Третья жена [Николай Александрович Лейкин] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Н. А. Лейкин Третья жена
В небольшом деревянном домике одной из улиц, прилегающих к большому проспекту Петербургской стороны, плачет молоденькая, хорошенькая девушка, а окружающие ее родственники ликуют. — Эдакое ведь счастье тебе, Настенька, привалило! Эдакое счастье! — восклицает мать в коричневом шерстяном платье, в кисейном чепце. — Ну, Настасья, сходи ты завтра к Фирсу Миронычу — большой начетчик он — и спроси, каким угодникам бедные невесты должны молиться, — говорит отрепанная тетенька с подвязанной скулой, — потому так оставить нельзя, а то могут они и другие мысли в голову ему вложить. Шутка! Эдакий богатеющий купец! Ведь у него тринадцать кабаков одних, окромя лабазов и мелочных лавочек! Старичок отец с необычайно красным, гладко бритым лицом совсем растерялся от радости. Ради торжественности он «преобразился» из своего вечного рваного халата в старый вицмундир с голубенькой ленточкой в петлице, надев его на гороховые брюки, и бормочет жене: — Прасковья Кузьминишна! Возьми ты сейчас свой беличий салоп и тащи к жиду! А на обратном пути, во-первых, четвертную крымской, потом миног, полкоробки сардинок да не худо бы бутылку рому. Купцы любят. — Ничего не надо! Ни чуточки не надо! — откликается повязанная шелковой косынкой сваха. — Все до капельки сам с молодцами вам пришлет: и фрукты, и ведро водки из собственного кабака, и вино, и закуски разные. Спрашивал даже меня: не надо ли им грешневой крупы? — Да где он ее видел-то? — приставали к ней родственники. — Я… все я… Помните, на Смоленском-то кладбище на могилке сидели? Ну, вот и он тут был. У него там две жены похоронены. Я ему и указала на Настеньку. Увидал — и распалился. Наутро за мной шлет. Первая, говорит, у меня жена была в телесах и мелкая, вторая крупная, а теперь маленькую и субтильную хочу — сватай. Только из-за непочтения сыновей и женится, а то при таких деньгах мог бы и в подержание себе субтильную сыскать. — Здесь чиновник Чободыркин живет? — вопрошает в сенях молодец с корзинкой вина на голове и, получив утвердительный ответ, говорит:- Получайте от купца Огузкина! Сзади его мальчишка держит в объятиях ведерную бутыль. — Вот уж щедроты так щедроты! — торжествует отец, принимая пойло. — И все это сыновьям в пику, — продолжает сваха. — Я, говорит, ей кровать с музыкой куплю и бархатный балдахин сверху поставлю! Мне, говорит, главное, субтильность в ней нравится. Сами знаете, тела-то молодые любят, но старичку тоненькая девушка всегда пригляднее, — прибавляет она. — Настенька, знаешь что, друг любезный: надень ты барежевое платье с голенькой шейкой, — советует мать. — А то что за охота в этой удавке?.. А девушка между тем плачет да плачет. — Настасья! Ты это что глаза портишь? — кричит на нее отец. — Я ведь из веника и прутьев понадергаю, не посмотрю, что тебе семнадцатый год. Вспомню и старину. Чтоб живо веселые улыбки и игра глаз! А в прихожей опять возглас: — Получите из овощенной лавки! Купец Огузков прислал. — Да одевайся же, тебе говорят! — топает на дочь мать. — А вот мы с нее сами это платьишко сдернем и открытое наденем! — угрожает тетка. — Послушай, Андревна, ты не сказала ему, что есть, мол, у невесты тетка, бедная вдова двенадцатого класса? — обращается она к свахе. — Нет, не сказала. А только обещал всех одарить. Удивлю, говорит, мир и все мне в ноги кланяться будут. — Напомни ему, голубушка, чтоб черное гроденапливое платье и куний воротник, а я тебя кофейком попою. Да не осталась ли у него перина после покойницы жены? — Перина нам-с, а не вам! Мы отцы с матерью, мы ее родили, а не вы! — огрызаются родители. — Ах, Боже мой! Вы родили, а я грамоте учила. Нет, ты скажи, чтоб мне перину… — Скажу, скажу, родные! У него этих перин до десятка будет. — Примите из лабаза разные разности! — снова слышен голос в кухне. — От купца Огузкова. Тише, тут бутыль керосину. Все выскакивают в кухню. — Скоро сам-то? — Следом. Сел в пролетку и поехал в кондитерскую, — отвечает молодец. — Ах, Боже мой! Марфа, ставь самовар! Настасья! Да что ж ты в самом деле идолом сидишь! Тащите ее! — суетятся родственники. Мать и тетка хватают девушку за руки и тащат в другую комнату. Сваха расстегивает у ней лиф платья. Отец бросается вынимать из корзин съедобное. — Ах, живодеры! живодеры! — вопиет в дверях кухарка. — Да ведь он двух жен-то поедом съел, живьем в гроб вколотил! — Так что ж, что вколотил? А теперь она его вколотит. Немного уж ему жить-то осталось, — выскакивает к кухарке сваха. — Ему доктор такой куплет сказал, что как только его рассердить хорошенько, то так он, как сноп, и свалится. У него невриз в голове. Из другой комнаты слышатся рыдания дочери и громкий возглас матери: — Андревна, родная! Напомни ему ужо, что у отца-то шубы нет. — Да ведь он зверь лютый! Он второй-то жене, сказывают, десятифунтовой гирей голову проломил и тысячу рублей доктору дал, чтоб тот сказал, что скоропостижно!.. — вопит кухарка. — Ну, так что ж, что второй жене проломил! — откликается сваха. — А третьей не проломит. Да пойми ты, дура, что он на Настеньке из-за скоропалительной любви жениться хочет, и опять же чтобы сыновьям назло, а прежде на капиталах женился. Ну, убьет он ее… Какая ему польза? Ведь это третья жена будет. На четвертой жениться ему не позволят. — Верно, Андревна, верно! — одобряет ее отец, роющийся в корзинах. — Помоги-ко мне бутылки-то раскупорить. — Андревна! Смотри за ним, чтоб он до жениха-то не нализался! — опять доносится из другой комнаты голос матери. Невесту буквально втащили и пихнули на диван. Декольтированное платье надето было кое-как. Она была бледна, как полотно, глядела бессмысленно, не плакала уже более, а только как-то судорожно подергивалась. — Не послать ли к девицам Окуркиным за румянами? — говорила тетка. — Подрумянить бы ее, а то бледна очень. — Не надо, не надо, родные! — крикнула сваха. — Он бледность любит. Бледностью-то только и прельстился. Первые-то у него жены были румяны, так теперь для перемены на бледность мода. В это время у дома остановилась пролетка. С нее слезал седой старик. — Приехал! Приехал! — завопил весь чиновничий дом и бросился в кухню. Там в дверях стоял уже жених, держал в руках громаднейший бумажник, и, вынув оттуда трехрублевую бумажку, «серебрил» кухарку, суя бумажку ей в руки. — Благодетель! — взвыла та и прилипла к руке губами. К старику подскочил отец невесты, поцеловал его в плечо и начал стаскивать с него пальто. — Будущий тестюшка? — спросил тот. — Точно так-с. — В таком разе в губы… — Пожалуйте! Пожалуйте в комнаты! На пороге-то нехорошо! — кричали женщины. Старик жених вошел в комнату и набожно начал креститься на образа. Невеста лежала на диване в обмороке.1906
Последние комментарии
4 часов 59 минут назад
15 часов 19 минут назад
1 день 3 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 13 часов назад