История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии [Султан Магрупович Акимбеков] (fb2) читать постранично, страница - 5

историографии, принятой новейшей русской, факты украинской истории обыкновенно включали эпизодически в традиционную схему восточноевропейской или, как она называется обыкновенно, русской истории. Последняя начиналась старейшими известиями о Восточной Европе; после обзора славянского расселения следовало изложение истории Киевского государства, доводившееся до второй половины XII века, после чего нить повествования переносилась в великое княжество Владимирское, потом Московское, и, наконец, история Московского государства переходила в историю Русской империи»^[3]. Не соглашаясь с российской интерпретацией, Грушевский делает предположение, что уже среди древних славян намечалось разделение на три группы племён. Среди них он выделяет «южную, украинскую, группу славянских племён, которые располагаются в бассейне среднего и нижнего Днепра, простираясь на запад в область Карпат»^[4]. Таким образом, Грушевский отстаивает право на историческую самобытность современного украинского этноса, пытаясь найти для этого основания в прошлом.

По большому счёту, перед обоими уважаемыми историками стояла сложная задача ответить на вопрос: как можно разделить историю Древней Руси, общую для современных этносов русских и украинцев? Такая постановка вопроса была обусловлена идеологическими задачами. При этом важно отметить, что эти задачи не были поставлены государством. Они были вызваны потребностями современных русского и украинского обществ в самоидентификации.

Примечательна логика рассуждений Соловьёва и Грушевского. Чётко видно, что оба историка идут в прошлое от современного для них исторического момента. То есть они исходили из объективного факта существования современных этносов русских и украинцев и уже потом выдвигали аргументы, которые обосновали бы их существование на той территории, которую они занимают в настоящее время. Естественно, что при этом они, как и любые другие историки на их месте, просто вынуждены вступать в полемику с представителями противоположной стороны. Потому что речь идёт об одном историческом поле, которое крайне трудно разделить таким образом, чтобы не задеть чьих-то историко-идеологических интересов.

Это замечание важно для нашего исследования. Подобный принцип изучения истории с современных позиций характерен практически для всех обществ, которые сталкиваются с проблемами самоидентификации и создания государственной идеологии. Практически везде вопросы истории рассматриваются с точки зрения современных идеологических задач. Затем в глубинах истории ищут основания, подтверждающие современную реальность. Получается как бы логика наоборот. От реалий сегодняшнего дня мы двигаемся в прошлое. Однако проблема в том, что кроме нас в это же самое прошлое двигаются и наши соседи, и зачастую бывает очень трудно разделить когда-то общее прошлое на отдельные составные части.

Поэтому практически на всём пространстве бывшего СССР мы можем наблюдать своего рода «битву за прошлое». Очевидно, что это будет продолжаться до тех пор, пока в новых независимых государствах не завершатся процессы государственного строительства. Для этого важно накопление необходимого количества качественной исторической литературы, где будут проговорены самые сложные моменты истории, особенно в части взаимодействия с соответствующими историями соседних стран.

Вызов для науки

Несомненно, что существующий спрос со стороны и государства и общества на историческую идеологию не может не оказывать влияния на состояние исторической науки. К тому же последняя испытывает серьёзные проблемы с теоретической базой для проведения научных исследований. На территории бывшего СССР последнее обстоятельство тесно связано с кризисом прежней марксистской идеологии, которая в советские годы находилась в основе любой общественной науки. В частности, принципиально важный характер имела теория общественно-экономических формаций, последовательная смена которых, собственно, и определяла основной вектор развития в истории. Данная теория носила универсальный характер и могла применяться для любых обществ, как на Западе, так и на Востоке. Всего формаций было пять — от первобытнообщинной через рабовладельческую, затем феодальную, капиталистическую и вплоть до социалистической. При этом смена формаций зависела от накопленных изменений в экономическом базисе тех или иных обществ и тесно с ними связанных перемен в характере собственности на средства производства.

В философском смысле, с позиций исторического материализма, она базировалась на безусловном приоритете базиса над надстройкой, в том числе материального над случайным. Соответственно теоретически она позволяла придать стройность и основательность всей истории человечества, исключить из неё элементы случайности, связанные, например, с ролью личности в --">