In Umbra: Демонология как семиотическая система. Выпуск 5 (pdf) читать постранично, страница - 4

нетленные внутренности демы, вместилище его жизненной силы», обводит их овалом, который должен
изобразить кожу, и добавляет: «Снаружи он может выглядеть поразному. Это нарисовать нельзя». Демы «могут принимать любой
облик, выступая то в образе человека, то снова в образе зверя или
дерева и т. д.» [Неверман I960: 272 и 32].
14

Оборотничество

в потусторонний мир для поисков мужа или жены, исчезнувших
из-за нарушения запрета).
Оборотничество в узком, собственном смысле слова — это
врéменное, произвольное (чаще) или непроизвольное обретение
чужого облика с последующим возвратом к своему первоначальному виду [СД 3: 466]; обычно подобные превращения имеют
множественный, даже регулярный характер — ежегодный или
ежедневный. В связи с их «годовым циклом» вспомним известное сообщение Геродота (IV, 105) о племени невров:
Эти люди, по-видимому, колдуны. Скифы и живущие среди них эллины, по крайней мере, утверждают,
что каждый невр е ж е г о д н о н а н е с к о л ь к о
д н е й обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик [Геродот 1993: 213].

Примером «сезонного оборотничества» может служить
следующий случай:
Жители франко-канадской деревушки сняли зимой со
льдины юношу, который оказался хорошим работником,
стал ухаживать за одной из первых местных красоток,
но в е с н о й, в о в р е м я л е д о х о д а, в д р у г
с и л ь н о п е р е м е н и л с я, перестал обращать на
нее внимание, а потом исчез. Ночью в лесу местные жители повстречали огромного волка, который, уходя от
погони, вскочил на льдину и уплыл на ней [Бестон 1985:
114–116; Акимов 1996: 133].

Обратим внимание: оборотень исчез так же, как появился (со
льдины — на льдину), а временны́м рубежом в его «трансформационном цикле» оказалась весна, начало ледохода, видимо, обладающего лиминальным значением. Что же касается «суточного цикла»,
то он хорошо иллюстрируется скандинавской традицией: люди,
склонные к оборотничеству, назывались «спящими по вечерам»:
15

С. Ю. Неклюдов

…вечером они впадали в бессознат е л ь н о е с о с т о я н и е и лежали неподвижно
окружающие же толковали это так, будто из спящего вышла душа и бегает в волчьем облике [Ярхо 1931: 260].

Нечто подобное рассказывается об одном из исландских
первопоселенцев по имени Ульв (‘волк’):
[Он] каждый раз, когда вечерело, начинал избегать людей, так что лишь немногим удавалось завести с ним беседу. К вечеру он делался сонливым. Поговаривали, что он
оборотень, за что был прозван Кведульвом («вечерним
волком») [Стеблин-Каменский 1956: 63–64, 106, 110].

Данные представления встречаются преимущественно в сфере актуальной демонологии и в зависимых от нее нарративах. Согласно им, способность к оборотничеству может быть обретенной,
предопределенной судьбой или врожденной; бывает она и наследственной [Новичкова 1995: 448]. Оборотнем можно родиться
в результате проклятия родителей, зачатия под Пасху, соития женщины с волком. Оборотни осмысливаются и как «особая порода
людей», причем «мужики чаще обращаются в медведя, а женщины — в свинью» [Власова 1995: 262]; впрочем, принимают они
также облик лошади, волка, собаки, кошки, совы, сороки, петуха,
рыбы, змеи, жабы, лягушки, ежа и т. д. [СД 3: 468].
Способность к оборотничеству устойчиво приписывается
ведьмам и колдунам. Согласно народным рассказам, колдун может превратиться в птицу и проникнуть в дом жертвы в качестве
соглядатая3 или в образе коршуна похитить ребенка из чрева бе3

Ср.: именно с разведывательными целями гении-хранители трех шарайгольских ханов превращаются в «небесную птицу Ганга» (Гурван
хааны сахиус тэнгэр Ганга шувуунд хувилж), которую Рогма-гоа сразу
опознает как демоническую птицу-оборотня (мангасын хувилгаан
шувуу) [Козин 1935/1936: 141–142; Arban ǰiüg-ün eǰien I: 177–178].
16

Оборотничество

ременной женщины [Зин. 1987: ГII 15; ГII 7] и т. п. Самые разные
личины умели принимать знаменитые разбойничьи атаманы
(которым вообще приписывались колдовские свойства): Степан
Разин мог становиться деревом, Игнат Некрасов превращался
в кого захочет, саратовский разбойник Галяев «был способен
оборачиваться в разных животных, причем нередко из-под носа
своих преследователей улетал в виде птицы — ясного сокола»,
вологодский разбойник Блоха был прозван так потому, что мог
превращаться в блоху, и т. д. [Рыблова 2003: 41–45].
Кроме оборотничества, так сказать, активного, встречается
также пассивное, «принудительное», т. е. превращение коголибо в волка, свинью или другое животное на определенный
срок (~ навсегда) чарами колдуна [СД 1: 418–419 (Гура А.В.,
Левкиевская Е.Е. «Волколак»); Новичкова 1995: 447–448]: так,
колдун превращает в волка юношу, отказавшегося жениться на
богатой невесте [Зин. 1987: ГII 23], оборотнем делается парень,
проклятый на свадьбе [Зин. 1985: ВII.6], и т. п., частым мотивом мифологической прозы является превращение в волков
(~ собак, кошек) участников свадебного поезда или застолья
обиженным колдуном (~ ведьмой), причем