Шерстяное сердце (СИ) [Корин Холод] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

«По пять кусков птичьего мяса на горшок… по две горсти крупы… три чашки колодезной воды…»

Младшая доченька, не заслужившая покуда имени, застыла в раздумьях над глиняными крутобокими горшками, помахивая деревянной ложкой.

«Что-то ещё. Что-то… ах, ну да. По кусочку Злого Корня на каждый. Да. Чуть не забыла, помяни меня предки в светлых хоромах своих!»

Четыре остро пахнущих зубчика нырнули в прозрачную жидкость. Младшая доченька облегчённо вздохнула, прилаживая к горшкам подходящие крышки.

«С дырочками! Только с дырочками. А то крупа разбухнет, огонь воду не выгонит в пар, и беда будет…»

Ловко, по очереди, подхватила горшки ухватом и отправила в жаркое нутро печи. И только после покосилась на Недобрую Сестрицу: хорошо ли сработала?

Недобрая Сестрица пожевала губами, поправила прядь бледно-жёлтых, будто солнцем выжженных волос, спавшую из-под платка на лоб, и моргнула. Одобрительно. Хорошо. Справилась, неумеха, ничего не перепутала, всё верно сделала.

«Ну, теперь полторы лучины ждать. А потом вынуть, укутать плотной тканью, и пусть доходит. Будет братьям и отцу радость поутру: младшенькая доброй еды приготовила!»

Младшая доченька чуть улыбнулась и тут же вскинулась, заметалась взглядом и мыслью по Девичьей Избе:

«А как же дела на вечер? Вода в подпол для наговоров не поставлена, орехи не перебраны, а ведь ещё вязать учиться сегодня…» — и вскинула виноватый взгляд на Недобрую Сестрицу. Та покачала головой, губы тронула улыбка, скупая, словно жадный мимохожий торговец.

— Не сегодня учиться тебе вязать. Сегодня — орехами и вправду займись. Воду уж поздно ставить в объятья земные, упустила ты, да не по своей вине. Хотела старших порадовать. Не спутала ничего, горшки целы, и добро. Да пора бы тебе уже прекратить думами прыгать, будто заяц весенний. И зайцам не время, и осень на дворе, и ты уж не егоза, игла сосновая в пятке моей застрявшая. Последние разы тебе у меня ночь справлять. Скоро домой вернёшься. Девой, как есть обученной да умелой.

Младшая доченька так и села. Хорошо хоть, повинуясь суровому взору Недоброй Сестрицы, скамья под седалище подъехала, а то бы так и шлёпнулась на пол. А может, и стояла там скамья, да сама доченька не усмотрела. Да только забыть сейчас можно было бы и про скамью, и про ноги, внезапно слабыми ставшие.

Похвала от Недоброй Сестрицы сама была не редкостью. Уже после первой прошедшей луны младшая доченька поняла: Недобрую Сестрицу злой может только дура назвать. Козе разумом подобная, не более. Не злая она. Просто… Недобрая. Суровая, неприветливая, едкая и острая на слово, как осока болотная, но не жестокая, и уж тем более не злая. Но справедливая. И доброе слово от неё ещё как можно услышать. Раз на пятнадцатый, когда ты, никчёма и неумеха, всё наконец правильно сделаешь и вёдра от колодца, не расплескав половины, донесёшь. Просто, скажете? Конечно, просто. Если вёдра обычные, дощатые, обручами железными схваченные, и каждое по пять кувшинов в себя вмещает. А если ведёрки глиняные, по три горсти в каждом, а коромысло раза в два длиннее привычного? И толще настолько же? Вот так. А донести надо, а за вопрос «а зачем мне это?» в лучшем случае ивовой веткой по пяткам получишь. А в худшем — и пониже спины. После третьего раза охота задавать пустые вопросы проходит. Надо и надо. Сказали — и неси. И спину, спину ровнее держи. Чай не коза горбатая, верблюдью называемая, а дева юная, дочь первого коваля на деревне да и вообще на пять поприщ в округе.

Нет, не похвала Недоброй Сестрицы ноги подкосила и заставила сердце биться втрое от обычного. Иные слова. «Скоро домой вернёшься». Значит, скоро сядет Сестрица у изголовья спящей да шепнёт на ухо имя настоящее, тайное, домашнее, что только родне да будущему суженому знать доведётся. Скоро не девчонкой голоногой, а юной девой можно будет вернуться в селение, с гордой головой пройти по улице к родной избе, и соседи будут ахать и прижимать руки к щекам, мол, как выросла да похорошела в обучении у Недоброй Сестрицы. И Старейшина непременно явится к вечеру и будет тянуть своё вечное «да-а-а», оглаживая бороду. И матушке можно будет помочь у печи, да не так, как сейчас, вчуже, а по-настоящему…

Младшая доченька аж зажмурилась от удовольствия, представляя себе, как всё это будет, и не увидела, как по строго поджатым губам её наставницы скользнула улыбка, светлая, как осенний солнечный луч, и печальная, словно песня дудочки возле ивы речной.

— Ну будет спать наяву, — голос Недоброй Сестрицы хоть и скрипуч, а чист, будто вода колодезная. И холоден так же. — Орехи сами не разберут, у кого из них нутро порченое. А уж пряжа и подавно в узор не сложится. А ну-ка, поживей.

Лёгкой белкой весенней подскочила младшая доченька со скамьи, блеснула глазами, поклонилась наставнице своей в пояс да бросилась