Иной взгляд: Бескровная жертва (СИ) [Дарья Веймар] (fb2) читать постранично

========== Глава 1. Перемены ==========

Отец умер внезапно. Я не успела испугаться, как он захрипел и упал головой в жаркое. Мать сильно побледнела, вскочила и постаралась его приподнять. Лицо папы побагровело, и мне стало страшно, когда смотрела на него, а тем временем по его щекам стекала подлива.

Вокруг хлопотали горничные привлечённые шумом, пальцы нашего лакея дрожали, когда он расстёгивал манишку хозяина. Отца уложили на диван, а мама морщилась и потирала висок, другой рукой стирала салфеткой соус, испачкавший ее платье.

Меня затрясло, но слез не было, просто в груди все сжалось в комок, и все. Дыхание папы стало прерывистым, я хотела подойти к нему, но мама приказала увести меня. Горничная дала какие-то капли и стакан, и мы шли по лестнице, когда приехал доктор. Вместе с ним был и священник. От неожиданности, увидев чёрную сутану, я вздрогнула и расплескала воду. Фрейлейн настойчиво вцепилась в мои плечи, уводя меня наверх.

Через час все было кончено. Мы стояли в зале замка, а отец лежал на столе, около него горела свеча. Мать, одетая в чёрное, беззвучно рыдала, но глаза ее были сухи. Снова к моему сердцу подкатила волна страха: я все поняла. Похороны прошли тихо, на них никто не присутствовал, кроме нас с мамой. Закрытый гроб погрузился в могилу, а через месяц все забыли о бароне фон Ромфеле. Мать не приглашала родственников, чему я была рада и прекрасно понимала ее.

Прошёл год. Неожиданно, словно тараканы из щелей, вылезли кредиторы и обманутые картёжники. Мать ходила раздражённой и рано ложилась спать, ссылаясь на мигрень. В замок постепенно прокралась бедность. Я начала стыдиться своих платьев и потускневших украшений. Но если б знала, что меня ждёт дальше, то ни за что бы не стала жаловаться на скудность гардероба.

***

— Я решила вернуться в Дарье в Затонск, — мама поправила волосы и улыбнулась.

— Почему? Разве нам плохо в Вене? — изумилась я.

— Ты знаешь, отец оставил нам только долги. А замок уже заложен. Скоро нам негде будет жить, пойми это, Каролина. Я приказала собирать багаж, через два часа мы уезжаем.

Мне пришлось вернуться в комнату, но вещи вываливались из рук, поэтому, наказав горничной упаковать чемодан, подошла к окну. По карнизу ходила бродячая кошка. Откинув голову назад и прищурившись, я смотрела, как осторожные серые лапы подцепили листок. Кленовый лист перевернулся и, покачиваясь, полетел вниз. На булыжник.

Я вздрогнула и отвернулась. На стене висел плохой портрет отца.

— Да, папа, вот так и моя жизнь рухнула. Рухнула в пропасть, — немного помолчала. — Мама намерена отправиться в Россию.

Навалилась тоска, глухая и холодная, как зимний ветер. Часы глухо отбили десять ударов. В сердце царила пустота, которая постепенно вытесняла тоску по убитому. Мои пальцы тряслись, когда взяла со столика медальон, замочек не желал застёгиваться. Подбородок задрожал, а в уголках глаз набежали слезинки.

— Каролина, мы можем опоздать на вокзал, — устало заметила вошедшая мама. Я обернулась к ней и лишь сухо кивнула, оправляя замявшиеся кружева платья.

— Не сердись, уверена, что тебе понравится усадьба. Она лучше, чем замок.

Конечно, страдающий угрызением совести будет бежать, куда угодно, лишь бы уйти. Наш многочисленный багаж конюхи вязали к задку кареты, а я, чтобы не расплакаться на глазах у всех, быстро нырнула в глубину экипажа, в алое царство бархата и лаковой кожи. На другой стороне дороги рос старый дуб. Бронзовые листья кое-где кучками сидели на ветвях. По словам гувернантки, под ним в детстве я училась ходить и собирала жёлуди. Этого я сама не помнила, часто читала под дубом или бегала с легавой вокруг корявого, шершавого ствола. Теперь он, растрёпанный дождями и ветром, провожал меня в далёкий путь.

Мама раскрыла веер, впереди за стенкой застучали копыта, и защёлкал кнут. Пейзаж за окном ожил, медленно уходя назад, а я наблюдала за дубом, прижавшись к стеклу. Оно приятно холодило лоб. Незаметно пришёл сон.

Перед глазами мелькнули кованые решётки вокзала. Увы, наглотавшись пыли в карете и слегка помятые толпой, мы шли чуть ли не в самый конец длинной вереницы вагонов. Где-то вдалеке прозвучал колокол, и все сразу засуетилось.

— Пятьсот лет назад…- услышала я и, не таясь, скривилась. Этой историей мать тешилась, лелеяла ее, вот и сейчас рассказывала ее какой-то пожилой фрау. Каждый австрийский крестьянин знал эту сказку в мельчайших подробностях, но мама… Уж соседи за глаза называют нас, баронов фон Ромфель, слабоумными! Несчастная старушка внимательно склонилась к собеседнице, а я, извинившись, встала и вышла в коридор вагона. Но вскоре однообразные пейзажи наскучили. Всматриваясь в своё лицо, ставшее более худым и грустным, заметила, что волосы лежат патлами, и решила их остричь.