Пегас - роскошь! [Сергей Вячеславович Стребков Stribog] (fb2) читать онлайн

Книга 554448 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Сергей Стребков (Stribog) ПЕГАС — РОСКОШЬ! Нелитературные пародии

Любовь в парадной

Замри, потом проснись внезапно,
Попав в другие времена,
И прошепчи в любой парадной,
Что ты моя и для меня.
В первоянварский день тяжелый,
После бессонницы сплошной,
Дай мне беспутный и веселый,
И полный нежности настрой.
Игорь Потоцкий, «Экспромт № 50»
Замри, потом проснись внезапно,
Попав в другие времена.
Ты помнишь — пили мы в парадной,
Ты у меня была одна.
Потом уже другие были,
Но не забуду никогда,
Как мы тогда с тобою пили
И ты ответила мне: «Да!»
В первоянварский день тяжелый,
После бессонницы сплошной,
Я был довольный и веселый,
И быстро сбегал за второй.
Вот и вторая пролетела,
За третьей сбегал — и опять!
Я понял, братцы, — это дело —
В парадных женщин соблазнять!

Благослови, Господь, кошку!

* * *
Бубнит за дверью ветер-пономарь,
С небес струится ледяная крошка.
Благослови, Господь, любую тварь
И не забудь, пожалуйста, о кошке!
Так повелось: от века, на века —
Она встречает прямо у порога,
Особенно когда грызёт тоска,
Когда на белом свете одиноко.
Сергей Штильман.
Бубнит за дверью ветер-пономарь,
С небес струится ледяная крошка.
Благослови, Господь, любую тварь
И на пол мне нагадившую кошку!
Так повелось: уже из года в год —
Она мне гадит прямо у порога
И лапами линолеум скребет,
Пытаясь прикопать ну хоть немного.
Ее не бью я — молча уберу,
Хотя она и ожидает взбучки.
Так ежедневно — рано по утру
Глядишь — а под порогом снова кучка.
Год на исходе, на носу январь,
Бубнит все так же ветер за окошком.
Благослови, Господь, любую тварь
И под порог мне гадящую кошку!

Таланта нет

«Мы бессознательно воруем друг у друга», —
сказал художник, вынырнув из сна.
Живи в тиши простого полукруга,
а в лес ночной тропинка и сосна
ведут, чтоб, чиркнув лезвием осоки,
искать огонь в пузатых закромах.
Бобок, бобок, напомни эти строки:
художник точка страх.
Что делает он, если вдоволь хлеба?
Хоронит белочку у чёрного ствола.
Таланта нет. Но, свесив ножки, слева
сидит художник чёрный как смола.
Алексей Шурупов, «Чёрный художник»
«Мы бессознательно воруем друг у друга», —
сказал художник, вынырнув из сна. —
«Заначку прячем, если есть супруга,
Несем с завода, даже если грош цена.
Воруем поэтические строки,
Воруем рифмы, например: бобок — зубок.
И, может быть, еще войдем в пророки.
Писать! Писать! Стараться! Дайте срок!»
Художник выпил малость для сугрева:
«Писать умеешь — честь тебе, хвала!»
Таланта нет. Но, свесив ножки, слева
Сидит Шурупов злющий с похмела.

Ловите капли

* * *
Пока летят большие капли,
Мир успевает измениться.
Исчезли злость, лопата, грабли;
Застыла пятая страница
Забытой книги на веранде.
Проснулась кошка на минуту.
Зашел Виталий вместе с Надей,
Когда уже лило повсюду.
Анастасия Скорикова
Пока дождя ловила капли,
Успело в доме измениться.
Исчезло все — лопата, грабли,
Из книги вырвана страница.
Кто заходил? Виталий с Надей.
Играли в карты, пили водку.
А я же ведь для этих гадин
Купила лучшую селедку!
Звонить в полицию, скорее!
Пока не продали лопату
И грабли… Мне они нужнее!
А дождик капал все и капал.

Прозренье

* * *
Однажды я устал от пьянства.
Потом просох от пьяных слез.
Труху словесную в пространство
Мело метелками берез.
Я понял там интуитивно,
Устав, как водится, вконец,
Что жизнь настолько же противна,
Насколько портится жилец.
Евгений Романов
Однажды я устал от пьянства —
Со мной такое в первый раз!
А в холодильнике пространство
Бутылок заполнял запас.
Что делать? Выкинуть в помойку?
Но это ж денег целый воз!
Хотя сейчас не Перестройка —
Купить бутылку не вопрос.
Я понял, сам, интуитивно —
Продолжу пить и мне конец!
Хоть жить без водки и противно,
Но буду пить — я не жилец.
Теперь живу я так, как надо
Без искаженья вижу мир.
Смотрю на жизнь я трезвым взглядом
И пью лишь соки и кефир.

На огороде

* * *
Какая птица пролетела!
А я её не разглядела.
Мигнула мне золотооко,
мелькнула синим и зеленым,
стрелой воздушного потока
ввинтилась в ветреные склоны.
А я стою на огороде
и поливаю лук из лейки,
и соответствую природе
в своей китайской телогрейке,
и верю — там, в небесном круге,
мотив варьируя и тему,
поют, поют ее подруги,
гармонизируя систему.
И я бы в этом хоре пела,
от катастрофы мир спасала…
Какая строчка пролетела!
А я её не записала.
Ирина Василькова
Какая птица пролетела!
А я её не разглядела.
Крылом махнула золотистым
И чем-то капнула на шляпу —
Теперь нести ее в химчистку
Или просить почистить папу.
Ведь сколько пугал в огороде
Стоят себе, ворон пугают,
Гармонизируя природе…
А птицы все равно летают.
Пальнуть по ним бы из винтовки,
Да жаль на них патроны тратить.
А птицы — мерзкие чертовки,
Летят себе, поют и гадят.
Спасая мир от катастрофы
Из лейки лук я поливала,
И сочиняя эти строфы
Своим стихом я птиц пугала.

Воспоминания

* * *
Видишь, здания набекрень?
Видишь, улицы бьет простуда,
В этом городе, где мигрень
Заливает мои сосуды?
Опрокинутые на дно,
Мы рыбешки в кирпичном блюде.
Этот город твердил одно:
Что другого у нас не будет.
Слышишь, пьяные в кабаке?
В парке девушки жмутся глубже.
Я не знаю, в какой руке
Тот билетик, который нужен:
То ли снег залепил глаза,
То ли в компасе сбился полюс.
На какой мне идти вокзал,
И успеть на который поезд?
Сара Зельцер
Электрички вагон, как поднос —
Мы рыбешки в железном блюде.
Гулко слышится стук колес,
По вагонам набились люди.
Едут в город за колбасой
Сразу первым утренним рейсом
Ноги мерзнут, будто босой,
Хоть и день на дворе апрельский.
Видишь, здания набекрень?
Видишь, очереди повсюду,
В этом городе мы мигрень
Заливающая сосуды.
Этот город твердил одно:
Что другого шанса не будет.
Будут пить в кабаках вино
И к вокзалу тянуться люди.
Я не знаю, в какой руке
Где билетик, а где сосиски:
Может выронил в кабаке,
Ну а может как девушку тискал.
То ли снег залепил глаза,
То ли в компасе сбился полюс.
Не могу я найти вокзал,
Чтоб успеть на обратный поезд.

Худой фонарь

Унылый день не станет датой,
забудь и зря не морщи лоб,
на простыне, ветрами смятой,
уснул калачиком сугроб.
Раздвинешь шторы — тени в коме,
на сером — белые штрихи,
ночных воспоминаний промельк
тревожит старые грехи.
Былое тронешь ненароком,
не вороши, что там — внизу,
худой фонарь у тёмных окон
пускает жёлтую слезу.
И сколько от себя не бегай,
найдётся повод для тоски…
с берёзой, облаком и снегом
роднятся белизной виски.
Валерий Мазманян, «Худой фонарь у тёмных окон пускает жёлтую слезу»
Унылый день и я поддатый,
Забудь и зря не морщи лоб,
На простыне, под нами смятой,
Наш кот улегся, как сугроб.
Его подвинешь — он обратно,
Спихнешь — он снова на кровать.
Ему, наверно, не понятно, —
Он нам с тобой мешает спать.
Его не трогай ненароком,
Не вороши — пускай он спит.
Худой фонарь из темных окон
Мерцает и глаза слепит.
И сколько в туалет не бегай
Чтобы немного покурить,
Кот спит себе пушистым снегом,
Лишь только ухом шевелит.

Не пойманный — не вор

* * *
Оторванная дверца без петель,
Бужу добро, не поминаю лихо.
Дай бог дожить до станции апрель
И родине уткнуться в облепиху,
Где мелкий дождь — не пойман, и не вор,
Где в поле спит машина грузовая.
И яблони молчат, как на подбор,
Мелодии моей не узнавая.
Сара Зельцер
Оторванная дверца без петель,
Когда вскрывал машину — было тихо.
Одно лишь плохо — на дворе апрель,
Дороги, как варенье с облепихи.
Ты не боись — не пойманный — не вор,
Машину спрячешь на колхозном поле.
А яблони молчат тебе в укор,
Но это не запишешь в протоколе.

Окраина

* * *
По осени синицу с теплых рук
Кормить пшеном, читая между делом:
«Шестое декабря. Ирина Круг
С большим концертом в доме офицеров».
Люблю тебя, окраина, за дел
Замедленное тихое скольженье,
Как лодок по октябрьской воде
На станции у Саши или Жени —
Имен не помню. Только первый снег
На козырьках ссутулившихся зданий,
На спинах попрошаек и калек,
Как порошок от будущих страданий,
Как ветра обещанье в проводах,
Что холодов не стоит опасаться…
В Москве на подоконник никогда
Синицы не садятся.
Сара Зельцер
Синицу покормила с теплых рук,
А после телевизор посмотрела.
По «Новостям» сказали: «М. В. Круг
Застрелен в своем доме. Будет дело».
Люблю тебя, окраина, за то,
Что дел таких поменьше, чем в столице.
Ну, шапку украдут или пальто
Никем не установленные лица.
Вот как-то раз, — не помню имена,
Быть может Саша, а быть может Женя…
На Новый год напился допьяна,
В сугроб упал и пролежал там без движенья.
В Москве же даже не войдешь в метро —
Обчистят попрошайки и калеки.
А вот во времена Политбюро
Такого не бывало и вовеки.


Оглавление

  • Любовь в парадной
  • Благослови, Господь, кошку!
  • Таланта нет
  • Ловите капли
  • Прозренье
  • На огороде
  • Воспоминания
  • Худой фонарь
  • Не пойманный — не вор
  • Окраина