Чужая. На пороге соблазна [Лана Муар] (fb2) читать постранично, страница - 99

секунду долбил кулаком в дверь сорок четвертой квартиры, сопровождая это требованием: — Открывай, блядь! Сколько можно топить?!

— Ты кто такой? Пиздюлей выписать? — прозвучал мужской голос. — Я всех соседей знаю.

Лязганье замка и гул в висках.

Распахнувшаяся дверь и самодовольная улыбочка на лице после вопроса:

— Сам уйдешь или помочь?

Мелькнувшее на подкорке: «Убью!», а дальше щелчок, сорвавший тормоза.

Удар. Второй. Третий.

Кто-то истерично визжал, пытаясь оттащить меня, но я вколачивал кулак в лицо ублюдка, стирая с него ухмылочку.

Чьи-то руки и ногти.

Отмахнуться, чтобы после впечатать по морде ублюдка ещё пару раз.

Мало!

Новый удар. Хруст сломанной кости. Кровавое месиво вместо лица.

Но мне все ещё мало.

— Убери его, дрянь!

— Сима!

— Убери-и-и! — визг, а за ним вновь прозвучавшее:

— Сима! Собирай вещи!

Вещи. Увезти. Сестра Резкой.

Отрезвляющая вспышка и сразу же новая — уже ярости. Ведь ублюдок мог не ограничиться Амели и распускать руки дальше.

Удар.

Клокочущее бульканье и где-то на фоне визгливые угрозы:

— Только попробуй ее увезти! Я подам на тебя в суд за кражу ребенка!

— В суд? В суд?! Где ты была с судом, когда я пришла к тебе и все рассказала? Где?!

Ещё удар.

Обернувшись на срывающуюся в истерику Амели, я перевел взгляд на бесчувственное тело и свои окровавленные руки. Вытер их о майку ублюдка и направился в комнату, где Резкая закрывала собой от наседающей на нее матери девчушку с небольшой сумкой.

— Ты, — рявкнул я привлекая внимание женщины и, когда она обернулась, оскалился: — Либо отойдешь сама, либо тебя отодвину я.

— Да кто ты такой?! — завизжала она и поперхнулась, услышав мое обещание:

— Тот, кто создаст тебе и твоему ублюдку-хахалю проблемы. — Глянув на Амели, я взглядом показал ей идти к дверям, а сам шагнул наперерез женщине, решившей вцепиться в руку младшей дочери. — Не стоит усугублять. Документы взяла, Амели? — спросил, прожигая дыру в ее матери. — Свидетельство, полис, паспорт?

— Да.

— Богом клянусь, если Сима сейчас уйдет… — прошипела мать Резкой. — Я тебя не пожалею, а этого… — глянула на меня и сорвалась в визг: — Засужу за побои!

— Я убью тебя, если приблизишься к нам! — пригрозила Амели.

— Что?! Как ты смеешь говорить такое матери?! Я тебя, дрянь, вырастила, ночами не спала!

— Ты мне не мать, — убийственно тихо ответила Амели. Тронула меня за руку, намекая уходить, и попросила: — Никита, увези нас.

Я не меньше Резкой хотел свалить из Краснодара. Поэтому, выходя из дома, предупредил:

— Бензина хватит, чтобы доехать до Ростова без остановок. Я за руль. И это не обсуждается.

— Хорошо, — без пререканий согласилась Резкая. Бросила тревожный взгляд на мои руки и негромко произнесла: — Надо обработать. На выезде из города есть круглосуточный…

— Давай я сам разберусь, что и когда? — оборвал я неуместный сейчас порыв заботы, а затем, придержав Амели за руку, выдохнул и негромко произнес: — Извини. Я не…

Договорить, что никогда в жизни не позволил бы себе лезть с поцелуями, знай я, что случилось с Резкой, у меня не получилось. Слова будто встали поперек горла, перекрывая доступ кислорода, и я дёрнул подбородком в сторону машины, сказав не то, что собирался:

— Я не хотел на тебе срываться. Поехали.

Стиснув зубы, я устроился за рулём, и сразу же, как услышал щелчки пристегнутых девушками ремней безопасности, с визгом покрышек сорвал Кошака с места. А затем погнал машину в сторону выезда из города, проклиная себя за трусость.

Левый ряд платной трассы.

Скорость на грани нарушения.

Я гнал в Ростов, стараясь не слушать, о чем разговаривают Амели и Сима, но все же вслушивался в их разговор.

Чтобы не спрашивать у девчонки то, о чем она никогда не скажет первому встречному.

Чтобы услышать, что ублюдок, которого притащила в дом мать девчонок, ничего не сделал с сестрой Резкой, и успокоиться хотя бы в этом.

В остальном… Я не представлял, как извиняться перед Амели. И получится ли объяснить ей, что не знал и даже не мог представить, что творю.

Не оправдание.

А нужно ли мне оправдание? Что изменится, если Резкая скажет: «Прощаю»? Я себя прощу? Выдохну, успокоюсь и забуду всё, как страшный сон?

Нет, не получится. Ровно так же, как не получается представить, что мать Резкой жила с тем, кто домогался до ее детей. И защищала его, а не их.

— Кто это был? Отчим? — не выдержав, спросил я и чудом удержал руль, когда услышал глухой ответ Амели:

— Не отчим. Отец.

Конец первого тома