Серебряные фонтаны [Биверли Хьюздон] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Биверли Хьюздон Серебряные фонтаны

Зачем, тебе о сделанном жалеть?

У розы есть шипы, луна и солнце — в пятнах,

Бутон нежнейший гложет гадкий червь,

Таится ил в серебряных фонтанах.

Все люди грешны, грешен даже я...

Шекспир, сонет 35

Глава первая

Бельгрэйв-сквер, Лондон, апрель 1916

В этот вечер он подарил мне розы.

Я ждала его весь вечер, а он пришел поздно — но я не обратила на это внимания, потому что держала на руках мою малышку. Ее тоже звали Розой — чудеснейший дар из тех, какие он когда-либо преподносил мне. За неделю после рождения она немного выросла и с каждым днем становилась все красивее.

Наклонив голову, я вдохнула ее сладкий запах и прошептала:

— О, моя Роза, ты станешь красавицей — прекраснейшее дитя из всех, которых я когда-либо видела.

Ее светлые глазки таращились на меня, пока я шепталась с ней, рассказывала ей о своей любви. Затем, угнездившись у моего сердца, она опустила темные полумесяцы ресниц на пухлые щечки — и заснула. О, я любила ее, как же я любила ее!

Она не проснулась, когда вошел Лео. Я улыбнулась ему поверх ее головки, он подошел ближе и остановился, гладя на нас обеих. Очень осторожно я повернула руки так, чтобы он мог, разглядеть ее получше.

— Смотри, разве она не красавица?

— Да, она красива. — Я услышала нежность в его голосе — он любил ее, как и я. Затем он спросил: — А как ты, Эми?

— Спасибо, Лео, я бодра и здорова. Этот доктор слишком много суетится, — я собиралась расспросить его о поездке, но он опередил меня.

— Я вернулся с подарком для тебя. — Лео подошел к оставленному на столе пакету и начал его развертывать.

Добравшись до продолговатого деревянного ящичка, он открыл крышку и вынул оттуда розы. Наконец я поняла, что это такое — это был новый сорт золотистой розы, который Лео вывел сам.

— Но для них слишком рано — сейчас только апрель! — воскликнула я.

— В прошлом году я перенес один куст в теплицу и дал Хиксу распоряжение телеграфировать мне, когда на нем появятся бутоны, — он встряхнул розы, чтобы они расправились, и протянул их мне. — Это для тебя, Эми.

Поместив мою малышку на сгиб руки, я протянула другую руку и приняла от него цветы.

— Спасибо, Лео, спасибо, — поднеся розы к лицу, я вдохнула их тонкий лимонный запах, а затем опустила их пониже, чтобы полюбоваться шелковой бахромой золотистых лепестков. — Эта роза слишком красива, чтобы не иметь названия.

Серые косящие глаза Лео, решительно заглянули в мои.

— Да, у нее есть имя — я окрестил ее этим вечером.

— Тогда — как она называется?

Улыбка медленно проступала на губах Лео, пока он говорил мне:

— Эми, графиня Ворминстерская.

Я была потрясена. Я всегда любила розы, с тех пор как маленькой девочкой приплясывала вокруг своего дедушки и требовала, чтобы он назвал мне каждую розу, росшую в саду нашего коттеджа. Теперь у меня была роза, названная моим именем! Я чувствовала, как мое лицо светится от радости, когда взглянула на мужчину, который преподнес мне такой чудесный дар. И тогда я увидела это — вспышку любви и влечения в его глазах.

В одно мгновение моя радость превратилась в боль и вину. Он вручил мне дивный подарок, но все, что я могла чувствовать в ответ — только благодарность. Я увидела, как неуверенный проблеск надежды в его косящих глазах начал блекнуть и угасать, и не могла вынести этого. Глядя на розы, его прекрасные розы, я прошептала:

— Они прекрасны, я никогда не видела роз прекраснее этих.

Лео ответил, теперь его голос был тяжелым и безрадостным.

— Я рад... что они тебе понравились.

Я повторила снова, впустую:

— Да-да, они мне понравились, — и поняла, что это прозвучало так — нравятся, но я не люблю. Не люблю.

Мой муж тоже понял это, его рука опустилась в едва заметном, безнадежном жесте.

— Осторожнее, Эми, у них есть шипы.

— Знаю, — взглянула я на него. — Дедушка говорил мне об этом, когда я была еще маленькой девочкой. Я помню, как он говорил, что розы похожи на саму жизнь. Радость и печаль, наслаждение и боль — все это соединено вместе, как цветы вьюнка на колючей изгороди.

— А я — колючая изгородь, — он произнес так тихо, что я едва расслышала его.

— Нет-нет, я... — мой голос ослабел и замер. Что я могла сказать ему? Что я не люблю его, как жена должна любить своего мужа? Он это знал.

Наступило молчание, которое тянулось и тянулось, пока не было нарушено сопящим звуком — Роза проснулась. Я отложила золотистые розы и подняла ее повыше, прижимая к сердцу. Она уткнулась мне в блузку, я быстро расстегнула пуговицы и дала ей грудь. Лео сел напротив меня, не говоря ни слова, но, наблюдая — наблюдая, как я кормлю ребенка, в котором он пытался отказать мне. Чуть позже. Когда, ее ровное посасывание замедлилось, я взглянула на него и сказала:

— Она