Былое и думы (Часть 7) [Александр Иванович Герцен] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (49) »
Герцен А И Былое и думы (Часть 7)
Герцен А.И. Былое и думы ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ (ВОЛЬНАЯ РУССКАЯ ТИПОГРАФИЯ И "КОЛОКОЛ") <ГЛАВА I>. АПОГЕЙ И ПЕРИГЕЙ. (1858-1862) I ...Часов в десять утра я слышу снизу густой и недовольный голос: - Me дит комса колонель рюс её вуар. - Monsieur ne recoit jamais Ie matin et... - Же пар демен. - Et vorte nom, monsieur... - Mais ву дире колонель рюс1, - и полковник прибавил голосу. Жюль был в великом затруднении. Я спросил сверху, подошедши к лестнице: - Quest ce quil у а? - Се ву? - спросил полковник. - Oui, cest moi2. - Велите, батюшка, пустить. Ваш слуга не пускает. - Сделайте одолжение, взойдите. Несколько рассерженный вид полковника прояснился, и он, вступая вместе со мной в кабинет, вдруг как-то приосанился и сказал: (273) - Полковник такой-то; находясь проездом в Лондоне, поставил за обязанность явиться. Я тотчас почувствовал себя генералом и, указывая на стул, прибавил: - Садитесь. Полковник сел. - Надолго здесь? - До завтрашнего числа-с. - И давно приехали? - Трое суток-с. - Что же так мало погостили? - Видите, здесь без языка-с, оно дико, точно в лесу. Душевно желал вас лично увидеть, благодарить от себя и от многих товарищей. Публикации ваши очень полезны: и правды много, и иногда животы надорвешь. - Чрезвычайно вам благодарен, это - единственная награда на чужбине. И много получают у вас наших изданий? - Много-с... Да ведь сколько и лист-то каждый читают, до дыр-с, до клочий читают и зачитывают, есть охотники - даже переписывают. Соберемся так, иногда, читать, ну и критикуем-с... Вы, надеюсь, позволите с откровенностью военного и искренно уважающего человека? - Сделайте одолжение, нам-то уж не приходится восставать против свободы слова. - Мы так между собою часто говорим; польза большая в ваших обличениях; сами знаете, что скажешь у нас о Сухозанете, примерно, - держи язык за зубами; или вот об Адлерберге? Но, видите, вы давно оставили Россию, вы слишком ее забыли, и нам все кажется, что больно много напираете на крестьянский вопрос... не созрел... - Будто? - Ей, ей-с... Я совершенно согласен с вами, помилуйте, та же душа, образ, подобие божие... и все это, поверьте, теперь видят многие, но торопиться нельзя, преждевременно. - Вы думаете? - Полагаю-с... Ведь наш мужик - страшный лентяй... Он, пожалуй, и добрый малый - но пьяница и лентяй... Освободи его сразу - работать перестанет, полей не засеет, просто с голоду умрет. (274) - Да вам-то что же за забота? Ведь вам, полковник, никто не поручал продовольствие народа русского... Из всех возможных и невозможных возражений полковник наименьше ждал того, которое я ему сделал. - Оно, конечно-с, с одной стороны... - Да вы не бойтесь с другой; ведь не в самом деле он умрет с голоду оттого, что хлеб сеять будет не для барина, а для себя? - Вы меня извините, я счел долгом сказать... Мне кажется, впрочем, я слишком много отнимаю у вас вашего драгоценного времени... Позвольте откланяться. - Покорнейше благодарю за посещение. - Помилуйте, не беспокойтесь, У е мон каб?1 Далеконько живете-с. - Не близко. Я хотел этой великолепной сценой начать эпоху нашего цветения и преуспеяния. Такие и подобные сцены повторялись беспрерывно; ни страшная даль, в которой я жил от Вест-Энда - в Путнее, Фуламе... ни постоянно запертые двери по утрам - ничего не помогало. Мы были в моде. Кого и кого мы ни видали тогда!.. Как многие дорого заплатили бы теперь, чтоб стереть из памяти, если не своей, то людской, свой визит... Но тогда, повторяю, мы были в моде, и в каком-то гиде туристов я был отмечен между достопримечательностями Путнея. Так было от 1857 до 1863, но прежде было не так. По мере того как росла после 1848 и утверждалась реакция в Европе, а Николай свирепел не по дням, а по часам, русские начали избегать меня и побаиваться... К тому же в 1851 стало известно, что я официально отказался ехать в Россию. Путешественников тогда было очень мало. Изредка являлся кто-нибудь из старых знакомых, рассказывал страшные, уму непостижимые вещи, с ужасом говорил о возвращении и исчезал, осматриваясь, нет ли соотечественника. Когда в Ницце ко мне приехал в карете и с лон-лакеем А. И. Сабуров, я сам смотрел на это, как на геройский подвиг. Проезжая тайком Францию в 1852, я в Париже встретил кой-кого из (275) русских, это были последние. В Лондоне не было никого. Проходили недели, месяцы... Ни звука русского, ни русского лица2. Писем ко мне никто не писал. М. С. Щепкин был первый сколько-нибудь близкий человек из дома, с которым я увидался в Лондоне. О свидании с ним я рассказывал в другом месте3. Его приезд был для меня чем-то вроде родительской субботы, мы справляли с ним поминки всему московскому, и самое настроение обоих было какое-то похоронное. Настоящим голубем ковчега с маслиной во рту был не он, а доктор В - ский. Он был первый русский, приехавший к нам после смерти Николая, в Чомле-Лодж в Ричмонде, постоянно удивляясь, что она называется так, а пишется Chol-mondeley Lodge4.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (49) »
Последние комментарии
11 часов 38 минут назад
21 часов 58 минут назад
1 день 10 часов назад
1 день 17 часов назад
1 день 18 часов назад
1 день 19 часов назад