Приднестровский беспредел [Валерий Юрьевич Примост] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Михиного спутника.

Тот коротко хохотнул и хлопнул Миху по плечу: садись, мол, парень, не на приеме. Миха немедленно упал под окно напротив дедушки.

— Принимай подкрепление, Гнатович. — сказал мужик, разливая водку по стопкам.

— Що це за один, Тарасе? — спросил Гнатович.

— Пока не знаю. Думаю, после первой разберемся, — жизнерадостно ответил мужик, шаря по столу. — Еда-то осталась еще? Где «Завтрак туриста», где карп в томатном соусе? Уже все попрятал? Доставай. Давай хлеб порежу.

— Та він вже різаный, — проворчал Гнатович, шурша целлофановыми кульками. — Ты ба, засмыкався, як воша на пательні…

— Домой едем, — сообщил Михе мужик, торопливо вскрывая консервную банку. — Из командировки.

— А-а, — неопределенно протянул Миха, с трудом сглатывая слюну. — Но вы, того, мужики…

— Чего?

— Может, не надо?

— Чего не надо? — раскладывая на столике помидоры, спросил мужик.

— Ну… неудобно. Кто я вам такой?..

— Ты краще, той, хлопче, — перебил его Гнатович, — якщо вже рота розкрив, то закинь туды коропа, чи що… І тобі приємно, і в нас вуха не болітимуть…

Набив рот карпом в томатном соусе, Миха почувствовал, что ничего более вкусного в жизни своей не ел.

— Мы паркетчики, — объяснял мужик, пододвигая поближе к Михе разные вкусности. — Работали в одном министерстве, теперь домой едем…

— А-а, — тянул Миха, не переставая ожесточенно работать челюстями.

— Знаешь, пахали с утра до вечера две недели как негры…

— А-а…

— А дома жены, дети… Кормить-то надо…

— А-а…

— Это все Гнатович меня научил… Таких мастеров больше нету, ей-богу…

Потом они выпили раз, другой. («Как зовут-то тебя? Миша?! Будь здоров, Миша!») Потом Гнатович достал еще бутылку. Речь Тараса текла плавно и неспешно, изредка прерываясь язвительными замечаниями Гнатовича.

После очередной порции Тарас внимательно посмотрел на Миху и сказал:

— А ты?

— Я… — Миха попытался сосредоточиться. — А что я? — тело было ватным, глаза слипались. Водка здорово ударила в голову.

— Ты — кто? Куда едешь?.. Если не секрет, конечно…

— Кто? Да, наверное, никто… — пробормотал Миха и, подумав, добавил: — Распиздяй, вот кто… А еду… Для начала в Рыбницу, а там — как Бог даст…

— В Рыбницу? — изумился Тарас. — Так это ж Приднестровье.

— Точно, — кивнул Миха. — Приднестровье.

— Так там же война!..

— Не может быть, — без тени удивления в голосе произнес Миха.

— Точно война!

— Вот незадача… — он сделал попытку пожать плечами. — А знаешь, это, наверное, к лучшему, что война…

— Постой, как это лучше?…

— Та відчепися ты від хлопця, Тарасе, — остановил напарника Гнатович. — Хіба то твоі справы? Іде та й іде собі…

Автопилот сломался. Михе вдруг ужасно захотелось расплакаться, обнять Тараса за плечи и всё, все ему рассказать… «Проклятая водка…»

Повисло неудобное молчание.

— Ладно, мужики, спасибо вам за все, — пробормотал Миха, героическим усилием отрывая тело от полки. — Пойду я.

— Куда?

— На свое стоячее место…

— Да погоди, куда ты пойдешь, брат! Ты вон на йогах не стоишь…

Миха отрицательно покачал головой.

— Я же заяц, мне там нужно…

— Да у нас в купе два свободных места!..

— А проводница?

— Тарасе, вы б сходылы з хлопцем, трохы потруілыся своімы цигарками… — неожиданно вмешался Гнатович. — А потім повертайтеся. Бо час спаты давно.

— А проводница? — повторил Миха.

— Та я це владнаю, — отмахнулся Гнатович. — Йдіть.

— Ну ладно, идем, — заторопился Тарас. — Идем. Гнатович сам здесь разберется. Они вышли в тамбур и закурили.

— Ты ведь воевать едешь, да? — недоверчиво спросил Тарас, заглядывая Михе в глаза. — И что, в живых людей стрелять будешь? По собственной воле?

— Послушай, Тарас, ты в Бога веришь? — негромко выдавил Миха, не желая говорить, но понимая, что промолчать уже не удастся.

— А то!.. — хмыкнул Тарас. — Я ж не комуняка.

— Так вот, я — мерзкий жидовский ублюдок, понимаешь?.. — грубо отчеканил Миха и покачал головой.

— Я… — он попытался сдержаться, перетерпеть, но не смог.

Все то больное, тяжелое, что носил в себе так давно, неудержимо рвалось наружу.

— Уже больше двух лет у меня ничего и никого нет, понимаешь?.. Я совсем один… — он махнул рукой.

— Вот ты говорил, родители, семья, дети… А я вообще один! Боже, какой шиздец! — он уже кричал. — Я хочу подохнуть, понимаешь?! Сдохнуть, как собака, под забором! Мне осточертел этот мир, осточертела эта жизнь, я ненавижу это все, и себя, ублюдка, у которого не хватает смелости порезать себе вены!.. Боже мой! Господи, ну почему, почему ты держишь меня здесь, в этом млядском теле, что я такое натворил, что ты так наказываешь меня!.. — он дико орал, не слыша себя, не замечая перепуганной физиономии Тараса напротив, обхватив себя руками, он бился головой об переборку и не ощущал боли. — Да, я хочу сдохнуть, я молю Бога, чтоб кто-нибудь влепил мне в лоб из ствола, я не хочу больше