Вокруг закона Вернера [Анатолий Симонович Либерман] (fb2) читать постранично, страница - 7


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

сохранился архаичный тип спряжения) согласные чередуются так, как и предсказывает закон Вернера. С. Судзуки [Suzuki 1994, 222] с полным основанием отрицает хронологическую гипотезу. Остается в силе традиционный вывод, что в готском произошло выравнивание в пользу глухих спирантов. Но если это так, значит, глухие и звонкие спиранты были самостоятельными фонемами; аллофоны, по определению, не подвержены аналогии — обстоятельство, отмеченное еще Л. С. Щербой. Обычно же подчеркивается, что закон Вернера произвел звонкие аллофоны спирантов и что распределение было дополнительным: глухие после ударного слога, звонкие после неударного. Эта формулировка нуждается в уточнении.

Какими бы ни были индоевропейские согласные, традиционно считавшиеся звонкими придыхательными, в процессе перебоя они сначала превратились в спиранты, а впоследствии либо сохранились в этом качестве, либо в ряде позиций изменились в смычные. По тому же перебою индоевропейские */p t k/ изменились в гоморганные им спиранты, так что, например, в готских словах типа ufar ‘над’ (с /f/, в готском не было интервокального озвончения щелевых) и liuba ‘любимый’ (с /v/) образовались противопоставления спирантов по глухости-звонкости. Таким образом, если общепринятая реконструкция Первого перебоя хотя бы приблизительно верна, то в результате данного изменения в германском праязыке возникли глухие и звонкие щелевые фонемы. Поэтому выравнивание в пользу глухих спирантов в готских сильных глаголах, хотя и не могло быть предсказано, во всяком случае не противоестественно. Скорее можно удивляться, почему сходный процесс не произошел в других германских языках.

Возникшее по закону Вернера /z/ оставалось в дополнительной дистрибуции со старым /s/, и следует предположить, что оба приобрели статус фонем под давлением системы. Независимость /z/ от контекста особенно хорошо видна в готском. Графема ⟨z⟩ встречается как между гласными, так и между гласными и звонкими согласными: ср. huzd ‘сокровище’, azetizo ‘легче’, azgo ‘пепел’ и т. п. Источники /z/ разные: в azgo оно продукт ассимиляции, в huzd — из паразитической вставки внутри геминаты */d:/, в azetizo лишь второе /z/ из */s/ по закону Вернера (происхождение этого слова неизвестно), но даже если допустить, что во всех словах с ясной этимологией готское /z/ обязано своим существованием закону Вернера, его фонемный статус очевиден: ср. hazjan ‘славить’ и hausjan ‘слушать’. Ситуация в словах типа is ‘он’ ~ izei ‘который’, в противоположность приводившимся выше kas ‘сосуд’ ~ kasa (дат. пад.), такая же, как в русских парах рос — росы, роз — розы, с той лишь разницей, что роз, омоним рос, пишется в соответствии с морфологическим принципом, а в готском is и kas писались фонетически. Характерно и обобщение то /s/, то */z/ в спряжении германского глагола по разным языкам (*/z/ дано со звездочкой, потому что реально встречается /r/, продукт ротацизма). Подобный выбор возможен только на фонемном уровне.

Б. Трнка [Trnka 1936] и Е. Курилович [Kurylowicz 1962, 24] тоже, видимо, считали, что глухие и звонкие спиранты в германском были самостоятельными фонемами, так как говорили об их нейтрализации (нейтрализоваться в рамках теории Н. Трубецкого могут, разумеется, только фонемы). Трнке ссылка на нейтрализацию понадобилась для того, чтобы подчеркнуть различие между озвончением по закону Вернера и внешне сходным процессом (коснувшимся, правда, только /s/) в современном английском языке. Куриловича интересовало устранение звонких спирантов в сильных глаголах готского языка, которое он объяснял нейтрализацией противопоставления глухой-звонкий на конце слов. Мысль свою он не развил. Но она сводится к тому, что когда-то в единственном числе прошедшего времени сильный глагол мог оканчиваться либо на глухой, либо на звонкий спирант (в зависимости от того, какой из них стоял между гласными в настоящем времени и в инфинитиве), а конечное оглушение нивелировало это различие, поскольку в исходе слова стал возможен только глухой. Противопоставление потеряло часть своей базы и в сильных глаголах было полностью устранено.

Куриловича отличала склонность реконструировать цепные реакции по модели «букашка взорвала мир» и возводить крупнейшие сдвиги в фонологической системе к снятию противопоставления в одной позиции. Он и Первый перебой объяснял нейтрализацией противопоставления по глухости-звонкости у смычных перед /s/. Очевиден и «атомизм» его реконструкции, тот грех, в котором структуралисты обвиняли младограмматиков. Надо полагать, что конечное оглушение спирантов тоже произошло не без причины, но Курилович принимает его за данное. Сходные процессы, хотя в меньшем масштабе, наблюдаются в древневерхненемецком и древнеанглийском. Как и оглушение концов в русском языке, они были предметом многочисленных обсуждений. Вполне вероятно, что одна и та же сила вызвала обобщение глухих спирантов в готских сильных