Новый мир, 2006 № 05 [Иван Алексеевич Бунин] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Сейчас батей уравновесим! Задвинул его. Автомобиль выпрямился.

— Веревку лови! — скомандовал Кузе. Не дать, главное, ему опомниться.

Прикрутил узлы к багажнику. С Нонной залезли на заднее сиденье.

— Вперед!

Кузя, испуганно озираясь, выруливал со двора. Кругом кишел малый и средний бизнес — ящики, коробки, фургоны. А когда-то был красивейший двор!

— Батю своего придерживай! Падает! — процедил Кузя сквозь зубы. И это представитель одного из прогрессивных течений нашей политики! Где же сострадание к ближним?

— Слушаюсь! — откликнулся я. Излучать уверенность во всех направлениях — моя обязанность. Мне бы кто уверенности одолжил! Я вытянул из джинсов ремень, закинул бате на грудь, пристегнул к сиденью.

— Как-то ты жестко, — пробормотал Кузя. Вот оно, сострадание.

— Рули!

Мы выехали на шикарный Невский, слегка подпортив пейзаж. Ничего! Перебьются! Перелетели Неву. Отец вдруг вышел из глубокой задумчивости, повернулся и произнес, стеснительно улыбаясь:

— Слушай… надо бы вернуться.

— Что забыли?! — рявкнул я.

— “Всемирную историю”! — совсем уже стеснительно произнес он.

— Двадцать восемь томов? — воскликнул я.

Кузя в ужасе заюлил рулем и чуть не съехал в реку. Двадцать восемь томов расплющили бы его коробочку! Отец писал капитальный труд — “Историю селекции с древнейших времен”, и “Всемирная история” ему, конечно, была нужна… но возвращаться — плохая примета. Тем более я и не собирался эту “Историю” брать.

— Пря-ма! — я Кузе сказал, а отцу ласково объяснил: — Отдыхать едем.

2

Отдых начался своеобразно. У Разлива шоссе ремонтировалось. Мы телепались по узкой объездной дороге в облаке дыма и пыли. Вначале отец вроде бы поперхнулся, закашлялся, потом стал хрипеть.

— Сворачивай! — Я ухватил Кузю за плечо.

— Куда?

— В улицы давай!

Боюсь, что Кузя в последний раз меня перевозит.

Я видел в зеркале, что глаза отца вылезли, обычно ласковое, насмешливое выражение исчезло, появилась какая-то муть.

— В больницу рули! Вот сюда, налево.

Пятнистый охранник — уже и в больницах зачем-то охранники! — сначала нас даже не пускал, отмахивался. Потом, пригнувшись, увидел отца и взмахнул шлагбаумом.

Просто райский сад какой-то, а не больница! Вот здесь и отдохнем.

У приемного покоя я схватил каталку, пустил ее по пандусу. Взгромоздил на нее отца. Колесики встали поперек. Пришлось нагибаться, поправлять. Въехали. Глаза отца закрыты, распахнут рот. Кадык его прыгнул: сглотнул. Нагретая солнцем большая комната.

— С чем пожаловали? — бодро встретил нас лысый доктор.

— Вот… отец.

— Да, да… И что вы хотите?

— Но он, по-моему…

Врач потрогал его шею.

— Жив! — сообщил он.

— И… что?

— Все! А что вы хотите? Сколько ему?

— Девяносто четыре.

— Прекрасно! Но что вы хотите от нас? Мы можем только восхищение свое выразить. Он у вас богатырь!

— Так не хотите… богатыря?

— Не! — весело воскликнул тот. — Вы куда, вообще, направлялись с ним?

— На дачу.

— Прекрасно!

— А больница?

— Скажите, мы раньше с вами не виделись? — вдруг произнес он.

— Да какое это имеет значение?! — вспылил я.

Доктор вздохнул: приятной беседы не получалось.

— Он что принимает у вас?

Я достал из отцовских шаровар упаковку, показал.

— М-м-м. Это, пожалуй, слишком сильно — по половинке лучше.

Веки отца дрогнули. Услышал что-то?

— Богатырь! — снова восхищенно воскликнул доктор.

Это счастье в приемном покое уже начинало меня утомлять. Уборщица, что терла пол мокрой тряпкой, внесла ясность.

— За восемьдесят лет они не берут — запрещают им. Раньше в Зеленогорске хоть принимали, а теперь закрыли и там.

Богатырей старше восьмидесяти не берут. А хилых — тем более!

— Вот и глазки открыли! — умилился эскулап.

Отец внимательно смотрел на него, словно изучая. Потом, чем-то удовлетворенный, закрыл глаза. Наш хозяин, видимо, перепугался: как бы не навеки закрыл.

— Так что давайте его в машинку вернем, — улыбнулся он виновато.

Все-таки, наверное, такой врач лучше, чем никакой? Слабое утешение. Главное, что и мне никак не содрать сладкой улыбки. С таким радостным хамством бороться трудней.

— Валерий… — просипел батя.

— Что, отец?

— Едем домой.

И тут еще бузит! В приемном покое!

— На дачу, отец.

— Ну, я вижу, у вас еще есть о чем поспорить, — заспешил доктор. — Очень было приятно, поверьте. И запомните: уже можно по половинке! — как большую радость напомнил он.

— Вы гений, — на прощание сказал ему я.

Так. Одно важное дело сделали: с медициной покончили. Отца заносило на поворотах, но, как только что нам было указано, это лишь наши проблемы!

— Стоп.

Я вылез из машины, не разгибаясь, отпахнул низкие ворота, которые