Иллюзионист Эйзенхайм [Стивен Миллхаузер] (fb2) читать постранично, страница - 5

представление, пришлось бы всю Вену превратить в один огромный магический театр.

Великолепие последнего выступления Пассауэра было почти устрашающим. На нем присутствовали профессиональные фокусники, которые согласились, что, взятое в отдельности, это представление могло бы затмить величайший из вечеров Эйзенхайма. Для начала Пассауэр подбросил в воздух пригоршню монет, которые сложились в форме птицы; птица пролетела над головами зрителей, звеня крыльями. Держа на ладони серебряный напёрсток, волшебник извлёк из него скатерть, маленький столик красного дерева и серебряный поднос с дымящимся жареным гусем. Когда представление приблизилось к кульминации, фокусник заставил одно за другим исчёзнуть всё, что находилось на сцене: волшебный столик, красивую ассистентку, задник, занавес. Оставшись один в пустоте, он смотрел в зрительный зал со всё возраставшей яростью. Вдруг он разразился демоническим хохотом, сорвал с лица резиновую маску… и оказался Эйзенхаймом. Публика вздохнула как один человек, как огромный жаркий очаг; послышались чьи-то истерические рыдания. Наконец поняв, в чём дело, зрители вскочили с мест и приветствовали великого мастера иллюзии, который всё это время соперничал с самим собой. Господин Уль в своей ложе тоже встал и присоединился к овации. Ему очень понравилось представление.

То ли эта продолжительная мистификация утомила фокусника, то ли сказалось осознание им своего абсолютного одиночества, но так или иначе в том году, в последние дни угасающего века, Эйзенхайм не дал больше ни одного представления. Когда фейерверки в Пратере^[3] и стозалповый салют в саду Императорского дворца отмечали приход нового столетия, Эйзенхайм оставался в своей квартире с далёким видом на реку — ту самую, которая протекала и через его родной город. Немного погодя стало понятно, что это не просто пауза, а скорее временный уход со сцены; некоторые говорили даже, что не временный, а окончательный; сам Эйзенхайм ничего не говорил. В конце января он вернулся в Братиславу, чтобы принять участие в делах отца; неделей позже он был в Линце; через месяц купил трёхэтажную виллу в знаменитых зелёных холмах на окраине Вены. Ему исполнился сорок один год — в этом возрасте человек трезво смотрит на жизнь. Он никогда не был женат, хотя молва и приписывала ему романтические связи то с одной, то с другой ассистенткой; он был красив некой суровой красотой, богат и так силён, что, говорили, мог сделать подряд тридцать приседаний на одной ноге. Вскоре после переезда в Винервальд он стал ухаживать за Софи Риттер, двадцатишестилетней дочерью местного землевладельца, который не одобрял занятия Эйзенхайма и был верным сторонником антисемитской христианской социалистической партии Люгера; девушка, по всей видимости, была влюблена в волшебника, но в самый последний момент что-то пошло не так, она внезапно от всего отказалась и через месяц вышла замуж за торговца зерном из Граца. Около года Эйзенхайм вёл отшельническую жизнь деревенского сквайра. По утрам он брал уроки верховой езды, по вечерам упражнялся в стрельбе из пистолета в собственном тире, посадил весенний сад, запустил рыбу в пруды, выводил новые сорта фруктовых деревьев. На лугу за домом под его руководством выстроили длинное низкое сооружение, похожее на сарай, которое прозвали «фабрикой дьявола», потому что в нём Эйзенхайм держал свою коллекцию обманных зеркал, живых портретов и волшебных шкатулок. Стены были уставлены шкафами со скользящими стеклянными дверцами, в которых хранилось огромное количество магических приборов: исчезающие птичьи клетки, неисчерпаемые чаши, дьявольские мишени, колокольчики Шиллера, цветы с пружиной, букеты с секретом и полный набор потайных приспособлений, используемых в «ручных» фокусах: полые шарики, ловушки для монет, эластичные резинки для трюков с исчезающими платками, поддельные сигары, трубки для фокусов с «перекрашиванием» платков, напальчники, миниатюрные спиртовки для «волшебного» зажигания свечей, фальшивые пальцы, чёрные шёлковые «рукава», чтобы прятать в них шарики. В подвале «фабрики» была большая комната, где Эйзенхайм проводил химические опыты и эксперименты с электричеством, и темнушка за занавесом; Эйзенхайм основательно изучал фотографию и новое искусство кинематографа. Часто он засиживался допоздна, и кое-кто утверждал, что видел в тускло освещённых окнах «фабрики» призрачные фигуры.

Первого января 1901 года Эйзенхайм неожиданно вернулся в свою городскую квартиру с видом на Дунай и венские холмы. Через три дня он вновь появился на сцене. В городе решили, что великий иллюзионист просто пропустил 1900-й год — решил избежать этой иллюзии с двумя нулями. Годовое отсутствие Мастера только обострило интерес публики, и в зале яблоку негде было упасть. В напряжённой тишине занавес раздвинулся и открыл, ко всеобщему изумлению, совершенно пустую сцену, на которой стояли только простой деревянный стул и маленький