Спящий [Мэри Андерсон] (fb2) читать постранично, страница - 2

спустя, придя с ремонта забора, я обнаружил, что пожилая женщина сидит в кресле-качалке в своей спальне. Подушка лежала на полу. Покрывало лежало у ее ног, как будто она билась в судорогах. Но ее лицо было спокойным, глаза открыты, губы разошлись, готовые заговорить.

Кресло покачивалось, ударяясь спинкой об стену, но бабушка Тея никак не реагировала.

— Лоррейн? — Я придвинулся ближе. — Я починил этот дурацкий забор.

Ее глаза продолжали смотреть в потолок. Ее губы не двигались. Кресло продолжало раскачиваться, ударяясь о стену. Снова и снова.

— Она на небесах, — раздался голос у меня за спиной.

Я вздрогнул и обернулся. В дверном проеме стоял Тай и улыбался.

После похорон Тэй ударил битой по нашему телевизору, когда узнал, что мы не переедем в фермерский дом.

— Прости, папа, — всхлипывал он, когда мы стояли перед разбитым телевизором, мое горло все еще болело от моих криков, мои кулаки все еще пульсировали от усилий, которые требовались, чтобы держать их подальше от сына.

— Просто я так злюсь, что Бог забрал у меня бабушку. Я так скучаю по ней, папочка.

В его мягких карих глазах блестели яркие, как бриллианты, слезы. Мой гнев, мои страшные подозрения улетучились, как воздух из воздушного шарика, оставив мне только сочувствие и любовь. И стыд. Врач Лоррейн бросил на нее беглый взгляд и отпустил тело прямо в похоронное бюро.

— Это был лишь вопрос времени, — сказал он. — У Лоррейн было плохое сердце.

Мой маленький мальчик без близких. Мой прекрасный грустный мальчик. У него есть только я. Несовершенный, позорный я. Еще была бабушка, но она была старой женщиной с больным сердцем, которая мирно скончалась во сне.

Если бы мы все могли пройти этот путь.

Мои кулаки разжались. Я раскрыл руки. Я обнял своего сына, когда он зарыдал у моего сердца.

***

Дождь прекращается. Тэй выключает дворники. Автомобильные фары вырезают луч яркого света, показывая только шоссе, исчезающее в темноте.

— Возможно, тебе стоит снова начать ходить на мои игры, папа. — Тэй улыбается. Он не смотрит на меня. Он внимательно следит за дорогой.

— Э-это плохие новости, Тэй? Для меня это звучит как хорошая новость, приятель! Что происходит?

— Я, наверное, буду получать больше игрового времени. — Тей смеется. — Намного больше игрового времени.

— Вау! Это... это же здорово! Я горжусь тобой, сынок. Значит, тренер наконец-то увидел, насколько ты хорош? Что случилось, что ты встал со скамейки запасных?

— Ну, а вот это уже плохая новость.

Во рту пересохло. Я жду. Молчу и терпеливо слушаю.

— Беннетт упал с лестницы в школе несколько дней назад. У него сломана рука. И возможно, небольшое сотрясение мозга.

— Небольшое?

— Я не доктор. Может, и не совсем небольшое.

Беннетт — главный бэттер команды и стартовый центральный полевой игрок. Центр поля — это позиция Тэя.

— Он говорит, что кто-то толкнул его сзади. Представляешь?!

Я открываю рот, но из него ничего не выходит. Я едва могу дышать.

— А сегодня я услышал, что он может быть парализован от пояса вниз.

Я задыхаюсь.

— Да, это отстой. Парень даже упасть правильно не может.

— Господи, Тэй. — Мой голос надломился.

— Это жизнь, папа. — сын вздыхает, — Я быстро.

Мы заезжаем на площадку перед дешевым мотелем. Я жду в машине. Тэй выходит и идет на встречу со своими друзьями, но обещает скоро вернуться. Я чувствую себя парализованным. Только мое сердце продолжает двигаться. Оно бешено бьется в ребра.

Через неделю Тею исполнится шестнадцать лет. 20 апреля. День, когда он родился, был днем, когда случился "Колумбайн", когда два мальчика убили учителя и двенадцать учеников в своей средней школе. В больничной палате я сидел в длинном кресле, прижимая к себе новорожденного сына, рядом с кроватью, на которой спала моя жена, которой дали успокоительное, и наблюдал за ужасом по телевизору, установленному на противоположной стене. Новоиспеченная мама на другой кровати попросила меня выключить телевизор.

— Как мы можем защитить наших детей от этого? — спросила она. — От других детей, которые убивают?

Я ничего не ответил.

Я посмотрел на свою спящую жену, которая во время беременности не прекращала пить водку и нюхать кокаин, только прятала их получше. Когда я нашел ее тайник, она была на восьмом месяце.

***

По радио играют три длинные песни в стиле кантри, прежде чем Тэй наконец выходит из здания, спотыкаясь и покачиваясь. Очевидно, я тоже не нашел весь тайник Тэя.

— Я поведу, — говорю я ему. — Я вижу ты совсем уставший.

Вернувшись на шоссе, Тэй опускается на пассажирское сиденье и закрывает глаза.

— Итак, кто толкнул Беннета, как ты думаешь? — И снова мой голос сух.

— Я так устаю, папа, — отвечает Тэй, — следя за собой. Я чувствую себя развалиной, которую посещают только туристы.

Папа. Это игра. Я знаю, что это игра. Но от этого слова у меня все равно на глаза наворачиваются слезы.

— Туристы? — Я заставляю себя хихикать,