Corpus [Жан-Люк Нанси] (doc) читать постранично, страница - 25

символизациях тела, тело всегда структурировано как возвращение к смыслу. Воплощение структурировано как декорпорация.
Вот таким способом, сообразно этой структуре или этому (со)стоянию, тело означающее не перестает себя выстраивать. Оно - инстанция противо-
98
речия par excellence. Или, скорее, так: через него и в нем существует всякое значение (например, телесность языка), значение располагается в его пределах, имея достоинство, равное одному лишь пещерному мраку, и, наконец, как всякий знак вообще, тело означающее образует преграду для смысла. Или, по-другому выражаясь, именно с него и начинается всякое значение, именно его на самом деле и толкует смысл, но тогда его собственное место "тела" становится более чем сокровенным местом бестелесной свойственности. Как бы то ни было, тело готовит себе ловушку из знака и смысла - и всеми своими частями в нее попадает. Если оно - знак, то оно не может быть смыслом: ему, следовательно, нужны душа или дух, которые были бы настоящим "телом смысла". Если тело - смысл, то тогда это не поддающийся расшифровке смысл его же собственного знака (мистерийное тело, то есть снова "душа" или "дух").
Тело означающее - весь корпус философских, теологических, психоаналитических и семиологиче-ских тел - воплощает лишь одно: абсолютное противоречие невозможности быть телом, не будучи при этом телом некоего духа, который его дезынкорпори-рует, то есть отторгает.
То же самое - не менее наглядно - демонстрирует литература. Поддавшись искушению, можно было бы
99
сказать, что если философия никогда не знала тела (отличного от духа), то в литературе, напротив, нет ничего, кроме тел (что можно утверждать и об искусстве в целом). Однако литература - по крайней мере та интерпретация литературы (и искусства), согласно которой она уже есть воплощенная философия..., - являет нам одно из трех. Либо вымысел, игру представлений, что, безусловно, трогает (страх и сострадание, смех и мимика), но сама эта трогательность признается мнимой, защищенной, отдаленной, короче говоря, "духовной" (настоящую проблему касания и в целом литературной и художественной чувственности, настоящую проблему эстетики еще предстоит в полной мере поставить - или чуть ли не так, - поскольку тела являются прежде всего означающими). Либо неистощимые ресурсы тел, самих по себе переполненных значениями, создаваемых единственно с тем, чтобы значить (словно из-за переизбытка философского рвения...): не говоря уже о телах Дон Кихота и Квазимодо, а также обо всех телах Бальзака, Золя и Пруста, есть ли вообще в литературе тела, которые не превращались бы в знаки? (Там, где таковые существуют, - и к этому я еще вернусь - мы покидаем пределы "литературы".) Либо, наконец, само производство (творение?) литературы, предлагающей себя лично и в полном объеме (en corps) (воспоминания, фрагменты, автобиография, теория), литературы непринужденной и натянутой, сверх-означающей - подобно тому
100
как "бьющееся в судорогах (наслаждающееся) тело" писателя 44 пишет рукой самого же писателя (вспомним Ролана Барта), - отчаянно вырабатывающей значения вплоть до их полной утраты и все же продолжающей их порождать.
Если и существует нечто иное, иное тело литературы по сравнению с этим означаемым/означающим телом, то, не образуя ни знака, ни смысла, оно не будет даже написано. Оно окажется письмом, если "письмо" указывает на то, что уклоняется от означивания и что в результате выписывается. Выписывание производится игрой не-значащего опространст-вования, когда слова, всякий раз заново, отделяются от смысла и отдаются во власть их протяженности. Слово, пока оно не поглощено без остатка каким-нибудь смыслом, остается в своей основе протяженным, находясь между другими словами, стремясь к ним прикоснуться, но при этом не присоединяясь к ним - а это и есть язык как тело.
Последнее допущение тела означающего - политическое. "Политическое тело" - тавтология или, во всяком случае, очевидный факт для всей традиции в целом, какие бы разнообразные формы оно ни принимало. Политическое основание покоится на абсолютном круговращении значений: сообщество располагает телом в качестве смысла, а тело - сообществом в качестве смысла. Следовательно, тело
101
располагает сообществом - его учреждением - в качестве знака, а сообщество располагает телом - телом короля или ассамблеи - в качестве знака. Таким образом, бесконечным пред-положением оказывается тело-сообщество, имеющее двоякое значение. С одной стороны, в целом смысл тела состоит в его органической близости самому себе, в его ощущаться и прикасать-ся, связанных с субъектом (res inextensa"): иначе говоря, смысл тела - в ощущении, полностью и абсолютно. Соответственно с другой стороны, индивидуированные тела сопринадлежат друг другу в общем теле, чья субстанция (опять же res inextensa) создает основу для разоблачения политической тайны. (Иными словами, при политическом режиме смысла нет никакой res extensa, никакого пространства для бъпь-между-нами или для быть-со-в-местно - и никакого пространства