Индиана Джонс и Дельфийский оракул [Роб Макгрегор] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

приехали из Нового Орлеана, с родины джаза. Они ехали в Чикаго вот уже пять лет, и с каждой неделей их становилось все больше. В Чикаго негру жить куда лучше; в здешних клубах можно заработать долларов пятьдесят в неделю – по сравнению с долларом за ночь в Новом Орлеане. Кроме того, именно в Чикаго студии звукозаписи выпускают джазовые пластинки.

Когда бары закрывались, Инди и Шеннон частенько направлялись на танцевальные вечеринки, где музыка звучала до рассвета. Шеннон прихватывал свой корнет-а-пистон и играл наравне с каким-нибудь Джонни Данном или Джаббо Смитом. Шеннон был чуть ли не единственным белым, исполняющим джаз, да вдобавок единственным студентом-экономистом, не лишенным музыкального слуха. Большинство джазистов из бочковых салунов образованием похвастаться не могли – не видели в записанных на бумаге нотах никакой музыки, не знали и знать не желали никаких правил, да и не задумывались о том. Они даже не догадывались, насколько необычна их музыка, и все благодаря ее цельности и мощи.

– Эгей, ты готов? Ты ведь хотел прийти пораньше, а?

Очнувшись от раздумий, Инди поднял глаза. Рыжая шевелюра Шеннона растрепана как всегда. Перекинув мантию через руку, он одновременно надевал пальто и галстук и при этом кивал. Рукава пальто чересчур коротки, но Шеннону на это абсолютно плевать. Волнуясь или нервничая, Джек вечно кивал головой, как сейчас. Впрочем, он всегда казался слегка взвинченным, и вообще, не от мира сего. Совершенно умиротворенным Джек выглядел лишь во время игры на корнете. В такие моменты казалось, будто его нескладная фигура летит вслед за музыкой, и уже никто не замечал ни его огромных ступней, ни длиннющей шеи с торчащим кадыком.

Инди еще раз оглядел себя и снял шапочку. До аллеи, где проводится церемония, не больше пары кварталов. Минут пять ходьбы.

– Ладно. Дай хоть одеться. Я еще без штанов.

– А слабо пойти прямо так? Выпускник без штанов, вот хохма!

– Нет уж, спасибо! Ни к чему.

Инди следил за отражением Шеннона, понимая, что сейчас последует какое-нибудь предложение.

– Знаешь, что я тебе скажу? Ставлю бутыль самогона. Надеремся до чертиков.

Инди пожал плечами. Черт, под мантией-то все равно не видно! Никто и не догадается.

– Идет.

Собственно говоря, сама церемония его не очень интересовала. Скорей бы уж все кончилось. А явка без штанов внесет хоть какое-то разнообразие.

– Прямо как сейчас слышу старика Малхауза, – выходя из дома, изрек он и заговорил низким, солидным голосом, передразнивая ректора университета. – «Вы новое поколение, поколение надежды. Война окончилась. Ступайте в мир и покажите остальным, кому не повезло родиться в Америке, что наша молодежь трудолюбива и деятельна, что наши люди знают свое дело, каким бы оно ни было».

Что-нибудь в этом духе. Нет, прийти пораньше Инди хотел отнюдь не ради церемонии.

– Ну, и как оно без брюк? – поинтересовался Шеннон, шагая по осененной дубами улице.

– Прохладно. Слегка поддувает. Непременно попробуй.

Инди ожидал, что Шеннон рассмеется и откликнется шуткой, но тот задумчиво глядел вдаль.

– Твой отец будет?

– Занят, – покачал головой Инди. – Черт, даже не удосужился извиниться.

– Серьезно?

– Ага. Уж такой он человек. У моего отца, признанного специалиста по гордиевым узлам науки, не хватает времени ни на что, помимо его ученых изысканий.

– Он всегда был такой?.7

– Изменился после смерти матери. Я тогда еще ребенком был. С тех пор, как я ни стараюсь, он все больше отдаляется от меня. Пожалуй, в лингвистику я подался, чтобы привлечь его внимание.

Шеннон глянул на него с удивлением.

– А при чем тут лингвистика?

– Сколько я себя помню, он всегда говорил, что язык – ключ к пониманию человечества. А что толку? С чего он взял, что я пойму человечество, если даже его не могу понять?

– А я бы хотел, чтобы мои родители остались дома. Черт, да кой сдался мне этот диплом?

– Джек, ты чего? У тебя уже есть работа, ты будешь хорошо зарабатывать.

Шеннона уже наняли бухгалтером в одну чикагскую автотранспортную компанию с окладом двести пятьдесят долларов в месяц – сумма по тем временам неслыханная. Когда Инди поинтересовался, как он получил эту работу, Шеннон буркнул что-то насчет «семейных связей».

– У тебя даже останется время играть в клубах, – продолжал Инди. – Эй, ты не забыл, что вечером мы идем в «Королевские сады» на Кинга Оливера? Настоящий новоорлеанский креольский джаз. В общем, все дается тебе в руки само. Чего тебе еще не хватает?

Шеннон молчал, пока они не перешли улицу.

– Ты ведь собираешься играть, разве нет? – спросил Инди, рассматривая проезжающее мимо сверкающее новехонькое авто «Жестянка Лиззи».

– Я заключил сделку.

Инди заметил, как помрачнело лицо приятеля.

– Какую еще сделку?

– Я должен бросить джаз. Такова цена моей работы.

– Бред собачий! Чего это ради?

– Это «несерьезная» музыка, Инди.

Инди знал, что джаз с трудом пробивает себе дорогу. Многие белые считают, что синкопированный такт –