что-то вроде… удивления перед самой собой.

Ей явно нравился вид. Но тут её взгляд упал на моё лицо. Она поняла что я смотрю на неё. Что я вижу её распухшие, влажные губы, блестящий подбородок, этот смешанный след нашего совместного безумия. И её довольную улыбку и даже как мне показалось счастливое лицо.

Это осознание ударило по ней с силой, и она резко отвела глаза, и по её щекам разлился яркий, пунцовый румянец, противоречащий всей её уверенной натуре секунду назад. Она потянулась ко мне рукой и схватила то самое полотенце, что я стянул, и она снова накинула его мне на лицо, накрыв с головой.

— Не смотри, — прозвучал её голос из-под ткани, сдавленный и немного смущённый.

Затем, в темноте полотна, я почувствовал её прикосновения снова. Но теперь это были не те целеустремлённые, грубоватые движения, что довели меня до пика оргазма. Это было что-то другое. Медленное, почти… исследовательское.

Её губы, всё ещё влажные и мягкие, коснулись головки моего члена. Не чтобы взять его в рот, а просто прикоснулись. Потом я почувствовал, как её язык, тёплый и шершавый, медленно, сантиметр за сантиметром, проводит по стволу, от основания к кончику, будто пробуя на вкус кожу, солёный пот и остатки её собственной слюны.

Потом её губы спустились ниже. Они коснулись мошонки — лёгкие, почти воздушные поцелуи, рассыпанные по нежной, чувствительной коже. Её язык провёл от яичек по стволу и остановился на головке, которую она полностью взяла в рот, вызвав во мне новую судорожную дрожь. Это было странно и лишено всякой техники, но оттого невероятно интимное и, чёрт возьми, возбуждающее даже в состоянии после-оргазмической опустошённости.

Она закончила свои странные ласки так же внезапно, как и начала. Я услышал, как она громко и жадно сглотнула, затем почувствовал, как её пальцы осторожно заправляют мой увядающий, но всё ещё влажный член обратно в штаны. Она поправила линию трусов, ткань штанов — её движения были неуверенными, но старательными.

Потом полотенце с моего лица медленно и осторожно сдёрнули, и я увидел её стоящей над собой. Она вытерла лицо краем того же полотенца, избавившись от последних следов. Её щёки всё ещё горели румянцем, но в глазах уже снова отражалось спокойствие, лёгкое озорство и даже какой-то интерес или любопытство.

— Ну… вот, — выдохнула она, и голос её был сиплым. — Как тебе…?

Я лежал совершенно разбитый, пытаясь отдышаться. Моё тело гудело, а в паху сладко ныло. Член медленно, с чувством выполненного долга, начинал увядать.

— … очень приятно, очень. — хрипло ответил я. Других слов не подбиралось.

Ирина довольно улыбнулась, ей было приятно услышать эти слова. Потом она, слегка пошатываясь, как после долгой пробежки, начала одеваться молча, и уже без прежней клоунады и демонстративности. Каждое движение было сосредоточенным, будто она заново собирала вокруг себя рассыпавшуюся дерзкую маску. А в момент, когда она натягивала шорты, я приподнялся и сел на краю массажного стола.

— А ты… — начал я, чувствуя странную неловкость. — Разве не хочешь… чтобы и я тебе…?

Она поняла с полуслова и, ещё не успев надеть футболку, повернула голову и посмотрела на меня. В её глазах промелькнуло что-то сложное — смесь благодарности, смущения и твёрдого решения.

— Потом, — коротко сказала она с улыбкой на лице, которую она скрыла, начав натягивать футболку через голову. — Мне сейчас… на тренировку надо.

Я кивнул, а потом, осознав, что она не увидела, сказал вслух:

— Хорошо, значит… потом.

Через пару секунд она была полностью готова и одета, но она не ушла сразу, Ирина подошла к столу, на краю которого я всё ещё сидел, опустив ноги, и посмотрела мне в глаза. Её взгляд был уже не таким огненным, каким был в начале, но и не ледяным. Он был… задумчивым.

— Мне… тоже было приятно. И… — сказала она тихо, и её пальцы легли на мою щеку, мягко проведя по ней. Прикосновение было нежным, почти неожиданным после всей грубоватой страсти. — Это было… интересно. Интересно было попробовать…

Она не закончила, позволив фразе повиснуть в воздухе.

Попробовать? — задумался я, глядя ей в глаза. — Это она про дрочку? Минет? Или… про сперму? Блин… неужели я первый, кто… удостоился чести испробовать её ротик?

Мысль была одновременно тщеславной и щемяще-трогательной.

Ирина же не стала ничего больше говорить и тем более объяснять. Она просто мне обещающе подмигнула, лёгким движением поправила рыжую чёлку, повернулась и вышла, закрыв дверь беззвучно, насколько это было возможно.

Я же остался сидеть на краю стола, глядя на дверь, чувствуя на щеке призрачное тепло её пальцев, а в воздухе — густой, невыветриваемый след нашего странного, честного и немного нелепого «разнообразия».

Запах миндаля, пота и секса висел в воздухе. Я чувствовал себя полностью опустошённым, но в этом опустошении была странная, липкая ясность.

Ну вот… очередной цирковой номер отбыл. Акт «Огненная бестия и её неловкий, но эффективный… дебют если я все правильно понял». И мой член, слава всем богам, отработал на все сто. Не подвёл.

Я медленно поднялся, чувствуя, как трясутся колени и взглянул на часы.

Чёрт… время. Татьяна, наверное, уже ждёт.

Тяжёлая, свинцовая тревога снова накатила, но теперь она была приглушённой физической усталостью и остаточным гормональным туманом. Как я ей буду смотреть в глаза? Она же почувствует!

Я поправил штаны и направился к раковине.

Интересно, — мелькнула последняя, отчаянно-пошлая мысль, пока я шёл к умывальнику. — А если я ей сразу в ноги брошусь и всё расскажу? Типа: «Татьяна Викторовна, я только что кончил в рот Ирине, простите, пожалуйста, я больше не буду!» Может, она оценит мою честность? Или заставит вылизать не только её киску, но и полы во всём корпусе?

Ну… второе, скорее всего… так что лучше молчать и надеяться, что наша встреча будет посвящена просто процессу, в котором, я очень надеюсь, мой дружок меня не подведёт.

А пока… надо умыться и привести себя в порядок… хотя бы внешне, а потом и кабинет быстренько прибрать.

Глава 18 В поле трех огней

С момента, как ушла Ирина, прошло десять минут, состоящие из умывания, уборки кабинета и тупого метания туда-сюда в попытке проветриться — ведь пах я теперь миндалём, мылом и… грехом. Причём грех этот был настолько свежим и откровенным, что казалось, его видно невооружённым глазом. Или носом.

Ох… всё, успокойся, млять, Орлов. Уже можно расслабиться, — пытался я внушить себе, пока намывал руки до скрипа. Но тело не слушалось. Член устало ныл, обиженный слишком усердным мытьём и попыткой стереть любые следы прикосновений рук и ротика Ирины. И в то же время где-то в подкорке, в самой лимбической системе, тлел жадный, гадкий уголёк: А что, если Татьяна захочет секса? Ну вдруг? А я тут… с намыленным до блеска членом и пустыми, как кошелёк в конце месяца, яйцами…

Я плюнул на эти мысли. Само собой, фигурально. Но с таким чувством, будто бы и буквально.

Уже через несколько минут я стоял у её двери, замерев в нерешительности. В горле стоял комок, слепленный из страха и дурацкой надежды, что, может, её срочно вызвали проверить запас полотенец на складе или она спонтанно решила лично оценить остроту коньков у всех фигуристок.

Но нет. Она была здесь. Прямо за этой дверью, — я это чувствовал кожей спины, которая уже заранее покрывалась мурашками. — Ну что, Орлов… время пришло. Отстрелялся с одной, теперь по расписанию — начальница. Прям боевой график, млять.

Ох, надеюсь, она не спалит, — подумал я и постучал. Не решительно, не робко — просто постучал. Как стучит человек, который принёс бумаги на подпись и уже предвкушает, как пойдёт пить кофе.

— Войдите, — послышался голос. Ровный, как лезвие конька по идеальному льду. Ни тепла, ни нетерпения. Констатация факта.

И я вошёл.

Татьяна сидела за своим столом, погружённая в документы. В одной руке был карандаш, которым она что-то отмечала на разложенных бумагах, в другой — планшет. Она то и дело поглядывала на экран, прежде чем поставить очередную галочку или что-то написать.

В остальном — светлый костюм, тугая коса — всё как утром. Будто и не было того разговора, того взгляда, того обещания. Будто я принёс ей отчёт о расходе бумажных полотенец, а не пришёл, грубо говоря, за отлизом. Обычный деловой визит. Казалось бы.

И тут же я осознал, что, пока шёл сюда, на полном автомате разминал язык. Чисто на рефлексе, как спортсмен, вот только спортсмены разминают ноги, руки, в общем, мышцы, а я… инструмент предстоящих переговоров. Логично…

— Алексей, — произнесла она, даже не подняв головы. — Присядь. На минутку.

Я прошёл вглубь кабинета, не закрывая дверь на защелку. Это маленькое непослушание — или осторожность — было моей проверкой. Опустился на стул напротив, стараясь не скрипеть.

Следующую минуту я сидел молча, уставившись в её опущенные ресницы, на идеальную линию бровей. Ждал. Время в кабинете, казалось, текло иначе — густое, вязкое, как старое масло. Я слышал тиканье настенных часов, собственное дыхание и лёгкий шелест её пальца по стеклу планшета.

Наконец она отложила гаджет в сторону и подняла на меня глаза. И тут меня пронзило. Это был не оценивающий, не хищный взгляд. Это был взгляд контролёра. Она смотрела на меня так, будто я был сложным прибором, показания которого нужно сверить после тестовой эксплуатации.

— Ну что, — начала она без предисловий. — Отчитайся. Как прошли утренние сеансы?

Я сделал глубокий вдох, собирая мысли в кучу. Нужно было говорить сухо, по делу. Без подробностей. Как робот.

— С Софьей — всё в норме. Работал с поясницей, снял гипертонус. Жалоб нет. С Алисой… — я слегка запнулся, вспоминая её зажатые мышцы и тот слом в конце. — … у неё был глубокий спазм в левой икроножной. Снял. Но требует наблюдения, и ей бы… лучше не перенапрягаться. С Ириной… — здесь голос попытался было дрогнуть, но я выдавил из себя ровный, профессиональный тон, — … всё в порядке. Особых проблемных зон не выявил.

Татьяна молчала, пока я говорил, будто изучая не слова, а меня самого. Её взгляд был буравящим.

— Значит, с Ириной всё в порядке? — переспросила она, и в голосе прозвучала лёгкая, ядовитая нотка. — А я думала, что нет, раз вы… задержались.

Вот же сука, — тут же ёкнуло внутри. — Она что-то знает? Или просто догадывается? Неужели чует конкурентку своим чутким носиком? Мля…

— Нет, — я покачал головой, стараясь смотреть прямо. — Всё по графику. Просто… убирался в кабинете для следующих сеансов. Ну и… — я сглотнул, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — … умылся. Перед тем как идти… сюда.

Уголки её губ дрогнули, а затем растянулись в медленной, довольной улыбке. Улыбке хищницы, которой только что подтвердили, что её добыча боится и готовится к встрече.

— Умылся… перед тем как идти сюда, — повторила она, растягивая слова, смакуя их. — Как предусмотрительно. Значит, готовился.

Я не ответил, да и что тут можно было сказать? «Да, Татьяна Викторовна, надраил так, что блестит, можете пользоваться в своё удовольствие? Всё стерильно!»

Мой член, будто услышав её голос, предательски дрогнул в тесных штанах. Не сильно, но достаточно, чтобы напомнить о себе. А она в этот момент откинулась в кресле, сложив руки на столе. Казалось, формальный разговор окончен.

— Что ж, работа сделана. Это хорошо.

Я уже мысленно начал подниматься со стула, прощаться, чувствуя дикую сладкую надежду, что сегодня, возможно, пронесёт. Что она забыла про утренние намёки или у неё есть дела поважнее, особенно учитывая, как усердно она только что что-то делала.

— Алексей, — сказала она и встала со стула. Не резко, а плавно, как поднимается туман над болотом — незаметно, но всё заполняя.

Я тут же замер, а она прошла вокруг стола и остановилась прямо передо мной. Стоя, она казалась ещё выше, монументальнее. От неё пахло теперь не только духами, но и её кожей, тёплой и живой, и чем-то ещё… возбуждённым и возбуждающим. И мой взгляд, будто сам собой, сполз вниз и остановился на её промежности, скрытой светлой тканью юбки.

Ну всё, — пронеслось в голове. — Походу, пора лизать… Ну, дело знакомое, отработанное и… даже приятное, можно сказать. Сделаю быстро, качественно, как хороший специалист, и, может, отпустит без продолжения.

Я так много об этом думал последний час, что даже без команды, на чистом рефлексе, уже потянулся к её бёдрам. Схватился двумя руками за подол юбки и ужесобрался было задирать его, мысленно прикидывая, как удобнее устроиться на полу и этом проклятом ковре. Или мы сделаем это, пока я сижу на стуле?

В голове в этот же момент мелькнула одна мысль: «Ну хоть прелюдии не понадобятся. Химия и так будет — её, моя, да ещё и вчерашние остатки…» И, будучи весьма увлечён, я не видел, как она улыбнулась — шире, властнее, с таким видом, будто читала мои мысли и нашла их до жути смешными и предсказуемыми.

Её глаза блеснули чистым азартом. Она быстро оглянулась на приоткрытую дверь, а затем и за спину на окно, убеждаясь, что мы одни. Затем её ладонь легла мне на голову — сначала почти нежно, лаская волосы, как будто я был её любимым, но непослушным псом.

А потом… потом её пальцы впились.

Не больно, но так крепко, так властно, что я невольно вскрикнул от неожиданности. И в следующее мгновение она дёрнула вниз, и моё лицо со всей силой прижалось к её промежности. Сначала я ощутил только тепло. Упругое, живое тепло сквозь тонкую ткань.

И тут же мгновенной волной накатило возбуждение — тупое, животное, от одного этого ощущения и от её силы. А уже следом, когда я вдохнул, меня ударил запах. Густой, пряный, совершенно безумный запах её тела — смесь дорогих духов, чистого пота и чего-то глубокого, тёплого, чисто женского.

Она была уже возбуждена, и я понял это носом раньше, чем мозгом.

— Ох, Лёшенька… — её голос прозвучал прямо над моим ухом, хриплый, сдавленный, полный такого неудержимого удовольствия, что по моей спине пробежали мурашки. Она слегка, едва заметно, поводила бёдрами, втирая свою киску в моё лицо, и я почувствовал, как ткань становится влажной насквозь. — Как же ты меня возбуждаешь… одним своим видом…

Она издала тихий, глубокий стон, когда я, не выдержав, открыл рот и прижался губами плотнее, пытаясь сквозь шёлк угадать форму её половых губ, найти клитор. Моё дыхание стало частым и горячим, пар запотевал на ткани. Член в штанах вздрогнул и моментально налился свинцовой тяжестью, больно упираясь в ширинку.

— Уже готов, значит? — прошептала она, и её пальцы в моих волосах сжались ещё сильнее, прижимая меня к себе с такой силой, что у меня закружилась голова. Я мог дышать только её запахом, чувствовать только этот жар и влагу. — Уже хочешь… сделать мне хорошо? Доставить удовольствие?

Она говорила это не как вопрос, а как констатацию факта, с наслаждением наблюдая за моей реакцией. Её бёдра начали двигаться активнее — мелкие, жадные толчки навстречу моему лицу. Она терлась об меня, и сквозь шёлк казалось, я чувствовал каждую складку, каждую пульсацию. Её стоны становились громче, отрывистее, теряли всякую тренерскую сдержанность.

— Да… вот так… — выдохнула она, и её голос дрожал. — Чувствуешь, как я хочу? Чувствуешь, какой я мокрой стала из-за тебя?

Я мог только мычать в ответ, захлёбываясь её запахом, и мои руки, без команды, еще сильнее вцепились в её бёдра, пытаясь удержать её, помочь этому ритму. В голове не было мыслей, только животный восторг и жгучее унижение, смешанные в один пьянящий коктейль. Я был её инструментом, её игрушкой, и в этот момент мне это нравилось до одурения.

Она использовала моё лицо, чтобы тереться, чтобы доводить себя, и каждое её движение, каждый стон были доказательством её власти и… чего-то ещё. Искреннего, дикого наслаждения.

В следующую секунду её движения стали резче, почти отчаянными. Она вжалась в меня всем весом, её пальцы впивались в мою кожу. Я услышал, как её дыхание оборвалось на полуслове, превратившись в прерывистый, хриплый вой, который она пыталась подавить.

И вдруг она замерла. Вся. Абсолютно. Её тело стало каменным. Пальцы в моих волосах свело судорогой. Она издала странный, сдавленный звук — не крик, не стон, а что-то вроде «кх-ммм», будто её душили изнутри. Я почувствовал, как под тканью её тело вздрогнуло в серии коротких, мощных спазмов. Это не был разлившийся, томный оргазм. Это было что-то сдержанное, почти яростное, вырванное силой и тут же запертое обратно, как будто она сама себе запретила кончать, и тут же с силой оторвала моё лицо от себя.

Мы оба дышали как загнанные лошади, а на юбке, прямо напротив того места, куда было прижато моё лицо, появилось маленькое тёмное, откровенно мокрое пятно — смесь её соков и моей слюны.

Я видел её разгорячённое, сияющее лицо, полуприкрытые глаза, но в её взгляде, который медленно фокусировался на мне, уже не было той животной отрешённости. Там была усталость, странное удовлетворение и та же самая железная воля, которая сдержала её на самом краю.

Вот же хрень! — пронеслось в голове единственной связной мыслью. — Она реально только что… обтерлась об мою рожу. Как об диванную подушку. И ей это дико понравилось. И мой член, чёрт возьми, от одного этого осознания чуть не выстрелил сам, без помощи рук, прямо в штаны.

Она отпустила мои волосы. Её взгляд медленно прояснился, вернувшись из мира чистого ощущения в мир контроля. Но на её губах всё ещё играла та самая довольная ухмылка.

— Я утром говорила, что мы обсудим твои обязанности. И отметим прогресс. Но сейчас… — она взглянула на часы на стене, — … мы не успеем заняться тем… о чём говорили, так, как я хочу. — она сделала недовольное, даже злое выражение лица, будто её только что лишили чего-то очень-очень важного и приятного, но в следующий миг она поправила прядь волос, и её взгляд снова стал собранным, начальственным. Но в нём теперь читалось и кое-что ещё: предвкушение отложенного, но неизбежного. — У меня через пару минут важный звонок, а потом нужно идти к девочкам. Делать свою работу. Закончу через час, и я… буду ждать тебя, Алексей. — она сделала паузу, облизнула губы, и её глаза, тёмные и бездонные, впились в меня. — И в этот раз — без опозданий. Ты понял?

Я кивнул, не в силах вымолвить и слово. Её взгляд, её тон — всё это было настолько властным и требовательным, что даже мысль отказать: «Нет, Танюш, у меня есть другие дела» — тут же в голове обросла последствиями в виде увесистой оплеухи прямо по роже.

— Понял, — выдавил я наконец, посчитав, что односложный ответ — это хоть какая-то демонстрация того, что я ещё не полностью обратился в овощ.

Понял, — мысленно повторил я. — Отсрочка. Не помилование. Час отсрочки перед казнью, где палач — она, а я — и осуждённый, и эшафот, и, по ходу дела, ещё и топор в её изящных ручках.

— А пока… — она сделала шаг вперёд, вновь сокращая дистанцию между нами до нуля. Её запах, густой и властный, снова заполнил всё пространство вокруг. — … кое-что мы можем сделать. Дать тебе небольшой стимул. Зарядку на этот час.

Она взяла меня за запястье — твёрдо, без возможности сопротивления — и потянула за собой к неприметной двери в гардеробную. Я послушно поплёлся, как пёс на поводке, чувствуя себя одновременно униженным и чертовски возбуждённым.

Млять, что еще за зарядка? Что еще она придумала? — пронеслось в голове, когда я оказался в тесном, полумрачном пространстве, заставленном шкафами с её одеждой, она отпустила мою руку, повернулась ко мне и, не говоря ни слова, взяла мои ладони в свои.

А потом медленно, с гипнотической неспешностью, положила их себе на бёдра. Я почувствовал под пальцами тонкую ткань юбки, а под ней — упругое, живое тело, и мои пальцы, будто сами собой, впились в её плоть, сжимая полные, идеальной формы ягодицы через ткань.

Она издала тихий, одобрительный вздох и прижалась ко мне всем телом. А потом её губы нашли мои.

Это был не просто поцелуй. Это было поглощение. Грубое, безжалостное, с немедленным вторжением её языка в мой рот. Вкус её — кофе, дорогая помада и что-то неуловимо женственное, хищное — заполнил всё. Я ответил с той же животной жадностью, вцепившись в её задницу, мня и сжимая её, прижимая её тело к своему еще сильнее. Мой член, болезненно твёрдый, тут же врезался ей в бедро.

Она почувствовала это, и её моментально рука скользнула между нами, и её ладонь, тёплая и уверенная, легла мне на пах. Не стесняясь, она начала натирать меня через ткань штанов — твёрдыми, круговыми движениями, точно зная, где и как давить. Каждое прикосновение отправляло в мозг разряды молний, смешиваясь с яростью поцелуя, с её запахом, с ощущением её плоти под моими пальцами.

Казалось, это будет длиться вечно. Что она просто сожрёт меня здесь, в этой гардеробной, и выплюнет обезвоженную оболочку с обконченными изнутри штанами. Но вдруг она резко прервала поцелуй. Её губы, распухшие и влажные, оторвались и оказались в сантиметре от моих. Её дыхание, сбившееся и горячее, обжигало меня.

— Всё, — выдохнула она хрипло, но в её глазах уже снова был холодный, собранный огонь. — … как успокоишься. — её взгляд стрельнул вниз, в мой пах, где под тканью отчётливо выпирал внушительный рельеф. — Можешь уходить. — добавила она, и на её лице мелькнула та самая довольная ухмылка, будто говорящая: «Всё идёт по плану».

Я кивнул, не в силах произнести ни слова. Горло было пересохшим, тело — одним сплошным напряжённым нервом. Татьяна же в этот момент поправила одной рукой слегка помятую юбку, другой — выбившуюся прядь волос и вышла из гардеробной.

Я остался один в полумраке, прислонившись к стеллажу с вешалками. Член бешено пульсировал, требуя продолжения, но здесь, в этом тесном пространстве, пахнущем её духами и её властью, продолжения не было. Только приказ: «Успокоиться».

Ну вот, зарядила так зарядила, — прошипел я мысленно, глядя на неприличную выпуклость в штанах. — Теперь целый час я буду ходить и думать только о том, что будет? О том, как и каким образом она заставит меня кончить.

Чёрт… она умеет! Ух, ещё как умеет возбудить! А я там ещё что-то переживал, ха-ха… Да мой член же за секунду встал! Она просто гений… заклинательница хуев, блин…

Я сделал несколько глубоких, прерывистых вдохов, пытаясь силой мысли выгнать кровь из одного конкретного места. Бесполезно. Она там, в мозгу, уже поставила метку. Запах, вкус, ощущение её ягодиц в ладонях — всё это въелось в подкорку, как татуировка.

Не заставляй ждать, — вспомнились её утренние слова. — Ага… и кто кого теперь заставляет? Неужели это её месть за то, что я опоздал? Чёрт, она что, хочет, чтобы следующий час я проходил с постоянным, ноющим возбуждением, с этой «зарядкой», которая на самом деле была самой изощрённой пыткой — пыткой ожиданием? Так же нельзя! Это коварство! Это противозаконно!

Фух, нет, надо выйти отсюда, — решил я и выбрался из гардеробной, она уже сидела за столом, снова уткнувшись в планшет, будто ничего и не было.

Через пару секунд её телефон завибрировал, она подняла трубку и ответила:

— Да, слушаю… — её голос был деловым, ровным.

Она обсуждала какие-то поставки, графики, договоры. А я стоял и думал.

Мля, что это вообще было? — крутилось в голове. — Такой пошлый, грубый поцелуй… она же будто мой рот изнасиловала! Не поцеловала, а именно изнасиловала! Захватила, подчинила, использовала! И самое страшное, что это было чертовски… возбуждающе… Да, немного унизительно, особенно когда она прижимала моё лицо к своей промежности, но по-звериному честно и, млять, так… приятно. Чёрт… сука… какой же я изврат!

Я стоял, слушая её ровный голос по телефону, и ждал. Ждал, когда этот «стимул» в штанах поутихнет. Член, сучара, сдавался медленно. Минуту. Две. Наконец, он угомонился, превратившись из боевой единицы в усталого ветерана. Она в этот момент продолжала разговор и периодически бросала на меня быстрый взгляд.

Я поймал один из таких, когда следы возбуждения практически полностью исчезли, и кивнул в сторону двери: «Мол, можно?» Она подмигнула. Один раз. Быстро и игриво, а затем кивнула в сторону двери, как бы разрешая. И в этот миг я почувствовал новый укол возбуждения. Слабый, но чёткий.

Млять, уже достаточно одного лишь её взгляда! И всё, я готов трахать всё, что движется, а что не движется — двигать и трахать!

Я поспешил выйти, чувствуя, как щёки начинают гореть, а член снова наливаться кровью. В коридоре я остановился, опершись о стену, и подумал: «Час. У меня есть час». Стояк потихоньку то возвращался, то снова угасал, подпитываемый возникающими образами в голове и воспоминаниями о том, что было между нами.

Капец… мне надо отвлечься! Но… куда идти? В кабинет? Нет, нельзя, вдруг не удержусь и подрочу, а зачем дрочить самому, если это могут сделать другие? Логично же. В комнату персонала? Нет, там рядом всегда Света с её томным взглядом и намёками на бордовую тетрадь.

Не, не готов.

Через минуту метаний от одной идеи к другой инстинкт, подкреплённый профессиональным любопытством, потянул к катку. Захотелось взглянуть на Алису не как на клиентку, а как на живую медицинскую загадку. Проверить её технику, движения, попытаться понять, где именно тело даёт сбой. И, возможно, этот процесс поможет мне отвлечься от мыслей о том, что будет через час.

Я направился к арене. Звук ударил по ушам знакомой какофонией: визг лезвий, крики, музыка из динамиков. Воздух был холодным и влажным. Я прислонился к бортику, чувствуя, как его прохлада через футболку немного приглушает внутренний жар.

Первой увидел Софью. Она не каталась, а, казалось, парила над льдом. Легкая, улыбчивая, она отрабатывала дорожку шагов, и каждый её элемент был наполнен такой естественной радостью, что на душе сразу стало светлее. Она промчалась мимо, поймала мой взгляд и, не сбавляя скорости, весело помахала рукой. Я кивнул в ответ, и на миг показалось, что мир может быть простым, нормальным, обыденным.

Потом мой взгляд нашёл Алису. И контраст был разительным. Она готовилась к прыжку. Разбег, толчок — и что-то пошло не так. Не срыв, а какая-то помятость в движении, будто идеальный механизм дал сбой в миллиметре. Она приземлилась на две ноги, едва не поскользнулась. Её лицо, обычно бесстрастное, исказила гримаса чистой, нефильтрованной злости и досады. Не на кого-то — на саму себя.

И тут же, будто нарочно подчёркивая этот контраст, на соседней дорожке мелькнула рыжая молния. Ирина. Не прыжок, а просто красивая, размашистая дуга с лёгким вращением — элемент несложный, но сделанный с такой нахальной лёгкостью и артистизмом, что глаз не оторвать. Закончив, она бросила быстрый, победный взгляд в сторону Алисы. Та, поймав этот взгляд, будто сжалась внутри, и злость на её лице стала ещё острее, но и при этом ещё беспомощнее.

Я продолжал смотреть за разворачивающейся картиной перед глазами еще минут десять. Софья в это время просто каталась, наслаждаясь процессом, не обращая внимания на чужие драмы. А драма разворачивалась любопытная.

Разница между Ириной и Алисой становилась всё очевиднее. У Ирины каждое движение было наполнено уверенностью, почти дерзостью. У Алисы — внутренней борьбой. Я всё больше убеждался: «с ней что-то не то». И дело, казалось, было не в травме, а в её внутренних метаниях, в каком-то глубоком сломе, который я пока не мог понять, но уже чувствовал кожей.

Еще через несколько минут из-за бортика появилась Татьяна Викторовна. Уже переодевшись в спортивное и на коньках.

Она несколько секунд молча наблюдала за очередной неудачной попыткой Алисы, потом покачала головой.

— Захарова! — её голос, чёткий и громкий, прорезал шум. — Что за скованность? Ноги одеревенели?

Алиса замерла, опустив голову. Плечи напряглись так, что, казалось, вот-вот лопнут швы на одежде.

— Извините, ошиблась. Исправлюсь, — прозвучал её тихий, но отчётливый голос, полный внутренней, плохо скрываемой ярости.

— Конечно, исправишь, — сказала Татьяна, и её взгляд скользнул ко мне, стоящему у бортика. На её губах играла лёгкая, усмехающаяся улыбка. — Алексей, что-то наши ледовые принцессы сегодня не летают… Уж не побочный ли это эффект от твоих оздоровительных процедур?

Я почувствовал, как кровь ударила в лицо. Не от страха, а от неловкости. Алиса резко подняла голову и бросила на меня быстрый, колкий взгляд. В нём было не столько обвинение, сколько что-то вроде: «И ты ещё здесь? Всё видишь?» Она резко оттолкнулась и умчалась прочь, но теперь её движения были отравлены явным раздражением.

Татьяна, будто удовлетворившись, развернулась к другой части катка. Туда, где Ирина, рыжая бестия, не просто каталась — она владела льдом. В этот момент она заходила на прыжок — не простой, а двойной аксель. Разбег, мощный толчок, вращение в воздухе — и чёткое, уверенное приземление на одну ногу, без намёка на сомнение или помятость.

— Вот молодец, Ирина! — голос Татьяны стал теплее, одобрительным, и в нём явно читалась гордость. — Чисто, энергично. Видно, что в форме.

Ирина, закончив, подкатила к Татьяне, сияя, как солнце после грозы. Щёки горели, глаза искрились. Она не сказала ничего про меня вслух, но её взгляд, быстрый и горячий, нашёл меня у бортика и явно сказал: «Это и тебе спасибо». Я едва сдержал улыбку, чувствуя странную гордость.

Потом она сделала круг по катку — лёгкий, разминочный, будто показывая, насколько ей легко. И вдруг направилась прямо к тому месту, где стоял я. Подкатила вплотную к бортику, так, что её грудь упёрлась в ограждение.

Она была так близко, что я почувствовал её тяжелое дыхание, затем она оглянулась на лёд, где вовсю шла тренировка, и её уверенность на миг дрогнула. В глазах мелькнула знакомая тень неловкости.

— Привет, — выдохнула она почти шёпотом, чтобы не услышали другие. — Я скоро… закончу тут. — она повернулась ко мне, её взгляд стал твёрдым, решительным. — Может, потом поболтаем? Обсудим… ну-у… что мы будем делать на следующем сеансе. Или… ты любишь сюрпризы?

Я почувствовал, как внутри всё ёкает. «Сюрпризы». После утреннего цирка это слово звучало как прямое указание к действию.

— Можно, конечно, — ответил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Только меня перед сеансами ждёт Татьяна Викторовна, нам нужно кое-что обсудить. А ты… может, ты просто скажешь, что хочешь? Прямо сейчас? Например… эм, взаимных ласк?

Она засмущалась. Буквально на глазах: щёки покрылись лёгким румянцем, взгляд на секунду убежал в сторону. Но тут же вернулся, горячий и заинтересованный.

— Ну да, — выдохнула она, и в её голосе прозвучала детская, почти виноватая радость. — Я бы хотела… и еще мне, в общем, хочу снова увидеть, ну… как ты… — и тут, будто решив ответить не словом, а делом, под прикрытием своего тела и высокого борта она ловко перекинула руку через край. Пальцы нашли мой пах — не так дерзко, как раньше, а скорее жадно, с вопросительным ожиданием, ощупывая твердеющий и увеличивающийся бугорок через ткань. — Я хочу снова… тебе сделать, — прошептала она, и её губы дрогнули в смущённой улыбке. — … приятно.

Я сглотнул, пытаясь не дёрнуться от её внезапной выходки. Мне стало чертовски неловко, ведь за её спиной катались Софья, Алиса, а ещё находилась Татьяна. Любой из них мог увидеть, как мы стоим слишком близко, как она что-то шепчет и как у меня в штанах из-за её прикосновения начинается настоящий пожар. Ирина краснела от своей же выходки, да я и сам почувствовал, как краснею до корней волос.

— Я… я согласен, — медленно кивнул я. — И раз мы уже решили, то увидимся на сеансе? — пробормотал я, глядя куда-то мимо неё, на ледяную дорожку, где Алиса снова готовилась к прыжку с уже снова ледяным безэмоциональным лицом.

— Хорошо, — она кивнула, и в её голосе снова появились знакомые озорные нотки, заглушившие смущение. Она тут же одёрнула руку, и на её щеках вспыхнул ещё более яркий румянец, но она не отводила глаз. — Я буду ждать… очень буду ждать.

Она оттолкнулась, но не умчалась прочь. Сделав пару скользящих шагов назад, всё не отрывая от меня взгляда, она набрала скорость. Не для прыжка. Для вращения.

И это было не просто вращение. Это была демонстрация. Рывок, чёткий вход, и её тело завинтилось в тугую, стремительную вертикаль. Футболка взметнулась, обнажив её спортивный, напряжённый животик. Она крутилась так быстро, что рыжие пряди хлестали по воздуху. А потом — резкая, идеальная остановка.

Лезвия коньков врезались в лёд, брызги снежной пыли долетели даже до меня, затем она замерла, уперев руки в бока, вся в лёгкой испарине от усилия, и поймала мой взгляд. Улыбка на её лице была уже не смущённо-игривой, она была решительной, ждущей, обещающей.

И в этот момент я поймал ещё один взгляд. Не её. Через всё пространство катка, от своего тренерского островка, на меня смотрела Татьяна Викторовна. Она стояла неподвижно. Её лицо было каменным, но в глазах горел холодный, оценивающий огонёк. Она всё видела. И её взгляд, без единого слова, сказал мне яснее ясного: «Я наблюдаю. Я вижу. И мне это не нравится. Тоби пизда. Ты мой. Не забывай».

Только тогда Ирина, словно удовлетворившись произведённым эффектом, развернулась и умчалась к центру льда. А я остался стоять, пронзённый с двух сторон: её — наглой, горячей охотой и всевидящим властным оком Татьяны.

Краем глаза я заметил, как Алиса, выполняя дорожку шагов, на секунду задержала на нас взгляд. Он был быстрым, колким и полным какого-то непонимания и… обиды? Контраст был оглушительным: одна только что на глазах у всех устроила целое шоу с плёвым намёком, а другая, казалось, билась в тихой, одинокой борьбе с собственным телом, будто в клетке.

Я отлип от бортика, чувствуя себя полным идиотом и в то же время возбуждённым до предела. Член снова опух после наглых прикосновений Ирины и, вероятно, не понимал, чё его все трогают, а дело не доделывают.

Да уж, моё время, походу, уже расписано, сука… Татьяна ждёт, и Ирина, похоже, тоже что-то задумала. Это что получается? Там отлиз, тут отлиз? Прям социальный пакет — сперма и унижение! Как мне, блядь, везде успеть одновременно? Я же не Наполеон! Хотя… вряд ли бы торт на моём месте лучше бы справился.

Я развернулся и поплёлся в сторону комнаты персонала. Голова загудела, а в горле пересохло от всего увиденного. Нужно было выпить воды. Освежиться.

Проходя через просторный холл, я краем глаза заметил Свету. Она сидела за своим столом, уткнувшись в телефон, и что-то увлечённо печатала, изредка улыбаясь экрану. Я замедлил шаг, надеясь пройти незамеченным к заветной двери и кулеру.

Но не успел я сделать и пары шагов, как она подняла глаза.

— О, Лёш! — её лицо озарилось солнечной улыбкой, и она отложила телефон. — Куда путь держишь?

— Воды попить, — буркнул я, останавливаясь рядом со столом.

— Ох да, тут без воды никак, — она кивнула с преувеличенным пониманием и откинулась на спинку кресла.

Это движение заставило блузку натянуться, и мой взгляд против воли соскользнул в её декольте. Глубина выреза была стратегической, а тень между грудей — густой и многообещающей. Я быстро перевёл взгляд на её лицо, но было поздно — она заметила. На её губах появилась лёгкая, довольная улыбка, но она ничего не сказала. Вместо этого наклонилась вперёд, положив локти на стол, что лишь подчеркнуло её формы.

— Слушай, раз уж ты здесь, — начала она, и её голос стал доверительно-тихим, затем она с улыбкой на лице спросила: — Давай обменяемся телефонами? А то вдруг мне спинку прихватит, и ты срочно понадобишься для спасительного массажа, — она сказала это с улыбкой, явно будучи довольной такому оправданию её желания побыстрей получить мой номер.

— Давай, — согласился я и достал телефон.

Просто обменяться номерами можно, — подумал я, — тем более мы об этом уже договаривались, а вот со всем прочим надо еще подумать…

Мы обменялись номерами, и Света как-то по-особенному оживилась.

— Отлично! — радостно произнесла она, будто мы только что решили важный рабочий вопрос. — Теперь точно не потеряемся. А и насчёт твоего визита на дом… я практически всегда дома после семи. Так что подумай, хорошо? — она подмигнула, но тут же вернулась к деловому тону, как будто обсуждала график уборки, и с задумчивым видом продолжила. — Только вот что… у меня дома нет специального стола. На кухонном можно? Или на диване? — она поморщилась, будто решала сложную, но чисто техническую задачу, но в то же время уголки её губ дрогнули, будто она сдерживала улыбку. — И нужно же масло какое-то, да? У меня вот только оливковое, для готовки. И кунжутное.

Я смотрел на неё, пока она всё это говорила, и в голове медленно проплывала мысль: Блин… а её прям пробрало на шуточки… Или, может быть, она всё это серьезно? Про масло кунжутное и кухонный стол? Да не… явно же шутит, судя по её довольной ухмылочке. Но Света что, и правда думает, что я приеду к ней с полным комплектом оборудования, как сантехник? Хотя… блин, я ведь могу…

— Ну, вообще… — я замялся. — У меня в общаге есть складной массажный стол. Старый, видавший виды, но крепкий.

Хотя не уверен, что он твои сиськи выдержит, — тут же мелькнуло саркастическое дополнение где-то на задворках сознания. — Сломается под тяжестью природного дара и бытовых неудобств.

— И масло тоже своё есть, — добавил я уже вслух. — Специальное… не оливковое.

Её глаза округлились от искреннего, почти детского удивления.

— Ого! А откуда у тебя всё это? — с неприкрытым интересом спросила она, и мне пришлось выдать полуправду, которую я и сам почти начал считать правдой.

— Да как-то… подрабатывал немного раньше. Частным массажистом. Стол сначала арендовал у одного товарища, а потом он куда-то… делся. Связь потерялась. Так стол и остался у меня. Временно. Пока хозяин не объявится. И масла тоже остались с тех пор.

Света слушала, заворожённо кивая, будто я рассказывал не про старый складной стол, а о тонкостях редкой профессии.

— Понятно, понятно… — протянула она, и в её взгляде читалось неподдельное любопытство. — Как интересно… целая история.

— Но я же ещё не решил, — поспешно вставил я, чувствуя, что разговор снова начинает наползать на слишком личные рельсы. — Так что не планируй особо. Вдруг сессия нагрянет или ещё что.

— Да-да, конечно! — сказала она, махнув рукой. — Я просто… на всякий случай интересуюсь, чтобы быть готовой. Ну всё, ладно, иди, не буду тебя больше задерживать. — произнесла она, приятно улыбаясь, а затем добавила: — Ой, а может, тебе кофе сделать?

Я замотал головой и наконец-то двинулся к двери комнаты персонала.

— Не стоит, спасибо, я просто воды выпью, — бросил я через плечо.

Войдя в комнату, я с облегчением обнаружил, что она пуста. Подошёл к кулеру, налил полный стакан воды и залпом выпил его, чувствуя, как холод растекается по всему телу, слегка приглушая внутренний жар и сумбур.

Голова, однако, гудела по-прежнему. Помимо всего прочего — Татьяны, Ирины, Алисы — теперь нужно было ещё и решать, ехать к Свете или нет, а также ещё и везти ли в её квартиру тот самый старый, шаткий стол, который пахнет пылью, чужим потом и студенческой безнадёгой, и как бы при этом не выглядеть полным идиотом.

Зря я про него сказал… — заключил я и, поставив стакан, потопал обратно в свой кабинет, решив, что можно передохнуть там, в относительной тишине.

Но по пути буквально наткнулся на Софью. Она шла со льда, неся в руках коньки.

— Лёша! Ой, а ты куда? — спросила она, явно обрадовавшись, и в её глазах вспыхнули знакомые тёплые искорки.

— Да в кабинет иду, — ответил я, и усталость в голосе, как по заказу, прозвучала сама собой, без наигранности, но не успел я добавить «передохнуть», как она вставила:

— А пошли со мной! Чего там сидеть будешь один, а так поболтаем хоть по пути, — предложила она с такой естественной, не требующей усилий простотой, что отказаться было невозможно.

После всего этого цирка с Ириной у бортика и «деловых» переговоров со Светой её прямота была как глоток свежего воздуха. Хотя, справедливости ради, этот воздух был наполнен лёгким запахом чего-то безобидно-сладкого — то ли геля для душа, то ли жвачки.

Я, недолго думая, согласился, развернулся и, зашагав рядом, спросил:

— А ты куда, кстати, идешь? Коньки менять? — спросил я, кивнув на её обувь, перекинутую через плечо.

— Да, эти сегодня что-то не очень… зацепы какие-то плохие, — она пожала плечами, и коньки звонко брякнули. — То ли точили криво, то ли я сама затупила… не угадаешь никогда. Эх, лучше бы я на гитаре продолжала учиться играть, — вырвалось у неё неожиданно, и она тут же смущённо хихикнула, будто выдала большой секрет.

— Ого, гитара? — удивился я. — Неожиданно. А я думал, у всех фигуристок мечта — Олимпиаду выиграть, свою школу открыть или в шоу каком сняться.

— Ну, это всем надоевшие официальные версии для интервью, знаешь ли, — она снова засмеялась, и этот смех был лёгким и звонким. — А гитара… это моя личная дурость. Ещё с самого детства мечтала. Представляешь, сидеть у костра где-нибудь и бренчать что-нибудь душевное, пока все маршмеллоу жуют. Глупо, да?

— Да ну брось, гитара — это круто, — искренне сказал я. — Куда лучше, чем возиться с ордами малявок на льду, например. Хотя, наверное, и те, и другие «ноют» одинаково громко.

— Точно! — она фыркнула. — Только от малышей хоть толк есть — чемпионов растишь. А от гитары какой толк? Разве что для души.

— А разве для души — это мало? — сказал я и сам удивился этой нехарактерной для меня лёгкой философии. — Будешь единственной в мире гитаристкой-фигуристкой. Сможешь в интервью рассказывать: «Днём — тройные тулупы, вечером — блюз на струнах. А в перерывах — массаж у Алексея, чтобы руки не отвалились».

Мы оба посмеялись. Было на удивление легко и просто.

Подходя к раздевалке, она вдруг спросила как-то особенно задумчиво:

— Слушай… а тебе не бывает… ну, неловко среди нас? Здесь, в этом нашем чисто девичьем царстве? Ты же тут один такой… ну, парень.

Вопрос застал врасплох. Он был неожиданно личный, прямой, без привычных мне двусмысленных намёков. Неловкая пауза затянулась.

— Ну… работа такая, — пробормотал я в конце концов самый простой и глупый ответ из всех возможных. — Ко всему привыкаешь. Сначала да… глаза разбегаются, а потом смотришь на тело уже как на набор мышц и триггерных точек. Ну, почти…

— Почти, — она повторила за мной, и в её голосе прозвучала лёгкая, понимающая усмешка. Затем она повернула ко мне голову, и в её глазах читалось не навязчивое любопытство, а что-то вроде искреннего, дружеского интереса. — Ты же не только про мышцы думаешь, правда? — она вдруг хитро заулыбалась, а потом задумчиво продолжила, не дожидаясь ответа. — Просто иногда кажется, ты видишь больше, чем мы показываем… вот как со мной сегодня, и я не про полотенце, что упало, — она захихикала, а потом резко стала серьезной и продолжила: — Ну-у… я про то, что ты ведь чувствуешь, что скрывается за словами. Или… что за молчанием. Тело ведь… реагирует, даже если не говорить ничего вслух…

— Ну да… стараюсь, — уклончиво ответил я, чувствуя, как под её прямым ясным взглядом становится невыносимо жарко и неловко. — … понимать. Это помогает в моей работе…

Намек в её словах был призрачный, почти неуловимый, но он висел в воздухе, сладкий и опасный, и… если честно, я его не до конца понял.

Мля… про что она вообще? — пронеслось в голове, и я задумался, пытаясь понять её вопросы. — Про свои томные стоны во время массажа? Про всё-таки случайно упавшее полотенце? Про то, что я собираюсь сегодня отлизать целых две киски? Или просто про общую усталость фигуристок от бесконечных тренировок и ожидания от них великих свершений и побед?

— Это ценно, и видно, что ты не просто пощупать нас пришел, — тихо сказала она, и в её голосе не было ни игры, ни флирта, казалось, это была простая благодарность. — Ладно, мне сюда, — она указала на дверь в раздевалку и сделала шаг к ней, но на пороге обернулась.

— Увидимся позже на сеансе! И спасибо ещё раз за утро, мне правда полегчало, даже гитару, глядишь, скоро освою.

— Удачи с зацепами, — кивнул я ей в ответ. — И с гитарой.

Она скрылась за дверью, и её легкий приятный смех ещё секунду звучал в коридоре, постепенно затихая.

Я остался стоять один и сразу же глянул на часы: до встречи с Татьяной оставалось ещё минут тридцать, и тут в голове всплыла та самая навязчивая, азартная мысль: Блин, а раз я уже тут, буквально у нужной двери… и раз уж решил проверить, то чего ждать-то?

Решимость, тупая и азартная, снова поднялась во мне.

Да, я должен проверить её «экипировку»! Особенно после того печального зрелища на льду, что я только что наблюдал. Но делать это на виду у Софьи — чистое самоубийство.

Я огляделся. Коридор был пуст. Сделал несколько шагов в сторону от раздевалки и встал за углом, откуда было видно и дверь, и подходы к ней. И замер, стараясь дышать тише. Минуту. Другую. Наконец дверь распахнулась, и вышла Софья. На её лице сияла улыбка, а в руках она несла другую пару коньков — поновее и явно в хорошем состоянии. Она весело что-то напевала себе под нос и, не заметив меня, бодрым шагом направилась обратно к катку.

Отлично. Свободно.

Как только Софья скрылась из виду, я выскользнул из-за угла, толкнул дверь в женскую раздевалку и вошёл. Она была пуста и покрыта тишиной, если не считать тихого гула вентиляции. Воздух пах тем особым запахом женского помещения, от которого у нормального мужика срабатывает древний инстинкт «тебе тут не место».

Я всего на минуточку, — ехидно подумал я и быстро огляделся.

На одной из скамеек у стены лежала чёрная спортивная сумка. Лаконичная, без лишних деталей, как и её хозяйка. Не сумка, а манифест минимализма.

Ну, Алиса, привет, сейчас мы посмотрим, что ты там прячешь, кроме гордости.

Я присел рядом и открыл молнию. Внутри — аккуратно сложенные спортивные штаны, пара простых футболок, тот самый практичный чёрный спортивный лифчик…

Стоп. А откуда он тут? — мозг выдал логичный вопрос. — Она что, сейчас без лифчика? Или у неё запасной есть? Может, у неё их целая коллекция? Нет, бред. Спортивные, чёрные, скучные. Парочки хватит.

Сердце колотилось, но не от возбуждения, а от адреналина и осознания собственной идиотской наглости.

Мля, что я вообще делаю? — спросил я сам себя, продолжая рыться, но в самой сумке, кроме всяких женских штучек, я ничего интересного не нашёл.

А опустив взгляд, заметил коньки, торчащие из-под скамьи. Вытащил их и начал осмотр с серьёзностью криминалиста. Лезвия идеально острые, крепления надёжные, никаких люфтов. Потрогал стельки — обычные, без сюрпризов. Проверил внутренние швы ботинок — всё ровно, как по линеечке. Никаких камешков, торчащих гвоздиков или зловещих заводских дефектов.

М-да, ну я и дебил, конечно… — подумал я с досадой, аккуратно ставя коньки обратно на пол. С чего я, млять, вообще решил, что смогу найти какой-нибудь скрытый дефект? Я же не специалист, и я в целом-то вообще не разбираюсь в коньках!

Я же на них только в детстве катался, и то в основном только падал… да сами фигуристки явно опытнее меня будут в этом плане… — это осознание ударило по мне сильнее страха быть пойманным. — Вот же пиздец! Получается, я просто изврат, который облапал чужие вещи без разрешения владельца?

Сука… ну ладно, раз уж начал, надо доводить до конца. Как говорится, если уж полез в чужую сумку — ищи до дна. Хотя дно уже наступило, и там одни разочарования.

Я ещё раз покопался в сумке, стараясь ничего не помять, а затем, вздохнув, начал аккуратно складывать всё обратно. Футболка к футболке, свернул штаны, лифчик… лифчик на своё место. Получилось почти как было. Почти. Затем мой взгляд упал на её уличные кроссовки, скромно стоящие у шкафчика.

Может, и их на всякий случай проверить? Ну а вдруг именно там затесался этот заветный, рушащий карьеры юных спортсменок камушек?

И только я потянулся к ним, как… услышал шаги за дверью. Быстрые, чёткие, раздражённые. Такие, какими может идти только один человек. Такие, от которых кровь стынет в жилах, а разум кричит: «БЕГИ!»

А-а-а! Мля! Мля-мля-мля! — паника, холодная и липкая, ударила в виски, и я начал быстро оглядываться, как крыса в мышеловке. — Большой шкаф для инвентаря! — мысль была гениальной в своей простоте.

Я метнулся к нему, отодвинул створку и втиснулся внутрь, в темноту, пахнущую резиной, кожей, пылью и безысходностью.

Это же раздевалка, млять! — пронеслось в голове, пока я пытался устроиться среди олимпиек и запасных коньков, один из которых больно ударился мне о ногу. — Проклятье… хуже будет, гораздо хуже, если меня тут в шкафу поймают, а не просто стоящим посредине раздевалки, тогда отмазаться, что «заблудился», будет уже никак. Ведь: «Извините, я заблудился и случайно залез в шкаф» — звучит как предсмертная записка полного психа.

Какой я дурак, сначала надо было отговорку придумать! Мля, я же мог просто сказать, что ошибся дверью, типа шёл на склад полотенец, а попал в царство девичьих секретов. Вполне правдоподобно, да, Орлов? Идиот ты, млять, конченый… Вот зачем ты сюда залез, а?

В следующую секунду дверь в раздевалку открылась, я замер и сквозь щели увидел, как вошла Алиса. Она вошла молча и плавно, как всегда. И тут же резко, со всей злости швырнула коньки об пол. Металл лезвий грохнул о кафель, оглушительно громко в тишине помещения.

— Сука… — вырвалось у неё сквозь зубы, тихо, но с такой концентрированной, сжатой в комок яростью, что у меня внутри всё сжалось. — Ничего не получается. Ни-че-го.

Я затаил дыхание.

Нихрена себе… не ожидал от неё такое услышать. Никогда. «Ледяная королева», а ругается как начинающий сапожник. Интересно, а в порыве ярости она могла бы и покрепче ругань использовать? Типа «Ёб твою мать, этот тройной тулуп! И вообще, нахер этот ваш спорт! И тебя нахер, и себя нахер!»

Она стояла несколько секунд, тяжело дыша, будто только что пробежала спринт. Потом резко, почти яростно, начала раздеваться. Скинула свою олимпийку на скамейку рядом со своей сумкой. Потом потянула за низ облегающей, влажной от пота футболки и одним движением стянула её через голову.

Твою мать… — мысль повисла в пустоте, и я тут же впился глазами в щель между створками шкафа.

Алиса осталась в чёрном спортивном лифчике. Её спина была напряжённой, мышцы играли под кожей, лопатки резко очерчены. Потом её руки потянулись за спину. Пальцы нащупали застёжку. Раздался тихий, но отчётливый щелчок.

Она сбросила бретельки с плеч. И начала стягивать лифчик.

Моё сердце колотилось так громко, что, казалось, его стук разнесёт весь шкаф. Я видел, как ткань медленно ползёт вверх с её тела, открывая сначала бок, гладкий и бледный, потом лопатку, покрытую мелкими каплями пота…

Она повернулась чуть в сторону, освобождая одну руку. И в узкой щели между вешалками со старыми комбинезонами, в полосе жёсткого света от люминесцентной лампы, я увидел изгиб её груди, самое начало, самый краешек гладкой, бледной, почти фарфоровой кожи.

В следующую секунду Алиса освободила вторую руку, и лифчик упал на скамейку, рядом с курткой, с мягким шлёпком. Затем она начала медленно оборачиваться к шкафу — и, соответственно, в мою сторону.

Я же замер, боясь даже моргнуть от дикого предвкушения.

Блин, а не зря я, получается, пришёл! Такое ведь далеко не каждый день увидишь… особенно если ты не её бойфренд, не маммолог и не такой вот конченый подглядыватель, как я.

Эх, а жизнь, млять, интересная штука!

* * *

Давайте вместе подглядим за Алисой в следующей части цикла!:)

Продолжение: https://author.today/reader/515612/4967565

Оглавление

Глава 1 Разминка

Глава 2 Хореография

Глава 3 Опорная рука

Глава 4 Анатомия искушения

Глава 5 Пять причин для стояка

Глава 6 Запрещенный прием

Глава 7 Прокат

Глава 8 Ледяной взгляд и танец стыда

Глава 9 Испытание на прочность

Глава 10 Ледяная стена и огненный прорыв

Глава 11 Власть и покорность

Глава 12 Стирка грехов

Глава 13 Точка кипения

Глава 14 Клеймо собственности

Глава 15 Инструкция к искушению

Глава 16 Новый день, старые демоны

Глава 17 Между льдом и пламенем

Глава 18 В поле трех огней