История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии [Султан Магрупович Акимбеков] (fb2) читать постранично, страница - 8

данными источников.

При этом классической исторической науке было сложно реагировать на изменившуюся ситуацию. Это связано с несколькими обстоятельствами. Во-первых, доминирование во времена СССР узкой научной специализации создавало объективные сложности для учёных при переходе на уровень интерпретаций и обобщений. Во-вторых, отсутствие каких-то новых источников ставит естественные пределы для расширения масштаба работ. В связи с тем что их появление в принципе не предвидится, то возникает ощущение, что нет и оснований для появления новых исследований. В-третьих, явная девальвация исторического знания за счёт появления в данной теме массы непрофессиональных авторов с чрезмерно вольным обращением с информацией вынуждает имеющихся специалистов держаться прежних теоретических подходов. Важно отметить, что существовавшая ранее теория формаций зачастую кажется им своего рода точкой опоры в накатывающейся на них волне суррогатного знания.

В качестве примера можно привести ситуацию в исторической науке Казахстана. Теория формаций, даже в ситуации беспрецедентного роста количества околоисторической литературы, до сих пор находится здесь в основании сравнительно немногих профессиональных работ по истории. В частности, ключевой вопрос казахской истории о происхождении жузов объясняется почти исключительно с позиций формационной теории. С этой точки зрения естественно-исторические факторы развития, такие как материальная культура, образ жизни или маршруты перекочевок, являются определяющими по отношению, например, к процессам политическим. Последние с точки зрения формационной теории носят заведомо случайный характер. Сегодня в отношении кочевых обществ уже не используют определение «феодальная формация». В то же время продолжают применяться базовые постулаты исторического материализма, в частности идея первичности базиса к надстройке. Другими словами, материального к случайному, в частности к политическим процессам.

Всё это приводит к ситуации, когда в обществе появляется очень много вопросов, на которые часто нет соответствующих ответов. В результате этого образуется вакуум, который, собственно, и заполняется околоисторической литературой. Последняя постепенно начинает доминировать в общественном сознании и даже в процессах государственного строительства. Можно согласиться со словами известного казахстанского историка Нурболата Масанова о том, что в современном Казахстане «история перестала быть уважаемой и приобрела мифологический, фантазийный, мистификационный либо сенсационный характер»^[10]. Между прочим, одной из причин широкого распространения такой литературы как раз и стал кризис советской идеологии, который естественным образом затронул и базовую для исторической науки времён СССР теорию общественно-экономических формаций.

Собственно, её проблемы и привели к появлению теоретического вакуума в науке. В связи с этим можно признать, что «отказ от методологического основания — шаткая позиция в науке. Теория, равно как и природа, не терпит пустоты. Отсутствие методологического основания толкает историческую науку либо на эпигонство, либо на эмпиризм, либо, наконец, на поиск новых объяснительных принципов»^[11]. В данный момент этот вакуум весьма активно заполняется. В то же время неконструктивно выглядит и простая, некритическая защита прежних формационных положений в истории, например, как в случае с происхождением тех же казахских жузов. Это не позволяет находить ответы на сложные вопросы, в результате чего и создаются благоприятные условия для того же мифотворчества.

Однако в любом случае новая ситуация, при всей её хаотичности, всё равно предпочтительнее времён господства советской исторической идеологии со всеми её незыблемыми постулатами. Творческий поиск всё равно идёт, другое дело, что кризис прежних методов организации научного процесса объективно сузил круг специалистов и одновременно снизил их качество. В частности, это справедливо для новых независимых государств, особенно тех из них, которые перешли к рыночным отношениям. Здесь занятия наукой уступают по престижности многим другим специальностям. В результате та же история во многом отдаётся на откуп энтузиастам, среди которых как раз очень много непрофессионалов, вольно обращающихся с имеющимися данными. И тем не менее здесь гораздо больше свободы творчества, нежели в странах, которые постарались сохранить организационные основы советской государственности, включая, в том числе, и наличие единственной доминирующей идеологии. Поэтому, например, из стран Центральной Азии в Казахстане, Киргизии, Таджикистане мы имеем дело с бурным всплеском интеллектуальной активности, в то время как в Туркменистане и Узбекистане ситуация напоминает поздний СССР. И даже несмотря на зачастую низкое качество исследовательского продукта, активность --">